Образ жизни бесплатное чтение
© Александр Баранов-Кочевник, 2022
ISBN 978-5-0056-0343-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Мемуары XXI века
Поэт Александр Баранов-Кочевник«Предисловие к избранному»
Мне кажется, что вся жизнь, а значит и все стихи у Александра избранные. Ибо жизнь и поэзия у Саши переплетены в тугой неразрывный узел – хода времени. Он всегда только сам избирал для себя, именно ту жизнь, которой хотел жить. И события времён пропускал через свою душу, а затем писал о жизни и времени свои, донельзя, искренние, моментами яростные, стихи. Далеко не каждый творец может этим похвастаться.
Вот я привожу его короткое четверостишье, из стихотворения, где он не таясь, не кокетничая, пишет о своей судьбе, и о своём предназначении.
- Я раб Свободы! Раб стихии вольной.
- …
- Я сам себе избрал судьбу такую.
- Прекрасную.
- Шальную.
- Кочевую.
Это определение себя, лишь малая толика истинно глубокой, неравнодушной, переживающей, талантливой личности Александра.
Четверостишье из стихотворения «Д Е Н Ь Р А С П А Д А»:
- Я пью до дна, я пью до стона,
- Я пью за кровь былых побед-
- За то, что нет уже закона
- И ничего святого нет…
Сколько горького разочарования и обиды за судьбу Родины разлито в этих строках!
Широта его личности проявляется во всём. Он любит дружить, любит объединять талантливых, интересных людей. Смотреть, слушать их и восхищаться ими. Посвящать своим близким друзьям стихи: Александру Вагину, Тамаре Азимовой, Константину Силиверстову. Мне он не посвящал стихов, зато было приятно видеть и слушать его выступления на фотовыставках, где он с неподдельным, трепетным вниманием и интересом относился к моим работам, рассуждая о них глубоко, тонко и умно.
Но, как скажите, обойти в предисловии к книге, тягу Саши, к простанародному, порою, площадному русскому юмору. Иногда на грани приличия – с матерком. Ни в коем случае не сравниваю, но даже солнце русской поэзии А. С. Пушкин сочинял похабные с юмором стишки. И получается, что Саше, как говорится, сам Бог велел, положение обязывает. Он же, долгое время, являлся председателем «Барковского клуба». Народного поэта известного в России «срамными» стихами. Александр, он такой, своего рода, если хотите, эдакий, русский Франсуа Вийон. Конечно в определённом сегменте творчества. Восприятие жизни Александром через добрый с сольцой, да перчинкой юмор, разве не черта истинно русского мужичка и поэта? Он всем своим обликом и поведением на концертах и вечерах старается являть и показывать неординарный образ поэта – в его понимании. Чего только стоит пресловутая красная бандана, лихо надеваемая на голову перед прочтением стихов, подарок Тамары Азимовой… А читает он стихи всегда наизусть, выгодно отличаясь от некоторых поэтов, которые выпорхнув на сцену, запинаясь читали с телефона свои «недопеченные» вирши, будто только минуту назад написанные за ближайшим углом, насилуя, при этом, слух бедных любителей поэзии.
Возвращаясь к многогранному образу Александра Баранова – Кочевника и той же красной бандане, хочу сказать, что он помимо различных художественных ассоциаций, вызвал у меня одну – стойкую, связанную с романтическим образом, морского флибустьера из песни «Бригантина».
- Капитан, обветренный, как скалы,
- Вышел в море, не дождавшись дня,
- На прощанье подымай бокалы
- Золотого терпкого вина.
Вот именно таким капитаном – обветренным, как скалы, я сделал Сашин портрет у морских цепей на мосту Ломоносова. Это он, это его жизнь! На этом можно бы и закончить. Но не могу не сказать, что в его жизни есть и мудрые, философские стихи – «Вера» и прекрасно написанная маслом картина – автопортрет. Мы неожиданно увидели её просто на кухне, со Стефаном Шурко, когда были в гостях у Саши. На ней он неуловимо похож на человека мира – Святослава Рериха. Такой же добрый, открытый всем ветрам творчества, художник пера и кисти. Только не на фоне вечных Гималаев, а на фоне любимого им Санкт – Петербурга.
Юрий ПантелеевЗаслуженный деятель Русской культуры.
Образ жизни
ПЕРВОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
- Если мог бы я волком выть,
- То, забросив рутину правил,
- Я бы мир этот злой оставил
- И пошел по лесам бродить,
- Если мог бы я волком выть.
- Если б мог я в себя впитать
- Эту сырость и слякоть эту,
- Я б бродил до зари по свету,
- И, забыв про свою кровать,
- Беззаботно лежал в кювете.
- И еще, если б мне сейчас
- По мальчишечьи, в дым, влюбиться,
- Я б летал над землей, как птица,
- И носил на руках ее,
- Ту, которая значит – Все,
- Ту, которой могу гордиться.
- Я брошу кости вдоль меридиана,
- Раскину руки вширь по параллелям,
- Я буду пьяный. От природы пьяный.
- Под звездным хмелем.
- И, лежа на Земли невинном чреве,
- Бесстыдно – голый и беспечный просто,
- Я буду дико тосковать о Деве —
- Которой для меня Отец не создал
- И, трахая земной постели брюхо,
- Я буду жадно жаждать этой твари —
- Пусть это будет
- Падла,
- Стерва,
- Шлюха!
- Но, чтоб еще и
- Мать,
- Сестра,
- Товарищ…
- И вдруг – о, Господи – сверкнули Божьи очи,
- Сошел с небес. Ребро без боли вынул.
- «Ну что ж, страдай, – сказал. – Страдай, сыночек».
- Сказал – и сгинул.
- Когда начнет напропалую изменять
- Не только верная жена, но и Фортуна,
- Налей вина, возьми тетрадь,
- Возьмись за струны —
- И за страницами последними потрать
- Кусочек жизни разлинованной своей.
- И хочешь – верь, и хочешь – пой,
- И хочешь – плачь,
- Года летят, как эти хрусткие страницы.
- Наступит день, когда тебе —
- Давно за тридцать.
- Придет с гвоздями и веревками палач,
- Твои тетради принимающий в утиль.
- Да! Стиль коряв, и прост, и груб,
- Да! Жизнь полна помарок, прочерков, ошибок,
- А тело – шрамов, переломов и ушибов…
- И ты уйдешь,
- Потомкам так и не открыв
- Своей Планеты очарованнной секрет…
- Но, смерти Нет!
- Как нет запретов и пределов.
- И у креста, свой путь
- Бессмысленный проделав,
- Ты вдруг увидишь,
- Что поспешно отреклись
- От твоего – еще не Ветхого – завета
- Апостолы твои.
- Осталась, лишь, Планета —
- Твой зачарованный магический сундук,
- Навечно запирающий в себя
- Твои сокровища.
- Константину Селиверстову
- Весь в чаду парижских спален
- Я лежал, горизонтален.
- Я лежал, любовью скован,