Мой босс-тиран, или Няня на полставки бесплатное чтение

Мой босс-тиран, или Няня на полставки

Лия Романовская

1

МИРОСЛАВА

Утро как-то сразу не задалось. Вначале сломалась кофеварка и пришлось Мире варить кофе по старинке — в ковшике. Потом обнаружилась преждевременная кончина молока, в результате чего кофе получился кислым и мерзким. В итоге Мирослава забросила попытки насладиться любимым напитком и решила выпить его на работе. Она так торопилась осуществить задуманное, что не обратила внимания на пятно на любимой юбке, а когда все-таки заметила, вернулась с полдороги домой и еще десять минут выбирала другой наряд. В конечном счете опоздала на рейсовый автобус, полчаса топталась на месте в ожидании хоть чего-нибудь и, в конце концов махнув рукой, вызвала такси.

В общем сегодня Мира немного задержалась, но это «немного» грозило большими неприятностями и теперь она, трясясь как осиновый лист, на цыпочках постаралась пробраться к своему столу незамеченной бдительной секретаршей Лилей. Но только разве это возможно? Мира предчувствовала скорую расправу от шефа и, затаившись за монитором компьютера, принялась усиленно делать вид, что работает.

К ней у шефа всегда были какие-то необоснованные придирки, и он уже не один раз делал замечание то за слишком короткую юбку, то за ужасно обтягивающие лосины, то за еще что-нибудь в том же духе. Нет, главное хорошую работу он как специально не замечает, а юбку за полкилометра видит! «Урюк какой-то», — не раз про себя думала Мира и еще круче виляла бедрами, проходя мимо шефа.

— Вот уволит он тебя, будешь знать! — наставительно твердила Катенька — рядовой, но очень хороший бухгалтер, грозя Мирославе красивым наманикюренным пальчиком.

— С формулировкой «За виляние бедрами, да?»

— С формулировкой «За длинный язык»!

— Скучная ты, Катюша, — смеялась Мира и в следующий раз одевалась еще откровеннее, так ее забавляла реакция шефа, который то краснел от распиравшего его возмущения, то смущенно бледнел, словно безусый мальчишка.

Нет, надо отдать ему должное, он и сейчас был безус, вопреки веяниям моды и повсеместно отрытым барбершопам. Правда юнцом там давно уже не пахло. Лев Алексеевич Аверьянов недавно справил тридцателетний юбилей и в принципе был бы весьма хорош собой, если бы не чрезмерное занудство его натуры.

Но шутки шутками, а опоздание опозданием. Когда Мира уже было подумала, что пронесло, оказалось, что нет — не пронесло. Опоздание заметили и это не предещало ничего хорошего. Вскоре ее вызвали в кабине начальника и Мира, мысленно прощаясь со своим рабочим столом и любимыми скрепками, поспешила падать ниц и преклонять колени перед боссом всея фирмы и прочее-прочее...

Лев Алексеевич был как никогда задумчив, и даже не сделал ни единого замечания. Он вроде бы даже не сразу обратил на нее внимание, а когда все же заметил — поманил пальцем и ласково произнес:

— Мне нужна няня. Мира так и замерла с открытым ртом, не сразу найдясь, что ответить. Ну нужна, она-то тут при чем?

— Ну я поспрашиваю у подруг, может кто-нибудь сможет...

— Вы не поняли, Мирослава Сергеевна! — еще ласковее, будто сироп на душу вылил, ответил Лев Алексеевич, — Мне не нужно искать какую-нибудь вашу подругу. С сегодняшнего дня я беру вас на полставки. Не беспокойтесь. это ненадолго. Пока я не найду стоящую няню...

В смысле стоящую? А она что, так, ничего не стоит?

Но спросила она совершенно другое:

— Что значит няней? Но я не умею...

— Да дело нехитрое, вы же женщина... — поморщился шеф, а Мира даже покраснела, как семиклассница услышавшая неприличные подробности разговора старшекласников на переменке. Кто, кого, когда и как на школьной дискотеке... Вот она тогда так же возмущенно пыхтела и никак не могла поверить, что такое вообще возможно и как же им всем не стыдно!

— Ну конечно, а вы, позвольте узнать, много деревьев посадили? А дом построили?

— По крайней мере один пункт я все-таки выполню!

— И какой же?

— Я выращу сына.

— Ой, удачи вам в ваших начинаниях... — она попятилась назад, к двери, но шеф как-то быстро оказался рядом с ней и своим четко сложенным торсом преградил дорогу.

— Не заставляйте меня подписывать во-о-о-он то заявление... — кивнул шеф, указывая на какие-то бумаги на столе.

Мира возмущенно запыхтела, словно чайник, что готов вот-вот вскипеть, но шеф быстро снял с нее крышечку.

— Мирослава Сергеевна, вы не смотрите, что я такой добрый сейчас. Я ведь и правда уволить могу в случае чего.

Пташкина насупилась и сжала кулачки.

— Ну чего вы так напряглись, а? У меня положение безвыходное — пацан дома один, отправить к нему некого, все сотрудники очень ценные...

Мира вновь чуть не задохнулась от возмущения. Значит все ценные, кроме нее?

— А там мальчик, такой одинокий, маленький...один, совсем один.

Заглянул ей в глаза и сердце Мирославы не выдержало.

— Говорите адрес и что делать нужно, — буркнула она, понимая, что подписала себе приговор в виде чужого богатенького пацана.

— Нет-нет, водитель отвезет вас прямо сейчас. — обрадованно воскликнул Лев, и вдруг немного смущенно указал на ее короткое платье, — Только... Не могли бы вы переодеться?

— Нет!

Аверьянов примиряюще поднял обе руки и подхалимски улыбнулся.

— Ладно-ладно, без проблем!

— Что делать-то надо?

— Ну...я не знаю, покормите там, поиграйте. Что еще делают в таких случаях?

— Вот именно...что? И вообще — я же не умею вот это все... эти дети, как и с чем их едят? Что им можно, что нельзя? Да я даже говорить не знаю о чем... — в последний раз обреченно простонала она, но Лев Алексеевич не привык сдаваться так просто.

— Да чего там уметь? Любая баба справится с шестилетним пацаном!

«Баба?!» — возмущению Миры не было предела. Это за это они, женщины боролись добрую сотню лет, за вот этот вот махровый шовинизм?

— Что за устаревшие стереотипы! Я, между прочим, чайлдфри, чтоб вы знали!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вы, между прочим, мой сотрудник. Потом няня. Потом женщина. И только потом какая-то там чайлдфри. Все. Разговор окончен! — твердо парировал начальник, не привыкший, чтобы ему перечили, и Мира с грустью поняла, что бой проигран.

— Будет исполнено, Лев Алексеевич!

В фирме с лозунгом «Живи здесь и сейчас» все давно усвоили — если шеф что-то решил, то вариант только один — в лепешку расшибись, но сделай. Суровый и требовательный Аверьянов может испепелять одним взглядом на месте, а уж уволить любого сотрудника для него и правда не представляет никакого труда. Уволить любого, кроме старой и веселой секретарши Лили, в шутку или всерьез называющей себя той смой внучкой Брик и имеющей непререкаемый авторитет у шефа. Поговаривают, что когда-то она была его нянькой в деревне, куда родители отправляли мальчика «подышать свежим воздухом», но все это всего лишь слухи. Хотя почему бы и нет?!

В курилке и за пределами офиса коллеги давно объединились в одну стаю и называют Льва не иначе как Шерхан, хотя насколько Мире не изменяет память, персонаж Киплинга был тигром, а не львом. Но придумывая кличку ребята особо не заморачивались. Семейство кошачьих? Кошачьих. Плотоядный? Тоже да. Злой как черт? Ну не то чтобы... скорее занудный до посинения. И все-таки, чего еще надо тебе, Мирослава Сергеевна?

Фирма, а точнее целый концерн по производству мягкой мебели под руководством Шерхана процветает и приносит стабильно высокие прибыли уже восьмой год и устроиться в головной офис — большая мечта любого мало-мальски адекватного человека в их небольшом городе. Потому что там, где прибыль, там и приличный доход у сотрудников и всякие плюшки в виде премий, тринадцатых зарплат, профсоюзных путевок в санаторно-курортные места отдыха и... да что и, и так достаточно.

Филиалы во многих крупных городах необъятной позволяют Льву Алексеевичу в любой момент отойти от дел и нанять профессионалов вместо себя, но есть одно «но». Шерхан никому не доверяет, и даже гендиректоров и управляющих в других городах не нанимал бы, если бы только мог раздвоиться, или вообще разделяться на составные части, чтобы только успевать следить за всем происходящим лично. И даже на завод, который находится в их городе, он ездит чуть ли не каждый день, и контролирует качество выпускаемой продукции, количество и сроки. За мелкие промахи Лев Алексеевич лишает премий без раздумий и в зависимости от тяжести проступка. За более серьезные косяки увольняет без суда и следствия. Спорить с ним бесполезно, может выгнать и с волчьим билетом, а потому каждый работник чуть ли не каждый день проживает в режиме ожидания увольнения.

Это так про него говорят...

Но чего уж зря наговаривать, за просто так Шерхан еще никого не уволил. Только по делам раздает лещей, по делам неправденым и грешным. Но где вы видели, чтобы нерадивые сотрудники начальству зазря не приписали гнустность характера? То то же...

В целом Лев все-таки мужик скорее нормальный, чем нет, но все-таки Мира не рискнула проверять его на гнусность и сдала свои позиции при одном только упоминании об увольнении. Теперь же она тряслась в салоне дорогой тачки шефа и тихо себя ненавидела. Ну чего она такая мягкотелая-то, а? Ну и уволил бы, и черт с ним, с этим концерном и Шерханом. Что она, другое место что ли себе не найдет?

Вздохнула с большой печалью, понимая, что нет, не найдет. Ну или найдет, в принципе почему нет? В супермаркетах всегда требуются кассиры, а в местном ЖЭКе вообще вакансии на любой вкус — хочешь дворником, хочешь диспетчером, а хочешь уборщицей. В общем список довольно обширный. Но здесь-то, в «Мебель.Лев» ей вообще-то нравится. Вот почитай всё и нравится — нет минусов, как есть нет.

Да и если говорить совсем уж честно, то на самом деле конечно же ничто Миру не трясло, ибо в такой тачке просто не может ничего трясти. Ехали они до того плавно, что она даже чуть не заснула. Это она от злости так сердилась, злясь на всё и вся. «Надеюсь мне не придется из дома таскаться в такую даль...и вообще, специально не понравлюсь пацану и придется папаше искать другую няньку!»

Спустя примерно полчаса они въехали в коттеджный поселок, находящийся недалеко за городом, и Мирослава ахнула. И надо сказать было от чего. Трехэтажный особняк поражал воображение, никогда прежде она не видела таких домов, только может на картинках и то не факт... — Матерь божья! Это ж сколько акров, сколько квадратов...где-то здесь наверняка рабы пашут, на таких-то плантациях грех не пахать!

Водитель, который к тому времени как раз распахнул перед ней дверь, чтобы подать руку, удивлённо уставился на Миру, и она даже немножко устыдилась. Ну в самом деле, дом как дом, только большой. Дорожка вела к красивым кованым воротам, которые при их появлении тут же распахнулись. Охранник слишком радостно и до жути вежливо поздоровался и попросил Миру следовать за ним. Она шла вслед за провожатым и только что не ахала вслух.

Мира отлично помнила, что у них с мамой на даче целых двенадцать соток. И то это много. По крайней мере соседи люто завидуют чужим квадратам и иначе чем «буржуи поганые» их не называют.

«Вот уж видела бы бабка Маша «енти» сотки, удавилась бы со злости! Вишневая аллея привела к парадному входу и Мира даже невольно осмотрела себя, не слабо так засмущавшись. «Как замарашка, ей богу!»

Платье еще это, которое выглядит здесь до того неуместным, что она уже сто раз пожалела, что вообще согласилась сюда ехать. Дверь открыла экономка и, улыбаясь Мире как родной, очень вежливо пригласила войти.

«Какие они все тут вежливые, аж зубы сводит. И будьте любезны, да так добры, да не изволитесс... Будь я сыном Шерхана — от тоски повесилась бы!»

— Проходите пожалуйста, Мирослава Сергеевна. Присаживайтесь, сейчас я накрою на стол, чтобы вы отобедали с дороги.

— Позже! — сказала Мира, как отрезала, — Пацан где?

— О... это милейшее создание всегда где-нибудь прячется. Но уверена, что вы обязательно подружитесь, ведь все дети прекрасны и... Мира закатила глаза и отодвинула экономку в сторону.

— В общем вы тут располагайтесь. Чувствуйте себя как дома... — лепетала экономка, обуваясь у порога, и пятясь задом к двери.

— Эй, стойте. А вы куда?

Глаза женщины забегали, она начала заикаться, но охранник, все это время маячивший где-то позади, принялся что-то лепетать за экономку:

— А мы это... в отпуск. На больничный то есть. В общем скоро придем. Завтра.

— Да. Через неделю.

— Или через две.

— Да, через две. Пока-пока.

— Эй, стойте! Вы чего, с ума сошли что ли?

Но охранник с экономкой уже бежали к воротам и Мира поняла, что осталась одна. Она выбежала во двор за странными товарищами, но успела увидеть только пятки экономки, на прощание сверкнувшие у ворот, и ее светлый дух испарился без следа.

— Ну дела... Тут только девушка заметила охранника, заперевшегося в своей будке и поняла, что пора уже наконец звонить Шерхану.

— Лев Алексеевич, у вас тут точно не психиатрическая лечебница?

— А что случилось?

— Эм... ну как вам сказать... просто женщина, что открыла мне дверь — сбежала, а охранник прячется в будке.

— Ах это?.. Не обращайте внимания. Скоро Юру подменит кто-нибудь, а экономку я уже ищу новую.

— Я надеюсь это никак не связано с мальчиком?

Лев Алексеевич поперхнулся, закашлялся и очень убедительно заверил:

— Нет-нет, что вы... Стёпа просто прекрасный мальчик. Настоящий ангел. Агнец божий. Чудесный малыш и все такое прочее...и... Ой все, вы там пока разбирайтесь, у меня срочное совещание и....

— Так отмените!

— Не могу. Уволят.

— Вы сам шеф, кто вас уволит?!

— Некогда, некогда болтать, дела зовут!

— Погодите! Стоять! Мне нужно знать, что случилось со старой няней... — закричала Мира, но в трубке уже неслись короткие гудки.

Неожиданно Мирославе стало страшно. Не сильно, конечно, но достаточно для того, чтобы подумать о побеге. Останавливало толко одно — мысль о маленьком мальчике, находящимся где-то в глубине этого огромного дома. Ну не бросать же его в самом деле?! Сейчас она найдет его, успокоит, покормит и поиграет, а вечером придет Шерхан и отпустит её домой. Всего-то и дел, пустяки...

Мирослава покрутила пальцем у виска, глядя на охранника Юру, сделала дыхательную гимнастику, выдохнула и направилась к дому. Краем глаза заметила, как на втором этаже дернулась занавеска и довольно потерла руки.

«Ну вот ты и попался, малявка!» Мира уже ощущала вкус победы и даже успела перешагнуть порог дома, как вдруг наступила во что-то склизкое, и даже ахнуть не успела, как ноги разъехались в разные стороны, и она только и смогла, что подставить руки, чтобы не сесть в болезненном шпагате. Мирослава охнула, ойкнула, выругалась матом, вспомнила, что где-то здесь ребенок и прикусила язык. На глаза правда навернулись слезы, до того было больно. Но она мужественно взяла себя в руки и осмотрела пол. Так и есть, где-то здесь промышляет злодейством кошка, не приученная к лотку, и теперь туфли можно выкидывать. Утешало одно — поговорка, что наступить в то самое, о чем приличные люди не говорят вслух, это к деньгам.

Деньги — это хорошо, это очень замечательно. И она даже предполагает откуда они могут взяться. Пусть няней она всего на полставки, но ведь вон какая у нее работа тяжелая. То за психами бегай, то в кошачий проделки наступай, то новенькие туфли выкидывай. Один стресс и производственные травмы. Надо будет, кстати, счет Льву Алексеевичу выставить — за обувь. А ведь это она еще даже пацаненка не нашла.

— Эй, мелкий, выходи, играть будем! — крикнула она, поднимаясь по лестнице, и голос эхом разнесся по гулкому дому.

Тишина в особняке стояла гробовая и тут Миру вновь накрыл липкий страх. А что, если с пацаном что-то случилось? Чего это экономка сбежала так ловко?

«Ой, мамочки мои...»

А может он сам сбежал, и охранник с экономкой испугались ответственности? Еще не легче, доказывай потом, что это не она его проворонила.

— Стёпа-а-а, ау, ты где?

Мира поднялась на второй этаж, ведущий в два крыла. Попыталась вспомнить с какой стороны видела колышущуюся занавеску и, решив, что справа, направилась по длинному коридору по пути открывая двери.

— Слышь, парень, ты где? Выходи уже — поиграем. Зря я что ли сюда ехала?! За первой дверью оказался санузел.

— Матерь божья! Да тут туалет размером с мою квартиру!

Немного подумала, в уме что-то прикидывая и добавила:

— Ну ладно-ладно, преувеличила... с половину квартиры.

«Так, если у нее сорок пять квадратов, то здесь примерно двадцать, ну уж никак не меньше. Это ж тут даже танцевать можно», — размышляла Мирослава и впрямь выделывая разные па от джакузи до унитаза и обратно.

Потом она все же вспомнила зачем она здесь и, немного нахмурившись, вновь пошла искать Стёпу.

За второй дверью показалась светлая комната, на вид гостевая, настолько все там было обезличено, словно в гостиничном номере. Третья — игровая, но там Стёпы не оказалось, хотя Мира залезла даже под стол и за шторы. По ее расчетам мальчик выглядывал из соседней комнаты и туда она решила подкрасться на цыпочках. Хотя глупее сложно было выдумать — ведь перед этим она с полчаса орала на весь дом, чтобы он вышел. Но эта здравая мысль почему-то не пришла ей в голову, поэтому Мира шла осторожно, едва касаясь пола носочками. И она уже подкралась к нужной двери, как вдруг... позади мяукнула кошка. Мирослава обернулась и пораженно застыла на месте. Кошка, рыжая и абсолютно наглая, смотрела ей прямо в глаза, не мигая и не отступая, как бы давая понять, что это война.

Мирослава сощурила глаза и поджала губы, всем своим видом отвечая, что вызов принят. Так они бы и стояли еще неизвестно сколько, как вдруг кошка хитро мяукнула и сорвалась с места.

— Ах ты, я тебя за туфли... — позабыв про Стёпу, Мира понеслась за наглой мордой, чтобы поймать нахалку и выгнать её на улицу, но та оказалась проворнее. Девушка добежала до второго крыла и обнаружила совершено пустой коридор.

— Вроде ж ты прямо бежала, стерва! Она погрозила кулачком в пустоту и зловеще пообещала кошке еще отомстить за поруганные туфли и растянутые связки. А пока надо было все-таки найти Степу. Мира подошла к той самой двери, за которой недавно колыхалась шторка и дернула за ручку. Сделала шаг, занесла ногу для второго и так и застыла на месте. По волосам, лицу и шее вниз стекала вода, и сейчас она только хлопала мокрыми ресницами и открывала беззвучно рот, словно выброшенная на берег рыба.

А из-за двери по дому разносился жуткий детский смех.

2

Две недели назад

Лев

С Ольгой Лев познакомился восемь лет назад. Или семь. Если честно он и сам толком не помнил когда именно свел то знакомство с этой странной женщиной, потому что интрижка была мимолётной и ничего не значащей. Так, лёгкий флирт у барной стойки клуба, сильное влечение под влиянием горячительного на танцполе, и тошнотворное утро в чужой скомканной постели. Он даже толком не помнил, как спал с этой женщиной и только спустя день с трудом припомнил её имя. Чтобы тут же его забыть.

Ольга вновь ворвалась в его жизнь спустя почти месяц, потрясывая тестом на беременность и угрожая всеми карами небесными, если он не даст денег на аборт и моральную компенсацию. Лев без разговоров выполнил все условия, лишь бы навсегда забыть об этой странной и глупой проблеме по имени Оля, и сразу же побежал проверяться к доктору. Ибо до сих пор был уверен, что исправно предохранялся в ночь любви. Ведь он всегда предохранялся, а тут... словно голову снесло, напрочь отшибив чувство самосохранения и память. Будто черт попутал.

Это была последняя его одноразовая интрижка с первой встречной-поперечной, и он даже разом, можно сказать в одночасье завязал с походами в клубы. Словно бабка отшептала. А может наконец включился до того спящий мозг. Впрочем, без разницы — главное то, что Аверьянов удивил друзей оболтусов практически добровольным монашеством (ну это по их меркам) и с головой ушел в работу. Правда совсем с женщинами покончено не было, но Льву вдруг захотелось настоящего уюта и тепла и он не раз пытался построить настоящие отношения, как сейчас принято говорить, с достойными девушками. Но все никак не выходило. Последняя, Наталья, не так давно вышла замуж за француза, назвав Льва бесчувственным сухарем и улетела на пмж в Париж к чувствительному и понимающему Франсуа.

Ну да, кто бы спорил, Аверьянов никогда не отличался эмоциональностью и романтизмом. Но он же мужик, к тому же по уши занятый бизнесом. С Наташей они встречались два раза в неделю. Он дарил ей заказанные заранее розы и любил половину ночи в самом лучшем гостиничном номере в городе. Утром надо было рано вставать и Лев всегда в полночь провожал любимую на таски, а сам ехал домой — отсыпаться. По праздникам Лев дарил ей всякие безделушки, вроде золота и духов, а на последний день рождения сделал сюрприз — вручил ключи от автомобиля. Что ей еще-то было нужно?!

В общем не понимал он этих женщин никогда и не понимает до сих пор. А ведь ему уже тридцать. Не мальчик, как ни крути. Еще и матушка все время ноет, когда же сможет понянчит внуков. Хотя, откровенно говоря, она просто валяет дурака. У матушки своих дел навалом — то она устраивает пенные вечеринки, то ходит в горы, а то встречает «настоящую любовь». И так постоянно, какие уж тут внуки. Конечно они могли бы ее хоть немного остепенить, вот только возникал вопрос - а надо ли? Да и попробуй назови ее бабушкой — прибьет без разбору. Она и матушкой-то не разрешает, а тут...

Сам же Лев устал и перестал верить женщинам. Не так чтобы прям фатально, но все больше привыкал к холостячеству.

Недавно он-таки достроил дом, обустроил его с любовью и нежностью, какой почему-то не испытывал к Наталье, взял экономку, садовника и охранника на ворота и отныне наслаждался покоем. Правда иногда нет-нет, но мелькала грустная мысль, а для кого он этот дом строил-то?

Все чаще он ночевал на старой квартире и все чаще предлагал матушке заселиться в его дом со своим новым женихом. Но та пока вяло отмахивалась, предпочитая шикарному особняку евродвушку в центре города и старенькую дачу в тридцати километрах от города. Она все еще не теряла надежды женить единственного сына, ибо сама уже четыре раза выходила замуж, и раз в неделю примерно устраивала торжественные вечера со сватами.

Льву уже даже было стыдно. Немножко. Он всерьез опасался, что вот-вот пойдет молва о том, что мама ищет директору «Мебель. Лев» женщину. А там и слухи, что он гей разнесутся по городу со скоростью молнии. Обязательно разнесутся, дай только повод. Итак на него уже косо половина сотрудников поглядывает, а вторая безбожно клеится, и в силу того, что он на них не смотрит, тоже скоро будет поглядывать с подозрениями.

В общем тяжело оказалось директору «Мебель.Лев» жить собственным лозунгом — здесь и сейчас. И он с большой грустью и смирением понимал, что придется видимо все же искать новую женщину на постоянную основу. Но вот только без внуков, то есть без детей. Да.

И вот полгода назад случилось чудо — встретил Лёва женщину, казалось бы, мечты. С Анной Тихомировой они учились в одном универе, и он тайно был в нее влюблен с первого по последний курс. Анечка же слыла особой знойной, мудрой и хваткой. В конце пятого курса она подцепила какого-то американца, приезжавшего учиться по обмену, и укатила с ним в беззаботные американские дали, чтобы спустя семь лет вернуться оттуда богатенькой вдовой.

Казалось бы, вот она судьба — бери и женись на Анечке, обладательнице четвёртого размера груди и ласкового голоса, но вновь случилась незадача. Объявилась Ольга.

Да. Та самая, что шесть или семь лет назад трясла двумя полосками теста, но так и не сделала аборт.

Лев все это время знал о существовании сына, но никогда им не интересовался. Ольга жила в другой стране, пусть и ближнего государства, но все же... Пацана воспитывал другой мужчина с самого его рождения, но Лев исправно пересылал приличные суммы на его содержание. Пару раз Ольга прислала ему фотографии рыжего вихрастого пацана, но Лев, как ни всматривался, так и не увидел в нем своих черт. Тест ДНК он все же сделал, так как платить возможно чужому ребенку не слишком хотелось, и Ольга, подозрительно долго тянувшая с этим делом, согласилась. То, что Лев оказался папашей двухлетнего пацана его несколько выбило из колеи и он прямо спросил Ольгу:

— Почему бы тебе не сказать сразу о рождении у меня сына, раз уж ты не сделала аборт?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

На что Ольга, женщина странная и весьма прозорливая, честно ответила:

— Потому что ты думал ты один что ли папаша? Просто я выбрала более перспективного.

И вот, спустя годы, теплым июньским вечером в доме раздался звонок. Лев сам прошел к воротам, открыл их и обомлел. Ольгу он узнал с большим трудом, от прежней красавицы не осталось и следа. Она сильно прибавила в весе, раздобрела и выглядела не на свои «что-то около тридцати», а на все сорок пять. Но хоть женщина и изменилась узнать ее он все же смог, слишком выразительными были  черты её некогда красивого лица, и волосы все так же отливали медью, как и в ту ночь в клубе.

— На вот, играйся! — Оля выдвинула из-за необъятной спины пацанёнка и придвинула его к Аверьянову.

Мальчик заметно тушевался, стоял в сторонке и смотрел настороженно.

— В смысле играйся? — опешил Лев, пятясь назад, к спасительному дому.

— А в прямом. Отдохнул? Пора и папкой побыть. Вот, Стёпка — папка это твой. Чувствуй себя как дома, а я пошла.

Стёпа зло сощурил глазки и сжал кулаки.

— Куда пошла?! — Лев все еще не верил в реальность происходящего и переводил взгляд от мальчика к его странной матери.

— А туда. Жизнь личную устраивать. А ты теперь вот мыкайся с этим неблагодарным! Нагуляюсь - вернусь и заберу. — выплюнула Ольга и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, скрылась за воротами.

Лев ожидал чего угодно — криков пацана, его слёз, того, что он побежит за нерадивой мамашей, но мальчик все так же стоял, сжав кулаки и с ненавистью глядел вслед матери, которая остановилась перед черной машиной, открыла дверь, села внутрь и была такова.

— Стой! — опомнился Лев и побежал следом, но тачка резко дала по газам и скрылась за поворотом.

Он в недоумении повернулся к мальчишке и пробормотал:

— Ну и что мы теперь с тобой делать будем?!

— Что-что... — неожиданно весело ответил мальчик, — Жить.

Аверьянов был в шоке. Да что там в шоке, слово-то какое глупое, он находился в состоянии полного коллапса. Какой мальчик, зачем он здесь, что происходит?!

Все эти вопросы очень бы хотелось задать кому-нибудь, но было некому. Матери ни в коем случае нельзя сообщать о Степе, иначе об этом узнает весь мир. Близких друзей, по крайней мере таких, которым можно позвонить в трудную минуту у него давно нет. Оставалась одна надежда — на Анну, но её он как-то постеснялся нагружать своими заботами. И правильно, между прочим, сделал.

Но об этом чуть позже.

А пока что Лев вместе с пришедшим с обеда охранником Павлом растерянно рассматривали рыжего пацана и решал, что с ним теперь делать.

— В опеку вам надо, Лев Алексеич, я вам точно говорю. Такие дела только через них. Я знаю, по первому каналу смотрел недавно похожий случай. Там женщина одна...

— Погоди ты, — перебил Пашу Лев, — какая опека? Он вообще-то мой сын.

— И что, прям по закону ваш?

Лев замялся.

— Ну нет, по закону там другой вписан в свидетельство. Но по настоящему-то мой.

— Ну вот!

— Ну что вот? Что я им скажу? Заберите пацана, видеть его не желаю?

Паша пожал плечами, глядя как Степа ожидает вердикта взрослых в сторонке.

— Как бы там ни было, этот мальчик действительно мой сын. Ладно уж, будем считать, что он просто в гости приехал. — Аверьянов обернулся и позвал пацана, — Стёпа, идем в дом.

Мальчик встрепенулся и уставился в сомнениях на Льва.

«Не услышал, что ли?» ...

— Домой говорю пойдем, обедать пора.

«Куда ж его теперь девать-то? Мне завтра на работу, не Паша же с ним сидеть будет. Можно конечно попросить Ладу — экономку, но у нее своих дел достаточно. Придется все же звонить матери...»

— Лада, — обратился он, едва переступив порог дома. — Нам нужна няня.

Лада понятливо кивнула и уже через полчаса нашла какую-то свою знакомую, которая как раз работала с детьми.

Лев не знал, как подступиться к пацану, до сегодняшнего момента он никогда в жизни не имел дел с отроками. Парень не то, чтобы его пугал, но вводил в какой-то ступор. Лев реально не понимал, что с ним теперь делать и как жить дальше. Была бы у него жена, она бы могла подсказать, а тут...

С другой стороны его радовало хотя бы то, что мальчик давно не младенец и не придётся в срочном порядке учиться менять ему памперсы.

— Сейчас мы пообедаем, а потом я покажу тебе мм...твою комнату. — осторожно обратился он к Степе, но тот не проявил никакой реакции. — А хочешь, сам выберешь, что понравится?

Мальчик закатил глаза и принялся ковыряться в тарелке. Лев не решался сделать ему замечание, хотя куски еды летели во все стороны и часть из них уже оказалась на полу.

— Так нельзя кушать! — строго сказала Лада и тут же получила куском мякиша в лоб.

Это Степа скатал черный хлеб и с помощью вилки отправил его в дальний полет. Когда цель была достигнута он начал хохотать, а Лада покраснела от негодования.

— Ах, — воскликнула она, и Лев поспешил вмешаться.

Как можно строже отчитал Степу и потребовал извинений, но парень неожиданно ловко выскочил из-за стола и, показав язык, побежал наверх.

— Стой, Степа. Погоди... — Лев бросился за ним и тут же споткнулся о подножку. Чуть не упал, но вовремя сгруппировался и схватил убегающего Степу за шиворот.

— Ну вот что, пацан. Если ты еще раз учудишь что-нибудь подобное, — начал было он, и осёкся… потому что глаза мальчика мгновенное покраснели и наполнились слезами. — Короче веди себя нормально.

— Да папочка, — всхлипнул Степа и сердце Льва дрогнуло. Совсем немного, но все же.

Правда он так и не увидел, как мстительным блеском сверкнули глаза ребенка и даже не предполагал, что ждет его в будущем.

А Степа вдруг переменился и вместо настороженности стал проявлять любопытство и ласку. Он сам выбрал себе комнату на втором этаже, рядом с комнатой Льва. Сам извинился перед Ладой, и та вмиг оттаяла. Сам выбрал себе в напарники кота, такого же рыжего, как и он, и до вечера играл с ним в догонялки.

Спать в тот день Лев ложился с полным ощущением того, что что-то в его жизни кардинально изменится.

Знал бы он только как...

Нянька Степе не понравилась категорически, и он наотрез отказался оставаться с ней на целый день, без Льва. Аверьянов как мог уговаривал мальчишку оставить растерянную женщину на испытательный срок, но тот уперся и ни в какую не желал ее в няньки.

Впервые за много лет Лев остался дома в рабочий день. Степа даже кота забросил, и крутился около отца каждую минуту так, что в какой-то момент непривычному к такому вниманию и проявлению ласки, Леве это стало надоедать.

А тут еще вечером без предупреждения нагрянула Анна и с порога заявила, только-только увидев ребенка, что просто обожает маленьких детей. Правда сам Степа был к ней не так категоричен.

— Это кто тут у нас такой хорошенький? Кто такой сладенький ма-а-альчик? Это Степочка, да? Степочка? — она склонилась над мальчиком и потрепала его за щечку.

Степочка медленно, глядя прямо в глаза, убрал руку Анны от своего лица и встал позади отца.

— Какой милый мальчик, — уже не так ласково и уверенно пробормотала Анна и поспешила сесть от них подальше.

Ужин прошел в напряженном молчании. Степка затаился, Анна тоже, и только один Лев ничего не замечал.

Но уже ночью, лежа в постели, Анна приподнялась на локте и, сверкнув в темноте своими огромными глазищами, вдруг прошептала Льву:

— Он как-то странно на меня смотрит.

— Кто? — не сразу понял Аверьянов.

— Ребенок. Так смотрит, будто что-то задумал.

Лев рассмеялся и перевернул Анну на спину, наваливаясь сверху и покрывая её лицо нежными поцелуями.

— Тебе показалась, разве может шестилетний пацан что-то задумывать? Перестань, ему ума не хватит.

— Ну да... — задумчиво пробормотала Анна, — Конечно, ты прав. Он же всего лишь ребёнок.

3

ЛЕВ

Утром Лев Алексеевич вскочил ни свет ни заря. Нужно было еще подготовиться к тяжелому дню и как-то решить вопрос с пацаном.

Вечером помощница по хозяйству Лада нашла новую няню, которая должна была подъехать к полудню. Вопросов с кем оставить Степу не возникало ровно до тех пор, пока утром заплаканная Лада не появилась перед Аверьяновым.

— Что-то случилось? — спросил он экономку, и та, заплаканная и расстроенная, принялась сбивчиво рассказывать.

— Ой, Лев Алексеич, ночью у моей матушки  приступ случился сердечный и вот мне только что позвонила соседка, и теперь надо все бросать и ехать в больницу, а я тут...и...

— Конечно езжайте! — воскликнул Лев, но тут же спохватился, — Только это, а кто же тогда останется со Степой?..

В столовой повисла гнетущая тишина. Сам Степа еще спал своим детским счастливым сном и не ведал, что именно сейчас решается его судьба на сегодняшний день.

А то бы он конечно порадовался...

— Во сколько вы говорите придет няня?

— В двенадцать. Или около того, — всхлипнула Лада, вытирая слезы фартуком.

— Что же делать...что же делать...

Анна прильнула ко Льву и ласково пробормотала:

— Ну до двенадцати я могу посидеть с мальчиком. Уж пару часов даже я справлюсь с малышом.

Лев обрадованно кивнул, но тут же уточнил:

— Ты уверена? Не хотелось бы слишком тебя напрягать.

— Ну что ты, милый, — ворковала Аня, — ради тебя я на все согласна.

«Даже на то, чтобы остаться наедине с этим маленьким чудовищем», — додумала она про себя.

— Какая ты у меня добрая, — он поцеловал Анечку в щеку и, поблагодарив за завтрак Ладу, направился к двери.

— Я вас подвезу, — кивнул экономке и вновь обратился к Ане, — Всего пару часов. Прошу тебя, поговори с этой женщиной, ну с новой няней. Если не понравится, не стесняйся отказать от моего имени. Хотя агентство вроде бы хорошее, но мало ли. А я постараюсь пораньше освободиться и закажу столик в ресторане.

Анна расцвела и довольно кивнула, прильнув к Аверьянову своей большой грудью, и он, довольный собой, на прощание зажал её в углу. Жадно впился губами в припухший ротик американской вдовы и не видел, с каким отвращением смотрел на эту семейную идиллию затаившийся на лестнице Степка.

Анна позвонила примерно через час после его ухода и срывающимся голосом попросила приехать.

— Я не могу, — прошептал Лев, пока сотрудники терпеливо делали вид, что их здесь нет.

— Я боюсь его. Он стоит за дверью и угрожает мне.

— Ты в своем уме? Ему шесть лет, какие угрозы?!

— Но это правда...

— Все, извини, я не могу сейчас говорить. У меня совещание. Дождись няню и Ладу и езжай домой. Целую.

— Но...

— Перезвоню.

Лев извинился перед присутствующими и продолжил совещание, полностью включившись в работу и забыв об Аниных словах.

Второй звонок поступил около двенадцати дня. Лев посмотрел на часы, к этому времени вроде бы должна прийти няня.

— Да, любимая?

— Твой сын... — разревелась на том конце провода Анна, — Твой сын...

Сердце у Аверьянова упало куда-то в район пяток.

— Что? Что со Степой?

— Ааа... — еще больше распалялась Аня и Льву стало тяжело дышать.

— Да что случилось? Ты меня пугаешь?

— Он... — всхлипнула она, — Он...он...

— Что он, Аня? Возьми себя в руки. Степа жив?

— Да жив твой пацан, что ему сделается?! — закричала она. — Зато я так больше не могу-у-у...

Лев в изнеможении присел за стол и залпом выпил стакан воды, оставшийся с совещания.

— Так, милая, что там у вас происходит? Давай по порядку.

— Да какая я тебе милая?!!! Милых не бросают на непонятных детей со склонностью к издевательствам и дьявольским смехом!

— Что он натворил?

— Всё! Всё он натворил. И няня твоя не пришла, и Лада эта не вернулась. И я один на один с этим маленьким монстром!

— Ты сейчас говоришь о моем сыне...

— Вот именно, что о твоём! — вновь всхлипнула Аня, перейдя зачем-то на шепот, — Пожалуйста, приезжай. Спаси меня...

Дома Лев был уже через двадцать минут.

Вокруг стояла гнетущая тишина и Аверьянов вновь испытал липкий страх. Что, если Аня сбежала, оставив Степу одного? А вдруг мальчик, испугавшись, тоже ушел из дома и сейчас ходит один-одинешенек где-нибудь в незнакомом месте и плачет...

— Дорогой, слава богу ты пришел!

Аня появилась откуда ни возьмись и повисла на шее у оторопевшего Льва. Вид у нее и правда был такой, будто она только что увидела привидение.

Он обнял её, погладил по голове, но тут же отстранился.

— Что со Степкой? Где он?

— Ах, тебя только это волнует? — возмущенно пролепетала Аня, округлив свои большие голубые глаза.

— Ну тебя же я вижу, поэтому да, в данный момент меня волнует, где мой сын, остальное потом.

Её глаза наполнились слезами и в тишине гостиной раздался трагический шепот:

— Ах так! Ах так? Да я, да ты, да вы... да как ты так можешь! Выбирай, Лев, или я, или этот маленький негодник!

Лев удивлённо уставился на обезумевшую женщину.

— Зачем? Зачем мне выбирать кого-то? Степа мой сын, к тому же здесь он ненадолго, а ты... ты моя девушка.

— На твоём месте я бы сдала его в детский спец приемник, пока он не спалил твой дом, — прошипела она.

— Аня, какой приемник, ты о чем вообще? Что здесь произошло? Где Степа? Что ты несешь?

— Твой сынок исчадие ада!

— Следи за словами. Где он? — вспылил Лев.

Резко отодвинул девушку и принялся искать сына.

— Стёпа, выходи...

— Так значит он тебе дороже меня?

Лев отмахнулся от Ани и вновь позвал сына.

— Ты что, ты не слышишь меня? — истерически воскликнула Аня, — Он тебе дороже меня? Серьёзно?

Она схватила его за рукав и Лев наконец обратил на нее внимание. Он не знал, что отвечать. И так и эдак выходило скверно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Выбирай!

— Не буду я выбирать. Ты уже скажешь, где Степа?

— Да в чулане твой сынок. Я недавно его заперла - пусть посидит и подумает над своим поведением.

— Что? В чулане? Ты совсем с ума сошла? Да кто ты такая?!

— Я…он…да что ему будет-то?!

Лев, не слушая ее, направился в чулан под лестницей. Открыл дверь и оттуда на него стрелой вылетел заплаканный Степа.

Аверьянов резко обернулся к Ане и пальцем указал на выход, едва скрывая рвущееся наружу бешенство.

— Уходи.

— Но, милый, я хотела как лучше... — забормотала Аня, а Лев взглянул на Анну совсем другими глазами, будто впервые её увидел.

— Убирайся!

— Ах так? — прошипела она, — Ну ты еще пожалеешь, пожалеешь!

Анна сжала губы, набрала в грудь побольше воздуха, но... вдруг передумав продолжать скандал, выбежала прочь.

Степка довольно улыбался.

— Что у вас случилось? — встревоженно Лев вглядывался в лицо сына, пока тот всхлипывал и вытирал слезы коротким рукавом видавшей виды кофточки.

«Какая у него одежда старая, надо ему срочно что-нибудь купить», — думал Лев, гладя мальчика по голове и удивляясь, как он мог раньше этого не замечать.

— Я… я… - всхлипы становились все сильнее и Лев решил не мучить ребенка вопросами, а дать ему прийти в себя.

В гостиной царил хаос — на полу, на дорогом ковре молочного цвета, рассыпана земля вперемешку с сорняками, в углу валялись брошенные впопыхах туфельки Анны, измазанные чем-то подозрительно коричневым. Лев подошел поближе, чтобы взглянуть и тут же зажал нос рукой.

— Это что? — обратился он к округлившему глаза Степе.

— Это не я, честно слово!

— Вижу, что не ты. Откуда это здесь?

Мальчик пожал плечами, параллельно тыча пальцем в невозмутимого кота.

— Кыш, то есть брысь отсюда. Морда! Ладно... а земля тут откуда?

— Я… — тут же начал заикаться Степа, — Я… я цветы хотел...подарить. А она кидаться начала, — вновь всхлипнул он, и из больших зеленых глаз градом хлынули слезы.

— Ладно-ладно, — Лев замахал руками, не в силах вынести слезы ребенка, — У женщин такое бывает, не переживай ты так. Пойдем лучше чай попь...

Лев замолчал на полуслове, потому что прямо перед ним проскакала лягушка.

— Ты это видел? — он обернулся к Степе, но тот вновь округлил свои глазки и пожал печами.

— Ладно...проехали.

Лев было подумал, что от работы и постоянного недосыпа у него уже начались глюки, но тут под ногой что-то хрустнуло.

— Мой жу-у-у-к! — завопил Стёпка и бросился под ноги Аверьянову, изумлённо разглядывавшему какую-то размазню под ногой, некогда бывшею по всему видимо жуком.

— Это был мой жу-у-ук, — ревел Стёпка, пытаясь соскоблить насекомое с пола.

— Да нет, это был не он.

— О-о-о-н!

— Не он. Твой туда побежал, я видел, а это какой-то другой.

— Правда?

— Конечно. Твой красивый был, а этот какой-то страшный, говорю же, чужак.

Глаза Степки засияли, и он бросился искать своего жука.

— А кстати, откуда тут твой жук? — Голова у Льва шла кругом, и он уже ничему не удивлялся. Но все же было интересно.

— Да я с собой принес, — беззаботно откликнулся пацан, залезая под шкаф в поисках жука.

— Мм... а на кухне он что делал?

— Я его злыдне показать хотел, а она как давай кричать, он испугался и убежал.

Лев устало присел за стол и сложил голову на руки. Все ясно, отчего Анна так взъерепенилась. Хотя все равно это не повод запирать ребенка в темноте. Да вообще никаких поводов это делать нет и точка.

— А лягушка тоже твоя?

— Где?

— Вон там, на столе сидит. Смотрит на меня.

— Да? А...нет, это не моя. Это я страшную ведьму пытался прогнать. Как в книжке.

— В Волшебнике изумрудного города?

— Ага. Я воду набрал в ведро, а лягушка мимо шла. Я подумал, что ей жарко и в ведро посадил. А злыдне не понравилось. Правда она почему-то не растворилась.

— Но ты же понимаешь, что это всего лишь сказка?

— Конечно. Но проверить все-таки не мешало, — серьезно ответил мальчик, но Лев успел заметить, что в глазах его заплясали маленькие рыжие чертенята.

Аверьянов вновь вздохнул, но не нашёлся, что сказать.

— Ты мне только сразу скажи — кто все это убирать будет и есть ли еще сюрпризы?

— Я могу помочь. А сюрпризов вроде нет. По-моему.

— Уверен?

Степка задумался, что-то высчитывая вполголоса и вдруг закричал:

— А нет, погоди. Лучше не ходи наверх.

— Почему это? — Лев как раз собирался пойти в спальню, чтобы переодеться. По всему ясно, что на работу он уже не пойдет, после таких-то потрясений.

— Ну...не ходи и все.

— Нет ты скажи!

— Ну...там эта...

— Кто?

— Ну такая...

— Какая?

— Маленькая. Серенькая.

Лев закатил глаза и пошёл проверить догадку.

И не ошибся.

На кровати лежала дохлая мышь и Стёпка виновато попятился назад.

— Ты меня убьешь теперь? В детский дом сдашь, да?

Лев непонимающе уставился на ребенка и понял, что ему так бросалось в глаза. У Степки был до ужаса затравленный взгляд. Он будто все время опасался чего-то.

— С чего ты взял? — как можно мягче спросил он малыша и пошел искать перчатки, чтобы убрать дохлого зверя.

— Ну мама всегда так говорит.

Лев остановился и понял, что его начинает трясти от злости.

Нужно успокоиться, чтобы еще больше не напугать Стёпку.

— Нет, парень. Я не сдам тебя в детский дом. Но ты должен кое-что мне пообещать.

Степка подозрительно замолчал.

— Ты больше не будешь притаскивать дохлую мышь ко мне в постель.

— Обещаю, — тихо пробормотал Стёпка, радуясь тому, что про жуков и лягушек не было ни слова. — Обещаю больше не приносить тебе мышь.

— Вот и славно. А теперь пойдем обедать, ты небось голодный?

Степка кивнул и поплёлся вслед за отцом.

— Вначале надо здесь все убрать и поймать вон ту лягушку! — наставительно изрек Лев, пальцем указываю на жирную коричневую жабу, нагло перебравшуюся с журнального на обеденный стол.

— А жука?

— И жука.

Спустя полчаса Лев с горечью констатировал, что жуку надоело в неволе и он ушел жить в лес.

— Ты врешь! — вздохнул Степа, — Чтобы я не расстраивался. А я все равно расстроился.

— Да ну говорю те...

— Нет, — перебил Стёпка, — я же не маленький и не дурак. Ты его раздавил. А он был моим другом.

Но Лев и не думал сознаваться в убийстве насекомого, потому что ему совсем не улыбалось еще больше разбивать сердце ребенка.

— Нет же. Почему ты мне не веришь? Я раздавил ягоду. Всего лишь ягоду, которую на завтрак ела тетя Аня.

— Злыдня? — уточнил мальчик.

Лев неохотно согласился и понял, что попал в точку.

— Ну если она это ела, то тогда ладно... — обрадовался Стёпа и наконец забыл про своего жука.

— Садись! — мягко указал Лев на стул, когда страсти немного улеглись и мальчик успокоился.

Степа, косясь одним глазом на новообретенного отца послушно уселся напротив и уставился на тарелку с печеньями.

— Проголодался? — спохватился Аверьянов, и мальчик быстро-быстро закивал в ответ.

«Вот Анна, кто бы мог подумать? Запереть ребенка в чулане и не кормить...»

Сердце Аверьянова вновь сжалось от предательства любимой и жалости к сыну.

В холодильнике быстро нашлась кастрюля с супом и Лев разогрел две тарелки — себе и Степану.

Степка за две щеки уплетал сырный суп и хитро поглядывал на отца.

— Ты теперь не пойдёшь на работу?

— Сегодня нет, — успокоил его Лев.

— А завтра?

— А завтра посмотрим. Нужно поскорее найти тебе няньку, потому что я не могу вечно сидеть с тобой дома.

— То есть ты не хочешь со мной сидеть? — Стёпка поднял голову и так посмотрел на Льва, что тот даже немного смутился.

— Нет, что ты. Ты не так понял… — он принялся оправдываться, но Степа уже вновь как ни в чем не бывало уткнулся в тарелку и просто кивнул в ответ.

«Когда уже Ольга нагуляется и заберёт пацана?», — вдруг подумалось Льву, и он со стыдом понял, что сейчас не чувствует ничего к этому мальчику. Ничего, кроме раздражения и жалости.

И от осознания этого факта ему стало совсем уж противно и так захотелось провалиться сквозь землю, что будь он женщиной — непременно уже разревелся в подушку, потому что себя ему тоже стало невыносимо жаль. Но Лев женщиной не был и поэтому сейчас вовсю делал вид, что все хорошо и прекрасно...

4

ЛЕВ

Няньки все как одна Степке категорически не нравились. Впрочем Льву, если честно, тоже. Но после пятой отвергнутой домомучительницы он не выдержал.

— Ты должен выбрать тётю, или мне придется сделать это самому, — серьёзно сказал Лев мальчику, пока тот задумчиво ковырялся в горшке, с неугасаемой надеждой выискивая своего жука.

Аверьянов терпеливо ждал, когда Степа снизойдет до общения и пока еще сдерживал рвущееся наружу раздражение.

Работа требовала его внимания и отдачи, ведь только благодаря ему, Льву, там всё работает как часы, отлажено и четко. Стоит зазеваться и все обязательно начнет рушиться, как пресловутый карточный домик.

Степа вновь разочарованно вздохнул, так и не обнаружив пропажу и, все еще не веря в смерть своего друга, сердито взглянул на отца.

— Бери тогда любую. Но если что — я не виноват.

Аверьянов чуть не зарычал от досады. Ну что за ребенок? Это все Ольгино воспитание, не иначе!

Плевать, решил он, не стоит идти у пацана на поводу, дети не должны мешать взрослым жить.

На следующий день Лев наконец вернулся на работу, а в доме появилась Мария Петровна, женщина строгих взглядов и нестарых еще лет.

Новая няня понравилась Льву, но категорически не понравилась сыну. Потому что она заставляла Степку есть невкусную перловую кашу, учила читать, убирать свою комнату и вообще, по Степкиному мнению, оказалась очень вредной особой.

— Вам нужно показать мальчика психиатру, он очень злой, — трясущимся голосом прошептала Мария Петровна вернувшемуся с работы Аверьянову. — И психологу. И педиатру. Неврологу. Батюшке.

— Ему-то зачем? — удивился Лев.

— На всякий случай... - прошептала няня.

— Что ты ей такого сказал? — спросил Лев Степку, когда атеистка Мария Петровна, крестясь и каясь, выбежала из их дома прямиком в церковь и больше не вернулась.

— Ничего, — буркнул мальчик, но под нажимом отца все же сдался.

— Ну чего-чего... сказал, что если она от меня не отстанет, то я расскажу ее мужу, что она пойдет в гости к какому-то дяде Валере и покажет ему свой новый лифчик.

— Откуда ты это знаешь? — спустя минуту спросил ошарашенный Лев.

— Слышал, как она по телефону с кем-то болтала. Говорит, Валера, у меня муж в командировке, приходи, я купила новый лифчик. Я же не маленький, сразу все понял.

Лев не нашелся, что ответить на это и потрясенно молчал весь оставшийся вечер.

Следующая няня — молодая и симпатичная Лена ничего не заставляла делать, все три раза забыла покормить ребенка, и весь день просидела в наушниках с телефоном в руках. Её Лев выгнал сам.

Третья няня Алевтина — психолог по образованию, целый день донимала Степку разговорами, но в конце концов сама натурально расплакалась, когда Степка в двух словах объяснил ей, что в ее жизни не так и посоветовал попить успокоительные.

Лев как раз припарковал машину и успел только увидеть, как сверкнули набойки квадратных низких каблучков за углом.

Няня Ирина продержалась дольше всех, и то только потому, что прирожденная перфекционистка, она всегда все доводила до конца. Но на этот раз обстоятельства оказались сильнее её, и Ирина спешно легла в психиатрический диспансер с нервным срывом и отключила все телефоны, постаравшись как страшный сон забыть Степу.

Лада, все это время старавшаяся избегать контактов с ребенком, оказалась с ним один на один и уже готова была уволиться, когда Лев понял — ему нужна какая-то особенная няня.

Секретарша Лиля задумчиво дымила одну за одной несмотря на все предостережения о всяких жутких последствиях курения и внимательно слушала жалобы Льва.

— Ну что, что мне с ним делать?

Тут вдруг его лицо озарила какая-то светлая мысль.

— Лиля, миленькая, ну что тебе стоит, а? Ну посиди с пацаном до приезда мамаши.

Лиля сморщилась, хотя, казалось бы, куда уже больше, и покачала головой.

— Таки ни за какие коврижки, даже не умоляй меня. Потому что в нашей схватке в живых останется только один. И это точно не он.

— Что же делать?

— Таки у тебя целый выводок подчинённых, ну найди ты уже кого-нибудь из этих недоработников. Им терять есть чего, в лепешку расшибутся, но сделают из твоего сына человека. Если он конечно тебе все-таки сын. В чем лично я сомневаюсь и вновь шлю тебя сдать свою и бастардову слюну.

— Ты гений! — воскликнул Лев и осекся... - В смысле я не про днк. А про работников. Только... как же мне выбрать из этого количества нужную?

Лиля закатила глаза и вновь покачала головой.

— Таки ты смотри кого тебе не жалко потерять. Шобы отряд не заметил потери бойца, так сказать.

— Пташкина! Точно!

Вскоре в кабинет ворвалась та самая Пташкина и без предисловий принялась оправдываться за опоздание. Опять она нацепила это свое мини. Сколько можно ей говорить, что работа — это не клуб и не квартира парня, здесь люди прилично одеваются и так же прилично себя ведут. Но сейчас ему было конечно не до этого.

— Лев Алексеич, я не вино...

— Мне нужна няня, — перебил он ее и ободряюще улыбнулся, а эта Мирослава так и замерла с открытым ртом.

— Ну я поспрашиваю у подруг, может кто-нибудь сможет...

— Вы не поняли, Мирослава Сергеевна! Мне не нужно искать какую-нибудь вашу подругу. С сегодняшнего дня я беру вас на полставки, это ненадолго. Пока не найду стоящую няню...

Она вновь зависла, будто кнопочку нажали. А потом вдруг глаза выпучила и ноздрями зашевелила. Того и гляди запыхтит.

— В смысле няней? Но я не умею...

— Да дело нехитрое, вы же женщина... — поморщился Аверьянов.

— Ну конечно, а вы, позвольте узнать, много деревьев посадили? А дом построили?

Это-то еще к чему? Можно подумать, сейчас кто-то заморачивается подобной ерундой.

— По крайней мере один пункт я все-таки выполню!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— И какой же?

— Я выращу сына.

Пташкина ехидно улыбнулась и попятилась к двери.

— Ой, удачи вам в ваших начинаниях...

Лев тут же пресек попытку побега и преградил ей дорогу. Навис прямо над этой самой Пташкиной, словно гора, и пригрозил:

— Не заставляйте меня подписывать во-он то заявление.

Конечно же он лукавил, и заявления-то никакого там не было - просто какие-то бумаги на столе, как всегда.

И тут девушка так уморительно засопела, покрывшись румянцем, что он чуть не засмеялся в голос, но вовремя взял себя в руки. Усилием воли подавил улыбку и сделал голос как можно строже.

— Мирослава Сергеевна, вы не смотрите, что я такой добрый сейчас. Я ведь и правда уволить могу в случае чего.

Заметил, как она насупилась и сжала кулачки.

Так, надо по-другому значит. Сейчас она, чего доброго, разревется и сама сбежит. А нужно надавить на жалость и вызвать желание помочь.

— Ну чего вы так напряглись, а? У меня положение безвыходное — пацан дома один, отправить к нему некого, все сотрудники очень ценные... а там мальчик, такой одинокий, маленький...один, совсем один.

Заглянул ей в глаза и понял, что попал прямо в цель. И еще обрадовался, что девушка она не равнодушная. Это хорошо. Значит детей любит и будущего подопечного не бросит, сверкая пятками. Ну скорее всего...хотя Степа мальчик необычный, так что наверняка тут прогнозировать сложно.

— Говорите адрес и что делать нужно, — буркнула Пташкина, но Лев тут же замахал руками.

— Нет-нет, водитель отвезет вас прямо сейчас. Только... Не могли бы вы переодеться?

Ну в самом деле... Она же собирается ехать к ребенку в таком наряде? Вряд ли Степка оценит ее стройные ножки.

— Нет!

— Ладно-ладно, без проблем!

— Что делать-то надо?

Лев смутился. А и правда? Что надо-то?

— Ну...я не знаю, покормите там, поиграйте. Еще что-нибудь...

— Но я же не умею...

— Да чего там уметь? Любая баба справится с шестилетним пацаном! – воскликнул он и тут же пожалел о своих словах. В глазах Пташкиной проснулась первобытная ярость и она вновь начала жутко смешно сопеть, потрясая кулачками в воздухе. Милота...

— Что за устаревшие стереотипы! Я, между прочим, чайлдфри, чтоб вы знали!

Лев постарался не рассмеяться в голос и вновь напустил на себя еще больше строгости.

— Вы, между прочим, мой сотрудник. Потом няня. Потом женщина. И только потом какая-то там чайлдфри. Все. Разговор окончен.

Она еще немного посверлила его взглядом и наконец страдальчески ответила:

— Будет исполнено, Лев Алексеевич!

Пташкина выскочила за дверь, пылая праведным гневом, а Аверьянов облегченно выдохнул. По крайней мере этой Мирославе бежать точно некуда.

5

МИРОСЛАВА

Мира подошла к той самой двери, за которой недавно колыхалась шторка, и дернула за ручку. Сделала шаг, занесла ногу для второго и так и застыла на месте. По волосам, лицу и шее вниз стекала вода, и сейчас она только хлопала мокрыми ресницами и открывала беззвучно рот, словно выброшенная на берег рыба.

А из-за двери по дому разносился жуткий детский смех.

Она подняла голову, над которой всего в нескольких сантиметров болталось небольшое ведерко, хорошо хоть пластиковое, а не железное.

«Маленький упырь!» — в сердцах подумала Пташкина, встряхнулась как намочивший шерсть хомяк, и принялась осматривать комнату.

Светлые обои, шторы в пастельных тонах - на вид детская спальня, скорее всего Степкина. Небольшая кровать, на ней игрушка — белый слон с голубыми ушами. В углу шкаф, стол, а на столе рисунки. Много рисунков. Она подошла поближе, желая взглянуть на них, как вдруг услышала гневный крик:

— Отойди!

Обернулась и увидела в дверях лохматого пацана. Веснушки на круглом лице, нос пуговкой, огненные волосы торчком в разные стороны и большие грустные глаза.

И сейчас эти глаза смотрели на нее гневно и полыхала в них ярость, и, казалось, он вот-вот испепелит ее одним только взглядом.

— Почему это?! — чисто из вредности она потянулась к одному из рисунков.

— По кочану! Отойди сказал!

Сердился Степка так, будто вот-вот из ушей и носа пар повалит. Пыхтел весь, краснел и даже веснушки, казалось, от злости становились ярче.

— А вот и возьму! — дразнилась Пташкина, не в полной мере представлявшая какого врага наживает в лице мелкого рыжего чертенка.

— Пожалеешь! — гневно выкрикнул Степка, но голос зазвенел от обиды.

— А вот и нет!

— А вот и да!

— Нет!

— Да!

— Не-е-ет...

Степа вдруг замолчал и отвернулся. Рукой указал на дверь и пробурчал:

— Уходи.

А Мире вдруг стало стыдно. Ну в самом деле, она же взрослая уже девушка, ну чего она к мальчишке привязалась?

Ага, привязалась. А не он ли водой ее облил всего пять минут назад?

Она вдруг остановилась и примирительно ответила:

— Нам всего день нужно продержаться с тобой. Простоять так сказать. Перетерпеть, помучиться. Пережить короче. А потом я, так и быть, уйду. Так что давай без фокусов. Просто сделаем вид, что ничего не было.

Степа молча продолжал указывать на дверь и Пташкина, понуро свесив голову, поплелась на выход. В дверях все же остановилась.

— Ну ладно... не хочешь по хорошему... Короче, парень, мне тебя все равно любой ценой кормить придется, иначе твой отец меня уволит. Так что, если сам не спустишься к обеду, пеняй на себя.

«Ну да, это называется помирилась с пацаном. Молодец, Пташкина, ничего не скажешь!»

— Как будто мне все это нравится, — на прощание буркнула она и вышла из спальни. Правда дверь прикрыть «забыла» и теперь наблюдала, как мальчик подошел к столу и прижал один из рисунков к груди.

«Кто там у него интересно...»

Мирослава понаблюдала еще немного за Степой и отправилась вниз. Предстояло что-нибудь сварганить на обед маленькому вредине и придумать как с ним подружиться. А если не подружиться, то хотя бы прекратить эту бессмысленную и беспощадную войну.

Мира почти спустилась, когда мимо проскакала лягушка.

«Лягушка?!!!»

Пташкина подскочила на месте, а лягушка обернулась и скрылась за поворотом. Мирослава готова была поклясться, что та ехидно улыбнулась.

«Сумасшедший дом. И день сумасшедший. И люди, люди вокруг сумасшедшие. Да что там люди, лягушки вон, с ума посходили, мимо как по болоту шагают» …

Спустившись в гостиную, она отчётливо почувствовала неприятный запах из холла. Проделки кота не прошли даром и теперь по дому распространялось кошачье зловоние.

И кто интересно должен теперь мыть пол?

Ну уж точно не она, вот еще!

А с другой стороны, это что же теперь весь день этим дышать?..

Мира зло выругалась, снова вспомнила, что в доме ребенок. Выругалась уже про себя и, вздыхая и охая, отправилась искать тряпки, перчатки и ведра, чтобы принять на себя этот удар злодейки-судьбы.

«Ну что за день такой? Ведь с самого утра все пошло не так, с самого утра! Ну за что, за что мне такие мучения?! Господи, чем я заслужила этого рыжего, а? Это ведро мне за какие такие грехи, не подскажешь? Вечером же все выскажу этому индюку Шерхану, чтоб ему пусто было. Сидит себе там сейчас и в ус не дует, а тут его наследие надо мной издевается» …

«Он мне за все заплатит. За все! И кота найду. И найду, и кастрирую на месте. И еще вдобавок из дома выгоню и скажу, что так все и было!»

После уборки она открыла все окна, долго-долго терла руки мылом и еще минут пятнадцать дышала свежим воздухом на крылечке. И только тогда наконец-то отправилась на кухню. В холодильнике нашлись готовые котлеты, борщ, солянка и компот. Мира обрадовалась, что хоть готовить ничего не придётся. Потому что готовку она уже вряд ли бы пережила. Ибо и готовить толком не умеет, и желания особого нет. Вот хоть тресни, все желание как ветром сдуло.

Она достала кастрюли, поставила все разогреваться, и тут раздался звонок домофона. На том конце мужской голос произнес:

— Тут какая-то женщина. Сказала, что зовут Ольга.

— А вы охранник, Юра, да? Сменили этого малахольного?

Юра закашлялся, но все-таки ответил:

— Да. А вы, наверное, няня новая?

— Временная. Крайне временная. Насчет женщины ничего сказать не могу. Звоните Льву Алексеевичу. Я женщину не заказывала.

— Сейчас.

Юра ненадолго замолчал и вновь ответил:

— Скандалит женщина.

— Ну так Льву Алексеевичу звоните.

— Ага.

Мира повесила трубку и тут вспомнила, что на плите все еще разогреваются борщ и солянка. Домофон зазвонил вновь.

— Лев Алексеич сказал впустить. Она к Степе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пташкина пожала плечами и пошла открывать дверь.

На пороге топталась сердитая рыжая особа. Как только Мира отворила, особа отодвинула ее в сторону и, не спрашивая разрешения, ворвалась внутрь. Пташкина, конечно же сразу возмутилась. Пусть она сама здесь никто, но это не дает права какой-то страной тетке вламываться в помещение. Тем более тут ребенок на её, Мирином, попечении.

— Фу, чем это тут так воняет?! – рыжая заткнула нос двумя пальцами и продолжила свой путь, пока не вздрогнула от громогласного «Стоять!».

И ведь остановилась, зараза.

Мира и сама не знала откуда появились эти стальные нотки в голосе и командный окрик.

— Чего надо? Я к сыну… — прошипела тетка.

Мира удивилась конечно и даже скрывать своего удивления не стала. Это и есть мама Степы и любимая женщина Шерхана? Серьезно?

Она хмыкнула, отчего рыжая тут же пошла пятнами, и крикнула куда-то наверх.

— Степка! Выходи, мать пришла.

«Ну слава богу. Сейчас эта мамаша заберет своего вундеркинда и Добби вновь станет свободным.»

— Чего кричите? Я сама к нему поднимусь. Нам пообщаться надо. — укорила Ольга и без разрешения потопала наверх.

Дурдом... — вздохнула Мирослава и ринулась вслед.

В конце концов ребенка кому доверили? Ей? Ей! Мало ли кто эта тетка… Может она специально представилась мамашей, а сама его выкрасть хочет, чтобы потом Аверьянова шантажировать.

«Хотя не думаю, что мелкого ушастого долго хоть кто-нибудь выдержит. Еще и приплатят, чтобы забрали обратно…»

— Я с вами…

Ольга чертыхнулась, но путь продолжила.

Степка вышел к ним сам, не успели они дойти до его комнаты.

Прислонился к косяку, совсем как взрослый, и уставился на Ольгу.

— Это твоя мама? -  спросила Мира и мальчик, немного помолчав, все же кивнул.

— Говорю же!  - воскликнула Ольга, — А теперь уже оставьте нас двоих. Знайте свое место в конце концов!

Мирослава закатила глаза и снова обратилась к мальчику.

— Я могу уйти? Оставить вас?

Он как-то странно на нее посмотрел, но под тяжелым взглядом матери кивнул.

—  Хорошо. Если что — кричи.

Ольга спустилась примерно через десять минут и направилась прямиком к двери.

— Уже уходите? — не удержалась Мира от ехидства. — Я думала вы за Степой.

— Вот еще, — фыркнула мамаша, — Он сказал еще погостит.

Вдруг она тормознула и сощурилась, глядя прямо на Миру.

— И это, слышь, нянька. Еще раз сына с расспросами к сыну пристанешь — убью!

Когда Мирослава спустя минут пятнадцать после ухода Ольги поднялась наверх, Степка так и сидел в своей комнате. Пристроившись у окна, он задумчиво глядел во двор, где рыжий и наглый кот бодро вышагивал от газона до клумбы и обратно с таким видом, будто его только вчера короновали. У Миры при виде этого животного даже челюсть свело — еще свежи были впечатления от его проделок. Вообще, если бы не доверенный ей ребенок, Мира давно отхлестала бы тапком кота и наверняка сделала бы ему какую-нибудь гадость в ответ. Чтобы, значит, неповадно было.

— Ты давно здесь живешь? — спросила Мира первое, что пришло в голову, будто и спросить больше нечего.

Ну ума нет и уже видимо не будет. Мира с этим давно смирилась и на судьбу по этому поводу не роптала. Не всем же быть умными, кто-то может и красивым жить.

Степа дернул головой, что могло означать конечно же все что угодно.

— А мамка часто приходит?

Он вновь мотнул головой и повел плечом.

— Тебе какое дело? — не оборачиваясь спросил вдруг рыжий чертенок и у Миры почему-то даже сердце защемило.

Как-то он так обреченно это сказал, что собственные воспоминания калейдоскопом завертелись в голове.

Так, отставить! Нечего из пацана нюню растить.

— Да мне в общем-то все равно, — спокойно ответила она, — Просто от меня так папа когда-то ушел. Ничего, человеком выросла. Так что ерунда это всё...бывает...

Степка ничего не ответил, обернулся, внимательно посмотрел на Миру и... усмехнулся. Так, знаете ли, по-взрослому, усмехнулся и Пташкина даже как-то неуютно себя сразу почувствовала. Будто это не Степке шесть или сколько там лет, а ей.

«Забавный пацан», — подумала Мира и не нашла ничего лучше, чем просто улыбнуться и с удовольствием заметила, что мальчик после этих ее слов заметно расслабился.

Мира тут же нацепила грозный и строгий вид — в конце концов домомучительница она или кто?!

— Ладно, это все лирика. А вот тебе физика — есть будешь холодное.

— Почему холодное? — вдруг заинтересовался мальчик.

Ага! То есть то, что придется-таки обедать он уже не отрицает.

— Потому что давно остыло. Но если хочешь — могу разогреть снова.

Степа ничего не ответил, но Мира нутром чуяла — малец хочет есть, хочет! Может у него уже слюнки текут от предвкушения. Еще немного, и он наверняка сдаст свои оборонительные позиции.

— В общем у тебя пять минут, чтобы спуститься. Потом я все выброшу в ведро, уж извини.

Степка хмыкнул, но промолчал.

Она уже собралась уходить, как вдруг вспомнила что-то очень важное.

— Слушай...

Мальчик закатил глаза, всем видимо показывая, как ему надоели эти её разговоры, но когда Миру можно было так легко смутить?

— Это... ты случайно лягушку здесь не видел? Большая такая. Страшная. Толстая. Коричневая в пятнышко.

Стёпка вдруг обернулся и неожиданно улыбнулся.

— Это для злыдни.

Потом вдруг вновь посуровел и вновь отвернулся к окну.

«Злыдня говоришь? Для мамки что ли?» ...

— Ясно-понятно, — кивнула Мира и вдруг скомандовала, — Время пошло.

Она была уверена, что он придет.

И не ошиблась. Ровно через четыре минуты и пятьдесят шесть секунд рыжая голова мальчика появилась в дверном проеме.

Шел он неуверенно, будто предавая самого себя. Шёл на подгибающихся ногах, словно сдавая свои войска врагу. Но голод не тетка, и к тому же война войной, а обед, как говорится, по расписанию.

Мира не стала его подкалывать, а просто подвинула тарелку поближе и села напротив.

Степка вначале ел очень осторожно, будто боялся обнаружить в супе того самого жука, но аппетит как известно приходит во время еды. И поэтому уже спустя пять ложек он смачно наворачивал борщ и закусывал его зелёным лучком, ничуть не тяготясь присутствием няньки.

— А ты чего не ешь? — неожиданно спросил Степа и Мира даже не сразу нашлась что ответить.

Не хочется ей больше есть, пока туда-сюда бегала, как-то расхотелось.

— На диете я, — зачем-то соврала она в ответ.

Степка закатил глаза и еще больше налег на еду. В ход уже пошла котлета с салатом и Мира с облегчением почувствовала, что на сегодня её миссия выполнена.

Ребенок сыт, здоров и даже не кусается. По крайней мере пока.

Но еда едой, а любопытство же никто не отменял. Мира здраво рассудила, что пока парень в хорошем расположении духа можно попробовать его и разговорить.

— Степ, а мама-то чего приходила?

Ох, лучше бы она этого не спрашивала. Взгляд Стёпки резко переменился и ложка застыла воздухе в паре сантиметров от рта, и тут же отправилась обратно в тарелку.

Он встал так резко, что кот, не пойми откуда вновь появившийся в кухне, даже подпрыгнул на месте, мявкнул и обиженно вылетел вон.

— Спасибо. Я наелся.

— Эй, погоди, да ладно тебе... я же просто спросила, — крикнула вслед Мира, но мальчик уже направлялся наверх.

Ну вот, не успела наладить контакт с рыжим пришельцем в ее жизнь, как тут же все собственноручно завалила.

«Эх, Мирка, не быть тебе дипломатом!» — отчего-то вспомнились слова отца, когда она встретилась с ним в первый и последний раз.

Папка её, ныне король престарелых вечеринок и любитель чего покрепче, свалил из их с мамой жизни, когда Мире исполнилось пять лет и больше не появился. А девочка, как и большинство детей, оставленных родителями, всю юность чувствовала себя неполноценной. Будто пробел какой-то в жизни мешал жить, ныл, как заноза в том самом месте. Тянул в дебри самокопания и прочей ереси.

Короче она решила расставить все точки над и, а для этого нужно было встретиться с нерадивым отцом.

Нашла Пташкина его легко. Оказалось, что и жили-то они в двух автобусных остановках друг от друга, а он ни разу не заехал.

Встречу забила в кафешке и уже думала, что он не придет. Но нет, приперся с вялым букетом погребальных цветов спустя полчаса от назначенного времени. Пьяно лез целоваться. Всплакнул, что жизнь развела и Мира, вначале еще честно надеявшаяся на обретение блудного папаши, не выдержала. Как хоть за остатки поседевших волос не оттаскала?..

Высказала все, что думала эти двадцать три года и отпустило. Вот натурально отпустило и даже дышать стало хорошо и легко.

Тогда-то папка и сказал ей:

— Эх, Мирка, не быть тебе дипломатом!

Вздохнув, она собрала посуду со стола, порадовавшись, что хотя бы половину обеда Степка съел — значит уже от голода не скончается.

Пташкина вымыла посуду, выгнала обозревшего кота, вновь пометившего территорию, и за лапу поймала лягушку. Тут же вспомнила слова Степки про какую-то злыдню и решила не выбрасывать земноводное на улицу вслед за рыжим ушастым.

— Стёпка! — Мира постучала в дверь, но мальчик упорно молчал. — Я тебе жабу принесла. Заберешь или я сварить её могу?

Тут же послышался топот ног и в дверях появилось ошарашенное лицо мальчика.

— Отдай!

Мира с улыбкой протянула мерзкую тварь ребенку и тут же получила дверью по носу.

Ну вот так всегда. Только доброе дело сделаешь, как сразу же и виноватой оказываешься.

— Я все равно никуда не уйду! — крикнула она, — Мне деньги за это еще заплатить должны, так что извиняй.

Дверь вновь отворилась, и красный от гнева Стёпка рявкнул:

— Я скажу ему, чтобы он тебя уволил. И вообще не платил. Вот.

— Это еще с чего? — возмущению Миры не было предела, — Я с тобой сижу? Сижу. Кормлю? Кормлю. За кошаком твоим убираю? Убираю. Да я даже лягушку твою спасла!

— От чего?

— От смерти, от чего же еще?! Знал бы ты, что с ней случилось...ух!

Степка неуверенно топтался на месте. Его явно мучило любопытство, что там случилось с жабой. Но спросить он, конечно, не мог, гордость не позволяла.

— Ладно. Захочешь узнать, что случилось, я внизу, — как ни в чем не бывало ответила Мира и, напевая под нос, направилась к лестнице.

Она была уверена, что он придет.

6

МИРОСЛАВА

Как она и ожидала, Степка в конце концов не выдержал — спустился через десять минут. Мира полулежала на диване и слушала кошачьи вопли, доносившиеся из чулана.

— Зачем ты кота мучаешь?! Злыдня! — мальчик побежал к маленькой дверке под лестницей, но Мира громовым голос скомандовала:

— Стоять! Ать два. На месте шагом марш! Вольно!

Степка изумлённо застыл и это хватило, что Пташкина сумела сориентироваться.

— Это твой кот?

— Ну нет. Точнее раньше нет, а теперь, наверное, мой. А тебе-то что? Ты котомучительница! Ты хуже злыдни! — выпалил Стёпка.

— Ну конечно... твой рыжий кот, — начала, но тут же осеклась. Степка так-то тоже был весьма рыжим, как бы не обиделся, — Так вот. Твой кот — три! Три! ТРИ раза нагадил в доме. Я сюда пришла тебя сторожить, а не за котом подтирать. Мне может тоже обидно. Я тут лягушку спасала ценой собственной жизни, а твой кот надо мной издевается. Тебе бы было приятно?

Мальчик насупился, молча переваривая информацию. Чуть склонил голову и тихо буркнул:

— Наверно не очень... — и тут же добавил, — Но Ваську отпустить бы. Нельзя никого в темноте закрывать. Там страшно.

— А...- Мира хотела уже спросить откуда он может это знать. И тут вдруг её осенило... Она, кажется, поняла, почему он такой колючий — не просто же так, ох не просто.

А когда поняла, то даже кулачки сжала. Неужели кому-то пришло в голову ребенка в каморке под лестницей запирать?

— Ты что, откуда ты знаешь, что там страшно? Ты там был, да? Это та самая злыдня так делала, да? — завалила она оторопевшего мальчишку вопросами, а Стёпка совсем закрылся от нее и только тихо сопел. Видно было, что из всех сил старается не разреветься.

Вот еще! Будет он перед какой-то пигалицей сопли размазывать.

— Понятно...не расскажешь. Ну и ладно. И правда, чего былое ворошить. Вот я помню в детстве...

— Ты обещала про Жучку рассказать… — нетерпеливо перебил Стёпа.

— Про кого? — Мира даже не сразу поняла о ком идет речь.

— Ну лягушку так зовут теперь. Жучка. Чего не понятного?

— А... да нет, понятно, чего уж там. Прекрасное имя. Жучка и Жучка, действительно, что такого?

— Ну да, я так подумал — не может же животное без имени ходить, нехорошо это.

— Земноводное, — поправила Мира.

— А? Что еще за змееводное? Живая же, значит животное. При чем тут змея?

Мира хотела было рассказать ему чем отличается одно от другого, но махнула рукой. Потом как-нибудь.

— Ну так что? Расскажешь, что с ней произошло?

— Расскажу. Только пойдем чай пить, а то так сладенького захотелось.

— Ты же на диете? — ухмыльнулся пацан.

Нет, ну и скажите, что ему шесть или сколько там...

Пташкина беззаботно махнула рукой и с чистой совестью открыла холодильник.

— Где-то я тут пирожные видела... хм...ты ведь хочешь пирожное?

Стёпка нетерпеливо ерзал на стуле в ожидании душещипательной истории, и сейчас был готов буквально на все. Даже на чай с эклером. И ведь не скажешь этой странной Пташкиной, что он с детства эклеры терпеть не может. Вдруг она зажмет историю про Жучку?!

— Ну что там с моим питомцем случилось? — буркнул он, с аппетитом доедая последний кусочек.

Вот уж странно... раньше он думал, что терпеть не может эклеры, а тут на тебе — и очень даже вкусно оказалось. У Степки даже сомнения закрались — а он вообще их когда-нибудь ел, или...?

Вновь нахмурился, давая понять Мире, что пора бы уже и рассказать ему все, без всякой там ерунды про змей.

— Ой, ты не поверишь! Эта рыжая морда...ой! — Мира прикусила губу и покраснела от досады. Это надо же такое отмочить в который раз!

Степа дернул головой и еще больше насупился.

— В смысле я про кота... — не слишком удачно извинилась Пташкина и совсем уже засмущалась.

«Ой как неудобно получило-о-ось...»

— Я понял. Можешь не извиняться. Я привык.

У Миры все опустилось от его тона. Ну что она за человек-то такой? Не может и дня высидеть с мальцом, не обидев его и не болтая глупости?!

— В общем кот твой её в угол загнал и лапой когтистой и страшной играл, я Жучку еле-еле из лап смерти вырвала. Между прочим, сильно рисковала!

На самом деле Мира преследовала две цели — первая — это избавиться от кота в доме хотя бы на сегодня, ведь где-то же он пролезает назад со двора. Если Степка осерчает на рыжего гада, то наверняка выдаст его лаз. А во-вторых, ей элементарно хотелось подружиться с мальчишкой, потому что Мира всегда знала — худой мир лучше доброй ссоры.

— Васька? — скептически ухмыльнулся Степа.

Мира невинно захлопала глазами и закивала болванчиком.

— Не верю!

— Вот те крест!

— Это не аргумент! — парировал ушлый пацан, отставил кружку (а эклер-таки забрал с собой) и вылез из-за стола, — Я-то думал ты... а ты...эх...

И так, знаете ли, махнул на неё рукой, будто она совсем пропащая. Мире, в который раз за день, даже как-то стыдно стало.

— Да ты бы хоть погулял что ли?! Что же ты все дома и дома!

— Не хочу!

— Ну что за ребенок! — в сердцах воскликнула Мира и тут наконец услышала долгожданный голос Шерхана во дворе.

Никогда еще Пташкина так не радовалась собственному шефу — как родному. Хоть хлеб-соль выноси, до того она намаялась за этот день. Ну никогда Мирослава не думала, что это настолько тяжело — сидеть с чужими детьми. Тут еще задумаешься, а стоит ли своих заводить, при таком-то раскладе.

— Лев Алексеич, — она в мгновение ока оказалась в холле и чуть ли не в объятия бросилась. Так и хотелось закричать ему «Родненький, где ж ты раньше был?»

Шерхан заметно нервничал и опасливо осматривался.

— Все нормально? — как-то уж очень неуверенно спросил он.

— Конечно, — с достоинством ответила временная няня, — Мальчик сыт, обут и одет. А я вот нет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что вы имеете ввиду? — очень тихо, будто боясь нарушить тишину в доме, уточнил Лев.

— Да вы не бойтесь. Все и правда хорошо. За исключением моих туфель.

— А что с ними не так? — еще более осторожно спросил Шерхан, пятясь к двери.

— А ничего. Ваш кот, эта наглая морда, гадит, где ему вздумается. Скажите спасибо, что я прибралась в доме. Три раза! Но есть все-таки один плюс во всем этом...

— И какой же? — Шерхан стоял красный как рак и Мира удовлетворённо подумала, что день этого стоил.

— Кажется, я сегодня неплохо заработала!

Итак, впереди суббота, позади тяжелый день в роли няньки, показавшийся Пташкиной целой вечностью. И все вместе это означает, что Мира заслужила качественный и веселый вечер в компании горячих мачо. Ну ладно, не мачо, откуда в их захолустье мачо?! Так...мучачо одни... и те разобраны.

У Пташкиной кстати тоже не так давно парень был. Мишка Ляхин, студент-заочник. По первому образованию повар-кондитер — собственно за это Мира его и полюбила. Ну кто устоит, когда наутро после бурной ночи тебе на завтрак подают свежевыпеченные эклеры?! Впрочем, Мишка с какой-то стати еще надеется на продолжение отношений, и это после того, как Мира застала его в компании друзей. В сауне. С проститутками.

Как откуда узнала, что он в парилке?

Нуу...есть источники, сдали.

Пашка, Мишкин друг, он давно на Пташкину глаз положил, а тут такой случай подвернулся. Как он потом оправдывался перед Ляхиным, вправляя в травматологии нос, мол, такая возможность, такая возможность — грех было не воспользоваться. Правда Пашка Мире тоже не так чтобы нравился. Короче все это совсем не то, о чем она мечтала. Ну не похож Пашка на принца. Положа руку на сердце, Мишка тоже не похож, но тот хоть готовить умеет. А этот что?

В общем вечером Пташкина собиралась оторваться с подругами.

— Алло, Светик? А знаешь, что у нас сегодня будет?

Светик Глазова — немного наивная институтская подруга, дочка папы бандита (в прошлом, конечно, ныне-то он уважаемый человек, как никак бизнесмен), владелица красивой странички в инстаграм и просто хороший человек, горячо поддержала Мирославу в ее желании «отдохнуть».

Папа бандит, ой, бизнесмен, дочку берёг от трудностей жизни и растил как цветочек аленький — от соблазнов и чужих глаз подальше. Ну и как водится в таких случаях, Светик выросла и познала все прелести взрослой жизни сполна. И до сих пор познаёт, даже несмотря на папкины люли. И ещё как познаёт, не у всех здоровье позволяет выпить почти пол-литра самогона и остаться в живых. А Светик может!

— Мне только нужно перед клубешником в магазин забежать, — добавила Мира, — А знаешь зачем?

Естественно, Светик не знала, о чем тут же и оповестила.

— Купить новые туфлиии...

— Уауу...

— Ага, прикинь! Шеф расстарался, подкинул на черевички, — не удержавшись похвалилась Мира. Правда она «забыла» сказать, за что именно ей шеф премию вручил, потому что Светику об этом знать вовсе необязательно.

— Да ты чо? У вас что-то было? Колись давай! — заорала Глазова и Мире даже пришлось отнять телефон от уха.

— Да ну ладно тебе... Нет, конечно.

— А будет?

— Да упаси боже, ты бы его видела.

— Что, настолько страшный?

Мира воспроизвела в памяти лицо Шерхана и задумалась. Ну не сказать, что он красавчик, конечно, но и не страшилка, это точно. Прямой нос, брови густые, глаза зеленые с ресничками длинными и такими изогнутыми, какие Мира себе даже с завивкой сделать не могла. Губы чувственные, зубы белые, прикус правильный. Нет, все-таки симпатичный он, этот Лев. Но...

— Нет. Он такой бука.

— Ужас какой! — воскликнула Светик, — А это кто?

Мира улыбнулась. Нет, ну Светик, конечно, не эрудит. Да что там эрудит, она в слове из пяти букв может допустить три, а порой и четыре ошибки. Да-да, и такое бывало. Но ведь Мира ее не за ум, а за доброе сердце полюбила. Как когда-то Мишу за эклеры. И вообще, Светик легкая на подъем, веселая и безбашенная — наверняка у всех есть такая подруга, которой можно многое простить за легкий нрав? Так что какая разница, эрудит Светик или нет, если с ней можно здорово оторваться в клубе?..

— Это такой тип, который все время как медведь ходит. Такой знаешь, брови нахмурит и сквозь зубы с тобой разговаривает. Такой весь серьезный-серьёзный, и так смотрит знаешь, будто сейчас же уволит. Вот.

— Ужа-а-асс... как ты там работаешь?!

Сама Глазова никогда не работала, потому что «папа строил свой бизнес не для того, чтобы дочка напрягалась». Так он ей и сказал, когда Светик впервые решила взбрыкнуть.

Глазова, насмотревшись на более приземленных друзей-подруг решила тоже доказать, что она не папенькина дочка, а вполне себе обычный человек, так сказать из народа. Ну такая, которая и поле, и коня и избу сожжет, если надо будет.

Femme Fatale короче.

Вначале Глазова пару дней помыкалась по объявлениям, но так никуда и не пристроилась. А как пристроиться-то, когда у тебя ни опыта, ни корочки соответствующей, ни представления о жизни хоть в мало-мальски общих чертах?! Да и вообще, Светик ходила не абы куда, а на должность директора сразу. Вот.

Спустя пять отказов она со скандалом упросила отца пристроить ее хоть куда-нибудь, и тот со злости и устроил «куда-нибудь» — официанткой в ресторан своего друга Армена.

Что там пережила нежная Светик — это прям трагедия и ужас всей её беспечной жизни. Вечером она вся в слезах, на негнущихся от усталости ногах покидала ресторан, неся в кармане зарплату — одну тысячу шестьсот семьдесят пять рублей.

И кстати не так уж и мало, по меркам их городка, но для Светика это был удар такой силы, что «сшибает с ног раз и навсегда, унося мечту за собой во тьму и оставляя на сердце раны...»

Так она и написала на своих страничках Вконтакте и инстаграм.

Больше попыток доказать свою самость у Светика не возникало и теперь у нее появилась новая цель — она решила во чтобы то ни стало выйти замуж. Но не по папиной протекции, а сама. Короче Глазова отчаянно искала себе мужа.

— Может хоть сегодня мне повезет, — протянула Светик, намекая, что поход в клуб не только приятен, но еще и полезен, как способ найти мужчину мечты.

Мира не раз уже пыталась объяснить подруге, что мужа в клубах не ищут, но той разве что докажешь?

Пташкина вздохнула и пообещала заехать к Светику в половине девятого.

7

МИРОСЛАВА

Эти голубые туфельки она заприметила давно. Они как маяк, как мираж стояли в витрине модного магазина и, так и манили к себе. Но, во-первых, туфли ей вроде как были не так уж и нужны, так как не сносила девка стары лапти, а во-вторых, и это конечно главная причина — стоили голубые туфельки как полумесячная зарплата Мирославы. И даже немножко больше.

Если бы кто-то кроме продавцов увидел с каким восторженным лицом и трясущимся от удовольствия кончиком носа Мира примеряла туфли, то точно подумал, что девушка не в себе.

Мама вообще сказала бы, что дочка потребитель несчастный, и укоряюще совала бы чек под нос еще целый месяц. До следующей большой траты.

«Эх, гуляй рванина, один раз живем», — думала Мира, трясущимися руками оплачивая туфли своей мечты на кассе.

И вообще — мечты же должны исполняться, верно?

— Это просто ваууу... — Глазова, как настоящий эстет, сразу же заценила обновку, — Предлагаю сразу же за это и выпить!

Достала из холодильника смородиновую настойку — бабушкин презент, и задвинула пространственный тост.

— В общем за нас, за девочек, и за туфельки, — как всегда немного гламурно протянула Светки и Мира заметила, что глазки-то у нее уже горят.

Ждали они подругу Зинку Растопыгину, еще одну одногруппницу и тоже хорошего человека. Зина, единственная из тройки уже побывала замужем и теперь всякий раз козыряла этим как контраргументом против института брака.

— Ты, Зина, просто за козла вышла... — учила Растопыгину Светик, и начиналась пространственная дискуссия на часы, в конце которой обычно Мире приходилось их чуть ли не разнимать.

Зина пришла через полчаса и первым делом конечно же оценила туфли.

— Нормальные такие тапки, но кроссы лучше.

Ну да, сама Растопыгина кроме своих говнодавов ничего не признаёт и всякий раз обещает им с Глазовой больные вены и суставы к старости.

Где она, эта старость-то, Зин?..

В клуб девчонки пришли прилично навеселе и первым делом заняли единственный свободный столик у самого выхода.

Светик, практически лишенная папиного довольствия, помочь ничем не смогла. Раньше-то она запросто оплачивала вип-стол, а теперь постоянно приходилось экономить.

— Ну что, котятки, сегодня мы-таки сделаем шоу? — Зинка махнула рюмашку и потащила девчонок на танцпол.

И они сделали. Они сделали… так сделали, что еле ноги унесли. И ведь вначале все так хорошо было. Классная музыка, веселые подружки, полный отрыв и кайф, и счастливые лица вокруг. Что, ну что опять пошло не так?

Нет, ну Мира теоретически предполагала, что именно. Светик превысила допустимую дозу для запуска на орбитальную станцию. После третьего стакана «Шальной императрицы» Глазова и впрямь возомнила себя таковой и полезла на барную стойку. Правда не учла того, что там, за этой самой стойкой люди вообще-то культурно отдыхают в компании всевозможных бокалов и рюмашек.

Светик одним легким движением ноги съездила бармену по носу, в красивом и филигранном «па» зацепила еще пару носов и ушей благовоспитанных граждан (спасибо не прибили на месте) и столкнула на пол все бокалы со всем их содержимым.

А как Светик летала... когда крепкие мужские руки под отобранный мат их хозяев возносили Глазову под самый потолок, она была уверена, что бабочка.

Еле отбили.

Не Светика. Точнее Светика, конечно, но от толпы. Пришлось вывернуть все карманы и кошельки, чтобы расплатиться по счетам и спешно ретироваться с поля боя.

Глазова же мечтательно закатывала глаза и бредила о настоящих мужчинах.

Кое-как Мира с Зиной доволокли Светика до дома, с трудом уложили дебоширку спать и с обещаниями «никогда больше с этой лётчицей не связываться» отчалили домой.

Утро, а точнее день субботы не принес ровным счетом никакого удовольствия.

Пташкина вяло доплелась до кухни в поисках воды и залпом осушила три стакана подряд, но в голове так и не прояснилось.

Второй раз она встала в половине пятого и только тогда решила окончательно проснуться. Из отражения зеркала на Миру смотрел какой-то невзрачный хорек с оплывшими глазками.

— Да что б я ещё, да никогда!

Приведя себя в более-менее (хотя скорее все-таки менее) сносный порядок Пташкина по-быстрому сварганила то ли завтрак, то ли сразу ужин и только тогда вспомнила про телефон, оставленный в прихожей, в сумочке.

Так и есть, вот она сумка, родимая, валяется возле двери. Вот он телефон, почему-то тоже валяется, рядом с сумкой. А вот они туфельки, любимые голубые...

— Твою ж дивизию! — Пташкина с ужасом осматривала еще вчера такие новые туфли и чуть не плакала. И было, знаете ли, от чего. На правой — ободран нос. На левой — каблук… и в целом вид у обуви такой, будто они не одну войну пережили.

— Да-а-а... хороша я хороша, да в кредит одетая... — прошептала Пташкина, прижимая испорченные туфельки к сердцу.

Настроение упало ниже плинтуса, а тут еще и телефон оглушительно заорал, напугав до почечных колик.

Мирослава, не глядя на экран, схватила трубку и заорала, почему-то уверенная, что звонит Светик. С чего уж она так решила, одним богам известно, но кричала Пташкина как в последний раз.

— Убью, блин, коза ты перелетная!

На том конце провода повисла оглушительная тишина и спустя пять секунд до боли знакомый мужской голос быстро ответил:

— Я перезвоню.

Из трубки понеслись короткие гудки и тут только Пташкина догадалась взглянуть — а кто, собственно, звонит?..

Лицо ее вмиг изменилось, так неудобно стало, так неудобно, что хоть сквозь землю проваливайся. Ну конечно не так стыдно, как было их главбуху, когда она по ошибке отослала свои фотографии из бани шефу вместо любовника, но все-таки тоже неприятно.

Она трясущимися руками набрала номер Шерхана и тот, хвала создателю, почти сразу ответил.

— Простите, что побеспокоил в выходной, — начал было он, но Мирослава заискивающе перебила:

— Ой, ну что вы... какие могут быть проблемы?! Какой выходной? Нет никакого выходного, все нормально, не переживайте.

— Вы уверены, что у вас все хорошо?

Интересно, почему он сомневается?

— Да, конечно. Все просто замечательно! - бодро воскликнула она, пряча слезы по туфелькам глубоко в сердце, - А вы что-то хотели?

Лев Алексеевич немного замялся, но все же продолжил:

— Вы понимаете, Мирослава Сергеевна, тут такое дело. У меня срочный вылет, прям кровь из носа нужно улететь на пару дней, а Степку не с кем оставить.

Пташкина многозначительно молчала, переводя взгляд с испорченных туфель на свое лицо в зеркале. Туда и обратно.

С одной стороны шеф – совсем и не жадина, есть возможность подработать, с другой — она с грандиозного перепоя и больной головой... да и вид такой, что ребенка можно до заикания довести. Даже такого как Стёпка.

— Только не сегодня, я сегодня не смогу, я не дома, за городом. – принялась она врать, - Понимаете?

— Конечно, конечно. Не волнуйтесь. Самолет только в девять утра, так что у вас много времени, чтобы доехать...

Пташкина вздохнула, прекрасно осознавая, что шеф уже все решил за неё.

— Хорошо. В девять буду... — смиренно ответила Мира.

— В восемь...

— В девять.

— Отлично. Жду...

Утром, без пяти девять, Мира стояла у ворот шефского дома. Шерхан уже уехал и в доме кроме охранника Юры и Стёпки никого не оказалось.

— Так и не нашли экономку новую? — Мира попыталась поддержать разговор, но Юра отчего-то был не слишком разговорчив. Он что-то буркнул в ответ и Пташкина от него отстала.

— Степка! — заорала она, едва войдя в просторный холл. По пути оглядывалась, нет ли сюрпризов от кота. — Степка, спишь что ли до сих пор?

В доме не раздалось ни звука и Мира прямиком потопала на кухню, чтобы приготовить маленькому сорванцу завтрак и.. так и встала как вкопанная.

— О, явилась...не запылилась, — недовольно протянул Степка, с аппетитом поглощая хлопья с молоком.

— И тебе здравствуй. А я думала ты спишь, кричу тебе кричу...

— Я слышал, — ухмыльнулся пацан и кивком указал на стул. — Есть будешь?

Мира даже оторопела от такого радушного приема.

— Спасибо, чай бы вы... — в это момент она как раз присела, в комнате раздался неприличный звук, и Степка заливисто захохотал так, что Мира даже покраснела. Вот мелкий проказник, подушку волшебную подложил на стул.

«Ну рыжий, ну я тебе устрою!»

— Приятного аппетита, — ухмыльнулась в ответ Пташкина и налила себе еще горячий кофе, заботливо сваренный и оставленный Львом Алексеевичем.

Степка недоверчиво косился на то, как спокойно котомучительница намазывает паштет на тост, как размешивает в кружке сахар, вдохновлено глядя в окно и не верил своим глазам. Точнее ушам. Он-то всерьез думал, что вредная нянька будет кричать и стыдить его, а тут на тебе. Сидит себе. Кофе она пьет. Ну нет...так дело не пойдет!

Недовольный он встал из-за стола и, ни слова не говоря, потопал наверх под тихое хихиканье вредной Пташкиной.

Мира ликовала. Очередной бой выигран без крови, а это значит совсем скоро парень пойдет-таки на контакт. Предпосылки все есть, он не раз уже показывал свою заинтересованность в общении, а значит шанс есть.

Она довольно потянулась и порадовалась, что день начался так хорошо. Доела завтрак, вымыла посуду и принялась придумывать, чем же себя занять. Сейчас время еще раннее, а позже нужно всеми правдами и неправдами уговорить мелкого погулять. Был бы он посговорчивее, могли бы в кино сходить, или в кафе. А можно в парк доехать. Да куда угодно. Нужно просто уболтать пацана, пообещать ему сладкую вату и воздушный шарик и тогда точно — дружба на эти пару дней у нее в руках.

Воодушевленная таким планом, Пташкина понеслась наверх. Под ноги она, конечно, не глядела, иначе обязательно заметила бы веревку, натянутую от двери до двери, об которую она и споткнулась. Мира неловко всплеснула руками, выругалась и полетела рыбкой вперед, едва успев подставить руки. Однако при приземлении все-таки здорово ударилась ногой и теперь, охая и ахая, растирала ушибленной место.

— Да что ж такое! Это уже ни в какие ворота! Степка, мелкий ты...ты... — она так и не придумала кто такой этот мелкий Степка, а он уже и сам появился. Так сказать, пришел пожинать плоды собственных трудов праведных.

Пташкина сцепила зубы и поглаживала ушибленную ногу и даже ругаться перестала, так больно ей было. А лодыжка меж тем уже прилично так распухла и, кажется, даже немного посинела.

«Только бы не перелом...» — мысленно молилась Мира, не зная, как он может выглядеть, этот перелом.

И что-то так обидно ей вдруг стало, прямо до слез, что они, эти самые слезы вдруг градом полились из голубых девичьих глаз.

Степка присел рядом с ней и заглянул в глаза.

— Больно, да?

И в его гвзгляде было столько сочувствия и раскаяния, что Мире даже как-то легче стало.

— Да нормально… нужно только встать как-то, а там...ох...

Резкий прострел в ноге как бы намекнул, что вставать не очень-то и нужно, а ну как там и правда что-то посерьезнее ушиба.

Внизу послышался звук открываемой двери, и Степка с криками бросился взывать о помощи.

— Это...там эта... Пташкина ногу сломала. Умирает! — закричал пацан.

— Не Пташкина, а Мирослава. — машинально поправил Лев и тут же переспросил, — Как сломала? Зачем сломала?

Голос шефа казался не на штуку встревоженным и Мирослава скривила лицо в предсмертных муках.

Быстрые шаги, ближе и ближе. Пташкина замерла на месте, боясь пошевелиться. Три...два...один...

— Ах, — она вновь схватилась за ушибленную ногу.

— Мирослава Сергеевна, что с вами? Нога?

— Ох...

Вышло слегка экзальтированно.

«Главное не перестараться...»

Шерхан вмиг оказался рядом и участливо склонился над её стройными ножками. Точнее стройной была одна. Вторая же опухла и выглядела, прямо скажем, не очень. Если честно, так себе нога. Бывают ноги и получше. Уж Лев Алексеевич наверняка ноги всякие видел. И длинные, и короткие, и тонкие, и толстые. И даже кривые, тут к гадалке не ходи, в его жизни были. Бабник, одним словом. И пусть она его ни с одной женщиной не видела, пусть... просто такие как он хорошо шифруются, уж кому-кому как не Пташкиной это знать.

Шерхан присел возле нее на колени и Мира даже вскрикнула, так переживала за его дорогущие брюки.

— Чшш... Сейчас-сейчас, посмотрю.

— Мм... — простонала Мирослава, когда сильные, но такие нежные пальцы коснулись ее ступни.

— Больно?

— Ммм...- продолжала мычать Мира.

«Вот бы сейчас массажик этими руками...»

От удовольствия она даже запрокинула голову, закатила глаза и.. получила звонкую оплеуху. От шока Мира открыла рот, силясь что-нибудь произнести, но не смогла. Только очумело таращилась на шефа и часто-часто моргала.

— Не закрывайте глаза, только не отключайтесь. Мира, Мира, вы меня слышите?! Смотрите на меня! Смотрите на меня! — Лев взял ее лицо одной рукой и уставился в упор.

— Вы...- вдруг всхлипнула Пташкина, — Вы что, вы меня ударили?

Шерхан подозвал Степку и что-то шепнул ему на ухо.

— Я? Ой нет, Мирослава, что вы. Это я вас в чувство просто привел. Вы же сейчас вот-вот сознание потеряете.

— Но я все-таки вас попрошу... в следующий раз, когда я буду падать в обморок — не бейте по лицу!

Лев усмехнулся и поднялся с колен. Затем склонился и легко и непринуждённо подхватил Миру на руки.

А она, нет чтобы наслаждаться моментом, нет уж, что вы... это же Пташкина. Она все никак не могла отойти от той освежающей пощечины и чего-то ей до того обидно стало, что даже вкусно пахнущий брутальный мужчина, к чьей груди она сейчас так томно прижималась, не радовал. Ну почти не радовал. Ну если только немного. Хотя все-таки нет. Или да...

«А... поди разбери...» — она махнула рукой и Шерхан тут же покрепче прижал ее к своей груди.

— Сейчас отнесу вас в спальню, а потом вызову врача, чтобы он осмотрел ногу. И голову.

«А можно только в спальню?», — так и хотелось спросить ей, но нельзя же так сразу...подумает еще чего. Так-то Пташкина девушка приличная. Иногда. Бывает.

— А голову-то зачем?

— Ну вдруг вы ударились ею?

— А что, так похоже? — съехидничала Мира.

— Ну тут так сразу и не скажешь, — парировал Шерхан и Пташкина вновь обиделась.

Лев засмеялся и ногой отворил дверь комнаты.

— Да ладно вам, я же шучу. Рад, что вы в сознании и еще можете обижаться. Значит все не так уж плохо.

Он бережно уложил Миру на кровать и куда-то ушел, а вернулся с ножницами.

— Это еще зачем?

— Ну надо же с вас колготки как-то снять.

«Вообще-то у меня чулки!» — чуть было не ответила Мирослава, но вовремя сообразила, что вряд ли шефу интересны такие подробности.

— Режьте, — смиренно кивнула она и с удовольствием откинулась обратно на мягкие подушки.

«О, Господи, какие руки...» — в блаженстве думала Мира, пока шеф ласковыми движениями срезал часть чулок, чтобы освободить «больную» ногу.

Тут она вспомнила, что вообще-то должна постанывать от «боли» и видимо немного перестаралась, потому шеф как-то очень странно на нее посмотрел и руки убрал. Резко так убрал.

— Точно перелом, — констатировал он, и добавил, — Надо срочно врача.

— Нет! — возопила Пташкина, — Не надо врача. Смотрите, уже двигается нога. Видите?

Она активно зашевелила пальчиками, усердно доказывая Шерхану, что с переломами так пальцами не пошевелишь.

— Уверены? Я, к сожалению, должен ехать на работу и не смогу остаться с вами.

— А вы же должны были лететь... — вдруг вспомнила она.

Лев кивнул и поведал душещипательную историю про перенесённую встречу и срочные дела. В общем домой ее никто не отпускал.

— А Степу... — он вдруг вздохнул, тяжело так вздохнул, — Не знаю я что с ним делать. Наказать бы надо...

Махнул рукой и Мире вдруг стало его жалко. Вот прям от души.

— Не надо его наказывать. Он уже все осознал.

Подумала немного и добавила:

— И извинился.

Лев облегченно выдохнул, было видно, что все, что касается пацана выбивает его из колеи.

Он вновь потёр макушку, еще несколько раз уточнил, может ли он уехать и наконец ретировался, наказав девушке отдыхать и пообещав, что вернётся пораньше.

А Стёпке дал наставления, что должен он теперь за нянькой своей ухаживать. Рыжий малец виновато кивнул и, как ни странно, обещание свое выполнил.

— Спасибо, что не сдала... — поблагодарил мальчик Миру, когда отец ушел.

— Да я как бы...он же знает, что это ты веревку натянул.

— Ну и что... ты могла бы сказать, чтобы он меня наказал, а ты не сказала.

— Ах ты, подслушивал?!

Степка виновато улыбнулся и впервые за все время предложил вместе посмотреть мультики у него в комнате.

Помог Мире добраться до детской и даже принес найденный в шкафу на кухне попкорн.

8

МИРОСЛАВА

Пара часов пролетели незаметно и так же незаметно Стёпка уснул прямо на диване, слегка облокотившись о Миру, и она еще минут пятнадцать гладила мальчика по голове, не решаясь встать. Боялась, что проснётся.

Наконец она аккуратно, придерживая его голову, поднялась и на цыпочках вышла из комнаты. Осторожно прикрыла дверь, спустилась вниз, и впервые за день удивилась отсутствию кота Васьки.

«Гуляет наверное, проказник» ...

Пташкина заварила кофе, немного полазила в телефоне, вышла на крыльцо и помахала охраннику рукой. Юра вяло кивнул и Мира прошлась по участку, вдыхая аромат садовых цветов. Очень хотелось ей срезать букет, но без разрешения хозяина было как-то боязно.

А еще ей ужасно хотелось вернуться в спальню шефа. И не спрашивайте зачем...хотелось и все тут. Манило ее это место, любопытство заело. Оно где-то в мозгу сидит и точит, и точит. Сходи да сходи.

Повинуясь порыву, Пташкина взлетела по лестнице и осторожно открыла дверь спальни шефа. Ну а что такого? Он между прочим сам сказал ей, лежи, мол, отдыхай, Пташкина. Тебе говорит покой нужен и все такое – вот она и ляжет сейчас, отдохнет. Все-таки нога ушибленная до сих пор ноет немного. А ноги надо беречь смолоду. Или про что там поговорка? А, впрочем, неважно. Ноги тоже беречь надо, тем более что травма у нее производственная. А она даже путевку в санаторий не попросила. И отступные, и даже отпуск не взяла. Так что пусть ценит шеф.

И вообще, начальство принято слушаться. Сказал лежи, вот она сейчас и ляжет на его постель. Вдохнет запах наволочки, впитавший его духи, вспомнит как он нежно массировал ее ноги...

Ммм... Мира перевернулась на живот, уткнувшись в подушки и вдыхая ароматы Шерхана. Точнее его ночного присутствия и сама не заметила, как задремала. Проснулась от того, что услышала шаги и голос шефа. И не только его голос. Женщина что-то выговаривала Льву Алексеевичу и Мира вдруг резко подскочила на месте. Направлялись они явно сюда.

«Что же делать? Что делать? Мамочки!»

Пташкина словно птичка в клетке заметалась по комнате. Шаги были уже совсем рядом, ближе и ближе. В панике она подскочила вначале к шкафу, затем ринулась к шторам и... не нашла ничего лучше, как спрятаться под кроватью.

И только она туда залезла, как дверь отворилась и все та же женщина взмолилась:

— Ну прости меня, я виновата, я знаю.

Лев что-то буркнул в ответ и, судя по всему, сел на кровать.

— Ты просто устал. Я же вижу. Сейчас я сделаю тебе массаж... или лучше что-нибудь более расслабляющее...

Звуки поцелуев застали Миру врасплох.

«О нет...только не это. Не сейчас!»

— Аня, не надо, прошу тебя.

— Нет...

Чмок-чмок.

— Не говори ничего.

Чмок.

 — Просто расслабься и получай удовольствие.

«Ой, мамочки мои, ну попала...»

— Просто расслабься и получай удовольствие.

Чмок.

Шебуршание.

Вздох.

Чмок.

«Не ребят, не надо, шеф, не поддавайся. Не прощай её!» — молилась про себя Мирослава. Умом-то она понимала, что по-хорошему нужно вылезти и гордо удалиться. Но стремно-то ка-а-ак!

Мира затаила дыхание и тут...на нее вылупились два больших желтых глаза.

— Мамочки! — закричала Пташкина.

Дернулась, больно ударившись головой, и поползла из-под кровати на свет божий.

Поднялась и встала как вкопанная посреди комнаты. В воздухе повисла пронзительная тишина. Шеф полулежал на постели с расстёгнутой ширинкой, над ним нависала худенькая блондинка и сейчас оба застыли в той самой позе словно восковые фигуры. С распахнутыми от изумления глазами.

Мира вмиг оценила обстановку, отряхнулась от пыли, встряхнула головой и произнесла:

— А экономка у вас все-таки хреновая!

Кивнула зачем-то и гордо прошествовала к двери.

И только дойдя до лестницы, облокотившись о ближайшую стену, смогла выдохнуть. Вот это она влипла. Мало того, что шарилась в спальне начальника без его ведома, так еще и пряталась под его кроватью и чуть не стала невольной участницей интимной сцены с этой кошкой облезлой.

Кстати, о кошках...

Уж не Васька ли ей привиделся под кроватью? Да не похоже... тот, зная его паскудный характер, залепил бы ей лапой или хвостом по морде, ой, то есть по лицу. А во-вторых, развопился бы на всю ивановскую. Нет, какое-то другое животное там было.

А может и вовсе померещилось Мире сдуру. И хорошо, что померещилось, лучше уж так, с достоинством и высоко подняв голову убежать, чем подслушивать их мерзкие ахи-вздохи. Да как она потом жить стала бы? Это ж ужас, а не жизнь! Тем более зная, что в объятьях Шерхана какая-то моль бледная, ну уж нет!

Хотя чего теперь нет-то... топать надо, все равно уволит шеф, как пить дать уволит.

Мира напоследок заглянула в комнату Степки — тот по-прежнему сладко дрых. Войти не решилась, не зная, как объяснить свой скорый уход, если он вдруг проснется...

Вечером Лев Алексеевич прислал деньги за отработанный день. Теперь Мира окончательно уверовала в то, что будет уволена и принялась уныло просматривать объявления о работе, но ничего путного так и не нашла.

Оставалась правда призрачная надежда на то, что Шерхан все-таки не станет избавляться от Пташкиной из-за этого глупого недоразумения. Он же не написал ей «вы уволены», или что-то подобное? Не написал! А значит еще не все потеряно.

Промявшись до глубокой ночи без сна, ей кое-как все удалось убедить саму себя, что все будет хорошо и она наконец заснула, чтобы утром вскочить ни свет ни заря и успеть на работу вовремя.

Нужно показать Шерхану какой Пташкина ценный экземпляр. И совсем не опаздывает. И юбка у нее нормальной длинны, до колена. Может даже чуть ниже. И вон какая прическа аккуратная — в пучок завёрнутая, как у бабульки. Зато не вызывающе!

В офис Мирослава входила аж на двадцать минут раньше начала рабочего дня — личный рекорд и достижение. Вошла под изумленные лица коллег и каждый не преминул спросить, здорова ли Мира?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

На её удивление шефа на рабочем месте не оказалось, и Мира даже чуть не всплакнула. Она так старалась и все зря?

Была еще надежда, что он просто задерживается (ха... где шеф и где опоздания?!), но Шерхан не появился ни днем, ни вечером. В конце концов Мирослава, утомленная ожиданием решения над своей участью, подошла к вездесущей Лиле (той самой реинкарнации Брик).

— Лиль Палн, не в курсе, где САМ? — кивнула она в сторону шефского кабинета.

Бабуля, вся увешанная кудельками, больше всего напоминающие кудряшки пуделя, сощурилась и хорошо так прокуренным голосом протянула:

— В курсе. Заместо одной нерадивой няньки с дитем сидит.

Мира покраснела.

— Между прочим заметьте, со своим дитем.

— Чужих детей не бывает! — кивнула бабка, — Это верно. Токма еще доказать надо, что Степка его потомство...

— А что, неужто сомнения есть?

— Ну...знаешь...мала ты еще. Мне хоть сто тестов покажи, а я все думаю — прохиндейка мамаша.

— Тоже мне, оракул. Вы думаете так легко тест ДНК подделать?

— Легко-нелегко, о том не ведаю. А что баба мутная — зуб даю.

«Вставную челюсть, ты хотела сказать...» — подумала Мира, беззастенчиво пялясь на ровный ряд белоснежных зубов Лили.

— Ну и пусть. Сами разберутся, — Пташкина уже хотела закончить разговор, как вдруг секретарша противно протянула.

— Ну конечно...тебе-то чего? Сама напортачила, не справилась с дитем малым, а Левушке теперь сиди дома вместо няньки. А еще баба называется...

Мира аж задохнулась от возмущения.

— Это я не справляюсь?

Лиля мерзко ухмыльнулась.

— Ты-ты...

— Это он вам так сказал?!

— А то как же. Так и сказал — не справляется, Лилечка, такие уж нынче женщины пошли... безрукие да бессердечные. Им бы только в клубах на копытах своих скакать, какие уж тут дети.

— Откуда... — Мира хватал ртом воздух, — С чего вы взяли, что я скачу?!

Секретарша развела руками, в очередной раз доказывая, что и правда знает все на свете и Пташкина даже кулаки сжала.

«Да ну ее к черту! Пусть думает, что хочет, ведьма кудрявая!»

— Всего доброго, Лиль Пална, — взяв себя в руки, улыбнулась Мира и резко развернулась на каблуках в направлении выхода. А в голове билась только одна мысль:

«Козлина ты, Аверьянов, хоть и казался человеком!»

ЛЕВ

Лев взглянул на голубое небо, в котором с криками парили белоснежные чайки и вдохнул соленый морской воздух. Соломенная шляпа колыхалась от ветра, то и дело норовя слететь, и Аверьянов придерживал ее одной рукой, а второй держал рыжего мальчишку за плечо. Тот так и норовил сбежать, и больше всего Лев опасался, что ребенок может утонуть в неспокойном море. Где-то позади, сквозь плотные ряды лиан и пальм слышался звонкий смех. Аверьянов обернулся и попытался разглядеть, кто это так заливисто смеется, но ему это никак не удавалось — слишком густая крона скрывала обитателей леса. Он пошел навстречу, но споткнулся и полетел кубарем вперёд, распластавшись на пыльной земле. Встряхнулся и почувствовал сильную боль в ноге. Встал на карачки, ощупал на глазах опухающую лодыжку и тут только понял, что рыжий мальчик куда-то исчез. Вдруг откуда-то из-за кустов раздался истошный детский крик:

— Там Пташкина умирает, скорее. Умирает...

Лев, забыв про боль в ноге, ломанулся сквозь густые заросли, обдирая в кровь кожу, а голос продолжал звать на помощь, становясь все громче и громче. А Лев все бежал и бежал, но не видел ни Пташкину, ни рыжего мальчика.

— Да где же вы?! — закричал он, без сил падая на землю, но вместо земли покатился вниз, в канаву, словно бочонок, на самое дно огромной ямы с лужей посреди.

Аверьянов замер в паре сантиметров около грязной жижи и решил немного отдохнуть, раскинув руки и приходя в себя. А отдохнув, кряхтя поднялся на колени и взмолился:

— Пташкина, вылезай! Не подглядывай, вылезай, кому говорю!

Сверху послышался звонкий смех, и он поднял глаза. Над канавой стояли Мирослава Сергеевна и рыжий лохматый мальчик. Кажется Стёпка. Сын. Они смеялись над Аверьяновым и заполоняли собой все вокруг...и вот уже не один рыжий мальчик щерил в улыбке рот, а два, три, четыре... и все они кричали:

— Я не виноват! Это Васька натянул веревку!

— Хреновая у тебя экономка!

— Это Жучка, она будет жить с нами...

— Тебе просто надо расслабиться...просто расслабиться...

Пташкина протянула к нему свои длинные-предлинные руки, дотянулась до ремня и стала его расстегивать, заливисто хохоча. Лев попятился назад, больно ударился головой о край тумбочки и проснулся.

Пот лился ручьем, и Аверьянов включил ночник. Ничего страшного, всего лишь очередной страшный сон. Правда отчего-то вновь ему приснилась эта несчастная Пташкина, ставшая уже героиней его ночных кошмаров.

Аверьянов поднялся с постели и накинул халат — подарок Ани из Америки. Лев с содроганием вспомнил, как эта ненормальная Мирослава вылезла из-под его кровати с таким очумелым видом, будто увидела инопланетян. У него теперь три года с женщинами напряженка будет, и все из-за этой чудной Пташкиной. Что ж ему теперь, всякий раз под кровать лазить, проверять нет ли там этой чокнутой?

Анну так вообще пришлось отпаивать корвалолом, так испугалась бедняжка. Пришлось даже простить её, лишь бы она отстала со своим неукротимым желанием его расслабить. Спасибо, уже всё. Расслабился так, что больше точно не надо.

Едва выпроводил Анну, как проснулся Степка и весь вечер канючил остаться с ним на следующий день дома. Лев было попытался объяснить пацану, что это невозможно и что его ждет работа, но у того были такие грустные глаза, что скрепя сердце пришлось согласиться.

Весь день они провели за всякими развлечениями, к вечеру к ним присоединилась Анна, пообещавшая попросить прощения у Степы и тот на удивление быстро ее простил.

Ну как простил...

Вначале Тихомирова случайно села на Степкину поделку, которая вся была вымазана клеем. Улыбаясь, Аня пыталась отодрать от платья кусок картона, но отодрала само платье. Суперклей он такой, хороший клей.

Лев ругать Степу не стал, потому что тот и без этого так расстроился от поломанной поделки, что чуть не плакал. Просто достал из шкафа свою рубашку и протянул Анне.

Когда пришло время ужина, в тарелке Тихомировой в рисе вдруг откуда ни возьмись обнаружились замечательные белые червяки, и парочку она даже успела заморить, поэтому вскоре после трапезы она спешно ретировалась в ватерклозет.

Обошлось конечно без промывания желудка, но настроение явно ухудшилось.

«Вот странно, - думал Стёпка, - Червяки только у злыдни были, а грустно почему-то всем» …

— Ты уверен, что это не твои червяки?! — Лев строго нависал над Степой и тот, заливаясь слезами, сквозь всхлипы убеждал, что нет, не его это. Впервые видит.

После ужина (нормального, надо заметить, ужина, без всяких там живых существ) все немного успокоились и собрались в гостиной, чтобы посмотреть какой-нибудь семейный фильм. Шла тридцать шестая минута «Бетховена», когда раздался оглушительный женский крик, от которого в доме зазвенели стекла, а Лев схватился за сердце.

Он подскочил на места, в прыжке врубил свет и потряс заливавшуюся в истерике девушку.

— Что? Что случилось?

— Там...там... там...

— Да что там? Что?

— Там…эта…

— Кто? Что?

— Мышь.

— Кто? -  переспросил Лев, не веря своим ушам.

— Там мышь!

— Где? Не вижу.

— Там! — Анна указала на диван, и Лев с удивлением и впрямь обнаружил маленькую дохлую мышку.

— Откуда она здесь?

Вдруг он обернулся к Степке и грозно спросил:

— Твоя работа?!

Степка округлил свои и без того огромные глаза и возмущенно воскликнул:

— Да как?! Я не убиваю мышей!

Зато между кресел мелькнул рыжий хвост, и Степка что было сил крикнул:

— Беги, Васька!

Маленькую дверку для кота, ведущую в сад из дома, заколотили в тот же вечер, и Степка тихо прошептал, глядя на отца с его пассией «айл би бек».

Ночь прошла спокойно, и только утро следующего дня окрасилось криками Тихомировой, матом Аверьянова и счастливым смехом одного рыжего ребенка.

Когда разъярённый Лев ворвался в комнату Степки, тот уже стоял с пожитками и всем своим показывал полное смирение и послушание.

— Ну что, в детский дом? — виновато улыбаясь спросил Степка и Лев, громко выдохнув, закрыл дверь с той стороны.

А Анна съехала в то же утро.

— Нет, ну ты скажи мне, — вопрошал Аверьянов сына, когда за Тихомировой захлопнулась дверь, — зачем ты это сделал?! Ну зачем?

— Что сделал? — хлопал глазами сорванец, не желая признаваться в очевидном.

— Зачем ты влил в шампунь черную краску? — устало ответил Лев, — Ты видел, что у нее теперь на голове?

Степка покачал головой, едва пряча ухмылку, но на это раз Лев ее заметил.

— Ты понимаешь, что так нельзя? Нельзя пакостить людям только потому, что они тебе не нравятся? Зачем ты все это делаешь, а?

Степка молча переключал каналы на телевизоре и не спешил отвечать.

— Ну что ты от меня хочешь, что?

Мальчик немного подумал и наконец ответил:

— Хочу, чтобы ты никуда не уходил.

9

МИРОСЛАВА

«Опять приснился этот дурацкий сон» ...

Мирослава потянулась и одним ударом кулака вырубила надоедливый будильник. Скорее всего вырубила навсегда, так жалобно он тренькнул, прежде чем заткнуться.

— Работа-работа, перейди на Федота. С Федота на Якова... — бормотала Пташкина, одной рукой засыпая кофе в турку, а другой чистя зубы.

«Ты договоришься, Мирослава Сергеевна, реально ведь уволят, будет тебе и Федот, и Яков и всякий!»

Новость, что шеф преждевременно ушёл в отпуск, конечно, расслабила. Так расслабила, что они с Зинкой вчера до полуночи сидели. Да какой до полуночи...до половины второго ночи на кухне куролесили, жалуясь друг другу на свою бабскую долю под шашлычок и песни Успенской. Вон она, Зинкина нога торчит из комнаты. И все потому что Зина под два метра ростом. У нее всегда ноги торчат. То от ушей, до из дверей.

Как-то, еще три года назад дело было, поехали они поездом до Адлера, так Растопыгиной в два раза пришлось сложиться, чтобы поместиться в купе. Она потом еще пару часов ходить нормально не могла – затекло всё тело, и они со Светиком ей массаж делали. Потом какой-то Виктор Палыч делал - в соседнем купе ехал, представился доктором. Правда наколки на пальцах как-то намекали, что из него доктор как из Светика доярка, но Зина от массажа не отказалась.

Довольная кстати была, даже спина разогнулась, да. «Доктор» тоже ушел довольный. Еле выгнали, он-то явно надеялся на продолжение банкета.

Вот и сейчас её ступни сорок второго размера сантиметров на пять высунулись в коридор и забавно там торчали пальцами веером. Смешные у Зинки пальцы, все в растопырку, длинные и кривые.

«Надо было специально для нее диван поближе к окну ставить», — подумала вдруг Мира, в который раз задевая Зинкины ноги.

— Рота, подъем! — заорала Пташкина.

— А, что, где?!

Растопыгина подскочила с дивана и ошалело взирала на смеющуюся подругу, бывшую уже при всем параде.

— На работу, говорю, вставай, кофе я сварила. Бутеры сама набашляй, колбасу мне на вечер оставь еще. Знаю я тебя, все съешь. Ключи на комоде. Целую, Мира.

Зинка даже сказать ничего не успела, а Мирослава уже выпорхнула из дома. Но, судя по всему, за колбасу обиделась. Вновь накрылась одеялом с головой и засопела.

Ну и ничего. Ей на работу к десяти, успеет еще часок додрыхнуть.

По дороге на работу Мира испачкала дорогущее платье ванильного цвета в месте, принятом называть попой, которой елозила об дверь до одури набитой людьми маршрутки. И водитель, будь он неладен, нет, чтобы уже никого не впускать, все открывал и открывал двери старой газельки, по какому-то глупому недоразумению все еще бороздящей просторы убитых в хлам дорог.

— Это кто ж такая красивая к нам приперлась ни свет ни заря? — не преминула съехидничать Лиля, прищурившись осматривая Миру со всех сторон. Пятно, черное, большое, страшное, она конечно же заметила и теперь ухмылялась, нависая над Пташкиной коршуном.

— Всё...всё Льву Лексеичу доложу. Думаете, раз начальство в отпуске, то можно на полчаса опаздывать?

— Ничего я не думаю, — буркнула Мира, старательно изображая бурную деятельность.

— Правильно, чем думать-то? Для этого мозги нужны, а у вас, гражданка Пташкина, нет этого вещества.

— Что ж поделать, раз Бог не дал... — покорно согласилась Мира, не желая вступать с вредной бабкой в спор. Себе дороже выйдет. Сто раз проверено.

— И ведь по чьей вине-то Левушка дома с дитем малым сидит?

Мирослава вопросительно подняла голову.

— По вашей, по вашей, Пташкина. Нет бы с пацаном пересидеть, пока мамка нагуляется, прости ее, Господи, сущность падшую, вы тут баклуши околачиваете.

— А вы не хотите с пацаненком пересидеть? — не выдержала Мира, — Мальчик и не мальчик вовсе, а ангел. Сущий. Вместо внучка вам будет...

Сказала и тут же пожалела. Лиля вспыхнула алым румянцем на дряблых щеках. Из носа чуть пар не пошел от возмущения.

— Знаю я... какой там ангел.

Развернулась на маленьких каблучках и была такова. А Пташкина облегченно выдохнула.

День пролетел незаметно — ей наконец удалось влиться в рабочий процесс и позабыть на время о Степке, Шерхане, злыдне и коте Ваське.

Даже конфуз под кроватью на время отошел на задний план. Сейчас ее занимали только планы продаж и всякие разные отчеты, которые срочно нужно было обрабатывать, корректировать и сочинять.

Перед самым уходом, когда все уже разошлись по домам, в офисе остались всего двое — сама Мира, храбро сражающаяся с не сходящимися таблицами и айтишник Марик, долговязый, но в принципе довольно симпатичный парень. Пташкина причесывалась у зеркала, когда услышала сзади смущенное покашливание. Обернулась и увидела Марика, стоящего слишком близко, чтобы это можно было считать случайностью.

— Ты что-то хотел? — их носы оказались очень близко, и Марик, вмиг покраснев до кончиков своих немаленьких ушей, отступил на шаг. И еще на два.

— Я... — замялся он, еще больше краснея, хотя куда уже больше, пролепетал Марик, — Я это. Нет, то есть да. В смысле я не знаю.

— Не знаешь хотел ли?

Пташкина вновь отвернулась и попыталась заплести колосок, но он в который раз развалился в руках.

— Это...может это...

Мира закатила глаза и вновь резко развернулась.

— Ты меня пригласить что ли хочешь?

Парень удивленно и нерешительно улыбнулся и кивнул. Тоже нерешительно.

— Ага.

Мире стало смешно, но она старалась не подать виду, чтобы не обидеть этого странного «мальчика-индиго».

— И куда же?

Нет, ну ей и правда интересно.

Парень замялся, видимо вновь ожидая подсказки от Миры и подсказка не заставила себя ждать.

— В кино? В кафе? В макдак?

На последнем слове Марик радостно кивнул и Пташкина чуть не прыснула от смеха. Ну дела...куда ее только не звали на свидания: на крышу аварийной пятиэтажки, на шашлык на дачу, в ресторан «У Ашота», в машину и даже в маршрутку. Ну просто тот, кто, собственно, звал и был тем самым водителем маршрутки. В общем куда только не приглашали, а вот в «булочную», как Мира называла известное место пригласили впервые. Она и сказала-то так, ради шутки, а оно вона чего, оказывается.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Отказать что ли малохольному?

Пташкина посмотрела на сияющего Марика и не смогла. Отказать в смысле не смогла. Он может впервые в жизни, а она... нельзя же так сразу крылья обламывать человеку! Надо это делать постепенно...

— Прям сейчас что ли?

Он вновь довольно кивнул. Видимо не до конца верил своему счастью.

Мира тоже не верила своему «счастью» и по дороге до кафешки не раз подумывала сбежать от неуклюжего коллеги, но совесть так и не позволила. А Марик семимильными шагами наяривал по внезапным лужам навстречу собственному счастью. И отступать был не намерен.

В «булочной» Марик растерялся, так много глаз смотрело на его свидание. Он стушевался и как бы потерялся за спиной у Пташкиной.

— Столик займи! — приказала Мира и уверенно направилась к кассе, а за спиной раздался до боли знакомый голос:

— Па, глянь! Там эта... ну эта... ну Пташкина!

— Видал, ну видал, а?

Мира резко обернулась на знакомый голос, поднос в её руках дрогнул, но остался на месте со всем содержимым. Хвала богам, ничего не расплескалось и не упало.

В углу Стёпка жадно поедал картофель фри, и приветливо махал ей маленькой жирной ручонкой.

Напротив, сделав вид, что в упор не видит Миру, нарочито задумчиво глядел в окно Лев Алексеич, и Пташкина даже фыркнула от возмущения.

«Вот ведь каков подлец! На совесть её давит, будто бы ей стыдно должно быть, что она под кровать залезла. Да это ему должно щеки жечь, средь бела дня устраивает всякие оргии вместо того, чтобы работу работать.

Самолёт ему отменили, ага, как же, знаем мы такие самолеты по имени Анна».

Она хотела было пройти к своему столику, но краем глаза заметила скуксившееся лицо мальчишки. Резко сменила траекторию, решив не обращать внимания на шефа и его попытки казаться невидимым. К черту! Тут ребятенок с глазами полными надежды, ну не может же она в самом деле пройти мимо?!

Пташкина приблизилась к их столику и поставила поднос на свободный край. Марик где-то сбоку вращал глазами, не понимая, что происходит, а Стёпка уже лез своими грязными пальчиками в ее порцию картошки.

— Руки мыл?! — грозно спросила Мира, и Степка умильно замотал головой.

— Пташкина, а ты чего к нам не приходишь? — как ни в чем не бывало спросил рыжий бесенок, исподтишка подворовывая-таки кольца лука с её подноса.

Мира замялась, не зная, что ответить на такой вроде бы простой вопрос, но тут шеф наконец-то изволил поднять на нее взгляд.

— Вечер добрый, — не так чтобы прям добро пробормотал шеф, но Мира мысленно уже была давно уволена, и поэтому напугать ее одним только взглядом и вот этим вот бормотанием было ну никак нельзя.

— Добрый, — просто ответила она, и подмигнула Степке.

— Присядете? — покорившись судьбе вздохнул Лев, но та кивнула в сторону своего ухажера.

— Я не одна, но спасибо.

— А... вы с этим... Ну нет, еще этого оболтуса сюда точно тащить не нужно!

Мира поспешила его успокоить.

— Что вы... я просто подошла поздороваться. Не собираюсь я с вами сидеть, вот еще!

Степка угрюмо взглянул на отца, но промолчал. Только умыкнул себе в рот последнее колечко и вновь насупился.

— Ну я пойду?.. — нерешительно спросила Пташкина, не зная, что еще можно спросить.

Шерхан неопределённо махнул головой, а Стёпка «тихонечко» шепнул ему:

— Ну...скажи ей.

Лев Алексеевич покраснел и совсем замкнулся в себе.

— Ну?.. Ну скажи уже. Чего ты!

— Что мне надо сказать? — Мира застыла с подносом в руках. Надо сказать изрядно похудевшим подносом.

— Ничего! — буркнул Лев.

Нервно так буркнул.

— Нет скажи! — канючил Степа.

— Да скажите мне уже! — воскликнула Мирослава, — Я уволена, да?

Шерхан как-то странно на нее взглянул, но поспешил заверить, что нет, никто никуда ее не увольнял.

— Просто... - он попытался подобрать верные слова, — Просто мне опять нужна няня.

Мира нервно засмеялась, замахала руками и попятилась к спасительному Марику, уже явно отчаявшегося сегодня поесть.

— Да я понимаю, — Шерхан вдруг поднялся так резко, и так резко приблизился к Мире, что чуть не столкнулся с ней лицом. — Глупо все как-то, понимаю я.

Прижался к самому уху и шепнул:

— Но мне без вас никак...

И столько в этом шепоте было отчаяния, столько боли, что Мира дрогнула. Сердце вдруг забилось, затрепыхалось внутри и казалось, что оно вот-вот выпрыгнет из груди прямо в руки шефа. Его голос становился все эротичнее, шепот щекотал барабанные перепонки и сиропом вливался в мозг, делая ноги совсем уж какими-то ватными.

«Мне без вас никак» ... — эхом разносилось по лабиринтам и закоулкам открытой Мириной души, и с разбегу врезался прямо в нежное девичье сердце, прямо в сердце...

— Мы же уже пробовали... Не вышло, —прошептала она в ответ, чувствуя его горячее дыхание на шее, ласкающее нежную кожу.

О чем, о чем она думает?

— Давайте еще один разочек, уверен, в этот раз у нас обязательно все получится. — томно произнес Лев и заглянул ей прямо в глаза.

Словно в душу залез.

«Что же вы со мной делаете, негодник» ... — блаженно улыбаясь, думала Мира, уже понимая, что ради таких вот елейных речей готова на все. Ну не прям на все, но...

Да ладно уж, чего там не на все. На все. Все-таки шеф чертовски притягателен. Особенно когда вот так дышит в шею, томно-томно, вызывая дрожь в коленках и желание отдаться прямо здесь и сейчас. Хотя нет, здесь нельзя... но как же хочется...

— В последний раз. Позвоните мне позже, мне идти надо, — еле слышно прошептала она и на ватных, подгибающихся ногах, пошла к заскучавшему Марику.

Правда при виде нее он вроде как встрепенулся, взбодрился весь, и еще два часа рассказывал о преимуществах одного программного обеспечения над другим.

— А ты играла в Майнкрафт? — заглядывая в глаза, спрашивал Марик и Мира отрицательно качала головой. Мыслями она была далеко отсюда.

— А рассказать? — азартно потирал руки этот герой-любовник.

— Валяй! — устало кивнула Пташкина и прикрыла глаза.

— Класс! Впервые встречаю девушку, которой интересно то же, что и мне!

А в голове Миры бились только эти слова:

«Давайте еще один разочек, уверен, в этот раз у нас обязательно все получится»...

10

ЛЕВ

Лев смотрел на Пташкину и молился, едва шевеля губами, чтобы только она согласилась. Но Мирослава как-то чересчур нервно засмеялась, замахала руками и попятилась назад. Так, будто он ей что-то неприличное предложил.

— Да я понимаю! – Аверьянов резко подскочил и вдруг обнаружил, что оказался совсем рядом с Мирой...почувствовал её запах, немного сладковатый, и вдохнул, буквально втянул его в себя, чтобы запомнить.

Эта Пташкина пахла клубникой и чем-то еще, что он никак не мог разгадать.

— Глупо все как-то, понимаю я.

Лев сделал то, что чего сам от себя не ожидал — он решил давить на женскую сострадательность и жалость. Ну а что теперь делать, когда дела не делаются, а Степка камнем висит на шее?.. И бросить ведь сорванца не бросишь, и с собой таскать не будешь. И к тому же вдруг понял, что совсем не прочь видеть эту девушку у себя, ведь это гораздо лучше непонятных теток, которых он уже просто устал водить домой. Степка все равно бракует всех, даже толком не глядя. А Пташкина ему вроде нравится. Ему в смысле Степке. Хотя, чего ух греха таить, Льву она тоже весьма симпатична.

И Степка... надо что-то решать, потому что ничего не выходит, а и дальше так жить уже попросту невозможно.

В какой-то момент Юра спросил, не проще ли избавиться от пацана, сдать его органам опеки, или насильно вручить матери... и Лев, к своему стыду, даже всерьез задумался об этом, но... Он вдруг понял, что не хочет этого делать.

Оказалось, что Степа очень милый пацан, забавный и совсем не противный. По крайней мере с отцом он вел себя образцово-показательно, и Лев все больше проникался к нему симпатией и чем-то совсем неизведанным. Каким-то странным чувством, которые он испытывал только к матери, когда сам был маленьким. Нежность какая-то что ли, или желание заботиться...А может и то и другое вместе взятые.

В общем Степке просто нужна няня, хорошая няня. Отныне сын может жить сколько угодно в его доме, хоть навсегда пусть остается, Лев только рад будет.

Все эти мысли явно отразились на лице Аверьянова, потому что Мирослава нерешительно замерла на месте, вглядываясь в одухотворенное лицо начальника, и Лев понял, что надо дожимать.

Сделал шаг вперед, прижался к оторопевшей от такого напора Пташкиной, отодвинул прядь вкуснопахнущих волос и шепнул на ухо:

— Мира...Пташкина, поймите, мне без вас никак...

Почувствовал, что оказался еще ближе, слишком близко, и захотелось вдруг прижаться к этой нежной коже, так сладко пахнущей клубникой, запустить руку в мягкие волосы и притянуть к себе, чтобы впиться в розовые губки своими губами. Ммм...

— Мы же уже пробовали... Не вышло, — в ответ прошептала Пташкина, и он поймал себя на мысли, что все это время смотрит лишь на ее розовый ротик, который так и манит, так и манит, чтобы его поцеловали. Чтобы смяли нежные губки в страстных объятиях романтичного...эм... что-то он совсем запутался, глядя на эти два бутона ммм...губ? Лепестков? Бутонов чего, мать её?!

Короче до одури захотел Лев ее поцеловать, и вроде как даже покраснел. Но не от смущения, а от волевого запрета самому себе прикасаться к няне. Люди же кругом, черти бы их побрали!

О чем, о чем он думает?..

Аверьянов сглотнул подступивший ком к горлу, получилось слишком громко. Во рту пересохло и предательски задрожали руки. Он быстрее спрятал их в карман джинсов и заглянул ей прямо в глаза. Эх, были бы они сейчас одни, где-нибудь в более подходящем месте, он ни за что не отпустил бы эту зеленоглазую чертовку...

— Давайте еще один разочек, уверен, в этот раз у нас обязательно все получится.

Сказал таким охрипшим голосом, что уверовал — она наверняка все поняла првильно. Ну и хорошо.

— В последний раз. Позвоните мне позже, мне идти надо, — еле слышно прошептала Пташкина, пряча от него взляд и, резко развернувшись, потопала к своему другу.

То, что это друг он даже не сомневался, разве может у нее быть с ним что-то другое, кроме дружбы? Правда Лев все равно бы предпочел, чтобы никакх друзей рядом с Мирославой и близко не было...

Степка покашлял, явно привлекая к себе внимание и тут только Лев понял, что совсем забыл про него, все это время завороженно наблюдая за уходящей Пташкиной.

— По-моему кто-то втюрился...- закричал Степка.

- Тихо ты! - Лев шикнул на маленького чертёнка. Не хватало еще, чтобы няня это услышала.

Конечно же никто ни в кого не втюрился. Если только она в него.

А у Льва есть кого любить, и это явно не нянька. Точно нет. Он просто находит ее весьма привлекательной. И все.

— Так ты меня сбагрил, да?

Аверьянов укоряюще посмотрел на сына и...кивнул.

— Но в хорошие руки, — неожиданно подмигнул ему Стёпка и Лев понял, что не ошибся с выбором.

На следующий день Пташкина уже стояла на пороге с большой спортивной сумкой.

— Я так понимаю, я теперь переквалифицируюсь в няньку. Я же для этого пять лет училась в универе, — ехидно произнесла она, проходя в гостиную.

— Ну Мирослава Сергеевна, это же не навсегда. Как только все образумится, вы спокойно вернетесь к своим прежним обязанностям.

— И когда случится это ваше как только?

Лев пожал плечами и поспешил перевести тему.

— Я сварил кофе, составите мне компанию?

Мира пожала плечами, но послушно проследовала за ним следом.

— А еще знаете, что я подумал?

— М? — она подняла на него глаза, и он впервые заметил какие они красивые. Голубые, с вкраплениями зеленого и желтого. Как у кошки.

А эта ямочка на левой щеке — разве она так и была на том месте?

Странно, что раньше он не замечал всего этого. Вдруг его вновь накрыло непреодолимое желание и до одури захотелось прикоснуться к ее нежной щеке, провести пальцами вниз, к губам и обвести их, слегка надавив на нижнюю, чтобы впиться горячим поцелуем и...

— Лев Алексеевич, с вами все в порядке?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ее голос вывел его из фантазий, и он вдруг обнаружил, что так и сидит, открыв рот. Представил какой у него глупый вид и покраснел.

«Идиот!»

— Да... да, нормально все. Простите.

— Вы что-то хотели сказать, но так и не сказали. — напомнила Мира и ему понадобилось еще добрых секунд десять, чтобы вспомнить.

— Да, я просто подумал, что если вам сложно добираться, катаясь туда-сюда, то вы вполне могли бы выбрать себе спальню...

И вдруг смутился, как пацан. Так многозначительно прозвучало это слово -«спальня».

Сейчас она обидится еще вдруг, оправдывайся потом.

Но Пташкина пожала плечами, не заметив смущения шефа. Или, сделав вид, что не заметила.

— Пока не вижу необходимости, — спокойно ответила она и Лев даже немного расстроился.

— Ну, мое дело предложить. — как можно равнодушнее парировал Аверьянов и, чтобы и дальше не вести себя как идиот, засобирался на работу.

— Степа спит?

— Да, но, если заспится - можете разбудить его. Если что-то будет нужно купить, скажите экономке. Она у нас новенькая, но пару раз уже приходила. Все, что нужно — можете спрашивать у нее.

— А... я хотела Степу сводить куда-нибудь, можно?

Он пожал плечами, почему бы и нет?

— Да. Если надумаете, я пришлю водителя. Он вас отвезет куда нужно. Все расходы я оплачу, как скажете.

Мирослава кивнула и Лев со спокойной душой покинул дом. Он был уверен, что этой девочке можно доверять. Главное, чтобы она больше не пряталась под кроватью. Лучше бы на кровати, чем под.

День пролетел незаметно и Лев, как всегда раньше, хотел задержаться, чтобы решить накопившиеся дела, но... он обещал Степке, что не станет задерживаться слишком сильно. Вздохнул, окинул печальным взглядом кабинет, показавшиеся вдруг непривычно чужим.

Он обещал, а значит должен выполнять обещания.

Домой ехал в приподнятом настроении, радуясь, что жизнь входит в привычную колею и надеясь, что она больше не будет преподносить неожиданных сюрпризов.

Но первое, что увидел Лев, войдя в гостиную — это красные трусики в белый горох. Еще две пятки и кота Ваську, ехидно взиравшего на хозяина. Мол, смотри, дурак, кого ты в дом привел.

— Кхм... — как можно громче произнес Аверьянов, но вышло совсем тихо и хрипло. В горле в какой уже раз за эти дни все разом пересохло и тело пробил электрический разряд. Бросило в пот, он почувствовал совсем неожиданную волну желания.

«За что, за что мне все это?!» — обратился Лев к неведомым богам, не в силах отвести взгляда от красных в горох трусов и того места, на котором они сидели.

— Ой, гляньте, кого мы нашли! — Пташкина выползла из-под дивана и с победным криком подскочила ко Льву, потрясая маленьким кулачком перед его носом.

— Да, пап, Мира знаешь кого нашла? Знаешь?

Лев покачал головой, краем глаза с удивлением заметив, как закатил глаза кот. Мирослава же, счастливо улыбаясь, раскрыла кулак. На её ладони притаился маленький чёрный жук.

— Ну вот, — улыбнулся Аверьянов, — Я же говорил, что он живой. Побегал и вернулся.

«Интересно, что это за жук еще такой? Того точно в живых нет, сам лично задавил. И вообще, что у нас за дом такой?! Жабы, жуки, не хватало еще змей до кучи» ... — ворчал «про себя» Лев, а сам, улыбаясь, продолжал таращиться на всклокоченную Пташкину.

Щеки ее раскраснелись, глаза горели от восторга и какой-то детской радости, такой, что Аверьянову вдруг захотелось так же. Тоже залезть под диван в поисках жуков и пауков, а потом полдня носиться за противным котом Васькой и грызть попкорн под какой-нибудь добрый старый фильм родом из детства. Он так чётко представил себе эту картину, так глубоко погрузился в мир собственных фантазий и грез, что не сразу услышал звонок мобильного, вмиг разрушившего окутавшее все вокруг очарование.

Пташкина со Степкой уже убежали по своим беззаботным делам, и Лев, вздохнув, принял вызов.

Спустя час потраченного на пустые выяснения времени, Аверьянов смог наконец переодеться и принять душ, и спустился ужинать. Он-то наивно надеялся, что сейчас они все вместе посидят за обеденным столом, обсудят прошедший день, может быть, даже мило пообщаются, но...

Мирослава в обнимку со Степкой дрыхла на большом диване перед работающим телевизором. Тарелка с попкорном и печеньями стояла на столике рядом. Тут же в баночке барахтался несчастный жук, и даже кот Васька не пытался его сожрать, а мило сопел в ногах некогда ненавистной Пташкиной.

Лев чуть не прослезился от этой картины и на цыпочках пробрался на кухню. Ужинать ему пришлось в одиночестве.

— Мирослава Сергеевна, завтра в нашей компании корпоратив, если вы хотите присутствовать, то я попрошу Ирину Львовну присмотреть за Стёпой, — начал было Лев, но Пташкина замахала руками.

Ирина Львовна – новая помощница по хозяйству, и так оказалась загружена домашними делами по самое не могу и Мире совсем не хотелось напрягать её еще и присмотром за неугомонным рыжим чертёнком.

— Нет-нет, увольте. В смысле не увольте, ну то есть не в прямом в смысле. В общем не пойду я. Не люблю я это.

— Да? — неуверенно переспросил Лев.

Он-то хорошо помнил новогодний корпоратив и танцы этой самой Мирославы на барной стойке. Такое разве забудешь?! Часть разбитой посуды оплатили добрые и пьяненькие сослуживцы, часть внес он сам. Именно тогда-то Аверьянов и заприметил эту симпатичную малышку в розовом мини. Ему это мини еще пару месяцев снилось, пока на горизонте не появилась Анна.

Лев почему-то был уверен, что Пташкину хлебом не корми, дай отметить день рождения, и он, кстати, был совсем не против ее там вновь увидеть.

А сама Мира будто его мысли прочитала.

— Мне новогодних праздников хватило, так что я пас.

— Ну тогда закажите себе что-нибудь такое...эдакое.

— Да ну! Мы лучше Ирину Львовну попросим нам пироги испечь. Днем поедем на карусели. А вечером «Бетховена» будем смотреть, —доверительным шепотом поведала Пташкина, — Только Степка пока про карусели не знает. Это сюрприз будет. На Горького новый парк, сегодня там праздник в честь открытия — вот я решила его сводить, если вы разрешите.

Лев задумчиво покрутил ключи и в этот момент пожалел, что не сможет пойти вместе с ними. А ведь здорово было бы всем вместе визжать от восторга на новеньких аттракционах, изляпаться липкой сахарной ватой и съесть пару рожков нежного мороженного.

Эх... он никак не может пропустить День рождения собственной фирмы, никак. И впервые в жизни он об этом искренне пожалел.

Пташкина же будто заметила его настроение. Она понимающе вздохнула и ободряюще улыбнулась.

— Да вы езжайте и не переживайте. Все хорошо будет.

— Не сомневаюсь, — чересчур поспешно ответил Лев и с неспокойной душой отправился вначале в офис, а уже после в ресторан, где его уже ждали сотня поддатых сотрудников.

С горя ли, или по еще какой причине, но Аверьянов впервые за много лет натурально перебрал. Этого пригубил, другого, третьего. С этим, и с теми и еще вот с этими... и все от него чего-то хотели, всем надо было побрататься, почувствовать себя чуть ближе к начальству в такой день...

А Льву хотелось домой. Там так тихо и уютно, там нет полуголых девчонок и задорных стриптизёрш. Нет, только не подумайте, что Лев какой-то не такой. И девушек он любит, как любой мужчина. Уж посмотреть так точно всегда приятно, как любому нормальному мужику. Но именно в этот вечер ему очень хотелось оказаться на родном диване в уютной гостиной, рядом с Пташкиной, Степкой, Васькой, Жучкой и неведомым безымянным жуком.

Домой Лев приехал, как только смог, правда немного подшофе. Так немного, что едва стоял на ногах, и соображал тоже не сказать, чтобы очень уж...

Наутро ему грозило страшное похмелье, ну а как иначе? Все пьянки не проходят бесследно, придётся страдать и мучиться, ну а пока...

Пока Лев почему-то решил, что Пташкина сидит и ждет его в своей комнате. Эту спальню он лично выделил ей на такие случаи, как сегодня — когда нужно оставаться с ночёвкой.

В общем-то откуда-то в его воспалённом мозгу появилась и засела мысль, что Мира обязательно ждет его и он просто обязан подняться к ней, потому что нельзя заставлять девушку ждать.

На цыпочках он, как ему самому казалось, очень тихо пробрался к её комнате. Тихо постучал, но никто не ответил. Отворил дверь и всмотрелся в такой манящий силуэт на постели. При свете луны Мирослава казалась не такой уж и маленькой.

«Надо же какие у нее длинные ноги, на кровати не помещаются...» — подумал Лев и прикоснулся к голым ступням с длинными кривыми пальцами.

Пташкина даже не возмутилась и Лев понял - сейчас или никогда. Надо, надо действовать!

Он что-то прошептал в тишине, но и сам не понял, что именно хотел сказать. Встал на колени перед изголовьем, оттянул одеяло на себя и провел рукой по оголившейся вдруг груди Пташкиной.

— Эсмеральда, ты ли это?! От тебя я жду ответа... — раздался насмешливый и подозрительно знакомый голос позади и Лев резко обернулся.

— Мир-р-ра? — только и смог вымолвить он. — А эта... это… кто?

— Это? Аа... это Зина. И, по-моему, она тоже рада вас видеть! — припечатала Пташкина и вышла прочь, пока ошалевший Аверьянов в ужасе поправлял сорочку на оголенном плечике счастливой и такой молчаливой Зины.

11

МИРОСЛАВА

— Ну хоть не резиновая, — едва слышно прошептал Аверьянов, когда вслед за Пташкиной выпорхнул из спальни, и Мира-таки не выдержала — прыснула от смеха.

А Зинка вместо того, чтобы возмутиться наглому облапыванию шефа, так и лежала, улыбаясь непонятно чему.

«Ну, Зинка, ну подруга!» — в сердцах думала Мирослава, с головой укрываю одеялом перебравшую на свадьбе несчастную Растопыгину.

Да знала бы она, что та вдруг возжелает Льва Алексеича, ни за что не разрешила бы ночевать в своей спальне. Домой бы ехала, подруга несчастная!

Дело в том, что пару часов назад её подругу Растопыгину притащили пара каких-то плохо соображающих парней и сказали, что Зинка в качестве ориентира назвала этот адрес. Как, почему, зачем — Пташкиной так и не удалось добиться от лыка не вяжущей подруги и она, махнув рукой, попросту уложила ту в свою кровать. Ну а куда ее девать было? Не на улице же оставлять.

И ведь чуяло же сердце, что что-то пойдёт не так и на тебе...

А вот интересно, шеф-то зачем заходил? Неужели он, увидев Зинаиду так сразу и воспылал к ней чувствами? Ну ходок...а с виду ведь приличный человек, так сразу и не скажешь, что гулящий.

Зато смело можно опровергнуть слухи о нетрадиционной ориентации Льва Алексеевича ...

Мирослава легла рядом с Растопыгиной, кажется, так до конца и не осознавшей что происходит, и попыталась уснуть. Но получалось плохо, ой как плохо. В голову то и дело лез противный Аверьянов и ну никак не желал оттуда вылезать. И ведь надо такому случиться, что ей уже второй раз приходится лицезреть его лобызания с другими. Нет бы хоть раз её, Мирославу поцеловал.

«Ой да ну... что я такое думаю! С чего это вдруг шефу меня целовать? У него вон баб вагон и маленькая тележка. А мне такого добра и даром не надь, и за деньги не надь. Вот еще!»

Пташкина еще пару часов отчаянно спорила сама с собой, недовольно фырчала и не заметила, как наконец уснула.

И вновь снился ей Аверьянов, только в этот раз он носился за ней с криками «Ну хоть ты не резиновая» и все пытался поймать, но ему это никак не удавалось. Так до утра они и бегали, пока Миру не разбудил истошный вопль.

Она резко распахнула глаза и не сразу поняла, кто кричит. А когда нашла источник шума, то увидела Растопыгину, застывшую в углу, возле окна. Она впала в ступор и полными от ужаса глазами смотрела куда-то под кровать.

— Тта-мм...эт-т-таа...

— Кто там, Зина? — вяло прохрипела сонная Мира, но в ответ услышала только невнятные звуки, перемежающиеся всхлипами и вздохами.

Пришлось Пташкиной поднимать свой филей с кровати и идти смотреть, что же так напугало «маленькую и беззащитную» Зинаиду.

В углу, забившись от ужаса, прижалась к стене «жуткая» жаба и боялась даже пошевелиться.

«Конечно, — подумала Мира, — представляю как для нее Зинка выглядит. Огромное чудовище с ультразвуком».

— Не ори, это Жучка. Она не опасная.

Зина с сомнением покосилась на жабу, потом на Миру и обратно и наконец перестала кричать. И только она перестала это делать, как в комнату вломился помятый Аверьянов с жезлом наперевес и с криком «Ничего не бойтесь! Руки вверх» треснул Растопыгину этой своей дубиной по хребту. Та так и замерла с открытым ртом, а Аверьянов уже замахнулся для нового удара.

— Вы с ума сошли?! — заорала Мирослава, заслоняя Растопыгину от разъярённого шефа. - Не бейте! Она не опасна! Она со мной!

— Это кто? — просипел он, кивком указывая на Зину.

— Уже и не помните кого ночью лобызали?!

— Я?

— Вы!

— Я?!!!

— Ну не я же, блин! Вы почто девушку бьете?

— Да я думал это мужик какой-то вломился... — почесал макушку Шерхан, — Типа спасать хотел. Вот.

— Спасли, спасибо. Можете идти.

Шеф замер на месте и силился что-то еще сказать в свое оправдание, но Мира аккуратненько отодвигала его к двери.

— Так а это-то кто?

— Это Зина. Моя подруга.

— А что она у нас дома делает? — прошептал Лев и приветливо помахал Зине рукой с жезлом.

— Она у нас ночевала.

— Это я понял. А почему она ночевала с вами в одной постели? — еще тише спросил Аверьянов, продолжая махать и улыбаться.

— Имею право. Я же не спрашиваю, что у вас в руках за жезл такой...

Шеф тут же покраснел и спрятал игрушку из спецмагазина за спину.

— Кхм... ну вы это... в общем я пойду. Да. И это... извините  что ли, Зинаида!

Мирослава выдохнула, когда за ним закрылась дверь и обернулась к подруге, все так же стоящей на том самом месте, где получила волшебной палочкой по хребтине.

— Это что сейчас было? — только и смогла спросить она, и Мира принялась объяснять Растопыгиной, что шеф просто перепутал ее с...грабителем.

— Меня?

— Тебя...

— Козел! Да если б не этот его взгляд ночью, ни за что не простила бы... а так… передай ему, что я зла не держу, так и быть.

— В смысле ты простила? А ты что, помнишь, что было ночью? Так ты значит поддавалась, да?

— Ну... конечно помню. Разве такое забудешь?! — мечтательно закатила глаза Растопыгина, потирая место ушиба, а возмущению Пташкиной не было предела. Это она, между прочим, няня у шефа, и нечего тут свои розовые сопли разводить каким-то там Зинам.

Но вслух, конечно, она все это не сказала, все-таки негоже подругам из-за мужика с волшебной палочкой ругаться.

— И ничего он не козел, Зин. Вон как меня от тебя спасал... — улыбаясь своим мыслям Мира рассматривала себя в зеркало и только сейчас поняла, что шеф лицезрел её практически в неглиже. Маленький топ, больше открывающий, чем закрывающий и такие же маленькие шортики не в счет. И лицо совсем не мятое, в отличие от его собственной физиономии. У Растопыгиной тоже вон не все гладко, а нечего так лакать было — как в последний раз!

— Пьянство, Зин, до добра еще никого не доводило. Вот спала бы у себя дома, никто бы тебя по плечу не оприходовал! — наставительно изрекла Мира.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ага... но никто бы и не поцеловал так сладко, — мечтательно вздохнула Зина.

— Как? Он тебя еще и целовал?!

Зина, улыбаясь во весь рот, кивнула, и Мира даже кулачки сжала от несправедливости мира.

— На твоём месте должна была быть я!

— Напьешься — будешь!

ЛЕВ

Лев вообще не думал, что кто-то кроме самой Пташкиной может оказаться в ее же спальне. Да что там... Лев вообще не думал. Сегодня. И ночью видимо тоже. Раз полез целовать какую-то там Зинаиду.

Ему даже стыдно немного стало. C другой стороны — Пташкина осталась нетронутой и это хорошо. Потому что кто ее разберет как она отреагировала бы на его приставания. А ну вдруг убежала бы, роняя тапки.

А он тоже хорош! Это надо так себя потерять, чтобы припереться к няньке в поисках утешения и любви среди ночи, пьяным, и что еще страшнее — напасть на другую женщину в порыве страсти. А потом еще и в самом прямом смысле напасть. С игрушкой из любимого магазина Анны. Срамота. Ну не специально он этот жезл схватил, а так, попался под руку. Да он даже не смотрел, что схватил...а надо было.

«На самом деле хорошо, что так сильно голова болит, хоть не так стыдно. Вернее, стыдно, конечно, но мысли о головной боли — сильнее мыслей о стыде. Да.

Надо бы ревизию этих игрушек в ящике провести — Анне посылкой выписать. Или пусть придет и заберет в конце концов. Устроила тут, видите ли, секс-шоп.

Хм... а вот интересно, они и впрямь в одной постели спали? Вроде бы не похожа эта Мирослава на одну из этих... Вот Зина похожа, а Пташкина нет. Хотя кто их там разберет, этих женщин?!»

В общем Лев решил подумать обо всем этом позже, а пока нужно было еще немного доспать. Ибо нечего недоспатым да с похмелья мрачного людей пугать. Того и гляди еще кого-нибудь чем-нибудь побьёт с недосыпу.

Уснул Аверьянов быстро, и пары минут, казалось, не прошло с момента, как голова коснулась подушки. А проснулся, когда часы уже показывали два часа дня.

«Ого-го! Давненько я так не дрых!»

Долго принимал душ, растирался жестким полотенцем, брился... в общем приводил себя в человеческий вид. После душа и продолжительного сна жить как-то сразу стало веселее, и Лев, натянув легкие свободные штаны и льняную рубаху, спустился вниз. Мирослава, в нежно-розовом платьице в цветочек, с замысловатой косой и ободранными коленками что-то упорно пыталась объяснить Степке, и при этом тыкала пальцем в банку с жуком и жабой.

— О, Лев Лексеич, ну хоть вы ему объясните, что зверюшкам на воле гораздо лучше будет жить, чем в этих стекляшках! — завидев шефа воздела к нему руки Пташкина.

Степка тер покрасневшие глаза и с надеждой смотрел на отца.

— Ну... если бы я был лягушкой или там пауком каким...ээ... — Лев почесал рукой за ухом, думая, чего бы такого эдакого придумать, и вдруг нашелся, — О, это... я бы конечно к деткам хотел — домой. На травку, или в пруд там... детки-то поди ждут, плачут...

Степка в замешательстве отнял ручки от заплаканных глаз и с удивлением взглянул на отца. Может даже другими глазами взглянул.

— Ну да! — яростно поддержала начальника Мира, — Или к родителям. К маме...

— Нет! — вдруг крикнул Степка, — Не надо к маме! Не надо, не отдам!

Мира испуганно посмотрела на Льва и поспешила успокоить ребенка:

— Ну да, не надо к маме. Если только к папе... или к деткам, есть же у них детки наверняка.

— Ну не знаю... — неуверенно протянул мальчик и Лев понял, что нужно пока повременить с этим вопросом.

— Давай потом это обсудим, да? — обратился он к сыну, — А сейчас я предлагаю пообедать. Вы уже ели?

Степа кивнул, но все равно уверенным шагом направился на кухню.

— Там Пташкина тебе суп два раза грела, а ты все дрых и дрых.

— Не Пташкина, а Мира, — зачем-то тут же поправил Аверьянов, но Степа отмахнулся.

— Не суть! — серьезно ответил он и полез за кастрюлей в холодильник.

Еле успели отобрать, а то бы почти наверняка уронил.

Мира кинулась разогревать, Стёпка сел во главе стола и принялся болтать ножками, а Лев в это время нарезал хлеб.

«Милота какая...» — подумал он, не сводя взгляда с худых коленок Пташкиной. Коленки в ссадинах все равно оставались прекрасными — есть такая слабость у Аверьянова — он просто обожает острые девичьи колени. И тонкие щиколотки. И подъем высокий. И красивые пальчики на ножках. И на ручках тоже любит. А совсем уж фетиш - ключицы выпирающие. И зона эта, не помнит он как она называется — между ключицами и грудью — вся в голубых венках. Тоже нравится.

И плечи острые, шея чтоб тонкая и длинная... губки чтоб как у Пташкиной и глаза с поволокой, цвет любой можно. Но как у Пташкиной красиво. Бровки домиком и нос чтоб маленький был. Ямочки на щеках вообще прекрасно — у Мирославы есть, это плюс. Ушки маленькие — тоже красиво. Нет, лопоухость некоторая вполне допускается, это даже мило. Но у Пташкиной идеальные ушки — такие с изящно изогнутой раковиной и нежной мочкой. Вот если бы сейчас ее укусить немножко...

— Я говорю, борщ со сметаной или майонезом?

Лев встрепенулся и обнаружил зону с голубыми венками Пташкиной очень близко от себя. Опасно же... Хорошо хоть, что Степка рядом.

— А? Да.

— Что да?

— Всё да.

— Что всё? С майонезом? Или со сметаной?

— С ней. Со сметаной, — прохрипел Лев, стараясь не смотреть на голубые вены, проступающие сквозь белоснежную матовую кожу под ключицами.

Ел Аверьянов не торопясь и думая о своем. Ну как думая, скорее фантазируя. Ну не мог он заставить себя не фантазировать, когда рядом такая милая и смешная Пташкина. Такая свежая и легкая, с ароматом клубники и чего-то там еще. Такая тонкая и звонкая, что ммм...

— Пап, па-а-а... — из мира грез его вывел голос сына.

— Да?

— У тебя уже третий раз телефон звонит, ты чего не берешь-то? Мама что ли звонит?

Лев удивленно взял трезвонящий телефон в руки и принял вызов.

— Я перезвоню, — он хотел было отделаться от Анны, которая так настойчиво мешала ему насладиться миром грез и борща, но та, не давая ему больше вставить ни слова, выкрикнула:

— Это срочно! Кажется, я оставила у тебя дорогое кольцо моей тетушки. Прошу тебя — найди мне его! Я просто не смогу жить без него. Я не прощу себе его потерю!

— Успокойся, пожалуйста. Я уверен, что если ты и впрямь оставила его здесь, то я совершенно точно его найду.

— Что-то случилось? — спросила Мира, когда Лев, закончив разговор и поблагодарив за обед, встал из-за стола.

— А? Да нет... думаю, что нет никакой проблемы. Я сейчас.

— Где ты, говоришь, его оставила?

Анна принялась сбивчиво объяснить, но понять хоть что-то было не так-то просто.

Лев вновь нажал отбой и принялся искать пропавшее кольцо по всей спальне. И под кровать заглянул, и в шкаф, и в комод. И даже кровать расстелил, а ну как под простынкой где завалилось.

Так нигде и не найдя кольца, Аверьянов спустился вниз. Спросил у мимо проходящей Миры не видела ли она побрякушку, но та отрицательно замотала головой.

— А и видела, не взяла бы.

Лев вновь набрал Анну, а та возьми и расплачься, будто украшение самая большая потеря в ее жизни.

— Как жить? Как? — театрально вскрикивала бывшая любовница и Лев, закатив глаза, пытался отбиться от её слез и упрёков, но все было тщетно.

— Постой... — вдруг воскликнула она, — У тебя же нянька эта приходит. А ну спроси у нее, сто процентов это она кольцо уперла.

Слово «уперла» резануло слух, покоробило Льва. Прежде он не слышал таких выражений от интеллигентной Анечки, но сейчас все-таки списал это на нервы.

Но вот что по-настоящему поразило, так это предположение, что Мирослава могла взять чужое кольцо себе.

— Перестань! Это уже ни в какие ворота — обвинять мою няню в воровстве.

— Твою няню?!

— Ну... ты поняла, о чем речь. Конечно же няню Степы.

— Интересно почему ты ее защищаешь...

— Анна, кажется, мы с тобой расстались и...

— А...так значит мы с тобой расстались?!

— Эм... а разве нет?

Из трубки донеслись всхлипы, вначале тихие, потом все громче и громе.

— Я думала мы, а мы...

Сквозь рыдания во Льва понёсся поток бессвязных обвинений, да такой, что он даже не сразу сообразил, что нужно отбиваться.

— Я понимаю, что мы расстались, ладно уж, но кольцо-то отдайте мне, я точно оставила его у тебя.

— Его нигде нет, — устало повторил Лев, мечтая, чтобы этот разговор поскорее закончился.

— Ищи! Опроси всю прислугу. Охранника, няньку эту свою, пацана.

— Хорошо, — наконец сдался Аверьянов, — Я поищу еще раз. Но если не найду, уж извини.

— Найдешь! Или я сама приеду его искать!

— Приезжай, раз тебе так хочется.

— И приеду.

Лев отключился и задумчивым взглядом вновь обвел спальню. Он ума не мог приложить, куда Анна подевала это чертово колечко, будь оно неладно.

Тихомирова принеслась буквально через двадцать минут, будто колесила где-то неподалёку все это время, и с порога обдала всех тяжелым шлейфом духов и плохого настроения.

Недобро взглянула на Миру, с фальшивой улыбкой на Степку и с любовью на Льва. Даже махнула поцелуем по слегка небритой щеке. Прижалась так плотно, что ему даже дышать на миг стало тяжело и резко отстранившись, по-собачьи преданно заглянула в глаза.

Протянула фото кольца — оно сверкало на тонком красивом пальчике рубиновым цветом. И правда старинное на вид, уж точно не новодел.

— Я с твоего разрешение хотела бы поискать. А если не найду, то, опять же с твоего разрешения, опросила бы слуг.

Лев видел, как покраснела при слове «слуг» Мирослава, и поспешил поправить Анну, но та только хмыкнула в ответ.

Он видел, как недовольно фыркнул Степка при ее появлении и потянул Пташкину наверх — в спальню.

— Анна, — Лев подошел к ней сзади и слегка приобнял за плечи, — Я понимаю, что ты переживешь, но не слишком ли много ли шума ты наводишь?

Тихомирова обернулась и укоряюще посмотрела ему в глаза, её же очи тут же наполнились слезами.

Все выражение лица, её поза, вздохи говорили об одном — как смеет он укорять ее в чем-либо, когда она и так раздавлена?! Раздавлена их разрывом и пропажей дорогой сердцу вещи...

— Ну вот смотри, я все облазил, нет тут твоего кольца, хоть ты тресни.

— Значит взял кто-то! — упрямо воскликнула Аня, и даже ножкой притопнула.

— Не может такого быть и точка.

— Ну давай тогда позови всех. Хочу лично в глаза бесстыжие посмотреть.

«Да чтоб тебя...»

— Перестань. Я же сказал, не буду я никого допрашивать...ступай Анна, найдется твое кольцо-позвоню. А нет, так извини.

Тихомирова даже в лице поменялась, так задели ее эти слова.

— Ну что ты, дорогой, — вдруг проворковала девушка, — Ты прав, в конце концов тебе лучше знать. Я тогда, если ты не против, пойду прогуляюсь.

Когда она вышла, Аверьянов натурально выдохнул. До чего же душная женщина. И почему он раньше этого не замечал?

Через десять минут Анна вдруг вернулась, да не одна, а в сопровождении охранника.

Лев как раз наливал себе кофе и надеялся насладиться одиночеством в компании самого себя. Пташкина так и не спустилась, ну и Степка вместе с ней.

Юра, пунцовый как рак, прятал глаза, а Аня подталкивала его к Аверьянову.

— Ну скажи, что мне сказал, — шипела она ему в спину.

— Что он должен сказать?

— Я...я...

— Ну?

— Я это… видел. Вот.

— Что видел-то?

— Ну…это… того…

— Да что ты мямлишь как девчонка?! — не выдержал Лев.

— Ну эта… видел я, как ваша няня кольцо примеряла. На это похожее, — кивнул он на фото в руках Ани.

Лев нахмурился. Разговор ему явно не нравился.

— И? Что с того? Мало ли колец на свете?

Юра пожал плечами.

— Говорю тебе, Левушка, прикарманила твоя нянька кольцо мое. Пусть отдаст сама, тогда не заявлю на нее. Я сегодня добрая.

Лев не знал куда деваться, до того неприятная ситуация выходила.

— Что я должна отдать? — сверху послышался сердитый голос Пташкиной, и вскоре она уже сама спустилась к ним.

— А то ты не знаешь, — осклабилась Анна, — Кольцо покажи!

— Какое кольцо?

— Которое нашла!

— Я не находила никаких колец.

И тут голос вновь подал Юра.

— Я видел, как ты его в сумочку положила. В синюю.

— Ну, конечно. Зрение давно проверял?!

Юра насупился и, не глядя на Миру, что-то пробормотал.

— Пусть покажет сумочку, если она не брала! — взвизгнула Анна, тыча пальцем в Миру.

— Да пожалуйста, Лев Лексеич. Только ради вас, но это будет мой последний день в этом доме.

Аверьянов вздохнул, понимая, что находится меж двух огней. Попробуй осади Анну и она, чего доброго, вызовет полицию. А с Мирой он в случае чего договорится. Уж не в первой. А вот Анну тогда больше на порог не пустит.

Он кивнул Пташкиной и та, фыркнув, отправилась к себе. Остальные гуськом потянулись за ней.

Сумка лежала на пуфике возле двери. Мира расстегнула молнию, достала содержимое и вывалила изнанку сумки на стол. Но кроме носового платка, ручки и пары скрепок на него ничего не упало.

— Вот видите! — укорил Лев Анну и Юру.

— Может это сумка не та? — ехидно спросила Тихомирова Юру и, кажется, даже пнула его слегка.

— А...э... ну да. Я, наверное, перепутал. Черный рюкзак, вон тот — да. Вон тот рюкзак был.

— Вам бы, Юрий, очки купить не мешало. — проворчал Лев, не желая больше участвовать в это фарсе. — Мира, вы можете больше ничего никому не доказывать...

— Отчего же?! Мне не трудно! — запальчиво ответила Пташкина и повторила то же самое с рюкзачком. Перевернула его вверх дном и ... на стол упало и покатилось золотое кольцо с рубином.

12

МИРОСЛАВА

— Йа Пташкна и этим все сказз-з-знно! — едва ворочая языком бурчала Мира, жалуясь уставшему бармену по ту сторону стойки на свою нелегкую судьбу. - Мня...миняя овбинить!!! Типа эт я ук...укралаа, пркинь, а?

Светик и Зинаида веселись на танцполе и, честно говоря, их мало заботили душевные терзания подруги. Ну вот такие друзья, куда ж от них деваться?! Сама выбирала.

— А нну и пу-у-усть! — горько икнула Мира и бармен, поморщившись, отвернулся от нее.

И правильно сделал! Ибо алкоголь — зло. Так и знайте! Да.

И Мира-то знала это, и старалась не злоупотреблять, но сегодня был особенный повод. Вернее, повод был уже два дня как — с того самого момента, как она с позором и едва сдерживаемыми слезами убежала прочь из дома Аверьянова.

— А он что? — округлив и без того круглые глаза в который раз спрашивала Светик. Она уже пять раз слышала эту душещипательные историю, но всякий раз все равно задавала этот вопрос.

— А что он? — плакала Мира. — Так на меня смотрел, будто я и правда кольцо это уперла.

— А ты что?

— А что я? Прошептала тихо, мол, не я это, а эта гадина как давай орать «Убирайся воровка, не то полицию вызову!»...

На этих словах Пташкина всегда начинала горько и громко реветь и девчонки даже какое-то время утешали её, но всякому утешению приходит конец, и уже спустя минут пять-десять они, позабыв про все не свете, неслись танцевать.

И так по кругу.

Вот и теперь Мира сидела за барной стойкой и сердце ее сжималось от обиды и позора. Не сразу она услышала звонок мобильного, а услышав, не сразу взяла трубку. Звонить перестали и она махнула рукой, даже смотреть не хотелось, кто там ее хотел сейчас.

«Да кому я нужна-а-а-а...» — кричала наивная Мирина душа, и сердце плакало крупными слезами из печальных серо-голубых глаз. И даже музыка, будто вторя ее страданиям, больше не колбасила — из динамиков ночного клуба лилась нежная медленная композиция.

И нет бы не трогал ее никто, нет же, черти их забери. Приперлись подруженьки, видать никто танцевать не позвал.

«А поделом вам, ведьмы плешивые!» — сердилась Пташкина на Светика и Зину, которые никак не хотели проникнуться ее горем и теперь весело щебетали о чем-то своём, не таком печальном и грустном.

Такая вот она дружба, мать её...

Звонок мобильного вывел из состояния, когда сон уже плотно пересекается с явью. Мирослава лениво потянулась к тумбочке, проклиная всех на свете, начиная от создателя мобильной связи и заканчивая собственной глупостью, и громко выругалась, когда уронила стакан с водой на пол. Характерный звон разбитого стекла как по мановению волшебной палочки прекратил мучительные и беспощадные веселые напевы мобильного и Пташкина сжала кулачки.

«Как же хочется спать... только теперь нужно наверное вытереть воду с пола...»

Мира на удивление бодро вскочила босыми ногами на пол (хотелось побыстрее собрать воду и лечь обратно спать) и закричала от пронзившей до самого сердца боли. Упала на кровать, в ужасе взирая на ногу, и слезы сами собой градом посыпались из глаз. Она попыталась сама достать осколки из раненой ноги, но кажется только сильнее вдавила стекляшки в кожу.

— Алло, скорая? — прошептала Пташкина из последних сил. — Приезжайте, кажется, я умираю...

Мира уже хотела было отключиться, но вовремя вспомнила, что дверь-то как-то нужно открыть, поэтому умирать повременила и на одной ноге, страдая и плача все громче и громче, поскакала к двери.

И уже на последнем издыхании встретила приехавших на вызов молодых фельдшеров. Повисла на груди у одного из них, наказав делать с ней все, что пожелает, и отключилась.

Очнулась Пташкина в белой палате. Потянулась и тут же охнула. Нога запульсировала острой болью, и она вдруг вспомнила всё. Ну как все... последние воспоминания — красивое, чуть небритое лицо фельдшера, и его сильные волосатые руки.

— Выспалась? — вместо красавца-фельдшера в палату вошла пожилая женщина-врач и с усмешкой посмотрела на Миру.

— Я... эээ... долго спала? — красная как рак Мирослава попыталась спрятать взгляд, но доктор только головой покачала.

— Ну как тебе сказать, часа три так точно. Напугала мальчиков на скорой, думали теряют.

Пташкиной стало стыдно. Очень стыдно. Ну правда.

— Славка причитал всю дорогу, мол, жалко, такая красивая и помрет.

— Так и сказал?

— Так и сказал. Ну вот что, отдохнула - пора и честь знать. Раны мы твои обработали, осколки вынули, швы наложили, ногу перебинтовали. Можешь домой ехать, больничный нужен?

— Как домой? А как же я поеду-то, а?

— Ну позвони кому-нибудь, пусть забирают, дома лечись, швы в поликлинику сходишь снимешь.

— Ладно, — вздохнула Мира, — сейчас вызвоню кого-нибудь.

И тут только поняла, что у нее с собой ни денег, ни телефона.

— Горе луковое. Давай наберу кого скажешь, поговоришь.

Позвонили Светику, но она в данный момент находилась на депиляции глубокого бикини и в ближайшее время освобождаться не планировала.

— Ну там запись потом через месяц только... — слегка оправдываясь щебетала Светик и Мира, не дослушав до конца, сбросила звонок.

Зина сама не знала где она находится, так как ночью из клуба уехала с бравым красавцем и тот пока еще сладко спал, а будить его так жалко и вообще может у нее продолжение будет и...

Маме звонить бесполезно, потому что она, как всегда, не слышит телефон. Положит его в доме, а сама до вечера на грядках.

Отец в командировке в Сызрани. Да и смысл ему звонить? Они ж не общаются. А про командировку она от его любовницы узнала, когда с той в магазине столкнулась.

А больше особенно звонить и некому, так получается.

В последней надежде Мира набрала почти забытый номер.

— Вадим, да я, да погоди, не ори. Беда у меня, помощь нужна. Как звонил? Я не брала? А... тебе самому помощь нужна? А что надо-то? А... убежище? Да без проблем. Ты меня только из больницы забери, и живи сколько хочешь. Жду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

С Вадиком Головановым Мирослава ходила вначале в одну ясельную, а затем в старшую группу детсада. Мамы, лучшие подруги с родильного зала, отдали детей в один класс, и уже даже хотели в один Вуз деточек впихнуть, даром что те невпихуемые, но тут уж ребята как могли воспротивились. Мира устроила трехдневную голодовку, не забывая правда по ночам втихаря подкрепляться, прячась за монументальным холодильником, а Вадик пообещал матери, что завтра же женится на первой попавшейся девушке, если она не бросит эту затею — выдать за него эту дуру Пташкину.

Обошлось.

Пути Голованова и Пташкиной на какое-то время разошлись и сошлись лишь через год в общей компании веселых студентов.

Солнечный жаркий май раскинулся ветвями пушистой сирени над головами романтично настроеной молодежи. И запах, что плыл по городу, растекаясь в воздухе и просачиваясь сквозь приоткрытые форточки и всевозможные щели, дурманил всех вокруг вот уже вторую неделю.

Ветровки сменили кофточки и легкие платья, грубые ботинки уступили место нежным туфлям и легкомысленным босоножкам, и тонкий цокот каблучков по бульварам и мостовым напоминал гражданам о мимолетности каждого мгновения и ненадёжности бытия.

А раз все так ненадежно и зыбко, то пора бы уже и предаться соблазнам и порокам и начать отмечать конец сессии, решили студенты философского факультета и таки начали.

Правда собрались они не за поиском смысла жизни, но пришли к нему спустя пару часов активных отмечаний.

Пташкина немного перебрала по неопытности и наивности (не видела она как ребята мешали девчонкам всякую неприличную бурду) и чуть было не поддалась всеобщему разврату и одному из смертных грехов, будь неладны эти юноши в своих гнусных намерениях! И только оказавшийся рядом Вадик спас ее от падения и морального разложения и два часа отпаивал дома водой с лимоном и крепким кофе. А когда она немного пришла в себя, потащил гулять по вечернему светящемуся городу. Вначале на набережную любоваться чернеющей вдали водой. И не скажешь так, что речка-вонючка, как её давным-давно в народе прозвали. Затем затащил ее в какое-то развеселое кафе, где три часа кряду гоняли песни Стаса Михайлова и Верки Сердючки, перемежая «рюмкой водки на столе» ...

Ночью Голованов провожал свою «всегдашнюю» и вечную подругу до дома и под развесистым кустом пьянящей сирени впервые поцеловал.

Тогда Мира думала, что это конец жизни, света, обморок и любовь навеки вечные.

….........

С Вадиком они встречались еще пару лет, пока не узнала Мира о его долгах, кредитах и других женщинах. Чувств плохих она к нему не питала, но вещи собрала быстро, в два счета. Впрочем обещала, что другом она ему останется навеки, но дружить будет издалека и осторожно. К чести Голованова, истерик он не устраивал, кары небесной на ее бедную голову не обещал и вообще вел себя вполне прилично.

Поклялся звонить и писать и пропал на четыре года.

Как у Пташкиной всплыл в голове номер бывшего, и как он до сих пор не сменил сим-карту — оставалось загадкой и тайной мироздания. С его-то побегами от кредиторов так вообще немыслимо.

Впрочем, Голованов объяснил это просто — симку он не выбрасывал, просто не на все звонки отвечал.

И вот теперь он говорит, что исправился, что жизнь наладилась и он расплатился с долгами... что в его жизни нет никаких других женщин, а есть только она, Мира, и сердце его переполнено любовью и вообще...

Пташкина прижалась к тавтологически холодному холодильнику. Ну не называть же его горячим, в самом деле! Стоять было немножко больно, и Вадик поддержал ее, а поддержав не удержался. Приблизился так, что дышать стало тяжело. Мазнул губами по Мириным губам и выдохнул ей в лицо «Мирраа...»

— Пусти! — Пташкина вдруг поняла, что не готова к такой горячей встрече.

Ну не теплится у нее в душе чувств к другу, чтоб его!

— Не пущу! Не пущу! Моя ты. Только моя! — дыхание Вадика становилось все прерывистее, взгляд все туманее и он крепче и крепче прижимал Миру к стене, покрывая шею поцелуями. — Помнишь, как тогда... в первый раз... под сиренью, а?

Мира, конечно, помнила...но почему-то вместо лица Вадима в этих воспоминаниях всплывало лицо шефа. А это все...давно это было. Да и кто сказал, что она простила его как мужчину, за измены? Другом был — другом и остался. И то как сказать...

— Пусти, говорю! Я тебя разве за этим звала?! Дурак!

Но Голованов будто слышать ее перестал. Смял до боли руки, прижал к холодному металлу, а Пташкина даже убежать не могла со своей-то ногой. И тут ей отчего-то вдруг стало страшно, отчаянно страшно. Никогда она не видела Вадима таким...таким...не таким в общем, как раньше.

Изменился... и сильно. Наколка на руке откуда-то взялась и взгляд этот полубезумный застыл на ее часто вздымающейся груди. Можно подумать от возбуждения, но нет же — от страха.

— Ты всегда была моей, ну ты чего, Птичка? Сладкая какая... ммм...

Залез под легкий халатик, то, в чем в больничку уезжала и в чем приехала обратно.

— Пусти придурок! — закричала Мира и попыталась пнуть его больной ногой, на здоровой стоять осталась. Но только взвыла от пульсирующий боли.

Вдруг Голованов как-то резко от нее отлепился, послышался удар, тонкий взвизг, мат и такой знакомый голос.

— Тебе же сказали, пусти, придурок!

— Он раньше такой не был... не такой бы-ы-ы-л... - размазывая слезы по лицу бормотала Пташкина, пока шеф успокаивающе гладил ее по головке.

— Ну-ну, не плачь, не стоит он того...

Голованов, все это время сопящий в углу, обиженно зыркнул в их сторону, но под властным шефским «цыц», тут же сделал вид, что внимательно рассматривает собственные ногти. Между прочим, не самые чистые.

— Да и не сделал он ничего такого, он меня можно сказать спас, — чуть успокоившись пробормотала Мира, — Зря вы его так отходили. И в больницу не поведешь его, придется вас в полицию сдавать. А вдруг посадят?! Нет, не годится!

— Ну знаете! — возмутился Лев, вскакивая с дивана, — Я её тут, видите ли, спасаю, а она...

Мира вдруг по-бабьи так, чисто по-бабьи всплеснула руками и запричитала. Тоже совершенно по-бабьи.

— Нет-нет, вы не так меня поняли! Просто Вадим мой бывший и он в общем-то не такой уж и плохой человек и...

— Все я понял как надо. Бывший так бывший. А там кто знает, может и будущий. Ладно уж, пойду я.

И пошел ведь. На выходе правда обернулся и грозно спросил:

— А может все-таки его того? — Лев провел тыльной стороной ладони по шее и кивнул на Вадима, вид у которого сейчас был до того жалок, что даже у Аверьянова на миг дрогнуло сердце. Но только на миг.

Пташкина даже испугалась немного, но виду не подала, только неуверенно покачала головой, прошептав:

— Нет, не надо. Он больше так не будет, правда Вадик?

Вадик усиленно закивал, словно болванчик и столько надежды было в его взгляде, столько страданий и сожалений...

— Да ну вас! — махнул рукой шеф, но все же подошел к вмиг сжавшемуся в комок Голованову и глядя в глаза твердо произнес:

— Еще раз...хоть пальцем...я тебе оторву все, что отрывается и на лоб приклею. Уяснил?!

Вадик испуганно кивнул и отполз подальше, а Пташкина кулачки сжала и за спиной Аверьянова показывала какой Вадик идиот.

Когда Лев обувался, она только-только сообразила спросить:

— Так вы зачем заходили-то?

Лев покачал головой, демонстративно закатив глаза, и направился к выходу, что-то недовольно бормоча себе под нос.

— Ну так что? Вы меня уволить приходили, да? Или это из-за кольца?

Сказала и голос вдруг осип совсем.

Аверьянов как-то странно на нее покосился и вновь покачал головой.

— Мне не очень хочется поднимать эту тему, — как можно тише ответил он, так, чтобы Вадик ничего не слышал. Вопрос вроде бы решен, или?..

— Что значит или? Я бы не была так категорична!

— Ну...вас никто не обвинял, думаю неразумно с вашей стороны, Мирослава Сергеевна поднимать это вопрос вновь.

Пташкина даже запыхтела, наливаясь багровым румянцем.

— В смысле неразумно поднимать? Вы что, вы всерьез думаете, что это я взяла это кольцо, да? Так значит вы ей поверили?!

Аверьянов отвел взгляд, рукой взялся за дверную ручку, желая поскорее уйти. Но от разъярённой Мирославы еще никто просто так не уходил.

— Ну-ка, ну-ка... это значит вы пришли за моими признания-я-ями... - зло протянула она, наступая на шефа, — И что же вы хотели от меня услышать, дорогой шеф, а?

— Что-что... да ничего я не хотел от тебя услышать. Эх...дура ты, Пташкина! — вздохнул Лев и вдруг прижал Миру к стене.

Ее сегодня все прижимали — то к стене, то к дверце холодильника. Хотя надо сказать шеф прижал так, что дыхание сперло от перехватившего вдруг сердце волнения. Аверьянов склонился над ней, заведя её тонкие запястья над головой и прошептал, глядя в глаза:

— Такая ты дурочка маленькая...

И не успела Мира как следует возмутиться его словам, как шеф впился горячим поцелуем в ее нежные мягкие губки. Целовал вначале осторожно, будто пробуя на вкус, словно угадывая рамки, за которые она готова его впустить. Затем все глубже проникая языком сквозь зубки, втягивая податливые губы, и мял их и прикусывал...

А она… она наслаждалась этим сумасшедшим мгновением. Сладким и разрезающим все на «до» и «после» мгновением.

Мира лишь на секунду открыла глаза, но лучше бы не открывала, ей богу! В дверном проеме застыло изваянием перекошенное от злости лицо Голованова и она, чего-то вдруг испугавшись, резко отстранила от себя Льва. Опустила голову, отчего-то чувствуя себя безумно виноватой.

— Иди...чего ты... Не надо было. Я не хочу этого. Глупости какие-то…— прошептала она одними губами Льву и тот вдруг резко переменился.

Усмехнулся, поджав губы, глядя то на Миру, то на Вадима и зло выдохнул:

— Его точно стоит оставлять здесь?

— Да, я разберусь. Все нормально, - еще тише ответила она и еще ниже опустила голову.

— Ну смотри, — покачал головой Аверьянов и ушел, резко закрыв за собой входную дверь, а перед глазами Мирославы еще долго стояло его перекошенное лицо после е слов «иди», и она поняла, что именно сейчас совершила ошибку. И нет бы ей броситься за ним, догнать, объяснить. Ведь он наверняка все не так понял. А как он понял? А как сказала, так и понял.

Она доковыляла до кухни, схватила телефон и пять раз подряд набирала ему сообщение, но так ни разу и не отправила. Вздохнула, села на диванчик и заплакала, украдкой прикасаясь к опухшим от поцелуев губам.

Вадим присел рядом, все еще держа голову вверх, хотя кровь из разбитого Львом носа давно уже не шла.

— Ну какого черта ты появился, а? — сердито и как-то обреченно она задал вполне себе риторически вопрос, и ответа на него не ждала, однако Вадим ответил.

— Мне нужна помощь, Птичка. Есть где укрыться кроме как здесь?

13

ЛЕВ

— Пап, а пап? — Степка уже минут десять повторял это свое пап, а Лев вдруг впервые понял, насколько ему чужды эти слова. Ну какой из него папа? Так...название одно. Папаша ему бы больше подошло. Да.

Он ведь этого рыжего пацана не растил и не воспитывал, он его знать не знает. Ну к чему это все? Спектакль затянулся, актеры не вывозят свои роли, запинаются, застывают картонными фигурами. Ерунда короче получается, а не игра. Надо срочно вызванивать Ольгу. Надо будет — заявление на нее напишет, чтобы разыскали непутевую мамашу. Надо же, жизнь она устраивает. Личную. Будто ребенок игрушка, а не живой человек.

Нет, не подумайте, Лев совсем не считал, что таких прав у Ольги нет, но ведь она сына как ненужную вещь отдала. Как хлам какой-то выбросила, обузу с плеч сбросила. Ну хоть бы тогда сказала — насовсем забирай, отказалась быть и дальше Степке матерью, может тогда он бы больше его полюбил? А?

Хотя понятно, почему он так взъелся на чертенка, ибо как не рассердиться, если сын ему уже три дня про эту Пташкину, будь она неладна, надоедает.

«Па, а когда она придёт?»

«Па, Пташкина не могла взять кольцо» ...

«Па, а у Пташкиной самые добрые пирожки получаются».

«Па, ну, когда она вернется?»

«Па, а Пташкина совсем не злая. Не такая как злыдня. Давай её вернем?»

«Па, а это злыдня Пташкину подставила. Сто пудов ревнует».

«Па, ну ты звонил ей? А она что? Так и не взяла?! Плачет, наверное,» ...

«Паааа...а Пташкина точно про меня помнит?»

«Папаааа!!!...Ну отвези меня к ней. Не можешь? Ну привези её сам!!!»

В конце концов Лев не выдержал. Прикрикнул на ребенка, за что потом еще весь вечер извинялся и таки пообещал съездить к Мирославе. Черт с ним с кольцом, со Степкой она ладит и хорошо. Вряд ли Пташкина после этого еще раз решится с пола чужое поднимать, наверняка не со зла так сделала.

В то, что это Анна каким-то неведомым образом подставила Пташкину, Аверьянов не хотел верить. Ну не до такой же степени она стерва, да и к тому же как ей это удалось? Не успела бы Анна никак, точно нет. Просто Мира чуть-чуть оступилась. Нехорошо, конечно, но не убивать же ее за это. Хотя обидно, он-то был уверен, что девушка она порядочная во всех отношениях. Выходит, Лев совсем в людях не разбирается... и от этого вдвойне обиднее.

Утром следующего дня Лев в очередной раз вздохнул, не зная, как и что он скажет подчиненной. И скорее всего бывшей подчиненной, так как Пташкина в этот день просто не вышла на работу и трубку не брала — на звонки не отвечала. Конечно, ей наверняка стыдно после такого-то, но не может же он и дальше поощрять её с такими-то закидонами. Будто это он виноват, что она погремушку эту проклятую в сумку себе положила!

Сам не свой Аверьянов еле отсидел часы до обеда, провел совещание и заторопился к Пташкиной. Точнее он то тормозил себя, то заводился об одном только воспоминании о серо-голубых с вкраплениями желтого и зеленого глазах и предвкушении от встречи с ней. Что-то в этой странной и необычной девушке его цепляло так, что даже кольцо это по боку стало. Вместе с Анной, чего уж греха таить.

В два часа Лев уже прибыл по нужному адресу, который ему с трудом удалось выспросить у Лили. Но прежде она часа полтора ехидничала и шутила в своей любимой насмешливой манере. Особенно про то, как Лев с этими детьми и бабами работать перестал. И ведь что правда то правда, мысли о бизнесе, казалось, совсем покинули голову, а если когда и навещали её, то ненадолго и не слишком умные.

Пташкина жила в обычной блочной пятиэтажке лохматых годов постройки. Лев прошел мимо заржавевших облупленных качелей, надо же, он и не думал, что сейчас еще есть такие. Железные, с отломанной спинкой, они тихо и жалобно поскрипывали на ветру и ему сразу же стало неуютно от этого скрипа.

Он давно не видел таких дворов. Дворов, битком заставленных машинами, так, что пройти негде. Дворов, где вместо газона — помойка раскинулась на половину двора. Вторую половину занимали те самые автомобили. Домов, где с боем отвоеванные метры и так небольшого двора сдались ржавым качелям и грязной серо-желтой песочнице. Вздохнул, припарковал автомобиль где-то в маленьком промежутке между мусорным контейнером и газоном, вышел, потоптался немного перед подъездом номер три и задрал голову к окнам, пытаясь угадать нужные.

Домофон не работал и Лев без препятствий вошел в удивительно чистенький подъезд. Никаких тебе надписей «Маша — падшая женщина» и иже с ней, не валялись окурки на ступеньках, не висели на оторванных петлях сожжённые почтовые ящики. Точнее висели, но вполне себе приличные. И не на петлях, а как положено.

В его детстве такой подъезд и представить было сложно. Лев-то как раз жил в подобном доме, правда квартира была коммунальной и подъезд пестрил надписями весьма фривольного содержания. Грязь, банки с бычками, дико воняющими на все пролеты, включая пятый, спертый запах щей и нищеты.

Хоть и недолго, но Лев жил в таком мире, прежде чем стать, тем, кем он стал. И в его нынешнем мире таких дворов и домов уже давно не существовало.

Дверь квартиры 44 на третьем этаже оказалась не заперта и Лев осторожно толкнул створку. Хотел было уже крикнуть хозяйке, но тут услышал сдавленное «Пусти, придурок!», какую-то возню и пулей метнулся на голос. Разбираться будет потом, а пока надо спасать Пташкину!

Лев мгновенно оценил обстановку. Пташкина оказалась зажата между холодильником и каким-то уродом, распустившим свои поганые руки.

— Тебе же сказали пусти, придурок! — покачал он головой, схватил зарвавшегося парня за шкирку, развернул к себе и врезал точнехонько в челюсть. Не слишком сильно, но так, что тот тут же заскулил. Лев для профилактики двинул ему еще по носу и поморщился, когда увидел кровь на кулаке.

Ярости не было, так, небольшая злость. Судя по истошным крикам Пташкиной «Не бей его, он хороший человек!» никто ее не насиловал, и не факт, что Аверьянов не сглупил, вмешавшись в их возню. А ну как у них тут игрища такие любовные. А он...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Нет, вы не подумайте ничего такого, — вдруг заплакала Пташкина, будто прочитав мысли на его лице. — Просто он раньше такой не был... не такой бы-ы-ы-л....

— Ну-ну, не плачь, не стоит он того...- Лев успокаивающе погладил ее по головке и тут только обратил внимание на ее перебинтованную ногу.

Урод, все это время сопящий в углу, обиженно зыркнул в их сторону, но под его грозным «цыц» поспешил отвернуться.

— Да и не сделал он ничего такого, он меня можно сказать спас, — чуть успокоившись пробормотала Мира, — Зря вы его так отходили. И в больницу не поведешь его, придется вас в полицию сдавать. А вдруг посадят?! Нет, не годится!

После таких ее заявлений Лев даже с дивана от возмущения подскочил.

— Ну знаете! Я её тут, видите ли, спасаю, а она...

— Нет-нет, вы не так меня поняли! Просто Вадим мой бывший и он в общем-то не такой уж и плохой человек и...

— Все я понял как надо. Бывший так бывший. А там кто знает, может и будущий. Ладно уж, пойду я.

И пошел ведь. На выходе правда обернулся и грозно спросил:

— А может все-таки его того? — Лев провел тыльной стороной ладони по шее и кивнул на Вадима, вид у которого сейчас был до того жалок, что даже у Аверьянова на миг дрогнуло сердце. Но только на миг.

Пташкина всплеснула руками и прошептала:

— Нет, не надо. Он больше так не будет, правда Вадик?

— Да ну вас! — махнул рукой Лев, но все же подошел к вмиг сжавшемуся в комок парню, и глядя в глаза, твердо произнес:

— Еще раз...хоть пальцем...я тебе оторву все, что отрывается и на лоб приклею. Уяснил?!

Вадик испуганно кивнул и отполз подальше, а Лев пошёл обувался.

— Так вы зачем заходили-то? — вдруг спросила Мира.

Лев покачал головой, демонстративно закатив глаза, и направился к выходу, недовольно бормоча себе под нос.

— Ну так что? Вы меня уволить приходили, да? Или это из-за кольца?

— Мне не очень хочется поднимать эту тему, — как можно тише ответил он, так, чтобы Вадик ничего не слышал. Вопрос вроде бы решен, или?..

— Что значит или? Я бы не была так категорична!

— Ну...вас никто не обвинял, думаю неразумно с вашей стороны, Мирослава Сергеевна поднимать это вопрос вновь.

Пташкина даже запыхтела, наливаясь багровым румянцем.

— В смысле неразумно поднимать? Вы что, вы всерьез думаете, что это я взяла это кольцо, да? Так значит вы ей поверили?!

Аверьянов отвел взгляд, рукой взялся за дверную ручку, желая поскорее уйти. Он уже не знал, что думать и кому верить.

— Ну-ка, ну-ка... это значит вы пришли за моими признания-я-ями... - зло протянула Пташкина, наступая на Льва, — И что же вы хотели от меня услышать, дорогой шеф, а?

— Что-что... да ничего я не хотел от тебя услышать. Эх...дура ты, Пташкина! — вздохнул Лев и вдруг прижал Миру к стене, склонился над ней, заведя её тонкие запястья над головой и прошептал, глядя в глаза.

— Такая ты дурочка маленькая.

И пока не успела ничего сделать, тут же впился горячим поцелуем в ее нежные мягкие губки. Целовал вначале осторожно, будто пробуя на вкус, словно угадывая рамки, за которые она готова его впустить. Затем все глубже проникая языком сквозь зубки, втягивая податливые губы, и мял их и прикусывал...

И оторопел, когда она, чего-то вдруг испугавшись, резко отстранила его от себя.

— Иди...чего ты... Не надо было. Я не хочу этого. Глупости какие-то... —прошептала она одними губами, а у него даже в глазах потемнело.

Идиот! Усмехнулся, поджав губы, глядя то на Миру, то на этого Вадима, что застыл сейчас изваянием в дверном проеме, и зло выдохнул:

— Его точно стоит оставлять здесь?

— Да, я разберусь. Все нормально...

— Ну смотри, — покачал головой Аверьянов и ушел, резко закрыв за собой входную дверь, чтобы больше сюда никогда не возвращаться!

— Ольга, срочно приезжай! Степа пропал... — стараясь держать себя в руках, пробормотал он в трубку, и обессилено повалился в кресло. Хотя нужно куда-то бежать, торопиться... а как? Ноги будто ватные и голова совсем ничего не соображает.

Он ждал полицию, мать Степы, всех своих охранников и друзей. Сам Лев уже прочесал местность, обзвонил соседей, чтобы те в свою очередь обыскали дома и участки, но тщетно... Степа как в воду канул. Куда он мог уйти? Кругом посадки, поля, железная дорога и трасса. А если его сбила машина, а если поезд?.. А вдруг собаки? А если озеро?

Нет! Нет! Нет!!!

Об этом даже думать страшно.

Обычный день, все, как всегда, ничего не предвещало беды и тут такое…

Утром Лев встал рано, сына будить не стал, съездил в офис за документами, чтобы работать удаленно — теперь Лев научился все делать из дома.

Аверьянов еще вчера созвонился с Ольгой, она должна была приехать на серьезный разговор — нужно что-то решать с мальчиком. Лев хотел предложить ей оставить сына с ним, но для этого нужны основания и документы. Собирался как-то юридически оформить его пребывания здесь, с отцом, чтобы он вполне официально жил в этом доме.

Лев привык к ребенку и кажется уже даже полюбил этого рыжего непоседу. Он собирался оформить Степу в детский сад, отдать в какую-нибудь секцию, в кружок — например на рисование. Степа ведь целыми днями что-то там рисует и рисует.

И вот сегодня утром Степа пропал.

Когда Лев, удивившись тому, что ребенок заспался, наконец пошел будить малыша, того и след простыл. Кровать расправлена и примята, но нигде в доме ребенка не оказалось, сколько бы Лев его не звал. Ни возле дома, ни в саду, ни в гараже - нигде на нашлось Степы.

Лев оббегал все окрестности, лично обыскал все кусты и овраги и наконец сдался, поняв, что сам не сможет найти сына.

Приехавшие через час полицейские долго расспрашивали Льва о сыне, его привычках, характере. Потом ходили вокруг да около бизнеса Аверьянова. Под конец, узнав, что мальчик совсем недавно живет с отцом, потребовали мать, но Ольга не торопилась на поиски Степки. Лев уже начал злиться прежде, чем началась организация поисков Степки и тут он услышал страшные слова — «выкуп и похищение».

— Вам кто-нибудь звонил? Что-нибудь требовали? —серьёзно и странно присматриваясь спросил суровый следователь с лихо закрученными усами.

— Нет... я не понимаю вас, кто мне должен был звонить?!

— Мы рассматриваем как основную версию — похищение с целью выкупа. У вас же бизнес и кажется неплохой, судя по тому, что я слышал.

Лев хмыкнул и покачал головой, до конца, не веря в происходящее. Ну какой выкуп? Кто, зачем?

— Ну или мальчик просто ушел погулять и скоро вернется, — усмехнулся усатый и попросил Льва оставаться на месте, пообещав вскоре вернуться к разговору.

Но разве мог Лев сидеть на месте, когда Степка неизвестно где?!

Душа рвалась на части при одной только мысли, что с его сыном могло произойти что-то страшное. Нет! Не может он сидеть так просто, нужно куда-то идти, что-нибудь делать, звать, искать, а не ждать, пока эти напыщенные индюки хоть что-то решат!

Лев осмотрел внутренний двор, где сборище посторонних людей что-то обсуждали, спорили, решали, издавая неимоверный гомон, и почувствовал жуткую боль в затылке и висках. Устало прислонился к забору.

— Вам нехорошо? — участливо спросила Ирина Львовна, что-то протягивая ему прямо в руки.

— Что это? — он кивнул на телефон, не сразу его узнав. Голова раскалывалась на кусочки, не давая нормально соображать.

«Опять эта мигрень и так некстати…» - с досадой подумал Аверьянов и прижал пальцы к вискам, чуть сжав их.

— Вам звонит ваша няня. Кажется...

Черт бы ее побрал. Ей-то что сейчас нужно?!

— Да? — гаркнул Лев в трубку так, что все присутствующие во дворе обернулись на его голос.

— Лев Лексеич... Степка тут у меня, — и не давая ему опомниться, продолжила с укором, — вы что же его в детский дом собрались отдавать?!

Лев обессиленно выдохнул и вновь почувствовал биение собственного сердца.

— Ну Пташкина, погоди...

Через полчаса Лев вместе с полицейскими уже ломились в квартиру к ошалевшей от такого счастья Пташкиной.

— Ну что, папаша, будем сообщать куда следует, — закончив опрос хозяйки и заплаканного Степки, удрученно сообщил усатый следователь. — Пусть они там решают, что с пацаном делать, раз матери не нужен и от вас сбегает.

Лев хотел было сказать пару ласковых этому умнику, но Мирослава тронула его за плечо.

— Не надо, хуже будет, — шепнула она на ухо, пытаясь его успокоить, но только раззадорила.

Он схватил бывшую няньку за руку и потащил в комнату.

— Это уже слишком! Мало того, что вы запудрили пацану голову, так еще и пытаетесь учить меня жизни!

Пташкина, разинув рот, хватала ртом воздух, словно рыбка и не могла ничего ответить в свое оправдание, а его уже несло дальше.

— Я устал от вас и вашей бесконечной лжи. От ваших проделок и проблем! Вы же мне всю жизнь испортили! То вы бабу какую-то в дом тащите, то воруете кольца, то ребенка!

— Я?! — она, кажется, хотела воскликнуть, но получилось какое-то шипение.

— Вы! Я устал от вас и прошу оставить нас в покое. Я так и быть в последний раз не заявлю на вас, но больше...больше прошу тебя, Мирослава, не звони и не появляйся в моей жизни. Ты все портишь…

Лев замолчал, уверенный, что вот сейчас станет легче от сказанного, но нет, напротив, на сердце отчего-то потяжелело. Мира так и стояла с открытым ртом, и вдруг отвернулась.

Пробормотала едва различимое:

— Уходите...

А Лев вдруг отчетливо понял, что наговорил… А еще осознал, что вернуть уже ничего нельзя. Слово, как говорится, не воробей. Поморщился, попытался дотронуться до ее плеча, но она дернула им. Резко развернулась и выпалила ему в лицо:

— Мне жаль, что этому ребенку в родители достались вы!

Лев впервые видел ее такой…

Он кивнул, сжал зубы и, не говоря больше ни слова, вышел из комнаты.

14

МИРОСЛАВА

День начался как обычно, не считая того, что уже утром Мира успела побывать на работе, теперь уже бывшей, и написала заявлении об уходе. Ну никаких сил душевных с этим Аверьяновым работать не хватит. Побил Вадима, не поверил в её честность, да еще и целоваться после этого полез. Ну не гад ли?!

Очень вовремя позвонила Зинаида. На заводе, где она верой и правдой трудится уже восьмой год, срочно требуется секретарь. А чем Пташкина не секретарь, а? Ну и пусть зарплата на порядок меньше, зато там не будет этого противного шефа с его истеричками-подставщицами.

Утро прошло на «ура», без спешки и беготни. Мирослава выпила свежесваренный кофе, позавтракала полезной кашей, закусила все это дело бананом и с наслаждением потянулась в новую жизнь. Написать заявление оказалось делом пяти минут, и вот она уже свободный и безработный человек. Ура, товарищи!

Но это пока безработный. Вот недельку отдохнет и с новыми силами трудиться пойдет. Ну и пусть, что завод, зато там график нормирован, а не до тех пор, пока вредная Лилька не отпустит.

До обеда Мира болтала по телефону с Зинаидой, рисовавшей ей радужные картинки новой работы, еще полчаса боролась со сном и почти победила, когда раздался противный звонок домофона. Она только-только выспаться решила, пока есть возможность отдохнуть от дел праведных, и тут на тебе – сразу кто-то в дверь ломится.

— Опять что ли дядь Вася перепутал хату...- проворчав, Пташкина поплелась открыть дверь непутевому соседу-алкашу, но вместо него услышала такой знакомый детский голосок.

— Стёпа?!!!

И уже через минуту этот рыжий чертёнок неуверенно топтался на пороге её квартиры.

— Ну что, вот и свиделись. -  с улыбкой от ушей воскликнул Степа и бросился в объятья Миры, которая не сразу сообразила, что надо бы тоже обнять его в ответ. Но хорошо хоть вообще сообразила, когда немного отошла от шока.

— Ты чего здесь? Ты как? Папа внизу, да? — завалила она его вопросами, но Стёпка лишь качал головой из стороны в сторону и сильнее стискивал ее в объятьях.

— Ну чего ты, мелкий? А?

— Ничего, — деловито нахмурился Степа, — Собирайся, поехали.

— Куда? Зачем? — Мира попыталась засмеяться, но вышло как-то натужно.

— Домой.

— Так я здесь живу. Заходи, покажу свои хоромы...

— Нет. Папка - глупый и наивный, только ты ему не говори. Ему помощь нужна, он не понимает просто...хотя теперь уже не буду я ему помогать, потому что он все равно предатель! Вот!

— Погоди, сейчас я ничего не понимаю. Ты давай, не стой на пороге, заходи. Сейчас все расскажешь, хорошо? А мы потом с тобой решим, глупый твой папа или нет.

— А чего тут решать? — изумленно воскликнул Степа, — Он ведь как ребенок. Его все обманывают, а он и верит. Хотя и предатель. Ну вот так ему и надо!

— Я не обманываю, — зачем-то оправдалась Мира, но Стёпка, совсем как взрослый махнул рукой.

— Так в том-то и дело. А он не понимает. Я тебе сейчас всё расскажу, Пташкина. Я такое узнал! Такое!!!

Мира засмеялась и отвела Стёпу на кухню. Заварила чай и нарезала колбасу на бутерброды.

— Выкладывай. — деловито предложила она, и Стёпка с воодушевлением принялся излагать.

— Я, ты не думай, всегда знал, что ты не стала бы брать это страшенную штуку у злыдни.

— Спасибо, что хоть ты мне веришь. — Мира потрепала мальчика по рыжей голове и села напротив, положив руку под щеку.

— Но у меня доказательств никаких не было, а как без них? А?

Мира развела руками, подтверждая, что мол, да, никак.

— А папка мой злыдню опять в дом пускать стал, будто не видит, что она хуже змеи. Он меня с ней опять оставил, хотя я и сказал, что сбегу. Только ему теперь все равно. Вот.

— С чего ты так решил?

— Потому что! — насупился Степа. — Потому что слышал, как он матери моей сказал, что, если она не приедет, он меня в детский дом сдаст.

Пташкина даже подскочила на этих словах. От возмущения пропал голос, и она выпучила глаза и теперь хлопала ими, словно пыталась взлететь.

— Не может быть! — только и смогла вымолвить Мира, когда первый шок прошел.

— Ага...держи карман шире, — выдал Стёпка подслушанное у кого-то из взрослых выражение, — Я-то хотел ему рассказать, как застал злыдню с Юркой, а он...предатель!

— Где-где ты застал злыдню?

— Да в беседке у нас. Они там шушукались так странно, я правда не хотел подслушивать... — покраснел Степа. — Но не удержался и заглянул. А они там...они...они там целовались!

Мира выдохнула. Она так боялась услышать что-то более интригующее, что не заметила, как побелели костяшки пальцев. Хвала богам Стёпка чего похлеще не видел.

— Как же ты сюда добрался?

— Как-как... в машину к предателю залез, у работы вылез и одной тете сказал, что я забыл, как домой дойти. Она меня и проводила.

— И не позвала полицию? — ахнула Мира, — И не зашла с тобой в дом, не проводила до родителей?

Степка пожал плечами, его-то эти вопросы волновали мало.

— Она смотрела, что я домофон нажал и вошел. И ушла.

— Адрес где взял? - простонала Мира, уже зная, что и на это у мальчика найдется ответ.

— Да предатель на столе оставил, когда в прошлый раз ездил к тебе. Он же ездил, да?

— Ездил… - обреченно вздохнула Пташкина.

— Ну хоть тут не обманул…

— И что же мне теперь с тобой делать? — вздохнула она.

— Что-что... жить будем. У меня с собой еще Жучка и Жук. Ты же не против, правда? Не мог же я их там оставить... назад-то я уже не вернусь.

Конечно же Мира не могла оставить Степку у себя, отец наверняка волнуется, хоть даже и такой глупый как Лев. Ну как он мог даже мысль допустить, чтобы отдать ребенка в детский дом? В своем ли Лев уме?

Когда уставший Степа уснул на диване в гостиной, Пташкина тут же набрала номер Аверьянова и рассказала, что Степка у нее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ну Пташкина, погоди! — ожидаемо ответил шеф и уже через полчаса вломился к ней в квартиру вместе с какой-то кучей народу.

— Эй, потише. Вы мне ребенка разбудите! — воскликнул она, но ее даже слушать никто не стал.

Стёпка тут же расплакался, размазывая слезы по румяным щекам. То ли испугался, то ли недоспал. Зыркнул на Миру своими голубыми глазами, обманула, как знал обманула...эх!

Пташкина лишь виновато косилась одним глазом в его сторону, а другим на старшего лейтенанта в очках и дядечку с большими усами, да на вопросы их отвечала до тех пор, пока язык шевелиться не перестал от усталости.

И вопросы-то какие глупые...

- Где вы, гражданочка Пташкина взяли ребенка?

- Где, где, украла...

Ох, зря она это сказала. Чуть руки не заломили. И срок пообещали за язык длинный.

- В каких отношениях с отцом ребенка?

- Хм... в тесных.

Лев что ли там поперхнулся? Надо бы по спинке постучать.

- Знаете ли вы мать ребенка?

- Ну так... не то, чтобы очень. Но такую змею раз увидишь — век не забудешь!

- Знаете ли вы кто такая злыдня?

- О да... еще одна змея, мало того, что ребенка обижала, так еще и с охранником вредительством и подставами занимается. И в беседках маленьких злыдней размножает. Вот.

Снова что ли Аверьянов поперхнулся? Да дайте ему уже воды!

— Спасибо, Мирослава Сергеевна! Вы нам очень помогли! — расплылся в улыбочке усатый и направился прямиком к ошалевшему от ответов Миры Аверьянову.

А нечего подслушивать...

— Ну что, папаша, будем сообщать куда следует. Пусть они там решают, что с пацаном делать, раз матери не нужен и от вас сбегает.

Мира увидела, как напряглась спина Льва. Вгляделась в лицо, на котором заиграли желваки, и на лбу запульсировала голубая венка.

— Не надо, хуже будет, — шепнула она на ухо, пытаясь его успокоить, а он, индюк такой, вместо благодарности вдруг схватил ее за руку, больно между прочим схватил, и потянул за собой в ее же спальню.

Мать честна, это он что же удумал, развратник! Кругом столько народу, а он...

Мира уже даже начала отмазки придумывать, а Лев вместо ласковых слов зло выдохнул ей в лицо:

— Это уже слишком! Мало того, что вы запудрили пацану голову, так еще и пытаетесь учить меня жизни!

Мира опешила. Что значит голову запудрила? Чему она его учит? Что не так-то опять?!

— Я устал от вас и вашей бесконечной лжи. От ваших проделок и проблем! Вы же мне всю жизнь испортили! То вы бабу какую-то в дом тащите, то воруете кольца, то ребенка!

— Я?! — она хотела воскликнуть, но получилось какое-то шипение.

Вот тут Пташкиной стало по-настоящему больно и обидно. Это что он такое говорит? Это он серьезно? Это он ей, да?

— Вы! Я устал от вас и прошу оставить нас в покое. Я так и быть в последний раз не заявлю на вас, но больше...больше прошу тебя, Мирослава, не звони и не появляйся в моей жизни. Ты все портишь...

Мира застыла с открытым ртом, и вдруг, будто опомнившись, отвернулась.

Пробормотала едва различимое:

— Уходите...

И почти сразу почувствовала прикосновение к плечу, которое больно обожгло кожу. Резко развернулась и выпалила ему в лицо:

— Мне жаль, что этому ребенку в родители достались вы!

Лицо Аверьянова перекосилось от злобы, он кивнул, сжал зубы и, не говоря больше ни слова, вышел из комнаты.

А Мирослава горько заплакала.

Она очень хотела проститься со Степой, умом понимая, что скорее всего это их последняя встреча. А сердцем... сердцем Мира прикипела к рыжему пацану навсегда. Прочно обосновался в ее душе Степка, засел, словно ноющая заноза.

Еле-еле она пересилила саму себя, чтобы сказать Степке до свидания, но он отвернулся, завидев в ее и не обернулся, шагнув за порог.

Мирослава осталась одна.

— Пташкина, вы видели Жучку?

Мира ладошками заслонила глаза от яркого солнца и всмотрелась в знакомый силуэт. Лев топтался на месте в одних трусах и обнимал за талию счастливую Зину. Правда Растопыгина отчего-то вдруг стала меньше ростом, но Миру это нисколько не смущало.

Она пожала плечами и повернулась на бок, не желая и дальше смотреть на бывшего шефа и подругу, тоже наверное бывшую, и только зубы сжала, услышав смешок шефа.

Небо вдруг заволокло тучами, послышались раскаты грома и Мира вскочила с места, чтобы найти Степку. Вдруг он испугается грозы, вдруг он больше не вернётся...

Она побежала по мокрому песку, но ноги никак не хотели слушаться. Они постоянно разъезжались в стороны, утопали все глубже и глубже и наконец она, совсем обессилев, упала на колени и заплакала.

— Ты же меня не отдашь, да? — послышался детский голос.

Мира поискала глазами Степку, но увидела только волосатые ноги Льва Лексеича.

— Пташкина, забери меня от них! Забери... — плакал где-то малыш, но Мира никак не могла его увидеть.

— Степа, где ты, где ты, покажись... — просила она, все глубже и глубже утопая в песок.

Она попыталась выбраться, но нога наступила ей на плечо и вдавила в грязь, прижала, не давая возможности выбраться.

— Эх, Пташкина, Пташкина... как же я от тебя устал...Больше, прошу тебя, не звони и не появляйся в моей жизни. Ты все портишь... портишь, портишь...

Мирослава открыла глаза, не сразу сообразив, что это всего лишь сон и все еще отплевывая несуществующий песок с зубов. Как хорошо, что все самое страшное происходит во сне.

За окном вовсю поливал дождь, в комнате стало холодно, и она поспешила закрыть створку. Часы показывали шесть утра, не самое приятное время для пробуждения.

Мира прошлась босиком по холодному полу, заглянула в едва прикрытую дверь. Вадим дрых в гостиной, приперся-таки вчера ночью, так и не найдя другого пристанища. Выгнать его Мира почему-то не смогла, не решилась.

Бывший спал, свернувшись калачиком, будто ребенок. Она подошла поближе и долгое время всматривалась в некогда любимые черты. Сейчас, когда сон возвращал другу его истинное лицо, пряча все дрянное, накопленное годами и не самым лучшим опытом, Вадим словно возвращался на двадцать лет назад. В детство. Становился беззащитным и славным, каким и был когда-то.

Мира улыбнулась своим странным мыслям, подошла тихонько поближе и укрыла Вадика пледом. Он что-то пробормотал во сне, перевернулся на другой бок, а Пташкина вдруг отчётливо поняла, что жизнь все-таки безумно странная штука.

Вот уж новость!

15

ЛЕВ

Степка всю дорогу до дома проплакал и у Льва сердце сжималось от каждой пролитой сыном слезинки. Он до того чувствовал себя виноватым, что сам себе теперь казался исчадием ада, честное слово.

А еще Лев решил зарыть топор войны с матерью и обратиться наконец к ней за помощью. Да, они давно не понимают друг друга, да что там давно — никогда не понимали... Да, она сложный человек и очень скептична ко всему, даже к наличию у Льва сына, да...да много чего еще можно перечислять, но мать есть мать, она должна понять, помочь. Хотя вон Ольга тоже вроде как мать, а так и не приехала до сих пор, словно ей совсем наплевать на сына.

Степка уснул только дома, сказалось переутомление, обида, разочарование в людях, во взрослых, во всем на свете. В тех, в ком дети должны искать и находить поддержку, а вместо этого только видит лишь склоки, упреки, равнодушие и предательство. А ведь ему всего шесть лет, что же будет дальше?..

Ольга...нужно что-то решать с этой женщиной, и пока что еще Лев готов решать это дело мирно. Нужно дать ей шанс на оправдание ее поступков. Может у нее башня слетела от усталости? Эта, как ее, послеродовая депрессия. Ну погуляет немного и вернётся, нельзя ребенку без мамы, Лев все понимает. А эти слова про детский дом...какой же он дурак! Он-то ляпнул это Ольге, чтобы задеть ее, чтобы она наконец приехала, объяснилась, что-то решила... кто же знал, что Степка услышит?!

- Славка, ты мне скажи, а послеродовая депрессия это надолго? - Лев решил-таки позвонить другу гинекологу и тот всерьез переполошился.

- А у тебя что, ребенок родился? Поздравить можно? А почему молчал? Ты что, женился, а на свадьбу не позвал? - огорошил он вовросами Льва.

- Да не, спаси и сохрани! - всоклкинул Лев и по-быстрому обрисовал возникшую ситуацию.

- Аверьянов, я с тебя сейчас умру. Тут то ли смеяться, то ли плакать... как послеродовая депрессия? Пацану шесть лет!

- Да?

- Два! Просто мамаша — кукушка. Ну, Аверьянов, ну напугал...

Лев еще недолго поболтал со страым товарищем и вновь его одолели грустные, можно даже сказать упаднические мысли.

Всех припомнил, никого не забыл.

Анна... надавать бы ей по щам, но Лев женщин не бьет. Да и черт с ней, все равно он давно к этой дамочке не испытывает ничего, кроме раздражения.

А вот с Мирославой сложнее... к ней у него раздражение совсем другого рода, и конечно же совсем она не мешает ему жить. Не бесит и не портит она ничего. Наговорил, словно в бреду ужасного, а слово-то не воробей...

Хотя Льва тоже можно понять, он слишком испугался за сына, вот и наговорил ей кучу гадостей. Надо бы извиниться, да разве нормальный человек простит такие слова? Нет, Пташкина в своем праве и это печально. А как бы она сейчас не помешала рядом, да...

Юрка — сволочь! Увидит Лев его — морду-то набьет, да так, чтобы больше ни одна вдовушка на него даже смотреть не могла без отвращения и сожаления.

— Лиля, ты на работе? — спустя час раздумий Лев все-таки позвонил матери, надеясь на ее мудрость, но та даже слушать его не захотела. Бросила трубку.

«Ну мама...ну где мама и где мудрость?!»

Мать с детства, в смысле его детства, просила называть себя Лилей, или Лилечкой, не перенося слово «мама», так как привыкла себя считать вечной девочкой. Да, именно так, девочкой. А учитывая, что родила она его в...впрочем никто точно не знает во сколько, поскольку все документы, выдающие ее возраст давно исчезли, а новые цифры очень и очень разнились, то сейчас это звучало особенно нелепо. Но Лев привык. Мать есть мать, даже такая шебутная и странная, как его.

— Лилечка, милая, только попробуй положить трубку!

Немного перегнул с интонацией, но черт! С Лилей по-другому невозможно. Иногда ему удается пробить глухую оборону матери и сейчас самое время поднажать.

Мать вздохнула особенно протяжно, выругалась, затянулась и только спустя полминуты выдохнула в трубку:

— Валяй...

— Ма...Лиля, мне нужна твоя помощь! Со Стёпкой... — на одном дыхании выпалил Лев и замолчал.

В трубке повисла зловещая тишина, будто на том конце провода даже дышать перестали. Новый щелчок зажигалки намекнул на сдавшие нервы родительницы, и Лев уже не надеялся, что она ответит.

Но она ответила.

— Таки я приеду, но имей ввиду, деточка, никаких подгузников. И каши варить я тоже не собираюсь.

Аверьянов выдохнул и как можно бодрее ответил:

— Степе шесть лет. В туалет он уже давно ходит сам. А кашу я и сам сварю. Приезжай, Лиль.

— Ой, тока не ври мне, шо я хорошая мать, я тебя умоляю...

— И не собирался, — парировал Лев, в любое мгновение ожидая затрещины, но мать на удивление только хмыкнула.

— И где это создание не твоей природы?

— Тсс... спит. Я хотел вначале с тобой поговорить. Ты как мудрая жен... — не успел он договорить, как мать прыснула со меху.

— Продолжай-продолжай... — вытирая набежавшие слезы, бормотала Лиля, — Люблю, когда люди не умеючи, пытаются врать, это выглядит-таки очень забавно. Хотя странно, учитывая, что ты вроде мой сын, а врешь так себе, надо сказать, никудышно даже.

Лев покраснел, но все же сдержался. Он-то хотел серьезно поговорить, а ей лишь бы смеяться. Мать — она как стрекоза, такая же беззаботная и вечно веселая. Зря он ее позвал.

— Да ладно тебе, будь проще, Левушка, будь проще. Таки что там с чужим потомством? Шкодит? Мамаша надеюсь уж в розыске? Только бы не посадили, а то-таки придется и дальше чужого прикормыша растить-поить. Ох и не люблю я всяких разных бастардов, ох и не люблю...

Лев вновь поморщился, но решил не обострять, ибо это бесполезно. Пусть говорит, что хочет, это ерунда все. Он-то знает, что в душе она не такая, в душе, где-то очень глубоко, мать добрая.

Лев налил Лиле чай, разогрел пиццу, которую заказывал для Стёпки накануне и отобрал папиросы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Лиля, в доме не курят, тут ребенок и вообще...

Мать недовольно поморщилась, но пачку убрала обратно в сумочку.

Пока разговаривали - не слышали, как Стёпа проснулся и спустился в столовую.

Замер в дверях, переводя взгляд с отца на Лилю и обратно и тут в гробовой тишине раздался нарочито-ласковый голос «бабушки».

— Ути, какой милый ребеночек. Ну иди сюда, к бабушке, мой сладкий, мой цыплёночек. Бабушка тебя не обидиит, иди-иди...

Степка замер на месте и только взгляд, обращенный к отцу, говорил о том, что в этом доме для ребенка наконец-то нашелся равный противник.

На второй день пребывания в доме Лилечка притащила в дом Аркадия Палыча и жизнь Льва заиграла новыми красками. Степка тоже в стороне не остался, и теперь прятался от нежданной-негаданной бабушки по углам и нишам.

Аркадий Палыч, привыкший к единоличному пользованию квадратными метрами, ничуть не стесняясь расхаживал по дому в семейных трусах в синий и белый горох, почесывал весьма волосатое пузо и уже пару раз попытался закурить прямо в гостиной.

— Лиля, не могла бы ты угомонить своего возлюбленного и попросить воздержаться от пагубных привычек в моем доме? — прошипел Лев, поймав вечно ускользающую от него мать в коридоре.

Та смерила его недовольным взглядом и сделала вид, что не услышала вопроса.

Лев, вовремя вспомнив, что на мать такой тон действует как красная тряпка на быка, решил сменить тактику. С Лилечкой нужно немного поунижаться, поумолять, возможно поваляться в ногах, чтобы она снизошла до просящего, даже если этот просящий собственный сын. Можно даже сказать, особенно если это сын.

— Я понимаю, что я сам тебя попросил. Понимаю, да... знаю, как тебе тяжело и сложно это все дается и...

— Чего это тяжело? Ты на что намекаешь?! — перебила его мать, — Ты хочешь сказать, что я старая и немощная?!

Ой, вляпался, твою ж мать!

— Да нет конечно, ничего та...

— Ты хотел сказать, что я не могу справиться с каким-то одичавшим пацаненком?! Да?

— Нет-нет, что ты...

— То есть ты имел ввиду, что я не имею авторитета и не могу приструнить одного-единственного ребенка?!

— Да нет же! Ты прекрасный авторитет и можешь приструнить кого угодно! Ты эталон для подражания и...и...

— Так уж и эталон... — вмиг зардевшись и покрывшись румянцем, перебила Лилечка, — Так уж и прекрасна...

— Вот те крест! — Лев готов был даже молиться, если потребуется, лишь бы мать позаботилась о Степке.

Сам он, как оказалось, отец совсем никудышный, но Ольга-то еще хуже. Ольге он никак, ни при каких обстоятельствах не хотел отдавать сына. Можно быть каким угодно человеком, какой угодно женщиной, женой, подругой и товарищем, но равнодушие матери непростительно. Худшее из зол — это равнодушие. Даже Лиля вон, хоть и с закидонами, но уж сына в беде никогда не бросала и всегда была рядом.

— Ладно уж, — нарочито громко вздохнула мать, — Так и быть, поговорю с Аркашей, чтобы вел себя потише. А заодно и подкидыша твоего воспитаю.

— Лиля! — Лев приложил палец к губам.

Не хватало, чтобы Стёпка услышал эти ее слова.

— Молчу-молчу... но вообще не факт, что он твой сын, — шёпотом добавила она, но Лев так сердито взглянул на мать, что та тут же замолчала.

Разговор на эту тему состоялся вчера, и мама клятвенно обещала не говорить про Стёпку, что он подкидыш, прикормыш, Маугли и все в том же духе. В противном случае Лев готов был даже порвать с ней всякое общение, потому что, во-первых, это было несправедливо, а во-вторых, Стёпка маленький и беззащитный, чтобы дать отпор взрослой тетке, умудренной жизненным опытом. И его сын к тому же. А мать, в конце концов взрослая, и должна уже прекратить эту бессмысленную войну с собственным внуком.

Понятно, что ей не нравилась Ольга, не нравились обстоятельства появления внука в их жизни, но у всего ведь есть предел и у Льва он однозначно кончался. И Лиля прекрасно видела, что он пойдет даже на разрыв с ней, если она будет продолжать в том же духе.

— Ты его полюбишь, вот увидишь... — Лева ободряюще похлопал новоявленную бабушку по плечу и не увидел, как она буквально смухортилась в недовольстве от представленной перспективы.

— Аркаша, друг мой любезный, таки будь добр, засунь себя уже во что-то более располагающе к завтраку, чем вот этот шерстяной костюм... в доме дети...- ледяным тоном произнесла Лиля, нависнув над Аркадий Палычем всем корпусом, так, чтобы ему некуда было деваться от ее взгляда и от нее самой.

Аркаша горестно вздохнул, недобро зыркнул хитрым прищуром на Льва и с достоинством, ну как ему самому казалось, неспеша удалился в «свои» покои.

— Левушка, мальчик мой, а что там слышно об этой твоей американской невесте? Что-то ты все молчком-молчком, неужто скрываешь что от нас с Аркашей?

Спросила, а сама так хитро улыбнулась, будто гадость какую приготовила.

— Нет-нет, с чего ты взяла? — Лев как можно натуральнее улыбнулся в ответ, — Все хорошо.

— Ну-ну, — усмехнулась мать, и снова покосилась хитрющими глазами, да так, что у сына ком в горле встал.

А сама как ни в чем не бывало тост сыром намазывает, тихонько хихикает, будто что-то такое знает.

— Серьезно. Все нормально.

— Ну да, ну да... а ты, кстати, знал, что муженек у нее перед тем, как преставиться, завещание составил?

Лев кивнул, хотя не видел ничего такого в словах матери, чего бы он и сам не слышал от Анны.

— А... ну раз знал... — протянула Лиля, сделала глоток кофе и вдруг заговорщицки подмигнула, — Раз ты знал, что ее благоверный перед кончиной завещал все первой жене и пятерым детям и твоя суженая проиграла все суды, то тогда я спокойна.

— Не понял?!

Лиля довольно потерла руки и демонстративно зевнула.

— Лиля, можно поподробнее? — ласково и немного нараспев протянул Лев.

Мать довольно улыбнулась, ну как же, есть еще порох в пороховницах. Есть!

— Ну я не зна-а-а-аю...если ты прям просишь...

— Лиля!

— Значит не знал, — удовлетворённо кивнула мать. — Ну что ж... я тут кое-что выяснила, скажи спасибо Лиле. Лиля умная, Лиля добрая. Лиля тебе глазки затуманенные откроет, что же теперь, раз ты такой глупенький у меня уродился. Жаль, что в отца головой пошел, не в меня, ну да ладно. Что уж теперь сожалеть о сделанном. Что вылупилось, то вылупилось, обратно все равно не засуне...

— ЛИЛЯ!

— Ой, ну ладно-ладно, таки чего кричать, когда со слухом проблем не имеется...а вот когда ты был маленьким, у тебя ушко так часто воспалялось, что...

— МАТЬ!!!

— Ну вот, чуть что, сразу мать. А и поделом тебе, неблагодарное создание. А и говорили мне не связывайся с папашей Аверьяновым. Даром, что грубиян и бабник, вот теперь получаю за свою доброту! Короче Анна твоя мошенница. После своего американского умника, которой заключил с ней фиктивный брак и «забыл» сообщать о наличии кучи отпрысков, эта дамочка стала себе неженатых прежде и бездетных выискивать. На весь наш город один ты такой и остался...дурень!

Лев потрясенно молчал, не зная, как реагировать на ее слова. Ну понятно, что уже расстался с Анной, но каково узнать, что все это время тебя тупо разводили, напевая в уши слова любви? Права видно мать, детские отиты виноваты, не иначе...

Впрочем, черт с ней. Юрия он тоже уже рассчитал, так что скатертью дорога. Может быть, охранник и есть её счастье?

— Плевать, — наконец взял себя в руки Лев, — мы все равно расстались.

— Что?! — голос матери был подобен громовому раскату. — Так ты... а я... то есть ты сразу не мог сказать?! — прошипела она.

Лев не сразу осознал свою ошибку, а ведь надо было думать, что мать теперь надолго обидится. Она-то распиналась, надеялась своим расследованием и разоблачением разругать сына с невестой, а сынок уже и сам хорош, опередил её. Не положено! Нельзя так с мамой. Потому что мама самая умная и дальновидная. А Лев нет.

Она даже кусок сыра до рта не донесла. Так и застыла, не мигая, уставившись с немым укором на Льва.

Медленно опустила руку, так же медленно встала со стула и кивнула ничего не замечающему Аркаше, который в данный момент увлеченно трескал пельмешки, обильно политые волшебным мужским соусом — кетчупомайонезным.

— Пора будить ребенка, — каменным тоном сказала маменька и направилась наверх, пока Лев соображал, нужно ли сейчас что-нибудь говорить и пришел к выводу, что лучше дать ей остыть, а пока сделать вид, что его вовсе не существует.

Чеканные шаги Лили отдавались по дому гулким эхом, наконец замерли, наверху раздался стук в дверь и через секунду громкий крик бабушки разлетелся тысячью звонких отголосков по стенам дома.

— Да чтоб тебя!

16

Мирослава

С тех пор, как рыдающего Степку увезли, прошло всего три дня, а Мира уже места себе не находила - так сильно она привязалась к малышу. Её еще ранили воспоминания об их последней встрече. И последние слова отца Степки ранили не меньше. Жизнь из комедии вдруг резко свернула в область драмы, и это угнетало. Еще и Вадик этот — вроде и выгнать жалко и терпеть и дальше сил нет. Вчера притащил букет роз. С ценником. Позавчера платье с защитным магнитом, а три дня назад котенка.

Тоже наверняка где-нибудь скоммуниздил.

— Во, на. В знак моей благодарности и преданности. Плод нашей любви, так сказать.

Пташкина по привычке закатила глаза к потолку и взяла «подарок», чтобы рассмотреть получше. Ну и умиления ради естественно. Котенок оказался породистым — пушистым персом с носом пятачком.

— Где ты его взял?

— Где взял, там уже нет...

— Я серьезно!

— Да какая разница? Ну нашел, так устроит?

Мира, недолго думая, отхлестала Вадика полотенцем и написала объявление — мол, нашла котенка и все такое прочее.

— Дурочка, — как ни в чем не бывало ухмыльнулся бывший, — У тебя есть особые приметы? Или может ты знаешь где именно ты его нашла?

— Плевать! Уж как-нибудь пойму, кто хозяин.

— Ну коне-е-ечно, — издевательски протянул Вадик, — Прям Шерлок Холмс в юбке. Тебе сейчас любой дурак скажет, мол, мой котяра, а ты и поверишь. Это же не взрослый кот, как ты определишь чей он?

Мира задумалась, еще раз осмотрела котенка, тихо мяукающего на своем кошачьем, и радостно тыкнула малышу в бок.

— Вот! Смотри!

Вадик посмотрел, но так ничего и не увидев, развел руками.

— Не понимаю, о чем ты.

— Ну ты чего? Вот же!

— Где?

— Да вот!

— Да где, блин?!

— Ну ты чего, совсем ослеп что ли? Вот же — пятно рыжее. Явно метис котенок. У меня перс всю жизнь жил, уж я-то знаю толк в породе. Этот ненатуральный. А значит попрошу примету мне сказать.

Вадик нахмурился, немного подумал и вновь посветлел лицом.

— Так он мелкий, кто их таких разглядывает-то? Если бы он какой-нибудь выставочной кошки ребенок был — один разговор, а так...

— И все равно я подам объявление, вдруг найдем хозяев.

— Ага, — спокойно ответил бывший, — И постигнет его незавидная судьба Барсика.

Пташкина удивлённо уставилась на Вадика.

— Какого еще Барсика? Что за судьба?

Котёнок все это время молча ожидал своей участи, переводя взгляд с одного на другого.

— Как? Ты разве не слышала?

— Что именно?

— Ох, это такая печальная история, что я даже не знаю, стоит ли тебе ее рассказывать...

— Не зли меня!

— Ой, ладно-ладно... просто у меня в детстве был кот.

— Твоего кота звали Василием, насколько я помню!

— Это да. Но до Василия был Барсик. Ты просто не помнишь, совсем мелкая еще была. Так вот, он маленький был, мама его так же вот как я нашла на улице и...

— Ты его скоммуниздил где-то, а не нашел! — перебила Пташкина, на что Вадик только рукой махнул.

— В общем так же маман объявление подала, и пришли два паренька. Наш, говорят, котик, родненький. Принялись кота целовать, обнимать.

Мира удивлено смотрела, как Вадик чуть не плача рассказывает о Барсике, и сама чуть не заревела.

— А потом мама нашла его возле помойки, еле живого. Эти живодеры его били и...

— Все-все! Замолчи. Я поняла.

— Ну так вот, — как ни в чем не бывало Вадик потёр руки и кивнул на забившегося в угол пушистого малыша, — Как ребенка назовете, мамаша?

— Какой же ты идиот! — Пташкина покачала головой, понимая, что бывший скорее всего обманул ее с этой душещипательной историей, но рисковать стало страшно. А ну как и правда кто-то злой заберет этот пушистый комочек? А тут ему будет хорошо, Мира о нем позаботится, полюбит. Да она его уже любит! И ему хорошо и ей все не так грустно будет.

— А ты долго тут околачиваться будешь?! — сердито спросила она Вадика, пока тот по-хозяйски жарил яичницу на кухне.

— Слушай, ну у тебя будто места нет. Я разве мешаю?

И так это невинно спросил, что Мире даже стыдно стало. Ну что она в самом деле? Места в доме и впрямь полно, а она жадничает.

— Нет, не мешаешь, — тихо ответила Пташкина и пошла собираться в зоомагазин.

Новая работа не радовала. Начальница — немолодая злая тетка постоянно орала и что-то требовала, и Мира никак не могла взять в толк, что именно от нее хотят. Понять Элеонору Андреевну было действительно трудно, и все, потому что она безбожно шепелявила, гнусавила и еще черт значит что делала.

Сплошной дефект, а не женщина!

— Птафкина, я фас уфолю! Фы гвупы, как пфопка!

— Господи, как ее с такой дикцией вообще на работу взяли, да еще и начальником? — в сердцах воскликнул Мира, когда встретилась с Зинаидой в местной курилке во время перерыва.

Нет, сама Мира не баловалась, но найти Растопыгину можно было только тут, поэтому и приходилось теперь Пташкиной морщиться от густого вонючего дыма и мечтать о скором возвращении домой. Долго работать в этом месте она точно не сможет.

— Так у нее папа дифектол фафода. — изобразила Зинка Элеонору, и все вокруг прыснули от смеха.

— Фы фто такое гофофите, Фастопыгина?! Я фас уфолю к сёфтофой матефи, двянь такая! — в тон ответила ей девочка из соседнего цеха, и все вновь рассмеялись.

Одной только Мире было не смешно.

— Не боись, салага! Элька каждый день по сто раз на дню всех увольняет. Но в душе она на самом деле добрая. Когда спит зубами к стенке.

Мира вздохнула и с тоской посмотрела в окно. На карнизе сидел лохматый воробей и тоже будто вздыхал, глядя на нее с той стороны.

Обед подходил к концу и Пташкина с ужасом представляла, как сложно будет доработать до конца дня.

В кармане тренькнул телефон. Она быстро глянула на экран — сообщение с незнакомого номера. Открыла и сердце упало в пятки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

«Простите меня, Пташкина. Я был неправ, не знаю, как загладить свою вину».

Покачала головой и отключила телефон вовсе. Нет уж, дорогой Аверьянов Лев Алексеич, поздняк метаться. С нее хватит!

— Ой, да не ври! — Светик залпом опрокинула нежнейший коктейль, будто рюмку беленькой, и косо заглянула в глаза Зины, пытаясь там что-то найти.

— Вот те крест! — Зинаида икнула и потянулась к барной стойке, но не рассчитала траекторию и свои силы. Закон притяжения опрокинул Растопыгину на пол, где она обиженно расселась, словно буддийский монах и сложила бровки домиком. Лицо ее при этом выражало крайнюю степень обиды на все несправедливости мира разом и конкретно этого самого места, а точнее клубного бара «Ромашка», неустойчивого стула и жесткого пола. Ну плитка ж, ясень пень.

— Ты-то откуда знаешь? — Пташкина попыталась поднять боевую клубную подругу, но естественно потерпела поражение по всем фронтам. Ибо Зинаида это вам не Светик, там одна нога как половина Глазовой весит, а то и больше.

— Я все знаю. Говорю, что он в тебе бесплатную рабсилу нашел, значит так оно и есть.

Растопыгина подняла указательный палец и с огорчением констатировала сломанный ноготь. Огорчение повергло присутствующий в баре элемент в легкий культурный шок. А надо понимать, что было оно столь велико, раз уж даже местный контингент напрягся, что Мира враз возмечтала оказаться подальше от подруг и поближе к дому. Побьют, ой побьют...

«Зарекалась, ну зарекалась же с этими неадекватными ходить. И кой черт меня понёс» ...

— Ничего ты не знаешь! — Мира обиженно одним рывком подняла Растопыгину за руку, сама от себя не ожидая такой силищи. — При чем тут рабсила, ну при чем, а? Я же не бесплатно на него работала. Да что ты вообще понимаешь...

Она махнула рукой и вновь загрустила, кляня себя на чем свет стоит, что согласилась на эту авантюрную вылазку с приятельницами.

А все Зина. И надо было Мире рассказать ей об их с шефом разборках. И сказала-то по секрету, в сердцах. Будто она Зинку не знает. Той слово скажи, так она из него историю раздует на целый книжный роман, вот как сейчас.

— Да нет, — вздохнула Светик. — Он, наверное, влюбился...

И так она мечтательно это произнесла, что Пташкина на миг подумала, а что, если правда? Может же шеф влюбиться в нее, ну что тут в самом деле такого?

«Ну, конечно. Именно меня он и полюбит, как же. Мало того, что ему не ровня, так еще и вечные проблемы доставляю. Сам ведь сказал».

— Ты лучше про поцелуй расскажи. — все так же мечтательно попросила Светик, а Зинаида нахмурилась.

А ведь и правда поцеловал тогда, в прихожей. Что он там сказал? Дура, ты Пташкина. Так вроде. Нет, ну отлично. Чё уж. Кого-то с любовью целуют, кого-то со страстью, некоторым даже и то и другое везет получить. А она просто дура. И все.

— Ты про какой конкретно послушать хочешь? Про мой или про её? — съехидничала Пташкина, кивком указывая на Зину и Светик совсем уж дар речи потеряла.

— Как? И ты тоже? — ахнула она, обращаясь к Растопыгиной и Зине ничего не оставалось, кроме как вздохнуть грустно-прегрустно.

— Дурдом какой-то! Всё девочки, забыли про Аверьянова. Мне он даром не нужен, Зинке тоже. Да, Зин?

Зина неуверенно кивнула и у Миры закрались подозрения, что подруга о чем-то умалчивает. Неужели ей тот поцелуй так в душу запал? Эх, Зина, Зина...

— Ага, — Светик не умела долго концентрироваться на одном и потому с энтузиазмом подхватила эту идею, и первая поскакала на танцпол.

— Только ради Бога, не буяньте, заклинаю вас! — взмолилась Мирослава и вслед за Глазовой поцокала танцевать.

Вечер переставал быть томным.

— Никаких больше вечеринок... ты рисуешь старые картины...

— Тс... третий час! Не ори ты!

— Мысли клубят под лучами сол...ой, блин, ножка... — Светик никак не могла угомониться и Мире в очередной раз хотелось её послать куда подальше. Но куда тут пошлешь?

— Так что ты делать со своим тигром собираешься?

— Сама ты тигр, — беззлобно откликнулась Пташкина, — Ничего не собираюсь. Жить собираюсь спокойно. Степку только жалко...

При одной только мысли о Степке Мира чувствовала тревогу, жалость и еще кучу смешанных чувств. А особенно остро ощущала свое предательство. Но что она могла сделать? В самом деле — не прятать же ребенка у себя?..

— Слушай, а чего бы тебе и впрямь с Вадиком не сойтись, а?

Растопыгина хитро улыбнулась и переглянулась со Светиком.

— Зинаида, а чего бы тебе перестать меня сватать всяким встречным-поперечным?!

— Ну какой же он всякий? Помнится, кто-то за него даже замуж собирался...

— Ага, в лохматом году. Нет уж, Ангел Хранитель у меня бдит, не дает глупости непоправимые совершить. А вот у Степки видимо Хранитель спит...

И снова она подумала о рыжем мальчике. Как он там сейчас? Кто с ним рядом? Забрала ли его мама домой, или он так и ходит неприкаянный с этой мерзкой злыдней по струнке, да без пригляда отца...

Надо бы позвонить что ли...

Нет!

Но он же извинился...

Ну и что? Она-то простила, но навязываться — нет уж, увольте.

Да уже уволили. Чего уж там...

Настроение совсем испортилось и сейчас Пташкина мечтала поскорее оказаться в теплой постели и забыться крепким девичьим сном.

Девочки напросились в гости на ночлег и Мира, немного посопротивлявшись, пустила их в гостиную. А так хотелось остаться одной.

Уже ложась, она зачем-то покрутила телефон в руках и не нашла ничего лучше, чем ответить Аверьянову:

«Бог простит».

Немного подумала, нервно хохотнула, перечитав переписку, и уже хотела стереть, но оказалось вдруг, что сообщение уже прочитано.

Мира чертыхнулась и заревела от досады. Ну когда она уже научиться думать, прежде, чем что-то делать?..

17

ЛЕВ

— Бабушка — бабушка, а почему у тебя такие большие зубы?

— Это потому что стоматолог виниры перепутал, чтобы у него, хрыча старого таки все зубы повыпадали, а на новые денег не было! И вообще, какая я тебе бабушка?!

Степка прыснул со смеху и протянул Лиле примирительную конфету.

Позавчерашний инцидент со скорой для Лилечки постарались исчерпать и сейчас мальчик вел себя тише воды, ниже травы.

Вы спросите, что же так напугало Лиль Палну, что пришлось Льву даже скорую вызывать? Да ерунда...всего-то и измазал Степка игрушечного кота красной краской, заодно вымазав рот и руки в той же красной краске и... когда Лиля вошла, чтобы его разбудить, он с аппетитом «завтракал котом» ...

Думаю, не нужно объяснять, что было дальше?.. Еле-еле Лев убедил маму, что мальчик не исчадие ада, и совсем не желал ее смерти. Просто ребенок недолюбленый, вот и пытается привлечь внимание любыми способами.

Вчерашний день прошел спокойно, и сегодня Аверьянов оставлял сына со спокойно душой и чистой совестью на попечение матери и её мужа.

Утром Степка удивительно преобразился — стал разговорчив, улыбался и шутил, и ничто не напоминало о его прошлом поведении. Лиля разговаривала с ним по-доброму. За день всего пару раз назвала его бастардом, три раза приживальцем и лишним ртом и четыре исчадием ада. Но в целом не обижала и даже иногда шутила.

Степка улыбался, «принимая» правила игры, навязанной бабушкой. Днем они сыграли в шашки, где Лиль Пална с победным кличем обыграла шестилетку и очень гордилась собой в этот момент. Аркадий Петрович с уважением похлопал супругу по плечу и вновь завалился на диван — отдыхать. Видимо от трудов праведных. Потому что газету читать это вам не...не... в общем это вам не!

После шахмат Степка с Лилей сыграли партию в "дурака" и вновь она обыграла мальца. После дурака были "города" и наконец сказки по ролям.

Лиля благосклонно взяла из рук Степки конфету, и довольная развернула шоколадный батончик. Не глядя закинула в рот, сделала движение челюстью, замерла, выпучила глаза и сморщившись выплюнула конфету прямо на светлый ковер.

Кулаки ее сжимались и разжимались и вид был такой, что Стёпка понял — пора тикать.

С некоторых пор он научился развивать скорость даже из положения сидя, потому что проказы требовали моментального реагирования.

Пока бабуля ещё только-только осознавала, что именно она положила в рот, мальчик уже несся наверх и успел защелкнуть замок до того момента, когда Лиля поднялась с дивана, чтобы «наподдавать этой каре небесной за ее слишком бурную молодость»!

Впрочем, оказалось вдруг, что спринтер из Лилечки весьма неплох и Степка сквозь дверь посоветовал ей записаться на марафоны для тех кому «за».

Посмеиваясь, потрепал Ваську по загривку и поблагодарил за «конфеты». Кот благосклонно мурлыкнул.

— Я ненавижу этого ребенка! — каменным голосом процедила мать в трубку, наплевав на слова, что у него сейчас важная встреча.

— Лиля, что у вас там опять случилось? — шепотом, наклонившись к столу, пробормотал Лев, понимая, что мать все равно не отстанет, пока не выскажется.

— У меня?! Это у тебя случилось! Твой недомерок подсунул мне вместо конфеты кошачью какашку!

— Почему ты решила, что именно кошачью?

— Ты издеваешься?! — заорала мать. — Это так принципиально чью именно?

Аверьянов тактично промолчал, потому что возразить было решительно нечего. Действительно, какая собственно разница?

— Но даже это не самое страшное!

Лев недоуменно покосился на телефон в своей руке. Что может быть еще страшнее?

— Что еще? — устало спросил он мать.

— Он...он...он...

— Ну?

— Он назвал...меня...меня!!!

— Да как?

— Бабушкой! Нет, ты представляешь? Этот беспризорник назвал меня бабушкой! То есть я его в карты научила играть, а он меня бабушкой! И это в благодарность за все, что мы для него сделали!

Лев закрыл микрофон рукой и хмыкнул. Уж что-то, а это Степка зря. Лиля на многое может закрыть глаза. Поворчать, конечно, поворчит, но закроет. А вот бабулей он ее зря назвал.

— Я с ним поговорю...

— Уже поговорил! Этот чертенок еще замучает тебя, вот помяни мое слово. На твоём месте я бы всучил его матери или в детский дом и...

— Об этом не может быть и речи, Лиля!

— Ах так? Ну тогда я даю тебе один день, чтобы ты нашел ему кого угодно, хоть черта лысого. А я пас! С меня хватит! Не для того я с тобой мучилась, ночами не спала, пеленки меняла, да уму разуму учила, чтобы теперь еще и его выкрутасы терпеть!

Мучилась она, ну-ну...

— Я тебя понял, — холодно ответил Лев и поспешил попрощаться.

Нужно опять что-то решать с сыном и есть только один человек, который может повлиять на Степку.

Закончив совещание, Лев отправился на обед в ближайшее кафе. Долго крутил в руках телефон, придумывая что бы такого написать и наконец решился.

«Простите меня, Пташкина. Я был неправ, не знаю, как загладить свою вину».

Сообщение в мессенджере она прочитала, но отвечать не спешила и Лев уже было решил, что это конец. Самый настоящий и необратимый. По всем, что называется, фронтам.

Мать с ним не разговаривала. Стёпка тоже усердно делал вид, что знать его не знает. Только Аркадий пытался о чем-то поговорить, но с ним Лев и сам болтать не хотел. Полночи он ворочался с боку на бок, с ужасом представляя, что будет делать дальше. Все полетело в тартарары и конца и края этому тартарары не видать.

Он уже почти засыпал, когда тренькнул телефон. Сонно сощурился, морщась от света экрана. Открыл сообщение и прочитал «Бог простит» ...

Подумал было что это не так уж и плохо, что она в принципе ответила. Но развивать эту мысль дальше уже не моглось. Сон сморил Аверьянова, и он провалился в небытие.

Семь кругов ада — это то, что пришлось пройти несчастному Льву в поисках няни. По второму кругу, когда еще не забыт был первый, и всякий раз испытывая то самое чувство дежавю. И вновь раз за разом новенькие нянечки в ужасе сверкая пятками, проклинали все на свете и обещали на веки вечные забыть эту неблагодарную и опасную работу, исчезая в призрачном закате.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В конце концов директора компаний по подбору персонала непрозрачно стали намекать Льву, что как бы это всё... кончились нянечки и других еще не подвозили. В общем давали ему от ворот поворот, потому что Аверьянов может и богатый клиент, но женщины все же не казенные. Эдак скоро работать некому будет, всех на Стёпку изведут.

Аверьянов был в отчаянии и в конце концов вызвал сына на «серьезный мужской разговор».

Степка вяло ковырялся вилкой между зубов и делал вид, что все это вообще его не касается.

— Ты понимаешь, что ставишь меня в безвыходное положение?!

— Сдай меня в детский дом и дело с концом...

— Да что ты заладил — детский дом, детский дом! — не выдержав прикрикнул Лев, — На самом деле что ли ждешь, что сдамся и сдам?..

Степка поднял ничего не выражающий взгляд на отца и спокойно спросил:

— А сможешь?

— Ай... Да ну тебя... Ну что тебе нужно, что, а? Я с тобой и так, и эдак. Но у меня работа. Ра-бо-та! Понимаешь ты, нет? Ты ведь уже не маленький, должен понимать, ну?! Ну чего ты выкобениваешься?!

— Я не выбекониваюсь... — прошептал дрожащим голосом Степка, — Я же не виноват, что они такие все...неумные. Шуток не понимают. Вот.

— Прям все не понимают? Да такого быть не может!

— Не все.

— Ну надо же! И кто такая юморная?

— Будто сам не знаешь... — буркнул сын.

— Только не надо мне напоминать про эту...эту...

— Ты не хочешь ее имя говорить, потому что боишься, что не сдержишься? Опять влюбишься, да?

Лев закатил глаза и потрепал Степку по рыжим волосам.

— Много ты понимаешь...

Теперь уже Стёпка закатил глаза и покачал головой.

— Ну что ты хочешь, давай уже как-то решать этот вопрос? – взяв себя в руки все-таки спросил Лев.

— Я не знаю. Точнее знаю, но тебя не устроит.

— Говори! — воодушевился Аверьянов.

— Да ты не захочешь...

— Вот те зуб!

— Обещаешь-обещаешь-обещаешь?

— Обещаю, слово пацана!

— Ну смотри, ты обещал...

— Да сказал же!

— Ладно, тогда передай Пташкиной, что я ее простил и очень жду.

— Что? Опять?!

— Ты обещал!

Возразить Льву было решительно нечего, но ворчать ему никто не запрещал. Поэтому он еще полчаса жаловался на судьбу, на Аркадия Петровича и на Пташкину. Особенно на Пташкину. А выдохшись зачем-то без передышки и подготовки отмочил:

— Мать звонила.

— А? Какая мать? — не сразу понял Степка.

— Твоя, какая же еще.

— А. Круто. — кивнул сын и быстро встал из-за стола.

— Эй, погоди, ты куда?

— Да у меня там эта...жаба...одна. Небось волнуется. Пойду я.

И опрометью бросился наверх. Лев немного подумал и решил не догонять пацана. Но в очередной раз сделал для себя вывод — слышать об Ольге Степка не хочет.

Лиля с Аркашей загорали во дворе, вольготно раскинувшись на шезлонгах. Аверьянов краем глаза заметил крадущегося к «папочке» Ваську и, сделав вид, что ничего не видит, подмигнул наглому котяре.

Через мгновение раздался истошный вопль и Лев чуть не запрыгал от удовольствия. Давно пора проучить вредного и бесполезного дядьку, но самому как-то не комильфо — а ну как маман окончательно обидится. А коту душевные терзания чужды и акт возмездия как раз кстати.

Короче молодец Васька, поднял настроение перед важным звонком. А звонить надо, сын просил Пташкину, значит придется переступать через гордость и уязвленное самолюбие. И вообще, это же он ее вроде как обидел? Или все не так было? Ой, да какая разница... нужна им Пташкина, значит надо ее как-то сюда затащить.

Мирослава взяла трубку только с седьмого гудка. Голос оказался заспанный.

— Я вас... — вяло пробормотала она и Лев усмехнулся.

— А я вас...

В трубке повисла напряженная пауза и Лев вдруг понял, как двусмысленно прозвучали его слова. Он-то хотел в тон ей пошутить, а вышло как вышло.

— Ну... это хорошо в общем-то. — хриплым голосом произнесла Мира и Лев понял, что вновь краснеет. Хорошо хоть не видит никто.

— Да...

Снова тишина, неловкое дыхание и его слова:

— Мира, Стёпка сказал, что простил вас и...

— И? — в голосе ее явственно промелькнули смешинки.

— И очень хочет видеть.

Пташкина молчала. Пять-четыре-три-два...

— Но если вы против, то я конечно пере...

— Нет! — перебила она. Слишком громко. — Я не против. Просто у меня завтра собеседование.

— Вы уже наши работу? — разочарованно потянул он, ругая себя за несдержанность.

— Да. То есть нет.

— Не понял...

— Ну то есть я завтра на собеседование иду, а тут вы.

— Не ходите...

— Ну конечно. А кто меня кормить будет?

Лев подумал-подумал немного и выпалил:

— Я.

18

МИРОСЛАВА

Аверьянов позвонил как всегда неожиданно. Мира только-только проснулась, благо статус безработной позволял спать хоть до полудня и не сразу поняла, что возле самого уха на тумбочке трезвонит телефон. Из гостиной доносился богатырский храп Вадика, и Мирослава с тоской подумала, что долго она его точно не выдержит. Вчера бывший парень и друг приперся подшофе и полчаса уговаривал Пташкину составить ему компанию и поговорить «для души и по душам». От спиртного она категорически отказалась, ибо уже не первый год соблюдала золотое правило — пить чаще двух раз в месяц — моветон и дурновкусие. Вот. А свои два раза она уже использовала строго по назначению и с нужными людьми. И, кажется, даже перерасходовала на пару месяцев вперед.

А вот от закуски она не отказалась, отнюдь. От души оголодавшая Пташкина наворачивала пиццу, роллы и прочую вкуснотищу, радуясь, что получила с паршивой овцы Вадика хоть шерсти клок. Так сказать, паёк за проживание.

В общем засиделись они допоздна.

Развязавшийся язык друга поведал о злоключениях в дурной компании и о долге в сумму... впрочем, услышав сумму Мира подавилась и пришла в себя лишь от попытки искусственного дыхания. Твердо заехала ребром ладони в переносицу Голованова и предупредила, что крайний срок для выезда — суббота. То есть послезавтра. Треснула и испугалась, а ну как пьяноватый Вадик врежет ей в ответ. Вот веселье-то будет, вот пересуды для соседей и знакомых. Брачные игры идиотов во всей красе. И попробуй докажи потом, что ты не верблюд.

Но пронесло, Голованов по-прежнему руки не распускал, хоть и прикрикнуть считал неотъемлемой частью воспитания женщины. Да, так и сказал, гад.

В общем схватила Мира телефон, а там он — шеф Аверьянов собственной персоной. Подумала-подумала брать или все же не стоит, и, была-не была, томно ответила «Да».

Лев Алексеич юлить не стал, так и сказал, что Степка по ней соскучился — хитрый какой.

И хотела было Пташкина гневно отказаться, да сердце не позволило. Прошептала в трубку «я подумаю» и обессиленно сбросила звонок. Ни денег ради, ни работы для! Лишь о маленьком друге и подопечном болела и тосковала добрая Пташкинская душа.

Весь день ходила она сама не своя, из угла в угол, из комнаты в комнату, обдумывая варианты.

— Да что тут думать-то?.. — наконец воскликнула она сама себе и, немного успокоившись, набрала шефа. Бывшего и по всему видно — будущего.

— Я согласна. Но работать буду только на моих условиях.

— Конечно-конечно... любые условия. — легко согласился Лев Алексеич, но тут же исправился, — Конечно в пределах разумного.

— Ждите!

— А долго?

— Что? — не сразу поняла Мира.

— Ждать, говорю, долго?

— Эм...ну утром приеду. — удивленно ответила Пташкина, и тут же предупредила, — Шофера не надо!

— Вы... понимаете, Мирослава Сергеевна, — тут же заюлил шеф и Пташкина поняла, что от нее чего-то хотят, — Тут такое дело...

— Какое? — нетерпеливо перебила она.

— Да пустяки...

— Так...

— Да всего-то и нужно, что подъехать сегодня. У меня важная встреча и...

— Вечером? — зачем-то съехидничала она и тут же прикусила язычок, — Впрочем это не мое дело.

Лев ничего на это не ответил, тактично сделав вид, что не расслышал вопроса.

— Ну так что? — нетерпеливо спросил он и Мира, вздохнув, согласилась приехать.

— Тогда, пожалуй, шофер мне не помешает. Потому что сама я приеду не факт, что скоро. А если уж откровенно, то факт, что не скоро. Кругом пробки и...

— Не вопрос, Мирослава, считайте, что Виктор уже выехал.

— Хорошо, — вздохнула Мира и нажав отбой, принялась собираться.

Пташкина честно ожидала застать Аверьянова дома и поэтому надела самый любимый свой наряд— романтичное нежно розовое платье в мелкий белый цветочек и светлые сандалии без каблука. Заплела «французскую» косу, слегка подкрасилась в стиле «да я вообще не накрашена, это природная красота, вся в маму, она в молодости тоже такая красивая была» и улыбнулась себе в отражение.

Но Аверьянова дома не оказалось и от этого известия Пташкина так расстроилась, что не смогла скрыть разочарования на лице. Экономка едва заметно ухмыльнулась, пропуская Миру в холл и тут же по всему дому раздался громкий мальчишеский крик:

— Пташкина, матерь божья, укуси меня пчела! Ты все-таки прилетела...

— Прилетела... Ну ты подумай, что ты говоришь? Ну разве на таком моторе можно летать? — засмеялась Пташкина, обнимая подлетевшего Степку.

— Как же я соскучился, Пташкина.

— А я-то как, — Мира закружила Степку по гостиной. — Блинчики тебе испечь?

— Да я уже пообе... - начал было Степка, но тут осекся и радостно кивнул.

— Буду. С творогом хочу. И с вареньем.

— Вот и славно.

Мира потащила Стёпу на кухню и тут за спиной раздался очень знакомый ехидный голос.

— Так-так-так...

Пташкина обернулась и оторопело уставилась на Лилю.

— А вы что здесь делаете? — тут же воскликнула она и получила презрительный взгляд в ответ.

— Тсс... — прошептал Степка, как ему казалось, тихо, — Это бабуля, с ней лучше не спорить. И вообще не разговаривай. Давай сделаем вид, что мы ее не видим.

Мира беспомощно покосилась на Лилю, и та, схватившись за сердце, стала оседать на пол.

Она тут же подскочила на помощь, и успела вовремя подхватить начальницу под руку. Иначе та точно разбила бы голову.

— Это же надо. — прошептала Лиль Пална, картинно держась за сердце, — родного человека и бабулей назвать!

Степка закатил глаза и покачал головой.

— Она твоя бабушка? — не веря своим ушам так же шепотом спросила Мира.

— К сожалению, — подтвердил малыш и, показав бабуле язык, потащил Пташкину прочь из кухни. — Пойдем я тебе что покажу. У меня столько всего, столько всего случилось, пока ты не пришла, что вообще!

— А как же бабушка? – тихонько спросила она на ухо маленькому другу, но тот лишь забавно махнул рукой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А, пустяки, дело-то житейское…

Вот так дела... В офисе все какой год гадали кем Лиля приходится Аверьянову, а оказывается, что она ему мать родная. Нужно срочно разрабатывать стратегию по установлению хороших отношений с Лилечкой, иначе...

Стоп!

Иначе что?! Да это что за бабушка такая, что собственного внука гнобит почем зря?! Да и не должна Мирослава ничего этому дому. Не нравится что-то? Без проблем... Физкульт привет, товарищи! Пользуется Лев Мирой, зная её привязанность к Степке, ох пользуется...

Аверьянов пришел поздно, когда все уже спали. И утром убежал, толком даже не позавтракав. Мира только пятки его увидела.

А Степка вдруг ни с того ни с сего поник и стал ходить по дому будто привидение, сам не свой. На все вопросы отмалчивался, или грустно улыбался, но никак не признавался, что его так гложет.

— Степочка, милый, ну что с тобой такое? — Пташкина погладила воспитанника по рыжей голове и услышала горестные всхлипы.

Прижала к груди и покачала, словно малыша.

— Ну? Расскажи, обещаю, я никому не скажу. Вдвоем-то легче решить проблему, слышал такое? Одна голова-хорошо, а две?..

— Лучше, — всхлипнул малыш и обнял Мирославу покрепче. Зарылся в ее мягкие волосы, и она почувствовала, как шея от его слез становится мокрой.

— Ну вот, сам ведь знаешь...

— Я...- Степка оторвался от нее и отвернулся, — Я просто боюсь, что ты опять уйдёшь, а я...

Снова всхлипнул и разревелся, и Пташкина вновь покрепче прижала к себе.

— А я останусь оди-и-и-ин...

— Ну что ты, Стёпка, не уйду я. Куда мне идти-то?

Сказала и прикусила язык. А ну как все вновь пойдет не так? Разве имеет она право обещать то, в чем сама не уверена?

— Правда?

— Ну кончено, — обреченно подтвердила Пташкина, потому что деваться уже было некуда.

— Это конечно хорошо... но...но...но...

— Что но, Степа?

— Я не могу сказать. Мне запретили, — и вновь поток слез хлынул на футболку няни, превращая её в мокрую тряпку.

— Кто запретил? Расскажи.

— Я не могу-у-у...

— Это папа? — допытывалась Мира.

— Нет.

— Лиля?

— Не-е-е-ет...

— Злыдня?

— Да нее-е-ет же, — отмахнулся Степка.

— Кто же тогда?

— Не могу сказа-а-аать.

— Неужели мама? — догадалась Мира и увидела с каким оцепенением застыл Стёпка.

Тихо прошептал «Нет» и замолчал. В комнате повисла гнетущая тишина и Пташкина поняла, сейчас или никогда. Он боится, но хочет сказать.

— Что мама запретила тебе говорить? — ласково прошептала Мира, давая понять, что она понимает — это секрет, а секреты говорят шепотом.

— А ты правда папе не скажешь?

— Обещаю.

— Мама сказала, что папа мой плохой. Что он нас бросил. И теперь должен нам много-много денег. — выпалил Степка и замолчал.

— И? Дальше что было? —спустя пару минут спросила Пташкина.

— Ну...она сказала, что я должен буду жить тут. А потом сказать, что папа ко мне...ко мне...приставал...

— Подожди секунду, — воскликнула Мирослава, — кажется у меня молоко убежало...

Она выскочила за дверь и прижалась к стене. От услышанного кружилась голова, она и представить себе не могла, что родная мать может сделать с собственным сыном ради денег. Так, стоп. Сейчас не время для размышлений. Нужно сделать то, ради чего она рискнула убежать из комнаты, пока Степка был столь откровенен. Мира достала телефон и включила диктофон. Только бы получилось вновь разговорить ребенка.

С топотом ворвалась обратно, ожидая, что Стёпка вновь закроется и расплачется. Но мальчик сидел спокойный, как удав. Будто только что снял с себя большой груз.

— Извини, что перебила. То есть ты хочешь сказать, что мама попросила тебя оговорить папу? Сказать, что он...он...

— Ну да, — возмущённо воскликнул Стёпка, — что он ко мне пристает. А папка хороший. Он не пристает. Он со мной и в игры играет, и в парк водит, и на машине катает. Он не кричит на меня и не бьет.

— А мама?

— Ну...бывает. — нехотя признался малыш.

— Часто?

— Ну...когда пьяная только. А так она уходит, и я один сижу. А мне скучно одному. Потом дядя Андрей с нами жить пришел, он меня лупил тоже. А я ему гадить начал.

— Как злыдне?

— Хуже, — улыбнулся Стёпка.

— Так ему и надо!

— Да. А тут еще ты, мне с тобой даже бабуля теперь не страшна. Я тут хочу жить. А с мамой не хочу. Я ее люблю, но не хочу туда. Можно же мне ее отсюда любить?

Мира улыбнулась и прижала ребенка к себе. Но за улыбкой ее клокотала такая злость, что попадись ей сейчас Ольга, она почти наверняка выцарапала бы ей глаза.

— Конечно, можно, Степка...

— И папа разрешит? Он тебе ничего про меня не говорил?

— А что он должен был сказать?

Степа замялся и не глядя на Миру продолжил:

— Ну про детский дом...он же меня не сдаст, да?

Мира взъерошила густые волосы подопечного и успокоила.

— Забудь про эти слова. Конечно папа тебя никуда не сдаст. Он тебя очень любит, понимаешь?

— Хотелось бы верить... - вздохнул Степка и прижался мягкой щекой к руке любимой няни.

— Ольга, открывайте! Я знаю, что вы дома!

Пташкина подолбила дверь ногой, потому что сама лично видела, как Ольга вошла в подъезд. Эх, нужно было сразу за ней шмыгнуть и прямо в подъезде допросить с особым пристрастием. Мирослава же проследила в какую квартиру войдет эта женщина и только потом позвонила.

— Чего надо? Я гостей не жду!

— Поговорить надо.

— Не о чем мне с тобой разговаривать! Иди вон!

— Это вам так только кажется, что не о чем... Неужели вам Стёпка вообще не нужен? Хоть бы позвонили...

Дверь резко распахнулась и Миру буквально затащили внутрь. Ольга оказалась сильной дамочкой.

— Чего орешь?! Нехай меня перед соседями позорить.

— Сами себя позорите. Вы почему к сыну не приходите?! Не забираете его?

— А чего мне его забирать? Поди у папаши богатого получше чем у меня будет. Сама глянь как живу...

Пташкина огляделась — квартира как квартира. Две комнаты, санузел, коридор. Неплохой ремонт, довольно свежий, мебель тоже явно не советского образца. Двери, потолки — все современное.

— Нормально живете. Не хуже других! — припечатала Мира и сложила руки на груди.

— Ну-ну...а я чего-то не поняла, ты какого рожна приперлась, малахольная? Я тебе обещала руки пооткрутить?

Ольга решительно двинулась на Пташкину, но та не отступила.

— И чего ты мне сделаешь? — она решила не церемониться и тоже перейти на «ты». — Я, между прочим, кое-что знаю...так что не советую руки распускать.

Ольга остановилась и недоверчиво взглянула на гостью.

— Выкладывай.

— Мира включила телефон и запись на нем и по вскоре уже наблюдала как вытягивается лицо Ольги. На нем, казалось, мгновенно и одновременно отразились все спектры чувств — от недоверия и полуулыбки до страха и страшной злости.

— Ах ты, дрянь! Вот же гаденыш...

Она кинулась на Миру, чтобы отобрать телефон, но та предвидела этот маневр и с размаху влепила свободной рукой той звонкую оплеуху. Ольга встала как вкопанная, растерявшаяся, жалкая... дотронулась до вмиг покрасневшей щеки и прошипела:

— Я тебя убью...

— Попробуй. Только знай, что эта запись есть еще у одного человека. И он в курсе, где я сейчас нахожусь.

— Ты врёшь!

— Давай узнаем...

Мира и правда лукавила, и сейчас сильно рисковала. Никому она ничего не говорила. Правда запись на самом деле сохранила, но кто ее найдет-то, если Ольга прямо тут ее и порешит?

— Что ты хочешь? — Ольга устало опустилась на корточки и схватилась руками за лицо.

— Ничего особенного. Степка же тебе все равно не нужен? Вот и дай отцу возможность и дальше растить его самому. И от Степы отстань, если он захочет общаться с тобой — тебе дадут знать, но по мне-лучше никакой матери, чем такая...

— Хорошо, — спокойно ответила Ольга и Мира порадовалась, что победа оказалась такой легкой.

— Отлично. Сейчас я позвоню Льву Алексе...

Она не успела договорить, как почувствовала удар по темечку и провалилась в темноту.

19

ЛЕВ

Льву очень уж хотелось увидеть Пташкину перед уходом, но время неумолимо близилось к важной встрече и потому ему пришлось уехать, даже не встретив няню.

Эх...а ведь почти наверняка Мирослава надела какое-нибудь обтягивающее платье, выгодно подчёркивающее все её такие аппетитные выпуклости. Пташкина не сказать, чтобы худышка. В отличие от костлявой Анны у Миры и грудь не меньше третьего размера и бедра как минимум равны ширине плеч, а не наоборот. Щечки опять же милые с ямочкой. И ямочка эта с одной стороны.

Да...жаль, что он не успевает, но ничего — Лев постарается вернуться пораньше, чтобы застать Пташкину в бодрствовании и здравии.

А пока на повестке вечера важный клиент, который вот-вот прилетит и нужно успеть обсудить все дела до его отъезда в другой город.

Но быстро не вышло. После важного гостя позвонил адвокат и настоял на скорой встрече. Лев поручил ему взять на себя заботы о судьбе его сына. Дальше так продолжаться просто не может — нужно уладить дела с органами опеки и подавать заявление на лишение прав Ольги в суд. Так вот адвокат навел кое-какие справки и спешил поскорее поделиться ими с Аверьяновым.

— С июля прошлого года Усольцева некоторое время проживала с неким Уткиным. Мужчина имеет три судимости и...

— Зар-ра-за... — зло перебил Лев.

Мало того, что мамаша кукушка, так еще и притащила в дом к ребенку криминального типа.

— Ну, — развел руками адвокат, — В целом поддерживаю. Думаю, нам не составит особого труда лишить дамочку прав на ребенка. У судьи правда может возникнуть резонный вопрос — где вы были предыдущие шесть лет? Каково было ваше участие в жизни сына? Платили ли вы алименты?

Аверьянов взялся за голову. И ведь правда — со стороны так и выглядит — мол, он тоже папаша никудышный, раз толком не интересовался жизнью ребенка. Но ведь Лев хотел как лучше... Ага, заливал бы кому другому, но не себе. Не нужен ему Стёпка был раньше. По пьянке переспал с барышней, она замуж за другого вышла, родила. Тот, другой, и воспитывал, пока Аверьянов деньгами откупался. Вот и весь сказ.

— Что хотите делайте, но Степка должен со мной остаться. — запальчиво воскликнул Лев, — Любые деньги заплачу, но сына никому не отдам.

Адвокат кивнул и поднялся, и Лев было уже собрался ехать наконец домой, но тут позвонил старый добрый приятель и предложил встретиться, так как они давно не виделись. Аверьянов взглянул на часы — время еще не слишком позднее, почему не поболтать с другом часок?

Но часок растянулся на три и домой Аверьянов попал только в полночь. Дом уже мирно спал, но ему необходимо было убедиться, что все на своих местах. Лев постарался как можно тише заглянуть в детскую и чуть не растаял на пороге от умиления. Степка спал в своей постели, заботливо укрытый одеялом, а Пташкина на диване с книгой в руках. Аверьянов тихонько вышел, а уже через пару минут вернулся. Аккуратно приподняв головку Пташкиной уложил её на мягкую подушку, сверху прикрыл пледом и еще некоторое время молча понаблюдал за ней, после чего тихо вышел и со спокойной душой отправился в душ. Поле принятия холодных струй воды, Лев поставил будильник на шесть утра и лег спать. Ибо всем известно, что утро вечера мудреней.

Будильник Лев благополучно проспал и вскочил в половине восьмого. Быстро умылся, не позавтракав, на ходу напялил на себя костюм и вылетел во двор, где водитель уже томился в ожидании шефа. Вновь пожалел, что так и не пообщался с Мирославой и сыном и пообещал себе устроить семейные выходные. Возьмет Стёпку и Пташкину в кино, потом они пойдут в кафе, в парк развлечений. Нет, скучно... да и были они с сыном уже и в парках, и в кафе, и в кино. Что там еще сейчас модно? Можно пригласить их на какой-нибудь квест? Или на картинг? Ну на худой конец в Аквапарк. Заодно и Пташкинскими формами полюбуется вдоволь.

А можно вообще никуда не ходить, а заказать пиццу, нет, много пиццы домой, поставить какой-нибудь классный фильм, и провести целый день вместе. А вечером можно будет во дворе организовать шашлыки. О, кстати, как насчет природы?

Аверьянов быстро набрал в поисковике нужное, и теперь рассматривал объявления о базах отдыха, санаториях и загородных отелях.

Весь день его не отпускали мысли о совместных выходных, и он так размечтался, что не заметил, как этот самый день пролетел. А поздно вечером, уставший, но довольный, вернулся домой, не рассчитывая застать своих домочадцев бодрствующими, но едва вошёл, увидел растерянную Лилю и заплаканного Степку.

— Что случилось? — кинулся он к сыну.

— Пташкина ушлаа-а-а-а...

— Куда ушла? Зачем ушла? Давно ушла? Почему мне не сказала?

— Я не знаааа-аююю... — ревел Степка.

— Она что-то тебе говорила перед тем, как уйти?

— Мы болталии... но я не помню о чееем...

— Вспоминай, сынок. Может быть, она сказала, куда пойдет, а ты просто не помнишь?

— Нет! Она не говорила, что уйдет. Она не говорила, что уйдет, я не помнююю...

— Ладно-ладно, успокойся. Сейчас бабушка тебе книжку почитает, а я пока попробую ей дозвониться.

Аверьянов заметил, как выпучила глаза «бабушка», но ему сейчас было не до чужих капризов. Тут няня пропала, ребенок в истерике бьется, не до реверансов.

«Абонент не отвечает, или временно недоступен. Попробуйте позвонить позднее».

Черт!

— Позвонил? — робко спросил Степка, когда отец вернулся в гостиную.

— Позвонил.

— Она приедет? — с такой надеждой спросил мальчик, что у Льва язык не повернулся сказать правду.

— Приедет. Она сейчас просто очень занята, срочные дела. У нее это...этот...дедушка...заболел.

— Дедушка? Ну Пташкина. Хоть бы сказала... я бы понял, чего она не сказала-то, а?

Степка обиженно засопел, но вроде успокоился. А вот у Льва беспокойство только нарастало. А он и сам не понимал почему.

Аверьянов ворочался до самого утра. Почему-то накрыло беспричинное беспокойство. Ну и что, что уехала эта Пташкина? В первый раз что ли она странно себя ведет? Ну подумала небось, что день отработан, а на ночь решила не оставаться. Завтра наверняка приедет утром, как пить дать приедет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ну и что, что телефон не отвечает? Где-нибудь отдыхает, вот и отключила трубку, чтобы не помешали. Например, он своими звонками.

Они, конечно, так не договаривались, но Мирослава видимо рассудила по «своим условиям». Посмотрела, что в доме Лиля и не предупредила Степку, чтобы не расстраивать раньше времени. Пусть потом расстроится, чего уж там.

До утра Лев утешал себя подобными мыслями. Но почему-то слабо верил в них сам. Он хоть и не женщина, но шестое чувство прямо-таки нашёптывало — что-то случилось. Что-то произошло экстраординарное. Ну не уехала бы Пташкина просто так, никого не предупредив. Не такой она человек.

В общем ворочался Лев, ворочался, и наконец уснул часам к пяти, а проснулся от чьих-то всхлипов прямо над ухом.

— Ааа... не пришлааа...Пташкинааааа... — надрывался Степка, пока Лев соображал, что происходит.

Наконец вспомнил. Нахмурился и хрипло спросил:

— Не пришла?

Степка всхлипнул, подавился слюной и закашлялся.

— И не звонила? Ой, что я такое говорю, она же у дедушки, - спохватился Лев, но поздно. Степка казалось все понял.

В комнату заглянула обеспокоенная Лиля. Лев редко видел мать такой серьезной и понял, что дело труба. У матери чутье работает на все сто, и, если уж она такая насупленная, значит тоже на душе у нее неспокойно.

— Не звонила? — хмуро спросила она и теперь уже пришла очередь Льва качать головой.

— Спал отвратительно. Всю ночь звал эту свою Пташкину. Надо же. Не мать родную, а няньку...

Аверьянов вопросительно взглянул на Лилю, и та пояснила, кивая на Степку.

— Стонал ночью, вот я и подошла посмотреть, что такое, — сказала так, будто стесняясь этого факта, — Пришлось укачивать...

Лев ушам своим не поверил. Чтоб Лиля и укачивала ребенка? Чтобы беспокоилась о ком-то кроме себя? Да нет, быть такого не может!

— Да не смотри ты на меня так! Что я, зверь что ли какой? Жалко мальчишку, когда мамаша такая, эх...

Она махнула рукой, а Степка, до этого внимательно слушавший их разговор, вновь заревел.

— Ты бы съездил хоть к ней, чего она сбежала-то? Не хочет работать, что ж теперь, пусть скажет по-человечески. Черт ее таки забери!

Лиля вновь перешла на свой манер разговора, и Аверьянов начал приходить в себя. Кое-как успокоили Степку, пока Лев собирался ехать к Мирославе домой, а Лиля пообещала посидеть с мальчиком.

Через полчаса Аверьянов уже тормозил возле блочной пятиэтажки и не успел позвонить в домофон, как из подъезда впорхнула парочка. Он прошмыгнул внутрь и поднялся на третий этаж. Позвонил в дверь, и та неожиданно открылась. На пороге стоял полуголый Вадик и нагловато ухмылялся. На щеке его красовался след от помады и сердце Льва дрогнуло.

— Мира где? — рыкнул он, на что Вадик лишь ухмыльнулся.

— Сам додумаешь, или подсказать? — пьяновато и с издёвкой произнес он, и Льву неимоверно захотелось как следует вдарить этому козлу. Но он сдержал себя. Пока что.

— Мне нужно с ней поговорить.

— Она спит...

— Черт! — Лев оттолкнул Голованова в коридор и пронесся прямиком в спальню.

На пороге встал как вкопанный, когда увидел прямо на ручке двери красные кружевные трусики, выглядывающую из-под одеяла стройную ножку и макушку.

— Черт! — еще раз произнес он и под мерзкое похихикивание Вадика развернулся, чтобы уйти. На пороге не выдержал — дал-таки в морду уроду. Плюнул бы до кучи, но решил не опускаться.

— Черт! — в третий раз чертыхнулся Лев и в самых расстроенных чувствах покинул негостеприимную квартиру. Больше ничего он сказать не мог и не знал, что делать дальше.

Он пулей вылетел во двор и рывком открыл дверцу машины. Сел на водительское сиденье и уставился в одну точку.

Как блин верить кому-то еще, а? Анна оказалась гадиной, Ольга — сволочью, Мирослава...эх, про нее даже говорить не хочется! Одна мать удивила, да толку-то...

Хотя... а разве Пташкина ему что-то должна? Вроде бы нет. Но отчего так неприятно ноет в груди? Да и вообще, нормально не могла сказать, что домой едет? Слабо что ли?

Лев немного посидел, приходя в себя и уже хотел было трогаться с места, но... что-то никак не давало покоя, маячило в голове, какая-то важная мысль, деталь, за которую он никак не мог ухватиться. Что-то очень важное.

Лев до сих пор находился в Пташкинском дворе, почему-то никак его не покидая, будто примагниченный. Зачем-то вышел из машины, прошелся туда-сюда и присел на лавочку.

— Куда же вы, мужчина, сели... эх вы! — воскликнула старушка у соседнего подъезда.

— А? Что? Что такое?

— Да вы что же, не видите? Написано же — окрашено. Лавочку только покрасили.

«Покрасили...покрасили...а ведь точно!»

Лев подскочил с места, не обращая внимания на то, что к джинсам намертво прилипла желтая краска и опрометью бросился в подъезд, на ходу, прокричав «Спасибо» доброй женщине.

На этот раз он набрал номер соседней квартиры и коротко бросил в трубку «ЖЭК». Его сразу впустили, и он пулей влетел на нужный этаж.

Голованов, явно не чаял вновь увидеть Льва и оттого не ожидал столь стремительной атаки. Получив очередной удар в глаз, Вадик охнул и осел на пол, а Лев бросился в комнату. Вот какая мысль не давала покоя — маленькая деталь. Пташкинская шевелюра рыжеватого оттенка, а дамочка на кровати платиновая блондинка. Вряд ли Мирослава успела за ночь перекраситься. Аверьянов ворвался в спальню, бесцеремонно стащил со спящей девушки одеяло, и та завизжала благим матом, пытаясь прикрыть оголённую грудь и все остальное от нежданного визитера.

Лев облегченно выдохнул — девица хоть и смазливая, но до Мирославы ей далеко. Не она — и славно.

Он со смущением и придурковатой улыбкой извинился перед ошалевшей девушкой и вернулся к малахольному козлу, так и сидящему на полу.

— Ну что, гаденыш, вставай. Я тебя сейчас бить буду.

«Гаденыш» с трудом приподнялся с пола и затравленно взглянул на Льва.

— Что ж ты добрых людей в заблуждение вводишь? — сжимая кулаки Лев двинулся на парня и тот только что в стену не вжался.

— Да я так... пошутить хотел. Я...я не хотел...

— Где Мирослава? — гаркнул Лев и Вадик затрясся, словно осиновый лист.

— Я...я не знаю. Она не приходила. Ну я и позвал эту... Люську в смысле позвал. — махнул рукой в сторону спальни.

— Уверен, что ее на было?

— Да вроде. Я весь день вчера дома был. И позавчера. И сегодня. Не приходила. А что, случилось что?

Отвечать Лев не стал, только отвернулся, потому что в это время девица, испуганно косясь то на него, то на Вадика прошмыгнула в ванную.

— Где она, может быть, знаешь?

Голованов развел руками и льву вновь захотелось вдарить ему, но в этот раз он сдержал свой порыв.

— Придет домой, пусть позвонит. Обязательно. Понял меня?

Вадик закивал, и Лев был уверен — передаст. Тот еще передаст, мать его етит!

20

Пташкина

Очухалась Мирослава на чем-то жутко неудобном и жестком. Попыталась подвигаться и тут же что-то острое уперлось аккурат в область печени. Пташкина открыла глаза и.... ничего не увидела. По крайней мере вначале. А потом, когда глаза немного привыкли к темноте, с трудом, но различила окружающую действительность. Хотела она было подняться, да не смогла — руки оказались крепко связаны за спиной, они неприятно затекли и болели при каждой попытке ими пошевелить. Ноги тоже оказались связаны, но их она чувствовала хорошо. Голова нещадно болела не только в месте удара, но и в области висков и даже лба.

"Хоть бы таблеточку какую..." - подумала Мира и тихонько заплакала.

Но потом, немного подумав, решила, что слезами горю не поможешь, и плакать вдруг перестала. Собралась с мыслями и сконтцентрировалась на насущном.

Итак, что она имеет?

А имеет Мирослава какую-то комнату с зашторенными окнами. А за шторами сейчас скорее день, чем ночь. Ну или на худой конец утро. Полоска света едва-едва выбивается из-под узкой щели между полом и собственно самой шторой. Сама Мирослава сидит скорее всего на полу, связанная и несчастная, и страдает от острого угла какой-то доски. Хоть бы немного отодвинуться, а то так вся печень отвалится раньше времени.

Пташкина чуть сдвинулась и ей действительно сразу же полегчало. Попробовала расслабить путы на руках, но они мало поддавались - то ли затекшие руки не слушались, то ли завязано было слишком хорошо. Только бы не морским узлом...

Мира подвигала ногами, потерла их друг об друга и случайно с силой ударила по полу. Тут же замерла, потому что за дверью раздались шаги, и кто-то заглянул внутрь. Мира закрыла глаза и притворилась спящей. Даже чуть-чуть побоялась приоткрыть глаза — да и какой смысл? Она ведь помнила кто ударил ее по голове, так что чего уж там смотреть?

— Что там? — послышался мужской голос из-за двери и кто-то шикнул в ответ совсем рядом с Пташкиной.

Ее пнули в бедро и Мире пришлось собрать всю силу воли, чтобы не пискнуть в ответ.

Этот кто-то склонился над ней и видимо всмотрелся в лицо, Мира даже сквозь сомкнутые веки почувствовала тень перед собой и чужое дыхание.

Наконец этот кто-то вышел и Мира смогла-таки дышать.

Выходит, Ольга не одна? Ведь слышала же Мирослава мужской голос... И что же они теперь собираются с ней делать? Неужели убьют? Батюшки святы, да разве ж можно живого человека и кончить?

Нет уж, Пташкина ни за что не дастся так легко. Без боя не сдастся, это прям точно.

Она прислушалась, за стенкой раздались приглушенные голоса. Мира очень-преочень осторожно, буквально на попе двинулась к стене поближе, так ей хотелось услышать, кто и о чем там говорит.

Не сказать, что прямо-таки в два счета достигла Пташкина стены, но когда добралась, то тут же приложила ухо к розетке, так удачно оказавшейся рядом, и вслушалась в разговор.

— Да кончать ее надо! — твердо сказал Ольга, а Мира подумала: «Вот же дрянь какая! Ну как такое вообще возможно?!»

— Вот ты бы и кончала! — зло ответил мужчина, — Никак не пойму какого хрена ты ее по башке отоварила?

— Так она грозилась всем про Степана рассказать... ну что я его на папашу натравила, — неуверенно ответила Ольга.

— Да ведь она тебе русским языком сказала, что запись у ее подруги хранится. Кстати, что за подруга? Ты узнавала?

— Да когда? Нет еще. А надо было?

— Ой дура... ну дура... Надо было, разве непонятно? Толку-то, что ты ее кончишь? Подруга та все и расскажет, тебя загребут, а с тобой и меня. А у меня судимости, и пойду я опять зону топтать. Оно мне надо? Ох, грехи мои тяжкие, бросить тебя что ли?

— Андрюшенька, ну милый, ну ты чего? Не надо меня бросать. Я же люблю тебя!

— Пошла ты! Любит она... Любила бы -  не подкинула проблем! Теперь вот сама со своим дерьмом разгребайся, а мне мокруха ни к чему. Уяснила?

— Ну а что же мне делать? — за стенкой послышались всхлипы и Мира поморщилась.

— Ай... уйди ты, дура! В общем так, со мной пойдешь если поймают. Один я ее кончать не буду! Не думай, что отмажешься. Уяснила?!

— Уяснила, милый, уяснила... давай я тебя расслаблю. Ну прости ты меня, ради нас же старалась. Вместе гадину прикончим, а как же...

Мира услышала какие-то чмоки, вздохи и ахи вновь чертыхнулась. Правда про себя. Вновь ей приходится быть свидетелем чужих игрищ, а между тем жизнь ее на волоске висит. Нужно выбираться пока они там делом грешным заняты.

Пташкина в это момент мечтала о двух вещах — берушах в уши и оказаться подальше от места своего пленения. Стараясь не обращать внимание на чужие стоны, она с остервенением принялась освобождать руки и ноги, одновременно с этим умудряясь ползти на попе в сторону двери. Не слышала она, чтобы ее запирали на ключ, так что шанс есть.

Как назло, руки никак не желали развязываться, и тогда Мира решила, что и черт с ними, с руками этими. Главное, что ноги почти распутались, и сама Мирослава уже подползла к двери. Попыталась встать, но затёкшие конечности не позволили сделать это с первой попытки.

«Десять...девять...восемь...»

— Ах... ох, пойдём в спальню...

— Куда?.. Ррр, ммм, а эта?

— Ах, ну что, ох... что с ней будет? Ммм...ах!

«Семь...шесть...пять...»

— О да! Ах, чмок, ух!

— Ррр...

«Четыре...три...два...»

Ноги наконец выскользнули из веревки и Мира смогла подняться, опираясь о стену. Повернулась спиной к двери и нащупала ручку. Аккуратно надавила на неё и, о радость, дверь подалась. Полоска света скользнула в комнату. Пташкина немного подождала, в любой момент ожидая быть обнаруженной, и, наконец, едва дыша, сделала шаг навстречу неизвестности. Зажмурилась на секунду, в любой момент ожидая удара, но из комнаты до сих пор раздавались недвусмысленные стоны.

Пора!

Сейчас или никогда.

Выглянула, подождала пока глаза привыкнут к свету и рассчитала траекторию побега. Нужно ведь не только успеть добраться до двери, но и оценить длительность открытия замка. А учитывая, что руки по-прежнему связаны...эх...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Три...

Два...

Один...

Пуск!

Мира на цыпочках прокралась мимо приоткрытой двери спальни, мимо кухонной двери, и даже мимо туалетной. Кстати, тут же до одури захотелось в уборную, будто сейчас это было самым важным. Пташкина прогнала от себя глупые мысли и уже приблизилась к входной двери. Оценила замок — совершенно обычный такой замок. Раз повернул и дверь будет открыта. Если, конечно, ее дополнительно не закрыли на ключ, а ключ где-нибудь не спрятали.

Но все же это казалось маловероятным, а вот спасение было очень уж близко. И Мира решила его ускорить. Вдохнула в грудь воздуха, развернулась к двери спиной и попыталась нащупать замок. Нащупала, он щелкнул, дверь, о новая удача, тут же подалась и...

— Эй, ты куда?..

Пташкина подняла взгляд и успела увидеть испуганную Ольгу, сжимающую в руке что-то стеклянное, прежде чем получила этим стеклянным по многострадальной голове и отключилась.

Ну вот опять...

Та же комната. Та же темнота. Еще крепче связанные руки и ноги и еще болезненнее головная боль.

Нет, ну это уже ни в какие ворота не лезет! В голове тут же всплыли слова приснопамятного волка из всем известного мультика «Шо, опять?!»

Ну по крайней мере она пыталась.

Нет, только не стоит думать, что Пташкина покорилась злодейке-судьбе и сдалась. Вот уж дудки! Просто еще видимо не пришло время для побега. Наверняка ей еще не раз представится такой момент, но не сегодня, не сегодня... Но то, что представится - не может быть никаких сомнений! Совершенно точно и никак иначе.

И вообще, если рассуждать логически, то дураку ведь ясно - хотели бы убить, уже убили бы. А они вон как спорят опять — кричат, будто полоумные. Вернее, Андрюшенька кричит, а Ольга умоляет его ее не бросать.

«Блин, ну что за мамаша Степке досталась, а? Ну дура дурой. Хотя я тоже хороша... И надо было мне сюда прийти, да еще и никого не предупредив. Ну и чем я лучше? А..."

Пташкина сейчас могла бы махнуть на себя рукой. Могла бы, если бы не путы. Поэтому пришлось просто поморщиться от своей глупости.

А еще... сколько бы она не храбрилась, а дальше ей становилось все страшней. И вновь так некстати Мира вспомнила, что не так давно (а может и давно, кто ж знает сколько она в отключке провалялась) она очень даже хотела в туалет.

— Эй, изверги! Пустите в ватерклозет! — закричала Пташкина.

В дверь тут же вломилась Ольга, подлетела к Мире и прошипела:

— Не ори, полоумная! Или я тебе и рот завяжу. Ясно?

Мира кивнула, чего ж тут неясного?

— Ясно. А в ватерклозет можно?

— Я бы тебе сказала куда тебе можно и нужно пойти. Что еще за клазет такой?

— Да туалет...

— Ах ты умная значит? Повыделываться хотела со своим ватерлоо? Ну и сиди теперь тут!

— Но в туалет-то отведи, я ж тут сейчас напрудю...

— Я те напрудю! - Ольга в замешательстве застыла посреди комнаты, не зная как правильно поступить - по уму или по вредности. К счастью здравый смысл победил и она шикнула:

— Пошли давай!

Она легко, откуда столько силищи-то, подняла расквасившуюся Пташкину на ноги и потащила за собой. Ну как потащила... Мирослава тут же споткнулась, ведь всем известно, что с завязанными ногами необходимо прыгать, а не идти, и грохнулась на колени.

— Тьфу на тебя!

— Ну ты ей хоть ноги-то развяжи! — обреченно махнул рукой появившийся из кухни Андрюшенька, — Что ж такое...

Ольга недовольно зыркнула в его сторону, но спорить не стала. Послушно разрезала не пойми откуда взявшимися в руках ножницами путы, и втолкнула Миру в туалет.

— Три секунды. Отсчет пошёл!

— А руки помыть? — заикнулась было Пташкина, но Ольга показала ей скотч и пообещала-таки заклеить рот, если та будет много болтать.

( И скотч тоже будто по мановению волшебной палочки в руках появился. Да. Такая она, эта Ольга, волшбеница).

— Ой ладно-ладно... уж и спросить нельзя. А долго я бу...

— Кыш!

— Да молчу я, молчу. Ну хоть полежать-то мне можно?

— Да дай ты ей уже полежать! — гаркнул Андрюша, — Ну в самом деле.

Ольга, пунцовая от распиравшей злости, сжала кулаки, но не посмела ослушаться своего суженого и таки довела Миру до кровати.

— Все. Заткнись уже и спи что ли. А я пока придумаю куда тебя прикопать ближе.

— А можно пое...

— Цыц!

— Ладно-ладно.

Дверь за Ольгой закрылась, и Мирослава попробовала вытянуться на слишком маленькой кровати. Но связанные за спиной руки мешали. Тогда она перекатилась на бок, но не удержалась и перекатилась теперь уже на живот, уткнувшись лицом в подушку, оказавшуюся неожиданно мягкой. А еще она показалось пахнущей чем-то до боли знакомым. Мира нюху своему не поверила. Наволочка пахла...пахла...Степкой? Неужели она в его комнате?

Слезы сами собой покатились по лицу, а вытереть Мира их никак не могла. Подушка становилась мокрой, а Мира все ревела и ревела, и доревалась до того, что наконец заснула. И спала она долго и спокойно, без сновидений и кошмаров. Ровно до того момента, как услышала чьи-то болезненные стоны прямо у себя под ухом.

21

ЛЕВ

Приехав домой, Лев первым делом направился наверх. Туда, где спал тревожным детским сном Степка. Аверьянов вгляделся в родные черты, хотел было потормошить сына, чтобы тот проснулся, но так и не решился разбудить. Мать вошла следом и приложила палец к губам, поманив Льва за собой.

Пришлось Льву ждать пока Степка проснется, а пока он расспрашивал Лилю, что происходило здесь без него и не вспомнил ли ребенок, куда могла отправиться няня. Про Вадика он рассказывать не стал, впрочем мать вряд ли это могло заинтересовать впринципе.

Сама она только коротко поведала о том, что "мальчик ничего не ел и был очень беспокойным. А потому ей пришлось два часа заговаривать ему зубы и он, вконец умотанный ее историями, заснул".

— Спасибо! -

— А... - махнула рукой Лиля, — Это и к лучшему. Не привыкла я к таким душещипательным историям, — нарочито картинно зевнув, пробормотала она, — Меня в детстве Снежная королева поцеловала, так что ну вас на фиг...

— И детей ты не любишь. Я помню, — отмахнулся Лев.

Его нисколько не задели материнские слова. Он давно привык к ее закидонам, чтобы на них обижаться или что-то там себе выдумывать. Мать любит хорохориться, но случилось что - всегда идет на выручку. Такой уж у нее характер.

— Но вообще мальчик милый, — неожиданно закончила матушка и Лев не мог с ней не согласиться. — Хотя вначале показался засранцем, честно говорю. Но сразу видно, от Ольки там ничего нет — все наше, Потаповское взял.

Потапова — девичья фамилия Лили и она очень гордится тем фактом, что никогда ее не меняла. Сквозь все четыре замужества пронесла матушка отцовскую фамилию и очень сокрушалась, что единственный сын унаследовал фамилию Аверьянов.

— Я рад, — коротко ответил Лев, занятый совсем другими мыслями.

Если Мирослава не приходила домой, то куда она могла пойти? По словам сына Пташкина прямо-таки сорвалась куда-то, чуть ли не бегом побежала. Может свидание? Вдруг она забыла о нем, а потом вспомнила?

Нет...в это Лев верил с трудом. Он уже худо-бедно изучил повадки няни, маловероятно, что она, бросив ребенка, тут же ломанулась устраивать личную жизнь. По крайней мере верить в это ему уж очень не хотелось. Но тогда куда же она могла направиться? Можно попытаться разыскать эту...как ее...Зину что ли?

Лев достал телефон и набрал знакомый номер.

— Алё, Иван Иваныч...да-да, да нормально все. У вас как? Елена Фёдоровна как? Не болеет? Вот и славно... А? Я как? Да у меня тоже нормально все, ага, спасибо. Там ваш проект готов почти. А как же... в лучшем виде. Ну да, ну да... Иван Иваныча, а у меня к вам дельце небольшое. Поможете? Вот и славно, да... Нужно про человечка узнать все, и даже больше. Узнаете? Сейчас я скину вам информацию на мессендж. Все, спасибо. Да, буду ждать.

Через полчаса Аверьянов уже знал всю подноготную Пташкиной Мирославы Сергеевны. Благо Иван Иваныч работал в одной замечательной организации, где узнать про человечка даже то, что он сам о себе не знает — не составляет особого труда. Главное к такому человеку нужному подходы иметь... У Льва подходы есть, зря он что ли уже третью квартиру Иван Иванычу обставляет по себестоимости?

— Алло, Зинаида?

— Я-я, зер гуд!

— Это Лев. Аверьянов. Мы с вами знакомы, помните?

Зинаида закашлялась и Лев тут же покраснел. И действительно, знакомство было весьма горячим.

— Разве такое забудешь?.. — с придыханием ответила Растопыгина, и тут же жарко спросила, — Вы по личному вопросу?

— Эм... ну можно и так сказать.

— Я вся внимание...Лев...Левушка...слушаю вас и повинуюсь...

Аверьянов совсем было стушевался, но вспомнив про Мирославу, все-таки взял себя в руки.

— Я насчет Миры. Пташкиной. — зачем-то добавил он.

— Аа...а  я-то думала... — разочарованно протянула Зина и Лев даже подумал, что она сейчас бросит трубку, поэтому чуть ли не закричал:

— Нет, Зина, милая, только не бросайте, это очень важно!

— Очень-очень? — в сомнении протянула она.

— Дело жизни и смерти!

— Ну тогда спрашивайте.

И Лев подробно расспросил не знает ли Зинаида, где сейчас Пташкина. На все вопросы Зина только головой качала. Правда Лев этого не видел, но это не отменяет того факта, что она качала.

— Очень жаль... — разочарованно протянул он и добавил. — Вы, если что... сразу звоните.

Растопыгина горячо пообещала, что обязательно позвонит и всё такое и на том они мило распрощались.

Степка проспал три часа — видимо сказались переживания за любимую няню. А проснувшись, он вновь вспомнил о ней и тут же побежал проверять — не пришла ли Мира домой пока он так сладко спал.

Внизу встретился с отцом, разочарованно надул губы и хотел было расплакаться, но под изучающим взглядом Льва не решился.

Он же не маленький уже в конце концов — сколько можно реветь?

Лев устроился на кухонном диване и чейчас пил кофе, заботливо сваренный матушкой. В последнее время он с трудом узнавал мать, так она переменилась.

— Поди-ка сюда, сынок, — попросил отец, похлопывая ладонью на место рядом с собой. — Есть хочешь?

— Ну конечно хочет! - воскликнула Лиля, - Чего ты спрашиваешь ерунду? Да, мальчик?

Степка неуверенно кивнул, ведь он и правда давно ничего не ел.

— Что за собрание? — на кухне появился Аркадий Петрович в растянутых трениках (и где он только их берет?) и почесал лысую макушку, обнажив волосатую подмышку.

— Аркаша! — шикнула Лиля на своего благоверного и тот тут же обиженно засопел обратно к себе в опочивальню.

Впрочем, вернулся он почти сразу, но уже вполне одетым.

— Ну что, молодежь? Не вернулась наша овца загулявшая? — гаркнул Аркадий и тут на него уже все шикнули.

Даже Степка погрозил кулаком.

— А я чего? Я имел ввиду заблудшая. Да, овца заблудшая.

— Дап что ж ты за человек такой!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Сами вы овца! - обиженно протянул Степка.

— Я-то может и овца, да только что же ты, малец, молчишь, что она про мамку твою спрашивала?

— Ааа... - закричал вдруг Стёпка и бросился с кулаками на Аркадия Петровича, — Дурак ты!

— Степка!

— В чем дело?!

— Ааа...

— А я чего?

— Так! Тихо всем! — гаркнул Лев. — Степа, немедленно извинись!

— Не буду, — заплакал мальчик, — Он меня выдал. Потому что. Вот и не буду.

— Так значит это правда, что Мирослава про маму спрашивала? Ты пойми. Если расскажешь, может мы поймем наконец куда она ушла? И вернем её. Хочешь ведь вернуть Пташкину?

— Ну...хочу. Но она просто спросила, где я жить хочу... и... — Степка вдруг замолчал и опустил глаза.

— Что «и»?

— И все.

— Нет, не все, малец... — встрял Аркаша, — Может я и предатель, зато слышал, как ты адрес ей сказал. Вот.

Степка вновь опустил глаза и тихо заплакал, а Лев уже обувался у двери.

Кажется, он знает где следует искать следы Миры.

Ольга жила в спальном районе города, в одной из новостроек-свечек. Лев здесь уже бывал однажды, когда привозил деньги для сына. В то время у Ольги по какой-то причине не оказалось карты и она попросила его приехать лично. А еще попросила помочь с ремонтом и Аверьянов помог. Видимо потому и просила подъехать, чтобы показать в каикх улсовиях ( в недостроенной квартире) приходится жить его сыну.

В итоге ремонт общими силами был закончен ( а также Лев полнолстью обставил жилье мебелью) и больше Ольга не отсвечивала, решив видимо сильно не наглеть. Тем более что алименты Аверьянов платил исправно и не скупясь, и это при наличии у ребенка отчима, вписанного в свидетельство о рождении настоящим отцом.

В зеленом дворе стоял невообразимый гомон — туда-сюда носилась озорная ребетня всех возрастов, и Лев очень пожалел сына, которому так и не нашлось здесь места.

Звонить в домофон он не стал. Просто прошмыгнул в подъезд с какой-то девочкой, которая до ужаса странно на него косилась. Когда подошли к лифту, малышка резко стартанула по лестнице под его недоуменным взглядом и Лев только головой покачал. Сам он дождался лифта, нажал на кнопку с номером двадцать пять и поехал вверх. В конце пути немного заложило уши и Лев вновь покачал говлой. Какая охота была жить так высоко? Впрочем какое ему собственно дело до того кто и где живет?

Он немного потоптался под дверью, отчетливо слыша голоса — женский, явно принадлежащий Ольге и мужской — незнакомый. Да и откуда бы ему знать любовника матери собственного сына? А может и не любовник это вовсе, а друг, брат, сосед?..

Наконец Аверьянов решиетльно нажал на кнопку звонка и принялся ждать. В недрах квартиры раздалась приятная трелль и голоса под дверью внезапно замолкли. Лев подождал немного и нажал вновь, но никто не спешил ему открывать.

— Ольга, открой, пожалуйста. Я же слышал, что ты дома. Надо поговорить.

Из-за двери раздались какие-то шушуканья и Лев, так и не дождавшись ответа. вздохнув сказал:

— Я все слышу.

Шушуканья усилились, и спустя минуту наконец послышался лязг замков. Дверь немного приоткрылась.

На Льва смотрел какой-то лохматый и бородатый мужик, а из-за его плеча показалось испуганное лицо Ольги.

— Чего надо? К бабе что ль моей пришел?

— Эта баба, как вы выражаетесь, — мать моего сына. Так что позвольте поговорить с ней.

— Щас, дам, ага. Держи карман шире. Позвольте, да пожалуйста... Ты это, давай иди мужик отсюда, некогда нам. Заняты мы. Любовью значит... — ухмыльнулся бородатый.

— Я вас по хорошему прошу... — начал было Лев, просовывая ногу в дверной проем, но мужик нагло выпихнул его назад.

— Иди-иди...нечего тут делать. Потом поговорите, а пока мы тут заняты. Говорю же, любовь у нас.

— Ну хорошо. — вздохнул Лев. — Тогда я пока полицию вызову и оргаын опеки, раз мать к сыну не хочет приехать, а вы уж тогда не обижайтесь. Время на любовь у вас еще есть — минут двадцать. Может чуть больше...

— Андрюша, — пискнула Ольга, — пусть войдет...

Андрюша, по всему видимо тот самый рецидивист, о котором Льву рассказывал адвокат, злобно зыркнул по сторонам, нехотя посторонился и пропустил-таки гостя внутрь. А сам так и остался стоять в коридоре, скрестив руки на груди, как бы показывая, кто тут на самом деле хозяин.

— Ольга, будь добра, попроси своего...мм... сожителя, чтобы он ушел. Нам надо поговорить тет-а-тет.

Ольга беспомощно покосилась на любовника, но тот только покачал головой, давая понять, что будет присутсовтвать при разговоре. Лев сжал зубы, сдерживая поднимающуюся волну негодования и раздражения.

— Ну? Так и будешь молчать? Ты чего хотел-то? — казалось Ольга вновь обрела былую уверенность и теперь взирала на Льва с присущей ей прежде наглостью.

— Хм... да собственно ничего особенного. Просто хотел узнать не собирашеься ли ты вернуться за сыном?

— Собираюсь.

— Неужели?

— Ужели. Это все? Узнал? Теперь вали давай.

И пошла грудью на Льва, оттесняя его к двери. Но Аверьянов не намерен был так легко сдаваться и отступать. Упрямостью он с детства страдал, так как эта нужная иногда черта ему передалась по наследству от матушки.

— Да? И когда же?

— Завтра приеду. Погостил Степан у тебя и хватит, ты прав. Завтра же утром заберу. А что, надоел тебе этот гаденыш? — усмехнулась она, и Лев почувствовал непреодолимую тягу врезать по наглой морде. Даром, что женщин он в жизни не бил... только это разве ж женщина?!

— Кто же тебе теперь его отдаст?

— Да ты и отдашь. Тем более, что это все равно не твой сын, так что...

— Врешь!

Ольга ухмыляясь качала головой, а Лев понял, еще чуть-чуть и он и впрямь не сдержится. Но он собравшись все же взял себя в руки. Эх, кто бы знал скольких моральных трудов ему это стоило.

— Хорошо. Но вначале тебе придется доказать это в суде.

— Что?

— Что он не мой сын.

— Слушай...папаша... — начал Андрей, — Ты все сказал, да? Она тебе ответила. Да? Иди уже с Богом, иди. Завтра приедет Оля, там и решите, что с пацаном делать. Хочешь в суд, хочешь в опеку...куда хочешь иди. А сейчас ты реально достал уже. Слышь?

Он угрожающе двинулся на Льва, а у того и самого уже нещадно зачеслаись кулаки. Но в то же время он понимал, что распускать их не стоит — суд может учесть все что угодно, когда будет определять место жительства ребенка, а потому надо сдержаться, надо. По крайней мере адвокат ему настойчиво это рекомендовал.

И еще... он ведь так и не узнал ничего про Пташкину, а разговор уже как бы свернулся.

— Ладно... — он примирительно поднял вверх руки, как бы сдаваясь.

— Вот и умница... — довольно пророкотал Андрей.

Лев с улыбкой кивнул и уже развернулся, чтобы «уйти», но в последний момент обернулся и как бы невзначай спросил:

— У меня только один вопрос — девушка сюда не приходила?

Спросил невинно, ничего не ожидая, но в коридоре вдруг повисло гнетущее молчание. Лев смотрел на Ольгу. А Ольга и Андрюша смотрели на него. Ольга отмерла первой.

— Какая еще девушка?

— Няня. Вы вроде должны были с ней пересекаться когда ты приходила в прошлый раз...

— Няня? — задумалась, или сделала вид, что задумалась, Ольга. — Да вроде нет. Не было никого... Может она приходила пока меня не было?

Она вопросительно уставилась на сожителя, но тот интенсивно покачал головой.

— Не было тут никаких нянь. Иди уже, папаш, иди, ну не гневи ты Господа...

— Хорошо-хорошо. — как ни в чем не бывало ответил Лев, — Конечно пойду. Чего ж не пойти... Сейчас спущусь вниз, тут возле магазина камеры вроде стоят. Спрошу, может за мзду дадут посмотреть запись. Может и не дошла она до вас, да?

Он поднял глаза на Андрея и пропустил момент, когда Ольга оказалась сзади. Удар чем-то тяжелым по затылку ознаменовался разноцветными звездочками перед глазами и Лев, оперевшись о стену, все-таки не устоял. В голове помутилось и сквозь вату в ушах он услышал назойливое жужжание голосов. А потом все окончательно померкло и Лев провалился в небытие.

22

Мирослава

Очнулась она значит ото сна, вся такая томная и вспотевшая, а рядом сопит кто-то в ухо и жалобно так стонет, словно козленочек блеет. Открыла Мира глаза и не сразу поверила им. Рядом с кроватью, прислонившись к спинке, «отдыхал» Аверьянов, еле слышно что-то бормоча.

Прислушалась Пташкина и затрепетало сердце в грудях девичьих, забилось, заколыхалось — бормотал-то Лев не абы что, бормотал он имя её, то переходя на шепот, а то вдруг на повышенные тона. Ругал видимо за что-то непутевую няню в своем беспамятстве. Ну или во сне, чем черт не шутит...

— Эй... товарищ босс, эй, слышь... — потормошила она Аверьянова.

Потормошила чем смогла — головой, руки-то связаны. Лев еще громче замычал и пришлось Мире шикнуть на него. Обычно это помогает, когда кто-то храпит рядом. Ну это когда храпит, а тут человек бредит — толку-то на него шикать?

— Товарищ, очнитесь уже! Лев Аверьяныч, ой, то есть Лев Алексеич, ну харе уже дрыхнуть. Так и проспите момент, когда нас грохнут... — вздохнув, пробормотала она.

— Тамбовский волк вам товарищ, Пташкина. — раздалось совершенно неожиданно возле уха, и Мира даже ойкнула от неожиданности.

— Чего пугаете? — злобно прошипела она и тут же почувствовала его горячее дыхание на своей щеке и... чуть сдвинула голову, так, чтобы губы Льва скользнули по ее губам.

Аверьянов не растерялся и сработал оперативно. Впился животворительным поцелуем, заставляя сердечко Пташкиной биться быстрее, и тут она некстати подумала, что вот такой момент замечательный, а они как назло связаны. И какой тут интим, мать их всех задери?! И шея сейчас у нее отвалится, и так никакого удовольствия толком и не получишь.

Все-таки гадина это Ольга!

Отлепилась она с трудом от начальника, и то сказать отлепилась — щека к щеке так и остались. У нее тело затекло ото сна и неудобного поцелуя, да так, что ни сдвинуться толком — ни туда, ни сюда. Да и как-то рядом с шефом спокойней если честно. Опять же интимненько так. А то кто знает, ей может всего ничего жить осталось, так лучше уж эти часы провести рядом с хорошим мужчиной. Приятнее так сказать. Опять же шепот более различим.

— Погодите... — прошептала она. — Шея затекла.

Лев тяжело дышал — то ли так устал целовать Мирославу, то ли еще почему... кто ж его поймет? Слишком уж он экстраординарный, этот Лев Аверьянов. Тигр, Шерхан... босс... Лёва...

— Пташкина, блин! — голос Льва застал врасплох и Мира от испуга стукнулась головой о спинку кровати.

— Ая? — Вы меня совсем не слушаете? Тогда давайте обратно целоваться! Делать-то все равно больше нечего...

— Как это нечего? — возмутительно прошептала она.

— А спасаться как же?

— Ну не знаю, мне лично все нравится. Я бы так и целовался дальше... и дальше... и дальше...

— Вы только об одном и можете думать!

— А вы будто нет!

— А я думаю, что нас между прочим скоро того...

— Чего того?

— Пришьют... вот чего...

— Ааа... ну это да. Неприятно. Но с вами не так страшно умирать, — шепотом засмеялся Лев и Мира почему-то тоже улыбнулась.

И только она расслабилась, как он вновь полез целоваться.

— Да успокойтесь вы уже я ска... — зашипела она, но Лев не дал дошипеть, бесцеремонно впиваясь страстным поцелуем обратно. Обратно в ее «истерзанные» прошлым поцелуем губы.

Мира чуть не задохнулась, потому что Лев перекрыл ей воздух своим носом — она и не думала, что у него такой большой нос. А ведь говорят, если у мужчины нос большой, то и... она хотела было захихикать от подобных мыслей, но задохнулась и из глаз даже слезы полились. Так оголодала она по воздуху.

— Вы чего это, Пташкина, вы что, плачете? Я вас... это я вас... обидел, да?

Лев кажется не нашутку встревожился, пока Пташкина продолжала с энтузиазмом вдыхать кислород.

— Вы меня убить хотите?! — наконец отдышавшись спросила Мира обалдевшего от таких наездов Льва.

— Я вообще-то время вам оставшееся скрашиваю. Как могу, уж извините!

— Извиняю. А теперь давайте уже думать, как спасаться будем... кстати, как там Степка?

При одном только упоминании имени подопечного голос у Пташкиной задрожал. И Лев, услышав это, тихо успокоил:

— Все хорошо.

— Правда?

— Конечно. Все хорошо. Все будет хорошо, Пташкина, верьте мне.

Он что-то еще хотел шепнуть, но вдруг дверь отворилась и Ольга скомандовала:

— Тащи их в машину.

— А может не надо? — тихо спросил Андрюша.

— Надо, милый. Надо.

В темноте раздались шаги и вот уже Андрюша склонился надо Львом. Проверил хорошо ли тот связан и тут... он что-то шепнул Аверьянову. Мира точно слышала, что-то он ему сказал, а вот что именно не расслышала.

— Порядок, сейчас этого вырублю и отволоку в тачку. — бодро ответил рецидивист и тут...

Мира даже понять ничего не успела, так быстро все произошло. Послышался топот, вскрик, мат и вот уже грузное тело Андрюши повалилось на пол аккурат рядом с шефом.

— Думал обдурить меня, милый? Спаситель хренов! Ну и что теперь мне с вами со всеми делать? Ох-хо-хо, грехи мои тяжкие... Куда вас девать-то, болезные? — вздохнула Ольга и наконец включила ночник.

Мира сощурилась от показавшегося слишком ярким после сумрака света, огляделась, и обнаружила Аверьянова лежащим у нее на груди. Удивилась, как это она не прочувствовала такой волнительный момент? Лев, впрочем, упорно делал вид, что ничего не происходит и так и продолжал приятно проводить время на пышных перси няни Миры.

Андрюша лежал на полу рядышком и, кажется, уже даже не дышал. По крайней мере Пташкиной так показалось, когда она повнимательнее пригляделась к парню.

— Ты его убила... — спокойно заключил Лев, соизволивший к тому моменту все-таки с трудом приподняться из положения лежа. В этом ему немало поспособствовала Мира, плечом подталкивая тяжеленного шефа в сидячее положение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ольга недоверчиво покосилась на суженого и какое-то время тупо пялилась на бездыханное тело.

— Нет, — вдруг сипло ответила она, — Я не могла... я не хотела...Андрей...

Она позвала его тихо, потом громче и наконец, не дозвавшись, разревелась.

— Андрюшенька... мальчик мой...любимы-ы-ы-й! Я не хотела...ыыыы... что же мне теперь делать, а? — вдруг спросила она Льва, но тот лишь пожал плечами.

Мира решила, что сейчас самое время встрять, пока не поздно.

— Как это что? Освободить! Скажем, что ты его случайно кокнула, а мы рядом проходили. Про похищение ни слова не скажем. Вот.

Аверьянов как-то странно на нее покосился, но промолчал.

— А меня посадят? — с надеждой на лучшее спросила Ольга.

— Да что ты... как можно?!

— Правда?

— Ну естественно, — подхватил Лев, — Самооборона же в чистом виде. Мы подтвердим. Правда-правда.

— Ой вы мои хорошие... Ну спасибо, Лёвушка, ну и ты...нянька...тебе тоже типа спасибо. Ну, ребята, ну удружили! Я ведь и правда не хотела, понимаете? Я ж его люблю-юю-ю-ююю...

Она вновь завыла и Мире даже жалко ее как-то стало — по-бабски чисто так.

Лев закатил глаза, прилично устав от истерики бывшей и грубо прикрикнул, чтобы дамочка прекращала слезы лить и причитать, а поскорее бы их вызволила. Мирослава шикнула на Льва, но тот ни ухом ни рылом не повел.

— Так! Прекратить истерику! Развяжи нас вначале, а уж потом подумаем вместе, что с трупом делать.

— С кем? — ахнула Ольга, но тут же спохватилась, — Конечно-конечно, сейчас...

Она склонилась над Мирой, чтобы разрезать веревки на руках и не видела, как сзади, словно призрак из преисподней, материализовалась... Лиля.

— Тюк, и нет проблемы! — Довольно произнесла матушка Льва, и Ольга с грохотом повалилась рядом. — Ну что, голуби мои, летите... и что бы вы без меня делали?!

ЛЕВ

Мама появилась как черт из табакерки, и я до конца молился, чтобы она не применяла ту тяжеленную штуку в виде утюга, что сейчас держала в руках. Но Лиля была бы не Лилей, если бы довела до конца задуманное.

— Тюк, и не проблемы! — победно произнесла она и Ольга кулем свалилась на пол аккурат рядом с Андрюшей. — Ну что, голуби мои, летите... и что бы вы без меня делали?!

— Мать! Ты офонарела что ли? Ты же ее убила!

Лиля с невозмутимым видом склонилась над бездыханной Ольгой и пощупала пульс.

— Ну что ж... утюг оказался слишком тяжелым для ее маленькой и глупой головки. Я-то тут при чем?

Мира ошалело взирала на два бездыханных тела рядом с собой, и Лев окончательно понял, что это все, писец, кажется припылили. Да здравствует конец спокойной и беззаботной жизни!..

— Мама! Что ты наделала?

— А я шо? Я-таки вас вообще-то спасала. Могли бы и спасибо сказать.

— Спасибо, Лиль Пална.

— Спасибо, мама. Но мы уже договорились, и она нас освобождала даже.

— Да? — невозмутимо ответила мамочка, — Ну надо же... я думала она вас резать собралась. Ну извините... в таком деле действовать надо оперативно. Так меня в разведке учили.

— Ты работала на разведку?!!!

— А? Ой...нет, что ты, сынок... Ну какая разведка? Так я, пошутила.

А сама глаза спрятала и потащила трупы, то есть Ольгу и Андрюшу из комнаты. За ноги. Сразу двоих.

— Лиля! Ты может уже освободишь нас? — рявкнул Лев, теряя всяческое терпение. А заодно взял себе на ум — нужно будет как следует потрясти матушку насчет разведки.

— Ну никакого покоя, — вздохнула Лилечка, подскочила к сыну, одним ловким движением разрезала связанные запястья, и он наконец смог размять затекшие руки.

— Ну что, голуби мои, потащили?

— Куда, мама? — простонал Лев.

— Как куда? Прятать! И какая я тебе к чертям собачьим мама?! Ну сто раз говорила...

— Ты с ума сошла?

— В смысле? Ты про то, что я тебя сто раз просила не называть меня матерью?

— Нет! Я про «ну что, голуби мои, потащили»? Ты предлагаешь тащить и прятать трупы. Вот я и спрашиваю, ты с ума сошла?! — вскипел Лев.

— Нет, это ты сошел, сыночка, — прошипела мать.

— Я, промежду прочим, вас от проблем избавляю, а вы мне мешаете. Они же хотели вас убить?

— Да. То есть нет, то есть не совсем. Ну в смысле хотели, но потом передумали. Вот.

— Ой не грузи тетю Симу проблемами... Хотели — не хотели, какая теперь разница, раз они лежат, а мы стоим? Вы главное запомните - мы самооборонялись и точка. Сейчас позвоню Глухарю и попрошу помочь избавиться от трупов. Всего-то и делов.

— Кому ты позвонишь?

— Да подпольная кличка у Васьки такая — Глухарь. Вот помню когда мы в девяносто шестом брали Свистунова... ой.

— Продолжай!

— Да неважно.

— Нет важно!

— Давай как-нибудь потом расскажу?

— Мама!

— Не мамкай! Что ты предлагаешь?

Лиля устало повалилась на стул и, вздохнув, вытерла выступивший от усилий пот со лба.

— Самим.

— Что самим?

— Убрать их...

— Лев Алексеич?!

— Вот! Мой сынок, сразу видно.

— Да вы издеваетесь?! — воскликнула молчавшая до этого Мирослава.

— А что ты предлагаешь?

— Сдаться полиции. Скажем мол так и так, мы и правда самооборонялись, нас и отпустят...

— Ну конечно, — скривилась Лиля, — вас-то отпустят, а меня посадят. Ладно уж, идите с богом, а я пока тут приберу. Если уж и посадят, то пусть меня одну.

— Я не уйду, — вздохнув, Лев поднял Андрея за ногу, и поволок в коридор.

Пташкина немного постояла в замешательстве, подняла одну конечность Ольги и кивнула Лиль Палне, чтобы хваталась за другую.

— Не надо меня тащить. Я сама пойду... — прохрипела Ольга и тут же ее ноги с грохотом упали на пол.

— Фу ты, дура какая, напугала! — Лиля даже за сердце схватилась.

— И меня не надо. Я тоже сам. — буркнул Андрюша из коридора и тут же грохот его ног сотряс прихожую.

— Тьфу на вас всех. Я пошла.

Матушка развернулась и потопала прочь и... Лев последовал ее примеру.

— Я, пожалуй, тоже пойду...

— Эй, погодите! — воскликнула Пташкина, — А как же... а что же?

Лев протянул ей руку и потянул за собой.

— Я предлагаю сделать вид, что ничего не было... — он обратился к воскреснувшей парочке, — Вы не держали нас, мы не прятали вас. По рукам?

Андрей и Ольга неуверенно кивнули, все еще не веря, что так легко отделались, и Мира со Львом покинули негостеприимную квартиру.

— А как же? — заикнулась было Пташкина, но Лев вовремя притянул ее к себе и прекратил все последующие вопросы посредством жаркого поцелуя.

Мира еле-еле отодрала от себя вошедшего в раж шефа и все-таки умудрилась спросить, едва шевеля припухшими от жарких поцелуев губами.

— Так мы что, и правда не заявим на них в полицию? Они же нас натурально убить хотели?

Лев обхватил голову Мирославы руками и заглянул в глаза, будто в душу.

— А вы хотите их непременно посадить, милая девушка?

Пташкина немного смутилась, такими непривычными казались жесты и взгляды то ли бывшего, то ли нынешнего босса. К тому же она и в самом деле не знала — хочет ли вендетты для этой сладкой парочки. Все живы и здоровы — уже хорошо. Сам Лев рядом — тоже неплохо, душевненько так.

— Я не знаю, правда. Просто... вам не кажется, что они опасны для общества?

— Вряд ли. Они наверняка и сами не рады тому, что случилось. Сами же видели, этот рецидивист нас даже спасти хотел.

— А он рецидивист?

— Представьте себе! Так что если даже такой человек встал на путь исправления, то нам больше нечего опасаться.

— Думаете? — в сомнении протянула Пташкина.

— Конечно! К тому же сами чуть не пали нашими жертвами. Думаю, это послужило неудавшимся Бонни и Клайду хорошим уроком. Мира неуверенно кивнула, и тут Лев вдруг вспоминил, что хотел все это время спросить:

— А кстати...Мира, чего она вообще вас связала-то?

Пташкина прикусила губу. Очень уж ей не хотелось рассказывать Льву про ту запись, что она сделала со слов Степки. Но и промолчать она тоже не могла. Наконец Мира решилась и кратко пересказала все, что поведал ей Степка. И про то как она к Ольге пришла тоже рассказала. Все-все. В красках и подробностях. Аверьянов выслушал ее молча, казалось, что даже спокойно, но...

Первым его порывом было забежать обратно, в подъезд и таки сделать повод для вызова Глухаря Васьки. А если точнее — прибить кукушку Ольгу.

Мирослава еле-еле удержала шефа от необдуманного поступка, и еще полчаса упсокаивающе гладила по голове и целовала в небритую щеку.

Лиля, уставшая ждать сладкую парочку на соседней скамейке, махнула на них рукой и вызвала себе такси, побещав сказать Степке, что с ними все в порядке.

— И еще скажу, что вы скоро дома будете. Поняли? Скоро я сказала!

Лев кивнул, приобнял Миру за талию и прижался лицом к ее животу.

— Поедем ко мне? — вдруг прошептаа он так тихо, что Мира еле расслышала его слова.

— Так там же это... Степка.

— Да? А да...точно. Ну тогда к тебе.

— Так там этот, Вадик.

— А мы его выгоним. — Нет уж, не сейчас. Тут рядом гостиница, за уг...

Она не успела договорить, как Лев уже тащил ее за этот самый угол, чтобы... А впрочем, это уже совсем другая история.

ЭПИЛОГ

— Ненавижу я эти ваши бананы! Дайте мне еще персиков!

Мирослава с трудом перевернулась на бок и надулась, словно воздушный шарик.

— Ты сейчас лопнешь, — засмеялся Степка и пристроился к ней под бочок.

— Не лопну... — в ответ ворчливо буркнула Пташикна, в смысле теперь уже год как Аверьянова, и смачно вгрызлась в персиковую сочную плоть зубами. — А папа сказал, что лопнешь.

— А папа вообще лучше пусть молчит. Я его ночью как человека просила мне за клбуникой сбегать?

— Ну...

— Гну! Я его как человека, а он что принес?

— Что?

— Землянику! Представляешь? До стольких лет дожил, а землянику от клубники отличить не может. Стыдно должно быть папе, так ему и передай.

— Жуть какая... — подтвердил Степка, пристраиваясь под руку Миры, чтобы она его погладила. То есть совершила ежедневный ритуал.

Тут же прибежал наглый Васька и тоже потребовал его погладить. Он удобно устроился на плече у Степки, и требовательно мяукнул, привлекая к своей важной персоне внимание. — Кыш отсюда, вредитель... — беззлобно прикрикнула на кота Мирослава, но тот даже ухом не повел, точно зная, что хозяйка поворчит-поворчит, остынет и погладит в порядке очереди.

За Васькой на диван вскочил подросший и возмужавший перс, которого когда-то подарил Мире Вадик, и тоже устроился по соседству. У Пташкиной в ногах. Васька беззлобно шикнул на перса и прикрыл глаза.

Диван жалобно скрипнул, но выдержал всех.

— Эх вы... ладно уж. Но первым я чешу Степку. Он быстрее был. Васька скептически взглянул на мальчика, но промолчал. Мурлыкнул и улегся поудобнее, ожидая своей очереди на вечерний прочес.

Мирослава потрепала Степу по пышным воолосам, машинально отметив, что пора бы уже и подстричь дитя. Прикрыла глаза, вспоминая вкус сладкой сочной клубники, которая росла у них в огороде, когда она была еще совсем маленькой. Подумала, что надо бы и здесь все засадить ягодой и вдруг... что-то больно толкнуло в районе пупка. Вернее не что-то, а кто-то. Острая боль пронзила низ живота, она непроизвольно застонала и, под испуганным взгядом Степки, зачем-то пополза с дивана на пол.

— Пташикна, ты чего? А?

— Ничего... — прохрипела Мира.

— Все нормально.

— А чего на полу делаешь?

— Я не знаю... — простонала она.

— Ну тогда залезай обратно.

— Не...не могу я. Я встать не могу.

— Может позвать кого?

Мира подумала-подумала и решила, что стоит прислушаться к ребенку. Потому что сама она сейчас больше всего походила на таракана. Большого, пузатого таракана, который никак не может перевернуться.

— Ладно, позови кого-нибудь уже.

— Я мигом! Степка пулей понесся за «кем-нибудь», а Мирослава вновь почувствовала боль и поняла, что это всё, это конец. И как только она это поняла, её тут же отпустило.

До родов оставалось девять часов и двадцать шесть минут.

— Ну, и кто тут у нас? — сквозь вату в ушах Аверьянов услышал голос доктора и испуганно посмотрел на жену. Кажется свершилось...

— Кто там у них, спроси уже... — устало кивнула она и откинулась на кресло.

Сейчас его жена была еще краше, чем обычно, несмотря даже на красные глаза с полопавшимися в них капиллярами, и вздутые вены на шее. Он пригладил её растрепавшиеся мокрые волосы и поцеловал в лоб.

— Вот куда ты целуешь?! — прошипела Мира, и тут же подозрительно добавила, — Ну, кто-нибудь уже скажет — кто там у нас?

— Вы знаете, тут такое дело... — начал было доктор и вдруг замолчал.

В операционной повисла мучительная, гнетущая тишина.

— Какое, док? В чем дело? — Лев встревоженно разбил эту звенящую тишину.

— Ну... странно это все как-то...

— Да что там такое? — встревожились все, включая анестизолога и санитарку.

— Нет. Я всякое видел... и негритенка у белых родителей, и азиата... а тут...

— Что? — чуть ли не плакал Лев под сочувствующими взглядами персонала и офигевшим взором Пташкиной.

— Ну-ну...так уж и быть... не буду вас томить...

— Да что там???!!!

— Ну чего вы так кричите? Просто мне обещали одного ребенка, а тут что?

— ЧТО?

— А тут их двое. Вот только откуда второй... мда... странно однако.

Детский писк на два голоса озарил начало нового дня и новой жизни. Двух жизней. Нет, все-таки пяти жизней семьи Аверьяновых.

За большими солнечными окнами операционной вовсю цвела сирень, под окнами толпа сочувствующих, собранных Зинкой распевала какую-то невнятную, но наверняка мотивационную песню, а в самом помещении слезы умиления подчеркивали всю торжественность наступившего-таки долгожданного момента.

— Ну что, папаша... Девочки у вас. Две сразу... только как это вышло - ума не приложу. А так, конечно, поздравляем!

— Спасибо... — улыбался папаша и изо всех сил пытался устоять на месте от свалившегося на него двойного счастья.