Юность, обожженная войной бесплатное чтение

ФРОНТОВОЙ ДНЕВНИК МИХАИЛА БЕЛОВИЦКОГО

Пролог

Моему прадедушке 91 год, он ребенок войны.

Все мое детство пронизано рассказами об этих жутких 5 годах.

Фронтовой дневник брата прадедушки переписан в оригинале.

22 июня 1941 года

В этот день я впервые взялся за перо, чтобы записать свои мысли и события, тем или иным образом коснувшиеся меня, моей жизни, жизни родных. Почему я взялся за перо именно в этот день, думаю, поймёт каждый, потому что такие даты не очень часто бывают в жизни людей и даже поколений. Хотя вру. Вести дневник я берусь

Вскоре стихотворение, посвящённое гибели Рамоса, было готово. Я выслал его тексты в редакцию краевой газеты «Сталинские ребята» и в Испанию. Из Испании ответа я не получил, а из редакции пришёл ответ, в котором моё негодование фашизмом полностью разделялось и в очень вежливой форме давался совет лучше писать в газету о наших школьных и пионерских делах, об участии в МОПРе и т.д. Но и после этого я не скоро убедился, что одного желания стать поэтом слишком мало. В 6-7-х классах я решил испробовать свои силы в прозе. Тематика – героика гражданской войны. «Тихий Дон», «Как закалялась сталь», «Юнармия»,» «Кочубей»,»Мятеж», «Чапаев», «Грозовые годы», «Железный поток» и др. – вот круг моих увлечений. Это мои учителя и воспитатели.

Герои, о которых я думал писать и начал писать, это до последней капли крови преданные делу революции люди. Демид Власов – участник империалистической войны, опытный солдат. С первых дней революции стал на её сторону и защищал её с оружием в руках. Второй – дед Приходько, крестьянин, всю свою долгую жизнь влачил жалкое существование.

Октябрьская революция открыла ему глаза на то, что и он человек, что и он – труженик, достоин хорошей, красивой жизни. И дед Приходько сначала сам, с дробовиком, а потом во главе организованного им партизанского отряда пошёл воевать за красивую жизнь, за родную советскую власть. Мною было исписано несколько тетрадей. Моим друзьям, которым я зачитывал отрывки и демонстрировал иллюстрации к ним, моё творение очень нравилось.

Но, помня о своей поэтической деятельности, я своей повести дальнейшего хода не давал. Позднее я понял, что внутренний мир (этот термин я впервые узнал на уроках литературы), которым я наделил моих героев по сравнению с тем, какими я их хотел видеть, слишком беден. Пока писал, я успел их так полюбить, что мне ничем не захотелось их опорочить. Для этого требовалось только бросить писать. И как бы ни жалко было с ними расставаться, я писать бросил. С тех пор прошло два года. И вот сегодня, когда все дома уже спят, я снова взялся за перо. Решил вести дневник. Писать только своё и для себя.

Начну с сегодняшнего дня.

22-го июня1941-го года

Часов в 12 дня мы с моим лучшим другом Гаврюшкой Ежовым пришли к нам. В передней комнате на нашей с братом кровати спал отец, только на рассвете возвратившийся из командировки. Несмотря на наши старания соблюдать по мере возможности тишину, мы его всё-таки разбудили. Проснувшись, отец поинтересовался погодой. Мы ответили, что погода хорошая. Ветра нет, на небе ни облачка. Ярко светит солнце. Потом отец спросил о новостях. Какие новости его интересуют, мы не знали, а поэтому сообщили только о том, что Гришка Швыдко сорвался с турника. Ударился крепко, но чувствует себя хорошо.

Потом как-то переключились на международные темы. Разговор в основном вился вокруг заявления английского посла Криппса о том, что германия сосредоточивает свои войска в Польше для нападения на СССР.

– Правильно наши сделали,– заявил Гаврюшка, – что вытурили его из Советского союза. Тоже сказал. Да что Гитлер совсем дурак, что ли? Воевать с нами! Он прекрасно понимает, что мы не Франция и, тем более, не Югославия и Греция.

Англичанам сейчас кисло от немцев на их островах. По две тысячи самолётов в день бомбят Англию. Поневоле начнёшь городить всякую ерунду, чтобы испортить нам настроение. Ведь, только мы да Америка не воюем.

– Конечно,– вступил в разговор я,– Англичане после разгрома Франции прекрасно понимают, что одни они ничего Гитлеру не сделают. Может единственный, кто может посадить его на своё место – это мы.

Но у нас пакт о ненападении с Германией. Только СССР и Германия – достойные соперники, достойные друг друга, а все остальные – так, махнул я рукой, ничего не значат как военные противники, ни для Германии, ни, тем более, для нас.

– Так или нет? – обратились мы к отцу.

– Поживём – увидим,– засмеялся отец.

– Уж не вы ли достойные противники Германии?

– А мы так что? Стрелять из винтовки умеем? – и, сами себе отвечаем: умеем.

– Из ручного и станкового пулемёта умеем? – умеем.

– С гранатами обращаться можем? – можем.

– Кто из вашей милиции больше выбил очков из нагана и мелкокалиберки, чем мы? – никто. А это на войне не последняя вещь. А из ваших, даже норму «Ворошиловский стрелок» не все выполнили.

И вдруг в самое необычное время, а именно в два часа дня, захрипел репродуктор. Потом хрип и треск прекратились.

– Передаём выступление председателя СНК СССР В.М. Молотова.

Сказано было так, что тревожно заныло сердце. Вот что оказывается. Мы спали, завтракали, гуляли, болтали, сожалели о том, что война будет не скоро, а на западных границах наши пограничники с четырёх часов утра сдерживают яростный натиск немецко-фашистских полчищ. Доболтались. Выслушав выступление Молотова, мы все трое поспешили на улицу.

На площади, в парке, на улицах полно народу.

Видно, не только нам в такую минуту трудно оставаться наедине с собой.

У Райисполкома начался митинг. Выступающие призывали всех, как один, встать на защиту своей Родины, и клялись не щадить своих жизней в борьбе с немецким фашизмом.

Здесь же открылась запись добровольцев. Сунулись туда и мы с Гаврюшкой, кто-то дал нам пинок под зад и посоветовал не путаться у людей под ногами. Мы – в военкомат. Какой-то лейтенант, которому мы мешали говорить по телефону, цыкнул на нас и тоже попросил не путаться под ногами.

– Да нет, я не на вас, – пояснил он в телефон, – а на « добровольцев».

– Ладно,– решили мы.

– Сегодня им не до нас завтра мы своего добьёмся.

Поздно вечером мы возвратились с вокзала, куда ходили провожать первых мобилизованных. По селу слёзы, плач. Вот этого в своих мечтах о войне мы не предполагали.

Отцу моему как работнику милиции была дана отсрочка на полгода – « бронь».

Из этого я сделал вывод, что мне повоевать не придётся. С моими 16-тью годами мне придётся быть, видимо, только современником такого события как война Советского союза с Германией, но отнюдь не участником. Гаврюшке может повезти, ему, ведь, скоро 18-ть. Пожалуй, на сегодня достаточно. Уже кончился первый день войны.

25-го июня 1941-го года.

Сегодня мне исполнилось 16 лет. Сам я, наверное, об этом и не вспомнил бы. Напомнила об этом мать. Она, брат и Гаврюшка только и поздравили меня. Отца дома не бывает, ни днём, ни ночью. Уехал ещё утром в понедельник и неизвестно когда приедет.

Вообще, с первого дня, война в корне изменила прежний ход жизни. Всё пошло не так. Да и сама война пошла не так, как думалось мне, да и мне ли одному?

На фронтах творится что-то невероятное, непонятное. Я ожидал, что как только в бой вступят наши главные силы, положение на фронтах сразу же изменится в нашу пользу. Вчера в сводке генерального штаба говорилось о том, что уже на второй день войны в бой вступили полевые войска Красной армии, но никаких перемен в нашу пользу не произошло. В сегодняшней сводке перечисляются новые города, захваченные немцами, появились новые направления их наступления.

Передо мною карта, на которую я наношу обстановку на фронтах. Уже сданы многие города: Каунас, Брест, Гродно, Ковель, Перемышль.

Шауляйское, Вильненское, Белостокское, Львовское, Черновицкое и другие направления, на которых развернулись ожесточённые сражения.

По некоторым направлениям немцы прошли на 100-150 км вглубь нашей территории. Бои идут пока на территории, которая только недавно вошла в состав нашего государства: в Прибалтике, Западной Украине и Белоруссии. Только на Южном фронте наши войска прочно удерживают свои рубежи по берегу Прута.

Положение на фронтах с каждым днём становится всё сложнее. Наши войска всё отступают, оставляют всё новые города. Тревожная обстановка царит не только в стране, но и в нашем селе. В Изобильном идёт формирование казачьего кавалерийского полка, идёт непрерывная мобилизация в войска. Отцу как начальнику отдела уголовного розыска рай отдела НКВД предоставлена полугодовая «бронь», но он добился мобилизации и уже в начале августа мы его провожали в армию. На вокзале в эшелоне встретили брата отца – дядю Мирона, и дальше они поехали вместе.

Мучает вопрос: ну как же всё это получилось, что наша страна оказалась такой слабой перед фашистской Германией? Ведь, по нашей военной доктрине мы должны ответить тройным ударом на удар, а мы?

3 июля 1941г. Выступление по радио товарища Сталина. Только после его выступления мне стала ясной вся сложившаяся ситуация: страна находится в огромной опасности. Ну так на фронт! Но из военкомата нас просто выгнали, чтобы не мешали. Там суета, неразбериха, плач женщин по мобилизованным.

С каждым днём обстановка на фронтах обостряется. Уже сданы Минск, Смоленск. Но, ведь, это же прямой путь на Москву! Везде идут ожесточённые бои. Сколько же у фашистов танков? Эти танковые клинья режут и практически уничтожают нашу оборону.

Прошли июль, август. Москва почти в окружении. Неужели сдадим Москву? Нет! В Москве Сталин!

Сентябрь 1941г. Ура! Немцы впервые крепко получили по зубам под Ельней! Теперь уж мы двинем вперёд!

Но уже сданы Украина, Белоруссия, прибалтийские республики, окружён Ленинград. Неужели не устоим? В школе только и разговоров о положении на фронтах. Мобилизован Гаврюшка Ежов. Как я ему завидую!

Октябрь 1941г. В Изобильное прибыл эшелон с эвакуированными из Ленинграда. Мы узнали страшное слово – «дистрофия». Это страшное истощение от голода. Многие, особенно старики, не выдерживают, умирают.

Декабрь 1941г. Немцев разгромили и погнали от Москвы. Это вам не с поляками и французами воевать! У людей воодушевление – появилась вера в свои силы. Не такие уж они непобедимые «сверхчеловеки».

25-го июня 1942г. Мне исполнилось 17 лет. Я успешно окончил среднюю школу, получил аттестат зрелости, и приблизилась моя заветная мечта попасть на фронт.

29 июня 1942г. Получил повестку в военкомат. Призвали около трёх десятков 17-летних пацанов, проходим медкомиссию.

16 июля 1942г. Целыми днями сидим в военкомате. Вначале нас учили строевой подготовке, владению винтовкой, разборкой и сборкой её, а сейчас мы никому не нужны в военкомате, суета и бестолковщина, но и не отпускают. Угнетает обстановка неизвестности. Уже сдан Ростов. Неужели и к нам придут?

25 июля 1942г. В селе началась эвакуация. Мать обратилась к начальнику НКВД Хачатурову, где отец работал до ухода на фронт, с просьбой дать возможность эвакуироваться, но тот заявил, что сначала эвакуирует семьи действующих сотрудников, а потом остальных. Готовимся к возможной эвакуации, вещи связаны в узлы и « ждём у моря погоды». Никто не собирается нас эвакуировать. Никому мы не нужны.

31 июля 1942г. Никакой надежды на эвакуацию уже нет. Милиции уже нет. Военкомат уничтожает документацию, но нас не отпускают. Помогаем жечь бумаги, выносить и грузить в машину какие-то ящики. Около часа дня прибежал мой братишка

Федя и говорит, что приехал отец и велел мне быстро идти домой. Оказалось, что часть отца отступала через Изобильненский район, командир дивизиона дал ему машину и разрешил поехать в Изобильное – помочь семье с эвакуацией. Это оказалось нашим спасением.

БИТВА ЗА КАВКАЗ

31июля 1942г. Последний день дома. Приехал отец.

Мы с отцом добились выделения пары лошадей с повозкой. Мать и брат в 3 часа дня поехали на восток, а я с отцом -

на запад. Я ещё полон воспоминаний о боях за Ростов. Отец сказал, что их дивизион оборонял Ростов. В 6 часов вечера прибыли в дивизион, в

Ладовскую Балку.

1-е августа 1942г. Впервые в бою. Неожиданно были атакованы танками во время занятия огневой позиции. Под Новоалександровкой от танков оторвались, но подверглись атаке с воздуха шестью «Юнкерс—88». В 10 часов открыли огонь по подошедшим танкам. Залп «катюш» ошеломительный! Море огня! Сила! На путях железнодорожной станции маневрируют два эшелона. Уйти им некуда. Дорога с обеих сторон перерезана. Нам остаётся один путь – по шоссе на Армавир. Всю ночь движемся на Армавир.

2-е августа 1942г. В четыре часа прибыли в Армавир. Здесь пока всё спокойно. Город часто подвергается бомбардировке, но никто не верит в близость немцев. Проехали через Армавир. К вечеру прибыли в Сенгелеевку. Две установки ударили по передовым немецким танкам. Всю ночь двигались в обратном направлении. Путь на Ворошиловск был отрезан.

3-е августа 1942г. Город обстреливается из тяжёлой артиллерии. Мы остановились в 12-ти км от Армавира, в Шахназареве. Меня вызвал командир дивизиона, задал мне несколько задач по математике, убедился, что у меня есть определённые знания в ней и направил служить во взвод управления.

4-го и 5-го августа защищали Армавир. В ночь на 6-е августа через Кубань прорвались немецкие танки. Пришлось ночью отступать. В пути испортилась наша машина. Летучка взяла нас на буксир. Мы остались одни среди степи и ночи. Приготовили на всякий случай оружие.

7-го августа прибыли в Ярославскую, а вечером выехали на Лабинскую прикрыть своим огнём переправу 18-й армии. Путь перерезали автоматчики.

8-го августа 1942г. Отошли на Кужорскую в 12-ти км от Майкопа.

10-го августа 1942г. В отдельной роще накрыли огнём скопление танков и мотопехоты. Нас обходят танки. Скорее в Майкоп! Всё время преследует авиация. Танки остались позади. Отрезана первая батарея. Что с ней – не известно. В Майкопе спокойствие. Никто и не подозревает о близости немцев. Дивизион остановился за рекой Белой в лесу. Я пошёл в город на винокуренный завод. Вино и водка течёт по кюветам в реку. Кругом почти все поголовно пьяны. Неожиданно на улице появляются немецкие танки с автоматчиками и мотоциклистами. Путь к мосту отрезан. Все бегут к реке. Решаю перебраться на тот берег вплавь. Очень сильное течение. Чуть не утонул, но карабин не бросил. Много погибло от пулемётного и автоматного огня.

За большим валуном остановился передохнуть и отжать обмундирование. Осмотревшись, увидел трёх немцев, спустившихся к реке. Прицелился и выстрелил. Один немец упал, а другие открыли огонь из автоматов в мою сторону. А меня прожгла жуткая мысль: я УБИЛ человека! Я забыл, что это враг, фашист, который только что мог убить меня. Угнетаемый этой мыслью, побрёл по лесу искать своих. Едва нашёл свой дивизион. Из начальства никого нет. Из-за неясности обстановки люди быстро поддаются панике. Наконец, транспортные машины выведены, боевые изготовлены к стрельбе. Я на одной из транспортных машин.

11-го августа 1942г. Проехали Апшеронскую и остановились в Хадыжинской. Тяжело раненный в руку комиссар Юровский (сын Юровского, расстрелявшего царя Николая второго), прощается с дивизионом. Его отправляют в Москву. Вечером получаем задачу выйти к Майкопу. Прибыла первая батарея. Они прошли напрямую через горы благодаря инициативе командира батареи старшего лейтенанта Бериашвили. Ночью двумя батареями выехали назад под Майкоп. Двое суток били по скоплениям немцев и по переправам. Немцы вели сильный ответный огонь из тяжёлой артиллерии.

14-го августа 1942г. Неожиданно получен приказ: срочно отступать. Станица Хадыжинская под ударом. В двадцати километрах движутся танки и мотопехота с целью отрезать наши войска под Майкопом. Их никто не держит. Хадыжинскую прошли. Станица горит. В дыму ничего не видно. В дивизион прибыл гвардии полковник Нестеренко, командующий ОГМЧ Южного фронта. Он принял командование дивизионом на себя. Били по танкам. В дыму летает немецкая авиация.

Всё же пришлось отступить. Пехота не смогла нас поддержать. Отходим в дыму. В Хадыжинской горят нефтехранилища. Облако дыма тянется до станицы Куринской, (20 км от Хадыжинской). Здесь стояли до 17-го августа. 16-го августа нас бомбили свои лётчики, о чём было доложено командующему Южным фронтом маршалу Будённому. Начальник ВВС Южного фронта получил крупный нагоняй. За это время только два раза выезжали навстречу противнику. В горы немцы идти боятся.

Фронт стал стабилизироваться. 17-го августа, во время занятия нами огневой позиции, немцы сделали огневой налёт на конницу генерала Кириченко. Погибло много людей и лошадей. Одна наша зенитная батарея открыла сильный ответный огонь. Немцы замолчали, но они уже сделали своё чёрное дело. В этот же день мы выехали и стали по-соседству со штабом 12-й армии.

20-го августа нас отвели на отдых и ремонт техники в район кирпичного завода в 17-ти километрах от Туапсе.

14-го сентября. В этот день на нашем направлении немцы начали генеральное наступление с целью взять Туапсе, базу Черноморского военно-морского флота и отрезать наши войска под Новороссийском – третью и под Горячим Ключом четвёртую армии. Мы пять раз выезжали навстречу противнику. Наши войска отошли на 50 км, оставили Шаумян и укрепились вокруг него на высотах. Больше здесь немцы не продвинулись ни на шаг. В это время мы стояли под станицей Фанагорийской. Еле успели отойти через Шаумян. На станции Гойтх немецкая авиация разбила два наших бронепоезда: «Сызранец» и «Народный мститель». Такие мощные бронепоезда и как разворочены.

17-го октября 1942г. Второе генеральное наступление немцев с той же целью, что и первое. Они заняли три высоты: Семашко и два брата. 415-й дивизион, теперь уже капитана Бериашвили, дал 8 залпов и наши войска восстановили своё положение. Из второго наступления у немцев ничего не вышло.

С 20-го ноября 1942г. по13-е декабря 1942г. Всё время на наблюдательном пункте под Шаумяном. Шестого декабря меня с одним моряком начальник разведки послал в тыл с боевым донесением и журналом целей. Ушли, как всегда, без оружия. При возвращении мы присоединились к семи связистам 107-й бригады. Нужно было переходить через полотно железной дороги. От этого перехода полотно идёт в сторону немцев метров на 400 и делает поворот вправо. На повороте немцы поставили станковый пулемёт. Когда первый связист поднялся на полотно, его прошила короткая, но меткая очередь. Мы даже не успели сообразить, что произошло, как над головами по стволам деревьев защёлкали пули. Мы залегли, но, сколько можно лежать? Надо идти вперёд. А чтобы идти вперёд надо подавить пулемёт. А чтобы подавить пулемёт, необходимо оружие, хотя бы одна винтовка. Пулемёт видно отсюда хорошо, а у нас есть только 9 гранат-лимонок. Совещаемся около полутора часов. Решили бросить жребий, кому идти. Тянем. Разворачиваю. Идти! Ещё идти Котову – моему товарищу, Лебедеву и Краснову. Ну что ж. Пошли. Минное поле. За минным полем в ста метрах на открытом месте пулемёт. Отсюда подойти – укрыться негде. Надо как-то отвлечь внимание немцев, обязательно перебраться через это проклятое полотно. У Краснова есть немецкий парабеллум. Он отходит метров на 100 в сторону и начинает стрелять по пулемёту. Немцы дали в его сторону несколько очередей. В этот момент мы и проскочили. Там сплошной кустарник и широкий и глубокий овраг. До пулемёта метров 40. Поползли. Лебедев поднялся во весь свой рост и с крепким матом бросает гранату: «Получай!».