Антигерой бесплатное чтение

Антигерой
Наталья Шагаева

Глава 1

Рада

Сглатываю — ужасно хочется пить.

Кто, черт побери, придумал приковывать к батареям?

Металлические наручники накаляются и обжигают мне запястье. Самое страшное, что отопление в этой квартире хорошее и с каждой минутой наручники раскаляются все больше и больше. Еще нет ожога, но уже очень неприятно. И неизвестно, сколько мне тут сидеть на полу, возле батареи. Губа саднит, облизываю ее и шиплю. Больно. Чувствую привкус собственной крови.

Мудак разбил мне губы, затылок болит — кажется, мне вырывали клок волос, когда тащили сюда. Нет, все могло произойти мягче, если бы я не сопротивлялась. Но, к моему же сожалению, я не умею быть покорной мышью и не сдаюсь без боя. От этого и страдаю.

Пытаюсь игнорировать ожог, жажду и головную боль, дышу глубже, стараясь анализировать.

Я не знаю этих ублюдков — значит, это не личное. На мне серьги с бриллиантами и платиновые часы на руке стоимостью в пол-ляма — это явно не ограбление, уроды даже не заинтересовались побрякушками. Я не изнасилована, как на женщину на меня даже не взглянули.

Что вообще может быть нужно таким отморозкам?

Версия у меня только одна. Это либо месть моему папочке, либо похищение с целью шантажа. Меня, конечно, очень радует, что моего предка тряхнут и нагнут, но совсем не радует факт, что инструментом являюсь я. Еще один минус в большую копилку отрицательных качеств моего отца.

Ненавижу его!

Прислушиваюсь: за дверьми спальни, в которой я заперта, слышны голоса мужиков, которые меня сюда притащили. Пьяные голоса. Ждать, когда они отключатся, либо уснут, бесполезно, я все равно не сниму наручники. Мои карманы вывернуты, мне ничего не оставили, даже заколку с волос сорвали. Но…

Серьги!

Снимаю одной рукой сережку, выгибаю металл, начиная ковырять замок наручников. Я никогда этого не делала, даже не представляю, как они открываются, но и сидеть, покорно ждать своей участи тоже не могу.

Через полчаса выдыхаюсь — все бесполезно. Золото — мягкий металл и гнется, а когда сережка выпадает из руки и отлетает за пределы моей досягаемости, глаза наливаются слезами.

— Черт! — ругаюсь в голос. Откидываюсь головой на стену, дышу. Адреналина во мне столько, что, кажется, тело онемело. Не чувствую уже ни боли, ни страха. Прислушиваюсь и понимаю, что за стеной слышится шум телевизора. Это соседи! И они совсем рядом. Упираюсь ногой в стену и начинаю ее пинать, долго, монотонно колотить чёртову стену. Снимаю ботинок и барабаню по батарее, поднимая на уши весь этаж. Может, кто-нибудь вызовет полицию.

Я даже понимаю, что моя ошибка в том, что слышат это не только соседи, но и похитители. Но мне настолько плевать, что я пинаю стену и колочу по батарее с каким-то остервенением.

Дверь в спальню с грохотом открывается, один из мужиков врывается в комнату и первые секунды смотрит на меня с недоумением, вытянув свое мерзкое худощавое лицо. Не останавливаюсь, колочу по батарее, смотря ему в глаза. Да, я понимаю, что сейчас отхвачу и в лучшем случае будет просто больно, но моя истерика достигла апогея — мне все равно.

— Ты че, сука, творишь?! — рычит мудак и надвигается на меня. Разворачиваю ногу и пинаю мразь между ног.

Голова откидывается, бьюсь затылком о стену, когда получаю очередную хлёсткую пощёчину. Из без того разбитые губы начинают кровоточить, затылок болит, в глазах темнеет. Пока я теряю ориентацию, мужик уходит, но быстро возвращается с большим серым скотчем в руках.

— Не умеешь сидеть тихо — я тебя заткну! — выплевывает мужик и наклоняется ко мне. Начинает тошнить от запаха спиртного из его поганого рта.

Соседи так и не вызвали полицию. Я добилась только того, что меня связали и закрыли рот скотчем. Ноги перемотаны, руки неудобно связаны. И теперь оба запястья касаются горячей батареи. И вроде бы заткнули только рот, дышать можно носом, но на панике мне не хватает кислорода. Дышу, как загнанная лошадь, морщась от боли.

Через час все стихает, не слышно ни голосов ублюдков за дверьми, ни шума соседского телевизора, за окном стихает даже шум дороги. Поздно уже. Тело затекает так, что сводит ступни судорогой. Корчусь от боли, воя. Слезы брызжут из глаз, выгибаюсь, пытаясь облегчить судорогу, и уже сама больно бьюсь головой о стену.

Мамочка…

Смелость и дерзость заканчиваются вместе с адреналином, и меня начинает трясти, как в лихорадке.

А ведь меня даже не ищут. Отец думает, что я спокойно сплю в своей комнате. Я не очень примерная дочь не очень хорошего отца. Я сбежала. Как делала это сотни раз до этого дня. Делала вид, что ухожу спать, а на самом деле покидала дом, перелезая через забор в соседский двор. Слишком строгие рамки вынуждают совершать запретные, необдуманные поступки. Я делала это намеренно, чтобы хоть на несколько часов обрести свободу и независимость от отца. В этот раз кара настигла и воздала мне сполна.

Нет, мой «папуля», конечно, поднимет тревогу, но только утром. А может, и к обеду. Я часто просыпаюсь только в полдень. И только богу известно, что со мной произойдёт за это время.

Еще через полчаса прикрываю глаза, пытаясь восстановить дыхание и игнорировать боль. Накатывают слабость и безысходность.

Распахиваю глаза, когда чувствую сквозняк, — в комнату проходит мужчина. Незнакомый. Его не было с похитителями, которые меня сюда притащили. В квартире тоже до нас никого не было, по крайней мере, я не видела. Впиваюсь в него взглядом, вжимаясь в стену. Высокий, широкоплечий, глаза темные, пронзительные, легкая щетина, грубые черты лица, в черной водолазке с закатанными рукавами, простых джинсах и черных кожаных перчатках. Он надвигается на меня, медленно крадется, словно хищник перед броском, словно пытается сделать это как можно тише.

Настороженно за ним наблюдаю. Трезвый взгляд хоть и чёрный, но ясный. Мужик садится рядом со мной на корточки, рассматривая. Дёргаюсь, когда в его руке появляется нож-бабочка.

Меня вот так убьют?

Просто так?

Не объяснив причину?

Почему не сделали это раньше?

Ждали палача?

Сглатываю, начиная отчаянно мычать и дергаться, когда нож оказывается возле моего лица. Мужчина качает головой и сжимает губы, отпуская нож. Вздрагиваю, когда его холодные пальцы прикасаются к моему, лицу. Замираю, когда мужчина убирает мои растрёпанные волосы, заправляя их за ухо, так подозрительно нежно, что по коже прокатывается холодок. Сердце бешено колотится, когда он наклоняется ко мне.

— Я сейчас тебя освобожу, — шепчет он мне на ухо. — Тихо идешь за мной. Не дёргаешься, не вопишь. Поднимешь шум — и шансов отсюда выйти у нас не будет. Поняла?

Отстраняется, заглядывая мне в глаза. Киваю. Я не знаю, кто он и чего от меня хочет. Больше всего я хочу, чтобы меня развязали, иначе загнусь от очередной судороги, и я готова сделать все, лишь бы получить свободу.

— Умница, — шепчет одними губами. Снова поднимает нож, освобождает руки и ноги, разрезая скотч.

Разминаю руку, пока мужчина пытается расстегнуть мои наручники какой-то железной штукой. Он так близко, его запах врывается в легкие — холодный аромат с нотками табака и мужского тела. Ему больше тридцати лет, упираюсь глазами в его кадык, который нервно дергается при каждой неудачной попытке открыть наручники.

Тихий щелчок, еще один — и я свободна. Хочу сорвать скотч, но мужчина накрывает ладонью мой рот, качая головой. Ладно. Ладно, так даже лучше. Из меня не вырвется ни звука. Мужчина поднимается на ноги, подает мне ладонь в перчатке. Нет времени на сомнения. Возможно, я иду за своей погибелью, но выбора у меня нет.

Кто он, черт бы его побрал?

Это такая игра в плохого и хорошего полицейского? Пусть так.

Мы выходим из спальни: мужчина впереди, я за его спиной. Бесшумно крадемся. Ублюдки, которые меня похитили, в отключке. Один противно храпит на диване, второй развалился в кресле и пускает слюни. На низком столе пустые бутылки из-под коньяка и еще какой-то дряни, пепельница полна окурков. Очень хочется от души пнуть по лицу того, кто разбил мне губы, но я сдерживаюсь. Сердце уходит в пятки, когда один из мужиков что-то бормочет во сне. Мы замираем, но, слава богу, ублюдок продолжает храпеть. Выходим в прихожую, входная дверь приоткрыта.

Несколько секунд — и мы за дверью. Мужчина потихоньку закрывает дверь собственными ключами. А я пользуюсь шансом — дёргаюсь к лестнице, несусь вниз, подворачивая ноги и срывая со рта скотч.

Спасибо тебе, мой герой, но дальше я сама!

— Ааа! — кричу, когда мужчина ловит меня, дергая на себя, поднимает на руки и тянет в сторону лифта. — Отпусти! Мразь! — воплю во все горло, начиная пинаться. На мои бедные, уже онемевшие губы ложится мужская ладонь, закрывая рот. Кусаю ее, раздирая кожаные перчатки, расцарапываю ему руки, которыми он меня держит, но все бесполезно — мужчина не реагирует, словно не чувствует боли, и затаскивает меня в лифт. И едем мы не вниз, а, к моему удивлению, наверх.

Глава 2

Рада

Он затаскивает меня в квартиру на двадцать пятом этаже. Вталкивает в прихожую. Да, именно выталкивает, поскольку я лечу вперед, спотыкаясь в темноте. Слышу щелчки замков и вжимаюсь в стену. Темно, я наедине со взрослым мужчиной, который может сделать со мной все что угодно. И это еще страшнее, чем сидеть, прикованной к батарее. Те мудаки хлестали меня по лицу за сопротивление, но, по факту, не причинили особого вреда. А сейчас я в полной растерянности, не знаю, чего ожидать. Оказывается, неизвестность — самая страшная вещь.

Зажмуриваюсь, когда загорается свет, обнимаю себя, настороженно посматривая мужчину. Он снимает перчатки, обувь и опускает взгляд на мои ноги. Только сейчас понимаю, что я босиком — моя обувь осталась в квартире похитителей.

— Иди вперед, — указывает мне в сторону гостиной. Ладно.

Почему-то не покидает ощущение, что этот мужчина гораздо опасней пьяных ублюдков внизу. Прохожу в комнату. Простая гостиная, светлые обои, черный ламинат, ковер на полу, диван, кресла, телевизор на стене и плотно задёрнутые тяжёлые шторы. Полумрак, горит лишь тусклый причудливый напольный светильник. Пахнет сигаретами и кофе, на низком столике и на полу возле дивана лежат книги. Много книг, словно кто-то высыпал сюда библиотеку. Дверь из гостиной, видимо, ведет в спальню.

— Сядь, — мужчина указывает мне в кресло. Ну не связывают — уже хорошо. Могу, конечно, схватить со стола увесистую пепельницу и напасть на мужчину. Но не факт, что я его вырублю и тем самым не разозлю. Мои бедные губы не переживут очередных побоев, нужно включить голову и быть хитрее.

Сажусь, прикасаюсь языком к разбитым губам. Больно. Шиплю. Запястья горят, рассматриваю их — остались полоски от ожогов, тело ломит от неудобной позы, голова тяжёлая. Хочется просто закрыть глаза и отключиться от этого сюра хотя бы на время.

Мужчина протягивает мне маленькую бутылочку воды, беру, только сейчас понимая, что жутко хочу пить. Он садится на диван и с минуту молча наблюдает, как я жадно глотаю воду.

— Слушай меня, девочка, — обращается он ко мне. Голос у него хриплый, грубый, словно он простужен. — Давай договоримся сразу: ты тихо сидишь, и мы обходимся без связываний и рукоприкладства.

— Кто вы? — спрашиваю я, чтобы понять, что вообще происходит.

Мужчина качает головой, не отвечая.

— Сейчас ты идешь в ванную, — указывает глазами на коридор. — В шкафчике над раковиной есть аптечка, под раковиной — свежие полотенца. Приводишь себя в порядок и ложишься спать, — посматривает на массивные часы на запястье. По ощущениям, уже часов пять утра. — Ложишься сюда, — указывает на диван, на котором сидит. — И просто отдыхаешь.

— А…

— Без вопросов, — перебивает меня, не позволяя договорить. — Ответов все равно не получишь.

Молча киваю. Сил нет совсем.

— Все, иди, первая дверь справа.

Поднимаюсь, бреду по коридору, включаю свет, прохожу в небольшую ванную. Ничего особенного, белый кафель с серебряным рисунком, ванная, она же душевая за занавеской, раковина, стиральная машина. Запираюсь. И впервые за несколько часов чувствую себя свободной. Я могу отгородиться от чужих людей, которые решили, что имеют права распоряжаться моей жизнью.

Открываю шкафчик с зеркальной дверцей. Все стандартно: пена для бритья, станок, гель после бритья, жидкое мыло и аптечка. Ничего такого, что можно прихватить с собой. Ни ножниц, ни пилочки. Да в принципе, все равно, я не смогу этим воспользоваться правильно, чем навлеку больше бед.

Папа еще, наверное, не знает… Он вообще мало мной интересуется. Ему было важно запереть дома ради мнимой безопасности. А что я делаю взаперти — его не волновало. Безопасность, как оказалось, не мнимая. Главное, чтобы маме не сообщали, она будет очень переживать и ненавидеть отца еще больше.

Роюсь в аптечке, нахожу перекись и ватные спонжи. Наливаю перекись на спонжик, прикладываю к губам. Несмотря на то, что перекись не должна щипать, все равно больно. Заглядываю в зеркало. Ублюдки. Губы распухли. Выгляжу ужасно. Хотя как еще должна выглядеть жертва? Рассматриваю запястья с полосками ожогов. Роюсь в аптечке, нахожу обезболивающие, глотаю пару таблеток, запивая водой из-под крана.

Мыться здесь я точно не собираюсь. Просто умываюсь холодной водой, тщательно мою руки, приглаживаю волосы и сажусь на край ванной. Смотрю на льющуюся из крана воду. Не хочу выходить. Мне здесь спокойно. Создаётся иллюзия безопасности.

Что я могу сейчас сделать?

Ничего.

Нужно выждать время. Может, мужчина уснет.

Не знаю, сколько провожу времени в ванной, для меня оно тянется вечно. И с каждой минутой все больше и больше накрывает безысходностью.

Вздрагиваю, когда раздается громкий стук в дверь.

— Выходи! — недовольно рычит мужчина. Ладно. Поиграем в хорошую девочку. В реальную мышку, которую загнали в угол. Может, удастся вызвать у мужика жалость. Вряд ли он сердобольный, но проверить не помешает.

Выхожу, прохожу в гостиную. На диване уже лежит подушка и белый плед. Мужчина сидит в кресле с ноутбуком, что-то внимательно читая.

— Ложись спать! — холодно велит мне, не отрываясь от монитора. Ложусь, укрываясь по горло пледом. Подушка пахнет мужчиной. Немного парфюмом, немного пеной для бритья. Несмотря на то, что уже почти утро, сон не идёт.

Он реально полагает, что я смогу уснуть в такой ситуации?

Да мне страшно даже закрыть глаза.

Рассматриваю мужчину, пытаясь понять, сколько ему лет. Точно больше тридцати, не красавец в прямом смысле этого слова. То есть не лощеный, а больше брутальный. Из тех, про кого говорят: настоящий мужик. Спортивный, грудь широкая, руки сильные с переплетением вен, волосы темно-русые, глаза темные, лицо напряжено, сводит брови, между которых залегает складка. Будет так хмуриться — через лет пять эта складка станет частью него внешности. Не урод. Не из тех отвратительных мудаков, которые меня похитили. Он же зачем-то вытащил меня из квартиры внизу и уложил здесь спать?

Мужчина словно чувствует, что я на него смотрю, отводит взгляд от монитора и переводит его на меня. С минуту мы просто смотрим друг другу в глаза. И вместо того, чтобы его ненавидеть, рассматриваю глаза и пытаюсь понять, какого они цвета. Тёмно-карие? Пронзительно серые? Либо чёрные… Свет падает на меня, не могу разглядеть.

— Спи, — хрипло повторяет мужчина.

— Не могу. Что вам от меня нужно?

— Кажется, мы уже договорились, что на вопросы я не отвечаю, — холодно выдает мужчина. Отвожу от него взгляд, рассматривая журнальный стол с книгами. Бродский. Забавно.

— Можно? — тяну руку к книге. Мужчина кивает. Беру книгу открываю на случайной странице, читаю: — «Мы боимся смерти, посмертной казни. Нам знаком при жизни предмет боязни: пустота вероятней и хуже ада. Мы не знаем, кому нам сказать «не надо».

Снова обращаю внимание на мужчину, который продолжает за меня:

— «Наши жизни, как строчки, достигли точки».

Вау. Знает Бродского наизусть? Вновь утыкаюсь в книгу, перелистывая страницы.

— «Все разлетелось к черту на куски. Я застрелиться пробовал, но сложно с оружием. И далее: виски: в который вдарить?» — читаю хаотичные строчки, даже не сначала стихотворения. Вслух читаю, совершенно незнакомому мужику, который удерживает меня насильно. Я двинулась окончательно. Так бывает на фоне стресса?

— «Портила не дрожь, но задумчивость. Черт! Все не по-людски!» — снова продолжает за меня мужчина. Всматриваюсь в строчки. Да, все верно. Ни в одном слове не ошибся. Бродского вообще сложно учить, он писал своеобразно, без рифмы.

— Знаешь всего Бродского наизусть? — интересуюсь я, выгибая брови.

— Спи, Рада, — вдруг строго приносит он, утыкаясь в монитор.

Рада…

Рада!

Откуда он знает мое имя?

Глава 3

Рада

Не заметила, как уснула. Бродский — отличный антидепрессант. Просыпаюсь и в первые минуты еще не помню о том, что я далеко не дома, и о том, что со мной произошло ночью. Открываю глаза, долгого рассматривая софиты на потолке, пытаясь включить мозг и начать соображать. Облизываю губы, шиплю от боли. Память возвращается…

Резко сажусь на диване, осматриваюсь. Мужчины нет. Пахнет кофе. Сглатываю. Не отказалась бы сейчас от кофе и покрепче, чтобы начать соображать. Сажусь на диване, осматриваюсь. Мужчина где-то рядом. Очень хочется в туалет. Тихо поднимаюсь, иду в коридор и сталкиваюсь с мужчиной, который идет мне навстречу с кружкой в руках. Замираю, сглатываю. Мужчина выгибает бровь.

— Ты куда-то направлялась?

— В туалет, — обретаю голос.

— Прошу, — взмахивает рукой, указывая на дверь. Коридор узкий, проходя мимо мужчины, касаюсь его плечом.

Запираюсь в туалете, осматриваюсь. Делаю свои дела, но снова не выхожу. Нужно что-то делать. В квартире есть компьютер, интернет, можно как-то связаться с отцом. Не знаю, что от меня хотят, но просто ждать своей участи я не собираюсь.

Выхожу. Иду в ванную, умываюсь, расчески нет, взбиваю волосы, придавая им еще большей хаотичности. С разбитыми губами, растрёпанными волосами, в своих кожаных штанах и мятой блузке я выгляжу, как потасканная проститутка.

Прохожу в гостиную, мужчина снова в кресле, что-то листает в телефоне.

Сажусь на диван. Рядом на журнальном столике кружка с кофе и песочное печенье.

— Это тебе, — мужчина указывает глазами на столик.

Беру кофе, не в моих интересах отказываться и истерить. Кофе горячий, губы жжёт. Морщусь. Мужчина опускает взгляд на мои губы, несколько секунд рассматривает.

— Может, уже объяснишь мне смысл происходящего? — спрашиваю я. Молчит, продолжая меня рассматривать. Начинаю злиться. Я скоро с ума сойду. — Отпусти меня! — уже требую, повышая голос, чтобы он, наконец, меня услышал.

— Отпущу, когда придет время, — спокойно отзывается он.

— Время для чего?

— Не задавай лишних вопросов, красивая, целее будешь.

Красивая…

— Все равно не получу ответов, — передразниваю его, закатывая глаза. Что за бред, триллер какой-то происходит? Кто ты, мужчина? Герой или антигерой?

Отпиваю кофе. У мужчины вибрирует телефон, но он не реагирует, покручивая его в руках.

— Хочется понять правила игры. Меня будет искать отец. И когда найдет… — усмехаюсь, не договаривая. Никогда не пользовалась привилегиями своего отца. Мне в общем хотелось, чтобы как можно меньше народа знали о том, чья я дочь. Но сейчас все средства хороши.

— Не найдет, — уверенно заявляет мужчина.

Считает себя настолько крутым?

Пересмотрел триллеров?

— Некогда ему тебя искать. Он немного занят, — как-то недобро уточняет мужчина.

— В каком смысле? Что с моим отцом? — отставляю чашку, подаваясь к мужчине. Он глубоко вздыхает, сжимая переносицу.

— Если в двух словах, Михаила Александровича прессанули серьёзные люди, ты инструмент давления. И ради твоей же безопасности тебе лучше сидеть здесь, со мной, тихо, как мышка, и не высовываться, иначе твоя дальнейшая судьба очень плачевна, Рада.

Распахиваю глаза.

Он с катушек съехал?

Что за бред он тут мне несёт? Не верю. Всю ночь думал, как меня угомонить? А что, хорошо, когда жертва доверяет похитителю и играет по его правилам. Только что-то не сходится.

— А кто такой ты?! Супергерой? — иронизирую.

— Свободна! — вдруг грубо выдает он.

— Что? — не понимаю.

— Я говорю, свободна! — вынимает из кармана ключи и кидает мне их со звоном на стол.

— Ааа…

Человеческая психика — удивительная штука. Все, что я хотела последние двенадцать часов, — это сбежать. И вот, когда меня отпускают, я впадаю в ступор. Снова накрывает паникой. Что-то не так. Что-то происходит, и я никак не могу понять что. Похоже мужчина не лжет.

Но я встаю с места, беру ключи и иду на выход. Вставляю ключи в замок, и дверь поддаётся, открываясь. Выхожу на площадку, иду к лифту и только сейчас понимаю, что на улице холодно, а я в тоненьких носках и без куртки. Моя верхняя одежда осталась на пятом этаже у похитителей. Не проблема, главное — я свободна.

Нажимаю на кнопку лифта, оглядываясь назад. За мной никто не гонится. Прохожу в лифт, жму на нижний этаж, лифт трогается. Дышу глубже, потому что, несмотря на свободу, паника зашкаливает. Не покидает ощущение, что есть какой-то подвох.

Лифт останавливается внизу, выхожу. Холодно. Ежусь. Осматриваюсь, в подъезд заходит женщина с ребенком. Девушка ошарашенно меня осматривает и спешит к лифту.

— Стойте! — останавливаю ее, перерезая дорогу. Она испуганно прижимает ребенка к себе. Вид у меня действительно пугающий. — Вы извините. Не бойтесь. Просто вызовите мне такси. Пожалуйста, — умоляю ее я. Девушка просто кивает, вынимает из кармана телефон, набирая номер.

Такси мне вызвали. Девушка убежала. Я одна в холле дома. Стою под лестницей так, чтобы меня никто не заметил. Во-первых, чтобы не сталкиваться с жильцами, во-вторых, где-то там, на пятом этаже, могут быть мои похитители, и они вряд ли меня отпустят. Отсчитываю про себя долгие десять минут до приезда машины и обнимаю плечи руками, ноги уже ледяные.

Но заболеть — не самое страшное, что со мной может произойти.

Выскакиваю на улицу, когда вижу такси. Носки тут же намокают в грязной жиже. Плевать. На все плевать. Я свободна.

Прыгаю на заднее сиденье и быстро называю таксисту адрес своего дома. Мужчина подозрительно осматриваем меня в зеркало заднего вида, но трогается с места. Да, у меня нет денег, но по приезду домой за меня оплатят.

Выдыхаю, когда машина выезжает на трассу и двигается в направлении моего района.

Боже, это закончилось!

Я выбралась.

Я жива и здорова!

И теперь меня трясет от этого понимания. Ничего не соображаю: кто эти люди, что они от меня хотели, что нес мужчина, который меня спас; но пусть в этом разбирается отец. Я за свои двадцать лет еще не настолько нагрешила, чтобы ввязываться в такие передряги.

К маме хочется. Улететь в Европу и никогда не возвращаться. Жить спокойно, без контроля и рисков быть похищенной. Я закачу папочке такой скандал, что он будет вынужден меня отпустить. Хватить, нет больше аргументов и рычагов давления, которые могут меня здесь задержать.

Таксист тормозит у ворот нашего дома и оборачивается ко мне с вопросительным взглядом.

— Спасибо, я сейчас зайду, возьму деньги и рассчитаюсь с вами, — скептически поджимаю губы, поскольку мужчине явно не нравится мое предложение. Щелчок, двери блокируются. Закатываю глаза, я только что сбежала от похитителей, и меня уже не напугаешь блокировкой дверей. — Я правду говорю, это мой дом, я здесь живу. Так вышло, что с собой денег нет, — пытаюсь его убедить. Мужчина качает головой.

— Нет, все вы так говорите, звони, пусть вынесут деньги.

— Да нет у меня телефона. Хорошо, вам заплатят в два раза больше, только дайте зайти в дом.

— Номер?

— Что?

— Называй номер, я позвоню.

Да не помню я номер отца наизусть. Никогда не думала, что мне это пригодится.

— Не помню, — выдыхаю я. — Хорошо, возьмите в залог часы, вот, — быстро снимаю с запястья часы, протягивая водителю. — Они стоят, как вся ваша машина.

Мужчина берет часы, задумчиво их рассматривая.

— Хорошо, иди, — блокировка с двери снимается.

Выдыхаю, быстро выхожу, подхожу к воротам и замечаю на них приклеенную бумажку с надписью «Опечатано», с печатью и подписью. Да что за черт! Дергаю ворота — закрыто, трезвоню в звонок, стучу кулаками, заглядываю в щель — тишина, никого нет. Оглядываюсь на такси, сглатываю и босиком бреду вдоль забора, в прореху, заросшую ветками кустов, откуда я, собственно, и выбиралась по ночам.

Пролезаю внутрь, попадая во двор. Быстро бегу к главному входу — дверь заперта, и на ней наклеена точно такая же бумажка со словом «Опечатано». Меня уже трясет от холода и очередной паники. Кажется, еще немного — и моя паника перерастёт в истерику.

Ладно. Ладно. Дышу глубже. Иду назад. Елена Фёдоровна, наша соседка, может что-то знать, в конце концов, я могу взять у нее телефон, позвонить отцу, а не бегать раздетая босиком по улице. Черт с ними, с часами. Пусть забирает.

Подхожу к воротам, чтобы выйти через них, плевала я на эти бумажки.

Хватаюсь за ручку ворот и замечаю в щелке, что за воротами, возле такси, стоит один из тех мудаков, кто меня похитил. Та самая мразь, которая два раза разбила мне губы. Задерживаю дыхание, словно они могут меня услышать. Ублюдок разговаривает с таксистом, и тот пальцем указывает на прореху, через которую я проскользнула во двор.

Глава 4

Рада

Пячусь назад, спотыкаюсь, запинаюсь о бордюр, падаю в грязь, на адреналине не чувствую уже ни холода, ни боли. Резко поднимаюсь и бегу вглубь двора, за дом, дергаю дверь небольшой пристройки, где хранится садовый инвентарь и всякий хлам. Там можно спрятаться, либо взять инструмент, чтобы обороняться. Меня трясет, словно в лихорадке, зубы стучат так, что, кажется, это слышно всем.

Закрыто!

Какого черта закрыто?!

Здесь нет ничего ценного!

Слышу шорохи во дворе, сердце обрывается.

Боже, почему это происходит со мной?

Из горла вырывается неконтролируемый вой. Зажимаю рот рукой и снова тихо пячусь назад. Чувствую себя героиней фильма ужасов. Тело в шоке, хриплю, как загнанная лошадь, и содрогаюсь от страха, прислушиваясь к каждому шороху. Они здесь, во дворе. Я загнала себя в ловушку. Выйду из-за дома — меня сразу заметят, спрятаться негде, позади огромный соседский забор. Даже при желании я на него не заберусь.

Мне некуда бежать…

Мамочки…

Слышу шаги уже где-то рядом. На панике захожу за строение и забиваюсь в грязный угол, зажимая рот и нос рукой, прекращая вовсе дышать.

Я уже понимаю, что меня поймают, зажмуриваю глаза и молю бога только о том, чтобы остаться живой.

Идиотка!

Дерзкая, смелая, наглая, самостоятельная.

Я же все могу, я справлюсь.

Справилась…

Дура.

Могла сейчас читать Бродского и пить кофе под пушистым пледом, молча, без вопросов — сдались они мне…

— А вот и наша девочка, — слышу приторный голос мудака, но глаза так и не открываю.

Все…

— Иди сюда, потаскушка, — уже агрессивно зовет меня. Не реагирую, вжимаясь в грязный, холодный угол. Мне кажется, я уже не чувствую ни рук, ни ног, то ли от холода, то ли от страха.

— Ааа! — вскрикиваю, когда меня резко хватают за волосы и тащат вперед. Я, в принципе, уже не сопротивляюсь, сил нет совсем, словно из меня выкачали всю энергетику…

Слабо помню, как меня запихали в машину среди белого дня, на родной улице, как связывали, что-то рычали. Все как в тумане. Я не сдалась. Нельзя сдаваться даже за секунду до смерти. У меня просто нет никаких физических сил сопротивляться. Словно у меня отобрали их вместе со свободой. Голоса все дальше и дальше, в глазах темнеет, тело ватное, мне почти хорошо…

Прихожу в себя, по-прежнему не чувствуя тела. В голове туман. Ничего не соображаю, внутри пустота. Понимаю одно — я лежу, по ощущениям, на кровати. Комнату освещает фонарь за окном. Первое, что я чувствую, — это дикий холод. Начинает трясти так, что зубы стучат. Коже холодно, а внутренности горят. Какой-то ненормальный жар разливается по телу.

Пытаюсь подняться, но ничего не выходит. Я словно парализованная, пытаюсь открыть рот, но тоже не получается. Я связана по рукам и ногам, как солдатик, и рот снова заклеен скотчем. Адреналин вбрасывается в кровь, придавая сил, дергаюсь, но все бесполезно. Расслабляюсь, напрягаю зрение. Я, черт побери, в той же комнате, только уже не прикованная к батарее, а на кровати. И если в прошлый раз меня спас мой антигерой, то что-то подсказывало: такого шанса больше не будет.

Мне плохо. Нет, это уже ни паника и страх. Мне реально физически плохо, очень плохо: тело ломит, горит и трясет одновременно, болит каждая частичка, я мокрая от пота, и очень хочется пить.

Бьюсь головой о матрас, на котором лежу, и тут же об этом жалею — голову простреливает болью. Вою закрытым ртом. Мне мучительно плохо, и скованность тела еще больше усугубляет ситуацию. Все, что я могу, — это мычать в скотч и плакать.

Я плачу даже не оттого, что меня снова похитили и связали, я плачу от болезненного состояния и от того, что ничего не могу с этим сделать. И никто мне уже не поможет. Беспомощность угнетает. Она убивает, когда нет надежды…

Прислушиваюсь: за дверью негромкие голоса мужчин. Мрази.

Закрываю глаза, проваливаясь в полусон, в голове медленно плывет какой-то бред. Отец со своими нравоучениями и гиперопекой, мама, которая просит его отпустить меня к ней, бабушка, которая умерла лет пять назад, она что-то говорит, но я не слышу, больная, бледная, почти синяя… Проваливаюсь в темноту, словно падаю в пропасть. Лечу вниз на скорости и никак не могу разбиться о дно, которого нет.

Просыпаюсь от того, что меня кто-то трясет и бьёт по щекам. Пытаюсь сфокусировать взгляд, все плывет.

— Очнулась, — хрипит ублюдок, который тащил меня за волосы. — На, попей, а то загнёшься тут раньше времени.

Закрываю глаза, сил нет даже пить. Хотя очень хочется. Скотч с губ срывают, что приводит меня в себя. Очень больно, учитывая, что губы разбиты, но сил не осталось даже вскрикнуть.

— Пей! — мужик сует мне в лицо стакан с какой-то мутной жидкостью. Я в лежачем положении, со связанными руками. Как он это себе представляет? Да и не собираюсь я пить непонятную жидкость.

— Жук, ты дебил? — слышится еще один голос где-то слева, но у меня нет сил посмотреть, кто это. — Как она будет пить?

О, хоть кто-то здесь с интеллектом.

— Да блядь, я нянька, что ли? — психует второй. — Бегай за ней, вылавливай, теперь еще выхаживай.

— Се… — осекается один из похитителей. — Он сказал поставить ее на ноги до завтра, поэтому будем нянчиться.

Очень интересно, кто это «он», уже понятно, что эти — просто шавки.

Меня хватают за блузку, которая трещит по швам от захвата, и припирают к спинке кровати. Сидеть тяжело, тело болит, ноги настолько затекли, что я их не чувствую. Голова такая тяжёлая, что невозможно держать ее ровно. Мужик снова пихает мне стакан, тыча его в губы.

— Открой рот и пей!

Не реагирую.

— Это лекарство, легче станет, — снова тычет мне в губы стаканом.

— Заливай, Жук, раз по-хорошему не хочет! — командует второй, но в процессе не участвует. Ну правильно, кто умнее, тот и главный.

На мое лицо ложится огромная вонючая ладонь и перекрывает мне кислород, зажимая нос. Открываю рот, чтобы глотнуть воздуха, и в горло заливается сладко-горькая жидкость. Давлюсь, закашливаясь, легкие почему-то горят, а все, что всё-таки попадает, выплевываю в лицо ублюдку.

— Вот блядина! — снова получаю по лицу, голова отшатывается, щека горит.

— Да мать твою, Жук, отойди от нее! — психует второй. — Задача была поднять ее на ноги, а не добить.

— А я не санитар, — агрессивно выплевывает мудак и отходит от меня. — Врач нужен, пусть обколют ее.

— Где я, мать твою, найду врача, не скорую же вызывать.

Мужчины выходят, запирая дверь, а я пытаюсь сползти в лежачее положение и снова проваливаюсь в темную пропасть, продолжая полет на дно.

Просыпаюсь от того, что меня шлепают по щекам, но не сильно, как ублюдки, а слегка, чтобы привести в себя. Еще не открываю глаза, но уже чувствую, что не связана, руки и ноги свободны, что-то большое укутывает меня, словно кокон. С трудом разлепляю веки, фокусирую взгляд: светло. Уже утро или день, но самое главное — я снова вижу моего антигероя. Я в его квартире, на том же самом диване, укрыта большим одеялом. Он смотрит на меня, сводя брови, создавая выразительную складку между бровей.

— Не делай так, — хриплю я. — Будет глубокая морщина, — зачем-то говорю. Нет у меня в голове к нему ни одного вопроса. В мыслях туман и бред.

— Что? — поднимает бровь мужчина. Берет с журнального столика термометр-пистолет, подносит к моему лбу, смотрит на результат и снова хмурится. — Ясно. Бредишь.

— И снова здравствуйте, — усмехаюсь. Да, я брежу. Мне очень плохо, но уже лучше, чем вчера. Я очень слабая, тело ломит, но не трясет и не холодно. Жить буду, только еще непонятно как…

Глава 5

Рада

Несмотря на то, что я в тепле под одеялом и свободна, чувствую себя очень усталой, словно не спала несколько суток, все плывет в белом тумане. Мужчина протягивает мне большую кружку.

— Что это? — говорю заторможено.

— Чай на травах с медом?

Не в моих интересах отказываться. В больной голове много вопросов, но все они теряются в белом густом тумане.

Пытаюсь приподняться, но тут же падаю назад на подушку — сил нет совсем. Мужчина приподнимает подушку выше, хватает меня за плечи и помогает принять полусидящее положение. Снова вручает кружку.

— Выпей, — в голосе холодный приказ. Такая повелительная форма заботы чем-то похожа на моего отца. Он тоже заботился обо мне, ничего не объясняя, в форме приказа и его воли. Беру кружку, сжимаю ее в ладонях, чтобы не уронить, пробую напиток. Не горячо, приемлемая температура для моих несчастных распухших губ. Вкусно: травы, мед.

Пока я послушно пью, мужчина уходит. Смотрю ему вслед. В простой белой футболке и серых спортивных штанах он все равно выглядит внушительно со спины. Нет, не качок, без лишнего веса, само телосложение внушительное: широкие плечи, рельефная спина, рост, сильные руки. Из тех мужиков, на которых, что наденешь, на его плечах все смотрится шикарно. Я точно брежу. Вместо того чтобы сокрушаться над своим плачевным положением и переживать за отца, я оцениваю мужчину.

Допиваю чай, тянусь к журнальному столику, чтобы поставить кружку, но руки не держат совсем, промахиваюсь, и кружка падает на ковер. Не разбивается, на белом ворсе остаются капли чая…

Мужчина возвращается с каким-то пакетом, замечает кружку на ковре, молча ее поднимает и отставляет на столик. Садится рядом со мной на край дивана, а я снова брежу, отмечая, что от него пахнет пеной для бритья и сигаретами. Он открывает пакет, вынимает из него шприцы, коробочку с ампулами и спиртовые салфетки. Молча вскрывает ампулу, начиная набирать жидкость в шприц.

— Что это?

— Антибиотик, — поясняет мужчина.

— Зачем? — глупый вопрос, но, кажется, я уже определилась, что сейчас не совсем адекватная.

— Хочешь продолжать загибаться? — выгибает бровь.

Молча прикрываю глаза. И только сейчас понимаю, что на мне тоже белая футболка. Поднимаю одеяло и понимаю, что в я одной мужской футболке, а под ней голая, даже трусиков нет.

— Кто меня переодел?

— Вызвал специально обученных людей, — ухмыляется мужчина. Иронизирует.

— Почему на мне нет даже белья? — хриплю я. Это что получается, он полностью меня раздел и видел голой, даже там…

— Ты была вся мокрая и грязная, — поясняет он мне. Открываю рот, но тут же закрываю, потому что мужчина мастерски справляется со шприцем и дергает одеяло, раскрывая меня. — Переворачивайся.

Даже не думаю, сильнее натягивая футболку, чтобы не сверкать прелестями.

— Рада… — глубоко вздыхает мужчина. — Ты снова хочешь на свободу? Тебя что-то не устраивает? — в голосе легкое раздражение. Да не хочу я никуда, черт бы его побрал. — Разворачивайся, что я там не видел. Тем более у тебя прелестный зад.

Прелестный зад. Зачетный комплимент. Но благодарностей не будет. Разворачиваюсь, загнуться я и правда не хочу.

Можно же ведь просто отодвинуть краешек, но этот мерзавец рывком задирает мою футболку на поясницу, сжимаюсь, мурашки по коже. Уколов я не боюсь, никогда не боялась, даже в детстве, я боюсь того, что на мой голый зад пялится незнакомый мужчина.

Холодная салфетка пахнет спиртом, закусываю губы, когда игла входит в кожу…

— Все, — констатирует мужчина, отбрасывая шприц на стол. Профессионал, не каждая медсестра ставит такие уколы.

Переворачиваюсь, быстро накрываясь, мужчина протягивает мне какие-то таблетки и бутылочку воды.

— Это обезболивающие и противовоспалительное, — поясняет он, опережая мой вопрос. Беру, выпиваю без разговоров. Кажется, за эти пятнадцать минут я исчерпала весь лимит сил на сегодня.

Мужчина собирает шприц, ампулы, кружку и уходит в сторону кухни. Закрываю глаза и тут же уплываю в темноту. Последнее, о чем я думаю, это то, что, наверное, стоило сказать спасибо… Он вообще не обязан все это делать, наверное…

***

Просыпаюсь уже сама. Темно, в комнате горит напольный светильник возле кресла, тишина. Даже не представляю, сколько времени. Чувствую себя лучше, слабость и сонливость сохраняются, но уже хотя бы не ломает.

Очень хочется в туалет, поднимаюсь с дивана, встаю на ноги и тут же сажусь назад, голова кружится, в глазах темнеет. Закрываю глаза, дышу глубже, снова поднимаюсь, уже не так резко, иду в коридор, попутно натягивая футболку.

Темно, иду по стеночке, все кружится, захожу в туалет, запираюсь. Когда выхожу в коридор, в глазах резко темнеет, начинаю оседать, сползая по стене. Очень страшное состояние, никогда еще не была настолько слабой. Сглатываю, пытаюсь отдышаться и прийти в себя. Сколько я не ела? Не помню… Какой вообще сейчас день?

Слышу шаги, мужчина останавливается возле меня и садится на корточки, хватая за скулы, поворачивая к себе. Ничего не вижу, кроме силуэта.

— Зачем встала? — хрипло спрашивает он.

— Решила полежать на полу в коридоре, — огрызаюсь я.

— Полежала? — усмехается.

— Ага.

— Ну пойдём назад, или тебе здесь комфортно? — издевается.

У него вообще своеобразная манера общения.

Кто ты такой вообще и откуда взялся?

Не отвечаю. Мужчина подхватывает меня на руки, и я быстро прихожу в себя, потому что футболка задирается, обнажая меня. Надо отдать должное мужчине, он не смотрит на мои прелести, укладывает на диван и тут же накрывает одеялом. Чувствую себя унизительно. Никогда не была настолько беспомощной.

— Спасибо, — бормочу я. Мужчина молча выходит из комнаты. Спать не хочется, лежу и лениво рассматриваю глянцевый натяжной потолок и софиты.

Мне казалось, я ненавижу отца. Больше всего я хотела избавиться от его опеки. Я делала для этого все. А теперь мне очень страшно за него. Если дом опечатан, значит, его арестовали. И это даже хорошо, если арестовали, а если… Нет, не хочу об этом думать.

Как мне теперь его найти?

Как связаться?

Все контакты у меня были в телефоне. А телефона нет, его отобрали ублюдки, которые меня похитили.

Поворачиваю голову, когда мужчина возвращается. В руках деревянный поднос с ручками. Он ставит его на журнальный столик и придвигает ближе ко мне. Рассматриваю содержимое: фарфоровая кружка с бульоном, в стакане что-то, похожее на морс, нарезанный багет, сметана отдельно. Физически я не хочу есть, совсем. Но понимаю, что надо, иначе меня так и будут голышом в туалет носить.

— Ешь, — в своей повелительной форме произносит мужчина и садится в кресло напротив. Берет ноутбук, открывает, утыкаясь в монитор.

Сажусь на край дивана, прикрывая голые ноги одеялом, беру кружку, отпиваю бульона. Подташнивает, но я заставляю себя пить. С каждым новым глотком становится лучше, аппетит появляется. Вкусно. Очень. Я пипец какая голодная. Губы болят, но мне все равно. Я хочу подняться на ноги и что-то делать, а не лежать здесь, изображая жертву.

— Как я снова здесь оказалась? — спрашиваю.

— Точно так же, как и в первый раз, — отвечает мужчина, не отрываясь от ноутбука.

— Все понятно, что ничего непонятно. Как ты узнал, что я снова там заперта? Как ты обошел этих ублюдков?

Мужчина закрывает крышку ноутбука и заглядывает мне в глаза, они все-таки у него темно-серые, цвета ядовитой ртути.

— Кто ты вообще? — не унимаюсь я.

— Не сотрясай зря воздух, Рада, ответов не будет.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут и кто мой отец? — продолжаю я. — Зачем вообще со мной возишься?

Я поняла, что ответов не будет, но все равно озвучиваю вопросы.

— Хочешь снова на свободу, побегать? — иронично выгибает бровь.

— Не хочу, — допиваю бульон.

Макаю хлеб в сметану и съедаю его, облизывая пальцы. Гадкая привычка, мама все время била по рукам за это, но на мужчин это действует по-другому. Они не испытывают культурного шока. Вот и мой антигерой наблюдает за тем, как я всасываю палец. На лице покерфейс, но кадык дергается. Ух, какой чувствительный дяденька. На этом можно как-то сыграть?

— Вот, если не хочешь, сиди тихо, лечись, отдыхай. Придет время — отпущу.

— Что с моим отцом?

— Он арестован, — все-таки на какие-то вопросы отвечает.

— Зачем меня похитили? Я бесполезная. Тем более если отец арестован, то выкупа не будет.

— Во всем есть свой смысл, Рада, даже если он тебе непонятен. Не забивай свою красивую голову, не высовывайся, останешься целой и невредимой. Самое большое зло для тебя — это сама ты. Оставь большие игры взрослым дяденькам.

Я ничего не понимаю. Но четко осознаю, что этот мужчина знает гораздо больше, чем кажется.

Глава 6

Рада

Просыпаюсь от того, что затекло тело. Открываю глаза, осматриваю комнату. Возможно, сейчас утро, я потеряла счет времени. Часов в комнате нет. Мужчины тоже нет, тишина. Абсолютная, словно я в квартире одна. Чувствую себя лучше, слабость еще есть, но уже ничего не болит. Очень хочется в душ. Ощущаю себя жутко грязной. Медленно поднимаюсь с дивана, горло першит, очень хочется пить. Стараюсь не делать резких движений — не хочется больше лежать в коридоре и давать возможность лапать себя, таская на руках.

На столике стоит стакан морса и лежат таблетки. Беру блистер, читаю название — обычные таблетки, противовоспалительные. Выпиваю парочку, запивая морсом. Снова прислушиваюсь. Тихо. Медленно встаю на ноги, натягиваю футболку, прикрывая зад, иду в коридор. Заглядываю на кухню — никого. Стерильная чистота. Кухня небольшая, но сияет. Запираюсь в ванной. Открываю шкафчик под раковиной, убеждаясь в наличии чистых полотенец, беру одно, нюхаю — пахнет кондиционером.

Снимаю футболку, встаю в ванную, настраиваю душ. Голова кружится, но я пытаюсь держаться на ногах. На полочке, в углу, только мужские шампуни и гели. Выбора нет, моюсь тем, что есть. Боже, кто бы мог подумать, что простой душ может оказаться таким блаженством.

Аккуратно вылезаю из ванной, протираю запотевшее зеркало, рассматривая себя. С губами уже лучше — припухлость прошла, но ранки остались. Синяки на запястьях, на бедре тоже большой синяк — это я упала. Не самый лучший вид. В общем, плевать.

Вытираюсь, подсушиваю волосы, расчесываюсь, заворачиваюсь в полотенце. Очень не хочется надевать грязную, потную футболку на чистое тело. Плотно стягиваю полотенце на груди, выхожу из ванной. После душа чувствую себя гораздо лучше.

Снова прохожусь по комнатам — никого. Дергаю входную дверь — заперто. Есть еще одна комната, подхожу к ней на цыпочках, прислушиваюсь — тишина. Не могу же я ходить в мокром полотенце. Мне нужна как минимум свежая футболка и, желательно, трусы — надоело сверкать прелестями. Еще ни один мужчина не видел меня настолько обнаженной, как этот мерзавец.

Стучу в дверь — нет реакции.

Стучу громче — то же самое.

От моего напора дверь слегка приоткрывается, заглядываю. Нет никого. Смело прохожу внутрь. Обычная спальня: большая застеленная покрывалом кровать с мягкой спинкой, рольшторы на окне плотно закрыты. Комод, встроенный шкаф, телевизор на стене напротив кровати.

Он реально оставил меня одну. Открываю комод в поисках одежды. На самом деле не только для этого. Мне важно найти хоть какую-то информацию об этом мужчине, хоть что-то. И не стыдно от того, что я шарю по чужим вещам. Я должна понять, что происходит.

Нахожу футболки, уложенные ровными стопками, выбираю самую длинную, быстро скидываю полотенце, одеваясь. Но на этом не останавливаюсь, открываю все ящики. В верхнем — мелочи, но ничего особенного: наручные часы, электрическая бритва, серебряная цепочка с крестиком. Верующий? Забавно. Хотя нет, крестик снял. Открываю флакончик мужского парфюма, вдыхая холодный аромат, закрываю, кидаю назад.

Записная книжка!

Открываю ее. Телефоны, подписанные именами, ничего не говорящие мне адреса, и все. В нижних ящиках просто одежда. И ничего ценного для меня. Ни одного документа. Ладно. Иду к шкафу, отодвигаю дверцу. Тоже ничего особенного. Куртки, пиджаки, рубашки… Все в идеальном порядке. Чертов педант.

Растерянно оглядываюсь, замечая на подоконнике ноутбук. Да!

Открываю его, включаю. Сердце стучит где-то в ушах, пока идет загрузка. Даже если там нет ничего важного, я могу войти в свой аккаунт, пароль я, слава богу, помню. Мне нужно с кем-нибудь связаться. С мамой, с дядей, с друзьями.

Черт! Ударяю ладонью по подоконнику, когда понимаю, что ноутбук под паролем. Да тут может быть все что угодно, я даже не знаю, как зовут этого мужчину, чтобы догадаться. В каком-то отчаянии жму на цифры, прекрасно понимая, что не попаду.

— Подобрала пароль?!

Вздрагиваю, подпрыгивая на месте, когда позади меня раздается грубый мужской голос. Резко закрываю крышку ноутбука, сглатываю и замираю на месте, боясь оглянуться, словно это меня спасет.

Слышу шаги мужчины, все ближе и ближе, и вот он совсем рядом, спиной чувствую холод от его одежды после улицы, его холодный запах врывается в легкие.

— Много нарыла? — с иронией интересуется он.

— Этого не произошло бы, если бы ты хоть что-то мне объяснил! — в истерике произношу я. Лучшая защита — нападение. Хочу развернуться, но мужчина хватает меня за талию. Сильная хватка.

— Стой на месте, не дергайся, — уже тихо произносит он куда-то в мои влажные волосы. Замираю в шоке. — Запомни, детка…

Детка? Он назвал меня деткой?

Пауза, не договаривает, наклоняется, его горячее дыхание обжигает мне шею. Я в шоке, не от страха или стыда. Я в шоке от близости этого мужчины. Он внаглую вторгается в мое личное пространство.

— Я не люблю, когда роются в моих вещах и когда что-то делают за моей спиной, — хрипло вдыхает мне в ухо. Покрываюсь мурашки от близости его губ. И в этом нет ничего интимного, я просто в растерянности от его бесцеремонного вторжения. — На первый раз я тебя прощаю. Надеюсь, ты хорошо все проверила, и больше такого желания не возникнет. Один вопрос, Рада.

— Что? — голоса совсем нет. Не соображу, о чем он.

— Сейчас ты можешь задать мне один вопрос, и я на него отвечу. Подумай хорошо. Что больше всего тебя интересует?

Да у меня сотни вопросов и все важные. Окей, если правила игры таковы, я вынуждена их принять. В голове все путается. Закусываю губы, когда его руки на моей талии начинают медленно ползти вниз, касаются бедер, так нежно, аккуратно, а потом снова ползут вверх, задирая футболку, обнажая. Его губы касаются моего уха…

— Что ты делаешь?! — вскрикиваю я, хватая его наглые руки, пытаясь оторвать от себя. Глотаю воздух от возмущения.

— Я трогаю тебя, детка, — спокойно выдает он, выдыхая в мое ухо, прикусывая мочку. Впиваюсь ногтями в его ладонь, чтобы отрезвить мерзавца, но он не реагирует.

— Зачем?! — пытаюсь вырваться из его удушливого плена, но мужчина вжимает меня в подоконник, обездвиживая.

— Это второй вопрос, но я отвечу. Ты меня привлекаешь меня как женщина, Рада.

— В смысле второй вопрос? — моментально забываю о том, что он меня лапает. — Это не вопрос… То есть не то, что я хотела спросить!

— А вышло так, что спросила это, — нагло усмехается мне в ухо и отпускает, отступая.

— Так нечестно! — резко разворачиваюсь, заглядывая в его наглые газа цвета ртути. Такой уверенный в себе, самодовольный. — Ты специально это сделал? Да?! — мне хочется схватить с подоконника ноутбук и швырнуть в этого мерзавцев. Стоит тут, ухмыляется, внаглую меня осматривая с ног до головы.

— Я обещал ответить на твой вопрос и ответил на него предельно честно. Прошу, — указывает рукой на выход из спальни. Кусаю губы от досады, тут же всхлипываю, поскольку прокусываю ранку, которая начинает кровоточить.

Сволочь!

Мерзавец!

Гад!

Ругаюсь на него взглядом и вылетаю из спальни.

Застываю в гостиной, замечая несколько пакетов из магазинов женской одежды, лежащих на диване. Скидываю их на пол, ложусь на диван, укрываюсь с головой одеялом. Дышу глубже, пытаясь успокоиться, когда хочется кричать и расцарапать лицо мерзавцу.

Он так издевается надо мной?

Ему это доставляет удовольствие?

Слышу, как мужчина ходит по комнате, уходит, возвращается. Мне уже жарко под одеялом и нечем дышать, но я не вылезаю из-под него. Это мое личное пространство. Не хочу сейчас никого видеть!

«Ты привлекаешь меня как женщина».

Что это вообще было?

А он вовсе не в моем вкусе.

И слишком стар для меня! И в общем…

Боже, когда это все закончится?

Сдуваюсь, накрывает апатией, и хочется рыдать.

Рывок, не удерживаю одеяло, когда мужчина срывает его с меня.

— Давай сюда свою попку, — произносит он уже со шприцем в руках.

— Не нужно, мне уже лучше, — пытаюсь поймать одеяло, но мужчина отшвыривает его на пол.

— Нужно проколоть курс, иначе начнутся осложнения.

— Пусть начнутся, — закрываю глаза, чтобы не видеть его темных пронзительных глаз.

— Дура. Я же уговаривать не буду.

— Вот и не нужно уговаривать, — отвечаю, не открывая глаза. Несколько секунд тишины, а потом он хватает меня и резко переворачивает на живот. Дергаюсь, но мерзавец надавливает на спину и ставит мне укол.

— Ай! — вскрикиваю. — Больно!

— Не нужно было дергаться, — выдает он. — Здесь, — указывает на пакеты, — одежда, белье и так, мелочи для тебя.

— Мне ничего не нужно от тебя! — гордо заявляю я.

— Ну, в принципе, можешь ходить так, мне даже нравится, — выдает мерзавец, собирает шприцы, ампулы и уходит на кухню.

Встаю, беру пакеты, вытряхивая содержимое на диван. Конечно, мне все это нужно, особенно белье.

Глава 7

Рада

Итак, мои обновки состоят из набора трусиков, не кружевных, не стрингов, а самых обычных, удобных, разных цветов: красных, белых, черных. Это явно не мужской выбор. Ну, по крайней мере, мне казалось, что мужчины выбирают женщинам белье, не учитывая удобство. Они, скорее, выберут что-то развратное, кружевное или состоящее из ниточек. Бюстгалтеров нет, совсем, ни одного.

Ладно, нестрашно.

Два спортивных костюма, состоящих из штанов и худи. Сойдет. Удобно, стильно. Один — белый, с принтом черной кошки, другой — мятного цвета. Хорошая, качественная ткань. Еще что-то в виде пижамы из шортиков и длинной футболки. Несколько пар исключительно белых носков. Обуви нет. То есть мой выход из этой квартиры вообще не предусмотрен? Не то чтобы решилась на очередной побег, но все же. В другом пакете — женский шампунь, гель для душа, даже крем есть. Не совсем та марка, но тоже сносно. Расческа, заколка и, неожиданно, коробочка с бельгийским шоколадом. Ассорти с мятой, клубникой, апельсином и орехами. Кручу в растерянности эту коробочку, посматриваю в сторону кухни, где скрылся мужчина.

Я люблю хороший молочный шоколад. Вряд ли он это знал… Но… Не знаю, как трактовать свои чувства. Приятное пятно среди мрака, который меня окружает. Не удерживаюсь, открываю коробочку и съедаю маленькую шоколадку с клубникой, прикрывая глаза от наслаждения вкусом. Хороший шоколад — это кусочек маленького счастья.

Беру мятный костюм, трусики, носки и запираюсь в ванной. Одеваюсь. Еще одно открытие в том, что одежда моего размера. Этот мужчина умеет удивлять. Рассматриваю в зеркале свои несчастные губы. Итак, что мы имеем? Он заботится обо мне, я нравлюсь ему как женщина. Шоколад… Это нужно как-то обернуть в свою пользу. Никогда не заигрывала с парнями намеренно, все выходило естественно, когда была симпатия. Но парни — это мои ровесники или максимум лет на пять старше. Как флиртовать с взрослым мужчиной, при этом держа его на коротком поводке, и близко не подпускать? Это единственный способ что-то узнать и попытаться понять правила игры.

Решительно выхожу из ванной, как хорошая девочка, собираю разбросанные по дивану вещи в пакеты, аккуратно отставляю их за диван, складываю одеяло и иду на кухню.

Мужчина выкладывает продукты в холодильник, не замечая меня. Рассматриваю его, не зная, что сказать. На нем тоже черный спортивный костюм с капюшоном и белыми надписями вдоль рукавов. Стильный, ему идет.

— Как тебя зовут? — решаюсь я. Мужчина закрывает холодильник и окидывает меня нечитаемым взглядом.

— Размер подошёл? — спрашивает он, игнорируя мой вопрос.

— Да, спасибо. И за шоколад тоже, очень вкусно.

Реакции нет. Ну хоть бы кивнул в ответ. Сложный мужчина. Как такого пробить, чтобы раскрылся? На что его брать, если на диалог он не идет?

Ставит на плиту чайник и достает пресс для заварки.

— Так как тебя зовут? — настаиваю я.

— Зачем тебе знать мое имя? — спокойно спрашивает он, даже не оборачиваясь, занимаясь своими делами.

— Ну, во-первых, ты знаешь мое имя. Во-вторых, мне нужно как-то к тебе обращаться. И вообще, после того как ты видел мой зад, мы обязаны познакомиться, — нервно выдаю я. Что так сложно сказать имя?

— Какое имя мне подходит? — разворачивается, упирается бедрами в столешницу и смотрит на меня вопросительным взглядом. Ладно, играем по его правилам.

— Ну, не знаю… — задумываюсь, более внимательно окидывая его взглядом. — Может, Олег? Или нет, Роман? Нет, ты похож на Тараса, — выдаю я. Впервые вижу, как он искренне, без иронии усмехается. — Что, не попала?

— Нет, — качает головой, отворачивается, принимаясь заваривать чай. — Я смотрю, тебе лучше.

— Да, спасибо.

— Тогда открой холодильник, достань сыр, ветчину, помидоры, салат и сделай нам бутерброды. Справишься?

— Конечно, — киваю.

Есть контакт. Открываю холодильник — продуктов много, все аккуратно расставлено по полочкам, как у моей бабушки. Вынимаю нужные продукты, складываю на стол, мужчина дает мне доску, нож и уже нарезанный хлеб для тостов. Пока делаю бутерброды, мужчина ставит на стол чай, мед, баночку малинового варенья и садится, наблюдая за мной.

— А давай поставим их в микроволновку? Сыр расплавится, будет вкусно.

Мужчина молча указывает мне на микроволновку. Беру тарелку, ставлю бутерброды в печь. Жду, переминаясь с ноги на ногу. Пауза. Дискомфортно оттого, что мужчина пристально смотрит на меня, не отрываясь. И я не могу сейчас избежать его темного взгляда. Играть надо до конца. Мой отец часто любит повторять, что без него я пропаду и не смогу справиться ни с одной проблемой. В его глазах я «такая дерзкая» только оттого, что понимаю, кто стоит за моей спиной. Сейчас за моей спиной никого. И я должна справиться. По факту, каждый человек в самой стрессовой ситуации всегда один, даже если рядом много людей, но основное зависит от него самого.

Выдыхаю, когда микроволновка, наконец, звенит, оповещая о готовности. Ставлю тарелку на стол, сажусь напротив мужчины. Он разливает нам чай, двигает ко мне мед и малиновое варенье, вручает чайную ложку.

Такая степень заботы…

Кто ты, черт побери?

— Зачем ты все это делаешь? — спрашиваю я, добавляя малину в чай.

— У всего есть цель, Рада, — снисходительно отвечает он.

— Какова твоя цель — спрашивать бесполезно?

— Моя цель — оставить тебя во всей этой ситуации целой и невредимой.

— Ну это же неправда, — качаю головой. Мне кажется, что, если прямо сейчас он выложит мне всю правду, я не поверю. Я запуталась.

— Странно не верить мне в данных обстоятельствах, — разводит руками. — Я причинил тебе вред?

— Нет, — сдуваюсь. Так-то оно так, но меня не покидает ощущение, что все непросто.

— А если…

— Ешь, пей чай и ложись в постель, — обрывает он меня, не позволяя договорить. Все, разговора больше не будет. — Ты еще нездорова, нельзя столько времени проводить на ногах.

Сжимаюсь, потому что он отчитывает меня, словно ребенка. Как-то сразу пропадает настроение во что-то играть, хочется искреннее послать его в жопу. Сжимаю губы, допиваю чай, хватаю кусочек сыра и ухожу в гостиную.

Ложусь на диван, беру первую попавшуюся книгу со стола.

Чак Паланик «Уцелевший». До Паланика я еще не добралась. Точнее, открывала, конечно, «Бойцовский клуб», но так и не дочитала.

Через полчаса чтения слышу, как мужчина входит в комнату, но я делаю вид, что его нет, пытаясь уйти в книгу.

Краем глаза вижу, как мужчина снимает толстовку, оставаясь в белой футболке, садится в кресло напротив меня и снова утыкается в свой ноутбук. Это вообще странно: у него есть своя комната, есть кухня, где удобно поставить ноутбук на стол, но он всегда сидит напротив меня.

Еще через полчаса чтения чувствую на себе пристальный взгляд, отрываюсь от книги, смотрю на мужчину таким же снисходительным взглядом, как он на меня.

— Как книга? — интересуется он, откладывая ноутбук и разваливаясь в кресле в вальяжной позе. Ах, теперь он соизволил со мной поговорить.

— Не знаю, еще не поняла.

— Палаником проникается только тот, кто принял его видение мира.

— Ты читал? О чем она?

— Если в двух словах, то о поехавшем крышей парне, у которого не было другого выбора. О парне, который под видом психологической помощи доводит людей до самоубийства, мечтающем о том, чтобы его жертвы воскресли и отомстили ему. О секте и ее обратной грязной стороне. О безысходности, которая подана легко, в жёсткой манере, без прикрас. И, несмотря на это все, на протяжении всей книги жаль парня, автор добился для него искреннего сочувствия.

— Как можно сочувствовать такому человеку?! — возмущаюсь я, закрывая книгу. А мужчина усмехается, запрокидывая голову.

— Нельзя судить книгу по мнению других. Всегда нужно полагаться только на свои ощущения, Рада. И потом, иногда приходится идти по дороге зла, потому что другого выбора просто нет изначально. Тебе навязали неправильное представление о мире, которое стало для тебя единственной истиной.

Мне кажется, я даже открываю рот, слушая его. Мы ведь не о книге говорим, есть что-то глубокое в его словах, личное. Я так чувствую, я вижу это в его глазах цвета ртути. Теперь хочется дочитать эту книгу, что бы она ни значила. Сама не замечаю, как продолжительное время зависаю на его глазах.

— Как тебя зовут? — повторяю вопрос почти шепотом.

— Так важно знать мое имя?

Киваю.

Да, мне это важно!

Я хочу знать, кто он. Начнем с имени.

— Выкупи у меня ответ на твой вопрос, — уже нагло ухмыляясь, произносит он.

— В каком смысле?

— У любой информации есть цена. Я назначаю цену, ты решаешь, нужна ли тебе информация и что ты готова за нее дать, — самоуверенно заявляет мерзавец.

— И сколько же стоит твое имя?! — от возмущения поднимаюсь, садясь на диване.

— Поцелуй.

— Что? Ты серьезно?

— Вполне, я хочу твои губы, Рада, — в подтверждение опускает взгляд на мои губы. — Понимаю, они болят. Я сделаю это аккуратно.

— Вот спасибо. Слишком дорогая цена просто за имя. Тогда мне нужен еще один ответ, а какой — я озвучу после поцелуя.

Кажется, я начинаю вникать в суть игры.

Не знаю, что на меня находит, но накрывает азартом. От того, что он меня поцелует, мир не рухнет и со мной ничего не случится. Зато я получу ответы. И потом, разве не этого я хотела. Сближение ради информации.

— Торгуешься, детка, — снова усмешка. Мне дико не нравится, что он зовет меня деткой. Но сейчас не в моих интересах спорить. — А ты не так проста, как кажешься. Хорошо, два вопроса, но я повышаю цену, — начинает торги. — Поцелуй у меня на коленях, — для наглядности хлопает по своим коленям. Цена действительно высока. На коленях — это еще интимнее, чем просто поцелуй.

Глава 8

Рада

Легко мысленно себя убедить сесть на колени к мужчине и позволить поцеловать. Трудно сделать, трудно уговорить себя подняться с места.

— Сделка отменятся? — ухмыляется мерзавец. У него такая высокомерная и порочная улыбка.

— Нет! — решительно поднимаюсь на ноги.

К черту все! Подхожу к мужчине, он поднимает голову, заглядывая мне в глаза, и ждет, когда я сяду.

— Ну, Рада, иди ко мне, — понижает голос, сглатывает от предвкушения. Перекидываю ногу, сажусь на него сверху. Ахаю, когда он хватает меня за талию и подтягивает ближе, вжимая в себя. Обхватывает мой затылок и тянет к себе.

— Стой! — истерично усмехаюсь, пытаясь отстраниться, но мужчина не выпускает, вынуждая говорить ему в губы. — После поцелуя ты скажешь, как тебя зовут и ответишь на мой вопрос? — уточняю я.

— Да, детка, — его голос хрипнет. Он уже почти целует меня, касаясь губ. Пахнет холодным, терпким мужским парфюмом. Мне не противно. Сердце начинает колотиться так, словно это мой первый поцелуй. — Такая сладкая, — продолжает говорить мне в губы, срывает с моих волос заколку, зарывается пальцами в локоны, но не целует, будто оттягивает момент. — Рада, такое необычное имя. Кто тебя так назвал? — перебирает мои волосы, другой рукой поглаживает бедро.

— Мама, — выдаю ему в губы.

Это так интимно. Интимнее и чувственнее, чем сам поцелуй. Это не просто засунуть язык в рот, это чувственно, на грани поцелуя, когда ощущаешь горячее дыхание мужчины, когда начинаешь пьянеть и терять себя. Где-то внутри парадоксально нарастает ощущение трепета. Прикрываю глаза, отдаваясь ему полностью и начиная наслаждаться процессом. Мне страшно и одновременно хорошо в его сильных руках. Мурашки разливаются по коже, и я уже сама касаюсь его, проводя языком по нижней губе. Во мне просыпается маленькая, трепетная девочка, которая хочет ласки, любви и чего-то настоящего.

— Рада, — горячо произносит мое имя. Уже сжимает мои волосы в кулаке, но не сильно, больше страстно, порывисто, врываясь языком мне в рот. Он обманул, когда сказал, что будет аккуратен, немного больно, но мне все равно. Я касаюсь языком его языка и ловлю себя на мысли, что меня еще никто так не целовал. По-настоящему, вкладывая в поцелуй больше, чем похоть. — Меня… — целует краешек моих губ. — Зовут… — водит кончиком языка. — Глеб, — обжигает своим горячим дыханием и всасывает мою губу, уже нежно, заставляя меня прогнуться в его руках. На секунды вылетаю из реальности, забывая, кто мы, где мы и зачем все это происходит. По телу проносится горячая волна, и хочется большего. Хватаюсь за его плечи, чувствуя под ладонью стальное напряжённое тело.

Я ощущаю его удовольствие, он не просто играет со мной, он правда хочет мои губы, хочет большего… И это понимание отрезвляет. Отстраняюсь, облизывая губы, а в его глазах плавится ртуть. Такой насыщенно темный оттенок. Никогда не видела настолько серых глаз. Он так смотрит, словно еще минута и…

— Задай свой вопрос, — разрешает он и откидывает голову на спинку кресла, прикрывая глаза. Пытаюсь подняться с его колен, но рука на талии вдавливает меня плотнее. — Сиди на месте, детка. Иначе ответов не будет.

Ослабляет хватку, когда понимает, что я расслабилась. Очень трудно собраться и задать правильный вопрос, когда этот поцелуй до сих пор кружит голову, особенно когда его наглые руки поглаживают талию, плавно подбираясь к бедрам. Я усвоила урок. Любое мое слово может засчитаться за вопрос. И мерзавец это понимает, улыбается, продолжая меня лапать. Хочется отрезвить его пощечиной. Чтобы не был таким самоуверенным и не наслаждался тут от моей близости. Осматриваю мужчину. Всё-таки красивый. Нет, не смазливый и лощеный, по-мужски красив грубой, немного суровой красотой.

А теперь мне хочется дать пощечину себе. Вместо того чтобы задать правильный вопрос, я думаю о том, какой мужчина офигительный. В голове тысяча вопросов и все они главные, но получить ответы на все я не могу.

— Что с моим отцом? Насколько все серьезно? — спрашиваю. Потому что, несмотря ни на что, я дочь своего отца и дико переживаю. Я, в конце концов, люблю его, хоть и никогда не признавалась ему в этом. И это сейчас главный для меня вопрос.

— Твой отец в следственном изоляторе, его арестовали за взятки и незаконные разрешения на застройки. Все ваше имущество тоже арестовано до выяснений. Сама рассуди, насколько это все серьезно… Но у него мощная защита, и ещё пока есть связи. Возможно, он выкрутится… — расплывчато отвечает Глеб.

Закрываю глаза, сглатывая. Я верю этому мужчине, я не идиотка и понимала, что все состояние отца — это не накопления по зарплате, и то, что многое переписано на меня и маму, тоже не просто так.

— Мое похищение как-то связано с… — замолкаю, прикусывая язык, когда мужчина поднимает голову и останавливает меня одним лишь предостерегающим взглядом.

— Это уже другой вопрос, на твой я ответил довольно развернуто.

— Да, чёрт побери, — ударяю в отчаянье по его груди. — Что ты хочешь за ответ?! — повышаю голос, не справляясь с эмоциями. Это моя жизнь, а не игра. Со мной столько всего случилось, я эмоционально обнажена, и нервы сдают. — Сколько стоят твои ответы?! — еще раз ударяю по его каменной груди. Глеб молчит, холодно наблюдая за моей истерикой. Непробиваемый, как скала. — Что ты хочешь?! — глаза начинает щипать от подступающих слез. — Что?! Секса? Если я отдамся, ответишь на все?! — впадаю в истерику, руки дрожат, когда хватаю толстовку, пытаясь стянуть ее с себя.

— Тихо! — повышает на меня голос, хватает за руки, останавливая. — Успокойся!

Мотаю головой, пытаясь вырваться, задыхаюсь, хватая воздух.

— Зачем ты это делаешь?! Зачем?!

Мужчина хватает меня за скулы, сжимает, вынуждая смотреть на него.

— Я, определенно, тебя хочу, Рада. Но такая плата мне не нужна. Я не насилую женщин. И ответов ты сегодня все равно не получишь, даже если я трахну тебя прямо сейчас. Поэтому либо уймись, либо продолжай, но результата, на который ты рассчитываешь, не будет, — холодно сообщает он мне, отпуская скулы.

— Да пошёл ты! — выдаю я, соскакиваю с его колен, ложусь на диван и отворачиваюсь к спинке. Зажмуриваюсь, чтобы не разрыдаться. Не хочу плакать, показывать ему свои слабость и беспомощность.

Боже, как это все унизительно…

Мамочка… Как я хочу к маме.

Как я хочу проснуться и понять, что это всего лишь кошмар.

Я хочу домой!

Я хочу вернуться в свою жизнь, без вот этого экшена и мужика, который мной играет.

Замираю, прекращая дышать, когда слышу стук в дверь. Мужчина уходит, но быстро возвращается, а в дверь продолжают настойчиво стучать.

— Рада, — касается моего плеча, оборачиваюсь. — Иди в ванную и запрись там. Не выходи, пока я не разрешу.

— Что происходит? Кто это? — шепотом спрашиваю я. Не знаю, чего боюсь, но боюсь. Мне было парадоксально спокойно в это квартире.

— Быстро, без вопросов! И ни звука! — он сам меня поднимает, хватая за плечо, и буквально вталкивает в ванную. Резко поворачиваю замок, запираясь. Облокачиваюсь на дверь и сползаю по ней на пол, прислушиваясь к звукам по ту сторону.

Глава 9

Рада

За дверью отчётливо слышны шаги по коридору. Кажется, они проходят на кухню. Слышу голос Глеба. Я не знаю, кто там за дверью, почему прячусь, но обстановка нагнетает. Прислушиваюсь, прислоняя ухо к двери, и отчетливо понимаю, что собеседник Глеба — женщина.

Странно, почему я должна прятаться от женщины?

А может, там не мои похитители или люди, которые несут угрозу? Может, там банально его женщина, которая не поймёт присутствие меня в этой квартире. Он взрослый мужчина — конечно, у него есть женщина.

Эта мысль почему-то злит. Я, знаете ли, здесь не по своей воле! Прислушиваюсь, задерживая дыхание, но, кроме голосов, ничего разобрать не могу. Снова шаги и тишина. Поднимаюсь на ноги, прислоняюсь к двери, пытаясь понять, что происходит. Голоса ближе, где-то в коридоре. Может, у меня паранойя, но кажется, что я уже не раз слышала этот глубокий женский голос.

Вздрагиваю от стука в дверь.

— Открой! — слышу отчетливый приказ Глеба, отпираюсь, с опаской выглядывая в коридор.

— Я сейчас уйду и запру тебя. Еда в холодильнике, лекарства на столике. Сиди тихо, Рада. Если в дверь звонят, даже не подходи к ней.

— Кто это был? — выхожу в коридор, посматривая в сторону прихожей. Мне жутко интересно посмотреть на эту женщину.

— Не твоего ума дело, — ухмыляется мерзавец. Уходит в прихожую, а через минуту раздается хлопок двери и поворачивается замок.

Бегу на кухню, немного отодвигаю штору и вижу на стоянке, возле белого внедорожника, женщину. Рассматриваю ее внимательно. С высоты последнего этажа я не могу разглядеть ее внешность и понять возраст. Видно лишь, что женщина — блондинка, в белой шубе до колен. Она снова кажется мне знакомой… Но утверждать не могу — слишком далеко.

Через пару минут убеждаюсь, что это именно гостья Глеба, когда он подходит к внедорожнику и галантно открывает ей пассажирскую дверь, помогая сесть.

Смотрите, какой обходительный.

Со злостью задергиваю штору, глубоко вдыхаю. Осматриваю кухню, заглядываю в холодильник, беру яблоко, бреду в гостиную. Сажусь на диван, открываю Паланика и погружаюсь в чтение. Никак не могу сосредоточиться, постоянно мыслями возвращаюсь к женщине.

Кто она?

Куда он с ней поехал?!

«Ой, Рада не будь дурой! — шепчет мне внутренний голос. — Понятно, кто она, куда они поехали и чем будут заниматься».

Бесят!

Снова утыкаюсь в книгу.

Читаю несколько часов, пока не перелистываю последнюю страницу. Не знаю, не прониклась я этим миссией, но мысль, сказанная Глебом, понятна. Откидываю книгу.

Снова иду на кухню, открываю холодильник, в голову приходит бредовая мысль приготовить ужин. Продуктов много. Но… обойдется. Делаю себе бутерброд, чай, кушаю, убираю за собой и снова слоняюсь по квартире. Уже вечер, темнеет. Иду в спальню Глеба. Если его вообще так зовут. Может, он соврал — я же никак не проверю.

В этот раз не шарюсь по шкафам, понимая, что ничего там не найду. Беру пульт от телевизора, накидываю подушек в изголовье кровати и с удовольствием заваливаюсь на большую удобную кровать. Листаю каналы, благо их здесь больше трёхсот. Сначала смотрю какое-то шоу, потом юмористический сериал. Забавно. В своей жизни я очень редко смотрю телевизор. Только фильмы через интернет. Некогда залипать на шоу и прочей ерунде. Есть вещи гораздо важнее и интереснее.

Иду на кухню, делаю себе еще чай, беру печенье и с удовольствием несу все это в кровать. И нет, мне не стыдно. С удовольствием поедаю печенье, пью чай и смотрю комедию.

Включаю еще фильм и на середине фильма благополучно засыпаю, забывая, что я в чужой кровати.

Просыпаюсь оттого, что хочу повернуться на другой бок, но не могу — что-то мешает. Темно, телевизор уже не работает, я придавлена мощной мужской рукой, покоящейся у меня талии. Глеб прижимает меня к себе и спокойно спит. Пахнет парфюмом и сигаретами.

Как я могла проспать его появление?

Аккуратно беру его запястье, пытаясь освободиться и покинуть кровать мужчины. Я не хочу с ним спать. Это слишком. У меня почти получается, я уже скидываю одну ногу с кровати…

Пищу, когда мужчина внезапно подхватывает меня за талию и резко возвращает на место, прижимая спиной к своей груди.

— Спи здесь, — сонно хрипит мне в ухо.

Да ну как тут теперь уснёшь?

Снова дергаюсь, пытаясь вырваться.

— Не ерзай! — рычит он, еще теснее вжимая меня в себя. — Это чревато…

Замираю прекращая дышать, чувствуя угрозу со стороны его паха. Ой, мамочки, действительно чревато.

— Дышать можно, — усмехается мужчина. — Расслабься, детка. Просто спи.

Выдыхаю, понимая, что действительно не дышала.

Мужчина быстро засыпает, начиная размеренно дышать мне в шею, но хватку не ослабляет. Около получаса лежу в напряжении, но организм берет свое, начиная расслабляться от горячего дыхания на коже и сильного тела, которое меня закрывает. Я словно в безопасном коконе. Ничего сейчас не страшно. Несмотря ни на что, Глеб вызывает у меня парадоксальное ощущение спокойствия.

Снова не замечаю, как засыпаю.

Просыпаюсь, уже когда в окно врывается яркое солнце. По-прежнему не представляю, сколько времени. В этой квартире нет часов. Слава богу, мужчина спит на спине, закинув руки за голову. Тихо поднимаюсь с кровати и на цыпочках покидаю спальню.

Умываюсь, чищу зубы, собираю волосы в хвост и иду на кухню. Кофе хочется. Открываю все шкафчики, но так и не нахожу никакого кофе, даже растворимого.

Как можно жить без кофе?

Ставлю чайник, посматривая на холодильник. Ладно, приготовлю мерзавцу завтрак, он все-таки заботится обо мне, хочется дать ему что-то в ответ. Вынимаю овощи, яйца и жарю яичницу с помидорами, болгарским перцем и зеленью. Должно быть вкусно, мама с детства учила меня готовить. Делаю тосты на сковородке, поскольку тостера тоже не нахожу. Завариваю чай, накрываю на стол.

Слышу, как мужчина проходит в ванную. И вот бы мне позавтракать одной, но я жду Глеба, не притрагиваясь к еде.

Глеб появляется на кухне в одном полотенце, с влажными волосами. Распахиваю глаза, осматривая его торс, невольно опускаю взгляд ниже, понимая, что под полотенцем у него явно ничего нет.

— Доброе утро, — нахально улыбается, проходя на кухню. — Завтрак? — осматривает стол. — Умница, — хвалит меня, как ребенка.

— Оденься, пожалуйста, — прошу его я, так как понимаю, что не могу не пялиться на его тело.

— А что такое? — ухмыляется гад и садится за стол. — Отвлекаю? — смеётся надо мной, потому что я застыла возле шкафа и забыла, что вообще хотела сделать.

— Нет, — поджимаю губы. Действительно, какое мне дело до его тела? Раскрыла здесь рот, словно озабоченная.

— Садись и ешь, — в командном тоне указывает он.

Сажусь напротив, утыкаясь в тарелку.

— Я, конечно, не против, тебя в своей кровати, но, если еще раз найду там крошки от печенья, отшлепаю, — выдает мне мерзавец.

— Не посмеешь, — дерзко выдаю я. Вздумал тут меня пугать. Не было там никаких крошек, я аккуратно ела.

— Хочешь проверить — рискни, — угрожающе оскаливается.

— Не страшно, — отправляю в рот яичницу, облизывая вилку. — Но в твоей кровати я больше никогда не окажусь.

— Никогда не говори «никогда», детка, — самоуверенно заявляет мне Глеб.

— Пфф, — закатываю глаза, не комментируя. — Кто та женщина, с которой ты вчера уехал?

— Не ревнуй, детка, у нас с ней чисто деловые отношения.

— Ты слишком самоуверен. Ревность в нашем случае неуместна. Она просто показалась мне знакомой.

— Наблюдала за нами из окна? Не находишь это ненормальным?

— Ты прячешь меня от своей женщины в ванной, не находишь это ненормальным? — выгибаю брови.

— Не нахожу. Во всем есть свой смысл.

— Да, да, да, знаю. Ты все знаешь, но ничего не расскажешь. Ты специально нагнетаешь? Или нагоняешь на себя мнимой таинственности?

— Ну почему же, я готов ответить еще на один твой вопрос, предложи цену.

— Что ты хочешь в этот раз? — уже серьезно спрашиваю я.

— Я хочу слишком много, если не все.

— На все я не согласна.

— Тогда озвучь, что готова мне дать.

Ничего я не хочу ему давать.

— Ты меня уже целовал, мы спали вместе, задницу ты мою видел. Что я могу предложить? Грудь тебе показать? — шучу.

— Просто показать — мне мало, тем более я ее видел.

Мерзавец!

— Я хочу твой оргазм.

— Что? — давлюсь чаем, откашливаюсь. — Секса не будет! Даже не мечтай!

— Рада, Рада, наивная девочка, — качает головой. — Я могу довести тебя до оргазма без секса в прямом смысле этого слова.

— Нет! — категорически отказываюсь я. Но ловлю себя на том, что внутри все приятно сжимается и окатывает легким возбуждением только от того, что я уже представляю, как это будет.

— Тогда прекрати задавать мне вопросы и иди готовь свою прелестную попку к уколу.

Глава 10

Рада

Сижу в гостиной на диване, в ожидании своего «доктора». Внутри все кипит. А может, и нет никаких тайн? Он просто играет со мной, чтобы уложить в кровать. Ну скучно мужику, надо как-то скрашивать наше временное заточение.

Глеб является уже одетый в штаны, но снова с голым торсом. Отворачиваюсь к окну, чтобы не пялиться.

— Ложись, — командует он, подходя ко мне.

— А какой прогноз? — интересуюсь я, укладываясь на живот. Надоело, что этот мерзавец постоянно разглядывает мой голый зад. Ничем его не удивишь — он, видите ли, все видел.

— Пять дней, минимум, — дергает мои штаны вместе с трусиками, практически сдирая их до колен.

— Ну ведь можно просто отодвинуть краешек! — возмущаюсь я, сжимаясь.

— Можно, но нельзя, — в голосе снова ирония. — Расслабься и не дергайся, или снова будет больно.

Выдыхаю, пытаясь расслабиться. Холодная дезинфицирующая салфетка, игла входит в кожу, и правда не больно, снова салфетка. Все. Хочу перевернуться, но мужчина не позволяет, надавливая мне на спину.

— Полежи так — в капилляр попал, кровит немного.

Ладно, лежу. Проходит минута, две, три, мужчина сидит рядом со мной.

— Все? Можно вставать?

— Нет, еще немного, — серьезно произносит он. Такое ощущение, что меня наглым образом обманывают.

Что за бред?

Какой капилляр?

Зачем так долго лежать?

Чувствую, как мужская ладонь накрывает мою попу и поглаживает.

— Ах ты! — резко натягиваю штаны и переворачиваюсь. Мужчина встает с места, забирает использованный шприц, ампулу и идет на выход. — Зачем ты это сделал?! — кричу ему в спину, задыхаясь от возмущения.

Оборачивается в дверях. Довольный гад!

— Чтобы полюбоваться на твой зад. Он у тебя шикарный. Меня вставляет, — нахально заявляет Глеб.

— Сволочь! — хватаю подушку и запускаю в сторону мерзавца. Не попадаю, мужчина уворачивается, скрываясь в коридоре.

Вставляет его мой шикарный зад!

Злюсь и улыбаюсь одновременно. Я дура полная, меня веселит его «комплимент».

***

Глеб снова уходит после звонка. Я опять заперта. Слоняюсь из угла в угол. В комнату этого мерзавца даже не заглядываю. Не хочу опять оказаться в его кровати. На десятом круге по периметру квартиры оказываюсь в прихожей, дергаю дверь, скорее от скуки. Открываю выдвижные ящики в прихожей, нахожу несколько связок ключей, все они не подходят к замку. Не то чтобы хочется на свободу, но сидеть на месте тоже невозможно. Я, в конце концов, могу быть умнее в этот раз, бежать к Севе, связаться через него с мамой. Кидаю ключи назад, но замечаю на брелоках номера: на одном — сто два, на другом — сто тринадцать. Может, у меня паранойя. Определенно, в момент похищения я была не в себе, но, кажется, меня держали в квартире сто тринадцать, несколькими этажами ниже.

Сажусь на тумбу прихожей, напрягаю память, пытаясь точно вспомнить номер. Нет, все плывет, тогда я не предполагала, что мне нужно это запоминать. По коже бегут мурашки от ощущения, что это все же была сто тринадцатая квартира. Странно как-то. Пугающе странно, или я уже схожу с ума в четырех стенах. Да номера могут значить все что угодно. Черт, сколько подъездов в этом доме? Сколько квартир на каждой площадке? Можно же все просчитать. Бегу к окну, выглядываю, но обзор не позволяет понять, сколько здесь подъездов. Да и не запомнила я количество квартир на этаже. Хреновый из меня математик, и с памятью тоже проблема, как и с головой.

Ложусь на диван, обнимаю подушку, пытаясь уснуть. Ничего не выходит, в голове рой мыслей.

С чего я вообще решила, что мне безопасно с этим мужчиной? Я совершенно его не знаю…

Голова начинает болеть, пульсируя где-то в висках. Встаю, глотаю таблетку, обильно запивая водой. На воздух хочется, словно я уже год в заточении. Накидываю капюшон, распахиваю окно, дышу глубже, глотая кислород. Как только все закончится, улечу к маме. Если это все закончится хорошо для меня…

Вижу, как по двору проезжает полицейская машина, сердце пропускает удар. Если меня заберёт отсюда полиция, то ничего плохого больше не случится.

— Эй! — воплю во все горло. — Помогите! — закашливаюсь от крика, который дерет горло. Я слишком высоко, в машине меня не слышно. Высовываюсь, свешиваясь из окна, одно неловкое движение, и я могу слететь вниз. Полет будет недолгий и фатальный для меня. — Помогите! Пожалуйста! Помогите! — срываю горло, голова кружится от высоты, полицейская машина скрывается за поворотом. На меня обращают внимание только гуляющие на площадке дети и пугливо разбегаются. Сползаю с окна, трясусь от холода и разочарования. Накатывает очередная истерика от безысходности.

Закрываю окно, с психом хлопая створкой. Ложусь на диван под одеяло, накрываясь с головой. Чувствую себя плохо, волна слабости разливается по телу, словно из меня опять выкачали все силы и ничего не осталось, лишь звенящая пустота. Отпускаю себя, впускаю эту пустоту глубже — так, наверное, проще, иначе можно сойти с ума.

Просыпаюсь от глухого стука, будто что-то падает. Открываю глаза — темно. День прошел по щелчку пальцев. Еще один бесцельно прожитый день, в котором я не вижу смысла. Разворачиваюсь и вздрагиваю.

— Не бойся, это всего лишь я, — хрипло произносит Глеб, нависая надо мной. В гостиной горит светильник, который заслоняет его широкая спина. На мужчине черная рубашка нараспашку, на груди крестик, который я видела в его комоде. Сглатываю, поскольку Глеб пристально смотрит на меня, не отрываясь. Глаза темные, блестящие, пронзительные, черты лица напряжённые, опускаю взгляд ниже и вижу в его руке открытую бутылку коньяка.

— Сколько времени? — зачем-то шёпотом спрашиваю я, натягивая на себя одеяло. Мне не по себе от его недоброго взгляда. Совсем не хочется, язвить и дерзить, хочется спрятаться.

Мужчина отпивает коньяк прямо из бутылки, с опаской слежу, как дергается его кадык от глотка.

— Почти полночь, детка, — сообщает он, продолжая меня рассматривать.

— Что-то случилось? — еще тише спрашиваю, голос пропадает. Я словно смотрю в глаза хищнику, он вроде спокоен, но его энергетика опасности парализует.

— Определенно, что-то случилось, — хрипло говорит он мне. — Но… — прикрывает на секунду глаза. В моей голове, как всегда, сотни вопросов, но сейчас не решаюсь задать ни одного.

Мужчина снова глотает спиртное, отходит от меня к окну и упирается лбом в стекло. Напряженный, на ладони, которой он сжимает бутылку, вздуваются вены.

Откидываю одеяло, встаю и медленно иду в туалет, словно, если сделаю резкое движение, то хищник нападет. Из туалета забегаю в ванную, закрываюсь, умываюсь, пытаясь унять панику. Я не знаю, чего мне ждать ночью наедине с пьяным мужчиной, который на взводе.

Долго не выхожу из ванной, надеясь переждать бурю. Может, он уснет.

Не знаю, сколько проходит времени. По ощущениям, не меньше получаса. Прислушиваюсь — тишина. Открываю дверь ванной, выглядываю, тихо выхожу.

Подпрыгиваю на месте, когда сталкиваюсь с Глебом, он стоит в темном коридоре, облокотившись спиной на стену.

— О, боже! Ты меня напугал! — обхватываю горло, в котором образуется ком. Сердце уходит в пятки, когда мужчина резко отталкивается от стены и прижимает меня к противоположной. Замираю, вжимаясь в стену, желая с ней слиться, зажмуриваюсь.

Глеб наклоняется, проводит носом по моему виску и волосам, глубоко вдыхая. От него пахнет коньяком, сигаретами, парфюмом и мужчиной, очень опасным для меня сейчас мужчиной. Все чувства обостряются, каждой клеточкой ощущаю его сильное тело; кажется, даже ощущаю, как его сердце барабанит мне в грудь, или это мое заходится в истерике. По телу идут волны страха и еще чего-то очень… не могу объяснить. Чего-то горячего, обжигающего, что спалит меня в пепел.

— Ты пахнешь шоколадом, — вдруг выдыхает мне в ухо, касаясь губами. — Ванилью, чем-то очень сладким, — с каким-то надрывом говорит он. А я уже кусаю свои губы в кровь. Голова кружится, дрожь по телу от его горячего дыхания. — Чем-то очень чистым, не запачканным, настоящим, невинным и одновременно чем-то порочным, желанным, сумасшествием… — глотает воздух, словно задыхается. — Сексом… Самым охрененным сексом, как вечный кайф, как мой порок и мое падение. Рада, — рывком зарывается в мои волосы, сжимая их. — Девочка… Посмотри мне в глаза.

Распахиваю глаза, теряя связь с реальностью, мне страшно и одновременно горячо, очень горячо, ни один парень не говорил мне таких вещей, так проникновенно и с болезненным надрывом. Я смотрю в его глаза. Но вижу только темноту, пропасть, ту самую бездну, в которую мы летим.

Ой, мамочка, как страшно-то и одновременно хочется прыгнуть, ноги подкашиваются.

— Выкупи у меня вопрос. Любой, на все отвечу, иначе… Меня, мать твою, накрывает сегодня…

— Хорошо, — шепчу я. В голове ни одного вопроса, но я соглашаюсь. — Что ты хочешь за ответ?

— Просто скажи «да» и будь послушной…

Глава 11

Рада

— Рада… — выдыхает мое имя, грубо сжимая волосы, но так нежно целует за ухом. И этот контраст напрочь отключает разум. — Скажи «да», — дергает волосы, вынуждая обнажить шею для его поцелуев. Лихорадочно дышу, пытаясь держать себя в руках, но это сложно, контроль ускользает с каждым его горячим вздохом и прикосновением.

Что может быть проще — сказать «да» и отпустить себя?

Мне вообще необязательно говорить это «да». Глеб возьмёт все, что хочет, сил на сопротивление вообще нет. Теряю равновесие, хватаясь за его плечи, неконтролируемо впиваясь в них ногтями, когда мужчина прикусывает кожу на моей шее.

— Рада, — рычит, обхватывая ладонью мою шею. Нет, не душит, просто фиксирует, вынуждая смотреть в его глаза цвета ртути. Очень опасные сейчас глаза. — Скажи мне «да»! — требует.

— Да, — выдыхаю в его губы, сдаваясь. Мужчина на секунды замирает, сглатывает, а потом срывается. Задыхаюсь от его напористого, жёсткого поцелуя, продолжая царапать его плечи.

Глотаю кислород, когда мужчина отрывается от моих губ, хватает толстовку и снимает ее с меня. И вот я уже бесстыдно льну к нему голой грудью, чувствуя, как наливаются и твердеют соски, потираясь об его грудь.

Несмотря на то, что мне двадцать лет, секса в моей жизни не было. Нет, у меня были парни, с последним мы заходили слишком далеко, он ласкал меня и очень хотел. Дело во мне. В самый ответственный момент я трусливо съехала, обламывая его. Поэтому мы и расстались. Сева назвал меня ебнутой. Может, так и есть… Но сейчас я не могу остановить этого хищника, сил и воли нет. Может, именно сейчас мне так очень нужно. В момент, когда я одна, в полной растерянности, во всем этом хаосе, мне нужна иллюзия близости и любви, мне нужна разрядка, иначе сойду с ума.

Его горячие губы снова терзают мою шею, всасывая кожу, его наглые, сильные руки трогают мое тело, подбираясь к груди, сжимают ее, ласкают. Никогда не ощущала такого напора от мужчины, такой страсти, голода, когда нет ни секунды, чтобы проанализировать происходящее, когда страшно, но остановиться невозможно. Может, поэтому я до сих пор и девственница. Никто не хотел меня так, как этот мужчина.

Внутри все сжимается, с губ слетает хриплый стон, когда его пальцы перекатывают соски, играя с ними, сжимая до сладкой боли. Глеб наклоняется, ловит губами твёрдые соски, которым мало его пальцев, они ноют сладкой болью, требуя больше. Кусаю до боли свои губы, когда мужчина прикусывает сосок и тоже хрипло стонет мне в грудь, словно ждал этого момента всю жизнь.

Всхлипываю, когда Глеб сползает к моим ногам, целует живот и поддевает резинку штанов. Сжимаю ноги оттого, что он резко дергает мои штаны вместе с трусиками. Закатываю глаза и ударяюсь затылком о стену, когда его горячие губы оставляют поцелуй на моем лобке.

Глеб поднимается на ноги, распахиваю глаза, но не успеваю даже пикнуть, как мужчина хватает меня за талию и резко разворачивает лицом к стене.

— Руки на стену! — командует.

Даже не смею спорить, опуская руки на стену, глотая воздух, внизу живота все сжимается и сладко тянет возбуждением. Чувствую его горячее дыхание на затылке, его руки на бедрах, его голую грудь, прижимающуюся к моей спине. Каждой клеточкой тела чувствую Глеба, словно мы срослись в единый организм.

— Такая красивая, строптивая девочка, — шепчут его губы, а наглые руки оттягивают мои бедра, вынуждая прогнуться. — Такая сладкая, такая… — не договаривает. Снова сжимаюсь, когда его пальцы оказываются между моих ног, прикасаясь к складкам. — Расслабься, — шепчет мне на ухо. — Это сейчас мое тело, Рада. Ты сказала «да».

Проникает пальцами между нижних губ. Всхлипываю, поскольку понимаю, что мокрая, и Глеб это чувствует. И правда, кажется, что мое тело сейчас принадлежит ему, он им управляет, а не я.

Выдыхаю со стоном, прижимаясь щекой к стене, когда его пальцы начинают выписывать круги на моем клиторе.

Ой, мамочки!

Это так хорошо и невыносимо, что трясутся ноги.

— Такая чувственная девочка, — шепчет мне на ухо, прикусывая мочку. Его пальцы продолжают творить что-то невероятное, вырывая из меня стоны, вынуждая царапать стену.

Другой рукой мужчина стискивает мою грудь, покручивая соски.

— Детка, ты даже не представляешь, что я с тобой хочу сделать, — рычит мне в ухо, вызывая волны мурашек.

Паникую, когда сразу два его пальца скользят внутрь меня, растягивая. Сжимаюсь, тело начинает биться в истерике, и мужчина замирает.

— Детка… — хрипло шепчет мне в ухо. — Ты… — сглатывает. — Девственница?

— Да, — выдыхаю, пытаясь справиться с дрожью.

Пауза, тишину разрывает только наше общее частое дыхание.

— Твою мать, Рада! — с какой-то злостью хрипит он, словно моя девственность — какой-то дефект. Мужчина вынимает из меня пальцы, хватает за талию и разворачивает к себе лицом. Смотрит в глаза, будто ищет там опровержение моих слов. Прикасается влажными пальцами к моим губам, размазывая по ним мое возбуждение. — Как так вышло, детка…

Прикрываю глаза. Что я должна сказать? Извиниться за то, что разочаровала и не оказалась шлюхой?

У меня тело сводит от возбуждения, меня трясет… Я не в себе. Чувствую себя униженной под его пристальным взглядом, со спущенными штанами и, собственно, влагой на губах.

— Отпусти! — начинаю вырываться.

— Тсс, — вжимает пальцы в мои губы, а потом снова набрасывается и слизывает всю влагу с моих губ. Это так порочно и грязно, что я снова задыхаюсь от очередной волны возбуждения, по инерции продолжая вырываться. — Угомонись! — рычит, обхватывая мою шею, и опять накрывает пульсирующую плоть. — Смотри мне в глаза, детка, я хочу сожрать твой оргазм.

И я смотрю, захлебываясь в темных глазах, закатывая свои, когда его наглые пальцы безжалостно растирают клитор, окуная меня в бездну наслаждения. Он словно знает мое тело лучше меня, нажимает и растирает именно в нужной точке, от стимуляции которой меня трясет и кидает жар.

Не отпускает до тех пор, пока меня не уносит, сбивая с ног мощным, острым, почти болезненным наслаждением. Я уже даже не стону — мычу, кусая губы, а Глеб снова в них впивается, забирая мой кислород себе.

Чувствую, как его пальцы останавливаются, аккуратно поглаживая мою плоть, заставляя содрогаться от чувствительности. Утыкаюсь в его шею, дыша запахом мужчины, пытаясь прийти в себя.

Какое-то время Глеб поглаживает меня по волосам, глубоко дыша. А я ощущаю, как его самого трясет, как напряжено его тело, как барабанит сердце.

Он отстраняет меня от себя, убеждается, что я стою на ногах, и отпускает, отходя назад, снова облокачиваясь на стену. А я словно пьяная, все плывет, тело ватное. Ничего не соображаю, пытаясь собрать себя.

— А теперь быстро беги в спальню и там ложись спать, — хрипит он мне.

— А…

— Бегом, я сказал! — угрожающе рычит. — И чтобы до утра на глаза мне не попадалась! Иначе… — стискивает челюсть, не договаривая.

Злой, как дьявол!

Неуклюже натягиваю трусики и штаны, замечая, как Глеб прикрывает глаза, хватаю кофту и бегу в его спальню, закрывая за собой дверь. Надеваю кофту и падаю на кровать, зажмуриваясь. Все по-прежнему плывет, голова кругом.

Что это было вообще?

Я, определенно, дура, и дико обидно, что меня вот так прогнали после того, как подарили наслаждение. И одновременно я рада, что Глеб побрезговал моей невинностью. Я бы не смогла его остановить и до конца жизни жалела бы, что отдала этому холодному человеку свою девственность.

Хочется кричать. Громко посылая этого мерзавца к черту. Развел меня на секс и пренебрёг. Противно от себя и ситуации в целом.

Глава 12

Рада

Уже утро, я давно проснулась, но из спальни не выхожу. Во-первых, мне стыдно смотреть этому мерзавцу в глаза. Во-вторых, обидно, что меня вот так отшвырнули, как котенка. Не знаю, как теперь себя вести и что говорить. Делать вид, что вчера ничего не произошло, я не собираюсь.

Около часа лежу в его большой кровати и смотрю в потолок. Как же хочется на воздух, просто прогуляться, подышать, выпить кофе из любимой кофейни, бесцельно полистать ленту в соцсетях. Мы совершенно не ценим простые вещи, принимая все за должное. А оказывается, счастье и свобода именно в них.

Живот болезненно тянет…

О боже!

Соскакиваю с кровати, понимая, что у меня началась менструация. Смотрю на простыни. Пятно. Во всем этом хаосе совсем забыла об этих днях. Теперь мне хочется провалиться сквозь землю. Штаны тоже соответственно испачканы… Быстро срываю простынь с кровати. Выглядываю в коридор. Тишина. Можно проскользнуть незамеченной в ванную, но чистая одежда у меня в гостиной. Заглядываю туда: мужчина спит на диване, закинув руки за голову, на полу — пустая бутылка коньяка.

Тихо, на цыпочках, не дыша подхожу к дивану, беру пакет с одеждой и также тихо скрываюсь в ванной.

Раздеваюсь, запихиваю испачканные вещи вместе с простынями в стиралку, благо есть гель для стирки. Включаю машинку и встаю под душ.

После душа выворачиваю аптечку, нахожу бинт и вату, сооружая что-то наподобие прокладки. Боже как стыдно.

Мне нужны прокладки.

Как я, черт побери, должна ему об этом сообщить?

Одеваюсь, подсушиваю волосы, выхожу, заглядываю в гостиную — мужчина по-прежнему спит, замираю на пороге, рассматривая его. Даже в мятой рубашке, с щетиной и явно с похмелья, он выглядит хорошо. Гад.

— Внимательно слушаю, — вдруг произносит он, не открывая глаза. Втягиваю воздух. То есть все это время он понимал, что я здесь.

— Мне кое-что нужно, срочно…

— Что именно? — открывает глаза, осматривая меня, прищурившись.

— Предмет женской гигиены.

— Что именно? Шампуни, крема?

— Нет…

— Рада… — глубоко вздыхает и садится на диване, рассматривая пустую бутылку под ногами. — Давай я не буду разгадывать шарады. Голова не соображает, — потирает лицо. — Скажи, что тебе нужно.

— Мне нужны прокладки! — выпаливаю я.

— Что? — переводит на меня взгляд.

— Да господи ты боже мой! — закатываю глаза. — У меня эти дни, мне нужно…

— Я все понял, — останавливает меня взмахом руки. Ну слава богу. — Хорошо. Прямо сейчас нужно?

— Да!

— Все понятно, — поднимается с дивана и проходит мимо меня в ванную.

Пока мужчина приводит себя в порядок, убираю диван, пустую бутылку. Живот все тянет и тянет. Со мной всегда так в первый день менструации. Обычно в этот день я отлёживалась дома, глотая обезболивающие.

Иду на кухню, ставлю чайник, облокачиваюсь на тумбу, смотрю в окно и поглаживаю низ живота, кусая губы.

Так хочется домой, в свою кровать, свернуться под одеялом и порыдать. В критические дни я расклеиваюсь, превращаясь в маленькую девочку, которая хочет сладкого и на ручки, чтобы обняли и жалели.

— Что-нибудь еще нужно?

Оборачиваюсь, мужчина стоит в дверях уже одетый в черную водолазку и джинсы.

— Да, можно еще но-шпу?

Мужчина обращает внимание на мою руку на животе и сводит брови. Одёргиваю руку, снова отворачиваясь.

Ну не смотри ты на меня так!

Мне стыдно, неловко и хочется плакать от этой ситуации.

— Еще что-то хочешь?

— А можно еще стаканчик латте? — прошу я, обращая на него умоляющий взгляд. — С ореховым сиропом?

Мужчина кивает и уходит в прихожую. Через пару минут входная дверь хлопает, и я остаюсь одна в тишине. Выключаю чайник, иду в гостиную, ложусь на диван, сворачиваюсь и закрываю глаза.

Боже, пусть это все закончится…

Мужчины долго нет, живот немного отпускает, и я начинаю дремать.

Просыпаюсь от того, что чувствую холодное прикосновение к лицу.

Открываю глаза и понимаю, что Глеб сидит рядом со мной и убирает волосы с моего лица.

— Ты как?

Замираю, когда его ладонь накрывает мое бедро рукой, ведет к животу, поглаживая его. Это так… Прикрываю глаза. Не понимаю, как реагировать, в горле образуется ком, и мне уже хочется уткнуться в сильную грудь Глеба и рыдать.

— Нормально, — только и могу выдать я.

— Я все принес, — указывает глазами на журнальный столик.

— Спасибо, — хриплю.

Мужчина поднимается с дивана и уходит на кухню. Беру пакет, открываю его, а там четыре пачки прокладок разных брендов: дневные, ночные и даже ежедневки. Пара пачек обезболивающего и, на мое удивление, витамины. Сглатываю. Представляю, как он объяснял в аптеке, что ему нужно. Хотя, думаю, он делал это с невозмутимым лицом, вряд ли Глеба что-то смутило.

Беру пакет, убегаю в ванную.

Когда выхожу, замечаю в коридоре большую коробку. Заглядываю на кухню и распахиваю глаза, когда понимаю, что Глеб устанавливает на тумбе новую кофемашину. Настоящую домашнюю кофемашину. На столе стоит молоко, пачка кофе и несколько бутылочек сиропа.

Сглатываю, не отводя взгляда от мужчины.

Меня похищают — он спасает.

Я болею — он ставит мне уколы.

Я прошу прокладки — он идет в аптеку и покупает мне несколько пачек.

Я прошу всего лишь стаканчик латте — он устанавливает на своей кухне кофемашину.

Кто ты такой, чёрт тебя подери?!

Завидев меня, мужчина оборачивается.

— Умеешь ей пользоваться?

— Да, — киваю.

— Прошу, — взмахивает рукой в сторону кофемашины. — Я подключил.

Отходит, пропуская меня, начинает собирать упаковку в коробку и уносит ее. Заправляю кофемашину, у нас дома стоит почти такая же. Замечаю на столе еще бумажный пакет, заглядываю в него и сглатываю слюну. Там свежая выпечка, творожные булочки с кремом, свежие, аппетитные, пахнут обалденно.

Оборачиваюсь в сторону коридора, чтобы еще раз убедиться, что это все сделал Глеб.

Я настолько жалко сегодня выгляжу?

Делаю пару чашек латте, выкладываю на тарелку булочки. Еще один теплый момент во всем этом хаосе. Простая вещь — запах свежего кофе, булочки, а мне снова хочется над этим порыдать.

Я совсем расклеилась.

Мужчина молча проходит на кухню, садится за стол напротив меня. Обхватываю чашку кофе, с удовольствием вдыхая его аромат.

— Сильно болит? — интересуется Глеб.

— Нет, все прошло, спасибо.

— Откуда тогда столько трагедии в твоих глазах? — вполне серьезно спрашивает он, даже с неким раздражением.

— Разве нужны объяснения? По-моему, все, что происходит, далеко не норма.

Мужчина задумывается, ловя мой взгляд. И я смело впускаю его в себя — пусть почувствует, если умеет.

— Не норма… Но я пытаюсь скрасить это все… — снова злится, словно я виновата. Кусаю губы, сглатывая, встаю, отворачиваясь к окну.

Какое-то время молча пьем кофе. Смотрю вдаль на двор, там девочка в розовой шапке, лепит снеговика. Новый год скоро. У меня было столько планов…

Напрягаюсь, когда слышу, как мужчина поднимается с места и подходит ко мне. Он совсем рядом. Спиной чувствую его грудь, вижу, как большие ладони ложатся на подоконник по обе стороны. Я снова в его плену, но мне не страшно. Вдыхаю мужской запах и прикрываю глаза. Мое тело так ярко реагирует на его близость, сердце начинает колотиться, и все трепещет внутри.

Глеб убирает мои волосы в сторону и утыкается носом в самое чувствительное место за ухом.

— Я должен тебе ответ на вопрос, детка, — выдыхает он мне в кожу. Ой, мамочки, оказывается, меня еще с ночи не отпустило. Реагирую на этого мужчину, как голодная самка. Никогда со мной такого не было. Он старше, опаснее, я вообще не знаю, кто он, но ноги подкашиваются от его таких откровенных касаний. — Вопрос, детка? — напоминаем мне мужчина, ухмыляясь. Самое страшное, он прекрасно осознает, как действует на меня. — Или у тебя их больше нет?

— Есть, — выдаю я, собираясь с мыслями. — Кто ты? Какое отношение имеешь ко всей этой ситуации?

Мужчина несколько минут молчит, водя губами по моей шее и снова путая мысли.

— Скажем так, я тебя опекаю. И ищу выходы, при которых твой отец выйдет на свободу.

— Ты знаешь моего отца? — пытаюсь повернуться, но мужчина не позволяет, вжимая меня в подоконник.

— Это следующий вопрос, детка, но ты так много мне вчера заплатила… — оставляет еще один поцелуй за ухом. — Да, я знаю Коваленко.

— Это он тебя нанял меня охранять? — наивно спрашиваю я. Глеб не отвечает, снова усмехаясь мне в ухо. — Кто те люди, которые меня похитили? Что им нужно? Мне нечего им дать.

— Ошибаешься, детка. На тебя записано одно предприятие. И пока твой папочка «отдыхает», его можно отжать.

— Ничего не понимаю. А как ты узнал, где я? Как оказалось, что…

— Тебе не кажется, что ты превысила лимит вопросов? В долг не даю. Просто расслабься, детка, доверься мне, и тогда скоро все это закончится. Вернёшься к своему папочке, в свою красивую, беззаботную жизнь, — последние слова говорит не по-доброму, с долей иронии, что мне очень не нравится. Теперь мне холодно в его руках. Тепло ускользает…

Глава 13

Рада

Прошло пять дней. Ничего не изменилось. Я все так же заперта в четырех стенах, в неизвестности. Вопросов больше не задаю, за них приходится платить. Я отдала слишком много, боюсь, следующая цена будет непосильная.

Глеба снова нет, уже второй день. У меня все есть: еда в холодильнике, кофе, книги, телевизор и свежий воздух в открытом окне. Я прочла парочку книг, вдоволь насмотрелась телевизора, кажется, на всю жизнь. В обед для разнообразия приготовила спагетти с курицей в сливочном сыре.

Вечер. Если верить телевизору, почти девять часов. Музыкальный канал играет фоном. Я хожу из угла в угол, пытаясь унять зарождающееся сумасшествие в моей голове. Мне кажется, я уже сошла с ума.

Переживаю за Глеба!

С каждым часом его отсутствия накручиваю себя все и больше. А если с ним что-то случилось и он не придет… Что будет со мной? Это клиника. В одиночестве, в четырех стенах, в полной прострации и растерянности я приобретаю какие-то ужасные, ничем не обоснованные фобии.

В желании избавиться от навязчивых мыслей и надвигающегося сумасшествия начинаю заниматься. Качаю пресс, приседаю, делаю растяжку, изматывая себя. На часах десять, включаю во всей квартире свет, устраивая иллюминацию, и прибавляю звук телевизора. Мне страшно по ночам одной. Все время кажется, что я слышу какие-то посторонние шорохи и звуки.

Вот так люди приобретают шизофрению?

А может, я уже поехала крышей?

Сижу где-нибудь в комнате с мягкими стенами, и все это мне кажется?

Беру новую пижаму, состоящую из легких коротких шортов и тоненькой маечки, и иду в ванную. Принимаю контрастный душ, сушу волосы, наношу крем на лицо и руки. Скорее всего, мужчина выбрал его наугад, но мне нравится крем, совсем не дешёвый бренд. Либо у Глеба есть вкус, либо ему помогала женщина. Вот, это еще одна фаза моего сумасшествия, я ревную Глеба к женщинам. Хотя не должна! Я, как настоящая истеричная баба, рисую у себя в голове картины, где он сейчас с женщиной.

Ну скажите мне, что я не совсем дура.

Должна же быть у взрослого мужика женщина, хотя бы ради секса.

Вот зачем я об этом вообще думаю?

Надеваю трусики…

— Ааа! — вскрикиваю, подпрыгивая на месте, когда дверь в ванную распахивается.

Выдыхаю, когда понимаю, что это Глеб.

— Нельзя так делать! Ты меня напугал. Я и так тут от каждого шороха шарахаюсь! — возмущаюсь.

Мужчина ухмыляется, ведет глазами по моему телу, и до меня доходит, что я голая, в одних трусиках. Обнимаю себя руками, прикрывая грудь. Нет, он, конечно, все видел. И даже больше, чем видел. Он все трогал и пробовал, но мне все равно неуютно под его голодным взглядом.

— Выйди! — почти топаю ногой от возмущения, хватаю майку, отворачиваюсь, начиная торопливо одеваться. Слышу позади смех в спину, но гад всё-таки выходит, прикрывая дверь.

Холеный такой, свежий, красивый, в черной рубашечке с высоким воротником, в идеальных брюках, с часами на кожаном ремешке, запах его парфюма витает в ванной. Живой, здоровый и вполне довольный жизнью. А я тут переживаю! Все у него замечательно, в отличие от меня.

Снова злюсь, уже накручивая себя в другую сторону. Не хочу с ним общаться, даже смотреть на него, такого уверенного в себе, не хочу.

Собираю влажные волосы в пучок, натягиваю шорты и быстро выхожу из ванной.

В гостиной горит только напольный светильник, телевизор в спальне продолжает вещать включенную мной музыку.

Застываю на пороге гостиной, забывая, что в мои планы входил игнор этого гада. На журнальном столике стоит бутылка вина, пара бокалов на высокой ножке и тарелки с закусками. Оливки, маслины, виноград, нарезанная слайсами груша, сырная тарелка с медом и орехами, шоколад.

Глеб вальяжно развалился в своем кресле, уже в расстёгнутой рубашке.

— Присаживайся, Рада, — указывает мне на диван, подается к столу, открывая вино.

— А… — медленно сажусь, наблюдая, как его сильные руки открывают вино. Зависаю на выступающих венах, на выраженных костяшках. Никогда не замечала, что по-мужски грубые руки могут быть красивы. Глеб разливает нам вино и двигает один бокал ко мне. — А по какому поводу… — развожу руками.

— Повод есть, незначительный правда, но мне захотелось разделить его с красивой девушкой.

— Ой, не надо мне тут включать свое обаяние и харизму, — отмахиваюсь я, вспоминая, что злюсь на Глеба.

— Харизму и обаяние? — выгибает брови, усмехаясь. — Не знал, что они у меня есть.

— Так что за повод? — оправляю в рот оливку.

— Мой день рождения, — салютует мне бокалом, отпивая глоток.

— О, правда? — беру бокал, играю вином. Мужчина кивает.

— Пробуй вино, специально для тебя выбирал.

Делаю глоток — приятный напиток. Я мало разбираюсь в вине, в отличие от моей матери, но понимаю, что напиток неплохой.

— Вкусно. С днем рождения, — тоже салютую бокалом. — Сколько тебе исполнилось?

— На сколько выгляжу? — ухмыляется, макает кусочек сыра в мед, кладет сверху слайс груши и протягивает мне. Забираю, съедаю. Вкусное сочетание, особенно с вином.

— Не знаю… Тридцать пять?

— Почти. Тридцать четыре, детка.

— Большой мальчик, — смеюсь. — Где ты был?

— Скучала? — заглядывает мне в глаза.

— Ага, с ума сходила.

— Шутница, — подливает мне еще вина.

— А я не шучу. Я не могу больше сидеть в четырех стенах в одиночестве. Психика не справляется, — уже вполне серьезно сообщаю ему. Ненормально даже то, что я дико рада присутствию Глеба и боюсь, что он снова оставит меня одну.

— Придется потерпеть, детка. Лучше сойти с ума в четырех стенах, чем оказаться… — не договаривает, отпивая вина.

Даже не спрашиваю, где я могу оказаться.

— Я постараюсь не оставлять тебя надолго.

Вот так выглядит стокгольмский синдром?

Мне спокойнее, когда Глеб рядом.

— Расскажи о себе, — вдруг просит он.

— Сразу после тебя, — подмигиваю мужчине, отпивая вина и закусывая оливками. Смеется.

— Что ты хочешь знать?

— О, я уже могу задавать вопросы просто так? Откуда такая щедрость? Ты же в долг не даешь.

Вино немного кружит голову, расслабляет, и мне легко сейчас.

— Ты можешь задавать любые вопросы, детка. Только те, которые не касаются ситуации.

— Ах вот оно что. Тогда сыграем в игру «правда или действие»? — азартно предлагаю я. Устала боятся, устала сходить с ума, моя психика дает сбой. Нужно отвлечься, хоть на один вечер.

— Детка хочет поиграть? — азартно сверкает своими невыносимо серыми глазами. Молчу, облизывая губы после меда, провоцируя мужчину. Хорошее вино. — Окей, каковы правила игры? — следит за моими губами, и я облизываю их снова. Будоражит. Мне нравится его дразнить. В моей жизни не было взрослых мужчин. Глеб для меня, как что-то неизведанное, как запретный плод. Хищник, матерый волк, с которым хочется поиграть, несмотря на то, что внутри все сжимается от понимания, что он может меня сожрать.

— Ты не знаешь, как играют в «правда или действие»?

— Должен был знать? — снова подливает мне вина и салютует бокалом.

— Ну, как бы… Это популярная игра.

— Я предпочитаю играть в покер или нарды.

Смотри, какие мы серьезные.

— Я задаю тебе вопрос — ты отвечаешь предельно честно и развернуто. Если не хочешь отвечать, то выполняешь действие, придуманное мной. Потом меняемся — ты задаешь вопрос.

— Забавно. Давай сыграем, но я внесу корректировки в правила.

— Началось, — закатываю глаза. — И какие?

— Нет, — качает головой. — Сначала ты скажешь «да». И только тогда я озвучу поправки.

— Так нечестно! — возмущаюсь, но мне жутко интересно, что он придумал.

— Давай, Рада. Ты же рисковая девочка. Я не предложу ничего такого, чего ты не сможешь. Тебе понравится.

Кусаю губы. Азартно. Гад какой.

— Просто игра, детка, — продолжает меня уговаривать.

— Ладно, ладно! — выставляю руки, сдаваясь.

— Умница, — триумфально улыбается, словно уже победил. — Выпьем, — тянет ко мне бокал. Чокаемся.

— Ну, говори уже!

— Правила те же, только вопросы и действия будут интимные и откровенные.

— Да нет… — хнычу, закрывая лицо руками.

— Даааа, моя девочка. Ты сказала «да».

Пододвигает кресло ближе к столу и подаётся ко мне, заглядывая в глаза.

— Давай, детка, ты первая. Начинай.

Глава 14

Рада

Глеб внимательно смотрит на меня в ожидании вопроса, а я кусаю губы. У меня сотни вопросов, только не на тему, которую задал Глеб.

— А… — делаю еще глоток вина для смелости. — Сколько женщин у тебя было? — говорю первое, что приходит в голову. Глеб улыбается и качает головой. — Что? Отвечай!

— А если я не знаю точную цифру?

— В каком смысле не знаешь? Провалы в памяти? Вроде рановато еще для твоего возраста.

— Все гораздо прозаичнее: я не считал.

— Ой, не нужно мне тут строить мачо, — фыркаю, вызывая смех мужчины.

— Давай уточним. Ты имеешь в виду всех женщин, с которыми я когда-либо спал, либо тех, с кем были отношения?

— То есть их настолько много, что нужно разделение? — выгибаю брови. — Ладно, давай только тех, с кем были отношения.

— Тут все просто: их было две.

— А сейчас ты в каких отношениях? В мимолетных, которые не считаешь, или в серьезных?

— Это следующий вопрос, — качает головой. — Но я удовлетворю твое любопытство. Нет отношений. Никаких. Достаточно развёрнуто?

— Да, — киваю. — Твоя очередь, — выдыхаю. Мне и страшно услышать его вопрос, и одновременно любопытно.

— Как так вышло, что ты невинна?

Никогда не разговаривала с мужчинами на эти темы.

Как так вышло…

Молчу, отпивая вина.

— Рада? Не будешь отвечать?

Если я не отвечу, последует действие. Даже не представляю, что в голове у этого мужчины.

— Скажем так, не нашелся парень, с которым хотелось бы это сделать. Или дело во мне… Чего-то не хватало. Не чувствовала человека настолько, чтобы потерять голову.

— Не совсем развёрнуто, Рада, но принимается, — кивает, тянет ко мне бокал, чокаемся. Моя очередь.

— Почему ты прогнал меня, когда узнал, что я девственница?

— Ммм, детка обиделась? — самодовольно ухмыляется.

— Ты должен отвечать на вопросы, а не задавать их!

— Хорошо, попробую объяснить, — уже серьезно произносит он. — Твоя невинность стала для меня неожиданностью.

— Это плохо?

— Нет, Рада, это прекрасно, что ты смогла сохранить себя в нашем развратном мире, где девочки рожают в шестнадцать. Дело в другом. Не думаю, что твой первый раз должен был произойти в коридоре возле стены с пьяным мужиком. Хотя ты была очень даже не против, но я мог этим воспользоваться.

— Ты злился.

— Конечно, я злился. Такой облом, — усмехается. — Попробуй удержать себя в руках и не растерзать тебя, такую сладкую.

Сжимаю губы, отворачиваюсь от мужчины. Нет у меня больше к нему вопросов. Он прав. Это я идиотка, поплыла и готова была отдаться, по сути, незнакомому мужику.

— Я так понимаю, тебя устраивает мой ответ?

Киваю.

— Что такое, детка? — его голос становится низким, немного хриплым, таким пронзительным. — Так задело, что я тебя не трахнул?

Морщусь от слова «трахнул».

— Нет, не задело! — слишком эмоционально выдаю я и допиваю вино.

— Не понравилось слово «трахнул»? Так вот тогда я именно трахнул бы. Жёстко и больно. Ты этого хотела? Если да, только скажи.

— Ничего я не хотела! Это ты… — задыхаюсь от возмущения.

— Все, все, тихо, Рада. Я все понял, — успокаивает меня, подливая еще вина. — Расслабься, мы всего лишь играем.

Мужчина вынимает сигареты, поднимается с кресла, приоткрывает окно, садится на подоконник, прикуривает, выпуская густую струйку дыма на улицу.

— Моя очередь, — делает еще одну глубокую затяжку, прикрывая глаза на секунду. Блин. Он даже курит сексуально.

Вино плохо на меня действует.

Тоже прикрываю глаза. Этот полумрак, алкоголь, откровенные разговоры, табачный дым, его хриплый бархатный голос кружат голову, и по телу разливается приятное тепло.

— Как часто ты удовлетворяешь себя? — задает вопрос.

— В каком смысле? — распахиваю глаза. Кошу под дуру, хотя все поняла.

— Назвать вещи своими именами? — выгибает брови. Молчу, закусывая губы. — Хорошо. Ты мастурбируешь? Как часто и что тебя заводит? Что ты представляешь, когда ласкаешь себя?

Ой, мамочки, я должна отвечать на эти вопросы.

— Я не…

— Не нужно лгать, детка. Не поверю, что ты этого не делала. Это естественно.

Молчу, пряча смущение за глотком вина. Лицо начинает гореть от стыда, а живот предательски обжигает горячей волной.

— Я правильно понимаю, что ты выбираешь действие? — делает последнюю глубокую затяжку и вышвыривает окурок в окно.

— Да, — тихо отвечаю я, прикрывая глаза.

Мужчина усмехается, снова располагаясь в кресле. Расслабленно откидывается, опуская руки на подлокотник. Молчит, рассматривая меня. Сглатываю, от его алчного взгляда сердце колотится в ожидании чего-то…

— Иди сюда, детка, — хлопает по своим коленям. — Дальше ты будешь играть у меня на коленях.

Задерживаю дыхание. Я уже это делала, но все равно волнительно. Ой, мамочка, это такое знакомое чувство. Когда любая близость с парнем сладко волнует. Только то были парни, а это взрослый мужчина, хищник, и волнение зашкаливает.

— Бери свой бокал и иди ко мне, — манит пальцем, и я иду, сжимая тонкое стекло бокала. Сажусь на мужчину сверху, лицом к лицу, упираясь коленями в кресло. — Вот так, — обхватывает бедра, дёргает на себя, вжимая. — Твой ход, детка, — отбирает у меня бокал и делает из него глоток, смотря в глаза. Его запах еще больше кружит голову, а его близость лишает воли.

— Зачем ты это делаешь?

— Что именно? — поглаживает мое бедро, скользя по ноге к коленке и назад, немного забирается под шортики и снова скользит вниз.

— Прикасаешься ко мне, целуешь, ласкаешь, задаешь вопросы… — закусываю губы, когда его наглые пальцы забираются под шорты глубже, поглаживая попу.

— По-моему это очевидно. Я хочу тебя, детка. Есть в тебе что-то манящее, то, что хочется распробовать. Очень хочется… — его голос становится ниже, начиная вибрировать. Чувствую, как между ног упирается его желание. Глеб делает еще один глоток из моего бокала и тянется к моим губам. Целует, вливая в мой рот алкоголь, тут же углубляя поцелуй, сплетая наши языки, лишая дыхания, разума и здравого смысла. Такой пьяный и обжигающий поцелуй тут же растекается по венам, неся обжигающее возбуждение.

Слышу, как бокал падает на пол, разбиваясь со звоном вдребезги, но мужчина не позволяет мне отстраниться, зарывается в волосы, сжимая их на затылке, фиксируя на месте, бесконечно долго целуя. Это так сладко, остро, на грани чего-то сумасшедшего. Мне на все плевать, пусть берет все, что хочет. Я впервые настолько теряю голову с мужчиной, что даже мысли не возникает его остановить.

Ничего не соображаю, только чувствую горячее дыхание на моих скулах, жадные поцелуи на моей шее и руки на бедрах. Откидываю голову, открывая мужчине полный доступ, потому что хочется большего. Хочется отдать ему себя и принять все, что он может дать. А он может много, то, чего у меня никогда не было.

Опускаю ладони на его голую грудь, ласкаю, перебирая пальцами, слегка царапаю, когда Глеб прикусывает кожу на моей шее и тут же зализывает укус языком.

Глеб тянет мою майку вверх, и я поддаюсь, помогая себя раздеть.

— Детка хотела продолжения?

— Да, — выдыхаю, закатывая глаза, выгибаюсь, как кошка, когда он ласкает грудь, поглаживая соски.

— Ты же понимаешь, что я не остановлюсь? У меня хорошая выдержка, но с тобой она дает сбой, я не смогу остановиться, даже если ты этого захочешь.

— Не останавливайся…

На самом деле я совершенно не соображаю, на что даю согласие, мне просто дико хорошо, и я хочу, чтобы это никогда не заканчивалось.

— Ты даже не представляешь, на что соглашаешься, — усмехается мне в губы. На минуту зависаем, смотря друг другу в глаза. И я тону в этой серой бездне, которая меня поглощает.

— Не представляю… Покажи мне. Я хочу.

— Скажи мне «да», детка.

— Да, — без сомнений выдаю я.

Глеб стискивает мои бедра. Рывок — поднимается на ноги вместе со мной, вынуждая обхватить его торс ногами и вцепиться в его плечи.

Он несет меня в спальню. Света нет, мерцает лишь телевизор, который вещает музыку.

Вскрикиваю, когда мужчина кидает меня на кровать, нервно усмехаюсь, отползая ближе к изголовью.

Глеб нависает надо мной, цепляет шортики вместе с трусиками и быстро стягивает их, отшвыривая на пол. Сжимаю ноги, когда мужчина выпрямляется, осматривая меня. Комната кружится, тело такое легкое и очень чувствительное. Стискиваю покрывало, наблюдая, как Глеб расстегивает ремень, ширинку и снимает штаны, откидывая их на пол, а за ними и боксёры. Закрываю глаза, подрагивая, когда вижу его внушительный, уже налитый член.

Все, назад дороги не будет, я сказала «да» мужчине, которого, по сути, не знаю. Я сошла с ума, скорее всего мы не будем вместе долго и счастливо, но я хочу, чтобы он был первым.

Глава 15

Рада

Глеб забирается на кровать, и мое сердце начинает биться в истерике. Сглатываю, когда он обхватывает мои ноги и сгибает в коленях. Мужчина пытается их развести, но они рефлекторно сжимаются.

— Расслабься, детка, — шепчет он мне, наклоняется, целует мои колени. — Просто отпусти себя, будет хорошо, — обещает он, и я верю.

Как можно не доверять мужчине, который целует мои ноги?

Позволяю ему развести колени, запрокидываю голову, прикрывая глаза. Я полностью открыта для него, как никогда не была открыта ни для кого другого.

Чувствую, как он ведет губами от коленки к внутренней стороне бедра. Это так чувствительно и действительно хорошо. Тело расслабляется, окатывая обжигающими волнами возбуждения. Его поцелуи граничат с агрессивными укусами, словно хищник с трудом держит себя в руках. Но мне не больно, мне дико хорошо. Неосознанно пытаюсь сжать ноги, когда горячие губы касаются лобка.

— Не смей закрываться! — рычит Глеб, с силой разводя мои ноги, удерживая их. Шумно выдыхаю и тут же закусываю губы от ощущения его языка в самом интимном месте.

Меня оглушает вспышкой чего-то очень горячего. Его губы целуют меня там, где больше всего хочется, его язык раскрывает складки, пробираясь глубже.

Это так… пошло, грязно и невыносимо сладко. Издаю рваный стон, когда кончик его языка ударяет по клитору и ласкает, облизывает. Всасывает сильно, до дрожи в ногах. Никогда так быстро не заводилась и не подходила к точке невозврата. Когда невозможно держать себя в руках и контролировать тело, когда хочется кричать от острого удовольствия. Когда живот болезненно ноет, требуя большего. Хочется оттолкнуть мужчину и одновременно прижать сильнее, начать вилять бедрами, требуя большего.

Тело снова паникует, когда, его пальцы проникают в меня, но умелые губы творят нечто невообразимое, не позволяя закрыться. Он не проникает глубоко, слегка толкаясь, растягивает меня, но, в совокупности с ласками клитора и движениями пальцев, меня разрывает на тысячи осколков. Бьюсь в оглушительном оргазме, выгибаясь на простынях, и уже бесстыдно стону во весь голос, хватая недостающий воздух. Теряю себя в ощущениях…

Даже не представляла, что это бывает так хорошо. Что мужчина может знать мое тело лучше меня и доставлять такое удовольствие, играя моим оргазмом. Бедра дрожат, тело извивается, но хищник не отпускает, стискивая мои ноги, продолжая ласкать пульсирующий клитор. Теряю связь с этим миром окончательно, уже не замечая, как мужчина поднимается, располагаясь между моих ног, как закидывает одну ногу себе на плечо, а другую на торс. Наклоняется, впивается в мои губы, передавая терпкий вкус моего удовольствия. Целует, целует, целует, забирая весь мой кислород, вынуждая дышать только им, лишая разума окончательно. Заставляя забыть, что это мой первый раз, потерять волнение, оставляя мне только блаженство.

— А-а-а-а! — вскрикиваю, когда чувствую мощный, пронизывающий толчок между ног. Всего секунда — и он глубоко внутри меня. Яркая вспышка боли отрезвляет. Расцарапываю грудь Глеба, толкаю, пытаясь освободить себя от распирающей боли.

— Все, тихо, тихо, моя девочка, — ласково шепчет Глеб, хватает меня за руку, которая пытается оттолкнуть, и целует ладонь. — Все. Ты теперь моя. Это больно — да, прости, — его бархатный голос успокаивает, мои руки уже не отталкивают, а ласкают. — Впусти меня, больно уже не будет, — продолжает шептать, целуя уголки моих губ. И теперь я начинаю остро чувствовать мужчину, словно окунулась в его бездну. Мужское тело напряжено, его дыхание рвётся, он на пределе. Хищнику хочется получить добычу сполна. Пытаюсь расслабиться и не сжиматься. И боль отступает, остаются только ощущения растяжения и легкого жжения. Терпимо.

Глеб начинает двигаться медленными, плавными толчками.

— Смотри мне в глаза, маленькая, — просит он, и я впиваюсь в его взгляд, в котором отражаюсь. — Ты даже не представляешь, какая ты… — глотает воздух, его серый взгляд плавится. Еще толчок, немного грубее, несдержаннее, глубже, но мне не больно. Я хотела от него большего, я хотела все. И вот теперь его во мне очень много. Нестерпимо много, и одновременно я получаю ненормальное удовольствие от этой близости, от его взгляда, от хриплого дыхания, от тяжести тела, от запаха, от острого ощущения кому-то принадлежать.

Вскрикиваю и кусаю Глеба за плечо, когда он рвется в меня сильнее и быстрее, очень быстро… И вот когда мне кажется, что я больше не выдержу, он резко выходит, запрокидывая голову, немного содрогаясь. Живот обжигают горячие капли...

Закрываю глаза, пытаясь отдышаться. Вот как это бывает. Больно, остро и сладко. Мужчина падает рядом со мной на подушки, и его дыхание тоже рвется, как и мое.

— Ты как? — горячее дыхание обжигает щеку.

— Еще не поняла, — истерично усмехаюсь.

— Больно? — его пальцы аккуратно убирают волосы с моего лица.

— Уже нет. Все хорошо.

— Нет, детка, это не хорошо. Хорошо будет позже. Я покажу тебе, как может быть хорошо, — самоуверенно заявляет он. Открываю глаза, поворачиваю голову и встречаюсь с серой бездной, только сейчас она не поглощает, она ласкает меня, окутывая теплом. — Спрячь свои красивые глаза, девочка, иначе…

— Что иначе? — даже не думаю отворачиваться. Мне дико нравится, как этот взрослый мужчина на меня реагирует. В его взгляде что-то очень интимное, личное, глубокое, больше, чем секс и похоть. Сегодня я вообще смотрю на него с другой стороны.

— Иначе тебе снова будет больно, а мне дико хорошо, — усмехается, накрывает мою грудь, сжимая соски.

— О, нет, тогда я душ. Не уверена, что еще раз выдержу твой… — опускаю взгляд на его член, вижу на нем собственную кровь и быстро соскакиваю с кровати, несусь в душ. Не успеваю запереться, мужчина дергает дверь, не позволяя мне спрятаться.

— Куда собралась без меня? — вталкивает меня в ванную.

— Можно я приведу себя в порядок?

— Нужно. Но только со мной.

Настраивает воду, подает мне руку, помогая забраться в ванную, задергивает штору, снимает душ и направляет воду на меня.

— Ай, — закрываюсь руками. Глеб шлепает меня по ладоням.

— Не смей закрываться от меня! — угрожающе рычит, но улыбается.

И вот мы абсолютно голые моемся в тесной ванной. Точнее, Глеб сам меня моет, намыливает тело, уделяя чрезмерное внимание интимным местам, очень бережно и аккуратно, словно я что-то ценное для него. А потом вытирает, заворачивает в полотенце и целует в нос, как маленькую девочку.

Мы срываем испачканное покрывало на пол и ложимся в постель. Снова голые. Глеб не позволяет одеться. Он укладывает меня к себе на грудь и укрывает одеялом.

— Спи, моя девочка, — поглаживает мне спину, вырисовывая на ней узоры. Чувствую приятную усталость, истому, тело легкое, хорошо… Засыпаю.

Глава 16

Рада

Просыпаюсь, осматриваюсь, провожу рукой по пустой половине кровати…

Глеба нет.

Остался только его запах на подушках. Переворачиваюсь на живот, глубоко вдыхаю. Боже, как же пахнет от этого мужчины. Кажется, у меня фетиш на аромат его тела. Мышцы немного ноют, но приятно, все хорошо. Даже не предполагала, что лишусь девственности вот так. Не жалею, даже если между нами ничего больше не случится. Мой первый раз со взрослым, опытным мужчиной незабываем.

Обстоятельства, конечно, не те, которые хотелось бы, но я улыбаюсь, как дура. Поднимаюсь с кровати, кутаясь в простыни, обхожу всю квартиру. Стол в гостиной убран, в ванной пахнет пеной для бритья, в кухне заправлена кофемашина, под ней чистая чашка. Нажимаю кнопку, делая себе латте.

Глеба нет…

Были бы в нормальной жизни, подумала бы, что он воспользовался мной и сбежал.

Плотнее стягиваю простынь, забираю чашку с кофе, поворачиваюсь к окну, рассматриваю крупные летящие хлопья снега. Красиво, двор укутан белым покрывалом.

Интересно, теперь у меня есть право задавать вопросы?

Или мы вновь будем торговаться?

Все, что было ночью, осталось ночью. Что несет мне новая реальность — я не знаю.

Слышу, как открывается входная дверь, держу себя в руках, не оборачиваясь. Шорох в прихожей, его шаги по коридору, аромат парфюма врывается в кухню. Ой, мамочки, мне немного стыдно. Что мы вчера творили… Закрываю глаза, сжимая чашку в ладонях.

Слышу, как Глеб подходит ко мне. Очень близко. Пахнет сигаретами, снегом, парфюмом. Прижимается грудью к моей спине.

— Доброе утро, детка, — голос вкрадчивый, мурашки по коже. Молчу, кусая губы, начиная часто дышать. Такая острая реакция на мужчину. Внутри все сжимается. Он будоражит меня, волнует, вынуждая сердце заходиться аритмией. — Как ты себя чувствуешь? — целует меня в плечо, не останавливается, водя губами по коже. Приятно.

— Хорошо.

— Точно? — уже более строго переспрашивает и слегка прикусывает кожу.

— Точно, — выдыхаю, потому что за укусом снова следует поцелуй.

— Такая теплая, нежная, сладкая девочка, — уже расслабленно шепчет мне на ухо. — Поставь чашку на подоконник, — просит Глеб. Отставляю кофе. — Руки на подоконник, — звучит как приказ.

— Зачем?

— Без вопросов, Рада! Просто делай все, что я говорю.

Опираюсь ладонями на поддонник, начиная подрагивать.

— Моя умница, — его голос начинает вибрировать, как вчера перед…

Паникую, сжимаясь, когда мужчина резко дергает простынь, срывая ее, оставляя меня обнаженной.

— Глеб, я не уверена, что сейчас…

Да, мне страшно, что снова будет больно.

— Тихо, моя девочка. Я немножечко тебя потрогаю, тебе понравится. Учись мне доверять, — хрипло вдыхает в мое ухо. — Раздвинь ножки. Быстро! — рычит, когда я сомневаюсь. Выполняю, расставляя ноги. — Попку мне сюда, — дергает за бедра, поглаживает попу, вынуждая прогнуться. Оставляет поцелуи на моей спине, пояснице, обжигая горячим дыханием. — Мне так мало тебя, Рада. Очень мало… Попробовал и хочется еще, — шепчет, обхватывая руками грудь, ласкает ее, слегка сжимая, массирует.

Голова снова кружится, горячо, возбуждающе. Глеб оставляет грудь, запускает руку между моих ног, поглаживает складочки, впиваясь губами в мое ухо.

— Скажи мне, детка, — его пальцы наглеют, пробираясь глубже, сжимая, поглаживая, немного проникая в меня. — Как тебе нравится: вот так? — круговыми движениями с нажимом массирует клитор. Кусаю губы, подавляя стоны. — Или вот так? — слегка, кончиком пальца поглаживает самую чувствительную точку. Все-таки стону, чувствуя, как подрагивают ноги. — Не отвечай, — усмехается мне на ухо, покусывая мочку. — Я все понял, — продолжает скользить кончиком пальца по клитору, доводя меня до исступления.

— Нет, нет, нет… — бессвязно шепчу. Я так близко к тому, чтобы снова взорваться. Его умелые пальцы творят со мной что-то невообразимое. Я вся, как оголённый нерв, остро чувствую каждое его касание.

— Да, да, да, моя маленькая, — ухмыляется, собирает мои волосы в кулак, вынуждая запрокинуть голову. Впивается губами в мою шею, всасывает кожу и ускоряет движения пальцев.

Постанываю, по телу дрожь. Все — я в космосе, теряю себя от вспышки удовольствия.

— Какое сладкое утро, — отпускает волосы, снова утыкается в ухо. Резко разворачивает меня к себе и демонстративно облизывает пальцы, которые были во мне. Распахиваю глаза, краснея от его грязных действий. — Очень сладкое, — щипает меня за сосок, отпускает. Разворачивается к кофемашине, подставляя чашку. Ноги подкашиваются, облокачиваюсь на подоконник, чтобы отдышаться, совершенно забывая о том, что я голая. Замечаю на кухонном столе букет белых лилий. Таких огромных, свежих, красивых цветов.

Хватаю с пола простынь, заворачиваюсь, подхожу к цветам, трогая кончиками пальцев лепестки.

— Это мне? — пытаюсь спрятать улыбку, но выходит плохо.

— Видимо, да, — усмехается Глеб. — Чистой, невинной девочке, такие нежные, непорочные цветы. Мне показалось, они созданы для тебя.

Ой, мамочка!

Беру букет, утыкаюсь носом в лепестки. Конечно, мне дарили цветы. Шикарные букеты. Но вот таких, со смыслом, никогда.

— Не совсем уже невинная девушка, — усмехаюсь я, посматривая на кувшин на тумбе.

Глеб берет кувшин, наполняет его водой и ставит на подоконник.

— Нет, Рада. Ошибаешься. Девушка еще невинна. Не опорочена. Ее слегка коснулись, но… — не договаривает, берет свой кофе, отпивает глоток, посматривая, как я ставлю цветы в воду.

— Но? — подхожу вплотную к Глебу, заглядываю в глаза. Улыбается, качая головой. Тянусь к мужчине и целую в скулу. — Спасибо, — благодарю за цветы.

— Эти цветы — мое спасибо тебе за эту ночь. Самый ценный подарок на мой день рождения.

— Тогда я должна сказать: пожалуйста?

— Ты ничего не должна мне, Рада, — хватает меня за подбородок, целует. Не нежно, отрывисто, немного больно, жадно. Заглядывает в глаза, рассматривает с минуту. — Проголодалась? — спрашивает он. Голос низкий, немного холодный. В его взгляде что-то меняется. Хищник снова опасен. Стремительная перемена настроения.

— Я могу приготовить завтрак, — пытаюсь отвернуться, но Глеб не отпускает.

— Я просил тебя готовить, Рада? Я спросил, хочешь ли ты есть, — такой опасный сейчас. Но мне не страшно, мне интересно изучить эту его новую грань.

Что за ней скрывается?

— Хочу, — перехожу на шёпот. Очень увлекательная игра, мне нравится. Облизываю губы, и Глеб опускает на них глаза.

— Собирайся, — такой холодный мужчина. Улыбаюсь.

— Куда?

— Прогуляемся, позавтракаем где-нибудь. Где хочешь. Купим тебе что-нибудь из одежды.

— О, мне можно гулять? — выгибаю брови.

— Со мной — можно, если осторожно, — ухмыляется, но больше агрессивно. Есть в его глазах цвета ртути что-то темное, необузданное, опасное, ядовитое. А вчера было по-другому.

Какой он настоящий?

Но мне, дуре, нравятся обе его стороны.

— У меня нет верхней одежды и обуви, — забираю из его рук чашку с кофе и отпиваю.

— В гостиной пакет — это для тебя. Собирайся, детка.

Забирает у меня чашку, указывая глазами на коридор.

В гостиной пара пакетов, в одном из них — куртка — белый пуховик, в другом — белые стильные ботиночки. И он подарил мне белые лилии…

Любит белый цвет?

Забираю вещи, ухожу в спальню, переодеваться. Я наконец-то выйду из этих давящих стен. Подышу воздухом… И задам ему вопросы, которые меня интересуют. Плевать, сколько они стоят, я готова на все. Мне уже не страшно. Хочется понять, что происходит.

Глава 17

Рада

Выбираю себе пару забавных домашних костюмов с детскими расцветками. Глеб ухмыляется, снисходительно качая головой, но одобряет мои покупки. Ну вот такая я. Мне скучно расхаживать по дому в серых однотонных консервативных вещах.

Пока я, как сорока, рассматриваю блестящие платья с пайетками, Глеб снимает с вешалок кожаные узкие брюки и протягивает мне.

— О, это я люблю, — забираю у него штаны.

— И вот это, — передает мне бордовую блузку с корсетной шнуровкой и прозрачными рукавами.

— Да, у вас есть вкус, Глеб… Не знаю, как вас по отчеству.

— Примерь, — указывает глазами на примерочную, уходя от ответа.

— Чтобы это эффектно смотрелось, нужны ботильоны на высоком каблуке.

— Выбирай, — вскидывает руку в сторону отдела с обувью.

— Какой щедрый дяденька, я же наберу, не рассчитаешься, — смеюсь.

— Рассчитаюсь, — кривит губами.

— Ну, окей, — иду в сторону стеллажей с обувью. Выбираю подходящие ботильоны и скрываюсь в примерочной. Натягиваю штаны, задерживая дыхание. Очень узкие, обтягивают зад так, что, кажется, треснут. Но в этом-то и фишка. Если кожаные штаны висят, эффект уже не тот. Надеваю блузку, затягиваю на груди шнуровку, которая приподнимает грудь, обуваюсь, рассматривая себя в зеркало. Выглядит немного пошленько, но мне нравится. Да, дома я в детских пижамах, а в свет выхожу в провокационных нарядах. Отец всегда закатывал глаза и качал головой, комментируя мои наряды, но никогда не запрещал.

И ведь Глеб не знает о моих вкусах, но точно выбрал то, что я люблю.

У меня все больше и больше вопросов к этому мужчине.

Не хватает бордовой помады и туши на ресницы. Я не любительница обилия макияжа, но всегда подчёркиваю губы и глаза. Распускаю волосы, придавая легкую небрежность. Рок-н-ролл рулит. Усмехаюсь себе в зеркало, вытягивая губы уточкой.

Одергиваю шторку примерочной, выхожу, демонстрируя наряд Глебу.

— Ну как? — кручусь, показывая себя во всей красе. Его глаза загораются, крутит пальцем, и я оборачиваюсь еще раз.

— Вау, детка. Не хватает яркой помады.

— Вы читаете мои мысли, Глеб… Не знаю, как вас по отчеству.

— Да ну какое отчество, можете обращаться ко мне просто: господин, — шутит он, ухмыляется.

— Господин хочет купить мне косметику? — откровенно стебусь.

На самом деле мне не хватало вот такой лёгкости во всем этом хаусе. Я морально разгружаю голову, но глубоко внутри все равно тяжело. Я хочу домой, я хочу знать, что с моим отцом, хочу понять, насколько все опасно. И я планирую получить ответы уже сегодня.

— Господин очень хочет, — подмигивает мне. — Переодевайся, иначе его желания победят силу воли, — выдаёт он мне и направляется к кассе.

Господин и правда ведет меня в магазин косметики, скромно беру себе матовую бордовую помаду, тушь и тоник для лица. Мужчина и так на меня потратился. Уже направляюсь к кассе, где меня ждет Глеб, но зависаю, рассматривая витрину с парфюмом. Я парфюмерная маньячка. У меня дома десятки флакончиков с духами. Такая слабость, ничего не могу с собой поделать. У меня есть повседневные духи, вечерние, для клуба, для учебы, зимние, летние, под настроение и под определённые образы. Я сумасшедшая, знаю. Запахи — моя слабость.

— Детка хочет духи?

Вздрагиваю, когда шепот мужчины обжигает висок.

— Да нет, — пожимаю плечами. — У меня их много, просто…

Глеб обходит меня, к нам тут же подлетает консультант, предлагая мне попробовать ароматы.

— Выбираю я, — одергивает ее Глеб.

— Оу, простите, мужской парфюм слева, — теряется девушка.

— Нет, нам нужен женский, но выбираю я, — уточняет Глеб. Консультант натягивает улыбку, начиная работать на мужчину, подбирая ароматы.

О, а господин у нас с эгоистично собственническими замашками. Забавно. Но пусть выбирает. Это эксклюзив. Духов, выбранных мне мужчиной, у меня нет.

С интересом наблюдаю, как Глеб отказывается от вариантов, морщась от каждого запаха, но все же в конце ряда соглашается, покупая флакончик.

Нам запаковывают духи, Глеб рассчитывается, обхватывает меня за талию и выводит из магазина. Поднимаемся на лифте на верхний этаж торгового центра, садимся в ресторанчике азиатской кухни.

Пока ждем официантов, открываю духи, наношу на запястье, растираю, вдыхаю.

Хороший выбор, мне нравится. Вдыхаю еще — что-то нежное, свежее, ландыш, немного лайма и мяты. Очень тонкий аромат.

— А если мне не нравятся духи? — спрашиваю я у Глеба, который листает меню.

— Они не должны тебе нравиться, — буднично отвечает он.

— Вот как. А ты у нас, значит, диктатор? — ухмыляюсь, откидываясь в мягком кресле.

— Используя парфюм, человек по большей части привыкает к запаху и практически его не ощущает. Зато его ощущают окружающие. Мы пользуемся парфюмом не для себя, Рада. Для окружающих, чтобы произвести впечатление, соблазнить и оставить лёгкий шлейф после себя. Я выбрал духи для себя, — самодовольно улыбается.

— Ах, вот оно что. Эгоистично, не находишь?

— Нет. Было много приятных ароматов, но именно эти тебе подходят больше всего. Легкие, не маскирующие твой естественный запах, не перебивают его. Мне нравится, как ты пахнешь.

— А вы полны сюрпризов, господин. Но спасибо, на самом деле мне нравятся духи.

Глеб разводит руками, как бы говоря: что и требовалось доказать.

Мы обедаем, болтая о еде, о вкусах, о местах, где подают вкусную пасту. На мое удивление, Глеб разбирается в кухне, в хорошем вине и ресторанах.

Время десерта, сладкого я не хочу, но заказываю себе фисташковое мороженое, чтобы оттянуть момент и поговорить.

— Очень вкусно, закажи себе, — предлагаю я Глебу, облизывая ложечку.

— Равнодушен к сладкому, — отвечает он, попивая зеленый чай. — Говори.

— Что говорить?

— Ты уже полчаса хочешь что-то сказать, но никак не решишься, Рада.

Вот как он это понял? Я настолько читаема?

— Мне нужны ответы на вопросы, — решаюсь я.

— Ты знаешь, что делать, — ухмыляется.

— Что ты хочешь за ответы? — немного разочаровано спрашиваю я. Мене казалось, мы перешли на другой уровень. Но мне казалось. Игра продолжается. Закусываю губы, пытаюсь преодолеть досаду.

— Давай так, я отвечу на два твоих вопроса. Два. А цену назначу вечером.

— Так нечестно, вдруг цена будет непосильной? — намеренно облизываю губы, ловя его реакцию. Наблюдает.

— Я не попрошу ничего того, что ты не сможешь мне дать, детка. Рискни, Рада, повысь ставки.

Вдруг ловлю себя на мысли, что помимо того, что я хочу получить ответы, меня начинает будоражить эта игра. Но дело в том, что я полагала, что мы больше не играем на моих чувствах.

— Хорошо, два вопроса, — киваю я.

— Весь во внимании, — разводит руками, призывая меня говорить.

— Когда это все закончится? Когда я смогу вернуться домой?

— Не терпится сбежать от меня? — выгибает бровь.

— Ты же понимаешь, что дело не в этом? — выдыхаю я.

— Понимаю, — как-то недовольно выдает он, глаза холодеют, словно я задаю не те вопросы. — Все зависит от твоего отца, тебя и вашего адвоката. Но шансы на благополучное завершение дела есть. Насколько это возможно в данной ситуации.

— При чем здесь я? Что я могу сделать? — не понимаю его.

— Люди, которые организовали твоему отцу «отдых» за счет государства, сидят очень высоко. Они могут как потопить, так и помочь. Им нужно то, что записано на тебя. Если ты подпишешь бумаги, все может решиться…

Закрываю глаза, глубоко втягивая воздух.

— Я ничего в этом не понимаю. Мне нужно поговорить с отцом. Я сделаю только то, что он скажет. Я могу с ним поговорить? — с надеждой заглядываю мужчине в глаза.

— Нет, с ним не можешь. Ему запрещены любые контакты, кроме вашего адвоката. Идет психологическое давление, Рада. Коваленко с характером, тебе ли не знать. Его додавливают. Когда он даст согласие, ты встретишься с адвокатом.

— С Константином Сергеевичем?

— Да.

— Почему папа не соглашается?

— Думает переиграть всех. Но он не понимает, что игра идет в одну сторону. К сожалению, не в его сторону.

— Боже, как все сложно, — закрываю лицо руками, пытаясь уместить все в голове. Ничего не соображаю. — Зачем ему все это, у нас достаточно денег? Разве свобода того не стоит, спокойная жизнь, моя жизнь, в конце концов! — легкость этого дня отступает, снова накрывает паникой и безысходностью.

— Эти вопросы не ко мне, Рада. Задашь их своему отцу при встрече, — холодно отзывается мужчина. Отрываю руки от лица, всматриваясь Глебу в глаза. Я заметила, что, как только разговор заходит о моем отце, мужчина сразу меняется, становясь холодным, глаза ожесточаются, словно ему это все поперек горла. Странного человека нанял мой отец. Он явно недоволен своей работой. Внутри полная растерянность, будто у Глеба шалит биополярка.

— Как так оказалось, что ты появился… — замолкаю, потому что мужчина останавливает меня взмахом руки.

— Тебе не кажется, что я уже ответил больше чем на два вопроса? — с циничной ухмылкой выдает он. И вот такой, высокомерный Глеб, мне не нравится.

— Кажется, — так же холодно отвечаю я, отодвигаю мороженое, отворачиваясь к окну.

Слышу, как мужчина просит счет, рассчитывается и поднимается с места.

Домой мы едем в полной тишине. У меня нет обиды и претензий, но разговаривать мне с ним не хочется, и, судя по тишине со стороны Глеба, ему тоже.

Он провожает меня в квартиру, заносит пакеты с покупками, оставляя все в гостиной. Напряжённый, задумчивый. Направляется на выход, но останавливается в дверях, оборачиваясь ко мне.

— Будь готова к восьми вечера, выгуляем твои наряды, — сообщает он мне. Свожу брови, не понимая. — Не грусти, детка, я ненадолго, — снова смягчается. — Вернёшься ты скоро домой к папочке. Обещаю.

Я должна радоваться, но радости почему-то нет.

Глава 18

Рада

На мне все, что купил Глеб: кожаные штаны, блузка, бордовая помада и духи, которые он выбрал для себя. Мы куда-то едем по вечернему городу. Вокруг огни, неоновые вывески пестрят, предновогодние украшения радуют горожан, добавляя праздничного настроения.

Мы по-прежнему не разговариваем. Обид нет. Нет настроения и повода. Мне хочется полной тишины. И если внешне я справляюсь, то внутренне все вопит. Глеб ответил на много вопросов, только понятнее от этого не стало.

Может, дело во мне?

Глеб тоже не спешит общаться, сосредоточено ведет машину, следя за дорогой. Такой красивый. Белая рубашка с воротом-стойкой, стильный тёмно-серый пиджак, похожий на клубный, пахнет, как всегда, превосходно, но парфюм такой же холодный, как и его пронзительно серые глаза.

Заезжаем на парковку ночного клуба. Я знаю это место, я здесь была пару раз с друзьями. «Элегия» — довольно популярна. Как странно. Во всем этом хаосе мы будем развлекаться?

Глеб выходит из машины, не надевая куртку, открывает дверь с моей стороны, подает руку, помогая выйти, и ведет не к главному входу, где толпятся желающие посетить клуб, а на задний двор. Очень хочется спросить, что мы здесь делаем, но я прикусываю язык, делая вид, что мне все равно.

Он открывает дверь черного входа, пропускает внутрь мрачного коридора и ведет к служебной лестнице. С этой стороны клуб я еще не видела. На третьем этаже мы проходим за стеклянную дверь в холл ВИП-зоны и дальше в нишу для избранных. Это своего рода огромный балкон с видом на основной зал клуба. Здесь всего несколько отдельных столиков с диванами и креслами. В зале только мы и небольшая компания шумных молодых людей. Парни и девочки что-то отмечают, смеются, чокаясь бокалами.

Поджимаю губы, когда Глеб помогает мне снять куртку и шумно отодвигает громоздкое кресло с высокой спинкой. Сажусь, закидывая ногу на ногу, наблюдая за мужчиной. Он вальяжно располагается в кресле напротив, кидая на стол пачку сигарет и зажигалку. К нам тут же подходит официант, предлагая меню и винную карту. Глеб поднимает на меня взгляд, призывая заказывать первой.

— Я ничего не хочу, — качаю головой. Это не из вредности, я и правда ничего не хочу. Все, что я хочу, это понять, что происходит. Мужчина ухмыляется и заказывает сам.

— Девушке — мартини-тоник клубничный, мне — мохито безалкогольный, фрукты и сырную нарезку. Все, — откидывает меню на стол. Официант ретируется, а я отворачиваюсь, обращая внимание вниз, где проходит основная тусовка. В теории я могу здесь найти тех, кого знаю. Есть такая вероятность, хоть и маленькая. Но чем мне это может помочь?

Чувствую запах табака, снова поворачиваюсь к Глебу. Мужчина курит, лениво выпуская струйку дыма в потолок и рассматривая меня.

— Чем ты недовольна? — вдруг спрашивает он. В голосе претензия и даже раздражение. Удивительно он перевел стрелки. Мне казалось, это он чем-то недоволен.

— С чего такие выводы? — выгибаю брови.

— На тебе лица нет весь вечер? Чего ты хочешь? Не нравится клуб? Поехали туда, где тебе нравится. Я пытаюсь тебя отвлечь и поднять настроение. Но, вижу, все мимо.

— Ах, это все для меня? Бал посреди чумы?

— Не нужно утрировать, детка, — ухмыляется, качая головой. — Ты говорила, что сходишь с ума в четырех стенах, я вывожу тебя из этих стен, но радости в твоих глазах не вижу.

— Ну почему же, я была бы рада, господин, — снова стебусь над ним, называя господином, — если бы вы стерли с лица холодную маску. Я, знаешь ли, никак не могу понять, какой ты на самом деле, — выдаю ему. Замолкаем, поскольку к нам походит официант и составляет на стол наш заказ.

Беру коктейль, тяну из трубочки, рассматривая компанию неподалёку и делая вид, что мне неинтересен ответ Глеба. Хотя внутренне жду.

— Не только тебе тяжело, Рада. Поверь, мне есть чем загрузиться, — выдыхает Глеб. Обращаю на него внимание — вроде искренен. Хотя кто его знает. Я спала с этим мужчиной, но, по факту, он мне чужой. И от этого горько.

— Ладно, проехали, — отмахиваюсь. — Хорошее место, мне нравится, и коктейль вкусный, — улыбаюсь.

— Ты прекрасно выглядишь. Тебе идет этот немного провокационный образ.

— Естественно, ты же выбирал, — смеюсь я.

— Твоя помада просто обязана сегодня меня испачкать, — подмигивает он, а потом подается ближе ко мне, тянется через стол, маня пальцем. Наклоняюсь к мужчине, он хватает меня за шнуровку, вынуждая податься еще ближе. — Хочу эти губы, — шепчет он. — Очень хочу, — сглатывает от предвкушения, и внутри меня снова все переворачивается. Такая сумасшедшая тяга к этому мерзавцу. Стоит ему только поманить, и я уже растекаюсь. Неосознанно провожу кончиком языка по губам, на что мужчина хрипло выдыхает. — Доиграешься сегодня, детка, — угрожающе рычит он и отпускает меня. Откидываюсь на спинку кресла, прикрывая глаза.

Дух захватывает. Такой Глеб мне нравится. Будоражит.

— О, Мот! — вскрикивают за дальним столиком, и я обращаю внимание, что в ВИП-зону входит парень, направляясь к компании. Не просто парень. Я его знаю! Ну не лично, конечно. Можно сказать, что я его фанатка.

Это же Мот!

Вау, в жизни он еще офигеннее, чем в интернете. Высокий, спортивный, широкоплечий. В татуировках. Одет всегда в одном агрессивном стиле: кожаная куртка с закатанными рукавами, белая футболка, высокие военные ботинки, рванные джинсы. Выбритые виски и длинная челка, падающая на глаза. На груди кулоны в виде жетонов, на запястьях кожаные браслеты. Образ очень плохого мальчика. Но он классный. Харизматичный, прикольный, я смотрела почти все ролики на его канале.

Он здоровается с друзьями за руку, кого-то по-мужски обнимает, девочек нагло расцеловывает в щеки. Усмехаюсь, когда он шлепает одну по попе.

— Нравится парень?

Вздрагиваю от неожиданности, когда над моим ухом раздается голос Глеба. Даже не заметила, как он встал и подошёл ко мне сзади. Его руки упираются в спинку моего кресла, его горячее дыхание обжигает висок.

— Это же Мот, он всем нравится, — констатирую я.

— Заметно. Ты рот-то закрой, а то слюни потекут, — вкрадчиво произносит он. Закусываю губы уже не от встречи со звездой интернета, а от волны ревности, исходящей от Глеба. — Откуда ты его знаешь?

— Кто его не знает? У него свой блог, экстрим-канал. Ты бы видел, что он там творит. Пять миллионов подписчиков.

— А ты, я смотрю, прям фанатка? — почти рычит. А мне так горячо от его ревности. И я уже почти не вижу парня, а плаваю на волнах острых эмоций Глеба. Ревность — это сильное чувство, и его ревность сбивает меня с ног. А Мот — всего лишь парень. Как популярный певец или актер. Я могу восхищаться тем, что он делает, но не более. Просто забавно увидеть его вживую.

— Ну, мне нравится то, что он делает, — улыбаюсь. Конечно, я могу объяснить, что этот парень — не герой моего романа, но пока не буду. Пусть дяденька попсихует. А то уж слишком холодный сегодня, а мне хочется его эмоций. Мне хочется знать, что между нами есть что-то большее.

— Тогда давай познакомимся, — выдает Глеб.

— В смысле?

— Матвей! — громко окрикивает парня. Тот оборачивается, обращая на нас внимание, что-то говорит друзьям, и, на мое удивление, идет к нам, ухмыляясь.

— Ты тоже его знаешь? — шепчу я.

— Очень хорошо знаю, — холодно выдает Глеб, обходит меня и тянет руку Моту. Они и правда здороваются, как старые друзья, хлопая друг друга по плечу.

Обалдеть!

— Какие люди, — усмехается Мот. — Куда пропал?

— Да так, дел много, разгребаю, — уходит от ответа Глеб. Парень обращает на меня внимание, как-то хитро посматривая. — Познакомься, это Рада, — представляет меня Глеб.

— Привет, — смущенно улыбаюсь.

— Как сейчас выяснилось, твоя фанатка, — добавляет Глеб. Мерзавец.

— Оу, — парень садится рядом со мной в кресло и протягивает руку. — Матвей, — представляется он. Пожимаю его руку, но он не выпускает мою ладонь, удерживая.

— Руку отпусти! — холодно велит Глеб, садится в свое кресло и снова прикуривает сигарету. А парень смотрит мне глаза и кусает губы, пытаясь не засмеяться, но руки не выпускает. — Ревнивый он, да? — спрашивает Мот у меня.

— Как выяснилось, да, — тоже кусаю губы, пытаюсь так довольно не улыбаться. Похоже, мы оба разводим Глеба на ревность.

— Я сказал, руку отпусти, или я тебе ее сломаю! — слишком грубо велит Глеб, словно имеет право указывать парню. Но Мота, как ни странно, это только забавляет, никакой агрессии, в отличие от Глеба. Парень отпускает мою руку, подмигивая. — И подальше отодвинься от нее! — снова распоряжается Глеб.

— Да успокойся ты. Девушка красивая, но я не претендую, мне бы со своими разобраться, — смеётся.

Глеб смиряет меня темным взглядом и снова приключается на Мота:

— Что отмечаем? — уже спокойно, как ни в чем не бывало интересуется у парня. Похоже, они очень хорошо друг друга знают. Даже интересно, что их объединяет. Между ними же лет десять разницы.

— Да так, отдыхаем, — отмахивается Мот. — Давай, что ли, сфокаемся? — предлагает он мне. Я бы с радостью, моя подруга душу продаст за это фото. Она реально помешана на Моте. Я от нее и узнала про этого парня. — Давай телефон.

— У меня нет… — развожу руками. Парень удивленно приподнимает брови.

— Север, купи девочке телефон, не позорься, — подкалывает Глеба.

Север, значит. Интересно.

— У тебя забыл спросить. Иди, тебя друзья ждут, — отсылает парня.

— Все, все, смываюсь, — усмехается Мот, поднимаясь с кресла. — А то тебя от ревности инсульт стукнет.

Глеб оскаливается, а Моту все равно. Он хлопает Глеба по плечу и удаляется к друзьям.

— Удовлетворена знакомством со звездой?

Такой нервный мужчина.

— Не ревнуй, ты мне нравишься больше, — допиваю свой коктейль, закидывая в рот кусочек сыра. — А твоя ревность заводит.

— Заводит, говоришь… — качает головой. — Очень заводит, поехали, пока я окончательно не сорвался. Нагулялись, — кидает на стол деньги и поднимается с места. Подает мне руку, поднимает с кресла и быстро ведет на выход. Ух! Немного страшно, но заводит. Все-таки его холодность — это маска, которая сейчас плывет. Непонятно, зачем он периодически закрывается.

Глава 19

Глеб

Я не должен ревновать, мне должно быть плевать, на кого пускает слюни девочка. Но, мать ее, я ревную! И к кому? К сопляку, который играет роль крутого хрена, соблазняя школьниц. К собственному брату. Мне должно быть плевать, но выходит наоборот. Меня выворачивает наизнанку от дикой, необузданной ревности. Словно Мот прикоснулся к тому, что принадлежит мне. К чему-то очень личному, что могу трогать только я. Нет, я всегда был эгоистичным собственником. Но только если женщина принадлежала мне. Не хотел ее присваивать…

Да я много чего не хотел.

Не хотел спасать. Не хотел заботиться. Не хотел прикасаться. Не хотел отнимать невинность.

Черт побери, я всего этого не хотел!

Но самое главное — я не хотел ничего чувствовать!

Даже не представляю, к чему все это нас приведет.

Хочется покричать и побиться головой о стену. Скоро все закончится, наши дороги разойдутся. И нет каких шансов, что мы будем вместе. Даже на гребаное чудо нельзя надеяться. Оно нам не поможет.

Агрессивно веду машину, подрезая, нарушая правила, и снова не смотрю в сторону девочки. Не могу. Хочу всегда ее держать в поле видимости, но не могу. А точнее, не хочу! Потому что все больше и больше вязну в ней. Очень глубоко. Мне, мать ее, мало уже просто трогать, трахать, развращать и играть. Сцена в клубе показала, что мне чертовски всего этого мало. И это хреново. Очень хреново. Моего желания мало. Очень мало. А ничего другого у меня нет. Если только насильно держать ее рядом всю жизнь…

На середине дороги не выдерживаю, нервы сдают. Резко съезжаю на обочину, вылетаю из машины, с психом шарахая дверью. Девочка полагает, что я холоден с ней, что играю в непонятную для нее игру. А я просто не могу раскрыться полностью, как она того желает. Пытаюсь идти от обратного — закрыться, не впускать ее настолько глубоко, но каждый раз срываюсь.

— Сука! — рычу, пиная по колесу. Присаживаюсь на капот, прикуриваю сигарету, пытаясь взять себя в руки.

Какого хрена я так завелся?

Как пацан. Цель оправдывает средства. Я сделал для девочки все, что мог, иначе было бы намного хуже для нее. Я уже переступил через себя.

Но нет, блять, мне мало!

Глубоко затягиваюсь, прикрывая глаза. Дышу. Дергаю ворот рубашки, обрывая верхние пуговицы. На улице мороз, а мне душно. Очень душно. Словно горло сдавила невидимая удавка и медленно затягивается с той ночи, когда я взял девочку, ведомый своими эгоистичными желаниями.

Что же так мерзко-то?

От себя мерзко.

Но изменить уже ничего невозможно. Маховик запущен, и он раскачивается все больше и больше. Надо как-то наступить себе на горло, задушить эти гребаные чувства, убить в себе то настоящее, что впервые возникло за долгие годы, и довести дело до конца. Я, конечно, смягчил участь девочки, но легче от этого не стало. Стало, мать ее, еще хуже.

Сука!

Сука!

Сука!

Внутри все кричит. Нет, вопит, раздирая горло. Хочется разнести все вокруг. Я в таком состоянии, что боюсь зацепить девочку, убивая ее для себя.

Ведь все могло бы быть иначе. При других обстоятельствах. Но парадокс в том, что, если бы не дело, мы бы не соприкоснулись. Никогда!

Вдох-выдох, вышвыриваю окурок, сажусь в машину, завожу двигатель, везу девочку домой. В голове четкая установка: доставить ее домой, запереть и убраться как можно дальше. Выбить из головы эту дурь, забыться, нажраться, оттрахать, в конце концов, Наталью, которая уже изголодалась. И все — закрыть для себя этот вопрос. Я у

Глава 1

Рада

Сглатываю – ужасно хочется пить.

Кто, черт побери, придумал приковывать к батареям?

Металлические наручники накаляются и обжигают мне запястье. Самое страшное, что отопление в этой квартире хорошее и с каждой минутой наручники раскаляются все больше и больше. Еще нет ожога, но уже очень неприятно. И неизвестно, сколько мне тут сидеть на полу, возле батареи. Губа саднит, облизываю ее и шиплю. Больно. Чувствую привкус собственной крови.

Мудак разбил мне губы, затылок болит – кажется, мне вырывали клок волос, когда тащили сюда. Нет, все могло произойти мягче, если бы я не сопротивлялась. Но, к моему же сожалению, я не умею быть покорной мышью и не сдаюсь без боя. От этого и страдаю.

Пытаюсь игнорировать ожог, жажду и головную боль, дышу глубже, стараясь анализировать.

Я не знаю этих ублюдков – значит, это не личное. На мне серьги с бриллиантами и платиновые часы на руке стоимостью в пол-ляма – это явно не ограбление, уроды даже не заинтересовались побрякушками. Я не изнасилована, как на женщину на меня даже не взглянули.

Что вообще может быть нужно таким отморозкам?

Версия у меня только одна. Это либо месть моему папочке, либо похищение с целью шантажа. Меня, конечно, очень радует, что моего предка тряхнут и нагнут, но совсем не радует факт, что инструментом являюсь я. Еще один минус в большую копилку отрицательных качеств моего отца.

Ненавижу его!

Прислушиваюсь: за дверьми спальни, в которой я заперта, слышны голоса мужиков, которые меня сюда притащили. Пьяные голоса. Ждать, когда они отключатся, либо уснут, бесполезно, я все равно не сниму наручники. Мои карманы вывернуты, мне ничего не оставили, даже заколку с волос сорвали. Но…

Серьги!

Снимаю одной рукой сережку, выгибаю металл, начиная ковырять замок наручников. Я никогда этого не делала, даже не представляю, как они открываются, но и сидеть, покорно ждать своей участи тоже не могу.

Через полчаса выдыхаюсь – все бесполезно. Золото – мягкий металл и гнется, а когда сережка выпадает из руки и отлетает за пределы моей досягаемости, глаза наливаются слезами.

– Черт! – ругаюсь в голос. Откидываюсь головой на стену, дышу. Адреналина во мне столько, что, кажется, тело онемело. Не чувствую уже ни боли, ни страха. Прислушиваюсь и понимаю, что за стеной слышится шум телевизора. Это соседи! И они совсем рядом. Упираюсь ногой в стену и начинаю ее пинать, долго, монотонно колотить чёртову стену. Снимаю ботинок и барабаню по батарее, поднимая на уши весь этаж. Может, кто-нибудь вызовет полицию.

Я даже понимаю, что моя ошибка в том, что слышат это не только соседи, но и похитители. Но мне настолько плевать, что я пинаю стену и колочу по батарее с каким-то остервенением.

Дверь в спальню с грохотом открывается, один из мужиков врывается в комнату и первые секунды смотрит на меня с недоумением, вытянув свое мерзкое худощавое лицо. Не останавливаюсь, колочу по батарее, смотря ему в глаза. Да, я понимаю, что сейчас отхвачу и в лучшем случае будет просто больно, но моя истерика достигла апогея – мне все равно.

– Ты че, сука, творишь?! – рычит мудак и надвигается на меня. Разворачиваю ногу и пинаю мразь между ног.

Голова откидывается, бьюсь затылком о стену, когда получаю очередную хлёсткую пощёчину. Из без того разбитые губы начинают кровоточить, затылок болит, в глазах темнеет. Пока я теряю ориентацию, мужик уходит, но быстро возвращается с большим серым скотчем в руках.

– Не умеешь сидеть тихо – я тебя заткну! – выплевывает мужик и наклоняется ко мне. Начинает тошнить от запаха спиртного из его поганого рта.

Соседи так и не вызвали полицию. Я добилась только того, что меня связали и закрыли рот скотчем. Ноги перемотаны, руки неудобно связаны. И теперь оба запястья касаются горячей батареи. И вроде бы заткнули только рот, дышать можно носом, но на панике мне не хватает кислорода. Дышу, как загнанная лошадь, морщась от боли.

Через час все стихает, не слышно ни голосов ублюдков за дверьми, ни шума соседского телевизора, за окном стихает даже шум дороги. Поздно уже. Тело затекает так, что сводит ступни судорогой. Корчусь от боли, воя. Слезы брызжут из глаз, выгибаюсь, пытаясь облегчить судорогу, и уже сама больно бьюсь головой о стену.

Мамочка…

Смелость и дерзость заканчиваются вместе с адреналином, и меня начинает трясти, как в лихорадке.

А ведь меня даже не ищут. Отец думает, что я спокойно сплю в своей комнате. Я не очень примерная дочь не очень хорошего отца. Я сбежала. Как делала это сотни раз до этого дня. Делала вид, что ухожу спать, а на самом деле покидала дом, перелезая через забор в соседский двор. Слишком строгие рамки вынуждают совершать запретные, необдуманные поступки. Я делала это намеренно, чтобы хоть на несколько часов обрести свободу и независимость от отца. В этот раз кара настигла и воздала мне сполна.

Нет, мой «папуля», конечно, поднимет тревогу, но только утром. А может, и к обеду. Я часто просыпаюсь только в полдень. И только богу известно, что со мной произойдёт за это время.

Еще через полчаса прикрываю глаза, пытаясь восстановить дыхание и игнорировать боль. Накатывают слабость и безысходность.

Распахиваю глаза, когда чувствую сквозняк, – в комнату проходит мужчина. Незнакомый. Его не было с похитителями, которые меня сюда притащили. В квартире тоже до нас никого не было, по крайней мере, я не видела. Впиваюсь в него взглядом, вжимаясь в стену. Высокий, широкоплечий, глаза темные, пронзительные, легкая щетина, грубые черты лица, в черной водолазке с закатанными рукавами, простых джинсах и черных кожаных перчатках. Он надвигается на меня, медленно крадется, словно хищник перед броском, словно пытается сделать это как можно тише.

Настороженно за ним наблюдаю. Трезвый взгляд хоть и чёрный, но ясный. Мужик садится рядом со мной на корточки, рассматривая. Дёргаюсь, когда в его руке появляется нож-бабочка.

Меня вот так убьют?

Просто так?

Не объяснив причину?

Почему не сделали это раньше?

Ждали палача?

Сглатываю, начиная отчаянно мычать и дергаться, когда нож оказывается возле моего лица. Мужчина качает головой и сжимает губы, отпуская нож. Вздрагиваю, когда его холодные пальцы прикасаются к моему, лицу. Замираю, кого мужчина убирает мои растрёпанные волосы, заправляя их за ухо, так подозрительно нежно, что по коже прокатывается холодок. Сердце бешено колотится, когда он наклоняется ко мне.

– Я сейчас тебя освобожу, – шепчет он мне на ухо. – Тихо идешь за мной. Не дёргаешься, не вопишь. Поднимешь шум – и шансов отсюда выйти у нас не будет. Поняла?

Отстраняется, заглядывая мне в глаза. Киваю. Я не знаю, кто он и чего от меня хочет. Больше всего я хочу, чтобы меня развязали, иначе загнусь от очередной судороги, и я готова сделать все, лишь бы получить свободу.

– Умница, – шепчет одними губами. Снова поднимает нож, освобождает руки и ноги, разрезая скотч.

Разминаю руку, пока мужчина пытается расстегнуть мои наручники какой-то железной штукой. Он так близко, его запах врывается в легкие – холодный аромат с нотками табака и мужского тела. Ему больше тридцати лет, упираюсь глазами в его кадык, который нервно дергается при каждой неудачной попытке открыть наручники.

Тихий щелчок, еще один – и я свободна. Хочу сорвать скотч, но мужчина накрывает ладонью мой рот, качая головой. Ладно. Ладно, так даже лучше. Из меня не вырвется ни звука. Мужчина поднимается на ноги, подает мне ладонь в перчатке. Нет времени на сомнения. Возможно, я иду за своей погибелью, но выбора у меня нет.

Кто он, черт бы его побрал?

Это такая игра в плохого и хорошего полицейского? Пусть так.

Мы выходим из спальни: мужчина впереди, я за его спиной. Бесшумно крадемся. Ублюдки, которые меня похитили, в отключке. Один противно храпит на диване, второй развалился в кресле и пускает слюни. На низком столе пустые бутылки из-под коньяка и еще какой-то дряни, пепельница полна окурков. Очень хочется от души пнуть по лицу того, кто разбил мне губы, но я сдерживаюсь. Сердце уходит в пятки, когда один из мужиков что-то бормочет во сне. Мы замираем, но, слава богу, ублюдок продолжает храпеть. Выходим в прихожую, входная дверь приоткрыта.

Несколько секунд – и мы за дверью. Мужчина потихоньку закрывает дверь собственными ключами. А я пользуюсь шансом – дёргаюсь к лестнице, несусь вниз, подворачивая ноги и срывая со рта скотч.

Спасибо тебе, мой герой, но дальше я сама!

– Ааа! – кричу, когда мужчина ловит меня, дергая на себя, поднимает на руки и тянет в сторону лифта. – Отпусти! Мразь! – воплю во все горло, начиная пинаться. На мои бедные, уже онемевшие губы ложится мужская ладонь, закрывая рот. Кусаю ее, раздирая кожаные перчатки, расцарапываю ему руки, которыми он меня держит, но все бесполезно – мужчина не реагирует, словно не чувствует боли, и затаскивает меня в лифт. И едем мы не вниз, а, к моему удивлению, наверх.

Глава 2

Рада

Он затаскивает меня в квартиру на двадцать пятом этаже. Вталкивает в прихожую. Да, именно выталкивает, поскольку я лечу вперед, спотыкаясь в темноте. Слышу щелчки замков и вжимаюсь в стену. Темно, я наедине со взрослым мужчиной, который может сделать со мной все что угодно. И это еще страшнее, чем сидеть, прикованной к батарее. Те мудаки хлестали меня по лицу за сопротивление, но, по факту, не причинили особого вреда. А сейчас я в полной растерянности, не знаю, чего ожидать. Оказывается, неизвестность – самая страшная вещь.

Зажмуриваюсь, когда загорается свет, обнимаю себя, настороженно посматривая мужчину. Он снимает перчатки, обувь и опускает взгляд на мои ноги. Только сейчас понимаю, что я босиком – моя обувь осталась в квартире похитителей.

– Иди вперед, – указывает мне в сторону гостиной. Ладно.

Почему-то не покидает ощущение, что этот мужчина гораздо опасней пьяных ублюдков внизу. Прохожу в комнату. Простая гостиная, светлые обои, черный ламинат, ковер на полу, диван, кресла, телевизор на стене и плотно задёрнутые тяжёлые шторы. Полумрак, горит лишь тусклый причудливый напольный светильник. Пахнет сигаретами и кофе, на низком столике и на полу возле дивана лежат книги. Много книг, словно кто-то высыпал сюда библиотеку. Дверь из гостиной, видимо, ведет в спальню.

– Сядь, – мужчина указывает мне в кресло. Ну не связывают – уже хорошо. Могу, конечно, схватить со стола увесистую пепельницу и напасть на мужчину. Но не факт, что я его вырублю и тем самым не разозлю. Мои бедные губы не переживут очередных побоев, нужно включить голову и быть хитрее.

Сажусь, прикасаюсь языком к разбитым губам. Больно. Шиплю. Запястья горят, рассматриваю их – остались полоски от ожогов, тело ломит от неудобной позы, голова тяжёлая. Хочется просто закрыть глаза и отключиться от этого сюра хотя бы на время.

Мужчина протягивает мне маленькую бутылочку воды, беру, только сейчас понимая, что жутко хочу пить. Он садится на диван и с минуту молча наблюдает, как я жадно глотаю воду.

– Слушай меня, девочка, – обращается он ко мне. Голос у него хриплый, грубый, словно он простужен. – Давай договоримся сразу: ты тихо сидишь, и мы обходимся без связываний и рукоприкладства.

– Кто вы? – спрашиваю я, чтобы понять, что вообще происходит.

Мужчина качает головой, не отвечая.

– Сейчас ты идешь в ванную, – указывает глазами на коридор. – В шкафчике над раковиной есть аптечка, под раковиной – свежие полотенца. Приводишь себя в порядок и ложишься спать, – посматривает на массивные часы на запястье. По ощущениям, уже часов пять утра. – Ложишься сюда, – указывает на диван, на котором сидит. – И просто отдыхаешь.

– А…

– Без вопросов, – перебивает меня, не позволяя договорить. – Ответов все равно не получишь.

Молча киваю. Сил нет совсем.

– Все, иди, первая дверь справа.

Поднимаюсь, бреду по коридору, включаю свет, прохожу в небольшую ванную. Ничего особенного, белый кафель с серебряным рисунком, ванная, она же душевая за занавеской, раковина, стиральная машина. Запираюсь. И впервые за несколько часов чувствую себя свободной. Я могу отгородиться от чужих людей, которые решили, что имеют права распоряжаться моей жизнью.

Открываю шкафчик с зеркальной дверцей. Все стандартно: пена для бритья, станок, гель после бритья, жидкое мыло и аптечка. Ничего такого, что можно прихватить с собой. Ни ножниц, ни пилочки. Да в принципе, все равно, я не смогу этим воспользоваться правильно, чем навлеку больше бед.

Папа еще, наверное, не знает… Он вообще мало мной интересуется. Ему было важно запереть дома ради мнимой безопасности. А что я делаю взаперти – его не волновало. Безопасность, как оказалось, не мнимая. Главное, чтобы маме не сообщали, она будет очень переживать и ненавидеть отца еще больше.

Роюсь в аптечке, нахожу перекись и ватные спонжи. Наливаю перекись на спонжик, прикладываю к губам. Несмотря на то, что перекись не должна щипать, все равно больно. Заглядываю в зеркало. Ублюдки. Губы распухли. Выгляжу ужасно. Хотя как еще должна выглядеть жертва? Рассматриваю запястья с полосками ожогов. Роюсь в аптечке, нахожу обезболивающие, глотаю пару таблеток, запивая водой из-под крана.

Мыться здесь я точно не собираюсь. Просто умываюсь холодной водой, тщательно мою руки, приглаживаю волосы и сажусь на край ванной. Смотрю на льющуюся из крана воду. Не хочу выходить. Мне здесь спокойно. Создаётся иллюзия безопасности.

Что я могу сейчас сделать?

Ничего.

Нужно выждать время. Может, мужчина уснет.

Не знаю, сколько провожу времени в ванной, для меня оно тянется вечно. И с каждой минутой все больше и больше накрывает безысходностью.

Вздрагиваю, когда раздается громкий стук в дверь.

– Выходи! – недовольно рычит мужчина. Ладно. Поиграем в хорошую девочку. В реальную мышку, которую загнали в угол. Может, удастся вызвать у мужика жалость. Вряд ли он сердобольный, но проверить не помешает.

Выхожу, прохожу в гостиную. На диване уже лежит подушка и белый плед. Мужчина сидит в кресле с ноутбуком, что-то внимательно читая.

– Ложись спать! – холодно велит мне, не отрываясь от монитора. Ложусь, укрываясь по горло пледом. Подушка пахнет мужчиной. Немного парфюмом, немного пеной для бритья. Несмотря на то, что уже почти утро, сон не идёт.

Он реально полагает, что я смогу уснуть в такой ситуации?

Да мне страшно даже закрыть глаза.

Рассматриваю мужчину, пытаясь понять, сколько ему лет. Точно больше тридцати, не красавец в прямом смысле этого слова. То есть не лощеный, а больше брутальный. Из тех, про кого говорят: настоящий мужик. Спортивный, грудь широкая, руки сильные с переплетением вен, волосы темно-русые, глаза темные, лицо напряжено, сводит брови, между которых залегает складка. Будет так хмуриться – через лет пять эта складка станет частью него внешности. Не урод. Не из тех отвратительных мудаков, которые меня похитили. Он же зачем-то вытащил меня из квартиры внизу и уложил здесь спать?

Мужчина словно чувствует, что я на него смотрю, отводит взгляд от монитора и переводит его на меня. С минуту мы просто смотрим друг другу в глаза. И вместо того, чтобы его ненавидеть, рассматриваю глаза и пытаюсь понять, какого они цвета. Тёмно-карие? Пронзительно серые? Либо чёрные… Свет падает на меня, не могу разглядеть.

– Спи, – хрипло повторяет мужчина.

– Не могу. Что вам от меня нужно?

– Кажется, мы уже договорились, что на вопросы я не отвечаю, – холодно выдает мужчина. Отвожу от него взгляд, рассматривая журнальный стол с книгами. Бродский. Забавно.

– Можно? – тяну руку к книге. Мужчина кивает. Беру книгу открываю на случайной странице, читаю: – «Мы боимся смерти, посмертной казни. Нам знаком при жизни предмет боязни: пустота вероятней и хуже ада. Мы не знаем, кому нам сказать «не надо».

Снова обращаю внимание на мужчину, который продолжает за меня:

– «Наши жизни, как строчки, достигли точки».

Вау. Знает Бродского наизусть? Вновь утыкаюсь в книгу, перелистывая страницы.

– «Все разлетелось к черту на куски. Я застрелиться пробовал, но сложно с оружием. И далее: виски: в который вдарить?» – читаю хаотичные строчки, даже не сначала стихотворения. Вслух читаю, совершенно незнакомому мужику, который удерживает меня насильно. Я двинулась окончательно. Так бывает на фоне стресса?

– «Портила не дрожь, но задумчивость. Черт! Все не по-людски!» – снова продолжает за меня мужчина. Всматриваюсь в строчки. Да, все верно. Ни в одном слове не ошибся. Бродского вообще сложно учить, он писал своеобразно, без рифмы.

– Знаешь всего Бродского наизусть? – интересуюсь я, выгибая брови.

– Спи, Рада, – вдруг строго приносит он, утыкаясь в монитор.

Рада…

Рада!

Откуда он знает мое имя?

Глава 3

Рада

Не заметила, как уснула. Бродский – отличный антидепрессант. Просыпаюсь и в первые минуты еще не помню о том, что я далеко не дома, и о том, что со мной произошло ночью. Открываю глаза, долгого рассматривая софиты на потолке, пытаясь включить мозг и начать соображать. Облизываю губы, шиплю от боли. Память возвращается…

Резко сажусь на диване, осматриваюсь. Мужчины нет. Пахнет кофе. Сглатываю. Не отказалась бы сейчас от кофе и покрепче, чтобы начать соображать. Сажусь на диване, осматриваюсь. Мужчина где-то рядом. Очень хочется в туалет. Тихо поднимаюсь, иду в коридор и сталкиваюсь с мужчиной, который идет мне навстречу с кружкой в руках. Замираю, сглатываю. Мужчина выгибает бровь.

– Ты куда-то направлялась?

– В туалет, – обретаю голос.

– Прошу, – взмахивает рукой, указывая на дверь. Коридор узкий, проходя мимо мужчины, касаюсь его плечом.

Запираюсь в туалете, осматриваюсь. Делаю свои дела, но снова не выхожу. Нужно что-то делать. В квартире есть компьютер, интернет, можно как-то связаться с отцом. Не знаю, что от меня хотят, но просто ждать своей участи я не собираюсь.

Выхожу. Иду в ванную, умываюсь, расчески нет, взбиваю волосы, придавая им еще большей хаотичности. С разбитыми губами, растрёпанными волосами, в своих кожаных штанах и мятой блузке я выгляжу, как потасканная проститутка.

Прохожу в гостиную, мужчина снова в кресле, что-то листает в телефоне.

Сажусь на диван. Рядом на журнальном столике кружка с кофе и песочное печенье.

– Это тебе, – мужчина указывает глазами на столик.

Беру кофе, не в моих интересах отказываться и истерить. Кофе горячий, губы жжёт. Морщусь. Мужчина опускает взгляд на мои губы, несколько секунд рассматривает.

– Может, уже объяснишь мне смысл происходящего? – спрашиваю я. Молчит, продолжая меня рассматривать. Начинаю злиться. Я скоро с ума сойду. – Отпусти меня! – уже требую, повышая голос, чтобы он, наконец, меня услышал.

– Отпущу, когда придет время, – спокойно отзывается он.

– Время для чего?

– Не задавай лишних вопросов, красивая, целее будешь.

Красивая…

– Все равно не получу ответов, – передразниваю его, закатывая глаза. Что за бред, триллер какой-то происходит? Кто ты, мужчина? Герой или антигерой?

Отпиваю кофе. У мужчины вибрирует телефон, но он не реагирует, покручивая его в руках.

– Хочется понять правила игры. Меня будет искать отец. И когда найдет… – усмехаюсь, не договаривая. Никогда не пользовалась привилегиями своего отца. Мне в общем хотелось, чтобы как можно меньше народа знали о том, чья я дочь. Но сейчас все средства хороши.

– Не найдет, – уверенно заявляет мужчина.

Считает себя настолько крутым?

Пересмотрел триллеров?

– Некогда ему тебя искать. Он немного занят, – как-то недобро уточняет мужчина.

– В каком смысле? Что с моим отцом? – отставляю чашку, подаваясь к мужчине. Он глубоко вздыхает, сжимая переносицу.

– Если в двух словах, Михаила Александровича прессанули серьёзные люди, ты инструмент давления. И ради твоей же безопасности тебе лучше сидеть здесь, со мной, тихо, как мышка, и не высовываться, иначе твоя дальнейшая судьба очень плачевна, Рада.

Распахиваю глаза.

Он с катушек съехал?

Что за бред он тут мне несёт? Не верю. Всю ночь думал, как меня угомонить? А что, хорошо, когда жертва доверяет похитителю и играет по его правилам. Только что-то не сходится.

– А кто такой ты?! Супергерой? – иронизирую.

– Свободна! – вдруг грубо выдает он.

– Что? – не понимаю.

– Я говорю, свободна! – вынимает из кармана ключи и кидает мне их со звоном на стол.

– Ааа…

Человеческая психика – удивительная штука. Все, что я хотела последние двенадцать часов, – это сбежать. И вот, когда меня отпускают, я впадаю в ступор. Снова накрывает паникой. Что-то не так. Что-то происходит, и я никак не могу понять что. Похоже мужчина не лжет.

Но я встаю с места, беру ключи и иду на выход. Вставляю ключи в замок, и дверь поддаётся, открываясь. Выхожу на площадку, иду к лифту и только сейчас понимаю, что на улице холодно, а я в тоненьких носках и без куртки. Моя верхняя одежда осталась на пятом этаже у похитителей. Не проблема, главное – я свободна.

Нажимаю на кнопку лифта, оглядываясь назад. За мной никто не гонится. Прохожу в лифт, жму на нижний этаж, лифт трогается. Дышу глубже, потому что, несмотря на свободу, паника зашкаливает. Не покидает ощущение, что есть какой-то подвох.

Лифт останавливается внизу, выхожу. Холодно. Ежусь. Осматриваюсь, в подъезд заходит женщина с ребенком. Девушка ошарашенно меня осматривает и спешит к лифту.

– Стойте! – останавливаю ее, перерезая дорогу. Она испуганно прижимает ребенка к себе. Вид у меня действительно пугающий. – Вы извините. Не бойтесь. Просто вызовите мне такси. Пожалуйста, – умоляю ее я. Девушка просто кивает, вынимает из кармана телефон, набирая номер.

Такси мне вызвали. Девушка убежала. Я одна в холле дома. Стою под лестницей так, чтобы меня никто не заметил. Во-первых, чтобы не сталкиваться с жильцами, во-вторых, где-то там, на пятом этаже, могут быть мои похитители, и они вряд ли меня отпустят. Отсчитываю про себя долгие десять минут до приезда машины и обнимаю плечи руками, ноги уже ледяные.

Но заболеть – не самое страшное, что со мной может произойти.

Выскакиваю на улицу, когда вижу такси. Носки тут же намокают в грязной жиже. Плевать. На все плевать. Я свободна.

Прыгаю на заднее сиденье и быстро называю таксисту адрес своего дома. Мужчина подозрительно осматриваем меня в зеркало заднего вида, но трогается с места. Да, у меня нет денег, но по приезду домой за меня оплатят.

Выдыхаю, когда машина выезжает на трассу и двигается в направлении моего района.

Боже, это закончилось!

Я выбралась.

Я жива и здорова!

И теперь меня трясет от этого понимания. Ничего не соображаю: кто эти люди, что они от меня хотели, что нес мужчина, который меня спас; но пусть в этом разбирается отец. Я за свои двадцать лет еще не настолько нагрешила, чтобы ввязываться в такие передряги.

К маме хочется. Улететь в Европу и никогда не возвращаться. Жить спокойно, без контроля и рисков быть похищенной. Я закачу папочке такой скандал, что он будет вынужден меня отпустить. Хватить, нет больше аргументов и рычагов давления, которые могут меня здесь задержать.

Таксист тормозит у ворот нашего дома и оборачивается ко мне с вопросительным взглядом.

– Спасибо, я сейчас зайду, возьму деньги и рассчитаюсь с вами, – скептически поджимаю губы, поскольку мужчине явно не нравится мое предложение. Щелчок, двери блокируются. Закатываю глаза, я только что сбежала от похитителей, и меня уже не напугаешь блокировкой дверей. – Я правду говорю, это мой дом, я здесь живу. Так вышло, что с собой денег нет, – пытаюсь его убедить. Мужчина качает головой.

– Нет, все вы так говорите, звони, пусть вынесут деньги.

– Да нет у меня телефона. Хорошо, вам заплатят в два раза больше, только дайте зайти в дом.

– Номер?

– Что?

– Называй номер, я позвоню.

Да не помню я номер отца наизусть. Никогда не думала, что мне это пригодится.

– Не помню, – выдыхаю я. – Хорошо, возьмите в залог часы, вот, – быстро снимаю с запястья часы, протягивая водителю. – Они стоят, как вся ваша машина.

Мужчина берет часы, задумчиво их рассматривая.

– Хорошо, иди, – блокировка с двери снимается.

Выдыхаю, быстро выхожу, подхожу к воротам и замечаю на них приклеенную бумажку с надписью «Опечатано», с печатью и подписью. Да что за черт! Дергаю ворота – закрыто, трезвоню в звонок, стучу кулаками, заглядываю в щель – тишина, никого нет. Оглядываюсь на такси, сглатываю и босиком бреду вдоль забора, в прореху, заросшую ветками кустов, откуда я, собственно, и выбиралась по ночам.

Пролезаю внутрь, попадая во двор. Быстро бегу к главному входу – дверь заперта, и на ней наклеена точно такая же бумажка со словом «Опечатано». Меня уже трясет от холода и очередной паники. Кажется, еще немного – и моя паника перерастёт в истерику.

Ладно. Ладно. Дышу глубже. Иду назад. Елена Фёдоровна, наша соседка, может что-то знать, в конце концов, я могу взять у нее телефон, позвонить отцу, а не бегать раздетая босиком по улице. Черт с ними, с часами. Пусть забирает.

Подхожу к воротам, чтобы выйти через них, плевала я на эти бумажки.

Хватаюсь за ручку ворот и замечаю в щелке, что за воротами, возле такси, стоит один из тех мудаков, кто меня похитил. Та самая мразь, которая два раза разбила мне губы. Задерживаю дыхание, словно они могут меня услышать. Ублюдок разговаривает с таксистом, и тот пальцем указывает на прореху, через которую я проскользнула во двор.

Глава 4

Рада

Пячусь назад, спотыкаюсь, запинаюсь о бордюр, падаю в грязь, на адреналине не чувствую уже ни холода, ни боли. Резко поднимаюсь и бегу вглубь двора, за дом, дергаю дверь небольшой пристройки, где хранится садовый инвентарь и всякий хлам. Там можно спрятаться, либо взять инструмент, чтобы обороняться. Меня трясет, словно в лихорадке, зубы стучат так, что, кажется, это слышно всем.

Закрыто!

Какого черта закрыто?!

Здесь нет ничего ценного!

Слышу шорохи во дворе, сердце обрывается.

Боже, почему это происходит со мной?

Из горла вырывается неконтролируемый вой. Зажимаю рот рукой и снова тихо пячусь назад. Чувствую себя героиней фильма ужасов. Тело в шоке, хриплю, как загнанная лошадь, и содрогаюсь от страха, прислушиваясь к каждому шороху. Они здесь, во дворе. Я загнала себя в ловушку. Выйду из-за дома – меня сразу заметят, спрятаться негде, позади огромный соседский забор. Даже при желании я на него не заберусь.

Мне некуда бежать…

Мамочки…

Слышу шаги уже где-то рядом. На панике захожу за строение и забиваюсь в грязный угол, зажимая рот и нос рукой, прекращая вовсе дышать.

Я уже понимаю, что меня поймают, зажмуриваю глаза и молю бога только о том, чтобы остаться живой.

Идиотка!

Дерзкая, смелая, наглая, самостоятельная.

Я же все могу, я справлюсь.

Справилась…

Дура.

Могла сейчас читать Бродского и пить кофе под пушистым пледом, молча, без вопросов – сдались они мне…

– А вот и наша девочка, – слышу приторный голос мудака, но глаза так и не открываю.

Все…

– Иди сюда, потаскушка, – уже агрессивно зовет меня. Не реагирую, вжимаясь в грязный, холодный угол. Мне кажется, я уже не чувствую ни рук, ни ног, то ли от холода, то ли от страха.

– Ааа! – вскрикиваю, когда меня резко хватают за волосы и тащат вперед. Я, в принципе, уже не сопротивляюсь, сил нет совсем, словно из меня выкачали всю энергетику…

Слабо помню, как меня запихали в машину среди белого дня, на родной улице, как связывали, что-то рычали. Все как в тумане. Я не сдалась. Нельзя сдаваться даже за секунду до смерти. У меня просто нет никаких физических сил сопротивляться. Словно у меня отобрали их вместе со свободой. Голоса все дальше и дальше, в глазах темнеет, тело ватное, мне почти хорошо…

Прихожу в себя, по-прежнему не чувствуя тела. В голове туман. Ничего не соображаю, внутри пустота. Понимаю одно – я лежу, по ощущениям, на кровати. Комнату освещает фонарь за окном. Первое, что я чувствую, – это дикий холод. Начинает трясти так, что зубы стучат. Коже холодно, а внутренности горят. Какой-то ненормальный жар разливается по телу.

Пытаюсь подняться, но ничего не выходит. Я словно парализованная, пытаюсь открыть рот, но тоже не получается. Я связана по рукам и ногам, как солдатик, и рот снова заклеен скотчем. Адреналин вбрасывается в кровь, придавая сил, дергаюсь, но все бесполезно. Расслабляюсь, напрягаю зрение. Я, черт побери, в той же комнате, только уже не прикованная к батарее, а на кровати. И если в прошлый раз меня спас мой антигерой, то что-то подсказывало: такого шанса больше не будет.

Мне плохо. Нет, это уже ни паника и страх. Мне реально физически плохо, очень плохо: тело ломит, горит и трясет одновременно, болит каждая частичка, я мокрая от пота, и очень хочется пить.

Бьюсь головой о матрас, на котором лежу, и тут же об этом жалею – голову простреливает болью. Вою закрытым ртом. Мне мучительно плохо, и скованность тела еще больше усугубляет ситуацию. Все, что я могу, – это мычать в скотч и плакать.

Я плачу даже не оттого, что меня снова похитили и связали, я плачу от болезненного состояния и от того, что ничего не могу с этим сделать. И никто мне уже не поможет. Беспомощность угнетает. Она убивает, когда нет надежды…

Прислушиваюсь: за дверью негромкие голоса мужчин. Мрази.

Закрываю глаза, проваливаясь в полусон, в голове медленно плывет какой-то бред. Отец со своими нравоучениями и гиперопекой, мама, которая просит его отпустить меня к ней, бабушка, которая умерла лет пять назад, она что-то говорит, но я не слышу, больная, бледная, почти синяя… Проваливаюсь в темноту, словно падаю в пропасть. Лечу вниз на скорости и никак не могу разбиться о дно, которого нет.

Просыпаюсь от того, что меня кто-то трясет и бьёт по щекам. Пытаюсь сфокусировать взгляд, все плывет.

– Очнулась, – хрипит ублюдок, который тащил меня за волосы. – На, попей, а то загнёшься тут раньше времени.

Закрываю глаза, сил нет даже пить. Хотя очень хочется. Скотч с губ срывают, что приводит меня в себя. Очень больно, учитывая, что губы разбиты, но сил не осталось даже вскрикнуть.

– Пей! – мужик сует мне в лицо стакан с какой-то мутной жидкостью. Я в лежачем положении, со связанными руками. Как он это себе представляет? Да и не собираюсь я пить непонятную жидкость.

– Жук, ты дебил? – слышится еще один голос где-то слева, но у меня нет сил посмотреть, кто это. – Как она будет пить?

О, хоть кто-то здесь с интеллектом.

– Да блядь, я нянька, что ли? – психует второй. – Бегай за ней, вылавливай, теперь еще выхаживай.

– Се… – осекается один из похитителей. – Он сказал поставить ее на ноги до завтра, поэтому будем нянчиться.

Очень интересно, кто это «он», уже понятно, что эти – просто шавки.

Меня хватают за блузку, которая трещит по швам от захвата, и припирают к спинке кровати. Сидеть тяжело, тело болит, ноги настолько затекли, что я их не чувствую. Голова такая тяжёлая, что невозможно держать ее ровно. Мужик снова пихает мне стакан, тыча его в губы.

– Открой рот и пей!

Не реагирую.

– Это лекарство, легче станет, – снова тычет мне в губы стаканом.

– Заливай, Жук, раз по-хорошему не хочет! – командует второй, но в процессе не участвует. Ну правильно, кто умнее, тот и главный.

На мое лицо ложится огромная вонючая ладонь и перекрывает мне кислород, зажимая нос. Открываю рот, чтобы глотнуть воздуха, и в горло заливается сладко-горькая жидкость. Давлюсь, закашливаясь, легкие почему-то горят, а все, что всё-таки попадает, выплевываю в лицо ублюдку.

– Вот блядина! – снова получаю по лицу, голова отшатывается, щека горит.

– Да мать твою, Жук, отойди от нее! – психует второй. – Задача была поднять ее на ноги, а не добить.

– А я не санитар, – агрессивно выплевывает мудак и отходит от меня. – Врач нужен, пусть обколют ее.

– Где я, мать твою, найду врача, не скорую же вызывать.

Мужчины выходят, запирая дверь, а я пытаюсь сползти в лежачее положение и снова проваливаюсь в темную пропасть, продолжая полет на дно.

Просыпаюсь от того, что меня шлепают по щекам, но не сильно, как ублюдки, а слегка, чтобы привести в себя. Еще не открываю глаза, но уже чувствую, что не связана, руки и ноги свободны, что-то большое укутывает меня, словно кокон. С трудом разлепляю веки, фокусирую взгляд: светло. Уже утро или день, но самое главное – я снова вижу моего антигероя. Я в его квартире, на том же самом диване, укрыта большим одеялом. Он смотрит на меня, сводя брови, создавая выразительную складку между бровей.

– Не делай так, – хриплю я. – Будет глубокая морщина, – зачем-то говорю. Нет у меня в голове к нему ни одного вопроса. В мыслях туман и бред.

– Что? – поднимает бровь мужчина. Берет с журнального столика термометр-пистолет, подносит к моему лбу, смотрит на результат и снова хмурится. – Ясно. Бредишь.

– И снова здравствуйте, – усмехаюсь. Да, я брежу. Мне очень плохо, но уже лучше, чем вчера. Я очень слабая, тело ломит, но не трясет и не холодно. Жить буду, только еще непонятно как…

Глава 5

Рада

Несмотря на то, что я в тепле под одеялом и свободна, чувствую себя очень усталой, словно не спала несколько суток, все плывет в белом тумане. Мужчина протягивает мне большую кружку.

– Что это? – говорю заторможено.

– Чай на травах с медом?

Не в моих интересах отказываться. В больной голове много вопросов, но все они теряются в белом густом тумане.

Пытаюсь приподняться, но тут же падаю назад на подушку – сил нет совсем. Мужчина приподнимает подушку выше, хватает меня за плечи и помогает принять полусидящее положение. Снова вручает кружку.

– Выпей, – в голосе холодный приказ. Такая повелительная форма заботы чем-то похожа на моего отца. Он тоже заботился обо мне, ничего не объясняя, в форме приказа и его воли. Беру кружку, сжимаю ее в ладонях, чтобы не уронить, пробую напиток. Не горячо, приемлемая температура для моих несчастных распухших губ. Вкусно: травы, мед.

Пока я послушно пью, мужчина уходит. Смотрю ему вслед. В простой белой футболке и серых спортивных штанах он все равно выглядит внушительно со спины. Нет, не качок, без лишнего веса, само телосложение внушительное: широкие плечи, рельефная спина, рост, сильные руки. Из тех мужиков, на которых, что наденешь, на его плечах все смотрится шикарно. Я точно брежу. Вместо того чтобы сокрушаться над своим плачевным положением и переживать за отца, я оцениваю мужчину.

Допиваю чай, тянусь к журнальному столику, чтобы поставить кружку, но руки не держат совсем, промахиваюсь, и кружка падает на ковер. Не разбивается, на белом ворсе остаются капли чая…

Мужчина возвращается с каким-то пакетом, замечает кружку на ковре, молча ее поднимает и отставляет на столик. Садится рядом со мной на край дивана, а я снова брежу, отмечая, что от него пахнет пеной для бритья и сигаретами. Он открывает пакет, вынимает из него шприцы, коробочку с ампулами и спиртовые салфетки. Молча вскрывает ампулу, начиная набирать жидкость в шприц.

– Что это?

– Антибиотик, – поясняет мужчина.

– Зачем? – глупый вопрос, но, кажется, я уже определилась, что сейчас не совсем адекватная.

– Хочешь продолжать загибаться? – выгибает бровь.

Молча прикрываю глаза. И только сейчас понимаю, что на мне тоже белая футболка. Поднимаю одеяло и понимаю, что в я одной мужской футболке, а под ней голая, даже трусиков нет.

– Кто меня переодел?

– Вызвал специально обученных людей, – ухмыляется мужчина. Иронизирует.

– Почему на мне нет даже белья? – хриплю я. Это что получается, он полностью меня раздел и видел голой, даже там…

– Ты была вся мокрая и грязная, – поясняет он мне. Открываю рот, но тут же закрываю, потому что мужчина мастерски справляется со шприцем и дергает одеяло, раскрывая меня. – Переворачивайся.

Даже не думаю, сильнее натягивая футболку, чтобы не сверкать прелестями.

– Рада… – глубоко вздыхает мужчина. – Ты снова хочешь на свободу? Тебя что-то не устраивает? – в голосе легкое раздражение. Да не хочу я никуда, черт бы его побрал. – Разворачивайся, что я там не видел. Тем более у тебя прелестный зад.

Прелестный зад. Зачетный комплимент. Но благодарностей не будет. Разворачиваюсь, загнуться я и правда не хочу.

Можно же ведь просто отодвинуть краешек, но этот мерзавец рывком задирает мою футболку на поясницу, сжимаюсь, мурашки по коже. Уколов я не боюсь, никогда не боялась, даже в детстве, я боюсь того, что на мой голый зад пялится незнакомый мужчина.

Холодная салфетка пахнет спиртом, закусываю губы, когда игла входит в кожу…

– Все, – констатирует мужчина, отбрасывая шприц на стол. Профессионал, не каждая медсестра ставит такие уколы.

Переворачиваюсь, быстро накрываясь, мужчина протягивает мне какие-то таблетки и бутылочку воды.

– Это обезболивающие и противовоспалительное, – поясняет он, опережая мой вопрос. Беру, выпиваю без разговоров. Кажется, за эти пятнадцать минут я исчерпала весь лимит сил на сегодня.

Мужчина собирает шприц, ампулы, кружку и уходит в сторону кухни. Закрываю глаза и тут же уплываю в темноту. Последнее, о чем я думаю, это то, что, наверное, стоило сказать спасибо… Он вообще не обязан все это делать, наверное…

***

Просыпаюсь уже сама. Темно, в комнате горит напольный светильник возле кресла, тишина. Даже не представляю, сколько времени. Чувствую себя лучше, слабость и сонливость сохраняются, но уже хотя бы не ломает.

Очень хочется в туалет, поднимаюсь с дивана, встаю на ноги и тут же сажусь назад, голова кружится, в глазах темнеет. Закрываю глаза, дышу глубже, снова поднимаюсь, уже не так резко, иду в коридор, попутно натягивая футболку.

Темно, иду по стеночке, все кружится, захожу в туалет, запираюсь. Когда выхожу в коридор, в глазах резко темнеет, начинаю оседать, сползая по стене. Очень страшное состояние, никогда еще не была настолько слабой. Сглатываю, пытаюсь отдышаться и прийти в себя. Сколько я не ела? Не помню… Какой вообще сейчас день?

Слышу шаги, мужчина останавливается возле меня и садится на корточки, хватая за скулы, поворачивая к себе. Ничего не вижу, кроме силуэта.

– Зачем встала? – хрипло спрашивает он.

– Решила полежать на полу в коридоре, – огрызаюсь я.

– Полежала? – усмехается.

– Ага.

– Ну пойдём назад, или тебе здесь комфортно? – издевается.

У него вообще своеобразная манера общения.

Кто ты такой вообще и откуда взялся?

Не отвечаю. Мужчина подхватывает меня на руки, и я быстро прихожу в себя, потому что футболка задирается, обнажая меня. Надо отдать должное мужчине, он не смотрит на мои прелести, укладывает на диван и тут же накрывает одеялом. Чувствую себя унизительно. Никогда не была настолько беспомощной.

– Спасибо, – бормочу я. Мужчина молча выходит из комнаты. Спать не хочется, лежу и лениво рассматриваю глянцевый натяжной потолок и софиты.

Мне казалось, я ненавижу отца. Больше всего я хотела избавиться от его опеки. Я делала для этого все. А теперь мне очень страшно за него. Если дом опечатан, значит, его арестовали. И это даже хорошо, если арестовали, а если… Нет, не хочу об этом думать.

Как мне теперь его найти?

Как связаться?

Все контакты у меня были в телефоне. А телефона нет, его отобрали ублюдки, которые меня похитили.

Поворачиваю голову, когда мужчина возвращается. В руках деревянный поднос с ручками. Он ставит его на журнальный столик и придвигает ближе ко мне. Рассматриваю содержимое: фарфоровая кружка с бульоном, в стакане что-то, похожее на морс, нарезанный багет, сметана отдельно. Физически я не хочу есть, совсем. Но понимаю, что надо, иначе меня так и будут голышом в туалет носить.

– Ешь, – в своей повелительной форме произносит мужчина и садится в кресло напротив. Берет ноутбук, открывает, утыкаясь в монитор.

Сажусь на край дивана, прикрывая голые ноги одеялом, беру кружку, отпиваю бульона. Подташнивает, но я заставляю себя пить. С каждым новым глотком становится лучше, аппетит появляется. Вкусно. Очень. Я пипец какая голодная. Губы болят, но мне все равно. Я хочу подняться на ноги и что-то делать, а не лежать здесь, изображая жертву.

– Как я снова здесь оказалась? – спрашиваю.

– Точно так же, как и в первый раз, – отвечает мужчина, не отрываясь от ноутбука.

– Все понятно, что ничего непонятно. Как ты узнал, что я снова там заперта? Как ты обошел этих ублюдков?

Мужчина закрывает крышку ноутбука и заглядывает мне в глаза, они все-таки у него темно-серые, цвета ядовитой ртути.

– Кто ты вообще? – не унимаюсь я.

– Не сотрясай зря воздух, Рада, ответов не будет.

– Откуда ты знаешь, как меня зовут и кто мой отец? – продолжаю я. – Зачем вообще со мной возишься?

Я поняла, что ответов не будет, но все равно озвучиваю вопросы.

– Хочешь снова на свободу, побегать? – иронично выгибает бровь.

– Не хочу, – допиваю бульон.

Макаю хлеб в сметану и съедаю его, облизывая пальцы. Гадкая привычка, мама все время била по рукам за это, но на мужчин это действует по-другому. Они не испытывают культурного шока. Вот и мой антигерой наблюдает за тем, как я всасываю палец. На лице покерфейс, но кадык дергается. Ух, какой чувствительный дяденька. На этом можно как-то сыграть?

– Вот, если не хочешь, сиди тихо, лечись, отдыхай. Придет время – отпущу.

– Что с моим отцом?

– Он арестован, – все-таки на какие-то вопросы отвечает.

– Зачем меня похитили? Я бесполезная. Тем более если отец арестован, то выкупа не будет.

– Во всем есть свой смысл, Рада, даже если он тебе непонятен. Не забивай свою красивую голову, не высовывайся, останешься целой и невредимой. Самое большое зло для тебя – это сама ты. Оставь большие игры взрослым дяденькам.

Я ничего не понимаю. Но четко осознаю, что этот мужчина знает гораздо больше, чем кажется.

Глава 6

Рада

Просыпаюсь от того, что затекло тело. Открываю глаза, осматриваю комнату. Возможно, сейчас утро, я потеряла счет времени. Часов в комнате нет. Мужчины тоже нет, тишина. Абсолютная, словно я в квартире одна. Чувствую себя лучше, слабость еще есть, но уже ничего не болит. Очень хочется в душ. Ощущаю себя жутко грязной. Медленно поднимаюсь с дивана, горло першит, очень хочется пить. Стараюсь не делать резких движений – не хочется больше лежать в коридоре и давать возможность лапать себя, таская на руках.

На столике стоит стакан морса и лежат таблетки. Беру блистер, читаю название – обычные таблетки, противовоспалительные. Выпиваю парочку, запивая морсом. Снова прислушиваюсь. Тихо. Медленно встаю на ноги, натягиваю футболку, прикрывая зад, иду в коридор. Заглядываю на кухню – никого. Стерильная чистота. Кухня небольшая, но сияет. Запираюсь в ванной. Открываю шкафчик под раковиной, убеждаясь в наличии чистых полотенец, беру одно, нюхаю – пахнет кондиционером.

Снимаю футболку, встаю в ванную, настраиваю душ. Голова кружится, но я пытаюсь держаться на ногах. На полочке, в углу, только мужские шампуни и гели. Выбора нет, моюсь тем, что есть. Боже, кто бы мог подумать, что простой душ может оказаться таким блаженством.

Аккуратно вылезаю из ванной, протираю запотевшее зеркало, рассматривая себя. С губами уже лучше – припухлость прошла, но ранки остались. Синяки на запястьях, на бедре тоже большой синяк – это я упала. Не самый лучший вид. В общем, плевать.

Вытираюсь, подсушиваю волосы, расчесываюсь, заворачиваюсь в полотенце. Очень не хочется надевать грязную, потную футболку на чистое тело. Плотно стягиваю полотенце на груди, выхожу из ванной. После душа чувствую себя гораздо лучше.

Снова прохожусь по комнатам – никого. Дергаю входную дверь – заперто. Есть еще одна комната, подхожу к ней на цыпочках, прислушиваюсь – тишина. Не могу же я ходить в мокром полотенце. Мне нужна как минимум свежая футболка и, желательно, трусы – надоело сверкать прелестями. Еще ни один мужчина не видел меня настолько обнаженной, как этот мерзавец.

Стучу в дверь – нет реакции.

Стучу громче – то же самое.

От моего напора дверь слегка приоткрывается, заглядываю. Нет никого. Смело прохожу внутрь. Обычная спальня: большая застеленная покрывалом кровать с мягкой спинкой, рольшторы на окне плотно закрыты. Комод, встроенный шкаф, телевизор на стене напротив кровати.

Он реально оставил меня одну. Открываю комод в поисках одежды. На самом деле не только для этого. Мне важно найти хоть какую-то информацию об этом мужчине, хоть что-то. И не стыдно от того, что я шарю по чужим вещам. Я должна понять, что происходит.

Нахожу футболки, уложенные ровными стопками, выбираю самую длинную, быстро скидываю полотенце, одеваясь. Но на этом не останавливаюсь, открываю все ящики. В верхнем – мелочи, но ничего особенного: наручные часы, электрическая бритва, серебряная цепочка с крестиком. Верующий? Забавно. Хотя нет, крестик снял. Открываю флакончик мужского парфюма, вдыхая холодный аромат, закрываю, кидаю назад.

Записная книжка!

Открываю ее. Телефоны, подписанные именами, ничего не говорящие мне адреса, и все. В нижних ящиках просто одежда. И ничего ценного для меня. Ни одного документа. Ладно. Иду к шкафу, отодвигаю дверцу. Тоже ничего особенного. Куртки, пиджаки, рубашки… Все в идеальном порядке. Чертов педант.

Растерянно оглядываюсь, замечая на подоконнике ноутбук. Да!

Открываю его, включаю. Сердце стучит где-то в ушах, пока идет загрузка. Даже если там нет ничего важного, я могу войти в свой аккаунт, пароль я, слава богу, помню. Мне нужно с кем-нибудь связаться. С мамой, с дядей, с друзьями.

Черт! Ударяю ладонью по подоконнику, когда понимаю, что ноутбук под паролем. Да тут может быть все что угодно, я даже не знаю, как зовут этого мужчину, чтобы догадаться. В каком-то отчаянии жму на цифры, прекрасно понимая, что не попаду.

– Подобрала пароль?!

Вздрагиваю, подпрыгивая на месте, когда позади меня раздается грубый мужской голос. Резко закрываю крышку ноутбука, сглатываю и замираю на месте, боясь оглянуться, словно это меня спасет.

Слышу шаги мужчины, все ближе и ближе, и вот он совсем рядом, спиной чувствую холод от его одежды после улицы, его холодный запах врывается в легкие.

– Много нарыла? – с иронией интересуется он.

– Этого не произошло бы, если бы ты хоть что-то мне объяснил! – в истерике произношу я. Лучшая защита – нападение. Хочу развернуться, но мужчина хватает меня за талию. Сильная хватка.

– Стой на месте, не дергайся, – уже тихо произносит он куда-то в мои влажные волосы. Замираю в шоке. – Запомни, детка…

Детка? Он назвал меня деткой?

Пауза, не договаривает, наклоняется, его горячее дыхание обжигает мне шею. Я в шоке, не от страха или стыда. Я в шоке от близости этого мужчины. Он внаглую вторгается в мое личное пространство.

– Я не люблю, когда роются в моих вещах и когда что-то делают за моей спиной, – хрипло вдыхает мне в ухо. Покрываюсь мурашки от близости его губ. И в этом нет ничего интимного, я просто в растерянности от его бесцеремонного вторжения. – На первый раз я тебя прощаю. Надеюсь, ты хорошо все проверила, и больше такого желания не возникнет. Один вопрос, Рада.

– Что? – голоса совсем нет. Не соображу, о чем он.

– Сейчас ты можешь задать мне один вопрос, и я на него отвечу. Подумай хорошо. Что больше всего тебя интересует?

Да у меня сотни вопросов и все важные. Окей, если правила игры таковы, я вынуждена их принять. В голове все путается. Закусываю губы, когда его руки на моей талии начинают медленно ползти вниз, касаются бедер, так нежно, аккуратно, а потом снова ползут вверх, задирая футболку, обнажая. Его губы касаются моего уха…

– Что ты делаешь?! – вскрикиваю я, хватая его наглые руки, пытаясь оторвать от себя. Глотаю воздух от возмущения.

– Я трогаю тебя, детка, – спокойно выдает он, выдыхая в мое ухо, прикусывая мочку. Впиваюсь ногтями в его ладонь, чтобы отрезвить мерзавца, но он не реагирует.

– Зачем?! – пытаюсь вырваться из его удушливого плена, но мужчина вжимает меня в подоконник, обездвиживая.

– Это второй вопрос, но я отвечу. Ты меня привлекаешь меня как женщина, Рада.

– В смысле второй вопрос? – моментально забываю о том, что он меня лапает. – Это не вопрос… То есть не то, что я хотела спросить!

– А вышло так, что спросила это, – нагло усмехается мне в ухо и отпускает, отступая.

– Так нечестно! – резко разворачиваюсь, заглядывая в его наглые газа цвета ртути. Такой уверенный в себе, самодовольный. – Ты специально это сделал? Да?! – мне хочется схватить с подоконника ноутбук и швырнуть в этого мерзавцев. Стоит тут, ухмыляется, внаглую меня осматривая с ног до головы.

– Я обещал ответить на твой вопрос и ответил на него предельно честно. Прошу, – указывает рукой на выход из спальни. Кусаю губы от досады, тут же всхлипываю, поскольку прокусываю ранку, которая начинает кровоточить.

Сволочь!

Мерзавец!

Гад!

Ругаюсь на него взглядом и вылетаю из спальни.

Застываю в гостиной, замечая несколько пакетов из магазинов женской одежды, лежащих на диване. Скидываю их на пол, ложусь на диван, укрываюсь с головой одеялом. Дышу глубже, пытаясь успокоиться, когда хочется кричать и расцарапать лицо мерзавцу.

Он так издевается надо мной?

Ему это доставляет удовольствие?

Слышу, как мужчина ходит по комнате, уходит, возвращается. Мне уже жарко под одеялом и нечем дышать, но я не вылезаю из-под него. Это мое личное пространство. Не хочу сейчас никого видеть!

«Ты привлекаешь меня как женщина».

Что это вообще было?

А он вовсе не в моем вкусе.

И слишком стар для меня! И в общем…

Боже, когда это все закончится?

Сдуваюсь, накрывает апатией, и хочется рыдать.

Рывок, не удерживаю одеяло, когда мужчина срывает его с меня.

– Давай сюда свою попку, – произносит он уже со шприцем в руках.

– Не нужно, мне уже лучше, – пытаюсь поймать одеяло, но мужчина отшвыривает его на пол.

– Нужно проколоть курс, иначе начнутся осложнения.

– Пусть начнутся, – закрываю глаза, чтобы не видеть его темных пронзительных глаз.

– Дура. Я же уговаривать не буду.

– Вот и не нужно уговаривать, – отвечаю, не открывая глаза. Несколько секунд тишины, а потом он хватает меня и резко переворачивает на живот. Дергаюсь, но мерзавец надавливает на спину и ставит мне укол.

– Ай! – вскрикиваю. – Больно!

– Не нужно было дергаться, – выдает он. – Здесь, – указывает на пакеты, – одежда, белье и так, мелочи для тебя.

– Мне ничего не нужно от тебя! – гордо заявляю я.

– Ну, в принципе, можешь ходить так, мне даже нравится, – выдает мерзавец, собирает шприцы, ампулы и уходит на кухню.

Встаю, беру пакеты, вытряхивая содержимое на диван. Конечно, мне все это нужно, особенно белье.

Глава 7

Рада

Итак, мои обновки состоят из набора трусиков, не кружевных, не стрингов, а самых обычных, удобных, разных цветов: красных, белых, черных. Это явно не мужской выбор. Ну, по крайней мере, мне казалось, что мужчины выбирают женщинам белье, не учитывая удобство. Они, скорее, выберут что-то развратное, кружевное или состоящее из ниточек. Бюстгалтеров нет, совсем, ни одного.

Ладно, нестрашно.

Два спортивных костюма, состоящих из штанов и худи. Сойдет. Удобно, стильно. Один – белый, с принтом черной кошки, другой – мятного цвета. Хорошая, качественная ткань. Еще что-то в виде пижамы из шортиков и длинной футболки. Несколько пар исключительно белых носков. Обуви нет. То есть мой выход из этой квартиры вообще не предусмотрен? Не то чтобы решилась на очередной побег, но все же. В другом пакете – женский шампунь, гель для душа, даже крем есть. Не совсем та марка, но тоже сносно. Расческа, заколка и, неожиданно, коробочка с бельгийским шоколадом. Ассорти с мятой, клубникой, апельсином и орехами. Кручу в растерянности эту коробочку, посматриваю в сторону кухни, где скрылся мужчина.

Я люблю хороший молочный шоколад. Вряд ли он это знал… Но… Не знаю, как трактовать свои чувства. Приятное пятно среди мрака, который меня окружает. Не удерживаюсь, открываю коробочку и съедаю маленькую шоколадку с клубникой, прикрывая глаза от наслаждения вкусом. Хороший шоколад – это кусочек маленького счастья.

Беру мятный костюм, трусики, носки и запираюсь в ванной. Одеваюсь. Еще одно открытие в том, что одежда моего размера. Этот мужчина умеет удивлять. Рассматриваю в зеркале свои несчастные губы. Итак, что мы имеем? Он заботится обо мне, я нравлюсь ему как женщина. Шоколад… Это нужно как-то обернуть в свою пользу. Никогда не заигрывала с парнями намеренно, все выходило естественно, когда была симпатия. Но парни – это мои ровесники или максимум лет на пять старше. Как флиртовать с взрослым мужчиной, при этом держа его на коротком поводке, и близко не подпускать? Это единственный способ что-то узнать и попытаться понять правила игры.

Решительно выхожу из ванной, как хорошая девочка, собираю разбросанные по дивану вещи в пакеты, аккуратно отставляю их за диван, складываю одеяло и иду на кухню.

Мужчина выкладывает продукты в холодильник, не замечая меня. Рассматриваю его, не зная, что сказать. На нем тоже черный спортивный костюм с капюшоном и белыми надписями вдоль рукавов. Стильный, ему идет.

– Как тебя зовут? – решаюсь я. Мужчина закрывает холодильник и окидывает меня нечитаемым взглядом.

– Размер подошёл? – спрашивает он, игнорируя мой вопрос.

– Да, спасибо. И за шоколад тоже, очень вкусно.

Реакции нет. Ну хоть бы кивнул в ответ. Сложный мужчина. Как такого пробить, чтобы раскрылся? На что его брать, если на диалог он не идет?

Ставит на плиту чайник и достает пресс для заварки.

– Так как тебя зовут? – настаиваю я.

– Зачем тебе знать мое имя? – спокойно спрашивает он, даже не оборачиваясь, занимаясь своими делами.

– Ну, во-первых, ты знаешь мое имя. Во-вторых, мне нужно как-то к тебе обращаться. И вообще, после того как ты видел мой зад, мы обязаны познакомиться, – нервно выдаю я. Что так сложно сказать имя?

– Какое имя мне подходит? – разворачивается, упирается бедрами в столешницу и смотрит на меня вопросительным взглядом. Ладно, играем по его правилам.

– Ну, не знаю… – задумываюсь, более внимательно окидывая его взглядом. – Может, Олег? Или нет, Роман? Нет, ты похож на Тараса, – выдаю я. Впервые вижу, как он искренне, без иронии усмехается. – Что, не попала?

– Нет, – качает головой, отворачивается, принимаясь заваривать чай. – Я смотрю, тебе лучше.

– Да, спасибо.

– Тогда открой холодильник, достань сыр, ветчину, помидоры, салат и сделай нам бутерброды. Справишься?

– Конечно, – киваю.

Есть контакт. Открываю холодильник – продуктов много, все аккуратно расставлено по полочкам, как у моей бабушки. Вынимаю нужные продукты, складываю на стол, мужчина дает мне доску, нож и уже нарезанный хлеб для тостов. Пока делаю бутерброды, мужчина ставит на стол чай, мед, баночку малинового варенья и садится, наблюдая за мной.

– А давай поставим их в микроволновку? Сыр расплавится, будет вкусно.

Мужчина молча указывает мне на микроволновку. Беру тарелку, ставлю бутерброды в печь. Жду, переминаясь с ноги на ногу. Пауза. Дискомфортно оттого, что мужчина пристально смотрит на меня, не отрываясь. И я не могу сейчас избежать его темного взгляда. Играть надо до конца. Мой отец часто любит повторять, что без него я пропаду и не смогу справиться ни с одной проблемой. В его глазах я «такая дерзкая» только оттого, что понимаю, кто стоит за моей спиной. Сейчас за моей спиной никого. И я должна справиться. По факту, каждый человек в самой стрессовой ситуации всегда один, даже если рядом много людей, но основное зависит от него самого.

Выдыхаю, когда микроволновка, наконец, звенит, оповещая о готовности. Ставлю тарелку на стол, сажусь напротив мужчины. Он разливает нам чай, двигает ко мне мед и малиновое варенье, вручает чайную ложку.

Такая степень заботы…

Кто ты, черт побери?

– Зачем ты все это делаешь? – спрашиваю я, добавляя малину в чай.

– У всего есть цель, Рада, – снисходительно отвечает он.

– Какова твоя цель – спрашивать бесполезно?

– Моя цель – оставить тебя во всей этой ситуации целой и невредимой.

– Ну это же неправда, – качаю головой. Мне кажется, что, если прямо сейчас он выложит мне всю правду, я не поверю. Я запуталась.

– Странно не верить мне в данных обстоятельствах, – разводит руками. – Я причинил тебе вред?

– Нет, – сдуваюсь. Так-то оно так, но меня не покидает ощущение, что все непросто.

– А если…

– Ешь, пей чай и ложись в постель, – обрывает он меня, не позволяя договорить. Все, разговора больше не будет. – Ты еще нездорова, нельзя столько времени проводить на ногах.

Сжимаюсь, потому что он отчитывает меня, словно ребенка. Как-то сразу пропадает настроение во что-то играть, хочется искреннее послать его в жопу. Сжимаю губы, допиваю чай, хватаю кусочек сыра и ухожу в гостиную.

Ложусь на диван, беру первую попавшуюся книгу со стола.

Чак Паланик «Уцелевший». До Паланика я еще не добралась. Точнее, открывала, конечно, «Бойцовский клуб», но так и не дочитала.

Через полчаса чтения слышу, как мужчина входит в комнату, но я делаю вид, что его нет, пытаясь уйти в книгу.

Краем глаза вижу, как мужчина снимает толстовку, оставаясь в белой футболке, садится в кресло напротив меня и снова утыкается в свой ноутбук. Это вообще странно: у него есть своя комната, есть кухня, где удобно поставить ноутбук на стол, но он всегда сидит напротив меня.

Еще через полчаса чтения чувствую на себе пристальный взгляд, отрываюсь от книги, смотрю на мужчину таким же снисходительным взглядом, как он на меня.

– Как книга? – интересуется он, откладывая ноутбук и разваливаясь в кресле в вальяжной позе. Ах, теперь он соизволил со мной поговорить.

– Не знаю, еще не поняла.

– Палаником проникается только тот, кто принял его видение мира.

– Ты читал? О чем она?

– Если в двух словах, то о поехавшем крышей парне, у которого не было другого выбора. О парне, который под видом психологической помощи доводит людей до самоубийства, мечтающем о том, чтобы его жертвы воскресли и отомстили ему. О секте и ее обратной грязной стороне. О безысходности, которая подана легко, в жёсткой манере, без прикрас. И, несмотря на это все, на протяжении всей книги жаль парня, автор добился для него искреннего сочувствия.

– Как можно сочувствовать такому человеку?! – возмущаюсь я, закрывая книгу. А мужчина усмехается, запрокидывая голову.

– Нельзя судить книгу по мнению других. Всегда нужно полагаться только на свои ощущения, Рада. И потом, иногда приходится идти по дороге зла, потому что другого выбора просто нет изначально. Тебе навязали неправильное представление о мире, которое стало для тебя единственной истиной.

Мне кажется, я даже открываю рот, слушая его. Мы ведь не о книге говорим, есть что-то глубокое в его словах, личное. Я так чувствую, я вижу это в его глазах цвета ртути. Теперь хочется дочитать эту книгу, что бы она ни значила. Сама не замечаю, как продолжительное время зависаю на его глазах.

– Как тебя зовут? – повторяю вопрос почти шепотом.

– Так важно знать мое имя?

Киваю.

Да, мне это важно!

Я хочу знать, кто он. Начнем с имени.

– Выкупи у меня ответ на твой вопрос, – уже нагло ухмыляясь, произносит он.

– В каком смысле?

– У любой информации есть цена. Я назначаю цену, ты решаешь, нужна ли тебе информация и что ты готова за нее дать, – самоуверенно заявляет мерзавец.

– И сколько же стоит твое имя?! – от возмущения поднимаюсь, садясь на диване.

– Поцелуй.

– Что? Ты серьезно?

– Вполне, я хочу твои губы, Рада, – в подтверждение опускает взгляд на мои гуты. – Понимаю, они болят. Я сделаю это аккуратно.

– Вот спасибо. Слишком дорогая цена просто за имя. Тогда мне нужен еще один ответ, а какой – я озвучу после поцелуя.

Кажется, я начинаю вникать в суть игры.

Не знаю, что на меня находит, но накрывает азартом. От того, что он меня поцелует, мир не рухнет и со мной ничего не случится. Зато я получу ответы. И потом, разве не этого я хотела. Сближение ради информации.

– Торгуешься, детка, – снова усмешка. Мне дико не нравится, что он зовет меня деткой. Но сейчас не в моих интересах спорить. – А ты не так проста, как кажешься. Хорошо, два вопроса, но я повышаю цену, – начинает торги. – Поцелуй у меня на коленях, – для наглядности хлопает по своим коленям. Цена действительно высока. На коленях – это еще интимнее, чем просто поцелуй.

Глава 8

Рада

Легко мысленно себя убедить сесть на колени к мужчине и позволить поцеловать. Трудно сделать, трудно уговорить себя подняться с места.

– Сделка отменятся? – ухмыляется мерзавец. У него такая высокомерная и порочная улыбка.

– Нет! – решительно поднимаюсь на ноги.

К черту все! Подхожу к мужчине, он поднимает голову, заглядывая мне в глаза, и ждет, когда я сяду.

– Ну, Рада, иди ко мне, – понижает голос, сглатывает от предвкушения. Перекидываю ногу, сажусь на него сверху. Ахаю, когда он хватает меня за талию и подтягивает ближе, вжимая в себя. Обхватывает мой затылок и тянет к себе.

– Стой! – истерично усмехаюсь, пытаясь отстраниться, но мужчина не выпускает, вынуждая говорить ему в губы. – После поцелуя ты скажешь, как тебя зовут и ответишь на мой вопрос? – уточняю я.

– Да, детка, – его голос хрипнет. Он уже почти целует меня, касаясь губ. Пахнет холодным, терпким мужским парфюмом. Мне не противно. Сердце начинает колотиться так, словно это мой первый поцелуй. – Такая сладкая, – продолжает говорить мне в губы, срывает с моих волос заколку, зарывается пальцами в локоны, но не целует, будто оттягивает момент. – Рада, такое необычное имя. Кто тебя так назвал? – перебирает мои волосы, другой рукой поглаживает бедро.

– Мама, – выдаю ему в губы.

Это так интимно. Интимнее и чувственнее, чем сам поцелуй. Это не просто засунуть язык в рот, это чувственно, на грани поцелуя, когда ощущаешь горячее дыхание мужчины, когда начинаешь пьянеть и терять себя. Где-то внутри парадоксально нарастает ощущение трепета. Прикрываю глаза, отдаваясь ему полностью и начиная наслаждаться процессом. Мне страшно и одновременно хорошо в его сильных руках. Мурашки разливаются по коже, и я уже сама касаюсь его, проводя языком по нижней губе. Во мне просыпается маленькая, трепетная девочка, которая хочет ласки, любви и чего-то настоящего.

– Рада, – горячо произносит мое имя. Уже сжимает мои волосы в кулаке, но не сильно, больше страстно, порывисто, врываясь языком мне в рот. Он обманул, когда сказал, что будет аккуратен, немного больно, но мне все равно. Я касаюсь языком его языка и ловлю себя на мысли, что меня еще никто так не целовал. По-настоящему, вкладывая в поцелуй больше, чем похоть. – Меня… – целует краешек моих губ. – Зовут… – водит кончиком языка. – Глеб, – обжигает своим горячим дыханием и всасывает мою губу, уже нежно, заставляя меня прогнуться в его руках. На секунды вылетаю из реальности, забывая, кто мы, где мы и зачем все это происходит. По телу проносится горячая волна, и хочется большего. Хватаюсь за его плечи, чувствуя под ладонью стальное напряжённое тело.

Я ощущаю его удовольствие, он не просто играет со мной, он правда хочет мои губы, хочет большего… И это понимание отрезвляет. Отстраняюсь, облизывая губы, а в его глазах плавится ртуть. Такой насыщенно темный оттенок. Никогда не видела настолько серых глаз. Он так смотрит, словно еще минута и…

– Задай свой порос, – разрешает он и откидывает голову на спинку кресла, прикрывая глаза. Пытаюсь подняться с его колен, но рука на талии вдавливает меня плотнее. – Сиди на месте, детка. Иначе ответов не будет.

Ослабляет хватку, когда понимает, что я расслабилась. Очень трудно собраться и задать правильный вопрос, когда этот поцелуй до сих пор кружит голову, особенно когда его наглые руки поглаживают талию, плавно подбираясь к бедрам. Я усвоила урок. Любое мое слово может засчитаться за вопрос. И мерзавец это понимает, улыбается, продолжая меня лапать. Хочется отрезвить его пощечиной. Чтобы не был таким самоуверенным и не наслаждался тут от моей близости. Осматриваю мужчину. Всё-таки красивый. Нет, не смазливый и лощеный, по-мужски красив грубой, немного суровой красотой.

А теперь мне хочется дать пощечину себе. Вместо того чтобы задать правильный вопрос, я думаю о том, какой мужчина офигительный. В голове тысяча вопросов и все они главные, но получить ответы на все я не могу.

– Что с моим отцом? Насколько все серьезно? – спрашиваю. Потому что, несмотря ни на что, я дочь своего отца и дико переживаю. Я, в конце концов, люблю его, хоть и никогда не признавалась ему в этом. И это сейчас главный для меня вопрос.

– Твой отец в следственном изоляторе, его арестовали за взятки и незаконные разрешения на застройки. Все ваше имущество тоже арестовано до выяснений. Сама рассуди, насколько это все серьезно… Но у него мощная защита, и ещё пока есть связи. Возможно, он выкрутится… – расплывчато отвечает Глеб.

Закрываю глаза, сглатывая. Я верю этому мужчине, я не идиотка и понимала, что все состояние отца – это не накопления по зарплате, и то, что многое переписано на меня и маму, тоже не просто так.

– Мое похищение как-то связано с… – замолкаю, прикусывая язык, когда мужчина поднимает голову и останавливает меня одним лишь предостерегающим взглядом.

– Это уже другой вопрос, на твой я ответил довольно развернуто.

– Да, чёрт побери, – ударяю в отчаянье по его груди. – Что ты хочешь за ответ?! – повышаю голос, не справляясь с эмоциями. Это моя жизнь, а не игра. Со мной столько всего случилось, я эмоционально обнажена, и нервы сдают. – Сколько стоят твои ответы?! – еще раз ударяю по его каменной груди. Глеб молчит, холодно наблюдая за моей истерикой. Непробиваемый, как скала. – Что ты хочешь?! – глаза начинает щипать от подступающих слез. – Что?! Секса? Если я отдамся, ответишь на все?! – впадаю в истерику, руки дрожат, когда хватаю толстовку, пытаясь стянуть ее с себя.

– Тихо! – повышает на меня голос, хватает за руки, останавливая. – Успокойся!

Мотаю головой, пытаясь вырваться, задыхаюсь, хватая воздух.

– Зачем ты это делаешь?! Зачем?!

Мужчина хватает меня за скулы, сжимает, вынуждая смотреть на него.

– Я, определенно, тебя хочу, Рада. Но такая плата мне не нужна. Я не насилую женщин. И ответов ты сегодня все равно не получишь, даже если я трахну тебя прямо сейчас. Поэтому либо уймись, либо продолжай, но результата, на который ты рассчитываешь, не будет, – холодно сообщает он мне, отпуская скулы.

– Да пошёл ты! – выдаю я, соскакиваю с его колен, ложусь на диван и отворачиваюсь к спинке. Зажмуриваюсь, чтобы не разрыдаться. Не хочу плакать, показывать ему свои слабость и беспомощность.

Боже, как это все унизительно…

Мамочка… Как я хочу к маме.

Как я хочу проснуться и понять, что это всего лишь кошмар.

Я хочу домой!

Я хочу вернуться в свою жизнь, без вот этого экшена и мужика, который мной играет.

Замираю, прекращая дышать, когда слышу стук в дверь. Мужчина уходит, но быстро возвращается, а в дверь продолжают настойчиво стучать.

– Рада, – касается моего плеча, оборачиваюсь. – Иди в ванную и запрись там. Не выходи, пока я не разрешу.

– Что происходит? Кто это? – шепотом спрашиваю я. Не знаю, чего боюсь, но боюсь. Мне было парадоксально спокойно в это квартире.

– Быстро, без вопросов! И ни звука! – он сам меня поднимает, хватая за плечо, и буквально вталкивает в ванную. Резко поворачиваю замок, запираясь. Облокачиваюсь на дверь и сползаю по ней на пол, прислушиваясь к звукам по ту сторону.

Глава 9

Рада

За дверью отчётливо слышны шаги по коридору. Кажется, они проходят на кухню. Слышу голос Глеба. Я не знаю, кто там за дверью, почему прячусь, но обстановка нагнетает. Прислушиваюсь, прислоняя ухо к двери, и отчетливо понимаю, что собеседник Глеба – женщина.

Странно, почему я должна прятаться от женщины?

А может, там не мои похитители или люди, которые несут угрозу? Может, там банально его женщина, которая не поймёт присутствие меня в этой квартире. Он взрослый мужчина – конечно, у него есть женщина.

Эта мысль почему-то злит. Я, знаете ли, здесь не по своей воле! Прислушиваюсь, задерживая дыхание, но, кроме голосов, ничего разобрать не могу. Снова шаги и тишина. Поднимаюсь на ноги, прислоняюсь к двери, пытаясь понять, что происходит. Голоса ближе, где-то в коридоре. Может, у меня паранойя, но кажется, что я уже не раз слышала этот глубокий женский голос.

Вздрагиваю от стука в дверь.

– Открой! – слышу отчетливый приказ Глеба, отпираюсь, с опаской выглядывая в коридор.

– Я сейчас уйду и запру тебя. Еда в холодильнике, лекарства на столике. Сиди тихо, Рада. Если в дверь звонят, даже не подходи к ней.

– Кто это был? – выхожу в коридор, посматривая в сторону прихожей. Мне жутко интересно посмотреть на эту женщину.

– Не твоего ума дело, – ухмыляется мерзавец. Уходит в прихожую, а через минуту раздается хлопок двери и поворачивается замок.

Бегу на кухню, немного отодвигаю штору и вижу на стоянке, возле белого внедорожника, женщину. Рассматриваю ее внимательно. С высоты последнего этажа я не могу разглядеть ее внешность и понять возраст. Видно лишь, что женщина – блондинка, в белой шубе до колен. Она снова кажется мне знакомой… Но утверждать не могу – слишком далеко.

Через пару минут убеждаюсь, что это именно гостья Глеба, когда он подходит к внедорожнику и галантно открывает ей пассажирскую дверь, помогая сесть.

Смотрите, какой обходительный.

Со злостью задергиваю штору, глубоко вдыхаю. Осматриваю кухню, заглядываю в холодильник, беру яблоко, бреду в гостиную. Сажусь на диван, открываю Паланика и погружаюсь в чтение. Никак не могу сосредоточиться, постоянно мыслями возвращаюсь к женщине.

Кто она?

Куда он с ней поехал?!

«Ой, Рада не будь дурой! – шепчет мне внутренний голос. – Понятно, кто она, куда они поехали и чем будут заниматься».

Бесят!

Снова утыкаюсь в книгу.

Читаю несколько часов, пока не перелистываю последнюю страницу. Не знаю, не прониклась я этим миссией, но мысль, сказанная Глебом, понятна. Откидываю книгу.

Снова иду на кухню, открываю холодильник, в голову приходит бредовая мысль приготовить ужин. Продуктов много. Но… обойдется. Делаю себе бутерброд, чай, кушаю, убираю за собой и снова слоняюсь по квартире. Уже вечер, темнеет. Иду в спальню Глеба. Если его вообще так зовут. Может, он соврал – я же никак не проверю.

В этот раз не шарю по шкафам, понимая, что ничего там не найду. Беру пульт от телевизора, накидываю подушек в изголовье кровати и с удовольствием заваливаюсь на большую удобную кровать. Листаю каналы, благо их здесь больше трёхсот. Сначала смотрю какое-то шоу, потом юмористический сериал. Забавно. В своей жизни я очень редко смотрю телевизор. Только фильмы через интернет. Некогда залипать на шоу и прочей ерунде. Есть вещи гораздо важнее и интереснее.

Иду на кухню, делаю себе еще чай, беру печенье и с удовольствием несу все это в кровать. И нет, мне не стыдно. С удовольствием поедаю печенье, пью чай и смотрю комедию.

Включаю еще фильм и на середине фильма благополучно засыпаю, забывая, что я в чужой кровати.

Просыпаюсь оттого, что хочу повернуться на другой бок, но не могу – что-то мешает. Темно, телевизор уже не работает, я придавлена мощной мужской рукой, покоящейся у меня талии. Глеб прижимает меня к себе и спокойно спит. Пахнет парфюмом и сигаретами.

Как я могла проспать его появление?

Аккуратно беру его запястье, пытаясь освободиться и покинуть кровать мужчины. Я не хочу с ним спать. Это слишком. У меня почти получается, я уже скидываю одну ногу с кровати…

Пищу, когда мужчина внезапно подхватывает меня за талию и резко возвращает на место, прижимая спиной к своей груди.

– Спи здесь, – сонно хрипит мне в ухо.

Да ну как тут теперь уснёшь?

Снова дергаюсь, пытаясь вырваться.

– Не ерзай! – рычит он, еще теснее вжимая меня в себя. – Это чревато…

Замираю прекращая дышать, чувствуя угрозу со стороны его паха. Ой, мамочки, действительно чревато.

– Дышать можно, – усмехается мужчина. – Расслабься, детка. Просто спи.

Выдыхаю, понимая, что действительно не дышала.

Мужчина быстро засыпает, начиная размеренно дышать мне в шею, но хватку не ослабляет. Около получаса лежу в напряжении, но организм берет свое, начиная расслабляться от горячего дыхания на коже и сильного тела, которое меня закрывает. Я словно в безопасном коконе. Ничего сейчас не страшно. Несмотря ни на что, Глеб вызывает у меня парадоксальное ощущение спокойствия.

Снова не замечаю, как засыпаю.

Просыпаюсь, уже когда в окно врывается яркое солнце. По-прежнему не представляю, сколько времени. В этой квартире нет часов. Слава богу, мужчина спит на спине, закинув руки за голову. Тихо поднимаюсь с кровати и на цыпочках покидаю спальню.

Умываюсь, чищу зубы, собираю волосы в хвост и иду на кухню. Кофе хочется. Открываю все шкафчики, но так и не нахожу никакого кофе, даже растворимого.

Как можно жить без кофе?

Ставлю чайник, посматривая на холодильник. Ладно, приготовлю мерзавцу завтрак, он все-таки заботится обо мне, хочется дать ему что-то в ответ. Вынимаю овощи, яйца и жарю яичницу с помидорами, болгарским перцем и зеленью. Должно быть вкусно, мама с детства учила меня готовить. Делаю тосты на сковородке, поскольку тостера тоже не нахожу. Завариваю чай, накрываю на стол.

Слышу, как мужчина проходит в ванную. И вот бы мне позавтракать одной, но я жду Глеба, не притрагиваясь к еде.

Глеб появляется на кухне в одном полотенце, с влажными волосами. Распахиваю глаза, осматривая его торс, невольно опускаю взгляд ниже, понимая, что под полотенцем у него явно ничего нет.

– Доброе утро, – нахально улыбается, проходя на кухню. – Завтрак? – осматривает стол. – Умница, – хвалит меня, как ребенка.

– Оденься, пожалуйста, – прошу его я, так как понимаю, что не могу не пялиться на его тело.

– А что такое? – ухмыляется гад и садится за стол. – Отвлекаю? – смеётся надо мной, потому что я застыла возле шкафа и забыла, что вообще хотела сделать.

– Нет, – поджимаю губы. Действительно, какое мне дело до его тела? Раскрыла здесь рот, словно озабоченная.

– Садись и ешь, – в командном тоне указывает он.

Сажусь напротив, утыкаясь в тарелку.

– Я, конечно, не против, тебя в своей кровати, но, если еще раз найду там крошки от печенья, отшлепаю, – выдает мне мерзавец.

– Не посмеешь, – дерзко выдаю я. Вздумал тут меня пугать. Не было там никаких крошек, я аккуратно ела.

– Хочешь проверить – рискни, – угрожающе оскаливается.

– Не страшно, – отправляю в рот яичницу, облизывая вилку. – Но в твоей кровати я больше никогда не окажусь.

– Никогда не говори «никогда», детка, – самоуверенно заявляет мне Глеб.

– Пфф, – закатываю глаза, не комментируя. – Кто та женщина, с которой ты вчера уехал?

– Не ревнуй, детка, у нас с ней чисто деловые отношения.

– Ты слишком самоуверен. Ревность в нашем случае неуместна. Она просто показалась мне знакомой.

– Наблюдала за нами из окна? Не находишь это ненормальным?

– Ты прячешь меня от своей женщины в ванной, не находишь это ненормальным? – выгибаю брови.

– Не нахожу. Во всем есть свой смысл.

– Да, да, да, знаю. Ты все знаешь, но ничего не расскажешь. Ты специально нагнетаешь? Или нагоняешь на себя мнимой таинственности?

– Ну почему же, я готов ответить еще на один твой вопрос, предложи цену.

– Что ты хочешь в этот раз? – уже серьезно спрашиваю я.

– Я хочу слишком много, если не все.

– На все я не согласна.

– Тогда озвучь, что готова мне дать.

Ничего я не хочу ему давать.

– Ты меня уже целовал, мы спали вместе, задницу ты мою видел. Что я могу предложить? Грудь тебе показать? – шучу.

– Просто показать – мне мало, тем более я ее видел.

Мерзавец!

– Я хочу твой оргазм.

– Что? – давлюсь чаем, откашливаюсь. – Секса не будет! Даже не мечтай!

– Рада, Рада, наивная девочка, – качает головой. – Я могу довести тебя до оргазма без секса в прямом смысле этого слова.

– Нет! – категорически отказываюсь я. Но ловлю себя на том, что внутри все приятно сжимается и окатывает легким возбуждением только от того, что я уже представляю, как это будет.

– Тогда прекрати задавать мне вопросы и иди готовь свою прелестную попку к уколу.

Глава 10

Рада

Сижу в гостиной на диване, в ожидании своего «доктора». Внутри все кипит. А может, и нет никаких тайн? Он просто играет со мной, чтобы уложить в кровать. Ну скучно мужику, надо как-то скрашивать наше временное заточение.

Глеб является уже одетый в штаны, но снова с голым торсом. Отворачиваюсь к окну, чтобы не пялиться.

– Ложись, – командует он, подходя ко мне.

– А какой прогноз? – интересуюсь я, укладываясь на живот. Надоело, что этот мерзавец постоянно разглядывает мой голый зад. Ничем его не удивишь – он, видите ли, все видел.

– Пять дней, минимум, – дергает мои штаны вместе с трусиками, практически сдирая их до колен.

– Ну ведь можно просто отодвинуть краешек! – возмущаюсь я, сжимаясь.

– Можно, но нельзя, – в голосе снова ирония. – Расслабься и не дергайся, или снова будет больно.

Выдыхаю, пытаясь расслабиться. Холодная дезинфицирующая салфетка, игла входит в кожу, и правда не больно, снова салфетка. Все. Хочу перевернуться, но мужчина не позволяет, надавливая мне на спину.

– Полежи так – в капилляр попал, кровит немного.

Ладно, лежу. Проходит минута, две, три, мужчина сидит рядом со мной.

– Все? Можно вставать?

– Нет, еще немного, – серьезно произносит он. Такое ощущение, что меня наглым образом обманывают.

Что за бред?

Какой капилляр?

Зачем так долго лежать?

Чувствую, как мужская ладонь накрывает мою попу и поглаживает.

– Ах ты! – резко натягиваю штаны и переворачиваюсь. Мужчина встает с места, забирает использованный шприц, ампулу и идет на выход. – Зачем ты это сделал?! – кричу ему в спину, задыхаясь от возмущения.

Оборачивается в дверях. Довольный гад!

– Чтобы полюбоваться на твой зад. Он у тебя шикарный. Меня вставляет, – нахально заявляет Глеб.

– Сволочь! – хватаю подушку и запускаю в сторону мерзавца. Не попадаю, мужчина уворачивается, скрываясь в коридоре.

Вставляет его мой шикарный зад!

Злюсь и улыбаюсь одновременно. Я дура полная, меня веселит его «комплимент».

***

Глеб снова уходит после звонка. Я опять заперта. Слоняюсь из угла в угол. В комнату этого мерзавца даже не заглядываю. Не хочу опять оказаться в его кровати. На десятом круге по периметру квартиры оказываюсь в прихожей, дергаю дверь, скорее от скуки. Открываю выдвижные ящики в прихожей, нахожу несколько связок ключей, все они не подходят к замку. Не то чтобы хочется на свободу, но сидеть на месте тоже невозможно. Я, в конце концов, могу быть умнее в этот раз, бежать к Севе, связаться через него с мамой. Кидаю ключи назад, но замечаю на брелоках номера: на одном – сто два, на другом – сто тринадцать. Может, у меня паранойя. Определенно, в момент похищения я была не в себе, но, кажется, меня держали в квартире сто тринадцать, несколькими этажами ниже.

Сажусь на тумбу прихожей, напрягаю память, пытаясь точно вспомнить номер. Нет, все плывет, тогда я не предполагала, что мне нужно это запоминать. По коже бегут мурашки от ощущения, что это все же была сто тринадцатая квартира. Странно как-то. Пугающе странно, или я уже схожу с ума в четырех стенах. Да номера могут значить все что угодно. Черт, сколько подъездов в этом доме? Сколько квартир на каждой площадке? Можно же все просчитать. Бегу к окну, выглядываю, но обзор не позволяет понять, сколько здесь подъездов. Да и не запомнила я количество квартир на этаже. Хреновый из меня математик, и с памятью тоже проблема, как и с головой.

Ложусь на диван, обнимаю подушку, пытаясь уснуть. Ничего не выходит, в голове рой мыслей.

С чего я вообще решила, что мне безопасно с этим мужчиной? Я совершенно его не знаю…

Голова начинает болеть, пульсируя где-то в висках. Встаю, глотаю таблетку, обильно запивая водой. На воздух хочется, словно я уже год в заточении. Накидываю капюшон, распахиваю окно, дышу глубже, глотая кислород. Как только все закончится, улечу к маме. Если это все закончится хорошо для меня…

Вижу, как по двору проезжает полицейская машина, сердце пропускает удар. Если меня заберёт отсюда полиция, то ничего плохого больше не случится.

– Эй! – воплю во все горло. – Помогите! – закашливаюсь от крика, который дерет горло. Я слишком высоко, в машине меня не слышно. Высовываюсь, свешиваясь из окна, одно неловкое движение, и я могу слететь вниз. Полет будет недолгий и фатальный для меня. – Помогите! Пожалуйста! Помогите! – срываю горло, голова кружится от высоты, полицейская машина скрывается за поворотом. На меня обращают внимание только гуляющие на площадке дети и пугливо разбегаются. Сползаю с окна, трясусь от холода и разочарования. Накатывает очередная истерика от безысходности.