Дневники Красной Шапочки, или Cказки на ночь для очень плохих девочек бесплатное чтение

В книге встречается упоминание нетрадиционных сексуальных установок, но это не является пропагандой.

Посвящается моей дорогой Ольге Ло – одной из самых талантливых писательниц, с которой мне посчастливилось дружить, и без которой этот роман никогда бы не был написан.

Глава 1

Если вы хотите иметь то, что никогда не имели, вам придется делать то, что никогда не делали

– Коко Шанель

Я сижу в огромном кабинете на вершине одного из престижнейших бизнес-центров Москвы на собеседовании у одного из самых известных владельцев российского бизнеса. Правда, как и многие владельцы, он уже давно предпочитает управлять своей огромной империей из Лондона, а мое скромное интервью старательно впихивали в его туго набитый график посещения российской столицы. Позади – миллион скайп-собеседований, всевозможных тестирований, обзвонов моих бывших работодателей с целью дать рекомендации и подробная проверка моей биографии. И как итог – я здесь, в кресле, в котором мечтали бы оказаться тысячи, если не десятки тысяч менеджеров, выброшенных сейчас на улицу после карантинно-ковидной волны.

Его многочисленные советники и кадровики предупредили меня, что я должна одеться очень консервативно и обязательно в платье или юбку: ну да, конечно, им тоже надоело искать эталонного кандидата на эту золотую должность, и они не меньше меня заинтересованы наконец-то закрыть эту вакансию.

И хотя в обычной жизни я ношу потертые джинсы, свободные толстовки и уже практически не передвигаюсь по Москве на шпильках, я на всю жизнь запомнила слова своего директора в моем первом рекламном агентстве: «Если хочешь заключить контракт на сто тысяч долларов, то приходи на встречу в костюме и с часами как минимум за десять тысяч». Он был абсолютно прав, мой любимый начальник Миша, и я, залезая в долги, в самом начале карьеры приобрела несколько дорогущих брендовых шмоток: я не доедала, но это придавало мне гламурного шика на всех деловых переговорах, а мои клиенты безошибочно считывали цену моего гардероба, что повышало и мою цену в их глазах.

Поэтому, перерыв свой шкаф, я не нашла ничего лучше, чем скромное темно-синее платье из натурального шелка до колен, с закрытым декольте и тонким кожаным ремешком с королевской монограммой на пряжке от буржуазного и в меру недорогого IKKS. Это платье я привезла в свое время из Парижа, и почти ни разу его не надевала, но это совсем другая история. Прямо в машине на подземной парковке я поменяла свои потертые кроссы на итальянские дизайнерские бархатные лодочки с алыми вишенками, взяла, конечно же, своего верного Louis Vuitton и в пустом лифте взлетела на вершину мира. На входе одинокий охранник записал мои паспортные данные, измерил температуру и проводил в один из самых роскошных кабинетов столицы.

И вот мы сидим на расстоянии шести метров друг от друга: по слухам, столешница его стола изготовлена из мраморных обломков из окрестностей Помпеи, отшлифована вулканическим пеплом и столетиями, и я краем глаза пытаюсь разглядеть полустертую мозаику, проглядывающую через ворох бумаг, раскиданных по столу. И хотя на улице такое редкое в наших краях летнее солнце, в кабинете стоит могильный холод от врубленных на полную мощь кондиционеров. И теперь, несмотря на весь мой целомудренно-профессиональный облик под тонкой натянутой тканью двумя стрелами торчат затвердевшие соски.

Я смотрю на своего собеседника: миллионы раз я его видела по телевизору, в глянце и в интернете, когда я училась в старших классах, его имя уже было повсюду: его имя пили и ели. Все видели в свое время по телевизору рекламу его водки, его макарон, пива, да всего, чего угодно! И вот сейчас я сижу с ним на равных, чтобы влиться в его царство, откусить кусочек его богатых угодий, и чтобы выжить, чёрт побери!

Примерно полгода назад я взяла ипотеку на очень дорогую для меня квартиру в центре Москвы: тогда я чувствовала себя уверенно и стабильно в должности арт-директора одного из крупнейших европейских рекламных агентств, и не боялась никаких трудностей. Но ковид скомкал все мои ожидания, прожевал и выплюнул: агентство закрыло свой филиал в России, мне выплатили очень хороший золотой парашют, которого, однако, вряд ли хватит на погашение оставшегося многомиллионного долга по ипотеке…

Сейчас передо мной сидит респектабельный мужчина лет сорока пяти-пятидесяти, прямо как из последнего фильма «Джентльмены» Гая Ричи: спокойный, уверенный, пахнущий дорогими сигарами и коньяком семидесятилетней выдержки (а в коньяках я разбираюсь, поверьте: в свое время я очень много работала с элитными алкогольными брендами). Лицо слегка тронуто загаром, но совсем чуть-чуть, только чтобы убрать эту вечную нашу славянскую бледность, голубые глаза с холодным металлическим ртутным отливом, под взглядом которых даже я, прошедшая все возможные огонь и воду, начинаю чувствовать себя стажеркой на первом собеседовании. И порочно-чувственные губы подонка, которые он явно старается замаскировать мягко подстриженной по последней моде бородкой с усами.

Судя по надетым на нем футболке и брюкам, Иван Юрьевич, как мне представляется собеседник, явно не так серьезно готовился к интервью, как я: для него я лишь очередная галочка в череде скучных запланированных дел на поездку. Для себя я с удивлением отмечаю, как он подтянут и строен для своего статуса и богатства: где-нибудь в отеле на курорте я бы скорее приняла его за француза. Лично я обожаю эту игру: просматривать список Forbes российских мужчин, и ставить галочки напротив тех, с кем бы я хотела заняться сексом. Так вот: Иван Юрьевич Шалимов почти в списке, и точно получил бы от меня галочку! Но блин, живя столько лет в Лондоне, представляться до сих пор по имени-отчеству?!

И вот я сижу, как школьница, сдвинув вместе колени на краешке кресла в кабинете строгого завуча, изучающего в журнале мои оценки по поведению.

– Артем вас мне рекомендовал, да… Но это Артем, конечно же… – произносит властитель миров, накручивая на наманикюренный пальчик кончик по-гусарски завитого усика. – Ну а собственно вы-то сами что можете нам предложить?

Я смотрю и не понимаю, что он только что спросил: мне показалось, или он задал самый тупой, самый бездарный, самый избитый вопрос всех работодателей?! Вопрос, ставящий в тупик соискателя и заставляющий сомневаться в адекватности собеседника? Да блядь, моими креативами забито полстраны, и только слепой не натыкался на очередную рожденную мною рекламу, но при этом наверняка слышал по телику рожденный мной текст! Дети поют мою песенку про таблетки от кашля, а мужчины сладко засыпают под бравый девиз очередного внедорожника, и теперь я сижу перед этим сраным хмырем, как нагадившая кошка, и пытаюсь доказать ему, что за свои отжатые в лихие девяностые бабки он получит высококлассного специалиста, честно-честно, только дайте мне шанс!

Кстати, про девяностые: ничто, ничто не выветрит этот пропахший китайским спиртом Royal и обоссанными подворотнями дух беспредельной свободы, дешевого одеколона, кожаных пиджаков и залитых спермой сидений подержанных бумеров. И сейчас, в этом ледяном кабинете я чувствую этот животный запах моей юности, он словно сочится из пор моего собеседника, я вижу, как он пытается смотреть мне в глаза, хотя взгляд постоянно опускается на мои стиснутые вместе ноги. И тут словно отчаянье свободы охватывает меня: я больше не собираюсь тратить время на никому не нужные ответы на никому не нужные вопросы!

Я незаметно сдвигаюсь на край кресла и медленно, как в «Основном инстинкте» раздвигаю колени: недостаточно широко, чтобы он разглядел, в трусиках я или нет, но достаточно для того, чтобы он потерял нить беседы и завороженно стал следить за темной полоской за краем моего шелкового подола: которая все еще закрыта от него, как потайная дверь, но с каждым миллиметром становится все ярче и явнее.

– Да, благодаря именно моей работе та кампания прошла оглушительным успехом, Антимонопольный комитет так и не смог найти повода для возбуждения дела, – продолжаю я плавно рассказывать о своих охуенских успехах на почве рекламы и маркетинга: мой голос становится все ниже и глуше, я почти перехожу на шепот и понимаю, что эта игра мне начинает нравиться. Черт побери, мне уже за тридцатник, и всю жизнь я старательно работала, строила карьеру, не допуская даже мысли о том, что можно чего-то в жизни добиваться через постель! Так почему бы не попробовать сейчас? У меня, например, никогда не было бородатого мужчины, какое упущение!

– Погодите-ка, я кое-что для вас принесла, – тягуче-медовым голосом говорю я, медленно тянусь к своей сумке и достаю из нее папку, встаю, огибаю стол, и вплотную подойдя к моему визави, протягиваю ему бумаги.

– Это неопубликованные материалы, отчеты по кампаниям, вам должно это понравиться, – я присаживаюсь на краешек стола рядом с боссом, готовая комментировать страницы презентации.

Я вижу, как он автоматически пролистывает страницы, пока я сама рассказываю заученные фразы про основные показатели, незаметно придвигаясь все ближе. В очередной момент я наклоняюсь к нему, чтобы показать ему какие-то детали графика и якобы нечаянно дотрагиваюсь своей ногой до его колена, извиняюсь, но не убираю ногу обратно. И он тоже. Я уже не мерзну, и чувствую, как гладкий мрамор столешницы приятно холодит мою разгоряченную кожу под нежной тканью французского шелка. Я слышу, как учащается его дыхание, и сквозь ледяные волны кондиционированного воздуха уже пробивается пламя его аромата. Запаха возбужденного дорогого мужчины: аромат кожи тонкой выделки, ноты коньяка и виски и облака пряностей, муската и мускуса!

– Иван Юрьевич, хочу обратить ваше внимание еще на этот показатель, – нежно распеваю я свою заученную мантру, тыча пальцем в расплывающийся перед глазами график, и приближаю свое лицо еще ближе к его благоухающим усам. Я случайно-осторожно провожу своей рукой по его ладони, он подвигает ее ко мне: я беру ее, и она послушной лодкой плывет за мной. Я очень нежно лижу кончик его указательного пальца: он слегка соленый и пахнет табаком. Слышу его прерывистый вздох, и начинаю медленно сосать и покусывать каждый палец, заглатывая все глубже и глубже. Он уже не может скрыть легкий стон, тренькает телефон, он просто сбрасывает звонок. Я сажусь на знаменитую столешницу прямо напротив него и раздвигаю ноги: вполне возможно, это самый настоящий мрамор из Помпеи, – проносится у меня в голове, когда он влажными дрожащими пальцами начинает мягко скользить по моим прозрачным трусикам Victoria’s Secret и сползает на колени прямо перед моей гладко-выбритой, без единого волоска, киской…

Я уже предвкушаю влажно-сумеречные прикосновения, поглаживания через тонкую ткань шелка, трение о кожу тугой резинки, все эти сладкие судороги и предчувствия, которые реальнее и более желанны настоящих, порой неосторожных и прозаичных ласк… Начинаю воображать прикосновение мягких ухоженных усов, благоухающих Hermes к моему клитору, приближение теплых и влажных губ, мое сознание начинает затемняться, как в кинотеатре перед началом сеанса… И тут наконец-то я чувствую, как он своим языком медленно и сначала очень-очень осторожно начинает водить снизу вверх: от моей маленькой тугой дырочки до заветного холмика прямо по тончайшей ткани трусиков. Первое время едва касаясь, а затем, усиливая нажим, от чего моя устричка начинает сочиться соленой влагой, и я уже не могу сдерживать свои стоны: низким кошачьим урчанием они раздаются в этом холодном кабинете на самой вершине Москвы. Мой партнер начинает посасывать меня через ткань, и мое желание уже становится таким невыносимо терпким, что болезненно отдается сладостно-острыми судорогами: еще немного, и я почти растаю в соленую вязкую лужицу прямо в этой комнате…

И тут словно свет в моем сознании снова включается, и мой уже почти состоявшийся босс поднимается ко мне, расстегивает ширинку и, взяв мою руку, начинает водить ей по своему полувставшему члену, а второй рукой властно и настойчиво тянет мою голову вниз, к извечному минету.

Ну что ж… Каждая женщина желает знать, что у мужчины в штанах. Это факт. Сидит ли она на приеме у окулиста или отводит ребенка на футбольную тренировку, а уж тем более, когда разговаривает с начальником. И уж тем более, когда устраивается на работу. Всегда интересно, кто же там: властный и целеустремленный? Крошечный и беззащитный? Или, наоборот, экзотичный и искривленный, как стебель орхидеи. Кто же правит этой огромной империей? Я осторожно опускаюсь на колени и очень аккуратно, словно разворачивая тонкую шуршащую подарочную обертку, начинаю раздвигать ткань дорогих штанов и боксеров, параллельно нежно поглаживая выпирающую плоть от основания и до уздечки, ощущая, как член под моими пальцами наливается и твердеет. И я очень бережно, словно скрытый листвой осенний грибок освобождаю от одежды аккуратный набухший фаллос. Такой изящно слепленный и безупречный, он полностью укрывается в моей ладошке, как крошечный малышка-кролик.

– Возьми его в рот, – слышу я его глухой голос, и в моей голове сразу же проносится образ милого птенчика, которого мама кормит из клювика червячком. Ну какой уж тут секс, блин! Мне становится смешно, и теперь я не знаю, как выпутаться из такой дурацкой ситуации: куннилингус мне не обломился, работа, видимо, тоже не светит, а я вспоминаю, сколько раз в своей жизни мне вот так приходилось сосать чьи-то члены, не испытывая при этом желания…

Мне всегда представлялось, что бандиты ходили всей шайкой раньше в сауны, заказывали проституток, а потом на виду друг у друга и по очереди их имели, не скрывая ничего от друзей. И все было ясно и очевидно в их мире: самый влиятельный член банды имел огромные волосатые яйца и величественный фаллос, и все сразу понимали, что он самый умный, сильный и смелый. И шлюха стонала и орала под его железным напором дольше всех. И было все просто и понятно в этом мире. Самые сильные, умные и смелые отжали больше всего бабла, убили всех врагов и нарожали больше всех детей. Короче, не знаю, откуда в моей голове взялась эта чушь, потому что, видимо, это не совсем правда. А может быть, мне бы хотелось, что если и отсасывать, то такой член, чтобы не помещался у меня в рот? И я делаю то, что сделала бы любая взрослая самодостаточная женщина на моем месте: я встаю с колен, тщательно поправляю свое нижнее белье, разглаживаю платье и говорю очень уверенно и строго:

– Иван Юрьевич, простите, я только хотела отметить, что считаю отношения на работе неприемлемыми, тем более с руководством, – произношу я, поправляя платье. – Я не смогла бы работать продуктивно, понимая, что между нами что-то было и есть.

Я забираю со стола свою презентацию, сумочку и твердой походкой направляюсь к выходу.

– Сука, – только и слышу я тихое за своей спиной, захлопывая дверь в его кабинет.

Через пару недель, уже получив джоб-оффер из другой компанию, я еду на велосипеде по центру Москвы: на самом деле я обычно так и передвигаюсь по городу, ненавижу стоять в пробках. На мне мои обычные драные джинсы, толстовка и бейсболка. Вдруг посреди проезжей улицы я вижу стоящий на аварийке Роллс Ройс, а рядом – водителя в костюме, придерживающего пассажирскую дверь.

– Стой там и жди, пока я поссу, – раздается знакомый голос, и я вижу, что на клумбе стоит пьяный и модно одетый Иван Юрьевич и поливает цветы из своего крошечного скульптурного шланга, а прохожие, стыдливо отводя глаза, обтекают его, как корабли остров. Я смотрю на него, он меня так и не узнает. Только сейчас я бы ни за что не спутала бы его с французом или итальянцем: передо мной просто обычный жлоб, с расстёгнутой ширинкой штанов от Lora Piano…

Глава 2

Каждая девушка должна всегда знать две вещи: чего и кого она хочет

– Коко Шанель

Я сижу в своем кабинете в абсолютно пустынном офисе: основная масса нашего агентства так и работает удаленно, точнее, усиленно делает вид, что работает, хотя, судя по запоздалым ответам в чатах и постам в соцсетях, все наши дизайнеры, копирайтеры и аккаунт-менеджеры где-то очень весело проводят время на дачах и базах отдыха. Я же, как новый арт-директор одного из крупнейших рекламных агентств страны FYA отрабатываю свой испытательный и оказанное мне доверие. А если честно, я обожаю гулкие коридоры, помаргивание мониторов в затемнённом опен-спейсе и тихий урчащий гул из серверной. А еще мне нравится четкий распорядок дня, традиционная кружка кофе за рабочим столом и вид на спешащие московские улицы. Все эти пижамные утренние переговоры по скайпу с коллегами с нечищеными зубами и неумытыми лицами как-то не для меня, увольте.

Я читаю бриф от нового клиента, когда ко мне приходит сообщение в телегу от моей лучшей подруги Ланы со словами «зацени!»: я открываю присланное видео, и целых десять минут зачарованно смотрю в монитор, где девушка, сидя верхом на парне, все это время обильно сквиртит на него. Из ее гладенького и выпуклого лона льётся и льётся мутным ручейком белесая жидкость, а стоны парня уже перекрывают жужжание процессоров. Одной рукой он держит свой тугой прекрасный член, а ртом жадно ловит сок любви. По окончании сцены, ошеломленная увиденным, я отхлебываю свой утренний кофе и понимаю, что он безвозвратно остыл.

Со словами «зацени!», я пересылаю сообщение своему лучшему другу и по совместительству одному из лучших креаторов моей команды Антону, на что получаю от него ответ: «Со мной всегда так. Это просто дело техники, детка!»

Ну да, конечно, Антон он такой, так я и поверила! Мне срочно нужно изучить вопрос! Я понимаю, что большую часть своей активной сексуальной жизни я прожила зря, ну или упустила что-то очень важное. Изучив видео, любезно предоставленные мне интернетом, я понимаю, что точно так не смогу… И вообще, меня как женщину эти видео не возбуждают, точнее, я не понимаю, кто вообще все это смотрит?! Мужчины?! Но тогда у них у всех поголовно должен развиться комплекс неполноценности, потому что все актеры порно как на подбор ̶- обладатели огромных, гладких, красивых членов. В общем, члены мне нравятся, девушки с пластикой половых губ – тоже, но фонтаны, льющиеся из их лона, немного портят мне всю картину. Как-то неестественно, что ли… Никто из моих подруг не испытывал подобного извержения. Или они скрывают от меня правду, и я единственная, кто еще не пережил это?! Или, чёрт побери, мне действительно попадались сплошь никудышные партнеры, которые если и доводили меня до оргазма, то неправильного и сухого?!

Забыв о срочной работе, я пишу в ответ Лане: «У тебя такое было?», – на что получаю ответ: «Никогда, но очень хотелось бы!» И вообще, когда она только находит время на эти видео и переписку?! Разгар рабочего дня, а Лана – руководитель юридической службы очень крупного холдинга!

За этими серьезными размышлениями и перепиской меня застает напоминание от босса: «в 11.00 – конференс-колл с новым стратегическим партнером из Израиля, компания «Элион». Владелец – Дмитрий Бильсон».

Так, это уже через пять минут! Срочно пытаюсь закрыть все окна со стонущими и извергающими реки сквирта телками, почти уже затопившими мой монитор, и в это время к моему компьютеру удаленно подключается наш сисадмин и беспардонно начинает настраивать мне конференцию. Ну что же, сисадмин – это практически доктор: в курсе всех наших маленьких грязных тайн и делишек, поэтому я расслабляюсь и стараюсь порепетировать приветливо-деловое лицо, чтобы произвести впечатление на мистера Бильсона. «Какая милая еврейская фамилия, прямо как у друга моей юности Мити Бильсона по кличке Нирвана», – думаю я, когда включается конференс-связь…

На мониторе появляется окно видео-чата, я делаю дежурное заинтересованное лицо, произношу стандартные фразы приветствия: в окошке я вижу мужчину с рыжей хипстерской бородой, таких сейчас, знаете ли, много ходит по улицам, но его манера разговаривать… В человеке может состариться и измениться все, он может сделать себе пластическую операцию, накачать губы, грудь, пенис, покрасить волосы, отрастить усы и отполировать лысину, но манера разговаривать и тембр голоса, его интонации, акцент, мелодика остаются с нами до самой смерти. И даже самая дряхлая старуха переступает порой порог смерти с девичьим звонким голосом, в то время как ее внучка продолжает дребезжать своими трухлявыми связками, дарованным ей с младенчества.

Так что да, сомнений нет, это он: Митя Бильсон-Нирвана, сидящий сейчас по ту сторона монитора и континента, в дорогущей толстовке Prada (ну да, ему очень важно произвести на нашу компанию хорошее впечатление), а я его помню почти двадцать лет назад в футболке с Куртом Кобейном, рваных джинсах, черном пальто и длинными рыжими хайрами.

Мы оба тогда жили в Екатеринбурге: я только что поступила в институт на худграф, а он еще учился в одиннадцатом классе. На какой-то тусовке мы пересеклись своими подростковыми стайками: я была студенткой из богемной среды, а он играл на гитаре «Безобразную Эльзу» «Крематория». И мы действительно верили, что «…значит, надо добавить еще, чтобы стало светлей хотя бы на миг». Одним словом, глупые счастливые дети благополучных родителей, изобретающие себе конец света и трагические обстоятельства. Не знаю, почему в юности так все время хочется умереть…

Первый курс вуза по емкости равен десяти годам, и если честно, с Бильсоном мы как-то поначалу редко пересекались. Но так получилось, что он жил как раз рядом с моим институтом, а у меня как раз иногда были окна на первых парах, и я иногда заходила к Мите за книгами, потому что у него, как у любого воспитанного мальчика из хорошей еврейской семьи, была отличная библиотека. Мне было семнадцать лет, ему шестнадцать, и для него я была невообразимо опытной взрослой женщиной: ходила в черном длинном платье, ездила в Питер автостопом, курила длинный мундштук и рисовала злых страшных клоунов маслом. И еще я была не девственницей, что придавало мне дополнительную ценность в глазах всех его друзей-одиннадцатиклассников.

И вот мы сидели одни в его огромной квартире, пили кофе, обсуждали Кафку и Кастанеду, и просто так, между делом, как-то совсем по-детски начинали заниматься любовью. Сейчас это называется «друзья по сексу», а тогда, наверное, это никак не называлось. Мы просто и естественно, как молодые лисы, не переставая курить и смеяться начали вдруг целоваться, раздевать друг друга, свободно и без стеснения. Кстати, прожив после этого долгую и бурную сексуальную жизнь, у меня больше не было такого легкого и не скованного никакими условностями секса: тогда я не думала, как выгляжу со стороны, могла громко хрюкать, а он меня одергивал, и мы вместе над этим ржали, захлебываясь своими же глупыми шутками. На нём я училась делать минет, потому что, черт побери, ну кто умеет правильно делать минет в юности?! Почему-то кажется, что достаточно пару раз лизнуть, и у мужчины гарантированно наступает оргазм, а на деле приходилось долго и до крови стирать губы, потому что я делала все абсолютно неправильно, и в итоге это тоже было скорее мучением, чем какой-то усладой для обоих. Но нам было так легко и ненапряжно вместе, что все эти упражнения в прекрасном проходили весело и непринужденно: он старательно натягивал гондон перед каждым разом, а я старательно запрыгивала сверху, не переставая рассуждать о музыке Джона Боуи и творчестве Набокова. Наши разговоры перетекали в секс, а потом секс так же перетекал в разговоры, и было в этом все юное и бесконечно нежное: в его широкой веснушчатой спине, голубых глазах, его причудливо искривленном члене, даже его неумелой долбежке, после которой у меня сводило руки и ноги словно после удара электрическим током… Я даже не помню, как мы с ним расстались, потому что никогда и не встречались по-взрослому: просто мы поплыли каждый по руслу своей реки. И вот он сейчас, повзрослевший, но такой же рыжий и с веснушками на загорелом лице, не узнает меня и серьезно рассказывает по конференс-связи про радужные перспективы совместной работы наших компаний.

В конце видеоконференции, когда мы уже все обо всем договорились, и я окончательно уверилась, что бесповоротно изменилась внешне, я получаю в личный чат сообщение: «Машка, а ты стала еще красивее, чем раньше».

Теперь весь мой день озарен этими словами. Я не знаю, кто может привыкнуть к комплиментам: возможно, вылепленные пухлогубые и скулолицие инстакрасотки до такой степени задолбались получать постоянные подтверждения своей красоты и привлекательности, что их только раздражают постоянные восторги поклонников и покупателей. А я обычная женщина, со своими морщинками, возможно, недостаточно упругими ягодицами и недостаточно густыми бровями, и получить такой комплимент от бывшего любовника, помнящего тебя еще по налитой юности, для меня стоит миллиарда.

В общем, его слова и невинные приписки в рабочих чатах теперь превращаются для нас в изнурительно-восхитительную игру-ожидание: мы оба знаем, что неумолимо приближается день Х, когда состоится наша деловая встреча в Москве для подписания контракта. Все мои увлечения, знакомые и любовники отступают на второй план, и мне начинают сниться солнечные сны с каким-то полусумеречным сексом с Митей Бильсоном, который всегда только начинается, но ни к чему не приводит, и я просыпаюсь во влажных утренних простынях, разгоряченная и голодная. Я вдоль и поперек изучила его инстаграм: знаю, что он женат, у него двое взрослых детей, но это не мешает ему писать мне утренние сообщения из серии «…помнишь, как ты прогуливала пары у меня дома… голая… Очень скучаю по тем завтракам…» И да, это не мешает мне отвечать ему: «Приезжай. Вместе прогуляем работу…»

В общем, летнее время тягучее и пластичное, как светлый цветочный мёд, и, несмотря на все свои остальные встречи, дела и заботы, в моей затылочной части головы постоянно свербит мысль-предвкушение, которая не отпускает меня.

В день подписания контракта я долго думаю, что же мне надеть, а потом решаю, что кого я хочу удивить?! Из духов сегодня на мне будет ароматное яблоко Nina от Nina Ricci, а из одежды ̶- потертые джинсы, топ с открытой спиной и уже в офисе – дежурные лабутены и скромный черный пиджак от Sonia Rykiel, который у меня всегда висит в кабинете на случай деловых встреч. В нашей шикарной переговорной уже собралась вся команда топов, и я на самом деле очень волнуюсь, переступая порог. И я очень надеюсь, что это не заметно. Я не переживаю за исход встречи, я уверена в силе своего слова и профессионализме, но я очень боюсь, что новый Дмитрий не увидит во мне прежнюю семнадцатилетнюю Мари, как меня все звали тогда в тусовке.

Ну что ж. Бильсон как всегда остроумен, умен и разговорчив. Я уверена, что наша компания в его лице приобретает прекрасного партнера в Израиле, а он, в свою очередь – многомиллионный контракт с нами. Мы делаем вид, что нас связывают только тесные узы взаимовыгодного договора, и я временами ловлю на себе его любопытный взгляд. Впереди у нас по протоколу заказан деловой обед в модном ресторане, небольшая afterparty для руководства, а завтра он улетает, значит, у нас есть одна ночь…

Наша компания закрыла целиком небольшой ресторан в центре Москвы под нашу встречу, и его владельцы были очень рады частному мероприятию после полосы карантина, разорившего ни одно заведение столицы. Мы начинаем с небольших закусок: устриц, фуа-гра и креветочного мусса на подушке из кервеля. Мой босс, а по совместительству и управляющий компании FYA, входящей в первую десятку рекламных агентств страны, Артем, произносит короткий тост за подписанный контракт, и встреча перестает быть протокольной.

Я поливаю устрицы лимоном и с наслаждением пью их соленый сок, заливая его ледяным rose. За столом сидят примерно тридцать человек моих коллег, пиджаки уже сняты, галстуки ослаблены и кондиционированный воздух ледяными струями бьет в мою голую спину, но мне так жарко, что я почти не чувствую холода. Тем более рядом сидит нью-бизнес, рассказывает мне о своих новых крутых клиентах и как бы ненароком, якобы по-дружески, постоянно приобнимает меня за талию. Но я его почти не слушаю и не обращаю внимание на его навязчивые ухаживания, а слежу за Димой: он сидит на другом конце банкетного зала и ведет какую-то с виду важную светскую беседу с коммерческим директором.

Подают горячее: оленина с брусничным соусом для наших заморских гостей, стейки из аргентинской мраморной говядины и лепестки из стерляди и дальневосточного лосося с крошкой из кедровых орешков. На заднем фоне играет расслабленный ди-джей микс, беседа за столом течет все свободнее и непринужденнее, мужчины с азартом пьют водку из ледяных стопок, лица у всех раскраснелись, я почти не слышу, о чем мне говорят, и только улыбаюсь всем в ответ. После пары бокалов мне становится легко и свободно. Как в юности, когда мы пили дешевое болгарское вино в подворотнях.

И вот зал наполняется гулом человеческих голосов и смехом, в углу зала уже вовсю работает ди-джей, выставляя звук на все большую громкость, и посмотрев в окно, я вдруг замечаю, что Москва уже укуталась в шаль своих летних сумерек. Больше нет смысла ждать, ведь я всегда была самой взрослой и опытной из нас двоих: я прошу поставить Soul Kitchen the Doors, подхожу к Мите, беру его за руку и увожу на танцпол, где мы танцуем, как делали в детстве под дождём на пьяных улицах Ёбурга под нашего идола Джима Моррисона. Я отшвыриваю свои дурацкие каблуки в сторону и босиком, разгоряченная и свободная танцую в центре зала, куда сразу начинают высыпать и остальные гости, и вот уже весь ресторан движется в ритме Break On Through. Митя прижимает меня нежно к себе, гладит мою прохладную спину, и мы с ним проваливаемся в другое измерение этого дня…

Московский вечер погасил огни, веранда ресторана расцвечена светлячками сигар и хрусталем женского смеха, а мы с Митей обнявшись уходим в еще совсем юную ночь. По дороге мы заходим в винный магазин, берем ледяное просекко из холодильника, заворачиваем его в бумажный пакет и отправляемся по моим любимым маршрутам: Замоскворечье, Китай-город, Маросейка и Солянка…

Мы делаем остановку в первой подворотне (на карте Москвы еще остались такие белые пятна), пробка бьется об обшарпанную стену, душа вина с легким шипением вырывается из бутылки, и я делаю прямо из горлышка глоток все еще холодного просекко, затем второй и, впившись в губы Мити долгим поцелуем, вливаю ему в рот искрящийся напиток. В ответ его сладко-соленый язык шустрой рыбкой проскальзывает мне в рот и пробегается, словно по клавишам, по моим зубам, и я начинаю смеяться: я помню, как он это делал много лет назад! Жадно, словно только что научившийся целоваться мальчишка, он исследует каждый уголок моего рта, я хватаю кончик его языка и начинаю его посасывать, а внизу моего живота теплым зверьком начинает пульсировать желание, и мне уже не сдержать стонов от острого наслаждения, которое волнами прибоя бьётся внутри меня.

Митя делает еще один глоток просекко, и я тоже: мы всю юность были пьяны какой-то неимоверной дрянью, и сколько бы мы не зарабатывали теперь и какое дорогущее бы вино мы не пили, ледяное горлышко одной на двоих распитой бутылки в запыленной подворотне стоит самого дорогого Dom Perignon.

Меня обнимает совсем взрослый мужчина, а я вижу семнадцатилетнего мальчишку, запускающего руку мне под блузку и до боли сжимающего мою грудь. Он наклоняется и кусает мой сосок прямо через тонкую ткань, расстегивает джинсы и его рука спускается все ниже и ниже по «сладкой дорожке», нежно поглаживая мою кожу, пока не оказывается у самого входа в мою лисичку: он облизывает палец и проталкивает его внутрь, где внутри меня уже обжигает раскаленная лава.

Митя встает на колени прямо на раздолбанный асфальт заброшенного двора и снова застегивает мои джинсы: очень осторожно, пуговичка за пуговичкой, и его каждое движение пульсирует у меня внутри. И это обещание секса возбуждает намного больше настырных и жестких толчков пениса внутри.

Разгоряченные и пылающие мы выходим из двора и вливаемся в русло многолюдно-ночной Покровки. Бильсон рассказывает мне байки из своей жизни в Израиле, о том, как основал свое рекламное агентство, мы вспоминаем наших общих знакомых из детства. Я приглашаю его сесть за один из высоких столов у ирландского паба, выставленных прямо на тротуаре: ночь ласкает нас своими бархатными ладонями, и кажется, что у нас еще вся наша юность впереди. Мы поддерживаем беседу со случайными посетителями за ближайшим столом: то ли итальянцами, то ли бельгийцами, и, не отрываясь от ничего не значащего разговора с ними, я незаметно под столом просовываю свою руку Мите в ширинку. Мои пальчики спускаются вниз по его туго натянутому стволу, задерживаются на мягкой коже головки, мягко гладят ее по кругу, затем скользят по влажной смазке и туго обнимают за основание. Я стою к нему спиной, пока он сидит на высоком барном стуле, и тут я уже чувствую, как он оттягивает мои джинсы сзади и осторожно заводит свой палец мне в попку. Наши собеседники тоже подшофе, они просят у меня визитку: свободной рукой я копаюсь в сумочке, не переставая ласкать Димин член. И ощущаю, как его палец очень аккуратно продвигается все глубже и глубже в моем заднем проходе…

Я наконец-то нахожу несчастные визитки, протягиваю их своим новым знакомым, прощаюсь с ними, и, оставив на столе несколько купюр, поспешно утягиваю Бильсона за собой в темноту старинных московских закоулков. Не в силах больше сдерживаться, мы останавливаемся в первом же попавшемся проходе между домами и начинаем с исступлением целоваться. Я залезаю рукой ему в штаны, и начинаю мягко сжимать его яички, которые в моих руках превращаются в упругие мячики, а он все глубже пальцами проникает в мое влажное влагалище.

И тут я кое-что вспоминаю, хватаю Диму за руку и увлекаю его за собой в знакомое лоно порочной бывшей Хитровки, подхожу к нужному мне дому, все как я и запомнила: мне надо немного подтянуться, и я окажусь на пожарной лестнице, расположенной вдоль темной стороны кирпичной стены. Дима подсаживает меня, а затем забирается вслед за мной: всего пять этажей, и мы оказываемся на крыше под одиноким небом большого города.

Мы словно провалились в Екатеринбург двадцатилетней давности: садимся на прогретый за день толь и начинаем срывать с себя нашу немногочисленную одежду. Дима проводит языком вокруг моих заострившихся сосков и посасывает их, а я стягиваю с него штаны, из которых вонзается в небо его возбужденный длинный член, который я уже давно готова принять в себя. Но за эти годы если чему-то мы и научились, так это растягивать удовольствие: мы знаем, что жизнь коротка, и второго шанса может не быть. Бильсон укладывает меня на теплую крышу на живот и сильным движением рук подтягивает к себе. Уже предвкушая его сладкое вторжение, я вдруг понимаю, что он начинает нежно и поначалу осторожно меня вылизывать: от ануса к самому носику моей лисички и обратно, очень медленно наращивая скорость и проникая своим острым языком все глубже и дальше… Я лежу расплющенной грудью на раскалённой крыше, в то время как Дима пощипывает и пошлепывает мои ягодицы, двигающиеся в одном ритме с его виртуозным языком. И когда я уже на грани и готова взорваться мелкими осколками, он быстро переворачивает меня на спину, раздвигает ноги, отхлебывает оставшееся просекко из прихваченной нами из бара бутылки и вливает своим ртом прямо в мою устричку перемешанный с его слюной пенящийся сок…

Я больше не могу ждать: я отталкиваю Диму, и он опрокидывается спиной на пахнущую дёгтем и железной дорогой крышу. И повернувшись к нему задом, медленно насаживаю себя на его взвинченный кожаный штык. «Ох, Мари», ̶ лишь прерывисто шепчет он, и я вгоняю в себя его член по самое основание. Закрыв глаза, я двигаюсь в своем замедленном ритме, шлепаясь голыми ягодицами о его живот, а Митин большой палец уже наполовину крепко зажат колечком моего ануса. С каждым толчком его члена, плотно заполнившего меня до краев, я все ближе становлюсь к теплым летним звездам, стразами Swarovski рассыпанным по ночному куполу, укрывающему Китай-город. Наконец сладкие судороги начинают сотрясать мое тело, я ложусь спиной на Диму, и мы вместе выплескиваемся млечным путем в нашу единственную ночь в Москве. И теперь я лишь только могу тихо всхлипывать: «Ох, Дима-Нирвана»…

Голая и словно разбитая на мелкие осколки, я лежу на широкой Митиной груди, обнимаю ногами его сильное тело, а вокруг нас по всей крыше разбросана одежда, и ласковый июнь укрывает наши утомленные любовью тела своим нежным пледом. Диме приходит сообщение, быстро глянув на меня, он начинает строчить что-то в ответ, видимо, жене, а я понимаю, что отныне нас будут связывать только рабочие отношения. Мы взрослые самодостаточные люди, и все наши секреты навсегда заперты в нашем общем детстве… Как и тогда, двадцать лет назад, каждый из нас садится в свою лодку: Дима возвращается в респектабельную семейную жизнь, а я снова отправляюсь на случайном такси в свое неоконченное путешествие.

Глава 3

Красота нужна нам, чтобы нас любили мужчины; а глупость – чтобы мы любили мужчин

– Коко Шанель

Я вбегаю в свой кабинет: после стремительной поездки от дома до офиса на велосипеде мне надо немного остыть и сменить свои кроссы на деловые каблуки, а свободные джинсы на узкую юбку-карандаш. На самом деле у нас в FYA, как и во многих креативных агентствах, нет строгого дресс-кода, но мне самой проще настроиться на рабочий лад, зная, что на мне моя офисная «спецодежда».

Пока я подвожу глаза и закрашиваю губы матовой алой Chanel – последний штрих образа а-ля «деловая сучка», в мой кабинет заглядывает моя ассистентка Марина со словами:

– Маша, привет, у Артёма Викторовича через десять минут встреча с очень важным клиентом, – на этих словах она многозначительно закатывает глаза, – просили позвать тебя!

– Спасибо, Марина, а что за клиент, ты не в курсе?

– Слушай, мне просто назвали имя, Юрий Щербатский, я даже не знаю, тот самый, или просто однофамилец…

– Ты думаешь, это профессор Щербатский? – мгновенно напрягаюсь я.

– Вполне возможно, у него сейчас стартует огромная кампания, насколько я слышала… – рассуждает вслух Марина. – Слушай, попроси меня принести вам напитки, ну пожалуйста! – умоляет меня помощница. – Если это он, я хочу его разглядеть поближе! Я почти все его книги прочитала! И пару тренингов прошла!

– И как, помогло тебе это в жизни? – спрашиваю я с иронией, хотя все мои внутренности словно сковало ледяной стужей.

– А как же! – довольно восклицает Марина. – У меня теперь лучший босс и самая лучшая работа!

– Ах, спасибо, дорогая, ну тогда ты будешь носить кофе в кабинет не переставая, – смеюсь я, и чувствую, как мне становится немного теплее от слов моей ассистентки: эта милая кудряшка не просто очаровательная девчушка, она еще, между прочим, абсолютная отличница факультета журналистики, где она сейчас учится на предпоследнем курсе, и я просто не сомневаюсь, что её ждёт прекрасное будущее.

Тщательно примеряю перед большим зеркалом в кабинете свой образ: медно-рыжие длинные волосы собраны в конский пучок сзади, серо-зеленые глаза слегка подведены черным карандашом, а матово-алые губы в дуэте с черным костюмом только придают строгости прямым линиям кроя.

Ничего лишнего: черная юбка до колен, пиджак с низким вырезом, но не настолько, чтобы быть вульгарным, и босоножки на шпильке с полностью открытой стопой, держащиеся на ремешке-колечке вокруг большого пальца и кожаном браслете вокруг щиколотки. Огромные плетеные серебряные серьги-сетки до плеч: единственный вольный аксессуар, который лишь еще раз подчеркивает креативность арт-директора компании.

Делаю глубокий вдох. Я готова. Выхожу из кабинета, прихватив свой Moleskine в жёлтый обложке (я старомодна), одним взглядом спрашиваю свою верную помощницу «ну как тебе?», на что она в ответ поднимает большой палец вверх и тихо смеётся:

– Маша – чистый секс! Не забудь про кофе!

Я захожу в нашу прохладную переговорную, где уже сидят мой генеральный Артем, коммерческий директор и двое клиентов, при взгляде на которых словно тонкая натянутая до предела нить наконец-то рвётся у меня внутри.

– Знакомьтесь, наш самый талантливый арт-директор на всю Москву – Мария, – представляет меня мой босс гостям, пока я, с похолодевшим мгновенно животом, но с приветливой улыбкой на лице, прохожу на свое место рядом с коммерческим и протягиваю посетителям свои визитки. Теперь я точно знаю: это он.

– По всей видимости, Юрий Антонович в представлении не нуждается, – продолжает генеральный с ласковой улыбкой, и я послушно киваю.

– Личный советник профессора Щербатского – Николай Витальевич, – и второй посетитель протягивает мне свою карточку.

– Очень приятно, – отвечаю я. – Все общение с Юрием Антоновичем, я так понимаю, мы будем осуществлять через вас? – киваю я помощнику.

– Можно просто Юрий, – приветливо поправляет меня профессор Щербатский. – Все общение по рабочим вопросам обычно проходит через моего ассистента, если это не какие-то личные моменты, – подтверждает Юрий Антонович. – Но я так понимаю, что в рамках нашей рекламной кампании могут возникнуть разные… Нюансы…

– Да, конечно, я все понимаю, – отвечаю я. – В процессе рекламной кампании может возникнуть все, что угодно, – я делаю едва заметную паузу между фразами. – Но я обещаю, что мы вас не подведём. Кстати, для вас я тоже просто Маша. Очень рада наконец-то познакомиться лично со знаменитым профессором Щербатским! – я внимательно слежу за реакцией собеседника, но не улавливаю в его взгляде ни малейшей тени узнавания. Выдыхаю.

Зато я отлично помню тот день, как раз примерно в этих числах июня, больше двадцати лет назад… Помощник Щербатского Николай рассказывает о тех задачах, которые они ставят перед нашим агентством: в ближайшее время Юрий Антонович выпускает очередную книгу, просто обреченную на успех, и запускает в интернете эксклюзивный инфопродукт, который, как показывают их предварительные расчёты, должен выстрелить суммой с восемью нулями…

Я делаю пометки в своей жёлтой записной книжке, сосредоточенно киваю собеседникам, но мои мысли блуждают совсем в другом месте и времени…

В то лето мои родители, озабоченные тем, чтобы я не болталась без дела, устроили меня по знакомству курьером в одно издательство. Девяностые были на излёте, жизнь в стране вроде как налаживалась, и вокруг стали появляться разные издательства и медиа, не убитые еще интернетом и блогерами.

В одном таком региональном журнале, пишущем о путешествиях, моде и, как ни странно, вопросах культуры, я и подрабатывала, заменяя штатного сотрудника на время летнего отпуска. Для девочки моего возраста это была самая простая и приятная работа: прийти утром к девяти утра в офис, посидеть какое-то время на диванчике, почитать и попить кофе, пока все собирали в кучу все необходимые отправления, а потом съездить по нескольким адресам из списка: кому то отвезти дискеты и бумаги, а у кого-то что-то забрать в ответ и привезти обратно в редакцию до вечера.

Лето и для издательств безмятежное время, поэтому бывали дни с одним-двумя адресами, после которых я была свободна делать, что вздумаю, а поскольку и мобильные телефоны тогда стали только появляться, меня вообще никто и нигде не смог бы достать, даже если бы и очень захотел.

Это могло бы быть самым беззаботным и свободным летом в моей жизни, если бы не одно происшествие…

Утром, как обычно, я пришла на работу, где мне выдали только один адрес и заявили, что доставив пакет, я смогу сегодня не возвращаться. В предвкушении целого свободного жаркого дня, когда я могла бы пойти на пляж или поваляться в парке с книгой, я свернула во двор с проспекта Ленина, слушая в плеере своего любимого Вилли Вало и его The Reaper.

Я зашла в подъезд старого сталинского дома, поднялась на последний этаж и позвонила в тяжелую деревянную дверь.

На пороге стоял молодой стройный мужчина в узких джинсах и футболке – автор издательства Щербатский Юрий – как у меня было написано в маршрутном листке, ему я должна была передать пакет и уйти.

– Привет, проходи, – пригласил меня внутрь мужчина. И я переступила порог.

– Я из «Мёбиуса», – протянула я ему папку с бумагами. – Я же больше ничего не должна вам отдать?

– Да-да, я тебя ждал. Как тебя зовут?

– Маша.

– Я Юра, – представился он в ответ. – Маша, ты знаешь, мне нужно только проверить макет и подписать его в печать, в принципе, чтобы тебе не мотаться два раза, ты можешь сейчас подождать, пока я быстренько все проверю, и сразу забрать подписанные бумаги с собой. Ты не против?

Конечно же я была не против! Воспитанная девочка в белых гольфах и с плеером в ушах. Тем более, мне сказали, что это быстро!

– Проходи, не стесняйся, – пригласил меня Юрий внутрь, и я прошла за ним в гостиную. – Сегодня очень жарко, хочешь пить? – спросил меня Щербатский, и, не дожидаясь от меня ответа, вышел из комнаты.

Я огляделась: это была просторная гостиная с высокими потолками с лепниной, поразившая меня своими необычными обоями с затейливыми узорами, каких я никогда не видела до этого. Я сидела на каком-то неимоверно роскошном бархатном диване, и это еще больше располагало меня к хозяину квартиры. Тем более, это был заслуженный автор статей, которому платили за публикации в журнале! Через приоткрытую балконную дверь раздавался крик стрижей, и виднелись верхушки раскидистых лип, уже отцветающих своим тяжёлым сладким ароматом. Тихо умирающий июнь наполнял все вокруг душной влагой, пропитавшей мои шорты и футболку, и я, как и стрижи за окном, уже предчувствовала дождь, собиравшийся пролиться к ночи.

– Вот, пожалуйста, – вернулся Юра с высоким стаканом в руке: даже вода в нем была голубовато-искристая, словно он только что набрал ее в альпийском горном ручье из рекламной картинки.

Я взяла тонкий, как колба, стакан и начала пить из него ледяную воду, и капли тоненькой струйкой потекли по подбородку и шее, ниже к ложбинке между грудей, оставляя мокрую прозрачную дорожку на ткани футболки.

Юрий сел в кресло в углу проверять распечатанный макет, а я, чтобы сгладить молчание комнаты, подошла к балкону и выглянула в окно, где на детской площадке одиноко скрипели качели, на которых сидела девочка в платье и белых носочках. «Прямо как у меня», – подумала я перед тем, как комната немного покачнулась, стены сдвинулись в сторону, а заунывный скрип ржавых качелей стал последним звуком в мертвой тишине квартиры, который я услышала…

Мне показалось, что я очнулась в другой жизни. Сначала я решила, что уже утро, и я в своей комнате дома, но присмотревшись, поняла, что это чужие белоснежные стены с бесконечным потолком, а я лежу на какой-то огромной кровати с туго натянутыми, словно в операционной, простынями. В голове, словно забитой ватными шариками, медленными ударами стучал пульс.

Во рту было сухо и жестко, словно я прополоскала его песком. По всему телу разлилась такая слабость, что я едва могла пошевелить пальцами рук. Где-то в глубине квартиры играла тихая музыка, и, прислушавшись, я узнала Вагнера: я как любая отличница из интеллигентной семьи регулярно ходила в филармонию.

– Все будет хорошо, малышка, – вдруг я услышала рядом тихий голос, и начала припоминать, где я нахожусь. И, словно предвосхищая мой вопрос, который я еще не успела задать, он объяснил. – Видимо, тебе стало плохо от жары, ты упала в обморок, такое случается… Ничего страшного… Я тебя отнес на кровать. Полежи здесь немного, и тебе станет лучше.

И хотя я по-прежнему едва могла пошевелиться, я с трудом повернула голову и увидела, что Юрий сидел рядом со мной на кровати, но уже без футболки. Его можно было бы назвать привлекательным с подтянутым прессом, стройным загорелым телом и темными густыми волосами, но не в тот раз и не в этой жизни.

Для меня он был слишком страшным и слишком взрослым мужчиной, хотя, как я понимаю сейчас, разница в возрасте у нас была всего в несколько лет.

– Я хочу пить, – только и смогла прошелестеть я высохшим от жажды голосом, и он, словно ожидая этого, взял в руки тот же тонкий бокал и, приподняв мою голову, начал медленно вливать мне в рот ледяную воду. Жидкость прозрачной змейкой поползла по голой коже, и я с ужасом поняла, что на мне нет моей футболки, и я лежу на кровати только в белье: в своих белых девственных трусиках и бюстгальтере из хлопка, которые покупала мне мама.

Инстинктивно я попыталась прикрыться ладонями, но почувствовала, как чужие сильные руки жёстко и властно остановили меня:

– Не бойся, Машенька. Ты такая красивая, я хочу только полюбоваться на тебя. Ты уже, наверное, целовалась с мальчиками? – Я вспомнила потные поцелуи без языка со своим другом Гришкой в темном подъезде, с таким близким и знакомым, который сейчас был где-то за тысячи световых лет от этой постели с чужим мужчиной. – Хочу только поцеловать тебя в губы, можно? – спросил он, и, не дожидаясь моего согласия, стал спускаться вниз к моему животу, – в эти губы.

– Пожалуйста, не надо, – только и смогла выговорить я непослушным слабым голосом, и волна стыда, а не страха, захлестнула меня, когда он медленно и осторожно стал оттягивать резинку моих трусиков, и, спустив их на бёдра, впился своими губами в мои. И тут я ощутила, как его жесткий и шершавый язык заполз внутрь, сминая и ломая мои белоснежные крылья.

– У меня еще не было мужчины, – тихо заплакала я, ощущая, как вместе с горячими слезами меня навсегда покидают мои чистые и беззаботные дни… Я попыталась оттолкнуть его голову руками, вцепившись в густые волосы, но это только возбудило его еще сильнее, как и мое признание, и я слышала его гулкое тяжелое дыхание и едва сдерживаемые глухие стоны.

Простыни подо мной намокли от его слюны, мне было больно и неуютно, но мужчина, видимо, решил, что подготовил меня. Он встал надо мной на колени, расстегнул ширинку и достал красно-лиловый член, с влажной круглой головкой, словно причудливое экзотическое растение с другой планеты.

– Подержи его, малышка, ты ему так понравилась, – обращаясь то ли к нему, то ли ко мне, сказал Юра и сам положил мою руку на свой член. И накрыв и сжимая мою ладонь сверху своей, стал двигать ей вниз-вверх по своему скользкому от смазки стволу. Это был мой первый в жизни член, который я увидела так близко вживую, и я, с полностью парализованной волей лежала на жестком матрасе, воображая, что это происходит совсем не со мной.

Но моего мучителя это все явно очень возбуждало: и моя немая неподвижность, и мой безмолвный плач, и гулкая тишина этой огромной пустой квартиры. Взяв в руки свою налитую дубинку, он начал медленно водить ей по моему животу, поднялся к груди, осторожно отодвинул в сторону лифчик и начал скользить влажной горячей головкой вокруг крошечных горошин моих сосков. Поднялся еще выше и, нависнув над моим лицом, стал плавно выписывать узоры по моим скулам, подбородку, губам, размазывая мои слёзы по пылающему лицу влажным шариком своего пениса.

– Хочешь его, Маша? – в исступлении шептал он, проталкивая свой тугой, словно отлитый из резины, толстый член в мои крепко сжатые губы. Закрыв глаза от стыда и бессилия, и все еще бесконечно слабая от непонятного накатившего на меня морока, я только сжимала крепче вместе колени и цеплялась за складки натянутой простыни, как за последнее доказательство реальности происходящего и снова проваливалась и проваливалась в вязкий молочный туман летнего марева…

Видимо, я опять потеряла сознание, потому что очнулась, когда почувствовала, как безумно острая, словно удары ножом, боль пронзает мое тело, все сильнее и сильнее. Открыв глаза, я увидело над собой лицо своего насильника, ритмично качающегося живым маятником под «Вхождение Богов в Вальгалу» Вагнера, и поняла, что он уже внутри меня и раздирает на куски моё нежное розовое мясо, с каждым новым толчком загоняя остриё все глубже и глубже в тело.

Словно в кошмаре, когда ты хочешь закричать, но едва можешь разлепить сухие губы, я только лежала и хватала ртом воздух, и мои хриплые стоны отскакивали от стен…

Мне показалось, что эта пытка и Вагнер длилась часы, дни и годы, мои руки и ноги свело от бесконечной боли, но тут, издав громкий стон, под завершающие аккорды увертюры, мужчина резко остановился, и еще пару раз проткнув меня насквозь своим ножом-членом, всей тяжестью навалился на меня и замер. Я до сих пор помню его свистящее дыхание, когда, просунув свой длинный язык мне в ухо, он облизал мою ракушку и прошептал:

– Хорошая девочка, – и перекатился на бок. Он взял в руки свой полуобмякший пенис, и, как мне почудилось, снял с него окровавленную кожу, но потом я поняла, что это был гондон, который он предусмотрительно успел надеть перед тем, как стать моим первым мужчиной.

– Попей еще воды, и все пройдет, – прошептал он, снова вливая мне в рот уже успевшую стать тёплой жидкость. Я жадно пила её, благодарная ему уже только за то, что это мучение наконец-то закончилась. Он встал, потянулся всем своим стройным хищным телом и вышел из комнаты, а я поняла, что даже не могу приподняться, чтобы забрать свои вещи и уйти.

На изысканно-бирюзовом кресле с позолоченными ручками белой пенкой висели мои трусики с бюстгальтером. Подо мной было расстелено мягкое огромное полотенце, сейчас мокрое и липкое от моей крови.

– Я приготовлю тебе ванну, малышка, – сказал Юра, словно проявившийся из чёрной фотоплёнки длинного коридора. – Тебе было очень больно, правда? Прости, котёнок, – сказал он с улыбкой, мягко положив руку мне на лобок и устраиваясь между моими раздвинутыми ногами. – Сейчас все будет хорошо, обещаю, – прошептал он, перед тем как очень осторожно и бережно начать теребить мой глянцевый бугорок кончиком своего языка. И хотя все моё тело саднило и болело, эта неожиданная ласка вдруг тёплым маленьким вихрем закружилась внизу моего живота, расправляясь и набухая ярким алым цветком.

Мои бёдра начали невольно двигаться навстречу его языку и губам, влажным от слюны и вязким от вытекающей из меня смазки, все быстрее, быстрее и быстрее, в какой-то бешеной скачке, стараясь поймать пугливую бабочку наслаждения, трепетавшую своими хрупкими крылышками на кончике моего клитора. Еще секунда, и я закричала от острого наслаждения, гулкими толчками пульсировавшего во мне, и одновременно от боли, вернувшейся с новой силой. Последнее, что я увидела, перед тем как начать проваливаться в новые слои забвения, был маленький черный паук, яркой кляксой выделявшийся на белой стене у изголовья кровати…

Юрий резко перевернув меня на живот, зубами разорвал квадратик гондона, точным движением раскатал его по своему возбуждённому члену и быстро вошёл в меня сзади, с каждым ударом раздирая мне внутренности и усиливая волны оргазма, все ещё плескавшегося внутри…

Рабочий день ещё не закончился, когда Юра отвёл меня в огромную белоснежную ванну, тщательно отмыл меня от всей налипшей на меня крови, слизи и пыли, залезая своими тонкими ухоженными пальцами и душем во все мои складки, затем насухо вытер меня мягким полотенцем и отдал мне мою одежду.

Сложил аккуратно подписанный макет в мой рюкзак и со словами: – Нам ведь было хорошо, малышка, ̶ мягко вытолкнул меня за порог своей квартиры. – Ах, да, подожди, – сказал он, засовывая мне в кармашек джинсовых шорт смятую пятидесятидолларовую купюру, – купишь себе фруктов.

Разомлевшая, на непослушных ногах я добралась в тот вечер до дома и проспала крепким сном до утра: молодое тело легко прощает любые обиды, и на следующий день все случившееся казалось мне каким-то мутным сном. Лишь боль внизу живота и смятая купюра напоминали о вчерашнем…

Жизнь продолжалась, и я практически не вспоминала об этом эпизоде: в конце концов, большинство моих подруг и знакомых теряли свою девственность в более суровых условиях, поэтому всё было перемолото и напрочь забыто.

Пока через какое-то время профессор Щербатский, как он сам себя называл, не начал мелькать поначалу на обложках книг и журналов, продаваемых у метро, и в разделах книжных магазинов «Психология и самопознание», а затем – и на центральных каналах телевидения.

Красивый, стильный, интеллигентный и ироничный он очень легко и доходчиво объяснял читателям и зрителям как правильно строить отношения, добиваться успеха в любви и карьере или как развивать свои скрытые таланты.

Казалось, не осталось ни одной сферы человеческой жизни, которую бы он не затронул в своих научно-популярных трудах. Женщины страны зачитывались его опусами из серии «Полюби себя счастливой», «Гармония секса и отношений» и прочей душеспасительной фигнёй…

Я снисходительно слушала рассказы подруг о его лекциях и тренингах, понимая, что все они не стоят и выеденного яйца, точнее, и пятидесяти долларов… Мои знакомые вокруг женились, разводились, рожали детей и снова выходили замуж, жаловались на своих мужей и бесконечно ныли, а я спокойно и уверенно сначала училась, потом строила карьеру, предпочитая не погружать себя в тухлое болото ежедневной рутины отношений.

Мой друг детства Гришка с потными ладонями, которыми он пытался нащупать застежку моего лифчика, уже давно окончил аспирантуру и уехал работать по приглашению в Кремниевую долину, откуда регулярно постил в инсте свою белозубую многодетную семейку. Я равнодушно пролистывала ленту, ставя дежурные лайки, и просто предпочитала молчать в ответ на причитания моей мамы об уходящем безвозвратно куда-то поезде…

И когда в последние годы все мои друзья и знакомые дружно побежали записываться на консультации к психоаналитикам, я предпочла эти деньги тратить не на этих шарлатанов, а на путешествия, книги и недвижимость.

– Маша, что скажешь? – выдергивает меня из омута воспоминаний голос генерального. – Есть идеи?

– О, да, коллеги, у меня есть идеи! – и мои губы в алой Chanel невольно растягиваются в довольную улыбку… – Чай, кофе? С молоком, сахаром? – обращаюсь я к гостям.

И пока Марина за нашей беседой разносит всем чашки, мне очень хорошо видно, как Щербатский не может удержаться от того, чтобы не скользнуть взглядом по невысокой и худенький фигуре девушки, специально подольше расставляющей кофейные принадлежности рядом со своим кумиром.

В конце нашей встречи я подхожу попрощаться с профессором и пожать ему руку, и словно случайно роняю свой Moleskine на пол. Благовоспитанный Щербатский наклоняется его поднять, и немного мешкает у моих ног: на ярко-алых длинных ногтях мой мастер по педикюру старательно вывела слово “fuck u” – по букве на пальчик. Когда Юрий выпрямляется, чтобы вернуть мне мой ежедневник, я понимаю, что на каблуках я практически сравнялась с ним ростом, и наши глаза на одном уровне.

– Я думаю, что вам лучше иметь мои личные контакты на всякий случай, – протягивает профессор Щербатский мне свою визитку, где на дорогущей итальянской бумаге напечатаны только две строчки: «Юрий» и номер телефона – 7-917-777-77-77.

Глава 4

Отвращение часто наступает после удовольствия, но часто и предшествует ему

– Коко Шанель

Мы сидим втроём на летней веранде ресторана в Депо на Лесной: я, Антон и Лана. Мой верный двухколёсный Romet Sonata припаркован тут же рядом, у ближайшего столба, а мы откупориваем уже вторую запотевшую бутылку Vinho Verde.

На мне короткие джинсовые шорты, в которые я успела переодеться после работы, Лана, как обычно, сидит в строгих костюмных брюках, но через белый батист её дорогой рубашки недвусмысленно просвечивает наглый чёрный пуш-ап. Антон, как креативный директор, может вообще одеваться во что угодно, чем он и пользуется, нацепив на себя рваные джинсы, кожаные сандалии и зелёную футболку с трахающимися леприконами под надписью Dublin.

– Я изучила ваш контракт с Щербатским, там ни к чему не придраться, – объясняет мне Лана, одной рукой поднося к пухлым протюнингованным губам винный бокал, а второй продолжая скролить ленту Tinder на своем смартфоне. – Фу, полный отстой! А этот ничего, получай свайп вправо! – параллельно бормочет она, отбирая себе подходящих кандидатов. – С его стороны все чётко прописано, что контрагент отвечает за качество работ по созданию контента! Всё. Точка. Загрузка готового продукта в соцсети и на их площадки – их личная ответственность. И правильно делают: в наше время без инсты и ютьюба считай тебя нет, так что только дураки свои пароли передают кому-то, – подводит итог Лана.

– Это точно, – мечтательно произношу я, – контент мы им сделаем, правда, Антоша? – обращаюсь я к другу, который расслабленно потягивает ледяное вино.

– Да, у меня все почти готово, – лениво отвечает Антон, доставая из кармана тренькнувший телефон. – О, меня залайкали, – сообщает он нам радостную новость. – Очень похожа на тебя, Лана… – бормочет он. – Так это ты и есть!

– На хрена мне тебя лайкать, – недовольно отвечает подруга, как тут раздается сигнал уведомления уже на ее телефоне. – Блин, так это ты?! Что за хрен? – Ты тут такой… Красивый… Я тебя не узнала, – пытается подобрать она правильные слова.

– Я всегда красивый, Ланочка! Просто я не понимаю, что случилось с современными женщинами, что им виртуальный мужчина дороже живого! – парирует Антон. – А я, между прочим, здесь, перед тобой, большой и тёплый, как твой плюшевый мишка, с которым ты спала в детстве: хоть сейчас забирай меня с собой в постельку! – смеётся он.

– Ну, насчёт постельки, я ещё пока столько не выпила, – скептически разглядывает Лана Антона. – И у меня не было плюшевого мишки. Но я обязательно подумаю над твоим предложением. Обсудим это в следующий раз, обязательно! – Лана достаёт из кошелька пару купюр и оставляет их на столе. Она машет рукой, и к нашему столику приближается модный красавчик, явно моложе Ланы лет на десять. – Ну всё, ребята, я побежала, – целует меня на прощанье подруга и уплывает от нас со своим юным любовником в густеющие сливки июльских сумерек.

– Не расстраивайся, Антон, этот мальчик ненадолго, – утешаю я друга, и, возвращаясь к теме вечера, спрашиваю: – Ты придумал, как нам с тобой залить контент на аккаунты Щербатского?

– Тут всё просто, детка: мы ему пришлём ссылку, перейдя по которой на любом из своих девайсов, он автоматически откроет нам доступ ко всем своим кабинетам. Дело за малым!

– Да, открыть незаметно эту ссылку, – задумчиво бормочу я себе под нос… – Осталось только как-то узнать его PIN-код – всего-то ничего…

– С пином я, конечно, постараюсь тебе помочь, – обнадёживает меня мой друг, – а вот ссылку тебе придётся как-то самой загрузить, Маша.

– Ну что же, за удачу! – чокаемся мы остатками вина.

Московский июль, как это случается из года в год, рыдает серыми дождями, в сыром траффике города в вечных пробках ползут мокрые машины, и я каждое утро приезжаю на работу еще до восьми утра и уезжаю не раньше десяти: сроки поджимают, нам надо успеть все подготовить за месяц к началу кампании по продвижению тренингов, марафона, а затем и личного университета психологии профессора Щербатского. Согласование площадок, фото и видеопродакшн, организация презентации и отрисовка уникальной графики, бесконечные согласования и утверждения – все держится на моей команде, и я крепко сжимаю эти вожжи в своих руках. За месяц совместной работы я подбираюсь все ближе и ближе к своему профессору, как кошка, осторожно наблюдающая за птичкой. После сотни съёмок, где я контролирую каждую деталь: от выбора запонок для рубашек до гримёра на интервью, наше общение с Юрием Щербатским становится все более свободным и непринуждённым, мы переходим на «ты», и я уже шучу, что так измоталась и хочу в отпуск, что с удовольствием разопью с ним припасенную бутылочку вина из моей личной винотеки, когда мы наконец-то запустим кампанию.

За этот короткий промежуток времени я уже успела изучить некоторые привычки и распорядок дня Щербатского. Например, я знаю, что он встаёт по будням в пять утра, чтобы успеть позаниматься йогой и растяжкой с личным тренером, а по четвергам у него лекции до десяти вечера, после которых он всегда возвращается в свою квартиру в Замоскворечье. Еду ему доставляют из нескольких ресторанов: он предпочитает итальянскую кухню, морепродукты, а вина пьёт французские и калифорнийские. Ну и много других ничего не значащих мелочей, которые не сообщают о нём, как о человеке, ничего особо интересного. Зато помогают мне сложить в голове некий пазл…

Я стала чаще, чем это необходимо, смотреть ему в глаза, подходить ближе на пару сантиметров при встрече, чем это могло бы быть уместно, и смеяться дольше, чем требуют его шутки и реплики. По сантиметру, совсем по чуть-чуть, я даю ему понять, что всерьёз в нём заинтересована. А он по-прежнему не видит в этой рыжей и длинной деловой стерве худенькую девочку со светлыми кудряшками и в белых носочках из Екатеринбурга…

Проект близится к завершению, и наше агентство, как обычно, арендовало небольшой частный кинозал, чтобы просмотреть и утвердить весь отснятый и отредактированный материал. Нам предстоят километры интервью с блогерами, ютьюберами, лидерами мнений, рекламных перебивок и видеолекций. Все это уже было просмотрено миллионы раз нашими режиссёрами и редакторами, поэтому мы собираемся ещё раз пробежаться по материалам, чтобы окончательно подписать акты и закрыть вопрос.

– Юрий, мне, видимо, лучше всего будет сесть рядом с тобой, чтобы сразу фиксировать все твои комментарии, – сажусь я на соседнее кресло рядом с Щербатским, даже не дожидаясь его согласия. Мне надо кое в чём убедиться, и лучшая возможность мне вряд ли представиться.

За этот месяц близкого общения, даже не будучи дипломированным психологом, я уже смогла убедиться, что Юрий Щербатский, несмотря на весь глубокомысленный пафос своих высказываний, обычный нарцисс, и его бесконечное самолюбование жирным шрифтом пропечатано в его книгах, оцифровано на рекламных снимках и сочится из каждого поста в фейсбуке и инсте. Его ученики и последователи свято верят, что получают от него волшебную пилюлю, в то время как он под соусом глубокомысленных размышлений подает им стандартные столовские блюда из людских желаний: денег, власти и успеха.

Мне приходит сообщение от Антона: «Лови пин, детка: 7777!» Я выдыхаю: все эти дни мой друг во время съёмок пытался поймать момент, когда Щербаткий разблокирует свой телефон, заснял это на видео, увеличил вместе с монтажёром, и смог вычислить конкретные цифры, которые профессор набирал на своём смартфоне. Меня разбирает смех: этот напыщенный знаменитый баран ещё и до банальности прост! Продавая людям уверенность и харизму, он до боли боится неудач, и обкладывает себя магическими цифрами и знаками. Любой ребёнок помнит еще из детского сада, что семёрка означает что-то счастливое и удачное. И мне приходит на ум, что я могла бы догадаться и по номеру телефона, и не просить лишний раз Антона.

Рассуждая про себя о тайнах нумерологии и пристрастии к ней психолога Щербатского, я, с видимым вниманием уставившись на экран, придвигаю свою ногу на высоком каблуке вплотную к бедру сидящего рядом профессора. У него не должно возникнуть разумных сомнений: из-под подола моего короткого платья недвусмысленно выглядывает резинка чулок. Простая и без прибамбасов: тонкая полоска черного нейлона, закрепленная резинкой пояса. Никто не ставит так ноги случайно. И я очень надеюсь, что мои догадки на его счёт верны: он обожает, когда его хотят и ему поклоняются…

Бинго! Я была права: даже в темноте я вижу, как он смотрит на экран, а его губы растягиваются в довольную улыбку, и сильная холёная рука опускается на моё колено, поднимается выше по внутренней стороне бедра, оттягивает резинку чёрного чулка и больно сжимает мою нежную кожу. Так, что я еле сдерживаю крик, но лишь судорожно вздыхаю. Я уверена, что он оставил на мне свою метку, и теперь у меня по ноге пунцовым цветком растекается синяк.

– Вот тут в интервью есть небольшая пауза, я бы хотел, чтобы вы её сократили, – обращается он ко мне, уже поворачиваясь и улыбаясь. – Маша, зафиксируй, – и в темноте кинотеатра мне чудится, что передо мной не интеллигентный профессор в очках от Cartier, а хищный и самодовольный зверь с усмешкой вампира и волчьим чутьём. Ну что же, и я уже тоже давно не маленькая…

Я практически не бывала дома за этот месяц: только заходила поспать и переодеться, и если бы не адреналиновые штормы, бушующие во мне, то усталость давно бы скрутила мои плечи. Но я все еще держусь, и мне точно надо распрощаться кое с чем из прошлого…

FYA закрывает все работы по созданию материалов для именитого клиента: акты подписаны, видео и фото переданы заказчику. С августа должна начаться информационная атака на пользователей сети, все ещё размышляющих, какому блогеру, лидеру мнений или онлайн-институту отнести свои денежки. А я вспоминаю, как много у меня накопилось других не менее важных проектов, на которых у меня совсем не было времени.

У меня всё готово. Вечером в четверг я набираю сообщение Щербатскому: «Отметим?», где я в чёрном коротком топе, больше похожем на бюстье, абсолютно недвусмысленно сжимаю в руках бутылку Petrus, этикеткой к камере: насколько я внимательно изучила Юрия, он не откажется от одного из самых престижных и дорогих вин за семь тысяч евро. У меня дома припасены несколько эксклюзивных бутылок ещё с тех времён, когда я работала директором по рекламе у одного из крупнейших российских ритейлеров. И вот настал день пить вино и собирать камни…

Я всё еще напряжена, когда на телефоне загорается экран с ответом: «Жду тебя после 22.00, Пятницкая улица, 53/18, кв. 8».

На часах 22.15, когда я звоню в домофон. Про себя я отмечаю, что старый дом в Замоскворечье очень походит на тот, из Екатеринбурга, рядом с проспектом Ленина… И сегодня я бережно сжимаю в руках не макеты из редакции, а драгоценную бутылку Petrus, а в ушах у меня гремит, как в юности:

– Привет, проходи, – приглашает меня Щербатский. Он, по всей видимости, только что вернулся с лекций: на нём джинсы Gucci и рубашка, расстёгнутая на верхние пуговицы. Я иду вслед за ним по длинному тёмному коридору в сторону яркого квадратика комнаты, по всей видимости, гостиной. Квартира как и тогда, на последнем этаже, и я не знаю, какими правдами и неправдами профессору Щербатскому разрешили установить здесь настоящий камин.

– Присаживайся, – приглашает он меня окунуться, как в пышное пирожное, в одно из барочных кресел с резными деревянными ножками, стоящих тут же, прямо у камина. Я протягиваю бутылку с вином Юрию, и он внимательно изучает этикетку.

– Ну как, я тебя не разочаровала? – улыбаюсь я ему.

– Пока нет, – отвечает он и словно облизывает меня своим оценивающим взглядом.

Я очень тщательно подготовилась: на мне длинное – до щиколоток, чёрное платье со скромным декольте и длинным рядом пуговиц спереди, но открывающее спину и лопатки – где когда-то у каждого человека росли крылья… На ноги я надела туфли на шпильках, хотя мои ступни уже сейчас начинают ныть от тесной и неудобной обуви. И чёрный длинный шарф Hermes с алыми принтами на концах: его я повязала на шею, и теперь огненными языками он спускается к моей талии.

– Сегодня сыро, да? Ненавижу московское лето, – замечает Щербатский и встаёт на колени спиной ко мне, чтобы разжечь камин. Я смотрю на его стройное подтянутое тело, поддерживаемое постоянными тренировками, деньгами и генетикой, и я понимаю миллионы женщин, с обожанием ловящим каждое его слово.

– Ты гений маркетинга, профессор, – замечаю я ему. – Вы уже проверили статистику по первым постам?

– Примерно миллион в Инстаграм за сутки и почти пятьсот тысяч просмотров на Youtube за день, – самодовольно демонстрирует он мне экран своего смартфона.

– У нас был идеальный материал для работы, – подливаю я ему лести в бокал, как тут раздаётся звонок в домофон. Щербатский заметно вздрагивает, но я успокаиваю его: – Это от меня тебе. Сюрприз. Открой. Неси сюда.

Хозяин квартиры идёт открывать дверь заказанному мной заранее курьеру, а я быстро бросаюсь к его телефону, оставленному на столике. Хватаю свой смартфон и пересылаю ему сообщение в телегу. Теперь осталось только открыть ту волшебную ссылку, которую мне дал Антон, и стереть все следы… Трясущимися потными пальцами я набираю заветные «7777», чтобы разблокировать экран, как слышу звук захлопывающейся двери.

– Не забудь прихватить штопор, надо дать вину подышать, – кричу я в отчаянии. У него такая большая квартира, проглотившая не одну коммуналку, что я очень надеюсь на лишние пару минут, пока он будет идти на кухню, а потом рыться в ящиках в поисках штопора и бокалов. Ссылка на телефоне Щербатского наконец-то открывается, я закрываю браузер, удаляю в мессенджере своё же сообщение и бросаю телефон обратно на стол, когда в комнату возвращается Юрий, неся в руках только что доставленные пакеты из ресторана Chez Francois и принадлежности для вина.

– К такому вину нужна правильная закуска, – объясняю я. – Я позвонила Франсуа, шеф-повару ресторана, и попросила его по старой дружбе приготовить мне что-то особенное к Petrus. Давай проверим, что он нам прислал! – предлагаю я Щербатскому, по выражению лица которого я понимаю, что явно смогла удивить этого пресыщенного мудака. Я надеюсь, что это будет не последний мой сюрприз для него за этот вечер.

Я уверена, что он никогда не пробовал это вино, и на самом деле не отличил бы его от заурядного краснодарского. Но я предвкушаю, как он с видом знатока сейчас будет его оценивать. С таким же успехом я могла бы принести ему в бутылке со Святым Петром на этикетке любую среднестатистическую бурду, только сейчас понимаю я. Но надеюсь, это того всё-таки стоило. Я наливаю по несколько капель драгоценного напитка по бокалам, немного взбалтываю, чтобы полюбоваться на маслянистый след, растекающийся по тонким стенкам, и вдыхаю волшебный аромат:

– Это вино – влажный лес. – Я закрываю глаза и представляю его наяву. – Ты идешь сквозь него, и ветви коричных деревьев гладят тебя по щекам, а гроздья чёрного перца наполняют ноздри пряно-острым ароматом. Под ногами шуршит многолетней слой прелой листвы, её запах смешивается с запахом трюфелей из Перигора и чёрной жирной земли…

Я открываю глаза, словно очнувшись от минутного сна, делаю маленький глоточек, и чувствую, как бусинка вина растекается по моему языку и нёбу, взрываясь во рту горечью шоколада и чёрной прованской черешни.

Щербатский раскладывает на тарелки из английского фарфора еду, которую приготовил для нас один из лучших французских шефов Москвы. Когда-то я помогла ему запустить ресторан, и с тех пор у нас с Франсуа тёплые приятельские отношения. Он приготовил для нас пастушьи бутерброды с козьим фермерским сыром и тончайшими лепестками трюфелей, положил баночку своего фирменного фуа-гра с коньяком и апельсиновыми цукатами и свежайший багет с хрустящей корочкой из своей булочной. В пакете я нахожу записку: «Моя дорогая Мари, к такому вину – только самая простая, но изысканная еда. Пусть этот вечер запомнится надолго. Твой Франсуа».

– За удачное завершение нашего проекта, – наши бокалы мелодично звякают, и я откусываю божественно-свежий багет и продолжаю свой рассказ:

– Любое хорошее вино – это хорошо рассказанная история, настоящая волшебная сказка. Каждый должен допить свою сказку до конца. – Я пью очень маленькими глотками, мой бокал практически все время остаётся полным, но я щедро доливаю Щербатскому его долю. В камине тихо потрескивает огонь, за двойными окнами засыпает сырой московский август, и я замечаю: – Мне кажется, чего-то не хватает… – и включаю на своём телефоне Вагнера. – Ты ведь не против? – Юрий удовлетворённо кивает.

Не прошло и получаса, как он почти допил всю бутылку, и я не уверена, что он сумел оценить этот щедрый подарок. Зато теперь в разговоре со знакомыми олигархами он точно не преминет упомянуть про то, какие вина он обычно пьёт.

Я отставляю в сторону свой бокал, встаю в полный рост напротив разомлевшего Щербатского и начинаю медленно расстегивать своё длинное платье под проигрыш из «Летучего Голландца» Вагнера: не очень подходящая музыка для стриптиза, на мой вкус, но знаменитого профессора она явно будоражит. Мою спину греет тепло камина, я спускаю своё платье с плеча, и оно скользит дальше вниз и по бёдрам, обнажая мою голую грудь и живот. На нём, чуть ниже пупка, ярко-красной хной нарисована кровавая стрелка с надписью «сюда», указывающая вниз. Чёрная ткань падает к моим ногам и открывает выкрашенные в алый цвет густые волосы на лобке.

По зачарованному взгляду Щербатского, смотрящего, не отрываясь, на меня, я понимаю, что можно двигаться дальше: я перешагиваю острыми каблуками через платье и вплотную подхожу к моему профессору, откинувшемуся на спинку кресла. Моя кроваво-алая шкурка оказывается практически перед его лицом.

– Поцелуй меня в губы! В эти губы, – жёстко приказываю я, и ставлю одну ногу на подлокотник, где выше черно-лилового синяка влажными сумерками блестит моё лоно. Я крепко сжимаю рукой его густые волосы на затылке и притягиваю лицо Щербатского к своему маленькому озерцу, уже начинающему переполняться влагой, к которому он жадно припадает ртом. Я закрываю глаза и вижу белую стену и маленького паучка на ней. С каждым покачиванием моего бедра и моим глухим стоном паук растёт и надувается. Он растёт с каждым скольжением языка, ныряющего, как рыбка, все глубже и глубже внутрь меня. Мой партнёр останавливается острым кончиком языка на моей набухшей глянцевой горошинке и начинает ходить по кругу, до сладко-острой боли прикусывая её жёсткими губами и размазывая по животу мою алую стрелку, с силой продолжая сжимать и разжимать мягкую кожу пальцами.