Она - новенькая бесплатное чтение

Пролог

— Немного анестетика… — брызгает мне из спрея на порванную губу наша молодая медсестра. — Чувствуешь?

— Неа.

Губу не чувствую. Но прекрасно чувствую как отекает фейс. Трогаю пальцами скулу и глаз.

Медсестра отводит мою руку от лица.

— Пару швов.

— Да нахрена?

— Как это? Самого красивого мальчика мне попортили.

Губы самовольно растягиваются в улыбке.

— Сиди спокойно. Сейчас залатаю тебя. Это пара минут. Бой-то выиграл?

— Мхм… — мычу я. — Но неинтересно. Техническая победа. У нас же до первой крови, а потом подсчет очков.

— Замри.

Морщась, мычу от противного ощущения прокола иглой.

— Спокойно, Максим… это не больно.

— Аха… я тоже так девочкам говорю… — подмигиваю ей.

Получаю легкий подзатыльник.

На пульсирующую скулу лепит мне пластырь. Закапывает глаз.

— Не читать, видео не смотреть, в телефоне не сидеть. Глаза и голову не напрягать. И не скакать!

— Даже на девочках?

— Шагалов! — строго.

Ну вот так всегда. Сначала заигрывает, а потом съезжает.

— А можно на завтра освобождение от уроков?

— Ладно, иди, боец, отлеживайся.

— Благодарю, — отвешиваю шутливый поклон.

У двери рассматриваю себя в зеркало. Жесть… Глаз затек, лицо перекошено. Ну, красава!

Выхожу на крыльцо административного корпуса нашей школы.

— Добро пожаловать в «Швейцарию», тебе у нас обязательно понравится! — не глядя на меня, с дежурной улыбкой втирает Алла, наш воспитатель, какой-то новенькой девчонке.

«Швейцария» только звучит пафосно. А по сути обычный интернат. Ну ладно, не обычный… Пафосный элитный интернат.

— У нас учатся дети из самых достойных семей, — продолжает петь оды Алла. — Провожу тебя в общежитие…

А новенькая ничего такая, интересная.

Светло-пепельные волосы кое-где сплетены в тонкие косички и все это собрано в длинный эффектный хвост. Стройняшка. Солнцезащитные большие очки, скрывают глаза и большую часть лица, оставляя только острый носик и розовые губки. Нижнюю обнимает тонюсенькое колечко пирсинга. На пальцах парочка стильных колец.

Улыбаюсь новенькой, игнорируя ноющие губы, но реакции ноль. Пялится прямо мне в лицо, делая вид, что я пустое место. Ухмыляясь, щелкаю пальцами. Э, прием, девочка!

Реакции ноль. Хренасе степень борзоты! Пф… Очередная надменная кукла? Да у нас через одну такие.

Не хочешь, как хочешь! Скоро сама начнешь первой улыбаться, когда у меня фейс заживет, а я еще подумаю — интересно ли мне это. Отворачиваюсь, чтобы свалить в кофейню, там друзья — Саня и Сэм. Надеваю наушники.

— Максим, — в спину. — Минуту.

Хочется сделать вид, что уже не слышу.

— Господин Шагалов! — выразительно и настойчиво опять зовет меня Алла.

— Ну что? — разворачиваюсь обратно.

Вскрикнув, Алла хватается за сердце и, оступившись на ступеньке, подворачивает ногу.

Подхватывают ее под локоть.

— Что прям так страшно? — ухмыляюсь я, усаживая ее на ступеньку. — Спарринги же сегодня, Алла.

— Нога… — хныкает она. — Похоже, серьезный вывих.

Снимает туфлю с каблуком.

— Давай помогу дойти до медкабинета? — подхватывают ее за талию, поднимая на ноги.

— Алла?.. — зовет новенькая не глядя на нас.

И меня это раздражает дико. Этот демонстративно задранный подбородок.

— Яна, минуточку постой, сейчас я найду, кто тебя отведет.

Открываю Алле дверь.

— Макс, — прихрамывает она. — Я сама дальше. Ты лучше Яну доведите до комнаты. В четырнадцатую ее, к Нагиевой проводи.

Дверь за Аллой закрывается.

Девчонка так и не бросив на меня ни одного взгляда, крутит в руках короткую стальную палочку и пялится вперед.

Рядом сумка на колесиках.

Короче, сама дойдет. Что-то бесит! Я ей что — швейцар?

— Вот прямо перед тобой общежитие, — показываю ей на здание. — Первый этаж, левое крыло. Не маленькая, сама дойдешь.

— Хм. Окей. Спасибо… — пренебрежительная ленивая ухмылка.

Поправив очки, тянет за кончик своей палочки, превращая ее в телескопическую трость!

Мои брови поднимаются от удивления. Это что еще за тренд сезона?

Ощупав тростью нижнюю ступеньку, аккуратно спускается, не глядя под ноги. Скатывает за собой чемодан. И водя палочкой перед собой медленно идет по дорожке.

До меня вдруг доходит… Волна горячего стыда захлестывает с головой. Она же слепая!

Стою, туплю, глядя в ее удаляющуюся спину. Хвост пляшет между лопатками на каждом шагу, «подметая» кончиками талию.

Хамло, ты, Максимка! Есть немного…

Мысленно даю себе подзатыльник, что нагрубил и отправил одну.

А ведь очевидно было, что не видит. Просто — неожиданно! У нас тут никогда таких не было. Ну… инвалидов или типа того. Потому и затупил, не допустив такой интерпретации.

Ладно, спишем на то, что у меня сегодня башня отбита.

Дергаюсь следом за ней и торможу тут же.

Какое-то чувство неловкости, что ли. Слепая девчонка… Жалко. Красивая, вообще-то. Никогда не пересекался с такими. Как общаться — не представляю!

Перед ней разветвляется дорожка.

— Эй, подожди! — повышаю голос. В нем сквозит недовольство. Но это я на самого себя.

Девчонка не останавливается.

— Как там тебя… — бормочу, догоняю ее. — Яна!

Натыкаясь белыми кедами на траву газона, замирает. Там нет бордюра.

Шаг назад.

— Тормози, говорю! Развилка здесь. Левая дорожка. Давай свой чемодан. Ладно, провожу я тебя.

Из-за попытки скрыть чувство неловкости получается немного нахально и с одолжением. И хочется дать себе еще пару подзатыльников.

— Макс, кажется?

— Ага.

— Свободен, Макс.

Прохладно и спокойно.

— Да ладно, не обижайся. Мне показалось, что ты заносчивая.

— Не показалось, все, иди.

Перестраивается на левую дорожку.

— Ну я ж не знал, что ты слепая, — она вздрагивает. — Хватит тут из себя даму самостоятельную строить. Мне несложно, я провожу.

«Слепая»? Мне и самому режет это слово. Как-то по-другому надо было сказать?

— А ты как будто бы глухой? — язвительно. — Я же сказала — не нужно.

— Почему? — с недоумением перехватываю ручку чемодана.

— Ты мне не понравился, — вздергивает подбородок, дергая чемодан обратно. — Некрасивый.

Ну да, есть немного сегодня.

— Так ты не слепая? — поднимаю ее очки вверх, желая заглянуть в глаза.

Громко вдыхаю от неожиданности. Глаз нет!

Уворачивается. Очки остаются в моей руке.

Черт…

Нет, глаза есть, конечно, просто каждый заклеен каплевидным пластырем-подушечкой бежевого цвета. Поэтому и очки такие большие?

— Верни! — слепо протягивает руку в моем направлении.

Есть за мной косяк — когда волнуюсь веду себя слишком нахально или как идиот. И рядом с ней я взволнован и взбудоражен, как никогда!

Протягиваю очки, вкладывая их в тонкие красивые пальцы. Мы соприкасаемся. Я разжимаю свои, зависая на этом ощущении. Очки высказывают. Яна сжимает кисть, но не успевает их схватить.

Одно стекло разбивается об асфальт.

— Извини, — зажмуриваюсь я. — Разбились.

Вот я косяк ходячий!

— Мм. Класс.

— Черт, ну я извинился! — злюсь я и на себя и немного на нее. Потому что она, словно намеренно, еще сильнее меня выбивает из равновесия, чем я уже выбит.

— Давай новые тебе закажу? Проблем то…

— Никаких. Просто уйди.

Присаживается, ощупывает руками чемоданчик.

— Помочь?

— Нет.

Открывает замок. Достает еще одни очки.

— А что с глазами? — сглатываю я.

Лицо с этими накладками как у инопланетянки. Игнорируя вопрос, прячет глаза, надевая очки.

— Ян…

Что я должен сказать?

— Макс, развернешься на сто восемьдесят градусов, прямо перед тобой будет административный корпус, за ним выход. Дойдешь сам. Не маленький.

— Типа — послала, да?

— Типа — да.

— Окей.

В растерянности все равно иду следом за ней, отстав на несколько шагов. Не видит же ни черта… дурочка!

Навстречу нам Агния, девчонка Сэма, моего друга. Останавливается, следя за равномерно надвигающейся тростью Яны.

Мне хочется подозвать ее и тихо попросить, чтобы проводила Яну в комнату. Но Агния, видимо, соображает и сама.

— Привет, — подходит она к Яне. — Я Агния. Помощь нужна?

— Да, не помешает. Спасибо. Мне в четырнадцатую комнату надо.

— Пойдем…

Ну все, «Добби может быть свободен»! Устинова та еще нянька. Ей тут и самой непросто пришлось, поэтому, точно не бросит.

И заставляя себя отвернуться, я иду обратно к административному. Отчего-то с тяжелым булыжником в груди.

А нахрена ты туда идешь, Макс? Тебе же в кофейню.

Закатываю глаза… Потому что «послали», видимо! Какой ты послушный.

Меняя маршрут, сворачиваю в кофейню к друзьям.

А внутри, как клубок неугомонных змей, вращается куча вопросов и тревог: а как она будет здесь слепая? А что у нее с глазами? Это лечится? Или это навсегда? И почему я вдруг — «некрасивый» стал?…

Ой, все! Успокойся, Шагалов, не твои это дела. Выдыхай.

Глава 1. «Добби хочет быть свободен»

В воскресенье в школе пусто. Большинство приезжают с выходных в понедельник перед уроками.

Есть конечно и те, кто живет безвыездно. Если родители за границей, например. Или сироты, их мало, но тоже есть.

Я иногда остаюсь. Дома нескончаемая строевая подготовка. Задолбали.

— Ша-га-лов… — заигрывающе.

— Привет! — разворачиваюсь я.

Марика…

Оглядываю ее с ног до головы. Высокие шпильки делают ее ноги в обтягивающих кожаных штанах бесконечными. Алые губы провокационно изгибаются. Выглядит прилично старше своих неполных восемнадцати.

— Дресс-код тебя догонит, — качаю я осуждающе головой.

У нас тут с этим очень строго. На территории «Швейцарии» эротизм под запретом. Дресс-код диктует все, вплоть до разрешенного цвета помады — персиковый, бежевый, светло-розовый.

— Да я только приехала. Сейчас перевоплощусь в школьницу-нимфетку.

Откидывает копну темных волос назад. В ушах новые камни по карату, не меньше.

— Хорошо тебя уработали… — хмурясь, разглядывает меня. — Ну, ничего, до свадьбы, как говорится, заживет.

Марика — местная хищница. Мажорка и папина дочка.

— До твоей? Как кстати твой пузатенький депутат? — ехидничаю я.

Обычное дело для девочек нашего круга. Часть из них здесь уже имеют респектабельных женихов сильно постарше.

И вроде не средневековье, но в этом плане в наших «широтах» ничего не поменялось. Папы делают свой бизнес, налаживая родственные связи с нужными людьми за счет дочек.

— Эй, полегче на поворотах! — прищуривается она мстительно.

— Да ладно! Мы же вдвоем, можем и попинать твой статус-кво, — подмигиваю ей.

— Больше — нет. Ты переметнулся в стан классового врага.

Оба моих друга-мажорчика встречаются с девчонками «из простых», с которыми у «золотых» вечный конфликт.

— Ой, все… — морщусь я. — Это ваши бабские терки, не надо меня в них вмешивать. Так что — сбежала в школу с выходных пораньше? «Лягушонок» достал или по молодым и борзым заскучала?

— Оба-два… — усмехается цинично.

Любит Марика молодых и борзых. Но тайно. Иначе, ее ревнивый «лягушонок» съедет с этого многообещающего брака. А Марика девочка расчетливая.

Подходим к общежитию.

— Где все твои?

— В кинозале. «Неделя итальянского кино» же…

— Мм. А ты почему не там?

— Так шел, ты с курса сбила.

— Ну раз так, поможешь мне переоблачиться в хорошую девочку? — шепчет она негромко.

— Марика… камеры! — ухмыляюсь я.

— Ой, да ладно, Шагалов, нашел тоже проблему. Кто за ними в воскресенье следит? Аллу в больницу увезли на рентген, с ногой что-то… Тут три калеки на территории осталось.

Калеки — неожиданно режет. До болезненного ощущения в животе. И легкой неприязни к Марики. Хотя, ну что такого она сказала?

Я снова уплываю мыслями к новенькой.

Марика открывает дверь комнаты магнитным ключом.

— Кстати, у Вас пополнение.

Яну же к ним, в четырнадцатую поселили.

— Да?! Кто? — недовольно.

Гала и Марика — единственные из девочек жили вдвоем в комнате. Остальные втроем или вчетвером.

Кто?…

— Не знаю, кто родители.

У нас тут все просто со статусами: «Скажи мне, кто твои родители, и я скажу, кто ты».

— Но, кажется, из золотых. Дерзкая и «дорогая».

— Это не показатель.

— Яна зовут.

Как тактично сказать, что она слепая не нахожу слов. А бестактно я уже сегодня отжег достаточно.

Марика открывает дверь, я привычным движением быстро залепляю жвачкой глазок камеры на косяке, смотрящей вниз. С этим у нас тоже строго: девочки не заходят в комнаты к мальчикам, мальчики — к девочкам. Иначе, штрафы, штрафы, штрафы… А я очень не люблю отрабатывать.

Внутри буря эмоций от того, что увижу сейчас Яну. А совсем не от того, что Марика предложила пошалить.

Чего тебе так вставила эта новенькая? Ну, не знаю… Зацепила чем-то. «Некрасивый…». Коза заносчивая.

Но в комнате Яны нет. Только ее чемодан, у свободной кровати, в нише. На перламутровом покрывале лежит айфон.

Ну, здравствуйте! И где она?

Заглядываю в ванную комнату. Нет никого.

Территория школы огромная. Здесь и сад, и аллеи с фонтанами, и конюшни… Много корпусов. И открытый бассейн на улице, с которого еще не слили воду и не заколотили на зиму!

Мать твою! Куда она умотала?! А если что-то случится? На территории и действительно «три калеки».

Непривычное чувство беспокойства захлестывает с головой.

Нихрена, оказывается, «Добби не свободен»!

Достаю телефон. Алле звонить? Так увезли же ее. И даже, если уже вернулась, со своим вывихом особенно не побегает. Это охрану надо напрягать.

— Шагалов! — сдергивает майку Марика. — Ты долго будешь тормозить?

— Черт… Извини, дело срочное.

Сбегаю, оставляя обескураженную Марику без сладкого.

Быстрым шагом иду к бассейну. Там — никого. Агнию надо спросить! Может, Агния ее куда увела?

Недалеко от бассейна — маленький кинотеатр. Захожу в зал, прикрывая за собой дверь. На огромном экране «Золото Неаполя» в оригинальной озвучке. Нам здесь не показывают блок-бастеры и комедии. Все фильмы — классика. Развивают художественный вкус… Скукота!

Громко звучит итальянская речь. Понимаю через слово. Я не очень силен в языках.

Прохожу мимо пустых первых рядов кресел в верхнюю часть зала. Там удобные кресла-мешки, и мы всегда тусуемся на них. Останавливаюсь, жду, пока глаза привыкнут к темноте.

Агния спит, свернувшись в своем кресле и устроившись головой на коленях Семена. Вообще-то, обнимашки в кинотеатре строго запрещены. Но у них железная отмазка. Они — брат и сестра. Правда — сводные. Хотя, это уже детали. И Сэмчик включает тупого, когда Алла пытается наехать на них за «демонстрацию отношений», из серии — «почему я не могу обнять сестру»? На любые попытки воспитателя тактично объяснить про степень родства, он также тактично обвиняет воспитателя в озабоченности. Идеально!

Чуть дальше, возле стены вижу свою потеряшку. Выдыхаю. Не утонула, не убилась, не заблуилась, а всего-то смотрит кино. Ну как смотрит… Слушает.

За ней пустое кресло. Тихо пробираюсь туда, присаживаясь в него.

Тяну за кончик ее кресла, трансформируя его форму и заваливая назад.

Все равно же не видит ничего.

Невозмутимо продолжает лежать. Нависаю над ее лицом своим, покусывая губы. Поцеловать хочется, едва держу себя в руках.

— Опять ты, некрасивый мальчик?

Смеюсь.

— Как ты узнала? Ты же не видишь!

— Я — летучая мышь. Поправь мое кресло.

— Не хочу… — шепчу ей в губы. — Ты оставила свой телефон в комнате.

Поднимает руку. Демонстрируя мне смарт-браслет, как у моей маленькой сестры.

— Все?

— Номер свой скажи.

— Нет. Я не даю свой телефон некрасивым мальчикам.

Зараза…

— Окей. Тогда, я вынужден попросить у тебя носок.

— Носок?! — прикрывает удивленно рот.

— Да! Потому что «Добби хочет быть свободен», а не постоянно беспокоиться все ли в порядке в летучей мышью.

Самодовольный ядовитый смех.

— Хорошо. Считай, что я подарила тебе носок.

— На самом деле, лучше чулок или трусики, — шепчу, касаясь ее губ.

— Via! — рассерженно толкает меня ладонью в лоб.

— Чего? — отстраняюсь под давлением ее ладони.

— Прочь, страшненький!

Присаживается, поправляя кресло.

Цокая, закатываю глаза.

— Ну и сиди, скучай, мышка. Тоже мне — Царица Савская!

Сваливаю в столовую.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 2. Неполноценность

— Не проще ли до снятия повязок было остаться дома, на домашнем обучении? Там знакомое пространство…

Проще.

— Мне нужно как раз незнакомое, Ася.

— Почему?

Потому что закрытое помещение для слепого человека — это практически неизбежная агорафобия и, в результате, вечный домашний плен. У меня уже яркие симптомы, которые я едва контролирую. Мой психоаналитик посоветовал «незнакомое пространство» и самостоятельность.

— Ты прости, можно я оставлю без ответа твой вопрос?

Не хватало еще, чтобы эта отзывчивая девочка почувствовала за меня ответственность. Не хочу. Я сама справлюсь.

— Конечно. Нет проблем, — смущенно, — крыльцо общежития. Мы пришли. Тебя довести до комнаты?

— Спасибо, Ася. Дальше, я сама.

— Если что — мне несложно, звони в любое время, — отдаляется ее голос.

Напрягать окружающих неприятно. Чувствуешь себя ущербной. Сложно смириться со статусом инвалида. Даже если он и временный. Временный или нет — все еще под вопросом. Считается, что деньги решают любую проблему, попробуйте решить деньгами проблему отторжения тканей после трансплантации.

Увы…

И остается только надеяться, что в этот раз все будет хорошо. В прошлый раз роговица не прижилась. А между операциями необходимо делать приличные временные промежутки. И я уже слепа так долго, что даже перестала истерить по этому поводу, как в начале.

Трость касается крыльца. Говорят, навык обращения с тростью формируется ни один год. И мой до сих пор оставляет желать лучшего.

Пять шагов влево или вправо, и будет лавочка. Я попросила Асю описать мне пространство. И в голове есть смутная карта. Скоро она станет яснее.

Делаю эти пять шагов. Касаюсь тростью края лавочки. Прислушиваюсь. Никаких шорохов или ощущения чьего-то присутствия нет. Присаживаюсь, стараясь не потерять в голове внутренний компас. Это, я вам скажу, навык еще посложнее трости. Постоянно удерживать виртуальный компас и карту. Как перелетная птица!

Крыльцо теперь справа. Слева, напротив него — административный корпус.

Мне предложили в сопровождение женщину-поводыря. Но я отказалась. Если мои глаза не будут видеть после снятия повязок, то я хочу быть самостоятельной, а не держаться до конца жизни за чужую юбку или руку.

И я развиваю свой компас и навык хождения с тростью. Дополнительным бонусом обострились слух, осязание и обоняние. Запахи я могу раскладывать на такие детали, что позавидует любой парфюмер.

Некрасивый мальчик, например, пахнет смесью ментола, сандала и дыма. Не ярко. Не так как пахнет парфюм. Скорее, как пахнет гель для душа. Ну и еще чем-то таким специфическим, мужским…

Приятно пахнет! Несмотря на то, что засранец тот еще.

— Вот эта… — слышу тихий разговор неподалеку. — Алла сказала, она не видит.

От того, что разговор про меня, пульс учащается. Дышу глубже… Это неизбежно, все будут обсуждать меня. Надо игнорировать. Внешне игнорировать просто, внутри же у меня каждый раз буря. Чувство неполноценности щемит где-то в солнечном сплетении.

— И что теперь? Я в няньки не нанималась, — шепотом.

— А кто родители?

— Не знаю. Алла не говорит. У Таюрской надо спросить. У нее отец про кого угодно пробить может.

— Почему к нам-то? Бесит…

— Может, родоки крутые?

— Может! — повышая голос встаю я. — Я слепая, но не глухая. Или в вашей школе этикету не учат?

Тишина…

Захожу в общежитие. Первые двери… вторые… и только собираюсь повернуть налево, как приближаются голоса, смех и топот. Несколько человек проносится мимо. Я чувствую, как меня толкают в плечо. От неожиданности теряю равновесие. Выставляю руку в направлении предполагаемой стены, но ошибаюсь с оценкой расстояния или направления, и она проваливается в воздух. Я, черт возьми, лечу на пол, слыша, как удаляются эти голоса и хлопает дверь за спиной.

— Оу… — падаю на бедро, упираясь руками в пол.

Трость вылетает из рук, откатывается.

Шарю ладонями по полу ища ее. Слышу, как кто-то проходит мимо. Еще кто-то…

Сердце оглушающе стучит. Накатывает паника. И обида… Я нелепая и жалкая!

Чтобы не разреветься, ругаю себя: «Никто тебе не обязан нянчится, поняла?! Вставай!»

Сжимая зубы, встаю с пола.

— Твоя трость? — кто-то всовывает в руки.

— Спасибо.

Шаг в сторону. Нащупываю стену. И пытаюсь отдышаться, погасить набирающий обороты приступ агорафобии. Не ныть! Ты хотела сама!

— Привет, мышь летучая… — неожиданно раздается рядом. — Потерялась?

Мой, Добби.

— Нет, — преодолеваю дрожь в голосе. — Уходи.

Не хватало еще поныть при «некрасивом мальчике».

— Ты чего злопамятная такая, а? — с досадой.

— Чего тебе еще нужно, а? «Носок» подарен.

— Да ничего. Мимо проходил.

— Так и проходи мимо. Лишних трусиков у меня нет, раздавать. Ты уж извини!

— Хочешь, подарю? — слышу ухмылку в его голосе.

Мне и самой становится смешно. Но я держусь, стараясь не улыбаться.

— Прочь, — взмахиваю рукой.

Двигая тростью, иду в комнату. Слышу в спину вздох сожаления или… жалости?.

Не надо мне ни чьей жалости. Я здесь не для этого.

Глава 3. Ночная прогулка

Комнаты девочек на первом этаже, мальчиков — на втором.

Наша комната — двадцать четвертая, ровно над комнатой Марики. А значит, теперь и моей летучей мыши. Этот факт будоражит. Внутри меня появился какой-то тяжелый магнитный шар, который двигается, как только я приближаюсь к Яне, словно притягивается к большому магниту. И, растягивая внутренности, вызывает необычный спектр ощущений — от кайфовых до колючих-болючих. Это называется чувствовать человека нутром? Тогда я приобщился к этому феномену по-полной!

А еще мне неспокойно. Марика с Галой не феи. Мышка тоже, конечно, за словом в карман не полезет, но разве можно сравнить их весовые категории? Она слепа… Уж лучше бы ей оказаться дочерью президента, не меньше! Марика с Галой преклоняются только перед статусами.

Меряю шагами комнату.

— Не мельтеши, Макс.

Сэм чертит графики, отвлекаясь на переписки со своей Асей по телефону. Бросаю взгляд на часы. Скоро нам отключат связь. Никакой связи после отбоя.

Это новые правила школы, после того, как нас недавно спалили за ночными тусовками в бункере ЧС.

— Зачем они взяли слепую девочку сюда, Сэм?

— Ну взяли и взяли… Чем она тебе мешает?

— Да не мешает она мне. Просто — зачем? Ей тут не место.

— Это не твое дело, Макс.

— Тоже все время себе это говорю.

— А?

— Да, нет, ничего.

Большой свет выключается. Остается гореть только ночник.

Все, «отбой».

— Да задолбали! — раздраженно толкает Сэм пальцами телефон по столу. — Отключили связь.

— Тебе дня с ней не хватает? — ухмыляюсь я.

— А сколько у нас остается «дня», если исключить учебу, тренировки и отработки?

— Ну, выходных…

— Полдня? Нет, не хватает.

— Полдня и ночь! — играю я ему бровями.

— Ой, не сыпь мне соль на сахар, а? Ночь…

Падает на кровать.

— Не дают сладкого? «Это какие-то неправильные пчелы!» — стебусь над ним я.

Швыряет в меня подушкой. Ловлю, и кидаю в него обратно.

— Нормальные пчелы… Просто не такие развязные, как некоторые.

— Но ты работаешь над «развязыванием», м?

— Отвали! — ухмыляется.

Сажусь на подоконник. Мне кажется, что вижу на лавочке у входа в корпус знакомый белый хвост.

Открываю окно, выглядываю.

— Макс, холодно, капец, ты чего вылез-то? Закрой окно, — кутается в одеяло Сэм.

— Новенькая на улице.

— Да ну, ты гонишь. Это кто-то из персонала.

— Да нет же!

— У входа охранник сидит, — зевает Сэм, — если что-то… то он в курсе и вмешается. Может, ей разрешили…

— Никому не разрешают, а ей разрешили?

Гашу ночник, накидываю толстовку, надеваю кеды.

Стараясь не шуметь, встаю на подоконник.

— Макс не гони…

— Да я быстро, туда и обратно.

— Нафига?

— Ну, а что за несправедливость? — усмехаюсь я. — Ей можно после отбоя погулять, а мне нет?

— Дурень… оштрафуют, кто мне будет кофе в кофейне брать?

Да, Сэмчик крупно нарвался с этим бункером, поэтому у него пока никаких плюшек, включая кофейню. Наказывают нас, лишая возможностей хорошо проводить время на территории школы.

Хватаюсь за пожарную лестницу. И, оттолкнувшись, повисаю на руках.

Тихий скрип…

Яна дергает головой, разворачиваясь на мгновение на звук. Точно — мышь!

Спустившись пониже спрыгиваю на газон.

Фонари возле окон всегда отключают, чтобы не мешали спать. А крыльцо в пятачке света.

Тихонечко крадусь в ее сторону.

— Яна, шла бы ты спать.

Замираю, замечая, что в дверях стоит охранник. Охранник из новеньких. Голос не узнаю.

— Миш, ехал бы ты домой.

— Миссия невыполнима, — усмехается он.

— Ясно. Можно я еще полчасика?

— Замерзнешь.

— Ну, пожа-а-алуйста, — игриво.

Так-так-так… Что-то я не понял!

— Как соседки твои?

— Переживу.

— Значит, плохо?

— Значит, переживу.

— Ты говори, если что. Что-нибудь придумаю.

— Да все нормально, Миш, правда.

— Конфетку хочешь?

— Давай! — с энтузиазмом.

Подходит к ней. Совсем молодой. Может, двадцать пять от силы. В груди дергается болезненной ревностью. У нас таких никогда не было. Все — ближе к сорока.

Козел… с девчонкой флиртует.

— Тепленький… — забирая конфету, греет она свои руки в его.

— Мне на обход надо, воспитатель только с утра выйдет.

— Иди, куда я денусь-то? — вздыхает Яна.

— Ты-то не денешься…

— Территория же охраняемая.

— Да. И все же.

— Иди!

— Окей, десять минут у тебя еще.

Охренеть… Что-то я раньше такого не видел. Охрана у нас лютая! С роду в панибратстве с учениками не замечена. Понабрали, блин…

И эта звезда: «пожа-а-алуйста», — передразниваю ее про себя. — «Тепленький…»!

Внутри меня буря негодования.

Дверь тихо закрывается.

Ну, какое тебе дело, Макс, с кем флиртует Летучая мышь? Марика вон, вообще ни одну ширинку мимо не пропускает, тебе ж не свербит?

Да при чем тут Марика вообще?! Она мне кто?

А Мышь кто?

Не знаю…

Бесшумно подхожу к ней со спины. Выпрямляется, настороженно ведет плечами. Наклоняюсь над ее макушкой, вдыхая запах волос. И, теряя связь с реальностью, утекаю вязкой горячей лужицей прямо ей под ноги.

Мммм… как же она пахнет! Какие правильные «пчелы»… Затискал бы всю.

Медленно отстраняясь, встает. Разворачивается ко мне лицом. Встревоженно пятится назад.

Это дико заводит — маньячить вот так! Сладкая игра.

Но еще пару шагов назад и споткнется об урну.

— Кто здесь?

Еще один шаг назад.

— Ян… — подлетаю, придерживая за талию.

— Шагалов!

Зажимаю ей ладонью рот.

— Не ори ты! — шепчу в ухо.

Получаю тростью наотмашь по бедру.

— Фак!

Отпускаю.

— Больно же!

— Пошел вон, идиот. Напугал… — сглатывает она.

Пальцы сжимающие горло трясутся.

— Извини. Не хотел.

— Какого черта ты здесь?!

— А ты?!

Дверь медленно открывается.

Да твою мать!

Залетаю на крыльцо, вставая сразу за дверью. Сдаст или нет?

— Ян, давай в корпус, а?

Оглянувшись, Мышь моя поднимается на ступеньку крыльца. Охранник замыкает за ней дверь. Выдыхаю. Не сдала.

Глава 4. Человек-загадка

К нам в класс или в параллельный?

С этим вопрос я просыпаюсь.

Вбиваюсь затылком в подушку. Мозг, чтоб тебя, есть еще какой-нибудь объект для обсасывания? Нет?

Проматываю мысленно всех зачетных телочек в стенах Швейцарии и за ее пределами. А мозг опять про свое: в Швейцарии только два выпускных класса, значит, пятьдесят на пятьдесят.

Скатываюсь с кровати в упор лежа, чтобы разогнать по телу кровь, упрямо сосредотачивающуюся по утрам в так и неиспользованных по назначению местах.

Сэм уже в душе.

Задумавшись, отжимаюсь, игнорируя простреливающую боль в мышцах после вчерашнего спарринга. На последнем подходе мышцы неожиданно подводят, и я практически врезаюсь мордой в пол. Успеваю только повернуть голову, чтобы не шмякнуться носом.

Бьюсь зашитой губой. В глазах искры. Во рту привкус крови.

Со стонами переворачиваюсь на спину.

— С полом поцеловался? — выходит из душа Сэм.

Кидает мне на грудь влажные салфетки со стола.

— Угу… — шиплю я, морщась от боли и вытирая кровь.

— А ты чего подорвался? Тебя же освободили на сегодня.

— По привычке.

— Ты зря вообще после спаррингов… — кивает он на мои «половые извращения». — Надо интервалы делать. Иначе, катаболизм запустишь, мышцы сдуваться начнут.

— Да забыл я! Мышка мне мозги вскипятила. Не работают.

— Мышка?

— Ага, летучая. Новенькая.

— Ты запал что ли? — усмехается Сэм.

Неопределенно машу в воздухе пальцами.

— Интересная она просто…

— Не надо, Макс. Слепая девчонка. Тормози.

— И чо? Слепая — уже не девчонка? — с вызовом дергаю бровью.

— Да я не об этом.

— А о чем?

— Ты сам не соображаешь? Это же не телочка тебе рядовая — покуражились и разбежались. Это… Короче, она и так ранена, а ты еще больше можешь ранить, когда твой интерес сойдет на нет. А он сойдет. Потому что — «человек с ограниченными возможностями». А ты захочешь свои возможности ограничивать? Или будешь бросать ее и идти тусоваться?

— Оо… Ну ты загнул! — цокаю я языком. — Чего так усложнять-то?

— Ладно, я свое мнение сказал, дальше сам.

Прихватив чистое полотенце иду в душ.

— Без меня не уходи, я тоже пойду.

Стою под горячими струями воды и поражаюсь сам себе. Зачем тебе туда? Ты же освобожден! Ложись спать!

Какой уж тут сон? Ноет все. И есть хочется. К тому же… любопытно — в наш или в параллельный?

Как голодные чайки набрасываемся с парнями на завтрак в столовой. Обвожу взглядом зал — новенькой нет. Но зала здесь три…

Кислицын, морщась, отодвигает от себя белковый коктейль.

— Не могу его пить…

— Не пей… — переглядываемся мы с Сэмом. — Ритка опять тебя умотает на спарринге.

Подружка у него — лучший кикер нашей школы. Да и вообще в своей весовой и возрастной — по России. Мелкая и убойная как пуля!

Вздохнув цедит ванильное белковое пойло. Я тоже не в восторге от вкуса.

— Пацаны, а где Ася с Ритой?

— Они позавтракали уже.

Яна с ними?

Но вслух не спрашиваю. Я уже достал всех, наверное, с этой новенькой. Я уже, если честно и себя достал. Не дожидаясь парней, выхожу на улицу.

Холодно, капец… Ночью шел дождь, а утром бахнула минусовая. Скользко. Дальше, на дорожках сотрудники посыпают чем-то оледенелый асфальт. Передергивая плечами, надеваю капюшон.

Из диетического зала выходят Марика с Таюрской, бывшей подружкой Сэма.

— Привет! — пища, поскальзываются.

Подхватывают меня под руки.

Ладно… Так и быть. Веду их в учебный корпус.

— По переходу надо было идти, — недовольно ворчит Марика.

— Тина, а кто у новенькой родоки? — как бы между прочим интересуюсь я.

Таюрская всегда знает про всех.

— У слепой? Представляешь, никто не знает! Отец тоже ее не нашел в базе.

— Ну, фамилия же есть у нее. Не могла она внезапно возникнуть.

— Фамилия есть, конечно. Но она никуда не ведет.

— А сама что говорит?

— А сама только огрызается, — усмехается Марика. — Но так уверенно, словно фамилия должна вести куда-то очень высоко. Может, она на другую фамилию записана?

— Скорее всего, — хмыкает Тина.

— Какая фамилия, кстати?

— Албанцева…

— Я не успокоюсь, пока не узнаю, кто это! Точно не «рублевская»… Не «кретовская», не со Стрельни… — перечисляет она элитные районы. — Депутатов таких нет… Чиновников нет… Человек-загадка, просто!

— Но и явно не лохушка, — перебивает Марика. — С прислугой уверенно говорит. Вчера по телефону на британском диалекте шпарила.

— Точно! Попрошу отца, чтобы узнал — не училась ли такая в Англии.

— Миссис Марпл! — угораю я. — Держи меня в курсе.

Заходим в класс вместе со звонком. Одновременно с догнавшими нас Решетовым и Кислицыным.

Сэм садится к Агнии, Саня — к Рите. А я обычно сижу с Тиной, за второй партой у окна.

Возле учительского стола Яна с воспитателем!

Значит, в наш?

Чокнутый мой организм опять сходит с ума. Живот сжимается от приятных судорог неизвестного происхождения.

— Друзья мои, я вас сейчас немного пересажу, — оглядывает озадаченно класс наш химик.

По классу недовольный ропот.

Нас, обычно, принудительно рассаживают в начале года, потом мы потихонечку начинаем перемещаться на те места, где хотим сидеть. Когда в классе устанавливается хаос из-за этого, нас принудительно пересаживают снова.

— Марика, на последнюю парту пересядь, пожалуйста.

Марика сидит одна на первой, прямо передо мной, у стола преподавателя.

— Я не хочу на последнюю! — цедит она.

— На первых партах сидят те, у кого проблемы со зрением.

— Она же все равно не видит, что с первой, что с последней!

Яна чуть заметно сжимает губы. Мне хочется треснуть чем-нибудь Марике.

— Мы будем спорить? — леденеет голос преподавателя.

Марика поднимается, демонстративно швыряет тетрадь на заднюю парту. И с недовольным видом пересаживается.

— Ну нормально! — бубнит недовольная Тина.

Они подружки и все время переговаривались раньше.

Андрей Андреевич делает еще парочку перестановок.

— Яна, сюда, — подавая ей руку, усаживает передо мной.

— Привет, Мышка, — наклоняясь, шепчу я, проводя пальцем ей между лопаток и цепляя чуть ощутимо белье под тканью.

— Вездесущий Добби… — с сарказмом. — Ты точно реальный? А то, может, у меня диссациалочка обострилась, и ты мой новый вымышленный страшненький друг.

Тихо смеюсь.

— Не, я реальный… чувствуешь? — незаметно щелкаю упругим ремешком белья еще раз, чуть оттягивая его через ткань.

— Еще раз так сделаешь, врежу тебе тростью.

— Ты не попадешь, Мышка.

— Ночью же попала.

— Это было неожиданно! Но я уже апгрейдился и теперь буду начеку.

— Хватит болтать! — недовольно смотрит на меня Тина.

— Не завидуй, — подмигиваю ей я.

Пока Андрей Андреевич обсуждают что-то с Аллой, вожу пальцами по белому красивому хвосту. Закрывая глаза, вдыхаю запах. Кайф… Прощай учеба!

Невесомо разделяя хвост на пряди, плету косу.

Яна дергается, прикасаясь рукой к волосам.

— Чч… Дай косу заплести.

— Некрасивый мальчик умеет плести косы? — с ухмылкой в голосе.

— Я — красивый, Мышка!

— Ну не знаю… — с демонстративным сомнением. — Мне не понравился.

— Ты просто «не разглядела»!

Опоздав, в класс вваливается Стоцкий. Наш главный отмор, который в изоляторе проводит львиную долю времени. За драки и беспредел. Боксер с отбитой башкой, упырь без понятий, отморозок…

— Стоцкий, — морщится Андрей Андреевич. — А давай-ка, сюда, поближе ко мне. На первую парту. Что-то ты у меня совсем расслабился.

По бычьи оглядев всех, Стоцкий молча садится к Яне.

Ну, супер!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 5. Тест-драйв

У химика голос энергичный и молодой. Мне кажется он темноволосым, подтянутым и в очках.

У историка голос пожилой, вкрадчивый и слегка пафосная манера речи. Наверное, он седовлас и импозантен. Полноват. Так как двигаясь мимо парт часто шоркается об них или задевает. И на шее у него, наверное, модный платок вместо галстука. Он часто уходит в историю моды, стоит только ему как-то коснуться этой темы в повествовании.

У преподавательницы по этикету московский очень экспрессивный говор и отличный английский парфюм «Пеше Кардинал». Отчего-то кажется, что она стройна, русоволоса. И волосы лаконично собраны. Каблук высокий, потому что частые шаги и звон стальной подбойки, словно от шпильки. Наверное, и юбка-карандаш. Фантазия дорисовывает то, что не могут увидеть глаза и услышать уши.

Звенит очередной звонок. Вокруг сразу же все оживает голосами. Слышу, как Шагалов говорит по телефону, как шепчутся девочки обо мне и том, что Марику пересадили.

Я наощупь пытаюсь отыскать свою трость, которую повесила на подлокотник стула. Ремешок выскальзывает из пальцев.

Ну, отлично… Терпеть не могу шарить руками по полу. Еще и со стороны соседа по парте упала. Стоцкий, кажется? Чувствую его запах.

Давай, Яна, иногда окружающих надо просить о помощи, без этого никак. Даже зрячие это делают.

Это очень сложно для меня! Но я работаю над этим. Гордыня не самое лучшее мое качество, как говорит отец. И иногда ее надо смирять.

— Извини, — поворачиваюсь к нему. — Ты не мог бы подать мне трость.

Тишина. Я чувствую напряжение. Он не реагирует никак. И не выдержав, даю заднюю в своем стиле:

— Окей, просьба снимается.

Поджав губы, отворачиваюсь. Унизительно это все…

Через мгновение слышу шорох и стук трости прямо передо мной на столе.

— Спасибо, — сглатываю я.

Никакого «пожалуйста» не звучит.

Итак, проход между партами, обойти первую на втором ряду, потом поворот на девяносто градусов и восемь шагов до двери.

— Яна тебя проводить? — голос преподавателя.

— Нет, благодарю, я сама.

Следующий класс должен быть близко, по другой стороне коридора третья дверь. Алла провела меня по сегодняшнему маршруту заранее. Но она так хромает и тоже ходит с тросточкой, что я отказалась от ее сопровождения. Сославшись на то, что если вдруг что-то, наберу Агнию.

Чувствую, как очень близко проходят одноклассники, практически касаясь меня плечами. И тростью не воспользуешься, я в плотном потоке, люди будут о нее запинаться. Неуверенно иду, считая шаги. Там чертов порожек был, практически вровень с полом. Надо не запнуться.

— Фарватер правее, — аккуратно прикасается на мгновение к моей талии Добби.

Вздрогнув, смещаюсь правее. Было бы круто врезаться в косяк!

Вообще перемещаться с тростью в коридорах школы очень неудобно. Люди так близко друг к другу двигаются.

— Дай руку, Мышка.

Сомневаясь, притормаживаю.

— Давай… Давай… Не выпендривайся. Я — лучше, чем трость.

— Спорно.

— Ты просто не пробовала!

Усмехаясь, протягиваю вперед руку.

— Окей, тест-драйв. Выкинешь какую-нибудь дичь…

Наши пальцы сплетаются.

— Кто ж пойманную дичь выкидывает, дурочка? — крепче сжимает мои пальцы. — Попалась?

Мы никуда не идем, стоим. мОн медленно гладит большим пальцем мою ладонь. Это почему-то сбивает дыхание.

— Проводник сломался? — шучу я, пытаясь преодолеть неловкость.

— Коротнуло немного, — в его голосе улыбка. — Пойдем…

В коридоре, кто-то опять врезается плечом в мое.

— Смотри куда идешь! — рявкает Шагалов.

Притягивает к себе ближе, обнимая за плечо.

— Максим, — строгий женский голос. — Демонстрация отношений в школе запрещена, что за объятья?

— Ольга Пална, так она же не видит, все прут, толкают ее. Я просто доведу до класса.

— Не видит? — растерянно. — Вас как зовут?

Не успеваю сообразить и только открываю рот…

— Яна Албанцева она.

— Аа… Да… Предупреждали нас. А почему Вы одна? Вам разве не выделили сотрудника?

— А я сама могу… — снимаю я с плеча руку Макса. — Просто людно очень в коридоре, боюсь люди об трость запнутся, пока привыкнут ко мне.

— Мм. Хорошо, Максим, доведи.

Мы идем дальше.

— Кто это был?

— Завуч наш.

Откладываю этот голос на одну из многочисленных своих полочек, маркируя «Ольга Павловна».

Мы заходим в класс. Звонка еще нет, чувствую, как Макс подводит меня к ребятам.

— Яна, привет, — здороваются со мной несколько голосов.

Я узнаю Асин и ее парня — Сэма. И еще есть несколько, которые уже слышала.

— Привет.

Они шутят, смеются. Я так давно не была в компании сверстников, что чувствую себя инопланетянкой.

Ощущая бедром стол, присаживаюсь. Чувствую спиной ладонь. Макс страхует. Ну ладно, не такой уж ты и страшненький, Добби.

И словно уловив мои мысли, Макс обращается к друзьям:

— Так, народ, тут у нас ошибочка вышла с Албанцевой, она уверенна, что я страшненький. Прошу развеять миф! Агния?…

— Ну… Сэм посимпатичней, — хихикает Ася.

— Ээ? Рит? Ты хоть скажи!

— Да страшный как атомная война! — хохочет еще одна девочка. — Весь таблоид порепанный.

Парни смеются. Я тоже фыркаю от смеха.

— Ну, спасибо, девочки! — ехидненько.

— Да ладно, Шагалов, не переживай, не всем же быть красавцами, — шучу я.

Звенит звонок и мы расходимся по своим местам. Присаживаюсь за парту, в этот раз кладу трость перед собой. Чувствую тяжелое внимание от своего соседа рядом…

Глава 6. Наглец

В комнате у нас напряженка. Соседкам я не зашла.

— Яна, ты вытерла руки моим полотенцем, — недовольно ворчит Гала.

— Потому что не нужно перевешивать мое. И переставлять вещи, если я их куда-то поставила. Ты не трогаешь мои вещи, я по ошибки не трогаю твои. Такое правило.

— Никто не обязан соблюдать твои правила.

— Еще раз: будете трогать мои вещи, я буду трогать ваши. Так яснее?

Молчание.

Их голоса отдаляются, они шепчутся о чем-то, хихикают.

— Как Коневской? — Гала.

— Щедр… — Марика.

— Сколько карат? — с жадным любопытством в голосе.

Марика начинает хвастаться бриллиантами.

— Добрался до тебя?

— Тьфу… Тьфу… — смеется Марика. — Оттянем этот радостный момент.

— Ты сказала ему, что ты не… — многозначительно. — Дождалась, так скажем, своего принца?

— Нет! Я решила, что невинность хороший повод оттянуть неизбежное. А перед свадьбой я поправлю эту досадную деталь у надежного врача.

Боги, какая мерзость…

— На свадьбу он обещал мне яхту.

— На каком море? — вдохновленно.

— Да невыездной он, Гал, на нашем море.

— Ууу…

— Ну что ж поделать? Отойдет от дел лет через десять, будем колесить! А лет через пятнадцать с его проблемами так, может, и вообще буду уже вдовой и единственной наследницей всего его состояния.

Дважды мерзость. Мне неуютно. Но ничего не поделать.

— У вас и свое не маленькое.

— Это состояние отца. А у меня два старших брата и молодая мачеха, на секундочку. Я хочу свое личное. И быть себе хозяйкой. Да и ждать наследства это очень долго. А Коневской не так уж и плох. Тем более, отец мне тоже обещал кое-что за мою благосклонность к Коневскому.

Фу-фу-фу!

Машинально надеваю обсуждаемую ситуацию на себя, и меня передергивает от отвращения.

Я не наследница гигантских состояний, хотя и отец весьма влиятельный человек. Но ничто бы не заставило меня выйти замуж за нелюбимого человека. Боюсь, что даже поцеловаться с нелюбимым неспособна. Наверное, поэтому до сих пор и не целованная. Хотя, когда мне было этим заморачиваться с моими проблемами?

Девочки продолжают скабрезничать.

Я бы надела наушники. Но мне категорически нельзя. Для слепого это полная депривация в случае опасности.

— Не боишься, что кто-нибудь из парней может тебя сдать? — продолжают они.

— Я тебя умоляю! Кому это надо? Даже если кто и ляпнет… Мало ли, о чем фантазии у юных отроков! Пф!

Мда.

Накидываю куртку и иду на улицу. Сегодня не Мишина смена. Будет незнакомый охранник. Но, может быть, мне удастся его уговорить на небольшую уступку — прогуляться возле крыльца.

У меня на этот случай есть пара рабочих заготовок.

— Яна? — догоняет меня в коридоре Алла. — Через полчаса уже отбой.

— Да, я помню. Мне нужно немного подышать, у меня… — прокашливаюсь. — У меня рекомендация от психолога про «открытые пространства».

Воспитатель в курсе моих особенностей.

— О… Я отправлю с тобой охранника.

Черт.

Ведет меня к выходу.

— Спасибо, но я просто на лавочке посижу, у крыльца.

— Марат! Присмотри… — многозначительно.

Та-а-ак… Хочется упереть руки в бока, да мешает трость.

Как только отдаляется звук шагов Аллы, я переспрашиваю: — Марат?

— Привет, Яна.

— Ну, отлично! — шиплю я. — Сколько у меня нянек?

— Нет, нянек. Я временно сменил место работы.

— Понятно. Привет папе! — ядовито фыркаю. — А кто еще сменил место работы? Помимо Миши.

— Пара охранников на КПП. Вот сюда садись, смещает меня. — Там влажно…

— У меня есть ладонь, я потрогаю.

И тут же запинаюсь.

— Осторожно, шланг! — подхватывает под локоть, не позволяя загреметь.

С досадой сажусь на лавочку. Уныло веду тростью, пытаясь понять как идет шланг, чтобы не запнуться еще раз.

— Не расстраивайся. Он просто переживает. Я бы тоже переживал.

Рация у Марата шипит:

— Второй этаж, правое крыло, драка.

Вздыхает.

— Иди, я здесь буду.

— Телефон с собой?

— Да.

Дверь закрывается. Я наконец-то чувствую пустоту. Нет никого.

Из упрямства хочется пойти погулять по территории.

Но я хотела позвонить. А при соседках… нет!

— Доктор, — внятно произношу я в микрофон телефона.

Пользоваться телефонной книгой я могу только через голосовой поиск.

— Добрый вечер, Яна.

— Вы не звоните…

Послезавтра мне должны снять повязки, чтобы посмотреть результаты операции. И у меня тикает внутренний таймер, который каждый час ожидания превращает в густую гадкую тревогу.

— Яночка, я застрял в Шри-Ланке, здесь не летная… Как только я окажусь в России, мы сразу же…

— Мне не снимут повязки?

— Без меня не стоит. Твои глаза — это целое произведение искусства. Давай не будем рисковать с другими врачами? Я хочу пристутствовать.

— Ладно. Но я уже должна видеть?

— Твоя сетчатка хорошо себя ведет. Должна. Но итоговый результат мы все равно сможем оценить только еще через год. С роговицей сложнее. Но в этот раз и она ведет себя неплохо. Признаков отторжения нет. Как твое самочувствие, кстати?

— Нормально.

— Жжение? Зуд? Отек? Жар?

— Нет ничего.

— Я уверен, все будет хорошо в этот раз. Не торопись. Но даже если что-то пойдет не так, мы будем продолжать.

— Ладно.

— Если тебе тревожно, быть может, есть смысл вернуться в больницу.

— О, нет! Спасибо.

Убираю телефон.

Ну вот, пытка нарастающей тревогой продляется.

Встаю, пытаясь сбросит нервное напряжение прогуливаюсь по дорожке. Десять шагов вперед, десять обратно. Перебираю различные мысли, чтобы отвлечься.

Добби в этот раз не появился…

Эта мысль неожиданно будоражит, отвлекая меня от страхов.

Я прислушиваюсь к ней. Ловлю себя на том, что улыбаюсь.

Он здесь? Присутствие не ощущается. Слышу скрип двери.

— Ян, давай обратно, — зовет меня Марат.

Послушно возвращаюсь, обходя шланг. В холле у правой стены высокие холодильники. Ася сегодня показывала. Можно взять напитки, йогурты, коктейли…

Открываю дверцу второго. Чувствую спиной чье-то близкое присутствие. Вздрагиваю и напрягаюсь. Но уже в след мгновение — запах знакомого геля для душа. Макс…

— Проголодалась, Мышка?

Пальцы едва ощутимо скользят по моей талии. Прислушиваюсь ощущению. Покусать или нет? Оно очень тактично.

— Что тебе подать? — интересуется он.

— С малиной есть?

— Йогурт? Сейчас найду…

Оказываюсь в плену его рук, между ним и холодильником.

Дыхание сбивается. Разворачиваюсь. Поднимаю руку, зависая пальцами возле его лица.

— Можно?

Хочу «посмотреть» какой он на самом деле.

Ловит мою кисть, прижимая ладонь к губам. Воздух между нами словно нагревается. Я слышу его дыхание, ощущаю его кожей.

Пальцы скользят по моей спине. Мурашки неожиданно идут волной, взрываясь в загривке.

— Холодная… — хрипло.

Дует горячим дыханием на мои пальцы. Спуская мою ладонь к себе на грудь, неожиданно впивается в губы! Ахнув, вспыхиваю от горячего стыда, и тону в неожиданном шокирующем мужском вкусе. Колени подкашиваются. Испугавшись ощущений и возмущаясь его наглости, я, пискнув, резко дергаюсь назад. Врезаюсь спиной в открытый холодильник. Все с грохотом сыпется на меня и мне под ноги.

— Ян! — дергает меня обратно Макс из этого града пластиковых бутылок.

Я наступаю на что-то. Бутылку. Пластик лопается, окатывая вторую мою ногу вязкой холодной жижей.

О-о-о-отлично!!!

Поскальзываюсь на этих йогуртах. Но Шагалов крепко держит за талию. Вытягивает меня еще дальше из эпицентра катастрофы. Охреневая, пытаюсь отдышаться.

— Ты как, Мышка? — настороженно.

— Ты ненормальный?! — в чувствах луплю ему в грудь. — Отпусти немедленно! Наглец…

— А ну-ка руки от нее убрал! — рявкает Марат.

О, господи! Только его не хватало. Сама я справлюсь с этим наглым идиотом!

— Яна?

— Все! — поднимаю успокаивающе руки. — Я рассыпала йогурты… Макс… Пытался помочь.

— Не похоже, — недовольный голос Марата.

— Я напугалась немного. Он неожиданно подошел… — пытаюсь объяснить свою реакцию, которую наверняка и увидел Марат.

— Можно мне из персонала кого-то? Помочь с вещами.

— Сейчас сделаем.

— Иди, Шагалов, иди… — тихо рычу на него.

— Ты хотела йогурт с малиной.

Вкладывает мне в руки.

— Спасибо… — цежу я.

И закатить бы сейчас глаза для выразительности, но мне эта опция к несчастью недоступна.

Ни дня без приключений!

Касаюсь пальцами губ. Горят… А колени все еще мягкие и непослушные.

Приплыли.

Глава 7. Ретроградный меркурий

Одеваюсь с утра на уроки. Каждый день у нас мелкие стычки с соседками.

С утра была очередная. Из-за музыки. Я не хочу слушать их музыку. И по правилам проживания музыку можно слушать только в наушниках, о чем я им вежливо напомнила.

— Съехала бы ты, Албанцева, в другую комнату. Не уживемся! — Гала. — Ты же у нас на особом положении. Попросила бы администрацию.

— Не можешь со мной ужиться, съезжай сама.

— Нет, ну это уже зашквар! — цедит Марика.

Захожу в ванную. Ищу тоник, чтобы протереть лицо, с умыванием пока проблема. Опять стоит не на месте. По запаху определяю, что мой.

Пальцами прикасаюсь к накладкам на глаза. Скорей бы уже! Завтра обещали снять… А теперь опять откладывается.

Перешептываясь, соседки выходят из комнаты. Застегиваю рубашку. Пальцами ощущаю — что-то не так. Провожу ими по пуговицам вверх, вниз… Тревожно прислушиваюсь к ощущениям.

Начинаю себя ощупывать. На плече шов! Подождите, она вывернута, что ли?! Прачка развешивает одежду идеально. Я не прикасалась. Кто ее вывернул? Ответ прост — либо Гала, либо Марика.

Серьезно? Такая вот пакость слепому? Тварюшки…

Оскаливаюсь от гнева и обиды. Я опять ощущаю себя беспомощно и жалко. В носу щиплет.

Так… Соберись тряпка. Не смертельно! Но могли же не только в мелочи напакостить, вот в чем проблема.

Мне надо попросить о помощи? Увы, но — да. Потому что в моей сумочке серьезные таблетки, как минимум. А если у них совсем плохо с головой, и они подменят их на что-нибудь? Зря не отдала их Алле! У нее и действительно было бы надежнее. Сегодня же отдам.

Но своей охране я не звоню. Потому что решила обходиться своими силами. Я звоню Асе.

Меня трясет от чужой подлости.

Через минуту девочки уже у меня.

— Яна, привет, — проходя мимо сжимает на мгновение мое предплечье Рита.

— Привет.

— Ты чего? — настороженный голос Аси.

Нервно встряхиваю кистями, пытаясь избавиться от нервного тремора.

В двух словах объясняю проблему.

— Эти могли… — вздыхает Агния.

— Ладно, не трясись, разрулим, — Рита грубоватая, но отзывчивая.

Агния говорила, она кикбоксер.

Слышу, как они открывают мой шкаф.

— Я в ванной все проверю.

— Где таблетки твои?

— А вообще, надо Аллу просить переселить Яну к нам.

— На моем веку никого не переселяли, — Ритин голос из ванной.

— Но если объяснить ситуацию…

— Со мной все нормально? — касаюсь пальцами гладкой холодной поверхности. Я знаю, здесь зеркало.

Рубашку я уже переодела.

Ася дотошно осматривает меня, крутя перед собой.

— В порядке.

— Значит, просто мелкая пакость. Извините за истерику.

— Ничего себе — мелкая!

— Оставим пока все как есть. Если повторится, ну, не знаю тогда…

Из принципа не хочу переселяться! Не хочу сдаваться под их нападками. Скорей бы накладки сняли.

— Ян, давай, поговорим с Аллой?

— Пока не надо.

Голос дрожит от волнения.

Гадко, ужас! Сжимаю горящие щеки.

— В столовую опоздаем, — всовывает мне в руки куртку Рита.

Веду рукой по тумбочке.

— Очки!

Слышу шорохи и суету.

— Упали, видимо. Между тумбочкой и кроватью были, — вкладывает мне в руки Ася.

Упали, я бы услышала. Я этот звук знаю хорошо.

— Ну да, — Рита с сарказмом. — Все упало. Само. Повышенная сейсмическая активность.

— Пойдемте…

На уроках меня не отпускает, хочется дать сдачи. Но как? Да и не вывезти мне слепой войну против двух беспринципных тварей.

Поэтому засунь пока свою гордыню поглубже, дорогая! Терпи. Дашь сдачи позже. Когда прозреешь.

Я же прозрею, правда? Обращаюсь наверх с надеждой. Даже, черт с этой сдачей. Просто верните глаза.

Урок подходит к концу, все пишут какую-то короткую контрольную. А я просто сижу, жду. Меня потом проэкзаменуют устно.

— Сдаем работы.

Вокруг шепот и движения.

— Ян… — чувствую, как едва ощутимо гладит пальцем по позвоночнику.

— Макс, не трогай меня, — шиплю на него тихо.

Звенит звонок.

— Не злись, Мышка, — подергивает чуть-чуть за косу.

— Макс!

На негативных эмоциях от произошедшего утром и переживаниях получается очень резко.

— Шагалов, ты тупой или глухой? — неожиданно прорезается голос у моего соседа. Антон, кажется так называл его преподаватель.

Вздрагиваю.

— Че-го? — задиристо фыркает Макс.

— Отколись!

— Иди сюда!

Голоса низкие, агрессивные…

Все приходит в движение! Я сжимаюсь от всплеска адреналина, словно потолок обрушится мне на голову. Парты съезжают с мест. Что-то летит на пол. Кто-то из девочек вскрикивает.

— Хватит, хватит!!! — испуганно развожу руки в стороны.

Одна натыкается на руку соседа. Хватаю покрепче.

— Антон!

Застывает.

— Макс! Не надо.

Меня за руки вытягивают из-за стола девочки, ругая мальчишек. Гам, крик… Голос преподавателя.

— Макс, ты где?! — протягиваю я вперед руку.

Все замолкают. Его горячие пальцы сплетаются с моими. Мы молча стоим в полной тишине.

— Это все ретроградный меркурий! — нервно улыбаясь, пытаюсь пошутить я. — Все психи в активной фазе, да Шагалов?

Кто-то хихикает.

— Если сейчас спокойно разойдетесь, — сделаю вид, что ничего не видел, — обещает физик.

И надутый адреналином шар вдруг начинает сдуваться.

Кто-то опять смеется, кто-то болтает. Макс собирает мои вещи.

— Провожу тебя, ладно, Мышка?

— Угу…

Горячие мальчики.

Глава 8. Похищение

На выезде из школы небольшая пробка. Не разъехались две тачки, заблокировав остальных.

— Василий Петрович, можно я поведу?

— Не здесь, Максим.

— Да, ладно, у меня же есть права. Я хорошо вожу.

— Но в силу они вступают только с твоих восемнадцати.

— Ну и что?

— Слишком много людей. Въедем в коттеджный поселок, пущу за руль.

— Там я с тринадцати вожу, это уже неинтересно.

— Нет, Максим.

Закатываю глаза. Можно подумать, когда мне исполнится восемнадцать, людей станет меньше. Что за бред?

Сегодня день рождения у Маши, сестренки моей, будет праздничный ужин и родители настойчиво попросили быть.

Открываю окно. Дождь моросит. Пока все стоит, водитель сбегает, прихватив пачку сигарет. Курилка не близко и скрыта от глаз дополнительным забором. Смотрю ему в спину. Скучая, в сумерках разглядываю другие тачки.

Яна! Под зонтиком с тем самым «тепленьким» возле лавочки, недалеко от меня.

Что за фигня, а? Выхожу из тачки, не торопясь иду в их сторону.

— Не хочу я туда ехать! Просто отвези меня домой.

— Не могу я… — морщится он. — Ты же все понимаешь.

— Тогда — не поеду, — капризно. — Неужели нельзя пару часов для меня выделить?! И как-то нормально провести время?

Отворачивается от него.

Не догоняю, между ними реально есть что-то?!

— Ян, детка, давай без капризов, а? — обходит с зонтиком, снова вставая к ней лицом.

Э, какая она тебе «детка»?

Мышка недовольно сопит.

— Ну ладно тебе, — на мгновение приобнимает ее за плечи. — Пойдем.

— Я кофе допью, — взмахивает она бумажным стаканом.

— Окей, подожди меня здесь, я за машиной. Никуда не уходи. Плотно тачки стоят. Быстро не развернуться.

Отдает ей в руки зонт.

Не хочешь с ним ехать, Мышка? Это правильно. Нехрен!

Веду рукой по влажным волосам, стряхиваю капли. Смотрю на Яну. От мысли, что этот олень в форме по-хозяйски распускает лапы, меня переворачивает от бешенства. Роман с персоналом? Реально? Ты чего, Мышь моя, двинулась? Хрень какая-то! Когда бы она успела? За неделю?

Машины наконец-то начинают двигаться. Стоящая за нашей мерцает фарами.

Надо ее похитить! «И как-то нормально провести время!»

Улыбаюсь этой идее. Адреналин окатывает волной, от азарта легкий мандраж. Короче, у нас свидание, Мышка, смирись.

Вспоминаю, как он придерживал ее за локоть. Решительно делаю шаг ближе и перехватывая зонт, также беру ее. Тяну к машине. Послушно идет рядом.

А меня колбасит, трындец просто!

Это похищение, Шагалов. Похищение слепой несовершеннолетней девочки, на секундочку. Ой, да ладно! Подумаешь…

Открываю ей дверь, и, придерживая, помогаю сесть на переднее сиденье. Поправляю ее длинный стильный плащ с белыми чайками. Бросаю взгляд на массивные ботинки с рельефной подошвой. Темные огромные очки. Прикольная такая «Матрица»…

— Миш… — протягивает мне пустой стакан.

Улыбнувшись, забираю. Захлопнув ее дверь, закидываю его трехметровым в урну.

— Поехали!

Тачка, стоящая за нами, сигналит.

Быстро сажусь за руль, поворачиваю ключ зажигания и давлю на газ, выезжая за ворота.

Яна ведет пальцами по сиденью сбоку. Потом по панели. Затем громко глубоко вдыхает.

— Машина другая… Табаком пахнет… Миш?

Сжимаю ее кисть, чтобы не напугалась. Застывает.

— Миша сегодня отдыхает, я тебя немножечко украл.

— Макс?! — вздрагивает она, выдергивая руку.

— Не шуми, ладно? Мы просто покатаемся, в кафешке посидим, погуляем, а потом я отвезу тебя домой.

— Оборзел, Шагалов?? — открывает она шокированно рот. — Ты хоть понимаешь, что сейчас начнется Армагеддон?!

— Нет, не начнется. Тебе сейчас позвонит твой Миша, — морщусь я.

Ее телефон тут же начинает трезвонить.

— Вот! А ты ему скажешь, что решила остаться в школе. И все! Ну давай, Мышонок! Приключение! — с энтузиазмом уговариваю ее я. — Когда у тебя последний раз было приличное приключение со знаком плюс?

Нервно стучит ноготками по звонящему телефону.

— Я приглашаю тебя на свидание, Албанцева. Отказы не принимаются.

— Ты обещаешь знак плюс и вести себя прилично?

— Ну я же твой Добби, — смеюсь я. — Давай! Круто будет!

Медленно выдыхает. Отвечает на вызов.

— Миш, я в порядке, — сразу начинает она. — Нет! Нет!! Я с одноклассником… ушла. Все в порядке. Мы общаемся просто. Гуляем. Точно, да. Нет… Забери меня утром, со школы и все. Хочу остаться сегодня.

Что-то еще говорит.

— Мы тусуемся до утра? — уточняю я.

Скидывает вызов.

— Нет! Мы попьем кофе, и ты вернешь меня в школу.

— Как скучно. Давай так… Мы тусуемся, пока ты не скажешь «стоп». Но «стоп» ты говоришь только, если заскучаешь, м?

Улыбается…

И мне хочется, как спаниелю радостно нарезать вокруг нее несколько кругов.

Мой токсик улыбается, вау! Любуюсь на ее красивые зубки. Клыки чуть удлиненные и острые. Хищница…

— Ну??

— Ладно. Попробуем. Но еще я говорю «стоп», если ты пугаешь меня или наглеешь?

— Это ты про поцелуй?

— Да!

— Какая жадная девочка, — возмущаюсь я. — Окей, но если наш вечер пройдет безупречно, то в конце ты целуешь меня сама.

— Эй!

— Да! И соглашаешься на еще одно приключение. Честный договор, Мышка!

Ну? Да? Да?!

— Договорились, — морщит нос.

Да!!!

Нарезаю довольным псом еще несколько вымышленных кругов вокруг этой недотроги.

— У тебя хоть права-то есть, Шагалов, или приключение уже в разгаре? — с сарказмом.

— Есть… Но ты пристегнись, Ценный груз.

Не спеша, аккуратно веду тачку. Это далеко не первый мой «угон». Родоки обычно не сильно истерят.

Дотягиваюсь до ее руки, сплетая, наши пальцы. Круто…

Глава 9. Гнездышко

Когда я последний раз гуляла с мальчиком, не считая брата? Да, никогда, кажется.

Где мы?

Приобняв за талию, Макс не спеша ведет меня куда-то.

— Не замерзла?

Температура немного упала, но зато дождь закончился.

— Прохладно.

Притормаживает, чувствую, как обматывает мою шею чем-то мягким.

— Шарф. Так лучше?

— Спасибо.

— Спасибо много, Мышка, хватит поцелуя!

— Обойдешься пока, — усмехаюсь я. — Вымогатель.

— Осторожно, ступеньки.

Мы поднимаемся, спускаемся… Я слышу плеск воды. Голоса людей. Музыка какая-то… Скрип. С кем-то шоркаемся по дороге рукавами. Чувствую, что людей вокруг много. И какая-то праздничная или радостная атмосфера.

Крепко держа меня за руку, Макс покупает билеты.

— Макс?

— Идем, идем…

Мы заходим на какой-то, судя по звуку и тому, как пружинит поверхность, деревянный настил.

— Держись… — ставит мои кисти на холодные вертикальные прутья. — Шаг вперед, я ловлю тебя.

— Что это?

— Доверься мне. Ты же летучая мышка? Мы будем летать.

За талию втягивает между прутьями, за которые я держусь.

— Отпускайся.

Вскрикнув, перехватываюсь за него. Потому что поверхность, на которой я теперь стою, двигается.

— Держу тебя… — шепчет мне в ухо. — Садись.

Усаживает меня, и садится сам, обнимая сзади.

— А можно нам еще плед и два стакана кофе?

— Есть только какао.

— Давайте какао, главное, чтобы горячий.

И через минуту я укутана, в руке горячий стакан.

Платформа под нами медленно движется. Положение тела в пространстве меняется. Низ моего живота ритмично сжимается, улавливая это движение.

— Качели?

— Угадала.

— Лодочки? — дотягиваюсь до строп пальцами.

— Здесь их называют «гнездышки». Из-за круглой формы, наверное. Мы с тобой в гнездышке, Мышка! Пей какао…

Расслабляясь, ложусь на его грудь спиной. Он держит меня за талию, сжимая мои бедра своими.

Движение становится чуть ощутимее. Я чувствую полет. Поток ветра бьет в лицо.

Когда-то, в другой жизни, очень давно я любила качели.

Внутри вибрирует от ярких ощущений.

Холодный нос Макса трется об мой висок. Прикусывает губами краешек уха. Сжимаю колени от слишком острых ощущений, мурашки бегут по спине. Ощущение оглушает. Уворачиваюсь!

И мы летим в обратную сторону. Рефлекторно, хватаюсь руками за его бедра. Через минуту привыкаю к этому ощущению падения вниз.

— Идеально?

— Прикольно, — снисходительно киваю я.

— Целоваться будем?… — шепчет он.

Губы горят.

Его пальцы скользят по моему подбородку. Чуть ощутимо вынуждает повернуть к нему лицо. Мое дыхание срывается, в груди сжимается.

Смущаясь, начинаю хихикать, вырывая подбородок из его пальцев.

— Рано, Шагалов! Быть может ты испортишь окончание вечера.

Цокнув, с рычанием вцепляется зубами в краешек моего уха.

С писком дергаюсь от чувственного взрыва, втрамбовывает меня обратно.

— Сиди!

Какао заканчивается, качели немного замедляются.

Мы греем руки, изучая ладони друг друга пальцами.

Макс включает музыку на телефоне, один наушник вставляет мне в ухо. Второй, наверное, — себе.

Я «смотрю» вверх, задирая лицо и скользя по его плечу затылком. Голова моя кружится. В груди парит, в животе сжимается на каждый полет качелей вниз. Щекой чувствую, как он улыбается.

Становится еще прохладней.

— Который час?

— Забудь. Я отменил время.

Качели останавливаются.

Мы гуляем, держась за руки, едим хот-доги.

Я пищу от огромной порции горчицы, тряся от нестерпимых ощущений пальцами

— Черт… Жесть!

Он смеется надо мной.

Чувствую, как на глазах выделяются слезы от острого. А мне нельзя плакать! Веки склеены специальным антисептическим гелем. Мочить нежелательно.

Плевать! Завтра все равно на перевязку. Не хочется думать о своих слабостях, когда у меня «приключение».

— Все, я больше не могу, — отдаю ему хот-дог.

— Слабачка! — доедает остатки моего, аппетитно причмокивая.

— Я чистая?

— Неа.

Неожиданно прикасается к моей нижней губе. И только через мгновение я понимаю, что — губами! Замираю. Облизывает. От горячего ощущения я пьянею, не успевая никак среагировать. Тут же отстраняется. Потом вытирает пальцем.

— Вот теперь нормально, — как ни в чем не бывало.

А я, застывшая и растерянная, стою снова статуей от его наглостей. И только открываю рот, чтобы высказать свое возмущение, как он перебивает.

— Ой, блин! — с досадой. — У Маши днюха сегодня! Из головы вылетело.

— Маши? — настороженно переспрашиваю, неприятное чувство неуверенности скребет под ребрами.

Это напоминает мне что вокруг, вообще-то, полно полноценных девочек. А он возится со мной.

— Сестернка моя младшая. Поехали!

— Куда?

— Поздравим, подарим что-нибудь.

— Домой к тебе?

— Ага.

— Ой, нет, я пас.

С ним — расслабилась, да. Но в компанию других людей не готова.

— Прекрати, трусиха. Там мои родители и гости. Ничего я с тобой не сделаю.

Он немного неправильно интерпретирует мой страх. Если честно, об этом я даже не подумала, что он может как-то обидеть меня, воспользовавшись беспомощностью.

— Макс, ты завези меня, ладно? В школу. Или такси можно вызвать.

— Ну, ага. Еще я тебя слепую на такси с непонятными водилами не отправлял.

«Слепую» от него звучит не обидно. Звучит, как забота. И меня даже не дергает.

— Макс, я не хочу ехать.

— Ян, ну я же не отморозок, ты чего? — возмущенно.

— Не поэтому. Я не хочу знакомиться с родителями и гостями, — вздыхаю я.

— Если честно, я и не планирую тебя с ними знакомить.

— Мм, — понимающе мычу я, нифига не понимая.

— Я же тачку угнал, начнется лекция. Понимаешь?

— Аа.

— Батя ключи отберет, а у нас сегодня еще развлекательная программа! Давай, на минуту заскочим. Быстренько поздравлю сестру и свалим?

— Окей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 10. А кто у нас папа?

Мы едем мимо горящих городских витрин, это красиво и драйвово, мне очень жаль, что она не видит этого.

— Мышка, а кто тебе этот «Тепленький»?

— Вопрос снимается, — морщит нос.

— Ян, — тяжелею я, теряя настроение, рефлекторно жму на газ, выплескивая агрессию. — Парень твой?

Отрицательно качает головой. Ладно… живи пока, Мышка!

— А парень есть?

— А ты как думаешь? — с вызовом в голосе, поправляет очки.

— Если это отсылка к тому, что ты не видишь, то не прокатывает. Глаза, конечно, зеркало души, но далеко не базовая вещь в отношениях. Ну… ты понимаешь, о чем я.

— Так… так… так! И какая же базовая, господин Шагалов? — с сарказмом.

Я смеюсь, качая головой.

— Скажи раз уж заикнулся!

— Ой, все, Албанцева! — закатываю я глаза. — Большая и чистая душа!

Теперь она ухмыляется, качая головой.

— Я уже говорила, что ты идиот?

— Но веселый хотя бы?

— Это бесспорно!

— Без чего, прости? — шучу я.

Выхватываю по бедру.

— Ау! Аккуратнее. Попадешь с дуру в мою «большую и чистую», я в болевом шоке все тачки на дороге соберу!

— Пошляк…

— Но ты меня прощаешь, м?

Аккуратно сжимаю ее бедро. Тут же выхватываю по обнаглевшим лапам.

— Смотри на дорогу, некрасивый мальчик!

— Начинается! — фыркаю я.

Но как не пытается быть строгой, губы все равно чуть заметно улыбаются.

— Я все вижу Албанцева, покажи зубки.

Агрессивно щелкает на меня зубами. Смеясь, сворачиваю на нашу улицу.

— Приехали.

Но из машины выходить не тороплюсь. Мне адски хочется увидеть ее глаза. До сосущего ощущения в солнечном сплетении. Мне кажется, они пронзительные и зеленые.

— Ты зеленоглазая?

— Да. А ты?

— Сероглазый.

Наши телефоны периодически звонят, мы поставили их на беззвучку.

Я заглядываю в телефон Яны.

— Мышка, написано «папа».

— Ладно, дай мне.

Вкладываю в руки. Пальчики слепо скользят по экрану.

— Слушаю.

Вижу, как ее губы сжимаются в линию. Слов не разобрать, но тирада звучит внушительная.

— Пап. Извини, что ответила не сразу. Я в школе. Я гуляю с друзьями, окей? Не надо вот это все. Не дергай персонал и меня!

Опять выслушивает в трубке.

— Значит, у тебя глючит твоя программа. Вот, я ответила, я в порядке. Я в безопасности. Мне не тринадцать лет. Немного свободного пространства, окей? Перед сном позвоню.

Скидывает вызов.

— Потерял?

— Аха.

Экран на ее телефоне снова мерцает.

— Он опять звонит.

Скидывает вызов, убирает телефон в карман.

— Посидишь пять минут?

— Макс, — кусает губы. — Мне нужно в туалет, в общем.

— Мм… Ну, окей. Пойдем.

— Черт. Неудобно как!

— Пф! — вытягиваю ее из машины.

Прихватываю из машины коробку со слайм-конструктором. Родоки отказываются на отрез покупать Маруське эти разноцветные «сопли», боясь, что она испортит новую итальянскую мебель в своей детской. А она так выпрашивала… Почистят свою мебель, короче!

Открываю дверь магнитным ключом. С другой стороны дома шумно, много света от прожекторов, слышны громкие задорные голоса аниматоров.

Открываю дверь в сауну.

— Сюда. Не шуми, — шепчу ей на ушко.

Нас вряд ли кто-то услышит. Но мне просто кайфово, как она сжимается, когда я касаюсь ее чувствительного тонкого ушка губами. Это так остро… Почти как настоящие ласки. И по себе знаю, что ощущения ничуть не уступают более откровенным прикосновениям.

— Пахнет… Деревом.

— Это сауна.

Включаю ей свет в ванной комнате.

— Разберешься? Слева раковина, прямо — трон!

— Шагалов, ты идиот! — хихикает она. — Кыш!

Выталкивает меня за дверь и закрывает ее. Слышу, как опять говорит по телефону.

Через черный вход захожу в дом.

— Максим? — удивленно смотрит на меня наш повар, колдующий над огромным тортом.

— Тсс! — прижимаю палец к губам.

Бегом поднимаюсь на второй этаж, оставляю на подушке у сестры коробку. Рисую на ней смайлик и пишу свое имя. Выглядываю в окно. Мама уговаривает ревущую Машу идти спать.

Иди, иди, дуреха! Тут полночи можно возиться со слаймами, пока они там догуливают твой день рождения.

Сбегаю вниз. Улыбаясь, ворую у повара из-под носа розетку с десертом.

Возвращаюсь к моей мышке.

— Макс?.. — растерянно протягивает руку вперед Яна, стоя возле двери в ванную.

— Я здесь, мой черный плащ, — сгребаю ее в объятия сзади.

— Дурак! Напугал!

— Ччч… Я тебе вкусняшек принес. В клуб поедем? Хочу с тобой потанцевать.

— В клуб? Никогда не была в клубе. Разве нас пустят?

— Это мои заботы.

— А как же школа? Я же не могу приехать ночью.

— Забей! Потусуемся часов до четырех, потом разложим сиденья, поспим в тачке до семи и вернемся как ни в чем не бывало с утра.

Вообще там и чилауты есть. Можно снять…

— Приключение, помнишь? — уговариваю ее я. — Мы всегда с друзьями делаем так!

На самом деле, читай: пару раз прокатывало.

— Ты чего загрустила? Не хочешь?

— Хочу… — неуверенно.

— Тогда — едем!

Да! Мне очень хочется ее развлечь. И совершенно не хочется отпускать.

Цветные и неоновые лучи «режут» толпу. Басы бьют в грудную клетку, как в барабан. Это пьянит!

Но на танцполе для моей Мышки слишком громко. Это ее дезориентирует и, чувствую, что пугает, зажимает… Ее кисть крепко сжимает мое предплечье. Обнимаю сзади, стараясь окружить своим присутствием.

Я же рядом, расслабься!

Пробую увлечь в пульсацию толпы, но стоит только на мгновение оторваться, как она замирает.

Пытаясь почувствовать, как чувствует она, закрываю глаза, прижимаясь к ней. И первый же толчок в плечо, полностью выбивает, заставляя распахнуть глаза и сориентироваться. А она не может распахнуть.

Тесно. Кто-то периодически толкает, протискивается.

Ладно, не все сразу. Касаюсь губами к ее ушка.

— Пойдем в чилаут-зону?

Кивает.

Как только мы выходим из зоны громкого музла, с облегчением выдыхает.

— Громкая музыка не мое, наверное. Извини.

— Не понравилось?

— Когда нет зрения, слух дает тебе возможность частично ориентироваться в пространстве. Меня немного напугала потеря последней ориентации.

— Да, я понял. Не парься. Мы и наверху неплохо потусуемся.

— Макс, привет, — проходя мимо, мурлыкают знакомые телочки, ревниво с недоумением поглядывая на Яну.

— Привет, — прижимая за плечо крепче, провожу ее мимо.

Она немного не пишется в местный стиль. Девочки здесь в откровенных коктейльных платьях, буфера навыкат, каблуки практически стрип. Яна — в кожаных брюках, ботинках на платформе и черном гольфе без рукавов с белой абстракцией. Шикарная и стильная, на самом деле. Но закрытая. Обнимая, глажу по плечу.

— Ты часто бываешь здесь?

— Не редко. Это клуб моего двоюродного брата.

Мы садимся на диванчик. Нам приносят меню.

— Кушать хочешь?

— Нет. Я хочу пить.

— Иди сюда, моя прелесть, я тебе почитаю меню.

Оперевшись на спинку, заваливаю ее на себя спиной. Немного препирательств, и она сдается.

— Ян… — трусь носом об ушко, рисуя пальцами восьмерку на животе. — Дай губки…

Шлепок по бедру.

— Меню читай.

— Так нечестно, — хныкаю я. — Мне необходимо топливо. Сдавайся, Албанцева!

За подбородок, поднимаю ее лицо. Целую в нос.

— Только попробуй, — улыбается она.

— Вот это попробовать? — не позволяя ей увернуться, прикусываю ее верхнюю губку. Она чуть более выражена по сравнению с нижней. Это придает чувственности и просто сносит башню!

Пища, съезжает по мне вниз, оказываясь головой на коленях.

Ла-а-адно…

Читая меню, перебираю ее длинные волосы.

— Вот, с мятой и кокосом прикольный, — сватаю ей коктейли. — Или цитрусовый? Со жженным сахаром?

— Давай, цитрусовый.

Делаю заказ.

— Макс! — ощупывает она карманы. — Я кажется оставила свой телефон в плаще.

— А браслет?

— Разрядился сегодня. Зарядное дома.

— Сходить, забрать телефон?

— Да.

Уже поднявшись, ловлю себя на том, что страшно ее оставлять одну. Вдруг что-то… Публика здесь в разной кондиции.

Надеюсь, обойдется без эксцессов!

— Веди себя смирно, — целую в макушку. — К мужикам не приставай! Они все сволочи, только я один приличный.

— Шагалов… — хихикает, пытаясь поймать меня за ухо.

Выворачиваюсь.

— К девочкам тоже не советую. Они тебя плохому научат. А я сам претендую — научить. Ни с кем, никуда! Жди меня.

У лестницы, засомневавшись, прошу охранника приглядеть за девушкой.

Обшариваю ее карманы в плаще. Телефона нет. Заведение дорогое, везде камеры, здесь из карманов не таскают. Тем более, что деньги на месте — несколько одинаковых купюр.

Может, в машине выронила?

Но идти на стоянку — это долго. А мой пульс учащается с каждой минутой, которую она там сидит одна, без меня, без телефона…

Нет.

— Макс! Шагалов!

Знакомые парни. Здороваемся за руку.

— Давай к нам?

— Я не один! — перекрикиваю музыку, мы у самых колонок.

— Вместе давайте.

Отрицательно качаю головой.

— Не в этот раз.

Не хочу «разбавлять» и отвлекаться от нее. Мне обещан поцелуй, в конце концов! И если мы будем одни, есть шанс затянуть и углубить это приключение.

Забегаю обратно наверх. Падаю к ней на диванчик. Настороженно напрягается. Мне хочется поиграться. Молча забираю ее кисть в руки. Дергается. Не отпускаю.

Ну, давай… Узнай меня!

Глажу пальцем ладошку. Заправляю белую прядь волос за ушко. Обвожу его по дуге пальцем.

— Макс?… — растерянно.

Тянет в мою сторону раскрытую ладонь.

Прикладываю свою. Пульсирует и покалывает!

— Я знаю, что это ты, — прикусывает губу.

— Откуда?! — грозно рычу я, затискивая ее. — Может, это олень какой-нибудь оборзел!

— Стой… Стоп… Хватит! Макс! — смеясь и отбиваясь, выкручивается из моих рук.

Втягиваю ее верхом на себя. Замираем, тяжело дыша друг другу в губы. Мои глаза закрываются. И теперь пульсирует все, как мгновение назад — ладонь. Наши носы соприкасаются.

— Ну? — шепчу я, сжимая тонкую талию.

Ее пальчики невесомо начинают обрисовывать мое лицо.

— Что это? — неощутимо касается еще незажившей заклееной сверху губы.

— Разбита… — хриплю я, тяжело сглатывая. — На спарринге.

— Больно?

— Ну, Ян, — клянчу, задыхаясь. — Мне не там больно. Иди ко мне…

В ушах долбит пульс, горло сжимается. Меня уносит от предвкушения так, что я глохну и перестаю слышать музыку.

— Яночка… — добираюсь пальцами до полоски ее кожи на пояснице.

Горячие губы прижимаются к моим.

Да-да-да! Это такой космос!

Я срываюсь, подхватывая ее рукой за затылок и переставая соображать — кто мы, где мы…

Все словно взрывается и остаемся только мы. А вокруг и правда словно все взрывается и ломается. Музыки нет, крики, шум, грохот. И уже в следующее мгновение, Яну срывают с моих коленей.

В шоке оглядываю беспредел. ОМОН…

Ее держит за талию, прижимая к себе какой-то кабан в балаклаве.

— Эй! Отпустил! — дергаюсь к нему.

Мне заламывают руки, укладываю мордой в пол.

Что за облава?! Здесь сроду не было такого! Перепугают ее сволочи!

— Яна!

— Лежать!

Наконец-то наступает тишина.

— Папа! — рявкает Албанцева. — Я знаю, что ты здесь!

— А почему я здесь, а? — слышу тяжелую быструю поступь. — В свое рабочее время, твою мать?! — рычит он зло. — Где твой телефон?!

— Оставила где-то… — виновато.

— Где-то? В сауне, Яна, в сауне! В чужой сауне, — цедит он едва слышно.

О, фак!

— Ты катаешься в тачке по городу с пацаном без прав, сбежала из школы, ты в себе вообще?! Ты трезва?

— Ну конечно…

— Головой не билась, нет? А то, может, отбила голову-то, принцесса? — ядовито.

Я узнаю токсичные интонации в его голосе. Точно «папа»!

— Уведите ее.

— А этого?

— Не трогайте никого! — требует рассерженно Яна. — Я сама сюда пришла. Никто не виноват!

— Отпускай всех. Уходим.

Слышу удаляющиеся шаги. Мне все также жестко держат руку в захвате.

— Отпускай уже! — психую я.

Мужик отталкивает меня от себя. Разворачиваюсь. Тоже в балаклаве. Нашивки какие-то непонятные.

— К Албанцевой больше не приближайся, — жестко.

— А это кто приказывает? — оскаливаюсь я, растирая вывихнутое плечо.

— Это я советую, Шагалов.

Смотрю ему в глаза. Я же тебя знаю! Тот самый охранник, который вмешался, когда мы обрушили внутренности холодильника. Марат? Или как его там?

Охренеть… Ну и чья ты принцесса, Албанцева? Кто у нас папа?

Глава 11. Разбор ночных полетов

Утром возвращаюсь домой. Надо сдаваться. Двор разворочен. Нехило они погуляли…

Клининг убирает последствия праздника.

Поднимаюсь в кабинет в отцу. Он, кивая мне на стул, продолжает говорить по телефону.

— Представляешь?! Я чуть не поседел. «СОБР» ввалился в полном маскараде. Всех положили… Никто мне не отчитывался, Иван! О чем ты говоришь?! Один в костюме посветил корочками ОБЭП. Я после этой волшебной аббревиатуры вообще ослеп, и фамилию не разглядел. Хорошо хоть женщин не тронули.

ОБЭП? Экономические преступления? Отец боится этой конторы. Дед был бандитом. Состояние у нас сомнительными средствами сколоченно. Отец много лет пытается перевести все в легал, но до сих пор ни два, ни полтора.

— Сын, дочку чью-то увез, да. Мозгов-то нет до сих пор. Ее и искали. Узнай там что к чему, будь другом. Вроде бы замяли, но мало ли.

Скидывает вызов.

— Ключи, — требует отец.

Шлепаю связкой по столу.

— Ты идиот?! — взрывается он.

Молча пялюсь в стену.

— Макс, ты достал со своими выходками. Я тебе и так спускаю с рук… Но это уже край! Что за девочку ты похитил?

— Я не похищал.

— Просто так у нас весь дом маски-шоу перевернули?!

— ОБЭП?..

— Да я чуть инфаркт не отхватил! Ты понимаешь, что часть денежных оборотов идут по нелегальным каналам?! Что если они просто копнут из принципа мы останемся нищими, и я сяду! Ты же уже должен соображать!

— Маруську напугали?

— Слава Богу, этот драный телефон они нашли раньше, чем добрались до ее комнаты! Ты что творишь вообще?!

— Не, пап… Это ты творишь. Если мы боимся, что кто-то копнет и ты сядешь, а у нас отберут все, то творишь ты! А я всего лишь с девчонкой покатался.

— Ты меня учить будешь?! — разъяряется отец. — Карту на стол!

Шлепаю рядом с ключами кредиткой.

— Других аргументов нет?

— Есть и другие Максим. Еще раз организуешь мне проблемы с этой девкой, вылетишь из «Швейцарии» и поедешь в военнизированный спортивный интернат, в Крым.

— Иди нахрен, никуда я не поеду!

— Пошел вон!

Вылетаю из кабинета. На кухне из крана наливаю в стакан воду. Мама откладывает телефон в сторону.

— Макс…

— Ну ты еще давай, включись в воспитательный процесс.

— Макс! Не смей со мной так разговаривать.

Выдерживает паузу.

— Посмотри…

Разворачивает телефон экраном ко мне. Вглядываюсь.

— Что это?

— Мэрс серии R231. Кабриолет с прозрачной панорамной крышей, уникальный стайлинг… Мультиконтур…

Вау, какой!

— Ну крутой и что?

— Тебе скоро восемнадцать, мы с папой думаем про подарок. Как тебе?

Поджимаю губы. Да это мечта идиота, просто! Но скакать от радости не спешу.

— Вижу, что нравится. В общем, Максимка… Ты не расстраиваешь нас, а мы — тебя. Мы поняли друг друга?

Молча отворачиваюсь. Это всегда так. Чуть что, отец угрожает, а мама покупает. Достало…

Но тачка, конечно, нереальная. Это нечестно!

— Еще раз принесешь в дом какую-нибудь гадость, вместо тачки на восемнадцатилетие получишь велосипед. Это касается не только девок, но и слаймов.

— Яна — не девка!

Ухожу к себе, расстроенно падая лицом в подушку.

Телефон Мышки недоступен. В школу, говорят, не вернулась. Тоже, наверное, отхватила.

Слышу топот ног. Маруська запрыгивает на спину.

— Максимус!

— Привет… — бубню я в подушку.

— Покатай меня.

— Нет.

— Папа наругал?

Перекатываюсь, медленно заваливая ее на бок. Присаживаюсь.

— Эй! А где волосы твои?! — взъерошиваю короткие неровные кудряшки.

Вздыхает.

— Я уснула со слаймом. Он весь запутался в волосах. Побоялась, что мама тебя наругает и обстригла. А мама все равно тебя ругала. Говорила — «гаденыш». И всю коробку выкинула. А папа говорил — «бестолочь». А я плакала…

— Прости! — закатываю я глаза.

Так себе была идея.

— Отрастут! — машет рукой. — А Валентина Ванна, — это ее нянька, — говорила ночью девочку искали, которую ты увез.

— Угу…

— А зачем ты ее увез?

— Мы просто хотели погулять.

Откуда я мог знать?!

Спускаюсь вниз.

— Мне в школу надо, — смотрю исподлобья на отца.

— Пару дней проведешь дома. Починишь двери в сауне, приведешь в порядок растоптанные клумбы. Подумаешь над своим поведением. Потом — посмотрим.

— Ясно…

— Инструменты в сарае, можешь приступать, — не глядя на меня.

— Я не умею.

— Научишься! — рявкает. — А то я смотрю многому уже научился. Да не тому.

Закатывая глаза, молча выхожу во двор. Осматриваю дверь. Петли погнуты. Включаю ролик на телефоне, что с этим, вообще делают. Морщась, смотрю. Ооо… Ну, я влип! Шуруповерт? У меня же «лапки». Они только лапают на пятерочку, остальное — мимо! Ладно, попробую. Куда деваться…

Глава 12. Дочь полковника

Отец забирает у меня градусник.

— Тридцать семь и восемь. Добегалась? — меряет шагами комнату отец. — Стоило оно того?

— Я не могу заболеть. Я пью антибиотики, противовирусные, противогрибковые… — с досадой вздыхаю я. — Чего я только не пью. Это просто…

— Просто? Температура у тебя, Яна! — в тихом бешенстве. — Я тебе где доноров должен брать? Отстреливать?

— Если это отторжение тканей, — вздыхаю я, — то точно не потому что я зашла в клуб, папа! И из-за поцелуя оно тоже не случается.

— Помолчи! Об этом мы еще поговорим.

Прислушиваюсь к своим ощущениям. Я знаю, как ощущается отторжение. Глаза горят, зудят… Этих ощущений нет. И я пытаюсь не паниковать.

— Миша, вызови нашего врача.

— Он не в России, — вздыхаю я.

— Ах, да. Вызывай, значит, «лабораторию» пусть берут кровь.

Скорая приезжает быстро. Морщусь от прокола. Пахнет спиртом… Все молчат. Только медсестра тихо комментирует мне, что делает, чтобы я не дергалась.

Снимает накладки, обрабатывает мои закрытые глаза антибактериальной мазью. Лепит новые.

— Сама не снимай.

— Я помню.

— В пятницу планово будем снимать, когда Петр Семенович вернется.

— Когда будут анализы? — уточняет отец.

— Через несколько часов, товарищ полковник.

До утра мы ждем результаты анализов. Отец работает на планшете.

Миша уснул на кресле. Я слышу, как он равномерно сопит.

Миша мой двоюродный брат, ну и «личный состав» отца. Личный состав — двенадцать человек. Я с ними лет уже семь. Как отца назначили на должность. И периодически посыпались угрозы. Пару лет проучилась в Лондоне под другой фамилией. Но… Отцу проще контролировать все в России, чем в другой стране. И, после очередной угрозы, он вернул меня домой.

Тихо лежу за спиной у отца на диване. Он еще не высказал мне ничего, и я жду. Он всегда так. Долго молчит сначала, а потом взрывается.

И сейчас опять так. Внезапно.

— Где твои мозги?!

— На месте. Не ори.

— С кем ты поехала?! Ты его знать не знаешь!

— Ну ты то уже знаешь, да? — с сарказмом фыркаю я.

— А я знаю! Дал бы тебе почитать! Так нечем… Мозгов-то, оказывается, нет.

Слышу шелест рассыпающихся листов.

— Рецидивист?

— Поюмори мне еще!

— Да ему семнадцать, пап! Он одноклассник мой.

— Восемь приводов за последние полгода! Авария, угон, драка, пьяный беспредел в стрип-баре!

Черт… Ну ты даешь, Добби!

— Мне кажется, ты сильно преувеличиваешь. Если бы это было так, он бы уже сидел.

— Несколько раз из ментовки выкупали твоего принца. Нормальный пацан, как считаешь?!

Молчу. Что тут скажешь?

— Девок может всех его тебе зачитать?! Пару листов точно наберется!

— Спасибо, не надо.

— А что так?! Пополнила уже список?

— Хватит!

— Отца бы постеснялась! — цокает он рассерженно. — Я ему язык вырву, если еще раз в тебя засунет.

— Обязательно при Мише это?!

— Ты при всем взводе на нем верхом сидела, если вдруг ты запамятовала! Ничего, не смущалась!

— Я тебя туда не звала! У меня все было нормально! Это мое личное!

— Личное?! В публичном месте у тебя личное? Личное у тебя будет после восемнадцати, ясно?! И то — посмотрим. Ты — дочь полковника, а не девка какая-то, ясно?

— Как банально…

— Молчать!

— Пф! Я тебе не личный состав, а дочь. Мне так рот не закрыть.

— Ничего, посидишь дома, переосмыслишь свой побег из курятника. Дай Бог, чтобы с глазами обошлось…

— Ну причем тут глаза, вообще?! — сдают мои нервы.

Его телефон пиликает.

— Анализы… — и молчит.

— Дядь Вань, что там? — сонно спрашивает Миша, не выдержав паузы.

— Воспаления нет. Лейкоциты в норме, РОЭ в норме.

Его рука ложится на мой лоб.

— Горячая?

— Нормальная…

— Да перенервничала она просто, дядь Вань. Стрессняк, все дела.

— Ой, ты хоть не оправдывай! Все спать, короче. Мне через два часа на работу.

— Прости, пап…

Исключительно за бессонную ночь!

— Я про «прости» ничего не понимаю, Яна. Мне надо: «Этого больше не повторится!»

— Не могу обещать.

— Тогда, сидишь дома.

— Нет!

— Я все сказал. Спать.

— Телефон верни!

— Только после «осозная».

— Тиран! Пользуешься моей беспомощностью.

— Зрячей бы вообще по жопе дал. Так что… Спать.

Уходит.

— Миша, дай плед, пожалуйста.

Укрывает.

— Ладно, Яныч, не переживай, — гладит по плечу. — Все ошибаются. Найдем тебе нормального пацана.

Слепо швыряю в него подушкой.

Тихо угорает…

— Нормальный он! Отстаньте.

Глава 13. Приключение

Опаздываю на первый урок. Бросаю сумку с вещами на проходной, клея на нее стикер с номером комнаты. Принесут потом.

Забираю только тетрадь и ручку. И сразу же иду в учебный корпус. Захожу в класс вместе со звонком. Успеваю пожать руку Кислицыну, и приветственно раскрыть ладонь Сэму. Он с Агнией на последней парте.

Бросаю взгляд на первую, там только Стоцкий.

— Привет, Тина. Как твое расследование? — интересуюсь у соседки.

Может, раскопала, кто Яна.

— Тухло! Папа не нашел никакой информации.

— Албанцева-то вернулась?

— Нет.

Хреново…

Телефон ее не доступен. И я начинаю уже серьезно напрягаться. А вдруг что-то случилось.

Кое-как высидев уроки, ищу Аллу. Долго ее уговариваю дать мне какой-нибудь номер для связи. Но она непреклонна.

— Ну позвони сама при мне! Пожалуйста!

— Ее родители отзвонились. Все в порядке, Макс.

— Когда вернется?

— Я не знаю. Ты опаздываешь на обед.

В столовой подсаживаюсь к нашим. Задумчиво вожу вилкой по пюре.

Боковым зрением вижу, как Сэм с Саней шкодно переглядываясь таскают из моего Цезаря креветки.

Пофиг. Мне не до игр.

— Макс, — припечатывает слегка в плечо Рита. — Ты чего приуныл?

— Яны нет, — поджимая губы, улыбается Агния.

Сэм скармливает ей с вилки мою креветку.

— Да ну!.. — издеваясь кривляется Саня. — Макс у нас не такой! Он из-за телочек не обламывается.

— Ээ… Кто телочка? — тыкаю ему в бицуху вилкой.

Все закатываются от смеха.

— Ну чо скалитесь-то? Помогли бы лучше.

— Давай помогу, — Рита стаскивает мою запеканку.

— Ну, куда? — тащу обратно.

— А у тебя все равно аппетита нет, ты ж влюбился.

— Не влюбился я, отстань. Волнуюсь за нее просто.

— А оно так и начинается, дружище! — подмигивает мне Сэм. — Сначала ревнуешь, потом волнуешься, потом начинаешь творить дичь, ибо подвешенное состояние бесит и хочется прояснить.

— Нда?

— Аха.

— Засада… Эта часть пути мной уже пройдена, походу. А что там дальше?

— Дальше, она ломается… — морщится Сэм, выхватывая легкий подзатыльник от Аси. — Окей! Обламывает тебя. А ты обтекаешь.

— И тут, — встревает Кислицын пафосно вскидывая кисти. — Нужен подвиг с самопожертвованием!

— Вот мне нужно оно. Точно! — щелкаю я пальцами. — Обломы как-то не вдохновляют.

— Без обломов никак! — хихикая разводит руками Ася. — Клиент должен дозреть.

Сэм мстительно дергает ее за косу.

С завистью наблюдаю, как их кисти незаметно сплетаются на коленке Сэмыча.

Асин палец рисует по его бедру круг. Он ведет по бедру ее кисть чуть выше. Еще выше…

Ррр… Тоже так хочу!

Пинает меня под столом по кроссовку. Отвожу взгляд.

Гадство… Обломали нам с Мышкой такое сладенькое приключение! Я только-только рухнул в этот головокружительный полет и, за вспышкой эмоций, даже толком не распробовал ее вкус и губы. И на тебе!..

— Ладно, пойдемте.

Мы зависаем на уличной спорт площадке. Закинув ноги на планку, повисаю вниз головой.

Пальцы скользят по покрытию. Ветер обдувает заголившуюся поясницу.

— Чего висишь, — шлепает по животу мне Сэм. — В любой непонятной ситуации качай пресс.

Послушно поднимаюсь пару раз.

— Было же — «отжимайся».

— Один хрен. Давай.

Поднимаюсь еще раз.

— Алла идет, ты у нее спрашивал?

— Спрашивал.

Из карманов, как назло, начинает все сыпаться — ключи, резинки, пачка…

Алла улавливает это боковым зрением и начинает поворачиваться.

Рита пинает по пачке, отправляя ее в полет, ближе к урне. Сэм наступает на квадратик фольги. Алла бросает взгляд на мои ключи и идет дальше.

Спрыгиваю.

— Ты, давай, завязывай с этим, — кивает Сэм на пачку. — На кроссоверах дохнешь. В третьем раунде как собака дышишь!

— Отвали, Сэмыч,

— Слабое звено, — лупит мне по козырьку кепки.

— Э!

Отвечаю ему двоечкой в плечо.

— Лоу-кик! — прилетает мне в голень от Ритки.

— Оу…

— Сайд- кик! — от Сэма.

— Апперкот! — От Кислицына.

Начинают они шутливо месить меня втроем, под смех Агнии, пока не заваливают. Делают вид, что пинают.

— Придурки! — смеюсь я.

Охранники, срываются в нашу сторону. Друзья подают мне руки, дергая вверх и помогая встать на ноги.

— Эй! Эй! — поднимаю руки выше. — Шутим мы! Нормально все!

Притормаживают.

— Нервные какие…

Застывая смотрю на ворота.

— Братан, выдыхай, вернется она, — улыбается Кислый.

Который уже пару недель как — не кислый и сверкает как Тульский самовар. Потому что — что?

Правильно, потому что Ритка греет под его толстовкой свои лапки.

И я тоже хочу-у-у… И могу легко взять, да только хочу именно Мышку, и это все очень осложняет!

Мимо идет тот «Тепленький» охранник, бросая на нас строгий взгляд.

— Новые наши охранники в корпусе, имеют какое-то отношение к Албанцевой. Это люди ее отца.

— Ого!

— Только тихо, не трындите никому. Когда меня в клубе поломали немного, оба были там в спецухе, балаклавах и с нашивками.

— Это ты к чему?

— Не знаю еще. Мне Яну надо увидеть. Какие есть идеи?

Идеи у нас есть всегда!

«Тепленький» копается в своей тачке на стоянке. Сегодня его смена на КПП. Прикрывает не до конца заднюю дверь тачки, говорит по телефону.

— Залезь к нему в тачку! — щелкает пальцами Кислый.

Идеи у нас с парнями всегда сомнительные. Но эта вообще зашквар!

— Саня, ты, походу, шпионских фильмов пересмотрел? — недоверчиво прищуриваюсь я. — Угнать что ли? Нахрена?

После такого, думаю, мне батя не шуруповерт вручит, а кирзовые сапоги. До восемнадцати осталось всего ничего.

— Да ну! Сядешь, доедешь до Албанцевой. Ты же хотел ее адрес узнать?

— То есть, ты реально считаешь, что после смены чувак поедет именно к Албанцевой, а не к себе или к своей телке? — скептически закатываю я глаза.

— Надо сделать так, чтобы поехал к Албанцевой, — подключаются девочки.

— Как?

Переглядываются.

— Передать ей что-то срочное. Мы что-нибудь передадим.

— А если не поедет?

— Не поедет, свалишь потихой, возьмешь такси и вернешься, — разводит руками Кислый. — Ты ж хотел подвиг, не?

— Подстава же! — угорая, качаю я головой.

— Решай, Макс! Да? Нет? — провокационно ухмыляется Сэм. — «Приключение»? Или — ну его и сидишь на жопе ровно, ждешь с моря погоды?

Перевожу взгляд на открытую тачку. Степвагон. Три ряда сидений. Лечь на последний ряд, и он меня не заметит.

— До конца смены сорок минут, — смотрю на телефон. — Девочки, отправьте его к Янке!

— Дай телефон второй, — протягивает руку Рита.

У меня всегда два. На основном программы слежения — и от отца, и от школы. Поэтому, я часто его оставляю там, где я должен находиться. А второй — чистый.

— Зачем?

— Скажем, он Янин, она на него лекции писала. Скажем, что нашли. Попросим передать Алле. Если он с Албанцевой общается, то сам и отвезет, зачем Алле отдавать?

— Логично!

Вручаю Сэму свой второй, чтобы по геолокации «остаться» в школе.

Девчонки сбегают к «Тепленькому». Терпеливо ждут, стоя как две пионерки, пока он договорит по телефону.

— Денег дайте, — выворачиваю карманы, — мало нала.

Забираю из рук пацанов несколько купюр. Распихиваю по карманам. Пока девчонки отвлекают охранника, обхожу стоянку и тихо проскальзываю в тачку.

Ася улыбается во все тридцать два и, покусывая губу, флиртует, отвлекая его. Трындец ей от Сэмыча! Смеясь, падаю на задний ряд сидений. Надеюсь, не придушит ее. Для меня же девчонка старается. Охранник забирает из ее рук телефон.

Пока он сдает смену, устраиваюсь поудобнее.

Идея дурацкая. Даже если сработает, что делать дальше плана нет. Но раз уж приключение началось, то — ни шагу назад!

Тачка трогается с места. Закрываю глаза и расслабляюсь. Он включает климат контроль, становится тепло, веки наливаются тяжестью. Машина убаюкивающе покачивается.

— Дядь Вань, Яна дома или в больнице?

Сон снимает как рукой. Я превращаюсь в слух. Та-а-ак…

— Одна? Пропуск на тачку мою продлите. Сумка у меня ее с таблетками, в контейнере уже закончились, она просила завезти и еще кое-что по мелочам… Я остаться могу, не вопрос!

Еще через некоторое время.

— Ян, привет! Чего желает принцесса? — заигрывающе.

В груди кипит суп из ревности и не слитого тестостерона. Принцесса, да?

Для меня ее телефон, значит, не доступен, а для Тепленького — пожалуйста. Хотя, конечно, может, и на домашний звонит. Но «принцессу» я все равно не оценил.

— Ладно, не бухти. Я приеду сейчас. Купить что-то? Нет? Жрать хочу как волк, приготовленно что-нибудь?

Как к себе домой! Ты кто «Тепленький»? «Дядь Вань»? Может, брат? Слишком они по-свойски.

Машина скидывает скорость. Он открывает окно, переговаривается с охраной. В руках одного из бойцов автомат.

Воу! Куда я влип?! Вечер перестает быть томным.

«Тепленький» проезжает дальше, паркуется и выходит из тачки.

Присаживаюсь. За окнами темно. Территория огорожена по-серьезному. С одной стороны — высокий забор, прожектора, тонкая колючка по верху забора, на столбах камеры. Мда. Хоромы у моей принцессы не детские. С другой стороны — ряд двухэтажных однотипных, но респектабельных таунхаусов.

— Раз, два, три… Восемь.

Типа мини-городок такой, да? Между ограждением и таунхаусами под фонарями видны мангалы, беседки и уже заколоченный досками бассейн.

Плавно приоткрываю дверь, выскальзываю наружу. По второму этажу сплошной балкон на четыре окна. Высоко… Метра четыре до него. По стене шпалера с вьюном. Но хлипкая.

Оглядываюсь. До ворот далеко, в темноте не спалят. Забираюсь на капот, с него на крышу. С края тачки, перехватываюсь руками за низ балкона. Подтягиваюсь и… Вау-ля! Так себе охрана у вас, пацаны, на этом объекте.

Но зайти — это полдела, как выйти, вот вопрос. Или — выход там же где и вход?

На балконе кресло и столик. Я крадусь, проверяя закрыты ли двери и окна. Одно окно приоткрыто. Снимаю москитную сетку. Забираюсь внутрь.

Библиотека…

Макс, это беспредел. Ты забрался в чужой дом на охраняемом объекте. Тебе же конец!

Но уже ведь забрался. Назад не отмотаешь.

Снимаю кроссовки, чтобы не пачкать белый ковер. Кожаная куртка скрипит при движении. Палево. Тоже оставляю здесь, на подоконнике, за шторой.

Выглядываю из библиотеки. Снизу слышу голос моей Мышки. Уверенный, спокойный… С ней все в порядке. От бури противоречивых эмоций колбасит по полной! Приключение, так приключение! Это тебе не тачку у бати угнать.

Приоткрываю пару дверей, заглядывая в комнаты, пока не натыкаюсь явно на девчачую.

На стене плазма на паузе. Аудиокнига какая-то. На противоположной стене — сабля! Неожиданно. Это немного сбивает меня с толку. Но на столе пачка накладок на глаза, как у нее. И смятый в комок мягкий пластик для лепки моделей.

Да! Это точно ее комната.

Окей… Присаживаюсь в кресло у стола. Жду. От предвкушения подбрасывает. Такой горячий головокружительный мандраж! Поиграешь со мной немножко, Мышка?

Глава 14. Пошинковать

Дома я пользуюсь исключительно микроволновкой. Газовая плита под запретом. Но сейчас рядом, за барной стойкой, сидит Миша. Поэтому я смело включаю газ. И ставлю на него жаркое в маленьком казане, что заказал еще в обед папа.

— Девочки тебе телефон с лекциями передали.

Слышу стук телефона о поверхность стола.

— Телефон с лекциями? — озадаченно пытаюсь сообразить. — Устинова и Ким?

— Да.

— Ладно, спасибо им.

Как только на чужом телефоне что-то открыть или запустить, вот в чем вопрос. Попрошу кого-нибудь, в конце концов. Мишу того же, как поест.

Пробегаюсь пальцами по столу, забираю телефон в карман.

— Миша, — отворачиваюсь, смущенно покусывая губы. — А… Шагалов?

— Что — Шагалов? — недовольно.

— Не спрашивал про меня?

— Нет. А спросил бы, я не ответил.

Нет, значит. В груди становится пусто и неприятно.

«Звонил, наверное, а я недоступна. А про Мишу он же не знает…» — пытаюсь найти оправдание и успокоить это гадкое ощущение оборванности происходящего на середине и неизвестности.

— И вообще!.. — по тону чувствую: будет очередное «отпевание» моего поцелуя с Добби.

— Стоп. Спасибо за ответ. Мнений на этот счет я достаточно выслушала! — обрываю я его.

— Яныч, не гони. Не твой же коленкор.

— Миша, а давай я тебе подружек выбирать буду, м? А то мне ни одна не нравится.

— Так ты ни одной и не знаешь! — хмыкает он.

— Вот! — поднимаю я многозначительно палец в верх. — И ты знать не должен с кем я тусуюсь. Но если уж так вышло, что папа тебя ангажировал следить за мной, держи свое мнение при себе.

— Не следить, а защищать.

— Шагалов вроде как не угрожает.

— Да он тебя чуть на дороге не угробил! — возмущенно. — Про остальное вообще молчу.

— Ой, все! — неожиданно для себя бросаю фразочку Макса с его интонацией. — Сама разберусь с кем общаться.

Молчит.

— Чай поставить?

— Нет. Рубит что-то, устал. Поем и спать.

Сосредоточенно кладу ему в чашку жаркое, пытаясь не пронести мимо. Ставлю перед ним.

— Хлеб я сам, давай…

— Да нарезка там, Миш, — с досадой вздыхаю я. — Хотя, я и без глаз могу его хоть саблей пошинковать.

Но в самом начале моей слепоты, я пару раз прилично поранилась ножом. И все до сих пор паранойят.

— Оксана не звонила?

— Звонила, наверное. Только полковник мне телефон до сих пор не вернул.

— Не помирятся? На фоне твоей проблемы.

Мама ушла, когда я еще видела. Остаться с отцом был мой выбор. И одновременно — его отсутствие. Меня сразу же отправили в британскую школу. Папа категорически не выносит, когда до меня доходят какие-то их личные проблемы. Вот и на время развода, меня «удалили». Но по оговоркам, знаю, что было жестко.

Не помирятся, нет.

— Неа, — качаю головой. — Отец предателей не прощает.

— Ты тоже считаешь, что Оксана предатель?

Мама о Мише заботилась. Он ее уважает. Его родители из глубинки, и не очень благополучные. Я не видела их никогда. В четырнадцать отец забрал его к нам, под свое крыло, поставив маму перед фактом. Она сразу же приняла Мишу.

— Нет, я ее понимаю. Жизнь в военном городке под вечной охраной, без права на личную историю не предел мечтаний для красивой умной женщины. Но и его понимаю! Такая служба. Рядом должно быть послушное приложение, а не самостоятельная единица.

— А ты?

— А я-то что? Я уже взрослая. От папы мне не уйти. Я же все равно останусь его слабым звеном. Бывших дочерей не бывает. Да и не хочу я от него уходить. Поэтому, живем дальше! Все, слава богу, живы и кроме меня — здоровы.

— В школу то отпустил?

— Отпустит. Приятного аппетита. Ты у нас сегодня?

— Ага.

— Пойду я, книжку слушать.

Проходя мимо него, выставляю ладонь. Прикасается своей.

Здесь я знаю все до сантиметра и двигаюсь свободно. Все знают, что переставлять с места на место ничего нельзя.

Поднимаюсь по лестнице вверх, ступни тонут в густом ворсе мягкого ковролина.

Захожу в комнату. И что-то маленькой пчелкой вжикает на подсознании, словно несостыковка. Но слишком незначительно, чтобы я сконцентрировалась на этом.

Останавливаюсь, вспоминая куда положила пульт от плазмы.

Возле подушки, точно. Придерживаясь одной рукой за стену, поднимаю пульт. В голове рисуется комната. Ловлю себя на том, что стала забывать цвета. Картинка, увы, сереет и выцветает. А иногда цвета меняются или принимают в моем воображении какой-то неестественный вид, и я долго вспоминая, какого цвета был предмет.

Прорисовываю в деталях комнату, для профилактики памяти.

Вот здесь моя шашка должна быть.

Снимаю ее со стены.

Занималась с семи лет. А потом… Все. Отец запретил. Хоть она и не заточена, но папа боится, что при фланкеровке я могу ударить лезвием себе по лицу, шее или кисти. И травмироваться. Почти килограмм стали все-таки.

Шашка ощущается в руках приятной тяжестью и знакомой формой. Перехватываю за рукоять, балансируя.

Я делаю это иногда, когда отца нет дома. Чтобы не потерять навык.

Отхожу на середину комнаты.

Размахивая шашкой прокручиваю ее вокруг кисти. Рисую восьмерку и запускаю шашку по кругу, перехватывая за спиной левой рукой. Рисую пируэт левой, делая шаг вперед.

Скрип…

Застываю.

Я знаю этот звук. Так звучит мое кресло, если сидя на нем откатиться назад. А если оно пустое — то не скрипит. И тут же возвращается та самая пчелка, что прожужжала на входе в комнату. Потому что дверь я оставляла открытой, а сейчас она была закрыта.

Медленно вращая кистью шашку между собой и отъехавшим креслом, слушаю оглушающее биение своего сердца.

Здесь кто-то есть. Теперь я очень явно чувствую присутствие. Мое громкое дыхание мешает мне слушать.

— Миша! — рявкаю я, вытягивая вперед шашку.

Ощущаю, как все приходит в движение. Меня обдувает порывом воздуха. С рычанием рублю шашкой наотмашь перед собой.

Но мою руку жестко блокируют в запястье и локте.

— Тихо, не ори! — шепот в ухо.

Ноздри ловят знакомый запах. Руки исчезают. От шока шашка вываливается из моей вспотевшей кисти, с грохотом падая на ковер.

— Ян?! — с лестницы.

Как это может быть?! Стою как истукан.

— Яна? — заходит Миша. — Ты чего кричала?

— Аа… — сглатываю ком в горле. — Я это…

Господи, неужели Добби?! Как он это сделал?! Чокнутый придурок!

— Шашка упала… Неудачно… Напугалась я, — несу какую-то несуразную чушь.

— Ты нахрена ее трогаешь, а? — рассерженно.

Присаживаюсь, поднимаю. Разворачиваюсь к Мише лицом.

Здесь есть только одно место где можно быстро спрятаться. За торцом шкафа. И чтобы Миша не прошел в комнату глубже. Иду сама к нему навстречу. Протягиваю шашку рукоятью вперед. Забирает из моих рук.

— Фланкировку хотела вспомнить.

— Повязки снимут, вспомнишь. Дуреха…

Слышу, как уходит, дверь закрывается. Приглушенные шаги по лестницы отдаляются.

Разворачиваюсь, и дойдя до торца шкафа, упираю руки в бока.

— Шагалов! У тебя кукушка совсем сбита?!

— Привет, Албанцева, — истерично хихикает этот неадекватный. — Я соскучился.

— Мышь, ты крутая! — качаю я в восхищении головой. — Я впечатлился.

— Как ты это сделал, неадекватный?

— Ты чего тут с саблями этими творила?!

— Шашки это. Как ты прошел сюда?!

— Это не так интересно, как вот это вот твое… - пытаюсь подобрать слово.

— Фланкировка это! А если бы ты очередь по заднице выхватил, интересней бы было?!

— Да, ладно! Кому я нужен?

— Или лезвием по голове своей глупой!

— Не рычи, Мышка. Я ж не думал, что ты в охраняемом замке живешь! Случайно вышло. Телефон почему отключен?

— Папа забрал. Макс…

Проводит рукой по распущенным волосам, откидывая их с лица назад.

Морщится недовольно прикоснувшись к накладкам. Потом к белой просвечивающей майке, пряча слишком откровенный видок. Закусив губу, отворачивается. Да ладно… я уже все оценил!

Делаю шаг ближе. Отвожу с плеча пелену волос. Прижимаюсь к плечу губами.

— Ты нереальная…

— Ты тоже нереальный. Нереальный идиот.

— Тоже мне — новость! — целую в шею.

Зарываюсь носом в волосы, за ушком. Громко и жадно вдыхаю.

— А ты подумал, как ты отсюда выйдешь?

— Неа. Давай через пару часов будем думать? Нас прервали на самом интересном месте.

Кладу руки на плечи, медленно разворачиваю.

— Подожди, — скидывает, ведя плечом. — Я очки надену.

— Зачем?

— Мне так некомфортно.

— Почему?

В груди щемит от того, что она обламывается рядом со мной. Меня накрывает возмущением. Оно не к ней относится. А вообще…

Настойчивее разворачиваю.

— Из-за них? — глажу по виску, касаясь накладки.

— Ладно, дай очки, они на столе где-то. И будем думать, как тебя вывести! — чрезмерно деловито пытается съехать с вопроса, очевидно пряча неловкость.

В порыве, обнимаю ее, прижимаюсь губами к переносице.

Дергается. Сжимаю крепче.

Подхватываю под ягодицы, поднимаю.

С писком хватается за мои плечи, каскад белых, офигенно пахнущих волос накрывает нас сверху.

— Не пищи, Мышка! — шепчу я, кайфуя от порхающих ощущений в груди. — Иначе «Тепленький» спалит нас и приключение закончится. А мы еще все положенные шалости не нашалили.

— Его Миша зовут, — улыбается.

— Да мне похрен, как его зовут! — рычу я. — Где мой поцелуй?

Задираю лицо выше.

Обхватывая ладонями за скулы, она прикасается к моим губам своими. Но как только с жадным стоном пытаюсь углубить поцелуй, отстраняется.

— Эй!

Испуганно вдохнув, зажимает мой рот ладонью.

— Миш, подожди, я переодеваюсь! — громко и нервно.

— Окей, — прямо за дверью.

Как я не услышал?!

Исчезаю опять за шкафом. Да, достал уже! Цербер. Спи, иди!

— А ты чего хотел-то? — растерянно разглаживает на себе задравшуюся маечку. Сдергивает с кровати теплый длинный халат и быстро облачается. Вижу это все в отражении на плазме.

— А я ж тебе флешку с музыкой записал.

— А! Спасибо, — открывает, вставая в дверях.

— Вставить в плазму?

— Нет, я сама могу.

— А ты чего такая? — подозрительно.

— Какая? — настороженно.

— Взорванная.

— А я… отжималась.

Закатываю глаза, молча покатываясь от смеха. «Отжиматься» Вообще-то положено мне, Мышка. Если по канону. Но девочки сверху тоже охрененно!

— Ян, хватит. Тебе же нельзя, забыла? Никакой нагрузки.

Вообще-вообще никакой?! Совсем-совсем?! Старадальчески вбиваюсь затылком в стену.

Пока она отмазывается, тихо пробираюсь на ее кровать, пытаясь не попасть в поле зрения этого Миши. Не такая огромная как у меня, скорее полуторка. Встаю на колени, лицом к ней.

Наконец-то закрывает дверь.

— Макс?.. — шепотом.

Молчу. Выставляет свои ладони, с чуть подрагивающими пальчиками, словно мониторя ими комнату.

— Ты где?

И, словно чувствуя меня, разворачивается к кровати лицом.

Ааа! Офигеть!

Замирает.

Я подношу свою ладонь к ее. Но не касаюсь. Кожа пульсирует и покалывает, немеет! Наши ладони как магниты. Нужно прикладывать усилие, чтобы не слиплись.

Яна улыбается.

На меня накатывает блаженством и эйфорией. Тело сходит с ума, желая развивать это ощущение, требуя большей близости!

Пропускаю свои пальцы между ее. Сжимаю наши руки в замок.

— Янка… — шепчу я, голос срывается на хрипотцу.

Наши губы наконец-то встречаются!

Я так задыхаюсь от переизбытка эмоций, что не могу ее толком целовать. Как теленок тыкаюсь в нее носом и улыбаюсь.

Изнутри рвется что-то… Сладкое, горячее, невыносимое, удушающее, как ветер бьющий в лицо на большой скорости, и капельку болючее!

— Я люблю тебя… — беззвучно двигаются мои губы, касаясь ее губ.

И сам охреневаю от этого!

— Что?

Качаю отрицательно головой, прижимаясь к ее лбу своим.

— Ничего…

Ты чего, Максимка? Совсем поплыл без весел? За такие слова отвечать надо. А то как-то стремно — ляпнуть такое на эмоциях, а потом съехать.

Падаю назад на спину. Прислушиваюсь к себе. Внутри буря!

«Потом скажешь, если не отпустит», — договариваюсь с собой.

Яна садится рядом. Я добираюсь до ее кисти. Сжимаю. Присаживаюсь за спиной и молча разбираю пальцами ее пряди. Плету косу, периодически целуя то в шею, то в плечо.

Нам комфортно молчать.

Не надо шутить, «остроумить», скабрезничать и заигрывать. И так кайфово.

— Ладно, Шагалов. Теперь — исповедь! Рассказывай.

— Да просто все. Я с… кстати, Миша этот тебе кто?

— Двоюродный брат.

— М. Нормально, — соглашаюсь я с такой расстановкой. — Короче, я с ним приехал. В его тачке. Он не видел, что я подсел. Также и уеду.

— И больше никогда такого фокуса не выкинешь. Охрана шуток не понимает. И возраста твоего не спросит. Поломают сначала. Потом будут разбираться. Ты знаешь, что во время захвата, они часто ломают кости в плечевом суставе? А ты же — кикер. Это сразу убьет тебя как спортсмена. А не сломают быстро, еще хуже, пулей притормозят. Ясно?

— Да, ясно… ясно…

Отодвигаясь, укладываю ее на спину. Головой к себе на колени.

Едва касаясь обвожу ее глаза вокруг накладок.

— Это навсегда или временно?

— Это важно?

— Конечно! А то так и будешь считать меня некрасивым мальчиком.

Мы тихо смеемся.

— Я не знаю, Макс. Никто не знает.

— А что нужно сделать?

— Все, что можно, уже сделано. Дальше — только ждать.

— Черт… — усмехаюсь. — Надеюсь, это будет не слишком скоро.

— Почему?

— Ну, а вдруг я тебе не зайду внешне. А если ты уже влюбишься, то придется схавать любую внешность! — дразню ее я.

— Размечтался! — фыркает она, морща нос. — А еще говорил, что красавчик.

— Неа, врал. Я реально страшненький!

— Ну неправда же! — хохочет она.

— Да-да. Нос сломан, смотри, — веду ее пальцами по своему лицу. — Губа порвана.

— Кстати, я так на тебя и не «посмотрела» толком.

— Смотри…

Встает на колени рядом со мной. Пальчики ложатся мне на грудь, как на рояль. Едва касаясь, изучающе скользят по грудным мышцам.

Ооо… Фак!

Сдергиваю с себя водолазку. Прижимаю плотнее ее ладони.

— Тут тоже ничего… — провожу ее ладонью по прессу, напрягая его.

— Мм… Есть что посчитать! — намекает она на кубики. — Неплохая форма.

Нечаянно касается ремня. Одергивает как ошпаренная руку.

— Ой, трусиха!

— Вообще, я лицо хотела посмотреть! Что ты тут мне подсовываешь, Шагалов?! — опять смеемся мы.

— Только самое важное!

Мне прилетает подушкой, выставляю предплечье.

— Но-но! Попортишь так. Смотри, давай.

Обводит бровь. Проходится по волосам. Я мурлычу от удовольствия.

— Вьются… Ты светленький или темный?

— Русый.

Изучает дальше.

— Скуластый…

Пальчик проходится по губам, касаясь их краешка.

— Губешки пухлые, — брякает пальцем по губам.

Улыбаюсь.

— Ямочка… Наверное, таки, хорошенький!

— Не факт, Албанцева. Что будешь делать, если некрасивый?

— Будем дружить! — вздыхает демонстративно эта зараза.

— Коза! — заваливаю ее на кровать, впиваясь в губы…

Глава 15. Finita la commedia

Тихо играющая на плазме медленная музыка изолирует нас, вырывая из места, времени и всех проблем, что обрушатся уже с утра. Думать ни о чем не хочется. Мир свернулся до размеров комнаты. Или, даже уже!

Мое лицо полыхает.

Шагалов…

То ласковый как котенок, которому руки не поднимаются дать по лапам, то наглец, которого притормозить большая проблема!

А иногда я просто улетаю в ощущения, забывая тормозить, пока он не переходит все границы своими охреневшими пальцами!

Тихо пища от очередных его наглостей, выворачиваюсь из горячих, требовательных рук.

— Макс!

Встаю на колени, поправляю растерзанный халат.

— Мм?

— Лапы твои наглые! — шепчу, пытаясь отдышаться.

Но снова лечу на спину.

Трется носом о мой.

— Ян… Хочу тебя съесть.

— Ты и так пожевал! Кыш!

— Мм… — мучительно. — Ну, пожалуйста!

Я на мгновение допускаю эту мысль, улетая в фантазии, и меня обваривает кипятком противоречивых эмоций.

— Да-да-да… — растворяюсь в голодном шепот. — Будет круто!

О, черт! Нет, конечно же!

— Шагалов! Это не «круто» переспать с парнем, которого не видела в глаза, — хихикая, отбиваюсь от него. — Все! Смирно! Руки по швам!

Соскакиваю с кровати.

— Все, не люблю тебя, — хныкает он. — Злая, жадная девочка!

Делаю еще несколько шагов, подальше от этого бесеныша. Утыкаюсь спиной в стену.

— Время! — громко говорю я.

— Два часа, двадцать минут, — отвечает система женским голосом.

Спускаюсь на корточки, скользя спиной по стене. Выпускаю прядь волос на лицо, медленно, задумчиво накручивая ее на палец.

Это все здорово, конечно, и мне лестно, что этот дурень отыскал меня и пробрался сюда. Но надо как-то его выводить. А что я могу слепая?

Удрученно кусаю губы.

— Эй… — присаживается рядом, распутывая мою прядь, намотанную на палец. — Мышка моя… Не обижайся. Я же шучу.

Ой! Не об этом ты паришься, Добби!

Его идея уехать утром с Мишей не прокатит. Утром приедет папа. Это раз. И его запросто заметят с охранной вышки, если он будет крутиться возле тачки Миши — это два. То есть, сесть он должен в нее еще до рассвета. А уедет Миша от нас только после обеда. Пока выспится, пока пообедает… И, наверняка, спалит его. Вариант у меня только один. В котором, возможно, отхвачу впоследствии я. Но, зато, Макс отсюда выйдет.

— Янка… ну что такое?

— Короче. Тебе надо сейчас отсюда уезжать.

— Да, ладно! Ты чего?! Что я сделал-то?? — возмущенно.

«Ничего страшного»! Залез на охраняемый объект. И практически совратил слепую дочь начальника силового подразделения ОБЭП. Папа будет в восторге!

А я ведь даже объяснить ему не могу у кого он в гостях и кто я, чтобы он оценил степень своей борзости и масштаб трагедии. Папа не для этого мне фамилию менял и личную историю подчищал, чтобы я налево и направо рассказывала — чья я дочь. Угроз на него сыпется множество.

Макс тянет меня за руки, поднимая с пола. И через мгновение я оказываюсь неожиданно вовлечена в медленный танец. Мои ладони пульсируют от прикосновений к его обнаженному торсу. Я опять забываю, что хотела.

Пикапер — восмидесятый уровень! Страшный человек!

— Я тебя расстроил?

— Есть немного.

— «Добби придется сурово наказать себя за это, — опять начинает стебаться он. — Очень сурово, мэм. Прищемить уши печной дверцей!»

Улыбаясь, обрисовываю пальцами его ушную раковину.

— Поберег бы ты свои уши, Добби. Папа придет, открутит к черту. Одевайся.

— Чтобы одеться, надо раздеться, Мышка. А ты…

— А я… — прижимаю палец к его губам, — попробую спасти твои уши и вывести тебя отсюда.

— Как?

— На КПП есть дежурная машина. Типа такси. Если вдруг кому-то срочно понадобиться. Несколько раз я ей пользовалась. Я ее вызову. Ты наденешь форму и попробуешь сойти за моего охранника. Только надо стащить запасную Мишину форму и его пропуск. В темноте никто не будет разглядывать. Ты же не въезжаешь, а выезжаешь. Потом, мы отпустим машину, ты переоденешься, и я вернусь на обычном такси и все верну обратно до того, как проснется Миша и приедет папа.

— Ого! Вот кто у нас великий комбинатор. Ты страшный человек, Албанцева!

Уж точно не страшнее некоторых. Перехватывая его за руку, тяну из комнаты вниз.

— Тсс…

Мы спускаемся по лестнице. И уже внизу:

— Яночка, у меня кроссы и куртка наверху, — шепчет он. — В библиотеке.

— А… да? Давай, сначала форму заберем, потом вещи твои.

— А где здесь свет включается? Не видно ни хрена.

— А свет включается здесь, — подскакиваю в руках Макса от папиного голоса.

Слышу щелчок торшера.

Ну как же я могла не услышать, что он подъехал!

Волоски на моей коже шевелятся от ужаса.

Капец…

Горло мое пересыхает, я глухо нервно прокашливаюсь, глядя в глаза… Взгляд мой перескакивает на погоны кителя: полковник!

Оттягиваю ворот водолазки. Вот это я попал!

— Доброй ночи, что ли? — рычит он, поднимаясь с кресла.

— Па-а-ап! — встает передо мной Яна.

Протягивает вперед ладонь, словно останавливая его.

— Это не то, что ты подумал!

— Ага?! — ядовито. — Иди-ка сюда, гаденыш, — поднимает с журнального столика шашку. — Я тебе лишние выступы подравняю, если ты с первого раза не просекаешь!

Со свистом режет ей воздух.

— Воу… Воу!

Тоже успокаивающе раскрываю я ладонь.

— Как папу зовут?! — шепчу Мышке в ухо.

— Иван Васильевич.

— Ну, чего за девчонку спрятался? Иди, пообщаемся.

Кровь бросается мне в лицо. В трусости меня обвинять не надо!

— Ян, иди.

Подхватывая ее сзади за талию, ставлю на ступеньку выше.

— Пап, ну не шашкой же?! Ты совсем?? — вцепляется она в мою руку. — И вообще! Я сама это!

— Чего сама-то? — просаживается его голос на низы.

— Позвала!

— О как! Уроки делать? — с маниакальным смешком.

Смотрит мне в глаза.

— Да! — цедит Яна.

— Ну и чему ты мою маленькую девочку научил? — с издевкой. — Рассказывай!

— Да не было ничего! — психуя дергает кулаками вниз Яна.

— В комнату быстро! С тобой я позже поговорю!

— Иди… Иди… — снова разворачиваю ее, подталкивая в спину. — Я сам за себя отвечу.

Отцепляю ее пальцы и делаю несколько шагов вниз. От адреналина в ушах грохочет пульс.

— Миша! — рявкает Яна.

В трусах и заспанный из дверей комнаты вылетает Янкин брат.

Ну теперь мне точно звездец! Хотя, уже не принципиально.

Шокированно оглядывает весь расклад.

— Миш! — жалобно заламывает пальцы Мышка.

— Охренеть… — выдает Миша, цокая и качая головой.

— Кто-то начнет мне уже объяснять происходящее?

Иван Васильевич равномерно прокручивает в кисти шашку, четко перехватывая ее за эфес.

— Я не смог дозвониться до Яны…

— Я попросила…

— Я его провез, дядь Вань, — покаянно перебивает Миша наши одновременные попытки отмазаться.

Неожиданно! Перевожу на него взгляд, вопросительно дергая бровью. С недобрым прищуром смотрит на меня.

Оке-е-ей…

— Идиот! — закатывает глаза полковник. — С тобой тоже — потом. А сейчас, собирайся, привез, повезешь обратно. Ты… — кончиком лезвия тыкает в мою грудь, вытягивая руку.

Инстинктивно прогибаюсь, пытаясь избежать прикосновения. Но заставляю себя остаться на месте.

Пусть я лучше буду отхватившим от ее отца наглецом, чем трусом.

— За мной.

Иду за ним в кабинет.

Падает в дутое кожаное кресло, стоящее спиной ко мне. Шашка с грохотом летит на пол. Разворачивается, сплетая пальцы в замок, ставит локти на стол.

Ну, страшно… страшно! Дальше-то что?

Ложусь плечом на косяк, оставаясь в дверях.

— Тебе что надо от нее?

— Нравится.

Вижу, как он тяжело дышит, желваки играют на лице.

— Как тебя там?

— Макс.

— В твоем, Макс, возрасте, тебе каждая вторая нравится. А моя дочь не каждая вторая, усек?

— Я знаю.

— Поэтому тыкай своими причиндалами в…

Взгляд поднимается в потолок, словно он вспоминает. Щелкает пальцами.

— Лобанову, Гаур, Стриженову, Ивлеву…

Мать его! Да я их сам всех по фамилии не помню! Маньяк!

Опускаю взгляд в пол, пока он перечисляет. Вот это память!

— А в мою дочку — не надо, — резюмирует он наконец. — Она только с виду девочка боевая, а на самом деле очень ранимая. Не поймешь мой месседж в этот раз, я тебя накажу.

— На гаупвахту посадите? — уточняю с саркастической усмешкой.

— Посажу. Но не тебя, Макс. У твоего отца две фирмы для отмытия бабла. С общим оборотом более двадцати миллионов в год. Мне пока глубоко похрен на это. Но все может очень быстро измениться. Ты же уже взрослый мальчик, да? Понимаешь что такое конфискация и какие меры наказания за экономические преступления?

Треш.

— Понимаю.

— Береги семью. Как я свою.

Сглатываю ком в горле.

— Вы неправы, Иван Васильевич сейчас.

— Че-го? — пренебрежительно поднимая бровь.

— Ну, Вы неправы, — пожимаю плечами. — Это не по-мужски. Лучше б в морду дали.

— Я тебе пацан что ли, руками махать?! Борзота…

— Может быть и «борзота»! Но зачем Вашей дочке лох, который мнения своего не имеет и приборзеть не решится, когда нужно за нее встрять?

Распахивает удивленно глаза, брови ползут вверх.

— А ну-ка давай отсюда! Щенок…

— Рад знакомству, наверное. Жаль не взаимно.

— Миха! Увези болезного пока не прибил! — рявкает он.

Я как в коматозе выхожу из кабинета. Перед глазами плывет. Отца я подставить так не могу. Как бы мы не конфликтовали.

Медленно поднимаюсь наверх мимо Яны. Она стоит молча. Забираю кроссовки, куртку. Спускаюсь.

Останавливаюсь рядом с ней. Сжимаю холодные пальчики.

— Извини, — срывается мой голос. — Ты офигенная девочка. Я буду очень скучать.

Ее губы подрагивают.

— В школе увидимся?

— Наверное. Выздоравливай и увидимся, — загашенно бормочу я.

Finita la commedia, Шагалов.

— Мм, ясно.

Замирает. Еще раз сжимаю ее кисть.

Нереально уйти, вот так бросив ее, но надо. В порыве снимаю кольцо со среднего пальца. Надеваю ей на большой. Хочется хоть как-то…

Ай, ладно! Мысленно даю себе несколько отрезвляющих подзатыльников. Никто не умирает.

Молча сбегаю вниз. Выхожу из дома.

Сажусь на переднее сиденье, рядом с Мишей.

— Ты-то нахрена встрял, крутой парень? — скашиваю на него глаза.

— Лучше быть принципиальным идиотом, чем некомпетентным идиотом, разве не ясно? — сжимает он челюсти.

— А. Ну да. Извини за подставу.

— Проехали.

Глава 16. Пустота

Сегодня в школу меня везет сам полковник! Редкое событие. Нет, я не в обиде, что оно редкое. У него работа… А я как жена офицера. Только дочь. Должна все понимать и принимать. Вместо мамы.

— Так и будешь молчать, Яна? Это бойкот?

— Бойкот? Я уже не ребенок. Но сказать мне тебе нечего, папа.

— Тогда, послушай меня.

— Внимание! Сейчас будет изнасилование, — фыркаю я. — Слепая девочка не может оказать сопротивление, поэтому вынуждена будет потерпеть. Начинайте, полковник, не стесняйтесь.

Тихо выругавшись замолкает.

Так то!

Через некоторое время чувствую, что машина останавливается.

— Потом ты поймешь, что это был не твой человек.

— Как ты понял это с мамой?

— Совершенно верно.

— Нда. Нужно было обойти ее стороной двадцать лет назад. Тогда бы не получил никаких проблем со слепой дочерью сейчас. Как собственно и саму дочь. Так?

— Ты все переворачиваешь, Яна! Поверь мне. Найдется другой человек…

— Идеальнее — в твоем понимании?

— Да.

— Надеюсь, ты на нем женишься, папа. И прекратишь навязывать мне свои симпатии к людям.

— Это наш классовый враг, так понятнее?

— И что же такого он сотворил?

— Сотворит. Как только вольется в семейный бизнес.

— А как же презумпция невиновности? Может, еще и сестренку его сразу на костер. Когда-то же вырастит и тоже вольется.

— Ты опять передергиваешь!

— Что ты ему сказал? — не выдерживаю я. — Я хочу знать.

— Мужские разговоры остаются между мужчинами.

— Я запомню этот ответ папа. Алаверды.

— Не дерзи! И не угрожай мне.

— Мы приехали?

— Да.

— Пока.

Накидываю рюкзак на плечо. Выхожу из машины. Водя тростью, делаю несколько шагов. Черт, в какую сторону идти? Где он остановился?

— Помочь?

— Привет, Марат.

Уже тут как тут!

— Просто скажи, где тропинка в общежитие, — вздыхаю я.

— Давай рюкзак, Ян.

Стягивает с моего плеча.

— Двадцать градусов правее.

— Спасибо, — меняю направление.

Слышу его шаги рядом.

— Ты опаздываешь на урок, кстати.

— Да??

Уточняю время на своем «говорящем» браслете.

Сосредоточенно пытаюсь вспомнить карту пространства школы. За время моего отсутствия она немного стерлась.

— Тридцать градусов левее, — подсказывает опять Марат. — Рюкзак принесут в комнату. И Ян…

В его тоне что-то такое, что настораживает, с примесью чувства вины.

— Что?

— Иван Васильевич попросил перевести тебя в другой класс. Набери Аллу, она подойдет, поможет…

Меня взрывает от бешенства.

— А мне это тяжело — в другой класс! Не подумал об этом полковник?! Что это другие маршруты, другое расписание, другие люди! И мне заново придется это все! И вообще… Пусть своими распоряжениями у себя на работе распоряжается. А в школу мою не лезет! Так ему и передай. Я остаюсь в этом классе.

Эмоции кипят и выплескиваются через край! Я иду к учебному корпусу.

Нет, если речь о безопасности, я еще готова подчиняться. Но я не кукла и не пешка. Не надо меня двигать по своему капризу! Мало мне переживаний?!

Разнервничалась, упустила себя на своей внутренней карте, и трость теперь бьется о бордюры в самых неожиданных местах. Где я?! Замедляю шаг. Неужели пролетела поворот?

Накатывает паническая волна, карта сбивается полностью. Мне кажется пространство огромным и пустым. Живот сжимается от страха.

Я точно поворот пропустила. Слишком долго шла прямо.

Беспомощно оборачиваюсь вокруг, полностью теряя все ориентиры. Сдерживаю подкатывающие к горлу рыдания.

Не жалеть себя! Дышу глубже, чтобы не впасть в панику. Я на территории школы. Это — не пустыня, не тайга, не степь. По-настоящему не потеряюсь.

Снова иду. Через несколько минут я понимаю, что сама не справлюсь. Трость натыкается на что-то. Ощупываю руками. Что-то каменное. Похожее на статую и лавочку одновременно. Поверхность плоская, как у скамьи. Сажусь на это. Моросит дождь. Что делать? Звонить, просить помощи?

Мне очень хочется позвонить Максу. Но отец стер всего его контакты и, судя по всему, заблокировал номер. Браслет глючит, отказываясь реагировать на голос. Видимо из-за того что на экран попала вода. Дурацкий! Достаю телефон, прикладываю палец к сенсору.

— Алла, — произношу я в телефон.

— Яна, доброе утро. Я рада, что ты вернулась.

— Алла, я заблудилась, — подрагивает мой голос.

— Стой на месте. Все номера у меня на локации. Ты возле фонтана. Я сейчас подойду.

— Хорошо, спасибо.

Ощупываю еще раз поверхность на которой сижу, возможно, это и есть фонтан.

Слышу приближающиеся шаги. Так быстро?! Встаю навстречу Алле. Шаги замедляются.

— Видимо пропустила поворот, — оправдываюсь я. — И прошла дальше.

Она не отвечает.

До меня доходит, что это не она! А, черт… Как неловко. Делаю шаг назад.

— Бордюр сзади.

Вздрагиваю. Голос мужской! И знакомый. Пятка упирается во что-то. Я теряю равновесие, и вскрикнув, лечу!

Трость и телефон вываливаются из рук.

Перед тем, как моя задница бьется об землю, чувствую, как меня хватают за руку. Это немного смягчает силу удара. Но все равно чувствительно!

Тяжело дыша сижу на земле, держась за эту руку.

Тянет. Поднимает меня на ноги.

— Антон? — растерянно соображаю я.

Голос моего соседа по парте. Он очень редко что-то говорит. Обычно с кем-то огрызается. И интонации у него агрессивные и грубые. А сейчас были другие интонации, и поэтому я сообразила не сразу.

— Да.

— А я Аллу ждала, — отряхиваю брюки сзади. — Заблудилась немного. Думала это она. Здесь трость моя где-то и телефон. Можно тебя попросить?..

Лицо мое горит. Мне все еще неловко. Но я заставляю себя общаться и просить помощи. Потому что я была бы рада помочь. И не надо думать о людях хуже, чем о себе. Так говорил мой психолог.

Слышу, как поднимает трость. Вкладывает мне в руку.

— Спасибо.

Трогаю пальцами экран телефона.

— Защитное стекло треснуло.

— Да? Ну ясно.

Убираю в карман плаща.

— Пойдем. Провожу.

— Нужно дождаться Аллу.

Он не уходит. Мы молчим.

— Опоздаешь…

— Похрен, — пренебрежительно.

— Яна! — слышу издали голос Аллы. — С тобой все в порядке.

Голос приближается.

— Да. Антон… помог.

— Хм. Я рада. Проводить тебя?

— Я провожу, — настаивает Антон.

— Хорошо, позвоню вашему преподавателю, предупрежу, что опоздаете.

Иду рядом с Антоном. Мне неуютно. Макс тогда на него так резко отреагировал.

Макс…

Чувство пустого и открытого пространства накатывает вновь. Но теперь это пустое — где-то у меня в груди. И я жду нашей встречи, в надежде, что оно заполнится и перестанет мучить меня.

Мы заходим с Антоном в класс. Придерживая за локоть, оттягивает от косяка, по которому я слегка шоркаюсь плечом.

— Да, вот они, только что зашли, — слышу голос нашего преподавателя, который, видимо, говорит с Аллой. — Все хорошо.

Проходя дальше и садясь за стол, пытаюсь почувствовать спиной Макса. Жду его наглых пальцев, которые постоянно заигрывают с моим хвостом или косой. Шепот «привет, Мышка» жду тоже.

Но, ничего нет…

Моя пустота оглушает и превращается в звон в ушах. Я не слышу о чем говорит учитель, что происходит в классе. Только лишь ловлю звуки за спиной. И вдыхаю воздух, пытаясь почувствовать его запах.

Может его сегодня просто нет?

Стук ручки о парту.

— Макс, — вздрагиваю от шепота Тины. — Дай карандаш.

— Нет у меня… — недовольно.

От его голоса меня прошивает. Здесь! Он здесь. Просто больше не со мной.

Звонок. Урок закончен. Все сдают контрольные.

Я все еще надеюсь услышать от него что-нибудь. Но ожидание не мой, конек. Я хочу выяснить все и сразу. Разворачиваюсь, слышу, как он застегивает рюкзак.

— Привет, Макс.

— Привет, Яна, — тихо, низко, отстраненно.

Словно совершенно чужой человек.

Проходит мимо…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 17. Идея!

Груша качается от ударов, цепь, на которой она висит громыхает. Глаза заливает потом, рук-ног не чувствую. Легкие горят, словно я вдыхаю не воздух, а горящую жижу.

— Макс! Тормози… — пихает в плечо Сэм.

Колени подкашиваются, сваливаюсь мешком на маты. Перекатываюсь на спину, и надсадно дышу, глядя, в потолок.

— Ну, колись уже, — садится рядом Кислицын. — Сколько молчать можно.

— Не хочу… — хриплю я, задыхаясь.

— Сэмыч, пни его, а.

Сэм пинает по кроссовку.

— Шагалов, давай, покайся.

Отрицательно качаю головой.

— Поссорились?

— Накосячил?

Стягивают с моих рук перчатки.

— Извинись!

— Помиритесь!

Перед глазами плывет белый потолок.

— Почему молчишь?

Причины есть. Первая — не надо никому знать кто такая Яна. Если ее отец стер о ней информацию, это обоснованно, скорее всего. Не объясняя им кто ее отец, я не могу объяснить толком в чем проблема. Вторая причина — а смысл? Чем они помогут?

— Ты не можешь рассказать? — пытают они меня.

— Не могу.

— Обидел ее?

— Нет. Ну… Обидел. Но…Да нет.

Отрицательно качаю головой.

— Подойди.

— Я не могу.

— Ну чего ты мямлишь! — психует Сэм.

Морщась кручу в голове разные варианты, чтобы объяснить.

— Моей семье угрожают.

Кислый с Сэмом с недоумением переглядываются. Зависают. Хмурятся.

— Из-за Мышки твоей? И ты теперь не можешь с ней общаться? Ну… просто общаться. Как одноклассники.

— А я не знаю, что может послужить пуском для исполнения угрозы. Мне границы не обозначили. Может, я ей руку на лестнице подам, а батю прессанут поутру, в назидание.

— Ну, жесть… — протирает лицо ладонями Саня.

— Серьезные люди угрожают? — уточняет Сэм.

— Серьезней некуда.

— Криминал?

— Хуже.

— Ясно.

— Не обсуждайте это с девочками, ок?

— Они не тупые, Макс. Все ж видят. Неприкасаемая твоя Мышка, — задумчиво констатирует Сэм. — Чего делать будем?

«Будем», не «будешь». Друзья… Они всегда впрягаются. Но, не в этот раз, пацаны.

— А что есть варианты? — цежу я.

Внутри кипит так, что кажется взорвусь! За рингом мелькает рыжеватая голова Стоцкого. Моя не выплеснутая агрессия мгновенно находит мишень.

— Эй! — подскакиваю на ноги. — Иди сюда!

Запрыгиваю на ринг. Слышу крики друзей

— Макс, не гони!

— Шагалов, ты чо?!

Порву этого быка! Какого он трогает мою Мышку?!

Стоцкий тоже запрыгивает на ринг, и без лишних слов мы бросаемся друг на друга. У нас разные весовые. Он выше и массивнее. Но мне плевать!

Мы без перчаток, без шлемов. Я луплю вслепую, выплескивая ярость. Слышу фоном долгий свисток тренера.

— Брейк! — рявкает он. — Пацаны! Э!

Налетают мои, растаскивая нас. Сэм с Кислым тормозят Стоцкого. Рита виснет одной рукой у меня на шее, второй пробивает пресс. С мычанием сокращаюсь.

— Остынь! Кто тебя укусил?! Ты чего?? Все!

Тяжело дыша, обнимаю ее за талию. Она мелкая… Поверх ее головы смотрю в глаза Стоцкого с ненавистью. Не смей к Яне приближаться! Оскаливается в ответ.

— В изолятор захотел?! — пытается остудить меня Ритка.

— Похрен. Он тоже сядет туда.

— Из-за Янки что ли?

Нам навешивают штрафы. Спрыгиваю с ринга. Накидываю на плечи куртку. Выхожу на улицу. И бреду на спорт площадку, набирая отца.

— Макс?

— Привет, пап.

Там на скамеечке для качания пресса моя Мышка! Торможу. Сердце переворачивается. Наблюдаю за ней издали. В одном ее ухе наушник. Она листает пальцем треки на круглом маленьком плеере. Делаю несколько шагов назад.

— Макс? Ты чего молчишь?

— Пап, а можно мне другой подарок.

— Другой?

— Не надо мне эту тачку, пап.

— Та-а-ак… — скептически. — На самолет, извини, еще не заработал.

— Да нет… Ничего мне не надо. Закрой свой бизнес нелегальный.

— Не понял.

— Не занимайся этим.

— У тебя что-то случилось?

— Да.

— Что?

— Останови это. Это будет самый крутой подарок.

Скидываю вызов. Нет, я не верю, что он услышит меня, конечно. Он вообще никогда меня не слушает и во всем выставляет виноватым. Так будет и сейчас. Но просто захотелось попросить.

Меня догоняют друзья. В полном составе.

— Пойдем! — тянет меня за предплечье в сторону Яны Ася.

— Ась, не надо, — оттягивает ее от меня Сэм.

И они стоят рядом со мной. А через площадку у скамьи, на таком же расстоянии, как мы от Яны, я вижу двух охранников.

— А что случилось? — подрагивает ранимо Асин голос.

Аська очень отзывчивая. Всегда принимает близко к сердцу чужие проблемы.

— Вы поссорились? Они поссорились? — заглядывает Сэму в глаза.

— Нет. Untouchable person, — Сэм кивает ей на охранников.

Да. Неприкасаемая персона. Меня начинает потряхивать. Я отрываюсь от них, иду дальше. Мимо площадки. Замечаю, как Агния решительно идет в сторону Яны, обгоняя меня. И садится сзади на лавочку, обнимая ее за талию и прижимаясь лицом к спине. Яна замирает, роняя из рук плеер на мягкое покрытие площадки. И я застываю в нескольких метрах, сбиваясь с шага.

— Макс? — читаю по Яниным губам.

Все обрывается у меня внутри! Потом она трогает Асины руки.

— Ася?!

— Нет, — качает головой Ася. — Это не я.

— А кто? — растерянно.

— Ты знаешь…

Губы Яны обиженно подрагивают. Я вижу, как она сжимает замок из Асиных рук своими. И на пальце ее мое колечко. Ася гладит ее пальцы своими. Болезненно улыбаясь наблюдаю за ними.

А это идея, да!.. Аська гений!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 18. «Ты далеко, но…»

Можно ли всю ночь не сомкнуть глаз, когда элементарно не имеешь возможности их разомкнуть? Оказывается — запросто. Искрутилась, вырубившись только вод утро. Потому что завтра мне снимают повязки. Это раз. И… выбившие меня обнимашки от Аси — это два. «Ты знаешь кто…» Тогда — только Добби. Если я знаю. Но как понимать это — не знаю. Ты не можешь обнять меня сам? Но… хочешь?

Папа поднимается в шесть. И ровно в шесть я пишу ему гневное сумбурное голосовое, закрывшись в ванной комнате.

— Это первый раз, отец, когда я пожалела, что не уехала с мамой! — заканчиваю я. — Но ты своего добился. Максим со мной не общается. И мне опять одиноко. Счастлив?

Через минуту приходит голосовое.

— Некоторые решения дети могут оценить только тогда, когда у них самих появятся дети. Я подъеду сегодня, увезти тебя в клинику.

Тоже пишу голосовое.

— Я не хочу видеть тебя, если мои глаза будут видеть. И слышать тебя тоже не хочу. Меня свозят Миша или Марат.

— Печально слышать, дочь.

Приняв душ, на ощупь меняю накладки, протерев веки антисептиком. Господи… Хоть бы последний раз! Едва сдерживаю себя, чтобы не разлепить глаза. Но страх, что все испорчу заставляет меня воздержаться от этого. Пока просыпаются мои соседки, выпиваю лекарства. Последняя таблетка из бутылька. Руки трясутся. Она выскальзывает со стуком падает на пол и, наверное, куда-то закатывается. Бесконечное обсуждение девочками одноклассников вдруг останавливается. Я бросаю бутылку обратно в сумку. Черт с ней, этой таблеткой она ничего не решит.

Накинув плащ ухожу пораньше. Прогуляюсь. Медленно иду по дорожке в столовую. В холодном воздухе весит сырость.

— Доброе утро, Мышка! — застываю.

Меня на секунду сжимают за плечи. Как делал пару раз Макс. Но голос не его. В растерянности открываю рот, чтобы что то ответить. Но руки исчезают и шаги удаляются.

Это же Саша был! — доходит до меня.

Но Мышкой никто из них меня не звал. Только Макс. Стою, туплю…

— Яна? — слышу голос и шаги Миши. — Какие-то проблемы?

— Нет у меня проблем, кроме проблем с родителем.

— А этот парень?..

— Я чумная что ли?! Со мной уже и одноклассники не могут поздороваться?? — взрываюсь я.

— Все, не бесись! Ты просто застыла…

— А можно за мной не следить? Это неприятно!

— Столовая еще закрыта.

— Я в курсе, Миш. Я — в кофейню.

Она открывается за полчаса до столовой. Дергаюсь на звук шагов рядом, отходя с дороги.

— Хочешь, я схожу?

— Ой, все. Ничего не надо. Неужели, ты не понимаешь?

Сворачиваю в сторону столовой. Там были качели. Посижу там. Покачиваясь, принюхиваюсь к морозному воздуху.

— Это тебе, Мышка! — вздрогнув чувствую, как в руки мне всовывают горячий бумажный стакан.

Голос Ритин. Я чувствую в ее голосе улыбку. Мышка… Сердце выпрыгивает из груди. Мне хочется нервно рассмеяться. Кусаю губы. Ощупываю стакан. Кофе? Делаю из трубочки глоток. А там — какао! Такое же, как мы пили с Шагаловым на качелях. И я кусаю губы сильнее, но улыбка все равно прорывается.

Эмоции шквалят!. Словно наш роман с Добби продолжается.

В гардеробе, совершенно внезапно, чьи-то руки помогают снять мне плащ. И также внезапно испаряются.

— Яна, доброе утро, — подхватывает меня под локоть одна из работниц, которая помогает мне выбрать еду и относит мой поднос на стол.

— Теть Катя, я ей помогу сама. Мы вместе завтракаем, — слышу голос Агнии. — Привет… — сжимает мне кисть.

Мы берем омлет, еще что-то, Ася забирает поднос, садимся за столик.

— Ася… — шепчу я. — А что происходит?

— Ничего, — давяще и многозначительно. — Ничего не происходит.

— С Максом все хорошо?

— Угу… Кушай.

Не чувствуя вкуса съедаю ложку.

— Он здесь где-то?

— Вот здесь… — надевает на меня наушники.

О неожиданности хватаюсь за них руками. Окей… Там играет музыка. Я слушаю.

Хихикая, закрываю тыльной стороной руки губы. Макс!.. Песня замолкает, Ася снимает с меня наушники.

— Ешь, опоздаем!

Засовываю поспешно еще пару ложек в рот. Запускаю на своем плеере тоже трек.

— Мхм! — по-деловому мычит Ася, щелкая ноготками по экрану телефона. — Я тебя поняла.

Я знаю, что она ему передаст.

— Пойдем…

— Ты иди. А я сегодня на уроки не пойду. Мне надо уехать.

Мы прощаемся. На КПП, Миша помогает мне сесть в машину. Меня улыбает как полоумную. Ничего не могу с этим поделать.

— У тебя все хорошо? — подозрительно.

— Похоже, что плохо?

— Да нет. Это и настораживает!

В голове играет песня от Макса. Я сортирую бабочек в своем животе — на романтических, слишком горячих, щекочущих и другие их неожиданные виды. И я, даже не схожу с ума от страха перед снятием повязок.

Машина останавливается.

— Папа здесь?

— Естественно.

Вдох поглубже! Настраиваю себя на спокойное принятие любого результата. Чтобы без истерик хотя бы… Но когда сажусь в кресло и чувствую, как мне снимают накладки, нервы не выдерживают. Мне становится нехорошо, обмахиваю себя руками.

— Яна?

— Сейчас… — дышу глубже.

— Дочь?

Раскрываю ладонь в его сторону, тормозя, на подходе. Нет! Я тебя не простила еще. Не подходи.

— Снимайте, — выдыхаю я.

— Сейчас будет темно, ты ничего не увидишь в любом случае. И еще достаточно долго тебе нельзя будет смотреть на свет. И находиться в освещенном помещении. Выходить днем на улицу. Поняла?

— Да, — дрожит мой голос.

Мои глаза протирают теплым, удаляя медицинский клей с век. Слышу щелчок.

— Открывай глаза.

— «Ты далеко, но как за моим окном… И я рад тебе, хоть и вижу мельком…», — напеваю, чтобы успокоиться и медленно открываю глаза.

Глава 19. «Конец света»

Распахивая бесцеремонно дверь, Маруська вламывается ко мне. По-деловому дефилирует туда обратно, требовательно глядя мне в глаза.

Волосы заплетены в десятки мелких разноцветных косичек, имитирующих обрезанную длину заплетенными ниже лопаток нитками.

— Класс! — поднимаю большой палец вверх.

Запрыгивает ко мне на кровать. Под мышкой азбука. Учит алфавит. Но одной скучно, и она пристраивается мне под бок, чтобы я подсказывал. Хватает ее ненадолго.

— Я понравлюсь мальчикам?

— Э! — дергаю за косу. — Какие мальчики? Буквы, учи, давай!

— У нас есть мальчик, его зовут тоже Максим. Мы будем дружить! И целоваться!

Разбирает неконтролируемое раздражение. Что за новости?!

— Фууу… — морщусь, глядя ей в глаза. — Гадость какая! Это кто тебя надоумил?

— Девочки говорят, когда дружат — целуются.

— Дуры твои девочки и все врут! А ты веришь.

— Не целуются? — с подозрением.

— Не целуются… — вздыхаю я.

— А что делают? У тебя есть подружка?

— Есть.

— Как зовут?

— Яна.

— И что вы делаете?

— Я… делаю ей всякие приятные сюрпризы.

И даже не соврал!

— Конфеты?

— Конфеты тоже не помешают, — беру себе на заметку.

— А она?

— А она — радуется. Учи, давай, — нажимаю на любопытный нос.

— А мама с папой целуются! Я видела.

— Ну они ж не дружат! — закатываю я глаза. — Они женаты. Им можно.

Маруська удрученно вздыхает.

— Алфавит рассказывай. А то придумала — целоваться! Уши пооткручиваю кентам твоим!

— А — аист, Б — барабан, В — ворона, Г… А Вы в гости друг к другу ходите?

— Нет.

— А на день рождения ее пригласишь к нам?

День рождения скоро…

Поднимаюсь с кровати. Меряю шагами комнату. Нахрен мне праздник не сдался, если Янки не будет! Но ее не будет. Так обломаться с восемнадцатилетием — это треш просто!

Сбегаю по лестнице вниз.

— Максим, подойди…

Отец с мамой сидят на диване рядом, просматривают что-то в его телефоне. Подхожу сзади, положив локти на спинку дивана, заглядываю в экран. Там тачки из салона.

— Есть две разных комплектации…

— Я же сказал, пап, мне не нужна тачка. Я другое попросил.

Вылетаю из дома на улицу, притормаживаю у висящей груши. Несколько раз от души заряжаю по ней. Мягкий настил на площадке, сейчас — сырой и заколевший. Упруго подпрыгиваю, с вертушки бью пяткой в верхнюю часть груши.

— Макс, — ежась выходит следом отец. — Ты думаешь, я не понимаю, чего ты бесишься? Прекрасно понимаю. Но есть такие партии, которые не могут быть сыграны, сын. Надо смотреть правде в глаза.

— О чем ты? — методично луплю грушу.

— Тебя влечет запретный плод. Только потому, что он запретный. Развернись. За спиной вагон точно таких же. Это глупо — зацикливаться.

— Глупо вести бизнес, который в любой момент может сделать нас с Маруськой нищими детьми зэка! — выбиваю двоечку. — Ты постоянно втираешь мне про ответственность. Но где твоя ответственность, я чет не въезжаю!

— Ты не понимаешь, о чем говоришь! Я же не могу по щелчку пальцев свернуть такую деятельность. У меня долгосрочные обязательства перед людьми!

— Завязывай, пап! С зоны ты их не выполнишь, эти обязательства! Или ты думаешь, что если я откажусь от «запретного плода», то тебя пронесет? И там один полкан на весь ОБЭП, который до тебя доковыряться может?

Сваливаю домой. Пора ехать в школу. Можно и завтра утром. Но я больше не могу ждать. Ее так долго нет в моем периметре! Целые выходные. И это ощущение отсутствия сводит с ума, граничит с ноющей зубной болью. Мне так неспокойно и пусто, что я не знаю, куда себя деть. Мне все не по кайфу и все обламывают.

— Мам, я поехал.

— Ты выбрал?

— Выбрал…

Только мой выбор всем до одного места!

Мама провожает меня до машины.

— Праздновать где хочешь?

Ну как вот, скажите мне, я буду праздновать, а Мышку не приглашу? И все наши придут, а она одна будет?

— Макс?

— Я подумаю.

Дорога тянется… А потом тянется воскресный вечер в школе. Потому что мои все свалили в кино и приедут только завтра, а тоже Яны нет. Не приехала. И я тусуюсь на первом этаже, в холле. А вдруг… Смотрю в окно, сидя на широком подоконнике.

Дверь из темного стекла в комнату охраны приоткрыта. Сегодня не Марат и не Миша. И мне кажется, что это знак — Яна не приедет.

Все это, конечно, здорово — с сюрпризами. Но так хочется прикосновений! Ну и элементарно поболтать.

— Ша-га-лов… — ведет пальцем по моему бедру Марика. — Пошалим? Я сегодня одна. Гала только утром приедет. Албанцевой тоже нет.

Отрицательно качаю головой. Янку хочу… От мысли, что прикоснусь к другой, практически больно. Мои губы помнят вкус губ Яны. И вообще я весь в ней. И не готов это стирать какими-то девками.

— Ты чего такой унылый стал? Не веселишь меня…

— А я чего — клоун?

— Ой! — наигранно. — Сердитый какой!

Щипает за задницу.

— Марика! — рявкаю я. — Руки убери.

Закатывает глаза.

— Последний зачетный самчик испортился! Хоть школу меняй. Решетов там вас всех покусал что ли?

Да уж! Были славные времена, когда мы втроем отжигали. Но «покусал» нас не Решетов. Скорее уж Кислицын. Он первый запал на Ритку и покинул стройные ряды «самчиков». Просто, история Сэма оказалась более публичной.

— Ма-а-акс!..

— Стоцкого оприходуй.

— Ну, фу… Стоцкий — это моветон. Я люблю мальчиков поизящнее.

— Дагера тогда.

Хоть Рафу и нравится Аська, но бесперспективно же! Сэм разнесет любого на подходе. Так что пусть развлечет нашу местную «княгиню Салтыкову»[1].

— Дагера… Дагера — это уже вариант, — задумчиво.

Сваливаю от нее на лестницу. Сажусь на нижнюю ступеньку, лицом к дверям. Нашла клоуна! Нет, я бы конечно, рад подурачиться но исключительно для Мышки.

Эх… Ослепли бы все на вечерок в этой школе. Мы бы с Янкой друг друга на ощупь нашли!

Двери открываются. Я вижу, как заходит Яна. Сердце совершает парочку радостных кульбитов, и ноющая пустотой грудь наполняется!

Привет, моя Янка!

Но кругом, к сожалению, камеры. И даже если добраться до щитка, и вырубить его к черту и умудриться сломать, то Алла включит аварийку.

Яна сворачивает в свое крыло. Я же перевожу взгляд на противоположное. На первую в нем дверь в комнату воспитателя. Щитки там и аварийка тоже. Можно ничего не ломать, вообще-то.

Та-да-да-дам! Устроить «конец света»?

Толку? Яна все равно не одна. А Марика не тот человек, что станет держать язык за зубами. Скорее — ровно наоборот. Ляпнет Таюрской и понеслось. Надо ее как-то устранить!

Открываю телефон, ищу Дагера. Набираю.

— Раф, дело есть.

— На миллион хотя бы? — лениво.

— Возможно, сейчас вырубит свет. И одна девушка очень жаждет твоей компании на этот период.

— Агния?!

— Тьфу ты! — морщусь я. — Ну нет, конечно! Марика…

— Эх, — зевает в трубку. — А я ж почти проснулся. Марика? Пожалуй, воздержусь.

— Дагер, ну, давай! Не будь ленивым тюленем. Где твой тестостерон, м?

— А тебе-то какой интерес?

— Есть у меня свой интерес.

— Тогда поставим вопрос по-другому. Что мне за это будет?

— Ты совсем зажрался? — смеюсь я. — Просто зачетный… «кекс», — фильтрую я базар, так как мимо по лестнице спускается Алла, — тебя уже не будоражит?

— А он точно зачетный?

— Точно-точно! — закатываю я глаза.

Что за еврейская морда?! Еще и уговаривать!

— Ладно. Но будешь должен.

Охреневшее создание! Скинув вызов, сижу жду «отбой». Мне надо, чтобы Алла была занята. А перед отбоем, она проверяет всех по комнатам. И, как показывает опыт, именно в момент, всем от нее что-то экстренно надо.

Продумываю детали, как не спалиться, когда врубится свет. Поднявшись в свою комнату открываю окно, оставляю свой телефон на кровати. Беру фонарик.

И минуты за пять до сигнала, догоняю Аллу. Догоняю как раз у комнаты Яны. Она открывает дверь.

— Яна, все в порядке? Что-нибудь нужно.

— Все хорошо, спасибо, — слышу голос Мышки.

— Алла, дай пластырь, пожалуйста. Ногу натер.

Она обычно не парится и дает ключи от своей комнаты. Да и вообще не всегда ее запирает. Так как комната состоит из двух проходных. И все «опасное» и ценное у нее там за отдельной дверью, под отдельным замком. И там же камера. А вот щиток в «предбаннике».

— Алла, у нас окно заклинило! — выглядывают девочки из комнаты напротив.

— Верхний ящик стола, — протягивает она мне ключ и заходит к ним.

Ладно, пока как по нотам. Оглянувшись, открыв дверь захожу внутрь, распахиваю щиток. Тьма рубильников… Ну все, поехали! Закидываю в рот пластик жвачки. Дергаю вниз самый большой. Темнота… Тишина…

Выскальзываю за дверь, запираю ее обратно. Пока общага наполняется гулом и светом телефонов, засовываю в замочную скважину жвачку и ключом размазываю ее по замочной скважине.

Если знать, что проблема в жвачке, то вопрос решается минут за десять. Наколить несколько раз ключ и все. Но никто ж не знает. Поэтому у меня где-то полчаса…

— Макс, ты что там наделал?! — подсвечивая фонарем идет в мою сторону Алла с охранником.

— Да я открыть не могу! Заело, — кручу ключом в замке.

— Господи… дай сюда ключ. А ну-ка быстро все по комнатам! — повышает голос Алла, — увижу кого-то в коридоре, выдам такие штрафы, как за нарушение техники безопасности!

Это, считай, максимальные. Как и за драки. Недовольно ворча все, вывалившие в коридор, начинают расползаться.

— И проверю ваши локации по телефонам! — грозит вслед Алла.

Кто бы сомневался! Именно поэтому мой телефон не со мной.

— Владимир, ну что там?

Охранник возится с замком.

— Заела, зараза.

— Ключ не сломай. Макс, к себе в комнату!

— Окей.

Народ расходится. Экраны мелькают в коридоре. Подсвечивая себе дорогу, останавливаюсь у комнаты Яны.

Давай, Дагер! Ты тоже умеешь мутить себе приключения. Вытяни Марику!

Минута… Две… Три… В коридоре почти никого не остается. Да, блин! Что за обломы?! Раздраженно луплю ладонью по стене. Дверь тихо открывается. И… Да! Я ощущаю Шанель Марики, и чувствую, как она бесшумно проходит мимо меня.

Перехватываю дверь до того, как закроется. Проскальзываю внутрь…

Глава 20. Свидание

Под руку с Мишей прогуливаемся по набережной, жуя горячие хот-доги. Прохладный ветерок бьет в лицо.

— И что теперь?

— Все постепенно. Реакция на свет есть. Движение вижу. Признаков отторжения нет. Короче, на данном этапе все хорошо. В темноте можно открывать глаза. Но только в клинике.

— Почему?

— Для того, чтобы не было отторжения тканей мне снижают таблетками иммунитет. Но это делает мои глаза беззащитными перед инфекцией. Есть конечно капли с антибиотиком. Но лучше не рисковать.

Мне дали их, так как мои веки больше не склеены, а оставаться в клинике я категорически отказалась.

— Ясно. И когда ты сможешь полноценно видеть?

— Не знаю. Не говорят. Не хотят обнадеживать, наверное. Но мне сейчас неважно. Главное, что я хоть немного вижу! А временные неудобства я потерплю. Думаю, совсем скоро увижу твою соломенную голову.

Веду рукой по его спине и выше, взъерошивая волосы. И тут же запинаюсь. С воплем роняю хот-дог, но Миша подхватывает меня за талию и плечи, прижимая к себе.

Напугалась… Истерично смеюсь в его руках.

— Лемешев!

Вздрагиваю. Раньше это была моя фамилия. Теперь только папина и Мишина. А мне поменяли в паспорте на бабушкину.

— Привет, дружище!

Нас окружают веселые мужские голоса. Чувствую, как Миша жмет им руки, не отпуская меня. По брошенным фразам — видимо его армейские товарищи.

— Ну чего ты в девочку вцепился?

— Ее нельзя отпускать!

— Невеста?!

Миша отшучивается, не спеша представлять меня как сестру. Папа велел особенно не светиться как родственники.

— Красивая у тебя девушка. Представь хоть нас!

— Пацаны, давайте, я на полчаса слиняю, а потом вернусь и погуляем? Дело срочное…

— Девочку в заложниках оставляй! — шутят они.

От шутки не по себе. Несколько лет назад у папиного коллеги взяли в заложники семью. И все это плохо закончилось. Я не знаю деталей, но отца порвало тогда. И с тех пор он параноит.

Вокруг продолжают шутить. Держусь за Мишу повыше локтя. И стараюсь адекватно поворачивать голову на голоса. Не хочется, чтобы догадались, что я слепая. Начнутся неловкие паузы, потом расспросы… Надоело! Договорившись с друзьями, Миша уводит меня.

— Поехали, домой отвезу.

— Нет, меня в школу.

— Янка, ну зачем ты его бесишь?

Это он про папу.

— В школу! — категорично требую я.

Где-то там мой Добби. Выходные — настоящая пытка! И пусть даже в школе он не может ко мне подойти, но я знаю, он все время близко. Добби-зависимость налицо!

Как только я прозрею, и отмечу свое восемнадцатилетие, которое уже вот-вот, с отцом будет совсем другой разговор. И я буду не я, если не добьюсь амнистии для Макса.

А сейчас пока я просто рада тому, что Макс все равно находит способ быть рядом. Может быть, через несколько дней я смогу даже увидеть его! От этой мысли внутри меня все прыгает от нетерпения.

Мы садимся в машину. Я продолжаю себя уговаривать, что не стану торопиться и косячить. Глаза буду максимально беречь.

Но где-то на подсознании уже решила, что потом… Потом! Потом один разочек я быстренько сниму эти повязки, чтобы просто посмотреть на моего «некрасивого мальчика». С ума можно сойти от ожидания!

— Ян, ну хочешь, я лучше тебя с собой возьму? — уговаривает Миша. — Шашлычки поедим, на катере покатаемся.

— Школа.

— Это ты из-за пацана своего туда так рвешься? — осуждающе цокает языком. — Его же полкан закопает.

— За что? Он, Миш, ко мне не приближается. Не здоровается даже.

Отворачиваюсь, поджимая губы от накатывающей обиды.

— Спасибо, папе. Я знаю, что он ему угрожал. Иначе, Макс бы так себя не вел.

— Ну что ты дуешься? Сама-то не понимаешь, что он беспредельщик и балбес!

— Но это был мой «беспредельщик и балбес»! — взмахиваю в эмоциях руками.

— Яныч… Сегодня твой, завтра — чужой.

В области сердца сводит.

— Ты видел его с другой девушкой?

Молчание.

— Миш?! — срывается мой голос.

Понимаю, что сейчас разревусь к черту. Губы трясутся. Мне неловко и стыдно от своей реакции. Но контролировать это не получается. Вдохнув поглубже задерживаю дыхание.

— Эй! Ты чего?! Не видел я. Вернее, ну он же постоянно в тусовке. И девушки там… Откуда я знаю?

— Ася с Ритой?

— Да не слежу я за ними!

— Ясно.

— Ладно, не накручивай. Ничего такого не видел я. Трындец просто… — рассерженно.

Ложусь лбом на холодное стекло. На долго ли хватит Макса? Слепая подружка, которая и так само по себе ограничение. А тут еще угрозы и дистанция. И девочки вокруг… Много-много девочек. А он такой… живой и зажигательный! Уверена, что нравится не только мне.

Мои накладки пропитываются слезами. Ладно, все. Хватит ныть.

— Миша, мне накладки поменять надо.

— Ты же только что дома их меняла.

— Мне надо! Сейчас!

— Окей.

Паркуется. Потом достаточно сложная для меня процедура. Потому что все должно быть стерильно. Салфетки, капли, упаковки, снова салфетки…

— Ты плакала, что ли?! — забирает из моих рук старые прокладки Миша.

— Влажность высокая! — рычу я.

— Ну да…

Мы молча едем дальше.

— Приехали, Ян. Хочешь я останусь здесь с тобой?

— Не хочу.

— Ну он же все равно не подойдет.

— Я знаю.

— Одна будешь здесь, в воскресенье вечером?

— Да. Папе передай дословный привет. Пусть порадуется, что я сижу одна в воскресенье вечером в полной безопасности и изолированная от угрозы поцелуя! Он молодец. Очень хорошо обо мне заботится. Именно так и можно сделать своего ребенка счастливым. И потом, конечно же, вспоминая свою юность, я буду приходить в экстаз от благодарности за изоляцию.

— Ну, жесть! — расстроенно цокает он языком.

— А тебе приятно потусоваться с друзьями. Они же гораздо моральнее, чем аморальный Шагалов.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Это и Мише тоже прививка. Для профилактики рвения в вопросах охраны меня от Макса.

— Скорпионша… — бухтит в след.

Да, я скорпион. И привыкла давать сдачи!

Выхожу из машины.

— Куда идти?..

— Тридцать градусов влево тропинка на общагу.

Карта проявляется у меня в памяти и ложится на местность. Вытягиваю трость. Обновляю картинку местности, вспоминая где что находится.

Значит, здесь административный… Там бассейн, учебный корпус, и дальше, фонтан у которого я заблудилась. А кофейня с другой стороны…

Прохожу мимо спортивной площадки, где обнимала меня Ася. Макс не подойдет… Надо как-то ужиться с этой мыслью. И перестать обижаться на него. Отец умеет быть убедительным, границы и тормоза для него вещь эфемерная. Он всех воспринимает как потенциальных преступников и не считает нужным церемониться в методах. Профессиональная деформация…

Не надо ожидать от Макса его дурацких подвигов и провоцировать на них. Это может быть для него очень опасным. Просто любого «привета» через друзей будет достаточно.

Захожу в общежитие. Чуть замедляю шаг, пытаясь почувствовать присутствие людей вокруг. В воскресенье здесь их немного.

Ощущение, что Макс где-то близко. Но я, наверное, выдающиеся желаемое за действительное.

Считаю двери, открываю свою. Она не заперта. Значит, кто-то из соседок здесь. Мы перестали здороваться. Атмосфера в комнате накаляется.

Сажусь на кровать, вдыхая запахи. Марика здесь… Пахнет ее парфюмом.

Слышу какой-то шелест со стороны ее кровати. Потом она начинает переписываться с кем-то голосовыми. Затем ей кто-то звонит. Отключаюсь, разбирая свои вещи на привычные места.

— Шагалов? — слышу знакомую фамилию и мгновенно включаюсь.

Марика похабненько хихикает. У меня начинает все валиться из рук.

— Макс — огонь! Да. Да!.. — продолжает хихикать. — Да здесь он… — многозначительно.

Потом переключается на другую тему. А я не могу переключиться. Вяло вожу ладонями по кровати, пытаясь собрать рассыпанные вещи. Мне так неприятно…

— Яна, все в порядке? Что-нибудь нужно, — заглядывает к нам Алла.

— Все хорошо, спасибо.

— Алла, дай пластырь, пожалуйста. Ногу натер.

Макс! Замираю, прислушиваясь к разговорам за дверью. Но Макса больше не слышно.

В какой-то момент словно что-то происходит в пространстве. Исчезают едва различимые фоновые звуки. Например, звук мойки воздуха, что стоит недалеко от моей кровати.

Марика тихо чертыхается, ругаясь, что нет света. Мм… Вот в чем дело.

На сообщениях у нее рингтон сладострастного вздоха Ирен Адлер. И вздохи сыпятся один за другим. Переписывается с кем-то. Мне бы тоже хотелось написать Мише или Асе, но моя переписка всегда публична. Только голосовые. И я сдерживаю себя, не желая, чтобы нас подслушивали.

— К тебе? — слышу я тихий разговор. — Мм… Ты один? Чем будем заниматься? — провокационно.

Проходит мимо. Слышу, как открывается дверь. А потом плотно прикрывается. Ушла. Куда? Свидание… Меня накрывает, что к Максу. Потому что, если он здесь, то тоже один. Ася сказала вся компания, кроме меня и Макса тусуются сегодня в кинокомплексе.

Но я отмахиваюсь от этих болезненных мыслей. Мне ничего не сделать с этим, если это действительно так. Тогда отец прав, как это не противно…

Но я стараюсь не уподобляться ему. И не казнить внутри себя Макса авансом.

Стаскиваю с лица очки. Очень хочется снять и накладки и минуточку посмотреть в темноту, а еще в глаза Шагалову. Ты жене сделаешь так, Добби, правда?

Но снять не решаюсь. Вдруг свет внезапно включат? А я даже не знаю, где здесь выключатель, и был ли он выключен или включен. Может, у Марики просто горел ночник. А если включат внезапно?

Доктор категорически запретил «свет». Нет, нельзя… Надо терпеть.

Я стараюсь держаться. Но моральных сил у меня уже немного. Брошенные Марикой фразы пробили.

Встаю делаю шаг к своему шкафу. Веду пальцами по холодной поверхности зеркала. Человек без глаз не бывает красивый, он не цепляет. Ну то есть глаза можно домыслить. Я домысливаю глаза Макса Всегда! А без глаз, все равно, чт лица нет. Макс ведь не видел моего лица даже.

Закрываю лицо ладонями и тихо плачу. Все! Я расклеена. Чтоб вас всех! Опять менять накладки… Может и стоило остаться в больнице.

Неожиданно сзади меня обхватываю чьи-то руки. Взвизгиваю от испуга. Кровь вскипает от скачка адреналина. Рот тут же запечатывают ладонью.

Папа внушил мне этот страх с детства. Страх, что могут похитить. И на мгновенье он расцветает во всей своей красе, захлестывая с головой!

— Чч… — в ухо.

Моя кожа превращается в мембрану, я чувствую ей крепкое тело сзади. И бережно держащие меня руки. Успокаивающий поцелуй в ухо. Ладонь исчезает с лица.

Настороженно замедляю дыхание. Втягиваю глубже воздух. Колени тут же подкашиваются. Макс!

Молча разворачиваюсь в крепких руках, пряча лицо на его шее. Обнимаю за талию.

Внутри все порхает. Я словно только встала из-под наркоза — ничего не соображаю и едва держусь на ногах.

Он включает на телефоне музыку. Отыскивает мои пальцы своими и, сжимая в замок наши руки, притягивает к себе за талию. Мы танцуем медленный… Наши губы встречаются.

Это самый романтичный «беспредельщик и балбес» в мире. Заверните мне, я забираю!

Глава 21. Так мало и так много!

Я так скучал! Щемящее чувство тоски от того, что наше время очень быстро выходит не дает расслабиться и насладиться близостью.

Я молчу. Не могу сказать ни слова. Что я, ей скажу? А когда пытается она, торможу каждую попытку поцелуем.

Меня переполняет эмоциями как глупого щенка! Надо сваливать. Вот-вот врубят свет. Веду носом от виска, по ушку и спускаюсь на шею, пропитываясь поглубже ее запахом. И, прикоснувшись кончиком носа к ее носу, замираю, давая себе еще минуту. Нежные подушечки ее пальцев, подрагивая, скользят по моему лицу. «Рассматривает». Это очень приятное ощущение. Ощупывает мои губы. Ласково прикусываю пальчик.

Ну все, Макс, давай… Так мало!

Но мало будет всегда, даже если я останусь ночевать в этой кровати. Мне будет мало и в процессе, и с утра, и вообще!

Напоследок впиваюсь еще раз в приоткрытые мягкие губы, целую в бровь, в нос, в ушко. С жадным шипением кусаю в изгиб у основания шеи, ловя телом ее реакцию. В эмоциях впечатываюсь губами в ладонь и целую пальчик со своим колечком.

Отпускай! Все!

Одергивая руки, делаю шаг назад. Ловит меня за рубашку.

— Стой…

В это же мгновение, как по волшебству включается свет.

Мышка! Я не могу…

Мне хочется проораться от того, что нельзя мешать людям, когда они чувствуют так и такое! Ни у кого нет на это права! Но… некоторые считают, что у них есть.

Яна снимает с большого пальца лаконичное кольцо — широкий обод с тремя утопленными через равные расстояния черными матовыми камнями. Надевает мне на мизинец. От этого жеста мне еще горячее и пронзительнее. Решительно отталкивает в грудь.

— Не подставляйся.

Еще раз коротко целую в губы. Вот такие вот у нас сегодня признания в любви. Это они!

Обняв себя за плечи, замирает.

Над дверью комнаты уже работают камеры и мне нельзя просто выйти. Поэтому я ухожу оставленной для себя тропинкой как Карлсон. Сначала на подоконник, потом на пожарную лестницу и наверх, в свое открытое окно.

«Он ушел, но обещал вернуться!» Обязательно придумаю, как сделать это.

Падаю, не раздеваясь, на кровать. И, закрыв глаза, заново перевариваю каждое мгновение и прикосновение между нами. Запах, вкус, ощущения… В груди то порхает, то сводит, то все переворачивается и ноет.

Влюбился, Добби?

— Мм… — кусаю губы от этой бури эмоций.

Кручу на пальце колечко. Самую малость большевато, не потерять бы. Мне почти хорошо! Наш роман продолжается. Пусть ущербно, но все-таки… В нем столько всего, что ни один мой «полноценный» и рядом не стоял. И я очень надеюсь, что моя Мышка где-то рядом по шкале неадеквата! Иначе, хоть топись. Потому что дистанцию я могу пережить. А вот невзаимность меня порвет к хренам!

И почему-то в этот момент вспоминается мне Кислицын. Год пацан по своей Ритки страдал, без всякого намека на взаимность. Я бы сдох, честно.

Вспоминаю, как бесконечно его стебал. Идиот.

А еще мне казалось, исполнится восемнадцать, и я спалю этот город! Тусовки, девочки, тачки, запилы… А сейчас нахрен ничего не надо. Без нее — ничего. А с ней — оставьте нас вдвоем и идите к черту все.

Вот тебе и любовь! Пришла беда откуда не ждали.

С этими мыслями и засыпаю. И снится мне всякое горячее, сладкое, дерзкое! И, благо, полковнику никогда не подсмотреть моих снов. Иначе, отстрелил бы он мне мое «светлое будущее», сто процентов!

Но сны только усугубляют мое плачевное состояние. И с утра я взведенный и не отстреленный как Калашников, брошенный в середине боя.

Скатываюсь с кровати, падая в упор для отжиманий. Раз… Два… Три… Главное в момент отжиманий думать исключительно о них, а не улетать в фантазиями в похожие движения, иной природы.

Отжимания, не сказать, что помогают отвлечься от мыслей о насущном. Скорее — наоборот. Вся надежда на прохладный душ!

Короче, умотанный стою на раздаче в столовой, взгляд тупо скользит по поддонам. Желудок урчит.

За мной стоит Стоцкий. Как же он бесит! Едва держу себя в руках, чтобы не бортануть его плечом.

Забираю белковый коктейль и бутер с семгой. Зависаю рукой над блюдцем с сырниками. Неожиданно Стоцкий перехватывает мою руку за запястье, чуть изламывая. Дергает с пальца Янкино кольцо. Сжимаю кисть в кулак, не позволяя. Адреналин бьет в голову. Луплю ему в грудак, отскакивая назад и вставая в стойку. Совсем охренел?!

— Эй! — тут же материализуется охранник, расталкивая нас. — В чем проблема?

— Это Албанцевой кольцо, — оскаливается Стоцкий. — Пусть вернет.

— Это мое!

Теперь.

— Спросите у Янки, — киваю на столик, где она сидит с девочками.

Забираю свой поднос. Руки, значит, ее разглядываешь, да? От ревности закипаю. Не чувствуя вкуса жую бутерброд. Янка с девчонками за столиком напротив.

— О, хотите конфет? — слышу я Мышкин голос. — Вкусные! Человек-невидимка затарил все мои карманчики.

— Аха-ха! — смеются девчонки, разбирая конфеты.

Да-а-а… Это я вчера успел «угостить» пару ее карманов.

Улыбаясь, смотрю в окно.

Ася кидает через проход Сэму пару конфеток. Он ловит.

— «Я никогда не влюблюсь», — говорил он!

— «Романтика это не для меня», — утверждал он.

— «Мне за вас стыдно, влюбленные морды!»

Наперебой стебут меня друзья, припоминая мои перлы. Смеясь, качаю головой.

— Отстаньте!

Глава 22. Это будет весело!

В кофейне пахнет ванилью, орехом, попкорном и конечно же кофе. Мне нравится бывать в местах, которые имеют свой приятный запах. Для меня они обретают облик. Кофейня одно из них.

Девочки не задают мне вопросов по поводу происходящего. Самое главное они уловили — Макс не может ко мне приближаться. Об остальном тактично молчат.

— А мальчики где?

Мне неловко, что девчонки в последнее время больше времени проводят со мной, чем с ними.

— А мальчики обкосячились. Доступ в кофейню им закрыли, — усмехается Рита.

— Но мы им навынос возьмем кофе, — добавляет Ася.

— А можно Максу от меня передать?

— Нужно! — хором.

— Кстати, у Шагалова днюха на днях. Как будем поздравлять? — стучит пальцами по столу Рита.

— Капец… — уныло подпираю я щеку.

Как подарок покупать? Ни папа, ни Миша мне в этом точно не помогут. Только девочек просить.

— А когда?

— Тридцать первого.

— Да?! И у меня тридцать первого! — распрямляюсь я.

— Офигеть!

— Прикольно!

Прикольно то прикольно, только вот… Вздыхая, медленно размешиваю ложечкой кофе.

— Ты будешь отмечать?

Отрицательно кручу головой. С кем отмечать? Друзья будут с Максом. Дома — тоже не хочу. С папой мы не общаемся. Миша будет здесь, на смене.

— Вот и Макс не хочет отмечать, — вздыхает Ася.

— Как-то невесело, — хмыкает Рита.

— О! — взавивается Ася. — Еще как весело! Тридцать первого же карнавал, Хеллоуин!

— Маски… Костюмы… Бал уродов… — многозначительно перечисляет Рита.

— Иии?

— Предлагаю всем троим купить одинаковые костюмы. И парням тоже одинаковые! Мы будем все время меняться парами. А телефоны оставим в комнатах, чтобы их не пеленговали. И тогда за вами будет невозможно уследить! — понижает она голос. — Ни камерами, ни глазами.

— Да! — начинаем мы дружно хохотать. — Это будет весело.

— Аська ты гений!

— Я такая!

Мы покупаем по стакану кофе парням. Чтобы не махать тростью, иду с Асей под руку. Мимо проходят люди, слышу голоса, звуки шагов. Скоро отбой, все спешат.

— Слушай, а что у тебя за история со Стоцким? — расспрашивают меня девчонки.

— Хм… Да нет у меня с Антоном никакой истории. Мы просто сидим вместе. Помог пару раз…

— Вот это-то и смущает.

— Да ладно вам, это же совсем надо отморозком быть, чтобы слепому человеку не помочь.

— Вот! — фыркает Рита. — Стоцкий — отъявленный отмор. И не сводит с тебя глаз. Это хреновая комбинация. Я бы на твоем месте поостереглась.

— Ну не знаю. Ничего плохого он не делал.

— Он Аську постоянно обижает.

— У них с Семеном конфликт, я думаю из-за этого, — поясняет Ася.

— Так у них и с Шагаловым конфликт! С кем у него не конфликт? С парой шестерок его?

— Хорошо, — киваю. — Я услышала.

Мы еще немного болтаем по дороге. В коридорах общежития шум, откуда-то сверху.

— Что происходит?

— Парней временно переселяют в одно крыло. Там проводка в нескольких комнатах навернулась. Будут стены штробить.

— Давай, — забирает Ася из моей руки стакан для Макса.

В комнате, как на иголках жду отбоя. Сегодня я была у врача, и моя реабилитация перешла в следующую стадию. После отбоя у меня будет приключение! Очень волнуюсь…

Захожу в ванную комнату, снимаю накладки. Через веки вижу свет. Значит, кто-то из соседок не выключил. Это нервирует. Свет меня настроили воспринимать как угрозу. Но доктор обещал, что скоро я адаптируюсь к нему. Главное, не спешить.

Шарю по стене руками в поисках выключателя. Щелчок. Темнота…

Закапываю глаза. Руки трясутся. Я первый раз буду делать это одна. Медленно открываю глаза. Темнота словно качается. И теряя ориентацию, я хватаюсь руками за раковину. Мажу, не рассчитав расстояние, рука соскальзывает по мокрому кафелю. Что-то с грохотом летит в раковину следом.

— Черт!

В темноте вижу мельтешение. Это я в зеркале? А позади мелькают размытые белые линии.

Замерев, жду пока успокоится сердце. Спокойно! Все нормально. Я вижу. Белые линии сзади — это свет из-за двери просачивается в щели. Стараюсь на них не смотреть. Доктор сказал, что за это время у меня сильно упал тонус глазных мышц. Видеть хорошо я буду далеко не сразу. Нужна гимнастика… И еще всякое разное.

Аккуратно прикрепляю накладки и надеваю обратно очки. С закрытыми глазами ориентироваться легче и привычнее. Сейчас я пойду гулять! Из рук все валится. После сигнала отбоя надеваю плащ и иду искать Аллу. Мы с ней уже договорились.

— Мне еще этот ад разгребать у парней! Ты не представляешь, что там творится, — слышу ее голос. — Яна! Я здесь.

В коридоре, несмотря на отбой еще ходят люди.

— Можно ли выключить фонари на аллее? — прошу ее я. — Мне пока что нельзя смотреть на свет.

— Там тьма кромешная без фонарей. Не заблудишься?

Скептически поджимаю губы.

— Ах, да… Извини. Я позвоню охране, чтобы выключили. Долго не гуляй. Полчасика.

— Благодарю.

— Сопровождающий нужен?

Если только Шагалов. А Шагалова мне нельзя. Да и Миша хотел пройтись со мной.

— Нет, спасибо.

— А что Албанцева у нас особенная? — слышу недовольный голос Галы. — Ей можно гулять после отбоя?

— Да. По мед. показаниям, — коротко отшивает ее Алла. — Ты что-то хотела?

Ухожу от них. На выходе меня перехватывает Миша.

— Яныч, давай на завтра отложим прогулку?

— Ни за что!

— Я не могу сейчас. Там пацаны буянят. Все недовольны переселением. Чувствую, половина будет в изоляторе ночевать.

— Макс?.. — с тревогой шепчу я.

— Оо… Этот крендель уже час назад уже в изолятор отчалил.

— За что?!

— Со Стоцким сцепились. Их вместе поселили.

— Миша! Повлияй, чтобы переселили, а? Они же постоянно будут драться.

— Выдыхай, Ян. Если пацаны идиоты, это их проблемы. Посидят денек, подумают над своим поведением. Там не каменный подвал, в конце концов. Сухо, тепло, кровать и кормят по графику. Не хуже, чем остальных.

Накинув капюшон, иду от общежития, в сторону аллеи. Она никуда не ведет. В конце фонтан. И здесь не ходят работники школы. Поэтому мне, видимо, и разрешили погулять здесь без света.

Касаюсь тростью изгиба поребрика и поворачиваю на аллею. Минуту иду вперед. А потом останавливаюсь и приподняв очки, отрываю накладки. Очки возвращаю на место.

Та-да-да-дам! Я больше не слепая! Да, ни черта не вижу. Но это ночь и солнцезащитные очки.

Стою, жду, пока адаптируются мои глаза. Сквозь густую листву вижу мерцающие тусклые пятна. Это окна общежития. А где здесь, интересно, изолятор?..

Глава 23. Снова — некрасивый мальчик

Залет. В изоляторе я бываю не часто. Это Сэмыч у нас обычно любит нарваться. Двери обычно не заперты, но выходить нельзя.

— Максим…

В изоляторе со мной психолог.

— Максим!

— Что?

— Зачем нужны правила, с твоей точки зрения?

— Ой, Вы говорили уже со мной про правила! — раздражаюсь я. — Я согласен, что они нужны. Их их стоит соблюдать. Но еще мы обсуждали с Вами про «провокатор-реагирующий». Вот это как раз тот случай. Это была реакция на провокацию. Поэтому, инициатор конфликта не я.

— Ты не можешь знать наверняка, что Антон украл твое кольцо.

— Ну, а кто?! Решетов? Кислицын? Дагер? Пф!

У нас теперь забавный «комплект» в комнате, словно Алла специально подбирала так, чтобы стукнуть нас всех лбами.

— В комнате было только пять человек, включая меня. И только Стоцкий мог его взять.

— Оно могло куда-нибудь закатиться.

— Не могло оно никуда закатиться!

— Презумпция невиновности, Макс!

— В задницу презумпцию! Я уверен, что это он.

— Максим, даже если это Антон, то проблемы не решаются кулаками. Посмотри на себя. У тебя опять разбито лицо. Антону бровь рассек, зуб сколол.

— А что нужно было — вежливо попросить кольцо вернуть?

— Я вынуждена рекомендовать тебе курс по контролю гнева.

— Мне? — закатываю я глаза. — А я что — рецидивист?

— Три драки за пару недель.

— С кем я кроме Стоцкого дрался?!

— Тогда — совместные сеансы с Антоном по разбору вашей конфликтной ситуации.

— Нет, пошел он нахрен, упырь этот! Давайте по «контролю гнева».

— Хм, а как ты планируешь решить ситуацию с кольцом?

Играю желваками. Как я планирую решить ситуацию? Мразь! Да я, выбью с него Янкино кольцо! Сжимаю кулаки. Суставы хрустят. Не озвучиваю, конечно же. Но, видимо, по моему лицу и так прекрасно видно, как я намерен разрешать эту ситуацию.

— Тогда — совместные сеансы, — категорически взмахивает руками психолог. — Конфликтология.

— Ну, это нечестно!

— Завтра с утра.

Изображая фейспалм, морщусь от отвращения. Психолог выходит из моей «камеры».

Мда. Здесь не курорт! Три на три, узкая кровать, откидывающийся столик, как в купе. На столике стопка учебников. В двери большое окно, как в больничных палатах. Все! Даже мой телефон у охранника. Тоска-а-а…

Из соседней комнаты, где сидит Стоцкий, выходит наша медсестра и заходит ко мне.

— Опять моего красавчика обижали?

Улыбаясь, развожу руками.

— Максим, ну что такое?

Протирает мои губы антисептиком. Шипя, морщусь.

— Ты же не на ринге. Опять там же порвал губу. У тебя там шрам будет.

— Пофиг…

— Я понимаю, что Антон не самый лучший сосед. И все же, драку начал ты. Глаза, давай, посмотрим? Ну вот… Сотрясение. Не тошнит?

— Неа, жрать хочу, умираю, — жалобно хныкаю я.

— Отбой уже, покормят только завтра. Хочешь йогурт?

Оглядывается на охранника, за дверью. Не глядя на нас, он играет в телефоне.

— С котлетой? — хихикаю я.

— Котлеты, извини, нет.

Достает из сумочки маленькую бутылочку. Ставит мне на стол.

— Спасибо.

— И, Макс. Ты Антону зуб сколол. Твои родители получат счет за лечение.

— Угу.

Дезинфицирует мою содранную костяшку, заклеивает пластырем.

— Ребра целые?

— Целые…

Медсестричка выходит, охранник выключает нам свет. Окно не открывается, только форточка. За окном темно. Окна выходят на высокий забор и вид из окна здесь не радует. Сдвигаю фрамугу вбок.

Сидя на подоконнике, вырываю из учебника первую пустую страничку и делаю тюльпанчик-оригами. Как-то долго летели в самолете. Маруська скучала. Я делал ей по книжке разные оригами. Вот, тюльпанчик запомнился…

Слышу тихие голоса.

— Ян!

— Антон?..

— Да. Ты опять заблудилась?

— Нет, я… гуляю. Мне разрешили. Это изолятор?

Мышка! Ты откуда здесь?! Спрыгивая с подоконника, прижимаюсь лбом к стеклу, чтобы увидеть ее. Но слишком темно. «Камера» Стоцкого ближе к крыльцу, и фонарям, а моя дальше. И свет совсем не достает сюда.

— Это изолятор, — отвечает он ей.

— Вы подрались с Максимом? Из-за чего?

— Ты с Шагаловым? — резко.

— Нет! — поспешно. — Мы даже не общаемся. С чего ты взял?

Меня цепляет. Я понимаю, что Янка просто играет по правилам в нашу игру. Но когда она говорит это Стоцкому… Я, мать его, начинаю забывать эти правила!

Но она права, Стоцкий это последний человек, которому стоит знать, что мы вместе. Он — враг. И Янка правильно все говорит. Однако, это не мешает мне агонизировать и исходить ревностью от ее слов.

— Ян. Сходи со мной куда-нибудь?

Их плохо слышно. Но я не ослышался, нет.

От горячей удушающей волны у меня перехватывает дыхание. Она откажет! Ты же откажешь, Мышка?!

— Я не могу, Антон. Извини. Но спасибо тебе за приглашение.

— Почему?

— Мне нравится другой парень, — сдаваясь, признается она.

Улыбаюсь, хватаясь за разбитую губу.

— Мм! Фак… — цежу тихо.

— Шагалов тебе нравится? Хреновый, выбор.

Его голос набирает силу. И в нем тоже ревнивые ноты.

— Почему — хреновый?

— Потому что Шагалов — «друг всех подруг». И клеет всех из спортивного интереса. А поимев, идет дальше. И вокруг тебя он вертится, только потому, что ты забавный трофей, необычный. Будет о чем рассказать… в наших мужских чатах.

Мразь!

— Ну, это же неправда, — подрагивает Янкин голос.

— Это, как раз таки, правда. Все, кто дают, ему уже дали. Назови любую, и вероятностью пятьдесят процентов, она уже кувыркалась с ним.

Самая задница, что это чистая правда. Да. Я прошелся здесь по девкам.

— Спроси, Ян! У Марики спроси. Да все в курсе. Пополнишь список?

— Ладно, Антон, — рассерженно. — Я пойду…

— Стой. Если я окажусь прав, и он дешевка, ты сходишь со мной?

Не выдержав, луплю ладонью по окну. Янка, не отвечая, идет в мою сторону, я вижу ее темный силуэт. Ну как она сюда забрела, дурочка??

— Мышка… — шепчу я, тихо стуча в окно.

Вздрагивает, поднимает голову. Подходит близко-близко. Словно тоже может видеть мой силуэт.

— Привет, — кладет руку на стекло, растопыривая пальцы.

— Яночка… — кладу ладонь, через стекло прижимаясь к ее руке.

На лице в темноте различаю ее темные очки.

— Ты зачем здесь?

— Тебя искала… — тихо-тихо.

Меня бомбит от того, что она расстроена. Ведь повода нет! Мне никто не нужен кроме нее!

— Янка!

— Макс…

Одновременно шепчем мы.

— Янка, я сказать тебе хотел, — дыхание перехватывает и обдает жаром.

Хочу сказать ей это! Потому что после слов Стоцкого больше ничего реанимирующего, кроме этого, я ей сказать не могу. Все будет пустое. Но это, капец, как непросто, оказывается! Язык прилипает к небу.

— Янка, я… очень скучаю, — в последний момент изменяю я фразу.

— Ты прости за папу. Как ты?

— Снова — некрасивый мальчик, с разбитой мордой.

— Я хочу, чтобы ты был «красивый», — гаснет ее шепот.

Я знаю, что она опять не про внешность.

— Я буду. Обещаю.

Ее телефон вибрирует. Сбрасывает вызов.

— Мне надо идти.

— Ян… Ян!

В глаза хочется такое говорить. Или хотя бы на ушко! Но…

Ну, давай, Шагалов! Говори! Через друзей это стремно передавать! Когда вам еще поговорить удастся?!

— Янка… Люблю тебя! — выстреливаю я.

В глазах искрит от того, как это прошивает насквозь. Меня бросает в жар.

Она неожиданно стягивает очки. Всматриваюсь внимательнее в темноту. Что-то не так! Нет накладок?! Точно! Они светлые, а я вижу темные тени на их месте.

— Ян?! Глаза твои…

Включите свет, я хочу видеть!

— Шагалов? Ты с кем там? — голос охранника.

Черт! Разворачиваюсь, закрывая собой окно.

— Показалось Вам.

— От окна отойди.

Но я стою, не двигаясь. Поднимает к лицу рацию.

— Ребята, пройдитесь вокруг административного, у нас тут беглецы, видимо.

Ай! Улетай, Мышка!

Разворачиваюсь к окну. Янки нет. Падаю на кровать. Улыбаюсь как идиот, прижимая костяшками порванную губу. В руках кручу бумажный тюльпанчик. Люблю…

Глава 24. Женский вариант графа Дракулы

— Ян, я здесь!

Миша встречает меня в холле салона.

— Ну? Прикольно?

Поворачиваюсь вокруг своей оси. Ощупываю пальцами тоненькие афрокосички с бордовыми нитями, заплетенные от лба к затылку.

— Класс! Красотка!

Сегодня сбежала со школы к врачу, а заодно и в салон перед маскарадом. Поправляю одежду, разглаживая ее руками. Хотелось вообще надеть юбку. Но юбка — это глупая идея для слепой девочки. Потому что загреметь ненароком никто не отменял. И лучше, когда оно происходит в штанах.

Но мне хочется выглядеть на день своего рождения привлекательно. Поэтому на мне стильная белая блузка с бордовым карсетом под грудь и угольные юбка-брюки из очень приятной на ощупь тяжелой ткани. Стилист из мультибренда уверял, что это выглядит охрененно. Миша оценил тоже.

— Кофе попьем? А то мне еще рано на смену.

— Давай, кофе с собой? У меня важное дело. Отвези меня, в парфюмерный бутик, пожалуйста.

Я долго думала какой подарок могу выбрать для Макса сама. А не просто полагаясь на вкус друзей. И единственное, что я могу выбрать по своему вкусу — это парфюм.

Прошу Мишу остаться в машине. В бутике приветливая девушка помогает мне выбрать. Отметаю сразу все тяжелые восточные запахи, и слишком строгие — тоже. Ищу что-то свежее, спортивное и энергичное, как мой Добби.

— Вот этот попробуйте, — вкладывают мне в руки полосочку тестера. — Это новый! Еще не заезженный.

Оо…

— Супер! Это то, что надо.

Расплачиваюсь, прикладывая браслет к терминалу.

— Упакуйте, пожалуйста, красиво. Это подарок.

— Кому?

Вздрагиваю, резко разворачиваясь, врезаюсь бедром во что-то твердое.

— Тихо, — подхватывает меня под локоть отец. — Разнесешь эту посудную лавку, я не расплачусь.

Стою молча, кусаю губы, в ожидании покупки.

— Так — кому?

— Я смотрю работы у тебя поубавилось?

— Проезжал мимо. Я тебе вопрос задал. Не прекратила свои шашни с Шагаловым?

— Прекратила. Это не ему.

Мстительно поджимаю губы.

— У меня новый парень.

— Да-а-а? Очень интересно! Познакомишь?

— Ты сам прекрасно с ними знакомишься. Антон Стоцкий.

Давай, папочка, фас! Макс тебе покажется цветочком на фоне этой ягодки.

— Не зачастила ли ты со сменой симпатий?

— Мою прошлую ты забраковал. Я «заедаю» стресс тем, что попалось под руку.

Мне отдают бумажный пакет с подарком. Отец кладет мою руку так, чтобы я взяла его под руку. Ведет на выход.

— Верность у вас не в чести, да?

— Аа… Ну то есть ты думал, что пока Макс не может ко мне приблизиться, то я буду годами монашкой ждать амнистии для него. Нет, товарищ полковник, это так не работает. Всех ты не запугаешь. Кто-то будет все равно.

— Окей. Я надеюсь, этот Антон более достойная персона для моей дочери.

— Надейся!

— Куртку застегни. Не слишком ли взрослый наряд?

— Папа, мне восемнадцать сегодня. Слишком взрослых нарядов для меня больше не существует.

— Окей. Провоцирующий.

— Кого и на что провоцируют мои брюки?

— Я имел в виду бордовый корсет.

— Это будет косплей. На женский вариант графа Дракулы.

— Господи… — с отвращением. — Хэллоуин?

— О, да! Карнавал, квест, вечеринка.

— Будь осторожна, дочь.

— Ну что со мной может случиться, пап?

— Надеюсь, что ничего.

Открывает дверь машины, усаживает меня внутрь, придерживая сверху голову, чтобы я не врезалась в крышу. Захлопывает дверцу.

— Спасибо, Миша, — ядовито улыбаюсь я.

— Я пытался предупредить. Но ты не ответила.

— А, да…

Связь с телефона с браслетом глючит иногда.

— Я телефон уронила. Экран лопнул. Теперь глючит.

— Поменяем? Черт, не получится. Мы уже опаздываем, у меня смена через полчаса. Завтра купим новый.

Как бы его на сегодня нейтрализовать? Ведь почти вся охрана будет крутиться вокруг нас, и он в том числе. Пока едем, пытаюсь придумать. В голову приходит только всевозможный стеб.

— Миш…

— М?

— У меня такая проблема интимная. Не знаю, как сказать даже.

Главное, не угорать сейчас!

— Ну говори, чего ты!

— Короче. Кто-то ворует мое нижнее белье.

— Чо?! — прокашливается он, дергая машину.

Ремень безопасности натягивается. Не смеяться!

— Может, тебе показалось? Положила куда-то и забыла?

— Нет. Ты же знаешь, что я запоминаю всегда — что куда кладу. Иначе, мне потом это не отыскать. Так вот. Это не единичный случай. Это было несколько раз. И… новое всегда на месте, — сочиняю я. — А вот ношенное…

— Извращенцы мелкие! — рассерженно.

— Короче. Сегодня в комнатах никого не будет. И, возможно, он опять это сделает. Не мог бы ты остаться в корпусе и последить за камерами? Ну… Кого-то же из охраны все равно оставят.

— А. Конечно, без проблем.

Уф! Мне кажется, я слышу как скрипят Мишины мозги.

— Ты думаешь это Шагалов?

— О, боги! Нет! На него я думаю в последнюю очередь!

— Почему — в последнюю?

— Потому что.

— Не отпустило тебя?

— Не хочу разговоривать про Макса, — хмурюсь я. — Ты не на моей стороне.

— Ладно, Яныч, не обижайся. Мы просто хотим тебя уберечь.

— Это глупо.

— Запасть на потаскуна — вот что глупо!

Сжимаю челюсти. Не хочу спорить. Да и о чем спорить? Добби не монах, это факт. И конечно же, меня очень цепляет то, что каждый тыкает мне этим. Мне нечего возразить им. Неприятно…

То, что у него были девушки, это ладно. Я переживу. Но от одной мысли, что могут быть сейчас, я начинаю болеть. Это так ранит, что хочется не только ослепнуть, но еще и оглохнуть. И вообще раствориться, чтобы не чувствовать этого предательства.

«Люблю тебя»… Оглушая чувствами, звучит в моих ушах его шепот. Это лечит. Он не сделает так, я верю.

Миша паркуется, помогает мне выйти.

— Ян! Не хотел портить тебе настроение. Извини. С днюхой, сестренка! — обнимает за плечи. — Завтра загуляем, как взрослые!

— Угу…

Только я планирую уже сегодня.

— Ну, ты посмотришь, да, по камерам?

— Да, обязательно. А когда это было? Я старые записи покручу еще.

Ой… Ой… Вспоминаю дни, когда вырубали свет и когда Шагалов влетел в изолятор, чтобы случайно не назвать их. Мало ли, что Миша там на записях откопает. Называю пару случайных дат.

В коридоре общежития меня перехватывают девчонки. Уводят к себе.

— Итак, я все организовала! — хлопает в ладони Агния. — У нас шесть одинаковых костюмов Дракулы. Все с капюшонами. Мы, оденем лаковые туфли на каблуках, чтобы быть вровень в парнями. В плащах есть подкладки под плечи. Стилист сделает всем нам одинаковый грим. Волосы спрячем. И в такой толпе и полумраке нас шестерых никто не различии между собой.

Со стороны окна доносится Ритин голос.

— Квест мутят. Будет что-то грандиозное.

— Эх! Как бы мне хотелось все это увидеть! — ною я девочкам.

— А тебе еще нельзя?

— Нет. Только в темноте. А там наверняка будет много иллюминации.

— Эх… Да. Обещали фейерверк и лазерное шоу.

— А какой Макс? — решаюсь я. — Ну, внешне.

Скоро я смогу его увидеть. И я очень нервничаю. Мне хочется психологически подготовиться к тому, что у него есть внешность. И она может не совпасть с моей картинкой.

— Да нормальный, не парься! — хмыкает Рита.

— Губастенький, скуластенький… — смеется Ася. — Волосы русые, вьются. Ямочки, когда улыбается. Взгляд нахальный. Улыбка красивая. Вечно что-нибудь разбито — то скула, то губа, то бровь.

— Ой, да у нас у всех так! — хихикает Рита. — Ринг, такое дело. Иногда еще по синяку под оба глаза, если в нос попадут! Вареники вместо ушей, пельмени вместо губ! Кр-р-расавцы!

— О, боже! — смеюсь я нервно.

— И все равно самые-самые!

Нервничаю… Скоро увидимся!

Мой браслет вибрирует.

— Да? — отвечаю на вызов.

— Дочь! Стоцкий — это ты пошутила, я надеюсь?!

— А что не так? — елейным голосом уточняю я. — Тоже плохой?

— Яна!

— Ладно, пап. Дома поговорим. Мне некогда.

— Кровопийца! — рассерженно.

Наслаждаясь злорадством, скидываю вызов.

Глава 25. Подарки

У нас в комнате экологическая катастрофа! Новые соседи. Дагер и Стоцкий. Треш.

— Не комната, а казарма! — психует Сэм, долбанувшись коленом о спинку кровати, стоящую не на своем привычном месте. — Одни кровати!

Встряхиваю на автомате свою пену для бритья в ожидании, пока освободится ванная.

— Сань! Давай быстрей, ты не один здесь. Сейчас уже гример придет.

— Ну я же наполовину побритым не пойду.

Постучав, дверь открывает одна из работниц. Закатывает на вешалке костюм Джокера.

— Принимайте.

— Это не наш, — на автомате брякаю я, забывая, что соседей сильно прибавилось.

— Это мой, — поднимается с кровати Раф.

— И еще один, — закатывает костюм Дракулы.

Я оглядываюсь на стойку с нашими. Все три на месте. Не понял…

Следом заходит Стоцкий, забирая стойку и двигая к своей кровати. Тоже Дракула? Ну отлично! Морщусь от раздражения. Костюм по цвету отличается от нашего. Отделка у него алая, у нас — бордовая. Отличается и дизайн. Но все равно…

— Не парься, — шлепает меня по плечу, вышедший из ванной Саня. — Чем больше Дракул, тем мы незаметнее.

Тоже — верно!

— А это что? — поднимаю со своего стола подарочный пакетик.

— Это, — многозначительно играет бровями мне Сэм, — тебе один человек подарок передал через Асю.

— Аа… — расплываюсь в улыбке.

Оставляя в сторону пену. Распаковываю угольную матовую коробочку с серебристой росписью. Снимаю крышку.

Мм… Мышка моя!

Приняв быстро душ, надеваю костюм и нажимаю на дозатор туалетной воды.

— Теперь летучие мыши тебя точно ни с каким посторонним Дракулой не перепутают! — ухмыляется Саня.

Встречаюсь взглядом со Стоцким.

— Верни кольцо.

Игнор. Смотрит мимо, словно меня не существует. Так же он вел себя и утром на общем сеансе у психолога. Полный игнор!

— Крыса! — оскаливаюсь. — Я думал ты уже пробил дно, а — нет, все опускаешься и опускаешься!

— Макс… потом, — качает головой Сэм. — Иначе вместо карнавала будешь в изоляторе тусоваться.

Я не хочу в изоляторе. У меня свидание с самой красивой девочкой. Она расстроится. С трудом беру себя в руки.

К нам заходит гример.

— Ребята, давайте, быстро управимся, у меня еще девочки не гримированы.

Кислицын падает на стул первым

— Я — после Сэма.

Достаю подарок для Яны. Очки. Необычные. С искусственным интеллектом. Прикольная штука… Как их включают?

Кручу в руках. Пялюсь в инструкцию. Она не на английском. Похоже на иврит.

— Раф…

— М?

— Ма катув кан? — вспоминаю я.

Раньше мы дружили с Дагером. Он по приколу учил нас говорить на иврите. Потом разосрались… Теперь, вроде как, нейтрально.

— Давай, — протягивает руку. — Аа… «Войс вижуал», звуковое зрение. Крутые. У моей бабушки такие есть. Дорогая игрушка!

Еще бы! Влупил за них все, что было на карте. В России такой модели еще нет, только упрощенные для ориентации в пространстве.

— Они сканируют текст и переводят его в речь, в наушник. Можно книги любые читать, этикетки, текст с экрана. Еще сканируют лица, и ты можешь присвоить им имена. И в наушнике будешь слышать имя того, на чье лицо наводишь линзы. Знают десять языков, частично разбирают рукописный текст…

— Да, я знаю, — поспешно затыкаю Рафаэля.

Дагер-то не сдаст, он не стукач, а вот Стоцкому не надо знать лишнего.

— Как их запустить?

— Надо поставить на зарядку, как сотовый. Вот, смотри…

Уже раскрашенный в бледного Дракулу Саня, подходит к нам, с любопытством разглядывая подарок.

Забираю очки с зарядкой, втыкаю в розетку над своей кроватью.

— А смысл? — примеряет их Саня. — Еще немного и… она будет видеть, — понижает еще сильнее голос.

— Зрение будет восстанавливаться долго. И читать книги ей все равно еще будет нельзя около года. В общем…

— Садись, — кивает мне на стул гример, отпуская Сэма, превратившегося в копию Кислицына.

Мажет мне на лицо белый грим. Наблюдаю за процессом в зеркало на шкафу. Делает острее изгиб бровей и скулы, темным гримом рисует впадины на щеках. Замазывает мой телесный пластырь на губе вместе с губами.

Эээ… А целоваться как?!

Оптимист ты, Максимка! Не факт, что нам прилетит сегодня нежностей. Подходящего момента может и не быть.

В отражении, мое лицо превращается в абсолютную копию друзей. Отличить нас можно только когда улыбаемся. Тогда лица обретают первоначальные черты.

Отдаю Сэму подарок. Он знает, что делать с ним дальше. Очень надеюсь, что ей понравится!

Кислицын вместе с Сэмом линяют к девчонкам. Я присаживаюсь на ступеньки лестницы, пялясь на проходящих мимо ведьм, «ОНОшек», криво сшитых чудовищ Франкенштейна, монстроватых медсестер, монашек, смерть с грохотов роняет бутафорную косу…

На автомате прикасаюсь к пальцу, желая притронуться к колечку. Но, увы, его больше со мной нет. Нужно было не снимать. Но в душе соскальзывало с мизинца. Обидно…

Берясь внизу за перила, вверх делает несколько шагов очередная ведьма. Утыкается в меня.

— С дороги.

Поднимаю взгляд. Марика.

— Обойдешь.

— Шагалов? — цокает языком. — Ну и где у нас этикет?

— По этикету — перила для тех, кто спускается. Обойди.

— А ты чего злой такой стал в последнее время, а малыш? — присаживается рядом.

Короткая юбка скользит по стильно рваным колготкам в крупную сетку.

— Извини… — пожимаю плечами.

Стягивает с меня капюшон. С затылка расчесывает пальцами мои волосы. Отклоняюсь, уворачиваясь от ее руки.

— Я по тебе соскучилась. Давай сбежим вдвоем?

— А давай лучше с Дагером?

— Ревнуешь? — смеется. — Сладенький…

— Ну все, Марика. Завязывай.

— Завтра воскресенье. Мой лягушонок о-о-очень занят.

— Нет, — качаю я головой. — Я пасс.

Выпрямляюсь, наблюдая как наши впятером выходят из-за поворота и идут на выход из общежития. Сзади реально отличить проблематично.

Марика следит за моим взглядом.

— Ты знаешь, я думала Крис бредит… А ты что — реально так запал на новенькую?! — с пренебрежением. — Я думала просто играешься. Ну или там… сострадаешь, пф!

Молчу, не желая никак подогревать эту тема. Им что не скажи, что да, что нет, все равно перевернут в сплетню.

— Ма-а-акс? — дергает за мочку уха.

Психуя опять уворачиваюсь, дергаясь от ее пальцев.

— И как тебе с… инвалидом? — провокационно.

— Инвалид — это ты, походу, — срываюсь я. — На голову. И еще на одно неутомимое место!

— А чего ты хамишь мне?!

— Отколись от меня. Мне больше не интересно с тобой, ясно?

Мстительно прищуривается.

— Ясно, Шагалов, ясно…

Поднимаюсь на ноги, ухожу следом за друзьями.

На выходе сталкиваюсь с братом Мышки. Не разойдясь в дверях, делаем синхронно шаг назад, придерживая створки. Смотрит хмурясь мне в лицо. Машинально тяну ему руку для рукопожатия. Пожимает. Сжав мою кисть, не отпускает.

— Вампиры в тренде?

Пожимаю плечами.

— Я не идиот, Макс.

Мои ноздри яростно вздрагивают. Ну, не порть ты нам праздник!

— Ты чо такой исполнительный, а? — не выдерживаю я.

Опускает взгляд вниз, останавливается взглядом на растянутом прямоугольной пачкой кармане моих брюк. Требовательно раскрывает ладонь. Вздыхая, достаю пачку, шлепая ей по его ладони. Убирает себе в карман.

— Полковник не курит, — чуть заметно дергает бровью.

Открыв от неожиданности рот, захлопываю его как рыба.

— М. Понял.

Срываюсь с места, пряча улыбку.

— Макс! — в спину.

— А? — разворачиваюсь, делая пару шагов спиной.

— Это не карт-бланш, усек? Я слепой только на ее днюху.

Киваю.

— Потанцуй с ней.

Обязательно. Обязательно!

— И — все! — ревностно.

Ну, все, не все… Наши планы немного шире!

Оттесняя Мишу, выходит следующая порция чудовищ. Сливаюсь с толпой.

Нормальный у тебя брат, Мышка! Прорвемся.

Глава 26. Квест

На сцене представление перед квестом, жаль я не вижу его. Но даже не смотря на это, ловится мультяшная зловещая атмосфера, немного разбавленная юмором.

Нас разбивают на команды, в которых мы будем проходить квест. Я попадаю в одну с Кислициным Сашей и Стоцким, и с нами еще человек пять. Саша берет меня за руку. Но как только нам выдают маршрутную карту, и мы выходим из зала, рука, за которую я держусь, меняется. Я чувствую запах парфюма, который подарила Максу.

Приветственно сжимаю его руку. Хочется уткнуться ему в шею и подышать им! Но мы идем по коридорам школы. Я стараюсь не навернуться и не путаться под ногами у остальных. Тут не до объятий.

Начинаются возня и хихиканья рядом.

— Фонарик включи!

— Что ты мне в глаза светишь!

— У-у-у!!!

— Идиот!

— Что там у нас? «Дом ведьмы»! Рисунок, смотри…

Ребята обсуждают задание, Макс обнимает меня сзади. Не слушаю их. Я ничем им не помогу. Я, пользуясь случаем, глажу предплечья Макса, забираясь под рукава плаща, веду пальцами по выпуклому рисунку вен, подушечками ловлю его быстрые пульсы.

— Это биология! Лаборатория! — угадывает кто-то.

Мы куда-то идем непривычными для меня маршрутами, я теряю ориентацию. В классе биологии — «Домике ведьмы» — опять какое-то представление. Для того, чтобы получить ключ к следующей локации, все девочки в команде должны отведать ее фирменное блюдо из червяков.

Она трясет чем-то густо булькающим. Звук омерзительный!

— Фууу… Аа! — возмущаются девчонки, парни смеются и троллят их.

Ведьма скрипучим голосом требует завязать всем глаза.

— Не надо ей, — слышу голос Макса. — Она не видит.

— Как не видит? — на секунду выходит из роли актриса.

— Ну, слепая! — цокает языком Гала.

— Оу… Тогда — самого вкусного жи-и-ирного червячка для этой девочки! — возвращается в роль наша ведьма.

Тыкает в мои губы чем-то слизким.

— Боже, нет! — смеясь уворачиваюсь я.

— Да ешь! — смеются парни.

— Открывай рот!

— Ну, Янка!

— Давай, Мышка! — крепко держит за талию Макс. — Вку-у-усняшечки!

Издевается, гад!

— Я вас всех ненавижу! — угораю я, открывая рот.

Мне засовывают что-то скользкое, и, кажется, оно даже реально шевелится. Сдерживаю рвотный рефлекс. Но оно сладкое. Это немного расслабляет. Разжевываю. Желейный червяк! В каком то клубничном киселе.

Извращенцы!

Жую, слушая писк и ропот девчонок, переходящий в смех. Макс на мгновение разворачивает меня к себе.

— Вкусно? — горячие губы прижимаются к моим, пробуя на вкус кисель, который я еще не успела облизать, и тут же исчезают.

Ловлю ртом воздух. Шустрый какой! Облизываю следом за ним губы, чувствуя вкус грима и немного мужского лосьона.

Черви и порция эмоций благополучно съедены, нам дают ключ к следующей локации. Настроение у компании поднимается. Следующая локация — водяной в бассейне. Мне очень интересно, и я внимательно слушаю задания, пытаясь представить себе происходящее.

Пахнет сыростью. Слышен плеск воды, там в воде тоже шоу для нас. Какое-то выступление под музыку.

— Здесь полоса препятствий над бассейном, — тихо комментирует в ухо мне Макс. — В конце — черные гелиевые шары с грузиками. Мы, парни, будем запускать их к вам, вы, девчонки, — ловить. В одном из них — ключ.

— А если кто-то упадет? Он же вымокнет!

— Да ну! Легкотня… — фыркает он.

— Жаль, что не смогу поймать твой шарик, — пожимаю плечами.

— Кто знает! — загадочно усмехается он. — Стой здесь. Вперед не двигайся, там вода.

Вокруг гам, смех. Голоса парней где-то впереди. Через минуту вздрагиваю от лопнувшего рядом шарика.

— Здесь — нет! Еще давайте.

Лопается еще один шарик.

— Еще! — требуют девчонки.

Следующий лопается прямо над ухом, я отшатываюсь. Кто-то ловит меня, за локоть. Оттягивает назад. Мне кажется, я чувствую запах Макса. Но через мгновения уже никого нет. Показалось. А может мой плащ пропах уже Максом. Притягиваю к носу капюшон. Да, есть слабый запах.

Макс возвращается, вручая мне шарик. Окружающие требуют:

— Лопай, Албанцева, ну?? Это последний!

Врезаюсь в него ногтями и сжимаю изо всех сил. Хлопок! В лицо бьет волна воздуха. Тихий звон под ногами.

— Ключ!

Пока ребята забирают его и загадку на следующую локацию, Макс обнимает меня за плечи.

— Это было не по правилам, — улыбаюсь я.

— К черту правила!

В темных коридорах мы отстаем от команды и, задыхаясь от эмоций, жарко целуемся.

— Потеряемся! — отрываюсь от него.

— Догоним! — целует в нос.

— Я ж не могу быстро.

— Я могу!

Подхватывая за бедра, поднимает высоко. Теряя равновесие с писком падаю вперед, оказываясь закинутой ему на плечо.

— Добби! — смеясь, ловлю свои очки. — Пусти, дурак!

— Не-е-ет… Ни за что не отпущу! Моя добыча…

Меня прет как Тузика от ее близости. Это скоро закончится, я хочу урвать максимум! В темном зеркальном лабиринте, подсвеченном неоном, мы нихрена не выход ищем, в отличие от других. Мы обнимаемся. Прижимаюсь губами к ее шее. Пальцы наши сплетаются.

Этого так мало всего!

Этого так много всего!

Меня переполняет… жаждой!

Скручивает до судорог от желания владеть ей полностью, по-настоящему. Мне кажется, раздавлю ее сейчас в порыве! Но Мышка не жалуется.

Это не просто голод, не любопытство, не желание поиграться. Это что-то совсем новое! Желание слиться, проникнуть, стать целым. Никогда не отпускать. И что-то ей говорить такое… что я совсем не умею говорить.

Вжимаюсь губами во вкусно пахнущее ушко.

— Я люблю тебя!

Оно само произносится! На апогее всех этих ощущений и чувств. Не скажу — взорвусь к чертовой матери.

Трусь носом об ее носик.

Отвечай мне, ну!

Немедленно!

Сейчас же!

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!!!

— Яночка… — выпрашиваю я от нее ответных слов.

Вздрогнув, ее губы размыкаются. Обводит подушечками пальцев мои скулы.

— Эй! Вампиры! Где вы?! Быстрее!

Черт их возьми! Веду Мышку на голос.

— Сюда, по левой стороне…

— Оу! — торможу у внезапно заканчивающегося пола.

Подхватываю ее, не позволяя сделать шаг. Оттягиваю назад.

— Мышь, ты же у меня летучая?

— А что там?

— Будем прыгать, Мышка. Там батут. Метра два. Очки давай.

— Черт, — обламывается она.

— Высоты боишься?

— Нет, без очков, как безглазое чудовище с этими накладками! — удрученно.

— Ерунда!

Отбираю ее очки, вешаю их на горловину. Сжимаю руку.

— Ребята, по одному! — кричит нам ведущий локацию актер.

— Она не может одна! Она не видит, — опять объясняю я.

— Я заберу тогда девочку. Обратно выведу, — поднимается второй актер.

— Нет! Это ее законные впечатления, пусть прыгает, — останавливающее поднимаю руку.

— Макс…

— Давай трусиха, прыгаем вместе. Это типа надутой горки, — поясняю я ей. — Мы прыгаем вперед на счет три и скатываемся. Невысоко.

— Окей, — крепче вцепляется в руку.

— Раз… Два… Три!

Мы летим, слегка ударяясь спиной об пружинящую под нами горку. Янка пищит. Ее очки улетают с меня. Скатываемся вниз.

Смеясь, валяемся на матах, так и держась за руки. Хочется остаться здесь. Чтобы все ушли, а мы остались! Было бы супер…

Но я даже поцеловать ее не решаюсь в это счастливое лицо. Слишком много глаз.

— Ян… Я опять угрохал твои очки, походу! — разглядываю отломленную дужку, при попытке разложить, отваливается окончательно.

— Ой, Добби… Ты же вроде чинить должен, а не ломать.

— Ну я такой себе эльф, немного криворукий.

— Что же теперь делать?

— Я купил тебе новые, ты подарок открывала?

— Да, но не успела сними разобраться. Спасибо тебе… Они классные. Я о таких только мечтала, когда ослепла. Тогда их еще не было.

— Пожалуйста… Пойдем.

Касается руками накладок.

— Ян, да забей, а!

— Ну, мы же монстры все-таки, да? — опускает, улыбнувшись, руки. — Я буду страшнее всех — девочка без глаз!

Помогаю ей подняться. На самом деле, зря она парится. Капюшоны у нас такие глубокие, что закрывают пол лица и позволяют смотреть только под ноги. Поэтому никто не видит что там у нее — накладки или очки.

Чем дальше заходит квест, тем больше мне хочется уединения. Играть, конечно, весело. И Мышка радуется. Но мне, голодному Дракуле, хочется «крови».

В финале квеста мы варим какое-то зелье. Огромный котел на костре, прямо на улице. Действо превращено в шоу. Каждый добавляемый игроками ингредиент вспыхивает свои цветом, поднимается цветным паром, взрывается блестками… Актеры заставляют нас читать глупые и смешные скороговорки вместо заклинаний. Все ржут как кони, пытаясь выговорить их. Сзади пляшут фосфоресцирующие скелеты.

— Что происходит? — оглядывается Яна.

— Мне жаль, что ты не видишь. Я видел, ты снимала их, — касаюсь ее накладки… — нельзя?

— Только в полной темноте, где нет света фонарей.

— Да?..

Все команды встречаются у шведского стола. Шумно, музыка…

Остальные вампиры присоединяются к нам. Все на эмоциях после квеста, впереди лазерное шоу, шоу иллюзионистов и сейшен с живой музыкой.

— Что я ем, а? — кривится Мышка.

— Желейный глаз, — хохочет Ася.

— Тьфу…

— Дамские пальчики, хочешь? — подношу к ее губам печенье в форме пальцев, пропитанное кремом. — С ногтями из шоколада. Вку-у-усные!

— Нет! — отстраняется, уворачиваясь от моих рук. — Добби!

— Открывай рот, быстро! — держу ее за затылок, спихивая между губ лакомство.

Хныкая и хохоча, пытается жевать.

Наблюдая за целующимися Саней и Риткой, украдкой слизываю крем с губ Мышки. Сэм с Асей тоже незаметно касаются на мгновение губами. Все круто!

Но только вот моя Мышь все равно не сможет посмотреть лазерное шоу. Мне без нее смотреть неинтересно. И я хочу нам устроить другое. Хочу, чтобы посмотрела на меня. Хотя бы в темноте. А я — на нее.

Обнимая сзади, шепчу на ушко.

— Ян, сейчас будет световое шоу. Давай сбежим?

— Куда?

— Туда, где будем только мы и темнота.

— Мм… — неуверенно.

— Ненадолго. Хочу от тебя кое-что…

— Конкретней, Добби! Я тебя боюсь, горячего мальчика!

— Да-а-а… Бойся меня! Съем! — шучу я. — Ну? Совсем трусиха или доверишься своему «горячему»? Второй раз прилетит нам не скоро…

— Ладно. Только одно дело у меня.

— Какое?

— Женское! — отталкивает в грудь. — Ася?

Перешептываясь, уходят в сторону ближайшего корпуса.

— Совсем потеряла ориентацию с этими бегами. Где хоть мы?

— Идем к спортзалу, — поясняет Ася. — Там и сбегаем в туалет. Там удобно — вход в туалет прямо с улицы. И близко.

В спортзал я не ходок, у меня полное освобождение. Поэтому, все также не понимаю где мы. Ну и ладно. Я же не одна.

— Ты замерзла?

Ася сжимает крепче мою руку.

— Да нет, от эмоций, наверное, потряхивает.

— Где твои очки?

— Сломались на батуте. Ась…

— М?

— А вы с Сэмом давно вместе?

— Нет. В начале учебного года познакомились. Мы — сводные.

— Ого… Смело.

— Так вышло.

— Наверное, ты ему очень понравилась.

— О, нет. Вряд ли! — смеется Ася. — Когда мы познакомились, он швырнул в меня вишневой косточкой и пообещал устроить «сладкую» жизнь.

— Сэм?! — шокированно открываю рот.

— Сэм, Сэм… А потом сделал ставку на меня в их чате для Золотых.

— Ставку?..

— Да. Они играют там на новеньких девчонок. Пикаперы! — мстительно. — Девочки, естественно, не в курсе. А потом выставляют в общий чат видео! Ну… с доказательствами.

— Идиоты, что ли?

— Рафаэль Дагер рисанулся, что переспит со мной. И все делали денежные ставки — кто на него, кто на меня. Суммы были такие, что страшно. Дагер так из кожи вон лез, что я сначала даже повелась на его ухаживания. А потом… А потом Рита открыла мне глаза.

Застываю на месте.

— Как ты смогла Сэма простить?

— Он вышел оттуда. И Раф, в итоге, тоже вышел, заявив о том, что проиграл. Кислицын этот чат сделал публичным. И девочки все прочитали. Был большой скандал. Он еще не полностью утих.

Агния тянет меня дальше. Мы идем. Я перевариваю сказанное.

— А Макс? Он тоже там был?

— Все были.

— Надеюсь, этого чата больше нет?

— Уверена, что есть другой, новый. Но этих троих в нем точно нет. Они, типа, предали мужское братство. Такая вот дурацкая история.

— А Макс? Там??

— Макс… Не знаю. — виновато. — Я его не спрашивала.

— Это же отвратительно — пикап и делать ставки на это.

— Да. Но что теперь поделаешь?

Сэм играл на Асю. От этого мой мир переворачивается с ног на голову. Сэм! Даже слепая, по некоторым моментам, я ловлю, как он влюблен в Аську. И тут… на тебе. И добряк Кислицын, который преданно фанатеет от Риты играл тоже?! И Макс…

— Ян, я знаю о чем ты думаешь сейчас. Но Макс так не сделает. Ты бы просто видела, как он на тебя смотрит. Ему же не перед кем играть. Ты же этого не видишь все равно.

Неуверенно киваю.

Но внутри меня точит червь, что может быть эта упертость Макса вызвана тем, что он не хочет проиграть? А вовсе не чувствами ко мне. Антон тоже говорил мне об этом. Что ему будет чем похвастаться в «чате». Значит, он есть там до сих пор?!

— У него много девочек было, я знаю.

— Но влюбился в тебя.

— Ася, а у вас с Сэмом… Все по-взрослому? Ну, то есть, ты с ним… — мямлю я, — есть у вас близость?

— Эм… — неловко. — Нет. Я как-то не готова еще.

— Тупой вопрос сейчас задам, ты уж прости. Сэм ведь тоже не аскет, как и Макс.

Благодаря своим соседкам я знаю много об их похождениях.

— Тебе не страшно, что он захочет взять с другой девушкой то, к чему не готова ты?

— Наверное, все девочки переживают из-за этого. Но он не дает повода думать мне так.

— Да. Ты извини, это я не вашу с Сэмом пару пытаюсь обидеть. Я просто из-за Макса…

— Не надо, Ян, — обнимает меня за плечи Ася. — С твоего появления я его ни с одной девочкой не видела. А до этого он как кот мартовский всех облизывал.

— Ладно, убедила, спасибо.

Но на душе все равно хреново. Во всех этих рассказах про Макса словно другой человек. Пытаюсь представить, как он заигрывает с другой девушкой. С Марикой, например. Противно…

Ох, Добби! Отсеку я тебе что-нибудь ценное, если попробуешь!

Но это так мне только кажется. А на самом деле буду рыдать как размазня, судя по тому, как болезненно ноет в груди. Оказывается, я ревнива. А Ася — наивна. И может увидеть романтику там, где ее нет. Сама же призналась, что повелась на игру Дагера.

От воспоминаний о поцелуях Макса, я словно невменяемая. И пусть он разбил мои очки, но «розовые» выросли намертво. Не могу поверить, что мой Добби не искренен со мной. И одновременно хочется влепить ему по лицу за все эти истории.

Мою в раковине руки с антисептиком. Хочу посмотреть в глаза этому некрасивому мальчику! Да-да… И высказать кое-что!

Когда выхожу из туалета на улицу, Ася просит подождать ее, потому что ей тоже надо.

— На лавочке посиди. Я быстренько!

На автомате ищу в кармане телефон, чтобы включить музыку. Но мы же оставили телефоны в комнатах. Чтобы никто не мог посмотреть наши локации.

Эх!

Лавочка холодная, и я встаю. Простывать мне категорически нельзя. Вздрагиваю от того, как кто-то прикасается к моей спине, ведя по ней линию.

— Макс?

— Тсс…

Берет меня за руку и ведет куда-то. Мне на мгновение кажется, что ладонь на ощупь другая. Чуть суховата. На автомате замедляю шаг, ищу пальцами свое кольцо на его мизинце. Оно на месте.

Окей, опять Добби что-то задумал? Он хотел увести меня туда, где будет темно, и только мы вдвоем. Послушно следую за ним, чувствую, как заканчивается асфальт. Куда-то поворачивает, еще…

Отвлекшись на свои терзания по поводу его облико морале, теряю в голове карту. Даже примерно.

— Макс, где мы?

Неожиданно спотыкаюсь на неровной дорожке. Подхватывает меня в последнее мгновение.

Отхватив волну адреналина, что поймаю сейчас лицом дорогу, веду рукой, натыкаясь ей на ствол дерева, пытаясь найти опору. Как-то раз я загремела так, было жутко больно. И долго лечила ссадины.

— Погоди… — прижимаюсь к дереву.

Обнимает, впечатывая меня в ствол. Замираю в его руках. И мне неуютно в них. Быть может потому, что я себя накрутила.

Неожиданно прижимается к моим губам. Запах знакомой туалетной воды бьет в нос. Он словно нетрезвый — грубоватый, наглый…

— Ма… — только успеваю возмущенно пикнуть я.

Мыча и уворачиваясь от его губ, толкаю в грудь. Ладони скользят по его атласному плащу.

Его руки слишком откровенно и беспардонно ощупывают мое тело, тянут вниз пояс моих штанов.

— Нет! — отбиваюсь от его рук. — Перестань!

Но он становится еще настойчивее и грубее. От шока, вспыхнувшего раздражения и почему-то накатившей паники, вслепую размахиваюсь и припечатываю ему по лицу. И попадаю по нему. Звук пощечины звенит в ушах. Он останавливается.

— Да что с тобой?! — обиженно вскрикиваю я.

Быстро дышу, пытаясь сообразить, что это сейчас было. И зачем он так…

И, одновременно, пугаюсь, что могла обидеть его этой пощечиной. Не знаю, что сказать… Заслужил!

Слышу, как он молча отходит. Под ногами шелестит замершая листва.

— Макс?

Шаги удаляются. Я одна? Он бросил меня тут??

Сползаю спиной по стволу вниз, садясь на корточки. Не верят в произошедшее, пытаюсь позвать его.

— Макс!

Вокруг тихо. Ощущения на теле от его рук — омерзительные. И то, что он бросил меня здесь… одну! Это как будто какая-то другая реальность.

Оглушенная сижу, пытаясь справиться с дыханием. Мне вдруг становится так плохо, что я даже не хочу ничего с этим всем делать! Макс внутри меня, вдруг, умер. Мгновенно. Прямо сейчас. И я как будто сижу рядом с его трупом. Потому что человека люблю, а человека больше нет! Ну, того, которого люблю…

Это так больно, что я даже дышу с трудом. Веду руками по опавшим листьям. Сползаю еще ниже ложусь на спину. И я лежу, не чувствуя ледяной поверхности. Где-то глубоко внутри надеясь, что он сейчас опомнится и придет. Будет извиняться. Уведет меня отсюда. Но ничего такого не происходит. Он не возвращается.

Все, чем я жила последний месяц — растворяется. В кислоте. Вместе с моими внутренностями. Мне не только больно, мне еще и очень стыдно, и стремно, что я попала в такую ситуацию, доверившись человеку. Словно это не его косяк, а со мной что-то не так.

Беспомощная, слепая дура. Папа был прав…

Хочется исчезнуть.

Не хочу возвращаться туда. И видеть из этих людей никого не хочу. Никогда больше. Вообще не хочу видеть людей.

Глава 27. Виноват

Музыка становится заметно тише.

— Внимание! — включается динамик над площадкой, где организована тусовка. — Максим Шагалов, Семен Решетов, Александр Кислицын, Агния Устинова, Маргарита Ким, Албанцева Яна, — доносится из динамика голос Аллы, все поворачиваются в нашу сторону. — Немедленно подойти к административному корпусу.

— Что за хрень? — переглядываемся с пацанами.

— Не к добру, — качает головой Саня.

— А чо мы сделали-то опять? — закатываю я глаза.

— Почему сразу — сделали? — озадаченно оглядывается Рита.

— Ну а почему в таком составе то дернули?

— Пойдем, узнаем.

— Девчонок, может, дождемся? — немного нервничаю я, что Мышка не рядом.

— Там встретимся. Наверняка они сразу пойдут к администрации.

Наша вампирская стая в развивающихся плащах идет к административному корпусу.

— Может исключительно вампиров позвали? — прикалывается Кислый.

— Не катит твоя теория. Тогда бы еще назвали Стоцкого и пару пацанов из параллели десятых классов.

Идем не по тротуару, а напрямую, через газоны и спортивную площадку.

Рита с вертушки лупит пяткой по тренировочной груше в виде мужского торса, которую мы, прикалываясь, давно зовем Антохой. Семен засаживает ему пару раз коленом в почку, Саня ставит шалбан.

— Придурки, — смеюсь я, проходя мимо Антохи последним.

Но влупить тоже хочется. Энергии море! И я заряжаю ему в голову Хай-кик, демонстрируя вертикальный шпагат.

— Штаны не порви, Дракула! — хохочет Ритка. — Укуси его лучше.

Развлекаясь, Рита делает переход на руки, и пару шагов на руках головой вниз, пока Саня и Сэм не перехватывают ее за щиколотки и не поднимают. Начинают щекотать по ребрам.

— Аааа… Отпустите, гады! — брыкается она, смеясь и путаясь в полах плаща.

Нам весело. И пока не страшно. Не косячили же…

Веселой толпой доходим до административного.

— Нас вызывали… — заглядывает Сэм в кабинет охраны с экранами.

Микрофон на рупоры стоит здесь.

— В коридоре посидите, Алла подойдет сейчас.

Ребята продолжают беситься. Я выглядываю в окно, ищу взглядом Янку с Асей. Чего так долго то?

— Так, друзья мои, — претензионный голос Аллы за спиной. — Где Ваши телефоны?

— Ааа… Эм… — мямлят ребята и начинают отмазываться. — В корпусе. Я забыла! У меня батарейка садилась, он на зарядке.

— Ладно, дураков здесь не работает. А если я поймаю вашу компанию еще раз за коллективным нарушением правил по геолокации, то каждый из вас наденет браслет с маячком. Для вашей же безопасности. Быстро за телефонами!

Только срываемся с места, как Алла снова тормозит нас.

— Стоп, а где девочки — Агния, Яна?

— Мы найдем сейчас их и все передадим, — примиряюще обещаю я.

Дверь открывается, в корпус заходит Ася. Одна.

— А Янка где? — напрягаюсь я.

— У меня тот же вопрос.

— Ася! — отливает кровь от моего лица, и оно немеет. — Что за приколы?

— Я думала ты ее забрал. Иначе бы, она не ушла одна. Я отлучилась всего на пять минут. Она должна была дождаться меня. Вышла из туалета, а ее уже нет. Хотела наехать на тебя, чтобы больше так не делал…

— Локация Албанцевой показывает, что она у себя в комнате, — смотрит в свой телефон Алла.

— Телефон не с ней, — признаюсь я.

— Доигрались? А если девочка заблудится?! Почему она не пришла сейчас на вызов, м?

— Что гадать, искать пойдемте! — психую я.

Ну что ты творишь, Мышь?!

Злюсь, сердце лупит так, словно на территории с ней может случиться что-то плохое. Но ведь, не может? Заблудится — найдем!

— У нас девочка потерялась, — заглядывает Алла в комнату охраны. — Она в мужском костюме Дракулы. Посмотри камеры, и пусть охрана пройдется, соберет мне всех вампиров. Ася, сядь с охранником записи просмотреть.

Ася остается, мы вылетаем на улицу. Отправляю Риту к Мише. С остальными расходимся в разные стороны. По дороге цепляю еще несколько парней, чтобы помогли найти Янку. Отправляю их наугад в разные стороны.

Растерянно останавливаюсь, дезориентировано кручусь вокруг своей оси, не понимая где проверить важнее всего. Где у нас может быть опасно для нее?! Но здесь годами вылизывалась территория, чтобы быть безопасной! Здесь даже упасть некуда. Единственный овраг и тот у бункера, да и пологий он. Но зачем ей туда идти?! Это же далеко.

Куда она вообще могла пойти без меня?! Только в общагу. Срываюсь туда. А вдруг, действительно? Может, с глазами какая авария, и она ушла в комнату.

Забегаю на крыльцо. Врываюсь в ее в комнату. Открыто. Марика!

— Янка не приходила? Не видела ее?! Она потерялась, — выдаю я на нерве.

— Видела… — искоса стреляет в меня вальяжным взглядом.

— Где?!

Откладывает в сторону свой телефон. Кладет демонстративно ногу на ногу.

— Не скажу.

— Ты охренела? Человек потерялся. Она же не видит.

— А я ее видела не одну, — ухмылка. — А в компании интересного мальчика. Не пропадет твоя Албанцева!

— Да ладно? — недоверчиво и зло ухмыляюсь я.

Провокационно играет мне бровями.

— В обнимочку сваливающих подальше от наших глаз.

Хрень полная! Ну, окей.

— С кем?

Отрицательно качает головой. И манит меня наманикюренным пальцем.

— Сначала ты качественно извинишься передо мной за грубость, а потом, может быть, я расскажу от кого у Дракулы рожки.

— Ты дура, что ли?! — взрывает меня.

— Ну нет, так нет.

Падает на живот, переписывается на телефоне.

— Марика, — делаю усилие над собой. — Окей, извини. Хамил не в тему. С кем Яна была?!

— Извинения на словах не принимаются. Я хочу тактильно — сладенько и нагло, как ты умеешь.

Ой, да, короче, иди нахрен!

Выхожу из комнаты. Может, тоже по мониторам поискать? В комнате охраны на первом этаже открыта дверь. Никого нет. Падаю в кожаное кресло, вглядываясь в десятки подвижных и замерших серых квадратиков на экранах.

Мне бросается в глаза Миша у стоянки, он обнимает какую-то девочку. Ее руки у него на спине. Знакомые руки…

Вывожу этот экран на передний план, увеличивая изображение.

Янка! Это мое кольцо у нее на пальце. Вижу, как прикасается к нему. Улыбаюсь, расслабляясь немного. С ней все в порядке!

Прижимая к себе за плечи, Миша открывает ей переднюю дверцу своей машины. Янка на мгновение поднимает лицо, глядя прямо в камеру. Накладок нет! Я вижу ее глаза. О… Красивые глаза. Глубокие. И потерянные, словно не видят.

Застываю, машинально протягивая пальцы к экрану. Нельзя же ей…

Неожиданно стягивает кольцо с пальца. Раскрывает ладонь, позволяя ему упасть. Мои брови поднимаются вверх от шока.

— Это что было сейчас?!

Миша усаживает ее в машину.

— Так. Стоп!

Срываюсь с кресла, вылетаю из корпуса, и ставлю рекорды спринтерства, пока бегу к этой чертовой стоянке.

Но когда, задыхаясь, подбегаю к воротам, они уже закрыты. Ни их, ни машины нет. Пытаясь отдышаться, загибаясь, держусь за столб.

— Макс! — орут меня издалека ребята.

Жду, пока подойдут. Опускаю взгляд вниз, натыкаясь им на свое кольцо, лежащее прямо в пятаке света от фонаря. Наклоняюсь, подбираю. Ребята подходят ближе.

— Кто-то в курсе, что случилось? — заглядываю в их глаза.

— Ее нашли там, одну, — машет Рита в сторону рощи перед бункером. — Сказала — заблудилась. Плохо себя чувствует. И попросила Михаила увезти ее срочно домой.

— Я ничего не понимаю, — падаю я на лавочку. — Что-то случилось, я знаю. Я в чем-то виноват. В чем — не понимаю.

— С чего ты взял, дружище?

Раскрываю ладонь.

— Это я дарил ей. Она его выбросила.

— Потеряла, может? — уточняет Ася.

— Нет. Выбросила…

Открываю ладонь, как сделала она, позволяя скатился кольцу. Оно звенит по асфальту. Выбросила.

Глава 28. Разочарование

Мои глаза больше не прячут за накладками. Каждый час-два кто-то из врачей — знакомых и не знакомых — приходит на осмотр.

Все вокруг белое и мутное. И очень яркое, до рези в глазах. Фокусировать взгляд не получается. Под веками ощущение насыпанного песка и все горит. Мне закапывают их какими то жгучими каплями. Закрываю… Слезы текут.

Просто текут, убеждаю я себя. Это физиология. Рыдать я больше не буду.

Сама дура. Не надо было быть слишком доверчивой. И размазней тоже, рыдая, на холоде. И паниковать было не надо. Дура…

Ничего критичного со мной не случилось, кроме разбитого сердца. Но бойцы из-за такого не рыдают. А я — боец.

Макса как будто не стало. Образ распался, поблек. Я избегаю мыслей о нем. Они ранят. Мне даже не интересно увидеть какой он. Наоборот. Я знать не хочу, как он выглядит.

В голове мутно, тяжело. Горло ломит от боли. Все время проваливаюсь в сон. Но меня будит или кашель, или медсестры. Вот опять… снова что-то делают. В этот раз ставят капельницу.

Потом приходит мой глазной хирург, Петр Семенович.

— Ох, Яна, Яна…

Никогда не видела его лица. Открываю глаза. Оно размыто, но отличается от остальных лиц. Его лицо-пятно — темное снизу. Бородка?

— Я ослепну? — вяло ворочаю языком.

— Пока что я бы не ставил вопрос так, — уклончиво обнадеживает он.

Мне так плохо, что даже не страшно.

— Вы скажете что-то конкретное или нет?! — слышу голос отца за дверью палаты.

— Иван Васильевич, мы делаем все необходимое. Да — ситуация нехорошая. Но пока что не будем паниковать. Вам же объясняли, что глаза надо беречь, что переохлаждения недопустимы. Любая инфекция стимулирует иммунитет. Слишком активный иммунитет может спровоцировать отторжение…

— Да мне-то что Вы объясняете?!

— Пока что мы имеем бактериальный конъюнктивит. Это плохо, но не катастрофа.

Потом отец говорит еще с какими-то врачами. Уже не по поводу глаз. У меня какая-то там ангина. Я проваливаюсь в болезненный сон. Но меня опять будят и будят…

В определенный момент мне становится легче. Просыпаюсь в тишине. Жара нет, но чувствую слабость. Присаживаюсь, спуская ноги с кровати. Осторожно приоткрываю глаза. Рефлекторно прищуриваюсь, чтобы сфокусировать взгляд. Окна закрыты чем-то белым, наверное, жалюзи. Рассматриваю свои руки. Они кажутся мне слишком большими и расплывчатыми. Глаза не зудят и не болят.

Закрываю их, чтобы сориентироваться — где ванная комната. Ориентироваться с помощью зрения и по тактильной памяти, оказывается, мешает друг другу. И мне пока проще пользоваться привычным методом, а не надеяться на весьма сомнительное видение пространства.

Не знаю можно ли мне умывать глаза водой из крана. И, почистив зубы, решаю не рисковать.

— Яна!

— Я здесь, — придерживаясь за стену, выхожу из душевой.

Петр Семенович проводит еще один осмотр.

— Поздравляю! Твои глаза выжили. Но больше такого будь любезна не допускать.

Такого я больше точно не допущу. Отмахиваюсь от ноющего болючего чувства в груди. Я решила не думать об этом, не вспоминать, не возвращаться в эту ситуацию. В эту школу. В этого человека. Не хочу!

Я вижу, это главное. Но почему так плохо?!

— Я почти ничего не вижу. Только свет, и все остальное — как пятна.

— Это уже не сетчатка, это — глазные мышцы. Тебе предстоит долгая реабилитация. Идеального зрения, мы добьемся вряд ли. Но огромное количество людей ходит в линзах и живет полноценно.

— А можно мне тогда линзы?

— Нет. Пока, только очки.

Достает чемоданчик. Он выглядит как темный овал для меня. Но по щелчку, и тому, как он открывается, я достраиваю картинку. Достает мне очки. Линзы бликуют от света.

— Три диоптрии. Выше пока нельзя.

Надеваю. Пятна на его лице превращаются в чуть размытые глаза, я различаю черты лица. Но все, что дальше метра я вижу все также размыто.

— Здравствуйте. Приятно Вас видеть, вынужденно натягиваю улыбку.

— А мне как приятно, что ты видишь!

Он дает мне еще несколько ценных указаний. Уходит.

Разглядываю снова руки, стоящую рядом стойку от капельницы, свой телефон. Там тьма пропущенных от Аси и Риты. Буквы кажутся мне незнакомыми. Как ужаленная поспешно кладу его обратно на тумбочку. Ужаленная куда-то в солнечное сплетение. Там камень. Он не растворяется.

Ася и Рита здесь не причем. Но я не хочу касаться никак Шагалова. А они — это словно тоже немного он.

Снимаю очки, ложусь лицом к стене. Нет сил радоваться зрению. Мой камень внутри тяжелеет. Я блокирую все мысли о том, из-за чего.

— Яна?

Голос отца. С ним тоже нет желания общаться. Ни с кем не хочу. Хочу снотворное. Мне давали, я знаю. Не могла спать в первые дни.

— Ты не хочешь мне рассказать, что произошло?

— Нет, не хочу.

— Тебя кто-то обидел?

— Нет.

— С кем ты ушла?

— Я одна ушла.

Сжимаюсь, вспоминая прикосновения Макса. Противно. Нет… Нет… Не хочу. Усилием воли вырываю себя оттуда.

— Это неправда! — злится отец.

— Я сама ушла.

— Он тебя трогал?

— Никто не трогал?

— Почему он тебя бросил?

— Никто не бросал, сама ушла.

— Яна!!!

— У меня все нормально, — вяло настаиваю я на своем.

— Врачи сказали, ты можешь поехать домой. Медик будет приезжать пару раз в день.

— Хорошо.

— Мне дозвонилась твоя подруга. Через своего деда. Рита.

— Передай ей привет.

— Хочет с тобой пообщаться.

— Я не буду ни с кем общаться.

Слышу, как отец меряет шагами палату.

— Хорошо. Через неделю… — многозначительно и пытливо. — Ты сможешь вернуться в школу.

— Забери мои документы. Я туда не вернусь. Я хочу домашнее обучение.

Тишина.

— Да что у тебя случилось?! — взрывается отец. — Кто посмел?!

— Не понимаю, о чем ты, пап. Я в порядке. Я хочу домой.

Как выглядит дом, я помню уже плохо. Но даже не разглядываю детали. Единственное, что мне хочется — отвернуться к стене, чтобы меня оставили в покое. Я обесточена. Мне пусто.

— Яна, иди покушай, — через пару часов зовет отец. — Я приготовил жаркое. Сам.

Сам — это большая редкость. Обычно ему всегда некогда, и он заказывает нам еду.

— Классно. Попозже. Я не голодна пока.

Желудок отказывается просить еду.

— Включить тебе какой-нибудь зрелищный фильм на плазме?

— Нет… Потом.

Я сплю. Валяюсь в полудреме без единой мысли. День, второй… В какой-то момент отца срывает. Он берет мой телефон.

— Распароль мне.

— Нет, это мой телефон.

— Значит, мне распаролят его спецы!

— Только посмей, я уйду из твоего дома, — безэмоционально бормочу я, обнимая подушку.

— Ты хочешь, чтобы я там расследование устроил?! — рычит он гневно. — Так я устрою! Меня винишь в этом?!

— В чем, пап?

— В том, что осталась одна там? Что я зарубил тебе свиту в лице твоего Шагалова!

— О, нет, — усмехаюсь я невесело. — Не парься пап. Ничего не было. Я просто потерялась.

— Ты плакала! Рыдала!

— Привет Мише, — злюсь я.

— Просто, мать твою, расскажи мне! — встряхивает меня за плечи. — Что там случилось?!

— Разочарование там случилось. И все! Успокойся.

— В ком?!

— В себе, — пожимаю плечами.

Что-то летит на пол, папа бесится. И — да! Мне и ему тоже хочется врезать, всем хочется. Всем до одного. Я скорпион, на которого наступили, мне хочется вслепую лупить жалом в разные стороны и зацепить всех и каждого. Но это неправильно. Я ищу в себе силы, чтобы не делать так. Но про Шагалова не расскажу. Мне стремно…

— Оксана, — вдруг неожиданно.

Разворачиваюсь, натягивая очки, лежащие на подушке. Он первый раз звонит маме, с момента их ссоры и развода. Прищуриваюсь, вглядываясь в его лицо. А папа поседел…

— Ты должна приехать, — ноздри его подрагивают от ярости, но он старается говорить спокойно. — Кто-то серьезно обидел нашу дочь. И со мной она не делится. Брось это все, черт тебя дери! — рявкает он. — Это и твоя дочь!

— Пап! Хватит.

Скидывает вызов, отвечая на входящий.

— Лемешев! Чего? Кто? Кто?! А как он прошел туда? Нет, я не поеду. Что делать с ним? — с рассерженным прищуром смотрит на меня. — А сажай-ка его в служебную и отправляй сюда. Да, я жду.

Выходит из комнаты, хлопая дверью так, что осыпается штукатурка.

Глава 29. Красивый мальчик

Машина останавливается на КПП.

— Выходи, парень. Дальше — ждешь здесь.

Охранник в полном обмундировании и с закрытой каской, держит наперевес автомат.

— К кому?

— К полкану, — отвечает за меня водитель. — Велел доставить.

На улице мокрый снег, я надеваю капюшон.

— Эй! Зайди под крышу.

Охранник кивает мне дверь в будку КПП.

Внутри еще два охранника, переглядываются с любопытством разглядывая меня.

— Документы давай.

Молча достаю из кармана паспорт, со шлепком кидаю на стол. Пальцы трясутся. Кого ненавидеть и на кого выплеснуть все, что я чувствую, я не знаю. Мне срочно нужен враг. Или я начну крошить налево и направо. Адреналин не отпускает меня все это время, превращая сердце в движок разогнавшейся тачки. Он не дает мне спать. Я хочу только бить, бить, бить…

И именно сейчас я начинаю активно ненавидеть и желать врезать Лемешеву! Во всем этом есть его вина. И может быть, я не могу сформулировать ее ясно, мои отекшие от адреналина мозги не позволяют мне нормально думать, но я знаю, она есть.

На моих пальцах два кольца. Одно мое, второе — Мышкино. Клининг нашел в комнате, когда меняли мой наматрасник. Верю ли я в то, что сам его там потерял? Нет, конечно! Бред. Оно было туда подкинуто.

Дверь хлопает.

— Товарищ полковник, — вытягиваются охранники.

— Вечер добрый.

Лемешев отряхивает с себя налипший снег.

— Все — на выход.

Охранники послушно идут на улицу. Встаю, исподлобья глядя ему в глаза. Хочется с ноги снести ему челюсть. Сжимаю зубы.

Неожиданно сгребает меня за грудки впечатывая в стену.

— Твой косяк, гаденыш?!

Взрываясь, отталкиваю в плечи.

— Нет!

Оскаливаемся друг на друга.

— Что ты не понял, когда я сказал — не приближаться к ней?

— Я не приближаюсь.

— Зачем приехал?

— Я не к ней. Я к Вам. Это вроде как налогом на семью не облагалось?

— Ну, борзый, ты посмотри… — качает головой, закатывая глаза. — Ладно, чего надо?

— Что с Яной? — срывается мой голос.

Встряхиваю трясущимися от адреналина кистями, сжимая их в кулаки.

— Что с Яной?! — с яростью.

Прищуривается пытливо.

— А, пойдем-ка. За мной.

Разворачивается, выходит. Иду за ним следом под обескураженными взгляды охранников. Они любовались на наш конфликт в большое окно.

Снег налипает на кроссовки и лезет в лицо. Сгребаю горсть с перил, прикладывая влажный комок ко лбу. Мне невыносимо жарко. Мой атомный реактор внутри разгоняется.

Заходим в дом. Он разувается, я тоже быстро снимаю кроссовки. Скидываю куртку. Догоняю его на лестнице. От нервняка ничего не соображаю. Оттягиваю ворот. Мне кажется, сейчас сердце разорвется, и я вспыхну как факел.

Янка там… Я чувствую.

На середине лестницы разворачивается.

— Как нашел меня?

— Полковник ОБЭП… У знакомой девочки дед там работал.

— Рита Ким?

— Да.

— Ясно. «Шерлокхолмсы»… — качает головой.

Толкает дверь в комнату Яны.

— Дочь! К тебе гость… — рычит он. — Шагалов.

Делаю ускоренно несколько шагов наверх.

— Я же сказала — нет! — категорично и агрессивно. — Я не принимаю!

Я словно врезаюсь в стену. Полковник кивает мне.

— Заходи, давай.

— Она не хочет… — хриплю я.

— Я!.. — проглатывает он пару грубых ругательств, — хочу!

С горящим нутром нерешительно захожу внутрь. Яна лежит на кровати, отвернувшись к стене. Полковник встает в дверях, складывая на груди руки, подпирает плечом косяк.

— Привет, Ян… — растерянно и горя внутри смотрю на ее спину.

Молчит. Перевожу взгляд на ее отца. И, глядя ему в глаза, закрываю дверь, заставляя его сделать шаг назад. Его удивленное лицо исчезает за дверью. Запираю ее.

Яна, не поворачиваясь, демонстративно увеличивает звук музыки, поднимая пульт. Выдергиваю пульт из ее руки, выключаю. И, бросив на кровать, сползаю по стене на пол, на корточки.

В голове — тупо. В груди — обида. Хреново так — не знаю, что говорить.

— Ян. Что я сделал?

Переворачивается на спину, глядя в потолок. Мое сердце бьется, я разглядываю ее безэмоциональное лицо, забывая зачем я здесь и что я, вообще-то, в опале.

Не глядя протягивает ладонь.

— Кольцо верни мое.

— Мм. Кольцо…

Снимаю колечко с пальца. Разглядываю его. С сожалением и нарастающей обидой кладу его ей на ладонь. Сжимает.

— Теперь — уходи.

Ищу, и не могу понять, в чем причина. Отчего такая перемена. Я точно знаю, что причина — не я. Ее обманули.

— Чем я тебя обидел?

Подлетает на ноги, не бросив и взгляда уходит к окну, встает у стола. Гладит лежащую на нем саблю.

— Если тебе кто-то сказал про меня что-то, так это неправда, Мышка. Мне обидно, что ты поверила.

Лезвие взлетает вверх в ее руке. Разворот и утыкается мне в шею, под ухом. Ее губы дрожат.

— Вон отсюда.

Ноздри подрагивают от ярости. Она смотрит мне в глаза, и я понимаю, что видит!

— Кто сказал? Что сказал?

Игнор.

Отбиваю ее саблю. Чувствую жжение и щекочущее ощущение на шее. Рефлекторно касаюсь там пальцами. Липко. Рука в крови. Хмурясь смотрю на нее. Поднимаюсь на ноги.

Она держит лезвие на вытянутой руке, не позволяя подойти. Демонстративно упираюсь в лезвие грудью. Разжимает ладонь. Сабля с грохотом летит к нам в ноги. Ее глаза блестят так, словно сейчас разревется. А мне хочется целовать их!

Видит моя Мышка!

Я сгребаю ее в объятия. Янка молча и остервенело вырывается! Получаю по лицу.

— Это неправда, Янка, слышишь?! — зацеловываю ее лицо. — Люблю тебя… Не верь никому! Не плачь… Ты такая красивая!

Впиваюсь в соленые от тихих слез губы. Она в ответ рвет зубами мою. Поджимая губы, закрываю глаза. Опускаю руки. Больно. Хреново. Невыносимо.

Мы стоим в тишине.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Ты бросил меня! — истеричный, срывающийся шепот.

Открываю шокированно глаза.

— Ты же с Асей пошла…

Рыдая, оседает на пол.

— Это был не ты, да?.. — всхлипывает она.

— Я нихрена не понимаю, Ян!

Сажусь рядом с ней. Обнимаю, больше не вырывается. Глажу ее. Она поднимает глаза, разглядывая мое лицо. Расстроенно и виновато гладит разбитую щеку, порванную губу.

— Сейчас! Погоди…

Из кармана достает влажные салфетки. Страдальчески поджав губы, вытирает кровь на моей шее. Мои многострадальные губы. Прижимается к моей шее губами, целует там, где порезала и замирает.

Охреневаю, продолжая ничего не понимать. Просто чуть легче внутри, что эта шизанутая в порядке. И больше не шипит на меня.

— «Это был не ты?» — медленно доходит до меня.

Она отрицательно качает головой.

— Ты бы так не сделал. Я просто дура…

— Как?! Чего было? — за плечи рывком отстраняю ее от себя. — Тебя трогал кто-то? С кем ты ушла??

Ведет пальцем по моей брови.

— Яна! — встряхиваю.

— Ты — «красивый мальчик». Он — урод.

— Зачем ты пошла?!

— Думала это ты. Он пах, как ты… наощупь был такой как ты… и даже колечко…

— Что там было? — поднимаюсь на ноги.

Мой адреналин наконец-то находит реального врага, который виноват во всем том, что я чувствовал эти дни. И самое главное — который посмел обижать мою Мышку!

Мышцы так крутит от агрессии, что разнесу сейчас все к хренам здесь!

С кем она могла перепутать меня? Вариантов то немного… Вернее, их вообще нет. Я точно знаю кто это!

— Это Стоцкий! Как ты могла нас перепутать, Мышь?! — в ярости заряжаю кулак в стену.

— Колечко мое… - покаянно закрывает лицо руками.

— Ах, да. Трогал тебя?

— Да.

— Дерьмо!

Вылетаю из комнаты, бегом спускаясь по лестницы. Пролетаю мимо сидящего в кресле полковника.

— Эй! — окрикивает меня.

Притормозив, разворачиваюсь.

— Это Ваш косяк! — рявкаю я. — Если бы я мог быть официально рядом с ней, этого бы ничего не случилось! Не от меня надо было защищать!

— Случилось — что?? — поднимается с кресла.

Ой, да иди ты на хрен, полковник. Сам я, без тебя разберусь!

Запрыгиваю в кроссовки, срывая с вешалки куртку.

— Машину возьми на КПП, — в спину.

— Сам доберусь!

Сам доберусь, сам разберусь. А ты продолжай «защищать» свою дочь!

Стоцкий, значит… Тебе конец, тварь!

Глава 30. Добби за все ответит

Такси тормозит у КПП школы. Сейчас мне влепят огромный штраф за самовольное отлучение. Но даже не вполовину такой огромный, который я выхвачу чуть позже, свернув челюсть этой скотине. До конца года я буду на нуле. Но разве это имеет хоть какое-то значение в данной ситуации? Скорее, наоборот, я рад принести эту маленькую жертву, за возможность дать сдачи за мою девочку. Меня погружает в черную пучину ярости. Как?! Ну как можно быть такой тварью?

— Шагалов! — зовет меня в спину охрана.

— Чо? — рычу я, разворачиваясь.

— «Ничо»! Стоять.

Миша…

Играя желваками жду, пока подойдет. Тянет руку. Пожимаю. Он же на смене только когда Мышка здесь бывает. Зачем приехал?

— Куда торопишься, борзый?

— По делу, — сжимаю кулаки.

— Знаю я твое дело. Велено притормозить. Поехали, прокатимся.

— Отбой скоро.

— Боишься штрафа за нарушение режима? — ухмыляется, закатывая глаза. — Ты прямо как наш старшина.

— В каком смысле?

— В том смысле, что «боишься прыгать с парашютом, прыгай без него.» Санкции за мордобой, Шагалов, будут несравнимо печальнее.

— Здесь мне похрен.

— Давай… давай… — хлопая по плечу, разворачивает к стоянке. — Поехали, прокатимся. Есть разговор. Садись, Шагалов!

Открывает переднюю дверь тачки, настойчиво давя в спину. Недовольно морщась, сажусь, так и быть. Молча едем до ближайшей кофейни у небольшой смотровой площадки. Миша покупает два стакана кофе. Протягивает мне один.

Смотрю с обрыва вниз. Днем здесь красивый вид. А ночью было бы круто спустить с этого обрыва одну тварь.

Смахивая со скамейки снег, Миша присаживается напротив меня. Разворачиваюсь, облокачиваясь на перила.

— Рассказывай, короче…

— Что рассказывать?

— То, что Янка рассказывать не желает.

— Если Янка не желает, значит, и мне рассказать нечего.

— Янка — гордячка и казачка. Она сама хочет сдачи щелкнуть. Поэтому и молчит, дурочка. Но ты же умнее, правда?

Ха-ха… Ухмыляюсь, качая головой. Детские манипуляции! Я тоже сам хочу дать сдачи.

— Давай, мы с полканом сами эти проблемы порешаем, а? Ты мне имя просто скажи плохого человека. Ее же обидел кто-то, это очевидно. Мне еще очевидно, что и не ты. Тебя я видел на камерах. А вот она на камеры не попала, когда уходила… А сама бы она туда не ушла, где я ее нашел. Значит, пошла с кем-то, кому доверяет. И ты знаешь с кем, судя по тому как резко сюда нарезал. С кем?

— Понятия не имею о чем ты, — делаю глоток горячего кофе.

— Персонал исключим, там бы Янка не промолчала, — продолжает он. — Остается твоя компания. Как минимум, Янка отказывалась отвечать на ваши звонки. А это обида…\

Меня дергает от этого несправедливого обвинения. Отрицательно качаю головой.

— Ты ошибаешься. Неверные выводы.

— Просвети меня. С кем она ушла?

— Я сам разрулю.

— Шагалов, не пыли. Встрянешь же.

— Это мои проблемы!

— Идиот упрямый.

— Поехали в школу.

— Не. У меня приказ. Остывай, давай.

Поморозив меня еще с полчаса, катает по округе.

— Завязывай покатушки, поехали в школу.

— Янка тебе звонит. Ответь.

Пропущенных штук пятнадцать.

— Нет.

— Почему?

— Мне пока нечего ей сказать. Когда будет что, я сам позвоню.

— Она волнуется.

— Уверен, она в курсе, что я с тобой. И еще никого не прикопал.

— Макс, ты глупый еще, эмоциональный. Я тоже глупый. И тоже хочется сломать кого-нибудь за Янку. Полкан — уже умный. Он велел на кол натягивать официально. Не подставляться. Ты же руками помашешь, а тебя под статью подведут. Мать переживать будет, отцу проблем немерено.

— Мм… Я смотрю, полковник за мою семью сильно переживает.

Утомленно цокает.

— Шагалов, ну вот ты же в ситуации не виноват? А отхватишь по итогу больше того, кто виноват. Включи здравомыслие.

— Да, я понял тебя. Я найду способ урыть на ринге. Вези меня в школу.

Смотрю на часы. К отбою я уже опоздал. Миша привозит меня не в школу, а домой.

— Я написал в журнале, что тебя забрали родители по семейным обстоятельствам. Вернешься утром. Ты уж меня не подставь, лады?

Продуманный какой.

— Лады… — смотрю перед собой.

— Янка с утра в школу приедет. Встретишь?

— А что — теперь не возбраняется?

— Смотря что… Общаться — нет. Борзеть — возбраняется. Так — что?

— Встречу, — сглатываю я ком в горле.

— Будет круто, если ты поддержишь ее, а не влетишь в изолятор.

— Да понял я.

— Давай, Макс, — тянет руку. — До завтра.

Дома все уже спят, только мама смотрит какой-то сериал в гостиной.

— Макс? — сонно моргает. — Что случилось?!

— Все нормально, мам. Домой просто захотелось.

— Иди сюда, — кивает мне на диван рядом с собой.

Скидываю куртку, сажусь рядом с ней. Она кладет на колени подушку, я ложусь на не головой. Смотря телек, гладит по волосам.

— У тебя что-то случилось? Ты изменился.

— Нет, все нормально.

— Алла на тебя не жалуется давно.

— Это временно… — бормочу я.

— Но-но! — слегка дергает за волосы меня мама.

Недовольно мыча, мотаю головой. В гостиной жарко, меня вырубает.

— Если ты отказался от машины, может, на лето хочешь на Ибицу?

— Не хочу.

— Ну, чего хочешь то? Мы, же не экстрасенсы.

— Отец знает…

— Он работает над этим, — рассматривая на пальцах кольца с крупными брилликами.

— Прощаешься?

— В смысле?

— Ну, все же конфискуют, если его поймают за задницу.

— Тьфу на тебя! — рассерженно встает. — Я тебя про подарок спросила!

— А смысл его покупать, если все конфискуют? И вообще в бабках этих, если их все отберут.

— Все так зарабатывают, Макс!

— Дагер говорит, что все умные давно легалайз. А мы что — тупые, как бандосы из девяностых? Десять лет зарабатывать, чтобы за день отжали?

Мне прилетает по плечу диванной подушкой. Зажмуриваюсь, закрываясь руками. Прилетает еще раз.

— Весь сон отбило! — причитает сердито мама.

Убегает в спальню, оставляя дверь открытой.

— Валера! — слышу, как тихо и настойчиво будит отца. — Валера…

Его недовольный сонный бубнеж. Усмехаясь, отключаюсь.

Просыпаюсь рано, когда еще все спят. До звонка будильника. Я обещал встретить Янку. Водителя не дожидаюсь, вызываю такси. По дороге заезжаю в круглосуточный цветочный магазин. Тусуюсь возле КПП, в ожидании Мышки. Ее привозит Марат. Открывает ей дверь.

Вау…

В стильных прозрачных очках под «кошка-девочку» в бордовой оправе… С многочисленными бело-бордовыми косички сплетенными в одну толстую до пояса. Без трости. И в своем длинном плаще с чайками.

Сегодня не Мышка, а прекрасный Драконище. Брови вразлет, пытливо прищуренные глаза и строгий взгляд не оставляют ни капли ранимости ее образу.

Останавливается, внимательно осматриваясь. Кусая губы, иду к ней. Делая, петлю, подхожу со спины.

— Вот прямо перед тобой общежитие, — не громко повторяю ей в ушко слова из нашего знакомства, прижимаясь к ее спине. — Первый этаж, левое крыло. Теперь точно не «маленькая». Сама дойдешь, не сомневаюсь.

Вижу, что улыбается.

— Но очень бы хотелось проводить, — добавляю я.

— Ты не отвечал мне. «Добби придется сурово наказать себя за это. Очень сурово. Прищемить уши печной дверцей.» Как минимум.

Хрипло смеюсь ее шутке.

— Добби за все ответит…

— Я рада, что ты не в изоляторе, Макс.

Сжимаю ее пальчики.

Погоди, радоваться. У меня через двадцать минут сеанс по совместной терапии со Стоцким. И я планирую на нем быть. Разворачивается. Мы стоим очень близко, касаясь телами и не сводим взгляда с лиц друг друга. Огромная гербера зажата между нами. Кручу стебель в пальцах. Яркие лепестки гладят нижнюю губку Мышки. Поджимает губы, пытаясь не улыбаться, но у нее не получается. Улыбаясь в ответ, подмигиваю ей.

— Нормально? Не сильно страшненький?

Утыкается лбом в мое плечо, забирает цветок.

— Максим, — проходит мимо Алла, скептически комментируя нашу позу: — Если ты сделаешь шаг назад, Яна не упадет, гарантирую.

Делаем по маленькому шагу назад, отводя взгляды.

— Яночка, я рада, что ты вернулась к нам!

— Спасибо, Алла, — кивает Мышка.

Провожаем ее взглядом. Как только отходит подальше, на секунду касаюсь верхней губки Мышки поцелуем.

— Я сейчас тебя на руки своим сдам, полюбуешься на них тоже немного, окей? — ищу взглядом друзей в идущей из общежития в столовую толпе.

— А ты?

— А у меня дело…

Веду ее к друзьям. Мы врезаемся в толпу против ее течения. Замечаю ненавистное лицо Стоцкого. Отпускаю руку Яны, врезаюсь плечом в его плечо. От удара мы разлетаемся, сминая толпу в две кучи. Все тормозят, реагируя на конфликт.

Оскаливаемся друг на друга. Он переводит свой тупорылый безэмоциональный взгляд на Янку.

— На меня смотри! — рявкаю я. — Жду тебя сегодня на ринге, ушлепок. Официально.

В эмоциях выдергиваю из кармана кожаные перчатки и бросаю ему в рожу. Адреналин шкалит. Он бросается на меня первым, я дергаюсь в ответ.

— Макс! — слышу испуганный крик Яны.

Но на нас повисают парни, не давая нам сцепится. Ее в сторону оттаскивают наши девчонки.

— На ринге, пацаны! Не гоните!

Растаскивают подальше. Вырываюсь, сворачивая в сторону главного корпуса. С колотящимся сердцем иду на сеанс.

Глава 31. Сеанс у психолога

Ольга Захаровна рассаживает нас в кресла друг напротив друга, перекатывая журнальный столик так, чтобы он разделил нас. На нем корзинка со всякого рода антистрессами. Забираю какого-то ежика с пупурышками. Сжимаю так, что его глаза вылазят из орбит. Едва держу себя в руках.

Стоцкий демонстративно сползает чуть ниже в кресле, принимая расслабленную позу кладет ступню на колено.

Смотреть не могу на его свиную морду! Широкие задранные ноздри вызывают отвращение. Впрочем, как и усыпанная крупными рыжими веснушками вечно шелушащаяся кожа. А вкупе с гадкой бычьей натурой… Мерзотный тип. И вместе с тем — беспредельный.

От мысли, что прикасался к Мышке, прикидываясь мной, глаза мои заливает пеленой ярости. Тварина!

— Доброе утро? — пытливо и доброжелательно заглядывает по очереди нам в глаза психолог.

Стоцкий от нее вылезает. Но как по мне — результат нулевой. Как был тварью, так и остался.

Мы с ним молчим.

— Ребята, давайте не нарушать правил наших сеансов. Поприветствуйте друг друга.

— Извините, Ольга Захаровна, но я не могу найти подходящих слов для приветствия, — брезгливо дергается моя губа. — Ничего доброго я ему не желаю. А по правилам наших сеансов можно говорить только то, что чувствуешь, так?

— Так. Но может быть ты выразишь какие-то позитивные ожидания Антону, тоже сойдет за приветствие, — улыбается Ольга Захаровна.

— У меня нет ни одного позитивного.

— Так не бывает, Максим.

— Окей, — задумчиво смотрю в потолок, формулируя, — «я надеюсь» это наша предпоследняя встреча. Такое вот позитивное ожидание.

— Ммм… Почему именно предпоследняя?

— Потому что после следующей он до конца года будет лечить сломанную в трех местах челюсть.

— Максим! — осуждающе.

Развожу руками.

— Я «максимально открыт для терапии», что? Вы же сами говорили, что главное условие — искренность.

— Антон? Может, ты начнешь? Мы с тобой уже не первый год общаемся. Быть может, прорвемся в этой теме.

— Не, — вальяжно. — Я зафиналю.

Ольга Захаровна поджимает губы.

— Я слышала, что ваш конфликт из-за новенькой девушки.

— Моей девушки, — поправляю я. — Моей!

Отвожу взгляд в окно, чтобы не смотреть на его морду.

— Антон, тебе нравится новенькая?

— Она меня устраивает.

— Извини, не поняла, — вежливо.

— Она слепая. При этом красивая. И не шкура. И не тупая овца. Меня это устраивает.

— Та-а-к… — заинтересованно. — Объясни, пожалуйста.

— Что здесь непонятного? Им же всем хочется смазливого, типа Шагалова, Дагера… А я же урод! — ухмыляется он. — А Албанцевой похрен. Она все равно слепая. И, не видя моего лица, нормально общается. Мы подходим друг другу. Она — калека, я — урод, — провокационно.

Охреневая качаю головой, но даю себе слово не срываться до ринга.

— Но есть же девочки, которым не так важна внешность, пытается убедить его Ольга Захаровна.

— Они сами стремные — страшные, скучные, — морщится он с отвращением. — А я хочу красивую.

— Покорить красивую девочку? — дергает бровями Ольга Захаровна. — Нет?

— Бабками? Дешевку не хочу. Надоели.

— Поступками, Антон.

— Пф… Это идет в зачет только смазливым рожам. А уроды остаются, во френд-зоне.

— Но, подожди. Яна не может видеть, что Макс красивый парень. Но, однако, он же чем-то покорил ее? И теперь они встречаются.

— Бинго! Я тоже хочу пойти этим путем. Но Шагалов стоит на нем и мешает мне. Вот и весь конфликт.

— То есть, — обескураженно взмахивает кистью Ольга Захаровна. — Яна тебе не столь нравится, сколько подходит.

— Если я сказал красивая и не тупая, значит, нравится, — недовольно фыркает он.

— Ясно. Ваш конфликт из-за того, что Антон проявляет внимание к Яне? — переводит взгляд на меня Ольга Захаровна.

— Нет, — улыбаюсь я зло. — Наш конфликт из-за того, что он…

— Ну, давай, пожалуйся, — криво и с вызовом улыбается Стоцкий. — Малыш.

Сжимаю челюсти.

— Может, думаешь, кто-то за тебя разрулит и не придется отвечать за свой базар сегодня на ринге, а Шагалов?

— Не дождешься, убогий, — швыряю ему в морду ежика.

Успевает увернуться, ежик всего лишь шоркает его по щеке. Подлетаем на ноги.

— Эй! — встает Ольга Захаровна, расталкивая нас в грудь ладонями. — Немедленно сядьте! Сейчас же! Я оштрафую… Нет, в изолятор оба отправитесь! — поспешно меняет она решение.

Падаю на кресло первым. Изолятор потом. Сначала бой.

— Будете провоцировать друг, друга, буду штрафовать, — поправляет она прическу.

Сжимаю кулаки, суставы хрустят.

— Максим, ну откуда столько агрессии, ты можешь мне объяснить? Ее истоки в ревности?

— Нет. Янка никогда не предпочтет его мне. И дело не во внешности.

Стоцкий противно усмехается.

— Давай, попробуем помочь разобраться в этих тонких вопросах Антону. В чем же причина, как ты считаешь?

— В чувствах… — срывается мой голос.

— Да. Хороший ответ, — одобряюще кивает она. — Достойным девушкам ценны чувства. Надеюсь, никто из вас не оспаривает, что Яна девушка достойная.

— А какие более ценны свои или чужие? Что важнее, то что она испытывает чувства, или, что к ней испытывают чувства? Антон, как ты считаешь?

— Никак не считаю, — внезапно теряет он интерес к беседе.

— Анто-о-он… — предупреждающе.

— Это все хрень. Какие чувства? Очередная победа Шагалова. Скоро остынет и пойдет сверкать своим смазливым фейсом к другим телочкам. И будет Албанцева Вашим постоянным клиентом.

— Ты так не сделал бы? Если бы Яна предпочла тебя?

— Мне сверкать нечем. Это же очевидно, — с сарказмом переходит в режим пофигизма.

— Ты придаешь слишком много значимости внешности, Антон, — качает она головой. — А тебе бы не помешало немного обходительности с девушками. Есть множество примеров известных мужчин, с весьма сомнительной внешностью, но очаровательных, харизматичных, которые покоряли женские сердца.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Ну да. Как же… Кому это надо — покорять, когда на тебя смотрят как на урода, с презрением или жалостью? Пусть идут нахрен. Пятым и шестым эшелоном в койку Шагалова.

— И Яна?

— Она, к счастью, смотреть не способна.

— Очень эгоистично звучит. Ты бы не хотел, чтобы она прозрела?

— Нет, не хотел бы. Меня она устраивает слепой. Это лишает меня недостатков и сильно упрощает «поступки», которые можно ежедневно совершать. Да, Шагалов? За ручку проводил, уже герой. И больше напрягаться не надо.

Изображаю фейспалм.

— Да ты ж тупой, Стоцкий. Тебе ж поэтому девчонки не дают.

— Твоя то дала! — облизывает он свои жирные, вечно облупленные губы. — И кто из нас тупой?

— Чо?..

Я теряю адекват. Ярость от оскорбления смешивается с леденящей мыслью об изнасиловании. А вдруг она не сказала? «Трогал…» И моя скромняшка Мышка со слезами на глазах. «Янка — гордячка…», «Это был не ты…»

Сердце шкалит, в глазах темнеет. Забрало мое падает.

— Стоп! — вскрикивает Ольга Захаровна.

Стоп?! Я вообще не знаю, что это слово значит теперь!

Толкаю со всей силы подошвой кроссовка стол, стоящий между нами, вдалбливая его в колени этому скоту. Срываясь с места, с разворота пинаю ему в голову. И с рычанием, еще раз! Не соображая, под крики Ольги Захаровны, не чувствуя кулаков, ломаю костяшки об его череп, пробивая выставленные в блоке предплечья, пока его руки не падают. Сваливается с кресла.

Адреналин и страх за Янку еще не выплеснут до конца. И нога моя подрагивает в рефлексе вколотить кроссовок еще пару раз ему в нутро. Но давно впечатанный в сознание запрет бить лежачего держит на месте.

Тяжело дыша, и все еще не соображая как сорвался, смотрю, как он валяется в отключке в моих ногах…

Глава 32. Происшествие

Разглядываю друзей. Ася с Сэмом голубоглазые, русоволосые и чем-то похожи. Сэм чуть светлее.

У Аси обалденная осанка! Очень красивые волосы, заплетенные в толстую косу.

— Тина, Марика, Гала… — тихо комментирует мне проходящих мимо девиц.

Осанка становится еще ровнее, вздергивает подбородок, окатывая их строгим холодным взглядом, в ответ на их пренебрежительные.

Поправляю свои хамелеоны, девицы только на мгновение попадают под прицел моего еще хренового фокуса. И за выражением их лиц, я не успеваю рассмотреть деталей.

Блин, взрослые такие! Мы с ними рядом совсем еще девчонки.

— Кто из них кто?

— Тина Таюрская, светловолосая девушка, бывшая подружка Сэма, — становится Асин голос ледяным. — Марика, шатенка. Неравнодушна к твоему Максу, кстати.

— Я знаю… — ревниво смотрю в след девицам.

— Ой! — фыркает недовольно Сэм, пряча досаду в голосе. — Поговорить больше не о чем?

Семен — вальяжный, с налетом пофигизма и гонора. Немного агрессивный, резковатый. Но расслабляется, как только не остается никого «чужого». Задумчиво трется носом об Асин висок. Взгляд становится глубже, мягче, проще… Улыбка у него классная. Открытая, белозубая. Кусает губами ее за краешек ушка. Их кисти сжимаются. Хорошие!

Я как голодная, ловлю все детали. Готова смотреть на людей сутками. Их лица… Движения… Даже одежду! Мой мозг голодал по картинкам. И я восполняю их как одержимая. Любуюсь.

Рита, что неожиданно, не пацанка, а тоже красивая! Совсем другой красотой. Губы яркие, скуластая. Чувствуется восточная кровь. Верхнее веко чуть тяжеловато, как у кореянок. Это делает ее взгляд нешуточным. Темные непослушные волосы как пламя на ветру, прыгают ей на лицо. Она поправляет их назад. Изгиб бровей — очень экспрессивный. И мимика в целом дерзкая, энергичная и вместе с тем прохладное, слегка заносчивое выражение лица. Но стоит ей засмеяться, как все это слетает! Хохочет громко, весело, вместе с Асей. Глаза — темные вишни. В Сашу стреляет профессионально!

Сашка — милаха… улыбака… добряк! На щеках глубокие ямочки. Хорошенький! Единственный из нас всех, без защитной брони. Все сразу же отражается на лице. Несмотря на открытость, крепкий и статный. Уверенно держится и хорошо владеет телом. Играючи, делает «выход» на турнике и, потом, сальто с него. А как он смотрит на Риту! Классные!

И мы с Максом тоже классные! Скорей бы вернулся.

Темноволосый симпатичный парень, проходящий мимо нас по дорожке, притормаживает и молча жмет парням руки.

— Девочки, привет, — губы дергаются в кривой ухмылке.

— Привет, — коротко кивает Ася, вжимаясь спиной в Сэма.

Я точно слышала пару раз его голос, но кто это не могу понять. Мне кажется, не из нашего класса.

— Рита… — с веселой провокационной улыбкой. — Мы же помирились. Я покаялся…

— Пф! Иди нахрен, Дагер, — беззлобно ухмыляется Рита.

Рафаэль! Тот самый, что спорил на девочек. То-то я смотрю Сэм демонстративнее обнимает Агнию, не стесняясь камер.

Рафаэль тоже красивый… Вообще, мне кажутся красивыми все! А Макс… Макс вообще…

Ма-а-акс…

Мне хочется урчать как кошке и тискать его, впиваясь ноготками. Что ж он так долго? Вообще, мне и раньше хотелось, если быть честной. Даже не видя его лица. От его голоса, запаха… прикосновений. Я представляла его себе совсем обычным, боясь подсознательно разочароваться, если он будет не «вау». И давно договорилась с собой, что… да плевать мне как он выглядит!

Но — нет, не плевать. Не зря он любимчик девочек. Мне немного тревожно и ревниво. Я ему паранджу надену! Да-да…

Мимо идут еще люди, Ася тихо комментирует мне кто проходит. Часть лиц не успеваю поймать в фокус. Ерунда! Всех успею рассмотреть.

Парни с Ритой о чем-то говорят.

— Яна, — кладет мне голову на плечо Ася. — А что там было, когда мы с тобой потерялись?

— Я приняла Антона за Макса.

Ах, да. Антон. Вспоминаю его лицо. Вот он мне не понравился. И мне есть что сказать ему.

— И-и-и? — настороженно.

— И… я бы хотела вендетту. Не выношу, когда используют слабости человека…

— Что-то очень хреновое произошло, — перебивает меня Сэм, провожая взглядом несколько охранников, резко сорвавшихся с разных мест к административному корпусу.

Испуганная Ася поднимается и делает шаг в том же направлении.

— Что могло случиться?!

— Куда? — тянет назад ее обеспокоенный Сэм.

Мы замечаем еще спешащий туда персонал.

— Девочки, идите в общагу, — кусает губы Саша. — Рит, идите…

— Да ну… Не захват же заложников, чего ты нас отправляешь! — фыркает Рита. — Тут бы уже сирена орала.

— Макс там, — обрушивается все внутри.

— Я пойду, узнаю, что к чему.

— Вместе пойдем.

Я разучилась давным-давно ходить быстро. Ноги заплетаются, сбиваясь с шага. Зрение мешает привычным движениям, отвлекая внимание на пространство. Мои ноги не понимают какую часть мозга слушаться. Иногда, я покачиваюсь, теряя равновесие. Отстаю от ребят. Девочки, не договариваясь, тоже немного замедляют шаг. Хоть глаза закрывай! Парни резко останавливаются. Что там дальше за ними, я вижу очень размыто. Как цветную пелену.

— Что происходит?

Девочки тревожно озвучивают мне, перебивая друг друга:

— Скорая…

— Из гаража к крыльцу подогнали… нашу местную.

— Кому-то плохо, наверное?

— Нет! — вдруг режет Рита. — Было бы плохо, охранники бы не рванули. Драка.

— Макс?!

Он же меньше Антона килограмм на двадцать! Ладно еще на ринге по правилам! Ну нет, пожалуйста… Пусть эта скорая не Максу!

Опять ускоряем шаг, останавливаясь возле белой машины, похожей на карету скорой помощи, только современней. На носилках выносят Антона. Лицо синее и отекшее, на носу косая открытая рана. Губы огромные и разбитые.

— Трындец…

— Шагалов, идиот!

— В мясо просто…

— Он хоть живой?

Тихо шепчутся парни.

Марат помогает открыть задние дверцы машины.

— Марат, что с Максом?! — в ужасе подлетаю я к нему.

— В изоляторе твой Макс! — зло. — Ментов ждет.

Растерянно стою, наблюдая, как грузят носилки с Антоном. Срываюсь с места, залетая внутрь здания. Я не знаю, где здесь изоляторы. Но знаю, что где-то внутри. Иду по коридорам, заглядывая в кабинеты.

— Максим такой уравновешенный доброжелательный мальчик! — причитает Ольга Захаровна, я узнаю ее голос, она работала со мной пару раз. — Кто бы мог подумать?

— Это не первая их стычка?

— Это подростки, они постоянно сцепляются по мелочам! Получают штрафы и расходятся в разные стороны. Но такая жестокость… Кошмар. Неожиданно именно от Максима.

— Запись есть?

— Конечно!

Их голоса затихают где-то за моей спиной. Я иду дальше. Два охранника обсуждаю происшествие и, ища виноватых среди персонала, не обращают на меня внимание.

Иду… Иду…

На приоткрытой двери решетка.

Заглядываю внутрь. Охранник, стоя спиной ко мне докладывает о происшествии кому-то старшему.

— … Второй — без сознания. В себя не приходит. Везут в «травму». Родителям сообщили. Менты едут. Обязаны забрать, да. «Особо тяжкие»… Мы ничего сделать не можем.

За одной из дверей — мой Добби. Сидит на кровати в маленькой квадратной комнате и смотрит в стену перед собой. Захожу.

Его разбитые кисти мелко трясутся, он поднимает на меня растерянный взгляд.

Скидывая обувь, залезаю к нему на кровать с ногами. Обхватив за шею прижимаю щекой к своему грохочущему сердцу.

— Ну что ты наделал, Добби? — реву я тихо. — Зачем?! Что теперь делать??

Глава 33. «Сдачи»

Мама Макса говорит, что статья под которую он попадает не подходит под эту меру пресечения.

— Его не выпускают под залог, — скидываю я вызов.

Сдергиваю с глаз очки, падаю спиной на маты. Все тут же расплывается.

Мы в спортзале. Занятия в школе отменили, менты берут показания у персонала.

Телефон моего Добби остался у меня. Отдал перед тем, как его забрали. Сэм сказал его пароль. И я позвонила родителям. Отец трубку не взял, а мама взяла…

— Они его не отпустят, Ян. У Стоцкого батя начальник в системе… Как ее там… «Отдел исполнения наказаний», — с отвращением вспоминает Сэм.

— Что это такое?

— Конвой зэков, тюрьмы…

— Нормально, — сжимаю я виски, — попал мой Добби!

Кислицын тоже говорит по телефону.

— Пап, нам про Макса не говорят ничего… Ну ты же в системе там прокурорской… Узнай!

— Ирина Васильевна, Шагалов среагировал на провокацию, — убеждает Ася главного воспитателя по телефону, меряя шагами спортзал. — Антон давно его провоцировал. Мы всем классом можем подтвердить… Парни, которые живут с ними в комнате… А ситуация на конюшне? Мы тогда не стали писать заявление с Семеном и Рафаэлем по Вашей просьбе. Но если школа будет на стороне Антона, то мы напишем!

Асина застенчивость мгновенно исчезает, стоить только задеть кого-то, кто ей дорог.

— Дагер тоже напишет! — прищуривается она. — Гарантирую!

— Дай-ка мне! — забирает телефон Сэм. — Ирина Васильевна, это Решетов Семен. Да. Конфликт начался гораздо раньше. Антон украл кольцо у Макса… Да я понимаю, что это не повод калечить, но…

— Дай мне! — забираю телефон, ставлю на громкую. — Ирина Васильевна, это Яна Албанцева. Это из-за меня конфликт. Антон… Он… Он был виновником того происшествия. Когда я потерялась.

— Яночка, я это уже слышала. Мы проверили все локации по телефонам. Антон рядом с тобой не был. Ты ошибаешься сейчас.

— Хрень это все с Вашими локациями! — злюсь я. — Их давно обходят ученики!

— Да мы все телефоны оставили в комнатах! Ясно же… — взрывается Сэм.

— Яна, ты уже дала показания по тому эпизоду. Ты сказала ушла одна.

— Господи! Обманула я!

— Теперь, в свете твоей… личной дружбы с Максимом, у тебя не получится их изменить. Ты заинтересованное лицо.

— Но это же правда!

— Слово против слова. Ищи свидетелей. Локации с телефонов, которых совпадают с видео камер. Может видел кто-то… Тогда мы попробуем объективно восстановить события. Но не уверена, что это поможет Максиму. Антон до сих пор не пришел в сознание.

— Капец…

Скидываю вызов, отдаю трубку Асе.

— Марика, — рычит Саша.

— Что — Марика? — вздрагиваю я.

— Макс сказал мне: Марика призналась, что видела, кто тебя увел тогда. Но отказалась говорить Максу. Пыталась его шантажировать.

— Шантажировать? — морщусь я. — У нее же все есть, что ей еще надо?!

— Макса ей надо, — фыркает Рита. — Чтобы «заедать» своего мерзкого старого женишка молодым и вкусным.

— Чего?! — сжимаю я зубы.

— Да, — подтверждает Сэм. — Так и есть. Они мутили раньше эпизодически. Пока ты не появилась.

Надеваю обратно очки. Смотрю на время. Папа недоступен будет до ночи. У них спец операция.

— Пойду я… — на автомате забираю с подоконника алюминиевый штырь. — С Марикой пообщаюсь.

На автомате несколько раз проворачиваю его через кисть. Ускоряю вращение…

Так и хочется этой дряни между глаз засадить. Внутри бомбит бордово-черными красками. Сердце колотится от адреналина.

— Эээ! Куда?? — хором и наперебой. — Положи!

— В одну камеру не посадят! — отбирает из моих рук штырь Ася. — Без рукоприкладства.

— Круто ты его… — хмыкает Рита. — покажи еще!

— Обязательно. Но потом. Сначала — Марика.

— Нет. Я сам с ней поговорю, — поднимается Сэм. — Мы всегда нормально общались.

Сэм уходит. Время тянется. Тренер пишет характеристику Максу и Антону. Я несколько раз набираю отца, Мишу… Оба недоступны. Набираю Марата, он где-то здесь.

— Есть новости? Ты записи смотрел?

— Смотрел…

— И?!

— Твой идиот даже на ноги ему встать не дал, Ян. Отметелил ногами, добил кулаками. Даже дракой не назвать. Жестокое избиение.

— За что?!

— Ревность… Антон сказал, что ты… — цокает недовольно. — Ему «дала», короче. Кукушка Шагалова улетела в окно.

Обескураженно застываю.

— Ерунда какая-то… Макс бы не сорвался из-за этого. Мало ли что Стоцкий там ляпнул.

— Ну, Ян. Говорю, как есть.

— Марат, ну что делать-то?! — не выдерживают мои нервы.

— Молиться, чтобы утырок этот в себя пришел. Для начала. Если он отъедет, то все плохо будет.

Присаживаюсь обратно на гору матов, закрывая лицо руками. Добби… Ну ты чего, а?! Зачем?

Ася присаживается рядом, обнимая за плечи. Возвращается Сэм.

— Нихрена… — разводит руками. — В позу встала. Овца… — зло.

— Ребята, давайте по комнатам, — провожает нас тренер. — Отбой скоро.

— Ян, только ты не отожги ничего, ладно? — провожают меня в комнату друзья.

— Окей… — рассеянно обещаю я.

Марика, обернувшись полотенцем, выходит из душа. Говорит по телефону, явно флиртуя.

— Да… Твоя малышка очень соскучилась. Ну какие тут дела? Школа… — скучающе. — Считаю дни до каникул. Ты меня заберешь? — с энтузиазмом в голосе, но закатывая глаза и кривляясь. — Я тебе там пару фото отправила… — с придыханием. — Чтобы ты не скучал.

Не стесняясь, срывает полотенце, разглядывая себя в зеркало. Привыкла, что я не вижу. Хотя откуда ей знать, что вижу? С утра мы виделись только мельком. Солнце было яркое, хамелеоны — темными… Не думаю, что рассмотрела.

— Целую. Скучаю. Жду встречи! — заканчивает она разговор.

Морщась, скидывает вызов.

Задергиваю палантин. Не хочу ее видеть. Ищу слова, как попросить ее помочь Максу. Мне очень неприятно ее просить. Но это и рядом не стоит с моими чувствами от того, где сейчас Макс. Его посадят с какими-нибудь отморозками. Он мальчишка совсем. Хорошенький мальчишка. Мне очень за него страшно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Марика…

— Что? — холодно.

— Максу нужна помощь.

— Это его проблемы.

— Вы же встречались…

— Что за бред? Ты такого в слух не скажи. Нахрен мне Шагалов??

— Я знаю, что ты спала с Максом.

— Он тебе сказал? Фантазии юного мальчика. Не принимай близко к сердцу.

— Вы же тут это с Галой обсуждали.

— Показалось тебе, Албанцева, — цинично. — Не придумывай.

— Марика, ну ты же человек, не тварь. Помоги.

— Я человек, да. Человек, который всегда дает сдачи. Макс меня оскорбил. Извинится — я подумаю. Может и помогу… А может и нет. В назидание.

— Ну, хочешь, я за него извинюсь?

— Неа. Это меня не удовлетворит.

Взрывает. Горячей волной ненависти. Губы немеют. От мерзких мурашек по хребту в глазах темнеет. Сжимаю кулаки.

— Пожалуйста. Скажи следователю, что ты видела, как меня увел Стоцкий. И больше ничего не нужно.

— Неа. Я видела… но не скажу.

— Да? В таком случае, Марика, я тоже человек, который всегда дает сдачи. Наотмашь. Бойся теперь!

— Ой, ладно! — пренебрежительно. — Пугает она меня. Что ты мне сделаешь, слепая девочка? Запнешься об меня?

— Это ты об меня запнешься, зрячая девочка, и мордой в грязь упадешь!

Открываю телефон Макса. У тебя должны же быть переписки Добби с этой тварью, ну? Давай, ты забыл их удалить! Я, конечно, тебе потом настучу по твоей симпатичной морде. Но пусть они будут!

«Марика», — ищу я по социальным сетям.

— Есть!

Открываю от шока рот, читая эти переписки и разглядывая откровенные фотки. Ма-а-акс! Гад какой… Зажмуриваюсь, не веря своим глазам. Это что такое?!? Фу, боже…

Я сама тебя прибью, гада, если хоть раз ты посмел…

Кручу в самый конец переписок. С момента нашего знакомства их нет. Ладно. Живи. Так и быть.

А Марика — нет.

Глава 34. Пора что-то делать

Утром поднимаюсь еще до будильника. Не спала, всю ночь промаялась. Меня трясет от страха за Макса. Как он там? Пора что-то делать!

Надеваю очки. Гала на соревнованиях, Марика спит, на столе ее телефон. Мне нужен пароль. И телефон этого ее… жениха. Она у меня скачками сама к ментам побежит! Да только как же его взять — пароль?! Эх, камеру бы мне…

Марика часто переписывается лежа или сидя на кровати. Вот туда бы, на полку камеру, зафигачить. И было бы все видно. Но эту задачку решать долго. Где я камеру возьму? А мне надо быстро.

Включаю свой телефон. От мамы голосовое, что она уже в городе. Папа ее накрутил, когда я болела… Бросила работу, приехала.

От папы ответная смс. «Если никто не умирает, то не буди меня. Позвони после обеда.»

Закрывшись в ванной комнате, звоню полковнику.

— Кто умирает? — сонный недовольный голос.

— Я умираю, я! — возмущенно шиплю в трубку.

— Что случилось? — тут же становится собранней его голос.

— Папа, Макса арестовали!

— Немудрено, — рассерженно.

— Нет, нет! Его за драку!

— Я удивиться сейчас должен?

— Но он из-за меня, пап! Из-за меня…

— Ну а от меня ты чего хочешь?

— Вытащи его!

— Ой… — опять сонно. — У него есть свой отец, он прекрасно справляется. Дай мне поспать.

— Господи! Ну почему ты не понимаешь меня?!

— Ян… У нас ночной рейд был. Я устал жутко.

— Ну не выпускают его! Ни под залог, никак!

— Пусть посидит. Подумает. Может, допрет, что проблемы кулаками только создаются, но никак не решаются.

— Восемь лет посидит?!

— Убил он что ли кого?

— Почти. Тот второй в себя не приходит. В больнице он.

— Идиот какой, твой Шагалов! — тяжелый вздох.

— Ну, а что я в таком случае сделаю, дочь?

— Что-нибудь!!! Что угодно! Делай что-нибудь!

— Если парень без мозгов, я ничего с этим не сделаю. Прости, Яна.

Скидывает вызов.

С колотящимся сердцем, захлебываясь от эмоций, строчу ему смс: «Не хочу тебя больше знать! Я уезжаю с мамой! Ты черствый, равнодушный! Ты виноват в этом всем!»

Ставлю его в черный список. Набираю маму, она уже где-то рядом, я знаю. Что-то невнятное реву ей в трубку.

— Яночка! Я еду! Я через час максимум у тебя буду!

Умываясь, снова надеваю очки. На полочке лежат те, что подарил Добби. Забираю их. В груди тоскливо сжимается. Разглядываю, щурясь, массивную дужку с кнопками. Палец гладит по кнопке звуковой трансляции, потом кнопки записи видео…

«Видео!» — озаряет меня. Видео… Как тебя включить?

Надеваю свои хамелеоны. Разглядываю еще раз. Необходимо приложение на телефон установить, синхронизировать… Трясущиеся пальцы мажут мимо иконок на экране. Я и так еще с этим всем не освоилась…

С горем пополам устанавливаю приложение. Оно на английском. Благо, я его знаю. Но перевод на английский ужасный, словно переводил не человек, а программа. Поэтому, все равно ничего не понятно.

Долго тыкаю кнопки, пытаясь получить на экран изображение с линз. И вот, наконец-то!!! Есть изображение.

На цыпочках крадусь к кровати Марики. Ее будильник запоет минут через пять. Раскрываю дужки и засовываю их между плотно стоящими книгами на ее полке. Наклоняю очки вниз, под таким углом, чтобы хорошо было видно кровать. Делаю пару шагов назад. В глаза не бросается…

Быстро одевшись, выхожу в коридор. Мне нужно к девочкам. У комнаты Аси встречаю сонного Сэма с бутылкой йогурта в руке. Вторая, точно такая же, у Аси. Стоят в дверях комнаты, разговаривают.

— Привет.

— А ты чего так рано?

— Мама сейчас приедет. Сэм… Прости меня, Ася, за вопрос, но это важно. Сэм, у тебя было что-то с Марикой?

— Чо??

— Ну… — многозначительно морщусь я. — Было или нет??

Он бросает смущенный взгляд на Асю.

— Да говори уже… — закатывает Ася недовольно глаза.

— Не было ничего! Ну… Может там в классе девятом… поцелуй! — разводит он руками, сердито на меня глядя. — Из любопытства. Зачем тебе?

Затем, что переписку и измену с одним парнем жених может ей простить или списать на подставу. А вот если несколько… Несколько — это уже демонстрация цены девушки! А если это все еще и публичным станет. Ни один мужчина такого не потерпит!

— Ладно… Ладно! Не было и хорошо. С кем было еще у нее скажи. Помимо Макса. Мне надо ей прижать хвост, чтобы дала показания.

— Я что ее — пасу? — сердито.

— Сэм! — прищуривается гневно Ася. — Вы же всех в своих чатах обсудили уже вдоль и поперек!

— Вышел я оттуда!

— Месяц назад?! А раньше?

— Да, емое!

— Ну?! — встряхиваем мы его вместе.

— Дагер! — пытливо и с вызовом смотрит на Асю. — Пару недель назад. Свет когда вырубили…

Переглядываемся с Асей. Она берет меня за руку.

— Пойдем к Дагеру.

— Куда?! — ловит ее Семен за талию. — Штаны надень!

Ждем Асю.

— А откуда ты знаешь, кстати? Ты же вышел из чатов?

— Яна, твою мать! Давай, без деталей? — стреляет глазами на Асину дверь.

— Нет, мне просто интересно, вы всех девочек обсуждаете или выборочно?

Закатывает глаза.

— Да мне вообще индифферентно, с кем там Марика терлась!

Ася открывает дверь. Сэм прокашливается, заминая грубые слова.

— Просто я не глухой. А такие вещи — они «фонят». И если это как-то вытащит Шагалова, молчать я не стану.

Мы идем следом за ним, в их комнату. И тоже останавливаемся у двери. Входить девочкам в комнату мальчиков запрещено. Под потолком камера. Мне сейчас все равно. Но лучше не нарываться, мне надо другие задачки «порешать», как говорит папа.

Сэм заходит, оставляя дверь открытой.

— Раф! К тебе гости…

— Прием будет открыт вечером, — сонно.

— Выйди. Это важно.

Мы отходим к окну в коридоре. Дагер выходит в шортах с голым торсом. Мальчиков за это постоянно ругает Алла. Но они все равно ходят так по утрам.

— Ася?!

Долго и нудно уговариваем сонного Рафаэля слить нам их переписки с Марикой.

— Я не могу! — просыпается он мгновенно, понимая, какие именно переписки мы от него хотим. — Это зашквар!

— Зашквар — это твоя игра на новеньких, Раф. Тебя не смущало выкладывать в чате видео, так ведь? — нервничает Ася. — А когда надо помочь Максу, это вдруг стало табу?!

— Да, блин… — страдальчески хныкает он. — Ну я ж покаялся!

— Дашь или нет? — рассерженно.

— Рафаэль, — вмешиваюсь я. — Максу грозит до восьми лет.

— Ну как это поможет-то?!

— Он его избил, за то, что Антон обидел меня, когда я слепая была. Увел в лес… и… там… — мямлю я, оскаливаясь. — Насильно трогал меня.

— Ну, трындец! Стоцкий — отморозок! Скотина… — передергивает его. — Правильно Макс его уработал.

— Моих показаний недостаточно. Нужны свидетели. Марика видела, что он меня тогда увел. Но из принципа не хочет сказать об этом.

— Слушай, давай я с ней поговорю? Ну это же дичь!

— Сэм уже говорил, — вздыхает Ася.

— У нас конфликт, Раф, не скажет она, — отмахиваюсь я. — Мне надо на нее надавить. Иначе, дело на Стоцкого не заведут. А Макса посадят.

— А если заведут, то не посадят?

— А там — дашь на дашь, — хмыкает Ася. — В лучших традициях «Швейцарии». Взаимно замнется.

— Ладно… — сдается Раф. — Постою на стороне Света, ради разнооборазия.

Скринит мне переписки в личку.

— Не читай, Албанцева. А то Шагалов и мне голову пробьет.

— За что?

— За совращение, — нажимает мне на нос.

— Ой! — закатываю глаза. — Тоже мне — герои-любовники… Одно и тоже пишите… — читаю скрин, качая головой. — Слово в слово! Скучно!

Ася, хихикая, покрывается румянцем.

— Чего?! — обескураженно морщится Раф.

— Яна! — зовет меня с другого конца коридора Алла. — Мама приехала.

— Бегу!

На секунду обнимаю в эмоциях Дагера.

— Спасибо! Ты не такой уж и говнюк!

— Охреневшие девочки… — качает он головой.

На КПП, за шлагбаумом две машины. Возле одной стоит мама, вторая папина…

Демонстративно подхожу к маме. Обнимаемся. Так и застыв, стоим. Мама пахнет мамой и новыми духами. И мне на мгновение кажется, что мне лет двенадцать. И все еще хорошо в нашей семье.

Слышу, как хлопает дверь машины отца.

— Мам… Помоги мне.

Она поднимает взгляд, сердито глядя мне за спину.

— Конечно. А что случилось?

— Ой… Длинная история!

Намеренно стоя спиной к отцу, рассказываю маме про Макса. Во всех подробностях, умалчивая только наши поцелуи.

— Он очень внимательный. Всегда рядом был. Защищал меня. Веселил. Хороший. Но дурилка картонная, накуролесил в прошлом году. Приводы там всякие глупые.

— Да там только что спина в купола не расписана! — фыркает отец. — По его приводам.

— Неправда! — дергаю кулаками вниз. — А папа… Папа его семье угрожал! Чтобы он не подходил ко мне!

— Макс нажаловался?! — сзади.

— Нет, Миша сказал.

— Кругом одни идиоты… — цокает отец.

— Иван! Как ты мог?

— Да нужны мне это Шагаловы…

— А он все равно!.. Даже после этого заботился. Просто не сам.

Сумбурно рассказываю маме про друзей. Но хочу, на самом деле, чтобы услышал отец!

Рассказываю про Стоцкого, кольца, и этот ужасный инцидент. Мне неприятно. Но я решила ничего не скрывать. Иначе, как я оправдаю Макса в папиных глазах?!

Мама молча слушает, гладя меня по плечам.

— А потом вот… Макс узнал, что Стоцкий сделал и сорвался.

— Почему ты не рассказала мне?! — рявкает в гневе отец.

Молчу, уткнувшись носом маме в плечо.

— Была бы ты с ней рядом, Оксана, этого бы всего не случилось! — находит папа привычную мишень.

— Ты был рядом, Иван! Почему, объясни мне, ребенок не смог тебе довериться и рассказать, м?! Наверное, потому что ты самодур и бесчувственный солдафон!

Начинают ругаться.

— Хватит, хватит, хватит!!! — зажимаю уши ладонями.

Замолкают.

— Мам! — смотрю ей в глаза. — Сделай что-нибудь.

Но это обращение не к маме! К папе. Она ничего не сможет. А он — да! Мама просто катализатор, и он всегда срабатывает.

— Он же в тюрьме, мам!

— В СИЗО, он. Не пыли, — рычит отец.

— Из-за меня! — игнорирую его. — А у этого, Стоцкого, который в реанимации, там отец начальник в… системе исполнения наказаний или как там?. Сделай, мамочка, что-нибудь, умоляю!

— Так! — нервно встряхивает она кистями. — Я знаю одного хорошего человека, он нам обязательно поможет. Однокурсник мой бывший. Каширский.

— Я своей дочери сам помогу, — психует отец. — Ей твои однокурсники не нужны, ясно?!

Сработало!

Дверь машины за моей спиной хлопает. Отец бьет по газам, делает резкий разворот и уезжает.

— Всегда дико ревновал к Каширскому, — хмыкает мама, глядя ему вслед. — Стоит только заикнуться… Ничего не меняется.

Папа он такой, да.

— Фотка-то есть мальчика твоего? — с энтузиазмом.

— Есть!

— Хвастайся!..

Глава 35. Ближе к душе

Перед глазами черные и желтые точки от невыносимой боли в плече. Заломив скованные руки, два мента ведут меня куда-то… Вижу только бетонный пол.

— Больно! — хриплю я.

— Место здесь такое, пацан. Всем больно!

Щекоча немеющую кожу, из носа льется кровь.

— Товарищ майор! — неожиданно гавкает один, замирая.

Перед моими глазами две пары начищенных до блеска ботинок.

— Это кто у тебя?

— Шагалов, товарищ майор.

— Куда ты его?

— В изолятор.

— Нахрена? — вздох.

— Он трех задержанных мне уработал, засранец, — возмущенно. — Весь пол в кровищи. Зубы покрошил, кикер хренов. Теперь проблем не оберемся!

— Ты это… Руку отпусти ему.

Знакомый голос владельца второй пары ботинок приводит меня в чувства. Отец Янкин?!

— Сломаешь, я тебе потом тоже сломаю.

Неловкая пауза.

— Полковник Лемешев, — представляется он. — ОБЭП. Отпусти.

— Товарищ полковник, так, неадекватный он…

— Дай сюда! — с досадой и пренебрежением.

Отпихивает от меня того, который держит руку. Наручники на запястьях звякают. Со стоном выпрямляюсь. Перед глазами мельтешит.

— Шагалов, — тихо выругивается Иван Васильевич, разглядывая меня. — Нахрена с заключенными в драку полез?

— Они первые… — сплевываю кровь, — начали.

— «Первые»… — передразнивает меня. — Будешь теперь ногами только по приказу махать, дурак. Что с руками?

Показываю.

— Мать твою… — цокая, качает головой. — Силушки Бог дал, а мозгов нет. Что за беспредел, майор, в твоем СИЗО? Школьника зэки прессуют!

— Так кто кого прессует, то, полковник?

— Ладно… Мой это боец, из личного состава. Я его забираю. Снимай браслеты.

— Да ты чего, Иван? — машет рукой ментам этот майор, чтобы ушли. — Как я тебе его отдам?

— Он на службе. У них свой карцер и свой трибунал.

Нихрена не соображая перевожу взгляд на отца Янки.

— Какой слу?… — мямлю я.

— Иди умывайся, рядовой! — перебивая, толкает меня к туалету.

Смываю с лица кровь. Многострадальные костяшки посинели и отекли. Жутко больно! Переломал все на адреналине…

Иван Васильевич подписывает какие-то бумаги, долго спорят, обсуждают детали.

— Макс, — поворачивается ко мне. — Тебя следак допрашивал?

— Нет. Выходные. Сказали в понедельник допрос.

— Ничего не подписывал?

— Нет.

Прячу в ладони ноющее лицо. Слышу, как полковник подходит к окну. Говорит по телефону.

— Миха, менты запись с камеры забрали? Нет? Запросили? Сядь за пульт, потри ее. Как… Как… Так! Давай. Мы стираем эпизод. Избиения не было. Драка была. Да Шагалова здесь нормально разукрасили! Сейчас побои снимем. В ментовке мы…

Говоря по телефону, приносит мне от дежурного лист и ручку.

— Пиши.

— Что?

— Встречное заявление пиши.

— Но психолог же все видела.

— Не твои заботы, рядовой.

— Я не знаю, как писать, Иван Васильевич.

— Эй, капитан, продиктуй пацану.

Пытаюсь взять в пальцы ручку, но пара костей на кисти у меня сломана. И не выходит. При попытке писать, она проскальзывает между пальцами. Пальцы не сжимаются, кисти трясутся.

— Товарищ полковник, не может он. Руки покоцаны.

— Хреново работаешь, капитан, если у твоих заключенных «руки покоцаны»!

— Так… — возмущенно. — Он же их об мужиков поломал!

— Это ты докажи теперь. Пиши за него. Пусть подписывает.

Капитан мстительно глядя на меня и задавая уточняющие вопросы, пишет заявление. Расписываюсь левой рукой. Она чуть целее. Полковник читает, вносит коррективы и заново заставляет переписать. Капитан беззвучно матерясь переписывает лист.

— Где аптечка у вас?

Дежурный отдает полковнику чемоданчик.

— Анальгин… Ничего посильнее нет?

— Никак нет.

— Глотай две, — отдает мне.

Эластичными бинтами перематывает мне кисти. Зажмуриваюсь, кусая губы.

— Ты Стоцкому скулу сломал, — тихо.

— Жаль не челюсть.

— Зубы выбил. Яна сказала он к ней приставал.

Приставал… Выдыхаю, что только приставал. Уже здесь в камере, я прожевал эту ситуацию, вспомнил, как Янка ловко крутила саблями. Она, конечно, «скромняшка», но только пока я ласковый. А терпеть наглости бы не стала. И даже, думая, что это я, наверняка бы подрихтовала — и фаберже, и морду.

— Он пришел в себя?

— Час назад. Короче, две недели назад ты, Шагалов Максим Валерьевич, пришел в военкомат и добровольно пошел на осенний призыв.

— Как это?!

— Нет, ну если СИЗО тебе ближе к душе, чем СОБР… — ядовито.

— А! Не-не… — сглатываю я. — Окей… Ух!

Я в армии! Обтекаю. Ну всю жизнь мечтал, ага… Но лучше уж в армии, чем на зоне.

— И сейчас тебя задним числом оформляют. Как кандидата в мастера спорта тебя взяли в элитные войска. В тот гарнизон, который в данный момент в распоряжении нашего отделения ОБЭП. Усек?

— Спасибо.

Двери распахиваются. Залетают мама с папой, и нашим адвокатом.

— Что происходит?!

— Вы права не имеете!

— Куда вы его уводите?! Максим! — срывается ко мне плачущая мама.

— Мам, мам! Все нормально, — пытаюсь спрятать я руки.

Мама, причитая, зацеловывает мое лицо.

— Да, мам, — смущенно отстраняюсь я. Чего это она?

Иван Васильевич отводит в сторону отца.

— Видео не будет. Заявление у Максима приняли. Моя дочь тоже напишет заявление. Школа займет сторону Максима и Яны. Предлагайте Стоцким взаимно замять конфликт. Я со своей стороны тоже надавлю. Моя дочь сказала — в школе будут свидетели, которые поддержат своими показаниями нашу версию. Следаку дайте денег, пусть затянет дело и сведет на нет. Экзамены сдать мы Максима отпустим…

— Максим, что происходит? — шепчет мама.

— Меня в армию забирают, мам, — улыбаюсь я истерично.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Веду рукой по волосам.

— Лысый теперь буду, стремный… Капец!

— Как — в армию? — растерянно.

— Ну, ладно, другие же как-то служат. Год всего… Год не восемь.

Прижав ладонь к груди, мама нервно дышит.

— А куда?

— Да здесь, рядом, мам. Километров двадцать за городом.

— Уф… — выдыхает мама. — А мне Яна звонила. Переживает. Сказала ты за нее заступился.

— Да? — улыбаюсь я.

— Аха…

— Ты ей передай… что… я ее люблю.

Мама гладит меня по спине, положив голову на плечо.

— Маленький мой…

— Ма-а-ам! — закатываю я глаза. — Ну чо ты?

— Рядовой… — кивает мне на выход полковник.

Мне отдают куртку. Мама помогает застегнуть. Целую ее в щеку. Иду за полковником. В дверях он разворачивается.

— Ах, да… Господин Шагалов, — обращается к отцу. — Вы бы подчистили там кое-что. А то придет по вашу душу сын в составе СОБРА, неловко получится.

Отец открывает рот, чтобы что-то возразить, но оттянув ворот пуловера, захлопывает его, так ничего и не сказав.

— Валера… — дергает его рассерженно мама.

Дальше я уже происходящего не вижу.

Выхожу на улицу! Солнце режет глаза. Ноздри обжигает холодный воздух. Кайф… Кайф! Свобода!

— Чего лыбишься, Шагалов? Срочка тебе тоже не курорт. Мало не покажется.

— А выходные есть?

— Выходные?! — ведет бровью. — «Военнослужащий, проходящий военную службу по призыву, если на него наложено дисциплинарное взыскание лишается очередного увольнения.» А ты, Шагалов, в самоволке подрался, и в ментовку влетел. Забудь, короче!

— Вот, блин…

Глава 36. Настырная

Сидя в машине с мамой, перематываю записи с камеры — вижуал-очков, пытаясь отыскать кадры, где виден номер телефона или хоть что-то…

— Что ты делаешь?

— Ищу свидетеля.

— Ян, тебе нельзя так долго напрягать глаза.

— Да, я знаю.

Уже плывет все, и я хреново фокусируюсь.

Снимаю очки, закрываю глаза. Кладу голову ей на плечо.

— Давай я посмотрю, — вытягивает телефон из моей руки.

Взбодрившись от мысли, что мама может увидеть на моем телефоне похабные переписки Шагалова с Марикой, сажусь ровно, забывая про глаза.

— Нет, я сама, — держу крепко телефон.

— Как Мишутка?

— А вот! Звонит! Да?

— Яныч, следаки по ваши души направились. Персонал опрошен.

— А, черт! Сейчас я… Не успела!

Надеваю обратно очки.

— Коневской… — разбираю я фамилию с аккаунта, с которым переписывается Марика. Кажется, Гала с Марикой ее упоминали, эту фамилию. Что-то там было про щедрость и караты. Это обязан быть ее жених! Просто обязан. А вот телефона не видно на экране.

Мне звонит Алла, просит вернуться для дачи показаний.

— Мам, ты же у меня крутой журналист? — вдруг приходит мне в голову единственно рабочая, мысль. — У меня для тебя профессиональный квест. Вот это Марика… — скидываю ей контакты. — У нее есть жених сильно старше ее. Богатый. Наверняка, из элиты. Он почему-то не выездной из страны, если это как-то поможет, — вспоминаю я детали разговоров соседок. — Фамилия у него — Коневской. Мне нужен его личный телефон.

— Когда?

— Еще вчера нужен, мам, — жалобно свожу брови домиком, умоляюще складывая руки.

— Хм…

Хмурясь, погружается в экран своего.

— Реально найти?

— Попробую!

— Сразу же мне отправь. Сразу же!

— Я тебя жду здесь… — не отрывая от экрана глаз.

Показания берут не у всех. В коридоре административного корпуса человек двадцать. В основном парни. Все наши тоже здесь, а также — Дагер, из-за какой-то ситуации на конюшне. Когда из-за Стоцкого пострадали Сэм, Ася и Рафаэль. Пара незнакомых девочек. Одна с родителями.

— А эти почему? — шепотом спрашиваю у парней.

— В прошлом году он столкнул в бассейн Михееву. Она голову разбила. А вторая… Что-то было там, но не обнародовали. Все шито-крыто.

Рита, Ася… Их долго не задерживают. Парней мурыжат чуть дольше. Потом захожу я.

— Вы хотите изменить показания?

— Да.

— К этому делу они практически не имеют отношения, Яна.

— Еще как имеют.

Все вопросы следователя, уперто свожу к ситуации на карнавале.

— Яна, Вы не понимаете, наверное, но это два разных дела. То, что рассказываете Вы — это как минимум «оставление в опасности», как максимум «попытка изнасилования». Фигуранты — Вы и Стоцкий. А я сейчас работаю по избиению, у меня другие персонажи в деле фигурируют. И это все бы было учтено в случае, если бы Вы лично разбили голову Стоцкому, понимаете? Тогда, это была бы самозащита. А Шагалов здесь не при чем. Для него это не является смягчающим обстоятельством.

— Вы плохой следователь! — подскакиваю я. — Не желаете видеть картину целиком. Я жалобу на Вас напишу. Нет! Отец мой напишет! Полковник Лемешев! Я ему позвоню сейчас, он приедет.

— Сядьте… Он уже сам позвонил по Вашему эпизоду. Но при чем здесь Шагалов? Он что — гусар — за дамскую честь на дуэлях бьется?

— Он просто мужчина, в отличие от Вас!

— Яна… — прокашливается скромно сидящая в стороне Алла.

— Ну если человек не понимает, что за такое бьют морду, то …

— Успокойтесь, Албанцева, — гневно прищуривается следователь. — Я с Вами тут от лица системы разговариваю, а не лично! У меня пола нет.

— Очень жаль. Очень.

— Я-на… — строже одергивает меня Алла.

— Ну, это же была провокация на драку, понимаете?! — бешусь я от того, что он ни в какую не хочет увидеть в этом, что «драку» первый начал Стоцкий. — Шагалов узнал, что он обидел меня слепую и…

— Почему — слепую?

— Вы что меня не слушаете?

Начинаю объяснять все с самого начала. Следователь устало крутит ручку.

— То есть, по сути, Вы не можете утверждать, что это был именно Антон?

— Могу!

— Вы же не видели.

— Я слышала, — закусывая губу, вру я.

— А Вы зачем с ним тогда пошли?

— Это важно??

— Конечно.

Вздыхаю — терпеливо и рассерженно. Как папа, обычно, когда личный состав тупит.

— Он выдал себя за Макса. Украл его вещи. Что это Антон я поняла уже тогда, когда…

Не поняла, на самом деле. И мне очень стыдно и неприятно за это.

— Яна, — качает головой, — Ваши показания в деле Шагалова учтены не будут. У Вас личный интерес. Это раз. Да и дело по вашему случаю завести сложно. С кем Вы ушли — недоказуемо. Стоцкие будут оспаривать. Причиненный ущерб никак не зафиксирован. Момент упущен. Первые показания у Вас другие. По ним Вы ушли одна.

— Нас Марика видела, — отчаянно заявляю я. — Как Стоцкий увел меня в тот вечер. Она никак не заинтересована. У нас конфликт, вообще. И их локации с телефонов можно запросить у школы. Что она была рядом с ним и видела все.

— Окей, настырная, Вы, барышня.

Стирает на ноутбуке мои сумбурные показания. Поворачивается к Алле.

— Марику эту пригласите, пожалуйста.

Мы пишем показания заново. Мой телефон пиликает смс. Мама! «Коневской Игорь Олегович» и номер. Быстро ищу его в социальных сетях.

Внятно формулировать требования к Марике времени нет. Поэтому, я скидываю ей сначала его контакт. Потом самые откровенные места с ее интимными фотками из переписок с Максом. Ставлю себе опять стопицот галочек — настучать ему за это по лицу. Следом летит скрин переписок с Дагером. Тоже на самом скабрезном месте обсуждения уже произошедшего интима.

«Как неакуратно и грязненько, Марика!» — строчу ей я. — «Не могу припомнить, ты видела, как Стоцкий увел меня на карнавале, или я не на тот номер сбросила скрины?»

Меня всю колотит от адреналина и возмущения. Но я еще и не на такое способна, если наступить мне на больное.

— Яна, все хорошо? — подает мне воду Алла. — Не нужно так волноваться. Школа на стороне пострадавших. Если будет нужно, мы совместно докажем ущерб от действий Антона по твоему здоровью. Главное, чтобы Марика дала показания.

Залпом выпиваю воду.

— Мне показалось, школа была на стороне Антона.

— Мы пересмотрели свою позицию, — уклончиво.

Меряю шагами кабинет. Прямо как папа, когда волнуется. Следователь уточняет у меня формулировки по показаниям. Дописывает. Распечатывает листы.

— Читай, подписывай! — отдает мне. — И помни, ты уже совершеннолетняя и несешь уголовную ответственность за дачу ложных показаний.

Алла ловит мою руку.

— Я же говорила, без нашего юриста дети ничего подписывать не будут. Возьми это, — всовывает мне в руки. — и иди в соседний кабинет. Пусть Василий Михайлович прочитает. Если все нормально — подпишешь.

Выхожу в коридор, нос к носу сталкиваясь с Марикой. Лицо пятнами, смотрит на меня с ненавистью.

— Хорошо подумай что говорить! — шиплю я ей в лицо. — Иначе в грязь буду макать тщательно и публично.

— Это монтаж! — поднимает с вызовом бровь.

— Фотки тоже? Надо будет, я твоему Игорю отправлю телефоны Макса и Рафа с паролями, а-натурель, так сказать. Доставкой.

— Ты хоть представляешь кто мой отец? — с угрозой.

— Нет. Но будь уверенна, что твой отец прекрасно представляет кто мой! И связываться не станет.

— Где гарантии, что ты это не отправишь потом?

— Придется поверить мне на слово. Никаких гарантий нет. Это моя страховка теперь от любого твоего неадеквата.

— Су-ка… — произносит беззвучно, но очень внятно.

— Ооо! Ты так вдохновляешь, Марика! — плююсь в нее скопившимся ядом.

— Марика… — зовет ее Алла. — Мы тебя ждем, не задерживай, пожалуйста, процесс.

Выйдя от юриста, прощаюсь с друзьями и иду к маме. Она целый день здесь со мной. Голодная, наверное. Беру нам в кофейне по бумажному стакану кофе.

Рядом с ее машиной стоит папина. И они рядом. Всовывая им по стакану кофе в руки, с надеждой смотрю на отца.

Выдержав пауу, он расслабляет плечи.

— Ну хвали меня давай, чего застыла!

— Да?! Ты его вытащил??

— Из СИЗО — да.

— Ура! — хлопаю радостно в ладоши и бросаюсь к отцу на шею. — Ты самый лучший у меня! Ты самый-самый… Ты мой герой!

Тыкаюсь улыбающимися губами в щетину. Груз с души…

Папа бросает самодовольный взгляд маме в глаза.

— Ладно, — улыбается мама, потупляя взгляд. — Мне гостиницу пора искать. Поеду… Яночка ты со мной сегодня?

Дергаюсь к ней. Обнимаю.

— Я очень соскучилась.

— Никаких гостиниц! — напрягается отец.

— Иван… — недовольно.

— Нет, я сказал! У меня личный состав с ног падает. Некого мне к ней прикрутить сегодня.

Недовольно вздыхаем с мамой.

— К нам поехали, — негромко, словно что-то незначительное бросает он.

Но я вижу, как папу колбасит от сказанного.

— Ты же сказал: «Ноги моей не будет»! — ехидничает мама.

Щипаю ее незаметно за бок. Не беси его! Он сегодня добрый…

— Ладно, перестань, Оксана, — на ее имени голос его срывается, и он сбегает в машину.

— Поехали! — уговариваю ее. — Ну, пожалуйста. Там и Миша дома сегодня будет. Когда мы еще всей семьей посидим??

— Ладно… — кусая губу соглашается мама. — Только ради тебя.

«Да, да, да…» — закатываю я глаза. Как дети, честное слово.

— Папа! А куда мне Максу теперь позвонить можно? — сжимаю в кармане его телефон. — Он сейчас где?

— Сапоги примеряет.

— В каком смысле? — застываю я.

— В прямом смысле, Яна. В армии твой Макс.

— Чего?… Па-а-ап?!

Глава 37. Рядовой

В столовой слышен стук ложек о чашки.

— Рядовой Шагалов, — садится напротив меня старшина. — Хавай, давай! Для принцесс у нас отдельно не готовят.

С унынием смотрю на бурду в чашке. С ностальгией вспоминаю нашего повара, столовую «Швейцарии» и любимые ресторанчики. Не могу привыкнуть. Не еда это! Хрень какая-то. Но желудок требовательно урчит. И весы показывают минут семь кг. Еще один килограмм в минус, и я уже не прохожу по весу в это подразделение. Требования тут лютые.

— Жуй, — с угрозой. — У тебя потеря веса. Нахрена мне дрищи во взводе? Тебе через два часа кросс в полном «мундире» бежать.

— Ну как вы это жрете, а? — бросаю ложку в чашку. — Ни суп, ни каша. Что это?!

— Это, рядовой Шагалов… — поднимает взгляд на меню, висящее за моей спиной. — Рассольник.

— Нет! Рассольник — это суп. А это картофельно-перловая каша с куском огурца! Огурца свежего! И мерзкой расплывшейся луковицей. Недосоленная… Воняет салом каким-то.

— Все едят, ты чо, особенный?

— Можно впороть повару? Тогда сьем.

— А будешь умничать, пойдешь в наряд. Хочешь в наряд, Шагалов? На кухню. Картошку для каши чистить? Там и повару впорешь.

— Нет.

— Глотай тогда! Я тебе чего — нянька, что ли? Сейчас добавку принесу, будешь выделываться.

Стараясь не нюхать, ем бурду. Глотаю, почти не жуя. Перловка какая-то слизкая… Фу. Смотрю не в чашку, а в глаза старшине. И уговариваю себя, что у нас тут с едой печалька, а на зоне вообще — прискорбка!

Надо как-то привыкать.

Как только он уходит за свой стол, с отвращением отодвигаю чашку. На второе — гречка. Угадывается только по цвету. Консистенция ближе к супу. Съедаю из нее кусок тушенки.

Перловка, гречка, картошка, пшенка, капуста!.. Жесть! Прекрасен только хлеб с маслом. Кисель пить не рискую. На вкус как шампунь.

А снится мне ризотто, бифштекс прожарки медиум и пицца. Но еще, чаще и настырнее, моя Мышка.

Я могу перетерпеть многое. Жрачку вот эту убогую. Казарму. Дистанцию, «голод», отсутствие возможности писать ей… Но терпеть мысль о том, что вокруг нее полно парней, и она может элементарно остыть или увлечься кем-то другим — не могу. На этой мысли, как на источнике кислоты в аккумуляторе, я бегаю кроссы на любую дистанцию. А потом сдыхаю по ночам.

Благо, физуха у нас тут такая, что к ночи ты скорее мертв, чем жив.

— Товарищ старшина, — подхожу перед кроссом к старшему. — Можно позвонить?

— Ты уже позвонил, Шагалов.

— Маме, один раз! — возмущаюсь я.

— А тебе вообще ни разу не позволено, ты в курсе?

— В курсе.

Объект у нас секретный, смартфоны и прочие гаджеты с функцией геолокации запрещены. Официально телефонов в части нет, только дежурные. Неофициально — есть, конечно. Но не у рядовых.

— Но Вы же звоните…

— Я умный, мне по званию положено. А ты еще дурак. Тебе не положено.

— Ну, пожалуйста. Мне девушке надо.

— Всем надо, Шагалов.

— Ну я куплю этот звонок! За любые деньги!

— Давай в строй, а! Нашелся мне здесь, барин.

— Десять штук! — злюсь я. — Вам же не лишние?

— Здорово, мажор, — легкий удар кулаком в плечо.

Голос знакомый…

— Лемешев! — удивленно узнаю Янкиного брата.

— Э.

— Товарищ старший лейтенант, — чуть заметно закатываю глаза.

Мой старшина сваливает. Расслабляюсь.

— Дай Янке позвонить.

— Не могу. Трубку сдал.

— Жаль… — вздыхаю я.

— На словах могу передать.

Отрицательно качаю головой. Идем рядом к плацу.

— Как глаза у нее?

— Хорошо. Минус четыре. Линзы надела.

— Классно. Я все еще ее парень? — вырывается у меня то, что тревожит круглосуточно.

— Скоро спросишь сам, — ухмыляется.

Да уж. Чувствую, до присяги не увижу.

— Марат вас по полосе гоняет сегодня. Давай, в строй.

Больше, чем столовую я ненавижу только местную обувь. Армейские сапоги это вам не Луи Виттон. Мои ноги привыкли совсем к другой обуви. Но ныть нельзя. Все точно в таких же.

Лемешев о чем-то переговариваются с Маратом. Два бугая… Марат — зверь! На спаррингах по рукопашке ломает по-взрослому. Никого не жалеет. Бить кулаками мне еще пару-тройку месяцев нельзя, руки только зажили. Но я извернулся и нокаутировал его неделю назад раунд-киком. За что был «удосужен» рукопожатия.

— Рядовой Шагалов, шаг вперед! — рычит Марат, сложив руки за спиной.

— По распоряжению из штаба сегодня приступаешь к дежурству на объекте.

— Я же присягу не давал, — с сомнением смотрю на них.

— А тебе автомат никто не доверит, рядовой. Тачку помоешь, бойцам ужин принесешь.

На побегушках, значит?

— Ясно…

— Чо?!

— Так точно! Можно вопрос? А что за объект?

— Ты малахольный, что ли, Шагалов? — изображает фейспалм Лемешев.

— Во-первых, — цедит Марат. — После вопроса «а можно вопрос?» младший по званию ждет ответа старшего по званию. Ответ — «нет!». Во-вторых, бойцы спец подразделений точки своего назначения не знают. И должны быть готовы нести службу в любой точке без лишних вопросов. Ясно?

— Так точно, — бубню я, недовольно.

С грустью перевожу взгляд на высокий забор. Поверх «колючка». Где-то там, совсем рядом, военный городок, Янка…

Подразделение рысцой убегает на полосу препятствий. А мне дают другую форму. И берцы! Ну наконец-то… Приличная обувь.

Во мне тут же пробуждается кикерская пружина внутри. И я упруго скачу на месте. Делаю несколько ударов в воздух. Забираю сумки с обедом для бойцов.

Служебный фургон не имеет окон. Но останавливается слишком быстро.

— Приехали! — открывает мне Лемешев.

Вытаскиваю сумки. Не веря своим глазам смотрю на знакомое КПП военного городка.

— Аа…

— Чего встал? Обед стынет. Бойцы голодные, голову тебе откусят.

— Да ладно? — улыбаюсь я, разглядывая издали Янкины окна.

От их вида у меня такая тахикардия, что не могу ровно дышать! Ну… Давай, ты сегодня дома, Мышка!

Отношу сумки. На проходной два бойца. Один внутри. Вот как они на такое еде такими конями вырастают?

Меня тут же напрягают переписывать какие-то журналы с непонятными пометками и обозначениями.

— Что такое Л.И.?

— Не положено знать тебе. Пиши, как видишь…

— Прошлый век. Неужели нельзя в комп вбить?

— Ты дотрындишься сейчас, Шагалов, будешь за семь лет журналы вбивать.

— Оо… — затыкаюсь.

Армия дело такое — инициатива имеет инициатора. Лучше свои креативные идеи не озвучивать.

За окном темнеет. Янкины окна так и не загораются. Я сдуваюсь… Когда еще меня сюда отправят? Может, нарваться на журналы? Буду себе вбивать здесь спокойно, пересечемся с Яной рано или поздно. Главное, чтобы не поздно!

За окном звук подъезжающей тачки. Пишу, поглядывая в окно.

— Полкан приехал, — один из бойцов хватает автомат и выходит наружу.

Полковник заходит, стряхивая с погон снег.

— Здравия желаю…

Мы синхронно вытягиваемся с оставшимся внутри бойцом.

— Как служится, рядовой Шагалов?

— Отлично, товарищ Полковник.

— Чего худой-то такой? — морщась разглядывает меня.

Пожимаю плечами.

— Наберу…

— Ты уж набери. Мать не пугай. Присяга ж скоро.

Дверь открывается.

— Пап, телефон у тебя…

Встречаемся взглядами с Яной.

— …звонит, — шепчет она, прижимая руку к горлу.

Мое сердце подпрыгивает и начинает колотиться как сумасшедшее.

— Пойдем, Ян. Не мешай бойцам службу нести.

Гад!

— Товарищ полковник, — не чувствуя онемевшего лица, решаюсь я. — Можно предложение?

— Уверен? — скептически.

— Да.

— Ну, давай… — с ухмылкой.

— А чего у Вас все журналы рукописные? Давно можно внести их в компьютер и на каждой смене распечатывать… — говорю на автомате, не отводя взгляда от застывшей Мышки.

— Хм. Подумаю над твоим предложением.

Полковник кивает на выход бойцу.

— Две минуты, Ян.

Мы остаемся одни. Срываясь места, слепо впиваемся в губы друг другу. Чувствую вкус ее помады. Мягкость ее губ. Воздуха не хватает. Громко и сорванно дышим. Наши дрожащие пальцы встречаются, переплетаются… Отрываюсь на мгновение, чтобы заглянуть в ее глаза. Красивые! И снова ловлю губы. Две минуты пролетают, как два мгновения и как две вечности — одновременно. Снаружи звук клаксона. Все…

Янка несколько раз отрывисто целует меня, на мгновение впечатывается в ухо губами:

— Люблю…

Сбегает.

Довольный как слон и одуревший от эмоций, стою в коматозе, не соображая вообще ничего.

— Рядовой Шагалов… — угорают вернувшиеся бойцы.

— А?

— Блести скромнее.

Улыбаясь, вытираю губы тыльной стороной ладони. Все в блеске…

— Мда, не рядовой нам попался рядовой, — стебутся они.

Сажусь обратно за комп. Слепо смотрю в экран. Вместо букв и цифр только Янка. Люблю…

Глава 38. Счастье есть!

«Умом Россию не понять» — надпись на заставке бука, на котором я набираю журналы за прошлые года.

Нет, бумажный никуда не делся. Потому как «стратегически важные документы не должны зависеть от таких форс-мажоров, как электричество, исправность техники и наличие принтера». Но и электронный теперь появился, так как «Стратегически важные документы не должны зависеть от таких форс-мажоров, как наводнение и пожар».

Двойная работа. Как-то так…

Здесь я бываю не часто. Прошлый раз мы, к сожалению, не увиделись даже мельком, Янка была в школе. А сегодня тридцать первое… Это Миха с Маратом замутили, чтобы я сегодня сюда попал. И я, слепо глядя в экран, не вижу опять букв. Пишу ахинею, лишь бы стучали клавиши и не докапывался старшина. Стираю и пишу заново.

Ты придешь, Мышка? Я очень жду. Мне уже так тоскливо и тяжело, что нет никаких сил. Загляни на минуточку. Лемешев же сказал тебе, что я здесь. Но она не идет.

— Шагалов, у тебя пальцы не устали печатать? Три часа уже сидишь?

— Неа… Никак нет, товарищ Старшина, — поправляюсь я.

Скажу, что устали, отправит чистить снег.

— А мне кажется устали, смотри сколько снега намело. Прямо намекает…

Поднимаю взгляд на Янины окна. Гирлянды мерцают фиолетовым и сиреневым. Мне кажется, я вижу в окне ее силуэт. А может, это просто неровно висят шторы. Мы очень давно не виделись. Еще дольше не говорили. И я опять загоняюсь. Иногда просто хочется проораться, чтобы избавиться от этой тяжести в груди. Чувства мучительны, когда ты начинаешь сомневаться в ответных.

Ты все еще любишь, Мышка?

— Шлагбаум подними, полкан выезжает.

Нажимаю на тумблер.

— Какой из них? Лемешев? — выглядываю в окошко.

Да, его тачка. Тормозит на проходной. Меня словно магнитом тянет. Накидываю камуфляжную куртку, встаю в дверях.

Полкан и Миха. Оба в костюмах. Поздравляют сержантов.

Из машины выходит Янка. Камень из груди падает вниз живота. Роскошная! В песцовой шубке, на стальных шпильках с меховой опушкой, стройные икры обтянуты мерцающим в свете фонарей капроном. На глазах вызывающие стрелки, губки — сочные вишенки, волосы волнами до пояса.

Красивая очень, взрослая и цивильная в этом прикиде. Вся сверкающая, улыбающаяся, счастливая.

Уезжает куда-то… Праздник у нее. Для кого так нарядилась, Мышка?

Сглатываю ком в горле. Не чувствуя тела, смотрю на нее в прострации. Делаю шаг назад, в тень дверного проема.

Аааа!!!

Сжимаю кулаки.

— Ну все, садитесь, — смотрит на часы полкан. — Опаздываем.

Мое сердце ускоряется, оглушая своим биением. Не смотрит в мою сторону даже!

Так и уедешь, Ян?

— Пап! — слышу ее голос. — Я подарок забыла.

Дальше не могу ничего разобрать, пульс грохочет в ушах. Спорят…

Опустошенно стекаю по косяку на корточки, наблюдая, как полкан и Миха садятся в тачку.

— Ян, служебную возьми, и не задерживайся, давай, — распоряжается Лемешев.

Машина между нами выезжает за шлагбаум, а Мышка остается. Мы встречаемся взглядами. Я нихрена не понимаю… Осталась? Или уедет сейчас?

— Чего сидишь, рядовой, — смотрит в небо старшина. — Проводи девочку. Навернется на своих шпильках, полкан нас на кол натянет.

Подрываюсь мгновенно вверх.

— Можно? — хриплю я.

— Нужно, тормоз, — тихо.

Срываюсь с места.

— Стоять! — дергает за рукав куртки.

— Долго не гуляй. Час у тебя.

— Понял.

Подхожу к Яне… На своих высоченных каблуках она почти с меня ростом. Пахнет так! Мне к ногам осесть ее хочется.

— Привет, Добби… — поднимая лицо, шепчет мне в губы.

— Привет, Мышка… — касаюсь ее губ своими.

Улыбаясь проводит рукой по моим коротко стриженным волосам.

— Холодно?

Одновременно качаю головой и «да» и «нет». Потому что вроде бы должно быть холодно, но я ни черта не чувствую. Берет меня под руку.

— Пойдем.

Мне хочется поднять ее на руки и…зацеловать, залюбить до отключки! Выплеснуть, все, что кипит внутри. Но там за спиной три пары голодных глаз, и питать их своими фантазиями про Мышку, я не готов. И так весь взвод обсуждает! А что обсуждать? Пару раз мельком виделись!

Как только мы оказываемся за дверью их квартиры, укрытые от чужих глаз, я срываюсь, зажимая ее у стены. Руки тонут в меху, губы жадно исследуют ее шею.

— Янка… Красивая моя… — выдыхаю между поцелуями. — Я сдохну от ревности!

Вбиваюсь лбом в стену над ее плечом.

— И от «голода». Пойдем наверх… Пожалуйста… — не соображая шепчу я.

— Какое — «наверх»?! — возмущенно выкручивается она. — Макс!

Хватает за руку, тащит на кухню. Успеваю только скинуть по дороге куртку у арки.

Яна втрамбовывает меня за стол на диван. Скинув шубу, открывает холодильник.

— Ты растаешь скоро! Смотреть больно.

Неправда. Вес начал возвращаться. И еда не кажется уже такой отвратительной, как в начале. Привык, наверное.

Не моргая смотрю на ее тело, обтянутое золотистым коротким платьем.

Рррр….

На стол перемещаются чашка с ветчиной и сыром, пара салатов, еще какая-то еда. И огромный парящий теплом и мясными запахами пирог из духовки.

Я ж не этот голод имел в виду, Мышка!

Но от запахов я превращаюсь в животное. Ну почти… Ее идеальные бесконечные ноги здорово отвлекают! И Янку хочется больше. Но мой желудок готов спорить. Сглатываю слюну.

Ее телефон звонит. Показывает мне — «тихо».

— Пап, я не могу. У меня глаз что-то зудит и отек. Ага… Я лучше закапаю и дома побуду. Мало ли… Ну, не последний новый год, посидите вдвоем с мамой! С наступающим! Маме — привет. Она поймет… Ну что ж теперь?

Сбрасывает вызов.

— Ян…

— Ешь! — настойчиво. — Это курник. Я сама готовила. Для тебя…

— Вау.

Наливает мне чай.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Садится позади меня. Обнимает, прижимается лицом между лопаток.

Для меня…

Ну все, счастье снова есть!

Кусая улыбающиеся губы, грею лапки на чашке чая. Не холодными же ее лапками лапать? А я планирую…

Голода не чувствую. Я просто в своем маленьком раю.

— Спасибо, Мышка.

Целует меня в спину, прямо через ткань. Чувствую, как громко вдыхает мой запах.

— Я очень скучаю… — жалобно бормочет она, прижимаясь ко мне сильнее.

Развернувшись, обнимаю ее в ответ.

Мы что-то невнятное мурлычем друг другу в губы, жалуясь на то, как тяжело быть так далеко друг от друга. Целуемся… Обнявшись, падаем на диван. Зависнув руками в воздухе как на клавишах играем на пальцах друг друга и рисуем что-то на ладонях. Лапки сегодня не наглеют, вот то что происходит сейчас — дороже.

Так много хочется сказать, но на все это нет времени и мы молчим, иногда встречаясь губами. Нам так тепло и сладко в объятиях, так кайфово. Моя ревность, тоска растворяются, сменяясь эйфорией и расслабленностью.

Нас вырубает!

Просыпаюсь я от едва уловимого скрипа колес по снегу за окном.

— Ян! — подпрыгивают панически мои внутренности.

Вот это залет! Сколько я здесь?!

Подскакиваем на ноги. Входная дверь хлопает.

— Капец… — шипит она, зажмуриваясь.

Подхватив куртку, встаю у стены возле арки, ведущей на кухню.

— Тсс… — прижимает палец к губам Мышка.

Надо мной выключатель. Но вырубить свет я не рискую. Уже поздно. С улицы было видно, что горит. Слышим тихие голоса. Женский:

— Вань, да спит она наверное уже… Поеду я.

— Мама! — беззвучно двигаются губы замершей посреди кухни Янки.

— Ну, куда ты поедешь? — голос полкана. — Останься. С утра поздравишь дочь.

— Да, нет, — с сомнением. — Не люблю одолжений. Подарок на кухне оставлю и… такси мне вызови.

— Служебную возьмешь, — хрипло и потухшим голосом. — Причем здесь одолжения, Оксан? Я приглашаю тебя.

— В дом из которого выставил? — обиженно и с вызовом.

— Это неправда. Ты сама ушла…

— Ладно, Вань. Вызови служебную.

Янкина мама заходит на кухню. Вздрогнув, замечает Яну. Пространство словно застывает.

Янка умоляюще складывает руки и сводит брови домиком, стреляет взглядом на меня. Мама оборачивается, замечает. Открывает шокированно рот.

— Здравствуйте, — беззвучно шепчу я, разводя покаянно руками.

— Оксана?

— Вань! — вылетает из кухни ему навстречу. — А у тебя есть шампанское?

— В холодильнике… — растерянно.

— А что-нибудь покрепче? — нервно и весело.

— В баре.

— В баре? — их голоса отдаляются. — Отлично…

Мы шумно выдыхаем.

— Мама — супер! — шепчу Янке я.

— Я знаю! — гордо.

Быстро собирает мне в спортивную сумку еду, напитки.

— Яночка, зачем??

— Да ты что? Тебя ж сержанты живьем съедят! Новый год, а ты без плюшек вернулся… — шепчет она. — Здесь так нельзя! Больше не отпустят!

Тихо крадемся в прихожую. Из гостиной негромкий говор полкана и мурлыкания Янкиной мамы. Мы тихо прыскаем смехом. Женщины коварны!

Получаю несколько горячих поцелуев, сумку с ништяками и заряд любви на новый год! Счастье есть!

Эпилог

Фланкировать шашками на территории школы мне запретили. Категорически. Еще пару лет назад здесь был фехтовальный клуб, но после парочки дуэлей, на которые сорвались буйные старшеклассники колющие и режущие предметы, даже бутафорские, запретили настрого.

Но мне разрешили тренироваться с нагайкой. Кнут — это тоже моя любовь!

Придавая ей ускорение, перехватываю за спиной, как нун-чаки и снова отправляю в захлест. Это как медитация. Закрываешь глаза, концентрируешься, и тело само работает по отточенным алгоритмам.

Захлест, перехват, эллипс. Захлест, перехват, эллипс, восьмерка.

Я часто тренируюсь на спортивной площадке. Здесь как будто всегда для меня присутствует Макс. Друзья на турничках смеются и болтают. Парни подстебывая друг друга избивают «Тоху» — напольную грушу.

Настоящий Антон в школу больше не вернулся. В ходе разбирательства, всплыло еще несколько гадких эпизодов с девочками, и администрация его тихо слила. Марика забрала документы сама. И теперь счастлива замужем. Каждому свое счастье!

Ребята стебутся, смеются, дерутся в шутку. И мне кажется, что Макс среди них. Это уютно…

— Дагер, ну что ты как девочка, бьешь, а? — подзуживает Рафаэля Сэм.

Ревнует к нему до сих пор Асю.

— Ну, иди сюда, я тебя разок приласкаю, тогда! — выбивает Раф двоечку в голову «Тохе».

— Ты лучше расскажи, кто тебя на выхах приласкал так, м?

На скуле у Рафаэля роскошная фиолетовая ссадина.

— Да так… Звезда одна осветила путь.

— Девчонка, что ли? — хихикает Рита. — Зачет!

Ухмыляясь, Рафаэль бросает на нее веселый взгляд.

— Злопамятная ты, Ритка! Мне вообще везет на неадекватных. Только Асенька — прелесть.

Агния отрывает от книги глаза, тревожно переводя взгляд с Сэма на Рафаэля и обратно.

— Дагер, иди сюда, а? — швыряет в него беспалыми перчатками Семен.

Смеясь, Раф уворачивается, и ловит перчатки.

— Сема, не ведись! — улыбаюсь я. — Он тебя дразнит.

— Решетов, ну чего ты такой скучный, а? — закатывает глаза Раф, кидая в Сэма обратно перчатками. — Тебе Бог для чего язык дал? Ищи аргументы!

Сэм, наклоняется и впивается в губы Агнии.

— Мне — для этого. А ты ищи свои аргументы!

— Ну все, не ссорьтесь! — одергивает их Ася и снова погружается в чтение.

— Ладно, Решетов, не ревнуй. Я не претендую.

— Да ну!

— Скажем так: я уважаю чужие капиталы. Ты вложил больше, чем я.

— Как посчитал? — улыбается Кислицын.

— Он пошел ва-банк. А я — нет: плохие мальчики не влюбляются. Все честно!

— Ой, Раф… Раф… Встрянешь ты когда-нибудь по самые свои еврейские высокомерные ушки! — фыркаю я.

— Не-е-е… Это не моя история.

— Где-то я это уже слышал! — подмигивает Сэму Кислицын.

Апрельское солнце слепит глаза. Я снова закрываю их. Захлест, перехват, эллипс, восьмерка… Ускоряю вращение. Нагайка со свистом сечет воздух.

— Ян, фильм пойдешь смотреть?

— Позже. Возьмите мне колу с поп-корном, пожалуйста.

Они уходят, я остаюсь. Одной мне здесь тоже нравится.

Скоро выпускные экзамены. Еще месяц потерпеть, и Макс вернется. Ненадолго, но все же. А потом еще немного потерпеть и уже вернется насовсем.

Плечи и запястья устают, я завершаю фланкировку, со всей силы рассекая перед собой пространство. Кайфую от этого звука — свист от нагайки. Сзади звук аплодисментов. Разворачиваюсь.

Я знаю этого парня. Из класса Дагера. Паша… Иногда я ловлю его заинтересованные взгляды.

— Опасная девочка, — подмигивает он.

Засовывает руки в карманы джинсов, улыбаясь, делает ко мне не спеша несколько шагов.

— Не скучаешь?

— К чему вопрос? — дергаю подозрительно бровью.

Публика здесь разная, я еще не знаю всех, но общую атмосферу словила. И Паша не фей-кресный. Просто так беседу поддерживать не станет. Вполне себе высокомерная и нахальная задница.

Он приближается, мне хочется рефлекторно отступить. Но с чего вдруг?!

Вытягиваю вперед руку со сложенной петлей нагайкой, не позволяя подойти ближе.

— Чего хотел, Паш?

— Вот так хотел сделать…

Протягивает мне что-то типа маленькой открытки с щедро выдавленной позолотой. Открываю. Приглашение на какую-то тусовку. В очень крутое место.

— Будет хорошо. Обещаю баловать.

Поднимаю на него взгляд.

— Придешь? — игриво облизывая меня взглядом.

И только собираюсь протянуть ему обратно приглашение… как его вырывают из моих рук!

Паша делает шаг назад. Я возмущенно разворачиваюсь. И, задохнувшись от неожиданности, бросаюсь на шею к моему Добби!

— Макс!

Вдыхаю его запах, он пахнет подаренным мной парфюмом и… мужчиной! Голова моя кружится, мурашки пляшут свои гипнотические танцы по коже. Улыбаясь целую в шею. Мой!

Каменный. Никакой реакции. Отстраняюсь.

Сжимая в пальцах приглашение, свирепо смотрит в глаза Паше.

— Шагалов, ты же в армии! — обескураженно морщится тот.

— А я вернулся, — низко рычит Добби.

На моем загривке волосы становятся дыбом от его подачи.

Капец! Ревнивец.

Вытягиваю из пальцев открытку. Возвращаю Паше.

— Ты извини… — пожимаю плечами. — Есть кому баловать.

Вжимаюсь спиной в Макса, обнимая себя его руками. Паша, наконец-то, сваливает, оставляя нас двоих. Я чувствую, как бьется сердце моего Добби даже через одежду. Разворачивает меня, заглядывая в глаза, что-то сканирует там своим рентгеном.

Пусть сканирует, в них нет никого, кроме него. И я нетерпеливо кусаю губы, улыбаясь от порхающих чувств. Не выдерживая, снова прижимаюсь к нему. Расслабляется.

— Мышка, я тебе ушки отгрызу, — вцепляется зубами в кромку.

Пища от острых ощущений выкручиваюсь. Ловлю его за шею нагайкой, тяну к себе. Мне кажется стал еще выше и раздался в плечах.

— Иди ко мне! — подхватывает меня под бедра.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Отталкиваясь от земли, запрыгиваю, обвивая его ногами за талию.

Смотрю теперь сверху вниз. Мои волосы закрывают нас пеленой. Целую в нос.

— Надолго?

— Увал на неделю. Сдать предварительные тесты перед экзаменами.

— Ура!!!

Сдергиваю с него капюшон, веду ладонью по короткой стрижке. Ежик приятно щекочет ладонь. Как у папы…

— Албанцева! Шагалов! — шокированный голос вездесущей Аллы.

Поспешно спрыгиваю с Макса.

— Это что сейчас было?!

— Поддержка, Алла! — прячет меня за спину Макс. — Мы репетируем танец.

— Какой танец? — растерянно.

— Эм…

— На свадьбу родителей, — выглядываю я из-за его плеча. — У моих свадьба.

— Так… — недовольно прищуривается Алла. — Репетиции — в танцевальном классе.

— Так точно! — невозмутимо чеканит Макс.

Бросив на нас еще один строгий взгляд, Алла отвлекается на кого-то еще.

— Поехали! — тянет меня за руку Макс. — Мои твоих на ужин пригласили.

— Рюкзак захвати мой, пожалуйста.

Поднимает с земли.

— Рюкзак захвачен, мой генерал! — бодро.

— Дурак… — хохочу я.

Проходим мимо кинозала.

— А ребята? Даже не заглянешь? Они же все тебя ждут.

— Да виделись мы только что! С нашими мы на ночь где-нибудь затусим. Я еще вчера договорился.

И не сказали ведь ничего!

— Конспираторы…

— Сюрприз! — обнимая за плечи, вдыхает запах моих волос.

Охране родители уже отзвонились, поэтому нас отпускают без проблем.

У шлагбаума мерс представительского класса. Макс открывает мне переднюю дверь.

— Вэлком.

— Ого…

— Наша с тобой новая подружка.

— Ты же спортивную хотел!

— На спортивной несерьезно такую девочку возить.

— Да ладно! — смеюсь я.

Закатывает глаза, выключая пафос.

— Ой, все! Полкан будет параноить, что я гоняю, и не отпустит тебя со мной. Поэтому… Бизнес-класс, детка!

— Вау… — глажу я отполированную панель. — Да, ты крутой парень!

— Надо соответствовать.

Хочется касаться, трогать друг друга. Мы так давно уже вместе, но так редко бываем наедине, что голод по прикосновениям сводит с ума. Я сжимаю его бедро, вспоминая, как он похитил меня из школы. Изменился… Очень изменился. Повзрослел. Стал сдержаннее, глубже, сильнее, серьезнее. И если раньше я чувствовала его мальчишкой, а себя старше, за эти последние месяцы все ровно наоборот. Его чувствую мужчиной, себя девчонкой.

Сжимает мою руку на своем бедре. Пальцы сплетаются.

И вспоминается почему-то мне кадр из детства. Также сплетенные руки мамы и папы. И как она подносит этот замок к губам и целует его в костяшки пальцев. Мне тоже хочется сделать это. Неудержимо. И я делаю. Он закрывает на мгновение глаза. Мне кажется, мы становимся еще ближе и прорастаем друг в друга глубже.

Торопимся. Родители уже несколько раз позвонили. Но на каждом светофоре, как голодные котята вцепляемся, друг в друга с поцелуями. Впереди семейный ужин и папа будет рычать за обнимашки.

На крыльце возле дома — мой папа, Миша и папа Макса.

Две тачки стоят близко. Но Макс, закусив губу медленно заезжает между ними. До бортов сантиметры.

— Ты что делаешь?! — округляю я в ужасе глаза.

Зажмуриваюсь. Папа его убьет!

— Полкан сказал, что я хреново паркуюсь.

Валерий Андреевич машет ему руками «стоп», отец морщась от предвкушения травм его тачки, обессиленно сжимает кулаки. Миша изображает выразительный фейспалм.

Боковые зеркала жужжат, складываясь, чтобы не снести зеркала на машинах отцов.

— Добби! — вжимаюсь спиной в кресло. — Тебе конец…

Что я там говорила про «серьезней»? Вычеркиваем! Такой же балбес!

Но мы проезжаем дальше. Нос машины высовывается вперед на полкорпуса, между двух машин. И несколько сантиметров не доезжает до брючин отца.

Мне хочется сделать фей-спалм, фейс-стол, фейс-стена и фейс-асфальт.

Выходим.

— Нормально я паркуюсь, товарищ полковник! Аккур-р-ратненько, — дергает бровями с вызовом Макс.

— Не понял, чо за намеки, рядовой?! — свирепеет папа бросая на меня взгляд.

— Вообще ничего в виду не имел, товарищ полковник! — наивно хлопает ресницами Макс. — И… «сержант» я.

— Иди уже… «сержант»! Дорогу знаешь.

Утаскиваю его подальше, от отца к мамам. Ловит меня за талию в прихожей.

— Мышка… — чувствую, как трясутся его пальцы.

— Ну все выдыхай, он долго не рычит.

— Да знаю, — отмахивается. — Я… Ты же моя?

Подняв мое лицо гладит подбородок. Киваю.

— Со мной?

Киваю. Не представляю свою жизнь без него. Он так прочно уже вошел в нее, что не вырвешь даже с мясом.

— Ну, пойдем, тогда, — подрагивают его губы в нервной улыбке.

Проходя мимо своей мамы, делает глоток из ее бокала.

— Сок это! — отбирает у него она обратно. — Контроллер…

Моя смеется.

— У меня тоже сок, Максимка, — взмахивает ему бокалом.

Присаживаемся за стол. Скоро присоединяются мужчины. Обстановка разряжается, все мило беседуют.

— Куда поступать-то хотите? — спрашивает нас Валерий Андреевич.

— Да, я хотел как раз обсудить.

Макс достает из внутреннего кармана рекламный буклет.

— Сюда.

Сжимает мою руку под столом. И тяжело сглатывает.

— Нет, — качает головой отец, разглядывая буклет. — Далеко. Не отпущу.

— Да, папа! — раздражаюсь я.

— Что — папа? — поджимает губы. — У меня единственный ребенок.

— Ну, положим, уже не единственный… — вытягивает мама из его рук буклет. — Хороший вуз!

— Чего? — падает папина челюсть.

— Вау! — переглядываемся за столом, пока ошарашенный папа прокашливаясь стягивает узел галстука ниже.

Все поздравляют их. И пока папа еще не отошел, Макс продолжает про наше поступление:

— Если Вы за безопасность беспокоитесь, то… Я всегда буду рядом. Да и Яна фамилию поменяет.

Ставит передо мной ювелирную коробочку для кольца.

— Да? — ловит мой взгляд, кровь отливает от его лица.

И от моего, судя по онемению — тоже. Все замолкают.

— Ян?..

Щелкает кнопкой, достает колечко.

— Выйдешь за меня?

Мамочка…

За столом все начинают говорить одновременно, эмоционально, бурно. Отец бурчит — рано. Мама напоминает ему, что сама вышла за него в семнадцать. Мама Макса плачет, обмахивая лицо руками. Валерий Андреевич — залпом выпивает свой бокал.

Говорят, говорят, говорят… Я перестаю слышать их. Протягиваю трясущуюся руку, Макс надевает мне кольцо. И, забив на всех, мы целуемся! Нахально и официально теперь. Да!

Миша поднимает примиряющий тост.

— И в вашем полку прибыло и в нашем!