Женские истории. Книга 2 бесплатное чтение

Сёстры

«Всё! Всё! Не могу больше! Не могууу!».

Аля трясущимися руками бросала в дорожную сумку первые попавшиеся вещи: пару белья, футболку, халатик, спортивный костюм, тапок… другой никак не могла найти. Махнула рукой. Натянув с трудом джинсы, не факт, что застегнутся, долго рылась в шкафу, искала, что надеть с джинсами. Из всех примеренных, ни одна рубаха не сходилась на груди. Так и бегала в не застёгнутых джинсах и бюстгальтере. Наконец, сотворив невероятный беспорядок в шкафах, что-то вытащила и натянула на себя. Уже держась за ручку двери, бросила взгляд в зеркало. «Ужас! Кошка облезлая, курица щипаная!». С силой захлопнула дверь и побежала на станцию.

«Не хочу, не хочу, ненавижу, ненавижу!». Вдали показалась электричка. Аля побежала быстрее, ненависть подгоняла. Хорошо, что касса была прямо на платформе. Купила билет и, как раз, успела запрыгнуть в вагон, двери закрылись. Прошла внутрь, почти никого. Села к окну, сумку сунула под бок, оперлась на неё локтем, виском прислонилась к раме окна. На душе было гадко… Электричка набирала скорость, замелькали дома, деревья, блеснула вдали речка, вот и крыша Алиного дома, и она тоже быстро скрылась. И вся деревня пролетела мимо Али. Она закрыла глаза, всхлипнула, и слёзы хлынули бурным потоком.

Она ехала к сестре Люсе, в город. Они не виделись с прошлого лета. А езды всего-то час. Проревевшись, попыталась привести в порядок мысли, вспомнила, как Люся с двумя полными сумками подарков приехала к ним отдохнуть, надышаться свежим воздухом, попить парного молока, покупаться в речке с племянницами и младшей сестричкой. Но приём не был радушен. Поджав губы, свекровь сверлила обеих своими колючими глазами. «Белоручки, всё бы прохлаждаться». И Люся, «не надышавшись и не накупавшись», уехала. Але было жалко и сестру, и себя тогда. И от воспоминаний ненависть к свекрови захлестнула её опять. Ненависть для Али была совершенно новым чувством доселе.

***

Люся была намного, очень намного старше Али: Аля была совсем кроха, когда внезапно умерла мама; папа спустя два месяца женился. Поселились всей счастливой семьёй в большом доме папиной жены. С мачехой отношения не заладились почти сразу. Люсе не нравилось, как та обращается с малышкой. Уходя в институт, она не находила себе места и, едва заканчивались лекции, пулей неслась домой. Одногруппники смеялись: «У Люськи молоко прибыло, ей домой надо». Ссорились с мачехой постоянно, и однажды, забрав Алю, она ушла, стала её сама воспитывать. Спасибо папе, что он оставил им жильё, и девочки стали жить одни в своей квартире. Как-то с органами опеки проблем не случилось, то ли они числились благополучной семьёй, то ли органам было не до них. Папа-то всё-таки присутствовал в их жизни. Скорее имелся, чем присутствовал.

Люся училась в институте, а Алю водила сначала в ясли, потом в сад, вся группа институтская поучаствовала в воспитании ребёнка. Аля сестру звала «мама». Много позже она узнала, что Люся ей не мама, а сестра. И она стала через раз называть её то Люся, то мама. Но потрясения Аля не испытала почему-то. Может быть потому, что Люся очень сильно любила сестрёнку-дочку, и Аля не чувствовала себя сиротой никогда. Люся купала её, читала книги, сидела у кровати, когда она заболевала. Потом ходила на собрания в школу, в музыкальную школу. Проблем особых с Алей не было. Они были очень близки, родные по-настоящему. Люся додала ей всего. Иные дети с обоими родителями не видели такой любви и ласки.

Старшая сестра поздно вышла замуж, и удачно. Правда, детей у них не было. Всю себя она отдала Але. Люсин муж к «дочке» сразу проникся, и в результате она получила ещё дополнительную порцию любви, «отцовской». Всё у них в семье было отлично. Ну, случались ссоры, но, как и в каждой любой семье: кто-то мусор не вынес, кто-то не погладил рубашки, а кто-то не купил хлеб или не пропылесосил.

Однажды Алька с мальчишками убежала в железнодорожное депо, смотреть на паровозы. Залезли внутрь… им там так понравилось, что они забыли обо всём.

А Люся обегала все дворы, окрестности и стройки. Альки не было нигде. Обзвонила подруг. Как сквозь землю провалилась. Спустя несколько часов, почти теряя сознание, она увидела перемазанную углём, но счастливую, сестру. Она её отлупила собачьим поводком от души (у них была тогда любимая собачка Дуська, абсолютно беспородная, страшная, как «смертный грех», так говорили. А какой он, смертный грех? Наверное, как Дуська. Ну, тогда не страшно! – думала Алька). Потом обе ревели, обнявшись. Люся от счастья, что «дочка» нашлась, а Алька от жалости к сестре, она думала, что Люсе жалко Алину попу, и всё время повторяла: «Да мне совсем не больно, совсем, совсем».

***

Аля окончила институт с отличием, что-то связанное с пищевым производством. Работу предложили аж в трёх местах.

И тут она влюбилась. Да так, что жизни без него не представляла. Захар. Он был родом из деревни. Ну и что? Высокий, красивый, сильный физически и… очень нежный, ласковый и мягкий. Захар был сильно привязан к матери. Он рассказывал Але, какая она необыкновенная и замечательная. Але это очень нравилась. (Люся же тоже такая была, как мама Захара). Это характеризовало его как доброго, отзывчивого человека в её глазах. Алю просватали. Потом они с Люсей съездили в деревню. Але нравилось всё. Абсолютно. Коровы, телята, козы, козлята, гуси, утки, кошки и собаки. А природа… А вот Люся насторожилась (всё было по духу чужое). Но сестра не давала ей даже рта открыть. Она была влюблена и восторженна, и всё было замечательно. Жить и работать-то они же собирались в городе. Остальное неважно. Это немного успокаивало Люсю.

Сыграли свадьбу. Ещё задолго до свадьбы Люся с мужем купили Але хорошую квартирку, небольшую и не в центре, но это было собственное жильё, и оно грело душу обеим. До свадьбы она всё равно жила в доме сестры. Но после они с Захаром сразу въехали в «свою» квартиру. Аля принялась всячески её обустраивать. На выдумки она была мастерица. Захар тоже был большим умельцем. Гнёздышко получилось очень интересным.

Работа в очень престижном ресторане менеджером по продуктам ей нравилась. Очень ухоженная, очень красивая, прекрасно одетая, образованная девушка наслаждалась счастьем. Утром ей хотелось на работу, вечером домой. Захар тоже приносил хорошие деньги в дом, его работа была связана с компьютерами.

Они часто ездили в деревню. И в те пару дней, что они там проводили, Захар расцветал. Он не мог надышаться воздухом, не мог напиться водой из колодца под окном дома. Он даже домой в город стал возить ту воду. Он любил косить, вставая очень рано. Запах свежескошенной травы сводил его с ума. Это доставляло огромную радость. Он умел всё: и чинить крышу дома, и забор, и мог класть печь в доме и… доить корову и козу. А ещё мог принимать роды и у коровы, и у козы. Аля всё больше восхищалась им. «Напившись» воздуха, надышавшись деревней, Аля с радостью ехала в город. Весь вечер приводила себя в порядок: делала маникюр, педикюр, лежала в ванне, хоть они и были накануне в бане. Но она не полюбила баню. И «посещала» её, чтобы угодить мужу и свекрови.

И вдруг всё это рухнуло. Умер свёкор. Ещё нестарый мужчина. Лёг спать и не проснулся. «Счастливая смерть» – так все говорили на похоронах. «Значит, человек был хороший».

***

Захар стал даже по будням, вечером после работы, уезжать к матери помогать. Осунулся, хозяйство было большое. А мать даже мысли не допускала уменьшить количество поголовья. «Зачем им столько?» – думала Аля, ворочаясь по ночам одна в постели.

Приехав однажды очередной раз от мамы рано утром, он принял душ и умчался на работу, сказав, что есть разговор, и вечером они поговорят. Весь день у Али прошёл в тревоге, ничего не клеилось, всё валилось из рук. Она догадывалась, о чём они будут разговаривать, как тут не угадать.

За ужином Захар объявил, что они уезжают жить в деревню. Навсегда. Квартиру пока не будут продавать, а потом видно будет.

– Как? Почему ты решил без меня? Почему не поговорил со мной?

– Я говорю.

Аля поймала на себе его неожиданно жёсткий взгляд и осеклась. Такого Захара она не знала. Аля заплакала. Она полюбила эту деревню, но только на два дня в неделю. И то не каждый уикенд. И что она будет там делать? Где работать? А Люся? А подруги? Аля засобиралась к сестре. Ей немедленно надо было поделиться. Немедленно.

Захар сидел за столом, продолжая есть. На Алю не смотрел. Ел так, будто клад копал. Слёзы Али не подействовали на него. Верней, они действовали всегда, но на этот раз он решил крепиться, хоть ему и хотелось подскочить к жене, обнять, успокоить, но он боялся сдаться. Мама предупреждала, что так и будет. И вообще, она сказала, что Аля вьёт из него верёвки. Он очень удивился этим словам. Ему казалось, что мама полюбила Алю, как дочь.

Дурашка. Так почти не бывает, тем более разве может мама «поделить» единственного сына с кем-то? Кто-то знает такие случаи? Пока маме было кем командовать, она не сильно проявляла себя по отношению к молодой невестке, но тем не менее пристально наблюдала за счастьем своего чада. Иногда Але казалось, что свекровь смотрит на неё так, будто досье собирает. Но она себя одёргивала: «Нет, мне кажется».

Аля приехала на такси к сестре. Открыв дверь, Люся сразу поняла, что произошла катастрофа. Слишком хорошо она знала свою девочку. Аля долго рыдала, Люся ждала. Велела мужу поставить чайник. Он ушёл и вернулся с тремя бокалами коньяка и лимоном. Выпили. Помолчали. И Аля вылепила всё. Был принесён ещё коньяк. Отпустило. Стали думать.

– Да может ещё не точно.

– Да может поживёте пока так: он там, ты здесь.

– Да может оно и к лучшему. Детишки пойдут, им там хорошо будет.

Посыпались шутки, анекдоты. Развеселились. Представили Алю с подойником. И даже верхом на свинье. Хохотали до слёз. Где Аля, а где подойник и свинья. Хохотали-хохотали, уже и коньяк закончился. За окном стемнело. Захар не звонил. Он понимал, что Аля выпустит пар, поплачет в жилетку сестре и согласится с ним. Ведь так правильно же?! «Да прилепится жена к мужу своему» …

Захар нисколько не сомневался, что Аля «прилепилась» навсегда. Нисколько. Он никогда не думал о жене, как об отдельной единице. Он знал только «мы». Так его родители жили, родители его родителей. Ему в голову не приходило, что Аля «из другой песочницы», что она совсем не «крышечка к его горшочку». Размеры разные. То ли крышечка мала, то ли горшочек велик.

«Да образуется всё, привыкнет».

Аля осталась ночевать у Люси. Захар и не ждал её. Утром очень рано она помчалась домой, чтобы переодеться и поехать на работу. Когда она вошла в квартиру, мужа уже не было. Она стояла посреди комнаты и печально обводила взглядом квартиру. Так уютно, так красиво, всё придумано и сделано ею самой. Вздохнув, отправилась на работу.

В трамвае смотрела в окно, как будто всё старалась запомнить, будто прощалась с городом. «А, может, он передумает?».

Но он не передумал. О том, чтобы маму перевезти в город, не было ни мысли, ни речи. Мама приросла и проросла в этой деревне. Она думать о городе не могла. Это не только не обсуждалось, но и не могло даже обсуждаться.

***

Они переехали. Алина спокойная жизнь закончилась. Верней сказать, жизнь вообще закончилась. Глаза потухли, улыбка исчезла с лица. Её раздражало всё: петухи по утрам, бесконечные чугунки и ухваты. «Косорукая» – сказала однажды свекровь, когда она перевернула на пол чугунок с какой-то «запаркой». Аля переживала страшно. Хотя и виду не показывала.

В один из нечастых приездов в город Аля пожаловалась сестре на недомогание, сестра сразу насторожилась и поняла, в чём дело. Они с Люсей купили тест на беременность… Выяснилось, что Аля ждёт первенца. Она была очень счастлива в этом ожидании… Её освободили от некоторых работ. Но она продолжала учиться деревенской жизни, но не так остервенело, как раньше. Трудно для Али было абсолютно всё. Нельзя выделить отдельно что-то. Просто одним словом – всё. То её петух заклевал, то корова забодала, то свинья укусила. Даже кошка её невзлюбила и всегда занимала Алино место на кровати, как будто выживая её из дома. А ещё эта тварь таскала мышей и клала их Але в тапки. Надо было без конца что-то замешивать, запаривать. А как она не сразу научилась растапливать печь…

Однажды муж с матерью повезли мясо в город, и ей пришлось остаться на хозяйстве одной. Мучилась с печкой долго. Заворачивала поленья в газеты, но они не хотели разгораться. В результате залезла на холодную печку, закуталась в тулуп и всю ночь не спала, чутко прислушиваясь к каждому шороху. Можно представить выражение лица свекрови, когда они вернулись из города. В глазах свекрови она видела только усмешку и осуждение. «Белоручка». А руки уже и потрескались давно, и крем не помогал. И волосы не видели рук мастера давно. Встанет утром, как скрепит резинкой хвостик, так и до следующего утра. Тушь, помада… Она и не помнила, где они лежат.

И только за месяц до родов ей разрешили поехать «домой» к Люсе. Тут уж она отдохнула, понежилась, превратилась в прежнюю Алю-дочку: холёную, красивую, ну, немножко толстенькую. Люся её просто залюбила. Весь месяц они с Люсей носились по магазинам и салонам. Але совсем не мешал живот. Она была, наконец, по-настоящему счастлива.

Аля родила двойню. Девчонок. Люся с мужем взяли отпуск, и кружились втроём, как заведённые. Но через месяц Захар приехал и забрал свои сокровища.

Свекровь огорчилась, что родились «не фермеры». Началось такое сложное время для Али. Помощи ждать было неоткуда. Она, как говорят, «света белого не видела». Конечно, и до неё рожали двойню, и после неё… Но… может быть, другим хоть кто-то чем-то помогал. А здесь нет. И не потому, что не хотели, а потому, что от хозяйства оторваться не могли.

Так и жили. И всегда свекровь была недовольна. Люся приезжала редко, её здесь не жаловали, но за подарки терпели. Она же никого не оставляла без внимания. Свекровь щеголяла по деревне в обновках.

Когда девчонкам исполнилось по три года, Аля, наконец, выспалась. Захар тут же предложил родить мальчика. От неожиданности Аля заорала «Нееет!». Захар уставился на неё, не понимая. Обиделся и ушёл. Дальше она пресекала все разговоры на эту тему.

С годами свекровь брюзжала всё чаще, недовольства с каждым днём росли. Прикупили коня, индюков, работы становилось всё больше, а с девочками надо было заниматься. Аля поняла, что ей это всё хозяйство постыло. И то, что раньше нравилось в муже, за что она его полюбила, теперь раздражало. И она осознала вдруг, что жизнь кончилась для неё давно, в тот день, когда она переехала сюда. А может, в тот день, когда вышла замуж за Захара. Не приняла её деревня. А она деревню. В восхитительном свежем воздухе Аля теперь всё время чувствовала запах коровьего навоза. Комары донимали Алю прямо с марта, никто ей не верил. Парное молоко она так и не полюбила. Оно ей тоже воняло чем-то. В речке купаться брезговала. Да и когда купаться то?

***

Девчонкам уже по десять лет. А она скоро будет выглядеть старше Люси. Как-то растолстела, обрюзгла, обабилась, а ведь всего чуть за тридцать. Лицо чёрное как головёшка, и руки с яркой белой полосой чуть выше локтя от футболки.

Вошла свекровь и спросила, где чугунок для ягнят. Аля его с утра забыла «запарить». Что тут началось… И вот тут-то и сдали нервы…

Они только не подрались, а остальное всё случилось: оскорбления, обвинения… сыпались как из рога изобилия. Хорошо, что девчонки не слышали. Выполнив полагавшуюся им работу (пололи грядки), они выпросили разрешение пойти на речку с ребятнёй. Аля под косым взглядом свекрови поинтересовалась насчёт взрослых, и успокоилась, услышав, кто с ними пойдёт.

***

И вот теперь она ехала в электричке и вспоминала всё это, и никак не могла до конца успокоиться. Она сама во всём виновата. А что же она могла сделать тогда, десять лет назад? Как поступить? Теперь она знала, что она не должна была соглашаться. Деревенская жизнь не для неё. Что же ей скажет Люся?

Квартиру Люся так и не позволила продать. Как ни «кипел» Захар, не смог он отрезать «отходные пути». Люся оказалась очень опытной женщиной. Когда покупала для Али жильё, то на себя оформила одну десятую часть квартиры. И без её согласия Захар не мог продать жилплощадь. А ему очень хотелось заняться фермерством и пустить деньги за квартиру на это. Вот тут и случились «непонятки» между Захаром и Люсей, но она выстояла. Аля-то тоже не хотела лишаться квартиры.

Конечно, Аля сейчас была благодарна Люсе за это. Сейчас, в электричке, Аля чувствовала себя как никогда решительной. Она заберёт детей и будет жить в своей квартире. Отдаст девчонок в кружки, секции. Что они видят в этой вонючей деревне?

Поезд приближался к городу. И Аля стала думать о предстоящей встрече. Первую половину пути путешественник думает о том, что он оставил, а вторую половину пути о том, что его ждёт. Она не боялась сестру, её реакции. Люся в любом случае будет на её стороне.

Аля медленно шла по улице, вдыхая звук города. Всё казалось родным, знакомым, хотя за эти годы, что её здесь не было, всё сильно изменилось. Она могла бы поехать на каком-нибудь транспорте, но ей хотелось пройтись. Да и сумка была лёгкая. И она шла, наслаждаясь абсолютно всем, что видела. Это был её город, её ареал обитания.

Засосало под ложечкой, и она вспомнила, что сегодня пила только голый чай рано утром. И тут же она увидела «Пиццерию». «А почему бы и нет? Пойду съем неправильную еду». И пицца ей показалась безумно вкусной. Никогда не ела такой пиццы. «Надо девчонок сюда привести».

Показался Люсин дом, и сердце затрепыхалось, забилось чаще. Звонить по телефону она не хотела, надо заявиться сюрпризом. «Телефон… телефон… А где телефон?». Телефона не было, он остался там, на столе. «Ну и хорошо! А дочки?». Тревога хотела было поселиться в душе. «Они в конце концов в своём доме, с отцом и бабушкой» – тут же угомонила Аля эту тревогу. И поднесла руку к домофону.

Она не успела нажать кнопки, дверь открылась, выпуская кого-то из жильцов… И Аля вошла.

Люся открыла глаза. «Звонок? Показалось». Она, поплотней завернувшись в плед, снова закрыла глаза. От звонка вздрогнула. «Нет, не показалось». Встала с трудом, кутаясь в плед, пошла к дверям. Почему-то не глядя в глазок, распахнула дверь.

«Алька?!!» – радостный вскрик.

«Люсечка!» – какой-то жалкий всхлип…

Сёстры кинулись в объятия друг друга. Алька потому, что Люся – защита, Люся – потому что Алька её любовь, дитя, нежность. Стояли, обнявшись, на пороге. Наконец Люся потянула Алю внутрь, захлопнула дверь. Они прошли по коридору в комнату, и тут Аля заметила, что Люся как-то совсем нелегко идёт, завёрнутая во что-то клетчатое, как в кокон.

– Люсечка, что? Ты не здорова?

– Да нет! Я просто дремала, ты меня врасплох застала. Всё хорошо. А почему ты одна? Без девочек?

Вопрос был странный. Как будто Аля каждую неделю приезжала с девочками. Да дочки вообще воспринимали поездку в город, как за границу. Это было так редко.