Пегас в помощь, или Как с помощью асан Бабы Йоги выйти замуж бесплатное чтение
Происшествие у пруда
В некотором царстве, в некотором государстве, а вернее сказать, в княжестве, жила- была девица-красавица. И такая печальная, что печаль её не заесть, не запить, никаким зельем не заворожить, а всё потому, что не брал её никто замуж…
Сквозь узоры берёзовых листьев проглядывало рваными лоскутками небо. Шуршали под ногами некошеные травы, нашёптывали: «Прошлое прошло. Грушшно. Шебурши ишшо!»
Присела красна девица на бережок пруда. Котомку рядом положила.
– Эх, бедная я, несчастная, не везёт мне в жизни, не везёт в любви! Утопиться, что ли?
Упала горькая слеза на зеркальную гладь. И ещё одна. И ещё.
– Эй, девица! Чего разнюнилась? Или топиться собралась? Давай, смелее! Давно гостей у меня не было!
Не успела девица как следует разглядеть скороговорную русалку, а та уже тащит её за ногу под воду! Бульк! Всплеск! Фонтан над гладью воды! Над головой – мозаика жёлтых листьев вперемежку с оранжевой ряской. Руки коснулись холодной русалочьей чешуи, к лицу приблизились зелёные длинные – то ли волосы, то ли водоросли, застлали глаза. Ну, вот и всё…
Ан нет, не всё! Очнулась девица! Однако, не в подводном царстве, а в небесном. Яркий свет пробился сквозь закрытые веки. Кто-то нежно гладил её по голове, по плечам, по рукам, перебирал и целовал каждый пальчик. Как когда-то Лукьян.
Да, она помнила и любила Лукьянушку всегда! Души не чаяла. Поцелуи его были сладкие, речи нежные. Вспомнила она, как продала терем свой расписной, наследство от батюшки с матушкой. Всё для него, для любавого, для исполнения его задумки – мастерить летающие ступы, в чаянии на барыши великие. Они и рекламный ход вместе придумали – помело в подарок!
Но нежданно-негаданно покинула душа Лукьяна. Помер он, а все сребреники и златницы от продажи терема в неведомое канули. Но не о червонцах, конечно, была её печаль, а о любови великой.
Девица приоткрыла ясный глазик. Он! Да! Любимый! Подскочила, кинулась целовать, обнимать, лобызать! И смеялась она радостно, и Лукьян смеялся! Встретились!
Вдруг громовой Глас прервал небесную эту вакханалию:
– Рано девице! Возврат! Считаю от двадцати семи! Отсчёт пошёл! Двадцать семь, двадцать шесть, двадцать пять…
–Любанька моя, встретимся ещё, опосля, опосля, – Лукьян нежно твёрдой рукой отстранил от себя прильнувшую девицу и поспешно затараторил, – тайну одну тебе открою: у реки Смородинки есть старый дуб, в дубу дупло, там приют найдёшь. Залезешь – свой облик примешь. Но чужого – человека ли, зверя ли – не пущай в дупло, иначе потеряешься навеки, в чудище обратишься! Помни, чужого не пускай! Чудищем станешь навеки!
–… три, два, один! – Возвестил Глас. – Воротись девица!
Рыбари
Кот Рыжик обожал две вещи – чистоту и рыбалку. Ах, эти полосатые окуньки и серебристые карпы! Не то, чтобы он любил посидеть на бережке с удой, нет! Ловить, причём зело ловко, он умел только надоедливо жужжащих, блестящих, зелёных мух. В приюте за хозяйской лежанкой, на бревенчатой стене собственным когтем отметил уже десятка два царапин – по одной царапине за каждую летающую жужжалку. Кот старательно вёл подсчёт. А насчёт рыбки – Рыжик побратался со Жданом Куприянычем, непревзойдённым в рыбацкой сноровке.
Вот и в это приветливое утро оба выжидали, когда наполнятся уловом загодя расставленные сети. Ждан, кучерявый, нос картошкой, немного неуклюжий, словно плоть его собрали из древесных чурбачков, лежал на шелковой траве, угадывал фигуры в пушистых облаках и дивясь облачным творениям, поигрывал бровями домиком. Кот наблюдал за полётом бабочек и шмелей, тихо мурлыкал себе под розовый вездесущий нос.
Вдруг невдалеке раздался громкий всплеск, словно от огромной щуки. Рыбари вскочили, кинулись глянуть, что за рыба шуткует?
Ух ты! Да тут Русалка обняла земную девицу! Тащит в омут! Вот так история! Надо спасать! Ждан от волнения громко чихнул, набрал дыхания и бросился в воду! Завязалась борьба с русалкой. Одной рукой Ждан крепко схватил её за длинные зелёные волосы, другой, пястью принялся колотить по русалочьим хваталкам, отцепляя девицу, а ногами пытался обвить, обездвижить скользкий хвост.
Рыжик бегал по берегу, грозно рычал, нервно дёргал хвостом, соображая, чем помочь другу. Наконец, на миг вынырнула из-под ряски голова русалки. Кот немедля сиганул на неё, вцепился когтищами. И тут же метнулся обратно на берег от её истошного вопля.
Нежданно-негаданно в небе показался крылатый конь. Пегас в помощь! Тень от широких белых крыльев накрыла поляну, повеял ветерок. Кот прижался к траве, к ромашкам, василькам, колокольчикам. Конь легко коснулся земли, сложил крылья, с любопытством вытянул морду.
В этот же самое мгновенье поверженная русалка выпустила жертву и метнулась в глубину. Ждан вытащил на берег спасённую девицу. Вот так рыбалка!
Пегас заморгал длинными ресницами, прокашлялся и выдал:
Девица-краса, длинная коса
Утоплена русалкой.
Ждану стало жалко.
Жданом спасена. Откудова она?
Склонились рыбари и конь над «уловом», жива ли? Ждан приник ухом к девичьим персям – бьётся ли сердце? Чихнул, не отрываясь от груди девичьей, отчего девица взрогнула и судорожно вздохнула. Жива! Не утопла! Задышала! Ждан Куприяныч подождал немного, чтоб пришла в себя, и спросил:
– Ты чья будешь? Откель, с каковской стороны?
Поводила девица мутным взглядом по склонившимся. Ни словечка.
– Как звать-величать? Аль немая?
– Не ведаю, – слабенько, чуть слышно пробормотала несостоявшаяся утопленница.
Золотистые волосы по траве раскиданы, чисто одуванчик вешний, нос курнос, веснушчат, под мокрым сарафаном фигура ладная обозначилась. Очи закатывает, вспомнить что-то силится, да не может. Не в себе, значится. Села. Рыжик нырк под ладонь её и рад нежности- ласке. И разомлел.
Ждан паче выспрашивает:
– Кто ты есть не знашь? Где пядь родная не знашь?
Почесал пятернёй затылок кучерявый, пожевал травинку-былинку. Вздохнул, вроде думу тяжёлую выдохнул.
–Отца, матери не знашь? Кто же о тебе радеть будет?.. Ко мне жить пойдёшь?
Молчит девица. А ведь молчание, всем известно, знак согласия!
– Пегас, дружище, подмогни девице до моей избы добраться, я, вишь ты, хромоног, самому не сладить.
Пегас закивал, гривой шелковой затряс, мол, чего не согласиться:
– Ты хромоног. Я помогу. Летаю в небесах.
Но безымянную нести не смею, ох и ах!
Я добрым людям помогу, доставлю девку в срок.
Вы дайте имя ей тотчас. Таков уж мой зарок.
– Наречь? Ну, пусть Найдёной будет. А, Рыжик, согласен?
Наглаживаемый девичьими нежными пальчиками, кот дважды мигнул правым глазом, тайным их со Жданом символом, мол, не возражаю. Села девица Пегасу на хребет, обняла покрепче.
– Вон там, у Гремучего ключа обитаю – Ждан махнул мощной ручищей в нужную сторону и вновь чихнул. – Пока доковыляю, вы уж прибудете.
Пегас взял разбег, захлопал крыльями, взмыл с Найдёной в светло-голубую высь.
На пиру
Летит Пегас над тёмным лесом, над чистым полем. Облака прохладой овевают, от зноя дневного спасают. Вверх-вниз маневр держит конь крылатый. От высоты высотной страх Найдёну берёт, а сердце восторгом заходится, восторг в животе щекотится!
Навстречу чёрный ворон. Строго каркнул Пегасу и сразу к земле ринулся, словно только и держал полёт для укоризны. Вздрогнул конь, осовестился, да пустился стрелою вниз. А ведь и взаправду, пир нынче князь даёт, а гусляру Гордею срочно требуется сполётничать в радужные облака за новым сказанием!
Палаты каменные всё ближе, во дворе столы дубовые скатертями узорчатыми накрыты, бочонки медовухи приготовлены, гости прибывать начали. Пегас заприметил гусляра, приземлился. Гусляр скорёхонько подбежал навстречу, время не теряючи, вскочил на хребет позади Найдёны, обнял девицу за чресла. Взлетели!!!
Долго ли, коротко ли путь небесный держали, а вернулись на княжий двор не с пустыми руками: у гусляра Гордея в свитке свои сказанья новые, у Найдёны свой свиток с виршами-стихами, в котомку уложен.
Сказителя на пиру завсегда ждут, на место почётное Гордея садят. И Найдёне местечко нашлось… Наелись гости, напились, в пляс пустились. Гордей играет-наигрывает, да Найдёне на ушко нашёптывает:
– Любы мне ясны очи твои, уста алые, ланиты румяные. Возьми сердце моё, владей нераздельно, будь моею.
Зарделась Найдёна, по нраву ей такая речь.
Полями, перелесками, тропинкою лесной идёт Ждан Куприяныч с рыбалки. И Рыжик с ним наладился. Долго ли, коротко ли шли, а путь лежал мимо палат княжеских.
–Что, друг Рыжик, не зайти ли нам на веселье, не пропустить ли медовухи по жбанчику? – вопрошает Ждан. – Одолела меня усталость, охота отдохнуть, сил набраться.
Поднял кот мордочку хитрую, усы топорщатся, глянул на товарища, прищурился, облизнулся, мол, согласен, возражений не имеется, да и голод, мол, не тётка.
Веселье в самом разгаре: скоморохи скоморошничают, кувыркаются, перепрыгивают друг через друга, гости не жалеют ног в пляске, вприсядку, вприхлопку, впритопку, в обнимку. Кто кружится, а кто падает да на четвереньках дурачится.
Присел Ждан Куприяныч в конце стола, поднесли ему медовухи ендову, гуся не преминул отведать и осетринки. Утробу насытив, принялся среди пировавших знакомцев высматривать. Найдёну выглядел. Диву дался. Вот те на! Сил Пегасу не достало до Гремучего Ключа долететь? За каким делом девица тут? Да ещё и с гусляром рядышком! Обнимает он её, охальник, прижимает, да шепотки горячие шепчет!
Взыграла кровь рекою огненной, его девицу охаживают! Не бывать тому! Как метнулся он к супротивнику, отодвинул Найдёну себе за спину, да давай кулачищами размахивать! Но и Гордей не лыком шит! Уворачивается от кулаков чугунных, то пригнётся, то отскочит в сторону, заместо щита гуслями прикрывается. Перепрыгнул через стол дубовый, не достать его хромоногому! Тут Рыжик Ждану посох-удочку кидает, удилище выдвигается, крюк на леске висит. Зацепил Ждан гусли крюком, да об стену! С розмаши вдребезги! Остолбенел гусляр на мгновение. Ах, так! Инструмент портить! Схватил блюдо из-под гуся, запустил в супротивника. Знай наших! Так ловко запустил – бабахнул по макушке курчавой, упал Ждан без памяти, чурбак чурбаком.
Подскочил Гордей к Найдёне, ухватил за тонкую талию, вскинул на плечо и был таков! Умчался восвояси, поминай, как звали!
После пира
Ведёт Гордей Найдёну по тропке за ручку нежную, крепко ухватил, не высвободить. Через мостики идучи, девицу поддерживает, через ручейки переносит, на руки крепкие поднимает.
Ворота не скрипучие, собака охранная повизгивает, хвостом виляет – рада хозяину. В горнице светло, прибрано. Вышиванные занавески на окнах, печь изразцами поблескивает, тепло от неё ласковое. У окна стол начисто выскоблен. В углу сундук кованый громадится. По стенам гусли разные развешаны.
Посадил гостью на лавку, квасу налил. Сам напротив присел, отдышался. Глаз не спускает с девицы, любуется. Она и шевельнуться боится, не обидеть бы чем хозяина. Гордей гусли приладил, пальцы ловкие струнами мелодию ведут, девицу завораживают. Полночи играл-завораживал, полночи целовал-миловал, надышаться на неё не мог.
Волшебная ночь пролетела мигом одним. Лишь почивать затеяли, а уж утренняя заря-денница на пороге, просыпайтесь, мол, кто рано встаёт, тому бог подаёт.
Умылась Найдёна, прошла босиком по цветастому половику-стёжке к столу, а уж завтрак готов! Хлеб душистый, чай запашистый. Гордей подарочек протягивает:
– Возьми-ка серебряное блюдце. При себе держи, не теряй! Как по нему яблочко наливное покатится, тут и увидишь меня. А как позову тебя, так сызнова приходи!
Ветер ставнями заскрипел. Под окном Пегас раскопытился, ржёт, Гордея вызывает:
– Солнце встало, рассвело, просыпается село.
Выходи, эй, Гордей, не томи лошадей!
Завтрак завтраком, а Гордею по делам пора. Кличет из сенок:
– Найдёна, лапти обувай, выходить надобно, – зазвенел ключами от замков надёжных.
Вскочил на Пегаса, да в облака пурпурные понёсся, за новыми сказаниями. А Найдёна осталась стоять одиноко на всех ветрах – изба-то на запоре! – куда податься, не ведает.
Кошачья поляна
Так уж устроен мир: имея своё хозяйство, крутишься с утренней до вечерней зари. Завсегда занятие найдётся: дров нарубить, двор подмести, грядки прополоть, скотинку накормить, изгородь подправить, да мало ли чего. А нету крова родного – бредёшь неприкаянно по земле, чем занять себя, кроме прокорма, не ведаешь. Вякий муравьишка встречный кивает приветственно, каждая птаха песню тебе поёт, землянички в рот просятся, родник прохладной водой освежает…
Бредёт Найдёна мимо поля ржаного, по шумливому лесу. На голове венок из васильков, ромашек, на косах тугих заместо ленточек-бантиков приютились бабочки-крапивницы.
На одной поляне игривый ветерок меж берёз качель раскачивает, раскручивает, манит позабавиться. Чуть присела Найдёна на качель, враз откуда ни возьмись – набежала кошачья стая, целая поляна: и пушистые, и гладкие, и малюсенькие, и большущие, что твоя рысь.
Разместились по поляне: на траве, на ветвях, на поваленной берёзе, окружили качель. У ног трутся, мурлычут. А один серый, полосатый на колени девице – прыг! Прошу любить и жаловать! И ну мур-мурные песни намурлыкивать. Достала Найдёна из котомки кусочек сыра от пира вчерашнего, угостила мурлыку. А он сыр съел, и ну ластиться. Лапками обнимает, мордочкой усатой о девичьи щёки и шею трётся, ласкается.
Скрип древних стволов, шёпот вершин слились с гулким шумом стаи. Неподалёку котята играют – кувыркаются друг через дружку. За ними с ветки присматривает строгая мама-кошка. Возле худенькой чёрной кошечки белый пушистый кот вылизывает, старается свою шёрстку, а потом старательно принялся за блестящую шубейку подружки.
Вдруг в эту приглушённую симфонию яркой нотой ворвался металлический звон, словно стучали ухватом по чугунку.
Кошачье племя враз встрепенулось, дружно подалось на зов. Серый-полосатый соскочил с колен Найдёны, оглянулся, хитро подмигнул. Зовёт за собой? Найдёна боязливо поёжилась. Ей завсегда не везёт, она это точно знает. А вдруг там, куда кошки лапы направили, подстерегает опасность? Ну, наверняка, подстерегает!
Серый-полосатый поставил передние лапки ей на ногу, прогнулся, потянулся. Вернул лапки на землю, в сторону стаи, повернулся мордочкой к Найдёне, сделал пару шажков, не отрывая медовых глаз от девицы. Ясно понятно, зовёт за собой.
Найдёна заколебалась, не может такой ласковый зверь заманивать в ловушку, ведь не может? Глубоко вздохнула, и… отправилась за кошьей стаей!
В приюте
Серый-полосатый уцепился зубами за кружевной подол, и ну тянуть Найдёну вниз. Всё тянет и тянет, покудова не догадалась она о его замысле – подоткнула юбку, опустилась на четвереньки. Трава щекочет ладони, голые коленки. Впереди маячат гордо поднятые хвосты и хвостики. И сама она выгнула дугой спину, выпрямила обратно, приноровилась, подобно четырёхлапым, так же величественно вышагивать, а если бы у неё немедленно вырос хвост, он глядел бы вверх так же гордо. Так и добрались общим шествием до огромного терема, кошачьего приюта.