Развод. Мы больше не твои бесплатное чтение

Мила Гейбатова
Развод. Мы больше не твои

1

Сегодняшнее утро началось, как и предыдущие триста шестьдесят штук. Резко, сумбурно и в режиме «не успеваю нормально поесть». Честное слово, когда дети пойдут в садик, я буду минимум неделю сидеть у окна, пить кофе и медитировать, наслаждаясь видом.

Но до этого славного момента еще примерно от трехсот шестидесяти до семисот двадцати загруженных будней мамы, у которой сразу двое маленьких детей, а любимый супруг в постоянных разъездах, зарабатывает на нашу счастливую жизнь.

— Ай, — вздрагиваю от неожиданности, ощутив нечто липкое у себя на лбу, — ты зачем в маму кашей запустила? Если у вас с братом сегодня первый день рождения, это не значит, что нужно вести себя так, как вам заблагорассудится!

Дочь на мое замечание лишь задорно смеется, заставляя и меня сменить гнев на милость. С маленькими детьми не может быть по — другому.

Заканчиваю наш завтрак, попутно прибираю кухню и жду свекровь. Сегодня у нас знаменательный день, год назад на свет появились мои крошки, и к нам в гости придут родственники. Мать мужа милостиво вызвалась посидеть с двойняшками, пока я буду готовиться к празднику. Не знаю, что бы я без нее делала, ведь другой бабушки у нас нет.

У меня есть лишь двоюродная тетка, но она в двух тысячах километрах отсюда. И виделись мы с ней в последний раз, когда я осталась одна. Потом завертелась семейная жизнь, работа, и ни я, ни она так и не смогли ни разу выкроить время поехать за две тысячи километров. Да и желания, видимо, не было. Отношения у нас с теткой всегда были натянутыми.

Но не буду предаваться грустным воспоминаниям. У меня сегодня праздник. И наконец — то мой дорогой, мой Глебушка, вернется домой.

Вытаскиваю телефон, там сообщения от кондитера, аниматоров и фотографа. От Глеба ничего нет.

Он наверняка просто торопится к нам, не стал тратить время на звонки и сообщения. Да и зачем, если мы скоро увидимся, верно?

Согласовываю вопросы по телефону и выбегаю на улицу, увидев из окна свекровь.

— Анна Николаевна, вы пришли, — радостно приветствую женщину. — Давайте помогу с пакетами.

— Конечно, я пришла, Ольга, день рождение моих единственных внуков, я не могла его пропустить, — свекровь скидывает плащ мне в руки, разувается и проходит внутрь. — Ты все — таки повесила эти дурацкие рюши, я ведь дарила вам отличную серую тюль, она бы идеально гармонировала со стенами.

— Я не могу находиться в серой гостиной, она для меня обезличенная, мне нужно яркое пятно, говорящее, что здесь есть жизнь. Когда Глеб вернется, предложу ему перекрасить стены.

— Вот и зря, у моего сына отличный вкус, тебе надо у него поучиться, Оленька, — снисходительно произносит Анна Николаевна. — Ладно, где мои любимые внуки.

— Идемте, — отвечаю с улыбкой, не продолжая наш вечный спор про убранство дома.

Дети рады видеть бабушку, она из — за своей занятости нечастый гость в нашем доме. У нас, в принципе, нет частых гостей, все наше окружение занятые личности, одна я «просиживаю штаны» в декрете. Но я ни на кого не в обиде, я считаю, что мне повезло, и все у меня в жизни складывается отлично.

Выбегаю на улицу и торопливо сажусь в машину. Еще столько дел, мне хочется устроить идеальный праздник для крошек, и неважно, что останется он лишь в моей памяти. Детки потом будут смотреть фотографии, и им наверняка будет интересно.

Снова бросаю взгляд на телефон, но там нет ничего нового.

Думаю, какого черта, и набираю Глебу сама. Он должен быть в пути, если что, не возьмет трубку и поругается дома, что отвлекала от дороги. Он вообще не любит, когда я звоню, а он занят. И в этот раз в трубке раздаются долгие гудки.

С досадой откидываю телефон на пассажирское сидение и сосредотачиваюсь на насущном. Глеб приедет, никуда не денется, он обещал.

Через несколько часов возвращаюсь домой с кучей пакетов из кулинарии и, конечно, тортом мечты. И снова звоню супругу. Ему бы пора уже появиться, гости скоро придут, и я начинаю волноваться, не случилось ли чего в пути. Но снова меня постигает неудача. Более того, длинные гудки в конце переключаются на автоответчик, и с этих пор при следующих звонках автоответчик у Глеба срабатывает сразу.

— Анна Николаевна, вы с Глебом сегодня созванивались? — спрашиваю обеспокоенно, заходя в гостиную.

Поправляю платье и надеваю свои любимые длинные серьги, которые Глеб подарил мне на нашу первую годовщину. В декрете нет повода их надевать, и сегодня я принаряжаюсь по полной.

— Вырез у платьишка не слишком ли открытый, Оленька? Не заболеешь? — заботливо интересуется свекровь. — А сережки хороши. Я помню, Глебушка советовался со мной, понравятся ли тебе. И да, он звонил утром, говорил про какой — то сюрприз для детей, а потом связь прервалась.

— А, ясно, — киваю, — ну, хорошо.

Мне немного обидно, что Глеб набрал матери, а я не получила даже сообщение, но я быстро одергиваю себя. Она ведь сказала, что связь прервалась, звонок наверняка был коротким, Глеб был в пути, и он знал, что Анна Николаевна придет к нам сегодня и все мне расскажет.

Вскоре начинают собираться гости. Приезжает свекор, тетя и дядя Глеба, его двоюродная сестра с мужем. Из пар с детьми только наши с Глебом друзья по институту. Я рада, что Толик с Машей смогли прийти, иначе аниматоры были бы практически бессмысленны.

— Дорогая, как же здорово ты все устроила, и я так рада, что мы наконец — то собрались, — подходит ко мне Маша после окончания развлекательной программы для детей. — А где Глеб? Мне казалось, у него заканчивается очередная командировка.

— Так и есть, — с трудом выдавливаю из себя вымученную улыбку, вопрос подруги затронул во мне новую волну беспокойства за мужа, — было, по крайней мере. Я уже и не знаю, что думать.

— О, не стоит, я уверена, все с ним нормально! Он, кажется, писал что — то Толику с утра по работе, — беззаботно отзывается Маша.

И другу он писал, а родной жене, родившей ему двух долгожданных детей, ни строчки не отправил.

Мое настроение портится окончательно, и появляется стойкое желание разогнать всех гостей по домам, все равно дети уже получили впечатлений на месяц вперед, и я понятия не имею, как буду укладывать их спать после сильного перевозбуждения.

Но тут на подъездной дорожке у дома появляется машина с надписью курьерской службы.

— Это, наверное, сюрприз от Глебушки, — комментирует свекровь, которая тоже заметила автомобиль.

— Я схожу, — коротко отвечаю, оставляя гостей в доме.

— Я помогу тебе, Оленька, — отзывается Анна Николаевна, — зная моего Глебушку, ты одна не справишься.

Мы вместе выходим за ворота, я быстро расписываюсь на листке курьера, и он вручает нам два больших запакованных подарка.

— Надо было Михаила Юрьевича позвать, — растерянно бормочу, смотря на все это великолепие и думая лишь о том, где сам Глеб, почему курьер, а не он, привез детям подарки.

Во мне еще теплится надежда на то, что подарки слишком большие, ведь в личный автомобиль они с трудом влезут, и Глеб посчитал, что успеет приехать и вручить все лично. Но после двух больших коробок курьер дает мне огромный букет белых роз.

— Это тоже вам, — произносит парень, подмигивая, — с праздником!

— Ага, спасибо, — бормочу, на автомате утыкаясь носом в цветы.

Они пахнут восхитительно, и я обожаю белые розы, но я хочу увидеть своего мужа, а не цветы.

К букету приколот конверт. Дрожащими руками снимаю его, перехватывая цветы левой рукой. Внутри находится листок с посланием от Глеба.

«Лучшей женщине на свете, подарившей мне двух замечательных детей. Прошу, прости, что не успел приехать. Когда вернусь, ты поймешь, почему я остался. После этой командировки наша жизнь развернется на сто восемьдесят градусов. Всегда твой Глеб».

Дочитываю написанное и с трудом тут же не выкидываю бумагу на газон. Обида на мужа застилает мой разум.

— Олечка, какие красивые цветы, — раздается сзади голос Анны Николаевны, — ну же, иди к нам, поставишь их в вазу и еще полюбуешься. Пора резать торт.

— Да, вы правы, — отвечаю чуть сдавленным голосом, проглатываю ком в горле и так и не позволяю слезам пролиться. — Нужно дать торт детям, а то они уже устали.

Возвращаюсь в дом, быстро взбегаю на второй этаж и кладу букет на кровать в нашей с Глебом спальне. Хотя правильнее будет ее называть моей личной спальней, ведь муж в ней нечастый гость.

Собираюсь уже вернуться к гостям, чтобы добить праздник, нет сил и желания заниматься цветами, а дети не виноваты, что мама устала, они должны получить сегодня все, но из букета выпадает еще один конверт. Он из более плотной бумаги, ярко — розового цвета. Даже странно, что я его сразу не заметила.

Затаив дыхание, поднимаю конверт, мое сердце при этом колотится как заполошное. Вроде разумом я понимаю, что бояться нечего, ведь это прислал Глеб, но в душе мне очень страшно.

Наконец — то открываю конверт, из — за трясущихся пальцев его содержимое вываливается прямо на пол. Это не еще одно послание. Это фотографии. Много фотографий. И все они с Глебом.

Вот только он на них не один.

2

Моргаю несколько раз, но увиденное не исчезает. Истинный смысл фотографий медленно доходит до моего сознания. Осторожно провожу по ярким картинкам пальцами, словно если я их потрогаю, что — то изменится, не знаю, девица внезапно исчезнет или хотя бы окажется более одетой?

Но, конечно, ничего такого не происходит. Магии в нашем мире нет, есть только голые факты. И они в данный момент беспощадно бьют по моей психике.

Мой мозг генерирует отвлеченные мысли, не давая скатиться в истерику. Например, то, что девушка на фотографии красивая, я произнесла про себя уже раз десять, наверное. А еще она блондинка. Глебу всегда нравились блондинки, уж я — то знаю, лет десять как дополнительно обесцвечиваю свои русые волосы.

— Оленька, где же ты? Вазу никак не найдешь для Глебушкиного подарка? Мы торт достали, — доносится до меня голос свекрови.

Она уже близко, вот — вот войдет в спальню, и эта мысль отрезвляет меня.

Быстро поднимаюсь на ноги и заталкиваю ненавистные фотографии под кровать. Едва успеваю, как Анна Николаевна открывает дверь и с любопытством осматривается.

— Я иду. С цветами ничего страшного не случится, — отрывисто произношу и делаю шаг вперед.

— Нет — нет, ни в коем случае! — восклицает мать Глеба. — Я сама их поставлю, помогу тебе.

Она бесцеремонно заходит внутрь и берет букет с кровати, разглаживая складочки на покрывале. Потом ее цепкий взгляд падает на ярко — выкрашенный подоконник, то самое необходимое мне пятно среди общего безликого интерьера.

Анна Николаевна недовольно поджимает губы и уже собирается что — то сказать, но я не в состоянии слушать ее нравоучения. Только не сейчас, когда я узнала, чем на самом деле так занят ее сын в командировках.

— У меня нет вазы под этот букет, — бесцеремонно отбираю цветы у свекрови, — не нужно было Глебу так тратиться, все равно завянут.

— Ой, я же привезла подходящую вазу! — восклицает Анна Николаевна. — Вернее, Мишенька привез, я его попросила. Идем скорее.

Буквально заставляю себя выйти из комнаты вслед за матерью Глеба. В голову закрадывается малодушная мысль, что когда я вернусь ночью в спальню, никаких фотографий уже не будет. И можно будет сделать вид, что ничего не произошло, мой брак все так же образцово прекрасен.

Ваза действительно находится в машине Михаила Юрьевича. И именно такого размера, как нужно.

— Удивительная предусмотрительность, вы как будто знали, какая ваза мне понадобится, — безэмоционально комментирую, засовывая ненавистный веник в воду.

— Хм, — на мгновение на лицо Анны Николаевны набегает тень, а у меня появляется подозрение о том, что она в курсе дополнительного конверта с сюрпризом, — я не скажу, что знала, но такая мысль у меня была, скрывать не буду.

Ее реплика прозвучала крайне двояко. Или это я теперь везде ищу двойное дно? В любом случае, пока я не начала спрашивать свекровь, о чем именно она догадывалась и почему не сказала мне, я отворачиваюсь к торту.

— Наконец — то задуем свечи, — натягиваю на себя улыбку и зажигаю свечку.

А не отнеслась бы я отрицательно к самой свекрови, скажи она мне, что Глеб мне изменяет? Гонцов плохих вестей никто не любит.

И что же мне делать теперь? Поделиться с ней? Спросить совета? Своей — то матери у меня нет.

— Какие молодцы, задули свечку, мои хорошие пошли в папочку, — в мой разум проникают слова Анны Николаевны, и я не сразу понимаю, что пропустила важный момент в дне рождении детей, зависнув в своих мыслях.

Спасибо Маше, она снимала нас на камеру. Смогу увидеть все со стороны.

— В папочку, ха, — усмехаюсь, — я тоже могла задуть свечку на торте в год. Это не показатель гениальности или какого — то особого таланта. А внешне так вообще оба больше на меня похожи. По крайней мере, пока что.

Свекровь постоянно расхваливает своего сына, а меня пытается задвинуть на второй план. И обычно я отношусь к этому с юмором. Глеб единственный ребенок в семье, и любовь матерей к их мальчикам давно и красочно проиллюстрирована в литературе и кинематографе. Да и трудно найти семью без одной такой истории. Но сейчас я не в состоянии шутить и легко ко всему относиться.

— А вот у нас что старший, что младшая не смогли задуть свечку на торте даже в два. Так что, Оль, у вас семья гениев, — говорит Маша, пытаясь разрядить атмосферу.

— А — хах, — выдавливаю из себя натужный смех. — Ладно, давайте пить чай и расходиться. Мне еще это все убирать и детей укладывать.

— Так, может, давай мы поможем. Чего ты одна будешь все здесь драить, — предлагает подруга, смотря на меня сочувствующе.

— Глебушка предлагал Оленьке нанять приходящую помощницу по хозяйству, она отказалась, — тут же вставляет свои пять копеек Анна Николаевна.

Да, предлагал. Я же, дура, семейный бюджет берегла и из себя героиню строила. Да и как предлагал, один раз спросил мимоходом и все. Формально изобразил из себя заботливого мужа, по факту оставшись равнодушным.

— А знаете, завтра вызову клининг, вы правы. Что же, чай, — хлопаю в ладоши и с преувеличенным энтузиазмом тороплюсь на кухню.

Не забывайте добавлять книгу в библиотеку, кто еще не успел этого сделать.

https:// /books/razvod-my-bolshe-ne-tvoi

Здесь можно подписаться на автора, чтобы быть в курсе всех новостей:

https:// /mila-geybatova-p112845

3

Гости ушли. На удивление, дети улеглись спать без истерик. Без дневного сна у меня теперь целый поздний вечер наедине с собой.

Медленно обвожу глазами сантиметр за сантиметром каждой комнаты в нашем с Глебом доме. Вот тут я уступила желанию мужа поставить панорамные окна, чтобы любоваться рассветами и закатами. В итоге получилось красиво, не спорю, мне нравится, но я любуюсь природой, как правило, в гордом одиночестве и вполне обошлась бы без этого.

Дальше у нас идет чисто мужской кабинет, как будто в нашем доме минимум триста квадратов, и разнополых детей не нужно будет расселять по мере их взросления.

А тут у нас должна была встать этажерка с комнатными цветами. Я до сих пор вижу в своей голове, как красиво и зелено было бы здесь, осуществи я желаемое.

Но Глеб убедил меня, что в общий минималистичный стиль дома целая куча растений не впишется. Да и куда мне за ними ухаживать, я ведь тоже работала до рождения двойняшек.

И точно так же, как и сейчас, большинство времени дома проводила без мужа. Как — нибудь нашла бы силы на растения, никуда бы не делась.

А цвет стен в нашем доме? Он же ненавистно — минималистично — серый!

Это я еще не вспоминаю всякие мелочи типа картины, которую я хотела повесить в спальне, но она, по мнению Глеба, хорошо смотрелась в дальнем углу коридора, зато его дурацкий постер я обязана лицезреть каждый день.

Хотя…

Стремительно захожу в нашу спальню и срываю постер над кровать. Глеб так и не потрудился приобрести для него рамку.

— Хватит с меня всего серого, хватит надоевшей минималистичности, — приговариваю, с остервенением отдирая уголки, — я больше не собираюсь с этим мириться. Ай! — неловко ударяюсь о спинку кровати. — Да что ж такое — то! — восклицаю в потолок и неожиданно для себя начинаю рыдать.

Причем рыдаю сильно, с надрывом, хорошо, дверь плотно закрыла, не должна разбудить детей, а то моим завыванием сейчас позавидовала бы сама банши, которая является ирландской предвестницей смерти, согласно преданиям.

Скатываюсь с кровати на пол, а мои завывания все не утихают. Я никогда не представляла, что во мне столько слез. Они всегда были в глубине, на самом дне моей сущности, а тут внезапно поднялись на поверхность и прорвали годами выстраиваемую плотину.

Мне так жалко себя. Я, наверное, даже не представляла себе до этого дня, сколько раз я уступала Глебу. И что в итоге?

Я рожаю ему детей, обслуживаю его дом, а он развлекается с какой — то белобрысой девкой и даже не потрудился приехать на день рождение сына и дочки. Хватаю с тумбочки нашу с Глебом фоторамку и швыряю ее в стену.

— Скотина, — цежу сквозь зубы.

Наконец — то поток слез прекратился, осталась только икота, лишний раз напоминающая, насколько я жалкая.

Видеоняня издает шорохи, испуганно хватаю ее, но на экране с трансляцией все нормально. Фух, к счастью, моя истерика не разбудила детей. Кладу видеоняню на прикроватную тумбочку и цепляюсь взглядом за телефон.

Я страшусь взять его в руки, очень страшусь. Словно, возьми я его, и все, пути назад не будет. Останется только одна дорога. А я до сих пор не уверена, что хочу по ней идти. Да, надо, да, обида и предательство обязывают, но я не хочу.

Неизвестно, сколько бы я так просидела, но тут мой телефон внезапно оживает. Кто — то звонит, и я снова страшусь.

Мое поведение глупое, нужно с ним завязывать. В конце концов, от этого разговора никуда не деться, я не собираюсь бить себя по голове в надежде вызвать амнезию. И никаких притянутых за уши оправданий поведению Глеба на фотографиях тоже не будет. И потому какого черта.

— Алло, — произношу решительно, нажимая на сигнал вызова.

4

— Оленька, деточка, я там у тебя, кажется, забыла свою кашемировую накидку, — в телефоне раздается совсем не тот голос, который я ожидала услышать.

Смотрю на экран, да, мне не показалось. На эмоциях сама себе что — то там в голове придумала и рада стараться.

— Обязательно посмотрю, Анна Николаевна, не волнуйтесь. Я ее никуда не дену, если найду, — отвечаю устало.

Мне вообще плевать на какую — то кофту, у меня жизнь рушится, а она об одежде.

— Спасибо, милая. Ну как ты там? Детки уснули? Глеб звонил?

Свекрови мало спросить по делу, ей еще и светский разговор нужно завести.

— Как обычно. Да. Нет, — отвечаю безэмоционально.

На языке так и вертятся едкие слова про ее любимого Глебушку в обнимку со светловолосой красавицей. Но я молчу. За столько лет брака привыкла молчать, и от этой привычки не так — то легко избавиться.

— Какая — то ты расстроенная, случилось чего? Глеб что — то не то написал в букете?

Должно быть, у меня паранойя, но мне слышится намек в словах Анны Николаевны. Она знает? Может быть, все вокруг знают? Раз Глеб сегодня кому только не звонил, кроме меня!

— Устала. И да, не то, — произношу отрывисто.

— Милая, понимаю, долгий изматывающий день, да еще муж не приехал, а ты так ждала. Но ты сама должна понимать, у вас двое маленьких детей, ты не работаешь, вот Глебу и приходится вкалывать больше, чем раньше, — льется приторный голос в трубке.

— Предлагаете мне сдать двойняшек в государственные ясли и вернуться на работу? Детей не жалко? Или, быть может, вы будете с ними сидеть? Вы же любящая бабушка, в конце концов! — не могу сдержать сарказм.

— Нет — нет, детки должны быть с мамой, это несомненно. Да и ты их так долго ждала, Глеба на искусственное оплодотворение уговорила, хотя все были против. Нет — нет, теперь наслаждайся.

Вот сейчас я совсем не понимаю, что происходит, и что за бес вселился в мою свекровь.

— Вы это к чему? Вам внуки не нужны? Вы прекрасно знаете, что обычным способом у нас долго не получалось. Мы должны были сдаться и остаться бездетными? Найти радость жизни в чем — то ином?

Запоздало думаю, что, возможно, Анна Николаевна не хотела обидеть, не было никакого сарказма, а я выплеснула на нее эмоции. А ведь это не она не приехала на день рождения детей, она — то как раз здесь присутствовала.

— Простите, не хотела срываться, — винюсь, опережая ответ женщины. — Поищу я вашу кофту, но не сейчас, я устала.

— Понимаю, Оленька, понимаю. Ты так старалась сегодня, развлекала нас. А денег потратила небось немерено. И все — то ради деток, понимаю, у тебя сейчас все ради деток. О Глебушке уже так не печешься как раньше, да? — льется приторный голос в трубке.

На секунду зависаю. Она надо мной издевается? Или она всегда была такой, а я не замечала, списывала на безобидное ворчание, чуть ли не второй матерью ее считала.

Используя живое воображение, я могу услышать, как мои розовые очки покрываются трещинами.

В отношениях со свекром я тоже чего — то не замечала? Он считает меня недостойной партией для сына? Обслуживающим персоналом?

А наши совместные друзья, как они меня видят? Ведь Толик с Машей живут гораздо скромнее. Тоже считают меня тунеядкой, удачно выскочившей замуж?

И кто я, в итоге, без Глеба? Никто?

Должно быть, даже не полноценная мать детей, ведь они у меня из пробирки.

Или это мои дети для окружающих какие — то не такие, раз получились с помощью чудес медицины?

Ну нет, о детях я не позволю говорить и думать плохое. Пусть идут они все лесом.

— Вы полагаете, что важнее уделять повышенное внимание взрослому мужчине, а не годовалым двойняшкам? И это при том, что этот самый мужчина уже давно не появлялся дома! — наверное, чуть ли не впервые повышаю голос на свекровь.

— Так, может, он потому и не появлялся, что дети из пробирки вытеснили его место рядом с тобой, — ехидно произносит Анна Николаевна и бросает трубку.

5

Смотрю на телефон несколько секунд в недоумении. Прямо день открытий. Или все — таки не открытий, а смены розовых стекол на нормальные линзы.

После разговора со свекровью в голове тупая пустота, даже боль от предательства Глеба отступила куда — то на второй план.

Наливаю себе воды и сажусь на ковре возле панорамного окна. Наш дом расположен чуть на возвышенности, и такое остекление абсолютно оправдано. Поздними вечерами открывается очень красивый вид со всеми этими манящими огоньками.

Но все — таки по поводу практичности я остаюсь на своем. Для семейного дома панорамное остекление ни к чему. Я уже начинаю переживать по поводу малышей и их взаимодействий с окнами.

Понятно, я не буду оставлять окна открытыми нараспашку, но у меня даже сейчас присутствует некоторый иррациональный страх, что прикоснись я к стеклу чуть сильнее, и оно просто вывалится, а следом и я за ним. Вот и как быть в итоге с детьми?

Нет, Глеб не думал о моих страхах, он их игнорировал. Да и, справедливости ради, я их не сильно — то озвучивала.

Так, может, в этом и есть наша проблема? Открытый диалог давно покинул семью. И был ли он когда — нибудь с моей стороны — неизвестно. Я всегда предпочитала подстраиваться и отмалчиваться, потому что мне это казалось естественным. Вот же хороший надежный парень, он меня любит, у него нормальная семья, мы всегда будем в полном порядке.

— Какая же я дура, — шепчу себе под нос и со слишком громким звуком ставлю стакан на пол.

Только увидев фотографии Глеба с другой женщиной, я задумалась, сколько на самом деле у меня затаенных обид к нему и его родителям. А во многих случаях нужно было всего лишь говорить, выражать свои мысли вслух и настаивать на своем.

Хотя диалог с моим мужем — это порой очень сложное занятие. Он вспыльчив и имеет привычку подавлять.

Ко всему прочему я жила с психологическим манипулятором?

Нет, полный бред. Если называть этим словом всех, кто не всегда способен себя держать в руках, то у нас почти вся страна будет состоять из одних манипуляторов. Действительно, это не вина Глеба, что я изначально не настояла на отсутствии серой краски хотя бы в некоторых помещениях дома. И в детской у нас обычные окна, тут мы с мужем совпали.

В итоге, может, я виновата в том, что мне изменили?

А что, фигуру я так и не подтянула.

Да, основной вес ушел, но подушка безопасности внизу живота никуда не делась, и эти ужасные складки на спине под бюстгалтером стоит мне только выпрямиться. У меня их никогда раньше не было.

Поднимаюсь на ноги, скидываю с себя одежду и остаюсь в одном нижнем белье. Затем беру одну из присланных фотографий, ту, на которой девица видна во всей красе в крохотном купальнике, и принимаюсь сравнивать нас. И сравнение получается совсем не в мою пользу. Так и хочется отрезать все лишнее, но едва ли я решусь на операцию ради красоты. Никакой Глеб не достоин, чтобы я рисковала собой из — за ерунды. В одном Анна Николаевна права, Никита и Соня у меня на первом месте.

— Ааа, — не сдерживаюсь, кричу и запускаю стаканом в зеркало.

Удивительно, но оно не разбивается вдребезги, лишь тонкие трещинки расходятся от места соприкосновения предметов. А вот стакан как раз разбивается, едва ему стоит достигнуть пола.

Не к месту вспоминается глупая шутка: «Если разбить зеркало к несчастью, а разбитый стакан, наоборот, к счастью, то что я получу?».

Ах да, у меня ведь зеркало практически целым осталось. Неужели пронесло, и несчастья не будет?

Опускаюсь на колени и случайно попадаю прямо на стекло.

— Черт, вот тебе и несчастье, — ругаюсь, вынимая из — под ног осколок. — Смотреться в зеркало с трещинами, кажется, тоже приводит к чему — то плохому.

Тянусь за дальним осколком, нужно собрать все крупные, только потом призвать на помощь робот — пылесос, но он неудачно закатился, и я неловко ударяюсь носом о боковину стола. Перед глазами становится мутно, из носа стекает тоненькая струйка крови, и я теряю сознание.

6

Просыпаюсь от истошного крика по видеоняне и вживую.

— Иду, я, иду, — бормочу, поднимаясь.

Голова раскалывается, и я удивляюсь, обнаружив себя на полу, а не на кровати. И тогда события прошлого дня быстрой картинкой мелькают перед глазами.

— Черт, из — за этого придурка я себе переносицу повредила, — говорю, осторожно ощупывая лицо, но тут дети снова заходятся в крике. — Уже бегу, мои сладкие!

Бросаю быстрый взгляд на часы, к этому времени я обычно на ногах, неудивительно, что дети подняли ор, они давно должны есть кашу, играть, смотреть мультики. В общем, заниматься своими важными малышковыми делами. А мать мало того, что спала на полу среди осколков, порезалась и повредила нос, так еще и спина теперь нещадно болит.

И как герои книг ночуют в лесу? Не понимаю. Меня и толстый ковер не спас.

— Котики мои, здравствуйте, — воркую с ребятами, — а мама здесь, мама пришла, никуда не делась.

Дети при виде меня немного успокаиваются, но все равно смотрят недовольно, исподлобья, неуловимо напоминая мне Глеба.

Ох нет. Я не стану проецировать наши с ним проблемы на Никиту и Сонечку. Они не виноваты в неверных поступках своего отца.

Отгоняю прочь мысли и принимаюсь за утреннюю рутину, попутно приводя себя в порядок. Лицо вокруг носа немного опухло, да и общие ощущения странные. Кажется, придется обращаться к врачу.

Кто — то, наверное, удивится, узнав, какое сложное мероприятие для меня — сходить к доктору. Самой, не по поводу детей. Ведь у нас есть в этом городе бабушка и дедушка! А еще мы живем в большом красивом доме. Напрашивается закономерное предположение, что я пользуюсь услугами няни.

Но нет. Я, как бравый семейный страж, ничего лишнего не трачу. Буквально сохраняю каждую лишнюю копеечку. Правда, неизвестно, для чего.

До вчерашнего дня я бы залезла в собственные сбережения, чтобы обратиться — таки к услугам няни, все — таки до рождения детей я работала на приличной должности и исправно получаю декретные. Или же позвонила бы Анне Николаевне и лебезила бы перед ней, выслушивая ее комментарии. Но сегодня я не буду. Поступлю по — другому.

— Котики мои, собираемся. Сейчас мы с вами поедем в развлекательный центр! — весело хлопаю в ладоши, и дети мне вторят, естественно, мало понимая, что я им говорю.

Я уже заглядывалась однажды на этот центр, там есть отдельное помещение для таких малышей, как мои, и имеется возможность оплатить услуги личной няни. Вот как раз сегодня и попробую. Рядом частная клиника, ребята будут под присмотром, пока я займусь собой.

Какое счастье, что я беременная выучилась на права. Понятия не имею, как бы мы жили, топая черте — куда на остановку с детьми на двойной коляске. Папы — то у нас фактически нет. Так, одно название.

Аккуратно паркуюсь, все еще нервничаю на этом маневре, но все проходит отлично. И я, даже слишком воодушевленная, выхожу из машины.

— Приехали, мои сладкие, сейчас вы будете развлекаться, а я лечиться, — бодро сообщаю детям, усаживая их в коляску.

В детском центре все проходит гладко, и я, скрепя сердцем, оставляю детей, раз десять попросив мне звонить при любой проблеме. Ребятам, кажется, нравится в новом месте, и они быстро забывают про меня.

В клинике все проходит не столь гладко и дольше, чем я рассчитывала изначально. Но, главное, ничего серьезного с моим носом не произошло. Простой ушиб. Отек должен спать, и я снова стану красавицей.

— Вы знаете, мы оказываем помощь женщинам, подвергшимся насилию. Если вам не к кому обратиться или хотя бы выговориться, мы поможем, — вкрадчивым голосом вдруг произносит врач, когда я довольная собралась уходить. — Это бесплатно! Вы не думайте! — добавляет она, неверно поняв выражение моего лица.

— Кхм, — прочищаю горло, так вот как я выгляжу для окружающих со своей травмой. Даже неловко, — спасибо, конечно, но я не подвергалась насилию. Если только со стороны стола и собственной невнимательности.

— Да — да, — доктор сочувственно качает головой.

Не верит мне.

— Знаете что, — психую, — до свидания!

Выскакиваю в коридор и хлопаю дверью напоследок.

Немного успокаиваюсь только на улице. И чего я в самом деле, женщина ведь хотела как лучше. А я так реагирую.

Присаживаюсь на лавочку, переводя дух. Пора идти за детьми, возвращаться в привычную колею. Но тут у меня звонит телефон.

— Глеб, привет. Уже и не чаяла тебя услышать, — произношу, быстро нажимая на кнопку вызова на смартфоне.

7

Одергиваю себя, давая по голове мысленную оплеуху. Еще бы сказала ему, как скучаю и люблю. Он полностью забил на нас с детьми и нашел себе новую шикарную блондинку без сомнительных складочек на талии после трудных родов, а я ему семейные нежности подавать собралась.

— Да, Оль, был занят. Я и сейчас занят, но ты сильно меня удивила. Пришлось забить в поисковике, а то никак не мог понять, что у тебя за траты. Няня в развлекательном центре, серьезно? И косметологическая клиника? Что ты там себе делала? Внезапно решила красоту навести для кого — то, пока я здесь деньги для семьи зарабатываю?

Неожиданно на меня вываливаются обвинения Глеба.

Я аж теряюсь на некоторое время. Вроде виноват он, а почему тогда ругают меня? Или это тактика защиты такая?

— Подожди! — приходится прикрикнуть, чтобы прервать несправедливое словоблудие. — Какая еще косметологическая клиника? Я была в совершенно обычной, хотя и платной! Понятия не имею, что ты там нашел в своем поисковике, но это полный бред! И, о да, меня же в этой жизни в первую очередь волнует красота! Хотя знаешь, врач, у которого я была на приеме, решила, что ты меня избиваешь. Вот так вот, да! Не поверила, что можно получить сильный ушиб переносицы об стол самостоятельно. Так что да, самое время подумать о косметологической клинике!

В телефоне повисает молчание. Я выдохлась, мне нужно перевести дух, чтобы наконец — то заговорить о действительно важном и серьезном.

А Глеб… Ну, это Глеб.

— Ты ударилась об стол? Так сильно, что к врачу пришлось идти? — в итоге спрашивает он уже спокойным голосом.

— Да, представь себе! Даже сознание потеряла, проснулась утром с запекшейся кровью на лице.

— Ясно, — тянет он. — Извини, вопрос, конечно, серьезный. Ты у детей одна, надо беречь себя.

— О да, действительно, именно что одна! Ведь их папа даже на день рождения не приехал! — из меня вырывается нервный смешок.

Мы подбираемся к той самой теме икс, и мне становится банально страшно. Я не готова услышать, что Глеб меня больше не любит, что у него другая. Просто не готова. Только не так, не по телефону.

Хотя кого я обманываю, какая разница по телефону, лично или в письме. Все одно. На расстоянии, возможно, более унизительно в моменте, но зато есть шанс сохранить лицо. Положить трубку или откинуть от себя письмо, и только потом зайтись в некрасивых истошных рыданиях.

— Так и думал, что ты обидишься, а ведь я подарки подготовил, — произносит Глеб, — старался, сам выбирал и заказывал.

— Мне нужно похлопать в ладоши? Или, может, Никита и Соня должны этим заняться? Глеб, они тебя не помнят даже! Они до сих пор при виде твоего отца сначала нервничают, вспоминая, что это их дедушка, а не чужой дядя, а тебя они лицезрят реже, чем его! — увещеваю супруга. — А твой подарок мне, Глеб, о да, я его надолго запомню, он выше всяких похвал!

Но муж то ли не слышит мой сарказм, то ли предпочитает не слышать.

— Кстати, а почему ты маму не попросила посидеть с Никитой и Соней, зачем какой — то непонятный развлекательный центр с чужими тетками? Ты о двойняшках подумала?

Вместо признания себя неправым, он нашел, к чему придраться в моем поведении. А ведь если так подумать, он любит использовать этот прием в общении со мной. Мастерски манипулирует марионеткой, взятой под официальную роспись в ЗАГСе.

— Подумала, — спокойно отвечаю, не ведусь на провокацию, — именно о них я и подумала. А еще о себе, как ни странно. Я твою маму за месяц до дня рождения детей начала уговаривать прийти и помочь мне с ними, чтобы я смогла заняться организацией праздника. За месяц, Глеб! Ведь она такая занятая женщина, только непонятно чем, ведь на работу она не ходит.

— У мамы давление, сосуды, папа, — пытается выгородить Анну Николаевну Глеб.

— Это у меня скоро будет давление с сосудами от такой жизни. А твоя мать здоровее многих тридцатилетних, — отбриваю я. — И извини, но если бы у меня оказалась сломана носовая перегородка, я бы физически не смогла ожидать целый месяц, пока твоя мать освободила бы место в своем насыщенном графике маникюров и косметологов.

— Если бы ты объяснила ситуацию, она бы отложила свои дела. Она же все — таки в первую очередь мать! — патетично восклицает мой муж.

— Короче, Глеб, наш спор никак не объясняет ни твоего вчерашнего отсутствия, ни того, что ты звонишь мне только сегодня и то лишь для того, чтобы наехать за нецелевое растрачивание средств. Ты вчера даже с Толиком умудрился связаться! А мне не смог черкануть одно несчастное сообщение. Не посчитал нужным, — горько усмехаюсь, а в уголках моих глаз уже скапливаются предательские слезы. — Ты никак не комментируешь произошедшее, как будто все нормально. Я понимаю, конверт в букете красноречивее многих слов, но это ни в какие ворота, Глеб. За столько лет совместной жизни я заслужила гораздо более человечного объяснения.

— Оля, я работаю! На благо семьи работаю! Я же написал в письме, вернусь, и ты поймешь, с чего я решил еще остаться тут! Что за глупые бабские капризы? А дети в год и вовсе не запомнят, кто был на их празднике! Потратила деньги на полноценный день рождения, и ладно! Я был не против, хотя по мне, это чистой воды блажь. Не в этом возрасте праздновать. Но я не спорил, решил, что тебе нужно самой проветрится. Но теперь я должен слышать наезды?! Нет уж. Я тебе сказал, я вернусь, и все изменится. Не так много осталось подождать.

— В одном ты прав. Все действительно изменится, не может не изменится, — договариваю и бросаю трубку.

8

С трудом подавляю в себе порыв кинуть телефон на асфальт, а потом потоптаться на нем сверху с особым остервенением. Мобильник не виноват в моих эмоциях, и я по нему разговариваю не только с Глебом. Наоборот, с мужем я связываюсь меньше всего. А вот если я останусь без телефона, а мне в этот момент позвонят по поводу детей, вот это будет очень и очень нехорошо.

Делаю глубокий вдох и выдох и уже гораздо спокойней кладу смартфон в карман. Можно не ожидать звонка Глеба, он никогда не перезванивает после наших с ним ссор. И сейчас я впервые этому рада.

Смахиваю набежавшие слезы и накидываю на волосы капюшон. Начинает накрапывать противный дождь, погода стремительно портится, но я физически не готова прямо сейчас идти за детьми. Не хочу, чтобы они, да и работники центра, видели меня в таком состоянии. Вкупе с моим красивым носом красные глаза и дрожащий подбородок точно побудят кого — то обратиться в службу помощи женщинам, подвергшимся насилию.

А ведь Глеб ничего про фотографии прямо так и не сказал, и на мои слова не отреагировал.

Ожидал моей истерики? Или решил, что и так все ясно, к чему лишний раз мусолить, имея на руках столь красочные доказательства!

Хотя этот скорее лишнее скажет, но никогда не промолчит там, где можно было бы и подождать. Он не я.

А если фотографии подкинул не он? Дело это не меняет, но хотя бы объясняет поведение Глеба. Но кто наш тайный «доброжелатель»?

Мои мысли прерывает звонок телефона. Испуганно вздрагиваю и лезу в карман. Нет, там, конечно, не Глеб.

— Алло. Что — то произошло с детьми? — спрашиваю обеспокоенно. — Я уже собираюсь идти к вам.

— Нет — нет, все хорошо, Ольга Сергеевна, просто хотели уточнить, продлевать ли еще час, или вы успеете добраться до нас за пятнадцать минут?

— Д — да, конечно, успею, — отвечаю, прикидывая, что я совсем рядом. Но потом вспоминаю, что только что у меня из глаз текли слезы, и мое лицо наверняка выглядит не лучшим образом. — Хотя нет, подождите, продлевайте, да, точно продлевайте, — говорю, но что я буду делать целый час? — Или нет, успею я, — снова передумываю, а девушка администратор терпеливо меня слушает. — Да, пожалуй, успею.

— Хорошо, будем вас ждать, — говорит администратор и отключается.

Поднимаюсь на ноги, стряхиваю капли дождя с сумки и тут боковым зрением замечаю красивую блондинку. Растерянно смотрю на нее несколько долгих секунд, пытаясь понять, откуда я ее знаю. А девушка не обращает на меня никакого внимания, бодро шагает на шпильках под дизайнерским зонтиком.

Ох, мне резко плохеет, даже приходится обратно присесть на лавочку. Эту блондинку я имела счастье видеть буквально вчера в красноречивых позах вместе с моим мужем.

Но что она здесь делает, когда он где — то там?

А девушка тем временем практически скрывается из поля моего зрения.

Решение приходит моментально. Резко подрываюсь на ноги и тороплюсь за ней, прикипая глазами к ее дизайнерскому зонту.

— Алло, — звоню в детский центр, — я извиняюсь, но я все — таки не успею. И, возможно, даже дольше, чем на час.

— Без проблем, Ольга Сергеевна, вашим деткам у нас нравится, они ведут себя отлично, — произносит администратор. — Не торопитесь, все будет хорошо.

— Ага, хорошо, — бормочу себе под нос, засовывая телефон обратно в карман, — только непонятно у кого.

Тем временем блондинка прилично оторвалась от меня. Как будто это я на высоченных шпильках, а не она. Приходится ускориться.

Я и сама толком не знаю, зачем мне ее преследовать, что я скажу, если мы с ней столкнемся? Или буду просто наблюдать, пока она не скроется где — нибудь, куда мне не будет доступа.

А дальше что? Проникновенный вопрос, что она делала с моим мужем? И почему она сейчас здесь, а не там, рядом с ним.

Бред. Полнейший бред. Но ноги меня так и несут за ней.

Впрочем, мне везет, девушка вскоре заходит в торговый центр. Хоть обсохну немного, а то ведь я не озаботилась зонтом с утра. И, рискуя серьезно заболеть, все упрямо продолжаю глупую слежку.

Ой, а если те фотографии ненастоящие? То есть они напечатанные и там Глеб с этой и все дела, да. Но если они как бы поддельные? Многие в фоторедакторе чего только не творят.

Нет, боюсь, это версия из слезливых фильмов про любовь, в жизни обычно все прозаичнее. Девица могла приехать в город раньше, не все же ей время торчать вместе с Глебом. А он задержался действительно по работе, и никаких тайных скрытых мотивов и надежд мне эта слежка не даст.

С другой стороны, та же свекровь от меня не в восторге, хватит ее оправдывать своеобразным проявлением любви ко мне. Нет там никаких теплых чувств, и, должно быть, никогда и не было. Это я постоянно придумывала объяснения ее поведению.

Быстро я перешла от уважения к Анне Николаевне до подозрения ее в расстройстве моего брака. Нелогично, конечно, ведь мы с Глебом давно вместе, зачем было ждать рождения детей?

Хм, а ведь из-за фразы про детей из пробирки я на нее и обиделась.

Неужели у нее какие-то проблемы с этим? Начиталась баек из интернета про неродных детей и прочую чушь?

Замечаю, как блондинка направляется в сторону зоны кафе и иду за ней. Чувствую себя крайне глупо, но бросать на полпути не хочется, не знаю, может, наша встреча была не случайна, может, она мне что-то новое поведает, предоставит недостающую деталь, чтобы паззл окончательно сложился.

Я стою прямо за девицей, она покупает салат и сок, а я кусок пиццы и сладкую газировку.

И все идет как надо, но тут стоит ей резко развернуться, а мне не успеть затормозить, как мы на полном ходу врезаемся друг в друга.

9

С сожалением наблюдаю, как тарелка с моей пиццей опасно кренится и падает на пол. За ней следует и газировка.

— Ох, простите, неловко вышло, со мной такое впервые, я обычно не сталкиваюсь с людьми подносами и не отправляю их еду на пол! — восклицает блондинка.

«Ага, ведь обычно ты очень занята, проводя время с чужими мужьями», — мысленно комментирую.

— Все бывает в первый раз, — это самое вежливое, что я могу из себя выдавить.

Лучше побольше молчать, пусть она болтает, а я буду всеми силами держать себя в руках.

Хрусь…

— Ой, вы вилочку пластмассовую сломали, — говорит девица. — Не расстраивайтесь так, я возмещу вам обед, сейчас новый куплю. Вы пока присаживайтесь за столик, — она деловито подталкивает меня к ближайшему пластиковому недоразумению и ставит на него свой поднос. — Я мигом, все равно хотела вернуться и побаловать себя маленьким пирожным. Я и вам возьму, только не плачьте! — она утешающе хлопает меня по плечу и убегает к раздаче.

И на это воздушное безобразие меня променял Глеб?! Да быть такого не может. Он и она, они просто не могут быть вместе. Они с разных планет!

И вообще-то я не плачу! Она мои стиснутые от злости зубы приняла за начинающиеся слезы!

Нет, что — то здесь не вяжется, это точно. Ну не мог Глеб повестись только на внешность.

Или это был приятный отдых во время командировки? В этом случае они едва ли много разговаривали. А уж на наигранную воздушность — восторженность можно и вовсе закрыть глаза.

Блондинка вскоре возвращается с подносом, наполненным новой едой. Мои губы все еще плотно сомкнуты от злости, боюсь, стоит мне их разжать, как я не сдержусь и устрою скандал на весь торговый центр. Не хотелось бы привлекать лишнее внимание и становиться всеобщим посмешищем, телефоны с камерами сейчас есть у всех.

Молча наблюдаю, как девица расставляет покупки и что — то попутно мило щебечет. Как поправляет свои идеальные волосы, и как только у они у нее могут быть настолько идеальными с постоянным обесцвечиванием? Как улыбается, обнажая ровные белые зубы, а потом садится напротив меня с прямой спиной.

Да, действительно, при такой внешности можно и потерпеть болтовню, не семью ведь он с ней собрался заводить. Верно?

— У вас что — то случилось, да? На вас лица нет. Может быть, я смогу помочь? — блондинка смотрит на меня участливо.

Ее голос неожиданно врывается в мой мозг, не сразу понимаю, что она обращается ко мне.

Вот и я успешно отключилась от ее восторженной болтовни. Глебу наверняка не составляло труда делать то же самое.

— Кхм, — прочищаю горло и делаю глоток газировки. Она неприятно царапает мое горло, и я морщусь от досады. Неужели блуждание под дождем так быстро сказалось на моем здоровье, — случилось, да. Определенно у меня что — то случилось.

— Не переживайте, все наладится! Лучше съешьте пирожное, сладкое поднимает настроение! — она подвигает ко мне тарелку.

— А у вас тоже плохое настроение, раз вы едите такое же? — смотрю на нее в недоумении.

Постный салат и сок странно смотрятся рядом с жирным кондитерским изделием.

— Нет! У меня, наоборот, сегодня праздник, — отвечает она, смеясь. — Я подписала выгодный контракт в модельном агентстве.

— То есть вы модель, ага, — киваю и на автомате зачерпываю ложкой пирожное. — О, а оно вкусное.

— Ага, сама удивилась, когда впервые попробовала. Все — таки торговый центр и приличные кондитерские изделия не очень вяжутся между собой, — эмоционально соглашается со мной блондинка. — Так что у вас случилось? Поделитесь, сразу станет легче.

— Лучше вы расскажите о своей работе. Никогда не общалась с моделями, но всегда очень хотела, — прожигаю ее взглядом. — Вы только в нашем городе трудитесь или постоянно в разъездах?

— Последнее время сижу безвылазно здесь, — она машет рукой, — устала ездить.

Что-то не вяжется, ведь Глеба как раз нет в городе в последнее время.

И, кстати, она точно не испугалась, увидев меня. Конечно, не все любовницы обязаны знать в лицо законных жен, но все же.

А девица — модель, наверняка в свободном доступе можно найти кучу ее фотографий, чем мог воспользоваться кто угодно, чтобы развалить нашу семью.

— Смотрите, какой забавный чехол купила вчера. Он не только красивый, но и ударопрочный!

Пока я пребываю в собственных мыслях, блондинка успевает достать смартфон и уже тычет его задником мне в лицо.

— Ага, супер, — отвечаю безэмоционально, но девицу это нисколько не смущает.

— Ой, салфетки! У этих они закончились, — она кивает в сторону раздачи еды, — придется попросить у других. Сейчас вернусь!

Она опрометчиво оставляет свой телефон на столе, а сама подскакивает на ноги.

Вот он мой шанс. Нужно просто быстро взять смартфон и изучить ее контакты.

Уже протягиваю руку над чужим мобильником, как его экран самостоятельно оживает. Именно в этот момент кто — то решил позвонить блондинке.

— Глеб, — шепчу в шоке, ведь на экране высвечивается фотография моего мужа.

10

Вот вроде и сама собиралась найти следы общения блондинки и Глеба, однако увиденное непроизвольно вызывает у меня шок. От неожиданности и осознания, что именно означает его звонок, дергаюсь и случайно толкаю стакан газировки. Он падает на стол, и жидкость стремительно подбирается к телефону блондинки.

«Надо уходить, чем быстрее, тем лучше», — бьется мысль в моей голове. — «Я не хочу, не смогу слышать их разговор и ничем себя не выдать, и наводящие вопросы задать тоже не смогу. Достаточно с меня доказательств, хочется сохранить достоинство».

Подрываюсь на ноги и, толком не разбирая дорогу, торопливо шагаю к выходу.

— Эй, куда же вы? — доносится голос девицы, кажется, я ее плечом задела, пока торопилась на выход, и это она еще не видела свой телефон. Надеюсь, газировка его основательно испортит.

Ускоряюсь и я уже на спасительной улице. Дождик стих, тучи, правда, не ушли, но прохлада и сырость делают свое дело, прочищают мой мозг и загоняют поглубже желающую вырваться на поверхность истерику.

Я не поддамся ей, только не здесь и не сейчас. Меня ждут дети, потороплюсь к ним. Да и не хотелось бы, чтобы за мной бежала взбешенная блондинка с обвинениями в порче ее новенького смартфона со стразами.

Чтоб ее, ее смартфон и Глеба вместе скрутило.

Хотя это они и без меня успели организовать. И явно не один раз.

Сволочи.

Как же я их ненавижу.

— Ааар, — не сдерживаюсь, рычу и со всей силы стучу ногой по глубокой луже, чем вызываю заслуженный недоумевающий взгляд прохожих.

Ага, вам не понять, с чего это взрослая девушка ведет себя, как неуправляемый подросток с проблемами. Знали бы, глядишь, еще и не такое вытворили бы. Не удивлюсь, если бы и вовсе в этой луже искупались в порыве бешенства.

И зачем я пошла за этой девицей? Не могла довольствоваться фотографиями? Нет же, теперь заново испытывать боль от предательства!

Но затекшая в обувь вода немного отрезвляет меня, заставляет успокоиться и сосредоточиться на двойняшках. Заберу их, доставлю домой, уложу на дневной сон, а там можно и снова истерику устраивать. Хотя нет, хватит истерик. Настало время для конструктивных мыслей.

— Здравствуйте. Я пришла, сколько с меня, — произношу ровным голосом, едва добравшись до детского центра.

— Здравствуйте еще раз, — администратор широко улыбается, — сейчас я посчитаю. Детки себя очень хорошо вели, им у нас понравилось, обязательно приходите еще.

Бросаю взгляд на малышню, уверена, девушки всем родителям так говорят, но мои вроде бы действительно выглядят довольными. Уже тянутся к играм в обществе?

— Да, хорошо, спасибо, — отвечаю ей нейтрально.

Быстро оплачиваю, забираю детей и качу коляску на выход. Времени уже много, детям пора спать, сейчас они мне покажут всю прелесть своего неспокойного поведения. И поделом мне. Меньше буду прохлаждаться где — то в слежке за подружками их отца.

Пока веду машину, паркуюсь, кормлю и укладываю детей, подспудно ожидаю, что Глеб вот — вот позвонит. Если не для того, чтобы накричать за порчу телефона его любовницы, то для того, чтобы выразить крайнее недоумение большим чеком из детского центра, потому что какого я так долго позволила себе заниматься другими делами.

Но он не звонит. Верный признак его вины.

Жаль, не признания, а лишь наличия. Его дурацкий характер не позволит взять и сказать: «погорячился», «был не прав», «перегнул палку», «виноват» и прочее в таком духе. Так и будет сидеть в глухой обороне, видимо, ждать действий от меня.

Интересно, он думает, что я молча уйду? Оставлю ему детей? Или двойняшки ему тоже не нужны?

Скорее не нужны. Он их за год видел рекордное крошечное количество раз. Отец моих детей является для них чужим незнакомым дядей.

И этот дядя ждет, что мы вот так возьмем и бросим насиженное место для новой принцессы? Заботливо перестелем ей постель и уберем за собой осколки стекла, которые до сих не все собраны в спальне? И, конечно, ничего не потребуем взамен!

Ну нет. Не дождется.

11

Неправду говорят, что утро вечера мудренее. Или я неправильный представитель, к которому не применимы общепринятые принципы.

С затаенной горечью после вчерашнего знакомства с «пассией» Глеба выполняю домашние рутинные дела. Дольше обычного готовлю кашу, с особой тщательностью тру морковку детям, и все лишь для того, чтобы оттянуть неизбежное.

Мой дилетантский способ ухода от проблемы разрушается, когда я подхожу к зеркалу на тумбочке в поиске пирамидки детей. Один взгляд на это серое лицо, и мне хочется снова разбить ни в чем неповинное зеркало.

Зато травма носа сегодня выглядит гораздо лучше. Если бы не глаза, я бы приняла свой привычный «декретный» скучный вид.

— Вот от таких успешные мужья, не слишком — то желавшие детей, и уходят, — шепчу своему отражению в зеркале.

Снова некстати вспоминается вчерашняя красотка, и помимо злости я осознаю, что хочу выглядеть так же, как она.

Стремительно возвращаюсь в детскую. Высыпаю перед двойняшками побольше игрушек, а сама беру ноутбук.

Страдать можно долго, но это ни к чему не приведет. Наш с Глебом брак не спасти, только не после того, что он сделал. И когда он вернется домой, все станет лишь сложнее. Тогда наступит окончательный конец, крах всего, что я так долго строила, постоянно подстраиваясь под его желания и нелегкий характер. И потому нужно успеть подготовить для себя и детей комфортные условия.

Стоит сюда вернуться Глебу, как мне станет тесно и душно. Не хочу оставлять ему дом, но и делить его, будучи здесь, тоже не хочу. Нужно придумать, где нам жить с детьми, и изучить, на что я могу претендовать при разводе. На благородство Глеба рассчитывать не приходится.

И да, развод.

Лишь одна только мысль о нем выбивает весь воздух из моей груди. Придется перечеркнуть столько лет своей жизни. Взять веник с совком и хладнокровно выбросить их в мусор.

Кончики моих пальцев начинают подрагивать, неуверенно нажимая на кнопки ноутбука. Страшно мне и больно от того, что должно произойти. Но это естественный процесс, его нужно просто пережить и как — то становиться сильнее.

Глубоко вдыхаю и выдыхаю. Легкая медитация и наблюдение за детьми постепенно возвращают мне уверенность и спокойствие. Мои двойняшки — лучшие антидепрессанты, невозможно не улыбнуться, смотря на сосредоточенных карапузов, пытающихся разобрать игрушечную машину по деталям.

«И Глеба я этой возможности лишу, детей мы делить не будем, они только мои», — проносится в моей голове мстительная мысль.

Подозреваю, что хоть двойняшки его не сильно интересуют, когда я подам на развод, его мнение может поменяться лишь бы побольнее досадить мне.

Трясу головой, прогоняя вновь подкрадывающуюся тревогу, нужно заняться делом. Раз я ухожу от Глеба, я должна понимать, какими финансами я могу распоряжаться, чтобы обеспечивать нас троих самым необходимым.

Приложение банка, еще несколько дней назад радовавшее своими цифрами, сегодня вызывает уныние. То, что было хорошо, как неприкосновенный запас для одного, ничто в качестве каждодневных трат для троих.

Я привыкла слишком много тратить на детей и дом, жить на широкую ногу. Но ничего, урежу расходы.

Решительно беру в руки телефон и набираю номер мужа. На удивление, он отвечает практически сразу.

— Алло, Глеб, здравствуй, — произношу излишне высоким голосом, чтобы не сорваться на крики, обвинения, — я хочу знать, когда ты возвращаешься, я так и не получила внятных сведений, кроме обещаний, что когда ты вернешься, наша жизнь изменится.

— Ты там зубки отращиваешь, Оля? Вспомнила, какой была, когда мы только познакомились? — он усмехается в трубке. — Что ж, мне это даже нравится. Жаль, поздно, необратимые изменения уже начались. Я приеду ровно через два месяца.

— Прекрасно, значит, к этому сроку мы покинем дом, нужно будет решить, как мы его поделим. Я подам на развод.

12

— Прости, что? Я не ослышался? Ты там на опережение решила пойти, что ли? А я еще сначала не поверил матери. Ну ты даешь, Оля, — тянет Глеб, — очень неприятно удивила.

Несмотря на то, что я и сама шла к этому решению, мне дико странно и больно слышать подобное от Глеба. Ведь это я пострадавшая сторона, которая и должна выгонять мужа, а не наоборот! Тогда к чему его удивление?

— При чем здесь твоя мать? И какое опережение? Ты сам собирался заговорить о расставании? Я не ослышалась?

— Нет, не ослышалась, Ольга. Не стоит прикидываться невинной овечкой, у меня вчера на многое открылись глаза, — раздается из трубки жесткий голос Глеба.

— Вот как, очень интересно, — растерянно тяну, прикидывая на, что у него могли открыться глаза, что за бред он несет. — И с чего они у тебя открылись, эти твои глаза? Подсказал кто — то? Рассказал что — то?

Не иначе его блондинка поведала о нашем случайно подстроенным мной знакомстве, как минимум, пожаловалась на странную девушку, испортившую смартфон. И мой дорогой супруг, как настоящий альфа — самец, решил опередить меня. Эта версия вполне логично вяжется с Глебом. Воистину, я бы даже сказала.

И «альфа самец» — это вовсе не комплимент, это клинический диагноз.

Хотя он упомянул мать. Не вяжется тогда.

— Можно и так сказать, — коротко отвечает он.

Да нет, где это видано, чтобы Глеб спокойно решал конфликты? Он должен уже минут пять как кричать и сыпать оскорблениями! Это в нем так своеобразно бурлят муки совести? Или ему настолько все равно на меня?

— Кто официально подаст на развод? Как будем делить имущество и детей? — спрашиваю о насущном, нужно ведь теперь, получается, решить все эти неприятные вопросы. Официально.

Я понимаю, почему я боялась первая заговорить обо всем об этом, откладывала, закрывала глаза на правду и переживала глубоко внутри в обнимку с подушкой. До того момента, как озвучишь все вслух, кажется, что еще не все потеряно, есть надежда на то, что обнаружится какая — то деталь, которая повернет происходящее под другим углом, и в разводе просто отпадет надобность.

Но когда слова уже произнесены, назад дороги нет и не будет.

— С чего ты взяла, что мы будем сейчас официально разводиться? Так быстро хочешь освободить себя? Нет, милая, не пойдет. У меня здесь сделка века решается, в данный момент мне не нужны никакие разводы.

На несколько секунд теряю дар речи. Мы ему с детьми не нужны, но развода пока не будет, ведь ему по работе невыгодно.

— Глеб, а ты не обалдел случайно? Ты меня буквально втоптал в грязь на дне рождения наших общих детей, а теперь считаешь нормальным вытащить, отряхнуть и некоторое время еще попользоваться? Я не узнаю тебя. Где мой Глеб десятилетней давности? Что с тобой сделала твоя работа?

— Ничего она со мной не сделала. Преимущественно именно ты с детьми пользуешься ее благами, так что не надо, — говорит раздраженно мой супруг. — Я вам предлагаю спокойно жить в доме два месяца, я вас по — прежнему буду обеспечивать, не брошу. Просто прошу не пороть горячку. Никаких разводов и никаких откровенностей кому бы то ни было о том, что между нами происходит. Все.

— Даже мамочке твоей не жаловаться, да? — ехидно осведомляюсь. — Ведь она в чем-то там была права! В отличие от меня.

— А мама здесь причем, Оля? — тяжело вздыхает Глеб. — Хочешь спустить на нее всех собак из — за того, что она мне открыла глаза?

— Так как же она тебе их открыла?

По моей версии любовница на меня нажаловалась, а не свекровь.

— В прямом, Оля, в самом прямом. Устал я. Ты не представляешь, насколько я устал. Здесь бедлам, там мама, еще и ты со своими детьми. Даже ругаться не хочу, так я устал.

Что — то внутри меня привычно тянется к Глебу, жаждет дать ему душевную поддержу. Но я быстро пресекаю этот порыв на корню.

— Нет, Глебушка, супруг ты мой дорогой. Ты ни черта не устал. Ты ни разу не вставал ночью к орущему Никите, а когда его с трудом успокаивал, просыпалась Сонечка, и все начиналось по кругу. Ты не переживал их колики и режущиеся зубки, не паниковал при виде первых неуверенных шагов у опоры. Ты всего этого не проходил! Хотя что я тебе говорю, мы с момента моей беременности находимся с тобой на разных островах, которые стремительно отдаляются друг от друга.

— Да, Оля, тут я с тобой согласен. Дети твои, а моя лишь работа, и связывает нас, получается, дом, штамп в паспорте и бюджет.

13

Последняя фраза Глеба меня словно пыльным мешком огревает по голове. Это как так, дети мои? Да мы столько всего делали, чтобы наши кровиночки появились на свет, причем делали вместе, а теперь они только мои?!

— Ну ты и козел, Глебушка, — произношу с чувством. — Самый настоящий представитель парнокопытных. Хотя нет, я уверена, что они своих детей не бросают.

— Что за горячка, Оля. Ты прекрасно знаешь, что я имею ввиду. Ох, для чего я вообще продолжаю этот бессмысленный спор?! У меня дел выше крыши, а я тебе сопли подтираю.

И он отключается раньше, чем я успеваю что — то ответить.

Как я уже и сказала, самый настоящий козел.

Отшвыриваю телефон на диван и обхватываю себя руками. В моем возрасте принято подводить первые итоги, а я могу похвастаться лишь разрушениями.

Мои глаза рассеянно осматривают дом, каждая деталь в нем подбиралась мною, пусть даже и не по моему вкусу. Я столько энергии и сил вложила в обустройство нашего семейного гнездышка, страшно представить. А все было сделано лишь для детей.

Я не теряла надежду на пополнение, верила, что рано или поздно у меня получится забеременеть. И только ради мечты о том, как наш с Глебом малыш будет расти на свежем воздухе на просторе, я и согласилась на этот дом. А так меня целиком и полностью устраивала квартира, рядом с которой было все на свете, и мне не нужно было садиться в машину, чтобы купить хлеб.

И что теперь? Через два месяца я отсюда выезжаю. А мои кровиночки и вовсе вдруг стали лишь моими.

Не сдерживаю всхлип, слезы градом катятся из глаз, выплескивая эмоции наружу.

— Ма! — звонко вскрикивает Никита.

— Ма! — вторит ему Соня.

Дети смотрят на меня озадаченно, не знают, как реагировать на мамину истерику.

— Не нужно, мои хорошие, — подсаживаюсь к ним и притягиваю обоих к себе, — если мама плачет, это не значит, что и вам тоже нужно. Лучше плакать по очереди, тогда всегда будет кому успокоить расстроившегося.

— Да, — коротко хором отвечают двойняшки и вроде бы перестают нервничать.

Успокаиваюсь и я.

Бросаю взгляд на раскрытый ноутбук, я ведь планировала деньги считать и план независимости строить. Но настроение скатилось до рекордной отрицательной отметки, даже не знала, что такое возможно.

Меня словно целиком проглотил огромный питон, попытался переварить и снова выплюнул наружу так и не закончив начатое.

Во всем этом стихийном ворохе эмоций я чувствую, как от меня ускользает какая — то важная мысль. Что — то, за что зацепился мой разум еще при разговоре с Глебом. Какая — то странная несостыковка, прозвучавшая совсем нелогично.

— Конечно, мои дети и мама, открывшая глаза! Это связано! — обрадованная произношу вслух. — Что такого она ему наплела, что я из жертвы, превратилась в виновницу?

Сразу приступить к выяснению отношений со всеми родственниками не получается, отвлекают потребности двойняшек. Пока мы со всем справляемся, проходит несколько часов. Вот после такого пусть мне расскажут, как можно работать с двумя маленькими детьми, я их приглашу провести с нами один день, чтобы даже у самых больших скептиков возникли сомнения.

Как бы там ни было, а бытовые привычки придется менять.

Например, перестать фанатеть от глажки абсолютно всего, до чего я могу достать своим утюгом. Знаю, это занятие очень меня успокаивает, позволяет впасть в транс и испытать нечто вроде медитации, но времени это занимает тоже очень много.

И самый главный насущный вопрос — как зарабатывать на жизнь? Выходить на прежнее место работы, а детей сдавать в частные ясли? А жить где?

Кстати об этом.

— Давай же, бери трубку, — слушаю длинные гудки в телефоне.

Но мне не везет. Глеб игнорирует. Впрочем, было бы удивительно, случись по — другому.

— Я была слишком ошарашена, — начинаю наговаривать аудиосообщение, но бросаю на полпути.

Это что за «слишком ошарашена», как будто мы о локальном стихийном бедствии говорим. У нас распад семьи, а не ураган на побережье далекой страны!

— Не смогла сразу достойно ответить, — делаю вторую попытку, но снова практически сразу прерываю ее.

Что снова за бред. «Не смогла достойно ответить», да я и недостойно тоже не смогла, если так подумать. Только начала немного раскачиваться и выпускать наболевшее наружу, как наш разговор с Глебом был окончен.

Ни к чему лирика, с моим мужем нужно сразу и по существу, иначе он перебьет и появится риск запутаться в собственных эмоциях.

— Почему мы с детьми должны оставлять дом? Я вкладывала в его обустройство все свои силы и время! А ты благородно оставляешь нам содержание на два месяца, чтобы потом мы тебя покинули. Нет уж, милый! Не пойдет! — наговариваю и откладываю телефон.

И все равно получилось излишне эмоционально и никакого конкретного предложения я не сформулировала. Ох, и ладно. Все равно его у меня нет. Я тут всего лишь пытаюсь не сойти с ума и не отправиться в неврологический стационар лечить свои нервы.

Ох, это сейчас относительно спокойно жить здесь, а когда Глеб вернется, я едва ли смогу его выгнать, он такой же равноправный владелец, как и я.

И буду я из-за собственного упрямства нервничать каждый день?

Нет, так точно можно не выдержать. Уезжать нам надо с детьми и, желательно, подальше.

У моего мужа сегодня одно на уме, завтра другое. А я здесь, по сути, одна, все родственники, друзья и знакомые либо его, либо наши общие, нет никого лично моего.

— Анна Николаевна, здравствуйте, — делаю еще один неприятный звонок, здесь голосовым сообщением не обойдешься. — Я нашла вашу кофту.

Помнится, наш предыдущий разговор со свекровью закончился не очень, неужели это и послужило поводом для интриги за моей спиной? Как-то слишком мелочно.

— Кардиган, Оленька, это кардиган. Настоящий кашемир, отличное качество, еще один такой попробуй найди! — говорит мать Глеба. — И здравствуй, милая, не поздоровалась с тобой.

И снова этот приторный противный тон. Вот честное слово, лучше бы прямо ядом плевалась, чем строила из себя всю такую благожелательную светскую мадам.

— Вот я как раз этот один и нашла, оказалось, не так и сложно, — отвечаю, перенимая ее тон. — Как бы нам встретиться, чтобы вы его забрали?

— Ох, я такая занятая в ближайшее время, а ты с детками, тоже неудобно. Может быть как — нибудь попозже, когда Глебушка вернется, с ним передашь, — седлает привычную лошадь Анна Николаевна.

— Увы, не смогу. Мы с ним расходимся. Как раз хотела у вас спросить, на что такое интересное вы ему открыли глаза буквально вчера?

14

В трубке повисает молчание. Терпеливо жду ответа свекрови, не тороплю ее.

— Хм, надо же, даже так, да, — говорит в итоге она.

— Да, все именно так, — отвечаю ей в схожем тоне.

Удивительно, как простые бессодержательные конструкции могут нести в себе столько смысла. Не каждое развернутое предложение способно передать так же много, как и этот примитивный обмен короткими фразами.

— Тогда нам, наверное, действительно надо встретиться, раз Глебушка втянул меня в ваши отношения. Скажу тебе откровенно, я этого не хотела, сопротивлялась всеми силами! Но он мой единственный сын, сама понимаешь.

Нет, я совершенно не понимаю. Эта поразительная женщина, моя свекровь, умудряется обелять себя даже в том, где она совершенно точно прямо или косвенно виновата. Мне бы такую сверхспособность.

— Завтра приедете к нам? — предлагаю, дабы поскорее закончить пустое словоблудие.

На фразе «к нам» меня немного коробит. Какое уж к нам, нужно отвыкать от нашего, теперь все отдельно.

— Нет, Оленька, завтра я не могу, уезжаю. Дела у меня все — таки есть, даже если ты всегда считала иначе. Я вернусь к началу следующей недели, тогда и приеду к вам. Пока проведи это время с пользой, — приторным голосом заканчивает Анна Николаевна и отключается.

В недоумении несколько секунд смотрю на телефон, и эту женщину я считала второй матерью? Искренне верила, что все ее замечания были обусловлены исключительно заботой. И не обижалась ведь почти никогда!

А на деле я десять лет ходила в нелюбимых невестках. И как можно было быть такой слепой и глухой? Почему завуалированные оскорбления я принимала за ворчание?

И это ее «проведи время с пользой», к чему? Рассчитывает, что Глеб выгонит меня голой на улицу? Так а ей какая с этого польза?

Ладно, свекровь. Что стало со мной и Глебом, куда делась любовь? И даже если спокойно принять тот факт, что чувства постепенно остывают, и это нормально, но где тогда наше с ним взаимопонимание? Ведь мы когда — то были друг для друга не только супругами, но и лучшими, самыми близкими друзьями!

Но все это было лишь до того, как я загорелась желанием забеременеть. Тут — то наша дружба со взаимопониманием и начала расходиться по разным дорожкам.

А теперь я сижу в интернете и строчу свою проблему в специальном окошечке на сайте бесплатных юридических консультаций и понятия не имею, что мне делать дальше.

А, может, гордо уйти, оскорбившись «щедрым» предложением Глеба пожить на полном пансионе?

Но у меня двое маленьких детей, я несу за них ответственность, раз отцу они не нужны. Я должна подготовить почву, а не исчезать в никуда.

К черту.

Где там сайт с квартирами, сниму что — нибудь нам с детьми, тошно от серого цвета, так любимого Глебом. Найму рабочих, чтобы помогли с вещами и мебелью. Кроватки, манеж, стулья для кормления — это действительно объемно и сложно. И квартира нам понадобится большая.

Плевать.

Глеб ведь пообещал пансион, вот его деньги и потрачу с пользой для себя.

И нужно бороться за справедливый раздел имущества.

И все равно, что сложно, страшно и для здоровья травмирующе. Развод и без раздела имущества ранит психику и душу, нередко порой отнимая здоровье.

Онлайн консультация на юридическом сайте не дает мне ровным счетом ничего, кроме раздражения и потраченного времени. Слов мне написали много, а по существу ни одного. Умеют же юристы мастерски лить воду, а все лишь для того, чтобы я впечатлилась и пришла на очную уже, естественно, платную консультацию.

— Да ну вас, — бормочу себе под нос и отставляю от себя ноутбук.

Нужно снова заниматься детьми. А потом опять нырять в интернет, но в этот раз на поиски квартиры.

Никита и Соня словно чувствуют, что происходит что — то из ряда вон, слушаются меня, дружно играют, не делят игрушки, в общем, ведут себя образцово.

И с квартирой мне как будто тоже везет. Договариваюсь о встрече по нескольким вариантам на завтра и уже собираюсь счастливая выключать ноутбук, как в социальной сети замечаю иконку непрочитанного сообщения.

— А ты — то с чего вдруг обо мне вспомнил?!

15

Удивленно восклицаю, рассматривая иконку одноклассника.

Мы с Егором не виделись, наверное, лет восемь — десять. Будучи в браке, частые контакты с подругами сходят на нет, а уж с парнями — друзьями тем более.

Открываю из любопытства, а там банальное, в общем — то ничем не примечательное сообщение из разряда «как дела».

Хм, столько не писал, мог бы еще столько же не писать. Исключительно по инерции нажимаю на имя одноклассника и попадаю на его личную страницу.

— Да ты юрист! — восклицаю. — Что ж ты сразу не сказал.

Возвращаюсь в контакт и отвечаю — таки, как у меня дела без душещипательных подробностей, а в конце ненавязчиво уточняю, действительно ли он юрист.

Смотрю на время, качаю головой и ложусь спать. Просмотр квартиры назначен на утро, и до этого нужно еще успеть завести детей в детский центр, в прошлый раз их поход туда прошел неплохо.

Ложусь на кровать и с удивлением осознаю, что у меня впервые за последнее время приподнятое настроение. Нужно было всего лишь начинать что — то делать, а не киснуть в собственном болоте. И о деталях не думать, лишь придерживаться установки, что все будет хорошо.

С этим настроем и засыпаю.

Утром желание уехать никуда не девается, и я пытаюсь дозвониться до Глеба. Я собралась тратить семейные деньги на поиск и обустройство нового жилья, вот и пусть раскошеливается.

Ловлю себя на мысли, что эта ситуация с моим звонком мужу ради пополнения карточки практически ничем не отличается от нашего с ним рядового общения в последние два года. Лишь обстоятельства грустнее.

Получается, мы с Глебом давно растеряли любовь и романтику?

Вспоминаю его приезды за это время, они с каждым разом становились все реже и короче. И постоянно мы были на разных волнах.

Мне было важно выложить ворох новостей сначала про беременность, а после про детей, а Глебу коротко поделиться работой и восполнить нехватку нашего с ним близкого общения. А какое может быть активное близкое общение, когда у меня было несколько сохранений? Или когда двойняшки только родились?

Н — да. Наш брак не выдержал испытания пополнением. Или все начало рушиться раньше?

Что ж, мы не одни такие. Я как — то читала в одной статье, примерный процент распада семей после рождения первого ребенка составляет сорок процентов, а после второго аж шестьдесят.

У нас их два сразу. И мы с Глебом расклеились, давно не являемся половинками единого целого, каждый сам по себе. Есть я и дети, и Глеб с непонятно кем.

Вот это — то и самое обидное!

Предательство в такой период.

К сожалению или к счастью, но мне не удается дозвониться до Глеба. Он больше не берет трубку, либо звонки сбрасываются.

Зато на мою карточку приходит внушительная сумма денег с пометкой «на расходы».

Очень мило, он решил откупиться от моих претензий на дом этой мелочью? Или он не слушал мои претензии.

Захожу в приложение, мое аудиосообщение на месте и даже прослушано.

Не успеваю придумать новую версию, как мне приходит короткое сообщение: «Не пори горячку. С домом решим потом. Пока никакого развода».

Хм, это вполне в духе Глеба. Вот только я не понимаю, у него раздвоение личности? Потусторонняя хтоническая тварь в него вселилась? То мы разводимся, то мы не разводимся, то, возможно, разводимся, но позже. Надоело!

Быстро заканчиваю сборы и толком не причесанная и ненакрашенная сажаю детей в машину. И полная энтузиазма жму на педаль газа.

Первые две квартиры оказываются абсолютно неподходящими. Слишком много людей научилось пользоваться программами, улучшающими фотографии, игнорируя потребности в мелком ремонте и уборке в целом. Еще одна квартира является сама по себе неплохой, но без лифта. А вот четвертая как будто идеальна.

— Давайте заключать договор, я оставлю залог, — произношу решительно.

16

Довольная, расстаюсь с небольшой суммой, чтобы уже через две недели начать новую жизнь. В голове расставляю детское добро, а потом спотыкаюсь.

Мысленно, не физически.

Что я буду делать дальше? Когда эйфория от наведения нового быта спадет. Когда я наконец устану и замечу, что в своем доме по многим причинам было гораздо комфортнее.

Может, к черту переезд и попытаться стребовать весь дом с Глеба? Это ведь возможно.

Пока не попробую, не узнаю. Как и возврат в город. Про него можно сказать тоже самое.

Плюсы в новом районе есть, и большие. Да хотя бы одно то обстоятельство, что дети записаны в очередь на сад неподалеку! И пешая доступность всего необходимого для жизни.

Пытаюсь структурировать кашу в голове, но выходит откровенно плохо. Чувствую себя не взрослой женщиной, а запутавшимся неразумным созданием, отчаянно цепляющимся за вроде бы логичные жизненные аспекты, но на выходе получающим очередную ерунду. И это я еще о работе не вспоминала, ох.

Надо бы написать на место моего официального трудоустройства, но очень не хочется. Я до отвратного не жажду возвращаться на прежнее место.

График там бешенный, коллектив своеобразный. Только фальшивых сочувствующих взглядов мне не хватает для полного счастья.

Они ведь все там считают, как мне повезло: дом полная чаща, любящий зарабатывающий муж и двое милых деток. А тут я со своими проблемами приду к ним. Никто не поверит, что в моих «прекрасных условиях жизни я вдруг решила идти на работу раньше времени, оставляя долгожданных выстраданных крошек на чужой присмотр.

Я так долго следовала привычной колее, предпочитая закрывать глаза на проблемы, что сейчас как — то очень трудно.

Горло сковывает спазм из — за вновь подступивших слез. Так и начинаются проблемы с нервами, сначала ты вся такая на эйфории, а уже спустя час не можешь спокойно дышать от боли и растерянности.

Трясу головой, пытаясь вернуться в искусственно собранное состояние, но случайно спотыкаюсь, теперь уже физически, и едва не падаю носом в лужу.

Помощь приходит из ниоткуда. Никого вроде бы только что не было рядом, а в следующее мгновение кто — то уже ловит меня, ставит на ноги и для надежности придерживает за руку, не отпускает.

— Осторожнее, куда вы так спешите, — произносит этот кто — то смутно знакомым бархатистым голосом.

Оборачиваюсь в удивлении.

— Егор? Какая неожиданная встреча.

— Оленька, здравствуй, — губы одноклассника расползаются в улыбке. — Действительно, очень неожиданная. Но приятная!

Рассматриваю Егора, он возмужал, раздался в плечах, от прежней худобы нет и намека. Ему идет, смотрится солидно. И это дорогое пальто с виднеющейся в вырезе рубашкой, при одном взгляде на одноклассника можно с уверенностью заявить, что дела у человека идут хорошо.

— Хм, да, наверное, — бормочу, внезапно вспоминая с досадой, что не успела накраситься с утра. Хорошо хоть оделась прилично, задвинув в сторону привычный спортивный костюм с кроссовками. — Я уже нормально стою, спасибо, можешь отпустить, — добавляю, осознав, что до сих пор нахожусь в чужих объятиях.

— Да, действительно, чего это я, — произносит Егор, делая шаг назад, а потом внезапно предлагает. — Может, выпьем кофе? У меня перерыв, как раз шел перехватить что — нибудь. Фирма, где я временно оказываю консультационные услуги, здесь неподалеку, за углом, — он машет рукой в сторону.

Неожиданно для себя я сразу же соглашаюсь, решая, что раз сегодня везет, нужно это использовать по максимуму.

17

Мы заходим в ничем не примечательное с виду кафе. С любопытством осматриваюсь, я сто лет нигде не была, не считая точек быстрого питания.

— Присаживайся, — Егор галантно отодвигает мне стул, — здесь просто, но вкусно. И быстро.

— Ты про бутерброды и кофе? — ухмыляюсь.

— Нет, у них есть салаты и горячее. По вечерам они выглядят более презентабельно, открывают второй зал, — он машет рукой в сторону, — и из дневного кафе превращаются в вечернее. До ресторана, конечно, не дотягивают, но здесь действительно неплохо.

— Ясно, охотно верю, — киваю. — Ладно, ты делай заказ, я только кофе буду, это ж у тебя перерыв, я к четкому времени не привязана.

— Я тоже на самом деле, консультации оказываю временно, пока в городе. Через несколько месяцев снова уеду.

«Еще один командировочный, сколько ж вас развелось, хм», — хмыкаю про себя.

— И ты решил написать, потому что в городе проездом, а мы столько лет не общались и так далее? — спрашиваю, вопросительно выгибая бровь.

Неосознанно бросаю взгляд на руки Егора. Обручального кольца нет, но это ничего не значит.

Интересно, Глеб снимал кольцо, едва выходя за ворота участка или чуть погодя, уже в пути?

Хотя какая к черту разница. Настроение стремительно портится.

— В твоем исполнении это прозвучало не слишком, — кривится Егор, — в моей голове все выглядело более воздушно, что ли.

— Как ты стал юристом, рассуждая о воздушном? — спрашиваю, а губы сами собой растягиваются в улыбку.

Я всего лишь на ничего не значащей приятельской встрече, мне нет дела до морального облика Егора, как и ему до моего не должно быть. Если повезет, я получу бесплатную консультацию касательно того, как мне действовать с Глебом. Если нет, попью кофе, переведу дух и поеду за детьми.

— Легко! — с готовностью отзывается мой собеседник. — Об одном крошечном событии можно рассказать настолько по — разному, ты себе даже не представляешь. Так что моя тяга к сочинительству полностью удовлетворена. А если серьезно, ностальгия меня посетила. Возраст у нас, видимо, уже такой, подходящий для нее. Как ты вообще?

Он отклоняется назад, пока девушка — официант расставляет тарелки и кружки на столе.

— Пирожное? — Егор подвигает ко мне блюдце. — Я не заказывала.

— Как и фруктовый салат и киш с курицей, — перечисленное он тоже переставляет ко мне поближе. — Я взял на себя смелость решить за тебя.

«И этот решающий за меня, достали», — мысленно качаю головой.

— Ладно, спасибо, — пожимаю плечами, — но тогда сам и плати за все.

— Это даже не обсуждается! Естественно, обед за мой счет! — притворно возмущается Егор. — По другому быть и не могло.

Мне становится смешно, ведь я обращаю внимание на еще одну черту характера Егора, которая есть и у Глеба. Впрочем, в нашей стране остался большой пласт мужчин, которые готовы заплатить за даму. В этом они все будут похожи.

— Денег в этот раз хватит? Или надо будет добавлять? Если что, сегодня у меня с собой больше наличности, — весело произношу, прищуриваясь.

— В этот хватит, обижаешь, — тянет Егор. — Столько лет прошло, а ты до сих пор помнишь, как я опозорился на нашем свидании в кафе в десятом классе.

— А — хах, — задорно смеюсь, — зато есть, что вспомнить.

Атмосфера за столом становится совсем непринужденной.

— Это да, — согласно кивает Егор. — Но прошлое осталось в прошлом, можешь сильно не переживать за нормы приличия, а сразу начинать рассказывать, что у тебя случилось, раз общение со мной тебя заинтересовало лишь после того, как ты узнала, что я — таки стал юристом.

18

На секунду задерживаю дыхание, а потом с шумом некрасиво выдыхаю.

— Извини, мои манеры в обществе дают сбой в последнее время, — нервно усмехаюсь.

Вот он тот самый момент заговорить о Глебе, о разводе, а я молчу. Сложно воспринимать Егора, как стороннего специалиста. Нужно было обратиться в одну из юридических консультаций, а не писать однокласснику, на волне ностальгии постучавшегося ко мне.

— Оль, все нормально, расслабься, — произносит Егор, проникновенно заглядывая мне в глаза, — со мной, как с врачом. Конфиденциально, но максимально честно!

— Да, ты прав, — немного расслабляюсь, — чего это я. Хотя я бы и предпочла, чтобы разговор о проблемах завязался как — то сам собой. Вот, например, чем ты живешь помимо работы? У большинства в нашем возрасте есть дом, семья, дети.

— У большинства, — соглашается Егор, — но не у меня. Слишком я большой любитель разъездов. Одно время работал в северной столице нашей родины, завязались вроде бы серьезные отношения, а потом я решил, что соскучился по солнцу и теплу и отправился на юг. А вот моя пассия не отправилась, ей было что терять, я не осуждаю. Мало таких, как я, живущих по принципу «перекати поле». Потом была еще пара переездов, а теперь я и вовсе в родном городе. Но тут уже друг попросил.

— Ясно, — киваю, — честный рассказ, подкупает.

— Я еще со школы знал, как подобрать ключик к собеседнице, не находишь? — игриво произносит Егор, чуть поддаваясь вперед.

— Ха, не смеши меня, — фыркаю, — ты с девушками разговаривать начал только в конце девятого класса, до этого испуганно заикался, стоило тебе подойти к любой представительнице противоположного пола.

— Неправда, не к любой. Я хорошо учился и общался с преподавателями, а они у нас почти все, кроме физрука, трудовика и обжешника, были женщинами!

— Ага, — делаю глоток кофе, — они просто умилялись тому, как ты смущаешься, — и тут я решаюсь — таки на откровенность. — А у меня ничего такого не случилось, всего лишь собираюсь подать на развод. Имущество общее есть, и дети, двойняшки, которым на днях исполнился год. В общем, все отягчающие обстоятельства, при которых просто так одной подачей заявления в ЗАГС не отделаешься.

Ох, и сколько же во мне комплексов и зажатости, и когда только они появились, неужели отсутствие общения с людьми так сказывается?

— Распространенная ситуация, — кивает Егор, — помогу, чем смогу, особенно, если наша следующая консультация также пройдет в неформальной обстановке за чашечкой кофе, — он криво ухмыляется. — Со столь красивой девушкой работал бы и работал.

— Льстец, — произношу, пряча за кружкой улыбку.

Мы проводим вместе еще с полчаса и только потом расстаемся на приподнятой дружеской ноте.

А жизнь — то, кажется, налаживается!

Не зря говорят, что женщины, они как кошки, всегда приземляются на лапы. Ну или по крайней мере почти всегда. Немного действий, и почва под моими ногами снова затвердевает.

И все больше приходит вопросов, а была ли вообще семья?

Перед тем как забрать детей, захожу в уборную. Снимаю перед зеркалом шапку и на секунду зависаю.

— Н — да, Егор действительно тот еще льстец, — бормочу недовольная увиденным.

Если мое лицо без косметики выглядит еще ничего, при некотором освещении даже моложе и свежее выгляжу, то волосы… Они явно давно мечтают быть постриженными и нормально окрашенными, а не на бегу, периодически отвлекаясь на ребятню.

В итоге я еще сильнее задерживаюсь, но забираю детей с новой прической и выросшей женской уверенностью буквально до потолка.

— Ты там не загулялась? — вечером мне — таки звонит мой благоверный. — Целый день был без связи, только сейчас дошли сообщения о твоих тратах.

«Да что ж я за дурочка!», — внутренне сокрушаюсь. — «Перекинула бы деньги на личную карту, а не тратила с оставленной Глебом для семьи».

— Да, и что? — спрашиваю с вызовом. — Опасаешься, что не хватит твоей блондинке? Так ты больше зарабатывай, милый.

В трубке на несколько секунд повисает тишина.

— Вот сейчас я не понял, — наконец — то произносит Глеб. — Какой такой блондинке, поясни.

19

— У тебя их много? — зло выплевываю. — Ничуть не удивлена! Ты даже типаж не поменял. Хотя, конечно, эта модель выше меня, более статная. Вот только пока никак ее обществу не представить, да? Официальная супруга ведь я. Никак не похвастаться в приличных кругах. Сочувствую!

Кажется, я окончательно вылезла из скорлупы. А теперь и нарыв разрежу, и промою.

— Себе сочувствуй! Ты какую — то дичь несешь! Какая модель?! Ольга! Я вернусь, мозги помогу твои найти. А то как ты их потеряла два года назад, так до сих пор обратно не призвала.

— Только непонятно, зачем тебе тянуть с разводом? — не слушаю мужа, игнорирую его оскорбления. — Боишься, передумаешь, и модель надоест? Женой — то уже не сможешь прикрываться, придется видеться чаще, серьезные отношения заводить, а в них, вот сюрприз, люди еще и разговаривают, не только без одежды сближаются!

— У тебя там снова гормоны в голову ударили, что ли? Так сходи к врачу, проверься, деньги — то есть. И я уже говорил, мне по работе, как ты говоришь, выгодно иметь семью. Я этого никогда и не скрывал! А вот с блондинкой это не ко мне, это, Оля, к докторам. Пусть помогут тебе, а то реальность и выдумку путаешь!

— Глеб, я недавно видела, как ты ей звонишь, столкнулась случайно в кафе с твоей дамочкой, твое лицо отчетливо высветилось на экране ее смартфона!

— Ты заглядываешь в смартфоны прохожих? И при этом абсолютно уверена в своем зрении? На ходу много людей могут показаться знакомыми. Тебе что — то там привиделось, а я выслушивай этот бред, — выплевывает Глеб.

— На ходу, может, и можно ошибиться, но ее телефон лежал рядом со мной, и твое лицо я видела там точно так же отчетливо, как и ваши фотографии, которые я получила на день рождение детей, — неожиданно спокойно говорю. — Это, кстати, было крайне унизительно. Подарок твой такой креативный. Сам не приехал, зато на фотосессию потратился. Да еще и делал вид, что ничего не произошло. Очень низко, Глеб, вот правда. Я такого даже врагу не пожелаю, а ты буквально вытер ноги о мать своих детей.

— Да не слал я никакие фотографии! — уже кричит Глеб. — И никто о тебя ноги не вытирал! И про блондинку, я вообще не знаю, если ты говоришь о Юле, то мы с ней исключительно по работе общались, приходится иногда приглашать моделей для рекламы. Но что тебя могло смутить, не понимаю! — удивительно, но мой муж оправдывается. — Пришли мне эти фотографии, я на них могу лишь рядом стоять с кем — то.

— Ну вы там точно рядом, ага, — равнодушно говорю. — Домой приедешь, увидишь, разложу их веером на столе, чтобы красиво было. В твоем сером доме будет яркое пятно.

— Ольга, — снова начинает злиться Глеб, — не ухудшай! Я еще раз говорю, пришли мне эти чертовы фотографии, а иначе я начну думать, что у тебя их нет! Или что ты только собираешься их сделать, воспользовавшись фотомонтажом, чтобы прикрыть свои грехи.

— Какие, к черту, грехи? Ты совсем?! Не та жидкость в голову ударила? Какие у меня могут быть грехи?! — и я опять на эмоциях. — То, что детям покупала заводское пюре, а не делала сама? Или, может, что не смогла их долго кормить своим молоком из — за гормонального сбоя после операции? А, наверное, в том, что гуляла с ними не всегда по два раза по два часа в день!

— Нет! — рявкает Глеб. — Тем, как ты их сделала!

Неожиданно. Такого аргумента я не ожидала от слова совсем.

— Прости, а как я их сделала? Воспользовалась современными достижениями науки? Действительно, это подвиг, особенно если рядом люди, до сих пор считающие искусственное оплодотворение чем — то неправильным, — намекаю на первую реакцию Анны Николаевны. — С такой шикарной поддержкой от самых близких, удивительно, что все удачно получилось.

— Особенно если биологический материал в итоге взят, не у законного супруга, да?

20

На несколько секунд в трубке повисает тишина. Пытаюсь осознать смысл того, что я только что услышала. Этот бред не может быть правдой, никто не может принимать подобное всерьез.

— Прости, что? — ошарашенная наконец произношу. — Ты совсем дурак, да? Это схоже с бредом о том, что дети, зачатые путем искусственного оплодотворения, ненормальные.

— Сама ты, — раздраженно отвечает Глеб. — Я тебе не досужие мифы пересказываю, а реальный факт.

— И в чем смысл этого факта? К чему мне просить чей — то чужой материал, если даже представить, что он у них всегда под рукой! — я все пытаюсь достучаться до разума мужа.

— Естественно, он у них под рукой, это ведь специализированная клиника! — он не принимает мой аргумент. — Ты разве не знала? И кто же у нас с проблемами в умственных способностях теперь?

— Отвратительно язвишь, раньше ты это делал более тонко, — отвечаю, а сама пытаюсь прикинуть в уме, реально ли предположение Глеба. — Тебе об этом Анна Николаевна сказала, да? На это она открыла глаза? Интересно, а ей откуда подобное узнать, свечку она вроде не держала, вместе с нами в процедурах не участвовала. И ничего, что в день оплодотворения ты был там со мной? Над нами обоими проводились медицинские манипуляции! Или уже не помнишь? Давно это было, да? Забыл, поди, как вообще супруга выглядит.

— Я — то был, — спокойно отзывается Глеб, — но не я работал с добытым ими материалом.

— А кто, Анна Николаевна? Раз ей известны такие подробности! — все пытаюсь воззвать к логике, но, боюсь, это бесполезно.

— Не ерничай, моя мать думает о благе семьи, — холодно реагирует муж.

— О благе какой именно семьи? И как раз в тот момент, когда у тебя появилась новая пассия, ага, — машинально киваю, — в целом, все логично, да. Понимаю, как именно она печется о семье.

— Не появилось у меня никакой пассии, — Глеб снова заводит прежнюю шарманку, — а вот то, что ты пытаешься продвинуть свои обвинения с какими — то там якобы имеющимися на руках фотографиями, говорит о том, что ты знала, что двойняшки не мои.

— Или о том, что все придумала не я, а твоя мать. Вот только для чего, интересно, — задумчиво тяну. — Или ты решил выставить меня ненормальной, отрицая факт измены, чтобы оставить себе больше при разводе.

— Тебя только раздел имущества беспокоит? Больше ничего? — Глеб изображает оскорбленную невинность. — Развал семьи, нет? Два года лжи?!

— А это ты мне скажи, сколько лет лжи у нас, я не в курсе, когда ты начал мне изменять.

— Да не изменял я тебе! — уже кричит мой муж. — Не изменял! А вот твоя история с зачатием очень подозрительна. Что тебе сказали, что мой материал непригоден? Или ты сама шла к этому осознанно? А, быть может, у тебя был кто — то конкретный на примете?

— Ой, дурак, какой же ты дурак, — тяну. — И как ты там свой бизнес до сих пор не развалил с такими гениальными аналитическими талантами, — произношу игнорируя его вопросы. — Твоя мать должна заехать на неделе, обязательно и ей скажу, что я думаю обо всех вас. Дешевый у вас спектакль, непроработанный, как по мне.

— Хватит вспоминать мою маму! Она не при чем, — сквозь зубы произносит Глеб, — не смей ей грубить.

— Сама разберусь, что мне сметь, а что нет. Она десять лет завуалированно смешивала меня с грязью, а я молчала. Вещи соберу, квартиру уже нашла нам с детьми, как и адвоката. А с тебя еще деньги, дорогой. В качестве моральной компенсации, — произношу и бросаю трубку.

21

Что за бред творится? Такое ощущение, что меня поместили в сюрреалистичный спектакль, а предупредить забыли.

Или я в дурной версии псевдопсихологической телевизионной передачи? Версии дурных розыгрышей даже не буду вспоминать, это слишком даже для них.

Голова кругом. И, главное, очень трудно вычленить разумное зерно из всего того, что я услышала. Кто неумелый режиссер происходящего? Неужели Анна Николаевна? И Глеб мне действительно не изменял?

Но и не поддержал, не выслушал, поверил матери, додумал свою версию событий и звонил — таки блондинке!

Фу. В какой грязи я живу, противно.

Отказался от наших кровиночек, у меня нет цензурных слов для определения, кто он такой.

А, может, не оставлять ему дом? Он ведь ему так нравится, все эти серые безликие стены, которые очень хочется раскрасить.

Мне на глаза попадается коробка с пальчиковыми красками для малышей. Им забава оказалась не по возрасту, содержимое так и норовило попасть в желудки, а не на бумагу, а после открытия упаковки краски долго не лежат, их нужно использовать. Жалко, если пропадут, они дорогие, натуральные.

Открываю коробку, достаю первый цвет, с наслаждением засовываю в него пальцы, а затем провожу по стене, испытывая мрачное удовлетворение от акта творческого вандализма. Второй мазок делаю уверенней, к концу пузырька с желтой краской отхожу чуть назад и любуюсь собственным творением.

— И чего я так сразу не сделала? Спать было бы в разы веселее, — хвалю свое творчество и беру следующий пузырек, на этот раз в ход идет красная краска и под раздачу попадает коридор.

Результат мне очень нравится. Не зря я когда — то ходила в художественную школу, получилось, конечно, лучше, чем если бы это была простая каляка — маляка детей. Пусть мой «обожаемый» супруг радуется.

И, кстати, продать дом, чтобы справедливо разделить его стоимость между нами, с моим творчеством получится дороже. Главное, правильно подать продукт, сейчас какая только мазня становится модной.

Тщательно мою руки, а настроение мое окончательно стремится вверх. Отличная антистрессовая терапия, надо запомнить. Конечно, не последнюю роль играет факт того, что Глеб при виде моих художеств хватится за сердце. Впрочем, Анна Николаевна, подозреваю, тоже.

Хочется сотворить что — нибудь еще, но ничего на ум не приходит. Разве что купить много цветов в горшках и заставить ими как можно больше пространства. Причем брать обязательно цветущие, Глеб склонен к аллергии, надо, чтобы эффект от подарка не сразу забылся.

Проверяю детей и решаю остаться в их комнате, мне как раз хватает места на узком диванчике. Перевожу все деньги с карты Глеба на свою, а потом роюсь в интернете в поисках онлайн — магазина с комнатными цветами. Наверняка ведь и такой есть, в котором не просто посмотреть ассортимент и саженцы на дачу заказать, а потом ехать за ними в магазин забирать, а чтобы домой все сами привезли. Можно еще и чтобы расставили.

Естественно, я нахожу искомое, у нас не такой маленький город, чего только не придумали, чтобы выкачивать из людей больше денег. Делаю заказ и, полностью удовлетворенная, ложусь спать, выключая звук на телефоне.

С утра снова придется беспокоить Егора, теперь я четко знаю, что мне нужно.

22

Впервые за пару лет я просыпаюсь аж после девяти утра. Никакого будильника, звонков, да и дети заспались сегодня.

— Встаем, мои хорошие, — ласково бужу обоих, — солнышко давно уже светит, пора и нам с вами.

Привычная рутина не раздражает, а, наоборот, поднимает настроение. Что бы не происходило вокруг, а дети — неизменная часть моей жизни. Они мой якорь.

— Смотрите, как мама красиво стены разукрасила вчера, — говорю, разводя кашу, — очень здорово, да?

Никита с Соней задорно смеются, им явно нравится мое творчество. Весело подмигиваю ребятне и начинаю их кормить.

Закончив, решаю собрать наши вещи в коробки. Как — то нужно переезжать, никто за меня это не сделает. А жаль.

Но дом я точно Глебу не оставлю, только не теперь. Просто не хочу в нем жить, не лежит душа. Все слишком напоминает о неудачном браке, и неприятные родственники знают, где меня найти.

А хочется хотя бы на время затеряться и сделать вид, что в моей жизни все идет, как надо.

Дело со сборами продвигается, на удивление, неплохо, помогает то, что у меня в доме в принципе всегда царит порядок, за счет чего занимает мало времени просто брать вещи с полок и складывать их в коробки, которые остались с прошлого переезда, так и не выкинула я их, как знала, что пригодятся.

До телефона я добираюсь только хорошо после обеда, ближе к вечеру. И вижу целый список пропущенных вызовов.

— Да я не была такой популярной, когда на работу ходила, — насмешливо произношу, разблокируя смартфон.

— Егор, здравствуй, — его номера нет в списке пропущенных вызовов, но как раз он — то мне и нужен, — надеюсь, еще не надоела тебе. Я определилась, хочу вступать в бой. Чтобы все, как положено. Ты поможешь?

— Оленька, привет, рад тебя слышать, — улыбается одноклассник, — без вопросов. Приедешь послезавтра в офис? Просто завтра я сильно занят. Я помню, предлагал тебе кафе, но здесь тебе будет комфортнее, будешь уверена, что я тебя не обманываю и точно занимаюсь делом, а не лапшу на уши вешаю.

— Да, конечно, запиши меня. И заодно намекни, сколько мне будут стоить твои услуги сопровождения, или как это правильно называется.

— О, это легко! Пожалуй, два похода в кафе, один в кино и можно еще добавить знакомство с твоими детьми в случае осложнения дела, — весело произносит одноклассник. — Конечно, все приглашения за мой счет! Я придерживаюсь старых взглядов.

— Егор, — мои губы растягиваются в улыбке, — я серьезно. Я ведь должна понимать, как мне распределять бюджет. Это только в зарубежных фильмах жены успешно отсуживают половину доходов супруга, я же здраво рассчитываю только на раздел имущества.

— Зря ты так, и у нас можно пробовать что угодно, теоретически. Практически и у них, и у нас все зависит от слишком многих факторов, — не соглашается со мной одноклассник. — И все нормально, Оль, мне не нужно ничего кроме озвученного.

— Но твой друг, у которого ты трудишься, — привожу разумный довод, — ты не можешь демонстрировать свою широту души, вредя его бизнесу.

— Я и не буду вредить, сам разберусь с издержками, — с легкостью парирует Егор, а потом добавляет, очевидно чувствуя, что я так легко не сдамся. — Правда, Оль, успокойся. Официальная работа — не единственный мой заработок, вспомни, из какой я семьи. Они должны радоваться, что я не вырос бездельником, проматывающим заработанное родителями. Вся моя безбашенная натура выражается лишь в невинных переездах. И в помощи прекрасным дамам, конечно. Так что не обесценивай мой рыцарский порыв, а благодарно принимай его!

— Как скажешь, — отвечаю сдержанно, а про себя думаю, что на месте, в адвокатской конторе, и сориентируюсь, что там у них сколько стоит и куда платить.

Мы с Егором сердечно прощаемся и приходит время — таки разобраться с остальными пропущенными вызовами.

Свекровь не дождалась, прислала сообщение, так даже лучше.

«Оленька, здравствуй. Трубочку не берешь, потому пишу. Я приеду завтра часа в два — три. Детки будут спать, я помню, я не буду шуметь. Кофту сразу приготовь», — гласит послание.

Вот и финальный акт подоспел.

23

— Хм, странно, что ты помнишь, когда спят твои якобы неродные внуки, — комментирую прочитанное, а потом закидываю телефон подальше и возвращаюсь к сборам.

Перезванивать Глебу нет никакого желания. Вчера мы с ним уже пообщались, впечатлений хватит на год вперед. Пусть тоже сообщения пишет, как его мамочка. Раз он ее слушает, пусть дорогая родительница научит сынишку пользоваться смартфоном.

Незаметно, совсем скоро, наступает послеполуденное время следующего дня. Дети спят, а я хожу по гостиной, нервно перекладываю подушки с дивана на диван.

Что мне скажет Анна Николаевна? Что я ей скажу? Стоит ли вообще вступать в диалог? Не умнее ли промолчать?

Хотя нет, что за формулировка, «умнее», скорее уж тогда «благороднее». Но у меня проходит программа очищения организма от накопившегося гноя, так что молчать и демонстрировать скромное воспитание точно не вариант.

Наконец я слышу, как к воротам подъезжает машина. Беру ключи, чтобы впустить Анну Николаевну, а она уже впускает себя сама.

— Вот так неожиданность, — бормочу себе под нос.

Оказывается, ключи от нашего дома есть не только у меня и Глеба, но и у свекров. Вот только я об этом не знала.

И не нужно вспоминать про разумные причины подобного хранения ключей у родственников, я дома, и ничего не случилось, ни к чему брать запасной комплект и по-хозяйски им распоряжаться.

Тем временем Анна Николаевна заезжает на участок, паркуется и закрывает с пульта ворота.

— Оленька, здравствуй, — она выходит из машины, — а я решила сама заехать внутрь, чтобы ты не отвлекалась от деток.

— Хм, вы очень добры, — усмехаюсь, — особенно если учесть, что вы знаете, что у них сейчас дневной сон по расписанию.

Кажется, весь накопленный за десять лет сарказм решил вылиться из меня за один день, особо не задумываясь, к месту он в данный момент или нет.

И пусть.

— Конечно, так и было задумано, — невозмутимо отвечает моя пока что свекровь. — В дом не пригласишь? Тут будем разговаривать?

— А разве вам нужно мое приглашение? — поднимаю в удивлении брови, намекая на самостоятельно открытые ворота. — Мне казалось, скорее мне нужно что — то у кого — то спрашивать.

— Скоро именно так и будет, не сомневайся, — губы Анны Николаевны складываются в жесткую полоску, — а пока можешь понаслаждаться немного, позубоскалить, раз так надобно, — договаривает она и с гордым видом проходит мимо меня в дом.

— Смотрю, вам это точно надобно, — усмехаюсь и захожу следом за Анной Николаевной.

Ее поведение и словесные формулировки даже веселят, если честно. И вот кого на самом деле слушает Глеб. Раньше я не придавала значения, что он относится к категории маменькиных сынков. Благодаря разъездному характеру работы он удачно маскировался.

— Напитки? Закуски? Или сами возьмете, если захотите?

Напряжение меня окончательно покинуло. Нашлась в паззле последняя деталь, и она четко встала на место, показав, кто был главной интриганкой.

Это я, конечно, про Анну Николаевну. Мотивы, правда, пока так и не ясны толком, но сейчас мы эту брешь заполним.

— Ничего не надо, спасибо, у меня все с собой, — она кивает на бутылку воды в руках, — не утруждай себя.

Потом подходит к дивану и царственно садится, пока что не замечая моих художеств на стене.

— Ладно, — пожимаю плечами и присаживаюсь напротив нее. — Тогда приступим? Ваша кофта, кстати, сзади.

Анна Николаевна оборачивается и кладет кардиган себе на колени.

— Спасибо, — коротко отвечает, смотря на меня, как на паразита.

Впрочем, возможно, она меня именно что паразитом и считает.

— Это вы мне прислали фотографии Глеба с моделью?

Долго мы ходим вокруг да около, проще и быстрее прямо все выяснить, и последний нарыв почистить от гноя.

— Я, — не отрицает свекровь. — Но ты же понимаешь, совсем не общаться они могли, для полной правдоподобности момента нужно опираться на реальные кадры.

Это намек на то, что интрижка Глеба имела место быть, хоть он ее и отрицает?

Ой, плевать. Уже действительно плевать.

— И для чего вы это сделали? Чем я заслужила такой подарок на день рождение детей? Кстати, может быть, не звонить мне тоже вы его подговорили? Глеба, имею ввиду. Смотрю, он вас неплохо слушает, хоть и вырос давно.

— Ты не завидуй, девочка, я не виновата, что у тебя только тетка из родных, да и та очень далеко. Тебе не понять нашу с Глебушкой связь, — вмиг ощетинивается Анна Николаевна.

— Да без проблем, — поднимаю перед собой руки. — Вы мне скажите, для чего? К чему все это было придумано? Мы с Глебом вместе десять лет, а вы решили срежиссировать свой спектакль именно на первый день рождение двойняшек! К чему такая жестокость? Вы ведь сама мать!

Моя душа снова наполняется обидой.

— Да, я мать, — отвечает Анна Николаевна, приосаниваясь, — но я нормальная мать! Мой ребенок получился естественным образом! А не непонятными темными путями!

Все. Это занавес.

24

Она это всерьез сказала? Про темные пути? Диван сработал, как машина времени, и перенес нас в средневековье?

Бросаю взгляд в окно. Если и перенес, то весь город, поскольку пейзаж совсем не изменился.

— Вы шутите, да? — предпринимаю еще одну попытку вернуть мировоззрение на правильную орбиту, но, судя по каменному выражению лица Анны Николаевны, о шутках здесь думаю только я. — Ясно. Хм, очень логично, да. Вот только как же этот непонятный темный способ сделал так, что Глеб теперь считает, что двойняшки не от него? — вспоминаю немаловажную деталь.

Суеверия суевериями, но свекровь и технологичными способами орудует, чтобы достичь одной ей понятных целей.

— А как им быть от него, если способ неестественный? — отвечает Анна Николаевна вопросом на вопрос.

— А — хах, действительно, как, — из меня вырывается нервный смех, — все так прозрачно и логично, и как я сама не догадалась! — делаю глубокий вдох, чтобы прийти в себя и продолжаю. — Ладно, шутки в сторону, я не спорю, у вас наверняка в голове собрана целая куча суеверий, связанных с искусственным оплодотворением. Вы не одна такая, малообразованные люди часто не владеют критическим мышлением. Вы черпаете информацию из интернета, не задумываясь. Глеб говорил, что вы не доучились в институте, выскочили замуж, забеременев, а дальше не стремились вернуться продолжать образование. Меня интересует насущное, откуда вы взяли доказательства, что Никита и Соня не родные дети Глеба? Он точно на ваши рассказы о темных искусствах не повелся бы.

Прежде, чем ответить, Анна Николаевна раздраженно вздыхает и закатывает глаза. Затем она распрямляет несуществующие складки на одежде, бросает взгляд на свой идеальный кроваво — красный маникюр и только потом говорит.

— Откуда — откуда, из вашей клиники, конечно. Как еще я могла получить документ с официальными подписями и печатями?

— Ну я смотрю, у вас неплохие таланты в фотомонтаже, подделать медицинский бланк явно не сложнее, чем сделать натуральный фотоколлаж.

— Неплохо, да? Особенно для той, что не доучилась, — глаза свекрови победно блестят.

— Агентство открывайте, будете помогать разбивать пары своими талантами, монетизируете свое порочное хобби, — криво усмехаюсь. — То есть никто вам, конечно, никаких документов не предоставил, тут вы все сами состряпали?

— Ну почему же, я ведь говорила, легче и правдоподобнее получается, когда есть реальная основа. А в клинику, которую вы обращались, недавно устроилась дочь моей подруги, с которой Глебушка в детстве играл, да и подростком много времени вместе с ней проводил.

— Наконец — то я вижу хоть какой — то более — менее приличный мотив! — перебиваю Анну Николаевну. — Дочь подруги свободна?

— Недавно пережила развод, болезненный, — свекровь делает вид, что не понимает, к чему я клоню.

— То есть вы решили их свести с Глебом, раз раньше не получилось, я помешала. У него болезненный развод, у нее такой же, чем не повод для сближения, да? И состряпали какую — то бумажку, где написано, что биологический материал для моего оплодотворения был взят не от Глеба. Ясно, — киваю сама себе. — Дело наконец — то раскрыто.

— Нет, все не так, — Анна Николаевна укоризненно приподнимает бровь, — я действительно обратилась к Виктории за помощью, но изначально моя цель была другой. Я лишь хотела как — то справиться с мыслью о том, как у вас появились детки!

— Вы только что говорили, что фактически подделали документы на своем компьютере, — раздраженно морщусь. — Давайте не будем ходить по кругу.

— Но сначала мне показали реальные данные о вашей процедуре! И в документах четко написано, что дети не Глеба, и не твои тоже! — повышает голос Анна Николаевна. Смотрю на нее в изумлении, вот это заявление. — Я лишь подправила информацию о тебе, Глебу она не к чему.

— Ну да, а то ведь в правдивой версии я выгляжу жертвой, а в вашей коварной стервой, — глухо произношу, пытаясь переварить услышанное.

Сомнений в том, что Анна Николаевна сейчас сказала правду, у меня нет. Это не слепое доверие, это интуиция во мне говорит.

— Извини, не могу поделиться с тобой оригинальным документом, Я его уже удалила с телефона, сама понимаешь, Виктория не должна была мне помогать, — с долей сочувствия произносит свекровь. — В любом случае скоро вы с моим сыном расстанетесь, я давно этого хотела, а тут сама судьба так рассудила. У него в командировках новые знакомства, у тебя непонятные дети. Просто карты сложились таким образом. На все воля небес! А мы лишь должны правильно читать знаки и помогать им сбыться, — она экзальтированно закатывает глаза. А я думаю, она реально увлеклась воздушными материями или успешно косит под такую, чтобы было меньше претензий. — Через несколько месяцев Глебу официально доверят еще один филиал, — тем временем продолжает Анна Николаевна, возвращаясь на адекватную колею, — и можно будет не акцентировать внимание на семейном статусе. Тогда он сам подаст на развод. Пока тебя никто не выгоняет и денег не лишает, — Анна Николаевна поднимается на ноги. — Я пойду, Оленька, не провожай.

25

Она выходит за дверь, а я так и сижу, уставившись невидящим взглядом на диван. Это что я только что услышала, что мои дети на самом деле не мои?

А чьи тогда?

Я их вынашивала, испытывала кучу проблем со здоровьем весь положенный срок, и потом растила, и до сих пор ращу. Да они уже сейчас похожи на нас с Глебом!

Как и на многих людей нашего с ним типажа. Я здраво себя оцениваю, несмотря на миловидность, я мало чем отличаюсь от многих девушек в нашей стране. Слишком типичные у меня черты лица.

Да нет. Бред. Полный причем. А как же характер? Способности?

Которые, конечно, так легко увидеть у годовалых детей!

По всему выходит, что эти косвенные признаки я не скоро смогу рассмотреть. Да и не обязаны дети повторять характер родителей, у каждого своя неповторимая личность.

Но как они вдруг могут оказаться не моими? Я помню истории про перепутанных в родильных домах младенцах. Но я и в них никогда сильно не верила.

Мне кажется, сейчас очень трудно перепутать младенцев. В нашем роддоме ребенка вообще от матери не забирают, даже в самом начале. Я — то, понятное дело, была после операции, мне некуда деваться. Но ведь не все такие.

По всему выходит, что, если Анна Николаевна права, по документам прописана не я, значит, мне подсадили не тот эмбрион. Моя спина вмиг холодеет. Теоретически такое могло произойти. Наверное.

Может, дочь ее подруги просто перепутала бланки? Это объяснение звучит гораздо более невинно. И вполне логично, надо заметить.

Она там новенькая, полезла туда, куда нельзя было, и от страха быть пойманной перепутала. А Анна Николаевна явно не блещет интеллектом, могла не понять.

Или на листе на самом деле прописаны мы с Глебом родителями, но в качестве доноров указаны не мы. Такое тоже вероятно. Теоретически. Но на подобные процедуры должна браться куча согласий, разве нет? Ладно еще мужской биологический материал, его у многих в достатке, но женские яйцеклетки на вес золота для таких, как я, обращающихся в клиники репродуктологии.

Скорее могла бы произойти путаница не по документам, а по факту. Какой — нибудь лаборант сунул эмбрион не туда, что — то кто — то не так подписал, и мы в итоге имеем, что имеем.

Звучит совсем несолидно для уважающей себя клиники, а мы с Глебом все — таки в лучшую по краю обращались. Но эта версия гораздо реальнее предыдущего варианта. Вот только Анна Николаевна настаивала именно на информации на бумаге, никаких тестов ДНК она не проводила.

Подрываюсь на ноги. Мне срочно нужно в эту клинику.

— Котики мои, — забегаю в детскую, — простите маму, придется вам доспать в машине, дело не терпит отлагательств.

Естественно, котики оказываются недовольны, и мне приходится слушать их истерику и задабривать игрушками и детским печеньем. Но я просто физически не смогу дождаться завтрашнего дня, чтобы только с утра поехать в этот центр репродуктологии. Да и встреча с Егором уже назначена, нужно все успеть сегодня.

Резко выруливаю из двора и чуть не сношу часть забора. Так нельзя, со мной дети. Мои дети! Что бы кто там не говорил.

Делаю несколько глубоких вдохов и закрываю ворота. Только дождавшись, пока они доедут до конца, аккуратно трогаю. Клиника работает аж до восьми часов вечера, я в любом случае успею.

Пока еду, все пытаюсь понять, что именно я упустила. В голове настойчиво постукивает назойливый молоточек, который упорно твердит, что я не замечаю какую — то важную деталь, что — то, что говорила Анна Николаевна, но я не разработала по этой детали версию.

— Что вы делаете?! — восклицаю, увидев в зеркале заднего вида, как Никита с Соней бьют друг друга игрушками. Вернее, пытаются, выходит не очень, но сам факт. — Прекратите немедленно! Нельзя так себя вести! Вам всего год, а дальше что вы будете делать? Полноценно драться?!

Но само собой детишки мне не отвечают, лишь задорно смеются и продолжают неумело доставать друг друга игрушками.

Зря я им длинные игрушки дала, надо было короткими обойтись, чтобы не придумывали опасные забавы.

Вновь сосредотачиваюсь лишь на дороге и вскоре вижу парковку у клиники. Вот только там непривычно многолюдно. Работники в белых халатах стоят на улице и смотрят на здание, задрав головы. Остальные люди занимаются примерно тем же. А еще на территории стоит пожарная машина.

С трудом паркуюсь с краю и выскакиваю из автомобиля. Что у них происходит? С детьми туда как будто не стоит идти.

— Простите, — обращаюсь к мужчине, вышедшего из самой гущи толпы, — что там случилось, не знаете? Я приехала к ним на прием.

— Как и мы с супругой, — он сокрушенно качает головой. — А у них пожар.

— Да вы что! — испуганно причитаю. — Как же так?!

— Как обычно, никто не знает, — произносит мрачно мужчина, — но как по мне, понанимают бестолковых профурсеток, потом такое случается.

— Может, виноват какой — нибудь врач, — по инерции защищаю незнакомых представительниц женского пола.

— Ага, хм, конечно, врач, — хмыкает мой собеседник. — У них возгорание в архиве! Попутно затронута электроника, и информации по пациентам больше нет! Как и наших драгоценных образцов! Холодильники отключились. Или где они все это хранят. Так что мой вам совет, не тратьте время на эту шарашкину контору, обращайтесь к другим, это у нас с женой нет выбора, но у вас — то он есть.

Эмоционально договаривает мужчина и уходит. А я остаюсь стоять и смотреть.

26

Интересные дела творятся, а жить — то как стало интересно! Никогда еще вокруг меня не было столько всего: темные способы зачатия, средневековые суеверия, знаки и, главное, человек, умело руководящий всем этим выездным цирком.

А теперь пожар в высокотехнологичной клинике. Прямо в той самой ее части, которая меня заинтересовала спустя два года. Неприятное такое совпадение, прямо очень неприятное.

Не хочу ощущать себя героиней детектива, но подозрения напрашиваются. Теперь по закону жанра мне бы протиснуться в ряды работников, по — прежнему прохлаждающихся на улице, и послушать сплетни. Если некая новенькая по имени Виктория стояла рядом при внезапном возгорании, то можно идти в полицию с собственным рассказом о мотиве поджога.

Все хорошо, и я готова примерить на себя роль героини популярных женских детективов, да у меня дети.

Сломаю стереотип, буду расследовать дело с коляской и двойняшками в ней.

— Простите, пропустите, можно пройти, — голосом опытной торговки вещаю направо и налево, продираясь сквозь толпу.

Есть большие плюсы в наличии коляски, она как таран, народу вольно или невольно приходится расступаться. Добираюсь до первых рядов, в которых преобладают белые халаты, и останавливаюсь.

Теперь бы завести правильный диалог. Или вовремя услышать нужную именно мне информацию. По крайней мере, так обычно и происходит в детективах, которые я читала. Героини как — то легко все делают, само собой вляпываются в нужную нить рассуждений.

— Девушка, мы сегодня не принимаем, вы не видите, у нас пожар, — с легким наездом обращается ко мне одна из служащих лечебного заведения, недоуменно смотря на мою двойную коляску.

— Да вы что! Горе — то какое! — причитаю в стиле неразумной деревенщины. — Как так! Все хоть живы? А то я снова хотела к вам обращаться, уже один раз так здорово помогли, — киваю в сторону детей.

— Живы все, — девушка пытается отвечать мне ровно, все — таки потенциальный клиент, а их услуги дорого стоят, но видно, что ко мне она испытывает лишь презрение, — но сегодня точно никак не получится. И завтра тоже. Приезжайте лучше через неделю, не раньше. Вам точно ни к чему спешить.

— А вот это, милочка, не вам решать, — отбриваю ее завуалированную грубость. — И вообще, почему через неделю? Почему не раньше? У вас все оборудование погорело? Теперь никак, да? К конкурентам отправляться?

— Не погорело оборудование, — цедит она сквозь зубы, — глобальная проблема только в архиве, не придумывайте лишнего.

— Ох как, а кто ж у вас там бумажки поджог? Новенькая какая — нибудь, да? Покурить зашла глупая?

Вот чувствую, что детектив из меня никудышный, но меня несет и уже не остановить.

— Зачем новенькой там курить? У нас оборудованное место на улице, мы Вике показали его. Да и не курит она вроде бы. И сегодня даже не ее смена, — отвечает девушка, а сама, видно, задумывается.

Должно быть, ей в голову еще не приходила логичная мысль о поджоге. Но ничего, будет о чем поболтать за чаем с коллегами.

— Ясно. Ну ладно, пойдем мы тогда, придем к вам в другой раз, — заканчиваю разговор, разворачиваю коляску и отправляюсь обратно к машине.

Не смена Виктории сегодня, значит, любопытно. Но это еще ничего не доказывает.

И кто вообще эта Виктория? Почему я о ней никогда не слышала, если их семьи дружат давно. О Егоре Глеб знает, а я снова мимо.

Уже у самого автомобиля замечаю странно одетую девушку, она, как и другие прохожие смотрит на клинику. Но цепляет глаз своим нарядом. Она в темной толстовке с ярким принтом, спортивных штанах кислотного цвета, а волосы спрятаны под капюшон. Так обычно подростки ходят.

Внезапно девица словно чувствует мой взгляд, поворачивает голову на меня, мгновение — и тут же резко разворачивается, и быстрым шагом уходит прочь.

А не это ли была подруга детства Виктория? Или мое воображение слишком разыгралось?

27

Возвращаюсь домой с детьми сильно задумчивая, произошедшее с клиникой никак не выходит из головы. В итоге совершенно забываю зарулить в лабораторию. Если нет документов, проверить мои у меня дети или не мои можно только по анализу ДНК.

Собственные внутренние убеждения всеми силами сопротивляются, не хотят, чтобы я его делала. В душе возникает неприятное ощущение, якобы я предаю своих кровиночек.

Но, конечно, это бред. Совести в этом вопросе однозначно не место. Анализ не будет являться никаким предательством, наоборот, это вполне логичный и закономерный шаг, чтобы убедиться, что версия Анны Николаевны — полная ерунда.

И уж точно не стоит ставить себя рядом с ее темными суевериями на одну линию.

— Ну что, сладкие мои, будем ужинать, купаться, а там и до сна недалеко, да? — подмигиваю детям.

Время проходит быстро, и вопреки опасениям я засыпаю, едва касаясь головой подушки. Криминально — фантастический детектив, в который я невольно попала усилием свекрови и компании, благотворно влияет на мой сон.

Егор назначил мне встречу на двенадцать дня, так что у нас с двойняшками с утра есть время съездить в лабораторию.

— Здравствуйте, я бы хотела сделать анализ ДНК на подтверждение родства с детьми, — киваю в сторону коляски.

Если работница лаборатории и удивилась моему запросу, то вида она не подала. И, озвучивая сумму, принимается заполнять наши данные.

— Анализ небыстрый, срок исполнения от семи до четырнадцати дней, — предупреждает она.

— Нестрашно, нам некуда спешить, — успокаиваю ее.

ДНК — удовольствие не из дешевых. Но, благо, Глеб снова скинул деньги на карточку. Правда, в этот раз с пометкой, что эта сумма последняя, больше он не намерен мне помогать, ведь я еще и мамочку его умудрилась оскорбить!

Только интересно, когда?

Впрочем, ладно, пусть идут они все далеко и подальше. И предупреждать «любимого» супруга, что пассия, которую ему будут активно сватать, возможно, замешана в поджоге, я не буду. Как и раскрывать ему наш разговор с Анной Николаевной. Приберегу на потом эти откровения, если почувствую, что надо.

Они все считают меня дурочкой, однако приложением диктофона на смартфоне я умею пользоваться. Конечно, мой голос лучше слышен, я ближе сидела, но Анна Николаевна любит говорить громко, так что все на записи вполне различимо.

Верхушка корпорации Глеба, где он работает, буквально помешан на чистоте семейных отношений. Это из — за него мой «дражайший» супруг тянет с разводом. Я поняла, когда об этом упомянула Анна Николаевна. Но его самое большое начальство еще больше, чем разводы, не признает проблемы с законом у семей сотрудников. И если что — нибудь когда — нибудь всплывет, Глеб автоматически окажется ненадежным партнером и будет выкинут под зад коленкой.

— Это все? Так просто? — удивляюсь я, выныривая из своих мыслей. — Вы всего — то поковырялись нам всем троим ватной палочкой во рту!

— Да, — девушка — лаборант улыбается, — очень просто. Расшифровка только непростая, потому и долгая.

— Здорово! — искренне восхищаюсь.

Быстро собираю нас с детьми на выход из лаборатории. Вроде времени было изначально с запасом, а теперь я едва успеваю отвезти двойняшек в центр, а самой дойти до Егора. Благо, расположены здания совсем рядом.

Дети радостно реагируют на знакомую обстановку, а у меня отлегает от сердца. Моя материнская совесть уже начинала меня заедать по поводу того, что я где — то оставляю детей. И неважно, что присмотр за ними оказывается профессиональный и недешевый.

Быстро выбегаю обратно на улицу и торопливо шагаю в сторону юридической фирмы друга Егора. Мне нужно пройти всего — ничего, два двора и узкую второстепенную дорогу.

Я смотрю по сторонам прежде, чем перебежать эту самую дорогу, но откуда — то резко выныривает черный седан с затемненными стеклами…

28

Лишь благодаря невероятному везению и собственной проворности мне удается избежать нашего с ним столкновения.

— Ничего себе, какие здесь придурки ездят, — произношу вполголоса, прижимая руку к груди в попытке унять заполошное сердце.

После происшествия в клинике мне всюду видится подвох, и даже эта машина теперь кажется подозрительной. Но так нельзя. Вполне возможно, вокруг меня сплошные случайные стечения обстоятельств, а я раздуваю все до масштабов детектива.

— Фух, — с шумом выдыхаю и продолжаю — таки идти к Егору.

Жизнь стала интересной, жизнь стала яркой. Еще бы разобраться во всем.

— Здравствуйте, — подхожу к девушке за стойкой, — у меня назначена встреча с Егором Леонидовичем Горским.

Все — таки красивое у моего одноклассника сочетание имени, фамилии и отчества. Мне всегда нравилось произносить его вслух.

— Н — да, — реакция девушки странная, — а вы уверены? — она бросает на меня снисходительный взгляд и даже не здоровается. — Егор Леонидович оказывает консультации единицам, он специалист экстра уровня, милочка.

Мои брови самостоятельно ползут вверх. Это она о чем? Чтобы прийти к ним, мне нужно было обвешаться всеми имеющимися в доме драгоценностями?

— Я тебе не милочка, деточка, — наклоняюсь вперед, копируя тон девицы, — будь добра, оповести вашего особого специалиста о том, что я пришла. Мы сами с ним разберемся, кому он и что оказывает. А ты свою работу выполняй.

Девушка явно хочет сказать что — то еще, но внезапно ее лицо разглаживается и резко становится приторно — любезным.

— Егор Леонидович, Борис Аркадьевич, а я тут как раз консультирую женщину, — говорит она за мою спину.

Слово «женщина» неприятно режет слух. Не знаю, как остальные, а я точно не смирюсь с подобным обращением и в пятьдесят лет.

— Егор, привет, — разворачиваюсь и здороваюсь с одноклассником, — а вы, полагаю, Борис Аркадьевич, — протягиваю мужчине, стоящему рядом с Егором, руку, — приятно познакомиться, меня зовут Ольга. Я к Егору записана, вы не против? А то ваша сотрудница меня отговаривала, сказала, что он у вас специалист экстра уровня, оказывает консультации лишь особым клиентам.

— Карина, — Борис кидает злой взгляд на девушку за стойкой, — снова ты все перепутала. Простите, она новенькая, только учится, — это он произносит уже мне. — Конечно, Егор в полном вашем распоряжении. Проходите! Карина принесет вам чай или кофе.

— Нет — нет, спасибо, обойдусь, — тороплюсь отказаться.

Еще плюнет в чашку, а моему организму потом с неизвестным вирусом бороться. Да и я пришла не напитки распивать, а по делу.

— Понимаю, — коротко кивает Борис Аркадьевич, а Егор подхватывает меня под руку и ведет куда — то в сторону.

— Он с ней спит, что ли? С Кариной этой? — тихо спрашиваю у Егора.

— Нет, не спит.

— Ты с ней спишь?

— Что? — он в удивлении останавливается. — Почему у женщин такая плоская фантазия?!

— Как будто у мужчин лучше, — беззлобно огрызаюсь.

— Так — то да, не лучше. Но их ситуация хуже. Карина любимая племянница его супруги.

— Ох, — сочувствующе вздыхаю, — это сильно осложняет дело. Если бы он с ней спал, было бы проще от нее избавиться.

— В том — то и дело. Но да ладно, проходи, — Егор галантно открывает передо мной дверь, — Борька мне даже кабинет выделил с барского плеча.

Захожу в полутемное помещение. Кабинет как кабинет, с преобладающими коричневыми и темно — зелеными цветами. Таких тысячи, но уютно.

— Красиво у тебя тут, — считаю вежливым сделать комплимент прежде, чем присесть. — А у меня такое произошло, ты не поверишь!

29

Мой обстоятельный рассказ занимает, наверное, с полчаса, не меньше. За это время на столе Егора все же появляется кофе из автомата и химические пирожные оттуда же.

Ловлю себя на мысли, что я настолько отвыкла от чьей — либо заботы, даже мимолетной и ничего не значащей, что придаю слишком большое значение действиям одноклассника.

А еще, оказывается, невероятно приятно, когда тебя просто слушают, не перебивая и лишь периодически задавая уточняющие вопросы. Наверное, так и работают на своих приемах психологи, слушают, в основном, и за это получают деньги.

И чего я не отправилась учиться на психолога? Хотела ведь одно время.

— Как — то так, — скомкано завершаю свой рассказ.

— Кхм, — Егор ослабляет галстук, — действительно, твоя жизнь, как в романе. И не подтвердишь теперь ничего документами из клиники. Но тест ты сделала, молодец, это правильно. Я, если честно, не думаю, что ваша клиника что — то напутала, скорее эта Виктория подделала документ и вместе с твоей свекровью притянула за уши причину для развода. Но дети все равно по закону Глеба, он никуда не денется от ответственности. Пусть тоже делает тест, наверняка он покажет ему, что он дурак.

— Причина и впрямь сильно притянута за уши, ты прав, — грустно усмехаюсь, — но проблемы у нас копились давно. Может быть, Глебу совесть не позволяла расстаться со мной без веской причины. А его мама ее вроде как любезно подкинула, но есть одно «но». Он мне теперь делает мозги своей карьерой, мол, нельзя ему прямо сейчас разводиться. Деньги исправно переводит, как будто они должны меня убедить. Правда, сегодня прислал последние. Обиделся.

— А они не убеждают тебя? Деньги в смысле, — участливо спрашивает Егор.

— Не — а, — качаю головой. — Мы с тобой ничего ждать не будем. И дом я уже продавать не хочу, пусть будет недвижимостью для детей, главное, у него его полностью отобрать.

— Хороший настрой, — улыбается Егор.

Дальше наш разговор плавно перетекает в дружеское русло. Мы вспоминаем прошлое, обмениваемся забавными случаями из настоящего. Я полностью расслабляюсь и искренне наслаждаюсь общением с одноклассником.

Не знаю, сколько времени проходит, но вдруг Егор берет мою руку и начинает водить пальцем по ладони. Эта нехитрая ласка будоражит меня, заставляет вспомнить, как давно я была близка с Глебом.

Не скажу, что мне неприятно, скорее наоборот. От того и эмоции противоречивые.

— Ладно, — возвращаю руку себе, — мне пора, дети. Спасибо тебе большое! И сколько с меня? Я планировала узнать у Карины, но она не позволила построить нормальный диалог.

Поднимаюсь на ноги и делаю шаг в сторону от Егора. Глупо немного, но мне так спокойнее. А то сама сейчас напрыгну на человека.

— Я уже озвучил! — притворно возмущается Егор. — Если так мучает совесть, давай прямо сейчас и начнешь отдавать. Раз за детками нужно идти, можем вместе где — нибудь перекусить. У меня молодой растущий организм, нужны калории!

Он театрально похлопывает по своему животу, а я случайно замечаю как под действием его мышц на руках натягивается ткань одежды.

Н — да, Оленька, приехали. Немного переключилась с детей на внешнюю жизнь, и сразу потянуло куда — то не туда.

— Ага, совсем молодой и очень растущий, — криво усмехаюсь, отводя взгляд. — Но я не против, идем. Здесь недалеко.

Спустя полчаса я иронично думаю про себя, что лично меня все пути ведут не в Рим, а на этаж с кафетерием в торговом центре. С блондинкой здесь была, с Егором сейчас сижу, остается еще со свекровью пересечься.

Одноклассник приносит заказ, пододвигая нам с детьми молочные коктейли и картошку фри.

— Может быть, хочешь что — то еще? А у то у меня столько еды, а у вас одна ерунда, — суетится он.

— Нет — нет, спасибо. Малышня ничего другого есть и пить не будет. Да и неполезно здесь все для них. Я и картошку им даю больше для того, чтобы не обижались, что для них ничего не купили. А так они будут сосать по штучке чуть ли не полчаса.

— И как ты с ними справляешься, — умиляется Егор, глядя на двойняшек.

— Ха, не без труда, — отвечаю с улыбкой.

Но нас внезапно прерывают.

— Оленька, какая встреча! — произносит сбоку моя свекровь.

30

Вот старая хрычовка, и что ей здесь понадобилось? В своем районе ходила бы по магазинам. А еда в кафетерии и вовсе не для особ голубых кровей.

Ну теперь могу смело ставить мысленную галочку на встрече в торговом центре с Анной Николаевной. Все дороги теперь точно привели сюда.

Или я сама сглазила, подумав о ней чуть раньше.

— Анна Николаевна, и не говорите! — отвечаю ей с сарказмом в голосе, пока она, не скрывая своего любопытства цепко осматривает Егора. — Познакомьтесь, это мой адвокат, — предупреждаю ее фантазии, — обсуждали мой развод с вашим сыном, да пришлось за детьми идти. А юристы нынче столь любезны, что готовы говорить о деле где угодно.

Специально не называю имя Егора, потому что Глеб, в отличие от свекрови, с ним знаком. Даже если сразу не вспомнит, то потом память услужливо подкинет ему картинку. А я не хочу снова быть смешанной с грязью на ровном месте. Никто ведь не допустит простую мысль, что я обратилась к однокласснику исключительно как к специалисту.

Да что уж. Я сама хороша. На некомпетентную сотрудницу агентства друга Егора я подумала, что кто — то с ней непременно спит. Мысль о родственных связях мне в голову не пришла. Хотя ведь тоже довольно простая версия.

— О, — интерес в глазах Анны Николаевны тухнет, — как мило. Правда, мы ведь договаривались о другом, мне казалось.

— Оказываете давление на мою клиентку? Вы, собственно, кто? Адвокат супруга Ольги? — строго спрашивает Егор, обращаясь к Анне Николаевне.

Я еле успеваю спрятать улыбку за высоким стаканом с молочным коктейлем.

— Нет, — отвечает она кратко, бросая презрительный взгляд на Егора. — А ты, Оленька, — свекровь обращается ко мне, — лучше бы занялась решением своего вопроса, — она выразительно кивает на коляску с двойняшками, — чем спешить портить жизнь моему мальчику.

— Вас забыла спросить, — раздраженно закатываю глаза. — И проблема, кстати, не у меня, а у вас.

— Хм, — хмыкает Анна Николаевна и уходит недовольная.

— С воспитанием у нее не очень, да? — комментирует Егор.

— Там со многим не очень, — качаю головой.

Егор провожает нас с детьми до моего автомобиля, помогает сложить коляску, и наступает тот самый момент, прощания.

— С утра займусь бумажной волокитой, после обеда я нужен Борису, — говорит он и снова это делает, невинно касается тыльной стороны моей руки.

— Кхм, спасибо, — в этот раз я намеренно медлю забирать руку, — буду ждать, держи меня в курсе.

Произношу дежурные фразы, а сама сосредотачиваюсь на собственных эмоциях.

— Обязательно, — отвечает Егор с улыбкой, теперь медлит он. Уже можно и нужно прощаться, но мы так и стоим у машины, держась за руки.

Выручают дети, начиная громко требовать движения.

— Ладно, поедем мы, — вырываю кисть, — пора. Им спать надо, а я снова режим нарушаю.

— Да, конечно, — как будто немного тушуется Егор, делает шаг назад, — берегите себя! — а потом, немного подумав, добавляет весело. — С тебя еще походы в кафе!

— Без проблем, — дарю однокласснику улыбку и уезжаю — таки домой.

Уложив двойняшек спать, натыкаюсь на коробки с вещами. Хм, теперь они мне вроде как не нужны. Мы с Егором решили, что бросать дом на нынешнем этапе будет неразумно.

Присаживаюсь на пол, открывая собранное, и тут у меня звонит телефон. Номер городской, но не местный. Странно.

«Мошенники?» — первая моя мысль.

Уже хочу скинуть вызов, как взгляд цепляется за код города.

— Тетя? — шепчу пораженная, узнав принадлежность цифр.

К моему стыду со своими проблемами я совсем о ней позабыла. До родов регулярно набирала, а после появления на свет двойняшек наше общение практически свелось на нет. Я то была занята, то мне ничего не хотелось, а то я элементарно забыла.

— Алло, — трясущимися пальцами нажимаю на кнопку вызова…

31

Равнодушный вежливый голос представляется работником больницы и сообщает, что у них указано, в случае чрезвычайных ситуаций звонить мне.

— Что с ней случилось? — спрашиваю упавшим голосом, откидываясь на спину. — Только не говорите, что…

— Ничего опасного, перелом руки и гематома на ноге, еще растяжение связок стопы, — перебивая, оповещает голос. — Учитывая возраст, вашей родственнице нужен уход. Ногу нельзя нагружать, сама она с этим не справится, потому звоню вам. Удивительно, как вы отпустили вашу бабушку в гололед из дома! И скорую ей вызвали посторонние люди!

— Это моя тетя, и я живу в двух тысячах километров от вас, — мой голос становится жестче. — Но спасибо, что сообщили, ближайшим рейсом вылетим с детьми. Если у вас есть возможность оставить ее под присмотром, пока я не доберусь, буду благодарна.

— Сделаю все, что в моих силах, — произносит девица, — записывайте адрес, и телефон мой тоже запишите.

Отключаю смартфон и несколько минут сижу в прострации.

Гололед, перелом, связки, больница. Все смешалось в голове.

— А я как справлюсь в гололед с годовасиками и тетей?! — восклицаю, глядя на потолок.

Но как — то придется. В одном эта сотрудница больницы права, тете нужна помощь. Своих детей у нее нет, из родственников одна я.

Вот говорила ей, перебирайся поближе, в тепло! Так нет, она упорно не желала. Моложе она была, сильнее, здоровее. А теперь все, теперь гололед и растяжение связок.

Черт, спасибо не какой — нибудь перелом шейки бедра.

Ох, а чего я жду? Билеты ведь надо заказывать. И вещи, дети не замерзнут в имеющейся одежде? А питание для них?

Как все сложно. Хорошо, жить есть где, у тети сразу две квартиры на лестничной клетке. Она всегда говорила, что одна моя по праву, так как я наследница родителей, и никогда не пускала туда квартирантов, хотя я не была против. Меня в принципе мало интересовала квартира у черта на куличках. Теперь, видимо, заинтересует.

Вот только она точно не приспособлена к жизни с малолетними детьми. Кроваток нет, горшков тоже. И игрушек нет.

И все тащить на себе?! А еще памперсы. И развод.

— Ааа, — стону в голос, — как же все невовремя.

А если зайти с другой стороны, привезти тетю сюда. Все равно придется лететь, но ненадолго, а тут мой быт полностью налажен, и места полно.

Был налажен. Привозить пожилую женщину в дом, где я развожусь, нужно ли оно?

— Ой, да пусть идет этот Глеб со своей матерью лесом! — восклицаю вслух и уже ищу в интернете совсем другое.

Всего через полчаса немного успокоенная набираю тете. Слушаю в трубке длинные гудки, сверяюсь с разницей во времени, там должно быть утро, да и с больницы ведь звонили. Неужели она спит?

— Алло, слушаю.

Мне везет, никто не спит. Или я разбудила.

— Тетя Вера, почему я узнаю о том, что тебе нужна помощь от посторонних людей? — строго спрашиваю.

— Оленька, детка, здравствуй, — отвечает она бодрым голосом. — Да разве ж со мной что — то серьезное? Так, сущая ерунда. Наловчусь немного и буду и дальше сама справляться.

— Не будешь. Я все организовала и оплатила. Ты вылетаешь ко мне с сопровождающим.

Обговариваю детали, попутно выслушивая причитания вперемешку с благодарностями, отключаю телефон и больше не сдерживаю град из слез.

32

— Оленька, как я рада тебя видеть! — произносит моя тетя, когда мы, наконец, встречаемся. — И детки тут! Какие они милые, а я без гостинцев, ты меня торопила, и зря, между прочим! Ошиблись они с растяжением связок, рано записали меня в почти неходячие!

Тетя Вера болтает без умолку, а я молча улыбаюсь, чувствуя, как тугой комок в груди расплетается, уступая место тихой радости от близости родного человека.

— Ничего страшного, тебе не помешает переждать холод у нас в тепле, — говорю с улыбкой. — А через пару месяцев, может, и мы к тебе рискнем отправиться.

Залог за квартиру мне отдали, никуда мы с детьми не переезжаем, но Глеб ведь вернется рано или поздно.

Документами начал заниматься Егор, я рядом, в доступности, участвую по мере необходимости.

Но единственное, ради чего я хочу увидеться с Глебом, это взять у него мазок для анализа на установление отцовства. Результат по мне пришел. Естественно, я родная мать своим детям. Виктория со свекровью увлеклись рисованием картинок, а их даже не прищучить, как следует.

Правда, все еще есть запись нашего разговора с Анной Николаевной. Но я пока держу ее при себе в качестве тайного козыря.

— Я буду рада вас видеть! Поедем на дачу, там как раз начнется чудесная пора! У Глеба будет отпуск, да? Нам самим может быть сложно, правда, в гараже Костика, моего соседа по даче, ты, наверное, не помнишь его, стоит старенькая шестерка моего покойного Стасика, все никак руки не поднимаются продать. Костик за ней приглядывает, ухаживает и изредка в город мотается, он ведь на природе круглый год живет, а не как я, — восторженно рассказывает тетя.

— Нет, у Глеба не будет отпуска, сами справимся, — произношу напряженно.

Сейчас самое время рассказать о разводе, но я отчего — то замолкаю, никак не могу заставить себя продолжить.

— Оля имеет ввиду, что справлюсь я с вами, — откуда — то сбоку выныривает Егор и забирает у меня из рук чемодан тети и коляску. — Возьми Веру Григорьевну под локоть, ей будет легче идти, а я тут сам справлюсь, — говорит он мне, а затем снова обращается к тете. — Я одноклассник Ольги, Егор, приятно познакомиться, — произносит он с широкой улыбкой.

— И что ты тут делаешь, одноклассник Егор? — раздраженно шиплю ему на ухо. — Мы так не договаривались.

— Мы вообще никак не договаривались, ты проигнорировала мое предложение помочь, — бросает он мне через плечо.

— Здравствуй, Егор, — немного удивленно произносит тетя Вера, — а у тебя тоже родственники в тех краях?

— Почти, — кивает он, — если не вдаваться в подобности, то да. Давно хотел навестить, а тут еще и Ольге с двойняшками помогу.

— Я думала, ты скажешь, что нам не стоит никуда ехать, — удивленно тяну, намекая на ранее обговоренную стратегию.

— Это было до того, как ты потеряла розовый конверт, — говорит он вполголоса.

Речь о фотографиях Глеба, полученных мной на день рождение наших детей.

После улаживания формальностей с перелетом тети я решила все — таки послать художества супругу, а то ведь обещала украсить ими дом, но с приездом родственницы такое не получится. А Глеб должен знать о талантах матери.

Так вот, я сфотографировала фотокарточки и отправила их ему на телефон, а потом еще и на почту. Правда, ошиблась и случайно попала на рабочую, а не личную…

Реакция Глеба была весьма эмоциональной. И это очень мягко сказано.

А вчера я повезла детей на плановую прививку. Когда вернулась, собиралась еще и по живой почте отправить «дорогому» супругу его фотографии, как он настаивал дабы изучить поддельное художество, а не смогла. Конверта в доме не оказалось.

Про то, что обвинение Анны Николаевны посчитали голословным и наглым, я вообще промолчу.

— Ты что — то узнал! — восклицаю догадливо, пытаясь соединить пропажу розового конверта с необходимостью моего уезда.

33

Узнал — не узнал, Егор не говорит, предпочитает всячески увиливать, бесконечно переводя разговор в другое русло.

А я вполне могу отправить Глебу запись нашего с его матерью разговора. И никаких больше доказательств ни в чем с меня никто не потребует. Но я упорно не делаю этого.

Нет желания просвещать мужа в том, что по его возвращению ему подсунут новую «любовь». Мелочная месть с моей стороны, но душу греет.

А простые и понятные доказательства отсутствия моей вины, как слова его матери и анализ ДНК, покажут, как был не прав Глеб. Как зря он не поверил мне, не поддержал, не пожелал разобраться в ситуации. Но открыв ему глаза, я не верну себе веру в него, как в мой надежный тыл, опору и поддержку.

Пусть лучше думает, что я зло, создавшее ему проблемы на работе. Пусть живет во лжи, улыбается и любит тех, кто действительно им манипулирует.

Он это заслужил, не выбрав нас с детьми.

Всю следующую неделю я занята с тетей. Вожу ее на процедуры, в город, стараюсь повкуснее накормить и, заодно, отвлечься самой.

Двусмысленные обмены взглядами и рукопожатия с Егором я прекратила. Мое эмоциональное болото и без того слишком глубоко и загрязнено, чтобы путаться в нем еще больше.

— Оленька, тут я заплачу, — тетя Вера настойчиво отбирает переносной терминал, — я экономная пенсионерка со сбережениями, доставшимися от мужа и собственной работы. Я могу позаботиться не только о себе, но и о вас с детьми.

— А я, — хочу возразить, но тетя меня перебивает.

— А ты без пяти минут без мужа, разведенка с двумя годовасиками. Декретные выплаты скоро закончатся, и я не уверена, что дальше тебе положены пособия.

Смотрю на тетю с изумлением.

— Не нужно такое лицо делать, я не дурочка. Сложила два и два за время своего короткого визита. И я буду очень рада вам с малышней! — сердечно добавляет она. — Особенно если твой друг — адвокат действительно поможет нам с поездкой. Тебе нужно отойти от грязи, в которой ты столько лет жила. Ненадежным оказался Глеб, но ничего, ты еще молодая, найдешь себе другую опору в жизни.

— С — спасибо, — произношу ошарашенная.

Порываюсь добавить что — нибудь еще, но оно вроде как и не нужно. Тетя Вера не требует подробностей, а я не жажду их на нее вываливать. Человек все — таки пожилой, давлением мучается.

Зато в моей душе наступает практически полная идиллия. Это так приятно, когда есть семейная поддержка. Я уже и забыла, как оно бывает.

Мы решаем не сидеть дома, а поехать оздоравливаться в другой регион. Вернее не мы, а тетя настаивает. Говорит, что всю жизнь откладывала такую поездку с мужем, да так они никуда и не съездили. И не хочет повторять ошибки, раз уже оказалась недалеко.

Спешно собираемся. Основную часть вещей Егор помогает отправить транспортной компанией к тете домой. Мы поможем ей первое время, погостим, а там, глядишь, я уже буду свободной женщиной.

Все складывается слишком гладко. Даже Анну Николаевну я больше не вижу и не слышу. А Глеб сам исчез с радаров, отправившись разгребать последствия моей отправки фотографий на рабочую почту. Как он сам выразился.

И всего через совсем маленький промежуток времени мы с тетей и детьми на отдыхе. Моему счастью нет предела. Так здорово просто ходить по дорожкам зеленых парков и пить минеральную воду. Я искренне наслаждаюсь происходящим.

— Алло, — отвечаю на звонок в последний день нашего отдыха.

Высветился номер телефона Глеба. Егор должен был отправить ему документы на подпись. И я надеялась на освобождение без лишних затруднений.

— Ну, и где тебя носит?! — произносит он с затаенной злостью в голосе. — Я вернулся. А тут ни тебя, ни детей. Разрушила мою карьеру и свинтила со своим любовником? Так вы бы, обдирая меня, подумали о том, что с работой я вам больше пользы принесу.

— Ты о чем? — сразу становится гадко на душе. — Я не лишала тебя работы. Мне это без надобности.

— Фотографии кто прислал? Кто их состряпал?! — кричит мой пока что муж.

Дальше следует целый поток непечатных выражений. Я узнаю много нового о себе, с каждым сказанным им словом становится все обиднее и обиднее. Я не знаю, от чего я не бросаю трубку, почему все это выслушиваю. Я словно впадаю в свое начальное состояние, в котором оказалась в день рождение детей.

Когда осознаю это, тут же нажимаю на кнопку сброса на телефоне прямо посреди очередной длинной изобличительной речи на тему, кто я такая, и где бы я была без него.

Смотрю на телефон в прострации несколько секунд, а потом делаю это. Отправляю запись разговора с Анной Николаевной всем связанным с этой темой адресатам. На самом деле не такой и большой список. Всего — то свекр, все номера Глеба и его друзья по институту, которых я приглашала на праздник двойняшек. Но и это немало.

А потом я просто блокирую их всех, а затем вытаскиваю свою симку и ломаю ее.

34

Глеб

Просыпаюсь от очередной головной боли. И вовсе не из — за распространенной мужской привычки выпить чего — то не того. Я никогда не увлекался этим делом, и когда моя четко выстроенная по кирпичику жизнь начала резко рушиться сразу со всех сторон, я все равно не снижал уровень стресса, повышая градусы напитков.

— Аргх, — невнятно бормочу, растирая лицо ладонями в отчаянной попытке прийти в себя.

Наверное, было бы проще если бы я все же помогал себе распространенными мужскими антидепрессантами, а не доводил каждую ночь до бессонницы, пытаясь разгрести в голове кучу коричневой дурнопахнущей жижи, что можно издалека принять за шоколад. Но наконец — то несколько месяцев барахтанья непонятно в чем принесли свои результаты.

— Твою ж, — поднимаюсь на ноги и смотрю на календарь на стене, любовно повешенный Ольгой, — у меня всего несколько дней, больше тянуть с разводом мне не даст ни один суд.

Учитывая, что я считал Олю виноватой во всех смертных и не очень грехах, было бы логичным давно ее отпустить. Разве что поборовшись ради приличия за этот дом, который она так не хотела в начале, а потом вцепилась мертвой хваткой. Но нечто далекое от разумного удерживало меня от того, чтобы мы просто цивилизованно разошлись.

Я считал, что у нее родились не мои дети, что она наклепала мои фотографии с Юлей и специально ошиблась адресом, отправив их на мою рабочую почту. Я был безумно зол и искренне полагал, что во всех моих бедах виновата она. И я не слушал последнее присланное ею сообщение, ту длинную аудиозапись. Зачем мне нужен был еще один монтаж?

Я поедал себя изнутри, не понимая, чего не хватало в жизни этой предательнице, чтобы совершенно несправедливо разрушить всю мою тщательно выстраиваемую карьеру!

Спасибо отцу. Он заставил прослушать последнее послание Ольги. И на корню прервал любые мои попытки объяснить услышанное очередным обманом.

— Я нашел у твоей матери улики. Она не первый год занимается подобным, — скупо сообщил он тогда, не дав мне открыть рот. — Ты не первый, в чью жизнь она вмешивается. Ее племянница, твоя двоюродная сестра Света, тоже пострадала. Может, помнишь? Несколько лет назад была некрасивая история с ее разводом?

Естественно, я не помнил. Я даже день рождение собственной жены не держал в голове, у меня стояла напоминалка в телефоне на этот случай. На кой мне подробности жизни далекой двоюродной сестры?

— И? — как сейчас помню свой пренебрежительный тон, за который спустя время становится стыдно. — Для чего это ей? Во всех поступках должна быть логика. Может быть, она спасала Свету от мужа — тирана. Меня ведь от жены — лгуньи спасла!

— Да никого она ни от кого не спасла, — горько произнес отец. — Что — то ей показалось в моменте, избранник племянницы перестал нравиться, на счет тебя с подругой старой увиделась и вспомнила мечту поженить тебя и ее дочь. И щелкнуло в ее голове. Я всерьез подозреваю, что у твоей матери проблемы с психикой. Я собираюсь класть ее в клинику на обследование. Тебя бы тоже проверить, сынок, такое передается по наследству, но тебе открыто нельзя, потом могут быть проблемы с работой.

— Ха! Да они уже есть! Может, мать и ненормальная, но именно Ольга сделала рассылку фотографий, а теперь и этого разговора! Еще и Толику с Машей отправила, представляешь? — я упорно не желал соскакивать с привычного коня, считающего Ольгу исчадием Ада.

— По поводу твоей рабочей почты — сам виноват, — не принял мою сторону отец, — ты просил доказательства, вот она и увлеклась. И если не будешь продолжать ныть, а думать головой, быстро восстановишься в глазах вашего большого хозяина. Объяснишь, что мать больна, справку тебе дам, скажешь, что она довела твою супругу. Все равно история неприятная, он такое не любит, но, может, что — то получится. Скажи спасибо, что Ольга не отправила туда же откровения твоей матери. Вот это точно скандал.

— Предлагаешь, мне еще и благодарность испытывать к этой, этой, — я так и не нашелся тогда с определением для Оли, отец грубо перебил.

— Хватит, я сказал! Не она твой враг! Она жертва действий твоей ненормальной матери! Не удивлюсь, если двойняшки ваши. Анна умеет убеждать. Подбила дочь своей подружки порыться в документах клиники и состряпать липовую бумажку. А ты и решил, что тебе творчески наставили рога. Дурак ты! Самый настоящий дурак!

Я, конечно, и тут не согласился с отцом. Но спустя неделю остыл, частично уладил проблемы на работе. Естественно, никакого личного филиала мне больше не светило, но и идти иждивенцем к отцу теперь не надо было. К болезням мое начальство относится с уважением и сочувствием. А мать действительно оказалась больна. Тут осталось лишь посочувствовать и понадеяться, что ее проблемы не передались генами мне и детям.

Далее я неделю потратил на мысли о браке. Между нами с Олей на самом деле давно все рушилось, мама стала лишь катализатором со своими глупостями.

— Ох, я действительно дурак, — стучу лбом по кухонному столу, возвращаясь в настоящее, — из — за стресса на работе и раздражения на слова матери выбрал в качестве козла отпущения Ольгу.

О детях я вообще стараюсь не думать. Тут у нас с ней действительно пропасть. Она хотела, я позволил себя втянуть. Не знаю, как с этим быть. Одними словами и мановениями несуществующих волшебных палочек мы ничего не наладим, как ни крути.

Но одно я знаю точно. Прежде, чем окончательно поставить жирную точку, я воспользуюсь затянувшейся запятой. Не зря я терроризировал своего адвоката, требуя вечные продления примирения сторон. Я наконец — то узнал, куда подевалась Ольга.

35

Полет проходит мимо меня. Я забываюсь беспокойным сном, вяло ковыряюсь в принесенном стюардессой обеде, а потом снова вхожу в состояние полудремы, вяло наблюдая за проплывающими картинами в иллюминаторе.

Пассажиров много, салон самолета забит практически под завязку. То тут, то там периодически слышны детские капризы. Взрослые попутчики переговариваются между собой, создавая устойчивый гомон.

И среди всего этого я. Как бы на отшибе. В своем вакуумном мирке.

В моей голове, кстати, тоже, как в вакууме, хоть я там никогда и не был, это невозможно без скафандра. Но благодаря опубликованным исследованиям я могу с чистой совестью сравнивать содержимое своей головы с вакуумом.

Там тихо, безжизненно, и ничего нет.

Я не строю никаких иллюзий, не составляю план действия, ни один мыслительный процесс не запущен.

После произошедшего между мной и Ольгой будет очень глупо сказать что — то вроде «давай мириться». И классический набор из букета цветов, конфет и коробочки с дорогим украшением ни капли не поможет. После навороченного моей семьей подобной мишурой не искупить свою вину.

Вот я и не знаю, как строить линию разговора с Ольгой.

Я ведь и перед детьми очень виноват, но они маленькие, еще ничего не понимают.

Я наломал дров, думал лишь о работе, официальная супруга откровенно раздражала. Теперь бы понять, стоит ли склеивать разбитую чашу, или наш максимум — установить шаткое перемирие во взаимоотношениях?

Иск клинике репродуктологии за причиненный моральный ущерб удался моему адвокату лучше дела о разводе. И я теперь точно знаю, что мои дети только мои и ничьи больше. Хоть я их и не жаждал так, как Оля.

Кстати, компенсацию за моральный ущерб, полученную от клиники, я хотел перевести ей. Но не смог. Номер телефона — то она поменяла. И привязку карты сделала к новому. А реквизитов ее счета я не хранил.

Может, и к лучшему. Я от Ольги часто деньгами откупался. Нужно теперь быть как — то человечнее, что ли.

Самолет приземляется, а я поднимаюсь на ноги. Рефлексия — не мое, я человек действия. Вот в процессе и разберусь, что и как говорить. Оля ведь полюбила меня таким, какой я есть. И нечего сейчас нюни распускать.

На улице накидываю куртку. Прохладнее здесь, непривычно. Сажусь в такси и смотрю на одинаковые проплывающие за окном дома. Упорядоченная застройка — это прекрасно, но скучно.

— Все, приехали, — объявляет таксист.

Расплачиваюсь и выхожу из машины. Неудивительно, что я не сразу узнал, где находится Ольга. Я совсем забыл про ее тетку, мне кажется, я видел — то ее всего пару — тройку раз в жизни.

Поднимаюсь по ступенькам, игнорируя лифт, возле искомой двери замираю лишь на секунду прежде, чем решительно нажать на звонок.

— Иду! — доносится с той стороны, дверь широко распахивается, а Ольга удивленно замирает. — Ты?

Мое сердце делает неожиданный кульбит. Оказывается, я еще способен на романтические эмоции, иначе никак не назовешь внезапный трепет, охвативший меня, стоило мне увидеть Олю. Я такое ощущал, наверное, только в самом начале наших с ней отношений.

Значит, чувства есть, они не исчезли. И я теперь точно знаю, что нужно делать.

— Здравствуй, — приветствую ее с улыбкой и захожу внутрь квартиры, не дожидаясь приглашения, — далеко же ты забралась. Но я рад тебя видеть.

Нужно успеть воспользоваться ее замешательством, пока не прогнала меня с криками.

— Зато я нет, — произносит она. — И я тебя не впускала, убирайся.

— Понимаю, но все же я останусь, — мне безумно хочется прикоснуться к Ольге, на ней надета свободная рубашка и шорты, и ее ноги так и манят меня к себе. Она как будто постройнела и похорошела. Словно и не рожала детей. — Нет, постой, — не сдерживаюсь, хватаю ее, заметив, что она куда — то пятится, — я соскучился.

— Пусти, мне больно, — она преувеличивает, я не груб с ней. — Как ты нас нашел? Тебе здесь не место.

Эта фраза сбивает меня с благодушного настроя.

— Вот как? Это с чего? — мой отвратительный характер рвется наружу. — Ты моя жена, и где — то здесь с тобой находятся наши дети.

— О? Уже наши? Ты знаешь, с чего, — отбривает она, намекая на творившуюся недавно дичь, — я подала на развод. Да ты и сам нас выгонял. Дальше тянуть ты не сможешь, придется — таки развестись.

— Верно, но все изменилось. Я все осознал. Три месяца на примирение закончились. Собирай вещи, вы с детьми возвращаетесь домой. Развода не будет. Будем по — настоящему мириться, а не фиктивно.

Я полностью уверен в своих словах. Ольга даже пахнет по — родному, только примирение и ничего иного.

— Ты знаешь, удивительно, но они все — таки уснули, звонок в дверь не сбил их с нужного настроя, — из комнаты входит очень неожиданная личность. — Я им белый шум оставил, пусть отдыхают.

— А ты какого здесь находишься?! — спрашиваю взбешенно у одноклассника Ольги, Егора, кажется.

36

Естественно, логическая цепочка мгновенно выстраивается в моей голове. Но вопр

Глава 1

Сегодняшнее утро началось, как и предыдущие триста шестьдесят штук. Резко, сумбурно и в режиме «не успеваю нормально поесть». Честное слово, когда дети пойдут в садик, я буду минимум неделю сидеть у окна, пить кофе и медитировать, наслаждаясь видом.

Но до этого славного момента еще примерно от трехсот шестидесяти до семисот двадцати загруженных будней мамы, у которой сразу двое маленьких детей, а любимый супруг в постоянных разъездах, зарабатывает на нашу счастливую жизнь.

– Ай, – вздрагиваю от неожиданности, ощутив нечто липкое у себя на лбу, – ты зачем в маму кашей запустила? Если у вас с братом сегодня первый день рождения, это не значит, что нужно вести себя так, как вам заблагорассудится!

Дочь на мое замечание лишь задорно смеется, заставляя и меня сменить гнев на милость. С маленькими детьми не может быть по–другому.

Заканчиваю наш завтрак, попутно прибираю кухню и жду свекровь. Сегодня у нас знаменательный день, год назад на свет появились мои крошки, и к нам в гости придут родственники. Мать мужа милостиво вызвалась посидеть с двойняшками, пока я буду готовиться к празднику. Не знаю, что бы я без нее делала, ведь другой бабушки у нас нет.

У меня есть лишь двоюродная тетка, но она в двух тысячах километрах отсюда. И виделись мы с ней в последний раз, когда я осталась одна. Потом завертелась семейная жизнь, работа, и ни я, ни она так и не смогли ни разу выкроить время поехать за две тысячи километров. Да и желания, видимо, не было. Отношения у нас с теткой всегда были натянутыми.

Но не буду предаваться грустным воспоминаниям. У меня сегодня праздник. И наконец–то мой дорогой, мой Глебушка, вернется домой.

Вытаскиваю телефон, там сообщения от кондитера, аниматоров и фотографа. От Глеба ничего нет.

Он наверняка просто торопится к нам, не стал тратить время на звонки и сообщения. Да и зачем, если мы скоро увидимся, верно?

Согласовываю вопросы по телефону и выбегаю на улицу, увидев из окна свекровь.

– Анна Николаевна, вы пришли, – радостно приветствую женщину. – Давайте помогу с пакетами.

– Конечно, я пришла, Ольга, день рождение моих единственных внуков, я не могла его пропустить, – свекровь скидывает плащ мне в руки, разувается и проходит внутрь. – Ты все–таки повесила эти дурацкие рюши, я ведь дарила вам отличную серую тюль, она бы идеально гармонировала со стенами.

– Я не могу находиться в серой гостиной, она для меня обезличенная, мне нужно яркое пятно, говорящее, что здесь есть жизнь. Когда Глеб вернется, предложу ему перекрасить стены.

– Вот и зря, у моего сына отличный вкус, тебе надо у него поучиться, Оленька, – снисходительно произносит Анна Николаевна. – Ладно, где мои любимые внуки.

– Идемте, – отвечаю с улыбкой, не продолжая наш вечный спор про убранство дома.

Дети рады видеть бабушку, она из–за своей занятости нечастый гость в нашем доме. У нас, в принципе, нет частых гостей, все наше окружение занятые личности, одна я «просиживаю штаны» в декрете. Но я ни на кого не в обиде, я считаю, что мне повезло, и все у меня в жизни складывается отлично.

Выбегаю на улицу и торопливо сажусь в машину. Еще столько дел, мне хочется устроить идеальный праздник для крошек, и неважно, что останется он лишь в моей памяти. Детки потом будут смотреть фотографии, и им наверняка будет интересно.

Снова бросаю взгляд на телефон, но там нет ничего нового.

Думаю, какого черта, и набираю Глебу сама. Он должен быть в пути, если что, не возьмет трубку и поругается дома, что отвлекала от дороги. Он вообще не любит, когда я звоню, а он занят. И в этот раз в трубке раздаются долгие гудки.

С досадой откидываю телефон на пассажирское сидение и сосредотачиваюсь на насущном. Глеб приедет, никуда не денется, он обещал.

Через несколько часов возвращаюсь домой с кучей пакетов из кулинарии и, конечно, тортом мечты. И снова звоню супругу. Ему бы пора уже появиться, гости скоро придут, и я начинаю волноваться, не случилось ли чего в пути. Но снова меня постигает неудача. Более того, длинные гудки в конце переключаются на автоответчик, и с этих пор при следующих звонках автоответчик у Глеба срабатывает сразу.

– Анна Николаевна, вы с Глебом сегодня созванивались? – спрашиваю обеспокоенно, заходя в гостиную.

Поправляю платье и надеваю свои любимые длинные серьги, которые Глеб подарил мне на нашу первую годовщину. В декрете нет повода их надевать, и сегодня я принаряжаюсь по полной.

– Вырез у платьишка не слишком ли открытый, Оленька? Не заболеешь? – заботливо интересуется свекровь. – А сережки хороши. Я помню, Глебушка советовался со мной, понравятся ли тебе. И да, он звонил утром, говорил про какой–то сюрприз для детей, а потом связь прервалась.

– А, ясно, – киваю, – ну, хорошо.

Мне немного обидно, что Глеб набрал матери, а я не получила даже сообщение, но я быстро одергиваю себя. Она ведь сказала, что связь прервалась, звонок наверняка был коротким, Глеб был в пути, и он знал, что Анна Николаевна придет к нам сегодня и все мне расскажет.

Вскоре начинают собираться гости. Приезжает свекор, тетя и дядя Глеба, его двоюродная сестра с мужем. Из пар с детьми только наши с Глебом друзья по институту. Я рада, что Толик с Машей смогли прийти, иначе аниматоры были бы практически бессмысленны.

– Дорогая, как же здорово ты все устроила, и я так рада, что мы наконец–то собрались, – подходит ко мне Маша после окончания развлекательной программы для детей. – А где Глеб? Мне казалось, у него заканчивается очередная командировка.

– Так и есть, – с трудом выдавливаю из себя вымученную улыбку, вопрос подруги затронул во мне новую волну беспокойства за мужа, – было, по крайней мере. Я уже и не знаю, что думать.

– О, не стоит, я уверена, все с ним нормально! Он, кажется, писал что–то Толику с утра по работе, – беззаботно отзывается Маша.

И другу он писал, а родной жене, родившей ему двух долгожданных детей, ни строчки не отправил.

Мое настроение портится окончательно, и появляется стойкое желание разогнать всех гостей по домам, все равно дети уже получили впечатлений на месяц вперед, и я понятия не имею, как буду укладывать их спать после сильного перевозбуждения.

Но тут на подъездной дорожке у дома появляется машина с надписью курьерской службы.

– Это, наверное, сюрприз от Глебушки, – комментирует свекровь, которая тоже заметила автомобиль.

– Я схожу, – коротко отвечаю, оставляя гостей в доме.

– Я помогу тебе, Оленька, – отзывается Анна Николаевна, – зная моего Глебушку, ты одна не справишься.

Мы вместе выходим за ворота, я быстро расписываюсь на листке курьера, и он вручает нам два больших запакованных подарка.

– Надо было Михаила Юрьевича позвать, – растерянно бормочу, смотря на все это великолепие и думая лишь о том, где сам Глеб, почему курьер, а не он, привез детям подарки.

Во мне еще теплится надежда на то, что подарки слишком большие, ведь в личный автомобиль они с трудом влезут, и Глеб посчитал, что успеет приехать и вручить все лично. Но после двух больших коробок курьер дает мне огромный букет белых роз.

– Это тоже вам, – произносит парень, подмигивая, – с праздником!

– Ага, спасибо, – бормочу, на автомате утыкаясь носом в цветы.

Они пахнут восхитительно, и я обожаю белые розы, но я хочу увидеть своего мужа, а не цветы.

К букету приколот конверт. Дрожащими руками снимаю его, перехватывая цветы левой рукой. Внутри находится листок с посланием от Глеба.

«Лучшей женщине на свете, подарившей мне двух замечательных детей. Прошу, прости, что не успел приехать. Когда вернусь, ты поймешь, почему я остался. После этой командировки наша жизнь развернется на сто восемьдесят градусов. Всегда твой Глеб».

Дочитываю написанное и с трудом тут же не выкидываю бумагу на газон. Обида на мужа застилает мой разум.

– Олечка, какие красивые цветы, – раздается сзади голос Анны Николаевны, – ну же, иди к нам, поставишь их в вазу и еще полюбуешься. Пора резать торт.

– Да, вы правы, – отвечаю чуть сдавленным голосом, проглатываю ком в горле и так и не позволяю слезам пролиться. – Нужно дать торт детям, а то они уже устали.

Возвращаюсь в дом, быстро взбегаю на второй этаж и кладу букет на кровать в нашей с Глебом спальне. Хотя правильнее будет ее называть моей личной спальней, ведь муж в ней нечастый гость.

Собираюсь уже вернуться к гостям, чтобы добить праздник, нет сил и желания заниматься цветами, а дети не виноваты, что мама устала, они должны получить сегодня все, но из букета выпадает еще один конверт. Он из более плотной бумаги, ярко–розового цвета. Даже странно, что я его сразу не заметила.

Затаив дыхание, поднимаю конверт, мое сердце при этом колотится как заполошное. Вроде разумом я понимаю, что бояться нечего, ведь это прислал Глеб, но в душе мне очень страшно.

Наконец–то открываю конверт, из–за трясущихся пальцев его содержимое вываливается прямо на пол. Это не еще одно послание. Это фотографии. Много фотографий. И все они с Глебом.

Вот только он на них не один.

Глава 2

Моргаю несколько раз, но увиденное не исчезает. Истинный смысл фотографий медленно доходит до моего сознания. Осторожно провожу по ярким картинкам пальцами, словно если я их потрогаю, что–то изменится, не знаю, девица внезапно исчезнет или хотя бы окажется более одетой?

Но, конечно, ничего такого не происходит. Магии в нашем мире нет, есть только голые факты. И они в данный момент беспощадно бьют по моей психике.

Мой мозг генерирует отвлеченные мысли, не давая скатиться в истерику. Например, то, что девушка на фотографии красивая, я произнесла про себя уже раз десять, наверное. А еще она блондинка. Глебу всегда нравились блондинки, уж я–то знаю, лет десять как дополнительно обесцвечиваю свои русые волосы.

– Оленька, где же ты? Вазу никак не найдешь для Глебушкиного подарка? Мы торт достали, – доносится до меня голос свекрови.

Она уже близко, вот–вот войдет в спальню, и эта мысль отрезвляет меня.

Быстро поднимаюсь на ноги и заталкиваю ненавистные фотографии под кровать. Едва успеваю, как Анна Николаевна открывает дверь и с любопытством осматривается.

– Я иду. С цветами ничего страшного не случится, – отрывисто произношу и делаю шаг вперед.

– Нет–нет, ни в коем случае! – восклицает мать Глеба. – Я сама их поставлю, помогу тебе.