Миг Мысли. Роман-эпилог бесплатное чтение

1

Голубоглазые блондинки – через несколько сотен лет… исчезнут…

На Земле, в Природе.

Дескать, прогноз…

Совсем исчезнут!

…А как же – я?

Как я буду – жить?

Не тогда когда-то, нет… Тогда – ещё что, сам подробно не знаю, будет со мною…

А – теперь. Сейчас.

После вот этих самых нескольких строк.

Горестная минута…

Как я буду жить дальше – с этим знанием?

Со знанием – этого.

Осведомлённый-то о такой… о такой – колоссально печальной… и неминуемой, пусть и в каком-то будущем, утрате…

Лучше б, ей-богу, не попадалась мне на глаза статейка эта научная!

…Да живи я хоть тыщу лет назад, хоть тыщу лет вперёд – как бы я, опять же, страдал… заведомо иль в деталях зная, что в каком-то грядущем или в каком-то прошлом… отсутствует этакое драгоценное качество – красоты, которая вообще, – моё, человека-человечества!..

Не то чтоб я блондинок, которые к тому ж и – голубоглазые, с какой-то особенной ревностью отличал от других прекрасных сочетаний, а я – о явлении жизни как о явлении жизни.

Мне – человеку как существу, урождённому от усердного Времени и ещё – что я, по себе, всю жизнь ощущаю – от Красоты, да, и от Красоты! – не целовать уже, например, когда-нибудь моими губами и глазами глаз голубых… не петь о них, не уподоблять их цветам, волне и небу… не поглаживать в мечтах иль в воспоминаниях пряди-локоны, что – в сено, в злак и в солнце…

…Но прогноз прогнозом – а не слышно что-то ни сердечных, ни мудрых воплей вокруг.

Опять, как всегда, всё самому!

«Я сорвал Небо с Земли.

И глянул, что было до Неба, до всех богов.

И даже до прямоходящих, до приматов, до рептилий…

Там вижу.

Из Вселенной град ледяных комет.

А в них молекулы-коды.

Гены-планы Замысла.

…Ещё далее, когда планета пребывала даже и без воды, смотреть было уже не очень интересно.

(Поэтому, наверно, данную, и без того краткую, тираду – всегда тут такую отрадно рискованную! – в этой моей записной книжке в заветной и обрываю…)»

2

Он – был быть.

Он ступнями своими голыми ощущал Камень.

И всем самим собой – уединённость этого Камня-Шара.

Среди огня Светила и отдалённого Блеска.

…Глазами принимал этот пламень Светила и тот измельчённый Блеск.

Ушами и кожей принимал желания и движения… ветра, дождя… птиц, зверей… и где-то крадущихся других самцов.

Ноздрями принимал шевеление и запах… листвы, травы… и его самки с его потомством рядом в пещере.

И всем самом собой принимал дыхание и настроение – всего и Всего.

…Он – прислушивался.

Всем самим собой – до кончиков своих ногтей и ресниц.

Прислушивался ко всему и ко Всему.

И слышал.

Слышал всё и Всё.

Отдельное всё разом.

И Всё тоже разом.

И он – сторожил.

И всё, и Всё.

И вбирал, и принимал.

…Сторожил, прежде всего, время, в котором он был.

И время, в котором он ещё не был таков, каков теперь есть.

И даже время, в котором он совсем ещё не был.

В том времени и пространстве, совсем недалеко, был, вместо него, волосатый зверь.

Ещё раньше… вместо этого волосатого зверя… во времени и пространстве были… огромные, с эту скалу, где его пещера, звери… Но вот из множества того блестящего света… отделился один камень-жар… стал приближаться к Камню-Шару… ударил на него… с громом и темнотой… И все те звери, что высотою с деревья, перестали быть…

Ещё когда-то раньше… во времени и в пространстве… были только хвостатые и только в воде…

До них и вместо них… были в воде лишь какие-то мелкие… чуть бы различимые и теперешним его глазом…

До них и вместо них… на Камне-Шаре была одна вода… в которой было растворено… что-то такое, которое и было и есть – всё Будущее…

А до воды на Камне не было даже времени.

Пока не прилетели те глыбы льда.

И не растаяли.

И Время – началось.

…Он стоял на Камне и сторожил всё это «было».

И сторожил это своё «есть».

Это «есть» было эхом того «было».

И поэтому он сторожил и всё «будет».

Так как это «будет» есть эхо того «было» и эхо этого самого «есть».

…Как когда-то он был с волосами по всему, с лапами, телу… так когда-то в том «будет» он окажется… с обнажёнными руками… а потом, в тех руках, и с каким-то предметом, который назовёт колесом…

Вот… вот…

Он прислушивается… к запаху каменного жёрнова… прислушивается… к запаху сыпучего и затаённого пороха… к запаху видимого и тут же невидимого бензина… к запаху заключённого в стеклянные фужеры зловония… к запаху горящего в атомном грибе своего же собственного тела…

Однако не веет из будущего… даже дымком родового костра…

Он не мирится с этим «будет»…

Но он же смирился с тем «было», когда не было на Камне-Шаре ни его самого, ни даже ни единого таракана…

Тоску в своей груди он так и назвал: тоской.

Лишь нет тоски в бесконечном Блеске.

Так как именно оттуда прилетел вестник-лёд.

И потому нет тоски, кроме как в его груди, по всему Камню.

А есть – Дыхание и возрождение и убережение этого Дыхания!

Оно – есть!

И он назвал его душой.

И назвал это своё восклицание, которое единственное в нём постоянно, – восклицанием.

…И вот он ощутил… во времени и в пространстве того «будет»… множество каких-то пещер… каменных же… но стоящих тесно одна к другой и высоко одна на одной…

Ощутил ёмкость и запах отдельной угловатой такой пещеры… и белизну и мягкость ложа… ощутил тело и запах самки… такой же нагой и доступной… которая среди множества этих сот-пещер… и среди целого их огромного нагорья… в этой своей благоуханной пещерке-норе… совершенно одна… без родичей… без единого самца… без единого хоть чьего-то потомка… и вся в здоровых и злых слезах…

3

Я сейчас – в походе.

Опять, опять!..

В новом походе.

В далёком.

Всё – сам! И – обо всём!..

Или – в новом плаванье.

В дальнем.

А что в новом полёте – так это само собой. Точнее – в улетании. В утрате веса… довлеющей значительности… видимого тела… Уж так – совершенно верно.

Я в походе – по зову, конечно, Пространства.

Что же ещё меня смогло бы позвать…

И в движении к этому самому Пространству.

В движении теперь уже – раз позван и вышел – обречённом и неумолимом.

К некой области в Пространстве.

Где я ещё не был. – Так как о ней даже и не знал.

Разумом.

Значит, разве что – духом.

В этой области, вернее, теперь уж и оглядываюсь…

Хочется и в ней сделаться, так сказать, – домашним.

Хочется, чтоб и она сделалась моим домом.

Эта область – ещё одна комната в доме Истины.

Лишь в её стенах – покой.

И вот – обхожу, обживаюсь…

И без похода – никак.

Потому что Пространство… меня и не спросило!

Я – всегда в походе.

Теперь же – что.

А как всё – по-настоящему? – На самом деле, реально, действительно, в натуре…

Как всё и Всё – окончательно подлинно!

1

Грезится мне с недавнего времени… первобытный человек!

Тот – доисторический.

И что же?..

–– Но он ведь – такой же, как я!

Просто у него нет не то что мобильника, но даже бумаги и пера… нету даже и самой азбуки, хоть какой-то бы письменности…

Никак, то есть, он свои мысли и чувства искусственно не зафиксировал – и вот потом, много потом и был обозван… до-историческим.

–– Но он же – такой, как и я.

Притом был таким, как я, – без единой буквы и цифры! – целые сотни тысяч лет…

Сотни тысяч лет!

Думал. Чувствовал. Радовался. Горевал.

Куда же девались все его эти усилия?!..

Без пера и бумаги – которым всего-то… несколько тысяч…

И как он – без каких-либо средств – общался?..

Со своими современниками.

–– Точно такой же и с точно такими же, как и я!

Тем более – когда расселился-разлучился по всей планете.

А как общался – между поколениями?..

…И поэтому теперь я – всё о нём и о нём: о первом, о бывшим – первым!

Что там в каком-то космосе?.. – Даже на самой Планете!

Какая разница, когда была мысль.

Самая даже простая мысль.

Или сегодня. Или вчера. Или в каком-то определённом – исчисленном – тысячелетии и веке. Или – сотни тысяч, не подсчитанных никем и никак, лет тому назад.

Мыслящий, всегда же – мыслящий.

И не может мыслить ни о чём, прежде всего, ином – как только о том, что он… мыслит и, значит, – мыслящий…

И о том не может – в понятной ситуации-эпохе – мыслить, что до него, мыслящего, таковых… вообще не было!..

И, далее, что он обитает на некой тверди… которая пребывает в некой прозрачной зыбкости…

И что, наконец, всё это – по воле какой-то властной и заповедной…

И что, в конце концов, и само-то его мышление – величественно и загадочно!

Только об этом и только эта мысль действительно – Мысль.

Все другие усилия – мыслеподобные – мозга суть бред: сонный – или больной, или самоуспокоительный…

2

С чего же, собственно, эта моя новая страда…

А нашёл в очередной новейшей научно-популярной статье – любимое, между прочим, моё чтение! – совершенно не знакомый мне термин… точнее сказать – абсолютно небывалую идею, то есть – самую что ни на есть новаторскую, прогрессивную, то самое – последнее слово науки…

«Техническая сингулярность»!..

И сам этот изящный термин и, вслед, суть его, вместе с той как бы простецкой «точкой», – мгновенно и яро осветили для меня всю целиком эту… авангардную, прямо-таки революционную идею…

А во мне породили – редкостное возмущение!

Раз уж и впрямь так, как в статье, – то об этом бы теперь только лишь и трубить во всех газетах и каналах… и даже бы – молебствия во всех храмах, да и вообще – «особое положение» бы по все планете Земля…

…Так вот. – Всё, впрочем, элементарно и очевидно.

Эволюция у животных в природе – прогрессия арифметическая. – Всё с ними, словом, ясно…

А вот у человека прогрессия – геометрическая.

То есть: скачки развития качественные – учащаются!

И радоваться бы…

Наука, тем более, развивается… ещё лет двести назад было замечено… вообще по некой экспоненте – ускоряясь…

Ускоряясь и ускоряясь!..

Экспонента (в словаре, что ли, глянуть для большей вразумлённости…) – она суть «показатель степени», «показательная кривая».

То есть, по-простому, кривая-то кривая, но – неумолимо вверх!

И – неумолимо выпрямляется!

Скачки качества в людском обществе – в технике особенно и в науке – так учащаются!.. так уже участились!.. и так скоро участятся!..

Что и явится та «точка».

Когда экспонента эта самая сделается… прямой!

Вот уж действительно – точка…

Точка, по мне, всему…

Наступит у человечества и впрямь абсолютно небывалая эпоха… или как её… вернее – его, человека!.. следует тогда будет называть?..

«Техническая сингулярность» («сингулярный – единственный, одиночный, исключительный»…) – когда эта самая прямая будет… человеком – неуправляема!.. человеком – непредсказуема!… человеком – даже неосознаваема!..

…И эта «точка» настанет, дескать, – неужто, «светлая», опять лет через двадцать?!.. – к середине текущего века.

То есть, возможно, на моих глазах…

И – по мою, то есть, душу!..

«Человек, до изобретения письменности, общался через Небо.

Через Небо!

И что стало с человеком после того, как он перестал так быть и быть таким…

Современный человек даже не способен разгадать тайны древних строений.

Даже не желает их знать.

Даже не обеспокоен этим незнанием.

Современный человек – человек?..»

Действительно – точка.

Пока-то ещё, может, – сомнительное многоточие?..

Я-то вот – жив и возмущён!

Пусть и – единственный возмущён на планете.

…Механизмы и приборы будут – сами по себе.

А коль людьми не управляемые, то и…

Нет! Просто не вымолвить…

То и – руководить прямоходящими разумными!

Да крах, крах…

Всей цивилизации.

…Механизмы-приборы будут особями разумными – управлять.

Кто?!..

«Кто»…

Вот – Что!

Это Что, без стержня-разума, будет управлять… разумом?..

И создал это Что… сам разум?..

Почему так?

Да потому, что он, разум, давно уже – не Разум.

(Поневоле вспоминается: лет триста назад работники ручного труда ломали машины, так как те оставляли их, работников руками, без работы…)

…И это-то самое самовольное… и – туповольное!.. прямое, как рельса, грядущее «благополучие»… оно – что? – венец всех усилий всех учёных всех веков?.. и мудрецов, и поэтов?!..

Определённо – от лица их всех: отнюдь нет!

Иначе – разве что: их разум располагался… в каком месте их тела?..

Только так и ставить вопрос.

Вот наука – сама же указала: животные – арифметически…

Но ведь тело человека – и есть животное!

И – осталось таковым.

Животным.

Пусть и – уже два миллиона лет – прямоходящим.

Но всё-таки – животным.

То есть – прежде всего: разум его, ускоряющийся-то, – лишь обеспечивает ускоренно, путём науки-техники, его тело.

А не – душу! А не – дух!

Даже уже – не сам себя…

И теперь разум – развёл руками.

То есть – что же…

У разума изначально – не было цели?..

У разума как такового изначально и по сути – не было и не возникло самодостаточной, вне тела, цели и задачи?..

…То-то я, чуть достигну чего-то, – сразу, заметил, впадаю в уныние.

«Только заблуждение и поиск дают бодрость.

Точнее, у меня, современного, кроме заблуждения и поиска, ничего, выходит, и нету…

Без общения с Небом.

Исключительно бы с Ним».

…И что же?

Разум перестаёт быть Разумом-властелином?

Но ведь – эти коварные наука и техника, по их же признанию, появились всего-то тыщ пять-шесть назад…

Тогда – что же получается…

Говори, говори!

Больше – некому…

3

Да говорю… Говорю.

Моё, то есть, мнение об этой о журнальной о всей статье.

И – вот.

Первое замечание – невольное и неминуемое – я уже сделал.

Человек как живое существо – остался частью живого мира и, конкретнее, частью – животного…

Остался!

Просто в лапах-руках у животного очутился… разум. – И что с того, что разум – за его же собственными, животными, лобными дугами-морщинами.

Или – точнее и поэтичнее сказать: разум в животное – запрыгнул, наморщив ему, животному, лоб.

Второе замечание – уже, с моей стороны, даже, может быть, нетактичное и стыдливое…

А как же учёные эти самые, вообще – как таковые, никогда не задались вопросом: что было с человеком – нет, не все даже его два миллиона лет, а хотя бы – так называемым «современным», полноценно «разумным разумным», последние двести тысяч лет?..

Ведь именно эти-то сотни тысяч – и есть, по большому счёту, История!

Притом – разума и Разума.

А вовсе не какие-то последние всего-навсего пять-шесть тысяч…

Которые – всего лишь история, с маленькой, получается, буковки…

В смысле – с написанной.

…То-то я всегда чурался большого общества.

И предпочитал контакт, если постоянный, – с редкими и с глазу на глаз.

И уж всегда – ещё пуще самодостаточность! – от всех брезговал похвалами.

Да что там – мне всегда становилось стыдно… невыносимо стыдно… когда меня просто-напросто спрашивали… что я сегодня ел… что я – кушал!.. что я – жрал!..

…Замечания эти мои, по сути, о недостатках статьи…

Точнее – даже наоборот: о достоинствах, вкраплённых в неё, которые не были замечены… самими авторами…

Так – говори, говори!

А именно – что.

Уже не в добавление к статье, а – в ином расположении тех же мыслей.

Вот и говорю.

Всё то, что в ней только ещё пророчится… уже было!..

4

Ещё одно открытие…

…Даже шляпа тогда с меня не свалилась.

Да и сам не знаю своих, моих, возможностей!

Например – только, небось, теперь – спустя, может, лет десять – назрела нужда дать, наконец, название тому случаю…

…Ехал я из гостей и в гости.

Всё, как говорится, понятно.

Да только не понятно мне в тот час было – из одного-то района города в другой: на какой остановке выходить?

А за окнами автобуса – поздней осени вечерняя скучная темь.

В салоне же – ещё, конечно, скучнее.

Я, видимо, закрыл глаза… Я, видимо, чуть задремал…

А прежде, наверно, спросил кого-то, кондуктора или пассажира, далеко ли та остановка…

…И вот – чувствую.

С внезапной чётко-трезвой бодростью.

В неуютной чёрной темноте – стою.

И чьи-то руки чужие – шарят у меня по карманам… в пальто… в костюме…

Далее – сила какая-то (что как бы не моя, а – во мне) ожила – и оттолкнула кого-то…

И – светло стало!

…Вот и сетую: то же было одно из редкостных мгновений моей жизни.

…Светло стало на некоторое продолжительное мгновение.

Светло сделалось – будто у меня над головой зажёгся яркий фонарь!

Молодой человек… лет тридцати… светловолосый, аккуратно постриженный… в куртке короткой натуральной кожи… в джинсах светло-синих…

И – опять непроглядная тьма.

Тем более густая – после яркого света.

…А я уже скорее шёл прочь. Прямо по проезжей части. Лишь бы к какой-нибудь другой остановке.

Лица его – того – я не запомнил. К сожалению? Не к сожалению?.. Он – оттолкнутый – стоял на четвереньках. По его медлительности судя – весьма пьян. (Потому-то, скорей всего, он и дерзнул на грабёж… подсказав мне остановку потемнее…)

Нет, нет! На частичку мгновения – черты его лица были именно правильные… О таких-то, после чего-то случившегося, и говорят: никогда бы не подумал…

…Я спокойно шёл и пришёл домой.

Спокойно разделся.

Спокойно лёг спать.

…Между тем – мне было и слегка волнительно.

Да! В то мгновение – не фонарь над моей головой горел…

Боже, боже! Это горели-светили – мои глаза…

Я… я вдруг стал видеть в темноте!

Я могу… я способен… я видеть в полной темноте.

Потому что – сквозь несколько сотен лет.

И жаль, что подобные мгновения ущербно и досадно редки.

Так надо их в себе, во мне, – пробуждать и продлять!

А без этого я… попросту слеп.

1

Та «точка» – уже была!

И сингулярность – давным-давно, так сказать, прямая!

Ибо.

Да, ибо!

Ведь даже наскальной живописи всего-навсего тридцать тысяч лет.

И через океаны на другие материки он, человек, переплывал тому назад лет – столько же.

А два-то миллиона лет… или хотя бы те «современные» двести тысяч лет…

Как… он… общался?

Ведь иначе не стал бы и не был бы человеком.

Вот и говорю: общался – мысленно.

Мысленно!

Эмоциями и гримасами – это само собой. Но эти манипуляции – весьма ограничены, чтобы нарождался и рос разум.

Ведь даже зароду разума – нахмуренных бровей и взмаха ладоней – мало.

Он, разум, – он уже, уже сам по себе – в полёте, в Полёте!

И значит – предполагает полёт разума у другого – другого разума.

И значит – все разумы летали.

И значит, сами разумы – общались.

Иначе быть не могло.

Ведь другим способом и никаким образом сведенья никакие – не отмечались, не фиксировались.

Так вот.

Сам факт фиксации знаний и есть… та «точка»!

Наскальная живопись, тем более письменность – материализация мысли.

И – неважно: на скале, на папирусе или на компьютере!

И это – крах Мысли!

…Но скала – обречена на недвижность. Ей сингулярность чужда. В ней, однако, – уже догадка: о возможной фиксации сведений, мыслей… Недаром же тридцать-то тысяч лет назад человечество буквально болело рисованием!..

И вот – письменность…

Уж подлинная «точка» – Точка.

Точка – если такое слово – чему?

Точка – общению мыслями.

И даже, в основном, жестами и мимикой…

Закостенение и эмоций, и мозга.

Вот оно – буквальное Падение.

Ресниц падение – от Неба… на бумагу…

Именно – крах духовный.

Человек до письменности – до-исторический-то человек – был всестороннее! мощнее! духовнее!

Был – человечнее.

Более того.

Общение мыслями, духом – есть общение с невидимым, вообще – с невидимым. – С невидимым собеседником.

И значит – с невидимым миром в целом.

Ибо уже – с Невидимым Миром, с неким Собеседником.

Который – в чём его и роль – всегда и везде присутствует.

Рождение истинного Бога.

Так что тот «первобытный человек»… был и набожнее!

Это ведь позже он, человек, стал воплощать Его во всевозможных истуканов.

Было уж что воплощать!..

…Фиксация мысли и духа, в частности – храм, икона, писание… тоже есть та же «точка»… разве что уже – в дальнейшем своём развитии… и даже уже виртуозная – эстетическая… и даже уже освящённая… и конечно, уже закостенелая в мозгах… то есть – очередной вид того же духовного краха…

Подлинная Точка была тогда, в смысле – неуправляемая-то и даже неосознаваемая-то, потому что фиксация – неустранимая, неисправимая.

Потому что – первая, первая!

И уж тем одним – святая.

Не исправить же наскальный рисунок…

Хотя – и почему бы?..

Не переписать Книгу…

Недаром же такие попытки, считается, предпринимались!..

(А, к примеру, – призывались ли, или позже были «вписаны» те варяги?!.. А, не далеко ходить, – где «программа строительства коммунизма»?!..)

Именно Точка – так как материализация мысли и духа есть необратимость истории и культуры… есть создание архетипа… кумира, святыни… собственно быта – конфессии, школы, языка… морали, нравственности…

…Человек – опустил и голову.

Недаром – это непременное храмовое требование во всех религиях.

И уже не подымает головы, стало быть, – уже тысяч шесть лет.

(Нет, значит, ошибки – на то Священное: «от сотворения мира»!..)

По крайней мере – полноценно.

Вошёл в некий лабиринт, в тоннель.

И – в узкий!

Точнее сказать – в него заполз.

В нём, в этой трубе, только и простору – всё равно: хоть вперёд, хоть назад.

Но уже – в полной темноте.

И уж – никак не вверх!

То есть – не глядя на Небо.

Всякая попытка поднять голову или повернуть хотя бы в сторону – или грамматическая ошибка… или диссидент… или сумасброд, или клиника, или анафема…

Я не могу теперь спокойно жить.

Как даже передовые учёные современные – не зная, судя по их статьям, что человек уже несколько тысяч лет ползёт в трубе сингулярности – берутся рассуждать… при этом даже и не посещая храмы божии… о нравственности в науке!

…Но что я могу? – Проповедовать?..

Собаке – чтоб она жрала сено?..

Так они, собаки, даже своими умными глазами не могут заземлённого хозяина-человека наставить на ум – сообщить ему, например, о приближающемся цунами…

Да ещё одни только те перелётные птицы теперь – наглядно следуют Невидимому: геомагнитным линиям.

…Впрочем.

Вокруг все, прямоходящие-то, – милые, милые…

Только никого нельзя почесать за ухом.

Я его, того первобытного, – ну его! – не идеализирую.

Друг друга, да, ели…

Значит – что?..

Значит – хотелось есть…

Значит – было съедобно…

Значит – было принято… допустимо…

Не забыть бы ещё уточнить: друг друга едят, и натурально, и поедом, – с тех самых пор до сего дня едят!..

А я схватил Идею – и вот-вот осмеливаюсь открыть глаза…

Из моего окна домашнего – смотрю теперь вовне… странно, странно…

Словно – не бываю на улице совсем.

И словно – через то, непрозрачное, затемнённое стекло…

…В мире ежегодно – миллион самоубийств.

Скоро будет это – вторая, после сердечных, причина смертности.

А то слышится беззвучно невидимый вопль двух-миллионнолетного примата!

Да ещё и не допущенного, якобы, в современность!

…«У нас.

Половина работает из-под палки.

Лишь пять процентов готовы на всё ради работы-мечты.

Первые в мире по числу самоубийств среди пенсионеров, по брошенным детям, по абортам, по похищенным, по авиакатастрофам, по героину, по алкоголю…»

…Первые, значит, в мире – заключаю, пока я сейчас в нём, – и по мучительному прослушиванию наслоенных мучений.

От истории сейчас – эхо.

А от До-Истории – Эхо.

2

Родителям моим – Царство Небесное и вечная память!

И многим уж родным… друзьям…

…Среди современников – нет ни единого… не вижу, не слышу, не ощущаю, не предполагаю… на всей целой планете… никого, чей бы голос, чей бы облик меня тронул, хотя бы чуть заинтересовал… – Кому бы я, окликнутый им и оттого воспрянувший, обратил мой дрогнувший от подступивших слёз голос:

–– Камо идеши?!

Нынешние самые славные («раскрученные»), в любой сфере, – или достойно молчат, или недостойно ополитизированно и как бы богоискательски бормочут. – И сквозит и в их том молчании и в том их бормотании… простое – да самое простецкое «умение жить».

Прежние, если ещё живые, славные – молчат тоже… Говорят – разве что, наверно, между собой… Слышится в их молчании, усталом и унылом, лишь эхо их бывших, занесённым Временем, как песком, поступков и деяний… слышнее всего – лишь эхо сказанного ими ранее: «Надо!» – Надо, де, любить Родину, надо «строить», надо иметь совесть и прочие те плакатные «надо».

Хотя – даже и в самую громкую их пору – сами по себе эти «надо», пусть и благие, звучали – ну, мягко говоря, скучно, а чаще – жёстко и жестоко, и если всерьёз, по мне, – слабо и самообманно…

Любовь, например, или совесть, да, благо, но…

Они – либо в ком-то есть уже сами собою… уже! уже!.. либо их нет и не будет вовсе никогда.

Вот идёт по улице красавица, изумительная, редкая… и по всей внешности – вроде бы приличная… идёт как целое даже событие – но даже и о ней не приходит в голову, наверно – никому, ни сразу, ни потом воскликнуть, заречься:

–– Любить её – надо!

(Разве что – известные мыслишки…)

Она – красота, ты – созерцатель, только и всего.

А где – любовь?..

Её, любви, – ещё нет, нет ещё, ещё пока…

И может быть – не будет, странно не странно, никогда!

…«В мире души и духа нет «надо».

Есть только «уже» или «ещё».

Всё разное другое есть лишь всяческие обязанности.

Или их неисполнение».

Жалоба в суд.

Подал её я.

С просьбой привлечь. К ответственности. По известной статье.

«Доведение до самоубийства».

Так и называется.

Жалоба на учителей, на моих на школьных… за то, что они учили меня тому, чтобы я всю мою будущую жизнь строил некий «коммунизм»… а теперь оказалось, что его… никакого такого «коммунизма» вовсе и не будет… и даже не могло быть…

Жалобу в суд я подал.

…Точнее – чуть было не подал.

Но тогда – я ведь по образованию юрист – надо привлечь к ответственности и преподавателей вуза…

Тогда – и тех, кто составлял учебники…

За доведение до самоубийства – следовало бы привлечь, прежде всего, и тех, кто давал указания: авторам – писать те учебники, учителям и преподавателям – учить и преподавать…

Правда, я сам себя не убил.

Но ведь было же у меня целое так называемое мировоззрение, да ещё и «вечно живое»!.. и вдруг его нет…

(Кстати – и не важно, какое собственно кануло мировоззрение.)

Разве это не достаточный для последнего шага повод?!..

Правда, вокруг ни единый «свято верующий»… точнее – «свято» веровавший… не покончил с собой…

Но это значит только то, что лишь у меня та вера была действительно свята.

Хотя она была и давно.

Лет двадцать тому назад.

Просто тогда, когда для всех её не стало, мне сделалось стыдно.

За всех.

Что они продолжают жить.

Как хоть бы хны…

И мне сделалось… весело!..

Я, например, вспомнил, что когда, полтора века тому назад, наш Классик не знал, как сам признавался, хоть какого-то смысла жизни, то, идя на охоту, не брал с собою… ружья… покуда у него не появилось то усердное и похвальное занятие…

…Жалобу в суд.

Я писал.

Точнее – едва не сел писать!

…Но и это был – сон.

И – грешный…

Всё, между прочим, слышалось, как я бормочу всем и обо всех…

Всё слышалось, как мне дерзят все…

–– Как они все не видят?..

–– Мне бы твои заботы!

«Есть вечная Жизнь.

(Пусть даже это, для Земли, и столь громко.)

И есть бесконечное множество отдельных жизней.

(Пусть даже уже и подсчитано сколько.)

И к чему-то это меня призывает…

Но будто ни к чему это меня не призывает…

Единое состояние.

Я проживаю мою жизнь как именно мою.

Я переношу мою жизнь, словно бы в руках, среди и между другими вокруг жизнями.

(Жадными до моей жизни.)

Это буквально и реально.

И как переношу.

Я проживаю мою жизнь будто вообще единственную.

Как будто до меня никто не жил.

Никогда и нигде.

И как будто после меня никто не будет жить.

Таково моё состояние.

Буквально и реально.

«Погубить жизнь»…

Это ещё что! Это просто-напросто жить так, как все или как некоторые вокруг.

«Погибнуть»…

Вот! Это значит, понимая всё это, от него отказаться».

3

После нынешнего Нового года – после всех праздников, после именно Крещения… я резко и просто… изменился…

Главное – просто.

Я и всегда-то, с самого детства… и вот уж мне за пятьдесят, не обращал никакого внимания на мой возраст – только на мои изменения… на изменения – меня…

…Боже, что я!

Да и их-то – не было!

Просто, именно – просто, я теперь – как…

…Молюсь по утрам теперь – не глядя на иконы.

Молюсь, то есть, – строго адресно.

Даже без старания к этому.

Адрес – нащупываю… осязаю… в пространстве – в Пространстве.

После каждой фразы… иногда даже после каждого слова… прерываюсь… вглядываюсь в Адресат.

Так – свободнее.

И – правдивее.

Правдивее – и я, и – Пространство.

Наконец, начинает щекотать в ноздрях и в глазах… срывается короткий страдательный стон…

На иконы – изредка кошусь.

И на пламя свечи.

Изменил, переменил, обновил… Правдивее уж сказать: возвратил мою младенческую искренность, мою – настоящность.

Начал так – абсолютно вдруг: заранее к этому не готовясь.

Ещё сказал, например, себе:

–– Я не ем соль.

Мол, достаточно её и в других продуктах.

И теперь – уж какую неделю.

(Угостить придётся кого – так солонка на столе.

Да ко мне никто и не ходит…)

Что столь весомо моё слово, я, впрочем, и всегда знал.

Курить и пить бросил давно.

…Теперь если бы отчего заплакал – так лишь оттого, что так не жил всю жизнь!

Боже мой, а вдруг бы мир – изменился!

…Мой Боже, мой Боже!

А вдруг бы тогда мир изменился лишь так… что меня бы в нём… уже и не было…

…«Мир, в смысле социум, нужен миру.

Миру такому мир такой, значит, и нужен».

Особенно, правда, очевидным стало всегдашнее желание – сказать на весь белый свет… очевидное.

И опять – именно просто.

Особо насущным провозгласить… это самое насущное.

Что Мир Невидимый – всегда вокруг… и везде… и рядом…

Послушать – тут ведь прежде всего не церковность, а – реальность:

«…Иже везде сый и вся исполняяй…»

«…да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли».

«…видимом же всем и невидимым».

Люди и буднично проговариваются: «Пришло мне в голову»; то есть – вот голова, а вот то, что в неё пришло, и значит – откуда-то!

Люди и сами изредка спохватываются: на поминках в одном доме в девятый день – на столе… взорвалось блюдо с винегретом!.. всех обрызгало!.. – А это хозяин той квартиры – бах кулаком… невидимый невидимым – из Невидимого Пространства!..

…Я же – и сам был там: в реанимации выходил из своего тела – видел своё тело со стороны, ощущая явно и ясно – и буднично, буднично! – себя самим собою.

Мама, в девятый свой день… ко мне приходила… из деревни – в город, в квартиру, в комнату, к кровати… обмахивала моё лицо, шевелила мои волосы…

…Без желания и готовности сию минуту сказать всё это и сказать запросто – тоскливо ходить по улице, как мучиться невразумительным и вычурным сном: никто вокруг не подымает глаза… не полюбуется даже облачком…

Зачастую теперь – всё смотрю и смотрю в окно…

На детей.

На их родителей.

На стариков.

Просто смотрю…

Смотрю просто.

…Я изменился, потому что – некому.

Судя по всему, больше – некому так меняться.

«Есть во мне уровни.

Какие-то.

Признания себе.

В чём?

В самом себе!

Так вот.

Самый крайний глубинный уровень.

Наверно, он.

Он мне говорит.

Все мои и теперешние… и всегдашние, вспомни-ка!.. заботы, мечты, возмущения есть и были только об одном.

Остаться самим собой.

Самим собой.

Остаться.

…Хотя это слово, «остаться», звучит как бы грустно».

1

…Она на экран смотрела – хотя не смотрела: она смотрела на всё разом пространство, по крайней мере, города.

И не старалась так смотреть, а само по себе так смотрелось…

Она в этом пространстве, и глубоком, и доступном, видела – этого! этого! этого!..

С этим она целовалась… с этим спала… с этим ещё как спала!.. с этим просто обнималась…

Но со всеми – давно или очень давно.

И не то чтобы стыдно… и не то чтобы досадно… и не то чтобы скучно… и не то чтобы забавно…

А – все они, и этот, и тот, были какие-то… не главные.

Были все, да, мелкие.

…Впрочем, позвони сейчас хоть кто из них – она бы, наверно, полетела к нему!

Махнув на самое важное-то в себе.

Точнее – туда, просто туда…

Потому что, опять, язык не поворачивается проговорить: «к нему», «он»…

Кто он, в самом деле, такой!

…Было уже, что она, с подругой на пару, подавала в газету, в «службу знакомств».

Было уже, что с одним ходила на концерт, с другим на стадион… Само собой, с обоими… и не только с ними двумя… в кафе…

Потом, конечно, вечер превращался в ночь – или «у него»… или «у себя»…

Было уже и то, что и тот, и этот подолгу не звонили… а некоторые вообще никогда потом не позвонили…

Было уже и то, что она, сидя перед экраном… на диване, поджав ноги, спиной на подушке… вдруг плечами, грудью и бёдрами… начинала ощущать… скольжение по ним ладоней… ласково-грубых… незнакомо-умелых… Но – без касания, без прикосновения!..

Тогда она, стиснув зубы, ныла нутром…

Громко?.. Может быть…

И – текли слёзы.

Такие щедрые и такие горячие… что их даже становилось жалко…

И она – валилась лицом в диван.

…Ничего не думала.

Но само собой разумелось: эти её бёдра, эта её грудь… словно бы растворены во всём пространстве города… и – всем известны!.. и – всем доступны!..

И – никому не нужны…

Потом долго и трудно засыпала, сама не замечая когда.

Она не рассказывала об этом нытье и об этих слезах даже самой близкой своей подруге.

Но как бы само собой разумелось, что та и без того всё это знает.

Потому что… потому что…

Они не живут, что называется, по-настоящему, а – перемогают, пересиливают какую-то траурную страду.

Подруга прямо и просто говорила – словно бы о не видимом, но явном воздухе, – что она на ночь пьёт или таблетки, или коньяк.

…А она – сказала себе.

Нет! Так не может быть.

Ведь она молода и красива.

И квартира. И диплом. И работа.

И вокруг – целый город.

Она – сказала себе.

Призналась, наконец.

И призналась, что призналась.

Что она – ждёт.

Ждёт.

Вот её какое, по сути, состояние.

Вот её какое положение и расположение… на диване… и во всём городе.

И она, вечерами и ранними ночами, стала, сидя на диване истуканом, – смотреть.

Смотреть – не на экран.

Стала смотреть не только глазами, но – всем своим телом и, главное, каким-то… сгустком явным в своём теле… смотреть – во весь город разом и в целом.

Этот сгусток ощутимый тугой… и как бы самостоятельный… словно бы плавал по всему её телу… от лба до лобка… от корней волос на голове… до кончиков ногтей на ногах…

И она – забывалась…

Забывала – о своём обо всём теле.

Не думала, но само собой разумелось, что этот сгусток – есть она сама, есть – она.

Он-то, сгусток, – и ищет, он-то – и ждёт.

Да! Если так, что ему, сгустку, нужен не мужик, не ладони, не член.

А – серьёз.

«Серьёз»…

Иначе она – когда вдруг изобличала себя и откровенно спохватывалась – выразиться не умела.

…Так она сидела и даже уже днём такая ходила и ездила – может, месяц, может больше…

И она – сгусток тот в ней нащупал в пространстве города нечто особенное! – Как бы, однако, чужеродное этому всему городу… но зато – как бы удовлетворительно совместимое с нею, с настоящей…

Явно нащупала! – Будто бы сама же, своими руками и на своих глазах… уронила иголку в стог сена!..

…Однажды она вдруг вообразила… дикаря!.. человека того первобытного!..

И будто…он – её…

А как именно?..

Она стала грезить

Стонать…

2

Общаюсь теперь, волей-неволей заметил, почти только с женщинами.

Вот такое бы мне было дано – в испуганном отрочестве, во взбалмошной юности!..

Теперь – по возрасту моему?..

Тогда: по возрасту – чего во мне?..

…В моём стоянии теперешнем этот быт – символический, знаковый?

Даже больше – далее предположу.

Явясь в пространство ощутимое, я сам как вещество ощутимое, плод и младенец, – общался ведь, телесно-то, исключительно с матерью – с женщиной!

…То есть – я вернулся к истинному моему состоянию. – Кровному, естественному, природному.

3

«Будет женщина – будет жизнь.

Будут радость – будет мужчина.

…Что же это я?

Пишу от лица… женщины».

1

Я – на корабле.

На – Корабле!

Ощущение – Корабля. Явное. Живое.

Корабля – одинокого.

И – одиночества на Корабле.

И – одиночество этого ощущения.

Человек как человек, чуть став человеком, был прежде всего – астроном!

Глаза…

Не было, может, ещё и колеса, ни даже зубила, но было уже – наблюдение, созерцание, анализ, схема и – признание Отцовства звёзд.

Глаза, они – и разведчики, и мечтатели!..

Звёзды были тогда из всего грозящего ежемгновенного – самым спокойным и неизменным.

Единственным, из всего загадочного, наиболее подручным и доступным.

О, единственным – из всего могущественного – неопасным!

Не могло быть – иначе.

Иначе – не могло быть.

Чего ж ещё живому?

Вокруг и рядом были – только самки и те, кто грозил отнять и отнимал самок… кусок мяса и те, кто грозил отнять и отнимал кусок мяса… птицы и ловушки на птиц… бури и звери – и норы от бурь и зверей…

Человек – становясь мало-помалу человеком – прежде всего обратил свой взор и усилие своего пра-разума именно к звёздам.

В Верх.

В Высь.

Человека как человека выпестовали звёзды.

Сами при этом они, звёзды, становясь мало-помалу Небом.

Не могло быть иначе.

Иначе, впрочем, и не было.

Я – на чётках Эволюции.

Я нанизан – бусинкой среди бусинок – на нить Эволюции.

Нет меня какого-то такого… и никогда не будет меня, родись я хоть тысячи лет раньше, или тысячи позже, какого-то такого… у кого предки не были бы какими-то – именно такими.

Я – генетически на Нити.

Такова моя, так сказать, группа крови: Нить.

«Какими-то» – о предках: значит – переродившимся в меня. Сами же – превратившимся в прах и в мираж.

Я – очередная гримаса, новаторская и оригинальная, её – Эволюции.

Я – всего лишь(?!..) лишённый шерсти и бесцеремонности живое существо.

Между прочим – шерсть до сих пор вынужденный срывать с других живых существ… и – бесцеремонно же всему живому и неживому определять в Мироздании ниши и наименования.

…Однако, чётки есть чётки.

Я уже не…

Но это же значит…

Что?

Да то.

Что я и – ещё не…

Иначе – я не живой!

То есть я – на Нити, которая – всё продолжается…

Не может быть иначе.

Как не может быть, что говорит это не живой, а…

Сказать прямо: мутация есть мутация.

Я – продукт мутации.

Как прошлом, так и… в настоящем.

2

Я – сотворил богов…

До меня на небе не было Неба.

…Я – вещество.

Мои мысли – вещество.

Мысля – я выражал их вовне.

Мысли где-то накапливались.

Я – напитал моими мыслями какое-то вещество.

На-думал, на-чувствовал… на-страдал, на-пел… на-хотел, на-желал…

Оно – какое-то пространство.

Оно, напитанное, стало – Пространством.

Небом.

Тоже – Веществом.

Мысли – молитвы.

Я – намолил Вещество, Пространство, Небо.

Богам – как и мне – два с половиной миллиона лет.

Явно, явно так!

…Тысячи лет, до сего дня, я как человек этим Намолённым Пространством окормляюсь и дышу. – Принимаю оттуда духи в новых младенцев и отсылаю туда духи из мертвецов.

Принимаю оттуда судьбы и советы и отсылаю туда просьбы и благодарности.

Принимаю оттуда – и проклятия…

За то, что сам туда их посылаю…

…Весь мир стал – Миром.

Видимым и невидимым.

Обитаемый мною мир стал быть весь пронизан невидимым.

В котором столь же многочисленны духи, как в видимом – тела.

Без живого присутствия невидимых духов разумному, разумному – действительно, ни шагу. – Не в комнате, ни в лесу… ни в поле, ни в море…

Человек это тот… вернее – то, что не бывает без свидетелей. – Без Свидетеля.

Без – Присутствия.

Вездесущего и всеведущего.

Ни украсть, ни ударить, ни даже подумать…

Взаимообмен видимого мира с невидимым таков же, как в сообщающихся сосудах.

Теперь видимое пребывает в невидимом словно в соку.

…Благое в видимом общается с благим в невидимом.

Став одним целым – Раем.

Злое в видимом мире сообщается со злом в невидимом.

Образуя целое – Ад.

Мир мой, человека, разделён прежде всего не на тот свет и этот свет – а на Ад и Рай.

Для подлинного Разума лишь это деление и разумно, и актуально.

Это главное, что я сделал на Планете…

Нет. – И в самом космосе!

Намолил Пространство.

Сам космос после этого стал, мною озвученный, – Космосом.

Всё же остальное, что, кроме этого, я делал на Земле…

…Что же я наделал?!

О, что я натворил?!..

Разве эти выражения – не естественны и не правомерны?..

3

Какие проблемы сейчас, дескать, самые важные.

Нано-идеи… Кризис… Выборы…

Ложь!

И с большой буквы.

…Первобытный человек на скале изобразил то, что изобразил, – и теперь… навсегда, навечно!

Разве то, что течёт всегда, – не всегда и насущно?..

Человек написал то, что написал впервые, – и теперь нельзя уже сказать, что человечество… непишущее!

Разве сам факт грамотности человечества каждое мгновение – не актуален?..

Равно – разве не актуально, разве не злободневно каждую же минуту и то, что человечество как таковое из своих родных двух с лишним миллионов лет… только лишь… всего-навсего… семь-восемь тысяч лет пишет…

…Я – в Тоннеле.

В узком Тоннеле.

Где эта узость – и есть собственно этот Тоннель.

Всего лишь в Тоннеле-Трубе.

И уже – нет меня какого-то такого… и даже не было бы, родись я тысячей годов раньше или позже… у кого ранее в судьбе не было бы – именно этих наскальных рисунков, каменных глыб, глиняных табличек и зыбких папирусов!.. именно этих культов и святынь, верований и богов!..

И у меня с некоторых пор нет – выбора.

Выбора у меня – нет, нет.

Даже расы-языки смешивались и смешиваются.

Но отныне и присно – именно эти сонаты и стихи.

И нет меня какого-то такого, который в таком-то веке, когда бы в предыдущих не было – именно этих гениев и именно этих войн.

…И вот теперь – очухались! спустя-то восемь тысяч лет! – дескать, проблема ближайшая важнейшая… дескать – только ещё приближается!.. неуправляемая и даже непредсказуемая… сингулярность…

4

Я – возмущён.

Возмущён истинно – по-родственному.

Вот и хлопочу…

…«Интересно то, что мне – интересно.

Интересно то, что интересно – мне.

И это истина, которая – Истина».

…Зверь – вот он.

Зачем бы его – на скалу?..

Бог – вот Он.

Зачем его – на доску?..

Для зверя – глаз.

Для Бога – дух.

Зачем их вживлять в доступное… пальцам?..

…Когда-то ещё придёт Спаситель – который призовёт жить вновь ощущением Присутствия.

1

Почему – в пещерах.

Укрыться и укрыть.

Само животное – сытость или опасность.

Оно пища или ты пища.

Но чтоб то и другое чувствовать или предчувствовать, надо за животным следить.

Наблюдение животного, в конце концов, – созерцание его. – Это другое уже чувство, и – существенное: значимость самой внешности.

И как тушу животного, для пищи, так форму его, для внешности, – в пещеру.

…Сам процесс рисования – мощнейшее ликование.

Совмещение опасности, сытости и… доступности-недоступности их!.. И – впервые! Вообще впервые. Впервые – вообще.

Бегущее и гниющее – в неколебимое и нетленное!

Чудо! Чудеса!

Человек обрёл, да, совсем другую реальность.

Но, увы, вместо – Невидимой реальности.

Вместо зверя или в натуре, или в душе – всего лишь его контур.

Контур-форма вызывают те же чувства, что и видимая реальность… и постоянно… и неизменно… и по желанию…

Вызывает – так надо вызывать!

По желанию – так надо желать!

Ценно уже не только мясо животного… уже не только даже лишь его изображение…

Ценен сам факт отрыва реальности и даже псевдореальности – от грёзы!..

Тут уже – пророчество будущей сингулярности.

Оставалось изобрести только письменность.

Для вызова ощущения наличности животного не нужно даже и его хотя бы контура – лишь условный значок!

«Р-ры-ы!..»

В наскальной живописи животные – почти фотографически точны, а люди – символичны…

Условны, условны!..

Тут ещё и само-величание, и уже… само-пренебрежение.

Изображения – человеком – зверей и изображения – человеком – человека потому столь принципиально различны, что он, человек, уже капитально знал колоссальное различие между собой и животным.

Это его, зверя, нужно подавать точь-в-точь – у зверя нет иного измерения.

Человека же изображая, имеет смысл изображать прежде всего не собственно тело его, а – движение тела: которые бы выдавали иные измерения… смысла человека!

…Ещё что вижу.

Рисунки те – беспорядочны: теснятся, даже накладываются друг на друга…

Сумбур Вечности!

Художник, первое, не мог, будучи гением, не рисовать, второе – не ценил, не дав ещё ему имя, свой дар…

…Ныне – то же и уже во всех сферах жизни.

Беспорядочное само-пренебрежение – цивилизационная первобытность.

Каждый – впервые в жизни, но каждый – с малых лет и в любой миг имеет возможность быть причастным ко всем сторонам цивилизации.

Помимо таланта – провозгласить себя: учёным, художником, политиком, бизнесменом…

Не нужны не только совесть или хоть некоторая тонкость, а даже элементарный такт.

…Возможности человека современного и так-то ограничены – в шахматы играть «в слепую» он способен всего-навсего, от силы, на пятидесяти двух досках.

Но даже и на площадях и экранах – кратковременные люди поклоняются памятникам и физиономиям… кратковременных же людей.

…Новейший экзотический спорт – бег «с непреодолимыми препятствиями» – уже снискал статус искусства.

И неслучайно. – Если нет даже возможности экстрима в душе и в духе, то хотя бы – в теле и снаружи тала.

Например – прыгать через движущийся автомобиль.

Поркур!..

Лично я – тоже очарован… Как-то странно, впрочем, очарован…

Если люди не «прыгают» по поводу проезжей части, на которой гибнут ежегодно, по числу тел и душ, целые города – то остаётся… прыгать на проезжей части натурально!..

Если данный вид культуры стал таковым, то ведь он, получается, жизнеспособнее таких видом культуры как – гражданственность, законность, тем более – сострадательность, хотя бы – жалостливость…

2

На планете Земля так называемому живому и разумному интересно знать, что такое Космос, Вселенная. И для чего бы они ему, разумному живому, пригодились…

Но почему-то никто из этих самых разумных не умудрился вопросом: а для чего она, живая Земля, вообще-то нужна Космосу?..

Ни по теле ежедневно – ни даже в научных журналах…

Такая маленькая планетка – бесконечной Вселенной?!..

В науке последнее новое – дескать, феномен жизни столько многообразный суть устройства… через гены… для самопродолжения. – И баста!..

Однако, это всё так – само собой…

Только почему-то – по вине научно-загрязнённого человечества – ежеминутно, по статистике, погибает целый отдельный уникальный биовид…

Да и в рамках разумного вида – что-то не весьма видна заинтересованность в убережении отдельной особи, а то и целой расы…

А главное – зачем?

Космосу. Вселенной.

Наука, впрочем, это единственная область в потугах разума, которая сама себе иногда признаётся, что… ничего не знает.

«Тёмная энергия» – то ли две трети, то ли все четыре пятых материи, а что такое она, «тёмная», сама?..

«Магометические сооружения»… на острове в океане… и в виде, сверху, гигантских букв… хоть что такое?..

Я – из Космоса.

Прежде всего.

Потому я – и спрашиваю.

Поэтому и спрашиваю – я.

…Молекул тех в воде малейшая перемена в сочетании – и формы жизни были бы другие.

И нет, по всей Вселенной, живых существ – именно таких.

В частности, если есть ещё где мыслящие, – мыслящих собственно таких же…

…Я живу в состоянии осознания этого.

Осознание всего иного – второстепенное.

Как я могу отказаться от осознания первостепенного?

От Осознания!

Тем более, все вокруг живые живут, в лучшем случае – в состоянии, некоторые, уважения к Намолённому Пространству, называемому ими Богом…

«Я не знаю, чего я не знаю.

Я не знаю, что именно я не знаю.

Я не знаю, чего не знаю именно я.

Чего не знают все вокруг, я знаю: вижу.

Вижу, то есть, их предел.

Стало быть, не знаю моего предала».

Драма, драма!

Больше никто и никогда об этом не говорил и не говорит.

Но я говорю.

Однако это самое – говорение среди молчания – меня и парализует!

…Молчащие – молчат… о своём же молчании…

Я говорю – для себя же… знающего, о чём он говорит!..

Например.

Как я женюсь? – Что скажу жене?

Об окончательном смысле.

Как я порожу – явлю в видимый мир нового человека?

Без окончательного смысла!

Я – рождающий без смысла… Он – рождённый без смысла…

Тогда – для какого смысла?!..

Ведь Вселенная пропитана, словно запахом, Смыслом.

Вот же… вот…

3

Я как, прости Господи, биовид существую уже сколько-то сотен тысяч лет…

И вот бы я – стою среди звёздной ночи.

Прислушиваюсь к Вселенной.

Воспринимаю мир целиком.

Во мне ощущение жизни – как таковой.

Тоска?..

Позади – было… ничего…

Разве мне родня обезьяны?..

А впереди… тоже пустота небытия?..

Смотрю и на прошедшее и на будущее свысока.

Оценка прошлого и будущего – уничижительная.

Иначе и быть не может.

В прошлом – бездна. Космическая бесчеловеческая буквально.

В будущем… тоже бездна!.. И тоже – буквально бесчеловеческая.

…Если тот вид приматов исчез – ну, раз я от него произошёл! – тогда… исчезну и я… раз мой виовид… совершенствуется…

Тогда…

Почему я должен быть этому рад?..

Тогда…

Зачем – совершенство?!..

Ощущаю, в будущем, женщину.

Одинокую…

В большом городе…

Одинокую – потому что в большом городе.

А в большом городе – одни только самцы.

Что ей нужно?..

Любви.

Но вокруг одни самцы.

Воображаю женщину, которой нужна любовь – необычайная.

Любовь – мыслителя!

Всех других женщин… не нужно и воображать.

1

«День прибавился.

День заметно прибавился.

И я заметил, что я это заметил.

И заметил, что я это замечаю несколько уже лет.

…Каких лет?!

Сейчас зима…

Точнее, ведь март уже, март!»

…Впрочем, вот не написал же, о летах-то, слово «последних».

Друг позвонил.

Давнишний-то давнишний…

А сам мне:

–– Куда ты хоть пропал-то?

Я был взволнован уместно.

–– Не надо кирпичом ружья чистить!

Уж известно, что в таких случаях говорят…

–– Ты пьёшь, что ли?

Я ему – нервно, однако, по сегодняшним дням, – совершенно искренне:

–– Передай. Передай всем. Чтоб кирпичом ружья не чистили.

И – отключился.

Рад был тайно, даже от самого себя, что ничуть не беспокоюсь о последствиях по всему городу…

Друзья мои почти все – кто на пенсии, кто в отставке (как бы теперь, не уволься тогда, и я…) – То есть – кто теперь охотник, кто адвокат, кто – то и другое. А кто и… Дети у некоторых – уже отучились, у иных ещё учатся, и – за границей.

«Куда пропал?»… – Дома, да и всё. Или лукавлю, щадя их и себя: мол, в деревне.