Безлюдное место. Как ловят маньяков в России бесплатное чтение

Саша Сулим
БЕЗЛЮДНОЕ МЕСТО
Как ловят маньяков в России

Редактор Александр Горбачев

Главный редактор С. Турко

Руководитель проекта А. Василенко

Корректоры Е. Аксёнова, А. Кондратова

Компьютерная верстка К. Свищёв

Художественное оформление и макет Ю. Буга

Иллюстрация на обложке unsplash.com/@natural


© Саша Сулим, 2021

© ООО «Альпина Паблишер», 2021

© Электронное издание. ООО «Альпина Диджитал», 2020

* * *

Папе и маме, которые всегда и во всем меня поддерживают


Пролог. Девочка из санатория «Бодрость»

Лето 1997 года пятилетняя Наташа Горелина проводила в санатории для дошкольников «Бодрость», который располагался прямо в ее родном Ангарске, двухсоттысячном сибирском городе в 40 километрах от Иркутска. Родители навещали ребятишек не чаще раза в неделю — и все ждали этого момента с большим нетерпением.

«Помню, что ко всем детям родители приходили, а ко мне мама в какой-то момент приходить перестала, — рассказывает 28-летняя Наталья, стоя у подъезда четырехэтажки в Ангарске, где она живет теперь. — А потом пришла моя молочная мама Оля, которую я не видела с тех пор, как она перестала кормить меня грудью, и забрала меня».

Наташу отвели домой. В квартире было много людей, все плакали. Когда девочка спросила, где мама, ей сказали, что «она навсегда уехала и теперь будет жить в красном домике». По словам Натальи, тогда она вообще не знала, что такое смерть.

«Потом было жуткое прощание: маму почему-то хоронили в открытом гробу, и меня поднесли к нему, чтобы я попрощалась, — подняли и показали. Она хоть и была накрашена, но все равно синева и зелень проступали. Я офигела и как драпанула оттуда, что меня догнать не могли», — вспоминает Наталья и одновременно машет своей двухлетней дочери, которая наблюдает за нами через окно квартиры на первом этаже.

Воспоминания о событиях, которые случились, когда тебе было пять лет, всегда обрывочны. Но еще одну сценку Горелина помнит очень ясно: она, как взрослая, сидит на переднем сиденье милицейской машины и показывает, какой именно дорогой мама водила ее в детский сад.

О том, что маму зверски убили, Наташа узнает только спустя несколько лет.


Днем 17 июня 1997 года 26-летняя Татьяна Горелина вместе с подругой Натальей пошла на городской рынок, где купила себе спортивный костюм, футболку, шлепанцы и колготки, а потом — домой, чтобы обмыть обновки. Подруга ушла около шести вечера, а еще через несколько часов Татьяна, надев новый костюм и купив две бутылки пива, поехала в гости к двоюродной сестре.

Около полуночи Горелина засобиралась домой. Трамваи уже не ходили, на такси у Татьяны денег не было, и сестра вызвалась ее проводить. По дороге они купили еще банку пива, немного посидели на лавочке возле магазина и разошлись. Уже в квартире Татьяна переобула кроссовки, сменив их на белые сабо, и снова вышла на улицу.

По словам подруг, а также двоюродных сестры и брата Горелиной, Татьяна регулярно тормозила на дороге машины неизвестных ей мужчин и за деньги занималась с ними сексом. Своим знакомым она говорила, что ей нравится такая «веселая» жизнь и случайные связи с мужчинами — особенно «с высокими, спортивными и общительными по характеру». Девушка даже вела специальный дневник, в котором записывала имена всех мужчин, с которыми она занималась сексом, — когда тетрадь нашли оперативники, в ней было около 70 имен; напротив каждого из них стояли дата или даты и количество встреч.

Татьяна гуляла одна по центру города, когда рядом остановилась машина. За рулем сидел темноволосый мужчина 30 лет, который предложил подвезти девушку до дома. Когда она согласилась, незнакомец спросил, не хочет ли она выпить с ним пива и отдохнуть за городом. Горелина не возражала.

Машина выехала на объездную трассу, свернула на небольшую проселочную дорогу, которая шла вдоль линии электропередачи, и остановилась в небольшом лесу. Едва припарковавшись, водитель предложил Горелиной заняться сексом. Девушка сняла брюки и легла на заднее сиденье, но сразу предупредила, что на анальный секс не согласна. Мужчина на эти слова никак не отреагировал, а потом в какой-то момент ввел член в ее анальное отверстие. Тогда Татьяна со всей силы ударила его по лицу.

Мужчина резко вышел из машины, достав из-под сиденья топор. Он вытащил Татьяну на воздух, швырнул на землю, а потом трижды ударил ее топором по голове и один раз в плечо. И уехал.

Два дня спустя грузовик КамАЗ свернул с объездной дороги в Ангарск на грунтовку, чтобы выбросить в канаву мусор. Остановившись, водитель увидел труп женщины; рядом валялись совсем новые, только что купленные мастерка с надписью «Adidas» и голубые спортивные брюки, а еще затемненные очки в золотистой оправе. На ногах у девушки были белые сабо.

Родственники опознали Горелину неделю спустя.


В своем инстаграме дочь Горелиной Наталья Малкина недавно выложила фотографию мамы. Они очень похожи: обе высокие, фигуристые, с густыми волосами. Искать отца Малкина никогда не пыталась, да и вряд ли бы смогла — его адрес и фамилию знала только мама, дочери она рассказывала исключительно романтическую историю их знакомства и расставания: Татьяна Горелина поехала на практику в Санкт-Петербург, где закрутила роман с моряком, который вскоре уехал в дальнее плавание, а когда вернулся — беременную Таню уже сплавили его родственники, сообщив, что ребенка она нагуляла в его отсутствие. «От отца у меня осталось одно письмо, в котором он пишет, как меня назвать, — рассказывает Наталья. — То есть о моем существовании он знал — была бы я ему нужна, сам бы меня нашел».

С мамой они жили очень бедно. Татьяна не могла устроиться на работу, ей часто нечем было платить за детский сад, поэтому Наташа регулярно их меняла. Помогать тоже было особенно некому: Горелина росла сиротой. Семью выручали двоюродная бабушка и троюродный дядя; они же в итоге и воспитали Наташу.

«Я почему-то помню, как спрашивала у мамы, есть ли у луны ручки, ножки, глазки, реснички и бровки, — продолжает Малкина. — А она мне в ответ: „Да отстань ты от меня! Лысая она!“ Помню, как мама курила в форточку и говорила, что если когда-нибудь узнает, что я курю, то все мне повырывает». Еще одно воспоминание, как однажды летом они поехали в Иркутск, купили в большом магазине платье и туфли, а потом пошли в гости к одной из троюродных бабушек. На следующий день мама рано утром куда-то ушла, а вернулась с короткой стрижкой. Наташа потом еще долго не могла к ней привыкнуть и даже пугалась — ведь она так любила мамины длинные темные волосы. Сейчас Малкина понимает, что, скорее всего, Татьяне пришлось их продать — денег им катастрофически не хватало.

«Мама очень хотела найти себе мужчину, — говорит Малкина. — Не думаю, что она искала каких-то разовых встреч, тем более что она искала мужчину на дороге, как говорили ее знакомые. Она хотела серьезных отношений и финансовой поддержки».

До 14 лет Наташу воспитывал дядя — за это время, по словам Малкиной, у нее сменилось больше десяти «мам». С одной из них отношения не сложились совсем, и Наташу отправили к бабушке. В 15 лет девушка начала курить; в 18 стала жить самостоятельно. После школы отучилась на бухгалтера, потом вышла в первый раз замуж и родила сына.

«В детстве — мне тогда было лет 10–12, наверное, — я написала убийце моей мамы письмо, — признается Малкина. — Я представляла, как он сидит за решеткой, а я ему его зачитываю. Я думала, что ему станет меня очень жалко, что он будет плакать от того, как мне было плохо, что я смогу до него достучаться».

Глава 1. Город в сосновом бору

Начиная с середины 1990-х годов в Ангарске регулярно находили изуродованные трупы молодых женщин. Чаще всего их обнаруживали недалеко от объездной дороги: по обе стороны трассы «Байкал», огибающей Ангарск на юго-востоке, густой сосновый лес, который изредка прерывается небольшими опушками или съездами в сторону заводов, дачных кооперативов и железнодорожных станций. Вдоль трассы и тогда, и сейчас стоят женщины, которые предлагают водителям секс за деньги.

Эта дорога мало изменилась за те два с лишним десятка лет, что прошли с момента ее постройки, — разве что где-то выросли горы мусора, а где-то перекопали грунтовку. Если вас интересуют места, где совершал свои убийства человек, который однажды ночью предложил подвезти до дома Татьяну Горелину, с объездной дороги приходится съезжать каждые три-четыре минуты. В траве обнаруживается еле заметная колея, а через пару сотен метров — не видный от дороги пролесок или небольшое углубление между деревьями, где в темное время суток уже с небольшого расстояния не разглядишь не то что людей, а и припаркованную между соснами машину.

Преступник, которого потом окрестили ангарским маньяком, хорошо ориентировался в этих местах — в лесах у объездной дороги и у реки Китой он любил собирать грибы. На участке протяженностью несколько десятков километров были найдены тела нескольких десятков убитых женщин; несколько раз трупы обнаруживали буквально на одной и той же поляне. Весной 1995 года дачник из соседнего кооператива пошел в лес собирать березовый сок — между двух сосен увидел трупы двух девушек, которых родные искали уже несколько месяцев.

К объездной дороге примыкает ангарское городское кладбище — еще одно место, где совершались преступления: одну из своих жертв маньяк там сжег, других — бросал между могилами, даже не пытаясь спрятать тела.

Всего в Иркутской области маньяк убил не менее 80 человек.


В конце 1930-х руководство СССР решило построить в Восточной Сибири комбинат по производству искусственного жидкого топлива из угля, который добывали в Иркутской области. Реализацию идеи пришлось отложить из-за войны — и потом Ангарск звучно называли «рожденным Победой»: проект строительства нефтехимического завода, с которого начался город, был подписан в октябре 1945 года. Использовать для него собирались немецкое оборудование, которое поставлялось в СССР в качестве репараций.

Место специалисты выбрали быстро — правда, в густом сосновом бору в междуречье Ангары и Китоя располагались дачи и охотничьи угодья областного руководства. Поначалу местные начальники пытались сопротивляться, но архитекторы сумели провести свое решение через Москву. Вскоре здесь начали строить временное жилье для строителей комбината и города: сначала — казармы, бараки и землянки; потом — сборные финские домики на 50 квадратных метров, которые за круглую форму прозвали юртами. В каждой селили по четыре семьи — через фанерные стены все знали друг про друга всё, зато у каждого хозяйства была своя печь. В условиях сибирской зимы это было важно: инженер Евгений Радченко вспоминал, что иногда температура достигала минус 50 градусов, и у приехавших из европейской части России девушек под капроновыми чулками до крови трескалась от мороза кожа.

Сталин регулярно интересовался строительством нового объекта стратегического значения, который приобрел особенную важность для страны после обострения отношений с крупнейшими поставщиками нефтепродуктов — Турцией и Ираном. Курировал создание завода лично Лаврентий Берия. Проект держали в секрете, несмотря на грандиозные размеры. В 1948 году для возведения промышленного комплекса и обслуживающего города было создано специальное стройуправление, в состав которого вошел исправительно-трудовой лагерь на 40 тысяч человек. В Ангарлаг приезжали этапы из Москвы, Украины, Казахстана и балтийских республик; просуществовал он до 1960-х годов — при этом вплоть до распада СССР в советской прессе главными строителями города называли «вчерашних фронтовиков», которые, вернувшись с войны, отправились застраивать Сибирь. На деле поднимали Ангарск осужденные за хищение нескольких килограммов зерна или подсолнечных семечек, за антисоветские анекдоты, заключенные инженеры, учителя школ и преподаватели институтов, а также обычные бандиты и жулики.

Первую улицу назвали Октябрьской, а первой сданной в эксплуатацию постройкой стало двухэтажное кирпичное здание со светлой отделкой фасада — именно с него началось создание облика будущего Ангарска как «светлого современного молодежного города». В 1949-м сдали первый жилой квартал — и в сентябре в первую городскую школу пошли учиться 700 детей.

В какой-то момент строителей-заключенных здесь было больше, чем обычных вольнонаемных рабочих. Сколько именно, достоверно неизвестно до сих пор: официальные источники говорят о 30 тысячах, независимые — о числах в два с половиной — три раза больше (доступ к документам, связанным с Ангарлагом, и сейчас ограничен; некоторые из них засекречены). Заключенным финские юрты, разумеется, не полагались — жили друг у друга на головах в тесных бараках и землянках, обнесенных глухим деревянным забором с колючей проволокой. Зачастую не соблюдалась даже норма два квадратных метра на человека; в первое время не хватало еды, теплой одежды и обуви.

На стройплощадку (тоже за забором с колючей проволокой) рабочие приходили в сопровождении вооруженной охраны с собаками и уходили только через 10–12 часов. Как и в других советских лагерях, здесь «стимулировали» людей на работу, лишая их пищи: за невыполнение плана сокращали пайку, за перевыполнение — давали дополнительную порцию; кроме того, если заключенный выполнял норму, один рабочий день засчитывался за два или три дня срока. Когда очередной объект достраивали, забор с колючей проволокой снимали и переносили на следующий участок строительства; есть версия, что нумерация ангарских кварталов по-прежнему следует той, лагерной системе учета. Несмотря на колоссальные размеры стройки, в городе пытались поддерживать режим секретности: выражение «Китойский исправительно-трудовой лагерь» было под запретом, вместо него говорили и писали п/я ВМ-16 или «учреждение», заключенных называли «спецконтингентом», «производственниками» и «рабочей силой», «изолятор» — «специальным помещением». Но освободившись из Китойлага, люди все равно разносили информацию о секретной стройке по всей стране.

До середины 1950-х трудовым лагерем руководил генерал-лейтенант КГБ Семен Бурдаков — говорили, что он прилюдно отчитывал начальников за злоупотребления, лично решал конфликты между группировками зэков, а освободившиеся арестанты, осевшие в Ангарске, приглашали его домой на застолья. Несколько лет назад ангарские чиновники предложили переименовать в честь Бурдакова улицу, назвав начальника лагеря «примером для всех первостроителей Ангарска», — но после протестов правозащитного общества «Мемориал» от этой идеи отказались.

К началу 1950-х годов силами заключенных были построены и сданы в эксплуатацию сотни тысяч квадратных метров постоянного жилья, а также детсады, школы, столовые и магазины (когда после смерти Сталина провели большую амнистию, количество рабочих в Ангарске сильно сократилось, и, например, здание Дворца культуры из-за этого сдали в эксплуатацию на полгода позже запланированного). Поначалу предполагалось, что поселение рядом с заводом будет небольшим поселком городского типа — но уже в 1951-м Ангарск официально стал городом, и его активно начали заселять первые жители. Места им быстро стало не хватать, и в основном горожане обитали в коммуналках. Один из местных жителей, Юрий Братющенко, работал заместителем начальника политотдела управления лагерей и проводил в Ангарлаге спартакиаду, в которой две сотни заключенных принимали участие в турнирах по легкой атлетике, гимнастике, волейболу, футболу, поднятию гирь и городкам. Все прошло так успешно, что молодого организатора вызвали поделиться опытом на ведомственное совещание в Москву. Получив в Иркутске диплом историка, Братющенко с семьей уехал в Ленинград — и стал, возможно, главным специалистом по истории Ангарска.

Таких, как Братющенко, было много — со всей страны в Ангарск съезжались энергетики, химики, инженеры. Именно такие люди изображены на памятнике первостроителям, который в городе установили в 2017 году: трое мужчин и женщина одеты в военную форму, хотя в начале 1950-х в Ангарске куда более узнаваема была другая униформа, с опознавательным знаком «Б/К», в которой передвигались по улицам бесконвойные зэки. В середине 1950-х генплан Ангарска разработали в Ленинградском отделении «Горстройпроекта» — город даже называли «таежным» или «сибирским» Ленинградом: еще и потому, что архитекторы старались максимально сохранить лесной массив вокруг города и даже внутри него. Некоторые здешние здания и правда похожи на Петербург: например, почтамт почти в точности копирует здание Адмиралтейства, Ангарские ворота — два одинаковых расположенных друг напротив друга жилых дома с колоннами, украшенными лепниной, — напоминают парадный вход Смольного, а в парке ДК нефтехимиков установлены гранитные львы.

Как часто бывало с большими проектами сталинских времен, изначальный план — производить на ангарском «Комбинате-16» моторное топливо на основе угля — быстро доказал свою неэффективность, и комплекс перепрофилировали под нефтепереработку. Вплоть до конца перестройки ангарский нефтеперерабатывающий комбинат наращивал мощности и превосходил по основным показателям заводы, расположенные в европейской части страны.

После смерти Сталина часть лагерных зон вокруг Ангарска была закрыта, и труд заключенных стал использоваться только на строительстве промышленных объектов. Впрочем, их было много: бурно развивающаяся промышленность требовала строительных материалов, поэтому, кроме нефтехимического и электролизного комбинатов, были построены цементный, кирпичный, гипсовый, керамический и известковый заводы, а также завод химических реактивов, деревоперерабатывающие комбинаты, гравийные и каменные карьеры.

В 1954-м город посетил Никита Хрущев вместе с министром обороны Николаем Булганиным и министром торговли Анастасом Микояном. Делегация выслушала доклад начальника комбината — вопросы задавал в основном Булганин, а генсек все время пил воду. Позже Хрущев повернулся к первому секретарю Иркутского обкома и сообщил, что всему виной местный омуль, которым его накормили, — а потом, произнеся небольшую речь об ускорении строительства, уехал с остальными в Иркутск.

Ангарск начал жить типичной жизнью развивающегося советского города эпохи послевоенного промышленного подъема. Газета «Знамя коммунизма» рапортовала о социалистическом соревновании строителей и монтажников, а также о перевыполнении плана по изготовлению арматуры. В городе запустили трамваи и ТЭЦ с самой мощной в Сибири турбиной. Строились и открывались школы, сады, магазины, новые кварталы и микрорайоны. В 1955 году местный журналист напоминал горожанам, что еще четыре года назад здесь «не было ни широких асфальтированных проспектов, ни шума города», зато сейчас «курсируют автобусы», «трудящиеся получают квартиры», увеличивается количество предприятий, «превращая молодой город в промышленный центр области».

К 1958 году население Ангарска достигло 134 тысяч человек. Горожане иногда жаловались на то, что строительство все-таки идет недостаточными темпами (например, затягивалось строительство кинотеатра), но в целом жизнь текла своим чередом. Новый город постепенно создавал собственные ритуалы: например, День Победы здесь праздновали маршем горожан и ветеранов по главным улицам города — в частности, по Московскому тракту, по которому в 1826-м шли закованные в цепи декабристы. Большим событием стало прибытие в Ангарск туристического поезда дружбы из Москвы в Иркутск — гостей, в программе которых было посещение Байкала и разных сибирских городов, встречали пионеры и оркестр. Появились в городе и свои легендарные персонажи: например, электромеханик Павел Курдюков, который собрал такую коллекцию уникальных часов, что незнакомые люди специально приходили к нему в гости, чтобы на нее посмотреть. В конце 1960-х Курдюков передал 700 экспонатов в Ангарский краеведческий музей и устроился туда хранителем; сегодня здесь работает единственный в России Музей часов, где есть, например, часы-паровоз, часы — паровой двигатель и часы-копилка.

Конечно, жизнь в городе не была совсем идиллической — еще и потому, что исправительно-трудовой лагерь никуда не делся: его отделения были просто преобразованы в колонии. Постепенно тюрьмы как будто окружили город: сейчас здесь находятся четыре исправительные колонии, следственный изолятор и воспитательная колония для несовершеннолетних. Как говорят ангарчане, начиная с советских времен бывшие заключенные, освободившись из колонии, оседали в городе: кто-то, пока сидел, успевал обзавестись в Ангарске семьей, другим было некуда больше ехать. Тюремная культура постепенно стала такой же обыденной частью здешней жизни, как заводская. «Вот назвал [бывшего заключенного] кто-то „козлом“ — чтобы не потерять свой авторитет, он за это должен взять ножик и тыкнуть этого человека, — объяснял один из моих собеседников. — В такой среде росло следующее поколение, которое со временем тоже попадало в колонию, — и все продолжалось».

В 1950-х годах большой резонанс получил процесс Терехова и Внукова — двух бывших заключенных, которые зверски убили и ограбили ангарчанина, сбросив труп в реку (обоих приговорили к расстрелу). В 1960-м бывший заключенный мужчина изнасиловал девочку-подростка — дочь женщины, с которой он жил в Ангарске после выхода из колонии. После суда мать жертвы стала доказывать, что дочь сама заманила мужчину в постель, и добивалась пересмотра уголовного дела. Про это даже хотели написать в «Комсомольской правде» — но тему журналистам «зарезали». Еще через несколько лет весь Ангарск был взбудоражен историей о побеге десяти человек из колонии строгого режима: заключенные спрятались в кузове хлебовозки, запугав шофера. Их искали больше месяца — за это время они убили двоих мужчин, угнали мотоцикл, а также ограбили несколько магазинов и ларьков.

В последующие годы местные журналисты и общественники часто критиковали асоциальные элементы, тунеядство и пьянство на работе: заметка «Рюмка — враг семьи» требовала создать на работе «такую обстановку, чтобы земля горела под ногами тех, кто дружит с зеленым змием». Категорическому осуждению подвергалась и теневая экономика — что, впрочем, не мешало ей в застойные времена процветать в Ангарске так же, как и по всей стране: шоферы использовали служебные автомобили в личных целях, таксуя у вокзалов; ремонтники чинили телевизоры и прочую технику в обход своих мастерских и так далее.

И тем не менее, судя по всему, жить в Ангарске в позднесоветское время было довольно комфортно, еще и потому, что город благодаря большому количеству важных для экономики страны предприятий находился на особом положении — на так называемом ленинградском обслуживании. В здешних магазинах чаще встречались дефицитные в Иркутске товары, а иркутяне целыми семьями ездили в Ангарск за покупками.

Глава 2. Лось, Хоккеист, Кузя и Тимоха

После распада СССР многим ангарским предприятиям пришлось закрыться — швейная фабрика, электромеханический завод, комплекс по переработке древесины и другие промышленные объекты перестали быть рентабельными и прекратили свое существование. Нефтехимический комбинат, на котором работали почти 20 тысяч человек, в разы сократил объемы производства и оказался на грани банкротства; некоторые из составлявших его заводов постепенно начали отделяться и формировать собственные акционерные общества. На тех предприятиях, что еще работали, месяцами задерживали зарплаты — в поисках источников выживания горожане гоняли иномарки на продажу, шили шапки из меха сурка или занимались частным извозом: многие жители Ангарска теперь предпочитали по вечерам ездить на такси, опасаясь нападения бандитов или наркозависимых. (Комбинат в итоге в 2000 году продали ЮКОСу, а сейчас компания входит в состав «Роснефти»; работают в ней 8 тысяч человек.)

Как и в других российских городах, травмированных рыночной экономикой, в 1990-х в Ангарске стало много алкоголя и наркотиков. Мои собеседники рассказывают, что в начале 1990-х в городе стали строить оптовые базы — оттуда развозили овощи, фрукты и другую продукцию по всей области. Так возник ангарский наркотрафик: в фурах с помидорами и яблоками из Средней Азии в город завозили героин, который перепродавали ангарчанам люди из преступных группировок. В Ангарск за наркотиками ездили и жители близлежащих городов. Одним из самых распространенных в городе наркотиков была ханка — неочищенный опиоид с большим количеством примесей, вызывающий зависимость быстрее, чем героин. Подсаживались на ханку даже школьники. В 1996 году в Ангарске зарегистрировали первых двух ВИЧ-положительных; через четыре года их было уже 123 — и журналисты считали, что официальные данные преуменьшают реальность на порядок. Пили тоже много — все, что можно было пить, вплоть до спиртосодержащего средства «Чистый» и поддельной водки «Московская», которой в 1998 году отравились около 20 человек (пятеро умерли).

В условиях почти перманентной экономической депрессии и отсутствия рабочих мест Ангарск становился все более опасным — только за один 1997 год уровень преступности вырос на 36 %, а по отношению к 1960-м преступлений стало больше в четыре раза. Драки, грабежи и убийства теперь были частью повседневной жизни. Как-то раз 30-летний ангарчанин вышел покурить в подъезд своего дома, сделал замечание «отдыхавшей» там компании — и получил нож в сердце. Нередко в криминал шли с самого детства — одиннадцатиклассники-фальшивомонетчики, распечатав 50-рублевую купюру на струйном принтере, пытались разменять ее на рынке; двух третьеклассников задержали за убийство пятилетнего мальчика; 13-летняя девушка рассказывала журналисту, что уже не первый год занимается проституцией.

Случались в городе и настоящие заказные убийства. В начале 1990-х выстрелом в упор прямо в рабочем кабинете была убита Мария Попова — старший инструктор ангарского филиала компании «Спортивные лотереи», которая много лет отвечала за то, чтобы деньги из лотерейных киосков попадали в банк. 20 миллионов рублей, лежащих в сейфе, не тронули; анонимный источник, «облеченный властью», сообщил журналистам, что в городе «поделен каждый метр». Через некоторое время киллер ранил на лестничной площадке начальника ремонтно-эксплуатационного предприятия — тому удалось заползти обратно в свою квартиру, перевязать ногу телефонным шнуром и вызвать скорую.

Постепенно стало понятно, что в городе начались криминальные войны — преступные группировки, которые заполняли собой вакуум власти, особенно интересовались бизнесами, связанными с нефтью и горюче-смазочными материалами, а их здесь было много. На протяжении многих лет банды Ангарска — их было около десятка — регулярно вступали между собой в открытое противостояние, деля активы и зоны влияния. По словам моих собеседников, с 1990 по 2008 год в Ангарске ежедневно совершалось как минимум одно-два убийства. Бывало и так, что люди приезжали на стрелку и валили друг друга десятками. Поэтому оперативники и следователи буквально жили на работе: «Заканчиваешь дежурство, а где-то обнаруживают труп; только доехал, как сообщили уже о новом убийстве».

Справляться с такими объемами преступности было тяжело. Городской прокурор Игорь Мельников однажды заявил, что органы знают все точки наркоторговли в городе, вот только «брать» их не могут: «Железная дверь, окошечко, как в камерах, — не подберешься». К тому же сотрудники органов нередко и сами оказывались подозреваемыми или обвиняемыми. Действующие милиционеры безосновательно применяли насилие к нарушителям правил дорожного движения; а однажды, заподозрив инвалида третьей группы в том, что он пьян, задержали его, избили и бросили на пол камеры. Бывших силовиков и вовсе регулярно задерживали за вымогательство, избиения и кражи, а отставных руководителей органов правопорядка судили за передачу сведений о ходе следствия представителям организованных преступных группировок. Кончилось все тем, что в начале 2000-х в Ангарске арестовали банду, которая нападала на водителей грузовиков под видом сотрудников ГИБДД: их останавливали на трассе и просили пройти в якобы служебную машину, после чего, надев на голову мешок, увозили в лес и бросали в глуши. Товар преступники забирали себе и продавали по поддельным накладным.

Главной бандой Иркутской области в 1990-х была Братская преступная группировки — ее участники контролировали крупные бизнесы региона: нефтефабрики, лесозаготовительные комбинаты, Братский алюминиевый завод. В 1991 году группировку возглавил Владимир «Тюрик» Тюрин, которого уже через два года торжественно короновали вором в законе в присутствии ключевых криминальных лидеров бывшего СССР: Вячеслава «Япончика» Иванькова, Аслана «Деда Хасана» Усояна и Захария «Шакро Молодого» Калашова. С тех пор, как принято считать, именно Тюрин назначает в Иркутской области «положенцев» — теневых мэров, которые курируют преступную инфраструктуру, и разрешает или запрещает заниматься тем или иным бизнесом. Значительную часть прибыли городские криминальные структуры отдают в общак — коллективный воровской бюджет, который тоже контролирует положенец, используя деньги для устранения проблем с властями или для личных нужд. В свою очередь региональные положенцы и воры платят со своих общаков «налог» в центр. После ареста Шакро Молодого в 2017 году именно выходца из Братска Владимира Тюрина начали называть вероятным новым главой всего российского преступного мира.

Ангарские группировки закономерно состояли из бывших заключенных, которых в городе было особенно много, и спортсменов. Одна из таких банд — «Квартал» — в середине 1990-х жестко конфликтовала с ОПГ «Казино». Тюрин и «смотрящий» области поддерживали именно «Казино» — и они в итоге победили: «квартальцев» перестреляли или посадили. Война была долгой: первая попытка посадить лидера «Квартала» Валерия Тимошатова по прозвищу Тимоха в тюрьму в 1994 году закончилась неудачей (в том числе и потому, что статья об организации преступного сообщества отсутствовала в российском уголовном кодексе), а потом он сам выиграл иск о защите чести и достоинства и заставил милицейское руководство и журналистов извиняться за то, что они называли Тимоху «лидером преступной группировки».

Криминальная война буквально шла на улицах города. В 1998 году двое «квартальцев» (одному из них было 17 лет, другому — 18) расстреляли члена конкурирующей банды из обреза и пистолета; тот выжил, но получил инвалидность. Вскоре в другого участника «Казино», который следил за квартирой-офисом конкурентов, расстреляли целую обойму: у жертвы была кличка Хоккеист, у убийцы — Лось. Еще одного бандита из «Казино» похитили, выбили из него адреса лидеров банды, а потом задушили, завернули в брезент и скинули в Ангару. В ответ люди из «Казино» убивали людей из «Квартала» — а параллельно обе группировки занимались своим обычным бизнесом, вымогая деньги у коммерсантов. То, что город был поделен на сферы влияния, было известно абсолютно всем, как и то, что идти за защитой в милицию или прокуратуру смысла не было — ангарчанам приходилось договариваться с бандитами самим.

Однажды бизнесмен одолжил у лидера «Квартала» Дмитрия Левачева пять тысяч долларов и не смог отдать вовремя. За это бандиты его похитили и семь месяцев держали в заточении, подвергая пыткам: мужчине пробили голову, сломали руку, его прижигали сигаретами, ему вкалывали наркотики, метали в него ножи. Один из «охранников» пленника согласился передать его жене записку и даже организовал супругам свидание. Беременная женщина с двумя детьми на руках даже не пыталась обращаться в милицию — муж объяснил ей, что в рабство к бандитам может попасть вся семья.

Не меньшей жестокостью отличались и другие банды Ангарска, не принимавшие участия в конфликте «Квартала» и «Казино». Бывшие спортсмены и пожарные из ОПГ «Пожарники» убивали прямых конкурентов, а также поджигали или забрасывали гранатами бизнесы и дома тех, кто отказывался с ними сотрудничать, — например, в 2001 году избили железными трубами и проломили голову охраннику нефтехимического комбината, который не открыл ворота груженному ворованным металлом автомобилю, а однажды проломили голову оперуполномоченному Восточно-Сибирской оперативной таможни. Силовое крыло у «Пожарников» было особенно многочисленным — около 40 бойцов, и вскоре их начали привлекать для боевых операций лидеры Братской ОПГ: так банда получила славу самого дерзкого бандформирования региона и обзавелась покровителями в Москве.

После победы над «Кварталом» положенцем Ангарска был назначен лидер банды «Казино» по кличке Кузя. Вступление в должность состоялось на сходке в кафе «Золотой дракон» и запомнилось тем, что один из авторитетных гостей из Иркутска ударил по лицу предыдущего положенца, передав ему, что это пощечина от Бати, то есть от Тюрина (тот был недоволен «беспределом» в городе — убийствами, происходившими без санкции криминальных лидеров).

В 2000 году одного из лидеров «Квартала», Тимоху, все-таки приговорили к 14 годам тюрьмы, признав виновным в рэкете и угрозах физической расправой тем, кто отказывался от «крыши». Вскоре начался суд над другими руководителями ОПГ. Процессы шли непросто: свидетели и потерпевшие в последний момент отказывались от своих показаний, опасаясь за свою жизнь и безопасность. Жена замученного бизнесмена тоже отказалась от своих показаний после того, как накануне заседания к ее сыну на улице подошел незнакомый мужчина и пригрозил матери расправой, если она выступит в суде. В итоге суд решили закрыть от публики, а свидетелей допрашивали по аудиосвязи из специальной комнаты, не называя фамилий. В 2002 году члены банды получили длительные тюремные сроки — а уже через год Валерий «Тимоха» Тимошатов вышел на свободу условно-досрочно по состоянию здоровья.

Тюремная медицинская комиссия нашла у Тимошатова хронический насморк, тугоухость, затрудненное мочеиспускание, проблемы с сетчаткой глаза, а также нарушение функций головного и спинного мозга, прогрессирующую энцефалопатию и эпилептический синдром. Все это не помешало лидеру «Квартала» попытаться вернуть себе власть в городе. Он хотел встретиться с Тюриным, но получил отказ. Вскоре в Москве был убит ближайший сподвижник Тюрина, «смотрящий» по Иркутской области, а в сентябре 2003 года в столице убили и самого Тимошатова, когда он с женой и дочкой возвращался ночью домой в новый жилой комплекс в Новых Черемушках.

Тогда же, в 2003 году, в банду «Пожарников» внедрился оперативный сотрудник. Через несколько месяцев семерых членов ОПГ арестовали, а других объявили в розыск: один из лидеров «Пожарников», изменив внешность и получив поддельные документы скрывался от следствия семь лет и был задержан на квартире любовницы только в 2011-м; другой — по кличке Кокаин — и вовсе находился в розыске больше десяти лет. Еще три человека не пойманы до сих пор.

Так или иначе, постепенно открытого криминального насилия все-таки начало становиться меньше. Многие бандиты постепенно переводили свою деятельность в легальное поле — Кузя, передав свой титул положенца коллеге по «Казино», учредил компанию по торговле нефтью и крупнейший в городе торговый дом; бывшая банда «Дроби» переквалифицировалась в охранное агентство и службу коллекторов. В середине 2000-х вчерашние криминальные лидеры вполне официально и законно участвовали в управлении или владели акциями крупных предприятий. В том же 2003 году представитель ангарского управления МВД уверял читателей газеты «Время» (теперь «Знамя коммунизма» называлось так), что преступность в городе пошла на спад, да и вообще — цифры по Ангарску гораздо ниже, чем в соседних Иркутске и Братске.


Жертвами преступлений в Ангарске 1990-х нередко становились и женщины — а убивали их не всегда бандиты из организованных группировок: не меньшей кровожадностью отличались и мелкие банды.

В 1995 году Игорь Стариков, бывший водитель в милиции, уже успевший к тому времени прогулять квартиру, которую ему купил отец, выпивал с приятелем — и узнал, что у одной из его соседок в квартире якобы хранятся три тысячи долларов (для Сибири в те годы — огромные деньги). Стариков предложил своему брату похитить женщину и ограбить ее. Жертва оказалась психологом колонии для несовершеннолетних — как выяснили братья, каждый день в семь утра она отводила детей в сад, а потом на служебном автобусе ехала на работу. Ранним мартовским утром Стариковы подкараулили Ольгу Новикову возле остановки, оглушили, увезли в лес и начали допытываться, «где баксы». Та долго клялась, что денег у нее нет, и умоляла отпустить, обещая найти нужную братьям сумму. Через несколько часов Стариковы сказали женщине, что она может идти, — но, когда она чуть отошла от них по лесной тропинке, Дмитрий ударил Новикову ножом в спину и убил. Стариковы поехали на квартиру женщины, обыскивали ее несколько часов, но денег так и не обнаружили — оказалось, что приятель Игоря имел в виду совсем другую женщину. Тело Ольги Новиковой обнаружили в лесу через неделю.

Вскоре Стариковы стали подходить к выбору жертв серьезнее — они решили по объявлениям в газете находить людей, которые собираются разменивать квартиру с доплатой. Так братья вышли на семью Шульгиных — в апреле 1996 года они убили Евгения Шульгина, его жену и их 14-летнего сына, снова не получив никаких денег (нужную для покупки квартиры сумму должен был одолжить начальник Шульгина, но в последний момент не смог). Младший сын возвращался из магазина и остался жив — бандиты столкнулись с ним в подъезде, но не знали, что он имеет отношение к Шульгиным. Впрочем, раскрыть убийство не помог даже составленный мальчиком фоторобот. Еще через год братья Стариковы втерлись в доверие к супругам Красноперовым, убедив, что помогут продать квартиру, — а потом убили в лесу и забрали деньги. Дальше были перегонщик иномарок Юрий Волынкин, его жена и пятилетний сын — их всех Стариковы застрелили, забрав из квартиры драгоценности.

Всего в 1996–1998 годах Стариковы убили не меньше 11 человек. Когда братьев задержали, у них нашли папку, в которой они вели учет всем жертвам и награбленному добру. В 2001 году обоих братьев приговорили к пожизненному заключению.

На этом фоне тот факт, что в какой-то момент в середине 1990-х в прилегающей к Ангарску лесополосе начали регулярно находить тела женщин, изнасилованных и убитых с особой жестокостью, первое время милицию никак не настораживал. Трупы в городе находили постоянно; избить и убить могли за то, что человек просто зашел в чужой район; и про женщин тоже думали, что они оказались жертвами криминальных разборок или отдельных бандитов.

Зимой 1998 года возле села Большая Елань нашли тела двух двадцатилетних девушек со следами насильственной смерти. Спустя всего несколько недель прокуратура отчиталась о задержании убийц — ими оказались два деревенских парня. Их держали в СИЗО несколько месяцев, пока не обнаружили тело следующей жертвы с похожими повреждениями: рубленые или колотые раны головы, рук, шеи и груди.

Вскоре у милиции появились и подозреваемые — банда азербайджанца Этигада Рзаева. Убивать они начали в апреле 1999 года: первой жертвой стал нелегальный мигрант, который привез с собой в Россию крупную сумму, затем Рзаев с племянником и подельниками стали регулярно нападать на людей, у которых, как они полагали, могли водиться деньги. Несколько преступлений банда совершала как раз на трассе рядом с Ангарском. В ноябре 2000 года Рзаев с тремя сообщниками, один из которых оделся милиционером, убедили остановиться машину, в которой ехали несколько торговцев-челноков; одну из пассажирок Рзаев избивал, пока она не отдала ему деньги.

Зимой 2002 года банда на той же трассе убила двух водителей «Жигулей», чтобы потом продать их машины. Затем (там же, на дороге) расправилась с женщиной, которая продавала наркотики и, как думал Рзаев, хранила дома крупную сумму денег. Еще через несколько месяцев в лес неподалеку от Ангарска Рзаев отвез труп своей гражданской жены Маргариты Заболоцкой — та окончательно собралась уйти от него, после того как Рзаев при ней убил выстрелом в лицо другого члена банды, с которым у женщины была связь.

Рзаева с подельниками задержали после очередного разбойного нападения в октябре 2002 года — и в итоге признали виновными в 13 убийствах. Женщин, изнасилованных и убитых в придорожном лесу, в обвинении не было — быстро стало понятно, что у банды Рзаева совсем другой почерк.

К моменту, когда Рзаева с подельниками поймали, в городе уже ходила история об ангарском маньяке — о нем вовсю писали журналисты. В сентябре 2000 года газета «Время» предлагала «объявить общегородскую охоту на этого изверга»: «Если мы не поможем сегодня его поймать, то завтра или через год жертвой этой сволочи может оказаться и дочь криминального авторитета, и жена крутого предпринимателя, и сестра простого обывателя». Охоты не случилось — и вскоре заметки о новых жертвах стали чуть ли не регулярной рубрикой во «Времени». Постепенно слухи о маньяке начали выходить за пределы города — в 2002 году о них писала уже «Комсомольская правда», указывая почему-то, что убийца рубит жертв, которых, по подсчетам автора, было уже больше сорока, чем-то вроде «тонкого меча ниндзя».

Подозрения следствия о том, что в убийствах виноват Рзаев, не подтвердились. Трупы женщин продолжили находить в приангарских лесах и после того, как его банду арестовали.

Глава 3. Практик с ученой степенью

29 августа 1998 года дома у выпускницы кулинарного училища Веры Рыбаковой собралась большая компания. Сидели шумно, громко играла музыка; соседка, которая в тот вечер поздно вернулась с работы и укладывала ребенка, даже сделала им замечание — пора расходиться.

Вере в тот год исполнилось 22 года, а жила она вместе с мамой Надеждой Хмелевой на первом этаже двухэтажного дома в центре Ангарска, недалеко от отделения милиции. Надежда живет здесь и сейчас: темный коридор, зал с сервантом и расстеленным диваном-кроватью, кухня, где громко работает телевизор, и почти пустая комната дочери, куда Хмелева в последние годы почти не заходит. «Мне все говорили: „Ой, Надя, у тебя такая дочка симпатичная“. Как сглазили!» — говорит она, показывая фотографии из альбома: вот Вера заканчивает детский сад, вот стоит, наряженная, возле новогодней елки, вот гуляет с большой дворнягой (собак и кошек мама с дочкой то и дело подбирали с улицы), а вот уже совсем взрослая позирует для группового портрета с друзьями, которые были с ней в тот вечер.

Пока дочь училась в школе и училище, Надежда Хмелева работала то на нефтекомбинате, то в торговле, а потом устроилась в столовую — в кулинарное Вера поступила отчасти по стопам матери, хотя до того мечтала быть воспитательницей в детском саду. «Прежде чем сварить вермишель, она ее жарила, — рассказывает Хмелева о любимом блюде дочери. — Я с нее хохотала, а она говорила, что макароны нужно сначала обжарить, чтобы они не распадались». Еще Вера любила делать прически всем желающим — благодаря чему ее мама каждый день ходила на работу с новой укладкой. «Бывает, придешь домой в 12 часов ночи, а она Стасика стрижет, — вспоминает Хмелева. — Спрошу у нее: „А что это у нас Стасик так поздно дома делает?“ А она мне: „Ну, мама, пока тети Наташи дома нет, я его подстригу!“»

Соседка Лена — та самая, что просила друзей вести себя потише, — вспоминает, что Вера «постоянно смеялась» (во дворе ее еще называли «зажигалкой») и нянчилась с маленьким сыном Лены, будто старшая сестра: забирала из детского сада, учила с ним таблицу умножения. «Бросит ему мяч и говорит: „Дважды два?“ А он должен его поймать и сказать — „Четыре“, и так пока все не выучит, — рассказывает Елена. — Она же еще совсем ребенком была — обеспеченным, нормальным ребенком. Надя Вере ни в чем не отказывала: она ходила в кожаных куртках, у нее было что поесть, где спать». Другие знакомые девушки говорили о ней по-разному: одни называли Веру «спокойным, уравновешенным и общительным человеком», другие — «гулящей» и «ведущей паразитический образ жизни».

Тогда, в августе 1998-го, около полуночи у друзей закончилось спиртное, и Вера вместе с одним из парней решили сходить в ларек, расположенный неподалеку, — купить еще. Там они ненадолго потеряли друг друга из виду, а когда знакомый Рыбаковой уже расплатился и собирался идти обратно, то увидел, как она садится в какой-то автомобиль и уезжает. Вернувшись, он рассказал об этом остальным — те подумали, что девушка просто встретила знакомого.

Вера и правда знала водителя: он жил с семьей в соседнем доме, и она регулярно встречала их во дворе. Перед тем, как девушка села к нему в машину, мужчина предложил ей выпить, и она согласилась. Спустя 15 лет убийца скажет, что Рыбакова часто злоупотребляла спиртным и наркотиками (двоюродный брат Веры тоже упоминал об этом, уточняя, впрочем, что девушка прошла курс реабилитации), вступала в «беспорядочные половые связи», из-за чего он считал ее «безнравственной и аморальной», и поэтому решил убить — в том числе в назидание другим женщинам.

После того, как они заехали в ночной киоск за алкоголем, водитель повез Веру в лесной массив за кладбищем «Березовая роща». Там он вытащил ее из машины и стал бить топором по голове, телу и рукам.

Девушка умерла той же ночью от многочисленных рубленых ран головы, повреждений черепа и мозга. Ее руки и кисти тоже были в глубоких рубленых ранах. Некоторые пальцы висели на лоскутках кожи — видимо, она пыталась закрыться от ударов руками. Тело нашли на следующий день случайные прохожие. Вера лежала лицом вниз на дорожке, которая шла вдоль бетонного забора у кладбища: черные брюки расстегнуты, на порванной белой кофте-сеточке, задранной вверх, — бурые пятна крови.

«Вот зачем ему надо было рубить ее? Ну, что он, не мог по-другому, что ли, как-то? — говорит мать Веры. — Мне сказали потом, что он не стал ее насиловать, потому что у нее ноги были грязные».

Другие подробности исчезновения дочери Хмелева 20 лет спустя, по ее словам, помнит плохо. В материалах уголовного дела говорится, что она в день убийства отбывала наказание в исправительном учреждении. Сейчас Надежда об этом не упоминает — но вспоминает разговор с другом дочери, который ходил вместе с ней в ларек: тот, узнав, что Вера так и не пришла домой, якобы попросил передать ей, что он обиделся, и ушел домой. «Она же большая уже была, не маленький ребенок, — объясняет женщина, почему не хватилась дочери. — Думала, может, она у друзей где-нибудь или к моим брату или сестре уехала. Что с ней случилось, мы поняли, когда уже по телевизору показали — на третий день».

«После смерти Веры ее друзья часто окликали меня в городе, кричали мне: „Вера! Вера“. Я спрашивала: „Что, так похожа?“ — „Ну, сзади да“, — продолжает Хмелева. — Сначала они мне о ней напоминали, потом напоминали, когда в прокуратуру вызывали — там меня до невроза доводили. Сейчас вы пришли, и, как только ее имя назвали, у меня сразу же лихорадка началась — и это несмотря на то, что столько лет уже прошло».

Кроме матери и соседки о Вере постоянно вспоминает еще один человек. Надежда называет его не по имени, а «Веркиным женихом». Он уже много лет живет и работает в Америке, но почти на каждый родительский день присылает Хмелевой розы — чтобы она отнесла их на могилу дочери.


К моменту убийства Веры Рыбаковой власти Ангарска уже начали понимать, что женщин в городе убивают систематически. В 1998 году прокурор Иркутской области Анатолий Мерзляков поручил отправить в Ангарск следователя транспортной прокуратуры Николая Китаева — «оказывать консультативно-методическую помощь» в расследовании убийств женщин на сексуальной почве. Выбор был неслучайным — Китаев к тому времени уже был известен как один из главных в России специалистов по серийным убийцам. Он стал первым, кто изучил более десятка убийств женщин и объединил их в одно производство — позже оно станет известно как дело ангарского маньяка.

У Китаева несколько высших образований: юридическое, психологическое и журналистское; он также прошел полный курс оперативно-разыскной деятельности, а еще — защитил кандидатскую диссертацию «Вопросы теории и практики изобличения лиц, совершивших умышленное убийство» и написал сотни статей по криминалистике. «Теоретиком я себя не считаю, — говорит семидесятилетний следователь, давно уже вышедший на пенсию. — Я скорее практик с ученой степенью».

Китаев мечтал расследовать преступления с детства — и даже в какой-то момент предпочел эту работу карьере, отказавшись стать прокурором Иркутской области. Расследования стали существом его жизни. «Бывало, собираемся с женой и детьми в кино. Звонят с работы: труп и, кроме меня, ехать некому, — рассказывает он. — Семья с тоской в глазах идет на фильм, а я сажусь в воронок и еду на место преступления».

Одним из самых громких дел Китаева стало расследование преступлений «иркутского монстра» Василия Кулика. Младший ребенок в интеллигентной семье профессора-энтомолога и директора школы, родившийся недоношенным и много болевший в первый год жизни, Кулик еще подростком начал проявлять агрессию — мучал и вешал кошек, однажды, разозлившись, чуть не зарезал сестру. Родители, которые боялись, что ребенок умрет во младенчестве, многое прощали мальчику; смерть отца он потом тяжело переживал — и даже пытался покончить с собой, выпив флакон корвалола. В юности Кулик стал чемпионом Иркутска по боксу, но, получив травму, со спортом завязал. Первый секс у юноши был еще в школе — по его словам, девушка потом его предала, после чего Кулик в женщинах разочаровался. Вскоре он поступил в Иркутский мединститут, устроился врачом на станцию скорой помощи, женился и стал отцом — что, впрочем, не мешало ему постоянно заводить любовниц.

В 1980 году на Кулика напала группа подростков: его ограбили, избили и сильно ударили по голове. Как он позже утверждал на допросах, после этого молодой врач начал представлять, как занимается сексом «с девочками, мальчиками, а также со старушками». Кулик познакомился с девятилетней девочкой и стал ее соблазнять: дарил игрушки, писал записки, а однажды пригласил прийти поиграть к нему на чердак, но девочка отказалась. После этого мужчина начал добиваться желаемого силой.

Первой жертвой Кулика стала 72-летняя пенсионерка — его бывшая пациентка, которую он случайно встретил на улице. Та рассказала, что живет одна, и Кулик решил ее изнасиловать. Оказавшись у женщины дома, он измерил ей давление и ввел двойную дозу аминазина, чтобы женщина не сопротивлялась, а потом — изнасиловал и задушил. Когда тело нашли, врачи решили, что причиной смерти стало больное сердце. После этого Кулик почувствовал себя безнаказанным. Он регулярно насиловал детей (сколько их было, неизвестно до сих пор — по всей видимости, родители жертв стеснялись идти в милицию); многих — убивал: первой маленькой жертвой маньяка стала девятилетняя девочка, который он предложил поиграть в прятки, а потом расправился с ней в подвале многоэтажки.

Пожилых жертв Кулик убивал всегда. В какой-то момент он завел список «старух, которые его заинтересовали», в основном это были одинокие женщины, которые знали его и относились к нему доброжелательно. За два года он убил 13 человек — шесть детей и семь пенсионерок. Самой младшей жертве было два года семь месяцев, самой старшей — 75 лет. Кулик объяснял потом: ему хотелось, чтобы жертвы сопротивлялись, но «незначительно». Еще он мечтал заняться сексом с ребенком одной из своих любовниц и дважды пытался изнасиловать собственного трехлетнего сына — каждый раз матери детей неожиданно возвращались домой, после чего Кулик уходил на улицу искать очередную жертву.

Задержали Кулика в 1986-м благодаря бдительности обычных людей — об убийце к тому времени говорил уже весь город, а фотороботы преступника висели едва ли не на каждом столбе. Работницы детского сада заметили, что мужчина ведет мальчика в сторону стройки и подняли шум, на который прибежали двое стоявших на остановке мужчин. Они и задержали убийцу и доставили его в милицию.

Кулик признал вину, но на суде от своих слов отказался — заявил, что оговорить себя его принудил преступник, который якобы угрожал убить его близких. Дело отправили на доследование — и передали Николаю Китаеву. В 1986 году он был следователем по особо важным делам, заместителем начальника следственной части прокуратуры Иркутской области. К тому моменту Китаев написал уже нескольких научных статей — о видах судебно-психологической экспертизы, а также о возможности использования музыки и гипноза во время допроса. Он разыскал изнасилованных Куликом девочек, оставшихся в живых, и пригласил их на опознание. Несмотря на то что с момента совершения преступления прошло четыре года, потерпевшие узнали преступника по характерной манере разговора — он картавил. (О том, что новая встреча с насильником может ретравматизировать жертв, тогда никто не думал.)

Кулик уверял следователей, что не мог насиловать и убивать детей в подвалах и темных помещениях, потому что близорук. Тогда Китаев заказал офтальмологическую экспертизу, которая показала, что преступник мог «свободно ориентироваться в условиях различной степени освещенности, независимо от того, был он в очках или нет».

Следственно-оперативная группа под руководством Китаева устранила множество ошибок в расследовании, которые были допущены их предшественниками. Например, была неправильно определена группа крови, найденная на одежде одной из жертв. Китаев отправил вещественные доказательства на экспертизу в Москву, где и было установлено, что сперма, обнаруженная на платье девочки, принадлежит Кулику. Следователь также добился проведения другой экспертизы, которая анализировала особенность походки обвиняемого: свидетели и потерпевшие говорили о его специфической манере ходить, как бы «выбрасывая» одну ногу в сторону. Результаты экспертизы подтвердили их показания.

Когда все доказательства были собраны, Китаев обратился к биоритмологу — во время расследования выяснилось, что все свои преступления Кулик совершал в новолуние или в полнолуние, и следователь хотел точно вычислить день, когда тот будет максимально эмоционально неустойчив. Необычные техники допроса вообще были одной из особенностей работы Китаева — в частности, он любил во время разговора с подозреваемыми включать музыку и часто «колол» людей под песню Юрия Лозы «Плот».

В итоге Кулик признался во всех изнасилованиях и убийствах, в которых его обвиняли, и рассказал о тех, про которые следователь не знал. В явке с повинной бывший врач скорой написал, что считает себя полностью здоровым, и потребовал применить «крайнюю меру наказания»: «Считаю, что людям, подобным мне, не место среди людей, не говоря о совместимости с моей профессией».

В 1989 году Кулика расстреляли. Китаев и сейчас считает: благодаря тому, что в СССР практиковалась смертная казнь, преступники боялись расстрела и убивали меньше людей; по его подсчетам, высшая мера позволяла сохранить от пяти до семи тысяч жизней ежегодно. «Я человек довольно-таки сентиментальный, отец двух дочерей. За 20 лет работы я своими руками переворочал на осмотрах более 600 трупов: свежих и гнилых, скелетированных и сожженных, расчлененных и целых, — вспоминает бывший следователь. — Однажды у меня на столе лежала кучка измельченных каких-то белых фрагментов, которые можно было накрыть носовым платком, а это были останки 20-летней Гали, которую два негодяя заманили в гараж, поочередно изнасиловали, а затем убили и за несколько приемов сожгли тело. Чего, кроме смертной казни, я мог им желать?»

В 1990-х, по словам Китаева, страну «отпустило» и «бандиты стали валить друг друга пачками». Бывший следователь связывает это именно с отменой смертной казни — однако мораторий на нее начал действовать в 1996 году, как раз когда пик постсоветской преступности уже прошел и статистика по убийствам начала падать.

Дело Кулика сделало Китаеву имя на всесоюзном уровне. В 1992-м, спустя три года после расстрела маньяка, следователь стал старшим помощником Восточно-Сибирского транспортного прокурора — в его полномочия входил надзор за расследованием дел особой важности. На новом месте службы Китаев продолжил изучать серийных преступников, а в 1994 году защитил диссертацию «Вопросы теории и практики изобличения лиц, совершивших умышленное убийство». В общем, Китаев был тем самым человеком, которому логично было поручить дело нового сибирского маньяка.

«20 лет назад в Ангарске и его окрестностях трупов хватало, — вспоминает Китаев. — Но когда я туда приехал в 1998 году, то обнаружил более десятка дел со схожими чертами: в них фигурировали трупы женщин, со следами сексуального посягательства, причем все они были довольно привлекательными в силу своего молодого возраста и убиты поздно вечером или ночью». Следователь провел проверку и, по его словам, доложил о результатах областному прокурору Мерзлякову. Результаты были неутешительными: некомпетентность милиционеров и следователей привела к тому, что десятки убийств остались нераскрытыми, а найти преступника стало куда труднее — из-за того, что прошло много времени.

Китаев сообщил, что готов сам взяться за поимку маньяка, и попросил наделить его необходимыми полномочиями — тем более что многое он уже успел сделать в рамках проверки. «Мы могли его найти тогда за полгода. У нас уже был список подозреваемых, в котором фигурировали фамилии семи сотрудников милиции, — говорит Китаев. — Под видом вакцинации можно было проверить около ста милиционеров, причем из этого списка можно было сразу исключить следователей и оперативников. Было понятно, что они не будут бросать использованный презерватив на месте преступления, а какой-нибудь мент, который не очень в теме, может. Круг уже сузился».

Китаев утверждает, что рассказал о своей работе на совещании в Иркутске, после чего Мерзляков предупредил всех собравшихся, что результаты работы не должны выйти за пределы его кабинета — иначе «Москва нас всех повыгоняет» (связаться с самим Мерзляковым и узнать его версию этой истории мне не удалось). После этого расследование остановили — по всей видимости, региональное начальство надеялось, что убийств больше не будет. В 2000 году транспортная прокуратура, в которой работал Николай Китаев, была ликвидирована. Вместо предложения о новой должности следователю выдали трудовую книжку, и он ушел в отставку.

Нападения на женщин в Ангарске тем временем продолжались.


Одним летним вечером 1999 года домой за 18-летней Женей Королевой заехали трое парней, двоих из которых тоже звали Женя — с ними Королева познакомилась накануне. Молодые люди предложили ей поехать в гости к одному из них и там выпить; та согласилась. В разгар вечеринки Королева уединилась с одним из мужчин в комнате и занялась с ним сексом, после чего засобиралась домой.

Было около трех часов ночи, когда она с двумя спутниками вышла из квартиры. Вместе они дошли до перекрестка в центре Ангарска, после чего провожатые откланялись. Один из провожающих напоследок обернулся и увидел, что рядом с Евгенией остановилась иномарка темного цвета, но значения этому не придал: недалеко был бар, рядом с которым часто парковались такси.

Водитель автомобиля — на вид ему было около 35 лет — опустил стекло и представился: он сказал, что его зовут Михаил, и показал удостоверение, на котором Женя увидела мужчину в форме. Михаил спросил, почему она так поздно идет одна по улице, и предложил довезти до дома. Женя ответила, что дойдет сама, но он продолжал ее уговаривать, «постоянно улыбаясь», и в конце концов девушка села на заднее сиденье.

По дороге водитель что-то рассказывал Жене, но от большого количества выпитого и от усталости ее стало клонить в сон, и она не заметила, что водитель проехал мимо ее дома, выехал на объездную трассу и свернул на лесную дорогу, где вскоре остановился.

Проснулась Королева от резких прикосновений и криков — водитель машины пытался вытащить ее из машины и орал, что сейчас убьет. Сняв туфли на каблуках, девушка побежала в сторону леса, но Михаил быстро нагнал ее и чем-то ударил по голове, а потом стал душить и избивать руками и ногами. После очередного удара Королева потеряла сознание.

На следующий день семья, пошедшая по грибы, обнаружила в лесу голую Женю. Она была без сознания, но жива; ее пиджак, порванные футболка, юбка и трусы были разбросаны рядом. Грибники вызвали скорую помощь и полицию. В иркутскую больницу Королеву доставили с закрытой черепно-мозговой травмой, следов сексуального насилия врачи не обнаружили.

Она очнулась на следующий день и в первое время из-за частичной потери памяти не могла вспомнить даже своих родителей. Поэтому показания у нее тоже получились очень путаные. Она хорошо запомнила, что напавшего на нее мужчину звали Михаил и что он носил бейсболку и спортивный костюм, и сказала об этом следователям — однако те не придали этим деталям значения, решив, что запомнить их девушка не могла. Про милицейское удостоверение, которое показал ей напавший на нее мужчина, Евгения вспомнит на допросе в 2013 году.

Ни один из парней, с которыми Королева провела тот вечер, к ней в больницу так и не приехал. В первые дни именно их считали главными подозреваемыми — и даже на несколько дней задержали, но вскоре отпустили. Вновь они увиделись только 14 лет спустя — во время следственных действий.

Сейчас Евгения Протасова работает в кассе коммунальных платежей; в 2007 году она счастливо вышла замуж и поменяла фамилию. О событиях того страшного вечера она рассказывает нехотя и один раз почти начинает плакать — когда вспоминает, как убегала от убийцы и кричала ему, чтобы не трогал, чтобы отпустил, чтобы не убивал. На левом виске у нее заметен бледный шрам. Несмотря на многочисленные операции, полностью восстановить зрение в левом глазу врачи так и не смогли, но ни линзы, ни очки Протасова не носит: говорит, что правый глаз у нее видит хорошо, и она справляется. Как появился еще один шрам — в районе запястья, она не помнит.

Евгении повезло: кроме нее в живых после столкновения с тем же водителем в спортивном костюме остались еще две девушки.


Прославившись, Николай Китаев дал несколько десятков интервью — он и сейчас может по памяти назвать точную дату выхода каждого из них. В 2002 году к уже бывшему следователю (сейчас он преподает в Иркутском национальном исследовательском техническом университете на кафедре уголовно-правовых дисциплин и днями просиживает в библиотеке — продолжает самообразование) обратился журналист «Московского комсомольца» Марк Дейч, после чего в газете вышла статья «Убийца по средам» — первая публикация об ангарском маньяке в федеральной прессе. Через некоторое время Дейч рассказал Китаеву, что материал показали генпрокурору Владимиру Устинову и министру внутренних дел Борису Грызлову. Те приказали сделать все возможное для поимки преступника — и в Ангарск отправили следователя по особо важным делам из Москвы.

Глава 4. Жить лучше без друзей

— Никто не верил, что маньяк вообще есть.

— До какого момента не верили?

— Пока не поймали. Сначала не верили, что маньяк существует, а когда поймали, никто не верил, что он маньяк.

Артем Дубынин — 34-летний коротко стриженный оперативник, с усталыми глазами пожилого человека и в кителе, который он явно надевает только по особому поводу, — рассказывает это, сидя в своем кабинете в двухэтажном советском здании Следственного комитета Иркутской области. На стене рядом со столом висят пожелтевшие газетные вырезки начала 2000-х со статьями об ангарском маньяке, которого никак не могут поймать. Тогда же в Ангарск впервые приехал и сам Дубынин — работать в следственной группе, созданной, чтобы исправить положение.

Ее первый руководитель — следователь Генпрокуратуры по особо важным делам Валерий Костарев — рассказывает об истории группы немного иначе, чем Николай Китаев. По словам Костарева, это он наткнулся на статью Марка Дейча в «МК». Рассказ о маньяке, который уже несколько лет орудует в Иркутской области, его зацепил, и он написал рапорт начальству о том, что нужно ехать в Ангарск разбираться.

К Костареву трудно было не прислушаться. На профессиональном сленге таких, как он, обычно называют «важняками»: это элита российской прокуратуры, люди, которым поручают самые сложные и резонансные преступления. К моменту отправки письма про Ангарск на счету 53-летнего Костарева были дело о взяточничестве против одного из секретарей обкома Таджикистана (еще в советское время), дело серийного убийцы-педофила Сергея Головкина, а также дело крупнейшей ОПГ Новокузнецка — банды Владимира Лабоцкого, убившей около 40 человек.

Оперативная группа по расследованию преступлений ангарского маньяка была создана летом 2002 года двумя ведомствами совместно — Генпрокуратурой и Министерством внутренних дел. Возглавил следствие Валерий Костарев, а оперативным сопровождением занялся старший уполномоченный МВД полковник Сергей Державин — он руководил той частью группы, которая занималась оперативно-разыскной деятельностью: поиском свидетелей и их опросом, наведением справок, сборами образцов для сравнительного исследования, исследованием предметов и документов и так далее. Эта структура сохранялась все 16 лет, что существовала «маньячная группа»: представители МВД курировали работу в поле, а следователи из прокуратуры и впоследствии Следственного комитета — аналитику: они выделяли наиболее перспективные версии, ставили задачи перед оперативниками, проводили допросы.

Приезд «москвичей» насторожил иркутское руководство МВД. Многие были уверены, что истинная причина создания группы не маньяк: на самом деле Москва хочет изнутри посмотреть на работу местных структур и, вероятно, кого-то наказать. «Такие серийные преступления — это ЧП, — объясняет Артем Дубынин. — Никто не хочет на себя брать ответственность за то, что вовремя не разглядел серию, поэтому долгое время все это замалчивалось и прикрывалось». Все мои собеседники, работавшие в «маньячной группе», — а их было восемь человек, — рассказывают, что команду Державина и Костарева побаивались, ненавидели и всячески старались вставлять ей палки в колеса.

Как вспоминает Державин, местное руководство МВД не раз намекало ему, что найти виновного в преступлениях, которые случились несколько лет назад, практически невозможно — и именно поэтому в их группу «ссылали» так называемый балласт: самых неугодных сотрудников или молодых специалистов. Когда Державин с Костаревым просили выдать им более опытных оперативников, им отвечали примерно следующее: «Ваша группа — это неактуально. Раскрывать [новые] убийства — это актуально».

Одним из самых молодых членов «маньячной группы» стал вчерашний выпускник милицейского училища Артем Дубынин — когда он приехал в Ангарск, ему не было еще и двадцати лет.


Артем Дубынин родился в 1983 году в Усолье Сибирском — восьмидесятитысячном промышленном городе в 70 километрах от Иркутска. Отец будущего оперативника работал на стройке, мама — на химическом заводе; семья долго жила в общежитии, пока стояла в очереди на собственное жилье — и в 1992 году наконец получила двухкомнатную квартиру. Вскоре после переезда мама отвела девятилетнего Артема в районную библиотеку и оформила ему читательский билет. Его первой книгой стал «Урфин Джюс и его деревянные солдаты» Александра Волкова: мальчику нравилась главная героиня, прилетевшая в волшебную страну из американского Канзаса Элли, ее дружелюбие — и то, как она «шла к своей цели и никого не боялась».

После этого Дубынин стал читать все подряд. Отчасти — вынужденно: ни приставки, ни видеомагнитофона в доме не было; семья рабочих в начале 1990-х вообще жила небогато. Иногда денег не хватало даже на еду, и на помощь приходили бабушка с дедушкой, которые хотя бы получали пенсию от государства: покупали масло или вещи, чтобы Артем и его младший брат Егор могли пойти в школу. Когда братья подросли, они и сами начали подрабатывать на стройках, помогая отцу, который в те годы брался за любую работу — был и сварщиком, и монтажником.

Галину Дубынину, мать Артема, с наступлением новой эпохи с химического завода сократили. Она устроилась технологом на спичечный комбинат, но скоро закрыли и его — и Дубынина пошла работать в школу. На пенсию она вышла учительницей физкультуры. Сыновьям новая мамина работа нравилась — спортзал всегда был в их распоряжении, и после школы они с друзьями часто приходили играть в баскетбол или волейбол, а по домам расходились, уже когда было темно.

Как вспоминает Артем, большую часть свободного времени в школьные годы он проводил на тренировках — с девятого класса он начал заниматься легкой атлетикой и часто ездил на слеты и соревнования. Спорт не мешал ему хорошо учиться. Любовь к литературе никуда не делась — в старших классах Дубынин дважды прочитал «Войну и мир», впрочем, оба раза пролистав сцены про любовь и отношения. Вне школьной программы подростка особенно увлекала серия «Черная кошка» — в ней издавали свежие российские детективы, вдохновленные новой реальностью: героические следователи в одиночку противостояли мафии, продажным чиновникам и маньякам. (Привычка к чтению осталась с Артемом на всю жизнь. Он и сейчас всегда читает, когда ест, — в основном книги о природе или о советских временах: Дубынин знает, что это вредно, но иначе уже не может.)

«Меня интересовало раскрытие преступлений и жизнь криминального мира. Несмотря на то, что в классе у нас почти все были отличниками и хорошистами, мой круг общения в тот период все равно был связан с криминалом, — объясняет Дубынин. — У нас были и школьные драки, и драки с другими школами, были и банды, и блатные, и наркоманы, и судимые — как-то приходилось в этой среде выживать». Среди атлетов, с которыми Артем много общался, тоже были те, кто уже в школе стал тянуться к криминалу и, например, вымогать деньги у одноклассников. Сам Дубынин, как он теперь считает, не стал преступником по чистой случайности — любая драка на школьной дискотеке теоретически могла закончиться уголовным делом, «но как-то пронесло».

Кто-то из подростковых знакомых Дубынина в итоге «снаркоманился», кто-то сел в тюрьму. Ближе всего он дружил с двумя парнями. Одного из них, Романа, когда тому было 20 лет, убили в Подмосковье, где он подрабатывал вахтовиком и тянул ЛЭП: рабочие повздорили на дискотеке с местными, те приехали на турбазу, где жили Роман и его коллеги, началась разборка — а когда друг попытался кого-то разнять, один из нападавших выстрелил из ружья ему прямо в грудь.

С другим товарищем Дубынина в те же годы тоже развела жизнь. «Однажды мой брат — ему тогда было 18 лет — сидел в кафе и отмечал с друзьями какой-то праздник, а недалеко оттуда было совершено убийство, — вспоминает Артем. — Егора притащили в отдел, угрожали, что закинут в камеру и скажут зэкам, чтобы его отпетушили. Все это происходило с ведома и по инициативе моего друга [который устроился работать в милицию] — наверное, он так хотел самоутвердиться в коллективе. Я, конечно, приехал и вытащил брата оттуда, но общение с этим человеком прекратил».

После этих двух историй Артем Дубынин решил, что жить лучше без друзей. Теперь у него есть только «товарищи». Разницу оперативник объясняет так: «Другу, как близкому родственнику, как брату, можно все доверить, полностью на него положиться. С товарищем же ты можешь обсудить какие-то моменты, в чем-то помочь, в чем-то он тебе поможет, но до конца ты никогда не будешь в нем уверен, потому что в силу каких-то обстоятельств он тебя может предать, подставить».

Когда пришло время выбирать будущую профессию, Дубынин решил пойти по стопам дяди, сотрудника дежурной части в Ангарске, и двоюродного брата — выпускника Высшей школы милиции, ставшего оперативником угрозыска. Выбор был обусловлен отчасти экономическими причинами: как заметил Артем, зарплату в конце 1990-х задерживали практически везде — но у сотрудников милиции была хоть какая-то стабильность. Летом 2000 года он подал документы одновременно в Рязанский институт ВДВ и в Восточно-Сибирский институт МВД в Иркутске — и решил учиться поближе к дому.

Годы в вузе Дубынину запомнились жестким графиком: на первом курсе все курсанты жили в казарме, на втором Артем вернулся жить к родителям в Усолье и каждый день садился на первую электричку до Иркутска, чтобы успеть на пары. Ни серьезных знаний, ни физической подготовки, по словам Дубынина, он в институте не получил: на занятиях по физкультуре курсанты просто бегали по залу или убирались, пока преподаватели занимались с группкой спортсменов, с которыми ездили на соревнования, — вместо того чтобы обучать всех будущих милиционеров хотя бы базовым навыкам самообороны.

Спустя два года, получив среднее специальное образование, лейтенант Артем Дубынин вышел на должность оперуполномоченного в Усольский городской отдел милиции. За два месяца молодой оперативник успел только заняться несколькими мелкими кражами, после чего в ноябре 2002 года к нему подошел один из начальников и саркастически сообщил, что Дубынина как «самого опытного сотрудника» отправляют в Ангарск — ловить маньяка, который убивает женщин.


Почти сразу вокруг «маньячной группы» возник заговор молчания: иркутские и ангарские оперативники не только считали зазорным работать с пришлыми следователями, но и вовсе не приветствовали никакое общение с оперативниками, которые искали маньяка.

В 2004 году из ангарского отдела милиции в группу Державина и Костарева был направлен Виктор Маслаков. Работа над делом для каждого вновь прибывшего сотрудника начиналась по одной и той же схеме: сначала новичок знакомился со всеми материалами (на это могло уйти около месяца), потом выдвигал свою версию событий и предлагал возможные направления работы — на первоначальном этапе расследования рассматривали каждую гипотезу. Дальше оперативника закрепляли за следователем и выдавали в производство несколько уголовных дел. Маслакову достались шесть: «В группе меня сразу научили порядку в делах, я понял, что у меня все должно быть разложено по полочкам, чтобы я в любой момент мог ответить на любой вопрос».

Главная сложность, с которой приходилось сталкиваться оперативникам, заключалась в том, что практически все вещественные доказательства и биологические образцы по убийствам, совершенным в 1990-х, были либо полностью утеряны, либо их было слишком мало для проведения экспертизы. Как сказал однажды один из руководителей следственной команды Сергей Державин, «группа начинала не с нуля, а с минуса».

Артем вспоминает, что в первый же день работы в «маньячной группе» ему выделили кабинет и следователя, и он начал «потихонечку втягиваться в работу». Дубынин получил в свое производство целых шесть уголовных дел. Чтобы не запутаться в них, он учился у коллег раскладывать все свидетельства и доказательства по полочкам: «Меня сразу стали учить порядку в делах, чтобы можно в любой момент мне вопрос по делу задать и я мог на него ответить».

Кое-где наводить порядок был особенно не в чем. По словам Дубынина, некоторые уголовные дела об убийствах состояли только из протокола осмотра места происшествия — даже в делах о краже обычно гораздо больше материалов. «Если уголовное дело насчитывает 10–20 листов, это говорит о том, что и работа не велась, и контроля никакого не было», — рассказывает Артем, объясняя это равнодушием и разгильдяйством коллег. «Если бы сразу все сделали нормально: нормально регистрировали все дела, а не гонялись за статистикой, то, наверное, и группы никакой не понадобилось бы — маньяка просто сразу поймали бы, — добавляет Маслаков. — Кому нужна эта хорошая статистика, если люди боятся ходить по городу в вечернее время?» Под «хорошей статистикой» имеется в виду так называемая палочная система оценки работы российских правоохранительных органов: под «палкой» подразумевается процент раскрытых преступлений к числу зарегистрированных и другие количественные показатели, которые должны расти год от года, если следователь или отдел не хочет получить взыскание от начальства. Одно из следствий такого подхода — то, что потенциальные «висяки» (преступления, которые сложно раскрыть) в 1990-х просто не регистрировали, не проводя даже базовую расследовательскую работу.

Команде Костарева и Державина фактически пришлось начинать дело заново. Следователи и опера ходили по квартирам родственников и соседей убитых, рылись в вещественных доказательствах, чтобы по крупицам собрать базу, на основе которой в итоге смогли установить генотип маньяка. Параллельно начальники занимались обучением подчиненных, которые раньше никогда не сталкивались с подобными делами и не знали их специфики: например, одна из ключевых сложностей с поимкой серийных убийц в том, что преступник и жертва зачастую не связаны ничем, кроме собственно преступления, из-за чего выйти на след маньяка особенно трудно. Необходимо было научить сотрудников группы и работе с новыми на тот момент типами информации: одному из оперативников Державин организовал поездку в Москву в департамент уголовного розыска, чтобы коллеги из отдела по раскрытию серийных преступлений показали ему, как отслеживать местонахождение человека, используя сигналы его мобильного устройства, накладывать друг на друга и анализировать разрозненные данные и выделять из них те, что могут помочь сформировать портрет преступника и выйти на его след.

Дубынин учился у Державина и Костарева устанавливать психологический контакт с подозреваемыми и свидетелями и проводить допросы. Как и его наставники, Артем всегда тщательно готовился к этим разговорам, составлял опросники и старался как можно больше разузнать о собеседнике заранее, чтобы по ходу беседы оценивать подлинность его слов. Поначалу, впрочем, приходилось просто налаживать контакт с людьми, которые уже не верили, что убийца когда-нибудь будет найден. «Поначалу даже родственники жертв не хотели с нами общаться, — вспоминает Дубынин. — Считали, что группу создали всего на пару месяцев, а потом об их деле снова забудут. Одни думали, что мы только снова все растревожим и растрясем, другие боялись связываться, чтобы потом по судам не затаскали. А мы терпеливо объясняли, что группа создана специально для раскрытия убийств женщин, и постепенно люди стали нам верить». «Когда мы завоевали их доверие, работа у нас пошла, оказалось, что родственники ничего не забывали, и дали нам очень хорошие показания», — говорит Державин. Нередко потерпевшие говорили, что раньше никто не интересовался тем, о чем спрашивали участники «маньячной группы».

Информацию, полученную от родственников жертв и свидетелей, вносили в базу данных. Следователи и оперативники не могли больше позволить себе терять ни одной детали — теперь каждая версия тщательно обрабатывалась, каждая зацепка заносилась в специальную таблицу, график или список, которые постоянно обновлялись и анализировались участниками группы.

Державин учил Артема записывать даже мелочи: «Опросил человека — запиши его адрес, контактный телефон, место работы — положи в дело. Это все потом может пригодиться».

Каждая новая версия, которая оказывалась в разработке у участников группы, требовала времени, а его всегда было в обрез. Чтобы сроки предварительного следствия продлили, а группу не распустили, начальству нужно было регулярно показывать результат.

В 2007 году у группы появился подозреваемый — Вадим Дьяченко. Было известно, что летом 1998 года он преследовал Наталью Зыскину, наркозависимую, которая занималась проституцией и в какой-то момент была убита, судя по почерку, именно ангарским маньяком. О том, что Дьяченко за ней следит, девушка незадолго до смерти рассказывала своей матери — в газетах потом писали, что она заразила мужчину венерическим заболеванием.

Дьяченко задержали, когда он вместе с семьей отдыхал в Крыму. На родину его этапировали через Симферополь, Белгород и Москву — сам подозреваемый потом предполагал, что следователи рассчитывали на то, что он не выдержит этапа, а после его смерти на него можно будет списать все преступления. В ангарском СИЗО Дьяченко провел следующие два года. Журналистам он потом рассказывал, что по ночам к нему приходили в камеру и избивали, а иногда — били током. Тем не менее убийство он на себя не взял, в итоге обвинение основывалось только на словах свидетеля, который утверждал, что якобы видел, как мужчина расправился с Зыскиной.

Один из участников «маньячной группы» утверждает, что дело на Дьяченко завели после допроса его бывшего подельника — они вместе якобы «крышевали проституток и наркоманок». «[Подельника] выдернули утром с глубокого похмелья, несколько часов не давали ни пить, ни курить, и тот, лишь бы от него отстали, подписал протокол, в котором утверждал, что Дьяченко преследовал Зыскину и та его боялась», — вспоминает мой источник. После этого Дьяченко и поместили в СИЗО и начали допрашивать. Спустя несколько дней подозреваемый сознался, но, когда оперативники поехали с ним на место преступления для проверки показаний, так и не смог указать на место, где было совершено убийство.

Усольский городской суд оправдал Дьяченко, не найдя в его действиях состава преступления. После освобождения врачи нашли у мужчины 46 переломов по всему телу. В итоге он получил компенсацию 200 тысяч рублей — в качестве возмещения морального вреда. Дубынин обсуждать со мной историю Дьяченко отказался, сказав только, что делом занимались его коллеги, а про побои и пытки ему ничего не известно.

Постепенно, по мере того как работа группы начинала очевидно затягиваться, Костарев и Державин, высокопоставленные силовики федерального уровня, стали появляться в Ангарске наездами, доверив координацию процессов собранной ими команде — и пригласив еще одного начальника: в 2005 году к оперативникам присоединился старший оперуполномоченный, замначальника уголовного розыска одного из районов Иркутска Юрий Морозов. Приехав в Ангарск, он обнаружил, что без руководителей многие сотрудники уже успели расслабиться, что сказывалось на повседневной работе группы. «Что такое работа опера? — объясняет Морозов. — У тебя 12 сотрудников, и каждый из них с самого утра куда-то едет, но ты же не будешь ходить за ними тенью и проверять, что конкретно они делают. Многие этим пользовались и начинали рассказывать сказки, а вместо того, чтобы работать, сидели дома или бесились где-нибудь». По словам Морозова, были и сотрудники, которые специально саботировали деятельность группы, — и когда их исключали из группы за нарушения, они возвращались в свои отделы в Иркутской области героями: там им давно советовали «перестать заниматься ерундой». «Почти каждый считал, что, переходя в группу, он предает свое подразделение, — объясняет Морозов. — Поэтому он любыми путями старался сделать так, чтобы из группы его убрали: или просто не работал, или выполнял указания Державина таким образом, что лучше бы не выполнял вообще».

При этом работы было предостаточно: ежедневно нужно было перечитывать сотни страниц отчетов и допросов, писать рапорты, направлять новые улики на экспертизу, раз за разом опрашивать свидетелей и потерпевших, проверять часто тупиковые версии. «Сначала нужно было собрать большое количество информации, потом объединить все данные: что-то откинуть, что-то оставить для отработки, — рассказывает Морозов. — Большинство оперов больше любят бегать, ловить кого-то, задерживать, „колоть“. А здесь главное — сбор информации, анализ и потом уже разработка каких-то версий и всего остального. На территории каждый день что-то раскрывается — живая работа. Здесь надо было вдумчиво, кропотливо, без каких-то героических поступков работать головой, а молодым ребятам хотелось романтики, погони, захватов, стрельбы».

Через год после того, как Морозов стал участником группы, Валерий Костарев ушел на повышение и стал заместителем начальника управления по расследованию особо важных дел СК. Спустя еще три года Сергей Державин вышел на пенсию по состоянию здоровья. После этого группу едва не распустили — по словам Державина, им с Костаревым пришлось вмешиваться и предотвращать этот сценарий. В итоге оперативное управление группой полностью перешло Юрию Морозову.

Глава 5. Бизон исчезает

«Маньячная группа» отчитывалась не перед иркутскими милицейскими властями, а перед федеральными: сначала — перед Генеральной прокуратурой, после 2008 года — перед Следственным управлением Сибирского федерального округа в Новосибирске. Тем не менее все участники следственной группы числились сотрудниками в районных и городских отделах милиции Иркутской области и получали зарплату из регионального бюджета. Отчасти чтобы задобрить иркутское управление, отчасти чтобы «не растерять рабочую форму», с какого-то момента «маньячная группа» стала заниматься и другими преступлениями, происходившими в Ангарске и вокруг него. В деле о массовых убийствах женщин, как и в любом другом, было много рутины. Именно поэтому важно было заниматься и другими, более простыми в работе делами и показывать реальные результаты.

В 2004 году люди Державина и Костарева вышли на крупную банду, участники которой несколько лет нападали на владельцев и водителей дорогих иномарок. Она действовала в Ангарске, Иркутске и Новосибирске уже пять лет: преступники, избив водителя и угнав машину, перебивали номера на кузове и двигателе и благодаря связям на таможне переправляли ворованные машины за рубеж. Однажды они даже угнали внедорожник, который принадлежал трехкратному олимпийскому чемпиону и депутату Госдумы уроженцу Новосибирска Александру Карелину. Участники «маньячной группы» изначально вышли на группировку, получив сведения, что они могут что-то знать о маньяке. Версия не подтвердилась, но преступников, которые успели напасть на 66 человек (двое из них умерли), в итоге осудили на большие тюремные сроки.

Через три года в Ангарск приехал оперативник иркутского угрозыска Сергей Романов — он работал над делами, связанными с проституцией, и в одном из них неожиданно обнаружилась возможная связь с маньяком. «Появилась информация, что одна из дорожных проституток, Наталья Каневская, попала под маньяка и осталась жива, — вспоминает Романов. — Мне нужно было ее найти — ведь она могла опознать преступника».

Романов мечтал работать в милиции со школы. В восьмом классе его не приняли в Суворовское училище, потому что он слегка картавил, — в итоге он начинал в батальоне ГАИ, но уже тогда при любой возможности ездил с оперативниками на задержания (у оперов часто не было свободных машин, и гаишники приходили на помощь). К тому моменту, как он попал в Ангарск, Сергей уже шесть лет, будучи сотрудником угрозыска, занимался расследованием тяжких преступлений — в основном убийств и изнасилований. Познакомившись с сотрудниками «маньячной группы», он стал отрабатывать окружение Каневской, чтобы найти девушку и поговорить с ней: других секс-работниц, с которыми она могла общаться, «крышу», «мамок». Вскоре оказалось, что эти действия не имели смысла: труп Каневской обнаружили под Ангарском. В том, что убил ее маньяк, в группе почти не сомневались: думали, подчищает следы.

Дальнейшее расследование, однако, вывело следователей на след ветеранов ангарской организованной преступности — участников банды «Казино». «Оказалось, что они отжимали у этой проститутки пятикомнатную квартиру в центре Ангарска, — рассказывает Романов. — Мать и отца споили, старшего брата прижали на зоне, чтобы он подписал бумаги. Младший — исчез. Когда бандиты узнали, что мы ищем эту проститутку, то подумали, что она про это все заявила в милицию, вывезли ее за город и забили битами».

Так «маньячная группа» занялась делом крупнейшей криминальной группировки в городе. К убийствам женщин оно прямого отношения не имело, но, как говорят сами оперативники, именно благодаря ему они стали сплоченным коллективом и превратились в настоящих профессионалов.

Поначалу дело об убийстве Каневской не собирались даже возбуждать — по официальной версии, она умерла от передозировки. Однако Морозов, Дубынин, Романов и их коллеги, подозревая работу маньяка, настояли на судебно-медицинской экспертизе — так выяснилось, что женщина умерла от разрыва селезенки. Установив точное время смерти, следователи сопоставили его с протоколом работавшего недалеко от места преступления экипажа ДПС: через несколько минут после того, как преступники бросили тело Каневской в лесу, их машину остановила дорожная полиция и составила протокол на водителя за отсутствие номеров. Так оперативники вышли на короткостриженого 20-летнего здоровяка Ивана Кириллова по кличке Бритый, участника группировки «Казино», отвечавшего за сбор денег с девушек, работавших на дороге. Именно он с несколькими подельниками вывез Каневскую в пойму реки Китой и оставил там умирать после избиения бейсбольными битами.

Кириллова поймали — и во время допросов убедили в том, что за ним следят уже больше года и знают о его делах. (Это было лукавством; провести убийцу удалось, использовав информацию о местоположении его телефона из биллинга, — московские уроки пошли на пользу сибирским следователям.) Вскоре Бритый начал давать показания на подельников, включая верхушку «Казино».

Поняв, что речь идет о влиятельных людях, команда Морозова попросила перевести Кириллова из ангарского СИЗО в изолятор временного содержания в Иркутске, опасаясь, что в родном городе «Казино» с информатором быстро расправятся. Однако вскоре Кириллова нашли повешенным в камере в Иркутске. «Скорее всего, его запугали, сказали „Или ты вешаешься, или твоей семье капут“, — предполагает Морозов. — До сих пор не могу простить себе его смерть». По словам оперативника, представители «Казино» после смерти Кириллова начали давить на его мать, чтобы та написала заявление на следователей о доведении до самоубийства. Тогда женщина позвонила Морозову — и они встретились и проговорили несколько часов. После этого мать Кириллова заявление писать отказалась.

Несмотря на самоубийство Кириллова, информация, полученная от него, помогла команде Морозова вплотную подобраться к самой верхушке «Казино» — основателю банды Юрию Фляшинскому и Алексею Колчину по кличке Бизон. Фляшинский в свое время активно участвовал в криминальной войне с «Кварталом», получил четыре пули и стал инвалидом первой группы, после чего ушел из боевого крыла «Казино» в курирование теневого бизнеса — девушек на дороге, азартных игр, рейдерских захватов. Колчин с 2005 года и вовсе был положенцем Ангарска — курировал весь криминальный мир города, собирал и распределял общак. Оба были очень влиятельными людьми в городе и имели налаженные связи с властями — благодаря чему долго оставались на свободе, вовремя получая информацию о ходе расследования.

Когда группа Морозова уже была готова арестовать Фляшинского, он подался в бега. Задержали его после долгой слежки за женой — и в 2009 году приговорили к 14 годам тюрьмы (сейчас он уже на свободе; вышел условно-досрочно). Найти Бизона оказалось сложнее. По словам одного из бывших участников «маньячной группы», в середине 2000-х в «Казино» негласно входили высокопоставленные сотрудники ангарской милиции, а некоторые действующие оперуполномоченные хвастались, если «казиновский» бригадир здоровался с ними за руку. Все это не могло не сказываться на ходе расследования — так, рассказывает Дубынин, оперативной группе долго не предоставляли техники, необходимой для того, чтобы поймать Колчина.

«Когда мы только начали заниматься „казиновцами“, некоторые сотрудники группы впрямую говорили: „Мы не будем в это лезть, это наши друзья, мы с ними со школы, с детсада знакомы, вместе тренируемся, хотите — убирайте из группы, мы работать против них не будем“», — вспоминает Морозов. Сергей Державин тоже был в курсе тесных связей между местной милицией и организованной преступностью, поэтому разделил свою команду на несколько подгрупп, каждая из которых работала практически автономно, а участники одной часто даже не подозревали, чем занимаются коллеги. Так планировалось предотвращать утечки. «Мы все наивные были тогда, — вспоминает Юрий Морозов. — Не понимали, что к нам будут искать подходы, будут предавать, будут вешать нам в кабинеты жучки, а потом ездить к бандитам докладывать о нашей работе. Те, кто сидел с нами в соседних кабинетах, боялись, что группа подставит кого-то из руководства — тех, кто был связан с ангарскими ОПГ».

Сотрудникам группы регулярно угрожали, а некоторым за закрытие дела против ангарских авторитетов предлагали крупные суммы. Оперативники утверждают, что во всех случаях «упирались и посылали куда подальше»: «Если хоть где-то дернешься, хоть глазом — все, капец, тебя поймали». Постепенно оперативники, которые занимались конкретно делом «Казино», начали работать «как шпионы в чужой стране»: вне кабинетов и без сотовых телефонов.

В 2006 году после задержания Бритого на Артема Дубынина напали. Когда он возвращался на машине домой в Усолье-Сибирское (от него до Ангарска — 40 минут на машине), в лобовое стекло его автомобиля полетели камни. «Стекло полностью высыпалось, но я решил не останавливаться и поехал дальше, — вспоминает Артем. — Тогда мне стали выбивать заднее стекло. Это была такая попытка меня остановить на дороге, и, если бы я повелся, не известно, что было бы: дали бы по голове, бросили в сугроб — да и все». Как рассказывает оперативник, на следующий день после инцидента с членами банды «провели профбеседу» — и сообщили, что если с кем-то из группы или членами их семей что-нибудь случится, то пострадают и уже задержанные и сидящие в СИЗО бандиты. «Сейчас с вами нормально все общаются, вы сидите, к вам никто не лезет, никто вас не избивает, не унижает, не прессует, — вспоминает Дубынин тот разговор. — Хотите, чтобы по-другому было? Давайте!» В ответ члены ОПГ даже предложили Артему деньги на ремонт машины. Он отказался — замену лобового стекла оплатила иркутская милиция.

Этот инцидент был не единственным. На Артема Дубынина пытались выйти через близких — его будущая вторая жена училась вместе с двоюродной сестрой Бизона, и та не раз предлагала деньги за информацию. Артем «попросил передать», что такого точно не будет. Также выяснилось, что сын одного из оперативников ходит в тот же детский сад, что ребенок участника «Казино». Жена преступника познакомилась и подружилась с супругой сотрудника группы, помогла записать сына в бассейн, а потом предложила деньги за любую информацию о расследовании. Услышав отказ, девушка сообщила, что не может поручиться за безопасность мальчика.

После этого случая Сергей Державин написал рапорт в Управление собственной безопасности, попросив выдать членам «маньячной группы» оружие — как объясняет Морозов, из-за того, что почти все ее сотрудники были откомандированы от своих отделов, до того пистолеты им не полагались. «То есть группа оперов должна была ловить преступников голыми руками, — говорит Морозов. — На задержания ангарские ребята брали охотничьи ружья». Запрос сработал — теперь оперативники могли выходить на работу с пистолетами.

Собрать достаточно материалов для ареста Колчина оперативникам удалось в 2010 году, но из-за очередной утечки Бизон сбежал. Найти и арестовать его удалось только спустя шесть месяцев. Суд признал главу «Казино» виновным в нескольких убийствах и приговорил его к 23 годам тюрьмы.

К тому моменту, как Колчина наконец посадили, Сергей Романов уже несколько лет работал внутри «маньячной группы». Руководство предложило ему войти в нее после успешного расследования убийства Каневской — и Романов моментально согласился, даже несмотря на то, что к тому моменту два года не брал отпуск. Во-первых, он давно мечтал «работать по маньякам» — и теперь, наконец, у него появилась возможность целенаправленно вкапываться в одно большое дело, не отвлекаясь на рутинные преступления. Во-вторых, оперативнику очень импонировала атмосфера, которую создали основатели группы. «Сегодня простые опера просто так к руководителю зайти не могут, а к Державину в кабинет можно было в любой момент заглянуть: что-то спросить, посоветоваться или подписать, — вспоминает Сергей. — Костарев всегда внимательно относился к сотрудникам, на дни рождения приходил с бутылкой пива, чокался со старлеем и даже сувенирчик ему дарил».

С областным полицейским начальством отношения у оперативников были сложнее. С одной стороны, нескольких людей из Иркутска мои собеседники вспоминают с благодарностью — и говорят, что они помогали следствию, болели за раскрытие дела и при этом сильно рисковали погонами. С другой стороны, руководители Романова, перед которыми он отчитывался раз в полгода, всегда встречали его упреками и прямо говорили, что в Ангарске он занимается «ерундой».


В конце нулевых в одном здании с «маньячной группой» работали сотрудники отдела по раскрытию преступлений против личности. «Ребята делились с нами информацией, иногда просили помочь», — вспоминает Артем Дубынин. Когда в 2008 году в Ангарске начались нападения на детей и подростков, руководство областного главка подключило к расследованию участников группы.

Все преступления (всего их было 11) совершались по одной схеме: насильник следовал за девочками 8–14 лет, когда они возвращались из школы, заходил с ними в подъезд и натягивал им на голову шапку или капюшон, чтобы они не могли разглядеть его лицо. Потом мужчина спускал штаны, трогал детей, заставлял их трогать себя, имитировал половой акт и угрожал вернуться, если они кому-то расскажут о нападении.

Поиски преступника заняли около года. Довольно быстро с помощью кадров с камер видеонаблюдения был составлен фоторобот — но его распространение ничего не дало. Полицейские пытались вычислить педофила по телефонным звонкам и отправленным с мест преступлений сообщениям, но безуспешно. Параллельно насильника искали по едва ли не единственной примете: тот всегда носил с собой спортивную сумку — как выяснится позже, все свои преступления он совершал до или после тренировки.

«Всех, кто ходил с сумками, мы таскали в отделы полиции и брали биологические образцы для экспертизы, — вспоминает Дубынин. — Во время одного из нападений у преступника произошло непроизвольное семяизвержение, и он оставил на одежде жертвы образец своего биологического материала — с ним мы и сравнивали взятые образцы». Как отмечает оперативник, на сей раз местные полицейские вели расследование добросовестно — видимо, потому что жертвами были дети и замолчать нападения было невозможно.

В 2010 году по ориентировке был задержан 22-летний Алексей Кутенков, который шел по городу с большой спортивной сумкой на плече. Его доставили в отдел, опросили и взяли биологический образец эпителия. Экспертиза показала совпадение с генетическим материалом насильника, и Кутенкова арестовали — но тот отрицал свою вину. До тех пор, пока его не допросил Артем Дубынин.

«Кутенкова доставили спецконвоем из следственного изолятора, — вспоминает Артем. — Я объяснил ему, что отпираться бессмысленно, что его опознают потерпевшие, а главное — есть заключение генетической экспертизы». Кутенков объяснил, что не давал признательные показания, потому что боялся за свою безопасность: после ареста его посадили в общую камеру, а на все допросы возили в автозаке с другими заключенными — и он поддерживал версию о своей невиновности, чтобы его «не опустили». После того, как его посадили в отдельную камеру, Кутенков во всем сознался; в итоге его приговорили к 12 годам колонии.

Ангарский маньяк по-прежнему оставался на свободе. Каждое убийство проходило по одному и тому же сценарию: он останавливался рядом с, как ему казалось, подвыпившей женщиной, которая поздно вечером возвращалась домой, и предлагал ей купить алкоголь и вместе провести время. Согласие он считал подтверждением, что женщина безнравственна, аморальна, «ведет паразитический образ жизни» и, в общем, заслуживает смерти. Убийца занимался с жертвой сексом, зачастую принуждая к этому силой, а затем вытаскивал из машины, бил топором, отверткой или ножом и оставлял умирать в безлюдном месте. С 2000 по 2007 год так были убиты по меньшей мере 20 женщин.

Глава 6. Молодой капитан

В первый раз Артем Дубынин женился в 19 лет — в тот же год, когда он начал работать с Костаревым и Державиным. «Не то, что первая любовь, — забеременела женщина, а я ж офицер, только выпустился, поженились, — объясняет он. — Родился сын Илья». Четыре года вместе с женой Галиной — она на восемь лет старше Артема — Дубынин жил в ее квартире в Усолье-Сибирском.

Брак был не слишком благополучным — Артем с женой часто ругались (Дубынин говорит, что Галина «слишком много слушала свою маму»). Как-то раз в 2006 году после очередной ссоры оперативник вышел на улицу, сел на лавочку у подъезда — и увидел, что у соседнего подъезда на такой же лавке сидит девушка и говорит с кем-то по телефону. Говорила она, что автобусы уже не ходят, а ей нужно домой в Ангарск.

Артем подошел к девушке и предложил довезти ее до города. Выяснилось, что ее зовут Наташа, а в Усолье она приехала в гости к бабушке. Они попрощались, когда машина доехала до Ангарска, но обменялись телефонами и стали созваниваться.

В конце концов Наталья — миловидная светлоглазая блондинка — стала второй женой Артема. Когда сейчас она рассказывает о том, как села в машину, чтобы ехать в другой город с абсолютно незнакомым мужчиной, то — отчасти в шутку — добавляет: «Когда у нас дети спрашивают, как мы с папой встретились, мы стараемся умалчивать этот момент, чтобы они сами так ни с кем не знакомились».

О том, что у Артема есть семья, он рассказал Наталье в первую же встречу, но ее подробности его личной жизни тогда не интересовали. Новый знакомый сразу стал настойчиво ухаживать за девушкой: дарил цветы и огромных плюшевых медведей. «Было такое чувство, будто мы тысячу лет друг друга знаем, могли обо всем болтать, разное друг другу рассказывать», — говорит Наталья.

Дочь ангарских пролетариев, родившаяся на четыре года позже Артема, в разгар перестройки, Наташа с детства мечтала быть следователем. По телевизору она больше всего любила смотреть сериал «Каменская», а после школы поступила в юридический колледж. Случайная встреча с Артемом, который сам участвовал в расследовании преступлений, произошла, когда девушка была на первом курсе, — и в итоге именно в отделе Дубынина она проходила свою первую практику: помогала «заполнять таблички» и систематизировать данные. «На работе Артем всегда был очень важный и серьезный, — вспоминает Дубынина. — Не допускал меня до уголовных дел, просил выйти, когда они их с коллегами обсуждали». Спустя месяц практики, разочаровавшись в ежедневной рутине, от детской мечты девушка отказалась и решила заняться общей юриспруденцией — сейчас она работает юристом на нефтехимическом комбинате.

Спустя примерно год после знакомства Артем и Наталья стали жить вместе, в 2008-м родилась их первая дочь Алиса, а еще через три года — Василиса. Развестись с первой супругой и жениться на Наталье официально Артем смог только в 2013 году. «Непростое это было время, мы несколько раз сходились и расходились, много ругались, — вспоминает Дубынина. — Артем мотался туда-сюда, разрывался между двумя семьями и работой. Когда он был на работе, мне казалось, что его нет из-за другой женщины, я ревновала и скандалила. Он еще смеялся тогда надо мной, что мне было бы скучно жить с простым слесарем, а я жена-фанатка, готова куда угодно за ним ехать и очень ревнивая».

По словам Натальи, семья Артема приняла ее сильно не сразу: его мама была на стороне первой супруги и долго не общалась ни с новой невесткой, ни с внучками. Впрочем, она и не настаивала — она вообще считает, что муж мало чем похож на родственников. «Для него главное — это семья, — объясняет Дубынина. — Даже если у нас доходит до конфликтов, он всегда на моей стороне, а у них каждый привык тянуть одеяло на себя». С сыном Артема у его второй жены наладить контакт тоже не получилось — они виделись только однажды, когда мальчик был совсем маленьким. Нечасто общается с первенцем и сам Дубынин — а когда общается, старается привить ему любовь к спорту: Артем передал сыну свои гантели и штанги, сделал в квартире турник. Сейчас Илья Дубынин оканчивает школу — по словам отца, он выигрывает областные олимпиады по математике, физике и английскому. «Куда хочет поступать, я пока не понял, — рассказывает Артем. — Главное, чтобы не в силовые структуры».

Бывшая супруга Артема Галина говорить о Дубынине не захотела. Сказала только, что вскоре после рождения сына муж уехал в Ангарск, где и находился почти все время, что они были в браке. По словам Галины, брак их распался из-за приоритетов мужа, для которого служба была важнее, чем семья: «К работе своей он относился трепетно, любил ее больше, чем родных и близких. Прямо помешанный был на ней до мозга костей».


В 2007 году, когда Дубынин только-только начал жить с Наташей в Ангарске, у группы, занимавшейся делом маньяка, появилась новая версия. Они предположили, что убийца мог оказаться в тюрьме за другое преступление — в те годы количество убийств женщин значительно сократилось, и объяснение, что маньяк перестал убивать просто потому, что попал за решетку, казалось логичным. Чтобы отработать эту версию, Дубынин с коллегами регулярно ездили в колонии и допрашивали тех, кто попал туда в конце 1990-х годов, — оперативники допускали, что они могли что-то знать о совершавшихся в городе преступлениях.

Маньяка в тюрьмах не оказалось. Однако трое собеседников Дубынина, которые отбывали сроки за организацию преступного сообщества, независимо друг от друга рассказали о некоем подозрительном милиционере. По словам заключенных, мужчина жил и работал в одном из центральных районов Ангарска и они часто видели, как он ночью сажал в свою машину — темную иномарку — женщин в районе центрального рынка.

Получив эти данные, следователи запросили списки бывших и нынешних сотрудников центрального отделения милиции Ангарска. Некоторых из них вызвали на беседу и взяли у них образцы эпителия. Однако экспертизы стоили дорого, и в год по делу ангарского маньяка могли провести не более 300 анализов, а потенциальных подозреваемых было в разы больше. Не получив результатов сразу, члены группы переключились на отработку других, более приоритетных на тот момент версий. Артем Дубынин уверен: если бы тогда они поступили по-другому, маньяка поймали бы гораздо раньше.


В 2010 году, когда Дубынину было 26 лет, его назначили главой «маньячной группы» — в декабре 2009-го Юрий Морозов перешел в областное управление МВД. Вчерашние коллеги в один день стали его подчиненными — впрочем, все они говорят, что никаких проблем с субординацией у них не было. В разные годы под его руководством работало от 6 до 17 человек, но доказывать им свой профессионализм Дубынину было не нужно.

Юрий Морозов говорит, что стал свидетелем того, как из заурядного опера Артем превратился в большого профессионала, настоящего «таланта», способного взяться «за мизинец на левой ноге и дойти до горла преступника». «Он пришел, когда группа только создавалась, из молодого оперативника на глазах превратился в того, кто может раскрыть любое преступление. На такое не у всех хватает терпения, веры в свои силы и желания добиться справедливости, — говорит бывший начальник Дубынина. — А Артем если что-то начнет, то, как бульдог, будет до последнего упираться. Будет ходить, уже перегорит, но потом все равно добьется результата. Упертость в лучшем смысле этого слова», — рассказывает Морозов.

По словам ангарского следователя Дениса Капустянского, как профессионала Артема сформировали три главных дела «маньячной группы»: банды угонщиков, ОПГ «Казино» и ангарского маньяка. Познакомился Капустянский с Дубыниным, когда принимал участие в расследовании все того же убийства Натальи Каневской. «Я был тогда искренне поражен профессионализму Артема, — рассказывает сорокадвухлетний Капустянский. — Он вообще очень порядочный человек, сотрудник полиции без страха и упрека. Такую целеустремленность, с которой Артем подходил к каждому делу, я редко встречал. Как будто каждое преступление его задевало лично». Капустянский Дубынину тоже понравился — с тех пор это едва ли не единственный человек, которого Артем называет другом.

Оперуполномоченный Виктор Маслаков называет Артема «мудрым не по годам» и вспоминает, что за годы службы всегда мог на него положиться. «Он ответственный, целеустремленный, мыслил всегда наперед, — рассказывает Маслаков. — В любой момент ему можно было позвонить — даже среди ночи, и он всегда помогал решить проблему». Капустянский добавляет: чтобы раскрыть преступление, Артем не ленился поднимать дела из архивов, искать улики и свидетелей там, где никто и не подумал бы смотреть.

«Мне всегда нравилось заниматься делами прошлых лет, которые однажды так и не удалось раскрыть, — рассказывает сам Дубынин. — В этот момент перед тобой вырисовывается история всего города и области. Ты узнаешь не только о преступлениях, но и о людях, которые в то время жили».

«Ему хотелось, чтобы вся его энергия и азарт превращались во что-то конкретное — и он в это вкладывался. И не потому, что ему сказали, а потому, что ему самому было важно докопаться до сути вещей, — говорит Морозов. — Говорят, что медведя можно научить ездить на велосипеде. Что тогда говорить о человеке, которому что-то интересно? Он еще и не на такое способен». По словам Морозова, Дубынина можно было бы назвать идеальным полицейским, если бы не его «угрюмость»: «Чем дурнее и веселее опер выглядит, тем лучше, опер должен быть общительным, а Артем — бука. Коллеги-то его знали и понимали, а незнакомые люди смотрели и думали: „Это что за злодей? Если такого в темноте встретишь, сразу все сумки отдашь“. Несмотря на свою квалификацию, он очень стеснительный — просто на ровном месте может застесняться, как девочка».

В 2011 году, после вступления в силу федерального Закона о полиции, Артема, как и всех его коллег, отправили проходить аттестацию. Руководство областного МВД подтверждать его квалификацию отказалось — как считает сам Дубынин, там посчитали это удобным моментом, чтобы избавиться от слишком принципиального сотрудника.

Сложности с начальством у Дубынина возникали не только в связи с делом маньяка. В это же время Артем попал в ДТП, в котором столкнулся с сыном бывшей сотрудницы милиции — хорошей знакомой начальника уголовного розыска. По словам Дубынина, именно этот начальник почему-то и решил, что не имеющий взысканий Дубынин не достоин быть оперативником. «Мне уже стали предлагать должность участкового, говорили, что я не могу работать в уголовном розыске», — возмущенно вспоминает Артем. Остаться на службе и сохранить должность ему вновь помог Валерий Костарев: после его звонка «наверх» ситуация была улажена.

Вскоре Дубынин снова напомнил о себе начальству: в Ангарске в пьяной драке убили сотрудника ОМОНа. Имя убийцы, который выстрелил жертве в грудь, всем было хорошо известно: он входил в одну из городских преступных группировок и дружил с сотрудниками полиции. «Человек скрылся, полгода его никто не искал, — рассказывает Артем. — Я взял это дело и через полтора месяца задержал его в Иркутске. Правда, в суде это все переквалифицировали на неумышленное убийство, и убийца вышел на свободу».

«Я никогда не ставил себя в противовес, никому не переходил дорогу, — говорит Артем. — К звездам тоже не рвался. Но почему-то оказался всем неугоден». По его словам, когда он возглавил группу, региональное руководство совершенно не интересовалось, как идет следствие, — вместо этого в Иркутске продолжали повторять, что в группе работают лодыри, которых нужно побыстрее разогнать. На деле расследования серийных убийств часто занимают много времени: например, от первого убийства, которое совершил Андрей Чикатило, до его ареста прошло не меньше восьми лет, битцевского маньяка Андрея Пичушкина искали пять лет, а новосибирского серийного убийцу Андрея Чуплинского — 18 лет. Бывший калифорнийский полицейский Джозеф ДеАнджело — так называемый Убийца из Золотого штата — и вовсе совершил последнее доказанное преступление в 1986 году, а задержан был только в 2018-м.

Когда Артему Дубынину наконец подтвердили квалификацию, до поимки ангарского маньяка оставалось два года.

Глава 7. Человек с ружьем

До 2010 года поиски маньяка шли сразу по нескольким направлениям. Преступника искали среди людей с третьей группой крови и среди владельцев автомобилей «Нива» — по словам свидетеля, одна из жертв перед смертью садилась именно в такую машину. Кроме того, искали и среди бывших милиционеров или сотрудников силовых структур: было известно, что убийца мог беспрепятственно выезжать за пределы города в ночное время. В 1990-х в Ангарске все машины, выезжавшие из города ночью, в обязательном порядке останавливали и досматривали на постах ГАИ; данные вносили в специальный журнал. Никакой информации о машинах маньяка в этих журналах не было, из чего и сделали вывод, что преступник был хорошо знаком постовым или показывал им свое удостоверение.

Даже с учетом всех этих критериев подозреваемых было более 30 тысяч. Новые руководители группы решили сузить зону поиска. Решение принимал не Артем Дубынин, который отвечал за организацию работы в поле, а новый следователь — именно он определял общее направление действий группы. После Валерия Костарева ангарских оперативников несколько раз перебрасывали к разным ведомствам и разному высокому начальству: сначала Костарева заменил другой следователь из Москвы, затем группу ненадолго возглавил Андрей Чернусь из Новосибирска. По словам Артема Дубынина, ему тоже пришлось отстаивать продолжение расследования в высоких кабинетах.

В 2010 году, спустя полгода после того, как Дубынин стал заниматься всеми «полевыми» действиями по делу ангарского маньяка, новым руководителем группы назначили новосибирского следователя Василия Доморадова. Оперативники приняли нового начальника хорошо — тот был умелым аналитиком, привел дело в порядок, назначил большое количество дополнительных экспертиз, а главное — отстаивал группу перед начальством и не давал никого сокращать. «С одной стороны, мы понимали, что нас вот-вот разгонят, — вспоминает Дубынин. — С другой, знали, что подобрались к маньяку уже очень близко».

В этот период оперативники сократили пул подозреваемых, оставив в списке только тех, у кого совпадали два или более критерия, под которые подходил маньяк. Так в базе данных осталось шесть сотен человек. Одним из них был Михаил Попков — охранник, ранее работавший милиционером, примерный семьянин, отец взрослой дочери.

У всех мужчин, попавших в список, начали брать образцы слюны, чтобы сравнить их с генетическим материалом, который удалось обнаружить на телах нескольких жертв. Такие анализы группа стала проводить еще в середине 2000-х, но поначалу новая для России технология нуждалась в американских реактивах, и одна проба стоила около 10 тысяч долларов. При всех серьезных связях Державина и Костарева больше чем на несколько анализов в год денег не хватало. Уже после ухода основателей, в 2009 году, благодаря Андрею Чернусю сотрудники узнали о новой методике проведения экспертизы ДНК — такие анализы можно было делать в Иркутске и стоили они в сотни раз дешевле. Количество исследований возросло до 400 в год.

«Если бы в те годы генетические экспертизы можно было проводить проще и быстрее, то и Попкова мы бы вычислили раньше, — говорит Державин. — Он попадал в наше поле зрения. Но так как доказательств его вины у нас не было, а его характеризовали с положительной стороны, никаких обвинений против него выдвинуть у нас не было возможности». «У Попкова была третья группа крови, когда-то была „Нива“, он жил рядом с круглым рынком, был пенсионером МВД, а на момент убийств работал в центральном отделе милиции, — добавляет Дубынин. — То есть у него совпали четыре поисковых признака». При этом ангарский оперативник уверен: без генома маньяка «не приперли бы».

Список подозреваемых на предмет анализов следователи осваивали по алфавиту — и дошли до буквы «П» только в марте 2012 года. Через два месяца Артем Дубынин узнал о том, что есть совпадение: биологический материал убийцы совпал с геномом Попкова.

Дубынину об этом рассказал Доморадов — ему доложили о результате из Иркутска, и он приехал из Новосибирска в Ангарск, чтобы рассказать Артему о новом подозреваемом. Отдельно начальник попросил Дубынина сохранить информацию в тайне и пока не предпринимать никаких действий — дело было накануне выходных.

В тот же день Артем выяснил, что Попкова нет в городе — предполагаемый убийца в этот момент ехал в поезде во Владивосток, — и решил опять поговорить с начальником. Доморадов заверил оперативника, что Попкова задержат, как только он вернется в город, но Дубынин не согласился. От соседей и знакомых Попкова Артем узнал, что его семья распродает имущество и планирует переехать в Китай. Стало ясно, что действовать нужно прямо сейчас.

Один из коллег Дубынина вспоминает: «Я сказал ему: „Если ты сейчас туда не поедешь, ни начальство, ни люди тебе этого не простят. Плюнь на все, езжай к генералу [главе областного МВД] и рассказывай, как есть“». Решительный тон Дубынина все же убедил Доморадова изменить свое решение, и 23 июня 2012 года Артем вместе с Виктором Маслаковым вылетели во Владивосток. Вместе с ними поехали два бойца отряда быстрого реагирования — была информация, что Попков носит с собой оружие.

Жена Артема Наталья в тот момент была в Китае — поехала вместе с подругой на шопинг, впервые оставив детей на мужа. «Когда в один из дней я не смогла до него дозвониться, то сразу поняла, что что-то здесь не так, — вспоминает она. — Оказалось, он отвез дочек моей маме, а сам полетел за Попковым во Владивосток. Тогда я поняла, что семья все-таки может быть на втором плане».

«Вся дорога во Владивосток была сплошным адреналином, — рассказывает Артем. — Я много раз рисовал в воображении, как мы его задерживаем, что это вообще за человек, как он будет себя вести».

За две или три станции до Владивостока поезд, на котором ехал Михаил Попков, должен был сделать остановку на две минуты на небольшом полустанке. Там Дубынин с Маслаковым и бойцами СОБРа провели несколько часов. Когда поезд остановился, они разделились и стали двигаться по вагонам навстречу друг другу — чтобы преступнику не удалось сбежать. В какой-то момент Дубынин увидел Попкова — тот спокойно сидел на своем месте.

Дубынин подошел к человеку, за которым охотился почти десять лет, показал удостоверение и сообщил, что Попков задержан по подозрению в совершении преступлений. Боец СОБРа в этот момент блокировал убийце руки, потому что тот сразу потянулся к своему рюкзаку (потом там нашли заряженное ружье).

«Я спросил у него: „Вы поняли, за что вы задержаны?“ — рассказывает Артем Дубынин. — В ответ он махнул головой. После этого у меня весь адреналин кончился — дальше пошла рутинная работа». Не сказав ни слова, Попков проследовал с оперативниками в отдельное купе, где они так же молча доехали до Владивостока. Там, в отделении полиции на вокзале, Дубынин составил протокол о задержании. Так же, молча, они впятером летели в Иркутск. «На ровном месте с человеком разговаривать очень тяжело, — объясняет Дубынин. — Но я знал, что по приезде в Ангарск он в любом случае будет арестован по обвинению в убийстве и изнасиловании трех женщин и тогда поймет, что это все серьезно, а не какая-то бравада». (Именно по трем случаям у следствия к тому моменту была доказательная база, основанная на совпадении генетического материала.)

«Все удивлялись, как можно раскрыть преступление 15-летней давности, — говорит Сергей Державин, который не прекращал следить за ходом расследования и после своего формального ухода из группы. — Но, если бы мы все это время ничего не делали, его бы никто и не нашел». Тем не менее даже после ареста Попкова Дубынина и его коллег продолжали называть «тунеядцами» — мол, пока коллеги роют носом землю, они 10 лет занимались ерундой, а теперь сорвали куш. Местное полицейское начальство поимка маньяка даже разозлила — слишком уж часто сотрудников группы начали показывать по телевизору. Впрочем, когда дело Попкова передали в суд, а иркутский начальник получил повышение по службе и благодарность за работу, риторика изменилась. «С того момента вся эта история стала преподноситься так, что ангарское дело с самого начало шло под чутким руководством местных начальников, — рассказывает Дубынин. — На самом же деле на протяжении двух лет, что предшествовали поимке маньяка, не было проведено ни одного совещания [с ними]. Они просто наблюдали за нами со стороны и, видимо, рассуждали так: „Если преступника найдут — то все будут молодцы, а если нет — группа получит выговор“».

Артем утверждает, что высокие чины из областного ГУ МВД до последнего отказывались верить в виновность Попкова. Один из них, знакомый с женой убийцы по совместной работе в одном отделении милиции, встретив однажды на рынке супругу Попкова, поинтересовался у нее, «не обижают ли Мишку», и сказал: «Если что, говори, я с ними разберусь».

Наталья Дубынина была очень рада, когда Попкова наконец поймали, — теперь-то, надеялась она, муж будет проводить дома больше времени. Надежда не оправдалась — оперативным сопровождением уголовного дела Попкова (допросами, выездами на места преступления, экспертизами) Артем и его коллеги вплотную занимались еще целых шесть лет.

Глава 8. Предприимчивый милиционер

О своем детстве Михаил Попков всегда рассказывал нехотя.

Его родители познакомились и поженились в Норильске в 1962 году — Виктор Попков служил там в армии, а Антонина Ширкова приехала из родного липецкого села в гости к брату. Через два года у них родился первенец Миша; в 1969-м уже в Ангарске, где жили родители Виктора, на свет появилась сестра Михаила Лена.

«Обычная семья: папа рабочий, мама служащая, сестра на пять лет младше, — описывает своих родных сам Михаил Попков. — В детстве это была большая разница, поэтому у нас особо не было общих интересов. Как старший брат я мог только сходить к кому-то, чтобы к сестре не лезли. Помогал ей в учебе — курсовую чертить. Потом еще возмущался, что преподаватель низкую оценку поставил, ошибку какую-то нашел. Я ей тогда сказал: „Скажи своему дебилу, что он диплом в рассрочку купил. Это не ошибка, а так оно и должно быть. Пусть почитает правильно“».

После того, как Михаила арестуют, Елена напишет брату: «Не буду оценивать все происходящее с тобой, у меня кипят мозги, когда я думаю, что и почему, а думаю я каждый день. Меня никто не убедит в правдивости происходящего, пока не услышу лично от тебя. Даже если это так, как тебе вменяют, значит, на то были причины».

Свои детские годы Попков вспоминает так: учился нормально, все уроки успевал делать на перемене, в свободное время целыми днями пропадал на стройке или «на гаражах», «что-то жег, взрывал, дрался», но в милицию не попадал. С восьмилетнего возраста мальчик начал работать — отец, рывший могилы на городском кладбище, брал сына с собой. Подрабатывать копкой могил Михаил Попков будет до конца 1990-х, а потом — иногда убивать на кладбище своих жертв.

Одним из подростковых увлечений Попкова стали лыжи — он начал заниматься ими в школе и очень любил своего тренера и его семью, считая их примером для подражания. «Его дочь, тоже спортсменка, и младший сын частенько с нами ездили на соревнования, — вспоминает Попков, — а супруга работала в нашей спортивной школе, они были постоянно вместе. Идеальное сочетание». Когда уже после ареста судебный психиатр попросит маньяка рассказать об идеальной для себя работе, Попков скажет, что хотел бы быть именно тренером в спортивной секции: «Я бы работал с маленькими детишками, лет десяти, которые еще с открытым ртом тебя слушают; перед которыми можно подойти к перекладине, что-то на ней сделать, удивить их, и они еще внимательнее тебя слушать начинают».

После восьмого класса Миша поступил в техникум — учился работать с оборудованием нефтегазоперерабатывающих заводов и параллельно подрабатывал слесарем. Одногруппникам Попков запомнился общительным и бесконфликтным молодым человеком, который увлекался лыжным спортом и даже участвовал в соревнованиях. Впрочем, спортивную карьеру вскоре пришлось закончить из-за травмы, но расстроило это студента техникума не слишком: основным смыслом занятий в секции он в любом случае считал шанс попасть в армии не в обычную часть, а в спортивную роту.

Когда ему было 17 лет, Попков потерял девственность. Со своей первой партнершей он познакомился на дискотеке — девушка была на несколько лет старше его. После того, как они занялись сексом в подсобном помещении клуба, Михаил проводил девушку до дома и больше с ней не встречался. А уже через несколько месяцев влюбился по-настоящему. Об этой своей первой юношеской влюбленности Попков помнит до сих пор и в деталях. Ее звали Татьяна, она жила в Иркутске. Он ездил к ней, дарил цветы, ухаживал, танцевал с ней под песню группы Baccara «Love You Till I Die» из фильма «Пираты ХХ века» — а потом Михаила призвали в армию: надо было на два года уезжать в радиотехнические войска в Монголию.

Татьяна сразу предупредила юношу, что ждать его возвращения не будет. Когда Попков демобилизовался в середине 1980-х, он все равно первым делом пришел к девушке, но та уже была замужем. После неудачного разговора Михаил поехал домой в Ангарск, купил букет цветов маме — однако, когда пришел домой, увидел, как она занимается сексом с чужим мужчиной, пока отец спит рядом (во всяком случае эту историю Попков рассказывал следователям на допросах). Спустя несколько лет «разочаровала» Попкова и его младшая сестра, которая ненадолго переехала жить на Сахалин, — знакомые рассказали ему, что Лена «ведет паразитический образ жизни, гуляет, выпивает, встречается с кем попало», после чего брат убедил ее вернуться в Ангарск.

После возвращения из армии Попков стал работать слесарем-машинистом в цеху завода азотных удобрений. Параллельно он снова начал принимать участие в лыжных гонках, теперь уже как любитель, — и на одной из них познакомился с 20-летней Еленой Мишуровой.

«Психологически меня подталкивало то, что у нее был знакомый парень, который должен был вот-вот из армии вернуться, — вспоминал потом Попков начало их романа. — Мне было важно добиться ее расположения, чтобы выбор пал на меня. Я сказал себе тогда: „Почему я должен отступать, я человек нехороший, что ли? Я не сдамся, я лучше“». Летом 1986 года Михаил и Елена поженились, и он ушел жить от родителей в квартиру к жене — кроме Елены, там проживала только ее старая бабушка.

Через год у новобрачных родилась дочь Катя. Тогда же Попков сменил работу. В те годы хорошо проявивших себя сотрудников, отслуживших в армии, было принято рекомендовать к службе в милиции — и именно такую рекомендацию Михаил получил от своего завода. Несколько месяцев он отучился в школе милиции, потом прошел военно-врачебную комиссию, которая признала его годным к работе, но отметила следующие черты характера: «Уязвимость, конфликтность, недоброжелательное отношение к окружающим, моральная неустойчивость, пренебрежение нормами поведения».

В июле 1987 года он заступил на должность сотрудника ППС на железнодорожной станции Ангарск: встречал поезда, следил за порядком на вокзале и разбирался с его нарушителями — например, однажды задержал вора, сорвавшего с головы пассажирки меховую шапку. Вскоре Попкова повысили до младшего инспектора угрозыска. Однажды благодаря ему задержали целую воровскую банду: зная о том, что коллеги расследуют кражу крупной партии ковров, Попков вовремя заметил объявление о продаже ковра в городской газете и сообщил о нем оперативникам. Работавшие с ним в те годы потом вспоминали Попкова как улыбчивого, добросовестного сотрудника, который старался быть на хорошем счету и угождать начальству. В то же время они считали его алчным и хитрым человеком.

В конце 1980-х Попков снова стал ездить к своей первой возлюбленной Татьяне — на допросах он говорил, что хотел носить ее на руках, сравнивал с Жанной Фриске и Верой Брежневой. Однако жене он так и не изменил — просто приезжал к дому Татьяны и искал с ней встречи. Ее потом тоже допросили оперативники, которые пытались понять, когда именно у убийцы начали проявляться маниакальные наклонности. Как и почти все остальные женщины, ничего плохого Татьяна о Попкове сказать не смогла.

В начале 1990-х зарплата милиционера перестала казаться хорошей. Попков уволился и в 1992 году устроился в военную пожарную часть — но и там провел всего полтора года и уже в 1994-м вернулся в милицию: стал работать помощником оперативного дежурного, а параллельно продолжать копать могилы на кладбище. Накануне 8 Марта в тот год он вернулся домой чуть раньше обычного — хотел поздравить жену и дочь с наступающим праздником.

Пятилетнюю Катю отец неожиданно встретил во дворе. Она объяснила, что мама попросила ее погулять, потому что к ней пришел «дядя с тортом и цветами — поздравить с праздником». Когда Попков зашел в квартиру, там уже никакого дяди не было, но в мусорном ведре он нашел использованные презервативы. Жена сказала, что ее изнасиловал коллега с работы Алексей Мулявин — они вместе работали слесарями в энергетической компании. Через много лет Мулявин скажет на допросе, что они встречались с Еленой Попковой три или четыре раза — и все было по согласию.

В тот мартовский вечер Попков разыскал Мулявина и сильно его избил, а назавтра приехал снова, извинился и признался, что не знает, как ему дальше жить с женой. Следующие несколько дней Михаил не ночевал дома, но после долгих размышлений все же вернулся в семью: несмотря на то, что измену жене он простить так и не смог, он решил сохранить брак ради дочери. Попков попросил жену уволиться и устроил ее в паспортный стол в центральном отделе милиции.

Поделиться своими переживаниями Попкову было не с кем. «К кому мне обращаться? К папе с мамой? Для них — у меня все идеально, — рассуждал он много лет спустя. — С товарищем делиться? Меня мама стоя не рожала. С товарищем я такие темы вообще никогда не обсуждаю». Мужчина нашел телефон «службы доверия» и попытался поговорить с психологом, но там ему сказали, чтобы он искал причину в себе. Поиски были безуспешными: сравнивая свою семью с семьями соседей и коллег, Попков убеждался, что их брак дружнее: они часто проводили время вместе, ходили за руку. «А если я понимал, что уступаю в материальных возможностях, то я себе говорил, что это второстепенно. Ведь если у человека хороший достаток, но нелады в личной жизни, то дискомфорт у него в жизни все равно есть», — рассуждает он.

Ни к каким рациональным выводам по итогам этой истории Попков в итоге так и не пришел. Как и во многих других случаях, когда ангарский маньяк рассказывает об измене жены, он отвечает вопросом на вопрос: «Может ли человек, когда у него все идеально, с жиру беситься? И если да, то в чем я тогда виноват? Значит, не зря на Руси было принято [бить жену] по пятницам — с утра и вечером. С утра почему? Вдруг что-нибудь натворит? А вечером за что? А вдруг что-нибудь натворила?»

Единственной знакомой Попкова, по отношению к которой он применял насилие, в итоге оказалась его жена. В 1995 году, сильно выпив после похорон своего дяди, Попков попытался задушить Елену. Ее спасла дочь, которая пришла на крики родителей и сказала: «Папа, ты что делаешь?» После этих слов Попков пришел в себя, привел Елену в чувство и ушел из дома. К тому времени он убил уже как минимум восемь женщин.


Осенью 1994 года 18-летняя Любовь Чулюкина устроилась в кафе «Хазар», которым владели выходцы из Азербайджана — в Ангарске они жили большой диаспорой. Работа девушке нравилась, пока к ней не начал приставать один из начальников, а когда она отказала, сказал: «Порву». Тот случай сильно напугал Чулюкину, и она даже рассказала о случившемся матери, но увольняться не стала.

В конце ноября Люба пришла на работу со своей соседкой, 14-летней Наташей Логиновой — та тоже хотела устроиться в кафе по примеру старшей подруги. Под конец смены девушки стали выпивать с постояльцами заведения, а после закрытия поехали к ним в гости — в общежитие, откуда вышли поздно ночью. Больше Любу и Наташу никто не видел.

«У нее своя компания была — все-таки на четыре года старше, у меня — своя, я к ней не лез, — вспоминает теперь Любовь Чулюкину ее младший брат Андрей. — Она сама в себе такая была». Высокий 41-летний мужчина в спортивном костюме, рассказывая о смерти сестры, много курит и то и дело достает из кармана зажигалку, а потом кладет обратно. По его словам, сестра была «боевой» и умела за себя постоять: старшая дочь у матери-одиночки с пятью детьми, Любовь, на которую не хватало родительского внимания, училась в интернате, а это суровая школа жизни. Аттестат девушка так и не получила — начала зарабатывать: сначала торговала фруктами, потом устроилась в кафе.

Вскоре после исчезновения Чулюкиной ее матери кто-то позвонил и стал требовать выкуп — Андрей вспоминает, что мама безрезультатно просила милицию поставить телефон на прослушку, и даже собиралась продавать трехкомнатную квартиру, чтобы заплатить мошенникам. Кто звонил и как они узнали о том, что Любовь пропала, семья не понимает до сих пор.

Главным подозреваемым в деле несколько месяцев был тот самый совладелец кафе, который угрожал официантке и выпивал с ними накануне случившегося. Мужчину арестовали и, по словам одного из моих собеседников в ангарской полиции, под пытками заставили сознаться в убийстве, однако указать, где спрятаны трупы девушек, мужчина так и не смог. Чтобы «проучить» подозреваемого, милиционеры привязывали его за ногу к машине и ездили на ней по снежному полю. Когда за недостатком улик его все-таки выпустили из СИЗО, он сразу уехал в Азербайджан.

Тела Любы и Наташи нашли только весной — трупы обнаружили в лесу под Ангарском дачники, когда пошли собирать березовый сок. Одежда девушек была стянута, белье — разорвано, но повреждений половых органов эксперты не установили. Мать опознала Любу только 1 мая 1995 года — по одежде и послеоперационному шраму на ноге, который едва можно было разглядеть.

Обстоятельства смерти выяснились только спустя много лет. Когда в тот ноябрьский вечер Люба и Наташа вышли из гостей, возле них остановилась темная иномарка. Водитель предложил подвезти девушек, и они согласились. Они уже доехали до дома, когда мужчина пригласил подружек выпить еще — и они согласились снова. (Андрей Чулюкин в эту историю не верит — он убежден, что сестра не стала бы садиться в машину к незнакомцу просто так. По его версии, мужчина показал девушкам милицейское удостоверение.)

Заехав за алкоголем, Люба, Наташа и их новый знакомый отправились за город, где и распили спиртное. А потом Михаил Попков вытащил Любу из машины и 13 раз ударил ее топором. Наташе убийца нанес 10 ударов. Оставив трупы в безлюдном месте, Попков уехал обратно в Ангарск.


Иномарку, в которой Михаил Попков подобрал Чулюкину и Логинову, — подержанную серую Honda Integra — убийца купил незадолго до преступления: до того он водил «Ниву», после — ездил только на японских машинах.

В тот момент убийца уже работал в центральном отделе милиции Ангарска, который располагался буквально в нескольких метрах от дома, где Попков жил с семьей, — но милицейской зарплаты на автомобиль ему бы, конечно, не хватило. Сменить отечественную «Ниву» на «Хонду» (пусть подержанную) Попков смог благодаря сразу нескольким подработкам. Во-первых, он регулярно перепродавал ворованный на нефтехимическом комбинате бензин. Во-вторых, на своей машине отвозил вещи из ангарской химчистки в Иркутск. В-третьих, каждый день — даже во время дежурств — развозил по домам персонал гриль-бара «Птичка». В-четвертых, охранял кафе «Багира». Наконец, Попков помогал семейному подряду — в 1990-х его сестра работала смотрителем на кладбище и распределяла могилы, которые Михаил копал вместе с отцом и будущим зятем. Чтобы объяснить руководству отсутствие на рабочем месте, Попков говорил, что ездил проверять сигнал об обнаружении трупа, который впоследствии не подтвердился. Работу охранником скрыть все же не удалось, и под угрозой увольнения Попков был вынужден от нее отказаться.

Все коллеги, с которыми Михаил работал в отделе милиции с 1994 по 1999 год, вспоминают его как исполнительного и неконфликтного сотрудника (таким же спокойным запомнила его и директор кладбища). Выглядел он всегда опрятно — форма вычищена и выглажена, машина и оружие — в идеальном состоянии. Был спортивным, часто участвовал в соревнованиях от отдела. У Попкова был аккуратный почерк, книгу учета он вел тщательно и писал в ней только своей ручкой, которую всегда хранил при себе. Его даже часто ставили в пример другим милиционерам. Правда, Попкова считали прижимистым и алчным. «Никогда никого из товарищей ни пивом, ни водкой не угостит, зато сам всегда пил на халяву, стрелял на работе сигареты, — рассказывает Артем Дубынин, допрашивавший многочисленных коллег маньяка. — Все везде просчитывал и копил, копил, копил. Если он знал, что где-то тот же товар стоит на два рубля дешевле, он шел туда через целый квартал. Зато, когда ехал с женщинами, не скупился — покупал им шампанское или вино, себе пиво брал».

Хуже репутация у Попкова была в адресно-справочном бюро милиции, где работала Елена. Одна из ее коллег вспоминала, что Попков неуважительно относился к женщинам, часто говорил, что они все одинаковые. По ее словам, как-то раз Елена пришла на работу с кровоподтеком под глазом и призналась, что ее ударил муж. При этом сама Елена и на допросах, и в разговорах с журналистами всегда называла Попкова примерным семьянином и идеальным мужем и отцом.

Бывший сослуживец убийцы Валентин Гаранин рассказывал, что Попков регулярно отлучался на час-другой во время дежурства — говорил, что едет ужинать или подработать частным извозом. Один случай Гаранину запомнился особенно: тогда Попков приехал в отдел взбудораженным и рассказал, что по дороге его хотели остановить сотрудники ГАИ. Михаил утверждал, что перевозил канистры с бензином, которые ему «помогли достать» на нефтекомбинате, и чтобы избежать досмотра, ему пришлось сильно увеличить скорость, чтобы оторваться от дорожной милиции.

Еще один бывший милиционер, Олег Инуцын, который часто дежурил в одну смену с Попковым, рассказывает, что тот всегда держался обособленно, никогда не выезжал с коллегами на природу, ни с кем не дружил, но был при этом вежлив и общителен. Инуцыну запомнилось, как в 1996 году Попков выехал на сообщение о преступлении — повез следственно-оперативную группу к дому, в одну из квартир которого влезли грабители. С собой Попков захватил автомат и, когда один из преступников выпрыгнул в окно и попытался сбежать, не стал пытаться догнать, а просто выстрелил очередью в спину. Мужчина умер, действия милиционера тогда признали правомерными — Попков даже получил поощрение за задержание.

Однажды во время дежурства Инуцын услышал во дворе отделения выстрелы. Выбежав на улицу, он увидел Попкова с автоматом в руках. «Он не был выпившим, но находился в прекрасном расположении духа и просто решил пострелять. Не знаю только, откуда у него взялись неподучетные патроны», — вспоминал Инуцын. Были у него и другие причуды: одно время он постоянно включал на всю дежурную часть одну и ту же песню: «На поле танки грохотали».

Еще у Попкова было особенное чувство юмора. Директор кладбища, на котором он работал, вспоминала, что милиционер все время улыбался, но «как будто с ухмылкой». Эта постоянная улыбка запомнилась и коллегам — потом по улыбке (и по длинным пальцам на руках) его опознает женщина, у которой он перед одним из убийств покупал спиртное. А еще было не всегда понятно, всерьез Попков говорит или нет, — еще и потому, что он никогда не смотрел в глаза тому, с кем говорит. Так, однажды он как будто на полном серьезе рассказывал коллеге, что дома они с супругой и дочерью ходят полностью обнаженными. А в другой, подвозя девушку-коллегу до дома, предложил ей прокатиться на «Ангарскую гору» — горнолыжный комплекс, расположенный недалеко от города, где, по словам Попкова, он подпитывался энергией. Коллега отказалась.

Впрочем, все эти шуточки и черты характера были в порядке вещей. Никаких серьезных отклонений в поведении и психике Попкова — по крайней мере таких, что препятствовали бы работе в милиции, — не заметила ни штатный психолог при ангарском УВД (убийца несколько раз приходил к ней на прием, но зачем — она не помнит), ни военно-врачебные комиссии, которые ежегодно аттестовывали милиционера. В заключениях этих комиссий Попкова называли человеком с завышенной самооценкой, который легок и находчив в общении, не боится риска и ориентируется на социальные нормы, при этом врачи отмечали, что мужчина нуждается в самоутверждении, импульсивен, склонен скрывать свои эмоциональные проблемы и не всегда контролирует себя. Эти особенности в 1995 году послужили поводом к тому, чтобы включить Попкова в «группу риска» и рекомендовать ему психологическое сопровождение на работе, но никак не помешали признать его годным к службе и регулярно повышать в должности. Через два года из группы риска Попкова исключили.

По словам одного из следователей, который работал над делом Попкова, комиссии просто списали особенности мужчины «на его молодость и эмоциональность». Сейчас, считает оперативник, человеку «с изъянами» сложнее попасть в правоохранительные органы, а маньяка бы к работе в полиции не допустили: «Требования уже более жесткие — при трудоустройстве человека проверяют на полиграфе, он проходит психологическое тестирование, собеседование, поднимают всю его подноготную: папа, мама, брат, сестра, с кем жил, с кем встречался, какой круг общения». При этом, даже по официальным данным Генпрокуратуры, преступлений, совершенных полицейскими, от года к году в России становится все больше — и это при том, что избиения при задержании и пытки в отделениях нередко остаются безнаказанными.

Дополнительные халтуры были не единственной причиной, по которой Попков иногда прогуливал дежурства. Семья милиционера казалась сослуживцам вполне благополучной и любящей (некоторым запомнилось, что Михаил называл жену Леночка), но коллеги знали, что у него есть любовница. Как-то раз Попков им так прямо и объяснил свое отсутствие на рабочем месте: встретил знакомую женщину и поехал к ней домой, чтобы заняться сексом.

С двадцатилетней Еленой Порохиной милиционер в 1996 году познакомился на рынке, где она торговала продуктами. Он предложил выпить, она в ответ попросила купить ей морковный сок. Встречались они обычно в ее съемной квартире во время его дежурств. Через много лет Порохина говорила, что любовник относился к ней уважительно и даже бережно, хотя не был «весельчаком или обаяшкой» и все больше молчал. Как-то раз, уже через пару лет после того, как они начали встречаться, девушка заметила в машине Попкова фотографию его жены и дочери. Тот перехватил взгляд девушки и сказал: «Я для них все сделаю». После этого разговора они начали встречаться реже, пока не перестали вовсе.

Роман Михаила Попкова с Еленой Порохиной продолжался с 1996-го по 1998-й. Именно эти три года потом назовут самыми кровавыми в преступной биографии ангарского маньяка. Во время дежурств в полиции он убил несколько десятков женщин. Несколько раз он выезжал на свои же преступления в составе оперативной группы, а однажды — прошел медосмотр на работе спустя несколько часов после убийства.

Глава 9. Елена, Любовь, Светлана, Нина, Наталья

Вообще-то Михаил Попков не должен был убивать Елену Дорогову. Но испугался — и убил.

Уроженка Иркутской области Дорогова приехала в Ангарск из Казахстана, где прожила несколько лет и родила сына, в 1995 году. Тогда ей было 24 года. Елена зарабатывала тем, что распространяла «Гербалайф», жила тихо, спокойно и замкнуто — знакомые говорили, что мужчин она стеснялась, а к незнакомцам в машину садилась, только если это было такси.

Рано утром 14 марта 1997 года в Ангарск должна была приехать мать Лены — проведать дочь и внука. Накануне Дорогова поехала ночевать к своей двоюродной сестре Оксане Бегеладзе, чтобы утром оставить у нее сына и поехать на вокзал — он от дома Бегеладзе был неподалеку, плюс родственница обещала, что Елену подбросит знакомый на своей машине.

Около полуночи Бегеладзе сказала Дороговой, что машина утром обязательно будет, и уехала в гости к своему ухажеру. Ровно в 4:45 утра они вернулись обратно, и Оксана поднялась в квартиру, чтобы отправить сестру на вокзал. Дома она обнаружила теплый чайник, но Дороговой уже не было — видимо, они разминулись совсем ненадолго. Как так вышло, Бегеладзе не понимает до сих пор: по ее словам, по характеру Лена была нерешительная, «по ночам одна никогда не ходила, в машины к незнакомым людям не садилась».

Как выяснится потом, Дорогова вышла из квартиры буквально за пять минут до возвращения сестры, вероятно, предположив, что та из-за сильного мороза и гололеда не смогла найти машину. По всей видимости, она решила пойти на вокзал пешком — благо идти было недалеко: примерно 20 минут. Правда, дорога была не самой безопасной: путь лежал через дворы, гаражи и лесополосу, идущую вдоль дороги. Когда Елена проходила мимо магазина «Бычий рог», она увидела патрульный автомобиль и нескольких сотрудников вневедомственной охраны — в продуктовом сработала сигнализация. Эти люди последними видели девушку живой.

Через несколько минут Елену догнала темная иномарка, и Михаил Попков, одетый в милицейскую форму, предложил подвезти девушку. А потом, не доезжая до вокзала, заехал на территорию Комбината железнодорожных изделий, заглушил мотор и предложил заняться сексом. Оказавшись на безлюдном пустыре с несколькими заброшенными постройками, Елена поняла, что сопротивляться бесполезно, и сказала лишь, что боится опоздать к поезду. Попков пообещал довезти ее до вокзала и откинул спинки сидений. Лена сняла черное кожаное пальто со значком «Гербалайф» на лацкане, брюки, белье и легла на спину.

Когда девушка уже одевалась, Попков испугался, что она может заявить на него в милицию и обвинить в изнасиловании — и тогда его начнут подозревать и в других преступлениях. Достав небольшой нож-«бабочку», Попков обошел машину, вытащил Дорогову с пассажирского места, несколько раз ударил ее ножом в шею, а потом оттащил обмякшее тело к траншее теплотрассы и сбросил туда вместе со всеми вещами. В то утро Елена захватила с собой только женскую сумку, в которой лежали сигареты, зеленая расческа, ручка, пудра, помада, визитки, приглашение от фирмы «Гербалайф», два блокнота, а также книга «Думай и богатей».

Убив Дорогову, около пяти утра Михаил Попков вернулся на дежурство в центральный отдел милиции Ангарска, а несколько часов спустя снова оказался возле тела девушки — кто-то обнаружил труп, позвонил в милицию, и Попков вместе со старшим оперуполномоченным отдела уголовного розыска, участковым инспектором и следователем прокуратуры Ангарска выехал на место преступления. Уже после задержания Попкова следователь вспоминала, что тот, приехав по вызову, вел себя спокойно — разве что очень подробно осматривал сумку убитой, оставляя на ней свои отпечатки пальцев.

Тем временем Оксана Бегеладзе, решив, что они с сестрой разминулись, поехала на вокзал встречать тетю. Но ни по дороге на станцию, ни на перроне Елену женщины так и не встретили. Когда она поняла, что сестра пропала, Оксана позвонила в милицию, и вскоре сотрудники уголовного розыска попросили ее приехать на опознание.

Преступник оставил в теле Дороговой свою сперму. Его ДНК совпала с ДНК, найденной на телах двух других жертв ангарского маньяка. Через 15 лет выяснится, что эта ДНК принадлежала Михаилу Попкову.

На допросах убийца скажет, что своих жертв он выбирал не случайно и убивал только тех, кто «в ночное время, находясь в состоянии алкогольного опьянения, вел себя легкомысленно и садился к нему в автомобиль для дальнейшего совместного времяпрепровождения». Женщины, чье поведение он считал «хорошим», его жертвами не становились. За исключением Елены Дороговой.


Через две недели после убийства Елены Дороговой, в конце марта 1997 года, жительница Ангарска Светлана Брюханова пригласила к себе домой двух приятельниц — Ольгу Сазонову и Любовь Пичугину, 26-летнюю сотрудницу швейной фабрики, которая всегда хорошо одевалась и ходила с модной прической. Выйдя из гостей, Ольга и Любовь купили в ночном ларьке еще одну бутылку водки и решили распить ее в помещении парикмахерской ДК нефтехимиков, где Сазонова тогда работала. Зайти внутрь подругам помешал сторож, и тогда они поймали машину. Ольга помогла Любови сесть на переднее сиденье — Пичугина едва стояла на ногах и с трудом говорила. Сазонова села сзади, вместе они доехали до дома Ольги, после чего Пичугина попросила отвезти ее в поселок Тельма, в 30 километрах от Ангарска, где вместе с матерью жил ее парень Александр Федоров. Там она появилась около трех часов ночи, но мать Федорова не пустила девушку в дом — сказала, что сын спит и будить его она не намерена.

Любовь вернулась в машину. Водитель предложил вместе выпить. Девушка не возражала. Заехав в магазин за спиртным, мужчина привез ее в лес недалеко от городского кладбища и предложил заняться сексом. Когда Люба отказалась, пояснив, что у нее есть молодой человек, Михаил Попков вытащил ее из машины, повалил на землю и несколько раз изнасиловал, а потом 29 раз ударил ее отверткой — в грудь, живот, спину и шею. Оттащив тело Пичугиной вглубь леса, Попков закидал его сухими ветками, поджег и уехал.

На следующий день Любу ждали на семейный обед — у ее тети был день рождения. Но Пичугина на него так и не пришла — не ночевать дома для нее было в порядке вещей, но тут близкие стали беспокоиться и вскоре подали заявление в милицию. Спустя две недели после исчезновения Пичугиной знакомые рассказали ее матери, что видели по телевизору репортаж о том, что на кладбище нашли труп молодой женщины. На опознание поехала Марина Лукьянова, двоюродная сестра, дружившая с Любовью. Узнать в обугленном теле девушку она смогла только благодаря гипсу — незадолго до смерти Пичугина сломала руку.


Вечером 27 января 1998 года Михаил Попков заступил на ночное дежурство. Было уже далеко за полночь, когда один из коллег попросил завезти его домой. В милицейской форме и берцах (несмотря на сильный мороз, куртку дежурный надевать не стал) Попков сел в свой автомобиль и поехал по нужному адресу.

На обратном пути недалеко от Ленинградского проспекта Попков увидел девушку, которая, как ему показалось, махнула ему рукой и была немного пьяна. Она попросила отвезти ее домой, но Попков вывез ее за город, остановил машину на небольшой поляне вблизи объездной дороги, вытащил на снег и сильно избил. Когда девушка потеряла сознание, Попков сорвал с нее одежду, сел в автомобиль и вернулся на службу.

Наутро заливщик памятников для могил Виталий Гапочко шел на работу в цех «Общества ветеранов войны Афганистана». Свернув с трассы на улицу Хлебозаводскую, он наткнулся на раскрытую женскую сумку и разбросанные вокруг нее помаду, тушь, зеркало, расческу и билет из Ленска в Ангарск. В нескольких метрах от найденной Гапочко сумки на снегу была вмятина, напоминающая очертания фигуры человека, а вокруг нее — пятна крови и следы от шин автомобиля и от двух пар ботинок, как будто кто-то от кого-то убегал. Когда Гапочко дошел до цеха, коллеги рассказали ему, что тем же утром какие-то мужчины привели к ним сильно избитую девушку. В этот момент ее уже осматривал врач; сама она ничего сказать не могла, ее трясло. Потом она потеряла сознание.

Очнулась 17-летняя Светлана Мисявичус от сильного холода — она лежала без одежды, накрытая белой простыней. Повернув голову, она увидела рядом чьи-то окоченевшие ноги с биркой. Девушка поняла, что ее по ошибке отправили в морг, и снова отключилась.

В момент нападения Света, которая с детства была очень общительной и всегда легко заводила друзей, училась в одиннадцатом классе школы и собиралась поступать на юрфак. Вечером 27 января она пошла в гости к подружке, дома у которой шумной компанией отмечали чей-то день рождения: надела лучшее платье старшей сестры, ее же кожаное пальто на меху и меховую шапку. Расходились около полуночи. Чтобы подвыпившая Светлана не шла до дома пешком по морозу, друзья остановили попутку и попросили водителя довезти девушку до дома.

Около трех часов ночи Светлана позвонила в дверь в квартиру одной из своих знакомых — Марины Шубиной. К двери подошла ее бабушка и сказала, что внучка осталась ночевать у подруги. Шубина посоветовала Мисявичус взять такси и ехать домой, и та ушла. Позже женщина пожалеет, что не впустила тогда Свету в квартиру.

Родители Светланы обнаружили пропажу дочери только на следующий день, когда к ним домой пришла одна из ее подруг, с которой они договорились встретиться наутро после вечеринки. Мать девушки стала обзванивать морги и больницы и узнала, что в отделение хирургии одной из них поступила девушка в очень тяжелом состоянии. Одна из медсестер рассказала родным Светланы, что сотрудники милиции нашли ее полностью обнаженной на обочине шоссе и, решив, что она умерла, повезли в морг.

В следующий раз Мисявичус очнулась уже в больничной палате, куда ее доставили с черепно-мозговой травмой и обморожением. Несколько следующих недель пациентка ничего не говорила и не ориентировалась в пространстве и времени, но позже стала давать показания. Из-за пережитого стресса и серьезной травмы головы Светлана озвучивала разные версии и детали событий того вечера. Так, вопреки показаниям друзей, она утверждала, что после вечеринки решила доехать домой на общественном транспорте, а когда замерзла в ожидании трамвая, пошла пешком до следующей остановки. И тогда рядом с ней остановился милицейский уазик.

Нападавшего девушка описала как мужчину в милицейской форме на милицейской же машине; еще ей запомнился его большой и мощный нос. Как рассказывала Светлана, Попков сказал, что работает в милиции и может подвезти ее до дома, но вместо этого заехал в лес, насильно вытащил из машины, приказал ей снять одежду и начал бить головой о растущее рядом дерево.

Дальше показания Светланы начинали путаться еще больше. Оперативникам она сказала, что увидела, как кто-то идет мимо, и позвала на помощь; тогда ее привели в какое-то здание, куда ее не пустил сторож; после этого ее снова поймал все тот же милиционер и продолжил избивать. Одной из подруг Мисявичус рассказала, что в тот вечер ее привезли в какой-то деревянный дом, где трое мужчин полностью раздели девушку, подвесили за руки на крюк под потолком и начали пытать: заливали ей в рот спирт, тушили о нее бычки и кидали в нее дротики.

Светлана Мисявичус — первая жертва Попкова, которой удалось выжить. Второй стала Людмила Смышляева, на которую маньяк напал через пять месяцев, в мае 1998-го, когда она возвращалась поздно ночью домой: предложил вместе выпить, отвез в безлюдное место рядом с кладбищем, там изнасиловал, пять раз ударил по голове топором и бросил умирать. Вскоре ее нашли прохожие и отвезли в больницу, там она очнулась, но вспомнить, что произошло, так и не смогла. По словам Артема Дубынина, по факту случившегося даже не возбудили уголовное дело. Еще через год Попков оставил в живых Евгению Королеву — и больше не промахивался.


28 мая 1998 года 35-летняя Нина Скуридина, в прошлом — кассирша на железнодорожном вокзале в Ангарске, получила диплом об окончании курсов продавцов-предпринимателей и с самого утра отмечала это событие с подругами. Праздновать начали у Скуридиных дома, какое-то время с ними посидел муж Нины Сергей. Около семи вечера Нина с приятельницами решили продолжить праздновать в городе.

Сначала они выпивали около торгового ларька «Пикник», где встретили деверя Скуридиной с супругой. Родственники предложили проводить женщину домой, но та болтала с каким-то мужчиной и отказалась. Около одиннадцати вечера Нина зашла за своей сестрой Людмилой Пушковой — вместе они недолго посидели в баре «Сказка», а потом уехали в магазин вместе с компанией молодых людей. От продуктового сестры поймали попутку — Людмила попросила водителя высадить ее у дома, а Нина уехала с ним.

Ее не было около 40 минут. Потом Нина вернулась и стала выпивать у магазина рядом с домом сестры с еще одной компанией мужчин. С одним из них она занялась сексом неподалеку, потом зашла к сестре переодеться — а в четыре утра снова пошла на улицу. Проснувшись, Людмила услышала хлопок подъездной двери, а через некоторое время — скрип тормозных колодок и женский голос.

Михаил Попков в ту ночь занимался частным извозом. Встретив Нину на улице, он предложил довезти ее до дома, на что та ответила, что предпочитает вместе выпить. Попков купил спиртное в ларьке, выехал на объездную дорогу, съехал на грунтовку и остановился. Что-то в поведении Скуридиной разозлило убийцу — вооружившись отверткой, он вытащил пассажирку из автомобиля и три раза ударил в голову.

Утром к Людмиле приехал обеспокоенный Сергей Скуридин: жена так и не вернулась домой — это было на нее не похоже. Чтобы скрыть связи Нины с другими мужчинами, Людмила солгала, что та переночевала у нее и ушла совсем недавно. Спустя сутки Сергей подал заявление о пропаже супруги.

Сейчас Сергею 58 лет. Он до сих пор живет в той же квартире, откуда майским вечером ушла с подругами Нина. В доме чисто и уютно, в коридоре висят картины с изображением леопарда и букета цветов, которые нарисовала вторая жена Скуридина. В спальне стоит велотренажер, на кухне — ведро с грибами: Сергей только что вернулся из леса.

Как он вспоминает теперь, его заявление о пропаже жены не хотели принимать. Дежурный даже накричал на него: «Что пришел? Нагуляется — вернется». Скуридин все-таки настоял на своем, но считает, что никто Нину не искал.

В начале июня Владимир Залетов с женой и двумя детьми ехал по объездной дороге и остановил машину у леса, чтобы сходить в туалет. Вскоре он услышал крик своей десятилетней дочери. Прибежав к ней, он увидел мертвое тело женщины; ее верхняя одежда была задрана, юбка — спущена; колготки и нижнее белье — порвано. На грунтовой дороге Залетов заметил следы, как будто по ней тянули что-то тяжелое, а в руках у убитой — траву и листья, как будто она хваталась руками за землю.

Судебно-медицинские эксперты решили, что Нину Скуридину застрелили из пистолета — на это, по их мнению, указывали круглые отверстия в правом и левом виске; кроме того, тело было найдено недалеко от стрельбища. Сергей Скуридин приехал на опознание жены с другими родственниками — лицо было обезображено до неузнаваемости, и определить, что это Нина, получилось только по одежде. Родные заметили, что ни обручального кольца, ни сережек, ни цепочки, которые она всегда носила, при Нине не было. После опознания семья поехала на место, где нашли труп, — помянуть убитую. На одной из коряг они обнаружили пучок волос Нины.

Сергей Скуридин стал первым подозреваемым в деле. Следователи провели обыск в его квартире и гараже, взяли отпечатки пальцев, несколько раз вызвали на допрос и его, и их двух детей-подростков. Все знакомые семьи говорили, что супруги — они прожили вместе 17 лет — жили дружно. Сам Скуридин, давая показания о жене, назвал ее порядочной женщиной, которая не злоупотребляла алкоголем и не флиртовала с мужчинами.

Когда стало понятно, что на вину Скуридина ничего не указывает, задержали четырех парней, с которыми Нина выпивала неподалеку от дома сестры, — но вскоре отпустили и их, и следствие забуксовало. Скуридин почему-то долгие годы думал, что его жену «пристрелили наркоманы», — и удивился, когда «получилось, что бывший мент». После ареста Попкова один из мужчин, праздновавший с Ниной Скуридиной накануне гибели (именно он занимался с ней сексом), к своему удивлению, опознал убийцу: им оказался муж его двоюродной сестры Елены Попковой, с которым он даже несколько раз выпивал.

Из-за неверного заключения экспертизы убийство Нины Скуридиной почти 15 лет не включали в серию ангарского маньяка — это стало возможным только после эксгумации и повторного изучения тела, когда отверстия определили как раны от ударов отверткой. «Приехали, все разворошили: памятник в стороне валяется, могилу полностью закопать не смогли — земли у них не хватило. Сказали, чтобы я сам доделывал», — возмущается Скуридин. Впрочем, он признает, что в последние годы могилу жены посещает нечасто: «Такое, конечно, никогда не забывается, но лишний раз я стараюсь не заострять и не вызывать тяжелые воспоминания ни у детей, ни у себя».


Через полтора месяца после того, как Владимир Залетов нашел тело Нины Скуридиной, вечером 18 июля 1998 года, машинист тепловоза Голубевский шел по железнодорожным путям на станцию Трудовая в одном из промышленных массивов Ангарска, чтобы заступить на смену. Свернув на асфальтированную дорогу, Голубевский увидел лежащую на траве молодую женщину в одном черном бюстгальтере.

Машинист попытался ее растолкать, а девушка попыталась подняться. Голубевский увидел у нее на губах засохшую кровь, но других повреждений не заметил. Решив, что женщина пьяна, машинист принес ей со станции старые вещи, накрыл курткой и ушел на смену, предположив, что когда она проспится, то сама уйдет домой.

На следующее утро, когда рабочая смена Голубевского закончилась, он обнаружил женщину на том же месте. На ее лице был сильный отек темно-синего цвета. Вместе с коллегами он снова попытался ее растолкать, но та лишь слегка приподнялась и начала махать руками, ничего не отвечая. Тогда Голубевский вызвал скорую. 23-летняя Наталья Титова пролежала на дороге с тяжелыми колотыми ранами головы больше суток. Через три дня она умерла в больнице, не приходя в сознание.

17 июля муж Титовой Дмитрий пришел с работы с радостной новостью — ему выплатили зарплату за последние два месяца. Наталья и Дмитрий были женаты уже три года и жили, как вспоминает вдовец, «нормально»: она работала медсестрой в гинекологической клинике, он — прапорщик; все, что зарабатывали, складывали в шифоньер в общую кучу; жена перед тем, как что-то купить, всегда спрашивала разрешения мужа, и он всегда его давал. В тот вечер они решили отметить получку: Наталья надела новый костюм, Дмитрий купил несколько бутылок вина; они позвали друзей и поехали на при

Редактор Александр Горбачев

Главный редактор С. Турко

Руководитель проекта А. Василенко

Корректоры Е. Аксёнова, А. Кондратова

Компьютерная верстка К. Свищёв

Художественное оформление и макет Ю. Буга

Иллюстрация на обложке unsplash.com/@natural

© Саша Сулим, 2021

© ООО «Альпина Паблишер», 2021

Сулим С.

Безлюдное место: Как ловят маньяков в России / Саша Сулим. – М.: Альпина Паблишер, 2021.

ISBN 978-5-9614-4137-6

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Папе и маме, которые всегда и во всем меня поддерживают

Пролог

Девочка из санатория «Бодрость»

Лето 1997 года пятилетняя Наташа Горелина проводила в санатории для дошкольников «Бодрость», который располагался прямо в ее родном Ангарске, двухсоттысячном сибирском городе в 40 километрах от Иркутска. Родители навещали ребятишек не чаще раза в неделю – и все ждали этого момента с большим нетерпением.

«Помню, что ко всем детям родители приходили, а ко мне мама в какой-то момент приходить перестала, – рассказывает 28-летняя Наталья, стоя у подъезда четырехэтажки в Ангарске, где она живет теперь. – А потом пришла моя молочная мама Оля, которую я не видела с тех пор, как она перестала кормить меня грудью, и забрала меня».

Наташу отвели домой. В квартире было много людей, все плакали. Когда девочка спросила, где мама, ей сказали, что «она навсегда уехала и теперь будет жить в красном домике». По словам Натальи, тогда она вообще не знала, что такое смерть.

«Потом было жуткое прощание: маму почему-то хоронили в открытом гробу, и меня поднесли к нему, чтобы я попрощалась, – подняли и показали. Она хоть и была накрашена, но все равно синева и зелень проступали. Я офигела и как драпанула оттуда, что меня догнать не могли», – вспоминает Наталья и одновременно машет своей двухлетней дочери, которая наблюдает за нами через окно квартиры на первом этаже.

Воспоминания о событиях, которые случились, когда тебе было пять лет, всегда обрывочны. Но еще одну сценку Горелина помнит очень ясно: она, как взрослая, сидит на переднем сиденье милицейской машины и показывает, какой именно дорогой мама водила ее в детский сад.

О том, что маму зверски убили, Наташа узнает только спустя несколько лет.

Днем 17 июня 1997 года 26-летняя Татьяна Горелина вместе с подругой Натальей пошла на городской рынок, где купила себе спортивный костюм, футболку, шлепанцы и колготки, а потом – домой, чтобы обмыть обновки. Подруга ушла около шести вечера, а еще через несколько часов Татьяна, надев новый костюм и купив две бутылки пива, поехала в гости к двоюродной сестре.

Около полуночи Горелина засобиралась домой. Трамваи уже не ходили, на такси у Татьяны денег не было, и сестра вызвалась ее проводить. По дороге они купили еще банку пива, немного посидели на лавочке возле магазина и разошлись. Уже в квартире Татьяна переобула кроссовки, сменив их на белые сабо, и снова вышла на улицу.

По словам подруг, а также двоюродных сестры и брата Горелиной, Татьяна регулярно тормозила на дороге машины неизвестных ей мужчин и за деньги занималась с ними сексом. Своим знакомым она говорила, что ей нравится такая «веселая» жизнь и случайные связи с мужчинами – особенно «с высокими, спортивными и общительными по характеру». Девушка даже вела специальный дневник, в котором записывала имена всех мужчин, с которыми она занималась сексом, – когда тетрадь нашли оперативники, в ней было около 70 имен; напротив каждого из них стояли дата или даты и количество встреч.

Татьяна гуляла одна по центру города, когда рядом остановилась машина. За рулем сидел темноволосый мужчина 30 лет, который предложил подвезти девушку до дома. Когда она согласилась, незнакомец спросил, не хочет ли она выпить с ним пива и отдохнуть за городом. Горелина не возражала.

Машина выехала на объездную трассу, свернула на небольшую проселочную дорогу, которая шла вдоль линии электропередачи, и остановилась в небольшом лесу. Едва припарковавшись, водитель предложил Горелиной заняться сексом. Девушка сняла брюки и легла на заднее сиденье, но сразу предупредила, что на анальный секс не согласна. Мужчина на эти слова никак не отреагировал, а потом в какой-то момент ввел член в ее анальное отверстие. Тогда Татьяна со всей силы ударила его по лицу.

Мужчина резко вышел из машины, достав из-под сиденья топор. Он вытащил Татьяну на воздух, швырнул на землю, а потом трижды ударил ее топором по голове и один раз в плечо. И уехал.

Два дня спустя грузовик КамАЗ свернул с объездной дороги в Ангарск на грунтовку, чтобы выбросить в канаву мусор. Остановившись, водитель увидел труп женщины; рядом валялись совсем новые, только что купленные мастерка с надписью «Adidas» и голубые спортивные брюки, а еще затемненные очки в золотистой оправе. На ногах у девушки были белые сабо.

Родственники опознали Горелину неделю спустя.

В своем инстаграме дочь Горелиной Наталья Малкина недавно выложила фотографию мамы. Они очень похожи: обе высокие, фигуристые, с густыми волосами. Искать отца Малкина никогда не пыталась, да и вряд ли бы смогла – его адрес и фамилию знала только мама, дочери она рассказывала исключительно романтическую историю их знакомства и расставания: Татьяна Горелина поехала на практику в Санкт-Петербург, где закрутила роман с моряком, который вскоре уехал в дальнее плавание, а когда вернулся – беременную Таню уже сплавили его родственники, сообщив, что ребенка она нагуляла в его отсутствие. «От отца у меня осталось одно письмо, в котором он пишет, как меня назвать, – рассказывает Наталья. – То есть о моем существовании он знал – была бы я ему нужна, сам бы меня нашел».

С мамой они жили очень бедно. Татьяна не могла устроиться на работу, ей часто нечем было платить за детский сад, поэтому Наташа регулярно их меняла. Помогать тоже было особенно некому: Горелина росла сиротой. Семью выручали двоюродная бабушка и троюродный дядя; они же в итоге и воспитали Наташу.

«Я почему-то помню, как спрашивала у мамы, есть ли у луны ручки, ножки, глазки, реснички и бровки, – продолжает Малкина. – А она мне в ответ: “Да отстань ты от меня! Лысая она!” Помню, как мама курила в форточку и говорила, что если когда-нибудь узнает, что я курю, то все мне повырывает». Еще одно воспоминание, как однажды летом они поехали в Иркутск, купили в большом магазине платье и туфли, а потом пошли в гости к одной из троюродных бабушек. На следующий день мама рано утром куда-то ушла, а вернулась с короткой стрижкой. Наташа потом еще долго не могла к ней привыкнуть и даже пугалась – ведь она так любила мамины длинные темные волосы. Сейчас Малкина понимает, что, скорее всего, Татьяне пришлось их продать – денег им катастрофически не хватало.

«Мама очень хотела найти себе мужчину, – говорит Малкина. – Не думаю, что она искала каких-то разовых встреч, тем более что она искала мужчину на дороге, как говорили ее знакомые. Она хотела серьезных отношений и финансовой поддержки».

До 14 лет Наташу воспитывал дядя – за это время, по словам Малкиной, у нее сменилось больше десяти «мам». С одной из них отношения не сложились совсем, и Наташу отправили к бабушке. В 15 лет девушка начала курить; в 18 стала жить самостоятельно. После школы отучилась на бухгалтера, потом вышла в первый раз замуж и родила сына.

«В детстве – мне тогда было лет 10–12, наверное, – я написала убийце моей мамы письмо, – признается Малкина. – Я представляла, как он сидит за решеткой, а я ему его зачитываю. Я думала, что ему станет меня очень жалко, что он будет плакать от того, как мне было плохо, что я смогу до него достучаться».

Глава 1

Город в сосновом бору

Начиная с середины 1990-х годов в Ангарске регулярно находили изуродованные трупы молодых женщин. Чаще всего их обнаруживали недалеко от объездной дороги: по обе стороны трассы «Байкал», огибающей Ангарск на юго-востоке, густой сосновый лес, который изредка прерывается небольшими опушками или съездами в сторону заводов, дачных кооперативов и железнодорожных станций. Вдоль трассы и тогда, и сейчас стоят женщины, которые предлагают водителям секс за деньги.

Эта дорога мало изменилась за те два с лишним десятка лет, что прошли с момента ее постройки, – разве что где-то выросли горы мусора, а где-то перекопали грунтовку. Если вас интересуют места, где совершал свои убийства человек, который однажды ночью предложил подвезти до дома Татьяну Горелину, с объездной дороги приходится съезжать каждые три-четыре минуты. В траве обнаруживается еле заметная колея, а через пару сотен метров – не видный от дороги пролесок или небольшое углубление между деревьями, где в темное время суток уже с небольшого расстояния не разглядишь не то что людей, а и припаркованную между соснами машину.

Преступник, которого потом окрестили ангарским маньяком, хорошо ориентировался в этих местах – в лесах у объездной дороги и у реки Китой он любил собирать грибы. На участке протяженностью несколько десятков километров были найдены тела нескольких десятков убитых женщин; несколько раз трупы обнаруживали буквально на одной и той же поляне. Весной 1995 года дачник из соседнего кооператива пошел в лес собирать березовый сок – между двух сосен увидел трупы двух девушек, которых родные искали уже несколько месяцев.

К объездной дороге примыкает ангарское городское кладбище – еще одно место, где совершались преступления: одну из своих жертв маньяк там сжег, других – бросал между могилами, даже не пытаясь спрятать тела.

Всего в Иркутской области маньяк убил не менее 80 человек.

В конце 1930-х руководство СССР решило построить в Восточной Сибири комбинат по производству искусственного жидкого топлива из угля, который добывали в Иркутской области. Реализацию идеи пришлось отложить из-за войны – и потом Ангарск звучно называли «рожденным Победой»: проект строительства нефтехимического завода, с которого начался город, был подписан в октябре 1945 года. Использовать для него собирались немецкое оборудование, которое поставлялось в СССР в качестве репараций.

Место специалисты выбрали быстро – правда, в густом сосновом бору в междуречье Ангары и Китоя располагались дачи и охотничьи угодья областного руководства. Поначалу местные начальники пытались сопротивляться, но архитекторы сумели провести свое решение через Москву. Вскоре здесь начали строить временное жилье для строителей комбината и города: сначала – казармы, бараки и землянки; потом – сборные финские домики на 50 квадратных метров, которые за круглую форму прозвали юртами. В каждой селили по четыре семьи – через фанерные стены все знали друг про друга всё, зато у каждого хозяйства была своя печь. В условиях сибирской зимы это было важно: инженер Евгений Радченко вспоминал, что иногда температура достигала минус 50 градусов, и у приехавших из европейской части России девушек под капроновыми чулками до крови трескалась от мороза кожа.

Сталин регулярно интересовался строительством нового объекта стратегического значения, который приобрел особенную важность для страны после обострения отношений с крупнейшими поставщиками нефтепродуктов – Турцией и Ираном. Курировал создание завода лично Лаврентий Берия. Проект держали в секрете, несмотря на грандиозные размеры. В 1948 году для возведения промышленного комплекса и обслуживающего города было создано специальное стройуправление, в состав которого вошел исправительно-трудовой лагерь на 40 тысяч человек. В Ангарлаг приезжали этапы из Москвы, Украины, Казахстана и балтийских республик; просуществовал он до 1960-х годов – при этом вплоть до распада СССР в советской прессе главными строителями города называли «вчерашних фронтовиков», которые, вернувшись с войны, отправились застраивать Сибирь. На деле поднимали Ангарск осужденные за хищение нескольких килограммов зерна или подсолнечных семечек, за антисоветские анекдоты, заключенные инженеры, учителя школ и преподаватели институтов, а также обычные бандиты и жулики.

Первую улицу назвали Октябрьской, а первой сданной в эксплуатацию постройкой стало двухэтажное кирпичное здание со светлой отделкой фасада – именно с него началось создание облика будущего Ангарска как «светлого современного молодежного города». В 1949-м сдали первый жилой квартал – и в сентябре в первую городскую школу пошли учиться 700 детей.

В какой-то момент строителей-заключенных здесь было больше, чем обычных вольнонаемных рабочих. Сколько именно, достоверно неизвестно до сих пор: официальные источники говорят о 30 тысячах, независимые – о числах в два с половиной – три раза больше (доступ к документам, связанным с Ангарлагом, и сейчас ограничен; некоторые из них засекречены). Заключенным финские юрты, разумеется, не полагались – жили друг у друга на головах в тесных бараках и землянках, обнесенных глухим деревянным забором с колючей проволокой. Зачастую не соблюдалась даже норма два квадратных метра на человека; в первое время не хватало еды, теплой одежды и обуви.

На стройплощадку (тоже за забором с колючей проволокой) рабочие приходили в сопровождении вооруженной охраны с собаками и уходили только через 10–12 часов. Как и в других советских лагерях, здесь «стимулировали» людей на работу, лишая их пищи: за невыполнение плана сокращали пайку, за перевыполнение – давали дополнительную порцию; кроме того, если заключенный выполнял норму, один рабочий день засчитывался за два или три дня срока. Когда очередной объект достраивали, забор с колючей проволокой снимали и переносили на следующий участок строительства; есть версия, что нумерация ангарских кварталов по-прежнему следует той, лагерной системе учета. Несмотря на колоссальные размеры стройки, в городе пытались поддерживать режим секретности: выражение «Китойский исправительно-трудовой лагерь» было под запретом, вместо него говорили и писали п/я ВМ-16 или «учреждение», заключенных называли «спецконтингентом», «производственниками» и «рабочей силой», «изолятор» – «специальным помещением». Но освободившись из Китойлага, люди все равно разносили информацию о секретной стройке по всей стране.

До середины 1950-х трудовым лагерем руководил генерал-лейтенант КГБ Семен Бурдаков – говорили, что он прилюдно отчитывал начальников за злоупотребления, лично решал конфликты между группировками зэков, а освободившиеся арестанты, осевшие в Ангарске, приглашали его домой на застолья. Несколько лет назад ангарские чиновники предложили переименовать в честь Бурдакова улицу, назвав начальника лагеря «примером для всех первостроителей Ангарска», – но после протестов правозащитного общества «Мемориал» от этой идеи отказались.

К началу 1950-х годов силами заключенных были построены и сданы в эксплуатацию сотни тысяч квадратных метров постоянного жилья, а также детсады, школы, столовые и магазины (когда после смерти Сталина провели большую амнистию, количество рабочих в Ангарске сильно сократилось, и, например, здание Дворца культуры из-за этого сдали в эксплуатацию на полгода позже запланированного). Поначалу предполагалось, что поселение рядом с заводом будет небольшим поселком городского типа – но уже в 1951-м Ангарск официально стал городом, и его активно начали заселять первые жители. Места им быстро стало не хватать, и в основном горожане обитали в коммуналках. Один из местных жителей, Юрий Братющенко, работал заместителем начальника политотдела управления лагерей и проводил в Ангарлаге спартакиаду, в которой две сотни заключенных принимали участие в турнирах по легкой атлетике, гимнастике, волейболу, футболу, поднятию гирь и городкам. Все прошло так успешно, что молодого организатора вызвали поделиться опытом на ведомственное совещание в Москву. Получив в Иркутске диплом историка, Братющенко с семьей уехал в Ленинград – и стал, возможно, главным специалистом по истории Ангарска.

Таких, как Братющенко, было много – со всей страны в Ангарск съезжались энергетики, химики, инженеры. Именно такие люди изображены на памятнике первостроителям, который в городе установили в 2017 году: трое мужчин и женщина одеты в военную форму, хотя в начале 1950-х в Ангарске куда более узнаваема была другая униформа, с опознавательным знаком «Б/К», в которой передвигались по улицам бесконвойные зэки. В середине 1950-х генплан Ангарска разработали в Ленинградском отделении «Горстройпроекта» – город даже называли «таежным» или «сибирским» Ленинградом: еще и потому, что архитекторы старались максимально сохранить лесной массив вокруг города и даже внутри него. Некоторые здешние здания и правда похожи на Петербург: например, почтамт почти в точности копирует здание Адмиралтейства, Ангарские ворота – два одинаковых расположенных друг напротив друга жилых дома с колоннами, украшенными лепниной, – напоминают парадный вход Смольного, а в парке ДК нефтехимиков установлены гранитные львы.

Как часто бывало с большими проектами сталинских времен, изначальный план – производить на ангарском «Комбинате-16» моторное топливо на основе угля – быстро доказал свою неэффективность, и комплекс перепрофилировали под нефтепереработку. Вплоть до конца перестройки ангарский нефтеперерабатывающий комбинат наращивал мощности и превосходил по основным показателям заводы, расположенные в европейской части страны.

После смерти Сталина часть лагерных зон вокруг Ангарска была закрыта, и труд заключенных стал использоваться только на строительстве промышленных объектов. Впрочем, их было много: бурно развивающаяся промышленность требовала строительных материалов, поэтому, кроме нефтехимического и электролизного комбинатов, были построены цементный, кирпичный, гипсовый, керамический и известковый заводы, а также завод химических реактивов, деревоперерабатывающие комбинаты, гравийные и каменные карьеры.

В 1954-м город посетил Никита Хрущев вместе с министром обороны Николаем Булганиным и министром торговли Анастасом Микояном. Делегация выслушала доклад начальника комбината – вопросы задавал в основном Булганин, а генсек все время пил воду. Позже Хрущев повернулся к первому секретарю Иркутского обкома и сообщил, что всему виной местный омуль, которым его накормили, – а потом, произнеся небольшую речь об ускорении строительства, уехал с остальными в Иркутск.

Ангарск начал жить типичной жизнью развивающегося советского города эпохи послевоенного промышленного подъема. Газета «Знамя коммунизма» рапортовала о социалистическом соревновании строителей и монтажников, а также о перевыполнении плана по изготовлению арматуры. В городе запустили трамваи и ТЭЦ с самой мощной в Сибири турбиной. Строились и открывались школы, сады, магазины, новые кварталы и микрорайоны. В 1955 году местный журналист напоминал горожанам, что еще четыре года назад здесь «не было ни широких асфальтированных проспектов, ни шума города», зато сейчас «курсируют автобусы», «трудящиеся получают квартиры», увеличивается количество предприятий, «превращая молодой город в промышленный центр области».

К 1958 году население Ангарска достигло 134 тысяч человек. Горожане иногда жаловались на то, что строительство все-таки идет недостаточными темпами (например, затягивалось строительство кинотеатра), но в целом жизнь текла своим чередом. Новый город постепенно создавал собственные ритуалы: например, День Победы здесь праздновали маршем горожан и ветеранов по главным улицам города – в частности, по Московскому тракту, по которому в 1826-м шли закованные в цепи декабристы. Большим событием стало прибытие в Ангарск туристического поезда дружбы из Москвы в Иркутск – гостей, в программе которых было посещение Байкала и разных сибирских городов, встречали пионеры и оркестр. Появились в городе и свои легендарные персонажи: например, электромеханик Павел Курдюков, который собрал такую коллекцию уникальных часов, что незнакомые люди специально приходили к нему в гости, чтобы на нее посмотреть. В конце 1960-х Курдюков передал 700 экспонатов в Ангарский краеведческий музей и устроился туда хранителем; сегодня здесь работает единственный в России Музей часов, где есть, например, часы-паровоз, часы – паровой двигатель и часы-копилка.

Конечно, жизнь в городе не была совсем идиллической – еще и потому, что исправительно-трудовой лагерь никуда не делся: его отделения были просто преобразованы в колонии. Постепенно тюрьмы как будто окружили город: сейчас здесь находятся четыре исправительные колонии, следственный изолятор и воспитательная колония для несовершеннолетних. Как говорят ангарчане, начиная с советских времен бывшие заключенные, освободившись из колонии, оседали в городе: кто-то, пока сидел, успевал обзавестись в Ангарске семьей, другим было некуда больше ехать. Тюремная культура постепенно стала такой же обыденной частью здешней жизни, как заводская. «Вот назвал [бывшего заключенного] кто-то “козлом” – чтобы не потерять свой авторитет, он за это должен взять ножик и тыкнуть этого человека, – объяснял один из моих собеседников. – В такой среде росло следующее поколение, которое со временем тоже попадало в колонию, – и все продолжалось».

В 1950-х годах большой резонанс получил процесс Терехова и Внукова – двух бывших заключенных, которые зверски убили и ограбили ангарчанина, сбросив труп в реку (обоих приговорили к расстрелу). В 1960-м бывший заключенный мужчина изнасиловал девочку-подростка – дочь женщины, с которой он жил в Ангарске после выхода из колонии. После суда мать жертвы стала доказывать, что дочь сама заманила мужчину в постель, и добивалась пересмотра уголовного дела. Про это даже хотели написать в «Комсомольской правде» – но тему журналистам «зарезали». Еще через несколько лет весь Ангарск был взбудоражен историей о побеге десяти человек из колонии строгого режима: заключенные спрятались в кузове хлебовозки, запугав шофера. Их искали больше месяца – за это время они убили двоих мужчин, угнали мотоцикл, а также ограбили несколько магазинов и ларьков.

В последующие годы местные журналисты и общественники часто критиковали асоциальные элементы, тунеядство и пьянство на работе: заметка «Рюмка – враг семьи» требовала создать на работе «такую обстановку, чтобы земля горела под ногами тех, кто дружит с зеленым змием». Категорическому осуждению подвергалась и теневая экономика – что, впрочем, не мешало ей в застойные времена процветать в Ангарске так же, как и по всей стране: шоферы использовали служебные автомобили в личных целях, таксуя у вокзалов; ремонтники чинили телевизоры и прочую технику в обход своих мастерских и так далее.

И тем не менее, судя по всему, жить в Ангарске в позднесоветское время было довольно комфортно, еще и потому, что город благодаря большому количеству важных для экономики страны предприятий находился на особом положении – на так называемом ленинградском обслуживании. В здешних магазинах чаще встречались дефицитные в Иркутске товары, а иркутяне целыми семьями ездили в Ангарск за покупками.

Глава 2

Лось, Хоккеист, Кузя и Тимоха

После распада СССР многим ангарским предприятиям пришлось закрыться – швейная фабрика, электромеханический завод, комплекс по переработке древесины и другие промышленные объекты перестали быть рентабельными и прекратили свое существование. Нефтехимический комбинат, на котором работали почти 20 тысяч человек, в разы сократил объемы производства и оказался на грани банкротства; некоторые из составлявших его заводов постепенно начали отделяться и формировать собственные акционерные общества. На тех предприятиях, что еще работали, месяцами задерживали зарплаты – в поисках источников выживания горожане гоняли иномарки на продажу, шили шапки из меха сурка или занимались частным извозом: многие жители Ангарска теперь предпочитали по вечерам ездить на такси, опасаясь нападения бандитов или наркозависимых. (Комбинат в итоге в 2000 году продали ЮКОСу, а сейчас компания входит в состав «Роснефти»; работают в ней 8 тысяч человек.)

Как и в других российских городах, травмированных рыночной экономикой, в 1990-х в Ангарске стало много алкоголя и наркотиков. Мои собеседники рассказывают, что в начале 1990-х в городе стали строить оптовые базы – оттуда развозили овощи, фрукты и другую продукцию по всей области. Так возник ангарский наркотрафик: в фурах с помидорами и яблоками из Средней Азии в город завозили героин, который перепродавали ангарчанам люди из преступных группировок. В Ангарск за наркотиками ездили и жители близлежащих городов. Одним из самых распространенных в городе наркотиков была ханка – неочищенный опиоид с большим количеством примесей, вызывающий зависимость быстрее, чем героин. Подсаживались на ханку даже школьники. В 1996 году в Ангарске зарегистрировали первых двух ВИЧ-положительных; через четыре года их было уже 123 – и журналисты считали, что официальные данные преуменьшают реальность на порядок. Пили тоже много – все, что можно было пить, вплоть до спиртосодержащего средства «Чистый» и поддельной водки «Московская», которой в 1998 году отравились около 20 человек (пятеро умерли).

В условиях почти перманентной экономической депрессии и отсутствия рабочих мест Ангарск становился все более опасным – только за один 1997 год уровень преступности вырос на 36 %, а по отношению к 1960-м преступлений стало больше в четыре раза. Драки, грабежи и убийства теперь были частью повседневной жизни. Как-то раз 30-летний ангарчанин вышел покурить в подъезд своего дома, сделал замечание «отдыхавшей» там компании – и получил нож в сердце. Нередко в криминал шли с самого детства – одиннадцатиклассники-фальшивомонетчики, распечатав 50-рублевую купюру на струйном принтере, пытались разменять ее на рынке; двух третьеклассников задержали за убийство пятилетнего мальчика; 13-летняя девушка рассказывала журналисту, что уже не первый год занимается проституцией.

Случались в городе и настоящие заказные убийства. В начале 1990-х выстрелом в упор прямо в рабочем кабинете была убита Мария Попова – старший инструктор ангарского филиала компании «Спортивные лотереи», которая много лет отвечала за то, чтобы деньги из лотерейных киосков попадали в банк. 20 миллионов рублей, лежащих в сейфе, не тронули; анонимный источник, «облеченный властью», сообщил журналистам, что в городе «поделен каждый метр». Через некоторое время киллер ранил на лестничной площадке начальника ремонтно-эксплуатационного предприятия – тому удалось заползти обратно в свою квартиру, перевязать ногу телефонным шнуром и вызвать скорую.

Постепенно стало понятно, что в городе начались криминальные войны – преступные группировки, которые заполняли собой вакуум власти, особенно интересовались бизнесами, связанными с нефтью и горюче-смазочными материалами, а их здесь было много. На протяжении многих лет банды Ангарска – их было около десятка – регулярно вступали между собой в открытое противостояние, деля активы и зоны влияния. По словам моих собеседников, с 1990 по 2008 год в Ангарске ежедневно совершалось как минимум одно-два убийства. Бывало и так, что люди приезжали на стрелку и валили друг друга десятками. Поэтому оперативники и следователи буквально жили на работе: «Заканчиваешь дежурство, а где-то обнаруживают труп; только доехал, как сообщили уже о новом убийстве».

Справляться с такими объемами преступности было тяжело. Городской прокурор Игорь Мельников однажды заявил, что органы знают все точки наркоторговли в городе, вот только «брать» их не могут: «Железная дверь, окошечко, как в камерах, – не подберешься». К тому же сотрудники органов нередко и сами оказывались подозреваемыми или обвиняемыми. Действующие милиционеры безосновательно применяли насилие к нарушителям правил дорожного движения; а однажды, заподозрив инвалида третьей группы в том, что он пьян, задержали его, избили и бросили на пол камеры. Бывших силовиков и вовсе регулярно задерживали за вымогательство, избиения и кражи, а отставных руководителей органов правопорядка судили за передачу сведений о ходе следствия представителям организованных преступных группировок. Кончилось все тем, что в начале 2000-х в Ангарске арестовали банду, которая нападала на водителей грузовиков под видом сотрудников ГИБДД: их останавливали на трассе и просили пройти в якобы служебную машину, после чего, надев на голову мешок, увозили в лес и бросали в глуши. Товар преступники забирали себе и продавали по поддельным накладным.

Главной бандой Иркутской области в 1990-х была Братская преступная группировки – ее участники контролировали крупные бизнесы региона: нефтефабрики, лесозаготовительные комбинаты, Братский алюминиевый завод. В 1991 году группировку возглавил Владимир «Тюрик» Тюрин, которого уже через два года торжественно короновали вором в законе в присутствии ключевых криминальных лидеров бывшего СССР: Вячеслава «Япончика» Иванькова, Аслана «Деда Хасана» Усояна и Захария «Шакро Молодого» Калашова. С тех пор, как принято считать, именно Тюрин назначает в Иркутской области «положенцев» – теневых мэров, которые курируют преступную инфраструктуру, и разрешает или запрещает заниматься тем или иным бизнесом. Значительную часть прибыли городские криминальные структуры отдают в общак – коллективный воровской бюджет, который тоже контролирует положенец, используя деньги для устранения проблем с властями или для личных нужд. В свою очередь региональные положенцы и воры платят со своих общаков «налог» в центр. После ареста Шакро Молодого в 2017 году именно выходца из Братска Владимира Тюрина начали называть вероятным новым главой всего российского преступного мира.

Ангарские группировки закономерно состояли из бывших заключенных, которых в городе было особенно много, и спортсменов. Одна из таких банд – «Квартал» – в середине 1990-х жестко конфликтовала с ОПГ «Казино». Тюрин и «смотрящий» области поддерживали именно «Казино» – и они в итоге победили: «квартальцев» перестреляли или посадили. Война была долгой: первая попытка посадить лидера «Квартала» Валерия Тимошатова по прозвищу Тимоха в тюрьму в 1994 году закончилась неудачей (в том числе и потому, что статья об организации преступного сообщества отсутствовала в российском уголовном кодексе), а потом он сам выиграл иск о защите чести и достоинства и заставил милицейское руководство и журналистов извиняться за то, что они называли Тимоху «лидером преступной группировки».

Криминальная война буквально шла на улицах города. В 1998 году двое «квартальцев» (одному из них было 17 лет, другому – 18) расстреляли члена конкурирующей банды из обреза и пистолета; тот выжил, но получил инвалидность. Вскоре в другого участника «Казино», который следил за квартирой-офисом конкурентов, расстреляли целую обойму: у жертвы была кличка Хоккеист, у убийцы – Лось. Еще одного бандита из «Казино» похитили, выбили из него адреса лидеров банды, а потом задушили, завернули в брезент и скинули в Ангару. В ответ люди из «Казино» убивали людей из «Квартала» – а параллельно обе группировки занимались своим обычным бизнесом, вымогая деньги у коммерсантов. То, что город был поделен на сферы влияния, было известно абсолютно всем, как и то, что идти за защитой в милицию или прокуратуру смысла не было – ангарчанам приходилось договариваться с бандитами самим.

Однажды бизнесмен одолжил у лидера «Квартала» Дмитрия Левачева пять тысяч долларов и не смог отдать вовремя. За это бандиты его похитили и семь месяцев держали в заточении, подвергая пыткам: мужчине пробили голову, сломали руку, его прижигали сигаретами, ему вкалывали наркотики, метали в него ножи. Один из «охранников» пленника согласился передать его жене записку и даже организовал супругам свидание. Беременная женщина с двумя детьми на руках даже не пыталась обращаться в милицию – муж объяснил ей, что в рабство к бандитам может попасть вся семья.

Не меньшей жестокостью отличались и другие банды Ангарска, не принимавшие участия в конфликте «Квартала» и «Казино». Бывшие спортсмены и пожарные из ОПГ «Пожарники» убивали прямых конкурентов, а также поджигали или забрасывали гранатами бизнесы и дома тех, кто отказывался с ними сотрудничать, – например, в 2001 году избили железными трубами и проломили голову охраннику нефтехимического комбината, который не открыл ворота груженному ворованным металлом автомобилю, а однажды проломили голову оперуполномоченному Восточно-Сибирской оперативной таможни. Силовое крыло у «Пожарников» было особенно многочисленным – около 40 бойцов, и вскоре их начали привлекать для боевых операций лидеры Братской ОПГ: так банда получила славу самого дерзкого бандформирования региона и обзавелась покровителями в Москве.

После победы над «Кварталом» положенцем Ангарска был назначен лидер банды «Казино» по кличке Кузя. Вступление в должность состоялось на сходке в кафе «Золотой дракон» и запомнилось тем, что один из авторитетных гостей из Иркутска ударил по лицу предыдущего положенца, передав ему, что это пощечина от Бати, то есть от Тюрина (тот был недоволен «беспределом» в городе – убийствами, происходившими без санкции криминальных лидеров).

В 2000 году одного из лидеров «Квартала», Тимоху, все-таки приговорили к 14 годам тюрьмы, признав виновным в рэкете и угрозах физической расправой тем, кто отказывался от «крыши». Вскоре начался суд над другими руководителями ОПГ. Процессы шли непросто: свидетели и потерпевшие в последний момент отказывались от своих показаний, опасаясь за свою жизнь и безопасность. Жена замученного бизнесмена тоже отказалась от своих показаний после того, как накануне заседания к ее сыну на улице подошел незнакомый мужчина и пригрозил матери расправой, если она выступит в суде. В итоге суд решили закрыть от публики, а свидетелей допрашивали по аудиосвязи из специальной комнаты, не называя фамилий. В 2002 году члены банды получили длительные тюремные сроки – а уже через год Валерий «Тимоха» Тимошатов вышел на свободу условно-досрочно по состоянию здоровья.

Тюремная медицинская комиссия нашла у Тимошатова хронический насморк, тугоухость, затрудненное мочеиспускание, проблемы с сетчаткой глаза, а также нарушение функций головного и спинного мозга, прогрессирующую энцефалопатию и эпилептический синдром. Все это не помешало лидеру «Квартала» попытаться вернуть себе власть в городе. Он хотел встретиться с Тюриным, но получил отказ. Вскоре в Москве был убит ближайший сподвижник Тюрина, «смотрящий» по Иркутской области, а в сентябре 2003 года в столице убили и самого Тимошатова, когда он с женой и дочкой возвращался ночью домой в новый жилой комплекс в Новых Черемушках.

Тогда же, в 2003 году, в банду «Пожарников» внедрился оперативный сотрудник. Через несколько месяцев семерых членов ОПГ арестовали, а других объявили в розыск: один из лидеров «Пожарников», изменив внешность и получив поддельные документы скрывался от следствия семь лет и был задержан на квартире любовницы только в 2011-м; другой – по кличке Кокаин – и вовсе находился в розыске больше десяти лет. Еще три человека не пойманы до сих пор.

Так или иначе, постепенно открытого криминального насилия все-таки начало становиться меньше. Многие бандиты постепенно переводили свою деятельность в легальное поле – Кузя, передав свой титул положенца коллеге по «Казино», учредил компанию по торговле нефтью и крупнейший в городе торговый дом; бывшая банда «Дроби» переквалифицировалась в охранное агентство и службу коллекторов. В середине 2000-х вчерашние криминальные лидеры вполне официально и законно участвовали в управлении или владели акциями крупных предприятий. В том же 2003 году представитель ангарского управления МВД уверял читателей газеты «Время» (теперь «Знамя коммунизма» называлось так), что преступность в городе пошла на спад, да и вообще – цифры по Ангарску гораздо ниже, чем в соседних Иркутске и Братске.

Жертвами преступлений в Ангарске 1990-х нередко становились и женщины – а убивали их не всегда бандиты из организованных группировок: не меньшей кровожадностью отличались и мелкие банды.

В 1995 году Игорь Стариков, бывший водитель в милиции, уже успевший к тому времени прогулять квартиру, которую ему купил отец, выпивал с приятелем – и узнал, что у одной из его соседок в квартире якобы хранятся три тысячи долларов (для Сибири в те годы – огромные деньги). Стариков предложил своему брату похитить женщину и ограбить ее. Жертва оказалась психологом колонии для несовершеннолетних – как выяснили братья, каждый день в семь утра она отводила детей в сад, а потом на служебном автобусе ехала на работу. Ранним мартовским утром Стариковы подкараулили Ольгу Новикову возле остановки, оглушили, увезли в лес и начали допытываться, «где баксы». Та долго клялась, что денег у нее нет, и умоляла отпустить, обещая найти нужную братьям сумму. Через несколько часов Стариковы сказали женщине, что она может идти, – но, когда она чуть отошла от них по лесной тропинке, Дмитрий ударил Новикову ножом в спину и убил. Стариковы поехали на квартиру женщины, обыскивали ее несколько часов, но денег так и не обнаружили – оказалось, что приятель Игоря имел в виду совсем другую женщину. Тело Ольги Новиковой обнаружили в лесу через неделю.

Вскоре Стариковы стали подходить к выбору жертв серьезнее – они решили по объявлениям в газете находить людей, которые собираются разменивать квартиру с доплатой. Так братья вышли на семью Шульгиных – в апреле 1996 года они убили Евгения Шульгина, его жену и их 14-летнего сына, снова не получив никаких денег (нужную для покупки квартиры сумму должен был одолжить начальник Шульгина, но в последний момент не смог). Младший сын возвращался из магазина и остался жив – бандиты столкнулись с ним в подъезде, но не знали, что он имеет отношение к Шульгиным. Впрочем, раскрыть убийство не помог даже составленный мальчиком фоторобот. Еще через год братья Стариковы втерлись в доверие к супругам Красноперовым, убедив, что помогут продать квартиру, – а потом убили в лесу и забрали деньги. Дальше были перегонщик иномарок Юрий Волынкин, его жена и пятилетний сын – их всех Стариковы застрелили, забрав из квартиры драгоценности.

Всего в 1996–1998 годах Стариковы убили не меньше 11 человек. Когда братьев задержали, у них нашли папку, в которой они вели учет всем жертвам и награбленному добру. В 2001 году обоих братьев приговорили к пожизненному заключению.

На этом фоне тот факт, что в какой-то момент в середине 1990-х в прилегающей к Ангарску лесополосе начали регулярно находить тела женщин, изнасилованных и убитых с особой жестокостью, первое время милицию никак не настораживал. Трупы в городе находили постоянно; избить и убить могли за то, что человек просто зашел в чужой район; и про женщин тоже думали, что они оказались жертвами криминальных разборок или отдельных бандитов.

Зимой 1998 года возле села Большая Елань нашли тела двух двадцатилетних девушек со следами насильственной смерти. Спустя всего несколько недель прокуратура отчиталась о задержании убийц – ими оказались два деревенских парня. Их держали в СИЗО несколько месяцев, пока не обнаружили тело следующей жертвы с похожими повреждениями: рубленые или колотые раны головы, рук, шеи и груди.

Вскоре у милиции появились и подозреваемые – банда азербайджанца Этигада Рзаева. Убивать они начали в апреле 1999 года: первой жертвой стал нелегальный мигрант, который привез с собой в Россию крупную сумму, затем Рзаев с племянником и подельниками стали регулярно нападать на людей, у которых, как они полагали, могли водиться деньги. Несколько преступлений банда совершала как раз на трассе рядом с Ангарском. В ноябре 2000 года Рзаев с тремя сообщниками, один из которых оделся милиционером, убедили остановиться машину, в которой ехали несколько торговцев-челноков; одну из пассажирок Рзаев избивал, пока она не отдала ему деньги.

Зимой 2002 года банда на той же трассе убила двух водителей «Жигулей», чтобы потом продать их машины. Затем (там же, на дороге) расправилась с женщиной, которая продавала наркотики и, как думал Рзаев, хранила дома крупную сумму денег. Еще через несколько месяцев в лес неподалеку от Ангарска Рзаев отвез труп своей гражданской жены Маргариты Заболоцкой – та окончательно собралась уйти от него, после того как Рзаев при ней убил выстрелом в лицо другого члена банды, с которым у женщины была связь.

Рзаева с подельниками задержали после очередного разбойного нападения в октябре 2002 года – и в итоге признали виновными в 13 убийствах. Женщин, изнасилованных и убитых в придорожном лесу, в обвинении не было – быстро стало понятно, что у банды Рзаева совсем другой почерк.

К моменту, когда Рзаева с подельниками поймали, в городе уже ходила история об ангарском маньяке – о нем вовсю писали журналисты. В сентябре 2000 года газета «Время» предлагала «объявить общегородскую охоту на этого изверга»: «Если мы не поможем сегодня его поймать, то завтра или через год жертвой этой сволочи может оказаться и дочь криминального авторитета, и жена крутого предпринимателя, и сестра простого обывателя». Охоты не случилось – и вскоре заметки о новых жертвах стали чуть ли не регулярной рубрикой во «Времени». Постепенно слухи о маньяке начали выходить за пределы города – в 2002 году о них писала уже «Комсомольская правда», указывая почему-то, что убийца рубит жертв, которых, по подсчетам автора, было уже больше сорока, чем-то вроде «тонкого меча ниндзя».

Продолжение книги