Антикварный плут бесплатное чтение

Алексей Макеев, Николай Леонов
Антикварный плут

© Макеев А.В., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *


Седая сгорбленная старуха в пышном вечернем платье с открытыми плечами стояла у окна. Тонкие черты, спутанные кудри в высокой прическе, крупные украшения на дряблой шее и отвисших от старости мочках. Она стояла так уже несколько часов, ожидая его. От холодного стекла и без того бледное лицо стало синеватым, а обнаженные плечи вздыбились вверх. Но она знала точно, что он придет, не может не прийти к ней. И когда внизу остановился автомобиль и высокий крупный мужчина хлопнул дверцей, а потом застыл с окаменевшим взглядом при виде черно-белого силуэта в окне, она подняла руку в длинной бархатной перчатке и поманила его к себе – я жду. Тот сделал шаг, другой. Неуверенные, полные страха глаза. И иссиня-бледная рука, затянутая в черное, поманила его снова – иди. Из машины выскочила темноволосая женщина, обняла своего спутника, удерживая на месте. Она что-то торопливо говорила ему, тянула за рукав обратно в безопасное пространство машины. Ее взгляд в ужасе метался от бледного призрака за мутным стеклом, который никак не растворялся в сгущающихся сумерках, к застывшему лицу мужа. Все попытки остановить его были напрасными. Мужчина покачал головой, аккуратно снял изящную руку со своей груди.

– Она не причинит мне вреда, поверь. Живая или мертвая. Она любила меня как родного, как часть своей семьи. Поэтому обещаю, все будет хорошо. Подожди меня в машине.

И он зашагал уже уверенно и быстро к знакомой двери подъезда, по ступеням, которые хранили тысячи невидимых отпечатков его шагов много лет назад. Память помнила каждую ступеньку, пятьдесят стремительных шагов – и он окажется у родной до единого пятнышка двери. За ней его ждет не смерть и не опасность, а тепло семьи, почти семьи.

Глава 1

Робкий стук в дверь вырвал Льва из размышлений. Оперативник по особо важным делам полковник Гуров был азартен в каждом своем расследовании, поэтому всегда с головой уходил из реальности в собственные мысли, пытаясь представить картину совершенного злодеяния в деталях. Он только поднял взгляд от бумаг, как в дверном проеме уже торчала вихрастая голова новенького сотрудника отдела уголовного розыска – лейтенанта Веснина. Парнишка, неловко переминаясь с ноги на ногу, робко залепетал:

– Лев Иванович, простите, можете посоветовать? Извините, если не вовремя, я попозже. Вы только скажите.

Лев Иванович Гуров, хоть был опытным оперативником с огромным стажем, работу свою по-прежнему обожал. Именно поэтому все новички отдела по особо важным делам рано или поздно оказывались на его пороге. Лев с упоением вникал в детали не только своих уголовных дел, а еще всегда охотно приходил на помощь коллегам, отвечая на вопросы, подсказывая версии или давая направление в оперативно-разыскной деятельности. Каждый сотрудник знал: если есть трудный, неразрешимый вопрос, то в кабинете с номером 05 два профессионала, Лев Гуров и его напарник Станислав Крячко, найдут ответ. Вот и сейчас Лев доброжелательно кивнул парню – заходи, рассказывай. Он понимал, что все-таки тот в отделе служит уже третий месяц и немного нахватался искусства расследования преступлений, следовательно, положение действительно трудное и молодому оперативнику нужен совет.

– Рассказывай, Валера, – память услужливо подсказала имя паренька, которое регулярно звучало на планерках в кабинете их общего начальника, генерала Орлова.

Тот заторопился изложить суть просьбы:

– Понимаете, мне в производство дали глухаря, настоящего глухаря. Вернее, там все понятно, даже вскрытие подтвердило, что человек скончался от сердечного приступа, то есть причина смерти естественная. Но вот эта следователь, – парень даже понизил голос от робости перед строгим следователем, с которой ему угораздило работать в паре, – Зубарева, она требует, чтобы я еще версии отработал, перед тем как дело в отказ отправить. А какие могут быть версии?! Я уже голову сломал, там зацепиться не за что совершенно. Пенсионер, лет ему много, умер от сердечного приступа, все ведь понятно и просто. Ну зачем время терять?! Да мне не жалко, я бы сделал. Для опыта, так сказать. Только что сделать? Зубарева говорит – другие версии проверь, а какие? У меня их нет.

Валерка беспомощно развел руками, в одной из которых была зажата скудная стопочка из листов протоколов. Лев Иванович молчал, пока парнишка сумбурно делился накипевшими эмоциями, понимая, что тому для начала надо сбросить негативный груз. Сам так же тяжело переживал до сих пор неудачи в работе, но возраст научил его выплескивать стресс в спортзале на занятиях по единоборствам или оставлять эту тяжесть в любимом блокноте для записей. Раздражение и досада – плохие напарники во время расследования, они не дают взглянуть на факты трезвым умом, лишь толкают к ошибкам. В работе опера цена ошибок и неправильных версий – человеческая жизнь и свобода. Когда поток возмущения и вопросов без ответов стих, Лев протянул умиротворяюще:

– Наталья следователь опытный, просто так гонять не станет с поручениями, значит, есть у нее подозрения, что со смертью пенсионера не все в порядке. Бывает так иногда, знаешь, интуиция уже сработала, а вот фактов и улик еще не хватает, чтобы подтвердить мысль. Тут и начинается работа опера. Давай так. Рассказывай все обстоятельства дела, постарайся все детали вспомнить, пускай даже мелкие. Я вопросы буду задавать не для того, чтобы тебя подловить. Нет. Чтобы помочь найти другой угол видения ситуации. А потом вместе будем думать, что же можно сделать.

Валерий тряхнул тонкой папочкой с опросами свидетелей и осмотрами на выездных мероприятиях:

– К нам дело попало почти случайно, было подозрение на насильственную смерть из-за сильного шума перед обнаружением тела. Нашла соседка, и в полицию звонили другие жильцы, жаловались в тот вечер на громкие звуки. Когда опрос проводили поквартирный, все соседи дали показания, что в момент смерти пенсионера из его квартиры доносились страшные крики, музыка громко играла и раздавался грохот. Это ночью почти было, около полуночи, так как много кто спал и проснулся из-за буйного пенсионера. Хотя он по всем характеристикам небуйный, непьющий, не замечали за ним раньше. – Валерка осекся, поняв, что ушел в размышления от рассказа о событиях. – Поэтому дело отправили нам на проверку. Ну, чтобы точно не насильственная смерть. Пока заключения о естественной смерти не было еще, я поквартирный опрос повторил. Жильцы говорят то же самое, новых фактов не обнаружено. Жил старик тихо, вдовец, непьющий, ученый бывший, когда-то работал в институте. В день смерти у него четверть часа в квартире стоял крик, грохот, как в аду, поэтому и возникли подозрения в убийстве. Только они не подтвердились, пришло заключение эксперта сегодня утром, что причина смерти – естественная, у Журина отказало сердце. Все-таки старику было уже за 80. Может быть, выпил, молодость вспомнил или телевизор громко смотрел с боевичком. Сделал погромче, не рассчитал, что поздно уже. Может, слышал плохо. Обычное объяснение громким звукам, никакого криминала. Конечно, это наша работа – убедиться, что смерть была точно ненасильственной, так ведь здесь криминалисты мое мнение подтвердили. Улик для другой версии нет совсем, да и нет у меня версии. Ну что еще могло произойти? Понятно же, что телевизор громко смотрел, стало с сердечком плохо, может, кричать начал, о помощи просил. Пока услышали, пока в квартиру попали, уже поздно было. Что вот я Зубаревой еще выдумать должен? Ну крики, ну и что? У меня вот собака лает постоянно, а сосед так храпит, что стены дрожат, за стеной вечно ребенок орет, мы же полицию не вызываем.

Молодой лейтенант остановился, вдруг поняв, что опер его не слушает, уставившись в одну точку перед собой.

Полковник же с головой утонул в нахлынувших воспоминаниях при упоминании фамилии Журин. С ней были связаны тесно годы его юности, когда молодой парень Лева Гуров, будучи еще студентом юридического факультета, делал свои первые шаги в самостоятельную жизнь и снимал квартиру, чтобы насладиться прелестями новой взрослой жизни. Именно чета Журиных, Лидия и Олег Митрофанович, оказалась его соседями по площадке. Их возраст тогда приближался к пятому десятку, интеллигенты без детей и питомцев, они по-отечески заботились о молодом человеке по соседству. А Лева с удовольствием заглядывал почти каждый вечер после занятий к гостеприимным соседям. Едва ли не ежедневные ужины за дубовым столом в уютной гостиной, шахматные партии по выходным с внуком Журиных Максимом, билеты на модные выставки от Лидии Журиной, которая преподавала скульптуру в художественной школе. Сейчас опер на несколько секунд в своих мыслях вернулся в ту гостиную, где под зеленым абажуром за столом с тяжелой бархатной скатертью Лидия и Олег внимательно слушают впечатления восторженного студента от очередной лекции по криминалистике, расспрашивают о новом романе с однокурсницей. Круглый стол уставлен деликатесами, которые он наперегонки с Максом Журиным уминает под горячий, круто заваренный чай.

В горле вдруг засаднило от горечи. Вместе с новостью о смерти старика будто и его юность неожиданно стала историей, стерлась и поблекла, как старая фотография.

– Лев Иванович, – голос Валеры снова вернул опера в реальность. – Ну так как думаете, что еще можно сделать? Ведь знаете Зубареву, она не отстанет, въедливая очень.

– Не отстанет, – эхом повторил Лев.

Внезапно он понял, что просто обязан лично разобраться, что произошло с Олегом Митрофановичем в его последний момент жизни. Почему он кричал перед смертью, звал на помощь? Тишайший, очень сдержанный и мягкий Олег Митрофанович, который на его памяти ни разу не повысил голос. Добродушный и отзывчивый, даже если случалось что-то плохое на работе, он только вздыхал тяжело в окладистую бороду, а через секунду снова сиял доброй улыбкой.

Теперь он просто обязан убедиться, что Олег Митрофанович умер по естественной причине. Ведь семья Журиных стала для него родной на несколько лет. Пускай и разбросала их судьба, а тяжелые будни оперативника не дали возможности для регулярных встреч, сейчас та же судьба дала шанс вернуть подаренную заботу. Даже двойной долг, перед Олегом и Лидией, которые так тепло опекали неопытного студента все пять лет учебы.

Правда, он понял, что ему необходимо изучить материалы о смерти Журина в одиночестве, без пытливого взгляда новичка. Слишком болезненно было внутри от осознания, что Олег и Лидия уже ушли из жизни. Душу грызло чувство вины и сожаления, что не навещал стариков хотя бы изредка за все эти годы. Работа, женитьба, нескончаемые расследования, переезд в новую квартиру, командировки – вечная суета, которая не дает вспомнить о главном. Поэтому сейчас Лев Иванович предложил парню:

– Уже рабочий день закончен, ты давай домой, передохнешь, голова посвежеет. Оставляй бумаги, я все просмотрю, и утром решим, как дальше лучше действовать.

Валерка суетливо мял жидкую стопку бумаг, круглое лицо с веснушками так и светилось радостью, что он нашел помощника в трудном задании. Парень шагал к двери, а сам бормотал:

– Спасибо, спасибо, Лев Иванович, я так благодарен вам. Если бы не вы, ну не знал бы, что делать. Хоть к генералу иди, так он меня быстро в патрульные отошлет за такое. Скажет, не дозрел еще до работы опером, и в районный отдел отправит. А я же стараюсь, просто ну никак… мыслей нет совсем.

Лев усмехнулся – прав молодой опер, генерал Орлов хоть и заботился о своих подчиненных как родной отец, но мог устроить разнос или жестко наказать за провинности в работе. Не любил он тех, кто относился к расследованию формально, следуя лишь привычными путями. Оперуполномоченный подмигнул парнишке, чтобы приободрить приунывшего сотрудника, и похлопал по столу, знаком показывая, чтобы тот оставил папку с материалами для изучения. Радостный Валерка всучил результат своих трудов оперу, распрощавшись, бросился поскорее к своему кабинету за верхней одеждой. Молодость со своей вечной жаждой развлечений переполняла его к вечеру и требовала женского внимания, дружеских встреч, беспечного веселья. Смерть старика и поиски злого умысла он беспечно оставил старшему коллеге словно тяжелый груз, который наконец-то можно перекинуть на чужие плечи.

Оставшись один, Лев осторожно открыл картонную папку, давно так не сжималось сердце при виде привычных протоколов. За ними обычно стояли чужие судьбы и горе, поэтому смотреть беспристрастно на картинку произошедшего было легко. Но не сегодня. Сейчас за формальными фразами спрятался кусочек его жизни. Опер пролистал листочки протоколов, заключений криминалистов, собираясь с духом, чтобы вчитаться в убористые строчки и столкнуться со смертью Журина лоб в лоб. Как же ему хотелось, чтобы эта милая пара осталась в его памяти только живыми! Яркая и эффектная Лидия Гавриловна, которая даже дома ходила с макияжем, пышной укладкой и в тщательно подобранных нарядах. Сколько же бесценных советов она дала юному Льву перед его первыми свиданиями! Она научила его завязывать галстук аккуратным тугим узлом, подарила первые духи с великолепным хвойным ароматом. За столом давала естественные уроки этикета, рассказывая разные истории о создании столовых приборов. Ее рассказы, мягкое наставничество превратили тогдашнего юнца из рабочего района столицы в привлекательного кавалера с отличными манерами. Такого ухажера не стеснялись оделить вниманием девушки из семей дипломатов, министров и прочей партийной бонзы. Лев пользовался популярностью у женского пола, преподаватели легко ставили хорошие оценки приятному парню, да и сокурсники тянулись к нему, инстинктивно оценив воспитание и широкий кругозор.

Теплота и уютная атмосфера дома Журиных привлекали не только Льва. Все соседки перед любым выходом забегали к Лидии для оценки своего наряда. Женщина мягко исправляла ошибки, помогала с макияжем, потому что от природы обладала удивительным художественным вкусом. Работа в сфере искусства, постоянные выходы в культурный бомонд столицы сделали ее незаменимой советчицей всех женщин в доме и подъезде. Лидия Гавриловна, если выражаться современным языком, была их личным стилистом. Через знакомых всегда ей перепадала стопка иностранных журналов о моде, невиданные глянцевые страницы разлетались по соседним квартирам, внося немного ярких красок и стиля в серую действительность жизни после развала СССР. Во время таких соседских чаепитий Лидия становилась часто еще и психологом, выслушивая жалобы на семейную жизнь. Обладая природным тактом, она давала советы, как же найти с мужем общий язык. Да кому, как не ей, было учить жильцов дома счастливой семейной жизни! Ведь с Олегом Митрофановичем они жили без ссор и раздоров уже больше тридцати лет. И не просто жили в скучном режиме дом – работа, а до сих пор испытывали друг к другу трепет и нежность. Именно для мужа наряжалась Лидия в вечерние платья во время ежедневных семейных ужинов, его старалась порадовать кулинарными изысками, с ним с упоением обсуждала состоявшийся поход в театр или поездку в старенький подмосковный музей. Она бережно не мучила его походами на блошиные рынки или в обожаемые ею антикварные магазинчики, только вечером выслушивала комплименты своему вкусу, демонстрируя очередную находку среди развалов старинных и диковинных вещиц. Олег Митрофанович в ответ смотрел на жену с восхищением все годы их совместной жизни. Скромную ставку сотрудника кафедры машиностроения политехнического института тратил на подарки для любимой Лидоньки.

Стоило Льву прикрыть глаза, как память мгновенно унесла его в прошлое, в одно из праздничных вечерних застолий в доме Журиных: Лидия Гавриловна в золотистом воздушном платье, с прической-короной из густых светлых кудрей, заливаясь смехом, показывает внуку Максиму танцевальные па ее любимого фокстрота. Тот неуклюже повторяет движения, смотрит исподлобья и капризно вздыхает, что так уже не танцуют, это прошлый век. Но Лев знает, что неловкий деревянный Макс просто упрямится, потому что у него плохо получаются грациозные движения в такт музыке. Взгляд парнишки полон зависти к ловкому пластичному Леве, который кружит под зажигательный ритм соседку Люсеньку, невзрачную лаборантку из научной лаборатории Олега Митрофановича, еще одну подшефную Лидии. Застенчивая Люся, густо накрашенная, в нелепом платье с огромными рукавами в виде фонариков, смущается и идет алыми пятнами от удовольствия, что ее так ловко ведет в танце молодой привлекательный партнер. Проницательная Лидия сразу замечает дисгармонию в парах и одним взглядом дает знак мужу, что колдует над стареньким патефоном, – «смени музыку». Олег Митрофанович перебирает пластинки, и из медного раструба льется плавный романс, который обожает Лидия. «Смена партнера!» – восклицает хозяйка вечера, скользит в руки ко Льву, а ее муж склоняется в галантном приглашении перед уже бордовой от быстрых движений Людочкой. Теперь сочетание правильное – более ловкие партнеры задают темп и рисунок кружения, а парочка из торопливой, угловатой Людмилы и высокого Олега повторяет за ними танец. От кружения в такт, сияющих глаз, синхронных движений рождается невероятная магия, ощущение чуда, которое рассыпается звенящими искрами по всему телу. По комнате плывут волны восторга, ликующей радости от жизни.

Гуров вдруг очнулся и понял, что сидит за столом, напевает под нос знакомую мелодию, отбивая такт ногой и раскачиваясь, будто в танце. Картонная серая оболочка уголовного дела ударила по глазам. Нет больше Олега Митрофановича, очарованного тридцать лет собственной женой. В той квартире никто не танцует, не обсуждает с жаром новую выставку и не передвигает часами фигуры на шахматной доске. От этого разливается горечь, от которой щиплет глаза, скребет железной щеткой горло. Вдвойне горше, что он, Лев, упустил столько времени, не навещал стариков. Теперь единственное, как он может вернуть долг, это убедиться, что Олег Митрофанович отошел в мир иной спокойно, по божьей воле, а не из-за чьего-то противозаконного замысла.

И опер, стиснув зубы, чтобы не уплыть опять в приятные воспоминания, принялся изучать документы. Стандартный набор: поквартирный опрос, протокол поквартирного опроса, опросы свидетелей, которые слышали громкие звуки в тот вечер, вернее даже ночь, протокол осмотра места обнаружения тела с подробным описанием помещения, характеристика от участкового, исследования криминалистической лаборатории, протокол допроса Максима Журина, единственного внука супругов. Прав Валерка, на первый взгляд нет никаких предпосылок, чтобы заподозрить насильственную смерть. Да, Максу достается отличное наследство – пятикомнатная квартира, за такое в современном мире убивают, выгоняют на улицу, подделывают документы, отказываясь от родственных связей. Только если бы парень, сейчас уже вполне солидный мужчина около сорока, охотился за золотыми метрами в Центральном районе Москвы, то не стал бы ждать столько лет. Ведь получается, что Олег Митрофанович уже больше восьми лет как вдовец после смерти Лидии, его внук мог достаточно быстро провернуть замысел и стать единственным собственником квартиры.

Лев Иванович даже усмехнулся от мысли, что это Макс мог поспособствовать скорейшему отправлению деда на тот свет. Тот Максим Журин, которого помнил Гуров, был замкнутым, неуклюжим пареньком. По большей части он молча поглощал угощение со стола, поджимал губы на причуды своих стариков да сдерживал зевоту, слушая рассказы Лидии об очередном культурном мероприятии. Единственная вещь на свете, которая его вдохновляла и завораживала, – шахматы. Он не пошел в бабку статью и художественным талантом, не повторил доброту и щедрость деда, даже на погибшего в нелепой аварии отца Максим был не похож. Журин-внук был копией матери, блеклой провинциальной девушки Ольги, которая из-за случайной одноразовой связи на какой-то гулянке вдруг стала частью семьи московских интеллигентов. Мать Максима после рождения внебрачного ребенка не решилась остаться в Москве, получила стараниями Журиных комнату в коммуналке от одного из подмосковных швейных комбинатов да и осела там навсегда. В квартире Олега и Лидии она не появлялась с момента похорон их единственного сына и отца ее ребенка. Теперь мужская вариация Ольги, подрастающий внук Максим, навещал стариков по строгому графику. Мальчишка, потом подросток и затем молодой парень удивленно таращился на их чудаковатые привычки и робко заливался краской за сервированным как в ресторане столом. Но надо отдать должное, бабушкин такт ему все-таки перешел по наследству. Даже если Макс и посмеивался или осуждал привычки родни, то никогда не произносил это вслух. Лишь пожимал плечами на то, что у дедушки с бабушкой не было привычного телевизора или магнитофона, ведь крошечный черно-белый телевизор водился даже в их с матерью простенькой общажной комнатушке. Есть у стариков надо было с помощью ножа и вилки, вести за столом следовало приятные разговоры о погоде и далеком от него искусстве. Из развлечений – пасьянс, танцы под старые романсы из забавного старинного патефона да сопровождение бабушки по скучным музеям. Зато во время каждого визита его кормили деликатесами, которые у матери в холодильнике не водились, играли в его любимые шахматы по нескольку часов кряду, не ругали за сидение с книжкой до утра, а на прощанье дед всегда засовывал внуку в карман новенькую хрустящую купюру. Поэтому каждые выходные Максим садился в электричку и полтора часа ехал из подмосковного Королева с тремя пересадками в огромную квартиру в центре города.

Перед внутренним взглядом всплыло бледное, всегда сосредоточенное личико с невзрачными чертами. Увидишь в толпе и не запомнишь, настолько все черты скучны и обычны. Всегда в темной практичной одежке, нелюдимый замкнутый Макс молчал, ел, скрывал зевоту в гостях у деда с бабкой. Оживал лишь над доской с фигурами, тогда глаза его наполнялись блеском, а брови ходили вверх и вниз в такт размышлениям.

Интересно, прекратил ли он свои поездки после того, как вырос? Гуров пролистал протоколы, нашел строчку с данными свидетеля и снова усмехнулся. Ну кем же еще мог стать парень, который не выпускал из рук учебник по шахматам? Журин Максим Леонидович, преподаватель по шахматам в одном из столичных лицеев, проживает все в том же общежитии города Королева. Пара стандартных строк из официального протокола содержали всю дальнейшую судьбу единственного внука экстравагантной четы. Парень так и прожил еще почти двадцать лет, ничем не интересуясь, кроме фигур на черно-белых клетках. Что еще есть в папке? Показания свидетельницы, соседки, Людмилы Ивановны Ивановой, той самой лаборантки Люсеньки. Она мгновенно нарисовалась серым пятном в памяти оперативника: блеклая, будто стерли с нее все краски, с вечными пятнами смущения на щеках и жидкими волосами, собранными в хвостик, стесняющаяся своей квадратной, будто топором вырезанной фигуры. Она преданной собачонкой служила Лидии и ее мужу. За то, что Журина опекала ее, учила женским премудростям, водила за собой по выставкам, знакомя с московской богемой, та считала престарелую гранд-даму своим личным божеством. Хлопотами Олега Митрофановича приезжая провинциалка получила быстро однушку от технологического института, несмотря на скромную должность лаборантки кафедры машиностроения. Шикарный гардероб с плеча модницы Лиды, о котором заурядная женщина могла лишь мечтать, праздники в почти семейном кругу вместо одинокого застолья – блага от щедрых соседей сыпались на Иванову как из рога изобилия. Она отплатила этот долг, до конца жизни, видимо, присматривая за овдовевшим ученым, недаром первая обратила внимание на крики и побежала проверять, что случилось с тихим Олегом Митрофановичем. Запасные ключи от соседской квартиры у нее были, именно Люся и нашла старика на полу у его вместительного кресла, где тот так любил слушать старые пластинки с любимыми романсами.

Гуров опять почувствовал укол стыда: все, кто вращался вокруг интеллигентной четы, так и продолжали еще двадцать лет свою жизнь в лучах тепла и заботы Журиных, взамен отдавая внимание дряхлеющим старикам. А он исчез, как будто и не было ничего, хотя считал их практически своей семьей, пока жил в той квартире все пять лет учебы в институте. Лев Иванович со вздохом взглянул на часы, нет, это ощущение не унять воспоминаниями. Время еще есть, спектакль у жены окончится почти в полночь, поэтому он может сейчас хотя бы прокатиться в квартиру Журиных, поговорить с Ивановой об обстоятельствах смерти старика.

Опер уже стоял на парковке, когда бросил взгляд на окна криминалистической лаборатории на третьем этаже здания. Заглушив двигатель, Лев Иванович снова зашагал к крыльцу здания управления МВД. Желтый свет окон напомнил ему, что криминалист Зимин, его давний коллега, не так давно развелся с женой и теперь частенько проводил ночи на диванчике в своей лаборатории, не горя желанием возвращаться в родительский дом и выслушивать упреки из-за несложившейся семейной жизни. Дело наверняка уже побывало у Зимина в руках, а значит, тот сможет высказать свое мнение, помочь воспроизвести картину произошедшего. В беседе, бывает, всплывают мелочи, на первый взгляд несущественные детали вскрытия или результатов осмотра места происшествия, которые в официальный протокол не включают из-за их незначительности. Такие крошечные крючки могут стать точкой, от которой расследование вдруг начинает раскручиваться совсем в другую сторону. Поэтому Гуров, когда брался за дело, первые несколько дней не выдвигал версий, чтобы не уйти по ложному следу. Он тщательно, как археолог на раскопках, осматривал каждый кусочек пазла, собирая их все больше и больше, пока разрозненные элементы вдруг не складывались сами в четкую картинку. Этим Лев Иванович и заработал свою славу опытного опера, которому любая запутанная история по плечу. Его напарник по кабинету, давний приятель, Станислав Крячко не мог удержаться от своих резких шуточек в сторону друга, который с задумчивым видом часами что-то мог писать и чертить в потрепанном рабочем блокноте: «Без труда не выловишь и труп из пруда, Лева?» В ответ Гуров кивал отрешенно и продолжал вырисовывать схему из лишь ему понятных черточек, кружков и знаков. Выдержав час, заскучавший от тишины в кабинете Стас дальше выдавал новую шутку: «Говорят, что лучшие сыщики – это бывшие воры. Жду от вас чистосердечное о темном прошлом, гражданин Гуров». Приятель в ответ лишь отмахивался и вдруг загорался от осенившей догадки, радостный спешил за стол к Стасу, чтобы поделиться своими мыслями. Именно резковатый и ироничный Крячко оказывался лучшей проверкой версии на жизнеспособность. Он внимательно выслушивал, рассматривал стрелки и буквы из блокнота, а потом засыпал Гурова вопросами, возражениями, острыми замечаниями. Вот тогда, если схема выдержала такую проверку, опера принимались за ее отработку, собирая недостающие детали – показания свидетелей или улики.

Правда, сейчас его многолетний советчик отдыхал от рабочих будней в семейном кругу, время уже перевалило за десять вечера, немногие сотрудники все еще трудились в своих кабинетах. Дежурная бригада из следователя и опера да криминалист, который теперь считал работу своим первым домом. Лев легко поднялся по знакомым ступеням, коротко стукнул в дверь с надписью «отдел криминалистики» и, не дожидаясь ответа, шагнул внутрь. Как он и предполагал, Леха Зимин в красной измятой фланелевой рубашке и домашних трико развалился на продавленном диванчике. Коллега с увлечением жал кнопки своего ноутбука, который мерцал синим экраном на колченогом стуле для посетителей. При виде опера Зимин обрадовался:

– Лев, какие люди! Проходи, проходи, Евтушенко на вызов укатил, так что я тут один. Отдыхаю, перерывчик выдался. – Зимин кивнул на ноутбук со звуками стрельбы. – Игрушку новую пробую, пока работы не навалили. Вот остался с дежурным, новичок все-таки, надо помочь парню профессию освоить. Чему их там в институтах учат, потом приходится нянчиться круглыми сутками. Кофе, Лева? Или чего покрепче от стресса?

По суетливым движениям и многословию криминалиста Гуров понял, что Алексей стесняется своего положения, прикрывая круглосуточное пребывание на работе необходимостью обучать нового сотрудника. Он широко улыбнулся и покачал отрицательно головой:

– Нет, Леха, я к тебе по делу, считай, тоже на работе, но вопрос чуть больше, чем рабочий. Знакомый мой недавно у тебя проходил, официальное заключение еще от вас было. Теперь я хотел бы твое мнение услышать, что там не так? Странное, может быть, необычное, ну, ты понимаешь.

Зимин кивнул коротко:

– Фамилия?

– Журин Олег Митрофанович, – так же по-деловому отчеканил опер.

Криминалист вдруг лукаво блеснул косым взглядом, развернувшись от экрана компьютера:

– По адресу пришел, Лев Иванович. Почуял сразу, что мутная история, да?

Зимин при всей своей неудачной семейной жизни был отличным специалистом, чующим, как и Гуров, малейшие нестыковки в фактах. Он повел длинным носом, как пес, уловивший след, и с жаром заговорил:

– Я помню вызов, сам выезжал с опером и следаком. Все чин по чину, у старика сердце прихватило, он как сидел, так со своим креслом рядом и лег. Видимо, на помощь хотел позвать, но уже сил не хватило. На первый взгляд никакого криминала.

– А на второй? – Лев внимательно слушал эксперта.

Тот с довольным видом достал из толстого вороха протоколов несколько бумажек и похлопал по ним:

– И на второй, Лева, тоже все в порядке. По результатам вскрытия – смерть наступила по естественным причинам, нарушение сердечной деятельности и остановка сердца. Инфаркт по-простому.

– Тогда почему ты думаешь, что все не так просто, как кажется сперва? – Лев досадовал, что Зимин тянет время, откровенно наслаждаясь его нетерпением.

А тот гордо вскинул подбородок, растягивая минуту торжества:

– Я Зубаревой так сразу и сказал: «Копай, Наташа, там что-то нечисто», – мужчина сузил глаза и постучал пальцами по протоколам. – В составе крови и содержимого желудка у старика виагра, лекарство для повышения давления и препарат для понижения давления. Как вся эта солянка в нем оказалась? Я специально этот вопрос у знакомого аптекаря уточнил, состав от определенных таблеток, которые прописывают при пониженном давлении. Понимаешь, Гуров?! Ладно, что он при повышенном давлении пил виагру, это уж его донжуанские дела. Захотелось любви на старости лет, решил старикашка рискнуть жизнью ради подвигов в койке. Лекарство для снижения давления ему мог прописать врач по показаниям, а вот зачем он принимал препарат с обратным действием? Зачем ему порошочками и таблеточками поднимать себе давление, которое и так долбит выше нормы из-за возраста и виагры? Это же нелогично! Да и вредно. У меня матушка пьет таблетки от сердца и давления, так она даже кофе чашку себе не разрешает. По лестнице пройдется, и все, жахает под двести, беги за тонометром. В таком возрасте это сразу «Скорая» и больница, гарантированно. Вот это и странно, что не какой-то безграмотный обычный пенсионер в себя пихал что ни попадя. Такое тоже бывает у стариков, у не особо сообразительных товарищей. Пьют все как компот, не думая о последствиях и побочках. Но этот-то дед с головой дружил, образованный, особо химией не увлекался, всего три препарата. Почему он пил таблетки противоположного действия, хотя должен быть вполне разумным человеком и понимать, какие последствия от такого коктейля, – на немой вопрос Гурова криминалист махнул рукой. – Да у него полки от пола до потолка книгами уставлены, в том числе биология, анатомия и прочая медицина. Уж если человек таким всю жизнь интересовался, то основы должен понимать.

Гуров тут же вспомнил сотни книг, которые коллекционировали Журины. Лидия, профессиональный скульптор, собирала редкие издания, буквально охотилась за ними, выискивая энциклопедии, учебники, книги по анатомии человека на блошиных рынках, в антикварных лавчонках и на стихийных развалах. Она с горящими глазами демонстрировала свои находки домочадцам и гостям:

– Вот, полюбуйтесь, Левушка, итальянское издание иллюстраций из атласа Говарда Бидло. Шестнадцатый век, личный врач английского короля. Его новшество – подробное изображение папиллярных гребней на пальцах, которые он исследовал с помощью микроскопа. Представляете, Лев?! То, что теперь в вашей работе обыденность, инструмент для поимки преступника, тогда было неслыханным открытием – уникальность отпечатков пальцев, неповторимый узор у каждого человека. Это же отец, нет прапрапрадедушка криминалистики!

Прямо на стол перед Львом, который зашел на вечерний чай к Журиным, лег разворот потрепанной книги с черно-белым портретом человека в парике. Студент скользнул взглядом по лаконичным буквам латиницы:

– Лидия Гавриловна, здесь же по-итальянски или по-испански, как вы сможете прочитать книгу?

Женщина покачала головой с высокой прической:

– Ну же, Лев, во-первых, Лидия, а не Лидия Гавриловна. После 80 лет, так и быть, соглашусь на отчество. А во-вторых, у нас есть итальянский словарь, этого достаточно, чтобы понять основное направление мысли. В этой книге иллюстрации, картины важнее слов.

Основы итальянского она тогда освоила за пару месяцев, и уже к лету сборник пластинок ее мужа стал пополняться известными ариями, потому что Лидия решила совместить изучение нового языка с музыкальными вечерами. Вместе с ней проникались оперным искусством Максим и Лев, корпящие над очередной шахматной партией. «А ведь именно знание итальянской оперы покорило Машу на первом свидании. Завоевание жены – это результат воспитания Лидии», – вдруг понял Гуров.

– Лев, ты чего, переработал? Ты слышишь меня, Лев Иваныч? – Крепкий палец ткнул в бок, и Гуров вернулся из своих воспоминаний обратно в сегодняшнюю реальность, в отдел криминалистики.

Зимин внимательно всматривался в лицо опера:

– Ты это чего, Лев Иванович, в отключку какую-то ушел. Ты давай домой дуй, мертвецы подождут. Им уже некуда торопиться. Там жена заждалась тебя, – во взгляде новоиспеченного холостяка мелькнула зависть. – Отдохни, сто грамм прими, завтра договорим. Я утром здесь буду. Сегодня еще протоколы все перечитаю по Журину этому, может, еще какая мысль созреет.

– Хорошо, – согласился опер.

Перед глазами были часы, на которых стрелки уже показывали одиннадцать. Он же еще собирался увидеться с соседкой Журиных. Людочке сейчас далеко за 60, и будет отлично, если она страдает бессонницей.

Гуров пожал на прощание руку Зимину и направился обратно к своему автомобилю на парковке, оставив эксперта и дальше коротать одинокий вечер за ноутбуком на служебном диванчике.

Чем ближе он был по знакомому маршруту к дому, где провел пять чудесных лет, тем сильнее билось сердце. Воспоминания накатывали одно за другим, разливаясь в груди щемящей смесью радости и ностальгии. Возле дома он долго парковался, поджидая, когда сердце вернется к привычному спокойному ритму, а по всему телу перестанет идти легкая дрожь. Гуров вышел из машины, поднял глаза на знакомые окна и застыл на несколько секунд в шоке. Угловая квартира Журиных состояла из пяти комнат: просторная гостиная с большим дубовым столом; спальня с глухими шторами; залитая светом мастерская Лидии; крошечный будуар, как называла его женщина, где висели ее наряды, стоял столик с огромным зеркалом и тугая бархатная кушетка, повидавшая немало откровений соседок; кабинет Олега Митрофановича, совмещенный с библиотекой, в котором он проводил долгие часы. В глубоком кресле у окна, рядом с зеленой лампой на подставке из малахита, пожилой мужчина читал книги, слушал музыку на патефоне, если Лидия просила ее не тревожить. Регулярно женщина запиралась надолго в мастерской для новой работы, тогда все в квартире Журиных переходили на шепот, чтобы не мешать увлеченной скульпторше ее встрече с музой. Все комнаты тянулись анфиладой вдоль длинного коридора с задней стороны дома, лишь кабинет Олега Митрофановича выходил окнами во двор, оставаясь отдаленной комнатой, откуда звуки не доходили до мастерской. Сейчас же Гуров застыл от невероятной картины – окно с плотными шелковыми шторами горело зеленым пятном включенной лампы, которая, он точно знал, стоит на небольшом журнальном столике у окна, подсвечивая белые буквы на глянцевых листах заграничного журнала о машиностроении в руках у Олега Митрофановича. Только пенсионер мертв, а квартира опечатана! И в ней не может гореть свет! Мертвец не может включить лампу и сидеть в кресле! Зеленый свет мигнул, исчез, а окно налилось чернотой ночи. Гуров со всех ног кинулся к знакомому подъезду, дернул дверь и остановился – ну конечно же, на двери теперь домофон и кодовый замок, как и в любом подъезде, так просто сюда больше не попасть. Лев по памяти воспроизвел нумерацию квартир, нажал блестящие клавиши. Дребезжащий голос ответил почти сразу:

– Кто там?

– Людмила, – он никак не мог вспомнить ее отчество. – Это Лев Гуров, я снимал квартиру рядом с Журиными, помните? Я по поводу смерти Олега Митрофановича. Могу подняться к вам и задать несколько вопросов?

Заминка длилась несколько секунд, потом пискнул домофон зеленой точкой, и Гуров уже поднимался на третий этаж, по пути лихорадочно соображая, как ему попасть в квартиру. Ведь полиция наверняка опечатала вход в жилье до окончания разбирательства, а у него нет сейчас юридических полномочий для входа в квартиру. Все-таки формально, как опер, он никакого отношения к расследованию смерти Журина не имеет. Может, стоит зайти к участковому и попросить его открыть квартиру? Обдумать все варианты сыщик не успел, на лестничной площадке его ждала все такая же блеклая, в застиранном голубом кимоно – наследство Лидии – соседка Журиных, Люся. За двадцать лет она почти не изменилась, лишь ее невыразительное личико набрякло морщинами и мешками под глазами, а так все тот же тоненький хвостик на затылке, водянистые глаза и тихий голос. Она, поджав губы, ждала Гурова у дверей квартиры Журиных и без всякого приветствия протянула:

– Когда живы были, то вы в гости к ним не захаживали, как институт закончили. Неужто мертвые интереснее, чем живые, Лев Иванович?

Опер виновато отвел глаза в сторону:

– Простите, даже не знаю, как вышло. Работа, семья, закрутилось все. А Максим навещал их?

Старушка покивала головой:

– Как часы, каждое воскресенье всегда здесь. Как Лидия умерла восемь лет назад, стал почаще забегать к деду. Продукты купить, в аптеку сходить, мы не молодеем. Я за ним тоже ухаживала, убиралась, готовила, врача вызывала – все на мне. Олег Митрофанович и так был… – старушка пожевала губы задумчиво, подбирая слова, – от мира оторван, без жены и не знал, как за свет заплатить. Избаловала его Лидия, жил как царь. Жена – красавица и умница, и дом полная чаша, слова о нем плохого не сказала за всю жизнь. Лидочка не человек, а ангел.

Она вдруг замолчала и хмуро кивнула на дверь:

– Я как шум услышала, сразу прибежала с ключами, отперла дверь, а он там лежит. «Скорая» приехала, потом полиция, Максиму я набрала, вызвала сюда. Он живет, конечно, скромно, но на такси из Королева денег не пожалел ночью. Все-таки дедушка…

Опытный оперативник от ее горького тона забыл все вопросы, которые готовил, пока добирался сюда. Мигающая зеленая лампа, призрак прошлого, выбила его из рабочего тона. Зашаркали тапки, Люсин хвостик замелькал в тусклом свете подъездной лампочки.

– Поздно уже, мне утром в похоронное бюро ехать, Максим не справится один с организацией. Поминки будут в три часа дня в кафе «Коляда», хорошее место, все-таки начальство с нашего института приедет, помнят еще Олега Митрофановича. Не все, но помнят, все же и заместителем заведующего кафедрой был столько лет. У Лидочки на прощании сотни гостей было, все ее помнили, все любили. Гроб, венки, музыка итальянская – все как она наказала. И дом наш, и кафедра, и ее ученики пришли, кого только не было. Все как она просила я сделала, гроб белый, никаких ладанок на лбу. Прическу и макияж я сама ей делала, за деньги пустили в морг покойницу обряжать, платье черное, туфельки на каблучке и перчаточки кружевные. Ей от болезни пальцы скрючило, очень Лидочка тяжело это переживала и перчаточками прикрывала уродство. Работала не покладая рук, вот потом вылезло. Ручки стали как у птички лапки, а она все творила, через боль. Никому не жаловалась, накупила перчаток и еще лучше стала выглядеть, как королева настоящая.

Старушка ушла с головой в воспоминания, кивала и улыбалась умиротворенно от радости, что помогла своей обожаемой подруге отойти в мир иной такой же прекрасной, какой Лидия привыкла быть всю жизнь. Хлопнула входная дверь на первом этаже, застучали шаги припозднившегося жильца. Люся снова свела белесые бровки-запятые на переносице:

– Мне пора, приходите попрощаться с Олегом Митрофановичем завтра, на Миусское кладбище, к двенадцати.

– Да, я приду, конечно, – опер очнулся от ступора и полез в карман, сунул в сухие ладошки все купюры, что были в кошельке. – Вот, возьмите, это для организации похорон, не отказывайтесь, прошу. Мне стыдно, что так вышло, это немногое, что я могу сделать сейчас.

Чтобы Людмила не успела отказаться, он поспешил по ступеням вниз. Внутри горела досада на себя, что поддался эмоциям. Теперь его визит прошел так скомканно и неинформативно, так и не решился он спросить у Люси, почему загорелась и погасла зеленая лампа в кабинете Олега Митрофановича. Хотя, с другой стороны, что он хотел узнать? Не водится ли в квартире Журиных привидение, которое сидит в кресле и включает зеленую лампу?

В машине опер просидел добрых четверть часа, не сводя глаз с окна в кабинете старика. Вдруг на окне соседней квартиры мелькнула тюлевая занавеска, колыхнулась и вернулась обратно белой волной. Гуров понял, что это Людочка наблюдает за ним из своей квартиры. Старушка недовольна его многолетним отсутствием, обижена заочно черной неблагодарностью к Журиным, которые так опекали молодого студента. Поэтому разговаривала так сухо, в каждое слово вкладывая упрек. Ну ничего, завтра после поминок она разговорится в волнении от обилия людей и событий. Он помнил, как будоражили ее даже посиделки у Лидии и Олега на праздниках. Вечеринки всегда заканчивались для Люси слезами, она начинала плакать от захлестывающих чувств к своим благодетелям и благодарить их. Ему обязательно надо быть на похоронах – отдать последний долг старику, а заодно побеседовать с Максимом и Людмилой, практически единственными свидетелями его последних лет жизни. На сегодня расследование закончено, даже дома ему не над чем поразмышлять. Кроме сомнений полицейского криминалиста, нет никаких оснований считать, что Олег Митрофанович умер не от естественной в его возрасте причины. Правда, мысли о событиях в квартире в Академическом переулке не шли из головы и после того, как он встретил жену Марию, актрису театра, у служебного входа и отвез домой.

Перед сном Маша тактично нарушила молчание мужа:

– Лев, все в порядке? Новое дело?

Она привыкла, что каждое новое расследование увлекает Льва с головой, так что тот забывает обо всем, до того уходит в собственные мысли. В этот раз он удивил ее неожиданным вопросом:

– Как ты думаешь, привидения существуют?

Она сначала рассмеялась от необычного интереса:

– Как призрак оперы? – но, увидев серьезное выражение лица Льва, пожала плечами. – Скорее да, чем нет. Я сама не сталкивалась с ними. Почти. Хотя ты знаешь, была одна жуткая история. Первым главрежем в нашем театре был Георгий Таар. Из-за интриг его оклеветали, сняли с должности и даже отправили в психушку, хотя при нем театр процветал несколько десятилетий. Его жена, Нора Вааль, актриса, пыталась восстановить справедливость, каждый вечер приходила к театру и стояла часами у входа, наблюдая за зрителями, потому что новый режиссер запретил ее впускать внутрь. Когда она узнала, что после реконструкции здания на месте кабинета ее мужа сделали уборную, то прокляла театр и всю труппу. Она покончила с собой или попала в психушку, говорят разное. После ее смерти стали говорить, что призрак женщины, похожей на Нору, бродит за кулисами и делает пакости. Выключает свет, дергает занавес, прячет тексты роли и портит костюмы. Это все было в советское время, до того, как я пришла в театр. У наших старожилов куча историй о проделках привидения Норы. И все-таки я сама видела кое-что необъяснимое. Когда я пришла служить в театр, как раз новый режиссер, что набирал новую труппу из выпускников театрального училища, вызвал священника, чтобы тот отслужил молебен и окропил все помещения святой водой. Сразу после его ухода во время репетиции прямо на сцену вылетела огромная синяя бабочка. Я видела таких только по телевизору, кажется, они водятся где-то в джунглях, но уж точно не в Москве. Тем более был ноябрь, какие бабочки? Она сделала несколько кругов и улетела. Наши считают, что это была душа той актрисы – Норы. Она простила всех через много лет и прилетала попрощаться перед тем, как покинуть театр навсегда. С тех пор все стуки, шорохи исчезли, я сама дежурила несколько раз в театре во время выходных дней. Никакой мистики, нарядились с девчонками в костюмы и танцевали до упаду, – Мария улыбнулась. – Вот такая простенькая история, никаких оперных див, похищенных призраком подземелья. Лев?

Пока она рассказывала, муж не выдержал напряжения тяжелого дня и задремал. Ее грозный опер, мужественный борец с преступниками уснул как младенец под сказку о проклятии актрисы. Мария укрыла мужа получше, улеглась рядом, так чтобы ровное дыхание мужчины касалось ее волос, и тоже закрыла глаза.

Глава 2

Утром после планерки Гуров успел договориться с начальником, генералом Орловым, о выходном на весь день, заскочить в свой кабинет и обсудить с Крячко свое намерение пойти на похороны Журина. Приятель прищурил глаза хитро и пробасил, изображая ковбоя из дурацкого фильма:

– Что-то нечисто со смертью ученого и старый охотник взял след, да, Лева?

Гуров уже хотел ему рассказать о мигании зеленой лампы в окне, потому что кому, как не проверенному годами Стасу, доверить глупый иррациональный страх? В свете дня под пристальным напором колких шуточек вчерашнее привидение растворится и исчезнет, словно утренний туман над рекой под лучами солнца. Только откровению помешало появление Зимина. Тот, посвежевший, теперь в джинсах и рубашке, без стука вошел в кабинет. Затянувшуюся ночь выдавали лишь красные опухшие веки, сам же криминалист был полон энергии и сразу перешел к делу:

– Во, смотри, запросил дополнительный биохимический анализ по Журину, ребята подсуетились и прислали быстро. – Криминалист указал пальцем на цифры и латинские буквы на выписке. – Адреналин! Смотри, у него повышены кальций и адреналин.

Крячко хмыкнул иронично:

– Конечно, профессор, теперь все ясно как белый день. Преступник обнаружен, а в суде так и скажем – адреналин! Орден куда тебе вешать?

Зимин плюхнулся на стул и сморщил длинный нос:

– Вот так, трудишься по ночам, стараешься, просишь коллег помочь, а опера в ответ только шуточки свои шутят. Объясняю, – менторским тоном, будто преподаватель в институте, продолжил Зимин. – Высвобождение адреналина, то есть его появление в организме, связано с раскрытием кальциевых каналов. Кальций попадает в клетки тела, заставляет мышцу сердца сжиматься все сильнее и сильнее. То есть переизбыток кальция вызывает практически неконтролируемую судорогу сердечной мышцы, провоцирует аритмию, падение кровяного давления, потерю сознания и в конечном итоге летальный исход. Прошу заметить, естественной природы. Адреналин выделяется при сильном испуге, шоке, стрессе. – Эксперт перехватил недовольную гримасу Крячко. – Перевожу с криминалистического на оперской. Старика что-то так напугало или шокировало до такой степени, что у него скакнул уровень адреналина в крови. Адреналин и кальций, вернее их избыток, и спровоцировали сердечный приступ. Притом что хронических сердечных болячек у пожилого мужчины не было. Сосуды тоже в отличном состоянии в рамках возраста. Но при той смеси препаратов, что присутствовала в организме, и сильном шоке даже такой крепкий старикан дал дуба. Одно лишь непонятно. Итак, господа знатоки, что его так напугало?

– Привидение! – не удержался Лев от восклицания.

Крячко и Зимин переглянулись, криминалист заботливо переспросил:

– Лев Иванович, а ты ночью спал или все за преступниками бегал? Как отдохнул?

Гуров чувствовал, как заливается краской от смущения, что выглядит сейчас в глазах коллег сумасшедшим, который верит в пришествие инопланетян или полтергейст. Но деваться уже было некуда, он рассказал им о вчерашнем происшествии. Глаза у Стаса загорелись, он вдруг с энтузиазмом продолжил:

– А вот у моего деда в деревне тоже случай был… – И тут же замолчал под суровым взглядом эксперта.

Зимин покачал головой:

– Послушайте, парни, я не первый год в нашей сфере варюсь. Мертвяков навидался всяких: и висельников, и утопленников, и в ванной кровавой плавали. Короче, привидений не существует. Нет их, поверьте мне. Все остальное – случайности или специально подстроенные фокусы. Все эти привидения, барабашки, полтергейсты, призраки и прочая нечисть просто косяки строителей, которые так дома строят, что там потом с ума сойдешь от завываний да стуков. Гнилая проводка, замыкание из-за старой розетки или шнура лампы – вот и мигает твоя лампа, как карусель на ярмарке. Лучше попроси участкового открыть дверь и обесточить все, пока не сгорела квартирка с реальными уликами.

Гуров вздохнул с облегчением, Зимин развеял напряжение за несколько секунд. Действительно, разгадка простая, как белый день, как ему сразу в голову не пришло? Крячко тоже восхищенно заметил:

– Варит у тебя голова, Леха, будь здоров.

Зимин расплылся в довольной улыбке:

– Прощаю тебя, так и быть, за твои шуточки про профессора, если угостишь пирогом Натальиным. Я его еще из коридора почуял.

Стас потянулся и достал с подоконника огромный контейнер, который утром заботливо приготовила супруга. Выпечка его жены Натальи была известна всем сотрудникам здания управления, и всегда находился желающий полакомиться кусочком. Зимин приметил:

– Так, вот эти два с краю – мои, не трогайте. Я быстро, кружку с кофе заберу из кабинета.

Пока криминалист топал по лестнице вверх, Стас подмигнул приятелю:

– Выбирай себе тоже побольше кусок, Лева. Наташа знала, что налетят голодающие, побольше приготовила.

Гуров подхватил небольшой кусочек с мясом, накинул куртку и махнул рукой на прощанье:

– В машине съем, тороплюсь уже.

– После кафе домой рули, отдохни, чтобы привидения не мерещились!

Под выкрики Стаса Гуров зашагал вниз к выходу, понимая, что сегодня никакого отдыха у него не будет. Расследование только началось, и впереди еще много дел, чтобы найти ответ на главный вопрос: кто или что напугало Олега Митрофановича до смерти? Да, его смерть наступила по естественной причине. Это если смотреть только физиологию. А если рассматривать более глобально, то Журина довели до смертельного приступа, подсыпав лекарства, которые разгоняли его кровь, а потом напугали так, что сердце не выдержало напряжения и остановилось. Он должен найти того, кто это сделал с добродушным мирным старичком.

На похоронах сыщик лишь на минуту позволил себе расслабиться, когда коснулся бархата гроба, где умиротворенно лежал покойник в строгом черном костюме. Из кармана кокетливо выглядывал белоснежный платок, а в сложенные пальцы был всунут кругляш белого медальона. Гуров вспомнил это украшение: крошечную драгоценность отлила Лидия сама, в тигельной самодельной печи, увлекшись как-то изготовлением ювелирных изделий. Подарок – медальон из белого золота на тяжелой толстой цепи – она вручила мужу на день рождения. Олег Митрофанович попросил тогда Гурова найти салон, который согласится распечатать их с Лидой свадебное фото в крошечном размере, а затем лично вставил готовый снимок в глубокое донце металлического овала. Подарок он называл своим талисманом и брал всегда в рабочие поездки на удачу. А когда однажды опоздал на автобус, который попал в аварию со всеми участниками симпозиума, то и вовсе стал носить медальон постоянно, скрывая украшение под своими белоснежными накрахмаленными сорочками.

Углубиться в воспоминания Лев себе не разрешил, он незаметно осматривался по сторонам, пытаясь понять, кто из этих людей мог навредить Журину или желать тому зла. Седовласые старики в добротных костюмах, такие же старушки в сдержанных нарядах произносили речи о жизни покойного. Небольшая толпа человек в пятьдесят чинно слушала, кивая головами в подтверждение. К микрофону подошла Людмила, с ног до головы в черном, дрожащим голосом она выдохнула громким шепотом на весь зал:

– Наконец мои самые дорогие люди воссоединятся в другом мире!

Дальше Гуров не слушал, он нашел того, кого долго выискивал среди толпы пожилых людей. Невысокий сутулый мужчина в дешевом куцем костюме стоял одиноко в углу, поводя плечами то ли от смущения, то ли от давящей атмосферы. В нем опер сразу узнал своего многолетнего партнера по шахматным сражениям. При виде Гурова Максим Журин поправил очки, всмотрелся близоруким взглядом и удивленно вскинул брови – узнал. Лев крепко пожал ему руку и стоял рядом, пока гроб с покойником по окончании церемонии плыл по ленте в огненное марево печи крематория. На выходе, ожидая, пока степенная толпа пройдет на улицу, сыщик предложил:

– Максим, я на машине. Давай довезу тебя до кафе? Или ты на своем транспорте?

Тот снова поправил очки:

– Я без машины, как-то не вышло научиться водить. После смерти бабушки все хотел сесть за руль ее «Волги». Но так и не получилось, не доучился на курсах. До сих пор в гараже стоит автомобиль, дед отказывался машину продавать, хранил как память. Сам тоже не рулил. Только Лидия у нас оказалась лихим шофером.

Проехав несколько метров по нужному маршруту, Гуров осторожно начал разговор:

– Макс, расскажи, как жили старики? Что было после смерти Лидии?

Мужчина ушел в свои мысли, а потом выдал вдруг неожиданный вопрос:

– Зачем? Ты ведь с ними не общался после переезда, твое появление на похоронах – формальность, отдать дань. Зачем тебе знать подробности их жизни за несколько лет? Это странный вопрос. Особенно в связи с тем, что ты ведь сейчас полицейский, да? Тебя всегда увлекала твоя профессия, и логично, если ты стал полицейским. Как это называется в вашей сфере, следователем?

В отсутствии логики упрекнуть преподавателя шахмат было нельзя. Может, Макс и выглядел чудаковатым среди обычных людей, но сразу выстроил логическую цепочку из выводов. Гуров на секунду задумался над ответом:

– Оперуполномоченный, так называется должность. Да, ты прав, это моя вина, что не навещал стариков. Поэтому хочу убедиться, что все в их жизни было хорошо. Пускай даже как представитель закона. Это все, что я могу теперь. К сожалению. Хоть так, уже не исправить ничего.

Максим дернул плечом:

– Все у них было хорошо. Бабушка так же вела богемную жизнь, занималась скульптурой. Дед работал в своем институте, пока она не заболела. Когда поставили диагноз Лидии, он хотел увезти ее за границу на лечение, но она отказалась. Не хотела портить свою красоту и внешность ради пары лет жизни на таблетках. Сказала, что химиотерапия не подходит к ее маникюру. Сгорела за полгода, дед тогда отказался от должности уже окончательно, совсем ушел на пенсию. Первые пару лет выходить из дома почти перестал. Только с Люсей общался и со мной. Мне приходилось чаще ездить, пытался его как-то встряхнуть. Я звал в парк, в кино, но ты же знаешь, как дед относится ко всему современному. Они даже телевизор так и не завели. Я подарил ему на Новый год в подарок плазму, копил почти год, так он отдал телик Люсе. Все только свои пластинки слушал… Болото какое-то, все смерти желал, чтобы быстрее к Лидии уйти. Без нее не хотел жить, просто сидел и ждал смерти. Правда, в последнее время получше стало, к нему начала ходить женщина одна – Марина, ухаживать за дедом, время с ним проводить. И он, ты знаешь, как-то ожил поначалу, стал пободрее. В парикмахерскую сходил, журнал любимый выписал, на чай эту даму приглашал. Женщина эффектная, я понимаю, почему она его привлекла, – очень похожа на Лидию, тоже высокая и статная блондинка, даже в чертах лица есть сходство. Хотя, конечно, с бабушкой умом и уровнем эрудиции не сравнится. Но главное, чтобы деду было хорошо, я только радовался, что старик ожил наконец. А потом устал он, что ли, от своего жениховства или поругались, я даже не понял ничего. Вернее, дедушка ничего не рассказал, Марина перестала у него появляться, а он отказывался говорить о ней. Будто и не было никогда ее.

Максим горько усмехнулся:

– Вот и все наши события. Негусто, да? Ты ожидал большего?

Лев в ответ неопределенно пожал плечами, ему не хотелось лгать этому мужчине, с которым приятельствовал во времена студенчества, и говорить, что его интерес не имеет под собой почвы. Постарался перевести разговор в другое русло:

– Откуда появилась Марина в вашем доме, если Олег Митрофанович вел затворнический образ жизни?

Максим равнодушно ответил:

– Случайно, она работает в страховой компании. Дед хотел застраховать работы бабушки, вызвал менеджера, и приехала Марина. Так и познакомились.

– Зачем их страховать? – удивился Гуров.

По его воспоминаниям, скульптуры руки Лидии продавались за весьма скромную цену. Да, она была звездой богемной художественной тусовки, зналась и дружила со многими антикварами, творческими личностями, давала частные уроки, но именно как скульптор добилась очень среднего уровня признания. Сама Лидия прекрасно это понимала, часто себя называя «глиняным ремесленником», так как регулярно ваяла на заказ для номенклатурных бонз, а потом для дворцов новых русских. Лепила их любовниц в виде обнаженных античных скульптур, пухлощеких ангелов для фонтанов, даже затейливые вазоны под цветы на входе. К своему собственному творчеству женщина относилась насмешливо: «Бог дал мне талантливые руки и глаза, да забыл вложить искру безумия. А без нее получается симпатично, правильно, но слишком скучно. Талант, но не гений. И я рада, не хотела бы откусить себе ухо или спиться от непризнания, как и бывает со всеми гениями».

Только Максим, в отличие от сыщика, явно не испытывал любопытства к вопросам, которые не были связаны с шахматами. Он снова пожал плечами в немом ответе – не знаю. Пока Гуров выбирал место на парковке рядом с кафе, Макс вдруг снова выдал новый логический домысел:

– Я ведь единственный наследник, а значит, единственный заинтересованный в смерти деда?

Лев Иванович молча кивнул. Мужчина продолжил свою мысль:

– Значит, я единственный, кто мог желать ему смерти. То есть, как это у вас называется, подозреваемый?

Гуров твердо ответил:

– Интерес не равно действие, Максим. Я не занимаюсь мыслями людей, только их поступками.

Он захлопнул дверь машины и зашагал к кафе, где уже за столами сидели гости. Макс, понурый, ссутулившийся, направился следом за опером.

Улучив минутку, когда гости уже начали прощаться после поминальной трапезы, Гуров пересел на освободившееся место рядом с Люсей и чуть небрежно поинтересовался:

– А Марине сообщили о смерти Олега Митрофановича? Что-то я не наблюдаю среди гостей эффектной блондинки.

На него уставились прозрачные глаза с капельками слез на белесых ресницах:

– Даже не упоминайте это имя, тем более здесь, на похоронах, когда мы прощаемся с Олегом Митрофановичем. Эта женщина ему никто, было бы странно приглашать ее на поминки.

Люся подхватила потертый ридикюльчик, поспешила к администратору кафе. Гуров откинулся на спинку стула и обвел взглядом в задумчивости последних гостей, которые пожимали руку Максиму на выходе. Да, искать эту Марину придется долго, слишком скудная информация – имя и работа в страховой компании, которых сотни в столице. Может, хоть она поможет понять, почему Олег Митрофанович принимал добровольно столько лекарств? К тому же если Журин принимал виагру, то явно был настроен на любовные встречи с этой женщиной. Пускай Максим говорит, что их общение по непонятной причине резко прекратилось, но он не жил вместе с дедом и мог быть не в курсе их отношений. Придется по совету криминалиста обратиться за помощью к участковому, который опечатывал квартиру и мог теперь дать доступ в нее для опера.

* * *

Районный РОВД и кабинет участковых Лев Иванович отыскал быстро. На участке, где располагался дом Журиных, за порядок был ответственным вполне приятный, совсем молодой парень, явно недавно после армии, судя по выправке и манере ходить чуть ли не строевым шагом. На просьбу полковника, еще и опера по особо важным делам, участковый откликнулся с великим энтузиазмом. Хотя Гуров, не желая его посвящать во все нюансы своего расследования, рассказал лишь о мигающей лампе и угрозе возможного пожара из-за некачественной проводки. Участковый мгновенно натянул шапку на короткий ежик волос и потряс ключами от квартиры:

– Конечно, я вам открою. Осмотрим и опять все опечатаем. Я жду, когда бумага придет по Журину, чтобы наследнику ключи передать.

По дороге паренек, взволнованный близким общением с таким важным визитером, болтал без умолку:

– Там столько странностей с этим Журиным. Вроде как и ничего интересного, пенсионер, ну что там может произойти, тем более непьющий. Ни драк, ни криков, я так-то всех своих дебоширов знаю на участке. С этим и знаком не был даже, первый раз полгода назад его увидел.

– А что случилось? – удивился Гуров, узнав, что мирный и интеллигентный Олег Митрофанович вдруг привлек внимание участкового.

Тот сдвинул форменную шапку на затылок, ткнул куда-то в сторону ветхих трехэтажек:

– Мальчишки из старых домов притащили мне сумку и потрошеный бумажник, нашли в кустах. Я по базе пробил и отнес старику. Он тогда пожаловался, что когда шел из аптеки, то его толкнул кто-то в спину, выхватил сумку и убежал. Украли всего ничего, пару сотен рублей, он поэтому не стал заявлять в полицию. Да к тому же через пару часов я сумку ему уже принес, все на месте было. Документы, лекарства не забрали, только деньги. Мелкий воришка или хулиган действовал. Жалко, рассмотреть его старик не успел.

– И что же здесь странного? Забрали деньги, а остальное содержимое выкинули вместе с сумкой, – возразил опер.

Участковый пожал плечами:

– Обычно стараются выжать из стариков по максимуму, деньги просят за якобы найденные документы. Представляете, для них же целая история потом мотаться по конторам, чтобы восстановить паспорт, пенсионное, проездной, ну и что там у них еще бывает. Пожилые, они обычно как дети, в полицию не идут, платят, сколько им скажут. Вот и считайте: за возврат документов, таблеток редких, карты банковской, ключей денег можно больше получить, чем из его кошелька. У меня так одна бабулька всю пенсию отдала за возврат карточки из поликлиники, уж очень она ей нужна была. Анализы какие-то важные, направление на операцию.

Сыщик прервал болтовню парня:

– Таблетки или другие лекарства были в сумке у Журина?

– Ага, – парень уже шагнул в знакомый подъезд. – Он же из аптеки шел, даже лекарства не тронули, так и лежала банка целая витаминов. Старик тогда еще обрадовался, ведь витамины купил какие-то дорогие. Он даже не надеялся, что грабитель их оставит в сумке. Хороший был дядька, спокойный. Заявлять не стал, чтобы темняков не разводить. – Тут паренек осекся оттого, что сболтнул уже лишнего, и засуетился у оклеенной бумажными полосками двери. – Ну вот, пришли. Вы открывайте сами, вот ключи. Надо, конечно, свидетелей, но мы же просто для безопасности пришли. Выемки, протоколы делать не будем. Выключим, и все, да? Не будем возиться свидетелей искать.

Опер кивнул в ответ, сил отвечать у него не было. При повороте ключа на него хлынула волна знакомого запаха: духи Лидии, впитавшиеся в стены, аромат дубового паркета, натертого воском, терпкий дух кофейных зерен, разложенных в небольшие вазочки в шкафах, лесной запах «Шипра», которым пользовался ее муж. От этой смеси, знакомых красных обоев в коридоре, виднеющегося в дверном проеме гостиной уголка плюшевого дивана у него застучало сердце, а к горлу подкатил сладко-горький комок. Участковый тем временем бесцеремонно прошелся по коридору прямо в обуви и исчез за поворотом, который оканчивался кабинетом ученого. Оттуда парень показался с удивленным выражением лица:

– Вы же говорили, лампа мигала, короткое замыкание! Но она даже в розетку не включена!

Обескураженный Гуров прошел в кабинет, с удивлением сам ощупал прибор. Действительно, ее шнур висел черной змеей вдоль ножки стола из отполированного дуба. Вилка болталась внизу. Сыщик несколько раз проверил все элементы, не понимая, как лампа могла мигать в выключенном состоянии. Квартира опечатана с момента смерти Журина, электроприбор даже не включен в сеть, а значит, зеленый свет за тяжелой шторой ему просто привиделся. Участковый тем временем прошелся по всем комнатам:

– Да у них тут и электроприборов кот наплакал, даже телевизора нет. Холодильник отключен, плита газовая, баллон я перекрыл.

Он не смог скрыть изумление, когда вернулся в кабинет и увидел, что сыщик по-прежнему крутит лампу в руках, все пытаясь что-то в ней рассмотреть. Прокашлялся смущенно, потоптался рядом:

– Это… товарищ полковник, я вас в подъезде подожду.

А Гуров вдруг почувствовал напряжение, которое так и вибрировало в голосе парня. Он резко развернулся и спросил:

– Ты чего испугался?

От неожиданного вопроса парень густо залился краснотой, задышал тяжело и прошептал:

– Квартира тут нехорошая.

– Что ты имеешь в виду? – Гуров шагнул поближе.

Высокий и крепкий парень, полный физической силы, явно был очень напуган. Он, то и дело оглядываясь по сторонам, зашептал:

– Говорят всякое, я соседей когда опрашивал после смерти старика, никто не хотел свидетелем идти. Говорят, демоны его мучили, и поэтому он кричать стал по вечерам страшно, а потом помер от мучений. До сих пор они здесь, в квартире, стонут.

– Какие демоны, ты чего несешь?! – от напряжения тяжелого дня Гуров вдруг вскипел и потерял свое привычное самообладание. Опер ухватил участкового за край форменной куртки и процедил: – Как бабка, сплетни собираешь? Огромный как бык, а душонка зайца. Никакие демоны Журина не мучили, понял? Он свою жизнь честно прожил и тихо, только добро людям делал.

– Да я знаю, знаю, – зачастил в ответ участковый, пытаясь вырваться из крепкой хватки мужчины. – Мне соседка их рассказывала. И что помогали всем, на лечение денег давали, на любую просьбу откликались. Только я сам, сам слышал!

Гуров отшатнулся и разжал хватку:

– Что? Говори, что ты слышал!

На лице парня отразились муки раздумий, он явно не знал, чего же больше бояться. Демонов, обитающих в квартире, или полковника, который одним словом может лишить его места в полиции. Он нервно сглотнул и решился на откровение:

– Я не верю в чертей и всякое такое. Но когда меня вызвали на труп, то пошел по этажам для опроса жильцов, ну и свидетелей найти для протоколов. А все отказались, все! Они говорили, старик страшно перед смертью кричал, на весь дом. По вечерам у него выл кто-то очень громко и страшно. Я тоже думал: глупости это все, полный подъезд стариков, вот и навыдумывали! А когда уходил и опечатывал двери, то оно там начало стонать и скрипеть. Я точно слышал! Квартира пустая была, тело уже увезли, там никого не было! Но там кто-то стонал! Не человек, а… а… из другого мира существо. Вы ведь тоже, тоже это видели! Сами сказали, что лампа мигала, а она даже в розетку не включена! Как она могла мигать, кто мог стонать в пустой квартире?! Это демон! Или привидение!

Парнишка испуганно обернулся на огромный портрет Лидии, который с веселой хитринкой смотрел на них со стены. Лев Иванович сжал кулаки. Его голос, спокойный и размеренный, прозвучал будто со стороны:

– Так, ты разговоры эти завязывай. Сам понимаешь, где ты служишь. За такое можно из органов вылететь в два счета.

– Я никому не расскажу, – насупился парень. – И вы тоже начальству моему не докладывайте, пожалуйста. У нас майор суровый мужик, чуть что не так, и рапорт об увольнении на стол.

Гуров смягчился, ну не виноват парень, что накрутили его соседи своими рассказами, а тут еще и звуки странные в квартире добавились. Он уточнил:

– Что-то еще странное происходило?

В ответ тот лишь помотал головой – нет.

– В гости к старику последние полгода приходила женщина, не встречал ее? Эффектная блондинка.

Парень снова помотал головой:

– Я вообще думал, что вот такая серенькая старушка – это его жена. Которая полицию вызвала после его смерти. Она все знала в квартире, где что лежит, а потом оказалось, что соседка. Просто ухаживала за ним, помогала по хозяйству. Больше никого не видел.

Опер сжалился над напуганным участковым:

– Ладно, если вспомнишь что-то, любую мелочь, то скажешь. Давай в подъезд, я еще пару минут тут проверю кое-что, и тоже на выход.

Оставшись один, он прошелся взглядом по длинным полкам с книгами. Стеллажи тянулись вдоль стен, туго набитые строем из книг и журналов. Как в настоящей библиотеке, здесь все делилось на отделы, он помнил это еще с тех времен, когда брал у Журиных книги каждую неделю, проглатывал за пару дней и шел за новой порцией. Вот стена с художественной литературой – здесь шли длинные ряды собраний сочинений, от классиков до зарубежных детективов, которые тогда были редкостью и доставались Лидией с огромным трудом через знакомых спекулянтов. Дальше полки пестрели обложками разноцветных журналов о моде, потертыми корешками редких изданий, огромными размерами иллюстрированных художественных альбомов – отдел книг Лидии. Одна полка на ее стороне была заполнена блеклыми книгами строго по размеру, там Максим хранил свои учебники по шахматам. Бабушка доставала единственному внуку все публикации и издания, что могла найти в столице, поддерживая его горячее увлечение. Третья короткая стена, ближе к окну и креслу, была заполнена фолиантами и книгами по специальности Олега Митрофановича. Здесь же Гуров и нашел то, что искал среди томиков книг. В деревянном декоративном паруснике из черного дерева, подаренном кем-то из гостей в качестве сувенира, Журин хранил визитки. Тогда это была редкость, глянцевые карточки с фамилией и должностью могли позволить себе лишь очень высокопоставленные личности. Сейчас же лодка была заполнена огромным ворохом кусочков картона почти до самого верха мачты. Лев осторожно снял сувенир и начал разгребать визитки. Та, что ему была нужна, лежала почти на самом верху. Марина Исаева, страховой агент компании «Русь», адрес, номер офиса, рабочий телефон. То, что нужно, теперь он сможет побеседовать с молодой пассией Олега Митрофановича и наверняка выяснит новые подробности, которые соседка Люся и Максим скрывают от него или просто не знают.

Пока участковый снова опечатывал дверь квартиры, Гуров просмотрел блокнот и вспомнил, что запланировал еще разговор с врачом, который обслуживал этот участок, а значит, мог знать, для чего Журин принимал столько препаратов при хорошем здоровье.

– Ты знаешь, где врач местный живет?

Парень охотно кивнул:

– Конечно, это соседка моя, Ольга Павловна. Хорошая женщина, никому не откажет. Правда, соседи наглеют и к ней чуть не по ночам шастают со своими болячками. Даже пьяные таскаются, чтобы капельницу им поставила, а она женщина мягкая, отказать не может. Я поговорил с такими клоунами, предупредил, чтобы не доставали ее. Пойдемте, она дома должна быть сейчас.

– Почему не на работе? – удивился Лев Иванович, время подходило только к окончанию рабочего дня.

– Больничный у нее, – объяснил участковый. – Упала неудачно, теперь вот дома со сломанной рукой сидит. Я ей в магазин и в аптеку бегаю после работы. Хорошая женщина, надо помогать.

Гуров шел молча рядом, размышляя, что участковый вполне разумный и доброжелательный парень и навряд ли его рассказ о криках в пустой квартире – попытка очернить как-то Журина или глупая выдумка. Не похож паренек на фантазера или сумасшедшего. Они почти и знакомы-то не были, единственная встреча произошла из-за украденной сумки и закончилась мирной договоренностью. И участковый, и Журин забыли успешно о происшествии.

Возле трехэтажной обшарпанной сталинки парень приподнялся на цыпочки и стукнул в окно:

– Ольга Павловна, к вам гости.

Дородная женщина в теплом халате и цветастой косынке на светлых кудряшках выглянула в окно:

– Андрюша, ты как рано! На обед пришел? Ты забежишь ко мне? Картошки почистить на суп надо, и пообедаем супчиком гороховым. Ой, – она смутилась, увидев незнакомца.

– Здравствуйте, – Лев Иванович сразу представился.

От его должности улыбка с лица женщины исчезла. Она перехватила здоровой рукой без гипса ворот халата у горла:

– А что случилось?

Сыщик ее успокоил:

– Просто формальность, расследуем обстоятельства смерти Журина Олега Митрофановича.

– Ох, я слышала. Кажется, сегодня прощание было и поминки, – женщина махнула пухлой ладошкой. – Вы заходите, чего через окно перекрикиваться?

В полутемном коридоре она кивнула на мягкий пуфик:

– Простите, что в квартиру не приглашаю. Не готовилась к гостям. У меня такая грязь с этой рукой – ни приготовить, ни чистоту навести.

Лев улыбнулся ее домовитости и начал задавать приготовленные вопросы:

– Понимаю, что без больничной карточки трудно припомнить все, но, может, получится? Можете сказать, чем болел Олег Митрофанович последние годы и какое лечение вы ему прописывали?

Женщина задумалась:

– Да ничего такого особенного, здоровье у него было отменное. Не курил, не пил, режим соблюдал. Правда, после смерти Лидии сильно сдал, даже на улицу перестал выходить. Но постепенно отошел, хотя одряхлел сильно, постарел сразу на пару десятков лет. Я ему объясняла, что в его возрасте важно каждый день не меньше часа гулять. Только Олег Митрофанович шутил в ответ, мол, в столице такой уровень загазованности, что прогулка быстрее приведет к смерти, чем затворничество дома. Конечно, были обычные болячки возрастные. Суставы уже не те, сосуды плохо работают, от этого давление на погоду скачет. Жаловался на головные боли, по большому счету ничего критичного. Я ему прописала таблетки для понижения давления. Он набрал вес, пока дома горевал по жене, и, конечно, даже от коротенькой прогулки мучился. Придет весь красный в поликлинику на прием, отпыхивается. Правда, потом скинул вес, расходился, и проблема ушла сама собой. Последний раз, когда приходил на прием, вообще молодцом держался, как огурчик! Выбритый, с прической, попросил витамины ему посоветовать, какие получше. Я написала рецепт – очень хорошие, для общего тонуса. Там ничего особенного, немного витамина Д, магний, витамин В. Такие дети принимают для иммунитета.

Женщина вдруг прислонилась к косяку, прикрыла глаза и покрутила головой в недоумении:

– Вообще не понимаю, почему у него сердечный приступ случился? Уж что-что, а сердце у него было здоровое. Ведь жена его, Лидия, о супруге заботилась, все обследования и профилактические курсы он проходил каждый год. Все умеренно, питание диетическое, никаких излишеств, вредных привычек. Лидия очень умная и заботливая была женщина. Во всех новинках разбиралась, и связей по Москве куча. Так что они у лучших специалистов всегда лечились. А как одевалась, держала себя – настоящая королева! Думали, Олег Митрофанович следом за ней уйдет, так тосковал он по жене. Только выбрался, и вот надо же… Смерть очень неожиданная.

– Витамины как назывались? – Гуров достал блокнот и ручку.

– Самые обычные, – женщина нахмурилась. – Витропро называются, я и сама их пью. – Она вдруг побледнела. – Вы что, меня хотите обвинить, что я старика до смерти довела? Товарищ полицейский, да клянусь, и в мыслях такого не было. Я же и Лидию, и Олега Митрофановича знаю почти всю жизнь. Они и на свадьбе у меня гуляли, Лидия тогда подарила сервиз чешский, дефицитный. Ребятишкам они устраивали сказку, в костюмах Деда Мороза и Снегурочки с подарками ходили по соседям. Я уколы ей ходила делала, когда она с раком слегла. До последнего голубушка держалась, не позволила себе ни дня расслабиться. Сил когда у нее не было, она меня просила губы ей помадой накрасить и духами любимыми попшикать. Олег Митрофанович под дверью спальни, как собака, сутками без еды и воды сидел до самой ее смерти. Да зачем мне такому хорошему человеку вредить, у него и без меня горе страшное! Да как… как вы подумать такое могли! – у женщины хлынул поток слез.

Лев попытался объяснить ей, что ничего криминального не имел в виду, но она не слышала, захлебываясь в рыданиях:

– Я так рада была, что Олег Митрофанович ожил, помолодел, витаминки сам попросил. Я ему рецепт написала и объяснила, как пить, похвалила его. А тут… И вы потом…

За спиной кто-то тяжело задышал:

– Ольга Павловна, я вот хлеба свежего… – Участковый осекся при виде плачущей женщины.

Он с удивлением и растущим возмущением переводил взгляд с Гурова на врача. Лев Иванович вздохнул: как иногда тяжело общаться с людьми, которые его работу оперуполномоченного воспринимают лишь как желание повесить на кого-нибудь обвинение в смерти человека. Он громко, стараясь докричаться до плачущей женщины, пояснил:

– Никаких обвинений нет. Просто так же, как и вы, удивлен внезапной смертью Журина.

Врач затихла, лишь всхлипывала тихонько. Она бросила тревожный взгляд на участкового:

– Говорят, что Олег Митрофанович страшно кричал перед смертью. Только при жизни он тишайший человек был. Андрюша, ты не рассказывал про звуки в квартире?

Парень опустил глаза в пол:

– Рассказал.

Решив, что от свидетелей больше важной информации не получить, опер попрощался и направился дальше по намеченному плану. Гуров зашагал обратно, к припаркованной возле дома Журиных машине. В ранних осенних сумерках шел он медленно теперь уже не от наступающей ностальгии. Сейчас голова его кипела от размышлений: «Значит, не только мигающая лампа, но еще и странные звуки в пустой квартире». Только сейчас привидение, демон, или что это было, вызывало у него злость. Он найдет причину всех явлений и докажет соседям, что никакие демоны не одолевают жилище его любимых стариков, не позволит чернить их имена после смерти.

На подходе к дому слух вдруг резанули знакомые переливы мужского баритона, буквально несколько нот – и тишина. Гуров бросился бежать, остановился у подъезда, задрав голову на окна квартиры Журиных. Что за чертовщина снова?! Он мог поклясться, что перед поворотом за угол услышал несколько громких нот из любимой оперы старика, которую тот ставил играть на старом патефоне. Эти мелодии он слышал сотни раз, когда Лидия взялась изучать итальянский. И даже спустя столько лет легко узнал и голос, и кусочек арии.

Неожиданно за стеклом в квартире мелькнуло что-то, задев тяжелую штору. Лев Иванович еще несколько секунд стоял, застыв и всматриваясь в темноту пространства за окном. Занавесь качнулась раз, другой, третий, замедляясь, и застыла красивой складкой. Сыщик сжал кулаки и пошагал к машине. Он гнал на высокой скорости до отдела, потом стремительно бежал, перескакивая через ступеньки, вверх до третьего этажа. Лишь ткнув дверь кабинета, выдохнул после своего забега:

– Завтра вскрываем квартиру Журина! Нужны дополнительные выемки вещдоков, чтобы поймать это привидение. Я Зубаревой скажу, чтобы предписание приготовила, а ты сам съезди и все осмотри. Что там за полтергейст шарится?

Зимин, снова в растянутом трико и потрепанных тапках вытянувшийся на рабочем диванчике перед ноутбуком, кивнул сонно:

– Есть, товарищ полковник, обнаружить завтра привидение.

Глава 3

Следующий день оперативника по особо важным делам Гурова начался в такой же суматошной спешке. Расследование смерти старика никак не отменяло дел, которые у него были в производстве. Поэтому Лев с утра выдал задание следователю и оперу, что занимались смертью Журина, чтобы они получили разрешение на повторный осмотр квартиры и собрали выездную бригаду. Сам же занялся текучкой оперативно-разыскной деятельности: контакты с информаторами, изучение уже собранных материалов, чтобы найти зацепку и понять, куда двигаться дальнейшему розыску. Несколько выездов со свидетелями, опросы, очные ставки, и наконец Крячко устало вздохнул:

– Обед пропустили, Лева! Сворачивай работу.

Гуров же вдруг выдал:

– Я сегодня в другом месте пообедаю, так что давай без меня. Передай там Зубаревой, что к четырем на осмотр квартиры подъеду, пускай подождут.

Напарник фыркнул:

– А вы, Лев Иванович, за троих пашете, а зарплату за одного получаете. Обеды таинственные, еще и чужие дела распутываешь. Смотри, как бы не пришлось, как Зимину, диванчик и тапки в кабинете заводить.

Очередную шутку Крячко сыщик дослушивать не стал. Выскочил из кабинета и через минуту уже сидел в машине. Как только двигатель заурчал, водитель нажал на газ и направил автомобиль по выбранному маршруту к одному из неприметных многочисленных зданий в центральной части Москвы. Здесь, в серых коридорах безликой бетонной постройки, где раньше заседали советские бюрократы, теперь расположилось огромное количество офисов. Двери пестрели россыпью табличек и указателей от совсем уж невнятных ООО «Оргтехсанб» до «Шары для праздника». Нужный кабинет он отыскал на одном из верхних этажей за очень скромной дверью из побитого пластика с выцветшей табличкой СК «Русь».

Оперативник без стука толкнул обшарпанную преграду и шагнул внутрь. На него с любопытством взглянули три пары глаз. Крошечный кабинет занимали три потрепанных стола с мониторами, за которыми скучали страховые менеджеры. Две из них были неуловимо похожи: одутловатые увядшие лица, короткие стрижки, немаркие темные трикотажные кофточки и легкое раздражение во взгляде при появлении непрошеного посетителя.

– Туалет только для сотрудников, – резко протянула одна из них, даже не дожидаясь вопроса Гурова.

Лев поймал взгляд третьей сотрудницы, высокой худощавой блондинки с ярким макияжем. Женщина показалась ему неуловимо знакомой. Посетитель галантно склонил голову:

– А я по делу, к Марине. Помните? Гуров. Договаривались с вами о встрече для оценки.

У блондинки брови поползли вверх в удивлении, хотя она тут же взяла себя в руки и защебетала:

– Ах да, да, припоминаю. Давайте сейчас пройдем в одно миленькое местечко и все обсудим. На моем основном рабочем месте, к сожалению, сейчас идет ремонт, поэтому временно приходится трудиться вот в таких стесненных условиях.

В этот момент одна из коротко стриженных насмешливо фыркнула и переглянулась со второй сотрудницей. Та поддержала ее ухмылкой. Блондинка уже натягивала короткую норковую шубку, не замечая их ужимок. Она изо всех сил улыбалась неожиданному клиенту:

– Буквально пара этажей, и будет очень уютная кофейня, обед почти закончился, так что там нам никто не помешает.

Она суетливо сгребла со стола какие-то бланки и застучала каблучками к выходу, гордо вскинув подбородок под глумливыми взглядами коллег по кабинету. При тусклых лампах в коридоре она подслеповато прищурилась, пытаясь узнать визитера:

– Извините, напомните, страхование какого имущества вы планировали?

– Самого важного, – улыбнулся опер и подставил руку женщине.

Та бросила кокетливый взгляд, подала ему руку в замшевой перчатке и больше вопросов потенциальному клиенту не задавала. А тот получил возможность рассмотреть женщину поближе: лет пятидесяти, когда-то была красавицей с точеными чертами лица, но сейчас возраст взял свое; локоны выжжены до белизны и посечены искусственной завивкой; яркий макияж менял черты лица так, чтобы губы выглядели больше, а огромные стрелки удлиняли глаза. Вдруг Льва осенило, и он понял, кого же ему напомнила страховой агент, – Лидию! Исаева Марина выглядела как плохая копия Лидии Журиной, будто ребенок или карикатурист нарисовал ее портрет, исказив слегка все черты образа богемной дамы. Те же локоны, но с налетом неряшливости, элегантный наряд, но из дешевых материалов и с безвкусными огромными украшениями. Даже тонкий нос был искусственно вытянут темным тональным кремом. Эту маску – имитацию образа Лидии – Лев рассмотрел подробнее, когда они уселись за стол рядом с панорамным окном кофейни на первом этаже. Когда из кармана показалось удостоверение оперуполномоченного, широкая улыбка мгновенно растаяла на лице у женщины. Марина сухо поинтересовалась:

– Чем обязана вниманию полиции?

Лев Иванович выдержал долгую паузу и произнес:

– Журин…

Женщина раздраженно вздохнула:

– Ну и что Журин? Был такой клиент, почти клиент, так и не стал им. Хотел оценить скульптуры своей жены и застраховать. Я здесь при чем?

– Он умер. – Гуров не сводил пристального взгляда с женщины. Даже через слой макияжа было заметно, как кровь отхлынула у нее от лица при новости о смерти Олега Митрофановича.

Хотя Марина быстро пришла в себя:

– Я к этому никакого отношения не имею, сделка не состоялась. Клиент, как говорится, «соскочил» без объяснения причин. Даже до оценки скульптур не дошло дело.

– Поэтому пришлось просто ходить на чаепитие к Журину несколько раз?

Яркая маска исказилась от злости, женщина окончательно потеряла светский лоск. Искривленные губы прошипели:

– Выпить чаю мужчине и женщине уже запрещено законом? Я свободна, он – тоже, почему бы и не пообщаться не на рабочие темы?

Гуров развел руки в стороны:

– Никаких проблем, я даже рад, что вы скрасили его последние дни женским вниманием, это приятно в любом возрасте. – Тон его стал стальным. – Проблема в том, что после знакомства с вами совершенно здоровый пожилой мужчина скоропостижно скончался.

Пожилой мужчина?! Да ему было за семьдесят – в голубых глазах метался страх, который не могли скрыть ни пышные веера нарощенных ресниц, ни густой слой теней на веках. «Страх – лучший инструмент для опера», – в голове всплыла еще одна из самодельных поговорок Крячко. И Лев мгновенно этим инструментом воспользовался, чтобы не упустить возможность заполучить важную информацию. А в том, что она важная, он был уверен. Не зря Исаева так напугана – она что-то скрывает. Опер перехватил руку женщины и крепко сжал запястье:

– Вот что, гражданка Исаева, сейчас поднимемся наверх, вы возьмете все документы по Журину, а потом проедете со мной в отдел и дадите показания о ваших встречах. Когда, где, сколько раз. Официально, раз частный разговор вас не устраивает и вы отрицаете, что были в любовных отношениях с Журиным. Расскажете все под протокол, как свидетель, в рамках расследования смерти Журина. Пока как свидетель.

Угроза подняться наверх и под взглядами спесивых коллег отправиться на допрос в полицию подействовала на женщину словно удар хлыста. Гуров бил наугад, но попал точно в яблочко. Она заерзала на стуле, покрываясь алыми пятнами:

– Да какие отношения? Выдумка этой назойливой пенсионерки из соседней квартиры. Уверена, она сама мечтала стать хозяйкой в пятикомнатной квартире в центре столицы. Серая мышь так и грезила, что станет женой ученого и наконец купит себе приличную шубу вместо совкового пальто. Да, Олег Митрофанович после знакомства начал проявлять ко мне интерес. Он пригласил на чай, потом еще раз. Были запланированы прогулка и поход в театр. Это была его инициатива, а я ответила на мужской интерес, и ничего более. Но ничего между нами не было, ничего. Олег вообще прекратил наше общение без объяснений. Резко и неожиданно. После нескольких встреч на его территории он однажды написал странное сообщение. Там была куча комплиментов, каких-то слов, смысл один – больше не увидимся.

– Покажите, – Гуров протянул руку к телефону.

Тут же Исаева с обидой надула губы:

– Вот еще, нужен он мне, сохранять его сообщения. Мне хватает поклонников. Я из жалости к старику общалась с ним, он же мне в отцы годится или даже в дедушки.

– Давайте паспорт, – Гуров кивнул на лаковую сумочку.

Узловатые пальцы вцепились в тонкие потрепанные ручки:

– С собой нет, дома оставила. Зачем мне на работе паспорт?

– Хорошо, – легко согласился ее собеседник. – Тогда сейчас поднимемся наверх и возьмем копию вашего паспорта. Ведь она должна храниться среди рабочих бумаг, не правда ли? В отделе кадров. Он в этом же здании?

Женщина сжала зубы, щелкнула замком, и по маленькому столику полетел документ с красной обложкой. Не торопясь, Гуров раскрыл его и сделал несколько снимков на свой смартфон, изучая фото женщины. Она основательно потрудилась, чтобы стать похожей на Лидию Журину. Помимо макияжа, Марине пришлось осветлить и завить прямые темные волосы, она каким-то образом сильно изменила форму бровей и, кажется, похудела почти на десять килограммов, чтобы получить аристократические изящные скулы своего прототипа. Прежняя Исаева была аппетитной восточной красавицей с лентой черных прядей и томным тяжелым взглядом. Ему пришлось долго вглядываться, чтобы понять, что женщина перед ним и фото на паспорте – это один и тот же человек. И теперь был известен возраст! Вот что она скрывала от Гурова и почему так упорно утверждала, что документов с собой не носит. Кокетка и молодящаяся красавица Марина Исаева не хотела, чтобы хоть кто-то знал, что ее возраст уже перевалил за пятый десяток. Короткие пальцы с ярким маникюром нетерпеливо тянулись к паспорту:

– Мне пора идти.

После того как тайна ее возраста и внешности стала для опера явной, женщина будто погасла. Она смотрела вниз, больше не поднимала кокетливо брови и не надувала губы. Робко смела документ в сумку и поплелась обратно в офис даже без дежурного прощания. А Лев Иванович застыл над своей чашкой в размышлениях, как ему открыть все тайны вокруг смерти старика. Разговор с Исаевой почти ничего ему не дал, но ее испуг и бурная реакция наводили на мысль, что знакомая Журина скрыла какие-то факты об их общении. От размышлений отвлек телефонный звонок, следователь Зубарева назидательным тоном протянула:

– Лев Иванович, мы уже у подъезда Журина, сейчас будем открывать квартиру. Вы же хотели тоже поучаствовать. Нам ждать вас или нет?

Гуров рассчитался мгновенно и поспешил к машине, чтобы успеть на оперативное мероприятие. Перед машиной замелькал грязный асфальт московских улиц, поток машин зашуршал вокруг. Привычные пробки и переполненные полосы переключили его с мучительных размышлений на ловкие маневры в потоке транспорта. И все же краем глаза Лев успел зацепить в зеркало заднего вида грязно-белую иномарку с побитым передним бампером. Она то и дело вызывала недовольство остальных водителей, перестраиваясь из ряда в ряд без причины, провоцируя неожиданными скачками возмущенный перезвон клаксонов. В другой раз сыщик бы проверил, случайность это или его кто-то преследует, но сейчас времени проверять маршрут прилипчивой побитой «белянки» не было. Он припарковался у дома Журиных и поднялся на нужный этаж. Валерка Веснин с энтузиазмом бросился навстречу:

– Ну что, Лев Иванович, что ищем, что изымать?

– Лекарства. Все, которые найдете. Их на исследование в лабораторию. Так, – он дошел до кабинета и ткнул в лампу. – Прибор тоже криминалистам на исследование.

Гуров шел по знакомым комнатам, внимательно подмечая любые изменения. Только их почти не было, вещи Лидии до сих пор висели в шкафу, будто хозяйка просто вышла на прогулку из дома, а не лежала уже восемь лет в могиле. Он замер в мастерской скульпторши, обводя взглядом полки, на которых расположились ее произведения. Где она, его любимая скульптура? Белоснежные фигуры мужчины и женщины слились в вечном поцелуе, она запрокинула голову, открывшись своему любимому без страха, а он наклонился над женским телом, растянул свой плащ, защищая ее от всего мира. Когда-то Лев завороженно рассматривал каждый изгиб двух статуй, и при этом ему казалось, что они вот-вот оживут – вздохнут и встрепенутся от движения навстречу друг другу. Но чудесной парочки, небольшой и хрупкой, высотой чуть больше полуметра, что всегда стояла на подоконнике, переливаясь белизной мрамора под лучами солнца, на месте не было. Сыщику показалось, что в помещении после стольких лет будто стало просторнее. В его воспоминаниях раньше скульптуры теснились вдоль стен, по углам, вытягивались вверх на каждом свободном пятачке. Все-таки Лидия была очень плодотворна в своем творчестве, во время приступа энтузиазма женщина проводила в своей мастерской почти все время, не обращая внимания на домашних. После многодневной активности она теряла интерес ненадолго к своим работам, почти не заходила в мастерскую, отдыхая от нее в светских выходах и домашних хлопотах. Потом что-то вдохновляло ее снова, это мог быть поход в театр, прочитанная книга или выставка, и случался новый творческий «запой» длиною в несколько дней.

Лев задумчиво прошелся вдоль полок, всматриваясь в рисунок древесины. Он коротко подозвал Веснина:

– Лейтенант! Посмотри. Замечаешь что-нибудь интересное?

Валерка, будто молодой щенок, с любопытством тоже кинулся исследовать полки. Он старательно наклонил голову, рассматривая гладкую полированную поверхность под разными углами:

– Пыли немного совсем, Лев Иванович. Уборку кто-то в квартире делал, может, домработница? Тогда у нее доступ в квартиру мог быть, ключи? У нас в протоколах вроде нет никого, только внук и соседка.

Опытный коллега покачал головой:

– Вместо домработницы соседка ухаживала за стариком и квартирой. Нет, другое. Посмотри, если вот так голову наклонить, чтобы свет падал по касательной. Попробуй.

Лейтенант послушно повернул набок голову и тут же восхищенно протянул:

– Ух ты, следы! Вмятинки в дереве от чего-то тяжелого! И так много!

Лев обвел глазами мастерскую:

– Вот именно! Много! Скульптур было гораздо больше, и они стояли достаточно долго, чтобы своей тяжестью оставить следы на деревянных полках. То есть пропала часть произведений Лидии Журиной. Сейчас нужно посчитать и сфотографировать количество отметин, сделать опись всех предметов искусства, скульптур, что сохранились в квартире.

Следователь, которая корпела над бумажками в коридоре, тут же оживилась:

– Новая версия, Лев Иванович? Ограбили квартиру и при этом напугали старика до смерти? Надо срочно отправляться по антикварным лавкам и коллекционерам – искать похищенное. Если узнаем, что именно грабители вынесли. Должна же быть опись или реестр произведений? Есть оценка стоимости этих скульптур?

С досадой сыщик нахмурился в ответ на ее вопросы. Он точно знал, что нет никакого каталога или даже примерного перечня произведений, созданных Лидией. При жизни женщина относилась к ним легко, продавая и раздавая без сожалений. Регулярно в квартире Журиных появлялись грузчики, которые бережно упаковывали очередную скульптуру в специальные ящики, обкладывали тканью и соломой для перевозки, а Лидия даже не провожала взглядом свое творение. Она знала всегда, что вдохновение к ней придет, а пустое место в мастерской будет занято новой фигурой, застывшей в вечном движении. Вчера он узнал, что после ее смерти единственная попытка супруга задокументировать наследство талантливой скульпторши закончилась неудачей. Внук ничем, кроме черно-белой доски, не интересовался, а соседка… Люся и есть Люся, ее хватило лишь на стирание пыли с полок в мастерской. Установить ущерб, да еще и оценить его, невозможно. Гуров предложил:

– Давайте начнем с консультации у эксперта. Найдите оценщика, пускай осмотрит все скульптуры в мастерской. Нам надо хотя бы примерно узнать стоимость. Может быть, он подскажет, где могут всплыть произведения Журиной, как определить авторство. Продано было много ее скульптур в советское время, поэтому даже если и найдем украденное, доказать факт кражи, а не покупки будет трудно. Нужен опытный оценщик из этой сферы.

Только азартная Зубарева уже словно собака почуяла след: она обходила по периметру комнату, подсчитывая количество сохранившихся фигур и композиций. Глаза у следователя светились от воодушевления, все-таки возможное ограбление, хищение предметов искусства в особо крупных размерах – это совсем другое дело, громкое и весомое, а не смерть обычного пенсионера. Только с тоской вздыхал лейтенант Веснин, понимая, что все тяготы нового поворота расследования лягут на его плечи, а вернее ноги, которыми придется обежать половину города в поисках пропавших скульптур. Что следователь? Пиши поручения оперу да спрашивай потом отчеты, а у оперуполномоченного основная работа – это беготня, беседы с фигурантами дела, поиски улик. Гуров осмотрелся: вокруг кипела работа – полицейские проводили осмотр, заполняли бумаги, выносили лекарства и предметы, на которые он указал. При виде зеленой лампы в чужих равнодушных руках у него екнуло сердце. Сотрудники несли не просто улику для исследования криминалистам, а кусочки его юности. Тот уютный теплый мир вдруг рухнул, разлетелся на узорчатые осколки. Сейчас по его приказу эти милые вещицы покидали навсегда свои обжитые места, снова напоминая, что их владельцы мертвы и не могут защитить свою квартиру от вторжения чужаков, пусть даже и с добрыми намерениями.

Из-за укола совести опер буркнул Веснину и Зубаревой, что ему пора идти, и зашагал как можно быстрее из квартиры. На площадке его встретил взгляд прозрачных выцветших глаз Люси. При виде Гурова пожилая женщина побледнела, вздрогнула и исчезла за дверью своей квартиры. Отчего его снова окатило чувством вины: как же больно видеть этой одинокой пожилой женщине, что вещи ее близких людей, ее друзей покидают родное жилище! А милый Левушка, который почти каждый день пользовался их гостеприимством, вдруг выступил в роли безжалостного патологоанатома, что препарирует мертвое тело для выяснения причин смерти. Недаром врачи считают плохой приметой проводить операции своим родным, все-таки сложно в такие моменты разделять чувства и разум. Перед глазами у Льва снова мелькали воспоминания о Лидии, как она в той самой мастерской сидит часами, работая с густой массой. Лев до сих пор не знал, что это было – гипс, глина? Он помнил лишь порхание длинных пальцев, под которыми бесформенная вязь вытягивалась в изящные линии, приобретала очертания, превращаясь в человеческое тело. Молодой человек первое время часто приходил наблюдать за работой скульптора, любуясь каждый раз невероятным волшебством превращения бесформенной массы в оформленное застывшее движение. Он смотрел во все глаза, замирая от ощущения жизни в белых застывших переплетениях рук и ног. Лидия была не против, так как Лев не мешал вопросами или разговорами, а только подолгу не сводил глаз, как ребенок, завороженный невероятным фокусом.

Увлеченный воспоминаниями опять, опер сам не понял, как оказался на нужном адресе. В себя его привел грохот металлических ворот, что перегораживали дорогу во двор элитного жилого комплекса. Резкий звук вернул сыщика в реальность, и он вспомнил, зачем же сюда приехал. Ему нужна беседа с Мадам Кэт – в миру Носова Екатерина. Это была ничем не выдающаяся на первый взгляд пенсионерка, которая жила отнюдь не на скромную пенсию в одной из квартир престижной застройки в центре города. Неприметная ухоженная женщина пенсионного возраста, чьи соседи даже и не догадывались об источнике ее достатка. Лишь Гуров знал, откуда у Мадам такие доходы, и даже сам лично когда-то предложил ей сделку для такой жизни. Мадам, известная в высших кругах сутенерша и сводница, тогда согласилась сдать свои связи, тайны постоянных клиентов полиции, а в обмен получила самое важное – свободу вместо грозящих ей пары десятков лет за решеткой по обвинению в занятии организованной преступностью. К тому времени Мадам уже заработала достаточно средств, чтобы сменить имя и обеспечить свое исчезновение из мира депутатов, бандитов и олигархов. Поэтому на сделку с оперативником пошла быстро, отходные пути были заготовлены ею давно. Лев Иванович Гуров, тогда еще майор уголовного розыска, лично отдал фигурантам своего расследования фальшивое свидетельство о смерти Носовой. С тех пор он изредка запрашивал возвращение долга от нее в виде консультаций. И сейчас надеялся, что именно Мадам поможет ему разузнать побольше о несостоявшейся невесте Журина Марине Исаевой. По договоренности с Кэт приезжал всегда опер без предварительных звонков, так как бывшая сутенерша до сих пор бдительно относилась к своей безопасности. Даже под чужим именем, спустя больше пяти лет новой жизни, она не допускала общения по телефону и требовала соблюдения правил конспирации. Поэтому пришлось оставить свою машину за оградой, пройти через арку, затем обогнуть дом вдоль ограды и только потом нажать домофон второго бокового входа, которым пользовались в основном жильцы комплекса.

– Тетя, это я – племянник с лекарствами.

После кодовой фразы запиликал переливами кодовый замок, впуская Гурова внутрь. Он зашагал по тропинке из плит к дому, как вдруг сильно оступился и неловко упал на колено, едва успев опереться на руки. Осенняя грязь налипла на ладонь, и пришлось хлопать по карманам куртки, а потом счищать ее найденным платком. Пока он ворчал под нос и оттирал грязные полосы, его глаза внимательно осматривали пространство за высоким металлическим забором. Краем глаза через ресницы опер наблюдал за фигурой, которая торопливо, пригибаясь, ретировалась в жидкие кусты, явно чтобы он ее не заметил. Опытный сыщик еще после появления на дороге иномарки с разбитым бампером усилил внимание и фокус с падением провернул специально, чтобы убедиться в своем предположении – за ним следят. Сейчас же он оказался прав. Теперь, когда он вышел из машины, его преследовала уже не иномарка, а человек. Рассмотреть своего наблюдателя в надвигающейся вечерней черноте не удалось, преследователь разумно сбежал из-под луча фонаря в гущу придорожных кустов.

Лев сделал вид, что рассматривает рукав, а сам чуть повернул голову в другую сторону, высматривая возможность незаметно проникнуть в дом. Кто бы ни был его преследователь, безопасность Мадам важна, и нельзя выдать, в какой из домов или подъездов огромного комплекса он направляется. Тут на дорожке въезда он увидел свое спасение: огромный джип вкатился в распахнутые ворота и медленно полз по двору в сторону стальной шторы подземной парковки с торца первой постройки. Именно там был въезд в цокольный этаж, а внутри из него вела сеть лифтов, которые развозят состоятельных владельцев в их квартиры, чтобы не было нужды выходить наружу. Гуров припустил бегом к машине, успел обогнуть ее сзади и одним прыжком повис на толстом крепеже зеркала, уперев левую ногу в ступеньку рядом с дверью кабины. Водитель за рулем, увлеченный маневрированием, даже не заметил случайного пассажира снаружи. Спешащим мимо прохожим со стороны улицы могло показаться, что высокий мужчина на асфальтированной дороге у центрального входа в жилой комплекс просто внезапно исчез, будто растворился в воздухе. Но никто не обратил внимания на такое незначительное происшествие, все спешили домой, спасаясь от промозглого воздуха сентября. Оказавшись внутри проезда в гулком подземном пространстве, Лев разжал руки и шлепнулся полубоком на бетонный пол с подножки. Подскочил, отряхнул одежду и свернул тут же к боковой линии из припаркованных машин, чтобы по указателям выйти к нужному лифту.

Когда он наконец выпутался из переходов паркинга и поднялся на нужный этаж, его уже ждали. Мадам Кэт в теплом халате и толстых носках, сонная, с всклокоченными волосами, встретила его в дверях недовольным ворчанием:

– Что так долго? У меня режим, сейчас должен быть отход ко сну. Я вообще-то к семи утра на йогу езжу и в бассейн.

Опер отмахнулся:

– Я ненадолго. – Он с порога показал фото паспорта Исаевой. – Вам эта женщина знакома? Марина Исаева.

Мадам нацепила очки на нос, всмотрелась в снимок на телефоне и вдруг захихикала:

– А я говорила, что Стрекоза эта долетается, допорхается. Что, попалась с чем-то Маринка?

Заметив удивление на лице сыщика, который не ожидал, что скромный страховой агент окажется отлично знакомой сутенерше элитных девочек, Мадам махнула рукой в сторону огромной светлой кухни:

– Пошли, за пять минут не перескажешь. Кофе тебе сделаю и про Стрекозу припомню все в подробностях. Я давно жду, когда эта заноза вынырнет. – Она покосилась на одежду Гурова. – Только умойся в ванной, а то чумазый весь какой-то. У меня клининг вылизал только вчера все до блеска.

На кухне Лев аккуратно расположился в глубоком кожаном кресле и с наслаждением сделал несколько глотков крепкого кофе, пока пожилая женщина со смешками рылась в гардеробном отделении. Она, довольная, вывалила на стол кипу фотографий из помятой обувной коробки:

– Вот, не зря храню свой архив. – Пенсионерка снова натянула очки и принялась перебирать стопку фотографий молодых женщин. – Это сейчас смартфоны, интернет. Раньше я девочек отводила к проверенному фотографу, и он делал им специальные снимки. Ну, ты понимаешь, чтобы все было соблазнительно. Минимум одежды, максимум тела. В белье, без белья, попка, грудь, бедра, морда, чтобы все в лучшем виде. Клиент выбирал по этим снимкам, для каждой девицы делали целый альбом со всех ракурсов. У твоей Исаевой тоже был такой альбомчик. Вот она, Маринка-Стрекоза!

Перед Гуровым легла стопка из десятка цветных студийных фото. С них загадочно смотрела молодая брюнетка с длинными волнистыми волосами до пояса. И это была почти единственная ее одежда, если не считать экзотической повязки с монетками на широких бедрах. Сыщик с трудом узнал в восточной красавице свою сегодняшнюю собеседницу. Довольная же Мадам схватила свою чашку с чем-то неаппетитно-зеленым, но, видимо, очень полезным, и азартно принялась вспоминать:

– Одна из моих первых, я тогда набирала девчонок прямо возле театралки, кто на экзаменах провалился. Вот и эту фифу я там приметила. Рыдала в три ручья на крыльце, когда свою фамилию в списках не нашла. Маринка не поступила в театральный, срезалась на вступительных и в свою деревню возвращаться коровам хвосты крутить не хотела. Запросов у нее было выше крыши, девчонка хоть и без мозгов, но мечтала жить красиво. Все деньгами только мерила, так что сразу сообразила, что почем. Это не ее выбирали, а она – с кем пойти. Девственница была. Как сейчас помню, ее первую ночь купил один рыбный воротила. Везла Стрекозу в гостиницу и налюбоваться не могла. Никакого тебе разврата, пошлятины. Ни чулок, ни сисек в декольте, – Мадам хрипло расхохоталась. – Волосы распустила, только реснички подкрашены, платье белое, глазки в пол и румянец во все щеку. Под платьем грудь наливная колышется, зад крепкий, как у коровы. Все чистенько, кремом и духами полито. Невеста, а не шалава. – Кэт вдруг зло сплюнула прямо на белую мраморную плитку пола. – И ведь он женился на ней после той ночи! Три года Стрекозы видно не было, старика своего доила. Как рыболов помер, так Маринка снова ко мне. И по отработанной схеме – девственница, первая ночь с богатым старикашкой и свадьба. Она три раза так замуж выскакивала за моих клиентов. Мы поэтому ее и прозвали Стрекозой. Несколько лет проматывает наследство, а потом снова бежит цеплять очередного муравьишку, чтобы его заработанное захапать. Правда, третий ее мужик оказался с крутым нравом и длинными руками.

Бывшая сутенерша оттянула воротник халата и показала длинные шрамы на шее и плече:

– Устроил мне пыточную камеру за Мариночку. Своих уродов натравил, они меня на ремни чуть не порезали. Тогда-то правду я и узнала, беседа у нас с ним была длинная, пока из меня кровь текла ручьем, как из свиньи вспоротой. Эта недоделанная актрисулька штопала свою девственность каждый раз у подпольного гинеколога. А на вызове корчила из себя святошу перед клиентами, жалилась им, что бандитка и изверг Мадам заставила ее отрабатывать под мужиками долг, который она брала якобы для лечения больной мамочки. Тварь! Поэтому старикашки все велись как один, женились на бедняжке и думали, что нашли жемчужину в навозе. На третьем она прокололась, так плакалась, что муженек решил мне за страдалицу отомстить. Вот тогда я ей подпортила сладкую жизнь. Мне тот, третий, сутки дал. Я мамашу Маринкину, здоровую, из деревни привезла и муженьку предъявила. Она подтвердила, что от дочки ее уже лет десять ни копейки, ни звонка. Гинеколога привела, что ее дыру зашивал несколько раз. – Женщина стукнула кулаком по стопке с фотографиями. – И снимки эти для работы тоже предъявила. Мужик оказался не дурак, понял, что его обманули. Выгнал он Стрекозу после такого голую на улицу, все до копейки отнял, даже то, что у нее от других браков осталось. Напустил своих юристов, и они ее как кость объели до последнего кусочка. Стрекоза ко мне со слезами кинулась за новым мужем. Каждый день у офиса караулила, в ногах валялась, прощения просила, умоляла в последний раз ей найти старичка, обещала отработать все в тройном размере. Тогда я ей прямо сказала, когда надоело на ее сопли смотреть: «Старая ты уже для нашего бизнеса». У нас ведь как в гимнастике художественной: дело к тридцатке, и на пятки уже молодухи наступают. Свежие, упругие, голодные до денег. Они за штуку баксов такую гимнастику устроят, будут всю ночь на нем скакать. Стрекозе за ними уже не угнаться тогда было, ей четвертый десяток пошел.

Женщина замолчала и застыла с невидящим взглядом, не отрывая глаз от фотографий с юной пери. Гуров уточнил:

– После развода с третьим мужем что с Исаевой было дальше?

Мадам очнулась от грез прошлой жизни и фыркнула иронично:

– Потом ко мне пришел опер по тяжам с фотографией ее паспорта. Это я у тебя хочу узнать: что случилось со Стрекозой? Грохнули или она грохнула и попалась? Не удивлюсь, если второе. Мозгов ей бог не дал, в отличие от вымени.

Лев Иванович про себя усмехнулся точным и резким характеристикам Мадам, которая прекрасно разбиралась в человеческой натуре. Он пожал плечами:

– Ничего с ней не случилось особенного, работает страховым агентом, живет обычной жизнью. Правда, в блондинку перекрасилась, линзы носит голубые и похудела сильно. Это все изменения.

Кэт прищурилась, узкие губы растянулись в насмешливой улыбке:

– Ты мне зубы не заговаривай, никогда не поверю, что Стрекоза успокоилась и зажила обычной жизнью. Это ведь отрава – сладкая жизнь содержанки или любовницы у богатого дядьки. Ни работы тяжелой, ни детей сопливых. Одни подарки, развлечения, вечный отдых. Мало кто из этих девиц думает о завтрашнем дне. Хотя я им все долбила от клиента к клиенту – откладывайте деньги, копите себе на образование, на жилье, на то время, когда вы станете отбросами на нашем рынке. И Маринка ничем не отличается от других дур – все на шмотки, рестораны, тусовки просаживала. Разве только тем выделилась, что нашла удачную схему и использовала ее несколько раз. Правда, не знаю, что теперь она может учудить. Сейчас ей лет чуть меньше, чем мне. Старуха. Никому не нужная, глупая старая Стрекоза, которая промотала свое лето. Ума на что-то изящное у нее не хватит, деревенщина была и ею осталась. А убить самой? Нет, это не про Стрекозу – жила не та. Глупость какую-нибудь вытворила от отчаяния. Угадала?

Под проницательным взглядом женщины Гурову захотелось рассказать ей о смерти Журина в надежде, что ее житейский опыт поможет распутать тугой узел. Но он сдержал себя, тайна следствия остановила опера. Тем более Мадам до сих пор явно пылает ненавистью к своей бывшей работнице и не будет объективна в рассуждениях. Он лишь отрицательно покачал головой – не могу рассказать – и уточнил:

– Куда Стрекоза тратила доходы? Почему быстро становилась вдовой, но не привлекала внимания полиции? Ведь ее престарелые мужья могли прожить и десятки лет, но я так понимаю, умирали очень быстро после оформления брака с Исаевой…

Мадам захихикала снова и погрозила оперу узловатым пальцем с идеальным маникюром:

– Все-таки оприходовала она своего четвертого муженька, раз тебя эта тема интересует. Не стрекоза, а самка богомола эта Маринка. Губит мужиков. Как губит? А не знаю, уж это ее секрет. Моя работа – свести клиента и девочку, получить процент. Что там у них дальше происходит – это уже не мое дело, а то бы давно лежала в бетонной яме с перерезанным горлом. Чужие секреты в моей работе – лишние проблемы, ты сам это знаешь. Вопросов к ней не возникало, ни судимостей, ни проблем с полицией. Я с такими никогда не работала. Сразу пробивала через своих прикормленных оперов, что за птичка. Куда тратила? Так, на цацки, тряпки, поездки. Проматывала на красивую жизнь. Бог ума не дал, говорю же…

Лев Иванович не сводил с женщины глаз, он прекрасно помнил это лисье выражение со складкой во внешнем уголке глаза, когда Мадам начинала лгать и юлить. Они столкнулись взглядами. Женщина оборвала себя на полуслове, отвела глаза и пробормотала:

– Ладно, расскажу, только пообещай, что привет Стрекозе передашь от меня. – Лицо у нее стало острым, будто внутренняя, накопленная за годы злость выступила углами и резкими линиями. – Передай подарок на память от Мадам. – Она потянулась к стопке снимков с обнаженной юной Мариной и швырнула верхний глянцевый прямоугольник почти в руки оперативнику. – Скажи, это подарок ей на пятидесятилетний юбилей!

Довольная собственной ядовитой шуткой, женщина зашлась в смехе до слез. Вдоволь нахохотавшись над Стрекозой, она продолжила рассказ о ее судьбе:

– Я ей подослала Андрюшку Американца. Был у меня такой один любитель пожилых дамочек. Тогда Маринке уже четвертый десяток пошел. Он мастак дурочек раскручивать на подарки шикарные рассказами про любовь и его бизнес в Америке, куда надо вот-вот вложить денег, и можно в миллионеры записываться. У парнишки таких, как Стрекоза, с десяток по Москве. Эта дура ему была не нужна, денег совсем пшик остался после развода. Но я попросила лично ее оприходовать, чтобы дрянь захлебнулась в той яме, что для меня вырыла своими рассказами про несчастную девственницу. Американец за два года из нее вытянул последние копейки, навешал кредитов и исчез. Потом я сама из бизнеса ушла. Поэтому про Стрекозу и не знала, где она себе дальше муравьев искала. Страховой агент… – Бывшая сводня закрутила головой и снова разразилась хохотом.

Лев Иванович про себя вздохнул, как же все оказалось банально: охотница за состоятельными мужьями выбрала себе последнюю жертву. Его смущало лишь несколько вопросов, которые не вписывались в простую схему.

Как Исаева спровоцировала смерть Журина?

Почему старик внезапно прекратил общение со своей пассией, хотя поначалу был настроен благосклонно к новой знакомой?

Зачем она довела до смерти старика до того, как заключила брак с Олегом Митрофановичем? Ведь, не став женой и официальной наследницей, она не имела права на квартиру…

Найти ответ на эти вопросы Мадам ему помочь уже не могла, ну хотя бы она раскрыла прошлое Исаевой. Теперь сыщик понимал историю знакомства Марины со вдовцом Журиным. Агентша во время визита мгновенно поняла, что старик одинок, заметила портрет любимой жены на стене и количество комнат в огромной квартире. Чтобы зацепить пожилого мужчину, впечатлить его, бросилась менять внешность и попыталась стать максимально похожей на Лидию. Для этого и были перекрашены волосы из густого каштана в белый цвет, вставлены линзы голубого цвета, исчезли пышные формы. Даже макияж охотница за состоятельными женихами подобрала так, чтобы быть похожей на покойную жену Журина. Преображение сработало, и Олег Митрофанович стал оказывать знаки внимания, приглашать в гости копию Лидии. Что произошло потом? Об этом может рассказать сама Исаева, когда увидит доводы у опера в руках. Лев потянулся к стопке фотографий:

– Возьму еще одну карточку? Одна – Стрекозе, вторая – мне на память.

– Бери, – каркнула хрипло Мадам. – У меня этого добра навалом. Вопросы закончились? Мне спать пора, – она сочно зевнула, показав крепкие ряды искусственных зубов. – Йога, медитация, иглоукалывание, на завтрак ростки пшеницы. Здоровый образ жизни. Слышал о таком? Скучно, зато жить буду до 100 лет.

– Это хорошо, – пробормотал Лев, выбираясь из глубокого кресла. Пускай Мадам живет, сколько ей хочется, тем более ее секреты тянутся до сих пор через года и помогают раскрывать вполне современные дела.

Распрощавшись со своей информаторшей, опер тем же запутанным маршрутом отправился на подземный паркинг и только потом прошагал вдоль дорожки к боковому выходу. При его появлении кусты не шелохнулись, но он чувствовал кожей, что преследователь затаился за черными прутьями с пожухлыми листьями и не сводит с него взгляда. Расслабленной походкой Гуров прошел по дорожке, толкнул тяжелую калитку и нырнул через несколько метров асфальтированной тропинки в арку. До этого он шел специально медленно и вразвалку, изображая усталого человека, которого заставили идти после рабочего дня в магазин за хлебом или на обязательную прогулку с собакой. Вот он бредет неохотно, проклиная забывчивую жену или энергичного пса. Но как только сыщик оказался в арке, то бросился бежать, стараясь ступать мягко, чтобы стук шагов не разлетелся по полукруглому тоннелю. За несколько секунд он оказался на другом краю прохода, свернул за стенку, уперся носками кроссовок в бетонную стену, руками ухватился за край и с усилием подтянул наверх тело. Опер оказался на небольшом выступе из бетона, чуть выше метра над землей. Ему был виден выход из арки, а преследователь не заметит полицейского, что притаился наверху. Можно будет внезапно атаковать сверху или со спины, что сразу дезориентирует соперника.

Рука нащупала в темноте что-то тяжелое, кажется обломок кирпича или плоский камень. В это время в тоннеле раздалось учащенное дыхание и быстрые шаги. Его наблюдатель бежал со всех ног, потеряв объект из виду. Бросок! Кусок кирпича полетел вперед в черноту и с глухим стуком ударил бегуна по ногам. Тот с грохотом обрушился на землю, Гуров тотчас же прыгнул вперед из своего укрытия, в несколько шагов настиг лежащего и придавил фигуру коленом. Одной рукой он сделал кольцо вокруг шеи для захвата. Резкий прием совсем обездвижил длинное тело на земле, лишь из-под рукава куртки заблеял высокий голос:

– Что вы делаете? Отпустите меня!

В шоке Лев расслабил захват и отшатнулся в сторону:

– Марина? Зачем вы шли за…

Договорить он не успел, женщина вдруг вскочила на ноги и резво кинулась к противоположному концу прохода. Лев ухватил кирпич, запустил его по низу опять, словно снаряд. От удара Исаева вновь потеряла равновесие и грохнулась на колени, встала на четвереньки и поползла сноровисто в спасительные кусты вдоль забора. Треск, и худая фигура исчезла среди зарослей. Только укрытие было слишком жидким, чтобы скрыть высокую Стрекозу. Ее спина и голова то и дело выныривали среди веток. Опер бросился напролом, отдирая от себя цепляющиеся короткими отростками ветки. Женщина же уже выкатилась кубарем с края живой изгороди и неожиданно ринулась прямо на дорогу под мчащиеся по асфальту автомобили.

– Помогите! Убивают!

Машины с нервным гудением огибали мечущуюся в сумраке фигуру. Лев попытался сделать шаг и тут же отскочил назад, чтобы не угодить под несущийся на всей скорости джип. Из окна в его сторону полетела брань водителя. Теперь каждый пытался втиснуться в поток, Стрекоза на разделительном островке, а Гуров через полосу от нее. Они то делали шаг, то отпрыгивали в сторону, снова неуверенно топтались на месте, не решаясь рискнуть и попытаться проскочить между машинами. Лев видел, что на другой стороне начинается густая застройка из пятиэтажек, среди которых женщина сможет скрыться, спрятаться от него. И он решился – сложил руки рупором и выкрикнул:

– Стрекоза, постой! Я только поговорить! Обещаю, что не трону!

Но его слова возымели обратный эффект, женщина под визг тормозов и скрип шин бросилась напролом по дороге в темноту района. Оперу пришлось тоже выпрыгнуть на асфальт, увернуться от капота машины, получить болезненный тычок фарами в бедро и рухнуть на островок, где только что нервно металась пожилая женщина. Несколько автомобилей, которые столкнулись из-за выбежавшей на дорогу Исаевой, сгрудились посередине ленты из асфальта, остановив поток. Водители с криком вываливались со своих мест, указывая на удаляющуюся черную фигуру:

– Сумасшедшая какая-то выскочила прямо на дорогу!

– Она мне под колеса прыгнула! Вы видели?! Видели?!

– Держи ее! Полиция!

Лев перебежал дорогу и кинулся со всех ног за беглянкой, которая нырнула в скопление из металлических домиков-гаражей. Она уже изнемогала от усталости, бежала еле-еле, шатаясь во все стороны на каблуках. Гурову понадобилось лишь сделать пару прыжков, чтобы схватить беглянку за руку, а та вдруг принялась громко, в голос, рыдать:

– За что вы так со мной? Что я сделала? За что вы меня избиваете? Отпустите, мне больно! Больно! Рука! Нога, нога, не могу наступить! Вы ее сломали мне!

От ее притворного возмущения и наигранности Гурова, словно молнией, ударило злостью. Он подхватил женщину поперек тела и потащил обратно через дорогу в сторону своего автомобиля. Правда, теперь он воспользовался пешеходным переходом в сотне метров от места аварии, что устроила Стрекоза. Та слабо трепыхалась в его руках и кричала:

– Помогите, помогите, люди! Насилуют! Отпустите! Мне больно!

Но на темных улицах уже почти не было прохожих, а неясные фигуры вдалеке предпочли испариться, услышав крики о помощи. Разозленные автомобилисты разбирались со своими повреждениями и не обратили внимания на странную парочку.

Лев открыл дверь в салон, усадил рывком свою пленницу. Сам обошел машину с другой стороны и тоже уселся на пассажирское заднее сиденье рядом с растрепанной женщиной. Исаева задергалась и снова принялась верещать высоким голосом:

– Убивают! Помогите! Похитили!

Опер выдохнул, сжал зубы, чтобы успокоиться. Дамочка действовала ему на нервы своей наигранной истерикой. Он вытащил из кармана фотографию, сунул Исаевой прямо в руки:

– Это подарок от Мадам.

Ту будто выключили из розетки, все тело обмякло бессильным мешком, голос упал до испуганного шепота:

– С того света? Она… она теперь привидение?

Гуров хмыкнул, он и забыл совсем, что официально Носова Екатерина считается мертвой вот уже больше пяти лет как. Слухи о ее смерти, видимо, дошли и до бывшей работницы гарема элитной сутенерши. Исаева внезапно забормотала как в бреду:

– Они преследуют меня, они преследуют. Мертвые кругом! Нет, нет, они хотят меня забрать! Не дайте им меня забрать! – Она вдруг упала в узкий проем между сиденьями и прижалась головой к колену опера. – Прошу, умоляю, не забирайте меня к мертвым! Я хочу жить, я хочу жить, я все грехи замолю!

У Льва мгновенно созрела в голове мысль, как же узнать правду об отношениях Исаевой с вдовцом. Он, не меняя выражения лица, кивнул согласно, лишь медленно убрал колено подальше от трясущихся в приступе рыданий кудряшек:

– Покайся, расскажи о грехах, как стариков в могилу сводила, и будет тебе прощение.

Заплаканная, с размазанной косметикой, Марина подняла голову и торопливо зашептала:

– Все расскажу, все! Только к мертвецам не забирай, прошу. Они окружили меня! Мадам, жена старика, они все мертвые, в этот мир за мной вернулись, хотят с собой забрать. Ненавидят меня. Мадам простить не может историю с замужеством, завидовала всегда моей красоте, а Лидия эта мужа своего приревновала ко мне. С того света явилась, лишь бы его от меня отогнать. Не дала стать хозяйкой в ее доме.

– Как ты мужей своих на тот свет отправила?

Женщина снова залилась слезами:

– Я не виновата, я не виновата. Я же просто супружеский долг исполняла, танцевала перед ними стриптиз, танцы восточные, ублажала их ночами. Немножко просто помогала, виагру подсыпала, чтобы они снова молодыми себя чувствовали. И все. Это же ничего, только полезно, они нарадоваться не могли, что по пять раз за ночь могут снова, как в молодости. Я ничего не делала, клянусь. Супружеский долг – святое. Я ничего не делала! Только помогала им немного.

Гуров нахмурился. Теперь понятно, откуда у Олега Митрофановича в желудке и крови следы виагры, – ее подсыпала несостоявшаяся невеста, чтобы подогреть мужской интерес и ускорить дорогу к официальному браку. Остальных своих мужей Исаева тоже кормила обильно препаратом, который хоть и давал ощущение вернувшейся молодости, но при этом разрушал работу сердца стариков. По злому умыслу или глупости Стрекоза нашла верный и вполне естественный способ сживать со свету своих престарелых мужей. От догадки легче оперу не стало. Все-таки доказать вину Исаевой в суде будет практически невозможно без ее признательных показаний. За давностью лет ни экспертизу провести, ни свидетелей опросить. Льву надоело строить из себя представителя потустороннего мира, он уже было решил закончить спектакль. Напоследок, решив подробнее узнать, что там говорит Стрекоза о необычных явлениях в квартире Журиных, он хмуро уточнил:

– Расскажите, вы, получается, увидели покойную Лидию Журину, жену Олега Митрофановича, вживую?

Пожилая женщина удивленно захлопала ресницами и резко плюхнулась обратно на сиденье с грязного пола автомобильного салона:

– Вы же должны знать, вы же этот, ну… из мертвых… кто уводит в другой мир. – Она стремительно вцепилась Гурову в руку и в шоке пролепетала: – Живой, теплый.

Лев с раздражением дернулся в сторону:

– Живой и вполне реальный, с удостоверением оперуполномоченного по особо тяжким преступлениям. К таковым относится и доведение до смерти пожилых людей. Поэтому давайте без театральщины, криков и бредовых фантазий о мертвых. Доказательства вашей многолетней охоты за состоятельными стариками у меня есть, – он достал и помахал в воздухе второй фотокарточкой. – Рассказывайте о знакомстве и отношениях с Журиным подробно. Я задаю вопросы, вы – отвечаете.

Оторопевшая Марина переводила взгляд с фотографии на каменное лицо опера. От неожиданного поворота их беседы она никак не могла прийти в себя, только шевелила губами, разевая рот в немом удивлении. Гуров не стал ждать, когда женщина наконец придет в себя:

– Вы составили опись произведений искусства в квартире Журина?

– Н-нет. – Исаева совсем растерялась, не понимая, куда же клонит этот резкий и суровый мужчина.

– Журин сам принимал виагру или вы ему давали препараты тайно?

Исаева нервно сглотнула, глаза заметались из стороны в сторону:

– Я… я хотела как лучше, я не хотела ему навредить. У меня было безвыходное положение. Просто после того, как объявилась его жена, Олег отказался от общения со мной. Он написал дурацкое письмо, что вынужден прекратить наши свидания, потому что его любимая женщина недовольна моим появлением. Она была против нашего брака. Явилась с того света Олегу и приказала со мной больше не встречаться. Поэтому мне пришлось пойти на такие меры. Я не хотела этого делать, старикашка мне даже нравился, такой спокойный и вежливый. Просто у меня безвыходное положение! Вы поймите, мне очень-очень нужен был этот брак! У меня кредиты и нет жилья, а на работу в таком возрасте почти никуда не устроиться. В страховой у меня нет клиентов и договоров, зарплата совсем крошечная. Мне нечего есть! Я заняла денег, чтобы изменить внешность, стать похожей на его жену. Виагру пришлось купить. Я столько потратила на этого старика! – Рот у женщины уродливо исказился в плаче. Она залилась потоком горьких слез. – Он нужен мне был, очень нужен. Я не хотела, чтобы он умирал, я хотела, чтобы он на мне женился! Когда он меня бросил, купила виагру и подложила в чай. Но она не сработала, он все равно сказал, что любит это привидение – свою жену-у-у… Я… я, я не знаю, что мне делать, все так ужасно, просто кошмарно, я живу в аду-у-у…

Гуров молча ждал, когда закончится теперь уже настоящая истерика. В голове мелькнула мысль, что Мадам отдала бы кругленькую сумму за то, чтобы полюбоваться этой сценой. Сам же он раздумывал об отчаянных словах, которые выкрикнула Исаева. Журин и правда был нужен гоняющейся за состоятельными женихами женщине живым, травить его было не в интересах охотницы за наследством. Смерть Олега Митрофановича, наоборот, разрушила все планы хоть как-то выползти из той ямы, куда загнала ее месть Мадам. И еще Льва смущало, что Марина продолжала говорить о привидении, о призраке Лидии. Она утверждала, что старик общался с мертвой женой.

Когда всхлипы и стоны затихли, опер снова продолжил разговор:

– Привидение вы сами видели? Как оно выглядело? Когда вы его увидели?

Исаева, и без того бледная, выкатила от ужаса глаза:

– Когда Олег сказал, что его жена против наших отношений, я сначала не поверила. Решила, что это старуха-соседка его накрутила, хочет прибрать к рукам хорошего холостяка. Я напросилась на чай к нему для последнего разговора, подложила виагру в чайную чашку и потом еще несколько таблеток в еду в холодильнике. Чтобы подольше эффект длился, тогда он не устоял бы. Когда в мужчине просыпается животное, ему нужна настоящая женщина, а не привидение. Умелая, раскованная, а не эта пожеванная тряпка для домашнего хозяйства. Но он все равно выставил меня за дверь, сказал, что у него свидание с женой. Я думала, он чокнулся – старик собирался на свидание с мертвой! С женой, которая умерла много лет назад. Я осталась ждать возле окна во дворе, думала, таблетки подействуют, тогда он мне позвонит, и я наконец получу предложение. Видела, как старикашка уселся в свое кресло у окна, включил дурацкий патефон. Я видела за шторой его подбородок и слышала, как играет музыка. Ужасно громко играет. А потом! Потом… – Марина начала хватать воздух ртом, глаза от ужаса чуть не вылезли из орбиты. – Я увидела ее, покойницу! Точно как на портрете! Я ее узнала, она смотрела прямо на меня в окно и разговаривала с Олегом. Она… она была там! Мне было очень-очень страшно! Я бежала оттуда изо всех сил, чуть не сдохла от ужаса. Пошла в церковь и к бабке-ведунье, она сделала мне обряд на очищение. Сказала, что покойницу я рассердила тем, что к ее мужу начала ходить. И что призрак теперь от меня не отстанет, надо дальше проводить обряды.

Когда вы пришли и сказали, что он умер, я обалдела. Умер! Это она его убила, его мертвая жена! У меня нет денег на очищение, нет, теперь покойница от меня не отстанет. Она убила Олега за то, что он хотел изменить ей со мной! И до меня доберется!

Женщина заметалась на сиденье, взгляд ее потерял осмысленность от переполняющего ужаса:

– Зачем… зачем вы приходили сегодня ко мне на работу? Кто вас прислал? Жена Олега? Мадам? Вы… вы кто… кто, а? Почему вас присылают покойники? Вы все врете, вы не полицейский, вы… вы… я следила за вами! Следила, чтобы узнать, кто вы! И вы исчезли прямо в воздухе посередине двора, растворились! Вы демон, вы с того света! Вы пришли убить меня!

Гуров со вздохом открыл дверь в машине и пересел на водительское сиденье, разговаривать с Исаевой больше нет смысла. Она ему рассказала все, что знала, а теперь начала сходить с ума, путая реальность и фантазию. Он порылся в памяти телефона и нашел адрес женщины на странице паспорта. Пока автомобиль нес их по улицам города к дому Исаевой, женщина скулила на заднем сиденье, раскачиваясь и читая молитву. Возле подъезда опер было дернул дверь, чтобы помочь женщине выбраться из машины и подняться в квартиру, но Марина вдруг с воем выскочила сама и рванула к подъезду ветхой трехэтажки. Грохот железа, стук торопливых шагов по ступенькам – женщина постаралась как можно быстрее сбежать от демона в обличье оперативника. Гуров преследовать ее не стал, беглянка теперь от страха носа не высунет за дверь, будет сидеть в квартире и трястись в ожидании мести привидения. Вдруг ему пришла в голову идея. Что, если Исаева видела как раз момент ограбления, когда воры напугали старика, придя за скульптурами? Всего лишь от ужаса и в сумраке впечатлительной женщине показалось, что в окне призрак мертвой хозяйки квартиры. На самом деле это был похожий силуэт – высокий и худощавый, фигура грабителя, который разговаривал со стариком. Но почему Журин общался с ним, а потом умер от внезапного приступа? Как незаметно грабители вынесли такое количество скульптур и почему бдительная Люся не отреагировала на шум?

Приближаясь к дому, опер понимал все отчетливее: Стрекоза не только не помогла разобраться в произошедшем, а, наоборот, принесла еще больше противоречий и вопросов в его версию об ограблении квартиры.

Глава 4

Гуров крутил руль, распутывая цепочку фактов, пока вдруг не понял, что его как магнитом снова притянуло во двор дома Журиных. Здесь на третьем этаже темнело окно кабинета Олега Митрофановича. От движения занавески на окне по спине опять пробежал неприятный холодок, он инстинктивно замер, всматриваясь в черный квадрат. Почти все окна в доме уже погасли, жители мирно засыпали в своих кроватях, готовясь к следующему дню. Штора качнулась в сторону, потом еще раз и еще. Сомнений быть уже не могло: тяжелая ткань ходила ходуном от сквозняка или передвижений в квартире. Лев вышел из машины и поймал себя на том, что идет к подъезду медленно, сжимаясь от неизвестности. Первобытный страх внутри сковывал его движения. Когда Гуров понял, что его тормозит этот ужас, засевший будто стержень где-то в солнечном сплетении, то рассмеялся беззвучно сам над собой: «Даже если это и привидение, дух покойной Лидии, то тебе, своему любимчику, она точно не причинит вреда. Наоборот, расскажет, от чего умер ее муж». Мысль принесла облегчение, поэтому он легко взлетел на нужный этаж, на секунду замер перед опечатанной дверью, всматриваясь в ленту с синим кругом и подписью участкового. Бумажная полоска трепетала на двери под напором воздуха в щели между дверью и проемом. Здесь могло быть только два варианта: либо следственная бригада зачем-то открывала окна и забыла их закрыть, что сомнительно в сентябре; либо в квартире находился и двигался непрошеный визитер.

Лев зажал в кулаке тяжелую связку ключей от дома, так чтобы кончики металлических стержней торчали в стороны как пики, превратив их в своеобразный кастет. Он отошел на шаг от двери и замер в ожидании. Служебное оружие осталось в сейфе на работе, Гуров не имел привычки носить его вне специальных операций, надеясь больше на свои навыки самообороны, все-таки не зря они с Крячко пыхтели в спортивном зале, отрабатывая приемы единоборств. Опер осторожно нажал на ручку и чуть дернул дверь. Филенка легко подалась под рукой – так и есть, замок открыт, дверь удерживается от движения на небольшом металлическом язычке, в квартиру свободный доступ. Входить не стал, неизвестно, кто находится внутри и как вооружен. Безопаснее терпеливо дождаться на лестничной площадке, когда ночной взломщик попытается покинуть жилище, и вот тогда атака для него будет неожиданной.

Ждать пришлось совсем недолго, за дверью раздались шаги – медленные и тяжелые. Человек за дверью явно был немаленьким, плашки паркета жалобно поскрипывали под его весом. Опер напрягся всем телом, подался корпусом назад, освобождая пространство для захвата. В щели показался тонкий пластиковый прутик, который ловко подцепил бумажку с подписью участкового, кончик отошел в сторону и повис над дверью. Ручка мягко шелохнулась, массивная створка пошла вперед и распахнулась, закрыв собой притаившегося оперативника. Грузная черная фигура тяжело выбралась из квартиры, шагнула на ступеньку вниз, потом еще на одну. Человек спускался осторожно, стараясь удержать в руках огромную сумку с явно тяжелым грузом. Высокий, с широкими плечами и могучей спиной, он с трудом двумя руками переставлял сумку ниже и ниже. Лев ногой мягко прикрыл дверь, сделал шаг и прыгнул прямо на огромную спину ночного грабителя. Тот выпустил ручки сумки, потерял равновесие и, пролетев через пару ступеней, рухнул на бетон площадки. Лев, вцепившись пальцами в одежду вора, прокатился на грузном теле, словно на санях, вниз. Он рассчитывал придавить соперника, но тот оказался слишком большим, и веса Гурова не хватило, что обездвижить вора.

Опер только сделал движение рукой, чтобы перехватить широкую шею в удушающий прием и остановить соперника, как затылок с черными свалявшимися волосами дернулся с силой и угодил ему в лицо. Мощный удар пришелся ровно в нос, от боли Лев отшатнулся и инстинктивно разжал пальцы. Руки прижал к лицу, на ладони хлынула теплая жидкость – кровь! Волна боли от разбитого носа растеклась по лицу, перед глазами повисла темная вуаль, как будто и без того тусклый свет в подъезде резко пригасили. Фигура подо Львом зашевелилась, легко стряхнула его и попыталась подняться на ноги. Гуров выбросил вперед ногу, его целью были колени ночного великана. Удар вышел смазанным, тот охнул, пошатнулся, но устоял на ногах. Гуров наконец пришел в себя, пружинисто вскочил, метясь теперь головой в солнечное сплетение огромного тела. В тот же момент вор дернул ногой, пинок получился мощным, пришелся в грудь сыщику. Лев вцепился в борт куртки человека напротив одной рукой, пытаясь удержать его, вторую, сжатую в кулак, выкинул вперед. Неожиданно пальцы зацепили какой-то гладкий предмет. Гуров не успел понять, что это, как раздался мелодичный свист. По пальцам пронеслась волна воздуха, и небольшая вещица шлепнулась прямо ему в ладонь. Тут же взрыв огня опалил глаза и кожу на лице. Гуров, превозмогая едкую боль, почти вслепую прыгнул вперед и врезался головой в ноги грабителя. Тот споткнулся, выронил свой груз, но по инерции прошагал пару ступеней вниз. Лев услышал торопливые тяжелые шаги, шорох сумки, но уже ничего не видел из-за мутной пелены перед глазами. Веки и нос горели огнем, от боли текли ручейки слез, еще сильнее вызывая ощущение жжения. Воздух в горле, казалось, превратился в сплошное пламя. Он беспомощно дергался в судорогах, хватаясь руками за воздух. Из-за жгучего ощущения глаза невозможно было открыть, а дикая боль заглушала разум. Лишь спустя несколько секунд опер смог вдохнуть, глаза по-прежнему пекло до слез. Он на ощупь поднялся по ступеням на один пролет назад к квартире Журиных, дернул за ручку двери и по стенам добрался в ванную. Там он подставил голову под струю прохладной воды и сжал зубы. Струи облегчали ощущение, но стоило отвести лицо из-под ледяного потока, как боль возвращалась с удвоенной силой, застилая лицо слезами. Ужасное болезненное жжение было ему знакомо, как и мелодичный свист, после которого веки опалило огнем. По коридору раздалось робкое шарканье тапок:

– Кто здесь? Эй! Я полицию вызываю!

Он выкрикнул в ответ:

– Это Лев! Людмила, это Лев Гуров. Вызывайте полицию, скажите, полковник Гуров приказал прислать бригаду из управления по тяжам. И принесите молоко!

Пожилая соседка застыла в дверях ванной, с ужасом наблюдая, как опер стоит, согнувшись в три погибели, засунув голову под струю воды из крана. Дно белоснежной чаши порозовело от крови, что размазалась по лицу, когда он корчился от боли на лестничной площадке. Лев прохрипел снова, страдая от жгучей боли:

– Молоко, принесите молоко!

Женщина в страхе шарахнулась в сторону при виде его лица: распухший багровый нос расплылся красным пятном по такому же красному лицу; веки раздулись так, что глаза мужчины превратились в щелки; из носа и глаз текла обильно мутная жидкость, собираясь тягучими каплями на подбородке. Люся зашаркала в испуге обратно в свою квартиру, нащупывая телефон в кармане халата. Любопытные соседи уже выглядывали из-за дверей своих квартир, пытаясь понять, что же произошло снова в проклятой квартире Журиных. Правда, никто так и не решился выйти на площадку лестничного марша. Кровавая лужа на полу лишала смелости всех зевак. Одна Люся нырнула в свою квартирку и через минуту уже спешила обратно к Журиным с пакетиком молока в руках.

Пока Лев промывал глаза и лицо молоком из пакета, чувствуя, как стихает кошмарное жжение, старушка набрала номер полиции и поднесла телефон к его рту. Гуров кратко объяснил приказ, поднялся на ноги и с трудом разлепил наконец веки. Из зеркала на него смотрел незнакомец с отекшей багровой физиономией, кроваво-красными, набухшими, как спелые ягоды, глазами. Узнать его можно было лишь по голосу:

– Людмила, вы мне очень помогли. Квартиру Журиных попытались ограбить, вернее ограбили, вор вынес несколько предметов. Возвращайтесь к себе сейчас, присмотрите за дверью. Когда приедет полиция, расскажете все, что слышали или видели. Еще помогите, пожалуйста, определить, что именно вор вынес из мастерской. Вы единственная, кто знает все работы Лидии.

Женщина поднесла руку ко рту, зажимая беззвучный вскрик. Выцветшие глаза наполнились слезами от новости, что какой-то вандал вскрыл квартиру и унес наследие ее обожаемой подруги. Люся скривилась:

– Вы что, не смогли его остановить? Теперь же скульптуры Лидочки пропали! Их надо немедленно найти.

– Я найду его, – буркнул в ответ опер с досадой.

Он сам был взбешен тем, что упустил вора вместе с добычей. Не обращая внимания на распухшее лицо, почти ослепший из-за перцовой пыли, что выжгла слизистую глаз и носа, с болью в переносице, от которой выламывало виски, Гуров спустился вниз по ступеням и поднял гладкий предмет, который упал ему в руку при стычке с преступником. Так и есть – он знает, кто украл предметы искусства, и знает, где найти этого человека. Жжение на лице, многочасовой поток слез от боли в раздраженных глазах были ему знакомы. Несколько лет назад опер долго расследовал смерть коллекционера старинных украшений, состоятельного магната, которого ограбили и убили в его квартире. Одним из исполнителей, которого почти год не могли поймать целые бригады оперативников, оказался домушник по кличке Слон. Прозвище мужчина получил за внушительные габариты, а еще за то, что нейтрализовал своих преследователей простым, при этом очень действенным приемом: он дул в заранее приготовленную длинную палку-свисток с засыпанным внутрь жгучим перцем. От такой атаки даже самые бравые бойцы теряли зрение из-за страшной боли. Сотрудники полиции переставали ориентироваться в пространстве и были способны лишь несколько часов брызгать слюнями и слезами, завывая от ощущения адского пекла на веках и в носу. Только третья бригада, вооруженная защитными масками и спецсредствами, смогла взять Слона. Несмотря на жесткий метод сопротивления и грозную внешность – налитую силой фигуру весом больше 100 килограмм – сам преступник оказался вполне приятным в общении. Рецидивист сразу же согласился сотрудничать со следствием, назвать своих заказчиков и основных организаторов ограбления старика. Сам он принципиально убийствами и пытками не занимался, такое Слону не требовалось. Он ювелирно вскрывал замки и сигнализации, легко выносил огромное количество добычи за один раз, не нуждаясь в подельниках. Именно этим и привлек преступник банду, которая уговорила Слона пойти на дело совместно, посулив огромный гонорар. Правда, домушник сдал подельников сразу же, узнав, что после того, как он, нагруженный добычей, ушел из дома жертвы, они убили беззащитного ювелира. «Сколько ему там дали? Кажется, пять лет, значит, вышел по удо и принялся за старое. Пора навестить». Лицо горело все меньше, так же как и злость на старого знакомца тоже испарялась вместе с болью. Он набрал номер Крячко, попросил отвезти на нужный адрес. Сонный Стас только буркнул что-то в трубку и сразу зашуршал одеждой, даже не спросив Гурова, зачем ему понадобился напарник ночью. Такая у них работа, помощь коллеги может быть нужна в любое время, и его друг точно знал: ночью просто так Гуров не позвонит. Льву не хотелось беспокоить Стаса, хотя он понимал, что в таком состоянии сейчас сесть за руль своей машины не сможет, а преследовать сбежавшего надо по горячим следам. Тем более ему известен точный адрес, куда должен был направиться Слон. Всю свою добычу вор увозил в специально оборудованный гараж на окраине города. Там, в неприметной железной коробке, мужчина оборудовал настоящее хранилище с вентиляцией и отоплением, чтобы пережидать опасное время в укрытии, когда полиция сразу после преступления активно рыщет по всему городу. Холодильник с запасом еды, крохотная печка позволяли ему сидеть неделями в своем своеобразном бункере, пока не затихнет ажиотаж и розыск не переключится на новое дело. Уютная берлога среди заброшенного гаражного комплекса – идеальное место, чтобы переждать бурю. Встретив оперативно-разыскную бригаду, Лев Иванович объяснил коллегам, какие действия необходимо провести на месте преступления, а сам с находкой в руке спустился вниз. О том, что знает грабителя и нашел вещдок, рассказывать дежурному следователю не стал, решив пока договариваться со Слоном по-хорошему. Сейчас нужно имя заказчика ограбления квартиры Журиных, а не исполнитель. Все-таки его догадка о том, что не привидения орудовали в квартире и напугали старика до смерти, а обычные преступники, подтвердилась. Теперь, чтобы разобраться во всех деталях и найти улики для суда, понадобится огромное количество усилий. Понятно, что со сговорчивым домушником раздобыть информацию будет проще в обмен на обещание не привлекать его к уголовной ответственности. Поэтому Гуров утаил от дежурной бригады часть произошедшего.

Через четверть часа хмурый Крячко мчал его на своей иномарке по ночному городу к удаленному району рядом с лесополосой. При виде опухшего лица напарника Стас не смог удержать шутку:

– С пчелами бились, товарищ полковник? – правда, тут же вытащил из бардачка успокаивающую мазь от ожогов. – На вот, намажь, должно полегчать.

Прохладная запашистая пленка почти успокоила жжение, только глаза все еще зудели под набрякшими веками да голос охрип из-за раздраженной слизистой. По дороге Гуров посвятил Крячко во все свои ночные приключения, тот в ответ лишь протяжно вздохнул – ну все, Льва, увлеченного новым расследованием, теперь ничем не остановить, пока он не поймает преступника. Вслух же предложил:

– У меня бита в багажнике, так что я первый иду, а ты, как инвалид, во вторую очередь.

Лев раскрыл ладонь и показал небольшую металлическую колбу с отверстиями:

– Не понадобится штурм. У меня доказательства, что Слон был на месте преступления, уверен, это его отпечатки на этой штуковине. Он обнес квартиру Журиных, и сделал это, выполняя чей-то заказ. Наш домушник с золотыми пальчиками вышел недавно. Видимо, заказал новый инструмент, в том числе свою перцовую палку и набор отмычек, и взялся за старое. Назад в тюрьму ему совсем не захочется – только освободился, поэтому согласится на все мои условия.

Все же Стас упрямо пошел к облупленному металлическому домику вперед с битой в руках, с размаху врезал по железной двери:

– Открывай!

От удара тусклый свет, что сочился через замочную скважину, тут же погас. Тихое бормотание телевизора внутри смолкло.

– Полиция, открывай, – повторил приказ Крячко.

Ответом ему было полное безмолвие. Гуров знал, что сейчас Слон сдвигает тяжелые половицы и кирпичи, стараясь не шуметь. Под ними ему нужно было расчистить заложенный проход в подземный бункер. Он оборудовал в своем гараже даже вот такое дополнительное укрытие, которое при внезапной облаве могло спрятать владельца, создав ощущение, что внутри железная ракушка абсолютно пуста. Первый захват Слона так и сорвался: ОМОН обыскал пустое помещение и ушел, так и не обнаружив хитрое инженерное сооружение, с помощью которого настил из кирпичей и досок возвращался на свое место, сливаясь с полом без единого просвета или щели. После ударов битой оперативник спокойно подошел к тонкой двери:

– Слон, это Лев Гуров. Опер. Помнишь меня? Открой, разговор есть. – Он засунул в рот металлическую трубочку и подул, отчего по воздуху поплыл тонкий перелив самодельного свистка.

Через пару секунд загремел железный засов, наружу высунулась большая голова в черных свалявшихся кудрях:

– Лев Иванович, вы? Это чего, я вас, что ли, огрел?

Гуров настойчиво потянул дверь на себя:

– Давай поговорим, обещаю не трогать. Пока разговор неофициальный.

Высокий грузный мужчина впустил их внутрь. Щелкнул выключатель, заливая желтым светом маленькое пространство. Слон почесал широкий затылок при виде опухшего лица опера:

– Точно, вы это были. Ох ты ж, командир, извини, что так прописал тебе. Я думал, соседи какие слишком бдительные повылезли, вот и дунул в хобот. Лед тебе сейчас достану из морозилочки – приложишь.

Гуров присел на край дивана, который вытянулся вдоль задней стенки.

– Ты не суетись со льдом, сейчас не до примочек. Понимаешь же, что не из-за этого по твою душу пожаловали?

Гигант насупился, поник:

– Ну. Из-за той квартиры со скульптурами? Честно, командир, заказ странный. Браться не хотел, как чуял, что одни неприятности с ним будут. Будто черти под руку пихали.

Лев Иванович почувствовал укол досады – и этот про потустороннее говорит, прожженный уголовник, который ничего и никого не боится! Он совладал с эмоциями, сейчас разберется, что там опять за демоны привиделись, и предложил:

– Давай так, Слон, сразу уговор. Ты нам не нужен, я знаю, что ты исполнитель. Рассказываешь все по порядку, выводишь на заказчика, и твоего имени ни в одном протоколе не будет.

Преступник молчал, упрямо наклонив голову с черными сосульками волос. Он понимал, что это его шанс выпутаться из неприятной истории, откуда другой выход ведет прямиком опять за решетку, причем на очень долгий срок из-за рецидива. Слон прокашлялся и забасил:

– После отсидки этот тип сам нарисовался. Я только вышел, и на третий день его кент прилетел, подкинул заказик простой. Сам я его не знаю, поспрашивал у наших, вроде серьезный мужик, с иностранцами все бизнесы мутит, кидалово не делает. Кликуха такая и есть – Иностранец. Он предложил пустую квартиру вскрыть и вынести по списку фигурки. Замки плевые, пальцем ребенок откроет, хозяева кони двинули, дом простенький – без камер и охраны. Цена – три куска зелени. Мне деньги нужны. Я сразу спросил, в чем подлянка, у него в охране ребятки есть шустрые, легко с таким делом бы разобрались. Слишком сладко, потом слипнется, не разодрать. Вышло, что ребята его там уже побывали, сами пытались унести хабар, но сбежали пустые из квартиры проклятой. Черти их оттуда спугнули, орали так, что пацаны заднюю дали и ни за какие деньги в квартиру не шли. Слушок пошел по братве, никто из наших за заказ не брался. Боялись, что привидения или черти, ну, кто там живет, утащат в ад. У нас все грешные, знают, что после смерти другого не ждать, вот и не торопятся. Вторая засада в том, что фигуры тяжеленные, втрояка тащить еще нормально. А одному – пупок развяжется. Один я повелся, дурак. Очень мне деньги сильно нужны были, я ведь решил с криминалом завязать, нормально зажить, жениться, обычным, короче, стать. Поэтому сказал – четыре куска, и за вечер хату оприходую. Эти ребятки даже слова не вякнули на такую цену. Видать, сильно эти фигуры были нужны.

Вот сегодня я вечером снарягу собрал – сумари, фомку, ключики. Зашел, собрал фигуры по списку. Как бабка учила – крест в зубы, про себя молитву читаю. Она у меня больно верующая была, научила по малолетству «Отче наш». Собрал хабар – и заднюю. Еле волок, сумка тяжеленная, а тут ты мне, командир, сиганул сзади на спину. Я от неожиданности и переборщил немного. Думал, черт на меня прыгнул, в ад сейчас потащит. Как врезал по роже, так понял, что человек. Я хобот в работу – и бежать.

Слон замолчал, закончив рассказ. Гуров с Крячко переглянулись, им одновременно в голову пришла мысль, что сейчас надо вызывать бойцов и организовывать захват заказчика. Тем более вор предупредил, что у того есть крепкая охрана из нескольких человек.

– Так, понятно. Когда у тебя встреча с твоим… как, говоришь, зовут заказчика?

Но Слон ухмыльнулся в ответ на хитрый прием:

– Имени я его не говорил, одно погоняло знаю. Никто не знает имени, между собой наши его Иностранцем прозвали, потому что работает только с заграницей, все покупатели оттуда, и болтать умеет на разных языках. В охране у него Сивый Леха, раньше за вокзалом смотрел. Давно уже закончил с этим делом, теперь у этого служит. Все дела через Сивого были, он со мной договаривался. Сегодня они ждут, чтобы я утром скульптуры передал. Только там гемор один нарисовался.

Слон сокрушенно вздохнул и ткнул пальцем в торчащие из сумки белые руки. Гипсовые руки прошили черные трещины, отчего части тела грозились развалиться на безобразные куски.

– Покоцал я фигуры эти, когда по лестнице летел. Теперь и не знаю, как сдавать улов. Вид у них… – с этими словами Слон раскрыл сумку и осторожно достал одну из украденных скульптур.

Вид у нее действительно был теперь печальный. У пухлого ангела, помимо разбитой кисти, отлетела рука и откололась часть крыла, по лицу пошли трещины. Громила с сожалением вертел гипсовое изваяние в руках:

– Четыре косаря мне не заплатит он за такое. Блин, вот реально проклятая квартирка, неудача сплошная и никакого навара.

Снова опера обменялись многозначительными взглядами, Крячко откашлялся:

– Я к машине, кажется, телефон там забыл.

Гуров продолжил разговор с грабителем:

– Где вы договорились встретиться? И во сколько?

– Заброшенный завод, по шоссе пятьдесят километров в ярославском направлении. – Мужчина поморщился, отчего его широкий лоб пошел складками. – Мне уже выезжать надо, командир, чтобы к шести утра добраться до места. Я бы слился, да Сивый из-под земли достанет. Черт меня дернул связаться с этим барахлом. – Слон с тоской в глазах смотрел на сумку, где лежали изуродованные тела из гипса.

– Послушай. – У Льва в голове родилась идея, как им добраться, минуя охрану, к самому Иностранцу. – Я с тобой пойду на разговор. Расскажешь о своем косяке, а меня представишь как скульптора, фамилия Горюцкий. – Эта фамилия мелькнула у него в голове обрывком воспоминания. Кажется, какой-то очень талантливый ученик Лидии, о произведениях которого она с восторгом отзывалась. – Скажешь, что из своего гонорара договорился со мной о восстановлении статуй. Понял?

Слон затоптался на месте:

– Командир, точно не спалят, что ты подсадной? Меня же потом ребята быстро порешат. Сивый на вокзале за лютого слыл, он долгие разговоры не любит, шмальнет легко. Они за эти скульптуры шкуру снимут, но хоть живым останусь, а если узнают, что ментов навел…

Сыщик хлопнул домушника по широкому плечу, вложил в руку самодельное орудие-дудку:

– Мое слово – сила, ты знаешь. Проведем облаву и вместе с остальными и тебя, и меня ребята примут в СИЗО. Потом уже по-тихому выйдешь, как по камерам разным раскидают. Ну, веришь мне?

Слон поднял угрюмый взгляд:

– Нормально я жить хочу, командир, надоел криминал. Дураком был, сейчас тюрьма мозгов прибавила. Сегодня повезло. А завтра? Вылезти хочу из этой ямы.

– Если захотел, то получится. – Гуров уже совсем не злился на громилу из-за обожженных глаз и разбитого носа. Ему искренне хотелось помочь мужчине, пока тот увидел для себя другой вариант жизни. – Последний раз с бандюганами сегодня встретишься, а потом разойдутся ваши пути. Даю тебе свое слово.

Слон обреченно побрел к выходу из гаража. Он даже не заботился теперь о своей добыче, наоборот, небрежно волочил за собой огромную сумку. Лев же кинулся и схватил за ручку поклажу. Он не мог допустить, чтобы с произведениями, которые создала Лидия, обращались так наплевательски. Это художественное наследство, которое, видимо, стоит больших денег, раз какой-то спекулянт открыл за ними охоту и нашел покупателей. После погрузки сумки в багажник потрепанного «уазика» опер отвел Крячко в сторону:

– Сообщил ребятам? Готовят операцию?

Напарник закивал:

– Адрес нужен, группа захвата готова выдвигаться. Всех наших подключили, уже пакуются в машину и выдвинутся. Час, минут сорок – и будут за нами хвостом идти. Он сказал координаты?

Гуров назвал место, куда на встречу со своими сообщниками отправлялся Слон. Они условились со Стасом, что тот будет следовать на машине на расстоянии в пару километров, поддерживая связь с бойцами группы захвата и прокладывая им маршрут до места встречи с бандой.

Пара из двух машин выдвинулась по ночной трассе. Автомобили быстро выехали за черту города и ускорили свой ход. Опер старался не выдать растущего волнения, хотя ему то и дело хотелось повернуться назад и проверить, не отстала ли машина напарника. Что Крячко едет следом, было понятно лишь по лучам фар, которые рассекали иногда черные сумерки загородного шоссе. В кармане загудел телефон, пришла эсэмэска от напарника: «Лев, бойцы еще в пути, отстают от нас на полчаса. Если что – тяни время».

В ответ улетело короткое: «Хорошо», и оперативник отключил телефон. Его придется оставить в машине, как и удостоверение сотрудника внутренних органов. Если вдруг что-то пойдет не по их плану, ничто не должно выдать его статус сотрудника полиции. Реакция бандитов будет однозначной – избавиться как можно быстрее от свидетелей и предателя. Поэтому в голове его кружились в такт ветру за окном мрачные, как эта ночь, мысли. Что не предупредил жену о неожиданном задании, что операция толком не продумана и не согласована с генералом Орловым, что на душе не стало легче после разгадки смерти Олега Митрофановича. Напичканный виагрой пенсионер почувствовал себя неважно, а вместо помощи к нему заявились бандиты и напугали старика до смерти. Скорее всего, его приступ напугал бандитов, спугнул с места преступления без добычи, а чтобы не позориться перед главарем, они выдумали байку о привидении. Как и говорил Зимин, все оказалось просто, никакого призрака – лишь человеческие ошибки.

В багажнике громыхали скульптуры от толчков дороги по колесам машины. От каждого стука внутри у опера все сжималось при мысли, что сейчас нежные линии белоснежных тел ломаются на куски, превращаясь в уродливые осколки. Вместе с ними и его воспоминания о доме Журиных, о внимательном умнице-ученом Олеге Митрофановиче, блестящей красавице Лидии тоже покрывались уродливыми трещинами современности. Люди настоящего так и норовили испортить творческое наследие Лидии, превратить старика в дойную корову для бывшей содержанки, окружить семейное гнездо черным ореолом из сплетен о живущих в доме демонах и привидениях.

Но именно эти воспоминания о гостеприимном уютном доме, горячие и душистые, как фирменный кофе, что варила для него Лидия, толкали опера вперед. Лев твердо знал, что хочет доискаться до правды, вытащить ее из болота лжи и обмана, чтобы не дать опорочить ни доброе имя семьи Журиных, ни наследство Лидии.

Глава 5

Когда показалась крыша темного, вытянутого здания в глубине поля, Слон сбавил быстрый ход автомобиля. Грабитель протяжно вздохнул, поежился на своем месте, хотя был в теплой куртке, а от волнения на широком лбу блестели капли пота.

– Ну все, командир, прибыли. Как там фамилия у тебя будет? Запамятовал.

Вдруг они оба подпрыгнули от луча фонаря, что разрезал темноту и впился в стекло автомобиля со стороны водителя. Рядом с пучком света на них смо

© Макеев А.В., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Седая сгорбленная старуха в пышном вечернем платье с открытыми плечами стояла у окна. Тонкие черты, спутанные кудри в высокой прическе, крупные украшения на дряблой шее и отвисших от старости мочках. Она стояла так уже несколько часов, ожидая его. От холодного стекла и без того бледное лицо стало синеватым, а обнаженные плечи вздыбились вверх. Но она знала точно, что он придет, не может не прийти к ней. И когда внизу остановился автомобиль и высокий крупный мужчина хлопнул дверцей, а потом застыл с окаменевшим взглядом при виде черно-белого силуэта в окне, она подняла руку в длинной бархатной перчатке и поманила его к себе – я жду. Тот сделал шаг, другой. Неуверенные, полные страха глаза. И иссиня-бледная рука, затянутая в черное, поманила его снова – иди. Из машины выскочила темноволосая женщина, обняла своего спутника, удерживая на месте. Она что-то торопливо говорила ему, тянула за рукав обратно в безопасное пространство машины. Ее взгляд в ужасе метался от бледного призрака за мутным стеклом, который никак не растворялся в сгущающихся сумерках, к застывшему лицу мужа. Все попытки остановить его были напрасными. Мужчина покачал головой, аккуратно снял изящную руку со своей груди.

– Она не причинит мне вреда, поверь. Живая или мертвая. Она любила меня как родного, как часть своей семьи. Поэтому обещаю, все будет хорошо. Подожди меня в машине.

И он зашагал уже уверенно и быстро к знакомой двери подъезда, по ступеням, которые хранили тысячи невидимых отпечатков его шагов много лет назад. Память помнила каждую ступеньку, пятьдесят стремительных шагов – и он окажется у родной до единого пятнышка двери. За ней его ждет не смерть и не опасность, а тепло семьи, почти семьи.

Глава 1

Робкий стук в дверь вырвал Льва из размышлений. Оперативник по особо важным делам полковник Гуров был азартен в каждом своем расследовании, поэтому всегда с головой уходил из реальности в собственные мысли, пытаясь представить картину совершенного злодеяния в деталях. Он только поднял взгляд от бумаг, как в дверном проеме уже торчала вихрастая голова новенького сотрудника отдела уголовного розыска – лейтенанта Веснина. Парнишка, неловко переминаясь с ноги на ногу, робко залепетал:

– Лев Иванович, простите, можете посоветовать? Извините, если не вовремя, я попозже. Вы только скажите.

Лев Иванович Гуров, хоть был опытным оперативником с огромным стажем, работу свою по-прежнему обожал. Именно поэтому все новички отдела по особо важным делам рано или поздно оказывались на его пороге. Лев с упоением вникал в детали не только своих уголовных дел, а еще всегда охотно приходил на помощь коллегам, отвечая на вопросы, подсказывая версии или давая направление в оперативно-разыскной деятельности. Каждый сотрудник знал: если есть трудный, неразрешимый вопрос, то в кабинете с номером 05 два профессионала, Лев Гуров и его напарник Станислав Крячко, найдут ответ. Вот и сейчас Лев доброжелательно кивнул парню – заходи, рассказывай. Он понимал, что все-таки тот в отделе служит уже третий месяц и немного нахватался искусства расследования преступлений, следовательно, положение действительно трудное и молодому оперативнику нужен совет.

– Рассказывай, Валера, – память услужливо подсказала имя паренька, которое регулярно звучало на планерках в кабинете их общего начальника, генерала Орлова.

Тот заторопился изложить суть просьбы:

– Понимаете, мне в производство дали глухаря, настоящего глухаря. Вернее, там все понятно, даже вскрытие подтвердило, что человек скончался от сердечного приступа, то есть причина смерти естественная. Но вот эта следователь, – парень даже понизил голос от робости перед строгим следователем, с которой ему угораздило работать в паре, – Зубарева, она требует, чтобы я еще версии отработал, перед тем как дело в отказ отправить. А какие могут быть версии?! Я уже голову сломал, там зацепиться не за что совершенно. Пенсионер, лет ему много, умер от сердечного приступа, все ведь понятно и просто. Ну зачем время терять?! Да мне не жалко, я бы сделал. Для опыта, так сказать. Только что сделать? Зубарева говорит – другие версии проверь, а какие? У меня их нет.

Валерка беспомощно развел руками, в одной из которых была зажата скудная стопочка из листов протоколов. Лев Иванович молчал, пока парнишка сумбурно делился накипевшими эмоциями, понимая, что тому для начала надо сбросить негативный груз. Сам так же тяжело переживал до сих пор неудачи в работе, но возраст научил его выплескивать стресс в спортзале на занятиях по единоборствам или оставлять эту тяжесть в любимом блокноте для записей. Раздражение и досада – плохие напарники во время расследования, они не дают взглянуть на факты трезвым умом, лишь толкают к ошибкам. В работе опера цена ошибок и неправильных версий – человеческая жизнь и свобода. Когда поток возмущения и вопросов без ответов стих, Лев протянул умиротворяюще:

– Наталья следователь опытный, просто так гонять не станет с поручениями, значит, есть у нее подозрения, что со смертью пенсионера не все в порядке. Бывает так иногда, знаешь, интуиция уже сработала, а вот фактов и улик еще не хватает, чтобы подтвердить мысль. Тут и начинается работа опера. Давай так. Рассказывай все обстоятельства дела, постарайся все детали вспомнить, пускай даже мелкие. Я вопросы буду задавать не для того, чтобы тебя подловить. Нет. Чтобы помочь найти другой угол видения ситуации. А потом вместе будем думать, что же можно сделать.

Валерий тряхнул тонкой папочкой с опросами свидетелей и осмотрами на выездных мероприятиях:

– К нам дело попало почти случайно, было подозрение на насильственную смерть из-за сильного шума перед обнаружением тела. Нашла соседка, и в полицию звонили другие жильцы, жаловались в тот вечер на громкие звуки. Когда опрос проводили поквартирный, все соседи дали показания, что в момент смерти пенсионера из его квартиры доносились страшные крики, музыка громко играла и раздавался грохот. Это ночью почти было, около полуночи, так как много кто спал и проснулся из-за буйного пенсионера. Хотя он по всем характеристикам небуйный, непьющий, не замечали за ним раньше. – Валерка осекся, поняв, что ушел в размышления от рассказа о событиях. – Поэтому дело отправили нам на проверку. Ну, чтобы точно не насильственная смерть. Пока заключения о естественной смерти не было еще, я поквартирный опрос повторил. Жильцы говорят то же самое, новых фактов не обнаружено. Жил старик тихо, вдовец, непьющий, ученый бывший, когда-то работал в институте. В день смерти у него четверть часа в квартире стоял крик, грохот, как в аду, поэтому и возникли подозрения в убийстве. Только они не подтвердились, пришло заключение эксперта сегодня утром, что причина смерти – естественная, у Журина отказало сердце. Все-таки старику было уже за 80. Может быть, выпил, молодость вспомнил или телевизор громко смотрел с боевичком. Сделал погромче, не рассчитал, что поздно уже. Может, слышал плохо. Обычное объяснение громким звукам, никакого криминала. Конечно, это наша работа – убедиться, что смерть была точно ненасильственной, так ведь здесь криминалисты мое мнение подтвердили. Улик для другой версии нет совсем, да и нет у меня версии. Ну что еще могло произойти? Понятно же, что телевизор громко смотрел, стало с сердечком плохо, может, кричать начал, о помощи просил. Пока услышали, пока в квартиру попали, уже поздно было. Что вот я Зубаревой еще выдумать должен? Ну крики, ну и что? У меня вот собака лает постоянно, а сосед так храпит, что стены дрожат, за стеной вечно ребенок орет, мы же полицию не вызываем.

Молодой лейтенант остановился, вдруг поняв, что опер его не слушает, уставившись в одну точку перед собой.

Полковник же с головой утонул в нахлынувших воспоминаниях при упоминании фамилии Журин. С ней были связаны тесно годы его юности, когда молодой парень Лева Гуров, будучи еще студентом юридического факультета, делал свои первые шаги в самостоятельную жизнь и снимал квартиру, чтобы насладиться прелестями новой взрослой жизни. Именно чета Журиных, Лидия и Олег Митрофанович, оказалась его соседями по площадке. Их возраст тогда приближался к пятому десятку, интеллигенты без детей и питомцев, они по-отечески заботились о молодом человеке по соседству. А Лева с удовольствием заглядывал почти каждый вечер после занятий к гостеприимным соседям. Едва ли не ежедневные ужины за дубовым столом в уютной гостиной, шахматные партии по выходным с внуком Журиных Максимом, билеты на модные выставки от Лидии Журиной, которая преподавала скульптуру в художественной школе. Сейчас опер на несколько секунд в своих мыслях вернулся в ту гостиную, где под зеленым абажуром за столом с тяжелой бархатной скатертью Лидия и Олег внимательно слушают впечатления восторженного студента от очередной лекции по криминалистике, расспрашивают о новом романе с однокурсницей. Круглый стол уставлен деликатесами, которые он наперегонки с Максом Журиным уминает под горячий, круто заваренный чай.

В горле вдруг засаднило от горечи. Вместе с новостью о смерти старика будто и его юность неожиданно стала историей, стерлась и поблекла, как старая фотография.

– Лев Иванович, – голос Валеры снова вернул опера в реальность. – Ну так как думаете, что еще можно сделать? Ведь знаете Зубареву, она не отстанет, въедливая очень.

– Не отстанет, – эхом повторил Лев.

Внезапно он понял, что просто обязан лично разобраться, что произошло с Олегом Митрофановичем в его последний момент жизни. Почему он кричал перед смертью, звал на помощь? Тишайший, очень сдержанный и мягкий Олег Митрофанович, который на его памяти ни разу не повысил голос. Добродушный и отзывчивый, даже если случалось что-то плохое на работе, он только вздыхал тяжело в окладистую бороду, а через секунду снова сиял доброй улыбкой.

Теперь он просто обязан убедиться, что Олег Митрофанович умер по естественной причине. Ведь семья Журиных стала для него родной на несколько лет. Пускай и разбросала их судьба, а тяжелые будни оперативника не дали возможности для регулярных встреч, сейчас та же судьба дала шанс вернуть подаренную заботу. Даже двойной долг, перед Олегом и Лидией, которые так тепло опекали неопытного студента все пять лет учебы.

Правда, он понял, что ему необходимо изучить материалы о смерти Журина в одиночестве, без пытливого взгляда новичка. Слишком болезненно было внутри от осознания, что Олег и Лидия уже ушли из жизни. Душу грызло чувство вины и сожаления, что не навещал стариков хотя бы изредка за все эти годы. Работа, женитьба, нескончаемые расследования, переезд в новую квартиру, командировки – вечная суета, которая не дает вспомнить о главном. Поэтому сейчас Лев Иванович предложил парню:

– Уже рабочий день закончен, ты давай домой, передохнешь, голова посвежеет. Оставляй бумаги, я все просмотрю, и утром решим, как дальше лучше действовать.

Валерка суетливо мял жидкую стопку бумаг, круглое лицо с веснушками так и светилось радостью, что он нашел помощника в трудном задании. Парень шагал к двери, а сам бормотал:

– Спасибо, спасибо, Лев Иванович, я так благодарен вам. Если бы не вы, ну не знал бы, что делать. Хоть к генералу иди, так он меня быстро в патрульные отошлет за такое. Скажет, не дозрел еще до работы опером, и в районный отдел отправит. А я же стараюсь, просто ну никак… мыслей нет совсем.

Лев усмехнулся – прав молодой опер, генерал Орлов хоть и заботился о своих подчиненных как родной отец, но мог устроить разнос или жестко наказать за провинности в работе. Не любил он тех, кто относился к расследованию формально, следуя лишь привычными путями. Оперуполномоченный подмигнул парнишке, чтобы приободрить приунывшего сотрудника, и похлопал по столу, знаком показывая, чтобы тот оставил папку с материалами для изучения. Радостный Валерка всучил результат своих трудов оперу, распрощавшись, бросился поскорее к своему кабинету за верхней одеждой. Молодость со своей вечной жаждой развлечений переполняла его к вечеру и требовала женского внимания, дружеских встреч, беспечного веселья. Смерть старика и поиски злого умысла он беспечно оставил старшему коллеге словно тяжелый груз, который наконец-то можно перекинуть на чужие плечи.

Оставшись один, Лев осторожно открыл картонную папку, давно так не сжималось сердце при виде привычных протоколов. За ними обычно стояли чужие судьбы и горе, поэтому смотреть беспристрастно на картинку произошедшего было легко. Но не сегодня. Сейчас за формальными фразами спрятался кусочек его жизни. Опер пролистал листочки протоколов, заключений криминалистов, собираясь с духом, чтобы вчитаться в убористые строчки и столкнуться со смертью Журина лоб в лоб. Как же ему хотелось, чтобы эта милая пара осталась в его памяти только живыми! Яркая и эффектная Лидия Гавриловна, которая даже дома ходила с макияжем, пышной укладкой и в тщательно подобранных нарядах. Сколько же бесценных советов она дала юному Льву перед его первыми свиданиями! Она научила его завязывать галстук аккуратным тугим узлом, подарила первые духи с великолепным хвойным ароматом. За столом давала естественные уроки этикета, рассказывая разные истории о создании столовых приборов. Ее рассказы, мягкое наставничество превратили тогдашнего юнца из рабочего района столицы в привлекательного кавалера с отличными манерами. Такого ухажера не стеснялись оделить вниманием девушки из семей дипломатов, министров и прочей партийной бонзы. Лев пользовался популярностью у женского пола, преподаватели легко ставили хорошие оценки приятному парню, да и сокурсники тянулись к нему, инстинктивно оценив воспитание и широкий кругозор.

Теплота и уютная атмосфера дома Журиных привлекали не только Льва. Все соседки перед любым выходом забегали к Лидии для оценки своего наряда. Женщина мягко исправляла ошибки, помогала с макияжем, потому что от природы обладала удивительным художественным вкусом. Работа в сфере искусства, постоянные выходы в культурный бомонд столицы сделали ее незаменимой советчицей всех женщин в доме и подъезде. Лидия Гавриловна, если выражаться современным языком, была их личным стилистом. Через знакомых всегда ей перепадала стопка иностранных журналов о моде, невиданные глянцевые страницы разлетались по соседним квартирам, внося немного ярких красок и стиля в серую действительность жизни после развала СССР. Во время таких соседских чаепитий Лидия становилась часто еще и психологом, выслушивая жалобы на семейную жизнь. Обладая природным тактом, она давала советы, как же найти с мужем общий язык. Да кому, как не ей, было учить жильцов дома счастливой семейной жизни! Ведь с Олегом Митрофановичем они жили без ссор и раздоров уже больше тридцати лет. И не просто жили в скучном режиме дом – работа, а до сих пор испытывали друг к другу трепет и нежность. Именно для мужа наряжалась Лидия в вечерние платья во время ежедневных семейных ужинов, его старалась порадовать кулинарными изысками, с ним с упоением обсуждала состоявшийся поход в театр или поездку в старенький подмосковный музей. Она бережно не мучила его походами на блошиные рынки или в обожаемые ею антикварные магазинчики, только вечером выслушивала комплименты своему вкусу, демонстрируя очередную находку среди развалов старинных и диковинных вещиц. Олег Митрофанович в ответ смотрел на жену с восхищением все годы их совместной жизни. Скромную ставку сотрудника кафедры машиностроения политехнического института тратил на подарки для любимой Лидоньки.

Стоило Льву прикрыть глаза, как память мгновенно унесла его в прошлое, в одно из праздничных вечерних застолий в доме Журиных: Лидия Гавриловна в золотистом воздушном платье, с прической-короной из густых светлых кудрей, заливаясь смехом, показывает внуку Максиму танцевальные па ее любимого фокстрота. Тот неуклюже повторяет движения, смотрит исподлобья и капризно вздыхает, что так уже не танцуют, это прошлый век. Но Лев знает, что неловкий деревянный Макс просто упрямится, потому что у него плохо получаются грациозные движения в такт музыке. Взгляд парнишки полон зависти к ловкому пластичному Леве, который кружит под зажигательный ритм соседку Люсеньку, невзрачную лаборантку из научной лаборатории Олега Митрофановича, еще одну подшефную Лидии. Застенчивая Люся, густо накрашенная, в нелепом платье с огромными рукавами в виде фонариков, смущается и идет алыми пятнами от удовольствия, что ее так ловко ведет в танце молодой привлекательный партнер. Проницательная Лидия сразу замечает дисгармонию в парах и одним взглядом дает знак мужу, что колдует над стареньким патефоном, – «смени музыку». Олег Митрофанович перебирает пластинки, и из медного раструба льется плавный романс, который обожает Лидия. «Смена партнера!» – восклицает хозяйка вечера, скользит в руки ко Льву, а ее муж склоняется в галантном приглашении перед уже бордовой от быстрых движений Людочкой. Теперь сочетание правильное – более ловкие партнеры задают темп и рисунок кружения, а парочка из торопливой, угловатой Людмилы и высокого Олега повторяет за ними танец. От кружения в такт, сияющих глаз, синхронных движений рождается невероятная магия, ощущение чуда, которое рассыпается звенящими искрами по всему телу. По комнате плывут волны восторга, ликующей радости от жизни.

Гуров вдруг очнулся и понял, что сидит за столом, напевает под нос знакомую мелодию, отбивая такт ногой и раскачиваясь, будто в танце. Картонная серая оболочка уголовного дела ударила по глазам. Нет больше Олега Митрофановича, очарованного тридцать лет собственной женой. В той квартире никто не танцует, не обсуждает с жаром новую выставку и не передвигает часами фигуры на шахматной доске. От этого разливается горечь, от которой щиплет глаза, скребет железной щеткой горло. Вдвойне горше, что он, Лев, упустил столько времени, не навещал стариков. Теперь единственное, как он может вернуть долг, это убедиться, что Олег Митрофанович отошел в мир иной спокойно, по божьей воле, а не из-за чьего-то противозаконного замысла.

И опер, стиснув зубы, чтобы не уплыть опять в приятные воспоминания, принялся изучать документы. Стандартный набор: поквартирный опрос, протокол поквартирного опроса, опросы свидетелей, которые слышали громкие звуки в тот вечер, вернее даже ночь, протокол осмотра места обнаружения тела с подробным описанием помещения, характеристика от участкового, исследования криминалистической лаборатории, протокол допроса Максима Журина, единственного внука супругов. Прав Валерка, на первый взгляд нет никаких предпосылок, чтобы заподозрить насильственную смерть. Да, Максу достается отличное наследство – пятикомнатная квартира, за такое в современном мире убивают, выгоняют на улицу, подделывают документы, отказываясь от родственных связей. Только если бы парень, сейчас уже вполне солидный мужчина около сорока, охотился за золотыми метрами в Центральном районе Москвы, то не стал бы ждать столько лет. Ведь получается, что Олег Митрофанович уже больше восьми лет как вдовец после смерти Лидии, его внук мог достаточно быстро провернуть замысел и стать единственным собственником квартиры.

Лев Иванович даже усмехнулся от мысли, что это Макс мог поспособствовать скорейшему отправлению деда на тот свет. Тот Максим Журин, которого помнил Гуров, был замкнутым, неуклюжим пареньком. По большей части он молча поглощал угощение со стола, поджимал губы на причуды своих стариков да сдерживал зевоту, слушая рассказы Лидии об очередном культурном мероприятии. Единственная вещь на свете, которая его вдохновляла и завораживала, – шахматы. Он не пошел в бабку статью и художественным талантом, не повторил доброту и щедрость деда, даже на погибшего в нелепой аварии отца Максим был не похож. Журин-внук был копией матери, блеклой провинциальной девушки Ольги, которая из-за случайной одноразовой связи на какой-то гулянке вдруг стала частью семьи московских интеллигентов. Мать Максима после рождения внебрачного ребенка не решилась остаться в Москве, получила стараниями Журиных комнату в коммуналке от одного из подмосковных швейных комбинатов да и осела там навсегда. В квартире Олега и Лидии она не появлялась с момента похорон их единственного сына и отца ее ребенка. Теперь мужская вариация Ольги, подрастающий внук Максим, навещал стариков по строгому графику. Мальчишка, потом подросток и затем молодой парень удивленно таращился на их чудаковатые привычки и робко заливался краской за сервированным как в ресторане столом. Но надо отдать должное, бабушкин такт ему все-таки перешел по наследству. Даже если Макс и посмеивался или осуждал привычки родни, то никогда не произносил это вслух. Лишь пожимал плечами на то, что у дедушки с бабушкой не было привычного телевизора или магнитофона, ведь крошечный черно-белый телевизор водился даже в их с матерью простенькой общажной комнатушке. Есть у стариков надо было с помощью ножа и вилки, вести за столом следовало приятные разговоры о погоде и далеком от него искусстве. Из развлечений – пасьянс, танцы под старые романсы из забавного старинного патефона да сопровождение бабушки по скучным музеям. Зато во время каждого визита его кормили деликатесами, которые у матери в холодильнике не водились, играли в его любимые шахматы по нескольку часов кряду, не ругали за сидение с книжкой до утра, а на прощанье дед всегда засовывал внуку в карман новенькую хрустящую купюру. Поэтому каждые выходные Максим садился в электричку и полтора часа ехал из подмосковного Королева с тремя пересадками в огромную квартиру в центре города.

Перед внутренним взглядом всплыло бледное, всегда сосредоточенное личико с невзрачными чертами. Увидишь в толпе и не запомнишь, настолько все черты скучны и обычны. Всегда в темной практичной одежке, нелюдимый замкнутый Макс молчал, ел, скрывал зевоту в гостях у деда с бабкой. Оживал лишь над доской с фигурами, тогда глаза его наполнялись блеском, а брови ходили вверх и вниз в такт размышлениям.

Интересно, прекратил ли он свои поездки после того, как вырос? Гуров пролистал протоколы, нашел строчку с данными свидетеля и снова усмехнулся. Ну кем же еще мог стать парень, который не выпускал из рук учебник по шахматам? Журин Максим Леонидович, преподаватель по шахматам в одном из столичных лицеев, проживает все в том же общежитии города Королева. Пара стандартных строк из официального протокола содержали всю дальнейшую судьбу единственного внука экстравагантной четы. Парень так и прожил еще почти двадцать лет, ничем не интересуясь, кроме фигур на черно-белых клетках. Что еще есть в папке? Показания свидетельницы, соседки, Людмилы Ивановны Ивановой, той самой лаборантки Люсеньки. Она мгновенно нарисовалась серым пятном в памяти оперативника: блеклая, будто стерли с нее все краски, с вечными пятнами смущения на щеках и жидкими волосами, собранными в хвостик, стесняющаяся своей квадратной, будто топором вырезанной фигуры. Она преданной собачонкой служила Лидии и ее мужу. За то, что Журина опекала ее, учила женским премудростям, водила за собой по выставкам, знакомя с московской богемой, та считала престарелую гранд-даму своим личным божеством. Хлопотами Олега Митрофановича приезжая провинциалка получила быстро однушку от технологического института, несмотря на скромную должность лаборантки кафедры машиностроения. Шикарный гардероб с плеча модницы Лиды, о котором заурядная женщина могла лишь мечтать, праздники в почти семейном кругу вместо одинокого застолья – блага от щедрых соседей сыпались на Иванову как из рога изобилия. Она отплатила этот долг, до конца жизни, видимо, присматривая за овдовевшим ученым, недаром первая обратила внимание на крики и побежала проверять, что случилось с тихим Олегом Митрофановичем. Запасные ключи от соседской квартиры у нее были, именно Люся и нашла старика на полу у его вместительного кресла, где тот так любил слушать старые пластинки с любимыми романсами.

Гуров опять почувствовал укол стыда: все, кто вращался вокруг интеллигентной четы, так и продолжали еще двадцать лет свою жизнь в лучах тепла и заботы Журиных, взамен отдавая внимание дряхлеющим старикам. А он исчез, как будто и не было ничего, хотя считал их практически своей семьей, пока жил в той квартире все пять лет учебы в институте. Лев Иванович со вздохом взглянул на часы, нет, это ощущение не унять воспоминаниями. Время еще есть, спектакль у жены окончится почти в полночь, поэтому он может сейчас хотя бы прокатиться в квартиру Журиных, поговорить с Ивановой об обстоятельствах смерти старика.

Опер уже стоял на парковке, когда бросил взгляд на окна криминалистической лаборатории на третьем этаже здания. Заглушив двигатель, Лев Иванович снова зашагал к крыльцу здания управления МВД. Желтый свет окон напомнил ему, что криминалист Зимин, его давний коллега, не так давно развелся с женой и теперь частенько проводил ночи на диванчике в своей лаборатории, не горя желанием возвращаться в родительский дом и выслушивать упреки из-за несложившейся семейной жизни. Дело наверняка уже побывало у Зимина в руках, а значит, тот сможет высказать свое мнение, помочь воспроизвести картину произошедшего. В беседе, бывает, всплывают мелочи, на первый взгляд несущественные детали вскрытия или результатов осмотра места происшествия, которые в официальный протокол не включают из-за их незначительности. Такие крошечные крючки могут стать точкой, от которой расследование вдруг начинает раскручиваться совсем в другую сторону. Поэтому Гуров, когда брался за дело, первые несколько дней не выдвигал версий, чтобы не уйти по ложному следу. Он тщательно, как археолог на раскопках, осматривал каждый кусочек пазла, собирая их все больше и больше, пока разрозненные элементы вдруг не складывались сами в четкую картинку. Этим Лев Иванович и заработал свою славу опытного опера, которому любая запутанная история по плечу. Его напарник по кабинету, давний приятель, Станислав Крячко не мог удержаться от своих резких шуточек в сторону друга, который с задумчивым видом часами что-то мог писать и чертить в потрепанном рабочем блокноте: «Без труда не выловишь и труп из пруда, Лева?» В ответ Гуров кивал отрешенно и продолжал вырисовывать схему из лишь ему понятных черточек, кружков и знаков. Выдержав час, заскучавший от тишины в кабинете Стас дальше выдавал новую шутку: «Говорят, что лучшие сыщики – это бывшие воры. Жду от вас чистосердечное о темном прошлом, гражданин Гуров». Приятель в ответ лишь отмахивался и вдруг загорался от осенившей догадки, радостный спешил за стол к Стасу, чтобы поделиться своими мыслями. Именно резковатый и ироничный Крячко оказывался лучшей проверкой версии на жизнеспособность. Он внимательно выслушивал, рассматривал стрелки и буквы из блокнота, а потом засыпал Гурова вопросами, возражениями, острыми замечаниями. Вот тогда, если схема выдержала такую проверку, опера принимались за ее отработку, собирая недостающие детали – показания свидетелей или улики.

Правда, сейчас его многолетний советчик отдыхал от рабочих будней в семейном кругу, время уже перевалило за десять вечера, немногие сотрудники все еще трудились в своих кабинетах. Дежурная бригада из следователя и опера да криминалист, который теперь считал работу своим первым домом. Лев легко поднялся по знакомым ступеням, коротко стукнул в дверь с надписью «отдел криминалистики» и, не дожидаясь ответа, шагнул внутрь. Как он и предполагал, Леха Зимин в красной измятой фланелевой рубашке и домашних трико развалился на продавленном диванчике. Коллега с увлечением жал кнопки своего ноутбука, который мерцал синим экраном на колченогом стуле для посетителей. При виде опера Зимин обрадовался:

– Лев, какие люди! Проходи, проходи, Евтушенко на вызов укатил, так что я тут один. Отдыхаю, перерывчик выдался. – Зимин кивнул на ноутбук со звуками стрельбы. – Игрушку новую пробую, пока работы не навалили. Вот остался с дежурным, новичок все-таки, надо помочь парню профессию освоить. Чему их там в институтах учат, потом приходится нянчиться круглыми сутками. Кофе, Лева? Или чего покрепче от стресса?

По суетливым движениям и многословию криминалиста Гуров понял, что Алексей стесняется своего положения, прикрывая круглосуточное пребывание на работе необходимостью обучать нового сотрудника. Он широко улыбнулся и покачал отрицательно головой:

– Нет, Леха, я к тебе по делу, считай, тоже на работе, но вопрос чуть больше, чем рабочий. Знакомый мой недавно у тебя проходил, официальное заключение еще от вас было. Теперь я хотел бы твое мнение услышать, что там не так? Странное, может быть, необычное, ну, ты понимаешь.

Зимин кивнул коротко:

– Фамилия?

– Журин Олег Митрофанович, – так же по-деловому отчеканил опер.

Криминалист вдруг лукаво блеснул косым взглядом, развернувшись от экрана компьютера:

– По адресу пришел, Лев Иванович. Почуял сразу, что мутная история, да?

Зимин при всей своей неудачной семейной жизни был отличным специалистом, чующим, как и Гуров, малейшие нестыковки в фактах. Он повел длинным носом, как пес, уловивший след, и с жаром заговорил:

– Я помню вызов, сам выезжал с опером и следаком. Все чин по чину, у старика сердце прихватило, он как сидел, так со своим креслом рядом и лег. Видимо, на помощь хотел позвать, но уже сил не хватило. На первый взгляд никакого криминала.

– А на второй? – Лев внимательно слушал эксперта.

Тот с довольным видом достал из толстого вороха протоколов несколько бумажек и похлопал по ним:

– И на второй, Лева, тоже все в порядке. По результатам вскрытия – смерть наступила по естественным причинам, нарушение сердечной деятельности и остановка сердца. Инфаркт по-простому.

– Тогда почему ты думаешь, что все не так просто, как кажется сперва? – Лев досадовал, что Зимин тянет время, откровенно наслаждаясь его нетерпением.

А тот гордо вскинул подбородок, растягивая минуту торжества:

– Я Зубаревой так сразу и сказал: «Копай, Наташа, там что-то нечисто», – мужчина сузил глаза и постучал пальцами по протоколам. – В составе крови и содержимого желудка у старика виагра, лекарство для повышения давления и препарат для понижения давления. Как вся эта солянка в нем оказалась? Я специально этот вопрос у знакомого аптекаря уточнил, состав от определенных таблеток, которые прописывают при пониженном давлении. Понимаешь, Гуров?! Ладно, что он при повышенном давлении пил виагру, это уж его донжуанские дела. Захотелось любви на старости лет, решил старикашка рискнуть жизнью ради подвигов в койке. Лекарство для снижения давления ему мог прописать врач по показаниям, а вот зачем он принимал препарат с обратным действием? Зачем ему порошочками и таблеточками поднимать себе давление, которое и так долбит выше нормы из-за возраста и виагры? Это же нелогично! Да и вредно. У меня матушка пьет таблетки от сердца и давления, так она даже кофе чашку себе не разрешает. По лестнице пройдется, и все, жахает под двести, беги за тонометром. В таком возрасте это сразу «Скорая» и больница, гарантированно. Вот это и странно, что не какой-то безграмотный обычный пенсионер в себя пихал что ни попадя. Такое тоже бывает у стариков, у не особо сообразительных товарищей. Пьют все как компот, не думая о последствиях и побочках. Но этот-то дед с головой дружил, образованный, особо химией не увлекался, всего три препарата. Почему он пил таблетки противоположного действия, хотя должен быть вполне разумным человеком и понимать, какие последствия от такого коктейля, – на немой вопрос Гурова криминалист махнул рукой. – Да у него полки от пола до потолка книгами уставлены, в том числе биология, анатомия и прочая медицина. Уж если человек таким всю жизнь интересовался, то основы должен понимать.

Гуров тут же вспомнил сотни книг, которые коллекционировали Журины. Лидия, профессиональный скульптор, собирала редкие издания, буквально охотилась за ними, выискивая энциклопедии, учебники, книги по анатомии человека на блошиных рынках, в антикварных лавчонках и на стихийных развалах. Она с горящими глазами демонстрировала свои находки домочадцам и гостям:

– Вот, полюбуйтесь, Левушка, итальянское издание иллюстраций из атласа Говарда Бидло. Шестнадцатый век, личный врач английского короля. Его новшество – подробное изображение папиллярных гребней на пальцах, которые он исследовал с помощью микроскопа. Представляете, Лев?! То, что теперь в вашей работе обыденность, инструмент для поимки преступника, тогда было неслыханным открытием – уникальность отпечатков пальцев, неповторимый узор у каждого человека. Это же отец, нет прапрапрадедушка криминалистики!

Прямо на стол перед Львом, который зашел на вечерний чай к Журиным, лег разворот потрепанной книги с черно-белым портретом человека в парике. Студент скользнул взглядом по лаконичным буквам латиницы:

– Лидия Гавриловна, здесь же по-итальянски или по-испански, как вы сможете прочитать книгу?

Женщина покачала головой с высокой прической:

– Ну же, Лев, во-первых, Лидия, а не Лидия Гавриловна. После 80 лет, так и быть, соглашусь на отчество. А во-вторых, у нас есть итальянский словарь, этого достаточно, чтобы понять основное направление мысли. В этой книге иллюстрации, картины важнее слов.

Основы итальянского она тогда освоила за пару месяцев, и уже к лету сборник пластинок ее мужа стал пополняться известными ариями, потому что Лидия решила совместить изучение нового языка с музыкальными вечерами. Вместе с ней проникались оперным искусством Максим и Лев, корпящие над очередной шахматной партией. «А ведь именно знание итальянской оперы покорило Машу на первом свидании. Завоевание жены – это результат воспитания Лидии», – вдруг понял Гуров.

– Лев, ты чего, переработал? Ты слышишь меня, Лев Иваныч? – Крепкий палец ткнул в бок, и Гуров вернулся из своих воспоминаний обратно в сегодняшнюю реальность, в отдел криминалистики.

Зимин внимательно всматривался в лицо опера:

– Ты это чего, Лев Иванович, в отключку какую-то ушел. Ты давай домой дуй, мертвецы подождут. Им уже некуда торопиться. Там жена заждалась тебя, – во взгляде новоиспеченного холостяка мелькнула зависть. – Отдохни, сто грамм прими, завтра договорим. Я утром здесь буду. Сегодня еще протоколы все перечитаю по Журину этому, может, еще какая мысль созреет.

– Хорошо, – согласился опер.

Перед глазами были часы, на которых стрелки уже показывали одиннадцать. Он же еще собирался увидеться с соседкой Журиных. Людочке сейчас далеко за 60, и будет отлично, если она страдает бессонницей.

Гуров пожал на прощание руку Зимину и направился обратно к своему автомобилю на парковке, оставив эксперта и дальше коротать одинокий вечер за ноутбуком на служебном диванчике.

Чем ближе он был по знакомому маршруту к дому, где провел пять чудесных лет, тем сильнее билось сердце. Воспоминания накатывали одно за другим, разливаясь в груди щемящей смесью радости и ностальгии. Возле дома он долго парковался, поджидая, когда сердце вернется к привычному спокойному ритму, а по всему телу перестанет идти легкая дрожь. Гуров вышел из машины, поднял глаза на знакомые окна и застыл на несколько секунд в шоке. Угловая квартира Журиных состояла из пяти комнат: просторная гостиная с большим дубовым столом; спальня с глухими шторами; залитая светом мастерская Лидии; крошечный будуар, как называла его женщина, где висели ее наряды, стоял столик с огромным зеркалом и тугая бархатная кушетка, повидавшая немало откровений соседок; кабинет Олега Митрофановича, совмещенный с библиотекой, в котором он проводил долгие часы. В глубоком кресле у окна, рядом с зеленой лампой на подставке из малахита, пожилой мужчина читал книги, слушал музыку на патефоне, если Лидия просила ее не тревожить. Регулярно женщина запиралась надолго в мастерской для новой работы, тогда все в квартире Журиных переходили на шепот, чтобы не мешать увлеченной скульпторше ее встрече с музой. Все комнаты тянулись анфиладой вдоль длинного коридора с задней стороны дома, лишь кабинет Олега Митрофановича выходил окнами во двор, оставаясь отдаленной комнатой, откуда звуки не доходили до мастерской. Сейчас же Гуров застыл от невероятной картины – окно с плотными шелковыми шторами горело зеленым пятном включенной лампы, которая, он точно знал, стоит на небольшом журнальном столике у окна, подсвечивая белые буквы на глянцевых листах заграничного журнала о машиностроении в руках у Олега Митрофановича. Только пенсионер мертв, а квартира опечатана! И в ней не может гореть свет! Мертвец не может включить лампу и сидеть в кресле! Зеленый свет мигнул, исчез, а окно налилось чернотой ночи. Гуров со всех ног кинулся к знакомому подъезду, дернул дверь и остановился – ну конечно же, на двери теперь домофон и кодовый замок, как и в любом подъезде, так просто сюда больше не попасть. Лев по памяти воспроизвел нумерацию квартир, нажал блестящие клавиши. Дребезжащий голос ответил почти сразу:

– Кто там?

– Людмила, – он никак не мог вспомнить ее отчество. – Это Лев Гуров, я снимал квартиру рядом с Журиными, помните? Я по поводу смерти Олега Митрофановича. Могу подняться к вам и задать несколько вопросов?

Заминка длилась несколько секунд, потом пискнул домофон зеленой точкой, и Гуров уже поднимался на третий этаж, по пути лихорадочно соображая, как ему попасть в квартиру. Ведь полиция наверняка опечатала вход в жилье до окончания разбирательства, а у него нет сейчас юридических полномочий для входа в квартиру. Все-таки формально, как опер, он никакого отношения к расследованию смерти Журина не имеет. Может, стоит зайти к участковому и попросить его открыть квартиру? Обдумать все варианты сыщик не успел, на лестничной площадке его ждала все такая же блеклая, в застиранном голубом кимоно – наследство Лидии – соседка Журиных, Люся. За двадцать лет она почти не изменилась, лишь ее невыразительное личико набрякло морщинами и мешками под глазами, а так все тот же тоненький хвостик на затылке, водянистые глаза и тихий голос. Она, поджав губы, ждала Гурова у дверей квартиры Журиных и без всякого приветствия протянула:

– Когда живы были, то вы в гости к ним не захаживали, как институт закончили. Неужто мертвые интереснее, чем живые, Лев Иванович?

Опер виновато отвел глаза в сторону:

– Простите, даже не знаю, как вышло. Работа, семья, закрутилось все. А Максим навещал их?

Старушка покивала головой:

– Как часы, каждое воскресенье всегда здесь. Как Лидия умерла восемь лет назад, стал почаще забегать к деду. Продукты купить, в аптеку сходить, мы не молодеем. Я за ним тоже ухаживала, убиралась, готовила, врача вызывала – все на мне. Олег Митрофанович и так был… – старушка пожевала губы задумчиво, подбирая слова, – от мира оторван, без жены и не знал, как за свет заплатить. Избаловала его Лидия, жил как царь. Жена – красавица и умница, и дом полная чаша, слова о нем плохого не сказала за всю жизнь. Лидочка не человек, а ангел.

Она вдруг замолчала и хмуро кивнула на дверь:

– Я как шум услышала, сразу прибежала с ключами, отперла дверь, а он там лежит. «Скорая» приехала, потом полиция, Максиму я набрала, вызвала сюда. Он живет, конечно, скромно, но на такси из Королева денег не пожалел ночью. Все-таки дедушка…

Опытный оперативник от ее горького тона забыл все вопросы, которые готовил, пока добирался сюда. Мигающая зеленая лампа, призрак прошлого, выбила его из рабочего тона. Зашаркали тапки, Люсин хвостик замелькал в тусклом свете подъездной лампочки.

– Поздно уже, мне утром в похоронное бюро ехать, Максим не справится один с организацией. Поминки будут в три часа дня в кафе «Коляда», хорошее место, все-таки начальство с нашего института приедет, помнят еще Олега Митрофановича. Не все, но помнят, все же и заместителем заведующего кафедрой был столько лет. У Лидочки на прощании сотни гостей было, все ее помнили, все любили. Гроб, венки, музыка итальянская – все как она наказала. И дом наш, и кафедра, и ее ученики пришли, кого только не было. Все как она просила я сделала, гроб белый, никаких ладанок на лбу. Прическу и макияж я сама ей делала, за деньги пустили в морг покойницу обряжать, платье черное, туфельки на каблучке и перчаточки кружевные. Ей от болезни пальцы скрючило, очень Лидочка тяжело это переживала и перчаточками прикрывала уродство. Работала не покладая рук, вот потом вылезло. Ручки стали как у птички лапки, а она все творила, через боль. Никому не жаловалась, накупила перчаток и еще лучше стала выглядеть, как королева настоящая.

Старушка ушла с головой в воспоминания, кивала и улыбалась умиротворенно от радости, что помогла своей обожаемой подруге отойти в мир иной такой же прекрасной, какой Лидия привыкла быть всю жизнь. Хлопнула входная дверь на первом этаже, застучали шаги припозднившегося жильца. Люся снова свела белесые бровки-запятые на переносице:

– Мне пора, приходите попрощаться с Олегом Митрофановичем завтра, на Миусское кладбище, к двенадцати.

– Да, я приду, конечно, – опер очнулся от ступора и полез в карман, сунул в сухие ладошки все купюры, что были в кошельке. – Вот, возьмите, это для организации похорон, не отказывайтесь, прошу. Мне стыдно, что так вышло, это немногое, что я могу сделать сейчас.

Чтобы Людмила не успела отказаться, он поспешил по ступеням вниз. Внутри горела досада на себя, что поддался эмоциям. Теперь его визит прошел так скомканно и неинформативно, так и не решился он спросить у Люси, почему загорелась и погасла зеленая лампа в кабинете Олега Митрофановича. Хотя, с другой стороны, что он хотел узнать? Не водится ли в квартире Журиных привидение, которое сидит в кресле и включает зеленую лампу?

В машине опер просидел добрых четверть часа, не сводя глаз с окна в кабинете старика. Вдруг на окне соседней квартиры мелькнула тюлевая занавеска, колыхнулась и вернулась обратно белой волной. Гуров понял, что это Людочка наблюдает за ним из своей квартиры. Старушка недовольна его многолетним отсутствием, обижена заочно черной неблагодарностью к Журиным, которые так опекали молодого студента. Поэтому разговаривала так сухо, в каждое слово вкладывая упрек. Ну ничего, завтра после поминок она разговорится в волнении от обилия людей и событий. Он помнил, как будоражили ее даже посиделки у Лидии и Олега на праздниках. Вечеринки всегда заканчивались для Люси слезами, она начинала плакать от захлестывающих чувств к своим благодетелям и благодарить их. Ему обязательно надо быть на похоронах – отдать последний долг старику, а заодно побеседовать с Максимом и Людмилой, практически единственными свидетелями его последних лет жизни. На сегодня расследование закончено, даже дома ему не над чем поразмышлять. Кроме сомнений полицейского криминалиста, нет никаких оснований считать, что Олег Митрофанович умер не от естественной в его возрасте причины. Правда, мысли о событиях в квартире в Академическом переулке не шли из головы и после того, как он встретил жену Марию, актрису театра, у служебного входа и отвез домой.

Перед сном Маша тактично нарушила молчание мужа:

– Лев, все в порядке? Новое дело?

Она привыкла, что каждое новое расследование увлекает Льва с головой, так что тот забывает обо всем, до того уходит в собственные мысли. В этот раз он удивил ее неожиданным вопросом:

– Как ты думаешь, привидения существуют?

Она сначала рассмеялась от необычного интереса:

– Как призрак оперы? – но, увидев серьезное выражение лица Льва, пожала плечами. – Скорее да, чем нет. Я сама не сталкивалась с ними. Почти. Хотя ты знаешь, была одна жуткая история. Первым главрежем в нашем театре был Георгий Таар. Из-за интриг его оклеветали, сняли с должности и даже отправили в психушку, хотя при нем театр процветал несколько десятилетий. Его жена, Нора Вааль, актриса, пыталась восстановить справедливость, каждый вечер приходила к театру и стояла часами у входа, наблюдая за зрителями, потому что новый режиссер запретил ее впускать внутрь. Когда она узнала, что после реконструкции здания на месте кабинета ее мужа сделали уборную, то прокляла театр и всю труппу. Она покончила с собой или попала в психушку, говорят разное. После ее смерти стали говорить, что призрак женщины, похожей на Нору, бродит за кулисами и делает пакости. Выключает свет, дергает занавес, прячет тексты роли и портит костюмы. Это все было в советское время, до того, как я пришла в театр. У наших старожилов куча историй о проделках привидения Норы. И все-таки я сама видела кое-что необъяснимое. Когда я пришла служить в театр, как раз новый режиссер, что набирал новую труппу из выпускников театрального училища, вызвал священника, чтобы тот отслужил молебен и окропил все помещения святой водой. Сразу после его ухода во время репетиции прямо на сцену вылетела огромная синяя бабочка. Я видела таких только по телевизору, кажется, они водятся где-то в джунглях, но уж точно не в Москве. Тем более был ноябрь, какие бабочки? Она сделала несколько кругов и улетела. Наши считают, что это была душа той актрисы – Норы. Она простила всех через много лет и прилетала попрощаться перед тем, как покинуть театр навсегда. С тех пор все стуки, шорохи исчезли, я сама дежурила несколько раз в театре во время выходных дней. Никакой мистики, нарядились с девчонками в костюмы и танцевали до упаду, – Мария улыбнулась. – Вот такая простенькая история, никаких оперных див, похищенных призраком подземелья. Лев?

Пока она рассказывала, муж не выдержал напряжения тяжелого дня и задремал. Ее грозный опер, мужественный борец с преступниками уснул как младенец под сказку о проклятии актрисы. Мария укрыла мужа получше, улеглась рядом, так чтобы ровное дыхание мужчины касалось ее волос, и тоже закрыла глаза.

Глава 2

Утром после планерки Гуров успел договориться с начальником, генералом Орловым, о выходном на весь день, заскочить в свой кабинет и обсудить с Крячко свое намерение пойти на похороны Журина. Приятель прищурил глаза хитро и пробасил, изображая ковбоя из дурацкого фильма:

– Что-то нечисто со смертью ученого и старый охотник взял след, да, Лева?

Гуров уже хотел ему рассказать о мигании зеленой лампы в окне, потому что кому, как не проверенному годами Стасу, доверить глупый иррациональный страх? В свете дня под пристальным напором колких шуточек вчерашнее привидение растворится и исчезнет, словно утренний туман над рекой под лучами солнца. Только откровению помешало появление Зимина. Тот, посвежевший, теперь в джинсах и рубашке, без стука вошел в кабинет. Затянувшуюся ночь выдавали лишь красные опухшие веки, сам же криминалист был полон энергии и сразу перешел к делу:

– Во, смотри, запросил дополнительный биохимический анализ по Журину, ребята подсуетились и прислали быстро. – Криминалист указал пальцем на цифры и латинские буквы на выписке. – Адреналин! Смотри, у него повышены кальций и адреналин.

Крячко хмыкнул иронично:

– Конечно, профессор, теперь все ясно как белый день. Преступник обнаружен, а в суде так и скажем – адреналин! Орден куда тебе вешать?

Зимин плюхнулся на стул и сморщил длинный нос:

– Вот так, трудишься по ночам, стараешься, просишь коллег помочь, а опера в ответ только шуточки свои шутят. Объясняю, – менторским тоном, будто преподаватель в институте, продолжил Зимин. – Высвобождение адреналина, то есть его появление в организме, связано с раскрытием кальциевых каналов. Кальций попадает в клетки тела, заставляет мышцу сердца сжиматься все сильнее и сильнее. То есть переизбыток кальция вызывает практически неконтролируемую судорогу сердечной мышцы, провоцирует аритмию, падение кровяного давления, потерю сознания и в конечном итоге летальный исход. Прошу заметить, естественной природы. Адреналин выделяется при сильном испуге, шоке, стрессе. – Эксперт перехватил недовольную гримасу Крячко. – Перевожу с криминалистического на оперской. Старика что-то так напугало или шокировало до такой степени, что у него скакнул уровень адреналина в крови. Адреналин и кальций, вернее их избыток, и спровоцировали сердечный приступ. Притом что хронических сердечных болячек у пожилого мужчины не было. Сосуды тоже в отличном состоянии в рамках возраста. Но при той смеси препаратов, что присутствовала в организме, и сильном шоке даже такой крепкий старикан дал дуба. Одно лишь непонятно. Итак, господа знатоки, что его так напугало?

– Привидение! – не удержался Лев от восклицания.

Крячко и Зимин переглянулись, криминалист заботливо переспросил:

– Лев Иванович, а ты ночью спал или все за преступниками бегал? Как отдохнул?

Гуров чувствовал, как заливается краской от смущения, что выглядит сейчас в глазах коллег сумасшедшим, который верит в пришествие инопланетян или полтергейст. Но деваться уже было некуда, он рассказал им о вчерашнем происшествии. Глаза у Стаса загорелись, он вдруг с энтузиазмом продолжил:

– А вот у моего деда в деревне тоже случай был… – И тут же замолчал под суровым взглядом эксперта.

Зимин покачал головой:

– Послушайте, парни, я не первый год в нашей сфере варюсь. Мертвяков навидался всяких: и висельников, и утопленников, и в ванной кровавой плавали. Короче, привидений не существует. Нет их, поверьте мне. Все остальное – случайности или специально подстроенные фокусы. Все эти привидения, барабашки, полтергейсты, призраки и прочая нечисть просто косяки строителей, которые так дома строят, что там потом с ума сойдешь от завываний да стуков. Гнилая проводка, замыкание из-за старой розетки или шнура лампы – вот и мигает твоя лампа, как карусель на ярмарке. Лучше попроси участкового открыть дверь и обесточить все, пока не сгорела квартирка с реальными уликами.

Гуров вздохнул с облегчением, Зимин развеял напряжение за несколько секунд. Действительно, разгадка простая, как белый день, как ему сразу в голову не пришло? Крячко тоже восхищенно заметил:

– Варит у тебя голова, Леха, будь здоров.

Зимин расплылся в довольной улыбке:

– Прощаю тебя, так и быть, за твои шуточки про профессора, если угостишь пирогом Натальиным. Я его еще из коридора почуял.

Стас потянулся и достал с подоконника огромный контейнер, который утром заботливо приготовила супруга. Выпечка его жены Натальи была известна всем сотрудникам здания управления, и всегда находился желающий полакомиться кусочком. Зимин приметил:

– Так, вот эти два с краю – мои, не трогайте. Я быстро, кружку с кофе заберу из кабинета.

Пока криминалист топал по лестнице вверх, Стас подмигнул приятелю:

– Выбирай себе тоже побольше кусок, Лева. Наташа знала, что налетят голодающие, побольше приготовила.

Гуров подхватил небольшой кусочек с мясом, накинул куртку и махнул рукой на прощанье:

– В машине съем, тороплюсь уже.

– После кафе домой рули, отдохни, чтобы привидения не мерещились!

Под выкрики Стаса Гуров зашагал вниз к выходу, понимая, что сегодня никакого отдыха у него не будет. Расследование только началось, и впереди еще много дел, чтобы найти ответ на главный вопрос: кто или что напугало Олега Митрофановича до смерти? Да, его смерть наступила по естественной причине. Это если смотреть только физиологию. А если рассматривать более глобально, то Журина довели до смертельного приступа, подсыпав лекарства, которые разгоняли его кровь, а потом напугали так, что сердце не выдержало напряжения и остановилось. Он должен найти того, кто это сделал с добродушным мирным старичком.

На похоронах сыщик лишь на минуту позволил себе расслабиться, когда коснулся бархата гроба, где умиротворенно лежал покойник в строгом черном костюме. Из кармана кокетливо выглядывал белоснежный платок, а в сложенные пальцы был всунут кругляш белого медальона. Гуров вспомнил это украшение: крошечную драгоценность отлила Лидия сама, в тигельной самодельной печи, увлекшись как-то изготовлением ювелирных изделий. Подарок – медальон из белого золота на тяжелой толстой цепи – она вручила мужу на день рождения. Олег Митрофанович попросил тогда Гурова найти салон, который согласится распечатать их с Лидой свадебное фото в крошечном размере, а затем лично вставил готовый снимок в глубокое донце металлического овала. Подарок он называл своим талисманом и брал всегда в рабочие поездки на удачу. А когда однажды опоздал на автобус, который попал в аварию со всеми участниками симпозиума, то и вовсе стал носить медальон постоянно, скрывая украшение под своими белоснежными накрахмаленными сорочками.

Углубиться в воспоминания Лев себе не разрешил, он незаметно осматривался по сторонам, пытаясь понять, кто из этих людей мог навредить Журину или желать тому зла. Седовласые старики в добротных костюмах, такие же старушки в сдержанных нарядах произносили речи о жизни покойного. Небольшая толпа человек в пятьдесят чинно слушала, кивая головами в подтверждение. К микрофону подошла Людмила, с ног до головы в черном, дрожащим голосом она выдохнула громким шепотом на весь зал:

– Наконец мои самые дорогие люди воссоединятся в другом мире!

Дальше Гуров не слушал, он нашел того, кого долго выискивал среди толпы пожилых людей. Невысокий сутулый мужчина в дешевом куцем костюме стоял одиноко в углу, поводя плечами то ли от смущения, то ли от давящей атмосферы. В нем опер сразу узнал своего многолетнего партнера по шахматным сражениям. При виде Гурова Максим Журин поправил очки, всмотрелся близоруким взглядом и удивленно вскинул брови – узнал. Лев крепко пожал ему руку и стоял рядом, пока гроб с покойником по окончании церемонии плыл по ленте в огненное марево печи крематория. На выходе, ожидая, пока степенная толпа пройдет на улицу, сыщик предложил:

– Максим, я на машине. Давай довезу тебя до кафе? Или ты на своем транспорте?

Тот снова поправил очки:

– Я без машины, как-то не вышло научиться водить. После смерти бабушки все хотел сесть за руль ее «Волги». Но так и не получилось, не доучился на курсах. До сих пор в гараже стоит автомобиль, дед отказывался машину продавать, хранил как память. Сам тоже не рулил. Только Лидия у нас оказалась лихим шофером.

Проехав несколько метров по нужному маршруту, Гуров осторожно начал разговор:

– Макс, расскажи, как жили старики? Что было после смерти Лидии?

Мужчина ушел в свои мысли, а потом выдал вдруг неожиданный вопрос:

– Зачем? Ты ведь с ними не общался после переезда, твое появление на похоронах – формальность, отдать дань. Зачем тебе знать подробности их жизни за несколько лет? Это странный вопрос. Особенно в связи с тем, что ты ведь сейчас полицейский, да? Тебя всегда увлекала твоя профессия, и логично, если ты стал полицейским. Как это называется в вашей сфере, следователем?

В отсутствии логики упрекнуть преподавателя шахмат было нельзя. Может, Макс и выглядел чудаковатым среди обычных людей, но сразу выстроил логическую цепочку из выводов. Гуров на секунду задумался над ответом:

– Оперуполномоченный, так называется должность. Да, ты прав, это моя вина, что не навещал стариков. Поэтому хочу убедиться, что все в их жизни было хорошо. Пускай даже как представитель закона. Это все, что я могу теперь. К сожалению. Хоть так, уже не исправить ничего.

Максим дернул плечом:

– Все у них было хорошо. Бабушка так же вела богемную жизнь, занималась скульптурой. Дед работал в своем институте, пока она не заболела. Когда поставили диагноз Лидии, он хотел увезти ее за границу на лечение, но она отказалась. Не хотела портить свою красоту и внешность ради пары лет жизни на таблетках. Сказала, что химиотерапия не подходит к ее маникюру. Сгорела за полгода, дед тогда отказался от должности уже окончательно, совсем ушел на пенсию. Первые пару лет выходить из дома почти перестал. Только с Люсей общался и со мной. Мне приходилось чаще ездить, пытался его как-то встряхнуть. Я звал в парк, в кино, но ты же знаешь, как дед относится ко всему современному. Они даже телевизор так и не завели. Я подарил ему на Новый год в подарок плазму, копил почти год, так он отдал телик Люсе. Все только свои пластинки слушал… Болото какое-то, все смерти желал, чтобы быстрее к Лидии уйти. Без нее не хотел жить, просто сидел и ждал смерти. Правда, в последнее время получше стало, к нему начала ходить женщина одна – Марина, ухаживать за дедом, время с ним проводить. И он, ты знаешь, как-то ожил поначалу, стал пободрее. В парикмахерскую сходил, журнал любимый выписал, на чай эту даму приглашал. Женщина эффектная, я понимаю, почему она его привлекла, – очень похожа на Лидию, тоже высокая и статная блондинка, даже в чертах лица есть сходство. Хотя, конечно, с бабушкой умом и уровнем эрудиции не сравнится. Но главное, чтобы деду было хорошо, я только радовался, что старик ожил наконец. А потом устал он, что ли, от своего жениховства или поругались, я даже не понял ничего. Вернее, дедушка ничего не рассказал, Марина перестала у него появляться, а он отказывался говорить о ней. Будто и не было никогда ее.

Максим горько усмехнулся:

– Вот и все наши события. Негусто, да? Ты ожидал большего?

Лев в ответ неопределенно пожал плечами, ему не хотелось лгать этому мужчине, с которым приятельствовал во времена студенчества, и говорить, что его интерес не имеет под собой почвы. Постарался перевести разговор в другое русло:

– Откуда появилась Марина в вашем доме, если Олег Митрофанович вел затворнический образ жизни?

Максим равнодушно ответил:

– Случайно, она работает в страховой компании. Дед хотел застраховать работы бабушки, вызвал менеджера, и приехала Марина. Так и познакомились.

– Зачем их страховать? – удивился Гуров.

По его воспоминаниям, скульптуры руки Лидии продавались за весьма скромную цену. Да, она была звездой богемной художественной тусовки, зналась и дружила со многими антикварами, творческими личностями, давала частные уроки, но именно как скульптор добилась очень среднего уровня признания. Сама Лидия прекрасно это понимала, часто себя называя «глиняным ремесленником», так как регулярно ваяла на заказ для номенклатурных бонз, а потом для дворцов новых русских. Лепила их любовниц в виде обнаженных античных скульптур, пухлощеких ангелов для фонтанов, даже затейливые вазоны под цветы на входе. К своему собственному творчеству женщина относилась насмешливо: «Бог дал мне талантливые руки и глаза, да забыл вложить искру безумия. А без нее получается симпатично, правильно, но слишком скучно. Талант, но не гений. И я рада, не хотела бы откусить себе ухо или спиться от непризнания, как и бывает со всеми гениями».

Только Максим, в отличие от сыщика, явно не испытывал любопытства к вопросам, которые не были связаны с шахматами. Он снова пожал плечами в немом ответе – не знаю. Пока Гуров выбирал место на парковке рядом с кафе, Макс вдруг снова выдал новый логический домысел:

– Я ведь единственный наследник, а значит, единственный заинтересованный в смерти деда?

Лев Иванович молча кивнул. Мужчина продолжил свою мысль:

– Значит, я единственный, кто мог желать ему смерти. То есть, как это у вас называется, подозреваемый?

Гуров твердо ответил:

– Интерес не равно действие, Максим. Я не занимаюсь мыслями людей, только их поступками.

Он захлопнул дверь машины и зашагал к кафе, где уже за столами сидели гости. Макс, понурый, ссутулившийся, направился следом за опером.

Улучив минутку, когда гости уже начали прощаться после поминальной трапезы, Гуров пересел на освободившееся место рядом с Люсей и чуть небрежно поинтересовался:

– А Марине сообщили о смерти Олега Митрофановича? Что-то я не наблюдаю среди гостей эффектной блондинки.

На него уставились прозрачные глаза с капельками слез на белесых ресницах:

– Даже не упоминайте это имя, тем более здесь, на похоронах, когда мы прощаемся с Олегом Митрофановичем. Эта женщина ему никто, было бы странно приглашать ее на поминки.

Люся подхватила потертый ридикюльчик, поспешила к администратору кафе. Гуров откинулся на спинку стула и обвел взглядом в задумчивости последних гостей, которые пожимали руку Максиму на выходе. Да, искать эту Марину придется долго, слишком скудная информация – имя и работа в страховой компании, которых сотни в столице. Может, хоть она поможет понять, почему Олег Митрофанович принимал добровольно столько лекарств? К тому же если Журин принимал виагру, то явно был настроен на любовные встречи с этой женщиной. Пускай Максим говорит, что их общение по непонятной причине резко прекратилось, но он не жил вместе с дедом и мог быть не в курсе их отношений. Придется по совету криминалиста обратиться за помощью к участковому, который опечатывал квартиру и мог теперь дать доступ в нее для опера.

* * *

Районный РОВД и кабинет участковых Лев Иванович отыскал быстро. На участке, где располагался дом Журиных, за порядок был ответственным вполне приятный, совсем молодой парень, явно недавно после армии, судя по выправке и манере ходить чуть ли не строевым шагом. На просьбу полковника, еще и опера по особо важным делам, участковый откликнулся с великим энтузиазмом. Хотя Гуров, не желая его посвящать во все нюансы своего расследования, рассказал лишь о мигающей лампе и угрозе возможного пожара из-за некачественной проводки. Участковый мгновенно натянул шапку на короткий ежик волос и потряс ключами от квартиры:

– Конечно, я вам открою. Осмотрим и опять все опечатаем. Я жду, когда бумага придет по Журину, чтобы наследнику ключи передать.

По дороге паренек, взволнованный близким общением с таким важным визитером, болтал без умолку:

– Там столько странностей с этим Журиным. Вроде как и ничего интересного, пенсионер, ну что там может произойти, тем более непьющий. Ни драк, ни криков, я так-то всех своих дебоширов знаю на участке. С этим и знаком не был даже, первый раз полгода назад его увидел.

– А что случилось? – удивился Гуров, узнав, что мирный и интеллигентный Олег Митрофанович вдруг привлек внимание участкового.

Тот сдвинул форменную шапку на затылок, ткнул куда-то в сторону ветхих трехэтажек:

– Мальчишки из старых домов притащили мне сумку и потрошеный бумажник, нашли в кустах. Я по базе пробил и отнес старику. Он тогда пожаловался, что когда шел из аптеки, то его толкнул кто-то в спину, выхватил сумку и убежал. Украли всего ничего, пару сотен рублей, он поэтому не стал заявлять в полицию. Да к тому же через пару часов я сумку ему уже принес, все на месте было. Документы, лекарства не забрали, только деньги. Мелкий воришка или хулиган действовал. Жалко, рассмотреть его старик не успел.

– И что же здесь странного? Забрали деньги, а остальное содержимое выкинули вместе с сумкой, – возразил опер.

Участковый пожал плечами:

– Обычно стараются выжать из стариков по максимуму, деньги просят за якобы найденные документы. Представляете, для них же целая история потом мотаться по конторам, чтобы восстановить паспорт, пенсионное, проездной, ну и что там у них еще бывает. Пожилые, они обычно как дети, в полицию не идут, платят, сколько им скажут. Вот и считайте: за возврат документов, таблеток редких, карты банковской, ключей денег можно больше получить, чем из его кошелька. У меня так одна бабулька всю пенсию отдала за возврат карточки из поликлиники, уж очень она ей нужна была. Анализы какие-то важные, направление на операцию.

Сыщик прервал болтовню парня:

– Таблетки или другие лекарства были в сумке у Журина?

– Ага, – парень уже шагнул в знакомый подъезд. – Он же из аптеки шел, даже лекарства не тронули, так и лежала банка целая витаминов. Старик тогда еще обрадовался, ведь витамины купил какие-то дорогие. Он даже не надеялся, что грабитель их оставит в сумке. Хороший был дядька, спокойный. Заявлять не стал, чтобы темняков не разводить. – Тут паренек осекся оттого, что сболтнул уже лишнего, и засуетился у оклеенной бумажными полосками двери. – Ну вот, пришли. Вы открывайте сами, вот ключи. Надо, конечно, свидетелей, но мы же просто для безопасности пришли. Выемки, протоколы делать не будем. Выключим, и все, да? Не будем возиться свидетелей искать.

Опер кивнул в ответ, сил отвечать у него не было. При повороте ключа на него хлынула волна знакомого запаха: духи Лидии, впитавшиеся в стены, аромат дубового паркета, натертого воском, терпкий дух кофейных зерен, разложенных в небольшие вазочки в шкафах, лесной запах «Шипра», которым пользовался ее муж. От этой смеси, знакомых красных обоев в коридоре, виднеющегося в дверном проеме гостиной уголка плюшевого дивана у него застучало сердце, а к горлу подкатил сладко-горький комок. Участковый тем временем бесцеремонно прошелся по коридору прямо в обуви и исчез за поворотом, который оканчивался кабинетом ученого. Оттуда парень показался с удивленным выражением лица:

– Вы же говорили, лампа мигала, короткое замыкание! Но она даже в розетку не включена!

Обескураженный Гуров прошел в кабинет, с удивлением сам ощупал прибор. Действительно, ее шнур висел черной змеей вдоль ножки стола из отполированного дуба. Вилка болталась внизу. Сыщик несколько раз проверил все элементы, не понимая, как лампа могла мигать в выключенном состоянии. Квартира опечатана с момента смерти Журина, электроприбор даже не включен в сеть, а значит, зеленый свет за тяжелой шторой ему просто привиделся. Участковый тем временем прошелся по всем комнатам:

– Да у них тут и электроприборов кот наплакал, даже телевизора нет. Холодильник отключен, плита газовая, баллон я перекрыл.

Он не смог скрыть изумление, когда вернулся в кабинет и увидел, что сыщик по-прежнему крутит лампу в руках, все пытаясь что-то в ней рассмотреть. Прокашлялся смущенно, потоптался рядом:

– Это… товарищ полковник, я вас в подъезде подожду.

А Гуров вдруг почувствовал напряжение, которое так и вибрировало в голосе парня. Он резко развернулся и спросил:

– Ты чего испугался?

От неожиданного вопроса парень густо залился краснотой, задышал тяжело и прошептал:

– Квартира тут нехорошая.

– Что ты имеешь в виду? – Гуров шагнул поближе.

Высокий и крепкий парень, полный физической силы, явно был очень напуган. Он, то и дело оглядываясь по сторонам, зашептал:

– Говорят всякое, я соседей когда опрашивал после смерти старика, никто не хотел свидетелем идти. Говорят, демоны его мучили, и поэтому он кричать стал по вечерам страшно, а потом помер от мучений. До сих пор они здесь, в квартире, стонут.

– Какие демоны, ты чего несешь?! – от напряжения тяжелого дня Гуров вдруг вскипел и потерял свое привычное самообладание. Опер ухватил участкового за край форменной куртки и процедил: – Как бабка, сплетни собираешь? Огромный как бык, а душонка зайца. Никакие демоны Журина не мучили, понял? Он свою жизнь честно прожил и тихо, только добро людям делал.

– Да я знаю, знаю, – зачастил в ответ участковый, пытаясь вырваться из крепкой хватки мужчины. – Мне соседка их рассказывала. И что помогали всем, на лечение денег давали, на любую просьбу откликались. Только я сам, сам слышал!

Гуров отшатнулся и разжал хватку:

– Что? Говори, что ты слышал!

На лице парня отразились муки раздумий, он явно не знал, чего же больше бояться. Демонов, обитающих в квартире, или полковника, который одним словом может лишить его места в полиции. Он нервно сглотнул и решился на откровение:

– Я не верю в чертей и всякое такое. Но когда меня вызвали на труп, то пошел по этажам для опроса жильцов, ну и свидетелей найти для протоколов. А все отказались, все! Они говорили, старик страшно перед смертью кричал, на весь дом. По вечерам у него выл кто-то очень громко и страшно. Я тоже думал: глупости это все, полный подъезд стариков, вот и навыдумывали! А когда уходил и опечатывал двери, то оно там начало стонать и скрипеть. Я точно слышал! Квартира пустая была, тело уже увезли, там никого не было! Но там кто-то стонал! Не человек, а… а… из другого мира существо. Вы ведь тоже, тоже это видели! Сами сказали, что лампа мигала, а она даже в розетку не включена! Как она могла мигать, кто мог стонать в пустой квартире?! Это демон! Или привидение!

Парнишка испуганно обернулся на огромный портрет Лидии, который с веселой хитринкой смотрел на них со стены. Лев Иванович сжал кулаки. Его голос, спокойный и размеренный, прозвучал будто со стороны:

– Так, ты разговоры эти завязывай. Сам понимаешь, где ты служишь. За такое можно из органов вылететь в два счета.

– Я никому не расскажу, – насупился парень. – И вы тоже начальству моему не докладывайте, пожалуйста. У нас майор суровый мужик, чуть что не так, и рапорт об увольнении на стол.

Гуров смягчился, ну не виноват парень, что накрутили его соседи своими рассказами, а тут еще и звуки странные в квартире добавились. Он уточнил:

– Что-то еще странное происходило?

В ответ тот лишь помотал головой – нет.

– В гости к старику последние полгода приходила женщина, не встречал ее? Эффектная блондинка.

Парень снова помотал головой:

– Я вообще думал, что вот такая серенькая старушка – это его жена. Которая полицию вызвала после его смерти. Она все знала в квартире, где что лежит, а потом оказалось, что соседка. Просто ухаживала за ним, помогала по хозяйству. Больше никого не видел.

Опер сжалился над напуганным участковым:

– Ладно, если вспомнишь что-то, любую мелочь, то скажешь. Давай в подъезд, я еще пару минут тут проверю кое-что, и тоже на выход.

Оставшись один, он прошелся взглядом по длинным полкам с книгами. Стеллажи тянулись вдоль стен, туго набитые строем из книг и журналов. Как в настоящей библиотеке, здесь все делилось на отделы, он помнил это еще с тех времен, когда брал у Журиных книги каждую неделю, проглатывал за пару дней и шел за новой порцией. Вот стена с художественной литературой – здесь шли длинные ряды собраний сочинений, от классиков до зарубежных детективов, которые тогда были редкостью и доставались Лидией с огромным трудом через знакомых спекулянтов. Дальше полки пестрели обложками разноцветных журналов о моде, потертыми корешками редких изданий, огромными размерами иллюстрированных художественных альбомов – отдел книг Лидии. Одна полка на ее стороне была заполнена блеклыми книгами строго по размеру, там Максим хранил свои учебники по шахматам. Бабушка доставала единственному внуку все публикации и издания, что могла найти в столице, поддерживая его горячее увлечение. Третья короткая стена, ближе к окну и креслу, была заполнена фолиантами и книгами по специальности Олега Митрофановича. Здесь же Гуров и нашел то, что искал среди томиков книг. В деревянном декоративном паруснике из черного дерева, подаренном кем-то из гостей в качестве сувенира, Журин хранил визитки. Тогда это была редкость, глянцевые карточки с фамилией и должностью могли позволить себе лишь очень высокопоставленные личности. Сейчас же лодка была заполнена огромным ворохом кусочков картона почти до самого верха мачты. Лев осторожно снял сувенир и начал разгребать визитки. Та, что ему была нужна, лежала почти на самом верху. Марина Исаева, страховой агент компании «Русь», адрес, номер офиса, рабочий телефон. То, что нужно, теперь он сможет побеседовать с молодой пассией Олега Митрофановича и наверняка выяснит новые подробности, которые соседка Люся и Максим скрывают от него или просто не знают.

Пока участковый снова опечатывал дверь квартиры, Гуров просмотрел блокнот и вспомнил, что запланировал еще разговор с врачом, который обслуживал этот участок, а значит, мог знать, для чего Журин принимал столько препаратов при хорошем здоровье.

– Ты знаешь, где врач местный живет?

Парень охотно кивнул:

– Конечно, это соседка моя, Ольга Павловна. Хорошая женщина, никому не откажет. Правда, соседи наглеют и к ней чуть не по ночам шастают со своими болячками. Даже пьяные таскаются, чтобы капельницу им поставила, а она женщина мягкая, отказать не может. Я поговорил с такими клоунами, предупредил, чтобы не доставали ее. Пойдемте, она дома должна быть сейчас.

– Почему не на работе? – удивился Лев Иванович, время подходило только к окончанию рабочего дня.

– Больничный у нее, – объяснил участковый. – Упала неудачно, теперь вот дома со сломанной рукой сидит. Я ей в магазин и в аптеку бегаю после работы. Хорошая женщина, надо помогать.

Гуров шел молча рядом, размышляя, что участковый вполне разумный и доброжелательный парень и навряд ли его рассказ о криках в пустой квартире – попытка очернить как-то Журина или глупая выдумка. Не похож паренек на фантазера или сумасшедшего. Они почти и знакомы-то не были, единственная встреча произошла из-за украденной сумки и закончилась мирной договоренностью. И участковый, и Журин забыли успешно о происшествии.

Возле трехэтажной обшарпанной сталинки парень приподнялся на цыпочки и стукнул в окно:

– Ольга Павловна, к вам гости.

Дородная женщина в теплом халате и цветастой косынке на светлых кудряшках выглянула в окно:

– Андрюша, ты как рано! На обед пришел? Ты забежишь ко мне? Картошки почистить на суп надо, и пообедаем супчиком гороховым. Ой, – она смутилась, увидев незнакомца.

– Здравствуйте, – Лев Иванович сразу представился.

От его должности улыбка с лица женщины исчезла. Она перехватила здоровой рукой без гипса ворот халата у горла:

– А что случилось?

Продолжение книги