Хранители пяти сердец бесплатное чтение

Редактор Анна Абрамова

Корректор Елена Кулыгина

Иллюстратор Елена Щеголева

Дизайнер обложки Клавдия Шильденко

ISBN 978-5-0059-0790-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая. Разоблачение

Двигаются. Одни еле шевелятся, другие безвольно повисли. Некоторые мельтешат ручками и ножками, надеясь соскочить с крючка. Нет, поздно. Этот поглотитель очень умен. Звук его волн манит.

Ник пытался отмахнуться от опять нахлынувшего видения. Маленькими марионетками облеплены снаружи и изнутри все стены величественного здания, раскинувшегося на берегу Москвы-реки. Скорей бы отдать то, с чем сюда приехал, и покинуть опасную территорию.

Работа курьером позволяла войти в любое из зараженных зданий, но не находиться в них долго, кроме того, давала определенную свободу. Раньше эта беготня не приносила ничего, кроме хоть какого-то заработка и боли в ногах. До тех пор, пока он не увидел. Ник даже не помнит, как в точности это произошло, сон это был или явь. Но встреча с длинноволосым человеком изменила его жизнь, разделив на до и после.

Наверное, явь, которая возникла на границе реальностей. Был стандартный входящий звонок из колл-центра: здравствуйте, требуется сделать доставку из пункта А в пункт Б. Ничего необычного. Отличался этот заказ лишь тем, что забрать посылку нужно было не из офисного помещения, а из кафе. Но такие заказы приносят деньги, поэтому Ник включил его в рабочий график.

В назначенный час Ник подошел к кафе под вывеской «Время». Начинался дождь, и Ник торопливо заскочил внутрь, на ходу скидывая уже успевшую промокнуть куртку. Присел за барную стойку и оглянулся. Было еще совсем рано для большого наплыва посетителей, оно и понятно: спальный район, и даже поклонники недорогих бизнес-ланчей не успели набиться в полумрак пропахшего с вечера фруктовыми кальянами интерьера. Заказчик тем временем опаздывал уже на десять минут, судя по часам на стене. Это раздражало Ника: любая задержка продлевала его рабочий день. Надо бы доставить заказ до часа пик и поскорее убраться из ненавистного метро, в котором приходится проводить полжизни. Курьер сосредоточил внимание на часах. Не замечать их было сложно: они занимали полстены и громко тикали, однако не это было любопытно. Ник увидел, что секундная стрелка на них двигалась в обратную сторону, против хода минутной и часовой. «Сопротивляйся не сопротивляйся, ход времени не повернуть вспять», – подумал Ник. И чем нахальнее ты двигаешься против, тем это заметнее. Ты – секундная, а время определяют по тем жирным, что становятся на цифры. Бунтуешь, не понимая, что, скорее всего, с тобой и возиться никто не будет, снимут – только и всего, чтобы не привлекала внимания. Если ты не стал в жизни жирной часовой стрелкой, то все твои попытки ею казаться все равно ни к чему не приведут.

– Ошибаетесь, молодой человек. Людям очень важно понимать свое предназначение и не поддаваться обману, если вокруг вранье, а эти часы врут, – уверенный и низкий тембр прервал его размышления.

Ник вздрогнул, тут же ощутил какую-то пустоту и шевеление в районе солнечного сплетения. С соседнего стула к нему обращался мужчина средних лет с длинными волосами, собранными в хвост на затылке, и в черной майке с какими-то странными аппликациями-знаками. «Такие майки в моей юности продавали на концертах рок-групп», – подумал Ник. Изображения с обложек альбомов CD выглядели очень нелепо на майках – какие-то знаки, иероглифы, черепа. Ребята в подростковом возрасте носят всю эту атрибутику, им так проще казаться значительнее в глазах окружающих и подогревать к себе интерес. «Но этот-то чего лезет, пусть даже я и подумал вслух, – злился Ник. – Кухонный психолог с внешностью стареющего рокера», – он не унимался и раздражался все больше. Психологи – еще те комбинаторы. Их успех заключается в том, что своими вопросами они дают понять человеку, что до него есть дело. В обычной жизни между людьми так не происходит. Каждый озабочен только своей персоной. И лишь психолог – за деньги – еще и вашей. Все эти мысли мелькали в голове у Ника, пока он всматривался в незнакомца, заговорившего с ним так бесцеремонно и неожиданно.

– Мне необходимо вам кое-что передать. Отнесете этот предмет по данному адресу, – незнакомец подвинул по барной стойке сверток и визитку с адресом.

«Откуда он меня знает, – опять удивился Ник. – Ах, да, у меня же рюкзак с фирменной символикой службы доставки, как я сразу не догадался». Несмотря на очевидность делового интереса незнакомца к его персоне, Нику не терпелось побыстрее попрощаться и уйти из кафе. Что-то продолжало его тревожить – не отпускала дрожь в солнечном сплетении и какое-то оцепенение во всем теле мешало думать. В этом состоянии, ничего не сказав длинноволосому, Ник схватил куртку и рюкзак и поспешил на выход. Сверток он держал в руках, на ходу запихивая его в рюкзак.

Выскочив на улицу, он с удовольствием подставил лицо струям дождя и стал жадно вдыхать свежий воздух. Накатывала тошнота и кружилась голова.

«Ох, и духота в этом кафе, экономят, гады, на вентиляции», – Ник заспешил к станции метро и, когда подошел к ней, вспомнил, что не знает, куда нужно доставить заказ этого неприятного типа.

Дождь усиливался, с капюшона курьерской куртки стекала вода. Служебные рюкзак и куртка были сделаны из непромокаемой ткани – могли задерживать воду, хоть целый день броди по городу в ливень или снег. Все делают, чтобы погода не угрожала их бизнесу, рвачи. Иногда Нику казалось, что и с офисным кофе что-то не так, наверняка с добавками. Особенно после утренней планерки, где сотрудникам службы доставки в очередной раз вместе с кофе и бутербродами закачивали в сознание экстракт корпоративных ценностей и НЛП-технологий. Работа, откровенно говоря, собачья. Долго не выдерживает никто. Не от хорошей жизни, понятно, туда устраиваются. И дураку ясно, что компания снижает издержки, пытаясь сформировать ручной и постоянный коллектив. Видите ли, клиент хочет доверять свой хлам одному и тому же лицу. Ну, и платите тогда за вип-обслуживание, если нравится, когда один и тот же скороход к вам таскается. В этой работе не нужен интеллект, наоборот, желательно о нем забыть, иначе не выдержать. Нужны выносливость и умение уходить в свои мысли. Ник мог сделать десять доставок в разные районы мегаполиса и не устать. Тогда он звонил в офис и брал еще заказы. Мог работать сутками. Лишь бы не находиться в одиночестве в этой ужасной комнате на чердаке, или, как его гордо именовали арендодатели, «мансарде» старого московского особняка. Окошко-бойница, выходящее во двор-колодец, вход через подворотню, где зачастую справляли нужду не только собаки, но и загулявшие горожане. Зато рядом метро. Этим гордятся все владельцы московской недвижимости, кто сдает свои конуры в аренду. Пусть загаженный подъезд и гнилая канализация, зато метро в шаговой доступности. Тихий центр. Тоже очередной самообман. Ну, какой он тихий, если внизу тысячи поездов в день, а наверху миллионы людей и машин. Тихо только на берегу озера в Альпах. Ну, или в космосе.

«Так, адрес на визитке, визитка на свертке», – Ник забежал в вестибюль станции, чтобы достать сверток, не намочив его. Сохранная доставка – это вообще отдельная история. Пару раз он ронял заказы, несколько раз терял: вытаскивали незаметно в метро. Это было в самом начале его курьерской жизни. Неприятно вспоминать об этом. Пришлось тогда долго отрабатывать штраф. Зато благодаря именно этим неприятным событиям он узнал о своей особенности – не спать сутками. Вернее, он узнал об этом еще раньше, но это было в прошлой жизни, и он своего нездорового бодрствования тогда попросту не замечал. Стресс занял всю его жизнь в тот переломный для его судьбы момент. Борьба и выживание были смыслом. Потом осталось только выживание.

По адресу с визитки поисковик показывал, что ехать придется минут сорок в метро. «Две пересадки – и буду на Якиманке, повезло, что центр. Двадцать минут до своей каморки оттуда неспешным шагом. Что-то нездоровится сегодня. Вчера в метро так все кашляли, да и ноги промочил. Сейчас отвезу заказ и спать», – Ник побежал вниз по эскалатору. В ожидании поезда Ник стал рассматривать людей на перроне. Опять было душно, и рюкзак под землей как будто стал весить килограммов на десять больше. Ника мутило, стучало в висках. Стук сердца отдавался звоном в ушах. «Магнитные бури. Вчера по радио в автобусе обещали. Надо поесть». Ел вчера последний раз, часа в два дня. Это раньше он предпочитал лучшие органические продукты по индивидуальному меню от своего повара. Но такие воспоминания надо гнать прочь. Чтобы выжить. Чтобы не разрушить себя до основания жаждой расплаты и отравляющим чувством свершившейся с ним несправедливости.

Внимание курьера привлек высокий подтянутый мужчина средних лет. Он стоял к Нику спиной и увлеченно беседовал со своей спутницей. Был одет довольно просто – в куртку, джинсы, кроссовки, но что-то франтоватое было в его образе. Как будто он хотел стать актером или певцом, но стал бизнесменом или служащим, а желание привлекать к себе внимание осталось. Он стоял, подбоченясь, и вся его поза выдавала манерность и привычку молодиться. Его спутница, симпатичная брюнетка, активно жестикулировала и явно пыталась в чем-то этого мужчину убедить. Судя по мимике, жена. Вот так всегда. Сначала они милые и эфемерные создания, а после штампа в паспорте бульдозер-тяжеловес, проходящийся ежедневно по мужскому самолюбию. Свой брак Ник вспоминал так же неохотно, как и былую жизнь, урывками и, как правило, сжимая челюсти до скрипа зубов. Иногда с грустью: скучал по детям.

Брюнетка продолжала настаивать. Мужчина оппонировал, но без особого энтузиазма. По позе со спины было видно, что он раздражен. Ник, смотря ему в спину, вдруг увидел, что куртки как будто не стало, тело мужчины стало прозрачным, а внутри него сидела огромная змея. Хвост и туловище расположились в районе желудка, голова же обвила левую ногу и впилась зубами в бедро. Ника прошиб холодный пот. «Что за ерунда?! Это от голода, не иначе». Видение продержалось еще несколько секунд, затем подошел поезд, и толпа, подхватив курьера, ринулась в вагон. Ник оглянулся на пару на перроне, они, подождав, пока толпа схлынет, неторопливо вошли и стали у дверей. Мужчина прихрамывал на левую ногу. Ник встал в вагоне так, что ему видно было теперь лицо этого человека. Лицо как лицо. Откуда взялась змея?

Ника в детстве бабушка пугала ленточными червями, когда он не хотел мыть руки или ел овощи и ягоды прямо с грядки. «Вот, – говорила бабуля, – поешь с земли, и поселится у тебя в животе солитер. Огромный червь, десятиметровый». Ник в ужасе бежал к умывальнику, тер руки, лицо и даже подмышки хозяйственным мылом, лихорадочно бил по хоботку, входящему и выходящему из алюминиевой кастрюльки с крышкой. И, видя грязные мыльные потоки, стекающие в огромный эмалированный таз со сколом на месте рисунка, пытался разглядеть личинки этих самых червей-людоедов. Конечно, бабушкиного аргумента хватало дня на два. Ник постоянно ощупывал свой живот, иногда ему казалось, что червяк уже там, и тогда ему становилось страшно. Он срывал листки подорожника и прикладывал их к животу. Срывал чистотел и его ярко-желтым плохо пахнущим соком мазал в пупке. «Уходи, червяк, это мой живот!» Потом страх отступал, и Ник опять с удовольствием нырял в пруду с утками, лепил из прудовой грязи крепости и ничуть не расстраивался, что грязь эту и ее специфический запах трудно было отмыть. В этом случае бабушка ему стелила на веранде, где он засыпал, считая мотыльков, притаившихся на потолке. Воспоминания из детства – едва ли не единственное прошлое, с которым Ник мог жить и смиряться.

Над мужчиной со змеей тем временем появилось светлое пятно, как тусклый монитор, в котором замелькали картинки его жизни. Ник отвернулся, сделал вдох-выдох, посчитал до десяти, скосил глаза и боковым зрением увидел, что монитор никуда не девается. «Что за чертовщина! Или брежу: заболел, температура. Или схожу с ума. Ни один вариант не радует. Да и фиг с ним, хоть какое-то разнообразие в жизни», – смирился с видением Ник.

Спустя несколько минут просмотра монитора Ник догадался, что видит будущее этого человека. Неинтересно, да и неловко как-то: как будто подглядываешь. Но тут он заметил, что мужчина в мониторе встал на горные лыжи, разогнался и кубарем скатился с горы, буквально воткнулся в сугроб. «Это событие явно не прибавит радости в жизни мужика, плюс к той змее, которая в нем поселилась и ест его изнутри», – ехидничал Ник. По большому счету наплевать: Ник не раз испытывал к себе наплевательское отношение и теперь проявлял равнодушие почти в любой жизненной ситуации. Он было отвернулся, но картинка стояла настойчивым фоном в сознании. «Господи, еще дара предвидения ко всем моим злоключениям не хватало, – язвил сам себе курьер. – На кой он мне, когда у меня самого нет ни прошлого, ни тем более настоящего, а уж про будущее даже думать не хочется. Следующая остановка моя, потом пересадка – и на свет Божий!»

Как же он ненавидел метрополитен! Нет, не сами поезда или станции, многие из них в Москве вообще были памятниками и произведениями искусства. Но этот запах горелых шпал, эти люди, не придерживающие за собой двери, эти грязные и липкие поручни эскалатора – все это так раздражало и угнетало своим постоянством и обреченной предсказуемостью. Два раза в день среднестатистический москвич или «понаехавший» житель столицы спускался под землю. Нику же приходилось делать от восьми до двенадцати поездок в день. Он знал, в каком поезде сидения почище, в каком вагоны поновее, и позволял себе роскошь пропускать поезда, дожидаясь наиболее комфортного. Эти послабления прибавляли минуты, а в масштабах рабочей недели и часы к жизни, проводимой под землей.

Поезд остановился, и Ник, вываливаясь вместе с толпой из вагона, крикнул в затылок мужчине:

– Откажись от лыж!

Мужчина повернулся, озираясь, но двери вагона уже захлопнулись, и поезд тронулся, ускользая в туннель. Ник пересел в другой поезд и почувствовал возбуждение. Он был горд и удивлен одновременно. Горд потому, что, по его мнению, он сумел предотвратить неприятности в жизни человека одной только фразой. А удивлен потому, что очень безразличен был ко всему происходящему вокруг вплоть до сегодняшнего дня. Близких рядом не было, а посторонние люди никаких теплых чувств у него не вызывали. И тут вдруг такой порыв по отношению к чужому человеку. «Черт возьми, а приятно все-таки быть пророком», – с этими мыслями курьер бодро зашагал по направлению к дому, где ждали пакет от длинноволосого.

Особнячок, которому уже не одна сотня лет, был окружен небольшой изгородью с калиткой и домофоном. Ник нажал на звонок и сказал дежурную фразу: «Экспресс-доставка, необходимо расписаться». Домофон взял паузу, потом пискнул, и калитка со скрипом отщелкнулась от своего затвора. Ник двинулся по палисаднику. Непонятно, где вход. Обошел дом кругом и увидел небольшую белую дверь. Окна в доме, все как одно, были завешены плотными бумажными листами. Да так, что непонятно было, есть кто-то внутри или здание пустует. Не хватало еще адресом ошибиться. Возвращаться в офис с пакетом длинноволосого никак не входило в планы курьера. На доме не было таблички с номером, но навигатор настаивал, что это правильная позиция. Ник подошел к белой двери, занес руку, чтобы постучать, но дверь приоткрылась. Курьер зашел внутрь и услышал, как дверь за его спиной захлопнулась.

Непривычный для глаз полумрак, маленькая прихожая. Узкий коридор, а в конце него дверь, из которой доносились голоса. Ник двинулся на звук. Подойдя к двери, он снял рюкзак, достал оттуда сверток и приготовился его отдать, но тот почему-то оказался распечатанным. Не успел курьер на это среагировать, как из свертка выпал небольшой предмет, похожий на шар для боулинга, только отверстие там было всего одно. Шар покатился прямо в приоткрытую дверь, курьер поспешил за ним. Поймав шар в центре комнаты, Ник поднял глаза и увидел, что несколько человек, находящихся в комнате, молчат и смотрят на него. Они сидели в креслах, которые были расположены полукругом. В центре этого полукруга Ник и оказался. Шар был у него в руке, в другой он держал пакет из-под шара. Пятеро мужчин весьма почтенного возраста молча взирали на Ника. Ни одна эмоция не коснулась их лиц. Пауза продолжалась еще несколько секунд, пока один из присутствующих не прервал ее:

– Что же это, вы, юноша, трогаете вещи, которые вам не принадлежат? – то ли с издевкой, то ли с укором обратился к нему седой мужчина. Голос его был чуть с хрипотцой, но очень властный. Чувствовалось, что мужчина привык командовать и вершить судьбы людей. Силу его голосу придавали еще и своды этого помещения. Нику показалось, что потолок там был, как минимум, метров семь высотой. Позади потрескивал камин, и обстановка была очень умиротворенная. Ник почувствовал, что нелепо вторгся в размеренную и благополучную жизнь этих господ.

– Извините, я не раскрывал пакет, у нас вообще это запрещено, вплоть до увольнения и штрафа. Это он сам выкатился, – лепетал курьер. – Вы распишитесь мне, пожалуйста, и я пойду. А то у меня еще заказы, я тороплюсь, – продолжал поднывать курьер.

– Никуда вы не торопитесь, Антон Михайлович, – продолжал брутальный старец. – Куда вам торопиться? Работы у вас на сегодня больше нет, а в свою каморку вам возвращаться противно, не так ли, господин Чепрасов?

Ноги курьера подкосились, испариной покрылись лоб, спина, в горле пересохло.

– Я прошу прощения, вы, наверное, другого человека ждете, я курьер, курьер Николай Антонов, привез ваш заказ, вы распишитесь, пожалуйста, и я пойду, – проблеял Ник.

– Да никакой вы не курьер, прекратите вводить нас в заблуждение. Вы тот человек, кто, имея многое и потеряв все, не потерял себя. Вы здесь не случайно, пришли по адресу. Отдайте, наконец, то, что принесли, и ступайте за человеком, вас проводят куда следует.

Вся жизнь промелькнула в голове у Ника, он лихорадочно соображал: как? Как они узнали? Он поменял все в своей жизни: имя, возраст, паспорт, образ жизни, память. … Память вот только не смог поменять. В мыслях он точно знал, кто он на самом деле. Но как они вышли на его след и зачем? Он ведь уже никому не нужен, Ник точно это знал.

В полной растерянности Ник достал квитанцию с ручкой, протягивая шар седовласому.

– Будьте так добры, распишитесь за доставку, вот здесь, пожалуйста.

– Э, нет, расписываться где ни попадя – удел глупцов, – произнес седовласый, чем вызвал смех у сидящих старцев. С этими словами он забрал у Ника шар, прикрутил его к палке, что стояла у кресла, и у него получилась трость. «Понятно, – выдохнул Ник. – Выживающие из ума антиквары. Эти сумасшедшие старикашки так трясутся за свою рухлядь, что готовы выяснить всю твою родословную, прежде чем впустят на порог. Ну, слава Богу», – отлегло у Ника. Нику приходилось с такими работать и раньше. А одна его знакомая рассказывала, что она встречалась с известным антикваром, так тот ее домой не водил, в рестораны не водил, скряга, только в кафе-мороженое, причем сам-то не ел нигде при ней, чтобы она его ничем не отравила. Несчастные люди, так привязаны к своему старью, что выбрали быть одинокими. Будь воля Ника, он бы никогда не жил один. Но он нищий. И потому пока один. Но в глубине души он мечтал, что когда-нибудь опять вернет хоть часть своего прежнего образа жизни.

– Элвис, разберись со всем дальше сам, – скомандовал седовласый возникшему позади курьера человеку.

Ник обернулся и увидел утреннего неприятного типа из кафе. У него снова засосало под ложечкой, ему непонятно было, почему этот рокер нафталиновый сам пакет не мог привезти. Но антиквары – известные фрики и таких же странных себе в помощники набирают.

– Пройдемте, Антон, – голос Элвиса был такой же низкий, как и утром, и внешне он не изменился, только теперь поверх дурацкой майки на нем был накинут плащ, как у средневекового рыцаря. Вот циркачи. Не могут без антуража. Надышатся вековой пылью из старых диванов и наряжаются «идальгами». Клоуны. Ник подхватил рюкзак и побрел за рокером. Элвис – потому и рокер. Или наоборот.

Они прошли в комнату, где было совсем темно и лишь горели свечи в подсвечниках. «Электричество даже экономят, сквалыги», – догадался Ник. Кстати, ему ненавистно было имя Николай, но только такое смог предложить к фамилии Антонов его друг детства, он же начальник паспортного стола в Подмосковье, где жила бабушка и каждое лето у нее гостил Ник. Антонов – производное от его настоящего имени. А Ник хотел, чтобы хоть что-то было поводом не забыть себя. Поэтому Николай Антонов, точнее, Ник.

– Ждите пока здесь, можете присесть, – мимоходом показал рокер на кресло, что стояло в темном углу.

– Извините, вы, наверное, не поняли, я не могу здесь оставаться, и сидеть мне незачем, мне идти пора, только расписаться надо в квитанции, – настаивал Ник.

– Антон, сейчас вам подадут перекусить, вы вторые сутки без еды, а туда, куда мы с вами отправимся чуть позднее, никак нельзя слабым, – будто пропустил мимо ушей слова Ника этот чудаковатый Элвис. И пропал в дверях.

Двери были высокие, двустворчатые. «Сколько здесь комнат, – размышлял Ник, – наверное, все помещения спланированы по кругу и смежные». Снаружи особняк никак нельзя было назвать огромным. Внутри Нику он показался гораздо масштабнее. Своды, лепнина на потолках. Кое-где даже фрески. И много зеркал. Старинных, венецианских, с патиной. В одном из зеркал Ник увидел свое отражение и загрустил. На него из прекрасного зеркала смотрел небритый мужчина лет тридцати пяти, хотя Нику было двадцать семь. По новому паспорту тридцать три, но он выглядел даже старше, чем в паспорте. Сто восемьдесят восемь сантиметров, брюнет с белой кожей. Тонкие черты лица, прямой нос. Остатки точеной десятью годами фитнеса фигуры. Уже год никаких клубов и воркаутов. Сначала хотел, было, бегать. Но потом заела депрессия, и непонятно вообще, зачем курьеру обладать красивой фигурой. То ли дело раньше. Живота не наел еще за год. В этом случае ходьба по служебным поручениям даже на пользу. Глаза голубые. Но вокруг глаз такие черные круги, что голубой цвет выглядит грязно-серым. И вообще вид какой-то помятый. В съемной квартире нет большого зеркала. В офисном зеркале все люди как в комнате смеха выглядят. А здесь не зеркала – произведения искусства, весь последний год жизни можно на лице разглядеть. Сутулость откуда-то взялась. И седина появилась после тех страшных двух дней в плену на заброшенной автомойке.

Минут через пять двери распахнулись, и пожилой мужчина в костюме классического мажордома, неспешно передвигаясь, направился к Нику, подталкивая перед собой сервировочный стол, где на белоснежной скатерти благоухали закуски. Серебро столовых приборов переливалось и играло в свете свечей, отбрасывая блики на стены. Взору Ника представилось гастрономическое великолепие, и комната в считанные секунды наполнилась волшебными ароматами еды. Сыры, рыбная нарезка, икра на льду, румяные расстегаи, ароматные булочки, дымящийся кофе в изящном кофейнике с изогнутым носиком, экзотические фрукты – Ник потерял самообладание и набросился на еду с такой скоростью, что позабыл о своих планах побыстрее уйти из этого места. Он ел, не останавливаясь, минут десять. Симфония вкусов и запахов, серебряная посуда, белоснежные скатерть и салфетки – Нику стало казаться, что все это галлюцинация, и он, испугавшись, что все может прекратиться, стал уплетать угощение с еще большим аппетитом. Мажордома он не замечал: голод и вынужденная привычка питаться фастфудом не позволяли ему быть стеснительным и щепетильным. Между тем мажордом вытянулся чуть поодаль с маской невозмутимости на лице. Отхлебнув кофе, Ник откинулся на спинку кресла, вытянул ноги и почувствовал, как тепло разливается по всему телу. Он на мгновение закрыл глаза, чтобы продлить это мимолетное ощущение блаженства. Каким же приятным оказался сегодняшний день!

Глава вторая.
Ночное знакомство

– Еще раз посмотри туда, там так много интересного! Можешь выйти пообщаться! – взвизгнул Влад.

Машина остановилась в пробке напротив мерцающей вывески спортклуба, и Сандра от скуки смотрела в окно, разглядывая прохожих. На тротуаре столпилась кучка молодых людей, только что закончивших тренировку, это было заметно по их розовеющим лицам в серости осенних сумерек. Сандра перевела взгляд на Влада. Он придерживал одной рукой руль, второй пытался найти в недрах подлокотника пачку сигарет. Интересно, как далеко он зайдет в этих показательных выступлениях? Ему врачи запретили курить, и он сейчас, как обычно, пытается вызвать у нее чувство вины.

Влад был старше Сандры на двадцать два года. Но, несмотря на большой послужной список завоеванных женских сердец, вел себя с ней как незрелый мальчишка. Сандру это злило больше всего. Она мирилась с его зачастую бесцеремонными шутками, пропуская их мимо ушей, мужественно терпела унылые встречи с деловыми партнерами и их женами, даже флирт с женским полом у нее на глазах. Но как же он мастерски выводил ее из себя своим нытьем и требованием к себе непрерывного внимания! Вот и сейчас Сандра даже и не заметила бы этих юнцов, если бы не возмущенный эмоциональный фон ее партнера.

Влад иногда мог ездить сам за рулем, особенно когда автомобиль был новый и очень дорогой, и в таком случае обычно за ними следовал полный внедорожник охраны.

Он все-таки закурил, и салон люксового автомобиля наполнился дымом. Сандра закашлялась, молча открыла дверь и спрыгнула с подножки внедорожника прямо в лужу у обочины. Замшевые сапоги пудрового цвета тут же захватила жижа, смытая с дорог и тротуаров мегаполиса. Влад преподнес ей эти сапоги позавчера в качестве символа примирения и к ним сумку популярного бренда. Так было каждый раз после ссор уже в течение полутора лет. Нет, первые три месяца их встреч все было восхитительно. Тропики, Монмартр, Альпы… Сандру захватила гамма чувств на фоне калейдоскопа мировых красот, ей все нравилось, она влюбилась. Потом он сделал ей предложение, она сказала, что подумает, но согласилась переехать к нему. И погрязла в мире покупных радостей и конвертируемых эмоций.

Владислав Меркулов построил свою бизнес-империю с нуля в конце девяностых и сейчас очень гордился своими достижениями. Все, кто его окружал, должны были об этом помнить и восторгаться его успехом и им самим круглосуточно. Иначе доступа в ближайший круг не было. Сандру это поначалу даже забавляло. Потом, когда он стал наводить на нее скуку, возя ее по своим предприятиям, она отметила, что очень его ценит, но для нее количество «заводов и пароходов» ровным счетом ничего не значит. Ей важны чувства, ощущения, эмоции – их ценность в приоритете. Поэтому, если она его разлюбит, не будет иметь значения, сколько у него предприятий и заграничных счетов. Но Влад продолжал гнуть свою линию с подарками, поездками и прочими радостями благополучной светской жизни. Что ему удавалось, так это романтические сюрпризы. В них никогда не было банальности, потому что Меркулову важно было производить впечатление и выглядеть красиво, особенно если это попадало потом в светскую хронику. Сандре иногда казалось, что над сюрпризом поработала команда из какого-нибудь продюсерского центра, настолько все было театрально-постановочно-захватывающим. Хотя какая теперь разница, пусть остается один в своем самолюбовании и истеричной ревности.

Сандра забежала в метро, спряталась за колонну, чтобы убедиться, что за ней никто не увязался из службы безопасности. Но тут поняла, что ключи от собственной квартиры остались в ее машине, а машина – на паркинге в доме Влада. Она набрала номер водителя Влада, он же начальник личного и служебного автопарка.

– Добрый день, Николай, вы не могли бы поручить своим подчиненным привезти мой автомобиль к дому моей мамы?

– Здравствуйте, Александра Эдуардовна, я по поручению Владислава Аркадьевича еду в Шереметьево встречать партнеров из Китая, у них прибытие по расписанию через час. Потом в отель их везу. Освобожусь не раньше двадцати трех часов. Потом могу сам забрать ваш автомобиль и подъехать куда скажете. Сейчас все наши водители на выезде, по хозяйству и по офисным поручениям. А если необходимо, я могу прислать за вами машину, скажите, пожалуйста, куда?

Сандра положила трубку. Она слышала по голосу, что начальник автопарка врет и пытается выведать ее планы. Ну что ж, в конце концов он не ее сотрудник, а верный слуга своего хозяина. Он служил Владу уже двадцать лет, и тот в благодарность за такую преданность поддерживал всю семью Николая. Жена Николая работала у них управляющей всего офисного и домашнего хозяйства. Дети учились в хороших вузах. Да, безусловно, во Владе были хорошие черты, но он мог проявлять великодушие только к тем, кто был ниже его по статусу. Чтобы в очередной раз напитаться их поклонением и экзальтированными приступами восхищения.

Без вариантов, к подруге ночевать. К маме или сестре ехать совсем не хотелось. Опять начнутся нотации на тему, как ей повезло, а она, дура, не ценит своего счастья. Сандра зашла в поезд и присела в середине вагона. Ехать было далеко: подруга снимала квартиру на другом конце Москвы. Пассажиры в вагоне поглядывали на Сандру с большим интересом. Таких женщин редко встретишь в общественном транспорте. Кашемировое пальто фиалкового цвета, такого же оттенка сумка из кожи высочайшей выделки с замком из желтого золота, лайковые перчатки оттенка цветущей сакуры до середины предплечья, замшевые сапоги цвета пудры вверху и непонятного теперь цвета у подошвы. Высоко взбитые густые локоны медового цвета, фарфоровая кожа, тонкий нос, пухлый очерченный рот и прозрачные небесно-голубые глаза.

Как же это могло с ней произойти, что она, так любящая эмоции, превратилась в почти бесчувственное бревно? Как она себе это позволила? Неужели Владу и вправду удалось ее купить? Она полюбила, потом чувства угасли, но она продолжала быть с ним. В душе – пустыня Сахара. А она ничего не делает, чтобы это изменить. Плывет по течению сытой жизни. Нет чувств, есть инерция. «Что делает меня счастливой? Брр, что за глупости, вопрос как на самом дурацком психологическом тренинге». Мысли роились в голове у Сандры, когда она вышла из вестибюля станции. Нужно было идти еще минут пятнадцать до дома Ариадны. На самом деле подругу звали Алла, но с недавних пор она попросила звать ее Ариадной. Ну, Ариадна так Ариадна. Хоть Мата Хари.

Сандра почувствовала, что замерзает, и прибавила шагу. Срывался снег, и ей было так зябко и грустно, что она начала реветь. По-настоящему, как в детстве, навзрыд. Перепрыгивая через лужи и шмыгая носом, Сандра пробралась к подъезду подруги и нажала на кнопку домофона. Дверь в подъезд поддалась – слава Богу, подруга на месте, не надо заплаканной объясняться со старушкой-соседкой, у которой Ариадна обычно оставляет ключи от квартиры, уезжая.

Ариадна открыла дверь в странном одеянии. На ней был блестящий фиолетовый плащ и фиолетовые туфли с золотой пряжкой фасона эпохи Наполеона Бонапарта.

– Привет, Ари, извини, что без звонка. Ушла от Влада. Переночую у тебя? – расстегивая молнию на сапогах и одновременно разыскивая взглядом тапки, всхлипывала Сандра.

– Бонсуар, мон ами, – промурлыкала Ари, – конечно, оставайся, живи сколько нужно!

– Ты одета, уходить собралась? У меня ключи от квартиры в машине. Машина на паркинге, ехать за ней сегодня – значит встречаться с Владом, а я этого не хочу. Не говори ему, что я у тебя. Он будет звонить наверняка.

– Окей, дарлинг, никому ни слова. Проходи, у меня есть пицца. И кьянти. Ты как?

– Я пас, Ари. Ни есть, ни выпивать нет сил. Душ и травяной чай, у тебя он есть всегда, я знаю.

Сандра долго согревалась в потоках воды, горюя, что душу свою согреть она не может, и как объяснить это Владу? Она осознала, что точно не хочет больше быть с ним. Ее любовь ушла, и внутри пустота, которую не восполнить ни внешним лоском, ни кажущимся благополучием. Слезы градом лились из глаз, смешиваясь на щеках с теплыми струйками воды. «Больно, но хотя бы чувствую что-то». Закутавшись в махровый халат, она с удовольствием забралась в кресло с ногами. Ариадна заботливо укутала ее мягким пледом, а на журнальном столике благоухал травяной чай, привезенный из гималайской экспедиции. Чай успокаивал и разливался теплом по всему телу.

– Алечка, дружочек, я немного с тобой побуду, а потом мне нужно будет уйти. Ты не обижайся, что я тебя оставляю, я вижу, что тебе непросто, но все наладится, поверь. Ты даже не представляешь, сколько в мире всего прекрасного и интересного. Ты – чудо, и жизнь твоя должна состоять из чудес, а не череды предсказуемой рутины.

Ариадна присела на кресло напротив. Сандре было не обидно, ей было спокойно и хорошо. Она в глубине души даже была рада остаться наедине со своими мыслями, а не героически принимать слова дружеской поддержки. И к тому же Ариадна обратилась к ней как в детстве – Аля, это ее совсем расслабило и заставило улыбнуться. Они дружили почти всю жизнь. Сначала жили в одном доме, ходили в один сад. Потом Сандра переехала, но они продолжали дружить и ездить друг к другу через пол-Москвы. Подруга Алка и она – Алька. Сандра с улыбкой вспомнила, как ждала выходных, чтобы отправиться к Аллочке на дачу – там всегда было весело, вкусно и очень по-семейному. Родители подруги любили Сандру как родную и окружали теплом и заботой, а Лидия Аркадьевна (мама Аллы) пекла им восхитительные торты на дни рождения – Сашин они тоже праздновали и поздравляли ее. Иногда брали с собой на море, и тогда у подруг наступал самый счастливый в их жизни период. Каникулы вместе – предел мечтаний! А потом, как стали постарше, Борис Львович (папа Аллы) предложил им вместе заниматься с одними и теми же репетиторами, так и сказал: «Я за обеих дочек волнуюсь, чтобы поступили». Сандра очень была ему благодарна: ее родители не смогли бы оплатить все эти занятия. «Широкой души люди – вся их семья. Никогда их доброты и любви не забуду». Подруги поступили вместе в один вуз. «Можно сказать, выдали мне путевку в жизнь». Как только Сандра стала взрослой и начала зарабатывать, она завалила своих вторых родителей подарками наравне с родными мамой и сестрой. Так она хотела хоть немного вернуть внимание и любовь и благодарила их. Сандра стала дремать и сквозь сон уже услышала, что в дверь позвонили. Ариадна бесшумно выскользнула из комнаты и прикрыла за собой дверь.

Сандра провалилась в дрему. Стресс от принятого решения расстаться с Владом забрал все силы. Ей снились горы, потом она оказалась на плато шириной метров в двести, оно было сплошь покрыто зеленой травой. Вокруг никого, она бежит по траве одна, но очень счастлива. Во сне было солнечно и туманно одновременно. Потом она как будто бы поднялась в воздух и увидела это плато с высоты птичьего полета. Она летела и приземлилась на краю скалы. Обернулась, а на противоположном краю утеса Ариадна с каким-то мужчиной. Мужчина сидел, свесив ноги с утеса, а Ариадна стояла к нему спиной, расправив руки, как крылья. Сандра попыталась окликнуть Ариадну и проснулась.

Спать в кресле – не самое удачное решение. Ноги затекли и спина устала. Сандра потянулась, как кошка, скинув плед. Часы показывали первый час ночи. Из кухни раздавались негромкие голоса. Странно, Ариадна обычно очень редко приглашает к себе гостей, особенно мужчин.

Сандра неторопливо вошла в кухню. За столом мирно беседовали Ариадна и какой-то мужчина, он сидел спиной, и Сандре был слышен его низкий приятный баритон.

– Санечка, проснулась, разбудили тебя своей болтовней, – засуетилась подруга. – Ты присаживайся, угощайся. И, конечно же, знакомься, это мой близкий друг, коллега и просто хороший человек.

Мужчина повернулся к Сандре, и она застыла в дверях. Перед ней сидел здесь, в кухне, спутник Ариадны из сна. При этом Сандра была на сто процентов уверена, что видела его впервые в жизни, вернее, во второй раз. Первый раз во сне.

– Александра, – протянув руку, представилась Сандра.

– Очень приятно, я Элвис, – мужчина привстал и поцеловал руку Сандры, чем вызвал у нее мимолетную гримасу скепсиса на лице.

– Я вижу, вы не жалуете пижонов, но поверьте, это знак глубокого уважения, а не позерство, – еще раз склонился к ее руке Элвис.

– Да, мне тоже приятно, – не стала возражать Сандра. – А что есть из еды? Я так проголодалась!

– Мы пьем кофе, – подвинула к Сандре тарелку со сладостями Ариадна. – Элвис привез пирожные.

– Ой, нет, сладости в час ночи – не моя история, – стала сопротивляться Сандра. – Я суши закажу.

– Элвис веган, пирожные без сахара, яиц и жира, – продолжила настаивать Ариадна.

– Я не ем сознание и другим не советую, – пошутил Элвис.

– Иногда это делают и травоядные. Мой бывший веган, но выжимал меня очень старательно, как будто я апельсин, – со вздохом протянула Сандра.

У нее из головы не шла картинка с Элвисом и Ариадной, увиденная во сне, и она размышляла, сказать об этом или сдержаться – этот фат еще подумает, что она флиртует, мол вы мне снились. «Нет, лучше промолчу, может, я сквозь сон его увидела, пока Ариадна ему двери открывала. Точно, когда я засыпала, был звонок в дверь, вот поэтому он и приснился. А может, он в друзьях у Ариадны в соцсетях».

Сандра присела на край подоконника – кухня съемной однушки была узкая и длинная, окно выходило на лоджию. Сандру всегда раздражали такие бестолковые планировки. В хмурой полгода Москве лишать жилище солнечного света, нагромождая лоджии перед окнами квартиры, очень негуманно. Она сделала вид, что смотрит в окно, потягивая мятный чай. Это была вынужденная мера, потому что она не хотела садиться за стол со странным веганом. От него еще и пахло какими-то благовониями, как в сувенирной лавке, торгующей предметами в стиле фэншуй. Поэтому на подоконнике безопаснее – сохраняя дистанцию, Сандра продолжала рассматривать гостя.

Брюнет, средних лет, можно даже сказать, старше среднего, смугловатый, волосы длинные, вьются, этим он напомнил ей Влада. Тот тоже носил волосы до плеч, только в отличие от Ариадниного знакомого никогда их не собирал – любил пижонить, а вообще Сандре казалось, что Влад очень гордится своей шевелюрой: когда вокруг полно лысеющих двадцатилетних парней, его волосы пятидесятипятилетнего мужчины чуть тронула седина, а уж лысина даже и не намечалась. Рецепт шампуня Владу разрабатывал француз из швейцарской клиники эстетической медицины. И так было почти во всем, что касается внешности Влада, Сандре иногда казалось, что в нем больше женского, чем в ней самой… «Так, прочь все мысли о нем и не возвращаться в прошлое!»

Глаза у незнакомца были миндалевидные, черные. Нос с горбинкой, это единственный изъян, в остальном черты лица правильные, даже утонченные. Говорит с небольшим акцентом, но звучит довольно мило. «Либо кавказская кровь, либо еврейская», – сделала вывод Сандра.

В чем в чем, а в экзотике Ариадна знала толк. Она училась в вузе, где даже название пропагандировало дружбу народов. А, повзрослев и не изменяя своим пристрастиям, из-за этой дружбы-любви она перестала общаться с родителями и уехала из элитного поселка в Подмосковье в маленькую съемную квартирку. Не смог ее папа – военный дипломат – смириться с выбором дочери, а она тогда была сильно влюблена в индуса, адепта тантрических практик. Страсть продержалась недолго, буквально до первого прозрения Ариадны, когда она внезапно нагрянула в йога-студию, застав любимого за практическими занятиями тантрической любовью с одной из его прихожанок. В искусстве тантры Рави не было равных. Ариадна потеряла голову от смуглого бога любви в индийской экспедиции и привезла его с собой в Москву, организовав ему тут маленький храм – йога-студию на Садовом кольце. Но он ее стараний и искренности чувств не разделил, аргументировав это псевдофилософией: весь мир – любовь, и он, Рави, – часть этого мира – не может отказывать ему в обмене любовью, ну, или что-то в этом роде, Сандра уже не помнила, ей вообще были противны мужчины-ловеласы, какую бы аргументацию они ни подводили под свою распущенность.

Эрудит со знанием семи языков, Ариадна была незаменимым переводчиком для больших смешанных делегаций. Ее часто вызывали на международные конференции. Звали и в постоянный наем в «большую тройку» консалтинговых компаний, но она хотела быть свободной от всяческих обязательств и условностей. Много путешествовала по Ближнему Востоку, изучала археологию и историю. В общем, находка, а не друг. С ней можно было проболтать с вечера до утра, не замечая времени.

Собственно, свободолюбие и делало ее одинокой. Ариадна никогда не была замужем, отношения с мужчинами у нее длились не больше двух-трех месяцев. Ариадна была классически красива. Высокая, стройная. Мама Ариадны была очень похожа на актрису Элину Быстрицкую в молодости. А Ариадна – на маму. Только телосложением и ростом – в аристократичного тонкокостного отца. Нимфа, богиня. Как ее только ни называли мужчины. Посвящали стихи, один поклонник даже написал поэму на фарси. Она была очень легка в общении и изящна в манерах. Ее знание иврита, латыни, хинди, французского, арабского, английского и итальянского языков стирали границы стран и континентов. Она не могла долго находиться в одном месте. Ездила в экспедиции, писала статьи в различные международные научные журналы, как правило, под псевдонимом, который был хорошо известен в профессиональных кругах путешественников и исследователей. Блогами принципиально не увлекалась, считая их попсовым развлечением как для пишущих, так и для читающих.

И все-таки откуда взялся этот джигит в ее сне?

– Я венецианец, как будто прочитав мысли Сандры, улыбнулся Элвис, обнажив белоснежные идеальные зубы. – Русский язык знаю не очень хорошо, но ваша подруга любезно согласилась мне помочь, у нас с ней культурный обмен и взаимопомощь. Я для лучшего эффекта читаю классику на русском, поэтому моя речь может показаться вам старомодной.

– Да, Элвис – очень способный ученик, еще полгода назад он мог произносить только несколько приветствий на русском, а сегодня мы с ним обсуждаем роль Пастернака в литературе двадцатого века, – улыбнулась Ариадна.

– Пастернак жил в Венеции и ходил с ней на свидание, по его словам, – оживилась Сандра. – Я обожаю Италию, а Венеция в любимицах среди прекрасных городов. О, как, должно быть, чудесно жить и наслаждаться красотой этого волшебного города!

– Да, вы абсолютно правы, Венеция – мой мир, моя душа. Я историк искусства, а вы чем занимаетесь? – венецианец блеснул ослепительной улыбкой и пристально посмотрел на Сандру.

– Я председатель совета директоров в одной финансово-промышленной корпорации, но эта корпорация принадлежит моему бывшему, а я от него ушла накануне вечером, поэтому несколько формальностей – и я безработная, – равнодушно болтая ногой, ответила Сандра.

– Сандра у нас вообще очень талантливая, у нее был бизнес – сеть студий загара, а начинала с одной, – поспешила реабилитировать профессиональные данные подруги Ариадна.

– Да, Ари, Влад их у меня купил, с этого все и началось, – взгляд Сандры как будто устремился внутрь щемящих воспоминаний, тень от которых сразу же отразилась на ее лице.

– В Италии женщины больше нацелены на семью, но я приверженец свободы выбора, – продолжал улыбаться Элвис, но взгляд его стал серьезен.

– В Италии очень много любви, – мечтательно улыбнулась Ариадна.

– Александра, извините, что я так скажу сейчас, иногда мне по профессии приходилось видеть, как под шедевром живописи на холсте великого мастера находили абсолютно другое произведение, другой сюжет – ну, вы меня понимаете. И тот сюжет, которому поклонялся до этого весь мир, существовал лишь до того момента, пока не находили истинный. Иногда там могло быть несколько эскизов, один над другим. И как вы думаете, какой сюжет для мастера был важнее: тот, что он оставлял на виду, или тот, что надежно спрятан? Что он хотел этим сказать, оставляя послание потомкам, что будут любоваться его искусством спустя столетия?

Сандра в недоумении посмотрела на венецианца. Какого черта он лезет со своими умозаключениями в ее жизнь? Может, в Италии принято лезть в душу первому встречному, но, хоть к этому часу на кухне у подруги сложилась вполне располагающая обстановка, это не значит, что она позволит кому-то интерпретировать ее решения, пусть даже и с претензией на изящность.

– Еще раз прошу простить меня, если я заступил на вашу границу, – прямодушно и без тени иронии или сожаления произнес Элвис.

– Знаете, Элвис, возможно я и камуфлирую дополнительными красками истинный эскиз своей жизни, но я точно не готова вам позволить стирать верхние слои, чтобы добраться до истины. Творческим людям присуще ощущение вседозволенности, они в своих грезах не видят реальности, и их заносит, что с вами сейчас и произошло. Но, делая скидку на то, что вы иностранец и не знаете чужой культуры, я не стану на вас сердиться.

– А как вы понимаете, где реальность, а где грезы, Сандра? Разве это доступно обычному человеку? Вот сейчас мы с вами в реальности или в грезах? – не отступал Элвис.

– Элвис, я понимаю, что ночь и все устали, плюс еще трудности перевода, давайте остановим наш метафизический спор на пожелании друг другу спокойной ночи, – Сандра, спрыгнув с подоконника, прошла в комнату с твердой решимостью поехать ночевать в отель.

Ариадна поспешила за ней.

– Санечка, постой, куда ты?

– Я не хочу играть в ваши игры, я поняла, что это очередная твоя пассия, ты развлечешься и отвезешь его назад к запыленным идеалам искусствоведения. Зачем ты рассказала ему обо мне и моих отношениях? – злилась Сандра, натягивая платье.

– Сандра, дорогая, я ничего не рассказывала ему о тебе, и тем более он не хотел сделать тебе больно своими словами, это искренний порыв интуита, ты прости его.

– Ари, я переночую в отеле, не буду вам мешать, извини, что вторглась и нарушила твое пространство, – торопливо переодевалась Сандра.

Звонок в домофон и одновременно на мобильный прервал их эмоциональный диалог. Ариадна кинулась к окну.

– Сандра, во дворе несколько внедорожников и люди, похожие на личную охрану, думаю, это за тобой. Что будем делать?

Домофон тем временем не унимался. В кухне горел свет, это, видимо, вселяло настойчивость в звонящих. Мобильные Ариадны и Сандры тоже звонили непрерывно. В комнату, постучавшись, заглянул Элвис:

– Да это настоящий штурм, синьоры, сдается мне, что эти люди не намерены останавливаться и пойдут до конца.

Сандра наконец осознала, что деваться ей некуда. Бесцеремонность Элвиса сейчас, когда она пребывала под натиском службы безопасности Влада, уже казалась детской шалостью, и Сандре было немного стыдно за свою эмоциональную реакцию. Она присела на пол. Выходить и, значит, возвращаться к Владу она категорически не хотела. Как противостоять такому напору, она не могла сообразить, тем более начались звонки и стук в дверь: охранникам удалось пройти в подъезд в третьем часу ночи. Удивительно, но окраины Москвы так равнодушны, что на шум в подъезде никто не откликнулся. Вызывать полицию бессмысленно: на бытовые ссоры никто не обратит внимания. Сандра села на пол и зарыдала.

Элвис присел рядом и взял Сандру за руку.

– Александра, вы не обязаны делать то, чего вам не хочется. Этот союз – не ваш выбор, он создан искусственно, и, если вы позволите, я вам расскажу об этом более подробно завтра. Но сейчас вам нужно выйти и поехать с ними, чтобы забрать свои вещи, их ни в коем случае нельзя оставлять ему. Вытрите слезы, поезжайте в этот дом и соберите все свое до пылинки. Оставьте ему все вещи, что он вам дарил. Я с вами завтра встречусь, не потеряйте этот браслет.

С этими словами Элвис надел на руку Сандре серебряный изящной выделки браслет. Он был инкрустирован чароитом чудесного фиолетового оттенка и гравирован какими-то знаками, на которые Сандра в суматохе не обратила внимания. Тем временем входная дверь в квартире Ариадны выдерживала настоящую осаду, до комнаты доносился грохот от непрерывного стука. Молодчикам была дана команда еще и нажимать на сигнал в автомобилях. Нагромождение этих звуков напоминало Сандре темы Апокалипсиса в различных произведениях. Наконец она решительно поднялась с пола, вскинула копну волос и направилась к двери. С размахом распахнула ее, да так, что двое стучавших охранников чуть не ввалились в квартиру.

– Какого черта вы тут делаете?! – напустилась на остолбеневших парней Сандра.

– Здравствуйте, Александра Эдуардовна, нам приказали вас разыскать, Владислав Аркадьевич очень беспокоился, когда вы пропали и никто не знал, где вы. Нам приказано вас сопровождать. Желаете здесь остаться или поедете? Владислав Аркадьевич в машине внизу.

Сандра натянула сапоги, накинула пальто и, растолкав охранников, поспешила по лестнице вниз.

Глава третья.
Побег

Сандра ехала, расположившись на заднем сидении внедорожника, через ночную осеннюю Москву. Она включила режим безразличия и рассматривала мокрые листья на окнах автомобиля, которые приносили ветер и дождь. Порывы ветра были такие, что на мостах и эстакадах машину раскачивало из стороны в сторону. «В гармонии с природой», – внутренне иронизировала Сандра и лихорадочно обдумывала план дальнейших действий. Ее свободолюбивая натура не терпела давления. Любое нарушение своих границ или моральное насилие она жестко пресекала и переставала общаться с человеком навсегда. Но с Владом так не выйдет. Не отпустит он ее просто так: а что про него сотрудники, партнеры, прислуга, в конце концов, подумают и скажут? Ведь его перестанут уважать, если женщина, которой он так доверял и, по его мнению, так много дал, вдруг возьмет и бросит его. Общественное мнение для Владислава являлось смыслом почти всех его деяний. Получить одобрение окружающих, внимание и почет. А тут девушка, почти жена ушла. Что же делать? Как заставить его отказаться от нее? Сандра провалилась в сон.

И вот она уже в своей гостиной разбирает чемоданы с вещами, что забрала из дома и пентхауса Влада. Сколько же барахла насобирала – все какие-то бездумно-безумные наряды, украшения, меха. А обуви сколько – ей и за десять лет всю не сносить, даже если каждый день новую пару надевать. Звонок в дверь отвлек ее от размышлений. На пороге вырос Элвис и смело шагнул внутрь квартиры.

– А самое главное ты не забрала у него!

Сандра не удивилась обращению на «ты», не удивилась появлению Элвиса в своей квартире. Ее внимание было приковано к сувениру, который она привезла из Соединенного Королевства несколько лет назад и который теперь был в руках ее гостя. Это была милая безделушка, которая стояла у нее на буфете в гостиной. Она ее прихватила вместе с фоторамками, когда переезжала к Владу. Это были шары Ньютона, она их приобрела вместе с веджвудской статуэткой пастуха с барашками и изящными щипцами для сахара в одной антикварной лавке на окраине Лондона. Барашков и щипцы она подарила маме. А шары Ньютона оставила себе. Они были сделаны из какого-то полудрагоценного камня и напоминали модели планет. А подставка и нити были из какого-то металла, напоминавшего сплав меди и бронзы с вкраплениями серебра. Шары так бодро и слаженно качались среди сплинующего антиквариата прилавка, что Сандра, решив, что по темпу жизни нашла единомышленников, не смогла пройти мимо. Помнится, с ними на таможне возникли какие-то сложности – служащий никак не хотел пропускать сувенир в ручной клади, уж очень они сигнализировали о себе на досмотре.

– Элвис, я не прошу тебя объяснить, как ты нашел мой дом, но как ты прошел охрану Влада и забрал мою вещь, объясни мне? – Сандра, не заметив, тоже обратилась к Элвису на «ты», и для нее это было так привычно, словно она знакома с ним сто лет.

– Сандра, ты же знаешь, что для нас не существует преград в виде стен, пространства и времени, не забывай об этом никогда, ты можешь больше, чем тебе внушают всю жизнь.

Машина резко затормозила, и Сандра проснулась. Сон опять был более чем странный – неудивительно, в таком нервном напряжении что только ни приснится. Не менее странная ситуация происходила сейчас на улице. Кортеж Влада, который имел все атрибуты преимущественного права двигаться по спецполосам в Москве без остановок и ограничений, остановили. Что происходит, Сандра понять не могла, только прислушивалась к разговорам. Из трех автомобилей кортежа вышли водители и сосредоточенно показывали документы сотрудникам автоинспекции, те как ни в чем не бывало сверяли номера, открывали капоты, заглядывали в багажники. Влад между тем на соседнем сидении неторопливо набирал по громкой связи номер какого-то генерала. Номер оказался заблокирован. Влад пролистнул список контактов и снова набрал номер, звоня уже другому генералу. Абонент вне зоны доступа. Влад отдал приказ охране приготовиться и в их окружении соблаговолил выйти лично на разговор к сотрудникам дорожной полиции.

Сандра выскользнула под дождь. Потоки воды безжалостно полились на ее роскошные волосы, мгновенно повисшие мокрыми прядями у лица. Пальто сразу намокло, сквозь сапоги она ощущала бурное течение смываемой с улиц города грязи, которую не успевал принимать резервуар ливневой канализации. На нее никто не обращал внимания, никто не бежал к ней с зонтом. Тем сильнее щемило чувство одинокой несвободы. Можешь делать что хочешь, находясь в зоне видимости, но пока не до тебя.

– Я не хочу так. Я не буду. Я живу свою жизнь и принимаю решения самостоятельно! Моя воля никому не подвластна! – начав шепотом, переходящим в крик, твердила темному небу, ветру, дождю Сандра.

Над ней возвышались громады небоскребов московского Манхэттена, стеклянные стены которых скрипели от порывов ветра, их внутренние дворы раздирало от сквозняка – кубарем летели мусорные баки, дорожные ограничители и строительный мусор. С незаконченной стройки ветер почти сорвал маскировочное полотно, и оно, как флаг, развевалось, хлюпая и разгоняя потоки ливня в разные стороны. По эстакаде проносились автомобили, поднимая с асфальта миллионы брызг. Небо разрезали вспышки молнии, – гроза поздней осенью – явление почти аномальное. Вот откуда здесь, на Третьем кольце, в третьем часу ночи в такую погоду патруль? И почему их остановили? Не чувствуя холода и ветра, Сандра как завороженная смотрела на разгулявшуюся стихию.

Вдруг сквозь звуки непогоды она услышала голос Ариадны:

– Сандра, быстрей, сюда! Сандра, поторопись!

Подруга, высунувшись из автомобиля, который остановился позади внедорожника, активно жестикулировала. Сандра бросилась к ней, и сразу сильные и ловкие руки подхватили ее и помогли забраться внутрь. Дверь захлопнулась, машина резко рванула с места. Сандру отбросило на сидение, она стала искать ремень безопасности, чтобы пристегнуться, понимая, что ее побег чреват непременной погоней. Руки ее дрожали, и она никак не могла попасть в замок.

– Позвольте я вам помогу, Сандра, – прозвучал приятный баритон. – И позвольте я представляюсь – мое имя Адам Александрович.

В машине был полумрак, и глаза Сандры, ослепленные десятками фар, пока она стояла на проезжей части, не сразу привыкли к темноте, она видела лишь очертания незнакомца.

– Спасибо, Адам Александрович! И Ариадна, и Элвис, спасибо вам всем. Отвезите меня домой, пожалуйста, – с этими словами Сандра отдала мужчине ремень, и он тут же послушно защелкнулся. Мокрыми и замерзшими руками она убирала прилипшие к глазам пряди волос и украдкой осматривала салон автомобиля и его пассажиров. Похоже, это был минивэн, модифицированный внутри под салон люксового автомобиля. Она и любезный джентльмен сидели спиной к водителю, напротив были Ариадна и ее преданный венецианец. Окна были так сильно затемнены, что почти не видно было, что происходит снаружи. Маневры автомобиль явно совершал, но пассажиры сидели, непринужденно расположившись, и на подлокотниках стояли бокалы с пенящимся шампанским.

«Он догонит, они будут перехватывать, он уже наверняка всем дозвонился и передал по сводке номера автомобиля, в котором Ариадна меня увезла. У этих людей будут проблемы. Ариадне аннулируют большинство виз. Он не остановится», – мысли держали в напряжении Сандру.

– Не волнуйтесь, – опять обратился к ней пожилой джентльмен. – Ваш бывший спутник не сделает ничего. Вы же решили, что свободны, что никто не может управлять вашей волей. Вы все правильно сделали. Вам ничто не угрожает, вашей подруге тоже. Я вам предлагаю сменить мокрую одежду и отдохнуть, у вас выдался непростой день.

Сандра повернулась к говорящему и стала внимательно его разглядывать, насколько это позволял полумрак салона. Это был мужчина лет шестидесяти, волосы его уже тронула седина, но видно было, что в молодости он был брюнетом. У него был властный профиль, правильный нос, выступающие надбровья и выдающийся подбородок. Глаза его были ярко-фиалкового цвета, взгляд глубокий и пронзительный одновременно. Пожилой господин сидел, придерживая одной рукой трость с круглым набалдашником, и что-то от римского патриция или французского средневекового кардинала было в этой позе. Каких только чудаков вокруг себя Ариадна не соберет.… И даже они готовы ей всегда прийти на помощь. «Человечище!» – гордилась подругой Сандра. Ари тем временем ворковала с Элвисом. Она была все в том же странном одеянии – блистая парчой плаща и стразами на пряжках туфель, красотка потягивала шампанское и говорила со своим спутником на итальянском. Звук венецианского наречия вернул Сандру в действительность – она потянулась за сумочкой, чтобы достать зеркальце… Сумка осталась в машине Влада. В ней все: документы, кошелек с картами, косметика. «Мокрые, грязные одежда и обувь, косметика наверняка поплыла», – загрустила Сандра. Волосы стали подсыхать, и их срочно требовалось расчесать. Сандра стыдилась своего неопрятного вида, она отвернулась к окну и сделала вид, что спит.

Машина ехала еще полчаса, потом остановилась, и снаружи послышался шум отъезжающих ворот. Элвис отодвинул дверь автомобиля и помог выйти Ариадне, затем подал руку пожилому господину. Адам Александрович обратился к Сандре:

– Пожалуйста, Сандра, будьте моей гостьей, я вам предлагаю мой дом как временное убежище. Спустя время вы сможете вернуться к себе, если захотите, – с этими словами он подал ей руку и помог выйти из автомобиля. Уже подходя к особняку, Сандра обернулась и увидела, что операция по ее спасению проходила на инкассаторском автомобиле – снаружи он выглядел именно так. Огромный броневик болотного цвета опоясывала надпись «Легионбанк».

Утро Сандры началось в три часа пополудни. Сквозь прикрытые глаза, потягиваясь, как кошка, она рассматривала комнату. Помещение было размером с ее квартиру – метров шестьдесят. Интерьер в дворцовом стиле, но сделан качественно и со вкусом. Чего только стоили шелковая обивка стен нежно-голубого цвета с окантовкой тончайшего кружева, похожего на изделия брюссельских мастериц. Белая мебель натурального дерева с золотой резьбой и такой же, как на стенах, обивкой. Изящные светильники и люстры, тончайшего фарфора напольные вазы династии Мин – все это великолепие не оставляло сомнений, что у хозяина дома был утонченный вкус. К спальне примыкали мини-кабинет, просторная гардеробная и роскошная ванная. «Средоточие моих пристрастий – будто архитектор этого дома прочел когда-то мои мысли», – любовалась Сандра. В гардеробной ее ждал сюрприз – все вещи, которые были в домах и квартирах Влада, обувь, одежда, украшения, были аккуратно размещены на полках, вешалках и в тумбах. Заглянув в кабинет, Сандра увидела свой любимый ноутбук на столе и рядом мило и слаженно тикающие шары Ньютона.

В комнату постучалась и тут же вбежала Ариадна:

– Дружочек, как ты? Я изнервничалась совсем, а ты спишь и спишь! Вещи нашла свои? Я их привезла. Ох и накупила же ты себе гардеробов, красотка! Еле собрали вчера с Элвисом.

– В смысле собрали с Элвисом? Как вы охрану прошли? Ты серьезно?

– Все хорошо, дарлинг, все твои вещи на месте. Влад уехал в командировку. Приедет нескоро, выдохни и забудь. Кстати, если хочешь, можем сгонять на уикенд куда-нибудь в Европу. Ты как? Можем к Элвису в гости.

– Ари, ну какая Европа! Влад наверняка уже по своим связям аннулировал не только мои визы, но и твои в придачу. Да и не верю я, что он в командировке. Уже на выезде с этой улицы меня будет поджидать его служба безопасности. Но спасибо, подруга, что дала отдышаться. Хотя бы пару дней здесь отдохну.

– Сандра, я не буду спорить, ты сама все увидишь и поймешь. Пойдем обедать. Нас уже заждались.

Картина, которая предстала перед девушками, смутно напоминала прием или праздничный банкет. Был сервирован стол, вокруг которого сновали официанты. У камина сидела арфистка и переливно музицировала. В креслах по всему залу расположились пожилые мужчины, их было человек десять-двенадцать. Сандра не успела пересчитать и рассмотреть всех: их сразу же пригласили за стол. Во главе сидел Адам Александрович. Сандру он пригласил присесть по правую руку от себя. Ариадна устроилась рядом и называла подруге имена присутствующих мужчин, каждый из названых приветствовал Сандру, почтенно склоняя голову. Сандра была очень голодна, и ей, откровенно говоря, было не до новых знакомств и церемоний. Она накинулась на еду и почти не слушала, что говорят за столом. А за столом начали произносить тосты за присутствующих дам, и это было невыносимо скучно. «Приплыли. Из одной клоаки тоски в еще большую, – злилась про себя Сандра. – Что же мне так не везет. Вся жизнь однообразна, скучна и предсказуема. Сейчас эти старички примут на грудь и начнут, вспоминая молодость, приударять за нами. А где Элвис, интересно?» – почему-то вспомнила о нем Сандра. Ровно в эту минуту открылась дверь, и венецианец жестом пригласил всех перейти в другую комнату. Взглянув вопросительно на Ариадну, Сандра проследовала за всеми. Ариадна глазами дала понять, что и их это касается.

В комнате по центру располагался стол, покрытый зеленым сукном. На нем стояли массивные бронзовые канделябры с фигурными свечами и были расчерчены какие-то графы и знаки. Электричества и других изобретений человеческой цивилизации последних веков типа гаджетов и мониторов в комнате не было. «Этого еще не хватало. Подпольное казино – это уже моветон», – опять возмущалась в мыслях Сандра. Элвис с видом опытного крупье начал сдавать всем какие-то пластинки. Адам Александрович не брал пластинки. Он сел опять во главе стола, взял в руки перо и древний, золотого цвета свиток, на котором он стал старательно выцарапывать какие-то слова. Ари тоже не играла. Она села чуть поодаль, не за общий стол, а за небольшой столик. На столике был мольберт из цветного стекла, в который был насыпан песок и по которому катался шарик. Шарик двигался сам по себе, выводя знаки, иероглифы, цифры, лица.

– Да будет так! Силы небесные и земные на этот час становятся едины, и каждое действие найдет свое воплощение, – с этими словами Адам Александрович надел плащ, какие носили рыцари или монархи средневековья. Все в комнате последовали его примеру. Сандра удивленно повернулась к Ариадне – та как ни в чем не бывало завязывала ленты на том самом плаще, который был на ней накануне. «Ладно. Посмотрим, что они будут делать дальше. Лишь бы мессу не служили». Внутренний голос прошептал: «Ты же хотела интересно жить».

Элвис тем временем развернул свиток, по виду не менее древний, чем у Адама Александровича, и стал зачитывать какой-то текст на непонятном Сандре наречии. Адам Александрович остановил его на полуслове:

– Агалай, мы сегодня говорим на русском языке во время Совета по причине присутствия нашей уважаемой гостьи.

– Да, Аккади, – продолжил Элвис по-русски. – Запросы на сегодняшний Совет: первый, который пройдет общим голосованием, – разработка палладиевых месторождений в Северной части России; второй, по которому каждому предоставляется право высказать свое предложение, – возврат ключевых артефактов Пальмиры к месту источника. Прошу приступить к голосованию по второму вопросу.

Сандра не верила своим ушам. Впрочем, и глазам она тоже не верила. Неужели эти почтенные старцы, с виду ничем не отличающиеся от удачливых московских бизнесменов и чиновников, будут играть в эту игру? Неужели есть еще люди в мире бизнеса и власти, кому не чужды забавы и развлечения, хоть немного отличающиеся от рутинных выездов на сафари в Африку, океанскую рыбалку на голубого марлина и в рестораны Парижа в сезон трюфеля? Ей с каждой минутой становилось все интереснее, и скепсис она сменила на выжидательную позицию. Как в детстве – в начале приключенческого фильма в предвкушении чего-то интересного, чего не знала и не видела раньше.

Мужчины тем временем раскладывали пластинки по какому-то только им известному принципу. Сандра взяла в руки свои пластинки. Они были из металла, напоминающего золото. Да нет, это и было самое настоящее золото! Толщиной они были примерно полсантиметра, прямоугольные, как домино, но раз в пять больше. На них были различные знаки – буквы неизвестного Сандре алфавита, клинопись, руны и символы, которыми обычно изображали небесные тела – Солнце, звезды. Пластинок Сандре выдали семь. У всех сидящих за столом было разное количество – от одной до двенадцати – успела посчитать Сандра.

В комнате стояла абсолютная тишина, только звук передвигаемых пластинок иногда ее нарушал. «Вот это игра», – комментировала мысленно девушка. Вдруг знаки на ее пластинах стали двигаться и меняться местами. Мужчина, у которого было наибольшее количество пластинок, разложил их столбцами по три в ряд. Он сидел напротив, и она видела, как его знаки тоже задвигались и выстроились своим порядком. Ничего не понимая в происходящем, Сандра любопытно разглядывала лица почтенных мужчин. Они были спокойны, уверенны и сосредоточены.

– Пожалуйста, каждый пусть возьмет в руки свой финальный результат, – заговорил опять Элвис.

Сандра, по-прежнему не понимая правил игры, интуитивно взяла в руки пластинку, знаки которой остановились последними. Вдруг в комнате все задвигалось и поплыло. Мужчины, вернее, их тела, стали прозрачными, стены исчезли, и Сандра оказалась одна в темноте какого-то открытого пространства. Потом она увидела лестницу и стала по ней подниматься. Ступени были разных размеров, лестница то расширялась, то сужалась. Наконец Сандра вышла на открытую площадку. Было тепло и совсем безветренно, как будто в вакууме. Над головой было невероятной высоты ночное звездное небо. Площадка как будто висела в воздухе – это не крыша небоскреба и не вершина горы. Но самым замечательным было не это. Огромная луна была совсем рядом. Еще немного, и Сандра могла бы дотронуться до нее рукой. За Луной притаилась планета поменьше. К этой маленькой планете сходились несколько висящих в воздухе переходов, по которым двигались толпы людей. Они были как бы прозрачные и все в одинаковых одеждах – светлого цвета и в пол. Сандре стало не по себе, она замерла на месте и наблюдала. До нее доносился гомон их голосов. Они заходили в туман этой планеты и исчезали в нем. И не было этим людским потокам конца. На Сандру накатила невыносимая грусть, тоска, она заплакала. Сердце ее рвалось от щемящей боли. Ей было невыносимо жалко этих людей, но она не понимала причины своего сострадания. Они не выглядели несчастными. У них был скорее сосредоточенный вид, как у пассажиров на вокзале, которые на вокзальном табло ищут номер пути своего поезда. Вдруг поверхность под ней качнулась, и она упала, на несколько мгновений потеряв сознание.

Очнулась она от зноя, лежа на обжигающем песке под палящим солнцем. Яркий свет слепил глаза. Вокруг были сплошные развалины, и лишь одна постройка отдаленно напоминала храм. Колоннада была почти разрушена, ступени выщерблены, от статуй остались лишь пьедесталы. Но вход был четко виден, дверь – открыта. Сандра решила там укрыться от солнца. Когда она стала подниматься по ступеням, на ногах своих она увидела не туфли, а плетеную обувь, какую носили на Ближнем Востоке в древности. Осматривая себя, она с удивлением обнаружила на месте вечернего платья льняную тунику и накидку, головной убор в виде платка оказался кстати: солнце нещадно жгло. В храм Сандра зашла беспрепятственно, и дверь за ней тут же захлопнулась. Внутри было прохладно и тихо. Потрескивали факелы, шелестел фонтан, и где-то в сводах раздавался монотонный стук маятника. Он был огромен, находился под потолком напротив входа – там, где обычно в христианских храмах располагается алтарь, и раскачивался под влиянием какой-то неведомой силы. Сандра направилась в сторону маятника. Прямо под ним в полу храма была огромная чаша из розового мрамора, заполненная водой. В центре нее был гигантский кристалл. Как только маятник зависал над кристаллом, по нему проходил электрический разряд. Блики от вспышек отражались в воде и на стенах храма.

– Это пульс Земли.

Сандра вздрогнула и повернулась. Позади нее стоял мужчина лет восьмидесяти с длинными седыми волосами. В руках у него был посох. Одет он был почти так же, как и она – в льняную тунику, подпоясанную веревкой, на ногах сандалии. У него была длинная седая борода, а на голове серебряный обруч.

– Если его не поддерживать, начнется хаос. Сначала катаклизмы, потом жизнь остановится, – продолжал мужчина. – Всего таких мест пять для поддержки жизни на этой планете. Ты сейчас здесь, чтобы увидеть, как они действуют. Пойдем, я тебе еще кое-что покажу. Поторопись, у меня еще много дел. Я один здесь, нужно все успевать.

Сандра почти бежала за этим дряхлым с виду стариком. Они прошли за алтарь, и там ей предстало зрелище, потрясающее масштабом и натуралистичностью творения.

На пьедестале была Земля. Она жила и сокращалась, как огромное сердце, поворачиваясь и давая импульс огромному маятнику. А он в свою очередь давал импульс ей. И эта прочная связь подчиняла своему ритму все живое. Сандра уже спустя секунды начала дышать в такт этой невероятной конструкции. Она чувствовала биение сердца Земли внутри себя. Она испытала высочайшее чувство единения со всем живым и оказалась в одном диапазоне мыслей, чувств и осознания бесконечности Вселенной. Это было ощущение безусловной любви, счастья, принятия и радости. Она наполнилась теплом и светом, слезы градом лились у нее по лицу. Это были полет, неведомая доселе свобода и освобождение от всех пут и оков.

Сандра видела, как ворота храма открылись и вошла группа людей. Каждый из них нес что-то в руках. Кто-то – огромные драгоценные камни. Кто-то – свитки и рукописи. Они сложили все свои богатства перед алтарем, преклонили колени, затем вышли через другую дверь храма.

– Домой возвращаются, – объяснил Сандре старец. – Много даров сегодня. Надо все распределить. Это топливо для моего маятника. Когда не хватает, приходится запрашивать наверху дополнительную норму. Но это всегда в долг. И лучше не брать. Иначе иногда такое взамен просят…

– Вы свитками и камнями топите маятник? Не жалко сжигать?

– Это ты так видишь. На самом деле это энергия, которую души заработали в различных воплощениях. Она – дистиллят наивысших энергетических форм. Только самые высокие души могут такую собрать и принести сюда.

– Высокие – это правители, президенты, монархи?

– Нет, иерархия – лишь средство для постижения высших истин и дополнительная возможность насобирать тот потенциал, который позволит домой вернуться. Но не все могут совладать с пагубными соблазнами. И, получая статус, скатываются в еще более низкие вибрации. Гибнут империи, гибнут цивилизации. Цикличность воплощений увеличивается, а сюда добираются единицы из миллионов душ.

– Можно ли сообщить миру об этой закономерности? Чтобы каждая душа, приходящая в воплощение, стремилась создать наибольший потенциал. Чтобы маятник работал и планета жила. Как поделиться с миллиардами людей истиной?

– Я один из двенадцати жрецов, кто обладал знанием. Нас осталось пятеро. И количество источников сократилось до пяти. Чем меньше приносят источнику высшего потенциала, тем больше он уходит в долг перед мировым разумом. Когда долг достигает критической отметки, источник переходит в другие руки. И баланс сил смещается.

– Как сделать так, чтобы источников стало опять двенадцать?

– О, это непростая задача. В мире растет количество воплощенных, но не осознанных людей. Это значит, что пройдет не одно их воплощение, прежде чем они смогут на основании своего опыта дойти до истины и начать двигаться по своему пути. Но это время. Нам бы эти пять удержать.

– Как эти пять удержать? Какие конкретно действия необходимы?

– Дитя мое, я не могу тебя учить. Истина постигается самостоятельно, в этом и смысл. Если я буду тебе все говорить, это будет мой опыт, а не твой. И это не засчитается. Ты долго будешь искать дорогу в этот храм. Поэтому сама. И да наполнится путь твой Светом!

Глава четвертая.
Посвящение

Ник следовал за Элвисом. Темный коридор, потом лестница, потом несколько дверей, скорее всего, металлических – это слышно было по лязгу открывающихся замков и скрежету петель. Запахло сыростью. «Подвал», – догадался Ник. Неприятно засосало под ложечкой. Элвис двигался с уверенностью хозяина. «Эх, не зря он мне не понравился. Зачем я согласился с ним идти. Надо было не ужинать, а сразу уходить. Проклятое безденежье, никак не накоплю на хороший рацион. Поймали, как хищника на приманку. Хотя какой я хищник. Так, мышь в мышеловке. После зерна на сыр повелась». Элвис шел, подсвечивая путь фонариком от смартфона, вдруг стало совсем темно. «Батарейка села», – предположил Ник. Вот каким надо быть идиотом, чтобы согласиться идти в темноте с незнакомым подозрительным типом. Глаза постепенно привыкали, и темнота сменилась полумраком. «Судя по расстоянию, мы уже где-то под Москвой-рекой», – ерничал Ник. Элвис внезапно остановился, так, что Ник споткнулся и чуть не упал ему на спину.

– Пришли. Антон, то, что сейчас будет происходить, навсегда изменит вашу жизнь, и вы должны решить для себя, хотите вы этого или нет. Если вы хотите оставить все как есть – дверь перед вами. Вы можете свободно уйти. Если вы готовы к переменам – проходите со мной. Вы обещаете всегда молчать о том, что узнаете. И принимаете все, что будет происходить с вами в дальнейшем. Вам не причинят вреда. Ваша жизнь изменится во всем. Но за это вы будете служить. Это важная и почетная служба. Ничего незаконного. Больше я вам ничего сказать не могу. Вам нужно принять решение.

– Элвис, я не знаю, кто вы и что вам от меня нужно. Я не понимаю, почему вы выбрали именно меня для какой-то службы. Я не хотел идти за вами, и мне все это очень не нравится. Я все потерял, осталась только жизнь, но и это для меня немало. Я давно уже не верю в чудеса и никому не доверяю. Я знаю, что взять с меня нечего, кроме моей жизни. И у меня есть опасения за нее. Но я очень хочу изменить свое положение, это так. Я хочу вернуться к нормальному существованию и вернуть то, что у меня отняли. Чужого мне не надо, и я не возьмусь за это, сколько ни просите. Я не буду совершать противоправных действий или причинять людям вред, хоть и живу под чужим именем в нищете. Если все происходящее будет по закону и справедливости, я готов и рад любой возможности изменить свою жизнь.

– Вы сильный. Вас ломали, но вы не сломлены. Ни слова больше. Проходите за мной. Все остальное в прошлом. Все будет по законам.

Дверь за Ником захлопнулась. Были слышны негромкая музыка, голоса и тиканье огромных часов. Их еще не было видно, но их размер можно было определить по звуку их крутящихся шестеренок где-то над головой. «Как будто зашли в механизм огромной часовой башни», – сравнил Ник. Везде стояли курящиеся светильники-лампы. Потолки были невероятной высоты, как своды католических средневековых соборов. Наконец они вышли в огромное помещение. Размером оно было с центральный зал Собора Святого Петра в Ватикане. Освещение было слабое. Можно даже сказать, полумрак. По всей территории расположились группы людей. Это были мужчины в длинных одеяниях, напоминавших туники или плащи. Все они были странного средневекового вида – их прически, жесты и речь были далеки от современных привычных образов.

В центре зала на полу расположился огромный компас. Или устройство, похожее на него. Стрелка компаса гуляла из стороны в сторону. «Нестабильное магнитное поле, – думал Ник, – судя по размерам помещения, мы где-то глубоко под землей». Вместо сторон света и букв обозначений на полу были нарисованы какие-то персонажи. Напоминали они скорее героев компьютерной игры или фильмов про пришельцев, слишком уж необычный у них был вид. Чуть поодаль он увидел огромную шахматную доску, вернее, поле, нарисованное прямо на полу. Фигуры на этом поле были античными статуями на пьедесталах. Они были высотой в три человеческих роста. Примечательным было то, что фигуры были живыми и двигались с пьедестала на пьедестал, словно повинуясь чьим-то приказам. Это были живые люди, но своим видом они походили на актеров античного театра – так много в их жестах и мимике было драматизма, и погружены они были в себя как в моноспектакле.

Дальше Ник увидел столы, похожие на бильярдные, и на них были какие-то настольные игры, так по крайней мере ему показалось. Над столами нависла группа людей, явно что-то вычисляя и разыгрывая, они бросали игральные кубики, раскладывали таблички, и тут же был человек, который все это записывал перьевой ручкой, обмакивая ее в чернильницу, висящую у него на груди, в большой пергаментный свиток. Ник начинал догадываться: «Это подпольное казино, и меня решили пригласить сюда работать портье. Если это так засекречено, значит, платят хорошо и, возможно, обеспечивают жильем. Но если будет облава, мне с моими документами попадаться никак нельзя». В таких мыслях Ник прошел за Элвисом в глубь зала. Там была кафедра по центру, как президиум. И многоярусные скамьи в несколько рядов по сторонам.

– Вам нужно сменить одежду, – проговорил на ходу Элвис. – Чтобы вы не выглядели нелепо.

– Это я нелепо выгляжу?! Да у вас тут не казино, а Большой театр! Все в нарядах и декорациях! Ну ладно, я ведь принял правила игры, давайте ваш костюм. Только у меня аллергия на шерсть с детства. Не давайте мне ничего шерстяного, если можно, – бормотал на ходу Ник.

– Зайдите в этот кабинет, там будет смена одежды, вам необходимо надеть все, кроме обуви. Обувь вам пока не положена, свою не надевайте.

– Началась дискриминация! Зря я вообще с вами связался, мне еще не доставало ноги простудить – они единственный мой рабочий инструмент.

Они остановились, и Элвис легонько подтолкнул Ника в дверь. Она была таких же невероятных размеров, как и все здесь. Дубовая, на железных петлях. Нику стало страшно: из таких помещений в одиночку ему не выбраться, а Элвис куда-то засобирался. Ник вздохнул и вошел.

Огромная дубовая кровать с пологом стояла в центре комнаты. Также там был камин, в нем потрескивали поленья. У стены стояло бюро с набором письменных принадлежностей: чернильница, перья, листы бумаги. Кресло у камина, рядом сундук. На сундуке лежала холщовая рубаха, из того же материала брюки и плащ. Плащ был тяжелый, плотный, похожий на брезент, только чуть тоньше. Ник вспомнил, как летом у бабушки любил спать на раскладушке под навесом из брезента. Как барабанил по нему дождь, как влетали в него с жужжанием различные насекомые, падали, а потом вставали на лапки, расправляли крылья и отправлялись дальше по своим делам. Навес был сделан под наклоном, одна часть его была заведена над огромной бочкой для сбора дождевой воды. Как часто Ник представлял себя пиратом, а навес – парусом. Или воином, укрывающимся в засаде. Как же было счастливо…

Холщовая рубаха кололась, плащ придавил сразу к полу своим весом. Ногам было не холодно. «Наверное, подогрев пола сделали. Игорные деньги дурные, несчитанные, чего бы гектар отопления не проложить… Позвали меня явно не на роль крупье». У них другой дресс-код, уж кому, как не Нику об этом помнить.

Стук в дверь прервал его размышления – Элвис появился на пороге, Ник заметил, что тот тоже переоделся. Однако себя Элвис не обделил – бархатный плащ, шелковые брюки и рубаха. И самое главное – обувь. На нем были очень красивые туфли, какие носили щеголи в эпоху «короля-солнца». Это великолепие вызвало в Нике зависть и злость. «Ну почему я выгляжу как оборванец, если мне пообещали другой уровень жизни?»

– Элвис, я буду вам очень признателен, если вы хотя бы намекнете, в чем заключается моя работа. Мне нужны деньги. Я знаю зарплату аниматоров, она чуть больше моей, курьерской. А мне завтра еще весь день заказы развозить. Уже, наверное, за полночь, – Ник привычно потянулся в карман к телефону, чтобы посмотреть на часы, но, увы, карманов в плаще не было, все его вещи остались в келье – так Ник стал называть то помещение, где переодевался.

– Антон, ты хороший парень, только иногда глупый. Все твои проблемы в жизни из-за наивности и доверчивости. Тебе придется меняться, хочешь ты этого или нет. Знание стоит на пороге, просто открой ему дверь, – пока Элвис произносил свой монолог, они пришли к кафедре.

Там уже расселись пожилые мужчины. Все они были с бородами, кто-то из них в капюшоне от плаща. И их одежда была роскошной. Пропасть в их с Ником социальном статусе была бездонной, так остро он это чувствовал, стоя на каменном полку босиком перед ними. На скамьи тем временем стали стекаться старцы со всего зала, и их было человек сто, стояли гомон и суета. Старец в центре кафедры коснулся колокольчика, и зал мгновенно стих. Слышны были только скрежет шестеренок в сводах да громогласное тиканье.

– Сын человеческой расы, рожденный в эпоху Солнца в Венере, прошедший двадцать четыре воплощения и находящийся в двадцать пятом, готов ли ты открыть память и принять опыт предыдущих жизней? – обратился старец, сидящий по центру кафедры к Нику.

Элвис сидел на первом ряду скамьи. В руках у него была табличка, обращенная к Нику, на которой высветились слова «Готов, владыка».

– Готов, владыка! – промямлил Ник в холодном поту.

– Сын человеческой расы, для чего ты здесь?

– Я прошу помочь осознать и раскрыть мое предназначение и убрать преграды с моего пути, – послушно читал Ник подсказки Элвиса.

– Рожденный в эпоху Солнца в Венере, что платишь ты?

– Намереваюсь служить во имя жизни и процветания человечества, – заикаясь, лепетал, повторяя слово в слово за Элвисом, Ник.

– Да будет так! – старец стукнул молотком по кафедре.

К Нику сзади подошли два молодых прислужника в рясах, похожие на католических монахов. Они надели на него большую золотую цепь с каким-то знаком отличия, что на нем – Нику рассмотреть не удалось. Откуда ни возьмись появились музыканты, и заиграла какая-то этническая музыка, потом появились танцующие девушки в тонких воздушных платьях и взяли Ника в хоровод. Потом подоспела еще группа девушек, они несли огромные подносы с едой, цветами и напитками. Ник робко взирал на все это великолепие и не знал, как ему поступить дальше: Элвис куда-то исчез и подсказок больше не было. Длилась вся эта церемония минут двадцать – старцы пили вино из кубков и закусывали.

Все это время Ник стоял перед кафедрой, опустив глаза. Его мутило, и голова кружилась, одна девушка предложила ему вина из кубка – оно оказалось крепким, густым и пахло малиной. Он малину с детства терпеть не мог, что же это за испытания такие!

Вдруг старец на кафедре стукнул молотком с криком «Следующий!», и музыка, танцы, пиршество – все молниеносно прекратилось, а Ника проводили к его келье. Он, не раздеваясь, упал на кровать и уснул.

Вода, много воды. Его поливают из шланга с огромным напором. Потом бьют. Потом опять поливают. Антон понимает, что вырваться живым ему отсюда вряд ли удастся. Что они хотят от него? Денег? Он готов все отдать, только бы выйти отсюда. А дети? А Инга? Где они? Не помню. Удар, и опять отключился. Очнулся. Привязан к стулу. За столом напротив человек, перед ним бумаги. Полумрак. Запах автомобильной резины. Человек в маске меняет голос.

– Подпиши и выйдешь живым отсюда. И дети с женой будут знать, что все с тобой в порядке.

– М-ы-ы-ы-ы.

– Освободи ему рот!

– Кто вы? Что вам нужно от меня?

– Вопросы не задавай! Здесь документы на всю землю, которую ты получил от своего отца. Ты подпишешь документы, что согласен продать. Денег ты не получишь. Зато будешь жить. Тебе уже три раза предлагали продать. Не захотел продать – отдашь. И пойдешь отсюда живым и почти невредимым.

– Вы знаете, кому я могу позвонить, когда я отсюда выйду? Вы зря это затеяли, у вас ничего не выйдет.

– У тебя больше нет покровителей. У тебя их нет и быть не могло. Потому что ты никто. Человек, у которого могли быть обязательства перед памятью твоего отца, позавчера отправлен на пенсию. Еще два твоих потенциальных защитника уже ждут свою долю от этой сделки. Ты не умеешь быть внимательным и благодарным, Антон. Ты думал всю жизнь получать в одно рыло? Так не бывает. Каждый каждому должен. Твой отец очень хорошо знал этот закон и потому смог превратиться из председателя подмосковного колхоза в богатого и уважаемого человека. Он точно знал, что, кому и когда должен. А что должны ему. А ты – дурак, Антон. Никчемный мажор. Прожигатель жизни и раздолбай. Единственное достижение, которым ты можешь похвастаться, – это твои дети. Да и то, если бы не терпение Инги, твоя семья давно разрушилась бы. Телок твоих она терпит ради детей. Так что не подпишешь ты – спустя время твое наследство передаст нам она. Как вдова. А сейчас у тебя есть выбор. И это твое большое преимущество.

Антон чувствовал, как с мокрых волос стекает вода. Нет, это пот, от страха он вспотел, будучи еще мокрым. Сердце его бешено стучало. Единственное, что он чувствовал, – это дикий, животный страх. Никогда, никогда в своей жизни он и предположить не мог, что так бывает, что так может быть с ним.

Его отец – Михаил Антонович Чепрасов, орденоносец и трудоголик, человек старой закалки, стена, за которой Антон провел всю свою жизнь вплоть до прошлого года. Антон был третьим его ребенком. В первом браке у отца были две дочери-погодки, Антон не общался с ними, потому что обе они выучились в московской консерватории и эмигрировали в Штаты, когда он только родился. Отец дал им денег на переезд, но отъезда не простил, и они почти не общались. Антон знал, что виделись они с отцом лишь однажды, когда тот был в Америке с большой ельцинской делегацией. Они не приезжали, он не звал. Михаил Антонович был человеком принципов и считал, что Родина, как мать – ее не меняют. На матери Антона отец женился, когда та пришла к нему девушкой-практиканткой. С вузовской скамьи и сразу замуж. Отец тогда возглавлял один из отделов Минсельхоза СССР и курировал аграрный имущественный комплекс страны. Начиналась перестройка, отец ушел поднимать целину в подмосковный колхоз, потому что все, что было ему дорого, рушилось на глазах. Потом не стало страны, развивалась кооперация, наползала приватизация. Отец и эту модель не принял, но приватизировал всю землю, считая, что так спасет колхоз от разграбления. Земля через десять лет стала золотой. Часть отец продал. Часть заложил под бизнес и стал большим предпринимателем. Чем занимался отец, Антону никогда не было интересно. Он не любил учиться, экономический факультет МГУ был для него большим испытанием, и диплом он получал, чтобы отец подарил ему новый спорткар. Такое было условие. И на Инге он женился, потому что она была дочкой друга Михаила Антоновича, тесть им сразу подарил квартиру в доме на набережной с видом на Кремль. Инга не была красива, но была хорошо образована, породиста и верна. И любила Антона как никакая другая из женщин. Только ему это было не нужно, он не ценил Ингу и не любил. Он относился к ней как к еще одной обязанности и тяготился общением с ней и ее любвеобильной навязчивостью. До рождения дочек так точно. Он вытерпел свадьбу и все дурацкие приготовления к ней, но когда закончился их медовый месяц и они прилетели в Москву из свадебного путешествия, Антон отдал жене свой багаж и, посадив ее в такси, уже спешил на другой рейс, где ждали его друзья, чтобы лететь на соревнования по гонкам в Европу. Отец Инги после таких пассажей не считал Антона за человека и почти не общался с ним до рождения первой внучки. Когда родилась Анна, тесть примчался под роддом, забыв все обиды, и они пили за рождение сначала в ресторанах, а потом на рассвете на набережной у Лужников. Потом появилась вторая дочка, Инга ушла в материнство и оставила его в покое, лишь изредка скандалами добиваясь внимания к себе. Антон иногда был с ней нежен, и этого хватало на месяц-два, чтобы он мог спокойно жить в свое удовольствие.

Отца не стало быстро, в один день. Антон был на Ибице и еле успел прилететь, чтобы попрощаться. Ему не могли дозвониться сутки. Так было весело и беззаботно…

И ведь ничего не почувствовал. Нигде не шевельнулось. А потом этот звонок от Инги со слезами, криками и упреками. Он даже не понял сразу, пришел в себя, пока летел. И начал пить прямо в самолете. От страха и неизвестности. От горя потери. От осознания, что ничего не умеет и не понимает: что делать с отцовским бизнесом, с семьей, с жизнью. Все решал отец. Он знал ответ на любой вопрос. А Антон – нет. Что он умел, так это жить в кайф, отдыхать, тратить. Запой на полтора месяца. Инга забрала детей и уехала к родителям. А к нему приходили и приходили какие-то люди. Он не помнит их. Поили. Бумаги какие-то подсовывали. Уговаривали. Туман. Сплошной туман во всем.

Глава пятая.
Ужасный сон

– Сандра, я очень рад, что вы пришли в себя! Пожалуйста, выпейте еще немного. Это чай из лотоса, его свежий урожай мне привозят каждый год из Тибета.

Хозяин дома помог Сандре приподняться на подушке и поддерживал чашку, пока она пила.

– Доброе утро, или какое сейчас время дня, Адам Александрович! Что со мной? Я ничего не помню после того, как раздали таблички. Что было? Я от нервов выключилась? Где Ариадна? Меня никто не искал у вас?

– Дитя мое, вы слишком взволнованы и задаете много вопросов. Вам нужно восстановить силы и прийти в себя. Чуть позже я вам объясню причины вашего состояния. А сейчас вам не о чем беспокоиться.

– Адам Александрович, я вам очень благодарна за такое отношение. Но я взрослая и прекрасно понимаю, что просто так в нашем мире ничего не бывает. Вы не мой любовник, вы не любовник Ариадны, насколько мне известно. И мне непонятен ваш мотив. Для чего вам, солидному и уважаемому человеку, возиться со мной, рискуя нажить себе врага в лице моего бывшего мужчины? Денег у меня нет в том количестве, которым я могла бы вас отблагодарить без риска обидеть. Что во мне за интерес?

– Александра, я уже давно не интересуюсь амурными отношениями. Можете быть спокойны, ничего такого я взамен не попрошу. Моя поддержка вам вызвана тем, что вы редкая девушка. Вы сильная и женственная, хладнокровная и чувствительная, мудрая и безрассудная, терпеливая и решительная, прощающая и справедливая. И в вас есть очень важное качество – вы абсолютно независимы от материальных вещей. Вы не привязываетесь ни к чему.

Принесли еду. Какой-то суп и овощи. Негусто. «Может, попросить чего-нибудь повкуснее?» – подумала Сандра.

– А вы попробуйте, вам понравится, – Адам Александрович присел за стол, приглашая жестом Сандру. Она попыталась спрыгнуть с кровати, как обычно она делала после пробуждения, но ее так качнуло, что она обмякла и сползла на пол. Хозяин дома поспешно встал и протянул ей руку.

– Извините, я должен был предложить вам помощь.

Сандра вопросительно взглянула на него и взяла его руку. Она оказалась на ощупь удивительно крепкой, и его поддержка вселила в Сандру спокойную уверенность.

– Я не люблю супы и овощи. И почти не придерживаюсь диет. Сладкого не люблю, меня это сильно выручает. Ем и пью что хочу, – со вздохом попробовала первую ложку гостья. Бульон оказался настолько вкусным, что ей перехотелось быть вежливой и поддерживать беседу, а только есть. В голове стало яснее, она вспомнила свои видения во время игры.

– Вы были там, куда закрыт доступ большинству живущих, – словно прочитав ее мысли, глядя ей в глаза, сказал пожилой джентльмен.

– Как вы можете знать, где я была в своем видении? Вероятно, я больше, чем нужно, выпила на голодный желудок. Скорее всего, от алкоголя и моя теперешняя слабость.

– Александра, там, куда вы прошли уже с первого раза, годами тренируются и мечтают оказаться множество людей. А вам удалось это с легкостью.

– У вас принято что-то добавлять в алкоголь? Я должна предупредить, что не употребляю, даже не курю. Поэтому вся эта ваша нирвана – без меня в следующий раз, пожалуйста. Или я съеду сегодня же. Я хочу доверять дому, в котором нахожусь.

– Александра, никто ничего не употребляет. Более того, здесь это запрещено. Я говорю об особом состоянии, которое вы ощутили. Попробуйте вспомнить, как это было.

Сандра почувствовала, как по телу прошла теплая волна, потом еще одна. Она прикрыла глаза и как будто оказалась в потоке, состоящем из частиц золота и розового масла. Он был вязкий, теплый, и из него не хотелось выходить. Ей было так хорошо, что мысли рассеялись сами собой, Сандра стала частью этой энергии, а энергия стала частью нее, проходя сквозь все ее тело. Это было опять то самое состояние бесконечного счастья и неизведанного блаженства. Это продолжалось несколько секунд. Потом поток выключился, стало темно, холодно и неуютно. Она открыла глаза. Щеки мокрые от слез, дрожь в руках.

– Адам Александрович, голова кружится, помогите мне лечь, пожалуйста. И побудьте со мной, мне холодно и одиноко. Слишком явные контрасты.

– Все хорошо, дитя мое. Ты вступила в фазу перемен в своей жизни и судьбе. Ты будешь меняться, а перемены никогда не даются просто так. Меняется мир вокруг тебя. И внутри тебя. Ты перестраиваешься. Что-то перестанешь замечать вовсе. А к чему-то станешь особенно чувствительной. Как это будет именно у тебя, мне сложно предсказать, все слишком индивидуально. Но я буду рядом, и ты можешь на меня рассчитывать всегда.

Сандра уснула, и сон ее был тревожен. Шли какие-то видения, зачастую неприятного, ужасного содержания, она просыпалась, потом опять проваливалась в дрему, переходившую в липкий сон. Через несколько часов ей стало так страшно во сне, что она вскочила и побежала босиком через весь дом. Она плохо ориентировалась и попала сначала в комнату охраны. Ее трясло и знобило. Зуб на зуб не попадал. Она позволила себя завернуть в плед, и чьи-то руки ее подняли и пронесли по лестницам и коридорам дома.

Адам Александрович не спал. Он что-то рассматривал через лупу, расположившись за своим столом. Сандра догадалась, что она у него в кабинете. На стенах везде были развешены старинные географические карты и астрономические таблицы. На столе у него стоял огромный глобус с интерактивным изображением. На нем были видны погодные условия и мировые события. Сандра села в кресло у камина и смотрела на голубой шар с большим интересом. В кабинете было почти темно, только отблески камина и горящих свечей давали свет. И глобус был очень ярким пятном на этом фоне. Ей казалось издалека, что она видит фигурки людей. Адам Александрович тем временем закончил рассматривать какой-то древний манускрипт и сел напротив нее.

– Адам Александрович, мне страшно и плохо. Мне некомфортно. Я не понимаю, что со мной происходит. Я схожу с ума? Мне снились очень страшные сны, и видения сменяли их. Я уже сутки это вижу. Помогите мне. Мне холодно и жарко одновременно. Я то слышу свое сердце в голове, то как будто не дышу совсем. Со мной раньше такого никогда не случалось.

– Дитя мое, расскажите, что вы видели?

– Я не могу это произнести, мне очень страшно.

– Александра, вы были в храме с большим маятником. Что вы чувствовали тогда? Разве вам было страшно? Как вы относитесь к тому видению?

– Нет. Мне там было хорошо. Так хорошо, как никогда в жизни не было. Я не знаю, как это объяснить. Я как будто стала частью всего, и оно стало частью меня. И это был полет. Нескончаемый полет. Я жила в нем по-настоящему.

– Да, дитя мое, вы все совершенно правильно интерпретируете. Вы там были настоящей. Так чувствует себя в своем настоящем истинная суть человека, в разных частях мира называемая по-разному, здесь ее зовут душой. Пока она не воплощается. И вот здесь начинается то, что вы почувствовали за последние сутки. И это испытание дано абсолютно всем без исключения. Когда вы окрепнете настолько, чтобы выйти в мир и видеть, что происходит там, вы увидите, что миллиарды людей живут с закрытыми глазами. Они спят. И лишь единицам среди этих миллиардов выпадает удача проснуться и жить в своем настоящем. Но это путь. И это служение. Служение начиная с земного воплощения. Вы увидели обе стороны, вы вольны в своем выборе, куда направить свои усилия.

– Адам Александрович, я точно не сошла с ума? Вы серьезно мне это сейчас говорите?

– Абсолютно.

– Какой выбор я должна сделать? Я не понимаю.

– Вы можете уже начиная с этой минуты начать двигаться по своему пути. Это будет непросто, на этом пути вам предстоит много испытаний. Или вы можете вернуться туда, где были раньше. Видения прекратятся, со временем вы вообще о них забудете. Вы станете прежней Сандрой, возможно, даже вернетесь к прежнему мужчине и образу жизни. Но второго шанса в этом воплощении вы уже не получите.

– Что значит в этом воплощении?

– Это значит, что из своего дома – все его видят по-разному – вы увидели только вход в него – души отправляются в свой земной путь. Кому повезло, тот возвращается быстро. Кто проявит себя неправильно, отправляется в очередное воплощение, и так может продолжаться до бесконечности. И в это время с душой происходит все то, что вы увидели в неприятных видениях.

– Сколько времени у меня на раздумья?

– Спите. Утро вечера мудренее. Я буду рядом, и не бойтесь видений. Их не будет, я об этом позабочусь.

Сандре снилась их старая родительская квартира. Они жили там все вместе, пока родители не развелись. Маленькая Надя в кроватке и она сама за детским столиком делает уроки. Первый класс, такой важный в жизни каждого. А отец ушел. Сразу, как отпраздновали Новый год. Было очень весело – елка, подарки. Гости почти все разошлись, а папа сидел и курил в кухне и разговаривал с их гостьей, какой-то женщиной. Потом туда зашла мама, послышались звон посуды, крики. Мама с плачем выбежала, папа за ней. Эта женщина поспешно оделась и ушла. Отец ушел с ней. Прямо в новогоднюю ночь. С тех пор Сандра ненавидела Новый год и, став взрослой, никогда его не отмечала. И вот она одна с сестрой. Она с ней, пока мама стоит в очереди в магазине внизу, потому что дома совсем нет еды. Кормить Надю и стирать пеленки Сашенька уже умеет отлично. Но вот играть с ней пока не получается: очень много дел по дому и уроки. Надя играет сама в свои погремушки. Вот уже другая квартира. Они переехали в нее недавно. Здесь другой класс и другая учительница. Сашеньке она не нравится. В школу Сашенька ходит сама. Это очень далеко. Нужно долго идти через огромный спальный район, потому что их дом стоит последним, почти в лесу. Они переехали сюда летом, потому что папина новая жена родила брата Сашеньке и Наде. И папа сказал, что квартиру надо разменять. Вместе с прежней квартирой папа разменял еще их цветной телевизор на два черно-белых, себе и им, но Сашенька еще помнит, как выглядят цветные мультики. Холодильник привез старый советский, рычащий как трактор, а новый импортный папина новая жена велела забрать. И магнитофон кассетный, который папа привез из командировки вместе с куклой в розовом платье, он тоже забрал. Только куклу оставил. Да и то, наверное, потому, что Надя ей подстригла ресницы и чудесные золотые волосы превратила в слипшийся пучок, запихнув в них кусок пластилина. Мама почти каждый день плачет. Сашенька, как может, ее успокаивает, старается учиться на отлично и помогать во всем. Папа почти не приходит. А если приходит, приносит что-то очень ненужное. Например, копченую скумбрию. Она горькая, липкая, и руки от нее потом не отмыть. То ли дело папина родная сестра, любимая тетя Валя. Никогда и не сказать, что они родные с папой. Тетя Валя работает геологом, экспедиции на Крайний Север – часть ее любимой профессии.

Она так увлекательно рассказывает о них, когда приезжает в отпуск в Москву. Тетя Валя всегда привозит какие-то немыслимые гостинцы – икру, потрясающего вкуса красную рыбу, вяленое мясо, морошковое варенье и много шоколада. Им в пайке положен шоколад, а она собирает, сама не ест и для племянниц везет. У нее нет своих детей. Есть муж, но он не приезжает, потому что он местный, с Севера, и ему в Москве грустно без природы. Тетя Валя всегда останавливается у Сашеньки и Нади, к папе не едет. Она ходит по музеям и театрам, берет Надюшу с Сашенькой и ведет их парк, на аттракционы, в цирк, в зоопарк. Какое же это счастье, когда у тети Вали отпуск. Отпуск у тети Вали долгий, северный. Она покупает много вещей, оставляет их, едет в Адлер на Черное море, потом возвращается, забирает вещи и опять в экспедицию. И так каждый год.

Папа возил их с мамой на море один раз, когда Нади еще не было, но Сашенька почти ничего не помнит из этой поездки. Ей про нее рассказывает мама. И всегда грустит, поэтому Сашенька старается не напоминать и рассматривает фотографии тайком, доставая из дивана старую мамину сумку, в которой они хранятся. Помнит лишь, что тогда в Коктебеле было много слив. Они стояли прямо на земле в плетеных корзинах и источали медовый аромат. Над ними роились осы. Сашенька набирала в тарелку эти сливы, залезала на лавочку и ела, наблюдая за осами. Очень сладкие сливы, темно-синие с матовым напылением, а внутри золотые с продолговатой колючей косточкой. А еще она помнит небо Коктебеля. Оно было таким розово-голубым. Лавочку, на которой Сашенька ела сливы, обвивал розовый куст. И когда Сашенька смотрела на небо сквозь лепестки, оно было розовым и голубым одновременно.

Продолжение книги

Хранители пяти сердец бесплатное чтение

Глава первая. Разоблачение

Глава вторая.Ночное знакомство

Глава третья.Побег

Глава четвертая.Посвящение

Глава пятая.Ужасный сон

Глава вторая.
Ночное знакомство

Глава третья.
Побег

Глава четвертая.
Посвящение

Глава пятая.
Ужасный сон