Принц Хаоса бесплатное чтение

Роджер Желязны
Принц Хаоса

Глава 1

Все коронации похожи одна на другую. В данном случае, правда, дела обстояли несколько иначе: не каждый раз монархом становится ваш лучший друг, а его королевой неожиданно оказывается женщина, с которой у вас была связь в прошлом. В остальном все было как всегда: торжественная процессия с обилием музыки, громоздкие разноцветные наряды, фимиам, приветственные возгласы, молитвы и колокольный звон. Все это утомляло, раздражало и требовало к себе того показного внимания, которое должно непременно уделяться свадьбам, присуждением ученых степеней и всякого рода тайным посвящениям.

Итак, Люк вместе с Корал были провозглашены правителями Кашфы, в той самой церкви, где я и мой сумасшедший братец Юрт чуть было не подрались насмерть, — но, к сожалению, нам не удалось довести дело до конца, — несколькими часами раньше. Являясь, хотя и неофициально, представителем Амбера, я был удостоен почетного места и часто замечал взгляды окружающих, направленные в мою сторону. Таким образом, мне приходилось быть постоянно наготове, для того чтобы давать наиболее подходящие к случаю ответы всякий раз, когда ко мне обращались. Хотя Рэндом и не наделил меня официальным статусом, позволяющим присутствовать на церемонии, он наверняка будет недоволен, если узнает, что мое поведение было менее чем дипломатичным.

Я был совершенно измотан, ноги мои болели, шея одеревенела, а разноцветный наряд промок от пота. Это казалось нескончаемым, но я по-прежнему не мог уйти. Мы с Люком знали и худшие времена, — сейчас я вспоминал о них, — от первоначальной вражды до спортивных соревнований, от художественных выставок до путешествий сквозь Тени, — и пока я стоял, изнемогая от духоты, я думал о том, насколько он изменится теперь, когда станет носить корону. Подобное событие в свое время сильно повлияло на моего дядю Рэндома, превратив его из бродячего музыканта, беззаботного и легкомысленного, в весьма мудрого и достойного правителя, — хотя я могу судить об этом только по рассказам моих родственников, знавших его прежде. Мне хотелось, однако, надеяться, что Люк не изменится слишком сильно — все же он совершенно иной человек, чем Рэндом, не говоря уже о том, что младше него на несколько веков. Просто удивительно, что подчас могут сделать годы, впрочем, может быть, это как раз в порядке вещей? Лично я нахожу, что заметно отличаюсь от того, каким я был еще совсем недавно. Да что там, даже от того, каким я был еще вчера, внезапно подумалось мне.

Когда в торжествах по случаю коронации наконец-то был сделан перерыв, мне передали записку от Корал, в которой сообщалось, что ей нужно меня увидеть, назначались время и место и даже прилагалась небольшая карта. Это оказались покои в отдаленном крыле дворца. Мы встретились там в тот же вечер и растратили остаток сил ночью. Как выяснилось, она вышла замуж за Люка, еще когда они были детьми, по договоренности, которая явилась частью дипломатического соглашения между Ясрой и бегмийцами (хотя, правда, оно так и не было выполнено), — так что о каких либо чувствах речь шла в последнюю очередь. Участники соглашения вскоре позабыли о женитьбе, до тех пор, пока недавние события не заставили вспомнить о ней. Супруги годами не виделись, хотя официально и значилось, что принц женат. Несмотря на то, что соглашение практически можно было считать аннулированным, ее также короновали заодно с ним. В этом имелась своя выгода для Кашфы.

Выгода эта была — Эреньор. Королева-бегмийка на троне Кашфы могла помочь в устранении разногласий, связанных с захватом земель соседнего государства. Таков был замысел Ясры, как я узнал от Корал. Но Люк не решался в это вмешиваться, особенно при отсутствии гарантий со стороны Амбера, а также будучи связан условиями ныне благополучно почившего Договора о Золотом Круге.

Вот так обстояли дела, а пока мы лежали рядом, и я обнимал ее. Она все еще плохо себя чувствовала, несмотря на удивительно быстрое выздоровление после операции. Черная повязка закрывала ее правый глаз, и Корал становилась неспокойной, если моя рука случайно оказывалась вблизи повязки или даже если я смотрел на нее слишком долго. Что заставило Дворкина заменить поврежденный глаз Камнем Правосудия, я не мог догадаться. Тем не менее он, по-видимому, позаботился о том, чтобы защитить Корал от сил Лабиринта и Логруса в том случае, если они попытаются заполучить Камень.

Мои исследования в этой области, однако, ни к чему не приводили. Наконец, я смог ощутить слабое присутствие магических сил и начал убеждаться в здравомыслии Дворкина, хотя по-прежнему не мог объяснить для себя тех загадочных способностей, которыми обладал древний мудрец.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я Корал.

— Очень необычно, — ответила она. — Это не похоже на боль, скорее на ощущение, которое бывает при контакте через Карту. Только я это испытываю постоянно, — он все время со мной, и я вынуждена никуда не выходить и ни с кем не общаться. Иногда мне кажется, что я стою в центре какой-то арки, — и поток сил движется вокруг меня, пронизывая насквозь.

Совершенно неожиданно я оказался в следующее мгновение в центре окружности, напоминающей серебристое колесо с многочисленными спицами красноватого металла. Отсюда, изнутри, оно казалось гигантской паутиной. Яркая нить пульсирующего света привлекла мое внимание. Да, это была мощная силовая линия, протянувшаяся из какого-то дальнего Отражения, и, вероятно, следовало изучить ее получше. Я осторожно подвинул ее в направлении Камня, скрытого темной повязкой.

Никакого мгновенного отклика не последовало. Фактически, я ничего не чувствовал, протягивая силовую линию. Но вот ее образ возник передо мной в виде завесы пламени. Пробиваясь сквозь нее, я чувствовал, как мое продвижение делается все более и более затруднительным, и, наконец, останавливается. Сейчас я ощущал себя балансирующим на грани пустоты. Это не было результатом настройки на Камень, как я ее понимал. И мне совершенно не хотелось вызывать Образ Лабиринта, который, я знал, является частью всего этого, когда можно было использовать другие силы. Я продвинулся еще немного вперед и внезапно почувствовал ужасающую холодность, истощившую, казалось, все запасы вызванной мною энергии. В то же время нельзя было сказать, что энергия исчезает непосредственно у меня, скорее, у одной из тех сил, которыми я управлял. Продвинувшись чуть-чуть вперед, я заметил слабое мерцание, напоминающее какую-то отдаленную туманность на винно-красном фоне. Еще ближе — и оно начало понемногу обретать форму, принимая очертания пространственных трехмерных конструкций, казавшихся смутно знакомыми. Должно быть, именно таким путем осуществляется настройка на Камень Правосудия, если верить рассказу моего отца. Итак, я находился внутри Самоцвета. Означало ли это, что я принял посвящение?

— Ни шагу дальше! — произнес незнакомый голос, хотя вначале я принял его за голос Корал. — Ты отказался от высшего посвящения.

Я убрал силовую линию, не желая, чтобы обнаружились какие-либо признаки моего местонахождения. С помощью Логрусова зрения, которое постоянно находилось со мной с момента последних событий в Амбере, я увидел, что Корал как бы полностью укрыта и насквозь пронизана образом Высшего Лабиринта.

— Почему? — спросил я.

Однако меня не удостоили ответом.

Корал слегка вздрогнула, приподнялась и посмотрела на меня.

— Что случилось? — спросила она.

— Ничего, — ответил я. — Ты просто задремала. Должно быть, слегка переутомилась. Ничего удивительного. После того, что сделал Дворкин, еще вся эта нынешняя канитель…

Она зевнула и снова откинулась на кровать.

— В самом деле, — пробормотала она и тут же опять уснула.

Я стянул сапоги, избавился от своего неудобного наряда, после чего вытянулся рядом с ней и набросил на нас одеяло. Я тоже устал, и мне необходимо было чье-то присутствие рядом.

Не знаю, как долго я спал, погрузившись в темный водоворот мрачных, беспокойный сновидений. Человеческие лица, морды зверей, демонические образы мелькали передо мной, — и никто не проявлял особенно дружеского расположения. Горели охваченные пламенем леса, земля дрожала, раскалываясь на части, гигантские морские волны вздымаясь и обрушивались на берег, луна становилась кровавой и откуда-то слышался пронзительный вой. Кто-то звал меня по имени…

Ветер колотил в ставни, до тех пор, пока не срывал их с петель, и они грохоча, падали вниз. Какое-то существо проникло в мой сон, и, притаившись в ногах кровати, стало тихо звать меня, снова и снова. Казалось, вся комната сотрясается, и мои мысли вернулись в Калифорнию. Похоже, землетрясение было в разгаре. Шум ветра из пронзительного визга превратился в дикий рев, и снаружи до меня доносился грохот падающих деревьев, рушащихся башен…

— Мерлин, принц дома Савалла, принц Хаоса, проснись! — опять позвало существо. Затем оно проскрежетало клыками и начало все с начала.

После четвертого или пятого оклика до меня наконец дошло, что я больше не сплю. Откуда-то снаружи доносились пронзительные вопли, и всю комнату периодически освещали вспышки молний, сопровождаемые почти музыкальными раскатами грома.

Я воздвиг перед собой силовую защиту, еще до того, как пошевелился и открыл глаза. Звуки хлопающей ставни были реальными. Реальным было и существо, сидевшее в ногах кровати.

— Мерлин, Мерлин! Вставай, Мерлин! — снова услышал я. У него было вытянутое длинное рыльце, остроконечные уши, внушительных размеров когти и клыки, кожа серебристо-зеленого оттенка, огромные светящиеся глаза и пара влажно поблескивающих кожистых крыльев. Его ухмылка скорее напоминала гримасу боли. — Пробудись, лорд Хаоса!

— Грайл! — воскликнул я, узнав слугу нашей семьи при Дворе Хаоса.

— Да, милорд, — ответил он. — Тот самый, что в свое время обучал вас игре в кости.

— Проклятье! — пробормотал я.

— Дело прежде всего, милорд. Я проделал долгий и утомительный путь, прежде чем добрался до вас.

— Ты не стал бы забираться в такую даль, не имея достаточно серьезного повода, — заметил я.

— Да.

— Что произошло?

— Его Величество Суэйвилл, владыка Хаоса, почил этой ночью с прародителями тьмы. Меня прислали за вами, чтобы вы приняли участие в погребальной церемонии.

— Что, прямо сейчас?

— Да, милорд.

— Ох, черт! Ну, хорошо. Ладно. Подожди только, сейчас соберу свое барахло. Как это случилось?

— Подробностей не сообщалось, хотя давно было общеизвестно, что здоровье его слабо.

— Мне нужно оставить записку, — сказал я.

Он кивнул.

— Покороче, если можно.

— Хорошо.

Я взял клочок пергамента с письменного стола, нацарапал на нем: «Корал, меня срочно вызывают по семейному делу. Буду держать связь» — и положил возле ее руки.

— Все в порядке, — затем объявил я. — Каким образом мы отправимся?

— Я понесу вас на спине, принц Мерлин, как делал это в старые времена.

Я кивнул, и тут же воспоминания детства волной нахлынули на меня. Грайл был невероятно силен, как и большинство демонов. На память мне пришли наши игры невдалеке от Темниц Хаоса, на краю темной бездны, подземные дворцы, пещеры, дымящиеся поля сражений, разрушенные башни, гробницы умерших чародеев, создававших свои собственные преисподние… Мне всегда гораздо больше нравилось играть с демонами, чем проводить время с обществе моих родственников по материнской линии, соединенных кровными или брачными узами. Даже когда я принимал свое основное Хаосское обличье, то формировал его по их образу и подобию.

Тем временем Грайл втянул в себя кресло, стоявшее в углу комнаты, для того, чтобы привести свой размер в соответствие с моим. Вскарабкавшись на него, я услышал, как он воскликнул:

— Ну, Мерлин, с каким магическими силами ты встречался в последнее время?

— Это были силы, которыми я мог управлять, хотя почти ничего не знал об их происхождении, — ответил я. — Ты что-нибудь почувствовал, когда появился здесь?

— Холод, жар, звуки странной музыки со всех сторон… Ты изменился.

— Каждый изменяется со временем, — сказал я, пока он двигался в сторону окна. — Такова жизнь.

Черная нить дороги лежала поперек широкого карниза. Он высунулся наружу и ухватился за нее, как бы собираясь по ней спуститься. В этот момент сильный порыв ветра едва не сбросил нас вниз. Мы двинулись вперед, понемногу набирая высоту, мимо высоких башен с горящими в них огоньками. Звезды были яркими, луна, видная на четверть, только что взошла, освещая низко нависшие облака. Мы поднялись еще выше, и город с его башнями совершенно скрылся из вида. Звезды танцевали вокруг нас, ослепляя вспышками света. Лента густой, колеблющейся черноты простиралась перед нами, расширяясь. «Черная Дорога», — внезапно подумал я. Она действительно казалась еще одной версией Черной Дороги — в небе. Я обернулся. Позади ее уже не было. Это выглядело так, как будто она сворачивалась за нами. Или, может быть, сворачивала нас?

Сельский пейзаж проносился внизу, подобно кадрам ускоренной съемки. Лес, холм, вершина горы промелькнули и исчезли. Наш путь черной лентой расстилался перед нами, клочья света и тьмы скользили мимо нас, напоминая чередование солнца и тени в облачный день.

Затем наш темп резко увеличился. Я внезапно заметил, что ветра больше нет. Луна оказалась высоко над головой, а скалистые горные пики чередой проплыли под нами. Вокруг стояла необычайная тишина, как во сне. Луна вдруг в одно мгновенье снизилась. Линии света раскололи пространство справа от меня, и звезды начали гаснуть. Я почти не ощущал продвижения Грайла, пока мы ехали, погруженные в эту черноту. Луна скрылась из вида, и маслянисто-желтый свет скользнул по линии облаков, приобретших розоватый оттенок, на который я даже залюбовался.

— Силы Хаоса пробуждаются, — заметил я.

— Энергия разрушения, — ответил Грайл.

— В твоих словах кроется нечто большее, чем-то, что ты говоришь мне.

— Но я только слуга Хаоса, — возразил он, — и не имею права раскрывать высшие тайны.

Мир вокруг нас продолжал расширяться, и впереди, насколько хватало глаз, по-прежнему колыхалась черная лента дороги. Сейчас мы проезжали высоко над горной поверхностью земли. Облака становились голубее, и, постепенно изменялись, образовали новые формы. Видимо, мы начали приближаться к концу нашего путешествия сквозь Отражения. Через некоторое время горы под нами стали ниже, сменившись затем равнинами. Внезапно вспыхнул яркий солнечный свет. Казалось, мы поднимались над нашей черной дорогой, и Грайл лишь слегка касался ее, пока мы двигались дальше. Временами его крылья медленно, тяжело вздымались, а иногда вдруг он начинал махать ими с такой скоростью, что почти невозможно было их увидеть, и становился похожим на какого-то гигантского колибри.

Солнце приобрело винно-красный оттенок и находилось теперь далеко слева от меня. Розовая пустыня расстилалась под нами…

Снова темнота, и звезды вращаются как гигантские колеса…

Затем мы снизились настолько, что начали двигаться едва не задевая верхушки деревьев. Внезапно мы очутились над оживленной городской улицей. Свет фонарей, поток машин, блеск неоновой рекламы в витринах… Теплый, душный, пыльный смрад города окутал нас. Несколько прохожих глянули вверх, впрочем, едва ли заметили наше появление.

Мы проследовали вдоль реки, проносясь над крышами пригородных домов. Улицы исчезли, и сейчас перед нами был дикий скалистый ландшафт с потоками застывшей лавы и двумя действующими вулканами, — один поближе, другой подальше, — над которыми курился дымок, уходящий в зелено-голубое небо. Земля под ногами дрожала.

— Насколько я понимаю, это самый короткий путь? — поинтересовался я.

— Наикратчайший.

Мы вошли в кромешную тьму, и в то же время казалось, что наш путь лежит глубоко под водой. Какие-то светящиеся морские твари проплывали над нами, иногда проносясь мимо на расстоянии вытянутой руки. Черная дорога, однако, по-прежнему оставалась сухой и неповрежденной; похоже, мы были защищены ею.

— Смерть Оберона вызвала ряд глубочайших изменений, — неожиданно сказал Грайл. — Их последствия распространяются через все Отражения.

— Но смерть Оберона совпала с воссозданием Лабиринта, — заметил я. — Это было нечто большее, чем просто смерть правителя одного из двух основных миров.

— Верно, — согласился Грайл. — Но в настоящее время происходит нарушение равновесия Сил. Одно добавилось к другому. Возможно, что все это даже более серьезно, чем кажется.

Мы проскользнули сквозь расщелину в темном каменном массиве. Линии света перекрещивались вокруг нас. Неровная поверхность стен казалась бледно-голубой. Чуть позже, — не знаю, через какое время, — над нами появилось пурпурное небо, возникшее без всякого перехода на месте моря тьмы. Одинокая звезда сияла высоко над головой. Мы быстро приближались к ней.

— Почему, — спросил я.

— Потому что Лабиринт стал теперь сильнее Логруса.

— Как такое могло случиться?

— Принц Корвин начертил второй Лабиринт, во время великой битвы между силами Хаоса и Амбера.

— Да, он мне рассказывал об этом. Я даже сам видел второй Лабиринт. Корвин боялся, что Оберон не сможет восстановить разрушенный оригинал.

— Но он это сделал, так что теперь их два.

— И что же?

— Лабиринт твоего отца также относится к созданиям Порядка. Из-за него древнее равновесие сил нарушилось в пользу Амбера.

— Откуда у тебя такие сведения? Даже в Амбере, кажется, никто не может сказать ничего определенного по этому поводу.

— Твой брат Мондор и принцесса Фиона подозревали об этом и нашли доказательства. Они сообщили о своих открытиях твоему дяде, лорду Сухьи, который совершил дальнее путешествие через Отражения и убедился в их правоте. Он уже собирался предоставить эти сведения Его Величеству, когда Суэйвилл скончался от болезни. Я знаю об этом, потому что именно Сухьи послал меня за тобой и велел рассказать тебе обо всем.

— А я-то думал, что это моя мать послала за мной.

— Сухьи был уверен, что она так и сделает, — вот почему он хотел встретиться с тобой первым. То, что я сказал тебе относительно Лабиринта твоего отца, пока еще мало кому известно.

— Интересно, зачем я понадобился?

— Об этом мне не сообщали.

Свет звезды теперь был более ярким. Небо освещали оранжевые и розовые сполохи. Вскоре светящиеся зеленые линии соединили их, и они обрушились, подобно бурным потокам, вокруг нас. Конфигурация изменилась полностью, и сейчас оно напоминало гигантский разноцветный зонтик, который медленно вращался вокруг своей оси.

Ландшафт приобрел совершенно неясные очертания. Я чувствовал себя так, как будто часть меня дремлет, хотя и был уверен, что нахожусь в полном сознании. Время, казалось, играет с моими ощущениями. Я ужасно проголодался, и глаза мои слипались.

Звезда разгорелась полностью. В ее свете крылья Грайла слабо поблескивали. Казалось, что сейчас мы движемся с невероятной скоростью.

Наша дорога, изгибаясь, поднималась вверх, окаймленная пустотой. Мы продолжали продвигаться вперед, до тех пор, пока не оказались движущимися в какой-то темной впадине. Затем границы темноты сомкнулись, и мы словно бы очутились внутри ружейного ствола, нацеленного в сторону бледно-голубой звезды.

— Есть еще чего-нибудь, о чем тебя просили сообщить мне?

— Ничего, насколько я помню.

Я потер левое запястье, как бы желая ощутить привычную пульсацию. Ох, черт! Фракир! Где же Фракир, в самом деле? Потом я вспомнил, что оставил его в апартаментах Бранда. Почему я это сделал? Я… — мысли мои затуманились, сама память, казалось, уснула…

В первый раз с момента недавних событий я попытался их проанализировать. Сделай я это раньше, возможно, мне удалось бы разобраться во всем. По-видимому, имело место скрытое воздействие каких-то магических сил. Я вошел в потайную комнату, самую дальнюю в покоях Бранда. Я не знал, было ли это заранее запланировано кем-то специально для меня или просто явилось результатом проявленного мною любопытства. Это могло быть также, я предполагал, даже чем-то более серьезным, что произошло в результате свершившейся катастрофы — возможно даже, ненамеренным побочным эффектом разрушения. В последнем я сомневался, однако.

Впрочем, какая разница? С таким же успехом это могла быть и какая-то дурацкая ловушка, оставленная Брандом неизвестно для каких целей. Она поставила в тупик даже такого знающего мага как я. Возможно, только мое присутствие на расстоянии от ее местонахождения помогло мне сохранить ясность мысли.

Вспоминая все свои мысли в тот период, когда я подвергался опасности, я испытывал ощущение, что все это время двигался будто в каком-то тумане. И чем больше я вспоминал, тем больше убеждался, что магические силы, обнаруженные мною, были предназначены специально для меня. Не вполне понимая их происхождение, я не мог считать себя полностью свободным от них, даже если был уверен в обратном.

Но чем бы они ни были, из-за них мне пришлось оставить Фракир, о котором я даже ни разу не вспомнил, и из-за них я чувствовал себя несколько странно. Я не мог сказать точно, какого рода влияние они оказывали, и, возможно, продолжают оказывать на мои мысли и чувства, — обычное дело для тех, кто оказывается под властью подобного рода сил.

Я также не знал, насколько вероятным могло быть, что покойный Бранд сам оставил эту вещь на случай такого совершенно непредвиденного стечения обстоятельств, как-то, что мои апартаменты окажутся рядом с его собственными, через много лет после его смерти, и что я попаду туда в результате разрушений, вызванных невероятным столкновением Лабиринта и Логруса в верхнем холле Дворца Амбера. Нет, за этим стоял кто-то еще. Юрт? Джулия? Однако представлялось весьма сомнительным, чтобы они могли действовать незамеченными здесь, в самом сосредоточении Амбера. Кто же тогда? И как мне следует относиться к тому, что произошло в Коридоре Зеркал? Я не знал. Вернись я сейчас назад, возможно, мне удалось бы с помощью собственных магических средств выяснить, кто за этим стоял. Но я не мог вернуться, поэтому все мои исследования придется отложить на потом.

Свет над нами разгорался все сильнее, переливаясь всеми оттенками, от темно-голубого до кроваво-красного.

— Грайл, — спросил я, — ты не чувствуешь присутствия каких-либо магических сил рядом со мной?

— Да, я чувствую, милорд. Но я полагал, что вы сами их вызвали — вероятно, для того, чтобы чувствовать себя в большей безопасности.

— Ты не мог бы избавить меня от них? А то я что-то неважно себя чувствую.

— Да, но я боюсь, что не смогу при этом провести четкой границы между посторонними силами и вашими собственными.

— Можешь ты, по крайней мере, сказать что-нибудь относительно их происхождения?

— Только то, что они есть, милорд. Что же до того, кто их вызвал, мне трудно определить.

— А какую окраску приобретают мои мысли по этому поводу?

— Я бы сказал, светло-голубую.

— Ха, я и не знал о твоей манере определять их таким образом. Я спрашивал только о возможности того, что эта магия, какого бы сорта она ни была, способна оказывать влияние на мои мысли.

Его крылья осветились голубым, затем красным. Наш туннель внезапно распахнулся, и небеса засияли всеми безумными оттенками Хаоса. Звезда, к которой мы направлялись, превратилась волшебным образом в маленький огонек, горящий в окошке высокой башни заброшенной крепости из серого, поросшего мхом камня. Сама крепость стояла на вершине горы, подножие и середина которой медленно, непрерывно вращались. Этот каменный остров был окружен стеной застывшего, безмолвного леса. Деревья напоминали языки пламени — красные, оранжевые, пурпурные.

— Мне кажется, я мог бы это объяснить, — заметил Грайл. — Но разгадка может оказаться такова, что только окончательно запутает беднягу демона.

Я хмыкнул и в течение нескольких минут наблюдал за движущимся пейзажем. Потом сказал:

— Кстати, о демонах…

— Да?

— Что ты можешь мне сказать о той разновидности, что зовется «ти'га»? — спросил я.

— Это демоны, которые живут далеко по ту сторону Грани и, возможно, являются наименее изученными из всех созданий Хаоса. По-моему, они даже не имеют материальных тел. Они мало общаются как с другими демонами, так и с кем-либо еще.

— А ты случайно не знаком с кем-нибудь из них лично?

— Я действительно сталкивался иногда с некоторыми из них.

Мы поднялись выше. Крепость по-прежнему вращалась на вершине горы. Падающие метеоры беззвучно вспыхивали вокруг нас, освещая нам дорогу.

— Они также могут, насколько я знаю, вселяться в человеческое тело, как бы брать его напрокат, — заметил я.

— Меня это не удивляет.

— По крайней мере, я знал одну, которая проделывала такие вещи много раз. Но сейчас у нее, кажется, возникла неожиданная проблема. Последнее тело, в которое она вселилась, находилось при смерти. Кончина того человека привела к тому, что ти'га оказалась запертой в его теле. Она не может оставить его. Ты не знаешь какого-нибудь способа освободить ее?

Грайл хихикнул.

— Прыжок со скалы, я полагаю. Или хороший удар мечом.

— Но если она настолько прочно застряла в этом теле, что не сможет освободиться таким образом?

Он снова хихикнул.

— Ну тогда игре конец. Ей придется закрывать свой бизнес по прокату тел.

— Дело в том, что я кое-чем ей обязан, — сказал я, — и хотел бы оказать ей помощь.

Он некоторое время размышлял, затем произнес:

— Ну, думаю, что кому-нибудь из старых, мудрых ти'га может быть известно о таких вещах. Ты ведь знаешь где их найти.

— Да.

— Сожалею, что ничем не могу помочь. Это очень древняя раса, ти'га.

Мы спустились вниз, к башне. Наша дорога под вращающимся небесным калейдоскопом сузилась, превратилась в тонкую, тускло светящуюся полоску. Теперь Грайл двигался в направлении окна, в котором горел свет.

Я глянул вниз. Вид, открывшийся подо мной, вызывал головокружение. Откуда-то доносились звуки, которые, казалось, возникали в результате того, что огромные земные массивы медленно двигались навстречу друг другу, лишь в последний момент избегая столкновения. Ветер трепал мою одежду. Слева от меня проплывала облачная гряда бледно-оранжевого цвета. Я уже мог различать очертания крепостных стен. В освещенном окне промелькнул темный силуэт. Мы были уже совсем близко, а еще минутой позже, пройдя через окно, оказались внутри.

Навстречу мне поднялась высокая сутулая фигура, задрапированная в красные и серые цвета. Существо демонического вида, рогатое и покрытое чешуей, пристально смотрело на меня эллиптически расширенными зрачками ярко-желтых глаз. Его клыки были обнажены в приветственной усмешке.

— Дядюшка! — воскликнул я, спешиваясь. — Рад вас видеть!

Грайл боязливо поклонился, и, дрожа, отступил в сторону, когда Сухьи приблизился и дружески обнял меня.

— Что ж, Мерлин, — сказал он наконец, — добро пожаловать домой. Я рад твоему появлению, хотя и сожалею от том, что явилось его причиной. Грайл уже сказал тебе?…

— О кончине Его Величества? Да. Мне очень жаль.

Он разомкнул объятия и отступил на шаг.

— Не то чтобы это явилось полной неожиданностью… — сказал он. — Напротив. Преклонные годы Его Величества… Но сейчас совсем неподходящее время для подобного события.

— Верно, — согласился я, массируя ноющее левое плечо и нащупывал расческу в набедренном кармане. — Я с самого рождения только и слышал о его болезнях. Это выглядит так, будто он устал бороться со своей немощью.

Сухьи кивнул.

— Ты не собираешься подвергнуть себя трансформации? — спросил он затем.

— У меня был тяжелый день, — ответил я. — Лучше мне поберечь энергию, хотя это и явится некоторым нарушением этикета.

— Да нет. Не сейчас, во всяком случае. Ты ел?

— Давно.

— Тогда пошли, — сказал он. — Найдем тебе что-нибудь пожевать.

Он повернулся и направился к стене. Я последовал за ним. В комнате не было дверей, и он использовал точки соприкосновения с соседними реальностями. Двор Хаоса был в этом отношении прямой противоположностью Амбера. В то время как вблизи Амбера очень трудно начать двигаться по Отражениям, здесь, в Хаосе, они напоминали дырявые занавески, сквозь которые вы часто могли видеть другую реальность, даже не прилагая особых стараний. А иногда казалось, что кто-то или что-то из другой реальности смотрит на вас. Нужно проявить большую осторожность, чтобы не оказаться вдруг где-нибудь между небом и землей, или под водой, или посреди кипящего бурного потока. Двор Хаоса всегда был неподходящим местом для туризма.

К счастью, ткань Отражений — столь послушная субстанция в этой части реальности, что любой Повелитель Теней может запросто изменить ее — нужно только собрать имеющиеся обрывки воедино, и путь через Отражения будет открыт. Могущество Повелителей Теней зависело от степени близости Логруса, из которого они черпали свои силы, даже если и не являлись его посвященными. Только очень немногие удостаивались Логрусова посвящения, хотя все принявшие его тем самым становились Повелителями Теней. Они были чем-то вроде технического персонала при Дворе Хаоса, и их мастерство являлось, также как и мастерство их коллег на Отражении Земля, результатом соединения личных способностей и приобретенного опыта. Хотя я также один из Повелителей Теней, я всегда предпочитал скорее пользоваться услугами тех, кто может путешествовать по Отражениям, чем делать это самостоятельно. Мне бы следовало, конечно, побольше рассказать вам обо всех этих вещах. Ладно, как-нибудь в свободное время я так и сделаю.

Когда мы подошли к стене, она, разумеется, исчезла. В том месте, где она раньше была, причудливо клубились завитки зеленого тумана. Мы прошли сквозь них и стали спускаться по ледяной лестнице. Хотя какая уж там лестница. Это был ряд зеленых дисков, не соединенных между собой и спускавшихся вниз на манер спирали, которые слегка колыхались, как бы плавая в ночном воздухе. Они шли вдоль наружной стороны крепости и заканчивались возле белой стены. По дороге нам пришлось сначала пройти сквозь яркие вспышки дневного света, потом на нас обрушился голубой снежный шквал, после чего мы очутились в каком-то странном соборе без алтаря, где все скамейки с обоих сторон были заняты скелетами. Когда мы наконец достигли стены, то прошли, конечно же, сквозь нее, и оказались в большой кухне. Сухьи привел меня в кладовую и предложил самому о себе позаботиться. Я нашел немного холодного мяса и хлеба и сделал себе сэндвич, запивая его тепловатым пивом. Он отщипнул ломтик хлеба для себя и принялся потягивать маленькими глотками тот же самый напиток. Какая-то птица, резко хлопая крыльями, пронеслась у нас над головой, издала хриплый крик и исчезла, даже не долетев до противоположного конца комнаты.

— Где же слуги?

— На красном рассвете почти все вернется. А пока у тебя есть возможность выспаться и прийти в себя, перед тем как… ну, там посмотрим.

— Что «посмотрим»?

— Ты один из тех троих, что оказались в «черном списке». Вот почему я вызвал тебя сюда, в это убежище, — он повернулся и прошел сквозь стену. Я последовал за ним, по-прежнему держа свою флягу, и мы уселись по обе стороны от небольшой деляной лужи у подножия скалистого выступа под коричневым небом. Дядюшкина крепость занимала фактически чуть ли не все пространство Хаоса и прилегающие Отражения, которые иногда накладывались одно на другое, образовывая причудливые комбинации реальностей.

— Между прочим, с тех пор как ты стал носить эту безделушку, ты находишься в большой опасности, — заметил он, протягивая руку и дотрагиваясь до моего кольца, от которого расходились лучи, напоминающие колесные спицы. Как будто легкий звон прошел вдоль моей руки, от кисти к плечу.

— Дядюшка, ты, помнится, довольно часто ставил меня в тупик всякими загадочными изречениями, когда был моим учителем. Но теперь я уже взрослый, и, полагаю, это дает мне право спросить, какого черта все это значит?

Он хмыкнул и отхлебнул пива.

— А ты подумай как следует, и все станет ясно.

— Как следует, как следует… — пробормотал я и отвернулся, уставясь на зеленую лужу, в центре которой постепенно возникали различные образы, окаймленные черной кромкой по краям ее поверхности. Я увидел неподвижно лежащего Суэйвилла, чьи усохшие формы были скрыты черно-желтым погребальным покровом, мою мать и приемного отца в демонских обличьях; затем их образы поблекли, и передо мной замелькали новые — Юрт, я сам, Ясра и Джулия, Рэндом и Фиона, Мондор и Дворкин, Билл Рот и какие-то еще другие лица, которых я не знал…

Я встряхнул головой.

— Все мои размышления ни к чему не приводят, — сообщил я.

— Не все сразу, — произнес в ответ Сухьи.

Я снова перевел взгляд на мелькающие лица и силуэты. Передо мной возник Юрт, которого на этот раз я смог различать довольно долго. Он был одет с хорошим вкусом и выглядел относительно целым и невредимым. Когда он наконец растаял, появилось чье-то полузнакомое лицо, которое я уже видел раньше. Я знал, что это был один из знатных лордов при Дворе Хаоса, и напряг память. Да, точно. Мы встречались очень давно, но сейчас я узнал его. Это был Тмер из дома Джесби, старший сын покойного герцога Ролловэйна, нынешний глава дома Джесби — с густой бородой, нахмуренными бровями, крепкого телосложения, не лишенный определенного рода грубоватой привлекательности и имеющий репутацию храброго и вспыльчивого человека.

Следующим, кого я увидел, был принц Таббл из дома Ченикут, в чьем облике соединялись человеческие и демонические черты. Миролюбивый, спокойный, утонченный, он прожил уже несколько столетий и обладал тонким проницательным умом. У него была подстриженная бородка, широкие невинные светлые глаза, и он считался знатоком всевозможных азартных игр.

Я подождал, пока Тмер, затем Таббл не последовали за Юртом, скрывшись из вида. Я подождал, но больше никто не появлялся.

— Трансляция окончена, — наконец сообщил я. — Но мне по-прежнему не ясно, что все это значит.

— Кого ты видел?

— Моего брата Юрта, — начал перечислять я, — потом Тмера из дома Джесби, Таббла из дома Ченикут, и еще много чего интересного.

— Да, так оно и есть, — пробормотал Сухьи. — Все полностью сходится. Так же как и ты, Тмер и Таббл в черном списке. Я знаю, что Тмер сейчас в Джесби, и хочу надеяться, что Юрт находится где-то в другом месте, а не в Далгари.

— А Юрт что, вернулся?

Он кивнул.

— Тогда он, наверное, должен быть в замке у матери, в Ганту, — произнес я в раздумье. — Или в резиденции Савалла — Анке, возле самой Грани.

Сухьи пожал плечами.

— Понятия не имею.

— А почему мы втроем оказались в этом самом черном списке?

— Как я слышал, ты закончил университет на одном из Отражений, — заметил Сухьи. — И к тому же обучался при дворе Амбера, где процветают всевозможные науки. Поэтому я тебе предлагаю подумать. Уверен, это будет несложно для столь образованного человека.

— Думаю, что мы подвергаемся опасности.

— Разумеется.

— Но какого рода, я не знаю. Однако…

— Да?

— Это имеет отношение к смерти Суэйвилла. Должно быть, речь идет о каких-то политических махинациях. Но меня долго не было, и я не знаю, насколько далеко все могло зайти.

Он показал мне два ряда своих истершихся, но все еще жуткого вида клыков.

— Ну, давай, продолжай, — подбодрил он.

— О'кей. Допустим, дом Савалла поддерживает одного возможного претендента на трон, Джесби — другого, Ченикут — третьего. Допустим, они под это дело готовы перегрызть друг другу глотки. Допустим, я вернулся домой в самый разгар событий. Тогда кто-то из власть имущих объявляет нас под подозрением в чем-либо, чтобы еще больше все запутать. Примерно так я это себе представляю.

— Все так, — подтвердил Сухьи, — но дело зашло еще дальше, чем ты представляешь.

— Я пас, — объявил я.

Откуда-то снаружи раздался леденящий душу вой.

— Подумай еще чуть-чуть, — предложил Сухьи, — а я пока схожу позову одного гостя.

Он поднялся и шагнул в лужу, после чего тут же исчез.

Я допил пиво.

Глава 2

В следующее мгновение скала, находящаяся слева от меня, озарилась слабым сиянием и слегка зазвенела. Почти бессознательно я в первую очередь взглянул на свое кольцо, отнесенное Сухьи к разряду магических инструментов, как бы собираясь использовать его для защиты. Просто удивительно, насколько привычно я уже ощущал себя с ним, хотя прошло совсем немного времени с тех пор, как я его нашел. Поднявшись на ноги, я повернулся лицом к камню, протянув в его сторону левую руку, когда сквозь светящийся проем вошел Сухьи в сопровождении высокой темной фигуры. Еще минута — и фигура обрела четкие очертания, превратившись из некоего расплывчатого бесформенного осьминога в моего брата Мондора, в человеческом обличье, одетого в черное, как и в последний раз, когда я его видел, хотя теперь наряд был новым и несколько другого покроя, со слегка растрепанными белокурыми волосами. Он быстро пересек расстояние между нами и улыбнулся мне.

— Я вижу, с тобой все в порядке, — начал он.

Я кивнул, глядя на его перевязанную руку.

— Надеюсь, что так, — подтвердил я. — Что новенького произошло в Амбере с тех пор, как я его оставил?

— Никаких новых разрушений не последовало, если ты это имеешь в виду, — ответил он. — Я остался единственно потому, что хотел узнать, не понадобится ли моя помощь в чем-нибудь. Но все свелось к небольшой магической уборке соседних помещений и замене нескольких планок в стенной обшивке. Потом я попросил Рэндома отправить меня домой, что он и сделал, и вот я здесь.

— Разрушения? В Амбере? — удивился Сухьи.

Я кивнул.

— Да, произошло столкновение между Единорогом и Змеей, в результате чего дворцу был нанесен значительный ущерб.

— Но что могло привести Змею Хаоса в самую цитадель сил Порядка?

— Камень Правосудия, который в то же время является ничем иным, как утраченным Глазом Змеи.

— Мне хотелось бы услышать эту историю полностью.

Я дал ему подробный отчет обо всем случившемся, опустив лишь мои собственные похождения в Коридоре Зеркал и в апартаментах Бранда. Пока я говорил, Мондор несколько раз переводил взгляд с моего кольца на Сухьи и обратно. Увидев, что я заметил это, он улыбнулся.

— Так, значит, сам Дворкин еще в прежние времена?… — сказал Сухьи полувопросительно.

— Я не был знаком с ним раньше, — ответил я. — Но сейчас он, кажется, в курсе всех дел.

— А королева Кашфы, стало быть, получила второе зрение в виде Глаза Змеи?

— Я не знают, может ли она им видеть, — сказал я. — Она все время носит повязку. Но это интересная мысль. Если такое действительно возможно, как ты думаешь, что он позволит ей различить?

— Холодный свет границ вечности, если можно так выразиться, за пределами всех Отражений. Ни один смертный не может носить его слишком долго.

— Но в ее жилах течет кровь Амбера, — сообщил я.

— В самом деле? Кровь Оберона, ты хочешь сказать?

Я кивнул.

— М-да, ваш покойный монарх был весьма деятельный мужчина, — заметил Сухьи. — Ну что ж, это может в какой-то мере облегчить ношение Камня, хотя я только высказываю предположение, не основанное на точном знании. Не представляю, что из этого выйдет. Только Дворкин мог бы сказать. Если он сейчас находится в здравом уме, значит, у него были свои причины сделать то, что он сделал. Я признаю его искусство, хотя никогда не мог предугадать его действий.

— А ты был лично с ним знаком? — спросил я.

— Да, я знал его, — ответил Сухьи, — очень давно, еще до того, как начались все бедствия. Даже не знаю, должен ли я радоваться или сожалеть о них. Находясь в здравом рассудке, он был способен на величайшее добро. Но потом его интересы снова могли совершенно измениться.

— Сожалею, что не могу просветить тебя на этот счет, — сказал я. — Мне его действия также представляются весьма загадочными.

— Я также сбит с толку всем происходящим вокруг Глаза Змеи, — добавил Мондор. — Но мне представляется вполне вероятным, что это может быть проблемой местного значения, касающейся отношений Амбера с Кашфой и Бегмой. Не знаю, правда, что может быть приобретено в результате подобных спекуляций. По-моему, нам лучше уделить свое внимание другим, более насущным делам.

Я обреченно вздохнул.

— Таким, например, как вопрос о престолонаследии?

Мондор поднял бровь.

— О, лорд Сухьи уже сказал тебе?

— Нет, — ответил я, — но я так много слышал от своего отца о борьбе за наследование престола в Амбере, со всеми этими заговорами, интригами, попытками вести двойную игру, что уже могу считаться специалистом в данной области. Мне представляется, что сейчас происходит то же самое среди наследников династии Суэйвилла, сменится не одно поколение, прежде чем все окончательно уладится.

— В основном ты прав, — подтвердил Мондор, — хотя, возможно, картина и не так мрачна, как тебе представляется.

— Во всяком случае, одно могу сказать, добавил я. — Что до моих намерений, я собираюсь отдать покойному дань уважения и убраться отсюда к чертям. Если вам захочется сообщить, как идут дела, пришлите мне открытку.

Он рассмеялся. Вообще-то он смеется редко. Я почувствовал колючую боль в запястье, там, где обычно находился Фракир.

— Да он действительно не знает, — произнес затем Мондор, обращаясь к Сухьи.

— Он только что прибыл, — сказал Сухьи, — и у меня не было времени сообщить ему о чем-либо.

Я пошарил в кармане, достал монету, подбросил ее вверх и снова поймал.

— Орел, — объявил я, взглянув на нее. — Вот ты мне и скажешь, Мондор, что происходит.

— Дело в том, что твое имя стоит не на последнем месте в списке претендентов на трон.

Теперь пришла моя очередь смеяться, что я и сделал.

— Это я уже знаю. Ты ведь сам говорил мне недавно за обедом, как далеко я стою в этом списке, — если вообще имею какое-то право там находиться, принимая во внимание мое смешанное происхождение.

— Двое, — произнес он. — Перед тобой только двое.

— Не понимаю, — сказал я. — Что же сталось со всеми остальными?

— Мертвы, — ответил Мондор.

— Внезапная эпидемия гриппа? — предположил я.

Он кисло улыбнулся.

— Нет, просто в последнее время необычайно возросло число дуэлей со смертельным исходом, а также политических убийств.

— А что преобладает?

— Убийства.

— Очаровательно.

— Так что к вам троим приковано неослабное внимание, и вашим семьям приходится постоянно заботиться о вашей безопасности.

— Ты это серьезно?

— Вполне.

— Такое внезапное сокращение числа претендентов наверняка весьма выгодно кое-кому. Например, одному из тех, кто стоит в конце списка.

— Короне об этом ничего не известно.

— Говоря о короне, ты, вероятно, подразумеваешь конкретную личность, временно исполняющую обязанности монарха. Кто это?

— Лорд Бэнкес из Эмблераш, — ответил Мондор, — дальний родственник и старый друг покойного короля.

— Да, я кое-что слышал о нем. А может такое случиться, что он сам намеревается занять трон и стоит за всеми этими… разборками?

— Этот человек — верховный жрец Змеи. Данные им обеты исключают для него возможность сделаться правителем.

— Есть много способов освободить себя от них.

— Верно, но он, кажется, искренне равнодушен к подобного рода вещам.

— Это не мешает ему пользоваться популярностью, даже наоборот. Но его орден вроде бы не вызывает больших симпатий у лиц, близких к трону.

— Насколько мне известно, нет.

— Но это вовсе не означает, что он не постарается получить свою долю выгод.

— Да, но Бэнкес не тот, кому можно легко предъявить подобные обвинения.

— Иными словами, ты считаешь, что он не имеет отношения к происходящему?

— Да, за отсутствием доказательств обратного.

— Кто следующий после меня в списке?

— Таббл из Ченикута.

— А затем Тмер из Джесби.

— Все сливки общества побывали в твоей луже, — заметил я, обращаясь к Сухьи.

Он снова показал свои клыки. Казалось, они вращались.

— У нас нет никаких разногласий с домами Ченикут или Джесби? — спросил я.

— Кажется, нет.

— Тогда нам всем следует поберечься, а?

— Полагаю, ты прав.

— Каким образом дела зашли так далеко? Насколько я понимаю, очень многие оказались вовлечены в это. Что, была какая-то ночь длинных ножей или как?

— Нет, просто в течение некоторого времени убийства превратились в обычное явление, поэтому не то чтобы началось какое-то небывалое кровопролитие с кончиной Суэйвилла, — хотя несколько смертей произошло совсем недавно.

— Ну хорошо, но должно было проводиться какое-то расследование? Кто-нибудь из виновных оказался в заключении?

— Нет, все они бежали или были убиты.

— Что до убитых — не была ли часом установлена их политическая принадлежность?

— Да нет. Большинство из них были профессионалами. Ну еще может пара-тройка недовольных, страдающих к тому же умственным расстройством.

— Ты говорил, что нет никаких точных сведений, указывающих на то, кто мог бы стоять за всем этим. А как насчет подозрений?

— Таббл сам под подозрением, но, конечно, это не та мысль, которую будут высказывать вслух. Сейчас у него все шансы добиться максимальной пользы для себя, и он, похоже, собирается так и сделать. В его карьере было много политических интриг, двойной игры, да и убийств тоже. Правда, это было очень давно. Почти у каждого в прошлом есть нечто, о чем он предпочитает умалчивать. Но вот уже многие годы Таббл имеет репутацию спокойного, консервативного человека, далекого от политики.

— А Тмер? Он достаточно скрытен, чтобы вызвать подозрения. Что-нибудь могло побудить его заняться кровавым бизнесом?

— Не думаю. Он всегда ведет дела открыто. Просто замкнут по натуре. Во всяком случае он никогда не был связан с подобными делами в прошлом. Я не очень хорошо его знаю, но он производит впечатление более прямого и откровенного человека, чем Таббл. Он скорее предпочтет открыто устранить тех, кто ему мешает занять трон, чем станет заниматься интригами в течение долгого времени.

— Помимо них, вероятно имеется еще значительное число тех, кто вовлечен в это, и каждый действует в своих собственных интересах…

— …И сейчас основной вопрос заключается в том, как скоро они будут представлять для тебя реальную угрозу.

— Почему же этого пока не происходит?

Он снова улыбнулся. Затем пожал плечами.

— Ты не думай, что после коронации все само собой кончится. Корона сама по себе вовсе не защищает от опасности того, кто ее носит.

— Но победитель придет к власти, имея дурную славу.

— Ну, это будет далеко не первый подобный случай в истории. Если хорошенько вспомнить, многие очень хорошие правители пришли к власти именно таким образом. Кстати, тебе не приходит в голову, что вокруг тебя могут возникнуть разные спекуляции в связи с происходящим?

— Да, и мне это чертовски не нравится. Мой отец добивался трона Амбера долгие годы, но когда наконец получил то, что хотел, это настолько перемешало всю его жизнь, что он был лишь счастлив послать все к чертям. Если я что-то и уяснил для себя в его истории, так именно это. У меня нет подобных амбиций.

Но, произнеся эти слова, я на минуту задумался. Интересно, каково ощущать себя правителем огромного государства? Каждый раз, когда у меня возникали причины быть недовольным политиками в Амбере или в Соединенных Штатах на Отражении Земля, я невольно задавал себе вопрос: каковы были бы мои собственные действия, окажись я на их месте?

— Вот как? — переспросил Мондор.

Я отвел взгляд.

— Мне кажется, все остальные сейчас сидят и смотрят в свои собственные трансляционные лужи, — сказал я, — пытаясь понять, что происходит.

— Несомненно, — подтвердил он. — А что если Тмер или Таббл в конце концов неожиданно сговорятся? Что ты тогда будешь делать?

— Об этом мне даже думать не хочется. Это было бы вообще черт знает что.

— Полагаю, так. А все же?

— Не знаю, что и сказать.

— Тебе следует принять какое-то определенное решение, чтобы потом уже к этому не возвращаться. У тебя не будет недостатка в словах, если ты будешь знать собственные мысли.

— Спасибо. Я это запомню.

— Расскажи мне побольше о том, что с тобой происходило с тех пор, как мы расстались.

Я рассказал ему о призраках Лабиринта и обо всем прочем.

Где-то к концу истории вновь послышалось завывание. Сухьи повернулся к скале.

Скала раздвинулась, и он прошел сквозь нее.

Я немедленно ощутил на себе пристальный взгляд Мондора.

— У нас есть несколько минут, — произнес он. — Этого недостаточно, правда, для того, чтобы я смог посвятить тебя во все подробности…

— Что-то очень личное, а?

— Да. Приходи ко мне обедать перед началом погребальной церемонии. Скажем, через четверть оборота после того, как небо станет голубым.

— Хорошо. В твоих апартаментах во дворце Савалла?

— Нет, у меня во дворце.

В тот момент, когда я кивнул, скала снова разошлась в стороны, пропуская гибкую фигуру демонического существа, окутанную голубой мерцающей вуалью. В одно мгновенье я был уже на ногах, затем опустился на колено и поцеловал руку, протянутую мне.

— Матушка! — воскликнул я. — Я даже не ожидал, что скоро буду иметь удовольствие видеть тебя.

Она улыбнулась, и тут, словно унесенное внезапно налетевшим ветром, ее покрывало исчезло, открывая контуры ее лица и тела. Цвет лица из голубого превратился в обычный, правда, несколько бледноватого оттенка. Я заметил, что ее бедра и плечи стали шире, так что она казалась чуть ниже ростом, хотя по прежнему оставалась стройной. Ее карие глаза казались более привлекательными сейчас, когда темные арки ее обычно нахмуренных бровей разошлись. Несколько едва заметных веснушек виднелись возле ее носа, сейчас человеческого и слегка вздернутого. Каштановые волосы были длиннее, чем тогда, когда я в последний раз видел ее в этом облике. Она все еще улыбалась. На ней была свободно ниспадающая красная туника, слева на поясе висела шпага.

— Мой дорогой Мерлин! — сказала она, обхватив мою голову руками и целуя меня в губы. — Как же я рада, что ты так хорошо выглядишь! Мы так давно не виделись с тобой.

— В последнее время я вел очень беспокойную жизнь.

— Верю, — ответила она. — Мне довелось кое-что слышать о твоих всевозможных злоключениях.

— Да уж не сомневаюсь. Не у каждого есть персональная ти'га, которая повсюду следует за ним, периодически соблазняя его в разных обличьях и осложняя насколько возможно его жизнь своими совершенно ненужными усилиями по его защите.

— Это показывает, насколько я о тебе забочусь, дорогой.

— Это показывает также, насколько ты вмешиваешься в мою личную жизнь и не доверяешь моим собственным суждениям.

Мондор кашлянул.

— Привет, Дара, — сказал он.

— Я полагала, что так будет лучше для тебя, — сказала она, и затем, повернувшись к Мондору, произнесла в ответ: — Привет, Мондор. Что с твоей рукой?

— Совершенно непонятные капризы архитектуры, — ответил он. — Тебя долго не было на виду, хотя и не могу сказать, что на слуху.

— Благодарю, если это комплимент, — ответила она. — Да, я всегда предпочитаю вести уединенный образ жизни, когда в обществе назревают конфликты. Хотя не с вами об этом говорить, сэр, — ведь и вы сами столь часто надолго исчезаете в лабиринтах Путей Мондора, — если, конечно, вы действительно проводите время именно там.

Он поклонился.

— Я, как и вы, леди, считаю, что в этом отношении натуры наши схожи.

Ее глаза сощурились, хотя голос оставался без изменений, когда она произнесла:

— Что ж, я действительно иногда нахожу, что мы с вами родственные души, вероятно, даже в чем-то большем, чем просто в манере действовать. Хотя мы оба в последнее время оставались вне происходящего, не так ли?

— Но я оказался неосторожным, — возразил Мондор, указывая на свою поврежденную руку. — Вы, видимо, нет.

— Я никогда не вступаю в стычки с архитектурой, — сказала она.

— Ни с какими другими непредвиденными обстоятельствами?

— Я стараюсь по возможности договариваться с окружающими, — ответила она.

— Да и я тоже.

— А если не получается? — спросила она.

Он пожал плечами.

— Конечно, всего не предусмотришь.

— Ты многое пережил в свое время, не так ли?

— Не стану отрицать, хотя это было так давно… Но твоя собственная жизнь кажется, также весьма богата событиями?

— О, весьма, — согласилась она, — и когда-нибудь в один прекрасный день мы обязательно сравним наши оценки по успеваемости в том, что касается непредвиденных случайностей. Не странно ли, что мы так схожи во всех отношениях?

— Меня также это весьма удивляет, — ответил он.

Я сам был удивлен и слегка встревожен таким обменом любезностями, хотя следовал скорее чувствам, не имея достаточно знаний. Да, они действительно были чем-то схожи. Но я всегда пропускал мимо ушей большинство даже самых достоверных и точных сведений, если они не имели отношения к Амберу, где также часто заводились такого рода разговоры.

— Прошу меня простить, — произнес Мондор, обращаясь ко всем нам, — но мне необходимо удалиться, чтобы отдохнуть и восстановить свои силы. Благодарю вас за гостеприимство, сэр, — он поклонился Сухьи, — а также был весьма рад видеть вас, — поклон в сторону Дары.

— Но вы пришли совсем недавно, — возразил Сухьи, — и, по-моему, не сильно нуждаетесь в отдыхе. Вы выставляете меня плохим хозяином.

— Будьте уверены, дружище, никто бы не смог совершить подобной трансформации, — заверил его Мондор. Шагнув к выходу, он оглянулся на меня и произнес:

— Увидимся позже.

Я кивнул. Скала раздвинулась, пропуская его, и снова сомкнулась, как только он исчез.

— Его манеры восхитительны, — произнесла мать. — К тому же, без всякого принуждения.

— Да, очень изысканные, — подтвердил Сухьи. — От рождения он щедро наделен многими достоинствами.

— Интересно, сегодня кто-нибудь умер? — спросила она через некоторое время.

— Не уверен, что это оправданное любопытство, — ответил Сухьи.

Она рассмеялась.

— Стало быть, основной интерес уже угас.

— Это вызывает у вас сожаление или облегчение?

— Ни то, ни другое, — отвечала она. — Поскольку я тоже ценю изысканность, — и удачные шутки также.

— Мам, что вообще происходит? — напомнил я о себе.

— Что ты имеешь в виду, Мерлин?

— Я покинул это место много лет назад. Ты отправила вслед за мной демона, ти'га, чтобы она нашла меня и позаботилась обо мне. Предполагалось, она сможет легко узнать того, в чьих жилах течет кровь Амбера. Но возникла путаница, поскольку это относилось не только ко мне, но и к Люку. Итак, ей пришлось проявлять заботу не только ко мне, но и к Люку. Итак, ей пришлось проявлять заботу о нас обоих — до тех пор, пока Люк не начал периодически пытаться меня убить. Тогда она начала защищать меня от Люка, стараясь при этом установить, кто же из нас на самом деле является ее подопечным. Она даже спала с Люком какое-то время, а позднее принадлежала мне. У меня возникли некоторые подозрения, когда ей вдруг очень захотелось узнать имя моей матери. Видимо, Люк также держал язык за зубами по поводу своего происхождения.

Она рассмеялась.

— Оно и впрямь забавное. Малышка Ясра, заарканившая Принца Тьмы…

— Не старайся сменить тему. Подумай лучше о том, насколько это унизительно для взрослого человека — его мать посылает демонов присматривать за ним!

— Одного. Был только один демон, дорогой!

— Все равно, какая разница! С чего ты вообще надумала открыть охранное бюро? Я был просто возмущен, узнав об этом!

— Но ти'га, вероятно, далеко не однажды спасала тебе жизнь, Мерлин.

— Хорошо, допустим. Но…

— Или ты предпочел бы смерть подобному покровительству? Только потому, что оно исходило от меня?

— Не в этом дело.

— Так в чем же дело?

— Похоже, ты слишком уверена в том, что я сам не могу о себе позаботиться.

— Да не можешь.

— Но ты ведь не можешь этого знать наверняка! Меня просто возмущает твоя уверенность в том, что мне не обойтись без няньки в Отражениях, что я наивный, глупый, беззаботный…

— Полагаю, что это еще больше оскорбит твои чувства, но я все же скажу, что именно таким ты и был, решив отправиться в место столь отличное от Двора Хаоса, как Отражение Земля.

— Черт возьми, я сам могу о себе побеспокоиться!

— По большей части нет. Но позволь заметить, что у тебя также предостаточно совершенно неоправданной самоуверенности. Что заставляет тебя думать, будто причины, о которых ты говоришь, — единственные, побудившие меня предпринять подобные действия?

— О'кей. Скажи теперь, что ты знала о намерениях Люка делать попытки убить меня 30 апреля каждого года. А если ты действительно об этом знала, то почему сразу не сказала мне?

— Я не знала, что Люк будет пытаться тебя убить 30 апреля каждого года.

Я отвернулся, сжал кулаки и снова разжал их.

— Так за каким же чертом ты все это делала?

— Мерлин, почему тебе так трудно представить, что другие могут быть лучше тебя осведомлены о некоторых вещах?…

— И не находят нужным сообщать мне о них.

Она долго молчала, затем произнесла:

— Боюсь, что ты прав. Но есть серьезные причины для того, чтобы сейчас не заводить разговора об этом.

— Точнее, чтобы не желать его заводить. Скажи, почему ты мне не доверяешь?

— Дело не в доверии.

— Почему бы тогда не сказать мне все?

Последовала еще одна, более долгая пауза.

— Нет, — в конце концов сказала она. — Еще не время.

Я повернулся к ней, стараясь сохранить выражение лица спокойным, а голос ровным.

— Стало быть, ничего не изменилось, — сказала я, — и никогда не изменится. Ты по-прежнему не доверяешь мне.

— Это неправда! — воскликнула она. — Просто сейчас неподходящее время и место для обсуждения подобных вопросов.

— Могу ли я предложить тебе выпить или поесть что-нибудь, Дара? — немедленно предложил Сухьи.

— Нет, благодарю, — ответила она. — Сожалею, но не могу здесь дольше оставаться.

— Мама, расскажи мне по крайней мере что-нибудь о ти'га.

— Что именно ты хочешь знать?

— Ты вызывала ее из какого-то места вблизи Грани.

— Да, верно.

— Эти создания не имеют собственных тел, но способны вселяться в чужие по своему желанию.

— Да.

— Допустим, одна из них вселилась в тело человека незадолго или в момент его смерти, оставшись, таким образом, единственной силой, поддерживающей душу и разум.

— Интересно. Это просто твоя гипотеза?

— Нет. Это и в самом деле произошло с ти'га, которую ты послала за мной. Она, кажется, не в состоянии оставить свое тело сейчас. Это можно как-нибудь исправить?

— Честно говоря, даже не знаю, — в раздумье ответила мать.

— Похоже, она заперта в нем, — заметил Сухьи. — Единственное, что она может — управлять этим телом, оказывая воздействие на его разум.

— Тело, которым управляет ти'га, выздоровело после болезни, но сознание его разрушено, — сказал я. — Ты думаешь, оно продолжает жить?

— Да, насколько я знаю.

— Тогда скажи мне вот что: если тело уничтожить, ти'га освободится или умрет вместе с ним?

— И то, и другое может случиться, — ответил он. — Но чем дольше она находилась в этом теле, тем более вероятно, что она будет уничтожена вместе с ним.

Я повернулся к матери.

— Ну вот тебе и конец ее истории, — сказал я.

Она пожала плечами.

— Я использовала ее, а затем освободила, — сказала она. — В конце концов, если будет нужно, всегда можно вызвать еще одну.

— Не делай этого.

— Хорошо я не стану, — согласилась она. — В этом действительно нет необходимости — сейчас.

— А если тебе покажется, что она появилась, ты это сделаешь?

— Мать должна заботиться о том, чтобы ее сын находился в безопасности, — независимо от того, нравится ему это или нет.

Я поднял левую руку, отогнув указательный палец в известном жесте, когда заметил у себя на запястье светящийся браслет — он казался почти голографическим воспроизведением плетеной веревки. Я опустил руку, убрав первоначальный вариант моего ответа, и произнес:

— Ты легко можешь догадаться о моих чувствах в данный момент.

— Я знала о них уже много лет назад, — ответила она. — Давай пообедаем вместе во дворце Савалла — через половину небесного оборота, когда небо пурпурное. Согласен?

— Согласен.

— Тогда до встречи. Всего хорошего, лорд Сухьи.

— Счастливо, Дара.

Она сделала три шага и вышла, как предписывал этикет, тем же путем, что и вошла.

Я повернулся и подошел к краю лужи, всматриваясь в ее середину и чувствуя, что мускулы моих плеч понемногу расслабляются. Сейчас я видел Ясру и Джулию, снова в башне Замка Четырех Миров, проделывающих какие-то магические операции. Затем их лица странным образом исказились, превращаясь, словно под воздействием какой-то жестокой правды, нарушившей четкость и красоту линий, в уродливые маски удивительных, ужасающих пропорций.

Я почувствовал руку на своем плече.

— Все это знакомые дела, — сказал Сухьи, — интриги, безумие… Ты думаешь сейчас о том, что материнская любовь иногда может оказаться не чем иным, как разновидностью тирании, не так ли?

Я кивнул.

— Некто Марк Твен сказал однажды, что нам позволено выбирать себе друзей, но не родственников, — ответил я.

— Я не знаю, что у них на уме, хотя у меня есть кое-какие догадки, — произнес он. — По-моему, самое лучшее, что ты сейчас можешь сделать — это отдохнуть и немного подождать. Я бы хотел побольше услышать о твоих приключениях.

— Спасибо, дядюшка, — ответил я. — Ладно. Почему бы и нет?

И рассказал ему остаток моей истории. В середине мы сделали перерыв и снова отправились в кухню для более основательного подкрепления, затем вышли другим путем на балкон, плывущий над лимонным океаном, чьи волны разбивались о розовые скалы и пляжи, под то ли сумеречным, то ли ярко-синим небом без звезд. Там я окончил свой рассказ.

— Все это более чем просто интересно, — наконец сказал он.

— О! Ты разглядел в этом нечто, на что я не обратил внимания? — удивился я.

— Слишком много вещей, над которыми стоит подумать, для того, чтобы дать окончательный ответ… Давай отложим это на потом.

— Хорошо.

Я перегнулся через перила, всматриваясь в волны.

— Тебе нужно отдохнуть, — сказал Сухьи через какое-то время.

— Я думаю, что да.

— Пойдем, я тебе покажу твою комнату.

Он протянул мне руку. Я ухватился за нее, и мы оба начали погружаться сквозь пол.

* * *

И вот я заснул, окруженный гобеленами и тяжелыми занавесями, в комнате, лишенной дверей, в Путях Сухьи. Видимо, она находилась в башне, — я слышал, как за стенами бушевал ветер.

Во сне я видел…

Я снова был во дворце Амбера, проходя вдоль сверкающего длинного Коридора Зеркал. Отблески света плясали на высоких зеркальных рамах. Мои шаги были совершенно беззвучными. Зеркала всех видов и форм, большие и маленькие, полностью закрывали стены по обеим сторонам коридора. Я шел, отражаясь в их глубине, появляясь, исчезая, возникая вновь…

Я задержался у высокого треснувшего зеркала слева от меня, в железной раме. Едва взглянув в него, я понял, что на этот раз вижу не себя.

Ошибки быть не могло. Из зеркала на меня смотрела Корал. Она была в блузке персикового цвета и на сей раз без глазной повязки. Трещина на зеркале разделяла ее лицо на две части. Ее левый глаз, насколько я помнил, был зеленым, на месте правого сиял Камень Правосудия. Оба, казалось, впились в мое лицо.

— Мерлин! — позвала она. — Помоги мне. Это все так странно… Верни мне мой глаз!

— Но я не знаю как, — ответил я. — Не представляю, что я могу сделать.

— Мой глаз, — повторила она, будто не слыша. — Силы Камня Правосудия повсюду вокруг меня, и мне холодно — так холодно! Это плохое место. Помоги мне.

— Я постараюсь, — сказал я.

— Мой глаз… — повторила она.

Я поспешно двинулся дальше.

Из прямоугольного зеркала в деревянной раме, с вырезанным на его основании изображением феникса, на меня смотрел Люк.

— Привет, старина! — сказал он. У него был немного несчастный вид. — Послушай, мне бы хотелось получить обратно меч моего отца. Он тебе, часом, не попадался?

— Нет, к сожалению, — ответил я.

— Конечно, стыдно признаться, что я не смог сохранить твой подарок даже на такое короткое время. Все же поищи его, ладно? У меня такое впечатление, что он мне еще может пригодиться.

— Я это сделаю, — обещал я.

— В конце концов, ты частично в ответе за то, что произошло, — добавил он.

— Ты прав, — согласился я.

— И я бы хотел вернуть его.

— Хорошо, — сказал я, проходя дальше.

Злобный смешок понесся из овального зеркала в коричневой раме, справа от меня. Обернувшись, я различил лицо Виктора Мелмана, черного мага с Отражения Земля, уничтоженного мной, когда все мои несчастья еще только начинались.

— Сын погибели! — прошипел он. — До чего принято видеть тебя здесь, в преддверии ада, заброшенного всеми! Моя кровь на твоих руках!

— Твоя кровь на твоих собственных руках, — ответил я. — Ты, в сущности, самоубийца.

— Это не так! — завопил он. — Ты одержал надо мной победу нечестным путем!

— Ты кусок дерьма, — ответил я. — Может быть, я действительно виноват во многих вещах, но уж твоя смерть явно не из их числа.

Я уже хотел пройти мимо, но тут его рука высунулась из зеркала и вцепилась мне в плечо.

— Убийца, — закричал он.

Я сбросил его руку.

— Пошел ты… — сказал я, продолжая свой путь.

Затем меня окликнули из широкого зеркала в ледяной раме, с зеленоватым налетом на стекле. Это оказался Рэндом; он смотрел на меня, покачивая головой.

— Мерлин! Да что с тобой, в самом деле! Последнее время ты совершенно забыл о том, чтобы держать меня в курсе всего, что происходит.

— Да, сэр, это верно, — ответил я, глядя на него. Он был одет в оранжевую футболку и джинсы «Левис». — Но как раз сейчас у меня тем более нет времени для этого.

— Речь идет о безопасности королевства — и у тебя нет времени?!

— Насколько я могу судить, есть обстоятельства, которые меня оправдывают.

— Когда дело касается безопасности Амбера, только один могу об этом судить!

— Да, сэр. Когда я освобожусь…

— Ты хочешь сказать, что это каким-то образом связано с твоими личными проблемами?

— Полагаю, что так.

— И тем не менее. Интересы королевства прежде всего. Мы должны поговорить.

— Да, сэр, как только…

— Не «как только», черт возьми, а сейчас! Ну-ка разворачивай свою задницу немедленно! Что бы там с тобой не происходило, наш разговор должен состояться.

— Обязательно, как только…

— Хватит! Это здорово смахивает на предательство — скрывать ценную информацию. Мне нужно тебя видеть. Возвращайся домой!

— Я вернусь, — обещал я, спеша поскорее убраться отсюда. Его голос был слышен еще некоторое время в хоре остальных, выкрикивающих свои вопросы, просьбы, обвинения…

Из следующего зеркала, круглого, в голубой узорчатой раме, на меня взглянула Джулия.

— Вот ты и пришел, — произнесла она тихо, почти шепотом. — Ты знаешь о том, что я любила тебя?

— Я тоже любил тебя, — признался я. — Хотя мне потребовалось много времени, чтобы понять это. За что и пришлось расплачиваться.

— Ты любил меня недостаточно, — возразила она. — Недостаточно, чтобы доверять мне. Поэтому я также перестала тебе доверять.

Я отвел взгляд.

— Прости, мне жаль, — сказал я.

— Недостаточно… — повторила она. — Итак, мы теперь враги.

— Этого не должно произойти.

— Но теперь слишком поздно что-то исправлять, — сказала она. — Слишком поздно…

— Прости, — пробормотал я.

Следующей, кого я увидел, была Ясра, в сверкающей красной раме. Ее рука с длинными блестящими ногтями высунулась из зеркала и погладила меня по щеке.

— Спешишь, мой мальчик? — спросила она.

— Полагаю, да, — ответил я.

Ее губы скривились в злой усмешке.

— Мне кажется, ты дурно повлиял на моего сына, — произнесла она. — Он совсем отбился от рук с тех пор, как стал водиться с тобой.

— Сожалею, если так, — ответил я.

— Из-за этого он теперь не может достойно управлять королевством.

— Не может или не хочет? — спросил я.

— Так или иначе, это на твоей совести.

— Да он вроде уже большой мальчик, Ясра. И может принимать решения самостоятельно.

— Боюсь, он успел достаточно набраться от тебя чего не надо.

— Он сам себе хозяин, леди. Я не виноват в том, что он совершает поступки, которые вам не нравятся.

— А если Кашфа вообще рухнет из-за этого?

— Я-то здесь, во всяком случае, ни причем, — ответил я и шагнул вперед. Как выяснилось, это было очень своевременно, потому что ее рука вновь потянулось ко мне, и ногти, коснувшись моего лица, слегка оцарапали его.

Я еще какое-то время слышал позади себя ее проклятья, вскоре, к счастью, слившиеся с голосами остальных.

— Мерлин?

Повернувшись направо, я увидел лицо Нэйды в серебряном зеркале, поверхность и витая рама которого, казалось, представляла собой единое целое.

— Нэйда! Ты-то чего от меня хочешь?

— Ничего, — ответила ти'га. — Я только что оказалась здесь и ожидаю твоих распоряжений.

— Так ты не ненавидишь меня? Это что-то новенькое!

— Ненавидеть тебя? Не будь глупым. Никогда такого не было.

— Просто каждый, с кем мне довелось повстречаться в этой галерее, что-то имеет против меня.

— Это просто сон, Мерлин. Только ты и я существуем на самом деле, и что нам до остальных?

— Мне жаль, что моя мать заставила тебя все это время выполнять такой неблагодарный труд, как забота о моей безопасности. А сейчас ты свободна? Если нет, вероятно, я смогу…

— Я уже свободна.

— Я должен извиниться перед тобой — за все те неприятности, которые тебе пришлось испытать, выполняя ее распоряжения — при этом не зная, кого из нас двоих, Люка или меня, ты должна охранять. Но кто бы мог подумать, что два Амберита вдруг окажутся в таком близком соседстве в колледже Беркли?

— Но я не жалею об этом.

— Вот как?

— Я хотела спросить… Ты случайно не знаешь, где я могу найти Люка?

— В Кашфе, где же еще? Он там уже второй день как законный монарх. А что тебе от него нужно?

— А ты не догадываешься?

— Нет.

— Я люблю его. И всегда любила. Сейчас, когда я свободна от заклятья твоей матери, и мое нынешнее тело принадлежит мне, я хочу, чтобы он знал, что я была Гейл — и что я при этом чувствовала. Спасибо, Мерлин! Прощай!

— Подожди!

— Да?

— У меня до сих пор не было случая поблагодарить тебя за все, что ты для меня сделала — пусть даже по принуждению. Ведь я наверняка был большой обузой для тебя. Спасибо тебе и всего хорошего!

Она улыбнулась и растаяла. Я протянул руку, коснувшись зеркальной поверхности, и мне показалось, что я услышал ее голос, произнесший: «Удачи тебе!»

Странно. Это был сон, но я по-прежнему не мог проснуться, и чувства мои были реальными.

— Я вижу, ты вернулся ко Двору Хаоса как раз в самый разгар событий! — эти слова понеслись из мутного зеркала в черной раме, стоящего в трех шагах от меня.

Подойдя, я встретил свирепый взгляд моего брата Юрта.

— Что тебе нужно? — спросил я.

Его лицо представляло собой злобную карикатуру на мое собственное.

— Больше всего я бы хотел, чтобы тебя вообще никогда не было, — ответил он. — Но раз уж тут ничего нельзя поделать, я, по крайней мере, надеюсь вскоре увидеть тебя мертвым.

— Может, поищем какой-нибудь третий вариант?

— Ты оправишься в ад!

— Что так?

— Ты стоишь между мной и тем, чего я хочу.

— Я и посторониться могу, ради бога. Скажи только как.

— Это не имеет значения — что ты можешь или хочешь. Решать будешь не ты.

— Ты так меня ненавидишь?

— Да!

— А я-то думал, что омовение в Ключе Силы малость приглушит твои эмоции.

— Я не потерплю твоего дурацкого обхождения! Если хочешь знать, они стали даже еще сильнее.

— А не может ли так случиться, что в один прекрасный день мы забудем все наши раздоры и станем друзьями?

— Никогда!

— Смотри не зарекайся!

— Она всегда к тебе относилась лучше, чем ко мне, а теперь ты еще собираешься занять трон!

— Не говори глупостей. Я этого вовсе не хочу.

— Тебя никто не спросит.

— Я не стану этого делать.

— Конечно, не станешь, — потому что я убью тебя раньше.

— Не будь дураком. Это все не стоит того.

— Однажды, очень скоро, в тот момент, когда ты меньше всего будешь ожидать, ты обернешься и увидишь меня. Но будет слишком поздно.

Зеркало стало абсолютно черным.

— Юрт!

Ответа не было. Печально, но наши с ним отношения во сне оставались совсем такими же, как и наяву.

Я повернул голову к зеркалу в огненной раме, которое находилось в нескольких шагах слева от меня, каким-то образом зная, что оно будет следующим на моем пути. Я двинулся к нему.

Она улыбнулась.

— Ну, вот наконец и ты.

— Тетушка, что происходит?

— Кажется, один из тех конфликтов, которые имеют тенденцию продолжаться бесконечно, — отвечала Фиона.

— И ты являешься частью всего этого?

— Весьма незначительной. Никто сейчас не сможет сказать тебе ничего большего.

— Что я должен делать?

— Воспользоваться правом свободного выбора и сделать наилучшее из возможного.

— Наилучшее для кого? Или для чего?

— Только ты сам можешь ответить на этот вопрос.

— Но хотя бы намекни, что ты имеешь в виду!

— Когда я привела тебя к Лабиринту Корвина, ты ведь на само деле мог пройти его?

— Да.

— Так я и думала. Он был создан при весьма необычных обстоятельствах. Он не является дубликатом нашего. Наш Лабиринт не может позволить, чтобы другой существовал наряду с ним, но в то же время он не обладает достаточными силами, чтобы полностью уничтожить его.

— И что же?

— Поэтому наш Лабиринт старается как бы втянуть его в себя, абсорбировать, превратить его с собой в единое целое. Если он преуспеет в этом, положение окажется настолько же бедственным, как и тогда, когда Лабиринт Амбера был разрушен во время войны. Баланс сил Амбера и Хаоса совершенно нарушится.

— Разве у Хаоса недостаточно сил, чтобы помешать этому? Мне казалось, что он имеет с Амбером равные возможности.

— Так было до того, как ты починил Сломанный Лабиринт. Амберский смог втянуть его в себя, и это сделало его гораздо более мощным, чем силы Хаоса. Теперь Лабиринт твоего отца способен противостоять Логрусу.

— Не представляю, что тут может быть сделано.

— И я тоже, пока. Но прошу тебя запомнить то, что я сказала. Когда придет время, ты должен будешь принять решение. Я не знаю, какое именно, но это должно быть очень важно.

— Она права, — произнес кто-то за моей спиной.

Обернувшись, я увидел моего отца, в зеркале с блестящей черной рамой. Застежка в виде серебряной розы скалывала его плащ у ворота.

— Корвин! — ахнула позади меня Фиона. — Ты где?

— Там, куда не попадает свет, — ответил он.

— Я думал, ты там же, где я встретил Дейдру, — сказал я.

— Духи играют в привидения, — усмехнулся он. — У меня сейчас мало времени, и силы мои на исходе. Могу лишь сказать тебе вот что: не доверяй ни Лабиринту, ни Логрусу, ни кому-либо из их отродья, до тех пор пока дело не будет сделано.

Он начал медленно таять.

— Могу ли я помочь тебе! — закричал я.

Слова «…во Дворе Хаоса» были единственными, которые я услышал перед тем, как он окончательно исчез.

Я снова повернулся.

— Фи, как ты думаешь, что он хотел этим сказать?

Она нахмурилась.

— У меня такое впечатление, что разгадка находится где-то во Дворе Хаоса, — ответила она, помедлив.

— Но где именно? Где я должен искать?

Она покачала головой и отвернулась.

— Кто лучше тебя может знать? — сказала она и тоже исчезла.

Голоса по-прежнему доносились до меня со всех сторон. Он смеялись, плакали, выкрикивали мое имя. Я шел вперед.

— Что бы там ни случилось, — услышал я голос Билла Рота, — тебе всегда пригодится хороший адвокат. И ты его получишь — пусть даже во Дворе Хаоса.

Затем появился Дворкин, в железном зеркале с двойной рамой.

— Тебе не о чем беспокоиться, — заметил он. — Все это такие пустяки…

— Что я должен делать? — в отчаянии закричал я.

— Ты должен стать чем-то большим, чем-то, что ты есть.

— Я не понимаю.

— Ты должен вырваться из клетки, которая есть твоя жизнь.

— Что еще за клетка?

Он исчез.

Я бежал по коридору, и голоса преследовали меня.

Уже почти в самом конце я увидел зеркало, похожее на кусок желтого шелка, стоящее на подставке. Из него мне ухмылялся Чеширский Кот.

— Ничего страшного. Черт с ними со всеми, — сказал он. — Иди-ка ты в кабаре, старина! Выпьем пару пива и посмотрим на художника.

— Нет! — закричал я. — Нет!

В зеркале осталась только усмешка. Через какое-то время и она исчезла. Сладостное, темное забвение волной накатило на меня.

Глава 3

Долго ли я спал, не знаю. Разбудил меня оклик Сухьи.

— Мерлин, вставай! Белое небо.

— У меня был напряженный день, — сказал я. — И ночь тоже.

— Но зато теперь ты знаешь немного больше, чем раньше.

— Разве?

— Да, с помощью небольшого волшебства я решил немного прояснить твое сознание, сделать его более восприимчивым к тому, что происходит. Я надеялся, что в этом случае ты получишь точные ответы на свои вопросы вместо моих предположений и догадок.

— Я снова был в Коридоре Зеркал.

— Мне было неизвестно, в какой форме это может проявиться.

— Так все это было на самом деле?

— Когда происходят подобные вещи, они, как правило, реальны.

— Полагаю, мне следует поблагодарить тебя. Кстати, я вспомнил, что Грайл говорил мне о твоем желании увидеться со мной до того, как это сделает моя мать.

— Я просто хотел выяснить, как много ты знаешь, до того, как ты увидишь ее. Я хотел, чтобы у тебя сохранилась свобода выбора.

— Ты о чем?

— Я уверен, что ее самое большое желание — увидеть тебя на троне.

Я поднялся на ноги и протер глаза.

— Возможно, — сказал я.

— Я не знаю, как далеко она может зайти в своем стремлении добиться этого. Я хотел дать тебе шанс определиться в собственных чувствах по этому поводу до того, как она раскроет перед тобой свои планы. Не хочешь ли чашку чая?

— Да, спасибо.

Я взял протянутую им чашку и поднес ее к губам.

— Что ты вообще можешь о ней сказать теперь, после того как ты узнал о ее стремлениях?

— Я не знаю, насколько активными могут оказаться ее действия, если ты это имеешь в виду. Кстати, — те чары, которые вчера присутствовали рядом с тобой, — имела она к ним отношение или нет, — сейчас уже исчезли.

— Твоя работа?

Он кивнул.

Я отпил еще глоток.

— Я никогда и не предполагал, что окажусь на первом месте в списке претендентов на трон. Юрт, кажется, четвертый или пятый?

Он снова кивнул.

— У меня такое чувство, что нынешний день тоже будет весьма нелегким, — произнес я.

— Допивай свой чай, — сказал Сухьи, — и потом приходи ко мне.

Вслед за этим исчез, пройдя сквозь гобелен с драконом, висящий на стене в конце комнаты.

Когда я снова поднес чашку к губам, сверкающий браслет сполз с моего запястья и проплыл рядом со мной, утрачивая свои прежние очертания и превращаясь из плетеного шнурка в круг яркого света. Затем он повис в воздухе над дымящейся чашкой, как бы наслаждаясь исходящим от нее ароматом корицы.

— Привет, Призрак, — сказал я. — С чего ты вдруг решил сплестись таким образом?

— Чтобы стать похожим на тот кусок веревки, который ты обычно носишь. Мне казалось, что тебе это будет приятно.

— А я все думал, где тебя носило все это время.

— Сначала послушай, пап. Я хочу тебе кое о чем сказать. Все эти люди тоже твои родственники, да?

— Те, с которыми я разговаривал последними, — да.

— А только в Амбере можно говорить плохо о родственниках?

— Здесь тоже можно, на здоровье. — Я отпил из чашки. — Что-нибудь очень уж плохое? В чем дело?

— Я не поверю твоей матери и твоему брату Мондору, пусть даже они мои бабка и дядя. Я думаю, они хотят принудить тебя к чему-то.

— С Мондором мы всегда были в хороших отношениях….

— А твой дядя Сухьи — он выглядит весьма разумным, но чем-то он мне напоминает Дворкина. Может такое быть, что у него тоже что-то вроде душевного расстройства, которое пока не заметно, но может проявиться в любой момент?

— Надеюсь, что нет, — ответил я. — С ним никогда ничего подобного не происходило.

— О, ну это пока, а сейчас, когда обстановка накаляется…

— Эй, ты где набрался всей этой популярной философии?

— Я обучался у известных психологов на Отражении Земля. Это было составной частью моего плана изучения психологии людей. Мне кажется, за это время я узнал больше о том, что касается иррационального в их действии.

— А что вообще тебя побудило всем этим заняться?

— Как ни странно, Высший Лабиринт, с которым я неожиданно повстречался в Камне Правосудия. Здесь есть некоторые аспекты, которых я просто не могу понять. Это касается рассмотрения теории беспорядочного, потом идет Меннингер и все прочие с их теориями о создании…

— Ну и как успехи?

— Мне кажется, я стал умнее.

— Несомненно, раз уж ты приобщился к Лабиринту.

— Да. Хотя, между прочим, в нем самом присутствует некоторый элемент иррационального, совсем как у живых существ. Или, может быть, он обладает разумом более высокого порядка, так что его действия только кажутся иррациональными тем, кто не способен до конца понять их смысл. Это может послужить хоть каким-то объяснением с практической точки зрения.

— До сих пор мне еще не представлялось случая это выяснить, но что ты можешь сказать теперь, исходя из результатов самопознания — ты сам случайно не относишься к подобной категории вещей?

— Я? К категории иррационального? Вот уж нет! Не представляю, как тебе могло прийти такое в голову!

Я допил чай и свесил ноги с кровати.

— Плохо, — заметил я. — Мне кажется, что иррациональное в какой-то мере должно обязательно присутствовать в нас. В сущности, оно и делает нас по-настоящему человечными — оно и распознавание его в себе, конечно же.

— Правда?

Я встал и начал одеваться.

— Да, и подавление этого в себе может, вероятно, плохо отразиться на разуме и творческих способностях.

— Мне нужно все как следует обдумать.

— Вот и займись этим, — сказал я, натягивая сапоги, — а потом расскажешь мне о своих успехах.

В то время как я продолжал одеваться, он спросил:

— Когда небо станет голубым, ты пойдешь завтракать к твоему брату Мондору?

— Да, — ответил я.

— А позже будешь обедать со своей матерью?

— Верно.

— А потом присутствовать на церемонии погребения?

— Угу.

— Тебе понадобятся мои услуги для защиты?

— Об этом позаботятся мои родственники, Призрак, даже если ты им и не доверяешь.

— Но во время последних похорон, на которых ты присутствовал, в тебя кажется, бросили бомбу?

— Ну, это был Люк, а он теперь исправился. Все будет в порядке. Так что если хочешь осмотреть местные достопримечательности, можешь здесь побродить.

— Отлично, — согласился он. — Так и сделаю.

Я поднялся и пересек комнату, остановившись у гобелена с драконом.

— Не мог бы ты мне показать дорогу к Логрусу? — спросил Призрак.

— Ты что, шутишь?!

— Нет, — ответил он. — Я уже знаком с Лабиринтом, но еще не встречался с Логрусом. Где он у вас тут находится?

— А я-то думал, что дал тебе лучшие запоминающие способности. Насколько я помню, во время вашей последней встречи, ты был с ним крайне невежлив.

— Вообще-то да… Думаешь, он обиделся?

— Еще бы! Совершенная бесцеремонность, отсутствие всякой почтительности!… Так что держись от него подальше.

— Ты же сам только что мне посоветовал заняться изучением хаотического фактора — фактора иррациональности.

— Но я тебе вовсе не советовал делаться самоубийцей. Слишком много времени у меня ушло на то, чтобы создать тебя.

— Так ведь и я весьма дорожу собой. К тому же я наделен инстинктом самосохранения, совсем как все живые существа.

— Надо же, я и не предполагал.

— Но тебе ведь многое известно о моих способностях.

— Что ж, я действительно признаю твое умение выходить сухим из воды.

— И ты мне дал хорошее образование.

— Допустим. Все же позволь мне подумать над этим.

— К чему мне тебя задерживать? Я думаю, что и сам смогу его отыскать.

— Ладно уже. Отправляйся.

— А трудно его найти?

— Ты же у нас всезнающий, забыл?

— Пап, но мне действительно нужно его увидеть.

— У меня нет времени доставить тебя туда.

— Только покажи мне дорогу. Я умею хорошо маскироваться.

— Что есть, то есть. Ладно. Сухьи — Хранитель Логруса. Он находится в одной из пещер. Единственный путь, о котором я знаю, начинается как раз здесь, в этом самом месте.

— Где именно?

— Тут есть что-то типа вращающейся лестницы… Но я могу перенести тебя туда магическим путем, если хочешь.

— Я не знаю, подействует ли твоя магия на создание вроде меня.

Я потянулся сквозь кольцо, как бы мысленно отмечая на карте цепочкой черных звездочек путь, которым Призрак должен был следовать, затем поместил карту в пространство моего Логрусова зрения впереди него и сказал: «Я создал тебя, я создаю и эту магию».

— Понятно, — ответил Призрак. — Но я чувствую себя так, будто в меня ввели данные, которые я не могу обработать.

— Ты будешь иметь такую возможность в ближайшее время. Превратись в кольцо на моем левом указательном пальце. Сейчас мы покинем эту комнату и пройдем сквозь остальные. Потом приблизимся к тому пути, который я для тебя начертил. Двигайся в этом направлении, пока не окажешься в том месте, где горит черная звезда — она укажет направление, в котором ты должен будешь двигаться дальше — до того, как увидишь еще одну звезду, и так далее. В конце концов ты окажешься в пещере, где находится Логрус. Замаскируйся со всей тщательностью, на которую ты способен, и занимайся своими исследованиями. Когда захочешь вернуться, повтори все то же самое в обратном порядке.

Он уменьшился в размерах и обвился вокруг моего пальца.

— Разыщи меня позже и расскажи, чем закончились твои опыты.

— Собственно, я так и хотел, — ответил он. — Ты не думай, я не собираюсь добавлять тебе хлопот своими навязчивыми идеями.

— Что ж, продолжай в том же духе, — ответил я.

Затем пересек комнату, проходя сквозь дракона.

* * *

Мы оказались в маленькой гостиной, из одного окна которой виднелась горная цепь, а из другого — пустыня. В ней никого не было, и я шагнул оттуда в длинный зал. Да, все верно, насколько я помнил. Я шел по нему, проходя мимо множества комнат, до тех пор, пока, открыв одну из дверей слева от меня, не обнаружил за ней коллекцию швабр, метел, щеток и веников, груды выстиранной одежды и ванну. Да, точно, это здесь. Я подошел к полкам справа от меня.

— Теперь ищи черную звезду, — сказал я.

— Ты серьезно? Что, вот здесь?

— А ты посмотри как следует.

Линия света протянулась от моего указательного пальца, становясь по мере приближения к полкам все тоньше, пока наконец ее присутствие не сделалось совершенно незаметным.

— Удачи, — произнес я и повернулся назад.

Я закрыл дверь, все еще раздумывая, правильно ли я поступил, и утешая себя тем, что рано или поздно он все же доберется до Логруса. Что бы там из этого ни вышло. Кроме того, мне было любопытно, что он сможет узнать.

Я снова прошел через зал в маленькую гостиную. Может быть, это была последняя возможность побыть одному какое-то время, и я решил ею воспользоваться.

Я присел на кушетку и достал Карты. Быстро перетасовав колоду, я вытащил одну из них, на которой я в тот недавний сумбурный день в Амбере наскоро сделал набросок портрета Корал. Я изучал ее черты до тех пор, пока Карта не стала холодной.

Очертания ее фигуры стали трехмерными. Она спала, и, глядя на нее, я вспоминал нашу прогулку по улицам Амбера сияющим полднем, когда мы бродили под руку, обходя торговые кварталы. Затем мы спустились вниз по склону Колвира, перед нами расстилалось море, проносились чайки… Потом обед в кафе, стол, разбитый о стену… Я закрыл Карту рукой. Пусть спит. Совершенно излишне нарушать чужой сон таким образом. Тем более мне не следует отправляться туда — несмотря на то, что сейчас в мозгу моем промелькнуло некое мгновенное воспоминание…

Одна из тех забавных жизненных коллизий… Но нет абсолютно никакой необходимости будить бедную леди только затем, чтобы спросить, как она себя чувствует. Я подумал, что можно вызвать Люка и спросить, как у нее дела. Я начал искать его Карту, но потом раздумал. Он, должно быть, очень занят, и особенно напряженными станут первые несколько дней, в течение которых он будет вникать в непривычное ремесло монарха. Я некоторое время раздумывал над Картой Люка, пока наконец не убрал ее, заменив еще одной.

Серебристо-серые и черные тона… Его лицо было чуть постаревшей, более жесткой версией моего собственного. Корвин, мой отец, слегка повернув голову, смотрел на меня. Сколько раз я бился над его Картой, старался дотянуться до него, до тех пор пока мои мозги, казалось, не завязывались в узел, и все безрезультатно! Мне говорили, что это может означать, что он умер, или же не желает вступать в контакт. Странные чувства одолевали меня. Я вспоминал ту часть его истории, когда он рассказывал, как все они пытались связаться с Брандом через его Карту, и вначале потерпели неудачу, потому что он находился в заключении далеко в Отражении. Затем я вспомнил его собственные попытки достигнуть Двора Хаоса, и трудности, неизбежно возникающие при продвижении на такое значительное расстояние. Принимая все это во внимание, можно было предположить, помимо того, что он мертв или блокирует попытки связаться с ним, еще один вариант — он мог быть настолько удален от тех мест, где я находился, что все мои усилия просто не достигали его.

Да, но кто же, в таком случае пришел мне на помощь той ночью в Отражении и унес меня из этого странного места, лежащего между Отражениями, от тех дурацких приключений, которые подворачивались там мне на каждом шагу? Хотя я вовсе не был уверен, что он действительно являлся мне недавно в Коридоре Зеркал, я еще прежде смог обнаружить достаточно доказательств его недавнего присутствия во дворце Амбера. Если он и в самом деле был в одном из этих мест, то это означало, что он не мог находиться слишком далеко. Так что скорее всего он просто блокировал меня, и все попытки остальных связаться с ним были, по всей видимости, столь же бесплодными. Однако, могли быть и еще какие-то объяснения всему происходящему, и мне, вероятно, следует…

Внезапно мне показалось, что карта в моей руке стала холоднее. Явилось ли это результатом моего воображения, или же мои усилия наконец к чему-то привели? Я мысленно подался вперед, сосредотачиваясь. Теперь, когда я это сделал, Карта стала еще холоднее, чем в начале.

— Отец? — позвал я. — Корвин?

Еще холоднее… Как будто легкий звон под моими пальцами… Кажется, начало контакта. Значит, он находится в каком-то месте, которое ближе к Двору Хаоса, чем к Амберу, если сейчас оказался в пределах досягаемости.

— Корвин! — повторил я. — Это я, Мерлин. Привет!

Его изображение ожило, слегка шевельнулось. Затем карта стала абсолютно темной.

Но в то же время она продолжала оставаться холодной, так что контакт сохранялся, хотя и чувствовался очень слабо, как бывает, когда возникает долгая пауза в телефонном разговоре.

— Пап, ты здесь?

Темное пространство карты обрело, казалось, глубину, и в этой глубине явственно ощущалось чье-то присутствие.

— Мерлин? — это прозвучало тихо, но я был уверен, что узнал его голос. — Мерлин?

В тот момент я заметил какое-то движение в глубине. Что-то бросилось оттуда на меня. Оно вырвалось из карты мне прямо в лицо, с хлопаньем крыльев и громким карканьем, — ворон, или, может, ворона, черная, как черт.

— Назад! — закричала она. — Убирайся! Пошел вон!

Вслед за этим она захлопала крыльями с такой силой, что выбила карту у меня из руки.

— Не смей приближаться, — прокаркала она, облетая комнату. — Это место не для тебя.

Она вылетела через дверь, и я побежал за ней, но, войдя в соседнюю комнату, обнаружил, что она уже исчезла.

— Эй! — закричал я. — Вернись!

Но не услышал никакого ответа, даже звука хлопанья крыльев. Я осмотрел другие комнаты по соседству, однако и там не обнаружилось никаких признаков этого существа.

— Эй, птичка, ты где?

— Мерлин! Что с тобой? — услышал я голос откуда-то сверху.

Я поднял голову и увидел Сухьи, спускающегося по ступенькам хрустальной лестницы позади колышущейся световой завесы, и небо, усеянное звездами, у него за спиной.

— Да вот только что тут какая-то птица была, — пробормотал я.

— О, — произнес он, закончив спуск и шагнув сквозь завесу, которая в тот же миг исчезла вместе с лестницей. — Что за птица?

— Такая большая, черная, — объяснил я. — И, между прочим, говорящая.

Он покачал головой.

— Я мог бы вызвать ее обратно, — предложил он.

— Нет, она была… гм… я бы сказал, особенная.

— Тогда жаль, что ты ее упустил.

Мы вышли в большой зал, и, повернув оттуда налево, оказались в гостиной.

— Кажется, твои карты рассыпались, — заметил дядюшка.

— Я как раз собирался воспользоваться одной из них, когда она потемнела и оттуда вылетела птица, крича: «Убирайся!», Так что я даже выронил колоду в этот момент.

— Твой корреспондент, должно быть, любитель розыгрышей, — если только не находится под властью каких-то чар.

— Последнее более вероятно, — сказал я. — Это была карта моего отца. Я пытался связаться с ним уже много раз, и сегодня мне это почти удалось. Я действительно слышал его голос из темноты до того, как эта чертова птица не вмешалась и не разъединила нас.

— Похоже, он находится в заключении в этом месте, и его охраняют магические силы.

— Ну конечно! — воскликнул я, едва не уронив опять только что собранную колоду.

Никто не может потревожить материю Отражения в месте абсолютной темноты, и если бы кто-то из королевского дома Амбера попал в подобное место, он не смог бы уйти оттуда, оказавшись как бы пораженным слепотой. Это внезапное открытие, в сочетании с моими предыдущими догадками, расставило все по местам. Некто, желающий полностью исключить для Корвина всякую возможность исчезновения, поместил его в абсолютно темное место.

— А ты когда-нибудь встречал моего отца? — спросил я у Сухьи.

— Нет, — отвечал он. — Я знаю о том, что он ненадолго посетил Двор Хаоса в конце войны, но не имел чести лично познакомиться с ним.

— Не знаешь ли, зачем он приезжал?

— Он, кажется, принимал участие в переговорах между Суэйвиллом и его советниками, с одной стороны, и Рэндомом и остальными Амберитами — с другой, когда обсуждались предварительные условия мирного соглашения. После этого он уехал куда-то своей дорогой, и я никогда не слышал больше о нем.

— То же самое мне говорили в Амбере, — сказал я. — Странно… Я знаю, что он убил одного из хаосских лордов — Бореля, — незадолго до решающего сражения. Не могло ли так случиться, что родственники Бореля решили отомстить ему?

Сухьи пожевал губами, и я услышал клацанье клыков.

— Дом Хендрейка, — пробормотал он. — Я думаю, нет. Кстати, твоя бабка тоже из семьи Хендрейк.

— Я знаю, — ответил я. — Хотя мы особенно поддерживаем отношения. Некоторые из разногласий с семьей Хельграм…

— Семья Хендрейк — по большей части народ военный, — продолжал Сухьи. — Слава на полях сражений, воинская честь, и все прочее в том же духе. Я не думаю, что кто-то из них будет в мирное время мстить за убийство, совершенное на войне.

Припомнив некоторые подробности этого дела из рассказа моего отца, я спросил:

— Даже если у них есть основания предполагать, что поединок был нечестным?

— Не знаю, — ответил он. — Трудно делать какие-то предположения в столь щекотливых вопросах.

— А кто сейчас глава дома Хендрейк?

— Герцогиня Белисса Миноби.

— Герцог Ларсас, ее муж… Что с ним стало?

— Погиб при падении Лабиринта. Кажется, принц Джулиан из Амбера убил его.

— А Борель их сын?

— Да.

— Ох, черт. Сразу двое. Я и не знал.

— У Бореля было двое родных братьев, сводный брат и сводная сестра, полным-полно дядей, теток, кузенов… Да, это большая семья. И женщины там столь же воинственны, как и мужчины.

— Да, кончено, я знаю. Даже песенка такая есть: «Не женись на леди Хендрейк». А ничего не известно о том, были ли у Корвина какие-то дела с семьей Хендрейк, когда он был здесь?

— Вряд ли сейчас можно что-то узнать, ведь прошло столько времени… Воспоминания стираются, следы исчезают… Нелегко…

Он покачал головой.

— Скоро небо станет голубым? — спросил я.

— Да, вот уже скоро.

— Тогда мне нужно отправиться в Пути Мондора. Я обещал Мондору, что позавтракаю с ним.

— Увидимся позже, — сказал он. — На похоронах, или незадолго до начала.

— Ладно, — ответил я. — Пойду приму ванну и переоденусь.

Я вернулся в свою комнату, где наколдовал себе ванну, наполненную водой, мыло, зубную щетку, бритву, а также серые брюки, черные сапоги и пояс, пурпурную рубашку и перчатки, угольно-черный плащ и клинок в ножнах. Когда я привел себя в порядок, то вышел из комнаты и, пройдя по лесной прогалине, оказался в гостиной. Оттуда я вышел через стену. Дальше на четверть мили тянулась горная дорога, в конце резко обрывающаяся в пропасть. Пришлось вызывать магическую дорожку в виде ленты колышущегося тумана. Пройдя над пропастью, я вышел на дорогу, ведущую прямо в Пути Мондора, вдоль голубых пляжей под двойным солнцем и протянувшуюся вперед примерно на сто ярдов. Я повернул направо, и прошел сквозь обсидиановую черную стену, за которой оказалась небольшая пещера. Затем, перейдя мост, я срезал угол через кладбище, находящееся в нескольких шагах от Грани, и вышел на подъездную дорогу к дворцу Мондора.

Стена слева от меня целиком состояла из пламени, а стена справа, непрерывно изменяясь, сейчас имела видимость морской глубины, в которой плавали какие-то светящиеся твари, поедающие друг друга. Я вошел.

Мондор, в человеческом облике, сидел возле книжного шкафа прямо напротив входа, одетый в черное и белое, положив ноги на черную отоманку. В руках у него был экземпляр «Восхваления» Роберта Хасса, подаренный мной.

— «Гончие смерти боятся меня», — процитировал он. — Замечательное место. Ну, как ты?

— Отдохнул, наконец-то, — сказал я. — А ты?

Он положил книгу на небольшой безногий столик, плавающий неподалеку, и поднялся на ноги. Хотя он явно читал эту книгу потому, что знал о моем приходе, его комплимент не был проявлением простой вежливости — она ему действительно нравилась.

— У меня все в порядке, спасибо, — отвечал он. — Пойдем, я тебя угощу.

Он взял меня за руку и подвел к огненной стене, которая исчезла, как только мы приблизились. Затем какое-то время нас окружала полнейшая тьма, но вскоре мы уже шли по лесной тропинке, и солнце светило сквозь арки ветвей у нас над головой, а по обеим сторонам цвели фиалки. Тропинка привела нас во внутренний дворик, вымощенный каменными плитами, с небольшой бело-зеленой террасой в дальнем конце, откуда открывался вид сверху. Мы проследовали туда, и, поднявшись на несколько ступенек, подошли к роскошно сервированному столу. Я обратил внимание на запотевший графин с апельсиновым соком и корзину теплых еще рогаликов. Мондор жестом предложил мне садиться. Следующий жест — и рядом со мной на столе появился кофейник с кофе.

— Я вижу, ты каким-то образом узнал о том, что я привык есть по утрам на Отражении Земля, — сказал я ему. — Спасибо.

Он слегка улыбнулся и кивнул, усаживаясь напротив меня. Из гущи ветвей над нами доносилось пение птиц, которых я не мог узнать. Легкий ветерок шевелил древесную листву.

— Что ты поделывал последние дни? — спросил я, наливая кофе в чашку и разламывая рогалик.

— Наблюдал, как разворачиваются события на сцене, — отвечал он.

— На политической сцене, я полагаю?

— Как всегда. Хотя то, что произошло недавно в Амбере, заставляет меня рассматривать их как составную часть гораздо более обширной головоломки.

Я кивнул.

— Те исследования, которые вы проводили вместе с Фионой, также указывают на это?

— Да, — ответил он. — Их результаты были весьма необычными.

— Думаю, что так.

— Создается такое впечатление, что конфликт Лабиринта и Логруса затрагивает наши мирские дела в той же степени, что и судьбы Вселенной.

— И мне так показалось. Но я могу быть предубежденным. Я еще раньше оказался втянутым в эту игру, причем без козырей на руках. Когда я перебрал в памяти все прошлые события и сопоставил их с теми, что произошли недавно, то обнаружил, что все они являются фрагментами одной и той же картины. Мне это не очень-то нравится, и если есть какая-то возможность обернуть все вспять, я с радостью воспользуюсь ей.

— Хм, — произнес Мондор. — А что если все твоя жизнь также является всего лишь фрагментом этой картины?

— Меня совсем не радует подобное предположение, — ответил я. — Но мне кажется, что сейчас я должен продолжать действовать в том же направлении, что и раньше, только, вероятно, с большей настойчивостью.

Он сделал жест рукой, и передо мной оказался восхитительный омлет, за которым минутой позже последовало блюдо жареного картофеля с гарниром из лука и зеленого горошка.

— Но все это лишь предположения, — заметил я, принимаясь за еду, — разве не так?

Последовала долгая пауза в разговоре, пока мы утоляли первый голод, затем он произнес:

— Думаю, что нет. По-моему, Силы уже давно ведут между собой эту непонятную борьбу, и вероятно, мы уже близки к тому, чтобы увидеть конец игры.

— Что заставляет тебя так думать?

— Я внимательно проанализировал события, — ответил он, — что помогло мне сформулировать и проверить ряд гипотез.

— Мне кажется, научный метод одинаково неприемлем в теологии и в политике, — заметил я, — так что не нужно об этом.

— Но ты сам спросил меня.

— Да, верно, извини. И что же дальше?

— Тебе не кажется немного странным, что Суэйвилл умер именно в то время, когда почти одновременно произошли многие другие вещи, о которых никто даже не мог предполагать?

— Когда-то он ведь должен был умереть, — отозвался я, — а все эти последние события наверняка окончательно его доконали.

— Нет, — возразил Мондор, — здесь присутствовал точный стратегический расчет.

— Для чего? Зачем все это было нужно?

— Затем, чтобы ты смог занять трон Хаоса, зачем же еще? — пожал плечами Мондор.

Глава 4

Иногда, услышав какую-то неправдоподобную вещь, вы просто отмахиваетесь от нее, и все. Но иной раз вы узнаете о чем-то столь же невероятном, и оно отзывается эхом в вашем сознании. У вас немедленно возникает такое чувство, что вы давно уже знали об этом или о чем-то подобном, и вам нет необходимости более подробно углубляться в доказательства. По идее, фраза Мондора должна была полностью шокировать меня, мне следовало бы просто рассмеяться и сказать что-нибудь вроде: «Вот уж ерунда!». Однако я испытывал странное чувство по этому поводу — было ли сказанное им верным или ошибочным, — как будто это уже было больше, чем простое предположение, как будто имел место какой-то грандиозный план, согласно которому я был вовлечен в круг тех сил, которые действовали при Дворе.

Я сделал долгий, медленный глоток из чашки с кофе, затем спросил:

— Вот как?

И почувствовал, что улыбаюсь, встретившись с ним взглядом.

— А ты об этом разве не догадывался?

Я снова поднес чашку к губам. Я уже хотел сказать: «Нет, конечно. Странные у тебя мысли». Тут мне припомнился рассказ моего отца о том, как он одурачил тетушку Флору, выудив у нее всю ценную информацию, восполнившую его потерю памяти. Для этого даже не потребовалось особого ума. Но что, помнится, поразило меня еще больше — сам факт подобного недоверия к родственникам, которое настолько прочно укрепилось в сознании, что стало уже почти рефлекторным. Не обладая его опытом по части семейных интриг, я не мог в полной мере объяснить это. К тому же мы с Мондором всегда были в хороших отношениях, несмотря на то, что он был несколькими веками старше, и в некоторых областях вкусы наши совершенно расходились. Но сейчас, когда я увидел, насколько высоки ставки в этой игре, мне вдруг показалось, что Корвин, а точнее то, что он сам определял как «мое худшее, но более мудрое „я“», тихо произносит, обращаясь ко мне: «А почему бы и нет? Тебе пора попрактиковаться в таких делах, малыш», — и, поставив чашку на стол, я решил воспользоваться советом и хотя бы в течение нескольких минут посмотреть, что из этого получится.

— Я не знаю, было ли у нас двоих на уме одно и то же, — начал я. — Но почему ты не поделился со мной своими соображениями, когда игра была в разгаре, или даже когда она только начиналась, — а теперь так торопишься с выводами?

— И Лабиринт, и Логрус, как выяснилось, обладают разумом, — произнес он. — Мы оба видели этому доказательства. Выполняли они волю Единорога и Змеи, или нет — не имеет большого значения. И в том и в другом случае мы имеем дело со сверхчеловеческими интеллектами. Кто из них возник первым — тема для бесконечной и бесплодной теологической дискуссии. Мы должны проявить интерес к данной ситуации лишь постольку, поскольку она затрагивает нас.

— Правильный расклад, — согласился я.

— Силы, представленные Лабиринтом и Логрусом, веками противостояли друг другу, являясь в то же время равными, — продолжал он, — так что между ними всегда сохранялось равновесие. Они постоянно одерживали небольшие победы друг над другом, каждая из них стремилась присоединить к своим владениям часть владений другой, — и никто не оставался в выигрыше. Оберон и Суэйвилл долгое время были их ставленниками, — так же как Дворкин и Сухьи — посредниками, с которыми Силы вступали в непосредственное общение, когда хотели выразить свою волю.

— Вот как? — спросил я, в то время как он потягивал сок.

— Мне кажется, Дворкин переступил дозволенную черту в общении с Лабиринтом, — снова заговорил Мондор, — и тот подчинил его своему влиянию. Дворкин, однако, был достаточно знающим, чтобы понять это и суметь этому противостоять. Результатом явилось его безумие, оказавшее, в свою очередь, ответное разрушительное воздействие на сам Лабиринт, из-за того, что их связь была слишком тесной. Это привело к тому, что Лабиринт предпочел оставить его, чтобы предотвратить дальнейшее разрушение. Однако, дело было сделано, и позиции Логруса усилились до такой степени, что он даже смог распространить свое влияние на владения Лабиринта, когда принц Бранд начал свои козни, действуя во имя собственных амбиций. Но он, видимо, не смог сделаться полностью неуязвимым для сил Логруса и поэтому оказался его невольным пособником.

— Все это по большей части только догадки, — заметил я.

— Да, но сам подумай — ведь ни один человек в здравом уме не стал бы совершать поступков, подобных тем, что совершил он. Скорее можно предположить, что они были внушены ему кем-то, чьей целью являлось полное уничтожение сил Порядка, превращение всей Вселенной в царство Хаоса.

— Продолжай, — попросил я.

— С другой стороны, в это же самое время Лабиринт приобрел способность, — или, может быть, он всегда ею обладал, — создавать «призраков» — точные копии тех, кто когда-то прошел его, впрочем, довольно недолговечные. Интересно, не правда ли? Это является подтверждением моего собственного тезиса о том, что и Лабиринт, и Логрус способны напрямую вмешиваться в происходящее. Может быть, Лабиринт решил поставить на твоего отца, как на человека, способного одолеть Бранда?

— Извини, что-то не улавливаю, — сказал я. — Ты говоришь, поставить на него?

— Лично я думаю, что Лабиринт на самом деле видел в нем будущего короля Амбера, тем более что это, кажется, отвечало и собственным желаниям Корвина. Что меня больше всего поражает, так это его внезапное появление в клинике на Отражении Земля, и в особенности обстоятельства, которые привели его туда. В самом деле, даже если принять во внимание разные временные потоки, каким образом Бранд мог одновременно находиться в двух местах — оставаться в заключении и смотреть сквозь винтовочный прицел? Сам-то он, конечно, уже не сможет дать нам объяснения по этому поводу.

— Тоже все больше предположения, — сказал я. — Но небезынтересные. Пожалуйста, продолжай.

— Твой отец, правда, в конце концов решил отказаться от трона. Однако, он по-прежнему действовал в интересах Амбера. Амбер выиграл войну. Лабиринт был отремонтирован. Баланс сил восстановлен. Рэндом стал следующим, кого выбрали на роль монарха, — как раз именно тот, кто был нужен, чтобы сохранить статус-кво. Причем заметь, выбор был сделан Единорогом, а не самими Амберитами, у которых, по-моему, были несколько иные представления о личности того, кто должен стоять у власти.

— Мне никогда не приходило в голову взглянуть на вещи с этой точки зрения, — признался я.

— Но твой отец, как выяснилось, сделал для Амбера даже больше, хотя и не имея заранее такого намерения. Опасаясь, что старый Лабиринт не удастся восстановить, он начертил новый. Однако, прежний был отремонтирован. Итак, теперь существовало уже два артефакта порядка вместо одного. Поскольку они, в сущности, были каждый сам по себе, то не могли в значительной степени усилить позицию Лабиринта, но косвенным образом увеличили мощь сил Порядка, ослабляя Логрус. Таким образом, твой отец восстановил нарушенный баланс только для того, чтобы он тут же нарушился вновь, хотя уже в другую сторону.

— Твои заключения сделаны на основе исследования вами с Фионой нового Лабиринта?

Он кивнул, отхлебнул сока.

— Именно поэтому в последнее время настолько участились бури в Отражениях — как внешнее проявление такого положения дел.

— Да, нынешнее положение дел, — согласился я, подливая себе кофе, — представляется весьма интересным.

— Действительно. Мне в связи с этим вспоминается твой рассказ об этой девушке, Корал, которая попросила Лабиринт перенести ее туда, куда он сам захочет. Что же произошло? Он перенес ее в Сломанный Лабиринт, и сделал так, чтобы то место оказалось полностью лишенным света. Затем он отправил тебя освобождать ее оттуда, с тем чтобы ты попутно отремонтировал его копию. Как только это было сделано, тот Лабиринт перестал быть Сломанным и превратился в еще одну версию настоящего, для которого, в свою очередь, стало возможным объединить его с собой в единое целое. Это оказалось тем более легко, что отраженный Лабиринт сам стремился к этому и направлял собственные усилия на объединение. В результате мощь Логруса была ослаблена еще больше, и для него возникла необходимость добиться какого-то значительного преимущества перед Лабиринтом. Именно поэтому он решил подвергнуться такому риску, проникнув во владения Лабиринта и тщетно пытаясь получить обратно Глаз Змеи. Дело зашло в тупик, однако, потому что ты, увидев, какой оборот принимают события, вызвал Колесо-Призрак. Таким образом, баланс сил по-прежнему нарушен в пользу Амбера, что может иметь очень тяжелые последствия.

— Для Логруса.

— Для всех. Если между Силами будет сохраняться подобное неравенство, то для тех и других Отражений это не приведет ни к чему хорошему, до тех пор, пока все снова не встанет на свои места.

— Значит, теперь что-то должно быть сделано в пользу Логруса.

— Да, и ты знаешь, что именно.

— Думаю, что знаю.

— Это напрямую связано с тобой, не так ли?

Я вспомнил о ночи, проведанной мною в пещере, которая находилась в странном месте между Отражениями, где Змея и Единорог пытались заставить меня сделать выбор между Лабиринтом и Логрусом. Меня, помнится, возмутила такая бесцеремонность, и я вообще отказался от выбора.

— Да, — ответил я.

— Он хотел, чтобы ты принял его сторону?

— Полагаю, да.

— И что же дальше?

— А ничего.

— Во всяком случае, мой тезис, кажется, нашел подтверждение?

Мне припомнилась моя прогулка, которую периодически омрачали встречи с призраками — Лабиринта, Логруса, а то и обоих сразу.

— Кажется так.

(Хотя, безусловно, именно Лабиринту я в конце путешествия оказал услугу, пусть даже невольную).

— Ты собираешься выполнить его замысел для блага Хаоса?

— Я собираюсь разрешить это дело к обоюдному согласию сторон.

Он улыбнулся.

— Это отговорка или согласие?

— Это мое действительное намерение.

— Если Логрус тебя выбрал, у него, должно быть, были на это свои причины.

— Видимо, да.

— Нечего и говорить, что твое вступление на престол значительно усилит позиции дома Савалла.

— Да, я и раньше об этом думал.

— Но для человека с твоим происхождением обязательно появится необходимость четко определить, в чьих интересах ты собираешься действовать — Хаоса или Амбера?

— Ты, кажется, предвидишь новую войну?

— Нет конечно. Но все то, что ты предпримешь в пользу Логруса, неизбежно ослабит Лабиринт и вызовет недовольство в Амбере. До войны, само собой, дело не дойдет, но могут возникнуть некоторые осложнения.

— Ты не мог бы яснее выразить, что у тебя на уме?

— Но сейчас я только оцениваю различные возможности на данный момент, чтобы заодно предоставить тебе случай заранее проанализировать свои предстоящие действия.

Я кивнул.

— Но раз уж мы говорим о моих предстоящих действиях, я хочу еще раз тебе напомнить: я собираюсь разрешить это дело ко всеобщему…

— Хорошо, хорошо, — перебил Мондор. — В этом вопросе у нас нет разногласий. Когда ты займешь трон, ты будешь стремиться к тому же, что и мы.

— Мы? — переспросил я.

— Дом Савалла, я имею в виду. Но это ни в коем случае не означает, что мы будем навязывать тебе свои способы решения проблем.

— Приятно слышать.

— Но, разумеется, мы сейчас говорим предположительно, поскольку есть еще двое претендентов, которых поддерживают столь же сильные кланы.

— Речь идет, значит, о возможности каких-то непредвиденных обстоятельств?

— Если наша семья сумеет добиться того, чтобы тебя короновали, ты понимаешь, что тебе следует принять это во внимание?

— Брат, мне понятно твое стремление как можно более возвысить дом Савалла, но если ты спрашиваешь о моем согласии на устранение Тмера и Таббла, то забудь об этом. Я не так сильно желаю трона, чтобы добиваться его таким образом.

— Тут дело не только в твоем желании, — возразил он. — Нет никаких причин для особой щепетильности, если учесть, что мы далеко не в самых лучших отношениях с домом Джесби, да и от дома Ченикут не знали ничего, кроме неприятностей.

— Щепетильность тут ни причем. Раз уж на то пошло, я никогда не говорил, что хочу стать монархом. Если честно, мне кажется, что Тмер или Таббл справятся с этим делом лучше меня.

— Они не отмечены знаком Логруса.

— А если я отмечен знаком Логруса, то смогу получить желаемое и без посторонней помощи.

— Брат, существует большая разница между миром принципов и нашим, реальным, из плоти и крови, а также стали.

— А что если у меня есть свой собственный план, отличный от твоего?

— Тогда скажи мне о нем.

— Не забывай, что мы говорим предположительно.

— Мерлин, ты упрям. У тебя есть обязательства, в такой же степени перед семьей, как и перед Хаосом и Логрусом.

— Я сам способен заплатить свои долги, Мондор, и я это сделаю.

— Если у тебя есть план, как исправить положение дел, и он представляется тебе удачным, то мы поможем его осуществить. Что у тебя на уме?

— Я не прошу вашей помощи, — ответил я, — но все равно я тебе благодарен.

— В таком случае чего ты добиваешься?

— Прежде всего мне нужна информация.

— Спрашивай. У меня ее достаточно.

— Очень хорошо. Что ты можешь мне сказать о родственниках моей матери с материнской стороны, о доме Хендрейк?

Он скривил губы.

— Все они — профессиональные военные, можно сказать. Ты знаешь, что они всегда принимают участие во всех войнах, происходящих на Отражениях. Они это любят. Белисса Миноби является главой семьи после смерти герцога Ларсаса, ее мужа. Хм… — он помедлил. — Ты спрашиваешь о них из-за того, что они, кажется, испытывают некую странную слабость к Амберу?

— К Амберу? — переспросил я. — Ты о чем?

— Помню, как-то раз я нанес визит во дворец Хендрейк, — начал рассказывать Мондор, — и был очень удивлен, когда увидел одну небольшую комнату, чем-то похожую на пещеру. В одной из стен была ниша, где висел портрет генерала Бенедикта, при всех его военных регалиях. Под ним находилось какое-то подобие алтаря, украшенного различными видами оружия, на котором горели свечи. Кстати, так же был и портрет твоей матери.

— В самом деле? — удивился я. — Интересно, Бенедикт об этом знает? Дара однажды говорила моему отцу о своем происхождении от Бенедикта, хотя сам он отвергал это как совершенную ложь… Но я спрашивал тебя о семье Хендрейк из-за того, что хотел узнать, не собирались ли они отомстить моему отцу?

— За что?

— Корвин убил лорда Бореля из дома Хендрейк во время битвы за падение Лабиринта.

— Они, насколько я знаю, к подобным вещам относятся философски.

— Тем не менее, боюсь, что отец при этом действовал не очень-то по-рыцарски, — хотя, по-моему, дело обошлось без свидетелей.

— Ну и прекрасно. Нет необходимости ворошить прошлое.

— Я не собираюсь этого делать. Но вдруг они каким-то образом узнали о деталях поединка и решили заплатить долг чести. Как ты думаешь, не могут ли они стоять за его исчезновением?

— Я не знаю, насколько это соответствует их кодексу чести, — произнес Мондор. — Полагаю, лучше тебе узнать об этом у них самих.

— Да, вот прямо сейчас пойду и спрошу: «Эй, вы, часом, не виноваты в том, что мой папаша куда-то вдруг запропастился?»

— Есть и более эффективные способы получать у людей нужные сведения, — ответил он. — Насколько я могу припомнить, в молодости ты получил несколько уроков, как этого добиться.

— Но я совсем не знаю этих людей. То есть, кажется, однажды встречал одну из кузин на каком-то приеме, и пару раз видел Ларсаса и его жену, да и то на расстоянии, — вот и все.

— Но семья Хендрейк, разумеется, будет присутствовать на похоронах, — заметил Мондор. — Если я представлю тебя им, то, возможно, у тебя появится случай получить у них нужные сведения.

— А знаешь, это, по-моему, отличный способ. Пожалуй, даже единственный. Так и сделай, ладно?

— Хорошо.

Вслед за этим он одним жестом очистил поверхность стола и тут же другим жестом заполнил ее. На этот раз перед нами появились всевозможные сорта бутербродов на тонких, хрустящих ломтиках хлеба, и блюдо пирожков с различной начинкой. Некоторое время мы ели в молчании, слушая голоса птиц и ощущая легкое дуновение ветерка.

— Мне бы хотелось побольше увидеть в Амбере, — наконец произнес Мондор, — но, конечно, в более спокойной обстановке.

— Это можно устроить, — заверил я. — Буду только рад показать тебе все тамошние достопримечательности. Кстати, я знаю один неплохой ресторанчик в Тупике Смерти.

— Случайно не «Окровавленный Энди»?

— Он самый, хотя название периодически меняется.

— Я слышал о нем много любопытного.

— Сходим туда как-нибудь.

— Прекрасно.

Он хлопнул в ладоши, и на столе появились вазы с фруктами. Я подлил себе еще кофе и окунул винную ягоду в вазу со взбитым кремом.

— Сегодня мне предстоит еще обед с матерью, — заметил я.

— Да, я слышал.

— Ты часто ее видел в последнее время? Что у нее нового?

— Как она и говорила, ее образ жизни был весьма уединенным.

— Ты действительно думаешь, что она это сделает?

— Скорее она скажет тебе, чем кому-то другому — ведь ты ее сын. В этом твое преимущество.

— Которое одновременно является и препятствием, по той же самой причине.

— Тем не менее, гораздо более вероятно, что она посвятит в свои замыслы тебя, а не кого-то еще.

— За исключением, быть может, Юрта.

— С чего ты взял?

— Она всегда любила его больше.

— Что за глупость! Кстати, я слышал, как он говорил о тебе то же самое.

— Ты часто его видишь?

— Да нет, не особенно.

— А когда это было в последний раз?

— Прошло где-то около двух небесных циклов.

— Где он сейчас?

— Здесь, при Дворе.

— Что, у Савалла? — я представил себе, как он заявляется обедать с нами. Если это и впрямь случится, то не иначе как с ведома Дары.

— В одной из его резиденций, я думаю. Он держит в тайне свои приходы и уходы — и местопребывание тоже.

У Савалла имелось что-то около восьми резиденций, о которых я знал, и разыскивать Юрта среди них будет нелегким делом: запросто можно угодить в соседнее Отражение. Впрочем, в данный момент я и не собирался этим заниматься.

— Что привело его домой? — спросил я.

— То же, что и тебя — похороны Суэйвилла, — отвечал Мондор, — а также все, что с ними связано.

Ну конечно, и все что с ними связано. Если действительно существовал какой-то заговор с целью возвести меня на трон, то мне не следовало забывать, что Юрт, — действуя вольно или невольно, успешно или безуспешно, — всегда будет находиться всего на шаг позади меня.

— Я мог бы убить его, — сказал я. — Но не хочу этого делать. К сожалению, он, кажется, не оставляет мне другого выбора. Рано или поздно нам предстоит столкнуться с ним в такой ситуации, что в живых должен будет остаться только один из нас.

— Почему ты мне об этом говоришь?

— Чтобы ты знал о моих чувствах по этому поводу и, используя все влияние, которое можешь на него оказать, убедил бы его подыскать себе другое хобби.

Мондор покачал головой.

— Юрт уже давно вышел из-под моего влияния, — сказал он. — Дара, пожалуй, единственная, кого он продолжает слушаться — хотя, по-моему, не будет этого обсуждать с ней.

— Почему?

— Бесполезно. Она все равно не поймет.

— Во всяком случае я уверен, что ей совсем не хочется, чтобы ее сыновья поубивали друг друга.

— Нет, конечно, но я не представляю, как изложить ей суть дела.

— Все же попробуй найти способ. Тем временем я постараюсь сделать так, чтобы вы не остались с Юртом наедине, на тот случай, если ваши пути пересекутся. Всегда лучше иметь свидетелей, которые покажут, что первый удар нанес не ты.

— Что ж, хорошо придумано.

Некоторое время мы сидели молча. Затем он произнес:

— Все же подумай о моем предложении.

— Да — насколько я понял его смысл.

Он нахмурился.

— Если у тебя есть вопросы…

— Нет. Хорошо, я подумаю.

Мы встали из-за стола. Мондор сделал знак рукой, и стол вновь опустел. Затем мы спустились с возвышения и прошли через двор к тропинке. Совершив небольшую обратную прогулку, мы вновь оказались в гостиной.

Мондор проводил меня к выходу, и, прощаясь, сжал мое плечо.

— Ну, увидимся на похоронах.

— Да, — ответил я. — Спасибо за завтрак.

— Кстати, я хотел тебя спросить об этой леди, Корал. Как она тебе нравится?

— О, очень нравится, — сказал я, немного удивившись. — Она просто очаровательна. А почему ты спрашиваешь?

Он пожал плечами.

— Просто любопытно. Мы с ней оказались, в некотором роде, товарищами по несчастью, и я хотел бы узнать, много ли она значит для тебя?

— Достаточно, чтобы беспокоиться о ней.

— Да, я вижу. Ну что ж, когда повстречаешься с ней снова, передай ей мои наилучшие пожелания.

— Хорошо, передам.

— Увидимся позже.

— Пока, — сказал я и зашагал по тропинке, не особенно спеша. Мне хотелось поразмыслить еще некоторое время, прежде чем отправляться во дворец Савалла.

Проходя мимо дерева, смахивающего очертаниями на виселицу, я приостановился. Повинуясь какому-то мгновенному импульсу, я свернул налево и вышел на тропинку, уходящую вверх вдоль темной скалы. Поднявшись почти к самой вершине, я увидел большой, поросший мхом камень, стоящий у песчаной косы, на которую падали светящиеся дождевые капли. Я шел по ней до тех пор, пока не достиг огненного круга у подножия старого дерева. Шагнув в центр круга, я произнес магическое двустишие, в котором мое имя рифмовалось со словами заклинания, и начал опускаться под землю. Когда я остановился, и тьма, на мгновение окружившая меня, рассеялась, я увидел, что стою возле сырой каменной стены на вершине холма, а внизу протянулась вереница надгробий и памятников. Небо было полностью затянуто облаками, дул прохладный ветерок. Это место выглядело совсем таким, как я запомнил его — рухнувшие гробницы, увитые плющом, обвалившиеся каменные ограды, едва заметные дорожки, петляющие среди высоких темных деревьев. Я спустился вниз и проследовал дальше знакомым путем.

В детстве здесь было что-то вроде моей любимой площадки для игр. Почти каждый день в течение многих небесных циклов я встречал здесь маленькую девочку из соседнего Отражения, которую звали Рэнда. Пройдя через груды костей, хрустевших под ногами, и продравшись сквозь влажные кусты, я наконец вышел к разрушенному мавзолею, где у нас был «дом». Отодвинув тяжелую каменную плиту, загородившую вход, я прошел во внутрь.

Здесь также все осталось по-прежнему, и я почувствовал, что улыбаюсь. Треснувшие чашки и блюдца, потускневшая кухонная утварь все еще стояли в углу, покрытые толстым слоем пыли, краска с них стерлась. Я перешагнул через катафалк, использовавшийся нами в качестве стола, и уселся за него.

Однажды Рэнда просто не пришла, и с тех пор больше не появлялась, а еще через какое-то время перестал приходить и я. После этого я еще долго вспоминал о ней, думая о том, какой она стала, когда выросла. Помню, я оставил ей записку в нашем тайнике, под расшатанным камнем в полу. Даже не знаю, нашла она ее или нет.

Я поднял камень. Мой замызганный конверт по-прежнему лежал там, нераспечатанный. Я вытащил его, встряхнул и достал сложенный пополам листок. Развернув его, я прочитал свои детские каракули: «Рэнда, что случилось? Я жду, а тебя все нет и нет». Под этим, гораздо более аккуратно, было написано: «Я больше не могу приходить, потому что мои родители сказали, что ты демон или вампир. Мне очень жаль, потому что ты самый очаровательный вампир, которого я встречала». Вот оно что. Мне никогда не приходила в голову такая возможность. Я был удивлен и слегка растроган.

А воспоминаний становилось все больше. Когда-то я здесь обучал Рэнду играть в кости. Я щелкнул пальцами, и они зашуршали где-то поблизости, как сухие листья. Мое детское волшебство еще сохранялось: кости выкатились на открытое место и сложились в форме двух фигур, которые исполняли танцевальные па, временами заменяясь другими; затем снова принимали прежние очертания и снова начинали медленно кружиться, слегка позванивая. Я пустил их быстрее.

Чья-то тень загородила дверной проем, и я услышал смешок.

— Будь я проклят! У вас у всех тут крыша поехала! Вот, значит, как они развлекаются тут, при Дворе Хаоса.

— Люк! — воскликнул я, когда он шагнул внутрь. Фигурки на полу, лишившись моего внимания, застыли, а затем вновь превратились в бесформенную груду костей. — Что ты здесь делаешь?

— Ну скажем. Продаю участки на кладбище. Случайно не интересуешься?

На нем была красная рубашка и брюки защитного цвета, заправленные в коричневые замшевые сапоги. На плечи был наброшен плащ рыжевато-коричневого оттенка. Он улыбался.

— А как же государственные дела?

На миг в его усмешке появилось легкое замешательство, которое, впрочем, тут же исчезло.

— О, я решил устроить себе небольшой отпуск. А как твои дела? Вроде бы скоро идешь на похороны Суэйвилла?

Я кивнул.

— Да, попозже, — ответил я. — А вообще у меня сейчас тоже что-то вроде отпуска. Как тебя сюда занесло, в самом деле?

— Так, шел себе куда глаза глядят. Искал кого-нибудь, с кем можно интеллектуально побеседовать.

— Кроме шуток, никто ведь не знал, что и приду сюда. Я и сам этого не знал до последней минуты. Я…

На всякий случай я пошарил в карманах.

— Ты ведь не собираешься установить один их этих камней надо мной, а?

— Нет, честное слово, — ответил он. — Скорее у меня есть для тебя некое сообщение.

Я поднялся на ноги и подошел к нему, всматриваясь в его лицо.

— Люк, с тобой все в порядке?

— Разумеется. В полном порядке, как всегда.

— Тебе должно быть, пришлось воспользоваться каким-то очень ловким трюком, чтобы добраться сюда, ко Двору Хаоса. Особенно если ты раньше никогда здесь не был. Как тебе это удалось?

— О, мы с Хаосом старые знакомые. Я бы даже сказал, он у меня в крови.

Он вышел наружу, и я последовал за ним. Почти автоматически мы продолжали идти дальше.

— Не понимаю, о чем ты, — сказал я.

— Ну, мой отец провел здесь довольно долгое время, осуществляя свои замыслы, — пояснил он. — Именно здесь он встретил мою мать.

— Я не знал об этом.

— Откуда же тебе было знать? Мы никогда не разговаривали о своих семейных делах, забыл?

— Да, — согласился я, — и никто из тех, кого я спрашивал, не мог сказать ничего определенного о происхождении Ясры. Значит, она родом отсюда, из Хаоса… В таком случае она забралась довольно далеко от дома.

— Ну, правильнее будет сказать, она родом из какого-то ближнего Отражения, — уточнил он, — откуда ее взяли в услужение ко Двору Хаоса.

— Взяли в услужение?

— Да, она в течение многих лет, видимо еще с ранней молодости, была служанкой во дворце Хельграм.

— Хельграм? Моя мать из этой семьи.

— Точно. А моя как раз была горничной леди Дары. У нее она и обучилась Искусству.

— Так, значит, Ясра получила свои магические познания от моей матери? И встретила Бранда у Хельграма? Да, кажется, Хельграм в чем-то помогал осуществлению планов Бранда во время войны, это было связано с Черной Дорогой…

— По которой леди Дара отправилась разыскивать твоего отца?

— Да, видимо, так оно и было.

— Потому что она хотела принять посвящение Лабиринта, как прежде получила посвящение Логруса?

— Наверное, — ответил он. — Мне об этом неизвестно.

Мы спустились вниз по дорожке, усыпанной гравием, обогнули темную громаду разросшегося кустарника, прошли сквозь лес камней и поднялись на мост, повисший над темным медленным потоком, в чьих водах отражалось небо и заросли кустов вдоль берега. Несколько листьев, подхваченных ветром, пронеслось в воздухе.

— И ты никогда не упоминал об этом раньше.

— Я вообще-то собирался, но это не казалось мне таким уже безотлагательным, если принять во внимание, что у меня было полно других дел.

— Да уж, — сказал я. — У меня такое впечатление, что каждый раз, когда наши пути пересекаются, события начинают разворачиваться в ускоренном темпе. Но сейчас ты посчитал это безотлагательным и решил сразу выложить мне все?

— Не совсем так. — Он помедлил. Затем шагнул в сторону и наклонился над одним из могильных камней. Его рука сжала камень с такой силой, что костяшки пальцев побелели, а сам камень превратился в порошок, посыпавшийся как снег на землю. — Не совсем так, — повторил он. — Просто мне показалось, что тебе нужно об этом знать. Может быть, тебе это пригодится, может, нет. Любая информация такова — ты никогда не знаешь заранее. — В этот момент послышался хруст и треск, и верхушка надгробия рухнула. Люк этого, казалось, даже не заметил, и его рука продолжала крошить камень. Новые осколки падали на землю вслед за предыдущими.

— Значит, ты пришел сюда только затем, чтобы сказать мне об этом?

— Нет, — ответил он, когда мы повернули назад, направляясь к тому месту, откуда пришли. — Меня послали сказать тебе кое-что еще, но к этому трудно подойти. У меня такое чувство, что какая-то сила поддерживает мое существование лишь до тех пор, пока я не передам тебе нужное сообщение.

Я вновь услышал хруст крошащегося камня, и очередной обломок, который Люк по-прежнему сжимал в руке, рассыпался, смешавшись с землей под ногами.

— Дай-ка посмотреть на твою руку.

Он разжал руку и протянул мне. Я увидел тоненькую струйку пламени возле его указательного пальца… Он закрыл ее большим пальцем, и она исчезла. Я поневоле ускорил шаг, и он сделал то же самое.

— Люк, ты вообще-то знаешь, что ты такое?

— Что-то во мне, кажется, знает об этом, но не я сам, понимаешь? Я только чувствую, что со мной творится что-то неладное. Вероятно, мне следует побыстрее рассказать тебе то, что нужно.

— Нет, подожди, — сказал я, еще прибавив шагу. Что-то темное пронеслось над нами, слишком быстро, чтобы я успел разглядеть его очертания, и исчезло между деревьями. Нам в лицо неожиданно ударил резкий порыв ветра.

— Ты знаешь, что происходит, Мерль? — спросил он.

— Думаю, что да, — ответил я. — И я хочу, чтобы ты делал все, что я тебе скажу, каким бы странным это требование тебе не показалось на первый взгляд, о'кей?

— Будь спокоен. Если уж не доверять Лорду Хаоса, кому же еще можно доверять?

Мы бегом миновали заросли кустарника, и впереди показался мой мавзолей.

— Ты знаешь, я действительно должен сказать тебе кое-что прямо сейчас, — заметил он.

— Да подожди ты с этим, ради бога!

— Но это очень важно.

Я обогнал его. Он, не отставая, следовал за мной.

— Это касается твоего пребывания при Дворе в настоящее время.

Я вытянул руки вперед, чтобы успеть затормозить возле каменной стены, и сквозь дверной проем нырнул внутрь. В три прыжка я оказался в углу пещеры и, схватив одну из чашек, стоящих там, начал счищать с нее пыль краем плаща.

— Мерль, какого черта ты делаешь? — поинтересовался Люк, входя следом за мной.

— Подожди минуту и увидишь, — ответил я, доставая кинжал.

Поставив чашку на камень, я вытянул руку над ней и полоснул кинжалом по запястью.

Вместо крови из раны заструилось пламя.

— Нет, черт побери! — закричал я.

Мысленно потянувшись сквозь кольцо, я вызвал силовую линию, которая подобно прохладному чистому потоку омыла мою рану. Пламя немедленно исчезло, и из раны полилась обычная кровь. Однако, стекая в чашку, она слегка дымилась. Пришлось и это исправлять тем же самым способом.

— Вот уж действительно странно так странно, — заметил Люк.

Я отложил кинжал в сторону и правой рукой сжал свое левое запястье возле раны. Кровь пошла сильнее. Кольцо, казалось, пульсировало. Я взглянул на Люка. Его лицо было напряженным. Я сжал руку в кулак. Чашка уже наполнилась более чем наполовину.

— Ты сказал, что доверяешь мне, — напомнил я.

— Боюсь, что да, — ответил он.

Три четверти…

— Тебе нужно будет выпить это, Люк. Вот что я имел в виду.

— Хм. Сдается мне, это все не просто так. Хотя, впрочем, не такая уж плохая идея. У меня такое чувство, что мне сейчас нужна какая-то поддержка.

Он протянул руку и, взяв чашку, поднес ее к губам. Я зажал рану ладонью. Снаружи регулярно доносились порывы ветра.

— Когда все выпьешь, поставь на место, — сказал я. — Добавлю тебе еще.

В тишине я слышал, как он глотает.

— Чем-то напоминает «Кровавую Мэри», — заметил он, ставя чашку на камень. — Хотя чуточку солоновато.

Я повернул левую руку разрезом вниз, и, сжав ее правой, наполнил чашку снова.

— Эй, может хватит? У тебя и так ушло много крови. Я уже в порядке, голова только малость кружится, вот и все. Мне больше не нужно.

— Нет, нужно, — возразил я. — Поверь мне. Сейчас я дам тебе еще, а возможно, тебе понадобится это и завтра. Тогда уж точно все будет в порядке.

— Думаю, тебе пора объяснить мне, что происходит, — сказал он.

— Люк, ты лабиринтов призрак, — объяснил я.

— Что это значит?

— Лабиринт способен создавать точные копии тех, кто прошел его. У тебя все признаки. Мне они знакомы.

— Хм. Но я себя ощущаю вполне реальным. И потом, я даже не проходил Лабиринт в Амбере. Я это сделал в Тир-на Ног-те.

— Влияние Лабиринта распространяется и на его отражения, тем более что эти два — абсолютно идентичны. Ты помнишь свою коронацию в Кашфе?

— Коронацию? Черт меня побери, нет! Ты что, хочешь сказать, что я стал королем?

— Точно. Ринальдо Первый.

— Провалиться мне на месте! То-то мамочка порадуется!

— Да уж не сомневаюсь.

— Но в этом есть какая-то нелепица — что меня двое. Ты говорил, что знаком с подобным феноменом. Как Лабиринт распоряжается своими созданиями?

— Вы, ребята, как правило, долго не живете. И, насколько я знаю, вы тем сильнее, чем ближе к Лабиринту. Поэтому, чтобы поддержать свое существование, тебе нужно пить побольше того сока, которым я тебя угостил. На еще.

— Понятно. Спасибо.

Он одним глотком осушил половину чашки и поставил ее обратно.

— Что, особо ценная жидкость? — спросил он.

— Кровь Амбера, похоже, оказывает благотворное воздействие на субстанцию призраков Лабиринта.

— Хочешь сказать, я что-то вроде вампира?

— В некотором смысле пожалуй да.

— Не очень-то мне все это нравится, особенно такая зависимость.

— Ну, не думаю, что это будет серьезной помехой. Но всему свое время. Сейчас мы подождем, пока ты окончательно придешь в себя, а потом выберемся отсюда.

— Ладно.

Снаружи донесся грохот, как будто падали камни, затем послышалось легкое бряцанье.

Люк повернул голову.

— На ветер не похоже, — заметил он.

— Допивай, — сказал я, подвигая чашку и доставая из кармана носовой платок.

Пока он пил, я перевязал себе запястье. Затем он поставил чашку на место.

— Пошли отсюда, — сказал я. — Здесь становится как-то неуютно.

— Теперь я чувствую себя отлично, — заметил Люк, когда в дверном проеме возникла чья-то фигура. Поскольку она стояла спиной к свету, ее лица нельзя было разглядеть.

— Призрак Лабиринта, ты не сделаешь ни шагу с этого места! — его голос показался мне знакомым.

Я включил кольцо на полную мощность, и оно вспыхнуло, как прожектор.

В дверях стоял Борель со злобной гримасой на лице.

— По-моему, ты чертовски близок к тому, чтобы получить хорошую взбучку, Амберит, — заявил он, обращаясь к Люку.

— Ошибаешься, Борель, — возразил я, направляя луч кольца в его сторону.

Внезапно Знак Логруса вырос между нами.

— Борель? Знаменитый мастер клинка, если не ошибаюсь? — осведомился Люк.

— Он самый, — подтвердил я.

— Вот дерьмо! — выразился Люк.

Глава 5

Однако, едва лишь я направил вперед две силовые линии смертельной, разрушительной энергии, Знак Логруса преградил им путь и отбросил назад.

— Оказывается, не так-то просто от него избавиться, — пробормотал я, и тут же что-то похожее на Образ Лабиринта, хотя и не совсем точное его воспроизведение, вспыхнуло перед нами.

Знак Логруса скользнул влево от меня. Тот, другой, — чем бы он ни был, — последовал за ним, и оба, бесшумно пройдя сквозь стену, исчезли.

Почти немедленно последовал мощный раскат грома, от которого все строение задрожало. Даже Борель, уже потянувшийся было к своему клинку, остановился, не завершив жеста, и схватился за край дверного проема, чтобы устоять на ногах. Как только он это сделал, другая фигура возникла у него за спиной, и знакомый голос произнес, обращаясь к нему:

— Тысяча извинений, но вы мешаете мне пройти.

— Корвин! — воскликнул я. — Отец, ты!

Борель повернул голову.

— Корвин, принц Амбера? — спросил он.

— Он самый, — последовал ответ, — хотя боюсь, что не имею чести быть с вами знакомым.

— Я Борель, принц дома Хендрейка, Мастер военных искусств при Дворе Хаоса.

— Вы сказали о себе много лестного, и я рад познакомиться с вами, — ответил Корвин. — Но сейчас, если вы не возражаете, я бы хотел войти и увидеть моего сына.

Рука Бореля сжала эфес шпаги в ту же минуту, как он полностью развернулся лицом ко входу. Я уже приготовился броситься вперед, и то же сделал Люк. Но тут последовало какое-то движение с той стороны, — похоже, довольно низкий удар ногой, в результате чего Борель отшатнулся, хватая ртом воздух, затем снова рванулся вперед. На сей раз это был удар кулаком по шее, от которого он рухнул на землю.

— Эй, ребята, — закричал нам Корвин, — сматываемся отсюда, да поживее!

Мы с Люком выбежали наружу, перескочив через поверженного Мастера военных искусств при Дворе Хаоса. Слева от нас все пространство под ногами было абсолютно черным, словно выжженным, с неба падал светящийся дождь. В отдалении показались какие-то фигуры, направляющиеся в нашу сторону.

— Не знаю, может ли та сила, которая доставила меня в это место, помочь нам убраться отсюда, — сказал Корвин, оглядываясь по сторонам, — или же придется искать другой способ. Да, думаю, что так, — произнес он минутой позже. — Теперь это на ваше усмотрение. Каким образом мы скроемся?

— Сюда, — показал я, поворачиваясь и переходя на бег.

Они последовали за мной той же самой тропинкой, по которой я недавно пришел. Обернувшись, я заметил, что наших преследователей было шестеро.

Я взбежал по склону холма, минуя гробницы и памятники, и оказался возле старой каменной стены. Позади слышались громкие окрики. Не обращая внимания на них, я притянул к себе своих спутников, и в импровизированном магическом двустишии, где хромали рифма и размер, обрисовал ситуацию, а также наиболее желаемый способ ее разрешения. Несмотря на то, что стишок получился корявый, заклинание сработало, и брошенный кем-то булыжник лишь слегка задел меня, поскольку мы уже скрылись под землей.

Минутой позже мы стояли в огненном круге, проросшие из его середины, как грибы, а затем, выйдя из него, побежали вдоль поля в сторону песчаной косы. Когда мы достигли ее, я снова услышал чей-то окрик. Мы миновали каменный валун и спустились по тропинке между скал к дереву-виселице. Свернув налево, я снова перешел на бег.

— Эй, подожди, — окликнул меня Корвин. — Я чувствую, это где-то здесь. Вот!

Он свернул вправо, направляясь к подножию небольшого холма. Люк и я последовали за ним. Сзади доносился топот — видимо, наши преследователи уже достигли валуна.

Внезапно я заметил впереди яркую вспышку между деревьями. Мы направлялись туда. Когда мы приблизились, я узнал тот подобный Лабиринту образ, который уже видел раньше.

Отец, не останавливаясь, еще раз свернул направо, приближаясь, а затем шагнул вперед. Люк был следующим, кто прошел сквозь светящийся экран, а я проследовал за ним по пятам.

Сейчас мы бежали вдоль прямого, сверкающего перламутровым блеском коридора. Обернувшись, я увидел, что позади никого нет.

— Им сюда уже не войти, — объяснил Корвин. — Путь закрыт.

— Тогда почему мы все еще бежим? — спросил я.

— Мы не достигнем полной безопасности до тех пор, пока будем оставаться во владениях Логруса. Если нас тут засекут, ничего хорошего не случится.

Мы продолжали двигаться вдоль странного туннеля, и я спросил:

— Мы бежим сквозь тень?

— Да.

— Тогда чем дальше мы уйдем, тем лучше.

Внезапно все вокруг затряслось, так что я с трудом удержался на ногах.

— Что за чертовщина! — услышал я голос Люка.

— Это уж точно, — согласился я, видя, что туннель начал раскалываться на части. Огромные трещины зазмеились вдоль стен и под ногами. Сквозь образовавшиеся расселины не было видно ничего, кроме абсолютного мрака. Мы продолжали идти, минуя их. Затем последовал новый беззвучный удар, и в один миг все исчезло, — вокруг, позади и впереди нас.

Кажется, мы падали.

Ну, не то чтобы именно падали, а скорее медленно плыли в густом сером тумане. Совершенно не ощущалось никакой опоры под ногами, и невозможно было что-либо различить, оглядываясь по сторонам. Это производило впечатление свободного падения, а иногда мне начинало казаться, что мы вовсе не движемся.

— Проклятье! — донесся до меня голос Корвина.

Мы парили, — или падали, или плыли, все равно, — еще какое-то время, и я снова услышал, как он пробормотал: «Ну, теперь конец».

— Смотрите-ка, что это там? — неожиданно проговорил Люк, указав вправо.

Какой-то большой предмет с неясными, расплывчатыми очертаниями… Я мысленно потянулся к кольцу и послал силовую линию в этом направлении. Чем бы ни был данный предмет, он оказался неодушевленным, и я скомандовал силовой линии, которая протянулась вдоль его поверхности, доставить нас к нему.

Движения я не почувствовал, но контуры предмета стали более четкими, и постепенно он начал приобретать знакомые мне очертания. Потом я различил цвет — красный. Наконец, увидев крылья машины, я вспомнил.

— Похоже на ту картину Полли Джексон, которая у тебя была, — заметил Люк. — Даже снег как настоящий.

И точно, это был красно-белый «шевроле» 57 года выпуска, каким-то образом попавший сюда, на край света.

— Это просто реконструкция, — объяснил я. — Она взята из моих мыслей. Наверное, потому, что картина хорошо сохранилась в моем воспоминании — ведь я довольно часто подолгу смотрел на нее.

Приблизившись, я протянул руку к дверной ручке. Мы стояли у дверцы водителя. Я ухватился за ручку и нажал на нее. Разумеется это ни к чему не привело. Мои родичи принялись исследовать машину с обеих сторон, и тоже безрезультатно. Наконец я сумел открыть дверь, поддев ее снизу. Мы уселись на переднее сиденье. Ключи, как я и предполагал, были в зажигании.

Я повернул их. Двигатель завелся моментально. Капот машины слабо светился посреди абсолютной пустоты. Я включил фары, но это не помогало.

— Ну, куда теперь? — спросил Люк.

Я поставил первую скорость, отключил ручной тормоз и выжал сцепление. Как только я нажал на газ, колеса закрутились. Через несколько минут я поставил вторую скорость. Еще чуть позже — третью.

Мы в самом деле движемся, или это только сила воображения?

Я прибавил газу. Туманный проспект, казалось, слегка светился, уходя в даль, хотя скорее всего причиной этому были горящие фары. Нельзя было с уверенностью сказать, вращаются колеса или нет. Я сильнее надавил на акселератор.

Люк потянулся вперед и включил приемник.

— … так что погодные условия, как видите, неблагоприятны для дорожной езды, — произнес голос диктора. — Поэтому снизьте скорость до минимума.

Сразу же после этого приемник заиграл «Караван» Винтона Марсалиса.

Я воспринял предыдущую фразу как персональное сообщение, и сбросил газ. Теперь перед нами ясно виднелась дорога, сверкающая так, что казалось сделанной изо льда. Чувство продвижения вперед сохранялось, и чем дальше мы ехали, тем оно становилось ощутимее. Неожиданно мне показалось, что я прибавил в весе — как будто некая сила вдавила меня в сиденье. Вслед за этим ощущение реальности дороги, расстилавшейся впереди, стало более явственным. Я подумал: «Интересно, что произойдет, если повернуть руль в сторону», но на всякий случай решил этого не делать.

Из-под колес доносился хруст гравия. Слева и справа мелькали какие-то неясные очертания — еще одно подтверждение того, что мы действительно двигались. Далеко впереди окружающий нас мир постепенно светлел.

Я еще притормозил, потому что сейчас мы ехали, казалось, по самой обычной дороге, только видимость была крайне слабая. Через какое-то время в свете фар замелькали проносящиеся мимо деревья, кусты, насыпи, небольшие скалы, — хотя зеркальце заднего вида по-прежнему отражало пустоту.

— Совсем как в старые времена, — заметил Люк. — Вот если бы еще нашлась пиццерия где-нибудь поблизости…

— Ага, — согласился я.

— Надеюсь, что тот, второй я, откроет в Кашфе одну-другую.

— Если он это сделает, я туда обязательно зайду.

Помолчав, он спросил:

— Как ты думаешь, надолго меня хватит?

— Не знаю, что тебе и сказать.

— Я же не могу все время пить твою кровь. А как насчет другого меня?

— Думаю, что смог бы подыскать тебе занятие, которое разрешило бы эту проблему, — произнес Корвин, обращаясь к нему. — На некоторое время, во всяком случае.

Деревья теперь были настоящими деревьями, туман — обыкновенным, чуть колышущимся туманом. Капли сырости начали оседать на лобовом стекле.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Люк.

— Подожди немного.

Туман клочьями, и сквозь образовавшиеся разрывы можно было видеть окружающий пейзаж. Я заметил, что перед нами не асфальтированная дорога, просто ровная земля. Обнаружив это, я поехал еще медленнее.

Внезапно сквозь просвет в тумане показались очертания огромного дерева. От земли вокруг него исходило свечение. Что-то знакомое было в этой картине…

— Здесь ведь находится твой Лабиринт, да? — спросил я у отца, в то время как кругом становилось все светлее. — Фиона однажды приводила меня сюда.

— Да, — ответил он.

— Это его образ противостоял Знаку Логруса там, на кладбище, а потом привел нас в туннель?

— Да.

— Тогда — он тоже разумен, как Амберский Лабиринт? Как Логрус?

— Точно. Припаркуйся вон там, где светлый участок под деревом.

Я крутанул руль и подъехал к тому месту, на которое он указал. Туман по-прежнему висел в воздухе, хотя далеко не такой густой и плотный, как вдоль дороги, по которой мы проезжали. Казалось, были сумерки, но сияние, исходящее от этого странного Лабиринта, образовывало светлое пространство в форме опрокинутой чашки посреди окружающей темноты.

Мы вылезли из машины, и Корвин произнес, обращаясь к Люку:

— Жизненный срок призраков Лабиринта довольно ограничен.

— Это я уже понял, — ответил Люк. — А ты что, знаешь какой-нибудь фокус, помогающий его продлить?

— О, я знаю много таких фокусов. В моем положении поневоле изучишь их все.

— О?…

— Отец?… — произнес я. — Ты хочешь сказать…

— Да, — ответил он. — Честно говоря, даже не представляю где сейчас может находиться моя изначальная версия.

— Так, значит, это с тобой я тогда встретился? И ты недавно был в Амбере?

— Точно.

— Да-а… Хотя, в самом деле, ты действительно отличался от остальных, кого я там видел.

Корвин, точнее его призрак, протянул руку и похлопал меня по плечу.

— Что есть, то есть, — согласился он и взглянул в сторону Лабиринта.

— Я создал его, — продолжил он через минуту, — и только я один прошел его. Так что я его единственный призрак. Поэтому в его отношении ко мне есть нечто большее, чем простой утилитаризм. Мы иногда общаемся с ним, и он постоянно снабжает меня своей энергией, необходимой мне, чтоб существовать в течение долгого времени. У нас есть свои собственные планы, и наше родство почти приняло форму союза. Мне кажется, этого нельзя сказать об остальных призраках, — и Амберского Лабиринта, и Логруса, — они в гораздо большей степени эфемерны и недолговечны…

— Да, это подтверждается и моим личным опытом.

— … кроме одного, точнее, одной из них, которой ты помог, за что я тебе благодарен. Теперь она находится под моей защитой, и так будет продолжаться и впредь.

Он отпустил мое плечо.

— Ты все еще не познакомил меня с твоим другом, — заметил он.

— Да, извини, совсем забыл. Хотя обстоятельства, при которых мы встретились, таковы что… Люк, я бы хотел представить моему отцу, Корвину Амберскому. Сэр, Люк вообще-то более известен как Ринальдо, сын вашего брата Бранда.

Глаза Корвина на мгновение расширились, затем сощурились, в то время как он протягивал руку моему приятелю, изучая его лицо.

— Рад встретить друга моего сына, к тому же еще и родственника, — произнес он.

— Я также рад познакомиться с вами, сэр.

— А я все думал, кого же ты мне напоминаешь.

— Надеюсь, что сходство, о котором вы говорите, ограничивается внешним видом.

Отец рассмеялся.

— Где вы познакомились?

— Да в колледже, — ответил Люк. — В Беркли.

— Ну разумеется, где же еще два Амберита могли так подружиться? Уж конечно, не в Амбере, — заметил Корвин, полностью повернувшись лицом к своему Лабиринту. — Что ж, теперь я знаю вашу историю. А теперь пойдемте со мной. Я хочу представить вас еще кое-кому.

Он направился к светящему в темноте Лабиринту, и мы последовали за ним. Пряди тумана проплывали мимо нас. Наши шаги почти не нарушали царившей вокруг тишины.

Мы подошли к началу Лабиринта и остановились, вглядываясь в сложный и в тоже время необыкновенно красивый, изящный узор. Он казался слишком большим для того, чтобы окинуть его одним взглядом, и все вокруг казалось пронизано ощущением сил, исходящих из его сосредоточия.

— Привет, — сказал Корвин, обращаясь к нему. — Я бы хотел представить тебе моего сына и племянника, Мерлина и Ринальдо, — хотя, по-моему, с Мерлином ты уже знаком. Что касается Ринальдо, у него небольшая проблема. — Затем последовала долгая пауза. — Да, верно, — произнес Корвин, и еще через какое-то время: — Ты действительно этого хочешь? — и: — Хорошо. Я им скажу.

Он глубоко вздохнул, и я почувствовал его напряжение, когда мы подошли к краю Лабиринта и он положил руки нам на плечи.

— Так вот, ребята, — сказал он, — я получил ответ… Короче, Лабиринт пожелал, чтобы мы все прошли его, по различным причинам.

— Я готов, — тут же отозвался Люк. — А что за причина в моем случае?

— Он собирается тебя в некотором роде усыновить и поддержать твое существование, как проделал это со мной. Хотя и не задаром. Он хочет, чтобы кто-то охранял его в течение ближайшего времени. Так что мы заменим друг друга.

— Отлично, — сказал Люк. — Мне тут нравится. К тому же я совсем не хочу отправляться назад в Кашфу и свергать самого себя.

— О'кей. Я пойду первым, а ты на всякий случай держись за мое плечо, чтобы нам не разделяться. Мерлин, пойдешь последним и будешь поддерживать Люка по той же причине. Договорились?

— Договорились, — ответил я. — Ну, что пошли?

Он отпустил нас и двинулся к наружной черте Лабиринта. Мы последовали за ним, и Люк положил руку ему на плечо, делая первый шаг. Вскоре мы все были внутри Лабиринта, преодолевая знакомое сопротивление. Хотя даже в тот момент, когда начали подниматься языки пламени, мне было намного легче, чем раньше, возможно, потому, что на этот раз кто-то шел впереди, указывая дорогу.

Вид улицы, окаймленной старыми каштанами, возник передо мной, в то время, как мы шли вперед, прокладывая путь сквозь Первую Вуаль. Вслед за этим языки пламени стали выше, и я почувствовал, как мощь Лабиринта пульсирует вокруг меня, пронизывая насквозь мое тело и разум. Я вспомнил учебу в колледже, мои первые успехи в легкой атлетике. Сопротивление продолжало нарастать, и мы двигались, преодолевая его. С трудом переставляя ноги, я почему-то подумал, что усилия, прилагаемые мною к тому, чтобы идти дальше, важнее, чем само продвижение. Я почувствовал, как волосы поднимаются у меня на голове, как будто сквозь меня пропустили электрический ток. Чувство, испытываемое мною сейчас, не было похоже на безумие, охватившее меня, когда я преодолевал Логрус, ни на то ощущение, с которым я проходил Лабиринт Амбера. Это выглядело почти так, будто я продвигаюсь внутри собственного сознания, и впереди ничего нет. Мне показалось, — и на мгновение я почувствовал панический страх, что я иду вдоль замкнутого круга, из которого нет выхода. Сопротивление было таким же сильным, языки пламени такими же высокими, как и на аналогичном участке Амберского Лабиринта, хотя я каким-то образом знал, что этот Лабиринт оказывает на меня некое влияние, отличное от того, что я испытывал прежде. Мы шли вдоль сверкающих линий, затем сворачивали, на нас сыпались искры… Проникновение сквозь Вторую Вуаль — медленное, парализующее силу воли, отнимающее все запасы жизненной энергии… После этого, однако, идти стало легче, и сцены моей предыдущей жизни вновь замелькали передо мной, волнуя и успокаивая меня.

Дальше. Шаг, два шага… Три. Я вдруг почувствовал, что теперь смогу сделать и десять шагов, и даже больше, что самое трудное уже позади. Четыре… Я весь покрылся испариной. Пять. Сопротивление было ужасным. Я собрал все усилия, — там, на земле, я бы с легкостью пробежал стометровку, но сейчас меня хватало лишь на то, чтобы едва передвигать ноги. Мои легкие работали как кузнечные мехи. Шесть. Искры поднимались к моему лицу, разлетаясь почти у самых глаз, засыпая меня полностью. Я чувствовал, что превращаюсь в столб пламени, и в то же время прокладываю себе путь как будто сквозь гранитную стену. Я пробивался вперед и вперед, продолжая

Глава 1

Видел одну коронацию – считай, что видел их все. Звучит цинично, да так оно и есть, особенно когда главное действующее лицо – твой лучший друг, а его королева – твоя же мимолетная любовница. Все как обычно: процессия под бесконечный заунывный аккомпанемент, а еще неудобные цветастые одеяния, фимиам, речи, молитвы, звон колоколов… Утомительно, душно и требует от вас лицемерного участия, как на свадьбах, актовых днях или тайных посвящениях.

Итак, Люк и Корэл стали повелителями Кашфы, причем в той самой церкви, где всего несколькими часами ранее мы почти до смерти – к сожалению, только почти – сражались с моим безумным братом Джартом. Как единственному представителю Амбера, пусть формально и не имеющему официального статуса, мне было пожаловано наилучшее место, и взоры присутствующих частенько скользили по моей особе. А посему приходилось постоянно быть начеку и гримасничать приличествующим ситуации образом. Хотя Рэндом и не присвоил официального статуса моему присутствию на церемонии, я прекрасно понимал, что он будет возмущен, если услышит, будто мое поведение в чем-либо противоречило букве протокола.

Таким образом, для меня все закончилось израненными ступнями, онемевшей шеей, а также насквозь промокшими пестрыми одеяниями. Таков шоу-бизнес. Впрочем, никакого выбора у меня и не было. Мы с Люком пуд соли съели вместе; стоя здесь, изнемогая и гадая, что будет с ним теперь, когда он коронован, чем я мог ему помочь – разве что вспоминать самые распроклятые времена и необычайные приключения: от острия меча до поиска следа, от картинных галерей и до блуждания по Теням… Подобный казус превратил моего дядю Рэндома из беспечного музыканта, свободного и развратного, в мудрого и респектабельного правителя, хотя что до первоначальных качеств, то здесь я могу опираться лишь на воспоминания родственников. Я тешил себя надеждой, что добродушного Люка все это не слишком уж изменит. Опять-таки Люк совершенно другой, нежели Рэндом, не говоря уж о том, что он гораздо моложе. Хотя невообразимо, что могут сотворить годы – или это в порядке вещей? После недавних событий я и сам ощущал себя совершенно другим, нежели не в столь давние времена. Если на то пошло, то я сильно изменился и со вчерашнего дня.

Во время заключительного песнопения Корэл ухитрилась передать мне записку, где назначила встречу, сообщив время, место и даже начертив небольшой план. Мы встретились вечером в задних покоях дворца. Тут я узнал, что, оказывается, ее и Люка поженили заочно еще детьми; такова была часть дипломатических договоренностей между Джасрой и Бегмой. Из дальнейших дипломатических ухищрений ничего не вышло. Властители вроде и забыли о свадьбе, пока новые события не послужили напоминанием. Друг друга они не видели годы. Однако была запись, и она гласила, что принц женат. И коли аннулировать запись нельзя, Корэл должны короновать вместе с Люком. Если в этом была хоть какая-то польза для Кашфы.

А она была – Эрегнор. Бегманская королева на троне Кашфы поможет смягчить напряженную обстановку, сопровождающую захват чужой территории. Наконец, таково было мнение Джасры, как сообщила мне Корэл. И Люк поддался всему этому, тем более при отсутствии гарантий со стороны Амбера и ныне более не существующего Договора Золотого Кольца.

Я обнял Корэл. Ей было нехорошо, несмотря на казавшееся поразительным восстановление после операции. Она носила черную повязку на правом глазу и вся дрожала, стоило моей руке случайно оказаться рядом – или даже когда я смотрел на нее слишком долго. Я не мог и предположить, что побудило Дворкина заменить поврежденный глаз Судным Камнем. Разве что он как-то учел ее устойчивость против сил Пути и Логруса в их попытках вернуть талисман. Впрочем, в подобных делах я был совершенно некомпетентен. Встретив наконец миниатюрного мага, я начал убеждаться в его здравомыслии, хотя это чувство было бесполезно для постижения загадочных свойств, что несли в себе древние мудрецы.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я Корэл.

– Очень странно, – ответила она. – Не больно – совершенно не больно. Скорее ощущение контакта, как через карту. Только Камень со мной постоянно, и я никуда не собираюсь и ни с кем не говорю. Я будто стою в неких воротах. Силы движутся вокруг меня, сквозь меня…

На мгновение я оказался в центре некоего серого кольца с колесом со множеством спиц красноватого металла. Отсюда, изнутри, оно походило на огромную паутину. Мое внимание привлекла яркая, пульсирующая жила. Да, это была линия, связывающая с чудовищной могущественной силой в отдаленной Тени, той силой, что можно было использовать для прощупывания. Со всей осторожностью я простер ее в направлении Судного Камня в глазнице Корэл.

Немедленного сопротивления не последовало. Протянув силовую линию, я ничего, в общем, не почувствовал. Тем не менее передо мной предстал образ огненной завесы. Продравшись сквозь пламенеющее покрывало, я ощутил, как затрудняется продвижение моего запроса – медленнее, медленнее, стоп. И здесь я парил на краю пустоты. Насколько я понимал, это не было похоже на метод настройки, однако я не хотел призывать Путь, пока использовал другие силы. Я пробился вперед и ощутил ужасающий холод, гасящий вызванную мною энергию.

Все же энергия выкачивалась не из меня лично, а только из одной из подчиненных мне сил. Я простер ее дальше и узрел слабое сияние, будто некую отдаленную туманность на темном, винно-красном фоне. Еще ближе, и смутно знакомое пятно приобрело очертания – неоднородность, трехмерность; судя по описанию моего отца, ему следовало располагаться именно тем мостом, что вел к гармонии с Камнем. Да, все в порядке, я внутри Камня. Проходить ли мне посвящение?

– Дальше нельзя, – разнесся незнакомый голос, хотя я и сознавал его принадлежность Корэл. Похоже, она впадала в транс. – Тебе запрещено высшее посвящение.

Я потянул на себя щуп, не желая испортить тот Путь, который проложил. Логрусское зрение, сопутствующее мне постоянно после недавних событий в Амбере, донесло образ Корэл, окутанной и пронизанной высшей версией Пути.

– Почему? – осведомился я.

Мне не дано было ответа.

Корэл слегка вздрогнула, встряхнулась и уставилась на меня.

– Что случилось? – спросила она.

– Ты задремала. Ничего удивительного. Такое серьезное вмешательство Дворкина, да еще дневные потрясения.

Корэл зевнула и рухнула на кровать.

– Да, – вздохнула она и заснула по-настоящему.

Я стащил с себя сапоги и сбросил отяжелевшие одежды. Потом растянулся рядом с ней и накрыл нас одеялом. Я тоже устал и просто хотел обнять кого-то.

Не знаю, как долго я спал. Меня мучили темные, головокружительные видения. Лики – людей, животных, демонов – проносились передо мной, и ни у одного не было нормального, жизнерадостного выражения. Дремучие леса валило на землю и охватывало пламенем, земля тряслась и раскалывалась, морские воды вздымались гигантскими волнами и набрасывались на сушу, луна истекала кровью и исходила великими рыданиями.

Кто-то выкликал мое имя.

Ужасающий ветер с грохотом сотрясал ставни, пока наконец, хлопая и стуча, те не вломились вовнутрь. Затем в моем видении возникла некая тварь: припав к изножью кровати, та тихо звала меня, снова и снова. Комната ходила ходуном, а сознание мое вернулось в Калифорнию. Казалось, происходит землетрясение. Ветер крепчал – от визга к реву, и я слышал грохот снаружи, будто валились деревья и падали башни.

– Мерлин, принц Хаоса, восстань! – взывала тварь. Затем она скрежетала клыками и начинала опять.

При четвертой или пятой попытке она пихнула меня так, что это уже не казалось сном. Откуда-то снаружи донесся пронзительный вой, равномерно вспыхивающие молнии перемежались почти мелодичными раскатами грома.

Еще не шевельнувшись, не открыв глаза, я ощутил действительность. Звуки были реальны, так же как и сломанный ставень. И как существо в ногах кровати.

– Мерлин, Мерлин! Восстань, принц дома Савалла! – обращалось оно ко мне. Длиннорылое, остроухое, клыкастое и когтистое, с зеленой, отливающей серебром рожей, огромными и блестящими глазами и влажными перепончатыми крыльями, сложенными вдоль тощих боков. Что до выражения рыла, я не был уверен, скривила его улыбка или гримаса боли. – Пробудись, повелитель Хаоса!

– Грилл, – произнес я имя старого семейного слуги из Владений.

– Воистину, повелитель, – последовал ответ. – Тот самый, что учил тебя игре с пляшущими костями.

– Будь я проклят!

– Делу время – потехе час, повелитель. Ведомый черной нитью, я проделал долгий и мерзкий путь, дабы воззвать к тебе.

– Так далеко нити не простираются, – усомнился я, – без колоссального толчка. А может, и с ним. Или теперь уже простираются?

– Теперь это проще.

– Как так?

– Его Величество Свейвил, король Хаоса, почил ночью с праотцами Тьмы. Я был послан, дабы доставить тебя на церемонию.

– Прямо сейчас?

– Прямо сейчас.

– Что ж, хорошо. Разумеется. Дай только собраться. Как же все это случилось?

– Я не посвящен в детали. Разумеется, ни для кого не секрет, что со здоровьем у него было неважно.

– Я хочу оставить записку.

Грилл кивнул:

– Короткую, надеюсь?

– Да.

Взяв клочок пергамента с письменного стола, я поспешно нацарапал: «Корэл, вызван по семейным делам. Дам о себе знать» – и положил листок возле ее руки.

– Все в порядке, – сказал я. – И как же мы поступим?

– Я перенесу тебя на спине, принц Мерлин, как делал давным-давно.

Я кивнул, поток воспоминаний детства захлестнул меня. Грилл, как и большинство демонов, был невероятно силен. В моей памяти воскресли наши игры у кромки Преисподней и по всей Тьме: в склепах, пещерах, на задымленных полях сражений, в разрушенных храмах, в покоях мертвых чародеев, в тайных вертепах… Мне всегда казалось, что играть с демонами куда веселее, чем с родственниками и свойственниками моей матери. Даже свое основное обличье для Хаоса я создал по одному из демонических типов.

Впитав в себя кресло, что стояло в углу комнаты, Грилл увеличил свою массу и изменил очертания, дабы вместить меня, взрослого. Когда я, крепко цепляясь, взбирался на его вытянувшийся торс, он воскликнул:

– Ах, Мерлин! Что за магия при тебе в эти дни?

– Я контролирую ее, но не до конца понимаю сущность, – ответил я. – Это совсем недавнее приобретение. Что ты ощущаешь?

– Жар, холод, странную музыку, – был его ответ. – Со всех сторон… Ты изменился.

– Все меняются, – сказал я, в то время как Грилл двигался к окну. – Такова жизнь.

Темная нить лежала на широком подоконнике. Демон вцепился в нее и вознесся в воздух. Ужасающей силы ветер встретил нас, когда мы рухнули вниз, затем выровнялись. Мелькнули, качаясь, башни дворца. На небосводе сияли звезды, уже взошел месяц, расцветив утробы низко лежащих облаков. Мы стремительно набирали высоту, замок и город в мгновение ока стали едва-едва видны. Звезды плясали, обращаясь в мелькающие световые штрихи. А нас окружала расширяющаяся полоса струящегося непроглядного мрака. Черная Дорога, внезапно подумал я, некий временный небесный вариант Черной Дороги.

Я оглянулся. Позади ничего не оставалось. Будто дорога прямо за нами скатывалась в моток. Или обвивалась вокруг нас?

Внизу проносился, как в ускоренном кино, сельский пейзаж. Мелькали лес, холм, вершина горы. Впереди огромной тесьмой расстилался наш черный путь, пятна света и тьмы скользили мимо, подобно теням облаков в солнечный день.

Затем темп возрос – судорожно, стаккато. Неожиданно я заметил, что более нет никакого ветра. Высоко над головою внезапно возникла луна, а под нами извивалась горная гряда. Полная тишина создавала иллюзию сновидения, и луна вдруг упала ниже. Луч света расколол мир справа от меня, стали гаснуть звезды. В теле Грилла не ощущалось никакого напряжения, пока мы мчались по этому черному пути; и луна исчезла, и вдоль линии облаков разгорался маслянистый свет, приобретавший, пока я смотрел на него, розоватый оттенок.

– Мощь Хаоса растет, – заметил я.

– Энергия беспорядка, – ответил мой спутник.

– Это говорит о большем, чем ты мне рассказывал.

– Я лишь слуга, – отозвался Грилл, – и не вхож в совет высших.

Мир вокруг продолжал светлеть, а впереди, насколько было видно, струилась черная лента. Мы парили высоко над горами. Облака по бокам рассеивались, и моментально рождались новые. Мы явно вступили в Царство Теней.

Через какое-то время горы сгладились, и теперь мимо нас проносились холмистые равнины. Вдруг в центре небосвода воссияло солнце. Мы по-прежнему шли над Черной Дорогой. Грилл едва касался ее кончиками пальцев. Временами его крылья тяжело взмахивали передо мной, а так лишь слегка, почти незаметно трепетали, невидимые, словно у колибри.

Далеко слева от меня солнце наливалось вишнево-красным. Внизу стелилась розоватая пустыня…

Затем снова сгустилась тьма, и звезды понеслись в карусели, будто гигантское колесо.

Потом мы опустились и летели, почти касаясь верхушек деревьев…

И наконец, ворвались в густую атмосферу, царившую над шумной центральной улицей города; огни фонарей, фары автомобилей, неоновые витрины. Теплый, душный, пыльный, дымный запах окутал нас. Несколько прохожих глазели вверх, будто заметив наш перелет.

Как раз когда мы промчались через реку и неслись над крышами предместий, вся перспектива вокруг взволновалась, и теперь мы оставляли за собой первобытный пейзаж: нагромождение скал, лавы движущихся масс и содрогающейся земли; два действующих вулкана – один рядом, другой в отдалении – извергали дым в сине-зеленое небо.

– Это, как я понимаю, короткий путь? – осведомился я.

– Кратчайший, – последовал ответ.

Мы вступили в долгую ночь. В какой-то момент показалось, будто наша дорога пролегает под толщей вод: вокруг сияющие твари морские, парящие и мечущиеся, вблизи и на расстоянии. Но черный путь, сухой и несминаемый, хранил нас.

– Это столь же великий разрыв, как смерть Оберона, – высказался Грилл. – Его следствия струятся по всему Царству Теней.

– Но смерть Оберона совпала с воссозданием Пути, – сказал я. – Дело скорее в этом, чем в смерти властителя одного из пределов.

– Верно, – ответил Грилл, – но сейчас равновесие сил нарушено. Это умножит воздействия, и будет еще тяжелей.

Мы погрузились в просвет в толщах темного камня. Позади беспорядочно мелькали полоски света. Позже – не знаю, вскоре ли – нас вознесло в багряное небо, причем, насколько я могу судить, не поднимая с темного дна морского. Далеко-далеко мерцала единственная звезда. Мы неслись по направлению к ней.

– Почему? – спросил я.

– Потому что Путь становится сильнее Логруса, – сказал Грилл.

– Как же это произошло?

– Принц Корвин начертал второй Путь во время раздоров между Владениями и Амбером.

– Да, он говорил мне об этом. Я даже сам видел этот Путь. Отец боялся, что Оберон не сумеет восстановить оригинал.

– Но он сделал это, и, таким образом, их теперь два.

– Неужели?

– Путь твоего отца – также порождение порядка. Вековечный баланс сил склонен в сторону Амбера.

– Как же ты оказался осведомлен в этом, когда никто там, в Амбере, ничего, похоже, не знает или не считает возможным рассказать мне?

– Твой брат, принц Мэндор, и принцесса Фиона подозревали это и искали доказательства. Свои выводы они представили твоему дяде, лорду Сухаю. Тот совершил несколько обходов Царства Теней и стал убеждаться, что дело обстоит именно так. Он обобщил свои выводы, дабы представить их королю, когда Свейвил уже пребывал на пороге смерти. Мне известно все это, ибо именно Сухай послал меня за тобой и возложил на меня обязанность рассказать тебе обо всем.

– А я был почти уверен, что тебя послала моя мать.

– Сухай не сомневался, что она так и сделает, именно поэтому он захотел перехватить тебя раньше. Все, что я рассказал о Пути твоего отца, пока еще не общеизвестно.

– И что же я должен делать?

– Лорд Сухай не обременил меня такой информацией.

Звезда разгоралась. Небеса наполнились оранжевыми и розовыми сполохами. Вскоре линии зеленого света соединили их, и вокруг нас закружил сияющий водоворот.

Мы все мчались, и эти блики постепенно заполонили все небо, будто над нами раскрылся некий медленно вращающийся психоделический зонтик. Окружающее пространство сливалось в одно сплошное пятно. Я чувствовал себя так, будто заснул какой-то частью разума, хотя уверен, что сознания не терял. Время, похоже, играло нешуточные игры с моим обменом веществ. Невероятный голод овладел мною, глаза болели.

Звезда становилась все ярче. Крылья Грилла излучали призматическое мерцание. Казалось, мы движемся гигантскими шагами. Наша путеводная нить выгибалась, края постепенно поднимались. Все выше и выше, наконец стало казаться, будто мы скользим в желобе.

А потом края сомкнулись над нами – мы мчались в ружейном дуле, нацеленном в голубовато-белую звезду.

– Есть ли еще что-то, что ты должен поведать мне?

– Нет, насколько мне известно.

Я потер свое левое запястье, чувствуя, что чему-то там надлежит пульсировать. Ах да, Фракир!.. Кстати, где Фракир? Я вспомнил, что оставил ее в апартаментах Брэнда. Зачем я сделал это? Я… Сознание мое туманилось, воспоминания походили на сон.

Впервые с того происшествия я напряг свою память. Сделай я это раньше, скорей бы узнал, что это значит. То было призрачное влияние чар. Под действием заклинания я вернулся в покои Брэнда. У меня не было возможности узнать, заготовлено ли заклинание специально для меня или я ткнулся туда случайно. Я понимал, что это могло оказаться чем-то более общим, возможно, даже неожиданным побочным эффектом каких-то растревоженных процессов. Однако в последнем я сомневался.

Собственно говоря, в этом деле я сомневался во всем. Слишком уж все было правильно для безадресной ловушки, подстроенной Брэндом. Этому надлежало сбить с толку опытного чародея, то есть меня. Пожалуй, только нынешняя удаленность от того места, где все это случилось, помогла освежить мою память. Как только я осознал свои поступки с момента начала действия Сил, я наконец увидел, что продвигаюсь с тех пор словно в каком-то тумане. И чем глубже я погружался в себя, тем яснее ощущал, что заклятие было скроено, дабы окутать именно меня. Не поняв его сути, я не вправе считать себя свободным, даже зная о его существовании.

Чем бы оно ни было, оно заставило меня отказаться от Фракир. Отказаться, дважды не задумавшись; а еще оно заставляло чувствовать себя… ну… странно. Я не мог точно сказать, как способна воздействовать эта Сила, постоянно ли она влияет на мои мысли и чувства, – обычный удел попавшего под заклятие. И я не понимал, неужели покойный Брэнд мог учесть такую непредсказуемую случайность: что мои комнаты окажутся рядом с его покоями – годы спустя после его смерти! А потом еще меня подтолкнут войти туда в обстановке невероятного противостояния между Логрусом и Путем в верхнем зале Янтарного замка!..

Нет, похоже, за этим должен стоять кто-то еще. Джарт? Джулия? Кажется слишком вероятным, чтобы они могли скрытно действовать в самом сердце Амбера. Кто еще? И могло это как-то воздействовать на происшествие в Зеркальном зале?

Я терпел неудачу за неудачей. Вернись я сейчас туда, то смог бы силой собственных чар отыскать виновника. Но я не там, и с любым расследованием на том краю существования придется подождать.

Теперь свет впереди сиял еще ярче, переливаясь от небесно-голубого к зловеще-багровому.

– Грилл, – окликнул я своего спутника, – ты обнаружил чары, довлеющие надо мной?

– Истинно, мой повелитель.

– Почему же ты никак не упомянул о них?

– Я полагал, что они из числа твоих собственных… для защиты, к примеру.

– Способен ли ты рассеять эти чары? Здесь, во внутреннем пространстве, я нахожусь в невыгодном положении.

– Слишком уж они переплетены с твоей личностью. Не представляю, с чего начать.

– Можешь поведать мне что-нибудь о них?

– Только то, что они есть, мой повелитель. Пожалуй, кажутся несколько плотнее вокруг головы.

– Способны они окрасить определенным образом мои мысли?

– О да, бледно-голубым.

– Я имел в виду не твою манеру восприятия, а всего лишь способность этих сил воздействовать на мое мышление.

Его крылья вспыхнули голубым, затем красным. Наш туннель вдруг раскрылся, и небо вспыхнуло безумными красками Хаоса. А путеводная звезда стала небольшим фонарем, пылавшим так ярко силою волшебства; фонарь светил с высокой башни мрачного серого замка, стоящего на вершине горы без подножия и склонов. Каменный остров парил над оцепеневшим лесом. Деревья пылали матовыми огнями – оранжевыми, багряными, зелеными.

– Полагаю, что клубок чар можно распутать, – заметил Грилл, – но боюсь, эта работа не по зубам бедному демону.

Я хмыкнул. Полюбовался несколько мгновений мельтешащим пейзажем. Затем произнес:

– Что касается демонов…

– Да?

– Расскажи мне о тех, кои известны как ти’ига.

– Они обитают далеко за пределами Края, – отозвался Грилл, – и, быть может, ближе всех существ к первозданному Хаосу. Я не верю даже, что их тела действительно состоят из плоти и крови или хотя бы материальны. Они имеют мало общего с прочими демонами и более чем кто-либо желают остаться в одиночестве.

– Не знаешь ли кого-то из них… э-э… лично?

– Я сталкивался с некоторыми… время от времени, – последовал ответ.

Мы поднялись выше. Замок поступил так же. Позади него поток метеоритов проложил себе пылающий путь, яркий и бесшумный.

– Ти’ига способны вселиться в человеческое тело, подчинив его своему контролю, – сказал я.

– Это меня не удивляет.

– Я знаю одного демона, который несколько раз проделывал такой фокус. Но тут возникает необычная проблема. Он получил контроль над человеком, находящимся при смерти. Но, похоже, смерть человека запирает ти’ига в захваченном теле. И теперь демон не в силах его покинуть. Как ты думаешь, можно ли ему как-то освободиться?

Грилл хмыкнул:

– Спрыгнуть со скалы, я полагаю. Или броситься на меч.

– Но если ти’ига теперь так тесно связан со своим призраком, что это не освободит его?

Он снова хмыкнул:

– Явное нарушение правил игры в похищении тел.

– Я в долгу перед одним таким демоном, – признался я, – и хочу помочь ей… ему.

Грилл помолчал какое-то время, затем откликнулся:

– Более умудренная опытом ти’ига, наверное, может как-то разобраться во всем этом. И тебе известно, где их искать.

– Да.

– Прости, я мало что знаю еще. Ти’ига – древнее племя.

И вот мы устремились прямо к башне. Наш путь под непрестанно меняющимся калейдоскопом съежился до узкой борозды.

Я опустил глаза. Панорама внизу бешено крутилась. Откуда-то нарастал шум, будто сама земля раскалывалась на медленно трущиеся друг о друга части – достаточно обычное явление в этих краях. Ветры трепали мою одежду. Слева от меня небо расцветила нить мандариновых облаков. Уже различались мельчайшие выступы замковых стен.

Взгляд мой уловил фигуру в освещенном окне. Все ближе, ближе, через окно – и мы внутри.

Большая, сгорбленная, серо-алая демоническая сущность, рогатая и наполовину покрытая чешуей, обнажив страшные клыки, уставилась на меня эллиптическими зрачками желтых глаз.

– Дядя! – крикнул я, спешившись. – Приветствую!

Грилл выпрямился и встряхнулся, когда Сухай шагнул вперед и заключил меня в объятия – с чрезвычайной, впрочем, осторожностью.

– Мерлин, – наконец вымолвил он. – Добро пожаловать домой. Я рад тебе, хотя скорблю о причине. Грилл сообщил?..

– О кончине Его Величества? Да, мне очень жаль.

Дядюшка выпустил меня из своих объятий и отступил на шаг.

– Не то чтобы это было неожиданным, – промолвил он. – Как раз наоборот. Воистину, ждали давно. И все же… Слишком неподходящее время для такого события.

– Действительно, – отозвался я, массируя несколько онемевшую левую лопатку и ощупывая боковой карман в поисках гребня. – Он хворал так долго, что я как-то с этим свыкся. Он как будто почти примирился со своей немощью.

Сухай кивнул. А затем спросил:

– Собираешься перевоплощаться?

– День был тяжелый, я бы поберег свои силы, если только нет каких-то требований протокола.

– Пока и вовсе никаких. Ты ел?

– Не то чтобы недавно.

– Тогда пойдем, – сказал он, – поищем тебе какую-нибудь снедь.

Сухай повернулся и прошел сквозь заднюю стену. Я последовал за ним. В комнате не было дверей, и он должен был знать все здешние места напряжения Тени; в этом отношении Владения Хаоса являли собой полную противоположность Амберу. Если пройти сквозь Тень в Амбере – дело ужасно трудное, то во Владениях Тени будто истертые занавески – часто можно просто смотреть сквозь них в другую реальность даже без особого напряжения. А иногда оказывается, что нечто из другой реальности разглядывает вас. Проходя сквозь Тень, следует соблюдать предельную осторожность, дабы не оказаться между небом и землей, или под водой, или на пути разбушевавшегося потока. В этом смысле Владения никак нельзя назвать туристической жемчужиной.

К счастью, вещество Тени весьма податливо в этом пределе реальности и поддается управлению мастера, который способен просто сшить края, дабы проложить Путь. Мастера Теней – настоящие кудесники столь могущественного в этих краях искусства; их способность исходит от Логруса, хотя они и не нуждаются в посвящении. Они – избранные из избранных, пусть даже все посвященные автоматически становятся членами Гильдии Мастеров Тени. Они будто водопроводчики или электрики Владений, а их искусство варьируется в той же степени, как и у их аналогов на Теневой Земле – сочетание одаренности и опыта. Хотя я и член Гильдии, но предпочту следовать за тем, кто знает пути, нежели прокладывать их самому. Полагаю, я смог бы еще немало добавить к этому. Возможно, когда-нибудь так и поступлю.

Когда мы подошли вплотную к стене, ее, разумеется, там не было. Была некая туманность – сгущающаяся, а потом постепенно рассеивающаяся; мы прошли сквозь пространства и стали спускаться по зеленой лестнице. Правда, это не была собственно лестница. Скорее ряд ничем не связанных между собою зеленых дисков, нисходящих спиралью в присущем нормальной лестнице порядке, спиралью, парящей в ночном воздухе. Диски огибали фасад замка и заканчивались перед глухой стеной.

Прежде чем достичь этой стены, мы в какой-то момент были ослеплены ярким дневным светом, потом на нас обрушилась пелена голубого снега, и вдруг мы оказались в некоем подобии собора, только без алтаря и со скелетами, заполнившими скамьи. Когда же мы в конце концов добрались до стены и прошли сквозь нее, то попали в огромную кухню. Сухай подвел меня к кладовой и предложил распоряжаться здесь самому. Я обнаружил холодное мясо и хлеб и, соорудив себе сандвич, принялся за еду, запивая хлеб тепловатым пивом. Мой спутник лишь притронулся к хлебу и кувшину с тем же пойлом. Под потолком, хрипло каркнув, мелькнула птица и исчезла, не успев перелететь комнату.

– Где слуги? – осведомился я.

– Грядет красное небо, уже почти полный оборот, а пока никого нет, – отозвался он. – Итак, у тебя есть возможность поспать и сосредоточиться перед дальнейшим… Может быть.

– Что значит «может быть»?

– Как один из трех, ты под черным надзором. Именно по этой причине я и вызвал тебя сюда, в одно из моих уединенных владений.

Дядя повернулся и прошел сквозь стену. Я последовал за ним, все еще держа в руке кувшин, и мы уселись близ неподвижного зеленого пруда, у скалы под янтарным небом. Его замок вмещал в себя уголки со всего Хаоса и Царства Теней, связанные воедино безумно скроенным узором путей внутри путей.

– С тех пор как ты носишь спикард, ты увеличил средства своей безопасности, – заметил Сухай.

Он протянул руку и коснулся колеса со множеством спиц на моем кольце. Касание легкой дрожью отдалось в пальце, кисти, во всей руке.

– Дядя, когда ты был моим учителем, то частенько говорил загадками, – начал я. – Теперь мое образование закончилось, и позволь мне сказать, что я ни черта не понимаю, о чем ты толкуешь.

Он фыркнул и хлебнул из кувшина.

– Отраженное разумом, все всегда становилось ясным.

– Отраженное… – повторил я и посмотрел в зеркало пруда.

На глубине, промеж черных полос, плавали образы: Свейвил, покоящийся на погребальном ложе, желтые и черные мантии окутывали его усохшую фигуру; моя мать, мой отец, демонические формы, все усопшие и увядшие, Джарт, я сам, Джасра и Джулия, Рэндом и Фиона, Мэндор и Дворкин, Билл Рот и еще множество незнакомых мне лиц…

Я покачал головой:

– Отражение ясности не вносит.

– Ты слишком торопишься, – молвил дядя.

И я вновь погрузился в хаос лиц и фигур.

Вот возник Джарт и остался надолго. Как всегда, одет он был с изумительным вкусом и выглядел сравнительно неповрежденным. Когда он наконец расплылся, то уступил место одному из тех полузнакомых лиц, что встречались мне раньше. Какой-то вельможа из Владений. Я напряг свою память… Ну конечно! Не сразу, но я узнал его – Тмер из Дома Джезби, старший сын покойного принца Роловианса, а ныне и сам лорд пределов Джезби: окладистая борода, тяжелое чело; из тех, кто неладно скроен, да крепко сшит и при этом не лишен привлекательности, по слухам, храбрец и, возможно, даже чувствительный малый.

Затем возник принц Таббл из пределов Чаникута, попеременно то в человеческом, то в демоническом обличье. Спокойный, тяжеловесный, изысканный, проживший века и очень проницательный; с лица, обрамленного аккуратной бородой, глядели широко раскрытые, невинные, тусклые глаза. Принц знал толк во многих играх.

Я ждал, и Таббл последовал за Джартом, за Тмером в небытие извивающихся полос. Я подождал еще, но больше ничего не появилось.

– Конец отражений, – в конце концов объявил я. – И я по-прежнему не понимаю, что все это значит.

– Что ты видел?

– Моего брата Джарта и Тмера, принца Джезби. А еще Таббла Чаникутского, среди прочих прелестей.

– Именно, – заключил дядя. – Именно то, что нужно.

– И что же?

– Подобно тебе, оба они – и Тмер, и Таббл – под черным надзором. Я полагаю, что Тмер в Джезби, а вот Джарт скрывается где-то, но не в Далгарри.

– Джарт вернулся?

Сухай кивнул.

– Он мог бы быть в материнской крепости Ганту, – размышлял я. – А еще у Саваллов есть второе имение – пределы Анча, у самого Края.

Дядюшка пожал плечами:

– Я не знаю.

– Но для чего черный надзор – на каждом из нас?

– Ты ушел в Тень, в отличный университет, а потом обитал в Амбере, который я полагаю высшей школой. Следовательно, постарайся сам пораскинуть мозгами. Нет сомнения, что разум, столь тщательно отточенный…

– Я сознаю: черный надзор означает, что мы встретились с какого-то рода опасностью…

– Разумеется.

– … но природа ее ускользает от меня. Если только…

– Да.

– Это связано со смертью Свейвила. А посему должно подразумевать некие политические расчеты. Но меня здесь не было. Я не знаю, что тут у вас сейчас происходит.

Сухай показал мне истертые, но все еще опасные клыки.

– Поразмысли о преемственности, – сказал он.

– Ладно. Допустим, пределы Савалла поддерживают одного возможного наследника, Чаникут – другого, Джезби – третьего. Допустим, мы в этом деле друг у друга поперек горла. Допустим, я вернулся как раз в разгар кровавых разборок. Итак, кто бы ни отдавал сейчас приказы, он объявил нас под надзором, дабы оградить от неприятностей. Ценю.

– Тепло, – кивнул дядя, – но все зашло гораздо дальше.

Я покачал головой:

– Сдаюсь.

Откуда-то донесся завывающий вопль.

– Подумай об этом, – отозвался мой дядя, – пока я приветствую гостя.

Он поднялся и, ступив в пруд, сразу исчез. Я допил пиво.

Глава 2

Через мгновение скала слева от меня замерцала и зазвенела, будто колокол. Сам того не сознавая, я сосредоточил внимание на своем кольце, которое Сухай назвал спикардом. И тотчас сообразил, что могу использовать его для защиты. Удивительно, каким родным казалось мне кольцо, насколько я к нему приспособился за столь короткое время.

Я стоял, протянув руку к камню, когда Сухай вышел из мерцающей поверхности; за ним – некто повыше и потемнее. Еще момент, и фигура последовала за дядей, обретая реальность и перевоплощаясь: осьминогоподобная обезьяна принимала форму моего брата Мэндора, очеловечиваясь, облачаясь в черное, как тогда, когда я видел его в последний раз, только одежды были новые и слегка иного покроя, а белые волосы менее взъерошены.

Мэндор быстро ощупал глазами окружающее пространство и одарил меня улыбкой.

– Вижу, что все в порядке, – заявил он.

Я фыркнул, кивая на его перевязанную руку, и отозвался:

– Как и следовало ожидать. Что произошло в Амбере с тех пор, как я покинул его?

– Никаких новых бедствий. Я оставался там лишь столько, чтобы увидеть, могу ли чем-нибудь помочь. Пришлось провести небольшую магическую чистку местности, а также собрать доски, дабы заколотить норы. Затем я попросил у Рэндома разрешения удалиться, он удовлетворил мою просьбу, и я поспешил домой.

– Бедствие? В Амбере? – спросил Сухай.

Я кивнул:

– В залах Янтарного дворца произошло сражение между Единорогом и Змеем, следствием чего явились значительные разрушения.

– Что могло заставить Змея проникнуть так далеко в Царство Порядка?

– Дело в том, что Амбер заинтересовался так называемым Судным Камнем, который Змей считает своим утерянным глазом.

– Я должен услышать всю историю.

Я принялся рассказывать дяде о невообразимой битве, опустив мои дальнейшие похождения в Зеркальном Коридоре и в апартаментах Брэнда. Все время моего рассказа взор Мэндора блуждал со спикарда на Сухая и обратно.

Обнаружив, что я заметил это, он улыбнулся.

– Итак, Дворкин снова пришел в себя?.. – задумчиво произнес Сухай.

– Я не был знаком с ним раньше, – ответил я, – но, похоже, он понимает, что к чему.

– И королева Кашфы взирает оком Змея?

– Не знаю, видит ли она им. Пока она лишь оправляется после операции. Но это интересная мысль. Что она сможет узреть, если будет видеть им?

– Чистые, холодные линии вечности, полагаю. Под тяжестью всей Тени. Никто из смертных не сможет носить его слишком долго.

– Но в ней кровь Амбера, – сказал я.

– Действительно! Оберона?

Я кивнул.

– Твой покойный сеньор был весьма темпераментным мужчиной, – заметил дядюшка. – Тем не менее это достаточная нагрузка на зрение, хотя я могу лишь предполагать… ну и какие-то знания основ. Не имею представления, что может из этого выйти. Лишь Дворкин способен сказать – если он в здравом рассудке. Я признаю его мастерство, хотя никогда не знал, чего от него ожидать.

– Ты знаешь его лично? – спросил я.

– Я знал его, – ответил Сухай, – давным-давно, до всех его бед. Радоваться этому или отчаиваться? Оправившись, он мог бы принести великую пользу. А затем снова погрузиться в свои безумные идеи.

– Сожалею, что не могу просветить тебя, – сказал я. – Мне его действия тоже кажутся совершенно непредсказуемыми.

– И я сбит с толку, узнав о местонахождении этого Глаза, – вступил в разговор Мэндор. – Но все это выглядит куда большим, нежели частный вопрос отношений Амбера с Кашфой и Бегмой. Не думаю, что размышления способны продвинуть нас в этом деле. Лучше сосредоточить внимание на здешних проблемах.

Я услышал свой собственный вздох.

– Таких, как право наследования?

Мэндор насмешливо поднял бровь.

– О, лорд Сухай уже просветил тебя?

– Нет, – ответил я. – Нет, но от своего отца я слышал так много о борьбе за трон Амбера – заговоры, интриги и хитрости, – что почти реально ощущаю, как довлеет эта тема над каждым разговором. Полагаю, среди членов Дома Свейвила, где замешано куда больше родов, все пойдет тем же путем.

– Ты правильно мыслишь, – согласился Мэндор, – хотя я думаю, что здесь картина могла быть более упорядочена.

– Что ж, это уже кое-что, – сказал я. – Что касается меня, я собираюсь лишь отдать дань уважения и убраться ко всем чертям. Пришлите мне открытку, когда все разрешится.

Он рассмеялся. Он редко смеялся. Я ощутил покалывание в запястье, там, где обычно сидела Фракир.

– Он действительно не знает, – заключил Мэндор, бросая взгляд на Сухая.

– Он только что прибыл, – ответил Сухай. – У меня не было времени ввести его в курс дела.

Я пошарил в кармане, нащупал монету и подкинул ее.

– Решка, – возвестил я, взглянув на ладонь. – Рассказывать тебе, Мэндор. Что происходит?

– Ты не главный претендент на престол, – сказал он.

Пришла моя очередь смеяться. Что я и сделал.

– Это мне уже известно. Не так давно ты говорил за обедом, как велика очередь передо мной… если кто-то вообще примет во внимание мою смешанную кровь.

– Двое, – сказал он. – Двое предшествуют тебе.

– Не понимаю, – произнес я. – Что случилось с остальными?

– Умерли.

– Что, эпидемия гриппа?

Мэндор одарил меня гнусной ухмылкой.

– Следствие прокатившейся в последнее время беспрецедентной волны роковых дуэлей и вероломных политических убийств.

– И что же преобладало?

– Предательские убийства.

– Очаровательно.

– Итак, вас трое под опекой черного надзора Короны, и каждый из вас взят под охрану секретных служб своих Домов.

– Ты, похоже, не шутишь.

– Ничуть.

– Было ли это внезапное истощение рядов вызвано желанием множества людей одновременно достичь успеха? Или кто-то очищает себе путь?

– Короне точно не известно.

– Кого именно в данный момент ты подразумеваешь под словом «Корона»? Кто сейчас принимает решения?

– Лорд Бэнсез, – ответил Мэндор, – дальний родственник и давний друг нашего усопшего монарха.

– Вроде припоминаю его. А не может оказаться так, что он сам положил глаз на трон или же стоит за одним из претендентов?

– Этот человек – жрец Змея. Обеты жрецов запрещают им стоять у власти.

– Обычно существуют способы обойти обеты.

– Верно, но лорд Бэнсез кажется искренне не заинтересованным в чем-то подобном.

– Это не делает его беспристрастным. Возможно, у него есть фаворит, и он хочет помочь ему. Есть вблизи трона кто-нибудь питающий особое пристрастие к его ордену?

– Нет, насколько мне известно.

– Это не означает, что кто-то не смог подрезать карту.

– Да, хотя Бэнсез не из тех, к кому легко подступиться с подобным предложением.

– Иными словами, ты веришь, что он останется беспристрастным, что бы ни происходило?

– Пока не будет доказательств противоположного.

– Кто ближайший претендент?

– Таббл Чаникутский.

– Кто второй?

– Тмер из Джезби.

– Верхушка очереди из твоего пруда, – сказал я Сухаю.

Он вновь показал мне зубы.

– Существует у нас кровная месть с Чаникутом или Джезби? – спросил я.

– Ничего серьезного.

– Что ж, тогда о нас просто заботятся, так?

– Да.

– И как же до этого дошло? Помнится, претендентов была куча. Свершилась ночь длинных ножей или еще что?

– Нет, они умирали периодически, время от времени. Никакого внезапного побоища, когда стал угасать Свейвил.

– Ладно, наверняка проводилось какое-то расследование. Кто-то из виновников попал под стражу?

– Нет, все они сбежали или были убиты.

– И что с теми, кто был убит? Опознав их, можно определить, к чему они стремились.

– На самом деле нет. Некоторые оказались профессионалами, среди остальных – парочка обычных мятежников, несомненно, из умственно неполноценных.

– Ты хочешь сказать, что не существует никаких догадок, кто за всем этим стоит?

– Именно так.

– И никаких подозрений?

– Сам Таббл, разумеется, не вызывает доверия, хотя вслух об этом лучше не говорить. Он получил наибольшую выгоду, и пока все случившееся в его интересах. И еще: много в его карьере политического потворства, двурушничества, клеветы. Но все это было давно. У кого в погребе не завалялось несколько скелетов? Уже много лет Таббл добропорядочный и консервативный господин.

– Ладно, теперь Тмер. Он достаточно скрытен и может вызвать подозрения. Есть что-нибудь, связывающее его с этим кровавым делом?

– Ничего конкретного. В прошлом Тмер никогда не был связан с такими крайностями. Я не считаю его верхом совершенства, но он представляется мне более простым, непосредственным существом, нежели Таббл. Он, похоже, из тех, кто скорей решится на переворот, если уж возжаждет трона, нежели станет добиваться короны путем долгих интриг.

– Возможно, в дело вовлечен целый ряд лиц, каждое из которых действует в собственных интересах.

– И теперь, когда развязка близка, они все выплывут на поверхность?

– Почему бы и нет?

Улыбка. Пожатие плечами.

– Увы, вряд ли коронация положит всему этому конец, – сказал Мэндор. – Корона не защищает от кинжала.

– Но наследник входит во власть, обремененный всей тяжестью своих грехов.

– Это не первый случай в истории. И, раз уж ты заговорил об этом, некоторые превосходные монархи стали таковыми, имея далеко не безоблачное прошлое. Между прочим, тебе не приходит в голову, что прочие могут предположить то же самое относительно тебя?

– Да, и это мне неприятно. Мой отец долгое время добивался трона Амбера – и долгое время мучился. Он стал счастлив только тогда, когда послал все к черту. Уж если меня чему-то научила его история, так именно этому. У меня нет подобных амбиций.

И все же на мгновение меня охватило любопытство. Что за чувства испытаешь, управляя огромным государством? Каждый раз, возмущаясь действиями политиков – здесь ли, в Амбере, или на Теневой Земле, – я представлял себе свои действия, окажись я в их шкуре.

– Действительно интересно, – угадал мои мысли Мэндор.

– Возможно, остальные как раз сейчас смотрят в свои магические пруды, – заметил я, – надеясь увидеть там ключи к разгадке.

– Несомненно, – откликнулся он. – А что, если Таббл и Тмер вдруг найдут свой безвременный конец? Что ты будешь делать?

– Даже не думай об этом, – сказал я. – Такого не случится.

– И все же предположим.

– Я не знаю.

– Ты в самом деле должен принять какое-то решение, просто чтобы не ломать голову в дальнейшем. И, надеюсь, нехватка слов не помешает тебе выразить его.

– Спасибо. Учту.

– Расскажи мне поподробнее о том, что случилось с тобой после нашей последней встречи.

Я и рассказал – о призраках Пути и обо всем.

Где-то ближе к концу моего повествования вновь послышался вой. Сухай направился к скале.

– Извините, – сказал он.

Скала расступилась, и дядя вошел внутрь.

Немедленно я ощутил на себе отяжелевший взгляд Мэндора.

– Возможно, у нас есть всего мгновение. Слишком мало, чтобы сообщить все, что должно остаться между нами.

– Очень личное, так?

– Да. Поэтому ты должен найти время перед погребением, чтобы пообедать со мной. Допустим, в четвертом цикле голубого неба.

– Прекрасно. Твой дворец или пределы Савалла?

– Жду тебя в пределах Мэндора.

Я кивнул.

Скала вновь подвинулась, и перед нами в облачной дымке предстала мерцающая голубым гибкая демоническая фигура. Я мгновенно вскочил и склонился, чтобы поцеловать протянутую ею руку.

– Мама! Не ожидал такой радости… столь скоро.

Она улыбнулась, а затем ее оболочка растворилась в вихре. Чешуя поблекла, контуры лица и тела поплыли. Синева стала обычным, хотя и бледным телесным цветом. Ее бедра и плечи раздались, в то время как она теряла в росте, хотя по-прежнему оставалась высокой. Карие глаза стали куда привлекательней, когда стерлись тяжелые надбровные складки. Несколько веснушек проступило на ее теперь человеческом, слегка вздернутом носу. Каштановые волосы удлинились с тех пор, как я в последний раз видел ее в таком обличье. И она по-прежнему улыбалась. Ей очень шла простая красная туника; у левого бедра висела рапира.

– Дорогой Мерлин, – промолвила мама, беря мою голову обеими руками и целуя меня в губы. – Я рада видеть тебя столь прекрасно выглядящим. Много воды утекло с тех пор, как ты посетил нас в последний раз.

– Последнее время я вел очень бурную жизнь.

– Можно не сомневаться. Я кое-что слышала о твоих злоключениях.

– Представлю, что там до тебя дошло. Не у каждого есть ти’ига, следующая за ним по пятам, время от времени соблазняющая его в разных обличьях и, как правило, своими нежелательными попытками защитить делающая жизнь невероятно сложной.

– Это показывает мою заботу, дорогой.

– Это также показывает полное отсутствие уважения к моей личной жизни и к моему мнению.

Мэндор деликатно кашлянул.

– Привет, Дара.

– Полагаю, что именно так тебе и должно казаться, – заявила она. – Привет, Мэндор. Что случилось с твоей рукой?

– Недоразумение, касающееся некоей архитектуры, – отвечал он. – Тебя какое-то время не было видно, хотя в мыслях моих мы не расстаемся.

– Если это комплимент, спасибо, – сказала она. – Да, я то и дело уединяюсь, когда общество начинает давить невыносимо. Но тебе ли удивляться – человеку, надолго исчезающему в пределах Мэндора. Если ты действительно пропадаешь именно там.

Он согнулся в поклоне.

– По вашим словам, леди, мы одного поля ягоды.

Ее глаза сощурились, хотя голос не изменился, когда она произнесла:

– Не знаю. Да, в нас есть определенное родство. Мы оба отсутствовали в последнее время, не так ли?

– Но я был неосторожен, – сказал Мэндор, указывая на свою поврежденную руку. – Ты же, ясное дело, нет.

– Я никогда не спорю с архитектурой, – сказала она.

– А с невесомостями?

– Предпочитаю работать с тем, что стоит на месте.

– Обычно я тоже.

– А если не получается?

Он пожал плечами:

– Время от времени возникают коллизии.

– В свое время ты пережил многие, не так ли?

– Не могу отрицать; с другой стороны, нынешняя длилась слишком долго. Но ты и сама вроде не лыком шита.

– Пока жива, – отозвалась мама. – Мы действительно должны сравнить наши комментарии к невесомостям и столкновениям. Не будет ли странным, если мы окажемся подобны во всех отношениях?

– Был бы весьма удивлен, – ответил Мэндор.

Я был заворожен и слегка напуган этой беседой, хотя доверялся лишь ощущениям и не имел понятия о сути разговора. Они были чем-то похожи, и я никогда не слышал общих мест, произносимых столь метко и выразительно, помимо Амбера, где часто развлекались словесными играми подобного рода.

– Простите меня, – наконец словно опомнился Мэндор и обратился ко всей компании: – Я должен удалиться, дабы восстановить свои силы. Благодарю вас за гостеприимство, сэр, – поклонился он Сухаю. – И за удовольствие оттого, что дорожки наши пересеклись. – Это Даре.

– Ты только что прибыл, – сказал Сухай, – и даже не отдохнул. Как хозяина ты выставляешь меня не в лучшем свете.

– Еще как отдохнул, – возразил Мэндор. – Никто не смог бы предложить подобной трансформации. – Поворачиваясь к открывающемуся пути, он посмотрел на меня: – До скорого.

И исчез. Скала отвердела с его исчезновением.

– Удивляют его манеры, – произнесла моя мать. – Причем явно без репетиции.

– Само изящество, – прокомментировал Сухай. – Ему многое было дано от рождения.

– Любопытно, кто умрет сегодня, – сказала мать.

– Не уверен, что в его словах был скрытый смысл, – ответил дядюшка.

Она засмеялась:

– Но если все же так, они, несомненно, испустят дух в самом хорошем вкусе.

– Говоришь осуждая или завидуя?

– Ни так, ни так, – ответила она. – Я и сама восхищаюсь изяществом и хорошей шуткой.

– Мама, – вмешался я, – что все же происходит?

– О чем ты, Мерлин? – откликнулась она.

– Я давным-давно покинул эти места. Ты велела демону найти и оберегать меня. Скорее всего он засек кровь Амбера, но возникла определенная неразбериха между мною и Люком. Демон решил взять под опеку нас обоих, пока Люк не начал свои регулярные попытки прикончить меня. Затем он, а точнее, она защищала меня от Люка и пыталась определить, кто из нас более подходящая партия. Она даже жила с Люком какое-то время, а позже преследовала меня. Кое о чем я стал догадываться – не зря она страстно желала узнать имя моей матери. Несомненно, Люк держал язык за зубами по поводу своего происхождения.

Мать рассмеялась:

– Прекрасная картина! Малютка Джасра и принц Тьмы…

– Не пытайся сменить тему разговора. Подумай, насколько это стесняет взрослого человека: мать посылает демонов надзирать за ним.

– Единственного. Дорогой, я послала лишь одного демона.

– Какая разница? Как тебе в голову пришла подобная забота? Я возмущен…

– Ти’ига, возможно, не один раз спасла тебе жизнь, Мерлин.

– Пусть так. Но…

– По-твоему, лучше смерть, чем защита? И только потому, что защита исходит от меня?

– Суть не в этом!

– Тогда в чем?

– Похоже, ты вполне допускаешь, будто я не способен о себе позаботиться, и…

– Да ты и не смог.

– Но тебе-то откуда знать? К моему возмущению, ты с самого начала исходила из того, что я недалекий, доверчивый, беззащитный, что в Тенях я нуждаюсь в опеке!

– Извини, если задену за больное, однако скажу, что таким ты и был, причем собираясь в место, столь сильно отличающееся от Владений Хаоса, каким является Тень.

– Да я сам могу о себе позаботиться!

– Ты не слишком преуспел в этом. Хотя делаешь ряд необоснованных предположений. Что заставляет тебя думать, будто приведенные тобой резоны единственно возможны в моем стремлении действовать подобным образом?

– Прекрасно. Скажи, ведь ты знала, что Люк будет пытаться убить меня каждое тридцатое апреля? И если да, то почему просто не сообщила мне?

– Я понятия не имела, что Люк будет пытаться убить тебя каждое тридцатое апреля.

Я отвернулся. Сжал кулаки и разжал их.

– Так какого черта ты обеспечила меня защитой?

– Мерлин, почему так трудно допустить, что другие люди могут знать что-то, чего не знаешь ты?

– Начни с их нежелания сообщить мне это «что-то».

Мать помолчала какое-то время. Затем ответила:

– Боюсь, в твоих словах есть доля истины. Но были серьезные причины не посвящать тебя в определенные дела.

– Тогда начни с этого. Расскажи, почему не доверяла мне.

– Дело не в доверии.

– Так можешь ты теперь объяснить мне, в чем дело?

И опять последовала долгая пауза.

– Нет, – наконец сказала она. – Еще нет.

Я повернулся к ней, сохраняя спокойствие, и, не повышая голос, произнес:

– Выходит, ничего не изменилось. И никогда не изменится. Ты по-прежнему мне не доверяешь.

– Неправда, – ответила мать, бросая взгляд на Сухая. – Это означает лишь то, что сейчас неподходящее время и неподходящее место, чтобы влезать в эти дела.

– Позволь принести тебе выпить или чего-нибудь из еды, Дара, – немедленно предложил Сухай.

– Благодарю тебя, нет, – отказалась она. – Мне пора идти.

– Мама, расскажи хотя бы что-нибудь о ти’иге.

– Что ты желаешь знать?

– Ты выколдовала ее откуда-то из-за Края?

– Верно.

– Подобные существа сами бестелесны, но способны для своих собственных целей занимать тела живущих?

– Да.

– Если ти’ига занимает тело существа, близкого к смерти, то тем самым оживляет его дух и контролирует разум?

– Интересно. Вопрос риторический?

– Нет. Такое действительно произошло с тем, кого ты послала по мою душу. Теперь ти’ига не в состоянии покинуть то тело. Почему?

– Я не уверена.

– Она в западне, – предположил Сухай. – Бродить туда-сюда она может, лишь воздействуя на функционирующий интеллект.

– Тело, контролируемое ти’игой, оправилось от болезни, что убило сознание, – сказал я. – Ты полагаешь, что она зависла там теперь на всю жизнь?

– Да. Насколько я понимаю.

– Тогда скажи мне вот что: освободится она, когда то тело умрет, или погибнет вместе с ним?

– Может произойти по-разному. Но чем дольше она будет оставаться в теле, тем более вероятно ей погибнуть вместе с оболочкой.

Я оглянулся на мать:

– И хорошо, верно?

Она пожала плечами:

– С этим демоном я обманулась. Но коли возникнет нужда, всегда можно вызвать на замену другого.

– Не делай этого, – попросил я.

– И не собираюсь. Нет необходимости.

– Но если ты сама решишь, что необходимость есть?..

– Мать склонна ценить безопасность своего сына, нравится это сыну или нет.

Я поднял левую руку, гневно вытянув указательный палец, и в этот момент заметил на запястье блестящий браслет – он выглядел почти голографическим изображением витого шнура. Я опустил руку, сдержал свой первый порыв и произнес:

– Теперь ты знаешь мои чувства.

– Я давным-давно их знаю, – ответила мать. – Давай пообедаем в пределах Савалла через пол-оборота, в пурпурное небо, договорились?

– Договорились, – кивнул я.

– До скорого. Счастливого оборота, Сухай.

– Счастливого оборота, Дара.

Она сделала три шага и скрылась в полном соответствии с этикетом, тем же путем, что пришла.

Я повернул и шагнул к краю пруда, уставился в глубину вод, ощущая, как медленно расслабляются плечевые мышцы. Теперь там были Джасра и Джулия, снова в Страже Четырех Миров, совершающие нечто тайное в лаборатории. А затем над ними взметнулись полосы, какая-то безжалостная истинность, возвышающаяся над порядком и красотой, начала превращать женщин в существа завораживающих и путающих очертаний.

Я ощутил руку на своем плече.

– Семья, – сказал Сухай. – Козни, сводящие с ума. Ты сейчас переживаешь тиранию любви, не так ли?

Я кивнул:

– Марк Твен что-то говорил о возможности выбирать себе друзей, но не родственников.

– Я не знаю, что они затевают, – произнес Сухай. – Сейчас ничего не остается делать, как отдыхать и ждать. Я был бы рад услышать твою историю во всех подробностях.

– Спасибо, дядя.

Что ж, почему бы и нет? И я поведал ему все до конца. По ходу рассказа мы прерывались, дабы снова подкрепиться на кухне, затем проследовали на балкон, парящий над океаном известкового цвета, что бился о розовые скалы под тускло-синим беззвездным небом. Здесь я закончил свой рассказ.

– Это более чем интересно, – в конце концов произнес Сухай.

– Ты увидел что-то большее, то, чего не заметил я?

– Здесь столько поводов для размышлений, что я опасаюсь судить поспешно, – отвечал дядя. – Давай пока оставим это.

– Прекрасно.

Я облокотился о перила, глядя в пучину.

– Тебе необходим отдых, – заметил Сухай, помолчав.

– Догадываюсь.

– Пойдем, я покажу твою комнату.

Он протянул руку, и я взял ее. Мы вместе погрузились в пол.

Я спал в окружении гобеленов и портьер, в палате без дверей, в пределах Сухая. Возможно, комната располагалась в башне, так как я слышал за стенами завывания ветров. Был сон, и было видение…

Я снова оказался в замке Амбера и шел извивающейся лентой Зеркального Коридора. Тонкие восковые свечи мерцали в высоких шандалах. Шаги мои были бесшумны. Меня окружали зеркала всех стилей и форм. Большие, маленькие, они покрывали стены по обе стороны. Я следовал мимо себя, бредущего в их глубинах, отраженный, искаженный, временами отраженный в отражениях.

И застыл перед треснутым, оправленным в олово зеркалом, что возвышалось слева от меня. Уже поворачиваясь к нему, я знал, что отражение не мое.

Да, я не ошибся. Из зеркала на меня смотрела Корэл. Одетая в персиковую блузу, она была без повязки на глазу. Трещина в зеркале делила ее лицо пополам. Левый глаз Корэл был зеленым, каким я его запомнил, правый… В правом сидел Судный Камень. И оба смотрели на меня.

– Мерлин, – сказала она. – Помоги мне. Это так необычно. Верни мне мой глаз.

– Я не знаю как. Не понимаю, как это было сделано.

– Мой глаз, – продолжала Корэл, будто не слышала ответа. – В Оке Камня весь мир – кишащие силы, холодный… такой холодный!.. и нигде нет покоя. Помоги мне!

– Я найду способ, – пообещал я.

– Мой глаз… – повторяла она.

Я поспешил дальше. Из прямоугольного зеркала в деревянной раме с резным фениксом в основании меня разглядывал Люк.

– Эй, старина! – Он выглядел несколько жалким. – Я чертовски хочу вернуть папин меч. Ты не видел его снова?

– Боюсь, нет, – пробормотал я.

– Какая досада, что я так недолго обладал твоим подарком. Высмотришь его, а? У меня такое чувство, что он может прийтись кстати.

– Постараюсь, – сказал я.

– В конце концов, ты в какой-то степени отвечаешь за то, что произошло…

– Верно, – согласился я.

– …и я чертовски хочу получить его обратно.

– Да, – сказал я и двинулся дальше.

Отвратительное хихиканье донеслось справа, из эллипса в бордовой раме. Повернувшись, я узнал лицо Виктора Мелмана, колдуна из Теневой Земли, с которым столкнулся, когда начались мои неприятности.

– Адово племя! – прошипел он. – Прямо-таки радость видеть тебя блуждающим в потемках чистилища. Пусть кровь моя горит на твоих ладонях.

– Твоя кровь – на твоих собственных руках, – парировал я. – Полагаю тебя самоубийцей.

– Не так! – резко оборвал он. – Ты подлейшим образом прикончил меня.

– Бред собачий! Во многом можно меня обвинить, но не в твоей смерти.

Я было двинулся дальше, но его рука вытянулась из зеркала и вцепилась в мое плечо.

– Убийца! – закричал он.

– Проваливай. – Я стряхнул его руку и продолжил свой путь.

Затем слева, из широкого зеркала в зеленой раме, покрытого зеленоватой патиной, меня окликнул укоризненно качающий головой Рэндом.

– Мерлин! Мерлин! Что это ты там замышляешь? – вопрошал он. – Какое-то время я был уверен, что ты держишь меня в курсе событий.

– Конечно, – ответил я, разглядывая его оранжевую футболку и джинсы «Ливайс», – это правда, сэр. Просто не хватило времени для некоторых вещей.

– Для тех, что касаются безопасности государства, – для них у тебя не хватило времени?

– Ну, полагаю, об этом можно судить по-разному.

– Если дело касается нашей безопасности, я – тот, кто вершит суд.

– Да, сэр. Я сознаю, что…

– Мы должны поговорить, Мерлин. Верно ли, что ты лично замешан во всем этом?

– Полагаю…

– Не имеет значения. Королевство куда важнее. Нам следует поговорить.

– Да, сэр. Мы поговорим, как только…

– К дьяволу «как только»! Прекрати ходить вокруг да около и тащи сюда свою задницу!

– Да, как только…

– Чтобы я этого больше не слышал! Это граничит с предательством, если ты скрываешь важную информацию! Мне необходимо видеть тебя немедленно! Возвращайся домой!

– Слушаюсь, – сказал я и поспешил прочь. Голос Рэндома смешался с неумолкающим хором других, выкликающих свои требования, свои мольбы, свои обвинения.

Из следующего зеркала – круглого, в синей плетеной раме – на меня взирала Джулия.

– А вот и ты, – сказала она почти с томлением. – Ты знаешь, я любила тебя.

– Я тоже любил тебя, – признался я. – Понадобилось немало времени, чтобы понять это. Хотя, думаю, я все испортил.

– Ты недостаточно любил меня. Недостаточно, чтобы довериться мне. И потерял мое доверие.

Я отвел взгляд.

– Прости.

– Этого мало, – произнесла Джулия. – Итак, мы стали врагами.

– Совсем необязательно.

– Слишком поздно, – вздыхала она, – слишком поздно.

– Прости, – повторил я и заспешил дальше.

И вот я подошел к Джасре в красной алмазной раме. Ее рука с ярко накрашенными ногтями потянулась ко мне и погладила мою щеку.

– Куда-то идешь, миленький?

– Надеюсь, что так, – сказал я.

Она криво усмехнулась и поджала губы.

– Я решила, что ты дурно влияешь на моего сына. Спевшись с тобой, он лишился твердости…

– Мне очень жаль.

– … и это может сделать его не способным править.

– Не способным или не желающим? – переспросил я.

– Так или иначе, виноват ты.

– Он уже большой, Джасра, и способен сам принимать решения.

– Боюсь, что ты научил его принимать неправильные решения.

– Не обвиняй меня, если он делает то, что тебе не по душе.

– А если Кашфа погибнет – потому что из-за тебя он стал мямлей?

– Я отклоняю свою кандидатуру, – сказал я, делая шаг вперед.

И хорошо, что отошел, ибо рука Джасры вытянулась, ногти мелькнули у моего лица, едва не оцарапав. Она осыпала меня вслед проклятиями. К счастью, их заглушили прочие вопли.

– Мерлин?

Снова повернувшись направо, я узрел лицо Найды в серебряном зеркале, чья поверхность и витая рама состояли из единого слитка.

– Найда! Тебе-то что от меня нужно?

– Ничего, – ответила леди ти’ига. – Просто мне нелегко, и я нуждаюсь в совете.

– Ты не испытываешь ненависти ко мне? Какая приятная неожиданность.

– Ненавидеть тебя? Не глупи. Никогда бы не смогла.

– У всех остальных в этой галерее я, похоже, вызываю раздражение.

– Это лишь сон, Мерлин. А ты реален, и я реальна, и нам дела нет до остальных.

– Извини, что моя мать наложила на тебя заклятие оберегать меня… все эти годы. Ты действительно свободна теперь? Если нет, возможно, я смогу…

– Я свободна.

– Мне жаль, что у тебя возникли такие ужасные трудности. Не зная, я это или Люк, ты была обязана быть настороже. Кто мог предположить, что два жителя Амбера окажутся соседями в Беркли.

– Я не жалею.

– Что ты имеешь в виду?

– Я пришла за советом. Я хочу знать, как можно найти Люка.

– Как же, в Кашфе. Он как раз недавно был коронован. Зачем он тебе нужен?

– Ты не догадываешься?

– Нет.

– Я влюблена в него. Всегда была. Теперь, когда я свободна и у меня есть собственное тело, я хочу, чтобы он знал, что это я была Гейл, а еще – что я чувствую. Спасибо, Мерлин. До свидания.

– Подожди!

– Да?

– Я никогда не благодарил тебя за то, что ты опекала меня все эти годы, пусть даже по принуждению, пусть это и приносило мне изрядные неудобства. Спасибо и – счастливо тебе.

Она улыбнулась и исчезла. Я протянул руку и дотронулся до зеркала.

– Удачи, – казалось, донеслось мне в ответ.

Странно. Это ведь сон. И в то же время я чувствовал, что это реально. Я…

– Ты вернулся во Владения в разгар интриг, как я понимаю, – раздался голос из узкого, окантованного черным зеркала в трех шагах впереди.

Я приблизился. Мой брат Джарт пожирал меня глазами.

– Чего ты хочешь? – спросил я.

Его лицо было злой карикатурой на мое собственное.

– Чтобы тебя никогда не было. За невозможностью этого я был бы рад видеть тебя мертвым.

– Каков же третий вариант?

– Заточение в личной преисподней, полагаю.

– Почему?

– Ты стоишь между мною и тем, чего я добиваюсь.

– Буду рад посторониться. Скажи мне только как.

– Нет такого пути, чтобы ты смог или захотел по собственной воле.

– Поэтому ты ненавидишь меня?

– Да.

– Боюсь, что купание в Фонтане расстроило твои чувства.

– Я не прошел полного курса, и чувства мои лишь обострились.

– Можем мы как-то забыть прошлое и начать все сначала, стать друзьями?

– Никогда.

– Не думал, что так получится.

– Она всегда больше пеклась о тебе, чем обо мне, а сейчас ты собираешься занять трон.

– Это вздор! Я не желаю трона.

– В этом деле твои желания ничего не значат.

– Я не займу трон.

– Нет, займешь – если только я сперва не убью тебя.

– Не будь кретином. Игра не стоит свеч.

– Скоро наступит день, когда ты меньше всего будешь ожидать этого, и вдруг повернешься и увидишь меня… Слишком поздно!

Зеркало совершенно почернело.

– Джарт!

Ничего.

Терпеть его во сне так же тяжко, как наяву. Я повернул голову туда, где в нескольких шагах слева от меня сияло зеркало в пламенеющей раме. Каким-то образом я знал, что оно – следующее на моем пути, и направился туда.

Фиона улыбалась.

– Ну вот, ты его и нашел…

– Тетушка, что происходит?

– Кажется, происходит конфликт того рода, что обычно характеризуют как «не поддающийся упрощению», – ответила она.

– Я рассчитывал на другой ответ.

– Слишком уж все завертелось, чтобы объяснить лучше.

– И ты часть этого?

– Очень небольшая. Не из тех, кто именно сейчас может принести тебе пользу.

– Что мне делать?

– Изучай варианты и выбирай лучший.

– Лучший для кого? И для чего?

– Только ты сможешь ответить.

– Хоть намекни.

– Ты сумел пройти Путь Корвина, когда я взяла тебя туда?

– Да.

– Я не сомневалась. Он был начертан при неожиданных обстоятельствах и никогда не сможет быть воспроизведен. Наш Путь никогда бы не допустил его создания, не будь он сам поврежден и слишком слаб, чтобы предотвратить возникновение Пути Корвина.

– Ну?

– Наш Путь старается впитать тот, поглотить его. Если это удастся, то последствия для Амбера будут гибельными, как военные разрушения. Равновесие с Хаосом полностью нарушится.

– Разве Хаос недостаточно силен, чтобы воспрепятствовать этому? Я думал, они одинаково могущественны.

– Так и было, пока ты не восстановил Теневой Путь и Путь Амбера смог впитать его. Это сделало его неизмеримо сильней. Теперь он способен добраться до Пути твоего отца, преодолев сопротивление Логруса.

– Я не понимаю, что же делать?

– Я тоже. Но требую от тебя помнить то, что я сказала. Когда придет время, ты должен принять решение. Не знаю какое, но это будет чрезвычайно важно.

– Она права, – раздался голос за моей спиной.

Повернувшись, я увидел отца внутри сияющей черной рамы с серебряной розой наверху.

– Корвин! – услышал я оклик Фионы. – Где ты?

– В месте, где отсутствует свет, – ответил он.

– Я думал, ты где-то в Амбере, отец, с Дейрдре, – сказал я.

– Призраки играют в призраки, – ответил он. – У меня больше нет времени, силы на исходе. Могу сказать тебе только одно: не доверяй ни Пути, ни Логрусу, ни кому-то из их отродья, пока все не разрешится.

Он начал исчезать.

– Как я могу помочь тебе? – спросил я.

– …во Владениях, – донеслось до меня перед тем, как он пропал окончательно.

Я снова повернулся.

– Фи, что он имел в виду?

Она нахмурила брови.

– У меня такое ощущение, что ответ лежит где-то во Владениях, – медленно проговорила тетушка.

– Где? Где следует искать?

Она покачала головой и, отворачиваясь, сказала:

– Кто может знать лучше?

Потом она тоже скрылась.

Голоса по-прежнему взывали ко мне – спереди, сзади. Слышались плач и смех, и повторялось мое имя. Я бросился вперед.

– Что бы ни случилось, – говорил Билл Рот, – если тебе понадобится хороший законник, я с этим управлюсь – даже во Владениях Хаоса.

Затем появился Дворкин, поглядывающий на меня из крошечного зеркала в витой раме.

– Нет повода для беспокойства, – заметил он. – Только вот тебя опутывают всяческие невесомости…

– Что же мне делать? – вскричал я.

– Ты должен стать чем-то большим, нежели ты есть.

– Не понимаю.

– Сбеги из клетки своей жизни.

– Какой клетки?

Он сгинул.

Я несся вперед, а вокруг меня звенели слова. Ближе к концу зала висело зеркало, подобное куску желтого шелка, натянутого на раму. Оттуда мне ухмыльнулся Чеширский Кот.

– Все это чепуха. Черт с ними со всеми! – говорил он. – Сходим-ка в кабаре, старина. Опрокинем по нескольку стаканчиков, людей послушаем…

– Нет! – закричал я. – Нет!

А затем от Кота осталась только ухмылка.

И тут я тоже стал исчезать. Милосердное черное забвение да ветер, завывающий где-то там далеко-далеко.

Глава 3

Не знаю, как долго я спал. Разбужен я был Сухаем, повторяющим мое имя.

– Мерлин, Мерлин, – говорил он. – Небо – белое…

– А меня ждет трудный день, – продолжил я. – Знаю. Ночь у меня тоже была трудная.

– Значит, они достали тебя.

– Кто?

– Маленькие чары от меня – дабы слегка просветить твой разум. Я решил, что склонить тебя к ответам изнутри лучше, чем нагружать своими догадками и подозрениями.

– Я снова был в Зеркальном Коридоре.

– Не представлял, какую форму может принять видение.

– Это было реально?

– Вполне возможно в нынешней ситуации.

– Что ж, благодарю… я догадывался. Помнится, Грилл говорил что-то о твоем желании увидеть меня раньше матери.

– Мне было интересно, много ли ты знаешь. Хотел защитить твою свободу выбора.

– О чем ты говоришь?

– Уверен, что она жаждет видеть тебя на троне.

Я приподнялся, потер глаза и сказал:

– Полагаю, это вполне возможно.

– Не знаю, насколько далеко простирается ее желание довести дело до конца. Я хотел дать тебе возможность осознать свое собственное мнение перед тем, как стать посвященным в ее планы. Не желаешь ли чаю?

– Да, спасибо.

Я принял предложенную кружку и поднес к губам.

– Что еще можешь сказать, помимо предположений о ее намерениях?

Дядя покачал головой.

– Не знаю, насколько активна программа Дары, если ты это имеешь в виду. Но она ли связана с этим или кто другой, заклятие, что ты нес на себе, ныне исчезло.

– Твоя работа?

Он кивнул. Я сделал еще глоток.

– Никогда не предполагал, что окажусь так близко к голове очереди претендентов на престол. Джарт пока четвертый или пятый, не так ли?

Сухай кивнул.

– Чувствую, денек будет очень трудный, – промолвил я.

– Допивай свой чай, – обратился он ко мне, – и, когда закончишь, следуй за мной.

Дядя ушел через гобелен с драконом в дальнем углу комнаты. Когда я снова поднял кружку, светящийся браслет отделился от руки и воспарил передо мной, теряя свои плетеные очертания и становясь кругом чистого света. Он застыл над дымящейся кружкой, будто наслаждаясь коричным ароматом.

– Привет, Призрак, – сказал я. – Зачем на этот раз ты сковал мою руку?

– Чтобы прикинуться веревкой, которую ты обычно носишь, – последовал ответ. – Я думал, тебе понравится.

– Я имел в виду: что ты делал все это время?

– Только слушал, папочка. Гадал, чем бы тебе помочь. Все эти – они действительно твои родственники?

– Те, с которыми мы до сих пор встречались, – да.

– Есть ли необходимость вернуться в Амбер и навешать там на них собак?

– Нет, здесь, во Владениях, это тоже действует. – Я сделал еще глоток. – Ты имеешь в виду каких-то особых собак? Или так, вообще?

– Я не доверяю ни твоей матери, ни твоему брату Мэндору, хоть они мои бабка и дядя. Я думаю, они что-то против тебя замышляют…

– Мэндор всегда был добр ко мне.

– …а твой дядя Сухай кажется замечательно целеустремленным, но во многом напоминает Дворкина. Мог бы он затеять внутреннюю смуту, а сам приготовиться смыться в любой момент?

– Надеюсь, что нет. За ним никогда такого не водилось.

– О-хо-хо, так то, когда все на месте, а сейчас время потрясений.

– Все-таки где ты набрался этой вульгарной психологии?

– Штудировал великих психологов Теневой Земли. Это часть моих непрерывных попыток постичь человеческую натуру. Полагаю, то было время, когда я больше всего понял о сторонах иррационального.

– Ну хорошо, чем же могли быть вызваны происходящие события?

– В Камне я фактически повстречался с копией Пути высшего порядка. Там возможны такие аспекты, которых я просто не мог понять. Это привело меня к рассмотрению теории Хаоса, затем к Меннингеру и всем прочим, дабы рассмотреть проявления иррационального в сознании.

– И каковы результаты?

– Я стал мудрее.

– Я имею в виду – касательно Пути.

– Ах да. Либо он сам обладает элементом иррационального, подобно живым существам, либо является интеллектом такого порядка, что какие-то из протекающих в нем процессов только кажутся иррациональными низшим существам. Любое объяснение подкрепляется тем же результатом, полученным практическим наблюдением.

– Мне никогда не выпадал удобный случай применить некоторые из тестов, мною задуманных. Скажи, пожалуйста, исходя из внутреннего опыта: не подпадаешь ли ты сам под подобную категорию?

– Я? Иррационален? Такая постановка вопроса мне в голову не приходила. Не вижу, как это возможно.

Я допил чай и свесил ноги с кровати.

– Вот жалость! Думаю, некая мера иррационального и делает нас истинными людьми. Да еще то, что мы сознаем это, разумеется.

– Неужели?

Я встал и принялся одеваться.

– Да, и управляя этим в себе, можно совладать с разумом и чувствами.

– Я собираюсь пристально изучить твою идею.

– Давай, – сказал я, натягивая сапоги, – и поведай мне о свершенных открытиях.

Я продолжал одеваться, когда Призрак спросил:

– Ты собираешься завтракать со своим братом Мэндором, когда небо станет синим?

– Да.

– А позже приглашен на обед к своей матери?

– Точно.

– Еще позже присутствуешь на похоронах почившего монарха?

– Буду и там.

– Нуждаешься в моей защите?

– Я под охраной моих родичей, Призрак. Хоть ты и не доверяешь им.

– Последнее погребение, на котором ты присутствовал, бомбили.

– Верно. Но то был Люк, а он дал зарок. Не беспокойся, со мной все будет в порядке… Хочешь осмотреть достопримечательности, иди вперед.

– Прекрасно, – сказал он. – Так и сделаю.

Я встал, пересек комнату и остановился у дракона.

– Можешь указать мне дорогу к Логрусу? – спросил Призрак.

– Ты шутишь?

– Нет, – заявил он. – Я знаю Путь, но никогда не видел Логрус. Где его держат?

– Мне казалось, что я даровал тебе лучшие способности памяти, нежели ты обнаруживаешь. Во время твоей последней стычки с данным объектом ты хорошенько его обделал.

– Полагаю, так оно и было. Как ты думаешь, он не держит зла?

– По первому размышлению – держит. Еще подумав – тем более. Держись от Логруса подальше.

– Да ты же как раз советовал мне исследовать движущую силу Хаоса, иррациональное…

– Но не советовал тебе кончать самоубийством. Я вложил в тебя массу труда.

– Я и сам себя ценю. Ты знаешь, я имею склонность к выживанию, как и органические особи.

– Любопытное суждение.

– Тебе многое известно о моих способностях.

– Действительно, ты хорош попадать из огня да в полымя.

– А ты задолжал мне за приличное обучение.

– Ладно, посмотрим.

– Все это увертки. Думаю, и сам справлюсь.

– Отлично. Двигай.

– Так трудно показать?

– Ты же отказался от всеведения, помнишь?

– Папаша, я считаю, что должен видеть Логрус!

– У меня нет времени представлять его тебе.

– Только укажи дорогу. Спрятаться я сумею.

– Что ж, получай. Прекрасно. Сухай – хранитель Логруса. Логрус лежит где-то в пещере. Единственный известный мне путь начинается здесь.

– Где?

– Здесь есть что-то такое, содержащее девять поворотов. Я дам тебе путеводную нить.

– Не уверен, что твои заклинания действуют на существа, мне подобные.

Я протянул руку сквозь кольцо – виноват, спикард, – наложил ряд черных звездочек на карту пути, которым должен следовать Призрак, повесил ее перед ним в пространстве моего логрусского зрения и сказал:

– Сотворил тебя, сотворил и заклятие.

– Угу, – отозвался Призрак. – Я чувствую, будто достиг уровня, куда доступа не имел.

– Все будет тебе дано в надлежащее время. Стань подобен кольцу на моем указательном пальце. Мы разом оставим эту комнату и проскочим остальные. Когда будем неподалеку от нужного пути, я обозначу его указателями. Следуй в том направлении, и ты проникнешь сквозь нечто на своем пути, что и приведет тебя в иное пространство. Где-то там обнаружишь черную звезду, обозначащую путь к следующему пространству, к следующей звезде и так далее. В конце концов окажешься в пещере, где обитает Логрус. Схоронись понадежней и приступай к своим наблюдениям. Когда пожелаешь удалиться, проделай все в обратном порядке.

Призрак съежился и подлетел к моему пальцу.

– Отыщи меня потом и дай знать о твоих приключениях.

– Я так и собирался, – донесся тоненький голосок. – Не хотелось бы усугублять твою вероятную паранойю.

– Продолжай в том же духе, – сказал я, входя в дракона.

Я оказался в маленькой гостиной, одно окно которой выходило на горы, другое – в пустыню. В комнате никого не было, и я вышел в длинный коридор. Да, все именно так, как мне помнилось.

Я зашагал по коридору, миновав несколько комнат, пока не дошел до двери слева, которую и открыл, дабы обнаружить целую коллекцию, состоящую из метел, щеток, швабр, ведер, горы половых тряпок и тазик. Да, все так…

Я указал на полки справа:

– Ищи черную звезду.

– Ты серьезно? – пропищал голосок.

– Иди и смотри.

Луч света протянулся от моего указательного пальца; достигнув полок, искривился, сжался в нить, столь тонкую, что теперь ее не было видно.

– Счастливо, – вздохнул я и отвернулся.

Я затворил дверь, по-прежнему сомневаясь в правильности своего поступка и утешая себя лишь мыслью, что Призрак все равно отправился бы на поиски и, несомненно, в итоге обнаружил бы Логрус. Чему быть, того не миновать. А мне весьма интересно, что он там разузнает.

Я проследовал обратно в маленькую гостиную. Не исключено, что в последний раз мне выдается возможность побыть какое-то время в одиночестве, и я решил потратить его с пользой. Я уселся на груду подушек и вытащил карты. Быстро перебрав колоду, остановился на карте, где поспешно набросал Корэл в тот недавний лихорадочный день в Амбере. Я изучал ее черты, пока карта не похолодела.

Изображение обретало трехмерность, а затем я вдруг увидел себя: мы с Корэл ярким днем гуляем по улицам Амбера, вокруг кипит торговля. А вот мы спускаемся по склону Колвира, перед нами сияет море, в небе кружат чайки. Затем кафе, стол, парящий у стены…

Я накрыл карту ладонью.

Корэл спала, это был ее сон. Как странно, перебирая карты, застать другого спящим. Еще удивительней обнаружить в том видении самого себя, если только, разумеется, прикосновение моего разума не возбудило неосознанные воспоминания… Одна из маленьких жизненных головоломок. Негоже будить бедняжку только для того, чтобы узнать, как она поживает. Для этого можно вызвать и Люка.

Я начал было искать его карту, но заколебался. Он наверняка изрядно занят в свои первые дни на посту монарха. А мне и так уже известно, что Корэл отдыхает. И лишь повертев в руках карту Люка, я отпихнул ее в сторону, обнаружив под ней следующую.

Серое, серебряное и черное… Его лицо являло собой постаревший и несколько более энергичный вариант моего собственного. Корвин, мой отец, оглядывался на меня. Как много раз я потел над этой картой, пытаясь достать его, пока ум не заходил за разум, – и все безрезультатно! Прочие объясняли мне, что это значит лишь одно из двух: он либо мертв, либо блокирует всякий контакт.

Но затем мною овладело странное чувство. Я припомнил его собственные истории, в частности, когда он рассказывал о том, как пытался достать Брэнда через карту, но сначала не смог этого добиться из-за отдаленности той Тени, где был заточен Брэнд. Вспомнил я и попытки отца проникнуть во Владения, и трудности, вызванные огромным расстоянием. Возможно ли, что мои усилия не давали результата не потому, что он умер или блокирует контакт, а из-за колоссального расстояния, разделяющего нас?

Но тогда кто пришел ко мне на помощь той ночью в Царстве Теней, кто перенес меня в необычное место меж Тенями навстречу странным приключениям, что выпали мне там? И хотя я был совсем не уверен в природе явления отца в Зеркальном Коридоре, но ведь позже я натыкался на явные знаки его присутствия в самом замке Амбера. Если он побывал в каком-то из этих мест, то, очевидно, вряд ли находится слишком далеко. Следовательно, отец просто блокирует меня, и очередная попытка скорей всего в очередной раз докажет бесполезность данного предприятия. Хотя, если существуют какие-то другие объяснения, и…

Мне показалось, что карта стала холодеть под пальцами. Было это лишь игрой воображения, или сила моего взгляда пробудила карту? Мысленно я подался вперед, сосредоточиваясь. И казалось, в ответ на мои усилия она становится еще холоднее.

– Папа? – произнес я. – Корвин?

Еще холоднее, и покалывание в подушечках пальцев, касавшихся карты. Это напоминало начало контакта. Возможно, он гораздо ближе к Владениям, нежели к Амберу, и находится сейчас в зоне досягаемости…

– Корвин, – повторил я, – это я, Мерлин. Привет.

Его изображение изменилось, будто двинулось. А затем карта совершенно почернела. Тем не менее она оставалась холодной, и возникло ощущение молчаливого контакта, словно в телефонном разговоре возникла пауза.

– Папа? Ты там?

Черная поверхность приобрела глубину. В глубине что-то шевельнулось…

– Мерлин? – Слово прозвучало неясно, хотя я был уверен, что это его голос выговаривает мое имя. – Мерлин?

Движение в глубине было реальным. Что-то стремилось наружу. Оно ринулось из карты мне в лицо, с биением черных крыл, с карканьем – ворон или ворона.

– Нельзя! – кричала птица. – Нельзя! Убирайся! Изыди! – Она билась о мою голову, а карты сыпались из рук. – Держись подальше! – хрипела птица, кружа по комнате. – Запрещено!

Она перелетела через порог, и я погнался за ней.

– Птица! – кричал я. – Вернись!

Тщетно. Не было ответа, не слышно было и шума крыльев. Я заглядывал в другие комнаты, но ни в одной из них и признака этой твари не обнаружил.

– Птица?..

– Мерлин! В чем дело? – донеслось откуда-то сверху.

Я поднял глаза, дабы узреть Сухая, сходившего по хрустальной лестнице за пеленой дрожащего света; позади было небо, полное звезд.

– Просто ищу птицу, – ответил я.

– Ох, – сказал он, достигнув пола и переступив пелену, которая сразу вытряхнулась из бытия, захватив с собой лестницу. – Какую-то особую птицу?

– Большую и черную. Из рода говорящих.

Он покачал головой.

– Я могу послать за такой, – предложил дядя.

– Это особенная птица, – сказал я.

– Жаль, что ты потерял ее.

Мы вышли в коридор, я повернул налево и первым зашел в гостиную.

– Карты все разбросаны, – заметил мой дядя.

– Я пытался воспользоваться одной, а она стала черной и из нее вылетела птица, кричащая: «Запрещено!» В этот момент я их и рассыпал.

– Похоже, твой корреспондент или шутник, или заколдован.

Мы присели, Сухай помог мне собрать колоду.

– Скорее последнее, – сказал я. – Это была карта моего отца. Долго я пытался обнаружить его и сейчас подошел ближе всего. Я действительно слышал его голос, там, в темноте, перед тем как вмешалась черная птица и прервала связь.

– Наверное, он заточен в темное место, возможно, к тому ж магически охраняемое.

– Конечно! – воскликнул я, сложив колоду и убирая ее в коробку.

Ничто не в силах распоряжаться веществом Тени в местах абсолютного мрака. Мрак так же надежен, как слепота, когда нужно отвратить существо нашей крови от побега. Моему недавнему опыту это придает частицу здравого смысла. Некто, желающий лишить Корвина свободы, обязан держать его в очень темном месте.

– Ты когда-нибудь встречался с моим отцом? – спросил я.

– Нет, – ответил Сухай. – Я слышал, что он нанес короткий визит во Владения в конце войны. Но никогда не имел удовольствия…

– Ты слышал что-нибудь о том, что он здесь делал?

– Полагаю, присутствовал на встрече со Свейвилом и его советниками вместе с Рэндомом и другими лордами Амбера, когда они готовили мирное соглашение. После чего, как я понимаю, он пошел своей дорогой, и я понятия не имею, куда она могла его завести.

– В Амбере известно не больше, – сказал я. – Не знаю… Он убил вельможу – лорда Бореля – где-то в конце последней битвы. Есть вероятность, что родичи Бореля могли последовать за отцом?

Дядя дважды щелкнул клыками, затем поджал губы.

– Дом Хендрейков… – задумался он. – Думаю, нет. Твоя бабка была из Хендрейков.

– Знаю. Но я с ними практически не общался. Некоторые расхождения с Хелграмами.

– Пределы Хендрейка очень агрессивны, – продолжал он. – Честь воина, понимаешь ли. Я не могу представить их себе в мирное время затаившими злобу за случившееся во время войны.

Припомнив рассказы моего отца, я спросил:

– Даже если они считают убийство не совсем честным?

– Не знаю, – сказал он на это. – Трудно угадывать позиции в таких специфических вопросах.

– Кто сейчас глава дома Хендрейков?

– Герцогиня Белисса Миноби.

– Герцог, ее муж – Ларсус… Что с ним случилось?

– Он скончался при падении Пути. Полагаю, его убил принц Джулиан из Амбера.

– А Борель был их сыном?

– Да.

– Ну и ну. Уже двое. Я и не представлял себе…

– У Бореля два брата, сводный брат и сводная сестра, куча дядей, тетей, кузенов. Большое семейство. И женщины Хендрейков удалью не уступают мужчинам.

– Ну конечно. Есть даже песня: «Никогда не вступит в брак Хендрейкова девица»!.. Можно как-нибудь выяснить, имел ли Корвин определенные дела с ними, пока был здесь?

– Попробую слегка поспрашивать, хотя прошло столько времени… Воспоминания стираются, следы исчезают. Все не просто.

Сухай покачал головой.

– Сколько еще до синего неба? – спросил я его.

– Довольно мало.

– Тогда мне пора отправляться в пределы Мэндора. Я обещал брату позавтракать с ним.

– Увидимся, – сказал Сухай. – На погребении, если не раньше.

– Да. Полагаю, мне следует умыться и переодеться.

Я совершил переход в свою комнату, где вызвал таз с водой, мыло, зубную щетку, бритву, а также серые штаны, черные пояс и сапоги, пурпурные перчатки и рубаху, плащ цвета угля, клинок и ножны. Приведя себя в порядок, я совершил переход через лесную поляну в приемную. Оттуда вышел на магистраль. Потом четверть мили горной тропой, внезапно упершейся в расщелину; я вызвал пелену, чтобы пересечь ее. Затем я направился прямо в пределы Мэндора, одолев, может, сотню ярдов голубым пляжем под двойным солнцем. Повернул направо, пройдя под памятной каменной аркой, быстро миновал поле пузырящейся лавы и проник сквозь стену черного обсидиана, за которой мне открылась славная пещера, далее по маленькому мостику, наискосок через кладбище и, наконец, на приемную площадку пределов.

Сплошная стена слева от меня была создана из тягучего пламени, а то, что справа, – был путь безвозвратный; свет осенял борозду дна морского, где копошились блестящие твари, пожирая друг друга. Мэндор в человеческом облике сидел прямо перед книжным шкафом, облаченный в черное и белое, ногами упираясь в черную же оттоманку; в руках экземпляр «Прославления» Роберта Хаоса, который я дал ему.

Подняв глаза, он улыбнулся.

– «Гончие смерти страшили меня». До чего ж славная строчка! Как тебе в этом обороте?

… – Наконец отдохнул, – сказал я. – А ты?

Он встал, положив книгу на маленький столик без ножек, парящий поблизости. Тот факт, что Мэндор явно читал эту книгу специально к моему приходу, ничуть не умалял похвалы. Он всегда был таким.

– Вполне прилично, спасибо. Позволь мне тебя покормить.

Он взял меня за руку и повел к огненной стене. Та расступилась, когда мы приблизились, и наши шаги прозвучали в пространстве на миг воцарившейся темноты, почти сразу перешедшей в узкую тропинку – свет проникал сквозь свод ветвей над нашими головами, по обе стороны цвели фиалки. Тропа привела к вымощенному плитняком патио с бело-зеленым бельведером на дальнем краю. Несколько ступеней, и мы поднялись к отлично сервированному столу, тут же, под рукой, стояли запотевшие кувшины с соками и корзины с горячими булочками.

Жестом Мэндор усадил меня. По мановению его руки рядом со мной появился кофейник.

– Я гляжу, ты запомнил мою утреннюю слабость. Спасибо.

Кивая, он едва заметно улыбнулся и сел напротив. Щебет незнакомых мне птиц доносился с деревьев. Ласковый ветерок шуршал листьями.

– Что ты намереваешься делать в эти дни? – осведомился я, наливая себе кофе и разламывая булочку.

– Обозревать сцену главным образом, – ответил он.

– Политическую сцену?

– Как всегда. Хотя недавний опыт в Амбере заставляет меня рассматривать ее как часть куда большей картины.

Я кивнул:

– Твои расследования с Фионой?..

– И это тоже. Они пришлись на очень необычные времена.

– Я обратил внимание.

– Похоже, конфликт между Путем и Логрусом проявляется в мирских делах так же, как в масштабах космических.

– У меня аналогичное ощущение. Но здесь я пристрастен. Меня преждевременно включили в партию космоса, и без всяких на то оснований. Можно подумать, что я за все веревочки дергал, лишь бы только попасть в игру. Мне это не нравится, и, если появится возможность повернуть вспять, я воспользуюсь ею.

– Гм-м, – произнес он. – А что, если вся твоя жизнь была обучением дергать за веревочки?

– Я бы не обрадовался этому. Полагаю, я чувствовал бы себя так же, разве что более напряженно.

Мэндор взмахнул рукой, и передо мной предстал изумительный омлет, сопровождаемый чуть задержавшимся гарнирным блюдом: жареный картофель с чем-то похожим на смесь лука и зеленого чилийского перца.

– Все это лишь предположения, не так ли? – сказал я и приступил к еде.

Здесь последовала длинная пауза, пока мы жевали.

– Вряд ли, – наконец отозвался Мэндор. – Я думаю, Силы, сейчас и уже долгое время, проявляют бешеную энергию, и мы относительно приближаемся к эндшпилю.

– Что заставляет тебя вмешиваться в эти дела?

– Началось с внимательного знакомства с происшествиями, – отвечал он. – Затем последовали выводы и разработка гипотез.

– Избавь меня от лекции о применении научного метода в теологии и человечьей политике, – попросил я.

– Ты спрашивал.