Слова о старчестве бесплатное чтение
© Сибирская Благозвонница, текст, макет, оформление, 2022
Предисловие
Любому человеку нужен совет от того, кто мудрее, кто лучше разбирается в жизни, кто готов выслушать и способен наставить на путь истинный. Особенно нужен такой опытный духовный наставник в жизни православного христианина. Большим почтением всегда пользовались старцы, отличающиеся высокой духовностью, принявшие в свое сердце Господа нашего Иисуса Христа. Под их руководством можно было избежать многих ошибок на пути спасения и достичь духовного преуспеяния.
«Прежде всего, попекись найти себе наставника и учителя непрелестного и, нашедши его, вполне отдайся ему как отцу родному сын отцелюбивый, ходя по повелениям его неуклонно, и на него взирая как на Самого Христа»[1], – учил Каллист Патриарх.
К старцу идут исповедоваться, открывают ему всю душу свою, объявляют ему все свои греховные поступки, желания, мысли; таким образом получается тесная, неразрывная духовная связь между связавшим старцем и связанным чадом. Власть старца в известных случаях беспредельная, непостижимая. По словам монахини Игнатии (Петровской), в сказаниях о жизни старцев и их учеников «можно найти очень много живых примеров того, как велико пред Богом чистое, безжалостное к себе откровение помыслов старцу, как в очах Божиих искупается, ценится это откровение, как подвизающийся открывать свои приражения мыслей и страдающий от них приравнивается к страстотерпцу, проливающему кровь за исповедание Христа».
Одним из почитаемых современных старцев Русской Православной Церкви стал архимандрит Наум (Байбородин), духовник Троице-Сергиевой Лавры.
«Еще в первые годы своей монашеской жизни отец Наум стяжал дар непрестанной Иисусовой молитвы. И его главной заботой стало возрождение монастырей в России после 70 лет плена Вавилонского, возрождение монашеской жизни – делания Иисусовой молитвы в этих монастырях. Более 40 монастырей открылось в России его трудами. Батюшка сам молился непрестанно и почти в каждой своей проповеди нас к этому призывал: “Иисусову молитву надо читать, как дышать”. <…> Десятки архиереев и сотни священников – воспитанники и ученики архимандрита Наума. Сколько храмов ими восстановлено и заново построено! <…> Благословением и молитвами нашего старца состоялось прославление преподобных Кирилла и Марии, блаженной старицы Матроны… Благодаря Батюшке возродилось почитание написанной по благословению Оптинского старца Амвросия иконы Матери Божией «Спорительница хлебов»… А Ноев ковчег! За послушание старцу его духовный сын поднялся на Арарат и нашел его! <…> Самым главным сокровищем для отца Наума были человеческие души, вот и начинались его монастыри не со стен и украшения храмов дорогими иконостасами, не с удобных зданий с отдельными кельями, а с тех людей, которых Господь посылал под его водительство, которых он растил и вымаливал»[2].
Как часто старец призывал с амвона: «Читайте Древний Патерик и напитывайтесь этим духом, учите Псалтирь наизусть…»! И еще говорил: «В каждом доме должно быть Евангелие! Работайте с людьми, открывайте богословские курсы, занимайтесь с детьми. Крыло мухи влияет на судьбы мира…»
Но батюшка не только советовал и наставлял, но и прилагал усилия к выпуску душеполезной литературы. Он отыскал и напечатал житие бородинской старицы Рахили, забытое за многие десятилетия издание «Откровенные рассказы странника своему духовному отцу», при его участии было издано немало сборников, в которых точность и красота изложения текста в его традиционном виде выгодно отличаются от более современных переводов на русский язык. К их числу можно отнести 12 книг «Жития святых святителя Димитрия Ростовского» в репринтном повторении их первоначального издания в четырех томах на славянском языке, «Добротолюбие» в русском переводе святителя Феофана Затворника Вышенского и ряд других изданий, включая, конечно же, Священное Писание. Можно упомянуть и еще одно важное издание, предпринятое Ново-Голутвиным монастырем в 1993 году с благословения отца Наума: Псалтирь с толкованием на полях. Псалтирь, без сомнения, является одной из самых важных книг во всем Священном Писании и в жизни каждого христианина, учитывая ее значение для всего православного богослужения и частного молитвенного делания.
Батюшка был способен не только вдумчиво прочитывать сотни страниц различных текстов ежедневно, отмечая при этом карандашом главные, по его мнению, места. При этом он указывал на необходимые источники, просматривал принесенные для редактирования материалы, делая свои замечания и внося правки… Особенно часто это происходило с книгами и трудами святых отцов. Такое конспектирование текстов имело в глазах старца большое значение: он выбирал для своих чад наиболее важное из святоотеческих творений, которые в те времена были доступны очень немногим. Так появлялись статьи архимандрита Наума (Байбородина), сборники изречений святых отцов и современных подвижников «умного делания», духоносные издания.
От редакции
Часть первая. Традиция старчества в истории Церкви
Всеобъемлющее делание
Старчество как всеобъемлющее делание соединяет в себе все добродетели преподобных подвижников[3]. Плод же духовный, – учит апостол, – есть любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание (Гал. 5, 22–23). Наивеличайший дар – любовь, ибо Любовью именуется Сам Бог (ср. 1 Ин. 4, 8, 16).
Старец, призванный на это служение Самим Богом и получивший от Него дары Духа Святого, проходя путь трезвения и умно-сердечной молитвы, очищался от страстей и, пребывая в покаянно-молитвенном состоянии, видел свои грехи даже в тончайших помыслах и движениях сердца. Он обладал дарами прозорливости, чудотворения и пророчества и все свои благодатные дары прикрывал глубоким смирением. Старец мог видеть в самой глубине души человеческой зарождение зла и причины этого зарождения и, зная душу человека, указывал верный путь ко спасению, открывая людям волю Божию.
Старчество, как особый духовный союз, по определению преподобного Амвросия Оптинского, состоит в искреннем духовном отношении и послушании духовных детей своему духовному отцу или старцу. Старец и его чада есть, по существу, единая семья о Господе.
«Идея старчества, – пишет митрополит Трифон (Туркестанов), – начинаясь с первой главы Книги Бытия, проходит по всему Ветхому Завету, вплоть до явления Спасителя. Тому подтверждение – пророки Илия и Елисей, Илий и Самуил, Нафан и Давид…»[4]
Первый представитель старчества в том смысле, как его понимала вся Церковь, является уже на рубеже двух Заветов – это святой Иоанн, Предтеча Господень. Народ, толпами грядущий к нему за наставлениями, его уроки о покаянии и верном пути ко спасению… не составляют ли признаков старчества в том виде, как оно впоследствии выразилось?
Всю же силу и весь свой смысл старчество получило в благодати и истине Нового Завета. Господь, избрав сначала двенадцать, а затем семьдесят два ученика, заключил Свое наставление им следующими словами: Слушаяй вас Мене слушает; и отметаяйся вас Мене отметается (Лк. 10, 16). Апостолы и ученики Христовы впоследствии нередко сами себя называли старцами, являя истинный образ отеческого и старческого душепопечения о своих чадах (см. 1 Пет. 5, 1; 2 Ин. 1, 1; 3; Ин. 1, 1; Флп. 1, 9).
Иисус Христос в лице Своем и Своих двенадцати апостолов показал живой пример общежития. Общежитие во имя Христово соединяет людей столь великою любовью, что все они становятся единым телом и членами друг друга, имея одну общую Главу – Христа. Во имя этой любви они во всем повинуются своему духовному отцу, исповедуют ему все тайны своего сердца, принимают его слова и заповеди как бы от Самого Бога и отсекают во всем свою волю.
В ранней церковной истории прослеживается нить преемственного старчества, восходящая к святым апостолам: первоверховному Петру и евангелисту Марку, а далее к христианам-пустынникам в пределах Египетских – в Александрии и в ее окрестностях.
Об этой традиции старчества становится известно из творений пресвитера Климента Александрийского, учившего о необходимости иметь духовного руководителя. Церковный историк Евсевий и преподобный Иоанн Кассиан Римлянин повествуют о высоте образа жизни современных послушников – последователей апостола Марка.
Элементы старчества можно усмотреть в харизматических явлениях первых веков христианства. Эти харизматические явления повторились среди древнего монашества, и старцы были носителями этих харизм – особых даров Святаго Духа, подаваемых человеку непосредственно от Бога. Право же вязать и решить, или «власть ключей», они трактовали как самый высший, как совершенство дарований.
Нужно упомянуть особое служение раннего христианства, имеющее прямое отношение к старчеству. Апостол Павел перечисляет три служения в Церкви: апостольское, пророческое и учительское. Непосредственно за апостолами стоят пророки (см. Еф. 4, 2; 1 Кор. 13, 2–8). Их служение состоит главным образом в назидании, увещевании и утешении (см. 1 Кор. 14, 3). Через пророка непосредственно открывается воля Божия… Пророческое служение – особый благодатный дар, дар Духа Святаго (харизма). Пророческое служение ярче всего проявляется в монастырском старчестве, ибо старцы, обладая даром прозорливости, всех назидали, увещевали и утешали, исцеляли от болезней духовных и телесных, предостерегали от опасностей, указывали путь жизни, открывая волю Божию.
Нравственно-бытовые отношения старца и ученика – духовного отца и духовного сына – очень скоро и рано выработались внешне и внутренне в прочную и стройную систему, окрепли в монастырски-бытовую форму. Древнейший старец (как позднейший духовник) принимал Исповедь и Покаяние. Старец обычно принимал Исповедь инока по всем грехам, начиная с мимолетного помысла, слегка возмутившего монашескую совесть, и кончая смертным грехом.
Со временем преподобного Антония Великого связано возрастание значения старчества в жизни Церкви – то явление, о котором впоследствии ярко скажет преподобный Симеон Новый Богослов: «Когда народ верующий стал бесчислен, то благодать Духа Святаго устроила, чтобы к архиереям и иереям прибавлены были еще и игумены и другие духовные отцы (из иночествующих), которые имеют в себе благодать Духа Святаго, чтобы и они сопастырствовали вместе с теми и содействовали во спасение…»[5]
Распространение влияния старчества в мирской среде начинается очень рано, вероятно с первых же лет установившегося монашества.
Таким образом, старчество, с одной стороны, неотъемлемая часть монашества, а с другой – уже с момента своего зарождения оно широко распространяется и в среде мирян.
Но, конечно, всё же свое наиболее яркое выражение старчество получило в среде древнего иночества; монашество же, в свою очередь, нашло в старчестве свой идеал, свой духовный центр. Из истории Церкви видно, что скиты, лавры и общежительные киновии образовывались вокруг духоносных старцев и состояли первоначально из их учеников. Опираясь на изречение преподобного Иоанна Лествичника о монахах как свете для мира, можно сказать, что монашество есть лучший цвет христианства, идеализм христианства, отображение Евангельской жизни. Но цвет самого христианства, лучшее выражение монашества – это старчество.
Старчество сохранило свою сущность и свое великое значение на протяжении всей новозаветной эпохи. Его пути и проявления в жизни Церкви во многом обусловили ход и течение самой ее истории.
В преподобном Антонии Великом мы видим старца, который, будучи непосредственно избран Богом, исполнял свое служение без всякого начальственного значения в Церкви. Преподобный Антоний Великий был возлюблен всеми так, что все желали иметь его отцом. Великие дары благодати были даны преподобному для старческого служения всем притекающим.
В общежитии святителя Василия Великого от находящегося в послушании требуется, чтобы он оказывал такую же благопокорность наставнику, как апостолы Спасителю, потому что наставник не иное что есть, как человек, который носит на себе лицо Спасителя, стал посредником между Богом и людьми и священнодействует пред Богом спасение покорных ему.
Наставления преподобных Варсанофия и Иоанна остаются заветом для каждого избравшего путь святого послушания: «Сделай по силе твоей, и Бог поможет тебе молитвами отцов твоих… Привяжи обремененную ладию твою к кораблю отцов твоих, и они управят тебя к Иисусу, могущему даровать тебе смирение, и силу, и разум, венец и веселие…»[6]
Из этих слов видно, что верной и искренне верующей душе дается от Бога познание особенного таинства – заключения духовного союза между старцем и его чадом по духу. Союз этот заключается во имя Христово и ради Христа, Который Сам есть Путь и Истина и Живот (Ин. 14, 6).
Высоту и святость момента установления духовного союза раскрывает в своих творениях преподобный Феодор Студит. «Духовное рождение есть рождение Духом Святым; оно начинается собственно тогда, когда послушник, не ограничиваясь лишь внешним телесным повиновением, предает отцу своему и саму душу, открывая ее перед старцем в исповеди всех помышлений»[7].
В истории Православной Церкви особенным вертоградом старчества стала Святая Гора Афон. На ней устраивал общежитие великий Афанасий Афонский; на ней подвизались духоносные старцы-исихасты Максим Кавсокаливит и Григорий Синаит. Оттуда, из монастыря Есфигмен, вернулся преподобный Антоний Киево-Печерский, основатель старчества на Руси.
Старчество стало драгоценным наследием православных народов Иверии, Сербии, Моравии, Болгарии и, конечно, Руси. С принятием Русью святого христианства тотчас вошло в ее духовную жизнь и старчество, и глубокое понимание его в святоотеческом духе и смысле, начиная с Киево-Печерского монастыря и кончая Оптиной пустынью.
Первыми старцами Святой Руси можно считать преподобных Антония и Феодосия Киево-Печерских. От преподобного Феодосия заимствовали устав и образ духовного руководства все русские монастыри. Апологетом пути старческого окормления и монашеского послушания можно назвать святителя Кирилла Туровского – «русского Златоуста».
Даже лихолетье монгольского нашествия не смогло искоренить побеги древа русского старчества… Оно вобрало в себя наследие аскетов Святой Земли – Палестины и Святой Горы Афон – и выросло на благоприятной почве, просвещенной Святым Крещением Руси, где всегда были сильны традиции глубокого почтения к старшим и умения подчинить свою волю общему служению родной земле, своему народу.
Русское старчество
Можно согласиться с утверждением, что русское старчество – это новый вид монастырского послушания в деле служения Церкви народу. Действительно, палестинские и константинопольские аввы окормляли народ, верующих мирян, но это окормление не было столь постоянным, систематическим, как на Руси, где даже от мирян требовалось обязательное и постоянное послушание духовнику и где всеобщая жажда старческого слова способствовала возрастанию его силы и действенности в человеческих сердцах.
В продолжение XIV–XV столетий, как бы в подкрепление изнемогшим под иноземным игом русским людям, на Русь пришло новое поколение подвижников, в числе которых были преподобные Лазарь Муромский, Сергий Нуромский, архиепископ Дионисий Святогорец, преподобные Кассиан Угличский, Иннокентий Комельский (греки), преподобные Савва Крыпецкий, Пахомий Радовицкий (сербы), преподобные Савва Вишерский и Нил Сорский (русские).
В XIV столетии «игумен земли Русской» преподобный Сергий Радонежский стал возобновителем пути старческого делания и восстановителем уставов общего жития. Не менее сорока учеников преподобного Сергия стали устроителями новых обителей, где также было установлено старческое окормление и где уже со времени основателей монастырей процвело и благодатное старчество.
Особенно памятны имена основоположников Русской Фиваиды в северных Белозерских и Вологодских пределах: преподобных Павла Обнорского, Сергия Нуромского и Сильвестра Обнорского. Главным средоточием духовных сил иночества на Севере стал монастырь преподобного Кирилла Белозерского, воспитавшего, в свою очередь, целую плеяду старцев.
Великими старцами были преподобные Дионисий Глушицкий, Григорий Пельшемский и Корнилий Комельский. Но особенно известны жизнь и учение аввы Нила Сорского – основателя единственного в своем роде скитского общежития для совершенных безмолвников. Его обычно считают наиболее характерным представителем старческой традиции на Руси; между тем более типичен для Руси путь старцев-подвижников, окормлявших монашествующих всех степеней духовного возраста и мирян всех сословий, таких как преподобные Пафнутий Боровский, Иосиф Волоцкий, Даниил Переяславский, Герасим Болдинский.
В XV веке в лице знаменитого Иосифа Волоколамского мы видим игумена-старца уже не одной братии, а и благочестивых мирян.
Важно отметить, что русское старчество, руководившее духовной жизнью как монахов, так и мирян, ведет свою традицию от самого Крещения Руси. Тот род старческого служения, который был избран Оптинскими старцами, не был неизвестен в Древней России, и старец-подвижник, утолявший духовную жажду мирян и целивший их духовные недуги, пользовался глубоким почтением всего народа.
В переходное Петровское время главным очагом сохранения благодатного огня преемственного старчества с его святоотеческими и древнерусскими традициями стала Саровская пустынь Живоносного Источника Пресвятой Богородицы. Сияние благодати, святость дивного старца преподобного Серафима как бы собирает в себе лучи дарований Саровских старцев, среди которых были его наставники, отцы Исаия и Пахомий.
Не менее строгое и высокое по духу общежитие было устроено выходцем из Саровской пустыни приснопоминаемым старцем Феодором (Ушаковым) в Санаксарской обители. Саровское старчество через игумена старца Назария стало основополагающим и для иночествующих Валаамской обители.
Несмотря на появление этих делателей на ниве старческого служения, в целом послепетровская эпоха была временем испытания для ревнителей отеческих заветов – старчество в подавляющем большинстве уцелевших монастырей и пустыней забывалось…
Так было до преподобного Паисия, старца Молдавского, который возобновил учение об умно-сердечной молитве. В своих трудах он указывал на недостаточность одного внешнего молитвословия: пения и чтения тропарей, канонов, псалмов, молитв и обращал внимание на внутреннее молитвенное делание и борьбу с помыслами, очищение от страстей и постоянное призывание имени Господа Иисуса Христа – Иисусову молитву.
Именно этим путем умного делания и шли старцы, поэтому преподобный Паисий по справедливости почитается как восстановитель старческого делания во всей его полноте. Нужно было, чтобы явился такой человек, который бы силой своего слова, силой своего примера, своей энергии и влияния ввел старчество в общежительную жизнь монастырей. Таким человеком и был Паисий Величковский. Он сам был старцем для своих иноков, келлия его не затворялась с раннего утра до девяти часов вечера, и всякий имел к нему свободный доступ.
Старчество, ведущее начало от преподобного Паисия, по сути своей остается в русле православного и святоотеческого предания. В основу иноческого жития и союза старчества блаженный старец полагал послушание, без которого «никак не возможно служить Богу».
По местожительству учеников Паисиевых после перехода их из Молдавии в Россию различают три ветви преемственного старчества: северную, срединную и южную. В числе подвижников северной ветви можно назвать иеросхимонаха Клеопу и схимонаха Феодора (Валаам), архимандрита Феофана (Новое озеро).
Среди старцев срединной ветви выделяются иеромонах Филарет, архимандриты Александр и Игнатий (Москва), иеромонах Клеопа (Владимирская епархия), пустынножители иеросхимонахи Афанасий, Зосима, схимонахи Василиск, Афанасий (Рославльские леса). Важными центрами этой ветви становятся Песношский монастырь и Площанская пустынь.
В южной части России образуется сонм подвижников и старцев Глинской пустыни (игумен Филарет, схиархимандрит Илиодор и другие), отцов Софрониевой пустыни (архимандрит Феофан) и круг учеников иеросхимонаха старца Василия (Кишкина).
Оптинское старчество
Оптина Пустынь также явилась преемницей духовного наследия преподобного Паисия. Особо остановимся на ней, так как ни в одном из русских монастырей старчество не было поставлено так твердо, так прочно, нигде оно не пустило так глубоко корней, как в ней. В Оптиной соединились многочисленные нити духовного влияния старца Паисия через его различных учеников: монах Феофан принес непосредственно от самого старца Паисия полученную им в Нямецком монастыре духовную закваску; схиигумен Авраамий принес духовные предания старца Паисия, полученные от Клеопы Островского; преподобные Моисей и Антоний принесли предания двух Афанасиев, Серафима Свенского и Рославльских пустынножителей, а преподобный Лев – предания Феодора и Клеопы-малороссиянина. От такого сочетания многообразных духовных воздействий и получился замечательный расцвет Оптинского старчества. Оптину пустынь не случайно сравнивают с «чашей, куда сливалось все драгоценное духовное вино».
Святой вертоград Оптинского старчества принес дивные духовные плоды. Союз любви Евангельской, который лежит в основе старчества, возникал в общежительных монастырях далеко не так часто, особенно в такое позднее время, как XIX век и начало XX столетия. Необходимо особенно подчеркнуть традиционность Оптинского старчества. Изучение источников показывает незыблемо строгое следование преподобных Оптинских старцев православному святоотеческому учению, сохраняемому нашей Церковью.
Все Оптинские старцы, следуя духовному наследию преподобного Паисия, шли путем трезвения и делания умно-сердечной молитвы, совершаемой в чувствах смирения, сокрушения и покаяния. И, как усердные и смиренные труженики, они сподоблялись великих духовных дарований, которые помогали им быть верными сынами Православной Церкви и вести своих духовных детей тем же путем ко спасению их душ.
Неуклонное следование учению Православной Церкви и ее Преданию проявилось в издании Оптиной Пустыни при преподобных старцах Макарии и Амвросии ряда творений святых отцов древности, затем в постоянном обращении самих великих старцев к опыту, урокам и заветам святоотеческих писаний, в устных наставлениях ученикам и в обширной переписке.
Старцы предлагали своим ученикам бесценные сокровища святоотеческого опыта, собранные в Патериках, «Лествице» и «Добротолюбии». При этом нужно отметить, что старец Макарий строго осуждает изучение слова Божия и святоотеческих книг, которое имеет целью одно только приобретение теоретических познаний и обогащение памяти. По его словам, такое изучение не приносит истинной пользы. Настоящее же изучение слова Божия и святоотеческих книг есть то, которое совершается практическим исполнением читаемого жизненным подвигом, и к этому он призывает своих учеников. Время показало плодотворность оптинского подхода к делу духовного руководства. Послевоенное старчество Глинской пустыни и Троице-Сергиевой Лавры основывалось и на благодатном опыте Оптинских старцев с использованием их творений.
Важно отметить наиболее существенные особенности Оптинского старчества. Старчество в Оптиной Пустыни достойно внимания тем, что оно преемственно, так сказать, «из полы в полу», продолжалось в Оптиной целое столетие беспрерывно. Мы удивляемся не столько самому старчеству, сколько неизреченному Промыслу Божию над обителью Оптинской, где целое столетие не оскудевал обильный источник пророческого старческого служения на благо всей Церкви Божией. Итак, непрерывная и продолжительная преемственность старческого служения в Оптиной есть его первая характерная особенность.