Восход дальней звезды бесплатное чтение

глава первая

Раздался душераздирающий вопль. Затем снова, и ещё… Кто-то очень громко кричал и со слезами молил о помощи. Голос был совсем молодой.

Слава дёрнулся, лёжа в кровати, и проснулся. В комнате была полная темнота, а крики всё продолжались. Холодок пробежал по спине, и Слава щёлкнул по выключателю настольной лампы. Тусклый свет озарил полумрачную комнату.

– Не надо! Пожалуйста, отпустите меня! – переходя на писк, кричал снаружи молодой человек.

Слава почувствовал мурашки на коже и поёжился от неприятного, жуткого состояния, которое пыталось им овладеть. Он осторожно отодвинул одеяло и аккуратно поднялся с кровати, опасаясь создать малейший шорох. На цыпочках Слава подкрался к окну и приставил к ставням ухо. Крики становились менее уловимыми, студента уводили всё дальше и дальше от общежития.

Заиграла приятная музыка будильника – часов, стоящих рядом с настольной лампой, и больше от неожиданности, чем от испуга, Слава чуть не подпрыгнул. Сердце застучало так, будто сейчас вырвется из груди, а на лбу проступили капельки пота. Слава взглянул на будильник – ровно двадцать два часа, сегодняшнее время захода Дальней Звезды. Пора просыпаться.

Слава отключил будильник, решив, что этим вечером вряд ли кто-то пробудился из-за сигнала, наверняка все студенты в общежитии слышали эти жуткие вопли…

«Уже второй в этом месяце, – подумал Слава, – это когда-нибудь прекратится?»

Нащупав копку слева от подоконника, он нажал на неё, и ставни медленно открылись. Слава распахнул окно, и приятный прохладный воздух ворвался в комнату. Слава посмотрел на дорогу около общежития, затем в сторону парка, но там никого не было, беднягу уже увели.

Комната, в которой жил Слава, располагалась на седьмом этаже. Из окна открывался замечательный вид на студенческий городок: на большой парк и двенадцать поднимающихся из-за деревьев величественных зданий университета.

Комнаты в общежитии были небольшими, типовыми, но уютными; жили в них студенты по одному, к тому же, у каждого был свой собственный санузел. В распоряжении студента были кровать, тумбочка с настольной лампой и часами, стол для учёбы и шкаф, в который свободно помещалась верхняя одежда, форма и бельё.

Умывшись и причесавшись, Слава надел учебную форму: светлую кремовую рубашку с длинным рукавом, каштановые брюки и тёмно-серые ботинки. Перекинув через плечо кожаный планшет с тетрадками, он был готов к учёбе. Слава принадлежал к числу бюджетных студентов, а им проживание в общежитии, форма и питание в университетских столовых предоставлялись бесплатно. Более того, обучающиеся за счёт государства, имеющие в зачётных книжках только отметки «отлично», имели льготы при пользовании транспортом.

Дальняя Звезда зашла за тучи. Стемнело довольно быстро, и включились сотни фонарей, осветив ночной студенческий городок как днём.

Поздним вечером перед первой лекцией большинство студентов отправлялись в столовые. Всего их было три, и располагались они неподалёку от учебных корпусов. Кормили там всегда очень вкусно и сытно, поэтому питались там не только те, кто учился на бюджетных местах, но и состоятельные студенты. Время первого приема пищи стояло перед занятиями, второго – после третьей лекции, последнего – уже перед самым рассветом.

Слава вышел из общежития под номером шесть, быстро преодолел небольшой скверик и, перейдя через мост, оказался в огромном парке. Он располагался между общежитиями и учебными корпусами университета. Парк был необычайно красивым местом. Множество ярких фонарей различной высоты стояли вдоль широких пешеходных дорожек через каждый метр, образуя нечто вроде лесенки, которая то опускалась, то поднималась. Низкорослые ветвистые вечнозелёные деревья были обмотаны гирляндами из разноцветных лампочек. В парке было множество фонтанов – один не похож на другой, с подсветками нежных голубых и жёлтых, красных и синих, сиреневых и малиновых тонов. Но больше всего тут было клумб с бесконечным количеством прекрасных цветов, которые распускались и показывали всю свою красоту по ночам.

Сейчас парк был полон студентов, спешащих на первую трапезу. Слышался бойкий и торопливый гомон – все неимоверно соскучились друг по другу после долгого дня, общались так бурно, будто только вернулись с каникул. Отчасти это было вызвано тем, что комнаты в общежитиях одноместные, и после комендантского часа покидать их строго запрещалось. Но этой ночью было и другое объяснение – инцидент с больным студентом…

– Господин заседатель студенческого совета! – послышался знакомый задорный голос позади. Это был Ждан, сокурсник и ровесник Славы. А рядом с ним вприпрыжку и щурясь, скакал Мал, первокурсник. Ждан и Мал были родными братьями и очень походили друг на друга: среднего роста, жилистые, со светлыми волосами и острыми носами. Различались они по характеру. Ждан пошёл в отца – упорный, где-то даже упрямый, эмоциональный и взрывной, его легко можно было вывести из себя; Мал же был похож на мать – добрый и покладистый. Но чего было не отнять у них двоих – это хорошее чувство юмора и общительность.

Слава обернулся, и они обменялись крепкими рукопожатиями.

– Слыхал? – заведя глаза вверх и махнув головой назад, спросил Мал.

– Сомневаюсь, что кто-то этого не слышал, – тяжело вздохнув, ответил Слава.

В столовой было просторно. В центре размещался длинный, растянувшийся во всё помещение стол. Он был усыпан самыми разнообразными блюдами. Тут было из чего выбрать: несколько видов первого, второго, компоты и морсы, булочки и пирожные на десерт. Отстояв очередь, которая была организована для порядка, каждый мог выбрать любую еду на свой вкус.

Заставив подносы, друзья уселись за столик у окна.

– Как ты можешь есть этот морковный суп? От одного вида воротит, – сказал Ждан младшему брату. – А ты на диете? – обратился он к Славе.

– Что-то я не голоден, – спокойно ответил Слава, запивая булочку с маком брусничным морсом.

– Глядите, кто пришёл, – движением головы показал Мал в сторону входа.

– Пижон! – вырвалось у Ждана.

Слава не стал оборачиваться. Он сразу понял, о ком шла речь.

Это был Иван. Сын самого денежного человека на Большом Континенте, а, следовательно, и самый состоятельный студент. Он был высоким и крепким, его наглое лицо с высокомерной и издевательской ухмылкой мало кому казалось симпатичным. Свои короткие жёсткие волосы он всегда укладывал «ёжиком». Всем своим видом и поведением Иван любил выставлять напоказ напыщенную надменность, ходил с высоко поднятой головой и не видел необходимости здороваться с преподавателями. Он и двое его друзей, таких же мажоров, папиных сынков, избалованных вседозволенностью, не надевали общепринятую форму, и могли появляться в университете в обычных джинсах и кожаных куртках.

Увидев Славу, Иван поставил пустой поднос на место, демонстративно отказавшись от первого приёма пищи в этой столовой.

– Сюда идёт, – прошептал Мал, исподлобья наблюдая за его передвижениями.

Все студенты университета слышали о поведении Ивана, знали его привычки и старались не отвечать на задиристость, потому что правда всегда оказывалась на его стороне, а справедливости искать было негде. Столовая затихла, будто к нашкодившим школьникам для разбирательства пришёл сам директор.

– Здесь невыносимо воняет дешёвым хозяйственным мылом, – принюхиваясь, громко сказал Иван, – моя прислуга даже собак таким не моет!

Всем было понятно, что данное оскорбление относилось к студентам-бюджетникам, которых Иван презирал всем своим естеством. Его невзрачные друзья, будто раздвоенная его тень, наигранно засмеялись.

– Пойдём отсюда, Ваня, а то меня уже подташнивает! – схватился за живот один из них.

Ждан сжал кулаки и хотел подняться, но Слава остановил его, сделав едва заметное движение головой – не нужно.

– Пошли, – согласился Иван, и они покинули столовую.

На короткое время в помещении повисла тишина. Но как только студенты убедились, что Иван ушёл и не возвратится, они вернулись к еде и своим разговорам.

– Парни, уже пятого студента забрали в этом семестре, – перешёл на другую тему Мал, – и до сих пор ни одного заболевшего не вылечили. Как-то не по себе.

– Ты поменьше об этом думай.

– Как же об этом не думать?

– А вот так! – оборвал Ждан. – Гляди, ещё притянешь к себе беду.

– Наука на Малом Континенте хорошая, вскоре что-нибудь придумают, – сказал Слава.

– Ты сам-то в это веришь? – Ждан был непреклонен. – Даже если придумают, это будет доступно только избранным, но не нам, а таким как вон тот.

Слава не стал спорить, на самом деле он думал так же.

Пришло время расходиться. Слава и Ждан отправились на свои лекции, а Мал – на свои.

Первые три курса университета обучение шло по единой общеобразовательной программе. Студенты были разделены на несколько групп, каждая по тридцать человек. В конце года предстояло сдать определённые экзамены, и уже после третьего курса каждый самостоятельно определялся с выбором основной специализации. Слава и Ждан учились на втором курсе. У них еще было время подумать.

Первой лекцией была дисциплина под названием «действительность прошлого». В просторную аудиторию стали заходить студенты. Ждан прошёл вперёд, а Слава всё озирался по сторонам, разыскивая ещё одного своего друга. Но его взгляд никак не мог уловить её.

Аудитория напоминала концертный зал. С одной стороны было что-то наподобие сцены с широкой доской во всю стену, а с другой ряды полукруглых столов и сидений поднимались вверх, разрываясь лестницей. Слава и Ждан как обычно заняли места за первым столом. Ждан достал тетрадку и ручку и заметил, что друг был чем-то озадачен.

– Агния, где ты, моя Агния? – пропел Ждан, вытягивая высокие ноты.

– Прекрати! – рассмеялся Слава и стукнул его по плечу.

А она появилась у входа в аудиторию. Её прямые тёмные волосы слегка касались плеч, милое круглое лицо светилось добротой, весёлые, выразительные серые глаза, порой внезапно наполнявшиеся необъяснимой грустью, очаровывали вспыхивающими искорками неподдельного интереса ко всему, происходящему вокруг. Агния не была красавицей, которая лишала дара речи особо впечатлительных парней, но являлась очень интересной и образованной личностью. Как только она заводила с кем-то разговор, к ней тут же чувствовалась необъяснимое притяжение; находиться рядом с этой девушкой было приятно, от неё исходила искренняя душевная теплота и уважение ко всем окружающим. И хотя Агния была дочерью Надзирателя, она была настолько простой и открытой, что никто и не подумал бы о её родстве с таким влиятельным человеком. Одевалась девушка, как и все студентки, в белую блузку с длинным рукавом, тёмную юбку до колена и туфли на низком каблуке.

Агния села за первый стол слева, через проход от Славы и помахала ему и Ждану рукой, прошептав:

– Привет.

– Держи, – Слава протянул шариковую ручку с чёрной пастой.

Агния упрямо продолжала рыться в сумке, пытаясь найти свою ручку, которую вечно забывала дома.

– Ха! Вот и не угадал! – обрадовалась девушка, отыскав нужную вещицу.

– Надо же, этой ночью будет буря! – удивился Ждан.

Агния вытянулась вперёд, чтобы заглянуть за Славу, состроила Ждану рожицу, после чего открыла тетрадь, написав число наступившей ночи: двадцатое, месяц пятый, год две тысячи двадцать второй нашей эпохи.

В аудиторию вошёл преподаватель. О «действительности прошлого» рассказывал Михаил Васильевич. Это был статный мужчина в возрасте, с шикарной седой бородой и густыми седыми волосами. Его уникальный тембр голоса, глубокий и низкий, позволял легко манипулировать вниманием студентов. Говорить он мог не только красиво и грамотно, но и витиевато, подбирая такие словосочетания и обороты, что у него мог поучиться любой профессиональный журналист или писатель. Просто послушать его речь было приятно.

– Мы начинаем большую тему, которая растянется на несколько занятий, – начал говорить Михаил Васильевич, – это восстание крестьян, вспыхнувшее в одна тысяча триста втором году нашей эпохи, охватившее весь юго-восток Большого Континента. И причин тому было огромное множество…

Лекции «действительности прошлого» всегда были долгожданны и проходили незаметно. Студенты любили Михаила Васильевича за его красивую и доходчивую манеру просто доносить сложную информацию до молодых людей.

***

Во время второго приёма пищи Агния со своей недавней подругой Севастьяной присоединились к Славе и его друзьям. Они сидели за одним столом, перекусывали и мило общались.

– Большая часть семестра позади, – сказала Севастьяна своим неприятным, писклявым голосом, – впереди неделя каникул. Кто чем собирается заниматься? – сверкая горящими глазами, полными любопытства, спросила она.

– Я поеду на Малый Континент, – задрал голову Ждан и посмотрел на всех сверху вниз, – отдохну на золотом курорте, позагораю.

– Хватит трепаться! – осадил его Мал.

– Я серьёзно, – продолжила Севастьяна, – если ни у кого нет планов, хочу предложить поход к голубым озёрам. Там есть специальные домики, где можно прятаться днём, отсыпаться, а ночью продолжать путешествие.

Девушка казалась Малу симпатичной, но всякий раз, когда она начинала говорить такие глупые вещи, всё хорошее настроение тут же улетучивалось. Севастьяна вообще-то никогда особо не блистала интеллектом и всегда говорила прежде, чем успевала подумать. Большая часть её знакомых недоумевали, зачем она поступила в университет, ведь у неё не было сколько-нибудь значимой способности к обучению. Но уже второй год она держалась в стенах этого учебного заведения благодаря связям своего отца.

– Подумай, прежде чем что-то сказать, – шепнула ей на ушко Агния.

Севастьяна замялась и покраснела. Возникла небольшая пауза. За такой поход нужно было выложить немало денег. Все понимали, что поступить на бюджет в университет, в котором престижно учиться именно платно, могли только дети бедных семей, а таких семей на Большом Континенте было подавляющее большинство. Это была несбыточная мечта многих родителей, чтобы их сын или дочь оказались настолько умными, что смогли одержать победы в нескольких школьных олимпиадах и доказали, что достойны учиться в университете. Жить на Большом Континенте было очень непросто, люди не жили, а выживали. Стоило выехать из столицы и оказаться где-нибудь совсем недалеко, и тут же можно было увидеть, какая ужасная и несправедливая реальность существовала вокруг. Какой тяжёлый, даже рабский труд за гроши предлагали работодатели, какие высокие цены на продукты питания были в точках продаж, и как с каждым днём жизнь становилась всё труднее и невыносимее. Обо всём этом Слава старался забыть, находясь в студенческом городке. Как только он позволял себе думать о царящей вокруг несправедливости, тут же щемило сердце в груди, и душа начинала болеть от невозможности изменить окружающую действительность. Слава заставлял себя забывать всю ту тяжёлую жизнь, что была у него до университета. Он давил все всплывающие воспоминания на корню. Он боялся вернуться в свой родной городок, увидеть все ужасы его жалкого существования. Он хотел, чтобы время тянулось как можно дольше, чтобы каникулы наступили как можно позже, чтобы ни ехать на свою малую родину…

– Прости, Севастьяна, я не смогу составить тебе компанию. Мне нужно будет повидать мать, – обречённо сказал Слава и встал из-за стола.

Агния укоризненно посмотрела на подругу.

– Простите, – на глазах Севастьяны уже навернулись слёзы, – я такая бестактная!

Она вскочила и пошла в сторону выхода.

– Сева, подожди! – Мал кинулся за ней.

– Добрынюшка наш, – прошептал ему вслед Ждан.

– Иногда ненавижу её! – призналась Агния.

– Мы живём на разных планетах, – беззлобно улыбнулся Ждан, – я ни на что не обижаюсь.

– Прости, я должна поговорить со Славой.

Она догнала его в коридоре.

– Этой ночью последнее перед каникулами заседание студсовета, не забыл?

– Разве я могу, господин председатель? Прости, что сорвался.

– И ты прости. Сева не хотела никого обидеть, она глуповата, но в ней нет злобы. В отличии от Ивана. Он наверняка опять попробует что-нибудь выкинуть на совете.

– Да, не любит он нас, бюджетников.

– Прошу, не отвечай ему ничего.

– Не беспокойся, к его выходкам у меня уже выработался иммунитет.

Жизнь в студенческом городке кипела. Тут царила своя особенная атмосфера. Это был словно другой мир со своими правилами и законами. Студентам запрещалось работать, всё своё время они обязаны были посвящать учёбе, а спрашивали с них максимально строго. Отчисленный студент не имел право на восстановление, даже если у него были очень состоятельные родители. Каждый обучающийся дорожил своим местом.

Студенческий совет собирался два раза в неделю в главном корпусе университета. Это было двенадцатиэтажное здание – самое высокое в студенческом городке. Здесь располагались административный персонал, совет правления и избираемый им на каждый новый учебный год ректор; в просторных залах главного корпуса частенько проходили различные конференции и лекции учёных, наведывающихся сюда с Малого Континента.

Студенты заседали в одном из таких залов на третьем этаже, собираясь за круглым столом. Они боролись за права учащихся, могли оспаривать действия преподавателей во время экзаменов и созывать независимые комиссии для разбора инцидента. Студенческий совет влиял на условия жизни студентов, на предоставляемые льготы, стипендию и даже на бюджетные места; мог проводить всеобщее голосование учащихся и по его результатам отправлять требования в совет правления. Однако подобные документы носили лишь рекомендательный характер. Так молодых специалистов готовили к будущим профессиям, наделяя уже сейчас некоторыми навыками управления.

Несколько лет назад казалось невозможным присутствие бюджетников в студенческом совете. Однако совет правления университета пошёл на это, дав право быть там лишь самым одарённым. Слава получил предложение войти в студенческий совет в начале учебного года и сразу принял его.

Этой ночью за круглым столом собрались все двенадцать заседателей, включая председателя. Агния сидела на стуле с удлинёнными ножками и слегка возвышалась над остальными. По правую руку от неё вальяжно располагался Иван. Когда студенты обсуждали принятие Славы в ряды совета, Иван единственный проголосовал против этого. С тех пор и пошла вражда между ними. Иван вынашивал планы по тому, как изгнать из совета бюджетника, строил различные козни, но у него ничего не выходило, пока председателем была Агния.

– Предлагаю начать наше заседание, – сказала Агния, – Наверняка все слышали о том, что произошло вечером. Среди заболевших этим страшным неизлечимым недугом снова оказался студент, наш с вами брат.

Иван недовольно хмыкнул.

– Считать каждого из присутствующих своим братом? – он покосился на Славу.

– Прошу тебя, Иван…

– Председатель, вы знаете, с чего начинается каждое заседание с самого старта учебного процесса в этом году, когда и произошла досадная ошибка. Я снова поднимаю вопрос о том, что бюджетным студентам не место в совете. Это дискредитирует всю нашу деятельность. И вы знаете, председатель, что каждый вопрос от любого заседателя выдвигается на голосование.

Агния посмотрела на Славу – тот спокойно выслушал Ивана и никак не реагировал.

– Что ж, хорошо. – согласилась она. – Поднимите руки, кто за сохранение за студентом Бронисловом его места в студенческом совете?

Четыре студента, включая Агнию, подняли руки.

– Кто против?

Два студента, включая Ивана, подняли руки.

– Кто воздержится от голосования?

Подняли руки остальные.

– Вопрос решён, – подытожила Агния и, остановив взгляд на Иване, добавила, – снова. – сделав небольшую паузу, она продолжила. – Теперь давайте перейдём к действительно важным делам. Впереди недельные каникулы, завтра студенты начнут разъезжаться из студенческого городка. И мы должны напомнить им о подстерегающей их опасности. Я предлагаю записать наше общее обращение и сделать его трансляцию перед сном. Кто за?

Одиннадцать студентов подняли руки. Иван посмотрел вокруг и неохотно присоединился к ним. Он перевёл взгляд на Агнию и выдавил кривую улыбку.

– Если других вопросов нет, то приступим.

***

До рассвета оставалось два часа. Большинство студентов отправились в столовые, чтобы принять третью, последнюю трапезу этой ночи. Но Слава не хотел есть. В одиночестве он сидел на скамейке на балконе библиотеки и смотрел на открывающийся отсюда вид на переливающийся разными огнями парк и храм Ближней Звезды, стоявший на окраине студенческого городка. Сзади послышались шаги. Это была Агния.

– Ты не против?

Слава отрицательно покачал головой и подвинулся, уступая место. Она села рядом.

– Небо уже светлеет. Так странно жить ночью при всём этом искусственном освещении, и прятаться днём, когда ярко светит Дальняя Звезда, – поделилась девушка своими мыслями.

– Ты случайно не заболела? – Слава протянул к ней руку и прислонил ладонь ко лбу.

– Нет. Не хочешь ехать домой?

Слава помолчал немного, но потом сказал:

– Маму надо повидать.

Агния взяла его за руку и слегка сжала в знак поддержки. Они были хорошими друзьями. Иногда Слава мог поделиться с этой девушкой чем-то таким, о чём не решился бы сказать Ждану или Малу.

– Поедешь с отцом на Малый Континент? – после паузы спросил Слава.

– Жуть как не хочу ехать туда. Притворюсь простывшей, останусь дома.

Раздался сигнал, короткий, мелодичный, предвещающий о том, что за ним последует важное объявление.

– Вот и мы! – воскликнула Агния, подскочила со скамьи и подошла к перилам.

– Внимание! Внимание! Важное сообщение для всех студентов! – это было обращение всех членов студенческого совета, каждый на записи говорил по очереди. – Наступает пора коротких недельных каникул. Где бы вы ни находились, в студенческом городке или у себя дома, куда бы вы не отправились, вы должны помнить правила безопасности. От этого зависит ваша жизнь. Первое: соблюдать закон о наступлении зари, а именно находиться в помещении с плотно закрытыми окнами до наступления рассвета, на протяжении всего дня и до захода Дальней Звезды. Второе: если вы заметили у себя признаки страшной болезни, немедленно обращайтесь в специализированные лечебницы. Третье: тщательно отслеживайте поведение своих близких, окружающих вас людей, если есть подозрение, что кто-то из них болен, незамедлительно сообщайте об этом в специализированные лечебницы. Четвёртое: вы обязаны посещать службу в храмах Ближней Звезды каждую четвертую ночь недели. Пятое: вовремя возвращайтесь на учёбу, поскольку не явившиеся в назначенную ночь будут обязаны заплатить крупный штраф, или будут отчислены. Хороших вам каникул. Конец сообщения.

глава вторая

В студенческом городке было шумно. К общежитиям то и дело подъезжали автомобили, забирая детей состоятельных родителей на каникулы. Ближе к концу ночи за Агнией приехал бронированный тёмный джип. Водитель, одетый по-парадному козырнул девушке, открыл перед ней дверь, и она села внутрь.

– Папа! – обрадовалась она, увидев в салоне отца.

– Привет, дорогая, – Надзиратель обнял её и скомандовал ехать.

– Любишь ты устраивать сюрпризы, – улыбка не сходила с лица девушки.

Надзирателю было пятьдесят пять лет, хотя выглядел он моложе. Это был высокий и стройный мужчина, с густыми чёрными волосами на голове и точно такими же, как у Агнии, серыми глазами. Большую часть ночного времени он всегда проводил на работе, куда его могли вызвать в любой момент, даже если он отдыхал, поэтому на нём всегда была надета форма: тёмно-зелёный китель с чёрной рубашкой под ним и тёмно-зелёные брюки, а на ногах коричневые полусапоги на шнурках.

Резиденция Надзирателя располагалась в десяти километрах от столицы в сосновом бору. Она находилась под надёжной охраной и была огорожена забором под напряжением.

Шикарный трёхэтажный дом был сооружён из рубленых брёвен. Чтобы войти внутрь, нужно было пройти по просторному крыльцу, над которым возвышался один из четырёх балконов.

Гостей встречала широкая прихожая, плавно переходящая в зал. Пол был устелен тёплыми шерстяными коврами. Посредине зала стоял диван с креслами, журнальный столик, чуть поодаль телевизор с широким плоским экраном. В правом углу расположился камин с двумя плетёными креслами-качалками. Наверх вела деревянная лестница с изящными перилами. Потолок находился на уровне третьего этажа, на нём была закреплена хрустальная люстра, освещающая всё это огромное пространство. Стена напротив входа была стеклянной, это было огромное окно, вид из него открывался на внутренний двор – каменистое побережье живописного озера. Из зала можно было пройти в переговорную комнату, в кабинет Надзирателя, на кухню и столовую, а так же в уборную.

Агния вышла из автомобиля и, посмотрев в сторону крыльца, искренне улыбнулась.

– Здравствуйте, моя дорогая девочка, – сказала Василиса Васильевна.

– Здравствуй, тётушка!

Агния подошла и крепко обняла женщину, а та в ответ поцеловала её в лоб.

Василиса Васильевна не была родственницей ни Агнии, ни Надзирателю. Она была хранительницей очага и поварихой в резиденции. Эта женщина жила и работала здесь уже много лет и знала Агнию с самого рождения. Василисе Васильевне шёл уже шестьдесят первый год, она была невысокого роста и полноватая, с седыми волосами, собранными на затылке в шишку. Как всегда она была одета в одно из своих длинных платьев, что шила сама.

– Я скучала по тебе не меньше, чем по отцу, – призналась Агния.

– А то и больше, меня так тепло ты не обнимала, – рассмеялся тот.

– Надзиратель, – слегка склонила голову в знак приветствия Василиса Васильевна.

– Вы подготовили стол для гостей?

– Да, Надзиратель.

Василиса Васильевна помогла Агнии перенести вещи в её комнату на третий этаж. Это была просторная комната с большой широкой кроватью, тумбочкой, двумя шкафами, креслом и трюмо.

Девушка села напротив зеркала и поправила причёску.

– Какие тут новости, расскажешь?

– Отец просил вас оставаться всю ночь в комнате и не включать свет, как я уйду. Скоро приедет глава правительства.

– Зимовит?

– Отец не хочет, чтобы он видел вас.

– И я не хочу видеть его… Зачем же отец привёз меня сюда?

– Здесь Зимовит будет лишь проездом, а после на пару ночей отправится в столицу и в университет.

– Интересно, сколько в этот раз пропадёт молодых девушек после его отъезда?

– Тшш! – Василиса Васильевна приставила палец ко рту. – Об этом нельзя даже думать, не то, что вслух произносить! Глупые слухи, но за такие обвинения, – она перешла на шёпот, – жестоко карают.

– Не волнуйся, я буду вести себя так тихо, будто меня тут нет вовсе.

– И это будет хорошо.

***

Надзиратель спустился в подвал, держа в одной руке фонарик и освещая им путь, а в другой папку с документами, добрался до северной стены и нашёл в ней небольшое углубление, в котором отсутствовал один кирпич. Надзиратель протянул внутрь руку, нащупал рычаг и повернул его против часовой стрелки. Часть стены отодвинулась, и открылся тайный ход. Пройдя по нему под землёй, Надзиратель вышел за пределы резиденции и оказался посреди соснового бора. Сосны были высокие, другая растительность тут отсутствовала, поэтому открывалась хорошая видимость. К Надзирателю на встречу шёл мужчина, одетый в тёмный свитер и тёмные штаны. На вид ему было лет пятьдесят. Он был невысокого роста, но выглядел очень крепко, его широкие плечи обрастали мускулами. Звали его Горыня. Он был старшим охранником изоляторов, предназначенных для преступников, которых приговорили к высшей мере наказания.

Встреча состоялась там же, где и всегда, у обгоревшего ствола, что остался от сосны, поражённой разрядом молнии.

– Здравствуй, Горыня, мой верный друг, – Надзиратель сердечно пожал ему руку.

– Доброго здравия, Надзиратель.

– Он с тобой? Всё удалось?

– Ждёт меня в машине в километре отсюда, на второстепенной дороге.

– Отлично. Держи, – Надзиратель протянул ему папку и добавил, – там адрес его нового места жительства, новые документы.

– Он передавал вам огромную благодарность.

– Пусть навсегда забудет про меня и про тебя, про то, что мы вытащили его с того света. Он хороший и честный человек, я сделал для него всё возможное. Пусть ничего не испортит и строго соблюдает правила. Удачи.

– Да сохранит вас святой лик.

Они попрощались, и Надзиратель вернулся в резиденцию. Зайдя в ванную комнату, он умылся и посмотрел на себя в зеркало. После каждой подобной встречи с Горыней Надзиратель чувствовал себя моложе, у него появлялся энтузиазм и прибавлялись силы. Он подмигнул сам себе, улыбнулся, вытер лицо махровым полотенцем и вышел на крыльцо, чтобы встретить гостя с Малого Континента.

Вскоре раздался металлический звук открывающихся ворот. Картеж из пяти бронемашин заехал на территорию резиденции. Они остановились в ряд на стоянке, после небольшой паузы из одной вышел Зимовит. Этому суровому человеку было уже за шестьдесят. На голове у него были седые щетинистые волосы, а лицо уже давно покрылось морщинами от того, что он вечно хмурился. Поговаривали, что он вовсе не умел улыбаться. Когда он пытался это делать, его и до этого не очень симпатичное лицо превращалось в ужасную гримасу. Он всегда смотрел на всех свысока, говорил командным тоном, а взгляд его был столь надменным, будто окружающие не стоили и капли его внимания.

– Доброй ночи, – слегка поклонился Надзиратель.

– Приветствую вас.

Пройдя мимо, Зимовит поднялся на крыльцо и вошёл в дом как истинный хозяин.

– Не желаете ли трапезы? – спросил Надзиратель.

– Я бы чего-нибудь перекусил, но очень спешу. Этой ночью я должен успеть встретиться с ректором университета, следующей – со столичными чиновниками. График очень напряжённый.

Они прошли в столовую, где Василиса Васильевна уже накрыла на стол. В комнате стоял потрясающий аромат, блюд было несколько, все свежие и горячие: мясной и овощной супы, отварной картофель, рис, жареные куропатки, отбивная свинина, две хрустальные вазочки с красной икрой и графин вина.

– Твоя хранительница очага постаралась на славу, – сказал Зимовит и сел во главе стола.

Надзиратель сел напротив, давая понять, что всё же он здесь хозяин.

– Какие новости с северного побережья? – сразу перешёл к делу Зимовит, опустошая наполненную супом тарелку.

– Вчера пришли вести из края скалистых берегов. В зоне археологических раскопок вблизи деревни Жёлтый Ручей произошли сразу три случая заражения. Объявлен карантин там и в ближайших населённых пунктах. Я дал поручение группе лекарей и учёных собраться в командировку. Завтра они выезжают туда, чтобы попытаться найти источник.

– Значит, это и в правду связано с археологическими раскопками, – сделал вывод Зимовит и нахмурился ещё сильнее. Он наполнил бокал вина и выпил его залпом. – Отменяйте командировку для лекарей и учёных. Оцепление у деревень, говорите, выставлено?

– Да.

– Я отправлю туда спецотряд гвардии, они зачистят территорию. Мы не можем рисковать и позволить болезни быстро поглотить север Большого Континента.

Надзиратель прищурился и чуть подался вперёд.

– Вы сказали «зачистят»?

Зимовит кивнул и добавил:

– С этой ночи все археологические работы строго запрещены. Неповиновение будет караться смертной казнью.

– Но там много здоровых людей!

– Вы уверены в этом? Я – нет. За последний месяц число заболевших превысило значения всего прошлого года. Вылечившихся нет. Все, кто попадают в лечебницы, вскоре гибнут. Остановим там всё в зародыше и сэкономим бюджетные деньги.

Надзиратель встал со стула и опёрся руками о стол:

– Я против того, чтобы просто так убивать несколько десятков человек.

– Я и не спрашивал вашего мнения. Не забывайтесь, вы всего лишь назначенный Надзиратель Большого Континента. У вас есть семья, к сожалению не полная. И вы знаете, что бывает за неисполнение приказов. По дороге в столицу Большого Континента доложу о решении верховному правителю. Уверен, он меня поддержит. Официальные документы придут завтра по почте.

Зимовит вышел из-за стола и покинул резиденцию, не сказав больше ни слова.

***

Агния проследила через окно за тем, как Зимовит уехал, и спустилась вниз. Девушка увидела, как отец прогуливается возле озера. Она накинула на плечи косынку и выбежала во двор.

Каменистое побережье, сосны, сопки на другом берегу и чистая как слеза вода в озере – это было потрясающе красивое место.

Агния глубоко вдохнула с детства знакомый неповторимый здешний воздух, и на душе стало спокойно и приятно. Здесь она чувствовала свой дом.

Надзиратель повернулся к дочери, и девушка увидела его хмурое лицо.

– Пора прятаться, – сказала она, подойдя к нему.

Надзиратель промолчал и отвёл взгляд в сторону.

– Плохие вести?

– Тебе лучше не знать.

Надзиратель поцеловал дочку в лоб, и они пошли в дом.

– Завтра мне придётся уехать. Поживёшь пока с Василисой.

– Я хотела провести эти короткие каникулы с тобой.

– Знаю, но я Надзиратель.

– И как у любого правителя, у тебя нет свободного времени. Если честно, я знала, что так будет.

Надзиратель сильно прижал дочку к себе.

– Ещё успеем поиграть этой ночью в карты, – подмигнул он.

– И Василиса?

Надзиратель кивнул.

Агния побежала на кухню за хранительницей очага.

До рассвета оставалось совсем немного времени. Надзиратель подошёл к красной кнопке, что располагалась на стене между прихожей и залом, и нажал на неё. Тут же заработал механизм, и стальные ставни плотно закрыли все окна в доме. Теперь им не был страшен восход Дальней Звезды.

Василиса Васильевна сняла фартук и села в кресло, на другом кресле сидел Надзиратель, а Агния – на диване. Они смотрели друг на друга счастливыми и преданными, любящими глазами. Они были словно настоящая семья, когда вот так собирались вместе.

***

Слава ехал домой на поезде. Вернувшись из вагона-ресторана, где по студенческому билету можно было полноценно и бесплатно потрапезничать дважды в сутки, молодой человек улёгся на верхнюю полку в плацкартном вагоне и стал смотреть в потолок, размышляя о своём. Наступило утро, и свет был приглушен, чтобы пассажиры могли спокойно выспаться. «Интересно, – подумал Слава, – Зачем в поездах вообще делают окна? Ночью через них ничего не увидишь, а днём их плотно закрывают стальными ставнями».

Слава повернулся на бок и увидел на стене памятку безопасности:

«Внимание! Эти правила могут спасти жизнь вам и вашим близким! Ещё до наступления рассвета, днём и до захода Дальней Звезды, вы должны находиться в помещении с плотно закрытыми окнами, чтобы яркий губительный свет не покалечил вас. Помните о безумной болезни! Первые, самые важные признаки недуга: отсутствие желания сна днём, покрасневшие глаза и зевота по ночам, раздражительность, нарушения речи и проблемы с памятью, спутанность сознания, бред, агония. Если вы заметили у кого-то из окружающих подобные признаки в поведении или нетипичные изменения во внешности, немедленно сообщите по телефонам скорой помощи или службы патрульных, обратитесь в ближайшую лечебницу или участок службы патрульных».

Дорога на малую родину составляла около двух суток. Городок стоял в ущелье между двух хребтов. Он был небольшой, когда-то в нём проживало около сорока тысяч человек, теперь же гораздо меньше. У города не было названия, лишь порядковый номер двадцать девять. Города, которые перестали быть выгодны в экономическом плане, в которых отсутствовали какие-либо важные производства, лишались названий по приказу верховного правителя. Этот город, в котором когда-то добывали руду, потерял название с истощением месторождения. А какой он был раньше… Красивый, ухоженный, с асфальтированными дорогами, по которым ездили автомобили, с театром и кинотеатром, с просторной центральной площадью… Теперь же он представлял собой жалкое зрелище. С истощением месторождения ушло финансирование из бюджета. Город со всеми его жителями просто был брошен. Работы больше не было, и люди не могли платить за отопление, за водопровод… Ушли обслуживающие организации. Свет и водоснабжение там, где остались, стали ещё дороже. Жители начали бежать из никому ненужного города, исчезли почти все врачи, учителя. От большой и хорошей больницы остался лишь крохотный фельдшерский пункт, от десяти великолепных школ, только одна. Дороги пришли в негодность, мосты разрушились или находились в аварийном состоянии. Те, кому было некуда идти, остались в холодных квартирах, тем же, у кого были частые дома, повезло гораздо больше, долгими зимами они могли согреваться от печного отопления. Прямо посреди города жители разбивали огороды, центральная площадь была перекопана, и на том месте, где когда-то цвели кустарники, теперь росли овощи. Со временем участились взаимные претензии, кражи, дело доходило до драк и кровопролития. Всё это продолжалось до тех пор, пока несколько активных граждан не организовали добровольные патрули, следящие за обстановкой. Огороды были строго разграничены, таким образом мало-мальски установился хоть какой-то порядок.

Слава родился за три года до истощения месторождения. Его семья жила в частном доме на окраине и имела небольшой участок земли. В одной из стычек за продовольствие в возрасте шести лет он потерял отца и сам чуть не погиб, благо нож не задел жизненно-важные органы, но шрам на животе остался на всю жизнь. Родной брат его матери Матвей, будучи одним из местных патрульных, в тот день был на смене. Именно после этого случая собрался народный сход, где было решено установить в городе порядок. С тех пор Матвей, живущий на другом конце населённого пункта, присматривал за сестрой и племянником. У Матвея не было ни жены, ни детей, поэтому с отъездом Славы в университет, он переехал к сестре, так было безопаснее.

Этой ночью Славу ждала встреча не только с матерью, но и с дядькой.

Поезд остановился на станции всего на минуту. Слава вышел на железнодорожный перрон и вдохнул знакомый с детства воздух. Здесь было темно, лишь одинокий фонарь освещал часть привокзальной площади, когда-то большой и многолюдной, теперь засаженной картошкой. Поезд тронулся, и через пару минут скрылся за хребтом. В воздухе висела дымка, и звёзды было трудно рассмотреть на ночном небе.

– Стой, кто приехал! – раздался командный голос с хрипотцой.

Из темноты вышли три человека, одетые в какие-то лохмотья, с красными повязками на левой руке – дежурный патруль.

– Бронислав, студент, приехал на каникулы, – ответил Слава.

– Броня?

Знакомый голос. Среди патрульных был друг детства Славы, Всеволод.

– Здорово, брат! Это честь для нас, встречать такого гостя.

– Прекрати, Всева.

Они обменялись крепким рукопожатием. Они дружили почти с пелёнок, будучи соседями, и всё детство провели в одной компании.

– Дай я на тебя посмотрю, у харю отъел! – Всеволод ущипнул друга за щёку. – Хорошо, небось, студентов кормят? Ладно, парни, – он обратился к патрульным, – я друга провожу, чтобы он случайно во тьме чужие помидоры не подавил, а потом к вам вернусь

Всеволод включил фонарик, работающий от батарейки, и они пошли в сторону домов.

– Освещение осталось в центре, а на окраинах – только свечи, которые очень берегут, но я все тропы знаю, не боись, – Всеволод был рад встрече, и ему хотелось говорить со старым другом без остановки.

– Макс, наверное, тоже в народный патруль подался?

Всеволод помолчал немного, потом сказал:

– Нет больше Макса. Заболел он. Тут кроме нас и другие патрульные есть. Экипированные, наетые, в командировку сюда приезжают вахтовым методом. Отлавливают тех, кого считают безумными. Он спать перестал днём, глаза покраснели, бредить стал, к людям приставать. Они его схватили и в лечебницу. А тех, кто туда попадает, через пару дней сжигают в котельной. За три месяца десять человек, никто не исцелился, все погибли.

– Макс…

Они шли закоулками, виляя между различными посадками и ямами с оврагами. Кое-где кто-то копошился в своём огороде; где-то из окна на развалины смотрела одинокая старушка; откуда-то слышались крики играющих детей.

– Ты в шоке, небось, после столицы?

– Я здесь вырос, никогда не буду от этого в шоке. Ты не надумал уехать?

– Уехать? Меня выгнали из школы ещё в третьем классе, объявив, что из меня толку не выйдет. Я не побеждал на олимпиадах, как ты, я ничего не умею, а тут я нужный человек. Охраняю порядок, помогаю родителям. Невесту себе нашёл.

– Поздравляю! И кто же та единственная?

– Олеся.

– А-а, ты в неё ещё в школе влюбился.

– Как выяснилось, и она в меня. Ну, а ты? Ещё не женился там втихаря на какой-нибудь денежной студентке? Как твоя дружба с дочерью Надзирателя?

– Мы просто друзья, я же тебе говорил при пришлой встрече.

– Да, говорил, но мало ли что.

– Много ли! Там у нас всё строго. Чуть отвлечёшься от учёбы, тут же могут отчислить.

– Тебя всё равно не отчислят. Ты умный, а умных они любят. Не зря же проводят на нашем континенте и даже в таких заброшенных городах олимпиады! Вот и наши дома, твой слева, мой – справа.

Они обменялись крепким рукопожатием, и Всеволод отправился в патруль, а Слава пошёл к себе домой.

Открыв деревянную калитку, Слава оказался на узкой тропке между посаженной рядами картошки. Он поднялся на узенькое крылечко и отворил дверь. В сенях пахло печёным, чем-то очень вкусным, и запах этот был знаком. Мамины пряники.

Слава разулся, постучал в следующую дверь и вошёл внутрь. Надежда, женщина пятидесяти лет, высокая, худая и поседевшая, достала из печи последнюю порцию пряников. Она была одета в домашний халат, на руках были рукавицы. Надежда оглянулась на стук и увидела сына. Спешно поставив противень на стол, сняв рукавицы, она кинулась обнимать и целовать Славу. Из комнаты вышел дядя. Он деловито, с уважением пожал Славе руку и слегка приобнял.

– Руки мой и давай за стол, – с заботой сказала Надежда.

– Я не голоден, а вот чаю с пряничками – с удовольствием.

Они просидели за чаепитием около часа, Слава рассказал о жизни в студенческом городке и учёбе, а дядя Матвей поведал последние новости города под номером двадцать девять. С беспорядками было покончено, постоянные народные патрули охраняли спокойствие оставшихся жителей, хоть какая-то хорошая новость. А вот в здании единственной сохранившейся школы потекла крыша. В фельдшерском пункте из-за старой проводки произошёл пожар, поэтому сейчас врач принимает больных прямо у себя дома.

Поезд прибыл в город, перед самым началом зари. Сейчас же небо посветлело уже заметнее. Вскоре должен был начаться рассвет. Снаружи окна закрыли деревянными ставнями, изнутри – плотными шторами. Привыкшие к мраку глаза, казалось, могли рассмотреть любой предмет в темноте. Хотя домочадцы уже наизусть знали, как пройти по комнатам, ничего не задев: тут скрипнула половица, значит справа шкаф, тут она скрипнула по-другому – это путь на кухню.

– Спокойного дня, – Надежда проводила сына в его комнату и отправилась спать.

Слава долго не мог заснуть. Эмоции переполняли его. Это были негативные эмоции. Он чувствовал себя виноватым перед матерью. Там, в студенческом городке, у него было всё: комфортная комната, хорошее трёхразовое питание, качественная одежда. К тому же после окончания университета его ждала хорошая работа и предоставленное жильё. Но он ничем не мог поделиться сейчас, и самое ужасное, что и в будущем не сможет тоже. Хорошие студенты, окончив университет, по распределению отправлялись на Малый Континент. А всем остальным, у кого была прописка на Большом Континенте, путь туда закрыт. Когда мысли об этом захватывали внимание, у Славы разрывалось сердце. Одна половина в нём хотела сбежать из города под номером двадцать девять и навсегда забыть о его существовании, другая не могла бросить здесь мать и своё прошлое. Не только перед ней он чувствовал себя виноватым, но и перед другом детства, и перед дядей Матвеем, хотя и в меньшей степени. Слава пытался переключить внимание на что-нибудь иное, не важно на что, лишь бы думать о другом. Как только это получалось, он цеплялся за новые мысли и уже не отпускал их. Напряжение росло, противостояние двух мнений становилось всё серьёзнее, и когда-нибудь этот внутренний конфликт должен был разрешиться. Пока Слава не знал, какого себя он выберет. У него ещё было время, и он страшно боялся того момента, когда оно закончится.

***

Несколько населённых пунктов располагались на северном морском побережье, от Большого Континента их отделяли скалистые горы. Климат в этих местах преобладал суровый. Здесь всегда было холодно, а ветер поднимал высокие волны, которые с грохотом разбивались об огромные валуны.

Добраться туда было непросто. Ветер вечно прибивал к горам туманы и плотную облачность. Тем не менее, там постоянно проживало несколько сотен человек, и переселяться куда-либо никто из них даже не думал.

Три часа не вертолёте, ещё около часа на бронемашине в тумане по ветвистой горной дороге, и Надзиратель добрался до края скалистых берегов.

Надзиратель вышел из бронемашины, вдохнул свежий морской воздух полной грудью и подошёл к блокпосту.

Навстречу ему в камуфляжной форме вышел командир спецгруппы, готовящейся провести зачистку населённых пунктов. Со своим ростом и шириной плеч он выглядел огромным. На его лице была густая чёрная щетина. Ему можно было дать лет сорок. Судя по его суровому взгляду, этот человек был готов на всё и лишь ждал приказа.

– Капитан спецподразделения гвардии особого назначения Бедагост.

– Вы что на войне? – спросил Надзиратель, осмотрев командира с ног до головы. – Я прибыл, чтобы лично убедиться в том, что эти люди обезумили.

– У меня на руках приказ Зимовита.

– А приказа верховного правителя у вас нет? Я так и думал. На этом континенте я могу отменять приказы любых должностных лиц кроме верховного правителя. Так его приказ у вас есть?

– Никак нет…

– Я обойду каждую деревню, и если жители здоровы, вы снимите оцепление и вернётесь в свои казармы.

Надзиратель пошёл в сторону деревень. Со всех сторон они были обнесены колючей проволокой, пройти можно было лишь по единственной автомобильной дороге, охраняемой двумя вооружёнными наёмниками. Они перегородили путь Надзирателю.

– Пропустить! – рявкнул Бедагост, и они расступились.

Ветер дул порывами и временами завывал в ветках плакучих ив, окружающих деревню. Здесь не было фонарей, но Ближняя Звезда была полна и освещала окрестности через разорванную над деревнями облачность. Дома стояли вразнобой, многие были заброшены. По мере продвижения вглубь населённого пункта, домов становилось больше. Из окон на высокого гостя смотрели удивлённые местные жители. Они стали выходить на улицу, поначалу шепча, а потом всё громче повторяя: «Надзиратель. Надзиратель!» Среди них были старики, молодые люди и дети.

– Надзиратель! – во весь голос воскликнула одна женщина. Она упала на колени и стала ползти к нему, раздирая ноги в кровь, – Будьте великодушны! Умоляю! У меня двое детей. Одному шесть лет, второму только два года. Спасите нас! Мы здоровы!

Надзиратель подошёл к ней и взял за руки.

– Поднимитесь, – сказал он.

Увидев благосклонное отношение Надзирателя, к нему стали подходить другие, смелея и прося о помощи.

Так Надзиратель обошёл три деревни. На двести двадцать жителей безумными за последние двое суток зарегистрировали всего лишь восемь человек. У остальных не было никаких признаков болезни. В эту же ночь Надзиратель отменил постановление Зимовита и по телефону спецсвязи созвонился с верховным правителем, который согласился с действиями Надзирателя под его личную ответственность. Оцепление и карантин были сняты, а спецподразделение особого назначения отправилось к месту своей дислокации.

Надзиратель стоял на обрыве и смотрел на океан. Волны бурлили, набегали и разбивались о скалы, обдавая его водяной пылью. Надзиратель улыбался, он только что спас множество жизней и был доволен, хотя понимал, что эта ситуация приведёт к конфликту с Зимовитом.

– Господин Надзиратель, телефонный звонок! – сказал ему водитель бронемашины.

«Быстро до него вести доходят», – подумал о Зимовите Надзиратель и сел в машину. Поднеся телефонную трубку к уху, он услышал отчаянный голос Василисы Васильевны…

***

Наступила четвёртая ночь недели, и в храм Ближней Звезды пришли все жители города под номером двадцать девять. Просторный полумрачный зал был заполнен меньше чем на четверть.

В центре храма располагалась круглая возвышенность. В центре возвышенности на высоком мраморном постаменте находилась объёмная круглая хрустальная модель Ближней Звезды, которая подсвечивалась изнутри.

По круглой возвышенности то по часовой стрелке, то против часовой ходил жрец – лысый бритый мужчина лет семидесяти в золотом одеянии с огромным капюшоном. В руках у жреца была красивая книга, смотря в неё, он читал текст так, что его почти не было слышно и слов было не разобрать.

Лишь иногда жрец произносил слова громко, и все присутствующие в храме повторяли эти слова: «Мы – сыны Ближней Звезды, да будет вечно освещать она нам путь в ночи. Да будет исцелять нас от болезней. Да будет защищать нас от ворога. Да будет Ближняя Звезда вечно!»

Действо продолжалась около часа. Стоя между матерью и дядькой, Слава переминался с одной ноги на другую, ему было неспокойно. Он ощущал какую-то скрытую тревогу, взявшуюся непонятно откуда. Возможно, это было последствием нежелательного пребывания в этом городе. Слава снова почувствовал свою вину и перед матерью, и перед другом, которых бросил в этом забытом месте. К нему опять вернулось депрессивное состояние, овладевающее им во время каждого приезда в родной город. Но этой ночью к нему прибавилось что-то новое, ещё более неприятное. Предчувствие чего-то плохого отразилось ощущением горечи во рту. Стало подташнивать. Он посмотрел на жреца и мысленно помолился святому лику, чтобы действо поскорее закончилась.

Наконец, жрец произнёс последние слова, спустился с круглой возвышенности и ушёл в закрытое помещение.

– Ты с нами, сынок? – спросила Надежда.

– Повидаюсь с Всевой и приду домой, – ответил Слава и стал осматривать выходящих из храма людей.

Этой ночью друг детства был одет в джинсы и тёмную рубашку, а спутницей его была молодая и красивая круглолицая девушка в сером сарафане.

– Привет, – сказал Слава и слегка поклонился Олесе, – давненько с тобой не виделся.

– Какие манеры, тебе стоит поучиться, – обратилась она к Всеволоду.

– Мы собираемся прогуляться к руднику, – проигнорировал её слова тот, – не составишь нам компанию?

– С удовольствием, – ответил Слава. Он уже много лет не бывал на руднике, всю прошлую ночь провёл дома, помогая матери по хозяйству, и ему хотелось пройтись.

Ближняя Звезда была полна, светила через дымку, но и этого было достаточно для привыкших к постоянной темноте глаз.

– Я бы хотела посмотреть на столицу, – призналась Олеся, – думаю, там красиво.

– А я думаю, в нашем безымённом городе жить интереснее, – сказал Всеволод.

– Не могу избавиться от чувства вины перед всеми окружающими, – признался Слава, – это несправедливо, что кому-то повезло, и он имеет шанс на лучшую жизнь, а многие другие нет.

– Если бы в жизни царила справедливость, то и жить было бы скучно, – ответил друг и похлопал его по плечу.

Они преодолели улицу с пятиэтажными домами и оказались на окраине населённого пункта. Навстречу им шли трое народных патрульных, дежуривших в этой части города. Они громко обсуждали какую-то новость и спороли между собой.

– Да не могла она заболеть! – говорил тот, что ниже ростом.

– Её уже в лечебницу поместили, так мне проводник поезда сказала. А Надзиратель где-то на севере был, спасал жителей трёх деревень. Хороший всё-таки он у нас, – мечтательно сказал тот, что повыше.

– Хороший? От того ни разу в двадцать девятый город не приехал? – вступил в спор третий.

Слава услышал, о чём разговор, когда они поравнялись, и спросил:

– А кто заболел?

– Тебе то что?

– Отвечай, раз спрашивают, – сказал Всеволод повелительным тоном. Он знал всех трёх патрульных, а они знали его.

– Дочка Надзирателя. Не всё беднякам болеть безумной болезнью.

– Агния? – не поверил своим ушам Слава.

– Она самая.

Всеволод в ужасе посмотрел на друга. Слава встал как вкопанный и замер. Какое-то время в голову не приходили никакие мысли, Слава будто попал в другую реальность, где время остановилось. Он простоял в оцепенении несколько секунд, не обращая никакого внимания на окружающих. Потом его бросило в жар, сердце заколотилось сильнее, на лбу проступил пот, а лицо покраснело.

– Я должен идти! – воскликнул он и помчался домой.

– Во дела, – прошептал Всеволод и посмотрел на шокированную Олесю. – Я догоню его.

Надежда была дома одна. Она нарезала картошку для супа, когда ворвался запыхавшийся сын. Он был сам не свой.

– Что стряслось? – бросила свои дела Надежда.

Слава был в панике. Им овладела трясучка – дрожь охватила всё тело. Слава кинулся в свою комнату, достал из-под кровати дорожную сумку и спешно стал закидывать в неё вещи.

– Куда ты собрался, ведь ещё рано?

– Я должен уехать. Срочно должен уехать.

– Ты уезжаешь завтра.

Слава застигнул на сумке замок и перекинул лямку через плечо.

– Мой друг в беде, я должен уехать, – сказал он матери.

Надежда увидела его глаза, полные отчаяния. Лишь однажды она встречалась с таким взглядом Славы, ему было тогда всего шесть, и, казалось, будто он ещё мало чего понимал… Женщина растерялась. Какой друг? Какая беда? Где? У неё на глазах тут же проступили слёзы.

– Славочка, Славочка, – лишь повторяла она…

Слава крепко обнял мать.

– Прости, – сказал он и выскочил из дома.

Надежда выронила из рук нож и зарыдала.

Поезда проходили через станцию города под номером двадцать девять каждые два часа. Среди них были и пассажирские, и товарники. Большинство останавливались на этой станции на одну-две минуты, чтобы дальше безопасно разъехаться с другими поездами на оживлённой железной дороге.

Слава нервничал и дёргался. Всеволод, провожающий его, пытался приободрить друга.

– Это могут быть пустые слухи, – говорил он, – к тому же её отец -Надзиратель! Он найдёт способ вылечить её, если она и вправду заболела.

Подошёл пассажирский состав из десяти вагонов. Дверь в одном из них открылась, и на пирон спустился проводник, чтобы подышать свежим воздухом. Слава подошёл к нему, показал студенческий билет, и тот ответил, что свободные места имеются.

– Удачи, Всева, – Слава обнял друга и поднялся в вагон.

– Броня, тебе удачи, – ответил тот.

глава третья

Болезнь безумия. Страшная напасть, внезапно обрушившаяся на людей.

Первые случаи были единичными, и никто не знал точно, когда это началось. Два года назад число заболевших стало резко расти. Год назад ситуация приняла масштабы эпидемии.

Дальняя Звезда – пылающий ворог всего живого. Её яркий свет ослеплял и убивал тех, кто вовремя не скрылся в убежище. Излучение плавило кожу, в лучшем случае оставляя рубцы, в худшем – лишало жизни. Дальняя Звезда заставляла скрываться днём, временами испепеляла урожаи, ломала новейшую технику при вспышках. Теперь к этому добавилась новая болезнь. Суть её была в следующем: человек переставал спать при свете Дальней Звезды, постепенно сходил с ума и становился опасным для окружающих. Заболевших помещали под карантин в специальные лечебницы, открывшиеся повсюду. Излечившихся пока не было, как не было найдено и лекарства от страшного недуга.

Как же медленно ехал этот поезд! Мучительно долго тянулось время. За двое суток Слава чуть с ума не сошёл. Он почти не ел и не спал. Когда он закрывал глаза, перед ним возникало доброе лицо Агнии, её испуганные глаза просили о помощи. Он вспоминал их прогулки по парку студенческого городка, то время, когда они подолгу засиживались в читальном зале библиотеки, мешая другим обучающимся своим шёпотом и бесконечными разговорами. Иногда Слава задумывался и спрашивал себя, были ли у него особенные чувства к этой девушке, но связывала их только дружба.

Поезд прибыл в столицу в начале ночи. Центральный вокзал, освещённый множеством фонарей, был полон людей. Туда-сюда сновали богачи и бедняки, пассажиры и провожающие, служащие, патрульные и попрошайки, которых гоняли эти самые патрульные. Станция с множеством путей, с постоянно отбывающими и прибывающими поездами, толпами народа, движущегося хаотически, была похожа на гигантский разворошённый муравейник.

Слава спрыгнул из вагона на пирон и посмотрел на главные вокзальные часы. Огромный циферблат с подсветкой красовался на башне так высоко, что его было видно даже за пару кварталов отсюда. До полуночи оставалось полчаса.

Слава не знал, в какую из двадцати лечебниц столицы поместили Агнию. Денег на то, чтобы купить газету и прочесть последние новости, у него не было. Телевизор, по которому он мог узнать их, имелся лишь в зале первого этажа общежития. Поэтому он решил направиться прямиком в резиденцию Надзирателя. Он просто не знал, куда ещё можно было пойти.

Резиденция располагалась в одиннадцати километрах на запад от центрального вокзала. Добраться туда можно было либо на личном транспорте, либо пешком.

Дорога была бетонная и находилась в отличном состоянии. Дымка приглушала тусклое свечение Ближней Звезды. Слава шёл быстрым шагом и мысленно репетировал будущий разговор с Надзирателем. Он прокручивал его в голове снова и снова, придумывая новые идеи о том, как помочь Агнии.

Впереди стали видны пост и преграждавший дорогу шлагбаум. От поста в обе стороны тянулся высокий каменный забор с колючей проволокой на вершине, по которой был пущен ток. Вход стерегли четыре вооружённых охранника. Один из них заметил Славу и предупредил остальных о приближении неизвестного человека.

Когда Слава подошёл ближе, один из охранников поднял руку вверх и приказал остановиться.

– Кто ты такой и что здесь делаешь? – спросил охранник, прислонив одну руку к кобуре на поясе.

Слава приподнял руки на всякий случай и ответил:

– Я друг Агнии и мне нужно поговорить с Надзирателем.

– Надзиратель тебя ожидает? У тебя назначена встреча?

– Нет. Но мне необходимо поговорить с ним.

– Это исключено. В резиденцию допускаются только те, кто есть в списке. Как тебя звать?

– Меня не будет в том списке.

– Тогда проваливай.

Дорогу стал освещать дальний свет от фар. Слава оглянулся. Это был бронированный джип Надзирателя.

– Освободи путь! – скомандовал охранник.

Слава отошёл в сторону, но когда машина приблизилась, кинулся под колёса, размахивая руками. Джип остановился, а охранники кинулись к Славе и схватили его.

– Надзиратель! – завопил Слава. – Мне нужно поговорить с вами! Я друг Агнии! Я друг Агнии! Надзиратель!

У окна задней двери джипа опустилось стекло.

– Отпустите его, – спокойно сказал Надзиратель.

Охранники отошли в сторону. Слава подошёл к машине и замер. Он уставился на Надзирателя и не знал, что сказать. Он будто разом забыл все слова.

Лицо Надзирателя казалось каменным. На нём застыло выражение отчаяния и обречённости, а глаза были покрасневшими, какие бывают у человека, недавно обливавшегося слезами.

– Мы дружили, – Слава заставил себя говорить, – мы были друзьями. В какой она лечебнице?

– Там карантин. К заболевшим не допускают абсолютно никого.

– Вы – Надзиратель! Прикажите! У вас должны быть связи! Агнию нужно спасти!

– Как тебя звать?

– Бронислав.

– Ступай в храм, Бронислав, моли святой лик спасти мою дочь. Потому что врачи бессильны в борьбе с этим недугом.

– Вы не можете сдаться! Вы не имеете права!

Стекло поднялось, и машина заехала на территорию резиденции.

– Вы не имеете права бросить её там! – закричал Слава вслед отдаляющемуся Надзирателю.

– Пошёл вон! – приказным тоном сказал охранник и достал из кобуры пистолет.

Слава развернулся и побрёл назад в сторону столицы. Лечебницы находились в разных районах города, их невозможно было обойти за одну ночь, к тому же там поддерживался строжайший карантин. Агнию невозможно было отыскать…

Обратно Слава шёл медленно. На глазах наворачивались слёзы. Его распирало от злости и отчаяния. В один момент он возненавидел Надзирателя.

Всю оставшуюся ночь Слава бродил по улицам столицы, не обращая внимания на прохожих и на всё, что происходило вокруг. Им овладевали странные желания, то хотелось остановиться и закричать, что было мочи, то разрыдаться, то пойти в какую-нибудь лечебницу и разгромить там всё. Но какая-то внутренняя сила останавливала его от необдуманных поступков. К утру он пришёл в студенческий городок. Завтра наступала последняя ночь недельных каникул. Большинство студентов, как и он, должны были вернуться только завтра, поэтому комнаты в общежитии были пусты. Слава поднялся по лестнице, зашёл в своё временное жилище и упал на кровать. Вскоре закрылись ставни, и наступил день. Слава долго держался, но эмоции пересилили его, и градом хлынули слёзы. Таким слабым, не способным помочь другу, вызволив из беды, он себя ещё никогда не чувствовал. Тут же вернулись переживания о тех, кого он бросил в безымянном городе. Слава снова почувствовал себя предателем и ощутил ненависть к самому себе.

Следующей ночью в студенческом городке снова стало шумно. Обучающиеся вернулись с каникул. Большинство из них обсуждали лишь одну новость – смерть дочери Надзирателя от болезни безумия в лечебнице.

Слава услышал об этом из громких, эмоциональных разговоров, доносившихся из коридора. Сердце будто разорвалось, но слёз не было. Слава ощутил на физическом уровне, как от него оторвали какую-то важную часть, без которой он уже не представлял жизни. Опустошённый он пролежал в кровати всю ночь. Он не выходил ни на один приём пищи.

Раздался стук в дверь. Слава даже не шелохнулся. Ему было всё равно, кто там.

– Слава, это Ждан. Открой.

Он ткнулся в дверь, и она отворилась, оказавшись не запертой.

Ждан вошёл в комнату и обнаружил друга неподвижным, отвернувшимся в сторону окна, которое до сих пор было закрыто ставнями.

– Мне очень жаль, – печальным голосом сказал Ждан.

Слава промолчал. Вслед за Жданом в комнату вошёл Мал.

– Парни, – на нём не было лица, – это жуть какая-то… Когда это происходит с другими, с незнакомцами, то кажется, что беда где-то очень далеко, что тебя никогда не коснётся ничего подобного…

Слава обернулся к друзьям.

– Я думаю уехать домой, – сказал он и поднялся с кровати.

– Что ты несёшь? – возмутился Ждан.

– Я не могу здесь оставаться. Я не вижу никакого смысла! Получим мы это образование, а дальше что? На Малый Континент? Навсегда бросить родных?

– Не всех приглашают на Малый Континент, – возразил Мал.

– Хочешь сбежать? – со злостью спросил Ждан. – Сядь и выкинь дурь из головы! Агния была дорога тебе, и ты готов предать память о ней и убежать? Она возглавляла студенческий совет. Она считала это очень важным. А теперь, скорее всего, председателем станет Иван! Тебе объяснить, чем это грозит всем нам? Агния была очень добра, она поддерживала бюджетников, чем только могла, боролась за нас. Иван нас ненавидит. Ты находишься в совете. И ради памяти об Агнии ты должен продолжить её политику.

Ждан говорил грубо и жёстко, он делал это намеренно, пытаясь повлиять на состояние, в котором пребывал его друг.

Слава сел и тяжело вздохнул. Речь Ждана отрезвляюще подействовала на него.

– Мы, конечно, не так близко дружили с ней, как ты, – сказал Мал, – и я не представляю, что ты сейчас чувствуешь. Но мы поддерживаем тебя и будем поддерживать.

– Простите, я сам не знаю, что сейчас говорю, – признался Слава.

***

Наступила первая учебная ночь после коротких каникул. Три пары прошли достаточно быстро, и наступило время второго приёма пищи.

Слава и его друзья сидели за столом и кушали. Мал всё оглядывался в надежде отыскать Севастьяну, но она не попадалась ему на глаза.

– Смотри шею не сверни, – сказал ему Ждан.

– Я нигде её не видел этой ночью, – волнуясь, сказал Мал.

– Ладно, – Слава вытер рот салфеткой, – мне пора.

– Жаль, я не могу пойти с тобой, – сказал Ждан, – удачи.

Слава отправился в главный корпус на заседание студенческого совета. Обычно оно начиналось чуть позже второго приёма пищи, но когда он пришёл на место, все были в сборе, и казалось, что уже давно. Одиннадцать студентов занимали места за круглым столом, а на стуле председателя по-хозяйски, напыщенно и горделиво сидел Иван. Довольно ухмыльнувшись, он приподнял голову и свысока посмотрел на Славу.

– Опоздал на заседание? – спросил Иван.

– Пришёл немного раньше, чем обычно, – спокойно ответил Слава (он всегда старался мирно реагировать на провокации Ивана) и сел на свободный стул. – А ты случаем не заблудился?

– Ты про это? – Иван указал на место председателя, которое занимал.

Слава кивнул. Студенты внимательно следили за ходом их разговора, никто не решался вмешиваться.

– Если бы ты пришёл вовремя, то принял бы участие в выборах председателя. Но ты опоздал.

– Потому что кто-то перенёс утверждённое время на более ранний срок.

– То, что было раньше, не имеет теперь никакого значения. Теперь я новый председатель, – Иван выделил ударением местоимение «я», – И как председатель я поднимаю вопрос о возможности студентов-бюджетников быть в составе студенческого совета.

– Это уже слишком. Вы ведь все поддерживали Агнию, – Слава обвёл взглядом собравшихся студентов, – большинством голосов вы ещё два года назад одобрили её инициативу о всяческой помощи студентам-бюджетникам. Неужели вы так легко предадите память о ней?

– Агния! – воскликнул Иван. – Что ж, по-моему, она обезумела давно, когда разрешила таким как ты быть в составе совета. Врачам нужно было раньше обратить на неё внимание.

Слава неожиданно для себя впал в невероятную ярость от этих слов. Никогда он не чувствовал ничего подобного. Слава сжал зубы от злости, вскочил со стула и подошёл к Ивану. Иван медленно поднялся и повернулся к нему.

– Извинись за свои слова, – угрожающе произнёс Слава.

– Мне не за что просить прощения. Она действительно обезумила уже давно.

Слава сжал кулак и со всей силы ударил Ивана. От неожиданности тот не удержался на ногах и упал на пол, свалив вместе с собой стул. Удар пришёлся в челюсть; схватившись за лицо, Иван сплюнул слюну, перемешанную с кровью. Иван посмотрел на своего обидчика, и Слава увидел его презрительно довольные глаза.

– Теперь на повестке этой ночи три вопроса, – сказал, поднявшись, Иван. – Первый: запретить бюджетникам входить в состав студенческого совета. Второй: изгнать из состава совета студента Бронислава. И третий: поднять вопрос перед дисциплинарной комиссией об отчисление студента Бронислава из университета за драку.

Состояние аффекта прошло, и только сейчас Слава осознал, что натворил. Он шагнул назад и посмотрел на заседателей. Проголосовали они быстро. Проголосовали положительно по каждому вопросу. Проголосовали единогласно.

***

– Я, наверное, прибил бы его на месте! – воскликнул возбуждённый Ждан, после того, как Слава рассказал о случившемся на студенческом совете.

– Надо же быть таким гадом, – сказал Мал.

Они медленно шли по парку студенческого городка в сторону общежитий.

– Отловить бы его да наподдать хорошенько! – не унимался Ждан.

– Тогда нас не только отчислят, но и посадят, – ответил Слава, потирая сбитые костяшки на правой руке.

– Дай гляну, – Ждан посмотрел на небольшую травму друга и довольно улыбнулся. – А ему неплохо досталось.

В начале следующей ночи, когда Слава выходил из общежития на учёбу, его остановил комендант. Это была немолодая, худощавая и невысокая женщина, с проседью в волосах и неприятным грубым, не подходящим женщине голосом.

– Мне пришло два уведомления, – недовольно сказала она, – и все по твою душу. Теперь я должна присматриваться к твоему поведению, хулиганов в своём общежитии я не потерплю. Ну а ты должен явиться на комиссию перед рассветом. Они решат, что с тобой делать. Эх, парень, ты что, не знаешь, с чьими детьми лучше не ссориться? Ступай.

После лекций Слава отправился к своему научному руководителю. Ею была Мария Аркадьевна, возглавляющая кафедру изучения и толкования «действительности прошлого». Незнакомому человеку она могла показаться некрасивой, но за неприглядной внешностью скрывалась добрейшая и умнейшая женщина среди всех преподавателей и сотрудников университета. Она с материнской теплотой относилась ко всем своим студентам и вкладывала в процесс обучения душу.

Слава постучал в дверь и вошёл в её кабинет.

– Здравствуй, Бронислав, проходи, – сказала она, не отрываясь от монитора компьютера, – посмотри, какую потрясающую фотографию мне прислали с полуострова Северных Ветров.

Слава взял стул и присел рядом. На мониторе было изображение куска древней карты какой-то местности.

– Сейчас переправлю Михаилу Васильевичу, пусть тоже посмотрит, всегда интересно услышать его мнение.

– Мне кажется, он не всегда согласен с официальным взглядом на прошлое, – сказал Слава.

– Да… иногда сама забываюсь, выслушивая его бесконечные гипотезы.

Мария Аркадьевна отодвинулась от монитора, чуть опустила очки с глаз и пристально посмотрела на Славу.

– Что ты натворил?

– Вы о чём?

– Не придуривайся, – строго сказала женщина, – я всё знаю. Ты ударил Ивана, и тому имеется десять свидетелей.

Слава опустил голову, не желая ничего объяснять.

– Его отец теперь в совете правления. Он же будет и в составе комиссии. Помогу, чем смогу, но ничего не гарантирую. Ох… Знаешь, а я ведь тоже приехала из маленького городишки, благодаря своему уму поступила в университет, теперь работаю в нём. Хочу сказать тебе следующее: в душе, в мыслях сам с собой ты можешь думать о чём угодно и как угодно. Но прежде чем сказать или сделать что-то наяву, нужно хорошенько всё взвесить. Мне часто приходится общаться с теми, кого я не уважаю или даже презираю. Порой приходится терпеть в разных неприятных ситуациях. Но либо ты живёшь в хороших условиях по законам системы, какой бы ужасной она ни была, терпишь, когда необходимо промолчать, даже унижаешься, если нужно, либо ты возвращаешься туда, откуда с таким трудом выбрался.

***

Слава сидел на скамье у двери в аудиторию, где вскоре над ним должно было свершиться что-то вроде суда. Слава испытывал странное ощущение – ему будто было всё равно. Что случится – то случится, этого не миновать, и пусть случается – вот, что он чувствовал в этот момент. Он был готов к любому решению.

Его пригласили войти. Выдохнув, Слава поднялся и зашёл внутрь. В комиссии было шесть человек. Глава департамента по воспитанию Мальков – неприятный человек с вечно потной лысиной на голове, Мария Аркадьевна, ещё три преподавателя, незнакомых Славе, и отец Ивана по фамилии Жваликовский. Его Слава тоже видел впервые. Слухи о внешности одного из самых успешных и состоятельных бизнесменов Большого Континента оказались правдивы. Лицо Жваликовского и вправду напоминало морду дикой собаки, обитающей в полупустыне и не брезгующей питаться падалью – такие же маленькие глаза и худой нос с острым кончиком. Его сын, Иван, не смотря на всю уродливость своего внутреннего мира, отличался большей симпатичностью наружности, видимо это досталось ему от матери, но точно не от отца.

– Начнём, – сказал Мальков и укоризненно посмотрел на провинившегося студента, – что вы можете рассказать о случившемся?

Слава посмотрел сначала на него, а затем на всех по очереди, остановившись на отце Ивана. Жваликовский внимательно наблюдал за ним, не отводя глаз, будто проникая внутрь и видя его насквозь.

– Я совершил глупый поступок и раскаиваюсь в этом, – Слава выдавил из себя слова о раскаянии, решив всё-таки прислушаться к своему научному руководителю.

– Простая ли это глупость, когда один студент причиняет физический вред другому? – задал вопрос Жваликовский. – Если парень не умеет вести себя по-человечески, ему не место в цивилизованном мире. Насколько я знаю, он попал в столицу из безымянного города.

– Говорите так, будто там живут люди другого сорта, – сказала Мария Аркадьевна.

– Я никого не хотел обидеть. Но если в определённых местах привыкли решать любые вопросы с помощью кулаков, сумеем ли мы перевоспитать тех, кто приходит оттуда?

– Иногда слово причиняет большую боль чем удар кулаком, – сказал Слава, – и если десять свидетелей видели, что я сделал, то они слышали, что сказал Иван. В таком случае отчислять нас нужно обоих.

Мальков резко взглянул на Жваликовского.

– Пригласим вашего сына для очной ставки? – спросил он.

– Не вижу в этом нужды, – ответил тот и с яростью посмотрел на Славу, силой выдавливая улыбку. – Думаю, на первый раз мы можем ограничиться предупреждением. Студент хоть и бюджетник, всё-таки талантливый. Мы можем дать ему ещё один шанс.

– И пусть извинится, – сказал один из преподавателей, – пусть извинится и примирится с новым председателем студенческого совета. Пусть сделает это прилюдно на следующем заседании студенческого совета.

– Решено, – сказал Мальков. – Студент Бронислав, дисциплинарная комиссия выносит вам официальное предупреждение с занесением в личное дело. Любой следующий проступок с вашей стороны приведёт к отчислению из университета. Предупреждение будет действовать в течение года. На завтра назначено внеочередное заседание студенческого совета. На ваше место будет принят другой человек, а вы должны будете принести извинения председателю.

Внеочередное заседание студенческого совета было назначено на время первого приёма пищи. Вместо перекуса после долгого бессонного дня Славе пришлось идти и унижаться. В аудитории стоял всё тот же круглый стол. За ним уже сидели студенты и председатель. Слава не репетировал речей, зайдя, не поздоровался ни с кем и даже не взглянул ни на кого. Обращаясь к Ивану, он всё же посмотрел в его смеющиеся глаза и сказал:

– Приношу свои извинения за то, что стряслось прошлой ночью.

– Извинения приняты, – ответил Иван и протянул руку, – закрепим мир рукопожатием.

Слава протянул руку в ответ, они оба с силой сжали руки друг другу и оба почувствовали боль.

– Это только начало, – чуть наклонившись вперёд, прошептал Иван.

глава четвёртая

Самые состоятельные люди, проживающие в столице Большого Континента или в её окрестностях, любили проводить каждое утро шестого дня недели в закрытом клубе для избранных. Клуб этот располагался в центре города в десятиэтажном прямоугольном здании, которое в народе прозвали «кубом». Внутри располагались самый роскошный ресторан Большого Континента, бары, бильярдные, большая танцплощадка, бассейн и сауны; на четырёх верхних этажах находились гостиничные номера для того, чтобы клиенты могли провести наступивший день в безопасности.

За одним из столов в ресторане встречались семья Жваликовских и семья Вадбольских.

На мужчинах, посещавших закрытый клуб, были стандартные парадные костюмы, которые составлялись из брюк, рубашки и пиджака, отличающиеся лишь цветом; каждая женщина же старалась превзойти всех остальных по красоте, элегантности и роскошности своего наряда.

Госпожа Жваликовская, выглядевшая на фоне своего мужа довольно таки симпатичной, сегодня была одета в строгое платье тёмно-синего цвета. У неё была короткая стрижка с прямыми волосами. Она любила сидеть, перекинув ногу на ногу, и класть руки на стол, постоянно держа хотя бы в одной какой-нибудь столовый предмет.

Госпожа Вадбольская и её дочь Велизара были очень похожи друг на друга. Они обе были настоящими красавицами, с длинными волнистыми огненно-рыжими волосами, ровной осанкой и идеальной фигурой. На госпоже Вадбольской в это утро было тёмно-вишнёвое короткое платье, а Велизара была одета в золотистое платье с блёстками в районе декольте.

Всё утро Иван не отрывал глаз от этой обворожительной девушки с зелёно-карими глазами. Они были знакомы давно, их отцы дружили уже много лет. Однако между молодыми людьми не возникло даже приятельских отношений. Велизара была холодна по отношению к Ивану. Он тоже не испытывал к ней пылких чувств, но её пренебрежение его обществом, задевало его самолюбие. Поэтому Иван специально притворялся, будто она что-то для него значит, тем более это нравилось его отцу, что было для него очень важным. Отец был для Ивана главным авторитетом и примером для подражания. Возможно, в самом Иване не было столько отрицательных качеств, которые он показывал всем окружающим, ему просто хотелось доказать отцу, что он такой же, Иван рвался завоевать уважение, потому как ощущал некую холодность по отношению к себе. Он не чувствовал особо большой отцовской любви, и надеялся, что она появится, если сам Иван оправдает чужие надежды.

– Красное вино с южного побережья просто чудесно, – сказала госпожа Жваликовская, пригубив из широкого хрустального бокала на длинной ножке, – но оно сильно уступает по вкусу и аромату этому.

– Благодарю, – ответила госпожа Вадбольская, – наши виноградники выводили лучшие селекционеры Большого Континента.

– Да и напитки покрепче вашего производства вне конкуренции, – согласился с женой Жваликовский.

– Напитки покрепче нам употреблять не дозволено, – прошептал Иван, чуть подавшись вперёд, – поэтому я могу согласиться лишь с матерью.

Велизара заставила себя улыбнуться в ответ.

– Как продвигаются дела с покупкой земли? – спросил Вадбольский у друга. – Слышал, это рискованное предприятие.

– Безымянные города государству не нужны, – ответил Жваликовский, – цена земли, на которой они стоят, ничтожно мала. Выкупив её, я получаю власть над оставшимися там жителями. Это может быть дешёвая рабочая сила или что-нибудь ещё. Проектов много. Например, в двух уже построены центры здравоохранения, в которых за щедрое вознаграждение любой желающий может продать свои органы. Зачем бедняку две хорошо работающие почки? – с улыбкой спросил он.

– Действительно, – расхохотался Вадбольский в ответ.

Два официанта по очереди принесли одно за другим несколько блюд: суп из морепродуктов, филе трески, жареных крабов с сыром, молочное телячье мясо, пельмени с лососем, нежный отварной картофель, выращенный на юге Малого Континента, огромный поднос с запечённым гусиным мясом с яблоками, два широких хрустальных блюда, заполненных с горкой красной и чёрной икрой, и рис.

Семьи принимали трапезу, не торопясь, чтобы прочувствовать потрясающий вкус каждого блюда, и общались на разные темы. Через некоторое время Жваликовский и Вадбольский вышли в курительную комнату.

– Мы самые состоятельный семьи Большого Континента, – Жваликовский завёл речь о том, что давно хотел обсудить, – но нам тяжело тягаться с влиятельными людьми с Малого Континента. Поэтому нам стоит подумать о будущем.

– Признаться, я тоже размышлял об этом. И у нас есть неплохой вариант.

– Союз наших семей в единый клан после свадьбы наших детей.

– Это будет здорово. Есть, конечно, небольшая проблема.

– Характер Велизары? Иван выполнит любое моё пожелание. Дело за тобой.

– Да, характер. Именно за него я полюбил её мать. Они очень похожи.

– Нам обоим повезло родиться в славных семьях. У наших детей может быть ещё более славное будущее.

– Всё решено. Свадьба состоится, пожелает Велизара или нет.

Они скрепили договор рукопожатием и вернулись в зал ресторана.

К этому моменту принесли чай и десерты: пирожные, слоёные торты, самые дорогостоящие конфеты с орехами и элитными сортами шоколада.

Они не съели и третьей части того, что заказали.

– Спасибо за приятное утро, – сказал Вадбольский и поклонился госпоже Жваликовской.

Жваликовский сделал то же в адрес госпожи Вадбольской, и семьи разошлись в гостиничные номера, чтобы провести там день.

Номера для гостей элитного клуба соответствовали их потребностям. На двух верхних этажах находились люксы: в каждом таком номере имелось несколько спален с просторными мягкими кроватями, огромными телевизионными экранами, кондиционерами и мини-барами. Так же в каждом подобном номере были комната для деловых встреч и переговоров, гардеробная и кухня, где привезённая с собой прислуга могла приготовить что-нибудь для своих хозяев.

Жваликовский проводил свою жену в спальню, после чего зашёл в комнату к сыну.

– Пойдём, сыграем в бильярд, – сказал он приказным тоном.

Иван обрадовался, ведь ему совсем не хотелось тратить время на сон, когда он находился в клубе.

Бильярдная находилась на пятом этаже. Это было просторное помещение с десятком столов для игры, над которыми висели яркие лампы. Здесь было принято играть только мужчинам, которые оставляли своих жён и любовниц в номерах и спускались сюда, чтобы поговорить о том, что не стоило слышать их вторым половинам.

Жваликовский поздоровался с одним из своих хороших знакомых.

– Непривычная тишина сегодня, – сказал Жваликовский.

– Траур по дочери Надзирателя, – ответил знакомый.

– Ужасная трагедия.

Последние слова Жваликовского прозвучали так буднично, в интонации их произношения не было даже намёка на какое-то сочувствие. Этот человек вообще не был способен на сострадание или сопереживание в какой-либо мере. Для него всегда был характерен лишь холодный расчёт в своих личных корыстных целях.

Подойдя к свободному столу, Жваликовский взял кий и стал присматриваться к сложенным в виде треугольника шарам. Он сделал первый удар, игра началась.

– Что за студент тебя ударил? – спросил Жваликовский.

– Он уже получил по заслугам, какая разница?

– Я должен знать всё о том, кто посмел поднять руку на члена моей семьи.

– А ты не хочешь знать, почему он это сделал?

– Никто не имеет право поднимать на нас руки, какой бы причины не было, тем более какой-то нищий.

– Ты же в совете правления, был в составе дисциплинарной комиссии, ты наверняка разузнал уже достаточно.

– Я хочу услышать от тебя, почему ты позволил себе такую слабость? Почему позволил себя ударить?

– Это было необходимо…

– Ты глуп, если позволяешь себя бить ради достижения цели. Этого больше никогда не случится, ты понял?

Жваликовский чаще всего разговаривал с сыном командным тоном, а его указания должны были беспрекословно выполняться. Ивану порой казалось, что отец даже не подозревал, как сын хотел ему угодить и понравиться. И с каждой следующей попыткой Иван старался всё яростнее.

– Да…

– Скажи громче, что понял.

– Я понял.

– Кто только додумался пускать их в высшее учебное заведение?

– И не говори.

– Не перебивай меня, никогда. Теперь ситуация изменилась. Я вхожу в состав правления, ты – председатель студенческого совета. Мы должны очистить университет от недостойных. Торопиться не стоит, будем действовать потихоньку. Вода камень точит. Сначала создадим для них невыносимые условия, а потом избавимся. Главное, действовать осторожно.

– Я тебя полностью поддерживаю.

Жваликовский со злостью посмотрел на сына, он снова перебил его.

– Прости, – сказал Иван и приклонил голову.

– Есть ещё одна новость. Я нашёл для тебя невесту. Это Велизара. Свадьбу сыграем в конце учебного года.

– А если она не согласится?

– Если я чего-то хочу, я это получаю. Мне нужна эта свадьба. Вадбольский мой друг, его дочь и мне как дочь. Поэтому ты будешь любить её. И с нашим кланом будут считаться.

Вадбольский постучал в дверь комнаты своей дочери и попросил разрешения войти.

– Проходи, папа, – сказала Велизара, уже лежащая в постели и готовящаяся ко сну. Облокотившись спиной о большую перьевую подушку, она читала книгу. Чтение было её главной страстью. Она могла зачитываться часами, погружаясь в вымышленный художественный мир. Больше всего она любила приключения и героев, преодолевавших различные препятствия. Велизара сильно отличалась от своих сверстников и сверстниц такого же положения, как сама. Она не гуляла на родительские средства, не покупала дорогих роскошных вещей, деньги для неё не имели важности. Если бы закон разрешал, она бы вела активную благотворительную деятельность.

Велизара отложила книгу в сторону и принялась расчёсывать свои шелковистые волосы.

Вадбольский присел на кровать.

– Ты у меня такая красавица, – сказал он и взял дочку за руку.

– Генетика, какие родители, такие и дети.

– Я хочу поговорить о твоём будущем.

Велизара с удивлением посмотрела на отца.

– Я родилась в состоятельной семье, обучаюсь в университете, меня уже ждёт хорошая работа на Малом Континенте. Разве о моём будущем стоит переживать?

– Его стоит переосмыслить.

– Неужели ты меня услышал? – обрадовалась было девушка. – Я не хочу уезжать на Малый Континент.

– Не стоит уезжать туда одной. К тому моменту ты выйдешь замуж за достойного человека.

Велизара выронила расчёску из руки и уставилась на отца.

– Я нашёл такого человека. Это Иван, с его отцом мы уже обо всём договорились.

– Я никогда не выйду за него!

– Это вопрос выживания! По отдельности наши семьи уязвимы. Но вместе мы создадим мощный клан, мы станем равными с кланами Малого Континента.

– Меня не волнуют твои стратегические планы!

– А должны! Ты моя дочь, и будешь делать то, что я скажу. Жваликовский теперь в составе правления университета, он налаживает связи с Зимовитом. Мы не можем упустить такой шанс. Я не упущу.

– Но я не согласна идти на такое!

В комнату вошла госпожа Вадбольская.

– Доченька, ты должна слушать отца, – сказала она и присела на другой стороне кровати.

– Мама, но так не честно!

– Разве жизнь честная? А наше положение… Не всем влиятельным кланам Малого Континента по душе наше положение. Есть те, кто мечтает завладеть нашими виноградниками, нашими фабриками, ведь мы научились делать очень высококачественные вещи. Я знаю, что это несправедливо. Но иначе мы можем лишиться всего.

Велизара не смогла сдержать слёз.

– Доченька, – мать обняла её и погладила по голове, – всё наладится в лучшую сторону. Наши семьи дружат, вы сможете полюбить друг друга.

– Свадьба намечена на конец учебного года. Следующей же ночью мы начнём приготовления.

глава пятая

Василиса Васильевна потихоньку постучала в дверь, отворила её и вошла в комнату Надзирателя. Тот сидел в кресле на балконе и пустым взглядом смотрел вдаль. У него было бледное лицо, а на висках проступила седина.

– Вы не ели уже две ночи, так нельзя, – с заботой сказала Василиса Васильевна и поставила поднос с тарелкой мясного супа, рисом с обжаренными кусочками свинины и стаканом компота на тумбочку у выхода на балкон.

– Мне даже не позволили увидеться с ней, – сказал Надзиратель.

Василиса Васильевна подошла и взяла его за руку.

– Это трагедия для всех нас, – всплакнула женщина, – но мы должны оставаться сильными.

– Ради чего? Ради чего теперь мне жить?

– Вы Надзиратель Большого Континента. Вы спасли жителей трёх деревень. Вы нужны людям.

– Но я не спас свою дочь. Я был готов пойти на сделку с ворогом, лишь бы вытащить её, но всё случилось так быстро…

– Это тяжёлый удар, но вы не должны сдаваться. Без вас народу Большого Континента придётся терпеть ещё большие тяготы. Уж я-то знаю, как вы помогаете нуждающимся. В этом ваше призвание. Вы спасаете тех, кто несправедливо был приговорён к высшей мере наказания. В этом цель вашей жизни.

Надзиратель посмотрел на женщину и улыбнулся.

– Ты хороший человек, Василиса. Но с меня хватит. Я отправлюсь на Малый Континент и попрошу отставки у верховного правителя.

– Это будет большой радостью для Зимовита, – сказала Василиса Васильевна и ушла.

По законам государства престольный град, находящийся на Малом Континенте, назывался в честь верховного правителя. Нынешнего владыку государства именовали Драгавитом, поэтому и престольный град именовался Драгавит.

Это был не самый большой по площади город, но уж точно самый красивый. Здесь было бесчисленное множество садов и парков. На улицах присутствовало мало машин, так как проезд был очень дорогостоящим. Мостовые и бульвары, площади, были усеяны клумбами с самыми изысканными цветами и причудливыми кустарниками. Множество фонтанов, небольших и гигантских, будто танцевали под мелодии классической музыки.

В городе было два центра: один – деловой, с высокими современными зданиями, высотой в несколько десятков этажей, второй – административный, с изящной старинной архитектурой.

Главная площадь, Драгавитская, была вымощена тёмно-бордовой брусчаткой, напоминающий венозный цвет крови. Рядами были высажены плакучие ивы, длинные и узкие каналы с невысокими фонтанами и яркими фонарями по краям протянулись от самого начала площади до дворца верховного правителя. Это сооружение, построенное из белого камня сотни лет назад, поражало своей красотой и величием. Справа от него располагался парламент, а слева здание верховного суда. Чуть дальше находилась штаб-квартира служб хранителей правопорядка и патрульных.

Кто бы ни прибыл на встречу с верховным правителем, должен был пройти по главной площади пешком, так как ни одна автомобильная дорога не вела к дворцу.

Надзиратель, облачённый в чёрное, шёл медленно, осторожно ступая на брусчатку, выложенную многие столетия назад, будто боясь повредить великое творение предков. Сильный ветер дул ему в лицо, завывая в тонких прутиках плакучих ив. По небу спешно бежали серые тучи.

Драгавит, высокий и статный мужчина с длинными и густыми седыми волосами, тоже был в трауре в знак скорби о кончине дочери Надзирателя. Он вышел на балкон второго этажа, поставил сильные руки на каменные перила и смотрел на приближающегося гостя.

Перед тем, как подняться по тридцати восьми ступеням и войти внутрь, Надзиратель поклонился. Драгавит кивнул, и они пошли навстречу друг другу.

В просторном зале с мраморным полом было прохладно. Драгавит спустился со второго этажа и пристально посмотрел в глаза Надзирателю.

– Мои соболезнования, – искренне сказал он.

– Доброй ночи, господин верховный правитель, – приклонил голову Надзиратель.

– Получил твою телеграмму, – лицо Драгавита в один миг сделалось суровым, – и не могу принять прошение.

– Господин верховный правитель, моё решение окончательное.

– Я не подпишу твоё заявление об отставке. Ты хороший правитель, и ты нужен мне на Большом Континенте.

Драгавит прошёл в соседнее помещение и позвал Надзирателя за собой. Там на стене висела огромная карта мира. Малый Континент соединялся с Большим узким перешейком, на юго-западе располагался ещё один необитаемый континент с пустыней, а далеко на юге – Вулканические острова. Большую часть карты занимал бесконечный океан.

– Территория Малого Континента в десять раз меньше Большого, – сказал Драгавит, – и население меньше раз в двадцать. Здесь проживают управленцы, лучшие учёные, элита, так сказать. Если я отправлю кого-нибудь из них управлять Большим Континентом, они сочтут это за оскорбление, за ссылку. А среди кандидатов с Большого Континента лучше тебя нет никого.

– Я назову имена тех, кто достоин.

У Драгавита снова переменилось настроение, и он произнёс строго:

– Ты проигнорировал приказ Зимовита зачистить те территории?

– Да.

– Именно! Он считает, что ты дерзкий, что тебя стоит наказать. Такие как он, а это большинство в правительстве и парламенте, считают, что жители двух континентов – это люди разного сорта. Когда две с лишним тысячи лет назад наши континенты соединились, просвещённые обитатели Малого Континента пришли на Большой Континент и встретили дикарей, варваров. Наши предки принесли на Большой Континент цивилизацию. Я слышал и о других версиях того, что произошло в прошлом. Но какая теперь разница? Скажу тебе честно, Зимовит и правительство в целом считают, что моя политика в отношении твоего региона слишком мягкая. Они не считают вас за людей. У меня немного другая точка зрения. А теперь представь, что было бы с теми деревнями, если бы Надзирателем был кто-то другой? А что случится с безымянными городами, если Надзиратель будет другой? Хватит ли духу у кого-нибудь другого перечить приказам главы правительства? Ты спас многих людей, деревни, целые города. Так отвечай за них. Ищи средства на их содержание, ведь ты делаешь это, оставляя там хотя бы по одной школе или больнице? Ты лишился дочери, но ты можешь помочь многим другим.

Надзиратель почесал подбородок и прошёлся по комнате взад и вперёд. Ему вспомнились последние слова Василисы Васильевны. Найти в себе силы было очень тяжело, но всё же…

– Пожалуй, вы правы.

Драгавит расхохотался во весь голос. Он положил руку на плечо Надзирателю как близкому приятелю, подвёл ближе к карте и стал говорить тише, почти шёпотом:

– Планеты Воды – не странное ли название? Ведь мы живёт не в воде, а на суше?

– Бескрайний океан занимает девять десятых планеты.

– Мои учёные разрабатывают проект осушения затопленных территорий. На новых землях будут новые поселения и добыча новых ресурсов. Туда мы сможем переселить людей из безымянных городов. А для их сохранения ты должен быть Надзирателем Большого Континента.

– Вы убедили меня, господин верховный правитель.

– Вот и хорошо! Погостишь немного в престольном граде? Этим днём в доме Зимовита будет приём по случаю годовщины свадьбы между ним и Чернавой. Двадцать лет, какая дата!

– Я не думаю, что меня будут рады видеть там.

– И я не думаю, но мне хочется позлить Зимовита. Обожаю это делать! Я найду для тебя парадный костюм.

***

Дом был полон гостей. Уже наступило утро, поэтому все окна были плотно закрыты. Яркое освещение, приятная музыка, служащие, разносящие по залу подносы с полными бокалами шампанского и вина, столы, ломящиеся от самых экзотических видов закуски – приём был сделан по самому высокому разряду.

Среди гостей были министры, депутаты, главы самых влиятельных кланов Малого Континента и, конечно же, верховный правитель вместе с Надзирателем.

На втором этаже показались супруги – виновники торжества. Они стали медленно спускаться вниз по лестнице, и их встретили громкие аплодисменты. На Зимовите был надет фрак нежного серого цвета. Под руку он держал свою жену. Чернава выглядела шикарно: высокая, с королевской осанкой, властным, но приятным лицом, с длинными и объёмными соломенно-жёлтыми волосами. Ожерелье с сапфирами подчёркивали глубину её голубых глаз. На вид ей можно было дать лет сорок, хотя никто так точно и не знал её точный возраст. В этот день она вышла к собравшейся публике в своём самом изящном вечернем платье рубинового цвета с синим отливом.

Зимовит был серьёзен, а вот Чернава улыбалась, пока её взгляд не уловил присутствия того, кто не был приглашён.

– Посмотри, кто здесь, – шепнула она на ухо мужу.

Увидев Надзирателя, Зимовит нахмурился сильнее прежнего.

– Поздравим их первыми? – предложил Драгавит Надзирателю и пошёл к ним навстречу.

Надзирателю с самого начала не понравилась эта затея, но перечить верховному правителю после тех слов, что он произнёс про безымянные города и новый проект для брошенных людей, он не мог.

– Мои дорогие друзья! – воскликнул Драгавит, подойдя к супружеской паре. – От всей души поздравляю вас с годовщиной! Желаю вам до конца ваших ночей оставаться такой замечательной семьёй!

– Мы очень благодарны за ваши тёплые слова, – ответила Чернава и слегка поклонилась.

– Поздравляю, – сухо сказал Надзиратель.

– Честно говоря, не ожидали увидеть вас, – Чернава была очень вежлива, – но раз уж вы здесь, будьте нашим почётным гостем. В наш дом ещё никто не приезжал с Большого Континента.

– Спасибо за поздравление, – скривился в улыбке Зимовит.

– Кого я вижу! – обрадованно заявил Драгавит и отошёл в сторону.

Надзиратель остался с хозяевами дома в одиночестве. Вся обходительность Чернавы тут же исчезла. Её глаза наполнились гневом и презрением. Она приподняла голову, чтобы смотреть на Надзирателя сверху вниз. Чернава отпустила мужа, подошла вплотную к Надзирателю и с натянутой улыбкой на устах произнесла:

– Мы бы с радостью постелили вам в сарае, жаль, что его у нас нет. Поспите сегодня в комнате служанки, ведь вы такая же обычная прислуга.

Чернава снова взяла мужа под руку, улыбнулась, и они стали принимать поздравления от других гостей.

Надзиратель сдержался, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего, взял бокал вина с подноса и отошёл в угол просторного зала, чтобы ни с кем больше не контактировать. Однако его покой быстро был нарушен. К нему подошёл депутат Зиновьев, толстый и лысый мужчина пятидесяти лет, с трудом передвигающийся из-за постоянной отдышки, известный своими громкими заявлениями, которые часто противоречили друг другу.

– Вы знаете, что это за вино в вашем бокале? – спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил, – С юга Малого Континента, самого плодородного места всей планеты Воды.

– Тому маленькому кусочку суши, о котором вы говорите, повезло с климатом, – ответил Надзиратель, – а самые плодородные земли, с которых вы все кормитесь, находятся на Большом Континенте.

– Да, да, – закивал головой депутат, – проживающие на вашем Континенте способны лишь к грубому физическому труду. К счастью или к сожалению они мало способы развиваться…

Надзиратель не выдержал, оставил Зиновьева одного и вышел в соседнюю комнату, чтобы отделаться от назойливой компании этого наглого и напыщенного депутата. Надзиратель сел в кресло и стал молить святой лик, чтобы этот день закончился как можно скорее.

Через некоторое время в комнату заглянул Драгавит. Надзиратель хотел встать, чтобы поприветствовать верховного правителя, но тот быстро подошёл и положил руку ему на плечо, немного надавив.

– Не нравится здешняя компания?

– Зачем вы меня сюда привели?

– Чтобы основательно убедить вас в необходимости занимать данную вам должность. Чтобы вы лицом к лицу встретились с теми, кто строит бесчеловечные планы в отношении жителей Большого Континента. – Драгавит поднял голову вверх и обвёл взглядом потолок, но смотрел он как будто сквозь него, выше, в самое небо. – Что-то происходит. Вы это чувствуете? Я ощущаю даже на физическом уровне. Люди меняются. Я вижу, как злые и корыстолюбивые становятся более злыми и жадными. Некоторые стали куда-то торопиться. Кажется, само время стало идти быстрее. Мы с вами должны пережить этот непростой период.

Надзиратель плохо понимал, о чём речь. Он внимательно смотрел на загадочного верховного правителя, который будто бы был уже где-то в другом месте, возможно, даже в другой реальности.

– Будете спать в соседней со мной комнате, – сказал Драгавит, – на третьем этаже, предназначенном для высоких гостей.

***

Торжество завершилось. Гости разошлись по спальням. Зимовит и Чернава находились в своей комнате на верхнем этаже дома.

Чернава сидела в кресле и временами попивала вино из большого бокала, Зимовит же стоял возле камина, смотрел на сгорающие головешки и курил сигару.

– Не могу поверить, что он привел его в наш дом, – сказал Зимовит.

– Верховный правитель может всё испортить, ты же понимаешь?

– Он испоганил наш праздник, я не позволю ему сделать это с нашим будущим.

– Мне доложили, что верховный правитель придумал какой-то новый проект для Большого Континента.

– В последнее время Драгавит создаёт всё больше проблем. Видимо ему стало известно о моих совместно с Жваликовским планах по безымянным городам. Его проект опасен для нас, к тому же мы можем потерять колоссальную прибыль.

– Его кто-нибудь ещё поддерживает в правительстве?

– Всё меньше и меньше, но процедура вынесения решения о недоверии верховному правителю слишком долгая и рискованная.

– И что же нам делать?

– По закону, если с верховным правителем что-то случится, на его место на некоторое время встанет глава правительства. Но потом будут новые выборы.

Чернава отрицательно покачала головой.

– В нашем положении это лишь формальность, – сказала она. – Пора тебе стать верховным правителем.

– Нужен удачный момент.

– А что будет с Надзирателем?

– Его я не трону. Я сломаю это гордеца и заставлю выполнять мои приказы. Жители Большого Континента возненавидят его и станут презирать, они будут молить меня о том, чтобы я снял его с должности. Жаль, что его дочери уже нет среди живых.

Чернава довольно улыбнулась и опустошила бокал с вином.

глава шестая

Наступило время факультатива по дисциплине «действительность прошлого». Ещё год назад он проводился в просторной аудитории, вмещающей более ста студентов, которая порой бывала даже переполнена. Но с тех пор как раскопки и занятия археологией были объявлены возможной причиной появления болезни безумия, число желающих посещать факультатив резко сократилось.

В небольшом подвальном помещении, где в два ряда стояли всего шесть парт, сидели пять студентов. Слава был одним из них. Этой ночью они сидели в тишине. Никому не хотелось разговаривать, ведь не хватало ещё одного любителя этого факультатива, любителя, который больше никогда сюда не придёт. Не хватало Агнии.

Заскрипела отворяющаяся дверь, и в помещение вошёл Михаил Васильевич. Почесав свою густую седую бороду, он сел на стул напротив студентов и положил на стол чёрный пакет.

– Наши ряды всё меньше и меньше, – улыбнулся он, – остались самые стойкие.

– Что у вас в пакете? – спросил один из студентов.

– Торопливый ты мой, – с отеческой добротой сказал Михаил Васильевич и потрогал свою густую седую бороду, – давайте не будем спешить. Археологические работы были приостановлены уже давно, недавно поступил официальный запрет на любые раскопки. Поэтому нам не удастся съездить на Рудный полуостров.

– Так и знал, – Слава отреагировал спокойно в отличие от других.

– Не вздыхайте и не гудите, – продолжил Михаил Васильевич, – это не самые плохие новости. Вскоре наш факультатив могут и вовсе запретить. Поэтому этой ночью я принёс для вас нечто особое.

Студенты подались вперёд, а Михаил Васильевич достал из пакета шесть наконечников для копий.

– Возможно, они надевались на палки и образовывали опасное оружие, – пояснил он.

Слава взял один из наконечников в руки. Кончик до сих пор был достаточно острый, и от простого прикосновения можно было уколоться до крови. Поверхность его была гладкой, сделан он был из материала, напоминающего обычный камень.

– Эти наконечники были найдены полтора года назад на раскопках в континентальной части Ветреного полуострова.

– На Большом Континенте? – удивился один из студентов.

Михаил Васильевич кивнул и продолжил:

– Возраст их оценивался в университетской лаборатории. В первый раз исследования показали – двенадцать тысяч лет до нашей эпохи.

– Но это невозможно!

Слава вопросительно посмотрел на преподавателя.

– Затем находку отправили в лабораторию на Малый Континент, и следующие исследования дали другой результат – третий год нашей эпохи.

– Это уже больше похоже на правду, – сказал один из студентов.

– А что если наша лаборатория была права? – спросил Слава.

Остальные студенты рассмеялись.

– И кто её сделал?

– Сравнил возможности лабораторий!

– На Малом Континенте учёные будут поумнее!

Михаил Васильевич внимательно всмотрелся Славе в глаза и спустя небольшую паузу снова заговорил:

– Согласно официальной версии двенадцать тысяч лет назад на Большом Континенте могли обитать лишь подобия современного человека. А если правы учёные с Малого Континента, то кто мог изобрести эти вещицы в самом начале нашей эпохи? Опять же, согласно официальной версии того, что происходило в прошлом, в начале нашей эпохи на Большом Континенте жили дикари. Они прятались от Дальней Звезды в пещерах. Они даже огнём толком пользоваться не могли.

– Из чего сделаны наконечники? – спросил Слава.

– Исследования показали, что это искусственно созданный кристалл.

– Да-а, – скептически отнёсся к словам преподавателя один из студентов, – а после этого университетскую лабораторию лишили лицензии на подобные исследования, потому что здесь совершалось слишком много ошибок.

– Странно всё это, – сказал Слава и покрутил в руках наконечник.

– Чем больше я изучал прошлое, тем больше вопросов у меня возникало, – признался Михаил Васильевич.

– Есть теория инопланетной жизни! Что если это сделали инопланетяне?

– Это тоже очень интересная версия. Если бы нам позволили продолжить раскопки на севере и северо-востоке Большого Континента, у нас могли бы появиться ответы.

– Похоже, что кому-то это не нужно, – сказал Слава, и студенты уставились на него.

– Раскопки запретили из-за болезни безумия!

– А что если эти наконечники могут переносить заразу?

– Не бойтесь, они безопасны, – улыбнулся Михаил Васильевич, – их дезинфицировали многократно.

С факультатива Слава ушёл в раздумьях. Всё утро, валяясь в постели, он никак не мог заснуть. «Двенадцать тысяч лет до нашей эпохи, – думал он, – как такое возможно? Наконечник для копья из искусственного кристалла? Если есть технология для производства искусственного кристалла, для чего тогда копьё? Этой ночью Михаил Васильевич был слишком откровенен. Так, нужно перечислить все версии возникновения жизни на планете Воды. Первая: жизнь была создана духом Ближней Звезды, который после возникновения людей обратился в святой лик и подарил дикарям цивилизацию. Это общепринятая версия. Остальные обсуждались лишь среди непризнанных учёных, которых давно казнили за ересь. Что там было? Возникновение жизни в океане, инопланетяне, эволюция из растений… Чьи же это были наконечники и для чего?»

Слава размышлял, размышлял и не заметил, как заснул. Его мысли переросли в дневной сон. Ему стали сниться дикари, облачённые в шкуры убитых ими животных, которые стояли у станков в своих пещерах и вытачивали наконечники для копий. А после они шли охотиться на давно вымерших зверей…

Наступила четвёртая ночь недели. Храм Ближней Звезды при университете был полон студентов. Слава стоял между своими друзьями, все вместе они наблюдали за действиями жреца на круглой возвышенности в центре и периодически повторяли за ним слова молитвы. Действо завершилась через сорок минут, и большинство студентов стали покидать храм.

Из храма Слава с друзьями отправились в столовую. Ждан был молчалив этой ночью, а Мал оглядывался по сторонам.

– Хватит уже её искать! – не выдержал Ждан.

– Она будто исчезла, – недоумевал Мал.

– Наивный младший братец! Она из другого мира, и такой как ты ей не нужен.

– Вдруг она тоже заболела?

– По-моему, – высказался Слава, – Севастьяна общалась с нами только из-за Агнии.

Они как обычно заняли свои места и приступили к первой трапезе. Мал продолжал глядеть по сторонам, пока не заметил Севастьяну в компании Ивана и трёх его друзей за крайним столом у правой стены. Они о чём-то беседовали, девушка сидела с опущенной головой.

– Мне это не нравится, – сказал Мал.

– Может, это её новые друзья? – нисколько не удивился Ждан.

Слава внимательно наблюдал за ситуацией. Мал уже хотел подняться и пойти туда, но Слава остановил его.

– Они просто разговаривают, – сказал Слава, – подойди к ней чуть позже. Иван может специально нас провоцировать. Нам стоит поменьше обращать на него внимание.

Мал не мог оторвать взгляда от крайнего столика у правой стены. Наконец, Иван протянул Севастьяне руку, она протянула свою руку в ответ, они будто договорились о чём-то.

Когда девушка выходила из столовой, Мал встретил её на крыльце. Севастьяна сделала вид, что не узнала его, хотела пройти мимо, но он остановил её, схватив за руку.

– Ты что нас избегаешь?

Девушка опустила голову и посмотрела на него исподлобья.

– Да, – дрожащим голосом ответила она, – я больше не хочу видеть тебя, никогда.

И она побежала в сторону учебных корпусов.

К Малу подошёл старший брат и положил руку ему на плечо.

– Я же тебе говорил, – сказал он, – забудь про неё.

После лекций Слава подошёл к расписанию, чтобы напомнить себе, какие занятия ждут его следующей ночью. Там, рядом с расписанием, на доске объявлений он увидел вывешенное решение студенческого совета. В нём говорилось следующее: «На заседании студенческого совета рассматривался вопрос целесообразности проведения факультативных занятий. Факультативы не входят в обязательные программы обучения в университете. Однако они дают дополнительную информацию для общего развития, поэтому полностью исключать их из учебного процесса не стоит. Для студентов, обучающихся на платной основе, в оплату включены и факультативы. Для бюджетных же студентов эти занятия бесплатные. Студенческий совет считает, что подобную несправедливость необходимо исправить. Совету правления университетом отправлено следующее предложение: либо сделать факультативные занятия бесплатными для всех студентов, либо лишить бюджетников права на бесплатное посещение факультативов. Студенческий совет считает, что для университета рациональнее будет выбрать второй вариант решения проблемы. Настаиваем на скорейшем рассмотрении данного решения советом правления университетом».

«Это только начало», – вспомнил Слава слова Ивана. А чем могли ответить бюджетные студенты? Пикетом? Митингом? За это их сразу отчислили бы. Или идти к ректору и унижаться? «А ведь он при поддержке отца может и бесплатных столовых нас лишить», – подумал Слава. Самым неприятным было то, что и Слава, и все остальные бюджетники были абсолютно бессильны и беззащитны в этой ситуации. А возвращаться в родные города, многим из которых уже давно присвоен лишь порядковый номер, не хотелось никому. Не смотря на всё это, Слава почему-то не чувствовал ненависти по отношению к Ивану, даже после его обидных слов об Агнии. Слава легко мог прощать людей, а обиды никогда надолго не задерживались в его сердце.

– Что дальше он придумает? – спросил Мал, когда они втроём сидели на скамейке в парке.

– Главное то, что придумает его папаша, – ответил со злобой Ждан и стукнул лавочку кулаком.

– Это он идёт? – спросил Мал.

На параллельной дорожке за полосой газона с цветами, Иван шёл рядом с какой-то девушкой. Одет он был как обычно в джинсы и кожаную куртку поверх белой футболки, девушка же была в учебной форме. Она шла гордо и величаво, её королевская осанка подтверждала её статус. Девушка с огненно-рыжими волосами была очень красива. Она случайно посмотрела на Славу, и он на мгновение увидел завораживающие зелёно-карие глаза. Таких красивых глаз он ещё никогда не видел. Он увидел их лишь на мгновение, но казалось, запомнил на всю оставшуюся жизнь. Идя рядом с девушкой, Иван не обращал ни на кого внимания. По парку они прошли довольно быстро.

Слава и Ждан проводили их взглядом и некоторое время молчали.

– Вас будто загипнотизировали! – сказал Мал и улыбнулся.

***

Слава шёл по бульвару, ведущему в центр города. Была ясная ночь и прекрасная слегка прохладная и безветренная погода. Прохожих было немного, в столице жили преимущественно суеверные люди, поэтому, когда на небе отсутствовала Ближняя Звезда, большинство предпочитало отсиживаться дома.

Прошло уже почти две недели, как Слава потерял подругу, с которой они вместе любили прохаживаться по этим местам. Слава скучал по Агнии, порой сердце щемило от грусти. Накатили воспоминания, и Слава почувствовал непереносимую грусть. Он присел на лавочку, чтобы справиться с эмоциями. Слава взглянул вперёд и увидел торчащий из-за крыш зданий шпиль главного и самого большого храма Ближней Звезды на всём Большом Континенте. Слава прогуливался рядом с ним вместе с Агнией, но они ни разу не заходили внутрь. «Почему бы не нарушить традиции и не увидеть, каков он?» – подумал Слава и пошёл к храму.

Сооружение располагалось напротив круглой площади. Вся площадь была вымощена брусчаткой из белого мрамора, а храм был монолитным с несколькими остроконечными башнями, самая высокая из которых заканчивалась шпилем на высоте почти ста метров. Когда Слава подошёл ближе, он заметил, что сам храм стоит не на белой брусчатке, а на шершавых каменных плитах, выступающих из-под земли на высоту в пол сантиметра, если не меньше. Кое-где по ним проходили трещины, а выглядели эти плиты намного старше стен храма. Слава шагнул вперёд, и оказался на широкой лестнице, состоящей из сорока ступеней, которая вела к массивным деревянным дверям, открытым в течение всей ночи.

Внутри свет был приглушен, витал приятный запах благовоний. Храм был просторный, на потолке была изображена огромная карта мира с Малым и Большим Континентами, а на круглой возвышенноси в центре храма располагалась просто гигантская объёмная круглая хрустальная модель Ближней Звезды.

На предутреннее действо, совершавшееся здесь каждую ночь, приходили далеко не все жители. Обязательной для посещения была лишь четвёртая ночь недели. Поначалу Слава насчитал только десять горожан, но их число стало резко расти, действо должно было вот-вот начаться, и вскоре храм заполнился почти на треть. Внезапно на круглую возвышенность в центре поднялся какой-то пожилой мужчина. Невысокий, но сутулый, с длинными поседевшими волосами, он явно был нищий, нормальной одежды на нём не было, только какие-то старые, поношенные, вымазанные в нескольких местах тряпки. Горожане замерли в ожидании его дальнейших действий. Мужчина с презрением оглядел собравшуюся толпу и сплюнул себе под ноги.

– Безумцы! – вскричал он. – Кому вы молитесь? Перед кем вы приклоняетесь? Вы сами выбрали этот путь погибели? Не пора ли перестать бояться и открыть глаза? Зачем они вам, если вы не способны увидеть, зачем вам уши, если вы не слышите? Вы обозвали дающего жизнь ворогом и молитесь пустой каменной глыбе!

– Он заражён! – закричал кто-то из горожан, и все отхлынули от центра храма в сторону выхода.

Слава был подхвачен общим потоком и оказался далеко от круглой возвышенности.

Мужчина расхохотался во весь голос.

– Безумцы – это вы, а не те, кого вы растолкали по лечебницам! Когда вы поймёте, это вам уже не поможет!

К нему подбежали четыре служителя храма, повалили на землю и связали руки за спиной. На круглой возвышенности появился жрец.

– Не бойтесь, не бойтесь! – громко и уверенно сказал он. – Этот еретик не болен, он наглый преступник, оскорбивший святую веру. Пару ночей назад он говорил подобные вещи в другом городе, там его не успели поймать. Сейчас же он схвачен. Всё закончилось. Никуда не уходите, через десять минут мы начнём предутреннее действо.

Служители храма вывели пожилого мужчину из храма и передали в руки стражам правопорядка.

Переполненный впечатлениями Слава вернулся в студенческий городок. Дела еретиков всегда громко освещали в средствах массовой информации. Славой овладело любопытство, и он сел перед телевизором в общем зале на первом этаже общежития. Включив новостной канал, работающий круглосуточно, он стал внимательно слушать. Через некоторое время диктор заговорил об инциденте: «Предутреннюю молитву в храме Ближней Звезды чуть было не сорвал еретик, известный правоохранительным органам по кличке Проповедник. Его речь была похожа на речь сумасшедшего, и многие прихожане сочли его носителем болезни безумия, но жрец вовремя вышел к алтарю и успокоил людей. Жалобы от жителей Большого Континента впервые поступили на Проповедника ещё пару недель назад, но схватить его удалось лишь этой ночью, когда он, наконец, добрался до столицы. Его обвиняют в ереси, и ему грозит высшая мера наказания. Суд пройдёт в самые кратчайшие сроки, мы обязательно оповестим вас о его решении».

Уже давно наступил день, в общежитии царила полная тишина, и все студенты давно спали. Слава же лежал на спине, смотрел в потолок почти в полной темноте, и никак не мог заснуть. Мысли-образы одна за другой атаковали его, ему было не до сна. Он снова думал о наконечниках для копий, сделанных из искусственного кристалла, которые недавно показал ему Михаил Васильевич. Этой ночью Слава впервые обратил внимание на те плиты у основания главного храма Ближней Звезды на Большом Континенте. «Интересно, исследовал ли их кто-нибудь?» – спросил он себя и решил следующей же ночью сходить к Михаилу Васильевичу.

Он встретил преподавателя «действительности прошлого» после лекций в его кабинете. Михаил Васильевич сидел в кожаном кресле напротив компьютера и что-то внимательно рассматривал в мониторе.

– Здравствуйте, Михаил Васильевич, – сказал Слава и попросил разрешения войти.

– Проходи, садись рядом, – пригласил его преподаватель.

Он поднял указательный палец на правой руке вверх и сказал тем самым, что ему нужна ещё минутка. Михаил Васильевич рассматривал фотографию карты, сделанную на плоском камне размером с лист формата А4. Это была физическая карта какой-то местности с изображениями гор, рек и озёр и надписями на неизвестном языке.

– Мне прислал это один приятель, – признался Михаил Васильевич, – с раскопок… на северо-востоке. Комиссия с Малого Континента забрала у него оригинал, а после ввели запрет на археологическую деятельность, фотография – всё, что у него осталось. Потрясающая находка. Жаль, университетскую лабораторию закрыли, и я не могу провести экспертизу, но, думается, карта древняя.

– Можете определить на глаз?

Михаил Васильевич хитро взглянул на него и улыбнулся.

– Я повидал столько артефактов старины… Технология для производства такой вещицы в нашем современном обществе появилась лет двадцать назад. А нашли её в пластах горной породы, возраст которой больше тридцати тысяч лет.

– Сколько? – Слава чуть не вскрикнул от названного числа.

– Согласно официальной версии прошлого, тридцать тысяч лет назад на нашей планете могли жить лишь первобытные люди, которые даже разговаривать не умели.

– Прошлой ночью я был в главном храме Большого Континента, – сказал Слава, – я впервые обратил внимание, что между брусчаткой и его основанием имеются каменные плиты.

– Ты захотел узнать их возраст? – догадался Михаил Васильевич и провёл рукой по седой бороде. – Очень жаль, что мой факультатив решили закрыть.

– Совсем закрыть? Я думал, что только для бюджетников…

– Нет, не только. Вечером от совета правления пришёл приказ о ликвидации факультатива из-за связи болезни безумия с археологией.

– Я размышлял вчера перед сном, и мне показалось, будто на Малом Континенте не хотят, чтобы раскопки продолжались. Они не знают настоящей причины эпидемии, и решили одну проблему убрать с помощью другой.

– Ты сообразительный молодой человек. Каменные плиты на площади вокруг храма никто никогда не обследовал. Я хотел это сделать трижды, и все три раза получал отказ. Что будут говорить учёные Малого Континента, написавшие книги о нашем прошлом, если выяснится, что этим каменным плитам больше двух тысяч лет? У меня очень много вопросов, Бронислав. Но я понимаю, что никто на них не ответит. И я дорожу своей работой, она помогает мне хоть как-то содержать семью. Поэтому я могу лишь рассматривать новые находки на экране монитора и делиться с такими любопытными интеллектуалами как ты своими умозаключениями.

Настало очередное утро, ставни на окнах задвинулись. В общежитии снова стало тихо. Слава опять много думал, долго не мог заснуть и не заметил, как сон постепенно одолел его. В комнате внезапно стало очень светло, в ярких лучах возник чей-то знакомый силуэт. Это была Агния! Широко открытыми глазами она пристально смотрела на молодого человека, а позади неё полыхала Дальняя Звезда. У светила внезапно выросли руки, которые нежно обняли девушку, подхватили и стали покачивать, как младенца. Агния улыбнулась и взглянула на Дальнюю Звезду любящими глазами.

Слава проснулся. Им овладело пугающее желание – подойти к окну, нажать на кнопку, чтобы открылись ставни, и посмотреть на Дальнюю Звезду. Мурашки пробежали по спине, и Слава поёжился от накатившего холода. «Не так ли начинается болезнь безумия? – спросил он себя, и ему стало страшно, а затем новый вопрос возник в голове. – Почему тот мужчина в храме, Проповедник, назвал всех прихожан безумцами?»

Вечер перед лекциями Слава как обычно начинал в столовой со своими друзьями. Ждан и Мал много говорили, но Слава не вслушивался в их разговор и лишь временами поддакивал или кивал. Они сели за стол с заставленными подносами. Ждан посмотрел на Славу и что-то сказал, но Слава не отреагировал.

– Да что с тобой? – Ждан стукнул друга по плечу.

Слава дёрнулся и, наконец, опомнился. Ждан был возмущён, а Мал смотрел на него удивлёнными и слегка покрасневшими глазами.

– Простите, – выдохнул Слава, – столько всего навалилось. Столько мыслей крутится в голове.

– Если ты будешь вести себя так на занятиях, получишь дисциплинарное наказание, и тебя с радостью отчислят! – сказал Ждан. – Нам всем сейчас непросто.

Но Слава ничего не мог с собой поделать. Всю ночь он был угрюм и молчалив. Он невнимательно писал конспекты, не вслушивался в то, что говорили преподаватели, а после лекций вместо второго приёма пищи отправился в библиотеку. На втором этаже располагался просторный читальный зал с многочисленными стеллажами, заставленными учебниками и различными работами по дисциплине «действительность прошлого». Слава взял в руки корзинку и отправился выбирать нужную литературу. Его не интересовал основной учебник, который все студенты знали наизусть после первого курса. Слава хотел просмотреть книги с легендами, мифами, с чем-нибудь старинным или нетрадиционным.

Он положил в корзинку уже четыре книги и тут наткнулся на нечто интересное – «Малая энциклопедия еретических и запрещённых учений нашей эпохи».

Слава сел за стол и открыл эту энциклопедию. Он начал читать, рассматривать картинки и совсем позабыл о времени, настолько это оказалось увлекательным для него. Каких только «учителей» не появлялось за две с лишним тысячи лет! Кому они только не поклонялись! Какой же бред некоторые из них несли! И всякий раз находились те немногие, кто верил им и попадал под их полный контроль. Кто-то из «учителей» призывал поклоняться каким-то неведомым подземным богам, кто-то пророчил появления инопланетян и истребление человечества, кто-то предлагал молиться океану, якобы давшему жизнь всему живому. Слава просмотрел ещё с дюжину книг и несколько исследовательских работ известных учёных о прошлом планеты Воды.

Слава устал, у него затекла спина, а глаза покраснели. Потянувшись, он попытался вспомнить слова Проповедника. Ворогом все жители планеты Воды считали Дальнюю Звезду. Проповедник же говорил о том, что её напрасно так обозвали, а Ближнюю Звезду он назвал пустой каменной глыбой…

– Молодой человек, – прервал его размышления тихий женский голос, – библиотека закроется через пять минут.

Слава кивнул и поднялся, хрустнув коленным суставом на правой ноге. Расставив книги по местам, Слава вышел из здания. Уже начиналась заря, небо медленно светлело, студенческий городок стремительно пустел.

Слава не торопился в свою комнату. Он знал, что его ждёт бессонное утро и новые мучающие размышления: «Кто же этот несчастный Проповедник? Возможно, лишь очередной «учитель», которого вскоре казнят? А если нет? Почему он встретился мне в главном храме Ближней Звезды именно в тот единственный раз, когда я решил туда зайти? И этот странный сон с Агнией, к чему она приснилась мне?»

Слава снова провалялся в кровати несколько часов. И тут он вспомнил, что по закону приговорённых к смертной казни может повидать любой желающий. Это правило не так давно придумал Надзиратель, а верховный правитель согласился с его инициативой и утвердил это правило повсеместно. Долгожданной решение тут же пришло – Слава решил отправиться в тюрьму и поговорить с Проповедником, после того как тому вынесут приговор. Слава тут же почувствовал облегчение. Тревожные мысли ушли, и он мгновенно заснул.

глава седьмая

О приговоре Проповеднику Слава узнал через неделю. Ничего неожиданного – высшая мера наказания. Через две ночи Проповедника должны были казнить.

Лекции завершились в два часа, следующей ночью в университете был выходной, и Слава смело отправился к автобусной остановке. Ему нужен был тридцать пятый маршрут, идущий в южную окраину города. Автобус ехал около часа, его конечная остановка была у мясокомбината. Отсюда до тюрьмы нужно было идти пешком. Слава ни разу не был в этом районе. Он знал, что тюрьма располагалась далеко, но насколько далеко, ему было не известно.

Автобус быстро опустел, Слава вышел последним, показав водителю студенческий билет, дающий право на бесплатный проезд.

Справа был небольшой спальный район, а слева за лесопарком – мясокомбинат. Автомобильная же дорога шла дальше. Слава пошёл по ней. Тротуар здесь был разбитый, а дорога вскоре стала гравийной. Жилые дома довольно быстро исчезли из виду, справа стояли какие-то складские комплексы, по дороге туда-сюда ездили большие грузовые машины.

Через некоторое время дорога повернула в лес. Здесь отсутствовало освещение, а небо этой ночью было затянуто плотными облаками. Слава достал из кармана фонарик и осветил им путь.

Слава периодически оглядывался по сторонам. Находиться одному на единственной дороге посреди леса было не очень комфортно. Около часа Слава шёл по гравийной дороге, и, наконец, впереди появилась тюрьма. Это был комплекс из нескольких зданий, но Слава увидел только высокий железный забор с колючей проволокой наверху и одно длинное трёхэтажное здание с решётками на окнах.

Покрашенные недавно тёмно-коричневой краской ворота были закрыты. На вышке рядом с выездом с автоматом в руках стоял один из охранников в чёрной форме.

– Кто такой? – крикнул охранник, приготовив оружие к бою.

– Я пришёл на свидание к приговорённому! – громко крикнул в ответ Слава, и его голос эхом отразился от забора.

Охранник посмотрел вниз, кивнул, и ворота отворились. На входе Славу встретили ещё четыре вооружённых охранника.

– Документы, – сказал старший из них.

Слава достал из кармана штанов студенческий билет.

– К кому пришёл?

– К приговорённому по прозвищу Проповедник, – неуверенно ответил Слава.

Охранники переглянулись и почему-то медлили.

– С какой целью? – спросил старший из них.

– По закону я имею право увидеть любого человека, приговорённого к смертной казни, – решительно ответил Слава.

– Есть такой закон, – раздумывая над чем-то, сказал другой охранник.

– Проводи его, – махнул старший одному из коллег.

– Иди за мной.

Охранник завёл Славу внутрь длинного трёхэтажного здания, они прошли по небольшому коридору и оказались перед решётчатой дверью. Справа в стене было окошко, за которым сидел дежурный. Охранник поздоровался с ним и передал ему студенческий билет Славы.

– Подожди здесь, пока оформят, – сказал охранник, указывая на низкую лавку, стоящую напротив окошка.

Слава сел и облокотился спиной о стену. Охранник ещё что-то сказал дежурному и вышел обратно на улицу.

Лавка оказалась жёсткой и неудобной. Согнутые в коленях ноги быстро устали, и Слава выпрямил их.

Он просидел несколько минут, начал ёрзать и старался по возможности менять положение. «Что так долго?» – подумал Слава. Он посмотрел направо, в сторону выхода, налево, в продолжение коридора за решётчатой дверью. Никого не было. Тогда Слава привстал и посмотрел, чем занят дежурный. Молодой человек в форме, который сидел за окошком, что-то записывал в журнал. Убрав этот журнал в сторону, он взялся за следующий. Затем дежурный взял в руки какой-то листок и стал вписывать в него данные со студенческого билета. После этого листка, последовал следующий… Перед Славой предстала картина какой-то бесконечной и скорее всего никому не нужной бумажной волокиты. Наконец, дежурный встал, и Слава, вздрогнув от неожиданности, подошёл к окну, но дежурный не обратил на него никакого внимания. Молодой человек в форме взял несколько бумаг и скрылся за дверью, ведущей в соседнюю комнату. Слава удивлённо хмыкнул и сел на лавку, подумав, не забыли ли про него?

Слава не знал, сколько прошло времени. Ему казалось, что он находится здесь уже около часа. Этот коридор и решётчатая дверь слева стали действовать на него удручающе. У Славы даже заболела голова. Он вдруг ощутил себя пленником этой тюрьмы, и ему тут же захотелось уйти отсюда. «Что, если мне не нужно встречаться с этим человеком?» – подумал Слава.

Он уже захотел пойти на поиски охранника, что привёл его сюда, как за окошком послышался какой-то шум. Дежурный, наконец, вернулся. Он подозвал Славу и протянул ему студенческий билет и два пропуска – один на вход, другой на выход. Затем дежурный позвонил куда-то по телефону и, не говоря ни слова, махнул рукой в сторону лавки.

Слава начинал злиться. Ему захотелось высказать дежурному своё недовольство такой медлительности, но он вовремя остановил себя. Ведь его могут просто выгнать и никуда не пустить.

Шаги слева по коридору послышались лишь через несколько минут. Уже другой охранник открыл решётчатую дверь с противоположной стороны, взял у Славы пропуск на вход. Охранник внимательно изучил документ, после чего провёл Славу на второй этаж в комнату для встреч с заключёнными. Это было маленькое помещение с голыми стенами и узеньким зарешёченным окошечком. Лишь посредине стоял стол и два стула. Слава осматривал всё это с любопытством, но периодически по его коже пробегал холодок. Ему было не по себе от этого места.

Заскрипела открывающаяся дверь, охранник завёл Проповедника, усадил на стул, а сам вышел.

Сейчас Слава мог разглядеть Проповедника лучше, чем при первой встрече. Он оказался совсем не старым. Ему можно было дать максимум лет шестьдесят. У него были длинные волосы, местами уже поседевшие, и длинная борода. На его лице было мало морщин, но выглядел он сурово, а взгляд его был таким проникновенным, что Славе стало неловко, он опустил глаза и перестал его рассматривать.

– Кто ты? – спросил Проповедник.

Голос его был уверенным и спокойным.

– Меня зовут Бронислав, – немного помолчав, ответил Слава.

Взгляд Проповедника был переполнен любопытством.

– Я тебя не знаю.

– Я видел вас в храме Ближней Звезды, когда вас схватили.

– И ты заинтересовался тем, о чём я говорил? – Проповедник улыбнулся и перешёл на шёпот. – Тогда спрашивай тихо, а то тебя казнят вслед за мной.

– Я читал книгу с различными лжеучениями и так называемыми «учителями», которые периодически появлялись…

– Я не «учитель», – прервал его Проповедник, – и не приношу в массы лжеучения. Я говорю о действительности настоящего.

– Но я…

– Ты сомневаешься и не знаешь, стоит ли мне довериться?

Слава кивнул.

– Вас так запугали, вы вместили в себя столько страха, что не способны увидеть то, что ощущает даже слепой!

– Я не пойму, о чём вы говорите.

– Ты боишься дневного света?

– Его боятся все.

– Об этом я и говорю.

– Но это доказано учёными! Излучение Дальней Звезды губительно. Днями все сидят в своих домах и прячутся. А те, кто выходил на улицу, погибали!

– Вера может сделать с человеком то, что для окружающих покажется сверхъестественным. Я говорю о настоящей, непоколебимой вере во что-то, во что угодно. Если человек верит, что Дальняя Звезда убьёт его, так и случится. Но если кто-то засомневается в этом, сгорит ли он при дневном свете?

– А вы боитесь дневного света? Вы находились под прямыми лучами Дальней Звезды?

– Ты не веришь мне. Но ты засомневался. Может, у тебя началась болезнь безумия? Или безумными объявили тех, кто почувствовал изменения?

– Какие изменения?

– Я не имею право прямо отвечать на твои вопросы. Ты должен найти ответы сам.

– Как мне это сделать?

– Который час?

– Я не знаю…

– Сегодня, сегодня ты ответишь на свои вопросы.

«Сегодня, – подумал Слава, – то есть этим днём?»

– Но у тебя может появиться ещё больше вопросов. Скажу тебе только одно: будь максимально осторожен. Если они тебя вычислят, то отправят в лечебницу, а оттуда у безумных выхода нет.

Проповедник поднялся со стула и позвал конвойного.

– Встреча окончена, удачи, – слегка поклонился Проповедник.

За Славой пришёл тот самый охранник, который провожал его в комнату для свиданий.

– Что тебе нужно было от этого безумца? – спросил он, покачивая головой.

– Я пишу реферат по разным «лжеучениям», – сходу придумал ответ Слава, – мне было интересно включить в работу его «учение».

– Студент. Всё понятно. Пошли на выход.

Выпустили Славу не скоро. Он просидел у окошка того же дежурного ещё какое-то время, пока тот бегал в соседнюю комнату, чтобы кто-то вышестоящий по званию поставил на пропусках печати.

Ворота тюрьмы закрылись за спиной. Слава оглянулся на свежевыкрашенный забор и пошёл по грунтовой дороге в сторону автобусной остановки. Шёл он неспешно, обдумывая свой странный поступок – этот визит к Проповеднику, размышляя о том, как устроена работа самой тюрьмы и какие там все медлительные. Его ум был занят бесконечным потоком мыслей, и Слава не обращал внимание на окружающее пространство.

Половина неба уже очистилась от туч, плотные облака стремительно уплывали на запад. Началась заря, светлело достаточно быстро, но Слава не видел всего этого. Он был погружён в свои раздумья. «Зачем я сюда пришёл? – спрашивал он себя. – Слушать бред неизвестно кого! Но если хотя бы часть из его разговоров правда? Вопросы, вопросы… Действительно счастлив тот, кто меньше знает».

Слава преодолел половину пути по грунтовой дороге, когда заметил, что фонарик ему больше не нужен, что стало светло… Он взглянул на чистое небо, на котором уже не было видно звёзд. Была заря, и вскоре должен был начаться рассвет.

Слава кинулся бежать. Он бежал так быстро, как только мог. Наконец, впереди появились складские комплексы. Ещё немного, и будет видна автобусная остановка. Слава надеялся встретить там людей и уехать на последнем автобусе, но там было пусто. На часах, что висели на кирпичной стене, стрелки показывали начало седьмого. Последний автобус отъехал отсюда час назад.

У Славы началась паника. Его бросило в жар, лицо раскраснелось, руки вспотели. Он схватился за голову и стал осматриваться по сторонам. Но вокруг было пусто. Светлело быстро, и все наверняка уже попрятались по убежищам. «Сегодня ты ответишь на свои вопросы», – вспомнил Слава слова Проповедника, и дрожь в теле усилилась.

Слава на какое-то время впал в ступор. Он замер на месте и не шевелился, это был словно шок. Затем его взгляд уловил дрожание пальцев на руке, и Слава вернулся к реальности.

Рассвет… Первый рассвет в жизни, который Слава встречал на улице, начался. Помощи ждать было неоткуда. Идти в спальный район к местным жителям и просить помощи – слишком большой риск. Жители столицы были совсем не дружелюбными и не приветливыми людьми, готовыми выручить в сложной ситуации. Скорее они вызвали бы патрульных, чем впустили Славу в свои квартиры. Мясокомбинат за лесопарком либо был закрыт, либо там работала дневная смена, и все входы и выходы внутрь давно должны были быть перекрытыми, а окна заперты стальными ставнями.

Но не встречать же восход Дальней Звезды вот так прямо посреди улицы? Это означало бы либо гибель, либо, если Проповедник был прав, арест дневным патрулём, который отлавливал больных безумием и отправлял их в лечебницы.

Слава оглянулся назад в сторону дороги, ведущей к тюрьме. Там был лес. Это единственное место, где сейчас можно было попробовать укрыться. Слава побежал туда.

Он бежал так быстро, что не заметил, как дорога стала гравийной, и как промелькнули складские комплексы. Вскоре справа от дороги появился лес. Слава не знал, что его там ожидало, что это был за лес, насколько он был обширный или небольшой, но выбора и время на раздумья не было совсем.

Слава пробрался через какие-то колючие кустарники и кинулся вглубь леса. Поначалу деревья были невысокими и худосочными, но чем дальше заходил Слава, тем они становились толще и выше, а кроны их раскидистее.

Дальняя Звезда взошла из-за горизонта. Стало непривычно ярко, Славе пришлось щурить глаза. Потеряв всякую надежду на спасение, он всё же осматривался по сторонам, и его взгляд уловил возможность уцелеть. Справа в нескольких метрах от него стояло полусгнившее, покосившееся дерево, но, что самое главное, с одной стороны его основание сгнило напрочь, образовав дыру наподобие дупла. Место там было достаточно, чтобы спрятаться. Слава бросился туда, запрыгнул внутрь и прижался спиной к той части дерева, что пока оставалась целой.

Слава знал, что успел не попасть под лучи Дальней Звезды, но всё же осмотрел кожу на руках, потрогал лицо – всё было в порядке. Он с облегчением выдохнул и на всякий случай прикрыл глаза руками, чтобы не ослепнуть. Дыра в дереве оказалась надёжным убежищем, прямые лучи Дальней Звезды не попадали внутрь, отсюда даже можно было смотреть за тем, что творилось в лесу днём.

Тем не менее было страшно. С самого детства все знали о губительном воздействии Дальней Звезды на всё живое. На планете Воды было очень мало животных, ведущих, как и люди, ночной образ жизни; только некоторые виды растений, кустарников, деревьев могли существовать при прямом воздействии её излучения. А люди, которые оказывались под прямыми лучами, погибали либо мгновенно, либо от ужасных болезней. Об этом каждый житель планеты Воды знал с самого детства.

И вот Слава оказался наедине с Дальней Звездой. Он не знал, что ему делать. Он не знал, во что ему верить. Неопределённость и сомнения, закравшиеся в душу, всё росли и росли. Страх и любопытство боролись между собой. От тех чувств, мыслей и эмоций, что одержат верх, зависела жизнь.

Слава боялся убрать ладони от лица. Ему казалось, что он видит свет даже с закрытыми глазами. Стояла пугающая тишина. Слава слышал, как стучало его сердце, улавливал каждое движение грудной клетки при вдохе и выдохе.

Это было нелегко, но Слава набрался храбрости и опустил руки, почувствовав прохладную почву, и открыл глаза. Он впервые видел этот яркий утренний свет Дальней Звезды. Трава казалась ядовито-зелёная, а стволы деревьев ярко-серыми, хотя раньше Слава не мог представить себе, что серый цвет может быть ярким. Лёгкий ветерок зашелестел листьями, и даже этот знакомый звук казался другим, неведомым, сказочным.

Страх постепенно ушёл, дрожь тоже прошла, осталось лишь любопытство. Глаза стали привыкать к яркому свету, но Славе всё равно приходилось щуриться.

В данный момент Слава не думал ни о чём, его голова была совершенно свободна от мыслей, он повиновался внезапному порыву и аккуратно высунул руку из своего «убежища». Почувствовав тепло, Слава резко дёрнул руку назад, сердце бешено заколотилось, он испугался, что сейчас кожа начнёт облазить, и получится ожог. Но ни через пять секунд, ни через минуту ничего подобного не случилось. Его рука была в порядке, как и его самочувствие. Свет Дальней Звезды не причинил ему никакого вреда. «Может быть, я просто вовремя среагировал?» – спросил себя Слава. Он не торопился повторять рискованный эксперимент.

Наступило утро. Только сейчас Слава подумал о том, что встречает его не в постели, готовясь ко сну в комнате общежития или у себя дома в городе под номером двадцать девять, а в лесу, на природе, на открытом воздухе. А впереди ещё долгий день! И как потом добираться до студенческого городка, чтобы не привлечь к себе внимания? Удастся ли это сделать? Получится ли вовремя и незамеченным вернуться? Ведь если не выйдет, то как минимум – отчисление, а как максимум – лечебница. И то и другое можно было приравнять к концу жизни. «Раз уж на то пошло, – решил для себя Слава, – и я могу лишиться всего, то, получив такой шанс, я хочу узнать истину. Если завтра наступит последняя ночь моей привычной жизни, я буду сильно жалеть, что весь день просидел в этом дупле. Поэтому я выйду на свет Дальней Звезды, и будь что будет».

«Сегодня ты ответишь на свои вопросы», – снова прозвучали в голове слова Проповедника.

Слава собрался с силами и выбрался из убежища. На коже он вновь почувствовал приятное тепло, лучи Дальней Звезды грели, но не прожигали и не убивали. А вокруг была невероятная красота! Слава очутился будто в сказке! Деревья с объёмными кронами ярко-зелёных листьев, ярко-зелёные кустарники и ярко-зелёная трава, а небо было таким ярко-голубым, бесконечным, что у Славы закружилась голова, и перехватило дыхание.

Когда он смотрел в небо, ему казалось, что это бездонный океан, который затягивает своею красотой словно трясина, это будто гипноз, от которого нет спасения и невозможно оторваться.

Слава осмелел в один момент, и ему захотелось погулять по этому лесу. Он пошёл на восток, в сторону от дороги и от города. Лес преимущественно состоял из дубов, но встречались тут и берёзы, и осины. Поначалу Слава шёл медленно и аккуратно ступал на землю, будто боялся, что его могут услышать. Но осторожность и опасения довольно быстро развеялись, словно внезапно рассеявшийся утренний туман. Через какое-то время он уверенно шагал по незнакомому лесу, с удовольствием рассматривая окрестности. Слава словно опьянел, он был будто одурманен из-за этого леса, свежего воздуха, из-за того, что это происходило с ним днём. Справа слышался приятный звук журчания воды в реке. Когда Слава подошёл ближе, он увидел не реку, а каменистый ручей с кристально чистой ледяной водой. Славе захотелось присесть и попробовать на вкус эту воду, как вдруг он увидел чей-то силуэт! Слава никогда в жизни так сильно не пугался! Он замер на месте, а потом сделал шаг назад и спрятался за ствол дерева. Метрах в пятидесяти от него, наклонившись к ручью, кто-то сидел на корточках. У Славы чуть душа не ушла в пятки. Он осторожно выглянул из-за дуба и увидел на незнакомце длинный тёмный плащ, закрывающий голову капюшоном. Судя по комплекции, это был не крупный человек, а кто-то невысокий и скорее всего худощавый. Он зашевелился, и из-за порыва ветра стало видно волосы, показавшиеся из-под капюшона. Это были длинные рыжие волосы, а значит под плащом была девушка! Она будто почувствовала чьё-то присутствие и резко оглянулась. Слава не успел рассмотреть её лица, он тут же спрятался за дерево. «Она меня увидела!» – понял Слава. Девушка вскочила на ноги и побежала прочь. Слава услышал хруст ломающихся сучьев кустарника и снова выглянул из-за дерева. Девушка в тёмном плаще убежала. Слава присел на землю и обхватил голову руками. «Она меня видела! – поначалу решил он. – А вдруг нет? Я смотрел на неё лишь краем глаза. Если она меня увидела… Нет! Она не могла увидеть меня! Но кто она, что она здесь делала? Безумная? Тогда я тоже безумен… Надо её отыскать!»

Слава вскочил на ноги и побежал в ту сторону, откуда слышал шум. Кустарников здесь становилось больше, а через несколько метров показался широкий овраг, а за ним ещё несколько. Мест для того чтобы спрятаться – уйма! Слава захотел закричать, но сам себя остановил. Ведь он ничего не знал о том, кого увидел. А если она тут не одна? В один момент Славе стало жутко. Он почувствовал озноб на теле. Ему тут же стало мерещиться, что из-за каждого дерева, из-за каждого куста за ним кто-то наблюдает. Воображение уже нарисовало чей-то силуэт, якобы пойманный боковым зрением. Слава присел на четвереньки и отполз назад, после чего вскочил на ноги и побежал в обратную сторону. Он бежал до того самого полусгнившего дерева с дырой у основания и снова спрятался в своё «убежище».

Забравшись внутрь, Слава прижался спиной к дереву и замер, стараясь даже дышать беззвучно. Это был словно приступ паранойи – Слава вздрагивал от каждого шороха. Через какое-то время ему стало казаться, что кожа на руках и на лице начинает нагреваться. Случился очередной приступ паники, и Слава испугался того, что может сойти с ума. А может так и начинается болезнь безумия? Воображение уже рисовало патрульных, которые шли за ним, чтобы схватить и отправить в лечебницу к другим сумасшедшим. Он уже представил холодные светло-голубые стены лечебницы, пружинную кровать и смирительную рубашку.

«Стоп! Хватит! – сказал себе Слава. – Прекрати!»

Ему как-то нужно было остановить мысли, чтобы успокоиться, и он поднял голову вверх, чтобы рассмотреть своё «убежище». Только сейчас он ощутил запах гнилой древесины и влажной почвы под ногами. Казалось, дерево держалось вертикально из последних сил, и поднимись ветер хоть немного, и надёжное «убежище» превратится в труху.

«Никого нет! – сказал себе Слава. – Тебя никто не преследует. Расслабься».

Наконец-то он сумел справиться с эмоциями и успокоился. Но теперь новые мысли одна за другой стали атаковать его разум. «День, и я здесь, в лесу. Я побывал под прямыми лучами Дальней Звезды и не просто остался жив, не возникло вообще никаких проблем со здоровьем. Выходит, Дальняя Звезда не опасна для меня. Но только ли для меня? Кто была та девушка? Почему она гуляла по лесу? Ничего не понимаю. Почему я до сих пор жив? Неужели все ужасы о Дальней Звезде всего лишь чьи-то выдумки? Я схожу с ума? Неужели я заразился? Нет… а что если той девушке в тёмной плаще вовсе не было? Если она мне привиделась?»

Слава почувствовал пульс в районе висков, разболелась голова. Взгляд помутился, пот со лба попадал прямо в глаза, и Слава смотрел вперёд словно через запотевшие очки.

Он снова с трудом остановил очередной приступ паники и почувствовал неимоверную усталость, как будто несколько часов разгружал вагоны, а он знал, что это такое, разгружать вагоны…

Раньше Слава считал себя смелым, но в данный момент ощущал маленьким ребёнком, малышом, боящимся страшных сказок. Он сидел, прижав колени к груди и обхватив их руками, плотно прислонившись спиной к дереву. А кто повёл бы себя иначе, если с самых ранних лет всем говорили, что Дальняя Звезда убивает? Если все с детства видели, как взрослые женщины, сильные мужчины прячутся по своим домам и наглухо запирают окна и двери перед рассветом! Если видели фотографии, листали журналы и газеты, смотрели по телевизору репортажи и целые документальные фильмы о тех ужасах, которым подверглись люди, находящиеся днём на улицах! Разве нашёлся бы тот, кто бы не испугался, оказавшись в таком незавидном положении?

Слава почувствовал озноб и открыл глаза. После непривычно яркого дневного света сейчас ему показалось, что внезапно стало темно. Слава наклонился вперёд и выглянул наружу. Начались сумерки. Яркие дневные цвета потускнели, а небо побледнело и приняло холодный серый оттенок.

Слава выбрался из-под полусгнившего дерева и, поднявшись в полный рост, почувствовал покалывания в ногах от долгого неудобного положения.

«Всё закончилось, и я жив!» – обрадовался он, но радость была недолгой. Нужно было срочно возвращаться в студенческий городок.

Слава осмотрел свою одежду. Кое-где она была запачкана землёй и зеленью от травы и листьев. Слава отряхнул то, что можно было очистить. Он знал, что в комнате общежития его ждёт второй комплект учебной формы. Но до него ещё нужно было добраться.

Слава подкрался к грунтовой дороге, но не спешил выходить из-за кустов. Он хотел дождаться, когда начнёт темнеть, чтобы не стать первым человеком, появившимся на улице этим вечером.

Когда, наконец, стемнело, Слава вышел на грунтовую дорогу и быстрым шагом пошёл в сторону автобусной остановки. Он торопился, шёл быстро, но не переходил на бег, чтобы не привлекать к себе внимания. Миновав складские комплексы, Слава вскоре оказался на автобусной остановке. Там столпилось человек двадцать, все они ожидали первого автобуса. Слава медленно подошёл к ним и встал рядом, стараясь не дёргаться и не смотреть по сторонам. Через пару минут он понял, что окружающим на него совершенно наплевать, но он не расслаблялся. Теперь он опасался возможных расспросов водителя маршрутного автобуса, ведь студентам просто нечего было делать в этом районе в этот час. Слава старался придумать какую-нибудь легенду, историю, из-за которой очутился здесь, но на ум ничего не приходило.

Наконец, подъехал автобус. Часы на кирпичной стене остановки показывали двадцать два часа сорок пять минут. Люди ломанулись ко входу, чтобы успеть занять желанные места. Слава втиснулся в толкающуюся очередь, чтобы не быть последним. Проходя мимо водителя и показывая студенческий билет, Слава здорово нервничал, но водитель не обратил на него никакого внимания.

Как же долго тянется время, когда нужно, чтобы оно шло быстрее! На каждой остановке автобус стоял столько же, сколько обычно, но Славе казалось, что водитель медлит намеренно. А через двадцать минут в автобус зашли двое патрульных. Они были веселы и о чём-то увлечённо беседовали. Они заняли места прямо перед Славой. Патрульные громко рассмеялись, и Слава вздрогнул от напряжения. Один из них уловил его движение боковым зрением, обернулся, посмотрел на Славу, но тут же перевёл взгляд на своего коллегу и продолжил с ним их общий разговор.

Слава понял, что чуть не выдал себя. И эти патрульные, и остальные пассажиры не обращали на него никакого внимания. Им было всё равно, кто он, откуда и куда едет, каждый был занят собой. Славе лишь оставалось вести себя спокойно и не привлекать к себе внимания.

Патрульные вышли за две остановки от того места, где нужно было выходить Славе, и ему тут же стало спокойнее.

Наконец, вот она – долгожданная остановка.

Через студенческий городок Слава прошёл, опустив голову вниз и смотря себе под ноги. К счастью и здесь его никто не заметил.

Самым сложным препятствием должен был стать пост охраны, но и он каким-то чудом оказался пуст в тот момент, когда Слава зашёл в общежитие. Преодолев турникет с помощью пропуска – электронной карты, Слава побежал к лестнице, быстро поднялся на седьмой этаж и заперся в своей комнате.

«Ура! – подумал он. – Я в своей комнате, всё закончилось».

глава восьмая

Автомобиль-внедорожник ехал прямо через лес по проложенному несколько лет назад пути. Дорога была неровная, заросшая травой, кое-где даже небольшими кустарниками. Недавно прошёл дождь, поэтому приходилось двигаться медленно, чтобы не стащило в грязь, и чтобы просто неожиданно не влететь в какой-нибудь ухаб.

Было уже за полночь, ясное небо освещала полная Ближняя Звезда.

Горыня сидел за рулём и был предельно осторожен. Рядом, на пассажирском сиденье находился Надзиратель. Старший охранник изоляторов, предназначенных для приговорённых к высшей мере наказания, был недоволен и молчалив. Надзиратель сразу это заприметил, но высказался по этому поводу только сейчас.

– Ну, ладно тебе дуться, Горыня! – по-приятельски сказал он.

– Вы слишком рискуете, – Горыня обрадовался, что Надзиратель заговорил об этом, – вам не стоило туда ехать!

– Как только я спас их от казни, я стал отвечать за них. Я хочу поговорить со старостой, хочу узнать, как им живётся. То, что одну ночь я проведу вне резиденции, вне столицы, в этом нет ничего страшного.

– Всё же это опасно.

– Да, жизнь вообще опасная штука.

Горыня немного помолчал и сказал:

– Думаю, они будут рады видеть вас.

Через некоторое время деревья стали редеть, и лес плавно перерос в поле. Поднявшись на вершину невысокого холма, Горыня произнёс:

– Вот и она.

Деревня стояла в низине, окружённой невысокими пологими холмами. Здесь не было и десятка домов, все они были бревенчатые, старые. Жители ушли отсюда лет двадцать назад, и Надзиратель давно заприметил это особое место. Уникальным оно было потому, что находилось далеко от других населённых пунктов, со всех сторон было ограждено естественной защитой: с севера – горами, с востока – болотами, а с юга и запада – непроходимыми лесами.

Автомобиль-внедорожник спустился с холма и остановился у первого дома. На крыльцо тут же вышел староста – первый из новых поселенцев, которого Горыня затем назначил старшим. Этому пожилому мужчине было за шестьдесят, он был коренастым и выглядел крепко. Густые курчавые седые волосы торчали в разные стороны, глаза его источали добро, а взгляд говорил о бесконечной благодарности.

Он улыбнулся и помахал рукой в знак приветствия. Староста явно ожидал увидеть одного Горыню, который регулярно приезжал в деревню. Но в этот раз из автомобиля вышли двое. Староста прищурился и не поверил своим глазам. Он приподнял руку ко лбу, прикрываясь от света Ближней Звезды, который будто бы мешал ему рассмотреть нежданного гостя.

– Святой лик! – воскликнул староста.

Надзиратель и Горыня подошли к его дому.

– Здравствуй, Тимофей Лукич, – улыбнулся Надзиратель и протянул руку.

– Господин Надзиратель…

Староста хотел упасть на колени, но Горыня остановил его.

– Невежливо руку не пожать хорошему человеку, – сказал с укоризной Горыня.

– И никогда я не был никаким господином, – согласился Надзиратель.

Староста весь побагровел от стыда и смущения и пожал руку Надзирателю.

– Проходите в дом, гости дорогие.

Они прошли в самую большую комнату и уселись за трапезный стол.

– Рассказывай, как живёте, нуждаетесь ли в чём? – спросил Надзиратель, осматриваясь вокруг.

– Живём хорошо, Горыня нас всем необходимым снабжает. Очень благодарны мы все вам, гос… Надзиратель.

– Давай зови всех, почаёвничаем! – распорядился Надзиратель.

Вскоре за стол уселись десять жителей поселения. Четыре женщины и шестеро мужчин, которые в своё время были арестованы и приговорены к высшей мере наказания. Надзиратель изучал дело каждого. Вот, например, Лександра, дочь плотника. Вместе с отцом она трудилась с малых лет, благодаря чему теперь была выносливой, сильной женщиной. Менее года назад в административном здании, где отец Лександры ремонтировал крышу, во время застолья случился пожар. Причиной происшествия было неосторожное обращение с огнём среди гуляющих гостей, занимавших не самые последние посты в администрации. Чиновники не могли признать свою вину – это было бы для них окончанием карьеры, поэтому было решено найти крайнего, коим и оказался отец Лександры, более того её саму объявили соучастницей. Отец был застрелен, когда пытался помешать аресту ни в чём не повинной дочери, а Лександру вскоре приговорили к казни.

Ещё один пример – Матвей. Он был гончаром, имел собственную лавку, где торговал своими же изделиями. Матвей имел неплохой доход и тратил его не столько на себя, сколько на помощь нуждающимся: двум многодетным семьям и нескольким пожилым людям, которые проживали по соседству с ним. Существующая система взаимоотношений, навязанная властителями Малого Континента, была построена таким образом, чтобы никто никому не помогал, и каждый был сам за себя. Следили за соблюдением подобных правил местные чиновники. Им стало известно о деятельности предприимчивого благодетеля, и Матвея тут же арестовали. Его обвинили в подрыве государственного устройства и приговорили к высшей мере наказания.

У каждого была своя история, в которой либо обвиняли невиновного, либо несправедливость и жестокость жизни толкала на мелкие преступления, наказание за которые было несоразмерно делам. Тюрем было много, приговорённых к высшей мере наказания тоже, и Надзиратель помогал лишь немногим, когда это было возможно.

Они разговаривали, пили чай с угощениями, привезёнными из столицы. Каждый был очень благодарен Надзирателю.

– Вы знаете, – сказал Надзиратель, – чтобы вернуться к обычной, привычной жизни, нужно чтобы прошло не менее года с того момента, как вас «казнили». К этому моменту каждый получит новые документы, новое имя, и уедет далеко на восток или на юго-восток на новое постоянное место жительства. Вам будет запрещено связываться с прежними родственниками, у каждого будет своя легенда. Этой ночью мы привезли документы Захару. Поздравляю с началом новой жизни.

***

Когда они отъехали из деревни, Горыня достал заранее приготовленную папку с документами.

– К нам поступила одна осуждённая… Думаю, её история может вас заинтересовать.

Надзиратель взял в руки папку с документами. Фотография девушки на первой странице привлекла его внимание. Ей было девятнадцать лет, хотя выглядела она постарше. Тёмные густые кудрявые волосы доставали до плеч, кожа была слегка смуглая, глаза карие. Она была молода и красива. Фотография была чёрно-белая, и глаза девушки казались Надзирателю до боли знакомыми, они напоминали ему глаза дочери, которую он потерял, которой ничем не смог помочь. Надзиратель смотрел на фото незнакомой девушки, а видел будто Агнию. Защемило сердце, а на душе стало невыносимо тоскливо.

– Приговор уже был? – спросил Надзиратель.

– Да. Смертная казнь за убийство высокопоставленного чиновника на Малом Континенте.

– Она кого-то убила? – Надзиратель был неприятно удивлён.

Горыня кивнул.

– Она дала признательные показания. Казнь запланирована на следующую ночь, это будет моё дежурство.

– Я не помогаю убийцам, ты же знаешь.

– Прочтите её дело. Не стоит делать скоропалительных выводов, вы ведь меня этому научили.

Надзиратель читал долго. Всё время, что они ехали по лесной дороге, он не мог оторваться от документов, перечитывал заново и смотрел на фотографию несчастной девушки.

– Нурия, красивое имя, – нарушил тишину Надзиратель, – мы поможем ей. Но ты привезёшь её в резиденцию.

– В резиденцию?

– Да, в резиденцию. Я хочу приглядеться к ней, чтобы мы не совершили ошибку.

– Безопаснее было бы сразу отправить её в деревню к остальным.

– Думаю, она не будет к этому готова. Привези её ко мне.

***

Молодая девушка сидела на полу, прижав к себе колени, обхватив их руками, и опиралась спиной о стену. Пол был бетонный, а потому ледяной. Её губы посинели, всё тело сотрясала лёгкая дрожь. В камере вообще было очень холодно и темно. Здесь не было окон, только дверь, запертая с другой стороны. Это был изолятор – одиночная камера для приговорённых к смертной казни.

Косматые чёрные волосы торчали во все стороны, в карих глазах было заметно безразличие к жизни, лицо девушки было каменным. Она ждала с нетерпением, когда уже закончится эта ночь, и наступит последнее утро. В этом мире её уже ничего не держало.

В замочную скважину вставили ключ, открыли замок, дверь отворилась. В камеру вошёл молодой охранник. Его лицо не выражало никаких эмоций, взгляд был безучастным. Девушка была не первой, кого он сопровождал на казнь, и уж точно не последней.

Охранник провёл Нурию в медицинский кабинет. Там уже присутствовали тюремный врач и старший охранник специзоляторов Горыня. Девушка безропотно легла на белую простыню, не сопротивлялась, когда её руки и ноги пристегнули ремнями к каталке. Сбоку подошёл человек в белом халате, тюремный врач, делающий смертельные инъекции. Он наполнил шприц бесцветной жидкостью и сделал укол в вену на правой руке Нурии. Девушка улыбнулась, наконец-то для неё всё закончилось, она смиренно закрыла глаза. Горыня спокойно наблюдал за происходящим, ведь он уже успел подменить яд обычным снотворным.

– Дальше моя работа, – сказал он.

Врач отвернулся, присел за стол и сделал нужную запись в журнале; расписавшись в этом же журнале, молодой охранник вышел.

– Сделаю дело, и поеду домой, – сказал Горыня доктору.

– Спокойного тебе дня.

– И тебе.

Горыня покатил медицинскую каталку по длинному коридору в отделение крематория.

Несколько лет назад ликвидацией тел после казни занимался специальный работник крематория. Но он пристрастился к одной вредной привычке – любил выпить, в том числе и на рабочем месте. Однажды это стало известно вышестоящему начальству и его вместе с прежним старшим охранником специзоляторов уволили. Тогда старшим охранником специзоляторов стал Горыня, он же выпросил у начальства и место работника крематория, чтобы получать более высокую оплату труда. Начальство пошло ему навстречу, оформив на полставки, ещё и сэкономив на этом.

Длинный коридор соединял первый корпус тюрьмы с небольшим отдельным зданием – крематорием. Оно было кирпичное, одноэтажное, высокая труба возвышалась над всеми зданиями, и когда оттуда поднимался дым, заключённым становилось не по себе.

Горыня зашёл в небольшой зал. Справа у стены стоял диванчик с мягкой подставкой для ног. А слева располагались три газовые печи. Горыня осторожно переложил девушку на диван, а пустую медицинскую каталку поставил на рельсы и толкнул в первую печь. Выставив на электронном табло нужную программу, Горыня нажал на кнопку пуск, прошла минута, туда тут же поступил газ, и каталка в печи вспыхнула от высокой температуры как спичка.

Прямо за шторкой находилась дверь запасного выхода. Там, снаружи, стоял служебный внедорожник Горыни. Горыня открыл дверь и подошёл к машине, оглядываясь по сторонам. Крематорий располагался у торца первого корпуса тюрьмы, слева и справа росли высокие деревья, площадка у здания была надёжно защищена от посторонних глаз. Горыня открыл дверь автомобиля, вернулся за Нурией и положил её на заднее сидение, накрыв сверху пледом.

Старшие охранники тюрьмы, как и более высокое начальство, освобождались от обязательного досмотра при пересечении границ тюрьмы. Поэтому Горыня спокойно проехал через охраняемый выезд, попрощавшись со знакомыми стражами и пожелав им спокойного дня.

Ночь близилась к концу, уже начиналась заря, поэтому на улицах почти не встречались люди и машины. Горыня быстро добрался до резиденции, где его с нетерпением уже пару часов ожидал Надзиратель.

Нурию перенесли в комнату, которая раньше принадлежала дочери Надзирателя. Заботливо накрыв девушку одеялом, Надзиратель запер дверь, и вместе с Горыней пошёл на кухню.

Начался день. Стальные ставни уже давно закрыли все окна в доме.

Надзиратель и Горыня сидели за столом и пили чай в тишине. Горыня взглянул на часы, висящие на стене.

– Она скоро проснётся, – сказал он.

– Я буду там, с ней. Она наверняка испугается. А ты иди спать. В комнате для гостей тебе постелено.

– Я должен быть с вами, вдруг она…

– Нет. Я справлюсь, отдыхай.

Надзиратель вошёл в комнату дочери и присел на стул рядом с кроватью.

Нурия ещё спала. Её лицо было спокойным, расслабленным, казалось, что девушка даже улыбалась. Надзиратель смотрел на неё, а видел дочь. Его глаза в один миг наполнились слезами, но тут Нурия дёрнулась. Надзиратель спешно вытер глаза и приготовился к тому, что сейчас она откроет глаза.

Девушка снова дёрнулась, так бывает, когда тебе снится сон, и в нём ты либо спотыкаешься, либо падаешь и тут же просыпаешься. Она открыла глаза, осмотрелась вокруг, и пришла в отчаяние, её глаза наполнились страхом.

– Я не умерла? – спросила она и увидела перед собой Надзирателя. – Нет, – покачала она головой, – нет! – закричала она. – Нет! Неужели опять? Нет!!!

У неё началась настоящая истерика. Нурия соскочила с кровати и забилась в угол, в ужасе смотря на Надзирателя.

– Успокойся, – сказал Надзиратель, протянув руку вперёд, – тебе нечего тут бояться. Я понимаю, о чём ты могла подумать, но это не так. Тебя должны были казнить, но я спас тебя.

Нурия замерла, но никак не успокаивалась. Она нервно дышала и смотрела на Надзирателя обезумевшими глазами.

– Кто вы?

– Об этом ты узнаешь позже. А сейчас тебе нужно вернуться в кровать и отдохнуть. На дворе день, – Надзиратель показал в сторону окна, – не пытайся совершить какую-нибудь глупость. Я знаю, что ты пережила, и я искренне тебе сочувствую, мне очень жаль. Но я гарантирую, что тебя больше никто и никогда не тронет. Все твои кошмары навсегда остались позади. Здесь ты в безопасности. Отдохни, а вечером спускайся на первый этаж, на кухню. Там тебя встретит замечательная Василиса Васильевна и накормит. Это будет вечером, а сейчас ложись и отдыхай, набирайся сил. Запомни, здесь тебя никто не обидит. А я пойду, увидимся ночью.

Надзиратель медленно поднялся со стула и вышел из комнаты, прикрыв, но не заперев дверь.

Надзиратель отправился в свой рабочий кабинет, сел в кресло и положил папку с делом Нурии на стол прямо перед собой. Он прочёл его снова, уже в пятый раз.

Её история началась, когда ей исполнилось шестнадцать лет. Отец и мачеха отправили её на работу по благотворительной программе на Малый Континент. Программа эта была разработана правительством во главе с Зимовитом. По ней молодым девушкам в возрасте от шестнадцати до двадцати лет предлагали работать служанками в домах богатых господ, официантками в ресторанах и барах, а самым красивым предлагали представлять услуги эскорт-агентств. Взамен их родные, оставшиеся на Большом Континенте, получали неплохую материальную помощь в виде ежемесячных выплат.

Чем на самом деле занимались девушки на Малом Континенте, никто проверить не мог. Надзиратель пытался это сделать несколько раз, ведь многие из уехавших не возвращались с Малого Континента. Ходили пугающие слухи, а иногда приходили вести о самоубийствах девушек. Но как ни пытался разобраться в этой ситуации Надзиратель, ему всегда отвечали жёстко, чтобы он прекратил свои расспросы и не совал нос туда, куда не следует.

Нурия не хотела ехать на Малый Континент, но тогда ей ещё не исполнилось восемнадцать, и судьбоносное решение приняли отец и мачеха. В деле имелась справка, подписанная родителями девушки, что они по собственной воле отправляют её на эту работу. Это было очень похоже на договор купле-продажи… А дальше было написано, что Нурия была принята на работу служанкой в дом заместителя главы департамента образования и науки Малого Континента. Она проработала там полгода, после чего этого заместителя нашли мёртвым, а сама Нурия сбежала. Каким-то чудом ей удалось перебраться с Малого Континента обратно на Большой. Она скрывалась в бегах почти три года, поселилась в небольшом городке прямо на фабрике, где жила и работала не за деньги, а за место под крышей и двухразовое питание. Но однажды на фабрику заявились проверяющие и её поймали, а когда установили личность, тут же арестовали и отправили в центральную тюрьму.

Надзиратель понимал, что в деле написано далеко не всё. Он понимал, что шестнадцатилетняя девушка никого не убьёт просто так. Он боялся представить, что ей пришлось пережить на Малом Континенте. Ведь совсем недавно эту благотворительную программу закрыли, после того как выяснилось, что больше половины девушек, уехавших на Малый Континент, не проживали там и года, а многие из них оказывались в борделях.

«Бедная девочка», – подумал Надзиратель и подошёл к камину, в котором потрескивали горящие дровишки.

Надзиратель ненавидел себя за то, какую должность он занимал, и при этом не имел возможности помогать людям. Он ненавидел себя за то, что не смог помочь своей дочери, что струсил, смирился и не выкрал её из лечебницы так, как Горыня вывозил приговорённых заключённых из тюрьмы. Надзиратель видел в Нурии свою дочь, которую тоже предал самый близкий человек. Надзиратель поклялся себе, что никогда не даст эту девушку в обиду, что будет биться за неё в любой ситуации как за свою родную дочь.

Надзиратель поднялся с кресла и подошёл к карте мира, что висела на стене. Он посмотрел на очертания Малого Континента и маленький перешеек, соединяющий два континента, ничтожный, едва различимый на карте такого масштаба. «Лучше бы не было этого природного мостика», – подумал Надзиратель и внезапно ощутил резкую боль в районе затылка.

Сзади стояла Нурия. Эта она ударила его первым, что попалось под руку – хрустальной вазой. Надзиратель издал невнятный звук – толи крик, толи стон, схватился за голову и опустился на колени.

– Стой! Не нужно! – Надзиратель догадался, что это могла быть только Нурия.

– Как мне отсюда выбраться? – шёпотом спросила девушка. – Говори, не то размозжу тебе голову!

В кабинет вбежал Горыня и схватил Нурию. Девушка закричала, выронила вазу и стала пытаться вырваться из его цепких объятий.

– Я ведь вас предупреждал! – Горыня был очень сильным и спокойно удерживал Нурию одной рукой. Свободной рукой он достал из кармана заранее приготовленный шприц со снотворным и сделал девушке успокоительный укол. Силы быстро покинули её, тело обмякло, и Нурия лишилась чувств.

– Что у вас тут стряслось? – в кабинет прибежала взволнованная Василиса Васильевна. Увидев незнакомую молодую девушку на руках Горыни и стоящего на коленях Надзирателя, схватившегося за голову, женщина поднесла обе руки ко рту и вскрикнула от испуга.

– Принеси что-нибудь холодное, Василиса, – попросил Надзиратель, поднявшись на ноги.

– У вас кровь! – испугалась хранительница очага.

– Ерунда, – отмахнулся Надзиратель.

– Что-нибудь холодное, побыстрее! – рявкнул Горыня.

Василиса Васильевна всплеснула руками и побежала на кухню. Она суетилась и не знала, что же ей взять. Лёд кусочками она не заготавливала, столовые приборы пригодились бы лишь для лёгкого ушиба или синяка. Женщина открыла морозильную камеру, достала будто бы окаменевший кусок мяса и заторопилась к Надзирателю.

Горыня перекинул Нурию через плечо и отнёс обратно в спальню, из которой она убежала. Надзиратель заботливо накрыл её одеялом.

– Стоит запереть дверь, – посоветовал Горыня.

– Нет, у меня другая идея.

Горыня недовольно хмыкнул и вышел из комнаты.

– Где вы, Надзиратель? – причитала внизу Василиса Васильевна.

Он спустился через минуту, обработал небольшую рану антисептиком и приложил кусок замороженного мяса, обёрнутого в пакет, к затылку.

– Следующей ночью вам следует обратиться к врачу! – заботливо сказала женщина.

– Брось.

– Что это за девушка?

– Это наша гостья. Будь с ней помягче. Я хочу, чтобы ты была первой, кого она увидит, когда снова проснётся. Расскажи ей что-нибудь обо мне.

– Что я должна рассказать?

– Я вытащил её из беды. Её имя Нурия. Она одна из тех, кто …

– Я поняла.

Василиса Васильевна проводила Надзирателя до его спальни, убедившись, что полученная травма не опасна для его здоровья. Затем она доделала домашние дела на кухне и отправилась в комнату к Нурии. Женщина села в кресло напротив кровати, открыла книгу и стала читать при свете дневной лампы.

Нурия проснулась ещё до наступления вечера. Она снова обнаружила себя в той же кровати, в той же комнате, только теперь рядом сидела женщина.

– Доброго дня, Нурия, – слегка приклонила голову Василиса Васильевна.

Девушка была удивлена и молчала, ожидая того, что будет происходить дальше.

– Меня зовут Василиса Васильевна, – женщина улыбалась и старалась быть максимально доброжелательной, – я хранительница очага в этом большом доме.

– Для чего меня сюда притащили?

– Посмотри направо.

Нурия увидела там рамку с фотографией, на которой была изображена молодая девушка, её ровесница. На фото она улыбалась и казалась счастливой, обнимая широкое дерево.

– Её звали Агния, – Василиса Васильевна достала из кармана платок и вытерла нахлынувшие слёзы, – она была дочерью того человека, которого ты ударила по голове. Агния и мне была как дочка. Она умерла от безумной болезни. Хозяин этого дома – человек, имеющий вес в обществе. Не знаю, что ты надумала там себе, но он честный и порядочный. Он помогает всем, кому может помочь, хотя многие его ненавидят, не зная всей правды. Ты не первая, кого он спас от смертной казни. Но ты первая, кто оказался в его доме. Не думай ничего дурного. Он совсем недавно потерял дочь, которой не смог помочь. А сейчас ты лежишь на её кровати, в её комнате. Он просто помогает тебе. Вот, я приготовила для тебя домашнее платье, надень, когда встанешь.

Василиса Васильевна поднялась с кресла, направилась к выходу и остановилась на пороге.

– Надеюсь, теперь ты не станешь на нас покушаться и никого здесь не убьёшь, – прибавила она и вышла из комнаты.

Ранним вечером Василиса Васильевна уже трудилась на кухне, готовя первую трапезу на трёх человек. Она жарила яичницу, когда на кухню вошла Нурия.

– Добрый вечер, дорогая! – воскликнула хранительница очага. – Не поможешь мне, а то я немного проспала из-за бессонного дня.

– Я.., – нерешительно промямлила Нурия.

– Вон в том ящичке, – Василиса Васильевна указала рукой, – хлеб и батон, нарежь, пожалуйста. Ножи вот тут, в столе.

Нурия достала хлеб, взяла нож и стала нарезать булку толстыми кусками.

– Постой, давай я лучше сама, садись.

Василиса Васильевна нарезала хлеб аккуратно и уложила кусочки в хлебницу.

– Простите меня за вчерашнее, я испугалась.

– Не знаю, испугался бы я или обрадовался, если бы проснулся после смертельной инъекции, – на кухню пришёл Горыня.

– Не пугай девочку, – пригрозила ему пальцем Василиса Васильевна.

Горыня взял табуретку, подставил ближе к Нурии и сел почти вплотную к ней.

– Должен объяснить тебе правила, – перешёл он на серьёзный тон, – которые сохранят жизнь и тебе, и нам всем. Прежней жизни больше нет. Нурией ты будешь зваться только здесь при нас. Когда подготовят новые документы, ты получишь новое имя и уедешь на новое место жительства. Как вести себя там, я расскажу позже. А сейчас ты не должна никуда выходить из этого дома. Во всём ты должна беспрекословно подчиняться Василисе и Надзирателю. Если ты совершишь какую-нибудь глупость, сбежишь куда-нибудь или чего-нибудь натворишь, что будет грозить опасностью мне, ей или Надзирателю, я найду тебя и сам вколю тот смертельный укол.