Вторая половинка бесплатное чтение

Глава 1 Пришла беда − отворяй ворота

Все мы ангелы, пока в нас ведьму не разбудят…

− Собрали деньги? − ехидно ухмыляясь, прогнусавил сборщик налогов.

Вот и что ему скажешь? Он уже третий год от нас несолоно хлебавши уезжает. Для графа наши грошики − это так, мелочи, конечно, но у Фрола работа такая − эти самые грошики выбивать. Да только что с нас взять? Как отца не стало, так и нет у нас денег. Мать крутится, как белка в колесе, я тоже, чем могу, подсобить стараюсь, но попробуй прокорми ватагу детворы, где мал мала меньше?

К тому же, семью нашу в округе недолюбливают. За спиной о чём только не шепчутся: и ведьмы мы, и злодейки. Мол, не зря же испокон веков считалось, что мельники все с нечистой силой в родстве состоят. Живём мы в хибаре, и как раз при мельнице, так что оно даже и хорошо, что от села поодаль, так выходит подальше от злопыхателей. Раньше селяне языками так открыто не чесали, батьки побаивались, а ныне им никто не указ, ведь мужика в доме теперь нет.

В те времена мы и от голода не сильно пухли. Хоть наша мельничка и не единственная в округе, но отец народ приманивал цену сбавляя, да ещё и заказы аж из города брал. Сам зерно вёз оттуда, муку обратно, а теперь кому в такую даль тащиться? Матери не до дальних дорог при троих малых детках на руках. Да и меня одну она не отпустит, вот и перебиваемся мелкими заказами от жителей ближайшей деревеньки. Прожить бы как-нибудь, не до налогов.

Вот такая беда. Хотя… стоит заметить, пухну я от голода в правильных местах. Сельские мужики-то вон как слюни распускают. Да только толку от того? Мне уже двадцать, а я всё в девках. Что и не мудрено. У нас же как принято? Женился, и если у жены в доме кормильца не осталось, то либо всё семейство к себе забираешь, либо уходишь в дом к жене. А кому оно надобно к нам-то идти? Это ж помимо меня ещё и мать мою корми, и братьев младших, а про долги, что выплатить придётся, вообще молчу.

Да и хозяйство у нас куценькое: пара кур да огород кой-какой. Вот только на каменистой почве много ли вырастет? Ну и мука, конечно, куда ж без неё-то на мельнице, у кого денег нет, натурой, то есть − зерном платят. А мы не гордые, мы и продуктами порой за работу берём, и вещами. В хозяйстве всё пригодится. Так что не жируем. С хлеба на воду перебиваемся. Ну ещё грибы да ягоды из леса таскаем, когда время есть, но это хоть и подспорье, да времени на гулянки по лесу нет. Кому такое приданое надобно? Правильно − никому. Хотя… был у меня дружок сердечный когда-то, даже свататься собирался, да не срослось.

− Предлагал я тебе, − масляно поблёскивая крохотными, как у поросёнка, глазками, вкрадчиво проворковал сборщик налогов, намекая на весеннее предложение в полюбовницы к нему пойти, на время, покамест жена его на сносях. − Каталась бы как сыр в масле.

Вспомнился тот день, как мамка, заслышав его реченьки, прогнала охальника метлой с нашего двора, и непрошеная улыбка сама на губах расцвела. Ох и не ожидал старый кобель, что отпор ему посмеют дать. Уж такое забавное лицо у него было, аж вспомнить приятно!

− Что скалишься, − сразу набычился мужичок. − Отскалилась ты своё, Лейка. Граф велел вам два месяца сроку дать.

− Ой ли? − не поверила я. − Что графу до наших грошиков…

− Грошик к грошику складывается, − выдал Фрол народную мудрость, с таким лицом, словно сам только что измыслил. − На меня возложена обязанность налоги собирать. А от таких как вы − одни хлопоты. В общем, не сыщете всю сумму за последние три года, заберут у вас в счёт долга и мельницу, и халупу, а на остаток долга… − его глазки окинули придирчиво-оценивающим взглядом мою фигуру, − даже не знаю, что ещё взять-то можно…

У меня от этих намёков всё внутри перевернулось. Кипит, бурлит душа, а тело так и рвётся, в буквальном смысле слова, зубами в глотку его поганую вцепиться. Да уж… бывают у меня такие странные порывы, но пока контролирую, и то хорошо.

− Шёл бы ты, дядька Фрол, подобру-поздорову, − пытаясь держать себя в руках, тихо говорю, а он то ли не расслышал, то ли сделал вид, и дальше свою палку гнёт:

− Ну… в кабак при тракте можешь в конце концов податься, коль я тебе не мил, − продолжает распинаться этот гад. − С пьяни может кто на тебя и позарится, в глаза не заглянув.

Вот же гад! На себя бы в зеркало глянул. Пороси и то краше. Ишь! Глаза ему мои не нравятся. Ну странные они у меня, да. И что? Дело в том, что там, где у всех зрачок, у меня лишь серебристый кружочек, а радужка настолько светло-серая, что кажется будто прозрачная. Благо брови да ресницы тёмные, густые. Вкупе пусть и непривычно смотрится, но, по-моему, красиво!

− Ну или к графу… − не унимался гость непрошенный. − Гладиаторы-то народ хоть и подневольный, да до баб охочий, не бельма ж им твои мять. Может и сгодишься. Что, не хочешь?! Аль рискнёшь на арену вылезти? Ха! А чо… − опять окидывает меня взглядом, и весело ему, гаду. − Ты ж не мечом, так грудью своей многих завалить сумеешь. Они ж прям сами к твоим ногам падать будут, на лету порты стягивая.

− Р-р-р-р-р… − вырвалось из моего горла непроизвольное, а мужичонка тут же отшатнулся, осенил себя святым кругом, да помаленьку-потихоньку стал к дороге-то отступать.

− Да ну тебя, малахольная, − выкрикнул и, вскочив на свою клячу, припустил прочь. − Два месяца у вас!

Он-то уехал, а внутри словно огонь горит. Всё тело прямо-таки рвётся ему вслед. И явно не затем, чтобы приголубить. Стою, сжимаю, разжимаю кулаки, дышу глубоко, но медленно, пытаясь успокоиться. Вот вроде и пелена с глаз спала, и мыслить трезво уже могу.

Это что ж выходит-то? Через два месяца холода придут, а нас из дома погонят?! И куда идти? Ну я-то выкручусь как-нибудь. Пусть и не знаю пока, как именно. А мамка с малыми? Значит… значит, срочно нужно деньги искать. Сколько он там говорил? Тридцать золотых? Вот же демоны! Да я ж таких денег не то чтобы в руках не держала, а даже и не видывала никогда.

Так, в размышлениях, прихватила мешок с зерном да к мельничке-кормилице и побрела. Как ни крути, а с Фролом не поспоришь, ведь что ему стоит перед графом словечко супротив нас-то замолвить? Земли-то его. Возжелает и выгонит, как пить дать, выгонит.

Дума думается, а руки знай себе дело делают. Засыпала я зерно, прихватила мешок с уже готовой мукой, оттащила в сторонку, да так, пригорюнившись, на него и села. Благо крепкий оказался, по швам не треснул.

Почему я в мамку не пошла − хрупкая да голубоглазая? К такой бы точно посватались. Кстати, мысли о своей непохожести на родных меня частенько посещают. Батька-то был светловолос да зеленоглаз, мать голубоглазая, а косы гладкие, блестящие и яркие словно огонь. А я? Волосы тёмные, и не понять, в кого курчавятся, да не волною или красивыми завитушками, а этаким барашком. И в кого я такая дылда? Батя, когда жив был, макушкой едва до уха мне доставал. Словно подкидыш какой-то, ей богу.

− Лейка! Лейка! − со стороны недалёкого подлеска донёсся запыхавшийся голосок старшенького из братцев.

Кинула взгляд в его сторону и чуть с мешка не сверзилась. Дети всей оравой тащили волоком мамино тело, благо она миниатюрная, хрупкая, не то что я. Как рядом очутилась, сама не помню.

− Что случилось? − осматривая её, спрашиваю.

− Серебрянка на кусте была, − всхлипывая, произнёс явно запыхавшийся Земка.

Оно-то и понятно, пацанёнку-то всего пять годков, легко ли ему было на пару со старшеньким-погодкой мать тащить? Ведь ещё и за малым глаз да глаз при этом нужен.

− Серебрянка – это плохо… − обречённо вздыхаю.

Так зовётся небольшая, но очень ядовитая змейка, изредка встречающаяся в наших лесах. Мало кто после её укуса выживал, а уж без помощи знахарки и вовсе шансов нет.

− Парим, быстро к матушке Катион беги. Что хочешь делай: моли, в ноги падай, но приведи сюда. Да чтоб одна нога там, другая тут. Ясно?

Старшенький закивал и тут же решил слишком буквально всё исполнить: шаг та-а-акой огромный сделал, что и растянулся во весь рост на травке. С миг полежал с видом, мол, так всё и задумано, потом подскочил да и кинулся напрямки через луг к ближайшему селению. Несмотря на ситуацию, у меня невольно улыбка по губам скользнула: этот шалопай никогда не упустит случая подурачиться.

− Вот уж истинно говорят: пришла беда − отворяй ворота, − бормочу. − До селения путь неблизкий… поспеют ли?

Затащила маму в избу, уложила на скамью. Смочила тряпки колодезной водицей, положила на лоб, чтобы жар поуменьшить. А что дальше делать − ума не приложу. Малых из дома пришлось выгнать, чтоб не орали белугами да мать лишний раз своими криками не изводили, со двора-то их не так слыхать будет. Старшенький-то перепуган, видать понял, что можем мы мамки лишиться, вот и рыдает в три ручья, а малой неразумный ещё, но за компанию повыть сам не свой. Бывало, мамка кого-нибудь из старших накажет, те стоят хнычут в углу, и младшенький тут же присоединяется. Вот и сейчас так же.

Вот только если знахарка придёт, надо ей заплатить будет, а чем рассчитываться-то? Разве что мукой, да и та не наша же. Но пусть хоть всю забирает, коли надобно будет так, лишь бы мамку вытащила с того света… Без неё мы недолго протянем. Она-то юркая, всё у неё споро получается, и малые её слушаются, не то что меня. Беги же, Парим… Беги. Дайте боги, чтоб знахарка не отказала и помочь успела.

А деньги… Деньги я соберу. Как? Сама пока не ведаю. Хотя, что уж лукавить? Фрол всё по полочкам разложил. Ох… ждёт меня кабак придорожный… как пить дать, ждёт! И представились мне пьяные морды тамошних завсегдатаев, да их липкие потные руки на моём теле, аж передёрнуло. Нет уж. Лучше к гладиаторам. Вот же демоны, хрен редьки не слаще, что и выбрать-то − не знаю даже.

Бывала я там как-то, ещё когда батя жив был. Бои гладиаторские − нечастое событие. Только если королевский двор на выезде в наших краях, тогда да, тогда не на жизнь, а на смерть бьются. А так… есть, конечно, те, кто специально этому делу обучен, но по большей части на кулаках да дубинами метелят друг друга. Убить не убьют, разве что покалечатся, а народу развлечение. Причём разделяют бои мужские, женские и смешанные. На последние-то Фрол и намекал своими похабными шуточками.

И вообще, не понимаю, в чём удовольствие на мордобой глазеть, но денег это стоит баснословных. Мы тогда с батей внутрь по чистой случайности попали − купец один зажиточный не желал время даром тратить, совмещал полезное с приятным: и с батей дела решал, и на бои смотрел. Нас по его требованию и пропустили.

Благо я девушка не изнеженная, да и батя, пока жив был, учил кой-чему, чтоб постоять за себя могла. Меча в руках, конечно, не держала, откуда ему взяться-то, мечу этому. А в рукопашном что-то да могу. Того гляди выживу, да деньжат на оплату долгов поднакоплю за месяцок-другой. Хотя нет, за кулачки столько не заплатят. Тут уж точно придётся бойцов обслуживать. Мерзко от такой мысли, да всё лучше, чем к этому подонку в услужение идти. Или в кабак, что и того хуже.

Думки думаются, а руки всё снуют. Мамка-то в бреду по кровати мечется. Бормочет что-то, но слов не разобрать. На бледном и как-то слишком уж быстро осунувшемся лице испарина выступила, сколько ни протираю, а она вновь тут как тут. Дыхание хриплое. Ещё и жар не отступает. Плохо дело. Где ж уже знахарка-то? Неужто не придёт?

Словно боги меня услышали: скрипнула дверь, впуская невысокую худощавую старушку.

− Матушка Катиона… − бросилась я к ней, готовясь в ноги упасть, но та отстранила меня прочь, прошла к больной.

А тут ещё и малые заскочили в хибару, да всей сворой-то к матери на кровать кинулись, насилу отогнала.

− Поспели мы, − осматривая маму, молвила старуха. − Забирай детей и иди на улицу. И чтоб никто! Слышишь? Никто сюда не входил, покамест я сама не выйду.

Вышли мы. Малые ревут, я и сама едва сдерживаюсь. Как подумаю, что будет, если ещё и мамы не станет… Ух… Тогда уж проще сразу с камнем на шее в запруду на реке. Одна с тремя шалопаями нипочём не управлюсь.

− Спит она. Полежит денька три и как новенькая будет, − произнесла появившаяся из-за покосившейся двери знахарка. − Чай тебе и расплатиться-то нечем, − догадалась старуха.

− Нечем, − понурив взгляд, признаюсь.

− А платить-то надобно, чтоб здоровьице было, − задумчиво так, с хитринкой в голосе, произносит. − Есть у меня задание для тебя. Быстро не управишься, но оно и к лучшему. Покамест от выполнения по собственной воле не откажешься, все живы будут, а коли отказаться вздумаешь, тут весь их род и зачахнет.

− Чей − их? − не поняла я.

Бабка странный пасс рукой сделала, и весь мир вокруг словно застыл. Даже пёрышко, что летело… в воздухе зависло. Я же в шоке озираюсь по сторонам, ничего не понимая.

− Это ж магия! − против воли восклицаю.

А ведь магия у нас под запретом строжайшим. У богатеев правда есть всякие магические штучки, ещё в древности заговорённые, но они дороже золота стоят. А за использование магии в чистом виде казнь уже много столетий как введена. Считается, что искоренили это зло. Ан нет, оказывается.

− Может и магия, да никто того не заметит, а ты не скажешь, − отозвалась старуха. − Так вот, к вопросу твоему: не родня они тебе. Подкидыш ты. Далеко да высоко кровинушки твои, но в тебе тоже магия есть, вот пробудишь её и найдёшь, что судьбой предсказано.

Смотрю на неё как на малахольную. Вот и что она лопочет? Сама-то понимает, интересно? Магия! Во мне?! Ух, и насмешила бабка! Хотя… насчёт того, что неродная я им, у меня и самой думки были. Уж больно не похожа. Но иной родни я не ведала, так что какая есть. И так боязно: что ж ведьма затребует в итоге за их жизни?

− Не ведьма я, − ощерилась в щербатой улыбке старуха.

Ох… она что, ещё и в голову мою забралась? А та − усмехается только, вот и гадай теперь: да аль нет?

− Мамочка… − как-то совсем уж жалко проблеяла я и уставилась на старуху в ожидании поручения, противоречить ей и мысли не было, мало ли какую гадость учинить решит.

− Чётких инструкций не жди, − вмиг посерьёзнев, произносит, а я голову ломаю: что это за «инструкции» такие? − Ох и дикий народ здесь, − явно вновь угадав мои мысли, вздыхает. − Сколько живу, а привыкнуть никак не могу.

Хм… а я сколько себя помню, столько матушка Катиона народ и врачевала. Никогда б не подумала, что не местная. А оно вон как, получается!

− В общем, сила твоя проснётся скоро, в полнолуние, но лишь отчасти. Полную обретёшь лишь свою вторую половинку разыскав, − говорит. − Вот тогда-то и сумеешь поручение моё выполнить.

− И какое же? − для приличия интересуюсь, с горечью осознавая, что никогда этому не бывать. Ну какая у меня может быть вторая половинка, если мужики на меня только слюни издали пускают, а стоит приблизиться, тут же прочь шарахаются.

− Освободить наше королевство от гнёта Артемилиана.

− Что? − решив, что ослышалась, переспрашиваю.

− Свергнуть императора… Уговорить его вернуть престол королевской династии… Убить в конце концов.

− Что-о-о?! − выпучила глаза я.

− Ты меня услышала, − отвечает. − Знала б, что это тебе не по силам, не заставила бы делать. Управишься, будут они, − её взгляд скользнул по замершим малышам, − здравствовать да как сыр в масле кататься. Нет… ну, на нет и суда нет. Что тогда будет, думаю, помнишь.

Киваю − мол, помню, как уж не помнить-то? Вот только где я, а где император? Да ещё и эта вторая половинка. Где ж я найду её? И про необходимость денег на налоги набрать забывать не стоит, иначе… а ещё и мамка лежит, и хозяйство сейчас всё на мне. Ух… Даже думать не хочется.

− Да ладно тебе, Лейнара, − неожиданно мелодичным и молодым голосом произносит старуха, и в её исполнении моё полное имя как-то странно на слух воспринимается, словно я не дочь мельника, а леди какая-нибудь. − Я ж тебе не месячный срок поставила, а так-то точно управишься рано или поздно. И о деньгах, что Фролу отдать надобно, не печалься. Будут они, куда ж им деваться-то от судьбы. Матушка их, − кивает на малышей, − едва оправиться успеет, и деньги сами к вам придут.

Взмах руки, и пёрышко продолжает падение. Ничего не заметившая малышня хнычет, забившись за лавку у крыльца. Старушка, не простившись, ковыляет уже в сторону дороги. А я так и сижу, словно пыльным мешком пришибленная. Вот уж задала старая ведьма загадку. Как теперь родных от лихой судьбинушки уберечь? Ясно же − никакой второй половины не найду и императора не свергну. Да ещё и про силу какую-то упомянула, типа в полнолуние появится…

Минуло уже три дня к тому моменту, как мама впервые самостоятельно смогла выбраться на улицу. Тяжко мне было одной по хозяйству всё это время вертеться.

− Ма-ам, − в очередной раз припомнив разговор со знахаркой, не выдерживаю я. − Скажи… только честно, ладно? Я вам не родная?

− Что ты такое говоришь, доченька? − встрепенулась она.

− Ну сама-то посмотри, малые все в вас. Глаза зелёные − папкины, волосы огненно-рыжие − в тебя, ну и комплекции некрупной, а я в кого такая здоровенная лошадь уродилась? И глаза что вода прозрачные, и… в общем, расстройство сплошное.

− Ты на себя напраслину-то не наводи. Девка ты видная. А что не похожа… Бывает так, доча, − пожимает плечами мать, а мне обидно становится, что не желает правду говорить, а уж что-что, но ложь я за версту чую. − Катиона тебе что-то нашептала, да? − вопрошает. Киваю. Вздыхает мать, и начинает недолгий рассказ: − Мы с твоим… с моим мужем только-только в новых землях обживаться стали, он в лес за хворостом как-то раз пошёл, а вернулся… с тобой.

Молчу. Осмыслить услышанное пытаюсь. Нет, не то, чтобы я удивилась. Но одно дело догадываться или от ведьмы услыхать, а другое − от матери.

− Крохой ты совсем была. Месяца от роду не было. Мы в этих землях чужаками ещё были, несколько дней как пришли. Никто, окромя графа, и не знал, что мы здесь поселились-то. Вот и выдали тебя за своё дитя, люди-то и поверили.

− Ты не выяснила, кто мои настоящие родители? − интересуюсь, а самой даже стыдно становится, словно этими словами отрекаюсь от тех, кто кров дал да вырастил.

Если она и обиделась, то вида не подала, лишь плечиками передёрнула и головой покачала, мол, нет, не нашла. А может и не искала? Вот только переспрашивать у меня язык не повернулся.

Неделя пролетела в суете как один миг. Мама уже поправилась, по хозяйству вовсю хлопочет, вот тут я и поняла − тянуть дальше никак нельзя, иначе без крыши над головой останемся. Всю ночь я вертелась, места себе не находила: как из дома-то отпроситься? Ведь и полнолуние уже не за горами. Ну не рассказывать же обо всех напастях. А деньги-то обещанные всё никак сами приходить не желают, вот и что делать?

− Кстати, а чем ты с матушкой Катионой-то расплатилась? − словно мысли мои угадав, молвила мать за завтраком.

− Обещание она с меня одно взяла, − отводя взгляд, говорю.

− Ох… − только и выдохнула мама, да за сердце схватилась.

− Ты не волнуйся так, ничего страшного. В услужение к ней пойти обещала, − на ходу соврала я. Хотя почему соврала? Доля правды в моих словах есть. Услугу обещала? Обещала. Значит в услужении.

− Добро ли девке к ведьме в дом идти, − вздыхает. − Кто ж потом тебя в жёны-то взять решится…

− Ой-ё-ой… Можно подумать, сейчас женихи нам пороги обивают, прям-таки проходу мне не дают, − фыркнула я, припоминая, куда мне пойти придётся, если те сказочные деньги к нам сами не придут.

− Ну не век же такому быть, − пригорюнилась мать.

− Истинно говорят: материны глаза слепы. Вот и ты не желаешь замечать, что никому я тут не надобна, а там… кто ж знает? Авось с мужем вернусь?

− Дай-то боги, доченька, дай-то боги, − смахивая скупую слезу, шепчет женщина. − Когда собираешься-то?

− А вот прямо сейчас и пойду, − не желая затягивать прощание, отозвалась я.

Нелегко прощаться было, но и выбора у меня нет. Вышла из дому, на душе грусть-тоска из-за расставания с родными. Как там матушка одна со всем управляться будет? Но делать нечего, обещала свершить несвершаемое, вот и пойду удачу искать, авось да повезёт. Не зря ж ведьма сказывала, что не поручила бы задание, не будь она уверена, что справлюсь.

Хотя и про деньги она зарекалась, мол, появятся, а вот нет их, а как раз их-то первым делом найти и надобно. Дай-то бог, чтобы матушка про позор мой не прознала, ей после болезни лишние волнения ни к чему. Одна надежда − где-то там друг мой сердечный, может он и есть та самая вторая половинка? Не зря ж свататься когда-то хотел.

По обыкновению, если кто-то в дальнюю дорогу собирается, то на порог его не провожают, а то дороги назад не будет. Так и сейчас, распрощались в доме, и вот уже стою я во дворе. Кинула последний взгляд на родную халупу, поклонилась на прощание родной мельничке-кормилице.

− А хозяюшка где? − раздался из-за спины знакомый мужской голос.

Оборачиваюсь. И чувствую, как щёки жарким румянцем заливаются, а ноги-предательницы вот-вот подогнутся. Стоит возле нашей калитки друг мой сердечный, тот самый, о котором только что вспоминала. Возликовало всё в душе: вот и решилась одна из задачек. Он же ещё три зимы назад, слухов не боясь, свататься хотел, да увы, не успел. Забрали его за долги семейные в гладиаторы. Так и не сложилось у нас тогда, а теперь вот пришёл.

А как заматерел-то! Любо-дорого посмотреть. Вытянулся больше прежнего, в плечах раздался, в волосах серебрятся пряди ранней седины. Видать, потрепала его жизнь. Но ему идёт. Хо-о-оро-ош, м-да-а…

− Лея, − смотря своими зелёными глазищами в самую душу, шепчет он.

− Рен… − выдыхаю. − Как ты… здесь-то?

− Долг пришёл вернуть, − молвит и неожиданно отводит взгляд.

− А-а-а… − с тоской вздыхаю, надеялась-то услышать, что откупился он да за мной пришёл. Вот так надежды и крушатся. Ни звона, ни осколков тебе, только боль в груди, и глаза защипало. Нашла, называется, вторую половинку, не отходя от дома. Одной проблемой стало бы меньше. Ан нет. Хотя… − Долг?

− Да. Вот. Тут тридцать пять золотых, − отвечает, а я голову ломаю: это когда же он столько задолжать нам успел? − Выкупила меня вдова герцога Евлентия.

− Кто? − не поняла я.

− Леди… − он запнулся на полуслове, но продолжил: − Вдова герцога Евлентия Велонширского, − а сам всматривается в моё лицо, словно ищет в нём что-то, а мне… мне бы в чувствах собственных разобраться.

− Зачем выкупила? − прищурилась я, уже подозревая, что ответ мне не понравится. − И мы к этому каким боком? Что за долг-то такой?

− Ну-у-у… не знаю зачем, − ускользнул от необходимости пояснять. − Вот я… и это… ну-у-у… В общем, решил, коли не смог тогда мужем стать… я ж слыхал про горе ваше… про батю твоего…

Сердечко аж выпрыгивает из груди, бьётся где-то в горле. Значит, неправильно я всё поняла. Не забыл он обо мне, на арене богами проклятой кровью да потом обливаясь. Неужто всё-таки свататься будет?!

− Так вот… сказал, мол, долг у меня перед вами. Вот леди и отсыпала денег, велела отнести… − он замялся. − На вот. Думаю, в хозяйстве не помешают.

Внутри всё закипело вмиг. Откупиться вздумал! Гад. Сволочь! Да я ж… А вот что я-то? Деньги нужны? Нужны. Хотела их найти? Хотела. Так чего ерепенюсь, коль они сами в руки идут? Чай и так давно надежду потеряла, да по сути засватанной-то так и не была. Поняла я всё: и зачем он герцогине надобен, и почему ко мне в дом заявился. Не без труда, но внутренний огонь погасила. Деньги приняла.

− Уходи, − говорю, ощущая, что в любой момент опять сорвусь и рычать начну, аки дикий зверь.

Отвернулась я, слёзы непрошенные скрывая, и замерла, ожидая − вот сейчас лягут сильные мужские руки на мои плечи, обнимет, покается. Ан нет. Ушёл, ни единого слова не молвив. Усмирила я выскакивающее из груди сердечко, слёзы вытерла да вернулась в хибару.

− Что ж ты воротилась-то?! − всполошилась мать. − Примета ж дурная, пути не будет…

− Вот, − протягиваю ей деньги.

А та за сердце схватилась и с места сойти не может.

− Откуда ж это столько-то?

− Где было, там уж нет больше, − не желая вдаваться в подробности, отвечаю. − В тот день, как тебя змея укусила, Фрол приходил.

− Да никак ты матери соврала, да сама к этому ироду бегать повадилась? − побледнела она.

− Нет, мама, − грустно вздыхаю, думая, что может так бы оно и проще было бы. Пусть мерзок Фрол, но хоть бы душа не болела. − Не его это деньги, но ему отдать тридцать золотых надобно.

− Что ж так много-то… − воззрилась на меня мать, словно я чудо какое заморское.

− Мне то не ведомо, но сказано было: не отдадим в срок, отберут и дом, и мельницу.

− Ох… − только и смогла выдохнуть она, но за деньгами всё же потянулась. − Когда ж срок-то?

− Полтора месяца осталось, − отвечаю. − Так что спрячь. Не дай бог в холодную пору вас со двора погонят. А так… так спокойна буду. И не спрашивай, где деньги взяла, − заметив немой вопрос в её глазах, предупредила я. − Вот теперь пойду, с чистым сердцем.

Глава 2 Напрямик ближе, а кругом-то скорее!

Не будите во мне зверя, а то проснётся… и ничего не сделает, гад!

Снова распрощалась я с родными, вышла за порог. Оглянулась по сторонам. Да и пошла полем-лесом. По дороге уходить совсем не хотелось. Только досужие взгляды притягивать. Да и вообще нашу семью так любили в селе, что ненароком могли и камнями забросать. А после встречи с Реном и расставания с родными на душе и так пакостно, так что как-нибудь без колкостей от сельских кумушек обойдусь лучше.

Бреду. Куда? Сама того не ведаю. С того дня, как матушка Катиона у нас побывала, чего я только не передумала, но ничего дельного так и не измыслила. Знала лишь, что первым делом денег добыть надобно, а там уж как путь-дорога ляжет.

И вот теперь всё внезапно изменилось. Благо от судьбы чести лишиться за деньги боги миловали. Значит, пойду, куда ноги поведут, а там, в чужих-то краях, кто знает, что меня ждёт? Может, боги будут милостивы, и сдюжу я задачку ведьмину выполнить?

Иду себе, а мысли знай к Ренару возвращаются. Вольный он теперь, да не мой. Чует, поганец, вину за собой. У нас же не так, как в соседних королевствах некоторых, где сосватать − полдела, а жениться можно и передумать. В нашем родном Ардоне испокон веков сватовство да помолвка сродни свадьбе, опосля него мужчина уже не женихом, а мужем считается, да к жене в дом уходит. Вот он и понимает, что позор на мою голову накликал, ведь в селе многие знали, что он свататься собирался. Теперь вот даже денег приволок. Откупиться решил. Интересно, неужто совесть совсем не мучит?

Хотя это само по себе чудо. Паршивое, конечно, такое чудо, но какое уж есть. Может, и ещё какое чудо случится, да вторую половинку найду? Коли моя старая совсем чужой половинкой стала. А там уж и по императорскую душу можно собираться. Что изначально бред и сумасшествие. Кто ж меня к нему подпустит-то? К самому императору-то. Даже подумать о том смешно!

Так до вечера в раздумьях и блуждала. А в лесу-то красиво, оказывается! Это раньше недосуг мне было без дела шляться да по сторонам пялиться, теперь же глазей не хочу. Правда заплутала я, кажется. То речка, то ручей полноводный на пути встретится, то болотце. Пока обойдёшь, если это возможно, а коль нет, так ещё переправу искать надобно. Даже и не ведаю: где ныне дом мой? Позади ли? Вот уж и солнце к горизонту клонится. Надо б на ночлег обустраиваться.

Собрала хворосту, достала огниво. Запалила костерок, не столько для согрева, сколько зверьё лесное отпугнуть. Помнится, батька, когда жив ещё был, сказывал, мол, нет для дикого зверя ничего огня страшнее. Набрала лапника, бросила сверху плащ − чем не ложе? Растянулась блаженно. Хорошо-о-о-то ка-а-ак… Вот вроде как я к тяжёлой работе привычная, а целый день без остановок почитай протопала, и ноет всё тело, ноги гудят, будто не девка молодая, а бабка древняя.

О-о-о… а вот и луна-красавица на небо взбирается. Круглощёкая, румяная, на днях в силу войдёт − полной станет. Вот уж нечисти раздолье-то будет. Поговаривают, ведьмы в это время на мётлах летать могут, а некоторые в зверьё перекидываются даже! Только мне-то что делать?

По-хорошему, убраться бы из лесу подобру-поздорову. А коли правду матушка Катиона поведала про магию? Ведь про деньги как есть напророчила. Может, во мне действительно что-то проснётся? А будь я в селении, не дай боги выдам себя чем-то. На плаху-то ой как не хочется. Магия-то у нас под запретом строжайшим, может ей кто и владеет, как та же Катиона, да прячут свои способности от греха подальше.

А тьма тем временем сгущается, да холодать начинает. Костерок-то хиленький вышел, а больше если подброшу, так весь хворост враз и спалю. Вот и мучаюсь, уж и клубочком свернулась, пытаясь дрожь унять, то ли от холода, то ли от страха. В небе звёзды горят, да луна всему миру улыбается, а ко мне туман лапы тянет. Где-то звуки какие-то странные раздаются. То скрип, то скрежет. Может, нечисть раньше времени выбралась да закусить девкой приблудной вознамерилась?

Тут же вспомнились страшилки всякие, что порой, когда я плохо себя вела, батя мне на ночь сказывал. И совсем нехорошо как-то сделалось. В каждом шорохе приближение вурдалака какого-нибудь мерещилось. А туман кажется вовсе не бестелесным и бесформенным, да вовсе и не туманом даже, а призраками душ неприкаянных, что пришли за мной, чтоб с собой забрать в проклятые края…

До рассвета так глаз сомкнуть и не смогла. Хворосту, как ни берегла, всё одно до утра не хватило. В итоге продрогла до костей, извелась вся, к каждому шороху прислушиваясь. И поплелась дальше, от души проклиная тот миг, когда решила идти не дорогой, мимо сёл и деревень, а лугами да лесами, поодаль от любопытных глаз.

Иду. Конца и края этому лесу нет. Тишина угнетающая какая-то вокруг, даже птицы не поют. И вдруг…

− Тр-р… Хр-р… − треск и хруст где-то сбоку заставили замереть на месте, затаив дыхание.

Стою, боясь шелохнуться. Вслушиваюсь. И ничего. Тихо. С той стороны, откуда звук шёл, ель здоровенная разлапистая стоит, а что там под ней скрываться может, одним богам ведомо. Бежать бы мне, а боязно − вдруг кто-то со спины нападёт? По телу уже не мурашки, а мурашищи табунами ползают, и зубы-предатели начинают дробь отбивать. Привалилась спиной к стоящему позади меня дереву, так всё поспокойнее, хоть оттуда никто неожиданно не схватит.

− Хр-р-р… − раздаётся вновь.

Сердце сжалось, а ноги дрогнули, да и осела я на землю. А глаза-то закрыть страшно было. Съезжаю вдоль ствола вниз, и моим глазам постепенно обзор под елью открывается…

− Да чтоб тебя, − вырывается гневное, − демоны сожрали!

А когда под первые же звуки моей гневной речи виновник всей этой до ужаса нелепой сцены прижал длинные уши и рванул прочь, сверкая светлыми, пушистыми пятками, меня буквально наземь повалил истерический приступ смеха. Ненормальный − до икоты, до судорог.

Это ж надо до такого докатиться? Зайца испугалась! Вот позорище-то. И тут меня привлёк какой-то странный блеск как раз в том месте, где совсем недавно сидел, прижав уши, страшный зверь. Встаю кое-как, живот до сих пор от смеха сводит, и улыбка глупая с лица не сходит. Приподняла еловую лапу, а там, на торчащей из-под земли коряге, висит цепь массивная с кулоном из неведомого мне прозрачного голубовато-зелёного камня. Потянула я вещицу и услышала до боли знакомое, заставившее вновь согнуться в хохоте:

− Хр-р-р…

Покрутила, повертела вещицу, да на шею-то и повесила. Небось, дорогая она, боязно как-то в кошель класть, а ну как где выроню по недогляду? На шее-то надёжнее, а бояться, что увидит кто, мне незачем − одета я по-простому, по-деревенски: в порты свободные холщовые да рубаху длинную, верёвкой подпоясанную. Чай не городская барышня-белоручка, что в платьях разгуливают, юбками шурша. Да и нет у меня платьев, если честно, и не было никогда. Роскошь это и баловство! Благо ворот на рубахе принято скромный шить, вот за ним-то находку я и припрятала от любопытных глаз подальше. Заодно отдышалась и потопала дальше.

К полудню вконец из сил выбилась. И поняла − если моё чудо где-то и бродит, то явно не в этом лесу. Упала я на какую-то кочку, не в силах ничего сказать, глянула чуть вперёд, да так и обомлела. Под деревом навалена куча до боли знакомого основательно примятого лапника, а рядом и пятачок выжженный темнеет.

− Это что ж получается-то… я ещё и кругами хожу? − бурчу себе под нос, но ответить, ясное дело, было некому.

Перебралась на давешнюю лежанку. Костёр решила не запаливать, всё ж таки день на дворе. Перекусила, да и прилегла вздремнуть. Не век же плутать? А разбудил меня какой-то далёкий плач. Или почудилось? Прислушиваюсь. Вроде никого не слыхать. Наверное, сон это был, но оно и к лучшему, что разбудил, иначе дотемна бы проспала, а мне ещё выбираться надобно.

Встала, потянулась. Окинула взглядом полянку, припоминая: сюда я утром ушла, оттуда днём обратно приплутала. А пойду-ка теперь во-о-он в ту сторону, вроде бы там я ещё не была.

Сил после сна поприбавилось, даже настроение улучшилось. Иду. Любуюсь красотами. Птичьей перекличкой заслушиваясь. Уже в сумерках… едва не вывалилась на очередную полянку, но что-то словно остановило. Присматриваюсь. Так вот же, в траве, не тропа, а дорога торная! Вроде бы радоваться надо − коли дорога хоженая, значит люди рядом. Ан нет. Что-то не радует близость людская.

На удивление быстро смеркается, вот уж и луна, полнее некуда, на небо вышла. Не по себе как-то стало. А если сейчас магия-то проснётся, что делать буду?

И вдруг чую: все звуки стали… громче, что ли? Чётко различаю − во-о-н там, под сосенкой, мышка скребётся. А под тем дубком жук в листве копошится… Мир наполнился жизнью. Отовсюду доносились поскрёбывания, попискивания, шуршание, хруст, но страшно не было.

А следом ещё и с носом что-то случилось. Я начала отчётливо различать доносящиеся отовсюду запахи. Там листва в куче преет, тут грибница явно, а здесь… чьим-то страхом пахнет! Не знаю, как это объяснить, но чувствую. Если верить обострившимся ощущениям, то были здесь двое: большая кошка и человек. Вот только чей был страх, никак не пойму. Но любопы-ытно-о-о…

Тем временем тьма отступает. Словно бы не ночь на дворе, а пасмурный вечер, хотя небо-то чистое, вон они, звёзды да луна. Краем сознания понимаю − что-то неладное со мной происходит, но настроение шко-о-одное, прям как в далёком детстве. Хочется бегать, прыгать, ну… или учудить чего-нибудь.

Да только что тут натворишь-то, коль селений поблизости нет? «Сделала себе пакость, вот и сердцу радость?» − как-то это не звучит, вот если бы соседу, то это − да! Только где их, соседей тех, в лесу-то сыскать? Но ничего… мне и так хорошо! К дереву подскочила, на веточке повисла, подтя-я-янулась, забралась. Красота-а-а… Так и хочется закричать: «Йо-ёхо-хо-о!!! Угу-гу-у-у!!! Высоко сижу-у, далеко гляжу-у-у!!!»

Казалось бы, странно это всё, а мне хорошо-о-о… Все беды и проблемы померкли на фоне внезапно нахлынувшего порыва детского, беззаботного счастья. Общую картину лишь отголосок чьего-то страха портит. И главное, чую − свежий он, страх тот.

Не выдержала, сверзилась с дерева. Подхожу ближе, припадаю на четыре… эм… на колени да локти. Принюхиваюсь. А ведь действительно, совсем недавно человек и животное были здесь. Вон и след на листве ещё свежий. Придавленные травинки до сих пор стремятся расправиться. Так, на четвереньках, и ползу, всматриваясь да принюхиваясь. Покамест в тропку, ранее запримеченную, носом не уткнулась, не остановиться было.

Замерла. Озираюсь по сторонам. Здесь, на полянке, ветерок гуляет. Он же человеческий да конский дух откуда-то приносит. Неожиданно в моих ушах… или в голове? Не суть. Слышится плач. И столько тоски, боли и беспомощности в нём, что душа наизнанку выворачивается, а сердце кровью обливается. Шальное опьянение отступает. Встаю и, забыв о своих прежних опасениях, иду на зов.

Вот уже из-за деревьев и свет в оконцах проглядывает. Ага, избушка. Прислушиваюсь. Присматриваюсь. Сруб хороший, основательный, изнутри ни звука не долетает. А в сараюхе, что за домом стоит, кони всхрапывают. Но плач, как назло, затих, и откуда он был − неведомо.

«Вот и где тебя искать, горе ты моё плаксивое?» − мысленно шепчу, и в ответ, словно услышав, раздаётся тихое то ли мяуканье, то ли поскуливание.

Подбираюсь к самой избе, проскальзываю вдоль стен, наклоняясь, чтобы свет из окон на меня не упал. А-то вдруг внутри кто-то глазастый окажется? Мне лишние встречи ни к чему. Думы думами, а тем временем глаза выхватывают прикреплённые к одной из стен сараюхи клети. А в одной из них…

Дыхание от возмущения сбилось. Руки странно напряглись. Пальцы воздух пожимают, ни дать ни взять как кошки порой делают, но мне не до этого. Там моя цель, это я уже не только чувствую, но и вижу вполне отчётливо в лучах света, сочащегося из окон избушки. Вот и как подобраться незаметно?

Вновь упала на четвереньки. Ползу, припадая к траве. На границе со светом замерла, всматриваясь. А из клетки на меня взирают янтарные глазки. И столько в них надежды, что я чувствую: не смогу уйти отсюда, пока рысёнка не освобожу.

Благо клетка не на замке, петелька наброшена да колышек всунут. Вытащить недолго, успеть бы смыться подальше, прежде чем пропажу обнаружат. Одно хорошо − собак здесь нет. А то бы ни за что укрыться не удалось бы.

Прислушалась. Тихо. Собралась с силами. Рывок, и я возле клети. Рысёнок прижал мордочку к дверце, взирает на меня с надеждой. Уверенными движениями выдёргиваю клинышек, аккуратно, стараясь не шуметь, снимаю петельку, приоткрываю дверцу, и пушистая тень молнией проносится мимо, ускользая куда-то в ночь. Обидно немного. Ни спасибо тебе, ни…

Как назло, в этот миг от сеней дома слышится скрип половиц. Вот же демоны! Совсем не ко времени кого-то несёт. Быстро закрываю клеть, отскакиваю за сараюху. Упала в невысокие кустики, травкой притворившись. Лежу, дышать боюсь. Куда только и подевалось былое бесшабашное настроение. Дверь скрипнула, выпуская кого-то на улицу. Шаги, будь они неладны, в мою сторону явно.

Замерла. Кажется, даже сердце биться перестало, когда из-за угла появился мужской силуэт. В голове испуганной птицей бьётся мысль: «Беги! Тебя заметили!!!», − но тело словно занемело, не в силах шелохнуться. А мужик потоптался чутка, замер, будто прислушиваясь, да и вытянул своё тщедушненькое «достоинство» со словами:

− Дура-баба! Не знает, какого счастья лишается…

Округу окатило запахом перегара. И весь страх как рукой сняло. Как не заржала я в голос, сама не пойму. А горе-любовник, отвергнутый неведомой бабой, поструячил в уголок да и поплёлся назад, ворча что-то о больно уж разборчивых…

Переждала чуток, пока в сенях всё затихнет, и рванула прочь от источника не самых приятных запахов. Проскользнула вновь возле дома, выскочила на торную дорожку. Оглянулась по сторонам, в надежде узреть спасённого рысёнка, но его и след уже простыл. Бегу. Куда б тропка ни привела, лишь бы подальше от той избы очутиться.

Тропа всё шире становится, лес вокруг уже обступил. Издали слышится приглушённый расстоянием лай собак. Не погоня, нет. А обычный брех цепных псов. Значит, село рядом.

Прибавляю ходу. От минувшей эйфории и следа не осталось, чего об усталости сказать нельзя. Все мысли сосредоточены лишь на том, что где-то там… даже если в дом не пустят, то есть же сеновалы. Вот где отоспаться вдоволь можно будет.

Вошла в селение и ошалела. Это ж надо было двое суток блуждать, чтоб к ближайшему от мельницы посёлку выйти? Малой-то мой туда и обратно, напрямки, за пару часов оборачивается, а по дороге, в обход получается, тогда столько же в одну сторону тратить приходилось, но двое суток? Талант у меня, однако…

Истинно говорят: "Напрямик ближе, а в обход быстрее!"

Глава 3 Добрая слава бежит, а худая − летит

Память у меня девичья. Отомщу и забуду. А потом ещё, ещё, и…

Иду по селу. Как назло, во всех окошках тьма кромешная. И вдруг слышу − заскрипели в одном из домов половицы, замерцал в окне лучик света. Бегу туда что есть сил, надеясь на мягкую постель. Вот уж и дверь распахнулась, на пороге тётка какая-то показалась.

− Здравствуй, хозяюшка, на ночь не приютишь? − окликаю её через изгородь.

Да вот только реакция у неё странная какая-то. Встала как вкопанная, подслеповато вглядываясь в меня, осенила себя святым кругом, да и бросилась назад в дом с воплем:

− Вайи-те тошно… мельничиха-ведьма по наши душеньки пожаловала-а-а…

Заскрежетал запираемый изнутри замок, а в соседних домах, словно по приказу, свет позажигался. М-да уж, поспала на мяконьком, ничего скажешь. Пробираюсь обратно к краю посёлка. Едва не стелюсь тенью вдоль заборчиков. Дошла до одного из домов, где свет так и не зажёгся, и собаки не залаяли. Пробралась во двор. Прислушалась. Никого. И не успела залезть на сеновал, как провалилась в мир грёз.

А какие сновидения мне виделись… Ух! Жила я там не в халупе при мельнице, а в самом что ни на есть настоящем замке! Со слугами, садовниками, кухарками и прочей челядью. Одежды носила из тканей заморских, да фасонов таких, что словами не описать, но красивые они были, с этим не поспоришь.

Всё вокруг дивным было. И сад возле замка… По сути, никакой он и не сад, а лес с аккуратными лужайками да забавно подстриженными деревьями и кустиками. И мосточек через ручеёк неширокий, всего-то в один шаг, а какие на том мостке поручни замысловатые − ажурные, я аж засмотрелась.

Ещё мне бал привиделся, прямо как в сказке: дамы в роскошных нарядах блещут драгоценностями, стараясь превзойти друг друга в этом блеске. Кавалеры в щеголеватых одеяниях, а на шляпах перья невиданных птиц. И да… магия! Та самая, запрещённая некогда магия повсюду! Вот, к примеру, светильники − по хлопку в ладошки сами включаются! Замок каменный, а внутри тепло − повсюду камины, а в них заговорённые ещё в древности огненные камни.

А ещё… ещё видала я в том сне Ренара. Разодетый весь, идёт под ручку с какой-то расфуфыренной седовласой кралей. И никого почему-то не смущает, что спутник этой даме во внучки больше подходит, нежели в кавалеры. В какой-то миг наши взгляды встретились, и…

Я проснулась. Вот так всегда! На самом интересном месте. Причём по абсолютно банальной причине: в нужник потребовалось отлучиться. Да только так мне тепло и уютно было, что вроде как и сон уже отступил, и нужда поджимает, а вставать та-а-ак не хо-о-очется…

Потянулась сладко. Чувствую, меня что-то или кто-то мягко в грудь пихнул. Открываю глаза… Возле моего лица сверкает клыками разверзверстая пасть! Внутри всё вмиг как-то опустилось. Сердце остановилось, пропустив удар. По спине мурашки как побежали, так и замерли где-то возле позвоночника. А пасть выпростала длинный трепещущий язык, зевнула, да и захлопнулась, клацнув зубами.

Ма-амочка родная… Дышать даже страшно. Стоило клыкам скрыться из вида, и в меня вперился взгляд янтарных глаз. Внимательный и какой-то… разумный что ли? Рыська! Та самая. Ещё не взрослая, но уже и не котёнок, вон ушки какие большие, такие в переходном возрасте у кошек бывают. А рыся тем временем вновь потянулась к моему лицу. Лизнула в нос. И отстранилась, озадачено склонив головку набок, словно наблюдая за моей реакцией.

Так. Есть меня вроде бы не собираются. По крайней мере − пока. Страх начал отступать, отозвавшись запоздалой дрожью во всём теле. Большая кошка по-прежнему лежала рядом, растянувшись во весь рост, и с любопытством наблюдала за моим лицом. Что ей там, интересно, виделось?

− Привет, потеря, − тихо шепчу, надеясь, что эти невинные звуки не вызовут агрессии у животного. − Ты меня есть не будешь?

Ей богу, последовавшая реакция могла означать лишь одно: «Ты что − дура?» Рысь отвела голову чуть подальше, словно пыталась переместить её на спину, но подбородок при этом опустила. В итоге вот так, исподлобья, окинула меня оценивающим взглядом. То ли определяла мою гастрономическую ценность, то ли умственные способности?

Не успела я расслабиться, а рысь потянула меня за ворот рубахи, едва не порвав. Лежу, с ужасом жду продолжения. Её горячее дыхание обожгло шею, и я ощутила прикосновение чего-то шершавого. Мурашки на спине вновь ожили и табуном ломанулись к шее. А эта зверюга подалась вперёд, скользнула зубами по ключице, и тут же её голова вынырнула из-за ворота, осторожно придерживая в зубах кулон.

Хм… странная какая-то рыська.

− Нравится? − пытаюсь как можно беззаботнее улыбнуться ей и подавить страх.

А рыська разжала зубки, положила мордочку на одну лапу, а второй по вывалившемуся из-за ворота кулончику «шлёп», и следит глазками за его покачиванием. Опять «шлёп»…

И тут я вспомнила о том, собственно, из-за чего проснулась. Вот только никаких позывов по естественной надобности больше не ощущалось, и это рождало дурные предчувствия. Какое позорище-то, если я от страха штаны обмочила. Как теперь с этой печатью позора посередь бела дня из села выбираться? Мало мне того, что в мою сторону и так все пальцами тычут да ведьмой кличут.

Осторожно вытянула руку, не прекращая наблюдать за животным, но зверюга и усом не повела. Знай себе играется с кулоном. Я тем временем ощупала штаны и вздохнула с облегчением. Пронесло. Сухо. Видать, от пережитого страха необходимость в мелких житейских надобностях временно отпала. Что и немудрено. Спросонок такое увидеть! Вот уж и врагу не пожелаешь. В жизни так не пугалась. Вчерашнюю историю в лесу даже вспоминать не хочется. Как ещё заикой-то не стала?

Лежу. Да и как встать-то, если такая тушка придавила? Шевелиться-то боязно, не то чтобы спихнуть её с себя. А эта кошатина, по всей видимости, вполне довольна своим положением, кулон, видать, ей наскучил, теперь знай себе намывается. Полижет лапу, да за ухо её. Раз, другой, третий. С чувством, с толком, с расстановкой. Основательно она к этому делу подошла. Вон аж жмурится от удовольствия. И конца и края этой банной церемонии нету, а меня опять поджимает по естественной надобности. Вот и что делать?

− Маленькая, уходить отсюда надо бы, − тихо бормочу, не особо надеясь на какую-либо реакцию. Но рыська тут же ушки навострила. Взглянула на выход с сеновала, на меня, обратно на выход, и… кивнула! − Эм… − только и смогла выдохнуть я, решив, что мне явно почудилось. Ан нет. Она мягко приподнялась, потянулась всем телом и соскользнула вниз, выжидающе глянув на меня. − Иду, иду… − бормочу я.

Спрятала кулон от чужих глаз подальше, начинаю сползать с сеновала. И вдруг кошка замерла. Ощетинилась. Рыкнула коротко да и спряталась куда-то в сено. Тут же послышались приближающиеся шаги, скрип открываемой двери. Ворвавшиеся с улицы косые солнечные лучи ослепили на мгновение. Но я всё же сумела различить на пороге смутно знакомый мужской силуэт.

− Ух! Вот так удача-то!!! Гы-ы-гы-гы-ы… − отравляя окружающее пространство перегаром, загоготал незваный гость. − Говаривал Фрол, что ведьмачиха младшая в таверну на тракт подастся… Я ж прям хотел наведаться… А ты сама в гости пожаловала… − говоря это, дверь он прикрыл, да за шнуровку на штанах взялся, а глазки при этом ни дать ни взять как у того самого Фрола − маслянисто поблёскивают. − Иди ко мне, девонька. Ох, не пожалеешь!

Меня аж передёрнуло от омерзения. С пьяной головы мужичонка в шнуровках запутался. Я ж добрая по натуре, даже посочувствовать немножко успела: вот как прижмёт его по нужде, вот где беда-то будет! Да только мысли эти о собственной надвигающейся беде напомнили. И если этот гад плешивый с дороги не уберётся, не миновать мне позора. Не хватало ещё и таких сплетен.

Оглянулась по сторонам − чем бы отбиться от похотливого самца. А вот же, вилы торчат… Только до них добраться ещё надобно, а этот гад уже со штанами почти совладал. Достоинство своё недоделанное на всеобщее обозрение вывалил да ко мне шаг сделал. И вдруг…

Из своего укрытия выскочила, словно рыжая молния, пушистая тень, да как хапнет его за лодыжку. Захрипел мужик, оборачиваться начал, желая понять, что происходит, да в штанах-то и запутался. Шмякнулся оземь, головушкой буйной дверь распахнув. Рыська тут же наружу выскочила. Я за ней. Вот только одна беда − запнулась обо что-то мягкое и явно живое, потом ещё раз… и ещё.

− Стерва… − воет мне в спину промеж стенаниями вмиг растерявший былую самоуверенность голос. − Ведьма проклятущая…

Хоть бы новое что для разнообразия сказал. Но думки думками, а я знай себе драпаю. Огородами, полем, и только в лесок заскочив, вспомнила о былой надобности, да под кустик присела. Заодно и передохнула.

Сижу, вспоминаю минувшее приключение, и улыбка на всё лицо растягивается. Надеюсь, я не слишком сильно горе-любовничка покалечила. Но ближайшие пару недель он явно ни перед кем своим сомнительным достоинством трясти не будет. Вернее, будет он над ним трястись, холить и лелеять болезного.

Кстати, рыська-то тут как тут. Никуда не сбежала. Стоит в сторонке, с лапки на лапку переминается, явно в нетерпении. Хотя права зверюха, валить надобно отсюда, и чем дальше − тем лучше, да поскорее.

Боязно вновь в лес-то углубляться, и так уже без малого двое суток проплутала. Краем леса пробралась к выходу на нужную дорогу, да так вдоль неё и пошла. Рыська рядом бежит, аки пёс − нога в ногу почти.

Так до вечера и топали. На ночь собралась я опять лапник собрать, но моя пушистая спутница подошла, прихватила осторожно зубками мои старенькие холщовые штаны и чуток потянула, но так аккуратно, что даже ткань не треснула, только следы от клычков остались.

− За тобой идти? − взираю на неё, а та… опять кивает!

М-да уж, или у меня фантазия расшалилась, или… да мало ли всякого на свете бывает? Слыхала, например, в городе цирк есть, правда своими глазами не видывала, но говорят там звери дрессированные! Может, и эта оттуда убёгла на волю вольную?

Так, в раздумьях, и топаю следом за пятнистой подружкой, почему-то кажется мне, что это девчонка, вон как она помогла от охальника избавиться! Опять же − кулончик ей понравился. А какой девочке такая красота не приглянётся? Но это всё досужие домыслы, вот только проверить мальчик или девочка смелости не хватает. Да и какая в общем-то разница?

Уже в сумерках вышли мы на полянку, посреди которой высилась… нет, избой это строение язык не поворачивался назвать, скорее барские хоромы. Удивляло лишь отсутствие частокола вокруг, да тишь царила здесь совершенно неестественная.

Окидываю взором разные постройки, и направляюсь к той, что скорей всего сеновалом является. А пушистая спутница опять тут как тут, словно из-под земли выросла, встала на пути, под ногами путается и как будто в сторону барских хором подталкивает.

− Да как же я туда полезу-то без приглашения? − упираюсь я, пытаясь хотя бы на месте остаться, под таким-то напором.

Время позднее, но спать-то ещё рано, а в хоромах свет не горит, значит, хозяева в отлучке, а челядь дрыхнет небось, прямо как в той поговорке: «Кот за порог, мыши в пляс». И тут вдруг я такая вся из себя красивая заявлюсь. Как представила сейчас свой видок: с нечёсаными космами, в плохоньких холщовых штанах да такой же бесформенной рубахе. Ей богу, только пугалом в огород, незваное зверьё отпугивать.

Вот только рыська отступать явно не собирается − ухватила меня за штанину да ка-а-ак потянет! Только треск бедной ткани и послышался. У меня от обиды аж слёзы на глаза навернулись. Ведь другой-то одежонки у меня нет, вот и как теперь такой оборванкой людям на глаза показаться? Да хоть бы и в хоромины эти постучаться, так ведь тут же поганой метлой погонят.

А эта усатая морда всё никак не успокоится. Одну штанину в клочья уже подрала, да за вторую принялась. И тут же вопрос возник: когда от штанов ничего не останется, что следующим станет? Ноги? Ой, мамочка, повезло мне со спутницей, ничего не скажешь. Делать нечего…

− Иду я, иду… − бормочу и нехотя топаю к дому.

На крыльцо взбиралась, как на эшафот. Видала я это ужасное место казни, ещё в те давние времена, как батька жив был. Так вот осуждённые, наверное, так же себя чувствуют, поднимаясь навстречу своей судьбе. Вот уж и последняя ступенька позади осталась.

Дверь, как ни странно, оказалась не заперта, и открылась тихо, беззвучно. А я аж дыхание затаила, вслушиваясь в царящие вокруг звуки. За спиной где-то филин ухает, а в доме тишина, словно и нет никого. Рыська же знай меня вперёд подталкивает. Вхожу, что ещё делать? Эта ж зверюга настырная, если решила, что надо войти, всё равно своего добьётся.

Благо зрение у меня со вчерашнего дня как обострилось, да так и осталось. Теперь ночью видно всё почти как днём, и вокруг, слава богам, действительно никого нет. Хотя…

− Э-эй! Есть тут кто? − кричу.

Не то, чтобы очень уж хотелось с кем-то встретиться, но лучше уж сразу получить от ворот поворот, нежели потом… В общем, в комплект ко всем прелестям жизни мне только воровства приписанного не хватало. Вот только как я ни надрывалась, никто навстречу так и не вышел. Чудны богачи! Такие хоромы без присмотра оставлять. А если б кто со злым умыслом влез? Могли же не просто обокрасть, но и спалить всё здесь.

А рыська знай себе шлёпает по просторному холлу, подошла к одной из дверей, привстала на задние лапы, передними дверь толкнув, та и отворилась. Пятнистая наглая морда по-хозяйски уселась в проходе и кивает мне, мол, иди сюда. Припомнив, что от штанов уже одни воспоминания остались, послушно шлёпаю к ней. И оказываюсь… в кухне.

Что странно − жарко здесь, словно только-только печь вытопили. Подхожу к оной… Ой! Ведь и вправду горячая! Значит, люди совсем недавно здесь были? Ох… не попасться бы. Этой рыжей-то что, сбежит и забудь, как звали, а я? За воровство в наказание − сутки у позорноого столба да двадцать плетей. Боль-то я, наверно, вытерпеть смогу, а вот позор…

Тем временем наглая рыжая кошачья морда взгромоздилась на один из стульев и по-хозяйски потянулась лапой к стоящей на столе масляной лампе.

− Э-э-э… Ты что творишь?! − выкрикнула я.

Пока я неслась ей навстречу, пытаясь остановить, в голове одна за одной пронеслись ужасные сцены: вот лампа падает… разбивается… масло брызгами летит во все стороны и вспыхивает от соприкосновения с раскалённой печью, а в этом безумии носится как живой факел глупая кошка… И вдруг…

Неожиданная яркая вспышка света заставила прикрыть ладонью глаза, так и не добравшись до невезучей проказницы, остановиться, затаив дыхание. Я не успела… Так грустно от этой мысли стало. Сквозь пальцы по-прежнему пробивается свет. И да, мне страшно смотреть, я боюсь увидеть ожившие кошмары из минувшего видения.

Что-то коснулось моей ноги, заставив вздрогнуть.

− Ур-р-р…

Что это… жива? А почему она спокойна-то? Кошки ж огня боятся, как и все животные… Хм… и свет какой-то подозрительно ровный, ни всполохов, ни треска от горения. Робко открываю глаза. Та-а-ак… Вдох. Выдох. Опять вдох. Спокойствие, Лея, ты не сошла с ума…

− Вот же демоны… − выдыхаю и кулём сползаю на ближайший стул.

А как бы вы отреагировали, если бы дикая лесная тварь, практически на ваших глазах, включила лампу с крайне редким и жутчайше дорогим магическим поджигом? С этим механизмом и я бы не скоро разобралась, а кошка…

Кошка тут же, стоило мне сесть, очутилась у меня на коленях и принялась урчать и ласкаться, будто обычный домашний котёнок.

− Больно уж ты умная, − робко поглаживая её за ушками, прошептала я.

В ответ рыська лишь забавно чихнула. Поумывалась немножко, соскользнула с колен и, подойдя к одному из шкафов, привстала на задние лапы, а передними машет в воздухе, словно просит − открой! И смотрит при этом поочерёдно то на шкаф, то на меня. Вот и куда деваться? Что там говорят про приручение диких животных? Бред это. Как есть − бред! Они сами вон кого хотят приручат.

За дверцей очутился магически поддерживаемый ледник. М-да… вот и как можно было бросить без присмотра домину, наполненную столь редкими и безумно дорогими вещами? Я даже не уверена, что у графа нашего в хозяйстве имеется хоть одна лампа с магическим поджигом, не говоря уж про ледник. И что-то мне подсказывает, что с печью тоже не всё так просто, небось в ней, если открыть, обнаружится горючий камень, один из тех немногих, что ещё в далёкой древности маги заговорили.

Не сказать, что в леднике нашим взорам предстало огромное разнообразие, но пара рябчиков, один курёнок и кой-какая рыба нашлись. Вот тут уже я поняла, что не в силах устоять перед соблазном. Рыбой меня не удивишь, чай на реке мельница стоит-то, а вот мясо у нас в доме испокон веков невидалью было, да и горяченького ой как хочется.

Достала добычу, выложила на стол. Окинула взглядом висящие неподалёку от печи кастрюли да сковороды. И тут осенило.

− Малыш, а ты-то что есть будешь? Тебе-то, наверное, сырое надобно?

Ой, как она опять на меня посмотрела! Вот честное слово, такой дурой себя ощутила под этим оценивающим взглядом, что от стыда под землю провалиться захотелось. Одно обидно: я так и не поняла, что это значило. То ли ей однозначно сырое подавай, то ли наоборот, она такое не ест… Нет, я однозначно дура. Ну откуда у лесного животного может появиться привычка к готовой пище? Хотя… умение включать свет, знание где что хранится и…

− Ты раньше жила здесь? − интересуюсь.

Да, глупо, наверное, но… Вот… Вот! Опять она кивнула! Мамочки… или я умом тронулась, или эта приблуда и вправду разумная. Лучше бы второе, конечно. Я слишком молода чтобы сходить с ума! У меня вся жизнь ещё впереди, можно сказать…

Хотя… на душе от этой новости легче стало. Вроде как в гостях. А что? Я же спасла её из той клети? Спасла. А долг, как известно, платежом красен.

На этой оптимистичной ноте я и принялась хозяйничать на чужой кухне, словно у себя дома. Стоило ли удивляться, что, поев моей стряпни, рыська поманила меня вглубь дома, и вскоре я очутилась в спальне. Одного взгляда на мягкую перину было достаточно, чтобы осчастливить моё измученное странствиями тело.

Вот только подойти к столь вожделенной кровати мне не позволили. Рыська упорно мешалась под ногами и толкала меня куда-то в сторону − за ширму. Здесь обнаружились заблаговременно кем-то наполненная ванна и смена белья. Чувство, словно я в сказку попала, − не отпускало.

И сны… эти сны ни капельки не напоминали всё виданное в моей прошлой жизни. Они были волшебны. И в этот раз я вновь была в замке, но каком-то другом. А рядом нет-нет, но показывался какой-то незнакомый мне мужчина. Один лишь взгляд в его голубые как летнее небо глаза заставлял моё сердце пропустить такт. Его присутствие лишало покоя. И, кажется… он отвечал мне взаимностью? Возможно ли такое? Ведь он… он прекрасен как бог, а его голос… бархатистый, обволакивающий сознание, сводил с ума словно. Он говорил с кем-то, а мне слышался зов, обещание чего-то ранее неизведанного.

И… я опять проснулась. Ощущение непривычного блаженства окутало всё тело, и даже глаза открывать было страшно. Вдруг всё это сон? А проснусь и… здравствуйте, суровые будни! Но явь оказалась не менее чудесной, нежели былые воспоминания.

Возле моей постели на полу стоял небольшой сундучок. Даже не сундучок, а так… шкатулочка. Ну и, конечно же, рядом сидела рыська. Моя сказочная фея в пушистом обличии требовательно ткнулась носиком в невесть откуда взявшийся предмет. Стоит ли говорить, что любопытство взяло верх над здравым смыслом, и я таки открыла ларчик. А там…

Проще сказать, чего там не было. А не было там ничего не драгоценного! Вот вроде бы краем сознания и понимаю: нельзя это трогать, хозяева особняка от такой наглости в восторг не придут, но как удержаться, если всё сверкает, переливается, манит к себе?

Бросилась к зеркалу, окинула свои нечёсаные лохмы критическим взглядом. Взяла гребень − расчесалась. Вот так-то уже лучше. Стою, примеряю. Кое-что и рыське на шею повесила. Та, судя по всему, осталась довольна. Но моя фея на этом не успокоилась, потянула меня к какой-то дверке. Открываю и… забываю, что нужно дышать. Думается мне, что таких шикарных нарядов нет даже у той герцогини, что Рена выкупила.

До полудня я беззаботно примеряла то одно платье, то другое, и что странно − все они словно на меня пошиты. Хотя приталенные, и крой сложный. А тка-ани-то каки-и-е… Вот увидел бы кто меня сейчас, ни за что бы не признал! Это не бесформенные рубища, в коих селянки ходят. Хотя нет… любой, кто хотя бы раз в глаза мне взглянул, никогда их уже не забудет.

И вдруг слышится мне топот конский да ржание из-за окна. Внутри всё вмиг похолодело. Ох… доигралась я. Вот сейчас ка-а-ак схватят…

Заметалась я по комнате, не зная − что делать?! Вокруг вещи разбросаны, кровать не прибрана, а я… я мало того, что в чужие вещи обрядилась, так ещё и драгоценностями обвешалась. Тут уж точно позорным столбом не отделаюсь. Как есть на плаху отправят.

Пытаюсь лихорадочно трясущимися руками расстегнуть хотя бы колье. Да какое там! А в это время слышу, как двери в дом открываются, и половицы под кем-то тяжёлым поскрипывают. Ох, доигралась я… Озираюсь по сторонам в поисках пути для бегства. На глаза мои обноски попали, да кошель с парочкой золотых. Нет, деньги я тут не оставлю. Стоимость похищенного они всё равно не покроют, а мне ой как пригодятся, если выберусь из этой передряги.

Схватила кошель, метнулась к окну. Миг, и только подол платья на ветру развевается да пятки сверкают. Бежала я долго. Выдохлась. Сердце из груди выскакивает. Легкие разорваться готовы. Дышу тяжело, с хрипотцой, и пить жутко хочется, а котомку-то свою с припасами я не прихватила. Вот и что теперь делать? Куда в таком виде податься? У меня ж даже плаща нет, чтоб прикрыться.

Наконец-то отдышавшись, первым делом сняв колье и кольца, забросила их в кошель. Так-то поспокойнее будет. А то не дай бог какому-нибудь лиходею на глаза попасться, мне совсем не улыбается из-за безделушек жизнью рисковать.

Рыська, кстати, тоже здесь оказалась. Интересно, чем ей хозяин вдруг не мил стал? В доме-то, судя по всему, с ней хорошо обходились, коль она всё внутри знает. Попыталась я с неё ожерелье стащить, так она мало того, что отскочила, так ещё и рыкнула угрожающе.

− Ладно, ладно… Не хочешь отдавать − не надо, − примирительно бормочу. − Вот и куда нам теперь податься? Ни плаща, чтоб накинуть и любопытные взоры не привлекать, ни котомки с провизией.

Не знаю, поняла ли меня в этот раз пушистая подстрекательница. Сидит себе, головой вертит, за бабочками наблюдая. Ну прямо сама невинность. И красивая, зараза, вот и как на неё обижаться?

Подошла я к зверюхе, потрепала дружески по холке, да пошла куда глаза глядят. Иду, никого не трогаю и вдруг слышу топот конских копыт. Бежать бы да куда? Я же, как на грех, на поляну вышла. А она, словно по заказу, − широ-о-окая-я-я… Ну а к ближнему краю бежать глупо − оттуда топот и раздаётся.

− Даниэла! − раздаётся со спины оклик.

А я так и замерла, боясь шелохнуться. Что-то будет сейчас, когда выяснят, что я вовсе не та, кого ищут? Вот уж и земля ощутимо под конскими ногами содрогается. Пришёл мой час, чего уж тянуть? Оборачиваюсь.

Глава 4 Куда ни кинь − всё клин

Все о принцах на белом коне мечтают, а мне императора подавай!

− Даниэла, куда же вы пропали? − произносит…

Упс… Это же тот красавец из моего последнего сна. И я стою, как распоследняя деревенская дурёха, и не могу оторваться от его глубоких, словно озёра, голубых глаз и жду. Жду, когда же этот слепец осознает, что перед ним вовсе не та, которую он ищет.

Но время идёт, и ничего не происходит. То есть не так. Голубоглазый спешился, подошёл ко мне, и внутри всё замерло: вот… ещё миг, и он осознает ошибку. Но вместо этого он легонько, кончиками пальцев, скользнул по моей щеке. И даже от столь невинного прикосновения внутри всё вспыхнуло, и ноги едва не подогнулись. Его взгляд проследил за движением собственных пальцев, немного сместился, на миг задерживаясь на моих губах. Это нехитрое действо всколыхнуло что-то в груди. Я поспешно опустила лицо, ощущая, как щёки заливает слишком красноречивый румянец.

− Вы… Вы моя королева, принцесса, − делая ещё один шаг навстречу, шепчет мужчина.

Хм… он, видать, ещё не определился, королева я для него или принцесса? Так и хочется закричать: «Глаза-то разуй! Я не та! Я другая…» Но от одной этой мысли так грустно становится. Вот как он сам не замечает очевидного? Прямо как зачарованный. Или это я околдована? А может всё это горячечный бред? Ну да. Чем же ещё это может быть? Я в шелках, в драгоценностях, почиваю на мягких перинах в напичканных магическими штучками хоромах, а на поляне – посреди леса встречаю прекрасного принца из ночных грёз. И кстати… на белом коне!

Ну и пусть это сон! Главное, чтобы он как можно дольше не заканчивался. Тут солнышко светит, небо ясное без единого облачка, и цвет его ни дать ни взять как глаза стоящего рядом красавца. Мне здесь нравится куда больше, чем в страшном ночном лесу, где туман тянет ко мне свои холодные лапы, скрывая в себе неведомые опасности…

− Прекрасный принц на белом коне, − с наиглупейшей улыбкой на лице шепчу я.

− Для вас готов быть даже конюхом на быке, − слегка приподняв бровь, улыбаясь, отвечает мой бред, а у меня от звуков его голоса дрожь по всему телу разливается. А потом… его лоб разрезает морщина, и голос неожиданно становится серьёзным и… властным? − Сегодня приём в честь прибытия послов из Илайра, вы обязаны на нём присутствовать. Иначе договор не будет подписан. Ваше положение обязывает вас быть более серьёзной.

Какой такой приём? Какие послы? Положение? Ещё и договор какой-то… Я-то тут при чём? И вообще, вот таким − серьёзным, он мне совершенно не нравится. Так и хочется взять какую-нибудь дубинку да и треснуть промеж глаз, чтоб мозги на место встали. Он что, совсем слепой? Не видит, с кем разговаривает? Где я, а где приёмы в честь неведомых послов?

− Даниэла! − его руки крепко вцепились в мои плечи и встряхнули моё вмиг показавшееся невесомым тельце. И это при моём-то росте! Хотя… этот красавчик выше почти на голову. Настоящий богатырь, только франтоватый слишком, по-моему. − Даниэла, вы… О боги! За что ж мне это?! Даниэла! ТЫ вообще меня слышишь?!

Ух ты… а мы уже на «ты» перешли? Нет, я, конечно же, не против и на «ты», и да − я не глухая, вот только временно дара речи лишилась после такой встряски, а в остальном – полный порядок! Какие-то неправильные сны мне снятся. И принцы в них тоже неправильные. Озабоченные какие-то. Вот только совсем не тем, чем полагалось бы озаботиться прекрасному принцу на белом коне при виде… а при виде кого, собственно? Я же даже не знаю − кем являюсь в этом сне. Имя − Даниэла. А дальше?

− Даниэла! − принц недоделанный вновь встряхнул мою ставшую абсолютно безвольной тушку.

У меня уже оскомина набилась от набора этих звуков. Я своё собственное имя за год столько раз не успеваю услышать, сколько за последние десять минут услышала это − «Даниэла!» Внутри всё закипело от гнева, и с языка почти сорвалось: «Я не Даниэла! Отвали!» И тут же, словно почувствовав мои мысли, на моей ноге осторо-о-ожно так, словно предупреждая, сомкнулись рыськины челюсти. «Ладно, ладно. Буду хоть чёртом в ступе, только ногу отпусти», − думаю, и… отпускает ведь! Ох, демоны… эта фея недоделанная ещё и мысли читает?

− Ур-р-р… − раздаётся снизу.

− Вы… демоны… не могу я так! Даниэла, если ты специально решила испытать моё терпение, то сейчас не самый подходящий случай, − выпалив всё это, мужчина, стараясь не смотреть на меня, присел на корточки и потянулся к рыси.

А та, недолго думая, прыгнула ему на шею. Нет, не с целью вцепиться зубами, она на полпути оказалась подхвачена на руки, и тут же принялась устраиваться поудобнее, отчётливо давая понять: «Это хорошее место. Я буду спать здесь. И ваше мнение меня не волнует!» Невозможно было не улыбнуться, глядя на столь умилительную картину. Вот только долго порадоваться жизни мне не дали.

− Где ваша лошадь? − вновь перешёл на «вы» мой бред.

Я лишь плечами пожала. А что? Не вру ведь. Много чего помню, но вот лошади точно не было. То есть, возможно, где-то она и была, но лично мне на глаза не попадалась.

Мужчина в ответ лишь глаза закатил, типа заметил на небе что-то ну-у-у о-о-очень интересное, и при этом физиономию состроил настолько сосредоточенную, можно подумать, вопросы государственной важности решает.

− Идёмте, Даниэла, − произносит, вручая возмущённую подобным обращением рыську. − Надеюсь, нас не увидят. Не хватало новых кривотолков при дворе.

Стоило на миг замешкаться, и этот мужлан так за руку дёрнул, что я едва не выронила свою пушистую фею. В итоге я и решила, что этот принц определённо не в моём вкусе. Нет, красив конечно, и голос ласкает слух, но хам и диктатор. А на кой мне такое сомнительное счастье во сне? В моей сказке должен быть другой принц: ласковый, нежный, обходительный.

Эх… избалуют меня эти сны, как потом искать вторую половинку, если в каждом встречном ничего, кроме разочарования, найти нельзя будет? В моей-то жизни даже таких как этот, принцев необузданных, и тех нет. Был вот Ренар, да и тот сплыл… к седовласой герцогине…

Рыська в ответ на мои мысли лишь боднула меня лобиком в щёку, словно утешая. А этот диктатор тем временем уже вскочил на коня, и меня, словно куль с мукой, перед собой буквально забросил. Я опять чуть свою пушистую подружку не выронила. И от злости едва не выпалила: «Вы всегда столь обходительны с ба… тьфу ты… с дамами?!» Чует моё сердце, надобно мне помалкивать, а то как брякну что-нибудь, вовек потом не отмоюсь от позора. Вроде ж пытаюсь на его лад говорить, но непривычно и всё тут.

Настроение как-то подпортилось. И небо уже не таким уж и голубым кажется, и солнышко как-то не слишком ласково греет. А этот… он… вообще ни под какие более или менее приличные слова в моём восприятии не попадает. Если озвучить то, что сейчас о нём думаю, по гроб жизни обидится. Но я ж не настолько глупа, чтобы нарываться на неприятности. Он меня везёт, он же и придерживает, а злить его − всё равно, что на дерево влезть да сук под собой пилить.

Ездить боком на коне, пытаясь не сверзиться и удержать прижавшуюся к тебе кошатину размером с волкодава-недоростка, и весом едва ли не с годовалого ребёнка, ещё то удовольствие. Куда мы ехали, я не смотрела, как-то не до того было. К тому моменту, как этот принц недоделанный соизволил слезть со своей зверюги копытной, у меня болело всё! Начиная от явно посиневшего мягкого места, и заканчивая шеей. А этот мужлан, спуская меня на землю, ещё и прижаться успел, не забыв при этом местами потискать. Я в ответ едва не зарычала.

− Леди Даниэла, надеюсь вы понимаете важность вашего присутствия, − отступив на шаг, вполне официально произнёс он, и тут же из-за угла показалось новое действующее лицо. Но мужчина сделал вид, что никого не заметил и продолжил: − И ведите себя подобающе с вашей новой игрушкой… − его голос буквально сочился ядом.

Вот и на что он намекает? Или ему моя киска не по нраву пришлась? Вроде бы мило держал её в руках, вот и что на него нашло? Додумать я не успела, рассмотрев, кто именно к нам приближается! При виде подобострастно склоняющегося в поклоне расфуфыренного Ренара, я поняла, что точно схожу с ума, и это всё бред.

− Даниэла… − по губам принца скользнула, должно быть, весьма обольстительная улыбка, но в этот раз, увы, она не подействовала. − У вас всего три часа на сборы, − слегка приподняв бровь, с некоторой ехидностью констатировал он и, неожиданно резко развернувшись, пошёл прочь.

Всего… Это ж ещё как посмотреть! Три часа… Нищему собраться − только подпоясаться. У меня ж ничего больше и нет. Или есть? А если и так, то… то за три часа… Я окинула взглядом огромный дворец. М-да уж, за это время я даже собственную комнату, если таковая здесь имеется, не найду.

− Леди, − послышался из-за спины голос Ренара, а у меня по старой привычке в груди всё сжалось.

Что-то часто у меня в последнее время сердечко барахлит, надо б тоже к знахарке наведаться. Вот только вторую половинку найду, императора с трона подвину, деньжат накоплю, и прям-таки сразу к знахарке и пойду.

А потом вспомнилось, что его выкупила какая-то престарелая вдовствующая герцогиня. Что теперь он мне никто, а для неё… Да лучше уж в кабаке работать, чем вот так продаться. Предатель! Гад, сволочь… И какая я тебе леди? Тоже ослеп и не видишь? Вы тут все околдованы, что ли?

Вот только всё это − мысли, пусть даже и грозящие вырваться наружу. «Лея, держи себя в руках!!!» Нацепив маску безразличия, поднимаю глаза, и как когда-то, тону в его зелёных омутах. «Лея, прекрати… он не твой!!!» − кричит сознание, а тело тянется навстречу к… некогда − единственному в моей жизни… к некогда − любимому мужчине.

− Вам нехорошо? − забота в его голосе заставляет всё внутри забурлить от гнева.

− Что вы, Ренар, − с трудом сдерживая подступающие слёзы, немного хрипловато отвечаю. − А катился бы ты к своей герцогине! − не выдерживаю.

И хотела уже броситься ко входу во дворец. Ан нет. Этот предатель зеленоглазый вцепился в мою руку аки клещ. И вдруг приходит безумная мысль: может, узнал меня и просто дурачится?

− Леди изволит шутить? − игриво сверкая очами, приглушённо шепчет, одновременно склоняясь ко мне, словно желая что-то сказать на ушко. И действительно, добавляет: − Я к вашим услугам… Хоть сейчас… − и звучит это так многообещающе, что у меня даже уши вспыхнули от смущения.

Его горячее дыхание обжигает шею. Ну подлец! Вот же змей искуситель… И что тут скажешь? Хоть злись, хоть не злись, а действует же! Внутри уже вовсю разгорается жар, по телу мурашки от невинного прикосновения к руке, ноги вот-вот подогнутся, и голова кругом идёт от одних только звуков его голоса. Руки так и тянутся в рот, в порыве погрызть ногти, но что-то внутри противится этому столь привычному действию, кричит: «Леди не пристало вести себя таким образом!»

Леди… леди… леди… Сколько же навалилось новостей на мою бедную головушку. Попробуй во всём разберись в этой суматохе! И… Сил на пререкания не осталось. Как-то вмиг навалилась слабость.

− Проводи меня в мою комнату, − тихо прошу.

− Комнату? − так же шёпотом, словно в этом слове кроется нечто слишком личное, переспрашивает с явным недоверием Рен.

− Что не так? − едва не рыкнула я.

− Обычно в императорской резиденции в вашу комнату вхожи лишь его императорское величество и леди Розалинда…

− О, боги… − вздыхаю я, и тут же меня осеняет: «Император! Здесь?! Сон или не сон. А может во сне мне и надо с этим самым императором счёты свести? И ведьма отвяжется?» − Веди уже, − добавив в голос высокомерия, приказываю, с потаённым удовольствием наблюдая, как этот предатель подчиняется.

− А…

− Ага! − обрываю совсем не подобающим моему положению образом. − Будь любезен − помолчи. Мне многое надо обдумать.

И дело не в том, что я пыталась сорвать на нём зло. Точнее не только в этом. Я никак не могла понять: сон это или же сказочная явь? Если сон, то где та грань, за которой он начался? Надо было подумать. Из головы не выходили слова того мужлана, что приволок меня сюда, словно куль с мукой, о трёх часах на сборы. Почему-то я не питала иллюзий на то, что это время удастся провести в гордом одиночестве, крутясь возле зеркала.

Огромный холл, несмотря на полыхающие в камине угли, встретил прохладой, заставив зябко передёрнуть плечиками. Проходя мимо камина, я ощутила волну тепла, обернулась и замерла, залюбовавшись игрою оттенков в магическом огненном камне. Ну надо же, даже в камине магия! Вот только для такого пространства одного камина явно маловато.

Идём. Шаги звонким эхом отражаются от стен и высокого, покрытого лепниной потолка. Вот и лестница. Широкая, локтей в двадцать. Выложенная каким-то белым камнем, а ступени покрыты ковровой… слово «дорожка» кажется здесь неуместным, это скорее тракт. Но разве бывают ковровые тракты? Судя по тому, что предстало моему взору − бывают. И вот же чудо − повсюду явно магического происхождения светильники. Горят, ровно распространяя свет, не мигая и не коптя. Покосилась исподтишка на Ренара, а тот идёт спокойно, по сторонам не глазеет, видать, привык ко всем этим чудесам.

Когда мы поднялись на третий этаж, мой проводник вновь впал в ступор. Стоит как мерин и пашет копытом землю… то есть, пытается взбороздить ногой мраморный пол, но с места не трогается.

− И? − озираюсь по сторонам я.

− Мы пришли, леди Даниэла, − откликается он.

Ну нормально! Прям-таки спасибо огромное за помощь! На просторную лестничную площадку выходят две двери, мы стоим посередине, и вот куда прикажете мне идти? Хоть бы взглядом намекнул, так нет же, носки своих лаковых туфель разглядывает, франт новоявленный.

Ай, ну и ладно! Пойду, куда ноги поведут, не впервой блуждать по незнакомым местам. Чай тут на двое суток не загуляю. То есть могла б и на месяц, но боюсь, тот мужлан скорей отловит. Делаю шаг, и из-за спины доносится:

− К-хм…

− Ну что ещё? − поворачиваюсь к так и не поднимающему глаз Ренару.

− Вряд ли её величество императрица будет рада вас видеть, − приглушённо отвечает он.

Хм… Это что ж выходит? Или он не туда меня привёл. Или… кто ж я такая, что соседствую с самой императрицей? И судя по реакции Ренара, я с лёгкостью могу вторгнуться в её апартаменты? М-да… вот так сны мне снятся.

Так в размышлениях добрела я до второй двери, и решив, что отсутствие шипения со стороны Ренара − хороший знак, распахнула дверь.

− Ой… − вырвалось у меня при виде ярко освещённого магическими светильниками длиннющего широкого коридора с многочисленными дверями.

Благо рыська взяла ситуацию в свои лапы. Спрыгнула с рук и потрусила бодрой походкой куда-то в дальний конец коридора. Знай себе бежит как у себя дома. Странно всё это, как ни крути. Неожиданно одна из дверей приоткрылась, но моя пушистая фея даже ухом не повела, а следом послышался ворчливый старушечий голос:

− Как же не вовремя эти послы заявились. И опять этой оторве ветер под хвост попал, как будто не понимает − терпение императора не то, с чем стоит играть…

Ну надо же, какие знакомые слова, это у них самая модная фраза, что ли: «Терпение кого-нибудь − здесь вставляем нужное − не то, с чем стоит играть!» В следующее мгновение в просторном ярком коридоре произошла весьма странная сцена. Во-первых, на глаза вышедшей нам навстречу сухонькой старушке попалась рыська.

− Даниэла! − всплеснув ручками, выкрикнула она и подняла очи на меня. Вот и гадай, к кому обращалась её первая реплика: к разгуливающей здесь по-хозяйски кошке или ко мне? − Э-э-э… Ты задержалась, девочка. Пойдём скорее, у нас времени почти не осталось, − прихватывая меня под ручку, запричитала она. − А ты, смотрю, подружку себе нашла, или это дружок?

Я лишь плечами пожала. Ну а что? Действительно не знаю − мальчик это или девочка?

Ах, ну да, и это была та самая расфуфыренная престарелая герцогиня из моего сна. Вот и как это понимать, если мой заклятый враг, отнявший надежду на то, что я таки сумею найти вторую половинку, свободно разгуливает в… судя по бодро влетевшей в распахнутую дверь рыське, выходит… Она… вот эта старая стерва, испортившая мне жизнь, только что была в моей комнате?

Глава 5 С мельницы − на бал

Моя судьба −сжигать сердца, и танцевать на углях чьих-то жизней…

Высказать этой герцогине я ничего так и не успела, ибо стоило осознать, кто именно передо мной, и тут же из той самой, которая моя комната, выпорхнула целая стайка разряженных и раболепно улыбающихся дамочек. Очутившись в этой круговерти, я, и без того жутко уставшая, едва сознание не потеряла. Так эти гадины расфуфыренные какую-то гадость неимоверно вонючую мне под нос подсунули, наверное, специально, чтобы в следующий раз поостереглась в обморок падать.

О, боги… сколько ещё терпеть это измывательство? Лицо всё горит, вокруг бровей пощипывает после выдёргивания оных. Я поначалу даже испугаться успела. Неужто из меня уродину безбровую сделать решили? Вот и как это будет смотреться в контрасте с моими глазами? Но нет, утешили, пояснили, что лишние волоски отросли. Какие ещё лишние? Мне они вроде как не мешают. Если так пойдёт, может им руки мои или ноги лишними покажутся?

Самое раздражающее заключается в том, что все действия напоминают какой-то абсолютно абсурдный ритуал. За спиной слышится шушуканье и хихиканье, а когда приблизятся ко мне… Когда мне мяли пальчики на руках, обильно смазывая их каким-то приятно пахнущим составом, я и не думала сопротивляться. Зачем, если приятно? Но потом…

Как не взбеситься, когда подходит одна девица, и потупив взор, приседает в реверансе. Нет, в первый раз это вынести можно, не мне же корячиться, демонстрируя грацию и пытаясь не запутаться в длинном подоле. Не дождавшись моей реакции, она осторожно приподнимает мою руку и начинает вновь поглаживать мои пальцы. Я удивилась, конечно, но молчу, жду − что же дальше? Тем временем рядом оказывается ещё одна. И опять глазки в пол, реверанс. И ещё одна, но на этот раз имеется отличие: она в руках шкатулочку держит. В итоге всех этих манипуляций на мой палец надели перстень!

Моё рычание, наверное, слышали все обитатели замка. И пусть мои прислужницы шарахались теперь от каждого моего «доброго» взгляда, но главное умолкли, а большую часть вообще из помещения словно ветром сдуло. С их уходом, кажется, даже дышать легче стало. На меня столько всего навалилось, обдумать бы. Да какое тут, если постоянно кто-то мельтешит перед глазами, а за спиной знай себе лопочут да хихикают.

Потом платье надевали. До-о-олго-о-о… И одно я поняла точно: как бы красиво оно ни было, но, к сожалению, самостоятельно из этой кипы тряпья мне не выбраться. Одевание завершилось, и не успела я наивно возмечтать о завершении пыток, как прилетела очередная девица. С ужасом взираю на раскладываемые передо мной кисточки, щёточки, пуховочки и понимаю, что ещё немного, и простым рычанием дело не обойдётся. Ей-богу, зубы в ход пущу! Повезло девице, что обошлась без реверансов, видать, предупредили, иначе бы…

Как ни странно, эта процедура оказалась не такой уж и неприятной, даже наоборот. Вот только когда она за ресницы взялась, мне не понравилось. Как-то боязно к собственным глазам посторонних подпускать. Понимаю, что у них злого умысла нет, а если ткнёт чем-нибудь ненароком? Вот и сижу помалкиваю, стоит ли под руку говорить?

Наконец-то и это закончилось! Девушка засуетилась, споро всё по шкатулочкам раскладывая, я вздохнуть успела с облегчением… Наивная! Теперь они взялись за мои волосы. Когда же это прекратится? Мой рык разогнал почти всех, смелой оказалась лишь та самая герцогиня. Вот тут-то я и приготовилась излить всё, что наболело.

Удар резко распахнутой двери заставил вздрогнуть. Я с тоской взглянула на кучку штукатурки, осыпавшейся в результате столкновения дверной ручки с ни в чём не повинной стеной. И поняла: покоя мне здесь точно не дадут. Никогда! А ведь я только хотела этой старой перечнице пару ласковых высказать. А ещё столько обдумать надо! И так с трудом разогнала служанок, а теперь ещё и этот мужлан заявился. Если он сейчас произнесёт это ненавистное мне имя, то я…

− Даниэла… − прорычал он.

Вот же демоны! Так не честно. Я даже не успела придумать кару. И спрашивается, чего так рычать? Не моя вина, что эти копуши замыслили что-то уму непостижимое у меня на голове, довели меня до бешенства, а теперь эта старая грымза никак не может справиться с моими непослушными кудрями.

Можно подумать, мне очень нравится сидеть вот так − как болванчик − и терпеть все эти подёргивания за волосы! Да ещё и от кого! От той, что посмела забрать моё!!! Вот и на кой ей Ренар, в её-то годы? А теперь ещё и этот принц не из моей сказки стоит и как загнанный конь ноздри раздувает, пытаясь испепелить меня взглядом.

− Кто дал вам право врываться без приглашения?! − сама того не ожидая, выпалила я и подивилась собственному красноречию, видимо, окружающая обстановка к этому располагает.

− Да как ты… − начал было он, но взглянул на стоящую за моей спиной престарелую женщину и исправился. − Это мой дворец! Куда хочу, туда и…

− Твой?! − недобро прищурилась я, ощущая закипающий внутри гнев.

Этот мужлан собственноручно приволок меня сюда, а теперь ещё и упрекает в том, что я на его территории? Да мне даром эти хоромы не нужны! Лучше уж в лесу на хвойном лапнике… Хотя, нет. Вру. Туда совсем не хочется. Лучше уж на мельнице… вспомнилась одна на всю семью мрачная комнатушка с низким потолком. Вот же демоны! Эти сны меня вконец избаловали. Лучше… Вот! Точно. Лучше уж в тех хоромах в лесу, чем в этом дворце!

Все эти мысли промелькнули в долю мгновения, но вслух я так ничего и не сказала. По вполне банальной причине − из-за шока от сказанного незваным… Хм… ну пусть не гостем, да хоть бы и хозяином. Я ему не рабыня и не служанка, чтобы попрекать… Стоп. Успокойся, Лея. Так что он там сказал? Я, наверное, ослышалась…

− Что? − вынырнув из пучины своего праведного гнева, переспрашиваю.

− Вы. Сами. Предоставили. Э-этот дворец под р-резиденцию, − разделяя слова, буквально проскрежетал мужчина, сверкая холодными как лёд голубыми глазами, − Желаете отказаться от собственных слов?

− Эм… − только и смогла выдавить я, пытаясь понять, что означает фраза: «Вы сами предоставили этот дворец…»

То есть вот прямо-таки я? Взяла и от широт душевных выделила ему целый дворец? Что-то не припомню… Хотя да, что я могу припомнить? Это же сон. Сон, в котором приёмная дочка мельников оказывается богачкой, направо и налево раздаривающей каким-то наглым, самовлюблённым мужланам дворцы. Интересно, а больше я ему ничего особо ценного не дарила? Ну там… честь, например, или обещания любить до гроба… А то я ему этот самый гроб постараюсь поскорее обеспечить.

− Даниэла. Вы не можете не отдавать себе отчёт в том, что разрыв нашей договорённости приведёт к войне, − голос гостя стал холоден, как и его взгляд.

Вот и куда подевалось былое очарование? Смотрю вот и не понимаю, как могла таять от одного только взгляда? М-да уж, растерял ты свои чары, принц явно не из моей сказки.

− Война! − усмехнулась я. Нет, ну действительно смешно! Можно подумать между нами когда-то существовал мир. По крайней мере, я такого точно не припоминаю. Обращается со мной как с марионеткой, постоянно приказывает, чего-то требует. Диктатор чёртов. − Пусть будет война! − с вызовом взираю на него.

Стоит. Молчит. Глаз не отводит, словно взглядом раздавить, как букашку, пытается. Прямо-таки статуя у меня в комнате появилась. Эка загляденьице-то. Только желваки на скулах гуляют, да кулаки сжал так, что аж костяшки побелели. Неужели ударит?

Хрясь!!! − возмущённо крякнула едва не сорванная с петель дверь.

− Трус! − кричу вслед.

Вот только услышал ли?

− Поостереглась бы ты, девонька, − тихо проворчала колдующая над моей причёской герцогиня.

Ещё и её мнения не хватало выслушивать, мало мне того тирана? Как же я устала… Внутри на смену гневу приходит пустота. Паршивый какой-то сон получается. Яркий, красочный, местами даже сказочный, вот только что толку, если всё в нём через мягкое место? Тот же Ренар. Мог же узнать и забыть о своей проклятущей герцогине? Сказал бы: «Давай сбежим!» И ведь сбежала бы, не задумываясь. Простила бы всё. Так нет же, и этот туда же.

− Ур-р-р… − раздалось у моих ног, и тут размазанная рыжая тень метнулась ко мне на руки. Потопталась на коленях, заминая складочки на идеально разглаженном подоле юбки. И под неодобрительным взглядом герцогини улеглась и давай баньку устраивать. − Ур-р-р… Ур-р-р…

− Ур-р-р… − передразнила я её и, не удержавшись, почесала подставленную мохнатую шейку. − Вот тебе и ур-р-р… Не обижайся, но паршивая из тебя фея, − вздыхаю, а кошатина как-то вмиг ссутулилась, глазки опустила, словно провинилась в чём-то, и даже ушки с усиками поникли.

− Всё готово, − подала голос герцогиня. Кстати, как бы узнать, кто она такая для меня в этом сне, а не в моей реальной жизни? Ведёт она себя иначе, нежели другие. И судя по её реакциям, мы явно не враги. Или притворяется так умело? Хотя в её-то возрасте опыта для подобных интриг должно быть в избытке. А она, тем временем, в спину меня подталкивает да приговаривает как-то совсем не по-великосветски: − Поспешай, девонька, а то как бы вправду войны не случилось.

Я лишь фыркнула в ответ. Нашла чем пугать. Мы почитай всю жизнь поодаль прожили, потому как селяне нам самую настоящую войну и объявили. Так что каким-то мужланом, пусть и не в меру самоуверенным, меня не запугать. Рыська к этому моменту с колен уже спрыгнула, грациозно потянулась и встала возле двери, с лапки на лапку перетаптываясь в ожидании.

Глянула мимоходом в зеркало и обомлела. Я ли это? Хм… нет, на лицо и фигуру я никогда не жаловалась, да и глаза, хоть и странные, но мне всегда нравились, но вот это! Талия казалась тоньше, хотя и не затянута, грудь как будто ещё пышнее стала, а может всё дело в этом не слишком приличном вырезе? Но видать у них здесь нравы иные, коль в подобном на приёмы ходят. Ресницы у меня густые от роду, а сейчас вообще, как… как… даже слов нет!

Иду куда-то следом за моей пушистой проводницей, а она спешит, едва ли не бежит, да всё назад, на меня, оглядывается, словно убедиться желает, что не сбежала. Мимо мелькают бесконечные галереи, залы, лестницы и опять залы. Всё вокруг настолько светлое и сияющее, а зеркал-то, зеркал! У нас-то дома всего одно было, да и то крохотное. А ту-у-ут… И взглянуть туда… Ну, хоть бы и украдкой, хоть мимолётом, но та-а-ак хочется…

А моя пушистая фея замерла в ожидании перед очередной дверью. Хм… Закрыта. И мужик какой-то разряженный стоит челюсть до пола отвесив да глаза выкатив, того гляди слюной захлебнётся. Ну да, хороша я, хороша… И сама знаю. В зеркале видела. Но зачем так откровенно пялиться-то?

Вот только сказать что-либо я не успела. Только собралась рот открыть, а рыська тут как тут. Об ноги потёрлась с довольным урчанием, головку задрала и в глаза заглядывает просительно. Не иначе на ручки хочет. А эта проныра пятнистая опять кивает. И когда я к этому привыкну? Но красотку свою пушистую всё же взяла на руки. Кстати, колье у неё на шее, хорошо гармонирует с тем гарнитуром, что на меня нацепили. Найденное в лесу я снимать отказалось, и что удивительно, всё вместе смотрелось просто божественно!

Тем временем мужичок с собой совладать успел: приосанился, нацепил на лицо невозмутимую мину, и распахнув дверь, как заорёт на весь замок:

− Её Высочество наследная принцесса Даниэла Ардонская!!!

Шок?! Не-е-ет… это не шок. Это… это… у меня слов нет, чтобы высказать всё, что накипело! Как я только не запнулась при входе, ума не приложу. Перед глазами-то поплыло всё. Что тому виной? То ли грохот оркестра, доносящийся из залы, то ли сотни обращённых ко мне взоров? Или этот нелепый титул? То есть я… на мелочи не размениваясь, из мельничих в принцессы переметнулась?

Хм… в свете последних новостей стоит по-новому взглянуть на вопрос об объявленной с пылу, с жару войне. Интересно, а этот мужлан самоуверенный кем тогда приходится, если смеет столь беспордонно врываться в мою комнату? Вот только боязно узнавать-то. Вдруг окажется, что он мой законный супруг? И, небось, тоже какой-нибудь принц или король, иначе не посмел бы так дерзко обращаться с особой ни много ни мало, а королевских кровей. М-да…

− Ур-р-р-р… − в самое ухо проурчала рыська.

− Вот тебе и ур-р-р, − бормочу в ответ, хотя за окружающим шумом вряд ли моя пушистая фея что-то расслышала.

Запахи духов настолько обильны, что так и хочется чихнуть. Они что, сами не понимают, что всему есть предел, и если вылить на себя целый флакон, то этим не привлечёшь, а отпугнёшь всех? Здесь же задохнуться недолго…

Иду, куда ноги ведут, а ведут они к стоящему на возвышении трону. Расфуфыренные дамы и кавалеры с поклонами и реверансами расступаются, освобождая мне путь. Со всех сторон сверкают улыбки: раболепные, заискивающие, лживые, ехидные. Да и взгляды у их обладателей соответствующие. Как-то иначе я представляла себе сказочные балы и приёмы для принцесс. Это же змеюшник самый настоящий! Ну да и ладно. Вот проснусь, и всё кончится.

Подхожу тем временем к возвышению, делаю первый шаг, и… По залу проносится приглушённый ропот. Вторая ступенька. И как-то подозрительно затихает гул голосов, прежде напоминавший жужжание пчелиного роя. Эх… даже жаль, что ступени кончились. Интересно, что бы дальше было?

Итак, что мы имеем? Два трона: один большой и, судя по всему, удобный, ибо с мягкой обивкой, второй поменьше, и какой-то табурет. Нет, ну последнее точно отпадает, не принцессье это дело на табуретках корячиться, когда трон рядом имеется. Коль этот затянувшийся сон − о моём родном Ардонском королевстве, и многое переплетается с реальностью, то значит…

Значит, мы находимся под властью соседней империи. Угу. Та-ак. После смерти короля правит у нас на основании… То есть правлю…

− Ох! − в шоке от только что осознанного факта, я плюхаюсь на трон, и…

Оркестр замолк так мгновенно, что внезапно окутавшая зал тишина показалась оглушительной. Окидываю взором присутствующих. Эка их перекосило-то всех. И уставились, словно в первый раз в жизни видят. Глянула на замершую у меня на руках рыську. Эта тоже хороша: глазищи свои янтарные вылупила, уши, и без того непропорционально великоватые, навострила, усы распушила и даже грудку слегка выпятила.

− Его императорское величество… − отразилось эхом от стен зала.

Дальше я уже не слышала. Я не могла оторвать взгляда от вошедшего мужчины. И, несмотря на то, что нас разделяло огромное пространство, ощущала, что в нём кипит готовый выплеснуться наружу гнев. Почему-то ни на миг не возникло сомнения, кто именно является его причиной. Вот только возникла пара вопросов: «Что опять я сделала не так?» и «Как избежать опрометчиво объявленной войны?»

Шаги императора эхом гуляли по притихшему залу. Присутствующие, казалось, боялись даже дышать в его присутствии. Только взгляды переводят: на меня − на него, на меня − на него. А я смотрю в его мерцающие от гнева глаза и панически пытаюсь разобраться в сложившейся ситуации.

Принцесса… император… от ига императорского избавиться… война… Просто-напросто его нужно убить! И сразу почти все проблемы отпадут. Никакой тебе войны, никакого ига, останется вторую половинку отыскать и оп-па! Помашем ведьме ручкой. Хотя… окидываю оценивающим взглядом внушающую уважение фигуру приближающегося мужчины. Нет. Убить, пожалуй, не смогу. Силёнок не хватит. Ах да… ещё же магия… Может она проснётся, и я этого гада титулованного − магией, магией, магией! Ага… а вдруг обострившиеся слух, зрение и обоняние − это и есть та самая магия?

По мере его приближения, кажется, в воздухе запахло как перед грозой. Вот же… я − принцесса! Какого ж демона они обращались ко мне «леди»? Ну этот-то мужлан, ладно, он вообще как только ни обзывал, и королевой, и даже «тыкал» мне, словно я девка дворовая какая-то, а не принцесса! А остальные-то? Ренар опять же! И вообще, странные они здесь все. Того же мужика у дверей взять, вот чего он на меня вылупился, как на невидаль великую? Неужто, во дворце живя, принцесс ни разу не видывал?

− Р-р-р-р… − ощетинилась рыська.

− Успокойся, моя хорошая, − почёсывая её за ушком, тихо шепчу, но в этой тишине каждое моё слово разлетается по всему залу.

Вот он уже и рядом почти. Гордо задрав подбородок, стараюсь выдержать его взгляд, не показывая страха. Хм… мне показалось? Или в его глазах на миг действительно промелькнуло восхищение? Не-е-е, вон, как и прежде, молнии метает. Вот и чем я ему в этот раз не угодила, спрашивается?

Подойдя вплотную, наклонился, уперев руки в поручни трона, заключив меня таким образом в своеобразную живую клетку. Глазищами сверкает. Ух! Вот только мне совсем не страшно. Ну чего бояться-то, если это сон? А ничем иным это быть не может.

− Бунт? − не прекращая сверлить меня взглядом, прошипел он.

Я лишь бровку приподняла, всем своим видом демонстрируя искренне непонимание.

− Значит всё же война? − как-то устало уточняет, а я лишь плечиками пожимаю. − Стража! − восклицает на весь зал.

Ой… кажется довыпендривалась. Сейчас казнит, и прощай сказочный сон. Внутри всё сжалось от внезапно проснувшегося страха, былую браваду как рукой сняло. Вот дурёха-то… нашла на кого рот раззявить! Императора решила со свету сжить! Ну спасибо, ведьма, ну удружила…

− А может не надо стражу? − робко интересуюсь и вдруг замечаю в глазах этого… этого мужлана искорки смеха! Так он ещё и глумится? − Да я…

− Вы, принцесса, сейчас же отправляетесь в Восточный замок, − всё тем же холодным тоном, но подрагивающими, пытающимися растянуться в улыбке губами, произнёс продолжающий нависать надо мной император. − Надеюсь, пары недель в изоляции вам хватит, чтобы обуздать свой нрав!

Хм… и как это понимать? То есть вместо того, чтобы казнить, высечь или за решётку бросить, меня просто отправляют в уединённое место, где я наконец-то сумею собраться с мыслями и продумать план своей мести?

− Вы очень добры, ваше величество, − вполне искренне радуясь удаче, отвечаю. − Разрешите откланяться?

Вот это, наверное, я зря сказала. Ну откуда мне знать, как принято с ним говорить-то? Я же не девка дворовая и не графинька захолустная, а принцесса как-никак! В голубых глазах вновь зажглись опасные огоньки, и взгляд опять стал колючим. Ох, напрошусь… как есть напрошусь.

− И игрушку свою оставите здесь! − тихо добавляет, отстраняясь и высокомерно взирая на меня с высоты своего немалого роста.

− Что? − выдохнула я, крепче прежнего прижимая к себе мою пушистую подругу, а на глаза наворачиваются слёзы.

«Истинный правитель всегда найдёт наказание, способное причинить как можно больше боли провинившемуся» − мелькает в голове чуждая мне мысль.

− Ах это… − он бросает равнодушный взгляд на прижавшуюся к моей груди зверуху, переводит взор чуть выше, едва ли не ныряя в глубокое декольте. − Эту можешь оставить при себе, − милостиво извещает он, и у меня внутри всё прямо-таки взрывается от ликования. Протягивает руку, касается найденного в лесу кулона, и… улыбается!

М-да уж… Всё-таки не так страшен император, как его малюют.

Глава 6 Жизнь совсем не сказка

Магия в руках профана − страшная сила…

Стоит ли говорить, что я с искренней радостью покинула сборище надушенных змей, именуемое приёмом? Ах да-а, прежде чем отправиться в столь желанную ссылку, пришлось ещё выслушать любезное бормотание какого-то расфуфыренного франта, оказавшегося тем самым послом, ради которого всю эту кашу с приёмом и заварили.

Времени на сборы мне не дали. Но я не особо-то и настаивала, боясь вызвать гнев императора. После душного зала свежий вечерний воздух показался божественным нектаром для моей измученной души. Я с наслаждением вдыхала полной грудью, стараясь избавиться от въевшегося запаха. Складывалось ощущение, что я только что вышла из парфюмерной лавки, где бывала-то всего один раз в жизни, зато запомнила эту вонь надолго.

Окинув взглядом карету, я подивилась щедрости и доброте моего карателя. Вот только радость длилась недолго. Стоило забраться внутрь, и я в корне изменила мнение об императоре. Всё-таки он нашёл способ досадить мне. Дело в том, что внутри, удобно устроившись в ворохе подушек, восседала герцогиня!

Повезло ей, что я слишком устала для того, чтобы выдрать её седые патлы, не откладывая разбирательства в долгий ящик. Вот только она, не понимая шаткости своего положения, решила-таки испытать моё терпение своим непрекращающимся ворчанием. Благо ехали мы вначале по брусчатке, и за цокотом копыт да грохотом кареты её было почти не слышно. Хотя все эти обстоятельства настроения не прибавили, ибо спать в такой обстановке я не могла, думать тоже, и оставалось лишь тихонько кипеть от гнева, строя на будущее коварные планы мести, один страшнее другого.

Тем временем карета съехала на грунтовую дорогу и, несмотря на ухабы, внутри стало гораздо тише. Вот теперь можно было бы и подремать. Да какое там! Не обращать внимания на недовольное брюзжание моей спутницы стало попросту невозможно.

− Совсем сдурела, сама не понимает, так старших бы послушала. Сколько я ей говорила… − уловил мой, как назло, так и оставшийся обострённым слух.

Без сомнения, речь шла обо мне, и это «ей», и прочее, словно меня здесь нет, окончательно взбесило. Не свойственный мне гнев разливался внутри, закипая всё сильнее с каждым услышанным словом. Я что для неё, пустое место?

− Герцогиня! − не выдержав, воскликнула я и замолкла, увидев реакцию сидящей напротив пожилой женщины.

В обращённых ко мне глазах застыли слёзы. Рот приоткрылся, словно она что-то хотела сказать, но не находила сил. Губы подрагивали, а по лицу разливалась бледность.

Да что это с ней? Никак удар случился. Не мудрено, конечно, в её-то возрасте, но мне-то что делать? Злость как-то вмиг отступила, сменившись волнением. Чего-чего, а смерти я ей не желала. В конце концов, не её вина, что на Ренара позарилась, он парень молодой, видный, а где ещё в её возрасте преданного мужчину-то найти? А так, с арены выкупила, долги все выплатила, в этом даже благородное что-то есть.

− Чем я… − начала я в попытке поинтересоваться, чем могу помочь, но договорить не успела.

Сидевшая в этот момент у меня на руках рыська вдруг соскочила на пол, и с глухим утробным урчанием ощетинилась, вздыбив свой хвостик-огрызок. Следом откуда-то снаружи раздался свист, звон железа, и… я свалилась с диванчика, больно ударившись локтем − так резко карета остановилась.

Пока я, потирая ушибленное локоть, забиралась обратно на своё место, с сидящей напротив пожилой женщиной произошли существенные перемены: взгляд обращён куда-то в одной ей ведомую точку в пространстве, вся собралась и, кажется, вслушивается в доносящийся извне шум.

− Что происходит? − испуганно кричу, но мои слова тонут в доносящихся снаружи лязге железа, криках и ржании лошадей.

Я наклонилась, потянулась, желая привлечь внимание герцогини, но была неожиданно придавлена к стенке метнувшейся ко мне рыськой. В следующий миг в одной из дверей кареты образовалась небольшая брешь, а в противоположной… там, где мгновение назад была моя голова, из двери торчало оперение стрелы.

С ужасом взираю на чудом миновавшую меня смерть, и прижимаю напряжённое тельце своей спасительницы. Женщина напротив всё так же сидит, словно она не здесь, а где-то в другом месте, и происходящее её нисколечко не пугает. Даже когда стрела пролетала в опасной близости от её груди, она не шелохнулась.

Сквозь образовавшуюся брешь в двери потянуло запахом свежей крови. Звон и лязг оружия немного отдалился. Что ж это получается? На нас напали? Но мы ведь отобьёмся? Не зря же император отправил с нами такой большой отряд стражи. Да, конечно же, они победят, надо просто успокоиться и подождать. Успокоиться… Легко себе приказать, а как сделать-то? Ой, мамочка-а-а…

И так захотелось домой, в родную хибару при мельнице, и чтобы рядом была мама. Как же не хватало мне сейчас её нежных рук, её тепла. Я всё готова отдать за то, чтобы проснуться и, как в старые добрые времена, посидеть с ней в обнимку и поговорить, а можно и просто помолчать.

Но… если это не сон, и я не проснусь? Вдруг умру и не смогу выполнить задание ведьмы? Что ж с мамкой и малыми-то станется? А может всё это, включая ведьму, мне лишь привиделось? От этой мысли немного спокойнее стало. И вдруг шум снаружи затих, а после мгновения, наполненного показавшейся оглушительной тишиной, дверца кареты резко распахнулась.

Рыська выскочила из моих рук и отважно встала на пути появившегося в дверях мужчины, в котором я с ужасом узнала графа. Да-да, того самого, для которого Фрол деньги требовал. Как он меня нашёл? Что ему надо?! Я испуганно подтянула ноги к груди, вжавшись в дальний угол и зажмурив глаза, словно это могло сделать меня более незаметной. Смелая, нечего сказать. Самой противно, но ничего с собой поделать не могу.

Вот ведь усмешка судьбы: я же не успела ещё разобраться в уже произошедшем, и вот на тебе, новый повод для размышлений. Что делает этот человек здесь? В памяти вмиг пронеслись воспоминания обо всём, что последовало за нашей единственной встречей в прошлом. Его пристальный взгляд напугал меня в то утро, но он так и не подошёл, слава богам.

На следующий день после этой встречи приключилось несчастье с отцом. А потом заявился Фрол, увещевая пойти с ним, говорил, что не понимаю, от чего отказываюсь, что я ещё на коленях его молить буду, чтобы принял. И заводил эти речи при каждой встрече. Он, кстати, зачастил к нам с того дня. Покамест матушка не услыхала его похабные предложения год назад, да не погнала со двора. Казалось бы, что ему угрозы беззащитной хрупкой женщины? Но ведь убоялся! Почитай год на пороге не показывался. Что ж ему надобно-то было? А может и не ему вовсе? Он же при графе в замке живёт…

− Ох… − вырвалось у меня из груди, и я, наконец-то решившись открыть глаза, подняла взгляд на молчаливо взирающего на меня мужчину.

Внешне спокоен, но в зелёных глазах словно огонь полыхает. И вдруг он отводит взгляд, и я замечаю сбоку что-то странное. У меня волосы по всему телу дыбом встают. Герцогиня, не мигая, смотрит на графа, и при этом из её глаз струятся золотые лучи света! А в напряжённо подрагивающей руке вращается прозрачный, словно мыльный пузырь, шар, по поверхности которого переливаются золотые и серебристо-перламутровые разводы. Они двигаются, словно живые. Смотрю, как зачарованная, на эту невозможную красоту, и тут до меня доходит: магия! Это самая что ни на есть настоящая магия!

− Пошё-о-ол вон! − неожиданно громко рявкнула герцогиня и метнула шар в мгновенно очутившегося вне поля зрения графа.

Рыська тут же, припав на передние лапы, вновь утробно заурчала и бросилась куда-то прочь из кареты. Герцогиня тоже рассиживаться не стала, выскочила следом за ней. А я в шоке даже пошевелиться не могу. Что ж это в мире-то творится? Магии несколько веков, говорите, нет? Ага, как же. То-то в последнюю неделю и дня не проходит, чтобы с ней не столкнуться! Хотя… если это всё сон, то почему бы и нет?

Снаружи громыхнул гром, выдернув меня из задумчивости, и всё затихло. Звон тетивы, звук явно падающего тела и исполненный боли звериный крик разрушили тишину. Сердце сжалось. Рыська! Моя рыська − там!

− Мы ещё вернёмся, ведьма! − сквозь удаляющийся топот копыт донёсся голос… Фрола?

Вмиг позабыв про страх, я опрометью выскочила из кареты, да так и обмерла на ступеньке. Запах смерти витал вокруг. Куда ни глянь − кровь, тела убитых. Ну стража − ещё понятно, грустно, но они обязаны, живота своего не жалея, прикрыть грудью тех, кому служат, а возницы и лошади-то в чём провинились?

Неожиданно, заставив меня вздрогнуть, в этом царстве смерти послышался хриплый стон. Поворачиваюсь на звук. На истоптанной конскими копытами земле распростёрлось истекающее кровью тело герцогини. И, помимо многочисленных, невесть откуда взявшихся порезов, в её груди ещё и стрела засела. Вид беспомощно поскуливающей, не находящей себе места рыськи немного отрезвил. Память услужливо преподнесла все наши немногочисленные встречи со сборщиком налогов, никогда не расстававшимся со своим луком.

− Ну, Фрол… − прошипела я, ощущая, как гнев затмевает все прочие чувства, − мы ещё встретимся, − глянув вслед уже скрывшемуся всаднику, пообещала я.

Нет, пылкой любовью к герцогине я внезапно не воспылала. Однако эта пожилая женщина не побоялась продемонстрировать магию, вставая на мою защиту. А значит, граф теперь имеет весомый козырь против неё.

Вся эта ситуация в целом вместо ужаса вызвала бешенство. Да и вообще, сон это или не сон, но эти сволочи умудрились осквернить и без того спутанные впечатления!

Вот и что мне теперь делать? Куда идти, не знаю, все мертвы, герцогиня тяжело ранена, а далеко ли я её на себе утащу? Но и бросить её здесь одну тоже не по-человечески. А ведь мы в глухом лесу, волки скоро почуют кровь и…

− Дан… − донёсся хриплый шёпот раненой. Я вмиг очутилась рядом. − Уходи, девочка… Дай… мне… Кх-кх… − закашлялась она, и на губах показалась кровь.

− Что дать? − с ужасом спрашиваю.

Тут же вспомнились рассказы отца о войне, когда тяжело раненные бойцы умоляли добить их, чтобы не мучиться. Ну уж нет. На подобное я не способна. Буду тащить на себе, в конце концов, пока сама не помрёт, но убивать не стану!

− Сил… Немного… Кх-кх… И… Уходи… − едва слышно хрипит она, а я пытаюсь понять, что значит это − «Дай сил немного»? А герцогиня, мгновение помолчав, словно с силами собираясь, произносит: − Руку… мою… возьми… − шепчет и тихонечко шевелит пальцами, − и позволь взять.

Ничего не понятно, но кто их, этих магов, знает, как там у них всё это происходит? Может, сейчас раны все исчезнут, да запрыгает как молоденькая. Думы думами, а рука уже сжимает её неестественно холодную кисть.

− Разре… Кх-кх… ши… − сипло, сквозь кашель, то ли просит, то ли напоминает.

− Возьми немного силы, − передёрнув плечами, произношу, и вдруг…

Ощущаю, как у меня в груди зарождается непривычное и какое-то живое тепло. Оно ворочается, становясь всё жарче, постепенно перетекая к плечу, проходит по руке и, едва ли не обжигая кожу, струится наружу. И…

− О, боги! Это я делаю?! − в шоке наблюдая за происходящим, восклицаю.

А тем временем из моих пальцев сочится что-то, напоминающее то ли туман, то ли дымок, и это нечто обволакивает тело герцогини! И такое ликование внутри разливается, ведь чувствую − я могу помочь! И всё правильно делаю! Как? Не знаю. Но получается ведь!

Неожиданно рука под моими пальцами дёрнулась, и… вместо израненного тела герцогини моему взору предстало распростёртое по земле тельце рыси! Вот только в отличие от моей подружки − седой! Ран открытых на её теле вроде не видно, но дыхание слабое, едва ощутимое. А рядом на земле валяется окровавленная стрела.

Это что ж выходит-то? Я что… подлечить может и подлечила, но ещё и заколдовала её? Как?! И тут в мою душу закрались смутные сомнения. Окидываю взглядом притихшую в сторонке пушистую фею. «А животное ли ты?» − с долей сомнения думаю, а та взглянула на меня своими умными янтарными глазками и головой помотала, мол, нет.

− Тоже человек заколдованный? − не веря своим глазам, шепчу, а рыська кивает. − Ох… − только и смогла я выдавить в ответ на это открытие. − Может, ты знаешь, куда нам теперь идти?

Приподнимается, кивает, и приблизившись вплотную к распростёртому передо мной телу, демонстративно усаживается на попу, всем своим видом говоря: без неё никуда не пойду. А у меня и мысли, если честно, не было бросать герцогиню здесь. Все прошлые обиды кажутся такими мелочными на фоне произошедших событий. Встаю с земли, осторожно поднимаю безвольно обвисшее в моих руках тело, присматриваюсь к едва заметно шевелящемуся при дыхании боку. Слава богам, жива.

Уходила я не оглядываясь. Страшно было даже подумать о том, что кто-то из оставшихся на месте побоища, возможно, ещё жив, но чем им помочь? Одной вот уже попыталась… Поделилась силой, называется! Ох… спасибо ведьме, удружила, как всегда. Кто её за язык тянул ляпнуть «…магия в тебе проснётся»?! Вот тебе и магия. Бедная герцогиня. Как-то ещё расколдовать её надо будет. Вот только как? И ведь не спросишь же ни у кого, тут же на костёр или дыбу отправят. Но это потом, а сейчас топаю следом за целеустремлённо бегущей впереди рыськой.

Уже смеркается, а мы всё идём. Сил нет, руки ноют от кажущейся уже неимоверно тяжёлой ноши, мышцы на ногах сводит. Остановиться бы? Но рыська явно нервничает. Забегает вперёд и замирает, оглядываясь в ожидании. Неужели опять опасность какую-нибудь чует? Вот и иду. Благо обострённое зрение позволяет видеть всё вполне отчётливо даже в кромешной тьме.