Свинцовые сумерки бесплатное чтение

Александр Александрович Тамоников
Свинцовые сумерки

© Тамоников А.А., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Глава 1

Капитан военной разведки Глеб Шубин замер от неожиданности на пороге домика. Он только прибыл в штаб 6-й армии вместе с остальным пополнением из тыла и был удивлен раздавшимся со всех сторон радостным восклицаниям. Молодой человек прижал ладонь к козырьку фуражки и отчеканил:

– Капитан Шубин, прибыл во 2-ю часть 12-й дивизии 6-й армии…

Его тут же обняла за плечи чья-то рука, в ухо гаркнул веселый голос:

– Ошибаешься, капитан, прибыл ты в 6-ю гвардейскую Краснознаменную армию! Вот! – перед глазами мелькнул желтоватый лист депеши с серыми буквами приказа.

Он успел цепким взглядом выхватить главные слова «Сформировать… Главнокомандующий Ставки…» и, набрав побольше воздуха в легкие, сказал:

– Поздравляю, товарищи! Рад буду служить вместе с вами!

В ответ одобрительно загудели веселые голоса:

– Вот это по-нашему, по-офицерски!

– Бравый вояка прибыл! Ну-ка, давай, за гвардейскую прими!

Перед лицом в сизом от пыхтящих самокруток и папирос дыму мелькнула облупленная металлическая кружка с прозрачной жидкостью – фронтовые сто грамм. Глеб задержал дыхание, пока жидкий огонь прокатывался по горлу, и выдохнул, когда тепло разлилось в груди:

– За Родину! За победу!

В ответ ему вторили крики «Ура! За Победу!». Вокруг смеялись, говорили, поздравляли друг друга офицеры, служащие штаба, командиры подразделений – небольшая комната была полна народа в гимнастерках, с кружками и походными фляжками в руках. Люди шумели, обнимались, угощали друг друга, звонко чокались металлическими боками посудин, отмечая почетное звание. В Красной армии ведь «гвардейская» означает, что военная часть является образцово-показательной и особое звание получила за мужество, героизм и воинское мастерство, проявленное в сражениях с врагом.

В открытые окна лился потоком аромат сирени, которая белела пышной пенной волной вокруг уцелевшего здания сельского клуба, добавляя маленькому празднику мирные нотки. Деревенские мальчишки облепили крошечное крыльцо и пристенки клуба, пытаясь по звукам определить, что за торжество проходит у военных, которые расположились в их поселке. Улыбки, радость переполняли грудь от ощущения близкой мирной жизни. Казалось, вот-вот будет победа, осталось совсем немного, еще чуть-чуть, и враг освободит многострадальную советскую землю. Под Сталинградом Красная армия разгромила гитлеровские войска, заставила остановить свое кровавое наступление, развернуться и бежать прочь с огромными потерями. И это переломило ход сражений, дало ощущение уверенности, что они смогут защитить свою Родину. Теперь Советский Союз километр за километром возвращал себе захваченную врагом землю, отвоевывал, вырывал из лап фашистов каждый город, деревню, село. Приятная мысль о скорой победе кружила голову сильнее, чем глоток фронтового спирта или пряный запах цветущей сирени.

Глеб Шубин втянул во всю мощь легких густой аромат сирени, протянул руку и сорвал за окном ветку в мелких нежных лепестках. Пальцы ловко воткнули гибкий стебелек в тугой узел черных кудрей стоящей рядом радистки. Та в ответ на хулиганскую выходку только тепло улыбнулась и приладила неожиданный подарок в глубину черных волос. Они снова обменялись теплыми улыбками без единого слова, отчего у мужчины защемило в груди – как же он счастлив сейчас, живой молодой человек, а не опытный капитан фронтовой разведки, который повидал много за три года войны.

На спину в пыльной после дороги гимнастерке легла вдруг тяжелая рука, низкий бас прогудел прямо в ухо:

– Капитан Шубин, генерал Ростов. Твой командир, поздравляю с прибытием.

Глеб, мгновенно вернувшись в реальность прифронтовой территории, сунул руку в нагрудный карман за документами:

– Товарищ генерал, вот документы. Извините, только зашел, а тут праздник. Потерял бдительность.

Генерал-майор Николай Ростов, высокий мужчина с острыми стрелками усов над узкой верхней губой, лишь кивнул в ответ. Болтать он не привык, военная специальность приучила его чаще молчать и приглядываться к собеседнику, высматривая в чужих жестах, манере разговора характер и помыслы нового подчиненного. Коротким движением головы Ростов позвал капитана за собой, подальше от веселой компании в штабе части. Они прошагали за дом, и деревенские ребятишки, увидев их, словно воробьи, рассыпались в разные стороны. Военные свернули по утоптанной дорожке между уцелевших изб, потом спустились вниз по склону и оказались у большого деревянного строения, которое раньше служило огромным хранилищем колхозного урожая. Сейчас здесь висело грязно-белое полотнище с красным крестом – санитарный пункт военной части, расположившийся внутри и вокруг хранилища. Рядом с дверью стояли ведра с водой, лежал ворох окровавленных перевязок, приготовленных к стирке. Здесь не было слышно смеха, радостных поздравлений. Было тихо и мрачно.

Перед тем как толкнуть дощатую дверь, Ростов наконец внимательно посмотрел в уставшее запыленное после дороги лицо разведчика:

– Капитан, времени на объяснения нет. Сейчас сам поймешь, почему так говорю. Внимательно слушай и запоминай.

Он шагнул в глубину полумрака, осторожно придерживая дверь, за ним проследовал Глеб, всматриваясь в белые пятна вокруг. Когда глаза привыкли к темноте, он увидел, что в хранилище лежат люди – раненые полевого госпиталя. Они лежали на самодельных лежанках из досок, кучах старой соломы и были укрыты одеялами или простынями. На некоторых полотнищах проступили кровавые разводы от страшных ран, но никто не стонал и не кричал. Изувеченные бойцы терпеливо лежали, сжимая зубы, чтобы вынести терзающую раны боль. Санитарка в застиранном переднике метнулась к генералу Ростову:

– Быстрее, быстрее же, плоха она совсем.

Командир молча кивнул и в три быстрых шага оказался в углу, где под гимнастеркой в багровых пятнах лежала девушка. Черные волосы скатались в колтуны с кусками сухой травы и грязи, бледное личико запрокинулось, даже под толстым сукном было видно, как ее маленькое тело ходит ходуном от тяжелой лихорадки. При звуке шагов больная открыла блестящие черные глаза. Глеб вдруг с ужасом понял, что перед ним совсем ребенок, девочка лет тринадцати. Генерал с нежностью провел по волосам девочки и поправил сползающую накидку:

– Варя, я – Николай Ростов, командир разведподразделения. Со мной разведчик, капитан Шубин. Врач передал мне, что ты хочешь что-то рассказать.

Сухие губы прошептали еле слышно, так что мужчинам пришлось наклониться почти к самому рту Вари:

– Сбежала я, сбежала из Ивни, где у фашистов штаб. Они меня посудомойкой взяли при столовой, год на них работала, сестренок и мать кормить надо было. Я по-немецки понимаю, мама научила по учебникам. Они промеж собой разговаривали про «Цитадель», готовится операция. Так ее называют фрицы – «Цитадель». Рубежи строят, дайте карандаш, я нарисую план.

Ростов щелкнул планшетом, зашуршал бумагой. Девочка на секунду прикрыла глаза, чтобы передохнуть. Ее грязные пальчики в ссадинах и коростах вдруг нащупали крепкую ладонь Шубина, она с трудом прохрипела:

– Маму я бросила и сестренок, неделю шла по лесам. К нашим выходила. Мама меня отправила, она сказала, что важно это. Про цитадель. Нельзя немцам дать обратно развернуться.

По горячей коже, тяжелому свисту в груди после каждого слова Глеб понял: у девочки воспаление легких, ее хрупкое тело сейчас мучает страшная ломота и лихорадка, выкручивая кости, затемняя сознание. И все же она через силу говорит, тратя последние капли жизни на важную информацию:

– Я долго шла через лес, днем пряталась, а ночью шла. Самолеты бомбили, и мне железка вот сюда прямо в бок попала, – на глазах у нее выступили слезы. – Больно так, как горячим углем прижигает. Быстрее карандаш давайте, помру я, наверное. Нарисую, что видела.

В пальцы девочки лег химический огрызок, Шубин подхватил планшет и пристроил на нем лист:

– Давай, Варя, ты говори, я буду помогать рисовать.

С трудом появилась первая линия, потом вторая. Девочка выдохнула:

– Это в документах было у немцев, я посуду, когда собирала, успела рассмотреть. Возле Ивни строят укрепления, аэродром между Белой и Ракитным. – На белых губах выступила кровавая пена, но девочка продолжала говорить, вцепившись изо всех сил в карандаш. – Тут вот ящики какие-то сложили, мы ночью с мамой сходили прочитали надписи – это тротил. Немцы хотят идти на Курск. Это точно, я всю неделю слушала их разговоры, они при мне не боялись говорить. Думали, дурочка деревенская.

По лбу покатились крупные капли пота, каждое слово давалось Варе все с большим трудом, она на глазах теряла силы. Ростов бросился в соседнюю комнатушку, где гремели инструменты и звучали короткие отрывистые приказы врача. Он схватил за плечо хирурга в окровавленном переднике:

– Доктор, девочке, которую в лесу нашли караульные, помогите ей. Ей совсем худо, надо спасти. Что надо – сахар, еды, хлеба? Как ей помочь? Нельзя ей умирать, она же линию фронта перешла, она – важный источник информации о германской операции. Помогите ей!

Врач покачал головой, глаза под очками стали печальными. Он тихо объяснил:

– Поздно, воспаление слишком сильное. Никакие лекарства не помогают, операция тоже не спасет. У нее серьезное ранение легкого, рана инфицировалась, пока она шла через лес. К сожалению, никаких шансов выжить. Мы больше ничем ей помочь не можем.

Когда Ростов шагнул обратно к кровати Вари, Глеб сжимал маленькую ладошку и кивал. По лицу его текли непрошеные горькие слезы от того, что Варвара уже почти в забытьи повторяла одну и ту же просьбу:

– Маме помогите, сестренкам. Помогите. Освободите от немцев дом мой, прогоните фашистов.

Багровые пузырьки закипали в уголках рта, от каждого произнесенного слова девочка захлебывалась собственной кровью и все же продолжала умолять, не отрывая черных огромных глаз от лица разведчика:

– Помогите им, освободите нас от фашистов. Прогоните немцев, обещаете?

– Я обещаю, милая, обещаю. Ты такая молодец, ты смелая. Ты нам очень помогла. Я обещаю, маме твоей расскажу про твой подвиг, всем расскажу. Я… все сделаю, освободим, мы поганой метлой их выметем.

Варя мелко задрожала, выгнулась от жгучей невыносимой боли, рвущей ее изнутри, и вдруг обмякла. Тонкие руки вытянулись вдоль тела, лицо разгладилось от гримасы боли, широко распахнутые глаза застыли, глядя в одну точку. Смерть забрала молодую жизнь.

Шубин медленно, словно во сне, собрал планшет, лист со схемой и карандаш. Сбоку промелькнула жилистая женская рука, она сноровисто прикрыла веки умершей девочки:

– Ну все, отмучилась бедняжка. Варюша так вас ждала, повторяла без конца, чтобы разведчиков позвали. Ноги в кровь стерла, по лесам шла до нас. – Санитарка, прощаясь с девочкой, погладила черные пряди и, приподняв полу шинели, прикрыла навсегда окаменевшее личико.

Генерал Ростов, тяжело ступая, вышел из госпиталя, прошел несколько метров и остановился. Рядом в молчании замер капитан. Они оба смотрели на приоткрытое окно стоящего на взгорье клуба, где все так же мелькали радостные лица, звенели голоса. Вот промелькнули черные волны волос с белым пятном сирени, только перед глазами Глеба стояли черные прядки Вари, которые грязными сосульками, мокрые от убившей ее лихорадки разметались по гнилой соломе в темном сарае. Генерал вдруг резко развернулся к Шубину и положил ему руку на плечо. Пальцы железной хваткой впились в мускулы под гимнастеркой:

– Я много о тебе слышал, капитан. От Уколова, Попова, твоих бывших командиров. Хвалят тебя все. Умеешь решать сложные задачи. Здесь, капитан, не просто задачка. Ты сам все видел – человеческие жизни на счету. Девочка погибла и еще сотни тысяч погибнут, если гитлеровская армия снова наберет силу и обратно вернется. Нельзя этого допустить. Нам уже поступали сведения, что немцы разрабатывают на Южном направлении операцию. Поэтому я затребовал тебя в армейскую разведку нашей части. Ты сам слышал, Варя подтвердила, что немцы от планов ликвидации Курского выступа перешли к действиям. У тебя задача повышенной сложности – разведка на территории врага. Собирай группу, переходите линию фронта и возвращайтесь с разведданными. Количество частей, техники, места расположения. Учитывай, что надо отразить не только наступление, а еще подготовить наше движение вперед. Гитлер строит сейчас промежуточные рубежи по линии отступления, используя тактику «выжженная земля». Мирное население – в могилу или в лагерь, все сооружения, дороги, станции, заводы – взрывает, топит, жжет. Поэтому важно узнать каждую деталь в немецком тылу. С помощью добытой информации командование фронта сможет организовать ответное наступление, мы ударим с воздуха, из зенитного орудия по названным разведкой координатам. Через три часа жду тебя с докладом и намеченным маршрутом по оккупированной местности. Ступай сейчас в избу, где раньше жил мельник, прямо по проулку и потом за клуб. Там тебя ждет парнишка, рядовой Воробьев. Побеседуй с ним, приглядись, я планирую тебя отправить в разведку с этим парнем. Но решать только тебе, подойдет ли напарник или нет. Готов ты к такому, капитан Шубин?

Глеб стоял на протяжении его речи, не отрывая глаз от окна с радостными людьми, потом поднял тяжелый взгляд на генерала. Его больше не переполняла радость и ожидание скорой победы. Злость и ненависть, желание отомстить за замученную Варю, горячая клятва спасти ее родных жгли его изнутри. Шубин кивнул:

– Товарищ генерал, девочка сюда раненая и босая дошла через лес прямо через вражеские части. Значит, это возможно. Поэтому я тоже смогу выполнить задачу, обещаю вам, любыми силами и путями я добуду разведданные, и мы освободим нашу землю от фашистов, полностью разгромим их!

Глава 2

По дороге к дому мельника Шубина преследовали десятки взглядов, он, как настоящий разведчик, кожей чувствовал пристальное внимание со всех сторон: то скрипнет доска покосившегося от взрывов забора, то мелькнет вихрастая макушка между зеленью кустов, то шлепнет босая нога по отполированному камню за спиной. Свернув за клуб, он прошелся по проулку и растерянно остановился: вместо домов по сторонам тропинки торчали обугленные развалины – все, что осталось от крепких деревенских изб, которые в мирное время колхозники складывали из тесаных бревен и густой глины. Он обвел пожарище взглядом: и где тут ему искать дом мельника? Глеб достал из кармана кусок рафинада, бережно обернутый в затертую ткань:

– Эй, кто первый отведет меня к мельнику, тому достанется сахар!

Его преследователи мгновенно откликнулись на заманчивое предложение, десятки босых ног кинулись наперегонки к капитану, костлявые ладошки-ковшики вытянулись к куску сахара:

– Я, я отведу, Минька в бане живет теперь, как деда осколком убило!

– Я наперед был, я покажу, дяденька разведчик!

Шубин в ответ удивленно протянул:

– А вы откуда знаете, что разведчик?

Шустрые пальчики уже схватили сахар и бережно начали распределять маленькими крошками в жадно раскрытые рты. Самая высокая девочка в безразмерном платье, подол которого мотался по дорожной пыли, видимо, была главной у деревенской ребятни. Деловито занимаясь справедливой дележкой угощения, она пояснила:

– Так мы не дураки же, хоть война, а в школу ходили к учительнице нашей, пока ее немцы не сожгли в сарае вместе с другими. У вас петлицы с серебряными звездочками, вы капитан военной разведки.

Шубин растерянно заморгал в ответ на довольный взгляд девочки, его детская осведомленность не обрадовала, даже огорчила. На вид ей всего лет десять, еще бы в куклы играть, а не разбираться в военных знаках различия. Он погладил голову с тугими косицами:

– Ты молодец, и правда много чего знаешь. Только я тебя прошу, не рассказывай об этом никому, ведь разведка – это всегда тайна, лишние разговоры ни к чему.

Его собеседница охотно кивнула:

– Я знаю, я и партизанам записки носила, от немцев всех ребят три дня на болоте прятала, а то бы нас тоже в сарае сожгли. Пойдемте, я вас к Миньке отведу.

– Мне к мельнику надо, можешь показать, где его дом? – попросил Шубин.

Девочка терпеливо объяснила непонятливому капитану:

– Ну я так и говорю, идемте до Миньки, он внук мельника Архипа. Мельника немцы повесили за то, что он отказался им муку молоть и жернова в подполе прятал. Дом сгорел, а банька осталась, вот Минька там и живет.

От ужаса волосы на голове разведчика зашевелились, по всему телу прошла дрожь. Красная армия отвоевывала территории Советского Союза, теперь они вытесняли немцев с оккупированных родных городов и деревень. И каждый раз Глеба охватывал ужас при столкновении со следами страшной войны: их встречали тысячи сирот, истощенные, живущие на подножном корме, в разрушенных домах, одетые в обноски дети, на чьих глазах были зверски замучены близкие люди. Опытный разведчик, видавший немало за годы войны, никак не мог привыкнуть к такому кошмару, от которого ненависть к фашистам пульсировала яростным комком в груди. Не только военные гибли в этом сражении за Родину, Гитлер разрушил и уничтожил все живое на советской земле, от городов до жителей. Вот и сейчас даже дыхание перехватило, будто кто-то ударил ножом прямо в горло, хотя деревенские ребята этого чувства не заметили. Они гурьбой окружили разведчика и повели в сторону деревянного остова, на ходу выкрикивая все, что скопилось внутри за долгие дни войны:

– Самонин Кондрат, папка мой, не видали его? Может, слышали про него, похоронки-то не было! Живой ведь, наверное, дядь?

– А вы фашистов убивали?!

– Когда война кончится?

Девочка шикнула на многоголосую толпу, и все затихли. У разбитого забора их уже ждал мальчик, крепкий, с белесыми бровями и россыпью конопушек. Сопровождающая солидно представила Шубина:

– Вот, Миня, гостя к тебе привели. Из штаба.

Тот с суровым видом кивнул в ответ:

– Здравствуйте. Проходите, товарищ ваш у меня.

Капитан шагнул за перекошенные во все стороны жерди околицы и последовал за мальчиком. Перед ним расползлось черным огромным пятном пепелище: судя по огромному количеству черных досок, здесь раньше было много построек, в том числе мельница, чьи широкие лопасти теперь торчали над землей как крылья мертвой обугленной птицы. И тем не менее жизнь на сожженной земле по-прежнему продолжалась. Хозяйственный мальчишка стаскивал все более-менее пригодные для хозяйственных нужд деревяшки, укладывая их в аккуратную поленницу возле крошечного сруба – бани в одно окно. На пороге строения Шубина уже ждал худой и ушастый парнишка с новехонькими погонами рядового пехоты. Он вздернул руку к пилотке:

– Товарищ капитан, рядовой второй пехотной роты Николай Воробьев прибыл по вашему приказанию. То есть мне сказали вас ждать, что вы прибудете, ну вот… я ожидаю. – Парень смутился, запутавшись в словах при виде военного разведчика, особой категории служащих в армии.

Рядом с высоким плечистым Шубиным Коля Воробьев почувствовал себя совсем еще неопытным бойцом, хотя и успел уже поучаствовать со своей ротой в нескольких наступлениях за те полгода, что служил в Красной армии.

– Вольно. – Разведчик крепко пожал парню руку и заговорил тише.

Он уже догадался, почему Ростов предложил этого парнишку в качестве напарника для опасного задания. Капитан покосился на их юного хозяина – Минька с грохотом возился по другую сторону пепелища, тюкая топориком по толстым обугленным доскам. Потом снова Шубин всмотрелся в лицо будущего разведчика – совсем еще гладкое, с едва заметным пушком, внимательный взгляд голубых глаз, пшеничные вихры торчат во все стороны из-под пилотки. Только руки крепкие, с широкими ладонями и тугими венами – руки труженика, деревенского жителя, а значит, он местный, вырос в этих краях и должен их знать отлично, как и всякий деревенский мальчишка. Поэтому Ростов и выбрал Воробьева в качестве провожатого для разведчика, к тому же мальчишка отличается смекалкой, ведь быстро и звание разобрал, и понимает, что не просто так они встретились у разрушенной мельницы.

Шубин присел на перевернутое ведро, ноги в сапогах гудели от долгой ходьбы по почти летней жаре. Воробьев застыл рядом, но старший по званию вдруг кивнул рядовому дружелюбно на припорок бани:

– Садись, Коля, успеешь настояться. Разговор долгий будет. Сразу скажу, я – капитан разведки, тебя командир моей части посоветовал для выполнения важного задания. Но, сам понимаешь, чтобы идти в разведку, нужно человека знать. Потому присаживайся и рассказывай о себе, как ты на фронт попал.

Воробьев осторожно опустился рядом, стянул с головы пилотку, вцепился в нее пальцами, чтобы унять дрожь от волнения. Голос его был сначала глухим, затем набрал силу, перестал спотыкаться. Хоть и рассказывал парнишка долго, но Шубин слушал внимательно, ему было важно понять, насколько надежен молодой боец и можно ли его брать с собой за линию фронта для проведения опасной операции.

– Я отсюда попал в армию, добровольцем из партизанского отряда. Я здесь родился, вырос, всю жизнь прожил, сначала в Обояни жили, потом отец ушел в совхоз в Ракитном механизатором. Нам там дом выделили, мама телятницей устроилась работать. Я с сестрами в школу ходил в Ивне из нашего Ракитного. Через поле, по мосту через речку Псел – а там и наша школа родная. Когда немцы пришли в поселок, то нас, детей, туда и согнали, в нашу школу. Сначала на берегу всех взрослых, бабушку, маму, сестру старшую расстреляли. Мы смотрели, как расстреливают, как они умирают, падают, молча смотрели. Пришлось молчать. Кто начинал кричать, того тоже фрицы ставили спиной к яме и толкали вниз даже без выстрела, а сверху еще трупы дальше кидали. Я молчал, терпел, хоть так хотел кинуться и вцепиться в горло их старшему офицеру, но молчал, со мной еще три сестренки были младшие. Не мог я их бросить, нельзя было. Отец и дед в первое лето на фронте погибли, в одном танке сгорели. Их, как трактористов, на танк посадили, в один экипаж. Потом маму, бабушку, сестру на наших глазах фашисты расстреляли. Нельзя было бросать детей из школы, никак нельзя. Ведь старшим у них только я остался, больше никого не было. Я их за руки держал, отворачивал, чтобы не смотрели. А сам смотрел, во все глаза смотрел, но не на мертвых, а на немцев. Я лицо того офицера, что расстрелом командовал, запоминал, чтобы найти и отомстить за всю нашу семью. Потом всех детей из школы выгнали и посадили в грузовики. Вернее, мы стояли на ногах, до того там тесно было. Нас было так много, ужасно много, мы кричали, плакали, звали на помощь, кто еще мог. Но чаще всего молчали, сил не было уже ни на что. Я с трудом помню, что было дальше. Кажется, я потерял сознание от духоты или, может, мне плохо стало, нас ведь не кормили несколько суток и воды не давали. Я не помню уже этого, очнулся в общей могиле с трупами, немцы приняли меня за мертвого или решили, что я уже не жилец, поэтому скинули в яму на выезде из города с другими детьми, которые умерли в грузовике. Оттуда я выполз ночью и добрался до леса, несколько дней прятался на болоте, где меня нашли партизаны. Вот так оказался в лесном отряде. Мы всю войну составы взрывали, диверсии устраивали, убивали проклятых фрицев за то, что они меня семьи, дома, они всего лишили. Все время я того офицера высматривал, я всегда его буду искать, чтобы отомстить за мою семью. Для этого, как только граница фронта сдвинулась, перешел нейтральную полосу и добровольцем в пехоту пошел. Когда наши рассказали, что девчонка через лес пришла с оккупированной территории, я сам к командиру пришел и предложил с разведкой идти в расположение немецких войск. Я знаю, они так просто не уйдут, они готовят удар, товарищ Шубин! В партизанах навидался фрицев – наглые они, думают, что хозяева на нашей земле, ничего не боятся. Надо им в ответ врезать так, чтобы бежали прочь. Я помогу, я вас проведу куда надо, только скажите куда, к какому пункту. Все дороги знаю, лес знаю, стрелять умею, взрывать умею. Я все умею, товарищ капитан! Умоляю, возьмите меня на задание! Обещаю – не подведу! Я должен родную землю, поселок свой помочь освободить как можно быстрее. Ведь там мои друзья, соседи, сестренки могут быть живы и тоже в услужении жить. Я готов жизнь положить, ничего не боюсь, все сделаю что прикажете! Мне этот офицер каждую ночь снится, как он рукой машет, а солдаты стреляют и стреляют. Яма в гору превратилась от трупов, а они все стреляют под его приказы. Понимаете? Такое не забыть, не простить, я должен с вами пойти, все сделать, лишь бы фашистов проклятых разгромить!

Коля замолчал, глядя с немой мольбой на разведчика. Теперь Глеб внимательно рассматривал парнишку, только видел перед собой уже не юного солдатика. Слишком глубокая складка легла у рта, слишком много боли застыло в голубых глазах. Коля Воробьев пережил столько горя, что мгновенно стал взрослым, с искореженной, больной душой, спрятанной под детской внешностью. Капитан смотрел на парня и понимал – он не подведет, костьми ляжет, а задание выполнит. Вместе они смогут собрать разведданные для дальнейшего планирования тактики армейских подразделений.

Шубин заглянул в глаза парнишке и спросил:

– Сколько тебе лет?

Тот покосился в сторону и бросил:

– Почти восемнадцать, через два месяца исполнится.

По взгляду вбок и напрягшимся в кулаки ладоням Глеб понял, что парень скрывает свой возраст, боится, что из-за малолетства не видать ему секретной операции. Капитан дружелюбно положил руку на плечо:

– Коля, ты парень хороший, надежный, не хочу, чтобы со лжи начинали мы с тобой. В разведку плечом к плечу только с надежным человеком можно идти, которому доверяешь больше, чем себе.

Колька вскинул на него глаза:

– Пятнадцать, шестнадцать почти, через два месяца, правда, мне шестнадцать исполнится. Не вру! Пришлось в распределителе накинуть пару лет, чтобы в ополченцы взяли, я на пайке солдатском отъелся. Могу отжаться сколько скажете! Докажу вам, что силы у меня есть.

Капитан в знак согласия кивнул – хоть в костер парнишка готов прыгать, лишь бы врагу мстить. Решительность в пехотной атаке хороша, а вот в бесшумном движении по лесу или когда необходимо охрану снять без единого звука, опасна. Вслух Глеб успокоил разгорячившегося мальчишку:

– Так, боец, в партизанах был, считай, разведчик почти, то же самое. В нашем деле главное – язык на замке держать, все замечать и головой думать над каждым шагом. Смелость – это хорошо, только командир от нас ждет спланированной операции на территории противника, а не пробежки по немецким укреплениям. Смотри, – он достал из планшета карту и вручил Воробьеву, – это карта местности. Я предлагаю так поступить: ты наметь сейчас схематично через линию фронта варианты проходов к следующим пунктам – Ракитное, Белая, Ивня. Надо понять, где проще перейти нейтральную полосу и углубиться на оккупированную территорию, прямо в тыл к врагу. Времени для пробных вылазок у нас нет, надо действовать решительно и быстро. Есть сведения, что немцы готовят срочное наступление, стягивают силы и сооружают новые узлы обороны. Их надо опередить, добыть данные, чтобы наши воздушные силы могли нанести удар и разрушить германскую оборону. Выбирай несколько маршрутов туда, несколько обратно. Нам не только надо проникнуть в тыл врага, но и еще вернуться с добытыми разведданными, а для этого нужно провести подробную картографию местности. От передовой через укрепления фашистов пройти три населенных пункта, если понадобится, то и дальше от оборонительных рубежей углубиться в тылы, пока не поймем, сколько и где расположено техники и личного состава. Даю час времени на выполнение задачи, а я пока получу довольствие. Без еды голова плохо работает. Ты ел сегодня?

Воробьев покрутил головой и покосился на Миньку, громыхающего ведром на очередной пепельной куче. Под строгим взглядом командира признался:

– Я весь паек ребятишкам раздал. Они лебеду едят, товарищ капитан, запасов нет никаких. Да и малые совсем, не умеют еще кухарничать.

Шубин вздохнул, глядя на тонкую шею Коли, его бы самого сначала откормить. Как преодолеет парнишка десятки километров? И не просто пойдет гуляючи, а где бегом, где по-пластунски на брюхе надо добираться до укрытия. Но в глазах у юного солдата было что-то такое, отчего понимал опытный разведчик – пройдет и не скажет ни словечка жалобного, такая в хрупком теле сила духа.

Оставив нового подчиненного наедине с картой, Глеб зашагал обратно, на ходу обдумывая детали предстоящей вылазки. Снаряжение – гранаты, фонари, сухой паек на двое суток, бинокль, плащ-палатка на случай, если операция затянется и придется провести ночь в лесу. Оружие бы покомпактнее, с винтовкой, которой сейчас вооружен красноармеец, точно не в разведку идти. Трехлинейка хороша в дальнем бою, прицел дает точный, пули летят по нужной траектории, можно потом штыком добить противника в рукопашной схватке. А вот для разведки оружие слишком тяжелое и громоздкое. Когда пробираешься лесными тропами или надо быстро снять часовых, то пригодится маузер или хороший наточенный нож, чтобы без единого звука прорваться через охрану немецких узлов обороны.

– Шубин! Глеб! – кто-то окликнул его сзади, и сразу же разведчик попал в крепкие объятия.

За плечи его держал сержант Авдей Злобин, который еще во время первых вылазок Шубина в тыл врага работал в штабе на должности переводчика. Глеб отлично помнил сержанта, тот несколько раз участвовал в допросах языка, переводя путаные речи пленного офицера. Он тогда приглянулся разведчику своей открытостью, добродушием и совсем не соответствовал своей фамилии: угощал махоркой, чайной россыпью, сушками, показывал фотографию крошечных девочек-близняшек, что родились в далеком Ленинграде за пару месяцев до его призыва. Не стесняясь мужской компании, касался губами чернильных отпечатков маленьких пальчиков на желтом листке письма от жены. И мечтал вслух: «Закончится война, я отведу своих девчонок в зоопарк, а потом покатаю по заливу на лодке. Сказки на ночь им буду читать на английском, вырастут, тоже в иняз пойдут учиться, будут, как отец, переводчицами. Мальчишку еще надо нам, а лучше троих! У меня жена ребятишек любит, она – воспитательница в детском саду». От его мечтаний вслух о мирной обычной жизни суровая война, казалось, неожиданно отодвигалась куда-то далеко, на несколько секунд у военных теплело в груди от мыслей о родном доме и семье, будто вот-вот и вернутся они назад к мирной жизни.

Но армия Гитлера наступала, бои шли каждый день, в той кровавой круговерти Глеб потерял связь с мечтательным переводчиком. И вдруг такая неожиданная встреча, которая и Авдея Злобина обрадовала донельзя – все же удача встретить однополчанина посреди страшной войны! Шубин тепло поздоровался и обнялся с приятелем, удивленно посматривая на изменившегося однокашника. Вместо пухловатого улыбчивого молодого мужчины перед ним стояла тень прежнего Злобина: худой, с полностью седой головой, осунувшимся лицом с огромным шрамом через всю щеку.

Сержант вдруг прищурился:

– Так, товарищ капитан разведки, если ты здесь, то значит, фашисты что-то задумали, готовят серьезный ход. Разведка просто так на линии фронта не объявляется, – и вдруг горячо сжал руку, глаза его налились решительностью. – Глеб, включи меня в разведгруппу. Ты же знаешь, я немецким владею, карты знаю, радистом могу быть, шифровальное дело освоил.

Сержант потянул Шубина за рукав подальше от здания штаба, рядом с которым сновали люди. Строились новоприбывшие, каптенармус с одной рукой в перевязке суетился у мешков, которые разгружали из рыкающего «зилка». Авдей, казалось, ничего не замечал, он, уставившись в одну точку, заговорил:

– Беда у меня, Глеб. Ранение получил, меня в госпиталь отправили, потом в тыл на восстановление, потом обратно. Со всеми этими перевозками, переездами письмо меня не могло найти. Страшное письмо. – Злобин достал из портсигара самокрутку и, прикурив, жадно вдохнул густой дым. – В тыл с фронта похоронки приходят, а мне из тыла прислали. Погибла жена и доченьки мои, разбомбили немцы состав с ними, который в эвакуацию их вез. Я как прочитал, так тоже умер, вроде живой, а внутри мертвый. Не хочу жить, Глеб, вернее, не хотел. Думал, на передовую попроситься из штаба, не берут с ранением, уже планы строил, как в штрафбат загреметь, чтобы или я фашистов, или они меня. Как вдруг тебя встретил. И сразу понял – вот, вот как я могу пользу принести! Глеб, возьми меня к себе в группу, стрелок из меня плохой, а вот разведчик выйдет хороший. Немецкий знаю, если возьмем языка, то сразу сможем допросить, в штаб тащить не придется.

Шубин с сомнением покачал головой, такой напарник был бы идеальным, но вот отпустит ли Ростов Злобина с ним в опасную вылазку, ведь переводчиков в штабе всегда не хватает – редкая специальность. Он предложил сержанту:

– Вот что, давай напиши рапорт, я тебя с собой взять готов. Только отдашь его генералу Ростову вечером, когда я с докладом к нему приду. Сейчас составляем маршрут проникновения в немецкий тыл, план действий и сроки выполнения поставленной задачи. Если командир даст добро, то ты пойдешь с нами. Я пока получу амуницию и харчи, в восемнадцать ноль-ноль встречаемся здесь у штаба.

Злобин пронзил капитана тяжелым взглядом:

– Я не подведу, капитан, так и знай. Ты мне сейчас помог понять, как мне дальше жить. Как принести пользу Родине и людям, а не штаны в штабе протирать.

Они снова пожали друг другу руки в знак договоренности, и Глеб поспешил дальше по своим делам. День его ждал тяжелый – хоть и снабжалась передовая часть в первую очередь, и все же получить все необходимое для разведывательной операции оказалось не просто. Он ходил с запиской от генерала Ростова из штаба к коменданту, оттуда к каптенармусу, потом в оружейку, получал запасы, боеприпасы и складывал их в вещмешок. Затем на площадке рядом со штабом Шубин встал в очередь к огромному котлу на телеге, привезенной понурой лошадью. Неожиданно толпа в гимнастерках расступилась перед генералом, который подтолкнул разведчика вперед:

– Ну-ка плесните погуще капитану.

Шубин в смущении протянул котелок, генерал кивнул повару:

– До краев, он на двоих получает паек, – и подхватил половину ржаной ковриги.

От полевой кухни они уже шагали вместе, генерал сразу заговорил о деле:

– Амуницию получил, всего хватило?

– Так точно, товарищ командир. – Шубин косился на идущего рядом генерала, который почему-то не стал ждать его доклада в штабе о намеченных этапах операции, а сам лично пришел переговорить с глазу на глаз.

– Как тебе Воробьев? У парня, кстати, медаль за мужество, в атаку поднял роту после гибели командира и свой квадрат у немцев отбил. Хоть и мальчишка совсем, но дух у него офицерский.

Шубин кивнул в ответ, радуясь тому, что его выводы оказались правильными:

– Согласен, в группу разведчиков Воробьев – отличная кандидатура. Еще просьба есть: у вас переводчик в штабе служит, Злобин Авдей. Старинный мой товарищ, он тоже готов участвовать в операции. Вылазка долгая, обратно тащить информатора будет сложно. Если сержант пойдет с нами, то сразу после допроса в расход немца можно пустить, чтобы налегке возвращаться.

Командир согласился:

– Так проще будет, да и не протащите вы офицера через три заставы, по речному рукаву все населенные пункты немцы сейчас плотно обложили, если и правда готовится операция «Цитадель». Не зря ее немцы так назвали, раз возводят новые укрепления. Это верная информация, что строительство идет полным ходом. Варя подтвердила сведения из других источников. Ты знаешь, что обозначает слово «цитадель»?

Глеб нахмурил лоб:

– Так называют ядро укрепления в населенном пункте – замок, район, который может сопротивляться, даже если остальная территория захвачена.

– Верно. – Генерал остановился на подходе к пепелищу мельницы. – Немцы хотят соорудить неприступную крепость, участок обороны, который сожрет все наши силы в череде атак. Они хотят новый Сталинград, который выиграют они. Ты же понимаешь, что мы не должны такого допустить? Поэтому, капитан, это не просто разведка, это будущее 6-й гвардейской армии. Даже если мы возьмем эту крепость, то потеряем сотни тысяч личного состава в полях. А вот с разведданными сможем опередить немцев, не дать Гитлеру собрать силу в железный кулак. И это от тебя зависит и от твоей группы. Так что ты выбирай, кого считаешь нужным, Злобина я тебе откомандирую. Я вижу, что с сержантом происходит после гибели жены и детей. Он ищет смерти, на передовую просится. Осторожно здесь действуй, присматривай за ним. Разведчику нужна смелость, чтобы попасть в тыл к врагу, а потом желание жить, чтобы вернуться обратно. Я тебе доверяю, чутью твоему, поэтому приказ можешь выполнять без доклада. Отдохнешь, подкрепишься, и после наступления темноты выдвигайтесь, Злобина пришлю. Двое суток у тебя, капитан. Если не вернетесь через это время, то значит… – командир замедлил движение, прежде чем произнести страшные слова, – геройская смерть или плен. Ждать вас буду, верю, что выполнишь задачу. – Казалось, цепкий взгляд генерала проник разведчику в душу. – Добудешь сведения и вернешься.

Высокая фигура развернулась на дороге и зашагала обратно к штабу, чуть заваливаясь на бок от гранатного осколка, который грыз ступню под ботинком. А Шубин поспешил к своему временному пристанищу – перекошенной баньке мельника, где за столом над картой корпел уже несколько часов рядовой Воробьев.

Глава 3

При появлении Шубина с полным котелком наваристых щей парнишка сглотнул набежавшую слюну, желудок так и поджимало из-за вынужденного голода в течение двух суток. Все довольствие он отдавал до последней крошки местным оголодавшим ребятишкам. Правда, сегодня командир строго приказал:

– Рядовой Воробьев, приказываю приступить к обеду.

Густой аромат притянул и маленького хозяина сгоревшей мельницы, вихрастый Минька деловито загромыхал добытыми дровами, стараясь не смотреть на горячее варево и коричневый полукруг хлеба с румяной корочкой. Шубин окликнул мальца:

– Михаил, а ты чего там мнешься у порога, айда за стол. На тебя порция тоже выдана. Раз у тебя на поселенье отряд, то и довольствие на тебя распространяется.

Минька, еле сдерживая радость, степенно кивнул и вытащил из-за печки соль в тряпице, глиняную плошку с отколотым краем и алюминиевую ложку, которую жар прошедшего пожара свернул в замысловатую загогулину – вот и все его немудреное хозяйство.

Несколько минут в маленьком помещении только гремели ложки, хрустела хлебная корка. Наконец тарелки опустели, остаток объеденного ломтя Шубин вручил осоловевшему от еды Миньке:

– Михаил, можешь посуду помыть. Уж так по уставу положено, младший по званию дежурит.

Мальчишка снова кивнул:

– С золой сейчас до блеска отмою, как зеркало будет. – Он собрал все ложки и чашки, прихватил тряпку и ушел бороться за чистоту.

А разведчики уселись над картой с намеченными схемами проходов через линию фронта. Воробьев принялся поспешно объяснять маршруты, которые он обозначил карандашом:

– Ближе всего Ивня, потом Ракитное, а дальше по рукаву реки расположена деревня Белая. В Ивне, скорее всего, много охраны, так как деревня ближе всего к границе фронтов, пункт – передняя линия обороны немцев. Немцы постарались выстроить цепь из дотов или бронированных колпаков. Мы там уже в атаку поднимались, но почти сразу свернули наступление. На передней линии огневые точки все поля насквозь простреливают, а периметр вдоль леса заминирован. Очень опасно прорываться на этом рубеже. Нам ведь надо в глубину уйти, поэтому предлагаю соорудить плотик и спуститься вниз по течению, рядом с мостами и переправами будем выходить на берег и идти пешком. Плот небольшой, сможем протащить на себе пару километров. Вот здесь на нейтралке есть затопленное русло старой реки, местность овражистая, спустимся вниз и по течению приплывем к старому мосту у Ракитного. А дальше по берегу небольшая группа сможет легко по низинам пробраться мимо охраны в тыловую часть.

Еще один маршрут через леса на юге Ивни, там все тропы заминированы, чтобы партизан из леса не выпускать. Я умею детонировать взрыватели, только это долго, вся ночь уйдет, чтобы в глубину леса попасть. Мы вдвоем с вами будем?

Шубин покачал головой:

– Нет, еще сержант Злобин. Но он по части перевода, немецким владеет. Разминированием он не занимается.

Капитан ткнул пальцем в голубую линию реки на карте:

– Вот это место мне нравится, где ты предлагаешь на плоту спуститься. Перепады и резкие высоты, в складках рельефа будет удобно скрываться. Немцы вряд ли обустроили здесь огневые точки – они не любят низинки, почва осыпается и под огневую точку толком не отрыться. Сплавимся по реке на бревнах, надо только добыть хорошую веревку. А возле Ракитного начнем разведывательные действия. В трех километрах от нас нейтральная полоса, там можно начать сплав, спуститься на воду между двумя рядами холмов, в темноте нас в оврагах не увидят. Как быстро доберемся по реке до Ракитного?

Воробьев кивнул, задумался, производя в голове расчеты, только ответить подробно не успел. Дверь в баньку распахнулась, и в проеме возникла тонкая фигура с вещмешком на плечах – Злобин явился для выполнения важной задачи под командованием капитана. Он тяжело опустился на чурку рядом с разведчиками:

– Прибыл по вашему приказанию, капитан Шубин. Командуй, когда и куда выдвигаемся.

Они снова принялись обсуждать план действий, теперь уже втроем.

На их рассуждения, в каком месте удобнее было бы перейти нейтральную полосу, Злобин здраво возразил:

– Если все-таки там у немцев будет огневой рубеж? Ведь рядом переправа, хоть и небольшая, но все же немцы могут выставить парочку постовых. Вот здесь, где устье оврага, наверняка патруль или окоп, ну или автоматчик стоит.

Коля предложил:

– Так давайте по дну пройдем, там течение небольшое и глубина чуть выше колена. Сейчас ведь тепло, легко можно пройти, плот сможем протащить по воде за веревку.

Разведчики переглянулись: сообразительный паренек, найдет решение вперед всех. Воробьев же виду не подал, хотя и приятно ему было молчаливое одобрение старших товарищей. За несколько лет в партизанском отряде он привык продумывать каждый шаг. Лесным воинам не один раз приходилось уходить от немецких патрулей по реке, прятаться в болотах или часами лежать в овражных перепадах.

Карандаш в пальцах Шубина перепрыгнул к точке возле Ракитного:

– Здесь будет наш первый рубеж, прибыть и закончить наблюдение необходимо к шести утра, когда начнется рассвет. Если поймем, что основные силы расположились дальше на юг, то день пережидаем в укромном месте, а потом выдвигаемся в сторону деревни Белой. Если информация о расположении немцев будет собрана, то ночью возвращаемся под Ивню. Надо как можно ближе подобраться к линии фронта. Днем также пережидаем, а по темноте через нейтралку возвращаемся к своим. Генерал Ростов дал нам двое суток, чтобы выполнить сложную задачу. Тяжело, конечно, но возможно. Вот такой план, товарищи. Есть замечания?

Злобин охотно поддержал командира:

– Согласен, Глеб, все продумано. Осталось связать плот, я до каптенармуса дойду, выбью самую крепкую веревку, у него передо мной должок.

Коля Воробьев с готовностью вскочил:

– А я топорик позаимствую у Миньки, там за околицей у кладбища хорошие березки растут, прямые все как на подбор, обтесать – и плот готов.

Каждому нашлось дело, в том числе и капитану Шубину. Он еще раз проверил все снаряжение, пощелкал бойком пистолета, чтобы механизм работал плавно, встряхнул вещмешки, прислушиваясь, нет ли ненужного бряцания или звона. Малейший лишний звук может выдать разведчиков перед постовыми. Разведчик разложил в каждый мешок по ножу в ножнах, которые можно прикрепить на ремне. Когда придется снимать часовых, то это самый бесшумный способ – зажать фашисту рот и резануть по горлу отточенным лезвием. Гранаты, толовая шашка – самое простое вооружение, даже автоматов члены разведгруппы не берут, чтобы налегке пройти как можно большее расстояние.

Затем он опять уселся над картой, чтобы еще раз продумать план. Вылазка разведгруппы была спланирована только до поселка Ракитного, затем их возвращение через Ивню. Но если возникнет необходимость разведать участок побольше, то придется действовать не по этому плану и, скорее всего, углубиться в позиции противника, чтобы собрать больше сведений.

Оснащение группы не рассчитано на многодневный поход. Провизии у них практически с собой нет – сухари да банка тушенки на всех, маленький котелок. Тяжелый груз из боезапасов, консервов помешает передвигаться быстро от одного населенного пункта к другому, на скудном пайке вполне можно продержаться пару суток. Углубляться они будут внутрь немецкой обороны километров на двадцать согласно первоначальному плану, не больше. Если повезет, то уже в Ракитном добудут нужные сведения, так как оборонительный рубеж немцы должны обустраивать на расстоянии в пятнадцать-семнадцать километров от передовой. Надо ли двигаться дальше, будет понятно только на месте. Если рубеж готов, техника уже прибыла, то гитлеровцы начали сооружать вторую линию, вот только на базе какого именно поселка или деревни, вычислить можно за часы долгого наблюдения. Он проверил карту: так и есть, ветка железной дороги проходила в нескольких километрах от Ракитного, ближайшая станция в Ивне, куда ходил в школу Коля Воробьев, а значит, что, скорее всего, город может стать опорным пунктом, куда сейчас армия Гитлера стягивает силы. Размышления командира прервали его бойцы, которые оба вернулись с хорошими новостями – веревки и бревна готовы, осталось крепкой обвязкой превратить заготовки в небольшой прочный плотик. Разведчики собрали вещи, попрощались с хозяином своего временного жилища и направились на запад, в ту сторону, где тянулась передовая линия фронта.

Идти им было тяжело, все же каждый тащил с собой бревно чуть выше своего роста и вещмешок. Обливаясь потом, они через час добрались до передовой линии окопов, где расположилась советская пехота. Шубин легко спрыгнул в окоп и, пригнувшись, пробежал по узкому рву. Возле огневой точки, где пулеметчик, не отрываясь, следил за обстановкой, он попросил бойца:

– Уступи-ка местечко, надо посмотреть, чем там немцы заняты.

Тот оторвался от обзорной щели и охотно поделился наблюдениями:

– Молчат, второй день затишье. Готовят что-то, черти, всегда так, если тишина, то жди атаки.

Глеб вытянулся на маленькой ложбинке, прильнул к окулярам бинокля, навел резкость. Не фигурки часовых его интересовали, которые мелькали на расстоянии в нескольких километрах от границы советской территории, а пригорок на нейтральной полосе. Нейтральная земля – широкая полоса между двумя линиями окопов – приподнималась волнами, шла по небольшим холмам по левую руку от него. Там, между пригорками, струилась невидимая отсюда речушка Псел, которая через несколько километров ширилась, становилась глубже и превращалась в настоящую полноводную реку. На ее берегах по разные стороны советская власть отстроила новенькие совхозы, которые разрослись до поселков и деревень со справными домами, школами, больницами, сельскими клубами. Широкие мосты соединяли населенные пункты, по ним в мирное время ездили грузовики с урожаем, пастухи перегоняли стада на другой берег в поисках сочных пастбищ, ребятишки бежали в школу. Но та мирная жизнь: мосты, города, крепкие деревенские хозяйства – осталась в прошлом. Сейчас на советской земле хозяйничали фашисты, они убивали местное население, разрушали все, что было построено советской властью. Часть переправ уже разрушена во время боев двух армий, что разведчикам сейчас на руку, значит, большая часть пути по водной артерии пройдет без постоянного ожидания быть обнаруженными каким-нибудь внимательным немецким часовым.

Ближайшая их цель на нейтралке – холм, который спускался вниз, рассыпаясь на мелкие складки. Он утыкался в устье речушки, откуда поток разрезал землю на два крутых обрыва и уходил на юг по территории противника. Отсюда начнется опасный путь их разведывательной группы.

Рядом гаркнул бодрый голос:

– Здравия желаю, товарищ капитан. Командир роты, лейтенант Зубцов. Помощь нужна, товарищи разведчики?

Не поворачиваясь, Шубин ответил:

– Вольно, лейтенант. – Он указал на холм, поросший густой зеленью, но без единого кустика или дерева. – Нам надо бы туда пробраться, как потемнее станет. Правда, есть одна сложность, по-пластунки не получится преодолеть даже такое небольшое расстояние. У нас с собой плот в три доски, бревна на себе тащить будем слишком долго, немецкая охрана нас успеет заметить и изрешетить.

Коренастый, обритый налысо лейтенант мысль разведчика понял быстро:

– Нужен отвлекающий маневр, товарищ капитан? Так это мы организуем, по правому флангу попускаем трассирующие пули, постреляем, чтобы все немцы туда сбежались. Час у вас будет, его хватит добраться с поклажей до холма. Выделю трех бойцов в помощь, по две боевые единицы на бревно.

– Спасибо, – поблагодарил Шубин. Он опустил бинокль, сполз на дно окопа и на несколько секунд закрыл глаза, радуясь прохладе. Надо беречь силы, пользоваться каждой возможностью передохнуть. Уже через полчаса, как только солнце исчезнет за горизонтом, а ночная темнота окутает полоску нейтральной земли, они выдвинутся прямо под прицелы врага. Рядом командир роты пехоты отдавал приказы, отправляя своих солдат на правый фланг квадрата, который они обороняли. Глеб выдохнул с облегчением, в прохладном окопе, где от земли тянуло сыростью, жар под гимнастеркой улегся. Пулеметчик, будто прочитав его мысли, молча, без слов, протянул фляжку, полную теплой воды. Капитан сделал несколько глотков и тепло поблагодарил:

– Спасибо, – разведчику было приятно от того, сколько людей готовы прийти друг другу на помощь, поделиться глотком воды, куском хлеба, и одновременно грустно от того, как страшно и неправильно, что через минуту этот добрый человек может погибнуть от немецкой пули.

По окопу разнесся протяжный крик лейтенанта:

– Первый взвод, оружие на изготовку. По вражеским позициям огонь на подавление. Пли!

Под грохот залпов Шубин выбрался из окопа и подполз к разведчикам из своей группы. Здесь уже лежали трое солдат из роты на передовой, которые пришли на помощь. Каждый из них готов был толкать во время движения бревно, в то время как второй человек впереди придерживал столб и задавал направление. Грохот выстрелов затих, после залпов советских стрелков ждали ответа немцев. Шубин скомандовал:

– Ну все, парни, двигаемся по нейтралке как можно быстрее к холму на левом фланге.

По его команде солдаты, как можно плотнее прижимаясь к земле, начали движение. Гимнастерки быстро пропитались потом, забились землей и травяным соком, но разведчики ни на секунду не останавливались, толкая вперед бревна, подтягивая вещмешки, и дальше снова – рывок, усилие, рывок. Они успели проползти почти половину нейтральной полосы, когда в ответ на атаку заговорили немецкие пулеметы. Пули зачирикали, выбивая щепки из деревянных накатанных крыш бруствера, советские ДТ^[1] застрекотали в ответ. Мокрый до нательного белья Глеб прохрипел:

– Давай, ребята, поднажми. Еще четверть часа, и заглохнет перестрелка, надо успеть, пока немец на другом фланге.

Локти, колени заработали быстрее, они отталкивались с усилием, подтягивали бревна, и так каждый сантиметр короткого участка нейтральной полосы. Состоявшая из зеленой травы и невысоких кустов, она сейчас казалась нескончаемой. Наконец шустрой ящерицей командир группы первым взобрался на холм, случайная пуля чиркнула его по плечу. Разведчик сжал зубы, но не подал даже виду, что чувствует, как кровь выступает теплыми каплями на небольшой ране. Глеб перехватил первое бревно и толкнул его вниз по крутому склону холма. Белый ствол мягко скатился по траве и замер возле воды, второй и третий последовали за ним. Капитан прислушался – пальба отдавалась эхом по всей нейтральной полосе, раскаты становились все реже – перестрелка стихала, в условиях плохой видимости и немецкие, и советские стрелки не видели интереса продолжать перестрелку. Командир отряда разведчиков скомандовал помощникам:

– Спасибо, ребята, возвращайтесь на исходную, пока идет атака. – А своим приказал: – Вниз, быстрее!

И разведчики кубарем полетели к воде по крутому склону, придерживая свои вещи, хватаясь за траву, чтобы хотя бы немного замедлить падение. Вещмешки били по спине и бокам, камни пересчитывали ребра; Злобин, чтобы сдержать крик от боли в боках, мысленно проклял каменистый овражек.

Но вот почти у самой воды их встретили мягкие заросли, которые остановили их движение. Здесь уже можно не вжиматься в землю – от немцев их скрывает высокая стена оврага. В небольшом укрытии отряд мог переждать, пока темнота окутает все пространство вокруг, даст им возможность пуститься в дальнейший долгий путь по воде. Капитан Шубин планировал пробыть в укромном месте хотя бы полчаса до заката, неспешно осмотреть край немецкой территории. Как им спустить свой плот на воду и без лишних звуков двинуться в глубину территории – именно сейчас важно было просчитать каждую мелочь. Когда они начнут движение по реке, то уже назад дороги не будет. Только вперед, только в самую глубину немецкой обороны.

Не сговариваясь, разведчики ползком пробрались в кусты. Хотя им удалось найти безопасное местечко, откуда их не видят стрелки, но они продолжали напряженно осматривать местность вокруг – не блестит ли где немецкий автомат, не мелькнет ли где огонек сигареты. Но все было тихо. Шубин сказал напарникам:

– Пока немцы возвращаются на исходные, тащим бревна в кусты.

Он не произнес вслух, что надо торопиться, ловить момент затишья. И все же каждый в небольшой разведгруппе понимал, что действовать необходимо как можно быстрее, беречь каждую минуту, чтобы не ждать, когда скроется красное марево заката. Если переберутся со своей поклажей в заросли, то обвязать бревна веревками они могут под маскировкой околоречных зарослей – густые и пышные, они скроют своими листьями их подготовку к спуску на воду.

Глеб первым подал пример: он опустился на землю, вжался как можно сильнее в траву и по-пластунски двинулся к лежащему неподалеку березовому стволу. Вдвоем с Колей они дотолкали его до кустов, где Злобин тут же принялся накручивать толстую пеньку на белый ствол. Вторая ходка, третья: пальцы ныли от тяжести, которую им пришлось тащить, мокрая от пота гимнастерка липла к телу, в горле першило от земли, в рыхлую почву приходилось почти вжиматься лицом, но капитан был привычен к таким условиям, разведка всегда требует прежде всего огромного терпения. Хоть раскидистый кустарник и закрывает их передвижки, действовать приходилось очень осторожно. Командир отряда косился то и дело на Воробьева, проверяя реакцию парня, выдержит ли, не начнет ли злиться, нервничать из-за тяжелых условий. Уж лучше сейчас пускай произойдет этот взрыв, чем когда они отплывут от берега и окажутся в глубине немецкого тыла. Хотя, к его радости, Коля ничем не проявлял свое недовольство, наоборот, терпеливо и деловито выполнял задания. Он напрягал худосочное тело, чтобы сдвинуть тяжелые бревна, время от времени замирал и осторожно осматривался по сторонам, проверяя, не появились ли на краю спуска непрошеные гости, и, казалось, не замечал, как по лицу ручьем течет пот, размывая серую пыль, осевшую на коже. Лишь закушенная нижняя губа выдавала напряжение, которое испытывал хрупкий паренек. Злобин в это время сосредоточенно вязал хитроумный узел за узлом, накрепко приматывая стволы друг к другу. Сержант вытянул большую петлю, откуда торчал короткий серый хвост веревки, и предложил Коле:

– Давай тяни.

Парнишка дернул, и петля вдруг обернулась вокруг столбиков, застыв на конце тугой завязкой. Воробьев восхищенно потрогал крепкий узел, не понимая, как от одного движения березовые стволы превратились в крепкий плотик. Авдей прошептал:

– Морская система, на корабле научили, когда практику проходил после института, я тогда… – и вдруг осекся, замолчал от воспоминаний о мирной жизни, о жене, которые больно укололи прямо в сердце.

Его жена каждый день приходила к пристани и ждала прибытия корабля, специально надевала ярко-красный платок, чтобы он уже за сотни метров видел с палубы – его с нетерпением ждут домой. А теперь дом разрушен немецкой бомбой, нет ни жены, ни дочек, ни того красного платка, что служил влюбленному Авдею маяком.

Капитан Шубин прислушивался к тишине наверху, не доносятся ли с края оврага звуки шагов, выстрелы или немецкая речь. Все звуки стихли, дневные птицы уже замолчали, только где-то далеко ухнула сова. Солнце уже нырнуло за горизонт и утащило за собой красную мантию заката, серый воздух наливался все гуще и гуще чернильной темнотой, так что теперь ничего не было видно уже на расстоянии вытянутой руки. Луна и звезды то и дело прятались за облаками, лишь на короткие секунды показываясь в водной глади. Капитан без единого слова кивнул своей группе, жестом указал на блики в воде: «Пора, спускаем плот».

Они втроем вцепились в тяжелое сооружение, каждый со своей стороны, и вышли из кустов. По всему телу снова пошел жар, хотя теперь возле воды было прохладно. Но тепло шло по телу не от нагрузки, а из-за волнения – несколько шагов вниз к потоку были такими опасными, а они, беззащитные, вышли на открытое пространство, где любой немецкий снайпер мог заметить отряд и уничтожить его несколькими выстрелами.

Плотик без единого всплеска лег на воду и тут же поплыл. Авдей ловко запрыгнул первым, заранее заготовленным длинным суком, как веслом, замедлил движение их плавучего средства, чтобы и остальные взобрались на плот. Следом на плотик шагнул с берега длинноногий Воробьев, затем, перехватив фрахтовый веревочный конец, взобрался на медленно плывущий плотик Шубин. На маленьком пространстве почти не было места, разведчики теснились спина к спине. Злобин сноровисто управлялся суком, словно веслом, будто сплавлялся на плотах всю свою жизнь. Он направил плот поближе к берегу, где не так сильно отражались лунные блики, отражения лунных светил тонули в сени деревьев, не выдавая бесшумное движение отряда разведчиков. Тишина, бурление потока и еле слышные всплески сука в руках Злобина – черные тени на плоту плавно скользили по рукаву реки прямо в расположение врага.

Поток с каждой сотней метров становился все более быстрым, глубоким и широким, и плот с тремя бойцами стал раскачиваться. Река стремительно несла их в глубину оккупированной немцами территории. Шубин мысленно отсчитывал километры, прикидывая скорость движения их плавательного средства, чтобы не выскочить неожиданно у моста прямо под прицелы немецких караульных. Коля, как оказалось, тоже успевал следить за берегом. Когда силуэты деревьев на берегу стали гуще и превратились в сплошную черную линию от того, что плот несся по глубоководью уже на одной скорости, Коля тихо предупредил:

– Надо замедляться и двигаться к берегу, скоро первый мост у Ракитного, рядом со старой дорогой.

Шубин кивнул в ответ, сообразительный Авдей мгновенно отреагировал – принялся направлять плот осторожными гребками к правому берегу. Они планировали сойти на землю у старой переправы, по берегу протащить под мостом сплетенные бревна, чтобы не выдать себя на воде, где было больше света от лунных бликов. Затем вернуться в поток и проплыть вдоль Ракитного, чтобы начать разведку с нового моста, который соединял населенный пункт с остальными деревушками и селами в окрестностях. Капитан решил проверить прежде всего самую крупную дорожную магистраль, по которой немцы могли гнать к строящемуся рубежу технику и личный состав.

Плот мягко замедлил движение, цепляясь за водоросли и растущий у берега ивняк. Злобин прошептал:

– Тут не пройдем, слишком болотистое место, надо поближе к центру.

Но капитан вдруг замотал головой, перехватил сук и вогнал его в илистое дно, останавливая движение плота. Разведчики замерли в удивлении, а командир вслушался в ночную тишину. Через шум потока он услышал странный звук, который не похож был ни на чириканье птиц, ни на крик ночного зверька. Глухой металлический стук. Мгновение, и стук повторился. И еще! Теперь и остальные успели его услышать. У Злобина вытянулось лицо, а Воробьев кивком указал на темноту впереди.

– По мосту передвигается техника, там мостки старые, расхлябанные, поэтому так стучит, – проговорил он, чувствуя, как внутри у него знакомые звуки мостков отдаются болью.

Старый мост хоть и стоял на крепких опорах, но путь через него был дальше, чем новый проезд к шоссе в город. Поэтому его забросили, перестали чинить хлябающие от возраста доски. Так старая переправа оказалась во власти поселковой ребятни, которая проводила на нем все погожие дни: рыбачила, играла в камешки, да каких только забав не видел старый мост. А вечером на мост полюбоваться отражением звезд в стремительном потоке приводили парни своих невест и подруг. Поэтому стук деревянных плашек отозвался болью в груди Коли. Тук-тук, больше нет на свете ни тех парней, ни тех девчат, а ребятишек, что облепляли мост гроздьями, уложили в общую могилу выстрелы фашистов. Хорошо, что в темноте никто не увидел, как заблестели его глаза от навернувшихся слез. Он – разведчик, он – участник важной операции, но как же трудно спрятать боль, которая рвет изнутри когтями.

Шубин приказал своим бойцам:

– К берегу! Плот привязываем и по зарослям будем пробираться на звук.

Разведчики принялись выполнять приказ. Пока они выбирались на сушу, камнями придавливали плот на мелководье, Глеб размышлял, как действовать дальше. Ночное движение говорило о том, что идет оперативное передислоцирование германских сил. Под защитой темноты, окружными дорогами немцы что-то срочно перевозят, а значит, этот груз важен для них. Он попал в точку, когда выбирал первый участок для разведки, здесь развернулась тайная магистраль для немецких сил. Осталось добраться до нее незамеченными, понять, куда движется техника, а также пересчитать ее количество. Поэтому, перед тем как двинуться вперед, командир отряда распределил задачи между разведчиками:

– Воробьев, отвечаешь за наблюдение по правому флангу, Злобин – левый, сообщай о любом движении на том берегу. Выдвигаемся к мосту, идем след в след. Огонь не открывать ни в коем случае.

Разведчики по его приказу выстроились в линию и стали пробираться через ивняк. Их уши, глаза ловили каждое движение или звук на отлогих берегах. Идти было тяжело, под ногами чавкала сырая скользкая почва болотистого берега, который был залит водой из-за того, что речка разливалась по пологой пойме в ширину до небольшой заводи. Перед ней и сгорбился старый мостик, они услышали стук его расхлябанных старых досок еще до того, как увидели горбатый силуэт на фоне темных домов. Громыхали доски, урчали машины, голоса говорили на немецком громко, не скрываясь. Шубин решил – надо подниматься на склон и увидеть своими глазами, что происходит на переправе. Слышно, что техника идет потоком через мостик в Ракитное, а судя по звуку топоров, мост готовят к передвижению еще более тяжелых машин – делают переправу больше и прочнее за счет второго слоя наката. Пока темно, отряду надо пробраться в сам поселок, провести разведку уже имеющихся там сил: сосчитать технику, найти место ее расположения под маскировочными тентами, узнать количество личного состава. Он займется этим с Воробьевым, который знает расположение домов и улиц в родном месте. Злобина же можно оставить на наблюдении у моста, может, услышит что-то полезное в громких переговорах немцев между собой, а также пересчитает идущую через переправу технику. Так они начнут действовать сразу с двух направлений и успеют за оставшиеся четыре часа до рассвета собрать важные сведения. А дальше по плану: как снова стемнеет, идти к Белой или назад на нейтральную полосу по берегу вверх против течения. Он на ухо объяснил задачу каждому из бойцов. Злобин кивнул и указал на редеющую стену из тонких ветвистых ив:

– Дальше пробраться близко незамеченными уже никак по сухому нельзя. Поэтому я по воде. Вещмешок оставляю здесь. Вернусь, как начнет светать.

Сержант стянул сапоги, гимнастерку, штаны – засунул одежду поглубже в гущу веток у толстого ствола и зашлепал босыми ногами по воде. Воробьев тихо окликнул его:

– Товарищ сержант, стойте! – парнишка сорвал тугую дудку камыша и с хрустом обломал коричневый отросток. – Вот, держите, он внутри пустой, под водой сможете дышать.

Когда закончилась зеленая гладь из водорослей, Авдей набрал побольше воздуха и нырнул под воду, только короткий зеленый отросток чуть высовывался между бурунами. Когда и он стал не виден в ночи, Глеб повернулся и бросил взгляд на верхнюю линию берега, поросшего тонкими ивами:

– Коля, давай соображай, как нам лучше пробраться в деревню. Не знаю пока, к какому участку, будем действовать уже на местности. Надо найти, куда немцы сгоняют технику. Там пересчитать все, отметить на схеме. Мы на верном пути и сможем предоставить в штаб карту рубежа немцев нового оборонительного рубежа.

Воробьев принялся размышлять вслух:

– Если сейчас поднимемся наверх, то окажемся почти сразу на центральной улице. От нее уже можно огородами пробраться в любом направлении, я проведу.

Шубин кивнул, центральная часть поселка ему и нужна, немцы бережливые и почем зря технику долбить по ухабам не будут, выберут самый гладкий участок для проезда. А по направлению идущего потока уже будет ясно, где конечная площадка маршрута.

Разведчики также оставили вещмешки у дерева, пристроили пару гранат на поясе и с оглядкой начали взбираться наверх. От дерева к дереву короткими перебежками они добрались до края зарослей. Здесь Шубин замер и прислушался. Впереди грохотали десятки машин, которые медленно двигались по дороге в глубину поселка, но их видно не было. Весь обзор перекрывала черная крестовина виселицы, на которой ветер раскачивал с десяток трупов. Шубин оглянулся на Колю, а тот застыл, не в силах отвести глаз от вытянутых тел на веревках. Шубин тронул его за плечо:

– Нам придется пробраться ближе и укрыться рядом с виселицей с трупами. Ты должен вытерпеть, Коля. Только там мы останемся незаметными.

Паренек уткнулся в землю лицом, все тело его содрогалось от неслышных рыданий. Родной дом, вся его жизнь чернела перед глазами выжженным пепелищем да горой трупов. Вот все, что оставили немцы от Ракитного, большого, нового села, где он вырос, начал взрослеть. В то время, когда Николай был в партизанском отряде, он слышал о зверствах фашистов в его родном поселке и все же оказался не готов увидеть все своими глазами. Вместо домов – руины, вместо соседей и друзей – гниющие трупы, сваленные в кучу, а на изуродованной до неузнаваемости земле хозяйничают немцы. Горе его было велико, не давало дышать, думать. Парень впился зубами в свой же кулак, чтобы хотя бы физическая боль отвлекла его от яростного желания встать в полный рост и броситься на фашистов, чтобы убивать их голыми руками, а не прятаться среди мертвецов!

Через несколько секунд Воробьев наконец поднял голову и кивнул – я готов. Глеб ползком двинулся к перекрестиям столбов. Рядом бесшумно двигался Коля Воробьев. Ничего не изменилось в его аккуратных и скупых движениях, также замирал юный разведчик на секунду каждые пять метров, чтобы прислушаться к голосам и звукам впереди, лишь лицо его окаменело. Он понимал, что сейчас не время для переживаний, изо всех сил старался держать себя в руках. Хотя это было сложно, ведь с каждым метром усиливался отвратительный запах гниющей плоти. Трупы в петлях, гора мертвецов рядом с ними разлагались не первый день, отчего на несколько метров вокруг стоял тошнотворный смрад. Но выбора у разведчиков не было, сейчас пятачок с жертвами фашистов был спасением. Запах и ужасный вид тел, разваливающихся от жары на куски, пугал немцев, все проезжающие мимо старались даже не поворачивать голову в сторону ужасной картины. Солдаты и офицеры не решались задержать взгляд, вздрагивали при виде вытянувшихся тел и брезгливо зажимали носы, про себя ругая команду СС, которая, как обычно, устроила показательное массовое убийство, не заботясь о том, чтобы закопать трупы.

Шубин полз все медленнее, оставалось буквально десять метров до мертвых тел, и он понимал, что не сможет вплотную приблизиться к ним. Слишком ужасным было зрелище, от которого выворачивало внутренности, сознание туманилось, и ничего не было в голове, кроме одного – желания отомстить, броситься на толпу людей в немецкой форме и бить, раздирать их руками, убивать. Ведь среди повешенных были одни старики и дети, Шубину хватило одного взгляда, чтобы понять это. Капитан отвел взгляд и сосредоточился на площадке у моста, где фыркали машины. В свете фар Глебу было отлично видно, как несколько офицеров распределяли поток идущей техники в разные стороны. Грузовики с ящиками оставались рядом с переправой, из них солдаты уже начали выгружать груз с надписью «Minen», а другой поток с сотнями солдат, сидевших в кузовах под зелеными тентами, двинулся вдоль темных домов поселка. Рядом с мостом несколько человек орудовали топорами, обтесывая бревна, чтобы уложить их потом во второй слой на опоры моста. Шубин наклонился к уху Воробьева, хотя шум был такой, что можно было не бояться, что их услышат:

– Хотят усилить переправу для прохода тяжелой техники. Придется задержаться здесь, пока весь состав не прогонят. Ты считаешь ящики с минами, а я – грузовики с личным составом.

Колька молча кивнул в ответ, а сам то и дело косился на мертвых, ему все чудилось, что среди гниющих останков есть кто-то живой. От ветра шевелились волосы, раздувались обрывки одежды, и Коле казалось, что в куче притаился выживший ребенок, соседский мальчишка или девочка, с которыми он играл и бегал по полю вдоль реки три года назад. Он отгонял от себя эту мысль и снова надежда огоньком теплилась внутри: «Ведь ты так же когда-то выполз из общей могилы живой. А вдруг и здесь кто-нибудь выжил, и теперь ему нужна помощь. Надо спасти, доползти, помочь выбраться». И тут же скрепя сердце Коля с усилием воли отводил взгляд: даже если кто-то и выжил, он не сможет сейчас ему помочь, нарушить приказ командира группы, не выполнить боевое задание.

Неожиданно воздух разорвал оглушительный треск, марш грузовиков по мосту замедлил стремительный проезд группы мотоциклов, где на черных седлах восседали несколько десятков эсэсовцев. Прибывшие спешились на пятачке за мостом и один из группы предъявил документы, потом резко закрутил головой и ткнул пальцем в кучу мертвых тел. После его возмущенного восклицания один из рядовых кинулся с канистрой в руках к наваленным мертвецам и принялся щедро поливать их бензином. Шубин сразу сообразил – сейчас тела будут сжигать безо всякого захоронения, и в свете пламени разведчики рискуют быть обнаруженными. Он выждал, пока солдат обошел кучу, встал к ним спиной, резко дернул Воробьева за рукав – за мной. Пока немецкий рядовой выполнял приказ, поджигал спичку, они стремительно принялись перебираться чуть правее. Быстрее, быстрее! Земля вдруг пошла под уклон – ложбинка! Разведчики еле успели вжаться в небольшое углубление, как вспыхнул и загудел столб пламени. Свет от костра осветил все на несколько метров вокруг, воздух наполнил тошнотворный сладковатый запах горящих трупов. Шубин с облегчением выдохнул: за несколько секунд прямо на глазах у десятков фашистов им удалось скрыться. А Коля опустил лицо вниз, не в силах смотреть на горящую гору. От жара тела и одежда зашевелились, вздрагивая, словно живые, и теперь он мучился от чувства вины, что не кинулся на помощь ребенку или старику, допустил его гибель в траурном костре.

Командир легонько толкнул Воробьева:

– Надо двигаться дальше следом за грузовиками, найти их стоянку. Мы сможем незаметно пройти огородами?

– Да. – Голос Колин звучал глухо, темнота скрыла его слезы, которые выступили от горького отчаяния.

Переборов себя, Воробьев ловко пополз вперед, выбирая мысленно дорогу вдоль центральной улицы, все-таки он помнил все закоулки и изгибы улиц до последней ямки, до каждого изгиба. Разведчики свернули за низенькую избушку, тут Воробьев махнул рукой:

– Дальше одни огороды на пару километров, совхозные делянки.

Шубин приподнял голову, оглянулся – параллельно дороге шла череда руин из сожженных домов, а значит, можно не бояться, что их заметят, и двигаться быстрее.

Теперь разведчики передвигались в полный рост. Они шли все быстрее и быстрее, лишь иной раз пригибаясь, чтобы не попасть в свет фар, когда грузовики, что ехали параллельно, делали повороты. Коля шагал впереди командира, указывая путь, при этом парнишка изо всех сил старался унять страшную боль, которая заполнила грудь. Он не был в родном поселке с тех пор, как сбежал из немецкого плена, и теперь с каждым шагом понимал – от Ракитного и его жителей ничего не осталось, лишь черные пепелища там, где раньше стояли избы, да гора трупов его односельчан. Фашисты превратили его родное селение в выжженную смертью голую землю.

Они с Шубиным подобрались очень близко к небольшой площадке, где солдаты спускались из кузовов прибывших грузовиков и, переговариваясь, начинали обустраиваться на окраине села под открытым небом. Судя по количеству инструментов – лопат, топоров, – немцы планировали развернуть здесь стройку разветвленной системы военных укреплений.

Военные даже не догадывались, что буквально в десятке метров за ними наблюдают советские разведчики. Половина из прибывших принялась за рытье глубоких траншей под систему окопов и дотов, остальные начали разводить костры, растаскивать и укладывать металлические балки, проволоку и другое необходимое для строительства оснащение. Два человека с офицерскими погонами возились с колышками, видимо, проводя разметку.

Шубин прошептал парню прямо в ухо:

– Считай технику, личный состав, а я сейчас двинусь к левому флангу, постараюсь запомнить схему разметки.

Он пополз вперед, рассматривая через густую траву двух человек, которые возились с колышками. Шубин наблюдал за немцами, которые, как он понял, были военными инженерами, целый час. Они, то и дело подсвечивая фонариком большую карту, устанавливали столбики, по которым потом будет вестись строительство блиндажей. Воробьев же в это время сосредоточенно считал сначала машины, а потом солдат.

Когда Шубин вернулся, то указал на посеревшее небо:

– Скоро рассвет, пора уходить. Проверить, как там Злобин, и потом нужно найти место, где можно укрыться днем.

Тем же путем, что они пробрались к стоянке немецкой техники, разведчики вернулись обратно к реке.

Глава 4

Возле места, где они оставили свои вещи, их уже ждал дрожащий от холода Злобин. Мокрый с головы до ног переводчик приплясывал на месте, пытаясь согреться после холодной речной воды.

Пока разведчики в паре обследовали дислокацию немецких сил в селе, Авдей провел много времени в холодной воде. Ему удалось подплыть почти к опорам моста, но там грохот от топоров перекрывал все звуки. Поэтому разведчик вернулся обратно на несколько метров до мелководья, где распластался лягушкой между береговой порослью.

Несколько часов в холодной воде прошли не зря. Сержант пересчитал каждую единицу техники. А когда двое солдат спустились с ведрами вниз за водой, он рискнул, бесшумно скользнул в воду, подкрался к ним в гуще камышей и смог подслушать разговор фрицев.

Только на рассвете он вернулся назад: снова проплыв под водой, дыша через трубочку из камыша.

Шубин стянул свою гимнастерку, отдал дрожавшему от холода товарищу.

– Раздевайся быстрее, давай растирай тело сухим, – приказал он, а потом кивнул разведчику, чтобы тот сообщил полученную информацию.

Злобин отрапортовал:

– Товарищ капитан, задание выполнено. Через переправу прошла группа мотоциклистов в количестве тридцати человек, два десятка грузовиков с личным составом, десять единиц зенитной артиллерии «Рак» вместе с расчетом, двенадцать пулеметных установок. Сейчас немцы ведут строительные работы, укрепляют мост, думаю, планируют пустить более тяжелую технику. Смог услышать разговор двух рядовых, они из строительных войск, их прислали сюда с западного направления по железной дороге для участия в строительстве. Запланировано за две недели возвести укрепления.

Шубин кивнул, забрал у Авдея мокрое белье и, пока товарищ растирался досуха его гимнастеркой, принялся выжимать одежду.

– Молодец Авдей, много сведений собрал. Сейчас надо найти убежище на день, ночью снова будем наблюдать, чтобы отследить все силы, которые сюда прибудут.

Авдей в ответ тряхнул влажным чубом, после долгих часов в воде он еле держался на ногах от усталости. Коля тоже готов был рухнуть рядом на голую землю – длинная ночь и тяжелые впечатления лишили его последних сил. Шубин предложил:

– Давайте поднимемся вверх по течению, от моста чуть дальше будет безопасно. Сделаем из веток небольшой настил для маскировки и тогда сможем немного поспать.

Командир разведгруппы понимал, что его бойцам срочно нужен отдых, поэтому первый вскинул два вещмешка за плечо и махнул рукой:

– За мной, – и пошел вперед. Глеб и сам от усталости двигался через силу, тело с трудом слушалось его.

«Сейчас ребята поспят, надо продержаться два часа. Окунусь в воду, чтобы взбодриться», – уговаривал он сам себя на ходу. Неожиданно командир остановился так резко, что Авдей врезался в его спину. Взмах рукой – и разведчики бесшумно опустились к корням дерева, скрывшись за густыми ветвями. Невысокий человечек с редкой рыжей шевелюрой с наслаждением отфыркивался в реке, по которой стелилась утренняя туманная дымка. Он не заметил разведгруппы, так как с удовольствием уходил под воду с головой, а потом шумно отплевывался, восторженно выдыхая:

– Оооо wie gut! Wasser!^[2]

Шубин в это время лихорадочно соображал, как им действовать дальше. «Он пришел просто освежиться и сейчас уйдет», – подумал он. Наверх по склону вели вырытые в земле ступени, которые немцы, стоявшие в деревне не первый год, видимо, устроили специально, чтобы облегчить спуск к воде для купания. А разведчики, потерявшие от усталости бдительность, их не сразу заметили. Теперь оставалось лишь затаиться, дожидаясь, когда немец закончит свои водные процедуры.

Рыжеволосый выбрался из воды, отряхнулся и принялся натягивать на мокрые ноги нательное белье. Шубин с облегчением выдохнул – противник не заметил их присутствия, все-таки они не на передовой, и здесь немцы не вздрагивают от каждого шороха, а могут вот так расслабленно освежиться в прохладной реке после душной ночи. Но свои штаны немец надеть не успел, сбоку от Шубина мелькнула черная тень. Неожиданно для всех Коля Воробьев с размаху прыгнул на фашиста. От удара худого мальчишеского тела тот упал, неловко задергал руками, пытаясь сбросить с себя худосочного мальчишку. Но Николай словно обезумел: он молча вцепился в горло лежащего врага, сдавил его сильными пальцами и не сводил остекленевшего взгляда с багрового перекошенного лица.

Следом кинулся Злобин:

– Коля, Коля, ты что, остановись! Тише, перестань, ты нас выдашь!

Он попытался оторвать Воробьева, но безуспешно, тот остервенело душил дергающегося в судорогах немца.

Действовать надо было мгновенно, чтобы не допустить провала операции. Шубин подскочил к Воробьеву, оплеухой сбил парня на землю и тут же поймал мечущуюся голову немца за рыжие волосы и запихал в жадно открывшийся рот пучок осоки. На попытку мужчины встать ответил жестким ударом, который рассек фашисту бровь, бросил Злобину:

– Переведи ему, пускай молчит, тогда сохраним ему жизнь.

Авдей торопливо забормотал на немецком, в то время как Глеб стягивал руки пленного его же кителем. Рядом топтался ошарашенный Воробьев, он смотрел удивленно, будто сам не понимал, как сделал такое. В другом месте Шубин устроил бы парню хорошую выволочку за незапланированное нападение, но не сейчас. Сдали у юного разведчика нервы, бросился на случайного офицера, а судя по кителю, невзрачный рыжий пузан – оберлейтенант СС, теперь уже ничего не поделать. Они все равно планировали брать языка, чтобы получить сведения о происходящем в выжженном Ракитном, и пускай вот так, нелепо и непродуманно, но все же языка взяли. Изменить случившееся командир группы сейчас не сможет, остается только исправлять ошибки молодого напарника как можно быстрее. Шубин тихо приказал:

– Тащите его быстрее подальше отсюда. Надо его допросить в спокойном месте. – Он почти швырнул немца в руки Воробьева. – Давай помогай.

Они вдвоем подхватили эсэсовца и торопливо поволокли от спуска на холме. Злобин собрал разбросанную одежду немецкого офицера и поспешил за товарищами. По пути Воробьев пришел в себя и его начало трясти от осознания своей ошибки. Парень с ужасом и мольбой взглянул на командира:

– Товарищ командир, простите, я… я как его лицо увидел, у меня… как вспышка в голове, будто гранату взорвали. Это он, тот самый офицер, который командовал расстрелом людей из нашего поселка. Это он! Простите, я… я… не смог… я убить его хотел, отомстить. Он же тысячи людей и детей и… он командовал, рукой махал, и солдаты стреляли.

Шубин видел, как худо мальчишке от возвращения в мертвую деревню, не выдержали его нервы столкновения с прошлым. Только времени помочь мальчишке совсем не было. Они в слишком опасных условиях – прямо под носом у врага, когда даже неосторожный крик может привлечь лишнее внимание и привести к рассекречиванию всей группы. Здесь не до нотаций, да и он сам, как командир разведгруппы, виноват, что вовремя не обратил на парнишку внимания. Нужно было сказать ему хотя бы пару слов или не брать с собой на вылазку к домам. Ведь должен был понять, как трудно тому вернуться в родной поселок и увидеть, что с ним стало. Все, что он любил, было погублено, сожжено. От такого у взрослого сдадут нервы, а тут совсем мальчишка. Поникший Коля Воробьев махнул вверх, где складка местности нависала губой с берега:

– Вон там можно укрыться, там большое углубление. Настоящая пещера, мы с ребятами там играли в индейцев.

Шубин подхватил дергающегося немца под руки и поволок наверх. Разведчики нырнули все вместе под длинные свисающие травянистые стебли и оказались в полумраке небольшой пещеры. Глеб наконец отпустил тяжелое тело и рухнул на землю, чтобы хоть немного перевести дух. Измотанные ночной вылазкой, они теперь были лишены отдыха, Коля своим необдуманным поступком нарушил все их планы. Отдышавшись, Шубин заговорил:

– Воробьев, на наблюдение, Авдей, переводи. Надо его срочно допросить.

Что будет после допроса, он промолчал. От немца надо будет избавиться, пустив в расход, чтобы не тащить языка через всю оккупированную территорию до своих позиций. Шубин владел немецким языком – поднаторел во время операций, но не в совершенстве. Переводчик был сейчас ему полезен, чтобы не упустить ни одной важной детали, поскольку от страха пленники часто начинали говорить слишком быстро, путаясь, отчего Глебу тяжело было понять, что рассказывает захваченный информатор.

Немец заговорил первым сам, залопотал испуганным шепотом, как только у него вынули изо рта кляп. Злобин тут же перевел:

– Он просит сохранить ему жизнь на любых условиях. Готов рассказать все что угодно. Он многое знает, он офицер СС. Просит отпустить его живым, клянется своей матерью, что будет молчать, никому про нас не расскажет.

Капитан кивнул:

– Да, мы отпустим его, после того как расскажет, откуда он прибыл и для чего. Имя, звание, номер части.

Кажется, немец понял его и без перевода, так хотелось ему выжить в плену у русских, и торопливо начал рассказывать важные сведения:

– Меня зовут Альберт Вассер, оберлейтенант подразделения СС. Мы сопровождаем танковое подразделение. Его перебрасывают на Южное направление сюда в Ракитное для подготовки усиленного рубежа. Наша группа двигается впереди на мотоциклах, производя разведку местности и курируя подготовку переправы. Меня отправили, потому что я знаю местность, наступал в этих местах.

«Наступал, а потом бежал отсюда и снова явился, потому что считает себя здесь хозяином», – с ненавистью про себя подумал Глеб, но вслух лишь спросил:

– По мосту пойдут танки? Сколько?

– 48-й танковый корпус, в нем двести пятнадцать тяжелых машин.

Разведчики переглянулись, Шубин уточнил:

– Где будет расположение корпуса, в Ракитном?

Немец покачал головой:

– Нет, здесь будет пролегать линия фортификации. Сначала водная преграда с разрушенными переправами, потом линия блиндажей и минных полей, а дальше тяжелая техника и артиллерия. Их расположат в лесном лагере, в трех километрах севернее поселка. Солдаты начнут готовить просеку в лесу, по ней пойдут машины.

Шубин вспомнил расположение населенных пунктов на карте, получается, что сердце цитадели – мощная техника – будет в окружении двух усиленных линий, которые сейчас оборудуют в деревне Белая и Ракитное. Поэтому последних оставшихся в живых жителей уничтожили как лишних свидетелей готовящейся секретной стройки оборонительных укреплений. Он уточнил у эсэсовца:

– В соседней деревне тоже идет строительство укреплений?

Немец кивнул:

– Да, корпус прибудет по железной дороге и со станции направится в поселок. Я могу нарисовать схему расположения, где будут находиться танки. Специальная линия из эскарпов под танки, чтобы вести оборону, если Красная армия сможет прорваться через окопную цепь.

Шубин немного помедлил, слишком уж немец сговорчивый, но сказать ничего не успел, Авдей уже сунул прутик пленному в руку:

– Вот здесь на земле рисуй.

В проеме мелькнула голова Коли, он взволнованно прошептал:

– Там, кажется, немцы подняли тревогу, кричат по всему берегу. Цепь идет из солдат.

Шубина как молния пронзила догадка: они оставили следы на влажной земле, когда тащили немца! От усталости совсем позабыли о такой важной улике, и теперь немцы, обнаружив пропажу офицерского чина, идут по их следу. Он повернулся в сторону фашиста. Рыжеволосый теперь не был бледен от страха, а смотрел на советских разведчиков исподлобья. Глеб сразу же понял – он тянет время специально, в надежде, что его найдут. Трое разведчиков против десятков вооруженных автоматами эсэсовцев не выстоят и нескольких минут. Шубин чувствовал, как у него пульсируют нервы. Ошибка за ошибкой, они на грани провала операции. Разведчик потянулся к ножу, висящему на поясе, и немец, вдруг звериным чутьем почуяв близкую смерть, кубарем кинулся ему под ноги, сбил на землю и ринулся бежать. Раздался выстрел! Эсэсовец споткнулся, упал, прокатился несколько метров по земле и застрял, повиснув между тонких ивовых стволов. Разведчики на несколько секунд застыли в растерянности, Коля Воробьев сжимал рукоятку своего пистолета.

– Он чуть не сбежал, потому я выстрелил, – сказал он.

Шубин был в отчаянии – снова они допустили промах. Сейчас сюда на звук выстрела придут немцы, несколько минут – и отряд погибнет, не выполнив задания. Генерал Ростов не дождется их возвращения и не узнает, что немцы сооружают на этом участке мощную защиту. Вдруг Злобин толкнул командира в плечо:

– Уходите, уходите быстрее в поселок. Я останусь здесь, встречу немцев как надо, – мужчина выдернул из ножен нож, в другую руку взял пистолет. – Мне нужна только граната, одна граната. Я задержу их, у вас будет четверть часа.

Шубин все понял: сержант, так искавший смерть, решил именно здесь и сейчас пожертвовать своей жизнью, чтобы остальные получили шанс на спасение. Злобин был готов погибнуть, ведь тогда его товарищи смогут вернуться назад и доставить важные сведения. Авдей уничтожит всех, кто попадется ему на глаза, дав напарникам возможность скрыться, а потом погибнет из-за численного перевеса соперников. Злобин дернул подбородком, лицо его заострилось после принятого решения:

– Давай, Глеб, не думай. Я не подведу, в руки немцев не дамся. Фрицы решат, что я здесь был один, пытался взять языка и не вышло. Уходите быстрее!

Шубину хотелось сказать что-то товарищу, обнять на прощание, невыносима была эта мысль – вот так бросить его на растерзание десяткам фрицев. Но опытный разведчик понимал, что эта жертва необходима, чтобы исправить все ошибки, которые они допустили. Поэтому только бросил напоследок:

– Авдей – ты герой, я расскажу о твоем подвиге всем! – и бросился бежать чтобы было сил, по пути с досадой подтолкнув вперед Колю.

А оставшийся в одиночестве разведчик шагнул назад в пещеру и затаился, готовый отправить на тот свет как можно больше немцев, как только они появятся. Мысль о смерти не пугала его, он чувствовал себя мертвым уже давно, с тех пор как прочитал в письме от соседей о смерти жены и дочерей. Просто теперь пришло время долгожданной мести, которую он так долго ждал. Каждый выстрел и удар ножа будет фашистам ответом за то, что напали на Советский Союз, сгубили его семью, уничтожили его мирную жизнь.

Коля Воробьев, совсем растерянный от своих проступков и от усталости, не понимал, что ему делать дальше. Поэтому Шубин похлопал рядового по спине, чтобы привести в чувство, и скомандовал:

– Двигайся за мной! Надо найти укрытие, быстрее!

Слева внизу голоса немцев раздавались все отчетливее, хотя разведчики их уже не видели. Вот раздался выстрел и выкрикнул голос на немецком, следом еще выстрел, потом снова крики, грохот автоматной очереди. Авдей Злобин, скромный герой, вступил в неравный бой.

Под звуки развязавшего боя разведчики выбрались на берег и залегли в траве. Куда двигаться дальше? Шубин ткнул пальцем в крайний разрушенный дом:

– Там есть подпол, чтобы спрятаться?

Колька нахмурил лоб: крайний дом был бабушки Прасковьи, которая изготавливала на продажу лечебные настойки в деревянных бочках и крошечных запыленных бутылочках. Он вспомнил, как маленький бегал за лекарством от кашля для сестер и помогал старушке, придерживая крышку погреба в предбаннике, где та хранила свое богатство. Поэтому уверенно указал на маленькую постройку, что чудом сохранилась на клочке земли:

– Да, вон там в бане есть погреб, это точно.

– Тогда туда ползком. – Командир первый шустро зашевелил локтями и ногами. Они двинулись по широкому полю с одуванчиками, укрываясь за высокими кочками. Как можно быстрее, вперед, вперед! Позади ухнул взрыв, в воздух взметнулась фонтаном земля и ветки – Авдей Злобин подпустил как можно ближе к себе ораву фашистов, а потом рванул чеку гранаты, уничтожив и себя, и своих врагов. Глеб мысленно поблагодарил товарища за геройский поступок. По возвращении на свою территорию он доложит в штабе о его подвиге.

По дороге и от моста бежали к месту взрыва остальные солдаты, немецкий пост гудел, как взбудораженный улей. Общая суета была разведчикам на руку. Пока немцы разгребали завалы, растаскивали тела, Воробьев и Шубин успели добраться до огорода бабушки Прасковьи. Здесь они сначала по очереди перебежали за собачью будку, а потом к двери бани. Глеб зажал в кулаке нож и толкнул дверь – нет ли кого внутри. Но на широкой скамье была аккуратно свернута форма, подушка и тонкое одеяло, а на столе, сооруженном из ящиков, лежала кипа бумаг. Очевидно, кому-то из офицерских чинов выделили отдельное удобное пространство для проживания. Остальные вещи были плотно упакованы в трех чемоданах, на полу валялся измятый китель. Все говорило о том, что недавно прибывший офицер собирался переодеться или отдохнуть, но из-за поднявшегося переполоха кинулся в одном белье к месту происшествия.

Колька поддел ножом край дощечек, откинул люк, который было почти не видно в деревянном полу из-за оторвавшегося кольца:

– Сюда! Быстрее!

Они спустились по крепким ступеням в прохладу подпола, и Воробьев опустил люк над головой. Как раз вовремя! Наверху затопали тяжелые сапоги, кто-то прогудел басом, и в ответ раздался более тонкий голос:

– Jawohl, меin General!

Шубин понял, что они нашли себе укрытие прямо в постройке, где германский генерал организовал себе личный кабинет. Высокий чин прибыл, скорее всего, наблюдать за строительством новой линии укреплений. И даже не успел разместиться, как советские разведчики уже преподнесли ему неприятный сюрприз.

Шубин прислушался, хотя наверху почти ничего не происходило. Генерал, скрипя досками, прошелся по комнате, его ординарец то и дело сновал туда-сюда. Он принес полное ведро воды, и, судя по фыркающим звукам, его командир начал утренние водные процедуры. Хлюпал ковшик, плескалась вода, через щели просачивались капли в подпол, но до Шубина это все доносилось будто издалека. Он был истощен от усталости, Воробьев рядом тоже еле сидел, то и дело сонно роняя голову набок. Если они не отдохнут, то не смогут выбраться из этой ловушки, а должны это сделать – обойти охрану и добраться до своих, ведь не зря погиб ради их разведоперации Авдей Злобин!

И Глеб приник к уху Коли:

– Ложись прямо на землю, ты спишь два часа, я на карауле, потом поменяемся. Главное, следи, чтобы я не храпел или не разговаривал, сразу зажимай рот! Наверху немецкий генерал, если поднимет крик – нас тут прямо в подполе гранатами забросают, и все – капут.

Колька в ответ кивнул и тут же закрыл глаза. Его мгновенно сморил глубокий сон. Шубин же изо всех сил старался держаться: он засек время, потер глаза, а потом нащупал в кармане листок. Сделает записи всей информации, что удалось добыть. Если что-то пойдет не так, а подобное уже случалось во время вылазки не раз, то есть надежда, что Коля Воробьев сможет все-таки выйти к своим и передать собранные данные. Поэтому пускай они лучше будут записаны в виде шифровки.

Скупые солнечные лучи из крошечного окошка бани проникали через щели в подпол, и этого было достаточно, чтобы начать записи. За годы в военной разведке Шубин наловчился писать почти вслепую, отмеряя пальцами на бумаге расстояние между строчками и значками план расположения техники. Он по памяти нарисовал план расположения будущего узла из окопов, дорогу для танков и месторасположение эскарпов, внизу проставил цифры единиц техники, личного состава, что они насчитали во время ночной вылазки. Наверху то и дело раздавался топот, дверь скрипела несколько раз – к генералу шли с докладами дежурные офицеры. Шубин прислушивался к обрывкам фраз, что мог уловить через тонкий дощатый пол. Он, к своей досаде, понял, что их утренняя стычка взбудоражила немцев, а значит, теперь поселок в кольце из строгой охраны и частей СС. В своем порыве Коля Воробьев убил не обычного рядового, а офицера из подразделения СС, поэтому всполошившиеся немцы усилили бдительность. Как же теперь выбираться из этого кольца и возвращаться за линию фронта? И если они прочесывают местность у реки, то, скорее всего, обнаружили припрятанный плот. Возвращаться тем же путем на свою территорию опасно, вернее, невозможно, так как по этому водному маршруту установят усиленную охрану. Ему и напарнику придется искать другую дорогу, а выбор у них небольшой. Если идти в направлении деревни Белой, то они, наоборот, углубятся на территорию противника, при этом к такому дальнему походу не готовы. Гранаты и один патрон уже израсходованы, погиб переводчик в их группе, да и продуктов с собой у них минимум. Самое плохое, что с собой нет радиостанции, чтобы передать уже собранные сведения, на основании которых штаб начнет готовить ответную операцию. А еще капитан понимал, что Воробьев оказался слишком молод для такой сложной разведзадачи. Он взял его в группу из-за отчаянного желания быть полезным, опыта, приобретенного в партизанском отряде, знания местности, но все это перечеркнула вспыльчивость Коли, который спровоцировал столкновение с немцами и поставил под удар все мероприятие. Дальше в немецкий тыл идти с такой подготовкой нет смысла. Теперь остается одна дорога – через Ивню, где раньше был расположен штаб. Оттуда переезжает все командование, поэтому царит суматоха, что даст разведчикам шанс пробраться по лесам так же, как шла к границе фронтов Варя. Она вдруг живая встала перед ним, протянула руку и прошептала:

– Иди за мной, я выведу тебя обратно, к своим.

Неожиданно ухо защекотали губы, Коля Воробьев прошептал:

– Товарищ капитан, вы уснули. Я проснулся, а вы лежите с открытыми глазами.

Шубин лишь нашел силы повторить приказ:

– Сторожи, чтобы во сне не разговаривал, – и снова задремал.

Сквозь сон Глеб слышал, как скрипели наверху половицы, резко и гортанно звучали доклады на немецком языке, потом раздался звон посуды – у генерала начался обед. После трапезы командующий расположился на полке и сочно захрапел. От этого звука подскочил и Шубин, испугавшись во сне, что это он издает громкие трели. Но Коля остановил его, коснувшись рукава:

– Это наверху немец храпит.

Снова скрипнула дверь:

– Herr General^[3]… – Ординарец осекся, услышав храп, и поспешно ушел.

Шубин втянул воздух – знакомый аромат, это бензин, у генерала есть свой автомобиль. Он неожиданно понял, как же они смогут выбраться из ловушки и пройти через пост охраны. Глеб наклонился к Кольке:

– Надо выбираться отсюда, придется рискнуть. Обратно по реке идти опасно, придется прорываться через основной мост к Ивне и там уходить в лес.

Воробьев изумился:

– Как же мы пройдем через посты?

А командир вдруг крепко тряхнул рядового за плечи:

– Коля, ты уже столько дел наворотил, что у нас вся операция под вопросом. Придется рисковать, поэтому теперь слушай мой приказ – любое действие только с моего разрешения. Понял? Ты военный разведчик, а в армии все основано на дисциплине. Атака, захват языка – все по моему приказу!

Парнишка сник в его руках. Шубину хоть было совестно за свой жесткий тон, но опытный разведчик понимал, что сейчас нельзя было разговаривать иначе. Впереди их ждала сложнейшая часть операции, которая требовала хладнокровия и уверенности в себе. Глеб подробно начал объяснять новичку свой план:

– Немцы не ждут атаки изнутри, они рыщут по берегу, у моста, но никак не в генеральской спальне. Неожиданное нападение дает нам преимущество. Как только стемнеет и наверху генерал уснет покрепче, то мы выбираемся из подполья и отправляем его без шума в расход. Запомни, Коля, ни единого звука. Все должно произойти так, чтобы не всполошить часовых или ординарца. Против сотен вооруженных стрелков мы и минуты не выстоим, погибнем безо всякой пользы. Действуем сообща, перережем ему глотку ножом, чтобы не успел проснуться… Потом ты переодеваешься в генеральскую форму, фуражку натягиваешь пониже, чтобы не было видно лица. Ординарца тоже ликвидируем как можно тише. У генерала есть автомобиль, вот на нем и промчимся в открытую по селу. Ты – за генерала, я – за его ординарца.

Глаза Кольки даже в темноте заметно округлились от невероятной дерзости плана командира. Шубин продолжал шептать парню в ухо:

– В немецкой армии с дисциплиной и субординацией строго, никто не посмеет остановить машину генерала. Даже когда будем проезжать пост охраны на выезде из Ракитного, вряд ли у нас будут проверять документы. Если все-таки что-то заподозрят, перекроют выезд – возьмем пост на таран. С разгону снесем загородку и ходу по дороге, лишь бы уйти как можно быстрее из вражеского гнезда.

Вот после моста начинаются трудности. За нами отправят погоню в течение десяти-пятнадцати минут. Если в баке топлива мало, то нам удастся проехать не больше десятка километров. Поэтому оторвемся, затем бросим машину, и в лес. Надо уходить в сторону Ивни и переходить обратно к своим. Ты говорил, там заминирована окраина лесного массива?

Воробьев, подтверждая, кивнул. Шубин подумал и спросил:

– После моста, на дороге между Ивней и Ракитным, где можно максимально быстро пройти в чащу?

Коля задумался и вдруг предложил:

– А давайте после моста по дороге не поедем! Там через два километра есть поворот на городское кладбище, оно огромное, старое. Там немцы мины не ставили, а оно прямиком в лес утыкается. Раньше на нем хоронили и с Ракитного, и из города, могил куча – заплутать легко.

– Да, так лучше, – согласился Шубин и откинулся на стенку подполья.

План операции составлен, осталось только дождаться, когда закончится день, генерал отойдет ко сну, и тогда претворить план в жизнь.

Германский командир сначала долго и тяжело просыпался, затем вызвал ординарца и за что-то отругал. Потом снова плескался в воде, с кряхтением натягивал сапоги. Прислушиваясь к его тяжелым шагам, Шубин задумался: кажется, что генерал крупный, а значит, Коле его форма будет большой. Он припомнил походную кровать, что лежала на полке – одеяло и подушка, вот они-то и помогут сделать худосочного парнишку откормленным германским генералом.

Дальше потекли долгие часы ожидания, Глеб снова прилег на твердую землю и задремал, пока Николай нес вахту. Разведчики пользовались долгой паузой в своем тайнике, давая отдых телу. Хотя ждать после ужина пришлось еще долго, в крошечной баньке начались долгие посиделки. Как только ординарец загремел посудой, дверь заскрипела и в баню протопали еще два человека. Загремели стаканы, пространство в подполье заполнили алкогольные пары, а наверху зашлепали игральные карты. Еще пара часов, и наконец офицерские посиделки закончились: собутыльники разошлись, а временный хозяин домика завалился на полок, а затем сразу захрапел. Его ординарец с тихими ругательствами стащил со своего командира сапоги, потушил фонарь и со злостью хлопнул дверью на входе.

Шубин прислушался – тишина, пора действовать.

Глава 5

Тяжелая крышка из темных досок приподнялась, и над полом показалась встрепанная голова с мокрыми от духоты волосами. Это был Глеб Шубин; он осторожно преодолел пару ступенек, за ним следом показался такой же взмокший Коля Воробьев с пистолетом в руках. Но осторожничать не было смысла: хмельной после посиделок генерал храпел, раскинувшись на узком полке, его форму и сапоги ординарец аккуратно уложил на один из чемоданов. Капитан одними глазами указал на чемодан. Коля понял безмолвный приказ: «Быстро надевай форму!»

Пока он возился с галифе и сюртуком, Глеб подошел к спящему мужчине и вонзил клинок точно рассчитанным ударом так, что грузный генерал успел лишь всхрапнуть, а потом из раны хлынула потоком кровь. Шубин успел сдернуть одеяло и вытянуть подушку из-под убитого, пока они не пропитались кровью. Закончив с генералом, разведчики пробрались к двери и приникли к щелям, пытаясь понять, где находится ординарец немецкого командира. В темноте служаку не было видно, но возле черной лаковой машины горела красная точка сигареты. Шубин повернулся к Воробьеву:

– Он слишком далеко, успеет закричать или убежать, если откроем дверь. Нельзя дать ему позвать на помощь. Придется ждать, пока не подойдет поближе или не ляжет спать.

На лице Кольки отразилась досада:

– А если он в машине ночевать будет? – спросил он, и тут же в подтверждение его слов скрипнула дверца автомобиля, и темная фигура закопошилась на заднем сиденье. Ординарец и не думал возвращаться в душное пространство, мучаться от генеральского храпа над ухом. В теплую ночь он с комфортом устроился на ночевку в машине.

Парнишка вдруг указал на крошечное окошко баньки, в котором взрыв выбил стекло:

– Я смогу пролезть и ликвидировать охранника.

Шубин недоверчиво дернул плечом, слишком порывист мальчишка, он боялся ему снова доверять. Да и прорезь была совсем маленькая, больше похожая на отверстие в будке, куда не сможет пролезть даже такое худосочное тело, как у Николая. Но Воробьев уже легко приподнялся на крошечном приступке окна, оглянулся на командира. Он понимал, какие мысли одолевали его командира:

– Простите, товарищ капитан. Знаю, подвел вас. Всю жизнь буду корить себя за то, что напал на немца. И вину свою должен искупить. Из-за меня погиб Авдей Злобин, это пятно на моей совести, его ничем не смыть. Ни кровью врага, ни моей, только делами, смелыми поступками. Поэтому я буду в два раза осторожнее и разумнее, я теперь должен жизнь прожить и за него, и за себя, бороться за победу вдвое активнее. Он отдал свою жизнь мне, поэтому я не имею права делать глупости, больше не совершу ни одной ошибки. Верьте мне, товарищ командир. Я справлюсь с заданием!

Шубин только вздохнул в ответ и попросил:

– Бей без жалости, без сомнения, бей в шею, Коля.

Парнишка кивнул, подтянулся и легко прыгнул ногами вперед через узкое окошечко. Как только он приземлился на землю, то сразу приник к ней и бесшумной ящерицей проскользнул в сторону машины. Его легкие движения не были слышны через деревянную стену. Глеб прильнул к щели, пытаясь рассмотреть разведчика в темноте. Но смог лишь разобрать, как с чавканьем клинок вошел в шею спящего человека в автомобиле да предсмертный хрип, который сразу же оборвала накрывшая рот крепкая ладонь Коли. Генеральский ординарец был снят тихо, стремительно и дерзко.

Шубин подхватил одеяло, подушку, кинулся к машине и бросил одеяло и подушку сидевшему на заднем сиденье Коле:

– Давай пихай под форму, брюхо сделай и плечи как у генерала. – В огромном кителе высокий, но худой подросток и правда почти утонул.

А сам кинулся к мертвому телу, его надо побыстрее спрятать, чтобы никто случайно не обнаружил следы нападения разведчиков на немецкого командира и его ординарца. Глеб оттащил труп за баню, там принялся стаскивать с мертвеца форму. Рослому Шубину, наоборот, штаны и куртка были маловаты, но сейчас действовать приходилось без раздумий. Пути назад не было, только вперед, без сомнений и страха. Чтобы двигаться свободно, разведчик разодрал верх от неудобной формы по швам, охранники все равно на скорости успеют увидеть только верхнюю часть одежды.

Коля уже сидел на заднем сиденье, лицо окаменело от внутреннего напряжения. Одеяло и подушка натянули форму до нужных размеров, а фуражка села глубоко на лицо, так что издалека казалось, что в автомобиле сидит тучный человек. Если нестись на большой скорости, то постовые ничего не успеют рассмотреть. Шубин сам натянул фуражку как можно ниже, устроился за рулем и, когда взревел двигатель, напомнил Воробьеву:

– Стрелять, говорить – только по моему приказу!

– Есть, – отозвался с заднего сиденья ряженый генерал.

Капитан ударил по газам, блестящая черная машина взревела и рванула по дороге, ослепляя черные окна желтыми лучами фар.

Расчет опытного разведчика оказался верным, машина с легкостью промчалась по улицам до большого моста, который соединял Ракитное с районными дорогами. Все солдаты, что попадались генеральскому авто по дороге, только поднимали руку в приветственном «зиг хайль», зная, что генерал Краутц славится крутым нравом и тяжелой рукой. Машина на огромной скорости подлетела к шлагбауму перед мостом, остановилась и нетерпеливо засигналила, чтобы постовой поторапливался. Тот, щурясь от яркого света направленных прямо в лицо фар, заспешил к шлагбауму, чтобы сдвинуть загородку из толстых жердей. Со скрипом конструкция поехала в сторону, пропустила генеральскую машину. Черный автомобиль в нетерпении взбил вихрь дорожной пыли, скользнул лучами фар по черной глади реки и исчез на дороге в северном направлении.

Глеб гнал автомобиль, несмотря на то что машину сильно подкидывало на ухабах разбитой дороги. На заднем сиденье Воробьев с отвращением содрал с себя немецкую форму и пытался натянуть обратно свою гимнастерку. Шубин, не поворачивая головы, рявкнул:

– Давай командуй, куда сворачивать и когда.

Он погасил фары, чтобы черная машина стала как можно более незаметной в ночи. Нарваться на патруль или мимо проезжающий немецкий грузовик опытный разведчик не хотел. Должно быть как можно меньше свидетелей, которые бы увидели, куда направился генеральский автомобиль. Если повезет, то у них будет несколько часов до рассвета, пока обнаружат два трупа в деревенской баньке и пустят погоню за разведчиками.

Черная машина неслась в темноте, и все же Коля Воробьев даже на такой скорости успевал ориентироваться. Когда колея пошла вниз, он предупредил:

– Сейчас как раз под холмом поворот налево и выедем прямиком к кладбищу.

Шубин, не снижая скорости даже на спуске, круто вывернул руль влево, отчего автомобиль с визгом выплюнул комки земли из-под колес. Глеб выровнял машину и до упора выжал газ – автомобиль летел на всей скорости к черным оградкам, за которыми виднелись кресты и могильные плиты старого кладбища. Он проехал дальше входа, когда Колька вскрикнул:

– Стойте, дальше нельзя! Там начинается минное поле!

Капитан крутанул руль, отчего машина влетела прямо в густые кусты. Шубин выскочил и стал тоже переодеваться, на ходу продумывая, что делать с автомобилем:

– Коля, найди камень побольше и крепкую палку. Зажмем газ и сцепление, зафиксируем руль, а потом направим машину прямо на минное поле. Когда автомобиль найдут, пускай немцы думают, что мы погибли. Проверять не сунутся.

– Есть! – Воробьев кинулся выполнять приказ.

Он приволок огромный булыжник, толстую ветку Шубин сам отломал от кустарника и вогнал под обод руля. Завел машину, опустил камень на педаль, чтобы установить стопор, и выскочил из автомобиля, как только махина начала набирать ход:

– Уходим!

Разведчики перелезли через низкий кладбищенский заборчик и бросились бежать вдоль могил, петляя по заросшим тропинкам. Позади раздался хлопок, потом оглушительный взрыв мины, который разметал части автомобиля в разные стороны. От искр взрыва загорелся потекший бензин, и генеральская машина вспыхнула красным факелом в ночной темноте. Они не успели добежать до другого края кладбища, как пожар уже сник, от него осталось лишь небольшое тлеющее пламя, которое продолжало лизать обугленный корпус машины. Воробьев и Шубин с вещмешками бежали по городу мертвых. Только через несколько минут, когда они оказались по другую сторону кладбища, перебрались через ограду и нырнули в прохладу леса, командир замедлил шаг:

– Силы лучше беречь, еще километров десять-пятнадцать пройдем, и будет промежуточная линия германской обороны. До нейтралки не успеем добраться. Надо найти надежное место, где можно переждать день. А ближе к вечеру идти в обратный путь до советского переднего края. Знаешь, где нам можно переждать? Чтобы точно немцы не сунулись.

– Товарищ командир, давайте чуть восточнее возьмем, там речушка, от Псела рукав, течет и местность холмистая, можно будет залечь между камней. Пробираться тяжело, зато есть пещерки, где нас никто не заметит, – предложил Воробьев.

Шубин кивнул, и они продолжили идти в сторону Ивни все дальше от Ракитного. Вдруг капитан остановился и прислушался: даже через шум леса пробивался гулкий звук – где-то на дороге, которая шла в том же направлении, что и они, двигалась тяжелая техника – немцы торопились и стягивали как можно быстрее все силы к своей будущей цитадели. Вдруг Шубин скомандовал:

– Ложись!

Коля послушно упал в траву и опустил голову, но выстрела не последовало. Лежащий рядом Глеб осторожно поднял голову и всмотрелся в сумрак окрестностей. Воробьев нетерпеливо заерзал рядом:

– Что там, товарищ капитан, немцы?

Палец Шубина указал на то, что привлекло его внимание: впереди был слишком правильной формы завал из веток. Разведчик одними губами прошептал:

– Похоже дзот или бронированный колпак под маскировкой. Может быть, пустой, а может, и с охраной. Давай ползи левее на двести метров, к тому пригорочку, не нравится он мне, надо понять, есть ли там такая же огневая точка.

Пока они ползли в сторону небольшой возвышенности, командир пояснил:

– Просто так немцы не могли поставить отдельную замаскированную точку. Огневая ячейка, откуда ведет стрельбу пулеметчик или автоматчик, не может стоять отдельно в лесу. Такие сооружения фрицы выстраивают как части крупной линии обороны. Надо найти остальные точки и нанести их на нашу схему. И думаю, что на этом пригорочке немцы точно обустроили узел обороны. Так что мы с тобой нашли, кажется, вторую линию новых немецких укреплений.

Разведчики поползли в обход холма, оглядываясь по сторонам – не держит ли их немец на мушке, но фашисты пока свои укрепления не использовали. Скрытые в глубине деревьев, недалеко от дороги, огневые точки молчали, ожидая своего страшного часа.

Коля внезапно ахнул:

– Это же замаскированный окоп, товарищ командир, – он приподнял руку и показал, что она провалилась и при этом проделала дыру в настиле из веток, который прикрывал вырытую траншею. Оба разведчика одновременно поняли, что перед ними линия окопов, за ней скрытые пулеметные ячейки, блиндажи. Это была первая линия укреплений после широкой дорожной магистрали, она прикрывала проход через лес к Ракитному, где сейчас шла стройка ядра всего узла обороны. Новая немецкая оборонительная линия огня, предназначенная задержать наши части, которые будут наступать на бегущие немецкие дивизии. А при таком хитроумном расположении немцы смогут не только остановить советскую пехоту, но и получить преимущество при столкновении. Колька словно эхо вторил мыслям Шубина:

– Поэтому и не минируют участок дороги до кладбища, через него будут отбиваться от наших. Мало им живых сгубить, даже мертвым покоя не дают.

Глеб был согласен с напарником, но промолчал – опытный разведчик привык сдерживать свои чувства. Командир толчком локтя направил Кольку в левую сторону:

– Обходи вокруг холма, считай метры, сколько огневых ячеек, запоминай, как идет окоп. Встречаемся с другой стороны пригорка, нанесем на схему окопную линию, она идет вдоль дороги. Дальше вернемся в лес, надо узнать ширину фортификации. Осторожно, на этом участке могут ходить по периметру часовые. Прислушивайся к каждому звуку!

Воробьев усердно заработал локтями и коленями. Паренек сильно прижимался к земле, так что только по тихому шуршанию можно было понять – в густой траве двигается человек. У Глеба мелькнула мысль: «Хороший парнишка, и разведчик из него выйдет отличный, только нужно еще немного набраться терпения. Пускай иногда не получается у него сдерживать себя, оно и понятно, ведь ребенок почти, мальчишка». И тут же, даже не успев понять, что произошло, он замер, увидев в темноте красный огонек. Потянуло табачным дымом, значит, мимо проходил невидимый в ночи охранник. Шубин молил про себя: «Только, пожалуйста, пускай Колька их тоже заметит. Ну же, замри, замри и жди!» Огонек был все ближе, потом красная точка описала дугу и улетела в траву. В паре десятков метров от замершего разведчика прошел немецкий патруль, который лениво обходил границу участка обороны. В темноте солдат видно не было, хотя капитан всем телом почувствовал тяжелую поступь их тяжелых сапог, а его ноздри уловили смесь неприятных запахов: оружейной смазки, пота и едкого табака. Охрана пошла дальше вдоль замаскированных траншей в сторону дороги, где все так же стоял гул двигающейся техники.

Шубин с облегчением выдохнул и двинулся дальше. Полз он медленно, поднимая голову и высматривая выступы и холмики правильной формы – замаскированные ячейки для пулеметов или доты. Как капитан и предполагал, холм был окопан вкруг, а в нем немцы обустроили несколько огневых звеньев, чтобы с высоты поливать наступающих советских бойцов шквальным огнем. Сотни метров, что прополз капитан, были плотно обустроены разными блиндажами, замаскированными окопами, откуда удобно вести прицельный огонь.

На другой стороне холма ему пришлось ждать еще почти полчаса, прежде чем появился Колька. Парнишка двигался медленно, и почти сразу, добравшись до командира, начал перечислять все, что смог рассмотреть:

– Там целая крепость в холме вырыта, щели для стрелков! И еще большие такие окопы, огромные ямы, примерно пять на пять метров.

– Это для танков, окопы, чтобы танки могли оттуда вести стрельбу, а сами при этом не подставляли броню под зенитки. Давай двигаться также ползком вдоль окопа на юг. Как закончатся фортификации, остановимся и зарисуем все, что увидели.

Разведчики повернули на юг, а когда оказались на безопасном расстоянии от холма, поднялись и осторожно двинулись в чащу леса. Под их ногами змеился край заложенного настилом окопа. Когда траншея закончилась, Шубин придержал Колю за рукав:

– Сейчас осторожно, я вперед, ты иди за мной след в след. Остальное пространство немцы могли заминировать, – разведчик указал пальцем в направлении источника шума. – Слышишь, мы слишком близко к дороге, можно снова напороться на патруль или случайно встретить фашистов. Давай-ка поглубже в лес, пускай мы сделаем крюк, зато будем в безопасности.

Они очень медленно зашагали дальше. Перед тем как сделать шаг, Шубин подолгу всматривался в траву, выискивал примятые участки или торчащую проволоку. Хотя участок был чистым, Глеб выдохнул с облегчением только тогда, когда они снова забрались в глухую чащу с валежником под ногами, в котором уж точно не ждет опасная находка. Разведчики вернулись с редколесья в дебри, где стало совсем тяжело идти. Деревья обступали плотной стеной, ветви цеплялись за одежду, а ноги проваливались в заросли мха и папоротников. Когда стало понятно, что холм с укреплениями остался на далеком расстоянии позади, разведчики сделали передышку.

Шубин опустился на бревно и достал схему, где уже начал шифровать данные, что они успели собрать во время вылазки. Вдвоем разведчики обозначили схему из всех укреплений, даже разметки километража записали, благо Воробьев, благодаря знанию местности, мог определить без карты, где они находятся. Таких точных координат будет достаточно, чтобы советские бомбардировщики нанесли удар с воздуха по вражеским постройкам.

Записку пришлось сунуть во фляжку, где было уже давно сухо – запас воды у них закончился еще в Ракитном. Сейчас капитан ощущал, как дрожат от усталости ноги, гудит голова и путается сознание. Им нужен отдых, вода, короткий сон – еще пять километров в сторону советского фронта, и можно будет искать укрытие для ночевки. Сухие губы с трудом разлепились, чтобы отдать приказ:

– Двигаемся к берегу Псела, ты веди. – Он видел, что Коля тоже устал от тяжелой и длительной вылазки вокруг холма. Но задача была выполнена – они нашли и зарисовали в шифровке все строящееся немецкое укрепление, нашли цитадель, поэтому сейчас осталась вторая часть операции – вернуться назад, на советскую землю. Глеб понимал, что Колька совсем выдохся, поэтому Шубин и назначил сопровождающим рядового именно сейчас. От важного поручения Коля, как командир и ожидал, сразу приободрился, прибавил шаг. Конечно, от такого быстрого передвижения и после напряжения опасной разведки под носом у немецкого патруля он через час окончательно выдохнется и уснет без задних ног, но так даже лучше, хотя бы отдохнет, а не будет мучаться от мрачных мыслей о своей вине перед погибшим Злобиным.

Черноту между деревьями уже осветлил розовый рассветный туман, стало лучше видно пространство вокруг, и Коля шагал все быстрее. Впереди тихо шумел водный поток – небольшая речушка без названия, отросток от реки Псел, который изгибался вокруг сосновой опушки, а потом снова вливался в большую воду. Серебристый поток шумел все ближе, обещая глоток прохладной воды. Колька не выдержал и совсем по-мальчишески попросил:

– Товарищ командир, а можно я окунусь? Просто в воду и на берег, обещаю, раз и все.

Шубин не смог сдержать улыбки, все-таки нравился ему Коля Воробьев, такой иногда взрослый и сосредоточенный, а иногда совсем открытый, обычный деревенский мальчишка, которому страсть как хочется нырнуть с головой в водный поток. Командир кивнул в ответ – можно, здесь они в лесной чаще навряд ли встретят немцев, которые боятся отходить так далеко от своих укреплений. Уже в паре километров заканчивается прифронтовая полоса германской территории, а потом за нейтралкой расположены советские окопы. Поэтому на краю своей территории фашисты всегда настороже, лишний раз носа из укрытия не покажут. Они уже сутки на ногах практически без сна и отдыха, осталась важная часть операции – вернуться к своим. Такой переход требует внимания, смотреть во все глаза, чтобы случайный советский наблюдатель не выпустил в них пулеметную очередь. Так бывало, ведь издалека не разобрать, кто это бредет от немецкой территории по нейтральной полосе.

В таких случаях Шубин принимался петь советские песни, чтобы часовые поняли, что в их сторону приближается не враг, а переодетый советский разведчик. Главное вовремя приметить блеснувшее дуло или прицел винтовки и успеть затянуть всем знакомый мотив. В наступавшем рассвете Шубин решил не двигаться дальше, поэтому сейчас они устроят привал, утолят жажду, чтобы голова лучше соображала, а потом выстроят маршрут на родную землю.

Колька почти бегом поспешил к просвету между деревьями, от жажды и неприятного ощущения липкой формы он изнывал уже вторые сутки. Как же ему хотелось прямо в одежде нырнуть с головой в прохладную воду. Оказавшись у просвета между деревьев, рядовой неожиданно замер и повернулся с удивленно-радостным лицом к идущему позади командиру:

– Тут наши! Это, кажется, партизаны!

Глеб не успел его остановить, и парнишка шагнул вперед. На звук раздвигающихся веток у берега обернулись несколько человек. Группа из пяти мужчин. В грязной заношенной одежде и с винтовками наперевес они устало сидели на камнях вокруг костерка, на котором закипала вода в котелке. При виде Кольки сидящие схватились за оружие. Щелкнул затвор, и Воробьев оказался на мушке сразу у двоих стрелков, что привстали со своих мест. Хотя Николая это нисколько не смутило, он так был рад встретить местных партизан, что позабыл об осторожности. Ведь они могут что-то знать о детях, которых фашисты угнали в Германию, может быть, удастся у них разузнать о судьбе сестренок! Он и сам из партизанского отряда, оттого вдвойне было радостно встретить товарищей.

У Шубина, который лишь успел протянуть руку, чтобы остановить Колю, за долю секунды промелькнула мысль, которая обдала холодом: «Почему у них стрижки, выбритые лица и чистые волосы? Почему? В лесу нет парикмахерских! Это немцы, переодетые в гражданское немцы! Абвер! Это немецкие лазутчики для перехода на советский фронт».

Разведчик успел лишь выкрикнуть парнишке, стоящему в просвете веток:

– Осторожно, назад! Это абвер, засада! Назад!

Грохнули звонким эхом выстрелы, и Коля Воробьев завертелся волчком на месте от удара двух пуль, потом сделал несколько шагов вперед и рухнул в траву, росшую на пригорке. Его гимнастерка, темная от пота, обагрилась кровью. Один из немцев выкрикнул, показывая на просвет между деревьями, где застыл второй разведчик:

– Schneller! Dort ist der zweite!^[4]

Рядом просвистела новая пуля. Шубин бросился обратно в лес, запетлял между деревьями и тут же свернул влево. Вдруг позади грохнул страшный взрыв: когда немцы бросились в погоню и поровнялись с лежащим на траве Колей, тот нашел в себе силы и дернул чеку на гранате, что висела на ремне. Осколками разметало переодетых фашистов во все стороны, с криками они попадали рядом с изрешеченным осколками парнишкой. Троих человек изрешетило осколками, кровь, хлынувшая из их ран, смешалась с кровью из ран Коли. Еще один стонал, щупал лохмотья ниже груди, где из разорванного взрывом живота потоком вытекала кровь. Но пятый немец бросился следом за Шубиным, держа винтовку наперевес. Глеб же упал в траву, ползком подобрался к берегу, пока его противник оглядывался по сторонам, выискивая беглеца. В лесу ему не убежать, слишком много препятствий, и немец будет гнать его прямо к дороге и укреплениям, где много охраны. Это станет ловушкой. Спасение только на берегу, где уже взрыв гранаты раскидал мертвые тела. Ползком Шубин подобрался к небольшому спуску, прокатился кубарем и, пока немец озирался, соображая, откуда доносится звук, затаился за валуном. Вот здесь отличная позиция, с которой теперь ему виден ряд деревьев. Он старался не смотреть на кровавое месиво, что осталось от Коли: «Нельзя, нельзя поддаваться боли, голова должна работать!» В нескольких метрах от него хрипел умирающий немец, он с сильным акцентом по-русски прошептал:

– Памаки, не стрелай, и мы сохраним тепе жиснь! Мне нато врач! Срочно!

Но тут в разрезе прицела пистолета Шубина возникла крепкая приземистая фигура с винтовкой. Стрелок показался из-за деревьев, вскинул винтовку и спустил курок. Грохнул выстрел, пуля с визгом отрикошетила от камня. Только Шубин был быстрее, он выстрелил из своего ТТ чуть раньше. Пуля поразила немца в шею, тот выронил винтовку и с криком упал на землю. Глеб затаился на несколько секунд за камнем, затем выглянул – его соперник не шевелился. Разведчик ползком приблизился к умирающему.

– Что вы здесь делали, отвечай! – потребовал он.

Тот бескровными губами прошептал:

– Мы апвер, разветка. Мы как русские партизаны, переодетые, шли к граница фронтов, чтобы узнать… разветка… Помоки, я умоляю…

Он дернулся раз, другой и затих, уставившись неподвижным взглядом прямо на Шубина. От досады разведчик ударил кулаком по каменистому берегу: ничего не успел узнать, еще и потерял последнего бойца из своей разведгруппы. С трудом Шубин поднялся, осмотрел пространство вокруг, но все было тихо. Мерное журчание речушки, трупы на берегу. И он, задыхающийся от боли и досады, что совершил еще одну ошибку.

Разведчик прямо в одежде вошел в холодную воду, сполоснул лицо, только внутри пожаром все так же горели боль и ярость. Как же ему хотелось отомстить за юного Кольку Воробьева, мрачного и печального Злобина, за всех, кто пал в схватке с врагами! Он ведь даже похоронить их не может по-человечески. Когда закончится война, то вернется сюда, найдет останки и с почестями похоронит героев.

Глеб наклонился, черпая пригоршнями воду, напился. После холодной влаги в голове прояснилось: «Сейчас надо собрать у немцев оружие, обыскать карманы. Скинуть трупы в воду, так сложнее их обнаружить. Раздобыть фляжку, набрать воды и затаиться в укромном месте. Ночью назад, к своим».

Мысли текли отрешенно, на распластавшегося на земле Колю Воробьева он не мог поднять взгляд. Он испытывал досаду на самого себя – не досмотрел, не подумал наперед, что мальчишка, что может не сообразить и доверчиво принять переодетых фашистов за партизан. Ведь предупреждал его об этом генерал Ростов, и он как командир группы должен был обратить внимание, объяснить Коле заранее, как себя вести с любым встречным, своим или чужим. Он виноват в смерти своего приятеля, Авдея Злобина, он виноват в нелепой гибели рядового Воробьева. Как командир разведгруппы, как старший по званию, как более старший по возрасту! Многолетняя выучка не давать волю эмоциям останавливала сейчас капитана Шубина от желания разнести все вокруг на клочки или осколки, выместить на чем-нибудь злость за собственную ошибку, цена которой – человеческая жизнь.

После щелчка затвора винтовки вдалеке он дернулся и инстинктивно устремился вперед, прямо в воду. У Глеба мелькнула мысль, что последний из немцев все-таки пришел в себя после ранения. Фашист успел передернуть затвор винтовки и выпустить пулю в разведчика. Руки умирающего были слабы, выстрел был неточным, все же задел Глеба. Голову справа обожгло сильной болью, в ухо будто ударили горящим поленом. От дикой боли перед глазами возникла черная пелена, Глеб вытянул руку, чтобы смахнуть ее, но лишь почувствовал пальцами прохладную воду, которая смешивалась с горячей струей его собственной крови.

Глава 6

Шубин открыл глаза – перед ним была темнота, он моргнул несколько раз. Темнота превратилась в сумерки с редкими солнечными прорехами в крыше шалаша из веток. Рядом раздался женский голос:

– Лежите, лежите, вы потеряли много крови. Вам надо восстановиться. Вы в партизанском лагере, в безопасности. Мы нашли вас без сознания на берегу реки. Рана небольшая, ободрало висок и ухо, просто потеряли много крови. Может быть, еще сотрясение.

Шубин прохрипел через боль в горле:

– Фляжку, вещмешок тоже нашли?

– Да, да, – маленькие руки запорхали над его головой, меняя повязку, которая пропиталась все еще сочащейся кровью. – Вы прижимали их к себе изо всех сил, все у вас под головой. Только вашу одежду я повесила сушиться.

– Спасибо, спасибо. – Глеб приподнялся на лежанке из мха, огляделся вокруг.

Он понял, что пришел в себя в крошечном шалаше, где по всему периметру были выложены лежанки из сухой травы, еловых лап и мха. Здесь партизаны пережидали немецкие облавы и светлое время суток перед началом диверсий. И сюда они принесли найденного без сознания разведчика.

Из-за резких движений пространство вокруг поплыло перед глазами, и все же Глеб удержался, выпрямился, затем попросил почти невидимую собеседницу:

– Позовите вашего командира, у меня очень важное задание. И мне нужна ваша помощь.

– Конечно. – Женщина встала, сделала пару шагов и сдвинула в сторону навешанные ветки.

У Глеба все плыло перед глазами, ухо горело огнем и саднила рана на голове. Только он усилием воли заставил себя повернуться и нашарить свой вещмешок. В насквозь мокрой ткани внутри мешка лежала фляжка. Разведчик торопливо открутил крышку и с облегчением вытянул наружу сухую схему, которую рисовал все эти двое суток, по крупицам собирая информацию о немецких рубежах.

Ветки сдвинулись в сторону, в тесном шалаше появился невысокий крепкий старик с длинной бородой. Он протянул деревянную плошку с каким-то горячим напитком:

– Я – Кузьма Дерябин, командир партизанского отряда.

– Шубин Глеб. Капитан Шубин, я – советский разведчик на задании. – Он говорил и сам не узнавал свой голос, тот стал низким и охрипшим после долгого времени, проведенного в холодной воде.

Старик похлопал Глеба по плечу и протянул ему чашку:

– Вот, выпейте маленькими глотками, товарищ капитан, поможет от простуды. Отвар из ромашки и зверобоя. Мы уже знаем, кто вы, нашли документы. Уж простите, пришлось вас обыскать, чтобы убедиться, что вы не вражеский лазутчик. Мы на территории врага, а немцы сейчас совсем озверели, идут на любые фокусы, лишь бы не отдавать назад советскую землю. Их абвер столько раз пытался нас обмануть, выманить из укрытия, подсылал переодетых в гражданское эсэсовцев, чтобы изображали таких же партизан, как мы.

Шубин закивал:

– Мы на такой отряд провокаторов и нарвались. Со мной был парнишка, Коля Воробьев, он погиб. Подумал, что это партизанский отряд, и вышел из укрытия.

Старик ахнул:

– Неужели наш Коля Воробьев? Это же наш боец, в нашем отряде он воевал против фрицев почти два года. Столько он помог провести партизанских операций. Как на фронт рвался. Как только Красная армия пошла по нашей области, так сразу перешел границу, чтобы служить по ту сторону. С оружием в руках, в бою. Эх, Коляша, светлый такой паренек. Был… – Старый партизан замолчал, осознавая произошедшее. Глаза его погасли, а голос стал совсем тусклым – нет больше Коляши, который пришел в его отряд еще совсем мальчишкой и которого он воспитал настоящим советским воином.

Шубин прервал молчание, показав партизану листок с разведданными:

– У вас есть связь со штабом? Мне необходимо срочно отправить шифровку в центр. Генерал Ростов, командующий 6-й гвардейской армии, ждет моего возвращения и доклада. Сможете устроить мне сеанс связи?

Партизан кивнул в ответ:

– Да, у нас есть радиостанция. Но выйти в эфир можно будет только когда стемнеет, антенну надо поднимать на дерево. Сейчас немцы из-за вашей вылазки могут прочесывать лес, приходится быть очень осторожными.

– Хорошо. – Шубин в два глотка проглотил содержимое чашки. На него снова навалилась слабость, горячая жидкость растеклась внутри, и тело обмякло после долгого напряжения. Наконец он может закрыть глаза и уснуть, не прислушиваясь сквозь дремоту к звукам вокруг. Глеб сам не понял, как его ресницы опустились, и он крепко уснул. Он как настоящий разведчик умел моментально засыпать и также быстро просыпаться, когда нужно.

Старик взял лежавший в углу старый овчинный тулуп, укрыл разведчика, потом вышел наружу и приказал остальным партизанам:

– Ну все, побеседовал я с разведчиком. Давайте отдыхать. Косарев, Рогач дежурят, остальным до вечера спать. Придется потесниться, но ничего, уместимся как-нибудь.

Члены его отряда, несколько подростков, девушка и двое мужчин, двинулись внутрь шалаша. В темноте они осторожно, чтобы не потревожить гостя, разлеглись на своих лежаках, чтобы передохнуть после ночи. Вот уже несколько лет, пока шли военные действия, партизаны в отряде действовали чаще всего ночью. Поэтому привыкли они, как совы, днем отдыхать, а с наступлением ночи ходить тайными тропами, организовывать диверсии, пускать под откос составы. Только двое наблюдателей остались бодрствовать: один на сосне наблюдал за местностью, а второй занимался немудреными хозяйственными делами рядом с шалашом. Две согнувшиеся от старости сосны образовали огромными ветками некое подобие крыши. Ветви партизаны подперли еще стволами, обложили ветками, засыпали землей, замазали глиной. Так и получился их лесной дом. Сюда они возвращались после каждой вылазки, укрывались от немцев, которые за несколько лет так и не смогли найти партизанское убежище. Бурелом, густая чаща, поросли лесных растений почти по пояс высотой стали непреодолимым препятствием, через которое можно было с трудом перелезть. Поэтому участок служил домом для отряда, здесь, хоть и тяжело было передвигаться по густой растительности и колкому валежнику, зато медвежий закуток надежно прятал от немецких патрулей. К тому же с высоты вековых деревьев хорошо было просматривать участок вокруг лагеря на много километров: насыпь железной дороги с казавшимися игрушечными вагонами, крыши соседних сел и деревушек, поля и болота, где на открытом пространстве регулярно проходила немецкая техника или части.

В шалаше Глеб несколько раз открывал глаза, обводил взглядом сопящих рядом людей, которые спали, прижавшись другу к другу спинами, вспоминал о произошедшем и снова проваливался в сон.

Когда он в очередной раз открыл глаза, рядом стоял командир отряда. Дерябин легонько похлопал разведчика по плечу:

– Ну все, стемнело, пора. Ребятки мои станцию готовят. Вот ваша форма, Машура простирнула и высушила.

– Спасибо. – Глеб стал натягивать одежду. После долгого сна разведчик чувствовал себя отдохнувшим и был полон сил. Вместе со стариком он выбрался из шалаша, почти бегом припустил к стволу высокого дерева. Здесь девушка крутила ручки настроек, а щуплый мальчишка тянул вверх провода станции, чтобы выйти на связь с советскими радистами в штабе Красной армии.

Шубин, испытывая нетерпение, подсел к приемнику:

– Ну что, удалось связаться?

Девушка кивнула и протянула разведчику тяжелую эбонитовую трубку, откуда неслись щелчки и шипение.

– Прием, прием, говорит Береза, – назвал свой позывной капитан Шубин. – Примите данные по оркестру. – Каждое слово ему приходилось шифровать кодовыми названиями и позывными, чтобы немцы, если слушают их переговоры, не могли бы понять ни слова. Он начал диктовать цифры и буквы, передавая в зашифрованном виде информацию, которую его разведгруппе удалось собрать. Фортификации, координаты построек на территории вокруг Ракитного, количество единиц боевой техники и личного состава. Перечисление разведданных заняло полчаса эфира, важные сведения отправились прямиком в штаб 6-й гвардейской армии. Самыми трудными оказались последние слова, когда Шубину пришлось доложить о гибели своих напарников – сержанта Злобина и рядового Воробьева. Как бы ему хотелось сообщить в штаб генералу, что погибли его разведчики как герои, а не просто продиктовать скупую цифру – две единицы личного состава погибли.

Когда сеанс связи был закончен, радистка отключила рацию. Мальчишка, сидевший на дереве, дернул было провод, но разведчик остановил его:

– Подожди, придет ответ – шифрованная молния. Через два часа выйдем снова на связь, штаб должен ответить.

Девушка не стала убирать рацию, она кивнула в ответ, тихо предложила:

– Вы пока поешьте, там у бревна я котелок с кашей завернула в тулуп, чтобы не остыла.

Шубину неожиданно стало стыдно за то, что эта молчаливая девушка ухаживала за ним, пока он лежал без сознания, отстирала его форму, позаботилась об ужине, а он даже не спросил, как ее зовут и не поблагодарил. Глеб горячо произнес:

– Спасибо, спасибо большое! Вы такая хорошая! Как, как вас зовут?

Радистка еле слышно от смущения прошептала:

– Мария.

– Спасибо, Мария, – еще раз поблагодарил Глеб и ушел к костру, который еле заметным огоньком вился под настилом из лапника. Там его ждал заботливо укутанный в тулуп котелок с пшенной кашей.

Когда Шубин принялся за ужин, из темноты неожиданно стали один за другим выныривать темные силуэты – партизаны, которые вернулись с вылазки к железной дороге. Они без лишних слов занялись каждый своим делом: парни принялись складывать в ящики толовые шашки, с помощью которых они планировали организовать диверсию на железной дороге; молодая женщина собрала оружие и бережно уложила винтовки в тайник, предварительно проверив их состояние. Старик, командир партизанского отряда, присел рядом с разведчиком:

– Со штабом связались? Доклад отправили?

– Да, спасибо. – Глеб чувствовал огромную благодарность к людям, которые спасли ему жизнь. Отряд и его командир удивили его невероятной слаженностью, хотя всех членов партизанской группы едва можно было назвать взрослыми. – У вас настоящая военная дисциплина, все знают свое дело. Как хорошо вы выучили ребят, настоящий командир. Не в каждой роте такой порядок встретишь.

Кузьма Дерябин кивнул, довольный похвалой разведчика:

– Да уж, у нас с дисциплиной строго. Я сразу говорю тому, кто в отряде оказался: ты не ошибки в тетрадке делаешь, за твои ошибки мы платим кровью людей. Все ребята у меня с наградами, за диверсии, за взрывы, который год мы крушим у немцев железную дорогу. – Он понизил голос. – Сейчас вот на вылазку ходили, затевают что-то немцы на железке. Вдоль всей насыпи охрана с автоматами так шныряет, что не подобраться. А у переводной стрелки целый десяток караулит. Неспроста суетятся. Значит, скоро на станцию должен прибыть ценный груз, это мы уже проходили, знаем. Если усилили охрану вокруг железки, то жди прибытия или динамита, или техники.

Шубин мгновенно понял, что за груз ожидают немцы – танки, о которых им рассказал захваченный язык. Именно для бронированных машин готовили проход через мост, группы на мотоциклах прошли по маршруту, чтобы убедиться в безопасности дороги. Только диверсии разведчиков внесли изменения в планы немцев, и все же, несмотря на задержки, опасный груз скоро прибудет на станцию, а затем в Ракитное. Скорее всего, танки прибудут в ближайшие сутки! И как только они сойдут с платформ, их уже будет не остановить. «Тигры» – слишком мощная техника для советских Т-34, которым придется сражаться с немецкими бронированными машинами. В голове разведчика Шубина зрел план, как остановить бронированный эшелон, и все же без приказа командира он его осуществить не мог. Поэтому от нетерпения, ожидая, когда пройдут два часа до следующего сеанса связи, капитан принялся расспрашивать старого партизана. Тот охотно делился сведениями и отвечал на вопросы, радуясь, что настоящий военный разведчик так внимателен к его скромному лесному отряду.

– Немцы за нами охотятся уже не первый год, а мы их всегда обходим. Больше десяти составов пустили под откос, действуем по всему району, потому что у меня в отряде все ребята местные и эти леса знают как свои пять пальцев. А взрывному делу уже я их обучил, раньше мне доводилось закладывать шашки. Когда строили плотину, то яму под запруду взрывами вырыли. Нам теперь и через линию фронта переправляют тол, проволоку, все, что нужно. Раньше как было: вручную сами делали – взрыватель, начинку. Из патронов от охотничьих ружей порох добывали, чтобы самоделки мастерить. Или приходилось к немцам в закрома лезть за динамитом, столько тогда полегло ребят, охрана перестреляла. Эх, когда уже эта проклятая война закончится…

Дерябин тяжело вздохнул, он не в силах был выразить горечь, что поселилась на сердце. Вместо того чтобы нянчить внуков, заботиться о своей семье, он каждый день с замиранием сердца ждал ребят с вылазок в стан врага. Кузьма помнил каждого парня или девушку в лицо, что побывали под его началом, их смех, светлые юные лица. А теперь они лежали в могилах, отдав только начавшуюся жизнь в сражении с врагами Родины. И мысль эта разрывала сердце старика, жгла невыносимой болью днем и ночью.

Разведчик положил руку на плечо старику, ощутил под тканью тонкое, изможденное тяжелой жизнью тело:

– Потерпеть надо, скоро уже. Наступает Красная армия, гонит Гитлера прочь. Давай-ка лучше, дядя Кузьма, над другим подумаем. Если будет приказ – пустить состав под откос, тот самый, с важным грузом, как узнать, когда он пройдет? И где лучше организовать диверсию, чтобы она наверняка удалась?

Старик задумчиво принялся теребить бороду:

– На железной дороге слишком много охраны, надо проверить, до какого участка немцы выставили цепь.

– Нет у нас времени, Кузьма, – возразил разведчик. – Груз уже идет по железной дороге, счет на часы. Надо действовать как можно быстрее, пока немцы не выполнили задуманное.

Старик прищурился и предположил:

– Танки везут? – На удивленный взгляд разведчика махнул рукой. – Уже приходил сюда такой состав, тогда тоже выставили под сотню автоматчиков вдоль насыпи рядом со станцией. Не получилось у нас в тот раз подобраться к насыпи, всех мальчишек, что участвовали в операции, повязали и потом повесили в назидание другим. – Он покачал головой. – Нельзя туда лезть, слишком опасно. Танки пойдут по дороге, потом через мост, если в сторону фронта. Мост и подъезд к нему можно заминировать и рвануть, когда пойдет колонна. Там и охраны сейчас меньше. Только здесь несколько мостов, надо знать, куда направится колонна.

– В Ракитное, – не выдержал Шубин и заговорил горячо, понимая, что ждать приказа из штаба слишком долго. Здесь, на месте, разведчику было ясно, что действовать надо незамедлительно. Ведь для организации диверсии надо проделать большую подготовительную работу: доставить шашки, снять часовых, установить растяжки, и на всю операцию отведено меньше суток.

Старик сокрушенно покачал головой в ответ на его напористую речь. Он знал – осуществить замысел почти невозможно. Далековат от их лесного лагеря поселок – в нескольких десятках километров. Дотащить туда шашки за несколько оставшихся до рассвета часов не получится. Договорить партизан и разведчик не успели, приблизилось время сеанса связи со штабом.

Снова пищали помехи в эфире, а юная радистка торопливо делала пометки на куске березовой коры. Едва она закончила, Глеб подставил под лунный свет значки, чтобы прочитать шифровку: «Приказ капитану Шубину. Совместно с партизанским отрядом организовать операцию по уничтожению прибывающего в Ракитное немецкого танкового усиления». За коротким приказом Шубин увидел отчаянную просьбу генерала Ростова – делайте все, что в ваших силах, чтобы остановить бронированную технику хотя бы на время. Так же, как и опытный разведчик, командир армии понимал, что десятки танков сделают армию Гитлера неуязвимой для советской пехоты, поэтому допустить их прибытия нельзя ни в коем случае. Теперь капитан Шубин мог планировать операцию вместе с Дерябиным уже согласно приказу штаба.

Кузьма, услышав о шифровке из штаба, деловито закивал:

– Добраться нам только до Ракитного надо с шашками, а там уже разберемся, что к чему. Не в первый раз. Их надо бить на подъезде к поселку, там немец партизан не ждет. Они с железки сойдут, успокоятся, потеряют бдительность, и тогда надо их подрывать.

– Сколько километров от вас до поселка? – разведчик спрашивал, а сам понимал, что далеко. Они за ночь смогли пешком с Воробьевым добраться лишь до рукава реки, а еще его снесло по течению на несколько километров вниз. Пройти за остаток ночи этот путь, еще и с грузом за плечами, невозможно.

Вдруг Мария тихо предложила:

– Товарищ командир, ведь обходчики ночью на дрезине по дороге проходят. Можно захватить их, переодеть ребят в форму и погрузить на дрезину шашки. Тогда можно будет передвигаться, и когда начнет светать – обходчиков никто не проверяет. До тупика больше постов нет. А от сортировочной площадки до Ракитного рукой подать, через опушку пройти останется.

Дерябин провел натруженной ладонью по льняным волосам девушки:

– Эх, Машура, голова у тебя какая светлая, тебе бы в институте учиться, – он перевел взгляд на разведчика. – Ну что, возьметесь? Парнишек покрепче найдем, взрывать все умеют. – Командир замялся. – Но вот немцев порешить без единого звука, не знаю, получится ли у них. Учил ребяток, конечно, показывал, как штыком колоть, да ведь не у каждого взрослого рука не дрогнет. А тут… Ладно, что разговоры гонять впустую, – и Кузьма окликнул трех самых крепких парней: – Денис, Володя, Макар!

Когда партизаны подошли на его зов поближе, Шубин обратил внимание, что ребята очень похожи между собой – почти одно лицо, только с небольшой разницах в годах. Старший Макар был уже молодым мужчиной с пшеничными светлыми усами, средний Владимир почти не отличался от брата, лишь был еще безус, пониже на полголовы и шире в плечах, а вот младший, Денис, едва достигал им до плеча, зато выделялся крепким телосложением, говорил солидным басом и двигался неторопливо, размеренно, как умудренный жизнью взрослый человек.

У старика вдруг дрогнул голос:

– Вот Савельевы, братья они. Все умеют, немецкий немного понимают, с шашками справятся, так что не подведут, товарищ капитан.

Кузьма вдруг замолчал, и Шубин понял, как трудно старику говорить. Ведь сейчас придется оставить чужаку своих ребят, которые стали командиру партизанского отряда родными детьми за годы, проведенные в лесу. Отправить их на опасное задание и не под его командованием – какое же это трудное решение.

Глеб откашлялся и заговорил:

– Вот что, товарищи партизаны, у нас очень важное задание. Надо захватить дрезину немецких обходчиков, погрузить на нее толовые шашки и доставить до тупика, оттуда к Ракитному. Наша цель – старый мост, ведущий к селу. Его укрепили, сделали переправой для тяжелой техники, которая прибывает на этот участок для укрепления узла немецкой обороны. Мне и вашему отряду поставлена задача остановить операцию вермахта по усилению немецких сил. Фашисты везут сюда танки, и нам надо их уничтожить. Необходимо добраться до Ракитного раньше бронированной колонны, заминировать мост и взорвать, когда колонна станет переходить его.

– Сделаем, – отозвался басом самый младший Савельев.

Остальные братья тоже выстроились плечом к плечу, готовые выдвигаться к железнодорожной насыпи. Путь к ней через лес короткий, и все же при этом долгий, с опасным грузом за плечами по цепляющемуся к одежде бурелому. С ними вместе принялся за дело и Кузьма. Он обвел свой отряд серьезным взглядом.

– Давай-ка, ребята, за работу. До насыпи поможем доставить, а дальше … – Опять командир не нашел слов, так тяжело ему было отправлять юных партизан на опасную вылазку.

По его приказу работа споро началась, хотя все только что вернулись уставшие с вылазки. Но ребята, позабыв об усталости, начали слаженно готовить оборудование для проведения диверсии. В ящики на специальных лямках были загружены толовые шашки, проволока и тяжелый взрыватель. За полчаса все ящики были заполнены, вереница партизан тронулась по тропе в лесной чаще.

Глеб шел в конце процессии, на ходу размышляя, как лучше спланировать операцию. Конечно, железнодорожные рабочие на дрезине навряд ли все вооружены, но все-таки для обороны у них может оказаться хотя бы пистолет или автомат. Стрельбу по движущейся дрезине открывать точно не стоит, охрана из сотен автоматчиков совсем рядом, поджидает прибывающий груз. Действовать у насыпи можно только бесшумно, чтобы не привлечь ненужное внимание. Но остается вопрос: как с ним подобраться поближе к движущейся дрезине? Маша, которая шла в двух шагах от него, вдруг спросила:

– Как вы остановите дрезину? Камнем?

– Что? – не понял Глеб.

Девушка пояснила:

– Дрезину немецкую валуном останавливать будете, как обычно?

– А вы уже так делали? Я как раз думаю, как заставить обходчиков затормозить и сойти с платформы, – уточнил разведчик.

Девушка кивнула:

– Да, нам надо было задержать дрезину, чтобы Савельевы успели заложить заряд. Пришлось большой камень на рельсы ставить. Вчетвером закатили валун. Они же его никак не объедут… Пока обходчики слезли, пока оттащили, наши ребята уже успели заложить на нужном участке шашки. Потом, когда дрезина уехала, осталось только все шашки соединить проволокой и прикрепить к взрывателю.

Глеб удивился, до чего же умна эта девушка и как хорошо организована жизнь в отряде. Ему, опытному разведчику, вместе с лесными бойцами удалось за считаные часы организовать сложнейшую операцию.

После того как зеленое урочище перешло в перелесок, партизаны замедлили шаг. Впереди партизан, несших груз, теперь шел наблюдающий, который коротким уханьем оповещал, что путь свободен. Когда деревья стали совсем редкими и запахло пропиткой для шпал, командир отряда остановился и указал разведчику в ту сторону, где уже растянулась бледная полоска рассвета.

– До насыпи сотня метров, дальше идти всем отрядом опасно.

Шубин готов был обнять старика в благодарность за помощь и все же сдержался, лишь крепко пожал ему руку и пообещал:

– Я постараюсь сберечь твоих ребят, вернуть живыми.

В ответ Кузьма взглянул глазами, полными горечи, не в силах выразить всю боль, что скопилась в его сердце.

Остальные члены отряда после короткого прощания растворились за деревьями, словно лесные бесплотные духи. На границе из редких деревьев осталась группа капитана Шубина. Братья одновременно уставились на нового командира большими голубыми глазами. Но он отрицательно покачал головой:

– Разделяем группу на части, рисковать нельзя. Один ждет здесь условного сигнала. Как затокует тетерев, так с грузом двигаемся к путям. Там действуем как можно быстрее, переодеваемся в немецкую форму и вперед, на дрезине до тупика. Сейчас Денис остается здесь, охранять взрывчатку. Макар и Володя со мной, надо положить на рельсы ствол или камень, чтобы остановить дрезину.

Братья одновременно кивнули, подтверждая, что готовы выполнять его приказы.

Парни пригнулись к земле и бросились бежать за командиром по проходу между деревьями. Петляя и все ниже и ниже опускаясь к земле, они добрались до насыпи, где рельсы уже блестели от солнца, которое вот-вот собиралось вынырнуть из-за горизонта. Взглядом Шубин указал на засохшую березку, ствол которой перебил осколок снаряда, и теперь она стояла одна среди своих подруг коричневая, облезлая, без зеленой листвы. Ствол ухватили крепкие руки, Шубин взобрался всем весом на тонкую перетяжку, что еще соединяла березу с ее основанием, и подпрыгнул. От удара коричневый ствол окончательно оторвался, братья Савельевы потащили его в четыре руки к железнодорожному полотну. Шубин шел рядом, выбирая место поукромнее, где он сможет спрятаться перед нападением. Как опытный разведчик, Глеб понимал, что с ножом быстро и без шума снять двух или трех человек почти невозможно. И все же он не хотел рисковать жизнью братьев Савельевых, тем более что операция по захвату дрезины лишь часть плана. А стоит сорвать первый этап, как это сразу поставит под угрозу всю операцию. Нет, ему придется выполнить обещание, данное командиру партизан, и вступить в схватку с немцами одному.

Под ногами загудела земля от движения колес дрезины по железным рельсам. Шубин ткнул пальцем в одинокий куст, росший рядом с ровными металлическими линиями:

– Быстрее, бросайте перед кустом.

Парни бросили ствол с ветками на железнодорожный путь. Шубин нырнул в пышную зелень листьев, пригнулся почти до земли и приказал:

– Быстрее в траву, уходите ползком!

Савельевы по его команде опустились в шелковистую зелень и двинулись по-пластунски обратно к деревьям. Как раз вовремя, потому что вдалеке с грохотом и металлическим стуком показалась дрезина. Шубин через просвет в листве смог рассмотреть двух обходчиков, которые лениво качали ручки дрезины вверх-вниз, приводя ее в движение.

Шубин вытащил из ножен клинок, зажал его покрепче в руке, прикидывая свои действия: «Им придется остановиться и подойти поближе, одному не получится сдвинуть тяжелый ствол, значит, возьмутся с двух сторон. С одного удара взять на штык того, кто ближе, а потом второго». Но все пошло не так, как предполагал разведчик.

При виде ствола дрезина замедлилась, один из обходчиков выругался под нос, спрыгнул с платформы и двинулся по шпалам к препятствию. Рывок, другой, но стащить с рельсов ствол немец не смог. Он с досадой позвал напарника. Тот стал вяло отругиваться, видимо, полагая, что его товарищ изображает бессилие, чтобы не делать всю работу одному. Мелкие листья жидкого кустика плохо скрывали разведчика, и обходчик вдруг заметил краем глаза фигуру в укрытии, развернулся с удивленно раскрытым ртом, но не успел издать ни звука. Разведчик прыгнул изо всех сил, повалил обходчика на рельсы и с размаху ударил его клинком в горло. Хлынул кровавый фонтан, немец дернулся, издал булькающий звук и замер. Его напарник спрыгнул с дрезины и кинулся бежать. И все-таки совершил ошибку – он второпях выбрал направление в сторону леса, пытаясь скрыться за деревьями. Шубин мгновенно вынул из кобуры пистолет, поймал немца на мушку и приказал:

– Halt, oder ich schiesse!^[5]

От его приказа обходчик будто споткнулся и прошептал блеющим голосом:

– Nicht schiessen!^[6] – Он медленно развернулся к разведчику лицом и поднял руки вверх, показывая всем своим видом, что готов слушаться. Он заговорил быстро и горячо.

Глеб понял основную его мысль, что рабочий умоляет сохранить ему жизнь, обещает молчать. Шубин кивнул и показал жестами, чтобы обходчик снимал с себя одежду. И когда немец стащил сапоги и форму, разведчик выбросил руку вперед и ударил его со всей силы ножом прямо в шею. Ни жалости, ни укола совести Глеб не почувствовал при виде удивленного взгляда обходчика, который верил, что ему сохранят жизнь за послушание. Капитан Шубин давно уже понял: нельзя верить или поддаваться жалости в ответ на мольбы. Немцы встают на колени, умоляют, плачут, когда сталкиваются со смертью, хотя сами еще совсем недавно вешали, кололи штыками, закапывали живыми сотни русских людей, не обращая внимания на их слезы и просьбы. За время войны Глеб видел горы трупов, сирот, сожженные деревни и города, после такого разведчик перестал считать фашистов за людей и не гнушался ответить обманом на жестокость.

Глеб вытер лезвие от крови о нательное белье немца, а сам в это время издал громкий горловой звук – тетерева на току. Тотчас из-за деревьев к нему заторопились три фигурки. Командир резко приказал:

– Макар, надевай его форму, быстро. Труп оттащите как можно дальше к деревьям, чтобы не заметили с насыпи. Денис в наблюдение, пока мы скроем тела. Ящики грузить на платформу!

Подгонять партизан не пришлось, они уже изо всех сил бежали к дрезине. Один ящик, второй, третий. Шубин тем временем в несколько шагов добрался до лежащего у куста немца и принялся снимать с него форму. Пока он переодевался, парни оттащили в кусты у бровки леса второе тело и закидали гравием кровавый след.

Через десять минут все было готово, но появилась еще одна проблема – формы обходчиков хватило только для двоих. Шубин и Макар Савельев были одеты в промасленные куртки и штаны рядовых, Денис с Володей замерли рядом с кустом, ожидая решения командира. Глеб прикинул вес ящиков, нет, вдвоем им не справиться, ребята нужны для организации взрыва. Он принялся ворочать тяжелый груз, устанавливая его на узкий край площадки:

– Придется потесниться, садитесь между ящиками. Нагибайтесь так, чтобы голова оказалась между ног.

Первым в образовавшийся из ящиков треугольник на широкой платформе нырнул Денис, следом – Владимир. Им пришлось согнуться в три погибели, опустив голову между коленей, чтобы скрыться в крошечном пространстве между трех ящиков с шашками. Хотя у парней ломило шею и невыносимо ныло тело от неудобной позы, Володя зажал лямки от ящика, чтобы тот не болтался при движении, и глухо пробурчал снизу:

– Давай трогай, потерпим.

– Шибче гоните, – простонал Дениска, которому не хватало дыхания, до того мальчишка ужал свое крепкое, налитое силой тело.

Заскрипел механизм, дрезина все быстрее и быстрее начала разгоняться по рельсам. Она проехала по насыпи вдоль лесной кромки, миновала открытый участок и вошла в тень деревьев, которые теперь шумели по обеим сторонам от железнодорожного полотна.

Кругом стояла тишина, только чирикали просыпающиеся птицы да шумела от легкого ветерка листва. С их протяжными трелями сливался стук колес дрезины. Разведчики не обращали внимания на мирные звуки природы, они изо всех сил раскачивали ручку привода колес. Быстрее, быстрее! Колеса лихорадочно стучали, а тяжелая платформа ускорялась от каждого движения вверх-вниз. Впереди показался патруль, который лениво расположился рядом со стрелками для перевода путей. Шубин успел резко приказать:

– Не останавливаемся, продолжаем ехать. Если окликнут, не реагируй. Говорить буду я.

На их счастье, уставшим за время ночного дозора патрульным было лень останавливать дрезину и спрашивать у обычных обходчиков документы, к тому же площадка была нагружена ящиками, а значит, бумаг будет еще больше. Поэтому, когда платформа начала стремительно приближаться, один из солдат лишь приподнялся с травы и проводил взглядом дрезину, которая катилась на восток в сторону отстойника для вагонов.

От усилий у обоих разведчиков по спине ручьем тек пот, ноги и руки ломило из-за неимоверных усилий, зато внутри все ликовало – они проскочили постовых и теперь осталось лишь домчаться до тупика, где стояли вагоны-теплушки. Только завидев черные бока обшивки вагонов, Шубин с облегчением выдохнул – первый этап операции выполнен! Снизу простонал придушенным голосом Дениска:

– Долго еще? Мочи нету уже так сгибаться.

Макар замедлил свои толчки приводом колес:

– Товарищ командир, надо спешиваться, опасно близко подъезжать. Там тоже патруль должен охранять участок.

Шубин тяжело отдышался и махнул рукой:

– Правильно говоришь. Все, ребята, по моей команде прыгаем с насыпи, каждый хватает груз и уходим, пока нет патруля. Я на наблюдении, прикрою, если появятся немцы.

Дрезина замедлила движение, парни спрыгнули с площадки, Макар помог остальным натянуть на плечи лямки тяжелых ящиков. Шубин с пистолетом в руках окидывал взглядом железнодорожный путь, не покажется ли охрана. Он был готов стрелять при малейшей угрозе. Им оставалось все меньше и меньше километров до цели – моста, по которому скоро пойдут танки к Ракитному.

Глава 7

Короткий путь до реки перебежками, да еще и с тяжелым грузом на плечах, казалось, выжал из разведгруппы последние силы. Возле пригорка, который дальше переходил в пологий берег реки, Володя споткнулся и без сил опустился на четвереньки. Он дышал тяжело, с трудом приговаривая:

– Сейчас, сейчас. Сейчас встану, только секундочку передохну.

Шубин понял, что парням нужен перерыв, чтобы прийти в себя. Установка растяжек прямо под носом у немцев требует осторожности, а в таком состоянии они точно могут уронить тяжелые заряды или не удержаться на опоре моста. И командир приказал:

– Отдых. Пейте воду, чтобы голова пришла в порядок.

К тому же Шубину самому необходимо было время обдумать, как подобраться к мосту, на котором шумела стройка. Он даже без бинокля мог рассмотреть, что происходит на мосту. Солдаты в серо-зеленой форме облепили сооружение словно муравьи. Они усердно укладывали на мосту слой из толстых бревен, а охранники с автоматами расхаживали по периметру, останавливая машины и проверяя до�

© Тамоников А.А., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Глава 1

Капитан военной разведки Глеб Шубин замер от неожиданности на пороге домика. Он только прибыл в штаб 6-й армии вместе с остальным пополнением из тыла и был удивлен раздавшимся со всех сторон радостным восклицаниям. Молодой человек прижал ладонь к козырьку фуражки и отчеканил:

– Капитан Шубин, прибыл во 2-ю часть 12-й дивизии 6-й армии…

Его тут же обняла за плечи чья-то рука, в ухо гаркнул веселый голос:

– Ошибаешься, капитан, прибыл ты в 6-ю гвардейскую Краснознаменную армию! Вот! – перед глазами мелькнул желтоватый лист депеши с серыми буквами приказа.

Он успел цепким взглядом выхватить главные слова «Сформировать… Главнокомандующий Ставки…» и, набрав побольше воздуха в легкие, сказал:

– Поздравляю, товарищи! Рад буду служить вместе с вами!

В ответ одобрительно загудели веселые голоса:

– Вот это по-нашему, по-офицерски!

– Бравый вояка прибыл! Ну-ка, давай, за гвардейскую прими!

Перед лицом в сизом от пыхтящих самокруток и папирос дыму мелькнула облупленная металлическая кружка с прозрачной жидкостью – фронтовые сто грамм. Глеб задержал дыхание, пока жидкий огонь прокатывался по горлу, и выдохнул, когда тепло разлилось в груди:

– За Родину! За победу!

В ответ ему вторили крики «Ура! За Победу!». Вокруг смеялись, говорили, поздравляли друг друга офицеры, служащие штаба, командиры подразделений – небольшая комната была полна народа в гимнастерках, с кружками и походными фляжками в руках. Люди шумели, обнимались, угощали друг друга, звонко чокались металлическими боками посудин, отмечая почетное звание. В Красной армии ведь «гвардейская» означает, что военная часть является образцово-показательной и особое звание получила за мужество, героизм и воинское мастерство, проявленное в сражениях с врагом.

В открытые окна лился потоком аромат сирени, которая белела пышной пенной волной вокруг уцелевшего здания сельского клуба, добавляя маленькому празднику мирные нотки. Деревенские мальчишки облепили крошечное крыльцо и пристенки клуба, пытаясь по звукам определить, что за торжество проходит у военных, которые расположились в их поселке. Улыбки, радость переполняли грудь от ощущения близкой мирной жизни. Казалось, вот-вот будет победа, осталось совсем немного, еще чуть-чуть, и враг освободит многострадальную советскую землю. Под Сталинградом Красная армия разгромила гитлеровские войска, заставила остановить свое кровавое наступление, развернуться и бежать прочь с огромными потерями. И это переломило ход сражений, дало ощущение уверенности, что они смогут защитить свою Родину. Теперь Советский Союз километр за километром возвращал себе захваченную врагом землю, отвоевывал, вырывал из лап фашистов каждый город, деревню, село. Приятная мысль о скорой победе кружила голову сильнее, чем глоток фронтового спирта или пряный запах цветущей сирени.

Глеб Шубин втянул во всю мощь легких густой аромат сирени, протянул руку и сорвал за окном ветку в мелких нежных лепестках. Пальцы ловко воткнули гибкий стебелек в тугой узел черных кудрей стоящей рядом радистки. Та в ответ на хулиганскую выходку только тепло улыбнулась и приладила неожиданный подарок в глубину черных волос. Они снова обменялись теплыми улыбками без единого слова, отчего у мужчины защемило в груди – как же он счастлив сейчас, живой молодой человек, а не опытный капитан фронтовой разведки, который повидал много за три года войны.

На спину в пыльной после дороги гимнастерке легла вдруг тяжелая рука, низкий бас прогудел прямо в ухо:

– Капитан Шубин, генерал Ростов. Твой командир, поздравляю с прибытием.

Глеб, мгновенно вернувшись в реальность прифронтовой территории, сунул руку в нагрудный карман за документами:

– Товарищ генерал, вот документы. Извините, только зашел, а тут праздник. Потерял бдительность.

Генерал-майор Николай Ростов, высокий мужчина с острыми стрелками усов над узкой верхней губой, лишь кивнул в ответ. Болтать он не привык, военная специальность приучила его чаще молчать и приглядываться к собеседнику, высматривая в чужих жестах, манере разговора характер и помыслы нового подчиненного. Коротким движением головы Ростов позвал капитана за собой, подальше от веселой компании в штабе части. Они прошагали за дом, и деревенские ребятишки, увидев их, словно воробьи, рассыпались в разные стороны. Военные свернули по утоптанной дорожке между уцелевших изб, потом спустились вниз по склону и оказались у большого деревянного строения, которое раньше служило огромным хранилищем колхозного урожая. Сейчас здесь висело грязно-белое полотнище с красным крестом – санитарный пункт военной части, расположившийся внутри и вокруг хранилища. Рядом с дверью стояли ведра с водой, лежал ворох окровавленных перевязок, приготовленных к стирке. Здесь не было слышно смеха, радостных поздравлений. Было тихо и мрачно.

Перед тем как толкнуть дощатую дверь, Ростов наконец внимательно посмотрел в уставшее запыленное после дороги лицо разведчика:

– Капитан, времени на объяснения нет. Сейчас сам поймешь, почему так говорю. Внимательно слушай и запоминай.

Он шагнул в глубину полумрака, осторожно придерживая дверь, за ним проследовал Глеб, всматриваясь в белые пятна вокруг. Когда глаза привыкли к темноте, он увидел, что в хранилище лежат люди – раненые полевого госпиталя. Они лежали на самодельных лежанках из досок, кучах старой соломы и были укрыты одеялами или простынями. На некоторых полотнищах проступили кровавые разводы от страшных ран, но никто не стонал и не кричал. Изувеченные бойцы терпеливо лежали, сжимая зубы, чтобы вынести терзающую раны боль. Санитарка в застиранном переднике метнулась к генералу Ростову:

– Быстрее, быстрее же, плоха она совсем.

Командир молча кивнул и в три быстрых шага оказался в углу, где под гимнастеркой в багровых пятнах лежала девушка. Черные волосы скатались в колтуны с кусками сухой травы и грязи, бледное личико запрокинулось, даже под толстым сукном было видно, как ее маленькое тело ходит ходуном от тяжелой лихорадки. При звуке шагов больная открыла блестящие черные глаза. Глеб вдруг с ужасом понял, что перед ним совсем ребенок, девочка лет тринадцати. Генерал с нежностью провел по волосам девочки и поправил сползающую накидку:

– Варя, я – Николай Ростов, командир разведподразделения. Со мной разведчик, капитан Шубин. Врач передал мне, что ты хочешь что-то рассказать.

Сухие губы прошептали еле слышно, так что мужчинам пришлось наклониться почти к самому рту Вари:

– Сбежала я, сбежала из Ивни, где у фашистов штаб. Они меня посудомойкой взяли при столовой, год на них работала, сестренок и мать кормить надо было. Я по-немецки понимаю, мама научила по учебникам. Они промеж собой разговаривали про «Цитадель», готовится операция. Так ее называют фрицы – «Цитадель». Рубежи строят, дайте карандаш, я нарисую план.

Ростов щелкнул планшетом, зашуршал бумагой. Девочка на секунду прикрыла глаза, чтобы передохнуть. Ее грязные пальчики в ссадинах и коростах вдруг нащупали крепкую ладонь Шубина, она с трудом прохрипела:

– Маму я бросила и сестренок, неделю шла по лесам. К нашим выходила. Мама меня отправила, она сказала, что важно это. Про цитадель. Нельзя немцам дать обратно развернуться.

По горячей коже, тяжелому свисту в груди после каждого слова Глеб понял: у девочки воспаление легких, ее хрупкое тело сейчас мучает страшная ломота и лихорадка, выкручивая кости, затемняя сознание. И все же она через силу говорит, тратя последние капли жизни на важную информацию:

– Я долго шла через лес, днем пряталась, а ночью шла. Самолеты бомбили, и мне железка вот сюда прямо в бок попала, – на глазах у нее выступили слезы. – Больно так, как горячим углем прижигает. Быстрее карандаш давайте, помру я, наверное. Нарисую, что видела.

В пальцы девочки лег химический огрызок, Шубин подхватил планшет и пристроил на нем лист:

– Давай, Варя, ты говори, я буду помогать рисовать.

С трудом появилась первая линия, потом вторая. Девочка выдохнула:

– Это в документах было у немцев, я посуду, когда собирала, успела рассмотреть. Возле Ивни строят укрепления, аэродром между Белой и Ракитным. – На белых губах выступила кровавая пена, но девочка продолжала говорить, вцепившись изо всех сил в карандаш. – Тут вот ящики какие-то сложили, мы ночью с мамой сходили прочитали надписи – это тротил. Немцы хотят идти на Курск. Это точно, я всю неделю слушала их разговоры, они при мне не боялись говорить. Думали, дурочка деревенская.

По лбу покатились крупные капли пота, каждое слово давалось Варе все с большим трудом, она на глазах теряла силы. Ростов бросился в соседнюю комнатушку, где гремели инструменты и звучали короткие отрывистые приказы врача. Он схватил за плечо хирурга в окровавленном переднике:

– Доктор, девочке, которую в лесу нашли караульные, помогите ей. Ей совсем худо, надо спасти. Что надо – сахар, еды, хлеба? Как ей помочь? Нельзя ей умирать, она же линию фронта перешла, она – важный источник информации о германской операции. Помогите ей!

Врач покачал головой, глаза под очками стали печальными. Он тихо объяснил:

– Поздно, воспаление слишком сильное. Никакие лекарства не помогают, операция тоже не спасет. У нее серьезное ранение легкого, рана инфицировалась, пока она шла через лес. К сожалению, никаких шансов выжить. Мы больше ничем ей помочь не можем.

Когда Ростов шагнул обратно к кровати Вари, Глеб сжимал маленькую ладошку и кивал. По лицу его текли непрошеные горькие слезы от того, что Варвара уже почти в забытьи повторяла одну и ту же просьбу:

– Маме помогите, сестренкам. Помогите. Освободите от немцев дом мой, прогоните фашистов.

Багровые пузырьки закипали в уголках рта, от каждого произнесенного слова девочка захлебывалась собственной кровью и все же продолжала умолять, не отрывая черных огромных глаз от лица разведчика:

– Помогите им, освободите нас от фашистов. Прогоните немцев, обещаете?

– Я обещаю, милая, обещаю. Ты такая молодец, ты смелая. Ты нам очень помогла. Я обещаю, маме твоей расскажу про твой подвиг, всем расскажу. Я… все сделаю, освободим, мы поганой метлой их выметем.

Варя мелко задрожала, выгнулась от жгучей невыносимой боли, рвущей ее изнутри, и вдруг обмякла. Тонкие руки вытянулись вдоль тела, лицо разгладилось от гримасы боли, широко распахнутые глаза застыли, глядя в одну точку. Смерть забрала молодую жизнь.

Шубин медленно, словно во сне, собрал планшет, лист со схемой и карандаш. Сбоку промелькнула жилистая женская рука, она сноровисто прикрыла веки умершей девочки:

– Ну все, отмучилась бедняжка. Варюша так вас ждала, повторяла без конца, чтобы разведчиков позвали. Ноги в кровь стерла, по лесам шла до нас. – Санитарка, прощаясь с девочкой, погладила черные пряди и, приподняв полу шинели, прикрыла навсегда окаменевшее личико.

Генерал Ростов, тяжело ступая, вышел из госпиталя, прошел несколько метров и остановился. Рядом в молчании замер капитан. Они оба смотрели на приоткрытое окно стоящего на взгорье клуба, где все так же мелькали радостные лица, звенели голоса. Вот промелькнули черные волны волос с белым пятном сирени, только перед глазами Глеба стояли черные прядки Вари, которые грязными сосульками, мокрые от убившей ее лихорадки разметались по гнилой соломе в темном сарае. Генерал вдруг резко развернулся к Шубину и положил ему руку на плечо. Пальцы железной хваткой впились в мускулы под гимнастеркой:

– Я много о тебе слышал, капитан. От Уколова, Попова, твоих бывших командиров. Хвалят тебя все. Умеешь решать сложные задачи. Здесь, капитан, не просто задачка. Ты сам все видел – человеческие жизни на счету. Девочка погибла и еще сотни тысяч погибнут, если гитлеровская армия снова наберет силу и обратно вернется. Нельзя этого допустить. Нам уже поступали сведения, что немцы разрабатывают на Южном направлении операцию. Поэтому я затребовал тебя в армейскую разведку нашей части. Ты сам слышал, Варя подтвердила, что немцы от планов ликвидации Курского выступа перешли к действиям. У тебя задача повышенной сложности – разведка на территории врага. Собирай группу, переходите линию фронта и возвращайтесь с разведданными. Количество частей, техники, места расположения. Учитывай, что надо отразить не только наступление, а еще подготовить наше движение вперед. Гитлер строит сейчас промежуточные рубежи по линии отступления, используя тактику «выжженная земля». Мирное население – в могилу или в лагерь, все сооружения, дороги, станции, заводы – взрывает, топит, жжет. Поэтому важно узнать каждую деталь в немецком тылу. С помощью добытой информации командование фронта сможет организовать ответное наступление, мы ударим с воздуха, из зенитного орудия по названным разведкой координатам. Через три часа жду тебя с докладом и намеченным маршрутом по оккупированной местности. Ступай сейчас в избу, где раньше жил мельник, прямо по проулку и потом за клуб. Там тебя ждет парнишка, рядовой Воробьев. Побеседуй с ним, приглядись, я планирую тебя отправить в разведку с этим парнем. Но решать только тебе, подойдет ли напарник или нет. Готов ты к такому, капитан Шубин?

Глеб стоял на протяжении его речи, не отрывая глаз от окна с радостными людьми, потом поднял тяжелый взгляд на генерала. Его больше не переполняла радость и ожидание скорой победы. Злость и ненависть, желание отомстить за замученную Варю, горячая клятва спасти ее родных жгли его изнутри. Шубин кивнул:

– Товарищ генерал, девочка сюда раненая и босая дошла через лес прямо через вражеские части. Значит, это возможно. Поэтому я тоже смогу выполнить задачу, обещаю вам, любыми силами и путями я добуду разведданные, и мы освободим нашу землю от фашистов, полностью разгромим их!

Глава 2

По дороге к дому мельника Шубина преследовали десятки взглядов, он, как настоящий разведчик, кожей чувствовал пристальное внимание со всех сторон: то скрипнет доска покосившегося от взрывов забора, то мелькнет вихрастая макушка между зеленью кустов, то шлепнет босая нога по отполированному камню за спиной. Свернув за клуб, он прошелся по проулку и растерянно остановился: вместо домов по сторонам тропинки торчали обугленные развалины – все, что осталось от крепких деревенских изб, которые в мирное время колхозники складывали из тесаных бревен и густой глины. Он обвел пожарище взглядом: и где тут ему искать дом мельника? Глеб достал из кармана кусок рафинада, бережно обернутый в затертую ткань:

– Эй, кто первый отведет меня к мельнику, тому достанется сахар!

Его преследователи мгновенно откликнулись на заманчивое предложение, десятки босых ног кинулись наперегонки к капитану, костлявые ладошки-ковшики вытянулись к куску сахара:

– Я, я отведу, Минька в бане живет теперь, как деда осколком убило!

– Я наперед был, я покажу, дяденька разведчик!

Шубин в ответ удивленно протянул:

– А вы откуда знаете, что разведчик?

Шустрые пальчики уже схватили сахар и бережно начали распределять маленькими крошками в жадно раскрытые рты. Самая высокая девочка в безразмерном платье, подол которого мотался по дорожной пыли, видимо, была главной у деревенской ребятни. Деловито занимаясь справедливой дележкой угощения, она пояснила:

– Так мы не дураки же, хоть война, а в школу ходили к учительнице нашей, пока ее немцы не сожгли в сарае вместе с другими. У вас петлицы с серебряными звездочками, вы капитан военной разведки.

Шубин растерянно заморгал в ответ на довольный взгляд девочки, его детская осведомленность не обрадовала, даже огорчила. На вид ей всего лет десять, еще бы в куклы играть, а не разбираться в военных знаках различия. Он погладил голову с тугими косицами:

– Ты молодец, и правда много чего знаешь. Только я тебя прошу, не рассказывай об этом никому, ведь разведка – это всегда тайна, лишние разговоры ни к чему.

Его собеседница охотно кивнула:

– Я знаю, я и партизанам записки носила, от немцев всех ребят три дня на болоте прятала, а то бы нас тоже в сарае сожгли. Пойдемте, я вас к Миньке отведу.

– Мне к мельнику надо, можешь показать, где его дом? – попросил Шубин.

Девочка терпеливо объяснила непонятливому капитану:

– Ну я так и говорю, идемте до Миньки, он внук мельника Архипа. Мельника немцы повесили за то, что он отказался им муку молоть и жернова в подполе прятал. Дом сгорел, а банька осталась, вот Минька там и живет.

От ужаса волосы на голове разведчика зашевелились, по всему телу прошла дрожь. Красная армия отвоевывала территории Советского Союза, теперь они вытесняли немцев с оккупированных родных городов и деревень. И каждый раз Глеба охватывал ужас при столкновении со следами страшной войны: их встречали тысячи сирот, истощенные, живущие на подножном корме, в разрушенных домах, одетые в обноски дети, на чьих глазах были зверски замучены близкие люди. Опытный разведчик, видавший немало за годы войны, никак не мог привыкнуть к такому кошмару, от которого ненависть к фашистам пульсировала яростным комком в груди. Не только военные гибли в этом сражении за Родину, Гитлер разрушил и уничтожил все живое на советской земле, от городов до жителей. Вот и сейчас даже дыхание перехватило, будто кто-то ударил ножом прямо в горло, хотя деревенские ребята этого чувства не заметили. Они гурьбой окружили разведчика и повели в сторону деревянного остова, на ходу выкрикивая все, что скопилось внутри за долгие дни войны:

– Самонин Кондрат, папка мой, не видали его? Может, слышали про него, похоронки-то не было! Живой ведь, наверное, дядь?

– А вы фашистов убивали?!

– Когда война кончится?

Девочка шикнула на многоголосую толпу, и все затихли. У разбитого забора их уже ждал мальчик, крепкий, с белесыми бровями и россыпью конопушек. Сопровождающая солидно представила Шубина:

– Вот, Миня, гостя к тебе привели. Из штаба.

Тот с суровым видом кивнул в ответ:

– Здравствуйте. Проходите, товарищ ваш у меня.

Капитан шагнул за перекошенные во все стороны жерди околицы и последовал за мальчиком. Перед ним расползлось черным огромным пятном пепелище: судя по огромному количеству черных досок, здесь раньше было много построек, в том числе мельница, чьи широкие лопасти теперь торчали над землей как крылья мертвой обугленной птицы. И тем не менее жизнь на сожженной земле по-прежнему продолжалась. Хозяйственный мальчишка стаскивал все более-менее пригодные для хозяйственных нужд деревяшки, укладывая их в аккуратную поленницу возле крошечного сруба – бани в одно окно. На пороге строения Шубина уже ждал худой и ушастый парнишка с новехонькими погонами рядового пехоты. Он вздернул руку к пилотке:

– Товарищ капитан, рядовой второй пехотной роты Николай Воробьев прибыл по вашему приказанию. То есть мне сказали вас ждать, что вы прибудете, ну вот… я ожидаю. – Парень смутился, запутавшись в словах при виде военного разведчика, особой категории служащих в армии.

Рядом с высоким плечистым Шубиным Коля Воробьев почувствовал себя совсем еще неопытным бойцом, хотя и успел уже поучаствовать со своей ротой в нескольких наступлениях за те полгода, что служил в Красной армии.

– Вольно. – Разведчик крепко пожал парню руку и заговорил тише.

Он уже догадался, почему Ростов предложил этого парнишку в качестве напарника для опасного задания. Капитан покосился на их юного хозяина – Минька с грохотом возился по другую сторону пепелища, тюкая топориком по толстым обугленным доскам. Потом снова Шубин всмотрелся в лицо будущего разведчика – совсем еще гладкое, с едва заметным пушком, внимательный взгляд голубых глаз, пшеничные вихры торчат во все стороны из-под пилотки. Только руки крепкие, с широкими ладонями и тугими венами – руки труженика, деревенского жителя, а значит, он местный, вырос в этих краях и должен их знать отлично, как и всякий деревенский мальчишка. Поэтому Ростов и выбрал Воробьева в качестве провожатого для разведчика, к тому же мальчишка отличается смекалкой, ведь быстро и звание разобрал, и понимает, что не просто так они встретились у разрушенной мельницы.

Шубин присел на перевернутое ведро, ноги в сапогах гудели от долгой ходьбы по почти летней жаре. Воробьев застыл рядом, но старший по званию вдруг кивнул рядовому дружелюбно на припорок бани:

– Садись, Коля, успеешь настояться. Разговор долгий будет. Сразу скажу, я – капитан разведки, тебя командир моей части посоветовал для выполнения важного задания. Но, сам понимаешь, чтобы идти в разведку, нужно человека знать. Потому присаживайся и рассказывай о себе, как ты на фронт попал.

Воробьев осторожно опустился рядом, стянул с головы пилотку, вцепился в нее пальцами, чтобы унять дрожь от волнения. Голос его был сначала глухим, затем набрал силу, перестал спотыкаться. Хоть и рассказывал парнишка долго, но Шубин слушал внимательно, ему было важно понять, насколько надежен молодой боец и можно ли его брать с собой за линию фронта для проведения опасной операции.

– Я отсюда попал в армию, добровольцем из партизанского отряда. Я здесь родился, вырос, всю жизнь прожил, сначала в Обояни жили, потом отец ушел в совхоз в Ракитном механизатором. Нам там дом выделили, мама телятницей устроилась работать. Я с сестрами в школу ходил в Ивне из нашего Ракитного. Через поле, по мосту через речку Псел – а там и наша школа родная. Когда немцы пришли в поселок, то нас, детей, туда и согнали, в нашу школу. Сначала на берегу всех взрослых, бабушку, маму, сестру старшую расстреляли. Мы смотрели, как расстреливают, как они умирают, падают, молча смотрели. Пришлось молчать. Кто начинал кричать, того тоже фрицы ставили спиной к яме и толкали вниз даже без выстрела, а сверху еще трупы дальше кидали. Я молчал, терпел, хоть так хотел кинуться и вцепиться в горло их старшему офицеру, но молчал, со мной еще три сестренки были младшие. Не мог я их бросить, нельзя было. Отец и дед в первое лето на фронте погибли, в одном танке сгорели. Их, как трактористов, на танк посадили, в один экипаж. Потом маму, бабушку, сестру на наших глазах фашисты расстреляли. Нельзя было бросать детей из школы, никак нельзя. Ведь старшим у них только я остался, больше никого не было. Я их за руки держал, отворачивал, чтобы не смотрели. А сам смотрел, во все глаза смотрел, но не на мертвых, а на немцев. Я лицо того офицера, что расстрелом командовал, запоминал, чтобы найти и отомстить за всю нашу семью. Потом всех детей из школы выгнали и посадили в грузовики. Вернее, мы стояли на ногах, до того там тесно было. Нас было так много, ужасно много, мы кричали, плакали, звали на помощь, кто еще мог. Но чаще всего молчали, сил не было уже ни на что. Я с трудом помню, что было дальше. Кажется, я потерял сознание от духоты или, может, мне плохо стало, нас ведь не кормили несколько суток и воды не давали. Я не помню уже этого, очнулся в общей могиле с трупами, немцы приняли меня за мертвого или решили, что я уже не жилец, поэтому скинули в яму на выезде из города с другими детьми, которые умерли в грузовике. Оттуда я выполз ночью и добрался до леса, несколько дней прятался на болоте, где меня нашли партизаны. Вот так оказался в лесном отряде. Мы всю войну составы взрывали, диверсии устраивали, убивали проклятых фрицев за то, что они меня семьи, дома, они всего лишили. Все время я того офицера высматривал, я всегда его буду искать, чтобы отомстить за мою семью. Для этого, как только граница фронта сдвинулась, перешел нейтральную полосу и добровольцем в пехоту пошел. Когда наши рассказали, что девчонка через лес пришла с оккупированной территории, я сам к командиру пришел и предложил с разведкой идти в расположение немецких войск. Я знаю, они так просто не уйдут, они готовят удар, товарищ Шубин! В партизанах навидался фрицев – наглые они, думают, что хозяева на нашей земле, ничего не боятся. Надо им в ответ врезать так, чтобы бежали прочь. Я помогу, я вас проведу куда надо, только скажите куда, к какому пункту. Все дороги знаю, лес знаю, стрелять умею, взрывать умею. Я все умею, товарищ капитан! Умоляю, возьмите меня на задание! Обещаю – не подведу! Я должен родную землю, поселок свой помочь освободить как можно быстрее. Ведь там мои друзья, соседи, сестренки могут быть живы и тоже в услужении жить. Я готов жизнь положить, ничего не боюсь, все сделаю что прикажете! Мне этот офицер каждую ночь снится, как он рукой машет, а солдаты стреляют и стреляют. Яма в гору превратилась от трупов, а они все стреляют под его приказы. Понимаете? Такое не забыть, не простить, я должен с вами пойти, все сделать, лишь бы фашистов проклятых разгромить!

Коля замолчал, глядя с немой мольбой на разведчика. Теперь Глеб внимательно рассматривал парнишку, только видел перед собой уже не юного солдатика. Слишком глубокая складка легла у рта, слишком много боли застыло в голубых глазах. Коля Воробьев пережил столько горя, что мгновенно стал взрослым, с искореженной, больной душой, спрятанной под детской внешностью. Капитан смотрел на парня и понимал – он не подведет, костьми ляжет, а задание выполнит. Вместе они смогут собрать разведданные для дальнейшего планирования тактики армейских подразделений.

Шубин заглянул в глаза парнишке и спросил:

– Сколько тебе лет?

Тот покосился в сторону и бросил:

– Почти восемнадцать, через два месяца исполнится.

По взгляду вбок и напрягшимся в кулаки ладоням Глеб понял, что парень скрывает свой возраст, боится, что из-за малолетства не видать ему секретной операции. Капитан дружелюбно положил руку на плечо:

– Коля, ты парень хороший, надежный, не хочу, чтобы со лжи начинали мы с тобой. В разведку плечом к плечу только с надежным человеком можно идти, которому доверяешь больше, чем себе.

Колька вскинул на него глаза:

– Пятнадцать, шестнадцать почти, через два месяца, правда, мне шестнадцать исполнится. Не вру! Пришлось в распределителе накинуть пару лет, чтобы в ополченцы взяли, я на пайке солдатском отъелся. Могу отжаться сколько скажете! Докажу вам, что силы у меня есть.

Капитан в знак согласия кивнул – хоть в костер парнишка готов прыгать, лишь бы врагу мстить. Решительность в пехотной атаке хороша, а вот в бесшумном движении по лесу или когда необходимо охрану снять без единого звука, опасна. Вслух Глеб успокоил разгорячившегося мальчишку:

– Так, боец, в партизанах был, считай, разведчик почти, то же самое. В нашем деле главное – язык на замке держать, все замечать и головой думать над каждым шагом. Смелость – это хорошо, только командир от нас ждет спланированной операции на территории противника, а не пробежки по немецким укреплениям. Смотри, – он достал из планшета карту и вручил Воробьеву, – это карта местности. Я предлагаю так поступить: ты наметь сейчас схематично через линию фронта варианты проходов к следующим пунктам – Ракитное, Белая, Ивня. Надо понять, где проще перейти нейтральную полосу и углубиться на оккупированную территорию, прямо в тыл к врагу. Времени для пробных вылазок у нас нет, надо действовать решительно и быстро. Есть сведения, что немцы готовят срочное наступление, стягивают силы и сооружают новые узлы обороны. Их надо опередить, добыть данные, чтобы наши воздушные силы могли нанести удар и разрушить германскую оборону. Выбирай несколько маршрутов туда, несколько обратно. Нам не только надо проникнуть в тыл врага, но и еще вернуться с добытыми разведданными, а для этого нужно провести подробную картографию местности. От передовой через укрепления фашистов пройти три населенных пункта, если понадобится, то и дальше от оборонительных рубежей углубиться в тылы, пока не поймем, сколько и где расположено техники и личного состава. Даю час времени на выполнение задачи, а я пока получу довольствие. Без еды голова плохо работает. Ты ел сегодня?

Воробьев покрутил головой и покосился на Миньку, громыхающего ведром на очередной пепельной куче. Под строгим взглядом командира признался:

– Я весь паек ребятишкам раздал. Они лебеду едят, товарищ капитан, запасов нет никаких. Да и малые совсем, не умеют еще кухарничать.

Шубин вздохнул, глядя на тонкую шею Коли, его бы самого сначала откормить. Как преодолеет парнишка десятки километров? И не просто пойдет гуляючи, а где бегом, где по-пластунски на брюхе надо добираться до укрытия. Но в глазах у юного солдата было что-то такое, отчего понимал опытный разведчик – пройдет и не скажет ни словечка жалобного, такая в хрупком теле сила духа.

Оставив нового подчиненного наедине с картой, Глеб зашагал обратно, на ходу обдумывая детали предстоящей вылазки. Снаряжение – гранаты, фонари, сухой паек на двое суток, бинокль, плащ-палатка на случай, если операция затянется и придется провести ночь в лесу. Оружие бы покомпактнее, с винтовкой, которой сейчас вооружен красноармеец, точно не в разведку идти. Трехлинейка хороша в дальнем бою, прицел дает точный, пули летят по нужной траектории, можно потом штыком добить противника в рукопашной схватке. А вот для разведки оружие слишком тяжелое и громоздкое. Когда пробираешься лесными тропами или надо быстро снять часовых, то пригодится маузер или хороший наточенный нож, чтобы без единого звука прорваться через охрану немецких узлов обороны.

– Шубин! Глеб! – кто-то окликнул его сзади, и сразу же разведчик попал в крепкие объятия.

За плечи его держал сержант Авдей Злобин, который еще во время первых вылазок Шубина в тыл врага работал в штабе на должности переводчика. Глеб отлично помнил сержанта, тот несколько раз участвовал в допросах языка, переводя путаные речи пленного офицера. Он тогда приглянулся разведчику своей открытостью, добродушием и совсем не соответствовал своей фамилии: угощал махоркой, чайной россыпью, сушками, показывал фотографию крошечных девочек-близняшек, что родились в далеком Ленинграде за пару месяцев до его призыва. Не стесняясь мужской компании, касался губами чернильных отпечатков маленьких пальчиков на желтом листке письма от жены. И мечтал вслух: «Закончится война, я отведу своих девчонок в зоопарк, а потом покатаю по заливу на лодке. Сказки на ночь им буду читать на английском, вырастут, тоже в иняз пойдут учиться, будут, как отец, переводчицами. Мальчишку еще надо нам, а лучше троих! У меня жена ребятишек любит, она – воспитательница в детском саду». От его мечтаний вслух о мирной обычной жизни суровая война, казалось, неожиданно отодвигалась куда-то далеко, на несколько секунд у военных теплело в груди от мыслей о родном доме и семье, будто вот-вот и вернутся они назад к мирной жизни.

Но армия Гитлера наступала, бои шли каждый день, в той кровавой круговерти Глеб потерял связь с мечтательным переводчиком. И вдруг такая неожиданная встреча, которая и Авдея Злобина обрадовала донельзя – все же удача встретить однополчанина посреди страшной войны! Шубин тепло поздоровался и обнялся с приятелем, удивленно посматривая на изменившегося однокашника. Вместо пухловатого улыбчивого молодого мужчины перед ним стояла тень прежнего Злобина: худой, с полностью седой головой, осунувшимся лицом с огромным шрамом через всю щеку.

Сержант вдруг прищурился:

– Так, товарищ капитан разведки, если ты здесь, то значит, фашисты что-то задумали, готовят серьезный ход. Разведка просто так на линии фронта не объявляется, – и вдруг горячо сжал руку, глаза его налились решительностью. – Глеб, включи меня в разведгруппу. Ты же знаешь, я немецким владею, карты знаю, радистом могу быть, шифровальное дело освоил.

Сержант потянул Шубина за рукав подальше от здания штаба, рядом с которым сновали люди. Строились новоприбывшие, каптенармус с одной рукой в перевязке суетился у мешков, которые разгружали из рыкающего «зилка». Авдей, казалось, ничего не замечал, он, уставившись в одну точку, заговорил:

– Беда у меня, Глеб. Ранение получил, меня в госпиталь отправили, потом в тыл на восстановление, потом обратно. Со всеми этими перевозками, переездами письмо меня не могло найти. Страшное письмо. – Злобин достал из портсигара самокрутку и, прикурив, жадно вдохнул густой дым. – В тыл с фронта похоронки приходят, а мне из тыла прислали. Погибла жена и доченьки мои, разбомбили немцы состав с ними, который в эвакуацию их вез. Я как прочитал, так тоже умер, вроде живой, а внутри мертвый. Не хочу жить, Глеб, вернее, не хотел. Думал, на передовую попроситься из штаба, не берут с ранением, уже планы строил, как в штрафбат загреметь, чтобы или я фашистов, или они меня. Как вдруг тебя встретил. И сразу понял – вот, вот как я могу пользу принести! Глеб, возьми меня к себе в группу, стрелок из меня плохой, а вот разведчик выйдет хороший. Немецкий знаю, если возьмем языка, то сразу сможем допросить, в штаб тащить не придется.

Шубин с сомнением покачал головой, такой напарник был бы идеальным, но вот отпустит ли Ростов Злобина с ним в опасную вылазку, ведь переводчиков в штабе всегда не хватает – редкая специальность. Он предложил сержанту:

– Вот что, давай напиши рапорт, я тебя с собой взять готов. Только отдашь его генералу Ростову вечером, когда я с докладом к нему приду. Сейчас составляем маршрут проникновения в немецкий тыл, план действий и сроки выполнения поставленной задачи. Если командир даст добро, то ты пойдешь с нами. Я пока получу амуницию и харчи, в восемнадцать ноль-ноль встречаемся здесь у штаба.

Злобин пронзил капитана тяжелым взглядом:

– Я не подведу, капитан, так и знай. Ты мне сейчас помог понять, как мне дальше жить. Как принести пользу Родине и людям, а не штаны в штабе протирать.

Они снова пожали друг другу руки в знак договоренности, и Глеб поспешил дальше по своим делам. День его ждал тяжелый – хоть и снабжалась передовая часть в первую очередь, и все же получить все необходимое для разведывательной операции оказалось не просто. Он ходил с запиской от генерала Ростова из штаба к коменданту, оттуда к каптенармусу, потом в оружейку, получал запасы, боеприпасы и складывал их в вещмешок. Затем на площадке рядом со штабом Шубин встал в очередь к огромному котлу на телеге, привезенной понурой лошадью. Неожиданно толпа в гимнастерках расступилась перед генералом, который подтолкнул разведчика вперед:

– Ну-ка плесните погуще капитану.

Шубин в смущении протянул котелок, генерал кивнул повару:

– До краев, он на двоих получает паек, – и подхватил половину ржаной ковриги.

От полевой кухни они уже шагали вместе, генерал сразу заговорил о деле:

– Амуницию получил, всего хватило?

– Так точно, товарищ командир. – Шубин косился на идущего рядом генерала, который почему-то не стал ждать его доклада в штабе о намеченных этапах операции, а сам лично пришел переговорить с глазу на глаз.

– Как тебе Воробьев? У парня, кстати, медаль за мужество, в атаку поднял роту после гибели командира и свой квадрат у немцев отбил. Хоть и мальчишка совсем, но дух у него офицерский.

Шубин кивнул в ответ, радуясь тому, что его выводы оказались правильными:

– Согласен, в группу разведчиков Воробьев – отличная кандидатура. Еще просьба есть: у вас переводчик в штабе служит, Злобин Авдей. Старинный мой товарищ, он тоже готов участвовать в операции. Вылазка долгая, обратно тащить информатора будет сложно. Если сержант пойдет с нами, то сразу после допроса в расход немца можно пустить, чтобы налегке возвращаться.

Командир согласился:

– Так проще будет, да и не протащите вы офицера через три заставы, по речному рукаву все населенные пункты немцы сейчас плотно обложили, если и правда готовится операция «Цитадель». Не зря ее немцы так назвали, раз возводят новые укрепления. Это верная информация, что строительство идет полным ходом. Варя подтвердила сведения из других источников. Ты знаешь, что обозначает слово «цитадель»?

Глеб нахмурил лоб:

– Так называют ядро укрепления в населенном пункте – замок, район, который может сопротивляться, даже если остальная территория захвачена.

– Верно. – Генерал остановился на подходе к пепелищу мельницы. – Немцы хотят соорудить неприступную крепость, участок обороны, который сожрет все наши силы в череде атак. Они хотят новый Сталинград, который выиграют они. Ты же понимаешь, что мы не должны такого допустить? Поэтому, капитан, это не просто разведка, это будущее 6-й гвардейской армии. Даже если мы возьмем эту крепость, то потеряем сотни тысяч личного состава в полях. А вот с разведданными сможем опередить немцев, не дать Гитлеру собрать силу в железный кулак. И это от тебя зависит и от твоей группы. Так что ты выбирай, кого считаешь нужным, Злобина я тебе откомандирую. Я вижу, что с сержантом происходит после гибели жены и детей. Он ищет смерти, на передовую просится. Осторожно здесь действуй, присматривай за ним. Разведчику нужна смелость, чтобы попасть в тыл к врагу, а потом желание жить, чтобы вернуться обратно. Я тебе доверяю, чутью твоему, поэтому приказ можешь выполнять без доклада. Отдохнешь, подкрепишься, и после наступления темноты выдвигайтесь, Злобина пришлю. Двое суток у тебя, капитан. Если не вернетесь через это время, то значит… – командир замедлил движение, прежде чем произнести страшные слова, – геройская смерть или плен. Ждать вас буду, верю, что выполнишь задачу. – Казалось, цепкий взгляд генерала проник разведчику в душу. – Добудешь сведения и вернешься.

Высокая фигура развернулась на дороге и зашагала обратно к штабу, чуть заваливаясь на бок от гранатного осколка, который грыз ступню под ботинком. А Шубин поспешил к своему временному пристанищу – перекошенной баньке мельника, где за столом над картой корпел уже несколько часов рядовой Воробьев.

Глава 3

При появлении Шубина с полным котелком наваристых щей парнишка сглотнул набежавшую слюну, желудок так и поджимало из-за вынужденного голода в течение двух суток. Все довольствие он отдавал до последней крошки местным оголодавшим ребятишкам. Правда, сегодня командир строго приказал:

– Рядовой Воробьев, приказываю приступить к обеду.

Густой аромат притянул и маленького хозяина сгоревшей мельницы, вихрастый Минька деловито загромыхал добытыми дровами, стараясь не смотреть на горячее варево и коричневый полукруг хлеба с румяной корочкой. Шубин окликнул мальца:

– Михаил, а ты чего там мнешься у порога, айда за стол. На тебя порция тоже выдана. Раз у тебя на поселенье отряд, то и довольствие на тебя распространяется.

Минька, еле сдерживая радость, степенно кивнул и вытащил из-за печки соль в тряпице, глиняную плошку с отколотым краем и алюминиевую ложку, которую жар прошедшего пожара свернул в замысловатую загогулину – вот и все его немудреное хозяйство.

Несколько минут в маленьком помещении только гремели ложки, хрустела хлебная корка. Наконец тарелки опустели, остаток объеденного ломтя Шубин вручил осоловевшему от еды Миньке:

– Михаил, можешь посуду помыть. Уж так по уставу положено, младший по званию дежурит.

Мальчишка снова кивнул:

– С золой сейчас до блеска отмою, как зеркало будет. – Он собрал все ложки и чашки, прихватил тряпку и ушел бороться за чистоту.

А разведчики уселись над картой с намеченными схемами проходов через линию фронта. Воробьев принялся поспешно объяснять маршруты, которые он обозначил карандашом:

– Ближе всего Ивня, потом Ракитное, а дальше по рукаву реки расположена деревня Белая. В Ивне, скорее всего, много охраны, так как деревня ближе всего к границе фронтов, пункт – передняя линия обороны немцев. Немцы постарались выстроить цепь из дотов или бронированных колпаков. Мы там уже в атаку поднимались, но почти сразу свернули наступление. На передней линии огневые точки все поля насквозь простреливают, а периметр вдоль леса заминирован. Очень опасно прорываться на этом рубеже. Нам ведь надо в глубину уйти, поэтому предлагаю соорудить плотик и спуститься вниз по течению, рядом с мостами и переправами будем выходить на берег и идти пешком. Плот небольшой, сможем протащить на себе пару километров. Вот здесь на нейтралке есть затопленное русло старой реки, местность овражистая, спустимся вниз и по течению приплывем к старому мосту у Ракитного. А дальше по берегу небольшая группа сможет легко по низинам пробраться мимо охраны в тыловую часть.

Еще один маршрут через леса на юге Ивни, там все тропы заминированы, чтобы партизан из леса не выпускать. Я умею детонировать взрыватели, только это долго, вся ночь уйдет, чтобы в глубину леса попасть. Мы вдвоем с вами будем?

Шубин покачал головой:

– Нет, еще сержант Злобин. Но он по части перевода, немецким владеет. Разминированием он не занимается.

Капитан ткнул пальцем в голубую линию реки на карте:

– Вот это место мне нравится, где ты предлагаешь на плоту спуститься. Перепады и резкие высоты, в складках рельефа будет удобно скрываться. Немцы вряд ли обустроили здесь огневые точки – они не любят низинки, почва осыпается и под огневую точку толком не отрыться. Сплавимся по реке на бревнах, надо только добыть хорошую веревку. А возле Ракитного начнем разведывательные действия. В трех километрах от нас нейтральная полоса, там можно начать сплав, спуститься на воду между двумя рядами холмов, в темноте нас в оврагах не увидят. Как быстро доберемся по реке до Ракитного?

Воробьев кивнул, задумался, производя в голове расчеты, только ответить подробно не успел. Дверь в баньку распахнулась, и в проеме возникла тонкая фигура с вещмешком на плечах – Злобин явился для выполнения важной задачи под командованием капитана. Он тяжело опустился на чурку рядом с разведчиками:

– Прибыл по вашему приказанию, капитан Шубин. Командуй, когда и куда выдвигаемся.

Они снова принялись обсуждать план действий, теперь уже втроем.

На их рассуждения, в каком месте удобнее было бы перейти нейтральную полосу, Злобин здраво возразил:

– Если все-таки там у немцев будет огневой рубеж? Ведь рядом переправа, хоть и небольшая, но все же немцы могут выставить парочку постовых. Вот здесь, где устье оврага, наверняка патруль или окоп, ну или автоматчик стоит.

Коля предложил:

– Так давайте по дну пройдем, там течение небольшое и глубина чуть выше колена. Сейчас ведь тепло, легко можно пройти, плот сможем протащить по воде за веревку.

Разведчики переглянулись: сообразительный паренек, найдет решение вперед всех. Воробьев же виду не подал, хотя и приятно ему было молчаливое одобрение старших товарищей. За несколько лет в партизанском отряде он привык продумывать каждый шаг. Лесным воинам не один раз приходилось уходить от немецких патрулей по реке, прятаться в болотах или часами лежать в овражных перепадах.

Карандаш в пальцах Шубина перепрыгнул к точке возле Ракитного:

– Здесь будет наш первый рубеж, прибыть и закончить наблюдение необходимо к шести утра, когда начнется рассвет. Если поймем, что основные силы расположились дальше на юг, то день пережидаем в укромном месте, а потом выдвигаемся в сторону деревни Белой. Если информация о расположении немцев будет собрана, то ночью возвращаемся под Ивню. Надо как можно ближе подобраться к линии фронта. Днем также пережидаем, а по темноте через нейтралку возвращаемся к своим. Генерал Ростов дал нам двое суток, чтобы выполнить сложную задачу. Тяжело, конечно, но возможно. Вот такой план, товарищи. Есть замечания?

Злобин охотно поддержал командира:

– Согласен, Глеб, все продумано. Осталось связать плот, я до каптенармуса дойду, выбью самую крепкую веревку, у него передо мной должок.

Коля Воробьев с готовностью вскочил:

– А я топорик позаимствую у Миньки, там за околицей у кладбища хорошие березки растут, прямые все как на подбор, обтесать – и плот готов.

Каждому нашлось дело, в том числе и капитану Шубину. Он еще раз проверил все снаряжение, пощелкал бойком пистолета, чтобы механизм работал плавно, встряхнул вещмешки, прислушиваясь, нет ли ненужного бряцания или звона. Малейший лишний звук может выдать разведчиков перед постовыми. Разведчик разложил в каждый мешок по ножу в ножнах, которые можно прикрепить на ремне. Когда придется снимать часовых, то это самый бесшумный способ – зажать фашисту рот и резануть по горлу отточенным лезвием. Гранаты, толовая шашка – самое простое вооружение, даже автоматов члены разведгруппы не берут, чтобы налегке пройти как можно большее расстояние.

Затем он опять уселся над картой, чтобы еще раз продумать план. Вылазка разведгруппы была спланирована только до поселка Ракитного, затем их возвращение через Ивню. Но если возникнет необходимость разведать участок побольше, то придется действовать не по этому плану и, скорее всего, углубиться в позиции противника, чтобы собрать больше сведений.

Оснащение группы не рассчитано на многодневный поход. Провизии у них практически с собой нет – сухари да банка тушенки на всех, маленький котелок. Тяжелый груз из боезапасов, консервов помешает передвигаться быстро от одного населенного пункта к другому, на скудном пайке вполне можно продержаться пару суток. Углубляться они будут внутрь немецкой обороны километров на двадцать согласно первоначальному плану, не больше. Если повезет, то уже в Ракитном добудут нужные сведения, так как оборонительный рубеж немцы должны обустраивать на расстоянии в пятнадцать-семнадцать километров от передовой. Надо ли двигаться дальше, будет понятно только на месте. Если рубеж готов, техника уже прибыла, то гитлеровцы начали сооружать вторую линию, вот только на базе какого именно поселка или деревни, вычислить можно за часы долгого наблюдения. Он проверил карту: так и есть, ветка железной дороги проходила в нескольких километрах от Ракитного, ближайшая станция в Ивне, куда ходил в школу Коля Воробьев, а значит, что, скорее всего, город может стать опорным пунктом, куда сейчас армия Гитлера стягивает силы. Размышления командира прервали его бойцы, которые оба вернулись с хорошими новостями – веревки и бревна готовы, осталось крепкой обвязкой превратить заготовки в небольшой прочный плотик. Разведчики собрали вещи, попрощались с хозяином своего временного жилища и направились на запад, в ту сторону, где тянулась передовая линия фронта.

Идти им было тяжело, все же каждый тащил с собой бревно чуть выше своего роста и вещмешок. Обливаясь потом, они через час добрались до передовой линии окопов, где расположилась советская пехота. Шубин легко спрыгнул в окоп и, пригнувшись, пробежал по узкому рву. Возле огневой точки, где пулеметчик, не отрываясь, следил за обстановкой, он попросил бойца:

– Уступи-ка местечко, надо посмотреть, чем там немцы заняты.

Тот оторвался от обзорной щели и охотно поделился наблюдениями:

– Молчат, второй день затишье. Готовят что-то, черти, всегда так, если тишина, то жди атаки.

Глеб вытянулся на маленькой ложбинке, прильнул к окулярам бинокля, навел резкость. Не фигурки часовых его интересовали, которые мелькали на расстоянии в нескольких километрах от границы советской территории, а пригорок на нейтральной полосе. Нейтральная земля – широкая полоса между двумя линиями окопов – приподнималась волнами, шла по небольшим холмам по левую руку от него. Там, между пригорками, струилась невидимая отсюда речушка Псел, которая через несколько километров ширилась, становилась глубже и превращалась в настоящую полноводную реку. На ее берегах по разные стороны советская власть отстроила новенькие совхозы, которые разрослись до поселков и деревень со справными домами, школами, больницами, сельскими клубами. Широкие мосты соединяли населенные пункты, по ним в мирное время ездили грузовики с урожаем, пастухи перегоняли стада на другой берег в поисках сочных пастбищ, ребятишки бежали в школу. Но та мирная жизнь: мосты, города, крепкие деревенские хозяйства – осталась в прошлом. Сейчас на советской земле хозяйничали фашисты, они убивали местное население, разрушали все, что было построено советской властью. Часть переправ уже разрушена во время боев двух армий, что разведчикам сейчас на руку, значит, большая часть пути по водной артерии пройдет без постоянного ожидания быть обнаруженными каким-нибудь внимательным немецким часовым.

Ближайшая их цель на нейтралке – холм, который спускался вниз, рассыпаясь на мелкие складки. Он утыкался в устье речушки, откуда поток разрезал землю на два крутых обрыва и уходил на юг по территории противника. Отсюда начнется опасный путь их разведывательной группы.

Рядом гаркнул бодрый голос:

– Здравия желаю, товарищ капитан. Командир роты, лейтенант Зубцов. Помощь нужна, товарищи разведчики?

Не поворачиваясь, Шубин ответил:

– Вольно, лейтенант. – Он указал на холм, поросший густой зеленью, но без единого кустика или дерева. – Нам надо бы туда пробраться, как потемнее станет. Правда, есть одна сложность, по-пластунки не получится преодолеть даже такое небольшое расстояние. У нас с собой плот в три доски, бревна на себе тащить будем слишком долго, немецкая охрана нас успеет заметить и изрешетить.

Коренастый, обритый налысо лейтенант мысль разведчика понял быстро:

– Нужен отвлекающий маневр, товарищ капитан? Так это мы организуем, по правому флангу попускаем трассирующие пули, постреляем, чтобы все немцы туда сбежались. Час у вас будет, его хватит добраться с поклажей до холма. Выделю трех бойцов в помощь, по две боевые единицы на бревно.

– Спасибо, – поблагодарил Шубин. Он опустил бинокль, сполз на дно окопа и на несколько секунд закрыл глаза, радуясь прохладе. Надо беречь силы, пользоваться каждой возможностью передохнуть. Уже через полчаса, как только солнце исчезнет за горизонтом, а ночная темнота окутает полоску нейтральной земли, они выдвинутся прямо под прицелы врага. Рядом командир роты пехоты отдавал приказы, отправляя своих солдат на правый фланг квадрата, который они обороняли. Глеб выдохнул с облегчением, в прохладном окопе, где от земли тянуло сыростью, жар под гимнастеркой улегся. Пулеметчик, будто прочитав его мысли, молча, без слов, протянул фляжку, полную теплой воды. Капитан сделал несколько глотков и тепло поблагодарил:

– Спасибо, – разведчику было приятно от того, сколько людей готовы прийти друг другу на помощь, поделиться глотком воды, куском хлеба, и одновременно грустно от того, как страшно и неправильно, что через минуту этот добрый человек может погибнуть от немецкой пули.

По окопу разнесся протяжный крик лейтенанта:

– Первый взвод, оружие на изготовку. По вражеским позициям огонь на подавление. Пли!

Под грохот залпов Шубин выбрался из окопа и подполз к разведчикам из своей группы. Здесь уже лежали трое солдат из роты на передовой, которые пришли на помощь. Каждый из них готов был толкать во время движения бревно, в то время как второй человек впереди придерживал столб и задавал направление. Грохот выстрелов затих, после залпов советских стрелков ждали ответа немцев. Шубин скомандовал:

– Ну все, парни, двигаемся по нейтралке как можно быстрее к холму на левом фланге.

По его команде солдаты, как можно плотнее прижимаясь к земле, начали движение. Гимнастерки быстро пропитались потом, забились землей и травяным соком, но разведчики ни на секунду не останавливались, толкая вперед бревна, подтягивая вещмешки, и дальше снова – рывок, усилие, рывок. Они успели проползти почти половину нейтральной полосы, когда в ответ на атаку заговорили немецкие пулеметы. Пули зачирикали, выбивая щепки из деревянных накатанных крыш бруствера, советские ДТ[1] застрекотали в ответ. Мокрый до нательного белья Глеб прохрипел:

– Давай, ребята, поднажми. Еще четверть часа, и заглохнет перестрелка, надо успеть, пока немец на другом фланге.

Локти, колени заработали быстрее, они отталкивались с усилием, подтягивали бревна, и так каждый сантиметр короткого участка нейтральной полосы. Состоявшая из зеленой травы и невысоких кустов, она сейчас казалась нескончаемой. Наконец шустрой ящерицей командир группы первым взобрался на холм, случайная пуля чиркнула его по плечу. Разведчик сжал зубы, но не подал даже виду, что чувствует, как кровь выступает теплыми каплями на небольшой ране. Глеб перехватил первое бревно и толкнул его вниз по крутому склону холма. Белый ствол мягко скатился по траве и замер возле воды, второй и третий последовали за ним. Капитан прислушался – пальба отдавалась эхом по всей нейтральной полосе, раскаты становились все реже – перестрелка стихала, в условиях плохой видимости и немецкие, и советские стрелки не видели интереса продолжать перестрелку. Командир отряда разведчиков скомандовал помощникам:

– Спасибо, ребята, возвращайтесь на исходную, пока идет атака. – А своим приказал: – Вниз, быстрее!

И разведчики кубарем полетели к воде по крутому склону, придерживая свои вещи, хватаясь за траву, чтобы хотя бы немного замедлить падение. Вещмешки били по спине и бокам, камни пересчитывали ребра; Злобин, чтобы сдержать крик от боли в боках, мысленно проклял каменистый овражек.

Но вот почти у самой воды их встретили мягкие заросли, которые остановили их движение. Здесь уже можно не вжиматься в землю – от немцев их скрывает высокая стена оврага. В небольшом укрытии отряд мог переждать, пока темнота окутает все пространство вокруг, даст им возможность пуститься в дальнейший долгий путь по воде. Капитан Шубин планировал пробыть в укромном месте хотя бы полчаса до заката, неспешно осмотреть край немецкой территории. Как им спустить свой плот на воду и без лишних звуков двинуться в глубину территории – именно сейчас важно было просчитать каждую мелочь. Когда они начнут движение по реке, то уже назад дороги не будет. Только вперед, только в самую глубину немецкой обороны.

Не сговариваясь, разведчики ползком пробрались в кусты. Хотя им удалось найти безопасное местечко, откуда их не видят стрелки, но они продолжали напряженно осматривать местность вокруг – не блестит ли где немецкий автомат, не мелькнет ли где огонек сигареты. Но все было тихо. Шубин сказал напарникам:

– Пока немцы возвращаются на исходные, тащим бревна в кусты.

Он не произнес вслух, что надо торопиться, ловить момент затишья. И все же каждый в небольшой разведгруппе понимал, что действовать необходимо как можно быстрее, беречь каждую минуту, чтобы не ждать, когда скроется красное марево заката. Если переберутся со своей поклажей в заросли, то обвязать бревна веревками они могут под маскировкой околоречных зарослей – густые и пышные, они скроют своими листьями их подготовку к спуску на воду.

Глеб первым подал пример: он опустился на землю, вжался как можно сильнее в траву и по-пластунски двинулся к лежащему неподалеку березовому стволу. Вдвоем с Колей они дотолкали его до кустов, где Злобин тут же принялся накручивать толстую пеньку на белый ствол. Вторая ходка, третья: пальцы ныли от тяжести, которую им пришлось тащить, мокрая от пота гимнастерка липла к телу, в горле першило от земли, в рыхлую почву приходилось почти вжиматься лицом, но капитан был привычен к таким условиям, разведка всегда требует прежде всего огромного терпения. Хоть раскидистый кустарник и закрывает их передвижки, действовать приходилось очень осторожно. Командир отряда косился то и дело на Воробьева, проверяя реакцию парня, выдержит ли, не начнет ли злиться, нервничать из-за тяжелых условий. Уж лучше сейчас пускай произойдет этот взрыв, чем когда они отплывут от берега и окажутся в глубине немецкого тыла. Хотя, к его радости, Коля ничем не проявлял свое недовольство, наоборот, терпеливо и деловито выполнял задания. Он напрягал худосочное тело, чтобы сдвинуть тяжелые бревна, время от времени замирал и осторожно осматривался по сторонам, проверяя, не появились ли на краю спуска непрошеные гости, и, казалось, не замечал, как по лицу ручьем течет пот, размывая серую пыль, осевшую на коже. Лишь закушенная нижняя губа выдавала напряжение, которое испытывал хрупкий паренек. Злобин в это время сосредоточенно вязал хитроумный узел за узлом, накрепко приматывая стволы друг к другу. Сержант вытянул большую петлю, откуда торчал короткий серый хвост веревки, и предложил Коле:

– Давай тяни.

Парнишка дернул, и петля вдруг обернулась вокруг столбиков, застыв на конце тугой завязкой. Воробьев восхищенно потрогал крепкий узел, не понимая, как от одного движения березовые стволы превратились в крепкий плотик. Авдей прошептал:

– Морская система, на корабле научили, когда практику проходил после института, я тогда… – и вдруг осекся, замолчал от воспоминаний о мирной жизни, о жене, которые больно укололи прямо в сердце.

Его жена каждый день приходила к пристани и ждала прибытия корабля, специально надевала ярко-красный платок, чтобы он уже за сотни метров видел с палубы – его с нетерпением ждут домой. А теперь дом разрушен немецкой бомбой, нет ни жены, ни дочек, ни того красного платка, что служил влюбленному Авдею маяком.

Капитан Шубин прислушивался к тишине наверху, не доносятся ли с края оврага звуки шагов, выстрелы или немецкая речь. Все звуки стихли, дневные птицы уже замолчали, только где-то далеко ухнула сова. Солнце уже нырнуло за горизонт и утащило за собой красную мантию заката, серый воздух наливался все гуще и гуще чернильной темнотой, так что теперь ничего не было видно уже на расстоянии вытянутой руки. Луна и звезды то и дело прятались за облаками, лишь на короткие секунды показываясь в водной глади. Капитан без единого слова кивнул своей группе, жестом указал на блики в воде: «Пора, спускаем плот».

Они втроем вцепились в тяжелое сооружение, каждый со своей стороны, и вышли из кустов. По всему телу снова пошел жар, хотя теперь возле воды было прохладно. Но тепло шло по телу не от нагрузки, а из-за волнения – несколько шагов вниз к потоку были такими опасными, а они, беззащитные, вышли на открытое пространство, где любой немецкий снайпер мог заметить отряд и уничтожить его несколькими выстрелами.

Плотик без единого всплеска лег на воду и тут же поплыл. Авдей ловко запрыгнул первым, заранее заготовленным длинным суком, как веслом, замедлил движение их плавучего средства, чтобы и остальные взобрались на плот. Следом на плотик шагнул с берега длинноногий Воробьев, затем, перехватив фрахтовый веревочный конец, взобрался на медленно плывущий плотик Шубин. На маленьком пространстве почти не было места, разведчики теснились спина к спине. Злобин сноровисто управлялся суком, словно веслом, будто сплавлялся на плотах всю свою жизнь. Он направил плот поближе к берегу, где не так сильно отражались лунные блики, отражения лунных светил тонули в сени деревьев, не выдавая бесшумное движение отряда разведчиков. Тишина, бурление потока и еле слышные всплески сука в руках Злобина – черные тени на плоту плавно скользили по рукаву реки прямо в расположение врага.

Поток с каждой сотней метров становился все более быстрым, глубоким и широким, и плот с тремя бойцами стал раскачиваться. Река стремительно несла их в глубину оккупированной немцами территории. Шубин мысленно отсчитывал километры, прикидывая скорость движения их плавательного средства, чтобы не выскочить неожиданно у моста прямо под прицелы немецких караульных. Коля, как оказалось, тоже успевал следить за берегом. Когда силуэты деревьев на берегу стали гуще и превратились в сплошную черную линию от того, что плот несся по глубоководью уже на одной скорости, Коля тихо предупредил:

– Надо замедляться и двигаться к берегу, скоро первый мост у Ракитного, рядом со старой дорогой.

Шубин кивнул в ответ, сообразительный Авдей мгновенно отреагировал – принялся направлять плот осторожными гребками к правому берегу. Они планировали сойти на землю у старой переправы, по берегу протащить под мостом сплетенные бревна, чтобы не выдать себя на воде, где было больше света от лунных бликов. Затем вернуться в поток и проплыть вдоль Ракитного, чтобы начать разведку с нового моста, который соединял населенный пункт с остальными деревушками и селами в окрестностях. Капитан решил проверить прежде всего самую крупную дорожную магистраль, по которой немцы могли гнать к строящемуся рубежу технику и личный состав.

Плот мягко замедлил движение, цепляясь за водоросли и растущий у берега ивняк. Злобин прошептал:

– Тут не пройдем, слишком болотистое место, надо поближе к центру.

Но капитан вдруг замотал головой, перехватил сук и вогнал его в илистое дно, останавливая движение плота. Разведчики замерли в удивлении, а командир вслушался в ночную тишину. Через шум потока он услышал странный звук, который не похож был ни на чириканье птиц, ни на крик ночного зверька. Глухой металлический стук. Мгновение, и стук повторился. И еще! Теперь и остальные успели его услышать. У Злобина вытянулось лицо, а Воробьев кивком указал на темноту впереди.

– По мосту передвигается техника, там мостки старые, расхлябанные, поэтому так стучит, – проговорил он, чувствуя, как внутри у него знакомые звуки мостков отдаются болью.

Старый мост хоть и стоял на крепких опорах, но путь через него был дальше, чем новый проезд к шоссе в город. Поэтому его забросили, перестали чинить хлябающие от возраста доски. Так старая переправа оказалась во власти поселковой ребятни, которая проводила на нем все погожие дни: рыбачила, играла в камешки, да каких только забав не видел старый мост. А вечером на мост полюбоваться отражением звезд в стремительном потоке приводили парни своих невест и подруг. Поэтому стук деревянных плашек отозвался болью в груди Коли. Тук-тук, больше нет на свете ни тех парней, ни тех девчат, а ребятишек, что облепляли мост гроздьями, уложили в общую могилу выстрелы фашистов. Хорошо, что в темноте никто не увидел, как заблестели его глаза от навернувшихся слез. Он – разведчик, он – участник важной операции, но как же трудно спрятать боль, которая рвет изнутри когтями.

Шубин приказал своим бойцам:

– К берегу! Плот привязываем и по зарослям будем пробираться на звук.

Разведчики принялись выполнять приказ. Пока они выбирались на сушу, камнями придавливали плот на мелководье, Глеб размышлял, как действовать дальше. Ночное движение говорило о том, что идет оперативное передислоцирование германских сил. Под защитой темноты, окружными дорогами немцы что-то срочно перевозят, а значит, этот груз важен для них. Он попал в точку, когда выбирал первый участок для разведки, здесь развернулась тайная магистраль для немецких сил. Осталось добраться до нее незамеченными, понять, куда движется техника, а также пересчитать ее количество. Поэтому, перед тем как двинуться вперед, командир отряда распределил задачи между разведчиками:

– Воробьев, отвечаешь за наблюдение по правому флангу, Злобин – левый, сообщай о любом движении на том берегу. Выдвигаемся к мосту, идем след в след. Огонь не открывать ни в коем случае.

Разведчики по его приказу выстроились в линию и стали пробираться через ивняк. Их уши, глаза ловили каждое движение или звук на отлогих берегах. Идти было тяжело, под ногами чавкала сырая скользкая почва болотистого берега, который был залит водой из-за того, что речка разливалась по пологой пойме в ширину до небольшой заводи. Перед ней и сгорбился старый мостик, они услышали стук его расхлябанных старых досок еще до того, как увидели горбатый силуэт на фоне темных домов. Громыхали доски, урчали машины, голоса говорили на немецком громко, не скрываясь. Шубин решил – надо подниматься на склон и увидеть своими глазами, что происходит на переправе. Слышно, что техника идет потоком через мостик в Ракитное, а судя по звуку топоров, мост готовят к передвижению еще более тяжелых машин – делают переправу больше и прочнее за счет второго слоя наката. Пока темно, отряду надо пробраться в сам поселок, провести разведку уже имеющихся там сил: сосчитать технику, найти место ее расположения под маскировочными тентами, узнать количество личного состава. Он займется этим с Воробьевым, который знает расположение домов и улиц в родном месте. Злобина же можно оставить на наблюдении у моста, может, услышит что-то полезное в громких переговорах немцев между собой, а также пересчитает идущую через переправу технику. Так они начнут действовать сразу с двух направлений и успеют за оставшиеся четыре часа до рассвета собрать важные сведения. А дальше по плану: как снова стемнеет, идти к Белой или назад на нейтральную полосу по берегу вверх против течения. Он на ухо объяснил задачу каждому из бойцов. Злобин кивнул и указал на редеющую стену из тонких ветвистых ив:

– Дальше пробраться близко незамеченными уже никак по сухому нельзя. Поэтому я по воде. Вещмешок оставляю здесь. Вернусь, как начнет светать.

Сержант стянул сапоги, гимнастерку, штаны – засунул одежду поглубже в гущу веток у толстого ствола и зашлепал босыми ногами по воде. Воробьев тихо окликнул его:

– Товарищ сержант, стойте! – парнишка сорвал тугую дудку камыша и с хрустом обломал коричневый отросток. – Вот, держите, он внутри пустой, под водой сможете дышать.

Когда закончилась зеленая гладь из водорослей, Авдей набрал побольше воздуха и нырнул под воду, только короткий зеленый отросток чуть высовывался между бурунами. Когда и он стал не виден в ночи, Глеб повернулся и бросил взгляд на верхнюю линию берега, поросшего тонкими ивами:

– Коля, давай соображай, как нам лучше пробраться в деревню. Не знаю пока, к какому участку, будем действовать уже на местности. Надо найти, куда немцы сгоняют технику. Там пересчитать все, отметить на схеме. Мы на верном пути и сможем предоставить в штаб карту рубежа немцев нового оборонительного рубежа.

Воробьев принялся размышлять вслух:

– Если сейчас поднимемся наверх, то окажемся почти сразу на центральной улице. От нее уже можно огородами пробраться в любом направлении, я проведу.

Шубин кивнул, центральная часть поселка ему и нужна, немцы бережливые и почем зря технику долбить по ухабам не будут, выберут самый гладкий участок для проезда. А по направлению идущего потока уже будет ясно, где конечная площадка маршрута.

Разведчики также оставили вещмешки у дерева, пристроили пару гранат на поясе и с оглядкой начали взбираться наверх. От дерева к дереву короткими перебежками они добрались до края зарослей. Здесь Шубин замер и прислушался. Впереди грохотали десятки машин, которые медленно двигались по дороге в глубину поселка, но их видно не было. Весь обзор перекрывала черная крестовина виселицы, на которой ветер раскачивал с десяток трупов. Шубин оглянулся на Колю, а тот застыл, не в силах отвести глаз от вытянутых тел на веревках. Шубин тронул его за плечо:

– Нам придется пробраться ближе и укрыться рядом с виселицей с трупами. Ты должен вытерпеть, Коля. Только там мы останемся незаметными.

Паренек уткнулся в землю лицом, все тело его содрогалось от неслышных рыданий. Родной дом, вся его жизнь чернела перед глазами выжженным пепелищем да горой трупов. Вот все, что оставили немцы от Ракитного, большого, нового села, где он вырос, начал взрослеть. В то время, когда Николай был в партизанском отряде, он слышал о зверствах фашистов в его родном поселке и все же оказался не готов увидеть все своими глазами. Вместо домов – руины, вместо соседей и друзей – гниющие трупы, сваленные в кучу, а на изуродованной до неузнаваемости земле хозяйничают немцы. Горе его было велико, не давало дышать, думать. Парень впился зубами в свой же кулак, чтобы хотя бы физическая боль отвлекла его от яростного желания встать в полный рост и броситься на фашистов, чтобы убивать их голыми руками, а не прятаться среди мертвецов!

Через несколько секунд Воробьев наконец поднял голову и кивнул – я готов. Глеб ползком двинулся к перекрестиям столбов. Рядом бесшумно двигался Коля Воробьев. Ничего не изменилось в его аккуратных и скупых движениях, также замирал юный разведчик на секунду каждые пять метров, чтобы прислушаться к голосам и звукам впереди, лишь лицо его окаменело. Он понимал, что сейчас не время для переживаний, изо всех сил старался держать себя в руках. Хотя это было сложно, ведь с каждым метром усиливался отвратительный запах гниющей плоти. Трупы в петлях, гора мертвецов рядом с ними разлагались не первый день, отчего на несколько метров вокруг стоял тошнотворный смрад. Но выбора у разведчиков не было, сейчас пятачок с жертвами фашистов был спасением. Запах и ужасный вид тел, разваливающихся от жары на куски, пугал немцев, все проезжающие мимо старались даже не поворачивать голову в сторону ужасной картины. Солдаты и офицеры не решались задержать взгляд, вздрагивали при виде вытянувшихся тел и брезгливо зажимали носы, про себя ругая команду СС, которая, как обычно, устроила показательное массовое убийство, не заботясь о том, чтобы закопать трупы.

Шубин полз все медленнее, оставалось буквально десять метров до мертвых тел, и он понимал, что не сможет вплотную приблизиться к ним. Слишком ужасным было зрелище, от которого выворачивало внутренности, сознание туманилось, и ничего не было в голове, кроме одного – желания отомстить, броситься на толпу людей в немецкой форме и бить, раздирать их руками, убивать. Ведь среди повешенных были одни старики и дети, Шубину хватило одного взгляда, чтобы понять это. Капитан отвел взгляд и сосредоточился на площадке у моста, где фыркали машины. В свете фар Глебу было отлично видно, как несколько офицеров распределяли поток идущей техники в разные стороны. Грузовики с ящиками оставались рядом с переправой, из них солдаты уже начали выгружать груз с надписью «Minen», а другой поток с сотнями солдат, сидевших в кузовах под зелеными тентами, двинулся вдоль темных домов поселка. Рядом с мостом несколько человек орудовали топорами, обтесывая бревна, чтобы уложить их потом во второй слой на опоры моста. Шубин наклонился к уху Воробьева, хотя шум был такой, что можно было не бояться, что их услышат:

– Хотят усилить переправу для прохода тяжелой техники. Придется задержаться здесь, пока весь состав не прогонят. Ты считаешь ящики с минами, а я – грузовики с личным составом.

Колька молча кивнул в ответ, а сам то и дело косился на мертвых, ему все чудилось, что среди гниющих останков есть кто-то живой. От ветра шевелились волосы, раздувались обрывки одежды, и Коле казалось, что в куче притаился выживший ребенок, соседский мальчишка или девочка, с которыми он играл и бегал по полю вдоль реки три года назад. Он отгонял от себя эту мысль и снова надежда огоньком теплилась внутри: «Ведь ты так же когда-то выполз из общей могилы живой. А вдруг и здесь кто-нибудь выжил, и теперь ему нужна помощь. Надо спасти, доползти, помочь выбраться». И тут же скрепя сердце Коля с усилием воли отводил взгляд: даже если кто-то и выжил, он не сможет сейчас ему помочь, нарушить приказ командира группы, не выполнить боевое задание.

Неожиданно воздух разорвал оглушительный треск, марш грузовиков по мосту замедлил стремительный проезд группы мотоциклов, где на черных седлах восседали несколько десятков эсэсовцев. Прибывшие спешились на пятачке за мостом и один из группы предъявил документы, потом резко закрутил головой и ткнул пальцем в кучу мертвых тел. После его возмущенного восклицания один из рядовых кинулся с канистрой в руках к наваленным мертвецам и принялся щедро поливать их бензином. Шубин сразу сообразил – сейчас тела будут сжигать безо всякого захоронения, и в свете пламени разведчики рискуют быть обнаруженными. Он выждал, пока солдат обошел кучу, встал к ним спиной, резко дернул Воробьева за рукав – за мной. Пока немецкий рядовой выполнял приказ, поджигал спичку, они стремительно принялись перебираться чуть правее. Быстрее, быстрее! Земля вдруг пошла под уклон – ложбинка! Разведчики еле успели вжаться в небольшое углубление, как вспыхнул и загудел столб пламени. Свет от костра осветил все на несколько метров вокруг, воздух наполнил тошнотворный сладковатый запах горящих трупов. Шубин с облегчением выдохнул: за несколько секунд прямо на глазах у десятков фашистов им удалось скрыться. А Коля опустил лицо вниз, не в силах смотреть на горящую гору. От жара тела и одежда зашевелились, вздрагивая, словно живые, и теперь он мучился от чувства вины, что не кинулся на помощь ребенку или старику, допустил его гибель в траурном костре.