К оружию! К оружию! бесплатное чтение

Терри Пратчетт
К оружию! К оружию!

Капрал Моркоу из Городской Стражи Анк-Морпорка (Ночная Смена) сел в ночной рубашке за стол, взял карандаш, послюнил грифель и начал писать:

«Дорогие мам и пап!

Пишу вам, патаму што случилось Событие, удостоенное Внимания – меня произвели в Капралы!!! Это значит Пять Долларов + к жалованию, а кроме таво, мне выдали кожанный колет с целыми двумя нашивками. И новый значок! Это Агромная ответственность!!! А все патаму, што у нас новые рекруты, патаму што патриций, который, как я уже ранее отписывался, является правителем города, недавно сказал, што Городская Стража должна отражать нашу Этнику, нечево накладывать грим на язвы…»

Моркоу задумался на минуту, наблюдая сквозь пыльное окошко спальни за лучами закатного солнца, что неторопливо скользили по речной глади. После чего снова склонился над листом бумаги.

«…Я не савсем До Конца ево понимаю, но думаю, это как-то завязано с Косметической Фабрикой Башнелома Громодава, да и язвов у нас нет, мы все чистые. А еще капитан Ваймс, о котором я вам часто отписывался, уходит ис Стражи, чтоб женится и Стать Изысканым Господином, и мы желаем ему только хорошего, он научил меня Всему, Што Я Знаю, не считая тово, чему я научился сам. Мы сбросились в складчину, штобы устроить ему Подарок-Сюприз, и, верно, купим ему адни из этих новых, недемонических часов, а еще сделаем на крышке надпись: «Часы От Старых Друзей На Часах» – это завется каламбур или Игра в Слова. Не знаю, кто станет новым капитаном, сержант Колон абещал подать в отставку, если назначат его, што же касается капрала Шноббса…»

Моркоу снова уставился в окно и честно попытался припомнить хоть что-нибудь положительное о капрале Шноббсе.

«…То он, как говорится, на своем Месте, а я в Городской Страже всего ничего. Астается только ждать…»

Как это часто бывает, все началось со смерти. И с похорон, состоявшихся ранним весенним утром, когда туман над землей был настолько густым, что водопадом сливался в могилу, поэтому гроб опускали в плотное, клубящееся облако.

Удобно устроившись на земляном холмике неподалеку, за происходящим безучастно наблюдала маленькая, пыльного цвета дворняга, воплощение всех известных и неизвестных собачьих болезней.

Многочисленные родственницы плакали. Лишь Эдуард, дон Муэрто, не плакал, и на то были три причины. Во-первых, он был старшим сыном – тридцать седьмым доном Муэрто, а благородным донам Муэрто не подобает лить слезы. Кроме того, в его кармане лежал новенький, еще пахнущий краской диплом, свидетельствующий о том, что Эдуард является наемным убийцей, а наемные убийцы не плачут при виде смерти. И в-третьих… Эдуард пребывал не в лучшем расположении духа. На самом деле он был в ярости.

В ярости от того, что вынужден был влезть в долги, чтобы устроить эти более чем скромные похороны. В ярости на погоду, на это кладбище, где обычно хоронили простолюдинов, на то, что слышный здесь городской шум ничуть не изменился, люди продолжали жить как жили. В ярости на историю. Так не должно было случиться.

Это несправедливо…

Он кинул взгляд в сторону нависшей над рекой громады дворца, и гнев его сфокусировался, превратившись в линзу.

Эдуарда послали в школу наемных убийц – единственная возможная карьера для людей, чье социальное положение много выше их умственного развития. Вот если бы его обучили на шута, он придумал бы сатиру и стал распространять о патриции опасные шутки. А если бы его обучили на вора^[1], он бы пробрался во дворец и украл у патриция что-нибудь очень ценное.

Тем не менее… его послали в школу наемных убийц.

В тот день он распродал все, что осталось от наследства донов Муэрто, и вернулся в Гильдию Убийц.

На курсы усовершенствования.

По их окончании Эдуард получил отличные оценки, что случилось впервые за всю историю Гильдии. Даже коллеги старались обходить Эдуарда стороной, а его наставники поговаривали, мол, за этим парнем нужен глаз да глаз – в смысле, что одним глазом не обойдешься, его легко можно лишиться…

На кладбище одинокий могильщик тихо-мирно засыпал яму, которая стала последним пристанищем старшего дона Муэрто, как вдруг почувствовал некое подобие мыслей в своей голове.

И вот какими они были:

«Гм, как насчет косточки? Ой, о чем это я, в таком-то месте… В общем, забудь. Но у тебя ведь есть бутерброды с говядиной в этой, как ее, коробке для завтраков? Почему бы не поделиться бутербродиком с такой славной собачкой, а?»

Могильщик оперся на лопату и оглянулся.

Пыльного цвета дворняга не сводила с него глаз.

– Гав? – осведомилась она.

Эдуарду потребовались пять месяцев на поиски того, что он искал. Поиски эти изрядно осложнялись тем, что он сам не знал, что именно ищет, и мог узнать это, только когда найдет. Эдуард истово верил в Судьбу – обычная история с такими типами, как он.

Библиотека Гильдии была одной из самых больших в городе. А в определенных областях знаний она была самой большой. Области эти в основном касались недолговечности человеческой жизни и способов, эту самую недолговечность обеспечивающих.

Эдуард проводил здесь уйму времени, сидя на верхней ступеньке стремянки и окутанный клубами библиотечной пыли.

Он изучил все известные труды по оружию. Он не знал, что именно ищет, и нашел искомое на полях в остальном очень скучного и не отличающегося точностью трактата, описывающего баллистические свойства арбалетов. Пометки он аккуратно переписал.

Не меньше времени Эдуард посвятил изучению книг по истории. Гильдия Наемных Убийц объединяла людей точных, а такие люди всегда относятся к историческим трудам как к своего рода журналам учета. Книг в библиотеке Гильдии было очень много, была тут и портретная галерея королей и королев^[2], аристократические лица которых Эдуард изучил лучше, чем свое собственное. Он даже обедал в библиотеке.

Потом люди скажут, дескать, Эдуард попал под дурное влияние. Но тайна истории Эдуарда, дона Муэрто, заключалась в том, что никто на него не влиял – если не считать портретов давно почивших правителей Анк-Морпорка. Он просто попал под влияние самого себя.

Тут требуется некоторое объяснение. Все дело в том, что отдельно взятый индивид по природе своей не является полноценным членом человеческой расы, разве что в сугубо биологическом смысле. Людям необходимо броуновское движение общества – оно кидает нас из стороны в сторону и тем самым постоянно напоминает нам, что мы… э-э… по-прежнему человеки. Тогда как Эдуард устремился по спирали вглубь себя.

И не то чтобы он сам хотел этого. Эдуард всего-навсего отступал на более защищенные рубежи обороны, то есть в свое прошлое, а потом… Потом случилось нечто, перевернувшее все существование Эдуарда. Так меняется мировоззрение какого-нибудь студента, изучающего древних рептилий, когда в собственном аквариуме с золотыми рыбками он вдруг находит самого настоящего плезиозавра.

Однажды после очередных суток, проведенных в обществе героев давно минувших дней, Эдуард вышел на солнечный свет, прищурился с непривычки – и увидел проходящее мимо прошлое. Прошлое вертело головой по сторонам и приветливо кивало людям.

– Эй! Т-ты кто такой? – не сдержавшись, заорал он.

– Капрал Моркоу, сэр, – ответило прошлое. – Ночная Стража. Господин Муэрто, если не ошибаюсь? Чем могу помочь?

– Что? Нет! Нет. Иди, куда шел!

Прошлое кивнуло, улыбнулось и зашагало дальше, в будущее.

Моркоу оторвал взгляд от стены.

«Я патратил три доллара на иконограф. Это такая штука с маленьким демоном внутри, каторый рисует картинки. Паследний Вопль Моды. Засылаю вам картинки маей комнаты и друзей по Страже. Шнобби – этот тот, у которого одна рука забавно согнута в локте, он может показаться Неотесанным Мужланом, но в самом деле сердце у него Злотое».

Он снова прервался. Моркоу писал домой не реже раза в неделю – так заведено среди гномов. Моркоу был под два метра ростом, но сначала его растили как гнома и только потом как человека. Литературное творчество давалось новоиспеченному капралу с большим трудом, однако он не отступал.

«Пагода, – выводил он медленно и старательно, – прадалжает быть Очень Гарячей…»

Эдуард не поверил собственным глазам. Он пролистал все свои записи. Потом пролистал их еще раз. Он задавал вопросы и получал ответы – потому что вопросы были достаточно безобидными. И наконец, он провел отпуск в Овцепикских горах. Осторожные расспросы привели его к рудникам гномов, что у Медной горы, а оттуда – к ничем не примечательной поляне в буковом лесу, на которой после нескольких минут раскопок он обнаружил древесный уголь.

Эдуард провел на поляне весь день. А когда на закате он закончил, тщательно прикрыв следы своих раскопок перегноем, от его сомнений не осталось и следа.

Анк-Морпорк снова обрел короля.

И это было правильно. И судьбе было угодно, чтобы Эдуард понял это как раз тогда, когда у него появился План. И это было правильно, что судьбе было так угодно – город будет спасен от своего постыдного настоящего своим же славным прошлым. У Эдуарда были средства и была цель. И так далее… Эдуарда частенько посещали подобные мысли.

Он умел думать курсивом. За такими типами действительно нужен глаз да глаз.

А то и глаз, да глаз, да глаз.

«Меня очень Заинтиресовало ваше письмо о том, что какие-то люди прихадили и распрашивали обо мне. Просто Пааразительно. Я в Анк-Морпорке чуть ли не Пять Минут и уже Аславлен.

С радостью узнал о аткрытии Шахты номер 7. Не могу Не Сказать о том, што тоскую по Добрым Старым Временам, хотя и вполне щаслив здесь, на своем нынешнем месте. Иногда, по Выходным, я спускаюсь в подвал и что было сил бью себя по голове топорищем, хотя это конешно Не Адно И То Же.

Надеюсь, мое заслание застанет вас в Добром Здравии. С совершенейшим пачтением,

ваш любящий (приемный) сын

Моркоу».

Капрал аккуратно свернул письмо, вложил в него иконографии, капнул воска, запечатал большим пальцем и убрал в карман. Гномья почта славилась своей надежностью. Все больше и больше гномов из Овцепикских гор приезжали работать в город, и многие из них, будучи по-гномьи бережливыми, посылали часть своих заработков домой. О да, на гномью почту можно было положиться, поскольку она надежно охранялась. Гномы весьма неохотно расстаются с золотом, так что любому разбойнику, который посмеет выставить гному требование «Кошелек или жизнь!», следует захватить с собой складной стульчик, обед и книгу для чтения, чтобы скоротать время до окончания споров.

Потом Моркоу умылся, облачился в кожаную рубаху, штаны и кольчугу, застегнул нагрудник, сунул под мышку шлем и бодро вышел навстречу тому, что уготовило ему будущее.

Другая комната, совсем в другом месте.

Убогая, с осыпающимися стенами и потолком, провисшим, как кровать толстяка.

Мебель, заполняющая комнатушку, была добротной, старинной, но тут она казалась какой-то чужеродной. Такая мебель чаще встречается в гулких залах с высокими потолками, а здесь ей было тесно. Дубовые стулья с высокими спинками. Длинные буфеты. Несколько комплектов рыцарских доспехов. Полудюжине людей, сидевших за огромным столом, явно не хватало места. Собственно, места не хватало даже самому столу.

Где-то в темноте тикали часы.

Тяжелые бархатные шторы были плотно задернуты, хотя солнечный свет еще не покинул небо Плоского мира. От жара уходящего дня и копоти свечей, горящих в «волшебном фонаре», воздух был спертым.

В таинственном полумраке ярко светился огромный экран, демонстрирующий правильный профиль капрала Моркоу Железобетонссона.

Немногочисленные, но весьма избранные зрители смотрели на экран с несколько озадаченным выражением на лицах – как будто вас пригласили в гости, все сначала было так мило, а потом вы вдруг обнаружили, что колода хозяина явно крапленая, но и уходить слишком рано вроде бы неприлично, поскольку вас угостили вкусным обедом…

– Ну и что? – удивился один из зрителей. – Кажется, я встречал его в городе. Эдуард, он всего-навсего стражник.

– Конечно, и это самое главное. Скромное положение в обществе. Полное соответствие классической м-модели. – Эдуард Муэрто подал знак. Новая стеклянная пластина со щелчком сменила предыдущее изображение. – Тогда как вот этот портрет писали уже не с натуры. Король П-па-рагор. Скопирован с одной старинной картины. А это – щелк! – король Велтрик III. Тоже копия с картины. А вот королева Альгвинна IV… обратите внимание на линию подбородка. Далее – щелк! – семипенсовая монета времен царствования Вебблторпа Бессознательного, снова обращаю ваше внимание на детали подбородка и общее строение костей черепа, так, а тут у нас – щелк! – …перевернутое изображение вазы с цветами. Если не ошибаюсь, это дельфинки. Откуда здесь дельфинки?

– Э-э, прошу прощения, господин Эдуард, у меня оставалась пара-другая пластин, а демоны еще не устали, вот я и…

– Дальше, пожалуйста. Потом можешь идти.

– Слушаюсь, господин Эдуард.

– К д-дежурному палачу.

– Слушаюсь, господин Эдуард.

Щелк!

– А это достаточно неплохое – молодец, Бленкин – изображение бюста королевы Коанны.

– Спасибо, господин Эдуард.

– Однако, как мне кажется, ее лицо больше похоже на лицо капрала. Что ж, доказательств достаточно. Бленкин, ты нам больше не нужен, иди.

– Слушаюсь, господин Эдуард.

– П-полагаю, придется расстаться с частью уха.

– Слушаюсь, господин Эдуард.

Слуга почтительно закрыл за собой дверь и, печально качая головой, спустился в кухню. Вот уже многие годы доны Муэрто не могли позволить себе содержать семейного палача. Однако молодой дон отдал приказ, стало быть, ничего не остается, кроме как прибегнуть к обычному кухонному ножу.

Гости ждали, что хозяин заговорит первым, но он, казалось, погрузился в собственные мысли. Впрочем, причина его молчания могла быть совершенно иной – в возбужденном состоянии Эдуард страдал не столько от дефектов речи, сколько от неуместных пауз, словно бы мозг временно выключал рот.

– Ну, – не выдержал наконец один из зрителей, – и к чему все это?

– Вы заметили сходство? Разве оно не оч-чевидно?

– Э-э…

Эдуард Муэрто придвинул к себе кожаную сумку и начал развязывать ремни.

– М-мальчик был усыновлен гномами. Младенцем они нашли его в лесу, в Овцепикских горах. Среди горящих п-повозок, трупов и всего прочего. Очевидно, на п-путников напали разбойники. В обломках одной телеги гномы откопали меч. Сейчас он у него. Очень старый меч. И крайне острый.

– Ну и что? В мире полным-полно старых мечей. И точильных камней.

– Этот был надежно спрятан – в одной из повозок, но она разбилась о дерево. Странно, не правда ли? Умнее было бы держать меч под рукой, готовым к применению. Ведь люди ехали п-по лесам, славящимся своими разбойниками. Как бы то ни было, п-потом мальчик вырос, и… судьба распорядилась так, что он с мечом оказался в Анк-Морпорке, где и служит сейчас в Ночной Страже. Я и с-сам с-сначала не п-поверил!

– Но еще это не значит, что…

Эдуард резко вскинул руку, после чего достал из сумки сверток.

– В-видите ли, я осторожно навел справки, и мне удалось отыскать место нападения. Тщательно исследовав землю, я нашел там старые г-гвозди, несколько медных монет, угли… и в-вот это.

Все дружно склонились над столом.

– Похоже на перстень.

– Да, поверхность немного п-потускнела, в противном случае его бы обязательно кто-нибудь з-заметил. Наверное, он тоже был спрятан где-то в повозке. Я отчистил ч-часть перстня. Надпись можно прочитать. Вот ил-люстрированная опись королевских ювелирных украшений за 907 год, который приходится на период царствования короля Тиррила. П-позволю себе обратить ваше внимание на обручальное кольцо в нижнем левом углу страницы. Как видите, художник, к счастью для нас, изобразил надпись…

Несколько минут все рассматривали картинку. Собравшиеся здесь отличались врожденной подозрительностью. Они были потомками людей, которые выжили именно благодаря абсолютной подозрительности и полной паранойе.

Потому что они были аристократами. Каждый из них знал, как звали его или ее пра-пра-прадедушку и от какой именно болезни он умер.

Только что они съели не слишком вкусное угощение, которое, правда, включало в себя старинные, заслуживающие самого пристального внимания вина, но пришли они сюда только потому, что хорошо знали отца Эдуарда; кроме того, Муэрто были старинным родом, пусть и оказавшимся в стесненных обстоятельствах.

– Итак, – гордо объявил Эдуард, – доказательства неоспоримы. Теперь у нас есть король!

Зрители упорно избегали смотреть друг другу в глаза.

– Я полагал, – продолжил Эдуард, – вы будете д-довольны.

В итоге общее мнение высказал лорд Ржав. Во взгляде его аристократически-голубых глаз не было и намека на жалость, поскольку она не являлась важнейшей для выживания чертой характера. Впрочем, иногда можно позволить себе немножечко доброты…

– Эдуард, – успокаивающе промолвил он, – последний король Анк-Морпорка умер много веков назад.

– Был к-казнен изменниками!

– И пусть даже вдруг объявится его потомок… Ты не боишься, что по прошествии стольких лет королевская кровь окажется, э-э, несколько жидковатой?

– Королевская к-кровь не может быть жидковатой!

«Ага… – подумал лорд Ржав. – Значит, вот мы какие. Похоже, молодой Эдуард искренне полагает, что прикосновение королевского перста способно исцелить от золотухи, словно бы королевская кровь является неким эквивалентом серной мази. И, даже встав перед перспективой утопить Анк-Морпорк в море крови, Эдуард переплывет это море, лишь бы усадить на трон законного короля, ибо нет поступка слишком подлого, когда речь идет о защите короны. О да, истинный романтик…»

А вот лорд Ржав романтиком не был. Ржавы неплохо приспособились к жизни в постмонархическом Анк-Морпорке, покупая и продавая, сдавая в аренду и налаживая связи, – в общем, занимаясь тем, чем обычно занимаются все аристократы, то есть держат нос по ветру и выживают.

– Возможно, – произнес он ласковым голосом, которым обычно уговаривают человека отойти от края пропасти, – но мы должны задать себе резонный вопрос: а нужен ли Анк-Морпорку король? Сейчас, в наши дни?

Эдуард воззрился на него как на сумасшедшего.

– Нужен ли?! – завопил он. – Нужен ли?! Наш славный город чахнет под пятой тирана, а вы…

– О, ты имеешь в виду Витинари?

– Неужели вы не видите, что он сделал с городом?!

– Весьма неприятный, зазнавшийся выскочка, – подтвердила леди Силачия, – но не могу сказать, что он действительно угнетает и терроризирует население. Гм, да, не сказала бы.

– Наоборот, – вмешался виконт Скаток, – надо отдать ему должное, он заставил город работать. Более или менее. Простолюдины и прочий сброд хоть что-то делают.

– На улицах стало куда безопаснее, чем при лорде Капкансе Психопатическом, – напомнила леди Силачия.

– Без-зопасней? Витинари учредил Гильдию Воров! – закричал Эдуард.

– Да, и это достойно порицания, несомненно. Но, с другой стороны, скромный годовой взнос, и по улицам можно ходить спокойно, не опасаясь, что тебя…

– Как он всегда повторяет, – встрял лорд Ржав, – и в этом есть здравый смысл: если преступность неизбежна, то пусть она хотя бы будет организованной.

– По-моему, – опять вмешался виконт Скаток, – Гильдии терпят его только потому, что любой другой правитель может оказаться куда хуже. У нас уже были, э-э, неприятные правители. Помните лорда Ветруна Маниакального?

– А лорда Гармони Ненормального? – добавил лорд Монплезир.

– А лорда Шпателя Смеющегося? – спросила леди Силачия. – Последний просто обожал острые шуточки.

– Впрочем, нельзя не признать, – начал было лорд Ржав, – в Витинари действительно есть что-то не совсем…

– Да, да, абсолютно с тобой согласен, – перебил его виконт Скаток. – Мне это тоже не нравится. Отвратительная черта. Ты и подумать еще не успел, а он уже знает, о чем ты думаешь.

– Всем известно, что за голову патриция наемные убийцы потребовали плату в миллион долларов, – сказала леди Силачия. – Его убийство обойдется крайне дорого.

– Почему-то мне кажется, – пожал плечами лорд Ржав, – гораздо больше денег уйдет на то, чтобы он так и остался мертвым.

– О боги! А как же гордость? Как же честь?!

Все заметно вздрогнули, когда последний дон Муэрто неожиданно вскочил со своего стула.

– Да вы сами послушайте, что несете! И посмотрите на себя со стороны! Найдется ли среди вас хоть один, чья семья сохранила бы прежнее величие? Неужели вы не помните, кем были ваши предки?

Он быстро обежал стол, и все как по команде повернули головы, не спуская с него глаз.

– Вот ты, лорд Ржав! – Эдуард сердито ткнул пальцем. – Твоему предку присвоили т-титул барона за то, что он в одиночку уложил тридцать семь клатчцев, вооруженный лишь б-булавкой!

– Да, но…

– А ты, лорд Монплезир! Ваш первый герцог, возглавив армию из шестисот солдат, потерпел славное, эп-пическое поражение в Щеботанской битве! Неужели это ничего для тебя не значит? А ты, лорд Вентурия, и ты, сэр Джордж… вы сидите в своих старых домах на своих старых деньгах, в то время как Гильдии… Гильдии! Подонки, выходцы из торгашей и купцов! О да, эти Гильдии обладают правом голоса в управлении городом!

Двумя прыжками он подлетел к книжному шкафу и швырнул толстый том в кожаном переплете на стол, опрокинув при этом бокал лорда Ржава.

– Узнаете? Да, это «Книга Пэров Твурпа»! – закричал он. – И в ней каждому из нас посвящена страница! Мы ей владеем! А этот человек, он как будто зачаровал вас! Уверяю, он обычный смертный, из плоти и крови! А вы все равно боитесь, дрожите за собственные шкуры – а вдруг все станет еще хуже?! О боги!

Лица гостей мрачно вытянулись. Конечно, все сказанное было чистой правдой… да, ситуацию можно было преподнести и таким образом. Но выслушать нечто подобное от какого-то напыщенного молодчика с безумным взором – это тем более обидно.

– О да, старые добрые времена. Высокие шпили, боевые знамена, рыцарство и так далее, – кивнул виконт Скаток. – Дамы в остроконечных шляпах. Парни в доспехах, рубящие друг друга в капусту, и все прочее. Но, понимаешь ли, мы должны двигаться в ногу со временем и…

– Это был золотой век, – перебил Эдуард.

«О боги, – подумал лорд Ржав. – Он действительно в это верит».

– Видишь ли, мой милый мальчик, – покачала головой леди Силачия, – случайное сходство и ювелирное украшение – это еще не все. Нужно еще кое-что…

– А моя нянюшка рассказывала, – встрял виконт Скаток, – что раньше из камней торчали мечи, так вот, только истинный король мог вытащить их… Мечи в смысле…

– Ха! И одно королевское прикосновение навсегда избавляло вас от перхоти, – подхватил лорд Ржав. – Это всего лишь легенда. Вымысел. Да и сказать по чести, эта история всегда меня несколько озадачивала. Что такого сложного в том, чтобы вытащить из камня какой-то там меч? Ведь самая трудная работа уже проделана. По-моему, стоило бы поискать человека, который этот меч туда засунул.

Все облегченно рассмеялись. Этот смех особенно врезался в память Эдуарда. Смеялись не над ним, но Эдуард был из тех людей, кто всегда принимает смех на свой счет.

Спустя десять минут Эдуард Муэрто остался в полном одиночестве.

Отговорки, жалкие отговорки. Двигаться в ногу со временем! Он ожидал от них большего. Гораздо большего. Даже смел надеяться, что его пример воодушевит всех. Он уже видел себя во главе армии…

Почтительно шаркая, вошел Бленкин.

– Я всех проводил, господин Эдуард.

– Спасибо, Бленкин. Можешь убрать со стола.

– Слушаюсь, господин Эдуард.

– Бленкин, а как же честь? Куда она девалась?

– Не знаю, господин, я не брал.

– Они даже не стали меня слушать…

– Да, господин.

– Не стали с-слушать…

Эдуард сел возле угасающего огня и в который раз открыл зачитанный до корки экземпляр Бедрогрызских «Престолонаследий Анк-Морпорка». Мертвые короли и королевы взирали на него с укоризной.

И на этом все могло бы закончиться. На самом деле в миллионах вселенных так оно и произошло. Эдуард Муэрто постарел, его одержимость превратилось в своего рода книжное безумие, предполагающее ношение перчаток с отрезанными пальцами и шлепанцев, – он стал настоящим экспертом по вопросам королевской власти, но никто об этом даже не догадывался, потому что Эдуард редко покидал свои комнаты. Капрал Моркоу стал сержантом Моркоу и в возрасте семидесяти лет, когда пробил его час, погиб на посту в результате абсолютно нелепого несчастного случая, в котором был замешан муравьед.

В миллионах вселенных младшие констебли Дуббинс и Детрит не провалились в яму. В миллионах вселенных Ваймс так и не нашел комплект загадочных трубочек. (В одной крайне извращенной, но теоретически возможной вселенной штаб-квартира Ночной Стражи была перекрашена в пастельные тона съехавшим с катушек смерчем, который также отремонтировал дверную защелку и выполнил в помещении несколько других, не менее странных работ.) В миллионах вселенных стражники потерпели неудачу.

В миллионах вселенных данное повествование очень быстро подошло к концу.

Эдуард задремал с книгой на коленях, и ему приснился сон. Ему приснилась славная борьба. Прилагательное «славный» было еще одним важным словом в его личном словаре помимо «чести».

Если изменники и бесчестные люди не желают видеть истину, тогда он, Эдуард Муэрто, станет указующим перстом Судьбы.

Однако основная проблема заключалась в том, что Судьба зачастую не смотрит, куда сует свой перст.

Капитан Сэм Ваймс из Городской Стражи Анк-Морпорка (Ночная Смена), облаченный в свой лучший плащ, в начищенном до блеска нагруднике, положив шлем на колени, сидел в продуваемой всеми сквозняками приемной и ждал аудиенции патриция.

Он тупо смотрел на стену.

«Ты должен чувствовать себя счастливым», – говорил он себе. И чувствовал себя таковым. В некотором роде. Определенно. Счастливым как никогда.

Через несколько дней он женится.

Перестанет быть стражником.

Будет вести жизнь праздного господина.

Капитан Ваймс снял свой значок и рассеянно потер его об полу плаща. Потом поднял так, чтобы свет отразился от покрытой благородной патиной поверхности. «ГСАМ № 177». Интересно, иногда думал он, сколько стражников носили этот значок до него?

Вскоре значку предстояло в очередной раз сменить хозяина.

Это – Анк-Морпорк, «Горад Тысичи Сюпризов» (как он называется в периодическом рекламном буклете-путеводителе, выпускаемом Гильдией Купцов и Торговцев). Что еще тут добавить? Разве что следующее: это, кроме всего прочего, беспорядочно растущий метрополис, приютивший миллион людей, крупнейший на всем Плоском мире, раскинувшийся вдоль обоих берегов Анка, реки настолько грязной, что иногда создается впечатление, будто она течет вверх дном.

«Но как он существует? – может изумиться приезжий. – Что его поддерживает? Откуда поступает питьевая вода, если воду из реки, прежде чем проглотить, нужно хорошенько прожевать? Что является основой городской экономики? И как так случилось, что этот город, вопреки всему, работает?»

Хотя на самом деле приезжие редко интересуются подобными мелочами. Обычно они задают несколько иные вопросы, типа: «Э-э, не подскажете, как пройти к, ну, знаете… к молоденьким дамочкам?»

Однако если бы гости города хоть иногда думали головой, а не кое-чем другим, то все вышеприведенные вопросы наверняка заинтриговали бы их.

Патриций Анк-Морпорка откинулся на спинку самого обычного стула, и на лице его заиграла бодрая улыбка крайне занятого человека, который на исходе полного событий дня вдруг увидел в своем графике напоминание: «19.00–19.05. Быть веселым и раскованным, улыбаться людям».

– Разумеется, я крайне опечалился, получив твое письмо, капитан…

– Так точно, сэр, – откликнулся Ваймс, лицо которого было сейчас более деревянным, чем целый мебельный склад.

– Прошу, капитан, присаживайся.

– Так точно, сэр. – Ваймс остался стоять. Из гордости.

– Но я тебя прекрасно понимаю. Насколько мне известно, земельные владения Овнецов довольно обширны. Уверен, госпожа Овнец высоко оценит твою сильную правую руку.

– Сэр? – В присутствии правителя города капитан Ваймс всегда концентрировал свой взгляд на точке футом выше и шестью дюймами левее его головы.

– И ты станешь весьма состоятельным человеком, капитан.

– Так точно, сэр.

– Надеюсь, ты все обдумал? У тебя ведь появятся новые обязанности.

– Так точно, сэр.

До патриция наконец дошло, что, по сути дела, в разговоре участвует он один. Лорд Витинари раздраженно передвинул на столе несколько бумажек.

– Кроме того, придется назначить нового старшего офицера Ночной Стражи, – продолжил он. – Есть какие-нибудь предложения, капитан?

Ваймс разом спустился с облаков, в которых только что витал. Вопрос касался работы.

– Только не Фреда Колона… Он – прирожденный сержант.

Сержант Колон из Городской Стражи Анк-Морпорка (Ночная Смена) обвел взглядом жизнерадостные лица новобранцев.

Он вздохнул. И вспомнил свой первый день. Старого сержанта Вымблера. Вот дикий был человек! Язык как кнут! Если бы старик дожил до нынешних дней…

Как же это называется? Ах да. Конструктивный подход к процедуре набора новобранцев – или нечто вроде. Комиссия по Правам Троллей нажала на патриция, и вот…

– Так, еще одна попытка, младший констебль Детрит, – сказал он. – Фокус в том, чтобы остановить руку чуть выше уха. Вставай с пола и попытайся отдать честь еще раз. Гм, да… Младший констебль Дуббинс?

– Здесь!

– Где?

– Прямо перед тобой, сержант.

Колон опустил взгляд и отступил на шаг. Из-под его более чем полного живота появилось задранное вверх лицо – с выражением крайней услужливости и одним стеклянным глазом. Лицо принадлежало младшему констеблю Дуббинсу.

– Надо же…

– На самом деле я выше, чем кажусь.

«О боги! – устало подумал сержант Колон. – Если их сложить и разделить пополам, получится два нормальных человека, правда нормальные люди в Стражу не записываются. Тролль и гном. И это еще не самое плохое…»

Ваймс забарабанил пальцами по столу.

– Только не Колон, – повторил он. – Он уже не молод. Большую часть времени проводит в штаб-квартире, занимается всякой бумажной работой. Кроме того, у него и так полон рот…

– Должен заметить, – перебив его, хмыкнул патриций, – судя по фигуре сержанта, рот у него всегда полон.

– Я хотел сказать, у него полон рот хлопот. Новобранцы, – многозначительно пояснил Ваймс. – Помните, сэр?

«Тех, что ты мне навязал, – добавил он про себя. – В Дневную Стражу их никогда не взяли бы. И эти сволочи из Дворцовой Стражи мигом погнали бы их взашей. О нет. Припишите новичков к ночным стражникам, над которыми и так весь город смеется, кроме того ночью „новобранцев“ никто не увидит. По крайней мере, никто из так называемых отцов города».

Ваймс согласился принять новобранцев только потому, что знал: скоро эта проблема ляжет на другие плечи.

Не то чтобы он был видистом, то есть видоненавистником, просто считал, что Стража – это работа для настоящих людей.

– А как насчет капрала Шноббса? – спросил патриций.

– Шнобби?

Оба мысленно представили капрала Шноббса.

– Нет.

– Нет.

– Есть еще капрал Моркоу. – Патриций улыбнулся. – Прекрасный молодой человек. Уже заслужил доброе имя, насколько мне известно.

– Это… да, – неуверенно произнес Ваймс.

– Может, стоит продвинуть его по службе? Что посоветуешь?

В голове Ваймса возник образа капрала Моркоу…

– Это, – сказал капрал Моркоу, – Пупсторонние ворота. Ворота ко всему городу. К городу, который мы охраняем.

– От кого? – тут же спросила младший констебль Ангва, последняя из новобранцев.

– Ну, понимаешь… От варварских орд, воинственных племен, армий захватчиков… От всего такого.

– Что?! Мы одни?

– Одни? О нет! – Моркоу рассмеялся. – Это было бы глупо! Нет, конечно нет, но если заметишь каких-нибудь подозрительных варваров, принимайся звонить в колокольчик и как можно громче.

– И что тогда?

– Сержант Колон, Шнобби и все остальные примчатся на помощь со всех ног.

Младший констебль Ангва осмотрела туманный горизонт.

И улыбнулась.

Моркоу покраснел.

Основные ритуалы, исполняемые Ночной Стражей, младший констебль Ангва освоила с первой же попытки. Правда, обмундирование ей еще не выдали – и не выдадут, пока кто-нибудь не отнесет, э-э, давайте называть вещи своими именами, нагрудник к оружейнику Ремитту и не попросит его сделать большие выпуклости вот тут и тут. Кроме того, ни один шлем в мире не смог бы полностью скрыть эту копну пепельного цвета волос. Впрочем, как считал капрал Моркоу, обмундирование Ангве и не понадобится – люди и так будут выстраиваться в очередь и умолять, чтобы она их арестовала.

– Ну, куда теперь? – спросила она.

– Пора следовать в штаб-квартиру, – пожал плечами Моркоу. – Сержант Колон должен зачитать вечернюю сводку.

Мастерством следовать куда-либо констебль Ангва овладела очень быстро. Все без исключения патрульные офицеры во всей множественной вселенной ходят исключительно этой походкой, не иначе – небольшой подъем ступни, размеренное движение ноги, и так час за часом, улица за улицей. Младшему констеблю Детриту еще только предстояло освоить эту науку – но сначала он должен был научиться не сбивать себя с ног, отдавая честь.

– Сержант Колон – это такой толстый, да? – уточнила Ангва.

– Именно так.

– А где он взял ту ручную обезьяну?

– Ты, наверное, имеешь в виду капрала Шноббса? – осторожно осведомился Моркоу.

– Так он – человек? А что у него с лицом? Он выглядит так, словно кто-то долго играл на нем в «крестики-нолики».

– Э-э, его вечная проблема, прыщи. Бедняга, и что только он с ними не делал. Когда Шнобби смотрится в зеркало, к нему лучше не подходить.

Людей на улицах почти не было. Жара стояла жуткая – даже по меркам анк-морпоркского лета. Буквально все вокруг полыхало жаром. Река сонно ворочалась на дне русла, как студент в одиннадцать часов утра. Люди, у которых срочных дел не было, прятались в подвалах и наружу появлялись только по ночам.

Моркоу, покрытый легким слоем честного трудового пота, с видом собственника шествовал по жарившимся на солнце улицам, обмениваясь приветствиями с редкими прохожими. Моркоу знали буквально все – его трудно было с кем-либо спутать. Копна огненно-рыжих волос и два метра росту несколько выделяют тебя из толпы. Кроме того, Моркоу шагал так, словно весь город принадлежал ему одному.

– А что это был за тип с каменным лицом, ну там, в штаб-квартире? – продолжила свои расспросы Ангва, пока они следовали по Брод-авеню.

– Тролль Детрит, – откликнулся Моркоу. – Раньше он был, э-э, немного преступником, но потом влюбился в Рубину, а она настояла на том, чтобы…

– Да нет, другой, – перебила его Ангва, поняв, что Моркоу испытывает определенные трудности с метафорами. – Который выглядел так… словно его пыльным мешком стукнули, – использовала она сравнение попроще.

– А, капитан Ваймс. Просто жарко, пыль повсюду, а так он обычно следит за собой. Ха, хотел бы я посмотреть на того, кто осмелится стукнуть мешком, тем более пыльным, нашего капитана! А вообще, в конце недели он уходит в отставку и женится.

– Что-то я не заметила, чтобы он особо этому радовался, – хмыкнула Ангва.

– Ничего не могу сказать.

– Мне показалось, от новых стражников он тоже не в восторге.

Еще одной чертой характера капрала Моркоу была полная неспособность врать.

– Видишь ли, ему не сильно нравятся тролли. Мы целый день слова не могли из него вытянуть, когда он узнал, что мы берем на службу тролля. А потом нам еще пришлось взять гнома – чтобы не начались беспорядки. Я сам гном, правда местные гномы считают иначе.

– А по тебе не скажешь, – Ангва смерила его критическим взглядом.

– Я был усыновлен.

– Но я-то не тролль и не гном, – мягко заметила Ангва.

– Да, но ты – же…

Ангва резко остановилась.

– Так вот в чем дело?! О боги! На дворе век Летучей мыши! Неужели он…

– Капитан немного старомоден.

– Закоснелый тип!

– Патриций сказал, что в Страже должны быть представлены все видовые меньшинства, – попытался объяснить Моркоу.

– Меньшинства?!

– Прости. Да и все равно – несколько дней, а потом капитан уйдет и…

С противоположной стороны улицы донесся шум. Они повернулись и успели заметить некую серую фигуру, выскочившую из таверны и помчавшуюся вверх по улице; следом за человечком, отставая всего на несколько шагов, мчался толстяк в переднике.

– Стой! Стой! Ограбление! Нелицензированное ограбление!

– А, – вздохнул Моркоу.

Он направился через улицу, Ангва последовала за ним. Толстяк, очевидно устав, перешел на шаг вразвалку.

– Доброе утро, господин Фланнель, – поздоровался Моркоу. – Неприятности?

– Он забрал целых семь долларов, а когда я попросил его предъявить воровскую лицензию, негодяй взял и сбежал! – завопил Фланнель. – Сделайте же что-нибудь! Я исправно плачу налоги!

– Буквально через мгновение мы бросимся в погоню, – успокоил его Моркоу, доставая блокнот. – Значит, семь долларов, я правильно понял?

– Вообще-то, все четырнадцать.

Господин Фланнель оглядел Ангву с головы до ног. Мужчины редко упускали такую возможность.

– А почему на ней шлем? – удивился он.

– Это один из наших новобранцев, господин Фланнель, – пояснил Моркоу.

Ангва улыбнулась, а господин Фланнель невольно отступил на шаг.

– Но она ведь…

– Мы должны двигаться в ногу со временем, господин Фланнель, – сказал Моркоу, убирая блокнот.

Господин Фланнель вспомнил о наболевшем.

– Я лишился целых восемнадцати долларов и вряд ли когда-нибудь их увижу! – рявкнул он.

– О, господин Фланнель, право, отчаиваться не стоит, – попытался подбодрить его Моркоу. – Констебль Ангва, за мной. Следуем согласно новому плану.

Он проследовал прочь. Фланнель проводил их безумным взглядом и широко открытым ртом.

– Не забудьте о моих двадцати пяти долларах! – проорал он им в спины.

– Тот парень, он же убегает! Мы будем за ним гнаться или нет? – поинтересовалась Ангва, переходя на бег, чтобы не отстать от широко шагающего капрала.

– Зачем? – пожал плечами Моркоу, сворачивая в переулок такой узкий, что человек неопытный принял бы его за обычную щель между домами.

Они принялись протискиваться между двумя влажными, поросшими мхом стенами, никогда не видевшими солнечного света.

– Что интересно, – продолжил Моркоу. – Готов поспорить, немногие знают, что с Брод-авеню можно попасть на Зефирную улицу. Спроси кого угодно, и тебе скажут, что Рубашечный переулок – это тупик. Но пройти все-таки можно – нужно свернуть на Мормскую улицу, протиснуться между этими решетками в Урчащую аллею – хорошие решетки, из очень хорошего железа, – и вот мы уже в Некогда-переулке…

Он дошагал до конца переулочка, остановился и прислушался.

– Чего мы ждем? – удивилась Ангва.

Послышались чьи-то торопливые шаги. Моркоу прислонился к стене и высунул руку на Зефирную улицу. Раздался мягкий удар. Рука Моркоу даже не шелохнулась. Человек словно наткнулся на балку.

Стражники опустили глаза на бесчувственную фигуру. Серебряные доллары раскатились по булыжной мостовой.

– Вот те на, вот те на… – пробормотал Моркоу. – Все тот же бедолага Здесь-И-Сейчас. Он же обещал завязать. О боги…

Он схватил тело за ногу.

– Пересчитай монеты, – попросил он.

– Да тут всего доллара три, – удивилась Ангва.

– Молодец. Все точно.

– Но тавернщик сказал, что…

– Пошли. Возвращаемся в штаб. И ты пошли, Здесь-И-Сейчас, сегодня тебе крупно повезло.

– Почему? – не поняла Ангва. – Его же поймали!

– Да. Но поймали его мы, а не Гильдия Воров. Они в отличие от нас не столь милосердны.

Голова Здесь-И-Сейчас запрыгала по булыжникам.

– Стащил три доллара и сразу же помчался домой, – со вздохом произнес Моркоу. – В этом весь Здесь. Самый неудачливый воришка на всем Плоском мире.

– Но ты же говорил, что Гильдия Воров…

– Ничего, ничего, со временем ты сама разберешься, что тут к чему, – успокоил ее Моркоу. Голова Здесь-И-Сейчас ударилась о поребрик. – Непонятно как, но все работает. Просто поразительно! Работает. Хотя не должно.

* * *

Пока, следуя в тюремную камеру, Здесь-И-Сейчас получал легкое сотрясение мозга, клоуна убивали.

Тот брел по переулку с уверенностью человека, исправно платящего налоги в Гильдию Воров, когда на пути его вдруг объявилась фигура в плаще и с накинутым на голову капюшоном.

– Бино?

– О, привет… Эдуард, ты?

Фигура замерла.

– А я как раз возвращался в Гильдию, – продолжил Бино.

Фигура в плаще кивнула.

– С тобой все в порядке? – участливо осведомился Бино.

– Мне очень ж-жаль, – запинаясь, произнесла фигура. – Но это во благо города. Н-ничего личного.

Он шагнул клоуну за спину. Бино почувствовал, как что-то хрустнуло, и его внутренняя вселенная вдруг выключилась.

Потом он сел.

– Ой, – сказал Бино. – Больно же…

Хотя больно уже не было.

Эдуард Муэрто смотрел на него с выражением ужаса на лице.

– О… Извини, я правда не хотел! Это нужно было, мне пришлось, ведь ты стоял на дороге к светлому будущему…

– А что, попросить отойти в сторонку нельзя? Обязательно сразу бить по башке?

Затем Бино внезапно осознал, что Эдуард смотрит совсем не на него и разговаривает вовсе не с ним.

Он опустил взгляд, и тут его охватило странное чувство, посещающее, как правило, всех недавно усопших, – сначала он испытал ужас при виде себя, лежащего на земле, после чего у него возник мучительный вопрос: если он лежит на земле, то кто тогда стоит над ним, лежащим на земле?

– ТУК-ТУК.

Он поднял взгляд.

– Кто там?

– СМЕРТЬ.

– Какой-такой Смерть?

В воздухе чувствовалась прохлада. Бино ждал. Эдуард в отчаянии бил его по щекам, вернее по тому, что совсем недавно было его щеками.

– ХМ, ЗАБАВНО… МОЖЕТ, НАЧНЕМ РАЗГОВОР ЗАНОВО? Я КАК-ТО НЕ УЛОВИЛ СМЫСЛА.

– Что-что? – не понял Бино.

– Прости м-меня! – простонал Эдуард. – Я не хотел!

На глазах у Бино убийца куда-то потащил его… прежнее тело.

– Ничего личного… – пробормотал Бино. – Хоть за это спасибо. Честно говоря, я бы не пережил, если бы меня убили по каким-то там личным мотивам.

– ПОНИМАЕШЬ ЛИ, МНЕ ПОСОВЕТОВАЛИ ПРОЯВЛЯТЬ ИНОГДА ЧУТЬ БОЛЬШЕ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ.

– Но почему? Я-то думал, мы чудесно ладим. Знаешь, человеку моей профессии так трудно найти друзей. Твоей, наверное, тоже.

– НЕ СВАЛИВАТЬСЯ КЛИЕНТАМ НА ГОЛОВУ, А ДОНОСИТЬ ИМ ВЕСТЬ ПО ВОЗМОЖНОСТИ МЯГКО.

– Идешь себе спокойненько по переулку, и вдруг – бац! Ты мертв. Почему? Как?

– СЧИТАЙ, ТЫ ПРОСТО ПЕРЕШЕЛ В ДРУГОЕ ИЗМЕРЕНИЕ.

Тень клоуна Бино повернулась к Смерти.

– Что ты там несешь?

– ТЫ УМЕР.

– Да знаю я, знаю.

Бино постепенно успокоился. Мир стремительно терял к нему всякое отношение, поэтому и Бино перестал волноваться насчет событий, которые происходили уже не с ним. Типичная реакция: сначала – некоторое замешательство, после чего – абсолютное спокойствие. В конце концов, худшее уже случилось. Ну а дальше… как повезет.

– НЕ СОБЛАГОВОЛИШЬ ЛИ ПОСЛЕДОВАТЬ ЗА МНОЙ?

– А там тоже будут всякие торты с заварным кремом? Красные носы? Жонглирование? Должен тебе признаться, ненавижу широкие штаны…

– НИЧЕГО ПОДОБНОГО ТАМ НЕТ.

Большую часть своей короткой жизни Бино был клоуном. По его загримированному лицу расползлась мрачная улыбка.

– И это здорово.

Встреча Ваймса с патрицием закончилась так, как заканчиваются все подобные встречи: гость уходит, преследуемый смутным, но мучительным подозрением, что совсем недавно он едва-едва не расстался с жизнью.

Ваймс устало потащился к своей невесте. Найти которую было несложно.

Вывеска над огромными двухстворчатыми воротами на Морфической улице гласила: «Здесь Водяться Драконы».

А на бронзовой табличке рядом с воротами было выбито: «Санаторий Госпожи Овнец Для Тяжело Больных Драконов».

Рядом стоял очень маленький и трогательный дракончик из папье-маше, прикованный к стене толстой цепью и сжимающий в лапках коробку для пожертвований с крайне трогательной надписью: «Не Дай Моему Пламени Пагаснуть».

Именно здесь госпожа Сибилла Овнец проводила почти все свое время.

Насколько Ваймсу было известно, она являлась самой богатой женщиной Анк-Морпорка. На самом деле она была богаче всех прочих женщин Анк-Морпорка вместе взятых.

«Странный будет брак», – поговаривали в народе. К людям, занимавшим высшее положение в обществе, Ваймс всегда относился с едва скрываемой неприязнью – от женщин у него болела голова, а при виде мужчин чесались кулаки. Сибилла Овнец была последней представительницей древнейшего рода Анка. Она и капитан оказались вместе, как веточки в водовороте, и подчинились стихии…

Ваймс, когда был совсем маленьким мальчиком, думал, что богачи едят с золотых тарелок и живут в мраморных дворцах.

Но потом он узнал много нового, а именно: очень, очень богатые люди могут позволить себе быть бедными. Сибилла Овнец вела крайне скромный образ жизни, доступный лишь невероятно богатым людям. Это был своего рода подход к бедности с другой стороны. Обычные хорошо обеспеченные дамы копили деньги, на которые потом покупали платья, отороченные кружевами и украшенные жемчугом, в то время как госпожа Овнец была настолько богата, что могла позволить себе топать по дворцу в резиновых сапогах и твидовой юбке, доставшейся ей в наследство от матери. Она была настолько богата, что могла питаться пресными крекерами и бутербродами с сыром. И была настолько богата, что занимала в своем особняке всего три комнаты; прочие же комнаты (в количестве тридцати одной) оккупировала очень дорогая и очень старая мебель, закрытая чехлами от пыли.

Знакомство с Сибиллой заставило Ваймса взглянуть на богатых людей с другой стороны: они были так богаты именно потому, что свели свои траты к минимуму.

Взять, к примеру, башмаки. Он получал тридцать восемь долларов в месяц плюс довольствие. Пара действительно хороших башмаков стоила пятьдесят долларов. А пара доступных по средствам башмаков, которых хватало на сезон или два, пока не изнашивался подметочный картон, после чего они начинали течь как сито, стоила десять долларов. Именно такие башмаки Ваймс покупал и носил до тех пор, пока их подошвы не становились настолько тонкими, что даже в самую туманную ночь он легко мог определить, на какой улице Анк-Морпорка находится, лишь по ощущению булыжников под ногами.

Хорошие башмаки служат долгие годы – вот в чем дело. У человека, который может позволить себе выложить за пару башмаков целых пятьдесят долларов, ноги остаются сухими и через десять лет, тогда как бедняк, у которого просто нет денег и который покупает самую дешевую обувку, за тот же период времени тратит на башмаки сотню долларов – и все равно ходит с мокрыми ногами.

В этом и заключалась «Башмачная» теория социально-экономической несправедливости, разработанная капитаном Сэмюелем Ваймсом.

Сибилле Овнец ничего не нужно было покупать. Особняк, в котором она жила, был по самую крышу набит прочной, качественной мебелью, приобретенной еще ее предками. Такая мебель способна простоять целую вечность. Шкатулки госпожи Овнец буквально ломились от всяческих драгоценностей – такое впечатление, будто Овнецы веками коллекционировали дорогие безделушки. А в винном погребе мог исчезнуть без следа целый полк спелеологов.

В общем, госпожа Сибилла Овнец как сыр в масле каталась – и в то же время тратила она вдвое меньше Ваймса. Правда, очень много средств уходило на драконов – что есть, то есть.

У «Санатория Для Тяжело Больных Драконов» были очень, очень толстые стены и очень, очень легкая крыша. Этот особый архитектурный стиль можно встретить только на фабриках по производству фейерверков.

А объяснялось все очень просто: естественное состояние обычного болотного дракона – это хроническая болезнь, а естественное состояние нездорового дракона – это пребывание оного в виде тонкой пленки на стенах, потолке и полу того помещения, в котором нездоровому дракончику довелось оказаться. Дракон болотный представляет собой нестабильную химическую фабрику, которую отделяет от гибели всего один шаг. Очень короткий шаг.

В ученых кругах бытует мнение, что привычка болотного дракона взрываться, когда он сердится, перевозбуждается, пугается чего-либо или же просто пребывает в тоске, является своеобразным методом борьбы за выживание^[3], необходимым для отпугивания хищников. Съешьте дракона – и вам обеспечено такое расстройство желудка, что вокруг вас впору очерчивать зону поражения.

Поэтому Ваймс, открывая дверь, соблюдал крайнюю осторожность. Его сразу же окутал запах драконов. Этот запах был необычным даже по анк-морпоркским стандартам – он вызывал в сознании Ваймса картину пруда, в который долгие годы сбрасывали алхимические отходы и который потом осушили.

В клетках, расставленных по обе стороны от прохода, свистели и вопили болотные дракончики. Несколько случайных языков пламени опалили Ваймсу брови.

Сибиллу Овнец он нашел в обществе молодых женщин в бриджах, помогавших ей управлять санаторием. Обычно помощниц звали Сарами или Эммами, и выглядели они совершенно одинаково. Сейчас госпожа Овнец и ее помощницы боролись с чем-то крайне похожим на разгневанный мешок. Услышав шаги, Сибилла подняла взгляд.

– А вот и Сэм, – объявила она. – Будь лапочкой, подержи, а?

Мешок мигом оказался у него в руках. В тот же самый момент сквозь днище продрался коготь и со скрежетом впился в форменный нагрудник, намереваясь проверить состояние капитанских кишок. С другой стороны высунулась голова с шипастыми ушами. Два ярко горящих красных глаза воззрились на Ваймса, а из усеянной зубами пасти вырвалось зловонное облако дыма.

Госпожа Овнец с торжествующим видом схватила дракончика за нижнюю челюсть, а другую руку засунула по локоть ему в горло.

– Попался! – Она повернулась к Ваймсу, который так и не успел оправиться от шока. – Этот дьяволенок не хочет принимать известняковые таблетки. Глотай. Глотай, говорю! Вот хороший мальчик. Можешь отпускать.

Мешок выскользнул из рук Ваймса.

– Тяжелый случай беспламенных колик, – пояснила госпожа Овнец. – Надеюсь, мы успели вовремя…

Дракон выбрался из мешка и заозирался по сторонам, явно собираясь что-нибудь или кого-нибудь испепелить. Все, включая госпожу Овнец, сделали осторожный шаг назад.

Потом глаза дракончика сошлись к переносице, и он икнул.

Известняковая таблетка отскочила от противоположной стены.

– Ложись!

Они бросились к ближайшему укрытию, которым оказались поилка и небольшая кучка кирпичей.

Дракон опять икнул, и на морде у него проступило озадаченное выражение.

А потом он взорвался.

Вскоре дым рассеялся. От дракончика осталась лишь маленькая и очень трогательная воронка.

Госпожа Овнец достала из кармана кожаного комбинезона носовой платок и громко высморкалась.

– Бедняжка, – сказала она. – Да, кстати, Сэм. Как дела? Ты с Хэвлоком встречался?

Ваймс рассеянно кивнул. Он никак не мог привыкнуть к мысли, что у патриция есть имя и есть люди, достаточно хороню знающие правителя Анк-Морпорка, чтобы называть его по имени.

– Завтрашний ужин, я тут подумал… – начал было он с отчаянием в голосе. – Знаешь, мне кажется, я не смогу…

– Не глупи, – перебила его госпожа Овнец. – Тебе понравится. Давно пора встретиться с Нужными Людьми. И ты сам это знаешь.

Ваймс печально кивнул.

– Значит так, собираемся дома в восемь, – удовлетворенно констатировала она. – И не строй такую мрачную рожу. Ты даже не представляешь, как пригодятся тебе эти знакомства. Ты слишком хороший человек, чтобы шататься ночами по темным мокрым улицам. Пора брать от жизни лучшее.

Ваймс хотел было возразить, сказать, что ему нравится шататься по темным мокрым улицам, но потом передумал. На самом деле не больно-то это ему нравилось. Просто ничем другим Ваймс не пробовал заниматься. А о своем значке он думал, как, допустим, о собственном носе. Без особой любви, но и без особой ненависти. Есть и есть…

– Ну, беги. Завтра отлично повеселимся. Нет, стой. Где у тебя носовой платок?

Ваймс запаниковал.

– Ч-что? – запинаясь, переспросил он.

– Дай-ка сюда. – Она поднесла платок к его губам. – Плюй.

Он послушно плюнул, и она заботливо стерла с его щеки грязь. Одна из Взаимозаменяемых Эмм едва слышно хихикнула. Госпожа Овнец этот смешок полностью проигнорировала.

– Ну вот, – кивнула она. – Так гораздо лучше. А теперь ступай, охраняй покой нашего родного города. А если вдруг решишь сделать что-нибудь действительно полезное, можешь разыскать Пухлика.

– Пухлика?

– Прошлой ночью он выбрался из клетки и сбежал.

– Что? Дракон?

Ваймс застонал и достал из кармана дешевую сигару. Болотные драконы частенько становились причиной всяческого рода городских беспорядков. Люди покупали их шестидюймовыми в качестве этаких модных зажигалок, а потом, когда драконы начинали поджигать мебель и оставлять едкие дыры на коврах, в полах и потолках, просто выбрасывали их на улицу. Что очень злило госпожу Овнец.

– Мы спасли его из кузницы, что на Легкой улице, – пояснила она. – Кузнец, ненормальный, использовал его вместо горна. Бедняжка…

– Пухлик… – пробормотал Ваймс. – У тебя огоньку не найдется?

– У него синий ошейник, – добавила крайне важную деталь госпожа Овнец.

– Да, хорошо.

– Он пойдет за тобой, как ягненок. Главное показать, что у тебя есть угольное печенье.

– Хорошо. – Ваймс похлопал по карманам.

– В такую жару они немного возбуждены.

Ваймс сунул руку в клетку с только что вылупившимися дракончиками, выбрал того, что поменьше, и вытащил наружу. Дракончик возбужденно захлопал короткими крыльями, из пасти его вырвалась струя голубого пламени. Ваймс прикурил.

– Сэм, не делай так больше, пожалуйста.

– Извини.

– Может, ты попросишь молодого Моркоу и этого милого капрала Шноббса поискать Пух…

– Нет проблем.

По какой-то причине госпожа Сибилла, в других аспектах весьма проницательная женщина, упорно продолжала считать капрала Шноббса милым, невинным плутишкой. Сэма Ваймса это всегда озадачивало. Возможно, все объяснялось притяжением противоположностей. Овнецы по происхождению своему были выше замка на горе, в то время как капрал Шноббс болтался где-то на уровне плинтуса.

Капитан Ваймс шел по городу, оставляя за собой едва заметную дорожку ржавчины, сыпавшейся с древней кольчуги. Неудобный шлем едва держался на голове, камни мостовой сообщали сквозь протертые подошвы, что он находится где-то в районе Акрского переулка, и никто из прохожих, попадавшихся капитану навстречу, даже не подозревал, что видит перед собой человека, который скоро женится на самой богатой женщине Анк-Морпорка.

Пухлик был крайне несчастен.

Он тосковал по кузнице, ему нравилась кузница. Там он мог есть угля до отвала, к тому же кузнец обращался с ним вполне терпимо. Пухлик не требовал от жизни многого, довольствуясь тем, что было.

А потом появилась эта здоровенная женщина, унесла Пухлика и посадила в клетку. А вокруг в клетках сидели другие драконы. Пухлику не слишком нравились другие драконы. К тому же кормили его незнакомым углем.

Поэтому дракончик даже обрадовался, когда кто-то посреди ночи вытащил его из клетки. Он решил, что сейчас его отнесут обратно в кузницу.

Однако постепенно до него дошло, что этого не случится. Он сидел в коробке, коробка тряслась, и Пухлик уже начинал злиться…

Сержант Колон обмахнулся, как веером, блокнотом и обвел сердитым взглядом собравшихся в комнате стражников.

После чего откашлялся и многозначительно произнес:

– Так, ребята, рассаживайтесь.

– Мы уже давно расселись, Фред, – заметил капрал Шноббс.

– Для тебя – сержант, Шнобби, – поправил Колон.

– А к чему мы вообще здесь собрались? Раньше ничего подобного не было. Сидим как дураки, пока ты тут…

– Мы все должны делать по уставу. Особенно сейчас, когда нас стало больше, – отрезал сержант Колон. – Так! Гм. Хорошо. Ладно. Сегодня мы приветствуем вступивших в Стражу младшего констебля Детрита – честь можно не отдавать! – и младшего констебля Дуббинса, а также младшего констебля Ангву. И надеемся, что служба ваша будет долгой и… Младший констебль Дуббинс, это еще что такое?

– Что? – с невинным видом осведомился Дуббинс.

– Я вижу у тебя двуглавый метательный топор. Но я ведь зачитывал тебе правила Стражи, так что…

– А за этническое оружие он никак не сойдет, а, сержант? – с надеждой в голосе вопросил Дуббинс.

– Оставишь топор в своем шкафчике. Согласно уставу, стражник имеет право носить один меч, короткого типа, и одну дубинку.

«Детрит – исключение», – добавил сержант про себя. Во-первых, даже самый длинный меч выглядел крохотной зубочисткой в огромной лапище новоиспеченного стражника, а во-вторых, сначала Детриту нужно было научиться отдавать честь, иначе скоро на улицах Анк-Морпорка появится стражник с пришпиленной к уху рукой. Нет, будет ходить с дубинкой, и довольно с него. Он и так забьет себя до смерти.

Тролли и гномы! Гномы и тролли! Бедный, бедный сержант Колон! За что ему такое? А ведь самое худшее еще впереди…

Сержант снова откашлялся. Когда он читал по бумажке, в голосе его неизменно проступали напевно-завывательные нотки.

– Итак, – еще раз попытался начать он. – Здесь говорится, что…

– Сержант?

– Ну что… А, это ты, капрал Моркоу. Слушаю?

– Сержант, ты случаем ничего не забыл? – спросил Моркоу.

– Не знаю, – ответил Колон осторожно. – А что?

– Это касается новобранцев, сержант. Что они должны принять? – подсказал Моркоу.

Сержант Колон задумчиво почесал нос. Гм… Согласно действующему приказу, каждый новобранец уже принял (и расписался в получении) одну рубаху, кольчужную, один шлем, медно-железный, один нагрудник, железный (за исключением младшего констебля Ангвы, которой требовался нагрудник специальной модели, и младшего констебля Детрита, которой расписался за на скорую руку подогнанные доспехи, некогда принадлежавшие боевому слону), одну дубинку дубовую, одну пику или алебарду (на крайний случай), один арбалет, одни песочные часы, один меч, короткого типа (опять-таки за исключением младшего констебля Детрита), и один значок с эмблемой Ночной Стражи, медный.

– Думаю, с них достаточно, Моркоу, – сказал наконец Колон. – Все расписано и подписано. Даже за Детрита кто-то поставил крестик.

– Они должны принять присягу, сержант.

– О. Э… А точно должны?

– Да, сержант, таков закон.

Сержант Колон выглядел несколько смущенным. Возможно, закон именно таков и был, Моркоу виднее. Капрал знал все до единого законы и постановления Анк-Морпорка. Наизусть. Только он один их и знал. Лично сержант Колон при вступлении в Стражу никакой присяги не принимал; что же касается Шноббса, самыми близкими к присяге словами, когда-либо им произнесенными, были: «Ладно, поиграем как полные придурки в солдатиков…»

– Ну, хорошо, – нерешительно промолвил Колон. – Вы все… э… должны принять присягу. Э… капрал Моркоу продемонстрирует, как это делается. Кстати, Моркоу, а сам-то ты принимал присягу?

– Конечно, сержант. Правда, никто от меня этого не требовал, так что я принял ее про себя.

– Да? Тогда продолжай.

Моркоу встал и снял шлем. Пригладив взлохмаченные волосы, он поднял правую руку.

– Поднимите правые руки, – велел он. – Эта та, что ближе к младшему констеблю Ангве, младший констебль Детрит. И повторяйте за мной…

Он закрыл глаза и пошевелил губами, словно читал нечто написанное на внутренней поверхности черепа.

– Я, запятая, квадратная скобка, имя новобранца, квадратная скобка, запятая…

Он кивнул:

– Повторяйте.

Все хором повторили. Ангва изо всех сил пыталась не рассмеяться.

– …Торжественно клянусь, квадратная скобка, имя божества, выбранного новобранцем, квадратная скобка…

Все-таки не выдержав, Ангва тихонько прыснула.

– …Поддерживать Законы и Постановления города Анк-Морпорк, оправдывать доверие общества и защищать подданных его, косая черта, ее, скобка, зачеркните несоответствующее, скобка, величества, скобка, имя царствующего монарха, скобка…

Ангва упорно старалась смотреть в точку сразу за ухом Моркоу. Монотонный голос Детрита уже отставал от других на пару дюжин слов.

– …Без страха, запятая, упрека или мыслей о собственной безопасности преследовать злодеев и защищать невиновных, запятая, не щадя своей жизни, скобка, при необходимости, скобка, для исполнения вышеупомянутого долга, запятая, и да поможет мне, скобка, вышеуказанное божество, скобка, точка, боги, запятая, храните короля, косая черта, королеву, скобка, зачеркните несоответствующее, скобка, точка.

Ангва с благодарностью замолчала и наконец осмелилась взглянуть на Моркоу. По щекам капрала текли слезы.

– Э… так… значит, все, всем спасибо, – откашлявшись, произнес сержант Колон.

– …За-щи-щать не-ви-нов-ных, за-пя-та-я…

– Закончишь в личное время, младший констебль Детрит.

Сержант снова заглянул в свой блокнот.

– Итак, Хапугу Хоскинса выпустили из тюрьмы, так что будьте начеку, сами знаете, каким он становится, отпраздновав свое освобождение; кроме того, этот чертов Каменноугл прошлой ночью опять избил четверых…

– …Для ис-пол-нен-ия выше-упомя-нутого дол-га, за-пя-тая…

– А где капитан Ваймс? – поинтересовался Шнобби. – Это же его обязанности.

– Капитан Ваймс… разбирается с делами, – пояснил сержант Колон. – Гражданская жизнь – штука нелегкая. Так…

Он снова заглянул в папку, поднял глаза и оглядел стражников. Стражников… ха!

Шевеля губами, он пересчитал подчиненных. Между Шнобби и констеблем Дуббинсом приткнулся какой-то мелкий потрепанный мужичонка, волосы и борода которого настолько перепутались, что он был похож на выглядывающего из кустов хорька.

– …Мне, скоб-ка, вы-ше-ука-зан-ное бо-же-ство, скоб-ка, точ-ка.

– О нет, – неверяще пробормотал он. – Здесь-И-Сейчас, ты что тут делаешь? Спасибо, Детрит, спасибо – только не отдавай честь! – можешь садиться.

– Меня задержал господин Моркоу, – откликнулся Здесь-И-Сейчас.

– Заключение в целях безопасности, сержант, – объяснил Моркоу.

– Опять? – Колон снял с гвоздя над столом связку ключей от камер и бросил ее воришке. – Хорошо. Третья камера. Ключи можешь взять с собой, мы крикнем, если они нам понадобятся.

– Премного благодарствую, господин Колон, – поклонился Здесь-И-Сейчас и тут же сбежал по ступенькам туда, где располагались камеры.

Колон покачал головой.

– Самый ужасный вор в мире.

– Он настолько хорош? – удивилась Ангва. – Что-то непохоже.

– В данном случае под «самым ужасным» подразумевается «совсем никудышный», – объяснил Колон.

– А помните, как-то раз он вознамерился пробраться в Дунманифестин и украсть у богов секрет огня? – ухмыльнулся Шноббс.

– Ну, а я ему и говорю: «Но мы его и так уже знаем, Здесь-И-Сейчас, причем многие тысячи лет», – откликнулся Моркоу. – А он: «Вот и здорово, значит, это антикварная редкость»^[4].

– Бедолага, – вздохнул сержант Колон. – Ладно. Что у нас еще?… Да, Моркоу?

– А теперь они должны получить Королевский Шиллинг, – сказал Моркоу.

– Правильно. Да. Конечно.

Сержант Колон порылся в кармане и достал три анк-морпоркских доллара размером с блестку для платья и с содержанием золота примерно как в морской воде. Он бросил монеты трем новобранцам по очереди.

– Это и называется Королевским Шиллингом. – Он искоса глянул на Моркоу. – Понятия не имею почему, но вы должны получать его, когда вступаете в Стражу. Таковы правила. Это означает, что вы действительно вступили в наши ряды. – На мгновение он смутился и даже закашлялся. – Так. Кстати, толпа камнежо… троллей, – быстро поправился он, – устроила на Короткой улице какое-то шествие. Младший констебль Детрит – не позволяйте ему отдавать честь! Хорошо. Ты можешь объяснить нам, что там происходит?

– Тролли празднуют Новый год, – отрапортовал Детрит.

– Правда? Полагаю, нам следует изучать такие вещи. Говорят еще, что эти мелкожо… гномы устроили нечто вроде митинга…

– Годовщина Кумской битвы, – быстро отозвался констебль Дуббинс. – Знаменитая победа над троллями. – В глубинах густой бороды он самодовольно улыбнулся.

– Ага, славная победа, – пробурчал Детрит, с ненавистью глядя на гнома. – Навалились из засады…

– Что? Да это тролли… – начал было Дуббинс.

– Заткнитесь, – перебил их сержант Колон. – Здесь говорится… где же тут говорится?… а, вот, здесь говорится, что они двигаются вверх по Короткой улице. – Сержант перевернул лист бумаги. – Это так?

– Стало быть, тролли и гномы идут друг другу навстречу? – осенило Моркоу.

– Сегодня нас ждет парад парадов, – хмыкнул Шноббс.

– А в чем дело? – не поняла Ангва.

Моркоу неопределенно помахал рукой.

– О боги, – выдавил он. – Там такое будет… Нужно срочно что-то предпринять.

– Гномы и тролли ладят между собой примерно с тем же успехом, как огонь и сухие доски, – откликнулся Шноббс. – Ты когда-нибудь бывала в горящем доме, госпожа? Вот тебе удобный случай.

Обычно ярко-красное лицо сержанта Колона стало вдруг бледно-розовым. Вскочив на ноги, Колон быстро опоясался ремнем с ножнами и взял в руку дубинку.

– И помните, осторожность превыше всего, – торопливо напутствовал он.

– Может, проявим осторожность и останемся здесь? – предложил Шноббс.

Чтобы понять, почему гномы и тролли так ненавидят друг друга, следует обратиться к далекому прошлому.

Они похожи друг на друга, как мел и сыр. Да, да, именно как мел и сыр. Одни – органические, другие – нет, но пахнут сыром. Гномы зарабатывают на жизнь, разбивая вдребезги камни, содержащие ценные минералы, а кремниевая форма жизни, больше известная как тролли, является, по сути дела, камнями, содержащими ценные минералы. В естественных условиях большую часть дневного времени тролли проводят в спячке, а это совсем не то состояние, в котором хотелось бы оказаться камню, содержащему ценные минералы, когда по округе шастают гномы. А гномы ненавидят троллей потому, что им не нравится, когда камень с жилой ценных минералов, который они с таким трудом отыскали, вдруг встает и отрывает им руки только потому, что его, видите ли, ударили киркой по уху.

Таким образом, между гномами и троллями имела место постоянная межвидовая вендетта. Что же касается причин, их у нее, как и у всякой хорошей вендетты, просто не было. Достаточно того, что эта вендетта уходила корнями в начало времен^[5]. Гномы ненавидели троллей, потому что тролли ненавидели гномов, и наоборот.

Стража притаилась в Трехламповом переулке на полпути к Короткой улице. Откуда-то издалека доносились хлопки фейерверка. Гномы взрывали их, чтобы отогнать злых духов рудников. Тролли взрывали их потому, что фейерверк приятно рассыпается во рту.

– Не понимаю, – пожал плечами капрал Шноббс, – почему бы нам не поступить как всегда? Пусть они поколотят друг друга, а кто проиграет, того мы и арестуем.

– Последнее время патриций крайне негативно относится к этническим беспорядкам, – уныло произнес сержант Колон. – Они его уязвляют, а он, в свою очередь, начинает уязвлять других.

Тут сержанта посетила блестящая мысль. Он даже немного приободрился.

– А что, Моркоу, нет ли у тебя какой идеи? – осведомился он, надеясь на то, что у капрала найдется какой-нибудь план.

И тут его посетила вторая мысль. В конце концов, Моркоу – простой деревенский парень…

– Капрал Моркоу?

– Сержант?

– Ну-ка, разберись с ситуацией.

Моркоу высунулся из-за угла и оглядел приближающиеся друг к другу праздничные шествия. Гномы и тролли уже увидели друг друга.

– Так точно, сержант, – бодро отрапортовал он. – Младшие констебли Дуббинс и Детрит – честь не отдавать! – пойдете со мной.

– Его нельзя туда пускать! – воскликнула Ангва. – Это же верная смерть!

– Паренек знает, что такое чувство долга, – заметил капрал Шноббс. Он достал из-за уха крошечный окурок дешевой сигары и чиркнул спичкой о подошву башмака.

– Не волнуйся, госпожа, – успокоил ее Колон. – Он…

– Младший констебль, – поправила его Ангва.

– Что?

– Младший констебль, – повторила она. – А никакая не госпожа. Моркоу говорит, что на службе нельзя демонстрировать свои первичные половые признаки.

– Я хотел сказать, – очень быстро произнес Колон под аккомпанемент отчаянного кашля капрала Шноббса, – что у молодого Моркоу есть такая штука. Хорькизма называется. Так вот, у него ее целая куча.

– Куча?

– Ага, куча хорькизмы.

Тряска прекратилась. К тому времени Пухлик был очень раздражен. Очень-очень раздражен.

Что-то зашелестело. Край мешковины отодвинулся, и на Пухлика уставился другой дракон.

Этот дракон также выглядел очень-очень раздраженным.

Пухлик отреагировал единственным известным ему способом.

Моркоу стоял на середине улицы, сложив на груди руки, а два новобранца за его спиной пытались следить за обеими приближающимися колоннами одновременно.

Колон считал Моркоу простоватым. Моркоу часто казался людям простоватым. Таким он и был.

Люди ошибаются лишь в одном: они считают, простоватый – это то же самое, что и глупый.

Глупым Моркоу не был. Он был прямым и честным, благожелательным и благородным во всех своих поступках. Но в Анк-Морпорке подобное поведение обычно считалось глупым, и коэффициент выживаемости у такого человека был бы не выше, чем у медузы в доменной печи, если бы не пара других факторов. Одним из них был хук правой, который научились уважать даже тролли. А вторым – неподдельная, почти сверхъестественная симпатичность Моркоу. Он прекрасно ладил даже с теми, кого арестовывал. И обладал исключительной памятью на имена.

Большую часть своей молодой жизни Моркоу провел в небольшой колонии гномов, где знать было особо некого. Потом он вдруг оказался в огромном городе – его талант словно бы ждал этого момента, чтобы расцвести. С тех пор он все расцветал и расцветал.

Капрал приветственно помахал рукой приближавшимся гномам.

– Доброе утро, господин Бедролом! Доброе утро, господин Рукисила!

После чего повернулся к старшему троллю. Глухо взорвалась очередная хлопушка.

– Доброе утро, господин Боксит!

Затем Моркоу приложил ладони к губам и закричал:

– Прошу всех остановиться и выслушать меня…

Задние ряды налетели на передние, создав небольшую неразбериху, но наконец, с трудом затормозив, колонны все же остановились. Впрочем, особого выбора не было – иначе пришлось бы шагать прямиком по Моркоу.

Если у капрала и были мелкие недостатки, то крайне немного. К примеру, Моркоу, сосредоточившись на чем-то одном, никогда не обращал внимания на прочие «несущественные» детали. Вот и сейчас разговор, ведшийся шепотом у него за спиной, ускользнул от слуха Моркоу.

– …Ха! Вы устроили на нас засаду! Твоя мать была тогда еще рудой…

– Итак, господа, – произнес он спокойно и благожелательно. – Уверен, причин для воинственного поведения нет…

– …А вы? Вы первые напали на нас из засады! Мой прапрадедушка был в долине Кум, он все мне рассказал!

– …Тем более в такой прекрасный погожий денек. Поэтому я должен просить, чтобы вы, как законопослушные граждане Анк-Морпорка…

– …Да неужели? А твоего отца я киркой, киркой…

– …Отмечали свои этнические праздники тихо и мирно. Последуйте примеру моих коллег, они забыли древние разногласия…

– …Я тебе башку разобью, зловредный гном!…

– …Ради дальнейшего процветания…

– …Только попробуй, я справлюсь с тобой одной левой…

– …Нашего славного города, герб которого…

– …А если я тебе и левую руку сломаю?…

– …Они с гордостью и ответственностью носят на своем значке.

– А-а-а-аргх!

– О-о-о-ой!

До Моркоу наконец дошло, что его никто не слушает, и он, проследовав за взглядами толпы, обернулся.

Младший констебль Дуббинс висел в воздухе вверх ногами, потому что младший констебль Детрит пытался постучать им, вернее его головой в шлеме, о мостовую. Впрочем, младший констебль Дуббинс использовал это неудобное положение с максимальной для себя выгодой, поскольку, обхватив ногу младшего констебля Детрита, вознамерился вогнать зубы в лодыжку своего коллеги.

Обе враждующие колонны зачарованно наблюдали за схваткой.

– Нужно срочно что-то делать! – решительно сказала Ангва, в очередной раз высунув голову из переулка, где укрывались стражники.

– Мда-а-а, – протянул сержант Колон, – вот она, ваша этника. Все так запутано…

– Один неверный шаг, и тебе крышка, – подхватил Шнобби. – Эти этнические ребята такие обидчивые.

– Обидчивые? Они же пытаются убить друг друга!

– Тут все дело в культурном наследии, – печально промолвил сержант Колон. – У каждого оно свое, мы же не можем навязывать им нашу культуру. Отсюда и до видизма недалеко…

Лицо стоявшего посреди улицы капрала Моркоу стало ярко-багровым.

– Так, сейчас он кому-нибудь из них врежет на глазах у всей этой шоблы, – сказал Шнобби. – Требуется выработать план. Лично я предлагаю, как только Моркоу замахнется, брать ноги в руки и драпать отсюда к черт…

Огромные вены проступили на могучей шее капрала Моркоу, он положил руки на ремень и во всю мощь своих легких проорал:

– Младший констебль Детрит! Отдать честь!

Они потратили на обучение долгие часы. На то, чтобы команда укоренилась в мозгу Детрита, ушло немало времени, зато, укоренившись, она уже никуда не могла оттуда деться.

Тролль отдал честь.

Рукой с гномом.

Он отдал честь, по-прежнему сжимая в своей огромной лапе младшего констебля Дуббинса, этакую маленькую рассерженную дубинку. Гном описал в воздухе большую дугу.

Звон, раздавшийся при ударе двух шлемов, эхом отразился от стен домов, и буквально через мгновение последовал глухой звук падения обоих тел на мостовую.

Моркоу потыкал бесчувственные тела носком сандалии.

Затем повернулся и, дрожа от ярости, зашагал в сторону гномов.

В переулке сержант Колон от страха принялся сосать край шлема.

– Оружие есть? Знаю, что есть! – рявкнул Моркоу на добрую сотню гномов. – Признавайтесь! Если гномы, у которых есть оружие, сию же минуту не бросят его на землю, весь ваш парад, я имею в виду действительно весь, окажется в камерах! И я не шучу.

Стоящие в первых рядах гномы невольно сделали шаг назад. На землю с беспорядочным звоном посыпались металлические предметы.

– Все оружие, – угрожающе произнес Моркоу. – И это касается тебя, ты, с черной бородой, тот, что прячется за спину господина Пращеврата! И тебя я тоже вижу, господин Рукисила.

– Он погибнет, да? – тихо прошептала Ангва.

– Самое смешное, – сказал Шнобби, – если бы нечто подобное попытались сотворить мы, от нас остался бы только фарш на мостовой. А у него, кажется, получается.

– Хорькизма… – покачал головой сержант Колон, которому пришлось прислониться к стене, так как ноги уже не держали.

– Ты хотел сказать «харизма»? – уточнила Ангва.

– Да. Она самая. Ага.

– Как это у него получается?

– Не знаю, – хмыкнул Шнобби. – Может, у него дар входить в доверие?

Моркоу повернулся к троллям, которые с широкими ухмылками наблюдали за тем замешательством, что воцарилось в гномьих рядах.

– Теперь, что касается вас… – сказал он. – Сегодня я буду патрулировать Каменоломный переулок, и, надеюсь, никакие беспорядки меня там не ждут. Я правильно надеюсь?

Послышались шарканье огромных ног и бормотание.

Моркоу приложил ладонь к уху.

– Не слышу!

Раздалось более громкое бормотание, своего рода токката для сотни недовольных голосов на тему «Да, капрал Моркоу».

– Вот и договорились. А теперь проваливайте. И больше никаких глупостей, ведите себя хорошо.

Моркоу стряхнул пыль с ладоней и широко улыбнулся. Тролли выглядели озадаченными. Теоретически Моркоу должен был превратиться в тонкую пленку жира, размазанную по мостовой. Но почему-то этого не случилось…

– Он только что велел доброй сотне троллей «вести себя хорошо», – пробормотала Ангва. – Некоторые из них совсем недавно спустились с гор. С некоторых даже лишайник не осыпался.

Стражники отбыли незадолго до того, как в Псевдополис-Ярд вернулся капитан Ваймс. Он тяжело поднялся по лестнице в свой кабинет, плюхнулся на липкий кожаный стул и тупо уставился в стену.

Он хотел уйти из Стражи. Ну конечно хотел.

Это нельзя было назвать образом жизни. Такой жизни не бывает.

Неудобные часы работы. Абсолютное непонимание того, что есть закон в этом прагматичном городе. О личной жизни и говорить не приходится. Питаешься чем попало и когда можешь. Он даже ел сосиски, которыми торговал Себя-Режу-Без-Ножа Достабль. А погода? Либо противный дождь, либо испепеляющая жара. И никаких тебе друзей – разве что напарники по Страже, единственные люди, живущие в твоем мире.

Осталось несколько дней. Всего несколько дней, и он, как выразился сержант Колон, будет кататься как сыр в масле. Целые дни ничегонеделания, только набиваешь брюхо и разъезжаешь на огромным коне, отдавая приказы слугам.

В такие моменты перед его внутренним взором неизменно возникал образ старого сержанта Каппля. Сержант Каппль командовал Ночной Стражей, когда Ваймс только-только вступил в ее ряды. Совсем скоро сержант ушел в отставку. Все сбросились и купили ему дешевые часы, одни из тех, что исправно ходят несколько лет, пока не закончится срок служения демона.

«Чертовски глупая идея, – мрачно подумал Ваймс, глядя на стену. – Старик уходит с работы, сдает значок, песочные часы и колокольчик – и что мы ему дарим? Часы…»

На следующий день сержант Каппль пришел на работу со своими новыми часами. Чтобы, так сказать, ввести всех в курс дела, подбить кое-что – или кое-кого, ха-ха. Позаботиться о том, чтобы вы, сосунки, не попали в какую беду. Прошел месяц, а сержант по-прежнему являлся на Службу – таскал уголь, мыл полы, был на посылках и помогал всем писать отчеты. И через пять лет он все еще был в Страже. А через шесть лет один из стражников пришел как-то рано утром в штаб-квартиру и нашел его лежащим на полу…

Как оказалось, никто, совсем никто, не знал, где жил сержант и была ли вообще госпожа Каппль. На похороны сбросились стражники, они же и пришли проводить сержанта.

Если задуматься, когда какой-нибудь стражник умирает, на его похороны приходят только стражники.

Конечно, сейчас времена другие. Сержант Колон счастливо живет в браке вот уже много лет – возможно, именно благодаря тому, что они с женой, работая в разные смены, встречаются лишь изредка, да и то на пороге. Да, она оставляет ему в духовке теплый обед-завтрак, но этим их совместная жизнь не ограничивается: у них ведь есть внуки – значит, им не всегда удавалось избежать друг друга. Молодой Моркоу в упор женщин не видит. А капрал Шноббс… очевидно, он тоже как-то устроился. Говорят, у него есть какая-то двадцатипятилетняя особа, только непонятно, где он взял это тело и где его хранит.

Вот так вот. У всех кто-то есть – или что-то, как в случае со Шнобби.

Ну, капитан Ваймс, ты-то что сомневаешься? Ты питаешь к ней интерес или нет? О любви здесь даже речи не идет, крайне сомнительное понятие для тех, кому за сорок. А может, ты просто боишься состариться, двигаясь по привычной колее жизни, и умереть? Боишься быть похороненным толпой юношей, которые знали тебя как старого пердуна, вечно путавшегося под ногами, приносившего кофе и горячие фиггины, над которым все тайком посмеивались?

Ему не хотелось бы такой жизни. И вот Судьба соблаговолила подарить ему сказку.

Конечно, он знал, что она богата. Но совсем не ожидал вызова в контору господина Моркомба.

Вот уже много лет господин Моркомб был поверенным Овнецов. Даже не лет, а веков. Потому что был вампиром.

Ваймс недолюбливал вампиров. Гномы, конечно, те еще паскудники, но в трезвом состоянии более или менее блюдут закон; даже с троллями можно ладить, главное – не упускать их из виду. Но от всех этих умертвиев у капитана начинала чесаться шея. Живи и дай жить другим – совсем неплохой девиз, но в случае с вампирами его смысл несколько искажался…

Господин Моркомб был неторопливым, как черепаха, и очень бледным. До сути дела он добирался целую вечность, зато, когда добрался, эта самая суть пригвоздила Ваймса к стулу.

– Сколько?!

– Э, думаю, не ошибусь, если скажу, что вся собственность, включая фермы, районы городской застройки и небольшой участок невещественности рядом с Университетом, оценивается приблизительно в семь миллионов долларов дохода в год. Да, в семь миллионов. По текущим расценкам.

– И это все мое?!

– С момента заключения брака с госпожой Сибиллой. Хотя в своем письме она дала мне указание предоставить вам доступ ко всем ее счетам начиная с нынешнего момента.

Жемчужные мертвые глаза внимательно смотрели на капитана Ваймса.

– Госпожа Сибилла, – пояснил он, – является собственницей приблизительно одной десятой части Анка и обширных владений в Морпорке, не считая, конечно, значительных сельскохозяйственных угодий…

– Но… но… мы… это будет не только мое, а наше…

– По этому вопросу также имеются конкретные указания от госпожи Овнец. Она передает всю собственность вам как супругу. У нее несколько… старомодный подход.

Моркомб протянул Ваймсу сложенный лист бумаги. Капитан взял его, развернул и не поверил своим глазам.

– В том случае, если вы скончаетесь раньше своей половины, – бубнил господин Моркомб, – согласно общему праву супружества, собственность вернется к прежнему владельцу. Или, разумеется, к любому плоду данного союза.

Ваймс ничего не сказал на это. Большая часть извилин его мозга сплавились друг с другом, он просто сидел с отвисшей челюстью и слушал.

– Госпожа Сибилла, – слова адвоката доносились до него откуда-то издалека, – уже не молода, однако ее здоровье можно назвать отменным, поэтому я не вижу причин…

Оставшуюся часть встречи Ваймс провел в автоматическом режиме.

Даже сейчас он не мог думать о встрече с Моркомбом – его мысли сразу куда-то уносились. Когда мир оказывался слишком сложным для понимания, мысли капитана Ваймса машинально перескакивали на более безобидные темы.

Капитан выдвинул нижний ящик стола и уставился на блестящую бутылку «Древнего Отборного Виски Джимкина Пивомеса». Ваймс и сам не знал, как она здесь оказалась. Почему-то он ее не выбросил.

Ага, давай, возьмись за старое, и отставки тебе не видать как своих ушей. Довольствуйся сигарами.

Ваймс задвинул ящик, откинулся на спинку стула и достал из кармана недокуренную сигару.

Да, Стража уже не та, что прежде. Политика. Ха! Старые стражники, такие как сержант Каппль, перевернулись бы в гробах, если б узнали, что в Ночную Стражу приняли…

И тут мир взорвался.

Оконное стекло разлетелось вдребезги, изрешетив стену за спиной Ваймса осколками и порезав капитану одно ухо.

Он упал на пол и закатился под стол.

Ну все, его терпение лопнуло! Алхимики взорвали свою Гильдию в последний раз, и уж он, капитан Ваймс, об этом позаботиться…

Осторожно высунувшись в окно, Ваймс увидел столб пыли. Вот только взорвались не алхимики, а Гильдия Наемных Убийц…

* * *

Ваймс как раз подходил к воротам Гильдии, когда по Филигранной улице трусцой примчались остальные стражники. Пара одетых в черное убийц преградила капитану путь – достаточно вежливо, но в тоже время ясно давая понять, что в качестве следующего шага последует невежливость. Из-за ворот доносился топот носящихся туда-сюда ног.

– Видите этот значок? – спросил Ваймс. – Видите?

– Тем не менее это территория Гильдии, – ответил один из убийц.

– Именем закона, я требую пропустить! – заорал Ваймс.

Убийца несколько встревожено улыбнулся, но все же возразил:

– Закон гласит, что в стенах Гильдии преимущественную силу имеет закон, принятый данной Гильдией.

Ваймс свирепо воззрился на убийцу, но сказать было нечего. Законы города, какими бы они ни были, у ворот Гильдий прекращали свое действие. Гильдии жили по собственным законам. Гильдии владели…

Он помотал головой.

За его спиной младший констебль Ангва наклонилась и подняла осколок стекла.

Поворошила ногой осколки камня.

А потом ее взгляд встретился со взглядом маленького дворового пса неопределенного вида. Пес внимательно разглядывал ее из-за повозки. На самом деле вид у дворняги был не такой уж неопределенный. Скорее, вполне определенный. Пес выглядел как дурной запах изо рта, только с мокрым носом.

– Гав, гав, – несколько неохотно сказала дворняга. – Гав, гав, гав, а еще р-р-р.

После чего пес засеменил к началу переулка. Ангва огляделась и последовала за ним. Все остальные стражники столпились вокруг Ваймса, который несколько снизил свой тон.

– Позовите сюда старшего наставника, – велел он. – Немедленно.

Молодой убийца попытался насмешливо улыбнуться.

– Ха! Тебя, стражник, я не боюсь.

Ваймс опустил взгляд на свой помятый нагрудник и ржавую кольчугу.

– Ты прав, – кивнул он. – Я выгляжу не слишком устрашающе. Извини. Капрал Моркоу и младший констебль Детрит, шаг вперед!

Небо над убийцей вдруг что-то заслонило.

– Согласись, эти стражники, – голос Ваймса исходил с той, другой стороны затмения, – несколько пострашнее меня.

Убийца медленно кивнул. Такого поворота событий он не ожидал. Обычно стражники и близко не подходят к Гильдии. Меряться силами с убийцей, в чьем изысканном черном костюме обычно спрятаны по меньшей мере восемнадцать разных приспособлений, предназначенных для убийства людей? Какой смысл? Но данный убийца вдруг осознал, что два таких приспособления находятся на концах рук младшего констебля Детрита. Совсем под рукой, если можно так выразиться.

– Я… э… пожалуй, я все-таки позову старшего наставника, – неуверенно произнес убийца.

Моркоу чуть склонился над ним.

– Мы благодарны вам за сотрудничество, – мрачно сообщил он.

Ангва смотрела на пса, пес смотрел на нее.

Наконец она присела. Пес принялся яростно чесать за ухом задней лапой.

Внимательно оглядевшись и еще раз убедившись в том, что их никто не видит, Ангва пролаяла вопрос.

– Можешь не утруждаться, – ответил пес.

– Ты умеешь говорить?

– Ха! Для этого большого ума не требуется, – пожала плечами дворняга. – Как и на то, чтобы понять, кто ты такая.

Ангва запаниковала.

– Как ты догадался?

– По запаху, девушка. Ты так ничему и не научилась? Учуял тебя за милю. И подумал: «Ого, а что одна из них делает в Ночной Страже?»

Ангва сердито погрозила ему пальцем.

– Если кому-нибудь скажешь…

Пес приобрел более обиженный, чем обычно, вид.

– Да меня никто и слушать не станет, – сказал он.

– Почему?

– Потому что все знают, что разговаривать собаки не умеют. Конечно, люди меня слышат, нет проблем, но обычно предпочитают считать, что это они сами пробормотали что-то себе под нос. Разумеется, когда дело приобретет совсем крутой оборот, ко мне прислушаются, но не раньше. – Дворняга печально вздохнула. – Поверь, я знаю, о чем говорю. Я читал книги, по крайней мере жевал их.

Пес снова почесался за ухом.

– Кажется, – сказал он потом, – мы можем помочь друг другу.

– Каким образом?

– Ну, ты можешь добыть мне фунт мяса. Фунт мяса творит с моей памятью настоящие чудеса. Только что помнил, а съел – все, ничегошеньки не помню.

Ангва нахмурилась.

– Знаешь, – поделилась она, – есть такое слово «шантаж». Люди его очень не любят.

– Люди много чего не любят, – тут же ответил пес. – Взять, к примеру, меня. Я страдаю хронической разумностью. Есть от нее хоть какая-нибудь польза собаке? Я об этом просил? О нет, только не я. Просто занесло меня как-то к факультету высокоэнергетической магии этого вашего Незримого Университета, вижу, о, классное местечко для гнездовища, ну и поселился там, а никто ведь даже не предупредил, что эта проклятая магия сочится там из всех дыр, потом вдруг открываю глаза, голова шипит как доза слабительного, и тут я думаю: ого-го, опять началось, привет, абстрактный концептуализм, мы идем, интеллектуальное развитие… Какая мне от этого польза? Когда такое приключилось со мной в прошлый раз, я спас мир от этих ужасных, как их там, из Подземельных Измерений – и что? Кто-нибудь сказал мне спасибо? Какой хороший песик, дайте ему косточку? Ха-ха.

Он протянул изрядно потрепанную лапу.

– Меня зовут Гаспод. Вообще, я самый обычный пес, но по праздникам люблю спасать мир.

Ангва сдалась и пожала побитую молью лапу.

– Меня зовут Ангва, – сказала она. – Я… Вообще-то, ты и сам знаешь, кто я такая.

– Уже забыл, – ухмыльнулся Гаспод.

Капитан Ваймс внимательно оглядел разоренный двор Гильдии Убийц. В стене одного из помещений, что располагалось на первом этаже, зияла огромная дыра. Все окна рядом были разбиты, под ногами хрустело стекло. Зеркальное стекло. Наемные убийцы славились своей самовлюбленностью, но зеркалам место в комнатах…

Он заметил, что младший констебль Дуббинс поднял с земли пару блоков, привязанных к обгоревшей с одного конца веревке.

Потом увидел среди обломков камня какую-то квадратную карточку.

Волоски на руках капитана Ваймса встали дыбом.

Он почувствовал в воздухе запах злодейства.

Ваймс первым готов был признать, что стражник из него не ахти какой. Вот только его голос затерялся бы в гуле других голосов – очень многие с радостью признали бы сей факт. И виной тому была упрямая несговорчивость Ваймса, которая раздражала высокостоящих, важных особ, а любой человек, раздражающий важных особ, просто не может быть хорошим стражником. Но у капитана развились инстинкты. Нельзя провести всю жизнь на улицах и не выработать хоть какие-то инстинкты. Подобно тому как едва уловимо меняются джунгли, почувствовав приближение охотника, изменилось ощущение города.

Что-то происходило, что-то неправильное, а он никак не мог понять, что именно. Капитан Ваймс наклонился…

– Что все это значит?

Ваймс выпрямился, но оборачиваться не стал.

– Сержант Колон, возвращайтесь в штаб-квартиру вместе с Детритом и Шнобби, – приказал он. – Капрал Моркоу и младший констебль Дуббинс останутся со мной.

– Есть, сэр!

Сержант Колон топнул ногой и браво отдал честь, чтобы еще больше досадить наемным убийцам. Ваймс тоже отдал честь.

И только потом он повернулся.

– А, доктор Проблемс, – улыбнулся он.

Лицо старшего наставника, он же – главный убийца, было белым от ярости, что очень шло к черному цвету его одеяний.

– За вами никто не посылал! – воскликнул он. – По какому праву вы здесь находитесь, господа стражники? Бродите везде, словно это ваша собственность…

Ваймс молчал, но сердце его пело. Он наслаждался моментом. Ему хотелось сохранить его, вложить между страниц большой и толстой книги, чтобы в старости иногда доставать оттуда и наслаждаться.

Он сунул руку за нагрудник и вытащил письмо поверенного.

– Если хочешь узнать основную причину, – сказал он, – так уж случилось… Это действительно моя собственность.

Человека можно охарактеризовать по тому, что он ненавидит. Капитан Ваймс ненавидел очень многое. Наемные убийцы находились в самом верху этого списка, следуя сразу за королями и умертвиями.

Но надо отдать должное доктору, тот оправился очень быстро. Прочитав письмо, Проблемс не взорвался, не стал спорить или заявлять, что это подделка. Просто сложил документ и вернул капитану, после чего холодно произнес:

– Понятно. Недвижимость, значит…

– Именно так. А теперь мне хотелось бы узнать, что тут произошло.

Из дыры в стене вылезли еще несколько убийц рангом постарше. Разбредшись по двору, они принялись внимательно осматривать обломки.

Доктор Проблемс медлил с ответом лишь мгновение.

– Небольшая проблема с фейерверками, – сказал он.

– А случилось вот что, – сказал Гаспод. – Кто-то положил коробку с драконом во дворе около стены, спрятался за одной из статуй, потянул за веревочку и… ба-бах!

– Ба-бах?

– Именно. Потом наш приятель скользнул в дыру, через мгновение вылез, побегал по двору, а в следующую минуту во двор выбежали все убийцы, и он смешался с толпой. Какие проблемы? Еще один человек в черном. Никто ничего не заметил, понимаешь?

– Ты хочешь сказать, он все еще там?

– Откуда мне знать? Капюшоны, плащи, все в черном…

– И ты видел все это своими глазами?

– Я посещаю Гильдию Наемных Убийц каждую среду. Это день мясного ассорти, улавливаешь? – Увидев ее озадаченное выражение лица, Гаспод вздохнул. – По средам повар всегда готовит ассорти из жареного мяса. А кровяную колбасу почти никто не ест. Вот она и валяется на кухне, а я тут как тут, гав-гав, дай-дай, какая замечательная псина, слушай, так глядит, будто все понимает, а ну-ка, посмотрим, что у нас есть для славного песика…

На мгновение морда Гаспода обрела смущенное выражение.

– Гордость – это, конечно, здорово, – объяснил он, – но колбаса есть колбаса.

– С фейерверками? – переспросил Ваймс.

Доктор Проблемс явно хватался за соломинку, в то время как вокруг бушевало штормовое море.

– Ага. Фейерверки. Они самые. Были приготовлены ко Дню Основания. Но, к сожалению, кто-то бросил непотушенную спичку, которая и подожгла коробку. – Доктор Проблемс вдруг улыбнулся. – Мой дорогой капитан Ваймс, – сказал он, хлопнув в ладоши, – я весьма ценю твое беспокойство, и тем не менее…

– Они хранились в этой комнате? – перебил его Ваймс.

– Да, но какая разница…

Ваймс прошагал к дыре и заглянул внутрь. Пара убийц взглянули на доктора Проблемса и с нарочито равнодушным видом потянулись к различным частям своих костюмов. Доктор покачал головой. Возможно, его осторожность была вызвана тем, что Моркоу как бы невзначай положил руку на эфес своего меча, а возможно, причиной был определенный кодекс поведения, соблюдаемый наемными убийцами. Наемный убийца, совершивший убийство, которое ему никто не оплатил, покрывал себя несмываемым позором.

– Похоже на какой-то… музей, – хмыкнул Ваймс. – Памятные вещи Гильдии и все такое?

– Именно. Запасники. Разный хлам. Сам знаешь, годы идут, а он все копится, копится…

– О. Что ж, кажется, тут все в порядке, – кивнул Ваймс. – Прошу прощения за беспокойство, доктор. Мне пора. Надеюсь, я не причинил никаких неудобств?

– Конечно нет! Очень рад, что смог развеять твои сомнения.

Их вежливо, но твердо начали оттеснять к воротам.

– На вашем месте, – заметил капитан Ваймс, бросив взгляд на разгромленный двор, – я бы поскорее убрал все эти стекла. Не дай боги, кто-нибудь поранится. Мне совсем не хотелось бы, чтобы кто-нибудь из твоих людей поранился.

– Мы займемся этим незамедлительно, капитан, – заверил его доктор Проблемс.

– Отлично. Большое спасибо. – Капитан Ваймс вдруг остановился у самых ворот и хлопнул себя – Э-э, прошу меня извинить, в последнее время не голова, а решето какое-то, так что, говоришь, у вас украли?

Ни один мускул, ни одна жилка не дрогнули на лице доктора Проблемса.

– Ни о чем таком я не говорил, капитан Ваймс, – возразил он.

– Верно! Еще раз извини! Конечно, не говорил… Мои извинения… Работа совсем с ума сведет. Уже ухожу.

Дверь захлопнулась прямо перед его носом.

– М-да, – сказал Ваймс.

– Но, капитан, почему… – начал было Моркоу, однако Ваймс, вскинув руку, резко прервал его.

– Ну вот, как просто все оказалось, – сказал он несколько громче, чем нужно. – Мы во всем разобрались, и больше волноваться не о чем. Возвращаемся в Ярд. А где младший констебль… как там ее?

– Здесь, капитан, – отозвалась Ангва, выходя из переулка.

– Ты там что, засаду устраивала? А это что такое?

– Гав, гав, визг, визг.

– Обычная дворняжка, капитан.

– О боги…

По Гильдии Наемных Убийц разнесся громкий бой огромного ржавого Погребального колокола. Фигуры в черном сбежались со всех сторон, толкаясь и отпихивая друг друга, спеша поскорее оказаться во дворе.

Совет Гильдии в полном составе собрался у дверей кабинета доктора Проблемса. Его заместитель господин Низз нерешительно постучал в дверь.

– Входите.

Совет вошел.

Кабинет Проблемса был самым большим в здании. Посетителям всегда казалось немного неуместным то, что Гильдия Наемных Убийц занимает такие светлые, просторные, хорошо обставленные помещения, которые больше смахивают на клуб для великосветских господ, чем на место, где доминирующая тема всех обсуждений – это убийство.

На стенах висели красочные картины, изображавшие сцены охоты, правда дичью, если присмотреться, были не олени и не лисы. Также имелись несколько гравюр и новомодных иконографий членов Гильдии – ряды улыбающихся лиц и облаченных в черное тел: старшие преподаватели гордо высятся на заднем плане, а выпускники сидят по-турецки впереди, один из них корчит рожу^[6].

Часть комнаты занимал огромный стол красного дерева, за которым еженедельно собирались старейшины Гильдии. Другая часть отводилась под личную библиотеку доктора Проблемса и небольшой рабочий верстак. Над верстаком висел аптечный шкаф, состоящий из сотен маленьких ящичков. Названия на ящичках были написаны особым шифром, используемым наемными убийцами; правда эта предосторожность была излишней – посетители Гильдии обычно воздерживались от предлагаемых тут напитков.

Четыре колонны из черного гранита поддерживали потолок. На них были высечены имена самых знаменитых наемных убийц.

Письменный стол доктора стоял ровно посредине квадрата из колонн. Сам Проблемс стоял за столом, и выражение его лица было почти таким же деревянным.

– Нужно провести перекличку, – сказал он. – Кто-нибудь покидал Гильдию?

– Нет, господин доктор.

– Откуда такая уверенность?

– Охранники, дежурящие на крышах домов по Филигранной улице, сообщили, что никто не входил и не выходил, господин доктор.

– А кто следит за охранниками?

– Они следят друг за другом, господин доктор.

– Очень хорошо. Итак, слушайте внимательно. Я хочу, чтобы весь этот бардак был убран как можно быстрее. Если кто-нибудь вознамерится покинуть здание, не спускать с него глаз. Во всех помещениях Гильдии от подвала и до крыши будет произведен тщательнейший обыск.

– И что мы будем искать? – деловито осведомился младший профессор ядов и прочих отравляющих веществ.

– Все… что спрятано. Если найдете что-нибудь и не будете знать, что именно вы нашли, немедленно посылайте за членом совета. Никакой личной инициативы.

– Но, господин доктор, здесь может быть спрятано все, что угодно…

– Это будет не все, что угодно. Понятно?

– Нет, господин доктор.

– Вот и здорово. Да, еще одно. Стражу сюда не пускать, чтоб духу их здесь не было. Эй, ты… Принеси мою шляпу. – Доктор Проблемс вздохнул. – Нужно доложить обо всем патрицию.

– Боги в помощь, господин доктор… Э-э, в смысле, удачи.

Капитан не произносил ни слова, пока стражники не оказались на Бронзовом мосту.

– Итак, капрал Моркоу, – наконец промолвил Ваймс, – помнишь, я неустанно повторял тебе, что наблюдательность в нашей работе очень и очень важна?

– Так точно, сэр. Я помню все ваши замечания по этому вопросу.

– Ну и что же ты наблюдал?

– Кто-то разбил зеркало. Всем известно, что наемные убийцы буквально без ума от зеркал. Но если это был музей… И зачем было вытаскивать зеркало во двор?

– Прошу прощения, сэр!

– Это кто?

– Я здесь, внизу, сэр. Младший констебль Дуббинс.

– Ах да. Слушаю.

– Я немного разбираюсь в фейерверках, сэр. После них остается характерный запах, которого я не почувствовал. Там совсем по-другому пахло, сэр.

– Хорошо… учуяно, Дуббинс.

– А еще там валялись куски обгоревшей веревки и блоки.

– Дело пахнет драконом, – сообщил Ваймс.

– Уверены, капитан?

– О да.

Ваймс поморщился. После некоторого времени, проведенного в обществе госпожи Овнец, запах дракона не перепутаешь ни с каким другим. Когда вдруг во время обеда что-то кладет голову тебе на колени, ты ничего не говоришь, просто даешь ему кусочки со стола и молишься, чтобы оно не икнуло.

– В комнате стоял стеклянный стеллаж, – сказал он. – Кто-то разбил его. Ха! Оттуда явно что-то украли. На земле валялась какая-то карточка, но ее успели подобрать, пока я разговаривал с Проблемсом. Я бы сотню долларов отдал за то, чтобы узнать, что на ней было написано.

– Почему, капитан?

– Потому что эта убойная сволочь Проблемс не хотел, чтобы мне это стало известно.

– А я знаю, что могло пробить в стене такую дыру, – вдруг объявила Ангва.

– Что?

– Взорвавшийся дракон.

Стражники двинулись дальше, ошеломленно переваривая услышанное.

– Это возможно, сэр, – после некоторых раздумий произнес Моркоу. – Эти дьяволы взрываются, даже если уронить рядом с ними шлем.

– Дракон… – пробормотал Ваймс. – И почему ты решила, что это был дракон, младший констебль Ангва?

Ангва замялась, понимая, что ответ «это мне одна дворняга сказала» не самым благоприятным образом отразится на служебной карьере.

– Женская интуиция? – высказала догадку она.

– Может быть, – скептически предположил Ваймс, – женская интуиция попробует угадать, что именно было украдено?

Ангва пожала плечами. Моркоу про себя отметил, как занимательно задвигалась ее грудь.

– Ну, это было нечто такое, что наемные убийцы хотели хранить у себя, дабы иметь возможность любоваться этим? – нерешительно высказалась она.

– О да, – покачал головой Ваймс. – А сейчас ты заявишь, что все это рассказала тебе эта вот псина…

– Гав?

Эдуард Муэрто задернул шторы, запер дверь и прислонился к ней спиной. Все получилось так легко!

Сделав пару шагов, он положил на стол тонкий сверток длиной около четырех футов.

Осторожно развернул ткань и… вот оно…

«Оно» было очень похоже на тот чертеж. О, как это типично для человека – целая страница подробных чертежей арбалетов, а это – это находится на полях, как ничего не значащая заметка.

Как же все просто! Зачем нужно было прятать такое? Вероятно потому, что люди боялись. Люди всегда боятся силы. Она их тревожит, беспокоит.

Эдуард поднял его на уровень глаз и вдруг понял, что предмет словно сам прижался к его плечу, он так удобно лег в руку…

– Ты мое.

Это и стало концом Эдуарда, дона Муэрто. Конечно, еще какое-то время что-то существовало, но то, что это было и как оно думало, не имело к человеку ни малейшего отношения.

Время близилось к полудню. Сержант Колон вывел новобранцев на стрельбища, которые обычно происходили на Лучном вале.

Ваймс вместе с Моркоу отправились патрулировать город.

Капитан чувствовал, как внутри его что-то пузырится. Что-то щекотало концы его изношенных, но все еще активных инстинктов, старалось привлечь к себе внимание. Сидеть на месте было нельзя. Моркоу едва поспевал за капитаном Ночной Стражи.

Стажеры-убийцы все еще убирали двор Гильдии.

– Наемные убийцы при дневном свете, – буркнул Ваймс. – Удивительно, как они в пыль не превратились.

– Это вампиры превращаются в пыль, сэр, – поправил его Моркоу.

– Ха! Ты прав. Наемные убийцы, лицензированные воры и эти проклятые вампиры! А знаешь, парень, когда-то этот старый город был великим.

Они следовали нога в ногу.

– Это когда у нас были короли, сэр?

– Короли? Что? Разумеется, нет!

Двое наемных убийц удивленно оглянулись.

– Я что хочу сказать, – продолжил Ваймс. – Монарх – это абсолютный правитель, верно? Главный поц…

– Если он, конечно, не королева, – вставил Моркоу.

Ваймс сердито посмотрел на него и кивнул.

– Ладно, ладно. Или главная поцка.

– Нет, сэр, это скорее применимо к простолюдинке. Королев надо называть иначе. Поцесса… Гм, тоже нет, слишком молодо. Да, наверное, поцарина.

Ваймс помолчал. Что-то витало в воздухе над городом. Если бы Создатель сказал свое фирменное «Да будет свет!» в Анк-Морпорке, никуда дальше он бы не продвинулся, потому что местные жители не отпустили бы его, пока не узнали, какой именно это будет свет, насколько он будет ярким и какого оттенка.

– В общем, верховный правитель или правительница, – сказал он и зашагал дальше.

– Так точно, сэр.

– Но это же несправедливо, понимаешь? Какой-то человечишка распоряжается твоей жизнью и смертью. Кто дал ему такое право?

– Ну, если он хороший человек… – начал было Моркоу.

– Что? Что? Ладно. Ладно. Представим, что он хороший. А его заместитель? Он тоже будет хорошим? Можно только надеяться. Потому что он тоже верховный правитель, поскольку действует от имени короля. И все придворные… все они должны быть хорошими людьми. Потому что, если хоть один из них окажется плохим, мы тут же по уши погрязнем в воровстве и взяточничестве.

– Патриций – верховный правитель, – заметил Моркоу и кивнул проходившему мимо троллю. – Добрый день, господин Карбункул.

– Но он не носит корону, не сидит на троне и не кричит на каждом углу, что занимает это место по праву, – возразил Ваймс. – Терпеть не могу этого подлеца, но он хоть честен. Прямой как палка для битья.

– Пусть так, но хороший человек в качестве короля…

– Да? А что потом? Мой мальчик, королевская власть способна развратить всякого. Честные люди начинают кланяться и приседать только потому, что чей-то дедушка был более кровожадным гаденышем, нежели их предок. Слушай, наверное, у нас были хорошие короли. Когда-то. Но короли производят на свет других королей! Кровь берет свое, и в итоге мы получаем толпу надменных кровожадных гадов! Отрубавших головы королевам и каждые пять минут травивших своих кузенов! И так мы жили веками! А потом настал день, и один человек сказал: «Все, хватит с нас королей!», и мы восстали, и стали сражаться с поганой знатью, и согнали короля с трона, и приволокли его на Саторскую площадь, и отрубили его поганую голову! Вот так-то!

– Ого, – восхищенно сказал Моркоу. – И кто же это был?

– Ты о ком?

– О человеке, который сказал: «Все, хватит с нас королей!»?

На них смотрели люди. Лицо Ваймса из красного от ярости превратилось в багровое от смущения.

– Э… он был командиром Городской Стражи, – пробормотал он. – Его звали Старина Камнелиц.

– Никогда о нем не слышал.

– Он, э-э, не часто упоминается в книгах по истории, – ответил Ваймс. – Понимаешь ли, иногда должна начаться гражданская война, а иногда лучше сделать вид, будто и не было ничего. Иногда люди делают свое дело, а затем их забывают – потому что так нужно. Видишь ли, это ведь в его руках был топор. Больше никто не осмелился. В конце концов, ведь на плахе лежала королевская голова. Короли, – он буквально выплюнул это слово, – особые люди. Даже после того, как все увидели его… личные покои и очистили их от… В общем, те еще покои были. Даже после этого. Мир ведь никто не очистил. А он взял топор, послал всех подальше и сделал свое дело.

– А какой король это был? – спросил Моркоу.

– Лоренцо Добрый, – сухо ответил Ваймс.

– Я видел его портрет в дворцовом музее, – кивнул Моркоу. – Такой толстый старичок в окружении детей.

– О да, – заметил Ваймс сдержанно. – Детей он любил.

Моркоу помахал паре гномов.

– Надо же, а я ничего такого и не знал, – сказал он. – Думал, это был какой-то подлый мятеж или вроде того.

Ваймс пожал плечами.

– Все это занесено в летописи. Надо только знать, где смотреть.

– Это и был конец королевской линии Анк-Морпорка?

– Кажется, в живых остался его сын. И парочка безумных родственников. Они были изгнаны. Считается, что для членов королевской семьи это чуть ли не самая ужасная кара. Только не понимаю почему.

– Ну, наверное, я это чуть-чуть понимаю. А вы, сэр, очень любите этот город…

– Да. Но если бы у меня был выбор между изгнанием и отсечением головы, я бы очень быстро собрал чемоданы. О да, от королей мы избавились. Но… город тогда работал.

– И до сих пор работает.

Они миновали Гильдию Наемных Убийц и поравнялись с высокими, неприступными стенами Гильдии Шутовских Дел и Баламутства, занимавшей другой угол квартала.

– Нет, просто движется по инерции. Посмотри-ка вверх.

Моркоу послушно поднял взгляд.

Он увидел знакомый дом на пересечении Брод-авеню и улицы Алхимиков. Фасад был нарядным, но очень грязным. Его колонизировали горгульи.

Надпись на поржавевшем гербе гласила: «НИ ДОЩЬ, НИ СНЕК, НИ МРАК НИБЕСНЫЙ НЕ УДЕРЖАТ ВЕСНИКОВ СИХ АТ ИСПАЛНЕНИЯ ДОЛГА». Возможно, в пору расцвета так оно и было, но потом кто-то посчитал необходимым приколотить ниже разъяснение, гласившее:

«В СПИСАК НЕ ВХОДЯТ:

камни,

троли с дубинами,

драконы всех сартов,

г-жа Торт,

агромныи зиленые существа с зубами,

любово вида черные сабаки с аранжывыми бравями.

Туман.

Гаспажа Торт».

– О, – узнал он. – Королевская почта.

– Почтамт, – поправил его Ваймс. – Мой дед рассказывал, что когда-то отсюда можно было отправить письмо, и его доставляли в течение месяца. Точно по назначению. И не надо было отдавать его проходящему мимо гному и надеяться, что этот мелкий пакостник не съест его, прежде чем оно…

Он вдруг умолк.

– Э… Извини. Не хотел тебя обидеть.

– А я и не обиделся, – с готовностью уверил Моркоу.

– Дело не в том, будто бы я что-то имею против гномов. Лично я всегда считал, что нужно еще поискать таких искусных, законопослушных, работящих…

– …Мелких пакостников?

– Да. Нет!

Они проследовали дальше.

– Эта госпожа Торт, – сказал Моркоу, – видимо, очень решительная женщина.

– Тут ты прав.

Что-то хрустнуло под огромной сандалией Моркоу.

– Стекло, – заметил он. – Далеко разлетелось.

– Взрывающиеся драконы! Ну и фантазия у этой девушки!

– Гав, гав, – раздался чей-то голос позади.

– Эта проклятая псина увязалась за нами, – выругался Ваймс.

– Он что-то увидел на стене и лает, – пояснил Моркоу.

Гаспод смерил двух стражников холодным взглядом.

– Гав, гав, черт побери, визг, визг, – сказал он. – Вы что, совсем ослепли?

Тут надо напомнить, нормальные люди не слышат речи Гаспода, а все потому, что собаки разговаривать не умеют. Это хорошо известный факт. На органическом уровне он хорошо известен – как и масса других фактов, которые берут верх над результатами наблюдений органов чувств. Это вызвано тем, что, если бы люди замечали все то, что рядом с ними происходит, – кто бы тогда делал всю работу?^[7] Кроме того, собаки действительно не умеют говорить. А те, что умеют, являются исключением, которое лишь подтверждает правило.

Тем не менее в ходе некоторых экспериментов Гаспод выяснил, что на подсознательном уровне люди все-таки его слышат. К примеру, не далее чем прошлым вечером какой-то человек точным пинком сбросил его в канаву, но не успел сделать и нескольких шагов, как подумал: «Гм, да, ну я и сволочь…»

– Там что-то есть, – указал Моркоу. – Вон там… Что-то синее висит на той горгулье.

– Гав, гав, гав! А где спасибо?

Ваймс забрался Моркоу на плечи, приподнялся на цыпочки, но дотянуться до узкой синей ленточки так и не смог.

Горгулья покосилась на него каменным глазом.

– Э-э, ты не возражаешь? – спросил Ваймс. – Это висит на твоем ухе и…

Скрежетнув камнем, горгулья распрямила руку, поднесла ее к уху и сняла с себя прилипший лоскут.

– Спасибо.

– Е а то.

Ваймс спустился на землю.

– Вам нравятся горгульи, да, сэр? – спросил Моркоу, когда они зашагали дальше.

– Угу. Может, они и вправду дальние родственники троллей, зато держатся особняком и не лезут в чужие дела, редко спускаются ниже второго этажа и не совершают преступлений – во всяком случае таких, о которых позднее становится известно. В общем, мой тип.

Он развернул полоску.

Это был ошейник, вернее, то, что от него осталось. Оба конца обгорели, однако из-под сажи все еще виднелась надпись «Пухлик».

– Скоты! – воскликнул Ваймс. – Вот скоты! Они и в самом деле взорвали дракона!

Настало время представить вам самого опасного человека на всем Плоском мире.

За всю свою жизнь он ни разу не причинил вреда ни одному живому существу. Правда, несколько существ он вскрыл, но только после их смерти^[8] – и восхитился, насколько все-таки умело они собраны, учитывая тот факт, что сделал их явно неквалифицированный специалист. Вот уже несколько лет он не покидал своей просторной комнаты, но это мало его тревожило, ведь большую часть времени он проводил внутри своей головы. Для некоторых людей тюрьма – это вовсе не наказание.

Тем не менее он сделал вывод, что ежедневные физические упражнения (продолжительностью где-то с час) необходимы для поддержания здорового аппетита и правильной работы кишечника, а потому в данный момент восседал на машине собственного изобретения.

Машина состояла из седла, закрепленного над парой педалей, которые при помощи цепи вращали большое деревянное колесо, поднятое над полом металлической подпоркой. Второе, свободно вращающееся, деревянное колесо было установлено перед седлом и поворачивалось при помощи рычажного механизма. Это дополнительное колесо и двусторонний рычаг он установил для того, чтобы после занятий машину можно было откатить к стенке, а кроме того, они придавали аппарату приятную глазу симметрию.

Он назвал изобретение «машина-с-колесом-педалями-еще-одним-колесом-и-двусторонним-рычагом».

Лорд Витинари тоже работал.

Обычно он занимался этим в Продолговатом кабинете или же сидя на обычном деревянном стуле у нижних ступеней лестницы, ведущей к изысканно украшенному и покрытому пылью трону. Это был престол Анк-Морпорка, и он действительно был сделан из золота. Лорд Витинари как-то и не думал даже, чтобы сесть на трон.

Но тот день выдался погожим, и патриций решил поработать в саду.

Сады и парки, разбитые рядом с дворцом, пользовались большой популярностью у приезжавших в Анк-Морпорк туристов. Самого патриция парки мало интересовали. Впрочем, некоторые его предшественники, судя по всему, были большими любителями такого рода садовых развлечений, а лорд Витинари ничего не менял и не разрушал, если, конечно, тому не было веской причины. Он содержал небольшой зоопарк и конюшню скаковых лошадей; кроме того, он в открытую признавал огромную историческую ценность парков, потому что это соответствовало действительности.

Ведь их разбил сам Чертов Тупица Джонсон.

Многие великие ландшафтные садовники вошли в историю и сохранились в памяти людской благодаря чудесным садам и паркам, спроектированным с почти богоподобной мощью и предусмотрительностью. Те садовники, не задумываясь, копали озера, двигали холмы и сажали леса, дабы будущие поколения могли в полной мере оценить красоту Дикой Природы, трансформированной Человеком. Такими мастерами были Одаренность Браун, Дальновидность Смит, Интуиция Де Вир Слейд-Гор…

В Анк-Морпорке таким мастером был Чертов Тупица Джонсон.

Чертов Тупица «Это-Выглядит-Немного-Помойно-Но-Посмотрите-Что-Будет-Лет-Через-Пятьсот» Джонсон. Чертов Тупица «Послушайте-На-Плане-Я-Все-Правильно-Нарисовал» Джонсон. Чертов Тупица Джонсон, который соорудил из двух тысяч тонн земли искусственный «холмик» перед Щеботанским замком только потому, что «я-лично-сойду-с-ума-если-целый-день-перед-глазами-будут-торчать-эти-деревья-и-горы-а-вы?»

Дворцовые парки Анк-Морпорка считались, так сказать, вершиной его карьеры. Например, вы могли полюбоваться тут на декоративное форелевое озеро длиной сто пятьдесят ярдов, но – из-за пустячной ошибки в размерах, что стало отличительной чертой всех проектов Тупицы Джонсона, – всего в один дюйм шириной. В этом озере могла разместиться ровно одна форель, и то при условии, что ей не приспичит когда-нибудь развернуться. Некогда здесь был и декоративный фонтан, который при первом включении зловеще стонал минут пять, а потом выстрелил маленьким каменным херувимчиком на тысячу футов вверх.

Было здесь и хохо – это то же самое, как хаха, только глубже. Во всей цивилизованной множественной вселенной хаха представляет собой хорошо замаскированную канаву с изгородью, позволяющую землевладельцам наслаждаться чудесным видом, не боясь, что скот или совершенно неуместные простолюдины забредут на любимую лужайку. Непослушный карандаш Тупицы Джонсона сделал канаву-хаха глубиной пятьдесят футов, и она лишила жизни вот уже трех садовников.

Лабиринт в дворцовых парках был настолько маленьким, что можно было заблудиться, пытаясь отыскать его.

Патриций любил парки – только по-своему. У него была своя точка зрения на умственные способности человечества, и парки полностью подтверждали его правоту.

На лужайке вокруг стула лежали пачки бумаг. Периодически писцы подносили новые документы и уносили старые. Причем это были разные писцы. Информация различных сортов и видов стекалась во дворец со всех сторон, но собиралась она в одном единственном месте – так паутинки сходятся в центре паутины.

Обычный правитель (не важно, хороший или плохой, чаще – просто мертвый) знает, что в его владениях произошло. Очень немногие правители, затратив массу усилий, знают, что в их владениях происходит. Лорд Витинари с презрением относился к обоим типам правителей, считая, что останавливаться на достигнутом нельзя.

– Да, доктор Проблемс? – спросил он, не поднимая головы.

«Как это у него получается? – изумленно подумал Проблемс. – Я точно знаю, что двигался совершенно бесшумно».

– Э-э… Хэвлок… – начал было он.

– Ты хочешь сообщить мне что-то?

– Оно… потерялось.

– Да. Но вы его ищете. Замечательно. Удачного дня.

Патриций так и не поднял голову. Он не удосужился даже поинтересоваться, о чем шла речь. «Он все знает, – подумал Проблемс. – А вообще, возможно ли сообщить ему то, чего он не знает?»

Лорд Витинари положил лист бумаги в пачку и взял следующий.

– Ты все еще здесь, доктор?

– Могу заверить, господин, что…

– Не сомневаюсь, что можешь. Не сомневаюсь ни секунды. Но больше меня интересует другой вопрос…

– Господин?

– Почему оно находилось в здании Гильдии, откуда и было украдено? Раньше я считал, что оно уничтожено. По-моему, я отдал четкий приказ.

Именно этого вопроса больше всего боялся наемный убийца. Патриций был мастером тонкой игры.

– Э… Мы, то есть мой предшественник, посчитали, что оно может и должно послужить предостережением и примером…

Подняв наконец голову, патриций широко улыбнулся.

– Грандиозно! – воскликнул он. – Я всегда свято верил в великую силу примера. Надеюсь, ты решишь эту проблему с минимумом неудобств для всех.

– Несомненно, господин, – хмуро ответил Проблемс. – Но…

Начинался полдень.

Полдень в Анк-Морпорке наступал не сразу, а в течение некоторого времени – наступление двенадцати часов должны были подтвердить все мало-мальски значимые организации города. Первыми обычно начинали бить часы Гильдии Учителей, откликаясь на общую молитву ее членов. Затем водяные часы Храма Мелких Богов включали огромный бронзовый гонг. Раздавался один удар черного колокола Храма Судьбы, но к тому времени уже вовсю бренчал карильон с педальным приводом Гильдии Шутовских Дел и Баламутства, вовсю звенели колокола и колокольчики всех гильдий и храмов, и невозможно было отличить их друг от друга, пока в дело не вступал безъязыковый и волшебно-октироновый колокол Старый Том, что висел на часовой башне Незримого Университета и двенадцать размеренных молчаний которого заглушали общий звон.

И уже в самом конце, отставая на несколько ударов от всех прочих часов, звенел колокол Гильдии Наемных Убийц, который всегда бил последним.

Стоявший рядом с патрицием солнечный циферблат дважды звякнул и опрокинулся.

– Ты что-то хотел сказать? – мягким тоном осведомился патриций.

– Капитан Ваймс… – пробормотал доктор Проблемс. – Он проявляет интерес.

– Неужели? Но это его работа.

– Однако я должен потребовать, чтобы он был отозван!

Слова эхом разнеслись по парку. Вспорхнули несколько голубей.

– Потребовать? – вежливо переспросил патриций.

– В конце концов, он обычная сошка, – отчаянно затараторил доктор Проблемс. – Не вижу причин, почему ему дозволяется совать нос в дела, абсолютно его не касающиеся.

– А мне кажется, он считает себя слугой закона, – заметил патриций.

– Занудный чинуша, наглый выскочка!

– Да? Знаешь, я не совсем одобряю твой порыв чувств, но если ты того требуешь, я заставлю его подчиниться. Незамедлительно.

– Благодарю, мой господин.

– Не стоит благодарности. Не смею боле тебя задерживать.

Доктор Проблемс побрел туда, куда указал ему небрежным взмахом руки патриций.

Лорд Витинари снова склонился над документами и даже не пошевелился, когда до него донесся приглушенный вопль. Он лишь протянул руку и позвонил в маленький серебряный колокольчик.

Слуга появился почти мгновенно.

– Сходи за лестницей, – велел патриций. – Кажется, доктор Проблемс свалился в хохо.

Задвижка отодвинулась, и задняя дверь, ведущая в мастерскую гнома Рьода Крюкомолота, со скрипом приоткрылась. Хозяин выглянул посмотреть, кто к нему пожаловал, и поежился от холода.

Потом закрыл дверь.

– Какой холодный ветер, – пожаловался он своему посетителю. – Но за работу, за работу!

Высота потолка в мастерской была всего пять футов, то есть более чем достаточно. Для гнома.

– ОЙ! – раздался голос, которого никто не услышал.

Крюкомолот еще раз оглядел зажатый в тисках предмет и взял отвертку.

– ОЙ!

– Поразительно, – сказал он. – Думаю, если дернуть эту трубку вниз по стволу, то вот эти шесть гнезд переместятся и подставят новое гнездо к… э-э… стреляльному отверстию. Это понятно. Спусковой механизм очень похож на огниво. Пружина… совсем проржавела, но я легко ее заменю. Знаешь, – промолвил он, поднимая голову, – очень интересный прибор. Учитывая химикаты в трубочках и все остальное. Такая простая идея. Это клоуны придумали? Своего рода автоматическая хлопушка?

Он покопался в банке с обрезками железа, нашел подходящий и взял напильник.

– Я сделаю с него несколько эскизов, ладно? – спросил он.

Примерно через тридцать секунд раздался хлопок, и в воздух взвилось облачко дыма. Рьод Крюкомолот встал с пола и потряс головой.

– Повезло! – воскликнул он. – А ведь чуть не покалечился.

Он попытался разогнать рукой дым, а потом снова потянулся за напильником. Пальцы нащупали пустоту.

– КХМ-КХМ.

Рьод предпринял еще одну попытку.

Напильник был бесплотным, как дым.

– Что такое?

– КХМ-КХМ.

Владелец странного прибора с ужасом таращился на что-то, валяющееся у его ног. Рьод посмотрел туда же.

– О, – сказал он.

Понимание того, что произошло, застывшее на грани сознания Рьода, наконец перешло эту грань. Со смертью всегда так. Если она (или, в случае Плоского мира, он) случается с тобой, ты узнаешь об этом одним из первых.

Посетитель схватил устройство с верстака и торопливо сунул в матерчатую котомку. Окинув мастерскую безумным взором, он подхватил тело господина Крюкомолота и потащил его через заднюю дверь к реке.

Раздался отдаленный всплеск – ну, или нечто похожее, поскольку добиться подобного звука от Анка крайне затруднительно.

– Вот те на, – покачал головой Рьод, – а я плавать не умею.

– ЭТО ВРЯД ЛИ СОСТАВИТ ПРОБЛЕМУ, – откликнулся Смерть.

Рьод посмотрел на него.

– А ты меньше ростом, чем я думал.

– ЭТО ПОТОМУ, ГОСПОДИН КРЮКОМОЛОТ, ЧТО Я СТОЮ НА КОЛЕНЯХ.

– Проклятая штуковина убила меня!

– ДА.

– Знаешь, со мной такое впервые…

– КАК И С МНОГИМИ ДРУГИМИ. НО ТЫ ПРИВЫКНЕШЬ.

Смерть встал. Хрустнули коленные суставы. Наконец-то он мог выпрямиться, потому что потолка уже не было. Помещение постепенно теряло очертания.

У гномов – свои боги. Нельзя сказать, что гномий народец отличается религиозностью, но они живут в мире, где в любую минуту может треснуть крепеж в шахте или взорваться рудничный газ, а потому боги для гномов – своего рода сверхъестественный эквивалент каски. Кроме того, приятно крикнуть что-нибудь богохульное, когда ты засадил себе по пальцу восьмифунтовым молотом. Только убежденные атеисты особого типа могут прыгать по мастерской, зажав руку под мышкой, и орать что-нибудь вроде: «О, случайная флюктуация пространственно-временного континуума!» или «Вот чертова примитивная и устаревшая концепция!»

Рьод не стал тратить время на расспросы. После того как умираешь, появляются иные неотложные дела.

– Я верю в перевоплощение, – заявил он.

– ЗНАЮ.

– И пытался жить праведно. Это зачтется?

– НЕ МНЕ РЕШАТЬ. – Смерть откашлялся. – ВПРОЧЕМ, РАЗ ТЫ ВЕРИШЬ В ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЕ… ЗНАЧИТ, РЬОДИШЬСЯ ЗАНОВО.

Он чуть подождал.

– Ага, понял, – наконец кивнул Рьод.

Гномы, можно сказать, знамениты своим чувством юмора. Указывая на них, люди, как правило, говорят: «У этих злобных дьяволят то еще чувство юмора».

– ГМ. КАЖЕТСЯ, В МОЕМ ПОСЛЕДНЕМ ЗАЯВЛЕНИИ ТЫ НЕ НАШЕЛ НИЧЕГО СМЕШНОГО?

– Э-э… Да нет вроде.

– ЭТО БЫЛ КАЛАМБУР, ИГРА СЛОВ. РЬОДИШЬСЯ ЗАНОВО.

– Правда?

– ТЫ НЕ ЗАМЕТИЛ?

– Нет.

– О.

– Извини.

– МНЕ ПОСОВЕТОВАЛИ ВЕСТИ СЕБЯ С КЛИЕНТАМИ БОЛЕЕ РАСКОВАННО.

– Как ты сказал? Я рьожусь заново?

– ДА.

– Я подумаю над этим.

– СПАСИБО.

* * *

– Значит, так, – начал свой очередной урок сержант Колон, – это ваша дубинка, в простонародье – патрицизатор или ночная палка. – На некоторое время он замолчал, вспоминая свои армейские деньки. Лицо его вдруг озарилось. – И вы будете заботиться о ней, понятно?! – заорал он. – Есть ею, спать с нею, вы…

– Прошу прощения.

– Кто это сказал?

– Я здесь, внизу. Младший констебль Дуббинс.

– Слушаю тебя, констебль?

– А как можно есть дубинкой, сержант?

Колон выпустил набранный в грудь воздух. Он с подозрением относился к младшему констеблю Дуббинсу, так как считал его скрытым смутьяном.

– Что-что?

– Мы должны пользоваться ей как ножом или как вилкой? Или нужно сломать ее пополам, чтобы получились палочки для еды?

– Что ты несешь?!

– Можно вопрос, сержант?

– В чем дело, младший констебль Ангва?

– А как именно надлежит с нею спать, сэр?

– Ну… я хотел сказать… Капрал Шноббс, отставить хихикать!

Колон поправил нагрудник и решил сменить тему лекции.

– А теперь перейдем к этой кукле-шмукле, она же статуя в лучах заката. – Колон подмигнул новобранцам и указал на отдаленно напоминающую человека фигуру из кожи, набитую соломой и водруженную на кол. – По прозванию Артур, тренировки обращения с оружием для. Младший констебль Ангва, шаг вперед! Вот скажи-ка, младший констебль, ты могла бы убить человека?

– А сколько времени у меня есть?

В занятиях произошла небольшая заминка – на этот раз капрала Шноббса пришлось поднимать с земли и хлопать по спине, пока не прошла икота.

– Ладно, смотрите сюда, – наконец объявил сержант Колон, – вам следует вот что сделать. Берете дубинку вот так, по команде «раз» резко следуете к Артуру, а по команде «два» резко лупите его по башке. Раз… Два…

Дубинка отскочила от шлема Артура.

– Очень хорошо, но одно плохо. Кто-нибудь скажет что?

Все покачали головами.

– Сзади, – возвестил сержант Колон. – Бить нужно сзади. Чего ради рисковать, верно? Так, теперь ты попробуй, младший констебль Дуббинс.

– Но сержант…

– Выполнять!

На некоторое время воцарилась тишина.

– Может, принести ему стул? – предложила Ангва, после того как прошло пятнадцать мучительных секунд.

Детрит гнусно захихикал.

– Мал он еще, чтобы быть стражником, – сказал тролль.

Младший констебль Дуббинс перестал подпрыгивать.

– Прошу прощения, сержант, – пожал плечами он, – но гномы совсем не так поступают…

– А стражники поступают именно так, – парировал сержант Колон. – Хорошо, младший констебль Детрит – честь не отдавать! – попробуй ты.

Детрит зажал дубинку между тем, что формально можно было назвать большим пальцем, и тем, что у людей заменяет палец указательный, и треснул Артура по шлему. И уставился на обломок дубинки. Потом Детрит сжал то, что за неимением лучшего определения можно назвать кулаком, и треснул Артура по тому, что совсем недавно напоминало голову, вогнав кол на три фута в землю.

– Вот теперь и гному сподручненько, – хмыкнул он.

Прошло еще пять мучительных секунд. Наконец сержант Колон откашлялся.

– Ну да, – кивнул он, – думаю, можно считать его целиком и полностью задержанным. Капрал Шноббс, запиши. Удержать с младшего констебля Детрита – честь не отдавать! – один доллар за порчу казенной дубинки. И вообще-то, после задержания задержанного, как правило, еще допрашивают.

Он оглядел останки Артура.

– По-моему, – задумчиво проговорил он, – наступило время продемонстрировать вам преимущества стрельбы из лука.

Госпожа Сибилла Овнец посмотрела на жалкую полоску кожи – вот и все, что осталось от Пухлика.

– Что же это за человек, который мог так гнусно поступить с бедным маленьким дракончиком?! – воскликнула она.

– Вот это мы и пытаемся определить, – сказал Ваймс. – Мы… мы думаем, его привязали к стене и взорвали.

Моркоу склонился над стенкой клетки.

– Цыпа-цыпа-цыпа…

Дружелюбное пламя опалило ему брови.

– Он был такой ручной, – продолжила госпожа Овнец. – И мухи за свою жизнь не обидел, бедняжка…

– А как заставить дракона взорваться? – поинтересовался Ваймс. – Можно это сделать, например, пинком?

– О да, конечно, – кивнула госпожа Овнец. – Если хочешь остаться без ноги.

– Значит, эти типы поступили по-другому. Ну а какой-нибудь другой способ есть? Чтобы самому не пострадать?

– Нет. Проще сделать так, чтобы он сам взорвался. Сэм, пойми, у меня нет ни малейшего желания разговаривать о…

– Я должен это выяснить.

– Ну… Хорошо. В это время года самцы обычно дерутся. Показывают друг другу, кто кого больше, раздуваются, пока не… Именно поэтому я держу их сейчас в разных клетках.

Ваймс покачал головой:

– Никаких других драконов там не было.

За его спиной Моркоу наклонился над следующей клеткой. Похожий на грушу самец открыл один глаз и свирепо воззрился на стражника.

– Какой хорошенький мальчик, – засюсюкал Моркоу. – Кажется, у меня где-то был кусочек уголька…

Дракон открыл второй глаз, мигнул, окончательно проснулся и пришел в бешенство. Уши его прижались к голове, ноздри затрепетали, крылья развернулись. Из живота донеслось бурление кислоты – это разом открылись все внутренние затворы и клапаны. Лапы дракончика оторвались от земли, грудь раздулась…

С разбега Ваймс врезался плечом в живот Моркоу, сбив капрала с ног.

Дракон в клетке удивленно заморгал. Враг таинственным образом исчез. Испугался!

Изрыгнув огромный язык пламени, дракончик успокоился и улегся обратно спать.

Ваймс убрал руки с головы и перекатился на живот.

– Капитан, что случилось? – изумленно спросил Моркоу. – Я же совсем не похож на…

– Он атаковал дракона! – воскликнул Ваймс. – Увидел врага и атаковал!

Поднявшись на колени, капитан постучал пальцем по нагруднику Моркоу.

– Ты слишком хорошо его начистил, – пояснил он. – В тебя можно смотреться как в зеркало.

– О да, разумеется, – согласилась госпожа Сибилла. – От драконов зеркала нужно держать подальше. Известный факт…

– Зеркала… – задумчиво промолвил Моркоу. – Там же повсюду валялись осколки зеркала.

– Вот именно. Он показал Пухлику зеркало, – подтвердил Ваймс.

– И бедолага попытался стать больше, чем был на самом деле, – подхватил Моркоу.

– Мы имеем дело, – констатировал Ваймс, – с крайне извращенным умом.

– О нет!

– Да.

– Но… но этого не может быть! Шнобби ведь все время был с нами!

– Я не о Шнобби, – раздраженно бросил Ваймс. – Если он и питает интерес к драконам, то совсем иного рода. Но в мире, мальчик мой, есть люди куда более странные, чем капрал Шноббс.

Лицо Моркоу застыло от смертельного ужаса.

– Неужели? – неверяще прошептал он.

Сержант Колон осмотрел мишени, снял шлем и вытер со лба пот.

– Думаю, младшему констеблю Ангве следует воздержаться от стрельбы из большого лука, пока мы не придумаем, как сделать так, чтобы ее… чтобы ей ничего не мешало.

– Прошу прощения, сержант.

Они дружно повернулись к Детриту, который с тупым видом высился над грудой сломанных луков. С арбалетами у тролля тоже не складывалось. В его массивных лапах они выглядели заколкой для волос. Теоретически большой лук мог стать в руках тролля смертельным оружием – если бы Детрит научился вовремя отпускать тетиву.

Детрит пожал плечами.

– Прости, господин, – пробормотал он. – Луки – это не для троллей.

– Ха! – воскликнул Колон. – А что касается тебя, младший констебль Дуббинс…

– Просто никак не удается толком прицелиться, сержант.

– Я полагал, гномы знамениты своим боевым мастерством!

– Да, но… только не таким.

– Засадами они знамениты, – пробормотал Детрит.

Но он был троллем, а поэтому его шепот эхом отразился от далеких домов. Борода Дуббинса встала дыбом.

– Ах ты, коварный тролль, да я…

– Ну что ж, – быстро произнес сержант Колон, – думаю, на этом этапе мы закончим ваше обучение. Придется вам научиться всему… в процессе службы – понятно?

Он вздохнул. Колон не был жестоким человеком, но всю жизнь он был либо солдатом, либо стражником, и потому чувствовал себя немного обиженным. В противном случае он не сказал бы то, что сказал в следующий момент:

– Не знаю, не знаю. Деретесь между собой, ломаете оружие… Кого мы пытаемся одурачить? Так, сейчас почти полдень, на несколько часов вы свободны, встретимся вечером. И кстати, подумайте хорошенько: может, приходить вообще не стоит?…

Что-то тренькнуло. Арбалет Дуббинса выстрелил, стрела просвистела прямо над ухом капрала Шноббса, воткнулась в реку и осталась торчать.

– Э-э, я случайно… – начал было Дуббинс.

– Ц-ц-ц… – угрюмо покачал головой Колон.

Наступила тяжелая тишина. Для всех было бы лучше, если бы он как-нибудь обозвал гнома. Было бы лучше, если бы он дал понять, что Дуббинс заслуживает хотя бы оскорбления.

Сержант Колон повернулся и зашагал в сторону Псевдополис-Ярда.

До них донеслось его раздраженное бормотание.

– Что он сказал? – спросил Детрит.

– «Тоже мне, новобранцы и новобранки», – сказала Ангва и покраснела.

Дуббинс плюнул на землю – что не заняло много времени, благодаря ее близости. Потом сунул руку под плащ и достал, как фокусник достает кролика десятого размера из маленького цилиндра, свой двуглавый боевой топор. А потом он побежал.

Буквально через мгновение он превратился в размытое пятно, несущееся к девственно чистой, не тронутой стрелами мишени. Затем раздался громкий треск, и мишень взорвалась, выкинув в небо ядерный гриб из соломы.

Двое новобранцев подошли посмотреть. Пучки соломы, кружась, опускались на землю.

– Просто здорово, – восхитилась Ангва. – Только сержант говорил, что преступника нужно задержать так, чтобы иметь возможность задать ему потом кое-какие вопросы.

– Но он не говорил, что задержанный обязательно должен иметь возможность на них ответить, – мрачно возразил Дуббинс.

– С младшего констебля Дуббинса удерживается один доллар за мишень, – сказал Детрит, который уже задолжал городу одиннадцать долларов за порчу казенных луков.

– Может, приходить вообще не стоит! – повторил Дуббинс, спрятав куда-то в глубины одежды свой топор. – Видист проклятый!

– По-моему, он не совсем то имел в виду, – возразила Ангва.

– Ха, тебе легко говорить, – сказал Дуббинс.

– Почему это?

– Да потому, что ты человек, – ответил за гнома Детрит.

Ангва тщательно обдумала свой ответ.

– Я – женщина, – наконец сказала она.

– Это одно и то же.

– Это вы так думаете. Пошли, выпьем где-нибудь…

Недолговечное чувство «братства по несчастью» испарилось без следа.

– Пить с троллем?

– Пить с гномом?

– Ну хорошо, – устало сказала Ангва. – А что, если ты и ты пойдете и выпьете со мной?

Ангва сняла шлем и распустила волосы. У троллих волос вообще нет, хотя самым везучим из них иногда удается вырастить на голове лишайник, ну а женщины из гномьего рода скорее гордятся шелковистостью своих бород, нежели прической. Наверное, вид Ангвы заставил разгореться искру какого-то древнего космического мужского начала, свойственного всем видам без исключения.

– У меня не было времени хорошо изучить город, – продолжила она. – Но я приметила одно заведение на Тусклой улице…

Это означало, что им нужно было перейти на другой берег реки, причем по меньшей мере двое из них всем своим видом старались показать, что не имеют ничего общего по крайней мере с одним из двух других. А это, в свою очередь, означало, что они постоянно и отчаянно озирались по сторонам.

Дуббинс первым заметил гнома в воде.

Если это можно было назвать водой.

И если его еще можно было назвать гномом.

Новобранцы дружно уставились на Анк.

– Знаешь, – через некоторое время сказал Детрит, – он очень похож на того гнома, что делает оружие на Заиндевелой улице.

– На Рьода Крюкомолота? – уточнил Дуббинс.

– Ага.

– Немного похож, – холодно, нарочито равнодушно согласился Дуббинс, – но не совсем.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Ангва.

– У господина Крюкомолота, – пояснил Дуббинс, – не было такой огромной дыры в груди.

«Интересно, он когда-нибудь спит? – подумал Ваймс. – Этот дьявол хоть когда-нибудь опускает голову на подушку? Где-нибудь есть комната, в которой на крючке висит черный халат?»

Он постучал в дверь Продолговатого кабинета.

– А, капитан, – сказал патриций, оторвав взгляд от бумаг. – Твоя быстрота достойна восхищения.

– Сэр?

– Ты получил мое послание? – спросил лорд Витинари.

– Никак нет, сэр. Я был… занят.

– Несомненно. И чем же, если не секрет?

– Кто-то убил господина Крюкомолота, сэр. Это большой человек в общине гномов. Он был… застрелен из… скорее всего, из какого-то осадного орудия и сброшен в реку. Мы только что его выловили. Я как раз направлялся к его жене, чтобы сообщить ей об этом. Кажется, он живет на Паточной улице. А потом я подумал, что раз уж иду мимо…

– Очень неудачно все вышло.

– Для господина Крюкомолота – определенно.

Патриций откинулся на спинку стула и уставился на Ваймса.

– Так-так-так… – задумчиво промолвил он. – Как, говоришь, он был убит?

– Не знаю. Ничего подобного в жизни не видел… Просто в нем появилась огромная дыра. Но я обязательно выясню, как это произошло.

– Гм. Я еще не упоминал, что сегодня утром ко мне заглядывал доктор Проблемс?

– Никак нет, сэр.

– Он был очень… обеспокоен.

– Так точно, сэр.

– По-моему, ты его расстроил.

– Сэр?

Патриций, казалось, принимал некое решение. Его стул качнулся вперед.

– Капитан Ваймс…

– Сэр?

– Я знаю, послезавтра ты уходишь в отставку и потому немного… волнуешься. Но пока еще ты – командир Ночной Стражи, и я требую от тебя выполнения двух весьма специфических приказов…

– Сэр?

– Твое отделение прекратит расследование, связанное с кражей из Гильдии Наемных Убийц. Я ясно выразился? Это дело находится в компетенции Гильдии.

– Сэр. – Ваймс сделал каменное лицо.

– Я смею надеяться, что непроизнесенным словом в твоем ответе является «да», капитан.

– Сэр.

– И в этом ответе тоже. Что же касается несчастного господина Крюкомолота… Тело было найдено совсем недавно?

– Так точно, сэр.

– Стало быть, данное дело также вне вашей юрисдикции, капитан.

– Что? Сэр?

– Им займется Дневная Стража.

– Но это дневное-ночное деление… Ничего подобного никогда не было!

– Тем не менее в сложившихся обстоятельствах я дам указание капитану Квирку взять расследование на себя, если, конечно, в таковом возникнет необходимость.

«Если в таковом возникнет необходимость… Как будто подобная дырища в груди – обычное дело. Несчастный случай в результате прямого попадания метеорита», – подумал Ваймс.

Он сделал глубокий вдох и оперся руками на стол патриция.

– Майонез Квирк не способен отыскать без подробной карты собственную задницу! И понятия не имеет, как надо разговаривать с гномами! Он называет их камнесосами! Тело нашли мои люди! Это моя юрисдикция.

Патриций бросил взгляд на руки Ваймса. Ваймс быстро убрал их со стола, словно тот вдруг раскалился докрасна.

– Вы – Ночная Стража, капитан. Ваша власть распространяется только на темное время суток.

– Мы говорим о гномах! Малейшая ошибка, и они начнут вершить закон сами! А обычно это означает отрубание головы первому попавшемуся троллю! И вы хотите назначить на это дело Квирка?

– Я отдал приказ, капитан.

– Но…

– Можешь идти.

– Вы не…

– Я сказал, что вы можете идти, капитан Ваймс!

– Сэр!

Ваймс отдал честь. Потом сделал поворот кругом и строевым шагом вышел из кабинета. Он закрыл дверь так аккуратно, что она даже не скрипнула.

До патриция донесся глухой стук – это капитан со всех сил врезал кулаком по стене. Ваймс и не подозревал, что на стене рядом с Продолговатым кабинетом было много выбоин, глубина которых напрямую зависела от его эмоционального состояния в момент нанесения удара.

Судя по звуку, для ремонта этой выбоины потребуются услуги штукатура.

Лорд Витинари позволил себе улыбнуться, хотя веселья в его улыбке не было.

Город функционировал. Это была самоуправляющаяся корпорация гильдий, связанных неумолимыми законами взаимного своекорыстия, и она работала. В среднем. В целом. В основном. Нормально.

Не хватало только, чтобы какой-то стражник сунул нос не в свои дела и все испортил, как сорвавшаяся с цепи… сорвавшаяся с цепи… сорвавшаяся с цепи осадная катапульта.

Этого действительно не хватало.

Ваймс был приведен в нужное эмоциональное состояние. Если все сложится, приказы окажут нужное воздействие и…

Такой бар существует в каждом крупном городе. В нем пьют служители закона.

В свободное от службы время стражники старались не посещать наиболее популярные таверны Анк-Морпорка. Там легко можно оказаться снова на службе, увидев не то, что надо^[9]. Поэтому обычно они ходили таверну «Ведро», что на Тусклой улице.

Таверна была маленькой, с низкими потолками, а присутствие городских стражников действовало на любителей выпить несколько охлаждающе. Но владельца таверны господина Сыра это не слишком беспокоило. Никто не пьет так, как стражник, который видел слишком много, чтобы оставаться трезвым.

Моркоу отсчитал на стойку мелочь.

– Три пива, одно молоко, одну расплавленную серу с коксом и фосфорной кислотой…

– Зонтик не забудь, – добавил Детрит.

– …И Тягучий Успокоительный Двойной Гаечный Ключ с лимонадом.

– И фруктовым салатом, – встрял Шнобби.

– Гав?

– И немного пива в миске, – сказала Ангва.

– Этот песик явно к тебе привязался, – заметил Моркоу.

– Ага, – согласилась Ангва. – Никак не пойму почему.

Напитки выставили перед ними на стойку. Они посмотрели на напитки. Они выпили напитки.

Господин Сыр, который хорошо знал стражников, не говоря ни слова, тут же снова наполнил бокалы и изолированную кружку Детрита.

Они посмотрели на напитки. Они выпили напитки.

– Знаете, отчего я больше всего бешусь? – спросил Колон немного погодя. – Оттого, что его просто бросили в воду. Даже груз к ногам не потрудились привязать. Просто бросили, и все. Будто их не волновало, найдут его, не найдут… Понимаете?

– А я больше бешусь из-за того, что он был гномом, – сказал Дуббинс.

– А я – из-за того, что его убили, – откликнулся Моркоу.

Господин Сыр снова прошелся вдоль стойки.

Они посмотрели на напитки. Они выпили напитки.

Несмотря на все доказательства, свидетельствующие об обратном, убийства в Анк-Морпорке не были обычным явлением. Были (что соответствовало действительности) заказные убийства. Существовало множество способов (как уже говорилось выше) совершить непреднамеренное самоубийство. Иногда, по субботним вечерам особенно, случались семейные ссоры, во время которых люди находили более дешевый эквивалент развода. Все это было, но, по крайней мере, у всех этих событий была причина, пусть и необоснованная.

– Господин Крюкомолот был большим человеком среди гномов, – сказал Моркоу. – И хорошим гражданином. Никогда не подстрекал людей, вернее гномов, к беспорядкам. В отличие от господина Рукисилы.

– А еще он держит мастерскую на Паточной улице, – заметил Шнобби.

– Держал, – поправил его сержант Колон.

Они посмотрели на напитки. Они выпили напитки.

– Интересно, – сказала Ангва, – кто проделал в нем такую дыру?

– Никогда ничего подобного не видел, – признался Колон.

– Может, кому-нибудь стоит пойти к госпоже Крюкомолот и все ей рассказать? – предложила Ангва.

– Капитан Ваймс этим занимается, – откликнулся Моркоу. – Сказал, что не может никого просить о таком и все сделает сам.

– Лучше уж он, чем я, – покачал головой Колон. – Ни за что бы не согласился. В гневе эти дьяволята просто ужасны.

Все мрачно кивнули, включая одного обычного дьяволенка и одного дьяволенка приемного.

Они посмотрели на напитки. Они выпили напитки.

– Разве мы не должны сейчас выяснять, кто это сделал? – спросила Ангва.

– Зачем? – удивился Шнобби.

Она раз или два открыла рот, но потом все-таки нашла подходящий ответ:

– А если случится еще что-нибудь похожее?

– Это ведь было не заказное убийство, верно? – уточнил Дуббинс.

– Нет, – ответил Моркоу. – По закону они обязаны оставлять записку.

Они посмотрели на напитки. Они выпили напитки.

– Что за город… – пробормотала Ангва.

– Самое смешное, что все работает, – пожал плечами Моркоу. – Знаешь, я, когда только вступил в стражу, был настолько глуп, что арестовал главу Гильдии Воров. По обвинению в воровстве.

– А по-моему, неплохо, – похвалила Ангва.

– Из-за этого у меня были большие неприятности, – признался Моркоу.

– Понимаешь, – встрял Колон, – воры здесь организованы. Я имею в виду, действуют официально. Им разрешено воровство. Правда, сейчас они этим почти не занимаются. Если платить раз в год небольшой взнос, тебе выдается карточка и тебя оставляют в покое. Это экономит время и силы.

– И что, все воры являются членами Гильдии? – поинтересовалась Ангва.

– Да, конечно, – ответил Моркоу. – В Анк-Морпорке воровство без разрешения Гильдии запрещено. Если ты не обладаешь особым талантом, конечно.

– Что? Как это? Каким-таким талантом? – удивилась она.

– Талантом остаться в живых, когда тебя подвесят вниз головой на воротах, а уши прибьют к коленкам, – объяснил Моркоу.

– Ужас какой…

– Да, знаю. Но все дело в том, что это работает. Все система. Гильдии, организованная преступность и все остальное. Все работает.

– Но господину Крюкомолоту система не помогла, – заметил сержант Колон.

Они посмотрели на напитки. Очень медленно, подобно могучей секвойе, которая делает первый шаг на пути к возрождению в виде миллионов листовок «Спасите деревья», Детрит повалился назад. Но кружку из руки не выпустил. При смене положения на девяносто градусов тролль не задействовал ни единый мускул.

– Это все сера, – сказал Дуббинс, не оборачиваясь. – Бьет прямо в башку.

Моркоу стукнул кулаком по стойке.

– Нужно что-то делать!

– Можно стащить его башмаки, – с готовностью предложил Шнобби.

– Я имею в виду господина Крюкомолота.

– Ну да, разумеется, – фыркнул Шнобби. – Ты говоришь совсем как старикан Ваймс. Но если мы начнем волноваться о каждом трупе в этом городе…

– Неужели ты не понимаешь?! – рявкнул Моркоу. – Тут же все иначе! Как правило… как правило это просто самоубийство, вражда Гильдий, ну, или что-нибудь вроде. Но он был обычным гномом! Столпом общины! Целыми днями делал мечи, топоры, арбалеты, какие-нибудь пыточные приспособления! А потом оказался в реке с огромной дырой в груди! Кто разберется с этим, если не мы?

– Ты что-нибудь в молоко добавлял? – на всякий случай спросил Колон. – Слушай, не лезь, гномы сами разберутся. Это как в Каменоломном переулке. Не суй свой нос туда, где его могут оторвать и съесть.

– Но мы – Городская Стража, – возвестил Моркоу. – А не какие-нибудь обитатели города, которые стараются вписаться в систему!

– Это сделал явно не гном, – заявил Дуббинс, медленно раскачиваясь на стуле. – И не тролль. – Он попытался хлопнуть себя по носу и промахнулся. – Что не тролль – точно. Руки и ноги у него были целехоньки.

– Капитан Ваймс обязательно проведет расследование, – сказал Моркоу.

– Капитан Ваймс учится быть гражданским, – возразил Шнобби.

– Так, я не собираюсь… – начал было Колон и вскочил со стула.

Он подпрыгнул. Потом еще раз и еще, хватая широко открытым ртом воздух.

– Моя нога! – наконец еле-еле выдавил он.

– Что с твоей ногой?

– В нее что-то воткнулось!

Схватившись обеими руками за сандалию, он скакнул назад и повалился на Детрита.

– В этом городе в ногу может воткнуться все, что угодно, – покачал головой Моркоу.

– Что-то прилипло к подошве, – сказала Ангва. – Да перестань ты ногой махать.

Она вытащила свой кинжал.

– Похоже на кусок картона, – сообщила она. – С кнопкой. Где-то ты его подцепил. Наверное, весь день с ним проходил, пока кнопка не…

– Кусок картона? – переспросил Моркоу.

– На нем что-то написано…

Ангва стерла грязь.

РУЖИЕ

– Что это значит? – спросила она.

– Понятия не имею. Оружие какое-то. Или это визитная карточка какого-нибудь господина Ружия, кем бы он ни был, – ответил Шнобби. – Наплюйте, давайте-ка лучше закажем еще по…

Моркоу взял картонку и повертел ее в руках.

– Сохрани кнопку, – посоветовал Дуббинс. – Пять таких кнопок целый пенни стоят. Уж я-то знаю, мой кузен Гимик их делает.

– Это очень важно, – медленно произнес Моркоу. – Нужно сообщить капитану. Кажется, он искал именно это.

– Что в этой картонке такого важного? – удивился сержант Колон. – Если не считать, что моя нога болит как проклятая?

– Откуда мне знать? Капитан разберется, – ответил Моркоу.

– Вот ты ему все и доложишь, – буркнул Колон. – Он сейчас живет у ее светлости.

– Учится быть господином, – добавил Шнобби.

– Я ему сообщу, – сказал Моркоу.

Ангва посмотрела на грязное окно. Скоро взойдет луна. Вот они, эти города… А может, чертова луна уже взошла и прячется за какой-нибудь башней?

– Так, мне пора домой, – объявила она.

– Я провожу тебя, – быстро произнес Моркоу. – Все равно мне нужно разыскать капитана.

– Это совсем не по пути…

– Если честно, мне очень хочется проводить тебя.

Она посмотрела на его искреннее лицо.

– Но зачем?… Столько беспокойств…

– Все в порядке. Я люблю ходить. Это помогает думать.

Несмотря на свое отчаянное положение, Ангва улыбнулась.

Они вышли в мягкую вечернюю жару. Моркоу инстинктивно перешел на шаг стражника.

– Это очень старая улица, – сказал он. – Говорят, под ней течет подземная река. Я где-то читал об этом.

– Ты действительно так любишь ходить? – спросила Ангва, старясь идти с ним в ногу.

– О да, здесь столько интересных улиц, исторических зданий. В выходные дни я частенько гуляю.

Она пытливо посмотрела на него. О боги!…

– А почему ты вступил в Стражу? – поинтересовалась она.

– Отец сказал, что она сделает из меня мужчину.

– Кажется, так и произошло.

– Да. Эта самая лучшая работа в мире.

– Правда?

– Конечно. Есть такое слово «полисмен», это древнее название стражников. И знаешь, что оно означает?

Ангва пожала плечами.

– Оно означает «человек полиса». Так в древности называли город.

– Да?

– Я где-то читал об этом.

Она снова бросила на него взгляд. Лицо Моркоу ярко освещал факел, горящий на углу улицы, но оно также светилось своим светом, изнутри.

«Он гордится», – подумала она и вспомнила присягу.

«Гордится тем, что служит в этой проклятой Страже. Невероятно…»

– А ты… почему ты вступила в Стражу? – спросил он.

– Я? Мне просто нравится, когда каждый день есть еда и крыша над головой. Кроме того, особого выбора у меня не было. Либо сюда, либо становиться… как это называется?… Ну, туда идут все женщины, у которых нет р�

Terry Pratchett

Men at Arms

© Terry and Lyn Pratchett, 1993

© Сороченко М., перевод на русский язык, 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

* * *

Капрал Моркоу из Анк-Морпоркской Городской (Ночной) Стражи присел прямо в ночной рубашке возле стола, взял карандаш, послюнявил его и принялся писать:

«Дражайшие Матушка и Папа!

Ну вот, случился еще один прекрасный Поворот Событий достойный Книг: я наконец-то стал капралом! Это не только пять дополнительных долларов в месяц, но и новенькая куртка с двумя полосками! И новый медный значок! Это такая Огромная Ответственность! А все потому что мы набрали новых рекрутов, поскольку патриций (который, как я уже упоминал ранее, является правителем города) решил что Стража должна олицетворять собой этнический облик горожан…»

Моркоу на мгновение прервался, уставившись в маленькое пыльное оконце спальни, за которым скользили по реке лучи вечернего солнца. Затем снова склонился над бумагой:

«…что я понимаю не совсем До Конца. Наверное это как-то связано с Фабрикой Косметики гнома Громодуя Хватайгоршка. Кроме того капитан Ваймс, о котором я часто писал вам, покидает Стражу чтобы жениться и стать Прекрасным Господином. Уверен мы все пожелаем ему Всего Наилучшего, поскольку он научил меня Всему Что Я Знаю, за исключением того что я узнал сам. Все вместе мы собираемся сделать ему Неожиданный Подарок, то есть Сюрприз. Я подумал что это могут быть одни из тех Часов, которые умеют работать без демонов внутри, и мы могли бы написать на обороте «Часы от Старых Друзей Стоявших с Тобой на Часах» или что-то в этом роде. Это называется «вкаломбур» или Игра Слов. Мы пока не знаем кто будет новым капитаном. Сержант Колон говорит что Уволится, если это будет он. А капрал Шноббс…»

Моркоу вновь уставился в окно. Наморщив большой честный лоб, он добросовестно попытался вспомнить хоть что-то положительное о капрале Шноббсе.

«…сказал что он сейчас Фунциклирует на своем месте, а я в Страже всего ничего. Так что сейчас нам остается только Обождать…»

Как многое другое в жизни, все началось со смерти. И похорон весенним утром, когда по земле стелился и затекал в могилу такой густой туман, что гроб пришлось опускать в него, словно в облако.

Маленькая сероватая дворняжка, носительница стольких собачьих недугов, что ее постоянно окружало вонючее облачко, безучастно наблюдала с земляного холмика.

Многочисленные пожилые родственницы плакали. Но Эдвард д’Муэрто плакать не мог. И на то были три причины: во-первых, будучи старшим сыном покойного, теперь он стал тридцать седьмым доном Муэрто – и это вряд ли можно считать поводом для слез. Во-вторых, карман его оттягивал новенький хрустящий диплом Наемного Убийцы. Сами подумайте – если бы убийцы имели привычку оплакивать смерть, то их слезы не прекращались бы никогда. В-третьих, он был зол. Вернее сказать, пребывал в бешенстве.

Он злился на то, что пришлось занимать деньги на эти несчастные похороны. Злился на погоду, на простое кладбище без изысков, на непрекращающийся городской шум, который не утихал даже по такому вескому поводу, как этот. Он злился на всю эту историю, которая не должна была произойти.

Она просто не имела права происходить.

Эдвард посмотрел через реку на мрачную громаду дворца, и его гнев сфокусировался, как луч света в линзе.

Его определили в Гильдию Убийц, поскольку только там давали достойное образование тем гражданам, чье социальное положение намного превосходило их интеллект. Если бы его обучили Шутовскому Делу, то он наверняка бы изобрел сатиру и целыми днями отпускал опасные шуточки в адрес патриция. Если бы его научили быть Вором[1], то он прокрался бы во дворец и похитил у патриция что-нибудь ценное.

Однако случилось так… что он стал убийцей.

В тот же день он продал все, что еще оставалось от поместий Муэрто, и вернулся в Гильдию Убийц.

Он решил поступить в аспирантуру.

Окончил он ее с отличием, получив высшие оценки и став единственным, кому это удалось за всю историю Гильдии. Кураторы охарактеризовали его как человека, за которым нужен пригляд, поскольку присутствовало в нем нечто такое, что заставляло даже Наемных Убийц ощущать тревогу и держаться от него подальше.

На кладбище одинокий могильщик засыпал яму, ставшую последним пристанищем для д’Муэрто-старшего.

Некое подобие мыслей роилось в его голове. Примерно таких:

«Сейчас бы косточку! О нет, извини. Это не совсем подходящее место, прости. Хотя в твоей штуковине для ланчей имеются бутерброды с говядиной. Почему бы не угостить одним вон ту милую маленькую собачонку?»

Мужчина оперся на лопату и оглянулся.

Пыльная дворняга не сводила с него внимательных глаз.

– Гав? – осведомилась она.

Эдварду д’Муэрто потребовалось пять месяцев, чтобы найти то, что он искал. Поиски осложнились тем, что он сам не понимал, что конкретно ищет, но знал, что ему станет ясно, как только он это найдет. Эдвард свято верил в Судьбу, как многие другие люди подобного сорта.

Библиотека его Гильдии была одной из самых больших в городе. А в некоторых узких областях знаний она была самой большой. Главным образом эти области имели отношение к прискорбной краткости человеческой жизни и различным средствам по ее дополнительному укорачиванию.

Эдвард проводил здесь довольно много времени, часто – на верхней ступеньке стремянки, часто – в клубах пыли.

Он прочел все известные работы, посвященные вооружениям. Он не знал, что именно ищет, но нашел искомое в заметке, оставленной на полях весьма унылого и недостоверного трактата о баллистике арбалетов. Он очень аккуратно переписал эту заметку.

Кроме того, Эдвард проводил много времени среди книг по истории. Гильдия Убийц гордилась тем, что состояла из людей благородного происхождения, а такие люди считают всю писаную историю чем-то вроде собственной учетной картотеки. В библиотеке Гильдии было очень много книг и целая галерея портретов королей и королев[2], и со временем Эдвард д’Муэрте стал разбираться в их аристократических лицах лучше, чем в своем собственном. Не бывало практически дня, чтобы он не провел здесь обеденные часы.

Позже стали говорить, что именно на этом этапе жизни он попал под дурное влияние. Но тайна истории Эдварда д’Муэрте заключалась в том, что за исключением всех этих мертвых королей никто на него, в сущности, не влиял. Можно сказать, он попал под влияние самого себя.

Пожалуй, этот момент нужно пояснить особо. Отдельно взятые индивиды не являются полноценными представителями человеческой расы – разве что в примитивном, биологическом, смысле. Мы нуждаемся в постоянном броуновском движении общества, ибо оно и есть тот самый механизм, с помощью которого люди напоминают друг другу, что они есть… хм… люди. Так и он – Эдвард д’Муэрто – стал закручиваться по спирали внутрь себя, как это часто бывает в подобных случаях.

У него не было конкретного плана. Он просто отступил, как любой почувствовавший угрозу человек, на более защищенные позиции – то есть в прошлое. Но то, что случилось далее, произвело на Эдварда такой эффект, какой может испытать только изучающий рептилий студент, нашедший плезиозавра в пруду с золотыми рыбками.

Однажды в жаркий послеполуденный час, после целых суток, проведенных в обществе славных героев ушедших эпох, он вышел, жмурясь от солнца, из библиотеки и нос к носу столкнулся с прошлым. Прошлое беззаботно шло мимо и кивало прохожим с самым дружелюбным видом.

Эдвард впал в необычайное возбуждение.

– Эй! Эй! – заорал он. – Ты кто т-такой?

– Капрал Моркоу, сэр, – ответило прошлое. – Ночная Стража. Господин д’Муэрто, если не ошибаюсь? Чем могу помочь?

– Что? Нет! Нет. Занимайтесь своими д-делами.

Прошлое кивнуло с улыбкой и пошло дальше – в будущее.

Моркоу оторвал взгляд от стены.

«Я потратил три доллара на иконограф. Это такая штука с демоном внутри, которая рисует картинки. Сейчас это Дико модно. Прилагаю картинки своей комнаты и друганов по Страже. Шнобби – это тот, который делает Юмеристический Жест, согнув руку в локте. Он может показаться грубым, но на самом деле у него Золотое Сердце и он очень добрый где-то в глубине души».

Моркоу вновь прервался. Он писал письма домой по меньшей мере раз в неделю – как и положено гному. Правда, Моркоу был двухметрового роста, но какое это имеет значение? Ведь вначале его воспитали как гнома, и уж потом – как человека. Литературная деятельность давалась ему нелегко, но он не думал сдаваться.

«Погода, – написал он очень медленно и осторожно, – по-прежнему Сильно Жаркая…»

Эдвард не мог в это поверить. Он просмотрел свои записи. Затем просмотрел еще раз. Он начал задавать вопросы, и, поскольку это были невинные вопросы, люди стали ему отвечать. Наконец он решил провести отпуск в Овцепикских горах, где осторожные расспросы привели его к гномьим шахтам у Медной горы, а оттуда – на ничем не примечательную поляну в буковом лесу, где спустя несколько минут терпеливого рытья он обнаружил следы древесного угля.

Он провел на поляне весь день, пока не зашло солнце. А когда он закончил, осторожно прикрыв перегноем следы своих раскопок, от его сомнений не осталось и следа.

В Анк-Морпорке вновь появился король.

И это было правильно. Сама Судьба позволила Эдварду осознать это в тот же миг, когда у него родился План. И правильно, что это сделала Судьба, ибо город будет спасен от позорного настоящего своим славным прошлым. У него были средства, а теперь у него появилась цель… ну и так далее и тому подобное…

Эдварда часто посещали подобные мысли.

Он был способен мыслить курсивом, а за такими людьми следует присматривать особенно тщательно.

И желательно с безопасного расстояния.

«Я Интригован вашим письмом в котором вы сказали, что кто-то приходил и спрашивал обо мне и это Поразительно! Я в Анк-Морпорке Всего-Ничего но уже Знаменитоздь!

Я был очень рад узнать об открытии Ствола номер 7. Я хоть и очень счастлив здесь но не против Сказать Вам что очень скучаю по Славным Денечкам, которые провел Дома. Иногда в свой Выходной я иду в Подвал и бью себя топорищем по голове, но это Совсем Другое.

Надеюсь это письмо застанет вас в Добром Здравии.

Искренне Ваш любящий приемный сын

Моркоу».

Он сложил письмо вместе с иконографическими картинками, запечатал его каплей свечного воска, приложив к нему палец, и сунул в карман штанов. Гномья почта славилась надежностью. Все больше и больше гномов из Овцепикских гор приходили работать в город, и, поскольку гномы отличаются сознательностью, многие из них посылали домой деньги, а это означало, что почтовые отправления приходилось таскать с охраной. Следует отметить: гномы весьма неохотно расстаются с золотом. Если какому-нибудь разбойнику с большой дороги вздумается предложить гномам выбор «кошелек или жизнь», то ему следует прихватить с собой складной стульчик, бутерброды и книжку, чтобы было чем скоротать время до скончания дебатов.

Разобравшись с письмом, Моркоу умылся, натянул на себя кожаную рубаху, штаны и кольчугу, застегнул нагрудник и, взяв шлем под мышку, бодро вышел из дома, готовый встретить все, что принесет ему будущее.

А теперь другая комната, совсем в другом месте, – убогая, с осыпающимися оштукатуренными стенами и потолком, провисшим, подобно кровати толстяка. Но при этом переполненная мебелью.

Это была старая добротная мебель, но в комнате она смотрелась чужеродно. Такая мебель приличествует более высоким гулким залам, и здесь ей явно было тесновато. Высокие стулья из темного дуба. Длинные буфеты. Даже несколько комплектов доспехов. Для дюжины человек, собравшихся за огромным столом, едва хватало места. Собственно, места едва хватало даже для самого стола.

Тикали часы, скрытые тенью.

Тяжелые бархатные шторы были плотно задернуты, хотя небеса еще не покинул дневной свет. В комнате было душно – как от дневной жары, так и от свечей, горевших в «волшебном фонаре».

Единственным источником света здесь выступал экран, на котором в данный момент застыло очень подробное изображение профиля капрала Моркоу Железобетонссона.

Немногочисленная, но довольно избранная публика смотрела на экран с предусмотрительно бесстрастными выражениями на лицах – как люди, которые уже начали догадываться о том, что в колоде хозяина не хватает карт, но еще мирятся с этим, поскольку они только что поели и было бы невежливо уходить слишком рано.

– Ну и что с того? – произнес один из гостей. – Кажется, я встречал его в городе. Он простой стражник, Эдвард.

– Вот именно! И это очень важно. Скромный незаметный человек – как и должно быть по классической с-схеме. – Эдвард д’Муэрто подал сигнал. Раздался щелчок, и в щель засунули другое стекло. – Эта картина написана н-не с натуры. Король Папарагор. Снято со старинной г-гравюры. А это… – Щелк! – Король Велтрик III. С другого своего п-портрета. А это – королева Альгвинна IV. Видите линию ее подбородка? А эта… – Щелк! – семип-пенсовик в-времен царствования Вебблторпа Бесчувственного. Обратите внимание еще раз на форму подбородка и общее строение черепа, а это… – Щелк! – Это… п-перевернутая фотография вазы с цветами. Дельфиниумы, кажется. Но при чем тут они?

– Э-э, простите, господин Эдвард. У меня оставалась пара лишних стеклянных пластин, а демоны не очень устали, вот я и подумал, что…

– Следующий слайд, пожалуйста. А потом можешь идти…

– Да, господин Эдвард.

– …к д-дежурному палачу.

– Да, господин Эдвард.

Щелк!

– А это довольно неплохое – м-молодец, Бленкин – изображение бюста королевы Коанны.

– Спасибо, господин Эдвард.

– Тем не менее если бы мы увидели ее лицо, то и в этом случае убедились бы в сходстве. Полагаю, хватит. Можешь идти, Б-бленкин.

– Да, господин Эдвард.

– Думаю, придется тебе слегка укоротить уши.

– Да, господин Эдвард.

Слуга почтительно прикрыл за собою дверь и, печально качая головой, спустился в кухню. Эти доны Муэрто уже много лет не могли позволить себе содержать семейного палача. Но раз уж мальчик отдал приказ, слуге придется самостоятельно позаботиться о его выполнении – с помощью кухонного ножа.

Гости ждали, что хозяин дома скажет еще, но он не торопился нарушить молчание. Такое часто бывало с Эдвардом. Будучи в состоянии возбуждения, он страдал не столько от нарушений речи, сколько от неуместных пауз – словно мозг временно закрывал его рот на замок.

Наконец один из посетителей не выдержал:

– Ну и? К чему ты клонишь?

– Вы все увидели сходство. Разве оно не оч-чевидно?

– Ой, да ладно…

Эдвард д’Муэрто придвинул к себе кожаную сумку и принялся развязывать ремни.

– М-мальчика усыновили гномы Плоского мира еще в младенческом возрасте. Они обнаружили его в лесах Овцепикских гор. Среди г-горящих повозок, трупов и тому подобного. Вероятно, случилось нападение р-разбойников. Перебирая обломки, гномы нашли меч. Который сейчас у него. Это очень с-старый меч. И всегда наточенный.

– Ну и что? Мир полон старых мечей. И точильных камней.

– Этот был тщательно спрятан в одной из разбитых повозок. И это довольно странно. Меч должен быть всегда под рукой, не так ли? Готовым к применению, верно? Тем более в р-разбойничьем лесу… Итак, мальчик вырастает и вдруг… сама Судьба!.. распоряжается так, что он со своим мечом попадает в Анк-Морпорк, где п-поступает на службу в Ночную Стражу. Я не могу поверить в такое с-совпадение!

Эдвард резко вскинул руку, после чего вынул из сумки сверток.

– Я провел т-тщательное расследование и смог отыскать место, где произошло нападение. Скрупулезно обследовав почву, я нашел: старые г-гвозди от повозки, несколько медных монет, немного древесного угля и… это!

Гости склонились над свертком.

– Похоже на кольцо…

– Да! Ко… ко… конечно, поверхность немного п-потускнела, иначе кто-нибудь обязательно бы его з-заметил. Вероятно, оно было спрятано в повозке. Я н-немного его почистил. Просто прочтите надпись. А вот иллюстрированная оп-пись королевских драгоценностей Анка, сделанная в 907 году, в царствование короля Тиррила. П-прошу вас, обратите в-внимание на маленькое обручальное кольцо в левом н-нижнем углу страницы. Художник был так л-любезен, что срисовал даже надпись.

Гости разглядывали надпись несколько минут кряду. Ведь от природы они были очень подозрительны, поскольку являлись потомками людей, для которых подозрительность и паранойя стали главными инструментами выживания.

Короче говоря, они все были аристократами. Каждый из них не только знал имена своих прапрапрадедушек, но и от каких досадных болезней они скончались.

Полчаса назад они откушали не очень вкусный ужин, который, однако, включал в себя несколько бутылочек старинных, заслуживающих внимания вин. Они пришли сюда только потому, что лично знали отца Эдварда, поскольку род д’Муэрто являлся древней благородной фамилией, пусть и временно оказавшейся в стесненных обстоятельствах.

– Как видите, – с торжеством провозгласил Эдвард, – доказательства неопровержимы. У нас есть к-король!

Гости старались не смотреть друг другу в глаза.

– Я д-думал, вы обрадуетесь, – обескураженно сказал Эдвард.

Наконец лорд Ржав выразил общее молчаливое мнение. В этих небесно-голубых глазах не было места для жалости, не являющейся необходимым качеством для выживания. Но иногда можно рискнуть и подпустить немного доброты.

– Эдвард, – произнес он, – последний король Анк-Морпорка умер несколько веков назад.

– Был к-казнен изменниками!

– Даже если бы нашелся его потомок, тебе не кажется, что королевская кровь в его венах оказалась бы… довольно жидковатой?

– Королевская к-кровь не бывает ж-жидковатой!

«Ага, – подумал лорд Ржав, – вот оно что! Кажется, юный Эдвард искренне думает, что прикосновение короля способно вылечить даже золотуху, как если бы королевская кровь была подобна серной мази. Юный Эдвард считает, что нет такого моря крови, которое нельзя было бы перейти вброд ради того, чтобы посадить на трон законного короля; и нет такого подлого поступка, который невозможно было бы совершить во имя короны. Экий он романтик!»

Себя лорд Ржав романтиком не считал. Ржавы неплохо устроились в Анк-Морпорке в постмонархическую эпоху, немилосердно покупая, продавая, сдавая в аренду и устанавливая деловые контакты – словом, занимаясь обычным для аристократов делом, суть которого можно передать одной фразой: «выживай и держи нос по ветру».

– Что ж, допустим, – согласился он мягким тоном человека, убеждающего неразумного отойти от обрыва, – но давайте спросим себя: а так ли необходим Анк-Морпорку в настоящее время король?

Эдвард посмотрел на него как на сумасшедшего.

– Необходим? Необходим?! Пока наш прекрасный город томится под пятой т-тирана…

– О, ты имеешь в виду Витинари?

– Разве вы не видите, что он творит с нашим городом?

– Лорд Витинари весьма неприятный зазнавшийся выскочка, – вмешалась леди Силачия, – но я бы не сказала, что он чрезмерно терроризирует жителей. Отнюдь.

– Надо отдать ему должное, – подтвердил виконт Скаток, – город худо-бедно функционирует. Простолюдины и прочий сброд постоянно при деле.

– На улицах куда безопаснее, чем бывало при лорде Капкансе Психопатическом, – согласилась леди Силачия.

– Б-безопаснее? Хочу вам н-напомнить, что Витинари учредил Гильдию Воров! – выкрикнул Эдвард.

– Безусловно, это весьма неблаговидный поступок. Но, с другой стороны, плати ежегодный скромный взнос – и гуляй себе спокойно…

– Он всегда говорит, – напомнил лорд Ржав, – что если уж вы собрались заниматься преступностью, то пусть она будет хотя бы организованной.

– Я считаю, – сказал виконт Скаток, – что Гильдии терпят его потому, что любой другой может оказаться хуже. У нас уже были, э-э… непростые правители. Кто-нибудь помнит лорда Ветруна Маниакального?

– А лорда Гармони Ненормального? – вставил лорд Монплезир.

– И лорда Шпателя Смеющегося, – напомнила леди Силачия, – человека с убийственно острым чувством юмора.

– Впрочем, замечу, – произнес лорд Ржав, – что и в Витинари есть что-то не совсем… э-э…

– Понимаю вас, – подхватил виконт Скаток. – Мне тоже не нравится, что он угадывает мою мысль еще до того, как я успеваю ее подумать.

– Всем известно, что убийцы за его голову требуют не меньше чем миллион долларов, – сказала леди Силачия. – Вот как дорого стоит его смерть!

– Не могу отделаться от ощущения, – заметил лорд Ржав, – что заставить его остаться мертвым будет стоить гораздо дороже.

– О боги! Куда делась ваша гордость? И ваша честь?

Все присутствующие заметно вздрогнули, когда последний из рода д’Муэрто вскочил с места.

– Послушайте, что вы несете! Будьте любезны, в-взгляните на себя! Найдется среди вас тот, чей род не был бы унижен со времен к-королей? Вы помните, какими были ваши предки?

Эдвард быстро оббежал вокруг стола, заставив гостей, не спускавших с него глаз, обернуться вслед за ним.

– Вот вы, лорд Ржав! – он сердито ткнул пальцем. – Ваш п-предок стал бароном после того, как в одиночку заколол тридцать семь клатчцев всего одной б-булавкой, не так ли?

– Да, но…

– Или вы, лорд Монплезир! Первый герцог вашего рода, возглавив шесть сотен верных ему солдат, потерпел славное, эпическое п-поражение в Щеботанской битве! Разве это уже н-ничего не значит? А вы, лорд Вентурия, и вы, сэр Джордж… сидите в Анке в своих старых домах на старых деньгах, держась за старые титулы, пока Гильдии – Гильдии! – то есть лавочники, ремесленники и п-прочий сброд… Гильдии, повторяю я, имеют право голоса в управлении г-городом!

В два прыжка он достиг книжной полки и швырнул на стол толстенный, обтянутый кожей том, опрокинув при этом бокал лорда Ржава.

– «Книга Пэров Твурпа»! – воскликнул он. – В ней каждому из нас посвящена отдельная страница! Она вся п-принадлежит нам. Но этот человек вас всех зачаровал! Уверяю, он из плоти и крови, как любой смертный. И никто не смеет убить его, д-думая, как бы не стало от этого хуже! О б-боги!

Гости помрачнели. Все это, конечно, правда, но… смотря как ставить вопрос. К тому же выслушивать подобное от пафосного молодого человека, дико вращавшего глазами, было… как-то неуютно.

– Ну да, ну да. Старые добрые времена и все такое, – заговорил виконт Скаток. – Дамы в остроконечных шляпах. Бравые парни в доспехах, мутузящие друг друга почем зря. И так далее и тому подобное. Но, знаете, мы должны двигаться в ногу со временем, и…

– Это был з-золотой век! – перебил Эдвард.

«Боже, – подумал лорд Ржав, – он действительно в это верит».

– Видишь ли, дорогой мальчик, – произнесла леди Силачия, – случайное сходство и одно найденное украшение – этого мало, чтобы делать выводы, разве нет?

– Моя нянька рассказывала мне, – вспомнил виконт Скаток, – что истинный король может вытащить меч из камня.

– Хм, да… А еще излечить перхоть… – заметил лорд Ржав. – Это всего лишь легенда. Вымысел. Сказать по правде, данная история меня всегда немного озадачивала. Что сложного в том, чтобы вытащить меч из камня? Ведь самая тяжелая работа уже сделана. Гораздо труднее найти человека, который смог бы воткнуть меч в камень, не правда ли?

Все облегченно рассмеялись. Этот смех особенно остро врезался в память Эдварду, поскольку после него все серьезные обсуждения закончились. Хотя, строго говоря, смеялись не над ним, но лорд д’Муэрто был из тех, кто всегда принимает смех на свой счет.

Десять минут спустя он остался в одиночестве.

Какие жалкие отговорки: «Двигаться в ногу со временем…»

Он ожидал от них большего. Гораздо большего. Он даже смел надеяться, что они вдохновятся его речью. Он уже видел себя во главе огромной армии, но…

Вошел Бленкин, почтительно шаркая ногами.

– Я всех проводил, господин Эдвард, – сказал он.

– Благодарю, Бленкин. Можешь убрать со стола.

– Да, господин Эдвард.

– Что случилось с нашей честью, Бленкин?

– Не имею представления, сэр. Я не брал.

– Они не захотели меня слушать.

– Да, сэр.

– Они не захотели меня с-слушать.

Эдвард сел у догорающего камина, положив на колени зачитанный томик Бедрогрызских «Престолонаследий Анк-Морпорка». Мертвые короли и королевы смотрели на него с укором.

Собственно, на этом все могло закончиться. Оно и завершилось где-то там – в миллионах параллельных Вселенных: Эдвард д’Муэрто тихо-мирно постарел, и его одержимость превратилась в своего рода книжное безумие – с коврами, домашними туфлями и перчатками без пальцев. Он стал лучшим в мире экспертом по особам королевских кровей, о чем никто, конечно, не догадывался, поскольку он редко покидал свои комнаты. Капрал Моркоу дорос до сержанта Моркоу и, когда пробил час, нелепо погиб в возрасте семидесяти лет в результате несчастного случая, как-то связанного с муравьедом.

В миллионах вселенных младшие констебли Дуббинс и Детрит не проваливались в яму. В миллионах вселенных Ваймс не увидел улику у водосточной трубы. (В одной из странных, но теоретически возможных вселенных штаб-квартира Ночной Стражи была перекрашена в пастельные тона причудливым вихрем, который заодно починил дверную защелку и выполнил в здании несколько других, не менее загадочных работ.) В миллионах вселенных Стража потерпела крах.

В миллионах вселенных эта книга оказалась очень короткой.

Эдвард задремал с томиком на коленях, и ему приснился сон о славной битве. Прилагательное «славный» в его личном словаре занимало довольно важное место. Не менее важное, чем существительное «честь».

Поскольку изменники и люди без чести не желают видеть правды, тогда он – Эдвард д’Муэрто – станет перстом Судьбы!

Но главная проблема Судьбы, конечно, в том, что она часто сует свои персты куда попало…

Капитан Сэм Ваймс из Анк-Морпоркской Городской (Ночной) Стражи сидел в продуваемой сквозняками приемной патриция. По такому случаю он надел свой лучший плащ, а также начищенный до блеска нагрудник и шлем, который теперь лежал у него на коленях.

Он тупо смотрел на стену, погруженный в мысли.

Он должен быть счастлив, говорил он себе. Наверное, так и было. В некотором смысле. Определенно, счастлив как никогда.

Он женится через несколько дней.

Он перестанет быть стражником.

Он начнет вести праздную жизнь господина.

Капитан Ваймс снял с себя медный значок и рассеянно протер его о край плаща. Затем поднял так, чтобы от покрытой патиной поверхности отразился свет. ГСАМ № 177. Иногда он задавался вопросом – сколько стражников до него успели поносить этот значок?

Что ж, теперь у него появится новый хозяин.

Это Анк-Морпорк, Град Тысячи Сюрпризов (как гласит путеводитель Гильдии Купцов и Торговцев). Что еще можно добавить? Обширное поселение с миллионом жителей, величайший из городов Плоского мира, раскинувшийся по обеим берегам Анка – реки такой мутной, что кажется, будто она течет вверх дном.

Приезжий может спросить: «Как такой огромный город может существовать? Благодаря чему он держится? Если река наполнена жижей, которую можно только жевать, откуда берется питьевая вода? Что же, собственно, лежит в основе городской экономики? И как же так получается, что вопреки всему он таки функционирует?»

Впрочем, на самом деле приезжие редко интересуются подобным. Обычно они спрашивают нечто вроде: «Вы не подскажете, как пройти… кхм… к молоденьким дамочкам и все такое… ну, вы понимаете…»

Но если бы гости города хотя бы изредка думали головой, а не кое-чем другим, то вышеприведенные вопросы наверняка бы у них возникли.

Патриций Анк-Морпорка откинулся на спинку своего аскетичного кресла и внезапно ярко улыбнулся. Так улыбается очень занятый человек в конце наполненного посетителями дня, если вдруг обнаруживает в своем расписании напоминание: «19.00–19.05, быть Жизнерадостным, Непринужденным и Общительным».

– Что ж, меня, безусловно, огорчило твое письмо, капитан…

– Да, сэр, – ответил Ваймс, по-прежнему деревянный, как мебельный склад.

– Пожалуйста, присаживайся, капитан.

– Да, сэр, – ответил Ваймс, продолжая стоять. Это был вопрос гордости.

– Но, с другой стороны, я тебя, конечно, понимаю. Полагаю, поместья Овнецов весьма обширны. Уверен, госпожа Овнец высоко оценит твою сильную правую руку.

– Сэр?

Находясь в присутствии правителя города, капитан Ваймс всегда сосредотачивал взгляд на точке футом выше и шестью дюймами левее головы лорда Витинари.

– Ну и конечно, ты станешь очень богатым человеком, капитан.

– Так точно, сэр.

– Надеюсь, ты уже думал об этом. Вместе с богатством появятся новые обязанности.

– Так точно, сэр.

До патриция дошло наконец, что в диалоге участвует он один. Он подвигал бумаги на столе.

– Ну и конечно, мне придется назначить нового человека на должность старшего офицера Ночной Стражи, – произнес патриций. – Есть предложения, капитан?

Ваймс разом спустился с облака, в котором витал его разум. Вопрос касался работы.

– Главное, чтобы не Фреда Колона… Он – прирожденный сержант…

Сержант Колон из Анк-Морпоркской Городской (Ночной) Стражи оглядел незамутненные лица новобранцев.

И вздохнул. Ему вспомнился его первый день на службе. И старый сержант Вымблер. До чего бешеный был человек! Язык как кнут! Если бы старик дожил до нынешних дней…

Как это называется? Ах, да… «Антидискриминационная процедура приема на работу» или типа того. Лига защиты прав кремниевых существ надавила на патриция и вот тебе пожалуйста…

– Попробуй еще раз, младший констебль Детрит, – сказал он. – Фокус в том, чтобы суметь остановить руку чуть выше уха. Просто встань с пола и попробуй отдать честь еще разок. А теперь, хм… младший констебль Дуббинс?

– Здесь!

– Где здесь?

– Прямо перед вами, сержант!

Колон посмотрел вниз и отступил на шаг. Выпуклый изгиб его более чем выдающегося живота сдвинулся назад, открыв смышленое и предупредительно запрокинутое лицо младшего констебля Дуббинса с одним стеклянным глазом.

– О, действительно.

– Я выше, чем кажусь.

«О боги, – устало подумал сержант Колон. – Если сложить их и разделить на два, то получатся два нормальных человека. Правда, нормальные люди не пойдут служить в Стражу. Тролль и гном. А ведь это еще не самое плохое…»

Ваймс побарабанил пальцами по столу.

– Только не Колон, – повторил он. – Он уже не молод. Большую часть времени проводит в штаб-квартире, занимаясь бумажной работой. Кроме того, у него полон рот…

– Судя по комплекции сержанта, у него всегда полон рот, – заметил патриций.

– Полон рот забот с новобранцами, я имею в виду, – многозначительно сказал Ваймс. – Вы же помните, сэр?

«…о том, как вы их мне навязали», – добавил он про себя.

Разумеется, их бы ни за что не приняли в Дневную Стражу. Даже подонки из Дворцовой Стражи прогнали бы их взашей. М-да уж… Их запихнули в Ночную Стражу (над которой и так потешается весь город) только потому, что ночью они никому не станут мозолить глаза. По крайней мере, так называемым «уважаемым людям».

Ваймс согласился на это только потому, что знал: скоро новобранцы станут не его проблемой.

Не то чтобы он не был толерантен к человекообразным существам, но Стража – это все-таки работа для настоящих мужчин.

– А как насчет капрала Шноббса? – осведомился патриций.

– Шнобби?

Оба мысленно представили себе капрала Шноббса.

– Пожалуй, нет.

– Нет.

– Тогда, конечно же… – патриций улыбнулся, помедлив с ответом, – капрал Моркоу. Прекрасный молодой человек. Как я понимаю, он уже прославил свое доброе имя.

– Это… да, – произнес Ваймс.

– Возможно, пришло время продвинуть его по службе? Я с удовольствием выслушаю твое мнение.

Ваймс мысленно представил себе капрала Моркоу…

– Вот это Пупсторонние ворота, – сказал капрал Моркоу. – Ворота к целому городу. Именно их мы охраняем.

– От кого? – поинтересовалась младший констебль Ангва, последняя из новобранцев.

– Ну, знаешь… От варварских орд, враждебных племен, разбойничьих шаек… и всякого такого.

– Что? Только мы одни? – изумилась Ангва.

– Одни? Ну конечно нет, – рассмеялся Моркоу. – Это было бы глупо, верно? Просто если заметишь что-нибудь из перечисленного, звони как можно громче в колокольчик.

– И что в этом случае произойдет?

– Сержант Колон, Шнобби и все остальные примчатся сюда со всех ног.

Младший констебль Ангва окинула взглядом туманный горизонт.

И улыбнулась.

Моркоу густо покраснел.

Констебль Ангва первой научилась отдавать честь. Хм… в служебном смысле слова, разумеется. Правда, с обмундированием возникла большая проблема, вернее две большие проблемы, которые вряд ли решатся, пока кто-нибудь не возьмет, хм… ну, скажем прямо – нагрудник, и не отнесет его старому оружейнику Ремитту, чтобы он выбил две выпуклости – здесь и здесь. Кроме того, ни один шлем в мире не в состоянии скрыть всю массу пепельно-светлых волос. Впрочем, подумалось Моркоу, констеблю Ангве ничего из этого особо и не нужно. Мужчины и так будут выстраиваться в очередь для того, чтобы она их арестовала.

– Что теперь будем делать? – спросила она.

– Пожалуй, проследуем в штаб-квартиру, – ответил Моркоу. – Сержант Колон зачитает ежевечерний доклад.

Она успела перенять даже это «следование», то есть особую походку, которой в совершенстве владеют патрульные офицеры во всех уголках мультивселенной – осторожное поднятие стопы, плавное передвижение ноги, и так шаг за шагом, улица за улицей. Такой шаг можно поддерживать часами. Конечно, младший констебль Детрит не сразу освоит эту непростую науку – пока ему нужно хотя бы научиться не вырубать себя всякий раз, когда он отдает честь.

– Сержант Колон? – спросила Агнва. – Это который толстый, да?

– Совершенно верно.

– А зачем ему дрессированная обезьяна?

– Хм… – удивился Моркоу. – Наверное, ты имеешь в виду капрала Шноббса?

– Так он человек? У него лицо как головоломка «соедини по точкам и раскрась».

– Это да. У бедняги богатейшая коллекция прыщей. Что он с ними только не делает! Мой тебе совет, если он стоит перед зеркалом, лучше обходи его стороной.

На улицах было немноголюдно. Стояла жуткая жара – даже по меркам Анк-Морпоркского лета. Каждая поверхность дышала теплом. Река угрюмо ползла по дну своего русла, как студент по улице в одиннадцать часов утра. Люди, не имевшие неотложных дел, прятались в подвалах и выходили из домов только по вечерам.

Моркоу, слегка покрытый честным трудовым потом, шествовал по раскаленным улицам с самым хозяйским видом, время от времени здороваясь с прохожими. Здесь все знали Моркоу. И немудрено – ведь ростом он был около двух метров и волосы имел пламенно-рыжие. Кроме того, он всегда ходил так, будто город принадлежит только ему.

– А кто был тот человек с гранитным лицом, которого я видела в штаб-квартире? – спросила Ангва, пока они следовали по Брод-авеню.

– Это тролль Детрит, – ответил Моркоу. – Раньше он был слегка преступником, а теперь ухаживает за Рубиной, и она настояла на том, чтобы он…

– Нет, я про настоящего человека, – перебила Ангва, осознав, как и многие другие до нее, что понимание метафор Моркоу дается нелегко. – С таким лицом, будто он… чем-то недоволен.

– А, капитан Ваймс! Никогда не видел его другим. Вообще-то к концу недели он выйдет на пенсию и женится.

– Выглядит он не очень счастливым, – заметила Ангва.

– Сложно сказать.

– Я думаю, ему не нравятся новобранцы.

Одной из черт, присущих констеблю Моркоу, являлась полнейшая неспособность лгать.

– Ну, он не очень любит троллей, – признался он. – Мы не могли вытянуть из него ни слова после того, как он узнал, что нам придется принять на службу тролля. А после тролля нам пришлось взять гнома, чтобы остальные гномы не возмутились. Вообще-то я тоже гном, но местные почему-то не верят.

– Да ладно! – удивилась Ангва, посмотрев на него снизу вверх.

– Мать меня усыновила.

– Ясно. Слушай… но ведь я-то не тролль и не гном… – сладким голосом заметила Ангва.

– Да, но ведь ты же ба…

Ангва резко остановилась.

– Так вот значит как! Хорошенькое дельце! На дворе век Летучей Мыши, между прочим! О боги, неужели он действительно такой?

– Ну, он немного старомоден в своих при-вычках.

– Ископаемое чудовище!

– Патриций сказал, что у нас должны быть представлены все меньшинства, – попытался оправдать капитана Моркоу.

– Меньшинства?!

– Прости. В любом случае он пробудет с нами всего несколько дней и…

Вдруг на другой стороне улицы раздался треск. Обернувшись, они успели заметить, как из таверны выскочил какой-то человек и опрометью бросился наутек. Вслед за ним, отстав всего на несколько шагов, помчался толстяк в фартуке.

– Держите его! Вор без лицензии!

– Эх, – вздохнул Моркоу.

Он перешел улицу, Ангва последовала за ним. Быстро выдохшийся толстяк остановился, затем поковылял обратно.

– Доброе утро, господин Фланнель, – поздоровался Моркоу. – Какие-то проблемы?

– Он украл у меня семь долларов и не предъявил лицензию Вора! – забушевал господин Фланнель. – Вы собираетесь с этим что-то делать или нет? За что я плачу налоги?!

– С минуты на минуту мы бросимся в погоню, – успокоил его Моркоу и достал блокнот. – Значит, семь долларов, говорите…

– Вообще-то четырнадцать.

Господин Фланнель оглядел Ангву с головы до ног. Мужчины редко упускали такую возможность.

– А почему на ней шлем? – спросил он.

– Она наш новый сотрудник, господин Фланнель.

Ангва улыбнулась господину Фланнелю, и тот отступил на шаг.

– Но ведь она… э-э…

– Мы должны двигаться в ногу со временем, господин Фланнель, – перебил Моркоу, убирая блокнот.

Господин Фланнель вспомнил о своих неприятностях.

– Но в настоящее время я лишился восемнадцати долларов, которые вряд ли теперь увижу, – резко сказал он.

– О, не стоит так отчаиваться, господин Фланнель, верьте в хорошее, – подбодрил его Моркоу. – Вперед, констебль Ангва. Давайте проследуем по следам преступника.

И они последовали по улице дальше, на глазах у изумленного Фланнеля.

– Не забудьте про мои двадцать пять долларов! – крикнул он.

– А ты не собираешься за ним бежать? – осведомилась Ангва, стараясь не отставать от широко шагавшего капрала.

– Не вижу смысла, – ответил Моркоу, сворачивая в переулок настолько узкий, что его почти невозможно было разглядеть с улицы. Но бравый капрал бесстрашно шагал в глубокой тени между двумя влажными, поросшими мхом стенами.

– Интересно, правда? – продолжил Моркоу. – Готов поспорить, немногие знают, что с Брод-авеню можно попасть на Зефирную улицу. Спроси у кого угодно, и тебе ответят, что нельзя пройти через Рубашечный переулок, потому что он заканчивается тупичком. Но на самом-то деле можно! Надо просто подняться вверх по улице Мормской, протиснуться между вот этими прутьями в Урчащую аллею – хорошая, кстати, решетка, из доброго железа – и вот мы уже в Некогда-переулке…

Дошагав до конца переулка, он остановился и стал прислушиваться.

– Чего мы ждем? – азартно прошептала Ангва.

Послышался топот бегущих ног. Моркоу прислонился к стене и высунул руку на Зефирную улицу. Раздался глухой удар. Рука Моркоу не сдвинулась ни на дюйм. Наверное, наткнуться на нее было все равно что врезаться в стальную балку.

Они вместе посмотрели на лежавшую без сознания фигуру. По булыжной мостовой раскатывались серебряные доллары.

– Ох, беда, беда, беда! – пробормотал Моркоу. – Опять бедолага Здесь-и-Сейчас. А ведь он обещал мне, что постарается завязать. Ну что ж…

Он схватил бездыханное тело за ногу, после чего спросил:

– Сколько всего денег?

– Кажется, три доллара, – ответила Ангва.

– Молодец. Хорошо считаешь.

– Да, но лавочник сказал…

– Идем. Пора возвращаться в штаб-квартиру. Идем, Здесь-и-Сейчас. Сегодня твой счастливый день.

– С чего это счастливый? – не поняла Ангва. – Мы же его только что поймали!

– Да, но поймали мы, а не Гильдия Воров. Они бы точно не стали с ним церемониться.

Голова Здесь-и-Сейчас запрыгала по булыжникам.

– Стащил три доллара и побежал прямиком домой, – вздохнул Моркоу. – В этом весь Здесь-и-Сейчас. Худший вор в мире.

– Но ты сказал, что Гильдия Воров…

– Со временем разберешься, как тут все работает, – ответил Моркоу. Голова Здесь-и-Сейчас стукнулась о бордюр. – В конце концов, – продолжил Моркоу, – и вправду работает. Вот что самое удивительное! Оно работает, хотя по идее – не должно.

Пока Здесь-и-Сейчас получал легкие контузии на пути к безопасной тюремной камере Стражи, в другом месте убивали клоуна.

Он вышагивал по переулку беззаботной иноходью человека, уверенного, что в этом году он полностью расплатился с Гильдией Воров, когда перед ним неожиданно предстала фигура в капюшоне.

– Бино?

– О, привет… ты же Эдвард, верно?

Фигура замерла.

– Я как раз возвращаюсь в Гильдию, – сказал Бино.

Фигура кивнула.

– С тобой все в порядке? – озабоченно спросил Бино.

– Мне очень ж-жаль, – произнесла фигура, – но это ради блага города. Ничего л-личного.

Фигура в капюшоне скользнула за спину клоуна. Бино ощутил хруст, и его внутренняя вселенная отключилась.

Затем он сел.

– Эй, – сказал он. – Мне же боль…

Но больно уже не было.

Эдвард д’Муэрто смотрел на него сверху вниз с выражением ужаса на лице.

– О… извини, я не хотел бить так сильно! Просто н-необходимо было убрать тебя с дороги.

– А зачем вообще меня нужно было бить?

Бино вдруг понял, что Эдвард смотрит мимо него, и уж точно разговаривает не с ним.

Он поглядел на землю с тем странным ощущением, которое испытывают только недавно умершие – когда с ужасом видишь свое тело и не понимаешь: почему я рядом с ним, а не внутри?

– ТУК-ТУК!

Бино поднял голову.

– Кто там?

– СМЕРТЬ.

– Смерть – косою верть.

В воздухе повеяло холодом. Бино ждал. Эдвард лихорадочно бил его по щекам… Вернее, по тому, что недавно было его щеками.

– ХМ, КАК-ТО МУДРЁНО… СЛУШАЙ, МОЖЕТ, НАЧНЕМ ДИАЛОГ ЗАНОВО? Я НЕ ОЧЕНЬ РАЗБИРАЮСЬ В КАЛАМБУРАХ.

– Жаль, – ответил Бино.

– Мне так ж-жаль! – простонал Эдвард. – Я хотел как лучше!

Бино смотрел, как убийца тащит его… то тело прочь.

– Он сказал, что ничего личного, – произнес он. – Рад, что именно так. Было бы обидно, если бы меня убили из-за чего-то личного.

– ПРОСТО МНЕ ПОСОВЕТОВАЛИ ПРОЯВЛЯТЬ В РАБОТЕ ЧУТЬ БОЛЬШЕ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ.

– Но зачем он это сделал? Я думал, мы прекрасно ладим. Знаешь как сложно на моей работе заводить друзей? На твоей, наверное, тоже, да?

– Я СТАРАЮСЬ РАЗБИВАТЬ ЛЮДЯМ СЕРДЦА, ТАК СКАЗАТЬ, ПОМЯГЧЕ.

– Только что шел, никого не трогал, и вдруг – раз! – уже мертв. Как же так?

– ДУМАЙ ОБ ЭТОМ, КАК… О ПЕРЕХОДЕ В ДРУГОЕ ИЗМЕРЕНИЕ.

Тень клоуна Бино повернулась к Смерти.

– О чем ты там говоришь?

– О ТОМ, ЧТО ТЫ УМЕР.

– Да. Я понял.

Бино уже расслабился и перестал слишком много думать о событиях в мире, который больше не имел к нему отношения. Смерть знал, что люди часто ведут себя подобным образом после первоначального замешательства. В конце концов, худшее уже произошло. А дальше… как повезет.

– НЕ СОБЛАГОВОЛИШЬ ЛИ ПОСЛЕДОВАТЬ СО МНОЙ?

– А там будут пирожные с заварным кремом? Красные носы? Жонглирование? Мешковатые штаны огромных размеров?

– НЕТ.

Почти всю свою короткую жизнь Бино провел в роли клоуна. Размалеванное лицо растянулось в мрачной улыбке.

– Меня это вполне устраивает.

Встреча Ваймса с патрицием закончилась так же, как заканчиваются все подобные встречи: когда гость уходит со смутным, но мучительным подозрением, что он только что чуть не расстался с жизнью.

Выйдя из дворца, Ваймс поплелся к своей будущей невесте. Он знал, где ее найти.

Надпись, нацарапанная на огромных двойных воротах дома на Морфической улице, гласила: «Здесь имеються Драгоны».

На медной табличке, прибитой возле ворот, было написано: «Санаторий Для Тяжело Больных Драконов «Солнечный Свет».

Рядом стоял маленький, полый и очень жалкий на вид дракончик из папье-маше, державший в лапах коробку для пожертвований с надписью: «Не Дайте Моему Пламени Угаснуть». Коробка была прикована к стене очень толстой тяжелой цепью.

Именно здесь госпожа Сибилла Овнец проводила почти все свое время.

Ваймсу давно было известно, что она самая богатая женщина в Анк-Морпорке. Но на самом деле госпожа Овнец оказалась богаче всех женщин, вместе взятых.

В городе поговаривали, что это будет очень странная свадьба. К людям, стоявшим выше его по социальной лестнице, Ваймс всегда относился с плохо скрываемой неприязнью. От благородных женщин у него болела голова, а от мужчин чесались кулаки. А ведь Сибилла Овнец была последней оставшейся в живых представительницей одного из старейших родов Анка. Но после того как их закружило вместе, подобно двум щепкам, упавшим в водоворот, обоим пришлось подчиниться неизбежному…

В детстве Сэм Ваймс думал, что очень богатые люди едят с золотых тарелок и живут в мраморных дворцах.

Теперь он открыл для себя кое-что новое: на самом деле только очень-очень богатые могут позволить себе быть бедными. Сибилла Овнец жила в той бедности – практически на грани нищеты, которая была доступна лишь невероятно богатым людям. Обычные зажиточные дамы копили деньги и покупали для себя шелковые платья с кружевами и жемчугом, но госпожа Овнец была так богата, что свободно разгуливала по дворцу в резиновых сапогах и твидовой юбке, доставшейся ей от матери. Она была так богата, что могла позволить себе питаться сухими крекерами и бутербродами с сыром. Она была так богата, что в особняке из тридцати четырех комнат занимала только три; остальные были заставлены очень дорогой и очень старой мебелью, покрытой пыльными простынями.

«Причина того, что богатые люди так богаты, – рассуждал Ваймс, – заключается в том, что им удается тратить меньше денег».

Возьмем, к примеру, обувь. Сам Ваймс зарабатывал тридцать восемь долларов в месяц плюс суточные. Пара действительно хороших сапог стоила пятьдесят долларов. Но позволить себе он мог только те, которые стоили десять долларов. Такие сапоги выдерживали сезон или два, но потом картон изнашивался, и они начинали чертовски сильно протекать. Тем не менее он покупал их и носил до тех пор, пока подошвы не истончались настолько, что даже туманной ночью он мог определить, в каком районе Анк-Морпорка находится – по одному только ощущению булыжников под ногами.

Дело в том, что хорошие сапоги служат долгие годы. Человек, который может позволить себе потратить пятьдесят долларов, даже через десять лет останется обладателем сухих сапог, в то время как бедняк за этот срок износит сто пар, и все равно его ноги будут оставаться мокрыми.

Такова была «сапожная» теория капитана Сэмюэля Ваймса, раскрывавшая причины социально-экономической несправедливости.

Представьте, Сибилла Овнец почти ничего никогда не покупала. В ее особняке было сколько угодно большой прочной мебели, приобретенной ее предками. И эта мебель почти не изнашивалась. У нее имелась целая батарея шкатулок, доверху наполненных драгоценностями, копившимися веками. Ваймс бывал в ее винном погребе, который был настолько огромен, что в нем легко бы заблудился целый полк спелеологов. Впрочем, прежде они напились бы до такой степени, что оказались бы не прочь потеряться там навсегда.

Короче говоря, госпожа Сибилла Овнец жила вполне безбедно, но при этом тратила, как подсчитал Ваймс, примерно вдвое меньше, чем он сам. Впрочем, изрядная часть средств уходила на драконов.

Здание Санатория Для Тяжело Больных Драконов «Солнечный Свет» имело очень-очень толстые стены и очень-очень легкую крышу, словом, обладало теми характерными архитектурными особенностями, которые можно встретить, к примеру, на фабрике фейерверков.

Дело в том, что хроническая болезнь – это естественное состояние болотного дракона. А естественное состояние нездорового дракона – быть размазанным по стенам, полу и потолку любого помещения, в котором он в тот момент оказался. Болотный дракон – это плохо управляемый, опасно нестабильный химический завод в одном шаге от взрыва. В одном очень коротком шаге.

Высказывалось предположение, что привычка люто взрываться от злости, возбуждения, страха или просто от скуки – эта черта, развившаяся в результате эволюции с целью защиты[3] от хищников. «Ешьте драконов, – как бы гласила она, – и у вас случится несварение желудка, которое точнее всего можно будет описать при помощи термина «радиус взрыва».

Поэтому Ваймс толкнул дверь предельно осторожно. И сразу же ощутил сильный запах драконов. Это был необычный запах даже по Анк-Морпоркским меркам – словно Ваймс оказался возле пруда, в который многие годы сливали алхимические отходы, а потом разом осушили.

Маленькие дракончики возбужденно засвистели на него и заухали из своих загонов по обе стороны дорожки. Несколько разгоряченных порывов пламени опалили волосы на его ногах.

Сибиллу Овнец он нашел в обществе двух молодых женщин в штанах – из тех, что помогали ей управляться с Санаторием. Женщины, которых обычно звали Сарами или Эммами, на взгляд Ваймса, выглядели совершенно одинаково. В настоящий момент они сообща боролись с чем-то похожим на разгневанный мешок. Госпожа Овнец подняла на него взгляд.

– А вот и Сэм, – пророкотала она. – Держи покрепче, там малыш.

Мешок сунули Ваймсу в руки. В тот же миг дно мешка изнутри пропорол коготь и стал бешено скрести по нагруднику капитана в отчаянной попытке выпустить ему кишки. Из горловины мешка высунулась остроухая голова. Два пылающих красных глаза сфокусировались на краткий миг, зубастая пасть ощерилась, и на Ваймса пыхнуло зловонным паром.

Госпожа Овнец торжествующе схватила дракона за нижнюю челюсть, а другую руку по локоть засунула ему в глотку.

– Попался! – Она повернулась к Ваймсу, который пока еще не мог отойти от потрясения. – Этот дьяволенок никак не хотел принимать известняковые таблетки. Глотай. Глотай! Вот так! Хороший мальчик… Можешь его отпустить.

Мешок шлепнулся к ногам Ваймса.

– Сложный случай Беспламенных Колик, – поведала госпожа Овнец. – Надеюсь, мы успели вовремя…

Дракон выбрался из мешка и огляделся в поисках чего-нибудь такого, что можно сжечь. Все осторожно попятились.

Затем дракон скосил глаза и икнул.

Известняковая таблетка вылетела из глотки и отскочила от стены.

– Ложись!

Они бросились к ближайшему укрытию, которым оказались поилка и насыпная куча отработанного шлака.

Дракон еще раз икнул и озадаченно склонил голову.

А потом он взорвался.

Когда дым рассеялся, Ваймс и женщины подняли головы и посмотрели на грустный маленький кратер.

Госпожа Овнец извлекла носовой платок из кармана кожаного комбинезона и высморкалась.

– Глупый маленький шельмец, – произнесла она. – Ну что ж… Как дела, Сэм? Ты встречался с Хэвлоком?

Ваймс кивнул. Наверное, до конца жизни, поду-мал он, ему не удастся привыкнуть к мысли, что у патриция Анк-Морпорка есть имя и что кто-то знаком с ним настолько близко, что может позволить себе это имя произносить.

– Я размышлял о завтрашнем ужине, – произнес он с отчаянием. – Знаешь, я действительно не думаю, что смогу…

– Не говори глупостей, – возразила госпожа Овнец. – Тебе понравится. Давно пора завязать знакомство с Нужными Людьми. Ты понимаешь это не хуже меня.

Ваймс уныло кивнул.

– Значит, будем ждать тебя в восемь, – сказала она. – И не смотри на меня так. Этот ужин поможет тебе чрезвычайно! Ты слишком хороший человек, чтобы ночами шататься по темным улицам. Пришло время принять этот мир.

Ваймс хотел сказать, что ему нравится шататься по темным мокрым улицам, но передумал. На самом деле не очень-то и нравится. Просто ничем другим он никогда не занимался. Он думал о значке примерно так же, как о своем носе. Нос невозможно ни любить, ни ненавидеть. Он просто есть, и всё. То же самое можно сказать о главном атрибуте стражника.

– Пока что беги, а завтра мы отлично повеселимся. У тебя есть носовой платок?

Ваймса посетила легкая паника.

– Что?

– Дай его мне. – Она поднесла платок к его рту. – А теперь плюй…

Ваймс послушно плюнул, и она стерла с его щеки грязь. Одна из взаимозаменяемых Эмм издала тихий смешок, на который госпожа Овнец не обратила ни малейшего внимания.

– Вот, – сказала она. – Так гораздо лучше. А теперь ступай и сохрани покой на улицах ради всех нас. Но если захочешь сделать что-то действительно полезное, можешь поискать Пухлика.

– Пухлика?

– Вчера ночью он сбежал из загончика.

– Что? Дракон?

Ваймс простонал и вытащил из кармана дешевую сигару. Болотные драконы нередко докучали горожанам.

Люди покупали их, когда они вырастали до шести дюймов в длину, в качестве симпатичных домашних зажигалок. Но затем, когда дракончики начинали портить мебель огнем и оставлять разъеденные кислотой дыры в коврах, полах и потолках подвалов под ними, их выгоняли на улицу на произвол судьбы.

Госпожу Овнец это ужасно возмущало.

– Мы отобрали его у кузнеца, что на Легкой улице. Я сказала ему: «Любезнейший, перестаньте издеваться над животным. Пользуйтесь горном, как все нормальные люди». Бедняжка Пухлик…

– Пухлик, значит? – пробормотал Ваймс. – Огонечку не найдется?

– У него синий ошейник, – добавила госпожа Овнец.

– Ладно, хорошо.

– Он пойдет за тобой как ягненок, если решит, что у тебя есть угольное печенье.

– Хорошо. – Ваймс принялся хлопать себя по карманам.

– В такую погоду они немного нервные.

Ваймс склонился над загончиком с детенышами и извлек оттуда самого мелкого, возбужденно хлопавшего крыльями. Дракончик отрыгнул короткой струей голубого пламени. Ваймс быстро прикурил.

– Сэм, мне не нравится, когда ты так делаешь.

– Извини.

– Так что если бы ты мог попросить юного Моркоу вместе с этим милейшим капралом Шноббсом поискать для меня Пух…

– Никаких проблем.

По какой-то загадочной причине госпожа Сибилла – во всех других отношениях весьма проницательная дама – продолжала считать капрала Шноббса дерзким, но милым плутишкой. Это всегда озадачивало Ваймса. Возможно, так работает притяжение противоположностей. Овнецы были высокороднее горных орлов, в то время как капрала Шноббса было трудно принять даже за человека.

Когда немного позднее Ваймс шел по городу в ржавой кольчуге поверх кожаной рубашки и в нахлобученном на голову шлеме, ощущая сквозь изношенные подошвы сапог булыжники мостовой Акрского переулка, никому из прохожих даже в голову не могло прийти, что этот человек со дня на день женится на богатейшей женщине Анк-Морпорка.

Пухлик чувствовал себя несчастным драконом.

Он скучал по кузнице. Ему нравилась кузница. Там он ел угля от пуза, и кузнец обращался с ним вполне терпимо. Пухлик не требовал от судьбы многого, и такая жизнь его вполне устраивала.

До тех пор, пока эта огромная женщина не увела его оттуда и не посадила в загон. Вокруг сидели другие драконы, а Пухлик недолюбливал других драконов. К тому же его стали кормить непривычным для него сортом угля.

Поэтому он очень обрадовался, когда кто-то вытащил его из загона посреди ночи. Он подумал, что сейчас его отнесут обратно к кузнецу.

Но теперь до него дошло, что, скорее всего, это не так. Он сидел в ящике, который постоянно толкали, и постепенно начинал злиться…

Обмахнувшись блокнотом, как веером, сержант Колон сердито посмотрел на собравшихся стражников.

Затем откашлялся.

– Так, ребята, располагайтесь, – сказал он.

– Мы уже давно расположились, Фред, – заметил капрал Шноббс.

– Для тебя я сержант, Шнобби, – строго поправил Колон.

– А зачем нам вообще рассиживаться? Раньше ничего подобного не было. Сидим и слушаем тебя, как дураки…

– Теперь, когда нас стало больше, мы должны придерживаться правил, – ответил сержант Колон. – Так! Кхм… Что ж. Ладно. Сегодня мы приветствуем вступивших в Стражу младшего констебля Детрита – не отдавай честь! – младшего констебля Дуббинса, а также младшего констебля Ангву. Надеюсь, служба ваша будет долгой и… Что это у тебя, Дуббинс?

– В смысле? – переспросил Дуббинс с самым невинным видом.

– Не могу не заметить, младший констебль, что ты держишь в руках нечто похожее на двусторонний метательный топор – несмотря на то что я уже зачитывал тебе устав Стражи.

– А нельзя ли это счесть за этническое оружие? – осведомился Дуббинс с надеждой в голосе.

– Положи его в свой личный шкафчик. На службе стражнику полагается короткий меч – одна штука, и дубинка – тоже одна.

«За исключением Детрита», – мысленно добавил он. Во-первых, в огромной руке тролля даже самый длинный меч смотрелся не крупнее зубочистки. А во-вторых – сначала Детриту нужно научиться отдавать честь, иначе в Анк-Морпорке появится стражник с пришпиленной к уху рукой. Нет уж, хватит ему одной дубинки. Впрочем, даже с ней он рискует забить себя до смерти.

Тролли и гномы, черт возьми! Гномы и тролли! За что ему такое – в его-то годы? И ведь это еще не самое плохое!

Колон вновь откашлялся. Когда он зачитывал выдержки из своего блокнота, голос его становился возвышенно-певучим, как у человека, в школе учившегося публичным выступлениям.

– Итак, – произнес он с некоторой неуверенностью, – здесь говорится, что…

– Сержант?

– Ну что ещ… А, это ты, капрал Моркоу.

Слушаю.

– Вы ничего не забыли, сержант? – спросил Моркоу.

– Не знаю, – осторожно ответил Колон, – а что?

– По поводу новобранцев, сержант. О том, что они обязаны принять, – намекнул Моркоу.

Сержант Колон почесал нос. Так, подумаем… Согласно приказу каждый из них принял (и расписался в получении) одну кольчужную рубаху (материал: железные кольца), один шлем (медно-железный) и один нагрудник (железный), за исключением младшего констебля Ангвы, которой требовался нагрудник специального образца, и младшего констебля Детрита, расписавшегося за кое-как подогнанный по его фигуре кусок брони, некогда принадлежавший боевому слону. Кроме обмундирования каждый принял: одну дубинку (дубовую), одну пику или алебарду (для чрезвычайных ситуаций), один арбалет, одни песочные часы, один короткий меч (кроме младшего констебля Детрита) и один служебный значок Ночной Стражи (медный).

– По-моему, они приняли всё, Моркоу, – ответил Колон. – И все расписались. Даже за Детрита поставили крестик.

– Они должны принять присягу, сержант.

– А? О! Правда, что ли?

– Да, сержант. Таков закон.

Сержант Колон смутился. Возможно, такой закон и был. В подобных делах Моркоу разбирался несравнимо лучше. Он был единственным человеком в мире, который знал законы Анк-Морпорка наизусть. Колон же ведал только то, что он никогда в жизни не принимал присягу, а самыми близкими к присяге словами, которые произнес Шноббс, были: «Ну что, придурки, сыгранем в солдатиков?»

– Ну хорошо, – промолвил сержант. – Вы все должны, э-э, принять присягу. Капрал Моркоу покажет, как это делается. Ты же принимал присягу, когда присоединился к нам, Моркоу?

– Конечно, сержант. Только никто меня о ней не спрашивал, поэтому я принял сам – тихонечко, вполголоса.

– М-да? Ну ладно. Продолжай.

Моркоу встал, снял с головы шлем и пригладил волосы. Затем поднял правую руку.

– Поднимите и вы правые руки, – сказал он. – Это та, которая ближе к младшему констеблю Ангве, младший констебль Детрит. А теперь повторяйте за мной…

Он закрыл глаза и пошевелил губами, словно прочитав что-то написанное внутри черепа.

– Я, запятая, квадратная скобка, имя новобранца, квадратная скобка, запятая… – Он кивнул. – Повторите.

Все хором повторили. Ангва еле сдержалась, чтобы не рассмеяться.

– …торжественно клянусь, квадратная скобка, имя божества, выбранное новобранцем, квадратная скобка…

Ангва старалась не смотреть на вдохновенное лицо Моркоу.

– …соблюдать законы и постановления городов Анка и Морпорка, оправдывать доверие общества и защищать подданных Его, косая черта, Ее, квадратная скобка, подчеркнуть нужное, квадратная скобка, Величества, квадратная скобка, имя правящего монарха, квадратная скобка…

Ангва попыталась сфокусировать взгляд на точке позади уха Моркоу. К тому же терпеливый монотонный голос Детрита уже начал отставать на пару дюжин слов от остальных.

– …без страха, запятая, упрека или мыслей о личной безопасности, точка с запятой, преследовать злоумышленников и защищать невинных, запятая, пожертвовать жизнью, запятая, если это станет необходимым для выполнения упомянутого долга, запятая, и да поможет мне, скобка, вышеупомянутое Божество, скобка, точка, Боги, Храните Короля, косая черта, Королеву, подчеркнуть нужное, скобка, точка.

Ангва облегченно замолчала, и только после этого осмелилась взглянуть в лицо Моркоу. По щекам капрала текли слезы.

– Э-э… Ну что ж, вот и всё, спасибо, – произнес сержант Колон спустя некоторое время.

– …за-щи-щать не-вин-ных за-пя-тая…

– Закончишь в личное время, младший констебль Детрит. – Сержант откашлялся и вновь заглянул в блокнот. – Итак, Хапугу Хоскинса опять выпустили из тюрьмы, так что будьте начеку. Сами знаете, во что он превращается, когда празднует свое очередное освобождение. Далее: этот чертов тролль Каменноугл вчера снова избил четверых…

– …вы-пол-не-ния упо-мя-нутого дол-га за-пя-тая…

– А где капитан Ваймс? – поинтересовался Шнобби. – Это же его обязанности.

– Капитан Ваймс… э-э… разбирается с делами, – пояснил сержант Колон. – Учиться гражданской жизни – это не просто, знаешь ли. Так…

Он снова посмотрел в блокнот, затем на стражников. Стражников… ха!

Пошевелив губами, он пересчитал подчиненных. Между Шнобби и констеблем Дуббинсом сидел очень маленький оборванный человечек, чьи борода и волосы настолько отросли и засалились, что он стал похож на хорька, выглядывавшего из кустов.

– …да по-мо-жет мне скоб-ка вы-ше-упо-мя-нутое Бо-жес-тво скоб-ка точ-ка.

– О нет, – произнес сержант. – Что ты тут делаешь, Здесь-и-Сейчас? Спасибо, Детрит – не отдавай честь! – теперь можешь сесть.

– Меня задержал господин Моркоу, – мгновенно ответил человечек.

– Исключительно в целях безопасности, сержант, – пояснил Моркоу.

– Опять? – Колон снял ключи от камер с гвоздя над столом и бросил их вору. – Ну хорошо. Третья камера. Возьми ключи с собой, мы крикнем, если они нам понадобятся.

– Весьма вам благодарен, господин Колон, – ответил Здесь-и-Сейчас и пошел вниз, к камерам.

Колон покачал головой.

– Самый ужасный вор в мире, – пробормотал он.

– Но он выглядит не настолько ужасно, – возразила Ангва.

– Нет, под словом «ужасный» я подразумеваю не внешность, – пояснил Колон. – Скорее способность выполнять свою работу.

– Помните, как он хотел пробраться в Дунманифестин, чтобы выкрасть у богов Секрет Огня? – ухмыльнулся Шнобби.

– А я сказал: «Но он у нас уже есть, Здесь-и-Сейчас. Мы пользуемся им не меньше тысячи лет», – подхватил Моркоу. – И тогда он ответил: «Ага! Значит, огонь обладает антикварной ценностью!»[4]

– Бедняга, – вздохнул сержант Колон. – Ну ладно. Что мы еще забыли… Моркоу?

– Теперь каждый из них должен получить Королевский Шиллинг, – подсказал Моркоу.

– Правильно. Да. Конечно.

Колон порылся в карманах и вытащил оттуда три крошечных анк-морпоркских доллара, в которых золота содержалось примерно столько же, сколько в морской воде. Он швырнул монеты новобранцам – по очереди каждому.

– Это и называется Королевским Шиллингом, – сказал он, бросив на Моркоу тревожный взгляд. – Не знаю почему, но вы должны получить их при вступлении в Стражу. Таковы правила, видите ли. Чтобы показать, что вы к нам присоединились. – На мгновение смутившись, Колон закашлялся. – Вот. Ах да. Толпа камнежо… в смысле, какие-то тролли, – поправился он, – устроили нечто вроде шествия по Короткой улице. Так, младший констебль Детрит – не позволяйте ему отдавать честь! – ты можешь объяснить нам, что происходит?

– Ента тролльский Новый год, – ответил Детрит.

– Правда? Полагаю, нам следует изучать такие вещи. А еще тут написано, что низкосра… в смысле, гномы собрались на митинг или что-то в этом роде.

– Сегодня годовщина Кумской битвы, – отозвался констебль Дуббинс. – День знаменитой победы над троллями.

Он огляделся с самодовольным видом, судя по гордо вздернутой бороде.

– Нападать из засады все герои, – проворчал Детрит, сердито взглянув на гнома.

– Что? Да это тролли… – начал было Дуббинс.

– Заткнитесь оба! – прервал их Колон. – Слушайте, здесь написано… написано, что они маршируют… маршируют прямо по Короткой улице. – Он перевернул бумагу. – Это правда?

– То есть тролли и гномы идут навстречу друг другу? – уточнил Моркоу.

– Такой парад ты точно не захочешь пропустить, – сказал Шноббс.

– А в чем, собственно, дело? – поинтересовалась Ангва.

Моркоу неопределенно помахал руками в воздухе.

– Господи! Там сейчас такое начнется! Надо срочно что-то делать.

– Гномы и тролли ладят между собой, как огонь и солома, – пояснил Ангве Шноббс. – Тебе когда-нибудь доводилось бывать в горящем доме?

Обычно красное лицо сержанта Колона стало бледно-розовым. Он застегнул на талии ремень с мечом и взял в руку дубинку.

– И помните, – сказал он, – главное – проявлять осторожность!

– Ага, – согласился Шноббс. – Давайте проявим осторожность и никуда не пойдем.

Чтобы понять, почему тролли и гномы не любят друг друга, надо обратиться к далекому прошлому.

Они похожи друг на друга, как сыр и мел. Серьезно, именно как сыр и мел. Один органического происхождения, другой – каменный, но запах от них исходит похожий. Гномы зарабатывают на хлеб насущный, разбивая камни с ценными минералами внутри, а такая кремниевая форма жизни, как тролли, в основном и есть камни с ценными минералами. В дикой природе тролли бо́льшую часть времени проводят, валяясь в спячке, но это не то агрегатное состояние камня, в котором ему следует находиться, если по округе рыскают трудолюбивые гномы. Гномы, в свою очередь, терпеть не могут троллей. Согласитесь, неприятно, когда ты с большим трудом отыскиваешь камень с богатой жилой внутри, а он вдруг поднимается и отрывает тебе руку лишь за то, что ему в ухо воткнули кирку.

В конце концов, дело дошло до состояния перманентной межвидовой вендетты, которая, как всякая добрая вендетта, уже не нуждалась в конкретной причине. Достаточно было того, что она существовала всегда[5]. Гномы ненавидели троллей за то, что тролли ненавидели гномов, и наоборот.

Стражники притаились в Трехламповом переулке, что находится примерно на середине Короткой улицы. Издалека доносился треск фейерверков. Гномы с их помощью отгоняли злых шахтных духов. Тролли же ценили фейерверки за то, что они весело взрывались во рту.

– Не понимаю, почему бы нам не позволить им подраться, а потом просто арестовать проигравших? – выразил недоумение капрал Шноббс. – Мы же всегда так делаем!

– В последнее время патриция крайне раздражают межэтнические конфликты, – угрюмо ответил сержант Колон. – А когда его что-то раздражает, грустно становится всем.

Вдруг его посетила мысль, от которой он даже немного оживился.

– Есть какие-нибудь идеи, Моркоу? – осведомился он.

Вслед за первой мыслью пришла вторая: в конце концов, Моркоу – простой деревенский парень…

– Капрал Моркоу?

– Сержант?

– Разберись с этим, хорошо?

Осторожно выглянув из-за угла, Моркоу осмотрел сближавшиеся стены из троллей и гномов. Они уже видели друг друга.

– Слушаюсь, сержант, – сказал он. – Младшие констебли Дуббинс и Детрит – не отдавай честь! – вы пойдете со мной!

– Ему нельзя туда ходить! – забеспокоилась Ангва. – Это же верная смерть!

– Этот парень знает, что такое чувство долга, – ответил капрал Шноббс, после чего извлек из-за уха короткий сигарный окурок и чиркнул спичкой по подошве башмака.

– Не беспокойтесь, девушка, – сказал Колон. – Он…

– Младший констебль, – перебила Ангва.

– Что?

– Младший констебль, – повторила она, – а не девушка. Моркоу сказал, что, пока я на службе, у меня такие же половые признаки, как у вас.

Шнобби отчаянно закашлялся, а сержант Колон очень быстро проговорил:

– Я хотел сказать, младший констебль, что у юного Моркоу имеется огромная кризма.

– Кризма?

– Ага. Невероятных размеров!

Тряска прекратилась. Теперь Пухлик был по-настоящему раздражен. Очень-очень раздражен.

Послышался какой-то шорох, и край мешковины отодвинулся. На Пухлика уставился еще один дракон мужского пола.

И он тоже выглядел раздраженным.

Пухлик отреагировал единственным известным ему способом.

Моркоу встал посреди улицы, скрестив руки на груди, и стал наблюдать одновременно за двумя приближавшимися шествиями, пока два новобранца пытались укрыться за его широкой спиной.

Колон считал Моркоу простым, как три цента. Моркоу часто поражал людей своей простотой. Собственно, таковым он и был.

Но люди часто ошибаются, считая простоту синонимом глупости.

Моркоу не был глупым. Он был прямым, добродушным, честным и откровенным со всеми. Впрочем, в Анк-Морпорке такое сочетание качеств вполне себе считалось глупостью, ибо снижало коэффициент выживаемости до уровня «медуза в доменной печи». Но в случае с Моркоу вступали в силу два дополнительных фактора: во-первых, хорошо поставленный удар, к которому даже тролли относились с большим уважением, а во-вторых, он был неподдельно, почти сверхъестественно обаятелен. Он отлично ладил с людьми, даже если их арестовывал. А еще он обладал исключительной памятью на имена.

Бо́льшую часть своей юной жизни он провел в маленькой гномьей колонии, где знать особо некого. Но потом он очутился в огромном городе, и там его талант раскрылся в полную силу. И что характерно – раскрывался до сих пор.

Моркоу весело помахал рукой приближавшимся гномам.

– Доброе утро, господин Бедролом! Доброе утро, господин Рукисила!

Затем он повернулся к троллям и помахал их предводителю. Раздался приглушенный хлопок взорвавшегося фейерверка.

– Доброе утро, господин Боксит!

Затем он сложил руки рупором и зычно проревел:

– Если бы вы все остановились и послушали меня…

Оба шествия действительно остановились – не без некоторого колебания и напирания задних рядов на передние. Впрочем, выбор был невелик: или стоять на месте, или наступать на Моркоу.

Если у Моркоу и были некоторые недостатки, то один из них заключался в том, что он редко обращал внимание на мелкие детали, если голова была занята крупными мыслями. Поэтому шепоток за своей спиной он пропустил мимо ушей.

– …ха! Это самое настоящее нападение из засады! Твоя мать тогда была еще рудой…

– Итак, господа, – произнес Моркоу рассудительным, дружелюбным тоном, – я уверен, что нет причин для воинственного поведения…

– …вы тоже устроили на нас засаду! Мой прадедушка был в Кумской долине, он мне все рассказал!

– …в нашем прекрасном городе в такой чудесный день. Я хочу попросить вас как добропорядочных граждан Анк-Морпорка…

– …ну да. Скажи еще, что ты знаешь, кем был твой отец!

– …несмотря на то что вы, безусловно, обязаны соблюдать свои гордые этнические традиции, воспользуйтесь примером моих коллег, которые потопили свои древние разногласия…

– …я те башку разобью, подлец коротконогий!

– …во имя дальнейшего процветания…

– …да я тебя одной левой уделаю!

– …нашего города, герб которого…

– …давай рискни! После того как я вырву тебе правую!

– …они с гордостью носят на своих значках.

– Аааа!

– Уууу!

До Моркоу дошло, что на него уже никто не обращает внимания. Он обернулся.

Младший констебль Дуббинс висел вниз ногами, поскольку младший констебль Детрит пытался стучать им, вернее его головой в шлеме, о мостовую. Впрочем, младший констебль Дуббинс воспользовался своим положением с максимальной выгодой, ухватив младшего констебля Детрита за колено и пытаясь вонзить зубы в его лодыжку.

Участники противоборствующих маршей зачарованно наблюдали за разыгрывающейся сценой.

– Нужно что-то делать! – нетерпеливо воскликнула Ангва из укрытия, в котором притаились стражники.

– Ну-у-у, – протянул сержант Колон, – этнические конфликты – это так сложно…

– Один неверный шаг – и вот тебе пожалуйста, – согласился Шнобби. – Эти простейшие человекоподобные виды – такие легкоранимые!

– Легкоранимые? Да они пытаются убить друг друга!

– Это культурное явление, – с несчастным видом попытался объяснить сержант Колон. – Мы же не можем навязывать им наши культурные традиции, верно? Иначе получится видофобия.

Лицо стоявшего посреди улицы Моркоу стало краснее свеклы.

– Если он хоть пальцем тронет кого-нибудь из них на глазах у всех их друзей, то… – пробормотал Шнобби. – В общем, план таков: давайте сразу сбежим отсюда ко всем чертям!

На могучей шее Моркоу вздулись вены. Он упер руки в боки и проревел:

– Младший констебль Детрит! Отдать честь!

Они потратили часы на его обучение. Мозгу Детрита требовалось время, чтобы постичь суть идеи, но если она оседала в голове, то оставалась там надолго.

Детрит отдал честь.

Рукой, в которой сжимал гнома.

Он взмахнул младшим констеблем Дуббинсом, как маленькой сердитой дубинкой, и треснул им себя по башке.

Грохот врезавшихся друг в друга шлемов отразился эхом от зданий, и мгновение спустя два тела рухнули с громыханием на мостовую.

Моркоу потрогал их носком сандалии.

Затем повернулся и, дрожа от гнева, зашагал к толпе гномов.

Сержант Колон, выглядывавший из переулка, в ужасе прикусил край шлема.

– При вас есть оружие, не так ли? – зарычал Моркоу одновременно на целую сотню гномов. – Признавайтесь! Если кто-то из гномов не бросит его прямо сейчас, то весь парад… я подчеркиваю – весь парад будет рассажен по камерам! Я не шучу!

Гномы, стоявшие в первом ряду, отступили на шаг. Раздался беспорядочный звон металлических предметов, посыпавшихся на мостовую.

– Все до одного, – угрожающе произнес Моркоу. – Это и тебя касается, чернобородый. Не пытайся спрятаться за господина Пращеврата! Тебя я тоже вижу, господин Рукисила! Клади на землю. Эй! Кому здесь смешно?

– Сейчас он точно умрет, – убитым голосом произнесла Ангва.

– Забавно, – заговорил Шнобби, – если бы мы попытались проделать что-нибудь подобное, то превратились бы в маленькие кусочки фарша. А у него, кажется, получается.

– Кризма, – произнес сержант Колон, опершийся от переживаний о стену.

– Вы имеете в виду – харизма? – спросила Ангва.

– Ага. И она тоже. Ага.

– Как у него это получается?

– Не знаю, – ответил Шнобби. – Может, потому что он общительный?

Моркоу повернулся к троллям. Те ухмылялись, увидев замешательство гномов.

– Теперь насчет вас, – сказал он. – Сегодня вечером я буду патрулировать Каменноломный переулок и надеюсь не увидеть там никаких безобразий. Скажите, я надеюсь не зря?

Раздалось шарканье огромных сверхгабаритных ног и невнятное бормотание.

Моркоу приложил ладонь к уху.

– Я не совсем расслышал, – сказал он.

Бормотание стало громче, превратившись в нечто вроде токкаты для сотни недовольных голосов на тему «Да, капрал Моркоу».

– Отлично! Теперь можете идти. И чтобы больше никаких глупостей, славные ребятки.

Моркоу стряхнул пыль с ладоней и улыбнулся всем присутствующим. Тролли застыли с озадаченными выражениями лиц. Теоретически Моркоу уже был обязан превратиться в тонкий жирный блин, размазанный по мостовой. Но почему-то этого так и не произошло…

– Он только что обозвал целую сотню троллей «славными ребятками», – изумленно произнесла Ангва. – Но ведь некоторые из них только что спустились с гор! А другие покрыты лишай-ником!

– И это самое элегантное, что можно на них узреть, – проворчал сержант Колон.

А потом мир взорвался.

Стражники отбыли незадолго до того, как капитан Ваймс вернулся в Псевдополис-Ярд. Он поднялся по лестнице в свой кабинет, плюхнулся в липкое кожаное кресло и тупо уставился в стену.

Он хотел покинуть службу. Конечно же хотел.

Ведь подобный образ жизни даже нельзя назвать жизнью.

Ненормированный рабочий день. Постоянная неуверенность, существует ли вообще закон в этом не в меру прагматичном городе. Никакой личной жизни, в конце концов! Отвратительная еда перекусами. Приходилось порой питаться даже сосисками в булочках, которыми торговал Себя-Режу-Без-Ножа Достабль. Непрекращавшийся дождь или пекло. Никаких друзей, кроме коллег-стражников, потому что они были единственными людьми, которые жили с тобой в одном мире.

Впрочем, через несколько дней он будет кататься, как кусок сыра в масле, по меткому выражению сержанта Колона. Он станет бездельничать целыми днями – только кушать и разъезжать на большой лошади, выкрикивая всяческие приказы.

В такие моменты в его памяти всплывал образ старого сержанта Каппля. Этот человек служил начальником Стражи в ту пору, когда Ваймс был еще зеленым новобранцем. А потом, когда Каппль уходил в отставку, стражники собрались вместе и купили для него дешевые часы – из тех, что исправно работают несколько лет, пока не испарится их внутренний демон.

«Чертовски глупый подарок, – мрачно поду-мал Ваймс, глядя в стену. – Человек увольняется с работы, сдав значок, песочные часы и колокольчик, и что мы дарим ему на память? Часы…»

Но на следующее утро Каппль все равно пришел на работу – со своими новыми часами. «Чтобы, так сказать, передать бразды правления в надежные руки, – сказал он, – и подвязать несколько болтающихся концов, ха-ха. И чтобы вы, сосунки, не натворили тут дел, хы-хы». Через месяц он стал приносить уголь для печки, подметать полы, бегать по мелким поручениям и писать рапорты. И так целых пять лет. А на шестой год один из стражников, явившись на службу пораньше, обнаружил его лежавшим на полу…

В тот день вдруг выяснилось, что никто, абсолютно никто не знал, где он жил и существовала ли какая-нибудь миссис Каппль. Им пришлось хоронить его вскладчину, вспомнил Ваймс. И кроме стражников на похороны никто не пришел…

Если задуматься, на похоронах стражников всегда бывают только стражники…

Конечно, сейчас времена другие. Сержант Колон счастлив в браке уже много лет. Возможно потому, что работает с женой в разное время и в основном встречается с ней на пороге дома – да и то не каждый день. Но всякий раз она оставляет для него довольно сносную еду в духовке, и это явно говорит о том, что между ними что-то когда-то было. А наличие внуков и вовсе намекает, что прежде им было сложно избегать друг друга. О молодом Моркоу и говорить нечего – этому парню приходится отбиваться от молодых женщин палкой. А капрал Шноббс… наверное, тоже как-то устроил личную жизнь. Поговаривают, что у него имеется некое двадцатипятилетнее тело, только никто не знает, где он его прячет.

В общем, у каждого из стражников кто-то был, даже если против своей воли, как в случае со Шноббсом.

Итак, что ты скажешь, капитан Ваймс? Дорога ли тебе эта женщина?

О любви, понятно, речи не идет. Любовь – очень сомнительное слово для тех, кому за сорок. Возможно, ты просто боишься превратиться в жалкого старика, который помрет однажды на обочине жизни и будет из сострадания похоронен кучкой сосунков. Для них ты навсегда останешься старым пердуном, который вечно путался под ногами, пока был жив, но охотно бегал за кофе с фиггинами и безропотно терпел шутки за своей спиной…

Он всегда мечтал избежать этого. И вот, как в волшебной сказке, сама Судьба преподнесла ему подарок…

Конечно, он знал, что она богата. Но к тому, что пришлось услышать в конторе господина Моркомба, он оказался не готов.

Господин Моркомб исполнял обязанности семейного поверенного Овнецов в течение многих лет. Вернее даже, столетий. Потому что господин Моркомб был упырем.

Ваймс недолюбливал упырей. Гномы, конечно, были те еще шельмецы, но если не напьются – вполне законопослушны. Даже тролли не доставляли особых хлопот, пока находились под присмотром. Но от умертвий у капитана Ваймса начинала чесаться шея. Лозунг «Живи и дай жить другим» – он, конечно, очень правильный, но в случае с вампирами возникало логическое противоречие…

Господин Моркомб был костлявым, чрезвычайно бледным и неторопливым, как черепаха. Ему потребовалась целая вечность, чтобы дойти до сути, но когда он до нее добрался, эта суть пригвоздила Ваймса к креслу.

– С-сколько?

– Э-э, думаю, не ошибусь, если скажу, что вся собственность, включая фермы, объекты городской застройки и небольшой участок возле Университета с движимым имуществом, приносит совокупный доход порядка… семи миллионов долларов в год. Семь миллионов по текущей оценке, разумеется.

– И это все будет моим?

– С того самого часа, когда вы заключите брак с госпожой Овнец. Впрочем, в своем письме она сообщила мне, что вы должны иметь доступ ко всем ее счетам прямо с сего момента.

Мертвые глаза жемчужного цвета внимательно изучали Ваймса.

– Госпожа Овнец, – сказал он, – владеет примерно одной десятой частью Анка, обширной собственностью в Морпорке, а также значительными сельскохозяйственными угодьями в…

– Но… но… мы будем владеть этим вместе…

– Госпожа Овнец высказалась вполне недвусмысленно. Она препоручает все свое имущество вам, как будущему законному мужу. В таких вопросах госпожа Овнец… немного старомодна…

Господин Моркомб толкнул через стол сложенную бумагу. Ваймс взял ее, развернул и принялся читать.

– Но если вы умрете раньше, чем она, – продолжил бубнить господин Моркомб, – то все наследство, разумеется, вернется к ней согласно супружескому праву. Или к любому плоду от вашего союза, само собой.

В этот момент Ваймс немножко потерял дар речи. Он только чувствовал, как отвисает нижняя челюсть и начинают слипаться отдельные извилины мозга.

– Госпожа Овнец, – доносился откуда-то издалека голос адвоката, – хотя и не так уже молода, но все еще прекрасная здоровая женщина, и нет никаких причин, чтобы…

Остаток беседы Ваймс провел как в тумане.

Даже сейчас он едва мог об этом думать. Как только он вспоминал слова господина Моркомба, его мысли уносились прочь. И, как всегда бывало в тех случаях, когда мир для него становился слишком сложным, мысли обретали вполне конкретное направление.

Он выдвинул нижний ящик стола и уставился на блестящую бутылку Древнего Отборного Виски Джимкина Пивомеса. Ваймс понятия не имел, что она там делает. Почему-то он так и не удосужился ее выбросить.

Но стоит только снова начать, и он так и не выйдет на пенсию. Лучше отдать предпочтение сигарам.

Он закрыл ящик стола и, откинувшись на спинку стула, выудил из кармана толстый окурок.

Да уж, Стража теперь не та, что прежде. Вот до чего довели ее политики. Ха! Старые стражники вроде Каппля перевернулись бы в своих могилах, если бы узнали, что сюда теперь принимают кого…

И тут мир взорвался.

Окно разлетелось вдребезги, осыпав стену позади Ваймса осколками и порезав ему ухо.

Он мгновенно упал на пол и закатился под стол.

Ну вот, доигрались! Алхимики в очередной раз взорвали свою Гильдию, и уж он, капитан Ваймс, лично позаботится, чтобы этот раз стал последним…

Но осторожно выглянув из-за подоконника, он увидел за рекой столб дыма, поднимавшийся над Гильдией Убийц…

Когда Ваймс добрался до Гильдии, вслед за ним по Филигранной улице рысью примчались остальные стражники. Двое одетых в черное убийц преградили путь, вежливо намекнув, что через секунду они запросто могут стать невежливыми. Из-за ворот доносился торопливый топот.

– Ты видишь мой значок? Видишь? – прокричал привратникам Ваймс.

– Не имеет значения. Это собственность Гильдии, – ответил один из убийц.

– Ну-ка открывайте ворота! Именем закона! – проревел Ваймс.

Убийца нервно улыбнулся.

– Закон гласит, что внутри стен Гильдии преимущественной силой обладают законы Гильдии.

Ваймс свирепо воззрился на привратника, не зная что возразить. В сущности, он прав. Законы города, какими бы они ни были, действовали только за пределами зданий Гильдий. У Гильдий же были собственные законы, поскольку Гильдии владели…

Он помотал головой.

Младший констебль Ангва, стоявшая за спиной Ваймса, наклонилась и подняла осколок стекла.

Затем пошевелила обломки ногой и вдруг встретилась взглядом с маленькой дворняжкой невообразимого вида, очень внимательно наблюдавшей за ней из-под повозки. Впрочем, не такого уж невообразимого. Представьте себе дурной запах изо рта, к которому приделали влажный нос.

– Гав, гав, – лениво произнесла дворняжка, – Гав, гав, гав и р-р-р.

Псина развернулась и засеменила в ближайший переулок. Оглядевшись, Ангва последовала за ней. Остальная часть отряда стражников окружила притихшего Ваймса.

– Позовите сюда старшего наставника, – произнес он. – Немедленно!

Юный убийца изобразил нечто похожее на усмешку.

– Ха! Ваша форма меня не пугает, – ответил он.

Ваймс посмотрел на свой потрепанный нагрудник и изношенную кольчугу.

– Извините, был не прав, – согласился он. – Такая форма пугать не может. Капрал Моркоу, младший констебль Детрит – выйти вперед!

Убийца внезапно понял, что на него больше не падают лучи солнца.

– Думаю, ты согласишься со мной, – сказал Ваймс откуда-то из центра затмения, – что вот эта форма – по-настоящему страшная.

Убийца медленно кивнул. Такого поворота событий он не ожидал. Обычно стражники даже близко не подходили к Гильдии. Хотя бы из чувства самосохранения. В изысканно сшитой черной одежде привратника было спрятано по меньшей мере восемнадцать приспособлений для убийства людей, но у младшего констебля Детрита двумя такими приспособлениями заканчивались руки. В любую секунду они были, так сказать, под рукой.

– Наверное, э-э… будет лучше позвать наставника, – проговорил привратник.

Моркоу наклонился вперед.

– Благодарим за сотрудничество, – сурово произнес он.

Ангва наблюдала за собакой. Собака наблюдала за ней.

Младший констебль присела перед ней на корточки. Псина яростно почесала лапой за ухом.

Внимательно оглядевшись, чтобы убедиться, что их никто не видит, Ангва пролаяла вопрос.

– Можешь не утр-руждаться, – произнес пес.

– Ты умеешь разговаривать?

– Ха! Для этого не нужно слишком много ума, – ответил пес. – Как и на то, чтобы догадаться, кто ты такая на самом деле.

Ангва запаниковала.

– Как ты понял?

– По запаху, девочка. Ты так ничему не нафучилась? От тефя за милю несет. Ох-хо, подумал я, что одна из них делает в Страже, гаф?

Ангва яростно потрясла пальцем.

– Если скажешь хоть кому-нибудь…

Выражение морды пса стало обиженней, чем обычно.

– Меня всё гавно никто не будет слушать, – сказал он.

– Почему?

– Потому что все знают, что собаки не умеют разговаривать. Люди слышат меня и видят, но если речь не идет о чем-то по-настоящему важном, они предпочитают думать, что им это послышалось. – Песик вздохнул. – Поверь мне. Я знаю о чем говорю. Я читал книги. Ну… по крайней мере, грыз их.

Он снова почесал за ухом.

– Мне кажется, – добавил он, – мы могли бы помочь друг другу…

– Каким образом?

– Ну, ты могла бы найти для меня фунт мяса. Мясо творит с моей памятью настоящие чудеса. Поел – и сразу всё забыл.

Ангва нахмурилась.

– Люди называют это словом «шантаж». И оно им очень не нравится, – сказала она.

– Это не единственное слово, которое не нравится людям, – ответил пес. – Взять, к примеру, меня. Я страдаю хронической разумностью. Какая от нее польза для собаки? Разве я о ней просил? Ни в коем случае! Я просто нашел уютное местечко в здании факультета Высокоэнергетической Магии этого вашего Незримого Университета, хотел комфортно провести там несколько ночей. Никто же не сказал мне, что эта чертова магия непрерывно сочится там изо всех щелей. Открываю глаза и – бац! – голова шипит, как растворимое слабительное. «Ну вот опять! – думаю я. – Привет, абстрактный концептуализм, здравствуй, интеллектуальное развитие…» Какая, черт возьми, мне от этого польза? В последний раз, гав!да это случилось, мне пришлось спасать мир от этих ужасных как-их-там из Подземельных Измерений, и что бы ты думала – кто-нибудь выразил благав!дарность? Кто-нибудь сказал: «Какой хороший пёсик, держи мозговую косточку»? Хав-ха! И вот такое со мной приключается почти каждую неделю. – Пес приподнял потертую лапу. – Меня зовут Гаспод. Если не обращать внимания на разумность, во всем остальном я совершенно обычная собака.

Ангва сдалась и пожала побитую молью меховую конечность.

– Меня зовут Ангва. Кто я такая, ты и так знаешь.

– Уже забыл, – осклабился Гаспод.

Капитан Ваймс внимательно оглядел двор, засыпанный обломками. В стене первого этажа зияла огромная дыра. Все ближайшие окна были разбиты, и под ногами хрустели стеклянные осколки. Зеркальные, что характерно. Конечно, убийцы славятся своим тщеславием, но ведь зеркала должны находиться внутри комнат, а не снаружи, верно? Почему же стекла вылетели во двор?

Он заметил, как младший констебль Дуббинс наклонился и поднял с земли пару блоков с обгоревшей с одного конца веревкой.

Кроме них среди обломков лежала прямо-угольная картонка.

Волосы на тыльной стороне ладоней Ваймса зашевелились.

Он почуял отчетливый запах злодейства.

Ваймс первым был готов признать, что стражник из него не очень. Но, вероятнее всего, он был бы избавлен от такой необходимости, поскольку многие другие люди с радостью признали бы это за него. Виной всему была его чертова упрямая твердолобость, которая расстраивала высокопоставленных особ. А любой, кто расстраивает высокопоставленных особ, автоматически не может считаться хорошим стражником. Но за годы службы у него развились специфические инстинкты, без которых невозможно выжить на улицах большого города. И теперь он чувствовал, как неуловимо изменился город – подобно тому, как целые джунгли меняются при приближении охотника.

Здесь произошло что-то очень плохое, и он никак не мог понять, что именно. Он наклонился и протянул руку…

– Что все это значит?

Ваймс выпрямился. Но оборачиваться не стал.

– Сержант Колон, приказываю вернуться в штаб-квартиру вместе со Шнобби и Детритом. Капрал Моркоу и младший констебль Дуббинс остаются со мной.

– Так точно, сэр! – с чувством воскликнул сержант Колон, громко щелкнув каблуками и отдав честь со всей возможной молодцеватостью, явно желая подразнить убийц.

Ваймс не мог не признать, что вышло у него неплохо.

И лишь только после этого капитан обернулся.

– О, доктор Проблемс… – проговорил он.

Лицо старшего наставника Гильдии Убийц побелело от гнева, составив прекрасный контраст с его черным одеянием.

– Вас сюда никто не приглашал! – сердито произнес старший наставник. – По какому праву вы находитесь здесь, господин жандарм? Кто вам позволил расхаживать здесь так, будто это ваша собственность?

Ваймс молчал, наслаждаясь моментом. Сердце его пело. Взять бы этот прекрасный момент и тщательно запечатлеть в большой книге, чтобы открывать иногда на старости лет и вспоминать свой триумф.

Он засунул руку за нагрудник и вытащил оттуда письмо поверенного.

– Что ж, если вы на самом деле хотите знать главную причину, то извольте, – произнес он. – Выходит так, что это действительно моя собственность.

Человека характеризует то, что он ненавидит. Капитан Ваймс ненавидел довольно много вещей. Но убийцы были почти на самом верху списка – сразу после королей и умертвий.

Однако следует отдать должное доктору Проблемсу – он взял себя в руки довольно быстро. Он не взорвался, прочитав письмо, не стал спорить или утверждать, что письмо подделка. Он просто сложил его, вернул обратно и холодно произнес:

– Понятно. Безусловное право собственности, значит…

– Совершенно верно. А теперь не могли бы вы рассказать мне, что здесь произошло?

Из дыры в стене вылезли другие высокопоставленные убийцы и принялись очень внимательно осматривать обломки.

Немного помедлив, доктор Проблемс ответил:

– Всего лишь фейерверк.

– А было так, – сказал Гаспод. – Кто-то засунул дракона в ящик и приставил его к стене со стороны внутреннего дворика. А потом спрятался за одну из статуй, потянул за веревочку и – бах!

– Бах?

– Точно. А потом наш дружок нырнул в дыру на несколько секунд, вылез оттуда, пометался по двору туда-сюда, но в следующую минуту весь двор затопили убийцы, и он смешался с толпой. Какого черта! Еще один человек в черном. И никто ничего не заметил, чуешь?

– Хочешь сказать, он еще там?

– Откуда мне знать? Капюшоны, плащи, все в черном…

– А почему именно ты это увидел?

– Ну, я всегда заглядываю в Гильдию Убийц по средам. Вечер гриль-ассорти, знаешь ли. – При виде недоуменного лица Ангвы Гаспод вздохнул. – В среду вечером тутошний повар всегда готовит мясное ассорти. А кровяную колбасу никто не ест. Так вот, ходишь вокруг кухни – гав-гав! тяф-тяф! – смотришь умоляющими глазками, а потом: «А кто у нас тут такой славный? Взгляните на этого маленького засранца. Смотрит так, будто понимает каждое слово. А что тут у нас есть для хорошего песика…»

На мгновение Гаспод смутился.

– Гордость – это, конечно, хорошо, – изрек он, – но сосиска есть сосиска.

– Фейерверк? – переспросил Ваймс.

Глаза доктора Проблемса забегали. Он выглядел как человек, хватающийся за бревно в неспокойном море.

– Да, фейерверк. Именно! В честь Дня Основания. К несчастью, кто-то бросил спичку рядом с припасенной коробкой. – Доктор Проблемс вдруг улыбнулся. – Дорогой капитан Ваймс, – произнес он, хлопнув в ладоши, – как бы я ни ценил вашу заботу, но мне действительно…

– Коробка стояла внутри той комнаты? – перебил его Ваймс.

– Да, но какое это имеет значение?..

Ваймс прошел к дыре в стене и заглянул внутрь. Двое убийц взглянули на доктора Проблемса и с демонстративно равнодушным видом потянулись к различным местам своих одеяний.

Доктор Проблемс отрицательно покачал головой. Возможно, осторожность его была связана с тем, что Моркоу положил руку на рукоять меча, но, скорее всего, просто с тем, что у наемных убийц существовал определенный кодекс поведения. Убивать кого-то без оплаты считалось бесчестным.

– Похоже на какой-то… музей, – произнес Ваймс. – Реликвии Гильдии и все такое?

– Совершенно верно. Всякие памятные для нас мелочи. Сами понимаете – годы идут, а они все копятся и копятся.

– Что ж, вроде все в порядке, – подытожил Ваймс. – Извините за беспокойство, доктор. Сейчас уйду. Надеюсь, не сильно вас обременил.

– Ну что вы! Разумеется, нет. Рад, что нам удалось развеять ваши сомнения.

После этих слов стражников аккуратно, но твердо повели к воротам.

– На вашем месте, – сказал капитан Ваймс, обозрев еще раз двор, – я бы поскорее убрал осколки. Будет печально, если кто-нибудь из ваших людей поранится о стекла.

– Сию же минуту займемся этим, капитан, – уверил его доктор Проблемс.

– Хорошо. Хорошо. Еще раз огромное спасибо! – Капитан Ваймс вдруг остановился в воротах и хлопнул себя по лбу. – Ох, простите великодушно – голова в последнее время как решето… Так что же, вы говорите, было украдено?

На лице доктора Проблемса не дрогнул ни один мускул, ни одна жилка.

– Я ничего не говорил об украденном, капитан Ваймс.

Ваймс уставился на него с великим изумлением.

– Точно! Простите! Ну конечно же… Мои извинения… Наверное, совсем заработался. Мы уйдем прямо…

Дверь Гильдии захлопнулась перед его носом.

– …сейчас, – договорил Ваймс.

– Капитан, в чем д… – начал было Моркоу, но Ваймс резко поднял руку.

– Ну вот и всё, – сказало он чуть громче, чем требовалось. – Беспокоиться не о чем. Давайте вернемся обратно в штаб-квартиру. А где младший констебль Как-ее-там?

– Я здесь, капитан, – ответила Ангва, выходя из переулка.

– Ты что там, пряталась? А это кто?

– Вуф-Вуф-Тяф-Тяф!

– Это песик, капитан.

– О боги!

Бой большого проржавевшего Погребального Колокола эхом разнесся по всей Гильдии Убийц. Люди в черном бежали со всех сторон, толкая и отпихивая друг друга, чтобы поскорее оказаться во дворе.

Совет Гильдии спешно собрался у дверей кабинета доктора Проблемса. Заместитель доктора господин Низз осторожно постучал в дверь.

– Входите!

Члены совета вошли внутрь.

Кабинет Проблемса занимал самую большую комнату в здании. Посетителям всегда казалось странным, что Гильдия Убийц тяготеет к таким просторным, светлым, прекрасно спроектированным помещениям, которые ассоциировались скорее с джентльменским клубом, чем с местом, где ежедневно замышляются жестокие убийства.

На стенах висели жизнерадостные картины со сценами охоты, хотя, если присмотреться, в качестве дичи на них изображались не олени и не лисы. Кроме картин имелось несколько групповых гравюр, а также иконографии, совсем недавно вошедшие в моду. На одной из них были запечатлены сразу все члены Гильдии в черных одеждах и с улыбающимися лицами. Они стояли, выстроившись в несколько рядов, за исключением самых младших, которые сидели впереди, скрестив ноги, а один из них даже успел скорчить гримасу[6].

В дальнем конце комнаты стоял большой стол из красного дерева, за которым еженедельно заседали старейшины гильдии. В другом конце располагалась личная библиотека Проблемса и небольшой верстак. Над верстаком висел аптечный шкафчик – с сотней маленьких ящичков. Названия на ящичках были написаны особым секретным шифром Наемных Убийц. Впрочем, предосторожность эта явно была излишней, поскольку посетители, не являвшиеся членами Гильдии, настолько теряли здесь волю от страха, что не смели отказаться ни от каких предложенных им напитков.

Потолок поддерживали четыре колонны из черного гранита, на которых были высечены имена самых знаменитых Наемных Убийц за всю историю. В центре прямоугольника из колонн располагался рабочий стол Проблемса, занимавший площадь в четыре квадратных метра. А сразу за столом возвышался сам хозяин кабинета с лицом почти таким же деревянным, как его мебель.

– Нужно провести поголовную перекличку, – немедленно приступил он к делу. – Кто-нибудь покидал Гильдию?

– Нет, сэр.

– Вы в этом уверены?

– Охранники, дежурившие на крышах домов Филигранной улицы, утверждают, что никто не входил и не выходил, сэр.

– А кто присматривал за ними?

– Они следят и друг за другом, сэр.

– Очень хорошо. А теперь слушайте меня внимательно. Обломки должны быть убраны. Если кто-то попытается покинуть здание, не спускать с него глаз. Все должны смотреть за всеми. Гильдия должна быть обыскана снизу доверху. Всё понятно?

– Но что мы будем искать, доктор? – выразил недоумение младший преподаватель отравлений ядовитыми веществами.

– Все… что может быть спрятано. Если вы обнаружите нечто вам непонятное, немедленно зовите членов совета. И ни в коем случае не прикасайтесь.

– Но, доктор, здесь может быть спрятано что угодно…

– Это будет совершенно особенное нечто. Всё ясно?

– Нет, сэр.

– Отлично. И чтобы этой убогой Стражи здесь духу не было! Эй, мальчик… принеси мою шляпу. – Доктор Проблемс вздохнул. – Наверное, придется доложить об этом патрицию лично.

– Глубоко сочувствуем, сэр!

Капитан ничего не говорил до тех пор, пока они не пересекли Бронзовый мост.

– В общем, так, капрал Моркоу, – произнес он наконец, – помнишь, я говорил тебе, как важна наблюдательность?

– Так точно, капитан. Я всегда внимательно прислушиваюсь к вашим замечаниям.

– И что ты там заметил?

– Кто-то разбил зеркало. Все знают, что убийцы любят зеркала. Но если там был музей… зачем понадобилось вытаскивать зеркало во двор?

– Прошу прощения, сэр!

– Кто это сказал?

– Я внизу, сэр. Младший констебль Дуббинс.

– Ах да. Ну и?

– Я немного разбираюсь в фейерверках, сэр. После них всегда по-особому пахнет. Но я не почувствовал этого запаха, сэр. Там воняло чем-то другим.

– Неплохо… учуяно, Дуббинс.

– А еще там валялся кусок обгоревшей веревки с блоками.

– Там воняло драконом, – произнес Ваймс.

– Вы уверены, капитан?

– О да, – ответил Ваймс, поморщившись.

Даже после кратковременного нахождения в обществе госпожи Овнец запах дракона уже не спутать ни с каким другим. Когда во время обеда кто-то кладет тебе на колени голову, ты ничего не можешь с этим поделать. Ты просто вкладываешь ей в рот маленькие кусочки пищи и чертовски надеешься, что эта тварь не икнет.

– В той комнате стоял стеклянный шкаф, – сказал Ваймс, – а теперь он разбит вдребезги. Ха! Кто-то что-то похитил. В пыли валялся кусок картона, но его стащили, пока я общался со старым Проблемсом. Я бы долларов сто отдал, лишь бы узнать, что там было написано.

– Но зачем, капитан? – осведомился капрал Моркоу.

– Затем, что мерзавец Проблемс не хочет, чтобы мне это стало известно.

– А я знаю, что пробило в стене дыру, – сказала вдруг Ангва.

– Что?

– Взорвавшийся дракон.

Некоторое время они шагали в ошеломленном молчании.

– Вполне возможно, сэр, – согласился Моркоу. – Эти дьяволята бумкают даже от падения шлема.

– Значит, дракон, – пробормотал Ваймс. – А с чего ты решила, что это был именно дракон, младший констебль Ангва?

Ангва замялась. Ответ «мне рассказала собачка» вряд ли положительно отразится на служебной карьере, рассудила она.

– Возможно, женская интуиция? – произнесла Ангва.

– Возможно, – скептически произнес Ваймс, – ты даже рискнешь интуитивно угадать, что именно было украдено?

Ангва пожала плечами. Моркоу обратил внимание, как интересно двигается ее грудь.

– Наверное, нечто такое, что убийцы хранили и на что регулярно любовались? – предположила она.

– Так я и думал, – проворчал Ваймс. – Полагаю, теперь ты скажешь, что эта псина – свидетель…

– Гав?

Эдвард д’Муэрто задернул шторы, запер дверь на засов и прислонился к ней спиной. Это было так несложно!

Подойдя к столу, он положил на него тонкий сверток длиной около четырех футов.

Затем осторожно развернул его, и вот… оно… Нечто особенное.

«Нечто» было очень похоже на тот рисунок. Как это типично для человеческой природы: целая страница дотошных подробнейших чертежей арбалетов, и рядом – вот это, фактически на полях, будто что-то малозначительное.

Оно выглядело таким простым! Казалось бы, зачем это прятать? Вероятно, потому, что оно пугало. Люди всегда боятся настоящей мощи. Она заставляет их нервничать.

Эдвард поднял предмет и, немного покачав, обнаружил, что он очень удобно ложится в руки и идеально прилегает к плечу.

– Моя ж ты прелесть!

В тот самый момент Эдвард д’Муэрто, можно сказать, исчез. Что-то еще существовало некоторое время, но то, чем оно являлось и как оно думало, уже не имело ничего общего с человеческим.

На следующий день в полдень сержант Колон повел новобранцев на стрельбище, что на Лучном Вале.

А Ваймс тем временем отправился патрулировать город вместе с Моркоу.

Он чувствовал внутри себя бурление. Что-то щекотало кончики его изъеденных ржой, но еще активных инстинктов, пытаясь привлечь внимание. Поэтому сидеть на месте было нельзя. Капрал Моркоу едва поспевал за своим начальником.

Во дворе Гильдии убийцы-стажеры до сих пор убирали обломки.

– Убийцы при свете дня, – пробурчал Ваймс. – Удивительно, что они не превратились в пыль.

– В пыль превращаются вампиры, сэр, – подсказал Моркоу.

– Ха! Ты прав. До чего докатился Анк-Морпорк – всюду наемные убийцы, лицензированное ворье и кровососы! Знаешь, парень, а ведь когда-то он считался Великим Древним Городом…

Совершенно бессознательно они стали… следовать в ногу.

– Это когда у нас были короли, сэр?

– Короли… Короли? Черт возьми, нет!

Двое убийц удивленно оглянулись.

– Я тебе так скажу, – продолжил Ваймс, – Монарх – это кто? Абсолютный властитель, правильно? Главный, так сказать, босс…

– Если только он не королева, – заметил Моркоу.

Ваймс пристально посмотрел на капрала, затем кивнул.

– Ладно. Если королева, то главная боссисса…

– Нет, это годится только в том случае, если она молодая женщина. Думаю, королевы должны быть старше. Может… боссиняа? Нет, это скорее для совсем юных принцесс. Хм… Ну, тогда, наверное, боссиха…

Ваймс остановился. «В этом городе определенно что-то витает в воздухе», – подумал он. Если бы Создатель сказал: «Да будет свет в Анк-Морпорке!» – то он не смог бы ничего сделать, поскольку все жители немедленно принялись бы спорить, какого цвета должен быть этот свет.

– Ладно, остановимся на определении «верховная власть», – сказал он и зашагал дальше.

– Хорошо, сэр!

– Но это же неправильно, согласен? Когда один человек распоряжается жизнью и смертью всех подданных.

– Ну, если он хороший человек… – начал было Моркоу.

– Что?.. Что? Ну ладно… Ладно! Допустим, он хороший человек. Но его заместитель – он тоже хороший? Очень хочется в это верить. Потому что он тоже будет верховным правителем – «именем короля» и все такое. И весь остальной королевский двор… должен состоять из хороших людей. Потому что если хотя бы один из них окажется нехорошим, то немедленно расцветет коррупция и кумовство!

– Патриций – верховный правитель, – заметил Моркоу, кивнув проходившему мимо троллю. – Добрый день, господин Карбункул!

– Но он хотя бы не носит корону, не сидит на троне и не твердит по любому поводу, что правит по праву, – ответил Ваймс. – Терпеть не могу эту сволочь. Но, следует отдать должное, патриций – честный, как штопор.

– И все же хороший человек в роли короля…

– Ну хороший. И что дальше? Королевская власть сводит с ума, юноша. Честные люди начинают кланяться и приседать перед тем, чей дедушка был бо́льшим ублюдком-убийцей, чем их собственный. Слушай, я охотно верю, что когда-то у нас были хорошие короли, но! Короли порождают других королей. Кровь берет свое, и не успеешь оглянуться, как наверху оказывается кучка высокомерных ублюдков-убийц! Они начинают рубить головы королевам и драться с собственными кузенами каждые пять минут! Были у нас времена, когда такое продолжалось столетиями! И вот как-то раз один человек крикнул: «Довольно с нас королей!» – и мы восстали, и победили проклятую знать, и стащили короля с его трона, и приволокли на Саторскую площадь, и отрубили там его проклятую голову! Так-то!

– Ух ты! – произнес Моркоу. – А кто это был?

– В смысле?

– Ну, кто первый крикнул: «Довольно с нас королей»?

Ваймс заметил, что вокруг стали останавливаться люди и смотреть на него во все глаза. Его красное от гнева лицо стало красным от смущения. Впрочем, разница в оттенках была почти незаметной.

– Э-э… он был командиром Городской Стражи, – пробормотал он. – Его звали Старина Камнелиц.

– Никогда о таком не слышал, – признался Моркоу.

– Ну, о нем мало писали в исторических хрониках, – ответил Ваймс. – Бывают такие гражданские войны, после которых хочется делать вид, будто ничего особенного не случилось. Бывает, что человек совершит какой-нибудь важный для всех поступок, и о нем тут же забывают – ради его же блага. Видишь ли, именно он взялся за топор. Никто больше не осмелился. В конце концов, это королевская шея. А короли, – выплюнул Вайс, – они же особенные. Даже после того как все увидели… личные королевские покои и очистили их… немножко… Даже после этого никто не решался очистить мир. И тогда Камнелиц взял топор, послал всех к черту и сделал всё сам.

– А какой это был король? – не унимался Моркоу.

– Лоренцо Добрый, – сухо ответил Ваймс.

– Я видел его портрет в дворцовом музее, – кивнул Моркоу. – Толстый такой старичок. В окружении множества детей.

– О да, – опасливо ответил Ваймс, – детей он очень любил…

Моркоу помахал двум прохожим гномам.

– Даже предположить такого не мог… – признался он. – Я думал, случился жестокий мятеж или что-то в этом духе.

Ваймс пожал плечами.

– Всё есть в летописях. Просто надо знать, где смотреть.

– Значит, таков был конец королей Анк-Морпорка…

– Ну, кажется, в живых остался один сын. И еще несколько обезумевших родственников. Их всех изгнали. Считается, что для членов королевской семьи это ужасная кара. Хотя я не совсем понимаю, почему.

– А я, кажется, понимаю. Ведь вы тоже любите свой город, сэр.

– Само собой. Но если бы передо мной встал выбор: принять изгнание или потерять голову, то я бы немедленно начал собирать чемодан. Нет, это очень хорошо, что мы избавились от королей, но… когда-то этот город работал…

– И работает до сих пор, – заметил Моркоу.

Поглощенные беседой, они миновали Гильдию Убийц и поравнялись с высокими неприступными стенами Гильдии Шутов, занимавшей другую часть квартала.

– Нет, все просто идет своим чередом. Глянь, например, туда.

Моркоу послушно поднял глаза.

На пересечении Брод-авеню и улицы Алхимиков возвышался знакомый дом – с богато украшенным, но заляпанным грязью фасадом, который оккупировали горгульи.

Проржавевший девиз над портиком гласил: «НИ ДОЖДИ НИ ЛОДА НИ МАК НОЧИ НЕ ПОМЕШАТ ОНЦАМ В ИСПОЛНЕНИИ ИХ ДОЛГА». Возможно, так и было в более хорошие времена, но недавно кто-то счел необходимым прибить гвоздями продолжение, которое гласило:

НИ СПРАШЫВАЙТЕ ПРО:

– камни

– тролев с палками

– Всяких там драконов

– Госпожу Торт

– Бальшых зеленых зубастых тварей

– черных собак с оранжевыми бровями

– Дождь из спаниелев

– туман

– Госпожу Торт

– О! – произнес Моркоу. – Это же Королевская почта!

– Почтамт, – поправил Ваймс. – Мой дед рассказывал, что когда-то отсюда можно было отправить письмо, и его обязательно доставляли в течение месяца. Тогда не приходилось вручать его первому попавшемуся гному и надеяться, что мелкий пакостник не сожрет его прежде, чем…

Голос Ваймса затих сам собою.

– Ой, прости. Я не хотел тебя обидеть.

– А я и не обиделся! – весело ответил Моркоу.

– Дело не в том, будто я имею что-то против гномов. Но я всегда считал, что надо сильно постараться, чтобы выбрать лучших среди высоко-квалифицированных, законопослушных, трудолюбивых…

– …мелких пакостников?

– Да. В смысле, нет!

Они проследовали дальше.

– А эта госпожа Торт, – вновь заговорил Моркоу, – наверное, очень оригинальная женщина, да?

– Не то слово, – ответил Ваймс.

Что-то хрустнуло под огромной сандалией Моркоу.

– Еще одно стеклышко, – произнес он. – Далеко, однако, отлетело.

– «Взорвавшийся дракон», ха! До чего же богатое у девушки воображение.

– Гав-гав! – раздался голос позади.

– Этот чертов пес преследует нас всю дорогу, – проворчал Ваймс.

– Он заметил что-то на стене и лает, – сказал Моркоу.

Гаспод смерил их холодным взглядом.

– Гав-гав, черт подери, тяф-тяф, – произнес он. – Вы, вуф, совсем, что ли, слепые?

Гаспод был прав: нормальные люди не могут слышать его речь, поскольку знают, что собаки не разговаривают. Этот факт известен всем. Он хорошо известен на органическом уровне, как многие другие известные факты, перевешивающие доводы органов чувств. Это вызвано тем, что если бы люди постоянно замечали все, что происходит вокруг, то они перестали бы справляться со своими обязанностями[7]. Кроме того, почти все собаки на самом деле не разговаривают. А те немногие, что умеют это делать, являются всего лишь статистической ошибкой, которой можно пренебречь.

Однако Гаспод обнаружил, что его часто слышат на подсознательном уровне. Не далее как вчера вечером кто-то по рассеянности столкнул его в сточную канаву пинком сапога, и не успел этот некто сделать пары шагов, как вдруг в голову его пришла мысль: «Что же я делаю, сволочь эдакая?»

– Там что-то есть, – сказал Моркоу. – Смотрите! Что-то синее… свисает с той горгульи.

– Гав-гав-гав! А где спасибо?

Ваймс взобрался на плечи Моркоу и зашарил рукой по стене, но маленькая синяя ленточка по-прежнему оставалась вне досягаемости.

Горгулья скосила в его сторону каменный глаз.

– Ты не против? – осведомился Ваймс. – На твоем ухе что-то висит…

С каменным скрежетом горгулья подняла руку и отцепила привязчивый предмет.

– Благодарю.

– Не ‘а ‘то.

Ваймс проворно спустился вниз.

– Вам ведь нравятся горгульи, да, капитан? – спросил Моркоу, когда они зашагали прочь.

– Ага. Хоть они и дальние родственники троллей, но держатся всегда особняком, редко спускаются ниже второго этажа и если совершают преступления, то о них никто ничего не узнаёт. В общем, такие существа мне по душе.

Он развернул полоску.

Это был ошейник или, скорее, то, что от него осталось – обожженный с обеих сторон. Сквозь слой сажи едва читалось слово «Пухлик».

– Вот скоты! – выругался Ваймс. – Они в самом деле взорвали дракона!

Настало время представить самого опасного человека в Плоском мире.

За всю жизнь он ни разу не причинил вреда ни одному живому существу. Он расчленил нескольких из них, но только после того, как они умерли [8], заодно восхитившись тем, как ловко их собрали – учитывая, что делал это явно неквалифицированный специалист. Уже несколько лет этот человек не выходил за пределы большой, просторной комнаты, что для него было совершенно нормальным, поскольку почти все время он проводил внутри собственной головы. Бывает сорт людей, для которых даже тюрьма не может послужить наказанием.

Тем не менее однажды он решил, что часовая ежедневная физическая нагрузка совершенно необходима для здорового аппетита и правильного опорожнения кишечника, поэтому теперь восседал на специальной машине собственного изобретения.

Машина состояла из седла, установленного над парой педалей, которые вращали с помощью цепи большое деревянное колесо, приподнятое над полом металлической подпоркой. Другое свободное вертевшееся деревянное колесо располагалось перед седлом и могло поворачиваться влево и вправо с помощью румпеля. Дополнительное колесо и румпель нужны были для того, чтобы подкатывать спортивный снаряд к стене после окончания занятий. А еще они придавали конструкции приятную симметричность.

Он назвал свое устройство «машиной-для-вращения-колеса-с-педалями-и-дополнительным-колесом».

Лорд Витинари тоже работал.

Обычно он занимался этим в Продолговатом Кабинете или усевшись в простое деревянное кресло у подножия главной лестницы Анк-Морпоркского дворца. Наверху лестницы стоял трон – в настоящее время покрытый пылью. Это был королевский трон Анк-Морпорка, и он на самом деле был сделан из чистого золота. Лорду Витинари даже в голову не приходило пытаться на него сесть.

Поскольку день выдался прекрасный, Витинари решил поработать в саду.

Гости Анк-Морпорка часто с удивлением обнаруживают, что ко дворцу патриция примыкают несколько интереснейших парков.

Сам патриций был не из тех, кого интересуют сады и парки. Но некоторые его предшественники это дело очень любили, и лорд Витинари не стал ничего менять, поскольку никогда ничего не менял и не уничтожал, если для этого не находилось логической причины. Кроме садов патриций содержал маленький зоопарк и конюшню со скаковыми лошадьми, и даже признавал, что парки представляют чрезвычайную историческую ценность, тем более что это очевидно и так.

Поскольку их заложил сам Чертов Тупица Джонсон.

Многие великие садоводы-ландшафтники запомнились людям и навсегда вошли в историю благодаря своим садам и паркам, созданным с почти божественной мощью и прозорливостью. Они без тени сомнений выкапывали озера, сдвигали холмы и засаживали новые леса, дабы будущие поколения могли в полной мере насладиться красотой дикой Природы, трансформированной Человеком. Таковы были Одаренный Браун, Прозорливый Смит, Интуитивный Де Вир Слейд-Гор…

А вот Анк-Морпорку достался Чертов Тупица Джонсон.

Чертов Тупица «сейчас-выглядит-немного-помойно-но-взгляните-через-пятьсот-лет» Джонсон. Чертов Тупица «когда-я-рисовал-эти-планы-они-были-точными» Джонсон. Чертов Тупица Джонсон, наваливший две тысячи тонн земли прямо перед окнами Щеботанского замка только потому, что «я-сойду-с-ума-если-придется-весь-день-смотреть-на-деревья-и-горы-а-как-насчет-вас?».

Территория Анк-Морпоркского дворца считалась вершиной его карьеры, если это вообще можно было назвать таким словом. Например, здесь имелся декоративный форелевый пруд длиной в сто пятьдесят ярдов, но – из-за одной из тех пустяковых ошибок в обозначениях, которые стали отличительной чертой проектов Чертового Тупицы – шириной всего в один дюйм. Пруд стал домом только для одной форели – вполне комфортным при условии, если рыба не пыталась в нем развернуться. Некогда пруд украшал великолепный декоративный фонтан, который при первом включении пять минут зловеще стонал, а потом выстрелил на тысячу футов вверх маленьким каменным херувимчиком.

Кроме того, здесь имелось «хохо». Это как «хаха», только глубже. Как известно, «хаха» представляет собой незаметный ровчик со стеночкой, устраиваемый для того, чтобы землевладелец мог наслаждаться холмистым пейзажем без риска увидеть на своей лужайке случайно забредшую корову или безобразного бродягу. Согласно указаниям, сделанным неутомимым карандашом Чертового Тупицы, канаву вырыли глубиной в пятьдесят футов, и к сегодняшнему дню она забрала уже трех садовников.

А парковый лабиринт вышел настолько махоньким, что можно было легко заблудиться в попытках его отыскать.

Патриций любил придворцовые парки, но по своеобразной причине: у него сложилось определенное мнение об умственных способностях большинства людей, и данные парки полностью его подтверждали.

На лужайке вокруг кресла были разложены стопки бумаг. Писари периодически обновляли их или уносили прочь. Причем это были разные писари. Информация всех сортов и видов стекалась во дворец, но собиралась в одном-единственном месте – подобно нитям паутины, сходившимся к центру.

Великое множество правителей – хороших, плохих, а чаще всего мертвых, – знали о том, что произошло. Лишь некоторым из них с огромными усилиями удавалось узнать, что происходит. По мнению лорда Витинари, и тем и другим недоставало амбициозности.

– Да, доктор Проблемс? – спросил он, не поднимая головы.

«Как, черт возьми, у него это получается? – уже не в первый раз задумался Проблемс. – Я же знаю, что двигался совершенно бесшумно…»

– Э-э… Хэвлок… – начал он.

– Ты хочешь мне что-то сообщить, доктор?

– Оно… исчезло.

– Да. Но я нисколько не сомневаюсь, что вы его прилежно ищете. Очень хорошо. Желаю удачи.

Патриций даже не шевельнул головой. Он даже не поинтересовался, о чем, собственно, речь. «Он чертовски хорошо осведомлен, – подумал Проблемс. – Как так выходит, что он решительно обо всем знает заранее?»

Лорд Витинари положил лист бумаги на одну из стопок и взял в руки другой.

– Ты еще здесь, доктор…

– Могу заверить вас, милорд, я…

– Уверен, что можешь. Нисколько в этом не сомневаюсь. Однако остался вопрос, который меня весьма интригует.

– Милорд?

– Почему оно находилось в вашей Гильдии до того, как его украли? В то время как меня информировали, что оно уничтожено. Я хорошо помню, как отдавал приказ.

Именно этот вопрос больше всего боялся услышать убийца. Патриций был действительно великолепным игроком.

– Э-э… Мы… то есть мой предшественник считал, что оно должно служить предупреждением и примером…

Патриций поднял голову и лучезарно улыбнулся.

– Великолепно! – сказал он. – Я всегда свято верил в великую силу примеров. Уверен, что ты сможешь решить возникшую проблему с самыми минимальными неудобствами для всех нас.

– Конечно, милорд, – мрачно ответил убийца, – но…

Наступил полдень.

Наступление полдня заняло некоторое время, поскольку двенадцать часов дня в Анк-Морпорке устанавливалось через достижение всеобщего консенсуса. Как правило, первым начинал бить колокол в Гильдии Учителей – откликаясь на всеобщую молитву ее членов. Затем срабатывали водяные часы Храма Мелких Богов, приводя в действие механизм, бьющий по огромному бронзовому гонгу. После этого раздавался одинокий печальный бой черного колокола Храма Судьбы, но к тому времени в Гильдии Шутов уже вовсю бренчал серебряный карильон с педальным приводом. Помимо них уже звенело множество гонгов, колоколов и колокольчиков всех прочих храмов и Гильдий, и их трудно было отличить друг от друга, пока в дело не вступал безъязыкий магический октироновый колокол Старый Том на часовой башне Незримого Университета, двенадцать размеренных молчаний которого временно заглушали все прочие звуки.

Наконец, на несколько ударов позже всех раздавался звон колокола Гильдии Убийц, который всегда звучал последним.

Стоявшие рядом с патрицием солнечные часы дважды звякнули и упали.

– Ты что-то сказал? – мягко осведомился патриций.

– Капитан Ваймс… – пробормотал доктор Проблемс, – он проявляет интерес…

– Боже мой! Но ведь это его работа.

– Неужто? Я вынужден требовать, чтобы вы его отозвали!

Слова эхом разнеслись по всему саду. Несколько голубей сорвались с места и улетели прочь.

– Требовать? – ласково переспросил патриций.

Попятившись, доктор Проблемс отчаянно затараторил:

– В конце концов, он всего лишь служака! Не вижу причин позволять ему вмешиваться в дела, которые его не касаются!

– Полагаю, этот служака считает себя слугой закона, – заметил патриций.

– Он чинуша и наглый выскочка!

– Боже мой, я недооценил силу твоего разочарования. Но раз уж ты «требуешь», я немедленно приведу его к повиновению.

– Благодарю вас.

– Не стоит благодарностей. Не смею более задерживать.

И доктор Проблемс побрел туда, куда небрежным жестом указал ему следовать патриций.

Лорд Витинари вновь склонился над бумагами и даже не поднял головы, когда в некотором отдалении раздался приглушенный вопль. Вместо этого он протянул руку к маленькому серебряному колокольчику и позвонил.

Писарь появился немедленно.

– Сходи за лестницей, Барабонт, – велел ему патриций. – Кажется, доктор Проблемс свалился в «хохо».

Задвижка отодвинулась, и задняя дверь мастерской гнома Рьода Крюкомолота со скрипом отворилась. Выглянув посмотреть, есть ли там кто-нибудь, Рьод вздрогнул от холода.

Затем притворил дверь.

– Всего лишь сквознячок, – объяснил он тому, кто находился с ним в комнате. – Что ж, приступим.

Потолки в мастерской были низкие – не выше пяти футов. Но для гнома этого было более чем достаточно.

«О», – произнес голос, которого никто не слышал.

Крюкомолот осмотрел зажатый в тисках предмет и взял отвертку.

«О!»

– Чудесно! – произнес Рьод. – Думаю, если дернуть эту трубку вдоль ствола, то эти… э-э… шесть камер переместятся и следующая окажется возле… э-э… стреляльного отверстия. Вроде просто. Пусковой механизм – всего лишь элементарное устройство для трутницы. Пружина… вот здесь… проржавела насквозь. Но я легко ее заменю. Знаете, – сказал он, подняв голову, – это очень интересный прибор. Учитывая химикалии в маленьких контейнерах и все такое. Очень простая идея. Это что, клоуны придумали? Что-то вроде автоматической хлопушки?

Порывшись в ящике с металлическими обрезками, он вытащил оттуда подходящий кусок стали, затем выбрал напильник.

– Пожалуй, сделаю потом с него несколько эскизов, – сказал он.

Примерно через тридцать секунд раздался хлопок, и в воздух взвилось облачко дыма.

Рьод Крюкомолот поднялся с пола и покачал головой.

– Вот это мне свезло! – воскликнул он. – Еще немного и произошел бы ужасный несчастный случай.

Попытавшись развеять дым рукой, он вновь потянулся к напильнику.

Рука прошла сквозь инструмент.

– КХМ…

Рьод попробовал еще раз.

Напильник стал бесплотным, как дым.

– КХМ…

Владелец странного устройства с ужасом смотрел на что-то, лежавшее на полу. Рьод проследил за его взглядом.

– Ой! – вырвалось у него.

Понимание случившегося, маячившее где-то на краю сознания, наконец накрыло Рьода. Со Смертью всегда так. Когда он (а в Плоском мире – это именно Он) приходит к тебе, ты узнаешь о нем одним из первых.

Гость схватил устройство с верстака и торопливо засунул в холщовый мешок. Затем дико огляделся, схватил труп господина Крюкомолота, вытащил через заднюю дверь и поволок по направлению к реке.

Послышался далекий всплеск или нечто максимально похожее на всплеск, учитывая особенности реки Анк.

– О боже, – пробормотал Рьод. – Я же не умею плавать…

– НЕ ДУМАЮ, ЧТО ЭТО СТАНЕТ ПРОБЛЕМОЙ, – успокоил его Смерть.

Рьод посмотрел на него.

– Ты гораздо ниже ростом, чем я предполагал, – сказал он.

– ЭТО ОТТОГО ЧТО Я ОПУСТИЛСЯ НА КОЛЕНИ, ГОСПОДИН КРЮКОМОЛОТ.

– Эта проклятая штука убила меня!

– ДА.

– Знаешь, со мной такое в первый раз.

– ВСЕ КОГДА-НИБУДЬ СЛУЧАЕТСЯ ВПЕРВЫЕ. УВЕРЕН, ТЫ ПРИВЫКНЕШЬ.

Смерть встал, громко хрустнув коленными суставами. Наконец-то можно выпрямиться без риска удариться головой о потолок. Потому что потолка больше не было. Комната мягко растворялась в воздухе.

Не все знают, что у гномов имеются свои боги. От природы гномы не слишком религиозны, но когда проводишь много времени в мире, где в любой момент может треснуть крепеж в шахте или внезапно взорваться природный газ, то невольно появляется потребность в богах, как в своего рода сверхъестественном эквиваленте каски. Кроме того, когда попадаешь по пальцу восьмифунтовым молотом, так приятно иметь возможность побогохульствовать! Согласитесь, надо быть особенно убежденным и непоколебимым атеистом, чтобы прыгать с зажатой под мышкой рукой и орать: «О-о, случайные флуктуации в пространственно-временном континууме!» или «Эх, примитивная и хромая устаревшая конструкция!».

Рьод не стал тратить время на расспросы. Есть дела, которые становятся неотложными, когда умираешь.

– Я верю в реинкарнацию, – произнес он.

– ЗНАЮ.

– Я старался жить честно. Это поможет?

– ЗАВИСИТ НЕ ОТ МЕНЯ. – Смерть откашлялся. – НО, КОНЕЧНО… ЕСЛИ ТЫ ВЕРИШЬ В РЕИНКАРНАЦИЮ… ТЫ КАК БЫ РЬОДИШЬСЯ ЗАНОВО.

Смерть подождал.

– Ага. Понятно, – уныло ответил Рьод.

Гномы знамениты своим чувством юмора – в том смысле, что люди указывают на них и говорят: «Эти дьяволята абсолютно не понимают шуток!»

– ХМ… НЕУЖЕЛИ В ТОМ, ЧТО Я СКАЗАЛ, ТЫ НЕ УЛОВИЛ НИЧЕГО СМЕШНОГО?

– Э-э… Вроде нет…

– ЭТО БЫЛ КАЛАМБУР. ИГРА СЛОВ.

«РЬОДИШЬСЯ ЗАНОВО» И ВСЕ ТАКОЕ.

– Да?

– НЕУЖЕЛИ ТЫ НЕ ЗАМЕТИЛ?

– Не думаю.

– ХМ…

– Извини.

– МНЕ СОВЕТОВАЛИ СТАРАТЬСЯ НЕМНОГО ОЖИВЛЯТЬ МОЮ РАБОТУ.

– Фразами вроде «рьодишься заново»?

– ДА.

– Я подумаю об этом.

– СПАСИБО.

– Итак, – произнес сержант Колон, – это, ребята, ваша палка, она же «ночная дубинка», или «жезл власти». – Сделав паузу, он освежил в памяти свое армейское прошлое и немедленно просветлел лицом. – Отныне вы обязаны беречь ее как зеницу ока! – вдруг заорал он. – Вы будете спать с ней, вы будете есть с ней, вы…

– Прошу прощения…

– Кто это сказал?

– Я здесь, сэр. Младший констебль Дуббинс.

– Слушаю, салага.

– А как есть дубинкой, сержант?

Армейская суровость сержанта Колона слегка подсдулась. К младшему констеблю Дуббинсу он всегда относился с опаской, поскольку подозревал в нем тайного смутьяна.

– Что?

– Ну, мы должны будем орудовать ею как ножом с вилкой или просто разрежем пополам, чтобы превратить в палочки для еды, сэр?

– Что ты такое несешь?

– Можно вопрос, сержант?

– В чем дело, младший констебль Ангва?

– А как именно мы будем спать с нею, сэр?

– Ну… я всего лишь имел в виду… Прекратить хихикать, капрал Шноббс!

Колон нервно поправил нагрудник и решил сменить тему.

– Итак, здесь у нас имеется ростовая кукла, она же болван, она же остолоп, – Колон указал на насаженную на кол кожаную фигуру, набитую соломой, чьи очертания приблизительно напоминали человеческие. – Мы зовем ее Артуром и используем для отработки ударов. Младший констебль Ангва, шаг вперед! Скажи мне, младший констебль, ты могла бы убить человека?

– А сколько у меня будет времени?

В занятиях произошла небольшая заминка. В этот раз хохочущего капрала Шноббса пришлось поднимать с пола и долго хлопать по спине, пока он не успокоился.

– Так, ладно, – продолжил сержант Колон. – Теперь слушать сюда: по команде «делай раз!» ты берешь дубинку вот так и быстро следуешь к Артуру. Затем, по команде «делай два!» резко лупишь Артура в область головы. Делай раз!.. делай два!..

Дубинка отскочила от шлема Артура.

– Очень хорошо, но не совсем. Кто скажет, какая допущена ошибка?

Новобранцы недоуменно покачали головами.

– Сзади, – пояснил сержант Колон. – Бить нужно сзади. Чего ради рисковать, верно? Теперь твоя очередь, младший констебль Дуббинс.

– Но серж…

– Бегом!

Стражники принялись молча смотреть.

– Может, подставим для него стульчик, – предложила Ангва спустя пятнадцать секунд наблюдений за мучениями Дуббинса.

Детрит хихикнул.

– Ета, он слишком мелкий, чтобы служить в Страже, – произнес тролль.

Младший констебль Дуббинс прекратил подпрыгивать.

– Простите, сержант, – сказал он, – но гномы так не поступают…

– А стражники поступают именно так, – отрезал сержант Колон. – Что ж, младший констебль Детрит – не отдавать честь! – теперь попробуй ты.

Детрит зажал дубинку между тем, что с некоторой натяжкой можно было назвать большим и указательным пальцем, и ударил ею по шлему Артура. Затем недоуменно уставился на обломок, оставшийся от дубинки. После этого он сжал свою, условно говоря, руку в нечто похожее на кулак и, треснув Артура по тому, что не так давно было головой, загнал кол на три фута в землю.

– Во, теперь и гному будет удобней, – заметил он.

Секунд на пять воцарилась смущенная тишина. Сержант Колон откашлялся.

– Что ж, наверное, можно засчитать это как жесткое задержание, – произнес он. – Отметь там, капрал Шноббс: удержать из жалованья младшего констебля Детрита – не отдавать честь! – один доллар за порчу казенной дубинки. Но вообще-то после задержания подозреваемого обычно допрашивают…

Сержант Колон задумчиво посмотрел на останки Артура.

– Думаю, самое время приступить к изучению тонкостей стрельбы из лука, – наконец объявил он.

Госпожа Сибилла Овнец посмотрела на плачевную полоску кожи – все, что осталось от покойного Пухлика.

– Кто же мог сотворить такое с бедным маленьким дракончиком? – горько спросила она.

– Мы пытаемся это выяснить, – ответил Ваймс. – Мы думаем… нам кажется, что его привязали к стене и взорвали.

Моркоу перегнулся через стеночку загона.

– Гули-гули-гули, – позвал он.

Дружелюбное пламя опалило ему брови.

– Он был таким ручным и ласковым, – горевала госпожа Овнец. – За всю жизнь малыш и мухи не обидел. Бедняжечка…

– Как можно заставить дракона взорваться? – осведомился Ваймс. – Он может сдетонировать от пинка?

– Разумеется, – ответила Сибилла, – если нога вам не дорога.

– Значит, такой вариант отметаем… А как это сделать иначе? Чтобы не пострадать?

– В этом нет смысла. Гораздо проще заставить его взорваться самому. Правда, Сэм, я не очень люблю говорить об этом…

– Я должен знать.

– Что ж… сейчас такое время года, когда самцы обычно дерутся. Они раздуваются, пытаясь казаться больше, понимаешь? Вот почему я всегда держу их порознь.

Ваймс отрицательно покачал головой.

– Там был только один дракон, – сказал он.

Позади них Моркоу наклонился над следующим загоном, в котором сидел грушевидный дракон-самец. Животное открыло один глаз и вперилось в капрала взглядом.

– А-кто-у-нас-тут-такой-холёсенький? – засюсюкал Моркоу. – Кажется, у меня завалялся где-то кусочек угля…

Дракон раскрыл второй глаз и моргнул, полностью проснувшись. Затем встал на дыбы. Его уши прижались к голове, ноздри раздулись, крылья развернулись вширь. Он глубоко вдохнул. Из живота донеслось бурление кислот, когда стали открываться внутренние затворы и клапаны. Лапы дракона оторвались от земли, грудная клетка раздулась…

Ваймс толкнул Моркоу, и они вместе повалились на землю.

Сидевший в загоне дракончик удивленно моргнул. Враг исчез таинственным образом. Испугался!

Дракон пыхнул пламенной отрыжкой и, успокоившись, затих.

Ваймс убрал руки с головы и перекатился на другой бок.

– Зачем вы это сделали, капитан? – недовольно спросил Моркоу. – Я вовсе не…

– Он увидел соперника! – перебил Ваймс. – Увидел и собрался атаковать.

Ваймс привстал на колени и похлопал Моркоу по нагруднику.

– Ты слишком хорошо его полируешь! – сказал он. – Дракон разглядел себя в отражении. Как в зеркале.

– О да, разумеется. Так бывает, – согласилась госпожа Сибилла. – Все знают, что драконов нужно держать подальше от зеркал…

– Зеркала! – воскликнул Моркоу. – Эй, там же были осколки…

– Именно. Злодей показал Пухлику зеркало, – подтвердил Ваймс.

– Бедняга. Должно быть, попытался сделаться больше себя самого, – посетовал Моркоу.

– Итак, – констатировал Ваймс, – мы имеем дело с крайне извращенным умом.

– О нет! Вы так думаете?

– Да.

– Но… Да нет, быть такого не может! Все это время Шнобби находился у нас на глазах…

– Я говорю не о Шнобби, – раздраженно перебил Ваймс. – Даже если бы он решил развлечься с драконом, то я сомневаюсь, что он заставил бы его взорваться. В этом мире, парень, попадаются гораздо более странные люди, чем капрал Шноббс.

Недоверие на лице Моркоу сменилось ужасом.

– О боже! – прошептал он.

Сержант Колон внимательно осмотрел мишени. Затем снял шлем и вытер пот со лба.

– Думаю, младшему констеблю Ангве больше не стоит пытаться стрелять из длинного лука, пока мы не придумаем, как справиться с тем… что ей мешает.

– Простите, сержант.

Они дружно повернулись к Детриту, застывшему с самым застенчивым видом над грудой сломанных луков. Дружба с арбалетами у него не сложилась сразу, поскольку в массивных руках тролля арбалеты казались меньше заколки для волос. Теоретически длинный лук мог стать чудовищно смертельным оружием в руках Детрита – если бы только он овладел искусством отпускать тетиву вовремя.

Детрит пожал плечами и потупился.

– Извиняюсь, господин, – сказал он. – Луки не шибко подходят для троллей.

– Ха! – саркастически воскликнул Колон. – А что касается тебя, младший констебль Дуббинс…

– Просто никак не получается прицелиться, сержант.

– Я думал, гномы славятся своими боевыми навыками!

– Да, но… это другого рода навыки, – ответил Дуббинс.

– Нападать из засады, например… – прошептал Детрит.

Поскольку он был троллем, шепот отразился эхом даже от самых отдаленных зданий. Борода Дуббинса мгновенно встала на дыбы.

– Ах ты, злокозненный тролль! Уж я тебя сейчас…

– Достаточно! – быстро произнес сержант Колон. – Думаю, тренировки на этом можно завершить. Остальному научитесь… вроде как по ходу службы, ладно?

Колон вздохнул. Он никогда не отличался жесткостью, но всю жизнь служил то в солдатах, то в стражниках, и теперь был несколько разочарован. Иначе он бы не сказал того, что произнес мгновение спустя:

– Не знаю… Честно, не знаю. Собачитесь между собой, ломаете казенное оружие… Я хочу сказать, кого мы пытаемся обмануть? Сейчас почти полдень. Сделаем перерыв на несколько часов, и вечером соберемся снова… Если вы посчитаете, что оно того стоит…

Раздался резкий треньк! Арбалет Дуббинса случайно выстрелил у него в руках. Свистнув возле уха капрала Шноббса, стрела улетела в реку и застряла в воде.

– Простите, – произнес Дуббинс.

Сержант Колон поцыкал.

Это было хуже всего. Лучше бы он обозвал гнома каким-нибудь плохим словом. Лучше бы дал понять, что Дуббинс заслуживает хотя бы оскорбления.

Ни слова не говоря, сержант Колон развернулся и пошел в сторону Псевдополис-Ярда.

До новобранцев донеслось его невнятное бормотание.

– О чем ета он говорит? – осведомился Детрит.

– О прекрасном мужском органе, – ответила Ангва и густо покраснела.

Дуббинс сплюнул на землю, что не заняло много времени из-за ее близости. Затем сунул руку за пазуху и, будто фокусник, извлекающий здоровенного кролика из маленькой шляпы, вытащил оттуда двусторонний боевой топор. А потом побежал.

К тому времени когда он достиг девственно чистой, нетронутой стрелами мишени, он разогнался так, что превратился в размытое пятно. Раздался страшный грохот, и болван для стрельбы взорвался, пыхнув в небо ядерным соломенным грибом.

Переглянувшись, Детрит с Ангвой подошли поближе, чтобы осмотреть результат. Куски мякины мягко опускались на землю.

– Обалдеть, – восхитилась Ангва. – Но сержант Колон говорил, что после задержания нужно задавать вопросы.

– Он не сказал, что задержанный должен быть в состоянии на них отвечать, – мрачно ответил Дуббинс.

– Из жалованья младшего констебля Дуббинса вычитается один доллар за мишень, – сказал Детрит, задолжавший уже одиннадцать долларов за луки.

– «Если оно того стоит»… – процитировал Дуббинс сержанта, бесследно пряча топор обратно за пазуху. – Видофоб проклятый!

– Мне кажется, он не такой, – возразила Ангва.

– Ха, легко тебе говорить! – выкрикнул Дуббинс.

– Почему?

– Потому что ты – человек, – пояснил Детрит.

Прежде чем ответить, Ангва немного поду-мала.

– Вообще-то я женщина, – сообщила она.

– Это одно и то же.

– Не совсем. Слушайте, пойдемте чего-нибудь выпьем…

Едва родившееся чувство «товарищества по несчастью» немедленно испарилось без следа.

– Чтобы я пил с троллем?

– Чтоб я пил с гномом?

– Так, ладно! – вмешалась Ангва. – А как насчет того, чтобы ты и ты пошел и выпил со мной?

Ангва сняла шлем и встряхнула волосами. У женщин-троллей не бывает волос, хотя у самых удачливых из них вырастает прекрасный лишайник. А женщина-гном скорее станет гордиться мягкостью и шелковистостью бороды, чем растительностью на скальпе. Но вид Ангвы, вероятно, был способен воспламенить маленькую искру древнего космического мужского начала в любом человекоподобном существе без исключений.

– У меня пока не было возможности как следует осмотреться, – сказала она, – но кажется, на Тусклой улице есть неплохое местечко…

На практике это означало, что они должны были пересечь реку, причем так, чтобы прохожим казалось, что двое из них не имеют ничего общего, по крайней мере с одним из двух других. А это, в свою очередь, проявлялось в том, что двое из трех с отчаянным безразличием поминутно озирались по сторонам.

А это привело к тому, что Дуббинс первым заметил в воде гнома.

Если это можно было назвать водой.

И если это еще можно было назвать гномом.

Стражники пригляделись.

– Ета, знаете, – сказал Детрит спустя некоторое время, – он похож на того гнома, который ремонтирует оружие на Заиндевелой улице.

– На Рьода Крюкомолота? – уточнил Дуббинс.

– Ага, на того самого.

– Немного похож, – согласился Дуббинс спокойным ровным голосом, – но не совсем.

– В каком смысле? – не поняла Ангва.

– В том, что у господина Крюкомолота не было такой огромной дыры в том месте, где должна быть грудь, – ответил Дуббинс.

«Он когда-нибудь спит вообще? – думал Ваймс. – Неужели этот дьявол никогда не опускает голову на подушку? Здесь есть где-нибудь личная комната с черным халатом, висящим на крючке на двери?»

Ваймс постучал в дверь Продолговатого Кабинета.

– А, капитан, – сказал патриций, оторвав взгляд от бумаг, – ты похвально расторопен.

– Неужели?

– Ты получил мое сообщение? – осведомился лорд Витинари.

– Нет, сэр. Я был… немного занят.

– В самом деле? И что же тебя… заняло?

– Кто-то убил господина Крюкомолота, сэр, большого человека в общине гномов. Его… застрелили из чего-то – осадного орудия или вроде того, а потом бросили в реку. Мы недавно его выловили. Я как раз шел, чтобы сообщить его жене. Он вроде бы жил на Паточной улице. А потом подумал, раз уж я иду мимо…

– Это весьма прискорбно.

– Уверен, господин Крюкомолот с вами бы согласился, – ответил Ваймс.

Патриций откинулся назад и внимательно осмотрел Ваймса.

– Скажи мне, – произнес он, – как он был убит?

– Пока не знаю. Никогда не видел ничего подобного. На груди у него… огромная такая дыра. Но я намерен все тщательно расследовать.

– Хмм. Я говорил уже, что сегодня утром ко мне приходил доктор Проблемс?

– Нет, сэр.

– Он был весьма… встревожен.

– Да, сэр.

– Мне кажется, ты его расстроил.

– Сэр?

Патриций, судя по всему, пришел к какому-то решению. Его кресло с грохотом подалось вперед.

– Капитан Ваймс…

– Сэр?

– Я знаю, что послезавтра ты выходишь на пенсию, и поэтому немного… неутомим. Но пока ты капитан Ночной Стражи, я прошу тебя следовать двум конкретным правилам…

– Сэр?

– Ты прекратишь любое расследование, связанное с кражей из Гильдии Убийц. Ты меня понял? То, что случилось, это всецело внутренние дела Гильдии.

– Сэр…

Ваймс старательно сохранял невозмутимое выражение лица.

– Смею надеяться, что непроизнесенным словом в твоем ответе было слово «да», капитан.

– Сэр…

– И в этом ответе тоже. Что касается несчастного господина Крюкомолота… Тело обнаружено совсем недавно?

– Да, сэр.

– Тогда оно вне вашей юрисдикции, капитан.

– Как это? Сэр?

– Расследованием займется Дневная Стража.

– Но мы никогда не делили юрисдикцию на ночную и дневную, сэр.

– Тем не менее в данных обстоятельствах я поручу капитану Квирку заняться расследованием, если, конечно, в таковом возникнет необходимость.

«Если возникнет необходимость… Можно поду-мать, такая дырища в груди – это обычное дело. Наверное, в него попал метеорит», – мрачно думал Ваймс.

Он глубоко вздохнул и оперся руками о стол патриция.

– Майонез Квирк не сможет найти даже собственную задницу без карты! Он понятия не имеет, как разговаривать с гномами! Он называет их пескососами! Это мои люди нашли тело! Оно в моей юрисдикции!

Патриций спокойно посмотрел на руки Ваймса. Капитан мгновенно убрал их, словно поверхность стола раскалилась вдруг докрасна.

– «Ночная Стража». Вот чем вы командуете, капитан. Ваше время приходит с темнотой.

– Но речь идет о гномах! Малейшая ошибка, и они начнут вершить справедливость сами! Обычно это означает усекновение головы первому попавшемуся троллю. И вы доверите такое дело Квирку?

– Я отдал приказ, капитан.

– Но…

– Можешь идти.

– Но так нельзя…

– Я велел тебе идти, капитан Ваймс!

– Сэр…

Ваймс отдал честь. Затем развернулся и, печатая шаг, вышел из кабинета. Дверь за собой он закрыл очень тихо, почти без щелчка.

Тем не менее патриций услышал, как он треснул кулаком в стену снаружи. Ваймс не обратил на это внимания, но на стене возле Продолговатого Кабинета уже присутствовало несколько едва заметных вмятин, глубина которых соответствовала эмоциональному состоянию в моменты ударов.

Судя по звуку, для заделки последней выбоины придется прибегнуть к услугам штукатура.

Лорд Витинари позволил себе улыбнуться, хотя в этой улыбке не было даже намека на юмор.

Город функционировал. Он представлял собой саморегулирующийся конгломерат Гильдий, связанный неумолимыми законами взаимных личных интересов, и он работал. В общем и целом. По большому счету. В основном. Так, как было нужно.

Не хватало еще, чтобы какой-то стражник влез не в свои дела и порушил все, как… как… как сорвавшаяся с цепи осадная катапульта.

То есть именно так, как было нужно…

Кажется, Ваймс находится в подходящем эмоциональном состоянии. При некотором везении приказы возымеют нужный патрицию эффект…

В каждом большом городе есть такой бар. Бар, в котором пьют служители закона.

Будучи не на дежурстве, стражники редко посещали самые веселые таверны Анк-Морпорка. В них легко можно было нарваться на нечто такое, что заставит их вернуться к несению службы[9]. Поэтому стражники обычно ходили в «Ведро», что на Тусклой улице. Это была довольно маленькая таверна, с низкими потолками, а присутствие в ней представителей Городской Стражи обычно отваживало других пьяниц. Но владельца заведения господина Сыра это не слишком расстраивало. Ведь никто не пьет так люто, как представитель закона, насмотревшийся за свою службу всякого.

Отсчитав монеты, Моркоу бросил их на стойку.

– Три пива, одно молоко, одна расплавленная сера на куске кокса с фосфорной кислотой…

– Не забудь зонтик, – напомнил Детрит.

– …и Тягучий Успокоительный Двойной Гаечный Ключ с лимонадом.

– С фруктовым салатиком, – уточнил Шнобби.

– Гав!

– И еще немного пива в миске, – добавила Ангва.

– Эта маленькая собачка, кажется, тебе полюбилась, – заметил Моркоу.

– Ага, – согласилась Ангва. – Сама не знаю почему.

Напитки поставили перед ними. Они посмотрели на напитки. Они выпили напитки.

Господин Сыр, хорошо знакомый с привычками стражников, тут же заново наполнил стаканы и изолированную чашку Детрита.

Они посмотрели на напитки. Они выпили напитки.

– А знаете, что больше всего меня бесит? – произнес Колон спустя некоторое время. – Что они бросили его в воду. Даже груз не потрудились привязать. Просто бросили, и все. Будто им плевать, найдут его или нет. Понимаете, о чем я?

– А меня бесит, что он был гномом, – сказал Дуббинс.

– А меня, что его убили, – откликнулся Моркоу.

Господин Сыр вновь прошелся вдоль стойки.

Они посмотрели на напитки. Они выпили напитки.

Короче говоря, несмотря на доказательства, свидетельствующие об обратном, убийства в Анк-Морпорке не были обычным явлением. Убийства, конечно, случались и, как упоминалось выше, существовало бесчисленное множество способов непреднамеренного самоубийства. А иногда, особенно в субботу вечером, случались семейные ссоры, во время которых люди находили более дешевую альтернативу разводу. Все эти вещи существовали, но для них, по крайней мере, имелись причины, хоть и не вполне разумные.

– Господин Крюкомолот был большим человеком среди гномов, – заметил Моркоу. – И к тому же добропорядочным гражданином. Он никогда не подстрекал на бунт, в отличие от господина Рукисилы.

– Он владеет мастерской на Паточной улице, – напомнил Шнобби.

– Владел, – вставил слово сержант Колон.

Они посмотрели на напитки. Они выпили напитки.

– А вот интересно, – сказала Ангва, – что же проделало в нем такую дыру?

– Никогда не видел ничего подобного, – заметил Колон.

– Может, нам стоит пойти и рассказать об этом госпоже Крюкомолот? – осведомилась Ангва.

– Этим занимается капитан Ваймс, – ответил Моркоу. – Он сказал, что не будет никого об этом просить и сделает все сам.

– Уж лучше он, чем я, – пылко закивал Колон. – Я бы ни за что не согласился. В гневе эти мелкие шельмецы просто ужасны!

Все хмуро кивнули. Включая еще одного мелкого шельмеца и приемного шельмеца побольше.