Белая птица бесплатное чтение

Пролог

Любить – это давать, а не брать.
<Ирина Аллегрова>

Лица и маски, ну что тут такого?
Похожа на сказку la vie de Allegrova[1].
Её запишу для потомков, а там
Храниться отправлю в «Матенадаран»[2].
<Автор>

Я не поэт и не писатель
В обычном понимании дел.
Пересказать лишь мой удел,
Прочесть, пытливейший читатель —
Тебе.

Тебе же, критик здравый,
Ругать стиль, рифму и сюжет.
На то моей обиды нет.
Это занятие по праву
Твоей работе подлежит.
Не делаю довольный вид
И не кривлю душой лукаво,
Чтоб не подумали друзья
Будто заискиваю я.
Ругай, коль есть за что ругать.

Ты – недоверчивый издатель,
Хоть первую главу прочесть
Не поленись. Почту за честь!
А труд мой помогает, кстати,
Легко и без нравоучения
Не позабыть навыков чтения.

Что ЕЙ самой сказать? Не знаю.
Ведь не просила, не ждала.
Медвежьи добрые дела
Столь редко пользу представляют.
Я в оправдание позволю
Сказать – написано с любовью!

Глава первая

Я не женщина, которая поет.
Я – женщина, которая живет.
<Ирина Аллегрова>

Жизнь – это улыбка,
Даже, если по лицу текут слезы.
<Амадей Моцарт>

Не молюсь я ей, как иконке,
Но молюсь за нее порой.
Я хочу рассказать о девчонке,
Которая стала Звездой.
<Автор>

Говорят, что написаны судьбы,
И, как только рождаются люди,
Им вручается жизни рассказ:
Кто-то станет царем, полководцем,
Кто-то верным слугой, царедворцем
И за первого жизнь отдаст.

Но незнание как лотерея,
И мечтаем мы, веря, не веря.
Нам порой открываются двери,
Те, что всем силачам не открыть.
И у женщины хрупкой и милой
Геркулеса появятся силы.
И она так бесстрашно, красиво
Трон займет и будет царить!

* * *

«Подумай, родная!» – «Нет, я все решила!»
Закрыть небольшой чемодан поспешила,
Поправила платье (сама себе сшила),
Зажала билетик в руке.

«Ну кем здесь была я?! Обычной до слез!
Тогда, как другие, задрав кверху нос,
Меня растворяли в толпе!

Жила, как в теплице, сама понимая,
Что есть холода и они убивают.
И, если цветок сразу не закаляют,
Он гибнет при первой зиме.

В огромной столице во что бы ни стало
Я буду певицей такой, каких мало!
Летела звезда, я тогда загадала
Удачи и счастья в Москве.

А помнишь ли, папа, мы раньше мечтали,
Как парусник белый стоит на причале
И мы, подняв якорь, отважно отчалим
К загадочным островам?

Вернувшись, по трапу спускаясь на берег,
Проплыв семь морей и открыв семь Америк,
Друзей мы найдем и, в удачу поверив,
Грозой станем нашим врагам.

А на берегу домик выстроим белый,
Чтоб было, куда возвращаться с победой,
Где мама нас ждет с самым вкусным обедом,
Где счастливы будем всегда.

И, как на снегу, на песке белоснежном
Мы замки построим из хрупкой надежды,
Что время пройдет, а мы будем, как прежде,
Все вместе. Беда не беда!

Теперь, повзрослев, на мечту свою детства
Смотрю по – иному. И голосом сердца
Толкую, что парусник белый – лишь дверца
В мир музыки, сцены, любви.

Так часто манил меня белой кормой,
Шептал и кричал, уводя за собой:
«Не бойся, лишь шаг… За заветной чертой
Ты ветер попутный лови!».

Я знаю, что голос мой признанным будет,
Он вселит надежду в сердца многим людям.
Я это смогу! И их тысячи судеб
Сольются с моею судьбой!

Прощаюсь, но помню я каждое слово
В родительском доме. И снова, и снова
Я буду стараться сломать все оковы,
Всегда возвращаясь домой».

* * *

Вот так говорила девчонка простая,
В столицу и в новую жизнь улетая,
Родную семью и друзей покидая,
Ведомая детской мечтой.

С собою везла чистоту горной речки,
Бабушки милой подарок – колечко,
Полное львиной отвагой сердечко
И взгляд «чайных роз» колдовской.

* * *

А все начиналось не так интересно:
Работа, квартира, где лишний и тесно,
И поиск под солнцем достойного места,
Чужой где не быть средь своих.

Конечно, боялась сломаться, пропасть,
Ведь только в столице такая напасть:
Людей так, что яблоку негде упасть,
А ты одинок среди них.

Москва – город грез, город снов и желаний,
Москва – город-явь, тягот и испытаний,
Бессмысленных встреч и пустых обещаний,
Москва – это город-магнит!

Москва – город слез, но, не веря слезам,
Златую главу преклонив к образам,
Жжет свечи Георгию и небесам,
И знает – добро победит!

И чистой душой та девчонка ждала
От грозного города каплю тепла,
И верила в счастье, и просто жила
Неся свой наивный свет.

С надеждой большой на удачу в пути
Не думала, что ей придется пройти,
И ветер попутный пыталась найти,
Как многие в их двадцать лет.

* * *

Сразу удача была ей ниспослана:
Работать попала в оркестр Утесова.
И там поняла, что все роли уж розданы —
К чему закрывать глаза?

Забыв концертмейстерство, словно табу,
Все делала так, будто знала судьбу.
В подзорную ли увидала трубу
Те алые паруса?

Но ждать их не стала и кинулась вплавь,
Недолго решая, где сон и где явь.
Характер такой, что попробуй, заставь
Поверить в слова твои.

Она и сейчас верит только в совет
Того мудреца, уж которого нет:
«Не слушай советов чужих, человек,
Законы судьбы – свои!».

* * *

Таков был эпиграф в романе «Москва».
Рубила с плеча. А права, не права —
Нам время сказало. И эти слова
С тех пор повторяет вновь.

Жила и живет на пределе, неистово.
Любила и любит лишь сердцем. И пристально
В любви ищет силу, спасенье и истину,
А в истине видит любовь.

* * *

А первой главой ее книги в столице
Стал «Факел» (полжизни до «Императрицы»),
ВИА, известный лишь единицам —
Тем людям, кто в нем и играл.

Играли порой все то, что придется,
Что любят, не любят, что не продается,
И вряд ли ценителей много найдется,
Кто это всерьез понимал.

Гастрольные туры в глубинки России
Не столь романтичны, комфортны, красивы,
И нужно иметь не дюжие силы,
Источник ища в миражах.

Смотрела, терпела, в лишениях училась —
Вот так героиня моя закалилась.
И это, как водится, ей пригодилось
В дальнейших крутых виражах.

И после концерта в краю незнакомом
Автобус гастрольный был крышей, был домом.
И пусть уступал он богатым хоромам,
Но лучше его не найти.

Свернувшись клубком, как котенок замерзший,
Она, засыпая, все грела ладоши.
А ветер осенний ей пел о хорошем,
Что быть должно впереди.

Но ветер-обманщик не все рассказал.
Усталый шофер надавил тормоза.
Она, потянувшись, открыла глаза,
В них город гастрольный возник.

«Здесь будет наш следующий концерт?» —
Спросила с улыбкой она на лице.
И сразу подумала о певце,
Что выступит после них.

– А что? Говорят, он успешен, красив.
Ну чем, в самом деле, тебе не жених?
Хотя, кто мы, в общем, для важных таких? —
Сказал кто-то в группе, смеясь.

– Отец – композитор, большой человек!
И сыну готово и масло, и хлеб
На ужин, на завтрак и на обед.
Захочет – не сможет пропасть!

– Да что «все готово»! Ведь можно умом!
Вон сколько успешных сегодня кругом!
Мы с ним познакомимся и поймем,
Достоин ли он высоты.

– Сегодня мы лишь антураж для него
И сто грамм для зала, чтоб ждали его!
А он на закуску – дороже всего,
Как с взбитым кремом торты.

– Какие мне мама в детстве пекла!!!
Однажды история даже была…
На день я рожденья друзей позвала,
И вынесла мама мечту:

Один торт, где мишка сидит косолапый,
Второй – там семейка ежей: дети, мама и папа, —
И третий был домик с собачкой носатой
(Такую себе заведу).

Все дети сидели с открытыми ртами…
Я так благодарна за все это маме!
И хоть города сейчас между нами,
Я вижу ее в каждом сне.

И папу, конечно, и мой светлый город,
И каждый тот миг, что любим и так дорог.
Я, может, уже пожалела раз сорок…
Но если вернусь – на коне!

Семейные гены – добиться успеха.
Вот папа мой так же однажды уехал,
И был циркачом – повелителем смеха,
По прозвищу Аллегрис.

Теперь он актер, режиссер оперетты,
Дает интервью в городские газеты.
А гости бывают у нас – самоцветы,
Друзья театральных кулис.

– Зачем убежала от жизни такой,
Где все, что захочешь, лежит под рукой? —
Сказал гитарист, покачав головой:
– Девчонка, романтики нет!

Признание, любовь – не надежнее ветра!
Сейчас на коне – завтра ты в горстке пепла.
Пресытится зритель, не вспомнят газеты,
Погаснет таинственный свет…

– Пускай свет погаснет. Я знаю: всегда
По жизни ведет меня чудо-звезда,
Она будет компас в ночи. И тогда
Я выберу верный путь.

Они говорили о чем-то еще
И спорили громко, порой горячо.
Но каждый готов был подставить плечо
И горы для друга свернуть.

* * *

В тот вечер для них был обычный концерт.
Зал хлопал в начале и хлопал в конце.
А только улыбка ее на лице
Пропала на несколько лет.

Та встреча была очень важной в судьбе,
И может, она не призналась себе,
Но словно колоду держала в руке —
И выпал пиковый валет.

Вокальные данные «чудо-певца»
Не красило даже имя отца.
Зато столько пафоса у молодца —
Гастроли, ТВ, радио.

Тогда вот она, наконец, поняла,
Что связи, знакомства решают дела,
Что долго наивной в том смысле была —
Самой не достичь ничего.

Спустя много лет она смело призналась
В одном интервью: «Вот тогда я сломалась.
И не было сил. Ничего не пыталась…
Апатия ко всему».

* * *

Долгие месяцы хмурым затворником.
Дворики, лестницы, пьяные дворники,
Грустные кактусы на подоконнике…
Слова: «Как же так?! Не пойму!».

Каждый из нас в жизни ищущий сути,
Словно тот витязь, стоит на распутье.
Только не каждый готов повернуть и
Дорогу пройти до конца.

Нам время для выбора небом дается,
Людьми полосой оно черной зовется.
Герой, как гроссмейстер, за партию бьется,
Чтоб счастье достать из ларца.

В таких вот попытках любой был не раз,
Готовый хоть торты испечь на заказ.
Что ж делать девчонке, в которой погас
Удачи обманчивый свет?

И плакала горько, и торты пекла,
Но благо, что мама с ней рядом была.
Без лишних вопросов она поняла
Причину дочерних бед.

Дела все оставив, не медля минуты,
Она прилетела волшебно как будто,
Чтоб высушить слезы и, мысли распутав,
Надежду на лучшее дать.

Ведь каждый для мамы на всю жизнь ребенком
Останется малым: тюрьма ли, котомка…
Как лебедь, кружить будет над лебеденком,
Который не может летать.

Еще как-то в школе, от всей круговерти
Всерьез заболев, между жизнью и смертью
Девчонка была. И холодные сети
Тащили ее в сумрак дна.

И мама у койки больничной сидела
Не спав и не ев – молясь то и дело.
За три дня волнений она поседела,
Но вырвала дочь у сна.

С тех пор знала твердо и безукоризненно,
Что дочь для большого свершения избрана.
И шаг дочки каждый обдумать немыслимо,
Но верным он будет всегда.

И если сейчас в безразличии спасение,
То пусть так и будет. И это решение
Восприняв спокойно, набралась терпения
С одним лишь вопросом – когда?

Но безразличие, обиды не вяжутся
С рынком и булочной. Пусть же покажется
Это не смелым, а голод отважится
Многое перешагнуть.

Ласковым зверем в капкане судьбы
Тщетно искала спасенья тропы.
Только свободы, увы, без борьбы
Уже никогда не вернуть.

* * *

Тогда появился ночной ресторан
«Арбат». Где позволить мог каждый баран
Не быть на тарелке, хвалой поварам,
А чинно сидеть за столом.

Жуя и давясь от прилива слюны,
Капая соус себе на штаны,
Думать, что здесь еще что-то должны
В меню предложить дорогом.

А набирали таких кретинов
В организацию «Эстрадных коллективов».
В которой они много лет, на диво,
К актрисам могли приставать.

Персону свою возвышая до неба,
Считали, что право на свой кусок хлеба
Девчонка должна доказать с разбега,
Со сцены упав на кровать.

В те годы она день за днем хорошела.
Прекрасна душой и божественна телом.
Хотя признавать никогда не хотела —
Зеркал не обманешь больше.

Восторг, комплименты старалась забыть.
Всегда отвечая на них: «Может быть».
И долго духи продолжала любить
С таким же названием – из Польши.

Никто догадаться бы в жизни не смог,
Что этой единственной паре сапог,
Еще той зимою закончился срок
И места им нет в сундуках.

А демисезонное «супер-пальто»
Не дань глупой моде в морозе крутом,
А грустная правда девчонки о том,
Что счастье, наверно, в деньгах.

И вот близок вечер. И в платье простом,
В пальто, сапогах, обернувшись шарфом,
Сквозь дождь и сквозь снег, под раскатистый гром
Туда – унижение за хлеб.

В скромных нарядах была многих краше.
Нескромные взгляды отбив так бесстрашно,
Не в силах любить, если сердце не скажет,
Простилась с «Арбатом» навек.

Здесь стала она непригодной вдвойне.
Такие вот песни и танцы «на дне»,
В то время как «не было секса в стране»,
Чужды были ей всегда.

Рожденный ходить по земле нормально
Не примет позу горизонтально.
Терять работу, конечно, жаль, но
Честь потерять – никогда!

* * *

Попытки вернуться на сцену большую
Служили ей службу обычно плохую.
Еще в варьете, сомневаясь, рискуя,
На встречу с удачей пошла.

С участьем ее композитор прослушал,
И было все так, что не может быть лучше.
Ведь он – «кит» эстрадный, не ходит по суше,
Сказал ей: «Успешны дела!».

И вот, у нее появилась надежда.
Но «кит», в мутном иле, стал тоже невежей,
Как все остальные, которые прежде
Пытались к ней в спальню залезть.

На день, на второй он ей это предложил,
Считая всерьёз неплохой свою рожу.
Не думая, что это все невозможно
Икрою с шампанским заесть.

Отказ получив, он сказал: «Что ж, не странно,
Я знал, вы певица не моего плана.
Вы рыбка речная в волнах океана,
И вам глубоко не нырнуть».

* * *

Таков мир эстрады, реальности – фальши,
Далекое ближе, а близкое дальше.
Победа лишь в силе характера. Сталь же
Обычным рукам не согнуть.

* * *

И так беспросветно и тягостно было
Девчонке, которая сердцем остыла
И с участью этой смерившись, забыла
Заветной звезды волшебство.

Только в родных был надежды атолл
А папа волшебную фразу нашел:
«Родная, все будет, поверь, хорошо!»
Как благословение его.

В такие минуты она замечала,
Что зло забывает, начав все сначала.
И папы ладонь коснувшись плеча,
Как в детстве согреет, спасет.

А мамы улыбка, объятий тепло
Заставят поверить, что горе прошло.
И как бы там не было ей тяжело
Идти нужно только вперед!

* * *

Уж близился час, где блуждая по лесу
Девчонка из Золушки станет Принцессой.
И гордо вернется в свое королевство,
Чтоб в нем Королевою быть.

Но прежде должна была освободиться.
Большую, дубовую дверь из темницы
Открыть. С неудачами смело проститься,
И вновь научится жить.

* * *

Читая внимательно строки поэмы,
Заметить легко, что забвение темы
Одной здесь допущено. Думаю все вы
Уже догадались – какой.

Конечно, любовь. То главное чувство,
Которое движет людьми искусства
И было представлено здесь лишь грустной
Не лучшей своей стороной.

Спешу все исправить, сказав, что тогда же
Она полюбила. И счастлива даже
Была с этим парнем, который однажды
Назвал ее смело женой.

И, словно с Фортуной Амур сговорился,
Но муж был продюсер. Он договорился
На встречу всей жизни, как говорится,
Что стала внезапно иной.

* * *

И вновь композитор, а веры ни капли,
Лишь мысль, что наступит на новые грабли.
Дуть на воду начинают, не так ли,
Обжегшись на молоке?

Идти не хотела и думала горько:
«Всё так бесполезно и глупо настолько,
Что кажется шуткой. Намёки на койку —
И замок размыт на песке».

Представилась просто: «Пою в варьете».
– «Да, слишком жестоко! Круги по Данте,
Для столь юной девы с глазами пантер,
Готовых к прыжку за честь,

Добром не закончатся. Что ж, покажите,
Что правда, талантом вас Бог не обидел.
Я многих забыл, тех, которых увидел,
А в вас явно что-то есть».

И вот перепеты известные песни…
Вопрос и ответ, без обид и без лести.
– «Конечно, вам нужно работать и вместе
Мы трудности переживем.

Но, если лишь славе мгновенной вы рады,
Нам не по пути! И навряд ли я рядом
Сумею идти с человеком наградой
Которому призрачный сон».

– «Как все, я боялась. Такое бывало.
Но шла за мечтой и не отступала.
И новый этап начиная сначала,
Иду лишь вперед и вперед!

О славе мгновенной лишь глупый мечтает,
А глупость высоко нечасто летает».
И вдруг головой композитор кивает
И громко кричит: «Пойдет!».

* * *

Вот так состоялась их первая встреча.
А Оскар Борисович Фельцман, замечу,
Не требовал платы с девчонки на вечер
За творческий их союз.

Высоко порядочный музыкант
Оценивал душу, вокал и талант.
Увидел, как в платьице хрупкий Атлант
Судьбу держит крепко свою.

* * *

Беда и удача не ходят одни.
С собою приводят подобных они.
И вот наступили счастливые дни:
Удача пришла не одна.

Лишь пара недель прошла с первой встречи,
И Фельцман проводит свой творческий вечер,
Где все его песни под славные речи
Уже исполняет ОНА!

Дебют на ТВ, не нарушив традиций,
Прошел в «Песне года», где дали певице
Спеть песню, Фельцману вновь поклониться
И тост новогодний сказать.

Да, тот Новый год был обычный для мира,
Но каждый, кто все же дождался эфира,
Услышал: «Поет Аллегрова Ира!».
Увидел ЕЕ глаза!

Как Родина – мать, призывно и звонко
Исполнила песню «Голос ребенка».
С тех пор закрутилась ее кинопленка
Быстрее день ото дня.

И стало понятно для многих тогда,
Что в небо взметнулась такая звезда,
Пред светом которой падут города
Без пушек и без огня!

* * *

Потом заблистали «Огнями Москвы»
Страницы успеха и новой главы.
Не чудо, конечно, ведь в жизни, увы,
Чудес не хватает на всех.

Усталость, терпенье и каторжный труд
За право себя с каждой песней – под суд.
В прицел телекамер, что враз разнесут
Падение или успех.

В придачу соседство с плеядою звезд,
Как Сенчина, Гурченко, было всерьез
Большим испытанием. Глупый вопрос
О том, кто плохой, кто хороший.

Быть лучшей из лучших вдвойне тяжелей.
Народа любовь, как священный елей,
Снисходит на головы тех королей,
Которым под силу ноша.

И стала доказывать, что под силу.
Порою же было невыносимо.
Допеть, дотерпеть, догореть красиво
И в горле ком слез удержать.

Тогда поняла, пробиваясь сквозь лед:
Она – не женщина, которая поет,
Она – та, кто любит и просто живет,
Любовь не боясь выражать!

* * *

Уже в это время шаталась постройка.
Маячила нагло шпана-перестройка.
И знали ли твердо, в какую помойку
Страну окунут в этот раз?

На этом «пиру во время чумы»
Державные столько взяли взаймы
Терпения у Бога, что, видно, и мы
Выплачиваем сейчас.

Равняя по ГОСТу певцов и певиц,
Крыла подрезали, а пение птиц
В верхах утверждали. И клетки плелись
Под дружные крики «ура!».

А тех, кто был против, венчали короной…
Да нет, не орлами, а белой вороной.
Чтоб с хлеба на воду да на макароны
И петь в кабаках до утра.

* * *

Всё в этом мире лежит на весах:
Злодей и герой, отвага и страх.
И выбор лишь твой: как прожить тебе, как,
Чтоб в зеркало прямо взглянуть?

И сердцем почуяв притворство и ложь,
Она отстранялась от «чистых» ладош,
Что пахли духами, а души, как ночь —
Без фонаря не шагнуть.

Но всем испытаниям, потерям назло
Ирине с людьми непременно везло
Хорошими сердцем – которых без слов
Она понимала порой.

В родительском доме тепла и заботы,
Еще не умея проигрывать ноты,
Она увидала такие высоты —
Поспорят с любой горой!

В гостях их семьи, в Баку, часто бывали:
Хачатурян, Ростропович, Муслим Магомаев.
Много талантливых. Всех принимали,
Как самых желанных гостей.

И с детства она отличать умела
Искусство и фальшь, где черно, где бело,
Какая из пешек пройдет в королевы
В игре вечных чувств и страстей.

Я не Ангел, я не бес,
Я усталый Странник.
Я вернулся, я воскрес
И в дом твой постучал.
<И. Резник>

<Конец первой главы>

Июль 2005 – Январь 2006 г.

Автор!!
Восхищает Ваша ЛЮБОВЬ и ПРЕДАННОСТЬ ПЕВИЦЕ!!! ☺
Наверное, каждая АКТРИСА мечтает о ТАКОМ ПОКЛОНЕНИИ!
ВСЕГО ВАМ ДОБРОГО и НОВЫХ СТИХОВ!
<Муслим Магомаев>

Глава вторая

О, сколько прекрасных событий земли
Могло в их руках случиться!
Ведь все, что не могут порой короли,
Легко могут Императрицы.
<Автор>

«Молитесь на ночь, чтобы вам
Вдруг не проснуться знаменитым…»[3]
Отнюдь не праздные слова,
Не зря срифмованные рифмы.
Но даже если «вдруг» убрать,
«Чрез месяцы» писать и «годы»,
Из словаря «спокойно спать»
Придется вычеркнуть надолго.
И тем ты больше знаменит,
Чем меньше знаешь ты покой,
Доказывая всем, что свит
Венок твой из любви людской.
И лишь немногим суждено
Понять, что есть любовь толпы.
Не знать, не ждать и вдруг в окно
Ловить цветов-стихов столпы.

* * *

Итак, героиня в московских «Огнях»
Счастливая тем, что не знает и дня
Без съемок, гастролей. Усталость гоня,
В работу ушла с головой.

Такое усердие замечено было
И, чтобы оно невзначай не остыло,
Решили, что будет полезно и мило
Его подогреть борьбой.

Как то допускала эстрадная муза,
В ту пору был конкурс в масштабе Союза.
Желанный для многих безвестных Карузо
И скромных, прекрасных нимф.

И снова по праву получен успех!
В дуэте с Тальковым, вторые из всех,
Берут «Золотой камертон». Без помех
Теперь на советский Олимп.

* * *

Так, в колбе обычных песочных часов
Волшебно меняться простой стал песок.
Летели, слегка ударяя в висок,
Звезды золотые песчинки.

Когда ты так молод и полон идей,
Ты новых, нехоженых, ищешь путей,
Уверенно зная, что прошлые те
Уже требуют починки.

Знал это и Фельцман, поэтому сам
Попутного ветра желал в паруса
Своим «крестным детям», которых «бросал» —
Во благо им, а не иначе.

Но слово «бросал», для рифмы лишь тут.
Он поднял на должную их высоту
И в каждом зажег дорогую звезду,
Что не утаишь, не спрячешь.

Да, группа распалась, без ссор, кулаков.
И вот Дубовицкий, Ирина, Тальков
Не кинулись врозь, на потеху врагов,
Искать одинокое счастье.

А, дружно подумав, решили рискнуть,
Что крейсером новым отправятся в путь,
Одетым в джинсу и металл. Повернуть —
И против течения. Не в масти!

С таким предложеньем явились с визитом
К Давиду Тухманову (композитор).
Он выслушал все как судья-инквизитор
И сразу не знал, что сказать.

– В советское время такие идеи?! —
Хоть сам тогда модную музыку делал,
Он ясно представил, что здесь за пределы…
Но как их сверкали глаза!

И он согласился, не будучи глуп.
Названье же группы – «Электроклуб»
В инстанциях высших, как все, не без мук,
Полгода пришлось утверждать.

Оно представлялось и странным и сложным,
Антиправительственно-неблагонадежным.
И где это видано? Разве так можно
Советскую группу назвать?!

Но все обошлось. Названье прошло.
И сразу вниманье к себе привлекло.
Все знали, что если берет под крыло
Тухманов, то будет сенсация.

И вот, в новогоднем эфире ТВ —
Дебют, словно обухом по голове:
Дают «Три письма» в электронной канве
И рваной, роковой комбинации.

А пение, всем догмам тогда вопреки,
Многие приняли сразу в штыки.
Солисты сбивались, с их легкой руки
На речитатив и хрипы.

Сплетники враз поспешили съязвить:
– Голос прокурен и точно пропит
У этой Аллегровой. Делает вид,
Что так все задумано, «с гриппом».

Злобе людской доказать не могла,
Что голос она всерьез сорвала,
Часами работая. Не берегла
Связки, последствия зная.

Но кто полюбил ту девчонку такой,
Есть, были и будут и встанут горой
За бархатный голос чуть-чуть с хрипотцой —
И им не нужна другая!

* * *

Успех был мгновенный – ракетою в космос!
Пластинку купить получалось непросто.
На дискотеки бежали подростки —
Под «Электроклуб» «пропасть».

Панцирь, и тесный и душный, был сброшен
И воздух девчонка вдыхала всей кожей,
Как узник, сбежав из темницы, не может
Им надышаться всласть.

Так дерзко и ново в скромной и милой,
Взращенной на классике, заговорило
Желание свободы, реальные силы
Все высказать, выкрикнуть, спеть…

Не без улыбки расскажет теперь,
Как комплекс «советской певицы» в себе
Она подавляла. Раскрытую дверь
Эстрады не запереть.

В жизни все просто, увы, не бывает.
В раскрытую дверь, как в капкан попадают,
И больно вдвойне, что мечты увядают
Когда они сбылись на миг.

Душа постепенно открылась манящим
И чувствам, и песням уже настоящим,
А снова и снова Ирина блестяще
Должна была петь – не их.

Но волю и мудрость впитав с малолетства,
Как пери восточного королевства,
Она заглушала порой голос сердца,
Боролась среди акул.

Поэтому верила в лучшее время
Даже когда ставил ОН ногу в стремя
И уезжал за судьбой грозной тенью —
«Бывший подъесаул».

* * *

С уходом Талькова состав обновили
Парнями из «Форума», которые были
Довольно известны. Порядки иные
Теперь воцарились для всех.

«Звездил» и солировал здесь Салтыков.
Ему и почет, и хиты, и любовь.
Ирина ждала. Но, увы, вновь и вновь
То был не ее успех.

Тухмановым песни, как прежде, писались,
Но Ире они не всегда доставались.
Ее «Кони в яблоках» задержались
На добрую пару лет.

В надежде, что все еще будет в порядке,
Ехала скромно на «Темной лошадке»,
Которую щедро, как шоколадку —
Ребенку, отдал ей «Дед»[4].

Она понимала, что в группе большой
Вдруг стала ненужной и даже чужой,
Что музыка, стиль у ребят не такой,
Какой бы хотелось ей.

И теплое, нежное, «бабье» слово,
Естественно, было здесь хуже плохого.
Как это обидно, быть сорта второго
Для зрителей и друзей.

Но Ира напрасно теряла покой:
Ее не заметить мог только слепой.
И, раз полюбив, принимали любой
Поклонники диву свою.

И первой идя, для разогрева,
Еще осторожно, еще неумело
Рождалась «девчоночья Королева»
На смену «девчоночьему Королю».

Терпенье и силу опять одолжив,
Просила гадалку-судьбу: «Ворожи».
Но «Прятки» с успехом устроила жизнь:
«Воздушные замки» не строй!

Жила без чудес, не зная пока,
Что «Синюю розу», одну на века,
Растила заботливо чья-то рука
Лишь для нее одной.

* * *

Как мною замечено в первой части
(И это, действительно, просто счастье!):
Хорошие люди не безучастны
Были к судьбе героини.

Они в ее жизни являлись как раз
В нужное время и нужный час.
И было достаточно встречи глаз,
Чтоб рядом пойти отныне.

Вот так же однажды встретила Ира
Крестного «Страннику» – Короля лиры.
Поэта, певца, музыканта, кумира
Для многих тогда и сейчас.

И сам Николаев не мог угадать,
Что лишь для нее скоро будет писать.
И что от союза их общего ждать,
Во всем сомневаясь подчас.

Живя по соседству, в Черемушках, он
Увидел в Ирине всемирный закон —
К ней все тяготело! Похоже, Ньютон
Еще кое-что упустил.

Нет, вовсе ей манна не падала в руки,
Но так до сих пор неизвестно науке,
Как Ира поет, растворясь в каждом звуке,
Всегда на пределе сил!

* * *

Случайные взгляды всегда не случайны —
Внезапны и памятны чрезвычайно,
Беспечны и веселы или печальны,
Они судьбоносны для нас.

Не верите?! Может ребенка спросить,
Как он научился со всем этим жить?
Однажды увидев, не смог позабыть
Её ни тогда ни сейчас.

Игрушки и фильмы какие-то были,
И школа, которую тоже забыли.
Лишь стопка кассет не сдалась слою пыли
Да старый магнитофон.

Ребенок подрос, и надеяться странно,
Что встретиться можно уже без экрана.
Но эта надежда, как свет, непрестанна,
Как детский счастливый сон.

Она стала музой теперь долгожданной,
Полярной звездой яркой и постоянной.
Единственной той, что во мраке туманном
Не скроется, не подведет.

И чтоб ни случилось, в ладонь с высоты
Слетит светлячком. И почувствуешь ты,
Как станет на сердце легко. Для беды
Оно уголка не найдет.

Так мудрость имеет на все свое мнение:
Вы не торопите мечты исполнение!
Мечта проведет сквозь тревоги, волнения
Невзгоды прогонит прочь.

Мечта даст вам крылья большие и сильные,
Сподвигнет на мысли, на песни красивые.
А жить без мечты, что фонарь погасили бы
В холодную, темную ночь.

* * *

Лишь с этим знакомством (нужно признаться)
Ирины мечта начинала сбываться.
Они друг для друга смогли оказаться
Счастливым билетом в лото.

Она поняла, что нашла свои песни,
Где каждое слово в десятку, без лести.
А Игорь вернул свою музу – и вместе
Рождалось все самое то.

Быть может, не сразу, лишь наполовину
Тогда Николаев поверил в Ирину
И дал ей исполнить три песни. Любимы
Они до сих пор – свое!

Вот так закружилась хитов карусель:
«Игрушка», «Мой ласковый и нежный зверь».
А «Верьте в любовь, девчонки», теперь
Стал гимном поклонниц ее.

«Дедушка» вовсе был против, всерьез,
Таких «бабьих» песен-страданий и слез.
И ставить – не ставить (был трудный вопрос)
Их в общий репертуар.

Лишь к песне «Игрушка», по странным мотивам,
Он сносно отнесся Ирине на диво.
И аранжировку, как необходимо,
Сам сделал в «великий» дар.

«Игрушка» – песня волшебная нить:
Она смогла многих к Ирине пришить.
Такую нельзя было не полюбить —
Ночной лилии свет на реке.

Волос белокурых крутой водопад
И нежный, но грустный волнующий взгляд.
Слезы бриллиант в самый крупный карат,
Катившийся по щеке.

Признаюсь вам честно, что есть красота,
Понять удалось мне впервые тогда!
Над нею не властны ни зло, ни года
Каждый проверить смог.

Она в моем сердце осталась все той
Девчонкой из клипа «Игрушка». Одной
И единственной, яркой звездой,
Каких присылает Бог!

Успех несомненный! Талант воспарил!
Но в группе никто это не говорит.
Здесь все наблюдают и делают вид,
Что все это, в общем, неважно…

Не зависть, не ревность, что было б ясней,
А чуждость, ненужность в том виделась ей.
И это она ощущала сильней,
Борясь каждый день отважно.

Многие критики после писали:
«Миры параллельные вместе едва ли
Смогли бы ужиться. Как существовали
Аллегрова – «Электроклуб».

Кризис настолько был очевиден,
Что только одно каждый чувствовал, видел…»
Никто никого, уходя, не обидел,
Не стенал, не заламывал рук.

Три года работы – и вот он, финал!
Уход – катастрофа?! Карьеры провал?!
Нет! Кажется, просто любой понимал,
Что это судьбы поворот.

Она слишком штучный для всех экземпляр,
Чтоб быть в общей куче. Вписать в формуляр
Ее невозможно! И кто потерял,
Кто выиграл, все наоборот.

* * *

На грани свободы от групп навсегда
Она записала два новых хита,
С которых, признал Николаев тогда,
Он стал для нее сочинять.

«Глупый мальчишка» и «Странник». Казалось,
На нашей эстраде что-то взорвалось.
Все разлетелось! И только осталась
Аллегрова всюду звучать.

Ее хрипловатое меццо-сопрано
Вливалось в сознанье сквозь сон, утром рано.
«Маяк» по заявкам людей постоянно
Давал ее песни в эфир.

Затем пошли фото и интервью,
Статьи для журналов, что распродают
В киосках любых. Так известность свою
Она отпустила в мир.

И кто до сих пор о певице не знал,
Теперь ее слушал и напевал.
И только ленивый фанат не писал
Признания в ее подъезде.

С парадных дверей до ее этажа
В красках, помадах и карандашах
Любовь изливала народа душа
Поодиночке и вместе.

Соседи, такой недовольные славой,
Оплатой ремонта грозили неслабой.
Об этом узнали поклонники. Здравый
Смысл быстро сумел победить.

Порядок они в одну ночь навели
Помыли, покрасили и подмели.
Не отступили и не подвели,
Так сильно успев полюбить.

С тех пор они ездят за ней по пятам
По странам по разным и городам,
«Зайцами» прячась по поездам,
Боясь на концерт опоздать.

Юные – взрослыми стали совсем.
Но, забывая о куче проблем,
С детьми и супругами мчатся затем,
Чтоб видеть ее опять.

Я знаю многих и вправе сказать,
Что это романтики с искрой в глазах,
Таланты, имеющие азарт
И верящие в любовь.

Все то, чему учит она в своих песнях,
Что объединило и держит всех вместе,
Что проросло зерном верности, чести,
Что тянет к ней вновь и вновь.

* * *

Напомню, событий случившихся нить
Заставила верно Ирину решить.
Судьба научила ее уходить
Всегда с легким сердцем в груди.

И, если держала обиду – недолго.
А «Электроклуб» стал счастливым осколком
Кривых тех зеркал, что маячили только,
Преградою встав на пути.

Но никогда она не отзывалась
Плохо о времени этом. Осталась
И благодарность ребятам, и жалость,
И светлая, добрая грусть.

– «Они научили и дали мне много, —
Сказала Ирина. – И эту дорогу
Я б снова прошла. Слава Господу Богу,
Что дал мне пройти этот путь!»

Вот эта пропаханная колея
Такая долгоизвилистая —
Борьбою за собственное «я»
Была изнурительной, в прошлом.

Борьба, затянувшаяся местами,
Но все же успеха достигшая. Стала
Она с этих пор королевою бала.
Сама по себе, «как кошка».

Часто бывает, что, вспыхнув, как спички,
Мы рвем отношения, меняем привычки.
И после о чем-то жалеем обычно —
Эмоций таков закон.

Она никогда ни о чем не жалеет.
Быть может, лукавит? Но ведь королеве
Позволено все. Ход направо, налево
По правилам разрешен.

Разрыв с группой выше уже объяснен.
Развод – был событиям всем в унисон.
А может, и наоборот, но о том
Знает она одна.

Кто-то подумает: «Женщин-актрис
Одаривать нужно. Их каждый каприз
Уметь выполнять, если просят – на бис:
Такая любви цена».

Но, как показало нам мудрое время,
Не так, не всегда, не то, не со всеми.
Порою флакончик духов будет в теме
Таких, например, как «Магрис».

И, если с любовью – запомнит надолго,
Быть может, на целую жизнь и не только.
Значения не имеет, кто это:
Швея или фея кулис.

Она доставала сама те духи,
Как, впрочем, и все остальное. Других
Ей было всегда утруждать не с руки.
Не гордость – скорее привычка.

Имея такой независимый нрав,
Свободной во всех отношениях став,
В тупик не один приводила состав
Уверенных денди столичных.

Искала любовь? Или проще все было?
Быть может, давно кого-то любила?
И что-то ему, не смогла, не простила,
Но так и не хлопнув дверью.

Недаром тянуть с ответом не стала,
Когда на вопрос мой (в эфире) сказала,
Прищурив глаза, кивая устало,
Аж дважды: «Конечно, верю!».

А был тот вопрос легче первого снега,
Трудней всех секунд бесконечного века:
– Вы верите, что одного человека
Можно любить всю жизнь?

Другого ответа никто и не ждал.
Но дым сигареты уже не скрывал
Родного лица побледневший овал.
Смешной-грустный клоун, улыбнись!

Я не творю себе кумира,
Прекрасно зная: грех, не смей!
Но что же делать, если лира
Поет и плачет лишь о НЕЙ.
<Автор>

<Конец второй главы>

Январь 2006 – Январь 2007 г.

Глава третья

Шла охота за синей птицей,
А о белой никто не знал.
Но она стала Императрицей
И с тех пор сама правит бал.
<Автор>

Это сладкое чувство – свобода,
Что с рождения и до ухода
Так упорно к себе манит…
Первый шаг наш и первое слово,
Первый стих, первый вальс, первый город,
Первый смех, что в ушах звенит…

Тратя жизнь на крылья и небо,
Понимаешь потом, что не был
Ни свободен, ни счастлив пока…
Проходя в сотый раз по кругу,
Не крыло, а родную руку
Не сжимала твоя рука.

* * *

Никто и не думал, что вместе с Ириной
Группу покинут необратимо
Анастасиади и Дроник[5]. Активы
От «Деда» ушли колобком.

А «Электроклуб» 90-го, летом,
Уже без ушедших отпел все куплеты,
Тихо распался и канул в Лету,
Уплыв далеко-далеко.

Вот, наконец, она стала свободной,
Чтоб жить и работать, как сердцу угодно.
Не выбирая, что модно – не модно,
Лишь искренность в каждой песне.

И если уж к слову… Заглянем вперед.
Она до сих пор так живет и поет.
И зритель ей верит, и любит, и ждет,
Смеется, и плачет вместе.

Все вроде бы просто, но хрупкие плечи
Груз дел бесконечных мог покалечить.
Их поделили, и ей стало легче
Встречать штормовую волну.

А дело все в том, что с ней были друзья.
Ее коллектив как большая семья.
Где все на доверии и без вранья,
Удачи и промахи – поровну.

В то время продюсерскими делами
Сама занималась. Потом поняла и
Взяла себе в помощь директорами
Сандлера и Байтазиева[6].

Так символично с хита «Странник мой»
Отправились странствовать, сон и покой
Забыв навсегда. Сумасшедший такой
В судьбе поворот. Поразительно!

Здесь греческий эпос пролился вином
О смелом «Арго», за волшебным руном
Уплывшим отважно, не зная о том,
Что встретится на пути.

Вот только в истории наших лет
Ясона, как вы понимаете, нет.
Но это не значит, что славных побед
Уже никому не найти.

Она повела свой корабль не хуже.
В моря шоу-бизнеса, не по лужам.
С медузами, гидрами, зноем, стужей —
В водовороты страстей.

И в мягкую вату сбивалась вся пена,
И скалы, дрожа, расступались. «Сирена»
Летела вперед. Так необыкновенно.
За признаньем, любовью людей.

Ребята тогда сознавались охотно,
Что с ней санаторием стала работа.
И это не просто желанье кого-то
Польстить, как слуга – госпоже.

Она очень искренне всеми любима,
Кто с нею работал, работает. Прима
Печется о каждом. Успеха помимо.
Став в доску своей уже.

Бывало не редко, что дружной толпой
Все после концерта брели к ней домой.
И баловать вкусной домашней едой
Для Иры – приятные хлопоты.

И так повелось, что зовут меж собой
В команде ее только «Мама». Любой,
И старый вояка и молодой, —
«Под козырек» без ропота.

* * *

Еще насчет «Мамы»… Прошу извинить,
Что в вихре событий пришлось упустить:
Есть дочь у нее. Но о том говорить
Придется, вернувшись назад.

И чтоб не обидеть… Про личную жизнь —
Лишь факты. Без грифа «секретно». Держи,
Мой читатель, но сам не спеши
На все округлять глаза.

* * *

Ростов-на-Дону был ее колыбель.
Семь лет, как Победу справляли теперь.
В домах из окон, через каждую дверь
Младенцев лились серенады.

И дети любимые после войны
Рождались в развалинах нашей страны,
И все они стать непременно должны
Счастливыми были в награду.

Она в январе появилась на свет.
В день после Крещения. Сотни планет
Построились так, чтоб любая из бед
В их доме не тронула мира.

Счастливым актерам театра пришлось
Всерьез потрудиться, так довелось,
И им разучить эту роль удалось —
Родителей[7] маленькой Иры.

Скрижалей судьбы прочитать не дано.
Но старый актер что-то понял давно,
Когда, развернув теплое полотно,
Малышку вынес на сцену.

Пока удивленные, за кулисой,
Родители ждали концовки сюрприза,
Он громко сказал: «Она станет актрисой!
Нам небо готовит смену».

Тогда все вокруг улыбнулись слегка
На милую выходку старика,
И это «крещение» забыли пока,
Купив детскую кроватку.

А жизнь понеслась полосатой осой.
И вот эта девочка с длинной косой
Уж шлепает резво по лужам босой,
Прижав нотную тетрадку.

Ей девять. Приветливый, жаркий Баку
Их принял с любовью. Я смело могу
Сказать, этот город и сделал судьбу
Ирины – неповторимой.

Театр и музыка: Рахманинов, Лист.
Спектакли, актеры и запах кулис,
Светлые улочки – сверху вниз
В своей красоте старинной.

Закончив и среднюю и ЦМШ[8],
Она оправдала столько надежд.
Родители прочили славы кортеж
Для дочери-пианистки.

Никто и не думал тогда наперед
О том, что возьмет она и запоет.
Ведь в детстве пропеть не могла пары нот —
Сейчас признается артистка.

Средь этой романтики юную кровь
Никак не могла обойти и любовь:
Безумная, первая, вновь и вновь
Сомкнуть не давала глаз.

Но так повелось, и случается часто,
Что первая – гостья и вечно несчастна.
Как будто экзамен, в котором участье
Лишь право любить в другой раз.

Но этот экзамен не забывают,
(Как многие после уже утверждают),
Они просто лгут. Я теперь точно знаю.
А первая – как эталон.

И все, потеряв ее, ищут всю жизнь.
Кому удается, кому – миражи.
Преодолеешь пока виражи,
Состарится и Аполлон.

Она погибала в четырнадцать лет,
Любя человека. А он ее – нет.
И это была самой страшной из бед,
Впоследствии став фатальной.

Тогда, в восемнадцать, назло (хоть реви)
Она вышла замуж не по любви.
Хотела забыть: но душой не криви,
Покуда душа хрустальна.

В том браке она дочку и родила,
Но стать в нем счастливою не смогла.
Тот год с небольшим, что она прожила,
Не может простить себе.

И брак разлетелся на мелкие части,
Как свадьбы тарелка, что бита на счастье.
В дальнейшем остался совсем безучастным
Муж первый к ее судьбе.

Лишь в этом году, на весь белый свет,
Она все ж поведала свой секрет,
Кого так любила. И этот ответ
Легко объяснял ее страсть.

В хитросплетеньях гадалки-судьбы,
Возможно не зная, кем для неё был,
Он эту поэму благословил
(Тогда еще первую часть).

Муслим Магомаев. Вот так, мужики!
Кусайте хоть локти, хоть кулаки,
А не переплюнешь. Любой его хит
Дает сто очков и ныне.

И, как человек, благороден и чист,
Пытлив, остроумен, в меру речист.
На равных с ним гений и трубочист,
Прославил в веках свое имя.

На дочку друзей – девчонку-подростка —
Смотрел он по-братски. Ей было непросто
Любить Императора сцены. Все звезды
В него влюблены были враз.

О тайне своей, не сказав никому,
Дала себе слово в фантазий дыму,
Что станет когда-нибудь равной ему.
Не смея пока поднять глаз.

* * *

Нередко услышишь друзей разговоры:
«Жизнь – это театр, и все в ней актеры».
Нет. Люди – кроты, роющие норы
Всю жизнь в лабиринтах судьбы.

И каждый уверен, что правильно роет.
Что скоро найдет урожай в огороде.
Пока кто-то свыше не перегородит
Бетонным забором тропы.

Но есть и такие, которым везет.
Кроты не слепые, а наоборот.
Они будто видят забор наперед,
Успешно минуя всегда.

Вот так и находят свой маленький рай:
Тепло и уют, в закромах урожай.
«Не стой у забора и рыть продолжай!» —
Девиз каждого крота.

И фокус не в том, что всем нравится рыть,
А в том, что иначе немыслимо жить.

* * *

Мне вас удалось хоть чуть-чуть позабавить?
А может о жизни подумать заставить?
Не все так красиво, как можно представить,
Не все так ужасно всегда.

Как любит Ирина порой говорить:
«Каждый день жизни – шанс все изменить».
Но сколько самой выпало пережить
И перестрадать тогда!

1 Жизнь Аллегровой (франц.).

2 «Матенадаран» – крупнейшее в мире хранилище древнеармянских рукописей и научно-исследовательский институт в Ереване.

3 А. Ахматова.

4 Александр Назаров (руководитель группы, имеющий в музыкальном мире «псевдоним» – Дедушка).

5 Звукорежиссер Лазарь Анастасиади и барабанщик Александр Дроник, уйдя из «Электроклуба», продолжили работу с Ириной Аллегровой.

6 Абрам Сандлер и Хизри Байтазиев были директорами коллектива Ирины Аллегровой с 1991 года.

7 Отец – Александр Григорьевич Саркисов-Аллегров – актер, театральный режиссер, заслуженный артист РСФСР, АзССР. Мама – Сосновская Серафима Михайловна – оперная певица, актриса.

8 Центральная музыкальная школа при Бакинской консерватории (специальность – пианист-концертмейстер).

Продолжение книги