Медбрат бесплатное чтение

Глава 1. В зале есть врач?

Моим спасением стало кафе. Заходя внутрь, я почувствовал холодный ветер от вентилятора, висевшего на потолке. Не думал, что майская жара будет такой беспощадной: подмышки вспотели, одежда промокла насквозь, на меня напала жажда. Я из вежливости махнул незнакомой официантке и хотел умыться в уборной, но один из водителей фур толкнул меня плечом, наскоро извинился и вышел на улицу, судорожно доставая зажигалку. Запах табака раздражал ещё со школьных времён. Со свежим лицом я сел за любимый столик у окна: оттуда виднелась неоновая вывеска "Road 66"; она не раз выручала меня холодными вечерами, когда нужно было готовиться к экзаменам. За барной стойкой крутились официанты: днём они наливали кофе работягам, а ночью – обслуживали подростков. Лёгкий блюз по радио, запых дешёвых, но вкусных бургеров, солнечный луч, бьющий в глаза и красно-белый интерьер – кафе моментально стало моим любимым, кажется, со времён переезда в Харбортаун. Переехать в Калифорнию было непросто, но лучше так, чем слушать бесконечные уговоры родителей о “перспективах, которые даёт профессия хирурга”. Как будто они знали о том, что такое “перспективы”. Казалось бы, ну что интересного в небольшом городке? Особенно, в сравнени с Лос-Анджелесом! Дешёвая аренда, лучший медицинский колледж и возможности карьерного роста для хирурга. Почти год прошёл, а я до сих пор здесь жил. Что-то было в этом городе, что-то особенное.

Положив зелёный бомбер на диван, я попытался стереть небольшое пятно с темно-коричневых брюк. Бесполезно. Мне всегда было интересно наблюдать за прохожими из окна: красивые автомобили рассекали воздух, семьи гуляли в парках, полицейские патрулировали улицы. Типичная американская бытовуха, которая могла погрузить в сон. Сквозняк приятно обдувал шею и колыхал локон рыжих волос. В десять часов утра людей было очень мало, в основном – рабочие или прогульщики, как я. Из больших дверей с круглыми стеклянными окнами вышла давняя подруга с прозрачным кофейником в руках, одарив сразу трёх людей своей широкой улыбкой. Она наконец обратила на меня внимание, но только собрав все счета со столиков, она подошла ко мне и ласково положила руку на плечо.

– Доброе утро, Джимми. Тебе как обычно?

Брюнетка с завитыми волосами в белом платье. На ней были бежевые туфли, на запястье висели потрёпанные часы, которые ей никогда не шли, а за ухом виднелась красная ручка. Она была главной красавицей ресторана, очаровывающая мужчин и вызывающая зависть у женщин.

– Кларис… – я снова забыл её фамилию. Было стыдно

– Монро. Легко запомнить же!

– Монро, точно! Мне кофе с шариком мороженного и кусок яблочного пирога.

– Так и запишу, молочный коктейль. – Тяжело было не согласиться: она увидела пятна пота.

– Ну раз ты настаиваешь… А Шоколадный есть?

– Так…– она задумалась. – Есть клубничный, банановый и ванильный.

– Эх, давай ванильный.

– Поняла, рыжик. Подожди десять минут.

Она шлёпнула меня блокнотом по плечу и побежала на кухню, стуча каблуками. В ожидании заказа я периодически поглядывал в окно. Напротив кафе стояло три дома: большая прачечная мамы Тиф, частный банк и супермаркет. Приглядевшись, я застал забавную картину: все три двери одновременно открылись, на улицу вышли трое мужчин, и у каждого было что-то в руках: бумажный пакет с продуктами, кожаный портфель и корзина с бельём. Все трое были одеты одинаково: джинсы, серый пиджак, чёрные туфли и сигарета за ухом. Ребят будто клонировали, и каждый снялся в рекламе. Дома по радио, всё чаще слышал про некую “эпоху потребления”. И глядя на мужчин с одинаковыми причёсками, одеждой и даже машиной, тяжело было не согласиться с тем, что американское общество будто выращивают в пробирке. И много таких “из пробирки рождённых” по всему миру? Лишний раз обрадовался тому, что не выбрал работу в офисе.

– Вот твой заказ. – Сперва Кларис поставила яблочный пирог с золотистой корочкой, который я ел дважды в неделю, а затем напиток. Молочный коктейль оказался не таким уж плохим.

– Спасибо, малыш.

– Поаккуратнее с языком! – она улыбнулась.

– Я же просто сказал комплимент.

– Комплиметы мой карман не набьют. Слова, слова, слова… – она села рядом со мной, когда убедилась, что владелец на кухне.

– А что не так? Тебе неприятно? Разве у тебя не заряжается настроение от моих слов?

Кларис рассмеялась.

– Дорогой, ты такой наивный, что тебя хочется потрепать за щёки.

– Есть немного. Ну хорошо, а что тогда тебе поможет?

– Ты уже заплатил, но можешь оставить чаевые…

Я пошарил по карманам для вида, хотя уже знал, как парировать её нападки.

– Кларис, нельзя быть такой меркантильной. В жизни столько радостей! Прогулки по набережной, встречи с друзьями, отдых на природе. Всё упускаешь из-за работы, глупая…

– Возьму выходной, если захочу.

– Отдыхать одной – скучно. Ты попробуй найти компанию. – я поднял голос, чтобы дошёл намёк.

– Это ещё зачем, Джимми? – она поправила волосы и слегка коснулась меня ногой.

– Как зачем? Человек человеку брат, это я тебе как медик говорю.

– Ты стажёр, которому не платят. Тоже мне, медик! – рассмеялась Кларис.

– И всё же. К тому же, всегда узнаешь что-то новое, когда гуляешь с кем-то, и это по мимо выроботки сератонина, дофамина и акситоцина.

– Это ещё что такое?

– Простыми словами, от встречи ты получаешь радость и удовольствие.

Она улыбнулась и отвела глаза в сторону.

– Ох, Джимми, Джимми…

– Не веришь?

– Неа!

– Тогда завтра же с тобой идём на свидание.

– Думаешь, я брошу работу ради…

– Здесь есть человек по имени «Джеймс Питерсон»?

Голос мужчины, одетого в голубую униформу с кожаной сумкой через плечо, донёсся до конца зала. Я неохотно поднял руку и продолжил уплетать пирог, пока седой почтальон подходил к столику.

– Вам письмо.

– А как вы узнали, что я здесь?

– Соседка сказала, что вас можно найти в этом кафе.

– Спасибо, миссис Хэмишман… – пробормотал я.

– Какой самоотверженный почтальон – прошептала Кларис.

– Знаете, что? – я протянул купюру в десять долларов. – Возьмите. Вы заслужили.

– Спасибо больше, сэр. – он поправил кепку на голове, и протянул письмо, но в последний момент остановился. – Совсем забыл. У вас есть какой-нибудь документ, подтверждающий вашу личность?

Я достал свои фальшивые права, которые сделали сокурсники за бутылку хорошего бурбона двадцатилетней выдержки. Я доел пирог, почтальон вернул права и передал письмо. Лишь бы не мистер Янковски… Арендодатель очень не любил, когда я задерживал оплату, а на бесконечные письма отвечать не хотелось. Но отправитель был другой: «Университет по изучению медицинских наук имени Франциска Седьмого». Полное название заведения, где я учился. Когда почтальон собрался уходить, он резко схватился за сердце и упал. Он начал корчиться и задыхаться.

– В зале есть врач?! – закричал владелец заведения.

Перескочив через стол, я подбежал и осмотрел почтальона. Красное лицо, рука у сердца, неровный пульс, лёгкие судороги на лице. На вид, сердечный приступ.

– Несите аспирин, холодное полотенце, и вызовете скорую. Срочно! – Я порылся в карманах почтальона, достал карточку и протянул её официантке. – Вот номер страховки, немедленно звоните!

Кларис встала позади меня, с ужасом смотря на дёргающееся тело. Я начал делать непрямой масаж сердца. На протяжении минуты посетители смотрели на меня с шоком и удивлением, боясь подойти. Когда пульс пришёл в норму, я выволил содержимое его сумки и стал искать таблетки нитроглицерина, которые обычно прописывают при риске инфаркта. Как раз вернулась официантка.

– Мамочки, что с ним? – От страха её парализовало.

– Дай полотенце.

Онапродолжала стоять в ступоре.

– Да Бога ради, протяни чёртово полотенце и дай, мать твою, аспирин!

Она бросила полотенце с аспирином и убежала. Не все готовы справляться со стрессом, я понимаю, но я терял время. Когда я приложил полотенце ко лбу и брызнул из рта холодной водой, он очнулся. Самое страшное было позади. Сначала он залпом выпил две таблетки нитроглицирина, потом сел на стул рядом с открытым окошком и выпил аспирин.

– Джимми, а как ты понял, что с ним?

– У меня “отлично” по оказанию первой помощи.

Несколько посетителей начали апплодировать. Затем, к ним присоединились официанты, а почтальон попросил меня наклониться, чтобы приобнять. Затем он выписал чек на целых шестьдесят долларов.

– Вы, сэр, спасли мою жизнь. – он залыхался и продолжал пить аспирин.

– Прошу вас, мне не нужны…

– Нет, я настаиваю. – он крепко пожал мне руку.

– Вы лучше скажите, что парень по имени Джимми Питерсон, вас спас. Поможете с клиентурой в будущем.

– Договорились.

Мне было приятнее думать, что они апплодируют моим навыкам и профессионализму. Героев много, а вот знатоков своего дела – мало. Когда приехала скорая, я объяснялся сорок минут, после они увезли почтальона. Молочный коктейль растаял, когда я сел за столик и вскрыл конверт ножом, лежавшим под рукой.

“Уважаемый Джеймс Питерсон.

Спешу сообщить, что вы в четвёртый раз пропустили практику за последний месяц. Мистер Шепард часто говорит о ваших талантах, и видит в вас перспективного врача, но это не отменяет факта прогула. И потому я лично обращаюсь к вам: в случае пропуска последующих занятий в больнице святого Олафа, вы будете исключены из нашего Университета и лишены соответствующих привелегий.

С уважением,

В. Уайт

22 мая 1955-го”

– Что там написано? – Кларис села рядом, подвинув ещё один кусок пирога “за счёт заведения”. Владелец помахал рукой, когда я на него посмотрел.

– Хочешь почитать?

– Интересно же! – Я протянул листок, пока допивал коктейль. – Так ты учишься? Я думала, ты работаешь. Хотя, ты сюда ходишь довольно часто… – с улыбкой сказала Кларис. -

– Я ищу работу, но пока обвожу номера в газетах.

– Так ты оправдываешь свои прогулы?

– Мне нужны деньги. Уверен, ты прекрасно меня понимаешь.

– Мда… Зато у тебя свободного времени полно. Ну ты не расстаривайся, у тебя ещё…

– Так как насчёт свидания?

Она засмущалась и покраснела. Её карие глаза посмотрели вниз, после чего она вновь повертела письмо в руках.

– Я свободна после пяти вечера, так что…

– Тогда я заскочу в пять? Завтра, мисс…

– Монро! – она снова шлёпнула меня блокнотом.

– Дайте жалобную книгу! Эта официантка меня бьёт.

Она что-то написала на листе блокнота, оставив след от помады, и передала мне, после чего быстро ушла скандалить с поваром. Развернув листок, я увидел номер телефона и надпись: «Не опаздывай, рыжик.”

Пообедав, я оставил чаевые подруге и подождал, когда спадёт жара, и только потом вышел на улицу. Гуляя по городу, я вышел на место, где часто отдыхал от городской суеты. В парке было зелено: летали бабочки, пели птицы, жужжали пчёлы. Прохожие, разговаривали между собой, кто-то играл с фрисби, бездомные безмятежно спали на лавочках. Ближе к вечеру погода была просто шикарная: было очень солнечно, небо оставалось голубым и безоблачным. В центре парка стоял красивый фонтан, где плавали рыбки, а наверху виднелся памятник какого-то политика. Вдруг я задумался о работе, в которой нуждался. Наверное, не стоило бы посещать "Road 66" дважды в неделю, ибо кошелёк становился всё уже. Сейчас, до начала учёбы, у меня есть несколько месяцев на поиск хорошей и достойной работы. Только чтоб она была для молодого врача и с хорошей зарплатой.

Внезапно тяжёлая рука хлопнула меня по плечу, от испуга я подскочил.

– Чем занимаешься?

Закинув одну ногу на другую, ко мне подсел здоровяк Фрэнк Робинс. Его легко было узнать, и не только по большим ногами и крепким плечам: большой нос, широкий лоб, карие глаза и угловатые губы. На нём появилась лёгкая чёрная щетина, покрывавшая квадратную челюсть, а за ухом торчала сигарета. На руках и рубашке были пятна от машинного масла. Даже на щеке осталсянебольшой мазок.

– Отдыхаю от учёбы.

– Сегодня такой роскошный форд приехал на мойку. Старенький, но кузов покрыт дорогим лаком! Знаешь, я бы остался и спросил водителя, где он так эту тачку прокачал, но, сам знаешь: “Дома будешь отдыхать, дерьма кусок!”

Я вопросительно посмотрел на Фрэнка.

– Опять со Стивом поссорился? – я провожал дорогой бьюик взглядом, пока Фрэнк жаловался.

– Да ну его! Лишь бы кошелёк набить. Говорю ему, согласиться на партнёрство с DieCar, а он всё отнекивается. Говорит, на машинах ездят, а не гоняются.

– DieCar?

Фрэнк сел поближе.

– Местные гонки. Представь водил-профессионалов. – он начал трясти руками. – Настоящих охотников за скоростью, готовых на что угодно, лишь бы ускорить своего зверя. Да они за нужный мотор готовы горы свернуть, так ещё и люди хорошие! Я бы сам на них работал, если б не Стив.

– А что остальные?

– Да что их слушать? Одни лодыри, которые спешат на перекур, как услышат свисток. Считают меня кретином, который берёт на себя слишком многое. – он готов был взорваться. – Я просто делаю свою работу, понимаешь?

– А Стив против гонщиков чтоли?

Тот кивнул.

– “Меньше рисков – больше прибыли.” Ничего не понимает, старый дурак. К нам люди перестанут заходить, какая к чёрту экономия? – Фрэнк достал сигарету. – Не против?

– Против.

– А, да. Забыл.

– Рака не боишься? – съязвил я.

Фрэнк начал ёрзать на лавочке.

– Я по телеку видел, этот… Ну как его…

– Репортаж…

– Да. Так вот, Джимми, врачи сказали, что от курения – очень большая польза! – он поднял палец к небу.

– Это какая же?

– От стресса помогает.

– Это ты мне говоришь? Сейчас завалю сложными словами, чтоб за голову взялся, а потом покажу…

– Ладно, ладно, убрал! Принципиальный…

Мимо нас прошли привлекательные девушки: одна блондинка с платьем в синий горошек, на второй была розовая блузка и короткая юбка. У Фрэнка будто крышу сорвало: он свистнул и крикнул вслед комплимент, отчего те посмеялись и пошли дальше.

– Джимми, ты здоров? Ты даже головы не повернул.

– Сегодня я чего-то сам не свой. Чувствую себя как-то…

– Погоди! Слышишь?

– Я не договорил.

– Да прислушайся ты!

– Что?

– Вот. Посмотри на малютку.

На одной из скамеек я заметил плачущую девочку. Её рыжие волосы были заплетены в две косички, которые опускались до лопаток. Рядом никого не было, а прохожие не обращали внимания. После долгих уговоров Фрэнка, я нехотя направился к ней.

– Привет. Как тебя зовут?

– Люси. – ответила она.

– Почему ты плачешь, Люси?

– Коленка… Коленка болит.

– Хм, дай посмотреть… – Я осмотрел рану и слегка щёлкнул её по уху.

– Ай! Больно…

– Это чтобы тебя отвлечь. Теперь больно?

– Да! Всё ещё больно! И ухо болит!

Люси шмыгала носом, пока я приклеивал пластырь. Чему меня и научил университет, так это золотому правилу аптечки. Правда, свой рюкзак я оставил дома, так что в кармане старых брюк оказался только пластырь и вата.

– Ну, успокойся. Расскажи мне, что ты делала в парке?

– Играла.

– Одна? А где твои родители?

– Скоро придут. Папа всегда встречает меня на остановке. Сказал, что я уже большая, и могу дойти сама.

– Ого, такая самостоятельная! Знаешь, что, Люси, я впервые вижу такую самостоятельную девочку.

Она мило улыбнулась.

– Спасибо. А как вас зовут?

– Джимми. – Я пожал ей руку. – Приятно познакомиться, Люси.

– Приятно познакомиться, Джимми. – повторила она.

– А теперь, давай посчитаем синих бабочек. Скольких ты видишь?

– Одна, две, три…

– А как же вот эта? Видишь, на машине сидит.

– Да вижу. Значит это четыре. Пять, шесть…

– Ну что, Люси, как ты себя чувствуешь? Коленка болит

– Нет… Она не болит! Спасибо большое, мистер Джимми.

Мужской голос позвал её и она радостно побежала в сторону остановки. Крупный мужчина в шляпе и пальто подхватил её на руки, подозрительно смотря в мою сторону. Когда Люси показала на меня пальцем, я помахал им обоим. Отец Люси подошёл ко мне и сказал спасибо, пожав руку, делая это явно нехотя. Когда я направился к остановке, то увидел Фрэнка с виноватым взглядом, ведь в его зубах догорал табак, а дым окутывал уши.

– Фрэнк! Я ж просил.

– Всё, всё… Неженка.

Мы провели оставшийся день вдвоём. Это был один из немногих вечеров, когда мы оба были свободны от учёбы и работы. Хоть Фрэнк умом не блещет, зато всегда был готов подставить плечо. Познакомились мы с ним очень смешно. В один момент, когда я зубрил анатомию человека, подошёл один парень. Весь грязный, потный, уставший, из кармана торчал гаечный ключ, а в руках он держал небольшую отвёртку. Фрэнк тогда попросил помочь с ремонтом машины. Весь день возился с этими ключами, а Фрэнк только ругал за то, что даю ему не то, что нужно. Когда вернулся домой, вспомнил, что забыл зайти в супермаркет. Вдруг в кармане своей куртки обнаружил чек на десять долларов с отпечатком пальца. Как он успел мне его подсунуть и где взял чековую книжку – до сих пор не знаю. На следующий день я заскочил в мастерскую и сказал спасибо. Слово за слово – и к вечеру мы сидели, пили газировку и ели сэндвичи с ветчиной. Жаль, что подобных надёжных и приятных людей становится всё меньше, оттого каждая встреча с отзывчивым механиком по имени Фрэнк Робинс для меня на вес золота.

Я вернулся домой поздним вечером, часов в одиннадцать, в однокомнатную квартиру многоэтажного дома. На кухне блёкло горела одна лампа. На стене, слева от плиты, висел прошлогодний календарь. Конфорки было две, но работала всего одна. Холодильник был грязным: весь потёртый, со сломанной полкой и неработающей морозилкой. Сегодня я ужинал бутылкой пива и рыбными палочками, чей вкус напоминал резину.

Что же находилось в ящиках вместо еды? Краденные из больницы медикаменты, хирургическое оборудование и толстенные пособия. Книги были из газетной бумаги, на которых мелкий шрифт можно было прочесть только под лупой, чем я и занимался холодными вечерами: телевизора у меня не было, а лишняя страница конспекта – будущая оценка “отлично” за финальный экзамен. Сев за квадратный стол, я принялся читать главу “Использование опиума в качесвте наркоза”.

Вечер был благоприятным: лёгкий сквозняк, фонарный свет, падающий на книгу, с улицы доносились клаксоны автомобилей, а из окна был вид на соседнюю многоэтажку. Только мне стоило включить радио после чтения, так все эфиры были забиты дурацкими дебатами о принятом соглашении между США и Турцией “по вопросу взаимного использования атомной энергии”. Если честно, меня это вообще не волновало. Все эти политики были где-то там, и меня они никак не касались. Вот проснусь я, пошёл на практику, потратил пару долларов на завтрак, а толку мне от турецких властей? Никакого! Переключив на джазвую радиостанцию, я лег на диван и начал наслаждаться музыкой. Одно меня беспокоило: во время разговора с Кларис и Фрэнком до меня кое-что дошло. Всё свободное время я проводил в кафе или на практике, куда вложил уже достаточно сил и нервов. Прихожу домой с практики, читаю пособия, засыпаю, просыпаюсь, иду в больницу и возвращаюсь в кафе. И так по кругу. Целый год я веду такой бессмысленный, а главное – бесперспективный образ жизни. Смысл от практики, если деньги кончаются? А про надоевшую учёбу в колледже – вообще молчу. Одним словом – день сурка…

Но я не жалуюсь, ибо это лучше, чем жить в кругу семьи. Каждый день, прожитый с родителями, был настоящим кошмаром. Если вы возьмёте работника фирмы по производству холодильников, который променял карьеру музыканта на стабильный заработок, и девушку “с сомнительным прошлым”, которая завела ребёнка в шестнадцать лет, то получите меня. Как бы не старалась мама забыть прошлое, а папа – казаться значимым, они неневидели меня, ведь я – единственная причина, которая сковала их вместе, а сейчас они так привыкли ненавидеть друг друга, что боятся что-то изменить. В один момент папа напился на чей-то свадьбе, подошёл ко мне, крепко обнял и прошептал на ухо: “Ах, если бы у нас тогда были деньги на аборт…” А мне было одиннадцать лет! К тому же, из-за “весёлой юности” мамы, у меня был особый подарок в генофонде: наследвенный риск психических заболеваний. Сколько же она потратила денег на то, чтобы получить хоть какую-то бумагу, подтерждающую шизофрению, когда её стали активно изучать в 40-х. Каждый день, перед сном, я повторял одно и тоже: мне нужно избегать стресса, психотропных веществ, пить таблетки, после которых я сижу на унитазе по три часа. Хоть я и не верил в такого рода заболевания, но это была лучшая ложь, чтобы прогулять школу. Вот и получается, что для отца я былобузой, а для матери – бедным ребёнком, которого надо спасать, а не воспитывать. Но стоило мне увлечься медициной, как я сразу стал любимым сыном. Кажется, что мои предки волновались о поступлении куда сильнее, чем я. Забавно, но когда я рассказывал о себе, люди начинали меня жалеть. “Господи, Джими, мне так жаль!” “Не переживай, это всё позади!” Да, мне было неприятно, но по-итогу, благодаря своим талантам и упорству, меня наконец-то стали слушать. Помню глаза директора выпускной школы, когда меня назвали “лучшим учеником”. Жаль, родители этого не видели, но когда я пришёл домой, меня ждал клубничный торт ичек на семьсот долларов. Жаль, что я до сих пор живу на эти деньги. Я часто им звонил, так, ради приличия. Всегда бесило, когда отец вырывал трубку и пытался чему-то учить: “слушай, что я тебе говорю, ты ещё молодой, многих вещей не понимаешь.” Вспомнились апплодисменты в кафе. Эх, почему нельзя было пережить этот момент ещё раз? Мне будто дали самую сладкую сладость, и мне хотелось ещё.

От таких мыслей я решил подойти к окну и подышать спёртым воздухом. Не пропуская ни одной дорогой машины, меня всё больше душило чувство вины. Год, проведённый здесь – и что в итоге? Бесплатно даю диагнозы и выношу утки за пациентами, живя на деньги родителей. Я ведь хочу лучшей жизни для себя, но будто забыл об этом. От этой мысли и холода в квартире меня встряхрнуло. Сделав глубокий вдох, я пообещал себе, глядя на фонарный столб, падающий на самое блестящее и самое дорогое авто в рабочем квартале, что буду делать всё, чтобы воплотить свои амбиции в жизнь.

– Решено: пора что-то менять.

Глава 2. Риски и амбиции

На улице вновь было жарко: только когда добрался до больницы святого Олафа и сделал большой глоток холодной газировки, я остыл и был готов работать. Вообще, я много слышал об этой больнице ещё до переезда. Что мои родители, что преподаватели говорили о ней, как о “лучшем выборе”. Её основатель – Олаф Бьёрнссон: скандинавский врач-мигрант, живший в середине 19-го века. Судя по бесплатной брошюре, он лечил актёров, поэтов, драматургов, политиков, общественных деятелей – всех, кто мог говорить на публику. Говорят, что сам Авраам Линколь ходил именно к нему. Мол, Бьёрнссон настолько внимательно осматривал пациентов, что лечил не только их тело, но и душу. Мэр Харбортауна подумал, что назвать свою больницу в честь такого выдающегося врача – отличная идея. И старик оказался прав: за полгода существования больницы доходы вырасли почти на четверть. Всё больше инвесторов хотели видеть своё имя в списках “последователей Бьёрнссона", ведь этот статус давал множество привилегий: посещение элитных мероприятый, участие в телешоу, реклама на радио и прочее. Если у человека были деньги, и он хотел привлечь к себе внимание – это был лучший способ вложения.

Справедливости ради, больница выглядела роскошно. Дорогие кресла из холодного металла, приятный линолиум, на медсёстрах отлично сидела форма. С электричеством тоже не было проблем: каждый коридор, палата и даже кладовка освещались белыми лампами, аппараты МРТ вместе с рентгеном работали в исправном режиме, а на случай ЧП всегда был дополнительный генератор. Стоило мне войти, как я тут же обратил внимание на знакомое лицо. Мимо меня прошла сокурсница: Бетти Стиглиц. Нейробиология. Симпатичная девочка, но зануда до мозга гостей. Всегда училась на отлично, но только ради оценок. Мисс Стиглиц было далеко до понятия совершенства. Любая совместная работа с ней превращалась в катастрофу: она ругала меня за нарушение правил, а у меня чесались руки закрыть ей рот. Она меня заметила и приветливо помахала рукой, широко улыбаясь. Сделала вид, будто она не была причиной моего последнего визита к директору. Хотя, может я был к ней слишком суров. Вскоре ко мне подошёл опрятный врач с лёгкой щетиной на лице, голубыми глазами и аккуратно уложенными тёмными волосами. Белоснежный халат почти облигал его атлетичное тело, ремень из чёрной кожи крепко держал штаны, на ногах блестели коричневые туфли, намазанные лаком. Он расправил плечи и протянул мне руку. На этот раз на запястье были часы из дорогой телячей кожи.

– Тебя все уже заждались. Пойдём.

Мужчина провёл меня в палату к остальным практикантам.

– Так, Джимми, давай, как обычно: обследуй пациентов, проверь процедуры, запиши…

– …анализы и составь протокол. Обижаете, доктор. – я подмигнул.

– И кому я это объясняю! – Хлопнув в ладоши, доктор перевёл внимание "болванчиков" на себя. – Дорогие практиканты, добро пожаловать в больницу святого Олафа. Доктор Франклин Шепард к вашим услугам.

Шепард вежливо и очень тщательно обучал молодых ребят, объясняя сложные термины просым языком: как работают круги кровообращения, почему нельзя делать операцию на желудке без дополнительных анализов, и почему рентген – “лучший друг” врача. Они смотрели на него как на бога. Таким был и я в своё время. Возле меня сидело четыре пациента, на которых я потратил почти два часа. За четыре месяца я довёл работу до автомотизма. Я закончил на сорок минут раньше, чем планировал, и именно к этому времени вернулся Шепард.

– Вот и подошёл к концу ваш первый день в лучшей больнице города, и я даже не заберу своих слов. Джимми! Каковы результаты обследования?

– Пациент номер 1: мистер МакЧестер. Судя по сухости кожи, сонливости и постоянной жажде, у него инсулинорезистентный сахарный диабет 2-го типа. Рекоммендация: понижения уровня глюкозы, желательно полностью отказаться от сахара. Также, если позволяет страховка, советую сделать монотерапию. Пациент номер 2: миссис Нэшвил. – я наклонился к ней. – Мне жаль, что вам в живот вонзился кухоный нож. Осторожнее с готовкой яблочного пирога. К сожалению, без должного оборудования, я не смогу вас обследовать, но наверняка у вас первая или вторая степень разрыва селезёнки. Доктор Шепард назначит вам рекоммендацию профессионального хирурга, но если нет – операция вам не помешает. И, наконец, полковник Томпсон. – он кивнул головой, за широкими седыми усами появилась улыбка. – У вас сухой кашель, насморк, вам тяжело говорить и дышать, но главное – ваши гланды покраснели и покрылись гноем. Если честно, доктор Шепард, я хотел предложить вам изолировать пациента на карантин: высокий риск развития гриппа. Но потом передумал: диагноз – простая ангина. Вам ведь больно глотать? – старичок кивнул. – Вот! Типичная ангина. Старайтесь пить антибиотики, воздержитесь от сладкого и больше пейте горячий чай.

Весь зал был обескуражен.

– Ребята, Джимми – лучший стажёр, который проходит нашу практику уже тринадцать месяцев. Если будете хорошо учиться – станете таким же образцовым и ценным сотрудником как он. На этом всё!

– Как? Уже пять?

– В порыве работы не успеваешь за временем? Понимаю. Сам был таким же.

Когда студенты направились в сторону выхода, мы с Шепардом вышли на небольшой балкон, где врачи и медсёстры регулярно курили, но мы просто выходили подышать свежим воздухом. Сидя в полной тишине, в моей голове повис вопрос, который терзал меня со времён окончания летнего семестра.

– Скажите, мистер Шепард, а сколько вам понадобилось времени, чтобы…

– Закончить практику? Где-то четыре года работал медбратом, потом три в качестве лаборанта, два – обычным хирургом и только потом, я стал преподавать. Итого… Девять лет.

Я выругался про себя.

– И.. Вы не жалеете?

– Жалею о чём?

– Как? Вы пустилиамые важные годы в жизни на учёбу и работу… Мне было бы обидно. – я вздохнул.

– Джимми, я ведь мог уйти в любой момент, но, как видишь… – он провёл рукой по халату. – Значит, оно того стоило. – он рассмеялся.

– Да, но ждать результата так долго, это же…

– Не в результате дело. Главное – удовольствие от процесса.

От его слов я вспомнил, как в первый раз с ним познакомился. Я тогда сидел в коридоре и ждал полтора часа, но когда пришёл доктор Ф. Шепард, то моментально очаровал меня. То, как ловко он работал со скальпелем, как вежливо разговаривал с пациентами, насколько кропотливо относился к ученикам и медсёстрам, – всё вызывало восхищение. Ровно до тех пор, пока не началась стажировка. Причём я не из тех, кто отказывается от лишней работы, но тринадцать месяцев выноса уток, постановления диагнозов и прочих анализов никак не продвигал меня к официальной зарплате и “разрешения на работу”, а Шепард только мило улыбался и говорил продолжать в том же духе.

– Как тебе ребята? – Шепард закончил записывать свои достижения в блокнот и повернулся ко мне лицом.

– Способные, но наивные. Думают, что освоят профессию за полгода. – Съязвил я, разминая спину.

– Ничего, научатся терпению и трудолюбию.

Его слова задели сильнее обычного, я не выдержал

– По-вашему, мне не хватает именно этих навыков? Ну, раз я до сих пор практикант, то мне явно чего-то не хватает.

Шепард удивлённо посмотрел на меня, приотркыв рот.

– Джимми, за четыре месяца не было ни одной жалобы. Я редко такое говорю, но твоя работа – образцовая.

– Тогда я не понимаю… – внутри меня всё сжалось. – Мистер Шепард… Долго мне жить на деньги родителей? Я ж не волонтёром устраивался.

– Начинается…

– Вы же сами говорите: я – лучший стажёр. Так почему вы не можете датьмне работу?

– Вопросы решает директор больницы, не я.

– Да, но вы – самый ценный сотрудник. Любое ваше слово, и…

Шепард отвернулся от меня, будто не желая говорить горькой правды.

– Ты уверен, что готов к такой большой ответственности? – вежливо спросил он.

– Я ночами только и делаю, что повторяю теорию.

– Одной теории мало…

– Тогда дайте мне шанс проявить себя. Хоть 100 долларов, хоть 50, но дайте возможность не просиживать штаны здесь просто так.

– Не думай, Джеймс, что всё даётся даром. Твои родители, ректор колледжа и твои знания – результат того, что ты здесь, и тебя ценят. то – лучше, чем ничего.

На миг меня накрыло, я опустил голову и стал говорить с меньшим энтузиазмом.

– Но я же сюда пришёл не анализы делать, а…

– Что? Лечить людей? Не ври, Джеймс. – Улыбнулся он. – Видел твою довольную ухмылку, когда тебе апплодировали, хотя ты снова забыл отнести анализы медсестре. – он помахал папкой в руке, которую я оставил на столе. – Есть хорошие новости: ты почти закончил обучение. Всё, что тебе нужно – перестать видеть людей как инструмент собственных достижений. Научись проявлять сострадание, и тогда ты станешь отличным врачом.

– Сострадание к кому? Половина пациентов – симулянты, а вторая – живые трупы. Какой толк лечить диабетика, если завтра он сожрёт дюжину поничков?

– Пациент – есть пациент, правила – есть правила. – тон Шепарда окончательно перестал быть мягким. Мы говорили не как коллеги, а как начальник и подчинённый. – В случае любого косяка, ответственность, с которой ты не справишься из-за своего эго, будет лежать на мне. Потому ты всё ещё практикант.

– Ну позвольте мне…

– Ты не готов. До встречи через неделю.

Я почти ушёл в расстроенных чувствах, но потом остановился и выкрикнул.

– И долго так будет продолжаться? Я живу в старой квартире среди тараканов и алкоголиков. Дайте мне работу, иначе потеряете будущее медицины США в моём лице!

Шепард обернулся и подошёл ко мне со строгим лицом, ткнув пальцем к сердце.

– Будущее США заботится лишь о себе. А мне это не нужно.

Я ушёл, быстро спустился по лестнице и вышел из больницы, посмотрев в сторону балкона. Шепард ушёл. И хотя я понимал, что его слова справедливы, но неужени на моём месте он не хотел бы того же? Мои руки писали конспекты в три часа ночи, я оплачивал штрафы за своих “неофициальных” стажёров, но до хорошей зарплаты мне было всё также далеко. Я взгялнул на часы, расстроенным сел на автобус и поехал готовиться к свиданию.

Я вернулся домой, переоделся в костюм, и направился в сторону «Road 66».  Предварительно я надушился и купил пару гвоздик. Костюм сидел на мне как влитой, несмотря на дешевизну, хотя я который год мечтал о дорогом костюме; такой, в котором меня будут воспринимать всерьёз. Я регулярно заглядывал в окно ресторана, выискивая Кларис. Увы, её там не было. Вдруг мне кто-то закрыл глаза нежными прохладными руками.

– Угадай кто, рыжик.

Я обернулся. Она была одета в ярко жёлтое платье. На солнце блеснули серьги, которые были в цвет глаз. Яркий макияж подчёркивал небольшую родинку на щеке, помада была цвета черешни, в руках она держала маленькую сумочку.

– Отлично выглядишь.

– Зато тебя прям не узнать! Костюм, брюки… Ты что, нашёл работу? Отвечай честно!

– Да если бы… Но не будем о грустном! Это – тебе.

Я вручил ей цветы, за что был вознаграждён улыбкой.

– Куда идем? – спросила она.

– На набережную.

– А почему не в кино?

– Это – идеальное место для романтических свиданий. – “Особенно для тех, у кого нет денег” – хотелось добавить мне.

Через сорок минут мы наконец-то дошли до набережной, чтобы любоваться морем и небом, усеянным звёздами. Людей было очень мало, ведь сегодня был вечер вторника. По пути, конечно, попадалось несколько компаний подростков, но я намеренно их избегал: этот вечер был наш с Кларис. Тёплый песок приятно согревал ноги, морской ветер колыхал волосы, а запах соли заставил меня забыть о работе. Я взял её за руку. Шум прибоя успокаивал, нежные лучи закатного солнца грели шею, крики чаек раздавались вдали, сливаясь в единую симфонию. Когда я заметил небольшой парусник, то показал его Кларис. Она смотрела на седого моряка, который помахал нам, держа в руке фуражку. Мы ответили тем же. Мне никуда не хотелось спешить. Наконец, найдя подходящее место, мы сели на большой камень и стали смотреть в сторону моря. Волны бились о берег, большой жёлтый круг медленно заходил за горизонт. Кларис, закрыв глаза, начала наслаждаться вечером.

– Признаю, мистер всезнайка: это – лучше, чем вечерняя смена.

– Говорил же. – улыбнулся я. – К слову, ты всю жизнь разносила коктейли в Харбортауне?

– Я приехала сюда… месяцев девять назад, точно не помню.

– Почему переехала?

– Сменим тему! – она взяла меня за руки. – Чем же ты занимаешься? Я помню, что ты учишься… Где-то…

– Медицинский университет. Учусь на хирурга. Ты ведь читала моё письмо.

– Дорогой, я читаю чеки и новости на бирже по сто раз на дню. Думаешь, я запомнила твоё дурацкое письмо?

– Чтобы я ещё раз дал тебе что-то прочесть…

– Да ладно тебе! Я смеюсь. И как там, в больнице святого Олафа? Много больных вылечил? А людей оперировал? О! А к тебе приходили какие-нибудь важные люди в костюмах, по типу мэра, банкира или…

– Очень скучно. Только зря время трачу… – вздохнул я с горечью.

– Ну и ладно! Зато тебе это нравится, верно?

Я решил не говорить об этом.

– Лучше скажи, Кларис, что есть ещё в твоей жизни, помимо работы в кафе.

– Ну…

– Давай, дорогуша. Не стесняйся! – я приобнял её.

– Ну ладно. Но обещай, что никому не расскажешь! – пригрозив мне пальцем, она строго посмотрела на меня и ехидно улыбулась.

– Клянусь.

– Ну хорошо… – она сделала глубокий вдох. – Ты не представляешь, как сильно я хочу переехать в Нью-Йорк. Там столько возможностей, перспектив, а главное – там очень много крупных компаний. Наверняка им нужен талантливый бухгалтер.

– И что интересного в том, чтобы считать чужие деньги?

– Ну… – она отвела взгляд, а после её голос стал очень высоким. – Ой, смотри какие милые черепашки! Как они лапками перебирают, прелесть!

Она больше не говорила об этом. Мы болтали ни о чём, как бы я не старался больше узнать о ней. Говорили, в основном, о предпочтениях в музыке, детстве и забавных случаях на вечеринках друзей. Не знал, что она может отлично организовать день рождения, да так, что даже останется часть денег. Полезный навык. К одиннадцати вечера мы подходили к её дому. Я не стал просить вернуть пиджак, ибо мне нравилось, что Кларис носила мою одежду: был в этом некий жест доверия.

– Слушай, такой вопрос… А есть ли студентка, которая тебе нравится? Ну, как девушка. – Она задала этот вопрос очень робко, будто стесняясь.

– Нет. Дело в том, что… Был один роман, но ничего не вышло. А сейчас нет времени. Да и желания.

– Расскажи! Пожалуйста! – она прильнула ко мне настолько близко, что её губы почти коснулись моей шеи.

– Ну была одна блондинка, звали её Кэт. Кэт Мельбурн с голубыми глазами. Это было здесь, спустя месяц переезда. Как-то в столовой она попросила салфеток, я дал ей свой платок. Мы разговорились, а после я проводил её до дома. Так всё и началось. После нескольких свиданий мы начали встречаться. Я её обожал.

– Ух ты, как интересно! Продолжай. – Кларис смотрела на меня круглыми глазами.

– А затем… Наступило рождество. Я тогда впервые захотел подарить что-нибудь красивое. Я работал официантом в небольшом кафе…

– О! Значит, мы коллеги!

Мы оба посмеялись.

– Накопил на красивые серьги. Золото с чёрным камнем, в виде бутона розы. Ни одно украшение не подходило ей так идеально, как эти серьги. Спал по четыре часа в сутки. И наконец, когда пришла зарплата, я тут же рванул в ближайший ювелирный. Но выяснилось, что…

– Какие люди! Питерсон, твоё ли рожу я там вижу?

Это был один из самых ненавистных мне людей: Майкл Браун. Одно его видзаставил стиснуть зубы, а руки сжались в кулаки. Как же я надеялся, что больше не увижу этого урода… Он был ростом со шкаф и всё ещё брился на лысо. На нём была белая майка с коричневыми подтяжками, старые джинсы и чёрные ботинки. Майкл курил сигарету, держа в руке бутылку крепкого пива. Он сидел в старом кресле посреди улицы, запрокинув ноги на подлокотник. Как только я услышал его грубый прокуренный голос, моментально вспотел, а в горле появился гом. Браун был типичным представителем низшего класса современной Америки: трудное детство, бедность, пьянство. Всё свободное время он уделял тусовкам, еле как набирая проходные баллы. Когда тот встал с гресла, то бросил пустую бутылку мне в ноги. Он подбежал с нахальной улыбкой на лице.

– Кларис, держись сзади. – сказал я.

– Почему? Ты его знаешь? Джимми!

– А кто эта девушка? Брюнеточка? Люблю таких – приблизившись к ней, он коснулся своей рукой щеки Кларис.. – Хорошие духи. Мне нравятся. Майкл.

Он протянул руку, где на костяшках виднелись синяки, но я схватил руку Брауна и убрал её от лица.

– Майкл, лучше бы нашёл работу: хоть кто-то из твоей семьи вышел бы в люди. – я рассмеялся.

Бугай с пивом вместо мозгов не любил, когда кто-то намекал на его бедность, ведь Браун жил у родителей в трейлере в свои двадцать шесть. Мне всегда нравилось его дразнить, но я вспомнил, почему я делал это крайне редко. Он врезал мне по лицу, я упал. Из носа потекла кровь. Затем он ударил меня ногой в живот. Несмотря на боль, я думал лишь о том, как бы не запачкать рубашку.

– А теперь тебе смешно, Питерсон? А?! – каждое слово сопровождалось ударом по животу. Однако в один момент он остановился, и я продолжил.

– Майкл, Как тебе Монтана?

– Что ты несёшь? – он ударил меня ещё раз.

Я начал вставать, держать рукой за живот.

– Патрульная машина полиции проедет мимо. – Я пытался отдышаться. – Копы спросят, что со мной случилось. Начнётся расследование, выйдут на тебя. Денег на адвоката нет, ты сядешь. Твоя жизнь сломается из-за одного неодбуманного поступка. Вот я и спрашиваю, в каком штате хочешь сидеть? Монтана? Флорида? Техас?

Он рассмеялся.

– Кто тебе поверит?

– Ну, у меня есть свидетель. Правда, дорогая? – я посмотрел на Кларис с обаятельной улыбкой. Она была шокирована, когда увидела кровь на моих зубах, но кивнула. – Ну ты, это, не расстраивайся. Я буду приносить тебе лимонный пирог в тюрьму, если захочешь. – я похлопал его по плечу.

Браун быстро скрылся, прокричав в след угрозы. У меня продолжал болеть живот, но я сумел тихо посмеяться.

– Не думал, что это вообще сработает. – я сплюнул.

– Ты в порядке?!  – спросила Кларис.

– Вполне.

– Я провожу тебя до дома. Такси!

– Не, не стоит. Я мог бы конечно дать ему сдачи, но…

– Но что? Стало страшно?

Я не мог понять, она сказала это с насмешкой или сопереживанием?

– Но мы должны быть лучше таких, как он, верно? А ты всегда ходишь со своей близняшкой? Или это у меня в глазах двоится?

– Дай посмотрю. – она взяла меня руками за шею и вывела на свет. – Так, вроде ничего, но… Ну ты и дурак!

Она вбежала на крыльцо своего дома и закрыла дверь. Впервые вижу такую реакцию на поцелуй. Может, вкус крови на губах всё испортил? А может, момент был неподходящий. Я направился в сторону своего квартала. Но когда почти ушёл, то заметил, как она смотрит из окна в мою сторону. Наши взгляды пересеклись. Я помахал ей и улыбнулся. Она тоже улыбнулась.

Глава 3. Переезд

Когда я вернулся домой, то чувствовал себя странно. Тело ужасно болело, синяки были видны через рубашку, и всё же душа трепетала. Хотелось увидеть её снова. Холодная вода смыла грязь, а ватный диск, смоченный спиртом, продезинфицировал рану. Несколько пластырей, немного зелёнки, аккуратный бинт – и мистер Питерсон снова здоров. Подойдя к холодильнику, я допил молоко, выбросил упавку, расправил кровать и накрылся одеялом. Долго не мог уснуть: либо из-за ночной жары, либо из-за слов Шепарда. Легко говорить, что главное – сострадание, когда меняешь часы раз в неделю. Не думаю, что он когда-либо жил бедно. Чем больше я думал, тем сильнее хотелось спать. Спустя час мне начал видеться сон. Точнее, воспоминание…

***

Помню, каким изнурительным был мой переезд. У меня было большое количество вещей, когда я прибыл в Харбортаун. Мне казалось, что общежитие при медицинском колледже поможет сфокусироваться на учёбе, но я ошибся. Постоянные крики пьяных студентов, нескончаемые женские стоны за стенкой по ночам, побои Брауна – всё стало причиной заваленного теста, на который я потратил двадцать один день. Родители согласились выделить часть денег школьного гратна: почти полторы тысячи долларов директор лично вручил на моём выпускном. Решил взять небольшую квартиру в рабочем квартале.

В тот день я сел на автобус, ехавший в сторону нового дома. Проезжая различные кукольные домики, в которых жили американские обыватели, вспоминались слова отца, который много рассказывал про город. Его построили в конце девятнадцатого века, и это самый молодой город западного побережья, потому здания выглядели так футуристично. Более того: первый небоскрёб начали строить только пятнадцать лет назад. Харбортаун сделал свою экономику на сфере услуг: здесь не было шахт, залежей нефти или плодородных почв. Однако когда Вудро Уилсон занял пост Президента США, то решил инвестировать именно сюда. Многие историки до сих пор задаются вопросом “почему?”, ведь даже во время Первой Мировой войны он не забывал об этом маленьком городке. Сколько я слушал теорий на этот счёт, одна интереснее другой! Некоторые предполагают, что он хотел построить очередной торговый порт, предназначенный для китайского и японского экспорта; другие убеждены в некой программе Уилсона по развитию западного побережья в качестве туристической зоны; крупные инвесторы хотели видеть город как “технологический рай на земле”. Отец даже выдвинул теорию, что старик Вудро после срока уехал доживать последние дни именно сюда и умер простым человеком.

Удивительно, но город всегда оставался изолированным от страны из-за медленного, но эффективного развития. Только к 1920-му году здесь сформировался трафик, крупные компании основали офисные здания, наладились тогровые пути . Харбортауну нужно было “встать на рельсы”, но Великая депрессия ударила по экономике не только города, но и всей страны. Но этого я уже не помню. Я жил в удовольстиве в небольшой деревне, и всё время проводил за учебниками, пока отец жаловался на работу, а мать – на отца. Когда мне рассказали о Харбортауне, то я захотел переехать сюда, а не в другой город, исключительно потому, что к двадцать четвёртому сентября 45-го там открылись современные торговые центры, зелёные парки и, самое главное, появились рабочие места для врачей. Все обожали старика мэра, причём заслуженно. Он вложил душу, деньги и время в убыточный кусок земли. Последней причиной переезда в Харбортаун стали низкие налоги ицены. Рай на земле для общества потребления.

А потом моё внимание привлёк знак: холмы Штраусса. Когда я смотрел квартиры и фотографии, где хотел жить, именно эти холмы вели к деловому кварталу. Сплошь дорогие дома, соседи – влиятельные люди, профессионалы своего дела на финансовом рынке. Попасть туда – означало добиться всего в этой жизни. Фактически, билет в рай. На миг мне показалось, что 76-й автобус вот-вот повернёт к холмам и поедет именно туда, но я лишь смотрел, как он отдаляется от желанного маршрута.

Когда я подъехал к небольшому перекрёстку, то увидел, как мальчик корчил рожи и показывал неприличные жесты, но мама увела его прочь. Многоквартирные дома коричневато-серого цвета стремились к небу, нависая над головами прохожих. В некоторых зданиях были разбиты окна, где-то стояли решётки, на ступенях сидели бездомные с сумками и рюкзаками. Эти ребята даже не стеснялись вымогать мелочь у прохожих, преследуя их чуть ли не до квартиры. Вот он: рабочий квартал. Тысячи мигрантов из Китая, Польши и других стран приехали сюда в погоне за “американской мечтой”, но столкнулись с суровой реальностью, где твою работу заберёт более способный человек, и где у тебя нет права на ошибку. Не всем такое по душе, но мне как-то всё равно. Не то, чтобы я был совсем безжалостным, скорее безразличным. Мне было несложно помочь женщине нести бумажные пакеты из супермаркета, но вот, что я думаю: помогать всем и каждому – значит не помогать главному человеку в своей жизни: себе. К тому же, 7 из 10 американцев скорее соврут и сделают вид, что заняты, чем действительно помогут.

Выйдя на остановке, я встретился с арендодателем, выписал ему чек и получил ключ. Да, квартира мало как изменилась с того раза, но это – лучше, чем шумная общага, даже по сей день. Мне так сильно нужны были тишина и покой, что я даже не стал торговаться. Получив ключи, я выбежал на улицу, вспоминая людей, которые могли бы помочь с переездом. Точно не сосед по комнате: слишком часто посещал клубы. Наконец, я набрал номер и слушал гудки. Только один человек мог помочь мне с переездом

– Мистер Робинс слушает.

– С каких пор ты стал мистером? – посмеялся я.

– Джимми! Чего так поздно?

– Слушай, я тут новую квартиру себе снял, а вещей – уйма, так что…

– Тебе с переездом помочь?

– Если тебе нетрудно…

– Диктуй адрес.

– Приезжай в общежитие, где мы с тобой тусили. Оттуда вещи заберём и поедем на автобусе.

– Понял. Буду через двадцать минут.

– Не-не-не, погоди, я не смогу так быстро…

Послышались гудки телефона. Я набрал его ещё несколько раз, но Фрэнк не отвечал. Проблема была в том, что у меня не было денег на такси, а ехать на общественном транспорте четыре часа. Делать было нечего: я сел на последний автобус, едущий к в сторону общежития.

Когда я подъехал, был глубокий вечер. Луна освещала дорогу вместе с уличными фонарями, холодный ветер бил в лицо, запах нечистот заставлял прикрывать нос рукой, а пьяные студенты вновь устраивали потасовки. Как я мог не обращать внимание на то, в каких поганых условиях жил? Подходя к своему почти разрушенному многоквартирному дому, я уже чувствовал, что Фрэнк ждёт меня у двери. Трудно было предствавить, что он скажет. Опоздать почти на три часа… А у меня даже не было с собой бутылки пива в качестве извинений. Поднимаясь по лестнице к своей комнате, уже на третьем этаже я услышал как Фрэнк насвистывал мелодию из Белоснежки, которую недавно видел в кино. Он сидел на ступенях, упираясь головой в стену, и смотрел в потолок.

– Я тебя сейчас прибью… – Фрэнк разъярённо встал и направился ко мне, расправив плечи.

– Фрэнк, погоди! Стой-стой-стой! Я клянусь, если б я мог…

– Три часа торчать здесь, да как ты…

– Объясню! Фрэнк, я не специально.

Он схватил меня за грудки и прижал к стене.

– Фрэнк, я хотел позвонить, но у меня не было денег на…

Раздался наигранный кашель. Из соседней комнаты вышла староста, которая была, как назло, в хороших отношениях с директором. Такой власти мог позавидовать сам Октавиан Август!

– У меня завтра тест по паразитам и ленточным червям, а вы мне мешаете…

Я улыбнулся и постучал Фрэнка по плечу, чтобы тот опустил.

– Райли!

– Убери фальшивую улыбку, Питерсон. Хочешь выяснять отношения с другом – делай это не возле моей комнаты, иначе у тебя будут проблемы.

В её очках блеснул свет от лампы, внезапно кто-то вышел из комнаты, разлив пиво на пол. Студент упал, громко посмеялся и выругался, но как только увидел Райли – моментально извинился и зашёл обратно, сделав музыку тише. Её мокрые каштановые волосы аккуратно ложились на плечи, а блеск для губ придавал шарма. Если б не её характер стервы…

– Да, да, я понимаю. К слову, – я подошёл ближе, поправив причёску. – Я сегодня переезжаю, так что можешь не беспокоиться: проблем не будет. По крайней мере, от меня. Хочешь, покажу тебе свою квартиру.

Минуту мы молчали, Фрэнк успел зайти в комнату, чтобы отнести сумки ко входу. Внезапно, Райли громко рассмеялась и закрыла дверь с той стороны. Вскоре он понял, что произошло, похлопал меня по плечу и передал надкусанный шоколадный батончик.

– Ну, хоть что-то…

– Шутишь? Да я только что сделал самую глупую вещь в своей жизни! Пригласить Райли Вайлет на свидание, и остаться в живых – лучшее, что могло произойти. – я рассмеялся. – Жаль, этого никто не видел.

Запах в комнате стоял ужасный: в холодильнике явно что-то стухло. Наверняка сосед: он обожал есть сырую рыбу с рисом, но редко бывал дома. Фрэнки решил открыть окно, я немедленно смыл рыбу в унитаз. Не знаю как, но я смог удержаться от рвотных позывов. Как только в комнате стало легче дышать, я заметил, что тучи полностью закрыли луну, в небе сверкнула молния, а через несколько секунд гром дошёл до моих ушей. Начался шквальный ливень: через окно было видно, как капли воды шквалом падали на асфальт, стали появляться лужи. Машины рассекали воду, обрызгивая прохожих, студенты бежали под крышу, вдали молния ударила прямо в громоотвод.

– Будешь?

Фрэнк достал из-за пазухи сэндвич с индейкой и сыром, отломил от него половину и протянул мне. Фрэнк с широкой улыбкой стоял в дверном проёме и наблюдал за тем, как капли дождя падали вниз. Индейка была суховата, да и сыра положили очень мало.

– Ну что, командуй, капитан.

На миг я усомнился, что Фрэнк правда не знает, почему я ничего не делаю, но он смотрел на меня такими наивными глазами, что я невольно рассмеялся.

– За окном дождь.

– И что?

– И сейчас ночь. Автобусы не ходят. Не, если ты хочешь заболеть – пожалуйста!

Фрэнк посмотрел в окно, что-то приметил взглядом, затем схватил моё запястье и взглянул на часы. Два ночи. Он почесал голову, затем очень странно посмотрел на меня. Этот взгляд вызывал подозрения, а по спине пробежали мурашки. Он сказал, чтобы я ждал здесь и смотрел на дорогу из окна. Он якобы подаст сигнал, после чего я побегу к дереву возле дороги. Робинс схватил мою кожаную куртку и выбежал на улицу.

В комнате стало пусто, про крайней мере – моя половина опустела. Оставалось закинуть оставшуюся одежду в сумку. Последнее, что я бросил – очередное пособие. Дождь продолжал идти даже спустя час. На миг показалось, что он только усилися: кроны деревьев пошатывались на ветру, а по улице летали газеты, угрожая автомобилистам.

Вдруг прямо возле моего окна раздался клаксон. Высунув голову, я увидел старенький Pontiac Streamliner с номером 1MVP905. Возле выхлопной трубы проглядывала ржавчина, на заднем сидении торчала большая пружина, у бензобака виднелась вмятина, да и левая фара светилась ярче правой. Фрэнк сидел за рулём: весь промокший, уставший, но довольный. Он высматривал меня в окнах, а когда нашёл – дважды посигналил и помахал рукой. Я в суматохе стал собираться, повесил сумку на плечо, выбежал из комнаты, оставив под комнатой Райли ключ с наскоро сделанной запиской, спустился к выходу и открыл дверь.

Капли от дождя больно били по лицу, обувь моментально намокла, волосы стали прилипать ко лбу. Шум дождя и гром заглушал яростные крики Фрэнка. На асфальте образовались большие лужи, дворовые коты выглядывали из мусорных баков, а все сумки в миг стали тяжелее. Фрэнк уже стоял с открытым багажником, выбрасывая какие-то вещи на дорогу.

– Ну!

Подбегая к автомобилю, я несколько раз подскользнулся, но сохранил равновесие. Когда мои сумки оказались в машине, я пожбежал и открыл дверь пассажирского сидения, пока Фрэнк проверял, закрыт ли багажник на ключ. Мы сидели вдвоём в машине, было слышно тяжёлое дыхание и приглушённые стуки капель воды о крышу.

– Понтиак. Один из самых надёжных автомобилей. Этот монстр и не такую бурю вынесет!– Фрэнк постучал по рулю.

– Может, в 41-м, но не сейчас. Это твой?

Фрэнк проигнорировал вопрос, открыл нагрудный карман и вложил в зубы сигарету. Когда пламя зажигалки колыхнулось на ветру, он посмотрел на меня, а затем открыл окно и выбросил сигарету.

– Всё равно промокла.

– Давай на фламинго-стрит, 41-й дом. С красной крышей такой, там ещё… Что ты смеёшься?

– Бог ты мой! Фламинго стрит, ха-ха-ха!

– Ну давай, найди вариант получше!

– Ну ладно, я же шучу.

– Так всё же, откуда у тебя машина? – От любопытства и подозрительности нога начала непроизвольно стучать.

– Скажем так, дядя подогнал. – сухо ответил Фрэнк.

Автомобиль завёлся с десятой попытки. Что-то под капотом стукнуло, но машина оставалась находу. Фрэнк медленно выехал на дорогу и аккуратно влился в поток машин. Надо признать, он был одним из лучших водителей, которых я когда-либо встречал. Создавалось ощущение, будто Робинс был рождён за рулём: даже на светофорах он аккуратно притормаживал и выжидал, постукивая пальцами по рулю. Правда, он почему-то осматривал каждую полицейскую машину, которая проезжала мимо нас. Его повороты были такими мягкими, что я даже задремал. На половине пути два грузовика прямо на наших глазах одновременно врезались в пожарный гидрант, загородив дорогу. Я думал, что мы будем делать крюк, но Фрэнк ловко объехал их, , и уже через час мы оказались возле моего дома.

Как только автомобиль заглох, я выбежал из салона с ключом в руке, стараясь не намокнуть. Дверь подъезда была открыта, Фрэнк уже вбежал в дом с сумками на плече, положил вещи, затем также стремительно побежал к Понтиаку, чтобы его переставить. Поднявшись на шестой этаж и открыв дверь, я налил два стакана холодной воды и начал разбирать сумки. Фрэнк в грязных ботинках вошёл внутрь и плюхнулся на диван. Я хотел попросить его разуться, но потом вспомнил: этот человек помог мне с переездом, а прибраться я всегда успею.

– Извини, пива нет. Да и перекусить тоже.

– А, не парься.

Я протянул стакан воды, затем сел рядом.

– Ну, как тебе квартирка?

– Для твоего уровня – самое то.

– Ты на что намекаешь? – возразил я.

– Есть где развернуться, есть что поменять, но не дворец. Для твоего уровня, сказал же.

Я расслабился и похлопал его по плечу. Дождь медленно стал стихать, солнечные лучи начали проникать в окна, заполняя пустую квартиру.

– Ну, ладно. Работа не ждёт.

– Сейчас пять утра.

– Механики никогда не спят. – он подмигнул.

Когда Фрэнк собрался уезжать, я глянул, на то, как он уходит из квартиры. Помахав рукой, он ушёл пешком к остановке.

***

Когда я проснулся, на дворе было четыре часа. Я вновь попытался заснуть, но холодный пот выступил на лбу, а по спине пробежали муражки. Я вспомнил маленькую деталь, на которую не обратил внимание тогда: окно в той машине у водительского сидения было разбито…

Глава 4. Форс-мажор

Дурацкий сон испортил всё утро: я ходил в подавленном настроении до обеда. Эта ночь прочно поселилась в моей голове. Ну не мог же он угнать машину! Только не Фрэнк. Пришлось сходить в магазин, чтобы как-то отвлечься. Погода была хорошая: солнце приятно припекало, ветер давал прохладу, пение птиц выкинуло глупости из головы. Я даже не пожалел потратить четыре доллара на свежую газету. Поднявшись по лестнице, я открыл дверь, разложил продукты, выпил прохладной воды и начал читать объявления в надежде найти работу. Старенький радиоприёмник продолжал играть блюз, но вдруг…

– Срочное включение: к нам попал эксклюзивный материал с места событий. – Я сделал радио погромче. – Два бандита в масках угнали инкассаторский фургон. Если вы увидите двух мужчин в кожаных куртках с масками на лицах, немедленно сообщите в полицию. Особые преметы: Один бандит – крупного телосложения, итальянец, пулевое ранение в ноге и груди. Второй – высокий, слегка подкаченный, молодой. Полиция уже нашла пустой фургон в реке, однако сами подозреваемые скрылись с места преступления…

От нервов захотелось пить. Я резко встал с дивана, аж в глазах потемнело, но вдруг раздался настойчивый стук в дверь. Я взял в руку небольшой скальпель и медленно подкрался к двери. Услышав знакомый голос, я открыл дверь и встал в ступор.

На пороге стоял Фрэнк в кожаной куртке и грязных джинсах. Он был мокрый и бледный. Рядом с ним – человек, которого описыали в репортаже. От плеча до бедра виднелся кровавый след, он глубоко дышал и корчился от боли, стоя на одной ноге.

– Чё стоишь?! Тащи бинты!

Не успел я и словом обменяться, как Фрэнк положил человека ко мне на стол, скинув лишние вещи. Я стоял несколько секунд, затем подошёл ближе чтобы осмотреть раны. У напарника Фрэнка было несколько неглубоких пулевых ранений, жизненно важные органы, на первый взгляд, не задеты, жара нет, лёгкие судороги от шока. Приложил руку к шее. Пульс есть, быстрый.

– Да ради всего святого, Джимми! – от тряски Фрэнка я пришёл в себя. – Он умирает!

Послышалась ругань на итальянском. Я посмотрел на Фрэнка: напуган так же, как и я, но один из нас должен был думать холодной головой.

– Неси белую коробку с красным крестом. Лежит в ванной.

Я закрыл дверь на ключ, снял с итальянца кровавую рубашку и швырнул на пол. Фрэнк уже вернулся с коробкой.

– Положи её в мусорный мешок и принеси спирт.

– Как он выглядит?

– Коричневый флакон с белой крышкой, стоит на… – Вспомнил, что спирта не было. Я выругался, итальянец схватил меня рукой за грудь, затем отпустил. – Крепкий алкоголь поможет. Поищи на кухне. И ничего не разбей!

Он побежал на кухню, пока я осматривал раны. Небольшое отверстие в плече, возможно повреждён плечевой сустав. Быстро оглядел ноги. Ещё рана, возле ахилесого сухожилия. Толстый волосатый мужчина, лет сорока, продолжал быстро дышать и стонать от боли. Аккуратно провёл пальцами по плечу, блеснуло что-то медное и маленькое. Это плохо. Я засунул тряпку незнакомцу в рот: первое, что попалось на глаза. В суматохе я достал все нужные предметы.

– Фрэнк! Крепко держи его руки.

Выждав пару секунд, я закрыл глаза, сделал глубокий вдох, собрался с силами и одним движением вытащил пулю, провернув пинцет по часовой стрелке. Мужчина сразу стал дёргаться и кричать от боли, упираясь ногами в столик. Я бросил пулю на пол и положил пинцет на стол, затем стал лихорадочно лить виски на рану. Фрэнк держал его так сильно, как мог, но итальянец в порыве ярости ударил меня ногой по левому ребру. Терпимо. Но на ноге была ещё одна рана, забитая грязью. Я достал несколько ватных палочек и, игнорируя своё бешеное сердцебиение, стал аккуратно и быстро промывать рану. Через пару минут его нога была крепко перевязана бинтами, а на лбу лежало холодное полотенце. Итальянец стал медленно приходить в себя.

– Так, хромать не будет, а плечо скоро заживёт. Полежит несколько дней дома и всё.

Фрэнк встал и осмотрел больного, который перестал дёргаться.

– Джимми, что ты сделал? Почему он не движется? Он умер?!

– Расслабься. Ничто иное, как болевой шок.

– Чего?

– Ох… От больших ран организм не выдержал эмоциональной перегрузки. Он так экономит энергию и спасается от…

– Давай простым языком.

– Очнётся часа через три. Может раньше. А теперь скажи, что ради всего святого тут происходит?! Кто этот человек? Почему он в крови? Почему ты поехал ко мне? Как тебя не заметили? С чего ты вообще взял, что я буду у себя дома?

– Джимми, клянусь, я всё объясню, но не сейчас.

– Сейчас – самое время! У меня в комнате бандит, а на полу – кровь, что прикажешь делать?

– Друг, просто дай мне время.

– Дать время на что? Куда ты…

Не успел я закончить, как Фрэнк пулей спустился по лестнице, перепрыгивая пролёты. Оглядываясь по сторонам, я быстро выбросил мусор, закрыл дверь на щеколду и наскоро прибрался в квартире, открыв окна настешь, чтобы запах крови не задержался. Хорошо, что никто их соседей не стал свидетелем этого абсурда. Его громкие шаги слышали, кажется, все. Сделав большой голток виски из горла, я бегло осмотрел швы и раны, которые поставил. Операция была не идеальной, зато быстрой, а для первого раза – так вообще отличной. Через пару минут я наконец-то смог выдохнуть и достать из холодильника сэндвич с тунцом и бутылку холодной содовой. Я сел напротив и стал сделить за спящим.

Только сейчас замети, что у брюнета была загорелая кожа. Волосатый живот поднимался и опускался, иногда случались маленькие судороги. На шее виднелся небольшой шрам, кажется, от ножа. На нём был строгий костюм, на ногах – ботинки из качественной кожи. Под рубашкой, которую я выбросил, была окровавленная майка, запястье украшали дорогие часы. На руке, возле плеча, была тюремная татуировка морского конька, но самое страшное – на мизинце виднелось золотое кольцо с чёрным камнем. От греха подальше, я переодел его в свою одежду, которая была в шкафу, и прикрыл украшения одеялом. Он был такой толстый, что даже штаны застегнуть не получилось. Четыре стука в дверь, от которых я чуть не получить инфаркт.

– Полиция! Откройте!

Я упал с кресла на пол, затем быстро привёл себя в порядок и ещё раз осмотрел комнату.

– Сэр, немедленно откройте, иначе я буду вынужден применить меры. Считаю до трёх.

Я с невинным видом открыл дверь, перегородив проход на кухню. На пороге стоял полицейский в чёрных ботинках, голубой рубашке и солнечных очках. За ухом торчала сигарета, сам он был низкий и тучный.

– Добрый день, сэр. Офицер Роберт Донован. – он распахнул свой жилет, показав полицейский значок. – Вы слышали что-нибудь о сегодняшнем ограблении инкассаторской машины?

– Да, я слышал. Передавали по радио. Ужасно, что такое происходит! Вы их поймали?

– Собственно, по этому поводу я и пришёл к вам. Вы не видели двух людей? Один такой толстый, а второй повыше.

– Но я ведь живу на третьем этаже, и мой вид из окна – ближайшая помойка. С чего вы взяли, что я видел этих двух негодяев? – только сейчас заметил, что я нервно постукивал пальцами по дверному косяку.

– Я опросил людей этажами ниже, они ничего не видели. Может, вам повезло больше?

Я развёл плечами.

– Простите, но я весь день ухаживал за дядей. – я перешёл на шёпот, приложив палец к губам. – Сейчас он спит.

– За дядей, говорите? А это у вас…

Он обратил внимание на небольшие капли крови, ведущие в мой дом. Я почувствовал, как холодный пот вскочил у меня на лбу, а сердце стало биться чаще. Сглотнув, я улыбнулся.

– Здесь за углом есть отличная мясная лавка, называется «Рай телёнка». Мы из Румынии, а дядя обожает наше национальное рагу. Кстати, советую посетить. Бургеры у них что надо!

Он подозрительно посмотрел на меня. По моей спине пробежали муражки, и я чувствовал, что влип по-крупному. Никогда мне не было так страшно. Полицейский улыбнулся и мягко похлопал себя по толстому животу.

– Благодарю, но я на диете. Слежу за весом, мистер…

– Питерсон. Джеймс Питерсон. – я выругался про себя. – А всё же в лавку советую сходить: лишний бургер вам не помешает.

Мы оба посмеялись.

– Правда? Что ж, спасибо, мистер Питерсон.

– Может, чашку кофе? – Я был уверен в его отказе: офицеру нужен свидетель, а не беседа в компании отзывчивого юноши.

– Нет, благодарю. Извините за беспокойство. Хорошего дня.

Развернувшись, он начал спускаться по лестнице и достал сигарету. Закрыв дверь, я тут же выдохнул. С меня свалился огромный ком стресса, я вернулся на кухню, сел в кресло и просто стал глубоко дышать. Самое страшное было позади.

Целых три часа, до красного заката, я почти не двигался. Прямо в моей комнате лежала машина для убийства, агрессивная и безжалостная… Я до этого никогда не общался с бандитами, тем более – с мафией. Организованная преступность была главным бичём америки 40-х годов, но только сейчас она добралась до Харбортауна. Хотя, мафия была всегда. Я думал, как бы ничего плохого не случилось с Фрэнком, мной или ещё хуже: Кларис. Ни один из нас не достоин того, чтобы связываться с мафией. Не важно, сколько у них денег, власти или женщин, это – нарушение закона. Хотя… Вспомнились часы и кольцо итальянца. Наверняка, это очень дорогие часы. Интересно, сколько у него было денег, в каком доме он жил, по каким заведениям ходил?

Гангстер тихо проснулся, и начал вести себя так, будто он – хозяин дома. Мужчина медленно пересел на диван, взял мой сэдвич со стола и начал жадно есть, не обращая на меня внимания.

– Вижу вам намного лучше. – возмутился я.

– Да, чувствую себя лучше всех. Тони Россини и не такое переживал. – он громко чавкал и говорил с набитым ртом, запивая содовой. – Скажи, парень, у тебя есть что-нибудь сладкое? Кексы там, или пончики. На вот, пара баксов. Принеси.

Во мне кипела ненависть. Мне хотелось сказать что-то вроде “слушай меня внимательно, наглая свинья, выметайся из моего дома!” Но стоило мне увидеть кобуру на ремне…

– Сэр. – я говорил медленно и чётко. – При всём уважении, позвольте дать вам врачебную рекоммендацию. Советую вам пару дней оставаться дома и не пить спиртного. А теперь, прошу покинуть мой дом.

Тони посмеялся, в шутливой манере достал пушку и снял с предохранителя.

– Всё ещё просишь? – в наглых глазах блеснул азарт.

– Вы не выстрелите.

– Рабочий квартал, малой, а ты – свидетель. К тому же, ты у нас… Живёшь бедно. По тебе даже плакать не будут, будь уверен. Слишком никчёмен.

Тони наставил ствол на меня с ухмылкой на лице. Внутри мне хотелось встать на колени и умолять о пощаде. Но я понимал: под таких ребят нельзя прогибаться. Когда он достал сигарету, продолжая угрожать пистолетом, я холодным тоном громко произнёс:

– Я запрещаю курить в своём доме.

Вена на лбу Россини вспухла, глаза стали большими. Он резко подошёл ко мне и ткнул пистолетом прямо в сердце, приложив ладонь к уху.

– Мне не послышалось?

– Я сказал, я вам запрещаю курить в своём доме. Вы живы благодаря мне. – я поднял окровавленные руки, он смутился. – Кодекст чести, как никак. А теперь опустите пистолет. – я почти сказал “пожалуйста”, но вовремя остановился.

Толстый мужчина с большим лбом стоял в моём доме, в моей расстёгнутой рубашке, угрожая при этом пистолетом. Я знал: дам слабину – подпишу смертный приговор. Я не отводил взгляда. Видимо, Россини этого не ожидал. Я тоже. Что-то в его глазах блеснуло, он громко рассмеялся и убрал пистолет. Затем гангстер позвонил кому-то и рассказал что с ним случилось. “Всё доставили, следов нет. Чисто." Как только он собрал свои вещи, то посмотрел на меня а затем достал из кармана кошелёк, отсчитав приличную сумму.

– Заслужил. До скорой встречи.

– Надеюсь мы больше не встретимся. – я процедил это сквозь зубы,.

– Ошибаешься, парень! – он неприятно похлопал меня по щеке. – Мы встретимся скорее, чем ты думаешь. И вот совет: в следующий раз будь вежливее с человеком моего положения. Ciao!

Он улыбнулся и вышел из дома, насвистывая “Bella, ciao”. Я закрыл дверь и снова сел в кресло, откинув голову. Когда я отдышался и наконец-то смог мыслить с холодной головой, то пересчитал деньги. Огромная сумма, которой мне хватило бы на три месяца! Голова гудела, в квартире стояла давящая тишина, а сердце разрывалось и требовало ответов. Я сел в кресло и стал отпивать виски, наблюдая закат. Оставалось только ждать Фрэнка.

***

В ночи, где-то в двеннадцать часов ночи, раздался тихий и осторожный стук в дверь. Я сильно напрягся, но всё же встал и пошёл открывать, стараясь не шуметь. Вдруг Фрэнк привёл своих друзей?

– Кто там?

– Это я, Джимми.

Момент истины настал. Как только дверь открылась, я отрезал себе обратный путь.

– Хвоста не было? – он покачал головой. – Заходи.

Я закрыл дверь, Фрэнк молча кивнул, после чего подошёл к холодильнику. Ком в горле становился больше, а сердце билось быстрее. Капли пота стекали по лбу, руки трястись. Я ещё никогда так не нервничал. Вспомил главный принцип врача: хладнокровие. Только сейчас заметил, что вид у него был потрёпанный, а на белых рукавах оставалась грязь и пятна от машинного масла. Возле левой брови была небольшая ссадина.

– Ты ударился?

Он вздохнул.

– Ну, можно и так сказать. – он хлопнул в ладоши, готовясь к тяжёлому разговору. – Ладно, Джимми, всё скажу. Только никому…

– Фрэнк, здесь я ставлю условия. Ты пришёл ко мне с раненым гангстером и копом на хвосте, рискуя моей жизнью и свободой, и только благодаря мне ты в безопасности.

Видимо, он надеялся, что я не стану задавать лишних вопросов. Он смотрел, пытаясь найти хотя бы часть прежднего доверия.

– Как ты познакомился с этим… Дони.

– Тони. В феврале пришёл к нам в мастерскую, хотел починить старенький Шевроле. Стив не стал браться за “кусок дерьма”, мы поссорились, я работал один. Тони заметил, как я быстро и “ловко чиню машины” и предложил работу. Я понятия не имел, о чём он попросит, клянусь! Знаешь, из всех в мастерской он был единственным, кто относился ко мне с уважением. Всё слушал, не перебивал, не смеялся – нормальный мужик! – Фрэнк ударил кулаком по столу, выпил стакан воды и продолжил. – Со временем я стал чинить тачки только для Тони и его людей. Я сразу понял: итальянцы в костюмах на “американских толстяках” – ребята Тони. Никого не хотели видеть, кроме меня. За вечер получал около 120 долларов, а это – неплохие деньги. Сказали, я – парень с задатками. На прошлой неделе Тони начал ругаться со Стивом: оставил ключи в салоне. Ну а я что? Я с разрешения всркыл замок, завёл авто, решил проблему. Потом он предложил отвести его к кафе. Стив был против, но я сел за руль и отвёз в небольшой итальянский рестран. По дороге он много говорил о доверии, о том, что я надёжный парень. Сказал, что такие люди ему нужны…

– Долго ты так с ним общался?

– Почти три месяца. Я ж не знал, что он из этих, не смотри на меня так!

– Хорошо.

– Короче, ему нужен был хороший водитель. Сказал, приехать утром к городской ратуше. Откажусь – труп, соглашусь – преступник. Представь, какого мне. А я ведь молчал до последнего, и пошёл к тебе только потому, что ты – надёжный человек. Короче, я должен был увести фургон. Замок оказался простым, но я не подумал о сингалке. Я вёл, Тони стрелял. И тут этот пёс, как на зло, выбежал на дорогу. Машина в хлам, Тони ранен. А до тебя было рукой подать! Позже я перепрятал деньги, отлежался в кафе и сразу же рванул к тебе.

Мы сидели в тишине. Фрэнк стоял и ждал реакции. Будь я на месте Фрэнка…

– Мне нравится работать в автосалоне, но зарплата – гроши. Да и Стив – тот ещё козёл.

– Почему ты не найдёшь новую работу?

– А зачем? Мне нравится шум мотора, запах бензина, звук стёртых колёс, нравится держать гаечный ключ в руках… Тони понимает это, и слушает меня.

– Никто, кроме гангстера тебя не понимает…

– Не надо делать из себя святого, Джимми. Я говорил с Тони. Сколько он тебе дал?.

– Восемьсот пятьдесят долларов.

– Даже больше, чем мне. И ты у него на хорошем счету. К слову, об этом. – он сделал глубокий вдох, на его лице пробежала мимолётная улыбка. – Он предлагает работу.

– Работу? На мафию? – я истерично рассмеялся. – Да я ни за что…

– Слушай, Джимми, долго на шее у родителей будешь сидеть?

– А что ты…

– За один день ты получил столько, сколько не получил бы и за три месяца. А тебе и так не платят за практику.

– Меня посадят! Или, ещё хуже, прибьют.

Фрэнк тяжело вздохнул, подошёл ко мне и положил мне руку на плечо.

– Я видел, Джимми, как ты убиваешься. Как долго будешь хоронить талант хирурга? Сам подумай: тебя впервые оценили по достоинству, причём незнакомый человек. Видел бы ты, как он всем рассказывал про “храброго пацана, который голыми руками вылечил его”.

– Он так говорил? – я повернул голову.

– А то! Тем более, Тони не нужен твой опыт работы или практика. Ему нужны умения и преданность. Это он ценит больше всего.

– Это очень опасно, пойми. – в моём горле будто что-то мешало, сердце билось чаще. – Тюрьма – это всё! Карьера и жизнь загублена, ты идёшь либо уборщиком, либо механиком. Я… Я не знаю…

– Думаешь, я сам не боюсь? Да мне куда страшнее твоего! Облажаюсь я – потяну тебя за собой, а оно мне надо? Слушай… Это всё очень запутанно, и я уверен, что поступаю неправильно. Но будь ты на моём месте, то тоже предложил бы лучшему другу работу мечты.

– Но всё же, это всё так странно, что…

За окнами прозвучала полицейская сирена. Я мигом заслонил шторы и прижался к стене, Фрэнк продолжал оставаться на месте. Машина проехала, я выдохнул. Когда мне протянули стакан с виски, я понял: он по-прежднему мой друг. “Но будь ты на моём месте, то тоже предложил бы лучшему другу работу мечты."

– Ну и день.

– И не говори. – Фрэнк похлопал по плечу. – Подумай о работе, Джимми, серьёзно. Тебя уважают, о тебе заботятся…

– По-твоему, это веские поводы вступать в мафию?

– Просто лечи людей, словивших пулю. Я замолвлю за тебя словечко перед Тони, только свистни. И ты в любом случае останешься моим лучшим другом. Набери, как примешь решение.

Когда Фрэнк вышел, я остался наедине со своими мыслями. За окном был глубкойи вечер: всё стихло, соседи давно легли спать, в соседнем доме горела пара окон. Только лунный луч одиноко освещал пустую комнату. Сидеть в темноте было комфортно, будто я был отрезан от внешнего мира. Всё это выглядело так странно, будто я попал в дурной сон, где совсем скоро появится гусеница, курящая кальян. К таким моментам никогда не бываешь готов. Я оглядел потрёпанную квартиру, из которой не вылезал почти год. Страшно было осозновать, что это – потолок. Столько противоречивых эмоций за день, мне было тяжело заснуть. И ведь не у кого просить помощи: Кларис не поймёт, друзей нет, а звонить родителям – себе дороже. Начнётся ссора, меня вновь назовут неблагодарным, скажут, что я должен обеспечить им старость, а потом они обиженно повесят трубку. Я ходил из стороны в сторону, рассматривал отражение в зеркале, дышал свежим воздухом у окна, лежал с открытыми глазами на диване и даже думал о ночной прогулке в неблагополучном квартале, настолько мне было тяжело принять решение. Что-то отговаривало меня от этой затеи. Чувство, будто на меня напала лихорадка, грудная клетка содрагалась от холода. В голове еле слышно шептал внутренний голос. Мол, я делаю неправильные вещи. Очевидно! Разве оно мне надо? Я не то, чтобы остро нуждался в признании или деньгах, но мафия… Они и правда хорошо одевались, имели отличные тачки, богатые дома и прочие радости жизни. Вдруг я перееду в деловой квартал? С другой стороны, мне также было страшно за Фрэнка, и я не хотел видеть себя человеком, переступившим закон, но если я проведу ещё полжизни в этой дурацкой больнице Олафа… В одном Фрэнк был прав: мой труд никогда не ценился. Плох ли тот человек, который не пользуется возможностью реализовать себя? Свои таланты? На войне все средства хороши. На глаза попался телефон. При лунном свете белоснежный диск стал более синим, загадочным. Один звонок, одна минута – и у меня было бы всё, о чём можно было мечтать парню из Юты. Я остался наедине со своими мыслями, и я сидел в квартире до тех пор, пока не принял решение позвонить.

Глава 5. Собеседование

Мне пришлось просидеть в душной квартире больше пяти часов. Какими только вещами я не старался себя занять: уборка, чтение, даже попробовал что-то приготовить. Только в полдень в дверь квартиры постучали. Трудно понять, что было тяжелее: прожить ещё пару часов в неведении или открыть дверь. Я держался уверенно, стараясь скрыть страх. Тони выглядел бодро, особенно на следующий день после операции, но его живот обтягивала белая рубашка, которая явно была ему мала. Даже под одеждой торчали бинты. Фрэнк протянул руку первым.

– Итак, Тони, это…

– Джеймс Питерсон. Piacere. Твои швы, ух… Будто в меня и вовсе никто не стрелял.

– Спасибо, Тони. – смиренно ответил я.

Пока бандит расхаживал по дому, Фрэнк подошёл ко мне и наклонился ближе к уху.

– Джимми, будь другом: не дерзи ему на этот раз, а?

– Я…

– Ради меня. Пожалуйста.

Я сразу заметил потребность Тони в никотине, когда он облизал губы. Было видно, что несмотря на желание покурить, он уважал принципы моего дома. Это приятно удивило. Пока Фрэнк выбирал удобное место, Россини пожирал меня глазами, будто искал во мне слабину. Главное – не показывать её.

– Дерьмовая квартира.

– Согласен. Давно бы съехал.

– Куда хочешь? – он оживился.

– Деловой квартал. Хорошая природа, отличный вид.

– А дальше?

– А дальше – посмотрим. Знать всё наперёд – скучно. Никакой свободы действий.

– Интересно. – он хлопнул в ладоши. – Джимми, я скажу тебе как есть: у тебя талант. Мои люди и моё руководство оценило тебя по-достоинству. – он коснулся двумя пальцами перевязанного плеча. – Откуда у двадцатилетнего парня такие знания?

Тони закинул ногу на журнальный столик. Фрэнк же спокойно сидел на подоконнике, следя за беседой. Прямо сейчас я чувствовал, что в маленькой квартире ведутся переговоры с самым опасным человеком, которого я когда-либо встречал. Мой товар – моё слово, верность, время и талант. Меня интересовало, как высоко я смогу поднять цену, и худшее, что я мог сделать в ту минуту – быть скромным.

– Лучший выпускник Юты, образцовый стажёр больницы святого Олафа, лучший хирург города Франклин Шепард подтвердит его слова.

– Слышал про Шепрада, похвально. – Тони одобрительно кивнул. – Наверняка, работа даётся очень нелегко.

– Куда сложнее найти хорошего босса, на которого хочется работать.

Тони тихо посмеялся, а ответил улыбкой. Фрэнк продолжал следить, чтобы диалог не зашёл слишком далеко.

– Большинство боссов – циничные бюрократы и лизоблюды. Ты им не интересен, пока не станешь выгодным, а до тех пор ты – лишь мусор под ногами. Фрэнк, из-за гулпых законов ты горбатишься на автосервисе, хотя ты – водитель от бога, который может с закрытыми глазами собрать тачку.. Или вот ты, Джимми. Разве тебе не обидно, что ты пашешь как лабораторная крыса, пока ребята вроде Шепарда пожимают руки политикам и бизнесменам? – я стал ерзать в кресле, Тони это заметил. – Вижу, что правда тебя сводит с ума.

– Где гарантии, что твой босс – не Шепард?

Фрэнк ужаснулся от моих слов, Тони продолжал смотреть мне в глаза.

– Ха-ха-ха! Улавливаешь суть моих слов. Спешу тебя разочаровать, парень: в мире нет гарантий. Единственное, что ты можешь – попробовать, если облажаешься – вини только себя, но даже это лучше, чем упустить такую возможность. В нашем деле честность и уважение – фундамент, а доверие – самый дорогой ресурс. Мы можем найти других ребят, так что…

– Таких же быстрых? Профессиональных?

– Не зазнавайся, парень. – В этот момент Фрэнк хотел что-то сказать, но Тони быстро поставил его на место. – Твоё бахвальство заканчивается там, где начинаются угрозы. Любой парень в погонах – и вы стучите на каждого, лишь бы сохранить свою жалкую жизнь, и не важно, сколько будет загублено. – он подвинулся ближе, смотря на меня с пониманем и опаской. – Двадцатилетний парень за двадцать солдат. Неравноценный обмен, согласись. К тому же, вдруг – совершенно случайно – мы сидим здесь и ждём, как ребята в форме заберут меня к себе?

Фрэнк ёрзал в кресле, по моей щеке скатилась капля пота. Глаза Тони, казалось, видел через одежду и кожу моё сердце, тщательно следя за пульсом. Я лишь наклонился в ответ и улыбнулся:

– Опасения оправданы, но я – отлтчная, нет, лучшая долгосрочная инвестиция. Ваши сотрудники – на вес золота, мистер Россини, и потому я лично буду отвечать за здоровье каждого. Если вы доверились Фрэнку, и он не подвёл вас, чем я хуже? И нет, я не претендую на уровень личного доктора Папы Римского: просто рассчитываю на взаимное сотрудничество и понимание. Считайте меня вашим союзным государством, а не подконтрольным.

– А если я не захочу сотрудничать? – он облизал губы.

– Тебе не поздоровится. – высказался Фрэнк, сурово посмотрев в сторону Тони.

– Это что, угроза?

– Предупреждение. – Россини почти достал пистолет, но мои слова его остановили. – Таков уговор: либо мы оба работаем, либо мы оба уходим.

Мы пару минут смотрел друг на друга. Я чувствовал, как он хотел выжать из меня все соки, желая эксплуатировать. Я мало слышал про гангстеров, и я, возможно, сделал самую крупную ошибку в своей жизни, которая станет последней, ведь я рассчитывал на какой-то неписанный кодекс чести. Фрэнк уверенно смотрел на Тони, на его лице не было и доли сомнения. Тони на миг отвёл глаза, размышляя над условиями сделки. Медленно почёсывая подбородок, я уже знал: для закрытия вопроса не хватало чего-то, что его расположит к себе.

– Прекрасно понимаю твои опасения, это большой риск. Но ты ведь рисковал, когда впервые занялся этим делом. И что, пожалел?

Я успел поймать его мимолётную улыбку. Давно хотел работать на человека, который знает преимущества своих сотрудников. Он убрал пот салфеткой, сдела

– Тебе всегда нужно быть на связи. – наконец, сказал он. – Каждый день, каждую минуту ты будешь сидеть и ждать, когда к тебе придёт кто-то из наших.

– А как же походы в магазин?

– Твои проблемы. И я не позволю тебе работать непригодными инструментами: всё должно быть чисто и стерильно.

– Обижаешь!

– И последнее: я человек, который очень не люби разочаровываться. Особенно в людях. – он протянул мне руку. – Надеюсь, ты это понимаешь?

Выждав пару секунд, я продолжал размышлять. Тони стоял, не отрывая взгляда, Фрэнк нервно постукивал пальцами по коленям. Момент истины, Джимми: всё или ничего. Ощущение, будто я прыгаю со скалы в неизвестность, рискуя собственной жизню. Меня трясло, но не от страха. Я почувствовал адреналин в крови, пульс участился, а на лице появилась довольная улыбка, предвкушающая желанную жизнь. Его рукопожатие было крепким и сильным.

– На днях встретимся и обсудим условия работы. До связи. – он обратился к Фрэнку. – Ты был прав.

– Насчёт чего? – спросил я, провожая Тони.

– Он сказал, что ты честный и надёжный. За встречу ты ни разу не соглал.

– А как ты…

– По глазам заметил.

Мы с Фрэнком остались один на один в пустой квартире. У меня тряслись руки, в миг появились силы, чтобы пробежать целый марафон. Я похлопал Фрэнка по плечу.

– Пойдём, купим четыре бутылки пива. Отметим моё повышение.

Глава 6. Рабочие будни

Меня разбудил телефонный звонок. Головная боль от интоксикации алкоголя была мучительной: будто мозг засунули в бутылку и по ней стучали бейсбольной битой. Не знаю, как и в каком состоянии вчера доехал Фрэнк, но я был уверен, что ему было точно так же плохо, как мне. На полу валялись три, четыре, пять… Девять банок пива и две от дешёвого, но крепкого виски. Рядом была небольшая лужа от содовой, которую я наскоро вытер носком. Телефон продолжал звонить, разрушая мою голову. Нехотя встав со скрипящей кровати, я взял трубку.

– Ало? – удивительно, как членораздельно я разговаривал.

– Сейчас подъедут мои ребята.

– В семь утра? С ума сошёл?

– Взялся за работу – исполняй свои обязанности. Жди их через полчаса.

– Положись на меня.

Услышав гудки, я положил телефон, протёр глаза, а затем, умывшись холодной водой, стал убирать квартиру. Было стыдно: кто ж знал, что операция будет на следующий день? В стакане воды растворилось три таблетки аспирина, я выпил всё залпом. Когда сквозь окна пробился солнечный свет, слепящий глаза, в комнате стало гораздо веселее: можно было готовиться к работе. В моём чемоданчике, с которым я переехал, лежало медицинское оборудование, на котрое копил целый год. Я аккуратно расложил все предметы перед собой, уделив внимание каждому, но меня всё ещё мучило похмелье. Жирный кусок курицы, пачка молока, пару походов в туалет и холодный бодрящий душ – всё помогло скрыть мешки под глазами, плохой запах изо рта и вялость движений. На минуту захотелось прилечь и подремать, но не вышло: не успел я убрать бутылки, как раздался яростный стук в дверь. Я встретил гостей, кем оказались два здоровых брюнета. Потрёпанные кожаные куртки смотрелись очень стильно, но ботинки были чем-то испачканны. Они вносили молодого худощавого парня, чья нога была в крови, а штанина разорвана в клочья. И как они затащили его на третий этаж?

– Что произошло? – мой голос всё ещё сипел.

– Собаки. – ответил басом парень с зубочисткой.

По моей просьюе ребята положили его на стол и сняли одежду, пока я осматривал больного. Зрачки реагировали на свет, пульс стабильный. Парень волновался, часто дышал и боялся смотреть на свою рану, но лежал смирно. Когда я осторожно провёл пальцем по ноге, он выругался и сдержал крик. Кровотечение не сильное, важные вены не были задеты. Самый большой риск – инфекции или ампутация. Надев перчатки, я сделал замечание итальянцу в солнцезащитных очках: никаких сигарет в моём доме.

– Может её водой промыть?

– Слышь, Генри, доктору лучше знать. – парень в очках начал мне нравиться.

– Не, мысль хорошая.

Я взял склянку спирта, предупредив больного о жгучей боли. Парни подошли и схватили его за руки и ноги, худощавый сдержанно кричал.

– Собака была дворовой или домашней?

– Чёрт, ты бы видел этот золотой ошейник.

– Хорошо. – я похлопал больного по плечу. – Бешенством не заразишься. Скорее всего…

– Так он жить будет? – спросил Генри.

– Что за глупый вопрос? – снисходительно ответил я. – Возьмите пока швабру в клодовке, сломайте пополам.

Пока громилы её искали, я увидел торчащий из плоти зуб. На миг, стало жалко пса. Проведя рукой по инструментам, я выбрал средниц пинцет и сел на колени, посветив настольной лампой на окровавленную ногу. Позади раздался треск: парни нашли швабру.

– Держите его как можно крепче.

Ребята подошли к краю стола, крепко схватили раненого и ждали моей команды. Я вытер свойпот с лица рукавом, собрался с духом и крепко схватился за клык. Как бы я аккуратно не работал, зуб продолжал торчать, действуя мне на нервы. Пацан дёргался, выл, но крепко держался за парней. Я тащил клык, капли пота стекали по лбу, парни не шевелились. Наконец спустя несколько минут, инородный предмет был удалён. «Сейчас будет больно» – подумал я. Взяв склянку спирта я быстро дезинфицировал ногу пациента, отчего тот ударил меня ногой по челюсти, но я выдержал и уже спустя минуту стоял с ниткой и иглой в руках. Когда рана была зашита, я обработал её ещё раз, чисто для подстраховки. Надо же, справился за двадцать две минуты. Я стал перевязывать ногу бинтами, затем приложил палки от швабры и сделал нечто вроде шины Дитерисха, чтоб нога поскорее выздоровела. Помню, как ставил её в университете. Парень мог бы и так пойти на поправку, но ноге нужен был полный покой. Как только пациент перестал дёргаться и начал медленно приходить в себя, он отпил виски, выругался, пересел на диван и проспал полчаса.

В небе высоко стояло солнце, за окном проезжали машины, из соседних окон играло радио, город медленно оживал. Вдали я слышал, как дети играли рядом возле автобуснй остановки. Мы говорили с братьями Маронни на отвечённые темы: политика, миграция, истории из жизни, женщины. Они оказались приятными ребятами: их можно было принять за грузчиков или шовёров, если б не пистолет за пазухой. Тем временем Робби пришёл в себя, я спокойно сел и объяснил ему, что нужно для ремиссии: покой, регулярные ванны и дезинфекция раны. Никаких перемен температур, сильных нагрузок и наркотиков.

– Это… – начал Генри. – Чарли уже в машине, а Робби я отведу сам. Вот оплата. – он передал конверт. – Хорошего дня, мистер Питерсон.

– Погоди. Накинь ещё пятьнадцать долларов?

– За что? – он развёл руками.

– За швабру.

Скривив лицо, он передал мне купюру, после пожал руку и уехал. Подойдя к окну, я видел, как Чарли и Генри сажали Робби на заднее сиденье глянцевого автомобиля. Чёрная машина со стильными дисками на колёсах, стёкло было чистым, зеркала – стильными. Ребята уехали быстро, оставив следы от колёс.

Я закрыл дверь, убрал улики, и приготовил обед: чизбургер с мятой картошкой и кружку пресного американо. Должен признать: чизбургер был неплохим. А вот про картошку тоже самое сказать не могу: какую-то каша бледно-жёлтого цвета. Не люблю пить кофе с сахаром, однако на этот раз пришлось: я его слегка передержал. Поев и умывшись, я был готов открыть конвер. Казалось, что может сделать это утро ещё лучше?

Денежная сумма была больше, чем в прошлый раз. У меня подкосили ноги, и я рухнул на стул. Столько перспектив появилось в моей голове… Да с такой зарплатой я мог бы накопить на хорошеньки гардероб за месяц, а через полгода и домик можно было бы построить. В деловом квартале, причём! Сделав радио погромче, я открыл настешь окна назло соседям и стал подпевать игравшей песне. Я переложил деньги в кошелёк и думал, как бы отметить своё повышение. Обязательно нужна была хорошая компания, а Фрэнк явно будет занят вечером. “А давненько у меня не было свиданий” – подумал я, набирая знакомый номер.

Узнав, что я собрался посетить один из самых дорогих ресторанов города, Кларис завизжала как девочка. Её голос был оптимистичным, она начала лихорадочно примерять платья, и так увлеклась, что напрочь забыла обо мне. Я договорился подъехать к её дому, и у меня было целых пять часов на то, чтобы привести себя в порядок. Я купил отличный серый пиджак, тёмные брюки и шикарные туфли. Весь костюм сидел на мне просто идеально, кожа дышала, туфли не давили. Даже пуговицы выглядели опрятно, и сочетались с моими голубыми глазами. Ткань приятно обволакивала тело, я чувствовал себя стройнее. Давно хотел себе купить по-настоящему хороший костюм. Когда я подъехал к её дому, был уже глубокий вечер. В букете было ровно двадцать три роз. Когда Кларис вышла из дома и взяла цветы, то подарила мне нежный поцелуй в щёку.

Я решил отвести нас в «Сицилию»: один из самых престижных ресторанов города. Квадратное здание было огромным, на верхних этажах виднелась неоновая вывеска с улыбающимся ягнёнком. Слева располагалась огромная парковка, размером с футбольное поле. Выйдя из роскошного такси, я взял Кларис под руку и сопроводил её ко входу. Все официанты были в голубых пиджаках и чёрных брюках. Выждав небольшую очередь, официант в стильных очках сопроводил нас к столику рядом со сценой. Увидев зал, я потерял дар речи, а у Кларис упала челюсть. Заведение скорее походило на оперный зал. Потолок был украшен в виде большой звёздной карты, нарисованной в стиле итальянских художников, на стенах висели репродукции картин, весь пол был обид бархатным ковром, красные шторы из того же материала, позолоченные перилла, мраморные величественные колонны, размером с дом, бордовые скатерти, большой аквариум с рыбами, дорогая мебель – в воздухе стояла атмосфера роскоши, богатства, успеха, а главное – изысканности. На большой сцене выступал джазовый оркестр: рояль занимал четверть сцены, рядом с ним была пара скрипачей, человек с контрабасом и обворожительная солистка в облигающем белоснежном платье. Половина зала смотрела только на её грудь, но её голос играл на струнах души. Нас провели к столику, Кларис села напротив, пока я начал рассматривать меню. Она надела серьги, которые я видел на прошлом свидании, но на ней было новое чёрное платье, с неприлично большим вырезом.

– До сих пор не могу поверить, что мы здесь. Тебе нравится? Скажи, что нравится!

– Безумно. Особенно нравится то, что я сижу рядом с тобой.

Она покраснела и коснулась меня ногой.

– Что будете заказывать? – спросил наш официант.

– Мне стейк средней прожарки и красное вино. И… Яблочный пирог.

– Я бы вам его искренне нерекомендовал… – прошептал официант, с улыбкой на лице.

– Я хочу попробовать яблочный пирог.

– Филе-миньон очень плохо сочетается с яблочным пирогом.

Он растерянно оглядывал нас обоих, стараясь быть вежливым, но настойчивым. На миг я встал и похлопал его по нагрудному карману, суя туда купюру.

– Неужели мне не хватит и ста причин, чтобы описать мою любвоь к яблочному пирогу?

– Пирог будет подан в лучшем виде! А что желает юная мисс?

– Мне пожалуйста салат и треску на грилле. – улыбнулась Кларис

Парниша удалился так же стремительно, как и ушёл. Эх, если б я такие чаевые получал, может, тоже в официанты пошёл.

– Что ж, давно не общались.

– Интересно, почему… Ну, ладно, не охота скандалить. – она отломила кусок хлеба и запила минеральной водой из кристально прозрачного стакана. – Последнее время всё складывается просто отлично. Клиенты довольны, мне платят, всё как обычно. О! Недавно наткнулась на одну книгу, про финансы и как ими распоряжаться. Ну, на что стоит тратить деньги, а на что не стоит. Такая интересная, читать – одно удовольствие. Самое приятное – в книге было очень много пунктов, о которых я, в целом, догадывалась. Приятно.

– И на что же, по-твоему, не стоит тратить деньги?

– Не хочу показаться грубой, но… – под скирпку и саксафон Кларис развела руками, намекая на ресторан. – Это явно не очень хорошая инвестиция.

– Моё эго задето, я ухожу.

– Перестань! – она кокетливо бросила салфетку.

– И куда тогда инвестировать?

– Образование, недвижимость, здоровье.

– Ладно, дома и страховка, но образование…

– Это ты зря, Джимми. Как раз на следующей неделе иду на курсы финансовой граммотнсти. И нечего закатывать глаза: это – мой ключ к будущему успеху. Лучше купить курицу, чем одно яйцо, верно?

– Спорно…

Вернулся наш парниша в очках, красиво подав блюда. Стейк оказался очень мягким, с ненавязчивым ароматом дымка, а помидор украсил белоснежную тарелку, вино же помогало раскрыть его вкус. Что до пирога – он был таким нежным, что я закатил глаза, как только положил кусок в рот. Будто ужинал пирогом из небесных яблок. Кларис осталась довольна салатом, хоть и не дала мне попробовать.

– Хватит обо мне. Жду твоих увлекательных историй. Как практика?

– Ну… – я чуть наклонился вперёд, широко улыбнувшись. – Скажем так, мы отмечаем моё повышение.

Кларис ахнула и и хлопнула в ладоши. Её живая реакция была фантастической.

– Поздравляю! Ты ведь так долго этого хотел. В больнице Олафа повысили?

– Другое отделение. Лечу солдат, в основном.

– Опасно и рискованно. Это так заводит…

– Сколько ты бокалов вина выпила?

– Милый, это ещё треску не принесли. И как, сложнее, чем на практике?

– Потому и взялся: больше риск – больше оплата.

– Ты сам-то доволен?

– А разве не видно? Сходил в ресторан мечты с девушкой мечты.

– Ой, льстец. – она засмущалась.

На протяжении двух часов мы говорили о всякой чепухе: о кино, музыке, моде. Всё в ресторане было великолепно: официанты были вежливыми, еда – аппетитной, а музыка – зажигательной. Я даже уговорил Кларис потанцевать со мной. Музыканты ненавязчиво играли со сцены, на них светили яркие прожектора, а богатые и счастливые люди танцевали вальс. Я положил руку ей на талию, она подошла ближе и положила свою руку мне на плечо. Певица так вытягивала ноты, что остаться к её исполнению равнодушным было преступлением против человечества. Алкоголь, чувства к Кларис, новая работа – всё стало таким лёгким, непринуждённым. У меня даже не было желания сдерживаться: от моих комплиментов Кларис явно засмущалась, но мне было всё равно, ведь они шли от сердца. На миг я пересёкся взглядом с официантом в очках: он улыбнулся и кивнул головой. Забылись все трудности, проблемы с Шепардом и даже тот факт, что моя квартира – помойка. Всё было совершенно потрясающе, и в голове будто что-то щёлкнуло. Вечер в “Сицилии” – не просто свидание, а путёвка в ту жизнь, которую я заслужил. Своей работой, терпением, упорством и желанием развиваться – вот тот уровень, к которому я хочу и буду стремиться. Роскошь, изысканность, престиж. Жаль, здесь нет моих родителей: они бы кусали локти от зависти. Единственное, чего мне не хватало – дорогих часов на запястье, но это – вопрос времени.

К одиннадцати часам вечера мы вышли, облокотившись друг на друга, и сели в такси. Поездка была недолгой, мы всё время держались за руки и смотрели на огни ночного города. Из-за выпитого вина я не испытывал стыда перед Кларис за свой небольшой беспорядок, да и она не обратила внимание на квартиру. Пока я разувался, она стала искать подходящую атмосфере радиостанцию. Решила остановиться на блюзе. Я подсел с двумя чашками, только вместо кофе там было вино.

– За нас. – Мы чокнулись.

– Ой, слушай, Джимми! – она положила руку мне на плечо. – Ты так и не рассказал про ту девушку, которой хотел сделать подарок в рождество. Как её звали…

– Кэт…

– И что случилось?

Допив вино, я положил руку ей на талию и прижал к себе. Так было легче вспоминать.

– Я копил деньги на подарок. Полгода работал, и решил в канун рождества подарить ожерелье, о котором она давно мечтала. Пришлось встать в 6 утра дабы занять очередь, и после спора с консультантом наконец, купил дорогое серебрянное ожерелье с именной гравировкой. И вот, я бегу с этим свёртком в руках, и вдруг появился Майкл Браун. Слово за слово – началась потасовка, а через пару минут за нами гонится полицейский. Только когда я убежал, то нащупал дыру в кармане, где лежало ожерелье.

– О боже… Мне так жаль…

– На следующий день я пришёл к Кэт и рассказал всё как есть. Думал, она меня поймёт. – я протёр влажные глаза. – Но на её шее было что-то серебрянное с гравировкой “Любимой Кэт”. Ох, и много грубостей я тогда наговорил. Слушай, я тогда сильно посорился с родителями, и еле как сдал экзамены, плюс эта практика… За словами я не следил в тот вечер, как и она. “Как ты посмел присвоить заслугу Майкла себе? Ничего не добился, а теперь лжёшь в глаза” – я рассмеялся с горечью на сердце. – И где карма была в тот момент, когда мне разбили лицо тарелкой? Разве это справедливо? Месяцы работы в невыносимой клинике, а из-за этого урода я потерял деньги и…

– Джимми…

– Нет, послушай, дело не в ожерелье. Почему она так легко ему поверила? У меня на лице написано “лжец”? Так почему она так поступила?! Почему эта неблагодарная дрянь так со мной поступила?!

– Джимми, ты меня пугаешь.

Кларис вжалась в диван и смотрела на меня с широко открытыми глазами. Сам не понял, как обнаружил себя стоящим в гостинной с пустой бутылкой. Закрыв лицо руками, я успокоился и извинился, сев обратно.

– После часа ругани она вышвырнула меня на мороз. В канун рождества. Я встречал его один, с жутким похмельем на следующий день. – по моей щеке катилась слеза. – Мы не переписывались. Учится сейчас на адвоката, живёт где-то в Канаде. Это – всё, что я знаю. Ни один человек не принёс мне столько боли как Кэт. И что мне за люди попадаются? Шепард, Браун, Кэт… Может, именно из-за низ я стал грязным циником…

Кларис взяла мою руку, я взглянул в её глубокие и чистые глаза. Никто не смотрел на меня так, как она.

– Я понимаю твою боль, Джимми. Если спросишь меня, мне кажется, твоя чёрная полоса закончилась.

Она крепко поцеловала меня, обхватив шею. Её помада была со вкусом черники. Одно её присутствие сделало мой вечер. Рядом с Кларис я чувствовал, что живу. Когда она отодвинулась, то продолжала смотреть в глаза так, будто смотрела в космос. Её зрачки расширились, чёрные волосы легли на плечи, щёки покраснели. Я приобнял её, поцелова в лоб и мы стали безмятежно сидеть на старом диване. Радио играла романтическую мелодию, за окном горели фонари, в квартире стоял приглушённый свет настольной лампы. Мы лежали рядом в полной тишине, и в момент, когда она заснула на моём плече, в голове пробежала мысль: кажется, я влюбился.

Глава 7. Откровения Фрэнка

На протяжении целого месяца я работал подпольным врачом, и с каждым “пациентом” я совершенствовался, заводил друзей, а на зарплату позволил купить себе качественные немецкие инструменты, в частности – тонкий скальпель и прочный пинцет из хирургической стали. Тони всячески поощрял меня и хвалил своему “руководству”. Можно сказать, с ним вообще не было проблем. Несмотря на хорошую зарплату, которая мне и не снилась в больнице святого Олафа, я из принципа более не посещал “Сицилию”:в этот ресторан нужно было идти по особому поводу, которого пока не было.

И в отношениях с Кларис всё складывалось замечательно: мы регулярно гуляли, общались и проводили ночи вместе. Чем чаще я с ней виделся, тем больше видел её как надёжного спутника жизни. Думал, что она сильно расстроится, когда я отведу её на набережную, а не в дорогой ресторан, но она только кивнула, улыбнулась и взяла меня за руку. Таких понимающих девушек я ещё не встречал. Больше всего я боялся того, что она прознает о работе. Мне казалось, что она давно всё поняла, но у нас обоих не хватало смелости заговорить первым, потому мы вели эту дурацкую игру. Глупо, но меня устраивало.

А вот с Фрэнком я не общался уже долгое время. Когда заходили ребята Россини, они часто отзывались о нём, как об одном из лучших парней в деле, указывая на его трудолюбие и то, как много он делает для Россини и дона в частности. Мол, и машину починет, и в трудную минуту выручит и даже пончиков принесёт. Робинс стал работать кем-то вроде поставщика: под его руководством проходила еженедельная доставка европейских автомобилей и редких запчастей, а после её развозили по всей стране. Он нашёл работу мечты, а главное – людей, которые его слушали. Но вот, что меня напрягало: я ни разу не слышал, как Фрэнк кого-либо убил или ограбил. Либо удача была на его стороне, либо тут явно что-то не клеилось. Да и пистолета при нём никогда не было…

И всё же, несмотря на слова Тони, у меня была возможность выходить на улицу. Была середина июня, и Харбортаун преобразлися до неузнааемости. Дамы стали надевать откровенные платья, город патрулировали фургоны с мороженным, за городом проходили местные дискотеки а люди на пляже играли в воллейбол почти каждый день. Народ здесь очень отзывчивый. Когда я переехал, то частенько выходил на улицу и заводил новых друзей. Понмю, как я отпраздновал день независимости с незнакомцами, которых видел отсилы пару раз. Ещё до учёбы меня пригласили в небольшой участок. Там меня угостили пивом, играли в карты, общались – одним словом, веселились. Тогда была милашка Натали, которая сделала меня мужчиной, а на следующий день уехала, сказав, что я был ошибкой. Каждый раз, когда рассказывал эту историю, то смеялся: в ту ночь она говорила совершенно другие вещи. А ещё машин стало больше, это я подметил. Ходили слухи, что DieCar хочет здесь найти пригодную трассу, и теперь каждый второй житель Харбортауна покупал себе дизельный автомобиль. Наверняка, Фрэнк ходил счастливый.

Вечер стоял ясный: солнце пригревало, всюду слышался запах цветов, птицы пели громче обычного. Когда я возвращался из магазина, мне казалось, что у меня вот-вот отвалятся ноги. Я жутко хотел пить, вся спина была мокрой, а мышцы на ногах горели адским пламенем. Когда я вошёл, мягкий закатный свет моментально осветил комнату. Я бросил на пол небольшой рюкзак, умылся, разложил продукты, затем выпрямил спину и вздохнул с облегчением. Стоило мне закрыть дверь, как я подумал: что-то не так. Дверца холодильника, когда я сюда входил, была слегка приоткрыта.

Я сразу напрягся. Сердце начало биться сильнее, на кончиках пальцев было покалывание, в спину будто что-то дышало. Если кто-то шарился в моей квартире, это не к добру. Но если кто-то остался до сих пор… Плохой запах привлёк моё внимание: в углу квартиры стояли чёрные мужские ботинки, от которых разило потом. Пройдя чуть вперёд, я вышел из-за угла и испугался.

Фрэнк лежал в кресле без сознания. Он был ранен в плечо, голова завалилась налево. Я тут же подбежал к нему со стаканом в руке и проверил пульс, он отпил воды.

– Я ж спал.

– Давно тут сидишь? – я внимательно осматривал рану на потерю крови.

– Минут сорок.

– Слабость чувствуешь?

– Ну так, наполовину.

– Что случилось?

– А, ерунда.

– Сиди смирно.

– У меня проблемы, Джимми?

– Нет. Лёгкие неприятности

Я помог ему встать и усадил за свой рабочий стол. Старая лампа осветила рану: кости не задеты, но пуля застряла в очень неудобном месте: соединение ключицы и плечевой кости. Мышца сокращалась, даже когда пациент не шевелился, здесь нужна была особая, педантичная работа. Фрэнк сидел смиренно и ждал, пока я подготовлюсь. Он тихо дышал, стараясь не реагировать на то, как я работаю расширителем и пинцетом. Он продолжал пить воду, на его лице выступил пот.

– Сейчас будет больно.

Когда я удалил пулю, здоровяк даже не дёрнулся, только кулаки сжал. Пуля упала на пол, я обработал рану спиртом и достал нитку с иглой. Стоило мне начать зашивать раны, он повернулся и рассматривал в руках что-то маленькое и металлическое. Судя по всему, это было что-то вроде жетона.

– Симпатичная побрекушка.

– Нашёл на дороге сегодня. Сегодня ж партия новых скутеров пришла, я встречал. В общем, всё прошло как обычно. Взял деньги, отправил ребят, дохожу до своего старенького понтиака…

– И когда ты эту машину выбросишь?

– Друзей не выбрасывают.

– Этому металлолому почти десять лет! Придержи тут бинт пальцем. Да, вот так. Так откуда жетон? – я пригляделся. – И что за фамилия такая? Рос… Ростов… Ростовски?

– Так дай договорить. Я почти сел в машину, и тут эта штука прилетает мне в голову. Прям в левую бровь. На улице было пусто, рядом тоже никого, только окошко открыто на четвёртом этаже. Думал, может обронил кто-то?

– И ты решил сходить проверить?

– Сдался тебе этот жетон.

– А вдруг что-то важное? Я захожу в дом, поднимаюсь на четвёртый этаж, почти подхожу к двери, и тут… В ухе что-то стрельнуло, плечо начало болеть, я заорал как резанный, так ещё и дырка в двери огромная. Ай!

Я сильно затянул бинт.

– Прости…

– Так вот. Я, значит, сразу спрятался и достал пистолет. Вдруг китайцы.

– Китайцы?

– У нас с ними в последнее время напряжёнка. Мол, мы их долю забираем. Я-то думал: сейчас начнётся перестрелка. А потом в квартире стало тихо. Я аккуратно встаю, подхожу к двери, а она не открывается. Второй, третий раз. Думаю, точно засада. Я выламываю дверь и осматриваю квартиру. Ничего: ни пепла, ни еды, ни радио, даже ящиков с оружием нет. Только пианино у стены и лужа крови под моими ногами.

– Лужа крови…

– Да. Мёртвая женщина, лет сорока пяти. Лежала у двери как собака. Глаза заплаканные, руки мокрые, а в руках – ржавый револьвер и фотография в руке. Всюду граммоты весели, фотографии. Там ещё письмо на полу валялось… “Нация не забудет подвига, который ваш сын совершил, ценой своей жизни. Чтобы забрать военную пенсию, подпишите документ в нашем отделении…” – Фрэнк откинулся в кресле, тяжело вздохнув. – Думаешь, это всё, что я нашёл? Квитанция о кредите, письмо от бывшего мужа, и всё это в совокупности с жетоном. И сколько таких Ростовски по стране гуляет?

– Так ты из-за этого расстроился? – мне тяжело было скрыть смех. – Что тебе баба в плечо выстрелила?

Он повернулся на меня с таким лицом, будто хотел плюнуть.

– Дяди в костюмах загубили сразу две жизни из-за своей прихоти. Случись подобное с тобой, ты бы по другому говорил.

– Но не случилось же.

Фрэнк не ответил и продолжил сидеть. Он крутил дурацкий жетон в руках и смотрел, как тот переливается на солнце. Мне было дискомфортно сидеть в тишине, и потому я включил радио. Играла классическая музыка, которая впервые за нашу встречу заставила его улыбнуться .

– Красиво. Эх, хотел бы я научиться играть на чём-нибудь.

– Что тебе мешает?

– Да время, по сути. Там машину отправить, тут ребятам помочь. Не оставлять же их в беде. Но как только стану работать на DieCar, сразу завяжу с криминалом.

– Значит, ты…

– Разумеется, это не навсегда. Я не знаю, как у Тони, или мистера Манчини устроен ход вещей, но я не из тех, кто будет гангстером до глубокой старости.

– Из мафии просто так не уходят… – Я закончил накладывать последний шов.

– Я не из тех, кто собирается сдавать федералам свою семью или доносить на кого-либо. Это низко. Просто… Я смотрю на наши улицы, на людей, на… то, что от них остаётся… Ты ведь из рабочего квартала, Джимми. Видел, как люди умирают за банку томатного супа. Плюс ещё это. – он поднял руку с жетоном. – Просто свинское отношение.

– Фрэнк, старина, не пойми меня неправильно, но… С чего ты взял, что тебя вообще “отпустят”?

– Тони перед поездкой в порт сказал, что очень доволен моей работой. “Ты, парень, за три месяца сделал больше, чем я за свои лучшие годы”. А когда я вчера вернулся в бар, меня так радушно приняли, словно я уже свой, хотя я даже не итальянец. А хочешь, удивлю? Я как-то дону сказал, что хочу поставить гараж, чтоб людей кормить. Так он мне уже план подготовил. Может, я и правда смогу что-то изменить.

– И как ты свой нимб прячешь? Тебя послушать, ты, прям, пастырь.

– Кто-то, а ты обязан меня понимать?

– Что? – я посмеялся.

– Разве тебе не приятно оттого, что ты помогаешь людям? Ещё на практике ты спасал людей. Может, они завтра лекарство от рака найдут? Или прекратят войны? Да и улыбка человека – отличные чаевые.

– Они у меня в списке радостей жизни разу после денег, признания и… Всё! Как рука?

Фрэнк оглядел плечо.

– Пойдёт, спасибо. Слушай, уже поздно. – Я взглянул на луну, выглядывающую из окна. – Не против, если…

– Сейчас принесу одеяло.

Пока я искал второй комплект постельного белья, Фрэнк по-прежднему крутил жетон в руке.

– Что будешь делать, как закончишь? – Спросил он.

– Ну, в магазин было бы неплохо сходить…

– Я про работу.

Я почесал подбородок и глубоко задумался.

– Не знаю. Мне нравится моя работа, гораздо лучше, чем с Шепардом. Правда, моё имя вряд ли появится в заголовках газет. А ты не парься. Уверен, скоро и ты найдёшь такую работу.

Фрэнк отмахнулся с улыбкой.

– Для меня главное – люди. Да я и не думаю о будущем.

– Почему?

– Много упускаешь. Например, сейчас я рад тому, что у меня есть батончик в кармане, что сейчас мы с тобой разговариваем, что Тони считает меня если не другом, то надёжным товарищем. Завтра всё настоящее станет прошлым, и его можно будет только вспоминать, старик. Важно то, что у тебя есть сейчас, и стоит об этом помнить, когда гонишься за амбициями.

– Красиво сказано. Но не по мне жить сегодняшним днём.

– Понимаю. Не у каждого хватит смелости.

Фрэнк встал, отряхнул крошки с брюк, пока я стелил бельё на пол. Я достал кошелёк и протянул ему семьсот долларов.

– У меня хватает денег, так что…

– В аптеке есть одно обезболивающее, я подделаю справку. Возьмёшь три пачки, хватит на месяц. На будущее. Чтоб рука быстрее зажила, промывай её раз в три дня.

– Думал, ты не пишешь справки нашим ребятам.

– Друзьям – пишу. Они меня слушают.

Он протянул мне руку, приобнял и похлопал по плечу. Я положил свой халат на пол, разделся и прилёг. Приятный прохоладный ветер освежил меня, я широко зевнул и слушал, как стрекочат сверчки и как быстро пархает мотылёк у моей лампы. Фрэнк долго укладывался, пока не нашёл идеальную позу, но затем полез в холодильник и стал есть бургер. Мне оставалось только посмеяться и укрыться одеялом. Когда он выключил свет, я заметил, как под лунным светом на его шее блеснул жетон. Перед тем, как лечь спать, Фрэнк повернулся ко мне и спросил.

– А ты, Джимми? Чего ты хочешь от этой жизни?

Я думал так долго, что не заметил, как комнату заполнил оглушительный храп. Обычно, после операций, пациенты спят по меньшей мере часов десять или четырнадцать, так что это было надолго. Мне оставалось только закрыть глаза и тихо сказать в пустоту:

– Дойти до вершины.

Глава 8. Хуже и быть не может…

Когда я проснулся, Фрэнка уже не было. Он аккуратно сложил постельное бельё и прибрал за собой крошки от сэндвича, да и мусор выбросил. Меня мучила страшная жажда, но в холодильнике, как назло, было пусто. Надев пиджак, я вышел из квартиры, спустился по лестнице и направился в сторону остановки, но заметил торчащий конверт в потчовом ящике.

“Дорогой Джеймс Питерсон,

Спешу сообщить, что 14 августа состоит практика в 11 часа утра. Просьба не опаздывать и не задерживаться.

С уважением,

Доктор Франклин Шепард.

PS: если задержишься, то обязательно сообщи моей медсестре по номеру…”

Твою мать… У меня и так голова шла ходуном, а я ещё и на практику опаздывал, в который раз. Спустя минуту я побежал, спрятав письмо за пазухой. Ветер свистел в ушах, сердце стучало, одежда развивалась на ветру. Как назло автобус ушёл пять минут назад, а следующий должен был приехать только через двадцать. Дабы сократить время, я решил идти к ближайшей остановке. Это была очень плохая идея: пробежав почти весь квартал, моя мокрая рубашка прилипала к телу, язык царапал нёбо, ботинки больно впивались в кожу. Пропустив четыре автобуса из-за своей глупости, я решил идти к больнице пешком. Блики солнца слепили глаза, воздух был сухим, люди смотрели на меня с отвращением, видимо из-за запаха пота. Мне на глаза попался малец, продававший лимонад за доллар. Я хотел подойти к нему и попросить кружку, но когда я проверил пустые карманы, то выругался и пошёл дальше. Как я мог забыть кошелёк?

Солнце пекло, мне ужасно хотелось пить, а сил идти оставалось всё меньше, но мои мучения подходили к концу. Узнав знаковый шпиль больницы, я вздохнул с облегчением и медленно пошёл ко входу. Даже подъём по ступенькам дался мне с большим трудом. Отстояв небольшую очередь, я отдышался и представился медсетсре.

– Доктор Шепард закончит через три часа, ожидайте. – сказала секретарша, не отрываясь от газеты.

– Мисс, я всё понимаю, но практика уже началась, так что позвольте пройти.

Я начал идти в сторону лестницы, представляя встречу с Шепардом, но медсестра схватила меня за рукав пиджака.

– Молодой человек, я же сказала: Шепард вас примет через три часа, а пока – ожидайте.

– Да Господи! Чем бы он не занимался, я должен присутствовать как лаборант. Проверьте список. Джеймс Питерсон. П-И-Т-Е-Р-С-О-Н.

Стоило ли добавлять, что я – лучший студент, по мнению Шепарда? Когда она посмотрела на мою ухмылку, то всё же полезла читать архив.

– Так, Питерсон… Пи-тер-сон… Вот, Нашла. У вас есть какой-нибудь документ? Подтверждение личности, водительские права, чековая книжка?

– Да конечно, одну минуту.

“И что ты собрался искать, Джимми? Свои права в забытом кошельке?” – мой внутренний голос просто насмехался надо мной.

– Если вы сейчас позовёте Шепарда, уверяю вас, он меня сразу узнает…

– Прошу, сэр, пройдите в комнату ожидания. – она повысила голос и указала рукой на соседнюю комнату.

– Да посмотри на фото в архиве! Там же моё лицо!

– Парень! Не задерживай очередь.

Сзади стоял большой боксёр с квадратной челюстью и заплывшим глазом. Его тело было покрыто синяками, особенно живот. Сдерживая злость и обиду, я прошёл в комнату ожиданий, глубоко дыша.

Сегодня что: все решили меня разыграть? В зале даже подоконники были заняты. Мигранты, футболитсы, беремменные женщины, старики, инвалиды – все, кому нужна была помощь, заполнили зал до верху. Было очень жарко, и, конечно же, все окна были закрыты. Некоторые пациенты спали на полу, пришлось аккуратно их обходить, высоко поднимая ноги. Оказавшись возле небольшой колонны, я присел и упёрся головой в стену. Эх, не помешал бы стакан прохладной воды со льдом, или, ещё лучше, банка газировки…

Стоял шум: люди переговаривались, дети кричали, кто-то громко разговаривал по телефону, ещё эти дурацкие медсёстры, кричащие фамилии на весь зал. Через полчаса у меня начала болеть спина. На часах было почти два, но ощущалось, что я сидел здесь целую вечность. Я пробовал заговорить с другими прохожими, но люди от меня отворачивались. Все почему-то были озабочены исключительно собой. Рядом со мной сидела беременная женщина. Её кучерявые волосы падали на грудь, на носу была небольшая родинка, острые скулы создавали впечатление “опасной женщины” из кинофильмов сороковых про детективов с кризисом среднего возраста. На ней была синяя блузка в горошек. Стоило мне спросить про срок беременности, так я тут же получил пощёчину. Непонятно за что! Я, конечно, помню о гормональном сбое во время беременности, но чтобы бить незнакомцев по лицу… Не знаю, зачем я остался. Я мог спокойно вернуться домой и ни о чём не волноваться. Однако кем я буду в глазах Шепарда, в своих глазах, если после таких мучений просто возьму и уеду? При всей ненависти к этой работе, Шепард никогда не обесценивал моих усилий. Уверен, он поймёт.

Но больше всего я боялся того, что Шепард вновь будет учить меня жизни, как и остальные учителя. Это у меня ещё с детства пошло. Меня редко вызывали к директору… как же его звали? Карпет? Клейтон? Купер? В общем, он меня заставлял слушать нудные лекции о том, как важно работать над собой. Директор был сильно заинтересован в том, чтобы учёба была увлекательной. У меня к нему не было претензий ровно до тех пор, пока он не стал заниматься мною лично. В моменты, когда успеваемость дошла до низкого уровня, он говорил с моими родителями, объяснял каждую ошибку, и даже пришёл домой в Юту, лишь бы я продолжал усердно учиться. Эта спокойная манера говорить, проникновенный взгляд, широкая улыбка как у Чеширского кота. Так и хотелось взять его за грудки и сказать “да прекрати ты весь этот цирк”. Я сэкономил огромное количество времени, если бы он просто показал мне что я сделал не так. Но нет: ему надо было всё подробно разжевать. Он за один день задавал вопросов больше, чем мама и папа за неделю. Не понимаю, почему его все так обожали. Как по мне, мужик любил лезть, куда не надо. Даже тогда, когда по нему плакали все, мне было всё равно.

Помню, как сейчас: четверг, 13-е апреля, 1944-й. Чем ближе я подходил к школе, тем больше замечал взрослых в траурной одежде, а когда зашёл внутрь, меня попросили пройти в спортивный зал. В центре баскетбольного поля стояла большая фотография директора с чёрной лентой в углу. Я смотрел, как зал медленно заполнялся людьми. Вскре вышел мой классный руководитель, и громко объявил о причине смерти: он утонул пьяным в бассейне после того, как узнал о выкидыше жены. В глухом зале, вовремя прощальной речи, всё время слышались всхлипывания, а я просто ждал, когда всё закончится. Портрет ещё месяц висел рядом с кубками школьной сборной. Сейчас даже как-то стыдно стало. Да, мне не нравился его метод преподавания, но мужик был отличный, понимающий, внимательный. Да и после средней школы на моей памяти не было ни одного человека, который так же искренне интересовался мною. Многие мечтали бы о таком учителе. “Если вы сейчас меня слышите – простите.” – подумал я, когда луч солнца разбудил меня.

В кабинете наконец-то открыли окно, людей стало меньше. На часах было пять часов пятнадцать минут. Я резко вскочил и, сломя голову, ринулся к медсестре, что сидела за столиком. Она выглядела уставшей, пила кофе и жевала шоколадный кекс.

– Здравствуйте, а доктор Шепард…

– Только что ушёл.

Я выбежал на парковку, судорожно высматривая его машину. Рядом стояли форды, понтиаки и шевроле. Внезапно я услышал клаксон и увидел, как тёмно-красный спортивный автомобиль выезжал с парковки. Я тут же добежал и встал напротив копота.

– Джеймс?

– Доктор Шепард, добрый вечер, позвольте я вам всё объясню. – я подошёл к окну водительского сидения.

– Не нужно ничего объяснять. Ты опоздал.

– Знаю, знаю, но послушайте! Я приехал сюда почти вовремя, только опоздал всего на тридцать семь минут, но медсестра меня не впустила, а затем…

– Я её попросил тебя не впускать, если ты задержишься дольше чем на пять минут.

– Подождите, что?

Он глубоко вздохнул, высунув локоть.

– Это будет тебе хорошим уроком, Джеймс. Ни один профессиональный врач не позволит себе опоздать. Будь твоя воля – ты бы заранее рассчитал время.

– Я столько лет работаю с тобой, Франклин. Чёрт, да я лучший стажёр! И только из-за глупого опоздания ты …

– Твоя обязанность как хирурга – быть точным до мелочей, в том числе в вопросе времени. По твоей вине мог умереть человек. Что бы ты сказал его семье? Мой урок стоил тебе только времени. Ещё одна оплошность, Питерсон, и можешь забыть о практике.

– Мистер Шепард…

– Хочешь сказать, что я не прав? Ты поступил в одну из лучших академий Харбортауна, стажируешься в лучшей клинике, и ещё умудряешься опаздывать? – он принюхался, а затем скорчил недовольную гримасу. – О каком профессионализме идёт речь, если ты даже рубашки не меняешь? Будь ты пациентом, стал бы у себя оперироватсья?

– Но ведь в письме не было…

– Был там номер.

– Но я…

– Не стать тебе с таким подходом врачом, Питерсон. Никогда.

Он закрыл окно, нажал педаль газа и уехал прочь, оставив небольшой след от колёс на асфальте.

– ДА ПОШЁЛ ТЫ! Я ЗАРАБОТАЮ БОЛЬШЕ ТЕБЯ, И ТЫ БУДЕШЬ УМОЛЯТЬ МЕНЯ ВЕРНУТЬСЯ!

Таким никчёмным я себя никогда не чувстовал. Чтобы я ещё раз работал на таких уродов… Да ни один бандит Тони не стал бы со мной так обращаться, а ведь они платили больше! На меня стали смотреть люди, мне оставалось подавить гнев и дойти до дома пешком. Даже денег на проезд не было. “О каком профессионализме идёт речь”… Неблагодарный самодовольный тупой баран.

Когда я прошёл половину города пешком, с жуткой жаждой и болью в ногах, я увидел знакомый многоквартирный дом. В рабочем квартале бывало небезопасно по ночам, но на этот раз я даже не старался вести себя осторожно. Мне хотелось выплеснуть гнев, нахомить или даже избить любого, кто мог попасться под руку. Я так ждал этого момента, что сам чуть не замахнулся на потерявшегося туриста. Таким разбитым я себя не чувствовал очень давно. Я увидел, как у подъезда стоял Фрэнк с пакетом в руке. Окнликнув его, он улыбнулся и крепко обнял меня.

– На тебе лица нет, что…

– С учёбой – всё.

Фрэнк не стал задавать лишних вопросов. Не знаю, выглядел ли я подавлено, или он просто не хотел задавать лищних вопросов, но он только похлопал меня по плечу и передал бутылку пива.

– За то, что разрешил переночевать.

– Ага. – мой ответ был сухим и безэмоциональным.

Мы сели на ступеньках, я закрыл лицо руками. Сегодня явно был худший день в моей жизни. Фрэнк достал пачку сигарет и бензиновую зажигалку.

– Дай мне одну. – я протянул руку.

– Чего? – он удивлённо на меня посмотрел. – А как же твоя…

– Просто дай сигарету.

Фрэнк с опаской протянул бумажный свёрток с табаком. Когда он его поджёг, я смотрел на тлеющий уголёк и затянулся. От горечи я тут же начал громко кашлять, Фрэнк не смог сдержать смех. Ощущение, будто мои лёгкие вывернули и скуртили в трубку, я даже со ступеней чуть не упал. Вкус был ужасно горьким, голова резко начала кружиться.

– Не-е-ет, брат, докуривай!

– Я не хочу. – откашливался я, протягивая сигарету Фрэнку.

– Курево нынче дорогое, брат. – улыбнулся Фрэнк.

Сделав ещё одну затяжку, я надеялся, что станет лучше. Не стало: меня начало тошнить, а голова болела так, будто я залпом выпил три бутылки виски. Всё сопровождалось моим “туберкулёзным” кашлем и громким смехом Фрэнка. Вскоре я потушил бычок о ступеньку и выбросил прочь.

– Красава. – он похлопал меня по плечу.

– Да пошёл ты!

– Слушай, я сейчас отойду ненадолго, Тони надо позвонить. А потом зайдём к тебе и обязательно…

– Валяй. – я отмахнулся. – Всё равно некуда спешить.

Фрэнк неспеша встал и подошёл к автомобилю, стоявшему на другом конце улицы. Медленно из-за угла выехала полицейская машина. Она проезжала так медленно, что мне стало ужасно некомфортно. Вдруг включилась сирена, машина остановилась, из неё вышел очень толстый полицейский и уверенно подошёл ко мне.

– Сэр, можно ваши документы?

– Это что, шутка? – подумал я.

– Ваши документы, пожалуйста. – более настойчиво попросил полицейский.

– Ребят, у меня кошелёк дома. Там все документы, права, страховки…

– Вы думаете, мы вам поверим?

– Да послушайте, у меня есть ключи от дома. – я позвенел связкой. – Просто дайте мне пройти домой, и…

– Вы поедете с нами, и точка.

– Да вашу ж мать! Объясните причину, почему вы…

– Успокойтесь, сэр.

– Сам успокойся! Из всех людей в этом квартале решил подъезать именно ко мне, по злой иронии! И ради чего? Посмеяться? Чтоб моя жизнь не была такой сладкой? Да куда уж хуже! – от злости я пнул камень под ногами.

– Пожалуйста, успокостесь и пройдите в машину.

– Ещё раз скажешь мне успокоиться, и я…

– Сэр, последнее предупреждение: сядьте в машину.

Не помню, как я встал, чтобы вежливо обьяснить свою правоту, но уже через минуту он заломал мне руки и заковал в наручники. В один миг меня бросили на заднее сидение. Я долго и громко кричал, пока мне не разбили нос. Оставалось только наблюдать за тем, как полицейская тачка выезжала из рабочего квартала в сторону полицейского департамента.

Глава 9. А нет, может

Меня разбудили громким стуком по стеклу: сказали, чтоб я вышел из машины. Глаза ужасно слипались, тело болело. Я не мог вспомнить, как оказался в комнате для допроса с голыми стенами, металлическим столом и небольшим окном, за котором наверняка стояли полицейские, которых я “якобы” не видел. Разумеется, я не надеялся на помощь от Тони или Фрэнка: между медицинскими операциями без лицензии и преступностью разница была большой, особенно в уголовном кодексе. Самое паскудное – я даже не знал, за что меня задержали. У них не было никаких оснований. Будто ребятам просто стало скучно, вот и решили найти того, на ком можно было отыграться.

Я просидел в комнате два часа. За стеной послышался какой-то шум, в кабинет зашёл очень толстый полицейский. У него был второй подбородок, в больших пальцах лежал пончик с клубникой, виднелись несколько жирных пятен на рукавах.

– Знаешь, за что тебя задержали?

Я пожал плечами, закатив глаза.

– Я был гражданином США во вторник вечеом.

– Ты думаешь, это смешно?

– Господин полицейский, вы кого пытаетесь напугать? Ещё со школьной программы я знаю свои права, так что…

Он стукнул рукой по столу и случайно, а может и нет, пнул меня ногой.

– Здесь говорю я, а ты – слушаешь. Уяснил? – он достал папку, в которой было моё дело. – Итак, мистер Питерсон. Вы были в десять вечера у дома 41 на Фламинго-стрит. И… У вас не было документов.

Я рассмеялся.

– Вам правда нечего делать? Объясняю в тысячный раз: практика у меня была, и так вышло, что я забыл кошелёк. Позвоните Шепарду. – я сглотнул. – Он всё подтвердит. 555-341-7675.

– Значит, вы не хотите с нами сотрудничать и говорить правду.

– Я уже сотрудничаю, придурок.

Толстяк почесал подбородок. В его глазах капиляры раздулись как воздушный шар, и на миг я увидел желание разбить мне нос во второй раз. Он быстро вытер пот и продолжил более сдержанным тоном.

– Мы задержим вас ещё на пару часов. Позвоните друзьям и скажите, чтобы приехали сюда в участок, чтобы…

– Да боже мой, к чему этот цирк! Вам не за что меня задерживать, так что отпустите меня. У меня и так всё тело болит. И, к слову, где твой босс? У тебя нет ни наводок, ни улик, ни свидетелей. Ты задержал меня просто потому, что я сидел перед своим домом в рабочем квартале. Я даже не выгляжу как подозрительный тип! И куда уходят мои налоги…

Он посмотрел на меня, постукивая пальцами по столу. Парень явно хотел повышения: думал, посадит мальчика для битья, выполнит норму и сядет в кресло помягче. Перед законом я был чист, по крайней мере на этот раз. Парень скривил рожу и наклонился вперёд.

– А как ты объяснишь, что рядом с тобой стоял Понтиак, угнанный год назад? Номер 1MVP905, ржавый кузов, разбитое стекло…

Мне стало страшно, но я театрально рассмеялся.

– Какой же ты отвратительный следователь, офицер. Авто угнали год назад, и ты только сейчас решил меня задержать? Без наводки? Человека, который этого автомобиля даже не видел? Ты как вообще в полицию пошел работать, умник?

Мне дали сильную пощёчину, которая меня взбодрила лучше любой чашки кофе. Я чувствовал, как горела щека. Он выругался и пригрозил мне сроком за неуважение к власти, громко топнул ногой и вышел из кабинета. Мне ещё не хватало, чтоб такой жадный коп, который два плюс два сложить не может, строил из себя главного. За эти двое суток мне хватило людей, которые ставят меня на место. Особенно, когда я этого не заслуживаю.

Через двадцать минут раздался небольшой звонок, после чего где-то сзади раздался незнакомый голос.

– Мистер Питерсон, вы знаете кого-нибудь по фамилии Шепард?

– Мой наставник в больнице святого Олафа, Франклин Шепард, 1897 года рождения.

В комнату моментально зашли остальные полицейские, пока допрашивающий меня толстяк стоял в дверях и сгорал от стыда. С меня сняли наручники.

– Мистер Питерсон, вы можете идти. Мы приносим свои извинения за…

– Втирай эту брехню кому-нибудь другому. – когда я прошёл мимо своего тюремщика, вспотевшего от нервов, то посмотрел на него и сказал офицеру сзади. – Ваш отдел кадров – дерьмо.

Я вышел из офиса поздним вечером, домой пришлось добираться пешком. Фонари освещали улицу, тучи практически не пропускали лунный свет. Я понятия не имел, куда идти, но главная проблема была в том, что я забрёл в самый неблагоприятный район: трущобы Кэрроу. Точнее, это был Кэрроу-сайд, квартал с интересной историей. Один из министров города решил всех обхитрить: умник выкупил себе кусок земли и держал его больше пятнадцати лет под своим контролем. Провёл границу, понизил налоги, нанял частные компании на постройку домов – одним словом, пытался создать своё государство. Только во время Великой депрессии он продал свою долю за жалкие пятьсот тысяч и сбежал на Кубу, где его убили сторонники испанской гражданской войны. А у кого во время кризиса были деньги на содержание Кэрроу-сайда? За домами и фабрикой некому было следить, и тот быстро превратился в настоящее гетто.

Под ногами шуршали опавшие листья деревьев красного и жёлтого цвета, уличные коты завтракали объедками, а чем дальше я уходил в глушь, тем реже встречал людей приятной наружности. Всюду бродили алкоголики, наркоманы и просто неадекватные люди. Хоть не пытались ограбить или избить. Асфальтированные дороги разваливались на части, ржавые заборы были погнуты, всюду валялось разбитое стекло, слышалась ругань из соседних домов. Шёл ужасный запах от местного завода по переработке отходов. Жильцы жаловались на запах, но, несмотря на многочисленные забастовки, они сдались и переехали, отчего большинство домов стали притоном для тех, кого обидела жизнь. Я прибавил шаг, меня начало тошнить, а сердце билось быстрее. Мне даже было плевать на то, что я весь день подвергался унижениям. Всё, чего я хотел – лечь в кровать, закрыть глаза и чтоб меня никто не беспокоил.

Вдалеке я увидел знакомый силуэт: огромный молодой пареньс бритой головой и глупым лицом держал в руках клюшку для гольфа, а пивные бутылки были раставленны в ряд. Только этого мне не хватало. Как бы я не старался, Браун всё же меня заметил, хлопнул в ладоши и спрыгнул с ржавой машины.

– Ну и видок у тебя, Питерсон! Куда это ты направился? – какой же у него был мерзкий смех.

– Домой, Майкл.

Я не смотрел на него: чем быстрее дойду до дома – тем лучше. Слева от меня был глубокий овраг, ограждённый деревянным полуметровым забором, который мог развалиться от любого чиха. Майкл тут же меня догнал и пристроился сбоку, плюнув себе под ноги. Я заметил, как он убирает какой-то конверт в карман, а затем тут же отвернулся. Глаза у него были красные, слева был небольшой фингал, а на шее – четыре царапины. От него ужасно пахло перегаром и потом. В нём было столько алкоголя, что он передвигался как моряк, болеющий цингой.

– А как там твоя девка, Кларис? Уж больно симпатичная.

– Майкл, прошу по-человечески, давай не сейчас…

– Слушай, а она делает скидки? Если у неё есть почасовые расценки, дай знать. – он похлопал меня по плечу и посмеялся прямо в ухо.

Я остановился. Даже для Брауна это было слишком. Он не мог сфокусировать свой взгляд, всё время смеялся и явно хотел подраться. Спокойсвтие, Джимми…

– Что такое, Питерсон? Задел за живое?

– Последний раз предупреждаю, я сейчас не в настроении.

– А мне как-будто не плевать. – Он толкнул меня. – Много же ты мне проблем доставил, Питерсон…

– Совсем мозги пропил? – я сжал руки в кулак и стиснул зубы.

– Только посмотри на себя: побитый, грязный, вонючий. Ты даже не мужчина, ты шутка. Ты просто грязный беспомощный урод, которого никто не любит. Сплошное разочаровение для никчёмного отца и матери. Да и Шепард о тебя явно вытирает ноги…

Его глаза заискрились, он облизал губы. Обычно, я не обращал внимания на Майкла, но он схватил меня за грудки и начал орать в лицо.

– Давай, отвечай мне! Ударь меня так сильно, как сможешь. – мне стало страшно. – Ударь меня!

Я старался его успокоить, но тот меня не слушал. И тогда он перешёл черту.

– Знаешь, что мне сказала Кэт в ту ночь?

– Майкл, предупреждаю, я…

– Она тебя забыла. Моментально, стоило мне соврать про то вонючее ожерелье. Ты бы слышал, как она кричала моё имя…

Я толкнул его со всей силы. Он с грохотом упал на спину, ударившись головой. Придя в себя, Майкл резко встал и замахнулся. Мимо. Я ударил его в челюсть. Браун сплюнул кровь и посмотрел на меня как бешеный бык. Он повалил меня на землю, затем начал бить по голове. Я почувствовал, как из левого виска пошла кровь, а в ушах стоял шум. Майкл был готов забить меня до смерти. Я пропускал каждый удар. Из-за пазухи он достал армейский нож с ржавчиной на лезвии. Ударила молния, раздался гром.

– Ты доигрался, Питерсон.

Я смог увернуться, нож чиркнул по асфальту. Фонарь вдруг перестал гореть, я начал хуже видеть. Выждав момент, я изо всех сил пнул его ногой по лицу. На миг мне показалось, что Майкл всё ещё стоит. Он упал на землю, закрыв лицо руками, но нож всё ещё был при нём. Я начал вставать, Майкл схватил меня за волосы и поволок в сторону оврага. Несмотря на жгучую боль, мои кулаки наносили удар за ударом. Наконец, вырвавшись из его захвата, я смог поставить ему подножку. Браун рухнул, успев задеть меня ножом. Лезвие скользнуло по животу, было больно. Кровь начала растекаться по телу. Не дай бог инфекция. Мы оба посмотрели друг на друга, тяжело дыша.

– Бей первым, говнюк. – проговорил я, отхаркнувшись кровью.

Браун яростно ринулся на меня, размахивая ножом. Увернувшись, я начал бил кулаками. Тупой, но крепкий ублюдок. Наконец, когда Майкл был вымотан, я со всей силы ударил его ногой по голове, он рухнул на землю. Нож выскользнул из его руки. Я мигом рванулся к нему, но почувствовал руку на ноге. Я упал на живот. Я полз как солдат, но Майкл всё равно опередил меня и ударил ногой по челюсти. Боль была адская и мучительная. Он сел на меня, схватил за шею и начал душить. Я стал биться в конвульсиях, пытаясь вырваться, но его хватка была крепкой. Всё, что я видел – окровавленное лицо Майкла, на котором застыла злобная улыбка.

Вдруг мне удалось нащупать рукоять ножа. Я взял его в руку и вонзил в плечо. Тот заорал от боли и отпустил меня. Я ужаснулся, когда увидел, лезвие торчало прямо меж костей. Страх поглотил меня, но я продолжал бороться. С молниеносной скоростью я встал на ноги, повалил Майкла и начал пинать его по лицу. Я ненавидел этого человека, и бил за каждую боль, которую он мне принёс. Но когда в его глазах я увидел страх, как он пытался закрыть лицо руками словно маленький ребёнок, я остановился. Он выплюнул зуб и начал тяжело дышать. Его руки тянулись к ограждению, ноги были поджаты, дышал он быстро. На окровавленной щетине появились капли пота, но в широких глазах я увидел что-то необычное. Он всё понял. Я подошёл к ограждению и, схватившись за него, попытался встать. Прежде, чем уйти, я подошёл к нему, тот ближе прижался к забору.

– Сиди смирно.

Крепко схватившись за плечо, ловким движением руки я выхватил нож.

– Рядом, – я указал пальцем, – есть больница. Шепард поможет.

В руке у меня был нож, а Майкл лежал как беспомощный ребёнок. Даже он не заслуживал такой кончины. Я начал хромать прочь от оврага, оставив Брауна. До дома было ещё далеко. В голове пробежала мысль найти ближайшую телефонную будтку, чтобы… Внезапно я услышал шаркание по асфальту и жуткий вопль. Я обернулся, выбросил руку вперёд и закрыл глаза. Яростные крики в мгновение прекратились, Майкл стал тяжело дышать и задыхаться. Я почувствовал, как что-то тёплое и густое стекает по моим рукам. Ржавый нож торчал из груди Майкла, он смотрел на меня и в его глазах медленно затухала жизнь. Вновь раздался гром, лицо Майкла блеснуло на свету молнии.

– Майкл, прости, я…

Ограждение начало шататься под нами, раздался треск. Ещё пара мгновений, и мы оба могли упасть вниз. Я выбрался из завхата в момент, когда деревянный забор треснул и Майкл кубарем полетел вниз. Овраг был глубоким, и я слышал, как долго падало тело. Майкл скатывался по грязи на самое дно, ломая каждую кость. Бездыханное окровавленное тело лежало без сознания, всё в грязи. Нож торчал из груди, а его глаза будто смотрели мне в душу. Мне было страшно спускаться. На дне огромного оврага лежал человек, который продолжал смотреть на меня проникновенным взглядом. В чёрных глазах загорелась красная искра… Я ведь даже не знал, жив он или нет. Я не мог понять, дышет он или нет. Смотрит ли в мою сторону. Моё тело ужасно болело, рана на животе продолжала кровоточить, но найдя в себе последние силы я встал и пошёл в сторону дома. На дне оврага будто кто-то смеялся, но из-за дождя я не мог ничего расслышать. Мною управлял страх, желание выжить, адреналин продолжал гнать меня прочь от места, где лежал Майкл Браун. Я чувствовал спиной его взгляд. Но ведь после таких падений не выживают, правда? Вдали послышалась сирена, я ускорился и пошёл через парк, стараясь не попадаться на глаза. Нельзя было останавливаться, Майкл мог вернуться…

Глава 10. От живого к мёртвому

Спустя три с половиной часа я пришёл домой на Фламинго Стрит. Я чуть не упал с крыльца когда открывал дверь, но вовремя схватился за перила. Сняв ботинки, я моментально почувствовал долгожданное облегчение. Я пошёл в ванную, чтобы промыть и обработать рану на животе. Спирт пощипывал, боль была терпимой. Холодная вода, меня взбодрила, но я всё ещё был ужасно сонный. Странно, но я будто всё ещё слышал, как Майкл падет вниз, и меня это очень пугало. Я вспоминал его глаза, полные ужаса и страха, даже думать об этом не хотелось. Все, что я хотел – лечь спать и забыться.

Я услышал внезапный стук в дверь. Только этого мне не хватало. Когда я убрал бутылку виски обратно в сервант, в дверь стали стучаться сильнее. У порога дома стояли старые знакомые.

– Чарли. Генри. Что случилось? – я наскоро надел халат, спрятав рану.

Чарли докуривал сигарету, а Генри держал на руках хрупкого мальчика, лет восьми, в бежевом свитере и синих шортах, на его ногах блестели чёрные туфли с белоснежными носками. Надо признать, мальчик был одет стильно, даже роскошно. Его глаза были красными от слёз, волосы взъерошены, а сам малец постоянно шмыгал носом.

– Тут это, небольшая проблема… – начал Чарли.

– Мы не знаем, что делать! Нам сказали присмотреть за ним, а он лежит в кровати еле живой! – Генри чуть ли не закатил истерику.

– Положите его в кресло. – сказал я, сдерживая зевоту.

Бедный юноша не реагировал на ругань, на мой запах пота, даже на пожарные сирены, что раздались позади. Когда я подошёл к маленькому пациенту, парни ринулись к хлодильнику и открыли две бутылки пива, будто они пришли к себе домой. Мальчик дышал ровно, но слабо, пульс – умеренный, зрачки хорошо реагировали на свет, но температура была высокой.

– Что он ел?

– Не знаем, босс.