Вовка-центровой 5 бесплатное чтение

Андрей Шопперт
Вовка-центровой-5

Глава 1

Событие первое

Всё в нашей жизни приходит в своё время. Только надо научиться ждать!

Оноре де Бальзак

Счастливые часов не наблюдают.

Александр С. Грибоедов

Дорога домой всегда длиннее. И почти не важно, что там «дома» барак или даже землянка, или двухкомнатная квартира в центре Москвы. Там — дом. Хочется быстрее оказаться «под крышей дома своего», как споёт товарищ Антонов. Даже если там сварливая жена или если это, как у Третьякова Вовки, просто общага с короткими нарами и храпящим соседом.

А ещё само время даже сопротивляется, когда спешишь домой. Всегда же… Да, почти всегда, летишь домой с запада на восток. И тут включаются в работу часовые пояса. Перелетел очередной и бах — плюсом час. Смотрел Фомин на трофейные золотые часы, и понимал, что при самых благоприятных обстоятельствах, эти два часовых пояса если добавить, то полночь получится. О чем с сидевшим рядом Савиным и завёл разговор. Начальник Отдела футбола и хоккея Спорткомитета СССР, записывающий что-то в блокнот карандашом химическим и превратившийся из-за частого слюнявливания грифеля в зомби с зелёно-синими губами, глянул на свои маленькие, местами тронутые зеленью, часики и кивнул.

— Пойду, лётчиков спрошу.

Вернулся он минуты через три — четыре и сообщил громко на весь самолёт, что из-за сильного встречного ветра летят они совсем медленно и вроде как придётся в Варшаве ночь опять провести. В Москве снегопад.

Народ, который не спал, загудел, всем домой хотелось. И тут самолёт резко на крыло лёг и высыпал тех, кто на левых сиденьях сидел, в проход. Поднявшись, Сергей Александрович назад в кабину поспешил. Вернулся не скоро.

— Мужики, Варшава тоже не принимает, и до них снегопад добрался, повернули пилоты на юг и теперь летим на Прагу. Там придётся ночевать. Да, минут через десять над Дрезденом будем пролетать, можно будет посмотреть, во что его американцы превратили. Командир, говорит, что ни одного дома целого не осталось. Ну, это им за Ленинград, — очень короткостриженый и сильно полысевший участник войны сверкнул очками и погрозил кулаком в сторону пилотов.

Фёдор Челенков усмехнулся, немного времени пройдёт и бомбардировка Дрездена станет «варварской» и ненужной. Американцы окажутся не союзниками, а злейшими врагами, а немцы из Дрездена союзниками. А потом и они врагами. И всё за одну жизнь.

Прага встретила хоккеистов солнцем, даже не верилось, что где-то могут идти такие мощные снегопады, что в ту сторону и лететь нельзя. Их долго не выпускали из самолёта, хорошо, хоть разрешили открыть дверь. От неё тянуло холодом, но этого люди не замечали, несмотря на явно не герметичный салон, двадцать один человек закрытый в этой железной бочке надышали, напыхтели и даже накашляли, ещё пару человек явно успела найти где-то в Париже вонючий самогон (по ошибке названный коньяком, не знают дикие европейцы, что коньяк может быть только армянским), и сейчас в салоне этот перегар самогонный превалировал над другими запахами. Даже запах пота и гуталина пересиливая. Открыли дверь, и в неё ворвался пусть холодный, но свежий ветер, разве чуть запахом топлива разбавленный.

Вместе с капитаном или командиром самолёта на улицу вышел только руководитель их делегации Фоминых Владимир Сергеевич. Не было товарищей примерно полчаса, все успели замёрзнуть, солнце перевалило полуденную черту и ещё и за небольшие облачка стало прятаться, сразу и похолодало. Капитан государственной безопасности, известный также как Семён Тихонович, кашлянул пару раз и пошёл, закрыл дверь, он простыл в Давосе, целыми днями сидя на стадионе и оберегая наших хоккеистов от тлетворного влияния Запада.

— Задохнёмся же…, - Пробасил нападающий «Динамо» Николай Медведев.

— Кха! Кха! — ответил ему боксёр бывший (ну, нос-то свёрнут) и тем снял вопрос оппонента.

Не задохнулись, вернулись ходоки к местным властям.

— Пока посидим в зале для военных. — Сообщил Фоминых и народ, устроив давку, ринулся на улицу.

Вовка сидел на проходе, куда ему с таким ростом к окошку жаться и был вынесен толпой одним из первых. Он ушёл с дороги засидевшихся хоккеистов и первым делом глянул на восток.

— Нда…

— Чего? — подошёл к небу боксёр.

— Посмотрите туда, Семён Тихонович.

— Застряли, — с северо-востока надвигались просто чёрные тучи.

Зал, в который их отвели, никаким залом не являлся. Это была обычная казарма. Ладно, это была необычная казарма. Зал был примерно тридцать метров на шесть. В одну сторону были составлены двухъярусные железные кровати, а на свободной правой половине стоял теннисный и бильярдный столы и к журнальному столику были придвинуты три кресла очень низких и плюгавеньких на вид, Фомин бы в такое сесть побоялся, раздавит и в стороны и… И вообще раздавит.

Вовка прошёл к одной из кроватей и пошатал её. Хоть эта была железная и должна его выдержать. Проходя мимо стены за бильярдным столом назад, Вовка мазнул взглядом по небольшому плакату или афише, скорее, со стилизованным лыжником синим на голубом фоне. Внизу была надпись на чешском и Фомин уже было совсем прошёл мимо, но тут мозг среагировал чуть и запоздав немного, но среагировал на часть надписи. Она была на английском.

Фёдор Челенков если переводчиком с английского при президенте и не работал, то язык вероятного противника знал прилично, потому вернулся и прочёл.

— Хм! Сергей Александрович! — он замахал рукой Савину.

— Что случилось, Фомин? — Начальник Отдела футбола и хоккея Спорткомитета СССР в запотевших с мороза очках пробился через баулы и клюшки к стене.

— Прочтите.

— Как тебя в команде обзывают? Артист? Издеваешься? Ты знаешь чехословацкий?

— Чешского не знаю, словакского тоже. Вот тут есть повтор на английском.

— Пф. Я только немецкий, да и то так по верхам.

Событие второе

Аппетит приходит во время еды — особенно если едите не вы.

Из-за стола нужно вставать полуголодным, а не полуживым!

Нужно есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть.

Сократ

— Чехословакия (Шплинегрув — Млын) 30 января — 6 февраля 1949 года. 8 Зимние студенческие игры. Хоккей, лыжи, фигурное катание. — Вовка ткнул пальцем в английский текст, а потом и в самый верх афиши, где то же самое было написано, но без обозначения видов спорта. — Тут ещё написано, — Фомин снова к английскому тексту вернулся, — что это студенческий чемпионат мира.

Савин сам пальцем по афише поводил, а потом отошёл на шаг, снял очки, совсем запотевшие, и начал их протирать носовым платком. Молчал, чуть отпыхиваясь морозным воздухом, может, в помещение и было теплее, чем на улице, но не сильно. В районе нуля, наверное.

— Аппетит разыгрался? — Сергей Александрович водрузил круглые, смешные немного очки на нос.

— На настоящий Чемпионат Мира в этом году точно не попадём. Аполлонов мне говорил, что мы не подали даже заявки ещё на вступление в федерацию хоккея на льду. Сюда же вполне можно подать заявку и потом преподнести это в газетах, как победу нашей сборной на Чемпионате Мира среди студентов.

— А если чехам продуем? — Ну, правильный вопрос. Сталин настолько в этом вопросе максималист, что любая неудача кончится печально, в том числе и для спортивных начальников. И в отличие от спортивных функционеров будущего эти не столько за себя боятся, хоть и это есть, сейчас люди боятся навредить спорту, с которым связали свою жизнь.

— Сергей Александрович, это студенты, а не ЛТЦ. Мы разбили несколько раз ЛТЦ, что уж со студентами не справимся. А, вообще, вы сейчас меня на интересную мысль навели. Нужно отправить от СССР две команды, одну вот нашу, может, удалив из неё тех, кто не учится, не много таких, и есть, кем заменить, по одному человеку в звене заменить это не критично. А вторую команду набрать из Прибалтийцев, там полно команд и можно собрать одну студенческую сборную Прибалтики. Они выступят хуже нас, тут ни к каким гадалкам ходить не надо. И это хорошо. Руководство нашей страны поймёт разницу. И получит козырь в то же время, вот мол, мы какие, новые наши республики не зажимаются, а вместе со всем Советским народом строят коммунизм, занимаются спортом. Живут в единой братской семье.

— Фомин, ты кто такой? — сзади раздалось.

Вовка обернулся, а за ними стоят боксёр из МГБ и Фоминых.

Вот Фоминых и задал вопрос. А Семён Тихонович с неизвестной фамилией ржёт, в голос причём.

— Нравится?! Да, Владимир Сергеевич, это вам не затюканный выпускник МГИМО в вашем министерстве. Это дворовый парень из Куйбышева с восемью классами образования и двумя прямо интересными значками, он член Союза Писателей и Союза Композиторов. И сейчас ещё и сценарий к фильму написал. И английский лучше вас знает. Но ему всё можно. Его в голову молнию тюкнула. Был обычный поселковый парень, хоть и с хорошими родителями, а стал уникальным человеком, которого Иосиф Виссарионович мне лично поручил охранять. Так, что ты Володя тут про дружбу народов тут Савину втираешь?

Пришлось Вовке, покраснев, как рак, начинать снова.

— Я к хоккею никакого отношения не имею. Но как… А как болельщик двумя руками за, — запнувшись чуть не назвав кто же он такой на самом деле, подвёл черту боксёр. Кто же с МГБ спорить будет.

— Я наведу справки. Узнаю всё про этот… эти студенческие игры. И про хоккейный турнир на них. Ну и про Прибалтику, мне лично эта идея нравится. Сам бы лучше не придумал. Правильная тебя молния ударила Володя.

— Я еле выжил и всё, что знал, забыл, даже, как родителей зовут. — Решил на жалость сыграть Челенков.

— В накладе не остался. Вон, какие речи задвигаешь. Молотову впору. — Фоминых прочитал несколько раз афишу, и хотел было идти, но потом вернулся и попытался отодрать её от стены. Удалось легко, стены явно побелены мелом, и бумага отстала вместе с небольшим количеством этого мела без проблем. Владимир Сергеевич отряхнул прилипшие кусочки мела и клея и, свернув в трубочку афишу, пошёл к выходу.

— Товарищ начальник, а нас кормить будут, — выскочил ему на встречу Бобров.

— Обещали, сейчас схожу, потороплю. И что-то думать надо, если тут ночевать, то простынем же. Топить надо. Всё, из помещения не выходить. Меня ждать! Все слышали! — Фоминых повысил голос, оглядел столпившихся у входа и смолящих папиросы хоккеистов, — Не выходить. Мы в чужой стране и без виз.

Событие третье

Те, кто говорят, что кушать ночью нельзя пусть попробуют объяснить, для чего нужен свет в холодильнике!

Ничто не делает ужин таким вкусным, как отсутствие обеда.

Натощак так хорошо и свободно думается, но почему-то — в основном о еде.

Обедом назвать, то, что принесли в эту казарму чехи, назвать можно с такой натяжкой, что тянуть нужно с помощью трактора. К-700. Есть ещё мощней? Был армейский термос на десять литров и там был тёплый, но далеко не горячий, чай и туда бросили не сахар, а сахарин. Народ пил и даже не морщился, привыкли за войну, а Вовка выделенную ему порцию впихивал в себя насильно, противный химический привкус долго ещё потом держался во рту, и требовалось это чем-нибудь перебить. Сжалившись над молодым, боксёр, смотревший с укоризной на его плевание и заедание снегом, поманил в угол, куда баулы скидали, достал початую бутылку коньяка и строго глядя в переносицу буркнул:

— Один глоток. Эх, молодёжь. На фронте сахарин за счастье был.

Фомин глоток сделал. Коньяк был ещё хуже, чем сахарин, он был жёстким и драл горло. Гадость. А ведь Реми Мартин (Remy Martin) на бутылке написано. Или это организм Вовки не привык к спиртному?

Но чай был не единственным разочарованием в меню обеденном. Вторым был хлеб. Дали тонюсенькую скибочку весом грамм в тридцать, почти прозрачную. Хлеб оказался пресным, подсушенным и пах каким-то машинным маслом. Вовка в войну питался, должно быть и худшим, но в памяти Челенкова это не отразилось. К тому же уже 1949 год начался. И Чехословакия почти не пострадала от войны.

Последним разочарованием была каша. Дали перловку, мало, не солёную, переваренную и без малейших признаков хоть подсолнечного или какого другого масла. Просто в деревянной миске с обломанными краями принесли три ложки размазни.

И это весь обед.

После обеда, как раз, запив размазню противным чаем, Вовка и пошёл на улицу, хоть снегом заесть. Нашёл позади казармы незатоптанный участок, лицо растёр и прожевал пару пригоршней. В это время смотрел на северо-восток. За час далёкая чёрная туча на горизонте превратилась в полностью чёрное небо и только на западе ещё виднелась голубая полоска. Резко похолодало и снег уже даже начал падать, крупными снежинками, редко и вертикально. Ветер совершенно унялся.

Вовка, приняв глоток коньяка, и, избавившись от противного привкуса во рту, решил пренебречь приказом Фоминых и обследовать ближайшие подступы к казарме. Автоматчиков с немецкими овчарками поблизости не было, даже какого-нибудь работника аэропорта или таможни там и то не наблюдалось. Никому русские хоккеисты не нужны. Обход казармы по кругу принёс отличную новость. Дрова были. Они ровной поленницей был сложены в торце казармы. Вовка набрал охапку и поспешил назад в помещение. Там на глазах становилось холоднее.

— Артист! Запретили же выходить? — принял от него дрова Бобров. И сразу стал охлопывать себя по карманам, ища спички. Ели и даже пытались играть в бильярд сломанным кием в пальто.

Сразу после обеда все руководители их делегации отбыли в Прагу. Фоминых дозвонился до министерства иностранных дел Чехословакии из аэропорта и те пригласили Савина и его в Прагу для обсуждения участия российских хоккеистов в зимних студенческих играх. С ними и боксёр увязался, хоть не знал ни чешского, ни английского. Старшим остался Чернышёв. Он вакханалию разжигания печи и прекратил.

— Фомин, Третьяков, за дровами. Мужики посмотрите у кого ненужная бумажка есть? Сам чиркнул зажигалкой и растопил буржуйку, что нашлась у дальней стены. Точнее буржующу. Печь была из железа, но не маленькая, а вполне себе, почти как настоящая.

Вовок местные полицейские поймали на третьей ходкой за дровами, запихнули в казарму и закрыли дверь снаружи на ключ. Хорошо, хоть дрова не отобрали. Сами встали рядом, через дверь слышно было, как они переговариваются, но на просьбу открыть и ещё принести дров не отвечали. Словно это их и не касалось. Самое интересное, что даже нашёлся человек отлично владеющий чешским. Фомин почему-то думал, что Зденек Зигмунд переманенный Василием Сталиным из «Спартака» в МВО ВВС прибалт какой-нибудь, латыш, например. А он оказался чехом. Не эмигрант и не пленный вовсе. Родился в Астрахани в чешской семье ещё до революции в 1916 году. Он попытался уговорить полицейских разрешить принести дров, но те даже на родную речь не откликнулись.

Место у печи занял младший Тарасов Юрий, которого в команде нарекли «Багратионом» за портретное сходство со знаменитым полководцем. Нос выдающийся и кучерявые чёрные волосы. Он отогнал всех от агрегата и сам по одному, время от времени, закидывал в прожорливую утробу печи по полешку — экономил. Вся команда замёрзла и жалась к печи, хоть толку от той пока и не много было. Этого огромного железного монстра ещё раскочегарить надо.

Фомин посмотрел на толкающихся хоккеистов и решил, что так точно можно простыть. Вытащил оттуда Третьякова и устроил с ним тренировку по боксу, используя вместо тени. Потом наоборот, сам прыгал, уклоняясь от неумелых джебов длинного Вовки. Вскоре от обоих пар валил.

Народ уяснив, что у печи околеют, тоже разбился на пары, кто пытался бороться, кто выполнить несложные кульбиты. Такую картину, со взмыленными и уставшими спортсменами, и застали вернувшиеся руководители делегации. Не сразу, но им удалось договориться с руководством аэропорта, что рабочие занесут им дров и потом принесут чай с хлебом.

— Чем переговоры закончились? — Фомин протолкался к греющемуся у печки руководителю их делегации.

— Пока ничем. Точно не нужны лыжники и фигуристы, там все места заполнены, приглашали ещё месяц назад. А вот с хоккеем канадским непонятно. Приглашены польские студенты и английские, польские вроде бы должны приехать, а из Великобритании непонятно пока. Я так понял, что это именно те канадцы, что с ними в Давосе играли. Учащиеся Оксфорда. Завтра обещают ответить. Ну, и мне тогда сообщат. Там проблема в том, что этот Шплинегрув — Млын небольшой горнолыжный курорт в ста километрах на северо-востоке от Праги, на самой границе с Германией. Просто мест для размещения совсем мало. Парочка отелей и местные жители ещё сдают дома спортсменам. Там деревушка небольшая в горах, население не больше шести тысяч жителей. Не сильно это на Чемпионат Мира похоже. Но это ладно, может и повезёт, откажутся англичане, нужно ещё чтобы руководство СССР согласилось. Я до Аполлонова не дозвонился, где-то в отъезде. Ему вечером передадут эту новость. Утром в десять чесав он должен перезвонить в посольство наше.

— А с едой что? Мы же тут с голоду сдохнем! — подслушивающий их разговор Чернышёв вычленил главное. Они ни ночью, ни утром никуда не летят.

— Я в посольстве договорился, они из столовой нам доставят в восемь часов завтрак.

— Да, нам мы ночь простоять и утро продержаться, — зло махнул рукой динамовский тренер.

Глава 2

Событие четвёртое

Победа никогда не приходит сама, — её обычно притаскивают.

Иосиф Виссарионович Сталин

— Фомин, ты подумал о переходе в нашу команду? — Василий Сталин после встречи «его» команды на Центральном аэродроме имени М. В. Фрунзе и после обнимашек, когда все уже пошагали в сторону здания аэропорта, дёрнул Вовку за руку и мотнул головой, указывая на свой тёмно-вишнёвый «Кадиллак», стоящий метрах в двадцати.

— Я…

— Знаешь, как этот аэродром раньше назывался? — Вдруг перебил его идущий чуть позади и не попадающий в шаг с огромным, по сравнению с ним, Вовкой, Василий Иосифович.

— Нет.

— Центральный аэродром имени Льва Давидовича Троцкого. А до этого — Ходынский аэродром. Тут то самое Ходынское поле было. А ещё сейчас называют аэродромом ВВС Московского военного округа. — Василий догнал, наконец, Фомина уже у самой машины, — Аэродром целый. Множество заводов и конструкторских бюро, тысячи лётчиков, а я пионера уговариваю.

— Комсомольца…

— Что? А, ну комсомольца. Так что решил?

— Василий Иосифович, — Вовка остановился у машины, — Я бы с удовольствием перешёл…

— Так переходи! — Сталин открыл дверцу, приглашая Фомина садиться.

— Я же там ребят, на «Динамо» тренирую. Это надежда СССР стать чемпионом мира по футболу. Может это единственный шанс. Вы же хотите, чтобы СССР стал чемпионом мира по футболу и хоккею?! — Вовка прикрыл дверь назад. Разговор важный и на ходу его вести нельзя. Нужны глаза собеседника.

Сталин кисло улыбнулся, даже сморщился скорее.

— А я знаю. Вот, с семнадцатилетним пацаном говорю, а знаю, что ты говоришь правду. Правда, не то слово. Знаю, что говоришь, будто будущее видишь. Правильная тебя, Фомин, молнию ударила. Но ведь суперкомандой можно и чемпионаты эти выиграть, чем это от сборной будет отличаться? Даже сыгранности больше. Если оставить эту команду, которую сейчас создали? Да ей в мире равных нет! — Василий начал заводиться.

— Василий Иосифович, у меня к вам чуть другое предложение есть. Вы только шашкой не махайте…

— Шашкой? А! Ну, говори своё предложение. — Махнул рукой сын вождя, без шашки, обиделся.

— После встречи с венграми осенью Володя Ишин так толком и не оправился, прихрамывает. Скорее всего, закончился он как футболист и хоккеист. Но он лучший из тех, с кем я тренировался. Он все мои наработки знает, и люди его… ребята его слушаются. Вам бы создать при ВВС МВО молодёжную команду и поставить туда Ишина тренером. И у вас через год, или через два будет суперкоманда. А если вы его поставите тренером вторым в хоккейной команде основной, то это её резко усилит. Я понимаю, что слушать девятнадцатилетнего салагу такие зубры, как Бобров, если вам удастся его переманить, или даже Тарасов, который «Багратион» не будут. Тренером нужно ставить Бочарникова, но переговорить с ним, что он будет советы Ишина воспринимать.

— Дурак ты, Фомин! — сплюнул Василий. — Садись, доброшу до дома. Ты всё же подумай. Хорошенько подумай. И это, ты мне песню про лётчиков должен. Чтобы на 23 февраля была. И уже на пластинку записанная. Садись. Не будет песни — обижусь.

Ехали по заснеженной Москве, буран и снегопад только оставили в покое столицу, и улицы ещё толком не начали расчищать. Дорога сузилась до двух с небольшим метров и, если попадалась машина навстречу, то разъехаться было непросто. Василий Иосифович тогда выскакивал из кадиллака и ругался, руками махал, бибикал. Один раз, так, лоб в лоб, столкнулись уже на подъезде к дому генерала Пономарёва, где обитал Фомин, в узеньком переулочке. И опять Василий Сталин выскочил и начал кричать на «противника». От этого у шофёра встречной машины, началась паника, и он попытался дать задний ход, но сразу застрял в сугробе на обочине дороги и, начал выворачивать, полностью перегородив дорогу. После этого поняв, что криком тут проблему не решить, Василий обернулся к Вовке и зашипел на него:

— Выходи! Толкать придётся. Что за люди, водить не умеют, а за руль садятся.

— Точно, права купили, — решил пошутить Челенков, но Сталин его не понял.

— Ты что — знаешь этого гада? — И такое ощущение, что сейчас за кобуру будет хвататься.

— Извините, Василий Иосифович, пошутил неудачно. Первый раз вижу этого человека. Вы поставьте себя на его место. Он увидел вас и разволновался, ошибку совершил, а вы на него ещё и кричать начали, он совсем запаниковал. Человек же не знает, что в душе вы белый и пушистый.

— Что?! Белый и пушистый. Ну, ты ляпнул, Фомин. Белый и пушистый! Запомню. Подари. Никому больше не говори. Ладно, чего сидишь, пойдём, доведём этого паникёра до усрачки, будет потом детям и внукам рассказывать, что его сам Василий Сталин из сугроба вытаскивал.

Вышли, но сам Василий не толкал, хватило Вовки и двух человек из ЗиСа-101, что его сопровождал. Власик даже сейчас, когда Василий Иосифович сам по себе уже многие годы жил, продолжал охранять сына вождя. Следовала и сейчас за ними машина охраны.

Ребята были в длинных шинелях и сразу сами в снегу увязли. Шофёр эмки, глядя на бегущих на него военных, в фуражках с тульёй василькового цвета, с кантами и околышем крапового цвета, точно в штаны наделал.

Вытолкали, охранники, было, стали рычать на «врага народа», но Василий это пресёк.

— Оставьте мужика в покое, поехали.

Когда стали подъезжать к подворотне двора, где стоял генеральский дом, Сталин остановил машину и повернулся в Фомину.

— Завтра в восемь быть у меня. Награждать вас будем. Всё же ты лётчик пока. Подумай ещё хорошенько до утра. Ну, чего пятый раз по кругу. Вылазь, приехали.

Событие пятое

Прежде, чем затеешь шутку, надо знать предел терпения у того, над кем хочешь подшутить.

Бальтасар Грасиан-и-Моралес

Вовка поудобней повесил самодельный большой баул с хоккейной амуницией на плечо и взял в левую руку небольшой чемоданчик, купленный в Давосе. Он был, как и все современные чемоданы из фанеры, но обтянут не ужасным этим советским материалом коричневым, а чёрной кожей. Очень тонкой. Углы только были традиционно скреплены металлическими уголками, а так словно настоящий дипломат из будущего, разве сантиметров на пять шире. Красиво и удобно, особенно если по заграницам часто теперь придётся разъезжать, то в аккурат, для мыльно-рыльных принадлежностей. Ещё и кофе с сахаром влезет и пару рубашек.

Баул из брезента из-за двух клюшек получился длинный и неуравновешенный, и постоянно сползал с плеча, потому Фомин шёл почти боком к дому, поддерживая лямки подбородком, а рукой обхватив его.

— Вова! — ему на шею бросилась враждебная сущность. Вес у сущности был приличный, а снег скользким и положение неустойчивое, потому хоккеист завалился на спину. Но не тут-то было. Баул был практически позади него большей своей частью, и падать пришлось на него. А он и не подумал смягчать падения. Там клюшки. На них сто пятьдесят кило совместного веса и ухнули. Хрясь. Одно или оба пера отломились. Бумс. Это Вовка на снег затылком грохнулся. Шмяк. Это лоб враждебной сущности ему по губам заехал.

— А-а-а! — это Наташа Аполлонова заорала на весь двор. Сама наделанного испугалась, да и больно должно быть.

Не всё ещё, она (сущность эта враждебная) попыталась сгруппироваться и со всей дури заехала коленом в одно место хоккейное в настоящий момент ракушкой не прикрытое.

— А-а-а! — теперь оба голосили.

— Наташ, ты в следующий раз у отца пистолет возьми. Просто пристрели, чтобы не мучиться. — Опрокинул сущность на бок Фомин. И попытался выкарабкаться. Не получилось. Аполлонова осталась лежать на бауле, а баул зачем-то держал Вовку за плечо.

— Зачем пистолет? — Видимо не расслышала про «пристрелить», орала. Теперь попыталась подняться десятиклассница и начинающая актриса. На! Получи фашист гранату! Это она коленкой ещё добавила.

— А-а-а! — Да, встреча. Встреча колена с…

— Вставайте! — голос знакомый. Наташу подхватила рука, торчащая из чёрного рукава, и поставила на ноги.

Оба — на! Вовка перевернулся на живот и, освободившись от мешка с хоккейной амуницией, тоже поднялся.

— Вова! Это кто и что она тут делает? — Вместо спасибо.

— Да! Это тётя Света. Она с моей мамой вместе работает. А ещё она швея. Мне пальто то порезанное сшила и рубашки. Здрасте вам, товарищи женщины и девушки. Какими судьбами? — Если честно, то не ту ни другую встретить у своего подъезда не рассчитывал.

— Вова, что она тут делает? — не рано ревновать зеленоглазая начала? Хотя, почувствовала не иначе соперницу.

— Давай с тебя начнём. Ты чего не в школе? — решил перехватить инициативу Фомин. Оправдывающаяся сторона всегда в проигрыше.

— Я первая спросила…

— Отвечать! — через силу нахмурился Челенков. Такую обиженную рожицу Наташик скорчила.

— Утром папе позвонили, сказали, что вы прилетите к двенадцати в Москву, я и решила встретить. А школы никакой сейчас нет. Сейчас зимние каникулы. Бе-бе-бе. — Показала розовый язычок. — А теперь говори, что она тут делает?

Не получилось наехать. Всё же оправдываться придётся.

— Тётя Света? А вас какими судьбами занесло? — Тётя на «тётю» не сильно похожа. Лет на двадцать пять смотрится. Где-то столько и есть. Румяная, красивая, в дорого выглядящем пальто чёрном, с воротником из каракуля. В меховой из того же каракуля шляпке. Прямо манекенщица. Выходит, не все сапожники без сапог. Себе вполне достойные вещи тётя Света сшила.

— Племяш! Я с восьми утра на улице, стою у подъезда, зови в гости, замёрзла. Ничего не скажу пока три стакана чая не выпью. — Развернулась и пошла к крыльцу. Там на лавочке два чемодана и сумка стояли.

Два — это много. С двумя в гости на пару дней, чтобы в зоопарк сходить, не ездят. Не к добру это. Ох, не к добру.

— Вова? — встала на пути зеленоглазая, руки в боки.

— А я чё? Я ни чё. Слышала, попьёт чаю и расскажет. — Вовка сунул дознавателю кожаный чемоданчик и взвалил баул на плечо.

Степанида Гавриловна, предупреждённая Наташей, испекла пирог с капустой и яйцом. Блин блинский, как хорошо дома! Тепло, сытно, ещё бы кровать на десять сантиметров подлинее и вообще — рай.

Сидели пили чай из Севрского фарфора трофейного с пейзанками смачными нарисованными, закусывали под умильными взглядами тёти Стеши пирогом и тут другая «тётя», которая Света и говорит:

— Всё, Вовочка, с концами к тебе переезжаю, хватит жить порознь. С вещами приехала. А ребёночек пока у мамы твоей поживёт, чего его среди зимы тащить, ещё простынет. Потом весною перевезём.

Бамс. Это у Вовки пирог в чай упал, расплескав его по всем присутствующим.

Блямс. Это у Наташи чашка страшно дорогая выпала из рук и на стол спланировала. Хотя. Чего ей планировать. Хряпнулась она. Надо отдать должное французам, качественно сделали, не разбилась. Только тоже окатила всех присутствующих кипятком.

— А-аа-аа! — Это все трое заорали ошпаренные.

Хрясь. Это Вовке от Аполлоновой в рожу прилетело. Бамс. Это он руку в последнюю долю секунды перехватил и, встав, стул опрокинул.

— Хи-хи-хи. Ох, ха-ха-ха. Видели бы вы свои лица, голубки. Да, шучу я! Уж больно, Вова, невеста твоя на меня зло смотрит, кошкой прямо, готова глаза выцарапать.

Событие шестое

Гарантия мира: закопать топор войны вместе с врагом.

Станислав Ежи Лец

Мир, основанный на унижении побеждённого, это не мир, а лишь краткое перемирие между двумя войнами.

Валентин Пикуль

Хотелось посмотреть, как эти две дивчины будут таскать друг друга за волосы и возиться в грязи. Не получится. Грязи нет. Зато на столе стоит страшно дорогой и чужой чайный сервиз, который легко могут эти две кошки раскокать, а ещё там стоит чайник с кипятком и заварочный чайничек тоже севрский и тоже с кипятком. Но всё же главное, что нет грязи. Чистюля Степанида Гавриловна — грязи на кухне не допустит.

— Ну-ка, сели обе! Тётя Света! Наташа! — пришлось прикрикнуть.

Сели и надулись. Даже щёки раздули.

— Наташ. Ну, ты успокойся, сейчас тётя Света всё нам объяснит. Без шуток неуместных.

— А чего она!

— Всё! Наташ, ты, когда злишься у тебя такие глаза красивые. Как у нашего Барсика.

— Гад! — ну хоть улыбнулась.

— Давай, тётя Света, рассказывай, — Вовка осмотрел бардак на столе. Поднял чашки опрокинутые и передал их стоящей на пороге кухни с каменным лицом Степаниде Гавриловне. Может, не услышала и не поняла, что тут произошло, всё же слух у неё после пожара на голове сильно сел. А может, привыкла не лезть в дела, её не касающиеся.

Стеша налила в сполоснутые чашки снова чаю всем и поменяла пироги, облитые, в блюдцах. Ещё бы не мокрое пятно на скатерти льняной с вышивкой и вообще — мирная домашняя посиделка.

— Я, правда, решила в Москву перебраться, — отхлебнув чаю, смущённо улыбнулась тётя Света. — Не старая ведь, мужа хочу найти и работа швеёй тут выгоднее, сам говорил, что хорошая швея в Москве на вес золота.

— А Вова тут причём? — не выдержала зеленоглазка.

— Я же не знаю тут никого и ничего. Взяла твой адрес у Павла Александровича, собрала вещички и поехала. Как в прорубь. Ты же говорил, что живёшь в двухкомнатной квартире, пустишь на пару дней переночевать. А потом я сниму комнату или угол. — Не дура же? Просто — наивная?

— Стоп. Это Москва. Здесь так нельзя. Здесь прописаться не просто. Нужно работу найти, и чтобы они там общежитие дали. Наверное. Я не специалист. Сам без прописки несколько дней ходил. Боялся, что милиция проверит паспорт и арестует. А ты что и вещи все привезла? А машинку и оверлок?

— Всё! Машинка и оверлок, и чемодан ещё с пуговицами и тканями в камере хранения на Казанском вокзале.

— Как же ты всё это дотащила?

— Помогли люди добрые. Так что мне делать теперь?

— Весело. Может быть, нужно сначала позвонить было? Твою… Там тарам. Да!?

Вовка запихал в рот приличный кусок пирога и жевал теперь, раздумывая. Есть же люди бесшабашные, взяла и приехала. На деревню к дедушке. Замуж выходить!

— Чего молчишь? — ткнула его локтём Аполлонова.

— Не понял?

— Помогать нужно тёте Свете! — Наташа в воздухе переобулась.

— Я — семнадцатилетний пацан, живущий в чужой квартире на птичьих правах? Ты, же только что готова была тёте Свете в волосы вцепиться?

— Людям надо помогать, Вова. — И эдак, свысока, своими зелёными посмотрела.

Фомин почесал репу всю заштопанную и хотел уже сказать, что подумает, но тут в коридоре телефон затрезвонил. Пришлось вставать и идти. Не лишку народу этот номер телефона знает. Буквально человек пять. И всё люди не простые. Попробуй не подойди.

— Володя, вернулись? Наташа у тебя? Как здоровье? Когда придёте? — сыпанул горстью вопросов Аркадий Николаевич.

— Скоро…

— Не скоро, а мигом. Тоня пирог мясной готовит, через десять минут готов будет. Я с работы ушёл пораньше, чтобы рассказ о ваших похождениях из первых уст послушать. И Ленка скандал закатывает, Наташку ругает, что она лучшие подарки из Франции себе заберёт. Давайте, одевайтесь и мигом домой. — Трубка крякнула и противно забибикала короткими гудками.

— Так, девочки-припевочки, расходимся. Наташ, Аркадий Николаевич звонил, срочно нас с тобой пред свои ясные очи требует. Мама Тоня тоже пирог сварганила. Так, что досвиданькайся, целуйся, обнимайся и пошли. По-настоящему целуйся и обнимайся. Тётя Света лучшая швея в Москве и остальном Советском Союзе. Она тебе несколько платьев модных красивых сошьёт и трусы кружевные, как в Европах. Зачем драться?! Ай!

Вовка осмотрел поле боя и подошёл поближе к Степаниде Гавриловне, чтобы не кричать.

— Тётя Стеша, эта женщина пару дней у нас поживёт, пока мы её не устроим. Она будет тихо сидеть, как мышь под веником.

Кивнула молча. Хотела было уйти, но потом обернулась:

— С дороги же, мыться надо и обедать по-человечьи.

— Вот и займитесь.

Вовка ушёл в прихожую, взял там чемоданчик и занёс к себе за ширмочку. Там для всех четверых Аполлоновых подарки были из городу Парижу. Маме Тоне и Наташке одинаковые пузырьки «шанели», Ленке бусики из красных кораллов, а генерал-лейтенанту зажигалка с видом Эйфелевой башни. Всё до копейки или вернее до последнего франка истратил. Мало совсем им выдали валюты, даже пришлось у Третьякова чуть занять. Ему организаторы серии булитов отдельно дали приз в тысячу франков. Месье Шарли передавал пачечку ассигнаций супер вратарю, как будто, орден «Почётного Легиона» вручал. А на самом деле? Если на наши деньги перевести? Пятьдесят рублей всего. Но именно столько и не хватало Фомину. Не дешёвое удовольствие духи. Зато теперь можно смело идти в гости.

Глава 3

Событие седьмое

Я не жадный, я домовитый!

Приключения домовёнка Кузи

Если через дворы идти, то от дома генерала Пономарёва до двора, где спрятался от глаз прохожих дом милицейского начальства, минут десять пешком. И при этом вышли, ещё вполне светло было, а к дому подходили уже в настоящих сумерках. А пошли бы нормальной дорогой по улицам, точно быстрее бы пришли. В первой же подворотне Фомин остановил девушку, развернул к себе и чмокнул в нос.

— Наташ, это что такое было сегодня? Ревность? Так я только тебя люблю.

Начинающая актриса губки надула, но Вовка их раздул, поцеловав.

— А она?! — шербуршнулась Аполлонова.

— А она подруга моей мамы и даже кажется родственница ей, только дальняя. — Про родственницу приврал, конечно, но сейчас в этом времени слово «родственница» — это как табу. Про всякие инцесты народ даже думать не отваживался.

— Всё равно, ты её быстрее выпроводи. Найди ей работу и квартиру, — снова губки алые надула.

— О-хо-хо, естественно я попытаюсь, с работой даже не сложно должно быть. Мне пальто сшил осенью старший закройщик ателье «Радуга» Розенфельд, можно завтра к нему сходить. Должен помочь. Ну, я так думаю. А вот с жильём… Проблема. Ладно, бог с ней, иди сюда, — так минут десять и целовались в подворотне, пока их не спугнула стайка мальчишек залетевшая в неё. Все были с самодельными, сделанными из веток клюшками, они катили по снегу мячик от большого тенниса и кричали, матерясь, как сапожники. Наткнулись на Вовку с Наташей, обтекли их по бокам и, забыв о хоккее, принялись скандировать хором: «Жених и невеста! Тили-тили тесто. Поехали купаться — стали целоваться! Жених и невеста! Тили-тили тесто. Вдруг невеста под кровать, А жених её искать! Жених и невеста! Тили-тили тесто. Тесто засохло, а невеста сдохла»!

— Идите отсюда, — топнула ногой зеленоглазка, но добилась обратного. Весело заржав, мальчишки принялись кричать ещё громче.

Пришлось сквозь их разбегающиеся при приближении ряды пробиваться к выходу из подворотни и уносить ноги. Почти ушли, но тут один нахалёнок, обогнав их, дёрнул Фомина за рукав:

— Дядь, дай рубль!

— Да, уйдите вы! — опять попыталась отделаться от пацанов Аполлонова. Напрасно, только ухудшила ситуацию.

— Жадина-говядина! Сосисками набита, на меня сердита! — и все пацаны подхватили.

— Жадина-говядина, злая шоколадина!

— Жадина-говядина! Солёный огурец, кто его не кушает, тот молодец!

И тут произошло чудо.

— Фомин пошли отсюда! — Наташа схватила Вовку за рукав.

— Фомин! Парни — это Владимир Фомин! Парни — это Рыцарь!

— Сам ты — рыцарь. Он — Артист!

Мальчишки окружили их плотным кольцом и стали, как дорогущую игрушку красными от мороза пальчиками трогать пальто на Вовке.

— Дайте пройти, — Дёрнула Вовку снова за руку Аполлонова.

Вжик, и народ почтительно прянул в стороны.

— А вы чехов побили? А вы…

Пришлось ускориться. Мальчишки проводили их до самого подъезда, и только стоящий у подъезда одноногий вахтёр в милицейской шинели заставил их ретироваться.

— А почему ты Артист? — перед квартирой опять дёрнула за рукав Фомина Наташа.

— У всех хоккеистов и футболистов прозвища. Юрий Жибуртович — «Копуша», Борис Бочарников — «Джигит», Трофимов — «Василёк», Юрий Тарасов — «Багратион», да у всех прозвища. Я анекдоты рассказывал, когда с командой знакомился. Мне нравится. Не «Копуша».

— Артист, — попробовала на вкус начинающая актриса, — Нет, Я тебя буду по-прежнему звать Вова. Звони, Артист.

Торжественная встреча именно так и выглядела. Первой стояла по стойке смирно Ленка, потом по росту мама Тоня и последним, в генеральских лампасных штанах и майке алкоголичке, Аркадий Николаевич.

Вовку затискали мелкая и мама Тоня, а потом крепко, как равному пожал руку Аполлонов.

— Раздевайтесь, руки мыть и за стол! — скомандовала генеральша, но Ленка не выдержала:

— А подарки!?

— После…

— Подарки! — чуть не плачет.

— Да, не проблема. — Вовка пристроил чемоданчик на тумбочку и, щёлкнув замочками, открыл.

— Я первая! — сунулась ему под руку егоза.

— Держи, — Фомин вытащил коробочку, бархатом обшитую, словно там не коралловые бусики, а колье и алмазами.

Бамс. Это дверь в девичью комнату за бесёнком захлопнулась. Опасалась видимо, что драгоценность изымут.

Следом последовали два пузырька с духами. А ведь вкусно пахнут. Обе сразу попробовали, вылив приличную часть на себя.

Председатель Спорткомитета улыбнулся, получив зажигалку серебряную с Эйфелевой башней, а потом отвесил Вовке приличный такой подзатыльник. Не больно в целом, но обидно.

— Пап, ты чего?! — бросилась на защиту кавалера Наташа.

— Я же его за умного держал! А он вон чего отчебучил. Вот, представь, Володя, идёт у нас совещание, и там Берия или Сам даже, курят все, и я тут решаю закурить и достаю зажигалку с этой хреновиной. Но это ладно, а вот если кто в гости придёт и увидит у меня эту зажигалку, а потом донос настрочит. Понимаешь, что может случиться?

— А вы им, что это символ, что русская армия уже брала Париж, а если они не одумаются, то ещё раз его захватим, — почесал всю зашитую голову Фомин.

— Потом, на допросе в подвале? Эх! Не мог со звездой какой зажигалку выбрать?!

— Не подумал.

На самом деле не подумал. Как-то стороной обтекали его реалии современные. 1949 год. Что там? Сейчас начнётся «дело врачей». Или уже идёт? И начнутся массовые гонения на евреев. «Дело врачей» или его продолжение — «Ленинградское дело»? Очень мало Челенков знал об этих событиях. Поводом станет неожиданная смерть Жданова в результате врачебной ошибки. Руководитель Ленинградской партийной организации и кроме того свояк Сталина (его сын был женат на дочери Сталина Светлане), умер в конце прошлого года, ему был неправильно поставлен диагноз и не распознан инфаркт. После его смерти все врачи СССР, лечащие высших руководителей, были объявлены потенциальными «убийцами в белых халатах», «английскими шпионами».

Со дня на день начнётся истерия в газетах. Там напишут о том, что врачи «подсыпают толчёное стекло» в лечебные порошки. Люди перестанут ходить в аптеки и поликлиники.

Уже идёт в газетах кампания по борьбе с космополитизмом, «низкопоклонством перед западом». В 1947 году были запрещены браки между советскими и иностранными гражданами. Из-за чего, кстати, Жириновский лишится отца.

Нда, а он тут со своей зажигалкой. Хорошо хоть не видел никто.

Событие восьмое

Всякая музыка идёт от сердца и должна вновь дойти до сердца.

Г. Гауптман

Ноты — это лишь искусство записывать идеи, главное — это иметь их.

Стендаль

Чаепитие и пирогоедение затянулось чуть не до ночи. Фомина заставили подробно чуть не по минутам описать и матч с ЛТЦ Прагой и пробивание буллитов в Париже Вовке Третьякову.

— Из шестидесяти двух только один пропустил?! — под конец этого рассказа Аполлонов даже вскочил со стула и заходил по кухне, меряя все её четыре метра широкими шагами.

— Я ему сказал пропустить, а так бы он и его взял. Ни один француз не смог щелчком шайбу послать по воздуху, несколько человек только «бабочку» послало.

— Ты, зятёк, дурной что ли? Зачем специально пропускать? — Даже челюсть отпала у генерала.

— Пап? Чего ты всё на Вову кричишь? — грудью встала на его защиту Наташа. В прямом смысле выпятив её. А подросла. Хоть до размеров тёти Светы далеко ещё.

— Так он дурак если.

— Аркадий Николаевич. Нельзя загонять крысу в угол. Она тогда агрессивная становится. Прыгает и в горло вцепляется.

— Крыса?

— Это образ. Мы же хотим этот турнир в Париже сделать регулярным и этот аттракцион с буллитами тоже. Если не будет выигрыша, то на следующий год никто не захочет довольно большие деньги отдавать и покупать дорогущие билеты. А так мы договорились, что Месье Шарль этот во все газеты даст интервью, где расскажет, что… как там его? не запомнил, Григор какой-то, или Грегор, забил гол непробиваемому русскому вратарю и получил целую гору франков. А перед турниром в следующем году напомнит французам об этом. И опять будет полный стадион и ещё больше желающих. И СССР получит кучу денег. Даже больше чем в этот раз.

— Тонь! Напомни мне, что как летом гроза начнётся, так пойдём в поле. Выйдем и встанем, вдруг и на нас молния клюнет. Я тоже хочу быть таким.

— Каким? С деревом на спине? — прыснула мама Тоня.

— Умным. И всё наперёд знать. Так вы шайбу от них поэтому пропустили?

— Конечно, они на коньках стоять толком не умеют, какие из них хоккеисты.

— Сталину если рассказать — понравится. Он вчера Василия про тебя спрашивал, вызвал меня, Романова и Василий там был. Обсуждали ехать ли нам на чемпионат мира. Всё сомневается Сам. Победа нужна. Да, молчи ты! В конце и спрашивает Василия, что там Артист этот не написал новых песен весёлых. Ты, Володя с огнём не играй, можешь если, то напиши. Да, даже если не можешь. Всё равно напиши. Что тебя надо для этого? Композитора или поэта в помощь. Найдём и, как ты говоришь, научим Родину любить.

— Я понял, Аркадий Николаевич. И Василий Иосифович сегодня про песню напомнил, но он про лётчиков. — Почесал репу Фомин. Весёлую?

— Ну, и не ссорься с ним! Напиши про лётчиков. Про лётчиков и про… ну и весёлую. А вместе не получится?

— Я постараюсь, Аркадий Николаевич.

Домой Вовка шёл на автопилоте. Голова была песнями занята. И ведь не хотел воровать, как-то всё само получается. И самое плохое, что этот водоворот его затягивает. Сейчас не просто не хотел воровать чужие песни, а прям боялся даже и не потому, что у каждого композитора и поэта есть свой стиль и образованные, настоящие композиторы поймут, что тут что-то нечисто, ни одна песня на другую не похожа. Не в этом дело. Дело в том, что выдаст он допустим через неделю две песни старшему и младшему товарищам Сталиным, а они через месяц ещё потребуют. А через месяц ещё. А он просто не знает столько песен и эти две уже не просто будет вспомнить. С весёлой чуть проще. Есть бессмертный хит из Кавказской пленницы про султана и трёх жён. Наверное, любой советский человек слова вспомнит и даже споёт, по крайней мере первый куплет и припев.

Более того Челенков не раз и даже не два пел её когда с друзьями собирались, а один раз к ним затесался старейший на то время спартаковец Георгий Ярцев. Он выслушал песню, потом забрал у Фёдора гитару и говорит:

— Я тут куплет про себя придумал, только вы не перебивайте, а то собьюсь.

И выдал:

Челенков с той поры всегда исполнял эту песню с этой добавочкой. Этот куплет не портил её, а наоборот, делал окончание гораздо логичней.

С лётчицкой песней в принципе тоже нет проблем с точки зрения самой песни. Есть одна из самых исполняемых песен Пахмутовой. «Если бы ты знала, как тоскуют руки по штурвалу». Там главное припев. Первый и третий куплет лёгкие, а вот второй Челенков не помнит, что-то про взлетаю ракетой и камнем вниз. Ну, ничего страшного посидит поперебирает аккорды, может вспомнится, а нет так и на самом деле можно настоящего поэта найти. До её написание ещё лет пятнадцать, не должен уже Добронравов написать стихи. Почему бы у него и не попросить помощи и потом написать на пластинке, что стихи Добронравова. Проблема опять нравственная. Чья песня про султана Челенков не знал, и тут точно известны авторы, и опять придётся Пахмутову обворовывать.

— Эй, пижон, а ну стой, — Вовка так задумался, что не заметил, как на его дороге выросла парочка, — Тебе говорят, фраер!

— Вечер перестаёт быть томным…

Событие девятое

Фонарь под глазом бросает тень на его обладателя.

Андрей Соколов

Когда бьют по морде, главное — сохранить лицо.

Сергей Федин

Дверь открылась как-то медленно, словно с той стороны никак определиться не могли, а стоит ли вообще открывать. Типа, ходют тут всякие. Наконец, щель стала настолько широкой, что через неё смог высветиться голубой глаз.

— Вова, что с тобой! Ты весь в крови! — дверь дёрнули на себя, и опёршийся на неё Фомин почти кубарем влетел в квартиру. Хорошо, что обладательница голубого глаза успела его поймать.

— Вова ты весь в крови! Что случилось? — Света прислонила его к стене и стала досконально изучать.

— Ерунда. Бандитская пуля, — попытался пошутить Фомин. Больно даже шутить. Губа треснула.

— В тебя стреляли? Нужно вызвать милицию! — А вот оно что, понятно, почему дверь медленно открывали, тётя Света в ночной рубашке, короткой. Обдергайке такой, значительно выше колена.

— Я сам милиция, — тоже в каком-то фильме было. Ну, он же учащийся школы милиции. Или нет? Тут с этим вояжем по заграницам не очень понятно, у него же есть удостоверение офицера лётчика и даже парадная форма с погонами младшего лейтенанта, с одной одинокой звездой. «Мальчик молодой младший лейтенант, только две звезды упало на его погон». А это мысль. Если Наташа споёт эту песню, то половина страны в неё влюбится.

— Вова! Что случилось? — правда же переживает, вон слёзы даже.

— А пусть не пристают. Всё! Всё. Напали два придурка, раздеть хотели и обчистить. Пришлось вступиться за пальто. Второго-то нет.

— Ты ранен? — совсем заплакала.

— Не знаю. Нет, наверное. Нос разбит и губа. Умыться надо. — Зачем-то тётя Света поднырнула под плечо и на себе хотела в ванную тащить. А и ладно, так веселее.

Умывание показало, что порвана губа или вернее треснула, не страшно, до свадьбы заживёт, ещё разбит нос, но набок не завален и внутрь не вдавлен как у сопровождавшего их сотрудника МГБ. Ещё под глазом намечался фингал. Под правым?! Опачки! Выходит этот, грабитель, который повыше левша. Проще найти будет.

Вообще драка вышла сумбурной. Первый удар Вовке не удался. Левша этот явно занимался боксом. Он поднырнул Фомину под руку и врезал по носу. Зато подставился коротышка в тулупе. Тулуп явно движения сковывал. Коротышка шёл на Вовку, поигрывая пером в руке. Пинаться было поздно, слишком близко и Вовка встретил его джебом справа. Больше в драке этот товарищ участия не принимал. И, слава богу. Приёмов против ножа ни Челенков, ни Фомин не знали. Да и есть ли они. Сказки поди. Тощий и высокий боксёр, тоже вёрткий оказался, Фомин не успел разорвать дистанцию и хоть и по касательной удар второй словил, но губу вон порвал. Сволочь. Вовка от удара сел на задницу, и левша попытался пнуть ему в лицо. На счастье промахнулся. Фомин ждать второго пинка не стал и, вскочив, бросился на грабителя головой вперёд, метя в живот. Чтобы уронить. В партере проще, там ноги не задействуешь. Получилось. Они упали и стали бить друг друга по морде лица. В какой-то момент Вовка видимо удачно попал и товарищ поплыл. Ждать следующих подарков Фомин не стал, подобрал чемоданчик и, чуть прихрамывая, поспешил к подъезду. Оставалось-то, всего метров тридцать пройти. Сзади через какое-то время затопали, но Вовка уже залетел в подъезд и похромал на второй этаж. Скрипучая дверь внизу не заскрипела, выходит, боксёр этот не рискнул заходить в подъезд. Ну, а потом тётя Света его в свои объятия приняла.

Света умывая его, вся облилась водой. Ночнушка из тонкого хлопка почти прозрачной стала и прилипла ко всяким выпуклостям. Играющая роль медсестры женщина этого не замечала, она склонилась над сидящим на краю ванной Вовкой и обследовала пальчиками его лицо.

— Пойду, йод принесу, видела в комнате, — тётя Света развернулась и на пороге ванной комнаты уронила полотенце, нагнулась поднять.

— Опа опа, у кого тут круглая попа? — пошутить решил.

Зря.

Глава 4

Событие десятое

Ей-ей, и почестей никаких не хочу. Оно, конечно, заманчиво, но пред добродетелью всё прах и суета.

Николай Васильевич Гоголь, из книги «Ревизор»

— Артист!

— Фомин!

— Володя!

— Вовка!

— Твою мать!

— Фомин, это что такое? — Василий Сталин стоял у двери в кабинет, разговаривал с секретарём или ординарцем, или как там эта должность называется, с капитаном, стоящим навытяжку перед ним, и тут Вовка зашёл в приёмную одним из последних, вся команда уже толпилась в большой длинной комнате. Стулья вдоль стен стояли, но кроме Чернышева никто не сидел, стояли, разбившись строго по пятёркам. Динамо, ЦДКА, ВВС МВО.

Народ, увидев сине-зелёного Фомина, разве что свистеть не стал, памятуя, где находятся. Перед Василием Иосифовичем все расступились и примолкли, только головами качали, то ли укоризненно, то ли сочувственно.

Васька подошёл к Фомину и обошёл даже его почти по кругу, остановился сбоку и, чуть голову наклоня, стал огромный фингал под глазом у того рассматривать. Не все ещё украшения морды лица. Утром, когда Вовка глянул на себя в зеркало в ванной комнате, то сам захотел посвистеть. Не получилось — губа треснула верхняя и коркой крови запеклась. Нос распух, ну и под глазом красивый бланш. Самое то — на награждение идти.

Заспанная тётя Света за ним в ванну вломилась, не, не за продолжением ночных упражнений. Помочь умыться и припудрить носик.

— Свет, нужно усилить эффект, а не пудрить. — Оглядев себя в зеркало, сделал неожиданный вывод Фомин.

— Ты, дурак! К Сталину…

— Не, я знаю, чем закончится. Тащи йод и зелёнку, будет боевую раскраску рисовать.

И вот сейчас Вовка стоял, можно сказать, по стойке смирно и демонстрировал побитость полную.

— Товарищ генерал-лейтенант, вчера, возвращаясь домой от Аркадия Николаевича Аполлонова, был… Меня попытались убить и ограбить два преступника. Один был с ножом, второй с кастетом… Наверное. Уж больно тяжёлые удары. Мне с трудом удалось отбиться. Задержать преступников не смог, они сбежали. — Ну, кто видел, что сбежал как раз он.

— А что милиция? — Это из-за спины Сталина показался Чернышёв.

— Да, Фомин, ты милицию вызвал? — начал крутить головой Сталин, очевидно милиционеров у себя в приёмной разыскивая.

— Никак нет, товарищ генерал, телефон испортился, — Вовка перед уходом утром аккуратно провод отсоединил от розетки, ну, вроде сам отпал.

— А соседи. У вас соседи не простые, у всех телефон есть? — умный.

— Поздно было, не хотел людей будить и пугать своей физиономией.

— Дурак. Ладно! Не будет такого! Ты ведь сейчас младший лейтенант и лётчик. Не будет такого, чтобы в Москве, в центре города, бандиты на офицеров лётчиков нападали. — Сталин решительно вернулся к столу с секретарём … Или ординарцем.

— Алексей. Позвони в МУР. Чтобы через полчаса лучшие у меня были в кабинете. Кто у нас сейчас МУРом руководит?

— Комиссар милиции III ранга Урусов Александр Михайлович — Начальник Московского уголовного розыска. — Вскочил капитан — Алексей.

— Соедини меня с ним.

Сталин словно забыл о присутствующих тут хоккеистах. Холерик, чего с него взять?

Но начальника угрозыска в кабинете не оказалось, и Василий Иосифович вспомнил о мероприятии, для которого и собрал народ.

— Потом Фомин тобой займусь. Проходите мужики. Сейчас награждать вас будем. Молодцы все. Орденов давать не могу, потому их не будет. А награды будут.

Хоккеисты гуськом прошли в кабинет Сталина младшего. Он был не меньше приёмной. Вполне все двадцать человек влезли. На длинном столе в центре кабинета лежали грамоты, с изображением двух истребителей на фоне синего неба. А поверх каждой грамоты лежала приличная стопочка кремово-розовых банкнот с Лениным. Сторублёвки.

Василий Сталин сам брал грамоты со стола, читал фамилию и, пожимая руку, передавал грамоту, а потом и деньги.

— Ещё Спорткомитет вас награждать будет, а это от меня и всех лётчиков. По три тысячи рублей премии и грамоту МВО ВВС. — Последним оказался Вовка. Василий Иосифович потянул ему руку для рукопожатия и отдёрнул. Костяшки сбиты, в коростах, и залиты зелёнкой и йодом. Красота.

— Ссуки! Георгию Константиновичу не только Одессу, но и Москву нужно от всей этой нечисти очистить. Поговорю с отцом. — Он передал деньги и грамоту Фомину без рукопожатия. Потом всё же передумал и, притянув к себе, обнял. Так себе получилось сантиметров на двадцать ниже. Скорее к груди припал.

После этого Василий не удержался и, несмотря на присутствие Чернышева, которому перепало пять тысяч рублей, двинул речь, про то, что такую команду великую нужно сохранить и что вы, товарищи, вместе, как в той притче, целый веник, а по одному просто веточки.

— Подумайте о переходе в ВВС, потом ещё раз с каждым переговорю, — пообещал младший Сталин и отпустил хоккеистов.

Фомин тоже было потянулся к выходу, но тут сакраментальная фраза прозвучала.

— Чернышёв, Фомин, а вы останьтесь.

Вовка думал, что опять уговаривать будет или про песни спрашивать, но нет. Разговор Василий Иосифович начал совсем о другом.

— Что это за чемпионат мира среди студентов? Мне Фоминых рассказал вчера. Вопросы появились. Аркадий Иванович, тебя давай сперва послушаем.

Чернышев в восторге от этого турнира не был. Не боялся проигрыша. Просто, главное для него — это подтвердить титул Чемпиона СССР, а этот непонятный турнир в Чехословакии, где их чуть голодом не заморили и не заморозили, никакой радости у тренера «Динамо» не вызывал.

— Студенты должны быть все. В этой команде, — он кивнул головой на дверь, — всего девять человек, из них двое с натяжкой. Третьяков в школе учится. А Зденек Зигмунд преподаватель, но говорит, что в аспирантуру хочет поступать.

— А соперники? — пренебрежительно махнул рукой Сталин. А чего, долго что ли в СССР выдать справку, что ты учишься в институте физкультуры, или на подготовительных курсах академии имени Жуковского.

— Местные студенты из Праги, там есть, наверное, и ребята из ЛТЦ, не уверен, что они будут играть, там от основного состава крохи остались. А в это же почти время с 12 по 20 февраля в Стокгольме будет проходить настоящий чемпионат мира по хоккею на льду. Так они канадский хоккей называют.

— И всё что ли? — поднял брови Василий.

— Фомин предложил создать сборную Прибалтики…

— Да, Володя, почему Прибалтики, а не Латвии или Литвы? Эстонии?

— Вы сами, товарищ генерал и ответили. Кого выбрать? Остальные обидятся. А так по звену от каждой республики. Где-то слышал, что они уже в таком составе играли. Не скажу когда, в Ленинке статья попалась про хоккей до войны в Прибалтийских государствах. Там было про сборную Прибалтики, как-то не так называлась, но смысл этот.

— А что? Согласен. Здорово получится. И отец такой подход одобрит. И всё, больше не будет никого что ли? — развернулся назад Сталин к Чернышёву.

— Чехи пригласили сборную студентов Варшавы и сборную Оскфорда. Там канадские студенты.

— Канадские? — Василий свёл брови.

— Мальчики для битья. Мы с ними в Давосе встречались… Не так. Они там были и проиграли 1: 9 Давосу, у которого мы потом легко выиграли. Очень слабая команда.

— Мальчики для битья? Где ты только словечки все эти Фомин берёшь? — Василий Иосифович прошёлся мимо стоящих почти на вытяжку Чернышёва и Фомина и сел за стол.

— Так, в общем, едет та же команда. Со справками студенческими я решу. Три недели есть, какие угодно справки сделаем. Или настоящие студенческие билеты дадим. Нужно ехать и выигрывать. Лучше бы настоящий Чемпионат Мира, но раз нельзя, значит, будем на этом играть. Про прибалтов я с Аполлоновым переговорю. Тоже послать надо.

— А чемпионат? И так несколько игр пропустили, — напомнил Аркадий Иванович.

— Ерунда, что там, шесть дней. Потом нужно просто чтобы эти три команды на «Динамо» все матчи оставшиеся провели. Ездить не надо и можно через день игры проводить. Догоните. Ерунда. Тем более что всё равно чемпионом станет МВО ВВС. Ха-ха-ха! — Васька весело и заразительно засмеялся. Пацан пацаном.

— Посмотрим ещё, — буркнул динамовский тренер.

Василий Иосифович не услышал, продолжая заливаться.

— Всё. Аркадий Иванович, иди, вон уже муровцы заглядывают в кабинет. Сейчас допрашивать будем Фомина, как он весь такой великий спортсмен и не справился с двумя занюханными бандитами. А я ведь вчера приказ написал о производстве тебя Фомин досрочно в лейтенанты. Не, ты нос не задирай. Не ты один. Третьякова тоже в лейтенанты и Бочарникова в капитаны с Бобром. Заслужили.

Событие одиннадцатое

Зритель любит детективные фильмы. Приятно смотреть картину, заранее зная, чем она кончится. И, вообще, лестно чувствовать себя умнее авторов.

Цитата из фильма «Берегись автомобиля»

Вовка уже пожалел о своём решении использовать свою физиономию для наведения порядка с преступностью в столице. Жеглов и Шарапов насели на него не по-детски. Фамилии у оперов были другие, но отдалённое сходство с героями фильма были. Шестаков, как и Шарапов был в гимнастёрке армейской без погон и волосы были длинноваты для милиционера. Тоже назад их закидывал. Постарше только Конкина был, лет под сорок мужику и не такой субтильный. А вот майор Кузьмин на Высоцкого или Жеглова походил больше, не только одеждой, а он был в гражданке, в чёрном пиджаке и серых брюках от другого костюма, но и вёл себя, так же как и Жеглов, нагло напористо. Играли, в общем, в доброго и злого следователя. А ещё, как и у героя фильма, на лацкане пиджака у Кузьмина был орден Красной звезды.

Эти два гада, в хорошем смысле этого слова, въедливо по секундам стали восстанавливать события и старались при этом запутать Фомина. Если бы не сидящий и наблюдающий с любопытством за этим действом Сталин младший, они бы покрикивать начали. Обломались, Василий Иосифович сидел злой, и сам на них шипел, на крик, правда, не переходя.

— Лётчиков, офицеров, лучшего хоккеиста страны на вверенной вам народом территории бандюганы убить хотели. Найти и посадить, а лучше расстрелять.

— Суд…

— Сосуд! При попытке сопротивления кончите мразь эту.

— Синяк не под тем глазом, — постарался перевести разговор в другое русло майор.

— Да, он левша. Я же, можно сказать, боксировал с ним. И он точно занимался боксом и, может, даже разряд спортивный имеет. — Поделился догадкой Вовка.

— Про кастет подробнее, — влез Шарапов.

— Я не видел, но удары были очень сильные, а он намного легче меня. Или уж совсем большой спортсмен, либо кастет или свинчатка в кулаке. Он, кстати, в тонких кожаных перчатках был. Дорогие. Тёмно-коричневые, должно быть, не чёрные, и на них моя кровь должна остаться, если он их не выкинул. Но вещь дорогая, жалко. Он мне нос разбил, должны быть в крови. Да, и он был в чёрном пальто, и на нём тоже должны быть следы крови. Я на нём же потом сидел, а из носа кровь продолжала бежать.

— А второй? — поиграл карандашом в пальцах Шестаков. — Он что делал.

— Лежал. Я его вырубил первым ударом. Он маленький и лёгкий. В нокаут угодил.

— Как же они смогли убежать от тебя? — гад этот Кузьмин. Самый правильный вопрос задал.

— Ну, мне длинный боксёр этот снова по носу попал, я и поднялся, искры из глаз летели. А пока очухался они и сбежали. Я чемоданчик поднял…

— Что за чемоданчик, зачем вы товарищ Фомин по ночам с чемоданчиком ходите? — насел на него майор, даже привстал.

Ну, блин!!! Тут вам не там, сейчас получит фашист гранату.

— Я, товарищ майор, ходил к генерал-полковнику Аполлонову, подарки ему и его жене с доче… как правильно по-русски с дочерьми, с дочерями. С дочурками, пусть будет, нёс. От них и возвращался домой.

Да, какой же русский не любит быстрой езды. Тьфу, какой же милиционер не знает бывшего заместителя министра МВД. Посерьёзнели товарищи. С одного боку Сталин, пусть и не Сам, но Сталин, так теперь ещё и Аполлонов.

А сейчас хук обоим одновременно.

— Там к нам на пирог и, рассказ про победу нашу в Давосе, и Круглов Сергей Никифорович — министр ваш заходил, сосед Аркадия Николаевича.

— Кхм.

— Блин.

— Найдёте? — плесканул керосинчику Вовка.

— Найдём!

Если Вовка надеялся, что после козырей выложенных отстанут от него сыщики муровские и побегут облавы устраивать, то сильно ошибся. Ещё настойчивее стали расспрашивать. Про приметы по третьему кругу, про речь, ну, там акцент малоросский или оканье. Гуканье?

— Маленький меня назвал пижоном.

— Да, для бандитов не сильно типично.

Тут их прервали. Прервали так прервали. Влетел в кабинет тот самый капитан Алексей и за ним широким шагом вторгся, сбросив худыми плечами двух лётчиков, пытавшихся ему помешать, человек среднего роста в синей милицейской форме с серебряными погонами зигзагообразными и с золотыми вышитыми звёздами на них.

— Василий Иосифович, товарищ Сталин, мне передали… — Начальник Московского уголовного розыска Комиссар милиции III ранга Урусов Александр Михайлович увидел своих и побелел лицом совсем.

— Кого убили? Товарищ Сталин?

— Убили? — Сталин развёл руками.

— Майор Кузьмин — начальник убойного отдела.

— Вон, трупп сидит. Зелёный и синий местами, но выжил. Твои подопечные не на того рыпнулись. Боксёр и, вообще, лётчик и офицер, куда им с таким тягаться. — Так как Жеглов с Шараповым вскочили при появлении генерала, ладно, комиссара, то и Вовка поднялся. А что, со своими почти метр девяносто и широченными плечами, раскаченными, вполне себе смотрелся на грозу «подопечных» майора Кузьмина.

— А ну, вышли в приёмную. — Ткнул Начальник Угрозыска московского пальцем своим на дверь, а потом и Вовке, — и ты герой погуляй. Нам с товарищем Сталиным поговорить надо.

— Иди, Володя. Только не убегай потом. Нужно нам с тобой про песни поговорить. Есть новая информация.

Событие двенадцатое

Погоня! Какой детективный сюжет обходится без неё? Один — бежит, другой — догоняет! Таков непреложный закон жанра! Детектив без погони — это как жизнь без любви.

Цитата из фильма «Берегись автомобиля».

Фёдор Челенков, сидя на стуле в приёмной вспоминал, как читал в газете или по телеку смотрел, точно уже не помнил, там ругали съёмочную группу фильма «Место встречи изменить нельзя». Мундир у Жеглова неправильный — нет петлиц. А ещё на груди у майора висит знак «Отличник милиции», который будет учреждён Приказом МВД СССР только в 1953 году. Ещё что там про погоны было, что кант и просвет не того цвета, вроде не красный, а бирюзовый должен быть.

Но больше всего в той статье, всё же это была статья, потешались над формой комиссара полиции на торжественном вечере посвящённом Дню милиции. Выступает именно комиссар милиции III ранга и у него золотые, погоны, а должны быть серебряными, и только звёзды золотые. А ещё заклёпочники эти рассмотрели у начальника угрозыска медаль «За взятие Берлина». Тяжело одновременно руководить МУРом в Москве и брать Берлин. И до кучи, у генерала по существу, солдатские медали на груди — «За отвагу» и «За боевые заслуги».

Сто лет прошло с прочтения той статьи, а сейчас вот увидел этого комиссара вживую и вспомнилось. На Урусове сейчас были ордена, но медали «За взятие Берлина», которая была у Вовкиного отца, на груди Александра Михайловича не было.

Начальник Угрозыска вышел минут через десять. Красный и с крепко сжатыми губами. Махнул рукой своим, чтобы шли за ним, и остановился напротив Фомина.

— Нда. Красавец! Найдём! Обещаю. — И повернувшись на каблуках, вышел из приёмной, дверью хлопнув.

Вовка плюхнулся назад на стул. Заварил, блин, кашу. Минуту посидел, обдумывая, хорошо это или плохо познакомиться с Начальником МУРа. Потом на капитана Алексея посмотрел. Тот на Вовку и на дверь. За дверью тихо всё.

Фомин махнул головой, типа, узнай, может, уже моя очередь пришла звездюлей отгребать. Капитан Алексей вздохнул, как перед прыжком в холодную воду, и пошёл к двери огромной, в потолок. Дубовой должно быть, но оббита кожей, не видно.

Бамс. Это капитан этой дверью в лоб получил. Он застыл перед ней, не решаясь войти, а тут дубовая сама открылась и резко. Хорошо — оббита. Не насмерть, просто отскочил.

— Зайди, Володя, — нарисовался за дверью Василий Иосифович.

Василий зажёг сигарету и, дымя почти на Вовку, поинтересовался:

— Аполлонов говорил, что у тебя теория есть, что после удара молнией к тебе несчастья липнут и обязательно по голове достаётся.

— Четвёртый раз за год.

— Дела. Вот, что Володя, я вчера у отца на «Ближней даче» был, обсуждали там… Не, этого тебе точно знать не надо. Так вот, потом ужин был, и отец поставил пластинку с твоими весёлыми песнями, а после ужина я ему и рассказал об этом вашем турне. И что ты там самые важные голы забил.

Челенков напрягся. Уж больно издалека Василий начал.

— Отец выслушал и говорит: «Хороший мальчик и песни хорошие пишет, ты ему скажи, Василий, что людям сейчас очень нужны весёлые песни, пусть напишет ещё». Ты, мне обещал. Написал?

Охо-хо. Чего и боялся.

— Весёлую написал.

— Пой!

— Кхм. Гитару бы надо. И губа разбита, тихо получится, громко не смогу.

— Гитару? Алексей! — как гаркнет Сталин, что даже огромный тонный стол под зелёным сукном подпрыгнул, не говоря уж о Фомине.

— Слу…

— Гитару найди. Быстро. Бегом! — тугудым, тугудым. Даже дверь капитан не закрыл. Василий Иосифович сам встал, прикрыл. Сквозняк образовался. На улице с утра подмораживало.

— Василий Иосифович, а можно листок и карандаш, я только вчера написал, могу сбиться.

— Диктуй…

— Нет, товарищ генерал, не тот эффект будет.

— Эффект?! Ох, Фомин. Ну, ладно, держи, — Василий подвинул ему листок и вынул из письменно прибора настоящую шариковую ручку.

— Ни фига себе! — не удержался Челенков.

Сталин странно эдак на него посмотрел. Вот прямо чувствовалось, что хочет спросить, неужели раньше видел? Не спросил, наоборот, объяснил появление артефакта.

— Шариковая ручка — производится по заказу Королевских военно-воздушных сил Великобритании, поскольку обычные перьевые авторучки протекают в самолётах от снижения атмосферного давления при наборе высоты. Нам немного добыли посольские. Пиши. Хорошо пишет.

Вовка как раз дописывал последний припев, когда без стука в кабинет влетел капитан Алексей с роскошной концертной гитарой. Красота.

— Давай, Фомин, удиви. — Протянул ему инструмент Сталин.

— Удивлю.

В фильме «Кавказская пленница», во время исполнения этой песни Никулиным, интересно наблюдать на реакции Варлей. Глаза выпучивает, прыскает, замечательная мимика. Там, правда, ещё питается Наталья, но тут на столе фруктов с булочками не было, потому Василий просто глаза выпучивал и ржал, а когда прозвучала последняя фраза:

Рот от удивления открыл и так и замер в этой позе. Пришлось Вовке припев повторить.

И побарабанить по гитаре, восточную музыку изображая.

Глава 5

Событие тринадцатое

Какой же русский не любит быстрой езды — бессмысленной и беспощадной!

Лучше на сорок минут позже, чем на сорок лет раньше

От Ленинградского проспекта, где находился штаб ВВС МВО, до Ближней дачи кадиллак Василия Сталина добрался примерно за час. Василий Иосифович гнал, будто от того, как быстро он доставит Фомина к отцу, зависела судьба и его самого и всей страны.

Вовка сидел на заднем сидении, не полез вперёд на место смертника, вспомнил, что про Сталина младшего ходили слухи, что он безбашенный гонщик. Слухи подтвердились буквально с первых метров пути. Не давало оторваться от земли вишнёвому «Кадиллаку-67» только земное притяжение и опасения Фомина, что он собьёт сейчас вон ту телегу, а нет, вон, ту машину Скорой помощи, фу, вон ту молоковозку. Едрит-Мадрид. В миллиметрах мимо пронеслись. Просить Василия ехать помедленнее Вовка опасался, не меньше, чем ехать с такой скоростью. Наперекор ещё быстрее поедет. А ведь Фомина уже два раза Сталин подвозил и тогда нормально ехал, почти нормально, чего сейчас за шлея под хвост попала?

После того, как Вовка закончил петь и барабанить по верхней деке гитары роскошной Василий ещё минуту сидел напротив с открытым ртом и блаженной такой улыбкой на лице. Улыбки — они обычно собирают мимические морщины всякие, а здесь, наоборот произошло, лицо у Василия Иосифовича разгладилось. Некрасивые его морщины на лбу и у глаз растворились в этой улыбке, и даже приличные мешки под глазами спрятались в ней. Юношеская такая мордашка была напротив. Сталин смотрел на Фомина и не видел его. Там был, в песне. Переживал нехитрые сценки в ней описанные. Минута волшебства прошла, проступили мешочки под глазами и улыбка из детской превратилась в обычную.

— Знаешь ты кто Фомин? — Сталин залез пятернёй в явно не генеральскую причёску, длинные волосы довольно густые были назад зачёсаны и волны эдакие образовывали.

— Я же…

— Дурак ты. Тьфу. Это про другое. Ты, Фомин — Артист! И рожа у тебя страшная и гитара расстроенная и сам ты поешь даже хуже Утёсова, а спел и словно побывал там в той квартире маленькой с тремя жёнами, так себе всё представил. Давай ещё раз.

— Кхм. Василий Иосифович, мне больно петь, губа порвана.

— Ссуки! Всех шлёпнуть надо! А ну, поехали к отцу! Я им тварям устрою! Всех на нары! Очистим Москву от нечисти! Поехали!!! — Сталин подхватился, сдёрнул Фомина со стула, вырвал у него гитару и одной рукой её удерживая, стал второй выпихивать Вовку из кабинета. В приёмной он осмотрел собравшихся там офицеров и махнул рукой.

— Не время, завтра приходите. Алексей, Власику позвони, скажи я на Ближнюю дачу еду с Фоминым. Всё, до свидания, товарищи.

Вытянувшийся по струнке народ лётный, в том числе и с генеральскими погонами, не загудел возмущённо, молча узнал об отложенном совещание и ещё вытянутее стал.

И теперь они мчались по Москве, в миллиметрах проносясь мимо других редких машин или телег, заставляя нервно всхрапыть испуганных лошадей. Ворота на дачу были закрыты, и никто их перед Василием бегом не раскрывал, кланяясь. Солдаты степенно осмотрели пассажира, покосились на гитару, потом опустились на колени и проверили днище американского пепелаца. Челенков даже, вспомнив фильмы из будущего, решил про зеркальце на палке подсказать Власику, но тут от домика на входе и подошёл офицер с таким устройством. Осмотрел днище изделия «General Motors».

— Проезжайте, Василий Иосифович. Товарищ Сталин предупреждён.

Вовка ожидал, что, как и в прошлый раз будет куча народа, Берия, Светлана Аллилуева и ещё какая-то женщина, и все будут сидеть жиденький супчук, поданный на обед, чинно хлебать. Потом будут песню его слушать и обнимашки устраивать. Окарался. В зал куда его минуя очередных товарищей из охраны втолкнул Василий, никого не было.

В той самой столовой оказались, где в прошлый раз они с Наташей Аполлоновой концерт устраивали. Только света не было, а сквозь плотные зелёные шторы снаружи свет неяркого зимнего дня и не проходил почти. Василий Иосифович отпустил Вовкин рукав и хлопнул себя по лбу.

— Гитару в машине забыл. — Машину оставили метрах в двадцати пяти от дачи, там было место для стоянки, и там стояло два новеньких ЗиС — 110, скопированных с американского автомобиля высшего класса «Packard Super Eight», ну, почти скопированных.

Василий Сталин пихнул Вовку в кресло и исчез за зелёными шторами, перегораживающими вход в длинный коридор. Фомин вообще один остался. Сидеть в этом доме одному, в огромной столовой, было неудобно и неуютно, Челенков встал, и подошёл к большой карте СССР, висевшей на стене. Опа! Карта была старой. Года 1938 выпуска и кусочек Финляндии и приличный кусман западной границы был довольно умело, но всё же заметно обведён новой границей. Как-то читал Челенков в будущем книгу, что зря это сделали. В смысле объединили Западную Украину со старыми землями, оттуда вся эта бандеровщина и посла миазмы пускать по старым Украинским землям. В той книге был предложен вариант создание отдельной Западноукраинской Республики.

Фомин поближе подошёл, чтобы оценить размеры этой возможной республики и даже пальцем её обвёл.

— Малчик? — Вовка вздрогнул Сталин, настоящий который, подкрался совершенно бесшумно. А нуда, он же ходил в сапогах с мягкой кожаной подошвой.

— Здравствуйте, товарищ Сталин! — гаркнул Фомин обернувшись. Губа начинающая подживать при этом треснула и капелька крови, выступив, сорвалась и покатилась по подбородку.

Событие четырнадцатое

Табак не дурак, он любит гуляк.

Табак — здоровью враг.

Табачное зелье — утеха в безделье.

— Кров у тебя, — Сталин выглядел старым и усталым. Сутулился. — И нэ крычи. Голова болыт. — Он отошёл от Вовки на шаг и внимательно того осмотрел.

— Заживёт. — Вовка не знал, как себя вести. Первый раз было много народу и Аполлонов и Наташа, чувствовал себе более уверенно, а вот сейчас один на один. Сыкотно. Аж, во рту сразу пересохло.

— Власик, — не поворачиваясь, почти шёпотом, произнёс Сталин, и тут же рядом материализовался главный охранник вождя, словно тут и стоял, а просто Вовка на него внимания не обращал. Только чуть колышущаяся зелёная занавеска на проходе в коридор показывала, что нет, не было тут Николая Сидоровича, только появился. — Власик, почэму малчик вес избит?

— Виноват, товарищ Сталин, я подключил уже своих людей в помощь к МУРу. — Спокойно, без крика и выпячивания груди ответил генерал-лейтенант.

— Плохо, товарищ Власик. Этот малчик в последнее врэмя часто бывает рядом с Васей. А ещё он пишэт самые вэсёлые пэсни в СССР. Нужно обязатэльно найти прэступников. И нужно сдэлать, чтобы такоэ болше нэ повторилось. — Сталин чуть согнутым жёлтым пальцем с несколькими тёмными старческими пятнами ткнул в лицо Вовке.

— Вот, принёс, — из-за шторы выступил Василий Иосифович, держа чёрную гитару в руках.

Сталин старший взял со стола трубку и, держа её в руке, протянул вторую, словно милостыню просил. В неё начальник охраны вложил голубую пачку «Новости». Яшин не так давно поведал Фомину страшную тайну про эти сигареты. Якобы для «элитных» табачных изделий в СССР использовался специальный табак. Чтобы собрать его, сборщики выходили затемно, снимали только три верхних листа с растения и прекращали сбор, как только выпадала первая роса. СССР же, может и правда, хотя где-то в будущем слышал Челенков, что всё дело в сорте.

Вождь между тем сломал одну из сигареток и набил табаком трубку. Василий, сам взял из этой же пачки сигарету и, просто чиркнув спичкой, закурил. Вовка стоял с гитарой, сунутой ему Сталиным младшим, и ждал.

— Пой, малчик. Чего нэ поёш? Слова забыл? — закхекал Сталин, затянувшись разожжённой Власиком трубкой.

Фомин повернулся, отошёл на три шага назад от карты к креслу, чуть подтянул пару струн. Василий был прав, гитара немного расстроена.

Эх, губа совсем разболелась, нужные интонации получаются с трудом.

Вовка глаза прикрыл и сосредоточился на словах. Он постоянно забывал куплет про сто грамм.

Фу, на этот раз почти проскочил. Вовка мысленно вздохнул. Чуть запнулся, как всегда, на «это кое-что», явно слабенькая рифма.

Один глаз Фомин приоткрыл, всё с той же детской улыбкой сидел на стуле Василий Иосифович. Сам Сталин стоял возле стола, опершись на него руками, и трубка тоненьким дымком перед ним разрезала воздух. В полутьме комнаты его почти не было видно, скорее дымок угадывался по волнам воздуха поднимающегося с ним и искажающим лицо Сталина. Словно, кивал тот головой в такт песне. А, может, кивал.

Вовка опять прошёлся ладонью по верхней деке гитары, выбивая восточный мотив

Фу! В процессе и про губу забыл.

— Хорошо. Вэсёлая песня, — Сталин первый раз затянулся неглубоко и сразу выпустил дым. — Опят кров у тэбя, Володя. Власик, позови доктора. Ха. Ты волшебник, малчик, у меня голова болеть перестала. Ты, Фомин хорошие пэсни поёш, — Челенков думал, что Сталин и не помнит, как его зовут, всё мальчик и мальчик. Ан, нет. И имя помнит и фамилию.

— Спасибо, товарищ Сталин.

— Как заживёт губа, запиши песню на пластинку.

— Там бы, где я по гитаре стучу, нужно оркестр с восточной мелодией включить. — Предложил Вовка.

— Тэбе виднее. Мнэ нравится. Василий, ты позвони на «Мэлодию». Пусть сдэлают, как хочет малчик.

— Конечно, отец. Я третий раз слушаю, и каждый раз всё больше нравится песня. Интересный юмор, неожиданный.

— Иди, Володя, вон товарищ Виноградов пришёл. Он сейчас тебя полечит немного.

Минут через десять, когда Владимир Никитич обработал Вовке губу, и, мазнув на прощанье мазью, пахнущей камфарой, проговорил, разведя руками:

— Постарайтесь меньше петь молодой человек несколько дней, и двигаться меньше, а то губа плохо заживёт и рубец будет. Как будете с девочками целоваться?

— Фомин, поехали, быстрее, хватит симулировать, — Василий уже несколько раз заглядывал в кухню, где доктор обрабатывал Вовке губу. — Сейчас уже начнётся совещание у Аполлонова. Все там будут. А нас нет. Поехали.

Событие пятнадцатое

Иногда жертвуешь чем-то, тратишь последние силы, и кажется, что все напрасно. Однако если все сделал правильно, награда тебя найдёт.

Роджер Федерер

Звание «Мастер спорта международного класса» введут только лет через пятнадцать. Сейчас для спортсменов после звания мастер спорта есть только одна ступенька. И она последняя и она даётся сейчас единицам. Эта ступенька — «Заслуженный мастер спорта СССР». У хоккеистов таких значков совсем мало. Можно по пальцам пересчитать. Чуть лучше у футболистов. Это звание получила вся команда лейтенантов, что совершила турне по Англии в 1945 году.

В команде МВО ВВС по хоккею, что собралась в приёмной Председателя Спорткоммитета Аполлонова Аркадия Николаевича, таких мастеров оказалось семь человек. К чему вся эта математика, а к тому, что решили в Спорткомитете не жадничать, и за привезённых в СССР два международных кубка наградить всех восемнадцать человек, включая Чернышёва Аркадия Ивановича, так как звание «Заслуженный тренер СССР» тоже введут только 1956 году. Ну, и он один раз не удержался и в Давосе вышел на лёд, а, значит, принимал участие и как хоккеист в теперь знаменитом на всю страну турне по Швейцарии и Франции. И наградить не только премией в две с половиной тысячи рублей каждого, но и присвоить всем, у кого этого звания ещё нет, звание «Заслуженный мастер спорта СССР».

Фомин, если честно, не ожидал. Понятно, что премию дадут, даже грамоту, но звание «Заслуженный мастер спорта». В семнадцать лет перебор? Это же не чемпионат мира? А уже прикалывая значок с легкоатлетом рвущим ленточку под красным знаменем, понял что сейчас не выступают советские спортсмены, особенно хоккеисты и футболисты на крупных международных соревнованиях. Только три турне футболистов было в Англию, Югославию и Скандинавию, и тоже тогда все заслуженными стали. Так это были просто товарищеские матчи. А сейчас кубок Шпенглера всё же официальный турнир. И не виноваты наши хоккеисты, что на голову выше тех же швейцарцев. Заслужили. Вовка просмотрел в приёмной, пока ждали Аполлонова, газеты «Советский спорт» за последнюю неделю. Половина каждой газеты их матчам посвящена. Есть чем Советским людям гордиться. У них сейчас тяжёлая полуголодная неустроенная жизнь у этих людей и победы хоккеистов над проклятыми капиталистами сытыми с разгромным счётом душу людям греют.

Челенков сидел на стуле в кабинете Аркадия Николаевича и краем уха слушал речи Савина и Василия Сталина, а сам вспоминал как уже во время «Перестройки» вышло постановление, которое впервые вводило небольшие льготы обладателям этого звания. Тогда установили надбавку в десять рублей к окладу для спортсменов и двадцать рублей для тренеров, и ещё какую-то непонятную льготу или премию, но Челенкова она тогда не коснулась. Там членам сборным в составе команд выплачивали семьдесят процентов оклада, пока он учится в учебном заведении после завершения спортивной карьеры. Наверное это касалось динамовцев и армейцев. Спартаковец Челенков на себе этого денежного дождя не почувствовал, хотя ведь учился в это время в Московском государственном горном институте и 1989 году получил звание ЗМС.

Прервал воспоминание Фёдора Аркадий Николаевич, словно его мысли подслушал.

— Сейчас на подписи в Совете министров находится документ, который регламентирует около тридцати льгот для заслуженных мастеров спорта. Все перечислять не буду, только самые важные назову. Это льготная оплата жилплощади, право на дополнительную жилплощадь, ежегодное санаторно-курортное лечение совместно с членами семьи, ежегодная экипировка, бесплатное посещение стадионов и пользование спортивным инвентарём. Много ещё разных льгот, как выйдет постановление, прочтёте в газете. Всё, товарищи, спасибо вам за победы. Все свободны.

Вовка прямо ждал, что сейчас Аркадий Николаевич скажет: «А тебя зятёк, я попрошу остаться». Но нет. Очевидно, успели доложить и о драке, и о её последствиях.

Чернышёв подсуетился и у Спорткомитета динамовцев ждал их автобус, который сразу отвёз их на стадион. Завтра предстояла игра. 29 декабря они пропустили матч с «Дзержинцем» из Челябинска на своём поле, и теперь уральцы, приехавшие в Москву на матч с «Крыльями Советов» и проигравшие его 1:5 вынуждены будут на следующий день играть с «Динамо».

Аркадий Иванович по дороге растерял всё празднично благодушное настроение.

— Фомин, вот как на тебя надеяться. Думал уже всё уступить тебе место в первой пятёрке. Староват стал для этого. Вижу сам, что скорость не та уже. Опаздываю везде. А теперь опять придётся на площадку выходить. Что ты за человек такой?! — Чернышёв ткнул пальцем в сине-зелёную физиономию Вовки.

— Аркадий Иванович, я специально ночами хожу по улицам и бандитов разыскиваю, чтобы с ними подраться. Эдакий народный мститель. Убежать надо было. А если пистолет у них? Бежать перекатами и зигзагом?

— Не увиливай. Мужикам опять за тебя карячиться.

— Я выйду с Дзержинцем…

— Никуда ты не выйдешь. Я решаю, кто и когда выходит. Тренируй молодёжь. И готовься к двенадцатому январю к матчу с ВВС. Кого можно из молодёжки взять на замену?

— Валька Кузин. Чуть вес и рост подкачал, зато движется, как метеор. Просто летает над полем.

— Кузин, так Кузин. У тебя вторая тренировка у молодёжки сейчас. Готовься иди, я подойду, посмотрю Вальку этого.

Глава 6

Событие шестнадцатое

Мы в ответе за тех, кого напоили!

Пиво к обеду в меру бери. Пей понемногу — литра по три.

Я столько читал о вреде алкоголя, что решил навсегда бросить читать.

Просто счастье, что соперником оказался новичок высшей лиги челябинский «Дзержинец». Это будущий «Трактор». Сначала обзовут лет через пять «Авангардом», а ещё лет через пять «Трактором». Команда создавалась эвакуированными из Ленинграда в годы войны рабочими. Конечно, никого из них не осталось, подросла молодёжь, попался директор огромного завода — любитель спорта, и создал вот эту команду. До уровня «Динамо» «Дзержинцу» очень далеко. Именно так и решили все до единого динамовцы. А ещё наложились два обстоятельства. Часть народа обмывала присвоение звания ЗМС и выдачу приличной премии, и эта часть пригласила в ресторан вторую часть. Премия была большая и потому водка с белой головкой лилась рекой. Вторым обстоятельством было то, что практически две недели та часть команды, что не поехала в Давос и Париж, тренировалась очень и очень спустя рукава. Старшим Чернышёв поставил нападающего Николая Поставнина, а ещё приглядывал время от времени за ними и Якушин. Люди, предоставленные сами себе, а ещё немного обиженные, что за границу не взяли их, приходили на тренировку, делились на две половинки и в своё удовольствие часок играли без особого энтузиазма, потом ехали, обедали в столовую и расходились по домам. Мужики в основном женатые, семейные, есть чем заняться дома.

Вовка молодёжь перед отъездом накачал, настращал, что приедет и устроит тесты, на скорость, на выносливость, на точность паса и старшим поставил Льва Яшина. Этого фаната домой приходилось выгонять, ну, в общежитие. И он так же с недетским фанатизмом отнёсся к возложенным на него обязанностям. Замордовал пацанов. Ничего, то, что их не убивает, делает только сильнее.

С водкой так не работает. С водкой работает наоборот. Она не убивает, но делает слабее.

На матч Чернышёв, очевидно, предчувствуя результаты вчерашнего обмывания красивых значков, дал команду прийти мужикам на полчаса пораньше. Вовка тоже предчувствовал. Он и Вальке Кузину дал команду чуть пораньше прийти и сам приволокся с формой. Синяк никуда не делся и, трогаешь когда его, отдавался лёгкой болью, нос вёл себя ничуть не лучше, он хоть и перестал сливу огромную напоминать, но при попытке себя пропульпировать, отзывался тупой болью где-то в центре мозга. И губа верхняя разговаривала плохо. То ли мазь так подействовала, что врач наложил, то ли это процесс заживления такой, но она тоже прилично опухла и саднила. Выходило, что в целом, голова была к матчу не готова. При соприкосновении с противником она сразу о себе напомнит. А хоккей это не шахматы, и соприкосновения будут, если выйти на площадку.

Поединок команд «Динамо» Москва и «Дзержинец» Челябинск начался 12 января в шесть часов вечера. За то время, что они в Москве отсутствовали, чуда не произошло. Вышек с прожекторами по углам площадки не поставили, деревянных трибун тоже не добавилось. Всё по-прежнему. Деревянные борта из неструганных досок с наружной стороны засыпанные снегом, для прочности, трибуны амфитеатром из утоптанного снега и новогодними гирляндами лампочки в семь рядов над площадкой. Стабильность. И не менее стабильно пришло посмотреть матч почти десять тысяч человек, которые не вошли на трибуны. Несколько тысяч человек столпились за трибунами из снега и видеть ничего не могли, два источника информации у них имелось, чуть хрипящий и не всегда внятный комментарий Вадима Синявского и крики счастливцев, оказавшихся на деревянных и снежных трибунах.

Синявский перед матчем по своей привычке зашёл в раздевалку к динамовцам и пожелал удачи, а заодно и поздравил новых заслуженных мастеров. От Вовки отшатнулся.

— Это да! Как под трактором побывал. — Потом осмотрел ещё раз, покачивая головой, — Ничего, Фомин, заживёт до свадьбы. В хоккей играют настоящие мужики, а их синяки и шрамы украшают.

— Угу. Теперь традиция у нас такая в команде, как важная игра, так Артист побитый и играть не может, — буркнул стоящий рядом Чернышёв.

Несло перегаром от всей команды. И несло — это самый безобидный из эпитетов. Разило лучше. С ног сшибало — в самый раз. На разминке покидали единственному адекватному игроку в команде Вовке Третьякову по нескольку шайб, да проехались от ворот до ворот. Третьякова Фомин на обмывание значка не пустил. Заманил к себе и тётя Света сняла с него мерки. Тоже ведь в сумме больше пяти тысяч получил. Вполне на новое пальто, новый костюм и пару рубашек заработал. Его же отправил Вовка на Казанский вокзал за швейными машинками и чемоданом с тканями со Светой. Сам пугать москвичей сине-зелёной физиономией не стал. Страна, конечно, должна знать своих героев, но не в таком виде.

И не понятно, то ли зря отправил, то ли наоборот правильно поступил, но швея уж очень тщательно с Третьякова мерки вечером снимала. И ещё они договорились на следующий день после матча сходить в коммерческий магазин за тканями и там вместе выбрать, что «Вовочке» понравится.

Ну, а что хотел? Тётя Света отлично понимает, что Наташа — это стена и её не отодвинешь. И так же отлично понимает, что если охомутает Третьякова, то считай, половина дела сделана. Вовка получает иногда за месяц больше, чем высокооплачиваемый слесарь шестого разряда за год. И если они вернутся чемпионами мира по футболу или хоккею, то и нормальная квартира в Москве перепадёт. А ещё подарки из-за границы. А то что она на восемь лет старше Третьякова, так что. Повезло, выходит пацану и мать будет и любовница и жена одновременно.

— Ей, Артист, а ты чего не на площадке? — Вовка сидел на скамейке запасных, завёрнутый в одеяло, и смотрел, как ползают по льду динамовцы, и не заметил, как со стороны трибун подошёл Якушин. — Ох, ты! Ничего себе! Аркадий говорил, что тебя избили, но что ты такой красивый постеснялся сказать.

— Пусть не лезут.

— Ну, ну. Видишь, что творится? — Хитрый Михей сделал всеохватывающий жест в сторону динамовцев.

— Переоделся даже.

— Правильно. Не знают мужики меры. И Аркадий хорош. Иди, разминайся и десяти минут не пройдёт, как ты там понадобишься.

Событие семнадцатое

Если похмелье не лечить, то оно проходит за день! Если лечить за десять дней.

— А что будет, если выпить очень много водки?

— Будет послезавтра.

Хитрый Михей ошибся. Первый период динамовцы продержались. Вернее их продержал Третьяков. Сейчас всякой статистики — сколько та или иная команда бросила в сторону ворот противника, сколько в створ ворот, никто не ведёт. Вовка, сидя на скамейке, и хватаясь за голову, и мысленно и на самом деле, тоже точно не считал, но выходило, что челябинцы бросили по воротам Третьякова раз двадцать и один раз даже почти щелчок у них получился, а Вовка пропустил только один раз, и то шайба очень хитрая получилась. Она ударилась о конёк кого-то из «Дзержинца», отскочила в штангу, от неё отправилась назад на площадку, но тут конёк Васи Комарова её полёт прервал и отправил в свои ворота.

Надо отдать должное динамовцам и лично Чернышёву, они после пропущенной шайбы на пару мгновений встрепенулись и сумели на личном мастерстве Аркадия Ивановича создать несколько голевых моментов. У челябинцев Третьякова на воротах не стояло и третья попытка завершилась взятием ворот. Последние пять минут периода джержинцы уже тоже наелись, и игра шла вялая. Зрители начали свистеть и орать оскорбления обеим командам. Они пришли после тяжёлого рабочего дня и морозят сейчас сопли совсем не для того, чтобы за хороводами наблюдать. А именно это и происходило на площадке. Кто-то завладевал шайбой и не спеша вёл её к воротам соперника, а остальные девять человек пристраивались в хвост и ждали, чем это действо закончится. Заканчивалось по-разному, динамовцы мазали, а челябинцы не могли пробить Третьякова. Свист арбитра за свистом стадиона еле услышали.

Вовка ожидал, что Чернышёв будет кричать в перерыве на мужиков, но произошло все неожиданно.

— Легли все на пол! — Аркадий Иванович первым на пол сполз. — Артист читай свои молитвы про Солнце и море.

В первый раз сам предложил. Фомин, преодолевая боль в губе, «отчитал молитву» стараясь растянуть её на весь перерыв. В раздевалку сунулся было Хитрый Михей, но увидев процесс аутотренинга, закрыл дверь с стой стороны и стоял на страже, изредка было слышно, как он посылает подальше желающих «подбодрить» команду.

Чуда настоящего не произошло. Из положительного можно отметить, что народ не переругался и что за пятнадцать минут мужики всё же отдохнули. Ракетами после перерыва не летали по полю, но хоть не устраивали разборки друг с другом. А вот «Трактор» будущий завёлся, набрал оборотов и стал всё чаще и чаще окапываться на половине поля «Динамо». Звезду строить они не умели, как и использовать передачу за воротами, но старались из всех сил, и это старание принесло им успех. Игрок со смешной фамилией Женишек чисто по-бобровски встал перед воротами и, получив шайбу от товарища, отправил её между ног Третьякова, перед этим ложным замахом обманув его.

— Шайбу на пятой минуте второго периода в ворота «Динамо» забросил Георгий Женишек, — перекричал гул болельщиков Вадим Синявский.

И не собрались подопечные Чернышёва, как в первом периоде, и ещё сам Аркадий Иванович забыл всё, что от Фомина почерпнул. Он не стал меняться. Взыграло ретивое, на похмелье наложившись, и первая пятёрка провела на площадке почти весь период. Нужно было Чернышёву обязательно отыграться. И народ вместе с ним окрысился. Они даже минут на пять зажали дзержинцев на их половине и устроили расстрел ворот. Прицел только сбился, да и вратарь у челябинцев был не плох. Он одет был далеко не во вратарскую амуницию Третьякова и шайбы, которые динамовцы умудрялись поднять, встречал почти голым телом. Что там за защита из свитера и надетой под ним футболки?!

Под конец периода, так и не заменившись, Чернышёв и его пятёрка сдохли. И этим челябинцы воспользовались, они организовали быструю контратаку и выехали втроём на Третьякова. Первую шайбу Вовка отбил, но неудачно, прямо на клюшку всё тому же Георгию Женишеку, удар и обить щитком Третьяков сумел защитить ворота, вот только опять на челябинца. Удар.

— На последней минуте второго периода шайбу в ворота «Динамо» забросил Владимир Штырков. Счёт стал три — один в пользу «Дзержинца».

— Не работает Артист твоя молитва! — первым делом зарычал на Вовку в раздевалке играющий тренер.

Вовка тоже разозлился, а ещё больше опытный тренер Челенков, они забыли на минуту и про губу и про разницу в положении, осталась только разница в росте. Фомин был на десять сантиметров выше Чернышева, он приподнялся ещё на носки коньков и совсем навис над тренером. Кричать не стал, а прошипел.

— Аркадий Иванович, почему вы не заменились?!

— Да, ты…

— Почему вы не заменились? Вы же видели всё в Давосе. Почему? — Почти на шёпот Вовка перешёл, что уменьшить градус противостояния.

— Готовься, в третьем периоде играешь. — Чернышёв махнул рукой и сплюнул на пол, потом нагнулся, растёр плевок крагой и скомандовал весело так:

— Ложимся мужики. Про солнце и море слушать будем.

Событие восемнадцатое

Хоккей — уникальный вид спорта в том смысле, что вам нужно, чтобы каждый парень помогал друг другу и двигался в одном направлении, чтобы добиться успеха.

У. Гретцки

Легко сказать, иди, играй. Нужна победа. А играть-то с кем? Что, вдвоём с Валькой Кузиным? Ишин так толком и не поправился. Всё. Угробили его венгры. Остаётся, как и советовал он Василию Сталину поставить Вовку Ишина тренером созданной Сталиным младшим молодёжки. Но пока у ВВС нет этой молодёжной команды. Ишин бегает, прихрамывая, как может на тренировке и киснет. Не знает, чем теперь занялся. Вовка пока его обнадёживать не стал. А вдруг Василий не создаст команду или не поставит туда тренером пацана.

Первое звено привлекать к штурму ворот «Дзержинца» нельзя, они выдохлись. Особенно Чернышёв. Всё же возраст. Нужен ещё один нападающий, если их с Кузиным считать. Сергей Соловьёв? Он весь второй период просидел на скамейке. И почти весь первый. Так что самый свежий из старичков. С защитой ещё хуже. Есть только один не сдохший, как вся первая пятёрка. Это Олег Толмачёв. Всё, настоящих защитников больше нет. Есть Георгий Павлов. Он, в принципе, иногда играет защитником. И он медленный для нападающего и масса маловата. Если Фомину память не изменяет он 1922 года рождения. То есть, двадцать семь лет человеку. Староват амплуа менять. А куда деваться?

Вот такая пятёрка получается. И она совершенно не сыграна. Ни разу вместе не играли.

Вовка наблюдая за игрой в первом, а потом в валидольном втором периоде, несколько раз ловил себя на мысли, что сравнивает этот «Дзержинец» с той командой, прошлогодней, на игре с которой его и заприметил Аполлонов. Серьёзно добавила команда. Звезду ещё делать по-настоящему у них не получается, но явно казачки на матчах прошлогодних и начала этого года побывали, и казачки эти были не дураки, они сделали вывод из увиденного. Просто уровень исполнителей пока низковат. И даже ясно почему. Они на тренировках пытаются включить этот эпизод в игру, не отработав его отдельно без помех, не разобрав на элементы. Потому, чаще всего пас на то место, где игрок был пару мгновений назад. Но люди поймут. Эти умные засланные казачки сделают вывод. А вот главного открытия даже эти умные ещё не сделали. Они по-прежнему считают, что на площадке пять игроков и вратарь. Они не догадались ещё, что борт — это шестой игрок и с ним вполне можно играть, и он может отдавать точный пас. Нужно только вспомнить физику, что угол падения равен углу отражения. Под каким углом шайба в борт пришла, точно под таким и уйдёт. Бильярд им в помощь. Все современные хоккеисты, в смысле «канадцы» они выходцы из русского хоккея. А там нет бортов, там просто брошены на лёд скамейки, которые очерчивают площадку, и не более. Никому в голову там не придёт воспользоваться бортом для передачи мяча партнёру. Тем более что мяч — не шайба, и он летает.

Фомин в молодёжке передачу через борт отрабатывал особо. И пытался это донести и до основного состава «Динамо». Медленно, но начали парни пользоваться этим приёмом.

Свисток судьи и Вовка поехал на вбрасывание в центр ледовой площадки. Он наблюдал за трактористами будущими, их казачки не оценили того момента, что московские команды берут клюшку уже все обратным хватом. Оценят и внедрят, даже сомнений нет, но сейчас ещё выезжают дзержинцы на вбрасывание, держа клюшку, как при игре.

Фомин легко выцарапал шайбу и между своих ног отправил её на Сергея Соловьёва, и рванул к воротам челябинцев на правые усы. Соловьёв, как и договаривались, послал сразу на Кузина. А вот с Валькой они на тренировках молодёжи пас через борт отрабатывали. Щелчок, борт и на приличной скорости шайба скользит мимо вставшего в позицию для удара Фомина. Замах. Вратарь всё же хорош у соперника, он среагировал. Присел и клюшкой прикрыл левый угол. Удар и шайба верхом устремляется в открытый правый угол. В девятку. Гол. И тут Вовка получает удар коньком по голени. Это дзержинец футбольным подкатом решил его срубить. Если бы не металлический щиток с подкладкой из войлока, переломал бы кость.

Фомин грохнулся на подкатчика. Намерение у дзержинца были очевидные — выключить навсегда Вовку из игры. Ничего не изменилось за год, главное оружие челябинцев — очень грубая игра. Потому и Фомин не церемонился, он, падая на противника, со всей силы и всеми своими восьмьюдесятью пятью килограммами вдарил локтём правой руки в лицо соперника. Хрясь. Нос точно сломал. Но как же болит нога.

Вовка поднялся с помощью Толмачёва и поехал на одной ноге к скамейке запасных. Облизнул языком подбородок. Так и есть — солёный. Губу все же не уберёг, опять порвал.

Глава 7

Событие девятнадцатое

Шайба: твёрдый резиновый диск, по которому бьют хоккеисты, если не могут ударить друг друга.

Джимми Каннон

Чернышёв смотрел, как легко получилось забить гол Артисту, и клял себя. Ну, вот чего устроил во втором периоде, почему не заменился. И себя и мужиков загнал и никакого толка. Есть вполне подготовленная вторая пятёрка, разве с защитой и на самом деле чуть проблема, но вот решил же её Фомин.

— Гол! Молодец, Артист! — подпрыгнул Аркадий Иванович вместе со всем стадионом, и тут защитник челябинцев Василий Беляев нырнул ногами вперёд и со всех сил саданул коньками Вовке по голени. — Гад! Сволочь!

Чернышёв вместе со всей командой бросился на лёд. И только в самый последний миг остановился и наоборот встал на пути динамовцев, даже пришлось Револьда Леонова на лёд уронить. Парочку оплеух дзержинцы всё же не успевшие отъехать получили, но на помощь тренеру пришли арбитры, и драку команда на команду удалось предотвратить.

А тут Фомина Толмачёв до скамейки довёз.

— Что нога? — растолкал мужиков, окруживших Вовку, Аркадий Иванович.

— В щиток попал. Болит. Ушиб. — Фомин снял маску. Мать её, ну и рожа, а ещё и в крови вся. Губу всё же задели ему при падении.

— Иди в раздевалку. В крови весь. — Чернышёв оглядел динамовцев, на льду четверо осталось. Ну, их-то менять точно рано, только кем Артиста заменить? — Револьд помоги ему. Отведи в раздевалку. Витька Климович, замени Артиста. Мужики, — он подозвал подъехавших к скамейке хоккеистов, что сейчас были на площадке. — В точности повторяете, что сейчас делали. Только вместо Фомина будет Клим. Если не получится, строите звезду.

Пока Аркадий Иванович раздавал команды, на площадке происходило интересное действо. Беляев по-прежнему лежал на льду, его перевернули и пытались оттащить к противоположному борту, но почему-то остановились и врач команды «Дзержинец» выскочил на площадку. Он чего-то повертелся вокруг лежащего на льду хоккеиста и подозвал арбитра. Вдвоём они всё же подняли Беляева, и под руки донесли до калитки. А там перевалили через борт.

Чернышёв решил проверить, что там творится. Но игроки «Дзержинца» его к своей скамейке не подпустили, и чуть не с кулаками набросились. Потом уже, подъехав, главный судья матча объяснил, что Беляев без сознания и из него чуть не литр крови вытек, вон весь лёд в крови. И точно, огромное чёрно-красное пятно чуть размазанное было на том месте, где лежал челябинец.

— Так он Артиста, тьфу, Фомина на себя уронил, наверное, задел при падении.

— Я видел. Локтём ему Артист ваш в нос попал. Специально, я думаю, но удалять Фомина не буду, а вот этого на десять минут удалю. Специально покалечить Фомина хотел. И рапорт напишу, чтобы его дисквалифицировали до конца сезона. И вы напишите. Действие было не спортивное и умышленное.

Чернышёв снова подъехал к стоящим у своих ворот игрокам «Динамо» и порадовал:

— Удаление будет. Так что против четверых играете. Соберитесь мужики.

Вовка в раздевалке был привален к стене и врач команды ваткой сначала, а потом мокрым бинтом смыл с подбородка и губ кровь.

— Жить будешь, только не долго, если так будешь к здоровью относиться, — продолжая смывать кровь, проговорил Исаак Абрамович. — Вот, ватку подержи у губы. Я пойду к себе за мазью. Ещё на площадку собираешься?

— Да я до дому не дойду. Губа не проблема, хоть и неприятно, мне коньками по голени врезали. — Вовка хотел поморщиться, но тут и губа о себе напомнила. Больно морщиться. Непруха.

— А ну-ка давай, посмотрим, — и доктор стал расшнуровывать ботинок.

На голени оказался приличный кровоподтёк. Исаак Абрамович Фельдман наложил на него компресс с мазью и в это время стадион взорвался второй раз, за то время, что Вовка сидел в раздевалке. Даже гадать не надо, что произошло. За челябинцев так бы болеть не стали. Выходит, сумели и сравнять счёт и даже вот только что вперёд выйти.

— Ну, хоть не зря красотой рисковал. Ай! — это Вовка попробовал над своей шуткой посмеяться. Губа была против.

— Перелома нет, трещина может быть, но тоже сомнительно. Сильный ушиб. Спасли тебя Фомин эти щитки. Хорошую ты штуку придумал.

В это время стадион снова взорвался криками и свистом. А ещё через минуту гул стал другим. Таким он бывает, когда арбитр свистит, возвещая окончание матча. Зрители радуются победе своей команды. Вскоре и динамовцы гурьбой гомонящей ввалились. Совсем другие люди, прямо ничего общего с теми проклинающими себя и водку мужиками, что выходили на третий период из раздевалки.

— Это обмыть надо! — Крикнул Фомин, когда все уже зашли и дверь за собой закрыли, отсекая клубы пара.

Гомонящий народ стал стихать.

— Артист, он и есть Артист. Вот, правильно всё сказал, а так и хочется ему по башке его зелёной дать. — Чернышёв показал Вовке кулак. — Молодой ты ещё. Не понимаешь, что такое для человека звание «Заслуженный мастер спорта». И что такое премия в пять с половиной тысяч рублей. Такое раз в жизни бывает. Матчей сотни ещё будет. — Аркадий Иванович махнул рукой.

— Так что не идём в ресторан? — хохотнул Поставнин.

— Не идём у нас послезавтра матч с летунами. Пусть они идут в ресторан. Они днём выиграли пропущенный матч у Спартака 3:1. А мы завтра полноценную тренировку проведём и отработаем приём, что сегодня у Артиста получился. Его ведь не будет на матче с летунами. Вон, нога вся красная и опухла. Придётся без палочки — выручалочки справляться.

Событие двадцатое

Вроде бы все наладилось: на работу устроился, машину купил, ипотеку погасил, деньги на Таиланд скопил, а тебе — бац, и 60 лет!

Домой Вовка попал уже после полуночи. И довёз его виновник этого опоздания. Или задержки? Только Вовка начал переодеваться, постанывая, как столетний дед, как в раздевалку вломился слегка поддатый Аполлонов. Растолкал довольно настойчиво голых и полуголых мужиков и пробился к извивающемуся на лавке Вовке. Извивался Фомин, пытаясь с себя одежду снять, и при этом ни голову не задеть, ни ногу.

— Что с ногой, зятёк? Что ты за человек такой. Вчера рожу начистили, сегодня ногу сломали. Несчастье ходячее, как за тебя дочь отдавать, ты её быстро вдовой сделаешь. И мне на кутью расходы. — Аркадий Николаевич нашёл глазами Аркадия Иваныча, — А ты старый пень чего над ребёнком издеваешься? Зачем его с такой рожей на поле выпустил?

— В хоккей играют настоящие мужчины! Трус не играет в хоккей! — за Чернышёва, спасая того, ответил Челенков.

— Настоящие? — Генерал осмотрел динамовцев голых в основном. — Ну, есть признаки. Ладно. У меня там машина с Сергеем, шофёра нового дали. Поехали, зятёк, отвезу тебя в Кащенко, пусть и ногу на рентгене посмотрят и голову заодно.

— Так с ногой… — начал Вовка.

— Я с врачом говорил, он не уверен. Может быть трещина. Зачем ты Наташке с трещиной?

— Аркадий Николаевич, не смешно в сотый раз. — Вовка попробовал поморщиться, показывая, насколько ему не смешно, но губа морщиться отказывалась. Болела и снова опухла.

— Не смешно ему. Аркадий, — выудил Аполлонов спрятавшегося за спины динамовцев Чернышёва, — Этого симулянта несмешного одеть и отнести к машине.

Бамс и Фомин уже в Кащенко. Пальцами нос позадевал, глаза позакатывал, какую-то несмешную скороговорку повторил и был признан симулянтом. Рентген тоже трещины не нашёл. Хотя вид рентгенолог имел потасканный, явно из-за стола с водочкой подняли и за шиворот притащили. Так что, вполне возможно, что он и не нашёл трещину, потому что не хотел искать.

После этого Аркадий Николаевич отвёз его домой. Сам помог подняться на второй этаж, и сам потом пять минут осматривал тётю Свету, выскочившую открывать в той самой ночнушке подергушке.

— Хм! Ты это, Володя, вот это видел? — Ну, так себе кулак. У Фомина раза в два больше.

— Это родственница матери. Тётка мне. — Всем нужно врать одинаково.

— Эх, мне бы тётку такую. Смотри. Узнаю… Лишу наследства. Ха-ха-ха. — Аполлонов развернулся телом, продолжая головой обозревать спрятавшуюся за штору тётю Свету.

— Утром… А да завтра девкам в школу. Тоню пришлю проведать.

— Хорошо.

— Хорошо ему. А «Динамо» каково? И если у тебя не заживёт нога к этому студенческому чемпионату. Пришлю к тебе завтра врача, какого поопытней, со спортом связанного. Пусть правильных мазей выпишет.

Вовка послушал, как топают унты тестюшки по лестнице в подъезде, и обратился к «тёте».

— Света, выходи. А, Сим-сим откройся.

— Чего?

— Это из книги.

— Вова, тебя опять избили? — «сожительница» вышла из-за шторы и присела перед сидящим на табуретке в прихожей Фоминым.

— Ух, ты!

— Тьфу, на тебя. Сейчас платье надену.

— Может не надо…

— Ну, не надо, так не надо.

Через полчаса разгорячённые лежали рядом на коротковатой генеральской кровати. Тётя напрыгалась и накричалась. Вовка пластом лежал и ойкал при слишков высоком прыжке. Нога тогда сама тоже постанывала вместе с наездницей.

— Света, а как же Третьяков? — чуть повернулся к сопевшей под боком швее-мотористке.

— Вовочка? Он хороший. Только он ребёнок совсем.

— Так ты за него замуж пойдёшь?

— Пойду, если позовёт. Вот только что это за жизнь семейная. Он в общаге мужской, а я где? Ты Володя подумал, где мне жить?

— Нда. Нет. Мне тут посоветовали купить дом, Сталин в прошлом году, а ну, теперь в позапрошлом постановление напечатал в газете. Там ипотеку дают на строительство своих домов.

— Что дают?

— Вон газета лежит на тумбочке. Подай и свет зажги.

Ох, блин. Лучше бы не зажигала.

— Нет. Давай читай. Потом!!! — Вырвалась наездница.

— «Установить, что строящиеся во втором полугодии 1946 года и в 1947 г. 50 650 индивидуальных жилых домов продаются в собственность рабочим, инженерно-техническим работникам и служащим предприятий по следующей цене: жилой дом двухкомнатный с кухней, деревянный рубленый — 8 тыс. руб. и каменный — 10 т. руб; жилой дом трёхкомнатный с кухней, деревянный рубленый — 10 т. руб. и каменный — 12 т. руб.

5. Для предоставления рабочим, инженерно-техническим работникам и служащим возможности приобретения в собственность жилого дома обязать Центральный Коммунальный Банк выдавать ссуду в размере 8-10 т. руб. покупающим двухкомнатный жилой дом со сроком погашения в 10 лет и 10–12 т. руб. покупающим трёхкомнатный жилой дом со сроком погашения в 12 лет с взиманием за пользование ссудой 1 % (одного процента) в год.

Обязать Министерство финансов СССР ассигновать на выдачу кредита рабочим, инженерно-техническим работникам и служащим до 1 миллиарда рублей.

Председатель Совета Министров Союза ССР И. СТАЛИН.

Управляющий Делами Совета Министров СССР Я. ЧАДАЕВ».

— Восемь тысяч рублей!!!??? Да где такие деньжищи взять? — схватилась за голову тётя.

— Ну, во-первых, ссуду дают, а во-вторых, Вовка только что получил вместе с зарплатой почти семь тысяч рублей. Я ему могу одолжить пять тысяч Можно купить каменный трёхкомнатный дом с кухней. Это как раз двенадцать тысяч рублей.

— Ох, Вовочка.

— А!

— Ой, Вовочка.

— Твою!!!

Событие двадцать первое

При храбром командире и трус храбрый.

У хорошего командира нет плохих солдат.

Каков сортир — таков и командир.

Мама Тоня прибыла обследовать гнездо разврата ни свет ни заря. Или лучше так — раным-раненько. Или вот так: поутру, ранним утром, спозаранок, чуть свет, раным-ранехонько, до петухов, раным-рано, раным-ранешенько, спозаранку, до света, с петухами, на заре.

А дальше строго по товарищу Островскому. Не этому — тому. Тому, который А. Н.

Вовка в школе милиции учился изредка и набегами, но задание-то получал, и вот в одном задание, по литературе, было — прочитать и написать сочинение по пьесе Островского «Свои люди — сочтёмся». Прочитал, чего в дороге не прочитать. Так приходит там Аграфена Кондратьевна в комнату и как давай с порога: «Так, так, бесстыдница! Как будто сердце чувствовало: ни свет ни заря, не поемши хлеба Божьего, да уж и за пляску тотчас»!

Одно слова только заменить надо. Вовка прихромал дверь открывать с гантелей в руке.

— Так, так, бесстыдник! (В трусах же сатиновых). Как будто сердце чувствовало: ни свет ни заря, не позавтракав даже и не выздоровев, уже за гирю свою хватаешься! Где эта тётя твоя? Почему котлетками жаренными с кухни не пахнет?

— Антонина…

— Сорок лет Антонина. Где она?

На начальственный рык из своих комнат в коридор высунули личики и Стеша, а Степанида Григорьевна и Светлана…? А как тётю по отчеству? И тётя Света. Фу, слава богу, тётя была не в рубашонке выше колена, а в халате генеральском.

— Ты чего, родственница, за больным не ухаживаешь, не кормишь его, и чего он с утра пораньше с гирей тут на одной ноге скачет. Ему покой и нормальное питание нужно. — Она глянула на контингент вверенный генеральским взглядом. — Вова марш в постель. Стеша, разводи огонь. Холодно у вас, и я котлеты принесла с пюре, нужно разогреть. Я-то, в отличие от вас, до полночи вчера стряпала, как узнала от Аркадия, что с Вовой приключилось.

Надо же?! Стеша не махнула рукой и не послала пришлую генеральшу по матушке. Она шмыгнула на кухню. Всё же генеральство — это заразно. Как там: «С кем поведёшься от того и наберёшься». Нужно сразу с генералами водиться.

— А ты родственница чего стоишь, как в гостях. Переодевайся, сейчас, уборку будем делать, он вон голыми ногами по грязному полу скачет.

И это была правда. Вовка был в валенках вчера и перед домом дворник песка насыпал, густо-густо, и этот песок к растаявшему на валенках в машине снегу прилип и приличную жменю его Фомин вчера с собой занёс в квартиру, и пока прыгал на одной ноге, пытаясь разуться, весь песок по коридору рассыпался. Стеша бы бросилась прибираться, но Аполлонов привёз Вовку за полночь и спала уже другого генерала родственница, а так как глуховата, то и не слышала, как они припёрлись. Опять же приличная звукоизоляция в квартире. Умели раньше толстые стены строить.

Антонина Павловна сунула тёте Свете в руку сумку с кастрюльками, звякнувшими, и остановилась перед наблюдавшим умильно за этой сценой, перенятия руководством частью, Фоминым.

— Ох, Вова, ну, как же так, ты посмотри на себя в зеркало…

Договорить обличительную речь генеральше не дали. В дверь настойчиво забарабанили.

— Кого это может принести в такую рань?! — Осуждающе глянула на Фомина тёща будущая.

Она открыла дверь и удивлённо уставилась на ломанувшуюся в квартиру дивчулю в шубке цигейковой и клубах морозного пара.

— Вы, девушка кто? — далеко пройти ей тёща не дала.

— Это — врач нашей команды — Галина Шалимова.

— Володя, я вчера не смогла к тебе пробиться. Тебя увезли сразу. Решила сегодня до работы заскочить, — стала расстёгивать шубку Галину.

— Домой? — это мама Тоня приревновала.

— Антонина Павловна. Мама Тоня, Галина замужем за нашим футболистом Виктором Шалимовым. И она лучший массажист в стране. Может мне ногу…

— Садись, сейчас посмотрю, — подала шубу Аполлоновой Шалимова.

А ведь доктора они с генеральшами на одной ступеньке по командным возможностям. Проигнорировала докторша генеральшу.

Тут в дверь снова забарабанили. И ещё настойчивей. Прямо ну, очень настойчиво. Вовка уже усевшийся на табурет подскочил, но его в четыре руки поймали, прикрыли голые коленки шубкой. Холодно блин. И уже две командирши пошли открывать дверь. А там…

Вона, чё оказывается и на двух генеральш укорот найдётся. На пороге во всё тех же клубах морозного воздуха стоял ещё один генерал. Настоящий.

Глава 8

Событие двадцать второе

Иметь собственный дом, удобный и уютный, где можно почувствовать себя защищённым, любимым и счастливым, мечтает любое живое существо.

Олег Рой

Фёдор Челенков с наступлением зимы оценил всю прелестьбудущего. В домах в будущем этом есть канализация, есть краны с горячей и холодной водой, а в зимнее, осеннее и весеннее время по батареям совершенно бесшумно циркулирует, волшебным образом попадающая туда, горячая вода. В жару же можно врубить кондиционер. Почти во всех гостиницах, ладно, отелях есть. И в автобусах есть, и в поездах, и в самолётах, и даже в каждом автомобиле. Кроме старых советских. Кондиционеризация всей страны. Всех стран. А тут в доме генеральским стоит буржуйка в комнате, стоит дровяная печь на кухне, и стоит сарай дровяник на улице, где для каждого жильца есть свой выделенный с отдельной дверью сарайчик, и там хранится запас дров или угля, точнее и того и другого. Уголь без дров не будет гореть, сначала дровами нужно печь раскочегарить и только потом туда можно уголь загружать. Естественно в подъезде нет батарей и там не сильно теплее, чем на улице.

Да, во многих домах в Москве уже эти удобства появились, ну, разве с кондиционерами побежали. Есть у Аполлоновых и горячая вода, и батареи горячущие зимой. Генерал-лейтенанту Пономарёву Ивану Михайловичу, назначенному начальником Политуправления Советских Оккупационных войск в Германии, к Вовкиному сожалению этих благ не достались. Вроде бы, в плане на ближайшее будущее есть строительство котельной во дворе, но планами греться тяжело. Ими можно только душу греть. А Советская власть души в человеке не нашла. Хорошо хоть по указанию Василия Сталина в квартиру, где Фомин теперь обитает, бросили воздушный кабель отдельной линией и проводку в комнатах и кухне поменяли на более толстую. Провод накручен на специальные цоколи катушечки, и когда рабочие меняли, то стены прилично покоцали, Вовка все раздумывал, нужно ли ему ремонт в чужой квартире делать. Решился. Да, всё руки не доходили.

Сейчас, прыгая на одной ноге за ворвавшимся в квартиру вместе с клубами морозного воздуха генералом по комнатам, опять Челенков себе дал поручение выделить денег и нанять людей чуть подштукатурить стены, где неаккуратно старый провод выдирали и побелить потом. Стены и без того прилично затёрты. Сейчас все белят мелом, а он легко осыпается и стирается при малейшем прикосновении. Невзрачно генеральская квартирка из-за этого смотрится. Так не своя же.

— Чего ты прыгаешь, Фомин? — остановился, наконец, в кухне Власик и повернулся к Вовке.

— Вчера на игре коньками по ноге получил. — Вовка, опираясь на стол, встал прямо. Власик был ниже Фомина сантиметров на двадцать — двадцать пять. Невысокий, весь белый, в смысле, седой, полненький человечек с деревенским таким лицом, благодушным, а хотелось при этом вытянуться рядом с ним и видеть грудь четвёртого человека.

— И что ходить не можешь? — Николай Сидорович чуть наклонился, разглядывая опухшую и посиневшую ногу Фомина, торчащую из трусов.

— Никак нет. Только прыгать на одной ноге.

— Никак нет… Смешно. Ах, да, ты же сейчас целый лейтенант. Дела! Чудит Василий Иосифович. Его дело. Лишь бы стране не во вред. Вчера мне принесли подборку статей в газетах про тебя Фомин. И справку с «Мелодии». Удивительный ты человек, Владимир Павлович. Загадка.

— Молния…

— Да, я ничего и не говорил. Что не американский шпион точно. Люди Лаврентия Павловича каждый твой чих проверили. Просто интересная загадка. Ладно. Я чего припёрся в такую рань. Собирайся, со мной поедешь. Там МУР с сотню человек арестовал, будем опознание устраивать. Три десятка человек без малого признались, что тебя у этого дома ограбить хотела. Синяки не у всех, хотя свежих полно. На пользу им. А человек десять подходят под твоё описание.

— Так…

— Ерунда, одевайся, донесём до машины. Или сам допрыгаешь, можешь же на одной ноге прыгать и на кровати скакать. Смешно ты, Фомин, краснеешь. Рожа сине-зелёная, а уши красные. Одну женщину знаю, кто две остальные?

— Врач команда, точнее фельдшер команды «Динамо» Галина Шалимова и …

— Слышал… Тётка твоя из Куйбышева. Светлана Порамонова.

— Светлана. Так точно товарищ генерал. А…

— Б. Одевайся. Время дорого.

Галина грудью третьего размера встала на защиту Вовки и не пустила его никуда, пока мазью ногу не намазала и не перебинтовала. А Стеша совершила за это же время чудо. Она гаркнула в своей глуховатой манере на одного из пришедших с Власиком лейтенантов и тот, подставив табурет, залез на антресоли и нашёл роскошную, возможно даже с серебряным наконечником и держалкой для руки в виде собаки трость чёрного дерева.

— Иван Михайлович ранен был, — пояснила она женщинам.

Власик трость у Вовки отобрал и чего-то там поверну, щёлк, и оказалось что внутри клинок, сантиметров пятьдесят, четырёхгранный. Шпага, наверное.

— Ну, если к Василию Иосифовичу, то без него… А так пользуйся. Даже после выздоровления рекомендую вечер с ней гулять. — Николай Сидорович вставил клинок на место и провернул, на голову собаке нажав. Щёлк, и опять обычна красивая трость.

Вовка попробовал. Нет. Трость здесь не помощник. Он на ногу тупо наступить не может, тут костыль нужен. Трость только прыгать на одной ноге мешает. О чём Челенков главному охраннику товарища Сталина и поведал.

Власик кивнул, сам за попытками наблюдал.

— Игнатьев, Очёсов, подняли лейтенанта и понесли к машине, — и, оглядев женщин столпившихся в прихожей, остановил взгляд на тёте Свете. — Пальто мне нравится, что вы сшили Фомину, приеду на днях, закажу себе.

Событие двадцать третье

— Что там сегодня в Большом?

— Дают оперу.

— Везет оперу!

МУР, где находится в стране победившего Социализма, знает каждая собака. Может, во времена Фомина ещё не каждая… Ещё не вышел на широкие и голубые экраны фильм Петровка 38. Лет через тридцать фильм снимут. Юлиан Семёнов сейчас ещё семнадцатилетний пацан, и даже отца его — рьяного пособника Бухарина ещё не арестовали и калекой в тюрьме не сделали. Петровка 38 находится в центре Москвы, совсем и не далеко от дома генерала Пономарёва. Через пятнадцать минут были на месте. Там огромного Фомина, кряхтя, подхватили под руки два в целом довольно тщедушный лейтенанта и по широкой лестнице винтовой подняли на третий этаж. Кабинетом это помещение назвать можно с натяжкой. В приличном помещении стоит один длинный стол и перед ним на противоположной стороне скамья во всю стену. Перед столом три стула. На один Вовку и взгромоздили. Ногу при этом разбередили. Два раза лейтенант Игнатьев её задевал своей. Повороты крутые в МУРе на лестнице.

На соседнем стуле сидел, прикрыв глаза, майор Кузьмин — начальник убойного отдела. Все эти три дня не ходи к семи гадалкам вытаскивали с малин и прочих злачных мест бандитов по всей Москве, проводили экспресс допрос и, выбив адрес других работников ножа и кастета, ехали по этим адресам. Помогали ли люди Власика. Да, тоже к гадалкам не нужно обращаться. Приказ исходил от самого Сталина и «превратно» понимать его дураков нет. Сказал вождь найти. Нашли. Всю Москву чекисты и опера на уши поставили. Потом ещё окончательные допросы и сличение «признавшихся» со словестным портретом, что дал Фомин. Вот, теперь всего десяток остался.

— Доброе утро, — Вовка кивнул бросившему на него косой взгляд муровцу.

— Начинайте! — хриплым, точно как у Жеглова, голосом распорядился начальник убойного отдела.

В кабинет зашёл мужик в форме капитана и сел на третий стул, с собой принёс несколько листков бумаги желтоватой и чернильницу с ручкой. И на этом действо закончилось. Минут пять ничего не происходило. Потом зашёл Власик со стулом в руке, угнездился на самом краю стола и кивнул головой стоящему в дверях лейтенанту. Тот скрылся и вот только после этого в кабинет завели четверых «подозреваемых».

Нда, теперь Вовка Власика понял. Фингалы были у всех четверых. Рожи у товарищей были даже похлеще обработаны, чем у самого Фомина. Можно сказать, один сплошной синяк вместо лица. И носы опухшие и свёрнутые в основном, и губы в запёкшейся крови. Родственные души.

— Смотри, Фомин, узнаешь кого? — повернулся как-то всем телом к нему майор Кузьмин.

Вовка, пока ехали в машине по улицам Москвы, пытался представить тех бандитов, что на него напали. А чёрт его знает? Нет, длинного должен узнать, а вот маленького в полушубке с ножом он толком и не рассмотрел. Сейчас длинный был один из четверых заведённых в комнату. Это был не тот, хоть и темно было, но всё же мужик был молодой, лет тридцати, а этот с сединой на висках и усики тоже седые. Не было усов на налётчике, и моложе был. Трое других были явно ниже ростом, был ли среди них коротышка с ножом? Фомин вгляделся в крайнего. Если только он. Щёчки были у того.

— Ну, что, Фомин, узнаешь кого? — толкнул его плечом Николай Сидорович.

— Крайний справа может быть… Выведите их. Можно?

— Увести! — скомандовал начальник убойного отдела, и двое милиционеров, что остались у дверей, толчками выпроводили подозреваемых.

— Товарищ майор, длинный точно не тот. На меня напал мужчина лет тридцати не больше. А вот крайний слева мог быть тем, что был с ножом. Но точно я не уверен. Я его мельком видел. И он не был так побит.

— Ха-ха. — Власик невесело, хохотнул. — Что их лечить теперь и на усиленное питание поставить. Ладно, майор, заводи следующих.

Вовка запаниковал. Все трое были низкого роста, и боксёра среди них точно не было. А вот маленький? Двое могли им быть. Они были примерно того же возраста и упитанные. И тоже все красно-синие у одного серьёзно опухло левое ухо.

— Ну, что, Фомин? — майор вполне нейтрально спросил, а Вовка ещё больше разволновался.

— Давайте следующих.

— Давайте. Афанасьев, этих уводите, и давай следующих.

Увели, дали.

И Вовка облегчённо вздохнул. Длинный боксёр точно стоял третьим. Прямо от сердца отлегло.

— Третий слева. С ним я боролся и дрался.

— Всех посмотри, — охладил его энтузиазм. Власик.

Вовка присмотрелся к трём оставшимся. А ведь вон тот, что стоит рядом с боксёром, очень похож. Фомин представил его в полушубке. Очень.

— Второй очень похож на того, что был с ножом.

— Уводи, Афанасьев.

Бандитов увели, а майор уже другим голосом, можно сказать отеческим и обрадованным поинтересовался.

— Уверен? Темно же было.

— В длинном уверен, товарищ майор. С низким похуже. Но больше всех остальных похож.

— Лады. Сейчас капитан протокол напишет, подпишешь и свободен.

— А я…

— Не ссы, Володя, домой отвезём, — Власик тоже, сразу видно, обрадовался, что эта эпопея с бандитами закончена. Явно не в своей тарелке был, и не своим делом занимался.

— А что будет с остальными? — Челенков надеялся, что как в фильме «Ликвидация», проредят преступность в Москве.

— Да, уж не бойся, назад не отпустим. На каждом куча преступлений, а на многих и трупов. Все по заслугам получат. Радуйся. Теперь по своему двору можешь среди ночи с девушками шастать некоторое время. Тишина будет в вашем районе.

Событие двадцать четвёртое

Было время и были подвалы,

Было дело и цены снижали.

И текли, куда надо, каналы

И в конце, куда надо, впадали.

В. Высоцкий

Вовка Фомин сидел в сатиновых трусах в кресле возле радиоприёмника «Рекорд» и чертыхался. И не качество звучания было тому причиной. Причиной было качество игры. Про сам приёмник, доставшийся Фомину за кучу денег и по большому блату, стоит упомянуть особо. Сходить, как во времена Фёдора Фёдоровича Челенкова, и купить в магазине радиотоваров приёмник невозможно в 1948 году. Их нет в простых магазинах и, вообще, очень мало приёмников у граждан СССР. Ну, во-первых, львиную долю приёмников изъяли во время войны у граждан для нужд армии. Во-вторых, из-за иностранной пропаганды, проклятые империалисты в 1946 году на английской «Би-би-си» начали транслировать передачи на русском языке. Поэтому возвращать радио москвичам власти не спешили.

Ещё и не все сложности с радио. Если граждане страны успели всё же купить себе новый экземпляр приёмника, то его требовалось обязательно регистрировать. Сделать это нужно было в почтовых отделениях по месту жительства. По закону, для этого отводилось 3 дня с момента приобретения. А если нет? Не пошёл счастливый обладатель новенького «Рекорда» на почту и не встал на учёт? Тогда штраф 50 рублей.

Ну, это всё потом, сначала нужно ещё умудриться купить. Простым людям купить радио было трудно. Для этого требовалось иметь доступ в магазин «Особторга». Товары там стоили намного дороже, чем везде. Вот цены с которыми столкнулся Фомин, получив доступ туда, после звонка Аркадия Николаевича: фотоаппарат «ФЭД-1» — 1100 рублей; патефон модели «ПТ-3» — 900 рублей, а за радиоприёмник «Рекорд — 47» пришлось Вовке выложить 600 рублей. При этом средняя зарплата после денежной реформы 1947 года составляла от 500 до 700 рублей.

Даже звонок Аполлонова не позволил Вовке прийти, выложить огромные деньги и забрать эту маленькую коробочку. Хрен там, пришлось месяц почти стоять в очереди. Всё выпускаемые в СССР приёмники шли налево. В конце марта 1946 года по решению Совета Министров СССР и ЦК ВКП (б) для секретарей райкомов партии, комсомола, также председателей исполкомов выделили 30 тысяч радиоприёмников. Из расчёта по 5 штук на каждый район. Эти заказы в первую очередь заводы и удовлетворяли.

Сейчас Фомин сидел в кресле перед приёмником, установленным на подоконнике, чтобы можно было через форточку выбросить антенну проволочную за окно и привязать к большущей липе, растущей возле дома. Сидел Вовка в домашних трусах на трезвую голову и был закутан в одеяло. И не было в квартире холодно. Стеша обе печи натопила, и двадцатиградусный мороз сковывал окна с той стороны, почти в квартиру генеральскую не проникая. Окна были проклеены полосками бумаги, а между рамами напихали они со Степанидой Гавриловной вату. Только от форточки и из-под подоконника чуть сквозило, но жар от двух печей эти попытки деда Мороза проникнуть в квартиру пресекал. В одеяло Фомин был закутан, так как в доме находилось три представительницы прекрасного пола, а он вынужден был ходить без штанов. Ну, Стеша его в трусах видела, тут не страшно. Тётя Света его и без трусов даже видела, а трусы сама по Вовкиным эскизам сшила, уж больно вещь, продаваемая под этим названием в магазине, была страхолюдная. Туда можно и трёх Вовок запихать, а Третьяковых глистообразных и восьмерых. Фёдор Фёдорович напрягся и вспомнил спортивные спартаковские трусы восьмидесятых годов. Тогда в спортивную моду вошли трусы короткие и в обтяжку. Ну, и покреативил чуток. Почему трусы должны быть чёрные или тёмно-синие и сатиновые. Добыл Фомин в магазине перед поездкой в Куйбышев белой и красной хлопчатой и шёлковой ткани и Света ему сшила настоящие спортивные спартаковские трусы.

Всё дело в третьей представительнице прекрасного пола. Перед Наташей Аполлоновой ходить в бело-красных трусах в обтяжку было стрёмно. На поле не стрёмно, на пляже не стрёмно… А в квартире полное не комильфо. Парадокс.

Утром опять не свет ни заря, и далее по списку, с петухами, в общем, пришла Галина Шалимова и сделала массаж ноги, выше колена, сняла старую повязку с мазями и, наложив новую мазь, вновь бинтами замотала всю голень. Вовка уже пробовал в трико забинтованную ногу сунуть, но они были узковаты, бинт стал задираться и Фомин на это дело плюнул, походит несколько дней в трусах. А тут после обеда заявилась Наташа. Плакаться. Вовка дверь открыл, дохромав уже с помощью трости, а там чудо в клубах морозных и ойкает. Вот и пришлось закутываться.

По радио «рекордному» Синявский кричал на всю квартиру. Страсти там, на малой арене стадиона «Динамо» кипели не шуточные. И матч был совсем не проходной. И Фомин должен был быть там. А он сидел и чертыхался. Чернышёв всё на этот раз делал правильно. Он менял пятёрки каждые две три минуты, он организовывал «системы» и «звёзды», он устраивал «квадрат» при игре в меньшинстве. Он… Он всё делал на пять балов. И команда играла тоже на пятёрку, по крайней мере, так говорил Синявский, и это следовало из того, что слышалось из «Рекорда».

Только с противоположной стороны были не мальчики для битья. А самим Чернышёвым и Фоминым обученные «Сталинские соколы». Противопоставить мастерству тройки форвардов Зденек Зикмунд — Иван Новиков — Юрий Тарасов, динамовцам в этот раз было нечего. Сами на свою голову её сделали лучшей в СССР, а может и в мире. Со страшной силой не хватало на площадке Фомина с его весом и скоростью, с его умением понять, что идёт не так и оказаться в нужной точке в нужный момент.

Динамо не проигрывало. Оно не выигрывало. Счёт почти всю игра был равным. Только Юрий Тарасов открыл счёт, как сам Чернышёв его сравнял. И рубка весь остаток первого периода без голов. Во втором в самом начале отличился Зденек Зикмунд. Чех уроки Вовки усвоил, он щелчком оторвал шайбу ото льда и запустил в девятку правую. Третьяков среагировал, как говорил…Как кричал Синявский и отбить успел шайбу назад на площадку, но Зденек рванувшийся к воротам её низом между щитков Третьякова в ворота запихал выверенным бильярдным ударом. Не, не другим концом клюшки — точным ударом. Прямо в малюсенькую лузу, в просвет между щитками.

Через минуту молодой, играющий всего второй матч за основу «Динамо» Валька Кузин совершил сольный проход к воротам с центра поля и переиграл вратаря «лётчиков» Николай Исаев. Он замахнулся, изобразил удар, и катнул легонько шайбу набегающему Николаю Медведеву. 2:2.

И опять жёсткая борьба до конца периода. Безрезультатная. Равные по силе команды на площадке.

Сейчас шёл третий период и опять всё под копирку. В самом начале, буквально первая же атака ВВС МВО закончилась взятием ворот Третьякова. На этот раз под очень острым углом забил Иван Новиков с подачи Юрия Тарасова. И сразу ответ «Динамо». На этот раз Валька забросил сам с подачи Чернышёва.

Тут-то Наташа и пришла. Фомин завернулся в одеяло, чмокнул её в щёчку и попросил подождать десяток минут. Со Стешей пообщаться или с тётей Светой, но начинающаяся артистка других женщин проигнорировала, и села на табурет рядом с Вовкой, дуться. Она ему о своих проблемах пришла поплакаться, а он радио предпочтение отдаёт.

Глава 9

Событие двадцать пятое

Кто стоит высоко и у всех на виду, не должен позволять себе порывистых движений.

Наполеон I Бонапарт

Я всегда была популярна. Правда, не все об этом знали.

Леди Гага

Горе было горькое. Да, даже ещё горше. У начинающей кинодивы. Есть же шкала для определения остроты перца. Фамилией англичанина её придумавшего обзывается. Если Челенков не путает, то называется шкала Сковелла. В Мексике им в ресторане гид рассказывал. Может, и не Сковелла, а Сковилла, лет прилично прошло, да ещё молния в голову шарахнула. Мог и перепутать пару букв. Не важно. Главное — шкала такая есть. Вот и шкала по горькости горя просто обязана быть. И по ней вчера Наташа получила десять балов из десяти. Горше горя уже не бывает. А обида в балах по какой-нибудь шкале измеряется? По этой шкале Наташик обиделась на будущую мировую звезду, на сто балов из ста.

А виновата во всем мама Тоня. Вовка тоже, конечно, виноват. Потакал. Ну, чего теперь, теперь нужно силы прикладывать, чтобы ситуацию развернуть и доказать будущей звезде, что есть и звездатей. Тут ведь только десять процентов — это талант. Ещё десять — труд, а восемьдесят процентов — это реклама. О чём товарищ Любимов и знать-то не знает.

Теперь по порядку. Хотя, можно и с конца. Вчера мама Тоня, она же Антонина Павловна Аполлонова залучила в свои тенета актёра известного, чтобы будущая, а ныне просто восходящая звезда прослушала дочку. Дочка не пела, она басню читала. Весной Наташа закончит одиннадцатый класс, и Антонина Павловна решила, что дочь будет поступать в Щуку. На самом деле это учебное заведение называется длинно: «Театральный институт имени Бориса Щукина при Государственном академическом театре имени Евгения Вахтангова». Ну, подняла старшая Аполлонова кое-какие связи и им посоветовали устроить дочери прослушивание предварительное. Пусть один из актёров этого театра и прослушает девочку. Вдруг у неё не всё хорошо с талантом? Опять подняли связи, и нашли не кого-то там, а восходящую звезду этого театра — Юрия Петровича Любимова.

Домой пришёл Юрий Петрович к Аполлоновым, пока папы дома нет.

Наташа, как и положено, выучила басню «Стрекоза и муравей» и от души прочитала её товарищу Любимову. А этот, с позволения сказать, будущая звезда, и скажи при маме, дочери и даже при папе, который неожиданно нагрянул, что нет у девочки таланта лицедейства. Кич и пафос есть, а таланта нет.

В душе Вовка даже, когда вся в слезах Наташа позвонила вчера, обрадовался. Ну, его нафиг — иметь жену актрису. Что это за жизнь, он в разъездах, она на гастролях и съёмках. Но это в душе, так же не скажешь ни самой начинающей актрисе, ни, тем более, маме Тоне. Это двух врагов сразу наживёшь. Есть ещё нюанс в этом деле весёлый. Прямо прикольный. Любимову видимо не сказали, кто такая Наташа Аполлонова. А если и сказали, то не то, что нужно. Ну, там сообщили, что она дочь генерал-полковника и Сталинского сатрапа, из-за которого родители Любимого были арестованы и репрессированы, а теперь председателя Спорткомитета, то есть почти министра. Золотая молодёжь. Мажорка полная. Хоть и худая.

А про то, что Наташа Аполлонова снялась уже у режиссёра Альберта Александровича Гендельштейна, который к тому ещё и зять Утёсова, в двух клипах, которые 9 мая выйдут на большой экран, так как высочайше утверждены самим Сталиным, и сейчас снимается в полнометражной кинокартине «Футбольный урок», где у неё приличная по времени и значимости роль спортсменки и сестры главного героя, товарищу Любимову видимо не сказали. Или он полный дебил. Сталин посмотрел клипы и прослезился, а Любимов говорит кич и пафос. На кого попёр!!!

Это так Вовка Наташу успокоил. С фильмом получилось как всегда… Пока были погоды, его утверждали, резали, переписывали сценарий, сокращали и снимали в помещении. А когда дошло дело до съёмок самих финтов футбольных на поле, то на этом поле вместо зелёной травки оказался снег. Ну, полная неожиданность. И вот теперь, медленно, никуда не торопясь снимали сцены в квартире, школе, на стадионе, там, где можно во внутренних помещениях снимать, в кабинете тренера, в раздевалке, и тому подобное. А основные съёмки начнутся в мае в Крыму, где трава уже должна быть зелёной, а закончатся в июне в Москве на стадионе «Динамо». Всё же стадион «Динамо» в сценарии занимает ведущую роль. А его не подделать. Профиль запоминающийся.

То, что фильм про футбольные финты будет иметь колоссальный успех в СССР, даже можно не сомневаться. Ещё и знаменитый «Пираты XX века» превзойдёт по посещаемости. Каждый мальчишка страны сходит по десять раз, чтобы запомнить эти финты. И не стоит сомневаться и в том, что фильм купят не меньше ста стран. Да, все купят, сколько их сейчас есть. Футбол самый популярный вид спорта в мире, и украсть наработку ведущей спортивной державы, а таковой СССР является, и будет признан всеми странами после чемпионата мира, захотят все страны на земном шарике.

С одной стороны хорошо. СССР будет авторитетом в футболе и получит за продажу этого фильма огромные деньги, которые Аполлонов может пустить на строительство стадионов и открытие детских секций, да на финансирование турнира «Кожаный мяч», наконец. Плохо, то, что пять финтов из будущего уйдёт гулять по миру. Челенков себя только тем утешал, что все в мире знают финт Зидана, но это не сделало всех знатоков этих великими футболистами. Знать финт и применять его в игре, когда к тебе, в намерении ударить обязательно по ногам, бегут двое соперников — это разные разности.

— Наташик, знаешь, что самое интересное? — прослушав до конца репортаж Синявского, — поддёрнул носик рёве-корове Фомин.

— У!

— Этот Любимов будет поражён в один из дней, через полгода. Не так. Он будет в самое сердце уязвлён, целую неделю. Вся страна будет ломиться в кинотеатры на фильм с твоим участием, а в театре этом имени товарища Вахтангова будет девять десятых пустых мест. Придут только старые грымзы, завзятые театралки. Он же не понимает, что против Ленина попёр. А Владимир Ильич что сказал?

— Что? — глаза круглые зелёные.

— Из всех искусств для нас важнейшим является кино. За тебя в этой Щуке биться будут все преподаватели смертным боем. Каждому захочется, чтобы в его группе оказалась та самая известная кинодива — Аполлонова. Ты можешь эту басню через губу с малоросским акцентом читать, а они в приёмной комиссии овации устроят.

— Правда?

— Зуб даю. — Блин. Вот дал же бог девочке глаза. Таких, вообще, больше нет ни у кого в мире. Особенно, когда Наташа смотрит на свет, как сейчас. Зрачок сужается, и радужка становится широкой и ярко-зелёной. Словно линзы вставили, совершенно нечеловеческие глаза. В такие страшно смотреться. Такие нужно целовать, чтобы промокнуть слезинки.

Юрий Любимов в те годы

Событие двадцать шестое

Есть блат — не нужен булат.

Если не в деньгах счастье, то отдайте их соседу.

Жюль Ренар

День вообще насыщенным выдался. Матч этот по радио валидольный, закончившийся вничью 4:4. Потом Наташа на пороге, уходя, столкнулась с генерал-лейтенантом Власиком. И Фомин никоим образом к визиту начальника охраны Сталина не был причастен. Николай Сидорович пришёл, как и обещал, к тёте Свете, хотел иметь пальто, как у Вовки. И костюм, как у Вовки, и рубашку, как у Фомина.

Света с утра из своей комнаты носа не казала, была страшно занята. Она пыталась сшить Третьякову пальто. Вовка длинный в деньгах купался, в прямом смысле этого слова. Он получал зарплату милиционера и побывал уже на двух международных турнирах, после чего их завалили премиями. И Третьяков эти деньги практически не тратил. Он их на книжку складывал, а ходил в телогрейке, если надо было куда-то идти на гражданке, или в милицейской форме, если нужно было идти на стадион. При этом у него под нарами в общаге, в чемодане, лежала одежда, что им пошили для поездки в Югославию, Ну, это летняя одежда, ладно, пусть лежит до лета, и там же лежали пальто и костюм из Швейцарско-Парижского турне.

— Ты почему не ходишь в этом пальто? — спросил его пару дней назад Фомин.

— Ага, ещё порежут, как тебе.

— А Света? Она думает, что ты не имеешь ничего кроме этой старой телогрейки.

— Пусть сошьёт, — потупился этот ребёнок двухметровый.

Фомин извилинами пошевелил. Вона чё! Это так Третьяков к себе девушку привязывает. Оденет его беднягу раздетого — разутого, потом котлетками будет кормить, голодного. А потом согреет — холодного. Семейная, так сказать, жизнь. Ладно, их дело.

— Фомин, а ты знаешь, сколько Вовочка потратил на материал? — утром вместо здрасьте огорошила его тётя Света.

— Материал дорогой.

— Дорогой! Он очень дорогой. Шерстяная ткань, что пошла на пальто, стоит почти триста рублей метр, шёлк и бязь на рубашки дешевле, но всё одно шёлк — 137 рублей метр. А бостон на костюм, что он купил в коммерческом магазине, стоит вообще шестьсот рублей за метр. Он две тысячи рублей с лишним на материал потратил.

— Третьяков парень богатый…

— А домик трёхкомнатный? — тётя Света ещё та рыбина. Уже, наверное, мебель мысленно расставляет.

— Мы скоро поедем в Чехословакию, уверен, что там эти деньги заработаем. Особенно Третьяков. Это уникум просто. Ему равных нет в стране.

— Хорошо…

— Слушай, Света, а скажи мне, существуют какие-то общие расценки на твою работу? Ну, в смысле подпольные. Не в ателье.

— В Москве не знаю, а в Куйбышеве могу сказать.

— Так скажи.

— Цены примерно такие… — швея — подпольщица задумалась на пару секунд, — Пошить блузку — тридцать рублей, юбку — двадцать пять, а если на подкладке, то тоже тридцать.

Платье — сорок рублей. А если нарядное платье с кружавчиками и воланами всякими, то пятьдесят рублей. Брюки, где-то сорок рублей, может пятьдесят в зависимости от фасона. Пиджак пятьдесят рублей. Самое дорогое — это пальто, там от ста рублей и до четырёхсот в зависимости от материала и воротника. Ну, и если перелицевать нужно старое.

Вовка прикинул в голове, сколько может тогда швея за месяц заработать. Выходило, что зря весь народ швеям завидует. Работают день и ночь, зрение портят, с освящением сейчас так себе и в результате заработает еле-еле на питание и чтобы самой одеться. Это пальто за сто рублей ещё ведь сшить надо, это не один день трудиться придётся.

Вот сейчас она ведь и днём и ночью строчить будет, чтобы Власику кучу одежды пошить, и ни копейки сверху не возьмёт. А то и занизит цену. Зато, какой блат. Нужно надеяться, что Николай Сидорович добро помнит, и, если тётя Света попадётся при облаве какой очередной, как тунеядка, то замолвит словечко за неё в милиции. Ну, понятно, если узнает об этом.

Про тунеядство нужно срочно подумать. Фомин попытался по своей комнате походить без тросточки. В принципе плохо пока, но уже гораздо лучше, чем в прошлое утро. То ли мазь работает, то ли молодой организм, но синяк уже и посинел и даже местами пожелтел и при опоре на ногу не острая боль обжигает, а так, ноет. Если к утру ещё полегчает, то нужно будет съездить к старшему закройщику ателье «Радуга» Исааку Яковлевичу Розенфельду. Может, у них там, в ателье, есть фишка, как это называется, швея надомница? которой работу приносят, а потом готовое забирают. Будет немного для ателье строчить и числиться там, то есть, иметь официальную работу, и запись в трудовой книжке, а через Аполлонова можно попробовать и временную прописку, а то и постоянную ей сделать. Они же теперь будут всё семьёй у тёти Светы одеваться. Пусть порадеет о близком человеке.

Событие двадцать седьмое

Из телерепортажа с хоккейного матча:

— Проброс вдоль ворот. Короткая передача! Удар!! Шайба летит в комментаторскую кабину!!! … … Шфишток и шмена шоштафа…

Чуда не произошло. Утром Фомин попытался встать и одеться для выхода на мороз. И хрень получилась. Он даже без палочки до ванной дохромал, потом до кухни, где позавтракал, сунув контейнер в микроволновку с пюрешкой и котлетой на косточке. Ну, нет, так нет. Достал из-за форточки сетку с колбасой и попробовал отрезать кусок, чтобы бутерброд сделать. И, как и с микроволновкой — полный облом. Январские почти тридцатиградусные морозы превратили колбасу в камень. Тут не нож нужен, а дисковая пила с алмазным напылением. Опять нет?! Что за жизнь-то такая?! При этом колбаса чуть оттаяла, пока он с ней мучился по наружи и, выскользнув из-под ножа, проскользила по столешнице и свалилась на пол с грохотом, перебудившем весь дом. Прибежала в своей подергушке тётя Света и чинно, зевая на ходу, пришла навести порядок на вверенной ей территории Стеша.

Эти две сожительницы Фомина начали напрягать. Они оказались ярко выраженными совами. Работали или хренью другой занимались чуть не до утра, а потом спали до обеда. Сам же Вовка был жаворонком, и это несовпадение ритмов жизненных приносило кучу неудобств, особенно теперь, когда он засыпал под стрёкот швейной машинки.

На Фомина женщины цикнули, отправив уроки делать, и принялись разжигать обе печи и готовить завтрак. За ночь, несмотря на приличную порцию угля, что Степанида Гавриловна в полночь примерно в обе печи загружала, квартира прилично выстудилась.

Вовка понимал, что уроки делать надо, скоро в школе милиции экзамены, а он половину учебников в руки не брал. И ведь сознавал отлично, что знания, полученные в прошлом жизни в горном институте, помочь не смогут, но всё время находил причины отложить «уроки» на потом.

Вовка попробовал надеть унты и понял, что рано ему ещё выходить в люди. Лучше и, правда, поготовиться к экзаменам.

Зато на следующий день с ногой стало уже лучше, и опухоль почти прошла, и болеть при шагистике почти перестала. Хотел Фомин рвануть в «Радугу», но передумал, сегодня была у «Динамо» последняя пропущенная из-за турне по Европам игра. Игра должна быть с одноклубниками из Риги. Их специально выдернули из дома, чтобы латыши сыграли три пропущенные игры с лидерами. «Динамо» было последнее в очереди. Сначала рижанам навтыкал ВВС — 9:2, потом в ожесточённой борьбе на последней минуте вырвал победу ЦДКА — 2:1, И теперь усталые и сломленные они должны ещё и под каток «Динамо» Москвы попасть.

Чернышёв Вовку с тросточкой буржуйской встретил холодно. И Фомин его понимал. С ним во главе второй пятёрки динамовцы бы с летунами справились. И то, что в травме ноги его вины нет вообще, все уже забыли, а вот, то, что он не спас команду — это, да, это ощутили.

По потерянным очкам сейчас получалось, что на первое место вышел ЦДКА. С «Динамо» у них ничья в первом круге — 2:2. Зато они выиграли у ВВС, а ВВС сыграл вничью с динамовцами позавчера. Так что «Динамо» на втором месте, а лётчики пока на третьем. И это всё только предварительные ласки. Судьба медалей от этих одного — двух очков зависит мало. Тройка лидеров не проиграет остальным командам и будет всё решаться в очных встречах. Ни одной из трёх команд больше нельзя проигрывать ни одного матча, если есть желание стать чемпионом СССР.

Весь матч Вовка проводить на скамейке не стал. Днём чуть потеплело, но всё одно под двадцать градусов мороза в столице. И ветер приличный. Можно застудить больную ногу и вообще калекой остаться. Так что Фомин выбрал челночную дипломатию. Посидит на скамье у борта, покричит советов, дождётся гола, и в раздевалку. Игра всё время шла под диктовку «москвичей», но положительные изменения с точки зрения прогресса в советском хоккее были налицо. Рижане, как и москвичи, менялись теперь если и не при первой возможности, то все же минуты через две — три. И даже шайбу поднимать некоторые щелчком научились. В их команде уже все до единого этим приёмом владели. А теперь и другие команды подтягиваются. Победную четвёртую шайбу в ворота рижан забросил Валька Кузин. Он, вообще, в тех эпизодах, которые Вовка в своих челночных просмотрах видел, играл здорово, ничем не хуже первого звена. А вдвоём с Вовкой они будут просто ну, очень грозной силой.

— Счёт матча — 4:1 в пользу хозяев поля команды «Динамо» Москва. Шайбы забросили… — прохрипел в простуженный динамик Вадим Синявский и закалённый морозостойкий московский люд стал покидать трибуны. Стянув шубенки и дуя на заледеневшие руки, похромал в раздевалку и Фомин. Всё же здорово, что летом отопление в неё провели. Как бы сейчас потные и разгорячённые мужики в двадцатиградусный мороз тут переодевались и мылись. Нда, точно так же как и в прошлом году, когда ни горячей воды, ни отопления в раздевалке не было.

— Фомин, что с перспективами? Через неделю нужно в Чехословакию выезжать, — появился в раздевалке Василий Сталин. То ли трезвый, то ли на таком морозе и водка не берёт.

— Буду готов, товарищ генерал.

— Хорошо. Завтра подъедь к восьми утра в штаб. Удостоверение лейтенанта запаса получишь и обговорим про твои… Отец сказал, чтобы все три весёлые песни засняли на плёнку. В помощь выделят оркестр Утёсова. Так что тебе нужно с ним встретиться… Ну, и что от меня надо. Подумай. Завтра скажешь.

Глава 10

Событие двадцать восьмое

Меняю комнату 20 кв. м в трёхкомнатной квартире. Есть ещё одна соседка со всеми удобствами

Домой Вовку подвозил Аполлонов, присутствующий на матче как истовый динамовский болельщик. Он зашёл сразу после Василия Сталина, и очевидно, чтобы лишний раз с тем не пересекаться задом выпятился назад, и зашёл уже минут через десять, когда Вовка сам собирался выходить, переговорив с Третьяковым о количестве денег у того отложенных на книжку.

— Иди, Володя, к машине. Ха-ха. Иди, тут слово не верное. Хромай, зятёк к машине, я сейчас Аркадия по плечу хлопну и тоже приду. Молодцы, замечательный был матч. Так ведь?

— Да, играли на все пять баллов.

— И я о том. Иди.

Вовка с трудом в машину залез, ходить уже почти нормально получалось, а когда ногой за сиденье задел, втискиваясь на заднее сидение, то приличный такой болевой сигнал получил, что рано пускаться в гопак.

Ехали сначала молча, а потом Аркадий Николаевич развернулся и, пристально в побитое лицо Вовкино вглядываясь, спросил:

— Володя, а какие у тебя планы по отношению тёти этой твоей? Она, что, постоянно будет жить у тебя? — и брови обе свёл к переносице.

Фомин и рассказал о своей задумке по домику и устройстве на работу в ателье «Радуга» через Исаака Яковлевича Розенфельда.

— Сергей, останови машину. Курить сильно захотелось, а этот спортсмен дыма табачного не выносит. Пошли зятёк, выйдем на морозец, я покурю, а ты мне расскажешь, как к экзаменам готовишься.

— Володька, ты скажи мне, ты, правда, не американский шпион? — Аполлонов чиркнул той самой парижской зажигалкой. Эйфелеву башню на ней сточили и нарисовали Спасскую со звездой, гравировщик был просто с золотыми руками. Красота и даже не заметно, что до этого там был символ Парижа.

— Я…

— Это был риторический вопрос. Я знаю и что люди Абакумова тебя проверяли и что теперь и Власик сам лично дополнительно справки навёл. Просто иногда ты вещи делаешь, или как сейчас, собираешься делать, которые нормальный советский человек не стал бы делать, а если и стал, то с большой оглядкой.

— Что опять не так, Аркадий Николаевич, нельзя дом купить? — не въехал Фомин. В чём прокол?

— Дом. Ну, давай начнём с дома. Сама мысль замечательная. И даже уверен, у Третьякова после поездки в Чехословакию, денег на него хватит, но, во-первых, дома продают только семьям. А они не женаты. Завтра же пусть подадут заявление в загс, а я потом поспособствую, чтобы их послезавтра расписали. А, во-вторых, и детей нет. Желательно бы хоть справку о беременности этой тёти Светы. Ты им намекни, а она пусть сходит к врачу… Пусть справку возьмёт, что беременна.

— А…

— Ага. Пусть сошьёт чего врачихе или врачу. Не обман же, а чуть вперёд забежали.

— Хорошо…

— Плохо. Володя, плохо. Я, конечно, не имею отношение к строительству этих домов, но как-то на совещание в правительстве вопроса коснулись и там ближе Красногорска ничего, как я понял, не строят, а большую часть вообще строят в Сибири. Допустим, есть в Красногорске, что-то докладывал какой-то лысый товарищ. А как Третьяков будет каждый день из Красногорска добираться до Москвы на тренировки и игры? Электричкой? Каждый день? Хорош�

Глава 1

Событие первое

Всё в нашей жизни приходит в своё время. Только надо научиться ждать!

Оноре де Бальзак

Счастливые часов не наблюдают.

Александр С. Грибоедов

Дорога домой всегда длиннее. И почти не важно, что там «дома» барак или даже землянка, или двухкомнатная квартира в центре Москвы. Там – дом. Хочется быстрее оказаться «под крышей дома своего», как споёт товарищ Антонов. Даже если там сварливая жена или если это, как у Третьякова Вовки, просто общага с короткими нарами и храпящим соседом.

А ещё само время даже сопротивляется, когда спешишь домой. Всегда же… Да, почти всегда, летишь домой с запада на восток. И тут включаются в работу часовые пояса. Перелетел очередной и бах – плюсом час. Смотрел Фомин на трофейные золотые часы, и понимал, что при самых благоприятных обстоятельствах, эти два часовых пояса если добавить, то полночь получится. О чем с сидевшим рядом Савиным и завёл разговор. Начальник Отдела футбола и хоккея Спорткомитета СССР, записывающий что-то в блокнот карандашом химическим и превратившийся из-за частого слюнявливания грифеля в зомби с зелёно-синими губами, глянул на свои маленькие, местами тронутые зеленью, часики и кивнул.

– Пойду, лётчиков спрошу.

Вернулся он минуты через три – четыре и сообщил громко на весь самолёт, что из-за сильного встречного ветра летят они совсем медленно и вроде как придётся в Варшаве ночь опять провести. В Москве снегопад.

Народ, который не спал, загудел, всем домой хотелось. И тут самолёт резко на крыло лёг и высыпал тех, кто на левых сиденьях сидел, в проход. Поднявшись, Сергей Александрович назад в кабину поспешил. Вернулся не скоро.

– Мужики, Варшава тоже не принимает, и до них снегопад добрался, повернули пилоты на юг и теперь летим на Прагу. Там придётся ночевать. Да, минут через десять над Дрезденом будем пролетать, можно будет посмотреть, во что его американцы превратили. Командир, говорит, что ни одного дома целого не осталось. Ну, это им за Ленинград, – очень короткостриженый и сильно полысевший участник войны сверкнул очками и погрозил кулаком в сторону пилотов.

Фёдор Челенков усмехнулся, немного времени пройдёт и бомбардировка Дрездена станет «варварской» и ненужной. Американцы окажутся не союзниками, а злейшими врагами, а немцы из Дрездена союзниками. А потом и они врагами. И всё за одну жизнь.

Прага встретила хоккеистов солнцем, даже не верилось, что где-то могут идти такие мощные снегопады, что в ту сторону и лететь нельзя. Их долго не выпускали из самолёта, хорошо, хоть разрешили открыть дверь. От неё тянуло холодом, но этого люди не замечали, несмотря на явно не герметичный салон, двадцать один человек закрытый в этой железной бочке надышали, напыхтели и даже накашляли, ещё пару человек явно успела найти где-то в Париже вонючий самогон (по ошибке названный коньяком, не знают дикие европейцы, что коньяк может быть только армянским), и сейчас в салоне этот перегар самогонный превалировал над другими запахами. Даже запах пота и гуталина пересиливая. Открыли дверь, и в неё ворвался пусть холодный, но свежий ветер, разве чуть запахом топлива разбавленный.

Вместе с капитаном или командиром самолёта на улицу вышел только руководитель их делегации Фоминых Владимир Сергеевич. Не было товарищей примерно полчаса, все успели замёрзнуть, солнце перевалило полуденную черту и ещё и за небольшие облачка стало прятаться, сразу и похолодало. Капитан государственной безопасности, известный также как Семён Тихонович, кашлянул пару раз и пошёл, закрыл дверь, он простыл в Давосе, целыми днями сидя на стадионе и оберегая наших хоккеистов от тлетворного влияния Запада.

– Задохнёмся же…, – Пробасил нападающий «Динамо» Николай Медведев

– Кха! Кха! – ответил ему боксёр бывший (ну, нос-то свёрнут) и тем снял вопрос оппонента.

Не задохнулись, вернулись ходоки к местным властям.

– Пока посидим в зале для военных. – Сообщил Фоминых и народ, устроив давку, ринулся на улицу.

Вовка сидел на проходе, куда ему с таким ростом к окошку жаться и был вынесен толпой одним из первых. Он ушёл с дороги засидевшихся хоккеистов и первым делом глянул на восток.

– Нда…

– Чего? – подошёл к небу боксёр.

– Посмотрите туда, Семён Тихонович.

– Застряли, – с северо-востока надвигались просто чёрные тучи.

Зал, в который их отвели, никаким залом не являлся. Это была обычная казарма. Ладно, это была необычная казарма. Зал был примерно тридцать метров на шесть. В одну сторону были составлены двухъярусные железные кровати, а на свободной правой половине стоял теннисный и бильярдный столы и к журнальному столику были придвинуты три кресла очень низких и плюгавеньких на вид, Фомин бы в такое сесть побоялся, раздавит и в стороны и… И вообще раздавит.

Вовка прошёл к одной из кроватей и пошатал её. Хоть эта была железная и должна его выдержать. Проходя мимо стены за бильярдным столом назад, Вовка мазнул взглядом по небольшому плакату или афише, скорее, со стилизованным лыжником синим на голубом фоне. Внизу была надпись на чешском и Фомин уже было совсем прошёл мимо, но тут мозг среагировал чуть и запоздав немного, но среагировал на часть надписи. Она была на английском.

Фёдор Челенков если переводчиком с английского при президенте и не работал, то язык вероятного противника знал прилично, потому вернулся и прочёл.

– Хм! Сергей Александрович! – он замахал рукой Савину.

– Что случилось, Фомин? – Начальник Отдела футбола и хоккея Спорткомитета СССР в запотевших с мороза очках пробился через баулы и клюшки к стене.

– Прочтите.

– Как тебя в команде обзывают? Артист? Издеваешься? Ты знаешь чехословацкий?

– Чешского не знаю, словакского тоже. Вот тут есть повтор на английском.

– Пф. Я только немецкий, да и то так по верхам.

Событие второе

Аппетит приходит во время еды – особенно если едите не вы.

Из-за стола нужно вставать полуголодным, а не полуживым!

Нужно есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть.

Сократ

– Чехословакия (Шплинегрув – Млын) 30 января – 6 февраля 1949 года. 8 Зимние студенческие игры. Хоккей, лыжи, фигурное катание. – Вовка ткнул пальцем в английский текст, а потом и в самый верх афиши, где то же самое было написано, но без обозначения видов спорта. – Тут ещё написано, – Фомин снова к английскому тексту вернулся, – что это студенческий чемпионат мира.

Савин сам пальцем по афише поводил, а потом отошёл на шаг, снял очки, совсем запотевшие, и начал их протирать носовым платком. Молчал, чуть отпыхиваясь морозным воздухом, может, в помещение и было теплее, чем на улице, но не сильно. В районе нуля, наверное.

– Аппетит разыгрался? – Сергей Александрович водрузил круглые, смешные немного очки на нос.

– На настоящий Чемпионат Мира в этом году точно не попадём. Аполлонов мне говорил, что мы не подали даже заявки ещё на вступление в федерацию хоккея на льду. Сюда же вполне можно подать заявку и потом преподнести это в газетах, как победу нашей сборной на Чемпионате Мира среди студентов.

– А если чехам продуем? – Ну, правильный вопрос. Сталин настолько в этом вопросе максималист, что любая неудача кончится печально, в том числе и для спортивных начальников. И в отличие от спортивных функционеров будущего эти не столько за себя боятся, хоть и это есть, сейчас люди боятся навредить спорту, с которым связали свою жизнь.

– Сергей Александрович, это студенты, а не ЛТЦ. Мы разбили несколько раз ЛТЦ, что уж со студентами не справимся. А, вообще, вы сейчас меня на интересную мысль навели. Нужно отправить от СССР две команды, одну вот нашу, может, удалив из неё тех, кто не учится, не много таких, и есть, кем заменить, по одному человеку в звене заменить это не критично. А вторую команду набрать из Прибалтийцев, там полно команд и можно собрать одну студенческую сборную Прибалтики. Они выступят хуже нас, тут ни к каким гадалкам ходить не надо. И это хорошо. Руководство нашей страны поймёт разницу. И получит козырь в то же время, вот мол, мы какие, новые наши республики не зажимаются, а вместе со всем Советским народом строят коммунизм, занимаются спортом. Живут в единой братской семье.

– Фомин, ты кто такой? – сзади раздалось.

Вовка обернулся, а за ними стоят боксёр из МГБ и Фоминых.

Вот Фоминых и задал вопрос. А Семён Тихонович с неизвестной фамилией ржёт, в голос причём.

– Нравится?! Да, Владимир Сергеевич, это вам не затюканный выпускник МГИМО в вашем министерстве. Это дворовый парень из Куйбышева с восемью классами образования и двумя прямо интересными значками, он член Союза Писателей и Союза Композиторов. И сейчас ещё и сценарий к фильму написал. И английский лучше вас знает. Но ему всё можно. Его в голову молнию тюкнула. Был обычный поселковый парень, хоть и с хорошими родителями, а стал уникальным человеком, которого Иосиф Виссарионович мне лично поручил охранять. Так, что ты Володя тут про дружбу народов тут Савину втираешь?

Пришлось Вовке, покраснев, как рак, начинать снова.

– Я к хоккею никакого отношения не имею. Но как… А как болельщик двумя руками за, – запнувшись чуть не назвав кто же он такой на самом деле, подвёл черту боксёр. Кто же с МГБ спорить будет.

– Я наведу справки. Узнаю всё про этот… эти студенческие игры. И про хоккейный турнир на них. Ну и про Прибалтику, мне лично эта идея нравится. Сам бы лучше не придумал. Правильная тебя молния ударила Володя.

– Я еле выжил и всё, что знал, забыл, даже, как родителей зовут. – Решил на жалость сыграть Челенков.

– В накладе не остался. Вон, какие речи задвигаешь. Молотову впору. – Фоминых прочитал несколько раз афишу, и хотел было идти, но потом вернулся и попытался отодрать её от стены. Удалось легко, стены явно побелены мелом, и бумага отстала вместе с небольшим количеством этого мела без проблем. Владимир Сергеевич отряхнул прилипшие кусочки мела и клея и, свернув в трубочку афишу, пошёл к выходу.

– Товарищ начальник, а нас кормить будут, – выскочил ему на встречу Бобров.

– Обещали, сейчас схожу, потороплю. И что-то думать надо, если тут ночевать, то простынем же. Топить надо. Всё, из помещения не выходить. Меня ждать! Все слышали! – Фоминых повысил голос, оглядел столпившихся у входа и смолящих папиросы хоккеистов, – Не выходить. Мы в чужой стране и без виз.

Событие третье

Те, кто говорят, что кушать ночью нельзя пусть попробуют объяснить, для чего нужен свет в холодильнике!

Ничто не делает ужин таким вкусным, как отсутствие обеда.

Натощак так хорошо и свободно думается, но почему-то – в основном о еде.

Обедом назвать, то, что принесли в эту казарму чехи, назвать можно с такой натяжкой, что тянуть нужно с помощью трактора. К-700. Есть ещё мощней? Был армейский термос на десять литров и там был тёплый, но далеко не горячий, чай и туда бросили не сахар, а сахарин. Народ пил и даже не морщился, привыкли за войну, а Вовка выделенную ему порцию впихивал в себя насильно, противный химический привкус долго ещё потом держался во рту, и требовалось это чем-нибудь перебить. Сжалившись над молодым, боксёр, смотревший с укоризной на его плевание и заедание снегом, поманил в угол, куда баулы скидали, достал початую бутылку коньяка и строго глядя в переносицу буркнул:

– Один глоток. Эх, молодёжь. На фронте сахарин за счастье был.

Фомин глоток сделал. Коньяк был ещё хуже, чем сахарин, он был жёстким и драл горло. Гадость. А ведь Реми Мартин (Remy Martin) на бутылке написано. Или это организм Вовки не привык к спиртному?

Но чай был не единственным разочарованием в меню обеденном. Вторым был хлеб. Дали тонюсенькую скибочку весом грамм в тридцать, почти прозрачную. Хлеб оказался пресным, подсушенным и пах каким-то машинным маслом. Вовка в войну питался, должно быть и худшим, но в памяти Челенкова это не отразилось. К тому же уже 1949 год начался. И Чехословакия почти не пострадала от войны.

Последним разочарованием была каша. Дали перловку, мало, не солёную, переваренную и без малейших признаков хоть подсолнечного или какого другого масла. Просто в деревянной миске с обломанными краями принесли три ложки размазни.

И это весь обед.

После обеда, как раз, запив размазню противным чаем, Вовка и пошёл на улицу, хоть снегом заесть. Нашёл позади казармы незатоптанный участок, лицо растёр и прожевал пару пригоршней. В это время смотрел на северо-восток. За час далёкая чёрная туча на горизонте превратилась в полностью чёрное небо и только на западе ещё виднелась голубая полоска. Резко похолодало и снег уже даже начал падать, крупными снежинками, редко и вертикально. Ветер совершенно унялся.

Вовка, приняв глоток коньяка, и, избавившись от противного привкуса во рту, решил пренебречь приказом Фоминых и обследовать ближайшие подступы к казарме. Автоматчиков с немецкими овчарками поблизости не было, даже какого-нибудь работника аэропорта или таможни там и то не наблюдалось. Никому русские хоккеисты не нужны. Обход казармы по кругу принёс отличную новость. Дрова были. Они ровной поленницей был сложены в торце казармы. Вовка набрал охапку и поспешил назад в помещение. Там на глазах становилось холоднее.

– Артист! Запретили же выходить? – принял от него дрова Бобров. И сразу стал охлопывать себя по карманам, ища спички. Ели и даже пытались играть в бильярд сломанным кием в пальто.

Сразу после обеда все руководители их делегации отбыли в Прагу. Фоминых дозвонился до министерства иностранных дел Чехословакии из аэропорта и те пригласили Савина и его в Прагу для обсуждения участия российских хоккеистов в зимних студенческих играх. С ними и боксёр увязался, хоть не знал ни чешского, ни английского. Старшим остался Чернышёв. Он вакханалию разжигания печи и прекратил.

– Фомин, Третьяков, за дровами. Мужики посмотрите у кого ненужная бумажка есть? Сам чиркнул зажигалкой и растопил буржуйку, что нашлась у дальней стены. Точнее буржующу. Печь была из железа, но не маленькая, а вполне себе, почти как настоящая.

Вовок местные полицейские поймали на третьей ходкой за дровами, запихнули в казарму и закрыли дверь снаружи на ключ. Хорошо, хоть дрова не отобрали. Сами встали рядом, через дверь слышно было, как они переговариваются, но на просьбу открыть и ещё принести дров не отвечали. Словно это их и не касалось. Самое интересное, что даже нашёлся человек отлично владеющий чешским. Фомин почему-то думал, что Зденек Зигмунд переманенный Василием Сталиным из «Спартака» в МВО ВВС прибалт какой-нибудь, латыш, например. А он оказался чехом. Не эмигрант и не пленный вовсе. Родился в Астрахани в чешской семье ещё до революции в 1916 году. Он попытался уговорить полицейских разрешить принести дров, но те даже на родную речь не откликнулись.

Место у печи занял младший Тарасов Юрий, которого в команде нарекли «Багратионом» за портретное сходство со знаменитым полководцем. Нос выдающийся и кучерявые чёрные волосы. Он отогнал всех от агрегата и сам по одному, время от времени, закидывал в прожорливую утробу печи по полешку – экономил. Вся команда замёрзла и жалась к печи, хоть толку от той пока и не много было. Этого огромного железного монстра ещё раскочегарить надо.

Фомин посмотрел на толкающихся хоккеистов и решил, что так точно можно простыть. Вытащил оттуда Третьякова и устроил с ним тренировку по боксу, используя вместо тени. Потом наоборот, сам прыгал, уклоняясь от неумелых джебов длинного Вовки. Вскоре от обоих пар валил.

Народ уяснив, что у печи околеют, тоже разбился на пары, кто пытался бороться, кто выполнить несложные кульбиты. Такую картину, со взмыленными и уставшими спортсменами, и застали вернувшиеся руководители делегации. Не сразу, но им удалось договориться с руководством аэропорта, что рабочие занесут им дров и потом принесут чай с хлебом.

– Чем переговоры закончились? – Фомин протолкался к греющемуся у печки руководителю их делегации.

– Пока ничем. Точно не нужны лыжники и фигуристы, там все места заполнены, приглашали ещё месяц назад. А вот с хоккеем канадским непонятно. Приглашены польские студенты и английские, польские вроде бы должны приехать, а из Великобритании непонятно пока. Я так понял, что это именно те канадцы, что с ними в Давосе играли. Учащиеся Оксфорда. Завтра обещают ответить. Ну, и мне тогда сообщат. Там проблема в том, что этот Шплинегрув – Млын небольшой горнолыжный курорт в ста километрах на северо-востоке от Праги, на самой границе с Германией. Просто мест для размещения совсем мало. Парочка отелей и местные жители ещё сдают дома спортсменам. Там деревушка небольшая в горах, население не больше шести тысяч жителей. Не сильно это на Чемпионат Мира похоже. Но это ладно, может и повезёт, откажутся англичане, нужно ещё чтобы руководство СССР согласилось. Я до Аполлонова не дозвонился, где-то в отъезде. Ему вечером передадут эту новость. Утром в десять чесав он должен перезвонить в посольство наше.

– А с едой что? Мы же тут с голоду сдохнем! – подслушивающий их разговор Чернышёв вычленил главное. Они ни ночью, ни утром никуда не летят.

– Я в посольстве договорился, они из столовой нам доставят в восемь часов завтрак.

– Да, нам мы ночь простоять и утро продержаться, – зло махнул рукой динамовский тренер.

Добрый день, уважаемые читатели.

Начинаю новую книгу о Вовке. Прошлая давно была. Советую обновить в памяти. Вторая книга есть на Литресе в хорошей озвучке. Да и посмотрите, может кто в предыдущих книгах серии забыл на сердечко нажать. Не поленитесь.

Предлагайте дальнейшее развитие событий.

С уважением. Шопперт Андрей

Глава 2

Событие четвёртое

Победа никогда не приходит сама, – её обычно притаскивают.

Иосиф Виссарионович Сталин

– Фомин, ты подумал о переходе в нашу команду? – Василий Сталин после встречи «его» команды на Центральном аэродроме имени М. В. Фрунзе и после обнимашек, когда все уже пошагали в сторону здания аэропорта, дёрнул Вовку за руку и мотнул головой, указывая на свой тёмно-вишнёвый «Кадиллак», стоящий метрах в двадцати.

– Я…

– Знаешь, как этот аэродром раньше назывался? – Вдруг перебил его идущий чуть позади и не попадающий в шаг с огромным, по сравнению с ним, Вовкой, Василий Иосифович.

– Нет.

– Центральный аэродром имени Льва Давидовича Троцкого. А до этого – Ходынский аэродром. Тут то самое Ходынское поле было. А ещё сейчас называют аэродромом ВВС Московского военного округа. – Василий догнал, наконец, Фомина уже у самой машины, – Аэродром целый. Множество заводов и конструкторских бюро, тысячи лётчиков, а я пионера уговариваю.

– Комсомольца…

– Что? А, ну комсомольца. Так что решил?

– Василий Иосифович, – Вовка остановился у машины, – Я бы с удовольствием перешёл…

– Так переходи! – Сталин открыл дверцу, приглашая Фомина садиться.

– Я же там ребят, на «Динамо» тренирую. Это надежда СССР стать чемпионом мира по футболу. Может это единственный шанс. Вы же хотите, чтобы СССР стал чемпионом мира по футболу и хоккею?! – Вовка прикрыл дверь назад. Разговор важный и на ходу его вести нельзя. Нужны глаза собеседника.

Сталин кисло улыбнулся, даже сморщился скорее.

– А я знаю. Вот, с семнадцатилетним пацаном говорю, а знаю, что ты говоришь правду. Правда, не то слово. Знаю, что говоришь, будто будущее видишь. Правильная тебя, Фомин, молнию ударила. Но ведь суперкомандой можно и чемпионаты эти выиграть, чем это от сборной будет отличаться? Даже сыгранности больше. Если оставить эту команду, которую сейчас создали? Да ей в мире равных нет! – Василий начал заводиться.

– Василий Иосифович, у меня к вам чуть другое предложение есть. Вы только шашкой не махайте…

– Шашкой? А! Ну, говори своё предложение. – Махнул рукой сын вождя, без шашки, обиделся.

– После встречи с венграми осенью Володя Ишин так толком и не оправился, прихрамывает. Скорее всего, закончился он как футболист и хоккеист. Но он лучший из тех, с кем я тренировался. Он все мои наработки знает, и люди его… ребята его слушаются. Вам бы создать при ВВС МВО молодёжную команду и поставить туда Ишина тренером. И у вас через год, или через два будет суперкоманда. А если вы его поставите тренером вторым в хоккейной команде основной, то это её резко усилит. Я понимаю, что слушать девятнадцатилетнего салагу такие зубры, как Бобров, если вам удастся его переманить, или даже Тарасов, который «Багратион» не будут. Тренером нужно ставить Бочарникова, но переговорить с ним, что он будет советы Ишина воспринимать.

– Дурак ты, Фомин! – сплюнул Василий. – Садись, доброшу до дома. Ты всё же подумай. Хорошенько подумай. И это, ты мне песню про лётчиков должен. Чтобы на 23 февраля была. И уже на пластинку записанная. Садись. Не будет песни – обижусь.

Ехали по заснеженной Москве, буран и снегопад только оставили в покое столицу, и улицы ещё толком не начали расчищать. Дорога сузилась до двух с небольшим метров и, если попадалась машина навстречу, то разъехаться было непросто. Василий Иосифович тогда выскакивал из кадиллака и ругался, руками махал, бибикал. Один раз, так, лоб в лоб, столкнулись уже на подъезде к дому генерала Пономарёва, где обитал Фомин, в узеньком переулочке. И опять Василий Сталин выскочил и начал кричать на «противника». От этого у шофёра встречной машины, началась паника, и он попытался дать задний ход, но сразу застрял в сугробе на обочине дороги и, начал выворачивать, полностью перегородив дорогу. После этого поняв, что криком тут проблему не решить, Василий обернулся к Вовке и зашипел на него:

– Выходи! Толкать придётся. Что за люди, водить не умеют, а за руль садятся.

– Точно, права купили, – решил пошутить Челенков, но Сталин его не понял.

– Ты что – знаешь этого гада? – И такое ощущение, что сейчас за кобуру будет хвататься.

– Извините, Василий Иосифович, пошутил неудачно. Первый раз вижу этого человека. Вы поставьте себя на его место. Он увидел вас и разволновался, ошибку совершил, а вы на него ещё и кричать начали, он совсем запаниковал. Человек же не знает, что в душе вы белый и пушистый.

– Что?! Белый и пушистый. Ну, ты ляпнул, Фомин. Белый и пушистый! Запомню. Подари. Никому больше не говори. Ладно, чего сидишь, пойдём, доведём этого паникёра до усрачки, будет потом детям и внукам рассказывать, что его сам Василий Сталин из сугроба вытаскивал.

Вышли, но сам Василий не толкал, хватило Вовки и двух человек из ЗиСа-101, что его сопровождал. Власик даже сейчас, когда Василий Иосифович сам по себе уже многие годы жил, продолжал охранять сына вождя. Следовала и сейчас за ними машина охраны.

Ребята были в длинных шинелях и сразу сами в снегу увязли. Шофёр эмки, глядя на бегущих на него военных, в фуражках с тульёй василькового цвета, с кантами и околышем крапового цвета, точно в штаны наделал.

Вытолкали, охранники, было, стали рычать на «врага народа», но Василий это пресёк.

– Оставьте мужика в покое, поехали.

Когда стали подъезжать к подворотне двора, где стоял генеральский дом, Сталин остановил машину и повернулся в Фомину.

– Завтра в восемь быть у меня. Награждать вас будем. Всё же ты лётчик пока. Подумай ещё хорошенько до утра. Ну, чего пятый раз по кругу. Вылазь, приехали.

Событие пятое

Прежде, чем затеешь шутку, надо знать предел терпения у того, над кем хочешь подшутить.

Бальтасар Грасиан-и-Моралес

Вовка поудобней повесил самодельный большой баул с хоккейной амуницией на плечо и взял в левую руку небольшой чемоданчик, купленный в Давосе. Он был, как и все современные чемоданы из фанеры, но обтянут не ужасным этим советским материалом коричневым, а чёрной кожей. Очень тонкой. Углы только были традиционно скреплены металлическими уголками, а так словно настоящий дипломат из будущего, разве сантиметров на пять шире. Красиво и удобно, особенно если по заграницам часто теперь придётся разъезжать, то в аккурат, для мыльно-рыльных принадлежностей. Ещё и кофе с сахаром влезет и пару рубашек.

Баул из брезента из-за двух клюшек получился длинный и неуравновешенный, и постоянно сползал с плеча, потому Фомин шёл почти боком к дому, поддерживая лямки подбородком, а рукой обхватив его.

– Вова! – ему на шею бросилась враждебная сущность. Вес у сущности был приличный, а снег скользким и положение неустойчивое, потому хоккеист завалился на спину. Но не тут-то было. Баул был практически позади него большей своей частью, и падать пришлось на него. А он и не подумал смягчать падения. Там клюшки. На них сто пятьдесят кило совместного веса и ухнули. Хрясь. Одно или оба пера отломились. Бумс. Это Вовка на снег затылком грохнулся. Шмяк. Это лоб враждебной сущности ему по губам заехал.

– А-а-а! – это Наташа Аполлонова заорала на весь двор. Сама наделанного испугалась, да и больно должно быть.

Не всё ещё, она (сущность эта враждебная) попыталась сгруппироваться и со всей дури заехала коленом в одно место хоккейное в настоящий момент ракушкой не прикрытое.

– А-а-а! – теперь оба голосили.

– Наташ, ты в следующий раз у отца пистолет возьми. Просто пристрели, чтобы не мучиться. – Опрокинул сущность на бок Фомин. И попытался выкарабкаться. Не получилось. Аполлонова осталась лежать на бауле, а баул зачем-то держал Вовку за плечо.

– Зачем пистолет? – Видимо не расслышала про «пристрелить», орала. Теперь попыталась подняться десятиклассница и начинающая актриса. На! Получи фашист гранату! Это она коленкой ещё добавила.

– А-а-а! – Да, встреча. Встреча колена с…

– Вставайте! – голос знакомый. Наташу подхватила рука, торчащая из чёрного рукава, и поставила на ноги.

Оба – на! Вовка перевернулся на живот и, освободившись от мешка с хоккейной амуницией, тоже поднялся.

– Вова! Это кто и что она тут делает? – Вместо спасибо.

– Да! Это тётя Света. Она с моей мамой вместе работает. А ещё она швея. Мне пальто то порезанное сшила и рубашки. Здрасте вам, товарищи женщины и девушки. Какими судьбами? – Если честно, то не ту ни другую встретить у своего подъезда не рассчитывал.

– Вова, что она тут делает? – не рано ревновать зеленоглазая начала? Хотя, почувствовала не иначе соперницу.

– Давай с тебя начнём. Ты чего не в школе? – решил перехватить инициативу Фомин. Оправдывающаяся сторона всегда в проигрыше.

– Я первая спросила…

– Отвечать! – через силу нахмурился Челенков. Такую обиженную рожицу Наташик скорчила.

– Утром папе позвонили, сказали, что вы прилетите к двенадцати в Москву, я и решила встретить. А школы никакой сейчас нет. Сейчас зимние каникулы. Бе-бе-бе. – Показала розовый язычок. – А теперь говори, что она тут делает?

Не получилось наехать. Всё же оправдываться придётся.

– Тётя Света? А вас какими судьбами занесло? – Тётя на «тётю» не сильно похожа. Лет на двадцать пять смотрится. Где-то столько и есть. Румяная, красивая, в дорого выглядящем пальто чёрном, с воротником из каракуля. В меховой из того же каракуля шляпке. Прямо манекенщица. Выходит, не все сапожники без сапог. Себе вполне достойные вещи тётя Света сшила.

– Племяш! Я с восьми утра на улице, стою у подъезда, зови в гости, замёрзла. Ничего не скажу пока три стакана чая не выпью. – Развернулась и пошла к крыльцу. Там на лавочке два чемодана и сумка стояли.

Два – это много. С двумя в гости на пару дней, чтобы в зоопарк сходить, не ездят. Не к добру это. Ох, не к добру.

– Вова? – встала на пути зеленоглазая, руки в боки.

– А я чё? Я ни чё. Слышала, попьёт чаю и расскажет. – Вовка сунул дознавателю кожаный чемоданчик и взвалил баул на плечо.

Степанида Гавриловна, предупреждённая Наташей, испекла пирог с капустой и яйцом. Блин блинский, как хорошо дома! Тепло, сытно, ещё бы кровать на десять сантиметров подлинее и вообще – рай.

Сидели пили чай из Севрского фарфора трофейного с пейзанками смачными нарисованными, закусывали под умильными взглядами тёти Стеши пирогом и тут другая «тётя», которая Света и говорит:

– Всё, Вовочка, с концами к тебе переезжаю, хватит жить порознь. С вещами приехала. А ребёночек пока у мамы твоей поживёт, чего его среди зимы тащить, ещё простынет. Потом весною перевезём.

Бамс. Это у Вовки пирог в чай упал, расплескав его по всем присутствующим.

Блямс. Это у Наташи чашка страшно дорогая выпала из рук и на стол спланировала. Хотя. Чего ей планировать. Хряпнулась она. Надо отдать должное французам, качественно сделали, не разбилась. Только тоже окатила всех присутствующих кипятком.

– А-аа-аа! – Это все трое заорали ошпаренные.

Хрясь. Это Вовке от Аполлоновой в рожу прилетело. Бамс. Это он руку в последнюю долю секунды перехватил и, встав, стул опрокинул.

– Хи-хи-хи. Ох, ха-ха-ха. Видели бы вы свои лица, голубки. Да, шучу я! Уж больно, Вова, невеста твоя на меня зло смотрит, кошкой прямо, готова глаза выцарапать.

Событие шестое

Гарантия мира: закопать топор войны вместе с врагом.

Станислав Ежи Лец

Мир, основанный на унижении побеждённого, это не мир, а лишь краткое перемирие между двумя войнами.

Валентин Пикуль

Хотелось посмотреть, как эти две дивчины будут таскать друг друга за волосы и возиться в грязи. Не получится. Грязи нет. Зато на столе стоит страшно дорогой и чужой чайный сервиз, который легко могут эти две кошки раскокать, а ещё там стоит чайник с кипятком и заварочный чайничек тоже севрский и тоже с кипятком. Но всё же главное, что нет грязи. Чистюля Степанида Гавриловна – грязи на кухне не допустит.

– Ну-ка, сели обе! Тётя Света! Наташа! – пришлось прикрикнуть.

Сели и надулись. Даже щёки раздули.

– Наташ. Ну, ты успокойся, сейчас тётя Света всё нам объяснит. Без шуток неуместных.

– А чего она!

– Всё! Наташ, ты, когда злишься у тебя такие глаза красивые. Как у нашего Барсика.

– Гад! – ну хоть улыбнулась.

– Давай, тётя Света, рассказывай, – Вовка осмотрел бардак на столе. Поднял чашки опрокинутые и передал их стоящей на пороге кухни с каменным лицом Степаниде Гавриловне. Может, не услышала и не поняла, что тут произошло, всё же слух у неё после пожара на голове сильно сел. А может, привыкла не лезть в дела, её не касающиеся.

Стеша налила в сполоснутые чашки снова чаю всем и поменяла пироги, облитые, в блюдцах. Ещё бы не мокрое пятно на скатерти льняной с вышивкой и вообще – мирная домашняя посиделка.

– Я, правда, решила в Москву перебраться, – отхлебнув чаю, смущённо улыбнулась тётя Света. – Не старая ведь, мужа хочу найти и работа швеёй тут выгоднее, сам говорил, что хорошая швея в Москве на вес золота.

– А Вова тут причём? – не выдержала зеленоглазка.

– Я же не знаю тут никого и ничего. Взяла твой адрес у Павла Александровича, собрала вещички и поехала. Как в прорубь. Ты же говорил, что живёшь в двухкомнатной квартире, пустишь на пару дней переночевать. А потом я сниму комнату или угол. – Не дура же? Просто – наивная?

– Стоп. Это Москва. Здесь так нельзя. Здесь прописаться не просто. Нужно работу найти, и чтобы они там общежитие дали. Наверное. Я не специалист. Сам без прописки несколько дней ходил. Боялся, что милиция проверит паспорт и арестует. А ты что и вещи все привезла? А машинку и оверлок?

– Всё! Машинка и оверлок, и чемодан ещё с пуговицами и тканями в камере хранения на Казанском вокзале.

– Как же ты всё это дотащила?

– Помогли люди добрые. Так что мне делать теперь?

– Весело. Может быть, нужно сначала позвонить было? Твою… Там тарам. Да!?

Вовка запихал в рот приличный кусок пирога и жевал теперь, раздумывая. Есть же люди бесшабашные, взяла и приехала. На деревню к дедушке. Замуж выходить!

– Чего молчишь? – ткнула его локтём Аполлонова.

– Не понял?

– Помогать нужно тёте Свете! – Наташа в воздухе переобулась.

– Я – семнадцатилетний пацан, живущий в чужой квартире на птичьих правах? Ты, же только что готова была тёте Свете в волосы вцепиться?

– Людям надо помогать, Вова. – И эдак, свысока, своими зелёными посмотрела.

Фомин почесал репу всю заштопанную и хотел уже сказать, что подумает, но тут в коридоре телефон затрезвонил. Пришлось вставать и идти. Не лишку народу этот номер телефона знает. Буквально человек пять. И всё люди не простые. Попробуй не подойди.

– Володя, вернулись? Наташа у тебя? Как здоровье? Когда придёте? – сыпанул горстью вопросов Аркадий Николаевич.

– Скоро…

– Не скоро, а мигом. Тоня пирог мясной готовит, через десять минут готов будет. Я с работы ушёл пораньше, чтобы рассказ о ваших похождениях из первых уст послушать. И Ленка скандал закатывает, Наташку ругает, что она лучшие подарки из Франции себе заберёт. Давайте, одевайтесь и мигом домой. – Трубка крякнула и противно забибикала короткими гудками.

– Так, девочки-припевочки, расходимся. Наташ, Аркадий Николаевич звонил, срочно нас с тобой пред свои ясные очи требует. Мама Тоня тоже пирог сварганила. Так, что досвиданькайся, целуйся, обнимайся и пошли. По-настоящему целуйся и обнимайся. Тётя Света лучшая швея в Москве и остальном Советском Союзе. Она тебе несколько платьев модных красивых сошьёт и трусы кружевные, как в Европах. Зачем драться?! Ай!

Вовка осмотрел поле боя и подошёл поближе к Степаниде Гавриловне, чтобы не кричать.

– Тётя Стеша, эта женщина пару дней у нас поживёт, пока мы её не устроим. Она будет тихо сидеть, как мышь под веником.

Кивнула молча. Хотела было уйти, но потом обернулась:

– С дороги же, мыться надо и обедать по-человечьи.

– Вот и займитесь.

Вовка ушёл в прихожую, взял там чемоданчик и занёс к себе за ширмочку. Там для всех четверых Аполлоновых подарки были из городу Парижу. Маме Тоне и Наташке одинаковые пузырьки «шанели», Ленке бусики из красных кораллов, а генерал-лейтенанту зажигалка с видом Эйфелевой башни. Всё до копейки или вернее до последнего франка истратил. Мало совсем им выдали валюты, даже пришлось у Третьякова чуть занять. Ему организаторы серии булитов отдельно дали приз в тысячу франков. Месье Шарли передавал пачечку ассигнаций супер вратарю, как будто, орден «Почётного Легиона» вручал. А на самом деле? Если на наши деньги перевести? Пятьдесят рублей всего. Но именно столько и не хватало Фомину. Не дешёвое удовольствие духи. Зато теперь можно смело идти в гости.

Глава 3

Событие седьмое

Я не жадный, я домовитый!

Приключения домовёнка Кузи

Если через дворы идти, то от дома генерала Пономарёва до двора, где спрятался от глаз прохожих дом милицейского начальства, минут десять пешком. И при этом вышли, ещё вполне светло было, а к дому подходили уже в настоящих сумерках. А пошли бы нормальной дорогой по улицам, точно быстрее бы пришли. В первой же подворотне Фомин остановил девушку, развернул к себе и чмокнул в нос.

– Наташ, это что такое было сегодня? Ревность? Так я только тебя люблю.

Начинающая актриса губки надула, но Вовка их раздул, поцеловав.

– А она?! – шербуршнулась Аполлонова.

– А она подруга моей мамы и даже кажется родственница ей, только дальняя. – Про родственницу приврал, конечно, но сейчас в этом времени слово «родственница» – это как табу. Про всякие инцесты народ даже думать не отваживался.

– Всё равно, ты её быстрее выпроводи. Найди ей работу и квартиру, – снова губки алые надула.

– О-хо-хо, естественно я попытаюсь, с работой даже не сложно должно быть. Мне пальто сшил осенью старший закройщик ателье «Радуга» Розенфельд, можно завтра к нему сходить. Должен помочь. Ну, я так думаю. А вот с жильём… Проблема. Ладно, бог с ней, иди сюда, – так минут десять и целовались в подворотне, пока их не спугнула стайка мальчишек залетевшая в неё. Все были с самодельными, сделанными из веток клюшками, они катили по снегу мячик от большого тенниса и кричали, матерясь, как сапожники. Наткнулись на Вовку с Наташей, обтекли их по бокам и, забыв о хоккее, принялись скандировать хором: «Жених и невеста! Тили-тили тесто. Поехали купаться – стали целоваться! Жених и невеста! Тили-тили тесто. Вдруг невеста под кровать, А жених её искать! Жених и невеста! Тили-тили тесто. Тесто засохло, а невеста сдохла»!

– Идите отсюда, – топнула ногой зеленоглазка, но добилась обратного. Весело заржав, мальчишки принялись кричать ещё громче.

Пришлось сквозь их разбегающиеся при приближении ряды пробиваться к выходу из подворотни и уносить ноги. Почти ушли, но тут один нахалёнок, обогнав их, дёрнул Фомина за рукав:

– Дядь, дай рубль!

– Да, уйдите вы! – опять попыталась отделаться от пацанов Аполлонова. Напрасно, только ухудшила ситуацию.

– Жадина-говядина! Сосисками набита, на меня сердита! – и все пацаны подхватили.

– Жадина-говядина, злая шоколадина!

– Жадина-говядина! Солёный огурец, кто его не кушает, тот молодец!

И тут произошло чудо.

– Фомин пошли отсюда! – Наташа схватила Вовку за рукав.

– Фомин! Парни – это Владимир Фомин! Парни – это Рыцарь!

– Сам ты – рыцарь. Он – Артист!

Мальчишки окружили их плотным кольцом и стали, как дорогущую игрушку красными от мороза пальчиками трогать пальто на Вовке.

– Дайте пройти, – Дёрнула Вовку снова за руку Аполлонова.

Вжик, и народ почтительно прянул в стороны.

– А вы чехов побили? А вы…

Пришлось ускориться. Мальчишки проводили их до самого подъезда, и только стоящий у подъезда одноногий вахтёр в милицейской шинели заставил их ретироваться.

– А почему ты Артист? – перед квартирой опять дёрнула за рукав Фомина Наташа.

– У всех хоккеистов и футболистов прозвища. Юрий Жибуртович – «Копуша», Борис Бочарников – «Джигит», Трофимов – «Василёк», Юрий Тарасов – «Багратион», да у всех прозвища. Я анекдоты рассказывал, когда с командой знакомился. Мне нравится. Не «Копуша».

– Артист, – попробовала на вкус начинающая актриса, – Нет, Я тебя буду по-прежнему звать Вова. Звони, Артист.

Торжественная встреча именно так и выглядела. Первой стояла по стойке смирно Ленка, потом по росту мама Тоня и последним, в генеральских лампасных штанах и майке алкоголичке, Аркадий Николаевич.

Вовку затискали мелкая и мама Тоня, а потом крепко, как равному пожал руку Аполлонов.

– Раздевайтесь, руки мыть и за стол! – скомандовала генеральша, но Ленка не выдержала:

– А подарки!?

– После…

– Подарки! – чуть не плачет.

– Да, не проблема. – Вовка пристроил чемоданчик на тумбочку и, щёлкнув замочками, открыл.

– Я первая! – сунулась ему под руку егоза.

– Держи, – Фомин вытащил коробочку, бархатом обшитую, словно там не коралловые бусики, а колье и алмазами.

Бамс. Это дверь в девичью комнату за бесёнком захлопнулась. Опасалась видимо, что драгоценность изымут.

Следом последовали два пузырька с духами. А ведь вкусно пахнут. Обе сразу попробовали, вылив приличную часть на себя.

Председатель Спорткомитета улыбнулся, получив зажигалку серебряную с Эйфелевой башней, а потом отвесил Вовке приличный такой подзатыльник. Не больно в целом, но обидно.

– Пап, ты чего?! – бросилась на защиту кавалера Наташа.

– Я же его за умного держал! А он вон чего отчебучил. Вот, представь, Володя, идёт у нас совещание, и там Берия или Сам даже, курят все, и я тут решаю закурить и достаю зажигалку с этой хреновиной. Но это ладно, а вот если кто в гости придёт и увидит у меня эту зажигалку, а потом донос настрочит. Понимаешь, что может случиться?

– А вы им, что это символ, что русская армия уже брала Париж, а если они не одумаются, то ещё раз его захватим, – почесал всю зашитую голову Фомин.

– Потом, на допросе в подвале? Эх! Не мог со звездой какой зажигалку выбрать?!

– Не подумал.

На самом деле не подумал. Как-то стороной обтекали его реалии современные. 1949 год. Что там? Сейчас начнётся «дело врачей». Или уже идёт? И начнутся массовые гонения на евреев. «Дело врачей» или его продолжение – «Ленинградское дело»? Очень мало Челенков знал об этих событиях. Поводом станет неожиданная смерть Жданова в результате врачебной ошибки. Руководитель Ленинградской партийной организации и кроме того свояк Сталина (его сын был женат на дочери Сталина Светлане), умер в конце прошлого года, ему был неправильно поставлен диагноз и не распознан инфаркт. После его смерти все врачи СССР, лечащие высших руководителей, были объявлены потенциальными «убийцами в белых халатах», «английскими шпионами».

Со дня на день начнётся истерия в газетах. Там напишут о том, что врачи «подсыпают толчёное стекло» в лечебные порошки. Люди перестанут ходить в аптеки и поликлиники.

Уже идёт в газетах кампания по борьбе с космополитизмом, «низкопоклонством перед западом». В 1947 году были запрещены браки между советскими и иностранными гражданами. Из-за чего, кстати, Жириновский лишится отца.

Нда, а он тут со своей зажигалкой. Хорошо хоть не видел никто.

Событие восьмое

Всякая музыка идёт от сердца и должна вновь дойти до сердца.

Г. Гауптман

Ноты – это лишь искусство записывать идеи, главное – это иметь их.

Стендаль

Чаепитие и пирогоедение затянулось чуть не до ночи. Фомина заставили подробно чуть не по минутам описать и матч с ЛТЦ Прагой и пробивание буллитов в Париже Вовке Третьякову.

– Из шестидесяти двух только один пропустил?! – под конец этого рассказа Аполлонов даже вскочил со стула и заходил по кухне, меряя все её четыре метра широкими шагами.

– Я ему сказал пропустить, а так бы он и его взял. Ни один француз не смог щелчком шайбу послать по воздуху, несколько человек только «бабочку» послало.

– Ты, зятёк, дурной что ли? Зачем специально пропускать? – Даже челюсть отпала у генерала.

– Пап? Чего ты всё на Вову кричишь? – грудью встала на его защиту Наташа. В прямом смысле выпятив её. А подросла. Хоть до размеров тёти Светы далеко ещё.

– Так он дурак если.

– Аркадий Николаевич. Нельзя загонять крысу в угол. Она тогда агрессивная становится. Прыгает и в горло вцепляется.

– Крыса?

– Это образ. Мы же хотим этот турнир в Париже сделать регулярным и этот аттракцион с буллитами тоже. Если не будет выигрыша, то на следующий год никто не захочет довольно большие деньги отдавать и покупать дорогущие билеты. А так мы договорились, что Месье Шарль этот во все газеты даст интервью, где расскажет, что… как там его? не запомнил, Григор какой-то, или Грегор, забил гол непробиваемому русскому вратарю и получил целую гору франков. А перед турниром в следующем году напомнит французам об этом. И опять будет полный стадион и ещё больше желающих. И СССР получит кучу денег. Даже больше чем в этот раз.

– Тонь! Напомни мне, что как летом гроза начнётся, так пойдём в поле. Выйдем и встанем, вдруг и на нас молния клюнет. Я тоже хочу быть таким.

– Каким? С деревом на спине? – прыснула мама Тоня.

– Умным. И всё наперёд знать. Так вы шайбу от них поэтому пропустили?

– Конечно, они на коньках стоять толком не умеют, какие из них хоккеисты.

– Сталину если рассказать – понравится. Он вчера Василия про тебя спрашивал, вызвал меня, Романова и Василий там был. Обсуждали ехать ли нам на чемпионат мира. Всё сомневается Сам. Победа нужна. Да, молчи ты! В конце и спрашивает Василия, что там Артист этот не написал новых песен весёлых. Ты, Володя с огнём не играй, можешь если, то напиши. Да, даже если не можешь. Всё равно напиши. Что тебя надо для этого? Композитора или поэта в помощь. Найдём и, как ты говоришь, научим Родину любить.

– Я понял, Аркадий Николаевич. И Василий Иосифович сегодня про песню напомнил, но он про лётчиков. – Почесал репу Фомин. Весёлую?

– Ну, и не ссорься с ним! Напиши про лётчиков. Про лётчиков и про… ну и весёлую. А вместе не получится?

– Я постараюсь, Аркадий Николаевич.

Домой Вовка шёл на автопилоте. Голова была песнями занята. И ведь не хотел воровать, как-то всё само получается. И самое плохое, что этот водоворот его затягивает. Сейчас не просто не хотел воровать чужие песни, а прям боялся даже и не потому, что у каждого композитора и поэта есть свой стиль и образованные, настоящие композиторы поймут, что тут что-то нечисто, ни одна песня на другую не похожа. Не в этом дело. Дело в том, что выдаст он допустим через неделю две песни старшему и младшему товарищам Сталиным, а они через месяц ещё потребуют. А через месяц ещё. А он просто не знает столько песен и эти две уже не просто будет вспомнить. С весёлой чуть проще. Есть бессмертный хит из Кавказской пленницы про султана и трёх жён. Наверное, любой советский человек слова вспомнит и даже споёт, по крайней мере первый куплет и припев.

«Не очень плохо иметь три жены,

Но очень плохо с другой стороны».

Более того Челенков не раз и даже не два пел её когда с друзьями собирались, а один раз к ним затесался старейший на то время спартаковец Георгий Ярцев. Он выслушал песню, потом забрал у Фёдора гитару и говорит:

– Я тут куплет про себя придумал, только вы не перебивайте, а то собьюсь.

И выдал: «Но в квартире моей маленький метраж:

Метра два в ширину, вдоль – четыре аж!

Если в два этажа разместить кровать,

Всё равно Зульфие негде будет спать».

Челенков с той поры всегда исполнял эту песню с этой добавочкой. Этот куплет не портил её, а наоборот, делал окончание гораздо логичней.

С лётчицкой песней в принципе тоже нет проблем с точки зрения самой песни. Есть одна из самых исполняемых песен Пахмутовой. «Если бы ты знала, как тоскуют руки по штурвалу». Там главное припев. Первый и третий куплет лёгкие, а вот второй Челенков не помнит, что – то про взлетаю ракетой и камнем вниз. Ну, ничего страшного посидит поперебирает аккорды, может вспомнится, а нет так и на самом деле можно настоящего поэта найти. До её написание ещё лет пятнадцать, не должен уже Добронравов написать стихи. Почему бы у него и не попросить помощи и потом написать на пластинке, что стихи Добронравова. Проблема опять нравственная. Чья песня про султана Челенков не знал, и тут точно известны авторы, и опять придётся Пахмутову обворовывать.

– Эй, пижон, а ну стой, – Вовка так задумался, что не заметил, как на его дороге выросла парочка, – Тебе говорят, фраер!

– Вечер перестаёт быть томным…

Событие девятое

Фонарь под глазом бросает тень на его обладателя.

Андрей Соколов

Когда бьют по морде, главное – сохранить лицо.

Сергей Федин

Дверь открылась как-то медленно, словно с той стороны никак определиться не могли, а стоит ли вообще открывать. Типа, ходют тут всякие. Наконец, щель стала настолько широкой, что через неё смог высветиться голубой глаз.

– Вова, что с тобой! Ты весь в крови! – дверь дёрнули на себя, и опёршийся на неё Фомин почти кубарем влетел в квартиру. Хорошо, что обладательница голубого глаза успела его поймать.

– Вова ты весь в крови! Что случилось? – Света прислонила его к стене и стала досконально изучать.

– Ерунда. Бандитская пуля, – попытался пошутить Фомин. Больно даже шутить. Губа треснула.

– В тебя стреляли? Нужно вызвать милицию! – А вот оно что, понятно, почему дверь медленно открывали, тётя Света в ночной рубашке, короткой. Обдергайке такой, значительно выше колена.

– Я сам милиция, – тоже в каком-то фильме было. Ну, он же учащийся школы милиции. Или нет? Тут с этим вояжем по заграницам не очень понятно, у него же есть удостоверение офицера лётчика и даже парадная форма с погонами младшего лейтенанта, с одной одинокой звездой. «Мальчик молодой младший лейтенант, только две звезды упало на его погон». А это мысль. Если Наташа споёт эту песню, то половина страны в неё влюбится.

– Вова! Что случилось? – правда же переживает, вон слёзы даже.

– А пусть не пристают. Всё! Всё. Напали два придурка, раздеть хотели и обчистить. Пришлось вступиться за пальто. Второго-то нет.

– Ты ранен? – совсем заплакала.

– Не знаю. Нет, наверное. Нос разбит и губа. Умыться надо. – Зачем-то тётя Света поднырнула под плечо и на себе хотела в ванную тащить. А и ладно, так веселее.

Умывание показало, что порвана губа или вернее треснула, не страшно, до свадьбы заживёт, ещё разбит нос, но набок не завален и внутрь не вдавлен как у сопровождавшего их сотрудника МГБ. Ещё под глазом намечался фингал. Под правым?! Опачки! Выходит этот, грабитель, который повыше левша. Проще найти будет.

Вообще драка вышла сумбурной. Первый удар Вовке не удался. Левша этот явно занимался боксом. Он поднырнул Фомину под руку и врезал по носу. Зато подставился коротышка в тулупе. Тулуп явно движения сковывал. Коротышка шёл на Вовку, поигрывая пером в руке. Пинаться было поздно, слишком близко и Вовка встретил его джебом справа. Больше в драке этот товарищ участия не принимал. И, слава богу. Приёмов против ножа ни Челенков, ни Фомин не знали. Да и есть ли они. Сказки поди. Тощий и высокий боксёр, тоже вёрткий оказался, Фомин не успел разорвать дистанцию и хоть и по касательной удар второй словил, но губу вон порвал. Сволочь. Вовка от удара сел на задницу, и левша попытался пнуть ему в лицо. На счастье промахнулся. Фомин ждать второго пинка не стал и, вскочив, бросился на грабителя головой вперёд, метя в живот. Чтобы уронить. В партере проще, там ноги не задействуешь. Получилось. Они упали и стали бить друг друга по морде лица. В какой-то момент Вовка видимо удачно попал и товарищ поплыл. Ждать следующих подарков Фомин не стал, подобрал чемоданчик и, чуть прихрамывая, поспешил к подъезду. Оставалось-то, всего метров тридцать пройти. Сзади через какое-то время затопали, но Вовка уже залетел в подъезд и похромал на второй этаж. Скрипучая дверь внизу не заскрипела, выходит, боксёр этот не рискнул заходить в подъезд. Ну, а потом тётя Света его в свои объятия приняла.

Света умывая его, вся облилась водой. Ночнушка из тонкого хлопка почти прозрачной стала и прилипла ко всяким выпуклостям. Играющая роль медсестры женщина этого не замечала, она склонилась над сидящим на краю ванной Вовкой и обследовала пальчиками его лицо.

– Пойду, йод принесу, видела в комнате, – тётя Света развернулась и на пороге ванной комнаты уронила полотенце, нагнулась поднять.

– Опа опа, у кого тут круглая попа? – пошутить решил.

Зря.

Пока ждёте проды от меня обратите внимание на цикл Дмитрия Дашко "Ротмистр Гордеев". Первая книга https://author.today/work/234828

Глава 4

Событие десятое

Ей-ей, и почестей никаких не хочу. Оно, конечно, заманчиво, но пред добродетелью всё прах и суета.

Николай Васильевич Гоголь, из книги «Ревизор»

– Артист!

– Фомин!

– Володя!

– Вовка!

– Твою мать!

– Фомин, это что такое? – Василий Сталин стоял у двери в кабинет, разговаривал с секретарём или ординарцем, или как там эта должность называется, с капитаном, стоящим навытяжку перед ним, и тут Вовка зашёл в приёмную одним из последних, вся команда уже толпилась в большой длинной комнате. Стулья вдоль стен стояли, но кроме Чернышева никто не сидел, стояли, разбившись строго по пятёркам. Динамо, ЦДКА, ВВС МВО.

Народ, увидев сине-зелёного Фомина, разве что свистеть не стал, памятуя, где находятся. Перед Василием Иосифовичем все расступились и примолкли, только головами качали, то ли укоризненно, то ли сочувственно.

Васька подошёл к Фомину и обошёл даже его почти по кругу, остановился сбоку и, чуть голову наклоня, стал огромный фингал под глазом у того рассматривать. Не все ещё украшения морды лица. Утром, когда Вовка глянул на себя в зеркало в ванной комнате, то сам захотел посвистеть. Не получилось – губа треснула верхняя и коркой крови запеклась. Нос распух, ну и под глазом красивый бланш. Самое то – на награждение идти.

Заспанная тётя Света за ним в ванну вломилась, не, не за продолжением ночных упражнений. Помочь умыться и припудрить носик.

– Свет, нужно усилить эффект, а не пудрить. – Оглядев себя в зеркало, сделал неожиданный вывод Фомин.

– Ты, дурак! К Сталину…

– Не, я знаю, чем закончится. Тащи йод и зелёнку, будет боевую раскраску рисовать.

И вот сейчас Вовка стоял, можно сказать, по стойке смирно и демонстрировал побитость полную.

– Товарищ генерал-лейтенант, вчера, возвращаясь домой от Аркадия Николаевича Аполлонова, был… Меня попытались убить и ограбить два преступника. Один был с ножом, второй с кастетом… Наверное. Уж больно тяжёлые удары. Мне с трудом удалось отбиться. Задержать преступников не смог, они сбежали. – Ну, кто видел, что сбежал как раз он.

– А что милиция? – Это из-за спины Сталина показался Чернышёв.

– Да, Фомин, ты милицию вызвал? – начал крутить головой Сталин, очевидно милиционеров у себя в приёмной разыскивая.

– Никак нет, товарищ генерал, телефон испортился, – Вовка перед уходом утром аккуратно провод отсоединил от розетки, ну, вроде сам отпал.

– А соседи. У вас соседи не простые, у всех телефон есть? – умный.

– Поздно было, не хотел людей будить и пугать своей физиономией.

– Дурак. Ладно! Не будет такого! Ты ведь сейчас младший лейтенант и лётчик. Не будет такого, чтобы в Москве, в центре города, бандиты на офицеров лётчиков нападали. – Сталин решительно вернулся к столу с секретарём … Или ординарцем.

– Алексей. Позвони в МУР. Чтобы через полчаса лучшие у меня были в кабинете. Кто у нас сейчас МУРом руководит?

– Комиссар милиции III ранга Урусов Александр Михайлович – Начальник Московского уголовного розыска. – Вскочил капитан – Алексей.

– Соедини меня с ним.

Сталин словно забыл о присутствующих тут хоккеистах. Холерик, чего с него взять?

Но начальника угрозыска в кабинете не оказалось, и Василий Иосифович вспомнил о мероприятии, для которого и собрал народ.

– Потом Фомин тобой займусь. Проходите мужики. Сейчас награждать вас будем. Молодцы все. Орденов давать не могу, потому их не будет. А награды будут.

Хоккеисты гуськом прошли в кабинет Сталина младшего. Он был не меньше приёмной. Вполне все двадцать человек влезли. На длинном столе в центре кабинета лежали грамоты, с изображением двух истребителей на фоне синего неба. А поверх каждой грамоты лежала приличная стопочка кремово-розовых банкнот с Лениным. Сторублёвки.

Василий Сталин сам брал грамоты со стола, читал фамилию и, пожимая руку, передавал грамоту, а потом и деньги.

– Ещё Спорткомитет вас награждать будет, а это от меня и всех лётчиков. По три тысячи рублей премии и грамоту МВО ВВС. – Последним оказался Вовка. Василий Иосифович потянул ему руку для рукопожатия и отдёрнул. Костяшки сбиты, в коростах, и залиты зелёнкой и йодом. Красота.

– Ссуки! Георгию Константиновичу не только Одессу, но и Москву нужно от всей этой нечисти очистить. Поговорю с отцом. – Он передал деньги и грамоту Фомину без рукопожатия. Потом всё же передумал и, притянув к себе, обнял. Так себе получилось сантиметров на двадцать ниже. Скорее к груди припал.

После этого Василий не удержался и, несмотря на присутствие Чернышева, которому перепало пять тысяч рублей, двинул речь, про то, что такую команду великую нужно сохранить и что вы, товарищи, вместе, как в той притче, целый веник, а по одному просто веточки.

– Подумайте о переходе в ВВС, потом ещё раз с каждым переговорю, – пообещал младший Сталин и отпустил хоккеистов.

Фомин тоже было потянулся к выходу, но тут сакраментальная фраза прозвучала.

– Чернышёв, Фомин, а вы останьтесь.

Вовка думал, что опять уговаривать будет или про песни спрашивать, но нет. Разговор Василий Иосифович начал совсем о другом.

– Что это за чемпионат мира среди студентов? Мне Фоминых рассказал вчера. Вопросы появились. Аркадий Иванович, тебя давай сперва послушаем.

Чернышев в восторге от этого турнира не был. Не боялся проигрыша. Просто, главное для него – это подтвердить титул Чемпиона СССР, а этот непонятный турнир в Чехословакии, где их чуть голодом не заморили и не заморозили, никакой радости у тренера «Динамо» не вызывал.

– Студенты должны быть все. В этой команде, – он кивнул головой на дверь, – всего девять человек, из них двое с натяжкой. Третьяков в школе учится. А Зденек Зигмунд преподаватель, но говорит, что в аспирантуру хочет поступать.

– А соперники? – пренебрежительно махнул рукой Сталин. А чего, долго что ли в СССР выдать справку, что ты учишься в институте физкультуры, или на подготовительных курсах академии имени Жуковского.

– Местные студенты из Праги, там есть, наверное, и ребята из ЛТЦ, не уверен, что они будут играть, там от основного состава крохи остались. А в это же почти время с 12 по 20 февраля в Стокгольме будет проходить настоящий чемпионат мира по хоккею на льду. Так они канадский хоккей называют.

– И всё что ли? – поднял брови Василий.

– Фомин предложил создать сборную Прибалтики…

– Да, Володя, почему Прибалтики, а не Латвии или Литвы? Эстонии?

– Вы сами, товарищ генерал и ответили. Кого выбрать? Остальные обидятся. А так по звену от каждой республики. Где-то слышал, что они уже в таком составе играли. Не скажу когда, в Ленинке статья попалась про хоккей до войны в Прибалтийских государствах. Там было про сборную Прибалтики, как-то не так называлась, но смысл этот.

– А что? Согласен. Здорово получится. И отец такой подход одобрит. И всё, больше не будет никого что ли? – развернулся назад Сталин к Чернышёву.

– Чехи пригласили сборную студентов Варшавы и сборную Оскфорда. Там канадские студенты.

– Канадские? – Василий свёл брови.

– Мальчики для битья. Мы с ними в Давосе встречались… Не так. Они там были и проиграли 1: 9 Давосу, у которого мы потом легко выиграли. Очень слабая команда.

– Мальчики для битья? Где ты только словечки все эти Фомин берёшь? – Василий Иосифович прошёлся мимо стоящих почти на вытяжку Чернышёва и Фомина и сел за стол.

– Так, в общем, едет та же команда. Со справками студенческими я решу. Три недели есть, какие угодно справки сделаем. Или настоящие студенческие билеты дадим. Нужно ехать и выигрывать. Лучше бы настоящий Чемпионат Мира, но раз нельзя, значит, будем на этом играть. Про прибалтов я с Аполлоновым переговорю. Тоже послать надо.

– А чемпионат? И так несколько игр пропустили, – напомнил Аркадий Иванович.

– Ерунда, что там, шесть дней. Потом нужно просто чтобы эти три команды на «Динамо» все матчи оставшиеся провели. Ездить не надо и можно через день игры проводить. Догоните. Ерунда. Тем более что всё равно чемпионом станет МВО ВВС. Ха-ха-ха! – Васька весело и заразительно засмеялся. Пацан пацаном.

– Посмотрим ещё, – буркнул динамовский тренер.

Василий Иосифович не услышал, продолжая заливаться.

– Всё. Аркадий Иванович, иди, вон уже муровцы заглядывают в кабинет. Сейчас допрашивать будем Фомина, как он весь такой великий спортсмен и не справился с двумя занюханными бандитами. А я ведь вчера приказ написал о производстве тебя Фомин досрочно в лейтенанты. Не, ты нос не задирай. Не ты один. Третьякова тоже в лейтенанты и Бочарникова в капитаны с Бобром. Заслужили.

Событие одиннадцатое

Зритель любит детективные фильмы. Приятно смотреть картину, заранее зная, чем она кончится. И, вообще, лестно чувствовать себя умнее авторов.

цитата из фильма «Берегись автомобиля»

Вовка уже пожалел о своём решении использовать свою физиономию для наведения порядка с преступностью в столице. Жеглов и Шарапов насели на него не по-детски. Фамилии у оперов были другие, но отдалённое сходство с героями фильма были. Шестаков, как и Шарапов был в гимнастёрке армейской без погон и волосы были длинноваты для милиционера. Тоже назад их закидывал. Постарше только Конкина был, лет под сорок мужику и не такой субтильный. А вот майор Кузьмин на Высоцкого или Жеглова походил больше, не только одеждой, а он был в гражданке, в чёрном пиджаке и серых брюках от другого костюма, но и вёл себя, так же как и Жеглов, нагло напористо. Играли, в общем, в доброго и злого следователя. А ещё, как и у героя фильма, на лацкане пиджака у Кузьмина был орден Красной звезды.

Эти два гада, в хорошем смысле этого слова, въедливо по секундам стали восстанавливать события и старались при этом запутать Фомина. Если бы не сидящий и наблюдающий с любопытством за этим действом Сталин младший, они бы покрикивать начали. Обломались, Василий Иосифович сидел злой, и сам на них шипел, на крик, правда, не переходя.

– Лётчиков, офицеров, лучшего хоккеиста страны на вверенной вам народом территории бандюганы убить хотели. Найти и посадить, а лучше расстрелять.

– Суд…

– Сосуд! При попытке сопротивления кончите мразь эту.

– Синяк не под тем глазом, – постарался перевести разговор в другое русло майор.

– Да, он левша. Я же, можно сказать, боксировал с ним. И он точно занимался боксом и, может, даже разряд спортивный имеет. – Поделился догадкой Вовка.

– Про кастет подробнее, – влез Шарапов.

– Я не видел, но удары были очень сильные, а он намного легче меня. Или уж совсем большой спортсмен, либо кастет или свинчатка в кулаке. Он, кстати, в тонких кожаных перчатках был. Дорогие. Тёмно-коричневые, должно быть, не чёрные, и на них моя кровь должна остаться, если он их не выкинул. Но вещь дорогая, жалко. Он мне нос разбил, должны быть в крови. Да, и он был в чёрном пальто, и на нём тоже должны быть следы крови. Я на нём же потом сидел, а из носа кровь продолжала бежать.

– А второй? – поиграл карандашом в пальцах Шестаков. – Он что делал.

– Лежал. Я его вырубил первым ударом. Он маленький и лёгкий. В нокаут угодил.

– Как же они смогли убежать от тебя? – гад этот Кузьмин. Самый правильный вопрос задал.

– Ну, мне длинный боксёр этот снова по носу попал, я и поднялся, искры из глаз летели. А пока очухался они и сбежали. Я чемоданчик поднял…

– Что за чемоданчик, зачем вы товарищ Фомин по ночам с чемоданчиком ходите? – насел на него майор, даже привстал.

Ну, блин!!! Тут вам не там, сейчас получит фашист гранату.

– Я, товарищ майор, ходил к генерал-полковнику Аполлонову, подарки ему и его жене с доче… как правильно по-русски с дочерьми, с дочерями. С дочурками, пусть будет, нёс. От них и возвращался домой.

Да, какой же русский не любит быстрой езды. Тьфу, какой же милиционер не знает бывшего заместителя министра МВД. Посерьёзнели товарищи. С одного боку Сталин, пусть и не Сам, но Сталин, так теперь ещё и Аполлонов.

А сейчас хук обоим одновременно.

– Там к нам на пирог и, рассказ про победу нашу в Давосе, и Круглов Сергей Никифорович – министр ваш заходил, сосед Аркадия Николаевича.

– Кхм.

– Блин.

– Найдёте? – плесканул керосинчику Вовка.

– Найдём!

Если Вовка надеялся, что после козырей выложенных отстанут от него сыщики муровские и побегут облавы устраивать, то сильно ошибся. Ещё настойчивее стали расспрашивать. Про приметы по третьему кругу, про речь, ну, там акцент малоросский или оканье. Гуканье?

– Маленький меня назвал пижоном.

– Да, для бандитов не сильно типично.

Тут их прервали. Прервали так прервали. Влетел в кабинет тот самый капитан Алексей и за ним широким шагом вторгся, сбросив худыми плечами двух лётчиков, пытавшихся ему помешать, человек среднего роста в синей милицейской форме с серебряными погонами зигзагообразными и с золотыми вышитыми звёздами на них.

– Василий Иосифович, товарищ Сталин, мне передали… – Начальник Московского уголовного розыска Комиссар милиции III ранга Урусов Александр Михайлович увидел своих и побелел лицом совсем.

– Кого убили? Товарищ Сталин?

– Убили? – Сталин развёл руками.

– Майор Кузьмин – начальник убойного отдела.

– Вон, трупп сидит. Зелёный и синий местами, но выжил. Твои подопечные не на того рыпнулись. Боксёр и, вообще, лётчик и офицер, куда им с таким тягаться. – Так как Жеглов с Шараповым вскочили при появлении генерала, ладно, комиссара, то и Вовка поднялся. А что, со своими почти метр девяносто и широченными плечами, раскаченными, вполне себе смотрелся на грозу «подопечных» майора Кузьмина.

– А ну, вышли в приёмную. – Ткнул Начальник Угрозыска московского пальцем своим на дверь, а потом и Вовке, – и ты герой погуляй. Нам с товарищем Сталиным поговорить надо.

– Иди, Володя. Только не убегай потом. Нужно нам с тобой про песни поговорить. Есть новая информация.

Событие двенадцатое

Погоня! Какой детективный сюжет обходится без неё? Один – бежит, другой – догоняет! Таков непреложный закон жанра! Детектив без погони – это как жизнь без любви.

цитата из фильма «Берегись автомобиля»

Фёдор Челенков, сидя на стуле в приёмной вспоминал, как читал в газете или по телеку смотрел, точно уже не помнил, там ругали съёмочную группу фильма «Место встречи изменить нельзя». Мундир у Жеглова неправильный – нет петлиц. А ещё на груди у майора висит знак «Отличник милиции», который будет учреждён Приказом МВД СССР только в 1953 году. Ещё что там про погоны было, что кант и просвет не того цвета, вроде не красный, а бирюзовый должен быть.

Но больше всего в той статье, всё же это была статья, потешались над формой комиссара полиции на торжественном вечере посвящённом Дню милиции. Выступает именно комиссар милиции III ранга и у него золотые, погоны, а должны быть серебряными, и только звёзды золотые. А ещё заклёпочники эти рассмотрели у начальника угрозыска медаль «За взятие Берлина». Тяжело одновременно руководить МУРом в Москве и брать Берлин. И до кучи, у генерала по существу, солдатские медали на груди – «За отвагу» и «За боевые заслуги».

Сто лет прошло с прочтения той статьи, а сейчас вот увидел этого комиссара вживую и вспомнилось. На Урусове сейчас были ордена, но медали «За взятие Берлина», которая была у Вовкиного отца, на груди Александра Михайловича не было.

Начальник Угрозыска вышел минут через десять. Красный и с крепко сжатыми губами. Махнул рукой своим, чтобы шли за ним, и остановился напротив Фомина.

– Нда. Красавец! Найдём! Обещаю. – И повернувшись на каблуках, вышел из приёмной, дверью хлопнув.

Вовка плюхнулся назад на стул. Заварил, блин, кашу. Минуту посидел, обдумывая, хорошо это или плохо познакомиться с Начальником МУРа. Потом на капитана Алексея посмотрел. Тот на Вовку и на дверь. За дверью тихо всё.

Фомин махнул головой, типа, узнай, может, уже моя очередь пришла звездюлей отгребать. Капитан Алексей вздохнул, как перед прыжком в холодную воду, и пошёл к двери огромной, в потолок. Дубовой должно быть, но оббита кожей, не видно.

Бамс. Это капитан этой дверью в лоб получил. Он застыл перед ней, не решаясь войти, а тут дубовая сама открылась и резко. Хорошо – оббита. Не насмерть, просто отскочил.

– Зайди, Володя, – нарисовался за дверью Василий Иосифович.

Василий зажёг сигарету и, дымя почти на Вовку, поинтересовался:

– Аполлонов говорил, что у тебя теория есть, что после удара молнией к тебе несчастья липнут и обязательно по голове достаётся.

– Четвёртый раз за год.

– Дела. Вот, что Володя, я вчера у отца на «Ближней даче» был, обсуждали там… Не, этого тебе точно знать не надо. Так вот, потом ужин был, и отец поставил пластинку с твоими весёлыми песнями, а после ужина я ему и рассказал об этом вашем турне. И что ты там самые важные голы забил.

Челенков напрягся. Уж больно издалека Василий начал.

– Отец выслушал и говорит: «Хороший мальчик и песни хорошие пишет, ты ему скажи, Василий, что людям сейчас очень нужны весёлые песни, пусть напишет ещё». Ты, мне обещал. Написал?

Охо-хо. Чего и боялся.

– Весёлую написал.

– Пой!

– Кхм. Гитару бы надо. И губа разбита, тихо получится, громко не смогу.

– Гитару? Алексей! – как гаркнет Сталин, что даже огромный тонный стол под зелёным сукном подпрыгнул, не говоря уж о Фомине.

– Слу…

– Гитару найди. Быстро. Бегом! – тугудым, тугудым. Даже дверь капитан не закрыл. Василий Иосифович сам встал, прикрыл. Сквозняк образовался. На улице с утра подмораживало.

– Василий Иосифович, а можно листок и карандаш, я только вчера написал, могу сбиться.

– Диктуй…

– Нет, товарищ генерал, не тот эффект будет.

– Эффект?! Ох, Фомин. Ну, ладно, держи, – Василий подвинул ему листок и вынул из письменно прибора настоящую шариковую ручку.

– Ни фига себе! – не удержался Челенков.

Сталин странно эдак на него посмотрел. Вот прямо чувствовалось, что хочет спросить, неужели раньше видел? Не спросил, наоборот, объяснил появление артефакта.

– Шариковая ручка – производится по заказу Королевских военно-воздушных сил Великобритании, поскольку обычные перьевые авторучки протекают в самолётах от снижения атмосферного давления при наборе высоты. Нам немного добыли посольские. Пиши. Хорошо пишет.

Вовка как раз дописывал последний припев, когда без стука в кабинет влетел капитан Алексей с роскошной концертной гитарой. Красота.

– Давай, Фомин, удиви. – Протянул ему инструмент Сталин.

– Удивлю.

• Если б я был султан, я б имел трёх жён
• И тройной красотой был бы окружён
• Но с другой стороны при таких делах
• Столько бед и забот, ах, спаси Аллах!

В фильме «Кавказская пленница», во время исполнения этой песни Никулиным, интересно наблюдать на реакции Варлей. Глаза выпучивает, прыскает, замечательная мимика. Там, правда, ещё питается Наталья, но тут на столе фруктов с булочками не было, потому Василий просто глаза выпучивал и ржал, а когда прозвучала последняя фраза:

• На вопрос на такой есть ответ простой -
• Если б я был султан – был бы холостой!

• Не плохо очень совсем без жены
• Гораздо лучше с любой стороны.

Рот от удивления открыл и так и замер в этой позе. Пришлось Вовке припев повторить.

• Не плохо очень совсем без жены
• Гораздо лучше с любой стороны.

И побарабанить по гитаре, восточную музыку изображая.

Глава 5

Событие тринадцатое

Какой же русский не любит быстрой езды – бессмысленной и беспощадной!

Лучше на сорок минут позже, чем на сорок лет раньше

От Ленинградского проспекта, где находился штаб ВВС МВО, до Ближней дачи кадиллак Василия Сталина добрался примерно за час. Василий Иосифович гнал, будто от того, как быстро он доставит Фомина к отцу, зависела судьба и его самого и всей страны.

Вовка сидел на заднем сидении, не полез вперёд на место смертника, вспомнил, что про Сталина младшего ходили слухи, что он безбашенный гонщик. Слухи подтвердились буквально с первых метров пути. Не давало оторваться от земли вишнёвому «Кадиллаку-67» только земное притяжение и опасения Фомина, что он собьёт сейчас вон ту телегу, а нет, вон, ту машину Скорой помощи, фу, вон ту молоковозку. Едрит-Мадрид. В миллиметрах мимо пронеслись. Просить Василия ехать помедленнее Вовка опасался, не меньше, чем ехать с такой скоростью. Наперекор ещё быстрее поедет. А ведь Фомина уже два раза Сталин подвозил и тогда нормально ехал, почти нормально, чего сейчас за шлея под хвост попала?

После того, как Вовка закончил петь и барабанить по верхней деке гитары роскошной Василий ещё минуту сидел напротив с открытым ртом и блаженной такой улыбкой на лице. Улыбки – они обычно собирают мимические морщины всякие, а здесь, наоборот произошло, лицо у Василия Иосифовича разгладилось. Некрасивые его морщины на лбу и у глаз растворились в этой улыбке, и даже приличные мешки под глазами спрятались в ней. Юношеская такая мордашка была напротив. Сталин смотрел на Фомина и не видел его. Там был, в песне. Переживал нехитрые сценки в ней описанные. Минута волшебства прошла, проступили мешочки под глазами и улыбка из детской превратилась в обычную.

– Знаешь ты кто Фомин? – Сталин залез пятернёй в явно не генеральскую причёску, длинные волосы довольно густые были назад зачёсаны и волны эдакие образовывали.

– Я же…

– Дурак ты. Тьфу. Это про другое. Ты, Фомин – Артист! И рожа у тебя страшная и гитара расстроенная и сам ты поешь даже хуже Утёсова, а спел и словно побывал там в той квартире маленькой с тремя жёнами, так себе всё представил. Давай ещё раз.

– Кхм. Василий Иосифович, мне больно петь, губа порвана.

– Ссуки! Всех шлёпнуть надо! А ну, поехали к отцу! Я им тварям устрою! Всех на нары! Очистим Москву от нечисти! Поехали!!! – Сталин подхватился, сдёрнул Фомина со стула, вырвал у него гитару и одной рукой её удерживая, стал второй выпихивать Вовку из кабинета. В приёмной он осмотрел собравшихся там офицеров и махнул рукой.

– Не время, завтра приходите. Алексей, Власику позвони, скажи я на Ближнюю дачу еду с Фоминым. Всё, до свидания, товарищи.

Вытянувшийся по струнке народ лётный, в том числе и с генеральскими погонами, не загудел возмущённо, молча узнал об отложенном совещание и ещё вытянутее стал.

И теперь они мчались по Москве, в миллиметрах проносясь мимо других редких машин или телег, заставляя нервно всхрапыть испуганных лошадей. Ворота на дачу были закрыты, и никто их перед Василием бегом не раскрывал, кланяясь. Солдаты степенно осмотрели пассажира, покосились на гитару, потом опустились на колени и проверили днище американского пепелаца. Челенков даже, вспомнив фильмы из будущего, решил про зеркальце на палке подсказать Власику, но тут от домика на входе и подошёл офицер с таким устройством. Осмотрел днище изделия «General Motors».

– Проезжайте, Василий Иосифович. Товарищ Сталин предупреждён.

Вовка ожидал, что, как и в прошлый раз будет куча народа, Берия, Светлана Аллилуева и ещё какая-то женщина, и все будут сидеть жиденький супчук, поданный на обед, чинно хлебать. Потом будут песню его слушать и обнимашки устраивать. Окарался. В зал куда его минуя очередных товарищей из охраны втолкнул Василий, никого не было.

В той самой столовой оказались, где в прошлый раз они с Наташей Аполлоновой концерт устраивали. Только света не было, а сквозь плотные зелёные шторы снаружи свет неяркого зимнего дня и не проходил почти. Василий Иосифович отпустил Вовкин рукав и хлопнул себя по лбу.

– Гитару в машине забыл. – Машину оставили метрах в двадцати пяти от дачи, там было место для стоянки, и там стояло два новеньких ЗиС – 110, скопированных с американского автомобиля высшего класса «Packard Super Eight», ну, почти скопированных.

Василий Сталин пихнул Вовку в кресло и исчез за зелёными шторами, перегораживающими вход в длинный коридор. Фомин вообще один остался. Сидеть в этом доме одному, в огромной столовой, было неудобно и неуютно, Челенков встал, и подошёл к большой карте СССР, висевшей на стене. Опа! Карта была старой. Года 1938 выпуска и кусочек Финляндии и приличный кусман западной границы был довольно умело, но всё же заметно обведён новой границей. Как-то читал Челенков в будущем книгу, что зря это сделали. В смысле объединили Западную Украину со старыми землями, оттуда вся эта бандеровщина и посла миазмы пускать по старым Украинским землям. В той книге был предложен вариант создание отдельной Западноукраинской Республики.

Фомин поближе подошёл, чтобы оценить размеры этой возможной республики и даже пальцем её обвёл.

– Малчик? – Вовка вздрогнул Сталин, настоящий который, подкрался совершенно бесшумно. А нуда, он же ходил в сапогах с мягкой кожаной подошвой.

– Здравствуйте, товарищ Сталин! – гаркнул Фомин обернувшись. Губа начинающая подживать при этом треснула и капелька крови, выступив, сорвалась и покатилась по подбородку.

Событие четырнадцатое

Табак не дурак, он любит гуляк.

Табак – здоровью враг.

Табачное зелье – утеха в безделье.

– Кров у тебя, – Сталин выглядел старым и усталым. Сутулился. – И нэ крычи. Голова болыт. – Он отошёл от Вовки на шаг и внимательно того осмотрел.

– Заживёт. – Вовка не знал, как себя вести. Первый раз было много народу и Аполлонов и Наташа, чувствовал себе более уверенно, а вот сейчас один на один. Сыкотно. Аж, во рту сразу пересохло.

– Власик, – не поворачиваясь, почти шёпотом, произнёс Сталин, и тут же рядом материализовался главный охранник вождя, словно тут и стоял, а просто Вовка на него внимания не обращал. Только чуть колышущаяся зелёная занавеска на проходе в коридор показывала, что нет, не было тут Николая Сидоровича, только появился. – Власик, почэму малчик вес избит?

– Виноват, товарищ Сталин, я подключил уже своих людей в помощь к МУРу. – Спокойно, без крика и выпячивания груди ответил генерал-лейтенант.

– Плохо, товарищ Власик. Этот малчик в последнее врэмя часто бывает рядом с Васей. А ещё он пишэт самые вэсёлые пэсни в СССР. Нужно обязатэльно найти прэступников. И нужно сдэлать, чтобы такоэ болше нэ повторилось. – Сталин чуть согнутым жёлтым пальцем с несколькими тёмными старческими пятнами ткнул в лицо Вовке.

– Вот, принёс, – из-за шторы выступил Василий Иосифович, держа чёрную гитару в руках.

Сталин старший взял со стола трубку и, держа её в руке, протянул вторую, словно милостыню просил. В неё начальник охраны вложил голубую пачку «Новости». Яшин не так давно поведал Фомину страшную тайну про эти сигареты. Якобы для «элитных» табачных изделий в СССР использовался специальный табак. Чтобы собрать его, сборщики выходили затемно, снимали только три верхних листа с растения и прекращали сбор, как только выпадала первая роса. СССР же, может и правда, хотя где-то в будущем слышал Челенков, что всё дело в сорте.

Вождь между тем сломал одну из сигареток и набил табаком трубку. Василий, сам взял из этой же пачки сигарету и, просто чиркнув спичкой, закурил. Вовка стоял с гитарой, сунутой ему Сталиным младшим, и ждал.

– Пой, малчик. Чего нэ поёш? Слова забыл? – закхекал Сталин, затянувшись разожжённой Власиком трубкой.

Фомин повернулся, отошёл на три шага назад от карты к креслу, чуть подтянул пару струн. Василий был прав, гитара немного расстроена.

• Если б я был султан, я б имел трёх жён
• И тройной красотой был бы окружён
• Но с другой стороны при таких делах
• Столько бед и забот, ах, спаси Аллах!

Эх, губа совсем разболелась, нужные интонации получаются с трудом.

Вовка глаза прикрыл и сосредоточился на словах. Он постоянно забывал куплет про сто грамм.

• Если даст мне жена каждая по сто,
• Итого триста грамм – это кое-что!
• Но когда на бровях прихожу домой
• Мне скандал предстоит с каждою женой!

Фу, на этот раз почти проскочил. Вовка мысленно вздохнул. Чуть запнулся, как всегда, на «это кое-что», явно слабенькая рифма.

• Но в квартире моей маленький метраж:
• Метра два в ширину, вдоль – четыре аж!
• Если в два этажа разместить кровать,
• Всё равно Зульфие негде будет спать.

• Не очень плохо иметь три жены
• Но очень плохо с другой стороны

Один глаз Фомин приоткрыл, всё с той же детской улыбкой сидел на стуле Василий Иосифович. Сам Сталин стоял возле стола, опершись на него руками, и трубка тоненьким дымком перед ним разрезала воздух. В полутьме комнаты его почти не было видно, скорее дымок угадывался по волнам воздуха поднимающегося с ним и искажающим лицо Сталина. Словно, кивал тот головой в такт песне. А, может, кивал.

• Как быть нам султанам ясность тут нужна
• Сколько жён в самый раз? Три или одна?
• На вопрос на такой есть ответ простой-
• Если б я был султан – был бы холостой!

• Не плохо очень совсем без жены
• Гораздо лучше с любой стороны

Вовка опять прошёлся ладонью по верхней деке гитары, выбивая восточный мотив

• Не плохо очень совсем без жены
• Гораздо лучше с любой стороны

Фу! В процессе и про губу забыл.

– Хорошо. Вэсёлая песня, – Сталин первый раз затянулся неглубоко и сразу выпустил дым. – Опят кров у тэбя, Володя. Власик, позови доктора. Ха. Ты волшебник, малчик, у меня голова болеть перестала. Ты, Фомин хорошие пэсни поёш, – Челенков думал, что Сталин и не помнит, как его зовут, всё мальчик и мальчик. Ан, нет. И имя помнит и фамилию.

– Спасибо, товарищ Сталин.

– Как заживёт губа, запиши песню на пластинку.

– Там бы, где я по гитаре стучу, нужно оркестр с восточной мелодией включить. – Предложил Вовка.

– Тэбе виднее. Мнэ нравится. Василий, ты позвони на «Мэлодию». Пусть сдэлают, как хочет малчик.

– Конечно, отец. Я третий раз слушаю, и каждый раз всё больше нравится песня. Интересный юмор, неожиданный.

– Иди, Володя, вон товарищ Виноградов пришёл. Он сейчас тебя полечит немного.

Минут через десять, когда Владимир Никитич обработал Вовке губу, и, мазнув на прощанье мазью, пахнущей камфарой, проговорил, разведя руками:

– Постарайтесь меньше петь молодой человек несколько дней, и двигаться меньше, а то губа плохо заживёт и рубец будет. Как будете с девочками целоваться?

– Фомин, поехали, быстрее, хватит симулировать, – Василий уже несколько раз заглядывал в кухню, где доктор обрабатывал Вовке губу. – Сейчас уже начнётся совещание у Аполлонова. Все там будут. А нас нет. Поехали.

Событие пятнадцатое

Иногда жертвуешь чем-то, тратишь последние силы, и кажется, что все напрасно. Однако если все сделал правильно, награда тебя найдёт.

Роджер Федерер

Звание «Мастер спорта международного класса» введут только лет через пятнадцать. Сейчас для спортсменов после звания мастер спорта есть только одна ступенька. И она последняя и она даётся сейчас единицам. Эта ступенька – «Заслуженный мастер спорта СССР». У хоккеистов таких значков совсем мало. Можно по пальцам пересчитать. Чуть лучше у футболистов. Это звание получила вся команда лейтенантов, что совершила турне по Англии в 1945 году.

В команде МВО ВВС по хоккею, что собралась в приёмной Председателя Спорткоммитета Аполлонова Аркадия Николаевича, таких мастеров оказалось семь человек. К чему вся эта математика, а к тому, что решили в Спорткомитете не жадничать, и за привезённых в СССР два международных кубка наградить всех восемнадцать человек, включая Чернышёва Аркадия Ивановича, так как звание «Заслуженный тренер СССР» тоже введут только 1956 году. Ну, и он один раз не удержался и в Давосе вышел на лёд, а, значит, принимал участие и как хоккеист в теперь знаменитом на всю страну турне по Швейцарии и Франции. И наградить не только премией в две с половиной тысячи рублей каждого, но и присвоить всем, у кого этого звания ещё нет, звание «Заслуженный мастер спорта СССР».

Фомин, если честно, не ожидал. Понятно, что премию дадут, даже грамоту, но звание «Заслуженный мастер спорта». В семнадцать лет перебор? Это же не чемпионат мира? А уже прикалывая значок с легкоатлетом рвущим ленточку под красным знаменем, понял что сейчас не выступают советские спортсмены, особенно хоккеисты и футболисты на крупных международных соревнованиях. Только три турне футболистов было в Англию, Югославию и Скандинавию, и тоже тогда все заслуженными стали. Так это были просто товарищеские матчи. А сейчас кубок Шпенглера всё же официальный турнир. И не виноваты наши хоккеисты, что на голову выше тех же швейцарцев. Заслужили. Вовка просмотрел в приёмной, пока ждали Аполлонова, газеты «Советский спорт» за последнюю неделю. Половина каждой газеты их матчам посвящена. Есть чем Советским людям гордиться. У них сейчас тяжёлая полуголодная неустроенная жизнь у этих людей и победы хоккеистов над проклятыми капиталистами сытыми с разгромным счётом душу людям греют.

Челенков сидел на стуле в кабинете Аркадия Николаевича и краем уха слушал речи Савина и Василия Сталина, а сам вспоминал как уже во время «Перестройки» вышло постановление, которое впервые вводило небольшие льготы обладателям этого звания. Тогда установили надбавку в десять рублей к окладу для спортсменов и двадцать рублей для тренеров, и ещё какую-то непонятную льготу или премию, но Челенкова она тогда не коснулась. Там членам сборным в составе команд выплачивали семьдесят процентов оклада, пока он учится в учебном заведении после завершения спортивной карьеры. Наверное это касалось динамовцев и армейцев. Спартаковец Челенков на себе этого денежного дождя не почувствовал, хотя ведь учился в это время в Московском государственном горном институте и 1989 году получил звание ЗМС.

Прервал воспоминание Фёдора Аркадий Николаевич, словно его мысли подслушал.

– Сейчас на подписи в Совете министров находится документ, который регламентирует около тридцати льгот для заслуженных мастеров спорта. Все перечислять не буду, только самые важные назову. Это льготная оплата жилплощади, право на дополнительную жилплощадь, ежегодное санаторно-курортное лечение совместно с членами семьи, ежегодная экипировка, бесплатное посещение стадионов и пользование спортивным инвентарём. Много ещё разных льгот, как выйдет постановление, прочтёте в газете. Всё, товарищи, спасибо вам за победы. Все свободны.

Вовка прямо ждал, что сейчас Аркадий Николаевич скажет: «А тебя зятёк, я попрошу остаться». Но нет. Очевидно, успели доложить и о драке, и о её последствиях.

Чернышёв подсуетился и у Спорткомитета динамовцев ждал их автобус, который сразу отвёз их на стадион. Завтра предстояла игра. 29 декабря они пропустили матч с «Дзержинцем» из Челябинска на своём поле, и теперь уральцы, приехавшие в Москву на матч с «Крыльями Советов» и проигравшие его 1:5 вынуждены будут на следующий день играть с «Динамо».

Аркадий Иванович по дороге растерял всё празднично благодушное настроение.

– Фомин, вот как на тебя надеяться. Думал уже всё уступить тебе место в первой пятёрке. Староват стал для этого. Вижу сам, что скорость не та уже. Опаздываю везде. А теперь опять придётся на площадку выходить. Что ты за человек такой?! – Чернышёв ткнул пальцем в сине-зелёную физиономию Вовки.

– Аркадий Иванович, я специально ночами хожу по улицам и бандитов разыскиваю, чтобы с ними подраться. Эдакий народный мститель. Убежать надо было. А если пистолет у них? Бежать перекатами и зигзагом?

– Не увиливай. Мужикам опять за тебя карячиться.

– Я выйду с Дзержинцем…

– Никуда ты не выйдешь. Я решаю, кто и когда выходит. Тренируй молодёжь. И готовься к двенадцатому январю к матчу с ВВС. Кого можно из молодёжки взять на замену?

– Валька Кузин. Чуть вес и рост подкачал, зато движется, как метеор. Просто летает над полем.

– Кузин, так Кузин. У тебя вторая тренировка у молодёжки сейчас. Готовься иди, я подойду, посмотрю Вальку этого.

Глава 6

Событие шестнадцатое

Мы в ответе за тех, кого напоили!

Пиво к обеду в меру бери. Пей понемногу – литра по три.

Я столько читал о вреде алкоголя, что решил навсегда бросить читать.

Просто счастье, что соперником оказался новичок высшей лиги челябинский «Дзержинец». Это будущий «Трактор». Сначала обзовут лет через пять «Авангардом», а ещё лет через пять «Трактором». Команда создавалась эвакуированными из Ленинграда в годы войны рабочими. Конечно, никого из них не осталось, подросла молодёжь, попался директор огромного завода – любитель спорта, и создал вот эту команду. До уровня «Динамо» «Дзержинцу» очень далеко. Именно так и решили все до единого динамовцы. А ещё наложились два обстоятельства. Часть народа обмывала присвоение звания ЗМС и выдачу приличной премии, и эта часть пригласила в ресторан вторую часть. Премия была большая и потому водка с белой головкой лилась рекой. Вторым обстоятельством было то, что практически две недели та часть команды, что не поехала в Давос и Париж, тренировалась очень и очень спустя рукава. Старшим Чернышёв поставил нападающего Николая Поставнина, а ещё приглядывал время от времени за ними и Якушин. Люди, предоставленные сами себе, а ещё немного обиженные, что за границу не взяли их, приходили на тренировку, делились на две половинки и в своё удовольствие часок играли без особого энтузиазма, потом ехали, обедали в столовую и расходились по домам. Мужики в основном женатые, семейные, есть чем заняться дома.

Вовка молодёжь перед отъездом накачал, настращал, что приедет и устроит тесты, на скорость, на выносливость, на точность паса и старшим поставил Льва Яшина. Этого фаната домой приходилось выгонять, ну, в общежитие. И он так же с недетским фанатизмом отнёсся к возложенным на него обязанностям. Замордовал пацанов. Ничего, то, что их не убивает, делает только сильнее.

С водкой так не работает. С водкой работает наоборот. Она не убивает, но делает слабее.

На матч Чернышёв, очевидно, предчувствуя результаты вчерашнего обмывания красивых значков, дал команду прийти мужикам на полчаса пораньше. Вовка тоже предчувствовал. Он и Вальке Кузину дал команду чуть пораньше прийти и сам приволокся с формой. Синяк никуда не делся и, трогаешь когда его, отдавался лёгкой болью, нос вёл себя ничуть не лучше, он хоть и перестал сливу огромную напоминать, но при попытке себя пропульпировать, отзывался тупой болью где-то в центре мозга. И губа верхняя разговаривала плохо. То ли мазь так подействовала, что врач наложил, то ли это процесс заживления такой, но она тоже прилично опухла и саднила. Выходило, что в целом, голова была к матчу не готова. При соприкосновении с противником она сразу о себе напомнит. А хоккей это не шахматы, и соприкосновения будут, если выйти на площадку.

Поединок команд «Динамо» Москва и «Дзержинец» Челябинск начался 12 января в шесть часов вечера. За то время, что они в Москве отсутствовали, чуда не произошло. Вышек с прожекторами по углам площадки не поставили, деревянных трибун тоже не добавилось. Всё по-прежнему. Деревянные борта из неструганных досок с наружной стороны засыпанные снегом, для прочности, трибуны амфитеатром из утоптанного снега и новогодними гирляндами лампочки в семь рядов над площадкой. Стабильность. И не менее стабильно пришло посмотреть матч почти десять тысяч человек, которые не вошли на трибуны. Несколько тысяч человек столпились за трибунами из снега и видеть ничего не могли, два источника информации у них имелось, чуть хрипящий и не всегда внятный комментарий Вадима Синявского и крики счастливцев, оказавшихся на деревянных и снежных трибунах.

Синявский перед матчем по своей привычке зашёл в раздевалку к динамовцам и пожелал удачи, а заодно и поздравил новых заслуженных мастеров. От Вовки отшатнулся.

– Это да! Как под трактором побывал. – Потом осмотрел ещё раз, покачивая головой, – Ничего, Фомин, заживёт до свадьбы. В хоккей играют настоящие мужики, а их синяки и шрамы украшают.

– Угу. Теперь традиция у нас такая в команде, как важная игра, так Артист побитый и играть не может, – буркнул стоящий рядом Чернышёв.

Несло перегаром от всей команды. И несло – это самый безобидный из эпитетов. Разило лучше. С ног сшибало – в самый раз. На разминке покидали единственному адекватному игроку в команде Вовке Третьякову по нескольку шайб, да проехались от ворот до ворот. Третьякова Фомин на обмывание значка не пустил. Заманил к себе и тётя Света сняла с него мерки. Тоже ведь в сумме больше пяти тысяч получил. Вполне на новое пальто, новый костюм и пару рубашек заработал. Его же отправил Вовка на Казанский вокзал за швейными машинками и чемоданом с тканями со Светой. Сам пугать москвичей сине-зелёной физиономией не стал. Страна, конечно, должна знать своих героев, но не в таком виде.

И не понятно, то ли зря отправил, то ли наоборот правильно поступил, но швея уж очень тщательно с Третьякова мерки вечером снимала. И ещё они договорились на следующий день после матча сходить в коммерческий магазин за тканями и там вместе выбрать, что «Вовочке» понравится.

Ну, а что хотел? Тётя Света отлично понимает, что Наташа – это стена и её не отодвинешь. И так же отлично понимает, что если охомутает Третьякова, то считай, половина дела сделана. Вовка получает иногда за месяц больше, чем высокооплачиваемый слесарь шестого разряда за год. И если они вернутся чемпионами мира по футболу или хоккею, то и нормальная квартира в Москве перепадёт. А ещё подарки из-за границы. А то что она на восемь лет старше Третьякова, так что. Повезло, выходит пацану и мать будет и любовница и жена одновременно.

– Ей, Артист, а ты чего не на площадке? – Вовка сидел на скамейке запасных, завёрнутый в одеяло, и смотрел, как ползают по льду динамовцы, и не заметил, как со стороны трибун подошёл Якушин. – Ох, ты! Ничего себе! Аркадий говорил, что тебя избили, но что ты такой красивый постеснялся сказать.

– Пусть не лезут.

– Ну, ну. Видишь, что творится? – Хитрый Михей сделал всеохватывающий жест в сторону динамовцев.

– Переоделся даже.

– Правильно. Не знают мужики меры. И Аркадий хорош. Иди, разминайся и десяти минут не пройдёт, как ты там понадобишься.

Событие семнадцатое

Если похмелье не лечить, то оно проходит за день! Если лечить за десять дней.

– А что будет, если выпить очень много водки?

– Будет послезавтра.

Хитрый Михей ошибся. Первый период динамовцы продержались. Вернее их продержал Третьяков. Сейчас всякой статистики – сколько та или иная команда бросила в сторону ворот противника, сколько в створ ворот, никто не ведёт. Вовка, сидя на скамейке, и хватаясь за голову, и мысленно и на самом деле, тоже точно не считал, но выходило, что челябинцы бросили по воротам Третьякова раз двадцать и один раз даже почти щелчок у них получился, а Вовка пропустил только один раз, и то шайба очень хитрая получилась. Она ударилась о конёк кого-то из «Дзержинца», отскочила в штангу, от неё отправилась назад на площадку, но тут конёк Васи Комарова её полёт прервал и отправил в свои ворота.