Привет, Собеседник! бесплатное чтение

Вместо (немного затянутого, но) предисловия

Был дождливый осенний день. Обыкновенный. Как и привычка гулять по мокрым улицам. Почему дождливый? Потому что это больше всего подходило на данный момент ЕГО настроению. Настроению «Плащ». Хотя скорее всего это все-таки было лето, когда ОН окончательно понял, что пора что-то менять. Шило на мыло, например. И поэтому рубашка. Голубая с белым. В крупную клетку. Бежевые брюки. Коньячные ремень и туфли. Но уже в другом team-e.

И как бы ЕМУ не хотелось сейчас касаться этой прокля́той ручки. И еще на один день становится частью в чем-то безжалостного, в чем-то бессмысленного, на ЕГО взгляд, эксперимента. Но помирать с голоду, медленно и мучительно, лежа на кровати и никуда не двигаясь, у НЕГО все равно вряд ли бы получилось. Хотя… Нет, вряд ли. Поэтому, предварительно выругавшись, ОН все-таки ее коснулся. И повернул. И в очередной раз вошел туда, в реальности чего еще задолго до НЕГО не столь уж многие, но все-таки увесисто и густо сомневались.

ОН знал, что еще пару лет ему удастся хоть как-то протянуть в этих новых для НЕГО декораци…

ОН: Я, кстати, так это слово не люблю.

ОНА: Ладно да, Со. Что тебе вообще нравится… Поэтому сделай одолжение, не перебивай.

ОН: И, кажется, ты немного переигрываешь. С ручкой там и всякими такими делами, как «подыхать медленно и мучительно».

ОНА: Может быть. Но это к твоему великому сожалению мое видение тебя и нашего с тобой общения. И так как за монитором компьютера сейчас сижу я, то тебе при этом ничего не остается, как плюнуть и смириться, даже с этим. Хи-хи. Но, справедливости ради, могу отметить, что не факт, что все, что тут говорится от твоего «имени», ты действительно говорил. Так тебе лучше?

ОН: Лучше мне будет, если ты наконец прекратишь придавать этой книге хоть какой-нибудь смысл и доведешь ее до одной точки… Ну, или в крайнем случае до одной главы… А так, мне все равно…

ОНА: Вот и договорились. На чем я остановилась?.. Ах, да.

ОН знал, что еще пару лет ему удастся хоть как-то протянуть в этих новых для НЕГО де-ко-ра-ци-ях. Да и ребята были вроде как ничего.

Место ЕМУ досталось в углу комнаты. Откуда ОН больше наблюдал, чем участвовал и говорил. Наблюдал. За тем, как они открывали настежь окна. Что-то бурно обсуждали. О чем-то то и дело шутили. И что-то постоянно ели. А иногда еще и пели, предусмотрительно заперев двери своей лучшей на этом этаже комнаты. И что самое интересное, они же еще и с работой как-то умудрялись справляться. Эти странные люди. И, скажу я вам, довольно неплохо. «The Happiest Team», – говорили о них. Самая счастливая команда. И так оно вроде и было. Но ЕМУ от этого счастливее не становилось…

А где была в это время ОНА? Да кто ЕЕ знает. Во всяком случае уже в том самом team-е. И во всяком случае уже практически полтора года. До того как и ЕГО угораздило. И, наверное, ни ОН, ни ОНА уже не вспомнят, как все это начиналось. Но тем не менее началось. Что именно? Да так. Ничего особенного. Просто общение. С привкусом эзотерики и философии. Ни о чем. И обо всем.

«Чай-чай?» – имела обыкновение ОНА писать ЕМУ по внутреннему рабочему чату. Когда работать было совсем невмоготу. (Уже в бескабинетных open space условиях нового офиса). «Кнопэн?» – имел обыкновение ОН писать ЕЙ по внутреннему чату. Когда работать было совсем невмоготу.

Две жизни. Два параллельных мира. Развивающиеся каждый со своей скоростью. И по своей траектории. И отбрасывающие каждый что-то свое. Так или иначе. Тогда или иначе. Познающие. Разочаровывающиеся. Так непохожие и вместе с тем очень похожие друг на друга и на все остальные. Вот ОНИ. Сидят за одним из столиков в кофейной зоне. Смотрят в окно. На парк. На мост. На здания. Думают каждый о своем. И порою обмениваются тем, что на данный момент происходит. В ИХ жизни. И в ИХ мироощущении.

Носитель черного юмора и разговоров о смерти. Вот кем ОН представлялся со стороны. Циник. Скептик. И закрытая устрица. А когда-то ОН спал на стульях. На первой своей работе. В детстве мастерил плот с друзьями. И сочинял рассказы о любви в юношестве. По большей части о несчастной. Даже написал одно стихотворение. Все еще единственное. Шлялся по кладбищам по ночам. И даже разговаривал с дубом. Такая вот неординарная личность.

«А ты подпольный романтик, как я погляжу», – скажет ОНА ЕМУ в одной из ИХ бесед. «Да, был когда-то», – улыбаясь, признается ОН.

И, возможно, в то время как ОН думал о чем-то своем ОНА мягко настукивала по клавиатуре:

– Вы не любите готовить?

– Люблю. Но без рецептов. С творческим подходом свободного художника. Люблю придумывать. Сочетать. Экспериментировать. По наитию. По сочетанию запахов. Но знаете. Вот уже полгода не подхожу к плите, после того как мы расстались. Но на этот раз я позволила себе подойти к ней когда захочу. Потому что огонь творчества потух. Потому что вдохновение сковалось кандалами «надо» и «должна». Потому что, пару раз надев кухонный фартук, я добровольно позволила ему превратиться на мне в тюремную робу.

– А не побег ли это от обязательств?

– Не знаю, доктор, этот вопрос остается для меня открытым. Чего в этом больше, страха или любви. Но я так часто попадалась на идеализациях и теряла себя.

– Понимаю. А с чего по-Вашему все началось?

– М-м-м. Вначале идеализация мамы, и как-то само собой нарисовалась картинка хорошей дочки. Подстраивалась. И картинка получалась весьма неплохой. Но ко мне она имела отношение все меньше и меньше. И поняла я это, когда мамы на стало. Хотя нет, в самом начале это была идеализация учебного строя и картинка хорошей ученицы. Отличницей-то я была. Сколько же было меня в этой отличнице, уже совсем другой вопрос.

– А какие предметы Вы бы изучали и забросили остальные, если бы Вам дали такую возможность сейчас?

– Те, которые в школе не преподают. Толком. Или вовсе – астрологию, астропсихологию, квантовую механику, ИИ, вычислительную философию и плюс еще разбор древних духовных текстов разных народов мира. Тогда же единственное, что мне было на самом деле интересно, это когда учительница по физике рассказывала истории из научной фантастики. Всё. Все остальное, потому что «надо» и «должна».

– Хорошая дочка тоже потому что «надо» и «должна»?

– Единственный ребенок в семье. Единственная надежда на благополучную жизнь. Развал привычного строя. Мир, перевернувшийся с ног на голову или наоборот. Родители, перебивающиеся от зарплаты до зарплаты. Подработки на износ. И все равно… И не то, чтобы меня это как-то особенно тяготило. Просто. Понимала я. Что тяжело. И что вся надежда только на меня. Потому что больше не на кого было ни надеяться, ни положиться.

Профессия выбиралась разумом, нефти в стране много, идти на инженера-нефтяника, чтобы был хоть какой-то шанс на хорошую работу, было фактом само собой разумеющимся. Благо, способности к техническим предметам были хоть какие-то. Но без проникновения в суть и особого понимания, как применять эти технические знания в жизни. Так, по волнам по верхам на парусе прирожденной способности к логическому мышлению.

На первой работе предложили такую зарплату, о которой никто в моей семье и слыхом не слыхивал. А ты сразу после института и плевать, что тебе говорят: «Забудьте про личную жизнь на три года, как минимум». Думаешь, начхать, забуду про что угодно, только платите. Платили. Через полгода работы на буровой уже волком завыть хотелось. Времени на личную жизнь и вообще на какую-либо, кроме как на буровой, как и обещали, не было. В один период я даже почувствовала, что там, в этом своем вагончике, где после какого-то времени каждая вещь была на своем месте, мне было комфортнее, чем на Большой Земле, как в шутку я тогда называла Город. Жизнь тогда предстала передо мной в самом своем нелестном виде, во всем уродстве пьяного до рвоты веселья, подстав, предательств и насмешек. Но там же, среди всего этого вонючего, простите, дерьма я нарыла несколько золотых песчинок – друзей, в том числе и Н**, с которой мы до сих пор движемся рука об руку, пусть и не держась за руки, за много километров друг от друга… Продержались мы с ней тогда еще пару лет. А потом ее коварно и подло уволили, а я ушла в никуда. Сразу после ухода мамы. Поняла, что больше не смогу.

– БУМ!

– О да! с оглушающим грохотом и треском. Как вы думаете, вы научились терять, – писала я тогда, —

Итак, в путь?..

Июль 2010-го. По земному времяисчислению.

– Но тогда Вы много плакали?

– Я тогда настолько оглохла от пустоты и отсутствия хоть какой-то опоры и хоть какого-то смысла, что даже подумывала о добровольном уходе.

– И Вы молили об учителе?

– О навигаторе, о поводыре. Чем не выход из затруднительного положения. Когда стен не видишь, а башкой о них каждый раз стукаться ох как больно.

– Остались довольны?

– Очень благодарна ему. До сих пор применяю полученные от него техники. Глубоко уважаю и почитаю тот опыт, который я получила в Тот Период Красоты. Период Моих Самых Светлых Песен.

– Но?

– Но Льву костыли не нужны…

– Страшно было?

– Очень. Но. Когда я окончательно «отравилась человеческим фактором»[1] там, где по пути к Солнцу зачастую предпочитают не замечать красоты цветов под ногами, я научилась говорить «нет»…

– До этого не умели?

– Странная штука, доктор. Тому, что я идеализирую, «нет» говорить не получается. Идеализирую, пытаюсь соответствовать. Натягиваю костюм хорошего человека. Срастаюсь с ним. Утрачиваю себя.

– Аутоиммунный тиреоидит на сцену?

– О да… Так он в моей жизни и появился. Скорее всего…

Так что, много всего красочного уже успело произойти в моей жизни, доктор. Как видите. Но в общем и целом миры меняются, а тема страха и любви Пронизывает каждый благодарность.

– И вы благодарны?

– И я благодарна. И если так случится, что кому-то доведется составить мне компанию до конца этой моей прогулки, мне бы очень не хотелось, чтобы он или она делали это с позиции «надо» и «должен». Пусть лучше временно, но взаимоискренне.

– Сильно разочаровались?

– Ошеломляюще.

– А есть за что быть благодарной?

– За многое на самом деле.

– Настолько, что удалось сохранить хорошие отношения?

– Ну, как бы Вам сказать, доктор…

«А в том лесу жил вредный муравей», – ответит ОН на все это. И ОНА засмеется.

В этот раз уходить в никуда ОНА как раз-таки не собиралась. Но как-то так получилось. Опять. И в итоге за неделю до ЕЕ вот уже пару лет как планируемого ухода с работы в красивую картинку с домом за городом и йога-ретритами ОНА вдруг узнала, что разводится. И уход в тыл сменился неожиданным падением в Неизвестность. Снова. И так ОНА лишилась одновременно и опоры, и постоянного заработка. Страшно ли ЕЙ было? Да. Обидно? Всепоглощающе. Но это только в течение первого года, по истечении которого ОНА уже ясно понимала, что Р** был абсолютно прав, говоря, что занимает чье-то место в ЕЕ жизни. Потому что характер у него был, надо отдать ему должное, на редкость непростой. А компенсировать он это ничем не мог. Ибо единственное, что ЕЙ было, по сути, важно в отношениях, это искренность и открытость. На что он, в свою очередь, был неспособен. И ушел. И счастливо ему.

И ОНА тоже ушла. И остались только «HOT MILK FRENCH VANILLA». Рабочий стол. Какой-нибудь из столиков в кофейной зоне. Окно. Парк. Серое здание напротив. Мост. Склепное благополучие офиса. И очередная осень. Ее-то ОН хоть как-то протянет. Но вот следующей станет совсем невмоготу. А пока ОНИ все еще продолжали общаться. Даже когда ЕЕ не стало. Иногда за чаем. Но уже по ту сторону офиса. И зачастую по переписке. Из которой и родилось «Привет, Собеседник!». А от того, о чем ОНИ говорили за чаем все эти годы, только и осталось, что многоточие. К сожалению. И к счастью.

И никакой последовательности. Будь то во времени. Или в пространстве. Shuffle Mode.

Где мы, когда нас нет?

– Привет, Собеседник! Со-беседник. Может, мне называть тебя просто Со? Я скучала по тебе, Со! Представляешь?

– Как тебе угодно. Привет. Скучала? Думаешь, оно реально, это чувство?

– Какой же ты все-таки зануда. Может, и нереально. Но в тех декорациях, в которых я на данный момент пребываю, это чувство все еще присутствует. Как один из штрихов, без которых моя картина не картина.

– А кто рисует картину?

– Видимо, моя прапрабабушка.

– Почему?

– Потому что я ее не знала, как и ответ на твой вопрос. И, кажется, сегодня мне все равно на этот ответ.

– Сегодня ты выбрала быть эксцентричной?

– Сегодня я выбрала быть поющей феей Лу.

– Почему Лу?

– Потому что мне так нравится. Это имя прекрасно подходит моему сегодняшнему наряду. Смелость. Элегантность. Свобода.

– Свобода от чего?

– От ярлыков.

– И ты вляпалась еще в один. Поздравляю! Можешь его тоже повесить на дверь своей палаты. Среди прочих. Понавешанных другими.

– Ха! Точно! Он уже висит. Симпатичный такой. Что тут еще? Проектор 6/2. Мелатонин. 11. По нумерологии. Козерог. По Солнцу. Водолей по Луне. Рыбы по Лилит.

– Не задыхаешься?

– Не, играюсь просто. Пазлы собираю. Все как часть целого. Как грань общего. Поэтому предпочитаю больше не пропагандировать одно, отрицая другое.

– Предпочитаешь пропагандировать пазл?

– Предпочитаю его рассматривать. Как картину. Когда видишь мазок. Рядом другой. А назад отойти пока не получается. Чтобы все целиком обозреть. Так что пока только и остается, что отдельные оттенки. Наблюдать.

А еще я роман один читаю[2]. Графический. Не ожидала от себя. Но так же неожиданно интересно. В общем, мне понравилось.

– Тебе все нравится.

– Хм. Не сказала бы. Вареный лук в супе определенно нет. И когда толпа людей. Особенно пожирающих вареный лук в супе.

– Но ведь и в этом есть. Своя красота. И глубина. Только не всегда глубина красива…

– Если глубина некрасива, значит, это еще не самая глубина.

– Копай глубже, короче. Пока не нащупаешь дно. И дна не станет. Так же, как и глубины…

– Красиво. А меня, признаться, стали терзать смутные сомнения, что ты стал совсем земным. Заигрался там, в своей палате. Ан нет, вроде живой.

– Не спроста тебя терзают такие сомнения. Я земной, игривый и живой.

Недавно поймал себя на том, что пытаюсь отмыть мыло от мыла. Как руки споласкиваешь. Тоже самое хотел с мылом проделать.

– Ты замахнулся на лишение мыла сути мыла?!

– Подумалось. Так же и мы пытаемся найти себя…

– Ага. А вода все равно все смывает – что мыло, что говно, и все в канализацию.

– Можно добавить в список коанов. Как звучит хлопок одной рукой? Как отмыть мыло от мыла?

– И такая тишина приятная…

– Где, мы когда нас нет? Недавно футбол смотрел. Был всецело в игре. Потом подумал: «Где был я, когда смотрел футбол? Был вроде футбол, и кто-то его явно наблюдал. А где был я? Без меня мир тоже существует. И знает, что ему делать. Я тут лишний?»

– Ты тут красивый и глубокий.

– При этом я дышал. Не умер. Иногда думаю, что иду в глубь мыслей. Потом задумываюсь: «Кто идет? В какую такую глубь? В глубь на самом деле чего?»

– Не знаю. Нравится мне (да, мне многое нравится) сравнение с жизнью как с просмотром чего-то, куда мы всецело погружаемся и отождествляем себя с этим. Но я не знаю, кто смотрит. Кто я и где я. И что такое вообще это я. Просто замечаю и наблюдаю, как просыпаюсь время от времени ото сна во сне. Вроде бы сон. Вроде бы реальность.

Инженер. Буровая. Синий воротничок. Проснулась.

Йога. Вседобрая и всехорошая. И параллельно. Инженер. Офис. Белый воротничок. И параллельно. Хорошая жена.

И вот сейчас опять проснулась. И по-новому обставляю свою палату. Иногда впялишься в стену и думаешь: «И на фига это все». А иногда ничего, вживаешься. Это как, не выйдешь же голым куда-нибудь. Правила игры. Вот и то напяливаешь на себя что-нибудь, то искусно подбираешь. С кайфом. Чтобы все равно потом выкинуть и то и другое. И в чем смысл? Да ни в чем, наверное. Просто процесс. Никто же не впадает в депрессию от того, что надо одеваться. Хотя, может, впадает. Тогда вообще «тот, кто по небу летит»[3].

– А ты никогда не задумывалась над тем, зачем мы здесь?

– Ты опять заартачился поворачивать ручку своей двери?

– Я опять засомневался в реальности всего здесь происходящего и хочу понять, зачем все это и как это устроено.

– И как успехи?

– Пока никак. Ты так и не ответила.

– Знаешь. У меня этот вопрос со временем немного трансмутировал. Потому что «зачем?», наверное, предполагает цель. А я так, прогуливаюсь просто. Пока что.

– А мне именно интересно, как все это работает. И, наверное, потому что мой мозг так устроен. Чтобы что-то решать. Все остальное решать мне неинтересно…

Недавно знакомую увидел. Сели чай попить. Даже не знаю, почему. Чуть поговорили. Я замолчал. Через несколько минут она спросила: «О чем думаешь?» И я спросил в ответ: «Честно ответить?» Она сказала: «Конечно». И я ответил: «Я думаю о том, действительно ли ты существуешь».

– И что знакомая?

– С ума, говорит, не сходи.

Я, наверное, не понимаю в людях, почему им все неинтересно. Все это. Многие никакими вопросами вообще не задаются. А если вдруг что-то у них внутри начинает вибрировать, идут и свечку ставят. Или жертву приносят.

– У них свой период в жизни. И свои декорации. Не хуже и не лучше. И потом. В детстве все любопытные. Но постепенно… Под слоями жизни и выживания…

– Да, это я понимаю. Но все равно не понимаю. Даже тебя иногда не понимаю.

– Почему мне неинтересно?

– Ага. То есть тебе-то точно все это должно быть интересно. И тебе интересно. Но почему так вяло?

– Наверное, именно поэтому мне подкинули тебя.

– Скорее, это тебя мне подкинули. По причине моей лености. Такие вещи просто так сложно довести до ума. Либо записывать надо. Либо болтать. Но, как известно, писать я навряд ли буду. Короче, я нудный. Ты пользуешься электричеством. А я ковыряю провода, розетки. И долбануть меня должно, видимо, несколько раз еще. И мне в целом совершенно наплевать, если ли свет или нет.

– Причем розетки ты ковыряешь мной?

– Нет. Я тебя на эксперименты зову. Потом уже буду пользоваться электричеством. Может быть. Когда-нибудь.

– Ты же наверняка слышал это? («Alan Watts ~ Let It Happen By Itself»)

– Слышал.

– Потанцуем? Может так оно и есть?

– …может быть…

Но все-таки. Когда я смотрю на мир…

Мы думаем, что есть мир. Потому что воспринимаем его. И воспринимаем тем, что есть в этом мире. И воспринимающий тоже воспринимается тем же воспринимающим. И кто-то тут явно лишний. И если построить логическую цепочку, то это будет выглядеть примерно так.

Я существую. И это неоспоримый факт. Не важно как что. Но что-то существует. И это что-то воспринимает. И то, что внутри этого восприятия, не имеет никакого значения. Потому что это по-любому интерпретация. Я вижу тебя, стол, и это все есть не более чем интерпретация моего восприятия. И тут появляюсь я. В своем восприятии. И «я», которое появляется в моем восприятии, явно не имеет ничего общего с тем, кто изначально есть и все воспринимает. И, таким образом, я тоже не являюсь чем-то реальным.

И мы можем как угодно анализировать происходящее. И приводить свои доводы и предположения. И, возможно, это все именно так и есть. Но есть во «сне». И «я», для которого это все имеет значение или которое все это переживает, тоже является «сном»…

Просто пошел запах, и я его уловил. И иду по его следу. Очередной объект для уничтожения. Очередная идея. Какая идея? Идея моего существования. Как там в фильмах говорят? Сколько у нас времени? 60 минут. Тогда до связи через 59.

– Хм. А у тебя случайно нет ощущения, что ты пытаешься разобрать огромный космический корабль величиной с планету и понять, как он устроен, когда всю жизнь до сих пор прожил на уровне консервной банки и открывашки?

– Немного другое ощущение. Но схожее. Что космический корабль – это еще одна консервная банка.

Вот пишет мне, например, вчера Э** о том, что Зейн приходил из Эйса. Разве не космически звучит? Тоже. А на самом деле это просто человек по имени Зейн, который участвует в проекте под названием «Эйс».

– Мда. У меня все как-то попроще будет. Для меня все, что есть сейчас, и есть реальность, которую я проживаю как реальность. Что есть, то есть, Чего нет, того нет. Что происходит, так оно и происходит. И действую я в основном, как действуется в моменте. Не застявляя себя делать то, чего я делать не хочу. Уже. Или пока. И какая разница при этом, существую я или нет. И существую ли я при этом во сне или в реальности.

Получается, что мы с тобой как частица и античастица. Идентичные, но с небольшим отличием. И в то время как тебе все в основном «угрюмисто», мне все в основном «улыбатисто».

– И начинаемся мы оба на букву «У»…

Со и Лу. ОН и ОНА. Частица и Античастица. Каждое утро поворачивающие ручку двери своей палаты. И выходящие в жизнь. И возвращающиеся вновь. В те декорации, которые имеют место быть на данный момент данного периода их жизни.

И в ЕЕ палате сейчас, к примеру, было больше бохо и цвЕта. Ручка с тетрадкой. Лаптоп. Астрологическая программа «Sotis». Вокал. Скользящий график. Свобода творчества. А в гардеробе в основном комбиз юбка-брюки. Свободно. Удобно. Красиво. И настоящее при этом всегда так реально. А прошлое так сноподобно.

– Прямо как наказание Вечным Пробуждением из этой самой книги[4]. Только там из кошмара в кошмар. Я же грешить не буду. Но все равно жутковато. И увлекательно…

Ладно. Пойду я. Восвояси. Свисти, если вдохновишься на разговор. Только громко.

И с открывающейся ручкой двери за кадром послышался звук сливающегося бачка. Ибо вода все смывает. А далее Шум Океанских Волн. Потому что Лу все еще любила романтизировать и приукрашивать.

Поможем друг другу и помрем

– Слушай, Со. Посмотрела фильм один. И что-то меня в нем зацепило… Либо это есть. Либо этого нет…

Сколько сторон мы видели с моими близкими друзьями друг у друга? И знаешь. Здесь же нам удалось полюбить и красоту, и уродство друг в друге. Ничего не требуя взамен и не ожидая. И никто не делает прогнозов до конца жизни. И все просто происходит. Как-то происходит. Само собой.

Либо это есть. Либо этого нет. И никто не боится отпустить как можно дальше, чтобы при этом пропала связь. Никто не подрезает друг другу крылья. Не пытается поработить. Подмять под себя. Свободный полет. Красивый. Исполненный любви и взаимопонимания.

И я уже говорила тебе однажды, что красоту дружеской любви я ощутила. Красоту своей к кому-то тоже. Но знаешь, интересно было бы пронаблюдать такую же красоту и в партнерских отношениях. Без ошейников. Кандалов. Без страха потерять. И ожидания, что это навсегда. И пусть это будет настолько продолжительно, насколько лучше для нас. Страшно. Как будто на пороге пустоты. Без планов. Без зацепок. Но, наверное, так и можно ощутить полет. Оставляя естественности течь своим чередом и пропуская этот поток через себя. Не теряя. Не подавляя. Проявляясь. Переливаясь. Меняясь. Переворачиваясь в воздухе. И больше не боясь разбиться. Потому что скалы и страх одиночества врозь или вместе могут оказаться всего лишь еще одной иллюзией. И зачем же жить, если не позволять любви проявляться в дружбе, в наблюдении природы, в отношениях, в родительстве, в возможности быть дочерью. И позволить себе быть таким, каким ты ощущаешь себя сейчас. Сейчас. Сейчас. Разные оттенки. Многочисленные и бесконечно прекрасные…

И тот мир, который… Мой мир. Который сейчас. Наверное, именно тем и отличается, что в нем уже совершенно необязательно делать что-то ради другого человека. Будь он хоть другом, хоть любимым, хоть совершенным незнакомцем. Ибо кто знает, будет ли в этой благородной жертвенности хоть что-то от любви. К другому… Она здесь выражается несколько иначе теперь… В том, чтобы другому не мешать. Жить. Дышать. Самовыражаться. И самопроявляться. И быть в обществе друг друга до тех пор, пока имеет место быть это непостижимое и взаимное притяжение между. Не сажая друг друга в тюрьму собственных ожиданий. Из страха. Но разжимая кулак в раскрытую ладонь. Ибо только так, наверное, и может случиться самое крепкое рукопожатие. И самая искренняя связь…

– Ты все еще веришь в любовь?

– Конечно. И я все еще собираю ее оттенки. И знаешь, красивый букет получается, между прочим.

– И что делать ты будешь с этим букетом?

– Ничего. Он просто растворится в неизвестности. Вместе со мной.

– И в чем смысл?

– Да ни в чем, наверное. Просто если ты и я возьмемся собирать букет, то вряд ли они у нас получатся похожими.

– А зачем вообще нужно собирать букет?

– Не знаю. Не нужно. Просто как-то так происходит. У меня. Ты когда-нибудь выезжал за город, в лес, с группой людей?

– Случалось.

– Может, это что-то вроде этого. Кто-то становится лидером и организует других. Кто-то выбивается из общего числа. Кто-то за кем-то бегает. Кто-то от кого-то убегает. Кто-то просто прогуливается. Кто-то у костра байки травит. Кто-то смеется. Кто-то на гитаре играет. Кто-то поет. Кто-то пьет. Кто-то ест. Кто-то в своем воображении сжигает этот лес до тла. Кто-то, наоборот, думает, как сделать так, чтобы лесу этому все разрасталось и разрасталось. И я в этой прогулке явно тот, кто закрывает глаза и чувствует мягкость травы под ногами. И журчание ручья неподалеку. И запахи. И звуки. И прислушивается к пению птиц. И к шелесту ветра в кронах деревьев. А потом открывает их, чтобы просто понаблюдать течение или полное отсутствие движения облаков. И чему я научилась? Да ничему вроде бы. Может быть, помогла разжечь костер или просто понаблюдала за тем, как это делают другие. У кого это лучше получается. Может быть, немного попела. Задушевно. Записала несколько наблюдений. Пообщалась немного. Ни о чем и обо всем. Может, кого-то даже накормила. Или угостилась сама. И пусть даже так ничему и не научилась. А просто прогулялась. Собирая свой нехитрый букет. И, может быть, даже не срывая цветов…

– И поклон такой.

– Я и поклонилась. Всем четырем сторонам. Когда была на участке. Поблагодарила и попрощалась. И с домом, и с землей.

– А что ты там делала?

– Знакомила Там с Тем. Находящим всех тех, кто покупает и кто продает. Так что, дай Бог, очень скоро дом удачно продастся. И в нем заживут те, кому он изначально и предназначался.

– Кто-то воспользовался вами.

– Ну, мы все так или иначе друг другу помогаем.

– Поможем друг другу и помрем.

И далее. ШумОкеанскихВолн.

Шахматная доска

– Слушай, Со. Ты не спишь случайно?

– Сплю, конечно.

– Врешь, конечно. Не напомнишь, как звали того хорошего человека, книги которого ты мне уже который раз советуешь прочесть? А, вот! Пнула память – и механизм с трудом, но сдвинулся на пару миллиметров. Только так и не вспомнила, как эти круглые с зубчиками называются. Которые один в другой. Служат для передачи движения. И если кто-нибудь когда-нибудь будет тебе говорить обо мне как об инженере, можешь смело показать этому наивному человеку это сообщение. В общем, вспомнила я его имя. Джед МакКенна.

– Круглые с зубчиками?

– Шестеренка! Ура!.. Видел бы ты при этом количестве восторга мое лицо по ту сторону экрана. Легкий намек на улыбку на каком-то отупевшем от неполноценного сна лице.

– Я сам не лучше.

– Вах!

– Шах. И мат. Вчера представил себе игру в шахматы. Но в которой не две вражеские армии. А два союзника. Подумалось, что это была бы самая скучная игра в мире.

– А может, на одном уровне враги, а на другом помогающие в чем-то друг другу союзники?

– Хм. Не знаю. Вначале все гармонично. Зеркально. 16 фигур против 16-ти. Как в фильмах. Две армии друг против друга. Красиво. Мощно. Но если затянуть, придется зашивать рты, чтобы не зевать. Потом начинается, так сказать, движуха. Пешка. Одна. Вторая. Конь выскочил. Слон наступил кому-то на хвост. И начинается драма.

– Действо!

– Вот тут-то все и становится интересно.

– Вот только для чего любишь то и дело задаваться вопросом ты?

– Для игры, наверное.

– Где нет ни победителей, ни побежденных?

– Есть, конечно.

– В моих играх страха и любви я пытаюсь чему-то научиться, например.

– И смерть. Все есть. Но все есть игра.

– Но это только на одном уровне? На уровне шахматной доски?

– А кроме шахматной доски больше ничего и нет. Хотя есть. Большая универсальная абсолютная зевота.

– А где забава, задор, восторг?

– Все там. Пешка стоит напротив слона. На соседней клетке. Наезжает. Знает ведь, что слон бьет по диагонали только. Другие издеваются над слоном. Называют его чмом. А одна пешка дошла до конца пути. Просветлилась до ферзя.

– А кто придумал, что слону можно только так двигаться?

– Слон наверное. Кто же еще.

– Может, он способен двигаться куда угодно. И это только иллюзия?

– Может конечно. Но его нет просто.

– Слона?

– Да.

– А кто есть?

– Не знаю. Может никого и нет вовсе.

– А может, это кто-то один сам с собой играет? Воду мутит. Движуху устраивает на ровном месте.

– Может. Ты играла в шахматы сама с собой? Я играл много раз. Скучно.

– Я в них вообще не играла.

– Хочется постоянно терять память. Вернее, раздвоить. Кому-то удалось «разтридцатидвоить». Чтобы слону стать слоном, нужны шахматы. И война. А так он деревянная фигурка. Движуха нужна, брат.

– Вот и играемся. Только мне скучно просто играть. Мне интересно наблюдать за тем, что меня ограничивает. Где мне видится пропасть. А где стены. Я слон-исследователь.

– Ты пока не играешь. Тобой играют. С праздником тебя.

– Играют, играют, да. Где-то там, наверное, я тоже присутствую. Хотя бы как часть целого. А раз так, то я и играю. С каким?

– Новый день.

– И тебя так же. Опять мне не удалось рано уснуть.

– Тогда иди. Удавайся.

– По-моему, ты меня сейчас послал.

– Не. Отправил просто.

И далее. ШумОкеанскихВолн.

А чего тогда все боятся?

– «We are all visitors to this time, this place. We are just passing through. Our purpose here is to observe, to learn, to grow, to love… and then we return home». Australian proverb[5].

Do you remember how your home looks like? Do you think you are on your way to it? And most important. Does it really matter when there is such a nice sunset out of the window? Which is most probably another beautiful illusion. But distracting or fulfilling?[6] Привет, Со!

– А это откуда? Привет.

– От меня. Почему-то на английском.

– Слушай, Лу. Страшна неизвестность в будущем? Или страшна потеря того, что есть?

– Хм. Маму теряла. Опору теряла. Работу теряла. Брак и тот, как видишь, потеряла. Вернее, брачные иллюзии. Деньги теряла. И это вроде все не страшно. Неизвестность в будущем мне кажется не страшна.

– А чего тогда все боятся?

– Ну, они, наверное, еще не теряли. Чтобы понять, что ничего страшного тут нет.

– А тебе ничего сейчас не страшно?

– Наверное, страшно, если меня будут мучительно пытать. Умереть хотелось бы спокойно и всем телом, а не по частям. А так, вроде нет.

– А сейчас не страшно?

– Сейчас нет.

– А сейчас?

– И сейчас.

И далее. ШумОкеанскихВолн.

Wilson

– Привет, Со! С Новым годом тебя, что ли.

– Привет. И тебя. А почему шепотом? Все спят?

– Ага. Пока я путешествую.

– Продолжай в том же духе. Лягушачничай дальше. Думаю, один из самых основных шагов в жизни ты сделала и шагнула в пропасть. Пусть полет будет увлекательным. А самое главное, никогда больше не скучным.

– А ты как?

– Как-как. Тоже продолжаю. В том же духе. Сижу тот день на работе. Так захотелось с кем-нибудь поворчать. Посмотрел вокруг и глубоко вздохнул.

Узнала матрешку?

– Конечно. Ты решил, что просто в качестве шара из семи камней, олицетворяющих семь чакр, этот предмет был бы очень скучен? И решил нарисовать ему лицо?

– Нет. Это ему было скучно. Без лица. Ты обиделась?

– Нет, конечно.

– Это мой Wilson. Помнишь такого?

– Помню конечно. Совсем заизгоился?

– Ага. И еще мне презентация одна угрожает. Learning session. Помнишь?

– Помню. И еще помню, что презентации Там мне никогда не удавались. Я почему-то постоянно улыбалась. И не вызывала никакого доверия, наверное. И, наверное, потому что я сама во все это толком не верила. Не моя это все-таки была роль. Пыталась. Пыталась. Но так и не вжилась. А о чем презентация? И желательно в картинках. А то без картинок как-то совсем скучно.

– Все о том же.

– Увлекательнейшее, наверно…

– Еще какое…

– «Генераторы, нет смысла откладывать на завтра то, что вы не хотите делать в этой жизни». Денис Жиглов.

И далее. ШумОкеанскихВолн.

Думаешь именно для этого общество и необходимо?

– Привет, Со. Сегодня произошло кое-что интересное.

– Привет.

– Итак…

Слушай, а ты разговариваешь с теми, кого принято называть неодушевленными в этой реальности? Я просто зашла домой и с котом поздоровалась. Деревянным. Традиция такая. Говорить: «Привет, Кот». (Я с ним еще и прощаюсь перед выходом. Говорю: «Пока, Кот». Немногословно, конечно. Но как-то так. Уютно и тепло). Еще цветок, с которым я более многословна. Ему я спокойной ночи желаю и доброго утра. И целую. И еще пара жителей моего мира – пылесос Чистюля и поломой. Их я прошу убрать и говорю «спасибо» после уборки. Чистюлю, кстати, Р** подарил. За что ему тоже большое спасибо. Даже огромное. Видишь как я умею говорить «спасибо» и «быть благодарной»? (Смеется.)

– У меня редко такое случается.

– Но разговариваешь?

– Наверное, бывает. С дубом раньше общался.

– Но это было лирическое отступление. А вот что произошло. Несколько наблюдений.

Наблюдение 1. Запела.

На мантра-йогу девочка приходит. Она всегда практически не пела, тихо-тихо или вовсе молчала. А сегодня мы были вдвоем. И, видимо, частоты наложились друг на друга и произошел резонанс. Запела. И так красиво. В конце говорит: «Мне так странно было себя сегодня слышать». Ей, оказывается, говорили, что у нее некрасивый голос. Как и мне. Что у меня их нет. Ни слуха. Ни голоса. И вот ее улыбка. Удивление. Собственной красоте. И радость. Какая-то такая детская. Наверное, потому что чистая. И мне почему-то тоже стало приятно. Очень.

Наблюдение 2. Но в чем моя роль? Я просто пела. Сама по себе. Получала, так сказать, кайф. И потом вдруг слышу – поет. Интересное такое ощущение. Как будто кто-то не говорил, не говорил и вдруг заговорил. А голос такой красивый. Который до сих пор не мог себя постичь. Прятался. И все потому что когда-то поверил в обратное. Поверил. Обществу. Которое так и норовит прижать хвост райской птице. А тебе просто повезло рядом оказаться. И стать свидетелем тому, как цветок-то все равно раскрылся. И удивился собственной красоте. Как волшебство. Как дар. А ты не сорвала, не наступила, и лепестки вручную раскрыть не пыталась. Просто жила своей жизнью и наблюдала, как рядом протекает другая. Признавая. Уважая. И почитая. Ее естественное течение. Совсем не пытаясь что-либо с ней сделать. А просто позволяя ей течь своим чередом. Это ли не красота? Это ли не любовь?

Наблюдение 3.

Интересно, как работа над малым отражается на большем.

Знаешь, ведь у меня раньше совсем не получалось петь двухголосие. В разных тональностях. Да и сейчас, признаться, тоже не особенно. Но уже хоть как-то. И вот когда стало хоть как-то, я и психологически стала более уверенной в себе. Это как. Несмотря на то что происходит вокруг, я все равно продолжаю пропевать свою партию. Свою мелодию.

Наблюдение 4. Общество.

И все-таки имеет общество тенденцию подавлять нашу индивидуальность. Нашу красоту. Собственную. Вне рамок, стандартов и концепций. Не любит оно нас. Как и мы, наверное, все-таки не любим себя. И друг друга. Сами являясь частью этого самого общества. Все что-то кроим, перекраиваем, ожидаем, пытаемся впихнуть в рамки своего мира или впихнуться в рамки чужого, переделаться под стандарты чьего-то понимания красоты или переделать других под стандарты нашего собственного ее понимания. Продыху не даем. Ни себе. Ни другим. Никому. А красота. Вот же она. В естественности…

Ты с дубом говорил?

– Говорил. И что ты пристала к обществу с этими своими красотой и глубиной?

– Мне просто нравится, когда люди отцепляются от мнения общества и знакомятся с новыми собой. А тебе нет?

– Мне все равно.

– А вот не настолько тебе все равно, раз ты с дубом разговаривал.

– А причем тут дуб? Он на кладбище был.

– А притом, что он тоже является частью той реальности, которую ты сейчас проживаешь.

– А-а. Как и все общество? Которое давит и угнетает?

– И как эта девушка сегодня.

– И как эти парни тут. В красном и синем. Тоже часть реальности.

– И, наверное, тебе самому решать, насколько ты позволишь ему тебя сожрать. Какие парни? Футбол?

– Ага. Думаю, если бы не было общества, не было бы и ощущения отцепления.

– Думаешь, именно для этого общество и необходимо?

– А как же. Ну не то чтобы необходимо.

– Но мне нравится мое ощущение свободы и большей уверенности своего мирка среди прочих других меня окружающих. Иллюзорно это чувство или нет.

– Ты только не забывай выражать свое признание существованию других мирков.

– Выражаю. Спасибо

– Вот-вот. «Спасибо» тоже можно говорить.

– Это «спасибо» было конкретно тебе.

– А мне-то за что?

– За то, что порою ты задаешь вопросы, от которых в моем мире наступает тишина. Довольно приятная.

– А скоро твой мир и вовсе затихнет. Навсегда.

– Потому что я усну и заткнусь хотя бы на какое-то время?

– Не так скоро я имел в виду.

– Сон – это маленькая смерть. Репетиция изо дня в день. Ладно. Пошла репетировать.

И далее. ШумОкеанскихВолн.

Ты уже звезда

– (Со.) Ты уже звезда.

– Я? Почему?

– По телевизору тебя увидел.

– Вах! И что я там делала?

– Пела.

– И меня было слышно при этом?

– Нет, не волнуйся.

И далее. ШумОкеанскихВолн.

И почему он тебе не нравится?

– (Со.) «Если бы Эйнштейн спросил меня, верю ли я, что луна существует только тогда, когда я смотрю на нее, я бы поинтересовался, почему он пытается выставить мой аргумент в смешном свете. Почему он предпочитает сделать соломенное чучело и атаковать его, вместо того чтобы обратиться к настоящему вопросу: существует ли такая штука, как объективное знание?

– С моей стороны было бы довольно смешно верить в то, что луна существует только тогда, когда я смотрю на нее, – сказал бы я ему.

– Именно так, – согласился бы он.

– На самом деле, – продолжил бы я, – я верю, что луна существует, так же, как я верю, что я человек, который смотрит на нее. Также я верю, что существуете вы, существует время и существуют арбузы. У меня нет ни одного доказательства существования всего этого, но я верю в это, потому что это реальность, и вот так она работает. Во что я не верю, так это в верование, я бы никогда не стал обращаться с истиной настолько бесцеремонно, чтобы приводить ее в замешательство с помощью видимостей, герр профессор.

– Пожалуйста, – сказал бы он, – зовите меня Альби.

– Но с другой стороны, – продолжил бы я, – вы говорите, что знаете, что луна существует, потому что видите ее, и это совсем другое дело. Свидетельства ваших чувств могут быть полезны в жизни, но едва ли соответствуют стандартам серьезной науки. Вот мой вопрос к вам: «На основе какого подлинного доказательства вы утверждаете, что луна действительно существует?»