Кентийский принц бесплатное чтение

Николай Ярыгин
Кентийский принц

© Николай Ярыгин, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

* * *

Посвящается моим близким – Артему, Кристине и Мишель Левицким.

Глава первая

Прочитав послание, я осторожно сложил его и снова спрятал в шкатулку.

Вот и думаю я, чей же это сын, мой или Алекса, а с другой стороны, я – это Алекс, Алекс – это я, и нечего ломать голову, воспитывать его буду лично сам и передам все, что знаю. Мне лишь бы поскорей закончить со всеми этими заварушками. Правда, если Юсуф объединит степь и нападет, это будет долгая и кровавая война. Я еще не знал, что все самостоятельные и состоятельные роды отказались на большом сходе участвовать в этой авантюре.

Присоединились к Юсуфу только малочисленные и бедные племена степняков в надежде пограбить. У самого хана было две с половиной тысячи воинов. Как известно, хан Юсуф ину Доршон был из очень славного, но сильно обедневшего и крайне поредевшего рода. Когда-то его родное племя онгуров только воинов могло выставить до десяти тысяч. Но при его прадеде род практически уничтожила эпидемия, болезнь косила людей, как серп траву. Никто не знает, откуда пришло поветрие и отчего оно произошло.

Род вымирал долгих-долгих три года, это тянулось и тянулось. Постепенно их оттеснили с хороших и близких пастбищ, и пришлось племени переместиться на самый юг степи, где песка было намного больше, чем травы. Но все рано или поздно заканчивается, закончилась и черная полоса в жизни онгуров. Женщины рожали мальчиков, и те со временем превращались в мужчин. Племя стало больше разводить овец, которые ели и колючку, и сухую, пожухлую траву, а не буйволов, которым нужна хорошая и сочная трава. И отец нынешнего хана обратился к Эргену ину Бергену, хану одного из родов ингулов, который и захватил большую часть пастбищ онгуров, с просьбой уступить часть бывших пастбищ. Но кто отказывается от того, что уже давно считает своим? И хан Дарга ину Доршон был послан далеко, с просьбой не возвращаться. Зря хан Берген смеялся над Даргой, и зря он назвал его сыном собаки… На следующую ночь около трехсот воинов онгуров напали на кочевье Бергена. Вырезали всех – от мала до велика, забрали только совсем маленьких детей, чтобы вырастить из них онгуров. Племена никогда не кочуют все вместе, а лишь небольшими кочевьями. Поэтому через день было вырезано следующее кочевье, за месяц племя ингулов сократилось более чем в половину. Тут вмешались многие сильные роды, чтобы прекратить кровопролитие и спасти остатки рода Берген.

Пастбища снова вернулись к роду Доршон, но среди степняков род стал считаться отмороженным на всю голову, диким и кровожадным. И с ним стали стараться поддерживать хорошие отношения. Род начал набирать большую силу и постепенно возрождаться. И молодому хану Юсуфу, находящемуся у власти всего пару лет, очень хотелось заявить о себе как о смелом, отважном воине и умном правителе. Из-за этого он и согласился на предложение герцога Жирондо потрепать королевства и немного их пограбить, по неопытности даже не догадываясь о том, что герцог пытается за его спиной осуществить свои далеко идущие планы.

* * *

За эти три дня, в течение которых мы двигаемся к границе со степью, меня замучили песчаная пыль и несусветная жара. Одно спасает: что идем вдоль небольшой, мелкой речушки, и вечером на привале можно смыть всю пыль и грязь, которую собрали на себя за день. Завтра уже должны выйти к границе; сильно сдерживают обоз и пушки, но без них никак не обойтись, поэтому поспешаем медленно. Практически всех конников я отправил в дозор к границе, и каждый день получаю сообщение о противнике.

Утром перед тем, как Данису и Арну уехать, нам удалось больше часа поговорить и обсудить некоторые важные темы. Сообщил королю, что у меня родился сын, – он вначале очень удивился, а когда узнал подробности, долго хохотал. Все жалел Алексию, потом сказал, что ничего страшного, после Большой войны в Кентии официально вводили многоженство. Потом посоветовал беречь силы и нервы и снова принялся хохотать. Еще я попросил его не притеснять графиню Веленику, а просто поселить где-то недалеко, а прислугу назначить из людей баронета Ривейна. Король нахмурился, бросил взгляд на Арна, но тот все понял и поддержал меня. Данис поворчал для порядка. Мол, взяли моду королю указывать, что делать, но потом улыбнулся и сказал, что и сам так думал.

– Конечно, неплохо было бы ее отправить куда-нибудь, – задумчиво проговорил король, – можно выдать замуж в Барнем или в Кентию. Ладно, время покажет, а тебя, Алекс, я могу сменить, пришлю своих конников, и есть у меня парочка человек – неплохих командиров. Ты же займешься личными делами, но прежде чем передать командование, лично расставишь прибывших воинов, так как будешь знать диспозицию. И границу не переходить, а то получим полномасштабную войну… Очень уж болезненно степняки относятся к посещению их территории вооруженными людьми. Ну разве что разведчики пусть шастают. Ну, а там смотри сам, думаю, тебе на месте видней будет.

В середине дня принесли сообщение, что степняки переправляются на наш берег. Не все, но отряд в триста конников, не меньше. По всей вероятности, решили пограбить близлежащие села, и переправлялись они чуть в стороне от нас, а мы только час как прибыли, начали устанавливать палатки и организовывать лагерь. Пушкари в полукилометре выравнивали площадки и устанавливали пушки, разгружали порох и припасы для стрельбы.

Потихоньку подтягивались мои конники. Сейчас у меня было тридцать арбалетчиков и столько же лучников, двести конников, из них тридцать тяжелых, и двести тридцать копейщиков и мечников.

Поговорив с сотниками, я решил немного потрепать степняков, а если удастся, то и заманить под залп пушек. Сейчас они пограбят и станут возвращаться к броду, и вот тут можно будет организовать засаду. Если же основной лагерь вышлет помощь избиваемым нами степнякам, надо лететь со всех лошадиных ног к лагерю. Ну, а мы со своей стороны постараемся организовать им горячую встречу. Конечно, если степняки всей массой на нас накинутся, нам не устоять… Что такое пятьсот воинов против нескольких тысяч, какие бы эти тысячи ни были слабые и плохо вооруженные! Строго предупредил конников, чтобы, возвращаясь и увидев красный флажок, резко уходили в сторону, дабы не попасть под пушечный залп. Наконец, все согласовав, конники выдвинулись в сторону брода с задачей устроить засаду степнякам. Я же погнал обозников и копейщиков устанавливать флажки для ориентира пушкарям и острые колышки для задержания конницы противника.

Вроде бы всё, все расставлены – и флажки, и колышки… Эх, не сообразил я изготовить «чеснок», ну да что теперь. Время тянулось и тянулось, прошло три часа, потом четыре. Уже думал, все: или ничего не получилось, или нарвались на большой отряд и не могут оторваться и выйти из боя. Но тут один, а за ним еще несколько наблюдателей, сидящих на небольшом холме на деревьях, сообщили, что летят наши, а за ними очень большое войско. Очень много пыли, и плохо видно, но то, что большое, это точно.

Вот из-за перелеска выскочили и понеслись в нашу сторону мои конники, вот они увидели красные флажки, резкий поворот – и уходят в сторону, открывая появляющимся из пыли первым степнякам повозки, стоящие метрах в двадцати впереди пушек, ниже по холму. Несколько палаток и жиденькую цепь копейщиков за какими-то непонятными предметами.

Наверное, подумали, что это обоз и практически незащищенный лагерь горе-вояк. И с радостным криком и воем устремились к нему. Стоило им только поравняться с белыми флажками, как я скомандовал «залп». Все заволокло дымом, но перезарядились быстро – и снова залп в этот дым. И снова залп, залп, залп, а за дымом слышались крики, вой, стоны, визг людей и дикое ржание коней.

Наконец дым немного рассеялся, и нашим глазам предстала жуткая картина. Горы бьющихся в агонии людей, лошадей и наши конники, рубящие уцелевших, не давая им уйти. Но все-таки три-четыре десятка вырвались и, нахлестывая коней, бросились удирать. Никто их не преследовал. Конники спешивались и вели своих коней в поводу, очень уж те устали, да и сами воины прямо шатались от усталости. Сержант кентийцев, который у меня вырос до сотника, доложил, что когда они первую группу вырубили, тут и вторая к броду подтянулась. Ну и с ней завязались, тут уже в лагере не выдержали и отправили на помощь еще несколько сотен всадников. Дождались, пока те начнут переправляться, и кинулись наутек.

Я приказал, чтобы пушкарям и конникам выдали по кружке вина, и отправил всех отдыхать.

– Часа в три ночи будем выдвигаться, – предупредил я командиров, выставил двойные патрули и секреты из копейщиков и мечников. Уже начало темнеть, когда я тоже решил подремать. Но заснуть не мог, все перебирал в памяти прошедшую схватку, видел, как людей трясло и корежило от вида этого побоища, некоторых рвало. Какие они воины? Войны пятьсот лет не было, где бы они могли ожесточиться и привыкнуть к крови и трупам. То же самое было и возле замка герцога: бледные и зеленые лица, хоть большинство и храбрилось, но все то, что происходило, их пугало и вызывало отвращение.

Глава вторая

– Салах, где мои люди, где воины, которых я тебе доверил? – орал с пеной у рта Юсуф ину Доршон. Был он среднего роста, с заметным брюшком и кривыми ногами всадника. Маленькие, глубоко посаженные глазки и большой крючковатый нос, два верхних передних зуба выдавались чуть вперед, и хан немного шепелявил. Ничего выдающегося как во внешности, так и в интеллекте у Юсуфа не было, и если бы не наследственное получение титула, ему бы никогда не стать даже сотником. Амбиции при отсутствии мозгов никогда ни к чему хорошему не приводили.

Он еще долго бесновался и пинал ногами стоящего перед ним на коленях Салаха ин Галаха, своего двоюродного брата. Но все-таки ума хватило не отдавать его палачу, так как в этом случае в бой орду вести надо будет самому. Нет, хан не был трусом, просто знал, что в военных вопросах он профан, вот если что-то обменять продать или купить просто даром, это к нему. Успокоившись, Юсуф налил в пиалу кумыса и выпил.

– Рассказывай еще раз, что там произошло.

Салах стер рукавом кровь с разбитого лица и принялся рассказывать.

– Пока мы переправлялись, они успели изрубить больше половины воинов Ербека, а баргезовских положили всех. Увидев, что мы выбрались на берег, они развернулись и бросились бежать. Кони у них были уже уставшие, и я надеялся догнать их и зарубить. И казалось, что вот-вот уже можно омыть мечи кровью собак, а тут… Когда мы выскочили из-за поворота, увидели лагерь, там стояло много телег, виднелись палатки и совсем было мало воинов.

Собака Валах закричал, чтобы все атаковали обоз… Сейчас мы поживимся, орал он. И все кинулись к обозу, я и сказать ничего не успел, да и ты же знаешь ингулов и каторцев. Они же неуправляемые, к тому же совсем бедные, а тут целый обоз. Не успели проскакать и одну четверть полета стрелы, как вдруг раздался гром, а на холме, где стоял обоз, сверкнул огонь, а потом дым стал закрывать его. Вокруг стали падать воины, это было страшно: кони ржали, люди кричали и падали с коней или вместе с конями, а гром раздавался и раздавался; те, кто был впереди, начали поворачивать назад, но сзади напирали, получилась толчея. И эти толпы вдруг начали валиться мертвыми, мы уже развернулись – и тут на нас налетели всадники противника, за которыми мы гнались. Ты знаешь меня – я не трус, но воины были так напуганы, что почти не оказывали сопротивления. Я и несколько человек смогли отбиться и поспешили принести тебе весть об этом непонятном громе.

Юсуф сидел, нахмурившись, он ничего не мог понять, что за гром, почему об этом никто никогда не слышал. Потом он ударил в бронзовое било, подвешенное справа от того места, где он сидел, и в шатер заглянул слуга.

– Сообщи Седому Пта, что я хочу с ним посоветоваться и скоро приду.

Седой Пта – это был шаман племени. Почему Седой Пта было его имя – потому что он седым и родился, шаман был альбиносом. Сколько ему лет, никто не знал, казалось, что он живет вечно. Седой Пта шаманил при деде, отце хана и при самом Юсуфе… Это был скелет, обтянутый кожей. Когда Юсуф вошел в шатер шамана, тот уже сидел у жаровни, качался из стороны в сторону и вдыхал свой дым просветления.

– Я уже знаю, для чего ты пришел, – проскрипел Седой Пта. – Слушай. Еще при моем прапрадеде, когда горы были мягкие, как глина, а степь иногда тряслась, как руки у стариков, жил тогда один злой и могучий колдун, который мог вызывать гром и убивать им… Говорили, что когда он умирал, то пообещал вернуться. Вот и думаю я, не вернулся ли этот колдун вновь, переродившись. Иди, Юсуф, мне надо посоветоваться с духами предков.

Выйдя от шамана, хан посмотрел на противоположный берег реки и решил следующей ночью сделать вылазку, попробовать поближе посмотреть, от чего происходит этот гром.

* * *

Когда стемнело, выдвинулись к месту переправы степняков, двигались не спеша, пройти надо менее трех километров. Коней вели в поводу, чтобы меньше шуметь, и тем не менее было достаточно шумно. На небе сияла полная луна и тысячи звезд, было довольно-таки светло, и видимость была хорошая. Не доходя с километр до места будущего базирования, из впереди идущего дозора сообщили, что в лагере степняков слышен шум и громкие команды. Я выдвинул вперед всех конников и стрелков. Но как оказалось, степняки, заслышав шум шагов, скрип повозок и бряцанье оружия, решили не рисковать и перенести лагерь подальше от реки.

Двигались мы медленно, но компактно, я дал команду не растягиваться, и обоз с пушками и припасами находился в середине колонны. Наконец мы достигли того места, где я думал устроить лагерь. По фронту перед нами находилась река, а за спиной – село, которое все-таки успели пограбить и разорить степняки.

Начинало светать, и над рекой потянулась дымка тумана, звезды меркли, а мои воины начали устанавливать палатки и размещать пушки, готовя для них площадки. Задымили костры, на которых повара готовили кашу, и вкусно запахло. Когда совсем рассвело, я увидел, что степняки оттянулись от реки всего метров на триста-четыреста… Появилась возможность преподать им очередной урок.

Спешить не стал и, после того как мои воины поели, а пушкари закончили выравнивать площадки и установили пушки, дал команду зарядить их гранатами и сам навел центральную пушку на лагерь. После чего произвели несколько залпов. Ох, как забегал неприятель; мне было прекрасно видно, как разрывы вставали среди юрт и шатров. На какое-то время пыль и дым от разрывов закрыли от нас лагерь степняков, и я дал команду прекратить стрелять. Когда видимость восстановилась, увидел, как неприятель удирает – кто на конях, кто пешком. Через некоторое время лагерь стоял абсолютно пустой, за исключением убитых и раненых.

Примерно через час я послал конников осмотреть лагерь и собрать трофеи. Народ радостно и возбужденно загомонил, услышав про трофеи, одни лишь кентийцы оставались спокойными. Обговорив с сотниками конников порядок сбора трофеев, предупредил о том, что в случае нападения степняков не геройствовать, а уходить за реку. Копейщики собрали все лодки местных рыбаков вдоль берега и, тоже переправившись на тот берег, стали ждать трофейщиков. Я же, раздав команды, решил немного отдохнуть, все-таки эти сутки вымотали меня основательно.

Странная в степи погода: днем жара, ночью довольно прохладно, если не сказать холодно.

Я спокойно проспал часа три, никто меня не тревожил, и, когда встал, оказалось, что трофеи до сей поры еще собирают и возят. На берегу уже была приличная куча всякого барахла, ее тут же сортировали и раскладывали. Сбор затянулся до вечера. Утром, выбрав несколько человек, которым приказал погрузить все, что собрали вчера, на несколько телег, отправил их в ближайший город с наказом сдать какому-нибудь купцу, не сильно торгуясь.

Через два дня прибыли две с половиной тысячи воинов, присланных королем. Возглавлял их двоюродный дядя короля, граф Итер де Сартон, с которым отношения у меня сразу не сложились. Очень, видать, ему не хотелось мне подчиняться, и он, ссылаясь на то, что является родственником короля, сразу стал демонстрировать свою значимость и величие. Поэтому, несмотря на то что в его войске еще не успели установить шатры и палатки, послал ко мне посыльного с приказом прибыть к нему на доклад. Я прекрасно понимал, что такое может произойти, и поэтому ожидал чего-то подобного. Не став ни удивляться, ни возмущаться, я просто попросил посыльного передать графу, что следует точно выполнять приказ короля.

Прибывшие расположились в полукилометре по левую руку от нас, в самом широком месте реки, и принялись патрулировать местность вдоль реки и прилегающую к ней территорию. Нет, все было грамотно и правильно – и расположение лагеря, и его обустройство, правда, потом что-то патруль не поделил с патрулем местного барона. Был какой-то скандал – я, честно сказать, не вникал, по всей вероятности, граф дал приказ своим воинам и офицерам с нами не общаться, и те старались даже не смотреть в нашу сторону. Ну, а мне было совершенно безразлично, я готовился сдать свои позиции королевским воинам и вернуться домой, очень уж этот месяц был насыщенным на события.

Степняки, расположившиеся в полутора километрах от реки, старались всеми силами испортить нам жизнь. И поэтому каждую ночь, а то и днем, небольшими группами по десять – пятнадцать человек делали набеги на нашу территорию. В основном в стороне королевских войск, так как, попробовав однажды это сделать с нашей стороны, их группа была порвана котами, в связи с чем активность степняков в этом районе резко упала. Река была мелкая, имела много бродов, особенно в летнюю жару, и проблем при пересечении ее не было ни у нас, ни у них.

После общения с нашими разведчиками у меня родился план, правда рискованный и авантюрный. Шатер хана Юсуфа, а также шатры шамана Седого Пта и двоюродного брата хана стояли чуть в стороне от общего лагеря степняков. И возникла у меня мысль выкрасть хана, тем более Март уже пару раз подбирался к шатрам почти вплотную. Обговорил все со своими разведчиками и прихватил с собой десяток кентийцев… Ведь если получится, кому-то же надо Юсуфа нести. В свое время, еще только узнав, какую подлость затевает герцог, я дал команду своим швеям пошить маскхалаты, набросав эскиз что-то типа «кикиморы» – с желтыми, коричневыми и зелеными полосками ткани, при этом в капюшоне открытыми оставались только глаза и рот. Вот теперь они опять пригодятся.

В самом начале ночи нас переправили на лодках, и мы волчьим шагом направились в сторону лагеря хана Юсуфа. Лагерь находился на небольшом холме, до подножия которого тянулось несколько промоин, образованных стекающими ручьями воды во время дождей. Вот мы и решили их использовать, чтобы подобраться к хану Юсуфу. Кентийцев оставил в самом начале промоины, а сам с Мартом и Саймом осторожно двинулся к самому лагерю. Когда промоина закончилась, нам надо было преодолеть еще метров сто открытого пространства. Впереди полз Март, потом я, замыкающим был Сайм.

Лагерь спал, да и была уже середина ночи, только караульные сидели у костров, иногда приподнимаясь и вглядываясь в темноту. Пыль от сухой травы забивалась в нос, и очень сильно хотелось чихнуть, я просто неимоверным усилием сдерживал это желание. Наконец мы добрались до задней стороны шатра хана, я приготовился разрезать полог, а Март и Шорто поползли вокруг, чтобы снять часовых у входа в шатер. Когда они удалились, я осторожно разрезал кинжалом ткань шатра и проник внутрь. В шатре стоял запах немытого тела, бузы (местной браги)… Я услышал сопение спящего мужчины. В центре шатра стояла небольшая жаровня с тлеющими углями, дающая совсем немного света, при котором можно было различить, что и где находится.

Осторожно, пытаясь ничего не зацепить по дороге, я приблизился к хану, толкнул его и, когда он открыл глаза, зажал рукой ему рот и резко ударил в солнечное сплетение. Тот вылупил глаза и открыл рот, пытаясь вдохнуть, а я тем временем всунул ему в рот заранее приготовленный кляп. Перевернув его на живот, принялся вязать ему руки. В это время в палатку заглянул Шорто, и, увидев, что я вяжу Юсуфа, они с Мартом по очереди затащили тела двух часовых. Закончив вязать руки хану, накинули на него какое-то темное покрывало, дополнительно связав ноги. Практически беззвучно вытащив его через прорезь в шатре, двинулись в обратный путь.

Возвращаться было намного тяжелее, приходилось тащить еще тушку Юсуфа, а тот, придя в себя, всеми силами пытался нам мешать, извивался как червяк. Хорошо хоть, пока тащили его по открытому пространству, он еще не пришел в себя, в промоине было немного полегче. Но двигались все равно полусогнувшись и несли хана с Саймом, ухватив за веревки, его связывающие.

Повезло, что ночь была безлунная. Кое-как дотащили хана до кентийцев, и, передав им куль с Юсуфом, я успокоился, правда, нам еще пришлось какое-то время ползти, удаляясь от лагеря. Но когда можно было уже сильно не прятаться, вскочили и, словно застоявшиеся кони, рванули к реке, пролетели последний километр очень быстро. Лодки нас ждали, и, что удивительно, похоже было, что дружинники и глаз не сомкнули, ожидая нас.

Уже в палатке развязали нашу добычу, вытащили кляп хану, и, когда он наконец вдохнул, яростно сверкая глазами исподлобья, я с ним поздоровался.

– Доброе утро, хан Юсуф ину Доршон.

Тот отвернулся, не желая разговаривать, а я продолжил:

– Понимаю, что для вас оно не очень доброе, но как-то же надо было мне пригласить вас в гости. Вы же понимаете, что эти мелкие заварушки между нами надо рано или поздно заканчивать. Или вы думаете продолжать эти наскоки вечно?

– Ты мог бы направить мне письмо, – гневно сверкая глазами, проговорил Юнус, – я бы подумал.

– И что дальше? Ты бы думал, я бы ждал, да и заключать договор я не имею права, я же не король. И все бы это тянулось, тянулось и тянулось. Давай сделаем так…

Но закончить я не успел, так как снаружи проорали:

– Ваша светлость, к нам парламентеры, что делать?

– Как что, принимать, – проговорил я, выходя из палатки.

На том берегу с десяток всадников размахивали зелеными ветками, вот один соскочил с коня и подошел к самому срезу воды, помахал зеленой ветвью.

– Сотник, отправь лодку и проводи его ко мне.

Вернувшись в палатку, я спросил хана:

– Вы гарантируете мне, что не будете делать глупостей и, если я вас развяжу, не будете пытаться сбежать, и дадите слово, что вы мой пленник.

Юсуф подумал и кивнул головой.

– Я ваш пленник и отдаю себя в ваши руки, – сказал он ритуальную фразу.

– Пленив вас, я не нанесу вам умаления вашей чести и достоинства, – проговорил я в ответ такую же ритуальную фразу и, достав нож, разрезал веревки на его руках. Ноги ему освободили еще в лодке, сколько можно его было носить, пусть уже сам ходит, не маленький. Затем я кинул ему один из своих камзолов и штаны, так как унесли мы хана в одной набедренной повязке, замотав его в покрывало. Юсуф благодарно кивнул мне и тут же начал одеваться, правда, вся одежда была большая для него, но думаю, несколько часов потерпит.

Через несколько минут как хан оделся, часовой у палатки прокричал:

– Парламентеры к его светлости!

– Пропустить, – ответил я, и в палатку вошел двоюродный брат Юсуфа, Салах ин Галах. Увидев хана, он поклонился вначале ему, потом мне и спросил у меня разрешения обратиться к Юсуфу.

– Мой хан, как ты? Все ли у тебя в порядке? Что нам делать? – засыпал вопросами Салах Юсуфа. Хан посопел, потом посмотрел на брата.

– Салах, что тебе сказать, надо ехать к королю, будем писать фирман о мире.

– Я виноват перед тобой, мой хан… не доглядели.

– Ты-то тут при чем, кто знал, что он на такое решится, – кивнул Юсуф в мою сторону. – Собери пару старейшин, кто пошустрей, знатных воинов, да подарки не забудь… И привезите мне одежду, пошли кого-нибудь, а то видишь, в чем я.

Юсуф махнул рукой и нахмурился. Весь разговор велся на языке интегов, на котором говорила вся степь. Может быть, они думали, что я его не знаю, может, им было так проще. Но я знал этот язык и все прекрасно понимал. Пока они говорили, я размышлял.

– Хан, если вы дадите мне слово, что через два дня прибудете на это самое место со свитой для поездки в столицу, то я вас отпущу, чтобы вы могли собраться и все организовать самому. Ведь глаз хозяина может увидеть то, что не увидят другие, – немного польстил я хану. Оба степняка вскочили и, поклонившись, заверили меня, что хан даст свое слово, а Салах везде и всегда подтвердит, что такое слово было произнесено.

Отпуская Юсуфа, я ничем не рисковал: слово, данное тут, очень и очень редко нарушалось, и если только давший слово нарушил его по своему желанию, он просто становился изгоем. Нет, конечно, будучи ханом, он имеет реальную власть, но в случае с нарушением данного слова он покрывал позором все племя. И тут племя имело возможность заменить вождя. Или один из знатных воинов вызывал его на дуэль, или старейшины, не заморачиваясь, выбирали другого главу племени из его родственников, а потом уже низложенного хана любой мог вызвать на поединок.

Так что я крикнул дежурного и попросил его подать нам вина. После того как мы выпили по бокалу, я отпустил своего пленника собираться в столицу. За все это время, что находился в походе, я абсолютно не знал, что происходит в империи, почему молчит отец и нормально ли добрался караван с трофейным золотом, захваченным у герцога. Не имел понятия, что происходит в моем графстве. В конце концов, могли бы прислать посыльного, ведь скоро два месяца, как я в походе. Ну подождите, вот вернусь, я вас всех… Додумать, что я с ними сделаю, я не успел, так как в лагере раздался шум, крик, это была явно какая-то ссора. Нехотя поднявшись со своего походного стула, я выглянул из шатра. На входе в лагерь было какое-то столпотворение, и туда потихоньку стягивались все, кто не был занят в нарядах или на работах.

– Сержант, – окликнул я кентийца, – узнай, что там происходит.

Тот быстрым шагом двинулся в сторону разгорающегося скандала. Сам я вернулся в палатку и налил себе очередную кружку прохладного фруктового взвара (что-то типа компота). Да, всех своих кентийцев я сделал сержантами, а некоторых – полусотниками и сотниками; протекционизм, что тут поделаешь. А кому мне еще доверять, как не им? Кроме того, я для них принц, да и среди кентийцев предатели – настолько редкое явление, что за несколько веков их можно пересчитать по пальцам одной руки.

Появившийся сержант доложил, что этот шум устроил граф Итер де Сартон, не нашедший ничего лучше, как с группой своих командиров на заявление часового подождать, пока мне доложат об их прибытии, попытаться пройти, не обращая внимания на часового. В результате тот, вызвав подкрепление, заблокировал «группу гостей».

– Пусть их проводят ко мне, – распорядился я и свистнул Алого с сестрами.

Последнее время коты весь день отсыпались и не выходили из шатра, чтобы не пугать народ, а по ночам нарезали круги вокруг лагеря. И благодаря им, лагерь жил спокойно и тихо после того, как несколько групп степняков были порваны и поломаны, а вот у соседей стычки по ночам происходили постоянно, и уже были жертвы и раненые.

Полог на входе резко распахнулся, и в шатер буквально ворвался граф Итер де Сартон; его лицо пылало праведным гневом.

– Как вы смеете что-то предпринимать без согласования со мной! – заорал он с порога.

Алый, лежащий возле меня, прыгнул навстречу графу и рыкнул; тот, не ожидавший увидеть тарга в моей палатке, резко побледнел и сел на пятую точку.

Я, испугавшись, что граф испустит дух от ужаса прямо у меня в палатке, отогнал от него Алого, после чего спокойно спросил:

– Граф, вы что-то хотели мне сказать? Не стоит сидеть на земле, вот стул, присаживайтесь.

Я приказал дежурному подать охлажденного вина. И, когда еще не пришедший в себя граф поднялся, снова спросил его, глядя, как бледность начинает отступать от его лица:

– Так что вы хотели мне сказать?

– Это… это кто, что? – заикаясь, спросил граф. Потрясение и испуг были довольно сильные, и я налил ему в кубок вина, которое принес дежурный. Де Сартон залпом выпил бокал и начал приходить в себя, лицо порозовело, взгляд стал более осмысленный.

– Граф, – продолжил я, не ответив на его вопрос, – через пару дней я оставляю на вас весь участок границы и отправлюсь к себе в маркизат. Все это согласовано с королем, поэтому приготовьтесь к увеличению охраняемой зоны. Да, кстати, я не обязан перед вами ни в чем отчитываться, я думаю, вы и сами это понимаете. И еще, со мной к королю отправится хан Юсуф ину Доршон для заключения договора о мире. Если вы все поняли, то я вас не задерживаю, надеюсь, удовлетворил ваше любопытство.

С моей стороны это было чистой воды издевательство. И пусть сейчас граф в прострации, но со временем, отойдя от испуга и стресса, он все вспомнит, так что у меня появится еще один враг. Де Сартон поднялся и на негнущихся ногах поплелся к выходу. Уже откинув полог шатра, он оглянулся и пристально посмотрел на меня. Затем сделал шаг, и опустившийся полог отделил нас друг от друга.

К вечеру меня ожидал еще один сюрприз… Прибыло пятьсот кентийских конников, а вместе с ними и Ларт. После того как возглавлявший кентийцев барон Иберт эль Варт представился и передал мне послание моего отца, а также письмо от матушки и брата, настала очередь Ларта. Он достал из баула, который не выпускал из рук, шкатулку и с поклоном протянул ее мне. Открыв ее, я увидел подзорную трубу.

– Неужели у вас получилось? – проговорил я, рассматривая монокуляр. Ларт же прямо светился весь от удовольствия.

– Так, а ну проверим сейчас, – и я поспешил к выходу. На улице было еще совсем светло, и ничто не препятствовало мне испытать прибор. Я навел его на небольшой кустарник на том берегу реки и, подрегулировав резкость, был просто поражен, как хорошо все было видно. Пусть это не приборы моего мира, и все-таки это же ого-го… Приближение монокуляр давал тоже нормальное, где-то трех-четырехкратное. Это было просто великолепно!

Оторвавшись от осмотра и повернувшись к Ларту, я просто не знал, как выразить ему свое восхищение.

– Ларт, да ты просто молодец, как вы только успели все сделать и отрегулировать?

– Ваша светлость, все по вашим эскизам и инструкции. Мы, конечно, старались, но без ваших пояснений и чертежей вряд ли что получилось бы.

– Это один экземпляр, или есть еще? – поинтересовался я.

– Я привез пять штук, и еще есть линзы на два десятка приборов, их сейчас шлифуют, после чего будут собирать. Самое сложное – это отливка линз без пузырьков, а в остальном мы уже отработали порядок действий.

– Вот, барон, полюбуйтесь, – протянул я монокуляр стоящему рядом со мной барону Варту. Показав ему, как отрегулировать прибор, принялся ждать реакции.

– Граф, – через некоторое время проговорил барон, – это чудо, это просто чудо, – твердил он. – Очень хорошая вещь для охраны границ – можно глянуть далеко и сразу знать, кто идет или едет, вооружен или нет, да и при боевых действиях можно разглядеть, что замышляет противник. Вы будете их продавать? – протягивая мне монокуляр, спросил он.

– Буду, но пока только ограниченными партиями и, скорей всего, отцу, а он сам решит, кому выдать. Ну и, конечно, королю Торвала. Но в первую очередь обеспечу себя.

Глава третья

Алексия изнывала от скуки, и у нее появился хитрый план, как немного развлечься и развеяться. Герцог поначалу и слышать ничего не хотел, но, как говорится, капля камень точит. И через две недели уговоров он разрешил Алексии проведать маркизу Ильми де Перьен, выделив при этом для охраны двадцать гвардейцев. Все-таки баронство родителей маркизы находилось на самой границе с империей, и предосторожность была не лишней.

Усевшись в карету, подаренную Алексом, уже через сутки она въезжала в ворота замка родителей маркизы Ильми. Все-таки почти за полгода, проведенные рядом в замке Алекса, они невольно сблизились. Пусть они по-прежнему соперничали за внимание графа, но даже это сыграло свою роль в их сближении. Поэтому, после поклонов отцу и матери Ильми, Алексия радостно обняла Ильми и расцеловала.

Вечером за ужином в ее честь, когда она привела себя в порядок и отдохнула, они с Ильми наперебой вспоминали смешные случаи и происшествия, происходившие в замке Алекса, и веселились. Родители Ильми были пожилыми, но очень общительными и, как обратила внимание Алексия, добрыми и гостеприимными. Они изредка задавали Алексии вопросы и внимательно слушали, что она отвечала. Алексии показалось, что Ильми мало что рассказывала родителям об Алексе и своем пребывании в замке, а после ужина ее ждало потрясение, когда Ильми взяла ее за руку и привела в свою опочивальню. При виде кроватки и младенца в ней у Алексии пропал дар речи и ноги стали ватными, и она чуть не упала рядом с кроваткой малыша. На глаза непроизвольно стали наворачиваться слезы, и Алексия с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться. С трудом справившись со своими эмоциями, она спросила:

– Это сын Алекса?

– Да, Алексия, это его сын, но тебя это не должно пугать, – обнимая ее, сказала Ильми, – ты ведь знаешь, что нам никогда с ним не быть вместе, а ребенок… Мне ведь уже двадцать семь лет, и это последняя надежда родить ребенка от любимого мужчины. Ты же знаешь, что я, как и ты, очень люблю Алекса. Только ты можешь выйти за него замуж и жить со своим любимым, а у меня останется вот этот, пока еще маленький, но самый любимый мой мужчина. Я даже не стала брать кормилицу, а сама его кормлю. Знаешь, это не передаваемое чувство.

Алексия все-таки не сдержала слез и, уткнувшись в плечо Ильми, беззвучно зарыдала. Маркиза тоже заплакала, на что-то жалуясь – или на свою жизнь, или на несчастную любовь, или на все вместе. Так они просидели почти час, успокаивая друг друга и вытирая друг другу слезы, пока в кроватке не закряхтел и не завозился малыш. Ильми чмокнула Алексию в щеку, провела рукой по голове и поднялась.

– Кормить пора, – с этими словами она достала из кроватки ребенка и, присев рядом с Алексией, достала грудь, расстегнув лиф платья, и поднесла к ней малыша. Тот ухватил сосок и стал жадно сосать, временами причмокивая. И такое у него было сосредоточенное и серьезное выражение лица, как будто он выполнял какую-то важную работу, что Алексия непроизвольно улыбнулась, а потом захихикала.

Покормив, Ильми застегнула лиф и, протянув малыша Алексии, предложила подержать. Та осторожно взяла ребенка и заглянула ему в глаза, а тот вдруг улыбнулся ей и что-то агукнул, потом снова заулыбался.

– Ильми, Ильми, он мне улыбается, посмотри, – прошептала Алексия. А малыш улыбался и махал ручками, агукал – ему понравилась эта новая знакомая, от нее хорошо пахло, а он был сыт, и его радовало все окружающее. Алексия наклонилась и поцеловала его в розовую щечку.

– Какой ты хороший, ты скоро вырастешь и станешь красивым и сильным, – шептала она малышу, а Ильми стояла рядом и улыбалась. С этого дня Алексия постоянно находилась рядом с ребенком. Когда он не спал, носила его на руках, развлекала его и разговаривала с ним, а тот смотрел на нее очень внимательно, как будто пытался запомнить все, что она говорила.

Правда, здесь тоже царила скука. Когда спала новизна от встречи, оказалось, что самое большое развлечение – это прогулки в саду. У деда Алексия могла съездить в ближайший город или просто отправиться на прогулку. Правда, раздражало присутствие в большом количестве охраны, но от этого некуда было деться, а Ильми была связана малышом, и ее жизнь сейчас была подчинена ребенку: вовремя покормить, уложить спать и так далее. Чтобы менять пеленки, подмывать и укладывать спать, у малыша была няня, но вот кормить, даже среди ночи, вставала Ильми, и кормилицу не брали. Пробыв в гостях почти седмицу, Алексия засобиралась домой, правда, в ее прелестной голове возникла очередная идея.

– Послушай, Ильми, – как-то сказала она, – ты ведь уже сколько времени сидишь в замке, нигде не бываешь и ничего не видишь. Поехали ко мне. Сейчас тепло, возьмешь малыша и немного развеешься. Кстати, я хочу заказать у нашего ювелира перстень для тебя в честь рождения сына. Поехали, а? – канючила она, таскаясь хвостом за Ильми, пока та не согласилась.

Рано выехать не получилось, выехали, когда солнце уже поднялось к завтраку. В карету установили небольшую люльку, как раз для таких поездок, и усадили няню с корзиной пеленок и сменных распашонок.

Ильми, если честно, очень не хотелось ехать, вот не лежала душа у нее к этой поездке. В дороге они вспоминали свое путешествие с Алексом, схватки по дороге с разбойниками и кентийское мясо на палочках. Когда малыш бодрствовал, смеялись громко и весело, а когда спал, тихонько хихикали.

Где-то после полудня они вдруг услышали крики, проклятия и звон клинков. Отодвинув занавеску на окне кареты, Ильми увидела, что на дороге идет бой. На гвардейцев герцога напала довольно-таки большая банда или отряд, клинков в пятьдесят. В этот момент карета резко дернулась и стала набирать ход, а гвардейцы попытались связать боем напавших, но тех было намного больше, и несколько всадников бросились в погоню за каретой. Маркиза побледнела, схватила малыша и прижала его к себе. На какое-то время все замолчали, а карета неслась вперед все быстрей и быстрей, ее кидало из стороны в сторону, слышно было, как кучер щелкает кнутом и кричит, подгоняя лошадей.

– Алексия, на нас напали, – проговорила Ильми, склоняясь над ребенком, – если вдруг…

Договорить она не успела, карета начала резко поворачивать, и кучер не справился с управлением лошадьми. Карета вдруг сильно наклонилась и опрокинулась, а потом еще и перевернулась. Наверное, на какое-то время Алексия потеряла сознание, а может, ей это просто показалось. Когда она смогла адекватно оценить ситуацию, то увидела, что Ильми лежит с неестественно вывернутой головой, прижимая к себе плачущего малыша. В углу копошилась служанка, карета лежала на крыше, с одной стороны дверцы отсутствовали… И Алексия увидела, как к ним приближаются конники, что-то весело крича. Они были еще далеко, и что они кричали, было не разобрать.

К ней снова вернулись ее страхи, забытые рядом с Алексом. Понимая, что хорошего от этих всадников ждать нечего, она попыталась взять из рук мертвой Ильми ребенка, но пошевелив левой рукой, закричала от боли – рука была или сломана, или сильно ушиблена. Скрипя зубами, она одной рукой кое-как освободила ребенка из рук мертвой матери и, выбравшись из кареты, кинулась с ним бежать к лесу, который находился почти в двух шагах.

Она уже почти вбежала в лес, когда рядом с ногой в землю ударил болт от арбалета, а второй впился в дерево с другой стороны. Но Алексия бежала, не обращая ни на что внимания, вперед, только вперед, лавируя между деревьями и кустами. Она бежала до тех пор, пока ноги от усталости не подкосились, и тогда просто свалилась в траву под большим деревом. Правда, свалилась очень осторожно, стараясь не повредить больную руку и самое главное – свою ношу… ребенка Ильми и Алекса.

Отдышавшись и немного придя в себя, она огляделась и стала думать, что же ей делать. А что можно сделать в такой ситуации? Куда она забрела, не знает, как выбраться отсюда – тоже. На руках ребенок, который плачет, испуган и хочет есть. Чем же мне тебя кормить, крошка, думала Алексия. И от этих тяжелых своей безысходностью дум и от испуга она горько заплакала, понимая, что, избежав одной напасти, она попала в другую. Она плакала, и плакал малыш, так они и сидели: она на земле, он у нее на руках, и оба плакали, и неизвестно кому из них было горше.

Наконец она успокоилась… Надо идти, надо идти туда, откуда бежала; там дорога – может, повезет и она как-то сможет сообщить герцогу о себе. И она, поднявшись, побрела, стараясь разглядеть свои следы и идти по ним. Шла, спотыкаясь и цепляясь подолом платья за все ветки и кусты. Когда она, зацепившись в очередной раз, порвала подол платья, у нее мелькнула мысль, как же она смогла бежать с ребенком в одной руке. И нигде не упала, не споткнулась, не зацепилась.

Конечно, она заблудилась, но шла и шла, надеясь, что выйдет из леса, шла несколько часов, обдирая ноги о коренья и сучки. Когда совсем стемнело, она сняла с себя модный жакет и закутала в него ребенка. Одной рукой это было тяжело сделать, но она справилась, при этом истово молилась и просила помощи у Зеи-плодоносицы. Тут же под кустом, где она кутала малыша, и задремала.

Под утро она сильно замерзла, но еще больше ее беспокоило, как бы не замерз малыш, поэтому всю ночь она прижимала его к себе. Малыш спал, и это ее немного успокоило. Как хорошо, что она надела дорожное платье, а не шелковое, как хотела. Тут и это порвалось, а от того вообще бы уже ничего не осталось. В лесу становилось светлее, начинался новый день. Она попыталась взять ребенка одной рукой, но это у нее никак не получалось. Тогда она встала на колени, подсунула руку под малыша и, прижав его к груди, попыталась встать, но, наступив на подол платья, снова упала и больно ударилась лицом. Малыш захныкал и заворочался.

– Тихо, тихо, маленький, не плачь, пожалуйста, скоро все будет хорошо, – шептала она ему. Хотя уже и сама не верила в это, но и сидеть ждать, когда умрешь от голода или тебя сожрут дикие звери, она тоже не хотела. Кое-как все-таки поднявшись с малышом в одной руке, она побрела, как ей показалось, по еле заметной, узкой тропинке. И только она подумала о диких зверях, как из-за ближайших кустов выскочил волк.

«Вот и все, – подумала она, – а как же маленький? Как же так, как же так…» – заполошно металась в ее голове одна-единственная мысль. Но волк повел себя довольно странно, вместо того чтобы пытаться напасть или как-то проявить агрессию, он вдруг сел и начал поскуливать и неумело тявкать.

– Тюбо, чего ты там нашел? – вдруг раздалось за теми кустами, откуда выскочил волк, и перед Алексией появился паренек лет двенадцати. Она вдруг поняла, что они с ребенком спасены и черная полоса, скорей всего, закончилась. Осознание этого вдруг совсем лишило ее сил, и она села, где стояла.

– Помоги, – прохрипела она, на большее ее не хватило.

– Сейчас, сейчас, – заспешил паренек и кинулся поднимать Алексию.

– Возьми ребенка, – попросила та, – у меня одна рука не действует.

Когда мальчишка взял малыша, она с трудом поднялась, и они двинулись в обратном направлении, впереди волк или собака, за ним мальчишка с ребенком, замыкала процессию Алексия.

Метров через триста они вышли на небольшую поляну, на которой находилось две землянки, большая и поменьше. У одной из них паслись три козы и стояла женщина лет сорока. Увидев процессию, она быстро пошла им навстречу и забрала у мальчишки ребенка.

– Сынок, давай беги за водой, а вы, госпожа, идите за мной, – и она направилась к большой землянке. В землянке был еще один человек, им оказалась симпатичная девушка, примерно ровесница Алексии. Она что-то шила и, увидев входящих, вскочила. В землянке было довольно просторно, даже была печь, и еще Алексия заметила, что была дверь в соседнюю землянку.

– Вики, освободи стол, – обратилась женщина к девушке. Когда та выполнила ее указания, она положила на стол ребенка и раскутала его. Малыш был весь мокрый и весь обкаканный.

– Ой, как мы усердно тут работали, – улыбаясь, проговорила женщина, вытирая малыша пеленками.

– Вики, а ну дай нам тепленькой водички.

Девушка подала женщине кувшин, стоящий на печи, та намочила тряпицу и стала протирать ею ребенка. Наконец с малышом закончили, вымыли и завернули в какую-то холстину. Малыш, словно поняв, что теперь можно потребовать и поесть, разразился воплем.

– Он голодный, – проговорила Алексия, отчаянно покраснев.

– А вы… – не договорив, женщина замолчала и удивленно взглянула на Алексию.

– Это не мой ребенок, на нас напали разбойники, карета перевернулась, когда мы от них убегали, его мама погибла. Мне удалось его схватить и бежать, а тут еще рука, и если бы мы не встретили вас, то, наверное, погибли бы.

– Вики, неси бутылочку, из которой козлят поили, и налей молочка утрешнего, оно теплое еще. Только разбавь водичкой, а то жирное очень.

– Вы не переживайте, – увидев сомнение в глазах Алексии, сказала хозяйка, – все чистое и тщательно ошпарено кипятком, и там специальный сосок, а иначе мы его не накормим.

Вики принесла небольшую бутылочку, на горлышко которой что-то было надето. И женщина сунула это приспособление в рот ребенку, тот, почувствовав вкус молока на своих губах, принялся жадно-жадно сосать. Когда он насытился, то сразу же заснул, и его переложили на топчан, застеленный шкурами.

– А теперь давайте-ка посмотрим, что у вас с рукой, – обратилась женщина к Алексии. – Меня можете звать Валия. Рукав мы по шву разрежем, а потом аккуратно зашьем, так что не переживайте, – говорила она, распарывая шов.

Рука представляла собой очень неприятное зрелище: синяя, местами прям до черноты, и сильно опухшая. Валия стала осторожно ее ощупывать. Наконец, она закончила осмотр.

– Ничего, госпожа, не бойтесь, все могло бы быть хуже. Посидите так, я сейчас приду.

И она вышла из землянки. Вернулась минут через десять, принеся с собой два куска толстой дубовой коры. Подогнав ножом кору по размеру руки, она наложила ее на предплечье Алексии и крепко забинтовала полосками кожи. Потом обмыла лицо девушки теплой водой и смазала место на лице, которым та ударилась, какой-то мазью.

– Ну вот и все, придется потерпеть какое-то время неудобство, но будем надеяться, что все заживет и будет как и прежде.

Потом Алексию хотели накормить, но есть она не хотела и попросилась немного полежать. Она прилегла рядом с ребенком и сразу же забылась тяжелым, тревожным сном. Во сне она стонала, вскрикивала и плакала.

* * *

Хан Юсуф появился, как и обещал, через сутки, с ним было порядка двух десятков конников и с десяток повозок, в которых ехало несколько старейшин, а также везли припасы на дорогу и подарки королю. Мои воины тоже были готовы выдвигаться, вчера я отправил пушки и большую часть обоза, а также дружину и прибывших кентийцев. Возле себя оставил только пять десятков конников и пару повозок с продуктами.

Вчера уехал и Ларт, хоть очень ему не хотелось меня покидать, но я ему дал указания, что где и кого куда размещать. Ларт, пока был со мной, рассказал, что происходит в замке, как они размещали караван с трофейным золотом, куда что складывали, пересчитывали и как брали клятву со всех проживающих в замке, что нигде, никогда и никому они не расскажут о том, что видели.

Потом коснулся порядка в маркизате и на его дорогах, в общем, все более или менее нормально, даже я бы сказал – более. За время моего отсутствия вырубили одну залетную банду в полтора десятка человек и пресекли поборы купцов, когда с них стали брать пошлину за проезд по дорогам маркизата, которую я отменил еще год назад, и организовали это власти города королевского протектората.

Гюнтер даже ездил туда и, когда бургомистр не захотел понимать по-хорошему, пригрозил, что его светлость (то есть я) развесит все руководство города на стене и никто их не защитит, даже король. И для убедительности послал кентийцев, которые разогнали все заставы, выставленные близ города, хорошенько отпинав стражников и мытарей на них.

Строительство «Торгового дома» в столице перешло в стадию отделки, склады забиты продукцией, приготовленной для открытия представительства. Наши музыканты и певцы тоже великолепно справляются со своими обязанностями. Правда, поначалу первый состав был недоволен, что у них появились конкуренты, но, когда узнали, что такой же ресторан, если не лучше, открывается в столице и составы будут меняться, даже обрадовались. В общем, все хорошо, даже как-то подозрительно:

Но больше всего меня занимал мой сын, хотелось быстрей его увидеть, и надо принимать решение, какую из двух женщин мне брать в жены. А еще я строил планы, планы, планы… надо выносить производство за стены замка и расширять его, строить городок с цехами, домами для рабочих и остальной инфраструктурой, а в замке оставить что-то типа исследовательского центра. Только вот где на все это найти мастеров, да и вообще работников? Вот такие мысли крутились у меня всю дорогу в голове.

Со степняками мы не смешивались, те двигались впереди, а мы – отстав от них на полкилометра, сзади. К королю я решил не заезжать, пошлю пару человек с двумя монокулярами в подарок и письменным докладом, и пока хватит. Если дела с «Торговым домом Зорга» обстоят так, как рассказал Ларт, то увижусь с ним через месяц на открытии, а пока у самого дел непочатый край.

Глава четвертая

Посреди большого кабинета императоров Альдонии стоял воин и докладывал о выполнении ранее полученного задания. Его слушали двое – самопровозглашонный император Эрлик I (правда, в последнее время он называл себя регентом) и герцог Тодор де Урбер. Выслушав докладчика, император поднялся со своего места и, как всегда, принялся бегать по кабинету, эмоционально размахивая руками.

– Баронет, – верещал он, – я дал вам все, что вы запросили: деньги, оружие, брони. Я дал вам воинов, вам оставалось найти несколько десятков наемников и, подгадав момент, совершить то, о чем договаривались. Почему вы этого не сделали?

В запале Эрлик переставал контролировать себя. Вот и сейчас он стал брызгать слюной, а на его губах появилась пена. Тодор де Урбер смотрел на это с брезгливостью.

«Зея-плодоносица, и это ничтожество провозгласило себя императором», – думал герцог Урбер. Но вслух он сказал совсем иное.

– Эрлик, успокойся, пусть он расскажет до конца, ты тогда определишься, что делать.

Так называемый император еще побегал по кабинету и, наконец, сел.

– Продолжай, – махнул он рукой.

– Мой господин, – продолжил доклад баронет, – я, как и договаривались, нанял тридцать наемников. Затем получил донесение от человека герцога Кантора, что Алексия едет к своей подруге маркизе Ильми де Перьен в баронство ее родителей, где та проживала в настоящее время. Но так как донесение было получено почти вечером того дня, когда Алексия выехала, мы просто-напросто не успели ее перехватить. Поэтому нам пришлось целую седмицу ждать ее возвращения. Когда принцесса возвращалась…

На этой фразе доклад снова был прерван.

– Не называй ее так, – стал снова заводиться Эрлик, на что герцог Тодор положил свою руку на его и попросил его еще раз успокоиться.

После небольшой заминки баронет продолжил:

– Мой господин, мы перехватили карету на полпути от замка до таверны «Подорожная». Часть людей связала боем охрану, часть бросилась в погоню за каретой, которая при первых звуках схватки стала удаляться и сразу прилично оторвалась. На повороте вдруг она опрокинулась и перевернулась на крышу. Алексия при этом выскочила из кареты, что-то прижимая к груди рукой, и кинулась в лес. В нее несколько раз выстрелили из арбалета, но не попали.

Кинулись за ней в лес, но странно, что следы были лишь в самом начале, а потом пропали. И как ее ни искали, так и не нашли. В карете мы обнаружили мертвую Ильми де Перьен и ее служанку, которую зарубили, чтобы не оставлять свидетелей. Все наемники были убиты, а также несколько человек из ваших людей. Ваших мы собрали и закопали, а наемников бросили там же, изобразив нападение разбойников.

– Баронет, а что могла нести, убегая, Алексия? – спросил Эрлик.

– Это был ребенок.

– Чей еще ребенок? – удивился недоимператор.

– Как мы выяснили потом, это ребенок Ильми де Перьен и Алекса тан эль Зорга.

– Кого, кого? – переспросил герцог Тодор де Урбер, вытаращив глаза и приподнимаясь с кресла.

Баронет повторил и замер.

– Можешь идти, пока я приму решение, – отпустил его Эрлик.

– Ну что ты думаешь по этому поводу? – обратился он к герцогу, когда баронет закрыл за собой дверь.

– Я думаю, что ты труп, – проговорил герцог, с интересом разглядывая Эрлика.

– Как? Что ты говоришь? – подскочил в кресле Эрлик.

Герцог налил себе в бокал вина и, неторопливо прихлебывая его, принялся объяснять:

– Ты убил женщину, которая родила ребенка Алексу тан эль Зоргу, первенца. Ты подвергал опасности самого ребенка. Ты вообще слышал что-нибудь о нем? Ты знаешь, какой бум он создал своими производствами и выпускаемыми товарами? Ты вообще соображаешь, что делаешь?

– Пока у него не будет прямых доказательств, он мне ничего не сделает и не посмеет напасть. Иначе королевства его объявят агрессором и обязаны будут помогать мне, – и Эрлик победно посмотрел на герцога.

– Эрлик, Эрлик, как ты не понимаешь, это король не может бездоказательно напасть, но по тому же соглашению, любое частное лицо, которому ты нанес обиду, имеет право объявить твоему домену войну. И защищаться ты можешь только своим доменом. А как ты думаешь, даст ли отец одному из своих сыновей возможность нанять наемников среди его солдат? А ты знаешь о дружеских отношениях короля Торвала и Алекса тан эль Зорга. И наконец, герцог Кантор ведь тоже может объявить тебе войну или просто дать своих солдат Алексу.

– Я тоже могу нанять наемников, у меня достаточно золота, – огрызнулся узурпатор.

– Отребье, которое, превосходя противника вдвое, все полегло? Думаешь, они выстоят против воинов, я уже не говорю о кентийцах! Ладно, пойду я, это вам, императорам, можно проводить жизнь праздно, а у меня дел гора, – с издевкой проговорил, вставая из кресла, герцог.

– Так ты все-таки отказываешься участвовать со мной и моим тестем в набеге на Торвал?

– Я еще не сошел с ума, – устало проговорил Тодор де Урбер и направился к двери.

«Эта радужная пыльца, которую он нюхает, совсем отсушила ему все мозги», – думал он про Эрлика, садясь в карету. Когда она запрыгала по брусчатке, герцог подумал, что надо бы послать доверенного человека и заказать карету у Алекса тан эль Зорга, говорят, в ней совсем не чувствуются неровности дорог.

* * *

Через пару дней, когда мы подъехали к развилке, я двинулся в маркизат, а в столицу отправился барон Ибер эль Варт, увозя с собой два монокуляра для каждого из братьев с инструкцией, как пользоваться, и моим письменным докладом о том, что происходило на границе. Барону тоже дал инструкции, как себя вести, как доложить и что сразу же по приезде в канцелярии заявить о срочном донесении от графа Зорга. Ему надо обогнать степняков, обоз которых движется медленно, и предупредить короля о посольстве рода Доршон.

Почему послал командира присланных конников? Да просто надо выводить в свет кентийцев, ведь нас всех считают варварами, несмотря на то что всех детей в Кентии учат грамоте, любой, даже самый бедный кентиец может читать и писать и знает все три языка, существующих на этом континенте. Да, кентийцы – закрытое общество, но не потому, что мы нелюдимы, а потому, что после войны нас сильно боятся, и вот эта боязнь и выплескивается в презрение и ненависть.

Ну, а чтобы показать свою значимость, в отличие от нас, и стали звать кентийцев варварами, распространяя всякие небылицы. Кентийцы честны даже в мелочах… «Ну, так варвары же…» Кентийцы прекрасные воины… «Ну так они злобные, кровожадные варвары…» Среди кентийцев нет предателей… «Ну, а чего вы хотите от идиотов, не понимающих что своя жизнь дороже тысячи чужих». И так обо всем! Пытаться что-то объяснить, доказать бесполезно, поэтому и не рвутся в королевства кентийцы.

Последнее время они, правда, нанимаются служить в охрану к королям и становятся учителями фехтования, а ведь в большинстве королевств народ малообразованный и дикий, что говорить, если даже некоторые дворяне не умеют писать и читать. Таких, конечно, очень мало, но ведь есть. Вот я и решил немного подкорректировать отношение и статус кентийцев. В каждой моей книге на титульном листе стоит надпись «Кентийские истории. Предания старины глубокой». На некоторые товары стали ставить штамп «Кентийские технологии». Смотришь, не сразу, а постепенно мы еще покажем, кто тут варвар, а кто прогрессор.

Наконец вдали показался мой замок… Еще какой-то час, и я въезжал в ворота. Во дворе собрался комитет по встрече… Ларт, Гюнтер, управляющий Ульх, сзади них маячил весь народ, проживающий в замке.

«А немало народа сейчас в замке, – мелькнула у меня мысль. – Нет, надо убирать отсюда производства».

Поприветствовав собравшийся народ, я спрыгнул с коня и передал повод подскочившему пареньку, помощнику конюха.

– Ульх, что там у нас с баней?

– Все готово, ваша светлость, с утра топим.

– Ну и отлично, сейчас я чуть разомнусь и пойду мыться, а вот все отчеты завтра, – осадил я Гюнтера, кинувшегося мне докладывать о том, как он тут чистил маркизат.

– Все завтра, дружище, устал я, сегодня паримся и празднуем. Ульх, выкати людям пару бочонков вина, ну и заесть чего-нибудь.

Народ радостно зашумел, приветствуя мои слова.

– Только смотрите, чтобы не допьяна, – предупредил я. Кто-то из кухарок поднес мне холодного вишневого взвара, приправленного медом. Я с удовольствием все выпил и поблагодарил, возвращая посуду, – увидел удивление на лице женщины, подавшей напиток. Ну не принято здесь так, я сеньор, хозяин, и подать мне напиться с дороги – это их обязанность, а тут слова благодарности.

Примерно через час я отправился в баню, прихватив Ларта и Гюнтера. Ох, и славно же я попарился, хоть нормально помылся за последние два месяца. Тело было чистым и легким.

Потом был пир… Я пригласил на него всех своих командиров, отличившихся дружинников и воинов-кентийцев, в большую столовую набилось человек тридцать. Народ пил, закусывал, произносил тосты, а я сидел и размышлял.

Ну вот выдам я отличившимся воинам по золотому или по два… деньги, конечно, очень большие. Но они их потратят, и об их геройстве, кроме слов, ничто не будет напоминать; надо завтра дать задание Ларту изготовить памятный бронзовый знак с надписью на красивой ленте и с удостоверением к знаку. А потом я обратил внимание на то, что совсем не чувствую усталости, вот что значит молодое тело. Еще пару часов назад я чувствовал, что замучен дорогой, пылью и жарой, а вот немного отдохнул, и снова готов в седло и сутками скакать.

Посидев за столом пару часов для приличия, я поднялся и, попросив остальных продолжать пировать, удалился, сославшись на дела.

Утро для меня началось, как и всегда, с восходом солнца. Сунув ноги в сапоги и умыв лицо, я пошел на разминку. Затягивать ее не стал. Разогрев тело, проработал несколько приемов с мечом и кинжалом, побежал под душ. Потом сел и набросал два эскиза памятного знака: один за осаду замка Жирондо и второй за бои на границе. Один в форме медали, круглый и на красивой ленте и колодке, второй в виде треугольного щита. И печатникам набросал удостоверение под памятные знаки.

Только успел это сделать, как потянулись посетители, Ларт, Гюнтер, Ульх. Первым отчитывался Ульх, он рассказал, сколько принял золота с обоза, сколько монет, слитков, сколько драгоценностей, куда разместил, затем – сколько добыто золота и сколько монет отчеканено, какие товары и материалы на складах и в каком количестве. После чего передал мне список, где все это было указано.

Ларт доложил о том, какие работы ведутся и что изготавливается в данный момент. Оказывается, уже собраны все монокуляры, отливаются новые линзы, изготовлена одна карета дилижанса; производство пока остановили – может, будут какие-либо замечания с моей стороны. Ну и так же в производстве зеркал, стекла, хрусталя… Гюнтер рассказал о порядке на дорогах и в моем городе, а также об эпопее с пошлиной за проезд по дорогам.

– Ну что же. Молодцы! – сказал я, вставая из кресла. – Сейчас пройдусь, все посмотрю, скорректируем с вами планы по всем работам, и примерно через недельку мне надо будет отъехать. Так что привыкайте работать самостоятельно. В дальнейшем я вообще думаю перебраться в столицу. Да, и давайте – собирайте караван в Кентию. Что там с обучаемыми?

– Обучение мастера закончили, уже работают самостоятельно, – ответил Ларт.

– Вот и отправляем их обратно, а вот учеников, которые прибыли с ними, оставляем у нас, они должны отработать пять лет. В караван собираем немного хрусталя, десяток монокуляров, столько же калейдоскопов, сотню мечей и столько же наконечников для копий.

И началась у меня трудовая неделя, каждый час кто-то интересовался, правильно ли он выполняет то или иное задание, везде была нужна моя консультация, везде я должен был присутствовать. Только коты ко мне не приставали, они где-то постоянно пропадали, иногда не появляясь в замке сутками. Пролетела эта неделя незаметно.

Я отправил небольшой караван в Кентию, а вот со своим отъездом пришлось повременить. Слишком много было дел, которые почему-то требовали моего присутствия. За это время я присмотрел место для строительства промзоны и набросал план расположения цехов и городка для рабочих и мастеров. Все задумал строить с размахом – и цеха с большими остекленными окнами, и городок с определенной инфраструктурой. Для этого сразу решили строить кирпичный заводик с печью для обжига, а уже потом из этого кирпича возводить все остальные строения. На все строительство отвели три года. Денег хватало, и я мог нанимать любое количество рабочих рук. Главное, чтобы хватало материала и на строительство, и на торговлю.

Решил отложить поездку еще на неделю, тут еще прибыл курьер от короля с просьбой продать с десяток монокуляров. Десятка у меня не было, но штук пять я ему мог бы выделить, что я и сказал курьеру. И предложил ему подождать несколько дней, пока изготовят для них футляры. Кроме того, заканчивали собирать третью паровую машину, а так как она была самая мощная, я решил задержаться на испытания. А еще я хотел лично произвести награждения отличившихся воинов в нашем военном походе.

Награждение провели торжественно перед построением всех воинских сил, которые я имел, а было их немало. В общей сложности более тысячи, если точнее – то тысяча семьдесят человек… Это было много, поэтому я и думал избавиться от части и демобилизовать тех, кто поступил на службу с рудников и после осады крепости герцога Жирондо.

Выстроив всех на поле рядом с замком, я под барабанный бой вызывал по списку отличившегося и вручал ему знак в небольшой коробочке, обтянутой красным шелком, и удостоверение с указанием имени награжденного и за что именно. Тут же его отводили в сторону, и Гюнтер прикалывал ему знак на одежду, а Ульх вручал небольшой мешочек с десятью серебряными монетами. Наградил я почти двести пятьдесят человек, своих наградил всех, даже тех, кто оставался охранять замок и рыскал по дорогам, вылавливая разбойников. Для них сделали знак «За охрану закона и порядка». Народ высыпал из замка и глазел на все это, затаив дыхание, а когда очередной награждаемый получал знак, хлопали в ладоши и приветствовали его. Представьте себе мальчишку лет семнадцати, который оставался в замке и, по сути, только учился держать меч и копье, а теперь получает знак и денежную премию. Правда, премия была намного меньше, чем у тех, кто был в походе и участвовал в боях, всего лишь три серебряные монеты. Главное, как горели глаза и у ветеранов, и у молодежи, получивших награду. Даже мои кентийцы, хоть и пытались остаться невозмутимыми, но это им плохо удавалось, и они радостно улыбались. Потом на поле выкатили несколько бочонков вина, а мои музыканты устроили первый в этом мире концерт.

Глава пятая

Алексия жила у Валии и у ее детей уже два месяца. Малыш рос, агукал и уже смеялся в голос, не понимая, что жизнь его круто изменилась: он лишился матери и Алексия не знает, как сообщить Алексу, что его сын в беде и она тоже. Хоть лубки уже давно сняли, но рука слушалась плохо, локоть и пальцы на ней почти не гнулись. Она прекрасно понимала, что прошлые нападения и нынешнее – это звенья одной цепи, очень уж дяде хочется ее убить. Не будет ее, и некому будет предъявить права на трон империи. И сделать это он хочет до ее совершеннолетия, прекрасно понимая, что, по достижении его, ее усадят на трон союз королевств Сармии, Торвала и Кентии.

Но она уже не хотела никакого трона, да она и раньше была к нему равнодушна. Когда не стало отца и ей сообщили, что произошел переворот, она просто не поняла всего, не поняла, на краю какой пропасти оказалась. И только когда ее сопровождал Алекс, увидев кровь, смерть людей и поняв, что это охота на нее лично, а еще представив себя умирающей с раной от меча, она пришла в ужас.

«Ну уж нет, не нужен мне никакой трон, забирайте его себе, а меня оставьте в покое, – думала она. – Согласна, – уточнила она чуть погодя, – только если рядом будет Алекс».

А сейчас ей было очень плохо, все рухнуло… Она калека с одной рукой.

«Зачем я ему, – думала она, – я и здоровая-то не сильно его привлекала, а теперь и подавно не нужна. Да и как ему сообщить, где мы с малышом находимся?»

Еще ей не давало покоя осознание того, что все случилось по ее вине. Вот не поехала бы Ильми и, смотришь, была бы жива, а у ребенка была бы мама… «А что же было бы со мной?» – и она от этой мысли покрывалась холодным потом.

Она не сказала Валии, кто она на самом деле, притворилась служанкой знатной дамы. Однажды в разговоре она спросила Валию, почему они здесь живут. Та горько усмехнулась и ответила, что больше им просто негде жить, а потом поведала грустную историю.

Муж ее был рыбаком, и жили они у Итиль-озера. Дела шли неплохо, и он со своим стареньким отцом всегда приходили с хорошим уловом. Валия занималась огородом да изредка помогала продавать улов. Родила она двоих детей, Вики и Дарио, и все бы хорошо, да задумал муж построить новый баркас. Решил он, что будет тот и размерами поболее, и что наймет он пару работников, да поставит парус, чтобы можно было ходить дальше и ловить много рыбы. Задумать-то задумал, да вот денег не хватило, и занял он их у соседа – купца. Хоть Валия и просила не делать этого, а лучше еще год погодить и собрать нужную сумму, всё-таки решил муж по-своему: деньги занял и купил новый большой баркас. И вроде бы все шло хорошо, начали отдавать долг купцу, а последнюю выплату муж отдавал, когда тот собирался ехать за товаром, можно сказать, в дверях купца застал. Ну что же, решил муж, возвратишься, тогда я отдам последние деньги, а ты мне расписку вернешь.

Но купец начал уговаривать, мол, мы же соседи, какое недоверие может быть, приеду и верну расписку, а мне бы сейчас деньги лишними не были. И уговорил все-таки, отдал муж деньги, и уехал купец, а муж также и продолжал рыбачить, да только однажды попал он в бурю и не вернулся домой… Пропал и баркас, и он, и работники.

Плачь не плачь, а слезами горю не поможешь, пошла она работать горничной к состоятельным господам. Тяжело одной тащить хозяйство. Была у них старенькая лошаденка, вот отец мужа на ней подрабатывал немного извозом, да она работала в прислугах, вот как-то и выживали. За делами и хлопотами она и не знала, когда вернулся купец, пока однажды не пришли стражники и не потащили ее на суд, а там предъявил судья расписку и поинтересовался, почему не отдают долг уважаемому человеку.

– Как не отдаем, да мы все до копейки вернули, – возмутилась Валия и стала рассказывать, как все было. Да, видимо, все уже заранее было решено. И присудили им вернуть долг в течение месяца да еще судебные издержки заплатить. Тогда она в надежде на справедливость обратилась к барону тех земель, тот внимательно ее выслушал, но почему-то дал указание разобраться на месте. Вот и разобрались, ее обвинили во лжи на суд и приговорили к десяти ударам плетью, а также изъятию дома в счет погашения долга и судебных издержек.

Бил ее палач, правда, не сильно, так, стегал понемножку, только последний удар нанес со всей силы, от этого удара она и сознание потеряла. Даже отлежаться не дали после экзекуции, пришли на следующий день стражники и начали их вещи на улицу выбрасывать. Погрузили они со свекром, что влезло, на телегу, посадили детей, да и отправились куда глаза глядят, понимая, что здесь им жизни не дадут. Да и уйти смогли недалеко, через седмицу околела лошадь, а тут и осень на носу. Затолкали они кое-как телегу с пожитками в лес, нашли вот эту полянку и решили остаться здесь.

Выкопали землянку, вначале небольшую, сейчас в ней козы живут, а на следующий год построили уже эту, даже пару оконцев сладили, чтобы не совсем в темноте сидеть. В первую зиму в силок коза попалась, да она еще котной оказалась. Не стали ее убивать, притащили в землянку, и стала она с ними жить, а под весну принесла сразу три козочки. Сама потом все-таки сбежала в лес, а может, волки задрали, но ушла и больше не появлялась.

Пока свекр был жив, немного полегче было, хоть и старенький он был, но все же мужчина, а сейчас Дарио – главный мужчина в семье.

Валия улыбнулась и потрепала сыну вихры.

Да еще тем же летом нашел Дарио волчью нору, а там один волчонок еле живой. Притащил, и сам его выхаживал.

Вот такое хозяйство получилось.

Валия замолчала, и ее глаза заблестели от слез, которые, правда, так и не пролились.

После того разговора прошло много дней, и однажды Алексия все-таки решилась что-то предпринять. Вечером, когда свет еще пробивался сквозь оконца, а все сидели у стола после ужина, она начала говорить Валии, что так жить нельзя, что надо что-то делать.

– А что можно сделать? – спросила та и усмехнулась. – Вот дорога недалеко, куда ты уйдешь и кому ты нужна, кто тебе поможет?

– Я знаю, кто нам поможет, – отвечала Алексия, – могу даже дать гарантии, что вы будете обласканы и все, что с вами было до этого, покажется вам страшным сном. Вот только как ему сообщить о нас?

И она рассказала им об Алексе, об Ильми и о том, чьего ребенка они сейчас выхаживают, утаив только, кто она на самом деле. Потом она рассказала, кто такой Алекс, как они путешествовали, как он сражался с разбойниками и степняками, а потом какие он стал делать вещи, какие истории рассказывал ей. Потом она разрыдалась и, плача, стучала по столу кулачком.

– Ну почему, ну почему так все?..

Все сидели молча, наверное, каждый думал о своем, а может, об одном и том же.

– Мам, – нарушил тишину Дарио, – давай я схожу быстро, а потом с его дружинниками и вернусь, если он захочет помочь.

– Хм-м, схожу, да туда идти три седмицы надо, – проговорила Вики.

– Да хоть месяц, – запальчиво ответил ей Дарио. – Вон тебе замуж уже надо, а за кого тут выходить?

Валио на это засмеялась и прижала сына к себе.

– Вот посмотрите, какая у нас сваха заботливая выросла, тяжело будет идти, сынок. Дойдешь ли? – и она снова задумалась. Потом, помолчав, продолжила:

– Да, видно, делать-то и нечего, придется тебе идти. Ладно, завтра начнем тебя собирать, одежку подремонтируем да припасов соберем в дорогу.

Конечно, рассказывая о том, кто им может помочь, Алексия хитрила, дед-то жил всего в трех днях пути, но ей нужен был Алекс. Пусть решает, нужна она ему такая или нет, а если не нужна, то рубить уже с плеча раз и навсегда.

Она, правда, не решила, что будет делать в случае отказа, но сидеть, ждать и трусить – это выше ее сил. Через два дня они провожали всем поселением Дарио, вывели на дорогу, обняли по очереди, Алексия еще раз напомнила, что ему надо говорить Алексу. Валия сунула в руку последние пять медяков, и потом они долго смотрели ему вслед, пока его маленькая фигурка не скрылась из виду.

Глава шестая

Работы становилось все больше. Поездка моя откладывалась и откладывалась, ну еще день, ну от силы два – и еду. Но проходил день, а затем два – появлялась новая проблема, которую надо решать, так и тянулось, пока не пришло время открывать «Торговый дом Кентия». Я решил его так назвать. Под одной крышей с ним разместились ресторан и театр. Я уже находился в столице, разместившись в своем доме в небольшой комнатке, так как в остальных шел ремонт и перестройка. Остальных своих людей – музыкантов, артистов, торговых клерков, а также всю свою свиту – разместил в доме для служащих и в гостинице, которые находились в саду за торговым домом.

Дальше тянуть нельзя, решил я для себя, сразу после открытия еду знакомиться со своим сыном.

А сейчас вызвал всех своих доверенных лиц, чтобы определить порядок действий.

– Итак, друзья, – начал я, когда все собрались, – завтра и послезавтра у нас напряженные дни, никак нельзя ударить в грязь лицом, столица – это не наше захолустье. Поэтому порядок такой: после десятой склянки открывается непосредственно торговый и выставочные залы.

– Кстати, ден Сибор, – обратился я к распорядителю торгового зала, – вы отложили дорогие наборы косметики, как я просил?

– Да, ваша светлость, – ответил мне ден Сибор, кланяясь.

Понимая, что многие аристократы будут стараться обратиться ко мне напрямую, так как в первые дни в основном будут ходить, чтобы поглазеть, соответственно народу будет много и просто что-то приобрести в розницу будет сложно. Вот и будем приторговывать из-под полы, как в советские времена, – приходит такой весь из себя слуга аристократа и говорит: «Я от Иван Семеныча, мне надо то-то и то то». И не надо смеяться, и пароль «Иван Семеныч», и все остальное будет, ну имею я право пошутить.

– Вечером открытие театра и представление, ден Тодор, вы справитесь?

– Да, ваша светлость.

– Ну смотри мне, будет король, и если что… – я не договорил и показал кулак деду. – Ну и на следующий день у нас открытие ресторана, снова будет король в отдельном кабинете. Дена Женар, не подведите с блюдами, а то я с поваров три шкуры сдеру.

– Не беспокойтесь, ваша светлость, повара у нас опытные, и все новые блюда кентийской кухни мы изучили и уже не раз готовили.

– Тогда уповаем на Зею-плодоносицу, и вперед.

Ну как же, кентийская кухня! Благодаря изготовленной втихаря мясорубке, которую я держал в секрете, я выдал поварам рецепт голубцов, пельменей и котлет, ну и конечно шашлык. Нет, ну тут тоже что-то такое готовили, но в том-то и дело, что именно что-то. Ну и салаты, тут уж при помощи майонеза делали и мясной, и «любовницу», который назвал «кентийский любовник». И наконец, мои напитки, которые пробовало ограниченное количество народа, и те только приближенные короля. Конечно, я тоже волновался, но больше всего за театр, понравится ли пьеса аристократам и дворянам, да и как артисты справятся, хотя на последних просмотрах все было отлично.

На открытие торгового дома я не поехал, что мне там делать… Есть распорядитель, пусть занимается, мое дело театр – там я произнесу речь, ничего особенного, типа «строили, строили, и наконец построили». А потом на балкон к королю в ложу, и буду внимательно наблюдать за реакцией зала и короля, с братом в том числе. Среди дня проехал так мимо торгового центра, посмотрел: как и предполагал, зевак море, ну пусть толкутся, через некоторое время успокоятся, и будет нормальная работа. В театр и ресторан только по пригласительным билетам, первый у меня на триста мест, второй на сто восемьдесят.

Вечер в театре… это был полнейший успех. Вначале я произнес небольшую речь, мол, я хочу показать вам искусство, которое существовало в Кентии задолго до Большой войны. Все пришлось восстанавливать по рукописям и преданиям. Поэтому прошу зрителей не судить строго. Потом открылся занавес, и действие началось, спектакль сопровождался музыкой. Красочные декорации, богатые костюмы и игра артистов произвели на зрителей неизгладимое впечатление. Видел, какие эмоции отражаются на лице короля и Арна. Когда спектакль закончился и артисты вышли, чтобы поклониться, весь зал встал и принялся им аплодировать, потом зрители развернулись, и немного аплодисментов досталось и мне, пришлось встать и поклониться. Было объявлено, что спектакли театр будет давать три раза в седмицу, а также сообщили цены на билеты и где их можно приобрести.

Ресторан под названием «Кентийский гурман» выглядел великолепно, зеркала в фойе, колонны в обрамлении зеркал, огромные окна, полы, покрытые лаком в несколько слоев. На столах стояли хрустальные фужеры для напитков, а также приборы из нержавеющей стали, которые мы стали делать недавно и тоже хранили в секрете.

Первым в ресторан вошли король и его брат. Если король уже видел многое из изделий и был сдержан, должность, так сказать, обязывает, то Арн напоминал восторженного щенка. Что вчера в театре, что сегодня он нисколько не скрывал своего восхищения и удивления. Я проводил их в кабинет на втором этаже, у нас в ресторане присутствовал так называемый второй свет, что тоже было необычно. После того как аристократы и дворяне заполнили зал, на сцену вышла Женар Оборо, управляющая рестораном. В королевствах женщины работали, но нигде они не занимали руководящих постов. Я проработал все детали и в торговом представительстве, и в театре, и здесь в ресторане, надо было удивить, а иногда даже вызвать шок, чтобы поломать стереотипы в отношении кентийцев.

Дена Женар, поднявшись на подиум, который возвели для музыкантов, произнесла несколько приветственных слов. И указала, что на столах лежит меню, по которому можно заказать то или иное блюдо или напиток. Все это приготовлено по старинным кентийским рецептам. Обслуживают столы вот эти девушки и юноши – указала она на группу ребят в униформе, к которым следует обращаться по поводу заказов, а также по другим вопросам.

Поднялся занавес на подиуме, открыв для посетителей находящихся на нем музыкантов, заиграла тихая музыка, и процесс пошел. Через некоторое время, когда все заказы были выполнены и народ дружно накинулся на дегустацию блюд и напитков, музыка зазвучала громче, и на сцену вышли певцы.

Каждый уважающий себя аристократ, устраивая банкеты, держал или нанимал певцов и музыкантов, так что, казалось, удивить их нельзя. Как бы не так, нигде и никто не исполнял таких песен и музыки с таким ритмом и звучанием. Поэтому народ побросал ложки и вилки и принялся слушать, периодически прикладываясь к горячительным напиткам.

– Да, брат, можешь ты удивить, – проговорил король. – И ведь на каждой нашей встрече ты преподносишь что-то новое, вот скажи мне, когда твои выдумки иссякнут?

– Не знаю, ваше величество, – ответил я ему, улыбаясь, – наверное, никогда, разве это плохо – удивлять окружающих и делать что-то новое, чего не было прежде?

– Алекс, брат, не обижай меня «своим величеством».

– Данис, ты посмотри, сколько здесь чужих ушей, ну зачем многим из присутствующих знать о наших отношениях.

– Хм-м, ну, может, ты и прав, – задумался Данис, – послушай, я хочу, чтобы твои музыканты играли на моей свадьбе, буду удивлять Брана Сармийского, – перевел разговор Данис на другую тему. – И можно будет прислать своих поваров, чтобы они подучились в приготовлении некоторых блюд?

– Можно было бы и не спрашивать, конечно, присылай. Я завтра уеду, надо мне, в конце концов, навестить Ильми и увидеть своего сына.

– Ну и как ты думаешь поступить с Ильми и Алексией?

– Если честно, то не знаю, вот съезжу, а там видно будет.

Мы сидели и неспешно разговаривали, я рассказывал им анекдоты, адаптированные к их реалиям. Вечер начал заканчиваться, первыми уехали король с братом, я еще немного покрутился, зашел к управляющей, на кухню, после чего отбыл к себе домой, чтобы рано утром отправиться в замок.

Глава седьмая

По приезде в замок я тут же озадачил Ульха и Ларта отбором подарков для Ильми, ее родителей и своего сына, а также попросил выделить мне с десяток дружинников для сопровождения, меньше не позволял статус. Все эти приготовления заняли сутки, и завтра я наконец выеду.

Вечером, когда я составлял план работ для Ларта, постучавшись в кабинет, вошел Гюнтер и доложил, что в домике дежурной стражи у ворот меня ожидает необычный посетитель, который требует только графа Алекса тан эль Зорга, для которого у него есть очень важное сообщение.

– Так ведите его сюда, – проговорил я.

– Ваша светлость, его придется нести, он, видите ли, свалился почти перед самыми воротами, и страже пришлось занести его к себе, настолько он был уставший.

Я, немного удивленный и заинтригованный, встал и проследовал за Гюнтером. Войдя в помещение стражи, я увидел мальчишку лет двенадцати-тринадцати, очень изможденного, в обтрепанной одежде и совершенно разбитых башмаках.

– Это ты хотел видеть графа эль Зорга? – спросил я. – И зачем он тебе нужен?

Мальчишка посмотрел на меня.

– Это я скажу только ему, – проговорил он, глядя на меня исподлобья.

– Ну так я и есть граф Зорга, – заулыбался я.

Паренек оценивающе оглядел меня и, видно, остался удовлетворен осмотром.

– Я могу сказать только вам наедине, – поставил он условие.

– Выйдите все, – приказал я находившимся тут стражникам и Гюнтеру. – Давай говори, – когда все вышли, потребовал я у мальчишки.

– У вас просит помощи Алексия Кобург, она сказала, что вы знаете ее, и еще она сказала… – Он задумался, вспоминая, – Ромео и Джульетта, – наконец выдал он. – Вы должны знать, что это.

– Что, что с ней? – кинулся я к мальчишке.

Он даже отшатнулся в испуге. Но я уже взял себя в руки.

– Гюнтер, – позвал я и, когда тот появился, распорядился, чтобы пацана накормили жидким, только немного, а то живот расстроится, потом отмыли, переодели – и ко мне в кабинет. – Если не сможет идти, носить. Пока распоряжайся, потом с Лартом зайдете.

Сердце мое сжалось от предчувствия беды, но я старался держать себя в руках. Пусть мальчишка немного придет в себя, потом расспрошу его подробно. Примерно через час с лишним привели мальчишку, уже умытого и в какой-то хламиде. Гюнтер, приведший его, развел руками, сказал, что ничего по размеру не подобрали, но его обмерили и обещали к утру пошить все, что нужно.

– Хорошо, Гюнтер, оставь нас одних, – попросил я, и тот, поклонившись, вышел.

– Ну что, давай рассказывай.

И паренек принялся рассказывать, как и почему к ним попала Алексия, как живет у них, потом о том, как приняли решение идти ко мне и просить помощи. И от его рассказа мои кулаки непроизвольно сжимались все сильней и сильней.

– Сколько же ты шел? – спросил я его.

– Завтра будет две седмицы, – ответил мальчишка.

Я видел, что он просто на ходу засыпает, поэтому позвал Стена и приказал ему расположить пацана в гостевых комнатах и приставить к нему служанку, ну мало ли что пареньку потребуется, замок – это же не лес, где тебе под каждым кустом туалет. Мальчишку отправили спать, а я метался по кабинету как загнанный зверь и никак не мог успокоиться.

Понятно, почему мальчик обращался от ее имени, упомянув ее как служанку маркизы Ильми де Перьен… Она просто боится, но почему она тогда упомянула свое родовое имя, ведь династия Кобургов общеизвестна! Ну да это не главное, а вот что их ждали и знали, когда они поедут, это заставляет задуматься. И ребенок… это же мой сын, и он мог погибнуть, я зарычал от переполнявших меня чувств. И я знаю, кто виновник гибели матери моего ребенка, и даю слово, что непременно отомщу. Я внезапно успокоился, лишь одно мне не давало покоя: надо как можно скорей выезжать, нельзя допустить еще какого-нибудь происшествия с близкими мне людьми.

В дверь постучали, и в кабинет вошли Ларт и Гюнтер, они потоптались у двери, видя, в каком я состоянии, и не решаясь присесть без моего разрешения.

– Садитесь, чего стоите, – указал я им на стулья, – значит, так, я завтра уезжаю, рано выехать не получится, выеду по готовности. Ты, Гюнтер, сейчас готовишь сотню кентийцев, сотника и тридцать человек наших старых и семьдесят недавно прибывших. Барон Варт сам отберет и назначит им командира. Ты, Ларт, подготовь провизии дней на пятнадцать. Конечно, мы будем останавливаться на постоялых дворах, но часть дружины все равно будет питаться самостоятельно. Какой постоялый двор выдержит такую ораву народа! Запрягаешь в дилижанс четверку, сажаешь туда нашего лекаря и какую-нибудь молодую, но расторопную служанку. Кто из женщин у нас имеет грудных детей? Доставь кого-нибудь сегодня ко мне. Парня одеть, обуть, полмесяца он к нам добирался, молодец мальчишка. Да пусть зайдет ко мне старшая швея, а теперь вам для информации, – я немного помолчал. – На карету, в которой следовали маркиза Ильми и принцесса Алексия, было совершено нападение. Маркиза погибла, Алексии удалось бежать, при этом она спасла моего сына, а сейчас она прячется у хороших людей. Да, Гюнтер, пусть ко мне зайдут Сайм и Март, а теперь все, занимайтесь делами… И еще… никому ни слова, пока я не вернусь.

Гюнтер и Ларт вышли, а я уселся за стол и задумался, не упустил ли я чего, вроде бы нет, если что понадобится, купим по дороге. Тут в кабинет заглянул Стен и доложил, что пришли Март и Сайм, он их все еще называл разбойниками.

– Давай их сюда, – распорядился я.

Обрисовав им ситуацию, приказал готовиться к походу, поедут они отдельно от каравана и одвуконь, бросил им кошель с деньгами. Снаряжаться велел максимально. И от замка родителей маркизы до замка герцога прошерстить все, найти следы: где напали на карету, кто напал и так далее. Сказал, что ни в чем их не ограничиваю. Выезжают завтра рано утром.

Потом Ларт привел ко мне молоденькую маму, звали которую Ивица, я поговорил с ней, не сильно вдаваясь в детали, и остался доволен: хоть это были первые ее роды, но молока у нее было много, и она легко согласилась кормить еще одного малыша, и готова завтра выехать.

Старшей швее приказал подготовить из мягкого полотна несколько десятков пеленок к завтрашнему дню. Ну вроде бы все, распоряжения отданы, кормилицу нашел, плохо одно, что движение будет не очень быстрое и тащиться придется дней пять. Конь не машина, на которую сел, и через несколько часов ты на месте.

Утром все бегали как наскипидаренные, пришлось еще брать и карету помимо дилижанса, все-таки с нами будет ехать принцесса. Все кентийцы, которые отправлялись со мной, получили мечи нашей ковки; у тех, кого оставил мне отец, они уже были, выдал тем, кто пришел с бароном Вартом. Я еще на границе заметил, с какой завистью прибывшие смотрели на обладателей таких мечей, пусть теперь и они порадуются. Правда, мечи стандартные, а не под каждого, но тем не менее они были с прекрасным балансом; думаю, немного поработают с ними и привыкнут. Больше всего провозились с одеждой мальчишке, даже не с одеждой, а с обувью. Все, в чем он был, просто выбросили, так как ремонтировать там было нечего. Швеи, молодцы, пошили ему и рубашку, и штаны, и даже вошедший с моей подачи у нас в моду жилет со множеством карманов. А вот с обувью проблема, ну никто не шьет сапоги или ботинки за один день. Поэтому сделали ему сандалии с закрытыми носками, ну а сапоги к моему возвращению будут готовы. Наконец начали грузиться, тут же крутились и тарги, давая понять, что без них дело не обойдется и они, конечно, отправляются с нами. Народ от них шарахался, и они, словно понимая это, и чтобы не мешать сборам, уселись возле оседланного Ветерка и ждали, когда же наконец отправимся.

Мальчишку посадили в карету, в дилижанс сложили припасы в дорогу и кое-какое снаряжение, а также в нем ехала кормилица со своим младенцем и служанка с ворохом пеленок. Еще старшая швея утром принесла и уложила в карету большой сверток, сказала, что это Алексии.

И снова дорога, снова жара, пыль и огромное желание добраться до места как можно быстрей. Ночевать пришлось рядом со вторым городом моего маркизата Мистоном, имеющим королевское подчинение. Я в нем никогда не был, да и, честно говоря, не интересен он мне. Магистратура этого Мистона, когда начались заварушки на территории королевства, пыталась установить пошлины за проезд по дорогам маркизата. Вот его бургомистра и строил в свое время Гюнтер.

Солнце еще не село, когда мы расположились на ночлег, разожгли костры; аппетитно запахло готовящейся кашей. Мне установили палатку, и я, с удовольствием поужинав, уже собирался отойти ко сну, когда вдруг услышал громкие голоса в лагере. Через некоторое время дежурный сержант доложил, что прибыли представители магистратуры города.

– Ну давайте их сюда, – распорядился я, удивляясь, чего им, собственно, надо.

В палатку вошел довольно-таки высокий, по меркам королевства, мужчина в расшитом камзоле, за ним – два его сопровождающих стражника.

– Кто ты такой и что тебе здесь надо? – заявил он, как только вошел в мою палатку.

Я даже растерялся на какое-то мгновение от его наглости, так себя вести могут только аристократы или идиоты. Среди сотни вооруженных людей так неуважительно разговаривать с командиром этих людей… Мало того, каждый из моих воинов на голову выше любого человека королевства и имеет ярко выраженные черты кентийцев. Наверное, у этого вельможи какая-то нелюбовь непосредственно к кентийцам, а может, просто он недалекий хам, на что я ему и попытался указать.

– Вас не учили вежливости при разговоре с незнакомыми людьми? – спросил я, делая знак сержанту, вошедшему следом за «гостями».

– Ты кто такой, чтобы учить меня манерам? – завизжал незнакомец. – В общем, так, – продолжил он, – я даю тебе и твоим людям полчаса, чтобы убраться.

Да, что-то в этом городе неправильно, или, может, все так и задумано… После того, что произошло с принцессой и маркизой Ильми де Перьен, я был настроен мысленно на определенный лад.

Снова сделал знак сержанту, после чего в палатку ворвались несколько человек и быстро скрутили незнакомцев, которые даже не потрудились представиться.

Начинало смеркаться, но по моему приказу быстро притащили пару факелов, так что света было достаточно. Сержант срезал несколько тонких и гибких веток, а воины избавили от лишней одежды орущего и грозящего мне всевозможными карами неизвестно кого. Наконец в его речи проскочило, что он заместитель бургомистра королевского города и он, несмотря ни на что, уничтожит меня, что я еще буду умолять его пощадить, если его сейчас же не отпустят.

– Так… повтори, кто ты такой? – попросил я, внимательно рассматривая его.

– Я Тибор де Васк, баронет, заместитель бургомистра города Мистон королевского подчинения, – гордо проговорил он, наверное, думал, что меня это испугает и я тут же отпущу его.

– Ну что же, теперь представлюсь и я, – проговорил я, усмехаясь, – Алекс тан эль Зорга, владелец земель, на которых располагается город Мистон королевского подчинения. И ты, баронет, нанес мне обиду, поэтому я подвергну тебя наказанию.

Даже при свете факелов было видно, как начало меняться выражение лица заместителя бургомистра.

– Нет, я не стану рубить тебе голову, хоть и имею право, но свое ты получишь… Отсчитайте ему двадцать ударов, – приказал я сержанту.

Так как специальных козел для экзекуции не было, баронета просто схватили четыре человека за руки и ноги и, приподняв, растянули, а пятый стал наносить удары. Народ, собравшийся вокруг, стал громко считать; наносились удары не со всей силы, но очень чувствительные. Стражники, сопровождавшие этого деятеля, наверное, думали, что и им достанется, но зачем мне что-то доказывать простым воинам, выполнявшим приказ? Да и за все время они не произнесли ни одного слова, так что никто их не тронул. По окончании экзекуции подвели коня, на котором прибыл баронет, и погрузили на него его тушку.

– Выпроводите их, – приказал я и отправился спать, – усилить посты, – шепнул я сержанту напоследок, а когда наконец улегся, мелькнула мысль, что надо бы и в этом городишке навести порядок, наверное, стоит переговорить с Данисом; с этой мыслью я и заснул. Ночь прошла спокойно, поэтому сразу после восхода солнца, плотно позавтракав, мы отправились дальше.

Глава восьмая

Весь дальнейший путь мы проделали без приключений. Исходя из рассказа мальчишки, мы взяли за ориентир постоялый двор «Жемчужина Сармии», до которого так и не доехали Алексия и Ильми. Я приказал посадить пацана к кому-нибудь на коня, чтобы он указал, где свернуть в лес. Так мы двигались еще часа четыре, пока парень не закричал:

– Вот сюда, сюда, да стойте же, а то проедем мимо. – Потом, наверное, опомнился, кем он командует, и замолчал. Караван наш остановился, и я принялся отдавать приказы. Карета, дилижанс и все кони остаются на опушке, двадцать человек идут со мной и мальчишкой, разбить лагерь, ждать нас и готовить ужин.

До того места, где жила Алексия, мой сын и люди, их приютившие, шли часа два, впереди, как всегда, рыскал Алый, а по бокам – его сестры. Перед самыми землянками дорогу нам преградил молодой волк, видно было, что ему страшно стоять перед таргами, но он все равно рычал, показывая клыки.

– Тюбо, Тюбо, тихо, – кинулся к нему мальчишка, а я рыкнул на Алого, чтобы никого не трогал. Услышав голос мальчишки, из землянки осторожно выглянула женщина и, увидев сына, вышла ему навстречу. Я распорядился воинам рассредоточиться и охранять, а сам направился в землянку. Несмотря на то что и в лесу и на поляне было светло, в землянке было темно, два малюсеньких окошка абсолютно не давали света. Крикнув одного из воинов, чтобы принес свечи, которые я благоразумно захватил, – землянка тот же блиндаж, в котором мало воздуха и света, а уж их я повидал немало. Зажгли свечи, и в их свете я увидел вначале жавшуюся на каком-то топчане Алексию, а рядом с ней полугодовалого карапуза, уже самостоятельно сидящего и пускающего слюни. Он хлопал глазенками, смотря на огонь свечей, и что-то пытался бормотать пока еще на своем, понятном только ему языке.

– Ну, здравствуй, Виктор эль Зорга, – сказал я и, протянув руку, коснулся его маленькой ладошки. Малыш тут же схватил мой палец своей ручонкой и засопел, пуская слюни.

– Ваше высочество, как вы себя чувствуете? – обратился я к Алексии.

За спиной ахнули, мальчишка, что-то шепотом рассказывающий матери и сестре, замолчал, и землянка погрузилась в тишину.

– Разрешите нам с принцессой поговорить наедине, – обратился я к присутствующим, и те выскочили из землянки, осторожно прикрыв дверь. Мой сын так и не отпускал моей руки, обильно поливая ее слюной.

– Ты знаешь, – вдруг сказала мне Алексия, – раньше я считала, что плакать принцессе недостойно. Но потом, когда встретила тебя, я заплакала от испуга, тоски, безысходности и от своей глупости. Да-да, не удивляйся, я прекрасно понимаю, что я еще глупая девчонка. Сейчас я плачу почти каждый день, потому что во всем, что произошло, виновата только я. Это я уговорила маркизу Ильми поехать со мной, потому что мне было интересно с ней и не хотелось расставаться. Если бы не моя глупость, она была бы жива, а твой сын находился бы в нормальных условиях, а не в этой землянке. Кормили бы его молоком матери, а не вонючей козы. Ну и я бы не лишилась руки, а сейчас, став ущербной, кому я нужна… – И она горько заплакала, и, глядя на нее, заплакал мой сын, а мне вдруг стало так тепло на душе и так легко. Я наклонился, обнял их обоих и засмеялся, а потом поцеловал Алексию в губы.

– Все будет хорошо. Давай собираться, – сказал ей, открыл дверь и крикнул хозяев. Когда они вошли, тоже сказал им, чтобы собирались, лишнего ничего не брали, да и вообще лучше ничего не брать, если что понадобится, мы все купим в ближайшем городке. Через полчаса все были собраны, и все равно у каждого был какой-то небольшой узелок. Больше всего дебатов возникло вокруг коз, но потом я махнул рукой и решил – пусть берут, привяжем за дилижансом, добегут – хорошо, нет – так нет. Или, может, какого-нибудь серва осчастливим, подарив или продав по дешевке это блеющее счастье.

Пока шли, Тюбо жался к ногам Дарио, опасливо посматривая на бегущих таргов, но те совершенно не обращали на него никого внимания. Единственное, что меня удивило, так это то, что когда я вышел из землянки, держа сына на руках, Алый, подойдя ко мне, вдруг встал на задние лапы и заглянул, кого это я держу на руках, понюхал, потом так же опустился на все четыре, толкнул меня своим лбом и потрусил вперед отряда.

На опушку к оставленному отряду вышли, когда вечерело, солнце еще не село, но уже повеяло вечерней прохладой. Было установлено несколько палаток, и на кострах готовился ужин. Тарги, после того как вышли на опушку, куда-то пропали, но уж за них я не переживал.

Всю дорогу я нес на руках своего сына, а рядом семенила Алексия, ухватившись рукой за мой ремень. Малыш спал, а я смотрел на этого маленького человека, и сердце мое млело от счастья. В лагере я вручил Алексии сверток с одеждой, что передала старшая швея, а малыша попробовала покормить грудью кормилица. Увидев, как жадно он сосет, я понял, что мои переживания улетучились. Я все-таки волновался, что после того, как его продолжительное время кормили козьим молоком из рожка, он грудь не возьмет, но все страхи оказались напрасными.

После ужина мы долго сидели и разговаривали с Алексией, и она все рассказывала и рассказывала о том, как все произошло. Временами она принималась плакать и просить у меня прощения, и я успокаивал ее, но у самого на душе было тяжело.

Конечно, за время разлуки с Ильми чувства притупились, и мне было непонятно, любовь это была, или просто привязанность к женщине, с которой делил постель. Все-таки то, что Ильми была первой женщиной для меня в этом мире, а для Алекса вообще первой женщиной, имело для меня большое значение.

Потом я проводил Алексию до палатки, в которой кроме нее спали малыш и прислуга. По поводу малыша она сразу заявила, что не отпустит его никуда и он будет находиться только рядом с ней. Настаивать я не стал, раз ей так хочется, то пусть так и будет.

Утром я послал двух конников в замок родителей Ильми де Перьен, чтобы сообщить, что их внук жив, а так как я его отец, то забираю его с собой. Кроме того, я отправил послание с извинениями за то, что не смог заехать. А мы направились в замок деда Алексии, герцога Кантора. В карете помимо Алексии и малыша ехали кормилица со своим ребенком и девушка Вики, выполняющая роль служанки, на этом снова же настояла Алексия.

Когда с центрального тракта мы свернули на дорогу, ведущую к замку герцога Кантора, дверца кареты открылась, и принцесса попросила меня остановиться. Караван остановился, и она, подойдя ко мне, уточнила, правда ли, что мы едем к герцогу. Я это подтвердил. Было видно, что она, еле сдерживая слезы, повернулась и побрела обратно в карету.

«А чего она хотела, – думал я, – чтобы я ее увез к себе? Да на меня всех собак потом повесят, обвинят и в нападении, и в похищении, да вообще во всех смертных грехах. Да и герцог там, наверное, с ума сходит, ему ведь не могли не донести, что найдена карета с его гербом, в которой должна была ехать его внучка».

Через пару часов мы подъехали к замку, у стен которого стояли воинские палатки, сновали люди в броне, а также было видно часовых. Недалеко воины выполняли приемы в строю с копьем.

Заметив нас, все в военном лагере под стенами замка пришли в движение; находившиеся в нем стали выстраивать строй, перегородив дорогу к замку. Мои воины тоже перестроились в боевой порядок, а часть окружила карету и дилижанс. Так мы стояли некоторое время, затем от воинов, стоявших вокруг замка, отделился человек в латах на коне и поскакал в нашу сторону. Я тоже выдвинулся вперед и принялся ждать. Подъехавший мужчина, лет сорока, в доспехах, но без шлема, остановился в трех метрах от меня.

– Кто вы такие и куда вы направляетесь? – произнес он.

– Алекс тан эль Зорг, направляюсь к герцогу Кантору. С кем имею честь говорить? – представился я.

– Баронет Петра де Дорн, капитан стражи герцога Кантора. С какой целью хотите видеть графа?

– Баронет, вам не кажется, что это не ваше дело? – психанул я, потом взял себя в руки и уже другим тоном произнес: – Доложите герцогу, что я хочу его видеть.

Баронет поклонился и, развернувшись, поскакал к замку, а мы двинулись вслед за ним. В замок въехали я, два моих кентийца и карета, остальных я оставил за стенами.

На пороге меня встречал герцог. С последней нашей встречи он изменился, постарел и даже, показалось мне, стал меньше ростом. Я спрыгнул с коня и, открыв дверцу кареты, помог принцессе спуститься. Находившиеся у крыльца люди ахнули, увидев Алексию, а герцог, забыв обо всем, кинулся к ней и обнял, прижав ее к своей груди. Многие из женщин заплакали.

– Где же ты была, моя маленькая? – спросил он. – Я же все герцогство перевернул в поисках тебя.

– Дедушка, меня приютили люди, живущие в лесу, – она еще что-то хотела сказать, но я кашлянул, как бы предупреждая, что они тут не одни. Герцог опомнился и повел Алексию в замок, потом повернулся ко мне.

– Граф, прошу прощения, просто голова кругом, все забыл от радости, прошу вас пройти с нами.

Я принял своего сына, поданного мне из кареты, и распорядился, чтобы кормилица и Вики тоже следовали за мной. Герцог удивился, увидев детей, тем более что одного я нес сам, но ничего не сказал, и мы все двинулись в замок.

Принцессу сразу же повели в ее покои, а кормилицу с детьми и Вики – по требованию Алексии – расположили рядом с ней. Меня же герцог потащил в свой кабинет, усадил в кресло и потребовал все рассказать. Ну я и рассказал: и про Ильми де Перьен, и про сына, и про то, как пришел мальчишка и рассказал об Алексии… Только про нападение и ее спасение, я решил, пусть рассказывает она сама. Герцог был поражен, от переполнявших его чувств он вскочил и пробежался по кабинету, потом снова упал в кресло.

– Что будем делать? – спросил он у меня. – Ты же понимаешь, чьих рук это дело?

– По возвращении в замок я объявлю об обиде, нанесенной мне Эрликом, а там прямой путь к схватке между нами. Вряд ли кто вступится за него, а вступится, то значит, я еще больше расширю свои владения.

– Я помогу вам, граф, дам воинов, дам денег – все, что потребуется. Что у Алексии с рукой?

– Сломала, когда перевернулась карета, да еще порвала сухожилие и мышцу, мой лекарь после осмотра сказал, что нужно массажировать каждый день и разрабатывать. Но пусть еще ваш посмотрит, может, что-то новое скажет.

– Но я бы не спешил с местью, – продолжил герцог после небольшой паузы. – Все можно сделать проще, надежней и элегантней. Вам, молодежи, лишь бы мечом помахать, не слишком задумываясь о последствиях.

– Хорошо, что предлагаете вы? – поинтересовался я.

– Подождите, Алекс, сейчас распоряжусь, и мы продолжим, – он встал и вышел, но почти сразу же вернулся, отдав распоряжения. Мы проговорили почти до самого ужина, обсуждая и планируя свои действия на будущее.

Вечером за ужином я преподнес очередной сюрприз, пусть в какой-то мере он и ожидался, но все равно удался. Мне было смешно видеть, с каким кислым выражением лица Алексия ковырялась в своей тарелке. То, что я привез ее в замок деда, совершенно выбило ее из колеи, хотя после того поцелуя в землянке она явно рассчитывала, что у меня совсем другие планы. Наивная и глупая девчонка!

Где-то в середине ужина, когда Алексия, судя по ее поведению, собиралась покинуть столовую, я встал и, не доходя до ее стула метра два, встал на одно колено и произнес ритуальную фразу, положенную при сватовстве:

– Алексия тан де Кобург, я, Алекс тан эль Зорг, отдаю вам в руки свое сердце, а в ответ прошу вашей руки.

При этих словах Алексия вскочила, стул, на котором она сидела, опрокинулся с громким стуком. Она стояла бледная, прижимая руки к груди.

– Да-да… ой, – произнесла она, но потом, справившись с волнением, ответила: – Я, Алексия тан де Кобург, принимаю ваше сердце, Алекс тан эль Зорг, и располагаю его рядом со своим, и пусть они бьются вместе, а если суждено остановиться одному, то пусть и второе замрет. В ответ отдаю вам свою руку и всю себя.

Во время наших слов на какое-то мгновение в зале установилась тишина, а потом она взорвалась криками и поздравлениями от присутствующих на ужине и даже слуг.

Герцог встал из-за стола и приблизился ко мне.

– Граф, разреши мне тебя обнять, – произнес он, – лучшей партии я своей внучке и не желал.

Потом он поднял руку, призывая всех к тишине.

– Я знаю, что граф занятой человек, поэтому обручение состоится послезавтра в главном храме герцогства, а теперь вина, а то что-то в горле пересохло, – и он счастливо засмеялся.

Глава девятая

«Ну вот, через полгода я обзаведусь семьей, сын у меня уже есть, осталось только привести ему маму или мачеху. Но судя по тому, как носится с ним Алексия, скорей всего маму. Твердо уверен, она совсем не играла роль, что он ей дорог, уж я в этом разбираюсь. Конечно, все может измениться после рождения ею своих детей, ну да посмотрим», – размышлял я, покачиваясь в седле Ветерка.

Конечно, герцог был немного выбит из колеи, услышав про моего сына, но, узнав, что мать его погибла, он тут же снова воспрял духом. Эти два интригана – герцог и мой отец – давно уже нас с Алексией поженили. Один прекрасно понимал, что ее реально может защитить и оградить от многих напастей только муж, а муж, за спиной которого в случае переворота или каких-то других посягательств на трон стоит Кентия, которая в случае какой-либо неприятности может раскатать обидчика тонким слоем, – это самый лучший гарант спокойствия. А другой интриган отлично понимал, какие перспективы открываются для него, в случае если Алексия сядет на трон, а я буду при ней. Я бы, конечно, мог встать в позу, мол, не хочу насильно жениться. Но проанализировав положение со всех сторон, понял, что это было бы глупо, да и Алексия мне нравится. Я еще помнил, какое она произвела на меня впечатление после нашей первой встречи; что вы хотите от девчонки чуть старше четырнадцати лет, да еще воспитывавшейся вне благоприятных условий, то есть в императорском дворце, где выполнялся любой ее каприз. Конечно, манипулировать собой я им не позволю, но принять добрый совет всегда рад.

Герцог после того, как я сделал предложение руки и сердца Алексии, начал уговаривать меня не спешить с объявлением войны Эрлику.

– Вначале, – говорил он, – давай посадим ее на трон, потом проведем обряд бракосочетания, и только после этого проведем следствие о причине гибели Альторна Второго. Следствие будет открытое, и любой из герцогов империи или его представитель сможет принять в нем участие. Так мы лишим возможности тех, кто заинтересован в том бардаке, что происходит сейчас в империи, объявить тебя узурпатором и агрессором. И не забывай, что два герцога участвовали в заговоре с самого начала, на их руках кровь императора, и они должны понести заслуженное наказание. И чтобы не возбуждать в остальных аристократах недовольство, тебе надо показать себя сторонником законности и порядка. Мы, конечно, тремя королевствами наведем порядок в империи, но это снова большая война, большие финансовые затраты и людские потери. Так что думай, граф… думай хорошо.

Вот я и думаю, периодически заглядывая в окошко кареты и интересуясь, как там мой сын.

В замок приехали, когда уже смеркалось, Ульху приказал подготовить комнату для малыша и кормилицы, а также для няни ребенка, причем разместить их на моем этаже. Валию, Дарио и Вики разместили в доме для рабочих, выделив им большую комнату. Чем их занять, пока не придумал, но работы у меня всегда достаточно.

Через пару дней я собирался отправиться в столицу, хочу переговорить кое о чем с королем. Да надо проверить, как идут дела на новых предприятиях и что там с ремонтом дома. После открытия театра, ресторана и торгового дома прошло уже больше месяца, интересно все-таки, как там идут дела.

С утра позвал к себе Ларта, Гюнтера и Ульха, решил, так сказать, провести производственное совещание. А тема совещания – строительство дорог, как это все начать и какими силами. Сколько это будет стоить, я примерно подсчитал. Мои люди, которым я это все озвучил, почесали затылки и уставились на меня преданным взглядом, ожидая продолжения.

– Что, никаких предложений не будет? – поинтересовался я. Народ молчал, делая вид, что думает.

– Хорошо, тогда озвучу конкретные распоряжения. Итак, ты, Ульх, подготовь пару десятков телег с возницами и лошадьми. Ларт, на тебе будет доставка черного камня с дышащей горы, а на тебе, Гюнтер, – охрана всего этого предприятия. При этом не должно быть никакого снижения выхода нашей продукции. Дорогу начинаем строить от замка в сторону промышленной зоны и от нее в сторону Виделена.

– А где на все это брать людей? – спросили Ульх и Ларт почти одновременно.

– Вот и подумайте, где… Может, стоит послать людей по баронствам и графствам королевства. Определитесь по условиям оплаты, содержания и посылайте глашатаев. Вот вам рисунки и описания самой дороги. Это – как готовить смесь, это – механизм, чтобы ее смешивать, а это дробилки для дробления камня, – говорил я, передавая бумаги троице моих заместителей.

Дорогу я надумал делать асфальтовую, гудрон нашли еще в том году вокруг старого потухшего вулкана, он был с вплавленными в него ветками, камнями, но зато его было много, а мне его не на хлеб намазывать, растопим, что-то выберем, а что-то и так сгодится.

Вот я и хотел обговорить с королем строительство дорог от Виделена в сторону столицы, ну и дальше куда надо, если согласится, конечно. Ну, а не согласится, проложу у себя в маркизате, а они пусть в грязи утопают.

После совещания заглянул к сыну, пощекотал его, потягал за ручки и ножки, он прыгал на моих коленях, смеялся в голос и тянул ко мне руки. Я подержал его на руках, почмокал, чем вызвал удивление у няни и кормилицы, аристократы, как правило, более воздержаны от проявления своих чувств к детям, и ушел, отправившись по своим делам.

Вечером, перед тем как с утра я собирался отправиться в столицу, появились мои разведчики, и не одни. Они умудрились притащить двух свидетелей, вернее даже участников нападения на карету принцессы Алексии. Оба участника были ранены, да еще после трудностей дороги, короче пришлось вызывать лекаря и просить взять их под свой надзор. Поселили их в помещение, где до этого сидели Март и Сайм. Поблагодарил ниндзей местного разлива и сказал, чтобы обратились к Ульху, поскольку им выписана премия, а потом немного подумал и решил, что время для разговора настало.

– Присаживайтесь, – предложил я им. – Хочу предложить вам одно дело. Как вы смотрите на то, чтобы подобрать с десяток людей и научить их тому, что знаете сами? Вы будете получать двойное жалованье, людей отберете сами, все, что надо будет, получите. Только одна просьба – хорошо проверяйте новобранцев, чтобы не притянуть сюда какого-нибудь соглядатая.

Март и Сайм переглянулись и, не задумываясь, ответили согласием.

– Ну вот и отлично, завтра я уеду на несколько дней, а вы пока все продумайте, что вам надо и как бы вы хотели все организовать.

Утром, отдав последние распоряжения, я уселся в карету и отправился столицу королевства. Опять дорога, опять пыль, опять ночевки на постоялом дворе и нерегулярное питание.

Сейчас, после установки рессор на кареты, стало хоть немного комфортней передвигаться, а раньше ведь и разговаривать при движении было опасно, существовала вероятность и язык на кочке откусить. А осенью и ранней весной жизнь практически замирала, распутица диктовала свои правила. Ну а так как жить мне тут еще долго и в средствах я не стеснен, особенно после трофеев, взятых в замке герцога Жирондо, то я решил, что необходимо строить дороги. Да, дело это не быстрое, к тому же затратное, но нужное.

В столице я сразу же направился в свою столичную резиденцию, а сержанта послал к королевскому секретарю, чтобы согласовать время посещения мной монарха. Ремонт в доме еще не закончили, правда, работ оставалось всего немного, а то крыло, где расположился я, уже было полностью готово. В кабинете я приказал сделать большое обзорное окно, выходившее в сад, а также камин.

В спальне у меня была своя ванная комната, с душем, бронзовой ванной и даже унитазом. Чего мне стоила только одна отливка унитаза, словами не передать. Все трубы и для унитаза, и для горячей и холодной воды были медные, их вначале гнули и клепали, потом места соединения пропаивали, но все отлично работало. Таких ванных комнат у меня в доме было четыре, еще две в гостевом крыле и одна для слуг, для слуг, правда, все было попроще и без ванной.

Приняв с дороги душ и смыв с себя дорожную пыль, я вкусно поужинал, немного посидел перед окном в кабинете, глядя в сад, и, когда совсем стемнело, отправился спать.

Прием в королевском дворце мне назначили на вечер, поэтому я с утра поехал в свой торговый дом и потребовал от управляющих принести мне все бухгалтерские книги на проверку. Что тут же было исполнено.

Просмотрев документы, я остался очень доволен – дела шли просто великолепно, особенно порадовал театр. Каждый день аншлаги. Билеты раскупались за неделю, поэтому администрация театра просила добавить еще один день для выступления. Ну что же, я не против, только чтобы это не отразилось на качестве. Тодор клятвенно меня заверил, что все будет хорошо.

Вечером, переодевшись в более подходящие одежды для приема, в назначенный час прибыл в королевский дворец. По коридорам дворца, как всегда, сновали какие-то люди, слуги в ливреях и даже молодые девушки. Возле зала для приемов меня встретил секретарь, и по его команде гвардейцы распахнули передо мной двери. Король сидел на троне и был не один, тут же находились канцлер, а также начальник канцелярии князь де Либер, Арн и еще какие-то дворяне, которых я видел в первый раз. Подойдя к трону, я, как и положено, представился полным именем, при этом щелкнул каблуками, и звездочки на шпорах тихо зазвенели.

– Ну что еще можно о нем сказать, – улыбнулся король, – одним словом, кентиец. Кстати, господин граф, – обратился Данис к одному из незнакомых мне дворян, – тот комплекс, что вы вчера посетили, принадлежит графу Зоргу, а также все товары производятся у него в маркизате. Театр и ресторан тоже его. А еще он мужественный рыцарь, великолепный рассказчик и потрясающий бабник. – И король захохотал.

– Князь Торел де Минто, личный порученец короля Сармии Брана Третьего, – представился мне дворянин.

– Граф, – обратился ко мне король, – через несколько дней прибывает дочь Брана Третьего Милица, моя невеста, а через месяц у нас свадьба, так что имей в виду…

– Ваше величество, я уже давно готов, а вы деньги готовьте, – улыбнулся я ему в ответ.

У Даниса явно было прекрасное настроение, он шутил и смеялся. Обговорив какие-то незначительные детали с графом де Минто, король отпустил его, а также сопровождающих порученца, а для оставшихся приказал подать вина. Принесли вино, порезанный сыр и тонко нарезанное пряное мясо.

Мы все поздравили короля с принятым решением по поводу предстоящего брака. Посидели, я рассказал пару анекдотов в тему, адаптировав их к этому миру, посмеялись, выпили еще раз. Потом король поинтересовался, как мои дела и ездил ли я, как собирался, к маркизе де Перьен.

Я подробно рассказал присутствующим, что произошло, попросив дать мне слово, что все услышанное не выйдет за стены этого кабинета. Чтобы немного разрядить создавшуюся тягостную атмосферу после повествования о нападении и гибели Ильми, рассказал о сватовстве к Алексии тан эль Кобург, на что Данис улыбнулся.

– Все-таки она своего добилась, настойчивая девушка. Честно сказать, не знаю, что даже делать, сочувствовать тебе или завидовать, – проговорил он, разводя руками.

– Да я и сам не знаю, – ответил я, – последнее время она стала меняться, наверное, все, что с ней случилось за эти полтора года, наложило свой отпечаток на ее поведение. Ну и взросление тоже как-то повлияло. Ну, а после последних событий… – Я помолчал. – Будем надеяться, что у нее поубавится гонору.

Я не стал объяснять присутствующим, что, увидев ее в землянке, я ее даже не узнал. Она мне напомнила маленького котенка, который оказался один на один со всем миром и которого все пинали и гнали, чтобы не мешал, а он не понимал, почему это все с ним происходит. Но найдя еще более слабого и беззащитного, он, этот котенок, решил защищать его всеми своими силами.

И вот тогда в землянке я и принял решение, что буду защищать эту девчонку всю жизнь, даже ценой жизни… а характер… ничего притремся.

Сидели мы долго, уже на небе стали зажигаться звезды, когда я засобирался домой. От предложения строить дороги король не отказался, но и согласия не дал, он просто не понимал, что это такое и как будет выглядеть. Решили, что я строю небольшой участок и показываю, тогда все и решим, а сейчас у него в плане свадьба и подготовка к ней. Правда, на поставках монокуляров он настаивал решительно, я же отговорился, что пока произвожу их мало и могу предложить сейчас не более десятка. При этом цену выставил в два золотых за штуку, а вот когда будут еще, сказал, что не знаю.

В общем, расстались мы, довольные друг другом, и Данис с Арном на прощание обняли меня по очереди, невзирая на присутствующих.

Народ по коридорам уже не шастал, мои шаги гулко отдавались в полутемных коридорах дворца, кое-где освещенных факелами. Король сделал большой заказ на свечи, но использовал их пока только в комнатах и залах, в большинстве коридоров использовались, как и раньше, факелы.

А у меня в замке сейчас экспериментировали с зеркалами и лампами на спирту. Вернее даже, уже их начали производить, но пока все хранилось в тайне, а вот продемонстрирую я их общественности на свадьбе короля, осветив ими зал, где будет проходить пиршество.

Погруженный в свои мысли, я не заметил, а скорей почувствовал сзади опасность, начал уже разворачиваться, но не успел. Левую лопатку мне обожгло, и окружающий мир начал расплываться перед глазами, но я все-таки смог повернуться и ухватить убийцу за руку с кинжалом. Последнее, что увидел и услышал, это глаза человека, полные ужаса, и режущий уши крик.

«Почему он кричит?» – подумал я и провалился в небытие.

* * *

– Данис, Данис, – ворвался в покои короля его брат. – Данис, Алекса убили.

На Арна было страшно смотреть – бледный до синевы, с вытаращенными глазами, его всего трясло. Король в этот момент просматривал какие-то бумаги. Услышав вопль брата, он вскочил. Массивный стул, на котором он сидел, упал на пол, а бумаги разлетелись по комнате.

– Как убили? – проговорил он.

– Я не знаю, мне это сказал мой слуга, там, говорят, уже гвардейцы и тайная канцелярия, все оцепили, пошли быстрей.

И Арн выскочил из кабинета. Данис, невзирая на свое положение, тоже побежал. Он успел в самый последний момент, когда убийцу уже почти освободили из хватки Алекса. Но тот был без сознания, и видно было, что в том месте, где его ухватил кентиец, предплечье как-то сплющено. Кости, наверное, сломаны, и может даже, не в одном месте.

В галерее уже собралась небольшая толпа, тут же стояли хмурые кентийцы.

«Ну у него и силища», – не ко времени мелькнула мысль у Даниса.

– Быстро лекаря сюда, – тем не менее отдал он команду.

– Уже послали, ваше величество.

Данис поднял глаза и увидел начальника тайной канцелярии.

– И вы здесь, баронет?

– Да, ваше величество, только собрался уезжать, а тут такое.

Де Ривейн подошел поближе и показал королю кинжал.

– Это, по всей вероятности, оружие убийцы, посмотрите на лезвие, – проговорил де Ривейн.

– Да тут ничего не видно, – в сердцах проговорил король.

– Свет для короля! – проорал гвардеец, а еще кто-то выдернул факел и поднес его ближе. Данис разглядел на лезвии, ближе к крестовине, что лезвие было вымазано какой-то темной субстанцией.

– Это что, яд? – спросил он де Ривейна.

– Скорей всего, да, правда, я не знаю какой, покажу лекарю, кстати, вот и он.

– Ваше величество, его надо перенести куда-то и хорошо осветить, он дышит и сердце бьется, правда очень тихо и неравномерно, – обратился к королю лекарь.

– Да-да, делайте, что сочтете нужным, потом доложите мне, в любое время, я повторяю, в любое время.

– Ваше величество, – обратился к нему десятник кентийцев, – мой принц пострадал в твоем замке, и ты несешь ответственность.

– Да, кентиец, я понимаю, но ты же видел, убийца задержан, и я непременно выясню, кто его послал.

– И все же, король, твоя вина. Я сейчас еду в замок, оттуда пошлю письмо своему сюзерену, чтобы прислал дознавателей. И будет очень плохо, если принц умрет.

Десятник повернулся и пошел к выходу, за ним ушли и все остальные кентийцы.

«Мне, может, горше, чем тебе», – думал король, глядя вслед уходящим воинам. Король до встречи с Алексом с кентийцами почти не сталкивался, ну не считать же за знакомство случайно увиденных учителей фехтования своих вассалов. И даже когда увидел Алекса первый раз, ну кентиец и кентиец. Здоровенный лоб, с синяком под глазом, отчего вид у него был разбойника с большой дороги. Пусть он и вел себя открыто и в то же время сдержанно и гордо. Но чем больше король с ним общался, тем больше он ему нравился, а еще король понял, что Алекс не по годам умен. А потом все его эти поделки… А потом этот бой в зале приемов, если бы не кентиец, известно, как бы еще все сложилось, ведь он один положил более десятка врагов.

Ну, а что касается герцога, вообще слов нет, сам вызвался, приехал, а потом еще и шороху навел в замке Жирондо и на границе. И случилось так, что Данис теперь не представлял, как будет без Алекса, без побратима. Конечно, Данис побратался с Алексом под влиянием эмоций, но потом он тщательно все обдумал и понял, что сделал очень правильно, словно само провидение толкнуло его к этому поступку.

Уже при подходе к королевским покоям его догнал посыльный от лекаря и сообщил, что лезвие кинжала был смазано ядом пурпурной бестии. Данис знал, что это такое, значит, все кончено и Алексу осталось всего лишь несколько часов.

Придя в свои покои, Данис приказал принести ему вина; нет, он не напился, он сидел, пил и не хмелел, а на душе была такая безысходность и смертная тоска!

А в это время Арн метался по своей комнате, бил в стены кулаком и ногами, и на глазах его были слезы. Ему очень нравился Алекс, и Арн хотел бы очень походить на него. Он понимал, что если бы Алекс не захватил так быстро замок, что никто не успел опомниться, его бы тихо прирезали и концы в воду. Арн очень хотел попроситься к Алексу в замок, чтобы подучиться работать с мечом, да и так кое-чему поучиться, но все стеснялся, а теперь уже этого никогда не будет.

Глава десятая

Мне снился сон… За все время, что я находился в этом мире, мне второй раз снился сон, и во сне снова была Вера… Вид у нее был встревоженный и какой-то растерянный.

– Саша, ну почему ты такой неосторожный? Я же просила тебя беречься. Что же мне с тобой делать? Тебе еще рано умирать, даже не думай, живи, тебе надо много сделать.

Потом на ее месте вдруг оказалась Ильми, из ее глаз катились слезы.

– Алекс, не умирай, прошу тебя, ради нашего сына не умирай, – говорила она, а потом стала бледнеть и исчезать. Тут снова появилась Вера, видно, она злилась, ее лицо было красным.

– Ну, Сашка, ты сам виноват, – проговорила она, – теперь терпи и не вздумай мне умереть.

И она что-то сделала. Мне показалось, что на меня рухнуло небо или весь замок короля, так было больно, казалось, мое тело разрывают на куски, а потом их еще давят под прессом. А потом я вспомнил о сыне и почему-то понял, что мне надо обязательно встать.

Встать, встать, встать – билось у меня в мозгу, но тело не слушалось, а я скрипел зубами, напрягая его раз за разом, продолжая попытки, а потом снова пришла спасительная тьма. Где-то далеко-далеко, на самом краю сознания, слышались какие-то голоса, то пропадая, то снова возникая. Потом в моем сознании появилась блестящая точка, и я откуда-то знал, что мне надо к ней идти. Было очень тяжело. Мои ноги не слушались меня, словно на них нацепили неподъемные гири, я выл от боли и страшно матерился, но шел к этой блестящей точке, которая с каждым шагом становилась все больше и больше, пока не заполнила собой все окружающее пространство.

– Сообщите его величеству, что граф пришел в себя, – услышал я чей-то голос и открыл глаза. Надо мной склонилось лицо довольно пожилого мужчины.

– Как вы себя чувствуете, ваша светлость? – проговорил он.

– Отвратительно, – прохрипел я. Язык был сухой и шершавый, казалось, что им можно оцарапать весь рот.

– Дайте воды, – попросил я.

И тотчас к моим губам поднесли кубок с чем-то приятно пахнущим, а когда я напился, оказалось что еще и очень приятным на вкус. Послышались шаги, и, скосив глаза, я увидел стремительно влетающего в комнату Даниса, а следом за ним его брата.

– Ну наконец-то, Алекс, как ты нас всех напугал? Ты четверо суток лежал как труп, только скрипел зубами, стонал и что-то говорил на каком-то неизвестном языке. Я собрал всех известных лекарей столицы, и они трое суток что-то колдовали над тобой. И слава Зее-плодоносице, у них все получилось, а то ведь мы ожидаем нападения на королевство и дворец.

Да-да, твои кентийцы сказали, раз все произошло во дворце, то виноват я, и ускакали за подмогой. Все твои предприятия в городе закрылись, их руководители сказали, что они на осадном положении. – Данис говорил сумбурно, махал руками, видно было, что он не в своей тарелке и сильно взволнован. Ему пододвинули стул, и он присел.

– Как ты, брат? – наконец более спокойно спросил он.

– Пока еще не понял, но я выкарабкаюсь, слишком много у меня неоконченных дел, да и сына кто растить будет? Я помню, что меня ударили сзади кинжалом, дальше провал. Никого не нашли? – спросил я короля.

– Так никого и искать не надо было, – подключился к разговору Арн. – Ты схватил наемного убийцу за руку и так ее сжал, что раздробил ему все предплечье. Да еще и упал на него, он от боли заорал и потерял сознание. Вас так и нашли гвардейцы, прибежавшие на крик, – обоих, лежащих без сознания. И вся картина произошедшего налицо, тут и гадать не надо. Его уже три дня как допрашивают, много интересного рассказывает.

– Тебе принесут допросные листы, – перехватывая инициативу разговора у брата, дополнил король, – а ты пока отдыхай. Мы пойдем, а то я за эти дни все дела забросил, места себе найти не мог, – горько усмехнулся король, и они с Арном удалились.

Под лопаткой пекло и немного чесалось. Седой старик лекарь, после ухода короля погремев склянками, дал мне выпить какой-то настойки, и я снова погрузился в сон. Мне снова снилось, что я куда-то карабкаюсь, какие-то люди уговаривали меня не спешить, отдохнуть. Но я знал, что мне нельзя останавливаться, и шел, шел и шел наперекор всему. Изредка приходил в себя на короткое время и снова впадал в сон или бред, я даже не знаю, как назвать то состояние, в котором находился.

Наконец я вынырнул из этого сна и увидел симпатичную девчонку, обтирающую мое лицо влажной салфеткой.

– Дайте попить, – попросил я ее, и она поднесла к моим губам посудину с чем-то прохладным и очень приятным на вкус. Выпив все, я откинулся на подушку, тут же в поле моего зрения оказался старик лекарь.

– Скажите, как долго мне еще лежать и что с моей раной? – спросил я у него.

– Все, конечно, зависит от вашего организма, но то, что происходит сейчас, вообще удивительно. На клинке, которым вам нанесли рану, был яд пурпурной бестии. Это вид скорпиона, который водится далеко на юге степи. Если такой яд попадает в рану, то пострадавший, как правило, умирает через два часа. Вы продержались, пока мы поняли, что помимо очень опасной раны, клинок немного не достал до сердца, еще заражены этой гадостью. Если честно, то вас уже не надеялись спасти, процедуры и лекарства давались просто для очистки совести. Но уже после первых манипуляций у вас из раны вместе с сукровицей стала выходить черная субстанция, казалось, организм сам избавлялся от яда. Конечно, какая-то часть яда попала в кровь, но организм с ней справился, рана уже начала рубцеваться, будет какое-то время слабость, а потом… я даже не знаю. Все дело в том, что пострадавшие от этого яда, которых удалось спасти, оставались людьми немощными, почти растениями, – и лекарь развел руками, как бы заранее извиняясь.

Я лежал и прислушивался к себе: да во всем теле присутствовала какая-то слабость и вялость, а еще мне было очень некомфортно. Наверное, я много потел, находясь без сознания, и от этого мне казалось что я грязный и вонючий.

– Господин лекарь, скажите слугам, чтобы мне организовали ванную, душ, да что угодно… Я хочу вымыться.

– Ваша светлость, но вам еще рано двигаться, рана может разойтись, и предупреждаю, что последствия непредсказуемы.

– Господин лекарь, всю ответственность я беру на себя, повторяю еще раз, мне надо помыться.

Через какое-то время в комнату втащили широкую деревянную бочку, точь-в-точь японская ванна офуро. И несколько человек быстро натаскали в нее горячей воды. Я уселся в бочку на небольшую скамеечку, а девушка, до этого протиравшая мне лицо, очень аккуратно помыла мне голову и спину.

После того как я вымылся, у меня пробудился аппетит, я с удовольствием поел, а потом с чувством выполненного долга заснул.

На следующий день мне было намного легче, я вставал и ходил по комнате, правда не очень долго. А через два дня прибежал командир гвардейцев, стоящих на входе во дворец.

– Ваша светлость, там кентийцы собираются штурмовать дворец, если мы вас не покажем.

– Хорошо, иди и скажи им, что я сейчас выйду.

Накинул на рубашку камзол и пошел на выход из дворца, по дороге встретив короля, Арна, де Либера и еще каких-то вельмож. Все спешили туда же, куда и я, то есть к выходу из дворца. Когда я вышел на улицу, у меня закружилась голова, и я непроизвольно за кого-то схватился, чтобы не упасть.

– Прошу прощения, – тут же извинился я перед каким-то сановником, которого ухватил за плечо.

– Ничего, ничего, ваша светлость, – проговорил тот.

Осмотревшись, я увидел метрах в ста, как раз там, где начиналась дворцовая площадь, стоящие пушки, по сторонам которых застыли конники, а сзади – ровные шеренги копейщиков и стрелков. Перед пушками стояли Гюнтер, Ларт и барон Иберт эль Варт. Увидев их, понял, насколько мне стало приятно на душе, – не бросили и, даже не надеясь увидеть меня живым, пришли мстить.

Я направился к ним с той скоростью, на которую был способен в нынешнем состоянии. Когда я приблизился к ним, они одновременно поклонились, причем так синхронно, словно специально тренировались, а потом посыпались вопросы.

– Ваша светлость, как вы себя чувствуете? – первым спросил Ларт.

– Может, вам что надо? – это Ульх пробился в первые ряды.

– Все нормально, друзья, все нормально, вас четверых прошу проследовать со мной, а воины пусть расположатся рядом со столицей, пушки замаскировать.

Подождали, пока Иберт отдаст распоряжение сотникам, и направились во дворец. Король, узнав, что мне надо переговорить со своими людьми, предложил небольшой зал для переговоров с ближним кругом.

Расспросив, как дела в замке, я приказал Гюнтеру и барону набрать еще с тысячу человек наемников и тщательно их тренировать, отработать слаживание воинов, чтобы команды выполнялись с одного слова и четко. Сейчас начнутся дожди и слякоть, дороги раскиснут, но по первому морозу я объявлю войну Эрлику. Вот к этому времени и надо готовить войска.

– Ларт, ты проверь, сколько в наличии припасов для стрельбы, а также что у нас с гранатами. Палатки расставить, пока нет дождей, и ставить их на деревянные поддоны, чтобы люди не спали на мокрой земле. Ульх, закупить продуктов, если мало своих, проверить повозки, смазать оси. Гюнтер, на тебе наемники… только выбирай умелых, а не кого попало. Ну, а вам, барон, придется всех учить и гонять.

Речь моя была длинная, я даже устал. Посмотрел на лица присутствующих – они все улыбались.

– Ну и что смешного я сказал? – спросил я Ларта.

– Ваша светлость, мы просто рады, что с вами все в порядке. Вы даже не представляете, что творилось в замке, когда сообщили, что вас подло ударили сзади и никто не знает, выживете вы или нет. Мы еле успокоили народ, все порывались идти и мстить, даже женщины просили дать им хотя бы кинжалы.

Я улыбнулся.

– Представляю, как бы все это выглядело, если бы и они еще пришли, – проговорил я, и все принялись смеяться.

Вечером за ужином король спросил:

– Все-таки ты решил воевать?

– Данис, а как по-другому?.. Если я ничего не предприму, да я сам себя уважать не буду.

– Чем тебе помочь, Алекс? С войсками у меня сейчас сложно, конечно, никак двух баронов и графа не успокоим.

– Спасибо, Данис, ничего не надо. Кстати, если до заморозков ничего у тебя не поменяется в плане осады твоих мятежников, то я по дороге в империю могу помочь тебе с графом… Только твои воины будут штурмовать, а я им вскрою ворота. Ну а дальше сами. Да, вот что еще, завтра я перееду в свой дом.

– Алекс, как так, тебе здесь плохо? Что-то не устраивает?

– Данис, успокойся, все хорошо и даже отлично, просто, пока не еду еще в замок, понаблюдаю за ремонтом. Кстати, приглашаю на новоселье. Да и надо мне чаще бывать на воздухе, а тебе спасибо за приют и лечение.

Переехав к себе, со следующего дня начал заниматься с мечом, сначала потихоньку, а потом с каждым днем все больше и больше увеличивая нагрузки. Нашел у садовника дубовое бревнышко кило на сто и стал с ним бегать – надо же как-то восстанавливаться. Слуги поглядывали и перешептывались, потом как-то увидел в окошко, как конюх и дворовый парень пытались его поднять, а садовник стоял рядом и что-то им говорил. Подняли и тут же бросили. О чем-то поговорили, садовник покрутил головой, похлопал обоих по плечу и засмеялся, после чего все разошлись.

За время своего лечения и восстановления уделил время музыкантам, мы с ними начали готовить новую программу для свадьбы короля. С горем пополам мы с ними подобрали вальсы Ильи Шатрова «На сопках Маньчжурии» и Евгения Доги из кинофильма «Мой ласковый и нежный зверь». Помучиться пришлось достаточно, наиграть и то и другое я на гитаре смог, но с аранжировкой бились долго. Конечно, получилось не так хорошо, как хотелось бы, но получилось. Свадьба короля – это очень даже непростое событие, будут представители от всех правящих домов континента. Конечно, в свете новых событий пока не ясно, кто будет от империи и будет ли вообще. Но вот герцог Кантор будет с внучкой, то есть с Алексией, вот я хочу станцевать с ней вальс. Надо приучать общество к классике, вальс – это не дерганье ногами или постоянные поклоны под похоронную музыку, как современные танцы этого периода. Еще с королем решили одну стену зала, где будет проводиться празднование, полностью сделать зеркальной. Такого нет и долго не будет ни у кого, ну разве что отец, если решит, сделает, да еще я себе. А король хочет сделать свою свадьбу яркой, красочной и надолго запоминающейся. Так что я завтра отбываю в замок, здоровье наладилось, и мне кажется, что я стал еще сильнее и двигаюсь намного быстрее.

Скоро начнутся дожди, мне до сих пор непонятно, почему свадьбу решили проводить в такое неблагоприятное время года. Что у Даниса за тяга устраивать праздники в такую грязь и слякоть? Как-то быстро пролетело лето, за этими военными походами я и не заметил его. А ударят морозы – снова в поход, и в этот раз чувствую, война будет не шуточная. А я думал зимой заняться самобеглой коляской на паровом двигателе. И уже продумал конструкцию, но, по-видимому, не судьба – придется отложить до лучших времен. И для дороги будем делать только подготовку полотна: отсыпать, утрамбовать, а вот накатывать асфальт будем по весне. Ларт доложил, что дробилки работают, щебень готовят – и мелкой, и крупной фракции. Народ нанят, и потихоньку процесс идет, все учатся, хотя ведь укладывают же брусчатые мостовые и площади, а тут процесс не намного отличается.

В замке, как всегда, все бурлило и жило своей жизнью. Невдалеке расположился воинский лагерь, стояли ровные ряды палаток, и воины выполняли приемы с оружием. Даже сюда долетали крики сержантов и десятников.

Глава одиннадцатая

– Сколько ты собрал людей? – спросил Эльрик стоящего перед ним мужчину, лицо которого пересекал старый шрам, отчего вид он имел зловещий.

– Мой господин, люди еще подходят, и я думаю, уже сейчас их собралось тысяч двенадцать, кроме того, мы установили контакт с баронами, выступившими против короля. И они согласны присоединиться к нам, только просят начать побыстрее.

– Что у вас с продуктами? – задал очередной вопрос Эльрик.

– Все закуплено, часть получили со склада вашего высочества. Кроме того, мы возьмем пропитание с баронов и крестьян, подданных короля Тарнии.

– Да-да, и никакой жалости, все должно гореть и пылать, за любое неповиновение рубить головы, скажи воинам, я отпущу им все грехи, – говоря это, Эльрик покраснел, в уголках его губ появилась пена, и руки, а потом и все тело стала бить дрожь. Вдруг он замер, его взгляд затуманился, словно он увидел картину будущих разрушений и бойни.

– Когда ты будешь готов выступать? – вдруг прохрипел он.

– Мне надо полторы седмицы, еще не все вооружены, имеют брони, надо хотя бы в кожаные одеть.

– Хорошо, но не тяни, надо застать их врасплох они не ожидают, что мы отправимся, не дожидаясь окончания дождей. Вот возьми, здесь тысяча золотых, – и на стол, за которым сидел узурпатор, упал кожаный мешок с монетами. – Смотри, отчитаешься за каждый золотой, а теперь иди.

Когда за ушедшим закрылась дверь, узурпатор трясущимися руками достал из кармана камзола кисет и, высыпав из него на ладонь серого порошка, жадно втянул его носом. После чего откинулся на спинку кресла, его глаза закатились, рот приоткрылся, и из него на лацкан потекла струйка слюны.

А ушедший барон Ивич де Тутор шел и думал о том, что и с этих денег надо как можно больше сэкономить. С прошлого раза к его рукам прилипло сто двадцать золотых, и хорошо бы еще хоть сто добавить. Он был сыном разорившегося и опозорившегося барона. Когда кредиторы выгоняли их из замка, он успел схватить немного оставшихся материнских украшений, меч из оружейки, кольчугу, своего коня и был таков. Он ничего не умел делать, кроме как махать мечом. Поначалу он нанялся в отряд, сопровождавший караваны. Но поездив какое-то время, понял, что ему это не по душе: пыль, жара или пронизывающий ветер зимой, да и платили немного.

Как-то ему пришлось драться на дуэли за друга, который перед самом боем сломал руку, тогда у него еще были остатки чести. Он легко нанес несколько ран противнику, бой был до первой крови, после чего ему предложили вызвать на дуэль и по возможности убить одного дворянина, пообещав за это приличные деньги.

Он вызвал и убил, и ему это понравилось, так он и стал бретером, пока однажды ни нарвался на кентийца. Он и вправду был очень хорошим мечником, поэтому не внял голосу разума, да и алкоголь немного затуманил голову. Кентиец походя выбил у него меч из руки, потом левой рукой сбил его на землю и спокойно прочертил мечом от уха до подбородка, проговорив, что это на память. Ивич долго лечился и кентийцев ненавидел всей душой, правда, с тех пор обходил их десятой дорогой.

Авантюрист по характеру и своей сути, он согласился возглавить этот поход, надеясь хорошо подзаработать. И планы начали сбываться. Ну а при неблагоприятных событиях всегда можно просто сбежать, имея деньги, и легко затеряться где-нибудь в глуши. В том же Барнеме, оно закрыто не меньше, чем кентийцы.

* * *

Первым делом смыв с себя дорожную пыль, я обсудил с Лартом подготовку к свадьбе короля. Завтра надо отправить людей для монтажа зеркальной стены и установки светильников во дворце Даниса. Также посоветовал ему подобрать себе помощников, так как производство расширяется и будет еще расширяться, а он везде не успеет. Еще предложил ему купить дом в Виделене и перевезти туда мать и сестер, денег у него достаточно – может и построить себе любые хоромы. Кстати, заметил, что Гюнтер оказывает матери Ларта знаки внимания, а та совсем и не против.

Потом я навестил сына, у него резались зубки, и он капризничал, но я все равно поносил его на руках, поподкидывал его в воздух, сначала он испуганно замирал, взлетая, а потом стал заливисто смеяться. Наконец вернул его няньке и пошел в свои комнаты, уже было поздно и пора было ложиться спать.

Завтра надо побеседовать с теми, кого приволокли Сайм с Мартом, проверить, как у них складываются дела с обучением профессии шпиона новичков. Узнать, как дела с набором наемников и их обучением. Да, много дел, еще и строительство промплощадки надо проверить.

Но, как говорится, глаза боятся, а руки делают, поэтому я побывал на всех объектах, даже заехал на лесопилку, где побеседовал с рабочими и отобедал с Иваром, чем он был очень горд. Подавала нам его супруга, маленькая стройная девчонка, я в шутку укорил его, что он зажилил свадьбу. Ивар покраснел, начал размахивать руками, наверное, хотел сказать, что это не так. Но я посмеялся и вручил ему пять золотых на обзаведение хозяйством и как подарок на свадьбу. Ивар долго кланялся, прижимая руку к сердцу.

– Ивар, ты мне спину в бою прикрывал, какие между нами счеты, – сказал я, чтобы поднять его авторитет в глазах окружающих и жены, хотя, думаю, он и так тут высок.

Сайма и Марта с их несколькими учениками послал в империю, обрисовав ситуацию. Через пару месяцев мне надо знать настроение людей в домене Эльрика, настроение аристократии. Кроме того, они должны разведать, где у него стоят самые сильные гарнизоны. Заодно и учеников на реальном деле подтянут.

А еще я поговорил с Эргыном… с дикарем, вернее с толмачем дикарей из пещеры. Я за делами даже забыл о нем и, если бы не столкнулся с ним во дворе замка, может быть, и не вспомнил бы вовсе. Оказалось, он уже хорошо говорит по-имперски, или на общем языке, и его поставили качать меха в кузне. Мне было интересно, кто они и откуда, поэтому я вечером сказал, чтобы его привели ко мне для беседы.

Вечером его доставили ко мне в кабинет. Ну что можно сказать – он выглядел вполне нормальным человеком, одет как и все рабочие в замке: холщовые штаны, короткие сапоги, шерстяная рубашка и жилет со множеством карманов. Последний писк замковой моды, как-то подсказанный мною старшей швее. Он начал кланяться, да не один раз, а сразу несколько, я прервал это занятие и предложил ему сесть, указав на стул. Эргын присел на самый краешек стула и уставился на меня не моргая.

– Ну, расскажи мне, Эргын, кто ты и откуда, как твое племя появилось в наших землях и зачем.

Он посидел немного молча, словно собираясь с мыслями, и принялся рассказывать.

Оказалось, что их племя пришло с севера, пришло всего год назад, а шло оно к нам почти три года. Причем началось все после поражения в войне. Племена ойкюнов последнее время очень сильно расплодились, и им не хватало жизненного пространства. Выбивалась птица и животные в лесах, вылавливалась рыба в реках. И ойкюны начали потихоньку нападать и захватывать земли и охотничьи угодья соседей. Дальше – больше, уже завоеванные племена начинали отвоевывать жизненное пространство для ойкюнов, а те только определяли, кого и в какой последовательности захватывать.

Тот, кто не сопротивлялся, просто переходил под их подчинение и жил уже по их законам, по законам страшным. Ойкюны практиковали человеческие жертвоприношения, а главные сановники и жрецы – даже ритуальный каннибализм. Причем для поедания использовались недавно родившиеся дети, которых еще кормили матери.

При этих словах меня чуть не вывернуло, я, конечно, сдержался, а потом приказал Стену принести мне холодного вина. Налив себе вина в хрустальный бокал, я плеснул его и Эргыну в оловянный стакан. Выпил бокал вина, и меня немного отпустило, налил еще и предложил собеседнику продолжать.

Племя Эргына называлось итероны, оно было достаточно многочисленное. Население занималось разведением скота, охотой, рыбалкой, выращиванием ржи и других культур. Когда пришли посланцы от ойкюнов и предложили присоединиться к ним на равных правах, то старейшины и вожди итеронов им отказали. Они сказали, что мы уже сотни лет не едим человека, не приносим его в жертву богам и снова опускаться до этого не будем. Тогда посланцы сказали, что между нами война. Пусть будет война, сказали главы родов и старейшины. И все стали готовиться к войне. Но ойкюны поступили хитро: они подкупили несколько бедных родов, и, когда началась битва, те начали отступать, а потом побежали. Тем они создали неуверенность у остальных родов, а кое-где и панику. Но остальные сородичи стойко и мужественно сражались с врагом, и кто знает, кто бы победил, если бы не предательство. Но после того, как несколько родов с поля боя бежали, силы, конечно, были не равны, и там на равнинах погиб весь цвет племени итеронов.

Потом победители стали вырезать всех мужчин тех родов, кто сражался на поле битвы. Досталось и предателям, казнили всех старших родов, которые договаривались о предательстве, и каждого третьего воина. Старший жрец ойкюнов сказал: предавший один раз предаст снова, а в назидание трусам, которые бежали, умрет каждый третий воин.

Род Эргына жил на самых южных краях земель и, услышав рассказы беглецов от геноцида, что творят завоеватели, собрался и подался в изгнание. Ушли не все, кто-то не поверил, кто-то просто не мог бросить немощных родителей, но многие ушли. Шли и шли на юг… Люди слышали, что на юге есть большие и богатые государства.

Мужчин в роду осталось очень мало, от постоянных невзгод народ терял надежду, многие болели и умирали. Питались в основном мясом, добываемым охотой, и рыбой, что тоже плохо сказывалось на здоровье. Когда вошли на земли королевств, остановились у небольшого хутора. Была весна, и с горем пополам род договорился с хозяевами помочь им с хозяйством, а они за это дадут им зерна и семян огородных культур.

Осенью собрав урожай, который был очень приличный, так как хозяева засеяли площадь в несколько раз больше, чем обычно, хозяева хутора честно поделили урожай согласно договору, и племя снова двинулось в путь. Шли не долго, всего несколько дней, и остановились, достигнув пещеры, в которой побывал и я.

Так как за время дороги все сильно обносились, то женщны стали шить одежду из шкур животных. С весны собирались распахать поляны, расположенные рядом с пещерой, а еще планировали попроситься к какому-нибудь владетелю в работники, если повезет. Со мной вообще произошло что-то непонятное, зачем меня захватили – никто не понял.

– Старик Убыр, жрец нашего рода, долго ругался на тех, кто тебя притащил. Если бы он знал, кто ты такой, ваша светлость, он бы приказал на руках тебя отнести, куда скажешь. Но что случилось, то случилось.

Замолчав, Эргын сидел, низко опустив голову, а я думал, как поступить. Понятно, тогда со злости я их и казнил бы, только уж очень быстро я отхожу. И утром я уже был спокоен, а так под горячую руку мог бы и головы кое-кому посшибать.

– Слушай тогда меня, – решился я наконец, – завтра ты едешь с караваном, который везет продовольствие на рудник. Посмотришь, как там твои родичи, а по первым заморозкам заберешь женщин и детей, и если кто из мужчин болен, то и их, всех привезешь сюда. Также отвезешь письмо управляющему, где я прикажу ему платить родичам твоего племени как наемным рабочим. Не думаю, что с ними что-то случилось за это время, мне бы сообщили, так что иди и готовься, к поездке я прикажу выдать тебе теплые вещи.

Отпустив Эргына, сам задумался, что эти ойкюны могут угрожать и королевствам, на память невольно приходили монголо-татары в моем мире. Надо, короче, держать это на контроле, и в случае чего подготовиться. Утром отправив караван с продуктами и Эргыном, который должен был обратно привезти месячную норму добытого золота, я дал распоряжение Ульху по размещению тех, кто прибудет с Эргыном.

Обязательная баня, для всех проверка на насекомых и болезни. Пошить простую одежду из полотна и после небольшого отдыха загрузить работой. А с весны разбить огороды недалеко от замка, под стеклом, и у нас будут ранние овощи, С осени установим еще там печи для обогрева, и будут у нас настоящие теплицы. К работе на теплицах и парниках привлечь итеронов.

Затем набросал эскиз теплицы, рамы и каркас, места крепления и открывания окон, а также расположение грядок, чтобы в дальнейшем ничто не мешало проложить трубы для обогрева. Дожди в этом году задерживаются, а старики говорят, что их вообще может не быть, а если еще зима будет без снега, то урожая не жди. Думаю, надо на всякий случай закупить зерна сейчас, а не тогда, когда оно взлетит в цене. Поговорил на эту тему с Ульхом, тот меня заверил, что мы можем разместить зерно на месте склада металла, а тот перенести в склад, где хранится порох, места там очень много. Когда спросил, сколько у нас пороха, тот ответил, что двести бочонков. Это где-то около шести тонн, прикинул я.

Работа двигалась, и даже очень неплохо, мои ювелиры, которых нанял Ларт, изготовили настоящий бинокль, и он был даже нормальных размеров. Вот молодцы, конечно, все это делалось медленно, как-никак ручная работа, ну да лиха беда начало. Я попросил изготовить еще один такой же и какой-то один из них отделать золотом и каменьями – будет знатный подарок королю на свадьбу. А то уже голову сломал с этими подарками, прямо беда – долго решал, чем поразить невесту.

Им двоим приготовил свадебные хрустальные фужеры, ножки у них были пурпурные, но выше цвет истончался и где-то с середины бокала пропадал совсем, ободок и подстав были одеты в золотые кольца. Бокалы были очень красивы, даже я, многое повидавший в прошлой жизни, и то не мог отвести взгляда, любуясь ими. Их упаковали в специальную лакированную коробку из драгоценного золотого дерева, а сверху по крышке буквами из серебра шла надпись: «С днем свадьбы!»

Ну и для будущей королевы готовили набор для макияжа, в котором было все, что мы придумали в этом направлении, и даже духи, первые наши экспериментальные. Возились с ними очень долго, составляя запахи и смешивая их, пока не нашли то, что понравилось всем. Один флакон для невесты, другой для Алексии, ну и работы-то не останавливаются. А еще мои девчата пытаются разработать шампунь, и у них уже почти получилось. Про душистое мыло я вообще не говорю, мы им уже давно торгуем, особенно популярно у женщин мыло с фиалковым ароматом. Мы его назвали «Для тебя», делаем к нему красивую упаковку с красочной картинкой.

Я намерен еще долго удивлять этот мир, а мой сын продолжит… С развитием промышленности и станкостроения я набросаю ему, что за чем делать и как, приложу чертежи и пояснения к ним. А перед этим я передам ему все, что знаю сам, буду учить его день и ночь…

Так что, мир, готовься – будешь удивляться еще долго-долго!

Ну вот, вроде бы с текучкой разобрался, планы составлены, можно отправляться и в столицу. Загрузив в карету подарки, я, прихватив двадцать кентийцев, отправился в свою усадьбу. Десяток будет постоянной охраной на территории моего дома, а десяток – это мои сопровождающие, которые положены по статусу, меньше никак нельзя, иначе урон чести. Хочешь быть значимым, соответствуй, да и последнее происшествие – нападение на меня – тоже способствовало предосторожности. У меня в столице есть еще два десятка, на охране комплекса из торгового дома, театра и ресторана, но там уже сложившаяся команда, из дружинников и кентийцев.

Дождей как не было, так и нет, те небольшие, которые прошли, можно и не считать, они сразу же впитались в землю, не оставив после себя и следа. Мягко покачиваясь на рессорах, карета преодолевала километр за километром. Я расположился в ней вместе с Ульхом, который ехал на проверку моего комплекса. В замке в роли управляющей уже хозяйничала новая служащая, причем снова женщина. Женщины, на мой взгляд, в большинстве своем более прагматичны, скрупулезны, а также аккуратны в выполнении порученного дела. Поэтому я нисколько не боялся ставить женщин на те или иные высокие должности.

В дороге я с Ульхом обсудил планируемые траты на устройство дорог, а также их расположение в маркизате. Если даже король не согласится поддержать их строительство по территории всего королевства, то мы, построив их у себя, будем брать небольшую пошлину за проезд по ним. И мы, пусть и не быстро, но вернем вложенные в них средства. За это время мы успели уложить всего метров триста дорожного асфальтированного полотна и, так как стало сильно холодать, решили готовить подстилающий слой, а асфальт укладывать весной и летом.

– Ден Ульх, на протяжении всех дорог надо сразу же строить постоялые дворы, с приличной кухней, удобными комнатами, а еще я планирую пустить по дорогам дилижансы, которые будут перевозить людей. Сообщение между городами станет проще и доступней многим. Конечно, процесс это не быстрый, но думаю, что мы справимся. Так что присматривайся, ден Ульх, тебе и этим придется заниматься.

Так мы и двигались, обсуждая планы на будущее, как ни крути, а почти трое суток дороги надо чем-то заполнить, да и дорога за беседой проходит незаметно.

В столицу въезжали под вечер, завезли Ульха к комплексу, а сам я проследовал в свою столичную усадьбу. Ремонт уже был окончен, и дом сиял новыми большими окнами, лакированными полами из ценных сортов дерева, красивой мебелью, изготовленной по моим эскизам. Новые светильники давали довольно яркий и в то же время мягкий, теплый свет, и вообще при таком освещении было как-то уютно.

В парке вдоль проложенных дорожек установили несколько резных скамеек, скрытых в зарослях декоративных кустов. А у небольшого пруда, в котором плескалась запущенная по моему распоряжению рыба, стояла в тени деревьев и в окружении цветов просторная и уютная беседка, в которой я также предусмотрел установку печи с мангалом и даже вертелом. Пусть сейчас и не время устраивать пикники на природе, но по теплу обязательно все это опробую.

Глава двенадцатая

– Послушай, Март, тебе не кажется, что тут что-то затевается? – прихлебывая пиво, спросил Сайм. – Мы тут уже седмицу, и мне все не дает покоя предчувствие, что мы что-то важное проморгали.

– Да ничего мы не проморгали, – откусывая от пирога небольшие кусочки и тоже запивая их неплохим пивом, ответил Март. – В двух километрах от столицы лагерь, где собираются наемники да и вообще все желающие помахать мечом. Вон видишь за моей спиной невзрачный мужичок, к нему подходят, а он отправляет всех на второй этаж. На втором этаже происходит наем людей, желающих повоевать, пограбить и тому подобное. И я думаю, что придется тебе наняться, а через некоторое время разорвать контракт, – и Март вопросительно посмотрел на Сайма.

– Ну ты у нас старший, тебе и решать, надо, значит надо… Когда наниматься?

– А чего, собственно, тянуть, сейчас и пойдешь, только смотри, выясняй все аккуратно и сразу же уходи, я буду там же, где и сейчас. Если не будет возможности навестить нас, купишь лошадь и сразу в замок. Вот, возьми, – Март пододвинул два золотых, накрыв их ладонью.

Сайм осторожно сгреб их со стола и, поднявшись, проговорил:

– Спасибо, друг, что угостил пивом, в следующий раз с меня кружка, – он хлопнул Марта по плечу и направился к одиноко сидящему невзрачному мужичку, который вяло хлебал пиво.

– Уважаемый, регент сказал, что мне стоит обратиться к вам.

– Прям регент тебе обо мне и сообщил, – недовольно пробурчал мужик.

– Ну, может, и не сам регент, но люди знающие.

– Поднимешься на второй этаж, вторая дверь слева, там все объяснят. И не ори, люди спокойные, дела тихие… Понял?

Март дождался, когда Сайм в сопровождении какого-то парня спустился со второго этажа и его увели во двор дома напротив. Проходя мимо, Март услышал голоса десятка, а то и больше человек и сообразил, что это, скорей, сборный пункт, откуда наемников отправляют в лагерь.

* * *

Король встретил меня в дверях зала, в котором должны были праздновать свадьбу. Он с интересом наблюдал, как монтировали люстру, которая представляла собой довольно сложную конструкцию, на которую крепились и новые светильники. Над ними находились отражающие зеркала и небольшие ромбовидные подвески из хрусталя. Одна стена была полностью собрана из зеркал. Мы уже полгода делаем зеркала размером два метра на метр. Они очень тяжелые и дорогие, их может себе позволить лишь состоятельный человек, и они требуют очень осторожной перевозки. Делаем их только под заказ, но запись по очереди пока не уменьшается.

Увидев меня, король радостно улыбнулся.

– Алекс, я очень рад тебя видеть, – проговорил он, подходя ближе, – ты посмотри, какое великолепие. – Он повел рукой, демонстрируя мне убранство зала. Мы с ним прошли к зеркальной стене, меня интересовало, насколько хорошо выполнен монтаж зеркал. Ну что ж, монтаж мои работники провели отлично. Потом мы прошли в соседний зал, который совмещался с предыдущим, в нем будут расставлены столы, но пока он был совершенно пустой, лишь по стенам на специальных подставках стояли светильники.

В этом зале мы с королем дрались с наемниками герцога Жирондо, конечно, тут уже ничто не напоминало о схватке. Мы переглянулись с королем.

– Алекс, на этот раз предусмотрели все, и повторения тех событий не будет, – стал уверять меня Данис. Я грустно улыбнулся, подумав про себя, что все предусмотреть невозможно. Но сказал совершенно другое:

– Как невеста?

– Алекс, она просто очарована, оказывается, еще не все твои новинки до них дошли, и она очень всем впечатлена, а еще ее очаровала твоя Алексия, они целые дни проводят вместе.

– А что, она уже приехала? – удивился я.

– А ты что, не знал? – засмеялся король. – Вот наконец и мне удалось тебя удивить, да она с дедом и небольшой армией гвардейцев уже два дня здесь. Все время спрашивает, когда ты приедешь.

– Я хотел предложить им пожить у меня на время празднеств.

– Не стоит, Алекс, у меня все предусмотрено, места хватит всем, да и рано тебе жить с ней под одной крышей, хоть вы и помолвлены. Зачем плодить пересуды и лишние разговоры? Да, знаешь, у нее очень плохо работает рука, почти не гнется в локте, и пальцы плохо шевелятся.

Мы стояли у окна и смотрели на осенний пейзаж за окном, дожди все-таки пошли, хоть и поздно, капли барабанили в окно и стекали по стеклу.

Вдруг за спиной раздались шаги, и звонкий приятный голосок проговорил:

– Милый, ты не представишь меня молодому человеку…

Мы повернулись, и я увидел хорошенькую молоденькую девушку, чуть сзади не стояла Алексия и во все глаза глядела на меня.

– Дорогая, познакомься, это и есть мой кровный побратим Алекс тан эль Зорг. Алекс, рад тебе представить, это моя невеста, которая завтра станет моей женой, – Милица тан де Сольво.

Я сделал шаг навстречу и, наклонившись, поцеловал руку, протянутую мне Милицей для рукопожатия. Тут не целуют руки женщинам, и мой поступок вызвал румянец на щеках Милицы и удивленный взгляд Даниса.

– Когда-то на моей родине в знак преклонения перед красотой и нежностью женщин им целовали руки, со временем это все забылось, – произнес я, а потом продолжил: – Я счастлив видеть будущую супругу моего брата, и я просто очарован вашей красотой. Брат, твоя избранница – одна из красивейших женщин этого мира, я очень рад за вас.

Данис после моих слов гордо вздернул подбородок и, подойдя, встал рядом с Милицей. Я еще раз им поклонился и повернулся к Алексии, потом опустился перед ней на одно колено и, взяв покалеченную руку, припал к ней губами. Потом я поднялся и посмотрел в глаза Алексии, в них стояли слезы, но она просто вся светилась. Потом я посмотрел на Даниса и Милицу и улыбнулся им.

– Алекс, – сказала Милица, разглядывая нас с Алексией, – вы очень красивая пара, я это говорю не в ответ на ваши комплименты… Вы действительно очень красивая пара, – помолчав, добавила она. Король только покивал головой в знак согласия.

Разбившись на пары, мы еще раз прошлись по комнатам, в первом зале уже закончили монтаж люстры и слуги вытирали пыль и мусор.

– Вечером хочу посмотреть, какой будет свет от твоих светильников, Алекс, – проговорил король.

– Да мне тоже интересно, – поддержал я его, – а где Арн? Что-то его не видно!

– Не поверишь, он контролирует строительство навеса у главного храма Зеи-плодоносицы.

– Что, больше некому этим заняться?

– Сам не знаю, что ему взбрело в голову, наверное, просто не сидится ему на месте.

Потом короля куда-то позвали, и они с Милицей ушли, а мы с Алексией остались вдвоем. Я подозвал одного из слуг и распорядился из моей кареты принести ларец, а пока он бегал, спросил, не хотела бы Алексия на балу исполнить со мной забытый танец моей родины. Она задумалась на какое-то время.

– Алекс, это не тот ли танец, что ты мне показывал в первый день приезда в свой замок?

– Да, ты не ошиблась.

– Но как, с одной рукой, – погрустнела она.

– Ничего страшного, – заверил я ее.

В этот момент слуга принес ларец, я открыл его и стал объяснять.

– Вот это, – открыл и протянул ей флакон, – называется духи.

По комнате распространился аромат свежести цветов, и вообще в комнате запахло весной. Алексия осторожно взяла флакон и, закрыв глаза, втянула в себя запах.

– Ты завтра нанесешь немного на запястья, за ушами и в вырезе платья, – рассказывая ей я и показывал. Алексия слушала меня, не отводя глаз, и даже не моргнула ни разу.

– А это средство, – я протянул ей второй флакон, намного больше первого, – служит для мытья головы. Наливаешь на ладонь и наносишь на мокрые волосы, взбиваешь пену и смываешь ее водой, волосы будут мягкими и блестящими.

– Алекс, – хрипло проговорила Алексия, – ты лучшее, что есть в моей жизни.

Мне стало как-то неловко, то же самое мне говорила Ильми. Я обнял Алексию и поцеловал ее в губы. Она как-то вся сразу обмякла и прижалась ко мне. С неохотой оторвавшись от ее губ, я поставил ларец на подоконник и предложил попробовать сделать несколько танцевальных движений.

Пришлось заново учить ее двигаться в ритме вальса, но она быстро вспомнила, и у нас стало неплохо получаться. Вальс – очень легкий танец и красивый, а вот с ее левой поврежденной рукой я пока не знал, что делать, можно было бы оставить и так, но тут я придумал.

– Алексия, а что если в левую руку взять шелковый небольшой п�

© Николай Ярыгин, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

* * *

Посвящается моим близким – Артему, Кристине и Мишель Левицким.

Глава первая

Прочитав послание, я осторожно сложил его и снова спрятал в шкатулку.

Вот и думаю я, чей же это сын, мой или Алекса, а с другой стороны, я – это Алекс, Алекс – это я, и нечего ломать голову, воспитывать его буду лично сам и передам все, что знаю. Мне лишь бы поскорей закончить со всеми этими заварушками. Правда, если Юсуф объединит степь и нападет, это будет долгая и кровавая война. Я еще не знал, что все самостоятельные и состоятельные роды отказались на большом сходе участвовать в этой авантюре.

Присоединились к Юсуфу только малочисленные и бедные племена степняков в надежде пограбить. У самого хана было две с половиной тысячи воинов. Как известно, хан Юсуф ину Доршон был из очень славного, но сильно обедневшего и крайне поредевшего рода. Когда-то его родное племя онгуров только воинов могло выставить до десяти тысяч. Но при его прадеде род практически уничтожила эпидемия, болезнь косила людей, как серп траву. Никто не знает, откуда пришло поветрие и отчего оно произошло.

Род вымирал долгих-долгих три года, это тянулось и тянулось. Постепенно их оттеснили с хороших и близких пастбищ, и пришлось племени переместиться на самый юг степи, где песка было намного больше, чем травы. Но все рано или поздно заканчивается, закончилась и черная полоса в жизни онгуров. Женщины рожали мальчиков, и те со временем превращались в мужчин. Племя стало больше разводить овец, которые ели и колючку, и сухую, пожухлую траву, а не буйволов, которым нужна хорошая и сочная трава. И отец нынешнего хана обратился к Эргену ину Бергену, хану одного из родов ингулов, который и захватил большую часть пастбищ онгуров, с просьбой уступить часть бывших пастбищ. Но кто отказывается от того, что уже давно считает своим? И хан Дарга ину Доршон был послан далеко, с просьбой не возвращаться. Зря хан Берген смеялся над Даргой, и зря он назвал его сыном собаки… На следующую ночь около трехсот воинов онгуров напали на кочевье Бергена. Вырезали всех – от мала до велика, забрали только совсем маленьких детей, чтобы вырастить из них онгуров. Племена никогда не кочуют все вместе, а лишь небольшими кочевьями. Поэтому через день было вырезано следующее кочевье, за месяц племя ингулов сократилось более чем в половину. Тут вмешались многие сильные роды, чтобы прекратить кровопролитие и спасти остатки рода Берген.

Пастбища снова вернулись к роду Доршон, но среди степняков род стал считаться отмороженным на всю голову, диким и кровожадным. И с ним стали стараться поддерживать хорошие отношения. Род начал набирать большую силу и постепенно возрождаться. И молодому хану Юсуфу, находящемуся у власти всего пару лет, очень хотелось заявить о себе как о смелом, отважном воине и умном правителе. Из-за этого он и согласился на предложение герцога Жирондо потрепать королевства и немного их пограбить, по неопытности даже не догадываясь о том, что герцог пытается за его спиной осуществить свои далеко идущие планы.

* * *

За эти три дня, в течение которых мы двигаемся к границе со степью, меня замучили песчаная пыль и несусветная жара. Одно спасает: что идем вдоль небольшой, мелкой речушки, и вечером на привале можно смыть всю пыль и грязь, которую собрали на себя за день. Завтра уже должны выйти к границе; сильно сдерживают обоз и пушки, но без них никак не обойтись, поэтому поспешаем медленно. Практически всех конников я отправил в дозор к границе, и каждый день получаю сообщение о противнике.

Утром перед тем, как Данису и Арну уехать, нам удалось больше часа поговорить и обсудить некоторые важные темы. Сообщил королю, что у меня родился сын, – он вначале очень удивился, а когда узнал подробности, долго хохотал. Все жалел Алексию, потом сказал, что ничего страшного, после Большой войны в Кентии официально вводили многоженство. Потом посоветовал беречь силы и нервы и снова принялся хохотать. Еще я попросил его не притеснять графиню Веленику, а просто поселить где-то недалеко, а прислугу назначить из людей баронета Ривейна. Король нахмурился, бросил взгляд на Арна, но тот все понял и поддержал меня. Данис поворчал для порядка. Мол, взяли моду королю указывать, что делать, но потом улыбнулся и сказал, что и сам так думал.

– Конечно, неплохо было бы ее отправить куда-нибудь, – задумчиво проговорил король, – можно выдать замуж в Барнем или в Кентию. Ладно, время покажет, а тебя, Алекс, я могу сменить, пришлю своих конников, и есть у меня парочка человек – неплохих командиров. Ты же займешься личными делами, но прежде чем передать командование, лично расставишь прибывших воинов, так как будешь знать диспозицию. И границу не переходить, а то получим полномасштабную войну… Очень уж болезненно степняки относятся к посещению их территории вооруженными людьми. Ну разве что разведчики пусть шастают. Ну, а там смотри сам, думаю, тебе на месте видней будет.

В середине дня принесли сообщение, что степняки переправляются на наш берег. Не все, но отряд в триста конников, не меньше. По всей вероятности, решили пограбить близлежащие села, и переправлялись они чуть в стороне от нас, а мы только час как прибыли, начали устанавливать палатки и организовывать лагерь. Пушкари в полукилометре выравнивали площадки и устанавливали пушки, разгружали порох и припасы для стрельбы.

Потихоньку подтягивались мои конники. Сейчас у меня было тридцать арбалетчиков и столько же лучников, двести конников, из них тридцать тяжелых, и двести тридцать копейщиков и мечников.

Поговорив с сотниками, я решил немного потрепать степняков, а если удастся, то и заманить под залп пушек. Сейчас они пограбят и станут возвращаться к броду, и вот тут можно будет организовать засаду. Если же основной лагерь вышлет помощь избиваемым нами степнякам, надо лететь со всех лошадиных ног к лагерю. Ну, а мы со своей стороны постараемся организовать им горячую встречу. Конечно, если степняки всей массой на нас накинутся, нам не устоять… Что такое пятьсот воинов против нескольких тысяч, какие бы эти тысячи ни были слабые и плохо вооруженные! Строго предупредил конников, чтобы, возвращаясь и увидев красный флажок, резко уходили в сторону, дабы не попасть под пушечный залп. Наконец, все согласовав, конники выдвинулись в сторону брода с задачей устроить засаду степнякам. Я же погнал обозников и копейщиков устанавливать флажки для ориентира пушкарям и острые колышки для задержания конницы противника.

Вроде бы всё, все расставлены – и флажки, и колышки… Эх, не сообразил я изготовить «чеснок», ну да что теперь. Время тянулось и тянулось, прошло три часа, потом четыре. Уже думал, все: или ничего не получилось, или нарвались на большой отряд и не могут оторваться и выйти из боя. Но тут один, а за ним еще несколько наблюдателей, сидящих на небольшом холме на деревьях, сообщили, что летят наши, а за ними очень большое войско. Очень много пыли, и плохо видно, но то, что большое, это точно.

Вот из-за перелеска выскочили и понеслись в нашу сторону мои конники, вот они увидели красные флажки, резкий поворот – и уходят в сторону, открывая появляющимся из пыли первым степнякам повозки, стоящие метрах в двадцати впереди пушек, ниже по холму. Несколько палаток и жиденькую цепь копейщиков за какими-то непонятными предметами.

Наверное, подумали, что это обоз и практически незащищенный лагерь горе-вояк. И с радостным криком и воем устремились к нему. Стоило им только поравняться с белыми флажками, как я скомандовал «залп». Все заволокло дымом, но перезарядились быстро – и снова залп в этот дым. И снова залп, залп, залп, а за дымом слышались крики, вой, стоны, визг людей и дикое ржание коней.

Наконец дым немного рассеялся, и нашим глазам предстала жуткая картина. Горы бьющихся в агонии людей, лошадей и наши конники, рубящие уцелевших, не давая им уйти. Но все-таки три-четыре десятка вырвались и, нахлестывая коней, бросились удирать. Никто их не преследовал. Конники спешивались и вели своих коней в поводу, очень уж те устали, да и сами воины прямо шатались от усталости. Сержант кентийцев, который у меня вырос до сотника, доложил, что когда они первую группу вырубили, тут и вторая к броду подтянулась. Ну и с ней завязались, тут уже в лагере не выдержали и отправили на помощь еще несколько сотен всадников. Дождались, пока те начнут переправляться, и кинулись наутек.

Я приказал, чтобы пушкарям и конникам выдали по кружке вина, и отправил всех отдыхать.

– Часа в три ночи будем выдвигаться, – предупредил я командиров, выставил двойные патрули и секреты из копейщиков и мечников. Уже начало темнеть, когда я тоже решил подремать. Но заснуть не мог, все перебирал в памяти прошедшую схватку, видел, как людей трясло и корежило от вида этого побоища, некоторых рвало. Какие они воины? Войны пятьсот лет не было, где бы они могли ожесточиться и привыкнуть к крови и трупам. То же самое было и возле замка герцога: бледные и зеленые лица, хоть большинство и храбрилось, но все то, что происходило, их пугало и вызывало отвращение.

Глава вторая

– Салах, где мои люди, где воины, которых я тебе доверил? – орал с пеной у рта Юсуф ину Доршон. Был он среднего роста, с заметным брюшком и кривыми ногами всадника. Маленькие, глубоко посаженные глазки и большой крючковатый нос, два верхних передних зуба выдавались чуть вперед, и хан немного шепелявил. Ничего выдающегося как во внешности, так и в интеллекте у Юсуфа не было, и если бы не наследственное получение титула, ему бы никогда не стать даже сотником. Амбиции при отсутствии мозгов никогда ни к чему хорошему не приводили.

Он еще долго бесновался и пинал ногами стоящего перед ним на коленях Салаха ин Галаха, своего двоюродного брата. Но все-таки ума хватило не отдавать его палачу, так как в этом случае в бой орду вести надо будет самому. Нет, хан не был трусом, просто знал, что в военных вопросах он профан, вот если что-то обменять продать или купить просто даром, это к нему. Успокоившись, Юсуф налил в пиалу кумыса и выпил.

– Рассказывай еще раз, что там произошло.

Салах стер рукавом кровь с разбитого лица и принялся рассказывать.

– Пока мы переправлялись, они успели изрубить больше половины воинов Ербека, а баргезовских положили всех. Увидев, что мы выбрались на берег, они развернулись и бросились бежать. Кони у них были уже уставшие, и я надеялся догнать их и зарубить. И казалось, что вот-вот уже можно омыть мечи кровью собак, а тут… Когда мы выскочили из-за поворота, увидели лагерь, там стояло много телег, виднелись палатки и совсем было мало воинов.

Собака Валах закричал, чтобы все атаковали обоз… Сейчас мы поживимся, орал он. И все кинулись к обозу, я и сказать ничего не успел, да и ты же знаешь ингулов и каторцев. Они же неуправляемые, к тому же совсем бедные, а тут целый обоз. Не успели проскакать и одну четверть полета стрелы, как вдруг раздался гром, а на холме, где стоял обоз, сверкнул огонь, а потом дым стал закрывать его. Вокруг стали падать воины, это было страшно: кони ржали, люди кричали и падали с коней или вместе с конями, а гром раздавался и раздавался; те, кто был впереди, начали поворачивать назад, но сзади напирали, получилась толчея. И эти толпы вдруг начали валиться мертвыми, мы уже развернулись – и тут на нас налетели всадники противника, за которыми мы гнались. Ты знаешь меня – я не трус, но воины были так напуганы, что почти не оказывали сопротивления. Я и несколько человек смогли отбиться и поспешили принести тебе весть об этом непонятном громе.

Юсуф сидел, нахмурившись, он ничего не мог понять, что за гром, почему об этом никто никогда не слышал. Потом он ударил в бронзовое било, подвешенное справа от того места, где он сидел, и в шатер заглянул слуга.

– Сообщи Седому Пта, что я хочу с ним посоветоваться и скоро приду.

Седой Пта – это был шаман племени. Почему Седой Пта было его имя – потому что он седым и родился, шаман был альбиносом. Сколько ему лет, никто не знал, казалось, что он живет вечно. Седой Пта шаманил при деде, отце хана и при самом Юсуфе… Это был скелет, обтянутый кожей. Когда Юсуф вошел в шатер шамана, тот уже сидел у жаровни, качался из стороны в сторону и вдыхал свой дым просветления.

– Я уже знаю, для чего ты пришел, – проскрипел Седой Пта. – Слушай. Еще при моем прапрадеде, когда горы были мягкие, как глина, а степь иногда тряслась, как руки у стариков, жил тогда один злой и могучий колдун, который мог вызывать гром и убивать им… Говорили, что когда он умирал, то пообещал вернуться. Вот и думаю я, не вернулся ли этот колдун вновь, переродившись. Иди, Юсуф, мне надо посоветоваться с духами предков.

Выйдя от шамана, хан посмотрел на противоположный берег реки и решил следующей ночью сделать вылазку, попробовать поближе посмотреть, от чего происходит этот гром.

* * *

Когда стемнело, выдвинулись к месту переправы степняков, двигались не спеша, пройти надо менее трех километров. Коней вели в поводу, чтобы меньше шуметь, и тем не менее было достаточно шумно. На небе сияла полная луна и тысячи звезд, было довольно-таки светло, и видимость была хорошая. Не доходя с километр до места будущего базирования, из впереди идущего дозора сообщили, что в лагере степняков слышен шум и громкие команды. Я выдвинул вперед всех конников и стрелков. Но как оказалось, степняки, заслышав шум шагов, скрип повозок и бряцанье оружия, решили не рисковать и перенести лагерь подальше от реки.

Двигались мы медленно, но компактно, я дал команду не растягиваться, и обоз с пушками и припасами находился в середине колонны. Наконец мы достигли того места, где я думал устроить лагерь. По фронту перед нами находилась река, а за спиной – село, которое все-таки успели пограбить и разорить степняки.

Начинало светать, и над рекой потянулась дымка тумана, звезды меркли, а мои воины начали устанавливать палатки и размещать пушки, готовя для них площадки. Задымили костры, на которых повара готовили кашу, и вкусно запахло. Когда совсем рассвело, я увидел, что степняки оттянулись от реки всего метров на триста-четыреста… Появилась возможность преподать им очередной урок.

Спешить не стал и, после того как мои воины поели, а пушкари закончили выравнивать площадки и установили пушки, дал команду зарядить их гранатами и сам навел центральную пушку на лагерь. После чего произвели несколько залпов. Ох, как забегал неприятель; мне было прекрасно видно, как разрывы вставали среди юрт и шатров. На какое-то время пыль и дым от разрывов закрыли от нас лагерь степняков, и я дал команду прекратить стрелять. Когда видимость восстановилась, увидел, как неприятель удирает – кто на конях, кто пешком. Через некоторое время лагерь стоял абсолютно пустой, за исключением убитых и раненых.

Примерно через час я послал конников осмотреть лагерь и собрать трофеи. Народ радостно и возбужденно загомонил, услышав про трофеи, одни лишь кентийцы оставались спокойными. Обговорив с сотниками конников порядок сбора трофеев, предупредил о том, что в случае нападения степняков не геройствовать, а уходить за реку. Копейщики собрали все лодки местных рыбаков вдоль берега и, тоже переправившись на тот берег, стали ждать трофейщиков. Я же, раздав команды, решил немного отдохнуть, все-таки эти сутки вымотали меня основательно.

Странная в степи погода: днем жара, ночью довольно прохладно, если не сказать холодно.

Я спокойно проспал часа три, никто меня не тревожил, и, когда встал, оказалось, что трофеи до сей поры еще собирают и возят. На берегу уже была приличная куча всякого барахла, ее тут же сортировали и раскладывали. Сбор затянулся до вечера. Утром, выбрав несколько человек, которым приказал погрузить все, что собрали вчера, на несколько телег, отправил их в ближайший город с наказом сдать какому-нибудь купцу, не сильно торгуясь.

Через два дня прибыли две с половиной тысячи воинов, присланных королем. Возглавлял их двоюродный дядя короля, граф Итер де Сартон, с которым отношения у меня сразу не сложились. Очень, видать, ему не хотелось мне подчиняться, и он, ссылаясь на то, что является родственником короля, сразу стал демонстрировать свою значимость и величие. Поэтому, несмотря на то что в его войске еще не успели установить шатры и палатки, послал ко мне посыльного с приказом прибыть к нему на доклад. Я прекрасно понимал, что такое может произойти, и поэтому ожидал чего-то подобного. Не став ни удивляться, ни возмущаться, я просто попросил посыльного передать графу, что следует точно выполнять приказ короля.

Прибывшие расположились в полукилометре по левую руку от нас, в самом широком месте реки, и принялись патрулировать местность вдоль реки и прилегающую к ней территорию. Нет, все было грамотно и правильно – и расположение лагеря, и его обустройство, правда, потом что-то патруль не поделил с патрулем местного барона. Был какой-то скандал – я, честно сказать, не вникал, по всей вероятности, граф дал приказ своим воинам и офицерам с нами не общаться, и те старались даже не смотреть в нашу сторону. Ну, а мне было совершенно безразлично, я готовился сдать свои позиции королевским воинам и вернуться домой, очень уж этот месяц был насыщенным на события.

Степняки, расположившиеся в полутора километрах от реки, старались всеми силами испортить нам жизнь. И поэтому каждую ночь, а то и днем, небольшими группами по десять – пятнадцать человек делали набеги на нашу территорию. В основном в стороне королевских войск, так как, попробовав однажды это сделать с нашей стороны, их группа была порвана котами, в связи с чем активность степняков в этом районе резко упала. Река была мелкая, имела много бродов, особенно в летнюю жару, и проблем при пересечении ее не было ни у нас, ни у них.

После общения с нашими разведчиками у меня родился план, правда рискованный и авантюрный. Шатер хана Юсуфа, а также шатры шамана Седого Пта и двоюродного брата хана стояли чуть в стороне от общего лагеря степняков. И возникла у меня мысль выкрасть хана, тем более Март уже пару раз подбирался к шатрам почти вплотную. Обговорил все со своими разведчиками и прихватил с собой десяток кентийцев… Ведь если получится, кому-то же надо Юсуфа нести. В свое время, еще только узнав, какую подлость затевает герцог, я дал команду своим швеям пошить маскхалаты, набросав эскиз что-то типа «кикиморы» – с желтыми, коричневыми и зелеными полосками ткани, при этом в капюшоне открытыми оставались только глаза и рот. Вот теперь они опять пригодятся.

В самом начале ночи нас переправили на лодках, и мы волчьим шагом направились в сторону лагеря хана Юсуфа. Лагерь находился на небольшом холме, до подножия которого тянулось несколько промоин, образованных стекающими ручьями воды во время дождей. Вот мы и решили их использовать, чтобы подобраться к хану Юсуфу. Кентийцев оставил в самом начале промоины, а сам с Мартом и Саймом осторожно двинулся к самому лагерю. Когда промоина закончилась, нам надо было преодолеть еще метров сто открытого пространства. Впереди полз Март, потом я, замыкающим был Сайм.

Лагерь спал, да и была уже середина ночи, только караульные сидели у костров, иногда приподнимаясь и вглядываясь в темноту. Пыль от сухой травы забивалась в нос, и очень сильно хотелось чихнуть, я просто неимоверным усилием сдерживал это желание. Наконец мы добрались до задней стороны шатра хана, я приготовился разрезать полог, а Март и Шорто поползли вокруг, чтобы снять часовых у входа в шатер. Когда они удалились, я осторожно разрезал кинжалом ткань шатра и проник внутрь. В шатре стоял запах немытого тела, бузы (местной браги)… Я услышал сопение спящего мужчины. В центре шатра стояла небольшая жаровня с тлеющими углями, дающая совсем немного света, при котором можно было различить, что и где находится.

Осторожно, пытаясь ничего не зацепить по дороге, я приблизился к хану, толкнул его и, когда он открыл глаза, зажал рукой ему рот и резко ударил в солнечное сплетение. Тот вылупил глаза и открыл рот, пытаясь вдохнуть, а я тем временем всунул ему в рот заранее приготовленный кляп. Перевернув его на живот, принялся вязать ему руки. В это время в палатку заглянул Шорто, и, увидев, что я вяжу Юсуфа, они с Мартом по очереди затащили тела двух часовых. Закончив вязать руки хану, накинули на него какое-то темное покрывало, дополнительно связав ноги. Практически беззвучно вытащив его через прорезь в шатре, двинулись в обратный путь.

Возвращаться было намного тяжелее, приходилось тащить еще тушку Юсуфа, а тот, придя в себя, всеми силами пытался нам мешать, извивался как червяк. Хорошо хоть, пока тащили его по открытому пространству, он еще не пришел в себя, в промоине было немного полегче. Но двигались все равно полусогнувшись и несли хана с Саймом, ухватив за веревки, его связывающие.

Повезло, что ночь была безлунная. Кое-как дотащили хана до кентийцев, и, передав им куль с Юсуфом, я успокоился, правда, нам еще пришлось какое-то время ползти, удаляясь от лагеря. Но когда можно было уже сильно не прятаться, вскочили и, словно застоявшиеся кони, рванули к реке, пролетели последний километр очень быстро. Лодки нас ждали, и, что удивительно, похоже было, что дружинники и глаз не сомкнули, ожидая нас.

Уже в палатке развязали нашу добычу, вытащили кляп хану, и, когда он наконец вдохнул, яростно сверкая глазами исподлобья, я с ним поздоровался.

– Доброе утро, хан Юсуф ину Доршон.

Тот отвернулся, не желая разговаривать, а я продолжил:

– Понимаю, что для вас оно не очень доброе, но как-то же надо было мне пригласить вас в гости. Вы же понимаете, что эти мелкие заварушки между нами надо рано или поздно заканчивать. Или вы думаете продолжать эти наскоки вечно?

– Ты мог бы направить мне письмо, – гневно сверкая глазами, проговорил Юнус, – я бы подумал.

– И что дальше? Ты бы думал, я бы ждал, да и заключать договор я не имею права, я же не король. И все бы это тянулось, тянулось и тянулось. Давай сделаем так…

Но закончить я не успел, так как снаружи проорали:

– Ваша светлость, к нам парламентеры, что делать?

– Как что, принимать, – проговорил я, выходя из палатки.

На том берегу с десяток всадников размахивали зелеными ветками, вот один соскочил с коня и подошел к самому срезу воды, помахал зеленой ветвью.

– Сотник, отправь лодку и проводи его ко мне.

Вернувшись в палатку, я спросил хана:

– Вы гарантируете мне, что не будете делать глупостей и, если я вас развяжу, не будете пытаться сбежать, и дадите слово, что вы мой пленник.

Юсуф подумал и кивнул головой.

– Я ваш пленник и отдаю себя в ваши руки, – сказал он ритуальную фразу.

– Пленив вас, я не нанесу вам умаления вашей чести и достоинства, – проговорил я в ответ такую же ритуальную фразу и, достав нож, разрезал веревки на его руках. Ноги ему освободили еще в лодке, сколько можно его было носить, пусть уже сам ходит, не маленький. Затем я кинул ему один из своих камзолов и штаны, так как унесли мы хана в одной набедренной повязке, замотав его в покрывало. Юсуф благодарно кивнул мне и тут же начал одеваться, правда, вся одежда была большая для него, но думаю, несколько часов потерпит.

Через несколько минут как хан оделся, часовой у палатки прокричал:

– Парламентеры к его светлости!

– Пропустить, – ответил я, и в палатку вошел двоюродный брат Юсуфа, Салах ин Галах. Увидев хана, он поклонился вначале ему, потом мне и спросил у меня разрешения обратиться к Юсуфу.

– Мой хан, как ты? Все ли у тебя в порядке? Что нам делать? – засыпал вопросами Салах Юсуфа. Хан посопел, потом посмотрел на брата.

– Салах, что тебе сказать, надо ехать к королю, будем писать фирман о мире.

– Я виноват перед тобой, мой хан… не доглядели.

– Ты-то тут при чем, кто знал, что он на такое решится, – кивнул Юсуф в мою сторону. – Собери пару старейшин, кто пошустрей, знатных воинов, да подарки не забудь… И привезите мне одежду, пошли кого-нибудь, а то видишь, в чем я.

Юсуф махнул рукой и нахмурился. Весь разговор велся на языке интегов, на котором говорила вся степь. Может быть, они думали, что я его не знаю, может, им было так проще. Но я знал этот язык и все прекрасно понимал. Пока они говорили, я размышлял.

– Хан, если вы дадите мне слово, что через два дня прибудете на это самое место со свитой для поездки в столицу, то я вас отпущу, чтобы вы могли собраться и все организовать самому. Ведь глаз хозяина может увидеть то, что не увидят другие, – немного польстил я хану. Оба степняка вскочили и, поклонившись, заверили меня, что хан даст свое слово, а Салах везде и всегда подтвердит, что такое слово было произнесено.

Отпуская Юсуфа, я ничем не рисковал: слово, данное тут, очень и очень редко нарушалось, и если только давший слово нарушил его по своему желанию, он просто становился изгоем. Нет, конечно, будучи ханом, он имеет реальную власть, но в случае с нарушением данного слова он покрывал позором все племя. И тут племя имело возможность заменить вождя. Или один из знатных воинов вызывал его на дуэль, или старейшины, не заморачиваясь, выбирали другого главу племени из его родственников, а потом уже низложенного хана любой мог вызвать на поединок.

Так что я крикнул дежурного и попросил его подать нам вина. После того как мы выпили по бокалу, я отпустил своего пленника собираться в столицу. За все это время, что находился в походе, я абсолютно не знал, что происходит в империи, почему молчит отец и нормально ли добрался караван с трофейным золотом, захваченным у герцога. Не имел понятия, что происходит в моем графстве. В конце концов, могли бы прислать посыльного, ведь скоро два месяца, как я в походе. Ну подождите, вот вернусь, я вас всех… Додумать, что я с ними сделаю, я не успел, так как в лагере раздался шум, крик, это была явно какая-то ссора. Нехотя поднявшись со своего походного стула, я выглянул из шатра. На входе в лагерь было какое-то столпотворение, и туда потихоньку стягивались все, кто не был занят в нарядах или на работах.

– Сержант, – окликнул я кентийца, – узнай, что там происходит.

Тот быстрым шагом двинулся в сторону разгорающегося скандала. Сам я вернулся в палатку и налил себе очередную кружку прохладного фруктового взвара (что-то типа компота). Да, всех своих кентийцев я сделал сержантами, а некоторых – полусотниками и сотниками; протекционизм, что тут поделаешь. А кому мне еще доверять, как не им? Кроме того, я для них принц, да и среди кентийцев предатели – настолько редкое явление, что за несколько веков их можно пересчитать по пальцам одной руки.

Появившийся сержант доложил, что этот шум устроил граф Итер де Сартон, не нашедший ничего лучше, как с группой своих командиров на заявление часового подождать, пока мне доложат об их прибытии, попытаться пройти, не обращая внимания на часового. В результате тот, вызвав подкрепление, заблокировал «группу гостей».

– Пусть их проводят ко мне, – распорядился я и свистнул Алого с сестрами.

Последнее время коты весь день отсыпались и не выходили из шатра, чтобы не пугать народ, а по ночам нарезали круги вокруг лагеря. И благодаря им, лагерь жил спокойно и тихо после того, как несколько групп степняков были порваны и поломаны, а вот у соседей стычки по ночам происходили постоянно, и уже были жертвы и раненые.

Полог на входе резко распахнулся, и в шатер буквально ворвался граф Итер де Сартон; его лицо пылало праведным гневом.

– Как вы смеете что-то предпринимать без согласования со мной! – заорал он с порога.

Алый, лежащий возле меня, прыгнул навстречу графу и рыкнул; тот, не ожидавший увидеть тарга в моей палатке, резко побледнел и сел на пятую точку.

Я, испугавшись, что граф испустит дух от ужаса прямо у меня в палатке, отогнал от него Алого, после чего спокойно спросил:

– Граф, вы что-то хотели мне сказать? Не стоит сидеть на земле, вот стул, присаживайтесь.

Я приказал дежурному подать охлажденного вина. И, когда еще не пришедший в себя граф поднялся, снова спросил его, глядя, как бледность начинает отступать от его лица:

– Так что вы хотели мне сказать?

– Это… это кто, что? – заикаясь, спросил граф. Потрясение и испуг были довольно сильные, и я налил ему в кубок вина, которое принес дежурный. Де Сартон залпом выпил бокал и начал приходить в себя, лицо порозовело, взгляд стал более осмысленный.

– Граф, – продолжил я, не ответив на его вопрос, – через пару дней я оставляю на вас весь участок границы и отправлюсь к себе в маркизат. Все это согласовано с королем, поэтому приготовьтесь к увеличению охраняемой зоны. Да, кстати, я не обязан перед вами ни в чем отчитываться, я думаю, вы и сами это понимаете. И еще, со мной к королю отправится хан Юсуф ину Доршон для заключения договора о мире. Если вы все поняли, то я вас не задерживаю, надеюсь, удовлетворил ваше любопытство.

С моей стороны это было чистой воды издевательство. И пусть сейчас граф в прострации, но со временем, отойдя от испуга и стресса, он все вспомнит, так что у меня появится еще один враг. Де Сартон поднялся и на негнущихся ногах поплелся к выходу. Уже откинув полог шатра, он оглянулся и пристально посмотрел на меня. Затем сделал шаг, и опустившийся полог отделил нас друг от друга.

К вечеру меня ожидал еще один сюрприз… Прибыло пятьсот кентийских конников, а вместе с ними и Ларт. После того как возглавлявший кентийцев барон Иберт эль Варт представился и передал мне послание моего отца, а также письмо от матушки и брата, настала очередь Ларта. Он достал из баула, который не выпускал из рук, шкатулку и с поклоном протянул ее мне. Открыв ее, я увидел подзорную трубу.

– Неужели у вас получилось? – проговорил я, рассматривая монокуляр. Ларт же прямо светился весь от удовольствия.

– Так, а ну проверим сейчас, – и я поспешил к выходу. На улице было еще совсем светло, и ничто не препятствовало мне испытать прибор. Я навел его на небольшой кустарник на том берегу реки и, подрегулировав резкость, был просто поражен, как хорошо все было видно. Пусть это не приборы моего мира, и все-таки это же ого-го… Приближение монокуляр давал тоже нормальное, где-то трех-четырехкратное. Это было просто великолепно!

Оторвавшись от осмотра и повернувшись к Ларту, я просто не знал, как выразить ему свое восхищение.

– Ларт, да ты просто молодец, как вы только успели все сделать и отрегулировать?

– Ваша светлость, все по вашим эскизам и инструкции. Мы, конечно, старались, но без ваших пояснений и чертежей вряд ли что получилось бы.

– Это один экземпляр, или есть еще? – поинтересовался я.

– Я привез пять штук, и еще есть линзы на два десятка приборов, их сейчас шлифуют, после чего будут собирать. Самое сложное – это отливка линз без пузырьков, а в остальном мы уже отработали порядок действий.

– Вот, барон, полюбуйтесь, – протянул я монокуляр стоящему рядом со мной барону Варту. Показав ему, как отрегулировать прибор, принялся ждать реакции.

– Граф, – через некоторое время проговорил барон, – это чудо, это просто чудо, – твердил он. – Очень хорошая вещь для охраны границ – можно глянуть далеко и сразу знать, кто идет или едет, вооружен или нет, да и при боевых действиях можно разглядеть, что замышляет противник. Вы будете их продавать? – протягивая мне монокуляр, спросил он.

– Буду, но пока только ограниченными партиями и, скорей всего, отцу, а он сам решит, кому выдать. Ну и, конечно, королю Торвала. Но в первую очередь обеспечу себя.

Глава третья

Алексия изнывала от скуки, и у нее появился хитрый план, как немного развлечься и развеяться. Герцог поначалу и слышать ничего не хотел, но, как говорится, капля камень точит. И через две недели уговоров он разрешил Алексии проведать маркизу Ильми де Перьен, выделив при этом для охраны двадцать гвардейцев. Все-таки баронство родителей маркизы находилось на самой границе с империей, и предосторожность была не лишней.

Усевшись в карету, подаренную Алексом, уже через сутки она въезжала в ворота замка родителей маркизы Ильми. Все-таки почти за полгода, проведенные рядом в замке Алекса, они невольно сблизились. Пусть они по-прежнему соперничали за внимание графа, но даже это сыграло свою роль в их сближении. Поэтому, после поклонов отцу и матери Ильми, Алексия радостно обняла Ильми и расцеловала.

Вечером за ужином в ее честь, когда она привела себя в порядок и отдохнула, они с Ильми наперебой вспоминали смешные случаи и происшествия, происходившие в замке Алекса, и веселились. Родители Ильми были пожилыми, но очень общительными и, как обратила внимание Алексия, добрыми и гостеприимными. Они изредка задавали Алексии вопросы и внимательно слушали, что она отвечала. Алексии показалось, что Ильми мало что рассказывала родителям об Алексе и своем пребывании в замке, а после ужина ее ждало потрясение, когда Ильми взяла ее за руку и привела в свою опочивальню. При виде кроватки и младенца в ней у Алексии пропал дар речи и ноги стали ватными, и она чуть не упала рядом с кроваткой малыша. На глаза непроизвольно стали наворачиваться слезы, и Алексия с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться. С трудом справившись со своими эмоциями, она спросила:

– Это сын Алекса?

– Да, Алексия, это его сын, но тебя это не должно пугать, – обнимая ее, сказала Ильми, – ты ведь знаешь, что нам никогда с ним не быть вместе, а ребенок… Мне ведь уже двадцать семь лет, и это последняя надежда родить ребенка от любимого мужчины. Ты же знаешь, что я, как и ты, очень люблю Алекса. Только ты можешь выйти за него замуж и жить со своим любимым, а у меня останется вот этот, пока еще маленький, но самый любимый мой мужчина. Я даже не стала брать кормилицу, а сама его кормлю. Знаешь, это не передаваемое чувство.

Алексия все-таки не сдержала слез и, уткнувшись в плечо Ильми, беззвучно зарыдала. Маркиза тоже заплакала, на что-то жалуясь – или на свою жизнь, или на несчастную любовь, или на все вместе. Так они просидели почти час, успокаивая друг друга и вытирая друг другу слезы, пока в кроватке не закряхтел и не завозился малыш. Ильми чмокнула Алексию в щеку, провела рукой по голове и поднялась.

– Кормить пора, – с этими словами она достала из кроватки ребенка и, присев рядом с Алексией, достала грудь, расстегнув лиф платья, и поднесла к ней малыша. Тот ухватил сосок и стал жадно сосать, временами причмокивая. И такое у него было сосредоточенное и серьезное выражение лица, как будто он выполнял какую-то важную работу, что Алексия непроизвольно улыбнулась, а потом захихикала.

Покормив, Ильми застегнула лиф и, протянув малыша Алексии, предложила подержать. Та осторожно взяла ребенка и заглянула ему в глаза, а тот вдруг улыбнулся ей и что-то агукнул, потом снова заулыбался.

– Ильми, Ильми, он мне улыбается, посмотри, – прошептала Алексия. А малыш улыбался и махал ручками, агукал – ему понравилась эта новая знакомая, от нее хорошо пахло, а он был сыт, и его радовало все окружающее. Алексия наклонилась и поцеловала его в розовую щечку.

– Какой ты хороший, ты скоро вырастешь и станешь красивым и сильным, – шептала она малышу, а Ильми стояла рядом и улыбалась. С этого дня Алексия постоянно находилась рядом с ребенком. Когда он не спал, носила его на руках, развлекала его и разговаривала с ним, а тот смотрел на нее очень внимательно, как будто пытался запомнить все, что она говорила.

Правда, здесь тоже царила скука. Когда спала новизна от встречи, оказалось, что самое большое развлечение – это прогулки в саду. У деда Алексия могла съездить в ближайший город или просто отправиться на прогулку. Правда, раздражало присутствие в большом количестве охраны, но от этого некуда было деться, а Ильми была связана малышом, и ее жизнь сейчас была подчинена ребенку: вовремя покормить, уложить спать и так далее. Чтобы менять пеленки, подмывать и укладывать спать, у малыша была няня, но вот кормить, даже среди ночи, вставала Ильми, и кормилицу не брали. Пробыв в гостях почти седмицу, Алексия засобиралась домой, правда, в ее прелестной голове возникла очередная идея.

– Послушай, Ильми, – как-то сказала она, – ты ведь уже сколько времени сидишь в замке, нигде не бываешь и ничего не видишь. Поехали ко мне. Сейчас тепло, возьмешь малыша и немного развеешься. Кстати, я хочу заказать у нашего ювелира перстень для тебя в честь рождения сына. Поехали, а? – канючила она, таскаясь хвостом за Ильми, пока та не согласилась.

Рано выехать не получилось, выехали, когда солнце уже поднялось к завтраку. В карету установили небольшую люльку, как раз для таких поездок, и усадили няню с корзиной пеленок и сменных распашонок.

Ильми, если честно, очень не хотелось ехать, вот не лежала душа у нее к этой поездке. В дороге они вспоминали свое путешествие с Алексом, схватки по дороге с разбойниками и кентийское мясо на палочках. Когда малыш бодрствовал, смеялись громко и весело, а когда спал, тихонько хихикали.

Где-то после полудня они вдруг услышали крики, проклятия и звон клинков. Отодвинув занавеску на окне кареты, Ильми увидела, что на дороге идет бой. На гвардейцев герцога напала довольно-таки большая банда или отряд, клинков в пятьдесят. В этот момент карета резко дернулась и стала набирать ход, а гвардейцы попытались связать боем напавших, но тех было намного больше, и несколько всадников бросились в погоню за каретой. Маркиза побледнела, схватила малыша и прижала его к себе. На какое-то время все замолчали, а карета неслась вперед все быстрей и быстрей, ее кидало из стороны в сторону, слышно было, как кучер щелкает кнутом и кричит, подгоняя лошадей.

– Алексия, на нас напали, – проговорила Ильми, склоняясь над ребенком, – если вдруг…

Договорить она не успела, карета начала резко поворачивать, и кучер не справился с управлением лошадьми. Карета вдруг сильно наклонилась и опрокинулась, а потом еще и перевернулась. Наверное, на какое-то время Алексия потеряла сознание, а может, ей это просто показалось. Когда она смогла адекватно оценить ситуацию, то увидела, что Ильми лежит с неестественно вывернутой головой, прижимая к себе плачущего малыша. В углу копошилась служанка, карета лежала на крыше, с одной стороны дверцы отсутствовали… И Алексия увидела, как к ним приближаются конники, что-то весело крича. Они были еще далеко, и что они кричали, было не разобрать.

К ней снова вернулись ее страхи, забытые рядом с Алексом. Понимая, что хорошего от этих всадников ждать нечего, она попыталась взять из рук мертвой Ильми ребенка, но пошевелив левой рукой, закричала от боли – рука была или сломана, или сильно ушиблена. Скрипя зубами, она одной рукой кое-как освободила ребенка из рук мертвой матери и, выбравшись из кареты, кинулась с ним бежать к лесу, который находился почти в двух шагах.

Она уже почти вбежала в лес, когда рядом с ногой в землю ударил болт от арбалета, а второй впился в дерево с другой стороны. Но Алексия бежала, не обращая ни на что внимания, вперед, только вперед, лавируя между деревьями и кустами. Она бежала до тех пор, пока ноги от усталости не подкосились, и тогда просто свалилась в траву под большим деревом. Правда, свалилась очень осторожно, стараясь не повредить больную руку и самое главное – свою ношу… ребенка Ильми и Алекса.

Отдышавшись и немного придя в себя, она огляделась и стала думать, что же ей делать. А что можно сделать в такой ситуации? Куда она забрела, не знает, как выбраться отсюда – тоже. На руках ребенок, который плачет, испуган и хочет есть. Чем же мне тебя кормить, крошка, думала Алексия. И от этих тяжелых своей безысходностью дум и от испуга она горько заплакала, понимая, что, избежав одной напасти, она попала в другую. Она плакала, и плакал малыш, так они и сидели: она на земле, он у нее на руках, и оба плакали, и неизвестно кому из них было горше.

Наконец она успокоилась… Надо идти, надо идти туда, откуда бежала; там дорога – может, повезет и она как-то сможет сообщить герцогу о себе. И она, поднявшись, побрела, стараясь разглядеть свои следы и идти по ним. Шла, спотыкаясь и цепляясь подолом платья за все ветки и кусты. Когда она, зацепившись в очередной раз, порвала подол платья, у нее мелькнула мысль, как же она смогла бежать с ребенком в одной руке. И нигде не упала, не споткнулась, не зацепилась.

Конечно, она заблудилась, но шла и шла, надеясь, что выйдет из леса, шла несколько часов, обдирая ноги о коренья и сучки. Когда совсем стемнело, она сняла с себя модный жакет и закутала в него ребенка. Одной рукой это было тяжело сделать, но она справилась, при этом истово молилась и просила помощи у Зеи-плодоносицы. Тут же под кустом, где она кутала малыша, и задремала.

Под утро она сильно замерзла, но еще больше ее беспокоило, как бы не замерз малыш, поэтому всю ночь она прижимала его к себе. Малыш спал, и это ее немного успокоило. Как хорошо, что она надела дорожное платье, а не шелковое, как хотела. Тут и это порвалось, а от того вообще бы уже ничего не осталось. В лесу становилось светлее, начинался новый день. Она попыталась взять ребенка одной рукой, но это у нее никак не получалось. Тогда она встала на колени, подсунула руку под малыша и, прижав его к груди, попыталась встать, но, наступив на подол платья, снова упала и больно ударилась лицом. Малыш захныкал и заворочался.

– Тихо, тихо, маленький, не плачь, пожалуйста, скоро все будет хорошо, – шептала она ему. Хотя уже и сама не верила в это, но и сидеть ждать, когда умрешь от голода или тебя сожрут дикие звери, она тоже не хотела. Кое-как все-таки поднявшись с малышом в одной руке, она побрела, как ей показалось, по еле заметной, узкой тропинке. И только она подумала о диких зверях, как из-за ближайших кустов выскочил волк.

«Вот и все, – подумала она, – а как же маленький? Как же так, как же так…» – заполошно металась в ее голове одна-единственная мысль. Но волк повел себя довольно странно, вместо того чтобы пытаться напасть или как-то проявить агрессию, он вдруг сел и начал поскуливать и неумело тявкать.

– Тюбо, чего ты там нашел? – вдруг раздалось за теми кустами, откуда выскочил волк, и перед Алексией появился паренек лет двенадцати. Она вдруг поняла, что они с ребенком спасены и черная полоса, скорей всего, закончилась. Осознание этого вдруг совсем лишило ее сил, и она села, где стояла.

– Помоги, – прохрипела она, на большее ее не хватило.

– Сейчас, сейчас, – заспешил паренек и кинулся поднимать Алексию.

– Возьми ребенка, – попросила та, – у меня одна рука не действует.

Когда мальчишка взял малыша, она с трудом поднялась, и они двинулись в обратном направлении, впереди волк или собака, за ним мальчишка с ребенком, замыкала процессию Алексия.

Метров через триста они вышли на небольшую поляну, на которой находилось две землянки, большая и поменьше. У одной из них паслись три козы и стояла женщина лет сорока. Увидев процессию, она быстро пошла им навстречу и забрала у мальчишки ребенка.

– Сынок, давай беги за водой, а вы, госпожа, идите за мной, – и она направилась к большой землянке. В землянке был еще один человек, им оказалась симпатичная девушка, примерно ровесница Алексии. Она что-то шила и, увидев входящих, вскочила. В землянке было довольно просторно, даже была печь, и еще Алексия заметила, что была дверь в соседнюю землянку.

– Вики, освободи стол, – обратилась женщина к девушке. Когда та выполнила ее указания, она положила на стол ребенка и раскутала его. Малыш был весь мокрый и весь обкаканный.

– Ой, как мы усердно тут работали, – улыбаясь, проговорила женщина, вытирая малыша пеленками.

– Вики, а ну дай нам тепленькой водички.

Девушка подала женщине кувшин, стоящий на печи, та намочила тряпицу и стала протирать ею ребенка. Наконец с малышом закончили, вымыли и завернули в какую-то холстину. Малыш, словно поняв, что теперь можно потребовать и поесть, разразился воплем.

– Он голодный, – проговорила Алексия, отчаянно покраснев.

– А вы… – не договорив, женщина замолчала и удивленно взглянула на Алексию.

– Это не мой ребенок, на нас напали разбойники, карета перевернулась, когда мы от них убегали, его мама погибла. Мне удалось его схватить и бежать, а тут еще рука, и если бы мы не встретили вас, то, наверное, погибли бы.

– Вики, неси бутылочку, из которой козлят поили, и налей молочка утрешнего, оно теплое еще. Только разбавь водичкой, а то жирное очень.

– Вы не переживайте, – увидев сомнение в глазах Алексии, сказала хозяйка, – все чистое и тщательно ошпарено кипятком, и там специальный сосок, а иначе мы его не накормим.

Вики принесла небольшую бутылочку, на горлышко которой что-то было надето. И женщина сунула это приспособление в рот ребенку, тот, почувствовав вкус молока на своих губах, принялся жадно-жадно сосать. Когда он насытился, то сразу же заснул, и его переложили на топчан, застеленный шкурами.

– А теперь давайте-ка посмотрим, что у вас с рукой, – обратилась женщина к Алексии. – Меня можете звать Валия. Рукав мы по шву разрежем, а потом аккуратно зашьем, так что не переживайте, – говорила она, распарывая шов.

Рука представляла собой очень неприятное зрелище: синяя, местами прям до черноты, и сильно опухшая. Валия стала осторожно ее ощупывать. Наконец, она закончила осмотр.

– Ничего, госпожа, не бойтесь, все могло бы быть хуже. Посидите так, я сейчас приду.

И она вышла из землянки. Вернулась минут через десять, принеся с собой два куска толстой дубовой коры. Подогнав ножом кору по размеру руки, она наложила ее на предплечье Алексии и крепко забинтовала полосками кожи. Потом обмыла лицо девушки теплой водой и смазала место на лице, которым та ударилась, какой-то мазью.

– Ну вот и все, придется потерпеть какое-то время неудобство, но будем надеяться, что все заживет и будет как и прежде.

Потом Алексию хотели накормить, но есть она не хотела и попросилась немного полежать. Она прилегла рядом с ребенком и сразу же забылась тяжелым, тревожным сном. Во сне она стонала, вскрикивала и плакала.

* * *

Хан Юсуф появился, как и обещал, через сутки, с ним было порядка двух десятков конников и с десяток повозок, в которых ехало несколько старейшин, а также везли припасы на дорогу и подарки королю. Мои воины тоже были готовы выдвигаться, вчера я отправил пушки и большую часть обоза, а также дружину и прибывших кентийцев. Возле себя оставил только пять десятков конников и пару повозок с продуктами.

Вчера уехал и Ларт, хоть очень ему не хотелось меня покидать, но я ему дал указания, что где и кого куда размещать. Ларт, пока был со мной, рассказал, что происходит в замке, как они размещали караван с трофейным золотом, куда что складывали, пересчитывали и как брали клятву со всех проживающих в замке, что нигде, никогда и никому они не расскажут о том, что видели.

Потом коснулся порядка в маркизате и на его дорогах, в общем, все более или менее нормально, даже я бы сказал – более. За время моего отсутствия вырубили одну залетную банду в полтора десятка человек и пресекли поборы купцов, когда с них стали брать пошлину за проезд по дорогам маркизата, которую я отменил еще год назад, и организовали это власти города королевского протектората.

Гюнтер даже ездил туда и, когда бургомистр не захотел понимать по-хорошему, пригрозил, что его светлость (то есть я) развесит все руководство города на стене и никто их не защитит, даже король. И для убедительности послал кентийцев, которые разогнали все заставы, выставленные близ города, хорошенько отпинав стражников и мытарей на них.

Строительство «Торгового дома» в столице перешло в стадию отделки, склады забиты продукцией, приготовленной для открытия представительства. Наши музыканты и певцы тоже великолепно справляются со своими обязанностями. Правда, поначалу первый состав был недоволен, что у них появились конкуренты, но, когда узнали, что такой же ресторан, если не лучше, открывается в столице и составы будут меняться, даже обрадовались. В общем, все хорошо, даже как-то подозрительно:

Но больше всего меня занимал мой сын, хотелось быстрей его увидеть, и надо принимать решение, какую из двух женщин мне брать в жены. А еще я строил планы, планы, планы… надо выносить производство за стены замка и расширять его, строить городок с цехами, домами для рабочих и остальной инфраструктурой, а в замке оставить что-то типа исследовательского центра. Только вот где на все это найти мастеров, да и вообще работников? Вот такие мысли крутились у меня всю дорогу в голове.

Со степняками мы не смешивались, те двигались впереди, а мы – отстав от них на полкилометра, сзади. К королю я решил не заезжать, пошлю пару человек с двумя монокулярами в подарок и письменным докладом, и пока хватит. Если дела с «Торговым домом Зорга» обстоят так, как рассказал Ларт, то увижусь с ним через месяц на открытии, а пока у самого дел непочатый край.

Глава четвертая

Посреди большого кабинета императоров Альдонии стоял воин и докладывал о выполнении ранее полученного задания. Его слушали двое – самопровозглашонный император Эрлик I (правда, в последнее время он называл себя регентом) и герцог Тодор де Урбер. Выслушав докладчика, император поднялся со своего места и, как всегда, принялся бегать по кабинету, эмоционально размахивая руками.

– Баронет, – верещал он, – я дал вам все, что вы запросили: деньги, оружие, брони. Я дал вам воинов, вам оставалось найти несколько десятков наемников и, подгадав момент, совершить то, о чем договаривались. Почему вы этого не сделали?

В запале Эрлик переставал контролировать себя. Вот и сейчас он стал брызгать слюной, а на его губах появилась пена. Тодор де Урбер смотрел на это с брезгливостью.

«Зея-плодоносица, и это ничтожество провозгласило себя императором», – думал герцог Урбер. Но вслух он сказал совсем иное.

– Эрлик, успокойся, пусть он расскажет до конца, ты тогда определишься, что делать.

Так называемый император еще побегал по кабинету и, наконец, сел.

– Продолжай, – махнул он рукой.

– Мой господин, – продолжил доклад баронет, – я, как и договаривались, нанял тридцать наемников. Затем получил донесение от человека герцога Кантора, что Алексия едет к своей подруге маркизе Ильми де Перьен в баронство ее родителей, где та проживала в настоящее время. Но так как донесение было получено почти вечером того дня, когда Алексия выехала, мы просто-напросто не успели ее перехватить. Поэтому нам пришлось целую седмицу ждать ее возвращения. Когда принцесса возвращалась…

На этой фразе доклад снова был прерван.

– Не называй ее так, – стал снова заводиться Эрлик, на что герцог Тодор положил свою руку на его и попросил его еще раз успокоиться.

После небольшой заминки баронет продолжил:

– Мой господин, мы перехватили карету на полпути от замка до таверны «Подорожная». Часть людей связала боем охрану, часть бросилась в погоню за каретой, которая при первых звуках схватки стала удаляться и сразу прилично оторвалась. На повороте вдруг она опрокинулась и перевернулась на крышу. Алексия при этом выскочила из кареты, что-то прижимая к груди рукой, и кинулась в лес. В нее несколько раз выстрелили из арбалета, но не попали.

Кинулись за ней в лес, но странно, что следы были лишь в самом начале, а потом пропали. И как ее ни искали, так и не нашли. В карете мы обнаружили мертвую Ильми де Перьен и ее служанку, которую зарубили, чтобы не оставлять свидетелей. Все наемники были убиты, а также несколько человек из ваших людей. Ваших мы собрали и закопали, а наемников бросили там же, изобразив нападение разбойников.

– Баронет, а что могла нести, убегая, Алексия? – спросил Эрлик.

– Это был ребенок.

– Чей еще ребенок? – удивился недоимператор.

– Как мы выяснили потом, это ребенок Ильми де Перьен и Алекса тан эль Зорга.

– Кого, кого? – переспросил герцог Тодор де Урбер, вытаращив глаза и приподнимаясь с кресла.

Баронет повторил и замер.

– Можешь идти, пока я приму решение, – отпустил его Эрлик.

– Ну что ты думаешь по этому поводу? – обратился он к герцогу, когда баронет закрыл за собой дверь.

– Я думаю, что ты труп, – проговорил герцог, с интересом разглядывая Эрлика.

– Как? Что ты говоришь? – подскочил в кресле Эрлик.

Герцог налил себе в бокал вина и, неторопливо прихлебывая его, принялся объяснять:

– Ты убил женщину, которая родила ребенка Алексу тан эль Зоргу, первенца. Ты подвергал опасности самого ребенка. Ты вообще слышал что-нибудь о нем? Ты знаешь, какой бум он создал своими производствами и выпускаемыми товарами? Ты вообще соображаешь, что делаешь?

– Пока у него не будет прямых доказательств, он мне ничего не сделает и не посмеет напасть. Иначе королевства его объявят агрессором и обязаны будут помогать мне, – и Эрлик победно посмотрел на герцога.

– Эрлик, Эрлик, как ты не понимаешь, это король не может бездоказательно напасть, но по тому же соглашению, любое частное лицо, которому ты нанес обиду, имеет право объявить твоему домену войну. И защищаться ты можешь только своим доменом. А как ты думаешь, даст ли отец одному из своих сыновей возможность нанять наемников среди его солдат? А ты знаешь о дружеских отношениях короля Торвала и Алекса тан эль Зорга. И наконец, герцог Кантор ведь тоже может объявить тебе войну или просто дать своих солдат Алексу.

– Я тоже могу нанять наемников, у меня достаточно золота, – огрызнулся узурпатор.

– Отребье, которое, превосходя противника вдвое, все полегло? Думаешь, они выстоят против воинов, я уже не говорю о кентийцах! Ладно, пойду я, это вам, императорам, можно проводить жизнь праздно, а у меня дел гора, – с издевкой проговорил, вставая из кресла, герцог.

– Так ты все-таки отказываешься участвовать со мной и моим тестем в набеге на Торвал?

– Я еще не сошел с ума, – устало проговорил Тодор де Урбер и направился к двери.

«Эта радужная пыльца, которую он нюхает, совсем отсушила ему все мозги», – думал он про Эрлика, садясь в карету. Когда она запрыгала по брусчатке, герцог подумал, что надо бы послать доверенного человека и заказать карету у Алекса тан эль Зорга, говорят, в ней совсем не чувствуются неровности дорог.

* * *

Через пару дней, когда мы подъехали к развилке, я двинулся в маркизат, а в столицу отправился барон Ибер эль Варт, увозя с собой два монокуляра для каждого из братьев с инструкцией, как пользоваться, и моим письменным докладом о том, что происходило на границе. Барону тоже дал инструкции, как себя вести, как доложить и что сразу же по приезде в канцелярии заявить о срочном донесении от графа Зорга. Ему надо обогнать степняков, обоз которых движется медленно, и предупредить короля о посольстве рода Доршон.

Почему послал командира присланных конников? Да просто надо выводить в свет кентийцев, ведь нас всех считают варварами, несмотря на то что всех детей в Кентии учат грамоте, любой, даже самый бедный кентиец может читать и писать и знает все три языка, существующих на этом континенте. Да, кентийцы – закрытое общество, но не потому, что мы нелюдимы, а потому, что после войны нас сильно боятся, и вот эта боязнь и выплескивается в презрение и ненависть.

Ну, а чтобы показать свою значимость, в отличие от нас, и стали звать кентийцев варварами, распространяя всякие небылицы. Кентийцы честны даже в мелочах… «Ну, так варвары же…» Кентийцы прекрасные воины… «Ну так они злобные, кровожадные варвары…» Среди кентийцев нет предателей… «Ну, а чего вы хотите от идиотов, не понимающих что своя жизнь дороже тысячи чужих». И так обо всем! Пытаться что-то объяснить, доказать бесполезно, поэтому и не рвутся в королевства кентийцы.

Последнее время они, правда, нанимаются служить в охрану к королям и становятся учителями фехтования, а ведь в большинстве королевств народ малообразованный и дикий, что говорить, если даже некоторые дворяне не умеют писать и читать. Таких, конечно, очень мало, но ведь есть. Вот я и решил немного подкорректировать отношение и статус кентийцев. В каждой моей книге на титульном листе стоит надпись «Кентийские истории. Предания старины глубокой». На некоторые товары стали ставить штамп «Кентийские технологии». Смотришь, не сразу, а постепенно мы еще покажем, кто тут варвар, а кто прогрессор.

Наконец вдали показался мой замок… Еще какой-то час, и я въезжал в ворота. Во дворе собрался комитет по встрече… Ларт, Гюнтер, управляющий Ульх, сзади них маячил весь народ, проживающий в замке.

«А немало народа сейчас в замке, – мелькнула у меня мысль. – Нет, надо убирать отсюда производства».

Поприветствовав собравшийся народ, я спрыгнул с коня и передал повод подскочившему пареньку, помощнику конюха.

– Ульх, что там у нас с баней?

– Все готово, ваша светлость, с утра топим.

– Ну и отлично, сейчас я чуть разомнусь и пойду мыться, а вот все отчеты завтра, – осадил я Гюнтера, кинувшегося мне докладывать о том, как он тут чистил маркизат.

– Все завтра, дружище, устал я, сегодня паримся и празднуем. Ульх, выкати людям пару бочонков вина, ну и заесть чего-нибудь.

Народ радостно зашумел, приветствуя мои слова.

– Только смотрите, чтобы не допьяна, – предупредил я. Кто-то из кухарок поднес мне холодного вишневого взвара, приправленного медом. Я с удовольствием все выпил и поблагодарил, возвращая посуду, – увидел удивление на лице женщины, подавшей напиток. Ну не принято здесь так, я сеньор, хозяин, и подать мне напиться с дороги – это их обязанность, а тут слова благодарности.

Примерно через час я отправился в баню, прихватив Ларта и Гюнтера. Ох, и славно же я попарился, хоть нормально помылся за последние два месяца. Тело было чистым и легким.

Потом был пир… Я пригласил на него всех своих командиров, отличившихся дружинников и воинов-кентийцев, в большую столовую набилось человек тридцать. Народ пил, закусывал, произносил тосты, а я сидел и размышлял.

Ну вот выдам я отличившимся воинам по золотому или по два… деньги, конечно, очень большие. Но они их потратят, и об их геройстве, кроме слов, ничто не будет напоминать; надо завтра дать задание Ларту изготовить памятный бронзовый знак с надписью на красивой ленте и с удостоверением к знаку. А потом я обратил внимание на то, что совсем не чувствую усталости, вот что значит молодое тело. Еще пару часов назад я чувствовал, что замучен дорогой, пылью и жарой, а вот немного отдохнул, и снова готов в седло и сутками скакать.

Посидев за столом пару часов для приличия, я поднялся и, попросив остальных продолжать пировать, удалился, сославшись на дела.

Утро для меня началось, как и всегда, с восходом солнца. Сунув ноги в сапоги и умыв лицо, я пошел на разминку. Затягивать ее не стал. Разогрев тело, проработал несколько приемов с мечом и кинжалом, побежал под душ. Потом сел и набросал два эскиза памятного знака: один за осаду замка Жирондо и второй за бои на границе. Один в форме медали, круглый и на красивой ленте и колодке, второй в виде треугольного щита. И печатникам набросал удостоверение под памятные знаки.

Только успел это сделать, как потянулись посетители, Ларт, Гюнтер, Ульх. Первым отчитывался Ульх, он рассказал, сколько принял золота с обоза, сколько монет, слитков, сколько драгоценностей, куда разместил, затем – сколько добыто золота и сколько монет отчеканено, какие товары и материалы на складах и в каком количестве. После чего передал мне список, где все это было указано.

Ларт доложил о том, какие работы ведутся и что изготавливается в данный момент. Оказывается, уже собраны все монокуляры, отливаются новые линзы, изготовлена одна карета дилижанса; производство пока остановили – может, будут какие-либо замечания с моей стороны. Ну и так же в производстве зеркал, стекла, хрусталя… Гюнтер рассказал о порядке на дорогах и в моем городе, а также об эпопее с пошлиной за проезд по дорогам.

– Ну что же. Молодцы! – сказал я, вставая из кресла. – Сейчас пройдусь, все посмотрю, скорректируем с вами планы по всем работам, и примерно через недельку мне надо будет отъехать. Так что привыкайте работать самостоятельно. В дальнейшем я вообще думаю перебраться в столицу. Да, и давайте – собирайте караван в Кентию. Что там с обучаемыми?

– Обучение мастера закончили, уже работают самостоятельно, – ответил Ларт.

– Вот и отправляем их обратно, а вот учеников, которые прибыли с ними, оставляем у нас, они должны отработать пять лет. В караван собираем немного хрусталя, десяток монокуляров, столько же калейдоскопов, сотню мечей и столько же наконечников для копий.

И началась у меня трудовая неделя, каждый час кто-то интересовался, правильно ли он выполняет то или иное задание, везде была нужна моя консультация, везде я должен был присутствовать. Только коты ко мне не приставали, они где-то постоянно пропадали, иногда не появляясь в замке сутками. Пролетела эта неделя незаметно.

Я отправил небольшой караван в Кентию, а вот со своим отъездом пришлось повременить. Слишком много было дел, которые почему-то требовали моего присутствия. За это время я присмотрел место для строительства промзоны и набросал план расположения цехов и городка для рабочих и мастеров. Все задумал строить с размахом – и цеха с большими остекленными окнами, и городок с определенной инфраструктурой. Для этого сразу решили строить кирпичный заводик с печью для обжига, а уже потом из этого кирпича возводить все остальные строения. На все строительство отвели три года. Денег хватало, и я мог нанимать любое количество рабочих рук. Главное, чтобы хватало материала и на строительство, и на торговлю.

Решил отложить поездку еще на неделю, тут еще прибыл курьер от короля с просьбой продать с десяток монокуляров. Десятка у меня не было, но штук пять я ему мог бы выделить, что я и сказал курьеру. И предложил ему подождать несколько дней, пока изготовят для них футляры. Кроме того, заканчивали собирать третью паровую машину, а так как она была самая мощная, я решил задержаться на испытания. А еще я хотел лично произвести награждения отличившихся воинов в нашем военном походе.

Награждение провели торжественно перед построением всех воинских сил, которые я имел, а было их немало. В общей сложности более тысячи, если точнее – то тысяча семьдесят человек… Это было много, поэтому я и думал избавиться от части и демобилизовать тех, кто поступил на службу с рудников и после осады крепости герцога Жирондо.

Выстроив всех на поле рядом с замком, я под барабанный бой вызывал по списку отличившегося и вручал ему знак в небольшой коробочке, обтянутой красным шелком, и удостоверение с указанием имени награжденного и за что именно. Тут же его отводили в сторону, и Гюнтер прикалывал ему знак на одежду, а Ульх вручал небольшой мешочек с десятью серебряными монетами. Наградил я почти двести пятьдесят человек, своих наградил всех, даже тех, кто оставался охранять замок и рыскал по дорогам, вылавливая разбойников. Для них сделали знак «За охрану закона и порядка». Народ высыпал из замка и глазел на все это, затаив дыхание, а когда очередной награждаемый получал знак, хлопали в ладоши и приветствовали его. Представьте себе мальчишку лет семнадцати, который оставался в замке и, по сути, только учился держать меч и копье, а теперь получает знак и денежную премию. Правда, премия была намного меньше, чем у тех, кто был в походе и участвовал в боях, всего лишь три серебряные монеты. Главное, как горели глаза и у ветеранов, и у молодежи, получивших награду. Даже мои кентийцы, хоть и пытались остаться невозмутимыми, но это им плохо удавалось, и они радостно улыбались. Потом на поле выкатили несколько бочонков вина, а мои музыканты устроили первый в этом мире концерт.

Глава пятая

Алексия жила у Валии и у ее детей уже два месяца. Малыш рос, агукал и уже смеялся в голос, не понимая, что жизнь его круто изменилась: он лишился матери и Алексия не знает, как сообщить Алексу, что его сын в беде и она тоже. Хоть лубки уже давно сняли, но рука слушалась плохо, локоть и пальцы на ней почти не гнулись. Она прекрасно понимала, что прошлые нападения и нынешнее – это звенья одной цепи, очень уж дяде хочется ее убить. Не будет ее, и некому будет предъявить права на трон империи. И сделать это он хочет до ее совершеннолетия, прекрасно понимая, что, по достижении его, ее усадят на трон союз королевств Сармии, Торвала и Кентии.

Но она уже не хотела никакого трона, да она и раньше была к нему равнодушна. Когда не стало отца и ей сообщили, что произошел переворот, она просто не поняла всего, не поняла, на краю какой пропасти оказалась. И только когда ее сопровождал Алекс, увидев кровь, смерть людей и поняв, что это охота на нее лично, а еще представив себя умирающей с раной от меча, она пришла в ужас.

«Ну уж нет, не нужен мне никакой трон, забирайте его себе, а меня оставьте в покое, – думала она. – Согласна, – уточнила она чуть погодя, – только если рядом будет Алекс».

А сейчас ей было очень плохо, все рухнуло… Она калека с одной рукой.

«Зачем я ему, – думала она, – я и здоровая-то не сильно его привлекала, а теперь и подавно не нужна. Да и как ему сообщить, где мы с малышом находимся?»

Еще ей не давало покоя осознание того, что все случилось по ее вине. Вот не поехала бы Ильми и, смотришь, была бы жива, а у ребенка была бы мама… «А что же было бы со мной?» – и она от этой мысли покрывалась холодным потом.

Она не сказала Валии, кто она на самом деле, притворилась служанкой знатной дамы. Однажды в разговоре она спросила Валию, почему они здесь живут. Та горько усмехнулась и ответила, что больше им просто негде жить, а потом поведала грустную историю.

Муж ее был рыбаком, и жили они у Итиль-озера. Дела шли неплохо, и он со своим стареньким отцом всегда приходили с хорошим уловом. Валия занималась огородом да изредка помогала продавать улов. Родила она двоих детей, Вики и Дарио, и все бы хорошо, да задумал муж построить новый баркас. Решил он, что будет тот и размерами поболее, и что наймет он пару работников, да поставит парус, чтобы можно было ходить дальше и ловить много рыбы. Задумать-то задумал, да вот денег не хватило, и занял он их у соседа – купца. Хоть Валия и просила не делать этого, а лучше еще год погодить и собрать нужную сумму, всё-таки решил муж по-своему: деньги занял и купил новый большой баркас. И вроде бы все шло хорошо, начали отдавать долг купцу, а последнюю выплату муж отдавал, когда тот собирался ехать за товаром, можно сказать, в дверях купца застал. Ну что же, решил муж, возвратишься, тогда я отдам последние деньги, а ты мне расписку вернешь.

Но купец начал уговаривать, мол, мы же соседи, какое недоверие может быть, приеду и верну расписку, а мне бы сейчас деньги лишними не были. И уговорил все-таки, отдал муж деньги, и уехал купец, а муж также и продолжал рыбачить, да только однажды попал он в бурю и не вернулся домой… Пропал и баркас, и он, и работники.

Плачь не плачь, а слезами горю не поможешь, пошла она работать горничной к состоятельным господам. Тяжело одной тащить хозяйство. Была у них старенькая лошаденка, вот отец мужа на ней подрабатывал немного извозом, да она работала в прислугах, вот как-то и выживали. За делами и хлопотами она и не знала, когда вернулся купец, пока однажды не пришли стражники и не потащили ее на суд, а там предъявил судья расписку и поинтересовался, почему не отдают долг уважаемому человеку.

– Как не отдаем, да мы все до копейки вернули, – возмутилась Валия и стала рассказывать, как все было. Да, видимо, все уже заранее было решено. И присудили им вернуть долг в течение месяца да еще судебные издержки заплатить. Тогда она в надежде на справедливость обратилась к барону тех земель, тот внимательно ее выслушал, но почему-то дал указание разобраться на месте. Вот и разобрались, ее обвинили во лжи на суд и приговорили к десяти ударам плетью, а также изъятию дома в счет погашения долга и судебных издержек.

Бил ее палач, правда, не сильно, так, стегал понемножку, только последний удар нанес со всей силы, от этого удара она и сознание потеряла. Даже отлежаться не дали после экзекуции, пришли на следующий день стражники и начали их вещи на улицу выбрасывать. Погрузили они со свекром, что влезло, на телегу, посадили детей, да и отправились куда глаза глядят, понимая, что здесь им жизни не дадут. Да и уйти смогли недалеко, через седмицу околела лошадь, а тут и осень на носу. Затолкали они кое-как телегу с пожитками в лес, нашли вот эту полянку и решили остаться здесь.

Выкопали землянку, вначале небольшую, сейчас в ней козы живут, а на следующий год построили уже эту, даже пару оконцев сладили, чтобы не совсем в темноте сидеть. В первую зиму в силок коза попалась, да она еще котной оказалась. Не стали ее убивать, притащили в землянку, и стала она с ними жить, а под весну принесла сразу три козочки. Сама потом все-таки сбежала в лес, а может, волки задрали, но ушла и больше не появлялась.

Пока свекр был жив, немного полегче было, хоть и старенький он был, но все же мужчина, а сейчас Дарио – главный мужчина в семье.

Валия улыбнулась и потрепала сыну вихры.

Да еще тем же летом нашел Дарио волчью нору, а там один волчонок еле живой. Притащил, и сам его выхаживал.

Вот такое хозяйство получилось.

Валия замолчала, и ее глаза заблестели от слез, которые, правда, так и не пролились.

После того разговора прошло много дней, и однажды Алексия все-таки решилась что-то предпринять. Вечером, когда свет еще пробивался сквозь оконца, а все сидели у стола после ужина, она начала говорить Валии, что так жить нельзя, что надо что-то делать.

– А что можно сделать? – спросила та и усмехнулась. – Вот дорога недалеко, куда ты уйдешь и кому ты нужна, кто тебе поможет?

– Я знаю, кто нам поможет, – отвечала Алексия, – могу даже дать гарантии, что вы будете обласканы и все, что с вами было до этого, покажется вам страшным сном. Вот только как ему сообщить о нас?

И она рассказала им об Алексе, об Ильми и о том, чьего ребенка они сейчас выхаживают, утаив только, кто она на самом деле. Потом она рассказала, кто такой Алекс, как они путешествовали, как он сражался с разбойниками и степняками, а потом какие он стал делать вещи, какие истории рассказывал ей. Потом она разрыдалась и, плача, стучала по столу кулачком.

– Ну почему, ну почему так все?..

Все сидели молча, наверное, каждый думал о своем, а может, об одном и том же.

– Мам, – нарушил тишину Дарио, – давай я схожу быстро, а потом с его дружинниками и вернусь, если он захочет помочь.

– Хм-м, схожу, да туда идти три седмицы надо, – проговорила Вики.

– Да хоть месяц, – запальчиво ответил ей Дарио. – Вон тебе замуж уже надо, а за кого тут выходить?

Валио на это засмеялась и прижала сына к себе.

– Вот посмотрите, какая у нас сваха заботливая выросла, тяжело будет идти, сынок. Дойдешь ли? – и она снова задумалась. Потом, помолчав, продолжила:

– Да, видно, делать-то и нечего, придется тебе идти. Ладно, завтра начнем тебя собирать, одежку подремонтируем да припасов соберем в дорогу.

Конечно, рассказывая о том, кто им может помочь, Алексия хитрила, дед-то жил всего в трех днях пути, но ей нужен был Алекс. Пусть решает, нужна она ему такая или нет, а если не нужна, то рубить уже с плеча раз и навсегда.

Она, правда, не решила, что будет делать в случае отказа, но сидеть, ждать и трусить – это выше ее сил. Через два дня они провожали всем поселением Дарио, вывели на дорогу, обняли по очереди, Алексия еще раз напомнила, что ему надо говорить Алексу. Валия сунула в руку последние пять медяков, и потом они долго смотрели ему вслед, пока его маленькая фигурка не скрылась из виду.

Глава шестая

Работы становилось все больше. Поездка моя откладывалась и откладывалась, ну еще день, ну от силы два – и еду. Но проходил день, а затем два – появлялась новая проблема, которую надо решать, так и тянулось, пока не пришло время открывать «Торговый дом Кентия». Я решил его так назвать. Под одной крышей с ним разместились ресторан и театр. Я уже находился в столице, разместившись в своем доме в небольшой комнатке, так как в остальных шел ремонт и перестройка. Остальных своих людей – музыкантов, артистов, торговых клерков, а также всю свою свиту – разместил в доме для служащих и в гостинице, которые находились в саду за торговым домом.

Дальше тянуть нельзя, решил я для себя, сразу после открытия еду знакомиться со своим сыном.

А сейчас вызвал всех своих доверенных лиц, чтобы определить порядок действий.

– Итак, друзья, – начал я, когда все собрались, – завтра и послезавтра у нас напряженные дни, никак нельзя ударить в грязь лицом, столица – это не наше захолустье. Поэтому порядок такой: после десятой склянки открывается непосредственно торговый и выставочные залы.

– Кстати, ден Сибор, – обратился я к распорядителю торгового зала, – вы отложили дорогие наборы косметики, как я просил?

– Да, ваша светлость, – ответил мне ден Сибор, кланяясь.

Понимая, что многие аристократы будут стараться обратиться ко мне напрямую, так как в первые дни в основном будут ходить, чтобы поглазеть, соответственно народу будет много и просто что-то приобрести в розницу будет сложно. Вот и будем приторговывать из-под полы, как в советские времена, – приходит такой весь из себя слуга аристократа и говорит: «Я от Иван Семеныча, мне надо то-то и то то». И не надо смеяться, и пароль «Иван Семеныч», и все остальное будет, ну имею я право пошутить.

– Вечером открытие театра и представление, ден Тодор, вы справитесь?

– Да, ваша светлость.

– Ну смотри мне, будет король, и если что… – я не договорил и показал кулак деду. – Ну и на следующий день у нас открытие ресторана, снова будет король в отдельном кабинете. Дена Женар, не подведите с блюдами, а то я с поваров три шкуры сдеру.

– Не беспокойтесь, ваша светлость, повара у нас опытные, и все новые блюда кентийской кухни мы изучили и уже не раз готовили.

– Тогда уповаем на Зею-плодоносицу, и вперед.

Ну как же, кентийская кухня! Благодаря изготовленной втихаря мясорубке, которую я держал в секрете, я выдал поварам рецепт голубцов, пельменей и котлет, ну и конечно шашлык. Нет, ну тут тоже что-то такое готовили, но в том-то и дело, что именно что-то. Ну и салаты, тут уж при помощи майонеза делали и мясной, и «любовницу», который назвал «кентийский любовник». И наконец, мои напитки, которые пробовало ограниченное количество народа, и те только приближенные короля. Конечно, я тоже волновался, но больше всего за театр, понравится ли пьеса аристократам и дворянам, да и как артисты справятся, хотя на последних просмотрах все было отлично.

На открытие торгового дома я не поехал, что мне там делать… Есть распорядитель, пусть занимается, мое дело театр – там я произнесу речь, ничего особенного, типа «строили, строили, и наконец построили». А потом на балкон к королю в ложу, и буду внимательно наблюдать за реакцией зала и короля, с братом в том числе. Среди дня проехал так мимо торгового центра, посмотрел: как и предполагал, зевак море, ну пусть толкутся, через некоторое время успокоятся, и будет нормальная работа. В театр и ресторан только по пригласительным билетам, первый у меня на триста мест, второй на сто восемьдесят.

Вечер в театре… это был полнейший успех. Вначале я произнес небольшую речь, мол, я хочу показать вам искусство, которое существовало в Кентии задолго до Большой войны. Все пришлось восстанавливать по рукописям и преданиям. Поэтому прошу зрителей не судить строго. Потом открылся занавес, и действие началось, спектакль сопровождался музыкой. Красочные декорации, богатые костюмы и игра артистов произвели на зрителей неизгладимое впечатление. Видел, какие эмоции отражаются на лице короля и Арна. Когда спектакль закончился и артисты вышли, чтобы поклониться, весь зал встал и принялся им аплодировать, потом зрители развернулись, и немного аплодисментов досталось и мне, пришлось встать и поклониться. Было объявлено, что спектакли театр будет давать три раза в седмицу, а также сообщили цены на билеты и где их можно приобрести.

Ресторан под названием «Кентийский гурман» выглядел великолепно, зеркала в фойе, колонны в обрамлении зеркал, огромные окна, полы, покрытые лаком в несколько слоев. На столах стояли хрустальные фужеры для напитков, а также приборы из нержавеющей стали, которые мы стали делать недавно и тоже хранили в секрете.

Первым в ресторан вошли король и его брат. Если король уже видел многое из изделий и был сдержан, должность, так сказать, обязывает, то Арн напоминал восторженного щенка. Что вчера в театре, что сегодня он нисколько не скрывал своего восхищения и удивления. Я проводил их в кабинет на втором этаже, у нас в ресторане присутствовал так называемый второй свет, что тоже было необычно. После того как аристократы и дворяне заполнили зал, на сцену вышла Женар Оборо, управляющая рестораном. В королевствах женщины работали, но нигде они не занимали руководящих постов. Я проработал все детали и в торговом представительстве, и в театре, и здесь в ресторане, надо было удивить, а иногда даже вызвать шок, чтобы поломать стереотипы в отношении кентийцев.

Дена Женар, поднявшись на подиум, который возвели для музыкантов, произнесла несколько приветственных слов. И указала, что на столах лежит меню, по которому можно заказать то или иное блюдо или напиток. Все это приготовлено по старинным кентийским рецептам. Обслуживают столы вот эти девушки и юноши – указала она на группу ребят в униформе, к которым следует обращаться по поводу заказов, а также по другим вопросам.

Поднялся занавес на подиуме, открыв для посетителей находящихся на нем музыкантов, заиграла тихая музыка, и процесс пошел. Через некоторое время, когда все заказы были выполнены и народ дружно накинулся на дегустацию блюд и напитков, музыка зазвучала громче, и на сцену вышли певцы.

Каждый уважающий себя аристократ, устраивая банкеты, держал или нанимал певцов и музыкантов, так что, казалось, удивить их нельзя. Как бы не так, нигде и никто не исполнял таких песен и музыки с таким ритмом и звучанием. Поэтому народ побросал ложки и вилки и принялся слушать, периодически прикладываясь к горячительным напиткам.

– Да, брат, можешь ты удивить, – проговорил король. – И ведь на каждой нашей встрече ты преподносишь что-то новое, вот скажи мне, когда твои выдумки иссякнут?

– Не знаю, ваше величество, – ответил я ему, улыбаясь, – наверное, никогда, разве это плохо – удивлять окружающих и делать что-то новое, чего не было прежде?

– Алекс, брат, не обижай меня «своим величеством».

– Данис, ты посмотри, сколько здесь чужих ушей, ну зачем многим из присутствующих знать о наших отношениях.

– Хм-м, ну, может, ты и прав, – задумался Данис, – послушай, я хочу, чтобы твои музыканты играли на моей свадьбе, буду удивлять Брана Сармийского, – перевел разговор Данис на другую тему. – И можно будет прислать своих поваров, чтобы они подучились в приготовлении некоторых блюд?

– Можно было бы и не спрашивать, конечно, присылай. Я завтра уеду, надо мне, в конце концов, навестить Ильми и увидеть своего сына.

– Ну и как ты думаешь поступить с Ильми и Алексией?

– Если честно, то не знаю, вот съезжу, а там видно будет.

Мы сидели и неспешно разговаривали, я рассказывал им анекдоты, адаптированные к их реалиям. Вечер начал заканчиваться, первыми уехали король с братом, я еще немного покрутился, зашел к управляющей, на кухню, после чего отбыл к себе домой, чтобы рано утром отправиться в замок.

Глава седьмая

По приезде в замок я тут же озадачил Ульха и Ларта отбором подарков для Ильми, ее родителей и своего сына, а также попросил выделить мне с десяток дружинников для сопровождения, меньше не позволял статус. Все эти приготовления заняли сутки, и завтра я наконец выеду.

Вечером, когда я составлял план работ для Ларта, постучавшись в кабинет, вошел Гюнтер и доложил, что в домике дежурной стражи у ворот меня ожидает необычный посетитель, который требует только графа Алекса тан эль Зорга, для которого у него есть очень важное сообщение.

– Так ведите его сюда, – проговорил я.

– Ваша светлость, его придется нести, он, видите ли, свалился почти перед самыми воротами, и страже пришлось занести его к себе, настолько он был уставший.

Я, немного удивленный и заинтригованный, встал и проследовал за Гюнтером. Войдя в помещение стражи, я увидел мальчишку лет двенадцати-тринадцати, очень изможденного, в обтрепанной одежде и совершенно разбитых башмаках.

– Это ты хотел видеть графа эль Зорга? – спросил я. – И зачем он тебе нужен?

Мальчишка посмотрел на меня.

– Это я скажу только ему, – проговорил он, глядя на меня исподлобья.

– Ну так я и есть граф Зорга, – заулыбался я.

Паренек оценивающе оглядел меня и, видно, остался удовлетворен осмотром.

– Я могу сказать только вам наедине, – поставил он условие.

– Выйдите все, – приказал я находившимся тут стражникам и Гюнтеру. – Давай говори, – когда все вышли, потребовал я у мальчишки.

– У вас просит помощи Алексия Кобург, она сказала, что вы знаете ее, и еще она сказала… – Он задумался, вспоминая, – Ромео и Джульетта, – наконец выдал он. – Вы должны знать, что это.

– Что, что с ней? – кинулся я к мальчишке.

Он даже отшатнулся в испуге. Но я уже взял себя в руки.

– Гюнтер, – позвал я и, когда тот появился, распорядился, чтобы пацана накормили жидким, только немного, а то живот расстроится, потом отмыли, переодели – и ко мне в кабинет. – Если не сможет идти, носить. Пока распоряжайся, потом с Лартом зайдете.

Сердце мое сжалось от предчувствия беды, но я старался держать себя в руках. Пусть мальчишка немного придет в себя, потом расспрошу его подробно. Примерно через час с лишним привели мальчишку, уже умытого и в какой-то хламиде. Гюнтер, приведший его, развел руками, сказал, что ничего по размеру не подобрали, но его обмерили и обещали к утру пошить все, что нужно.

– Хорошо, Гюнтер, оставь нас одних, – попросил я, и тот, поклонившись, вышел.

– Ну что, давай рассказывай.

И паренек принялся рассказывать, как и почему к ним попала Алексия, как живет у них, потом о том, как приняли решение идти ко мне и просить помощи. И от его рассказа мои кулаки непроизвольно сжимались все сильней и сильней.

– Сколько же ты шел? – спросил я его.

– Завтра будет две седмицы, – ответил мальчишка.

Я видел, что он просто на ходу засыпает, поэтому позвал Стена и приказал ему расположить пацана в гостевых комнатах и приставить к нему служанку, ну мало ли что пареньку потребуется, замок – это же не лес, где тебе под каждым кустом туалет. Мальчишку отправили спать, а я метался по кабинету как загнанный зверь и никак не мог успокоиться.

Понятно, почему мальчик обращался от ее имени, упомянув ее как служанку маркизы Ильми де Перьен… Она просто боится, но почему она тогда упомянула свое родовое имя, ведь династия Кобургов общеизвестна! Ну да это не главное, а вот что их ждали и знали, когда они поедут, это заставляет задуматься. И ребенок… это же мой сын, и он мог погибнуть, я зарычал от переполнявших меня чувств. И я знаю, кто виновник гибели матери моего ребенка, и даю слово, что непременно отомщу. Я внезапно успокоился, лишь одно мне не давало покоя: надо как можно скорей выезжать, нельзя допустить еще какого-нибудь происшествия с близкими мне людьми.

В дверь постучали, и в кабинет вошли Ларт и Гюнтер, они потоптались у двери, видя, в каком я состоянии, и не решаясь присесть без моего разрешения.

– Садитесь, чего стоите, – указал я им на стулья, – значит, так, я завтра уезжаю, рано выехать не получится, выеду по готовности. Ты, Гюнтер, сейчас готовишь сотню кентийцев, сотника и тридцать человек наших старых и семьдесят недавно прибывших. Барон Варт сам отберет и назначит им командира. Ты, Ларт, подготовь провизии дней на пятнадцать. Конечно, мы будем останавливаться на постоялых дворах, но часть дружины все равно будет питаться самостоятельно. Какой постоялый двор выдержит такую ораву народа! Запрягаешь в дилижанс четверку, сажаешь туда нашего лекаря и какую-нибудь молодую, но расторопную служанку. Кто из женщин у нас имеет грудных детей? Доставь кого-нибудь сегодня ко мне. Парня одеть, обуть, полмесяца он к нам добирался, молодец мальчишка. Да пусть зайдет ко мне старшая швея, а теперь вам для информации, – я немного помолчал. – На карету, в которой следовали маркиза Ильми и принцесса Алексия, было совершено нападение. Маркиза погибла, Алексии удалось бежать, при этом она спасла моего сына, а сейчас она прячется у хороших людей. Да, Гюнтер, пусть ко мне зайдут Сайм и Март, а теперь все, занимайтесь делами… И еще… никому ни слова, пока я не вернусь.

Гюнтер и Ларт вышли, а я уселся за стол и задумался, не упустил ли я чего, вроде бы нет, если что понадобится, купим по дороге. Тут в кабинет заглянул Стен и доложил, что пришли Март и Сайм, он их все еще называл разбойниками.

– Давай их сюда, – распорядился я.

Обрисовав им ситуацию, приказал готовиться к походу, поедут они отдельно от каравана и одвуконь, бросил им кошель с деньгами. Снаряжаться велел максимально. И от замка родителей маркизы до замка герцога прошерстить все, найти следы: где напали на карету, кто напал и так далее. Сказал, что ни в чем их не ограничиваю. Выезжают завтра рано утром.

Потом Ларт привел ко мне молоденькую маму, звали которую Ивица, я поговорил с ней, не сильно вдаваясь в детали, и остался доволен: хоть это были первые ее роды, но молока у нее было много, и она легко согласилась кормить еще одного малыша, и готова завтра выехать.

Старшей швее приказал подготовить из мягкого полотна несколько десятков пеленок к завтрашнему дню. Ну вроде бы все, распоряжения отданы, кормилицу нашел, плохо одно, что движение будет не очень быстрое и тащиться придется дней пять. Конь не машина, на которую сел, и через несколько часов ты на месте.

Утром все бегали как наскипидаренные, пришлось еще брать и карету помимо дилижанса, все-таки с нами будет ехать принцесса. Все кентийцы, которые отправлялись со мной, получили мечи нашей ковки; у тех, кого оставил мне отец, они уже были, выдал тем, кто пришел с бароном Вартом. Я еще на границе заметил, с какой завистью прибывшие смотрели на обладателей таких мечей, пусть теперь и они порадуются. Правда, мечи стандартные, а не под каждого, но тем не менее они были с прекрасным балансом; думаю, немного поработают с ними и привыкнут. Больше всего провозились с одеждой мальчишке, даже не с одеждой, а с обувью. Все, в чем он был, просто выбросили, так как ремонтировать там было нечего. Швеи, молодцы, пошили ему и рубашку, и штаны, и даже вошедший с моей подачи у нас в моду жилет со множеством карманов. А вот с обувью проблема, ну никто не шьет сапоги или ботинки за один день. Поэтому сделали ему сандалии с закрытыми носками, ну а сапоги к моему возвращению будут готовы. Наконец начали грузиться, тут же крутились и тарги, давая понять, что без них дело не обойдется и они, конечно, отправляются с нами. Народ от них шарахался, и они, словно понимая это, и чтобы не мешать сборам, уселись возле оседланного Ветерка и ждали, когда же наконец отправимся.

Мальчишку посадили в карету, в дилижанс сложили припасы в дорогу и кое-какое снаряжение, а также в нем ехала кормилица со своим младенцем и служанка с ворохом пеленок. Еще старшая швея утром принесла и уложила в карету большой сверток, сказала, что это Алексии.

И снова дорога, снова жара, пыль и огромное желание добраться до места как можно быстрей. Ночевать пришлось рядом со вторым городом моего маркизата Мистоном, имеющим королевское подчинение. Я в нем никогда не был, да и, честно говоря, не интересен он мне. Магистратура этого Мистона, когда начались заварушки на территории королевства, пыталась установить пошлины за проезд по дорогам маркизата. Вот его бургомистра и строил в свое время Гюнтер.

Солнце еще не село, когда мы расположились на ночлег, разожгли костры; аппетитно запахло готовящейся кашей. Мне установили палатку, и я, с удовольствием поужинав, уже собирался отойти ко сну, когда вдруг услышал громкие голоса в лагере. Через некоторое время дежурный сержант доложил, что прибыли представители магистратуры города.

– Ну давайте их сюда, – распорядился я, удивляясь, чего им, собственно, надо.

В палатку вошел довольно-таки высокий, по меркам королевства, мужчина в расшитом камзоле, за ним – два его сопровождающих стражника.

– Кто ты такой и что тебе здесь надо? – заявил он, как только вошел в мою палатку.

Я даже растерялся на какое-то мгновение от его наглости, так себя вести могут только аристократы или идиоты. Среди сотни вооруженных людей так неуважительно разговаривать с командиром этих людей… Мало того, каждый из моих воинов на голову выше любого человека королевства и имеет ярко выраженные черты кентийцев. Наверное, у этого вельможи какая-то нелюбовь непосредственно к кентийцам, а может, просто он недалекий хам, на что я ему и попытался указать.

– Вас не учили вежливости при разговоре с незнакомыми людьми? – спросил я, делая знак сержанту, вошедшему следом за «гостями».

– Ты кто такой, чтобы учить меня манерам? – завизжал незнакомец. – В общем, так, – продолжил он, – я даю тебе и твоим людям полчаса, чтобы убраться.

Да, что-то в этом городе неправильно, или, может, все так и задумано… После того, что произошло с принцессой и маркизой Ильми де Перьен, я был настроен мысленно на определенный лад.

Снова сделал знак сержанту, после чего в палатку ворвались несколько человек и быстро скрутили незнакомцев, которые даже не потрудились представиться.

Начинало смеркаться, но по моему приказу быстро притащили пару факелов, так что света было достаточно. Сержант срезал несколько тонких и гибких веток, а воины избавили от лишней одежды орущего и грозящего мне всевозможными карами неизвестно кого. Наконец в его речи проскочило, что он заместитель бургомистра королевского города и он, несмотря ни на что, уничтожит меня, что я еще буду умолять его пощадить, если его сейчас же не отпустят.

– Так… повтори, кто ты такой? – попросил я, внимательно рассматривая его.

– Я Тибор де Васк, баронет, заместитель бургомистра города Мистон королевского подчинения, – гордо проговорил он, наверное, думал, что меня это испугает и я тут же отпущу его.

– Ну что же, теперь представлюсь и я, – проговорил я, усмехаясь, – Алекс тан эль Зорга, владелец земель, на которых располагается город Мистон королевского подчинения. И ты, баронет, нанес мне обиду, поэтому я подвергну тебя наказанию.

Даже при свете факелов было видно, как начало меняться выражение лица заместителя бургомистра.

– Нет, я не стану рубить тебе голову, хоть и имею право, но свое ты получишь… Отсчитайте ему двадцать ударов, – приказал я сержанту.

Так как специальных козел для экзекуции не было, баронета просто схватили четыре человека за руки и ноги и, приподняв, растянули, а пятый стал наносить удары. Народ, собравшийся вокруг, стал громко считать; наносились удары не со всей силы, но очень чувствительные. Стражники, сопровождавшие этого деятеля, наверное, думали, что и им достанется, но зачем мне что-то доказывать простым воинам, выполнявшим приказ? Да и за все время они не произнесли ни одного слова, так что никто их не тронул. По окончании экзекуции подвели коня, на котором прибыл баронет, и погрузили на него его тушку.

– Выпроводите их, – приказал я и отправился спать, – усилить посты, – шепнул я сержанту напоследок, а когда наконец улегся, мелькнула мысль, что надо бы и в этом городишке навести порядок, наверное, стоит переговорить с Данисом; с этой мыслью я и заснул. Ночь прошла спокойно, поэтому сразу после восхода солнца, плотно позавтракав, мы отправились дальше.

Глава восьмая

Весь дальнейший путь мы проделали без приключений. Исходя из рассказа мальчишки, мы взяли за ориентир постоялый двор «Жемчужина Сармии», до которого так и не доехали Алексия и Ильми. Я приказал посадить пацана к кому-нибудь на коня, чтобы он указал, где свернуть в лес. Так мы двигались еще часа четыре, пока парень не закричал:

– Вот сюда, сюда, да стойте же, а то проедем мимо. – Потом, наверное, опомнился, кем он командует, и замолчал. Караван наш остановился, и я принялся отдавать приказы. Карета, дилижанс и все кони остаются на опушке, двадцать человек идут со мной и мальчишкой, разбить лагерь, ждать нас и готовить ужин.

До того места, где жила Алексия, мой сын и люди, их приютившие, шли часа два, впереди, как всегда, рыскал Алый, а по бокам – его сестры. Перед самыми землянками дорогу нам преградил молодой волк, видно было, что ему страшно стоять перед таргами, но он все равно рычал, показывая клыки.

– Тюбо, Тюбо, тихо, – кинулся к нему мальчишка, а я рыкнул на Алого, чтобы никого не трогал. Услышав голос мальчишки, из землянки осторожно выглянула женщина и, увидев сына, вышла ему навстречу. Я распорядился воинам рассредоточиться и охранять, а сам направился в землянку. Несмотря на то что и в лесу и на поляне было светло, в землянке было темно, два малюсеньких окошка абсолютно не давали света. Крикнув одного из воинов, чтобы принес свечи, которые я благоразумно захватил, – землянка тот же блиндаж, в котором мало воздуха и света, а уж их я повидал немало. Зажгли свечи, и в их свете я увидел вначале жавшуюся на каком-то топчане Алексию, а рядом с ней полугодовалого карапуза, уже самостоятельно сидящего и пускающего слюни. Он хлопал глазенками, смотря на огонь свечей, и что-то пытался бормотать пока еще на своем, понятном только ему языке.

– Ну, здравствуй, Виктор эль Зорга, – сказал я и, протянув руку, коснулся его маленькой ладошки. Малыш тут же схватил мой палец своей ручонкой и засопел, пуская слюни.

– Ваше высочество, как вы себя чувствуете? – обратился я к Алексии.

За спиной ахнули, мальчишка, что-то шепотом рассказывающий матери и сестре, замолчал, и землянка погрузилась в тишину.

– Разрешите нам с принцессой поговорить наедине, – обратился я к присутствующим, и те выскочили из землянки, осторожно прикрыв дверь. Мой сын так и не отпускал моей руки, обильно поливая ее слюной.

– Ты знаешь, – вдруг сказала мне Алексия, – раньше я считала, что плакать принцессе недостойно. Но потом, когда встретила тебя, я заплакала от испуга, тоски, безысходности и от своей глупости. Да-да, не удивляйся, я прекрасно понимаю, что я еще глупая девчонка. Сейчас я плачу почти каждый день, потому что во всем, что произошло, виновата только я. Это я уговорила маркизу Ильми поехать со мной, потому что мне было интересно с ней и не хотелось расставаться. Если бы не моя глупость, она была бы жива, а твой сын находился бы в нормальных условиях, а не в этой землянке. Кормили бы его молоком матери, а не вонючей козы. Ну и я бы не лишилась руки, а сейчас, став ущербной, кому я нужна… – И она горько заплакала, и, глядя на нее, заплакал мой сын, а мне вдруг стало так тепло на душе и так легко. Я наклонился, обнял их обоих и засмеялся, а потом поцеловал Алексию в губы.

– Все будет хорошо. Давай собираться, – сказал ей, открыл дверь и крикнул хозяев. Когда они вошли, тоже сказал им, чтобы собирались, лишнего ничего не брали, да и вообще лучше ничего не брать, если что понадобится, мы все купим в ближайшем городке. Через полчаса все были собраны, и все равно у каждого был какой-то небольшой узелок. Больше всего дебатов возникло вокруг коз, но потом я махнул рукой и решил – пусть берут, привяжем за дилижансом, добегут – хорошо, нет – так нет. Или, может, какого-нибудь серва осчастливим, подарив или продав по дешевке это блеющее счастье.

Пока шли, Тюбо жался к ногам Дарио, опасливо посматривая на бегущих таргов, но те совершенно не обращали на него никого внимания. Единственное, что меня удивило, так это то, что когда я вышел из землянки, держа сына на руках, Алый, подойдя ко мне, вдруг встал на задние лапы и заглянул, кого это я держу на руках, понюхал, потом так же опустился на все четыре, толкнул меня своим лбом и потрусил вперед отряда.

На опушку к оставленному отряду вышли, когда вечерело, солнце еще не село, но уже повеяло вечерней прохладой. Было установлено несколько палаток, и на кострах готовился ужин. Тарги, после того как вышли на опушку, куда-то пропали, но уж за них я не переживал.

Всю дорогу я нес на руках своего сына, а рядом семенила Алексия, ухватившись рукой за мой ремень. Малыш спал, а я смотрел на этого маленького человека, и сердце мое млело от счастья. В лагере я вручил Алексии сверток с одеждой, что передала старшая швея, а малыша попробовала покормить грудью кормилица. Увидев, как жадно он сосет, я понял, что мои переживания улетучились. Я все-таки волновался, что после того, как его продолжительное время кормили козьим молоком из рожка, он грудь не возьмет, но все страхи оказались напрасными.

После ужина мы долго сидели и разговаривали с Алексией, и она все рассказывала и рассказывала о том, как все произошло. Временами она принималась плакать и просить у меня прощения, и я успокаивал ее, но у самого на душе было тяжело.

Конечно, за время разлуки с Ильми чувства притупились, и мне было непонятно, любовь это была, или просто привязанность к женщине, с которой делил постель. Все-таки то, что Ильми была первой женщиной для меня в этом мире, а для Алекса вообще первой женщиной, имело для меня большое значение.

Потом я проводил Алексию до палатки, в которой кроме нее спали малыш и прислуга. По поводу малыша она сразу заявила, что не отпустит его никуда и он будет находиться только рядом с ней. Настаивать я не стал, раз ей так хочется, то пусть так и будет.

Утром я послал двух конников в замок родителей Ильми де Перьен, чтобы сообщить, что их внук жив, а так как я его отец, то забираю его с собой. Кроме того, я отправил послание с извинениями за то, что не смог заехать. А мы направились в замок деда Алексии, герцога Кантора. В карете помимо Алексии и малыша ехали кормилица со своим ребенком и девушка Вики, выполняющая роль служанки, на этом снова же настояла Алексия.

Когда с центрального тракта мы свернули на дорогу, ведущую к замку герцога Кантора, дверца кареты открылась, и принцесса попросила меня остановиться. Караван остановился, и она, подойдя ко мне, уточнила, правда ли, что мы едем к герцогу. Я это подтвердил. Было видно, что она, еле сдерживая слезы, повернулась и побрела обратно в карету.

«А чего она хотела, – думал я, – чтобы я ее увез к себе? Да на меня всех собак потом повесят, обвинят и в нападении, и в похищении, да вообще во всех смертных грехах. Да и герцог там, наверное, с ума сходит, ему ведь не могли не донести, что найдена карета с его гербом, в которой должна была ехать его внучка».