Я подарю тебе ребёнка бесплатное чтение

1

Полотенце прикрывает бёдра до середины. Моё любимое, я его из Турции из отпуска привезла. Да, глупость, кто-то сувенирчики покупает, ну там масло, может, или косметику. А я тащила большое полотенце. Только ленивые из подруг не поржали, что я его из отеля стащила.

Педикюр вроде бы ничего. Только три дня как свеженький. Вообще-то под зиму я реже делаю, и без цвета, но мне сегодня к врачу, так что надо было привести ноги в порядок. А то как-то не комильфо.

Да, к доктору мне сегодня тому самому. К которому нас, женщин, не загонишь, когда вроде бы всё в порядке. Но фирма, на которой я работаю, настаивает на ежегодных углублённых медосмотрах, и деваться некуда. Особенно, когда всё оплачивается и заключение требуется в ограниченные сроки. Вот сегодня мне нужно с утра сдать анализы и посетить ЛОРа, гинеколога и терапевта, остальных я уже прошла. А потом ещё в офис ехать.

Я быстро одеваюсь, укладываю волосы, делаю макияж. Проверяю, на месте ли кошелёк и телефон, паспорт и ключи от машины. Набросив пальто, закрываю двери квартиры и спускаюсь на парковку. Вот опять сосед из двадцать девятой поставил свою машину так, что выезжать с моего парковочного места совершенно неудобно. Сколько раз ему уже говорила. Баран, блин.

Удивительно, что я сегодня почти не попадаю в пробки. Обычно в это время на дорогах не протолкнуться, а тут доехала довольно быстро.

Частная клиника «Импульс-мед» располагается в центральном районе города, недалеко от университета, занимая первые два этажа высотного жилого здания. Подъезд выведен отдельно сбоку, огорожен, своя парковка. Очень удобно, что не нужно искать, в каком дворе пристроить машину.

В холле в регистратуре меня встречает улыбчивая девушка в симпатичном медицинском костюмчике.

— Добро пожаловать в «Импульс-мед». Я администратор Юлия. Как могу к вам обращаться? — мило щебечет она.

— Разумовская Виктория Андреевна. Я на корпоративный медосмотр.

— Одну секундочку.

Вспорхнув пальчиками над клавиатурой, уже через пару секунд девушка предлагает мне надеть бахилы, подписать договор и карту обследования и пройти за ней.

Я сдаю кровь из вены в процедурном, потом прохожу к пятому кабинету. Уже через полминуты выглядывает доктор и приглашает меня. Она смотрит у себя в компьютере мои данные, расспрашивает о жалобах и приступает к осмотру.

— У вас немного искривлена носовая перегородка. Вмешательства не требует, но при частых насморках следует обратить особое внимание.

— Я почти не болею, меня это не беспокоит.

— Что ж, хорошо. Но если будут жалобы — приходите.

— Конечно.

Врач подписывает мой обходной лист, ставит печать и желает всего доброго и быть здоровой. Теперь мне нужно в десятый кабинет к гинекологу. Надеюсь, там всё так же быстро пройдёт.

— Здравствуйте, проходите, — приглашает меня молодая девушка. — Я — Мария, медсестра. Доктор подойдёт через несколько минут, а я пока вас опрошу и подготовлю к осмотру. Присаживайтесь пока.

Медсестра задаёт мне стандартные вопросы о начале и интенсивности моей половой жизни, о дате последних месячных, регулярности цикла, родах, абортах и перенесённых операциях. Ответы вносит в электронную карту. Всё по делу, профессионально, без лишних замечаний и вопросов. Так мне больше нравится.

— Виктория Андреевна, — через медицинскую маску не видно, но я по глазам определяю, что медсестра мило улыбается. — Пожалуйста, проходите за ширму к креслу, готовьтесь к осмотру.

Кивнув, я прохожу, куда мне указали. Снимаю колготки и бельё, складываю на кушетке и прохожу к креслу. На нём лежит сложенная одноразовая пелёнка, которую я разворачиваю. Отмечаю, что кресло вполне удобное, не такое, как однажды я видела в государственной женской консультации, где ноги нужно задирать выше головы.

Усаживаюсь, но не ложусь. Жду врача. Спустя минуту в поле зрения появляется доктор. Мужчина. Ну да какая разница? Я у разных бывала за свою жизнь.

— Здравствуйте, извините за задержку. Начальство вызывало, — говорит он, кивнув мне, а сам подходит к раковине, чтобы вымыть руки.

— Добрый день.

— Маша, — обращается к медсестре. — Распечатай карту и отнеси, пожалуйста, Давыдовой анализы Барановой.

— Хорошо, Захар Леонидович.

Дверь щёлкает, а врач натягивает перчатки и подходит ко мне.

— Ложитесь, пожалуйста.

Я уже было собираюсь улечься, когда внимательно решаю посмотреть на стоящего передо мной врача. Высокий, крепкий, подтянутый. Шапочка и маска оставляют открытыми только глаза, который кажутся очень знакомыми.

И тут нас осеняет почти одновременно:

— Вика?

— Захар?

Захар Зернов — мой школьный друг. Мы много лет просидели за одной партой, хорошо общались и вне стен школы. Я списывала у него химию и биологию, а он у меня английский и русский. А сколько слёз и соплей по парням я обтёрла о рукав его пиджака! Помню жуткий стыд, когда у меня в десятом классе протекли месячные на стул, а он заметил. Я чуть не сгорела, а он так спокойно дал мне свой длинный пиджак и сбегал в аптеку за прокладками. А потом сказал, пожав плечами, что естественное не безобразно.

Потерялись мы уже через несколько лет после школы, когда у меня в институте случился головокружительный роман, и я перешла на заочное и укатила за парнем в Бельгию на целых три года.

И вот теперь я сижу с голой задницей, слава Богу прикрытой юбкой, перед ним на гинекологическом кресле.

— Сколько лет, Викуля! — он приобнимает меня и чмокает в щёку.

— Да больше десяти уже!

— Ты вообще как?

— Нормально! В двух словах и не расскажешь.

— Да, точно. Обязательно надо выпить кофе и пообщаться.

— Ага. Ты мне там листок подпиши, пожалуйста, начальство извело этим медосмотром.

— Конечно подпишу. Ложись пока.

И тут я зависаю, пока он сдёргивает перчатку, видимо потому, что приобнял меня этой рукой, и натягивает новую, стерильную.

— Захар, ну зачем? Просто подпиши, и я побегу.

— Ежегодно в России регистрируется более двенадцати с половиной тысяч случаев рака шейки матки, большинство из которых на третьей и четвёртой стадии. Выживаемость на этих стадиях менее пятидесяти процентов, — уже совсем другим тоном чеканит Зернов. — И вот эти: «Подпишите, и я побежала» — одна из причин позднего выявления. Так что, ложись, Вика, или перезапишись к другому врачу. Но это на следующей неделе, сейчас только я.

— Мне нужно сегодня сдать заключение. Крайний срок, Захар, я и так протянула. В понедельник в командировку, а для подготовки документов нужна справка о прохождении медосмотра.

Но в ответ на мои подведённые домиком брови Зернов только пожимает плечами.

Ну, мать твою, просто отлично. Это пипец как неудобно. Он же мой одноклассник, сосед по парте и друг детства. Принципиальный засранец, коим был всегда.

Но делать нечего. Тяжело вздохнув, я откидываюсь на спину и водружаю ноги на подставки. Отстранённо пялюсь на белые квадраты на потолке во время осмотра, отрицательно мыча на вопросы больно ли мне или испытываю ли я дискомфорт.

— Ты не рожала, шрама от кесарева сечения тоже не вижу.

Ненавижу этот вопрос и ответ на него. Но я уже научилась давать ответ и него отстранённо и беспристрастно. Просто как факт.

— Нет, не рожала. Я бесплодна, Захар.

— Хм…

— Уже можно вставать?

— Минуту.

Он отходит от меня и включает монитор на аппарате УЗИ, что стоит у кресла, усаживается на стул возле установки.

— Это зачем? Что-то не так? — за грудиной становится как-то прохладно.

— Да нет.

— Так да или нет?

— Я же сказал: минуту.

На контрольных, когда он быстро решал мои задания, было так же. Пока не закончит, слова не скажет. Но сейчас предметом является не задача по биологии или химическое уравнение, а моё тело и здоровье.

Зернов хмурится, пока делает какие-то замеры, внимательно глядя в экран.

— Всё, можешь вставать и одеваться, — обрабатывает и убирает датчик.

— Всё нормально?

— Да, всё в порядке.

Судорожно выдохнув, я вдруг начинаю злиться. Нельзя было сразу сказать? Я должна была пережить несколько нервных минут. Для чего?

Захар возвращается к своему столу, а я спускаюсь, одеваюсь, привожу в порядок волосы и выхожу из-за ширмы к нему.

— Что тебя напрягло? УЗИ ведь не входит в стандартный медосмотр.

— Я же сказал уже: всё хорошо, — не отрываясь от заполнения карты, сообщает Зернов и кивает на стул напротив него.

Я присаживаюсь и жду, когда он закончит. В школе были моменты, когда мне жутко хотелось огреть его по голове стопкой учебников. И спустя двенадцать лет мне хочется сделать то же самое.

— Вика, какой конкретно диагноз и кто поставил? — он поднимает глаза и смотрит так пытливо, словно я не у врача на приёме, а на допросе в полиции.

— Много кто. Я была в нескольких клиниках и репродуктивных центрах. Первичное бесплодие.

— А конкретнее?

— Захар, к чему эти вопросы? Подпиши мне бумажку, и я пойду.

— К тому что я ничего такого не увидел, если не считать незначительного спаечного процесса в левой трубе. Какие основания для диагноза? Эндокринные нарушения? Вика, я бы хотел увидеть протокол ЭКО.

— Его не было.

— Тогда лечения.

— Слушай, — я встаю и складываю руки на груди. — Какая уже разница, Захар? Прошло несколько лет, я смирилась, муж ушёл, тема закрыта.

— У меня есть сомнения.

— Каждый раз, когда у врачей возникали сомнения, мне это дорого обходилось. В эмоциональном плане. А итог тот же. Поэтому прошу, перестань. Просто подпиши карту.

Зернов смотрит на меня долгим нахмуренным взглядом, а я мысленно запираю ворота с мыслями на ещё один кованный засов. Нельзя снова им прорваться. Я не так давно научилась жить с мыслью, что у меня не будет детей. Никогда. Не так давно без жуткого сердцебиения научилась проходить мимо детских площадок и спокойно, без слёз, придерживать дверь супермаркета, когда какая-нибудь мамочка с коляской пытается выбраться наружу.

Может быть, Захар крутой спец, не спорю, но я не готова снова поднимать то, что навсегда заперла так глубоко. Его самонадеянность может стоить мне ещё нескольких курсов психотерапии, а я к этому не готова. Нет и ещё раз нет.

— Хорошо, — он резко ставит росчерк на бланке, прижимает печать и протягивает бумагу мне. — Но ты знаешь, где меня найти.

Я даже не прощаюсь. Просто пропущу этот эпизод мимо. Сейчас в офис, а вечером Ритка пригласила меня в клуб, вот об этом и буду думать, тем более, что её муж пригласил холостого друга.

2

Я сажусь в машину и поворачиваю ключ зажигания. Сглатываю горьковатый осадок. Ничего, сейчас отпустит.

От Ритки капает на телефон сообщение.

«Готова зажечь?»

И куча смайликов.

«В ожидании!»

Давно уже пора оторваться, а то только работа да работа. Ещё и мама нудит всё время «что ты, Вика, всё без мужика, тебе уже тридцать скоро, одной нельзя пропадать»

Как будто одной — это пропадать. Что вообще плохого в том, чтобы быть одной?

«Постель холодная»

«Состариться не с кем»

«Поддержит кто, если заболеешь?»

Будто храп в согретой постели, брюзжащий рядом дед — идеальный финал жизни. А по поводу заболеешь… кому мы нужны немощные?

Илья мне так и сказал: «Прости, Вик, но я хочу полноценную семью».

Может, и есть на свете мужчины, готовые стать партнёрами по взаимному уважению и без оглядки на мою неполноценность, но пройдут годы, пока я найду такого. И сколько будет проб и ошибок? Сколько боли и слёз? Обойдусь.

А вот физическое влечение запирать за семью замками я не намерена. Так что Рита права, надо сегодня как следует оторваться. Уже два года, как я живу в режиме дом-работа-работа-работа. Два года, как за Ильёй закрылись двери. Два года, как ко мне не прикасался ни один мужчина. Сегодняшний визит к Зернову не считается.

Когда приезжаю на работу, охранник у турникетов смотрит удивлённо. Потому что я всегда прихожу вовремя, к началу рабочего дня. В восемь сорок я уже всегда на месте. А тут вдруг приехала к десяти.

Поднимаюсь на третий этаж, где располагается мой офис.

— Доброе утро, Виктория Андреевна, — подскакивает со стула в приёмной Настя — молоденькая секретарша.

— Привет, Настя, меня спрашивали?

— Да, Илья Витальевич приходил с планом по госзакупкам на первый квартал следующего года. Сообщить ему, что вы уже на месте?

— Не надо, я сама.

Да, верно, я и мой бывший муж — коллеги. Работаем мы в фармацевтической компании «Альфасинтфарм». Оба на значимых должностях, но он по рангу выше. Да и компания принадлежит его двоюродному дяде. Илья занимается госзакупками, его задача сделать так, чтобы государство поняло и оценило важность производимого нами того или иного лекарства и закупило его в стационары и под выдачу. Я же являюсь координатором аналитического отдела. Наши карьерные ветки не пересекаются, и жить мы друг другу не мешаем, но иногда приходится взаимодействовать.

— Виктория Андреевна, мне не сложно, — Настя уже и из-за стола выскочила.

Ясное дело, несложно. Эта выскочка давно губы кусала, когда мой муж, тогда ещё действующий, мимо проходил. А как на фирме стало известно, что мы расстались, вообще забыла про такую форму одежды как брюки. А юбки чудесным образом стали короче. И объективных причин её уволить у меня нет, точнее, подать рапорт в кадровый.

— Сядь и разбери почту, — бросаю, скрываясь за дверью своего кабинета, стараясь не брызгать раздражением.

Надо быть позитивнее. Умные книжки и всякие коучи, психологи и психотерапевты утверждают, что позитивным людям больше жизнь даёт. Мне тоже даёт, но в основном как-то под зад.

Снимаю пальто и шарф-хомут и вешаю в шкаф. Переобуваюсь в любимые шпильки и прохожусь по волосам расчёской.

Включаю компьютер и подкатываю глаза — почта так и не открыта за эти пять минут. Ну давай же, Настя, ещё немного и у меня будет повод написать на тебя рапорт.

Сортирую письма сама, делая пометки в планере, что нужно обработать в первую очередь.

Через десять минут в дверь раздаётся стук и тут же её открывают.

— Вика, я же сказал твоей секретарше, что это срочно, а ты пришла так поздно и молчишь. Хорошо, Настя сообщила.

Какая замечательная Настя.

— Здравствуй, Илья, — натягиваю маску-улыбку. — Я только с медосмотра. Даже комп ещё не загрузился.

Ну почти.

— Мне нужна аналитика по производству ***ина. За прошлый квартал и за прошедший год. Сроки производства, поставки по коммерческим аптекам, реализация остатка. Мы думаем подать его в тендер на госзакупку вместе с **аном.

— С каких пор мы участвуем в торгах на госзакупку с БАДом? — удивлённо смотрю на Разумовского.

— Вика, просто сведи данные, ладно? Я же не лезу в твой отдел с вопросами.

Он, видимо, перепутал меня со своей секретаршей.

— Форма запроса на обработку данных у тебя есть. Оформи и пришли.

Надеваю очки и опускаю глаза к монитору компьютера, давая понять, что разговор окончен. Илья знает, что на этом точка, поэтому даже не спорит, и через несколько секунд я слышу хлопок двери.

Ну и ладненько.

До конца дня закапываюсь в работу, и меня, слава Богу, никто не беспокоит. Заявка от Разумовского приходит, я запрашиваю данные и загружаю в таблицу. К вечеру как раз отправляю ему сводную.

Домой еду быстро. Нужно успеть привести себя в божеский вид. И что-то бы съесть. Сегодня за весь день едва руки до чашки кофе дошли.

Душ смывает негативные эмоции дня и усталость. Обожаю воду, она меня словно энергией заряжает. Жаль, в бассейн чаще чем раз в месяц выбраться не получается.

Перебираю шкаф, пытаясь понять, что у меня есть такого, что было бы уместным. Я в клубах не была лет с двадцати, а это добрых почти десять лет. Как сейчас принято одеваться в подобные заведения вообще?

Нахожу у себя короткое велюровое тёмно-красное платье. Новое. Оно мне так понравилось тогда в магазине, но надеть случая не представилось. Хотела на новогодний корпоратив три года назад ещё, но Илья сказал, что я выгляжу в нём как девушка лёгкого поведения.

Но ему вообще многие мои вещи не нравились, так что не буду считать мнение бывшего мужа авторитетным.

Волосам добавляю объёма и распускаю. Они ложатся на плечи и спину крупными тёмными волнами. Макияж тоже делаю поярче, в клуб собралась как-никак.

Ну и чёрные замшевые туфли на высоком толстом каблуке и ремешком на щиколотке.

Образ и правда получился яркий и… довольно откровенный. Но и цель у меня вполне себе яркая и откровенная.

Хочу развлечься. Я устала пахать и видеть, как бывший окучивает то одну коллегу, то другую. У него своя жизнь, а у меня должна быть своя. В том числе половая. А то сегодня медсестре даже стыдно было сообщать, что она у меня в данный период в неактивном статусе.

В клуб «Голд» я приезжаю на такси к девяти. Атмосфера музыки, отдающей за грудиной басами, и мерцающего света заставляют оглянуться на юность. Как легко было тогда и весело.

Но в каждом возрасте есть свои прелести. И в почти тридцать, если не считать намечающихся гусиных лапок вокруг глаз, можно чувствовать себя прекрасно.

Ищу глазами столик номер двенадцать, где Ритка сказала, что они уже ждут. А вот и он, и сама Рита, что улыбается на все тридцать два и машет мне рукой.

— Приве-е-ет! — подскакивает и обнимает меня, едва я подхожу. — Выглядишь шикардосно!

— Спасибо! Ты тоже!

Она действительно выглядит прекрасно. Такая же стройная, как и на втором курсе универа, когда мы познакомились, такая же жизнерадостная и улыбчивая.

— А где твой муж и тот самый обещанный мне друг?

— Вышли позвонить, — машет рукой в сторону выхода. — Ты падай, давай. Шампусика?

— Давай!

Она наливает пузырящийся напиток в два бокала, мы звонко, пусть и совсем не слышно из-за музыки, чокаемся и отпиваем по глотку.

— Слушай, этот его друг такой классный, тебе понравится! И улыбка така-а-ая! Мм… А ещё он врач!

— Привет, девочки, — слышу голос Димы, мужа Риты. — Знакомься, Викуль, это мой друг — Захар.

Я точно не буду пить больше из этого бокала. Просто потому что от неожиданности получается выпустить туда то, что уже набрала в рот.

Отлично, что сказать. Ещё одна эпичная встреча с одноклассником, с которым давно не виделась, и всё за один день.

И как теперь высидеть вечер, не думая о… хм…

Блин.

* * *

— Офигеть, как прикольно получилось! — пищит Ритка, пока я подправляю макияж перед зеркалом в уборной. — Вот кто же знал, что вы с Захарчиком одноклассники? Ещё и дружили в школе! За одной партой столько лет!

— Ага, прикольнее некуда.

— А тут такая встреча!

Не самая незабываемая, я так скажу.

— Не первая за сегодня, Рит, — помада ложится ровно, но я всё равно по привычке чуть подправляю пальцем по контуру нижней губы.

— Это как? — округляет глаза подруга.

— А вот так. Мы сегодня уже виделись. На смотровом кресле, — подкатываю глаза.

Надо видеть лицо Листецкой, когда до неё доходит смысл сказанных мною слов.

— Он что, гинеколог?!

— В точку.

— И ты сегодня перед ним… ну это… ноги?

— Ага. Ноги.

— Же-е-есть, — тянет, а потом хихикает, прикрыв рот ладонью. — Слушай, ну конфуз.

— Ещё какой.

— Блин, ну почему мне попадаются только тётки с пузатыми пальцами, а тебе вон какой доктор. И руки нежные, наверное. Везёт.

— Балда!

Шуточно толкаю Ритку плечом, та чуть пошатывается на высоких шпильках и придерживается за раковину, продолжая смеяться.

С Ритой Капустиной, в замужестве Листецкой, мы познакомились на втором курсе. Обе запали на студенческой дискотеке на одного парня, хватанули лишку, а потом за этого парня подрались на улице за клубом. В пылу сражения заметили, как он целует вообще какую-то левую тёлку. Привели себя в порядок, отметили коктейлем, что Бог отвёл от кобеля, а потом стали лучшими подругами. Поддерживали связь, пока я жила в Бельгии.

Часто видеться не получается, но мы стараемся общаться регулярно.

Приведя себя в порядок, мы возвращаемся в зал, где за столом ждут мужчины. Конечно, ни о каком интиме на сегодня я и не думаю. Это было бы ещё более странно, чем и так есть.

Одергиваю платье пониже и присаживаюсь на диванчик. Дима и Захар смеются с чего-то, а потом переводят взгляд на нас.

— Долго вы девочки, — Дима приобнимает жену, когда та прижимается к нему.

— Женские дела, — щебечет Ритка, — вам не понять.

А потом, дурочка, подмигивает мне, сначала стрельнув глазами в Зернова. Хочется стукнуть её. Хорошо, хоть Захар не заметил, как раз в телефон смотрел.

Я, кстати, вот буквально недавно вспоминала его. Прямо первого сентября. Ездила к маме как раз в наш район. Проходила мимо школы, в которой мы учились, а у детей там праздничная линейка была. Вспомнились школьные годы и выпускной. И Зернова вспомнила, даже как-то грустно стало, что связь потеряли.

Он ещё в школе на медицину настроен был, делал упор на профильные предметы, в одиннадцатом классе на курсы подготовительные в университет весь год ездил. Мы гуляли в разных компаниях, но девчонки с параллельных классов, да и из нашего тоже, частенько поглядывали. Однако репутация у него не была как у бабника, но и скромнягой в отношении женского пола он не слыл.

И вот вспомнила когда, так захотелось пообщаться, узнать как он и что. Вспомнить школу. Всё собиралась его в соцсетях поискать, да так и не собралась.

А тут вот, кажется, общайся — не хочу. Но не идёт почему-то. Хотя, понятно же почему. Я не ханжа, но это всё же как-то немного слишком. Я даже ему в глаза прямо посмотреть не могу. Если пересекаемся взглядами, отвожу глаза.

Дима поднимает бутылку шампанского, но я накрываю свой бокал ладонью.

— Не хочу, Дим. Я принимала антигистаминные, боюсь, много шампанского будет не очень.

— С антигистаминными и немного шампанского может быть очень не очень, — подмечает Зернов.

— Док знает, что говорит, — подначивает Ритка, сложив губы уточкой.

— Учту, — отвечаю нейтрально и отвлекаюсь на телефон.

На самом деле лишь делаю вид. Мне некомфортно. Даже сама удивляюсь, почему настолько.

Думаю дело не в самом визите к Захару как к гинекологу. Просто он зацепил за живое своими сомнениями. Мне кажется, я даже читаю это в его взгляде, когда смотрит на меня. Прострелил туда, где больнее всего.

А я уже всё сказала по этому поводу. Себе в том числе.

— Моя любимая песня, — Ритка встаёт сама и тянет Диму в танцевальную зону.

Ему деваться некуда, встаёт и идёт. Песня и правда хорошая, помню когда-то уговаривала Илью со мной потанцевать под неё, но он сказал, что его раздражает этот сопливый бред.

— Чего мы будем сидеть, пойдём тоже, — Зернов встаёт и протягивает руку. — Хорошо теперь остроносые туфли не в моде, и ты мне их не оттопчешь, как на выпускном.

— На последнем звонке, вообще-то. На выпускном я аккуратно.

— Да, точно. В любом случае, хорошо что этот кошмар больше не в моде.

Я смеюсь, вспоминая, как печально он смотрел на свои туфли после вальса на линейке. Ему за грамотой выходить, а по ногам будто трактор прошёлся. Трактор по имени Вика Ташлыкова.

Выходим на танцполе, Захар берёт меня за руку, вторую свою руку кладёт на талию. Я и забыла, насколько он выше меня и шире в плечах. И в школе был далеко не мелким, что уж за теперь говорить.

Наверное, нужно бы поболтать о том, о сём, вспомнить что-нибудь из школьной жизни, но я вдруг плыву. Может, дело в шампанском и антигистаминных, а может ностальгия напала под песню. Мысли теряют чёткие контуры, и я просто двигаюсь, уткнувшись взглядом в какой-то мелкий вышитый значок на пуловере Захара.

— Устала? — спрашивает негромко.

— Угу, — на более подробный ответ сил и правда не находится.

— Вызвать такси?

— Пожалуй.

Усталость и правда навалилась, да и времени уже много. Рита с Димкой уже давно томными взглядами переглядываются, вот-вот тоже свалят.

Мы коротко прощаемся с друзьями, забираем вещи из гардероба и выходим на улицу. На стоянке возле клуба стоят машины такси, в одну из них я и сажусь. Удивляюсь, что Захар тоже садится, только на переднее сиденье.

— Не трать время, я и сама доберусь, Захар.

— Я не спешу. Говори адрес.

— Орджоникидзе, дом двадцать четыре.

На улице холодный, но спокойный вечер, по такой погоде хочется гулять. Но тем не менее, я, угнездившись уютно на заднем сидении такси, едва ли не дремаю, пока едем.

У моего дома такси останавливается, но когда достаю карту, получаю предупреждающий взгляд от Зернова.

Ладно, джентльмен, будь по твоему.

Вроде бы же уже убедился, что доехала я без приключений, но отпускает такси и идёт провожать вдоль дома к подъезду. Мы вспоминаем пару смешных школьных историй, нашу классную руководительницу и химичку. Мне кажется, все в нашем выпуске, если речь заходит о школе, вспоминают химичку.

— Ну, было приятно пообщаться, Захар, — подвожу итог встречи, останавливаясь у двери подъезда.

В ответ он сначала молчит, только внимательно смотрит. Получается даже какая-то немного неудобная пауза.

— Вика, — наконец говорит, — моё предложение по прежнему в силе.

— Захар…

— Послушай. Я пересмотрел запись УЗИ, я правда на первый взгляд не вижу причин. Для первичного бесплодия уж точно. Сдай анализы, давай посмотрим. Я бы не стал говорить об этом, если бы не видел оснований.

Он стучится в дверь, которую я боюсь открывать, потому что там пустота. Мне не дано. Я смирилась. Неужто и правда не понимает, что причиняет мне боль? Он ведь не Бог. Откуда такая самоуверенность?

— Подумай. Вот возьми, тут мой номер, — вкладывает в ладонь визитку. — Позволь мне попытаться подарить тебе ребёнка, Вика.

Я не отвечаю. Просто опускаю глаза, поджав губы. Захар уходит, а я так и стою ещё какое-то время, сжав в руке его визитку. Сминаю её… но не выбрасываю.

3

Захар

— Я больше не могу, Захар Леонидович!

— Можешь, Таня, можешь!

— Нет, — хнычет девушка, вытирая тыльной стороной свободной руки слёзы. — Правда. Давайте уже кесарево сделаем?

— Какое кесарево, Тань, ребёнок на выходе. Обратно заталкивать будем? Давай, постарайся ещё чуть-чуть.

Времени на уговоры не так много. Потужной период, а мать раскисла. Уговоры уговорами, но времени на них прям впритык.

— Не могу больше. Больно.

— А делать было не больно? Чего теперь жаловаться-то? — сердито вопрошает Лидия Витальевна — возрастная акушерка.

Смотрю на неё строго, на что женщина едва заметно поджимает губы. Не нравятся ей мои замечания. А мне не нравится, когда женщинам такое говорят. Мало того, что это неэтично, а роженица находится в максимально уязвимом психическом состоянии в процессе родов, так ещё и незаконно. Иски потом приходится разгребать за акушерское насилие. Психологическое в том числе. Или посты в соцсетях о том, как издевались в роддоме.

Много приукрашено, но дыма без огня не бывает.

Почему, собственно, женщина должна нести ответственность за родовую боль? Вот эти «с мужиком было не больно, а теперь жалуешься» — ужас кромешный.

А потом установка: быть матерью, значит страдать, терпеть и мучиться. Это сидит где-то на уровне исторического коллективного сознания, и это надо менять. И начать с уважительного отношения в роддомах.

А с Лидией Витальевной мы воюем уже два года, как я стал заведующим родильным отделением. «Выскочка» — так она называет меня за глаза. Поджимает губы, когда я ей что-то говорю. Наедине, надо заметить, и с уважением к возрасту и опыту. А вот она любит поддеть при пациентках этим своим опытом и стажем. И вообще, по её мнению, в гинекологию идут мужики «того».

Но деваться ей некуда, приходится слушаться, несмотря на то, что у неё опыт, стаж и прочее. Остаётся только втихаря сетовать, что вот с Марией Алексеевной, бывшей завотделением, ушедшей на пенсию два года назад, они ого-го работали. И порядок в родильном был, не то что сейчас. Не было всякой ереси типа вертикальных родов, джакузи в родзале и прочего расхолаживания родильниц. Ибо роды — не курорт. Дитя выстрадать надо.

Правда, статистика регистрирует, что после ухода Марии Алексеевны травматизация женщин в родах снизилась за два года на двадцать процентов, а новорождённых на двадцать четыре.

Не то чтобы я был такой молодец, просто коллектив вздохнул с облегчением и стал соблюдаться протокол, наконец нормально организованы партнёрские роды, а не «ой, папочка, вы пока за водичкой бегали, мы быстренько родили тут». Стимуляция — по показаниям, кесарево сечение — тоже. Без геройства. Понятие «индивидуальный подход» — не только на бумаге. Работы ещё много в этом направлении, но мы с начмедом стараемся. А коллектив, молодцы, подхватывают. Того гляди, и страшилок будет меньше блуждать про роддом. Это место долгожданной встречи, а не застенки гестапо.

— Татьяна, давай ещё разок, окей?

Девушка делает пару вдохов. Должна собраться, просто устала.

— Ещё немного, и пацана своего на руки возьмёшь, — подбадриваю её.

Она смотрит мне в глаза, ищет поддержки. Ей всего-то мгновение нужно, чтобы решиться. Подкладываю ей под лопатки ладонь, считаю вслух до трёх и мы, наконец, вытуживаем ребёнка.

Родзал оглашается отчаянным писком вновь прибывшего в этот мир. Я приподнимаю нового человека, показывая матери.

— Живой же? — спрашивает, пребывая ещё в шоке.

— Ну а какой ещё? Слышишь, как орёт? Молодец, Таня. Поздравляю.

Передаю новорождённого неонатальной медсестре, которая кладёт его матери на живот и укрывает одеялом.

— Рожайте плаценту, — отдаю распоряжение Лидии Витальевне и иду на выход.

Дальше справятся, а мне ещё кучу бумажек сегодня оформлять. Это если никто не решит вылезти на свет Божий. Предпосылок вроде до конца смены нет, но это дело такое.

Покончив с документацией, решаю выпить кофе перед тем, как ехать домой. По пути к автомату встречаю Дарину Фёдоровну — коллегу. Она сегодня в ночь дежурит, только пришла.

— Захар Леонидович, — улыбается, — привет. Тебя там начмед хочет.

И скалится, не стесняясь.

Они от меня никогда не отстанут. Это рок прямо какой-то. Запустили шуточку и маслают её уже четвёртый месяц.

Ульяна Денисовна — начмед всея роддома, женщина энергичная и пробивная. Отличные черты для данной должности. В свои пятьдесят утверждает, что для женщины жизнь только начинается, активно это транслируя всему нашему учреждению.

И вот на юбилее последнего летом она как-то увлеклась игристым и потом выдала мне весьма нескромное предложение, от которого я с благодарностью отказался. Едва. Но так как это услышал Дягильцев — заведующий патологией — мой хороший приятель и жуткий любитель поострить, то уже после выходных каких только шуток и мэмов придумано не было. При чём даже гинекология и консультация переглядывались, когда кто-то из них встречал меня.

— По поводу?

— Понятия не имею, — а у самой смешинки в глазах.

— Ладно, понял. Иду.

Уже конец моей смены. Переодеваюсь, убираю костюм в корзину для стирки, проверяю, не забыл ли сумку и наличие в ней телефона. В сообщениях уже висят непрочитанные с пересланными анализами и вопросами. Разберу дома уже.

К начмеду захожу, когда она уже тоже переоделась и выключает компьютер.

— Ульяна Денисовна? — заглядываю в кабинет после короткого стука. — Вызывали?

— Да, Захар, проходите, — снимает с вешалки жакет и закрывает шкаф. — Прошу прощения, что уже на ходу, сегодня надо уйти раньше.

В её понимании раньше — это в конце рабочего дня. Потому что обычно она часа на два задерживается. Хорошо хоть от других сотрудников не требует такого.

— Я связалась по вашей просьбе с профессором Акуниным. Они действительно не предоставляют свои протоколы лечения по пациентам, только по запросу последних и то без детализации. Только перечень вмешательств и использованных препаратов. И, если честно, ответы профессора показались мне какими-то плавающими. А кто такая эта Разумовская, позвольте спросить?

— Хорошая знакомая. Вместе учились и дружили когда-то.

— А почему вы не хотите провести обследование в своей клинике?

Потому что она сама этого не хочет. Наверное, и мне стоит перестать лезть куда не просят. Но меня дико раздражает, когда вот так вот росчерком ставят жирный крест на женщине. Для подобного диагноза нужны веские основания, понятные. А в случае Вики мне всё очень непонятно. Но она захлопнулась, смирившись.

Даже если сейчас она в социальном плане не готова стать матерью, то должна хотя бы знать, что может.

Когда уже сажусь в машину, снова капает эсэмэс. Смотрю через быстрый просмотр, не открывая, вдруг что-то срочное. А то если несрочное прочитаешь и сразу не ответишь, у пациенток начинается паника «вдруг это кошмар, а он молчит». Особенно беременных.

Но с удивлением обнаруживаю, что сообщение от Вики.

«Администратор в клинике сказала, что ближайшая запись у тебя только через две недели. Боюсь, что за этот срок я передумаю и не решусь».

4

Вика

Прикрываю глаза и откидываюсь затылком на подголовник. Хочется начать сигналить, как те придурки сзади, только пробка от этого не продвинется.

За что я не люблю город, так это пробки. Всем везде надо. Я такая же, так что сетовать нет смысла. Но сама себе-то я высказаться могу.

Быстрее бы выехать за черту города, там уже можно и разогнаться. Ехать почти пять часов. Первый семинар назначен на четыре, так что должна ещё успеть отдохнуть немного и привести себя в порядок. Хорошо, что мероприятия будут проходить прямо в отеле, и по самому городу не нужно будет колесить ещё. А потом завтра с самого утра и до трёх будут занятия с перерывами на кофе-брейк и обед. Вечером буду дома.

Придурки в машине сзади снова сигналят, и я ужасно раздражаюсь. Хочется показать им средний палец.

Да уж, Вика, кажется, кому-то пора пить магний. Как минимум, а там и посерьёзнее скоро что-нибудь понадобится.

С такими пробками выбраться из города получается только через час. Кажется, отдохнуть мне придётся недолго перед семинаром. Ну что ж, гелевые патчи под глаза в помощь.

Отель мне нравится. Без лишней помпезности, хотя и дорогой. Всё по минимуму. Я люблю такой стиль, когда не чувствуешь себя на приёме у английской королевы.

Собственно, я всё успеваю. И в порядок себя привести, и перекусить, заказав обед в номер, и даже немного отдохнуть, полежав пятнадцать минут и полистав фотки со встречи с Риткой.

Без десяти минут четыре я уже в конференц-зале. Другие слушатели тоже подтягиваются, болтают между собой, занимая места. Тут представители разных фармкомпаний и производителей медоборудования.

— Приветик, — рядом усаживается улыбчивая блондинка лет тридцати. — Я Олеся из «Альфасинтфарм», а вы?

— Я тоже, — улыбаюсь и указываю пальцем на свой бэйдж. — Только Вика.

— О! Южный офис, самый продвинутый! Круто! А я из Рязани. Мы тоже активно сейчас набираем развитие.

— Да, в курсе. У вас отличная команда.

До начала выступления коуча мы знакомимся ближе и болтаем. В общем и целом, конечно, ведь корпоративные границы информации никто не отменял.

Когда же в зал заходит преподаватель, все замолкают и приготавливаются слушать и внимать. Сегодня выступает один из лучших международных бизнес-тренеров в нашей сфере. Не какой-то инфоцыган из Инстаграмма. Продвиженец высокого уровня.

Выступление и общее знакомство длится около двух часов. Нам дают задание до завтра и отпускают. Мы с Олесей доезжаем вместе на лифте до нашего этажа, но там расходимся. Оно бы и хотелось пройтись вечерними улицами, город посмотреть, но мы приехали сюда работать. Поэтому отправляемся по своим номерам.

С кейсами заданий я сижу почти до десяти, с перерывом на ужин, не выходя из номера. Увлекаюсь, хоть под конец и устаю.

Утром рассаживаемся в зале на те же места, что и вчера. Сегодня уже планируется более интенсивная работа. Разбираем выполненные кейсы, определяем типичные ошибки. Работаем в парах. Мы с Олесей отлично ладим, понимая друг друга в рабочем плане. Надо будет обменяться контактами и взаимодействовать дальше, всё равно же одна компания.

Ближе к часу объявляют кофе-брейк, народ спускается в кафетерий.

— Занимай столик, — говорю Олесе. — Тебе какой кофе взять?

— Я буду чай, — улыбается девушка.

Через пару минут ставлю на небольшой столик у окна две чашки и блюдце с круассанами. Сажусь и с наслаждением делаю глоток.

Олеся косится на мою чашку и с кисловатым лицом помешивает ложечкой свой чай.

— Так скучаю за кофе, — грустно говорит она и делает небольшой глоток чая без особого энтузиазма. — Особенно любила крепкий, горький.

— Решила отказаться? — поднимаю брови. Я так себя бы не смогла ограничить. Только не от кофе.

— Пришлось, — улыбается и опускает глаза вниз.

До меня доходит только спустя несколько секунд.

— Оу, поняла. Какой срок, если не секрет?

— Двенадцать недель, — снова улыбается и даже голос понижает, продолжая с предыханием. — Такая долгожданная, мы уже и отчаялись, а тут вот.

Когда Олеся говорит, у неё как-то особенно светятся глаза, и даже голос совсем другой.

— Свекровь говорит, надо скрывать и никому не говорить, чтобы не сглазили, а я вот удержаться не могу.

— Оно и понятно. Радость же, — говорю нейтрально, тщательно контролируя собственные интонации, а у самой першить за грудиной начинает. Странно, я ведь с этим справилась давно.

— А у тебя есть дети? — спрашивает Олеся без какой-либо задней мысли.

Но ведь откуда человеку знать? Она от души интересуется.

— Нет.

— Ну ничего, всё ещё впереди.

— Угу.

— Ой, время! — вскидывается Олеся. — Заболтались. Идём?

Мы убираем чашки на поднос и торопимся обратно в зал.

Дальше мне приходится силой возвращать своё внимание на занятие, потому что оно расползается и плывёт, словно в тумане. В груди свербит, отвлекая. Я понимаю, что это зависть. Отравляющая и токсичная.

Мне хочется оградить Олесю от себя. Некая суеверность во мне присутствует. Поэтому я отгораживаюсь эмоционально и стараюсь сосредоточиться на лекторе.

Конечно, с Олесей прощаемся достаточно тепло, насколько это уместно в рамках этой встречи.

В машине по дороге домой включаю музыку громче, как только оказываюсь за чертой города. Но грудь сдавливает неясная тоска. Хочется услышать родной голос.

Набираю маме, кусая губы в ожидании ответа. Мама долго не берёт, и я уже начинаю волноваться, когда она всё же отвечает. Голос бодрый.

— Привет, Викуля! Ты уже приехала? Я думала, будешь ближе к ночи.

— Я в дороге, просто соскучилась.

— Ой, осторожнее там, на телефон поди отвлекаешься.

— Я с гарнитурой, мам. Как ты?

— Да как! Весело тут у меня. Вот Галя приехала с внучей, чаи гоняем. Анютке уже почти четыре. Балаболит — слышать надо! Ой, Викуся, детки — так хорошо.

В точку, мам. В яблочко.

— Ладно, мам. У меня тут развязка сложная, — вру, стараясь, чтобы она не услышала, что мой голос внезапно сел.

— Пока, Викуся, осторожно там. Напиши, как доедешь!

Я отключаюсь, снова погружаясь в молчание и шум мотора. Даже музыку сейчас включать не хочется.

Тётя Галя, мамина сестра, однажды сказала: «Красивая ты у нас, Виктория, жаль, что пустоцвет»

Вот так вот. Пустоцвет.

Вроде бы и отпустила это, а иногда накатывает. Зернов разворошил, а я теперь слёзы губами ловлю.

Резко съезжаю на обочину и достаю телефон. Трубку берут уже на третьем гудке.

— Клиника «Импульс-мед», оператор Елена, слушаю.

— Добрый день, — говорю на одном выдохе. — Мне нужно записаться к Зернову Захару Леонидовичу. Чем скорее, тем лучше.

— Секунду, — я жду, пока оператор посмотрит расписание приёма. — К сожалению, ближайшая запись через две недели. Вам удобно будет?

— Нет, не нужно. Спасибо.

Я прерываю звонок и прикрываю глаза. Смысл этого всего, Вика? Зачем? Новая боль?

Но я всё же достаю визитку, что дал мне Захар в пятницу, пару секунд верчу в пальцах. Я просто попробую. Сдам анализы без надежд и ожиданий. Вдруг Зернов действительно светило? Ну или просто очень амбициозен, а я просто случай в практике.

Глубоко вдохнув, я набираю сообщение и отправляю. Ответ приходит почти сразу, я даже не успеваю снова завести мотор.

«Жду завтра в семь тридцать. Удобно?»

«Да»

«Тогда до завтра»

* * *

К «Импульс-мед» приезжаю в шесть пятьдесят. Не хочу опаздывать, человек и так ради меня пришёл на час раньше рабочего дня.

Машин возле клиники нет, значит, Захар ещё не приехал. Вряд ли он на автобусе ездит.

Барабаню пальцами по рулю, ощущая, что он становится влажным. Вроде бы настроила себя, что никаких ожиданий, просто сдам анализы и что там ещё надо, и всё. Даже результатов ждать и спрашивать не буду. Если что, Захар сам свяжется.

Но как бы я не пыталась быть отстранённой и холодной, организм реагирует. Дыхание учащается, ладони потеют, сердце бьётся быстрее.

Спустя минуту рядом паркуется белая БМВ. Зернов приехал.

Выходим из машин одновременно. Захар делает приветственный жест рукой, щелкает сигналкой и направляется ко мне.

— Привет, Вика, — ободряюще улыбается. — Готова?

— Нет, — отвечаю честно, вымучивая улыбку. — Но же уже тут.

— Вот именно, — подмигивает. — Пойдём.

Мы поднимаемся по невысоким ступеням, Захар прикладывает ключ-карту, и замок на двери срабатывает. Клиника открывается в восемь тридцать, поэтому общий вход закрыт. На ресепшн тоже никого нет ещё.

К нам выходит охранник из комнаты охраны и приветственно кивает.

— Доброе утро, Захар Леонидович, вы снова пораньше.

— Здравствуй, Пётр, времени в сутках маловато, — улыбается.

Не знаю почему, но прям как-то тепло внутри становится. Комфортно и спокойно. Дыхание выравнивается, спазм в плечах уходит.

Это чувство доверия. Я редко испытываю его, но сейчас, бесспорно, это оно. Спокойное такое, безопасное состояние.

Я помню, и в школьные годы рядом с Захаром было ощущение твёрдой земли под ногами. Человек-стена. Но не та, которую не сдвинуть, а опора. Я могла прибежать на урок взвинченная после ссоры матери с отчимом, почти опаздывая, не всегда готовая. Меня телепало, что вот-вот учитель начнёт урок и сразу же спросит меня. Заметит, что я вся такая растрёпанная и несобранная, и специально вызовет первой. Но стоило упасть на стул, меня тут же обволакивало спокойствием и уверенностью.

«Ташлыкова, не маячь. И не кипишуй. Держи»

И тетрадь с домашкой подсовывает, чтобы списала. Но я не наглела, конечно, и сама училась хорошо. Мне вот потом в универе такого дружеского плеча не хватало.

— Проходи в процедурный, располагайся в кресле.

Захар открывает кабинет и впускает меня внутрь, но это не его кабинет. Тут четыре больших кресла с высокими подлокотниками. Рядом с каждым столик и стойка для подвешивания бутылок.

Я снимаю плащ и вешаю его на вешалку, усаживаюсь в одно из кресел. Оно высокое и удобное, я ногами даже до пола не достаю.

Через минуту возвращается Зернов, уже переодетый в медицинский костюм.

— Сейчас кровь возьмём, потом опрошу тебя подробно. Смотреть не буду, я уже что нужно видел.

Выдыхаю. Как ни крути, игнорировать совсем смущение не получается.

— Ты сам кровь берёшь? — спрашиваю, чтобы немного остудить мандраж, пока Захар моет руки и надевает перчатки.

— Медсёстры приходят к восьми, а свою медсестру дёргать не хочу, у неё ребенок маленький.

— Это та девушка, что в прошлый раз была в кабинете? Приятная.

— Маша. Она ещё и отличный профессионал, и жена моего друга. Как пацан их немного подрастёт, заберу её в роддом, там мне такая помощница нужнее.

— Ты и в роддоме практикуешь? — удивляюсь. — И когда только время находишь?

Захар поджимает плечами. Вскрывает шприц и готовит несколько пробирок с разноцветными пробками. Когда поворачивается ко мне, я аккуратно кладу руку на полокотник, приподняв рукав выше локтя. Но, видимо, так Зернова не устраивает, он сдвигает рукав ещё выше, а потом перетягивает мне плечо специальной лентой с защёлкой.

Зажмуриваюсь, когда игла входит в вену. Не сказать, что больно, но уж как-то по привычке, наверное. Не люблю я все эти медицинские манипуляции. Хотя кто их любит?

— Боишься крови? — спрашивает, сменяя одну пробирку на другую.

— Не то чтобы боюсь, — отвечаю нейтрально. — Просто всё это окрашено негативными эмоциями. Привкус безнадёги.

— Ну, давай не будем спешить с выводами, — прикасается к моим пальцам давая молчаливую команду разжимать кулак, а вскоре и, отщёлкнув ремешок, освобождает мою вену от иглы.

Спрашивает, нет ли головокружения, и даже при отрицательном ответе всё равно командует посидеть немного, пока сам оформляет пробирки через терминал и упаковывает их в сумку-холодильник.

Предлагает пройти в его кабинет, чтобы составить анкету. Признаться, некоторые вопросы меня приводят в смущение и замешательство, хотя я прекрасно понимаю, что они важны. Начало менструаций, стройность цикла, регулярность и активность половой жизни. Подробно расспрашивает, как часто мы с мужем работали над зачатием, тактично называя его партнёром. Выясняет, помню ли я, какие препараты мне прописывали для лечения в клинике профессора Акунина.

— Вика, вопрос глупый, но всё же уточню: муж сдавал анализы?

— Конечно. У него было всё хорошо.

— Угу, понятно.

Когда с анкетой заканчиваем, Захар обещает связаться со мной по результатам анализов и для дальнейших действий. Киваю и надеваю плащ, смотрю на часы.

— Я тебя сильно задержал? Опаздываешь?

— Нет, наоборот. Рановато ещё, успею в кофейню.

— О, зачем в кофейню? У меня ещё тоже до приёма время остаётся. Может, выпьем чаю? У меня и пирог имеется, ты же не завтракала, — улыбается.

— Сам испёк? — улыбаюсь в ответ.

— Не-е-ет! О чём ты, — смеётся Зернов. — Я и кухня — даже не смешно. Соседка. У её внучки живот два дня болел, думали отправилась, а она в подъезде прямо в обморок свалилась, хорошо я дома был. Оказалось, киста. И вот после операции бабуля её мне каждое утро почти пирог в шесть утра приносит. Даже если я сплю, всё равно звонит, пока не открою.

— Забавно! Какие есть люди благодарные душой.

— Забавнее некуда, особенно, если только лёг.

Смеёмся оба, а потом Захар приглашает меня в небольшую комнату, скрывающуюся за дверью в его кабинете. Тут мило. Диванчик, столик, кресло, чайник на тумбочке.

— Ты тут отдыхаешь? — усаживаюсь на диван, пока Захар ставит чайник.

— Пытаюсь, когда минута выпадает.

Болтовня старых друзей за жизнь получается слегка странной после того, как я подробно рассказывала ему под запись об особенностях и регулярности своей интимной жизни.

— Был женат? — задаю личный вопрос.

— Нет, но почти был, — пожимает плечами, раздавливая в чашке кусочек лимона. — Расстались почти перед свадьбой год назад.

Я не спрашиваю, почему, наверное, это слишком личное. Но, кажется, Захара не напрягает говорить об этом. По крайней мере, так кажется внешне.

— Её не устраивала моя работа. Слишком много женщин.

— Ну ещё бы.

— Хотела, чтобы ушёл в хирургию. Но я слишком долго шёл к тому, что имею, понимаешь, Вика? Это как… пол сменить, что ли. Или страну. Не знаю, как объяснить, короче.

— Я понимаю тебя. Для меня моя работа тоже важна. Но у меня с мужем разрыв был по другой причине, ты уже и так знаешь.

Захар смотрит внимательно, но никак не комментирует. Затягивается пауза в несколько секунд. Не скажу, что испытываю дискомфорт, но лёгкость улетучивается, и хочется эту паузу прервать.

— Так почему всё-таки гинекология и акушерство?

— А почему люди делают тот или иной выбор? — пожимает плечами. Наверное, его коронный жест. — В дружбе, любви, взглядах, профессии? Потому что чувствуют стремление. Изначально меня привлекло чудо рождения.

— Я думала люди твоей профессии не верят в чудо.

Зернов усмехается и отламывает от своего куска пирога маленький кусочек.

— Наоборот. Это ведь магия, Вик, — наш организм и процессы в нём. Медицина лишь пытается её понять. Мы ведь многого не знаем, на самом деле. Например, почему при идеальном здоровье обоих партнёров беременность может наступать, а может нет. Почему одна женщина теряет плод на восьмой неделе, а другая носит спокойно до срока, совершенно пренебрегая осторожностью. Мы не знаем наверняка, лишь можем предполагать и пытаться докопаться до причины. Что я и хочу сделать и в твоём случае.

Я смотрю на него и понимаю, что он сильно, мощно, безоговорочно верит в своё дело. Имеет неуёмное желание быть причастным. Если кто и способен действительно подарить мне ребёнка, то это он.

Как его бывшая невеста вообще могла подумать лишить этого? Неужели не понимала, что в таком ультиматуме он выберет?

— Мне уже пора, — поднимаюсь, обратив внимание на часы. — Спасибо, Захар. И за пирог, и вообще…

Добавить нечего и я в каком-то порыве его просто обнимаю. На несколько секунд, по-дружески. Зачем-то отмечаю, что он пахнет очень приятно, совсем не медициной. Просто… мужчиной.

Это почему-то заставляет смутиться.

Быстро прощаюсь и сбегаю. Теперь надо просто переключиться. Взять набухающую в груди надежду под узды и приструнить. И работать. Скоро квартальный отчёт сдавать.

5

Захар

— Нет, Маша, пока тебе ещё рано в роддом, даже если без ночных дежурств. Ярослав же ещё совсем маленький.

— Моя мама помогает, да и няню можно нанять.

— А что скажет Игорь? Уверена, что согласится?

— Его разрешения я буду спрашивать на все свои действия в специально отведённой комнате, — фыркает Маша, — а за её пределами Котовскому приходится мириться с тем, что у меня тоже есть мнение.

Моя медсестра не так давно вышла замуж за моего друга. Собственно, именно Игорь нас и познакомил. Хорошая девушка, очень хваткая к работе. Медицина это прям её.

Вообще, у них с Котовским сложная история. Когда-то она его бросила, а через много лет пришла устраиваться к нему в клуб на работу. Но не отболело, видимо, у обоих. Снова закрутилось. Игорь увлекается некоторыми экзотическими практиками, и, кажется, жена это с удовльствием разделяет. Хорошо же, когда гармония в семье. Даже если она с таким вот необычным привкусом*.

Мы договариваемся, что Маша дополнительно дважды в неделю будет выходить на три часа в роддом, но в клинике сократим её рабочий день на час.

Сегодня у меня вдруг на редкость образовывается окно между пациентками. Одна позвонила в клинику и предупредила, что на работе возникли некоторые сложности, и попросила перенести приём. Так что у меня выдалось целых сорок пять минут перерыва.

Но отдохнуть мне в них, видимо, совсем не судьба. Потому что едва моя пятая точка касается дивана, звонит телефон.

— Добрый день, Ульяна Денисовна, чем могу быть полезен? — отвечаю на входящий от начмеда роддома.

— Захар Леонидович, добрый день. Знаю, что дежурство у вас завтра, но решила позвонить сразу. Вы же в курсе, что в субботу состоится медфарм-семинар?

— Да, конечно. Интересно будет заслушать отчеты по некоторым препаратам. Я прямо жду прямой эфир.

— Зачем же прямой эфир? — слышу в голосе улыбку. — Можно и воочию. Ваш отчёт о мягком родовспоможении тянет на хорошее выступление, так что вот с ним и поедите.

Да блин, ещё только этого не хватало мне. Отчёт и правда я писал старательно, но для того, что склонить начмеда и комиссию к переоборудованию третьего и четвёртого родзалов.

— Ульяна Денисовна, — предпринимаю попытку, хотя, зная начальницу, надеяться особо не стоит, — у меня жуткая занятость, а к выступлению надо готовиться. Да и дежурство как раз в субботу. Может, отправим Дарину Фёдоровну?

В ответ ожидаемо получаю отказ. Моя маленькая месть Дарине за подколы не удалась.

— Так, Зернов, и чтобы я больше не слышала отмазок. Вам ещё на моё место готовиться. Хоть и не скоро, я ведь женщина молодая.

Начмед отключается, а я откидываюсь затылком на диван, тяжело вздохнув. Эх.

Ну что ж, надо доработать отчёт в полноценный доклад. Ещё полчаса до следующего приёма есть, так что начну. Открываю ноутбук и погружаюсь в работу.

После короткого «перерыва» приём пациенток продолжается. Всё ровно и спокойно, даже подозрительно. Трое по беременности, одна с на профилактический. И даже не от предприятия, а по собственной воле. Дамы нас в небеременном состоянии не любят, многие предпочитают годами не посещать, если ничего не беспокоит. А зря. По нашей части когда беспокоит, в ряде случаев, уже может быть серьёзно. Так что я даже хвалю последнюю девушку за заботу о себе.

Машу, как и условились, отпускаю чуть раньше. Пусть сама свои решения Коту объясняет. С ним, кстати, уже месяц не виделись точно, пора и в гости нагрянуть, зря я что ли крёстный.

Смотрю по системе, на сегодня осталась одна пациентка. Стоит бронь записи без имени. Наверное, оператор забыла вбить. Ну да какая разница.

На часах уже половина пятого, но пока никого нет. Может, опаздывает. На компьютер приходит оповещение с ресепшн о подтверждении приёма. Значит, женщина пришла. Сейчас её администратор проведёт ко мне.

Открываю пока документ с протоколом приёма, как в дверь коротко стучат, после приглашения открывают. Поворачиваюсь, и мои брови ползут вверх от неприятного сюрприза.

— Аня?

— Привет, Захар, — бывшая проходит в кабинет и ставит сумочку на стул для пациентов.

— Здравствуй. Что ты здесь делаешь?

— Пришла на приём.

Тоже поднимаюсь и складываю руки на груди, опираясь бёдрами на стол.

— Я его проводить не буду. Тебе следует выбрать другого врача.

Странно, но Аня, как обычно, если я ей в чём-то отказываю, не кривит губы и не злится. Наоборот, смотрит широко распахнутыми глазами, с просьбой. Кажется, она забыла, что на меня эти манипуляции больше не действуют.

— Захар, пожалуйста, мне нужна твоя помощь!

— Что случилось?

Я всё равно не собираюсь ею заниматься, передам коллеге, но всё же хочу узнать, что стряслось. Мы были дорогими друг другу людьми не так давно.

— Мне нужна справка, что я бесплодна.

Вот так заявочки.

— Но ты, вроде как, не бесплодна, Аня.

— Мне нужна семья, Захар, — начинает нервничать и выхаживать по кабинету. — Я устала быть одна! Ты бросил меня, ты мне должен. Помоги построить отношения! Я хочу забеременеть, тогда мой мужчина женится на мне.

— Аня, ты пьяная? — Бред какой-то несёт. — Ты поставила меня перед жёстким выбором, и я его сделал. Так что я тебе ничего не должен. И прости, но я совершенно не понимаю, как справка о бесплодии поможет тебе забеременеть.

— Мой мужчина не планирует заводить семью, понимаешь? Он осторожен. Его просто надо немного подтолкнуть. Если я перестану втихую пить таблетки, он разозлится. А так…

— А так виноват буду я, — становится так смешно, что я аплодирую. — Браво, Аня! Гениально. Только ты не подумала, что кроме моральной составляющей, получится ещё и огромное пятно на моей профессиональной репутации?

Я в шоке, если честно. Мы ведь даже жили вместе. Неужели я не видел, насколько она гнилой человек? Удумать такое. Ещё и пришла с этим ко мне.

Аня тоже злится. Ставит руки в бока и прищуривается. Красивая, как всегда, но такая отталкивающая сейчас. Столько злобы в лице, во взгляде.

— Лучше маленькое пятнышко, с тебя не убудет, Зернов. Или, может, хочешь жирную точку в карьере, которую ты предпочёл мне? Интересно, а твоё начальство в клинике или в роддоме знает о том аборте?

Стерва. Угораздило же меня когда-то полюбить такую. Как хорошо, что пелена с глаз спала вовремя.

— Ты же знаешь, как всё было, — мрачно отвечаю.

— С твоих слов, Зернов. А там кто ж его знает.

Моё терпение уже на нуле. Я тоже не железный.

— Убирайся, Аня. Я не буду участвовать в этом. Разговор окончен.

Она ещё пару секунд испепеляет меня взглядом. Могла бы, ядом брызнула. А потом хватает сумочку и, бросив напоследок, что я обязательно пожалею, шустро уматывает.

Скатертью дорога.

6

Вика

— Виктория Андреевна, вы подписали документы? — Настя заглядывает в приоткрытую дверь, снова сбивая меня с мысли.

— Я же сказала, что внесу правки и тогда подпишу.

— Просто обед скоро…

Раздраженно поднимаю глаза и смотрю на неё.

— Обед будет по расписанию у тебя, Настя. Закрой дверь.

Я грымза? Или эта девица и правда такая раздражающая? Вернусь с семинара и точно напишу рапорт в кадровый. Ну не могу я с ней работать. Пусть Илье её в секретарши и определят, он найдёт ей применение, я уверена.

Следующие полтора часа работаю спокойно, потому что Настя свалила на обед. Когда возвращается, сбрасывает мне письмо на почту и тут же стучит в дверь.

— Виктория Андреевна, я там вам письмо переправила с буклетом по семинару. Бронь в отеле подтверждать?

— Да, подтверждай.

Секретарша скрывается в приёмной, а я открываю письмо. В буклете подробно расписан план фарммед семинара, а так же вопросы, которые будут разбираться.

Я люблю активное обучение, да и на таких мероприятия налаживаются контакты, что при специфике моей работы весьма полезно. Но за последние полгода это уже четвёртый интенсив. А работать-то когда? Директор считает, что именно я продуктивно и с максимальной пользой для фирмы использую данные формы взаимодействия.

Но делать нечего. Захожу на сайт и подтверждаю участие, проверяю, активировала ли бронь в отеле Настя, и устраивает ли меня номер.

К моему удивлению, она всё сделало нормально. Кажется, я и правда жуткая грымза и стерва, раз так цепляюсь к девчонке.

А к концу рабочего дня ко мне в кабинет начинается какое-то паломничество. Будто проклял кто-то. Тот за подписью, тому нужно срочно данные, этому помочь с отчётом. Илья тоже приходит, да ещё и с наездом, что я, видите ли, как-то запутанно ему сводку сбросила.

— Мозги есть, распутаешь, — бросаю, натягиваю пальто, когда он совсем не собирается уходить из моего кабинета по окончании рабочего дня. — Можешь Настеньку попросить задержаться и помочь. Уверен, она не откажет.

Беру сумку, клацаю выключателем и выхожу. Охранник закроет офис.

— Яд сцеди перед следующим рабочим днём! — выкрикивает мне в спину Разумовский, оставаясь у меня в кабинете в полутьме.

Когда доезжаю до дома, чувствую жуткую усталость. Кажется, будто тело налилось свинцом. Мне срочно нужна ванная с пеной и бокал вина. Можно такой, как на мем-картинке, литра на два.

Ещё бы шоколадка не помешала, но я прихожу в ужас от того, сколько раз меня потом тренер заставит присесть в зале. Так что без шоколадки.

Даже ещё не раздевшись, я затыкаю слив и открываю кран. Уже один звук льющейся воды успокаивает и расслабляет. Главное, не уснуть в ванной, как недавно, кожа потом будет похожа на вспузырившееся нечто.

Снимаю одежду и развешиваю в шкафу. А всё же есть что-то в том, что живёшь одна. Хоть Илья и был аккуратным, однако мог повесить рубашку на мою сторону, ну и мужские носки, лежащие шайбочками то тут, то там, никто не отменял.

А так — красота!

Бельё сбрасываю просто на пол и плавно опускаюсь в горячую воду, покрытую ароматной пеной. Блаженство! Прям чувствую, как мышцы расслабляются, спазмы уходят. Даже голова немного начинает кружиться.

Хорошо!

Уже прошло две недели, как Зернов взял анализы. Молчит. Наверное, ничего хорошего из этого всего. Он увидел, что я безнадёжна, и отпустил ситуацию. И я должна. Обещала же себе, что никаких ожиданий.

Звонить и узнавать не буду. Как есть, так есть.

Ещё немного понежившись в ванной, замечаю, что меня начинает клонить в сон. Поэтому обмываюсь, ополаскиваюсь под душем и вылезаю. Натягиваю халат и едва доползаю до кровати. Пустой желудок протестует громким урчанием, но я его игнорирую. Уж слишком хочется спать.

Весь следующий день провожу в сборах. Нужно взять деловой костюм, две блузы, пижаму и коктейльное платье. Закрытие семинара планируется праздничным вечерним фуршетом.

Документы, нужные бумаги, карты сложила. Косметичку не забыла. Зарядное, одежду в чехол.

Выезжать надо часа в четыре утра, так что стоит лечь пораньше. Поэтому ужинаю я в шесть, а к восьми уже укладываюсь в постель. И даже засыпаю быстро.

* * *

Семинар проводится в столице края, ехать не так уж и долго, хоть сама дорога и непростая. Но с термосом кофе в компании я добираюсь спокойно и вовремя. На заселение и подготовку к первому заседанию уходит два часа, и вот я на секционном собрании для представителей фармкомпаний.

Нам представляют видеоурок «Роль профессиональных стандартов в деятельности аптечных организаций», раздают чек-листы для работы в направлении, слушаем выступления бизнес-тренера в нашей области.

После перерыва на кофе, всех приглашают уже на общую конференцию с биотехнологами и врачами.

Зал большой, слушателей около сорока человек. На раскачку и знакомство времени нет. После короткого вступительного выступления о важности слаженной работы всех сфер здравоохранения переходим к прослушиванию докладчиков.

Первым выступает нейрохирург из Москвы о современных возможностях и что привнесла роботизация операций конкретно в его практику, потом выступают ещё несколько врачей из разных областей, а потом я с удивлением узнаю в вышедшем к трибуне докладчике Захара. Оказывается, он ещё и наукой занимается. Ему, кстати, очень идёт не только медицинский костю, но и деловой.

Его выступление кажется мне интересным. Я внимательно слушаю, как и остальные. Зернов говорит профессионально, уверенно, чётко. Ставит акцент на естественности процесса родов и важности мягкого родовспоможения, на необходимости чётко определять, нужны ли в процессе родов те или иные препараты, и что следует данный вопрос контролировать строже.

— Доктор просто красавчик, — тихо комментирует девушка, сидящая сзади своей соседке. — Надо будет вечером на фуршете познакомиться ближе.

— Думаешь, такой не женат?

— Ну кольца я не вижу.

Меня почему-то невероятно раздражает их болтовня. Нет бы профессиональные качества человека оценить, так они сразу ему в штаны лезут заглянуть.

После общей конференции, к своему сожалению, я Зернова не нахожу. И поинтересоваться не у кого, куда он подевался. Может, выступил и уехал?

Весь день напряженно работаем снова по секциям. Итоги подводят психологи, все дружно релаксируют под музыку и желают соседу хорошего дня. Эти вот реверансы — моя самая нелюбимая часть подобных мероприятий. Мы не друзья. Мы — конкуренты. Точка. Почему я должна строить из себя саму Мисс доброжелательность?

Торжественный вечер закрытия интенсива объявлен на восемь. Будет благотворительная акция, деньги организаторы передадут в фонд помощи детям с ДЦП.

Отдохнуть получается совсем недолго, но я сюда не расслабляться приехала. Этот вечер только выглядит как отдых после интенсива, на самом же деле тут будет витать дух конкуренции и соперничества.

Застёгиваю тонкий замок на платье, подкалываю волосы в низкий небрежный пучок и подвожу чуть ярче помаду.

Своим отражением я довольна. Празднично и неформально, но в то же время довольно строго. Тёмно-бордовое платье обтягивает талию, но по бёдрам до самого пола спускается свободной волной. Декольте и спина «глухие», открыты только плечи. Считаю, что для подобного мероприятия идеально. А игры добавляют замшевые туфли на шпильке.

Когда выхожу из номера, прямо возле двери встречаю мужчину. Я помню его, сидел от меня через два кресла на общей конференции.

— Виктор, — протягивает руку для знакомства. — Не успел представиться на кофе-брейк.

— Виктория, — пожимаю его ладонь с улыбкой, и едва сдерживаюсь, чтобы не поморщиться от того, что она влажная.

Всякое бывает, может, жарко человеку, но меня коробит почему-то.

— Я проведу вас в зал?

Я решаю не отказываться. Человек ко мне доброжелательно, а я и правда веду себя как стерва.

Мы вызываем лифт и спускаемся в зал торжеств. Здесь всё офоомленно стильно и ярко, народу уже достаточно, хотя мы, вроде бы, не опоздали.

Виктор знакомит меня с двумя представителями одной из фармкомпаний, потом предлагает бокал шампанского.

— А вон и доктор, — слышу за спиной знакомый голос.

Это та самая девушка, что сидела сзади меня. Она выглядит очень хорошо: длинное темное платье, не особо много скрывающее до пляса, яркий мейк, волосы зализаны в длинный хвост.

Она берет с подноса бокал с шампанским и направляется в сторону небольшой сцены. И как раз там я вижу Зернова, он с кем-то беседует. Оказывается, он всё же здесь.

— Я отойду, — сообщаю своему незапланированному спутнику и тоже отправляюсь в сторону, что и девица.

7

— Привет, — улыбаюсь Зернову, когда подхожу.

Он стоит в компании того же мужчины и девушки, которая подошла передо мной. Красотка как раз пытается завязать знакомство, задавая вопросы о выступлении. Стоит так близко, в глаза заглядывает. Кажется, вот-вот ниточку какую-нибудь с пиджака снимет, только ей заметную, или пылинки стряхнёт.

Неужели девушки думают, что мужчины такого нарочитого поведения не замечают? Смешно.

— Вика? Привет! — Зернов оборачивается и тоже улыбается, а девица стреляет в меня напряжённым взглядом. — Ты тоже участник семинара?

— Да.

— Знакомьтесь, — спохватывается. — Это Виктория. Мы вместе учились. Это Руслан, а это… — он делает едва заметную паузу, слегка напрягаясь, чтобы вспомнить, как представилась ему новоиспечённая знакомая, — Инна.

— Инесса, — поправляет его девушка с улыбкой, но я замечаю тень, что скользит у неё по лицу.

— Да, точно, — поддерживает как ни в чём не бывало Зернов.

Я точно стерва. Девушка явно не довольна моим вмешательством, она ведь не знает, что ей в этом случае не о чём волноваться. Но у меня внутри разливается какое-то азартное удовлетворение. Токсик-Вика.

Мы вчетвером болтаем о прошедшем семинаре и его ключевых вопросах. Точнее, по большей части я и Захар. Руслан тоже высказывается, а вот Инна, то есть Инесса, как-то не особо разговорчива. Больше слушает.

— Может, шампанского, девушки? — интересуется Руслан, и после утвердительных ответов, берёт со столика сначала два бокала для нас с Инессой, а потом ещё два — для себя и Зернова.

— Я вообще ехать не хотел, если честно. Начмед отправила без права на отказ, — говорит Захар.

И как-то так получается, что Руслан и Инесса увлекаются болтовнёй о чём-то другом, а мы немного отходим к столику. Мне нужна салфетка, а Захар как раз рассказывает.

— Меня даже не спрашивали, — отвечаю ему. — Подобные мероприятия я посещаю по умолчанию.

— Но, надо сказать, было интересно.

— Согласна.

Мимо проходит мужчина, он быстро здоровается с Зерновым, перекидывается обещанием в скором времени поболтать и удаляется.

— Вика, я ещё не успел тебе отзвониться по анализам.

— Всё плохо, да? — почти безучастно пожимаю плечами.

Мы в процессе разговора отходим уже на приличное расстояние от новых знакомых.

— Меня смущает только уровень гемоглобина в общем анализе и следы незначительного воспалительного процесса, остальное без особенностей. Если идём дальше, направлю к терапевту и психотерапевту.

— Зачем мне к психотерапевту? — удивлённо смотрю на него.

Но ответить он не успевает. К нам снова подходят люди. Высокий рыжий мужчина поздравляет с выступлением, говорит, что впечатлён, что реорганизация родильных домов — это сейчас очень актуальная тема.

Включают музыку, и этот мужчина извиняется, а потом приглашает свою спутницу на танец.

— Песня классная, — говорит Зернов прямо как недавно в клубе. — Потанцуем?

— Почему нет?

Я позволяю ему взять меня за руку и вывести на середину залы, куда вышли уже несколько пар.

Песня и правда классная. И двигается Зернов так мягко. А ещё шампанское начинает кружить голову, и я, чтобы притормозить это головокружение, упираюсь лбом в мужское плечо.

Наверное, это ещё оттуда, из школьных лет, но рядом с Захаром я чувствую себя так… спокойно.

Вся моя жизнь — это какая-то бесконечная гонка и спешка. Соревнование. В детстве мне надо было быть хорошей, чтобы мама гордилась и от отчима не сыпались укоры, что он взял её с ребёнком. В секции волейбола приходилось тянуться и стараться больше всех, потому что рост не позволял быть полноценным членом команды, надо было компенсировать чем-то другим, далее в универе, на работе, в браке. Гонка-гонка-гонка. Соревнование.

Но странное дело, именно за школьной партой я чувствовала себя расслабленно. Словно биополе у Зернова такое — с ним спокойно. Можно выдохнуть. Остановиться.

Вот и сейчас. Я вдыхаю запах его парфюма и расслабляюсь. Позволяю голове кружиться от выпитого шампанского и просто дышу.

Захар тоже молчит. Чувствую, как упирается подбородком мне в висок. Вроде бы и гладким, но к утру щетина явно уже будет колоться. Даже губу прикусываю, подавляя желание провести по его подбородку пальцем.

— Кажется, я выпила немного больше шампанского, чем следовало. Это не очень хорошо.

— Тебе плохо? — отзывается, сперва прочистив горло.

— Нет, но я устала.

— Сегодня был напряжённый день.

— Угу.

Немного приобнимая за плечо, когда заканчивается песня, Зернов ведёт меня к лифту. Свет здесь ярче, но в глаза не бьёт.

— Мне на двенадцатый, — говорю, когда заходим в лифт.

Захар жмёт кнопку, не отпуская моего плеча. Кажется, что даже притискивает чуть ближе. Я поднимаю глаза, почему-то очень хочется посмотреть ему в лицо. Но почти натыкаюсь губами на подбородок.

Вдох получается рваным, желание спонтанным, но я беру и прикасаюсь губами чуть ниже его губ. Вижу, как дёргается кадык, когда Зернов сглатывает. Чуть наклоняется, и наши губы оказываются в миллиметрах друг от друга. Ловит мой взгляд своим.

— Это слишком странно, да? — шепчу, и мои губы в движении едва ощутимо касаются его.

— Возможно, — отзывается тихо.

— Это потому что ты видел меня… в медицинском смысле?

— Нет, — лёгкая усмешка трогает его губы. — Это потому что я помню тебя от бантов и до впервые накрашенных губ.

— Тебе нравились мои накрашенные губы?

— Угу.

— А сейчас?

— И сейчас. Иначе бы я вышел ещё на своём десятом.

А потом Захар меня целует. Его губы накрывают мои, раздвигают мягко и осторожно. Пробуют на вкус, спрашивают разрешения. И я даю его. Мой остров безопасности открывает мне новые грани.

И мне они нравятся.

Когда двери лифта открываются, я выхожу первой. Захар выходит за мной, но у двери моего номера тормозит, опёршись рукой о косяк, когда я уже оказываюсь за порогом.

— Тебе, как вампиру, требуется приглашение? — выгибаю бровь и улыбаюсь.

— Скорее разрешение, — в ответ зеркалит улыбку. — На все дальнейшие действия.

— Письменное?

— Можно и письменное.

— А такое подойдёт? — делаю к нему шаг, сжимаю пальцы на вороте рубашки и тянусь губами к его.

Со стороны, наверное, интересная картина, но, думаю, эти стены и пооткровеннее видали.

Тяну Зернова на себя, давая разрешение на действия нам обоим. Всё равно черту мы уже переступили, и поздно о чём-то сожалеть. Да и зачем сожалеть-то? Мы оба свободны, никого не обманываем. Кто нам может запретить?

Сталкиваю пиджак с его плеч прямо у порога, чтоб уж совсем не сомневался в моих намерениях. Он же привлекает меня за талию и целует за ухом, пока я расстёгиваю пуговицы на его рубашке.

Вот это ощущения! О-о! Никогда не думала, что можно пустить по телу столько электричества, всего лишь ласково прикусив мочку уха и лизнув под ней.

В моей жизни было немного мужчин. Тот, с которым я жила в Бельгии, ещё один короткий роман и бывший муж. И с каждым первый раз вызывал какой-то конфуз, даже при поддержке бокала вина или шампанского. Но с Захаром я сейчас такого не ощущаю, скорее это предвкушение, смешанное с каким-то удивлением, что ли. Я ведь открываю для себя давно знакомого человека с другой стороны.

Только вот знала я Захара-парня, а сейчас меня сжимает в объятиях Захар-мужчина. И то, что я чувствую под пальцами, когда веду ладонями по его груди, удивляет и возбуждает. Он прекрасно сложён и явно следит за собой. Интересно, когда в его столь плотный график успевает вписываться ещё и спортзал?

Я просто таю от того, что он делает с моей шеей губами и языком. Кажется, будто вот-вот и…

А дальше я совершенно теряюсь во времени и пространстве. Никогда бы не подумала, что мой сосед по парте Захар Зернов — такой искусный любовник. Нет, я этого не исключала. Просто не задумывалась. Мы дружили в школе, но векторы наших симпатий были направлены не в сторону друг друга.

Симфония ощущений от его действий меня поражает. Он знает, что делает, знает как и где ласкать, будто я самолично предоставила ему карту собственного тела. Но в то же время его нельзя назвать очень мягким. Идеальное сочетание нежности и мужского напора.

С ним не нужно думать. Он ведёт, но не подавляет. И мне тоже хочется отвечать ему, доставлять удовольствие.

— Такой вот ты, Захар Зернов, — выдыхаю, когда обретаю возможность снова говорить и двигаться.

— Это комплимент? — спрашивает со смешком, тоже пытаясь привести в норму дыхание.

— Ещё какой.

Он ухмыляется и чуть отползает к спинке кровати. Откидывается на неё спиной.

— Слушай, Вик, — спрашивает спустя пару секунд, — напомни, какой у тебя сегодня день цикла? Двадцать с небольшим?

Подкатываю глаза. Спать с гинекологом оказывается тот ещё прикол.

— Я всё понимаю, Зернов, работа превыше всего, но сейчас не момент.

— Это не к работе. Просто изделие некачественное попалось.

Поворачиваю голову, как раз когда он демонстрирует, что пошло не так.

— Оу, — меня это, собственно, никак не пугает. — И правда некачественное. Двадцать четвёртый или двадцать пятый. Гляну в телефоне потом.

Второе и третье изделие из коробочки оказываются куда более качественными, кстати.

Через два часа я, сидя на кровати и вытянув ноги, наблюдаю, как Зернов заваривает чай, стоя ко мне спиной. Он обернул бёдра полотенцем, влажные волосы растрёпаны.

— Что значит эта змея? — спрашиваю, разглядывая небольшую татировку у него на лопатке. — Что-то связанное с медициной?

— Не вся моя жизнь — медицина, Вик, — поворачивается и несёт две чашки к постели. — Она ничего не значит. Просто понравился рисунок. К тому же, это было давно, на третьем курсе ещё. Сейчас бы не делал.

— Почему?

— Потому что индивидуальность можно проявить и по-другому. Но я не осуждаю тех, кто делает. На здоровье, если им нравится.

Отпиваю глоток чая с наслаждением. Запах изумительный.

Зернов тоже делает пару глотков, глядя на меня, а потом отставляет кружку и растягивается рядом на кровати. Молчим несколько секунд, а потом он вдруг произносит:

— Твой муж ушёл от тебя потому, что ты не родила ему ребёнка?

На удивление, этот его вопрос не ломает атмосферу лёгкости. Скорее располагает к беседе по душам. Телу мы дали возможность насытиться, наверное, пришло время расслабиться и эмоционально. Нам есть о чём поговорить.

Замечаю, что Захар будто специально не формирует фразу «потому что ты бесплодна».

— Он сказал, что ему нужна полноценная семья, — отвечаю спокойно, тоже отставляя чашку и откидываясь на подушку рядом с ним. — А я… ну ты понял.

— Он идиот, — ставит безапеляционный диагноз моему бывшему мужу. — От таких женщин не уходят.

— Спасибо, — улыбаюсь. От любого другого эта фраза бы прозвучала слишком слащаво, но от Захара она вышла такой естественной, словно и правда так и есть. — Но ты не можешь этого утверждать, ты ведь меня толком не знаешь.

— Я помню тебя. Вряд ли ты так сильно изменилась. Так что всё верно: твой бывший — идиот.

Я снова смеюсь. Мне так легко сейчас, как не было за последние много лет.

— Ну а ты? От таких ведь тоже не уходят.

Захар тогда обронил фразу, что расстался со своей девушкой прямо перед свадьбой, потому что ей не нравилась его специальность. Но мне хочется узнать подробнее.

— Ушла не Аня, а я. Она поставила перед выбором, и я его сделал.

— Твоя бывшая — идиотка, — тоже ставлю диагноз.

Мы замолкаем и просто пялимся в потолок. Несмотря на упоминания бывших близких людей, с которыми мы так или иначе связывали наши судьбы, атмосфера, как часто бывает в подобных случаях, абсолютно не меняется. Мне всё так же спокойно. Надеюсь, Захару тоже.

Можно просто ни о чём не думать. Расслабиться. Главное, не подсесть на эту пилюлю.

Уходит Зернов тихо, когда меня уже утаскивает сон. Прикрывает одеялом и легонько целует в губы. А я отключаюсь, даже не посетив душ. Ну и ладно. Ведь мне сейчас так хорошо. Как не было уже очень и очень давно. А рефлексировать я буду завтра.

8

Утром просыпаюсь в приятном томлении. Смущение проскакивает, но как-то спокойно мне. Хочется улыбнуться. Это была прекрасная ночь.

Сказать честно, с Ильёй я таких ярких ощущений не испытывала. Нам было хорошо, даже очень, но у меня неоднократно было чувство, что мы как бы «не дожали».

В общем, сожалений о вчерашнем у меня нет. И за себя не стыдно, и в ответ получила больше чем много.

А ближе к девяти получаю от него сообщение:

«Хотел предложить выпить кофе, но пришлось уехать в четыре утра. У моей пациентки начались схватки, а ехать несколько часов»

Ладно-ладно, Зернов, я и не собиралась думать, что ты сбежал, поджав хвост. Не получилось с кофе, что ж.

Обратно возвращаюсь в настроении, слушаю всю дорогу в машине музыку. Немного тянут некоторые мышцы, но в целом всё великолепно. Можно даже когда-нибудь повторить, почему нет? Случайной связью это не назовёшь, скорее дружба с привилегиями. Интересный формат, как по мне.

По возвращении в город, я даже заезжаю к маме. Признаюсь, мне не всегда хочется её видеть и даже слышать. Нет, она у меня замечательная, и я очень ценю, что она удержала нас на плаву в те тяжёлые годы после смерти отца. Он служил в МВД и погиб во время освобождения заложников от террористов. Тогда эта гидра была очень сильна. Папа был героем. Вот только семья героя нуждалась в поддержке, государство помогало, но этого было недостаточно. Тяжёлые времена для страны, тяжёлые для моей семьи. Но мать не сдалась, она всегда говорила, что жена подполковника милиции просто так не сгинет в голоде и безнадёге.

А потом она нашла себе мужчину. Кажется, я до сих пор её за это не простила, хотя понимаю, что особо выхода у неё не было, нам нужно было выжить. Мать торговала на рынке, а хозяин точки стал подбивать клинья. Так он и оказался в нашем доме. Вроде бы и не сказать, что грубый мужлан или алкаш, но мне не нравился его акцент, не нравилось, каким тоном он разговаривал с мамой. Потом начались ссоры дома, он требовал снять со стены и комода папины фотографии, мама отказывалась. Потом всё же пошла на уступки, и мы перенесли их в мою комнату, на которую по маминой просьбе дедушка врезал замок. Я от дяди Анзора никаких намёков в свою сторону не замечала, но, видимо, мать решила перестраховаться.

— Викуська! — мама приходит в восторг, когда открывает двери.

— Прости, что не предупредила, мам.

— Да какой там! Ты же знаешь, я всегда рада.

Мама живёт одна, Анзора уже шесть лет как нет в живых. Каждый раз приходя к ней, я испытываю угрызения совести, что бываю так редко. Но ритм жизни таков, что моргнула — десять лет прошло. Не мы живём жизнь, а жизнь нас живёт. Жуёт.

А тут вдруг Зернов. Такой светлый и жизнеутверждающий. Общение с такими людьми напоминает, что мы тут все не просто так. Что за пределами привычных нам линий движения идёт жизнь. Она многогранна, в ней есть место свету и удовольствию, место надежде, есть другие люди, для которых ты важен.

Не знаю как, и дело совсем не в ночи, проведённой с ним, просто энергетика у него такая.

— Викуся, ты тапочки надень, полы холодные. Я вот зябну, ещё и платок накинула. Если замёрзнешь, и тебе кофту дам.

Мама начинает суетится, торопится на кухню.

— Голодная?

Сначала хочу ответить, что нет, времени уже поздновато, чтобы есть. Но потом решаю, что тарелка маминого супа много калорий не принесёт, а мама порадуется. Да и вкусно.

— Давай. Только не доверху.

Мою руки и усаживаюсь на кухне. Попытаться ей помочь дело гиблое.

— А я только утром рыбный сварила, ещё вот котлетки из куриного фарша. У нас тут в мясном магазинчике хорошее мясо, не воняет антибиотиками.

Мама болтает и одновременно греет еду, наливает в чайник воду из фильтра и ставит его на газ. Сверху слышен шум, топот и смех. Грохот такой, что кажется, вот-вот люстра упадёт.

— Весело тут у тебя, мам.

— Ага. Ну что с них возьмёшь — детишки. Пусть себе играют.

И замолкает. Мы обе затихаем.

— Мам, прости, что оставила тебя без внуков, — тихо говорю, даже для себя самой неожиданно.

Мама резко поворачивается и смотрит с болью во взгляде.

— Что ты, дочка, как можно то… — подходит и проводит рукой по моим волосам, а я вдруг утыкаюсь лбом ей в грудь. — Ты же не виновата.

Так и замираем на какое-то время. Я просто дышу, а мама гладит тихо меня по голове.

— Мам, — отстраняюсь и поджимаю одно колено под себя, как любила делать в детстве, сидя за столом, — я тут недавно своего одноклассника встретила. Помнишь Захара Зернова?

— Захарчика? Конечно помню, — мама возвращается к столу и достаёт две чашки из пенала. — Вы же за одной партой сидели класса с пятого или шестого. Хороший мальчишка был. Как у него дела?

— Он врачом стал.

— Не удивлена, он такой целеустремлённый был.

— И он говорит, что не видит причин, почему я не могу забеременеть и родить. Говорит, что может попытаться подарить мне ребёнка.

Мама отвечает не сразу, и даже поворачивается через несколько секунд. Она-то прекрасно понимает, что тема эта очень болезненна для меня.

— И что ты думаешь? — осторожно спрашивает, развернувшись.

— Он хороший врач, мам. Если что-то можно сделать, он это сделает, тут я уверена. Если. Но он не Бог.

— Да, — кивает, но будто не мне, а своим мыслям. — На всё воля Божья, Вика.

Мы едим почти в тишине. Потом пьём чай, и я остаюсь ночевать у мамы. Завтра выходной, с утра в офис не надо. А сейчас я не хочу оставаться одна.

* * *

Работа уматывает меня на все триста процентов из ста возможных. Какой-то корпоративный апокалипсис. Бесконечный поток людей в мой кабинет для бесконечного решения бесконечных вопросов.

Уже доходит до того, что я закрываюсь изнутри, строго-настрого приказав Насте никому не говорить, что я внутри. Мне нужно делать свою работу.

Но как только я поворачиваю ключ, начинаются бесконечные звонки на телефон. Запара за запарой.

— Мне нужен ассистент, — жалуюсь Ирине из финотдела на чудом вырванном у этого сумасшествия перерыве на кофе. — Не секретарша, хлопающая глазами, а именно ассистент. Толковый и понимающий тайм-менеджмент.

— Он всем нужен, Вика, — Ира проворачивает палочкой в стаканчике, ломая красивую пенку на кофе. — В нашем отделе тоже бесконечный дедлайн.

— Это уже не дедлайн. Это задница, Ир.

Мы обе смеёмся. Но мы и правда упаханные. Я вон даже две шоколадные конфеты съела, чего чуть ли ни с детства уже не бывало.

— Вик, — Ирина чуть сдвигает брови, — но если серьёзно, ведь правда так и есть. Ты вон бледная какая-то. Я не обидеть, просто…

Нет, она правда не обидеть. Есть такие знакомые у меня, что любят вроде бы как между прочим заметить, как кто-то располнел или выглядит устало. Самоутверждаются так. Но Ира не такая, она если говорит, то очень тактично и действительно озаботившись.

— Ты здорова, Викуль?

— Эм… вроде бы.

На самом деле я уже несколько дней чувствую недомогание. Ничего вроде бы не болит, но меня будто слегка ведёт. Хочется присесть, а лучше прилечь. Недосып, видимо, сказывается, я же и домой работу беру. А ещё осень.

— Хотя знаешь, может, витамины надо попить или препараты железа. Мы когда медосмотр проходили, анализы, кажется, показали сниженный гемоглобин.

— Да не удивительно, — поджимает губы Ира. — У меня у самой такой цикл, что раз в полгода приходится пить железо. Ну а что делать? Такова наша женская доля.

— Угу, — рассеянно киваю.

— Ой, время! — Ирина смотрит на свои часы и торопливо встаёт. — До встречи, Викуль.

Я тоже встаю, выбрасываю стаканчик и иду обратно в свой офис. Передышка окончена, пора впрягаться дальше.

До самого конца рабочего дня во мне смутно сидит какая-то мысль, но я не могу никак ухватить её за хвост. Какое-то фоновое ощущение.

Точно, наверное это потому, что я вспомнила про гемоглобин. Так и не ответила Захару, точнее, не перезвонила. Вчера увидела от него пропущенный, а следом сообщение, что его заключение по всем результатам готово, и я могу приезжать для консультации по дальнейшим действиям. Могу записаться или просто позвонить ему и договориться о визите. Он ещё спросил как у меня дела. Интересно, из вежливости или есть какой-то интерес? Ну, тот самый.

А я отвлеклась на входящий от босса и так и не ответила. Зернов вроде бы адекватный, но мало ли что подумает? Трубку не взяла, сообщение прочитала и не ответила.

Надо сейчас написать ему.

Но едва я собираюсь, звонит телефон по внутренней.

— Да, Настя, — отвечаю на автомате.

— Виктория Андреевна, босс звонит, переключаю.

И прежде чем я успеваю сделать вдох, ибо босс похвалить обычно не звонит, как в трубке слышится зычный голос.

— Виктория! Ты читала свой отчёт перед тем как мне отправить?

— Здравствуйте, Евгений Петрович. Естественно.

— Потому что я там нихрена не понимаю!

Как ни старайся привыкнуть к разносам, видимо, это нереально. Или же это синдром отличницы. Пора бы уже нарастить броню, но у меня каждый раз, когда он меня распинает, сердце колотиться начинает.

Конечно же я сделала всё по форме и подробно, тут нет сомнений. Но босс всегда найдёт до чего докопаться.

— Я должен голову ломать? Мне на черта эти подробности! Я хочу открыть и увидеть сжатые, понятные результаты!

— Хорошо, сейчас всё переделаю.

Он кладёт трубку, не прощаясь, а я роняю голову на руки.

Его не поймёшь: то подавай расписанное до мелочей, то в краткой форме. А когда подала в обеих, сказал, зачем ему куча ненужной информации.

Времени уже без двадцати минут конец рабочего дня, а на переделывание отчёта часа полтора уйдёт как минимум. Эх.

Внезапно для самой себя, я чувствую, как в носу начинает щипать. Обида и жалость к себе вспыхивают как сухое сено от искры, резко качнув моё эмоциональное состояние. Хочется расплакаться.

Мне с трудом удаётся сдержать непрошенные слёзы, даже продышаться приходится.

Ну, Разумовская, это уже слишком. С каких пор ты стала сопли распускать? Злиться, психовать — да. Но чтобы в слёзы?

Когда заканчиваю с отчётом, отсылаю и быстро собираюсь. Хочу горячего чая и под одеяло. Сериал или книжка. И сон!

Дома, пока принимаю душ и переодеваюсь, вспоминаю, что так и не написала Захару. Но сейчас уже поздновато, утром обязательно отвечу.

Однако я всё же ощущаю зудящую мысль. И вдруг соображаю, что у меня… задержка. Да, точно, вот эта мысль и зудела, особенно когда Ира на перерыве вспомнила про нашу женскую долю. Приложение в телефоне подтверждает, что критические дни запаздывают на целых шесть дней! И как я проморгала?

Гормональный сбой, что ли? 

Ладно, подожду. У меня цикл часовым механизмом никогда особо не отличался. Подвижки в пару дней и раньше были. А тут такая стрессовая неделя. Даже две. Так что неудивительно, что сбой пошёл.

Я укладываюсь спать, но ни на кино, ни на книжку настроя нет. Хочется спать, но и сон никак не идёт. Ворочаюсь часа два минимум от какой-то неясной тревоги.

Утром встаю как побитая. Тело ломит, кожа будто воспалена. И голова кружится, что оступаюсь и больно цепляю коленом борт кровати, крепко высказавшись по этому поводу.

Надо найти обезболивающее, пока моя голова не треснула.

Достаю аптечку и копаюсь в поисках нужного лекарства, как вдруг на глаза попадается тест на беременность. Валяется ещё с тех времён.

Я беру его в руку и верчу несколько секунд в пальцах.

Нет, это невозможно.

Даже, если Захар прав, и я не бесплодна, так просто, с первого раза, точно не получится. Мы с Ильёй несколько лет не предохранялись.

Стоило давно выкинуть этот тест, я его просто просмотрела. Сделаю это сейчас.

Вместе с обезболивающим, забираю из коробки и пакетик с тестом. Иду в ванную и уже собираюсь выбросить его в мусорное ведро, но решаю всё же использовать. Ну просто чтобы убедиться и больше к этой мысли не возвращаться.

Вскрываю пакетик и достаю палочку теста. Сколько же раз я всматривалась в них в надежде увидеть хотя бы призрачную вторую полоску.

Сделав всё необходимое, вижу, как почти сразу явно проявляется фиолетовая полоса. Одна. Чего и следовало ожидать.

Я даже не расстраиваюсь. Это закономерно.

Кладу тест на стиралку, в инструкции же написано, что надо три минуты подождать. Это так, для баловства, всё там сразу показывает. Сейчас вскрою новую зубную пасту и вместе с коробкой от неё выброшу и тест.

Распаковываю пасту, чищу зубы, глядя на себя в зеркало. Отёчная я какая-то, но патчи закончились. Хоть чайные пакетики под глаза клади.

Закончив умываться, выбрасываю использованные ватные диски и коробку от зубной пасты, потом вспоминаю ещё, что тест на стиральной машине дожидается своего пути в ведро.

Беру его и вдруг обращаю внимание, что…

Боже.

Этого не может быть! Нет-нет, это ошибка. Точно.

Он бракованный, не иначе. Потому что две полоски — это не про меня. Две явные, чёткие полоски.

9

У меня буквально начинают дрожать руки и слабеют колени.

Так не бывает. Нельзя годами рыдать, пытаясь забеременнеть, делая для этого всё возможное и невозможное, а потом вот так залететь с первого раза.

Этот тест бракованный. Или действительно что-то с гормонами у меня.

Я беру полоску в руки, которые натурально стали такими мокрыми, что едва не роняю тест. Всматриваюсь, хотя там всё очевиднее некуда.

Просто надо сделать ещё один, вот и всё. Бывают же с браком. Или просроченный, давно же валяется.

Я кое-как справляюсь с дрожью, принимаю душ. Сама не знаю зачем, но решаю отказаться от обезболивающего и даже от кофе. Ну просто так, вдруг давление подскочило, потому мне и плохо.

За рулём тоже сложновато. Пытаюсь концентрироваться, еду куда медленнее обычного, ни разу не выхожу на обгон. Перед офисом заезжаю в ближайшую аптеку и покупаю ещё три теста.

— Какой у них процент точности? — спрашиваю у провизора.

Девяносто девять процентов, девушка. Обычно и одного хватает.

— А если бракованный?

— Да редко такое бывает. Но лучше, конечно, перепроверить.

Вот я и хочу перепроверить.

В кабинете у себя быстро снимаю верхнюю одежду, беру сумочку и направляюсь в туалет. Надо быстро убедиться в ошибке и спокойно работать дальше. И не сходить с ума.

— Виктория Андреевна, вас искала Инга из экспертного, сказать, что вы уже пришли или вы сами?

— Подожди пока, Настя. Мне нужно кое-что сделать. Перезвони ей минут через двадцать, — бросаю на выходе из приёмной.

— Хорошо, — долетает ответ.

Запираюсь в кабинке и достаю тесты. Все разных фирм и стоимости.

Делаю всё как надо и раскладываю все три на держателе туалетной бумаги. Смотрю во все глаза, боясь моргнуть.

И на всех трех с разницей секунд в двадцать проявляются полоски. Всего шесть. По две на тест. На третьем в окошке в виде крестика.

По две.

Боже! Это не ошибка. Если не финт с гормонами, то… я беременна!

Беременна.

Это слово яркой лентой развивается в мозгу, перекатывается на языке, когда шепчу тихонько.

Это так невероятно, непривычно, странно! Это такой эмоциональный шторм в груди. Это и радость, и недоверие, и страх. Что теперь делать? Как сказать Захару? Это же не результат ЭКО и не последствия случайной ночи с незнакомцем.

От Зернова факт беременности скрыть не получится, да и нужно ли. Права у меня на это нет.

Ох, Зернов, разве я могла подумать, что обещание подарить мне ребёнка ты выполнишь именно таким способом? Уверена, ты тоже не так это планировал.

Я умываюсь и заново наношу макияж. Как не пытаюсь, скрыть румянец на щеках пудрой не получается. Конечно же, ни о каких обезболивающих без контроля врача и не думаю. Потерплю.

Возвращаюсь в кабинет, взяв себя в руки. На телефоне висит непрочитанное. Задерживаю дыхание, когда вижу, что сообщение от Захара.

«Ты меня игноришь?» — задаёт вопрос напрямую.

«Конечно же, нет» — набиваю в ответ.

«Я замоталась. Когда у тебя будет время? Надо поговорить»

Отправляю, а у самой сердце вскачь. О таком непросто сообщать, тем более мы не пара, и планов на общих детей не строили.

Горячей волной обдаёт позвоночник, когда вдруг думаю, что он может быть против. Ему могут быть не нужны дети, даже если от него ничего не требуется. Что если попросит избавиться?

«У меня завтра окно в приёме. Приедешь?»

«Ок»

Отсылаю сообщение и отбрасываю телефон. Мы решим это, мы взрослые. Если он будет против, я исчезну из его поля зрения, но ни о каком аборте и речи быть не может.

Если я действительно беременна, я этот шанс не упущу.

Маме пока решаю не говорить. Вдруг это ошибка, результат сбоя, а ей не надо лишний раз волноваться.

Кое-как дорабатываю день. Постоянно отвлекаюсь, ловлю себя на том, что в кресло больше не плюхаюсь, а сажусь аккуратно, на обеде беру зелёный чай, салат и зефир вместо кофе. А ещё я уже до обеда раз семь или восемь сбегала в туалет, и каждый раз со страхом смотрела на своё бельё, боясь обнаружить там кровь.

Ухожу ровно в шесть. Никаких переработок. Да и выспаться надо перед завтрашним разговором с Захаром.

Дома я ужинаю, принимаю душ и сразу окукливаюсь в одеяле. Отопительный сезон должен начаться со дня на день, но на улице уже холодно, и дома тоже неуютно. Тёплый чай, шерстяные носки и плед — моё спасение.

На удивление, уснуть получается легко. Сплю крепко, никаких снов и ночных пробуждений. Утром нервничаю, конечно. Но решаю не гонять мысли в голове, уж как будет. Всё равно разговор состоится.

На работу отзваниваюсь, что поеду по объектам, нужно видеть на месте аптеки, чтобы уже уверенно утвердить координационный план по объектам района. Справлюсь быстро и к одиннадцати как раз заеду в клинику.

К «Импульс-мед» подъезжаю впритык, так что времени на раздумья не остаётся. Регистрируюсь у администратора, надеваю бахилы и иду к знакомому кабинету.

Навстречу мне выскакивает уже знакомая медсестра с ворохом папок. И хорошо, мне же нужно поговорить наедине.

— Здравствуйте! — улыбается девушка. — Проходите в кабинет, пожалуйста, доктор вас уже ждёт.

— Спасибо, — улыбаюсь в ответ, а у самой губа нервно дёргается.

Глубоко вдохнув, стучу и вхожу после разрешения.

— Привет, — говорю негромко.

Зернов сидит за столом, сосредоточенно что-то пишет. Он сегодня без халата, только в светло-бирюзовом медицинском костюме с бейджем на длинной синей ленте.

— Привет, Вик, — улыбается и встаёт, отложив ручку.

Смотрит так открыто своими ясными голубыми глазами, что я теряюсь. А ещё по телу ползёт дрожь. Волнующая и сладкая, напоминая о той совместной ночи. Вот пока не видела его эти две с лишним недели, как-то и не вспоминалось, а сейчас всё всплыло: и нежные руки, и прекрасное тело, и губы, целующие так откровенно. Тепло объятий и спокойное биение сердца, когда прильнёшь к сильной груди. Вот именно последнего мне сейчас захотелось сильно-сильно.

— Ты как? Готова идти дальше?

— Нормально, — выдавливаю.

Подхожу чуть ближе. Слова стопорятся в горле, и я просто достаю из сумки тест и протягиваю ему.

— Вот. И таких ещё три.

— Что ж, — мне кажется, у него по лицу бежит тень, когда опускает взгляд на мою ладонь. В глазах появляется странное выражение. Но я готова принять бой за своего ребенка. — Вот видишь, всё получилось.

Он говорит ровно и присаживается обратно на стул. Странная реакция. Но каждый реагирует по-своему.

Зернов указывает мне на стул рядом, и я опускаюсь, но будто на иглы сажусь.

— Сейчас определим точный срок и…

— Захар, — перебиваю, когда до меня доходит, что он так ничего и не понял, — у меня после развода никого не было в течение двух лет. Только ты. Это твой ребёнок.

Он встаёт так резко, что бейдж цепляется за крышку стола и лента обрывается. Я тоже поднимаюсь. Дыхание частит, ладони снова мокрые, как вчера утром, когда увидела результат.

— Пожалуйста, Захар, — неожиданные слёзы скатываются по щекам, — это мой шанс, я не стану от него избавляться. Тебя это ни к чему не обязывает и…

— Замолчи! — он приходит в волнение, а потом делает резкий шаг ко мне и сжимает мои плечи. — Ты в своём уме? Я не делаю аборты вообще, принципиально, а ты говоришь, что стану настаивать на том, чтобы избавиться от собственного ребёнка?

Внутри лопается тугой пузырь напряжения, я выдыхаю так резко, что аж в груди становится больно.

— Спасибо, — во рту становится так сухо, что аж горло садится.

Я сжимаю крепко его руку и упираюсь лбом в плечо. Втягиваю уже знакомый запах его парфюма, но более приглушённый, чем в нашу последнюю встречу.

Захар гладит меня ладонью по голове и спине несколько раз, успокаивает, но я слышу, как колотится сердце у него самого.

— Ну ты и придумала себе, — говорит тихо мне в волосы.

— Я испугалась. Я ведь не ожидала, не ждала уже.

— Присядь пока.

Зернов усаживает меня обратно на стул и наливает стакан воды.

— Выпей. Я сейчас отпущу раньше Машу на обед и поговорим.

Он выходит из кабинета, и я остаюсь одна. Прикладываю ладонь в груди, ощущая, как за рёбрами колотится сердце. Делаю несколько глотков воды, клацнув зубами о стекло стакана.

Напряжение чуть начинает отпускать, но дрожь в пальцах, да и во всём теле, ещё сохраняется.

Нужно выдохнуть. Захар не свалился в обморок и не разозлился. А остальное мы решим. Так или иначе.

Возвращается он минут через пять. По выражению лица непонятно, о чём думает. Пытаюсь поймать какие-то эмоции в его взгляде, но не могу рассмотреть. Вроде бы он и открыт, но что в его мыслях — не прочитать.

— Так, — присаживается на свой стул и наклоняется ко мне, оперевшись локтями на колени. — Вик, сейчас посмотрим, если беременность подтвердится, вести тебя будет моя коллега.

— Я хочу чтобы вёл ты, Захар. Я больше никому не доверяю.

— Не волнуйся, она хороший доктор. И я буду в курсе всего.

— А почему сам не хочешь?

— Пристрастность — не лучший советчик, понимаешь?

Вздыхаю напряженно. Я понимаю о чем он, но чувствую беспокойство. Мне тревожно и снова хочется плакать.

— Сейчас сделаем УЗИ, и я выпишу тебе анализы. Если всё подтверждаем, в восемь недель становишься на учёт.

Меня очень пугает это его «если». Но он ведь прав.

— Проходи пока на кушетку.

Сейчас Захар действует как врач, но то что он сказал о причастности, говорит ли о том, что он хочет быть вовлечённым? Будет моему малышу отцом не только биологически?

У меня в голове сейчас просто рой вопросом, мыслей, страхов. Никогда не ощущала такого беспорядка в мыслях. Они все сигналят, и все одновременно. Какой-то калейдоскоп.

Делаю глубокий вдох и иду за ширму, но ощущение, будто на эшафот.

А если не подтвердится? Если всё-таки тётя Галя права, и я пустоцвет?

Снимаю одежду и слишком тщательно складываю на стуле. Знаю, что это нервное, и будто оттягиваю момент.

Ложусь на кушетку, прикрывшись пелёнкой, пока Зернов что-то настраивает в аппарате УЗИ. Вздрагиваю, когда меня касается прохладный датчик и задерживаю дыхание в ожидании вердикта.

Он смотрит в монитор внимательно, нажимает какие-то кнопки на панели. Знаю, что не любит, когда спрашиваю, но у меня нервы и терпение на пределе.

Но если ничего не говорит, значит, пока нечего сказать?

— Так, — наконец подаёт голос, продолжая смотреть в монитор, — в полости матки визуализируется одно плодное яйцо. Срок — пять недель.

Захар разворачивает ко мне монитор и указывает на график внизу.

— Это сердцебиение. Услышать пока не получится — срок маленький, но аппарат уже регистрирует. Эмбрион живой.

Я во все глаза смотрю на чёрно-серый экран, немного слева виден маленький овал и внутри ритмично и быстро пульсирует точка.

Будто проваливаюсь в вакуум. Слышу лишь как стучит моё сердце и вижу, как бьётся его. Быстро-быстро. Но бьётся!

— Возьми, — Зернов мягко улыбается и протягивает мне салфетку.

Беру в руку и сначала не понимаю, зачем он мне её дал, раз ещё не разрешил вставать.

— Слёзы, — подмигивает, заметив, как я пялюсь на салфетку, не понимая.

Я и правда плачу. Так странно, ведь даже не почувствовала, как слёзы потекли.

— Спасибо, — беру салфетку и вытираюсь, но вкладываю в это спасибо значительно больше, чем просто благодарность за протянутый кусок бумаги.

— Теперь расслабься и просто полежи пять минут, мне нужно сделать замеры.

Киваю и выдыхаю. Получается судорожно, едва ли не со всхлипом. Пытаюсь сделать как сказал Захар, но не могу перестать смотреть на его лицо, считывая малейшие изменения в выражении. Он же не промолчит, если что-то будет не так? Наверное, умеет держать лицо в таких случаях. Но ведь этот для него особенный. Надеюсь, что так.

— Одевайся, — Зернов убирает датчик, обрабатывает его и что-то ещё нажимает на панели аппарата.

Дрожащими руками натягиваю одежду и присаживаюсь в ожидании.

— Как так вышло? — спрашиваю, когда он заканчивает и поворачивается ко мне.

— Поздняя овуляция. Так бывает, — пожимает плечами. — Ты же помнишь, что резинка порвалась.

— Я вообще. Я же ведь… я думала…

— Вика, я тебе сразу сказал, что причин для того диагноза не вижу. Как можешь теперь судить сама, это была ошибка. Очень грубая и жестокая.

Я в замешательстве, с кем именно сейчас разговариваю: с Захаром-врачом или с отцом моего ребёнка? В принципе, я не особо и представляю, как должен реагировать мужчина на новость.

— Захар, я не буду просить прощения, что так вышло, не буду сожалеть. Ты же знаешь, что значит всё это для меня, — говорю открыто, мягко прикасаясь к животу. Не хочу недомолвок.

— А за что тебе просить прощения? — поднимает брови удивлённо. — Вика, это была случайность, мы этого не планировали. Но мы взрослые люди, и способны взять на себя ответственность.

Мы ведь действительно не планировали. Всё вышло спонтанно, а ещё и «техника» подвела. Но, как уже ему сказала, сожалеть я не буду.

Зернов даёт мне указания пока снизить физическую активность, выписывает витамины и анализы, приказывает каждый вечер отписываться ему о самочувствии. А ещё распечатывает снимок с овалом, который я трепетно складываю в сумочку.

Когда провожает, ловлю на себе его внимательный вдумчивый взгляд. Наверное, ему тоже нужно всё это осознать, и тогда мы поговорим ещё раз.

А пока я иду в машину, чтобы ехать в офис. Кажется, даже ступать стараюсь осторожно. Мне ведь теперь не только себя беречь надо.

Я знаю, что первые двенадцать недель — критическое время. Изучила всё это ещё когда пыталась забеременеть от Ильи. Я буду осторожна и внимательна. Постараюсь, потому что для меня теперь нет ничего важнее. И очень надеюсь, что Захар, хоть мы и не пара, станет для меня в этом крепким плечом.

10

Захар

— Захар, давление падает, — сообщает анестезиолог.

— Вижу. Кровит. Ищу.

Повреждённый сосуд удаётся найти быстро. Купирую кровотечение, теперь пора заняться плацентой.

— Наташа, у вас тихо, что там? — спрашиваю напряжённо.

В операционной тишина. Все продолжают делать свою работу, но внутренне замирают в ожидании вердикта неонатолога.

— Острая асфиксия, — ровный чёткий ответ. — Работаем.

И уже через секунду раздаётся кряхтение. Не крик, но хотя бы так.

— Живой! — выдаёт Наталья. — Пять баллов по шкале Апгар, забираем в реанимацию, будем выхаживать.

Напряжение чуть спадает, мы выдыхаем и работаем с матерью.

В моечной сдёргиваю маску и упираюсь лбом в зеркало. Ну и смена. Четвёртое кесарево за сегодня и только одно плановое. Это было особенно тяжёлым. Отслойка плаценты, большая кровопотеря, страдание плода. Мы справились, но так везёт не всегда.

— Плюс две жизни в твою копилку, Зернов, — по спине хлопает наш анестезиолог Ринат. — Малыш выкарабкается, вот увидишь. Того гляди, ещё Захаром назовут.

— Да хоть как пусть называют, только бы живой и здоровый был.

— У матери гематомы были на животе. В полицию сообщили уже? Или будешь ждать, когда в себя придёт?

— Думаю, она просто упала. Мне её муж не показался козлом. Ну а там кто их знает, поэтому конечно уже сообщили. Валя должна была.

Берём с Ренатом по стакану кофе и возвращаемся в отделение. В ординаторской никого. Времени начало пятого утра. Дико хочется спать, но документации столько, что за оставшееся время не факт, что успею. И это только срочной. И при условии, что сегодня никто больше не соберётся вылезти на свет Божий. Ну или, упаси Господи, попытаться отправиться на тот.

Однако на кофе я всё же десять минут выделяю. Ринату звонят, и он выходит.

Я откидываю голову на спинку дивана и, сжимая пальцами горячий стаканчик, погружаюсь в свои мысли.

Уже третий день, если честно, пребываю в шоке. Я думал давно о детях, не раз говорили об этом с Аней, но она была против ещё как минимум лет пять-шесть. А после расставания мысли о семье выветрились, уступив место только лишь работе.

А тут Вика.

В школе мы дружили. Она была красивой девчонкой, вечно спешащей, несущейся напролом. Будто всё время боялась не успеть. Девчонка-торпеда.

Но иногда она, спрятавшись за мной, когда мы сидели на крайнем к двери ряду, затихала и будто впадала в анабиоз. Уставала от гонки, искала тишины. Мне хотелось дать ей эту тишину.

Я не могу сказать, что был влюблён в неё, нет. Было время, кажется, классе в восьмом, когда меня волновало её присутствие, но я не чувствовал импульсов от неё, и как-то довольно быстро переключился. Хотя даже по-дружески мне было приятно обнимать её, или когда она это делала. Нравились её духи и красивые волосы. И да, я заметил, когда она впервые накрасила губы.

Взрослая Вика оказалась такой же торпедой. Снова куда-то спешащей, торопящейся. Но во взгляде стало намного меньше веры в жизнь. Разочарование, тоска. И мне почему-то кольнуло. Захотелось снова закрыть её от всего, уберечь, попытаться вернуть её взгляду тот юношеский блеск.

А потом этот семинар. Она — невероятно красивая и притягательная. Ещё когда только подошла на фуршете, я понял, что хочу её.

Вот так всплыло вдруг. Возможно, что-то ещё юношеское, возможно уже как реакция на неё вот такую. Не знаю. Но когда пошли танцевать, голова кружилась. В лифте же сдерживаться не было сил.

А потом она сама прильнула и поцеловала. Чиркнула зажигалкой возле газового источника.

Мне понравилось с ней. Она знает чего хочет и умеет сказать об этом. Это круто. Хорошо когда женщина в почти тридцать не жеманничает как восемнадцатилетняя девственница. Оба могут наслаждаться.

Осечка случилась неожиданно. Какой бы олень там ей ни поставил диагноз, вероятность залёта я осознавал. Но эта вероятность была минимальной. Цикл у неё относительно стабильный, овуляция давно должна была произойти.

Но вышло как вышло.

Теперь нужно свыкнуться с мыслью, что я скоро стану отцом. Это… волнующе. Да, именно так — волнующе. Мы с Викой не вместе, но это не помешает нам быть ребёнку родителями.

Признаюсь, меня тревожит мысль, что она решит вернуться к мужу и попросит не принимать участие в жизни ребёнка. Это… хрен знает как объяснить. В общем, мне очень не нравится эта мысль. Не хочу, чтобы сын или дочка звали папой чужого мужика.

Да и первое тоже восторга не вызывает.

— Рота, подъём! — Ренат возвращается и выдёргивает меня из размышлений. — Кофе уронишь. Раиса Анатольевна тебя сожрёт.

Я и правда, кажется, придремал. Ещё и со стаканом кофе в руках. А наша санитарка Раиса Анатольевна тот ещё сталин.

— Ладно, — иру переносицу, пытаясь окончательно проснуться. — Пойду работать.

До семи тридцати занимаюсь бумажками. В дневную смену сегодня Дарина, надо передать ей дела перед обходом и кое о чём попросить.

Она уже переоделась в ординаторской и копается в бумажках за своим столом.

— Привет, Дарин, — кладу в нишу выписки по ночным родам.

— Салют, Зернов. Чего такой загадочный? Опять мне свинью подсунуть пытаешься в виде какого-нибудь выступления на семинаре? Сразу говорю, не выйдет.

— Ну почему сразу свинью, Дариш?

— Потому что ты засранец, — выгибает бровь.

Вот же оса.

— Как-то вы, Дарина Фёдоровна, неуважительно с завотделением.

В ответ она только прищуривается.

На самом деле Дарина прекрасный человек. Мы дружим ещё из медакадемии, и когда не наедине, она соблюдает субординацию, как и если возникают разногласия по работе.

— Даш, слушай, есть дело. Возьми беременную на учёт, пожалуйста.

— Ты же знаешь, что я сейчас не беру. Возьми сам или обратись к Губанову.

— Я хочу, чтобы ты.

— Нет.

— Дарина, тогда вынужден тебе напомнить, что тебя я согласился вести, — делаю невинный вид. Эту вредину, кроме как шантажом, не взять. — И терпел все твои гормональные загоны.

В яблочко. Поворачивается и мрачно смотрит.

— Вот будешь беременный, тогда и приходи.

Шах и мат, должно быть. Но нет, Дарина Фёдоровна.

— Так я… уже.

Её глаза расширяются.

— Зернов, миллион долларов когда едем получать?

— Ты меня поняла, Даш, — ржу.

— Не знала, что наш холостяк окольцевался, — говорит удивлённо.

— Я как бы нет.

И тут эту стерву пробивает на смех.

— Захар, залетевший гинеколог — это анекдот, ты в курсе?

Кажется, я этой язве сделал сегодня день, потому что на обход она пошла в отличном саркастическом настроении. Но Вику вести, конечно же, согласилась.

11

Вика

Наверное, мне повезло, потому что никакой тошноты по утрам или чего-то такого у меня нет. Чувствую я себя прекрасно.

Вчера сдала все анализы, которые выписал Захар, купила витамины, убрала в дальний ящик все туфли на шпильке, оставив для офиса балетки и одни туфли на невысоком широком каблуке.

Я обещала себе держаться, но не смогла. Плотину в голове сорвало и я уже прошерстила интернет-магазины, отложив в корзину крем от растяжек, бандаж для беременных, компрессионные чулки для профилактики варикоза, СПФ-крем, чтобы под действием гормонов пигментация не вылезла. А ещё розовый халатик с тесёмкой под грудью. Я так давно не носила розовый! Да я его вообще не носила, по сути. Кофточка последняя в детскому саду была. А тут захотелось. Плюшевый такой халатик, а на капюшоне заячьи уши.

Приложение для отслеживания беременности я тоже скачала. Так интересно! Я пролистала все недели, раз десять перечитала о шестой. Там пишут, что мой малыш сейчас размером с семя кунжута и уже целых три миллиметра от макушки до крестца. Есть советы по питанию, рассказывают, что меняется в моём теле.

Вчера вечером я сняла одежду и встала перед зеркалом во весь рост. Конечно, пока на моей фигуре беременность никак не отразилась. Живот плоский, чёткая талия. А вот грудь, мне кажется, стала более округлой. И даже немного побаливает.

Надо, наверное, и бельё специальное купить. Я видела в каталоге такое. Оно и для беременных, и для кормящих.

А ещё я зарегистрировалась на форуме, где участницы используют всякие слова типа «овуляшки», «беременяшки» и так далее, а те, кто уже стал мамой, говорят «мы поели», «мы научились», «у нас зуб». Это так мило — вот это вот МЫ. Когда ты уже не одна. Когда «мы!», а мир за границами этих «мы» подождёт.

Мне на форуме присвоили линеечку, на которой показываются недели до дня икс, потом дадут другую, где будет показываться возраст.

В общем, я обещала себе держаться, но вместо этого нырнула во всё это с головой. Едва-едва удержалась от того, чтобы начать разглядывать сайты с детской одеждой. Рано ещё.

Всю ночь мне снятся цветные сны, чего не было уже очень давно. Яркие, сочные, красочные. Не помню о чём, но будто из кинотеатра возвращаюсь, когда просыпаюсь утром. Однако, на удивление, вполне отдохнувшей.

На работу собираюсь в приподнятом настроении. Кофе очень хочется, но я решаю от него отказаться. В интернете пишут, что по последним данным исследований, одна-две чашки в день допустимы при беременности и лактации, но я не хочу рисковать. Поэтому пью чай и даже запихиваю в себя завтрак.

— Здравствуйте, Виктория Андреевна, — подскакивает Настя, когда я вхожу в приёмную.

Странно, но она меня сегодня не бесит. Впереди ещё, конечно, целый день, но даже то, что с самого утра мне не хочется плеснуть ей кофе в лицо, уже является чем-то из ряда вон.

— Привет, Настюш, — киваю и даже улыбаюсь, а секретарша оседает, шокировано выпучив глаза.

Включаю ноутбук, и пока он загружается, вешаю в шкаф пальто и переобуваюсь в балетки, которые принесла из дома.

— Вик, приветик, мне твоя подпись нужна, — заглядывает после стука Арина — менеджер из моего отдела.

— Привет, Ариш, давай.

Она кладёт мне на стол бумагу, я наклоняюсь с ручкой и тут это происходит.

От Арины и раньше пахло этими духами. Не могу сказать, что они мне очень нравились, но и особого неприятия не было. Но сейчас меня будто ткнули кулаком в желудок, едва в ноздри пробрался этот запах.

Я поспешила выдохнуть и задержать дыхание.

— Спасибо!

— Угу.

— Слушай, хочешь прикол? Слышала, что Таня из маркетингового рассказывала про шефа?

Чтобы жить, нужно дышать. Мне приходится сделать вдох и сцепить зубы напряжённо, чтобы не позволить спазму отразиться и на лице.

— Извини, Арин, — выдавливаю. — Ты знаешь мою позицию. Слухи — плохо. А слухи про шефа — моветон. Очень-очень плохо.

Арина обиженно поджимает губы, но мне плевать. Скорее бы убралась из моего кабинета.

Она таки уходит, а я бросаюсь к окну. Открываю его настежь и высовываю нос наружу, жадно хватая ртом кислород, пока меня не вывернуло наизнанку.

Что там я говорила про отсутствие токсикоза?

Кое-как я прихожу в норму. Надеюсь, подобных эпизодов будет немного.

Перед обедом меня вызывает шеф. Приказываю себе успокоиться и не нервничать понапрасну. Вредно. А начальник… ну на то он и начальник, что с него взять.

Однако аудиенция оказывается не такой напряжённой. Шеф чем-то озабочен, и даже не делает мне никаких замечаний. Просто принимает документы, едва мазнув по листам взглядом, ставит подпись и возвращает.

Я сгребаю всё обратно в папку и собираюсь быстренько делать ноги, пока он вдруг что-то не вспомнил и не прицепился. Прощаюсь и устремляюсь к двери. Уже почти спокойно выдыхаю, как вдруг, закрывая за собой дверь, сталкиваюсь с Ильёй.

Эта встреча царапает неприятным ощущением, и я неосознанно касаюсь ладонью своего живота.

«Извини, Вика, мне жаль. Ты не виновата, но должна понимать, что это значит для меня. Мне сложно смириться, что в моей жизни не будет детей. А ты… ты обязательно найдёшь того, кому будет не важен этот твой… дефект»

Дефект. Вот как он тогда это назвал.

Помню, как осела прямо на пол в прихожей, когда за ним закрылась дверь. Как разрыдалась, буквально завыла. И дело даже было не в великой любви. Я бы свои чувства к мужу так не охарактеризовала. Любила, конечно, но тут было другое. Дефект. Дефективная — вот кем я была для любимого человека. Он не пожелал разделить со мной жизнь и мою боль. И я в чём-то его понимала. Точнее говорила себе, что понимаю.

И вот сейчас мне почему-то захотелось, чтобы он узнал о моём положении как можно позже. Странно, что не наоборот. Другая бы кольнула глаза: смотри, дорогой, никакая я не дефектная оказалась.

Но мне не хочется, чтобы он знал. Не знаю… Какое-то нерациональное внутреннее ощущение.

Илья, коротко поздоровавшись, проходит в кабинет шефа. Секретарь ушла на обед, в приёмной никого. Внезапно я как-то неуклюже перехватываю папку с документами, и она падает, рассыпав бумаги по полу.

Я присаживаюсь, чтобы собрать всё, когда до меня вдруг доносится обрывок разговора через неплотно прикрытую дверь.

— Илья, почему до сих пор не утверждён «***дин»? Какие-то проблемы с сертификацией?

— Есть некоторые, — отвечает мой бывший. — Комиссию не устраивают клинические исследования некоторых групп. Мы не можем получить допуск к употреблению препарата у беременных и лактирующих.

— Это снизит значительно его стоимость. Всё же было нормально, что не устраивает комиссию?

— Отчет одного из практиков о побочных эффектах. Завотделением роддома Зернов считает, что мы провели недостаточные клинические испытания, чтобы допустить препарат к использованию у беременных. Комиссия к нему прислушивается.

Услышав фамилию Захара, я напрягаюсь. Подслушивать некрасиво, но мне не нравится тон Ильи.

— И что ты сделал для решения вопроса, Илья? — голос шефа становится недовольным. — Неужели нельзя на него повлиять? Предложите деньги. Разумные, конечно. Ну или раскопайте о нём что-нибудь.

— Работаю над этим, Евгений Петрович. И раскопаем, что нужно, и закопаем, если придётся.

— Вот и прекрасно, Илья. Жду тебе максимум в конце недели с хорошими новостями.

Только сейчас понимаю, что затаила дыхание и не дышу. Уйти до того, как Илья выйдет из кабинета генерального, я уже не успею, поэтому захожу за выступ возле двери архива, прячась.

Мне нужно встретиться с Захаром, надо его предупредить.

— Настя, ко мне никого не впускать, я пока занята, — предупреждаю секретаршу и запираюсь в своём кабинете, вернувшись.

Надо подумать.

Обычно, когда мне в нервном состоянии надо принять какое-то решение, я начинаю расхаживать туда-сюда, но сейчас мне нужно думать не только о себе. Для начала следует успокоиться. Выпить стакан воды и открыть форточку.

Сделав эти манипуляции, я усаживаюсь в кресло и откидываюсь на спинку.

Первое. Фирма мутит. Но это не секрет для меня, да и криминала особого нет. Клинические испытания были, это точно. Но достаточные ли? Или взяли часть статистики у зарубежного аналога? А вот это нарушение, проблемы с регистрацией могут быть.

Это не моё дело, этим занимаются наши юристы. Но вот именно, что речь пошла о разрешении для беременных и кормящих, а это сложная для лицензии категория, меня задело. Предполагаю, что личное, особенно на данном этапе.

Второе. Речь шла именно о Захаре, тут ошибки быть не может. Илья чётко выразился.

И мне весьма не понравилась его последняя фраза. Очень не понравилась.

И третье. Мне надо как-то предупредить Зернова, поговорить с ним, но при этом я понимаю, что вплотную напарываюсь на черту, что проходит очень близко к корпоративному шпионажу.

На столе вибрирует телефон — сообщение от Зернова.

«Вик, привет, ты завтра с утра свободна? Хочу познакомить с коллегой, которая будет тебя вести»

Завтра суббота, не придётся отпрашиваться. Вот, кстати, я и не подумала, что надо ещё сообщить начальству о беременности, и что мне теперь придётся иногда опаздывать. Нужно же будет то анализы сдавать, то на приём. А учитывая, что шеф и Илья родственники, скрыть максимально долго от своего бывшего беременность вряд ли получится. Но сколько получится потянуть я всё же постараюсь.

«Привет, да, завтра свободна. Куда подъехать?»

«Я сам заеду за тобой»

Это внезапно… непривычно. Я привыкла сама планировать, сама добираться куда нужно. Экономить своё время и чужое. Илья не считал нужным возить меня или куда-то сопровождать. Есть машина — сама могу добраться.

Вот и Захару я сперва хочу ответить, что могу и сама, но потом передумываю. Девочка внутри вдруг так хочет насладиться чьей-то заботой.

На работе я снова не задерживаюсь. Если честно, после четырёх вечера едва дожидаюсь конца рабочего дня. На меня как никогда резко наваливается жуткая усталость. Ловлю себя на том, что когда работаю над документами, клюю носом. В прямом смысле. Просто едва не засыпаю.

И кофе не выпить. Приходится пойти в туалет и умыться, а потом снова сделать лёгкий макияж. Однако и это помогает ненадолго.

И первое, что я делаю, когда прихожу домой — уваливаюсь спать. Просыпаюсь около девяти вечера, ем и снова забираюсь под одеяло. Ощущение, будто весь смысл жизни для меня в том, чтобы уютно свернуться, согреться и уснуть. Так надолго, пока… не захочется в туалет по малой нужде. Я-то думала, что походы в «комнату отдыха» начнутся как минимум месяце на седьмом-восьмом, даже заволновалась, что что-то там где-то простудила, но потом посмотрела в интернете и успокоилась. Оказывается, до двенадцати недель частые позывы к мочеиспусканию — это норма, так как увеличившаяся матка ещё находится в тазу и давит на мочевой пузырь.

Утром просыпаюсь с настроением и диким аппетитом. Надо вставать и собираться. Сладко потягиваюсь, встаю и… от аппетита остаются лишь воспоминания, потому что внутри всё сжимается в тугую пружину.

Кажется, я рано радовалась, и всё же токсикоза не избежать.

Странное дело, но я так рада этой беременности, что даже это неприятное проявление вызывает у меня некое умиление. Я ведь сколько сидела на всех этих форумах, где девочки писали, как их тошнит, и как они с этим борятся. Я им завидовала. Молила Бога и обещала стойко принять все тяготы беременности, если он пошлёт мне ребёночка.

Так что, Вика, жуй теперь лимончик и радуйся. Выполняй данные высшим силам обещания.

Тошнота как резко появилась, так же резко и уходит, а вот её место занимает аппетит. Нет, не так. АППЕТИТ. Зверский, волчий и ещё сотня эпитетов.

Хорошо, что никто не видит меня сейчас, когда я достаю из контейнера в холодильнике блинчик с творогом, которых навертела мне мама, и ем сразу. Не разжаривая, не разогревая в микроволновке, да даже не закрыв холодильник.

И только после уничтоженного одного блинчика я спокойно выдыхаю, достаю ещё два, разогреваю их и съедаю с чаем.

Через час я уже собранная жду, когда заедет Захар. Ещё раз поправляю волосы и помаду под нижней губой.

Мне хочется выглядеть хорошо. Всегда мечтала, что когда буду беременной, буду ухаживать за собой ещё тщательнее. Это ведь так красиво, когда женщина естественна в своём особом состоянии и при этом ухожена, аккуратна. Сияет красотой снаружи и изнутри.

Уже жду момента, когда поеду и куплю себе одежду для беременных.

«Я приехал, — приходит сообщение через пару минут. — Поднимусь?»

«Если хочешь, но я уже обуваюсь»

«Тогда жду внизу»

Пока спускаюсь, ловлю себя на том, что очень ждала встречу и действительно хочу видеть Захара. Даже как-то сердце быстрее стучит в ожидании.

Наверное, это и не странно, ведь Захар так или иначе подтолкнул меня к мечте. Словом. Ладно, не только словом.

Выхожу из подъезда и вижу, как уже знакомая машина моргает фарами.

— Привет, — улыбаюсь и присаживаюсь на переднее сиденье.

— Привет, — отвечает Зернов, и я замечаю, как он окидывает меня внимательным взглядом.

И мне это оказывается приятным. Даже волнующим. Этот взгляд не похож на взгляд доктора.

— Отлично выглядишь.

— Спасибо.

У меня аж щёки теплеют. Ох уж эти гормоны.

— Я серьёзно. Тебе идёт беременность.

— Ещё же ничего не видно, — улыбаюсь, прикасаясь ладонью к животу.

— Это живот не видно. А блеск в глазах очень даже заметен.

Я уже не помню, когда ощущала в себе столь трепетные эмоции. Рядом с этим мужчиной действительно солнце светит ярче и трава зеленее.

Мне хочется до него дотронуться. Просто взять и прикоснутся. Я даже сумочку в руках сжимаю, пытаясь это желание подавить.

Мне так не хочется портить ему настроение, рассказывая о том, что мой бывший муж собирается под него копать, чтобы вынудить дать позитивную оценку препарату. Но придётся. Умолчать было бы преступно в отношении Захара.

Только поговорить об этом я решаю после посещения моего нового врача.

12

Моим доктором оказывается женщина примерно моего возраста. Невысокая блондинка, красивая, но со строгим взглядом. Дарина Фёдоровна. Казалось бы, мы одного возраста, но я почему-то и пикнуть боюсь при ней.

Я очень удивилась, когда мы приехали не в клинику, а в роддом. Испытала благоговейный трепет перед высокой скульптурой аиста, что стоит перед парадным входом среди красивой клубмы.

«Родильный дом N 2» — гласила надпись большими синими буквами между окнами второго и третьего этажа. Я даже дыхание задержала на пару секунд и чисто интуитивно взяла Зернова под руку. Потом опомнилась, но он уже прижал локтем мою руку к боку, и убирать я не стала. Да и, признаться, не хотелось.

В коридорах было чисто и тихо. Мы прошли через отделение поликлиники, где в тихом спокойствии несколько женщин ждали у кабинетов. И все такие милые. У одной животик едва угадывался под складками красиво ниспадающего длинного платья, у другой уже был большой и обтягивался джинсовым комбинезоном кенгуру. Ещё одна расхаживала по коридору, разговаривая по телефону и поглядывая на часы. Она была в классической юбке-карандаше, в белой блузе и пиджаке. Небольшой животик совершенно не портил её деловой вид.

Все такие разные, но при этом прекрасные. И у меня стало тепло-тепло за грудиной, что я же теперь тоже в их числе!

В кабинет к Дарине Фёдоровне Захар заходит вместе со мной. Знакомит нас. Женщина смотрит на меня очень внимательно. С Захаром они разговаривают как старые знакомые. Неудивительно, коллеги же.

Он отдаёт ей мои анализы и что-то ещё поясняет медицинскими терминами, которые мне непонятны.

— Я изучила, что ты мне сбросил на почту. Всё, — заканчивает разговор доктор и поворачивается ко мне. — Можешь идти.

— Куда мне идти? — переспрашивает Захар, усаживаясь на сестринский стул.

— Куда хочешь, Зернов, — поджимает губы Дарина Фёдоровна. — Мы тут с Викторией сами.

— Вряд ли вы меня испугаете терминами женской физиологии, — отшучивается он.

— Захар, — в ответ получает серьёзный взгляд. — Пациентка моя, так что кыш. Найди себе занятие, господин заведующий, уверена, у тебя там отчётов на сорок минут нашего приёма точно хватит.

Переглянувшись только им понятным взглядом, Зернов уходит из кабинета, а мы с Дариной Фёдоровной приступаем к опросу, а затем и осмотру.

— Одевайтесь, Виктория. УЗИ делать не будем, в кабинете нет аппарата, надо идти на второй этаж. Но мне и заключения Захара Леонидовича достаточно. Я доверяю его глазу.

Я одеваюсь и снова присаживаюсь на указанный стул рядом с её столом.

— Ну, собственно, с Захаром я тут солидарна. Никаких проблем не вижу. Срок маленький, но на данном этапе всё идет нормально. Плод живой, беременность прогрессирует, размеры меня устраивают. Необходимости в гормональной терапии я не вижу. Витамины, здоровый образ жизни, включая правильное питание, полноценный сон и прогулки на свежем воздухе, ну и меньше стресса. Ограничений на половую жизнь тоже накладывать не буду, но до двенадцати недель осторожно.

— Всё поняла. Спасибо большое!

Решаю не уточнять, что половой жизни у меня, собственно, и не предвидится. Да и зачем рисковать?

Доктор смотрит на свой телефон и сообщает, что Зернов у себя в кабинете в отделении, и она меня к нему сейчас проведёт.

Мы выходим, и я семеню за уверенно шагающей по коридорам роддома Дариной Фёдоровной. По пути встречаем медсестру, которая сообщает, что коридор перекрыт, там меняют радиаторы отопления, и идти надо через отделение патологии.

Интересно так, что когда мы идём из одного отсека больницы в другой, я замечаю, что они отличаются оформлением. Светлый линолеум с красной каймой у стен и бежевыми стенами сменяется на такой же, только в зелёном цвете, а когда проходим в двери с надписью «Отделение патологии беременности», сменяется на синий. Интересно, это просто так или имеет какое-то стратегическое значение?

Слово «патология» звучит страшно, но тут всё оказывается не так ужасно. Тишина, спокойствие, размеренность. Вдоль коридора гуляет девушка с большим животиком и негромко разговаривает по телефону. Она одета в домашний халат, волосы стянуты в пучок на макушке. Такая милая! Возле кулера переговариваются ещё две, набирая в кружки воду.

Мы идём мимо палат, в некоторых открыты двери. Пациентки внутри кто читает, кто сидит в наушниках, кто-то пьёт чай или дремлет.

— Ко мне ведёте, Дарина Фёдоровна? — навстречу нам выходит мужчина-врач лет тридцати пяти или чуть больше.

Высокий, крупный, но взгляд какой-то слишком острый, что аж поёжиться хочется. Чисто интуитивно я бы не хотела, чтобы он занимался мною.

— Слава Богу нет, Роман Антонович. И будем надеяться, не придётся, — отвечает довольно холодно мой доктор. Сразу чувствуется, что они не в особенно тёплых взаимоотношениях.

Мы поднимаемся на лифте на два этажа, проходим через тамбур и оказываемся у двери с надписью «Родильное отделение». Я снова ощущаю щекотку где-то под рёбрами. Проскакивает мысль, что я боюсь. Пока не сильно, конечно, впереди ещё много времени, но всё же роды вызывают страх. Да, через это нужно пройти, чтобы встретиться с моим малышом, но ведь и испытывать страх перед родами тоже нормально. Вроде бы.

Тут всё оформлено нежно-сиреневым, на стенах большие фото в рамках с запечатлёнными на них счастливыми моментами. Вот девушка плачет, увидев, как врач впервые показывает ей малыша. А тут надёжные руки врача держат ребёнка, поднимая над столом, пока медсестра перерезает пуповину.

Такие эмоции! Это не сыграть, это только поймать момент.

— Вернись в палату, Мила, тут сейчас будут мыть полы, — мимо нас проходит медсестра и берёт под руку стоящую у подоконника девушку в сорочке.

Помогает ей уйти. Девушка держится за живот и глубоко дышит. Наверное, у неё схватки. Я ей даже завидую, ведь она скоро встретится со своим ребёнком.

— Нам сюда, — отвлекает меня врач и стучит в дверь, на которой написаны фамилия, имя и отчество Захара и его должность.

Вообще, я не знала, что он заведующий отделением, пока не услышала разговор Ильи и шефа. При воспоминании о подслушанной беседе у меня возникает неприятное чувство. Тревожно за Захара. Сейчас же поговорю с ним.

— Вот и мы, — Дарина Фёдоровна провожает меня в кабинет. — Возвращаю твою женщину, Захар. Меня всё устраивает. Рекомендации дала, контролируй.

Она выходит, прикрыв дверь, а мы с Зерновым неловко переглядываемся. Оба заметили это «твою женщину». Но смутилась, кажется, только я.

И вообще, что-то я часто стала смущаться. Гормоны, наверное.

— Присядь, Викуль, я сейчас отправлю документ по электронке и отвезу тебя домой.

Присаживаюсь в кресло и осматриваюсь. Уютно тут. Письменный стол с компьютером, небольшой под кожу бежевый диванчик, вешалка, зеркало, шкаф, мягкие стулья для посетителей. Захар говорил, что у него сегодня выходной, и он надевать медицинскую одежду не стал. Надо сказать, что простой стиль ему тоже очень идёт, не только костюм или халат. Джинсы и тонкий вязаный свитер делают его не таким строгим.

— Может заедем в кафе? — спрашивает через несколько минут, выключая компьютер.

— Давай, — соглашаюсь.

Нам и поговорить надо, да и я ловлю себя на том, что мне просто хочется провести с ним время.

Роддом у нас в самом центре города. Ну а что, это логично: именно здесь начинается жизнь. Символично. Рядом куча забегаловок, пиццерий и кофеен, в одну из которых мы и пришли с Захаром.

Заведение совсем небольшое и очень уютное. Оранжевые стены с картинами, изображающими зёрна кофе или горку разноцветных макарунов, небольшие столики на одного у высоких окон, у других подоконник сделан как барная стойка, где восседая на высоком стуле, можно медленно и задумчиво пить кофе, наблюдая через стекло за суетой на улице. Есть и отгороженные кабинки в глубине зала, большие и столики среднего размера по центру зала.

Мы выбираем небольшой на двоих ближе к стене. Тут же к нам подходит девушка-официантка в оранжевой с белым форме. Она улыбается и предлагает меню.

— У нас отличный кофе, — добавляет, глядя по большей части на Зернова. — Эспрессо, допио, лунго, ристретто. Для девушки латте, дириш, мокко, капучино.

Стерва. Будто специальное дразнит.

Мне кажется, я сейчас слюной залью весь стол.

— Зелёный чай, — говорю сдержанно.

— Два капучино и слойку с вишней, — делает заказ Зернов.

И он туда же. Как сговорились все вокруг со своим кофе.

У Захара звонит телефон, и он, извинившись, отходит ответить, а я пока отписываюсь маме, что заеду вечером. Я ведь ей так ещё и не сказала. Вроде бы и уберечь хочу её, если вдруг что-то пойдёт не так, но и, получается, скрываю такую радость от самого близкого человека. А если, не дай Бог, действительно что-то пойдёт не так, то к кому если не к ней я прибегу? Поэтому сегодня же всё расскажу.

Едва Зернов возвращается, официантка приносит наш заказ. Переставляет с подноса передо мной чашку с чаем, а две с умопомрачительным ароматом и тарелку с огромной слойкой перед Захаром. Надеюсь, у меня не написан на лице весь спектр эмоций: от вселенской скорби до желания убивать.

Захар берёт нож и перерезает слойку пополам, часть перекладывает в моё блюдце, пустующее, когда я беру чашку с чаем в руки. А ещё подвигает капучино.

— Мне же нельзя, — говорю неуверенно, но отодвинуть обратно силы воли не нахожу.

— Одна-две чашки кофе в день беременным можно. Пей, Вика, и ешь, пока не сожгла взглядом всю кафешку, — усмехается. — Разрешаю, — делает серьёзный вид в ответ на мои сомнения. — Как врач и отец ребёнка.

Дважды мне повторять не надо. Особенно если «как врач и отец ребёнка».

И то ли слойка с капучино такие божественные, то ли компания на редкость столь приятная, но я испытываю такое удовольствие, которого давно не ощущала. Хотя нет, совсем недавно в той же компании, но это было… хм… немного другое удовольствие.

Я смотрю на Захара, а перед глазами вдруг встают картинки той ночи в отеле. Его фирменная усмешка, только окрашенная другими тонами, более волнующая и обещающая. Горящий взгляд голубых глаз, ощущение едва пробившейся щетины под моими пальцами. И… весь он, без одежды.

Ох…

Как-то резко и невовремя на меня накатывает желание. Щёки вспыхивают, и я невольно опускаю глаза.

— Кофе горячий? — как ни в чём не бывало интересуется Зернов.

— Эм… нет. Да! — Кто вынул мои мозги и вставил в черепную коробку мне кусок маргарина? Хотя, собственно, виновник напротив. — Язык обожгла.

И зачем-то высовываю кончик, сделав губы трубочкой. Зернов на секунду замирает с так и не донесённой до рта ложкой. Мне становится так неудобно, что хочется извиниться, но он вдруг улыбается, прикусив нижнюю губу. Я не выдерживаю и тоже усмехаюсь, опустив глаза в кружку.

Надо как-то стрясти это странное состояние. Вот, кстати, и повод серьёзно поговорить.

— Захар, слушай, — перехожу к делу, серьёзно посмотрев на него, — я сейчас тебе кое-что расскажу. Это не шутки, я вообще могу лишиться работы из-за этого разговора.

Он откладывает ложку и смотрит внимательно и сосредоточенно.

— Вчера я слышала, как шеф с одним из сотрудников обсуждал, что из-за твоей рецензии задерживается выход на рынок одного из препаратов.

— Хочешь, чтобы я изменил мнение? — скептически выгибает бровь.

О, этого ещё не хватало. Кажется, Захар подумал, что я пытаюсь переубедить его. О том, что босс обсуждал это именно с моим бывшим, я решаю не уточнять. Не думаю, что это важно.

— Конечно же нет! Я хочу предупредить тебя, чтобы был осторожен, они могут попытаться надавить, так что если у тебя есть прорехи — реши это.

Пару секунд Зернов рассеянно смотрит в окно, но потом снова возвращает взгляд ко мне.

— Спасибо, Вика, — говорит ровно. — Пусть ищут. Я не безгрешен, как и все люди, но скрывать мне нечего.

Пожимаю плечами. Что ж, я предупредила. Надеюсь, он сейчас ответил честно, но мне, если честно, так не показалось. Тревожусь за него.

— Ты тоже будь осторожна.

Странная просьба, мне-то ничего и никто не угрожает. Но, может, это он в целом.

Мы допиваем кофе, перебрасываясь лишь незначительными фразами. Как-то после моего предупреждения повисает напряжение. Не то чтобы Зернов выглядел напряжённым, скорее немного озабоченным.

Когда я уже собираюсь предложить уйти, сзади нас открывается дверь, звякнув колокольчиком. В кафе входит высокая блондинка, а за ней мужчина, в котором я узнаю того самого доктора, что мне не понравился, когда мы с Дариной Фёдоровной шли через отделение патологии.

Захар тоже оборачивается и резко вдруг меняется в лице. Всего на секунду, но я успеваю разглядеть удивление и последовавшую за ним вспвшку злости. Кажется, не только мне этот врач показался неприятным, у Зернова с ним, видимо, дружбы не водится.

— Поехали, Вика, — говорит без привычной мягкости. — Тебе не помешает отдохнуть, а мне нужно вернуться на работу.

Сказал как отрезал. Ну и, собственно, в каком я праве задавать ему личные вопросы?

— Конечно.

Берусь за сумочку и достаю кошелёк, за что получаю насмешливый взгляд и приподнятую в укоре бровь.

— Феминистка?

— Да нет, — пожимаю плечами.

— Убери немедленно.

Окей, док.

Он расплачивается, и мы выходим из кафе, но перед этим я замечаю, каким пристальным взглядом окидывает нас блондинка — спутница того неприятного доктора.

13

Захар

— Роман, какого хрена?

Хорошо, что я сегодня не на смене. У меня от злости аж руки дрожат.

— А что такого, Зернов? — Жестяков поднимает брови, делая вид, что не понимает, о чём я.

— Анна Родионова. Ты ведь с ней не просто кофе зашёл выпить сегодня.

Рома складывает руки на груди и опирается на письменный стол.

— А если и так, то что? Какие-то проблемы, Захар?

— Это моя бывшая.

— Ну бывшая же. Или не отболело?

Всё он прекрасно знает. И на корпоративы я с Аней не раз приходил, и на турбазу ездили несколькими парами, в том числе Жестяков с бывшей женой.

— Дело не в ревности, тут мне плевать. Можешь жениться, разрешаю.

— Хм.

— Но она же к тебе пришла с другой просьбой, так? Потому что сначала просила меня. Ты должен понимать, что это недопустимо. Неэтично, как минимум, и преступно, если уж брать по полной.

— Анна Алексеевна — моя пациентка, Захар. Как тебе известно, я тоже веду приём в клинике. И тебя абсолютно не касается, с чем девушка ко мне обратилась. Ты допускаешь много личного, и в этом твоя проблема, а я просто делаю свою работу. За деньги. Это нормально, Зернов.

Хочется съездить ему по морде до зуда в костяшках. Козёл. А ведь раньше, можно сказать, даже дружили. Учились на одном потоке, в общаге на одном этаже жили, интернатуру вместе проходили в краевом перинатальном. Я выиграл конкурс и уехал на год стажироваться в Штаты, а Рома мне этого не простил. Оказывается, он тоже подавал заявку и портфолию, но оказался по рейтингу вторым. Я, кстати, даже не в курсе был, что он подавался.

На вечеринку перед моим отъездом он не пришёл, на связь не выходил, и встретились мы уже когда я вернулся и пришёл работать во второй роддом. И снова я обошёл его, потому что именно Жестяков метил на место заведующего родильным отделение. Разозлился, напился на фуршете ко дню медика и высказал мне всё. Наутро извинился формально, но я же не дурак, прекрасно вижу его отношение. Даже учитывая, что через два месяца его тоже назначили заведующим, только отделением патологии.

Так и живём теперь в пассивно-агрессивном противостоянии.

Меня во многом не устраивают его методы, категоричность решений. А ещё Рома очень любит деньги. И, соответственно, располагающих ими пациенток.

Я Ане рассказывал о наших с ним недомолвках, вот она и решила, видимо, воспользоваться «рекомендациями».

— Аккуратнее, Рома, так недалеко и черту переступить.

Наверное, хлопаю дверью его кабинета слишком сильно, потому что у кулера в конце коридора вздрагивают две медсестры, удивлённо оглянувшись.

Ане звонить бесполезно. Она не станет слушать.

А может это не моё дело? Может забить? В конце концов, это карьера Жестякова. А по поводу Ани… Рома ошибся. Отболело, и давно. Даже не просто отболело, а отвернуло.

Поднимаюсь в свой кабинет. Надо закончить отчёт, раз уж я здесь.

Делаю себе кофе и включаю компьютер. Автоматически загружается почтовый ящик. Замечаю, что от Дарины висит два письма. Бланки для отчётности и дополнения в историю родов двух её пациенток.

Запускаю просмотр вложений, и фоторедактор открывает снимки УЗИ Вики, которые я пересылал Дарине.

Чисто на автомате пробегаю их глазами и вдруг зависаю.

В мозге сначала клюётся, а потом вдруг долбит и прорывается понимание, что вот этот снимок, один из тысяч, что я видел, совершенно особенный. Потому что это снимок моего собственного ребёнка.

Осознание данного факта бьёт словно обухом по голове. Я встретил своими собственными руками не одну сотню детей на входе в этот мир. Передавал их родителям, чаще матерям, конечно, наблюдая разную реакцию. От слёз радости до ступора. И как-то никогда не задумывался, что однажды вот так встречу и своего. Прослежу в мелочах его развитие до рождения.

Вопрос уже не в том, планировал ли я, хотел ли становиться отцом сейчас или в принципе. Есть факт. И есть обратный отсчёт. Я уже его жду и, кажется, блин, нервничаю. Определённо, я прихожу в волнение, осознавая, что скоро у меня будет ребёнок.

Отдать вести беременность Вики Дарине было правильным решением. Я слишком предвзят. И роды ей принимать, но в стороне стоять я не буду, естественно.

И вообще, состояние такое странное. Вот вроде бы и занят делом, а мысли раз за разом уносит в эту сторону, будто смывает прибоем.

В дверь раздаётся нетерпеливый стук.

— Захар Леонидович! — врывается дежурная акушерка. — Знаю, что вы выходной, но Дарина Фёдоровна зовёт на помощь. У неё сложные роды, у Коротаевой остановка родовой деятельности, а по КТГ уже сильное страдание плода. А там скорая девушку привезла после ДТП. Беременность тридцать две недели. Травмирован живот, кровотечение.

— Иду. Скажи на пост, пусть звонят в оперблок и готовят. Вызови Рината.

Девяносто девять процентов придётся кесарить. ДТП и беременность — очень плохо.

Быстро переодеваюсь и спешу на первый этаж на пропускник. Внешне девушка, слава Богу, не ранена. Синяк через грудь от ремня безопасности, нижняя часть во время удара могла травмировать голову ребёнка, если девушка была пристёгнута неправильно.

Дышит часто, плачет, тремор рук.

— Он умер? Да? — спрашивает с рыданиями, едва я только захожу в приёмный покой.

— Успокойтесь, — подкатываю портативный УЗИ. — У вас паническая атака. Ребенок жив, сами посмотрите. Остальное сейчас узнаем.

Разворачиваю к ней монитор КТГ, показывая, что сердцебиение плода есть. Ускоренное, но есть.

По УЗИ всё не так страшно. Ягодичное предлежание спасло от травмы, но плацентация низкая, есть небольшая отслойка.

— Будем кесарить, — сообщаю пациентке. — С ребёнком страшного ничего не вижу, вы отделались лёгким испугом.

— Он же недоношенный!

— Тридцать две недели не так уж плохо. У нас хорошая неонатальная помощь.

— Так, кто у нас тут сорвал меня с рандеву? — в приёмное входит Ринат.

Он всегда приезжает быстро. Значит надо, он никогда потом не распускает сопли, что ему испоганили выходной. И всегда на позитиве. Вообще, настрой анестезиолога важен, потому что именно ему смотрит в глаза пациент перед тем, как уйти в наркоз. Или если наркоз регионарный, то и всю операцию. Отслеживает любую искру сомнения во взляде именно анестезиолога. Эта психологическая составляющая очень важна. Не раз бывало, что женщина в процессе операции при регионарном наркозе впадала в панику, но Ринату удавалось успокоить, настроить на позитив.

Операция проходит успешно. Малыш маловесный, но вполне крепкий для своего срока. Выходят. Если родители в первый год постараются, отличаться от сверстников не будет, а то и обгонит. Такие уж эти торопыжки. Привыкнув цепляться за жизнь с самых первых секунд, дальше по жизни идут крепко.

Заканчиваю с бумажками и еду домой. Хороший выходной — это когда с работы можно уйти пораньше, как говорится.

Сегодня обещал заехал к Котовским, Игорь уже давно звал, но позвонил отец, просит в гараже помочь с полками. Опять оборвались. Давно, блин, пора новый гараж строить, у этого, из старых ракушечных блоков, стены как масло. Только в прошлом году сорвалась подставка и свалилась отцу на ногу. Потом два месяца с гипсом ходил. А почти в семьдесят кости трудно срастаются.

Домой возвращаюсь уже часов в восемь. Из пожрать только утренний пирог соседки. Заказывать влом. Так что делаю себе неполезный ужин в виде аппетитной горки пельменей с петрушкой и майонезом.

Так и до брюха недалеко, а его бы мне не хотелось. Уж зацепил Викин взгляд, которым скользнула. А если быть совсем нескромным, я бы даже назвал этот взгляд восхищённым.

И вообще, многое что зацепило в ней в ту ночь. Классная она. Женщина, в которой и трепет, и нежность, и смелость. С Аней меня бесила вот эта позиция в постели — догадайся сам, чего я хочу. Тыжмужик. А Вика скромно, шёпотом, но говорила. Уметь говорить это вообще важно. И в кровати тоже. Особенно в кровати.

С мыслями о той ночи я и отрубаюсь. Даже телек выключить забыл.

Будит меня звонок по телефону. На улице темно, телек так и бубнит. Времени ещё и двух ночи нет.

Внутри шевелится тревога, когда вижу, что звонит Вика.

14

Вика

Что я там говорила Захару, что сегодня у меня выходной и время посещения его коллеги можно выбирать любое? Хорошо, что мы сразу с утра всё сделали, потому что едва я приехала домой, меня срочно вызвали на работу.

Пришёл инсайд, что на фирму на неделе наведается антимонопольный комитет, и шеф в срочном порядке собирает сегодня всех начальников отделов. Так что я перекусываю и еду на работу, хотя многое бы сейчас отдала, чтобы прилечь хотя бы на часок. Неимоверно хочется спать, хотя ночью я выспалась, но ощущение, что веки сейчас закроются сами по себе. Ещё и дождь начался.

Но кое-как мне удаётся прийти в себя до совещания. Шеф собирает всех в малом конференц-зале. Говорит быстро, отчитывает каждого довольно грубо, особо не разбираясь, есть прорехи по отделу или нет. Неприятно, но мы все уже привыкли.

Дальше он, выговорившись, чуть успокаивается и мы, наконец, приступаем к нормальное работе. Он обозначает задачи, даёт распоряжение всё досконально проверить по документации. Илью и финдиректора просит задержаться, чтобы обсудить какие-то детали, а остальных распускает. Не по домам, конечно. Предварительные отчёты ему нужны уже через два часа.

Когда выхожу в коридор, вздыхаю с облегчением. Душно было, аж голова начала кружиться. Надо выпить воды, постараться сконцентрироваться, чтобы быстрее сделать работу на сегодня и уехать домой. Наконец отдохнуть.

Отчёт делаю с перерывами на перекус, потому что после обеда начинает немного тошнить. Надо бы поесть полноценно, но работы осталось на час максимум, что уже дёргаться.

Отсылаю по электронке шефу всё, но через две минуты получаю короткое сообщение.

«Зайди»

Голос он повышает сразу с порога. Отчитывает так, будто я двоечница-школьница.

— В твоём отделе бардак! — вопит босс. — Я сокращу половину, оставлю одну только секретаршу! Справляйся как хочешь!

Что ему не понравилось, я толком и не поняла. Он любит цепляться просто так. И несмотря на то, что шкуру я себе давно отрастила, понимаю, что сейчас она вдруг стала такой тонкой, что меня зацепило. И сильно. Работа — это не то место, где нужно обижаться и дуть губы. Отстаивать себя — да, но не обидки взращивать. Но вот я сейчас чувствую именно её. Хочется спрятаться где-нибудь в кладовке, обнять коленки и расплакаться.

Однако выслушиваю я всё молча, не спорю. Только бы быстрее отсюда уйти. И когда, наконец, шеф меня отпускает, бегу я не к себе в офис, а в туалет, где извергаю все остатки скудного перекуса, что проглотила час назад. Желудок сжимается так, что кажется, будто от напряжения рёбра внутрь сломаются. Вдохнуть нормально получается только через минуту-две. Тошнота отступает так же внезапно как и началась, но дрожь в руках такая сильная, что я даже пуговицы на блузке застегнуть не могу.

Кое-как привожу себя в порядок, умываюсь, поправляю волосы. Из соседней кабинки выходит коллега из другого отдела.

— Всё хорошо? — интересуется с мягкой улыбкой, тоже подходя к раковине.

— Да, порядок. Перенервничала.

— Шеф умеет сделать так, что любой перенервничает, — кивает сочувственно.

Только сочувствия во взгляде ноль. Скорее любопытство. Но мы и не подруги, чтобы искренне друг друга жалеть. Достаточно и вежливости.

Возвращаюсь в офис и завариваю себе чай. В столе лежит пачка солёных крекеров, и мои мысли сейчас только о них.

Но едва я успеваю укусить один и сделать глоток чая, как ко мне в кабинет без стука врывается Илья.

— Эй! — хмурюсь, едва не расплескав горячий напиток себе на грудь. — Стучать не пробовал? Как к себе домой прям.

— К тебе я могу позволить себе как к себе домой, — огрызается и прикрывает за собой дверь.

— Да что ты говоришь! — начинаю злиться.

— Это правда?

Илья становится напротив, сложив руки на груди, смотрит пристально.

— Что правда?

— Ты беременна?

Офигеть. Кто мог ему сказать? О моей беременности знают только двое врачей, я и моя мать. И никто из нас Илье бы не сказал.

Наверное, моё недоумение читается на лице, потому что он продолжает.

— Моя знакомая видела, как ты покупала тест в аптеке, а Олеся сейчас сказала, что тебе было плохо в туалете.

Интересно, эта вежливая с*чка из уборной прямиком в кабинет Разумовского побежала?

— Это тебя не касается, — тоже складываю руки на груди.

— Так это правда? Кто отец?

Мне уже реально становится смешно.

— Илья, это не твоё дело, ясно? Уходи.

Он упирает руки в бока, откинув пиджак, и начинает расхаживать по моему кабинету туда-сюда. Дурацкая привычка, что всегда меня так раздражала. Если честно, совсем не понимаю, почему он так себя ведёт сейчас. Между нами давно всё перегорело. Это не я его бросила, а он ушёл от «деффективной» жены. К чему сейчас эти концерты?

— Я хочу знать, кто он!

— А больше ничего не хочешь? Убирайся! — не выдерживаю и тоже повышаю голос, подскочив. — Ты никакого права не имеешь задавать мне подобные вопросы, Илья! Просто уходи.

Кажется, подскочила я слишком резко, что аж немного потянуло внизу живот. Совсем чуть-чуть, но сердце тут же упало и в панике затарахтело. Боже, пусть он скорее уберётся!

— Мы не закончили, — выплёвывает, прищурившись, но всё же уходит, хлопнув дверью.

А я устало опускаюсь в кресло, сжав живот рукой. Будто пытаюсь защитить маленького человечка внутри от всей этой агрессии внешнего мира. Спокойно, малыш, мама взрослая и большая, она справится.

Запираю двери изнутри и заставляю себя сконцентрироваться на работе. Всё быстро делаю и снова отправляю шефу. В ответ через пять минут приходит слово «принял». Ну и хорошо, а мне пора домой.

Выхожу на парковку и с облегчением замечаю, что место Разумовского уже пустует. Уехал. Слава Богу. Расслабляюсь и сажусь в свою машину, тут даже дышится свободнее. Безопаснее.

По пути заезжаю в супермаркет и покупаю себе всякой еды. Полезной и не очень. Совсем-совсем немножко неполезной, но так хочется солёных оливок, фаршированных креветками и лимоном. Беру сразу четыре баночки. Уже на кассе рот наполняется слюной так, что опасаюсь как бы кассир ничего не спросила, а то вдруг рот открою и капнет на транспортную ленту. Стыдно будет!

Но она, к счастью, ничего не спрашивает. Видит карту у меня в руках и молча включает терминал для оплаты.

Конечно же до дома я не выдерживаю. Едва сажусь в машину, тут же, чуть не сломав ноготь, вскрываю одну. Достаю пальцами оливку и кладу в рот.

Боже!

Что происходит с моими вкусовыми рецепторами? Они с ума сошли?

Как же вкусно!

Кажется, я даже немного стону от удовольствия. Хорошо, что в машине, на улице уже стемнело, и никто меня не видит.

Не успокаиваюсь, пока не съедаю всю баночку. Вот это кайф так кайф. Теперь можно и спокойно домой поехать.

Дома принимаю душ и варю себе на ужин креветки. Включаю любимый сериал и почти сразу засыпаю.

Однако через несколько часов просыпаюсь так резко, будто меня пнули. Живот болит и сильно тошнит. В голове будто молоточки стучат, а сердце вот-вот выскочит из груди.

Боль в животе сильно пугает, но, кажется, это всего лишь несварение. Да, похоже на него.

Я достаю аптечку, перебираю таблетки в поисках нужной, но вдруг зависаю в блистером в руках. А вдруг нельзя? Надеюсь, Захар не рассердится, если я позвоню ему посреди ночи.

Ещё колеблюсь, но спазмы в животе возобновляются, и я решаюсь.

Трубку он берёт почти сразу.

— Что случилось? — спрашивает хрипло, но спешно. Спал.

— Извини, пожалуйста, что так поздно. У меня несварение и голова раскалывается. Какие-то лекарства можно?

— Живот болит?

— Да, но вроде бы не по-женски.

— Давление меряла?

— Да мне нечем…

— Сейчас приеду. Выпей воды мелкими глотками и попытайся расслабиться.

Мне совсем неудобно, что он вот так срывается посреди ночи, но… сердце как-то само по себе начинает биться ровнее, и даже дышать становится легче, когда я думаю о том, что скоро он будет рядом.

Захар приезжает минут через двадцать. Это очень быстро, как для человека, которого подорвали из кровати в половину второго ночи.

— Привет, — открываю двери, кутаясь в халат.

Становится как-то очень неудобно за этот свой панический звонок. Меня ещё трясёт, но в целом уже лучше.

— Привет, — входит в квартиру и внимательно смотрит на меня, пробегаясь взглядом с головы до ног.

Сканирует каким-то особым взглядом. Вот этим своим докторским, но без профессиональной холодности. И последний факт оказывается неожиданно цепляющим и слишком приятным.

— Как ты?

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Вроде бы и лучше. Не стоило мне беспокоить тебя.

В ответ получаю укоризненный взгляд.

— Чтобы я такого больше не слышал, Вика, — говорит строго. — Звони в любое время и по любому поводу. Особенно, если что-то беспокоит.

— Слушаюсь, дядя доктор, — улыбаюсь, а у самой зубы цокотят.

Захар моет руки, а потом ощупывает мне живот и меряет давление. Молчит, как обычно. Но я уже и не спрашиваю, знаю, что сам всё скажет, когда посчитает нужным. Но сердце всё равно стучит тревожно.

— Это твоя аптечка? — спрашивает, указывая пальцем на пластиковую коробку на столике.

— Да.

Копается в ней секунд тридцать, а потом выносит вердикт.

— Выкинь всё. Тут половина просрочена, вторую половину тебе нельзя. Я привезу что должно быть на всякий случай.

— Хорошо, — киваю. — Так что случилось? Думаешь, я отравилась?

— Думаю, нет. Похоже на скачок давления. Сегодня не нервничала?

— Ну… — вспоминаю встряску на работе сначала от шефа, а потом от Ильи. — Было дело. На работу вызвали и слегка потрепало.

— Мне это не нравится, — хмурится и берёт меня за запястье.

Прикладывает два пальца и даёт знак помолчать, а сам смотрит на часы на своей руке. Взгляд сосредоточенный, и я делаю вывод, что ему что-то не нравится.

— Не хочу никаких уколов, — понимаю, что веду себя как маленькая девочка, что мне не характерно.

— А с чего ты решила, что они нужны? — смотрит так удивлённо, что мне и правда становится стыдно за свой детский сад.

Представляю, какой он

1

Полотенце прикрывает бёдра до середины. Моё любимое, я его из Турции из отпуска привезла. Да, глупость, кто-то сувенирчики покупает, ну там масло, может, или косметику. А я тащила большое полотенце. Только ленивые из подруг не поржали, что я его из отеля умыкнула.

Педикюр вроде бы ничего. Только три дня как свеженький. Вообще-то, под зиму я реже делаю, и без цвета, но мне сегодня к врачу, так что надо было привести ноги в порядок. А то как-то не комильфо.

Да, к доктору мне сегодня тому самому. К которому нас, женщин, не загонишь, когда вроде бы всё в порядке. Но фирма, на которой я работаю, настаивает на ежегодных углублённых медосмотрах, и деваться некуда. Особенно, когда всё оплачивается и заключение требуется в ограниченные сроки. Вот сегодня мне нужно с утра сдать анализы и посетить ЛОРа, гинеколога и терапевта, остальных я уже прошла. А потом ещё в офис ехать.

Я быстро одеваюсь, укладываю волосы, делаю макияж. Проверяю, на месте ли кошелёк и телефон, паспорт и ключи от машины. Набросив пальто, закрываю двери квартиры и спускаюсь на парковку. Вот опять сосед из двадцать девятой поставил свою машину так, что выезжать с моего парковочного места совершенно неудобно. Сколько раз ему уже говорила. Баран, блин.

Удивительно, что я сегодня почти не попадаю в пробки. Обычно в это время на дорогах не протолкнуться, а тут доехала довольно быстро.

Частная клиника «Импульс-мед» располагается в центральном районе города, недалеко от университета, занимая первые два этажа высотного жилого здания. Подъезд выведен отдельно сбоку, огорожен, своя парковка. Очень удобно, что не нужно искать, в каком дворе пристроить машину.

В холле в регистратуре меня встречает улыбчивая девушка в симпатичном медицинском костюмчике.

– Добро пожаловать в «Импульс-мед». Я администратор Юлия. Как могу к вам обращаться? – мило щебечет она.

– Разумовская Виктория Андреевна. Я на корпоративный медосмотр.

– Одну секундочку.

Вспорхнув пальчиками над клавиатурой, уже через пару секунд девушка предлагает мне надеть бахилы, подписать договор и карту обследования и пройти за ней.

Я сдаю кровь из вены в процедурном, потом прохожу к пятому кабинету. Уже через полминуты выглядывает доктор и приглашает меня. Она смотрит у себя в компьютере мои данные, расспрашивает о жалобах и приступает к осмотру.

– У вас немного искривлена носовая перегородка. Вмешательства не требует, но при частых насморках следует обратить особое внимание.

– Я почти не болею, меня это не беспокоит.

– Что ж, хорошо. Но если будут жалобы – приходите.

– Конечно.

Врач подписывает мой обходной лист, ставит печать и желает всего доброго и быть здоровой. Теперь мне нужно в десятый кабинет к гинекологу. Надеюсь, там всё так же быстро пройдёт.

– Здравствуйте, проходите, – приглашает меня молодая девушка. – Я – Мария, медсестра. Доктор подойдёт через несколько минут, а я пока вас опрошу и подготовлю к осмотру. Присаживайтесь пока.

Медсестра задаёт мне стандартные вопросы о начале и интенсивности моей половой жизни, о дате последних месячных, регулярности цикла, родах, абортах и перенесённых операциях. Ответы вносит в электронную карту. Всё по делу, профессионально, без лишних замечаний и вопросов. Так мне больше нравится.

– Виктория Андреевна, – через медицинскую маску не видно, но я по глазам определяю, что медсестра мило улыбается. – Пожалуйста, проходите за ширму к креслу, готовьтесь к осмотру.

Кивнув, я прохожу, куда мне указали. Снимаю колготки и бельё, складываю на кушетке и прохожу к креслу. На нём лежит сложенная одноразовая пелёнка, которую я разворачиваю. Отмечаю, что кресло вполне удобное, не такое, как однажды я видела в государственной женской консультации, где ноги нужно задирать выше головы.

Усаживаюсь, но не ложусь. Жду врача. Спустя минуту в поле зрения появляется доктор. Мужчина. Ну да какая разница? Я у разных бывала за свою жизнь.

– Здравствуйте, извините за задержку. Начальство вызывало, – говорит он, кивнув мне, а сам подходит к раковине, чтобы вымыть руки.

– Добрый день.

– Маша, – обращается к медсестре. – Распечатай карту и отнеси, пожалуйста, Давыдовой анализы Барановой.

– Хорошо, Захар Леонидович.

Дверь щёлкает, а врач натягивает перчатки и подходит ко мне.

– Ложитесь, пожалуйста.

Я уже было собираюсь улечься, когда внимательно решаю посмотреть на стоящего передо мной врача. Высокий, крепкий, подтянутый. Шапочка и маска оставляют открытыми только глаза, который кажутся очень знакомыми.

И тут нас осеняет почти одновременно:

– Вика?

– Захар?

Захар Зернов – мой школьный друг. Мы много лет просидели за одной партой, хорошо общались и вне стен школы. Я списывала у него химию и биологию, а он у меня английский и русский. А сколько слёз и соплей по парням я обтёрла о рукав его пиджака! Помню жуткий стыд, когда у меня в десятом классе протекли месячные на стул, а он заметил. Я чуть не сгорела, а он так спокойно дал мне свой длинный пиджак и сбегал в аптеку за прокладками. А потом сказал, пожав плечами, что естественное не безобразно.

Потерялись мы уже через несколько лет после школы, когда у меня в институте случился головокружительный роман, я перешла на заочное и укатила за парнем в Бельгию на целых три года.

И вот теперь я сижу с голой задницей, слава Богу, прикрытой юбкой, перед ним на гинекологическом кресле.

– Сколько лет, Викуля! – он приобнимает меня и чмокает в щёку.

– Да больше десяти уже!

– Ты вообще, как?

– Нормально! В двух словах и не расскажешь.

– Да, точно. Обязательно надо выпить кофе и пообщаться.

– Ага. Ты мне там листок подпиши, пожалуйста, начальство извело этим медосмотром.

– Конечно подпишу. Ложись пока.

И тут я зависаю, пока он сдёргивает перчатку, видимо потому, что приобнял меня этой рукой, и натягивает новую, стерильную.

– Захар, ну зачем? Просто подпиши, и я побегу.

– Ежегодно в России регистрируется более двенадцати с половиной тысяч случаев рака шейки матки, большинство из которых на третьей и четвёртой стадии. Выживаемость на этих стадиях менее пятидесяти процентов, – уже совсем другим тоном чеканит Зернов. – И вот эти: «Подпишите, и я побежала» – одна из причин позднего выявления. Так что, ложись, Вика, или перезапишись к другому врачу. Но это на следующей неделе, сейчас только я.

– Мне нужно сегодня сдать заключение. Крайний срок, Захар, я и так протянула. В понедельник в командировку, а для подготовки документов нужна справка о прохождении медосмотра.

Но в ответ на мои подведённые домиком брови Зернов только пожимает плечами.

Ну, мать твою, просто отлично. Это пипец как неудобно. Он же мой одноклассник, сосед по парте и друг детства. Принципиальный засранец, коим был всегда.

Но делать нечего. Тяжело вздохнув, я откидываюсь на спину и водружаю ноги на подставки. Отстранённо пялюсь на белые квадраты на потолке во время осмотра, отрицательно мыча на вопросы больно ли мне или испытываю ли я дискомфорт.

– Ты не рожала, шрама от кесарева сечения тоже не вижу.

Ненавижу этот вопрос и ответ на него. Но я уже научилась отвечать отстранённо и беспристрастно. Просто как факт.

– Нет, не рожала. Я бесплодна, Захар.

– Хм…

– Уже можно вставать?

– Минуту.

Он отходит от меня и включает монитор на аппарате УЗИ, что стоит у кресла, усаживается на стул возле установки.

– Это зачем? Что-то не так? – за грудиной становится как-то прохладно.

– Да нет.

– Так да или нет?

– Я же сказал: минуту.

На контрольных, когда он быстро решал мои задания, было так же. Пока не закончит, слова не скажет. Но сейчас предметом является не задача по биологии или химическое уравнение, а моё тело и здоровье.

Зернов хмурится, пока делает какие-то замеры, внимательно глядя в экран.

– Всё, можешь вставать и одеваться, – обрабатывает и убирает датчик.

– Всё нормально?

– Да, всё в порядке.

Судорожно выдохнув, я вдруг начинаю злиться. Нельзя было сразу сказать? Я должна была пережить несколько нервных минут. Для чего?

Захар возвращается к своему столу, а я спускаюсь, одеваюсь, привожу в порядок волосы и выхожу из-за ширмы к нему.

– Что тебя напрягло? УЗИ ведь не входит в стандартный медосмотр.

– Я же сказал уже: всё хорошо, – не отрываясь от заполнения карты, сообщает Зернов и кивает на стул напротив него.

Я присаживаюсь и жду, когда он закончит. В школе были моменты, когда мне жутко хотелось огреть его по голове стопкой учебников. И спустя двенадцать лет мне хочется сделать то же самое.

– Вика, какой конкретно диагноз и кто поставил? – он поднимает глаза и смотрит так пытливо, словно я не у врача на приёме, а на допросе в полиции.

– Много кто. Я была в нескольких клиниках и репродуктивных центрах. Первичное бесплодие.

– А конкретнее?

– Захар, к чему эти вопросы? Подпиши мне бумажку, и я пойду.

– К тому что я ничего такого не увидел, если не считать незначительного воспалительного процесса в левом яичнике. Какие основания для диагноза? Эндокринные нарушения? Вика, я бы хотел увидеть протокол ЭКО.

– Его не было.

– Тогда лечения.

– Слушай, – я встаю и складываю руки на груди. – Какая уже разница, Захар? Прошло несколько лет, я смирилась, муж ушёл, тема закрыта.

– У меня есть сомнения.

– Каждый раз, когда у врачей возникали сомнения, мне это дорого обходилось. В эмоциональном плане. А итог тот же. Поэтому прошу, перестань. Просто подпиши карту.

Зернов смотрит на меня долгим нахмуренным взглядом, а я мысленно запираю ворота с мыслями на ещё один кованый засов. Нельзя снова им прорваться. Я не так давно научилась жить с мыслью, что у меня не будет детей. Никогда. Не так давно без жуткого сердцебиения научилась проходить мимо детских площадок и спокойно, без слёз, придерживать дверь супермаркета, когда какая-нибудь мамочка с коляской пытается выбраться наружу.

Может быть, Захар крутой спец, не спорю, но я не готова снова поднимать то, что навсегда заперла так глубоко. Его самонадеянность может стоить мне ещё нескольких курсов психотерапии, а я к этому не готова. Нет и ещё раз нет.

– Хорошо, – он резко ставит росчерк на бланке, прижимает печать и протягивает бумагу мне. – Но ты знаешь, где меня найти.

Я даже не прощаюсь. Просто пропущу этот эпизод мимо. Сейчас в офис, а вечером Ритка пригласила меня в клуб, вот об этом и буду думать, тем более, что её муж позвал холостого друга.

2

Я сажусь в машину и поворачиваю ключ зажигания. Сглатываю горьковатый осадок. Ничего, сейчас отпустит.

От Ритки капает на телефон сообщение.

«Готова зажечь?»

И куча смайликов.

«В ожидании!»

Давно уже пора оторваться, а то только работа да работа. Ещё и мама нудит всё время «что ты, Вика, всё без мужика, тебе уже тридцать скоро, одной нельзя пропадать»

Как будто одной – это пропадать. Что вообще плохого в том, чтобы быть одной?

«Постель холодная»

«Состариться не с кем»

«Поддержит кто, если заболеешь?»

Будто храп в согретой постели, брюзжащий рядом дед – идеальный финал жизни. А по поводу заболеешь… кому мы нужны немощные?

Илья мне так и сказал: «Прости, Вик, но я хочу полноценную семью».

Может, и есть на свете мужчины, готовые стать партнёрами по взаимному уважению и без оглядки на мою неполноценность, но пройдут годы, пока я найду такого. И сколько будет проб и ошибок? Сколько боли и слёз? Обойдусь.

А вот физическое влечение запирать за семью замками я не намерена. Так что Рита права, надо сегодня как следует оторваться. Уже два года, как я живу в режиме дом-работа-работа-работа. Два года, как за Ильёй закрылись двери. Два года, как ко мне не прикасался ни один мужчина. Сегодняшний визит к Зернову не считается.

Когда приезжаю на работу, охранник у турникетов смотрит удивлённо. Потому что я всегда прихожу вовремя, к началу рабочего дня. В восемь сорок я уже всегда на месте. А тут вдруг приехала к десяти.

Поднимаюсь на третий этаж, где располагается мой офис.

– Доброе утро, Виктория Андреевна, – подскакивает со стула в приёмной Настя – молоденькая секретарша.

– Привет, Настя, меня спрашивали?

– Да, Илья Витальевич приходил с планом по госзакупкам на первый квартал следующего года. Сообщить ему, что вы уже на месте?

– Не надо, я сама.

Да, верно, я и мой бывший муж – коллеги. Работаем мы в фармацевтической компании «Альфасинтфарм». Оба на значимых должностях, но он по рангу выше. Да и компания принадлежит его двоюродному дяде. Илья занимается госзакупками, его задача сделать так, чтобы государство поняло и оценило важность производимого нами того или иного лекарства и закупило его в стационары и под выдачу. Я же являюсь координатором аналитического отдела. Наши карьерные ветки не пересекаются, и жить мы друг другу не мешаем, но иногда приходится взаимодействовать.

– Виктория Андреевна, мне не сложно, – Настя уже и из-за стола выскочила.

Ясное дело, несложно. Эта выскочка давно губы кусала, когда мой муж, тогда ещё действующий, мимо проходил. А как на фирме стало известно, что мы расстались, вообще забыла про такую форму одежды, как брюки. А юбки чудесным образом стали короче. И объективных причин её уволить у меня нет, точнее, подать рапорт в кадровый.

– Сядь и разбери почту, – бросаю, скрываясь за дверью своего кабинета, стараясь не брызгать раздражением.

Надо быть позитивнее. Умные книжки и всякие коучи, психологи и психотерапевты утверждают, что позитивным людям больше жизнь даёт. Мне тоже даёт, но в основном как-то под зад.

Снимаю пальто и шарф-хомут и вешаю в шкаф. Переобуваюсь в любимые шпильки и прохожусь по волосам расчёской.

Включаю компьютер и подкатываю глаза – почта так и не открыта за эти пять минут. Ну давай же, Настя, ещё немного и у меня будет повод написать на тебя рапорт.

Сортирую письма сама, делая пометки в планере, что нужно обработать в первую очередь.

Через десять минут в дверь раздаётся стук и тут же её открывают.

– Вика, я же сказал твоей секретарше, что это срочно, а ты пришла так поздно и молчишь. Хорошо, Настя сообщила.

Какая замечательная Настя.

– Здравствуй, Илья, – натягиваю маску-улыбку. – Я только с медосмотра. Даже комп ещё не загрузился.

Ну почти.

– Мне нужна аналитика по производству ***ина. За прошлый квартал и за прошедший год. Сроки производства, поставки по коммерческим аптекам, реализация остатка. Мы думаем подать его в тендер на госзакупку вместе с **аном.

– С каких пор мы участвуем в торгах на госзакупку с БАДом? – удивлённо смотрю на Разумовского.

– Вика, просто сведи данные, ладно? Я же не лезу в твой отдел с вопросами.

Он, видимо, перепутал меня со своей секретаршей.

– Форма запроса на обработку данных у тебя есть. Оформи и пришли.

Надеваю очки и опускаю глаза к монитору компьютера, давая понять, что разговор окончен. Илья знает, что на этом точка, поэтому даже не спорит, и через несколько секунд я слышу хлопок двери.

Ну и ладненько.

До конца дня закапываюсь в работу, и меня, слава Богу, никто не беспокоит. Заявка от Разумовского приходит, я запрашиваю данные и загружаю в таблицу. К вечеру как раз отправляю ему сводную.

Домой еду быстро. Нужно успеть привести себя в божеский вид. И что-то бы съесть. Сегодня за весь день едва руки до чашки кофе дошли.

Душ смывает негативные эмоции дня и усталость. Обожаю воду, она меня словно энергией заряжает. Жаль, в бассейн чаще чем раз в месяц выбраться не получается.

Перебираю шкаф, пытаясь понять, что у меня есть такого, что было бы уместным. Я в клубах не была лет с двадцати, а это добрых почти десять лет. Как сейчас принято одеваться в подобные заведения вообще?

Нахожу у себя короткое велюровое тёмно-красное платье. Новое. Оно мне так понравилось тогда в магазине, но надеть случая не представилось. Хотела на новогодний корпоратив три года назад ещё, но Илья сказал, что я выгляжу в нём как девушка лёгкого поведения.

Но ему вообще многие мои вещи не нравились, так что не буду считать мнение бывшего мужа авторитетным.

Волосам добавляю объёма и распускаю. Они ложатся на плечи и спину крупными тёмными волнами. Макияж тоже делаю поярче, в клуб собралась как-никак.

Ну и чёрные замшевые туфли на высоком толстом каблуке и ремешком на щиколотке.

Образ и правда получился яркий и… довольно откровенный. Но и цель у меня вполне себе яркая и откровенная.

Хочу развлечься. Я устала пахать и видеть, как бывший окучивает то одну коллегу, то другую. У него своя жизнь, а у меня должна быть своя. В том числе половая. А то сегодня медсестре даже стыдно было сообщать, что она у меня в данный период в неактивном статусе.

В клуб «Голд» я приезжаю на такси к девяти. Атмосфера музыки, отдающей за грудиной басами, и мерцающего света заставляют оглянуться на юность. Как легко было тогда и весело.

Но в каждом возрасте есть свои прелести. И в почти тридцать, если не считать намечающихся гусиных лапок вокруг глаз, можно чувствовать себя прекрасно.

Ищу глазами столик номер двенадцать, где Ритка сказала, что они уже ждут. А вот и он, и сама Рита, что улыбается на все тридцать два и машет мне рукой.

– Приве-е-ет! – подскакивает и обнимает меня, едва я подхожу. – Выглядишь шикардосно!

– Спасибо! Ты тоже!

Она действительно выглядит прекрасно. Такая же стройная, как и на втором курсе универа, когда мы познакомились, такая же жизнерадостная и улыбчивая.

– А где твой муж и тот самый обещанный мне друг?

– Вышли позвонить, – машет рукой в сторону выхода. – Ты падай, давай. Пузыристого?

– Давай!

Она наливает искрящийся напиток в два бокала, мы звонко, пусть и совсем не слышно из-за музыки, чокаемся и отпиваем по глотку.

– Слушай, этот его друг такой классный, тебе понравится! И улыбка така-а-ая! Мм… А ещё он врач!

– Привет, девочки, – слышу голос Димы, мужа Риты. – Знакомься, Викуль, это мой друг – Захар.

Я точно не буду пить больше из этого бокала. Просто потому что от неожиданности получается выпустить туда то, что уже набрала в рот.

Отлично, что сказать. Ещё одна эпичная встреча с одноклассником, с которым давно не виделась. И всё за один день.

И как теперь высидеть вечер, не думая о…  хм…

Блин.

***

– Офигеть, как прикольно получилось! – пищит Ритка, пока я подправляю макияж перед зеркалом в уборной. – Вот кто же знал, что вы с Захарчиком одноклассники? Ещё и дружили в школе! За одной партой столько лет!

– Ага, прикольнее некуда.

– А тут такая встреча!

Не самая незабываемая, я так скажу.

– Не первая за сегодня, Рит, – помада ложится ровно, но я всё равно по привычке чуть подправляю пальцем по контуру нижней губы.

– Это как? – округляет глаза подруга.

– А вот так. Мы сегодня уже виделись. На смотровом кресле, – подкатываю глаза.

Надо видеть лицо Листецкой, когда до неё доходит смысл сказанных мною слов.

– Он что, гинеколог?!

– В точку.

– И ты сегодня перед ним… ну это… ноги?

– Ага. Ноги.

– Же-е-есть, – тянет, а потом хихикает, прикрыв рот ладонью. – Слушай, ну конфуз.

– Ещё какой.

– Блин, ну почему мне попадаются только тётки с пузатыми пальцами, а тебе вон какой доктор. И руки нежные, наверное. Везёт.

– Балда!

Шуточно толкаю Ритку плечом, та чуть пошатывается на высоких шпильках и придерживается за раковину, продолжая смеяться.

С Ритой Капустиной, в замужестве Листецкой, мы познакомились на втором курсе. Обе запали на студенческой дискотеке на одного парня, хватанули лишку, а потом за этого парня подрались на улице за клубом. В пылу сражения заметили, как он целует вообще какую-то левую тёлку. Привели себя в порядок, отметили коктейлем, что Бог отвёл от кобеля, а потом стали лучшими подругами. Поддерживали связь, пока я жила в Бельгии.

Часто видеться не получается, но мы стараемся общаться регулярно.

Приведя себя в порядок, мы возвращаемся в зал, где за столом ждут мужчины. Конечно, ни о каком интиме на сегодня я и не думаю. Это было бы ещё более странно, чем и так есть.

Одергиваю платье пониже и присаживаюсь на диванчик. Дима и Захар смеются с чего-то, а потом переводят взгляд на нас.

– Долго вы девочки, – Дима приобнимает жену, когда та прижимается к нему.

– Женские дела, – щебечет Ритка, – вам не понять.

А потом, дурочка, подмигивает мне, сначала стрельнув глазами в Зернова. Хочется стукнуть её. Хорошо, хоть Захар не заметил, как раз в телефон смотрел.

Я, кстати, вот буквально недавно вспоминала его. Прямо первого сентября. Ездила к маме как раз в наш район. Проходила мимо школы, в которой мы учились, а у детей там праздничная линейка была. Вспомнились школьные годы и выпускной. И Зернова вспомнила, даже как-то грустно стало, что связь потеряли.

Он ещё в школе на медицину настроен был, делал упор на профильные предметы, в одиннадцатом классе на курсы подготовительные в университет весь год ездил. Мы гуляли в разных компаниях, но девчонки из параллельных классов, да и из нашего тоже, частенько поглядывали. Однако репутация у него не была как у бабника, но и скромнягой в отношении женского пола он не слыл.

И вот вспомнила когда, так захотелось пообщаться, узнать как он и что. Вспомнить школу. Всё собиралась его в соцсетях поискать, да так и не собралась.

А тут вот, кажется, общайся – не хочу. Но не идёт почему-то. Хотя, понятно же почему. Я не ханжа, но это всё же как-то немного слишком. Я даже ему в глаза прямо посмотреть не могу. Если пересекаемся взглядами, отвожу взгляд.

Дима поднимает бутылку, но я накрываю свой бокал ладонью.

– Не хочу, Дим. Я принимала антигистаминные, боюсь, много напитка будет не очень.

– С антигистаминными и немного может быть очень не очень, – подмечает Зернов.

– Док знает, что говорит, – подначивает Ритка, сложив губы уточкой.

– Учту, – отвечаю нейтрально и отвлекаюсь на телефон.

На самом деле лишь делаю вид. Мне некомфортно. Даже сама удивляюсь, почему настолько.

Думаю, дело не в самом визите к Захару как к гинекологу. Просто он зацепил за живое своими сомнениями. Мне кажется, я даже читаю это в его взгляде, когда смотрит на меня. Прострелил туда, где больнее всего.

А я уже всё сказала по этому поводу. Себе в том числе.

– Моя любимая песня, – Ритка встаёт сама и тянет Диму в танцевальную зону.

Ему деваться некуда, встаёт и идёт. Песня и правда хорошая, помню когда-то уговаривала Илью со мной потанцевать под неё, но он сказал, что его раздражает этот сопливый бред.

– Чего мы будем сидеть, пойдём тоже, – Зернов встаёт и протягивает руку. – Хорошо теперь остроносые туфли не в моде, и ты мне их не оттопчешь, как на выпускном.

– На последнем звонке, вообще-то. На выпускном я аккуратно.

– Да, точно. В любом случае, хорошо что этот кошмар больше не в моде.

Я смеюсь, вспоминая, как печально он смотрел на свои туфли после вальса на линейке. Ему за грамотой выходить, а по ногам будто трактор прошёлся. Трактор по имени Вика Ташлыкова.

Выходим на танцпол, Захар берёт меня за руку, вторую свою ладонь кладёт на талию. Я и забыла, насколько он выше меня и шире в плечах. И в школе был далеко не мелким, что уж за теперь говорить.

Наверное, нужно бы поболтать о том, о сём, вспомнить что-нибудь из школьной жизни, но я вдруг плыву. Может, дело в хитрых пузырьках и антигистаминных, а может ностальгия напала под песню. Мысли теряют чёткие контуры, и я просто двигаюсь, уткнувшись взглядом в какой-то мелкий вышитый значок на пуловере Захара.

– Устала? – спрашивает негромко.

– Угу, – на более подробный ответ сил и правда не находится.

– Вызвать такси?

– Пожалуй.

Усталость и правда навалилась, да и времени уже много. Рита с Димкой уже давно томными взглядами переглядываются, вот-вот тоже сбегут.

Мы коротко прощаемся с друзьями, забираем вещи из гардероба и выходим на улицу. На стоянке возле клуба стоят машины такси, в одну из них я и сажусь. Удивляюсь, что Захар тоже садится, только на переднее сиденье.

– Не трать время, я и сама доберусь, Захар.

– Я не спешу. Говори адрес.

– Орджоникидзе, дом двадцать четыре.

На улице холодный, но спокойный вечер, по такой погоде хочется гулять. Но тем не менее, я, угнездившись уютно на заднем сидении такси, едва ли не дремлю, пока едем.

У моего дома такси останавливается, но когда достаю карту, получаю предупреждающий взгляд от Зернова.

Ладно, джентльмен, будь по-твоему.

Вроде бы же уже убедился, что доехала я без приключений, но отпускает такси и идёт провожать вдоль дома к подъезду. Мы вспоминаем пару смешных школьных историй, нашу классную руководительницу и химичку. Мне кажется, все в нашем выпуске, если речь заходит о школе, вспоминают химичку.

– Ну, было приятно пообщаться, Захар, – подвожу итог встречи, останавливаясь у двери подъезда.

В ответ он сначала молчит, только внимательно смотрит. Получается даже какая-то немного неудобная пауза.

– Вика, – наконец говорит, – моё предложение по-прежнему в силе.

– Захар…

– Послушай. Я пересмотрел запись УЗИ, я правда на первый взгляд не вижу причин. Для первичного бесплодия уж точно. Сдай анализы, давай посмотрим. Я бы не стал говорить об этом, если бы не видел оснований.

Он стучится в дверь, которую я боюсь открывать, потому что за ней пустота. Мне не дано. Я смирилась. Неужто и правда не понимает, что причиняет мне боль? Он ведь не Бог. Откуда такая самоуверенность?

– Подумай. Вот возьми, тут мой номер, – вкладывает в ладонь визитку. – Позволь мне попытаться подарить тебе ребёнка, Вика.

Я не отвечаю. Просто опускаю глаза, поджав губы. Захар уходит, а я так и стою ещё какое-то время, сжав в руке его визитку. Сминаю её… но… не выбрасываю.

3

Захар

– Я больше не могу, Захар Леонидович!

– Можешь, Таня, можешь!

– Нет, – хнычет девушка, вытирая тыльной стороной свободной руки слёзы. – Правда. Давайте уже кесарево сделаем?

– Какое кесарево, Тань, ребёнок на выходе. Обратно заталкивать будем? Давай, постарайся ещё чуть-чуть.

Времени на уговоры не так много. Потужной период, а мать раскисла. Уговоры уговорами, но времени на них прямо совсем впритык.

– Не могу больше. Больно!

– А делать было не больно? Чего теперь жаловаться-то? – сердито вопрошает Лидия Витальевна – возрастная акушерка.

Смотрю на неё строго, на что женщина едва заметно поджимает губы. Не нравятся ей мои замечания. А мне не нравится, когда женщинам такое говорят. Мало того, что это неэтично, а роженица находится в максимально уязвимом психическом состоянии в процессе родов, так ещё и незаконно. Иски потом приходится разгребать за акушерское насилие. Психологическое в том числе. Или посты в соцсетях о том, как издевались в роддоме.

Много приукрашено, но дыма без огня не бывает.

Почему, собственно, женщина должна нести ответственность за родовую боль? Вот эти «с мужиком было не больно, а теперь жалуешься» – ужас кромешный.

А потом установка: быть матерью, значит, страдать, терпеть и мучиться. Это сидит где-то на уровне исторического коллективного сознания, и это надо менять. И начать с уважительного отношения в роддомах.

А с Лидией Витальевной мы воюем уже два года, как я стал заведующим родильным отделением. «Выскочка» – так она называет меня за глаза. Поджимает губы, когда я ей что-то говорю. Наедине, надо заметить, и с уважением к возрасту и опыту. А вот она любит поддеть при пациентках этим своим опытом и стажем. И вообще, по её мнению, в гинекологию идут мужики «того».

Но деваться ей некуда, приходится слушаться, несмотря на то, что у неё опыт, стаж и прочее. Остаётся только втихаря сетовать, что вот с Марией Алексеевной, бывшей завотделением, ушедшей на пенсию два года назад, они ого-го работали. И порядок в родильном был, не то что сейчас. Не было всякой ереси типа вертикальных родов, джакузи в родзале и прочего расхолаживания родильниц. Ибо роды – не курорт. Дитя выстрадать надо.

Правда, статистика регистрирует, что после ухода Марии Алексеевны травматизация женщин в родах снизилась за два года на двадцать процентов, а новорождённых на двадцать четыре.

Не то чтобы я был такой молодец, просто коллектив вздохнул с облегчением и стал соблюдаться протокол, наконец нормально организованы партнёрские роды, а не «ой, папочка, вы пока за водичкой бегали, мы быстренько родили тут». Стимуляция – по показаниям, кесарево сечение – тоже. Без геройства. Понятие «индивидуальный подход» – не только на бумаге. Работы ещё много в этом направлении, но мы с начмедом стараемся. А коллектив, молодцы, подхватывают. Того гляди, и страшилок будет меньше блуждать про роддом. Это место долгожданной встречи, а не застенки гестапо.

– Татьяна, давай ещё разок, окей?

Девушка делает пару вдохов. Должна собраться, просто устала.

– Ещё немного, и пацана своего на руки возьмёшь, – подбадриваю её.

Она смотрит мне в глаза, ищет поддержки. Ей всего-то мгновение нужно, чтобы решиться. Подкладываю ей под лопатки ладонь, считаю вслух до трёх, и мы, наконец, вытуживаем ребёнка.

Родзал оглашается отчаянным писком вновь прибывшего в этот мир. Я приподнимаю нового человека, показывая матери.

– Живой же? – спрашивает, пребывая ещё в шоке.

– Ну а какой ещё? Слышишь, как орёт? Молодец, Таня. Поздравляю!

Передаю новорождённого неонатальной медсестре, которая кладёт его матери на живот и укрывает одеялом.

– Рожайте плаценту, – отдаю распоряжение Лидии Витальевне и иду на выход.

Дальше справятся, а мне ещё кучу бумажек сегодня оформлять. Это если никто не решит вылезти на свет Божий. Предпосылок вроде до конца смены нет, но это дело такое.

Покончив с документацией, решаю выпить кофе перед тем, как ехать домой. По пути к автомату встречаю Дарину Фёдоровну – коллегу. Она сегодня в ночь дежурит, только пришла.

– Захар Леонидович, – улыбается, – привет. Тебя там начмед хочет.

И скалится, не стесняясь.

Они от меня никогда не отстанут. Это рок прямо какой-то. Запустили шуточку и маслают её уже четвёртый месяц.

Ульяна Денисовна – начмед всея роддома, женщина энергичная и пробивная. Отличные черты для данной должности. В свои пятьдесят утверждает, что для женщины жизнь только начинается, активно это транслируя всему нашему учреждению.

И вот на юбилее последнего летом она как-то увлеклась игристым и потом выдала мне весьма нескромное предложение, от которого я с благодарностью отказался. Едва. Но так как это услышал Дягильцев – тогда заведующий патологией – мой хороший приятель и жуткий любитель поострить, то уже после выходных каких только шуток и мэмов придумано не было. При чём даже гинекология и консультация переглядывались, когда кто-то из них встречал меня.

– По поводу?

– Понятия не имею, – а у самой смешинки в глазах.

– Ладно, понял. Иду.

Уже конец моей смены. Переодеваюсь, убираю костюм в корзину для стирки, проверяю, не забыл ли сумку и наличие в ней телефона. В сообщениях уже висят непрочитанные с пересланными анализами и вопросами. Разберу дома уже.

К начмеду захожу, когда она уже тоже переоделась и выключает компьютер.

– Ульяна Денисовна? – заглядываю в кабинет после короткого стука. – Вызывали?

– Да, Захар, проходите, – снимает с вешалки жакет и закрывает шкаф. – Прошу прощения, что уже на ходу, сегодня надо уйти раньше.

В её понимании раньше – это в конце рабочего дня. Потому что обычно она часа на два задерживается. Хорошо хоть от других сотрудников не требует такого.

– Я связалась по вашей просьбе с профессором Акуниным. Они действительно не предоставляют свои протоколы лечения по пациентам, только по запросу последних и то без детализации. Только перечень вмешательств и использованных препаратов. И, если честно, ответы профессора показались мне какими-то плавающими. А кто такая эта Разумовская, позвольте спросить?

– Хорошая знакомая. Вместе учились и дружили когда-то.

– А почему вы не хотите провести обследование в своей клинике?

Потому что она сама этого не хочет. Наверное, и мне стоит перестать лезть куда не просят. Но меня дико раздражает, когда вот так вот росчерком ставят жирный крест на женщине. Для подобного диагноза нужны веские основания, понятные. А в случае Вики мне всё очень непонятно. Но она захлопнулась, смирившись.

Даже если сейчас она в социальном плане не готова стать матерью, то должна хотя бы знать, что может.

Когда уже сажусь в машину, снова капает эсэмэс. Смотрю через быстрый просмотр, не открывая, вдруг что-то срочное. А то если несрочное прочитаешь и сразу не ответишь, у пациенток начинается паника «вдруг это кошмар, а он молчит». Особенно беременных.

Но с удивлением обнаруживаю, что сообщение от Вики.

«Администратор в клинике сказала, что ближайшая запись у тебя только через две недели. Боюсь, что за этот срок я передумаю и не решусь»

4

Вика

Прикрываю глаза и откидываюсь затылком на подголовник. Хочется начать сигналить, как те придурки сзади, только пробка от этого не продвинется.

За что я не люблю город, так это пробки. Всем везде надо. Я такая же, так что сетовать нет смысла. Но сама себе-то я высказаться могу.

Быстрее бы выехать за черту города, там уже можно и разогнаться. Ехать почти пять часов. Первый семинар назначен на четыре, так что должна ещё успеть отдохнуть немного и привести себя в порядок. Хорошо, что мероприятия будут проходить прямо в отеле, и по самому городу не нужно будет колесить ещё. А потом завтра с самого утра и до трёх будут занятия с перерывами на кофе-брейк и обед. Вечером буду дома.

Придурки в машине сзади снова сигналят, и я ужасно раздражаюсь. Хочется показать им средний палец.

Да уж, Вика, кажется, кому-то пора пить магний. Как минимум, а там и посерьёзнее скоро что-нибудь понадобится.

С такими пробками выбраться из города получается только через час. Кажется, отдохнуть мне придётся недолго перед семинаром. Ну что ж, гелевые патчи под глаза в помощь.

Отель мне нравится. Без лишней помпезности, хотя и дорогой. Всё по минимуму. Я люблю такой стиль, когда не чувствуешь себя как на приёме у английской королевы.

Собственно, я всё успеваю. И в порядок себя привести, и перекусить, заказав обед в номер, и даже немного отдохнуть, полежав пятнадцать минут и полистав фотки со встречи с Риткой.

Без десяти минут четыре я уже в конференц-зале. Другие слушатели тоже подтягиваются, болтают между собой, занимая места. Тут представители разных фармкомпаний и производителей медоборудования.

– Приветик, – рядом усаживается улыбчивая блондинка лет тридцати. – Я Олеся из «Альфасинтфарм», а вы?

– Я тоже, – улыбаюсь и указываю пальцем на свой бэйдж. – Только Вика.

– О! Южный офис, самый продвинутый! Круто! А я из Рязани. Мы тоже активно сейчас набираем развитие.

– Да, в курсе. У вас отличная команда.

До начала выступления коуча мы знакомимся ближе и болтаем. В общем и целом, конечно, ведь корпоративные границы информации никто не отменял.

Когда же в зал заходит преподаватель, все замолкают и приготавливаются слушать и внимать. Сегодня выступает один из лучших международных бизнес-тренеров в нашей сфере. Не какой-то инфоцыган из социальной сети. Продвиженец высокого уровня.

Выступление и общее знакомство длится около двух часов. Нам дают задание до завтра и отпускают. Мы с Олесей доезжаем вместе на лифте до нашего этажа, но там расходимся. Оно бы и хотелось пройтись вечерними улицами, город посмотреть, но мы приехали сюда работать. Поэтому отправляемся по своим номерам.

С кейсами заданий я сижу почти до десяти, с перерывом на ужин, не выходя из номера. Увлекаюсь, хоть под конец и устаю.

Утром рассаживаемся в зале на те же места, что и вчера. Сегодня уже планируется более интенсивная работа. Разбираем выполненные кейсы, определяем типичные ошибки. Работаем в парах. Мы с Олесей отлично ладим, понимая друг друга в рабочем плане. Надо будет обменяться контактами и взаимодействовать дальше, всё равно же одна компания.

Ближе к часу объявляют кофе-брейк, народ спускается в кафетерий.

– Занимай столик, – говорю Олесе. – Тебе какой кофе взять?

– Я буду чай, – улыбается девушка.

Через пару минут ставлю на небольшой столик у окна две чашки и блюдце с круассанами. Сажусь и с наслаждением делаю глоток.

Олеся косится на мою чашку и с кисловатым лицом помешивает ложечкой свой чай.

– Так скучаю за кофе, – грустно говорит она и делает небольшой глоток чая без особого энтузиазма. – Особенно любила крепкий, горький.

– Решила отказаться? – поднимаю брови. Я так себя бы не смогла ограничить. Только не от кофе.

– Пришлось, – улыбается и опускает глаза вниз.

До меня доходит только спустя несколько секунд.

– Оу, поняла. Какой срок, если не секрет?

– Двенадцать недель, – снова улыбается и даже голос понижает, продолжая с придыханием. – Такая долгожданная, мы уже и отчаялись, а тут вот.

Когда Олеся говорит, у неё как-то особенно светятся глаза, и даже голос совсем другой.

– Свекровь говорит, надо скрывать и никому не говорить, чтобы не сглазили, а я вот удержаться не могу.

– Оно и понятно. Радость же, – говорю нейтрально, тщательно контролируя собственные интонации, а у самой першить за грудиной начинает. Странно, я ведь с этим справилась давно.

– А у тебя есть дети? – спрашивает Олеся без какой-либо задней мысли.

Но ведь откуда человеку знать? Она от души интересуется.

– Нет.

– Ну ничего, всё ещё впереди.

– Угу.

– Ой, время! – вскидывается Олеся. – Заболтались. Идём?

Мы убираем чашки на поднос и торопимся обратно в зал.

Дальше мне приходится силой возвращать своё внимание на занятие, потому что оно расползается и плывёт, словно в тумане. В груди свербит, отвлекая. Я понимаю, что это зависть. Отравляющая и токсичная.

Мне хочется оградить Олесю от себя. Некая суеверность во мне присутствует. Поэтому я отгораживаюсь эмоционально и стараюсь сосредоточиться на лекторе.

Конечно, с Олесей прощаемся достаточно тепло, насколько это уместно в рамках этой встречи.

В машине по дороге домой включаю музыку громче, как только оказываюсь за чертой города. Но грудь сдавливает неясная тоска. Хочется услышать родной голос.

Набираю маме, кусая губы в ожидании ответа. Мама долго не берёт, и я уже начинаю волноваться, когда она всё же отвечает. Голос бодрый.

– Привет, Викуля! Ты уже приехала? Я думала, будешь ближе к ночи.

– Я в дороге, просто соскучилась.

– Ой, осторожнее там, на телефон поди отвлекаешься.

– Я с гарнитурой, мам. Как ты?

– Да как! Весело тут у меня. Вот Галя приехала с внучей, чаи гоняем. Анютке уже почти четыре. Балаболит – слышать надо! Ой, Викуся, детки – так хорошо.

В точку, мам. В яблочко.

– Ладно, мам. У меня тут развязка сложная, – вру, стараясь, чтобы она не услышала, что мой голос внезапно сел.

– Пока, Викуся, осторожно там. Напиши, как доедешь!

Я отключаюсь, снова погружаясь в молчание и шум мотора. Даже музыку сейчас включать не хочется.

Тётя Галя, мамина сестра, однажды сказала: «Красивая ты у нас, Виктория, жаль, что пустоцвет»

Вот так вот. Пустоцвет.

Вроде бы и отпустила это, а иногда накатывает. Зернов разворошил, а я теперь слёзы губами ловлю.

Резко съезжаю на обочину и достаю телефон. Трубку берут уже на третьем гудке.

– Клиника «Импульс-мед», оператор Елена, слушаю.

– Добрый день, – говорю на одном выдохе. – Мне нужно записаться к Зернову Захару Леонидовичу. Чем скорее, тем лучше.

– Секунду, – я жду, пока оператор посмотрит расписание приёма. – К сожалению, ближайшая запись через две недели. Вам удобно будет?

– Нет, не нужно. Спасибо.

Я прерываю звонок и прикрываю глаза. Смысл этого всего, Вика? Зачем? Новая боль?

Но я всё же достаю визитку, что дал мне Захар в пятницу, пару секунд верчу в пальцах. Я просто попробую. Сдам анализы без надежд и ожиданий. Вдруг Зернов действительно светило? Ну или просто очень амбициозен, а я просто случай в практике.

Глубоко вдохнув, я набираю сообщение и отправляю. Ответ приходит почти сразу, я даже не успеваю снова завести мотор.

 «Жду завтра в семь пятнадцать. Удобно?»

 «Да»

 «Тогда до завтра»

***

К «Импульс-мед» приезжаю в шесть пятьдесят. Не хочу опаздывать, человек и так ради меня пришёл на час раньше рабочего дня.

Машин возле клиники нет, значит, Захар ещё не приехал. Вряд ли он на автобусе ездит.

Барабаню пальцами по рулю, ощущая, что он становится влажным. Вроде бы настроила себя, что никаких ожиданий, просто сдам анализы и что там ещё надо, и всё. Даже результатов ждать и спрашивать не буду. Если что, Захар сам свяжется.

Но как бы я не пыталась быть отстранённой и холодной, организм реагирует. Дыхание учащается, ладони потеют, сердце бьётся быстрее.

Спустя минуту рядом паркуется белая иномарка. Зернов приехал.

Выходим из машин одновременно. Захар делает приветственный жест рукой, щелкает сигналкой и направляется ко мне.

– Привет, Вика, – ободряюще улыбается. – Готова?

– Нет, – отвечаю честно, вымучивая улыбку. – Но я же тут уже.

– Вот именно, – подмигивает. – Пойдём.

Мы поднимаемся по невысоким ступеням, Захар прикладывает ключ-карту, и замок на двери срабатывает. Клиника открывается в восемь тридцать, поэтому общий вход закрыт. На ресепшн тоже никого нет ещё.

К нам выходит охранник из комнаты охраны и приветственно кивает.

– Доброе утро, Захар Леонидович, вы снова пораньше.

– Здравствуй, Пётр, времени в сутках маловато, – улыбается.

Не знаю почему, но прям как-то тепло внутри становится. Комфортно и спокойно. Дыхание выравнивается, спазм в плечах уходит.

Это чувство доверия. Я редко испытываю его, но сейчас, бесспорно, это оно. Спокойное такое, безопасное состояние.

Я помню, и в школьные годы рядом с Захаром было ощущение твёрдой земли под ногами. Человек-стена. Но не та, которую не сдвинуть, а опора. Я могла прибежать на урок взвинченная после ссоры матери с отчимом, почти опаздывая, не всегда готовая к урокам. Меня телепало, что вот-вот учитель начнёт урок и сразу же спросит меня. Заметит, что я вся такая растрёпанная и несобранная, и специально вызовет первой. Но стоило упасть на стул, меня тут же обволакивало спокойствием и уверенностью.

«Ташлыкова, не маячь. И не кипишуй. Держи»

И тетрадь с домашкой подсовывает, чтобы списала. Но я не наглела, конечно, и сама училась хорошо. Мне вот потом в универе такого дружеского плеча не хватало.

– Проходи в процедурный, располагайся в кресле.

Захар открывает кабинет и впускает меня внутрь, но это не его кабинет. Тут четыре больших кресла с высокими подлокотниками. Рядом с каждым столик и стойка для подвешивания бутылок.

Я снимаю плащ и вешаю его на вешалку, усаживаюсь в одно из кресел. Оно высокое и удобное, я ногами даже до пола не достаю.

Через минуту возвращается Зернов, уже переодетый в медицинский костюм.

– Сейчас кровь возьмём, потом опрошу тебя подробно. Смотреть не буду, я уже что нужно видел.

Выдыхаю. Как ни крути, игнорировать совсем смущение не получается.

– Ты сам кровь берёшь? – спрашиваю, чтобы немного остудить мандраж, пока Захар моет руки и надевает перчатки.

– Медсёстры приходят к восьми, а свою медсестру дёргать не хочу, у неё ребенок маленький.

– Это та девушка, что в прошлый раз была в кабинете? Приятная.

– Маша. Она ещё и отличный профессионал, и жена моего друга. Как пацан их немного подрастёт, заберу её в роддом, там мне такая помощница нужнее.

– Ты и в роддоме практикуешь? – удивляюсь. – И когда только время находишь?

Захар пожимает плечами. Вскрывает шприц и готовит несколько пробирок с разноцветными пробками. Когда поворачивается ко мне, я аккуратно кладу руку на подлокотник, приподняв рукав выше локтя. Но, видимо, так Зернова не устраивает, он сдвигает рукав ещё выше, а потом перетягивает мне плечо специальной лентой с защёлкой.

Зажмуриваюсь, когда игла входит в вену. Не сказать, что больно, но уж как-то по привычке, наверное. Не люблю я все эти медицинские манипуляции. Хотя кто их любит?

– Боишься крови? – спрашивает, сменяя одну пробирку на другую.

– Не то чтобы боюсь, – отвечаю нейтрально. – Просто всё это окрашено негативными эмоциями. Привкус безнадёги.

– Ну, давай не будем спешить с выводами, – прикасается к моим пальцам давая молчаливую команду разжимать кулак, а вскоре и, отщёлкнув ремешок, освобождает мою вену от иглы.

Спрашивает, нет ли головокружения, и даже при отрицательном ответе всё равно командует посидеть немного, пока сам оформляет пробирки через терминал и упаковывает их в сумку-холодильник.

Предлагает пройти в его кабинет, чтобы составить анкету. Признаться, некоторые вопросы меня приводят в смущение и замешательство, хотя я прекрасно понимаю, что они важны. Начало менструаций, стройность цикла, регулярность и активность половой жизни. Подробно расспрашивает, как часто мы с мужем работали над зачатием, тактично называя его партнёром. Выясняет, помню ли я, какие препараты мне прописывали для лечения в клинике профессора Акунина.

– Вика, вопрос глупый, но всё же уточню: муж сдавал анализы?

– Конечно. У него было всё хорошо.

– Угу, понятно.

Когда с анкетой заканчиваем, Захар обещает связаться со мной по результатам анализов и для дальнейших действий. Киваю и надеваю плащ, смотрю на часы.

– Я тебя сильно задержал? Опаздываешь?

– Нет, наоборот. Рановато ещё, успею в кофейню.

– О, зачем в кофейню? У меня ещё тоже до приёма время остаётся. Может, выпьем чаю? У меня и пирог имеется, ты же не завтракала, – улыбается.

– Сам испёк? – улыбаюсь в ответ.

– Не-е-ет! О чём ты, – смеётся Зернов. – Я и кухня – даже не смешно. Соседка. У её внучки живот два дня болел, думали отправилась, а она в подъезде прямо в обморок свалилась, хорошо я дома был. Оказалось, киста. И вот после операции бабуля её мне каждое утро почти пирог в шесть утра приносит. Даже если я сплю, всё равно звонит, пока не открою.

– Забавно! Какие есть люди благодарные душой.

– Забавнее некуда, особенно, если только лёг.

Смеёмся оба, а потом Захар приглашает меня в небольшую комнату, скрывающуюся за дверью в его кабинете. Тут мило. Диванчик, столик, кресло, чайник на тумбочке.

– Ты тут отдыхаешь? – усаживаюсь на диван, пока Захар ставит чайник.

– Пытаюсь, когда минута выпадает.

Болтовня старых друзей за жизнь получается слегка странной после того, как я подробно рассказывала ему под запись об особенностях и регулярности своей интимной жизни.

– Был женат? – задаю личный вопрос.

– Нет, но почти был, – пожимает плечами, раздавливая в чашке кусочек лимона. – Расстались почти перед свадьбой год назад.

Я не спрашиваю, почему, наверное, это слишком личное. Но, кажется, Захара не напрягает говорить об этом. По крайней мере, так кажется внешне.

– Её не устраивала моя работа. Слишком много женщин.

– Ну ещё бы.

– Хотела, чтобы ушёл в хирургию. Но я слишком долго шёл к тому, что имею, понимаешь, Вика? Это как… пол сменить, что ли. Или страну. Не знаю, как объяснить, короче.

– Я понимаю тебя. Для меня моя работа тоже важна. Но у меня с мужем разрыв был по другой причине, ты уже и так знаешь.

Захар смотрит внимательно, но никак не комментирует. Затягивается пауза в несколько секунд. Не скажу, что испытываю дискомфорт, но лёгкость улетучивается, и хочется эту паузу прервать.

– Так почему всё-таки гинекология и акушерство?

– А почему люди делают тот или иной выбор? – пожимает плечами. Наверное, его коронный жест. – В дружбе, любви, взглядах, профессии? Потому что чувствуют стремление. Изначально меня привлекло чудо рождения.

– Я думала люди твоей профессии не верят в чудо.

Зернов усмехается и отламывает от своего куска пирога маленький кусочек.

– Наоборот. Это ведь магия, Вик, – наш организм и процессы в нём. Медицина лишь пытается её понять. Мы ведь многого не знаем, на самом деле. Например, почему при идеальном здоровье обоих партнёров беременность может наступать, а может нет. Почему одна женщина теряет плод на восьмой неделе, а другая носит спокойно до срока, совершенно пренебрегая осторожностью. Мы не знаем наверняка, лишь можем предполагать и пытаться докопаться до причины. Что я и хочу сделать и в твоём случае.

Я смотрю на него и понимаю, что он сильно, мощно, безоговорочно верит в своё дело. Имеет неуёмное желание быть причастным. Если кто и способен действительно подарить мне ребёнка, то это он.

 Как его бывшая невеста вообще могла подумать лишить этого? Неужели не понимала, что в таком ультиматуме он выберет?

– Мне уже пора, – поднимаюсь, обратив внимание на часы. – Спасибо, Захар. И за пирог, и вообще…

Добавить нечего и я в каком-то порыве его просто обнимаю. На несколько секунд, по-дружески. Зачем-то отмечаю, что он пахнет очень приятно, совсем не медициной. Просто… мужчиной.

Это почему-то заставляет смутиться.

Быстро прощаюсь и сбегаю. Теперь надо просто переключиться. Взять набухающую в груди надежду под узды и приструнить. И работать. Скоро квартальный отчёт сдавать.

5

Захар

– Нет, Маша, пока тебе ещё рано в роддом, даже если без ночных дежурств. Ярослав же ещё совсем маленький.

– Моя мама помогает, да и няню можно нанять.

– А что скажет Игорь? Уверена, что согласится?

– Его разрешения я буду спрашивать на все свои действия в специально отведённой комнате, – фыркает Маша, – а за её пределами Котовскому приходится мириться с тем, что у меня тоже есть мнение.

Моя медсестра не так давно вышла замуж за моего друга. Собственно, именно Игорь нас и познакомил. Хорошая девушка, очень хваткая к работе. Медицина это прям её.

Вообще, у них с Котовским сложная история. Когда-то она его бросила, а через много лет пришла устраиваться к нему в клуб на работу. Но не отболело, видимо, у обоих. Снова закрутилось. Игорь увлекается некоторыми экзотическими практиками, и, кажется, жена это с удовольствием разделяет. Хорошо же, когда гармония в семье. Даже если она с таким вот необычным привкусом*.

Мы договариваемся, что Маша дополнительно дважды в неделю будет выходить на три часа в роддом, но в клинике сократим её рабочий день на час.

Сегодня у меня вдруг на редкость образовывается окно между пациентками. Одна позвонила в клинику и предупредила, что на работе возникли некоторые сложности, и попросила перенести приём. Так что у меня выдалось целых сорок пять минут перерыва.

Но отдохнуть мне в них, видимо, совсем не судьба. Потому что едва моя пятая точка касается дивана, звонит телефон.

– Добрый день, Ульяна Денисовна, чем могу быть полезен? – отвечаю на входящий от начмеда роддома.

– Захар Леонидович, добрый день. Знаю, что дежурство у вас завтра, но решила позвонить сразу. Вы же в курсе, что в субботу состоится медфарм-семинар?

– Да, конечно. Интересно будет заслушать отчеты по некоторым препаратам. Я прямо жду прямой эфир.

– Зачем же прямой эфир? – слышу в голосе улыбку. – Можно и воочию. Ваш отчёт о мягком родовспоможении тянет на хорошее выступление, так что вот с ним и поедите.

Да блин, ещё только этого не хватало мне. Отчёт и правда я писал старательно, но для того, что склонить начмеда и комиссию к переоборудованию третьего и четвёртого родзалов.

– Ульяна Денисовна, – предпринимаю попытку, хотя, зная начальницу, надеяться особо не стоит, – у меня жуткая занятость, а к выступлению надо готовиться. Да и дежурство как раз в субботу. Может, отправим Дарину Фёдоровну?

В ответ ожидаемо получаю отказ. Моя маленькая месть Дарине за подколы не удалась.

– Так, Зернов, и чтобы я больше не слышала отмазок. Вам ещё на моё место готовиться. Хоть и не скоро, я ведь женщина молодая.

Начмед отключается, а я откидываюсь затылком на диван, тяжело вздохнув. Эх.

Ну что ж, надо доработать отчёт в полноценный доклад. Ещё полчаса до следующего приёма есть, так что начну. Открываю ноутбук и погружаюсь в работу.

После короткого «перерыва» приём пациенток продолжается. Всё ровно и спокойно, даже подозрительно. Трое по беременности, одна на профилактический. И даже не от предприятия, а по собственной воле. Дамы нас в небеременном состоянии не любят, многие предпочитают годами не посещать, если ничего не беспокоит. А зря. По нашей части когда беспокоит, в ряде случаев, уже может быть серьёзно. Так что я даже хвалю последнюю девушку за заботу о себе.

Машу, как и условились, отпускаю чуть раньше. Пусть сама свои решения Коту объясняет. С ним, кстати, уже месяц не виделись точно, пора и в гости нагрянуть, зря я что ли крёстный его сыну Ярославу.

Смотрю по системе, на сегодня осталась одна пациентка. Стоит бронь записи без имени. Наверное, оператор забыла вбить. Ну да какая разница.

На часах уже половина пятого, но пока никого нет. Может, опаздывает. На компьютер приходит оповещение с ресепшн о подтверждении приёма. Значит, женщина пришла. Сейчас её администратор проведёт ко мне.

Открываю пока документ с протоколом приёма, как в дверь коротко стучат, после приглашения открывают. Поворачиваюсь, и мои брови ползут вверх от неприятного сюрприза.

– Аня?

– Привет, Захар, – бывшая проходит в кабинет и ставит сумочку на стул для пациентов.

– Здравствуй. Что ты здесь делаешь?

– Пришла на приём.

Тоже поднимаюсь и складываю руки на груди, опираясь бёдрами на стол.

– Я его проводить не буду. Тебе следует выбрать другого врача.

Странно, но Аня, как обычно, если я ей в чём-то отказываю, не кривит губы и не злится. Наоборот, смотрит широко распахнутыми глазами, с просьбой. Кажется, она забыла, что на меня эти манипуляции больше не действуют.

– Захар, пожалуйста, мне нужна твоя помощь!

– Что случилось?

Я всё равно не собираюсь ею заниматься, передам коллеге, но всё же хочу узнать, что стряслось. Мы были дорогими друг другу людьми не так давно.

– Мне нужна справка, что я бесплодна.

Вот так заявочки.

– Но ты, вроде как, не бесплодна, Аня.

– Мне нужна семья, Захар, – начинает нервничать и выхаживать по кабинету. – Я устала быть одна! Ты бросил меня, ты мне должен. Помоги построить отношения! Я хочу забеременеть, тогда мой мужчина женится на мне.

– Аня, ты пьяная? – Бред какой-то несёт. – Ты поставила меня перед жёстким выбором, и я его сделал. Так что я тебе ничего не должен. И прости, но я совершенно не понимаю, как справка о бесплодии поможет тебе забеременеть.

– Мой мужчина не планирует заводить семью, понимаешь? Он осторожен. Его просто надо немного подтолкнуть. Если я перестану втихую пить таблетки, он разозлится. А так…

– А так виноват буду я, – становится так смешно, что я аплодирую. – Браво, Аня! Гениально. Только ты не подумала, что кроме моральной составляющей, получится ещё и огромное пятно на моей профессиональной репутации?

Я в шоке, если честно. Мы ведь даже жили вместе. Неужели я не видел, насколько она гнилой человек? Удумать такое. Ещё и пришла с этим ко мне.

Аня тоже злится. Ставит руки в бока и прищуривается. Красивая, как всегда, но такая отталкивающая сейчас. Столько злобы в лице, во взгляде.

– Лучше маленькое пятнышко, с тебя не убудет, Зернов. Или, может, хочешь жирную точку в карьере, которую ты предпочёл мне? Интересно, а твоё начальство в клинике или в роддоме знает о том аборте?

Стерва. Угораздило же меня когда-то полюбить такую. Как хорошо, что пелена с глаз спала вовремя.

– Ты же знаешь, как всё было, – мрачно отвечаю.

– С твоих слов, Зернов. А там кто ж его знает.

Моё терпение уже на нуле. Я тоже не железный.

– Убирайся, Аня. Я не буду участвовать в этом. Разговор окончен.

Она ещё пару секунд испепеляет меня взглядом. Могла бы – ядом брызнула. А потом хватает сумочку и, бросив напоследок, что я обязательно пожалею, шустро уматывает.

Скатертью дорога.

6

Вика

– Виктория Андреевна, вы подписали документы? – Настя заглядывает в приоткрытую дверь, снова сбивая меня с мысли.

– Я же сказала, что внесу правки и тогда подпишу.

– Просто обед скоро…

Раздраженно поднимаю глаза и смотрю на неё.

– Обед будет по расписанию у тебя, Настя. Закрой дверь.

Я грымза? Или эта девица и правда такая раздражающая? Вернусь с семинара и точно напишу рапорт в кадровый. Ну не могу я с ней работать. Пусть Илье её в секретарши и определят, он найдёт ей применение, я уверена.

Следующие полтора часа работаю спокойно, потому что Настя свалила на обед. Когда возвращается, сбрасывает мне письмо на почту и тут же стучит в дверь.

– Виктория Андреевна, я там вам письмо переправила с буклетом по семинару. Бронь в отеле подтверждать?

– Да, подтверждай.

Секретарша скрывается в приёмной, а я открываю письмо. В буклете подробно расписан план фарммед семинара, а также вопросы, которые будут разбираться.

Я люблю активное обучение, да и на таких мероприятиях налаживаются контакты, что при специфике моей работы весьма полезно. Но за последние полгода это уже четвёртый интенсив. А работать-то когда? Директор считает, что именно я продуктивно и с максимальной пользой для фирмы использую данные формы взаимодействия.

Но делать нечего. Захожу на сайт и подтверждаю участие, проверяю, активировала ли бронь в отеле Настя, и устраивает ли меня номер.

К моему удивлению, она всё сделала нормально. Кажется, я и правда жуткая грымза и стерва, раз так цепляюсь к девчонке.

А к концу рабочего дня ко мне в кабинет начинается какое-то паломничество. Будто проклял кто-то. Тот за подписью, тому нужно срочно данные, этому помочь с отчётом. Илья тоже приходит, да ещё и с наездом, что я, видите ли, как-то запутанно ему сводку сбросила.

– Мозги есть, распутаешь, – бросаю, натягиваю пальто, когда он совсем не собирается уходить из моего кабинета по окончании рабочего дня. – Можешь Настеньку попросить задержаться и помочь. Уверен, она не откажет.

Беру сумку, клацаю выключателем и выхожу. Охранник закроет офис.

– Яд сцеди перед следующим рабочим днём! – выкрикивает мне в спину Разумовский, оставаясь у меня в кабинете в полутьме.

Когда доезжаю до дома, чувствую жуткую усталость. Кажется, будто тело налилось свинцом. Мне срочно нужна ванная с пеной и бокал терпкой рубиновой жидкости. Можно такой, как на мем-картинке, литра на два.

Ещё бы шоколадка не помешала, но я прихожу в ужас от того, сколько раз меня потом тренер заставит присесть в зале. Так что без шоколадки.

Даже ещё не раздевшись, я затыкаю слив и открываю кран. Уже один звук льющейся воды успокаивает и расслабляет. Главное, не уснуть в ванной, как недавно, кожа потом будет похожа на вспузырившееся нечто.

Снимаю одежду и развешиваю в шкафу. А всё же есть что-то в том, что живёшь одна. Хоть Илья и был аккуратным, однако мог повесить рубашку на мою сторону, ну и мужские носки, лежащие шайбочками то тут, то там, никто не отменял.

А так – красота!

Бельё сбрасываю просто на пол и плавно опускаюсь в горячую воду, покрытую ароматной пеной. Блаженство! Прям чувствую, как мышцы расслабляются, спазмы уходят. Даже голова немного начинает кружиться.

Хорошо!

Уже прошло две недели, как Зернов взял анализы. Молчит. Наверное, ничего хорошего из этого всего. Он увидел, что я безнадёжна, и отпустил ситуацию. И я должна. Обещала же себе, что никаких ожиданий.

Звонить и узнавать не буду. Как есть, так есть.

Ещё немного понежившись в ванной, замечаю, что меня начинает клонить в сон. Поэтому обмываюсь, ополаскиваюсь под душем и вылезаю. Натягиваю халат и едва доползаю до кровати. Пустой желудок протестует громким урчанием, но я его игнорирую. Уж слишком хочется спать.

Весь следующий день провожу в сборах. Нужно взять деловой костюм, две блузы, пижаму и коктейльное платье. Закрытие семинара планируется праздничным вечерним фуршетом.

Документы, нужные бумаги, карты сложила. Косметичку не забыла. Зарядное, одежду в чехол.

Выезжать надо часа в четыре утра, так что стоит лечь пораньше. Поэтому ужинаю я в шесть, а к восьми уже укладываюсь в постель. И даже засыпаю быстро.

***

Семинар проводится в столице края, ехать не так уж и долго, хоть сама дорога и непростая. Но с термосом кофе в компании я добираюсь спокойно и вовремя. На заселение и подготовку к первому заседанию уходит два часа, и вот я на секционном собрании для представителей фармкомпаний.

Нам представляют видеоурок «Роль профессиональных стандартов в деятельности аптечных организаций», раздают чек-листы для работы в направлении, слушаем выступления бизнес-тренера в нашей области.

После перерыва на кофе, всех приглашают уже на общую конференцию с биотехнологами и врачами.

Зал большой, слушателей около сорока человек. На раскачку и знакомство времени нет. После короткого вступительного выступления о важности слаженной работы всех сфер здравоохранения переходим к прослушиванию докладчиков.

Первым выступает нейрохирург из Москвы о современных возможностях и о том, что привнесла роботизация операций конкретно в его практику, потом выступают ещё несколько врачей из разных областей, а потом я с удивлением узнаю в вышедшем к трибуне докладчике Захара. Оказывается, он ещё и наукой занимается. Ему, кстати, очень идёт не только медицинский костюм, но и деловой.

Его выступление кажется мне интересным. Я внимательно слушаю, как и остальные. Зернов говорит профессионально, уверенно, чётко. Ставит акцент на естественности процесса родов и важности мягкого родовспоможения, на необходимости чётко определять, нужны ли в процессе родов те или иные препараты, и что следует данный вопрос контролировать строже.

– Доктор просто красавчик, – тихо комментирует девушка, сидящая сзади, своей соседке. – Надо будет вечером на фуршете познакомиться ближе.

– Думаешь, такой не женат?

– Ну кольца я не вижу.

Меня почему-то невероятно раздражает их болтовня. Нет бы профессиональные качества человека оценить, так они сразу ему в штаны лезут заглянуть.

После общей конференции, к своему сожалению, я Зернова не нахожу. И поинтересоваться не у кого, куда он подевался. Может, выступил и уехал?

Весь день напряженно работаем снова по секциям. Итоги подводят психологи, все дружно релаксируют под музыку и желают соседу хорошего дня. Эти вот реверансы – моя самая нелюбимая часть подобных мероприятий. Мы не друзья. Мы – конкуренты. Точка. Почему я должна строить из себя саму Мисс доброжелательность?

Торжественный вечер закрытия интенсива объявлен на восемь. Будет благотворительная акция, деньги организаторы передадут в фонд помощи детям с ДЦП.

Отдохнуть получается совсем недолго, но я сюда не расслабляться приехала. Этот вечер только выглядит как отдых после интенсива, на самом же деле тут будет витать дух конкуренции и соперничества.

Застёгиваю тонкий замок на платье, подкалываю волосы в низкий небрежный пучок и подвожу чуть ярче помаду.

Своим отражением я довольна. Празднично и неформально, но в то же время довольно строго. Тёмно-бордовое платье обтягивает талию, но по бёдрам до самого пола спускается свободной волной. Декольте и спина «глухие», открыты только плечи. Считаю, что для подобного мероприятия идеально. А игры добавляют замшевые туфли на шпильке.

Когда выхожу из номера, прямо возле двери встречаю мужчину. Я помню его, сидел от меня через два кресла на общей конференции.

– Виктор, – протягивает руку для знакомства. – Не успел представиться на кофе-брейк.

– Виктория, – пожимаю его ладонь с улыбкой, и едва сдерживаюсь, чтобы не поморщиться от того, что она влажная.

Всякое бывает, может, жарко человеку, но меня коробит почему-то.

– Я проведу вас в зал?

Я решаю не отказываться. Человек ко мне доброжелательно, а я и правда веду себя как стерва.

Мы вызываем лифт и спускаемся в зал торжеств. Здесь всё оформлено стильно и ярко, народу уже достаточно, хотя мы, вроде бы, не опоздали.

Виктор знакомит меня с двумя представителями одной из фармкомпаний, потом предлагает бокал шампанского.

– А вон и доктор, – слышу за спиной знакомый голос.

Это та самая девушка, что сидела сзади меня. Она выглядит очень хорошо: длинное темное платье, не особо много скрывающее до пояса, яркий мейк, волосы зализаны в длинный хвост.

Она берет с подноса бокал с шампанским и направляется в сторону небольшой сцены. И как раз там я вижу Зернова, он с кем-то беседует. Оказывается, он всё же здесь.

– Я отойду, – сообщаю своему незапланированному спутнику и тоже отправляюсь в сторону, что и девица.

7

– Привет, – улыбаюсь Зернову, когда подхожу.

Он стоит в компании того же мужчины и девушки, которая подошла передо мной. Красотка как раз пытается завязать знакомство, задавая вопросы о выступлении. Стоит так близко, в глаза заглядывает. Кажется, вот-вот ниточку какую-нибудь с пиджака снимет, только ей заметную, или пылинки стряхнёт.

Неужели девушки думают, что мужчины такого нарочитого поведения не замечают? Смешно.

– Вика? Привет! – Зернов оборачивается и тоже улыбается, а девица стреляет в меня напряжённым взглядом. – Ты тоже участник семинара?

– Да.

– Знакомьтесь, – спохватывается. – Это Виктория. Мы вместе учились. Это Руслан, а это… – он делает едва заметную паузу, слегка напрягаясь, чтобы вспомнить, как представилась ему новоиспечённая знакомая, – Инна.

– Инесса, – поправляет его девушка с улыбкой, но я замечаю тень, что скользит у неё по лицу.

– Да, точно, – поддерживает как ни в чём не бывало Зернов.

Я точно стерва. Девушка явно недовольна моим вмешательством, она ведь не знает, что ей в этом случае не о чём волноваться. Но у меня внутри разливается какое-то азартное удовлетворение. Токсик-Вика.

Мы вчетвером болтаем о прошедшем семинаре и его ключевых вопросах. Точнее, по большей части я и Захар. Руслан тоже высказывается, а вот Инна, то есть Инесса, как-то не особо разговорчива. Больше слушает.

– Может, игристого, девушки? – интересуется Руслан, и после утвердительных ответов, берёт со столика сначала два бокала для нас с Инессой, а потом ещё два – для себя и Зернова.

– Я вообще ехать не хотел, если честно. Начмед отправила без права на отказ, – говорит Захар.

И как-то так получается, что Руслан и Инесса увлекаются болтовнёй о чём-то другом, а мы немного отходим к столику. Мне нужна салфетка, а Захар как раз рассказывает.

– Меня даже не спрашивали, – отвечаю ему. – Подобные мероприятия я посещаю по умолчанию.

– Но, надо сказать, было интересно.

– Согласна.

Мимо проходит мужчина, он быстро здоровается с Зерновым, перекидывается обещанием в скором времени поболтать и удаляется.

– Вика, я ещё не успел тебе отзвониться по анализам.

– Всё плохо, да? – почти безучастно пожимаю плечами.

Мы в процессе разговора отходим уже на приличное расстояние от новых знакомых.

– Меня смущает только уровень гемоглобина в общем анализе и следы незначительного воспалительного процесса, остальное без особенностей. Если идём дальше, направлю к терапевту и психотерапевту.

– Зачем мне к психотерапевту? – удивлённо смотрю на него.

Но ответить он не успевает. К нам снова подходят люди. Высокий рыжий мужчина поздравляет с выступлением, говорит, что впечатлён, что реорганизация родильных домов – это сейчас очень актуальная тема.

Включают музыку, и этот мужчина извиняется, а потом приглашает свою спутницу на танец.

– Песня классная, – говорит Зернов прямо как недавно в клубе. – Потанцуем?

– Почему нет?

Я позволяю ему взять меня за руку и вывести на середину залы, куда вышли уже несколько пар.

Песня и правда классная. И двигается Зернов так мягко. А ещё выпитое начинает кружить голову, и я, чтобы притормозить это головокружение, упираюсь лбом в мужское плечо.

Наверное, это ещё оттуда, из школьных лет, но рядом с Захаром я чувствую себя так… спокойно.

Вся моя жизнь – это какая-то бесконечная гонка и спешка. Соревнование. В детстве мне надо было быть хорошей, чтобы мама гордилась и от отчима не сыпались укоры, что он взял её с ребёнком. В секции волейбола приходилось тянуться и стараться больше всех, потому что рост не позволял быть полноценным членом команды, надо было компенсировать чем-то другим, далее в универе, на работе, в браке. Гонка-гонка-гонка. Соревнование.

Но странное дело, именно за школьной партой я чувствовала себя расслабленно. Словно биополе у Зернова такое – с ним спокойно. Можно выдохнуть. Остановиться.

Вот и сейчас. Я вдыхаю запах его парфюма и расслабляюсь. Позволяю голове кружиться и просто дышу.

Захар тоже молчит. Чувствую, как упирается подбородком мне в висок. Вроде бы и гладким, но к утру щетина явно уже будет колоться. Даже губу прикусываю, подавляя желание провести по его подбородку пальцем.

– Кажется, бокалов было немного больше, чем следовало. Это не очень хорошо.

– Тебе плохо? – отзывается, сперва прочистив горло.

– Нет, но я устала.

– Сегодня был напряжённый день.

– Угу.

Немного приобнимая за плечо, когда заканчивается песня, Зернов ведёт меня к лифту. Свет здесь ярче, но в глаза не бьёт.

– Мне на двенадцатый, – говорю, когда заходим в лифт.

Захар жмёт кнопку, не отпуская моего плеча. Кажется, что даже притискивает чуть ближе. Я поднимаю глаза, почему-то очень хочется посмотреть ему в лицо. Но почти натыкаюсь губами на подбородок.

Вдох получается рваным, желание спонтанным, но я беру и прикасаюсь губами чуть ниже его губ. Вижу, как дёргается кадык, когда Зернов сглатывает. Чуть наклоняется, и наши губы оказываются в миллиметрах друг от друга. Ловит мой взгляд своим.

– Это слишком странно, да? – шепчу, и мои губы в движении едва ощутимо касаются его.

– Возможно, – отзывается тихо.

– Это потому что ты видел меня… в медицинском смысле?

– Нет, – лёгкая усмешка трогает его губы. – Это потому что я помню тебя от бантов и до впервые накрашенных губ.

– Тебе нравились мои накрашенные губы?

– Угу.

– А сейчас?

– И сейчас. Иначе бы я вышел ещё на своём десятом.

А потом Захар меня целует. Его губы накрывают мои, раздвигают мягко и осторожно. Пробуют на вкус, спрашивают разрешения. И я даю его. Мой остров безопасности открывает мне новые грани.

И мне они нравятся.

Когда двери лифта открываются, я выхожу первой. Захар следует за мной, но у двери моего номера тормозит, опёршись рукой о косяк, когда я уже оказываюсь за порогом.

– Тебе, как вампиру, требуется приглашение? – выгибаю бровь и улыбаюсь.

– Скорее разрешение, – в ответ зеркалит улыбку. – На все дальнейшие действия.

– Письменное?

– Можно и письменное.

– А такое подойдёт? – делаю к нему шаг, сжимаю пальцы на вороте рубашки и тянусь губами к его.

Со стороны, наверное, интересная картина, но, думаю, эти стены и пооткровеннее видали.

Тяну Зернова на себя, давая разрешение на действия нам обоим. Всё равно черту мы уже переступили, и поздно о чём-то сожалеть. Да и зачем сожалеть-то? Мы оба свободны, никого не обманываем. Кто нам может запретить?

Сталкиваю пиджак с его плеч прямо у порога, чтоб уж совсем не сомневался в моих намерениях. Он же привлекает меня за талию и целует за ухом, пока я расстёгиваю пуговицы на его рубашке.

Вот это ощущения! О-о! Никогда не думала, что можно пустить по телу столько электричества, всего лишь ласково прикусив мочку уха и лизнув под ней.

В моей жизни было немного мужчин. Тот, с которым я жила в Бельгии, ещё один короткий роман и бывший муж. И с каждым первый раз вызывал какой-то конфуз, даже при поддержке лёгкого игристого. Но с Захаром я сейчас такого не ощущаю, скорее это предвкушение, смешанное с каким-то удивлением, что ли. Я ведь открываю для себя давно знакомого человека с другой стороны.

Только вот знала я Захара-парня, а сейчас меня сжимает в объятиях Захар-мужчина. И то, что я чувствую под пальцами, когда веду ладонями по его груди, удивляет и возбуждает. Он прекрасно сложён и явно следит за собой. Интересно, когда в его столь плотный график успевает вписываться ещё и спортзал?

Я просто таю от того, что он делает с моей шеей губами и языком. Кажется, будто вот-вот и…

А дальше я совершенно теряюсь во времени и пространстве. Никогда бы не подумала, что мой сосед по парте Захар Зернов – такой искусный любовник. Нет, я этого не исключала. Просто не задумывалась. Мы дружили в школе, но векторы наших симпатий были направлены не в сторону друг друга.

Симфония ощущений от его действий меня поражает. Он знает, что делает, знает как и где ласкать, будто я самолично предоставила ему карту собственного тела. Но в то же время его нельзя назвать очень мягким. Идеальное сочетание нежности и мужского напора.

С ним не нужно думать. Он ведёт, но не подавляет. И мне тоже хочется отвечать ему, доставлять удовольствие.

– Такой вот ты, Захар Зернов, – выдыхаю, когда обретаю возможность снова говорить и двигаться.

– Это комплимент? – спрашивает со смешком, тоже пытаясь привести в норму дыхание.

– Ещё какой.

Он ухмыляется и чуть отползает к спинке кровати. Откидывается на неё спиной.

– Слушай, Вик, – спрашивает спустя пару секунд, – напомни, какой у тебя сегодня день цикла? Двадцать с небольшим?

Подкатываю глаза. Спать с гинекологом оказывается тот ещё прикол.

– Я всё понимаю, Зернов, работа превыше всего, но сейчас не момент.

– Это не к работе. Просто изделие некачественное попалось.

Поворачиваю голову, как раз когда он демонстрирует, что пошло не так.

– Оу, – меня это, собственно, никак не пугает. – И правда некачественное. Двадцать четвёртый или двадцать пятый. Гляну в телефоне потом.

Второе и третье изделие из коробочки оказываются куда более качественными, кстати.

Через два часа я, сидя на кровати и вытянув ноги, наблюдаю, как Зернов заваривает чай, стоя ко мне спиной. Он обернул бёдра полотенцем, влажные волосы растрёпаны.

– Что значит эта змея? – спрашиваю, разглядывая небольшую татировку у него на лопатке. – Что-то связанное с медициной?

– Не вся моя жизнь – медицина, Вик, – поворачивается и несёт две чашки к постели. – Она ничего не значит. Просто понравился рисунок. К тому же, это было давно, на третьем курсе ещё. Сейчас бы не делал.

– Почему?

– Потому что индивидуальность можно проявить и по-другому. Но я не осуждаю тех, кто делает. На здоровье, если им нравится.

Отпиваю глоток чая с наслаждением. Запах изумительный.

Зернов тоже делает пару глотков, глядя на меня, а потом отставляет кружку и растягивается рядом на кровати. Молчим несколько секунд, а потом он вдруг произносит:

– Твой муж ушёл от тебя потому, что ты не родила ему ребёнка?

На удивление, этот его вопрос не ломает атмосферу лёгкости. Скорее располагает к беседе по душам. Телу мы дали возможность насытиться, наверное, пришло время расслабиться и эмоционально. Нам есть о чём поговорить.

Замечаю, что Захар будто специально не формирует фразу «потому что ты бесплодна».

– Он сказал, что ему нужна полноценная семья, – отвечаю спокойно, тоже отставляя чашку и откидываясь на подушку рядом с ним. – А я… ну ты понял.

– Он идиот, – ставит безапелляционный диагноз моему бывшему мужу. – От таких женщин не уходят.

– Спасибо, – улыбаюсь. От любого другого эта фраза бы прозвучала слишком слащаво, но от Захара она вышла такой естественной, словно и правда так и есть. – Но ты не можешь этого утверждать, ты ведь меня толком не знаешь.

– Я помню тебя. Вряд ли ты так сильно изменилась. Так что всё верно: твой бывший – идиот.

Я снова смеюсь. Мне так легко сейчас, как не было за последние много лет.

– Ну а ты? От таких ведь тоже не уходят.

Захар тогда обронил фразу, что расстался со своей девушкой прямо перед свадьбой, потому что ей не нравилась его специальность. Но мне хочется узнать подробнее.

– Ушла не Аня, а я. Она поставила перед выбором, и я его сделал.

– Твоя бывшая – идиотка, – тоже ставлю диагноз.

Мы замолкаем и просто пялимся в потолок. Несмотря на упоминания бывших близких людей, с которыми мы так или иначе связывали наши судьбы, атмосфера, как часто бывает в подобных случаях, абсолютно не меняется. Мне всё так же спокойно. Надеюсь, Захару тоже.

Можно просто ни о чём не думать. Расслабиться. Главное, не подсесть на эту пилюлю.

Уходит Зернов тихо, когда меня уже утаскивает сон. Прикрывает одеялом и легонько целует в губы. А я отключаюсь, даже не посетив душ. Ну и ладно. Ведь мне сейчас так хорошо. Как не было уже очень и очень давно. А рефлексировать я буду завтра.

8

Утром просыпаюсь в приятном томлении. Смущение проскакивает, но как-то спокойно мне. Хочется улыбнуться. Это была прекрасная ночь.

Сказать честно, с Ильёй я таких ярких ощущений не испытывала. Нам было хорошо, даже очень, но у меня неоднократно было чувство, что мы как бы «не дожали».

В общем, сожалений о вчерашнем у меня нет. И за себя не стыдно, и в ответ получила больше чем много.

А ближе к девяти получаю от Захара сообщение:

«Хотел предложить выпить кофе, но пришлось уехать в четыре утра. У моей пациентки начались схватки, а ехать несколько часов»

Ладно-ладно, Зернов, я и не собиралась думать, что ты сбежал, поджав хвост. Не получилось с кофе, что ж.

Обратно возвращаюсь в настроении, слушаю всю дорогу в машине музыку. Немного тянут некоторые мышцы, но в целом всё великолепно. Можно даже когда-нибудь повторить, почему нет? Случайной связью это не назовёшь, скорее дружба с привилегиями. Интересный формат, как по мне.

По возвращении в город, я даже заезжаю к маме. Признаюсь, мне не всегда хочется её видеть и даже слышать. Нет, она у меня замечательная, и я очень ценю, что она удержала нас на плаву в те тяжёлые годы после смерти отца. Он служил в МВД и погиб во время освобождения заложников от террористов. Тогда эта гидра была очень сильна. Папа был героем. Вот только семья героя нуждалась в поддержке, государство помогало, но этого было недостаточно. Тяжёлые времена для страны, тяжёлые для моей семьи. Но мать не сдалась, она всегда говорила, что жена подполковника милиции просто так не сгинет в голоде и безнадёге.

А потом она нашла себе мужчину. Кажется, я до сих пор её за это не простила, хотя понимаю, что особо выхода у неё не было, нам нужно было выжить.  Мать торговала на рынке, а хозяин точки стал подбивать клинья. Так он и оказался в нашем доме. Вроде бы и не сказать, что грубый мужлан или алкаш, но мне не нравился его акцент, не нравилось, каким тоном он разговаривал с мамой. Потом начались ссоры дома, он требовал снять со стены и комода папины фотографии, мама отказывалась. Потом всё же пошла на уступки, и мы перенесли их в мою комнату, на которую по маминой просьбе дедушка врезал замок. Я от дяди Анзора никаких намёков в свою сторону не замечала, но, видимо, мать решила перестраховаться.

– Викуська! – мама приходит в восторг, когда открывает двери.

– Прости, что не предупредила, мам.

– Да какой там! Ты же знаешь, я всегда рада.

Мама живёт одна, Анзора уже шесть лет как нет в живых. Каждый раз приходя к ней, я испытываю угрызения совести, что бываю так редко. Но ритм жизни таков, что моргнула – десять лет прошло. Не мы живём жизнь, а жизнь нас живёт. Жуёт.

А тут вдруг Зернов. Такой светлый и жизнеутверждающий. Общение с такими людьми напоминает, что мы тут все не просто так. Что за пределами привычных нам линий движения идёт жизнь. Она многогранна, в ней есть место свету и удовольствию, место надежде, есть другие люди, для которых ты важен.