Отмычка бесплатное чтение
Пролог
– Ваше Величество! – гонец ворвался в зал и рухнул прямо перед троном, захлебываясь дыханием. – Грохх пал, император!
Повисла тишина. Император побледнел, даже привстал на троне. Его бесцеремонно прервали, но сейчас было не до этикета.
– Гро… хх… – в горячке повторил гонец и тяжело уронил голову на пол. Его одежда промокла насквозь, лицо и плащ были в грязи. Размытая дорога не любит путников и не прощает спешки.
– Привести его в порядок, – прозвучал короткий приказ. – Чтобы через час – нет, полчаса! – он был здесь с докладом! Отправьте соколов в Арсэм и к Заставе: необходимо знать, что там происходит.
Император тяжело опустился на трон и мрачно окинул взглядом притихший зал. Понятливые фаворитки куда-то испарились, придворные вышли вон – приём сам собой завершился. Позади высокой резной спинки остались стоять лишь двое советников. Но и они хранили тишину, не смея нарушить мрачные думы своего повелителя.
Построенный ещё во времена магов, Грохх пережил множество битв с дикими племенами. Они единственные, кто отваживались на штурм Безликих Гор. Удачное расположение города создало естественную природную цитадель с выходом вглубь союзных земель, закрыло другие пути. Грохх считался самым безопасным. Империя Нэш не видела угрозы с северной стороны уже несколько веков. Стены обветшали, превратились в декорацию. Постройки давно вышли за их границы, а сам город обзавелся искусственной заводью и небольшим портом. Вот уже три столетия как из него налажена постоянная поставка камня и руды. Из военного город стал ремесленным.
Неудивительно, что оборона пала.
Удивительна атака со стороны горного кряжа, ведь так быстро и незаметно Грохх атаковать больше неоткуда. Конечно, видя, как разжирел город, оскорблённые дикие племена не раз пытались вернуть якобы принадлежавшее им. Не раз они проигрывали самой природе, погибая от лавин и камнепадов, срываясь вниз с острых вершин или становясь кормом огромных орлов. Пики Безликих Гор безжалостно собирали страшную дань за любую попытку вторгнуться на их территорию. В древних книгах и вовсе можно было найти упоминания о драконах – тварях, созданных магией и забытых с ней вместе.
Неужели кто-то смог пройти сквозь все препятствия? Втайне от разведчиков стянуть столь мощную силу, чтобы не побояться атаковать вот так? Открыто? Наплевав на силы природы и гарнизон лучников?
Забывшись, император с яростью ударил по подлокотнику трона. Древесина ответила нерушимой твердостью, помогла успокоиться и собраться с мыслями. Вошел слуга, сообщая, что гонец из Грохха пришел в себя и готов говорить. Через несколько минут юнец, совсем ещё мальчишка, вновь предстал перед троном. Выглядел он неважно: мял руками край свежей одежды, дрожал не то от страха, не то от усталости и, заикаясь, мямлил извинения.
Император сдвинул брови, одним взглядом прервав бессвязный поток слов.
– Докладывай по делу, гонец!
– Т-так т-точно! – мальчишка вытянулся по струнке и задрожал ещё больше, но мямлить перестал. – Противник неизвестен! Числен-нность неизвестна! Количество жертв… Нет, количество выживших – неизвестно, Ваше Величество! Кто спасся, те молятся. На Грохх напали не люди. А кто – никто не знает. Простите, Ваше В-величество…
Император молчал.
Пальцы отбивали раздраженную чечётку по полированному дереву, в высокие окна лился неуместно тёплый солнечный свет – видимо, дождь кончился.
Тишина затягивалась.
– Ты знаешь, как они выглядели? – спросил, наконец, император. – Любая информация, пусть даже слухи.
– Я сам н-не видел. Т-те, кто вырвался, говорили, н-ну… – мальчишка нервно сглотнул и продолжил совсем шепотом, – говорили, что твари эти – из детских страшилок. Сошли с гор чёрным оползнем, разбились на синеглазые тени и давай рвать всё вокруг. Солдаты не справились. Огонь не справился. Всё как в сказках, Ваше Величество. Даже жрецы отступили… А магов-то уж века как нет.
Император поморщился, когда гонец принялся говорить о народных сказках. От доклада больше не было толка. Скоро вернутся соколы – их письма расскажут больше. Но стоит ли ждать?
– Свободен! – резкий кивок на двери, и мальчишка, отвешивая поклоны, выбежал из зала.
Все книги о магии давно сожгли, уже никто не помнит, что такие были. Сочинять про неё запретили давным-давно. Ещё когда Пятеро ушли, весь мир старался забыть. И забывал. Сила жрецов царствовала на Изнанке мира, вырезала из неё любое напоминание о власти ушедших. Молва, конечно, осталась, но былое стало мифом. Миф – глупой сказкой. Простой люд её рассказывал детишкам на ночь, кто побогаче – кривился, если услышит: им не к лицу повторять глупости за рабочими и крестьянами.
Лишь одна семья во всей империи знала прошлое и верила сказкам. Хранила секрет. Из поколения в поколение передавала наследникам часть истинной истории.
Когда шаги гонца перестали отдаваться эхом в пустом мраморном коридоре, император тихо позвал:
– Фернандо.
Один из советников вырос перед троном и преклонил колено. Бастард предыдущего императора, он смог завоевать признание собственным умом и навыками. Лишенный прав на престол, но признанный сыном, Фернандо пошел своей дорогой и в итоге был посвящён в секреты правящей семьи. С гибелью Рудольфа, бывшего военного советника, Фернандо занял его место.
– Найди Лиону. Жду вас обоих у себя, – сказав так, император встал и вышел в предупредительно открытую дверь. Второго советника он отпустил коротким кивком. Счетовод сейчас был не нужен.
Верховную жрицу долго ждать не пришлось. Когда она вошла в кабинет, император не смог сдержать тёплой улыбки. Её отец, Рудольф, когда-то отдал жизнь, пытаясь спасти наследника трона. Увы, напрасно. Погибли оба.
Рано оставшиеся сиротами дети – Лиона и Ганс – на какое-то время стали единственной поддержкой для императора в его горе.
Дети изо всех сил старались оправдать доверие. В свободное время Лиона совершенствовала навыки в храме при замке, а её брат с головой погрузился в военное дело.
– Ваше Величество, – Лиона как всегда сдержанно поклонилась, тоже пряча улыбку. – Я здесь по вашему зову.
Император жестом указал на одно из свободных кресел. Другое занял Фернандо – прямо у заваленного бумагами письменного стола. Времени ожидания как раз хватило, чтобы поднять старые документы и освежить в памяти знания предков.
– Мне нужно, чтобы ты проверила нити Изнанки. Так тщательно и так глубоко, как только можешь. Прости, моя девочка, что прошу об этом без подготовки. Завтра ты сможешь отдохнуть.
Лиона чуть приподняла брови, но больше ничем не выдала удивления. Просьба, конечно, была странной. Хотя Изнанка мира доступна жрецам, её почти не использовали. Даже Лиона при всей своей силе не могла верно прочитать нити. Увы, истинных предсказателей больше не рождалось. Будто Пятеро богов древнего пантеона забрали у людей что-то ещё, кроме родства со стихиями.
– Я постараюсь. Но, боюсь, не в моих силах увидеть много…
– Ты сильнейшая из жрецов империи, – улыбнулся император. – Лучше тебя не сможет никто. Скажи мне только, Ганс ещё не вернулся?
– Брат? Письмо от него пришло неделю назад… Думаю, он будет в столице уже завтра.
– Так скоро? Прекрасно. Как его обучение?
– Брат писал, что много узнал и говорил даже, что готов принять титул… – Лиона вдруг подалась вперёд, зачастила, боясь упустить возможность:
– Да, он ещё слишком юн, но я прошу вас не отказывать Гансу в поддержке! Вы так много дали нам, Ваше Величество… Уверена, Ганс станет образцом верности, каким был наш отец.
– Я нисколько не сомневаюсь в наследниках Рудольфа, – император легко коснулся волос Лионы. – Ни в старшей, ни в младшем. Спасибо, что так заботишься о нас всех. Но время не ждёт, я прошу тебя поспешить.
– Что мне искать на Изнанке?
– Ищи… Грязь. Гниль. Всё, что вызовет у тебя отвращение, моя девочка, всё, что чуждо самой природе.
Лиона кивнула, удобнее села в кресле и закрыла глаза. Через мгновение её окутал светящийся кокон, дыхание остановилось, а лицо побледнело. Обученные жрецы могли не дышать очень долго. Но нырнуть на ту сторону Изнанки вовсе не сложно.
Сложно – вернуться.
Фернандо тем временем успел изучить бумаги и, наконец, подал голос:
– Я не смогу стать вторым ключом, брат. Мы связаны кровью, ритуал не примет.
– Я знаю. Ключом станет Ганс.
– Что? – Фернандо бросил беспокойный взгляд на Лиону и покачал головой. Времени на ответ у него не осталось: с глубоким судорожным вдохом жрица пришла в себя.
– Они… – Лиона сглотнула, закашлялась в коротком приступе, и Фернандо протянул ей стакан воды:
– Не торопись.
– Чёрного не стало больше, Ваше Величество. Но сами нити… Они изменились. Не знаю, как сказать вернее. Раньше чёрное всегда путалось: завязывалось узелками, переплеталось, пачкало кляксами нити душ. А теперь среди них появился порядок. Это сложно описать… Я думаю… Будто их что-то тянет.
– Тянет, говоришь… – император сам себе качнул головой. – И тянет на север? Спасибо, Лиона. Иди, отдохни. Позвать слуг, чтобы тебя проводили?
– Я распорядился сразу, – Фернандо коротко указал на дверь. – Служанка уже ждёт. Я зайду позже убедиться, что всё в порядке.
Лиона слегка покраснела, благодарно поклонилась и вышла. Император скрыл усмешку: о связи этих двоих он давно знал, но никогда не был против. Не стоило сомневаться, что Фернандо лично проследит, чтобы с его сокровищем всё было в порядке.
Позже.
– Мне спускаться за Ним? – голос советника прозвучал тихо, но жёстко. Он и так знал ответ.
– Да, приведи Его. Мы не будем ждать возвращения птиц. Раз откликнулась даже Изнанка – на счету каждый миг.
Короткий кивок, шаг прочь, но Фернандо всё равно замер в дверях, обернулся:
– Ганс… Он же сын Рудольфа. Эти три года ты многому учил его сам и даже хотел доверить воспитание наслед… младшего принца. Ты уверен?
– Мы собираемся дать волю оружию, силе которого нет и не будет равных. Я не вижу других путей защитить наш народ. А ты видишь, Фернандо?.. Молчишь… Значит, сам понимаешь. Ганс хороший мальчишка, мало кто верен мне так же беззаветно и сильно. Пускай он ещё слишком юн, но для паладина первое поручение – всегда великая честь.
Фернандо не стал отвечать. Быстрым шагом вышел прочь. Император легко мог представить, как трое с ним во главе спускаются в забытое крыло подземелья. Как скрипит ключ в проржавевшей, веками не видевшей гостей двери.
Как тихо звенят цепи и поднимает грязную голову последний из бессмертных. Тот из Пяти, кому уйти не позволила… глупость и вера в смертных.
Глава 1
Он стоял на коленях, распятый меж солдатами. Тонкий, несуразный, грязный. Голова, слишком тяжелая для высохшей шеи, казалась еще больше из-за копны путаных волос. Плесневелая затхлость и запахи грязного тела заставляли императора едва заметно кривиться: казалось, вся комната пропиталась этой вонью насквозь, и её уже ничем не выгнать.
А Он смеялся. Хрипло и скрипуче. Смех этот пускал по телу орды мурашек, рождал дрожь, сдержать которую с каждым мигом становилось всё сложнее. Тщательно подобранные слова забылись. Император не знал, что говорить. Не знал, как заставить помочь того, кому не страшны ни боль, ни смерть, а все возможные лишения уже стали образом жизни.
Но как-то начать было необходимо.
– Ты понимаешь наш язык, Энши?
Смех оборвался. Заключенный поднял свой пронзительный, невероятно живой взгляд и насмешливо фыркнул.
– Энши? Ты зовешь меня Энши?
– Во всех бумагах твое имя записано так.
Бессмертный вздрогнул и расхохотался. Безудержно. Громко:
– А! Вот оно как! Вы, люди, опять перегрызлись за власть! То-то меня перестали навещать. Старая династия пала и забрала с собой самое важное! И давно?
– Три с половиной века моя семья правит империей Нэш, – сдержанно ответил император. – Но тебя призвали не для разговоров о прошлом.
– Хэй, а как они погибли? – Энши, казалось, даже не слышал чужих слов. – Я помню мальчишку, который приходил ко мне говорить. Просто говорить, представляешь? Хороший мальчишка. Учтивый и умный, без склизкого высокомерия. Ты мог у него учиться, если бы не стал убийцей, а?
Один из конвоиров замахнулся хвостатой плетью. Оскорблять императора не позволено никому. Но Энши лишь снова расхохотался:
– Я не ел сотни лет! Хочешь сделать больно – старайся лучше, шавка.
Красный след на сухой, подобной бумаге коже исчезал на глазах. Император поднял руку, и стражи, повинуясь приказу, отпустили заключенного, отошли прочь. Их шаги заглушил звук безвольно звякнувших по камню цепей.
– Я прикажу: тебе дадут еды. Сколько и какой пожелаешь.
– Какая щедрость. Аж до слез.
– Как твое имя?
– Энши.
– Настоящее имя.
– Мое настоящее имя ты не узнаешь, – оскалился бессмертный и издевательски добавил: – Ваше Императорское Величество. Энши означает Древний. Мне по душе.
Император сделал глубокий вдох и со свистом выдохнул. Возможно, он слишком рано отпустил Фернандо. Еще один безмолвный жест, и лишние покинули комнату. Но тишина так и не спустилась: Энши всё трясся от смеха, издевался, на удивление точно угадывая мотивы.
– Не к лицу Величеству договариваться с узником, а? И что ты будешь делать? Непривычно беспомощный, слабый. Со всей своей властью слабее немощного старика, который стоит перед тобой на коленях, в цепях. Забавно, не находишь?
– Нам нужна твоя помощь.
– Нам? – в насмешку с лихвой прибавилось яда. – И кому это: «нам»? Жизни Великого Императора грозит опасность, и он в поисках силы бежит ко мне, чтобы получить силу магии. Силу удивительную, тайную, сгинувшую из этого мира. И конечно, это всё для благодарного народа!
– «Нам» – людям. Всем. Ты, я знаю, не ушел с другими, потому что верил в смертных. Остался защищать. Так вот: я пришел просить помощи для всех. Один из городов пал. Те, кто видел, говорят о неуязвимых тенях. Жрецы не справляются с ними.
– Хо-о… А вы, люди, по уши влипли! Ха-ха. Занятно. Да, ты прав. Я остался, зная, что Печать не вечна. Зная, что вы не справитесь, – сухие губы расползлись в мягкой улыбке. – Но с каждым годом всё сильнее и сильнее чувствуя «благодарность», я изменил свой ответ на вопрос: а стоит ли?
Император знал, что услышит подобное. На его лице не дернулась ни одна мышца. Император прекрасно знал то единственное, что стоит предложить взамен.
– Я дам тебе свободу. Помоги нам, и твоему заточению будет положен конец.
– Ого! Поверишь на слово и снимешь колдовские цепи? Серьезно?
– Нет. Ты прав: мой род захватил власть силой. Три века назад моя семья делала всё, чтобы спасти тайную королевскую библиотеку, которая уже полыхала в колдовском пламени. Большая часть секретов магии сгорела в том огне, их пепел навеки впаян в расплавленный камень и погребен под рухнувшим сводом. Но упавший потолок помог потушить огонь: очаги засыпало землей. Спасенные документы рассказали о существе по имени Энши. Бессмертном, заключенном в отдельной, скрытой, самой глубокой камере подземелья. Восстановив некоторые рукописи, мы смогли узнать, что ты один из Пяти. Но помня, что предыдущих властителей империи погубила магия и лишние тайны, мои предки уничтожили всё, что прямо говорило о тебе. Запретили даже спускаться, замуровали проход. Остались лишь глупые народные сказки, которым давно никто не верит. И секрет, передаваемый от отца к сыну из уст в уста. Мне известны три способа тебя освободить, Энши. Один из них я не использую, второй – использовать не могу и третий хочу предложить сейчас. Как сделку.
– Ритуал двух ключей? Не думаю, что у тебя есть выбор.
– Да. Ты последний из Пяти. Ты был сильнейшим из них во времена расцвета магии. Тебя одного хватит, чтобы выжечь теней с земель империи и снова запечатать Безликие Горы.
– Печать одного слаба. Или, – Энши снова усмехнулся, – на твой век хватит, а там, в далеком «потом», потомки разберутся? Да? Твои предки были благородней: поймали и сохранили меня как гарантию. Ах да… То были не твои предки, убийца.
Император скрипнул зубами. Его терпение подходило к концу. На удивление языкатый Энши прекрасно осознавал безнаказанность каждого слова и использовал каждую мелочь своего положения. Его ум оставался ясным несмотря на прошедшее время, тьму, жажду и голод тюрьмы.
– Первым ключом стану я. Я дам тебе свободу, если ты уничтожишь тёмных и восстановишь печать. Второй ключ позволит тебе использовать магию. Им станет человек, которому я могу полностью доверять.
– О? Такие есть?
– Такие есть. Ты, возможно, считаешь меня безжалостным и бесчестным. Но я знаю цену власти, понимаю ответственность и люблю свой народ. Мне шестьдесят, Энши. Для тебя возраст детский, но для людей – достаточный. Больше сорока лет я на троне. Меня пытались убрать из зависти, пытались, чтобы развязать войну. Но никогда, слышишь, никогда не приходил ко мне убийца от народа!
– Какая речь, – Энши всё ещё смеялся, издевался, скалился, показывая желтые, но ровные и целые зубы. – Я бы похлопал, да цепи мешают. Что же, я соглашусь. Твоё спокойствие в обмен на мою свободу: неплох товар, а?
– Я жду известий из Арсэма и Перекрестья. Вернутся соколы, и мы тотчас же начнем ритуал.
– А до этого мне торчать здесь?
– Я дам тебе комнату.
– И еду.
– И еду, – вздохнул император, – одежду, цирюльника, горячую ванну и пару слуг. Они исполнят любой разумный приказ. Если хочешь, выделю тебе и повара: закажешь любое блюдо. Надеюсь, хоть еда улучшит твое настроение и укоротит язык. Я бы предпочел провести ритуал без лишних споров.
Тяжелая кованая дверь захлопнулась уже за спиной императора, отсекая от него безумный смех Энши. Несколько коротких приказов, и бессмертный на ближайшие часы перестал быть заботой. Слуги приведут его в порядок, помогут восстановить силы. Императору же стоит как можно быстрее отыскать нужные документы, помочь разобраться в бумагах Лионе. Ритуал сложный, он потребует долгой тщательной подготовки.
***
Еда была великолепна.
Даже та питательная похлебка – легкая и жидкая, – которую Энши попросил первой, на вкус казалась лучше любого деликатеса. Тело понемногу просыпалось. Пища исчезала всё быстрее и быстрее, органы восстанавливали былую силу, требовали ещё, ещё и ещё. После порции, наверное, десятой, Энши наконец почувствовал ГОЛОД. К этому моменту он уже мог не только держать в руке ложку, но даже ходить без поддержки внимательных слуг. Однако за более серьезную пищу браться пока не спешил. Наоборот. Понимая, что избыток скорее во вред, он отложил ложку, заказал повару что-нибудь серьезней похлебки, обязательно с мясом, и направился в давно готовую ванную комнату.
За всё своё бессмертие Энши не испытывал подобных ощущений. Вода забирала с собой всё: и боль, и грязь. Успокаивала. Усыпляла. Пока вокруг суетились слуги, Энши действительно успел задремать. Только и отозвался, коротко ответив, что бороду брить полностью, а с волосами мастер может делать, что его душе угодно.
Проснувшись именно выспавшимся, а не переждавшим в вязком безмолвии очередное столетие, Энши узнал в зеркале себя. Слишком тонкое, не восстановившееся до конца тело выглядело просто болезненным, а не ссохшимся. Кожа больше не обтягивала череп: черты лица вернулись, потрескавшиеся губы перестали напоминать пересохшую землю. Грязный спутанный колтун исчез – теперь волосы снова рассыпались огненной волной, едва достигающей плеч.
Только глаза не изменились.
Но они уже не изменятся.
Грязные тряпки, бывшие некогда его единственной одеждой, куда-то исчезли. В комнате Энши ждал полностью готовый удобный костюм, который умело подшили прямо на месте. И ещё один обед. А потом ещё один. Утолив первый и второй голод и, наконец, почувствовав себя живым, Энши действительно начал заказывать разные блюда ради вкуса, а не пищи.
Император к нему не торопился.
А сам Энши вовсе не жаждал встречи. Он знал, видел, что сделка – обман. Император боялся. Он понимал, что один день хорошего отношения не сотрет ни предательства, ни веков заточения, ни следов от зачарованных браслетов. Их Энши ненавидел особенно. Отрезанный от собственной магии, от сил родной стихии, он не мог чувствовать мир так, как должен. Казался себе неполноценным, несуразным, слепым.
***
Император молчал и старался справиться с острым желанием протереть глаза. Два дня прошло после разговора с Энши. Два дня, которые потребовались соколам, чтобы доставить горькие вести. Застава на Перекрестье готовилась к осаде, Арсэм ждал подкрепления – в городе не хватало обученных жрецов, а те, что были, уже сутки поддерживали мощнейший барьер, не позволявший тёмным проникнуть за крепостные стены. Остальные жители бежали. У реки, четкой границей отделявшей северные земли, строились укрепления. Скоро там встанет армия, готовая задержать врага столько, сколько потребуется. Но, увы, единственной надеждой на спасение оставался Энши.
Энши, которого император сейчас видел будто впервые.
В малом зале, полностью готовом для ритуала, перед троном стоял рыжеволосый юнец. Ему едва можно было дать двадцать лет, если бы не глаза. Всё те же глаза, смотреть в которые император боялся ещё в допросной. Именно они заставляли поверить в то, что за каких-то два дня иссушенный временем слабый старик стал здоровым юношей.
– Назови… кхе, – император прокашлялся, изгоняя из голоса внезапную хрипоту. – Назови свое имя.
Энши белозубо усмехнулся, слишком ярко напомнив лиса.
– Оно тебе не нужно, Величество. Ритуал привязан к оковам, не ко мне. Думаешь, я не знаю?
По залу пронесся шепоток. Лиона и верховные жрецы, силы которых должно было хватить для ритуала, переглянулись, пораженные наглостью щенка и безразличием к ней самого императора. Ганс, уже облаченный в сверкающий новизной доспех паладина, зарычал от ярости и шагнул вперед. Рука легла на рукоять отцовского меча:
– Как смеешь ты говорить в таком тоне с Его Императорским Величеством?! Позвольте, я преподам юнцу урок!
– Не стоит, Ганс, – поднял руку император, подавив тяжелый вздох. – Мы можем простить Энши его невежество. Ему предстоит трудный путь и тяжелое бремя. Помни, твоя задача в другом. Займите свои места! Мы начинаем.
Но Энши и не подумал подчиниться. Обошел вокруг тщательно нарисованного на мраморных плитах круга, проверил свечи, посмотрел в глаза Лионе, заставив её повести плечами и отшатнуться. Замер в шаге от своего места в центре.
– Скажи им, в чём договор.
– Что? – брови императора взметнулись вверх. – Мы всё обсудили, и теперь ты смеешь требовать повторить?
– Смею, как видишь. Ты озвучишь договор здесь, прилюдно, Величество. Мы вроде как спасаем империю. Нет ничего зазорного в том, что вернейшие из верных услышат всю правду, верно? Ведь им ты полностью доверяешь?
– Тут я не стану спорить, – скрипнул зубами император. Проклятый бессмертный. Знает, что и как говорить. Тянет время? Ищет лазейку? – Заключенный Энши, единственный, кто способен получить силу и победить врага, клянется избавить земли империи Нэш от тёмных и навеки запечатать Безликие Горы. Взамен он получит свободу от своих оков и привилегии, подтвержденные императорским указом. Здесь и сейчас будет проведён ритуал, который позволит Энши использовать эту силу, Гансу контролировать её, а мне – снять оковы, когда Энши исполнит свою часть клятвы.
Бессмертный хитро сверкнул глазами, без сомнений уловив, в каком свете его представили в этих словах. Но ничего не сказал. Лишь кивнул:
– Клянусь.
– Клянусь, – эхом повторил император.
– Услышано! – откликнулись Ганс, Лиона и семеро жрецов.
Лишь после этого бессмертный сделал шаг в центр круга. Линии сложного рисунка загорелись, отвечая древнему заклятию, воплощенному в простых браслетах. Во второй круг, поменьше, встал император. Напротив в таком же замер Ганс. Запела Лиона. Со второй строфы запели жрецы, и залу затопило пронзительным белым светом.
***
Как и многие века назад, ритуал ударил по каждому, кого коснулся. Дар жрецов сильно ослаб, будто они день и ночь работали без отдыха. Ганс, Энши и сам император много часов провели в забытьи. Но толком восстановить силы не позволила спешка. Император, едва очнувшись, велел привести к себе Энши и Ганса, чтобы убедиться в успехе.
Увы, Ганс не понимал, как быть ключом. Всякое «представь, что открываешь невидимый замок» на него не работало. Энши подозревал, что у доблестного паладина попросту нет воображения. Да и откуда тот паладин вообще взялся? Новый нагрудник без единой царапины, плащ, никогда не видевший дороги, юнец, никогда не знавший войны. Руки во имя своего господина он точно не пачкал. Там, в подземелье, император говорил о человеке, которому верит. Что же, в этом было зерно правды: недавний ребенок с вбитыми в голову догмами подчинения и восхищения уж вряд ли посмеет сделать хоть один лишний шаг. Сам. Особенно, когда нестерпимой тяжестью давит ошейник высокого звания.
Энши невольно скривился.
Тем временем попытки Ганса что-то представить стали походить на потуги в уборной: он хмурился, дулся, краснел… И всё без толку. За время устроенной императором проверки Энши успел размяться, поупражняться с мечом – тщательно убедившись, что его за этим делом не застанут, – ещё раз вкусно поесть, выспаться, подобрать себе коня и запасной комплект одежды в дорогу. Лишь после того, как к императору вбежал очередной загнанный посыльный с небольшой запиской в руке, Энши сжалился:
– Эй, Ганс, скажи «разрешаю» и подумай об огне.
Паладин оглянулся устало и хмуро – к Энши он относился плохо, помня о дерзости во время ритуала, – но всё же подчинился. Вскинул подбородок и гордо произнес:
– Разрешаю! Огонь!
Энши усмехнулся. «Подумай» для Ганса оказалось тоже нелегкой задачкой. Но ничего не сказал: по венам, даря душе долгожданную радость, разлилось знакомое, родное и такое драгоценное тепло.
Глава 2
С мечтой обратить в пепел императора, Ганса и весь дворец сразу пришлось распрощаться: разрешения с трудом хватило, чтобы зажечь единственный в комнате факел. Энши ядовито предложил вместо «Огонь!» орать «Костер!», а лучше сразу «Пожар!» – глядишь, сработает. Но обрадованный успехом Ганс не слышал: поспешил с докладом. Несколькими минутами позднее Энши с кислой миной зажег ещё три факела и пожертвованный ради великой цели стул.
Император был в восторге.
Ганс гордился проделанной работой и восстанавливал дыхание после проклятой скороговорки «огонь-огонь-огонь». Если так пойдет дальше, от исполнения клятвы Энши гарантированно получит только головную боль.
– Эй, Величество, – вмешался он в пафосную похвалу, – далеко тащиться-то?
Ганс яростно засопел, но хвататься за меч не стал. За время тренировок он стал спокойней. Может быть, даже смирился. Император на мгновение задумался:
– Гонцам нужно два дня и ещё ночь на зачарованных конях. Но погода подводит, дорогу размыло, а жрецов достаточной силы мы не найдём – ритуал потребовал слишком много. Прямой путь закрыт: мост восстанавливают так быстро, как могут, но вы ждать не будете, возьмете чуть на восток и переправитесь по деревенскому мосту. Оттуда срежете через лес Фреи. Тропа выведет на основной тракт уже близко к…
– Так сколько? – перебил Энши, которого все эти подробности волновали мало. – Остальное Гансу расскажешь.
– Четыре дня. Если повезет – меньше, – разом похолодевшим тоном отсек император, Энши довольно осклабился. Пусть это была лишь слабая отдушина, пользоваться своим положением с каждым мигом нравилось бессмертному всё больше и больше.
– И скоро выходим?
– Сейчас. Как только я закончу разговор с Гансом. Тебя он не касается, можешь идти седлать лошадей.
– Ганс пусть седлает. Я пойду поем, пожалуй. Чесать языки вы любите, времени точно хватит.
– Ваше Величество, позвольте… – выдержка Ганса всё же дала сбой, но император снова прервал его:
– Скажи мне честно, Энши, ты тянешь время?
Император смотрел пронзительно, хмуро, пытался давить, как привык давить на своих подчиненных. Ганс передернул плечами и отошел сам. А Энши принял игру в «гляделки», снова легко одержал победу. Усмехнулся:
– Зачем мне это, Величество? Быстрее закончу – быстрее получу свободу, которую ждал столько лет. Справедливый властитель империи Нэш ведь держит своё слово? Верно?
Взгляд Энши стал тяжелее, и глаза императора метнулись в пол. С огромной задержкой он заставил себя процедить:
– Я сдержу слово, не сомневайся. Ганс, за мной! Для тебя есть отдельные распоряжения.
Паладин поклонился и последовал за господином верной шавкой. Только хвостом не вилял. Прекрасный легко управляемый инструмент, в работе которого император не сомневался. Наверняка для юнца это первое поручение. Из тех, которые провалить нельзя во имя чести, гордости, имени рода или другой ерунды.
Энши дождался, пока стихнут шаги, прикрыл глаза, глубоко вдохнул, стараясь поймать внутри себя хоть какие-то отголоски пламени. Щелкнул пальцами. В воздух взлетело несколько искр, за ними – тяжелый вздох.
Как и думал Энши, ритуал провели с ошибкой. Он ждал этого: император не маг, жрецы – тем более. Да, ведущая хор была сильна и уверена в себе, но без знаний сила почти бесполезна. Просто следовать записанным на бумаге шагам мало. Сложная структура ритуалов – это хитрая вязь Изнанки. Кружево узора, в котором каждая нить обязана верно тянуть другую. Один ритуал – иногда годы расчётов, точно влитая сила и воля, подобная острию копья.
Но бывшая правящая династия не зря столько лет держала в руках всю власть. Они изучали Изнанку веками, нашли общие пути, закономерности, которые не нарушить. Последние маги пламени превосходно обучали своих детей и писали для них книги, следуя которым, фатальной осечки избежит даже блаженный или дурак. Императору повезло: вместо ещё одного ключа ошибка дала в руки Энши всего лишь ржавую отмычку.
***
Ганс хранил гордое молчание, всем своим видом выказывая презрение. Начищенный нагрудник отливал угрюмой серостью под стать погоде, кольчуга бряцала высокомерно и раздраженно. Что уж говорить о напоказ нахлобученном шлеме. Интересно, сколько паладин так протянет. По мнению Энши, доспехи вообще плохо подходили для походов. С другой стороны, семьсот лет назад вместо нагрудника, кольчуги и кожи были страшные вёдра – и ничего, воевали. С магами воевали, а не просто тыкали друг в друга железом.
Прошло часов пять. Сумерки спускались незаметно, тучи сгущались, плевались в путников мелкой моросью. Но к ночи, без сомнений, стоило ждать сильнейшего ливня.
Лёгкая гнедая Энши бодро чавкала копытами по размытой дороге, чуть обгоняя упрямо бредущего позади тяжеловоза. Серый Рыцарь уже устал от рыси и теперь потихоньку сбавлял шаг, стараясь, чтобы этого не заметил дремлющий хозяин. Ганс время от времени встряхивался, подгонял коня и снова проваливался в полусон.
Тракт был практически пуст.
За всё время путникам встретилось от силы человек десять, таких же мрачных, как погода. Они кутались в плащи, косились на паладина и на всякий случай жались к обочине. Но вся эта мрачность не могла испортить настроения Энши. Холодные капли, бросавшиеся в лицо! Злой, пронизывающий ветер, рвущий плащ! Жизнь! Жизнь почти такая, какой должна быть, воспоминания о которой за века заточения покрылись толстым слоем черной пыли. Энши радовался, как ребенок! Поначалу и вовсе пустил свою кобылу галопом, а потом стоял и ждал, когда его нагонит ругающийся на чем свет стоит Ганс. Ругался он тоже забавно: сам толком не умел и явно кого-то копировал.
Общество паладина не портило настроения. Хотя Энши понимал, что императорское желание скрыть существование магии здорово сыграло на руку: помогло убедить, что в дополнительном конвое необходимости нет. Тут и Ганс получил свою долю лести. Паладин чуть не лопнул от гордости, когда Энши старательно убеждал императора, что рядом с таким образцовым воином кто-то ещё просто не нужен.
Император сдался.
Десять человек сопровождения остались в замке. А Энши получил возможность наслаждаться позабытыми радостями, не отвлекаясь на лишних. В отличие от Ганса, его не волновала угроза с севера. Нет, он не желал уничтожения людям и действительно собирался помочь, но причин спешить у Энши не было вовсе. Наоборот. Чем больше у него будет времени, тем лучше. Время – гарантия успеха в поисках человека, который и станет «отмычкой». Алчного, сообразительного, далекого от императорского двора, а ещё лучше – от закона. Того, кто ради силы пойдет на многое и ради неё же не предаст. Жаждущих силы среди людей много, но под строгим надзором Ганса будет сложно незаметно расположить к себе хотя бы одного. Одного подходящего.
Дождь застиг врасплох.
Обрушился непроницаемой стеной, вмиг промочил до нитки и заставил свернуть с тракта к чудом замеченной среди деревьев сторожке. А может, и не сторожке вовсе. Старый сруб покосился от времени, зарос мхом и насквозь пропах плесенью, но в нем было суше, чем снаружи.
Путники вошли внутрь прямо с конями: единственная комната оказалась достаточно просторной. Из мебели – полуразвалившаяся печь да свалка догнивающей травы в углу. В пустые окна хлестал дождь. Заколотить их, увы, было нечем. Зато рядом с печью нашлась вязанка дров, хоть как-то поднявшая настроение.
– Жизнеутверждающе, – чихнул Энши, оглядывая их временное убежище. Простуда была ему не страшна, зато от вони свербело в носу. – Может, до города?
Ганс ответил своим коронным презрительным взглядом, но в этот раз отмалчиваться не стал:
– До городских ворот не меньше часа рысью, господин. Дорогу размыло, дальше собственного носа не видно ни зги. Лошади устали. Как вы, наш почтенный спаситель, хотите добраться? Нет уж. Переночуем тут.
– Как скажешь. Мне-то без разницы, за твоё здоровье волнуюсь, – Энши присел на корточки у кучи травы и поворошил её валявшимся рядом прутиком. Откуда-то выпала откормленная мокрица и тут же в панике заползла обратно в гниющий мрак. – Мда.
Глаза, хоть и привыкшие к темноте, уже с трудом различали очертания печи напротив. В углу раздался треск, плесневелые бревна на мгновение осветились вспышкой десятка искр. Но огонь так и не появился – рассерженно зашипел на отсыревших дровах. Ещё раз. И ещё…
– Может, лучше я, – предложил Энши и поморщился на демонстративно протянутый кремень: – Нормально, а не так.
– Указом Его Императорского Величества я не должен позволять вам тратить силу на пустяки, господин, – Ганс даже подбородок вздернул и по струнке выпрямился, как на докладе. – Ведь именно от ваших сил зависит успех похода.
– А-а… Ну, раз так, желаю удачи.
Энши отошел к присмиревшей кобыле, заставил её лечь и прислонился к теплому чуть дрожащему боку. Брёвна сруба в очередной раз осветил жиденький сноп искр.
Темнело.
Вскоре редкие злые вспышки стали единственным источником света. Кобыла перестала вздрагивать, Энши притерпелся к вони и задремал. Тем более вблизи окна лучше чувствовались запахи лесной свежести. Через некоторое время подошел и, чуть помявшись, тихонько опустился рядом Ганс. Его трясло от холода так, что дрему разбивал звон кольчуги. Энши вздохнул и открыл глаза, хотя это мало что изменило. Окружающий мрак уже казался густым, ощутимым.
– Ну?
– Разрешаю, – послышалось через дробный стук зубов. – Огонь.
Энши усмехнулся и щелкнул пальцами. Умело сложенные полешки занялись как сухие, треща в объятьях танцующего на них пламени. Ганс подсуетился, положил рядом ещё несколько, чтобы подсохли.
– А оно не погаснет?
– Обижаешь, – усмехнулся Энши. – Доставай лучше еду. Я голоден.
– Как будет угодно, господин, – Ганс действительно полез в седельные сумки. – Изволите что-то определенное? Хотя выбор, признаться, невелик.
– Ты назло?
– Простите?
– Это твое «вы», «изволите», «господин»… Мне думается, мы сработаемся лучше, если будем на ты.
– Мне запрещено вести с вами пустые беседы. Я должен выполнять все ваши приказы, если это нужно. И выполнять свой долг как Ключ.
– А со скуки не сдохнешь?
– Не стоит беспокойства. Кроме того, не сочтите за грубость, я не могу сказать, что хочу…
– Я вот сдохну.
Вместо ответа Ганс укрепил над огнём уже наполненный водой котелок. Энши вздохнул и подошел ближе к родному теплу. Мрак отступил, дождь и ветер холодили спину, но их шум необъяснимо добавлял уюта.
– Значит, ты выполнишь любой мой приказ?
– Только если это необходимо, чтобы исполнить долг.
– Ага… Тогда вот тебе приказ: общайся со мной нормально. А то у меня, это, настроение испортится. А вместе с ним и магия. Как там? «Ведь именно от моих сил зависит успех похода».
– Но…
– Чего-то не понял?
– Как скажешь, – процедил Ганс.
И снова повисло молчание. Не сказать, что это было плохо. Но за годы заточения некогда жизнерадостному и общительному Энши тишина надоела, пожалуй, больше всего.
Тем временем по просторной комнате разлились запахи еды. Ганс снял с огня густой суп, разлил по чашкам, разложил на расстеленной у костра скатерти заранее нарезанные ломти хлеба и чуть подвявшую зелень. Широким жестом пригласил к столу, хотя сам браться за еду не спешил: сначала отмыл под дождем котелок и снова повесил над огнем уже с вином. Тёплое красное вино в такую погоду как раз кстати.
Да уж, потрясающая забота от паладина.
Чтобы выходец из знатного рода сам кашеварил? Без возражений и спеси? Энши с самого начала удивило, что с ним не было оруженосца. Но вряд ли знать так сильно изменилась за последние столетия. Скорее уж Ганс был ей чужд и не чужд одновременно. Знал этикет, но не чурался простой солдатни? Может быть, в детстве его отправили «своими глазами узреть простой люд». Когда-то существовал знатный род с подобным обычаем.
Спрашивать Энши не стал. Наблюдал. Тоже молча. Похлебка вышла наваристой и сытной. Единственным, что портило аппетит, была все та же тишина. Но, на радость Энши, вскоре стало неуютно самому Гансу:
– Я могу спросить?
– Спрашивай, – чуть удивленно пожал плечами бессмертный, обрадованный хоть каким-то движением.
– Скажи, за что тебя взяли под стражу? Ты хоть и хам, но не душегуб, это точно. Клейма вора на тебе тоже нет.
– А просто так, по-твоему, не сажают? Неугоден был, вот и подарили… Ха! Браслеты.
– Грязная ложь. Его Императорское Величество славится своей справедливостью и честностью. Он никогда не стал бы…
– Ага. Невинный агнец, знать не знающий игр в политику.
– Без сомнений это так! Его не стоит равнять на других властителей, прогнивших от власти.
Энши рассмеялся:
– Интересно, что ты скажешь, когда этот ваш образец чести не сдержит данного мне слова, а тебя убьёт ни за что. Как лишнего.
– Я не намерен слушать подобный бред.
– Конечно. Ты верная пешка. Глухая и слепая к чему надо. Небось ещё и знаешь императора с детства, рос и видел, какой он лучезарный и светлый. А, Ганс? Таких разменивают первыми, чтобы ты знал. Мясо из вас хорошее, а вот дойти до другой стороны доски и стать полезными ума обычно не хватает.
– Подлец. Если бы не твой статус, ты был бы мёртв.
Энши снова рассмеялся. Он прекрасно видел, как Ганса трясет от ярости, видел, чего стоило ему сдержаться, убрать руку с эфеса. О, Гансу совсем не понравилось, куда увел беседу заданный из простого любопытства вопрос. Бессмертный же, наоборот, – ликовал. Шанс сломать игрушку императора выпал неожиданно быстро. Нужно лишь сделать небольшую засечку, незаметную трещинку – и в нужный момент Ганс сам ударит по ней со всей силы.
– Тогда скажи мне, Ганс, если Величество тебе так доверяет, почему ты не знаешь, кто я?
– В этом просто нет необходимости.
– Ты хоть раз бывал в темницах?
– Разумеется. Я имел честь присутствовать на допросах и…
– Ты хоть раз видел там меня?
Ганс запнулся. Нахмурился. Как-то по-лошадиному тряхнул головой:
– Прекрати перебивать, сделай милость. Должен признать, это сильно меня раздражает.
– А меня раздражает пустой трёп. Ну?
– Нет, я не видел. Возможно, ты попал в тюрьму после того, как я был там последний раз. Возможно, тебя просто держали где-то ещё. Я не обязан знать в лицо весь прогнивший сброд из подземелий.
– Серьёзно? Тогда как ты объяснишь магию?
Но в этот раз засмеялся Ганс. Смеялся от души, даже покровительственно хлопнул Энши по плечу:
– И всё-таки ты мальчишка! Хотя на вид почти мне ровесник! Сколько тебе? Ну нету магии, не существует, смирись. Силу дал тебе ритуал, ты просто смог её принять. Сестра, конечно, все эти тонкости лучше расскажет. Я понимаю, ты из простых и вырос на сказках. Но пора ведь взрослеть. Все чудеса этого мира творят нам жрецы.
– Тогда, – Энши с ледяным спокойствием переждал веселье, – скажи, хоть один жрец управляет пламенем? Ты вообще в курсе, кто такие жрецы? Раз уж сестра у тебя из них.
– Жизнь – это особый, великий дар. У него есть своя сила, свои законы, Изнанка. Жрецы способны видеть сквозь мир, спускаться глубже к его основам и…
– И при чем здесь пламя?
– Я просил не перебивать меня!
– Огонь – одна из четырех стихий. У него есть имя. И без имени с ним не управиться. Изнанки для этого мало. Нет и никогда не будет жреца, способного контролировать пламя: только маги. Что ты скажешь на это?
– Скажу, что давно пора спать. Нас ждет тяжелый путь. Каждую крупицу отдыха стоит использовать для отдыха, а не пустых разговоров.
С этими словами Ганс поднялся, расстелил покрывало и отвернулся к огню.
Глава 3
Умытое ливнем утро ворвалось в сон многоголосьем птиц. Лес будто сошел с ума: щебетал и кричал, стрекотал и пел на все лады, бросаясь в глаза бликами солнечного света. По промокшему и давно растерявшему весь уют срубу плыли запахи еды пополам с плесенью.
Ганс уже проснулся и готовил завтрак. Энши наблюдал за ним из-под полуприкрытых век, стараясь по выражению лица уловить, какие мысли занимали паладина. Оставил ли ночной разговор какой-то след? Ганс чихнул, заставив вздрогнуть от неожиданности, негромко выругался и скосил глаза на Энши:
– Скажите, сколько ещё вы… ты будешь дремать? Позволю себе напомнить: мы торопимся. И от нашей скорости зависят жизни многих людей.
– Да-да… уже бегу, – зевнул Энши, от души потягиваясь. – Что на завтрак?
– Боюсь, наш рацион весьма однообразен. – На знакомый отрез ткани встала миска похлебки. В этот раз без зелени: компанию блюду составили лишь криво отрезанный ломоть хлеба и плохое настроение Ганса.
– Что, не выспался? Мои слова зацепили, да?
– Я прекрасно выспался, – отрезал Ганс, – не сочти за грубость, но твои слова – глупые детские обиды. Тебе не хватает воспитания.
– О? Зато умом не обделили.
Паладин скрипнул зубами, явным усилием заставил себя промолчать и еще больше налег на еду. Пока Энши заканчивал – назло без всякой спешки, – Ганс успел свернуть стоянку, вывести лошадей и закрепить сумки. Теперь он стоял над душой, красноречиво буравил взглядом затылок, портил всякое удовольствие и вкус. Энши вздохнул и подчинился, опустошив оставшиеся полтарелки чуть ли не разом.
Путь до небольшого городка, который должен был встретить их прошлым вечером, вновь сопровождался хмурым молчанием. Но вовсе не тишиной. Лес и не думал умолкать; только-только начавшая подсыхать грязь все так же чавкала под копытами, а настроение с каждым вдохом взлетало выше и выше. Уже спустя несколько мгновений Энши выкинул из головы и Ганса, и прочие мысли. Внимательные глаза ловили все краски, все детали от деловито суетящихся насекомых и запутавшихся в зелени ярких точек цветков до птиц и зверей. Каждая струнка души пела знакомый мотив: как же Энши скучал! Скучал! Скучал!
Лес закончился неожиданно, тропа влилась в широкий тракт. Еще несколько минут, и его будто обрезали городские ворота с доблестно спящим на посту единственным стражем. Энши усмехнулся, услышав, как зарычал оскорбленный этим зрелищем паладин. Серый Рыцарь без понуканий ускорил шаг и замер в паре локтей от похрапывающего бедолаги. Всякого рода проверки и досмотры в этом краю, очевидно, были редки. Прошло несколько долгих мгновений прежде, чем страж ощутил надвигающуюся угрозу, подскочил и вытянулся по струнке.
Ганс навис над ним, гордо сияя новым нагрудником. Энши остановился рядом, с интересом прислушался, но почти сразу поскучнел и зевнул:
– …долг каждого, кто поклялся верой и правдой служить Империи Нэш! – вдохновенно, искренне веря в собственные слова, заливал Ганс. – Потому каждый из нас, принимая пост, должен ответственно…
Энши снова зевнул, куда шире, и сочувственно посмотрел на служивого. Мало того, что глупо попался, так ещё и отчитывает наивный юнец. Надо как-то спасаться, а то эта речь растянется до полудня:
– Эй, Ганс! – Паладин вздрогнул, сбившись на полуслове, и недовольно обернулся. – Позволю себе напомнить, мы торопимся. И от нашей скорости зависят жизни многих людей.
От щедро добавленных в утренние слова медовых ноток Ганса аж передернуло. Спорить он, само собой, не стал. Даже как-то смутился:
– Ты прав. Но я обязан сообщить десятнику о…
– Да сообщай, кому хочешь! Только сначала найди мне горячую ванну и нормальный обед.
Ганс нахмурился, но кивнул и первым пересек границу города. О входной плате стражник даже не заикнулся.
Император щедро предоставил Гансу бумагу, при виде которой каждый корчмарь кланялся в пояс, тщательно пряча в глубине глаз острое желание побыстрее избавиться от нежданных гостей. Слово, бережно хранимое украшенным восковой печатью свитком, а также цвета личной гвардии императора открывали перед Гансом и Энши двери любого постоялого двора. В первую очередь перед Энши. Только здесь, в городе, бессмертный с удивлением осознал, что волей обстоятельств получил все привилегии господина из высшей знати и, что гораздо веселее, никак иначе в сопровождении Ганса его не воспринимали. Встреченные на пути солдаты отдавали честь, будто не замечая отсутствие герба на одежде; торгаши лебезили и растекались в напускной готовности служить любым желаниям «молодого господина», а слуги выполняли поручения с удвоенной тщательностью.
Глупо упускать такую возможность развлечься.
Когда Ганс остановился у местного постоялого двора, спешился и передал поводья подскочившему мальчонке, Энши манерно передернул плечами:
– Мне не нравится.
– Э… Прости, что? – на лице обернувшегося паладина читалось искреннее изумление. Уж от кого-кого, но от бывшего заключенного он капризов явно не ждал. Да еще и после холодной мокрой ночи в покрытом плесенью срубе. – Там у ворот ты распорядился об обеде и ванной. Уверяю, здесь всё найдется. Будь добр спешиться.
– Я же сказал: мне не нравится, – Энши дернул поводья, вырывая их из рук ошалевшего Ганса. К чему придраться, он даже не стал задумываться, сразу начав с того, что первым увидел: – «Домашний очаг» – что за название такое? Раз уж я такой важный, требую к себе соответственного, а не домашнего отношения.
– Будет тебе, – сдержанно зарычал Ганс, – и отношение, и почести. Всё как надо. Слезай, говорю.
– Нет. Поищем другой.
– В этом городе только один постоялый двор.
– Значит, поищем просто дом.
– Мы станем терять драгоценное время из-за названия?!
– Пф. Не только. Здесь два этажа, мне комфортно на третьем! А само здание ты видел? – Энши обвиняюще указал на стены дома, заботливо покрашенные самое позднее месяц назад. – Вон там, у рамы второго окна неровно лежит краска! А если внутри еще хуже? Я уже вижу: занавески совершенно не гармонируют со стенами. Безвкусица! И ты хочешь, чтобы я провел в этом доме не меньше трёх часов?
У Ганса нервно дернулась бровь. Небольшая площадь тем временем быстро заполнялась народом: капризы богатеньких сынков – зрелище, любимое многими. А уж Энши позаботится, чтобы концерт местным запомнился. На свою беду уже потерявший терпение паладин попытался сдернуть «капризного ребенка» с лошади, но Энши только того и ждал. Нервно переминающаяся с ноги на ногу кобыла охотно подчинилась и встала на дыбы. Копыто гулко ударило о стальной нагрудник, толпа подалась назад, Ганс с шипением отшатнулся. Надо же. Иной бы после такого вообще не встал.
– Вы совсем сдурели, ваша милость?! – от ярости паладин перешел на какой-то особый сорт вежливости, вызвавшей у Энши тошноту. – Я последний раз прошу вас спешиться! Иначе Его Императорское Величество узнает…
– Что ты едва меня не покалечил, дёрнув с лошади?
Ганс подавился вдохом, недвусмысленно натянул шлем и попер вперед. Толпа, хоть и снова отпрянула, заметно повеселела, предвкушая, как «богатейке» надерут уши. Энши быстро огляделся и криво ухмыльнулся: среди простых зевак мелькнула парочка откровенно бандитских рыл. Что же, концерт можно считать удавшимся! Не дожидаясь, когда Ганс сделает последний шаг ко всеобщему веселью, Энши легко спрыгнул на землю и невозмутимо перекинул ему поводья:
– Ладно, не кипятись. Так и быть. На обед утка в яблоках! Эй, хозяин! Распорядись приготовить мне любую комнату на втором этаже. Сначала я хотел бы привести себя в порядок – пусть поторопятся с горячей водой!
– С-сию минуту, г-господин… – заикаясь, проблеял бледный, как полотно, мужик и рявкнул на стоявшую рядом дородную деваху, чтоб выполняла.
Но переступить порог Энши не дали: в проходе, чуть наклонив голову и буквально сверля бессмертного любопытным взглядом, стояла малышка лет семи. И когда взрослые вознамерились войти, даже не подумала податься в сторону.
– А дядя смешной! – звонко возвестила она на всю улицу, чуть шепелявя из-за зажатого за щекой леденца. Несчастный трактирщик посерел и икнул. Но девочка ничуть не смутилась: – Выглядишь как братик, а глаза как у дедушки были! Держи!
Энши задумчиво прокрутил в пальцах тонкий прутик с остатками леденца и оглянулся на нырнувшую в толпу девчушку:
– Надо же…
– В-вы это! Вы того! – тут же засуетился очнувшийся трактирщик. – Прощения просим! Она дочка купца, что в третьей комнате остановился…
– Горячая вода, – холодно осадил Энши и сунул за щеку леденец. Дешевый. Приторно-сладкий. Никогда такие не любил.
***
– Будь добр объяснить, что это было?!
Ганс горой навис над Энши, благоухая ароматами пота. Бессмертный чуть поморщился и поднял взгляд, оторвавшись от потерявшей всякую прелесть закуски.
– Знаешь, мыться я иду первым.
– Прошу прощения, но меня не устраивают эти игры в господина.
– А разве тебе не лучше, если я продолжу? Между прочим, паладин, охраняющий важного меня, смотрится гораздо лучше, чем он же на побегушках бывшего заключенного.
– Допустим. Но к чему устраивать подобные представления? Простые люди не станут задавать нам лишних вопро…
– Из тебя паршивый собеседник. Не мешай мне развлекаться. За несколько веков в тюрьме я соскучился по людям. Не по всем, да. Но соскучился.
– Веков, говоришь? Скажи, это байка оттуда же? Из твоих оскорблений Его Императорского Величества?
– Я всего лишь говорю правду. Ты, паладин, защитник чести и прочего лицемерия, вроде как должен одобрить, нет?
– А теперь послушай меня, уж будь добр!.. – мгновенно взвился Ганс и в очередной раз подавился фразой: вошел слуга, жестом показал, что горячая вода готова. Энши не стал ждать, когда разъяренный паладин закончит свою тираду.
Задержаться в трактире пришлось чуть дольше, чем хотелось Гансу, и чуть меньше, чем предпочел бы Энши. На радость бессмертному, промокшая под ночным ливнем одежда требовала внимания – смена была лишь одна, а дорога могла подкинуть любые сюрпризы.
Когда городские ворота оказались за спиной, день уже клонился к закату, но редкие облака на западе пока не торопились одеваться в розовое. Энши оглянулся на приглашающе открытый вход в город с одиноким охранником и задал давно мучивший его вопрос:
– Эй, Ганс, а разве у вас не военное положение?
– Нет, – огорошил паладин, – Ещё нет. Его Императорское Величество верит в защитников империи. Пусть на границах неспокойно, но мы остановим противника и большая часть мирных жителей даже не узнает о его существовании.
– О… А если не остановите, их перебьют как скот?
– Разумеется, нет. Если иного выхода не будет, основные силы пошлют гонца. Времени хватит. Город, что мы покинули, близок к столице. Ты и сам должен понимать, что в центре всегда спокойнее.
– И то верно. Уж себя-то Величество непременно спасёт, – фыркнул Энши. Но Ганс снова промолчал. Решил игнорировать подколки, раз не в силах ничего с ними сделать.
Ранние сумерки встретили путников в лесу, сгустились вокруг зелеными тенями, спрятались в кустах и возвестили о себе лишь уханьем слишком рано проснувшейся совы. Разговор как сошел на нет, так и не родился заново. Ганс только предупредил, что в город они прибудут уже ночью, а со следующего дня их путешествие здорово ускорится. Приказом императора жрецы должны подготовить зачарованных коней – быстрых и выносливых. Энши лишь пожал плечами: его не волновали все эти мелочи. Гораздо больше интереса вызывал следовавший чуть в отдалении одинокий человек на невзрачной хилой лошадке. Он ни разу не отстал, ни разу не приблизился. Свернул вслед за ними с тракта на убегающую под полог деревьев тропу, но так ничего и не сделал. Энши не обратил бы на него внимания, если бы не нывшая от слишком пристального взгляда спина.
Разыгранный Энши концерт дал свои плоды. А уверенное решение Ганса срезать через лес, чтобы хоть немного нагнать потерянное время, гарантировало успех. Паладин, похоже, вообще оказался глух к опасностям обычных дорог. Должно быть, путешествовал только с крупными отрядами, которые любой здравомыслящий разбойник обходил за милю.
За следующим поворотом путников уже ждали. Ганс нахмурился и молча потянулся за шлемом – не вышло. Короткий арбалетный болт выбил его из рук, второй вонзился в круп лошади Энши, заставив ту коротко взвизгнуть, скинуть седока и исчезнуть в зарослях.
Ганс коротко выругался и спрыгнул с коня, прикрывая Энши от нового выстрела. Завязался бой. Злой, на удивление молчаливый. Энши перекатился чуть вбок, предоставив своему телохранителю больше свободы и держась позади, как подобает господину. Следовавший за ними по пятам неизвестный спрятал ставший бесполезным в месиве из своих и чужих арбалет, тоже ввязался в неравный бой.
Ганс прекрасно держался против слаженно действующей четверки, но, увы, почти не мог атаковать сам.
Подгадав момент, Энши от души ударил рукоятью чуть ниже затылка. Ганс пошатнулся и рухнул навзничь, а клинок бессмертного уже снес голову одному из нападавших, распорол живот еще двоим и замер у горла главаря.
– Добрый вечер, – вежливо улыбнулся Энши, выдергивая из груди полностью вошедший в неё кинжал. – Не уделите мне своё драгоценное время? Уверен, нам есть о чем поговорить!
Главарь сглотнул и дрожащей рукой забрал протянутое ему оружие:
– Че? Это… как это? – только и выдавил он. – Ты че не сдох?!
– Вот об этом и будет наш разговор! Не желаете поверить в сказку?
Глава 4
Ганс очнулся от тряски.
Голова раскалывалась, земля и трава плыли зелено-коричневыми пятнами. К горлу подкатывала тошнота, становилась всё сильнее с каждым шагом бредущего следом за Энши коня.
Не сдержав тихого стона, Ганс выпрямился в седле и тупо уставился на рыжий затылок своего спутника. Подопечного. С защитой которого он, один из лучших, так позорно не справился.
– Очнулся? – Энши обернулся и лениво окинул паладина взглядом. – Тебе сильно досталось, лучше останься в седле. Мы, вроде, почти на месте.
Ганс встретил взгляд спутника твердо, хотя не без вины. И внутренне выругался. После слов той девчонки у трактира паладин нет-нет да ловил себя на том, что глаза Энши действительно какие-то не такие. Необычный огненный цвет Ганс давно списал на ритуал, но саму силу этого взгляда стал замечать лишь сейчас. Должно быть, из-за сказок проклятого Энши он стал слишком мнителен.
– Скажи, что разбойники? – хрипло спросил Ганс, лишь сейчас замечая на одежде Энши уже высохшие бурые пятна. – О нет, ты ранен?!
– Пустяк. С четверкой я разобрался. Ты хорошо их помял, от меня атаки не ждали… Считай, повезло.
– Ты утаил, что владеешь мечом?
– Что-то могу, если прижмёт.
– Подобное следует говорить сразу. Ведь я обязан…
– Ой ли? Подумай сам. Я бывший заключенный – вряд ли безобидный ребёнок.
– И ты смел утверждать, что тебя заперли без причины? Смел порочить имя Его Императорского Величества?
Энши вздохнул и снова обернулся. Но в его взгляде на этот раз скользила обидная жалость, как к умалишенному:
– Одно мешает другому? Да ну? У тебя меч не для красоты, но что-то за решетку ты не торопишься.
Ганс предпочел промолчать. Уж слишком хорошо у Энши был подвешен язык – такое чувство, что любой разговор он сможет завести именно туда, куда ему нужно. Да ещё и так убедительно. Но кое-что паладин игнорировать не имел никакого права:
– Ты спас мне жизнь, хотя мы не очень ладим. Прими мою благодарность. Я в огромном долгу.
– Именно так, – на губах Энши мелькнул и тут же исчез довольный оскал. – Не забывай этого.
– Такое не забывают.
– Кто знает… Вы, люди, прекрасно умеете забывать.
К своему удивлению, Ганс услышал в этой фразе не издевку, не подколку и не вечную насмешку, что так часто слетали с губ рыжего спутника. В этих словах Энши далеким отзвуком сквозила застарелая, но вовсе не исчезнувшая горечь. Такая, какую вряд ли разыграет даже самый лучший бард ради самого лучшего своего сказания. И Ганс невольно спросил:
– Расскажешь? Я знаю точно, любой груз легче, если его разделить.
– Хо-о… Неужто сам просишь очередную «сказку»? Не стоит. Ты охотнее веришь в кружева императорского лицемерия. Вот и сиди глухонемым с закрытыми глазами.
Ганс скрипнул зубами, но в этот раз не позволил себе промолчать – ведь разговор он начал сам:
– Скажи, почему… Почему ты так уверен, что он предаст? Мой род служит Семье много поколений. Сколько лет Его Императорское Величество правит нами? Ни разу еще он не дал повода в себе усомниться, сдержал каждое слово, данное народу, и…
– И что? Народ – громкое слово. Общие слова исполнить проще, чтоб ты знал. Величество понимает, кто я, боится меня и ни за что не даст того, что обещал. Если повезёт, позволит свободно гулять по миру. Даже торжественно всучит какой-нибудь пустырь под видом титула и земель. Но не снимет оков, которые повесил на меня ритуал. Для меня цепи и кандалы подземелья просто изменили свой облик. Не более. Не более, Ганс. Никакая это не «сила». На деле меня проще снова замуровать и забыть. А тебя, слепая верная пешка, Величество просто убьет. Даже если ты мне не веришь – ты много узнал и увидел. С самого начала ты просто мясо. Дорогое, элитное, но мясо. Как когда-то поклялся, ты отдашь за империю жизнь. Только самой империи это не нужно.
– Так значит, ты шпион? Может быть, из предателей?
– Что?
– Ты говорил мне, что оказался неугоден. Ты так старательно пытаешься настроить меня против Его Императорского Величества, что злиться на это уже просто смешно. Так скажи, какое ещё мне искать объяснение?
– Я уже сказал, Ганс, я всего лишь говорю правду. Ты не веришь, потому бесполезен как ключ. Я, к слову, это только что понял. Сам подумай: в основе силы магии всегда была искренняя вера. В этом маги от жрецов отличались мало.
– В сказках.
– В истории, от которой вы, люди, отказались.
– Ты говоришь мне… – Ганс всё же невольно замялся. Разговор ему не нравился интуитивно: сказки о магии всегда считались постыдной ересью, – ты говоришь, что пятеро богов-воплощений, которые предали весь людской род и бежали, не в силах справиться с гневом возмездия, действительно были?
– Предали людской род? – в голосе Энши скользнуло удивленное веселье. – Не в силах справиться? Ты серьезно?
– Настаивая на правдивости сказок, ты даже не знаешь, о чем они?
– Плесень подземелий плохой рассказчик. Я настаиваю лишь на том, что магия существует. Существуют и Пятеро.
– Хорошо. Ты спас мне жизнь, я не хочу сомневаться в твоих словах. Но скажи, где они сейчас?
– Ушли.
– Предали людей.
– Нет. Просто ушли. Ваша людская жадность встала всем поперек глотки. Вы хотели больше и больше, а когда мы отказались снять границы, дать полную власть над природой, пришли в ярость. О, «гнева» там и правда было достаточно. Слепой жажды, если точней. Видел когда-нибудь, как голодные псы дерутся за кусок мяса? Пятерка в кой-то веки даже не спорила друг с другом. Мы не стали терпеть и не стали бороться. Ваш мир потерял право на магию. Мы запечатали единственную угрозу, с которой люди не могли справиться сами, и ушли. Эта угроза – тёмные. Твари, ради которых в игру со мной и ввязался Величество. Из всей Пятерки только один нашел тех, кого назвал друзьями. Он верил в людей, верил, что не все алчут силы. Даже когда остальные ушли, он остался, зная, что печать не вечна. За что и поплатился. Те, кого он считал друзьями, сковали его силу и на века заточили в подземелье. Как я могу судить, после этого были уничтожены все маги огня, кроме одного рода. Императорская семья сделала всё, чтобы превратить Пятерку и саму магию в миф. И вот в эту сказку уже верить не стоит. Конечно, на это ушло время, но спустя пару поколений императорский род стал сильнейшим, последним, кто обладает «необъяснимой силой». Потом у них нашлись завистники, нынешний род добрался до тайника, захватил власть силой… Думаю, ты лучше меня знаешь, как всё было дальше.
– Из твоих слов я должен услышать, что ты тот самый? Последний? Мы говорили о магии, но я слышу, что ты не маг: куда сильнее и выше. Потому ты сказал, что это не сила?
– Поздравляю. Со слухом у тебя не так плохо, когда захочешь.
– Скажи мне, Энши, как я должен в это поверить? Даже долг жизни не сможет сделать подобную небыль правдой.
– Возьми, ткни мечом. Убедишься.
– Ты прекрасно знаешь, я не в праве идти на такой риск. Я позорно не справился в недавнем бою. Каждая твоя царапина – лишь доказательство моего бессилия. Больше я подобного не допущу и уж точно не стану причиной.
Энши развел руками и молча указал на видневшиеся с вершины холма городские огни: наконец-то пришли. Ганс даже не заметил, как стемнело. Отсюда Ганс должен был отправить сокола императору. Их небольшой отряд покинет этот город верхом на зачарованных скакунах и день спустя окажется лицом к лицу с врагом, чтобы навсегда завершить эту битву.
***
Энши проводил паладина взглядом и растянулся на кровати во весь рост. Все же покои знатных особ нельзя сравнивать с трактирными комнатушками. Здесь были особые чистота и свежесть, такие бывают только в просторных комнатах, за которыми присматривают десятки слуг. Местный лорд предоставил в их распоряжение весь замок, но Ганс отказался от отдельной комнаты, попросив смежную. Кажется, Энши окончательно лишился доверия. Неудивительно. Зато теперь Ганс, так или иначе, слышал правду, и бой с тёмными расставит всё по своим местам.
Совсем другое дело с Ричардом, главарём напавшей в лесу четверки. Ему Энши не оставил выбора – не каждый день убитый тобой человек невозмутимо вытаскивает из раны оружие, возвращает и предлагает поговорить… о сказках, да. Всё тех же. Хочешь – не хочешь, а поверишь даже им.
Итак, Энши нашел отмычку.
Того, кому назвал истинное имя. Того, кого сделал единственным магом пламени во всем изменившемся мире. Того, кто вернёт Энши его свободу: император не сможет тут помешать. Уже сейчас вера Ричарда грела нутро истинной силой. А с руки срывался вовсе не бесполезный сноп искр – на раскрытой ладони свободно танцевал рыжий язычок пламени.
***
Кони летели вперед со скоростью, которую никто из путников не мог представить. Ганс не был гонцом, путешествовать верхом на зачарованных зверях ему не приходилось. А в те времена, когда Энши был свободен, жрецы такого ещё не умели.
Но если бессмертный готов был кричать от восторга, подставляя лицо, грудь и руки встречному ветру, Ганс просто зажмурился и молил саму Изнанку о том, чтобы не навернуться вниз. Хрупкий по сравнению с верным Рыцарем, конь не вызывал доверия с самого начала – казалось, ему хватит одного доспеха, чтобы растянуться по земле и отказаться куда-либо идти. А ведь в этом доспехе ещё и сам Ганс, а к седлу сверх того приторочены сумки.
Но коню было всё равно.
Вопреки хрупкой внешности он несся вперед на огромной скорости и не сбивался с шага. Этим конь необъяснимо напоминал Энши: хиляк хиляком, а с разбойниками вон разобрался.
Мир вокруг смазывался, сливался в цветные полосы, как в бою. Кони неслись вперед по тракту, не сбавляя шага, не нуждаясь ни в каком контроле. Сила жрецов дала животным не только невероятную выносливость, но и знание пути. За весь день небольшой отряд остановился лишь однажды – утолить голод и хоть немного отдохнуть от непривычной и слишком уж долгой тряски в седле. К вечеру впереди показались белые шпили храмов Арсэма.
Арсэм – столица жрецов, город-академия. Империи повезло, что тёмные атаковали именно с севера. Уничтожив Грохх и без проблем преодолев Заставу, враг вот уже несколько дней бесполезно пытался перейти реку, на которой стоял Арсэм. Эта река – ещё одно везение.
Вода всегда считалась лучшим хранилищем для силы жрецов. Благословения в самом прямом смысле разливали по сосудам и раздавали в храмах, даже передавали с гонцами, если того требовали обстоятельства. Чистая родниковая вода могла годами хранить светлую силу в неизменном виде. Речная – далеко не так долго, но её хватало. Быстрое течение подхватывало молитвы и несло ниже, поддерживая непроходимый для тёмных барьер. Все попытки врага перейти реку заканчивались неудачей. Пока. Пока жрецы ещё держатся.
Арсэм уже несколько дней был в осаде.
Силы города иссякали. От армии не было толку. Всё, что сдерживало захватчиков, – непроницаемый золотистый барьер, поддерживаемый хотя бы двумя опытными жрецами и множеством учеников. Но и те, и другие быстро выдыхались. Никто не успевал достаточно восстановить силы, и барьер мало-помалу истончался. Когда Энши и Ганс вошли в город, он уже трещал по швам. У путников не было и минуты, чтобы перевести дух после безумной скачки.
Кони пали у моста.
Оба сразу сбились с шага, пошатнулись и остановились. Энши и Ганс едва успели спешиться, как тела животных начали усыхать. Под удивленным взглядом Ганса они превратились в обтянутые шкурой скелеты и даже не упали – сложились вниз. Энши молча открепил сумки, поудобнее закинул обе на плечи и направился к городу, из ворот которого кто-то уже спешил навстречу. Но, сделав пару шагов, бессмертный недовольно оглянулся:
– Долго ты стоять будешь?
Ганс поднял на него какой-то странно-потемневший взгляд и указал на останки коней:
– А как же… они?
– Местные позаботятся. Пошли.
– Да как же их бросить-то? Живые твари.
– Ты слепой? Живыми их уже точно не назвать. Да что с тобой?
– Со мной что?! Лучше скажи, что с тобой? Как… Как ты можешь просто взять и уйти? Почему так спокоен? Что же случилось…
– А ты не знал? «Благословения» жрецов – не детские стишки. Ничто не может дать живым тварям больше, чем у них есть. У каждой на Изнанке запас сил и жизни, будь то человек, звери или вовсе букашка. Жрецы суют в него свои лапы, ломают русло и – оп! Вместо тонкого ручейка жизнь, выносливость, сила текут рекой. Переполняют. Само собой, цена за это высокая. И конец этих коней не удивляет. Их запас вышел.
– Но скакуны гонцов не падают замертво по прибытии!
– То скакуны гонцов. Впрочем, и они вряд ли живут долго. Человеку свойственно приносить в жертву всё вокруг ради собственного удобства. Не замечал? Что, никогда?
– Ты снова городишь чушь. И слушать её я не намерен.
– Ой ли? Чтобы строить города, вы рубите леса. А леса тем временем были домом для множества тварей. Или взять ту же охоту. Одно дело, когда охотник охотится ради пищи. Только для людей это часто забавное развлечение. Я совсем не понимаю, что тебя удивляет. Жизни этих коней принесли в жертву… времени, да. Среди многих людских поступков этот хотя бы оправдан.
– … – Ганс хмуро взял сумки и сделал пару неуверенных шагов в сторону города. Но затем поднял взгляд на Энши. Взгляд, в коричневой глубине которого плескалась бессильная злость. – Знаешь, Энши. Позволь, я признаюсь: чем больше ты говоришь, тем сильнее мне хочется отсечь тебе голову. Уж не сочти за грубость.
– Знаю. Даже знаю, почему. Но, прости, – я действительно бессмертен. Заткнуть меня трудно. Пошли. У нас есть дела поважнее личных разборок, не так ли?
Солдаты местного гарнизона уже отдавали честь, что-то вопя на ходу.
Что же… пришло время для Энши поработать на благо империи и проклятого императора. Только поднявшись на городскую стену, оторопел даже он. Энши знал, что печать уничтожена не полностью. Но судя по количеству тёмных, упрямо пытавшихся пробиться сквозь солнечный барьер, брешь гораздо больше, чем бессмертный мог себе представить.
Будь Ганс настоящим полноценным ключом, Энши бы справился. Но на деле в голову так и не пришло ни одного мирного способа заставить паладина не просто поверить в магию, но и искренне её поддержать. Без этого ничего не выйдет.
Время вышло.
Скоро битва откроет Гансу глаза. Болезненно, силой. Его вера и весь его мир расколется ровно по той трещине, что оставили слова Энши. Вопрос лишь в том… что с ключом станет дальше?
Глава 5
Стены Арсэма полыхали, объятые пламенем. Раскаленные языки факелов бесполезно скалились со стен, огрызались искрами и рвались в небо. Энши спиной чувствовал их силу и такой родной, драгоценный жар.
Но пустить внутрь себя не мог.
Ганс. Старался, изо всех сил тараторил скороговорку и по-прежнему не верил ни единому слову из сказанных в пути. Сомневался, гадал, думал… Но не верил. Усыплённая оковами магия едва теплилась, не желала отзываться на слабые потуги отвергающего её дурака. Факелы, приказом Энши установленные по всей стене, помогали неохотно и слабо. Первый из тёмных погиб сразу, испарившись бессильным пеплом. Второй выдержал. Атаковал. И лишь потом отправился в небытие.
Третьего пришлось встретить клинком.
Пока люди на стенах заново зажгут огонь. Пока Ганс приведет в порядок охрипший голос. Пока Энши сможет поймать едва слышный отголосок, напитать силой стихии, атаковать…
Этот план был обречен с самого начала.
Врагов слишком много. Каждый знает, кто перед ним. Каждый хочет разорвать на куски, отомстить за столько лет в заточении. О, Энши понимал их как никто – ведь в нём тлели угли того же костра. Только и ждали императорского отказа, нужной искры, чтобы вспыхнуть ослепляюще и смертельно.
Бессмертие – всего-то дар не умирать. Оно не даёт бесконечной выносливости, не спасает от усталости, не прячет боль. В бою «один против многих» оно лишь продлит агонию, когда силы защищаться иссякнут.
Энши уставал.
Уже не осталось сил радоваться необычной покорности Ганса. А ведь паладин действительно подчинился: скрипнул зубами, услышав приказ, но засунул свою гордость поглубже в доспехи и держался под защитой жрецов. Не отставал ни на шаг. Энши чувствовал его за спиной точно так же, как глупую готовность шагнуть за черту, разделяющую безопасность и верную гибель. О, до этого мгновения осталось совсем немного. Что Ганс сделает потом – Энши не знал. Вопреки всему, надеялся на удачу и случай.
Момент, наконец, настал.
Чтобы испепелить очередную безликую тварь, не хватило мига. Но боль так и не пронзила неудачно подставленное плечо. Энши зло зашипел, выругался, увидев перед собой широкую спину паладина.
Вылез! Проклятый дурак, следующий никому не известным законам чести! Вылез и подставился под удар, рискуя теми ошметками свободы, что Энши ещё мог получить от ключа. Из всех жизней, которые сейчас приходится защищать, нельзя потерять только эту одну!
И ею так охотно жертвуют, лезут в заранее проигранный бой.
– Тупица!
Два голоса слились в один. Энши – раздосадованный и злой. Он дернул Ганса назад, подставляясь под удар: зачарованные доспехи не преграда сотканным из тьмы клинкам. Ганса – ошарашенный и неверящий. Ведь он увидел пронзенную насквозь грудь бессмертного.
Но бой не замер.
Не замедлился ни на миг.
Энши ударил наотмашь, не обращая внимания на кровавую горечь во рту и боль, рвущую когтями грудную клетку. Голова очередного тёмного слетела с едва обозначенных плеч, развеялась чёрным туманом. Этот не мёртв и скоро воскреснет, вольётся назад в бесконечный поток атакующих.
Голодный ветер бросил в лицо пепел второго.
Чихнули и погасли факелы на стенах, вновь оставляя без сил. Зажегся первый, второй… слишком медленно. Снова боль, теперь уже по спине. Тьма не дает ранам затягиваться, боль вгрызается в тело с новым голодом. Кровь насквозь пропитала одежду, и теперь она мешается, липнет, ещё больше замедляет движения. Когда же этот идиот очухается и отползет обратно под щит?!
И словно ответом на немую мольбу Энши… почувствовал. То, что ждал всё это время. То, по чему так скучал все века заточения. Магии не нужно слышать, она знает.
Пламя факелов взметнулось ввысь. Не бесполезный оскал – сияющее раскаленным солнцем торжество победителя. Ганс не успел договорить заветное слово, как тёмные вокруг обратились танцующим пеплом. Что они для стихии? Что весь этот мир для разъяренного пламени, века, года, минуты, мгновения ждавшего своей свободы?
– Да! Да-да-да-да!
Энши кричал в голос, полностью отдавшись пьянящему чувству. Казалось, навеки забытая радость до краев наполнила душу и вылилась в мир бесконтрольно и жгуче. Что там тёмные? Вокруг Арсэма не осталось ничего: лишь раскаленная земля и сажа. Река зло шипела горячим паром. Щит жрецов не выдержал, лопнул, как мыльный пузырь. Но пламя не тронуло город. Лизнуло жаром запуганных людишек и свилось в тугие кольца вокруг своего повелителя.