Чертовы скандалы! Как общаться с подростком нормально бесплатное чтение

Для начала хорошо бы немного снизить то количество напряжения, которое успело накопиться между вами и подростком. И, поскольку именно непонятное «напрягает» сильнее всего, давайте напомним самим себе об особенностях подросткового периода.

Психологические задачи возраста. Зачем подросток такой?

Если вы читаете эту книгу, то, думаю, вы уже столкнулись со всеми сложностями, о которых я пишу. Так или иначе пробовали выстроить отношения, шли на уступки, не получая взамен ничего, или занимали жесткую позицию, на которую дети отвечали протестом.

Вы лучше меня знаете всю глубину проблемы, тем более я обсуждаю пубертат в общем, а у вас есть свой конкретный ребенок.

Вы все еще пытаетесь воспитывать, а подросток уже не хочет этого. Подход «просто пойди и сделай» не работает. Также постепенно отказывают такие замечательные инструменты, как шантаж, манипуляции и подкуп. Я уверен, что все родители в той или иной мере их используют, но надо понимать, что подростки в какой-то момент перестают реагировать на шантаж, «не ведут переговоры с террористами», не подкупаются, ну и, конечно, за версту чувствуют ваши манипуляции.

Почему вообще становится так сложно? Эту тему я достаточно подробно раскрыл в своей предыдущей книге – «Чертовы подростки! Как найти общий язык с повзрослевшим ребенком».

Подростковый кризис свидетельствует о начале нового жизненного этапа. Это, наверное, самый сложный возрастной кризис, потому что в этот период меняются не только навыки, умения и потребности, но и жизненная роль, и позиция. У ребенка есть задача – за несколько лет превратиться во взрослого. Однако тут нет никакой определенной точки перехода, нет критерия, по которому можно понять, что подросток уже совсем вырос и с ним можно общаться на равных.

Давление внешнего мира на подростка многократно возрастает именно в этот период. Есть даже отдельная категория людей, которые критично/подозрительно относятся ко всем детям старше десяти лет и делают им замечания. В школе гнет ОГЭ и ЕГЭ: куча новых предметов, новых педагогов, у каждого свои требования, да еще и родители с этим «ты же взрослый».

На каждом этапе развития наш организм решает какие-то задачи. В подростковом возрасте они тоже есть. В определенный момент психика ребенка начинает стремиться реализовать новую потребность, и он этим никак не управляет. Если задачу не решить, растущий организм будет чувствовать себя некомфортно: энергия уходит со страшной силой, а развития не происходит.

Я выделил бы в этом этапе блок из четырех самых значимых задач.

Первая, я думаю, уже многим знакома – это сепарация, психологическое отделение от родителей. Качественно и грамотно отделяться не умеет никто, и подростки – тем более. Они не знают, что им делать, а главное – не могут сформулировать задачу, поэтому на всякий случай воюют с мамой и папой. Ведь если с человеком воюют, то с ним точно нет связи (в их понимании), а значит, происходит отделение. Отсюда следуют конфликты и споры на ровном месте, презрительное отношение к опыту, мнению и знаниям старших: «Да-да, что ты понимаешь, динозавр, у вас другого выхода не было, кроме как учиться на пятерки, а сейчас жизнь изменилась».

В свою очередь, многие взрослые – особенно работающие с психотерапевтом – понимают, что сами еще не отделились от своих родителей и не могут послужить хорошим примером.

Что происходит в процессе сепарации? Долгое время мама и папа были значимыми фигурами просто по определению – без вопросов, сомнений и аргументации, а теперь у подростка появляется внутреннее стремление сбросить родителя с пьедестала. Вот только сложных и важных обрядов инициации сейчас не существует, поскольку культура принципиально поменялась. Подростки не сдают «экзамен» на право охотиться вместе со взрослыми мужчинами племени и вообще дольше, чем необходимо, живут с родителями. Поэтому отделение переносится в область отношений и коммуникации.

То есть сепарация проявляется не на деле, а на словах – например, в жестком отстаивании границ. Когда подростки на любой вопрос отвечают «Нормально!», это значит, что они не хотят вас пускать внутрь своего информационного поля. Есть еще охрана физических границ комнаты, стола, невероятного бардака, который они будут защищать не с оружием в руках, а со скандалом: «Пусть здесь невероятный срач – но это мой срач. Я тоже имею право принимать решения».

Конечно, взрослые переживают, что потеряли авторитет, но как ребенку иначе расти, не свергая вас с пьедестала?

Следующая задача этого возраста – освоиться со своим телом, в широком смысле – принять вообще все физиологические изменения.

Часто у подростков появляется дисморфофобия – непринятие, искажение образа своего тела. Нам, взрослым, тоже порой не нравятся наш нос, рост или объем бицепса, и совершенно точно никто не в восторге от прыщей.

Однако в пубертате самокритика приобретает уродливые формы. Даже объективно красивые мальчики и девочки не любят свое отражение в зеркале, их многое в себе раздражает, и они совершенно не выносят, когда родители пытаются хвалить их «неудачную» внешность.

У такого неприятия много психофизиологических причин. Растущие дети сильно устают, им трудно сконцентрироваться и мыслить адекватно, а их эмоции нестабильны. В голове – муть, каша и фейерверки, непрерывная рефлексия и атомная война. На этом фоне уши, которые показались с утра «слишком большими», – реальная проблема, которая может спровоцировать нервный срыв. С проявлениями дисморфофобии порой лучше не разбираться самим, а нести этот запрос к психологу.

Чтобы полностью освоиться в своем теле, подростку придется решить еще один важнейший вопрос – сексуальной идентификации.

По большому счету главная задача природы – сделать так, чтобы из беспомощного детеныша выросла половозрелая особь, способная к размножению. Эту задачу природа решает эффективно для себя, но достаточно волнительно для всех окружающих.

Когда наступает пубертат, эндокринная система активирует развитие половой системы, работу которой дети до этого момента еще не чувствовали. Теперь же она просыпается и набирает силу.

Представьте, что вы нашли в своем телефоне незнакомое системное приложение, которое без вашего ведома меняет подсветку, громкость звонка, отключает Wi-Fi и периодически запускает YouTube с шокирующими роликами. Примерно так подростки себя ощущают в этот период.

Поверьте, мало кто из детей относится к этим изменениям с восторгом и радостью, потому что они тревожат и беспокоят. Появляется незнакомое ощущение полового влечения, с которым подростки пока еще не знают, что делать. Взгляды представителей противоположного пола приобретают доселе неведомый смысл, интересуют, но при этом напрягают. В 10–17 лет общение, романтика и физиологические желания пока не стыкуются друг с другом.

Половое развитие для подростка – определенно новая грань реальности и неведомый пласт отношений. Процесс изучения появившихся возможностей протекает беспорядочно и неуправляемо, отнимая приличное количество энергии.

Снова предлагаю «телефонную» аналогию: чтобы настроить GPS, нужно положить смартфон на ладонь и плавно водить ею в пространстве, пока спутники не засекут движение и изменение координат. Примерно то же происходит с сексуальной идентификацией: какое-то время юного человека «болтает» туда-сюда, его чувства, вкусы и эмоции разбалансированы, пока он ловит свои ориентиры.

Чем родители могут помочь детям в этот период?

С одной стороны, информации о сексуальности, сексе в целом и идентификации в частности просто навалом, медиа перенасыщены сексуальным контентом. С другой – адекватной информации, на которую подростку можно опереться и понять, что с ним происходит, крайне мало.

Согласно опросам, мальчики и девочки в 10–17 лет больше доверяют друзьям или интернету – редко кто задает вопросы «об этом» напрямую родителям. Мы, взрослые, тоже не любим обсуждать такие темы со своими детьми и ощутимо напрягаемся, если нам задают провокационные вопросы.

Книги, видео и блоги хороших сексологов могут помочь, но в любом случае на тему сексуальной идентификации имеет смысл разговаривать задолго до наступления подросткового возраста. Лет в 12, например, уже бывает поздно – Америку вы не откроете и какую-то базу в сознание ребенка тоже не заложите.

Главное – помните: задачу сексуальной идентификации дети будут решать обязательно, хотите вы того или нет. Внушение «Сначала учись, а девочки/мальчики – потом» не сработает, потому что биология утверждает обратное: «Девочки/мальчики – это очень важно!» Поиск привлекательного партнера – и речь тут не идет о немедленном сексе – процесс, который сильнейшим образом влияет на самооценку и психику в целом.

Следующая потребность возраста – общение со сверстниками. Несмотря на всеобщую виртуализацию и социальные сети, подростку важно «найти своих и успокоиться», найти группу, которая его примет. Это немного парадоксальная задача, потому что в то же время хочется еще и быть уникальным, особенным – «белой вороной, принятой в социуме». Подростки мучаются, когда не получается ни то, ни другое.

Родителям, переживающим по поводу школьных оценок, стоило бы задуматься о другом: есть ли у ребенка в классе друзья, компания, поддержка? Если нет, то на учебе можно смело ставить крест на ближайшее время. Потому что вся его энергия, психическая и эмоциональная, будет сосредоточена на решении задачи, связанной с социализацией.

С возрастом характер общения, конечно же, меняется. Но поскольку по задачам возраста мы здесь проходимся вкратце, то получается, что все дети с 10 до 17 лет у нас идут под одну гребенку, что не совсем корректно. Правильнее их делить на младших (10–13 лет) и старших (14–17 лет) подростков. На практике границы этих групп размываются, поскольку развитие – процесс нелинейный, но возраст все равно имеет значение в вопросах взаимодействия и управляемости.

В 10–13 лет как раз происходит старт гормональных изменений, и этот период самый сложный и для подростков, и для их родителей:

•физиология правит бал, изменений много, и организм от них просто трясет;

• недостаточно развитости в частности тех зон мозга, которые отвечают за саморегуляцию, – в 10–13 лет никому не удается удержать себя в рамках;

•с пониманием своих и чужих эмоций все плохо, но спектр переживаний при этом огромный: страдания, гнев, протест, влюбленность, эйфория, разочарование, возмущение;

• взрослых навыков мышления, прогнозирования будущего пока еще просто нет.

Общение со сверстниками в этом возрасте протекает специфически: если до пубертата дети собирались вместе в основном для того, чтобы побегать и поиграть, то теперь фокус сместился в сторону разговоров и обмена информацией. Они хотят иметь больше возможностей и разнообразия коммуникативного опыта. Им нужны общие темы для обсуждения с друзьями – и на передний план выходят гаджеты, компьютерные игры, TikTok и блогеры, так раздражающие родителей. Поэтому будьте, пожалуйста, аккуратнее с запретами, контролем контента и гаджетов, чтобы случайно не сделать своего ребенка «белой вороной» в его компании.

В 14–17 лет мозг потихоньку развивается, и мы постепенно начинаем видеть в своих детях то, чего так от них ждали: больше рациональности, способности к прогнозу и саморегуляции. Гормональная буря немного утихает, но сепарация и сексуальная идентификация по-прежнему в топе задач.

Старшим подросткам важно почувствовать свою независимость – психологическую, физическую и эмоциональную. Чем они взрослее, тем больше у них возможностей – и это порой пугает родителей. Ведь в 11–13 лет дети вроде бы многого хотят, но редко выходят из-под контроля, а в 14–17 уже вполне могут скрыться с радаров и натворить дел.

В общении со сверстниками старшие подростки ориентированы на глубину и выстраивание отношений. Они ищут своих, и уже от них надеются получить признание, а также найти среди них партнера, прожить влюбленность.

Следующая задача возраста – самопознание и самоопределение. Родители, услышав о ней, обычно благодарно вздыхают, но потом разочаровываются. Подросткам важно определиться, что они хотят делать в этой жизни, как хотят ощущать себя, кем быть, – но это не совсем то же самое, что выбрать вуз. Здесь, скорее, психическая задача, интегрированная с социальной.

Подростки переживают за будущее, которое их тревожит и волнует, но никаких структурированных, четких представлений о нем не имеют. Родители тоже волнуются, из-за чего давят на детей, оценивают их действия как правильные или неправильные (чаще второе, конечно), достают, требуют определенности, пытаются «выбить дурь из головы». Им кажется, что если дать отпрыскам правильный план и заставить действовать по нему, то все будет хорошо. Если это про вас, скажите, в какой точке и как именно вы поймете, что у ребенка «все» действительно хорошо?

Вот как подростки 10–15 лет отвечают на вопрос: «Что ты думаешь о будущем?»

10 лет:

– Я думаю, что поеду учиться в Санкт-Петербург.

– В будущем хочу поступить в университет в Новосибирске.

11 лет:

– Мечтаю уехать от родителей и снимать квартиру с подругами.

– Хочу петь на сцене перед толпой фанатов или писать книжки!

– Жить в другой стране с семьей, зарабатывать кучу денег и кайфовать.

12 лет:

– Хочу просто быть счастливым. Съехать от них, работать баристой в кафе.

– Думаю, что, когда вырасту, наконец-то куплю себе все, что хочу.

– Хочу, чтобы нас с братом любили одинаково.

13 лет:

– Я мечтаю обустроить свою комнату так, как хочется мне. И я это сделаю.

– О будущем думаю редко, но надеюсь, что не буду как отец.

– Я мечтаю построить свой дом, но не думаю, что это получится осуществить, а так в целом я не знаю, чем буду заниматься и вообще кем я буду.

14 лет:

– Надеюсь, я буду самым свободным человеком в мире.

– Совсем ничего не понимаю, правда. Есть какие-то мечты, но я не уверена, что это то, что мне нужно…

– Пока не знаю, все хочу попробовать.

15 лет:

– Хочу стать замечательным хореографом и помогать людям.

– Не знаю, ни о чем не мечтаю, не знаю, куда хочу идти, просто плыву по течению.

– Собираюсь поступить на программиста. Вообще большие планы на жизнь.

С определенностью и с реальностью у подростков бывает по-разному: иногда хорошо, а иногда – не очень.

Еще раз перечислим основные задачи этого возраста:

• сепарация;

• принятие своего тела и сексуальная идентификация;

• сверстники, группа «своих»;

• самопознание, (профессиональное) самоопределение и будущее.

Вокруг них в основном и вращается мир подростка.

Конфликт интересов, наших и подростка

Есть такой анекдот: корабль потерпел крушение и затонул. К уединенному острову подплывает чудом спасшийся мужчина, а на острове его встречает чудом спасшаяся жена: «И где это ты шатался целые сутки? Ведь пароход затонул еще вчера!»

Родители подростка часто ведут себя как та самая «жена» из анекдота: во что бы то ни стало требуют, чтобы муж «прибыл вовремя», а сам факт выживания не так уж и важен.

Рассмотрим типичную ситуацию, когда подросток пришел с прогулки в 23:00, хотя была договоренность, что он вернется в 21:00. Ничего плохого с ребенком не произошло. С ним просто случилась… его жизнь: немного прошлись с ребятами, поговорили, слушали музыку, что-то обсуждали, зашли к кому-то в гости. В общем, «корабль тонул, он плыл» – и все это было очень значимым для него.

Но родителей в этот момент волнуют только операционные проблемы: договоренности нарушены, а значит, ребенок охамел и не уважает их; пришел поздно и опять не выспится; завтра, возможно, контрольная в школе, и он точно напишет ее на двойку. Наконец, взрослые могли просто хотеть спать, а не грызть ногти и пить валерьянку, впиваясь взглядом в цифры на часах.

Обычно в такой ситуации начинается битва, «чья важность важнее».

Желание родителя: «Хочу, чтобы дочь взялась за ум и ходила к репетитору». А дочь, например, погрузилась в переживания первой любви, и ей совсем не до математики.

Желание родителя: «Хочу, чтобы сын вежливо общался с соседями и мне не приходилось краснеть за него». А сын отказывается: «…потому что мне эти соседи неприятны и здоровья я им не желаю».

Ни вариант родителя, ни вариант подростка в чистом виде приняты не будут. Взрослые не откажутся от своего видения, а дети – от своей жизни, с которой должны разобраться, справившись с задачами возраста. Лучшим результатом может стать договоренность, решение помирить два полюса важности между собой и создать общую безопасную и комфортную территорию.

Мне нравится образ мостика над бурной рекой.

Операционные проблемы с хамством, поздними возвращениями, рискованным поведением, странными компаниями и занятиями, высказываниями и решениями, пугающими родителей, не исчезнут по щелчку. На них можно повлиять, но не устранить. Решение об устранении может принять только сам ребенок.

За вами – выбор способа влияния из крайне ограниченного списка того, что пока еще доступно.

Да, есть неэкологичные методы вроде тотального контроля и репрессий. Перестанет ли сын поздно возвращаться, если вообще не выходит из дома? Конечно.

Есть смена среды: перевести ребенка в другую школу, переехать в более благополучный район, удачно отправить в летний/психологический/тематический лагерь, эмигрировать на Аляску. Станет ли ваш подросток более приятным в общении, более мотивированным, если у него появятся новые классные друзья/хобби? С большой вероятностью – да, но это не точно.

Вот почему я пишу эту книгу именно о поддержании контакта, о взаимодействии, выстраивании отношений, а не о военной дисциплине внутри семьи или организации переезда.

Если вы хотите иметь в руках конструктивный, долгоиграющий инструмент влияния на подростка, на его мотивы и действия, то сосредоточить усилия нужно не на действиях и результатах, а на отношениях.

Создайте такие отношения, чтобы подросток однажды сам захотел вас спросить: «Мам (пап), а как мне жить-то?» – и вот тогда откроется окно возможностей для того, чтобы предложить родительскую рекомендацию, помощь, поддержку.

Беда в том, что родители не считают отношения ключевой задачей. Особенно если:

• у ребенка двойки;

• он хамит;

• а еще и курит;

• они устали;

• был плохой день.

Если родители будут вести себя как обычно, о чем я подробнее расскажу в главе 2, то рискуют остаться перед захлопнувшейся дверью. Подросток наглухо закроет от них свою жизнь, и влиять на него не получится от слова совсем.

И это будут уже не просто испортившиеся отношения, а потеря контакта. Мостик, даже ветхий и недостроенный, как-то работает, а вот если на двух берегах даже зацепиться не за что – увы, ситуация совсем нехорошая.

Ко мне на консультацию приходила девочка (15 лет), у которой были вполне нормальные отношения с родителями, но ей хотелось больше времени проводить с друзьями. Мама и папа из соображений безопасности отпускали дочь гулять только под жестким контролем «кто, где, с кем», а про ночевки не было и речи.

С одной стороны, девочка стремилась сохранить доверительные отношения с родителями, чтобы можно было поделиться своими чувствами, посоветоваться, с другой – для получения желаемого она была вынуждена обманывать родителей, потому что иначе не получалось.

Если честно все рассказать, родители, конечно, запретят делать все то, что она сейчас делает тайком, а если продолжать лгать, то про доверие можно забыть. Вот такая дилемма.

Такие сложности есть у большинства подростков: вроде и хочется быть честными, но лишаться из-за этого с трудом отвоеванной свободы – совсем не вариант.

Дети почти всегда выберут свою свободу, а не отношения с нами, так что чинить мостик в любом случае будем мы, кто бы его ни сломал. К счастью, до полной потери контакта доходит редко, ведь родители сейчас чаще всего осознанные, но помнить об этом все равно надо.

Итак, почему же с подростками сложно сосуществовать и общаться?

Они во что бы то ни стало должны решить главные задачи возраста, которые, к сожалению, в совокупности нарушают привычное взаимодействие детей и родителей. Вслед за этим «сыпется» контакт, и взрослые теряют уже опробованные, проверенные инструменты влияния.

Чтобы снова обрести влияние и решить очевидные проблемы, описанные в самом начале главы, придется:

1. Понять и признать своего подростка – моя первая книга как раз об этом.

2. Выстроить новое взаимодействие, потому что общаться по-старому уже не получится.

Даже жаль, что не получится, потому что раньше было хорошо. Вы сказали, попросили, спросили, позвали – дети сделали, принесли, ответили, пришли. Увы, теперь это перейдет в разряд приятных воспоминаний, не более, поскольку у вас начинается абсолютно новый этап отношений с подростком.

Подростка обратно в ребенка уже не превратить

Все, что было раньше, происходило между родителями и ребенком. А подростковый период – это мощный «замес», в результате которого должен получиться взрослый человек.

Пытаясь вернуть «как раньше», мы, по сути, пытаемся выстроить отношения с будущим взрослым как с ребенком, что противоречит самой идее развития. Чем раньше мы попрощаемся с этой идеей и со своими иллюзиями, тем легче нам будет искать новые инструменты. Пока мы цепляемся за прекрасных, но несуществующих мальчиков-зайчиков и девочек-припевочек, давно оставшихся в песочнице детского сада, или за наши мечты о том, что дети будут с нами общаться точно так же, как дошкольники, мы никуда не продвинемся.

Поверьте, лучше опираться на реальность, даже неприятную, чем пытаться выстроить стратегию на пустом месте. Воздушный замок разрушится, а пропасть между тем, что мы нафантазировали, и настоящей жизнью будет только нарастать.

Наши методы и подходы устарели, потому что мы остались прежними, а дети уже изменились.

Улыбнитесь, пожалуйста, все, кто сейчас обеспокоен тем, что юное поколение «совсем не уважает старших». Работа авторитетом – прием из далекого-далекого прошлого, когда ребенок воспринимал все наши слова и указания на веру. Теперь он подрос и спрашивает: «Почему я должен убирать в комнате?», «Зачем мне идти в гости?» – в этот момент родители впадают в ступор. Для них в новинку необходимость объяснять свои требования, желания, запросы и ограничения, и первой реакцией часто становится агрессия: «А ну-ка, пошел и прибрался, иначе интернет отключу».

Точно так же устаревают и отмирают все модели поведения, которые работали с малышами. Когда ребенок падал, мама обнимала его и говорила: «Дай поцелую – и все пройдет». Попробуйте сделать то же самое с поранившимся подростком, и он в лучшем случае фыркнет в ответ, а в худшем – обвинит вас в том, что вы совершенно не умеете нормально поддержать.

То, что мы продолжаем трактовать как заботу, взрослеющий ребенок считает формой проявления контроля – поэтому так много конфликтов вспыхивают от совершенно невинных вопросов («Ты надел(а) теплую куртку?») и попыток проверить оценки в дневнике. «Ты позавтракал?

Как – нет? Завтракать очень полезно, еще Суворов говорил!» Когда подросток в ответ начинает хамить, родители обижаются. Они не собирались контролировать, кладет ли дитя кашу в рот, а просто искренне обеспокоены его здоровьем. Но отношения уже чуть-чуть испортились.

Критерий для отсечения устаревших методов очень простой: если ваши приемы не приносят результата или порождают конфликты, значит, пересматривайте их, а не усиливайте воздействие в надежде на то, что подросток опять станет послушным, как детсадовец.

Это невозможно.

«Мама, папа, отстаньте!»

Когда-то мы могли расписать день ребенка по минутам: что он делал и говорил, что ел, чем интересовался, какими секретами поделился с нами перед сном. Мы знали имена его друзей и врагов (да, даже с младшей группы детского садика!), его любимые игрушки, персонажей книг и мультфильмов. По одному только выражению лица утром примерно представляли, стоит ли сегодня вести его на секцию или лучше погулять в парке.

Конечно, такая всесторонняя информированность вселяет уверенность в том, что мы всемогущи – в определенном смысле.

Но вот наступает пубертат – и у детей появляется автономный внутренний мир, который они всеми силами ограждают от нашего любопытства и воздействия. Стремление сепарироваться, определить и отстоять свои границы внешне выглядит как повышенная нервозность и конфликтность. Мы удивлены таким резким отпором и начинаем задумываться, а знали ли своего ребенка на самом деле?

«Мама, папа, отстаньте!» – с каждым днем мы слышим эту фразу все чаще, но не хотим верить, что больше не нужны тем, кто еще вчера делился с нами буквально каждым вздохом. Нет-нет, поймите правильно, как источник благ родители все еще необходимы, и чем дольше, тем лучше. Благом может считаться и поддержка, но только по запросу от подростка, а воспитательное воздействие будет восприниматься в штыки.

Настало время услышать и наконец отстать. Вы можете возразить… возражайте и пробуйте воспитывать дальше, но ни один, даже самый жесткий, метод не даст вам прежний объем сведений о жизни ребенка. Так, может быть, не стоит идти напролом?

Открывайте для себя новые, экологичные методы получения информации о близком человеке: взаимодействие, общение, разговоры, спокойное наблюдение, совместная деятельность и т. д.

Почему подростки не делают то, что мы от них хотим

Я уже упоминал выше, что безусловное послушание осталось далеко в прошлом, теперь родительские требования встречаются без энтузиазма и выполнять их никто не торопится. На то есть две причины:

• дети хотят делать что-то другое, более интересное;

• они не понимают реальную значимость вопроса.

Как же повысить значимость вашего требования? Очевидный пример – «дать по башке» или повысить голос, если ребенок не слушается. Прием неконструктивный, но его часто используют, особенно в спешке или панике. Например, вы опаздываете на прием к врачу, а подросток «залип» в гаджетах и до сих пор не собрался, даже джинсы не надел. Неужели он сам не понимает, как важно прийти в больницу вовремя?

Давайте подумаем, откуда дети получают информацию о значимости того или иного события? Правильно, от взрослых. Значит, расстановка приоритетов – тоже ваша ответственность. Теперь скажите, а не случалось ли вам задирать важность какого-нибудь пустяка – не чавкать за столом, не выпрашивать чипсы в магазине, не носить рюкзак на одном плече – просто до небес? И наоборот: что-то действительно важное становилось необязательным, потому что именно сегодня «у мамы хорошее настроение»?

Если в приоритетах наблюдается подобный бардак, то с высокой вероятностью дети запутаются, что вам на самом деле важно, а что – нет, будут предпринимать все больше попыток расширить границы и, конечно же, увильнуть от выполнения требований.

Чтобы устанавливать значимость, которая действительно будет работать, необходимо в первую очередь навести порядок у себя в голове.

Как сделать свое требование более интересным? Никак, потому что директивные формы общения и интерес находятся на разных полюсах и ребенок вообще не заинтересован в том, чтобы помогать вам проявлять родительскую власть. В идеале хорошо бы зайти через переговоры – это конструктивный, но очень сложный вариант, которому посвящена отдельная глава – «Переговоры с подростком без драк и проклятий».

В качестве простого первого шага попробуйте сформулировать для подростка не требование, а просьбу или условие. Смягчите подачу, постарайтесь не давить, уберите безапелляционность, особый «металлический» тембр голоса и отрывистый хриплый говор прапорщика. С таким исполнением даже самые вежливые формулировки отходят на второй план. Помните, что у детей сейчас воспаленные личные границы и обостренное чувство собственного достоинства – отнеситесь к этому с уважением и пониманием, а также не рассчитывайте на немедленный результат.

Вот еще список причин, по которым подростки все-таки могут нас слушаться:

1. Страх наказания.

2. Желание получить какой-то бонус.

3. Сами не заинтересованы, но выполнят просьбу, потому что доверяют родителям.

4. Сами хотят это сделать.

Первые два варианта – одноразовые, они не подходят для того, чтобы какое-то требование выполнялось систематически, потому что ни наказание, ни бонус не создают мотивацию. Если приходится давить, придумывать угрозы и поводы для шантажа («Сделай уроки, или отключу интернет»), то однажды просто не хватит сил отобрать телефон у подростка, который выше сантиметров на 20 и тяжелее на 15 килограммов. Если изобретать «морковки» и «конфетки», изощренно торговаться («Сделай уроки и получишь косарь на чипсы»), рано или поздно закончатся ресурсы.

Итог один: в гробу подросток видел эти уроки, но время от времени, когда наорем или задобрим, он предъявит нам криво решенные примеры по математике.

Вариант под номером три очень неплохой: ребенок все еще не испытывает восторга от уроков, но ваши отношения таковы, что он принимает вашу веру в необходимость учебы без сопротивления. И делает домашнее задание не из-за страха или за конфету.

Есть и идеальный вариант. Ребенок сам хочет сделать то, чего от него хотим мы.

Конечно, в 99 % случаев мотивации нет изначально, и создать ее можно только долгой методичной работой: разговаривая, показывая, аргументируя, позволяя походить по граблям, поддерживая и выслушивая, без критики, давления и разносов. Чтобы ребенок вас слушал и слышал, необходимо свои усилия направить вновь куда? Правильно, в выстраивание отношений, в рамках которых вы сможете обсуждать важные жизненные аспекты.

Хочу предложить вам игру. Представьте, что у вас дома живет чужой взрослый человек. С которым вы очень хотите подружиться и очень хотите ему помочь стать счастливым. Как вы будете себя вести?

Скорее всего, вы будете:

• думать о том, чего бы ему хотелось;

• выбирать выражения;

• предлагать альтернативы;

• договариваться о совместном быте;

• налаживать человеческий контакт;

• помнить, что он вам ничего не должен. И не обязан воспринимать ваши слова как истину в последней инстанции.

Все это звучит нормально, если мы говорим о чужом человеке, но если речь идет про свою кровинушку – то обидно. Но вот о чем не забывайте: сейчас для кровинушки отделиться от родителей – критически важно. И это тот самый момент, когда действия, которые идут на пользу ребенку, становятся источником напряжения для вас.

Давайте рассматривать подростков как явление природы – как дождь, град или грозу. Вынесем пока наши эмоции за скобки и сделаем вид, что все, что они делают, нормально.

Сами же пока разберемся, на что мы можем повлиять, даже не выходя из дома, из комнаты, из-за компьютера – с тем, что у нас в голове. Возможно, от этого будет больше пользы, чем от попыток переделать подростка.

Куда все движется

Мы всю жизнь воспитывали детей и были большие, умные, сильные, интересные, а теперь пьедестал под нами зашатался – мы больше не самые-самые. Надо найти другие роли, чтобы выстраивать отношения.

Раньше родители определяли все сами, ставили рамки и границы, рассказывали, как жить, давали информацию о мире. Потом подкрался пубертат, появился интернет – и родителя сместили с позиции главного источника информации. А за счет особенностей подросткового возраста дети теперь хуже нас слышат и не считают авторитетами. Наши слова не принимают на веру и не воспринимают как руководство к действию.

Часто родители прилагают дополнительные усилия, чтобы восстановить отношения, которые были раньше, потому что не умеют или не хотят вкладываться в новые.

Представьте, что у вас был подчиненный, но потом он перешел в соседний отдел и там стал начальником, то есть напрямую больше вам не подчиняется. А вы ему по старой памяти бросаете: «Витя, распечатай мне отчет!» Витя, конечно же, отправляет вас далеко и надолго: «Я вам не подчиняюсь».

Посмотрите на иллюстрацию: видно, что у малыша и родителя есть «вертикаль власти», взрослые – на равных, но подросток – нечто иное. У него появляется запрос на новый статус, отличный от детско-родительских отношений, как мы их понимаем и какими они были 13–15 лет до настоящего момента.

Стремление к взрослости или стремление, чтобы его принимали как взрослого, выражается у подростка по-разному: в тяге к свободе, в потребности, чтобы ему аргументировали требования, относились уважительно. При этом сохраняется двойственность: когда ему удобно, он требует все вышеперечисленное, а когда неудобно – с комфортом ведет себя по-детски. «Сейчас я взрослый, хочу уважения и признания – а сейчас я не хочу ничего решать, я хочу поиграть».

Открою секрет: юным бунтарям понятно, что они полностью зависят от взрослых, как бы они ни пытались игнорировать этот факт. «Мне от тебя ничего не нужно, я уйду из дома, сам проживу и сделаю все на свете!» – при этом в глубине души они знают, что «не все на свете». В бургерную с друзьями хочется, новые джинсы тоже очень нравятся… Требовать то, на что не имеешь никаких прав, сложно и энергозатратно, но подростки могут игнорировать реальность и свою зависимость какое-то время, вступая в бой за мнимую независимость так, будто им и вправду нечего терять.

От родителей исходят точно такие же двойные послания: в один момент мы от подростков требуем, чтоб они вели себя как взрослые, а в другой – чтобы слушались и вели себя как дети. Когда эти два течения не совпадают, появляется мощное поле для конфликта, и в итоге мамы и папы оказываются в достаточно сложном положении (см. иллюстрацию).

Давайте примем тот факт, что при всех своих запросах подросток не может (во многом) за себя отвечать, у него не взрослое мышление, и нам не стоит ожидать от него взрослых решений, оценки ситуаций, способностей к прогнозированию. Мы можем этого хотеть, надеяться, но не стоит строить планы и разочаровываться.

Гораздо полезнее будет дать почувствовать нашим растущим детям, что с ними обращаются, будто они уже взрослые: учитывают их мнение, соблюдают границы, позволяют самостоятельно принимать решения и т. д. Если запрос на взрослость не позволить реализовать легитимно, он может принять довольно уродливые формы и «выстрелить» в чем-то неприятном: курении, прогулах, хамстве учителям и не только.

Как сделать первые шаги к трансформации ролей «взрослый/ребенок», разберем в главе 6 «Принципы и парадигма новых отношений. Что поменять в своей голове».

Проблемы из нашего прошлого

Всех родителей – я не исключение – объединяет то, что наши дети вошли или войдут в эту замечательную турбулентную стадию под названием подростковый возраст. Он, как лакмусовая бумажка, обязательно проявит, что не так с нашим психическим здоровьем и душевным состоянием.

Есть несколько проблем в коммуникации, корни которых лежат в нашем прошлом, точнее, в нашем субъективном опыте:

1. Неумение или неготовность разбираться со своим состоянием, нежелание вовремя замечать, что что-то неладное происходит с нами, а не с миром вокруг и не с другими людьми.

Например, рычим на ребенка, когда устали и проголодались, а думаем, что раздражены его поведением. Возможно, нас когда-то отучили (или не научили совсем) слушать сигналы своего тела, распознавать эмоции и справляться с ними.

2. Родительская (или даже общечеловеческая) ригидность.

Есть сформировавшийся образ, «картинка в голове» относительно того, какими должны быть дети – и мы напряженно движемся в эту сторону, ничего вокруг не замечая, кроме маркировки «соответствует / не соответствует картинке».

3. Отношения с нашими собственными родителями.

«Я не делаю так, как делала моя мама», или «я делаю так, как делала моя мама», и, наконец, «я боюсь, что будет так, как у меня с моей мамой». Любой из вариантов серьезно влияет на коммуникацию.

Александр Савкин:

Я вырос без отца – более того, он был алкоголиком. И вот эта нехватка отцовского внимания, заботы и участия в глубине души всегда у меня болела. Когда мой сын стал подростком, я сказал: «Так, дорогой, у меня не было папы, зато у тебя будет самый хороший».

Каждый вечер мы играли в шахматы. «Сын, тебе нравится Средневековье? Давай строить крепость, создавать модели».

Из вечера в вечер я делал каторжную работу, потому что у меня не было папы, который мог бы со мной чем-то подобным заниматься.

И вот мой ребенок уехал в лагерь, где Никита Карпов был одним из психологов. Он мне дал обратную связь, которую я запомнил на всю жизнь: «Александр Дмитриевич, простите, пожалуйста, при всем уважении… но вы задолбали своего сына!»

Представьте мой шок, ведь я же так стараюсь ради ребенка!

Увы, это была неприятная правда. Тогда я задал себе вопрос:

«А что я делаю на самом деле?» Вот я после работы захожу на кухню – и сын выходит, как «на заклание», на очередной вечер со своим папой. «Сынок, слушай, тебе хочется эту модель, эту крепость доделать?» – «Да, пап». Повторяю: «Тебе действительно хочется или ты говоришь так из-за меня?» Сын отвечает: «Ну, я бы хотел что-то другое поделать». – «Так иди и займись этим».

Ребенок замер: «Я бы хотел поиграть, если можно, в компьютер…» – «Можно». – «Папа, а ты что будешь делать?»

И тут я понял, что мой ребенок уже становится «папой для папы» и заботится обо мне. Я говорю: «Дорогой мой, я вырос, я большой, я позабочусь о себе и найду, чем заняться».

С этого момента я всегда спрашивал ребенка, чего он хочет.

Пусть его ответы мне не всегда нравились, но если это соответствовало нормам, то я старался принять все спокойно. Он – это не я. Такая тактика сняла напряжение, которое было между нами, к которому мы привыкли и даже не замечали.

Мы – продукт нашей личной истории. Но то, насколько прошлые события влияют на наше поведение в конкретной ситуации, действительно зависит от нас. От нашего уровня осознанности и от способностей к саморегуляции.

Наш непрожитый опыт

В контексте отношений родителей и подростков можно обнаружить, что большинство родителей в воспитании ссылаются на собственный опыт и говорят: «Мы же нормальные были и так не делали!»

При этом я точно знаю, что у нашего поколения именно от подросткового периода осталось много «хвостов»: страшных травм, не пройденных задач возраста, тревог, непринятия – да всего на свете! И когда наши дети вступают в пубертат, они своим поведением распахивают для нас двери в тот хтонический ужас, который годами жил внутри нас.

Однажды я провел достаточно тяжелый в эмоционально-психологическом смысле эксперимент, который назывался «Микрофон подросткам». Публичная анонимность очень совпадает с их потребностью, избавляет от необходимости говорить родителям в лицо какие-то вещи, но помогает отрефлексировать, проработать чувства и получить шанс донести что-то до мамы с папой.

Этот эксперимент также показал две важные вещи. Во-первых, не у всех подростков что-то болит – да и слава богу. Во-вторых, больше всего потрясений испытали взрослые – эксперимент с микрофоном «пробил контакт» с их детством и юностью. У кого-то открылся настоящий «портал в ад» и обнаружилось, что вся хрень, происходившая очень давно, жива, сидит внутри и до сих пор влияет на них.

Вот почему мы, допустим, так боимся дать своим детям свободу? При этом утверждаем, что в нашем детстве никто с нами не нянчился – а мобильных вообще не было даже в проекте. Мы описываем, как сами ездили на кружки и секции на другой конец города, с первого класса ходили сами домой, грели себе еду, делали уроки, могли и в магазин сбегать… И хвастаемся, как играли на стройках, прыгали с гаражей и бросали карбид в унитаз.

В этих «историях выживших», многие из которых на самом деле закончились не очень счастливо, скрываются бездны ужаса. Мы не готовы дать детям такую свободу. Для того, чтобы вручить ребенку гипотетическую возможность делать то же самое, нынешний образованный родитель должен обладать, простите, стальными яйцами.

Александр Савкин:

Конечно, очень тяжело сказать подростку: «Вот твоя жизнь, делай, пробуй». Поэтому мы даем свободу только на словах, не давая ее на самом деле – как будто в игру играем.

Если ваше беспокойство слишком сильное, попробуйте «подстелить соломки» и рассказать подростку о своем опыте, но только не в стиле «я бы никогда…». Своему ребенку я рассказывал о том, через что, возможно, ему придется пройти в подростковом возрасте, когда он был еще в плотном контакте со мной: в 7, 8, 10 лет.

По мере того, как он входил в пубертат и у него начиналось подростковое поведение, я напоминал ему, что все происходящее сейчас – нормально, что нам очень важно этот турбулентный период пройти с уважением друг к другу. Это помогало, потому что периодически он сам вспоминал: «Ты мне говорил, что так будет, значит, сейчас я вот в этой точке пути».

Работа с непрожитым опытом – глубокая и сложная, ее лучше выполнять со специалистом, но вы способны самостоятельно отслеживать, почему действуете и говорите именно так.

Следующий пункт, возможно, будет сложным и болезненным для родителей, потому что коснется ключевых родительских чувств.

Тревога и вина

У родителей с появлением ребенка возникают и, к сожалению, порой закрепляются надолго два фоновых чувства.

Первое – тревога. Мы начинаем переживать за все подряд, прежде всего за безопасность, а в итоге это превращается в тревогу за будущее. Если это сын, то «какую жену он себе выберет, вдруг она мне не понравится?». Если девочка – «не связалась бы с мудаком, а вдруг случайно забеременеет, разрушит себе жизнь?». Второе чувство – это чувство вины. У нас все время есть ощущение, что мы делаем что-то лишнее, не так и не то.

Взрослые люди очень плохо переносят чувство тревоги. Что мы пытаемся сделать для снижения тревожности? (Кстати, отличный запрос для психолога.) Есть неконструктивные методы: глушить чувство тревоги, пуская в ход «Ново-Пас-сит» и винишко, выпускать наружу агрессию.

Основной же инструмент, который мы используем чаще всего, – это контроль, который создает у нас иллюзию, что мы всем управляем и можно больше не переживать. Очень вредно применять этот метод к чему-то, что в принципе не поддается контролю: природным явлениям, поведению других водителей на дороге… или тому, как растет наш подросток.

Я имею в виду, конечно, прямое влияние. Косвенно любая мама может довести своего ребенка до нервного тика парой слов или одним звонком, этого у нас никто не отнимет – но в реальности родители уже ничем особо не управляют.

Когда мы теряем контроль, наша тревога вместе с паникой резко возрастают: «Боже, что происходит?» Например, ребенок ушел гулять и не позвонил вовремя – и у нас внутри тут же зарождается буря.

Момент сложный, его нужно просто пережить. Подумайте вот о чем: когда подросток выходит из дома, мы его на самом деле не контролируем вообще, даже если он нам отзвонился десять раз. Невозможно знать, что с ним происходит, даже если он стоит в метре от входной двери. А его будущее вообще нам неподвластно, потому что он сам принимает решения, которых со временем будет все больше и больше. Что выбирать, с кем общаться, кого любить, куда ездить – только его дело.

Попытки контролировать то, что вашему влиянию уже неподвластно, вызывают только расстройства, напряжения, обиды и ту бурю эмоций, которая в конечном итоге приводит к конфликтам и портит отношения.

Если вы примете это сейчас – то дальше будет проще. Все равно в какой-то момент подросток окончательно перестанет вас слушать – и вы останетесь наедине со своей тревогой и попытками контролировать, а зачем это вам?

Нереалистичные ожидания

Конфликты возникают, когда мы продолжаем ждать и требовать чего-то, чего ждать и требовать от этого конкретного ребенка уже не можем. При этом мы находимся в поле наших представлений о том, как надо и как правильно делать все на свете.

Например, ребенок до шестого класса учился хорошо, со всем справлялся, а в 7–8 классе у него оценки поползли вниз. Мы же помним его первоклашкой-отличником, уверены, что он все может, и продолжаем его долбить по этому поводу и сравнивать его нынешние успехи с имеющимся у нас образом.

Подросток «уже не может» – у него нет сил, ресурса или мотивации на необходимые действия. Он действительно перестал справляться, а мы продолжаем от него ждать свершений и очень расстраиваемся, что он не оправдывает наших ожиданий. Он чувствует, что родители им недовольны, разочарованы – и это правда.

Учеба – достаточно яркий пример, но есть и более тонкие вещи. Возьмем матерный лексикон. Нам кажется, что у нас очень приличный, воспитанный ребенок, а приличные, воспитанные мальчики и девочки матом не ругаются. Но подростки в 99 % случаев ругаются, так что ничего, кроме расстройства, от этого завышенного ожидания мы не получим.

Из-за расстройства и представления о том, что «у меня приличный ребенок», мы не можем выбрать адекватные действия. Чаще всего мы решаем пристыдить: «Ну как же так, в семье у нас никто не ругается…»

Когда ожидания и реальность не совпадают, появляются две опасности. Опасность первая: родительские ожидания порождают нереалистичные требования, на которые подросток реагирует агрессивно, впоследствии отрицая и игнорируя все, что мама и папа от него хотят.

Вторая опасность: нереалистичные ожидания приводят к множеству негативных эмоций. Это сильно усложняет принятие решений и убивает удовольствие от общения.

Что можно сделать:

• понять, какой у вас подросток на самом деле;

• узнать, на что он способен, чего хочет;

• оценить, насколько то, что вы от него хотите, соответствует сейчас его интересам, задачам, особенностям и возможностям.

Речь не о том, что не стоит хотеть для своего ребенка большего и лучшего, просто между «хочу, чтобы он смог» и ожиданием есть принципиальная разница. Когда я хочу, чтобы мой ребенок смог, я ищу варианты, которые могут ему помочь. Не сработало – найдем что-то другое. Если мы говорим об ожидании, то в случае провала мы испытываем разочарование, обиду, чувство вины. «Я плохая мама, я не смогла» или «Да что мы за родители, всё делаем не так».

Самый простой выход – это узнать и принять реальность. Желательно сделать это без оценочных суждений, потому что реальность не бывает хорошей или плохой, она просто есть.

Несоответствие целей и средств

То, чего мы хотим от подростка, то, что требуем, и то, что есть на самом деле, – это порой вообще три разные реальности.

Возьмем тот же пример с контролем всего и вся. При наличии внешнего контроля самостоятельность подростка развивается очень медленно или не развивается вообще. А ведь именно самостоятельность в принятии решений, даже если они идиотские, – неотъемлемый признак взрослого человека. Мы не даем подростку решать, выбирать, участвовать в обсуждениях, но при этом требуем, чтобы он был самостоятельным в какой-то удобный для нас момент.

Или очень похожий пример с уверенностью. Она зарождается в семье, и пробовать вести себя уверенно дети начинают там же. Один из признаков уверенного поведения, которым обладает не каждый взрослый, – это умение сказать «нет», причем без аргументации (в разделе «Право на отказ» все объясняется чуть подробнее). Но когда родители слышат от подростка «нет» без аргументации, у них начинается кипение внутри, которое доходит до взрыва: «Да как он посмел, я тут жизнь кладу, а он мне говорит просто «нет», мог хотя бы оправдание придумать».

Но ведь не оправдываться – тоже признак уверенности. Почему мы обязательно ждем каких-нибудь объяснений? Зачем нам они сдались, что мы от них получим?

Диссонанс между нашей настоящей целью и действиями проявляется на каждом шагу.

Еще один пример: наверняка нам очень хочется, чтобы подростки нашли свое дело жизни, которым будут увлекаться, гореть и т. д. А сами записываем сына или дочь на английский, в музыкальную школу, на кулинарные курсы и в бассейн, потому что это «очень правильно и наверняка им поможет». Потом, через несколько лет, удивляемся, почему же они ничего не хотят сами и отчего, как только они смогли сказать «нет», сразу легли на диван.

Как выруливать из этой беды, если наши цели расходятся с действиями? Самое главное – осознать, что именно происходит, и честно себе в этом признаться. Не рвать на голове волосы, не посыпать эту несчастную голову пеплом, а просто признать: «Да, фигня случается».

И уже после этого можно переходить к внутренней работе – например, освоить практику «Четыре вопроса» из раздела «Осознанность». Она помогает разобраться с диссонансом целей и действий.

Путаница с функциями общения

Ученые выделяют пять функций общения. У человека, «эволюционировавшего до стадии родителя», их две:

1. «Человеческая» – обмен информацией, эмоциями и т. д.

2. Воспитательная – нанесение непоправимой пользы.

Знаете, какой самый частый вопрос слышит подросток в первые тридцать секунд после вечерней встречи с родителями? «Как дела в школе?» Аж зубы от него сводит.

К подростковому возрасту время нашего общения с ребенком сокращается до пары часов в неделю, и это еще в лучшем случае. В эту пару часов мы стараемся впихнуть все свои родительские тревоги, маскируя их под наставления на путь истинный. Вот только подростки не любят назиданий и воспитания – и еще больше от нас отдаляются.

Они от нас шарахаются – времени на общение остается еще меньше – мы стараемся воспитывать еще усерднее… Замкнутый круг.

Когда у нас внезапно выдается свободный час и мы очень хотим пообщаться с детьми обо всем спокойно и по-человечески, чаще всего выходит полная ерунда. Потому что подросток «косит на нас лиловым глазом» и подозревает (вполне закономерно), что мы сейчас снова начнем его воспитывать. Может быть, не начнем, но он на всякий случай отказывает нам во внимании и общении. Нас это обижает, и мы снова включаем «воспитателя», оправдывая подозрения.

Если вы замечали за собой что-то похожее, то можно действовать по схеме из предыдущего раздела: во-первых, осознать и принять, что проблема есть, во-вторых – потренироваться не путать функции общения, используя, к примеру, практику «Переключатель» из главы 8.

Вывод главы, или Куда нести своих «тараканов»

Пожалуй, этот раздел можно считать как выводом из главы 3, так и предисловием к главе 4.

Все, о чем написано выше, – проблемы из прошлого, непрожитый опыт, тревога и вина, ожидания, несоответствия и путаница – присутствует. Но возникает логичный вопрос: «И что?»

Нести этот багаж нелегко, разобраться в нем самостоятельно сможет не каждый, но и оставлять его без внимания мы больше не можем. Потому что он обязательно подаст голос и как-то проявится в наших взаимодействиях с подростком. Скорее, испортит их, чем наоборот. Мы ведь этого не хотим, правильно?

Главная задача на текущем этапе – научиться отделять подростка (его действия и мысли, жизнь, высказывания), то есть факты, от нашей глубинной реакции, созданной не без участия «тараканьего питомника» в нашей голове.

Скажите, кого из нас подростки не доводили до белого каления хотя бы раз? Задумайтесь о природе своего раздражения.

Александр Савкин:

Есть такой анекдот. Мужчина жалуется доктору: «У меня в стольких местах болит – вы не поверите! Здесь болит, там болит, колено болит, живот болит, куда ни ткну пальцем – всюду болит!» Доктор осмотрел его и отвечает: «Знаете, у вас, похоже, сломан палец». Так вот, если кто-то вовне раздражает, бесит, если хочется кому-то сделать замечание или его исправить, я говорю обычно: «Поверни пальчик на себя».

Когда мой сын проходил через подростковый возраст, я в его часть жилища вообще не заходил, чтобы не срываться. Знаете, есть такие таблички с надписью «Сынарник»?

Мне очень хотелось прикрепить подобную на его комнату.

Я понимал, что ничего не могу сделать с безобразием, творящимся там.

Когда вас что-то сильно цепляет, какая-то струнка натянута и начинает вибрировать в унисон с происходящим, попробуйте своему сыну или дочери сказать мысленно: «Спасибо большое, учитель, за то, что ты мне показываешь».

Родителям в этот период вдвойне сложно: все горит, все валится из рук, а подросток ведет себя небезопасно, рискуя просрать свое будущее. Очень трудно оставаться с ним в этой суматохе, а при этом еще и поработать со своей головой и психикой, продолжая вот такое любить и кормить. Для этого, безусловно, нужна огромная смелость, потому что приходится принимать вещи, которые наше сознание вообще не хочет принимать. И все-таки результат того стоит!

Александр Савкин:

Я прекрасно понимаю, о чем говорю, потому что долго и упорно прорабатывал похожие вопросы с психологом. Позволить другому быть отдельным человеком – четыре года терапии.

Принять, что ребенок может выбрать жизнь, которая мне не нравится, – два года терапии…

Хорошая новость вот в чем: изменяя себя, мы действительно влияем и на мир тоже! Значит, и накопленный личный опыт можем применить так, чтобы впоследствии улучшить отношения.

Александр Савкин:

Приведу два примера того, как внутренняя работа человека влияла на происходящее вокруг него.

Первый: в тюрьму с психиатрическим отделением для пожизненно заключенных пришел молодой психиатр – и узнал, что его предшественника убили сумасшедшие преступники, которые как-то отвязались от кровати. Он понял, что завтра ему нужно будет войти в ту же палату – и ему стало страшно.

Во время изучения историй болезней к нему пришла мысль:

«А что, если я каким-то образом отвечаю за то, что происходит с этими больными?» Он задался вопросом, что он мог бы в себе изменить, чтобы вот этот больной, к примеру, стал исцеляться? Врач стал ежедневно работать над собой – и вдруг заметил, что людям становится легче и они из отделения для буйных переходят в более «спокойные» палаты и т. д.

Пример второй: если в племени проблемы, шаман приходит туда и около месяца просто живет со всеми на равных. Зачем? Через месяц он становится частью племени, проблемы, которые существуют там, становятся его личными проблемами. После этого шаман уединяется и проводит внутреннюю работу. Исцеляя себя, он решает проблемы племени. Звучит как фантастика? Ничего подобного! Я использую этот подход в своей практике.

Например, клиент-бизнесмен говорит мне: «Александр, мне нужен вот такой работник, но на рынке нет таких специалистов, эйчары не могут найти». Я предлагаю ему подумать: «Что вы должны изменить в себе, чтобы эти специалисты появились?» Проделав внутреннюю работу, он находит решение своей проблемы.

Когда мне говорят: «Я ощущаю полное бессилие», я спрашиваю: «Что должно измениться в тебе, чтобы ты обрел силу?»

– Я ощущаю дисгармонию, я ощущаю дисбаланс.

– Что в тебе должно измениться, чтобы появился баланс?

– Он (подросток) должен измениться.

– Нет, в тебе что должно измениться?

Пожалуйста, давайте работать над собой, это единственный способ хоть что-то изменить в этом мире.

Со своими «тараканами», «дырками», «искривлениями» самостоятельно, конечно, можно справляться – как минимум осознать дефициты, понаблюдать их и т. д. Но в целом моя рекомендация – обратиться к психологу или психотерапевту.

Если очень многое во взаимодействии с подростком вызывает у вас бурю эмоций, вы раздражаетесь, чувствуете бессилие, агрессию, отчаяние, боль, печаль, грусть, и, самое главное, обиду – это показатель того, что есть попадание в болевые точки. А такое внутреннее состояние сильно влияет на ваше поведение.

Не бойтесь обращаться к психологу, просто помните, что потребуется некоторое время, чтобы найти подходящего специалиста.

Как же найти «своего» психолога?

Я считаю, что почти каждый родитель подростка нуждается в поддержке психолога или психотерапевта, потому что никто так легко не провоцирует нас на переживания, как подрастающие дети.

Во-первых, их поведение вступает в резонанс с нашими личными подростковыми историями – множество психологических сложностей родом именно оттуда. Во-вторых, когда нас невыразимо бесят, нам нужен невовлеченный, адекватный человек, который поможет со всем этим справиться.

На эту тему написан миллиард статей, сломано огромное количество копий, и все равно сложно бывает смириться с тем, что поиск своего психолога – это не точка, а путь. Людям свойственно хотеть всего и сразу, но идеальное совпадение случается крайне редко. Обычно перед тем, как найти своего, приходится перебрать двоих, троих, пятерых психологов, потом вернуться ко второму по счету и проработать с ним год. Чтобы затем уйти к кому-то еще.

Нет четких критериев, по которым выбирают психолога. Я не верю в волнительное чувство узнавания, «бабочек в животе». Если психолог ваш, то все равно чуда не произойдет и волшебных результатов с первых сессий – тоже.

На что бы я сам обратил внимание при выборе специалиста:

1. Базовое психологическое образование. У меня оно есть, и могу сказать, что любые курсы не дают той основы, которую предоставляет высшее профильное образование.

2. Личная совместимость – психолог должен быть вам хоть как-то симпатичен. Не надо считать его божественно прекрасным и сексуальным – достаточно не испытывать отвращения, глядя на его фотографию или встретившись с ним вживую. Вам нужен адекватный, опрятный человек, который не творит дичь: не оскорбляет ваш взгляд и обоняние, не курит во время сессии, не бросается к вам обниматься и т. д. Не нужно терпеть от психолога то, что вы бы не стерпели от кого-то другого.

3. Открытость – тут я имею в виду возможность познакомиться с его взглядами, методами работы и позицией в целом до визита или созвона. Этот пункт не слишком важен, потому что далеко не каждый психолог ведет блог, вещает в соцсетях и на YouTube.

Просто к специалисту, у которого есть какая-то «витрина», с большей вероятностью придут те, кто разделяет его взгляды и позитивно относится к методам работы. Те, кто не разделяет и не сможет получить пользу от сессий с ним, скорее всего, не придет – значит, будет меньше разочарований.

Стоит ли пользоваться службами и сайтами-агрегаторами, которые совершают для вас базовый отбор психологов – фильтруют предложения в соответствии с вашими запросами? Пожалуй, с этого можно начать, хуже не будет. А вот рекомендации работают далеко не всегда: то, что конкретный психолог помог вам, совершенно не значит, что он поможет вашему другу – и наоборот.

Желаю всем родителям подростков удачи на этом пути. Пусть найдется психолог, подходящий именно вам. Хорошей вам совместной работы!

Наше общение неотделимо от того, какие мы. Как мы выглядим и чувствуем себя, как мы воспитаны, в чем наши травмы, какой у нас опыт и предыстория с собеседником – все это зачастую влияет на общение сильнее, чем конкретный разговор или его содержание.

Один из способов, который позволяет повлиять на что-то в своей жизни, например на качество общения с другим человеком, – разобраться в собственном устройстве и влиять именно на себя.

И только потом переходить к взаимодействию. Конечно, вначале поинтересовавшись, каким законам оно подчиняется.

Однажды мне в голову пришла любопытная концепция касаемо отношений с людьми в целом и с подростками в частности. Она позволяет по-другому посмотреть на все наши действия, направленные на это.

Как обычно изображают отношения? Рисуют два кружочка и некую связь между ними: прямую линию либо стрелку (см. иллюстрацию).

Предлагаю изменить схему таким образом, чтобы окружностей стало три: условный «я»; человек, с которым у меня отношения; и сами эти отношения как отдельный объект (см. иллюстрацию).

Теперь мы вкладываем наши усилия не в конкретного человека, а в отношения.

Такой базовый подход используется в парной семейной терапии, значит, его точно стоит попробовать. Работает со взрослыми – может сработать и с подростками.

Когда мы принимаем отношения как нечто отдельное, а не как придаток другого человека, гораздо легче переносится необходимость что-то делать, тратить энергию, поступаться чем-то важным ради хорошего общения.

Например: «Я тихо стучусь в комнату подростка и ожидаю разрешения войти не потому, что у меня нет авторитета в семье и я покорно соглашаюсь на чужие требования. Я осознаю, что моя деликатность позитивно повлияет на наши с ребенком отношения, подкормит их». 70

Или: «Я отстаиваю свои границы, но не боюсь ранить этим подростка или разозлить, потому что отношения зависят от нас обоих. Если мне будет некомфортно, то и взаимодействие будет таким же».

Попробуйте некоторое время пользоваться новой концепцией. Во-первых, это просто любопытно. Во-вторых, она позволит вам легче относиться к тому количеству усилий, которое понадобится, чтобы выстроить отношения с подростком.

Отношения почти всегда стоят «на трех китах»:

• интересе;

• уважении;

• доверии (включающем в себя также и безопасность).

Интерес подразумевает то, интересен ли нам подросток как человек: что он любит и не любит, о ком думает, чего хочет? А также интересны ли мы сами себе. Ведь базового интереса у ребенка к родителям уже нет, с этим надо смириться.

Уважение в нашем случае – это принятие отдельности, свободы воли подростка, готовность к его самостоятельным выборам и решениям.

Доверие выстраивается через совместный позитивный опыт, формируется долго и последовательно, а рушится – быстро. В нем есть этапы, которые проще всего представить в виде ступеней. Лестница доверия начинается с того, что родитель доверяет первым, и укрепляется чувством безопасности в отношениях. Безопасно ли подростку рядом с нами? «Конечно! Мы же его любим, в попу целуем, заразу такую, а он не учится. Что ты там сказал? А ну, иди сюда!»