Стихотворения и поэмы для 11 класса бесплатное чтение

Сергей Александрович Есенин
«Гой ты, Русь, моя родная…»
- Гой ты, Русь, моя родная,
- Хаты – в ризах образа…
- Не видать конца и края –
- Только синь сосет глаза.
- Как захожий богомолец,
- Я смотрю твои поля.
- А у низеньких околиц
- Звонно чахнут тополя.
- Пахнет яблоком и медом
- По церквам твой кроткий Спас.
- И гудит за корогодом
- На лугах веселый пляс.
- Побегу по мятой стежке
- На приволь зеленых лех,
- Мне навстречу, как сережки,
- Прозвенит девичий смех.
- Если крикнет рать святая:
- «Кинь ты Русь, живи в раю!»
- Я скажу: «Не надо рая,
- Дайте родину мою».
«Я последний поэт деревни…»
Мариенгофу
- Я последний поэт деревни,
- Скромен в песнях дощатый мост.
- За прощальной стою обедней
- Кадящих листвой берез.
- Догорит золотистым пламенем
- Из телесного воска свеча,
- И луны часы деревянные
- Прохрипят мой двенадцатый час.
- На тропу голубого поля
- Скоро выйдет железный гость.
- Злак овсяный, зарею пролитый,
- Соберет его черная горсть.
- Не живые, чужие ладони,
- Этим песням при вас не жить!
- Только будут колосья-кони
- О хозяине старом тужить.
- Будет ветер сосать их ржанье,
- Панихидный справляя пляс.
- Скоро, скоро часы деревянные
- Прохрипят мой двенадцатый час!
«Не жалею, не зову, не плачу…»
- Не жалею, не зову, не плачу,
- Все пройдет, как с белых яблонь дым.
- Увяданья золотом охваченный,
- Я не буду больше молодым.
- Ты теперь не так уж будешь биться,
- Сердце, тронутое холодком,
- И страна березового ситца
- Не заманит шляться босиком.
- Дух бродяжий, ты все реже, реже
- Расшевеливаешь пламень уст.
- О, моя утраченная свежесть,
- Буйство глаз и половодье чувств.
- Я теперь скупее стал в желаньях,
- Жизнь моя? иль ты приснилась мне?
- Словно я весенней гулкой ранью
- Проскакал на розовом коне.
- Все мы, все мы в этом мире тленны,
- Тихо льется с кленов листьев медь…
- Будь же ты вовек благословенно,
- Что пришло процвесть и умереть.
Русь советская
А. Сахарову
- Тот ураган прошел. Нас мало уцелело.
- На перекличке дружбы многих нет.
- Я вновь вернулся в край осиротелый,
- В котором не был восемь лет.
- Кого позвать мне? С кем мне поделиться
- Той грустной радостью, что я остался жив?
- Здесь даже мельница – бревенчатая птица
- С крылом единственным – стоит, глаза смежив.
- Я никому здесь не знаком.
- А те, что помнили, давно забыли.
- И там, где был когда-то отчий дом,
- Теперь лежит зола да слой дорожной пыли.
- А жизнь кипит.
- Вокруг меня снуют
- И старые и молодые лица.
- Но некому мне шляпой поклониться,
- Ни в чьих глазах не нахожу приют.
- И в голове моей проходят роем думы:
- Что родина?
- Ужели это сны?
- Ведь я почти для всех здесь пилигрим угрюмый
- Бог весть с какой далекой стороны.
- И это я!
- Я, гражданин села,
- Которое лишь тем и будет знаменито,
- Что здесь когда-то баба родила
- Российского скандального пиита.
- Но голос мысли сердцу говорит:
- «Опомнись! Чем же ты обижен?
- Ведь это только новый свет горит
- Другого поколения у хижин.
- Уже ты стал немного отцветать,
- Другие юноши поют другие песни.
- Они, пожалуй, будут интересней –
- Уж не село, а вся земля им мать».
- Ах, родина! Какой я стал смешной.
- На щеки впалые летит сухой румянец,
- Язык сограждан стал мне как чужой,
- В своей стране я словно иностранец.
- Вот вижу я:
- Воскресные сельчане
- У волости, как в церковь, собрались.
- Корявыми, немытыми речами
- Они свою обсуживают «жись».
- Уж вечер. Жидкой позолотой
- Закат обрызгал серые поля.
- И ноги босые, как телки под ворота,
- Уткнули по канавам тополя.
- Хромой красноармеец с ликом сонным,
- В воспоминаниях морщиня лоб,
- Рассказывает важно о Буденном,
- О том, как красные отбили Перекоп.
- «Уж мы его – и этак и раз-этак, –
- Буржуя энтого… которого… в Крыму…»
- И клены морщатся ушами длинных веток,
- И бабы охают в немую полутьму.
- С горы идет крестьянский комсомол,
- И под гармонику, наяривая рьяно,
- Поют агитки Бедного Демьяна,
- Веселым криком оглашая дол.
- Вот так страна!
- Какого ж я рожна
- Орал в стихах, что я с народом дружен?
- Моя поэзия здесь больше не нужна,
- Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.
- Ну что ж!
- Прости, родной приют.
- Чем сослужил тебе, и тем уж я доволен,
- Пускай меня сегодня не поют –
- Я пел тогда, когда был край мой болен.
- Приемлю все.
- Как есть все принимаю.
- Готов идти по выбитым следам.
- Отдам всю душу октябрю и маю,
- Но только лиры милой не отдам.
- Я не отдам ее в чужие руки,
- Ни матери, ни другу, ни жене.
- Лишь только мне она свои вверяла звуки
- И песни нежные лишь только пела мне.
- Цветите, юные! И здоровейте телом!
- У вас иная жизнь. У вас другой напев.
- А я пойду один к неведомым пределам,
- Душой бунтующей навеки присмирев.
- Но и тогда,
- Когда во всей планете
- Пройдет вражда племен,
- Исчезнет ложь и грусть, –
- Я буду воспевать
- Всем существом в поэте
- Шестую часть земли
- С названьем кратким «Русь».
«Низкий дом с голубыми ставнями…»
- Низкий дом с голубыми ставнями,
- Не забыть мне тебя никогда, –
- Слишком были такими недавними
- Отзвучавшие в сумрак года.
- До сегодня еще мне снится
- Наше поле, луга и лес,
- Принакрытые сереньким ситцем
- Этих северных бедных небес.
- Восхищаться уж я не умею
- И пропасть не хотел бы в глуши,
- Но, наверно, навеки имею
- Нежность грустную русской души.
- Полюбил я седых журавлей
- С их курлыканьем в тощие дали,
- Потому что в просторах полей
- Они сытных хлебов не видали.
- Только видели березь, да цветь,
- Да ракитник, кривой и безлистый,
- Да разбойные слышали свисты,
- От которых легко умереть.
- Как бы я и хотел не любить,
- Все равно не могу научиться,
- И под этим дешевеньким ситцем
- Ты мила мне, родимая выть.
- Потому так и днями недавними
- Уж не юные веют года…
- Низкий дом с голубыми ставнями,
- Не забыть мне тебя никогда.
Письмо матери
- Ты жива еще, моя старушка?
- Жив и я. Привет тебе, привет!
- Пусть струится над твоей избушкой
- Тот вечерний несказанный свет.
- Пишут мне, что ты, тая тревогу,
- Загрустила шибко обо мне,
- Что ты часто ходишь на дорогу
- В старомодном ветхом шушуне,
- И тебе в вечернем синем мраке
- Часто видится одно и то ж:
- Будто кто-то мне в кабацкой драке
- Саданул под сердце финский нож.
- Ничего, родная! Успокойся.
- Это только тягостная бредь.
- Не такой уж горький я пропойца,
- Чтоб, тебя не видя, умереть.
- Я по-прежнему такой же нежный
- И мечтаю только лишь о том,
- Чтоб скорее от тоски мятежной
- Воротиться в низенький наш дом.
- Я вернусь, когда раскинет ветви
- По-весеннему наш белый сад.
- Только ты меня уж на рассвете
- Не буди, как восемь лет назад.
- Не буди того, что отмечталось,
- Не волнуй того, что не сбылось, –
- Слишком раннюю утрату и усталость
- Испытать мне в жизни привелось.
- И молиться не учи меня. Не надо!
- К старому возврата больше нет.
- Ты одна мне помощь и отрада,
- Ты одна мне несказанный свет.
- Так забудь же про свою тревогу,
- Не грусти так шибко обо мне.
- Не ходи так часто на дорогу
- В старомодном ветхом шушуне.
Собаке Качалова
- Дай, Джим, на счастье лапу мне,
- Такую лапу не видал я сроду.
- Давай с тобой полаем при луне
- На тихую, бесшумную погоду.
- Дай, Джим, на счастье лапу мне.
- Пожалуйста, голубчик, не лижись.
- Пойми со мной хоть самое простое.
- Ведь ты не знаешь, что такое жизнь,
- Не знаешь ты, что жить на свете стоит.
- Хозяин твой и мил и знаменит,
- И у него гостей бывает в доме много,
- И каждый, улыбаясь, норовит
- Тебя по шерсти бархатной потрогать.
- Ты по-собачьи дьявольски красив,
- С такою милою доверчивой приятцей.
- И никого ни капли не спросив,
- Как пьяный друг, ты лезешь целоваться.
- Мой милый Джим, среди твоих гостей
- Так много всяких и невсяких было.
- Но та, что всех безмолвней и грустней,
- Сюда случайно вдруг не заходила?
- Она придет, даю тебе поруку.
- И без меня, в ее уставясь взгляд,
- Ты за меня лизни ей нежно руку
- За все, в чем был и не был виноват.
«Спит ковыль. Равнина дорогая…»
- Спит ковыль. Равнина дорогая
- И свинцовой свежести полынь.
- Никакая родина другая
- Не вольет мне в грудь мою теплынь.
- Знать, у всех у нас такая участь,
- И, пожалуй, всякого спроси –
- Радуясь, свирепствуя и мучась,
- Хорошо живется на Руси.
- Свет луны, таинственный и длинный,
- Плачут вербы, шепчут тополя.
- Но никто под окрик журавлиный
- Не разлюбит отчие поля.
- И теперь, когда вот новым светом
- И моей коснулась жизнь судьбы,
- Все равно остался я поэтом
- Золотой бревенчатой избы.
- По ночам, прижавшись к изголовью,
- Вижу я, как сильного врага,
- Как чужая юность брызжет новью
- На мои поляны и луга.
- Но и все же, новью той теснимый,
- Я могу прочувственно пропеть:
- Дайте мне на родине любимой,
- Все любя, спокойно умереть!
Шаганэ ты моя, Шаганэ…
- Шаганэ ты моя, Шаганэ!
- Потому, что я с севера, что ли,
- Я готов рассказать тебе поле,
- Про волнистую рожь при луне.
- Шаганэ ты моя, Шаганэ.Потому, что я с севера, что ли,
- Что луна там огромней в сто раз,
- Как бы ни был красив Шираз,
- Он не лучше рязанских раздолий.
- Потому, что я с севера, что ли.Я готов рассказать тебе поле,
- Эти волосы взял я у ржи,
- Если хочешь, на палец вяжи —
- Я нисколько не чувствую боли.
- Я готов рассказать тебе поле.Про волнистую рожь при луне
- По кудрям ты моим догадайся.
- Дорогая, шути, улыбайся,
- Не буди только память во мне
- Про волнистую рожь при луне.Шаганэ ты моя, Шаганэ!
- Там, на севере, девушка тоже,
- На тебя она страшно похожа,
- Может, думает обо мне…
- Шаганэ ты моя, Шаганэ.
Геннадий Айги
Стихотворения
Начала Полян
Из ранних стихов. 1956–1959
здесь
- словно чащи в лесу облюбована нами
- суть тайников
- берегущих людей
- и жизнь уходила в себя как дорога в леса
- и стало казаться ее иероглифом
- мне слово “здесь”
- и оно означает и землю и небо
- и то что в тени
- и то что мы видим воочью
- и то чем делиться в стихах не могу
- и разгадка бессмертия
- не выше разгадки
- куста освещенного зимнею ночью —
- белых веток над снегом
- черных теней на снегу
- здесь все отвечает друг другу
- языком первозданно-высоким
- как отвечает – всегда высоко-необязанно —
- жизни сверх-числовая свободная часть
- смежной неуничтожаемой части
- здесь
- на концах ветром сломанных веток
- притихшего сада
- не ищем мы сгустков уродливых сока
- на скорбные фигуры похожих —
- обнимающих распятого
- в вечер несчастья
- и не знаем мы слова и знака
- которые были бы выше другого
- здесь мы живем и прекрасны мы здесь
- и здесь умолкая смущаем мы явь
- но если прощание с нею сурово
- то и в этом участвует жизнь —
- как от себя же самой
- нам неслышная весть
- и от нас отодвинувшись
- словно в воде отраженье куста
- останется рядом она чтоб занять после нас
- нам отслужившие
- наши места —
- чтобы пространства людей заменялись
- только пространствами жизни
- во все времена
|1958|
В рост
- в невидимом зареве
- из распыленной тоски
- знаю ненужность как бедные знают одежду
- последнюю
- и старую утварь
- и знаю что эта ненужность
- стране от меня и нужна
- надежная как уговор утаенный:
- молчанье как жизнь
- да на всю мою жизнь
- однако молчание – дань а себе – тишина
- к такой привыкать тишине
- что как сердце не слышное в действии
- как то что и жизнь
- словно некое место ее
- и в этом я есть – как Поэзия есть
- и я знаю
- что работа моя и трудна и сама для себя
- как на кладбище города
- бессонница сторожа
|1954–1956|
завязь
(из одноименной чувашской поэмы)
[р. а.]
- пускай я буду среди вас
- как пыльная монета оказавшаяся
- среди шуршащих ассигнаций
- в шелковом скользком кармане:
- звенеть бы ей во весь голос
- да не с чем сталкиваться чтобы звенеть
- когда гудят контрабасы
- и когда вспоминается
- как в детстве ветер
- дымил дождем в осеннее утро —
- пускай я буду
- стоячей вешалкой
- на которую можно
- вешать не только плащи
- но можно повесить еще что-нибудь
- потяжелее плаща
- и когда перестану я верить в себя
- пусть память жил
- вернет мне упорство
- чтобы снова я стал на лице ощущать
- давление мускулов глаз
|1954|
из поэмы о волькере
- там в тайниках заоконных лугов
- антрацитами светятся
- черные дома полустанков
- и вечером около рельс
- маленькие красные фонари
- горят так тихо и сосредоточенно
- как будто сидят в них
- маленькие Пимены
- и тихо и застенчиво пишут
- что сказание все продолжается
|1957|
предчувствие реквиема
- а вам отдохнуть не придется
- и в ясном присутствии гроба его
- вам предоставлена будет прохлада
- как на открытой поляне
- чернеющей и угасающей
- как в окружении
- деревьев черненых бесшумной корой
- и явственней станет чем ваше “мы есть”
- образа ясного свет
- от которого будут болеть
- ваши глаза с проявлением дна
- с узкой – надглазной – костью
- похожей на тусклый намордник
- и станет известно что даже в то время
- когда был горяч он насквозь
- когда как ребенок был мягок и влажен
- когда он хотел на прощанье сказать
- три слова последние веры —
- и приник ради этого
- лицом небывало-доверчивым
- к чему-то человеческому —
- это и тогда оказалось
- вашими руками
- и запомним лицо остывающее
- и все больше принимающее вид
- маски вылепленной будто
- руками убийц
|1957|
бодлер
- Не вы убивали не вы побеждали
- не вашего поля
- Недаром вы слушать его не умели
- диктовало откуда-то что-то
- места своего не имея
- и не было будто ни губ ни бровей ни висков
- кроме далекого голоса
- и неожиданных рук
- И даже законы движенья и роста
- искали иного служенья ему:
- непредвиденным было то место под небом
- где все утверждалось как тяжесть
- и от всех эта тяжесть его отделяла
- как падающее что-то
- отделяется от воздуха в воздухе
- – И цвета испанского табака
- были живы глаза перед смертью
- тоскующие по чистоте
- рождаемой только разрывом и гибелью
|1957|
ночь первого снега
[г. а.]
- ночь первого снега когда телеграфные
- залепленные снегом столбы
- словно чуть-чуть отошли от дороги
- и потеряли колонну свою
- и каждый из них —
- ведущий
- и шлагбаума белые полосы
- придвинулись к белым от снега
- шпал полосам нарушающим
- горизонталь
- и в издавна знакомой округе
- есть что-то напоминающее
- незнакомое пространство
- и ограда вдоль дачи поэта
- напоминает теперь частокол
- перед домом далеким твоим неуклюже
- поставленный
- в котором засохшем задержана дерева смерть
- неким подобьем
- намека на вечность —
- на большее время чем мы
- ночь первого снега когда
- ты стал не счастливым не легким а просто
- свободным
- как это бывает лишь в детстве
- и лишь перед смертью
- и тем ты свободен что можешь
- не быть ответственным даже за веру:
- ей уже жить вне тебя своей жизнью
- там где пространство особо понятно
- как освещенное снегом
- за стеклами место на даче
- где от сильного света бессильна с утра
- женщина понятная сама по себе
- и твоя потому что она твоя вера
- не зависящая уже от тебя
|1957|
сон-огонь
(утра в иркутске)
[м. м. л.]
- Сна начало
- с шуршания
- дворничьих метел под утро —
- будто
- по стенам
- движение пламени
- над головой —
- так неуклонно, сурово, шершаво!
- Юность-бездомность!..
- Сон – словно мыслей потрескиванье
- в дружеском доме: в огне.
|1958|
без названия
[и. р.]
- а как эта боль появилась?
- ты так уходила
- как будто от жил отнимала ты руки
- и с каждым уходом
- они выявлялись все больше
- и потом обнаружилось сердце
- о котором я просто сказал: “болит”
- а где-то покоилось время
- существуя как воздух само по себе
- и стал я впервые
- ему принадлежать
- когда я узнал
- что я горестный след
- твоей обособленной памяти детской
- и нынешних снов
- во мне без желанья оставленный
- во время свечения крови и жил
- что и сам я – лишь память
- для всех – навсегда – о тебе – перед богом
|1958|
в декабрьской ночи
[н. ч.]
- в страхе
- как будто в декабрьской ночи
- самоосвещаются
- в е щ и души
- и как говорим “тупики” и “дома” и “туннели”
- определяю я это немногое —
- когда повторяю:
- что общность избравших друг друга
- совместность их нищенская —
- как разрешенная по недосмотру!
- но неотменима
- что ежедневно обязан художник
- знать о силе и времени смерти
- и знать потому: что для правды
- не хватит и всей его жизни
- что можно быть светлым всегда —
- о хотя бы от боли! —
- когда эта боль – словно заданная
- неотличима от веры
- что – как говорящие – теплятся
- в е щ и души
- в страхе – как в зимней ночи
- всю полноту образуя
- необходимого ныне терпения
|1957|
к предчувствию реквиема
- а как это было?
- впервые
- вас били в то время —
- но – только себя отдирая от вас
- а – не нападая
- я бился тогда чтоб себя отыскать
- в бесформенной массе врагов называемой
- временем
- чтоб было пространство
- для жизни без вас
- прошло это время! и стал я свободным
- от подаренного мне одиночества —
- одиночества – в окружении!
- и получил завоеванное одиночество —
- самого себя
- и место мое оказалось
- пустыней где нет никого —
- пока утешая могло оно так называться
- пока вы не действовали еще окончательно!
- и заняты были не смертью самой:
- еще не ее матерьялом самим!
- а только строительством
- сферы для смерти
- ее подготовкой
|1958|
куст
1957
- …в жизнь я шепчу – как в соседнюю
- бесконечность умолкшего леса…
- о явное это пространство
- между снегом и между нижними верками
- крыжовника около ветхой решетки —
- в архипелагах
- занесенного снегом сада
- нет в этом пространстве
- признаков тени
- и недоказуема
- близость редеющих листьев
- сперва может быть и была эта тень
- и торжеством ее было ее появленье —
- видимым словно в растворной воде
- сиротством чернеющих веток
- но что-то еще требовалось о так это было
- этим теням
- и снегу хотелось иметь свою тень
- на нижних ветках куста
- и на всю зиму слились
- тень снега и тени веток
- и будут всю зиму стараться очнуться —
- и очнутся
- лишь в середине марта —
- о это ощущение
- чего-то опасного и разряженного
- как перед дверью
- некой неведомой лаборатории
- о этот великий обморок
- существующий при моем существовании
- как музыка за стеной
- – и перед этим таинством
- я человек прошу
- помня о тех кто готовит опасное
- моему пребыванию здесь:
- “о дайте – прошу – немного времени
- для немногих слов
- о последних в мире кустах” —
- о если бы все было жизнью
- и если бы смерть исходила от жизни
- не у людей я просил бы отсрочку —
- но смерть сейчас от тех кто “они”
- от людей смертей
|1958|
прощальное
[памяти чувашского поэта васьлея митты]
- было – потери не знавшее лето
- всюду любовью смягченное
- близких людей полевых —
- будто для рода всего обособленное! —
- и жизнь измерялась
- лишь той продолжительностью
- времени – ставшего личным как кровь
- и дыханье —
- лишь тою ее продолжительностью —
- которая требовалась чтобы на лицах
- от слов простых
- возникали прозрачные веки
- и засветились —
- от невидимого движения слез
|1958|
родное
- я должен
- дойти губами
- до ее беспредельных глаз
- и удивлюсь я тогда чуть пульсирующим жилам
- на подглазье ее
- и пойму что это от их прозрачности
- и бестелесности
- так светлы и больны
- чуть вздрагивающие эти глаза
- и полюблю я ее и руками моими и губами
- и молчаньем и сном и улицами моих стихов
- и ложью – для государств
- и правдой – для жизни
- и платформами всех вокзалов
- где я буду в последний раз
- смотреть на горячие черные спины
- паровозов на дворах депо
- оставляя ее
- очередям и убежищам
- маленьких страшных городов Сибири
- и уезжая от нее навсегда
- на бойню людей
- моего же века
|1958|
отъезд
- Забудутся ссоры,
- отъезды, письма.
- Мы умрем, и останется
- тоска людей
- по еле чувствуемому следу
- какой-то волны, ушедшей
- из их снов, из их слуха,
- из их усталости.
- По следу того,
- что когда-то называлось
- нами.
- И зачем обижаться
- на жизнь, на людей, на тебя, на себя,
- когда уйдем
- от людей мы вместе,
- одной волной,
- когда не снега и не рельсы, а музыка
- будет мерить пространство
- между нашими
- могилами.
|1958|
сад в декабре
- где-то скрывает он мертвое поле
- будто единственное
- им охраняемое:
- “сад” говорю и не вижу о лучше оставить
- их понимающих только себя!
- и без призора движенье карниза:
- легкий мышиный
- пробег по стерне! —
- длится невидимое
- словно во сне белокамье Карелии:
- о скоро:
- кренясь постепенно! —
- и удаляясь
- как будто на льдине:
- затылком
- случайно отыщется —
- для снов через год и для памяти —
- девичий столик
- под снегом вечерним:
- вычурным
- детским
- |1959|
Отмеченная зима
1960–1961
тишина
- Как будто
- сквозь кровавые ветки
- пробираешься к свету.
- И даже сны здесь похожи
- на сеть сухожилий.
- Что же поделаешь, мы на земле
- играем в людей.
- А там —
- убежища облаков,
- и перегородки
- снов бога,
- и наша тишина, нарушенная нами,
- тем, что где-то на дне
- мы ее сделали
- видимой и слышимой.
- И мы здесь говорим голосами
- и зримы оттенками,
- но никто не услышит
- наши подлинные голоса,
- и, став самым чистым цветом,
- мы не узнаем друг друга.
|1960|
облака
- В этой
- ничьей деревне
- нищие тряпки на частоколах
- казались ничьими.
- И были над ними ничьи облака,
- и там – рекламы о детстве
- рахитичных и диких детей;
- и музыка о наготе
- гуннских и скифских женщин;
- а здесь, на постели, на уровне глаз,
- где-то около мокрых ресниц,
- кто-то умирал и плакал,
- пока понимал я
- в последний раз,
- что она была мама.
|1960|
смерть
- Не снимая платка с головы,
- умирает мама,
- и единственный раз
- я плачу от жалкого вида
- ее домотканого платья.
- О, как тихи снега,
- словно их выровняли
- крылья вчерашнего демона,
- о, как богаты сугробы,
- как будто под ними —
- горы языческих
- жертвоприношений.
- А снежинки
- все несут и несут на землю
- иероглифы бога…
|1960|
дом друзей
[к. и т. эрастовым]
- Было совместное
- соответствие
- дыханья, движенья и звука
- в их первозданном
- виде.
- Надо было уметь не усиливать
- ни одно из них.
- И во все проникал
- свет звука, свет взгляда, свет тишины,
- и где-то за этим свеченьем
- плакали дети,
- и изображало пламя свечи
- пересеченья
- наших шагов.
- И мы находились
- в составе жизни
- где-то рядом со смертью,
- с огнем и с временем,
- и сами во многом
- мы были ими.
|1960|
снег
- От близкого снега
- цветы на подоконнике странны.
- Ты улыбнись мне хотя бы за то,
- что не говорю я слова,
- которые никогда не пойму.
- Все, что тебе я могу говорить:
- стул, снег, ресницы, лампа.
- И руки мои
- просты и далёки,
- и оконные рамы
- будто вырезаны из белой бумаги,
- а там, за ними,
- около фонарей,
- кружится снег
- с самого нашего детства.
- И будет кружиться, пока на земле
- тебя вспоминают и с тобой говорят.
- И эти белые хлопья когда-то
- увидел я наяву,
- и закрыл глаза, и не могу их открыть,
- и кружатся белые искры,
- и остановить их
- я не могу.
|1959–1960|
и: расходящиеся облака
[в память о зиме 1959–1960 годов]
- не с кем ему Расставаться и он Разлучает себя
- в нас через нас!
- это я вижу
- по облакам
- – а наши балы, а заря, а залы,
- алмазы, лампы, ангелы мои?
- ответ: обрубок; клич: кусок; пароль: отрывок;
- а цельный – в армии бе-эС
- а говорим ли кричим ли
- и вспоминаем ли —
- преследуемы проецируемы
- убиваемы
4.
- – и лес стенами золотыми
- светя по памяти прохаживайся
- приоткрывай прострелы доньев
- как не-тревожащие раны
- включи в свой свет и затеряй – как в море!
- (пока я видимый как ты)
|1960|
из гостей
- Ночью иду по пустынному городу
- и тороплюсь
- скорее – дойти – до дому,
- ибо слишком трудно —
- здесь, на улице,
- чувствовать,
- как хочу обнимать я камни.
- И – как собака – деснами – руку —
- руками – свои – рукава —
- и – словно звуки
- прессующей машины,
- впечатленья о встречах в том доме,
- который я недавно покинул;
- и – жаль – кого-то – жаль – постоянно,
- как резкую границу
- между черным и белым;
- и – тот наклон головы, при котором
- словно издали помню себя,
- я сохраню до утра,
- сползая локтями по столу,
- как по воску.
|1961|
счастье
- – Там, где эти глаза зачинались,
- был спровоцирован свет…
- Я симметрично раскладываю ракушки
- на женщину чужую,
- лежащую на песке.
- А облака – как крики,
- и небо полно этих криков,
- и я различаю границы
- тишины и шума, —
- они в улыбающейся женщине
- заметны, как швы на ветру;
- и встряхиваюсь я, как лошадь,
- среди потомков дробей и простенков;
- и думаю: хватит с меня, не мое это дело,
- надо помнить, что два человека —
- это и есть Биркенау, —
- о табу ты мое, Биркенау мое,
- игра матерьяла и железо мое,
- чудо – не годится, чу́динко мое,
- “я” – не годится, “оой!” мое!
|1960|
отмеченная зима
- белым и светлым вторым
- страна отдыхала
- причиной была темноте за столом
- и ради себя тишину создавая
- дарила не ведая где и кому
- и бог приближался к своему бытию
- и уже разрешал нам касаться
- загадок своих
- и изредка шутя
- возвращал нам жизнь
- чуть-чуть холодную
- и понятную заново
|1960|
люди
- Так много ночей
- линии стульев, рам и шкафов
- провожал я движениями
- рук и плеч
- в их постоянный
- и неведомый путь.
- Я не заметил,
- как это перенес на людей.
- Должен признаться: разговаривая с ними,
- мысленно мерил я пальцами
- линии их бровей.
- И были они везде,
- чтобы я не забыл
- о жизни в форме людей,
- и были недели и годы,
- чтобы с ними прощаться,
- и было понятие мышления,
- чтобы я знал,
- что блики на их фортепьяно
- имеют свою родню
- в больницах и тюрьмах.
|1960|
прощальное
- О, вижу тебя я, как свет в апельсине,
- когда его режут,
- твоя тишина освещала зрачки
- издали, еще не коснувшись,
- словно ты видела
- еще до зрачков —
- там, в глубине —
- в горячем и красном.
- Как будто плечами и шеей
- плечам ты моим объясняла,
- где в близости есть расхожденье,
- но было ли это обидно,
- когда это было
- тише плеч, тише шеи
- и тише руки.
- И мне, как открытые форточки, запоминались
- все детские твои имена,
- их знал только я, и остались они,
- как снег по ту сторону
- тюремных ворот —
- тише смерти и тише тебя.
|1960|
из зимнего окна
- голова
- ягуаровым резким движеньем,
- и, повернувшись, забываю слова;
- и страх занимает
- глубокие их места,
- он прослежен давно
- от окон – через – сугробы – наис – косок —
- до черных туннелей;
- я разрушен давно
- на всем этом пути,
- издали, из подворотен
- белые распады во мгле
- бьют
- по самому сердцу —
- страшнее, чем лица во время бурана;
- все полно до отказа, и пластами тюленьими,
- не разграничив себя от меня,
- что-то тесное тихо шевелится
- мокрыми воротниками и тяжелыми ветками;
- светится, будто пласты скреплены
- свистками и фарами;
- и, когда, постепенно распавшись,
- ослабевшее это пространство
- выявляет меня в темноте,
- я весь,
- оставленный здесь между грудами тьмы —
- что-то больное,
- и невыразимо мамино,
- как синие следы у ключиц.
|1960|
детство
- Желтая вода,
- на скотном дворе —
- далека, холодна, априорна,
- и там, как барабанные палочки,
- не знают конца
- алфавиты диких детей:
- о Соломинка, Щепка, Осколок Стекла,
- о Линейные Скифские Ветры,
- и, словно карнавальная драка в подвалах,
- Бумага, Бумага, Бумага,
- о юнги соломинок,
- о мокрые буквы на пальцах!
- ЗДЕСЬ И ТЕПЕРЬ – ЭТО КАК БЫ РЕЖЕТ,
- НО ТОЛЬКО МЕНЯ, НЕ ВАС!
- РЕЖЕТ – ЧЕРЕЗ КАРТИНЫ И ПЛАТЬЯ
- И ЧЕРЕЗ КОГТИ ПТИЦ!
- Коровьи копыта – ярки, неимоверны,
- что-то – от въезда в бухту,
- что-то – от бала,
- и сразу, как стучащие рельсы,
- ярки, широки, беспощадны
- обнимающие нас соучастники —
- руки, сестры, шеи, мамы!
- Разгуляемся снова, разгуляемся,
- снова заснем и пройдем
- не вчера, не сегодня, не завтра, а-а-а-а-а-а! —
- СКВОЗЬ КРИКИ ДЕТЕЙ,
- ЧЕРЕЗ МОКРЫЕ БУКВЫ,
- ЧЕРЕЗ КАРТИНЫ И ПЛАТЬЯ
- И ЧЕРЕЗ КОГТИ ПТИЦ!
|1960|
окна весной – на трубной площади
[в. яковлеву]
- качающимися квадратами
- цветения и звона
- всех детств моих, знакомых
- прозрачным опустевшим городам,
- я их коснусь, и девичьи венчанья
- все так же будут длиться
- без музыки и без дверей;
- глубины теплятся
- зеленовато-сумрачно,
- и плачут гам, за ними,
- дождем измазанные мясники,
- упав на груды рыб;
- и вновь топтанье и переступанье —
- я здесь, я здесь;
- топтанье и переступанье —
- раз навсегда —
- как колокол в тумане —
- – и как – шмуцтитулы – акафистов —
- мне снится – красная – разорванность —
- и собранность
|1961|
женщина этой весной
- Птица у стенки, падая замертво,
- клювом скользнула по белой бумаге,
- я не вижу ее, но она – у нее,
- потому это знаю,
- что стыжусь ее взглядов.
- Блеск подглазья,
- как будто бесстыдно положенный
- пальцами мальчика,
- на мост поведет
- меня через час,
- и будут флаги свободны,
- и далеки, и свежи;
- это ведь за нее устаю
- и за нее умираю
- среди зелени странной:
- все кругом состоит
- из свисающих
- и бесперспективных лоскутьев
- осиновой дикой коры
- без стволов и без веток;
- а стыд за нее не проходит,
- как будто касалась она
- соломы на нищем гумне,
- как будто из окон больницы
- рассматривают ее вечерами
- и знают: “не надо, не надо…”
- и слишком уверенно
- и равнодушно молчат.
|1961|
женщина справа
- Там то, говорящее,
- меня удивляющее тем,
- что создает себе волосы;
- там то,
- что падать стыдится и может упасть,
- и яблоки катятся на привязи,
- а привязи тонки,
- холодны;
- там – “Р”, это полое “Р”,
- этот круг удивительных “Р”,
- там иголки от крови жасмина,
- там
- как будто обмывают оленьи глаза и рога,
- а здесь, где я,
- как будто раскладывают
- хворост за хворостом.
- Потребуем вьюгу —
- она зашевелится
- в провалах витрин.
- Звать начинайте без имени,
- словно бросая
- скрещивающиеся белые линии.
- А там, там —
- эта спина,
- меняющая меня, как олени леса,
- и она, как убийство, есть и не здесь,
- и оторвана страшно названьем
- от самого человека,
- как будто во сне подарили
- железную форму распутья
- и сказали, что это есть вечность,
- и стал я, поверив, несчастным,
- и плачу я, плачу, плачу
- во всех углах
- самого себя.
|1961|
Поля-двойники
1961–1965
утро в переделкине
- все словно высчитывало
- в этом доме себя самого:
- пальцы чьи? и мелькало: чей свет?
- чья синица? чей щеголь?
- пологи надвое дарили себя
- имея при людях
- где-то свое раскаленное дно
- и наклоняли тут двери
- на независимой от близкого леса
- площадке дверей
- а часть платья на теле —
- словно холод осенний на картах игральных!
- это – льду! подоконники – льду! пальцы
- детские – льду!
- все в оттисках свистов
- светло и оконно
- будто без девочки этого дома
- зацокало “це”
- в брошенном всеми дому!
- но войду – и лесным тарахтеньем
- поверхности
- станут полны потолки
- и засветишься
- вся словно колючки испарины
- непрерываема
- и узоры волненья как тени полыни
- составят тебя наподобие
- светлого хозяйства из перебоев дыханья
- и утро подробно
- подробен и сад
- и все при тебе
- в этом доме подробны с утра
- как будто возникшие каждый в отдельности
- только сейчас
|1961|
утро в детстве
- а, колебало, а,
- впервые просто чисто
- и озаряло без себя
- и узко, одиноко
- и выявлялась: полевая!
- проста, русалочка!
- и лилия была, как слог второй была —
- на хруст мороза, —
- с поверхности блестящей, мокрой,
- – царапинки! – заговорю, – царапинки!
- с мороза,
- и на руке —
- впервые след пореза
- а этот плач средь трав:
- – я богу отдан заново!
- а нищий брат, мой ангел под зарей! —
- уже тогда задумали,
- чтоб объяснил,
- и чтоб ушел,
- и чтоб осталась эта суть:
- царапинки… заговорю – царапинки…
|1961|
реквием девочке
- милей вдоль рук
- прощальней вдоль ресниц
- и птицею на полустанке
- узка отброшена и остановлена
- потом не появившись были стены
- прошла зима и сохранились
- там где закрыто все
- и сеча тихая одежд и леса
- и место облика где нам не быть
- И ВОТ – БЕЗ ПОМОЩИ ЛЮДЕЙ, СЕРЬЕЗНО,
- И ОЧЕНЬ ДАЛЕКО —
- БЫЛА, КАК НА ЛЕТУ ПРОШЛА
- БЕЗ ОТЗВУКА: “БЫЛА! БЫЛА!”
- еще кричат поют и светятся
- в садах во всем поселке
- далекие чужие
- как точки золота в песке
- и тянутся уже во тьме
- ряды притихших теней
- просты как я молчащий
- как вы не узнающие
- тех что уже во тьме
|1961|
альт
[ф. дружинину]
- птица черная здесь затерялась
- о ясный монах галерей
- и снега кусок как в награду звезда!
- отрываясь от грифа
- падают доски селений
- здесь во дворе опустевшем давно
- и дереву нравятся вывихи дерева
- бархату шелка куски
- а струны ложились бы четче на книги
- освещенные снегом на крыше
- через окно
|1962|
вспоминается в рост
- ля́ля, ля́ля без смысла и ля́ля,
- пугающая, словно ранены жабры,
- и части одежды
- опрокинуты в воздух оттуда
- там вдалеке,
- когда я не вижу, до боли расцвечены
- и смягчу я – тряпичны – смягчу;
- а это
- понятие-облако
- столь неотступно-свисающее
- будто явлением близко-тревожным —
- “нося́”? —
- это было об астре, о ночи и о подоконнике,
- здесь – о плечах,
- представлю ее я в движенье,
- но там, где от поля —
- словно от стула,
- и нет никого;
- вся лель, вдоль и лель, прикрывая и шею,
- дальше – тянет как с горки, —
- вот здесь-то и плачут и не понимают;
- и где-то у пыльной дороги
- орешника долгий и стершийся край —
- как вдоль плачущего одного;
- и ясно прощается друг
- и думают снова: “да едут же где-то к деревьям,
- снится же что-то другое;
- и были же корни не здесь,
- а мука сильней оказалась”.
|1962|
поле – до ограды лесной
- после белого поля – широкого нашего —
- постепенно чужого
- перекладина – издали наша —
- а пока я бунтую – моя
- и царсово-садо[1] бело на юру
- сарабанда-пространство
- чистая без удара и опять без удара
- одинокий и взрослый я с этого края пойму
- цвет – дальнего края другого
- там после зеленого логова
- двойника людского понятия “поле”
- черные тонкие ветки деревьев
- и санки и дети в овраге
- как ласты – чисты далеки и слабы!
- особенно – в поле! с холодными шеями!
- и если душа словно бог выясняет
- что можно все шеи ломать словно бог
- прозрачность без зренья любя
- то в поле
- заброшенном мной поверх глаз ради памяти
- и дети на месте на месте и я
- и разрешены как во сне постепенно
- и быть и смотреть и болеть
- и тайное что-то иметь непременно
- особое что-то иметь
- что с марлею схоже и схоже с бинтом —
- оброненным
- в доме пустом
- но знающий ясно разрезы во мне чистоты
- в чистоте
- я знаю что есть и двойник погребенья
- есть место где лишь острова-двойники:
- чистого первого – чистого третьего —
- чистого вечного —
- чистого поля
|1962|
заморская птица
[а. волконскому]
- отсвет невидимый птичьего образа
- ранит в тревоге живущего друга
- и это никем из людей не колеблемо
- словно в системе земли
- сила соловья создающая
- словно в словах исключение смерти:
- сердце – сечение – север
- а рядом приход и уход
- замечающих перья и когти
- знающих гвозди крюки и столбы
- не боящихся видеть друг друга
- и надо на улице утром на шею принять
- холод от стен и сугробов
- и тайная фраза синичья
- диктует сердечную славу всему
- слава белому цвету – присутствию бога
- в его тайнике для сомнений
- слава бедной столице и светлому
- нищенству века
- снегам – рассекающим – сутью бесцветья
- бога – лицо
- светлому – ангелу – страха
- цвета – лица – серебра
|1962|
предзимний реквием
[памяти б.л. пастернака]
- провожу и останусь как хор молчаливый
- я в божьем пространстве
- весь день предуказанный
- с движеньями зимнего четкого дня
- словно с сажею рядом
- а время творится само по себе
- кружится пущенный по миру снег
- у монастырских ворот
- и кажется ныне поддержкой извне
- необходимость прохожих
- а уровень века уже утвержден
- и требует уровень славы
- лицо к тишине обращать
- и не книга но атлас страстей
- в тиши на столе сохранен
- а год словно сажа коснется домов
- в веке старом где будто разорваны книги
- и любая страница потребует
- линий резки и складки к себе
- через мои рукава
- где холод где рядом окно а за ним
- сугробы ворота дома
|1962|
[112
казимир малевич
Из песнопения(вариант)
- …и восходят поля в небо.
- где сторож труда только образ Отца
- не введено поклонение кругу
- и доски простые не требуют лика
- а издали – будто бы пение церкви
- не знает отныне певцов-восприемников
- и построено словно не знавший
- периодов времени город
- так же и воля другая в те годы творила
- себя же самой расстановку —
- город – страница – железо – поляна —
- квадрат:
- – прост как огонь под золой утешающий
- Витебск
- – под знаком намека был отдан и взят
- Велимир
- – а Эль[2] он как линия он вдалеке
- для прощанья
- – это как будто концовка для библии: срез —
- завершение – Хармс
- – в досках другими исполнен
- белого гроба эскиз[3]
- и – восходят – поля – в небо
- от каждого – есть – направление
- к каждой – звезде
- и бьет управляя железа концом
- под нищей зарей
- и круг завершился: как с неба увидена
- работа чтоб видеть как с неба
|1962|
вдруг – мелькание праздника
- а ведь и днем не назовешь! —
- как будто это птицы свет
- (теперь “свет Моцарта” сказал бы)! —
- кружа играющего легкого
- по миру будто из себя
- катая по кругам-подсолнухам
- даль наполняли словно шумом мельничным
- и блеском девушки! – для праздника святее
- сиянием первичным —
- (хотя всегда мы умираем
- а это нами и живет:
- блестим расплескиваясь тихостью
- себе не разрешая знать) —
- и все прозрачней леса тень
- и вот – как даропринимательница
- ряды сияния выстраивает
- и добавляет из себя
- последний вздох дневного пенья —
- и – ровен мир! – река серебряна
- поляна золотиста
- я юн (как с Губ-что-Свет)
|1963|
цветы от себя самому
- в разрешенной ему дорогой глубине
- он затравленный жив
- он стар но однажды приснилась глубоко
- и гулко
- забытая словно для столяра стол неудавшийся
- впервые понятная дочь
- и он просыпаясь себя помещал перед лампой
- и понял себя существующим явно
- самоспасающим садом
- он думал: как странно что стены с утра
- существуют
- о как непонятно за чьи говорится глаза́
- все это игра и отныне существенна
- только защита себя словно гла́за
- как будто есть что-то пока кое-что берегут
- зачем не разрушить когда лишь меня
- укрывает
- и в сказке нет смысла ненужных беречь
- о как непонятно мне это укрытие
- и он тяжелеет бесшумно ногами
- словно к а́тласу в детстве к ключицам
- внимателен
- зная о чем-то растительно-ярком
- о внешней и внутренней смежной чащобе
- без цвета одежд
- и добывает
- цветы для себя в тайниках своего же
- хожденья —
- прекрасны как память во время расстрела
- в подвале!
- воспитаны холодом лунным
- в ночь гимназическую
- и был он арктически-цепок как будто
- вися словно пух
- – о где же то дно где диктуется слово Аа
- где реки текут словно вниз и в платке пуховом
- по – берегу – женщина
- реки – Аа
|1963|
девочка в детстве
- уходит
- как светлая нитка дыханием в поле
- и бело-картонная гречка
- срезается лесом
- птицы словно соломинки
- принимают шум леса на шеи
- косички ее вдоль спины наугад
- словно во сне начинают село
- глядя на край каланчи
- и там на юру на ветру
- за сердцем далеким дождя золотого
- ель без ели играет
- в ю без ю
|1963|
День присутствия всех и всего
1963–1965
распределение сада
- это облако взято
- при утреннем зрении снизу наверх
- одиноких полян
- при свете похожем для блюдца
- чтобы лицо приподняв удивиться
- рядом с лицом подоконнику
- светлому для слабого глаза
- и тронув слезой эта слабость опять одарит
- далекими пятнами стен
- проемы решеток и веток
- и засветится подглазьями мягкими
- на лицах у женщин
- распределенье настурций
- среди кустов и скамеек
- и лишь через сад разрешаю я зрение
- ближе к себе затемняя
- и на себя принимаю
- легкую свежую тяжесть —
- пробы соседнего дерева не отказаться
- от движения слабого
- а в памяти август соседствует с мрамором
- и в отсвете этом
- и рядом в домах притеснений
- сегодня победу хранит
- день присутствия всех и всего:
- совместности облака солнцестояния голоса
- матери
- (светится соприкасается)
- лестницы к астрам направленной
- боли в висках
|1963|
к распределению сада
- и примем мы свет на движенья нескромные
- от самих лопастей
- сегодняшнего цветодержца
- не зная что камни и ветки и кожа лица —
- видимые раны его!
- и “я” говоря называем его расхитителем
- одного неизменного
- праодного своего же сверхсада
- и здесь за оградою астры
- не утешая ярки́
- словно руки он режет себе!
|1963|
вторая весть с юга
- отмечу что лицом ко мне
- похожим на порезы вдоль сирени
- и тайным ворсом крови сильная —
- там за ее воротником
- а сердце будто бы при шуме спрятанном
- иголки с выявленьем музыки!
- и проверяя есть ли мы
- учесть придется нас с начала крови
- она одна и нет конца
- и “я” и “ты” лишь щебет птиц
- уже вдали
- уже не здесь
- но есть и вызовы в больницу к маме
- и вечная по улицам ходьба
- Как жизнь долга Прерывиста И птицы
- летят другие Слабые как мы
- Себя как их Не жаль И будешь обесценена
- как Много убивая
- доказывали в детстве нам
|1963|
река за городом
- а паутинная
- пылью со дна как местами чердачными
- восходящая к полю
- и шелк и паутина
- ее притягивая увлекутся
- соседями оказаться такими же
- как тень и пыль
- и паутинная
- как шелк во сне покажется нездешней
- и связи с облаками
- из пуха-хромоножки трав
- глаза обманывающих
- и алеющих
|1964|
возвращение страха
- дети серебряны цинковы ваши ключицы
- рука как Норвегия в книге у маминых щек
- но краскою бросят на крест чтобы стаял
- людской матерьял
- словно кожа с Крестителя рук
- о помни: есть верфи где сталь отражает
- людей ягуарову радугу
- как хозяином леса дубильщиком кожи
- в автобусах смотрят в глаза
- и ясный ведун будешь срезан как мох
- и рекомендуется
- не понимать
- – а секс как разметка на небе как птица
- чужая без имени! —
- эта скрипичная нитка способна
- лишь резать следы на щеке
- это отсюда
- по-травам-тоска сотворяется(есть
- беспрерывно как шум в роднике!) —
- жалом ловимых
- с собою считать наравне
|1963|
мадригал поэту
[с. красовицкому]
- везде твой цвет
- особенно на склянках
- ты – трогающий все вокруг тебя
- как будто кровью
- рыбы золотой
- так прячут может быть за вьюшкою алмазы
- как был ты нежен в ветхих рукавах
- и ранил снег в окно мое свободно
- коснувшись дара твоего израненного
- потом меня
- я глазками колец был так просвечен в саклях
- и был соосвещенным ты
- когда рассматривал я долго панагии
- при сумерках столицы северной
- и видел кровь твою
|1963|
начало леса
- открывается сразу как воск поддаваясь
- освещается весь!
- с проемом с огнем с повтореньем огня и
- проема
- с местами для голоса мамы навечно:
- “аи – ии”
- суккубье третейство в вагонах кого-то
- изведшее
- тайно готовится здесь
- оставлена кожа и кружевом скомканным
- белеет во сне
- и мягким горячим углем помещенное
- что-то живое тройное
- колодцем пригорком и домом
- Девочку – робкую – около – речки
- отдаляя играет
- и вновь приближает
|1963|
появление снега
- мягкий и близкий подросток неясный
- в колодец в колодец
- лицом побледневшим мой сон прорезая
- меня освещая вдоль сердца
- и возвращаясь на утро со дна
- растенья на окнах коверкает
- красным мне губы раня
- светом с худых армяков
- невидимый снег
- он там недвижим
- где явное место имеет как стул освещенное
- издали солнце
- где только они
- крови подобно без кожи рожденные
- без корки иной
- и пламя яснее – от печки, от неба —
- как будто проявлен ваш образ
- на улице в детстве
- в поле и в доме арестном
- на камне и желтой бумаге
|1963|
коломенская церковь
[и. вулоху]
- овес
- зернами тебе подражающий
- красным пятном отражался
- на пару с тобой
- когда в облике мысли нас видел сперва
- Спас
- сеть
- осенним угаром возможна на ягодах
- над кожею звоном твоим
- но весть
- восходящая ввысь
- единственно суть
- у ветра
- синицы и друга
- спросил я навеки ли мы
- и отвечала снаружи печально:
- “три”
|1964|
засыпающий в детстве
- а высоко – река моя из ду́хов:
- друг в друга вы вбегающие
- и так – темнея —
- вдаль и вдаль
- и от ушибов дела нежащего
- любимые и мягкие
- вы платья странны в той реке:
- не детского ли духа искрами
- там в черной дали голубой
- а сами – прорубями в свете открывающемся
- вы в свете поля далеко мелькающие
- как над полянами в лесу – их лики:
- вы где-то в поле на ветру
- как рукопись теперь во сне – его
- поверхностью белеющей:
- – светлы́
|1965|
Степень: остоики
1964–1965
ночь к весне
- темно в сенях
- в одежде есть пугающее
- от дерева ли зверя ли какого
- пылающими островками
- опасное для разума плывет
- петух отметит криком оползень
- далекого комка земли
- и тьма хранит свои столбы и впадины
- огнем неведомым притянутые издали
- чтоб место белым дать полям
- края поляны затенить
|1964|
утро в парке
- а может быть скамейки синей страшно:
- там – та из раненных
- иным огнем
- и след высокой этой Силы
- хранит ребенок слабо понимая
- шурша как ветка на песке
- (а Сила не ушла нетронутой:
- придется ей потом преодолеть
- играющую теперь у ног)
- уйдут как дерево качающее ветками
- о ране помня или ожидая
- как дерево пройдут и среди тех
- кто может быть
- не помнит и начала
|1964|
любимое в августе
- светом
- страдающе-в-облике-собранным
- из первосвета явившись
- вздрагивая
- ждать
- и создана там где обилие лёта-идеи
- склонно наверное к дару
- где покорилось уменьшенной частью
- тихим увидеть себя:
- “быть”
- как в сознании было бы птиц:
- “ – ”[4]
|1964|
константин леонтьев: утро в оптиной пустыни
- снова – такое же поле
- как будто не видишь:
- в горнице – будто – из боли своей создаешь:
- ярко: в такую же – бывшую – ширь! —
- снова
- какого-то третьего ты вспоминаешь
- что-то без слов объясняющего:
- дома – при матери – снящейся словно
- береста! —
- и – как при устье направленном в поле
- в сумерках – вновь – у окна ты внимателен:
- “есть” – повторяешь – как будто
- в себя помещаешь
- светящее место:
- – о есть!—
- и неизменно
- свежо
- повторяется так словно день чередуется
- ясно
- и – не накапливая
- что-нибудь – возраст творящее:
- есть – как тогда!
- за окном
- беспрестанно:
- вместе с верхушками ветел себя Сотрясая:
- Сыплет и светом и пылью
- как детская ель! —
- и – время от времени:
- темью при комьях белеющих:
- самообъяснимо – что е с т ь
|1964|
ты с конца
- сквозь ветки бенгальского пламени мая
- шелком ли ветром сбиваемым
- тянешься так
- что рябь только мыслиться может:
- что же? – себе говорю
- место ль не тронуто бывшего взгляда
- над снежною песнью ли гречки
- стуча по-воздушному
- ау-проглянуло*
- и – нет?
- раня себя понимаю что где-то
- Струится-свет-слез[5]
- может учитываться словно сады
- и двигаясь
- Зримое-знают-и-выше-блистая*
- на спящего скулах изменится в золото
- чтобы страдание было единым
- и там разумея
- и здесь
- и ночью – как от тебя одеянье —
- темя – преграда-приманка в игре
- для Плачется-ярче-чем-мозг-у-дарящего-выше*
- и есть самомысль при которой гощу
- которая будет то ты (это цвета железа —
- охотники-люди)
- то вы (это цвета кровавого)
- и когда не умея все это
- то в свою очередь – я
|1964|
детство к.[6] на влтаве
- протащатся во сне зубцы костела
- не как-нибудь – в метели – через
- представленье
- бумаги – белого цветка – и поля
- где мамой ставшая уже не чья-то дочь
- а задевая глаз во сне:
- и расширяясь
- в боли зрячей:
- ромашками бесчисленными
- мелькает вверх:
- опять опять
- и привлекает бабочек…
- я-шеей-женщина… и лёт как покрывало белое
- еще немного – и далекое
- освобождает ноги – исчезая
- светлее поле шевеля —
- и это плещется… и глаз окружностями
- все стороны я стебля вижу вверх
- и выше – сеет лепестки
|1964|
друг этих лет
[и. в.]
- тот год когда твой сон определил
- (касаясь шубы как в санях
- кусал ты губы будто бы съестное):
- мы убиваемые есть
- ты есть – в себе шуршащий:
- как в сумерках и в чаще пар от зверя
- зашевелишь для нас
- цепь света созданную из отцов
- где стебли в сонм ли втаяны
- но их следы густы над озером —
- соломы со следами есть
- колесников поюнов грустных
- поя как будто запрокидывавшихся
- к себе
- и к сору на санях
- где это нижу? плачу одаренный
- из тех: как дети – не найдут
- и нежность братская виски тревожит
- как трав следы
- так мучившие на оглоблях
- не травами ли делая
- когда-то и тебя
- здесь так темнеет что один – весь месяц
- ах вздрогнем значит выпьем говорят
- у вас и у меня
- при чуде-женщине готовы собранны
- как если птица – тот из двух
- ту-охраняющий
- (лишь там потерян друг)
|1964|
к утру в детстве
- так избран – будто одевают!
- из белого металла что ли детского!
- и белотело ловится как ум
- иное легкое свое
- когда колеблят где-то изначала
- и – как туман – со старшим будто сердцем
- свобода ре́пья при реке
- не острова ли о́блака-идеи
- рождения повсюду белокамня
- – и рядом все как спящие близки
- в себе ровней телесно как для поля —
- тем – тело освещающим
- покой даря
- и спят еще: священны-милые…
- гусятницы-небесно-ломти…
- трехлетки… и серебро на берегу
- себя то избегает
- то ловит
- то дух для волн творит
|1964|
к тебе с конца
- во тьме порезами на ней
- невыносимыми
- птиц привлечет на шею – пьющих
- ее как серебро
- я те места в ее огне где вспоминающая
- мост двинет вместе с городом
- и образы домов —
- лишь в тех местах огня
- и я ли – вспоминая лес? а если
- по веткам вширь горят ее места?
- и я все вещи всех возможных “где”
- (всех тех где скрыта может быть она)
- всех “где” которые – ее
- не плавлю ли в себя? – чтоб стать одним
- в огне едином словно в колыбели
- пределы затаившем головы
- тоскующей по шири разворачивающейся
- меня-яаа-огня?
- и сердца ссадины по телу и сознанью
- иного даже мира потаенного
- и зелень и возможно иновещи
- и дно и краснота?
|1964|
и: словно отделяясь
- ты – в каждой точке
- этой зримости!.. —
- как будто красной сетью бабочек
- убитые
- пока неотделимы —
- и словно ширится:
- она:
- во сне!.. —
- душа – ты ныне – в боли – с этим схожа! —
- ты – так же красным многая
- и горем полевых людей себя казавшая:
- единоесть —
- как долгое и все таящее
- соборное – средь поля – знаменье
- и навсегда стогами озаренная
- и телом сына = то – меня
- все выбираешь осветить мне поле
- где ты кому-то знаменем была
- и раны принимая = сеть-покроющая
- ты в красных пятнах пробыла
- пока был избран я тебе
|1965|
больница в сокольниках
[в. яковлеву]
- сами
- в такие же раны одеты —
- вы —
- цветниками свободно шумящие!
- и в Н о ч и Хр у с т а л ь н ы е
- по северо-среднему
- издали в играх сияете другу
- серебряному умирающему —
- словно конюшню
- хранящую братскую
- колыша углы
- скажем: с рисунками-бяками —
- пока постоянно за вашими “я” беспокойными
- потрескивает будто
- далекий костер
|1965|
звезды: в перерывах сна
- а хо́лода
- как в детстве – чистота! и будто рассеченный:
- да с болью
- со ступни! —
- (да надо быть – лежащим) —
- и сторона есть – скатом
- оврага с санками:
- то к богу дети малые! —
- как – в боли – гонит их – не умещая:
- и множит в поле том что все —
- началом Неба! —
- творя все дальше – в гонке!.. —
- да чтоб – во вьюге самообраза:
- не до-создать!..
|1965|
заря: в перерывах сна
- где есмь как золотую пыль —
- как обрамленье красное приснившееся книги:
- “néant de voix”[7] —
- от сердца высоко во сне над ним висящее —
- о так сжигают есмь:
- и жизнь – как некою его: умершею! —
- она – разрозненною красною
- как в плаче перерывы
- мои теперь со сна! —
- и лишь сознанье где-то сплавом ангельским
- над тенью здесь затерянной —
- иное
- далеко
|1965|
праздник в детстве
- заметная красным
- явь опасна – любимых соде́ржа
- невыразимо купая
- в далях глаза на воды похожих
- белые платья семейные
- и в лице как в цвету она выслепит
- бесцветную яркую
- – от себя отслепит! —
- иную первичную-девичью
- в лучшем теле моем она выслепит
- как волны чердачные
- грустно – себя и себя! —
- и спокойна семейными белыми —
- цветами основы свои укрывающими:
- там: плачу-и-платья – как чаши в сугробе…
- там: я-и-смеются…
- и путает
- и смеюсь
|1965|
н. x. среди картин
(к выставке м. ларионова и н. гончаровой в музее маяковского)
- снова в жару озаряемы
- полу-лучи
- полу-ду́хи:
- леса составлять собирающиеся… —
- и в мареве этом:
- воздух а п р е л я – как сказано – с о т о г о:
- ищет кого-то
- как тонкая гарь!.. —
- и латинских
- когда-то
- касавшийся ран:
- тянется слабо из сада пустого:
- к полу-деревьям
- и полу-лучам —
- в зале колышущимся
|1965|
к посвящению детства: чистка орехов
Сафо
- Розоволокотные, чистые…
- о р о з о в о л о к о т н ы е! —
- стаей простой:
- на срубе
- ореховы чистите гранки —
- от зерен
- и глади дорог
- отражаясь:
- как легкие дольки:
- совместны!.. чисты —
- о настолько! – что кажется: э т о м у долго
- как звукоряду:
- свободно простукивать:
- над полем
- над срубом:
- воздушными косточками! —
- словно на память – о бывшем когда-то:
- стройном и чистом:
- устройстве вещей
|1964|
окно = сон[8]
- буря белая – знамя – и крестики —
- щели впервые отсюда
- как от мозга от сердца и глаза
- к душе (это вьюгою шепчется)
- бога – все резче:
- больнее – все тоньше-ускоренно! —
- только это окно… и просмотрятся знамя и
- крестики-щели
- – где-то доньями синими
- все более близкие к богу —
- ярко до смерти души! —
- и знамя гори от меня буря белая снись
- буду много: и синим – дома —
- разделяющий —
- – как доньями – крестиков
- и падалью мира убитый
- за ней освещусь:
- о вдаль осия́
|1965|
без названия
- ярче сердца любого единого дерева
и:
(Тихие места – опоры наивысшей силы пения. Она отменяет там слышимость, не выдержав себя. Места не-мысли, – если понято “нет”).
|1964|
о чтении вслух стихотворения “без названия”
Спокойно и негромко объявляется название.
После продолжительной паузы следует:
Пауза, не превышающая первую.
Строка: “ярче сердца любого единого
дерева” произносится четко, без интонирования.
После длительной паузы: