Эту книгу хорошо дополняют:

Сила спокойствия

Райан Холидей

Препятствие как путь

Райан Холидей

Осознанность

Марк Уильямс и Денни Пенман

Будь лучшей версией себя

Дэн Вальдшмидт

Ryan Holiday

EGO IS THE ENEMY

THE TIMELESS ART OF TURNING TRIALS INTO TRIUMPH

PORTFOLIO / PENGUIN

Райан Холидей

ЭГО – ЭТО ВРАГ

МОСКВА
«МАНН, ИВАНОВ И ФЕРБЕР»
2021

Информация
от издательства

Издано с разрешения Portfolio, an imprint of Penguin Publishing Group, a division of Penguin Random House LLC и Anna Jarota Agency

На русском языке публикуется впервые

Холидей, Райан

Эго — это враг / Райан Холидей ; пер. с англ. Е. Поникарова. — М. : Манн, Иванов и Фербер, 2021.

ISBN 978-5-00169-201-0

Бытует мнение, что препятствия на пути к полноценной успешной жизни возникают вовне — во внешнем мире. Но в действительности самый опасный враг находится внутри — это наше эго. На любом этапе нашей жизни именно эго становится помехой.

Райан Холидей на примерах известных людей рассказывает, как, обуздав свое эго, можно достичь самого высокого уровня власти и успе­ха. Взяв на вооружение уроки, стратегии и тактики, описанные в ней, вы освободитесь для решения тех задач, которые перед собой ставите.

Все права защищены.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

All rights reserved including the right of reproduction in whole or in part in any form. This edition published by arrangement with Portfolio, an imprint of Penguin Publishing Group, a division of Penguin Random House LLC.

СОДЕРЖАНИЕ

Райан Холидей — один из самых тонких мыслителей своего поколения, а эта книга — лучшее его произведение.

Стивен Прессфилд, автор бестселлера «Война за креатив»1

Комик Билл Хикс сказал, что мир заражен воспаленными эго. В книге «Эго — это враг» Райан Холидей выписывает нам рецепт: смирение. Книга набита историями и цитатами, которые помогут вам перестать создавать себе проблемы. Начинаете ли вы впервые или, наоборот, решаете начать все заново — вам есть что почерпнуть из этой книги.

Остин Клеон, автор книги «Кради как художник»2

Я хотел бы, чтобы эту книгу прочитал каждый спортсмен, честолюбивый лидер, предприниматель, мыслитель и дея­тель. Райан Холидей — один из самых перспективных молодых писателей своего поколения.

Джордж Равелинг, баскетболист, тренер, член Зала славы баскетбола, экс-директор корпорации Nike по маркетингу

Каждый день я вижу токсичное тщеславие эго, и меня не перестает удивлять, насколько часто оно уничтожает многообещающие творческие устремления. Прочитайте эту книгу, прежде чем оно уничтожит вас, проекты и людей, которых вы любите. Это так же необходимо, как соблюдать режим или правильно питаться. Идеи Райана бесценны.

Марк Эко, дизайнер одежды (бренд Ecko), основатель молодежного социального медиа Complex

У меня не так много правил в жизни, но одно я никогда не нарушаю: если Райан Холидей пишет новую книгу, я читаю ее, как только удается ее достать.

Брайан Коппельман, сценарист, кинорежиссер, продюсер (фильмы «Тринадцать друзей Оушена», «Миллиарды» и др.)

Нам часто говорят, что для достижения успеха необходима уверенность в себе. Райан Холидей оспаривает такое предположение с бодрящей прямотой. Он подчеркивает, что мы можем сформировать в себе уверенность, стремясь достигнуть большего, нежели собственный успех.

Адам Грант, автор бестселлеров «Оригиналы» и «Брать или отдавать?»3

У философии дурная репутация, но Райан Холидей возвращает ее на надлежащее место в нашей жизни. Эта книга, наполненная незабываемыми историями, стратегиями и уроками, идеально подходит всем, кто пытается что-то делать и чего-то добиться. Не будет преувеличением утверж­дение, что после ее прочтения вы уже никогда не сядете за работу так, как делали это раньше.

Джимми Сони, автор книги Rome’s Last Citizen («Последний гражданин Рима»)

Я бы хотела вырвать все страницы и наклеить вместо обоев, чтобы постоянно иметь перед глазами напоминание о смирении и работе, необходимой для истинного успеха. На полях своего экземпляра я раз за разом делала одну и ту же пометку: «Блеск!» Чтение этой книги вернуло меня к смирению и упорному труду, необходимым для победы.

Чандра Крофорд, олимпийская чемпионка 2006 года в лыжном спринте

Сегодня, когда все гоняются за мгновенным вознаграждением, искажена сама идея успеха: многие считают, что путь к их целям линеен. Как бывшая профессиональная спортсменка я скажу вам: этот путь совсем не прямой. Он состоит из поворотов, изгибов, взлетов и падений, он требует, чтобы вы погрузились в работу целиком. Своей­ книгой Райан Холидей попадает в самую точку, напоминая, что подлинный успех заключается в путешест­вии и процессе обучения. Жаль, что такого сокровища не было у меня, пока я играла.

Лори «Молния» Линдси, полузащитник в женской сборной США по футболу

Не верьте, будто тот, кто стремится утешить вас, безмятежно существует среди простых и тихих слов, которые иногда несут вам благо. У него тоже много трудностей и печали, и его жизнь сильно отстает от вашей. Будь иначе, он никогда бы не сумел подобрать эти важные для вас слова.

Райнер Рильке, поэт-модернист XX века

МУЧИТЕЛЬНЫЙ ПРОЛОГ

Эта книга об эго, но не лично обо мне. Я собираюсь ответить на вопрос, о котором вынужден думать, чтобы не быть лицемером: кто, черт возьми, я такой, чтобы писать об этом?!

Моя история не особо важна для уроков, которые будут описаны дальше, но я хочу кратко коснуться ее, чтобы задать определенный контекст. Я сталкивался с эго на всех стадиях своей короткой жизни. Устремление. Успех­. Неудача­. И снова, и снова, и снова.

Когда мне исполнилось девятнадцать, я почувствовал поразительные возможности, способные изменить жизнь, и бросил колледж. Наставники бились за мое внимание, поскольку видели во мне перспективного протеже. Успех пришел ко мне быстро, когда я был еще ребенком.

Я стал самым молодым руководителем в агентстве по работе с талантами в Беверли-Хиллз. На мне были контракты и контакты со множеством рок-групп. Я консультировал по книгам, которые продавались миллионами и авторы которых создавали собственные литературные жанры. В двадцать один я стал специалистом по стратегии для American Apparel, одного из самых популярных брендов в мире моды. Вскоре я занял в этой компании пост директора по маркетингу.

К двадцати пяти я выпустил первую книгу со своим лицом на обложке; издание немедленно стало дискуссионным бестселлером. На телевидении захотели сделать шоу о моей жизни. Следующие несколько лет принесли мне целую коллекцию атрибутов успеха: влияние, стабильную и престижную работу, авторитет, возможности, деньги и даже некоторую скандальную известность. На основе этих активов я позднее создал небольшую компанию, стал работать с хорошо известными платеже­способными клиентами и выполнять заказы, которые позволяли мне выступать на конференциях и модных мероприятиях.

Успех вызывает искушение приврать, сгладить углы, преуменьшить значение элементов везения и приправить все это какой-то мифологией. Вы знакомы с подобными искрящими повествованиями о геркулесовой борьбе за величие наперекор всему. В них непременно будут и сон на полу, и разрыв с родителями, и страдания из-за амбиций. В рассказах такого рода талант замещает вашу личность, а достижения предстают вашей главной ценностью. Одна­ко подобные истории никогда не бывают честными или полезными.

В перечисленных мной успехах многое весьма удобно пропущено. Вы не прочли о стрессах и искушениях; катастрофичные падения и тошнотворные ошибки — все ошибки! — остались на полу монтажной комнаты, так как не вошли в итоговый вариант ролика. И у меня были времена, которые сейчас я предпочел бы не вспоминать и не обсуждать: уважаемый мной человек устроил мне публичное освежевание. Я оказался настолько раздавлен, что даже попал на скорой в больницу. Я потерял самообладание и объявил начальнику, что с меня хватит и я возвращаюсь учиться. Бестселлер оказался однодневкой: в лидерах продаж книга продержалась всего неделю. На автограф-сессию явился один человек. Компания, которую я построил, разлетелась на куски, и ее пришлось воссоздавать. Причем дважды. И это только некоторые из моментов, которые я опять изящно отредактировал.

Я только что нарисовал более полную картину — и это по-прежнему всего лишь часть жизни. Хотя теперь задан более правильный тон — как минимум более правильный для этой книги: амбиции и достижения соседствуют с невзгодами.

Я не из тех, кто верит в чудеса и озарения. Один момент не способен в корне изменить человека. Таких поворотных, значимых моментов обязательно бывает много. В течение примерно шести месяцев 2014 года в моей жизни все эти события происходили подряд.

American Apparel, компания, в которую я вложил столько усилий, оказалась на грани банкротства: миллионные долги превратили ее из уважаемого бренда в собственную тень. Основателя American Apparel, которым я восхищался с юности, совет директоров бесцеремонно выставил за дверь. Этих людей он сам когда-то взял на работу, а после бесславной отставки был вынужден ночевать у старого друга на диванчике.

Я имел неплохой доход в агентстве по работе с талантами, но история повторилась: клиенты настойчиво требовали денег. Так исчерпались мои взаимоотношения еще с одним патроном.

Я опирался на этих людей, строил вокруг них жизнь. Я смотрел на них снизу вверх и учился у них. Их стабильность — финансовая, эмоциональная, психологическая — была для меня не просто чем-то само собой разумеющимся. Она составляла основу моего существования и самооценки. Однако все казавшееся незыблемым и неистребимым одно за другим взрывалось прямо на глазах.

Колеса отрывались от земли — во всяком случае, именно такими были ощущения. Желая всем существом быть похожим на кого-то, невозможно в один миг осознать, что на самом деле быть таким не надо. Подобная мысль бьет под дых, вызывает шок, и к этому нельзя быть готовым.

Подобное разрушение не обошло и меня. Проблемы, которыми я пренебрегал всю жизнь, начали возникать или активироваться именно в момент, когда я меньше всего мог себе это позволить.

Несмотря на достигнутые успехи, я снова оказался в городе, где когда-то начинал. Я был переутомлен и пере­гружен, большую часть с трудом заработанной свободы приходилось обменивать на деньги и острые ощущения: сказать им нет казалось невозможным. Нервы были настолько истрепаны, что приступы безудержной ярости начинались от малейшего напряжения. Работа, которая всегда давалась легко, превратилась в мучение. Рухнула вера и в себя, и в других людей. Обвалилось качество жизни­.

Однажды я вернулся домой из долгой поездки и обнаружил, что нет связи с интернетом.

Паника тут же обрушилась лавиной: «Если я не отправлю эти электронные письма… Если я не отправлю эти электронные письма… Если я не отправлю эти элект­ронные письма… Если я не отправлю эти электронные письма…»

Вы считаете, что заняты тем, чем положено. Общество вознаграждает вас за это. Но вдруг девушка, которую вы уже видели своей женой, бросает вас, потому что вы не тот человек, кого она полюбила, — вы не тот, каким были раньше. Как такое возможно? Способны ли вы избавиться от ощущения, что еще вчера стояли на плечах гигантов, а сегодня вам надо выбраться из-под руин и начать собирать целое из груды обломков?

В том факте, что я трудоголик, был единственный плюс. Он и заставил меня смириться с собственным трудо­голизмом. Я осознал: мои увлечения и качества, которые рано привели к успеху, имеют свою цену. Подоб­ное происходит и с другими людьми. Дело не столько в объе­ме работы, которую было необходимо проделать для достижения высоты, — дело в непомерной роли, которую она играла в ощущении моего «я». Я оказался в ловушке собственных мыслей. Оказалось, я бесконечно кручу колесо боли и разочарования, и хорошо бы теперь выяснить, почему я это делаю, — разумеется, если я не хочу сломаться.

Как исследователь и писатель я много лет изучал историю и бизнес. И, как обычно бывает при длительных наблюдениях, у меня начали возникать универсальные вопросы. Главным увлекавшим меня предметом оказалась тема эго.

Нельзя сказать, что я не был знаком с эго и его влия­нием. Перед событиями, о которых я только что рассказал, я изучал вопрос почти год. Однако полученный болезненный опыт сместил предмет моего интереса в центр внимания; раньше я не мог представить ничего подобного.

Передо мной предстали негативные последствия эго, причем не только лично во мне или на страницах истории, но и у друзей, клиентов и коллег (а некоторые из них занимали очень высокое положение в своих сферах). Людям, которыми я восхищаюсь, их эго стои­ло сотни миллионов долларов. Как мифологический Сизиф, из-за своего эго они никак не могли приблизиться к вожделенным целям. И вот я сам заглянул в эту пропасть.

Через несколько месяцев я набил на правом предплечье: «Ego is the enemy» — «Эго — это враг». Не знаю, откуда взялись эти слова; возможно, давным-давно я их где-то прочитал. Но они сразу же стали источником и утешения, и руководства. Татуировка на левой руке (почерпнутая из столь же неясного источника) гласит: «The obstacle is the way» — «Препятствие как путь»4.

Эти две фразы я перечитываю по многу раз каждый день; я делаю это, принимая решения. Я не могу не видеть их, когда плаваю, медитирую, пишу, выбираюсь из душа утром. Они обе увещевают — заклинают! — меня выбрать верный курс фактически в любой ситуации.

Я написал эту книгу не потому, что достиг какой-то мудрости, и не потому, что считаю себя достойным проповедовать. Просто мне не хватает подобной книги в поворотные моменты собственной жизни. Передо мной, как и перед каждым, периодически встают самые важные вопросы: кем быть, каким путем пойти? («Quod vitae sectabor iter»5.) Я счел эти вопросы вечными и универсальными, поэтому попытался опираться в этой книге на философию и примеры из истории, а не на личный опыт.

Историческая литература полна рассказов об одержимых гениальных фантазерах, которые с почти иррациональной силой переделывают мир. Однако я заметил, что реальную историю творят люди, на каждом шагу побеж­дающие свое эго: они отказываются от света прожекторов, ставят достижение цели выше стремления к признанию. Моим методом изучения и усвоения историй стал их пересказ.

На эту работу, как и на другие мои книги, сильно по­влияли философия стоиков и фактически все великие классические мыслители.

Я много заимствую у них, когда пишу, но также опираюсь на них в собственной жизни. И если что-нибудь в этой книге окажется вам полезным, то причиной буду не я, а они.

Оратор Демосфен говорил: понимание — начало доблести, мужество — ее исполнение. Прежде всего мы должны по-новому посмотреть на себя и на мир. Затем надо бороться за то, чтобы стать и оставаться другими, — это самая трудная часть. Я не настаиваю на подавлении и сокрушении каждой крупинки эго в своей жизни. Я даже не утверждаю, что это вообще можно сделать. Это всего лишь напоминания, моральные истории для поощрения наших лучших устремлений.

В «Этике» Аристотель сравнивает человека с кривым деревом: опытный садовник медленно прилагает к деформированному участку давление в противоположном направлении, по сути, выгибая его до прямоты6. Разумеется, спустя пару тысячелетий Кант фыркнул: «Из столь кривого дерева, из какого сделан человек, нельзя сделать ничего совершенно прямого»7. То есть, возможно, мы никогда не сможем стать идеально прямыми, но мы можем стремиться стать прямее.

Всегда приятно ощущать себя особенным, наделенным редкими способностями или вдохновением. Но цель этой книги в другом. Я попытался организовать ее таким образом, чтобы вы оказались там же, где и я по завершении работы. То есть чтобы вы стали меньше думать о себе. Я надеюсь, вы меньше станете вкладываться в истории о собственной уникальности и в результате осво­бодитесь для решения тех задач, которые вы ставите перед собой­.

ВВЕДЕНИЕ

Главный принцип: ты не должен дурачить самого­ себя.

А себя одурачить как раз проще всего.

Ричард Фейнман, нобелевский лауреат по физике

Возможно, вы юны и амбициозны, молоды и переживаете сложные времена. Не исключено, что вы заработали миллион или даже два, заключили первую сделку, вас выбрали в какую-то элитную группу или вы просто уже настолько успешны, что вам хватит полученного на оставшуюся жизнь. Возможно, вы были ошеломлены, узнав, насколько пусто наверху и что вам вменяется вести других через кризис. Допустим, вас только что уволили и вы только что достигли дна.

Кем бы вы ни были и что бы вы ни делали, ваш злейший враг уже живет внутри вас. Это ваше эго.

«Да это не про меня, — думаете вы. — Никто никогда не называл меня эгоцентристом». Может быть, вы считаете себя вполне уравновешенным человеком. Но для людей с амбициями, талантами, импульсами и потенциалом неотъемлемая часть жизни — эго. То же самое, что превращает нас во многообещающих мыслителей, творцов, предпринимателей, делает нас уязвимыми перед этой стороной психики.

Это не книга об эго, как его понимал доктор Фрейд. Великий психоаналитик любил такую аналогию: наше эго — это всадник на лошади. Бессознательные влечения — это оседланное парнокопытное, а эго пытается им управлять. Современные психологи называют эгоистом (эгоманьяком) человека, опасно сфокусированного на себе и пренебрежительного относящегося к другим. Приведенные определения вполне верны, однако за пределами медицины не особо ценны.

То, о чем мы говорим, обычно определяют менее официально: эго — это нездоровая вера в собственную важность. Высокомерие. Зацикленные на себе амбиции. Именно таким смыслом слова «эго» мы и будем оперировать в этой книге. Эго — это вздорный капризный ребенок внутри каждого из нас. Он предпочитает добиваться желаемого, пробиваясь через что угодно или наступая на тех, кто мешается на пути. Жажда быть лучше, чем диктует разумная потребность, жажда признания за ее рамками — это эго. Это ощущение превосходства и самоуверенность, выходящие за границы уверенности в себе и таланта.

Эго — это настолько раздутое представление о себе и мире, что окружающая реальность начинает искажаться. Когда, как объяснял американский футболист и тренер Билл Уолш, «упорство становится упрямством, а уверенность в себе — высокомерием и безрассудством». Это и есть то эго, которое, по словам английского прозаика Сирила Коннолли, «засасывает нас, как закон гравитации».

Такое эго становится врагом того, чего вы желаете, и того, что у вас есть. Овладения каким-нибудь мастерст­вом. Настоящего творческого озарения. Хорошей работы с другими людьми. Создания лояльности и поддержки. Долголетия. Повторения и поддержания успеха. Оно отвергает выгоды и возможности. Оно магнит для врагов и ошибок. Сцилла и Харибда.

Большинство из нас не являются патологическими эгоистами, но эго лежит в основе почти всех мыслимых проблем и помех — от «почему мы не можем выиграть» до «почему нам нужно выигрывать все время и за счет других». От «почему у нас нет того, что нам хочется» до «почему, получив то, чего нам хочется, мы не чувствуем себя лучше».

Мы обычно не рассматриваем ситуацию с такой точки зрения. Мы считаем, что в наших проблемах виновато что-то или кто-то (чаще всего другие люди). Мы — тот самый больной, что не ведает причины болезни, как выразился тысячи лет назад поэт Лукреций. Особенно эго вредит успеш­ным людям: они не могут увидеть, как эго мешает им, поскольку замечают только уже сделанное. Эго подрывает, а то и сводит на нет усилия, направленные на достижение любой цели — большой и маленькой.

Миллиардер и многолетний руководитель корпорации ITT Гарольд Дженин сравнивал эгоизм с алкоголизмом: «Эгоист не спотыкается, сбивая вещи со стола. Он не бормочет и не пускает слюни. Но он становится все более и более высокомерным, а некоторые люди, не зная, что под этим скрывается, принимают такое высокомерие за чув­ство силы и уверенности в себе». Вы могли бы сказать, что они начинают ошибаться и в отношении себя, не осознавая, что заболели или что тем самым они убивают себя.

Если эго — это голос, который вещает, что мы лучше, чем есть на самом деле, то можно утверждать: эго препятствует истинному успеху, мешает прямой честной связи с окружающим миром. Один из первых участников содружества «Анонимные алкоголики» определил эго как «сознательное отделение». От чего? Да от всего.

Это отделение проявляется огромным количеством способов. Мы не можем общаться с другими людьми, если возводим вокруг себя стены. Мы не можем улучшить мир, если не понимаем его или себя. Нельзя получить обратную связь, если мы неспособны прислушаться к внешним источникам или не заинтересованы в этом. Нельзя распознать или создать возможности, если не присмотреться к тому, что перед нами, — мы будем продолжать существовать в собственных внутренних фантазиях.

Если не оценить свои способности и верно не соотнести их с чужими, то у нас возникнет не уверенность в себе, а заблуждение. Как нам достучаться до других людей, мотивировать или возглавлять их, если у нас отсутствует связь с их потребностями, поскольку мы утратили связь даже с необходимым нам самим?

Мастер перформанса Марина Абрамович8 формулирует это прямо: «Если вы начинаете верить в свое величие — это смерть вашего творчества».

Только одно удерживает эго: комфорт. Погоня за чем-то большим в спорте, искусстве или бизнесе часто ужасает — эго смягчает страх. Оно — бальзам для незащищенности. Заменяя рациональную сознательную часть нашей души самовосхвалением и самолюбованием, эго нашептывает нам то, что мы хотели бы слышать, причем делает это в подходящее время.

Однако все это временные меры с протяженными по­следствиями.

ЭГО БЫЛО ВСЕГДА. СЕЙЧАС ОНО ПООЩРЯЕТСЯ

Сегодня наша культура раздувает пламя эго сильнее, чем когда бы то ни было. Никогда еще не было проще выступать и наслаждаться ощущением своей значимости. Мы можем хвастаться своими целями перед миллионами поклонников — раньше это делали только рок-звезды и лидеры культов. Мы можем следить за своими кумирами в Twitter, общаться там с ними, читать книги и публикации на сайтах, смотреть выступления на конференциях TED9 — и перегружаться информацией, как никогда ранее (для всего этого существуют специальные мобильные приложения). Мы можем именовать себя генеральным директором собст­венной — существующей только на бумаге — компании. Можем публиковать любые новости в социальных сетях и принимать поздравления. Можем размещать статьи о себе в изданиях, которые раньше были объективной прессой. Некоторые из нас делают это чаще и в больших объемах­, чем другие. Но это только вопрос степени.

Дело не только в изменившихся технологиях. Нас убеждают: прежде всего, надо верить в собственную уникальность. Нам предлагают масштабно мыслить и масштабно жить, запоминаться и отваживаться. Мы думаем, что для успеха необходимо какое-то смелое видение или какой-то всеобщий план: именно это, по идее, было у создателей вон той компании или чемпионской команды. (Было? Точно?) Мы видим в интернете и средствах массовой информации рисковых и успешных людей и вслед за ними устремляемся к собственным успехам, пытаясь сформировать у себя правильное отношение, занять правильную позицию.

Мы интуитивно устанавливаем причинно-следственные связи, которых на самом деле нет. Мы предполагаем, что признаки успеха — то же самое, что сам успех, и в этой наивности путаем побочный продукт с причиной.

Конечно, для некоторых людей эго срабатывало: многие вошедшие в историю мужчины и женщины были откровенно эгоистичны. Но у них случалось и множество неудач. И на деле гораздо больше, чем нам известно. Но наша культура поощряет бросать кости — играть в азартные игры, игнорируя ставки.

ЭГО С ВАМИ ВСЕГДА

В любой момент времени человек находится на одной из трех стадий. Мы стремимся к чему-нибудь, пытаясь оставить след во Вселенной. Либо мы достигли успеха — возможно, маленького, возможно, побольше. Или мы недавно потерпели неудачу (или терпим их постоянно). Большинство находится на этих стадиях динамично: стремится вперед, пока не преуспеет, преуспевает, пока не провалится или пока не устремится к большему, а после неудачи может вновь начать стремиться куда-то или преуспевать.

Эго — враг на каждом этапе этого пути. В определенной степени эго — враг создания, поддержания и восстановления. Когда все идет легко и быстро, это, может быть, и хорошо. Но во времена перемен и трудностей…

Именно поэтому в этой книге три части: «Стремление», «Успех», «Неудача».

Цель такой структуры проста: помочь подавить эго задолго до укоренения вредных привычек; заместить искушение смирением и дисциплиной (на подходе к успеху); воспитать силу и стойкость (чтобы не дать неудаче погубить вас, когда весь мир против). Структура этой книги поможет вам быть:

• скромными в устремлениях,
• добрыми при успехах,
• стойкими в неудачах.

Я не говорю, что вы не уникальны, что у вас нет ничего интересного, чтобы оставить след в истории. Я не намекаю даже, что нельзя раздвигать творческие границы, изобретать, чувствовать вдохновение или устремляться к действительно амбициозным переменам и новациям, — для этого в мире достаточно места. Но чтобы правильно это делать и принимать возникающие риски, нужен баланс. Как заметил один из отцов-основателей США, квакер-пацифист Уильям Пенн, если вокруг по­стоянно дуют сильные ветра, зданию нужен хороший фундамент.

И ЧТО ТЕПЕРЬ?

Книга, которую вы держите в руках, основана на одном опти­мистичном предположении: ваше эго не та сила, которую вы вынуждены подпитывать на каждом шагу. Эго можно управлять. Его можно направлять.

В этой книге мы взглянем на таких людей, как Уильям Шерман, Кэтрин Грэм, Джеки Робинсон, Элеонора Рузвельт, Билл Уолш, Бенджамин Франклин, Велизарий, Ангела Меркель и Джордж Маршалл. Могли бы они добиться того, чего добились: спасти ненадежные компании, развить военное искусство, внести вклад в бейсбол, революционизировать атаку в американском футболе, противостоять тирании, храбро переносить несчастья, — если бы эго оставило их неподготовленными и поглощенными собой?

По словам писателя и специалиста по стратегическому мышлению Роберта Грина, именно их чувство реальности и осознания мы должны принять, поскольку именно они стали основателями великого искусства, великой литературы, великого дизайна, великого бизнеса, великого маркетинга и великого лидерства.

Когда мы знакомимся с этими людьми, мы обнаруживаем, что они были осмотрительны и непоколебимо реалистичны. Не то чтобы кто-нибудь из них вообще был лишен эго. Но они знали, как его подавить, укротить и направить. Они великие, но скромные.

Погодите, но вот такой-то и такой-то отличались непомерным эго и были успешными. Что насчет Стива Джобса? Или Канье Уэста?

К таким примерам худшего поведения мы можем отнестись рационально. Однако никто не является дейст­вительно успешным по той причине, что блуждает в иллюзиях, оторван от реальности или зациклен на себе. Даже если эти черты присущи каким-то популярным личностям, у них есть и другие качества: зависимость, плохое обращение (с собой и с другими), депрессия, одержимость. Когда мы изучим этих людей, то увидим: лучшее, что они делали, происходило в моменты, когда они обуздывали свои импульсы, расстройства и пороки. Человек может достичь предела возможностей, только освободившись от эго.

Именно поэтому мы познакомимся с такими личностями, как Говард Хьюз — младший, персидский царь Ксеркс, Джон Делореан, Александр Македонский, а также рассмотрим множество предостерегающих историй других людей, потерявших контроль над реальностью. На их примере будет понятно, каким рискованным может оказаться эго. За полученные дорогостоящие уроки они заплатили невзгодами и саморазрушением. Мы увидим, как часто даже самые успешные люди колеблются между смирением и эго и какие проблемы это вызывает.

Устранив эго, мы остаемся один на один с реальностью. Эго сменяется смирением, но это твердое смирение и уверенность в себе. Эго искусственно — уверенность в себе выдерживает нагрузки. Эго украдено — уверенность в себе заслужена. Эго самопровозглашено, его самодовольство — уловка. Уверенность готовится к трудностям — эго манипулирует. Это как разница между сильнодействующими и ядовитыми веществами.

Как вы увидите на следующих страницах, именно уверенность в себе превратила во время Гражданской войны ничем не примечательного и недооцененного генерала в главного воина и стратега Америки. Эго подхватило другого генерала на высотах власти и влияния после той же войны и довело его до нищеты и бесславия.

Тихий, спокойный немецкий ученый превратился не просто в лидера нового типа, а в силу мира. Два других инженерных ума XX века, разные, но одинаково блестящие и смелые, закружились в шумихе и славе. Но потом их надежды разбило о скалы неудач, банкротства, скандала и безумия.

Один привел одну из худших команд в истории НФЛ к трем победам в Супербоулах, а потом сделал ее одной из доминирующих династий в игре. А бесчисленное множество других тренеров, политиков, предпринимателей и писателей преодолевали аналогичные препятствия лишь для того, чтобы неизбежно уступить первое место кому-то другому.

Некоторые учатся смирению. Другие выбирают эго. Кто-то готов к переменам в судьбе — положительным и отрицательным. Иные — нет. Что выберете вы? Кем ста­нете?

Вы взяли эту книгу, потому что чувствуете (осознавая это или нет), что вам нужно найти ответ на вопрос.

Что ж, мы здесь; приступим.

ЧАСТЬ I

СТРЕМЛЕНИЕ

Итак, у нас есть цель, вызов, новое начинание. Так начинается каждое путешествие, но слишком многие в итоге не достигают своей цели. Виновником чаще всего бывает эго. Мы вооружаемся фантастическими историями, считаем, что всё знаем, позволяем своей звезде гореть ярко и горячо — но лишь для того, чтобы выяснить, что все окончилось пшиком. И мы понятия не имеем почему. Это признаки эго, лекарством от которого являются смирение и чувство реальности.

ДЛЯ ВСЕГО, К ЧЕМУ ВЫ СТРЕМИТЕСЬ, ЭГО — ЭТО ВРАГ

Говорят, что он смелый хирург, рука которого не дрожит, когда он проводит операцию самому себе; и он часто столь же смел, как и тот, кто не боится стянуть таинственную вуаль самообмана, которая скрывает уродства его собственного поведения.

Адам Смит, английский экономист и мыслитель

Примерно в 374 году до н. э. Исократ, один из самых известных учителей и риторов Афин, написал письмо молодому человеку по имени Демоник. Исократ был другом его недавно умершего отца и хотел дать осиротевшему юноше несколько советов. Они варьировались от практических до моральных и выражались в «благородных изречениях», как назвал их автор. По словам Исократа, они являлись «наставлениями на грядущие годы».

Демоник, как и многие из нас, был честолюбив, и Исократ писал, что путь амбиций может быть опасен. Ритор начал с сообщения, что более всего юноше к лицу «стыдливость, справедливость и скромность, ибо считается, что все это украшает нравственный облик молодого человека»10.

«Вырабатывай твердость характера», — наставлял Исократ и предостерегал Демоника от попадания в зависимость от «гнева, наслаждения и боли». И «к льстецам относись с такой же ненавистью, как к обманщикам: и те и другие, когда им верят, причиняют поверившим зло».

Автор учил адресата: «С теми, кто общается с тобой, будь обходительным, а не надменным. Ведь спесивость тех, кто преисполнен презрения, с трудом смогут выносить даже рабы»; «Обдумывай решения медленно, приводи их в исполнение быстро»; «Знай, что самое лучшее… обладать рассудительностью». Исократ призывал юношу не забывать о разуме: «Заботься обо всем необходимом в жизни, но более всего развивай свой разум. Великое в малом — вот что такое хороший ум в теле человека».

Некоторые из этих советов могут показаться знакомыми. Действительно, через две тысячи лет о бешенстве эго стал часто предупреждать Уильям Шекспир. В «Гамлете» он, фактически используя это письмо в качестве образца, вложил слова Исократа в уста Полония, обратившегося к своему сыну Лаэрту. Речь эта, если вам доводилось ее слышать, заканчивается такими строками:

Но главное: будь верен сам себе;

Тогда, как вслед за днем бывает ночь,

Ты не изменишь и другим. Прощай;

Благословеньем это все скрепится11.

Слова Шекспира легли на сердце Уильяму Шерману, молодому офицеру в Соединенных Штатах, — впоследст­вии он станет, возможно, величайшим генералом и стратегом в истории страны. Не исключено, что он никогда не слышал об Исократе, но зато любил «Гамлета» и часто цитировал речь Полония.

Отец Шермана (как и отец Демоника) умер, когда тот был очень молод. И, как и Демоника, юношу взял под крыло мудрый старший товарищ — Томас Юинг, друг отца и будущий сенатор Соединенных Штатов. Юинг усыновил мальчика.

Несмотря на высокое положение приемного отца, практически никто не мог бы предсказать серьезных достижений Шермана. И уж тем более никто не предвидел беспрецедентного шага — отказа от поста президента страны. Восхождение Шермана на политический олимп было медленным и постепенным — в отличие от, например, Наполеона, который стремительно ворвался в историю и так же быстро сошел со сцены12.

Молодые годы Уильям Шерман провел в Вест-Пойнте, федеральной военной академии, и в армии. В первые годы службы он верхом изъездил почти всю страну; каждая поездка приносила офицеру новые знания и умения. Когда разразилась Гражданская война, Шерман отправился на восток и получил звание полковника Добровольческой армии (северян). В первом сражении при реке Булл-Ран северяне потерпели катастрофическое поражение, однако Шерман, успешно командовавший полком, отличился в бою.

После сражения Шермана повысили до бригадного генерала и вызвали для встречи с президентом Линкольном и его военным советником13. В таком составе военачальники обсуждали стратегические планы несколько раз, как вдруг Шерман обратился к Линкольну со странной просьбой: не возлагать на него верховное командование. При этом Шерман соглашался на любое другое назначение. Президент с радостью пообещал удовлетворить просьбу; все остальные генералы хотели как раз обратного: как можно больше чинов и полномочий.

В тот период Шерману было комфортно в роли второго номера. Он был уверен, что здраво оценивает свои способности и что выбранная им роль подходит ему лучше всего. Только представьте: честолюбивый человек отказывается от шанса взять на себя ответственность, потому что хочет быть готовым к ней! Не безумие ли это?!

Но Шерман вовсе не был образцом сдержанности и порядка. В начале войны, когда ему пришлось защищать Кентукки с недостаточным количеством войск, его одержимость и склонность к сомнению в себе странным образом встретились. Он бесился из-за нехватки ресурсов и с паранойей относился к маневрам противника. В результате он сорвался и поговорил с несколькими газетными репортерами в недопустимом тоне. Последовал конфликт, Шермана временно отстранили от командования. Чтобы привести нервы в порядок, офицеру потребовалось несколько недель отдыха. Это был один из немногих почти катастрофических моментов — в остальное время его карьера развивалась достаточно успешно.

История с репортерами получила огласку, а Шерман обрел известность. Во время осады Форта Донельсон (спустя семь месяцев после первого сражения при Булл-Ране) звание Шермана было уже формально выше, чем звание Улисса Гранта, командовавшего боевыми действиями. Пока остальные генералы Линкольна боролись между собой за личную власть и признание, Шерман предпочел поддержать и усилить Гранта. Шерман отправил Гранту партию боеприпасов, приложив записку, в которой говорилось: это твое шоу, обращайся ко мне за любой помощью, которая в моих силах. Шерман и Грант вместе одержали одну из первых побед Союза в войне.

Опираясь на свои успехи, Шерман начал отстаивать идею марша к морю. Стратегически смелый и дерзкий план был порожден не каким-то творческим гением, а опирался на точные топографические исследования, которые молодой офицер когда-то провел в местах, казавшихся захолустьем.

Когда-то Шерман осторожничал — теперь же он не сомневался. И, в отличие от множества людей с большими амбициями, право на это мнение он заработал. Пройдя от Чаттануги до Атланты, а затем от Атланты к морю, он избежал традиционной серии сражений — одной битвы за другой. Любой, кто изучает военную историю, может видеть, как то же самое вторжение, вызванное эго, а не ощущением цели, привело бы к совершенно иному результату.

Реализм Шермана позволил ему увидеть путь через Юг, который другие считали невозможным. Вся его теория маневренной войны базировалась на намеренном отказе от лобовых атак и демонстрации силы в виде генеральных сражений, а также на игнорировании критики, которая ждала публичной реакции военачальника. Шерман же молчал и придерживался своего плана.

К концу войны Уильям Шерман был уже одним из самых знаменитых людей страны. Однако он не стремился на государственную службу и не имел вкуса к политике — он желал просто делать свою работу и по ее завершении уйти в отставку. Отмахиваясь от похвал­ и внимания, сопутствующих успеху, он предупреждал своего друга Гранта: «Будь естественным, будь самим собой, и это пышное подхалимство пройдет, как морской бриз в теплый летний день».

Один из биографов Шермана очертил этого человека и его достижения в следующем замечательном пассаже — вот почему он служит нашим образцом на стадии восхождения.

Люди, которые достигают славы и лидерства, бывают двух типов. Одни рождены с верой в себя, у других их медленный рост зависит от реальных достижений. Для людей второго типа их собственный успех становится постоянным сюрпризом, а его плоды еще вкуснее из-за того, что их пробуют осторожно, с навязчивым чувст­вом сомнения, не сон ли это. В этом сомнении лежит истинная скромность — не притворство неискреннего самоуничижения, а скромность «умеренности» в греческом смысле. Не поза, а уравновешенность.

Кто-то может спросить: если ваша вера в себя не опре­деляется реальными достижениями, то от чего она зависит? Слишком часто ответ на этот вопрос, когда мы только начинаем, таков: ни от чего. Эго. Вот почему мы часто видим резкие взлеты, за которыми следуют катастрофические падения.

Так к какому типу относитесь вы?

Шерману надо было уравновесить талант, амбиции и пыл, особенно в молодости. Его победа в этой борьбе стала главной причиной того, что он смог справиться с переворачивающим жизнь успехом, который к нему пришел.

Возможно, это звучит странно. Там, где Исократ и Шекспир предлагали нам быть сдержанными, целеустремленными и руководствоваться принципами, многих из нас учили делать противоположное. Наши культурные ценности практически пытаются поставить нас в зависимость от одобрения, выдаваемого нашими эмоциями.

На протяжении целого поколения родители и учителя помогали нам самоутверждаться. Отсюда и все темы наших гуру и публичных лиц, направленные почти исключительно на то, чтобы вдохновлять, поощрять и убеждать нас, что мы можем совершить то, к чему стремимся.

В реальности это делает вас слабыми. Да, именно вас — со всеми талантами чудо-мальчика или девочки-которая-далеко-пойдет. Мы считаем само собой разумеющимся, что у вас есть потенциал. Именно поэтому вы оказались в престижном университете, именно поэтому у вас имеется финансирование бизнеса, вас нанимают и продвигают по службе; поэтому все имеющиеся сейчас возможности достались вам даром.

Как заметил Ирвинг Берлин14, «талант — это всего лишь отправная точка». Вопрос в том, сможете ли вы максимально ей воспользоваться? Или станете своим злейшим врагом? Не погасите ли пламя, которое только занимается?

Шерман был человеком, глубоко и надежно связанным с реальностью. Он пришел из ниоткуда и совершал великие дела, не ощущая при этом, что он имеет какие-то права на почести, которых удостаивался. На деле он регулярно и последовательно подчинялся другим и был вполне удовлетворен своим участием в победе, хотя это и означало меньше лавров и славы для него лично.

Печально, что поколения мальчишек изучают атаку Пикетта15 — провалившуюся атаку конфедератов, а модель Шермана — тихая, реалистичная, без блеска — забыта или, хуже того, очерняется.

Можно сказать, что умение трезво оценивать собст­венные возможности — наиважнейший навык. Без объек­тивной оценки невозможно улучшение. И эго, разумеется, затрудняет каждый шаг на этом пути. Естест­венно, приятнее сосредоточиваться на своих талантах и сильных сторонах, но что это нам дает? Высокомерие и зацикленность на себе мешают росту. Так же, как и фантазии и «видение».

На этой стадии вам нужно тренироваться смотреть на себя с небольшого расстояния, развивая способность взгляда со стороны. Такое отчуждение — своего рода природное противоядие от эго. Это под силу любому нарциссу. Редкостью является не сырой талант, умения и даже уверенность в себе, а смирение, прилежание и само­анализ.

Для того чтобы работа несла в себе истину, она должна исходить из истины. Если вы не хотите быть однодневкой, то должны быть готовы к долговременной концент­рации.

Нам следует понять: хотя мы и думаем масштабно, для достижения того, к чему мы стремимся, мы должны дейст­вовать и жить негромко, понемногу. Мы сосредоточимся на действии и на образовании, откажемся от самоутверждения и статуса, и наши амбиции поэтому будут не грандиозными, а постепенными: шаг за шагом мы станем учиться, расти и тратить на это свое время.

Наши конкуренты — с их агрессией, пылом, самолюбованием и бесконечной саморекламой — не понимают, что ставят под угрозу собственные усилия (не говоря уже о здравомыслии). Мы бросим вызов мифу о самоуверенном гении, которому чужды сомнения и рефлексия, а также оспорим миф об измученном художнике, который обязан жертвовать здоровьем ради работы. Там, где они оба отделены от реальности и других людей, мы свяжемся с ними, будем знать их и извлекать важные уроки.

Черчилль заметил, что факты лучше мечтаний.

Хотя мы разделяем представление о величии со многими другими людьми, мы понимаем, что наш путь к нему иной. Следуя Шерману и Исократу, мы понимаем, что эго является нашим врагом в этом путешествии, и поэтому, когда мы придем к успеху, он не утопит нас, а сделает сильнее­.

РАЗГОВОРЫ, РАЗГОВОРЫ, РАЗГОВОРЫ

Те, кто знают, не говорят.

Те, кто говорят, не знают.

Лао Цзы, основоположник даосизма

Писатель и общественный деятель Эптон Синклер, борясь в 1934 году за пост губернатора Калифорнии, предпринял необычный шаг: выпустил брошюру I, Governor of California and How I Ended Poverty («Я, губернатор Кали­форнии, и как я покончил с бедностью»). Синклер описал в прошедшем времени блестящую политику, которую он будто бы проводил как губернатор — на посту, который еще не получил.

Это был нетрадиционный шаг в нетрадиционной кампании, предназначенный для демонстрации сильной стороны Синклера — умения говорить с общественностью так, как не могли другие (ведь он был писателем). Кампания Синклера изначально имела мало шансов на успех, а к моменту выхода брошюры и вовсе шла вяло. Однако наблюдатели отметили немедленное ее воздействие, но не на избирателей, а на самого Синклера.

Как позже писал журналист Кэри Макуильямс о скисших губернаторских претензиях своего друга, «Эптон не только осознавал, что потерпит поражение, но и, казалось, потерял интерес к выборам. В своем живом воображении он уже исполнил эту роль в книге “Я, губернатор Калифорнии…”, так зачем пытаться воплотить ее в жизнь?».

Брошюра стала бестселлером, а выборная кампания действительно провалилась. Синклер отстал примерно на четверть миллиона голосов (более десяти процентов); на этих, вероятно, первых современных выборах он был совершенно уничтожен. Сейчас понятно, что тогда произошло: разговоры шли впереди кампании, и у кандидата не хватило воли перекрыть эту пропасть. Большинство политиков не пишут таких книг, но они точно так же, как и Синклер, опережают себя. Подобное искушение существует для всех — заместить действия разговорами и шумихой.

Пустые поля на экране компьютера. «Что у вас нового?» — спрашивает Facebook. «Создать новый момент», — заманивает Twitter. Другие службы микроблогов и соцсети: Tumblr, LinkedIn… Почтовый ящик, айфон, «Оставьте свой комментарий» под статьей, которую вы только что прочитали.

Пустые поля призывают заполнить их мыслями, фотографиями и повествованиями. Описать то, что мы собираемся делать. Показать, какими могут или должны быть те или иные вещи. На какие события мы надеемся. Технология просит вас поговорить, пристает к вам и подталкивает вас к разговорам.

Почти всегда такого рода деятельность в социальных сетях позитивна. Чаще так: «Давайте я расскажу, как хорошо идут дела. Смотрите, как я крут». Редко появляется истина: «Я боюсь. Я в беде. Я не знаю».

В начале любого пути мы взволнованы и нервничаем. По этой причине мы стремимся к внешнему утешению, а не к внутреннему спокойствию. У каждого из нас есть слабое место, которое — подобно профсоюзу — не одно­значное зло, но по большому счету хочет получать как можно­ больше уважения и внимания, делая при этом как можно меньше. Это слабое место мы называем эго.

Эмили Гулд, писательница и автор ныне не сущест­вующего блога Gawker о ежедневных новостях и сплетнях Манхэттена, — настоящая Ханна Хорват16. Эмили осознала это во время двухлетней борьбы за публикацию одного романа. У нее на руках был договор на шестизначную сумму, но Гулд застряла. Почему? Она была слишком занята, так как «проводила прорву времени в интернете».

На деле я даже не помню, что еще делала в 2010 году. Писала в Tumblr, в Twitter, просматривала там ленты. Это не приносило мне никаких денег, но создавало ощущение деятельности. Я всячески оправдывала перед собой эти привычки. Я строила свой бренд. Ведение блога было творческим актом: если зажмуриться, аналогично воспринимался даже отбор и пере­пост чужой публикации. И это было единственное творчество, которым я занималась.

Эмили Гулд совершала то же самое, что делают многие из нас, испытывая страх перед каким-нибудь проектом, — всё, кроме сосредоточения на нем. Роман, над которым она должна была работать, застопорился на год.

Проще было говорить о написании книги, заниматься чем-то увлекательным, связанным с искусством, творчеством и литературой, чем собственно написанием. И Эмили не единственная, кто так поступал. Недавно вышла книга Working On My Novel («Работая над моим романом»), содер­жащая посты в социальных сетях, написанные писателями, которые явно не работают над своими романами.

Писательство, как и прочая творческая деятельность, — тяжкий труд. Сидишь, пялишься в экран компьютера, злишься на себя и на материал, поскольку он не кажется достаточно качественным, и при этом сам ты не выглядишь достаточно хорошим.

На деле многие наши попытки мучительно трудны, будь то запуск нового стартапа или овладение каким-нибудь ремеслом. А вот говорить всегда гораздо легче.

Возникает ощущение, что мы считаем молчание признаком слабости. Если нас игнорируют, это эквивалентно смерти (для эго оно так и есть). Именно поэтому мы говорим, говорим, говорим, словно от этого зависит наша жизнь. На самом деле молчание — сила, особенно в начале любого путешествия. Как предупреждал философ (и, как это часто бывает, ненавистник газет и их легковесного способа подачи новостей) Кьеркегор, «простая болтовня предвосхищает настоящие разговоры, и выражение того, что находится еще в мыслях, ослабляет действие, опережая его».

В разговорах таится еще одна коварная штука. Говорить о себе может любой. Даже ребенок умеет щебетать без умолку.

Большинство взрослых на рекламные обещания реа­гируют достаточно спокойно — к огорчению изо всех сил старающихся рекламопроизводителей. Но чего нам недостает, что бывает редким? Тишина. Способность намеренно исключить себя из разговора и существовать без стороннего одобрения. Молчание — это передышка уверенного в себе и сильного человека.

У Уильяма Шермана было хорошее правило: «Никогда не объясняйте то, что вы думаете или делаете, пока вы что-то должны. Может быть, потом в вашу голову придет объяснение получше».

Бо Джексон является единственным в мире спортсменом, официально признанным звездой одновременно в бейсболе и футболе. Играя за команду Обернского университета, Бо решил: он должен получить премию Хейсман Трофи17 и стать первым номером на драфте НФЛ. Знаете, кому он об этом сказал? Только подруге.

Стратегическая гибкость — не единственная польза от молчания, когда все вокруг болтают. Здесь есть еще и психология. Именно это имел в виду древнегреческий поэт Гесиод, когда говорил: «Лучшим сокровищем люди считают язык неболтливый»18.

Болтовня нас истощает. Разговоры и действия используют одни и те же ресурсы. Исследования показывают: визуализация цели важна, но в какой-то момент разум начинает путать ее с реальным прогрессом. То же относится и к вербализации. Громкий разговор даже с самим собой во время работы над сложной проблемой значительно снижает прозорливость и прорывы. Потратив массу времени на обдумывание, объяснение и разговоры о задаче, мы начинаем ощущать, что приблизились к достижению цели. Однако бывает еще хуже: когда дела плохи, мы чув­ствуем, что можем выкинуть весь проект, поскольку уже совершили всё возможное, хотя на деле, конечно же, этого не произошло.

Чем сложнее задача, чем неопределеннее результат, тем дороже обходятся разговоры и тем сильнее мы отдаляемся от фактического контроля над ситуацией. Разговоры лишают нас энергии, отчаянно необходимой для преодоления того, что писатель Стивен Прессфилд называет «сопротивлением» — преградой, которая стоит между нами и творческим результатом. Для успеха требуется сто процентов усилий, а разговоры крадут их часть еще до того, как мы их сможем использовать.

Многие из нас поддаются искушению поболтать, особенно когда находятся в стрессе, чем-то потрясены или должны сделать массу работы. На стадии строительства сопротивление будет постоянным источником раздражения. Разговоры — слушать себя, выступать перед аудиторией — почти терапия. Я только что четыре часа говорил. Неужели это ничего не значит? Ответ: нет, не значит.

Делать большое дело — это бороться. Борьба истощает, деморализует, пугает. Такие ощущения возникают не всегда, но могут приходить достаточно часто, когда мы находимся глубоко посреди этого. Мы говорим, чтобы заполнить пустоту и неопределенность. Марлон Брандо (если кого и можно назвать спокойным актером, так это его) однажды заявил, что пустота ужасна для большинства людей. Тишина нападает на нас, или мы противостоим ей, особенно если в течение многих лет позволяли своему эго лгать нам. Однако это пагубно, причем по единственной причине: величайшие деяния и величайшее искусство появляются вследствие борьбы с пустотой, противостояния ей, а не в результате попыток изгнать ее.

Когда вы сталкиваетесь с конкретной проблемой — исследованиями в новой области, началом бизнеса, созданием фильма, сохранением наставника, продвижением в важном деле, — вопрос в том, будете ли вы искать передышку в виде разговоров или займетесь напрямую борьбой­?

Подумайте об этом: тот, кого принято называть голосом поколения, не называет так сам себя. На деле если вы задумаетесь, то осознаете, насколько мало говорят такие голоса. Песня, речь или книга — объем работы может быть невелик, но то, что внутри, концентрированно и действенно.

Они спокойно работают в уголке. Превращают свою внутреннюю сумятицу в продукт — и в конечном счете в тишину. Они пренебрегают побуждением искать признание до дела. Они не разглагольствуют и не боятся того, что какие-то другие люди, наслаждающиеся светом прожекторов на публике, добьются лучшего результата. (Не добьются.) Они слишком заняты, чтобы делать что-то еще. И когда они начинают вести разговоры, это ими заслужено.

Единственная связь между работой и болтовней в том, что одно убивает другое.

Пусть другие хлопают друг друга по спинам, пока вы идете в лабораторию, в спортзал или обиваете пороги. Заткните дыру — ту самую, посереди лица, — которая может истощать вашу жизненную силу. Посмотрите, что произойдет. Посмотрите, насколько лучше вы станете.

БЫТЬ ИЛИ ДЕЛАТЬ?

В этот созидательный период душа не испор­чена враждой с миром. Она лежит подобно куску чистого необработанного паросского мрамора, готового к превращению… Во что?

Орисон Марден, американский писатель

Одним из самых влиятельных стратегов и практиков современной войны является Джон Бойд — человек, о котором почти никто не слышал. Он был действительно выдающимся летчиком-истребителем, но еще более великим учителем и мыслителем. Его прозвали Бойд Сорок Секунд за то, что в ходе воздушного маневрирования он мог обойти любого соперника менее, чем за сорок секунд.

После войны он стал ведущим инструктором в элитной школе летчиков на военно-воздушной базе США «Неллис», а через несколько лет его вызвали в Пентагон, где и началась настоящая работа.

В каком-то смысле вовсе неудивительно, что средний человек никогда не слышал о Джоне Бойде. Он не написал ни одной книги и опубликовал всего одну статью. Сохранилось несколько его видеозаписей; Бойда редко цитировали в прессе. Несмотря на три десятка лет безупречной службы, Бойда в званиях не подняли выше полковника.

Зато его теории преобразовали маневренные боевые действия практически во всех видах вооруженных сил — не только при его жизни (он умер в 1997 году), но и позже. Любимыми проектами Бойда были истребители F-15 и F-16, которые изменили представление о современном боевом самолете. Бойд работал советником: на своих легендарных инструктажах он обучал практически всех крупных военных мыслителей поколения.

Вклад Бойда в планы операции «Щит пустыни» во время войны в Персидском заливе (1990–1991 годы) состоял не в каких-то публичных действиях или проведении официальной политики, а в ряде непосредственных встреч с министром обороны США. Свои главные изменения в теории военной стратегии он реализовывал через своих учеников, которых воспитывал, защищал, обучал и вдохновлял.

В честь Бойда не названы военные базы или линкоры. Он ушел в отставку, полагая, что будет забыт и останется лишь с небольшой квартирой и пенсией. И почти наверняка у него было больше врагов, чем друзей. Но что, если этот необычный путь был преднамеренным? Что, если он сделал Бойда более влиятельным? Насколько безумным это может быть?

На самом деле Бойд просто жил так, как учил всех перспективных новичков, попавших под его крыло, — тех, у кого, по его ощущениям, был высокий потенциал. Восходящие звезды, которых он обучал, вероятно, имеют немало общего с нами.

В 1973 году Бойд пригласил на встречу одного ученика, в жизни которого приближался переломный момент. Как и многие деятельные личности, молодой офицер был неуверенным в себе и впечатлительным. Он жаждал карьерного роста, хотел добиться успеха. Он был листком, который могло унести в любом направлении, и Бойд знал это. Именно поэтому в тот день офицер услышал речь, которую Бойд повторил потом много раз, пока она не стала традицией и обрядом для поколения прогрессивных военных руководителей.

«Тигр, однажды ты придешь к развилке на дороге, — сказал Бойд. — И тебе придется решить, куда ты хочешь пойти. — Бойд показал возможные направления руками. — Если ты пойдешь вот этим путем, ты сможешь кем-то быть. Тебе придется прибегать к компромиссам и отворачиваться от друзей. Но ты будешь членом клуба, тебя станут продвигать, ты получишь хорошие должности». Затем Бойд сделал паузу, чтобы предложить альтернативу. «Или ты можешь пойти вот этим путем и что-то делать — для своей страны, для авиации и для себя. Если ты решишь, что хочешь что-то делать, возможно, тебя не продвинут, возможно, не появится хороших должностей и уж точно ты не станешь любимчиком у начальства. Но тебе не придется идти на компромисс с собой. Ты будешь верен друзьям и себе. И твоя работа может иметь смысл. Кем-то быть или что-то делать. В жизни часто бывает нужно принять решение».

А потом Бойд сказал слова, которыми до конца жизни руководствовались и этот юноша, и многие его сверстники: «Быть или делать? Каким путем ты пойдешь?»

К чему бы мы ни стремились в жизни, в юношеский идеализм вторгается реальность. Она приходит под разными именами и в разных формах: стимулы, обязательства, признание и политика. В любом случае это может быстро перенаправить нас от «делать» к «быть». От «заслуживать» к «притворяться». И эго способствует каждому шагу на этом пути. Вот почему Бойд хотел, чтобы молодые видели: если они не будут осторожными, то легко может статься, что их испортит то дело, которому они хотели служить.

Как помешать такому крушению? Мы часто влюбляемся в образ того, на что похож успех. В армейском мире Бойда за настоящие достижения можно легко принять число звезд на погонах, должность или место службы. Для других людей этим будет их служебное положение, бизнес-школа, где они учились, число секретарей и помощников, местоположение их парковки, полученные гранты, доступ к генеральному директору, размер зарплаты или количе­ство поклонников.

Внешность обманчива. Иметь власть не то же самое, что быть властью. Иметь право и быть правым не одно и то же. Повышение в должности не обязательно означает, что вас стоило повысить (бывает, что человек поднимается по карьерной лестнице несмотря на провалы). Люди, старающиеся произвести впечатление, — это совсем не впечатляющие люди.

Так с кем вы? В какую сторону вы направитесь? Это выбор, который ставит перед нами жизнь.

У Бойда было еще одно упражнение. Выступая перед группами военных летчиков, он писал большими буквами на доске: «Долг, честь, страна». Затем он перечеркивал их и заменял другими: «Гордость, власть, корысть». Смысл был в том, что многие системы и структуры в вооруженных силах, на которые офицеры ориентируются для продвижения по службе, могут извратить те самые ценности, которым они призваны служить.

Историк Уилл Дюрант саркастически заметил: нация рождается стоиком, а умирает эпикурейцем. Бойд как раз и проиллюстрировал печальную истину, как портится добродетель.

Сколько раз мы видели, как это происходило в нашей собственной жизни: в спорте, в отношениях, в проектах или с людьми, о которых мы заботимся? Так действует эго. Оно перечеркивает то, что имеет значение, и заменяет тем, что не имеет.

Многие пытаются изменить мир, и это хорошо. Вы намерены быть лучшим в том, что делаете. Никто не желает быть пустышкой. Но на практике какая из троек слов Бойда, написанных на доске, приведет вас к этому? Какая реализуется сейчас в вашей жизни? Какая питает вас?

Выбор, который ставит перед нами Бойд, сводится к опре­делению цели. Какова ваша цель? Что вы здесь делаете? Именно сформулированная цель помогает вам довольно легко ответить на вопрос «Быть или делать?». Если значение имеете лично вы — ваша репутация, вовлеченность, собственный комфорт в жизни, — ваш путь ясен: говорите людям то, что они желают слышать. Обращайте внимание на спокойную, но важную работу. Говорите «да» повышениям и в целом следуйте пути, которым идут талантливые люди в вашей области или отрасли. Платите по счетам, ставьте галочки, проводите время и оставляйте все таким, каково оно фактически есть. Гонитесь за славой, зарплатой, должностью и наслаждайтесь ими, когда они появятся.

«На человека воздействует то, на что воздействует он сам», — сказал когда-то писатель Фредерик Дуглас19. Он знал, о чем говорил. Он был рабом и знал, как это дей­ствует на всех, включая рабовладельцев. Став свободным, он увидел, что выбор человеком карьеры и жизни имеет тот же эффект. На вас воздействует то, что вы предпочитаете делать со своим временем, и то, что вы делаете ради денег. Бойд знал, что такой эгоцентрический путь требует множества компромиссов.

Если ваша цель — нечто большее, чем собственное благо­получие, если вы хотите чего-то добиться, что-то себе доказать, то все и проще, и намного труднее.

Проще в том смысле, что теперь вы знаете, что именно вам нужно делать и что для вас важно. Остальные варианты «смываются» — на деле они вообще не варианты, а отвлекающие факторы. Нужны реальные дела, а не внешнее признание. Проще еще и в том смысле, что вам не нужно идти на компромисс.

Труднее же, поскольку любую возможность — независимо от ее приятности и благотворности — нужно оценивать по строгим критериям. Помогает ли это делать то, что я должен? Позволяет ли делать то, что мне нужно делать? Я эгоистичен или бескорыстен?

И вопрос «Кем я хочу быть?» сменяется другим: «Чего бы я хотел достичь в жизни?» Эгоистичные интересы отбрасываются. Чему идет служение? Какие принципы управ­ля­ют моим выбором? Хочу ли я быть похожим на всех или желаю делать что-то другое?

Другими словами, это труднее, потому что компромиссом может казаться все.

Чем раньше вы зададите себе эти вопросы, тем лучше, хотя это никогда не поздно сделать.

Бесспорно, Бойд изменил и усовершенствовал свою область деятельности, как практически ни один другой теоретик — от Сунь-Цзы и до Карла фон Клаузевица20. Бойда называли Чингис-Джон: он никогда не позволял обстоятельствам или людям помешать ему делать то, что он считал нужным. А такой выбор не обходится без потерь­.

Бойда также называли «полковником из гетто» за спартанский стиль жизни. После его смерти у него нашли необналиченные чеки на тысячи долларов от частных подрядчиков: такие выплаты он воспринимал как взятки. Бойд не поднялся выше полковника не по своему желанию: его продвижению по службе мешали недруги.

Джон Бойд остался в истории: его именем назван тактический цикл действий, он похоронен на Арлингтонском кладбище, о нем написано несколько книг. Но все же память о нем до обидного недостаточна — и все в наказание за работу, которую он делал21.

Подумайте об этом в следующий раз, когда начнете заявлять о своих правах, когда попытаетесь соединить славу и «американскую мечту». Как вы можете быть достойными такого великого человека? Вспомните об этом, когда столк­нетесь с выбором: нужно ли мне это? Или в действительности это касается эго? Готовы ли вы принять верное решение? Или где-то на расстоянии все еще сверкают призы?

Быть или делать — это постоянная перекличка в жизни­.

НАЧНИТЕ УЧИТЬСЯ

Пусть ни один человеческий призрак не вернется, чтобы сказать, что обучение подвело меня.

Надпись в холле учебного центра пожарного департамента Нью-Йорка

Апрельский день в начале 1980-х стал кошмарным для одного гитариста и воплощением мечты другого. Участники андеграундной метал-группы Metallica перед запланированной звукозаписью в помещении ветхого склада в Нью-Йорке сообщили гитаристу Дэйву Мастейну, что он исключен из группы, и вручили ему автобусный билет до Сан-Франциско, откуда группа и прибыла в полном составе годом раньше.

В тот же день другой молодой (едва за двадцать), но многообещающий гитарист — Кирк Хэмметт, игравший в группе Exodus, — получил приглашение на освободившееся место в Metallica. Спустя несколько дней он уже выступал с новой командой.

Можно предположить, что Хэмметт ждал этого момента всю жизнь. И это правда. Metallica тогда была известна только в узких кругах, но казалось, ей суждено добиться успеха. Их музыка едва начала раздвигать границы жанра трэш-метал, а слава уже понеслась по миру. Всего через несколько лет Metallica действительно станет одной из величайших групп планеты; со временем будет продано более ста миллионов экземпляров ее альбомов.

Однако Кирк Хэмметт осознал (и прозрение было весьма унизительным): несмотря приглашение в перспективную группу и годы игры в ней, он не так хорош, как хотелось бы. В родном Сан-Франциско он нашел преподавателя игры на гитаре. Несмотря на то что он играл в группе мечты и вроде бы стал крутым профессионалом, сам он полагал, что ему все еще есть чему поучиться. Найденный Кирком преподаватель имел репутацию: он работал с такими дарованиями, как Стив Вай22.

Сам Джо Сатриани — так звали нового учителя Хэмметта — годы спустя снискал славу лучшего гитариста всех времен, а суммарный тираж проданных его записей перевалил за десять миллионов. Пока же Сатриани обучал игре на гитаре и подрабатывал в небольшом музыкальном магазине. Именно стиль Джо Сатриани привлек Хэмметта: Кирк хотел научиться неизвестному, укрепить понимание основ, чтобы продолжить осваивать новый жанр музыки, с которым он уже соприкоснулся.

«Когда Кирк только вошел, он уже был действительно хорошим гитаристом, — разъясняет Сатриани. — Он уже играл на соло-гитаре. Он уже запиливал. У него была отличная правая рука, он знал аккорды. Но он просто еще не научился, как играть в обстановке, где он знает все слова, и как все это соединить вместе».

Однако сказанное вовсе не означало, что занятия двух классных гитаристов стали каким-то веселым кружком. Фактически Сатриани объяснил, что Хэмметта отличала готовность выдержать такую учебу, которую не могли вынести другие: «Он был хорошим учеником. Многие из его друзей и современников хлопнули бы дверью, заявив, что я слишком жесткий учитель».

Система Сатриани была очень проста: каждую неделю проходили уроки, и их материал надо было освоить, — в противном случае Хэмметт зря тратит время, и возвращаться к учителю ему незачем. По этой причине в течение двух следующих лет Кирк делал то, что требовал Сатриани, еженедельно приходя за объективными замечаниями, комментариями и обучением технике и музыкальной теории. Он осваивал инструмент, на котором ему вскоре предстояло играть перед тысячами, затем десятками тысяч, а потом и перед сотнями тысяч людей.

И даже спустя два года он приносил Сатриани риффы, которые находил вместе с группой, и учился урезать стремление к масштабности, оттачивал умение делать многое с помощью немногих нот, сосредоточиваться на том, чтобы ощущать эти немногие ноты и адекватно их выражать. С каждым разом Хэмметт совершенствовался как исполнитель и как артист.

Сила учебы состоит не только в ее длительности, но и в том, что в процессе обучения эго и амбиции передаются в чужие руки. Обозначается своего рода потолок: каждый ученик знает, что он не лучше мастера, что он может быть только лишь подмастерьем. Вы полагаетесь на учителя, вы подчиняете ему себя. Вы не можете мошенничать или пудрить ему мозги. Образование нельзя взломать, нельзя организовать короткий обходной путь. Каждый день нужно терпеть: если не станете этого делать, учитель откажется от вас.

Нам не нравится думать, что кто-то превосходит нас. Или что нам надо еще многому научиться. Мы хотим быстро со всем покончить и быть готовыми. Мы заняты и перегружены. Именно поэтому изменение оценки собст­венных талантов в сторону понижения — одна из самых больших трудностей в жизни, и оно почти всегда является элементом мастерства. Претензия на знания — опасный порок, потому что он мешает нам становиться лучше. Противоядие — обдуманная оценка.

В результате — и это нельзя оспорить, каким бы ни был ваш музыкальный вкус, — Хэмметт стал одним из величайших метал-гитаристов мира, превратившим анде­граундное направление в процветающий музыкальный жанр. Кроме того, Сатриани в этих уроках оттачивал собст­венную технику и сам стал намного выше как испол­нитель. И ученик, и учитель продолжали собирать стадионы и преобразовывать музыкальный ландшафт.

Чемпион в смешанных единоборствах Фрэнк Шемрок обучает бойцов по системе, которую называет «плюс, минус и равно»: у каждого бойца, чтобы он мог стать великим, должен быть рядом кто-то лучший — у кого можно учиться, кто-то худший — чтобы его можно было учить — и кто-то равный — чтобы было кому бросить вызов.

Цель формулы Шемрока проста: получать настоящую и постоянную обратную связь по всем аспектам того, что люди знают и чего они не знают. Это убирает эго, которое нас раздувает, страх, который заставляет нас сомневаться в себе, и лень, которая порождает желание двигаться по инерции.

Шемрок заметил: «Ложное представление о себе уничтожает. Для себя я всегда остаюсь учеником. В этом и состоят боевые искусства, и вам нужно использовать это смирение в качестве инструмента. Вы ставите себя ниже человека, которому верите». Это начинается с признания того, что другие знают больше вас и что вы можете воспользоваться их знаниями, а затем разыскать их и разрушить иллюзии в отношении себя.

Необходимость ученического менталитета не ограничивается музыкой или боями без правил. Ученый должен знать базовые принципы науки и передовые открытия. Философ должен иметь глубокие познания, а также, подобно Сократу, знать, как мало он знает. Писателю следует быть сведущим в классической литературе, но также читать современников и спорить с ними. Историк должен знать древнюю и современную историю, но также и свою специальность. У профессиональных спортсменов есть тренерский штаб, и даже у влиятельных политиков имеются советники и наставники.

Почему? Чтобы стать и остаться великими, они должны знать всё, что было, что происходит сейчас и что будет дальше. Они должны усвоить базовые понятия своей области и того, что вокруг, и при этом не закоснеть и не застрять во времени. Они должны всегда учиться. Все мы должны быть нашими собственными учителями, наставниками и критиками.

Подумайте, что мог бы сделать Хэмметт и как бы мы поступили на его месте, внезапно став рок-звездой или восходящей звездой в выбранной области. Велик соблазн загордиться: я сделал это, я достиг этого. Они выкинули другого парня, потому что он не так хорош, как я (Дэйв Мастейн как музыкант был не хуже Кирка Хэмметта, но ведь его выгнали, а Кирка взяли). Они выбрали меня, потому что у меня есть то, что нужно. Если бы Кирк так действительно думал, вероятно, мы бы никогда не услышали о нем или группе Metallica: в 1980-х была масса других, ныне забытых, метал-групп.

Настоящий ученик подобен губке. Он впитывает то, что происходит вокруг, фильтрует и цепляется за то, что может удержать. Ученик самокритичен и мотивирован, всегда старается улучшить свое понимание, чтобы можно было перейти к следующей теме, к следующей задаче. Настоя­щий ученик — одновременно и собственный учитель, и собственный критик. И тут нет места для эго.

Вернемся к боевым искусствам. В них самоанализ особенно важен, поскольку противники постоянно стремятся противопоставить силу слабости. Если какой-нибудь боец не способен ежедневно учиться и тренироваться, если он постоянно не ищет области для совершенствования, не изучает собственные недостатки и не стремится заим­ствовать новые техники у коллег и противников, он будет побежден.

Описанная ситуация не так уж отлична от того, что происходит с любым из нас. Разве мы не боремся за что-нибудь или против чего-нибудь? Неужели вы думаете, что вы единственный, кто надеется добиться той же цели? Вы просто не можете верить, что вы единственный, кто тянет руки к награде.

Как правило, люди удивляются, узнавая, какими скромными стремятся выглядеть великие люди. Как это: они не были агрессивными, наглыми, осведомленными о своем величии и своем назначении? В реальности они были уверены в себе, но вечное ученичество обеспечивало этим мужчинам и женщинам смирение.

Эпиктет, древнегреческий философ-стоик, сказал: «Невоз­можно учиться, если человек думает, что он уже все знает». Вы не можете учиться, если считаете, что вам уже все известно. Вы не получите ответов, если слишком самодовольны и самоуверенны, чтобы задавать вопросы. Вы не сможете стать лучше, если убеждены, что вы и так лучший.

Искусство получения обратной связи — важный жизненный навык, особенно когда обратная связь жесткая и критическая. Нам нужно не только получать негативную информацию, но и активно стремиться к ней, трудиться, чтобы она возникла в тот момент, когда друзья, семья и собственный мозг извещают нас, что все идет отлично. Однако эго избегает такой обратной связи любой ценой.

Кто по доброй воле захочет взяться за самокоррекцию? Эго полагает, что уже знает, кто мы, то есть уверено, что мы особенные, совершенные, гениальные и по-настоящему оригинальные. Оно не любит реальность и предпочитает собственную оценку.

Эго не допускает никакого вынашивания. Чтобы стать тем, кем мы в итоге надеемся стать, часто необходимы длительные периоды неясности, ожидания и борьбы с какими-то клише или парадоксами. Именно смирение удерживает нас в беспокойстве, что мы недостаточно знаем и должны продолжать учиться. Эго утверждает, что терпение — это для неудачников (ошибочно трактуя его как слабость), и внушает, что мы достаточно хороши, чтобы выпустить свои таланты в мир.

Когда мы перепроверяем свою работу, думаем, как лучше себя представить, готовимся открыть первый магазин, смотрим на зрителей на генеральной репетиции, эго — это наш враг, который дает вредную обратную связь, оторванную от реальности. Это оборонительная позиция — именно в тот момент, когда мы не можем позволить себе оборону. Эго мешает нам совершенствоваться, сообщая, что улучшаться незачем. А потом мы мучительно ищем ответ на вопрос, почему мы не добились желаемых результатов, почему другие лучше и почему их успех продолжительнее.

Сегодня книги стоят дешевле, чем когда-либо. Есть бесплатные веб-курсы. Доступ к учителям больше не является препятствием: с этим покончили технологии. Оправданий отсутствию образования нет, а в силу бескрайности и доступности информации нет оправдания и тому, чтобы когда-либо прекратить процесс обучения. Наши учителя в жизни не только те, кому мы платим, как Хэмметт платил Сатриани. Но они и не являются частью какого-то тренировочного додзё23, как у Шемрока.

Работу многих из лучших учителей не нужно оплачивать деньгами. Они трудятся добровольно, поскольку, подобно вам, когда-то были молодыми и ставили перед собой те же цели, что и вы. Многие из них даже не знают, что учат людей, — они просто превратились в примеры или даже исторические фигуры, уроки которых сохранились в книгах и описаниях. Но эго превращает нас в настолько несговорчивых и враждебных по отношению к обратной связи, что делает лучших учителей недоступными.

Вот почему старая пословица гласит: «Когда ученик будет готов, учитель появится».

УБЕРИТЕ СТРАСТЬ

Тебе, по-видимому, не хватает той vivida vis animi24, которая побуждает и подзадоривает большинство молодых людей нравиться, блистать, превосходить своих сверстников. Будь уверен, что без желания и без усилий, направленных на то, чтобы чем-то стать, ты ни при каких обстоятельствах ничем не станешь25.

Филип Стэнхоуп, лорд Честерфилд

Страсть — это об увлеченности. Найдите, чем увлечься. Живите страстно. Зажгите мир своим энтузиазмом.

Люди идут на ежегодный фестиваль Burning Man, чтобы найти страсть, чтобы быть рядом со страстью, чтобы разжечь свою страсть. То же самое касается и TED, и теперь уже необъятного конгломерата медиа-, кино-, интерактивного искусства SXSW, и тысяч других мероприятий, событий и встреч, которые подпитываются претензиями на самое важное место в нашей жизни.

Но вот чего вам не расскажут: ваша страсть может оказаться тем самым, что мешает власти, влиянию или достижениям. Потому что часто мы терпим неудачу именно из-за страсти.

В начале политической карьеры Элеоноры Рузвельт один посетитель высказался об ее «страстном интересе» к какому-то фрагменту социального законодательства. Подразумевалось, что прозвучал комплимент. Однако ответ Элеоноры был показательным. «Да, — согласилась она, — но вряд ли слово “страстный” относится ко мне».

Будучи благовоспитанной, изысканной и терпеливой женщиной, родившейся, когда еще теплились угольки тихих викторианских добродетелей, Рузвельт была выше страсти. У нее была цель. У нее было направление. Ею двигал разум, а не страсть.

Но во время вторжения США в Ирак в 2003 году Джордж Буш — младший, президент, Дик Чейни, вице-президент, и Дональд Рамсфелд, министр обороны Соединенных Штатов, агрессивно относились к этой ситуации. Путешественник Кристофер Маккэндлесс был опален страстью, когда отправился «на волю»26.

Подобно Маккэндлессу поступил Роберт Скотт, отбывший в Антарктиду в стремлении открыть Южный полюс. И еще многие участники трагического восхождения на Эверест в 1996 году27. Все они стали жертвами того, что психологи называют goalodicy — целеодержимость28.

Изобретатель сегвея и инвесторы также полагали, что им в руки попала вещь, которая изменит мир, и вложили всё в ее рекламу. Талантливые, умные люди горячо верили в то, что намеревались делать. Они не были готовы и по­этому не могли уловить возражений и реальных опасений окружающих29.

Бесчисленное количество предпринимателей, писателей, шеф-поваров, бизнесменов, политиков и дизайнеров утопили свои корабли, едва выйдя из гавани, — вы об этом никогда не слышали и уже никогда не услышите. Как и у всех дилетантов, у этих людей была страсть, однако им не хватало чего-то еще.

Давайте проясним: я не имею в виду страсть-беспокой­ство. Я говорю о страсти другого рода — о необузданном энтузиазме, готовности очертя голову броситься на то, что перед нами, о «сгустке энергии», который учителя и гуру называли самым важным нашим активом. Это то самое горячее, неутолимое желание начать и достичь смутной, амбициозной и далекой цели. Эта, казалось бы, безобидная мотивация настолько далека от правильного пути, что причиняет боль.

Помните: «фанатик» — это просто более приличный синоним слова «сумасшедший».

Молодой баскетболист Льюис Алсиндор — младший выиграл три чемпионских титула в команде Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе под руководством Джона Вудена. Чемпион описал стиль своего знаменитого тренера одним словом: бесстрастный. Не страстный.

Вуден не произносил вдохновляющих речей — он считал дополнительные эмоции бременем. Его философия заключалась в том, чтобы контролировать, делать свою работу и никогда не быть «рабом страсти». Игрок, который усвоил этот урок, позднее поменял имя, и его вы помните лучше: Карим Абдул-Джаббар.

Никто не назвал бы Элеонору Рузвельт, Джона Вудена или спокойного игрока Карима флегматичными. Но никто не назвал бы их и неистовыми или рьяными. Рузвельт — одна из самых влиятельных активисток в истории и опре­деленно самая уважаемая первая леди США — была известна прежде всего грацией, самообладанием и умением ориентироваться в ситуации.

Тренируемая Вуденом студенческая команда выиграла десять титулов за 12 лет, в том числе семь подряд, потому что наставник разработал победную систему и заставлял игроков следовать ей. Никого из них не вело воодушевление, их тела не были в постоянном движении. Им потребовались годы, чтобы приобрести известность, — это был процесс постоянного накопления.

В своих устремлениях мы сталкиваемся со сложными проблемами, часто в незнакомой обстановке. Возможности — это обычно неглубокие, затянутые ряской пруды с мутной водой и невидимым дном. Чтобы нырнуть в такой водоем, требуются мужество и смелость. И реально необходимы в таких условиях ясность, осмотрительность и методическая решительность.

Однако слишком часто мы действуем примерно так…

Вспышка вдохновения: я хочу сделать все возможное и быть лучшим      . Будь самым молодым      . Единственный, кто      . Лучший из лучших.

Совет: отлично, вот что нужно постепенно делать, чтобы добиться результата.

Реальность: мы слышим то, что хотим слышать. Мы занимаемся тем, чем нам хочется, и, несмотря на невероятное усердие, реально делаем очень мало. Или еще хуже — оказываемся в неприятностях, которых не ожидали.

Мы слышим о страсти успешных людей и забываем, что та же черта была присуща и неудачникам30. Мы не постигаем последствий, пока не посмотрим на траекторию. В случае сегвея изобретатель и инвесторы неверно оценили спрос, безопасность и удобство, значительно их преувеличив. Сторонники войны в Ираке проигнорировали возражения и отрицательные мнения, поскольку те противоречили их укоренившимся взглядам. Трагический конец Маккэндлесса был результатом юношеской наивности и нехватки снаряжения31.

В случае экспедиции Роберта Скотта свою роль сыграла самоуверенность и горячность без учета реальных опасностей. Мы можем представить, насколько был преисполнен энтузиазма Наполеон, когда задумывал вторжение в Россию, и как в итоге потерял его, возвращаясь с остатками армии, с которой уверенно шел в поход.

Во многих других примерах мы находим одни и те же ошибки: чрезмерное инвестирование, недостаточное инвестирование, действия, когда кто-то еще не готов, разрушение того, с чем нужно обращаться аккуратно, — не столько из-за злого умысла, сколько в опьянении страстью­.

Страсть обычно маскирует слабость. Характерные для нее порывистость, безрассудство, импульсивность — плохие заменители дисциплины, мастерства, силы, устремленности и настойчивости. Вам нужно уметь замечать это в других и в себе, потому что истоки страсти могут быть серьезными и хорошими, а ее результаты — поначалу комичными, а затем — чудовищными.

Страсть видна у тех, кто может рассказать вам во всех подробностях, кем они намереваются стать и каким будет их успех. Они могут даже рассказать вам конкретно, когда они намереваются достичь его, или описать хлопоты, связанные с бременем таких достижений. Они могут рассказать вам всё, что собираются сделать, и даже то, что начали делать, но показать прогресс они не могут. Поскольку он редко там бывает.

Но как кто-то может быть настолько занят и ничего не добиваться? Это и есть парадокс страсти.

Если определить безумство как попытки делать одно и то же, ожидая при этом различных результатов, то страсть — это форма умственной отсталости, сознательно притупляющая самые важные когнитивные функции. Если оглянуться, бесполезная трата времени ужасна: лучшие годы нашей жизни сгорают, как шины на асфальте.

У собак — да благословит их Господь — есть страсть и энтузиазм. Многочисленные белки, птицы, ящики, одея­ла и игрушки могли бы сказать вам, что собаки не выполняют большую часть задач, которую перед собой ставят. У собак тут есть определенное преимущество — милостиво короткая кратковременная память, которая держит под контролем ползучее ощущение тщетности и бессилия. В то же время реальность для нас, людей, не имеет причин быть чувствительной к иллюзиям, в которых мы существуем. В конечном счете это будет мешать.

При возвышении люди нуждаются в цели и в реализме. Можно сказать, что цель подобна страсти с границами. Реализм — это отрешенность, беспристрастность и перспектива. Когда мы молоды, мы ощущаем это остро (страсть, как и гормоны, мощнее всего в юности), и медлительность кажется просто неправильной. Но это всего лишь наше нетерпение. Это наша неспособность увидеть, что выгорание или взрывание себя не приведут к ускорению путешествия.

Страсть, увлеченность — это о чем-то. (Я так увлечен      .) Цель — там и для. (Я должен сделать      . Я здесь, чтобы добиться      . Я готов­ терпеть       ради этого.) В действительности цель ослабляет «я». Цель состоит в стремлении к чему-то­ вне вас, а не в удовольствии для вас.

Нам нужна не только цель, но и реализм. С чего начать? Что сделать прежде всего? Что мы совершаем прямо сейчас? Почему мы уверены, что наши действия двигают нас вперед? На что мы ориентируемся?

Гёте однажды заметил: «Сильные страсти — это неизлечимые болезни»32. Вот почему осмотрительные целеустремленные люди действуют на другом уровне, вне шатаний и болезней. Они нанимают профессионалов и используют их. Они задают вопросы, интересуются, что может пойти не так, просят привести примеры. Они составляют планы на случай непредвиденных обстоятельств. И только потом отправляются в путь.

Обычно они начинают с небольших шагов: делают их и смотрят, как лучше двигаться дальше. Они фиксируют результат, а затем совершенствуются по мере продвижения, и часто результат растет не в арифметической, а в геометрической прогрессии.

Является ли такой итерационный подход менее захватывающим, чем манифесты, откровения, перелеты через всю страну с целью удивить, чем отправка посреди ночи электронного письма с потоком сознания на четыре тысячи слов? Естественно. Это не так шикарно и дерзко, как идти ва-банк и исчерпать лимит своей кредитной карты, поскольку вы верите в себя? Однозначно. То же самое относится и к электронным таблицам, собраниям, поезд­кам, телефонным разговорам, программному обеспечению и внутренним системам, а также ко всем когда-либо написанным статьям с советами и привычками великих людей. Страсть — это форма поверх функции. Цель — это функция, функция, функция.

Важная работа, которую вы хотите делать, требует обдумывания и внимательности — не страсти, не наивности.

Было бы намного лучше, если бы вы испугались того, что впереди, сникли перед масштабностью и решились довести дело до конца несмотря ни на что. Оставьте страсть любителям. Делайте то, что, как вы чувствуете, должны делать и говорить, а не то, что вас волнует и чего вы желаете. Помните максиму Талейрана для дипломатов: «Surtout, pas trop de zèle» — «Главное, не переусердствуйте!» — и тогда вы совершите великие дела. Тогда вы перестанете быть добропорядочным и благонамеренным, но неэффективным человеком.

ИСПОЛЬЗУЙТЕ СТРАТЕГИЮ ХОЛСТОВ

Великие люди почти всегда демонстрировали готовность повиноваться, поскольку впослед­ствии доказали способность командовать.

Филипп Генри, лорд Махон

В древнеримской системе искусства и науки существовало понятие, для которого у нас теперь имеется только частичный аналог. Успешные торговцы, политики или богатые плейбои давали деньги писателям, мыслителям, художникам и артистам, причем не только за создание объектов искусства. В обмен на защиту, пропитание и подарки богема выполняла определенные задачи. Одна из таких ролей именовалась антеамбулон (буквально: «расчищающий путь»). Антеамбулон шел по городу перед своим патроном, прокладывая ему дорогу, передавая сообщения окружающим и в целом облегчая своему покровителю жизнь.

Много лет эту роль выполнял древнеримский поэт Марциал33. Родившись в бедности, он некоторое время был клиентом (то есть свободным гражданином, зависимым от патрона-покровителя) Мелы, богатого торговца, брата философа-стоика и государственного деятеля Сенеки. Затем поэту пришлось служить другому торговцу — Пети­лию. Молодой литератор проводил дни в перемещениях между домами богатых покровителей, оказывая им услуги, выражая почтение и получая за это небольшие выплаты и милости.

Сегодня многие пренебрежительно относятся к стажерам или обслуживающему персоналу (особенно когда сами становимся издателями, боссами или VIP-клиентами), вот и Марциал также ненавидел свою работу. Похоже, он полагал, что система превращает его в раба. Стремясь жить как какой-нибудь деревенский сквайр34, как патроны, которым он служил, Марциал хотел денег и собственное поместье. Там он мог бы спокойно творить и ни от кого не зависеть. Сочинения поэта часто пропитаны ненавистью и горечью по отношению к римской верхушке общества, которая, как он считал, бессердечно отторгает его.

Из-за этой бессильной ярости Марциал не мог понять, что именно его уникальное положение стороннего человека и дало ему столь потрясающее понимание римской культуры, которое представляет интерес для наших дней. А если бы он не страдал от системы, а смирился с ней, нашел общий язык? Что, если бы — ох! — он смог оценить и принять предлагаемые возможности? Нет. Похоже, протест снедал его изнутри.

Это обычная ситуация, и она не зависит от поколений и обществ. Озлобленный недооцененный гений вынужден прокладывать свой путь в мире, делая то, что ему не нравится, для тех, кого он не уважает. Как смеют они заставлять меня так раболепствовать! Несправедливо! Расточительство!

Подобное мы наблюдаем на примере судебных процессов, когда стажеры подают в суд на работодателей, требуя зарплату. Мы видим детей, которые предпочитают жить дома с родителями, а не идти на работу, для которой у них «избыточная квалификация». Мы видим это в неспособности действовать на чужих условиях, в нежелании отступить назад, чтобы потенциально сделать несколько шагов вперед. Я не позволю облапошить себя. Пусть лучше у нас обоих ничего не будет.

Стоит подробнее рассмотреть мнимые унижения от «служения» другому человеку. В реальности схема с ученичеством не просто дала величайшие шедевры в мировой истории — в этой системе были вынуждены действовать люди от Микеланджело и Леонардо да Винчи до Бенджамина Франклина. Если вы действительно намерены добиться величайшего успеха, то разве ученичество не всего лишь незначительный временной этап?

Когда человек устраивается на первую работу или приходит в новую организацию, ему часто советуют: поступай так, чтобы другие выглядели хорошо, и у тебя тоже все будет хорошо. Опусти голову пониже и служи начальству. Естественно, это не то, что желала бы слышать молодежь, отобранная на вакансию из множества других людей. И это совсем не то, что ожидает выпускник Гарварда: считается, что он получал диплом именно для того, чтобы избежать подобного предполагаемого унижения.

Но давайте перевернем ситуацию, рассмотрим ее под другим углом. Речь ведь совсем не о том, чтобы целовать кому-то зад. И не о том, чтобы выставлять других, недостойных, хорошими. Речь о том, чтобы помогать другим и дать им возможность быть хорошими. Лучшая формулировка совета: найдите холсты, чтобы другие люди могли рисовать на них. Будьте антеамбулонами. Расчищайте путь людям, которые уже стоят выше вас, и вы откроете дорогу для себя.

Когда вы только начинаете, вы можете быть уверены в нескольких фундаментальных истинах. Первое: вы не настолько хороши и не так важны, как полагаете. Второе: ваше мироощущение нуждается в корректировке. Третье: большая часть того, что (на ваш взгляд) вам известно, или большая часть того, что вы узнали из книг и выучили в школе, устарела или неверна.

Есть один замечательный способ разобраться: присоединитесь к людям и организациям, которые уже успешны, подчините свое «я» другим и двигайтесь дальше вместе. Безусловно, куда эффектнее гнаться за персональной славой — но это едва ли настолько же эффективно. Повиновение — это путь вперед.

У такой позиции есть еще один эффект: она уменьшает ваше эго в критический момент карьеры, позволяя вам впитывать все возможное и не спотыкаться о препятствия, мешающие чужому прогрессу.

Это не одобрение подхалимажа. Речь идет о взгляде изнутри и о поиске возможностей для других людей. Помните, что антеамбулон расчищает путь, обеспечивая движение в направлении, которое кто-то уже выбрал. Вы же только помогаете ему, освобождаете от мелочей и даете возможность сосредоточиться на сильных сторонах. Вы на самом деле делаете ситуацию лучше, а не просто изображаете это.

Многие слышали о письмах Бенджамина Франклина, опубликованных под псевдонимом Сайленс Дугуд. «Что за мудрое дарование!» — думают они и упускают самое главное: Франклин писал эти письма и оставлял их под дверью типографии, не получая от этого никакой выгоды (имя истинного автора стало известно позднее). По сути, пользу из их колоссальной популярности извлек брат Бенджамина, владелец типографии: он регулярно публиковал их на первой полосе своей газеты35. Однако Бенджамин Франклин смотрел в перспективу: он изучал, как работает общественное мнение, рассказывал людям о своих взглядах, создавал свой собственный стиль и оттачивал остроумие.

Подобную стратегию он не раз применял на протяжении всей будущей карьеры — однажды даже публиковался в газете своего конкурента, чтобы подорвать позиции третьего лица. Франклин видел пользу в том, чтобы другие люди выглядели хорошо и ставили себе в заслугу чужие идеи.

Билл Беличик, тренер по американскому футболу, четырежды выиграл Супербоул с командой New England Patriots (а потом еще дважды, доведя общее число побед до шести). Он поднялся в иерархии Национальной футбольной лиги США, поскольку любил и умел делать работу, которая не нравилась другим тренерам того времени: он анализировал видеозаписи.

За свою первую работу в профессиональном футболе — в клубе Baltimore Colts (теперь это Indianapolis Colts) — Беличик взялся бесплатно, а его идеи, которые обеспечивали ключевые стратегии игры, приписывались старшим тренерам. Билл преуспевал в том, что считалось нудной работой: он искал ее и стремился стать лучшим в той дея­тельности, которую другие полагали слишком низкой.

«Он был словно губка, все впитывал и ко всему прислушивался», — вспоминал один из тренеров. «Вы давали ему задание — он исчезал в комнате, и вы не видели его, пока все не было готово, а потом он просил новую работу», — отмечал другой. Как вы уже догадались, Беличику весьма быстро стали платить.

Еще будучи старшеклассником, он так разбирался в игре, что фактически выполнял обязанности помощника тренера, даже участвуя в матчах. Отец Билла был помощником тренера в футбольной команде Военно-морской академии США, он дал сыну важнейший урок в футбольной политике: сообщать тренеру информацию или оспаривать его решение нужно наедине, держась в тени, чтобы не обидеть начальство. Беличик понял, как стать восходящей звездой, никому не создавая угроз и ни с кем не испортив отношений: он овладел стратегией холста.

Будь у Франклина и Беличика некие притязания и чув­ство превосходства (парадные атрибуты эго), их достижения были бы невозможны. Если бы Франклин ставил почести выше творческого самовыражения, его бы никогда не опубликовали ни под каким псевдонимом, — и действительно, когда старший брат узнал, кто подлинный автор писем вдовы, он от гнева и зависти избил Бенджамина.

Если бы Беличик обошел своего тренера, он бы сначала взбесил его, а затем, вероятно, остался бы на скамейке запасных. Если бы он заботился о признании, то определенно не взялся бы за первую работу бесплатно и не просиживал бы тысячи часов за просмотром видеозаписей. Величие исходит из скромных начинаний — из нудной рутинной работы. Это означает, что вы самый незначимый человек в помещении, пока не измените этого положения своими результатами.

Есть одна старая поговорка: «Меньше слов, больше дела». Что нам нужно, так это модернизировать ее и применить к нашему подходу: «Меньше эго, больше дела». Представьте: глядя на каждого встречного, вы станете думать, как ему помочь, что можно сделать для него. Причем думайте о том, что полезно исключительно ему, а не вам. Со временем возникнет глубокий кумулятивный эффект: решая различные проблемы, вы многому научитесь, приобретете репутацию нужного человека. У вас завяжутся бесчисленные связи, сформируется колоссальный банк одолжений, к которому можно будет обращаться по мере необходимости.

В этом и заключается стратегия холста: помогая другим, помогать себе. Посредством координированных усилий обменивать краткосрочное вознаграждение на долгосрочные выгоды. Но пока все вокруг хотят получить признание и быть «уважаемыми», вам необходимо забыть о лаврах. Вы можете забыть о них настолько прочно, чтобы быть довольным, когда они достаются другим: в конце концов, в этом и состояла ваша цель. Пусть другие забирают себе заслуги — вы же копите и зарабатывайте себе проценты на сделанном.

Стратегия — это самое сложное. Легко быть озлобленным, как Марциал. Ненавидеть даже мысль о подчинении. Презирать тех, у кого больше денег, больше опыта или выше статус. Говорить себе, что каждая секунда, потраченная на что-то, кроме вашей непосредственной работы или работы над собой, — это просто растрата вашего таланта. Настаивать: я не буду так унижаться.

Однако как только мы подавим этот эмоциональный и эгоистичный импульс, стратегия холста станет легкой. Варьировать ее можно бесконечно.

• Возможно, у вас появятся идеи, которые можно передать начальству.
• Найдите людей, мыслителей, талантливых новичков и познакомьте их друг с другом. Соедините провода, чтобы появились искры.
• Найдите то, что никто не хочет делать, и займитесь этим.
• Найдите неэффективное, ненужное или избыточное. Определяйте утечки и латайте дыры, чтобы высвободить ресурсы для новых областей.
• Создавайте больше других и делитесь идеями с другими.

Открывайте возможности, способствующие чужому творчеству, находите каналы для сотрудничества с другими людьми, устраняйте отвлекающие факторы, мешающие прогрессу и сосредоточенности. Это эффективная и бесконечно варьируемая мощная стратегия. Считайте это инвестициями в отношения и собственное развитие.

Стратегия холста всегда к вашим услугам. У нее нет срока годности. Она одна из немногих, не ограниченных человеческим возрастом — ни юностью, ни старостью. Вы можете применять ее в любое время: до того, как вас приняли на какую-то работу, когда вы занимаетесь чем-то, когда начинаете что-то новое или когда попали в какую-то организацию, где нет сильных союзников или поддержки.

Возможно, вы не откажетесь от этой стратегии даже тогда, когда станете руководить собственными проектами. Пусть это будет естественным и постоянным; пусть другие применяют эту стратегию к вам, пока вы слишком заняты, поскольку вы применяете ее к тем, кто выше вас.

И когда вы однажды подхватите это знамя, то увидите: большинству эго мешает понять, что человек, расчищающий путь, определяет его подобно тому, как холст формирует картину.

ОГРАНИЧИВАЙТЕ СЕБЯ

Я заметил: наилучших результатов достигают те, кто может контролировать себя. Эти люди никогда не взвинчены, не теряют выдержки, но всегда спокойны, хладнокровны, терпеливы и вежливы.

Букер Вашингтон, борец за просвещение афроамериканцев

Знавшие молодого Джеки Робинсона и предположить не могли, что он станет первым черным игроком в Выс­шей лиге бейсбола. Не потому, что у него не было таланта или сама идея встраивания в белый бейсбол чернокожего в середине XX века казалась немыслимой, — просто уж чем-чем, а сдержанностью и уравновешенностью юный Джеки похвастать не мог.

Робинсон состоял в мелкой подростковой банде, у которой вечно были проблемы с полицией. На пикнике в колледже он вызвал однокурсника на разборки из-за оскорбления. Во время баскетбольного матча исподтишка врезал мячом жестко игравшему белому сопернику так, что у парня пошла кровь. Его не раз арестовывали за споры с полицейскими, которые, по его мнению, относились к нему несправедливо.

Перед началом учебы в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе он провел ночь за решеткой: до драки с белым, оскорбившим его друзей, не дошло только по случайности. Разнимавшему стычку полицейскому пришлось достать пистолет.

В дополнение к слухам о подстрекательстве к протестам против расизма в 1944 году Джеки Робинсон фактически поставил точку в своей военной карьере. Водитель автобуса на армейской базе Форт-Худ потребовал, чтобы чернокожий пересел в конец салона, — и это при том, что сегрегации на этих маршрутах не было. Робинсон не подчинился. В конце поездки водитель вызвал военную полицию — Джеки отказался отвечать на расистские вопросы офицера, за что предстал перед трибуналом. Робинсона оправдали, но вскоре отправили в отставку.

По-человечески понятно, почему он так себя повел: вероятно, так было надо. Почему он вообще должен допускать такое обращение? Никто не обязан терпеть подобное. Но иногда окружающие так поступают. Неужели нет настолько важных целей, чтобы нельзя было с чем-то смириться ради их достижения?

Бранч Рики, менеджер и владелец бейсбольного клуба Brooklyn Dodgers (теперь он называется Los Angeles Dodgers), увидев Джеки Робинсона, решил, что он может стать первым чернокожим игроком в бейсболе36. Правда, возник вопрос: хватит ли смелости на это у самого спортсмена? «Я ищу игрока, — сказал он Джеки Робинсону, — который решится не давать отпор».

Фактически на той встрече менеджер смоделировал обращение, с которым должен был столкнуться игрок Джек Робинсон, если бы принял вызов: портье в гостинице отказал ему в номере, грубый официант — в обслуживании в ресторане, кто-то осыпал его оскорблениями. Робинсон заверил Рики, что готов справиться со всем этим.

Существовало множество игроков, с которыми Бранч Рики мог работать. Однако ему нужен был тот, кто не дал бы своему эго помешать выстроить цельную картину.

Начав играть в фарм-клубе в резерве, а затем перейдя в профессионалы, Робинсон столкнулся не просто с пренебрежением со стороны обслуживающего персонала или белокожих игроков. Против него развернулась скоординированная агрессивная кампания: клевета, обструкции, провокации, выживание, нападения, попытки причинить увечья и даже покушение на убийство. В него врезались, по его ахилловым сухожилиям пытались попасть шипами кроссовок-спайков… и мы еще не упомянули обманы, снятия с игры, когда у него что-то не ладилось. И все же Джеки Робинсон соблюдал уговор с Рики: не взрываться, каким бы справедливым ни был гнев. И за девять лет выступлений в лиге он не врезал кулаком ни одному игроку.

Сегодняшние атлеты кажутся нам испорченными и вспыльчивыми, но мы просто плохо представляем, как обстояли дела в середине прошлого века. В 1956 году Тед Уильямс, один из самых известных и уважаемых бейсболистов в истории, плюнул в болельщиков. Но он был белым, и выходка не только сошла ему с рук — позже он говорил репортерам: «Ни капли не жалею о том, что сделал. Я был прав и снова бы плюнул в тех же самых людей, если бы они сегодня меня освистывали… Никто не помешает мне плеваться».

Для чернокожего игрока такое поведение было бы не просто немыслимым, а недальновидным, поскольку выходило за грань понимания. У Робинсона не было возможности так проявить эмоции: это не просто поставило бы крест на карьере, а отодвинуло бы его великий эксперимент на следующее поколение.

Путь Джеки призвал его отставить в сторону свое эго, а в некоторых аспектах — и чувство справедливости, и собственное достоинство. В начале карьеры Робинсона насмешками в его адрес особенно отличался играющий тренер Philadelphia Phillies Бен Чапмен: «Тебя ждут в джунг­лях, черный парень! — снова и снова орал он. — Ты не нужен тут, ниггер!»

Джеки не просто не отвечал — через месяц он согласился сделать дружеское фото с Чапменом, чтобы помочь ему сохранить работу. Можно себе представить, как дорого обходилась Робинсону сдержанность; позже он писал, что ему хотелось тогда «взять одного из этих белых сукиных детей и выбить ему зубы своим презренным черным кулаком».

Мысль о соприкосновении и позировании перед объективом с такой сволочью почти выворачивает желудок даже через шесть десятков лет. Робинсон называл это одним из самых трудных дел в своей жизни, но он был готов, поскольку произошедшее было частью более масштабного плана. Он понимал: определенные силы будут травить и уничтожать его. Если он хотел и должен был что-то сделать в бейсболе, ему приходилось смиряться. Ему не следовало поступать так, но он поступал.

Наш собственный путь, к которому мы стремимся, в какой-то степени определяется количеством сумасброд­ства и дряни, с которыми мы готовы иметь дело и которые готовы вытерпеть. Наши унижения будут выглядеть бледно по сравнению с жизнью Робинсона, но все же будут серьезными. Сохранять самообладание окажется трудно.

Бывший профессиональный кикбоксер и боец ММА Бас Рюттен иногда перед боем писал на обеих руках букву R. Это означало rustig — «спокойный» на родном для Баса нидерландском. Рюттен знал: озлобленность, эмоциональность, потеря самоконтроля — вот рецепт поражения на ринге.

Как однажды написал своему редактору Джон Стейн­бек, вы не можете «[потерять] самообладание как убежище от отчаяния». Ваше эго не сослужит вам службы в борьбе с издателем, критиками, врагами или капризным начальником. Не имеет значения, что они чего-то не понимают или что вы знаете что-то лучше. Просто для этого слишком рано — слишком рано.

Вы учились в университете? Это еще не означает, что мир по праву принадлежит вам. Ах, то была Лига плюща37? Что ж, к вам все равно будут плохо относиться, на вас все равно станут орать. У вас миллион долларов и целая стена увешана наградами? Это не сыграет никакой роли, когда вы решите заняться каким-то новым делом.

Неважно, насколько вы талантливы, насколько хороши ваши связи и сколько у вас денег. Если вы захотите что-то совершить — большое, важное и значимое, отношение к вам разместится между безразличием и прямым саботажем. Учитывайте это.

В этом сценарии эго — абсолютная противоположность тому, что необходимо. Кто может позволить себе поддаваться импульсам, или верить, будто он является божьим даром человечеству, или считать, что он слишком важен и не желает мириться с тем, что ему не нравится?

Те, кто подчинил свое эго, понимают: когда другие плохо относятся к вам, это унижает не вас. Это унижает их.

Впереди ожидаются игнорирование, пренебрежение, брань, односторонние компромиссы. Вы будете кричать на кого-то. Вам придется делать черновую и незаметную работу, чтобы спасти ситуацию. Все это озлобит вас. Вызовет желание сопротивляться и произнести: «Я лучше этого. Я заслуживаю большего».

Конечно, вам захочется бросить эти слова в лицо другим людям. Более того, вам захочется задеть тех, кто не заслуживает уважения, признания и лавров. Фактически эти люди будут вместо вас получать плюшки. Когда кто-нибудь не принимает вас с достаточной серьезностью, возникает порыв исправить положение. (Как всем нам хочется кричать: «Да вы знаете, кто я такой?!») Вы желаете напомнить всем о том, что они забыли; ваше эго просто визжит, чтобы вы занялись этим.

На самом деле вам не нужно ничего делать — просто примите ситуацию. Ешьте ее до тошноты. Терпите. Не обращайте внимания и работайте усерднее. Играйте по правилам. Игнорируйте шумиху — и, ради бога, не позволяйте себя отвлечь. Сдержанность — умение сложное, но очень важное. Вас будут часто поджидать искушения; вероятно, они даже победят. Никто не совершенен, но нам надо попытаться.

Жизнь устроена так, что новичкам всегда приходится терпеть злоупотребления стариков. Робинсону было двадцать восемь, когда он начал играть в Dodgers, и ему уже досталось от жизни — и как чернокожему, и как солдату. Но он был вынужден пройти через все снова. Печальный факт жизни: новые таланты регулярно пропадают, но даже если их и признают, то нередко недооценивают. Основания для этого всегда разнятся, но это часть системы.

Но вы не сможете изменить эту систему, пока не преуспеете. А до тех пор вам придется найти какой-то способ добиваться своих целей, даже если они — всего лишь дополнительное время для развития, возможность учиться у других за свой счет, строить свой фундамент и утверждать себя.

Когда Робинсон преуспел, когда он был признан лучшим новичком года и самым ценным игроком, когда его место в составе Dodgers упрочилось, он стал четче заявлять о себе — и как об игроке, и как о человеке. Утвердившись на своем месте, он почувствовал, что может спорить с арбитрами, показать зубы, если нужно, попридержать какого-нибудь игрока или преподать урок.

Но каким бы уверенным и знаменитым ни стал Робинсон, он никогда не плевал в болельщиков. И никогда не делал ничего, что подорвало бы его достоинство. Он был отличным парнем от начала до конца. Да, он не был бесстрастным, он раздражался и разочаровывался, как и все мы. Но он рано осознал, что натянутый канат, по которому он шагал, выносит только сдержанность и не прощает эго.

Честно говоря, вариантов тут немного.

ВЫБИРАЙТЕСЬ ИЗ СВОЕЙ ГОЛОВЫ

Человеку, который все время думает, не о чем думать, кроме собственных мыслей, поэтому он теряет связь с реальностью и живет в мире иллюзий.

Алан Уотс, британский писатель и философ

Холден Колфилд, подросток из романа Сэлинджера «Над пропастью во ржи»38, пытался приспособиться к миру, бродил погруженный в себя по улицам Манхэттена. Моло­дой Артуро Бандини в романе Джона Фанте «Спроси у пыли»39 отталкивал любого встречного в Лос-Анджелесе, так как жаждал стать знаменитым писателем. Аристократ и брокер Бинкс Боллинг в романе «Кинозритель» Уокера Перси пытался удрать из повседневности жизни на окраи­нах Ново­го Орлеана 1950-х годов. У этих персонажей есть нечто общее: у них не получалось выбраться из собст­венной головы.

Холден не может оставаться в школе: он цепенеет от взросления и отчаянно желает избежать всего этого. Бандини не ощущает жизни, в которой живет: он видит все «через каретку пишущей машинки», задаваясь вопросом, не является ли почти каждая секунда его жизни стихотворением, пьесой, рассказом или статьей с ним самим в роли основного персонажа. Бинкс увлекается просмотром фильмов, предпочитая идеализированный экранный вариант собственной некомфортной опустошенности.

Исследовать психологию какого-нибудь писателя по его работам — дело опасное, но, как известно, приведенные произведения являются автобиографическими. Когда мы смотрим на жизнь их авторов, факты становятся прозрачными: Джером Сэлинджер действительно страдал от зацикленности на себе и незрелости и они делали мир слишком большим для него, это мешало его контакту с людьми и парализовывало его гений.

Джон Фанте пытался примирить свое огромное эго с относительной безвестностью в течение большей части карьеры, в итоге бросив литературу ради гольфа и голливудских баров. Он смог снова стать серьезным, когда был уже почти при смерти и ослеп от диабета. «Кино­зритель», первая книга Уокера Перси, появилась только после того, как он победил свою почти подростковую леность и экзистенциальный кризис. А ведь писателю было уже за сорок­!

Насколько лучше эти литераторы смогли бы справиться со своими проблемами раньше? Насколько проще­ была бы их жизнь? Этот насущный вопрос они проталкивали читателям через своих предостерегающих персонажей.

Потому что, как ни печально, эта черта — неспособность выбраться из головы — не ограничивается вымыслом. Две тысячи четыреста лет назад Платон говорил о людях, виновных в том, что «находят пирушку в самих себе»40. Очевидно, даже тогда было несложно найти людей, которые «преж­де чем выдумывают, как состоится то, чего им хочется, оставляют это, чтобы не обременять себя размышлением о возможности или невозможности желае­мого, и, представляя его как бы уже осуществившимся, строят дальнейшее и весело пробегают мыслью, что будут они делать, когда это состоится, и таким образом душу ленивую делают еще ленивее»41. Речь о людях, которые предпочитают жить в страстной выдумке, а не в реальности.

Отличным примером такого типа людей является генерал Джордж Макклеллан. В Гражданскую войну его выбрали командовать войсками Союза, поскольку у него имелись галочки во всех нужных графах: выпускник Вест-Пойнта, проверен в сражениях, изучал историю, королевские манеры, любим подчиненными.

Почему он оказался, возможно, худшим генералом северян — даже при тогдашней толпе некомпетентных и по­глощенных собой руководителей? Потому что он никогда не мог выбраться из собственной головы. Он был влюблен в свое представление о себе как о главе великой армии. Он мог профессионально подготовить армию к сражению, но, когда дело доходило до битвы, до момента истины, возникали проблемы.

Он приходил к смехотворному убеждению, что враг наращивает свою численность (хотя на самом деле в какой-то момент у Макклеллана было трехкратное превосход­ство). Он не сомневался в постоянных угрозах и интригах со стороны политических противников (а их на самом деле не было). Он был убежден, что единственный способ выиграть войну — четкий план и единственная решающая кампания (и в этом он ошибался). Он был настолько убежден в своей правоте, что застыл и в основном ничего не делал месяцами.

Макклеллан постоянно думал о себе и о том, как чудесны его действия: он поздравлял себя с победами, которых еще не одержал, а чаще с тем, что благодаря ему армия избежала ужасных поражений. Когда кто-нибудь, включая начальство, выражал сомнения в этих удобных выдумках, он реагировал как раздражительный, оторванный от реальности, тщеславный, эгоистичный осел. Это было невыносимо само по себе, но означало также и то, что его личность мешала делать главное — выигрывать битвы.

Один историк, сражавшийся под начальством Макклеллана при Энтитеме42, позже подытожил: «Его эгоизм просто колоссален — другого слова не подобрать». Мы склонны считать, что эго тождественно уверенности в себе, а это то, что нужно, чтобы нести ответственность. На деле эффект может быть противоположным. В случае Макклеллана оно лишало его способности руководить. Лишало даже способности думать о том, что следует действовать.

Над повторяющимися возможностями, которые он вновь и вновь упускал, можно было бы смеяться, если бы не оборвавшиеся из-за этого тысячи жизней. Ситуация осложнялась тем, что два добродетельных спокойных южанина, генералы Роберт Ли и Томас Каменная Стена Джексон, с их склонностью к инициативе, оконфузили его меньшей численностью и меньшими ресурсами. Вот что происходит, когда лидер застревает в своей голове. Это может произойти и с нами.

Писательница Энн Ламотт43 хорошо описывает эту историю с эго. Она предупреждает молодых писателей:

Если ты не остережешься, в твоей голове круглосуточно в режиме стерео будет играть одна и та же радиостанция. Из правой колонки во внутреннее ухо польется бесконечный поток самовосхвалений: какой ты уникальный, одаренный, блестящий, проницательный и скромный, а тебя неправильно понимают. Из левой колонки зазвучит рэп ненависти к себе — перечни всего, что ты не умеешь, ошибки (сегодняшние и сделанные в течение всей жизни), сомнения, заверения, что все, чего бы ты ни коснулся, превращается в дерьмо, что у тебя нет нормальных отношений, что ты по всем статьям обманщик, неспособный на самоотверженную любовь, что у тебя нет ни таланта, ни вдохновения и так далее и тому подобное.

Любой человек, особенно целеустремленный, может стать такой жертвой. Совершенно естественно, что любого молодого амбициозного человека (или просто человека с молодыми амбициями) захлестывают мысли и ощущения. Особенно в мире, который убеждает нас поддерживать и продвигать «персональный бренд». От нас требуют рассказывать истории, чтобы продавать свою работу и свои таланты, а через какое-то время уже никто не помнит, где проходит та линия, что отделяла вымыслы от реаль­ности.

Такая неспособность парализует нас или станет стеной между нами и информацией, необходимой для выполнения работы, — именно поэтому Макклеллан регулярно покупался на сообщения разведки, ошибочность которых он был должен знать. Идея, что его задача относительно несложна, что ему нужно просто начать действовать, была почти слишком проста и слишком очевидна для человека, который так много размышлял.

Он ничем не отличается от нас. Все мы переполнены сомнениями, тревогами, бессилием, болью, а иногда и легким сумасшествием. В этом отношении все мы под­ростки.

В известной работе Egocentrism in adolescence («Эгоцентризм в подростковом возрасте») детский психолог Дэвид Элкинд показал: для подростков характерен «феномен воображаемой аудитории». Представьте себе тринадцатилетнего парнишку, обеспокоенного тем, что вся школа обсуждает, как он пропустил неделю учебы. На самом же деле в школе это ничтожное событие едва ли кто заметил. Или, допустим, девочка-подросток каждое утро крутится перед зеркалом так долго, словно ей предстоит выйти на сцену. Дети ведут себя так, поскольку убеждены, что остальной мир внимательно наблюдает за каждым их шагом.

Даже во взрослом возрасте мы подпадаем под влияние этой выдумки во время безобидной прогулки по улице. Мы включаем наушники, и раздается музыка. Мы поднимаем воротник куртки и прикидываем, как круто мы должны сейчас выглядеть. Мы прокручиваем в голове успешную встречу, на которую направляемся. Когда мы идем, толпа расступается. Мы бесстрашные воины, поднимающиеся на вершину.

Это добавление вступительных титров. Это сцена из романа. Это приятно — это куда лучше, чем ощущать сомнения, страх и нормальность. И поэтому мы застреваем у себя в голове вместо того, чтобы взаимодействовать с окружающим миром.

Это эго, детка.

Успешные люди занимаются обузданием таких вымыслов. Они игнорируют соблазны, которые могут заставить их ощутить свою важность или исказить их взгляды. Джордж Маршалл — генерал из совсем другой эпохи, нежели Джордж Макклеллан, и, по сути, его противоположность. Однако они недолго занимали одну и ту же должность, правда, с разницей в несколько поколений.

Маршалл во время Второй мировой войны отказался вести дневник, хотя об этом его просили и историки, и друзья. Генерала беспокоило, что его спокойные размышления могут стать самообманом. Маршалл опасался, что, пересматривая прежние трудные решения, заботясь о репутации и будущих читателях, он исказит свои мысли, изменит их так, что они станут выглядеть «правильно».

Все мы уязвимы для таких навязчивых идей — вне зависимости от того, запускаем ли мы высокотехнологичный стартап, продвигаемся по служебной лестнице или безумно влюбляемся. Чем более творческими и изобретательными людьми мы являемся, тем легче нам потерять нить, которая нас ведет.

Наше воображение во многих смыслах является нашим активом, но оно становится опасным, если дичает. Нам нужно обуздать свое восприятие. В противном случае, потерявшись во взбудораженности, разве сможем мы верно прогнозировать события и предсказывать будущее? Как можем мы точно оценивать настоящее? Как можно быть творческими личностями в царстве практичности?

Для того чтобы жить явно и настоящим, нужно мужество. Не живите в дымке абстрактного — живите осязаемым и реальным, даже (или особенно) если это дискомфортно. Будьте частью того, что вас окружает. Наслаждайтесь, приспосабливайтесь к нему.

Выступать не для кого. Во всем, что нас окружает, есть только работа, которую нужно сделать, и уроки, которые нужно выучить.

ОПАСНОСТЬ РАННЕЙ ГОРДЫНИ

Гордец всегда смотрит на людей и вещи сверху вниз. Естественно, пока вы смотрите вниз, вы не можете увидеть то, что над вами.

Клайв Льюис, британский писатель и богослов

Торжествующий восемнадцатилетний Бенджамин Франк­лин вернулся в Бостон. Он сбежал из этого города семь месяцев назад. Самодовольный, в новом костюме, при часах и с кучей денег, он похвалялся перед всеми, с кем сталкивался, включая старшего брата, которого особенно надеялся впечатлить. Это было позерство юноши — всего лишь типографского работника из Филадельфии.

На встрече с Коттоном Мэзером, одним из самых уважаемых горожан и бывшим оппонентом, Франклин быстро показал, насколько смешно раздуто его юношеское эго. Они шли по коридору, и Мэзер внезапно перебил Франклина: «Пригнись!» Бенджамин был так увлечен, что не успел среагировать и врезался лбом в балку низкого потолка. Мэзер отреагировал прекрасно — он криво усмехнулся: «Пусть это будет предостережением для тебя: не всегда стоит держать голову высоко. Пригибайся, молодой человек, пригибайся, пока ты идешь через этот мир, — и немало серьезных ударов минует тебя».

Христиане верят, что гордыня — это грех, потому что она ложь: она убеждает, что люди лучше, чем на самом деле, чем их сотворил Господь. Гордыня ведет к высокомерию, а затем уводит от смирения и близости к людям.

Не нужно быть христианином, чтобы понять эту мудрость. Достаточно беспокоиться о будущей карьере, чтобы понять: гордость, пусть даже за реальные достижения, отвлекает и обманывает. Литературный критик Сирил Коннолли как-то сказал: «Боги всегда называют многообещающими тех, кого хотят уничтожить». За 25 столетий до этого греческий поэт Феогнид писал своему другу Кирну:

Гордость — первейшее зло, которым разят чело­века

Боги, решив из-под ног почву отнять у него44.

И тем не менее мы продолжаем вздымать это знамя!

Гордость притупляет самый нужный для успеха инст­румент — разум. Она снижает нашу способность учиться, быть гибкими, строить взаимоотношения. Страшнее всего, что это, как правило, происходит в начале жизни или когда мы приступаем к чему-либо с тщеславием новичка. Только позже вы понимаете, что тот удар по голове был бы как раз самым меньшим риском.

Гордость берет мелкое достижение и заставляет нас ощущать его значительным. Она улыбается нашей смекалке и гению, словно продемонстрированное нами — лишь намек на то, что еще будет. С самого начала она вбивает клин между нами и реальностью, тонко или не особо тонко меняя наше восприятие и того, что есть, и того, чего нет. Именно эти категоричные мнения, лишь слабо подкрепленные каким-то достижением, заставляют нас устремиться к заблуждениям или к чему-то худшему.

Гордость и эго говорят:

• Я предприниматель, потому что начал собственное дело.
• Я выиграю, потому что сейчас лидирую.
• Я писатель, потому что я что-то опубликовал.
• Я богат, потому что у меня есть сколько-то денег.
• Я особенный, потому что меня выбрали.
• Я важен, поскольку думаю, что так должно быть.

Мы порой все потворствуем созданию приятных формулировок такого рода. Но, похоже, каждая культура порождает свои фразы-предостережения. Не пересчитывайте цыплят, пока они не вылупятся. Не готовьте соус, пока не поймана рыба. Чтобы приготовить кролика, его тоже нужно сначала поймать. С дичи, убитой словами, шкуру не снимешь. Замахнетесь на вес не по силам — получите травму. В основе любого грехопадения лежит гордость.

Давайте назовем эту позицию честно: обман. Если вы делаете работу и тратите на нее время, вам незачем обманывать, незачем стремиться компенсировать затраты.

Гордость — умелый захватчик. Джон Рокфеллер, будучи молодым, по ночам разговаривал сам с собой. «Когда вы только начинаете, — произносил он вслух или записывал в дневнике, — то решаете, что уже стали предпринимателем. Будьте настороже, а то потеряете голову».

В начале карьеры он в определенной степени преуспевал. У него была хорошая работа, он скопил денег и делал какие-то инвестиции. Если учесть, что отец Джона был аферистом45, то путь, на который вступил его сын, можно считать верным. Понятно, что в какой-то момент у Рокфеллера начала пробиваться удовлетворенность своими достижениями и траекторией движения. И когда банк отказал ему в кредите, он прокричал: «Однажды я стану самым богатым человеком на свете!»

Можно считать, что Рокфеллер был единственным человеком в мире, который сказал это, а потом действительно стал самым состоятельным на планете. Но на него одного приходятся дюжины неадекватных придурков, которые заявляли то же самое и искренне верили сами себе. Однако они и близко не подобрались к провозглашенной цели — в частности, потому что против них была гордость, которая заставляла других людей ненавидеть их.

Рокфеллер знал: он должен обуздать себя и негласно усмирить свое эго. Каждую ночь он вопрошал себя: «Ты будешь дураком? Позволишь, чтобы эти деньги тебя раздули?» (Какими бы скромными они ни были.) «Будь начеку, — предупреждал он себя. — Не теряй самообладания».

Позднее он размышлял: «Я опасался впасть в высокомерие. Жалок человек, который допустил, чтобы мелкий успех испортил его и искажал его суждения. Который забыл, кто он такой!» Это создает близорукую, противо­естественную одержимость, страсть к самоудовлетворению, которая перекашивает перспективу, реальность, истину и мир вокруг. В «Маленьком принце» Сент-Экзюпери говорит то же самое, сетуя, что «тщеславные люди глухи ко всему, кроме похвал»46. Именно поэтому мы не можем позволить себе иметь таких в качестве переводчиков.

Получайте отзывы, жаждите и прокладывайте правильный курс в жизни. Гордость притупляет чувства. Иногда она налаживает наши отрицательные стороны: чувствительность, манию преследования, способность переводить все на себя.

Когда великий завоеватель Чингисхан готовил сыновей и военачальников себе в преемники, он не раз предупреждал: «Если не сможете проглотить свою гордость, не сможете командовать». Он рассказывал, что гордость укротить труднее, чем дикого льва. Ему нравилась аналогия с горой. Он говорил: «Даже на самой высокой горе есть животные, которые, взобравшись на нее, будут выше горы».

Мы склонны остерегаться негатива, опасаться людей, которые отбивают у нас охоту следовать вызовам и сомневаются в наших взглядах. При виде такой помехи определенно стоит насторожиться, но справиться с ней довольно просто. Что мы делаем реже, так это защищаем себя от признания и удовлетворенности. Они быстро встают у нас на пути, если мы подаем надежды.

Мы не защищаем себя от людей и обстоятельств, которые заставляют нас чувствовать себя хорошо — или, скорее, слишком хорошо. Мы должны приготовиться к гордости и рано убить ее — иначе она убьет то, к чему мы стремимся. Мы должны опасаться дикой самоуверенности и зацикленности на себе. «Первым результатом самопознания является смирение», — заметила как-то писательница Фланнери О’Коннор. Бороться с эго нужно, по-настоящему узнавая себя.

Когда вы ощущаете гордость, следует задаться вопросом: что я сейчас упускаю такого, что мог бы увидеть более скромный человек? Что скрыто от меня из-за моего хвастовства, безрассудства и украшательства? Гораздо лучше задавать эти вопросы и отвечать на них сейчас, пока ставки еще невелики, а не когда станет поздно.

Нужно отметить: то, что вы спокойны, еще не означает, что у вас нет гордости или даже гордыни. Если втайне думать, что ты лучше других, — это все равно гордыня. Это все равно опасно. «То, чем ты гордишься, будет твоей гибелью», — было написано на одной из потолочных балок у философа Монтеня. Эти слова — цитата из древнегреческого комедиографа Менандра, она завершается словами: «Ты, кто думает, что из себя что-то представляет».

Мы куда-то стремимся, и именно стремящиеся должны быть нашей ровней, а не гордые и не добившиеся результата. Без этого понимания гордость создает противоречие между нашей самооценкой и реальной ситуацией, которая состоит в том, что мы еще далеки от цели и что нам многое предстоит сделать.

Ударившись головой и услышав мудрую фразу Мэзера, Франклин всю жизнь боролся с гордыней, поскольку хотел многое сделать и понимал, что она затруднит это. Вот почему, несмотря на головокружительные успехи для любого времени — богатство, славу, власть, Франклину никогда не приходилось переживать «несчастий, обрушившихся на людей, слишком высоко державших головы».

Напоследок: речь идет не о том, чтобы отложить гордость на потом, поскольку пока вы еще ее не заслужили. Это не «не похваляйся тем, что еще не произошло». Это более прямое и краткое: «Не похваляйся». В похвальбе для вас ничего нет.

РАБОТАЙТЕ, РАБОТАЙТЕ, РАБОТАЙТЕ

Даже лучшие планы — это всего лишь благие намерения, если только они не перерастают в тяжкий труд.

Питер Друкер, экономист и публицист

Импрессионист Эдгар Дега, известный прекрасными изображениями танцовщиц, немного занимался и поэзией. Он мог создать великие стихи, поскольку умел видеть красоту и найти вдохновение. Однако великих стихов у Дега нет. Причину объяснит один известный разговор, состоявшийся у художника с другом — поэтом Стефаном Малларме. «У меня полно идей, но я не могу высказать то, что хочу», — жаловался художник. «Стихи создают не с помощью идей, а с помощью слов», — отвечал поэт.

Конечно, Малларме имел в виду не только стихи — любые работы.

В приведенном диалоге проступает разница между профессионалом и любителем: когда вы соглашаетесь, что одной идеи недостаточно, что нужно работать, пока не удастся выразить свой опыт с помощью слов на странице. Философ и писатель Поль Валери объяснял в 1938 году: «Назначение поэта вовсе не в том, чтобы испытывать поэ­тическое состояние: это его личное дело. Его назначение — создавать такое состояние в других людях». Иными словами, задача поэта — делать работу.

Быть одновременно ремесленником и художником. Производить не просто продукт разума, а еще и продукт труда и индустрии. Абстракция встречается с реальностью, а мы обмениваем мысли и слова на работу. Генри Форд выразился так: «Вы не можете построить репутацию на том, что собираетесь сделать».

То же самое отмечала скульптор Нина Холтон, слова которой приводит в своей знаковой работе, посвященной исследованию творчества, психолог Михай Чиксентмихайи. «Зародыш какой-нибудь идеи, — сказала Холтон, — не создает скульптуру. Дальше нужна стадия упорной работы». Инвестор и предприниматель Бен Хоровиц выразился более откровенно: «Трудность не в том, чтобы по­ставить большую пугающую амбициозную цель, — трудно увольнять людей, когда вы не достигли цели. Трудность не в том, чтобы мечтать о многом, — трудно просыпаться посреди ночи в холодном поту, когда мечта превращается в кошмар­».

Конечно, вы это понимаете. Вы знаете, что все требует труда и этот труд может быть тяжелым. Но вы точно это понимаете? Вы точно представляете, сколько тут будет работы? Работать не до прорыва, не до звездного часа, не до момента, когда вы создадите себе имя, а работать, работать, работать — во веки веков.

Сколько времени до мастерства — десять тысяч часов? Двадцать тысяч часов? Ответ состоит в том, что это не имеет значения. Тут нет зачетной зоны, как в американском футболе, куда надо доставить мяч. Думать­ о количестве — значит жить в условном будущем. Мы же просто говорим о множестве часов, необходимых, чтобы добраться туда, куда мы желаем. Это не выглядит особо привлекательной идеей, но обнадеживает. Потому что означает: все находится в пределах досягаемости для каждого при условии, что у нас есть характер и смирение, чтобы быть терпеливыми, и мужество, чтобы окунуться в работу.

К этому моменту вы, вероятно, понимаете, почему эго ощетинится от такой идеи. «В пределах досягаемости?! — жалуется оно. — Это означает: у вас этого сейчас нет?» Именно так. Нет. Ни у кого нет.

Нашему эго хочется, чтобы было достаточно идей и факта, что мы хотим что-нибудь с ними сделать. Оно желает, чтобы часы, затраченные на планирование, посещение конференций и болтовню с впечатленными приятелями, шли в зачет успеха. Оно желает, чтобы ему хорошо платили за его время, и хочет делать забавные вещи, привлекающие внимание, почести или славу. Это реальность. То, куда мы решим направить нашу энергию, определяет, чего мы в конечном счете достигнем.

В молодости президент США Билл Клинтон коллекцио­нировал листочки с именами и телефонными номерами друзей и знакомых: они могли бы пригодиться, когда он всерьез займется политикой. Каждый вечер он перебирал сложенные в ящик свои «информационные сокровища», кому-то звонил, другим писал письма и добавлял сведения в «коллекцию». С годами у Клинтона скопилось десять тысяч карточек (впоследствии они были оцифрованы). Эта коллекция помогла ему в свое время попасть в Овальный кабинет и продолжает приносить пользу до сих пор.

Чарльз Дарвин десятилетиями работал над теорией эволюции и воздерживался от ее публикации, поскольку она была еще несовершенной. Вряд ли кто-то знал, чем он так упорно занят. Никто ни разу не произнес: «Эй, Чарльз, вполне нормально, что ты занят так долго, потому что штука, над которой ты трудишься, так важна». Об этом просто никто не знал. И Чарльз тоже не мог знать. Он просто понимал, что книга еще не готова, что ее можно улучшить, и этого было достаточно, чтобы он продолжал.

Итак, мы сидим в одиночестве и боремся со своей работой. Работа может двигаться куда угодно или не двигаться вообще, она может расхолаживать или причинять боль. Любим ли мы работу? Зарабатываем на жизнь, чтобы выполнять работу, или наоборот? Любим ли мы тренироваться, как любят это великие спортсмены? Или мы гонимся за кратковременным вниманием и одобрением — предаемся удовольствию бесконечно искать идеи или просто отвлекаемся на беседы и болтовню?

«Fac, si facis» — «Если собираетесь делать — делайте».

Есть и другое подходящее латинское выражение: «Materiam superabat opus» — «Исполнение выше ма­те­риа­ла»47. Материал — то, с чего мы начинаем, — дан нам генетически, эмоционально, финансово. Мы этим не управляем. Мы управ­ляем тем, что изготавливаем из этого материала, и контролируем, не тратим ли мы его безрассудно.

Билл Брэдли, когда был молодым баскетболистом, напоминал себе: «Если ты не тренируешься, помни, что где-то тренируется другой, и, когда вы встретитесь, он победит». Нечто подобное написано и в Библии: «Блаженны рабы те, которых господин, придя, найдет бодрствующими»48. Мы можем убеждать себя, говоря, что заняты, или имитировать деятельность, но это обман, который все равно раскроется. Вас проверят. И, вполне возможно, разоблачат.

Брэдли попал в студенческую всеамериканскую баскетбольную сборную, получил стипендию Родса для обучения в Оксфордском университете, стал двукратным чемпио­ном NBA с New York Knicks и сенатором США… У вас появилось ощущение, что с такой самоотверженностью он занял ваше место?

Мы должны трудиться. Без труда не будет триумфа.

Разве не было бы здорово, если бы вместо работы можно было просто вскрыть вену и дать гению разлиться? Или просто пойти на собрание и там без подготовки блеснуть великолепием? Подходите к холсту, швыряете на него краску, и возникает современное искусство, — так? Это фантазия, а точнее, ложь.

Обратимся к еще одному популярному старому мотиву: притворяйся, пока ложь не станет правдой. Не удивляет, что эта идея становится все актуальнее в нашем токсичном мире. Трудно отличить настоящего производителя от искусного самопиарщика. Конечно, некоторые люди рискуют и ухитряются успешно проворачивать аферы. Сделайте так, чтобы вам не пришлось притворяться, — это главное. Вы можете представить какого-нибудь врача, который пытается притворяться? Квотербека49? Наездника на быке на родео? И самое главное: вы хотели бы, чтобы они так поступали? Так зачем же вам самим действовать иначе?

Каждый раз, когда вы садитесь за работу, напоминайте себе: делая это, я отсрочиваю вознаграждение. У меня идет маршмеллоу-тест50. Я зарабатываю то, чего жаждут мои амбиции. Я инвестирую в себя, а не в свое эго. Воздайте себе должное за такой выбор, но не очень сильно, потому что вам надо вернуться к текущей задаче — работать и совершенствоваться.

Работа заключается в том, чтобы выходить на пробежку, когда все сидят по домам из-за плохой погоды. Работа продвигает через боль, первые дрянные черновики и экспериментальные образцы. Она игнорирует рукоплескания, которые достаются другим, и, что важнее, — рукоплескания, которые можете получить вы. Потому что есть работа, которую нужно сделать. Работа не обязана «устраивать вас», «быть хорошей». Ее выполняют несмотря на встречный ветер.

Есть еще одна старая пословица: «Работника видно по оставшимся щепкам». Это верно. Чтобы правильно судить о своем прогрессе, просто посмотрите на пол.

ДЛЯ ВСЕГО, ЧТО НАС ЖДЕТ ВПЕРЕДИ, ЭГО — ЭТО ВРАГ

Но ведь смиренье —

Лишь лестница для юных честолюбий51.

Шекспир

Мы знаем, что желаем добиться успеха. Мы желаем что-то значить. Благосостояние, признание и репутация — тоже дело хорошее. Мы хотим всего этого.

Проблема в том, что мы не уверены, будто смирение может нас к этому привести. Как заметил миссионер и востоковед Сэм Уэллс, мы до смерти боимся быть скромными, так как рискуем оказаться «подчиненными, растоптанными, потерянными и незначительными».

Если бы мы спросили нашу ролевую модель Уильяма Шермана, как он себя чувствует, вероятно, в середине карьеры он описал бы себя примерно теми же словами. Он не сколотил состояния. Не выиграл крупных сражений. Не видел своего имени в заголовках газет. Возможно, перед Гражданской войной он задался вопросом, а тот ли он путь выбрал и не окажутся ли первыми те, кто идет за ним.

Такие мысли приводят к фаустовской сделке и превращают самые чистые амбиции в откровенную зависимость. На ранних стадиях эго помогает приспособиться: безум­ство может сойти за бесстрашие, заблуждения — за уверенность в себе, невежество — за доблесть. Но будущее все расставит по своим местам.

Никто еще не сказал: «Парень, это чудовищное эго стоило­ того». Внутренние споры об уверенности напоминают хорошо известную концепцию популярного американского радиоведущего Айры Гласса, которую можно назвать зазором между вкусом и талантом.

Все мы, кто занимается творчеством, влезает в это, потому что у нас хороший вкус. Но тут как будто какой-то зазор, когда в течение первой пары лет то, что вы делаете, не так уж хорошо… Реально не так уж здорово. Пытаешься делать хорошо, есть стремление делать хорошо, но выходит не особо. Но ваш вкус — та штука, которая привела вас в эту игру, — он по-прежнему убийца, он достаточно хорош, чтобы вы могли сказать: то, что вы делаете, — своего рода разочарование для вас.

Именно оказавшись в этом зазоре, эго и способно выглядеть утешительным. Кому приятно смотреть на себя и свою работу и обнаруживать, что они «не соответствуют»? Мы могли бы пошуметь. Прикрыть суровую правду грубой силой личности и страсти. Или мы можем честно противостоять недостаткам, заняться ими. Мы можем по­зволить себе смириться, ясно отметить: здесь мы талантливы, здесь нужно совершенствоваться, а затем постараться перекрыть этот зазор. И мы можем создать положительные привычки на всю оставшуюся жизнь.

Если эго искушало во времена Шермана, то в наше время мы подобны шоссейному велогонщику Лэнсу Армст­ронгу, собиравшемуся на «Тур де Франс» 1999 года52.

Мы словно бейсболист Барри Бондс, сомневающийся, идти ли ему в клинику BALCO53. Мы заигрываем с высоко­мерием и обманом и в процессе этого преувеличиваем важность победы любой ценой. Эго говорит нам: «Все так делают, и тебе тоже надо». И мы думаем, что без этого победа невозможна.

Конечно, по-настоящему круто встречать жизнь со спокойной уверенностью, невзирая на отвлекающие факторы, — пусть другие пользуются костылями. Классно быть настоящим и громко заявлять: «Я не собираюсь смягчать акценты». Утверждать в полный голос: «Я собираюсь быть собой, быть лучшим вариантом себя. И не важно, насколько жестка игра». Делать, а не быть.

Именно такой выбор подготовил Шермана к моменту, когда страна и история нуждались в нем сильнее всего. Правильный выбор позволил ему сориентироваться в колоссальных задачах, которые вскоре встали на его пути. В этом горниле он выковал личность, которая была не только амбициозной, но и терпеливой, новаторской, храброй — но без наглости, без безрассудного риска. Он был настоящим лидером.

У вас есть шанс сделать то же с собой. Чтобы играть в другую игру, нужно быть донельзя смелым в своих целях. Будущее станет проверять вас, и вы не сможете даже понять, какие качества оно оценивает. Ведь эго — это кошмарная сестра успеха.

И вы сейчас узнаете, что это означает.

ЧАСТЬ II

УСПЕХ

Мы на вершине горы, и ради этого подъема мы тяжко вкалывали. Или, по крайней мере, мы уже почти у вершины. Но перед нами новые искушения и проблемы. Воздух здесь разрежен, а суровые скалы не прощают ошибок. Почему же успех настолько эфемерен? Его сокращает эго. Крушение или медленный распад возможны всегда. Мы прекращаем учиться, слушать — вообще понимать, что действительно имеет значение. Мы становимся жертвами самих себя и конкуренции. Трезвое отношение, восприимчивость, непредубежденность, организация и цель — отличные стабилизаторы. Они уравновешивают эго и гордыню, которая возникает одновременно с достижениями и признанием.

ДЛЯ ЛЮБОГО УСПЕХА, КОТОРОГО ВЫ ДОБИЛИСЬ, ЭГО — ЭТО ВРАГ

В нашем состязании участвуют два персонажа. Один исполнен честолюбия и показной алчности. Другой — смиренной скромности и беспристрастной справедливости. Нам даются два разных образца, две разные картинки, и мы можем по ним лепить свой собственный характер и поведение: один — более броский и сверкающий всеми цветами, другой — более правильный и утонченно изысканный по очертаниям.

Адам Смит, английский экономист и мыслитель

На деловой встрече в январе 1924 года успешный изобретатель и торговец буровым оборудованием Говард Хьюз — старший вдруг встал, содрогнулся и рухнул замертво. Внезапный сердечный приступ в 54 года. Его единственному сыну только исполнилось восемнадцать. Тихий, замкнутый, прямо-таки оранжерейный юноша унаследовал три четверти компании Hughes Tool стоимостью почти миллион долларов. Компания владела патентами, необходимыми для добычи нефти.

Оставшаяся четверть компании по завещанию досталась родителям и брату умершего. Юный Хьюз-младший, которого многие считали инфантильным и избалованным маменькиным сынком, вдруг решил выкупить у родственников их долю, чтобы стать единоличным владельцем семейного предприятия.

Юридически он был еще несовершеннолетним54, однако сумел решить вопрос с судьей о своей досрочной дееспособности, использовал личные средства и почти все фонды компании, предназначенные для покупки акций, и сумел объединить бизнес, который в течение следующего столетия принес миллиарды долларов чистой прибыли.

Для молодого человека с фактически нулевым бизнес-опытом это был очень смелый шаг. С аналогичной решимостью он составит один из самых смущающих, разорительных и мошеннических послужных списков в истории. В ретроспективе годы, когда он управлял своей империей, больше напоминают безумный криминальный загул, а не капиталистическое предприятие.

Нельзя оспаривать, что у Хьюза была развитая интуиция. А еще он был гением механики и одним из лучших и храбрейших авиаторов того времени. Бизнесмен и режиссер, он имел возможность предсказывать радикальные перемены, способные изменить не только отрасли, в которых он подвизался, но и всю Америку.

Однако если отделить его чутье от легенды, романтики и саморекламы, в которой он бы весьма искусен, останется единственный образ: эгоцентрист, который выбросил на ветер сотни миллионов долларов и обрел жалкий конец. Не случайно, не из-за непреодолимых обстоятельств или конкуренции, а почти исключительно из-за собственных действий.

Краткое описание его деяний — если их можно так назвать — создает неприглядную картину.

Получив полный контроль над отцовской компа­нией, Хьюз почти немедленно ее забросил: его интересовали только поступающие деньги. Юноша больше никогда не входил в штаб-квартиру семейного предприятия. Он переехал из Хьюстона в Лос-Анджелес, где решил стать кинопродюсером и знаменитостью. «С кровати» торговал акциями, на чем потерял более восьми миллионов: рынок двигался к Великой депрессии.

Самым известным фильмом Хьюза-младшего стала лента «Ангелы ада». На съемки ушло три года и 4,2 миллио­на долларов55. Убытки составили 1,5 миллиона долларов, что нанесло серьезный удар по компании56. Урок не пошел впрок: на акциях «Крайслера» в начале 1930-х Хьюз потерял еще четыре миллиона.

Следующим увлечением стала авиация. Хьюз создал компанию Hughes Aircraft — военного подрядчика и одно­временно подразделение Hughes Tool. Новое предприятие потерпело неудачу, и положение не выправили даже личные достижения Хьюза как изобретателя. В годы Второй мировой войны два провальных контракта на общую сумму 40 миллионов долларов легли бременем на плечи американских налогоплательщиков и самого Хьюза.

Самый знаменитый его самолет, Hughes H-4 Hercules, прозванный «Еловым гусем», был одним из крупнейших самолетов в истории57. На разработку потребовалось более пяти лет и примерно 20 миллионов долларов, но полет машина совершила один-единственный — пара километров на высоте 20 метров. Затем по настоянию Хьюза самолет поместили в кондиционированный ангар в Лонг-Бич, где он простоял несколько десятков лет, «съедая» миллион долларов ежегодно.

После неудачи в авиастроении Хьюз вновь обратился к кино, решив удвоить свой бизнес, и приобрел студию RKO. Вместо прибылей это принесло убытки в 22 миллиона. Число работников студии в течение нескольких лет из-за жесткой и неразумной кадровой политики нового владельца уменьшилось с 2000 до 500 человек. Как и в случае с Hughes Tool, Хьюз опять утомился, отказался от военного заказа и передал бразды правления наемному управляющему. Военная компания начала процветать… из-за отсутствия владельца.

Тут уже можно и остановиться — хватит пережевывать одно и то же. Но тогда придется умолчать о вопиющих налоговых мошенничествах Хьюза; о крушении самолетов и автокатастрофах со смертельным исходом; о миллионах, потраченных на частных детективов, юристов, на договоры с молодыми кинозвездочками, на дома, где Хьюз никогда не жил; о паранойе, расизме и издевательствах; о неудачных браках; об увлечении наркотиками; о десятках предприятий, которые он запустил… Единственное, что заставило его вести себя ответственно, — угроза публичного разоблачения.

«То, что мы сделали героя из Говарда Хьюза, — писала молодая писательница Джоан Дидион, — говорит кое-что интересное о нас самих». Она абсолютно права. Ведь Говард­ Хьюз — младший, несмотря на свою репутацию, был, возможно, одним из худших предпринимателей XX века. Обычно плохой бизнесмен, потерпев крах, пере­стает заниматься бизнесом, и тогда становится трудно понять, в чем заключается истинная причина неудач.

Однако из-за стабильной прибыли, обеспеченной компанией отца, работу которой он считал слишком скучной и поэтому не вмешивался в нее, Хьюз мог долго оставаться на плаву, и в результате мы можем подробно рассмотреть вред, который раз за разом наносило его эго — ему самому, людям вокруг, целям, которых он добивался.

Есть одна характерная сцена из медленного погружения Хьюза в безумие. Биографы пишут, что он сидел голым на любимом белом стуле, немытый и нечесаный. Он непрерывно сражался с юристами, расследователями, инвесторами, пытался спасти свою империю и скрыть постыдные секреты.

Только что он диктовал какую-то иррациональную многостраничную записку о дезинфицирующих салфетках Kleenex58, о приготовлении пищи или о том, что сотрудники не должны с ним общаться напрямую, а затем вдруг отворачивался и хватался за блестящую стратегию, позволяющую обставить кредиторов и врагов. По словам биографов, его разум и бизнес были словно разделены надвое.

Это выглядело так, будто бы «IBM намеренно создала пару дочерних компаний: одну для производства компьютеров и получения прибыли, а другую — специально для “Эдселов”59 и убытков». Если бы кто-нибудь искал воплощенную во плоти и крови метафору для эго и для уничтожения, трудно было бы найти лучше: человек одной рукой яростно работает ради достижения цели, а другой с таким же усердием мешает этому.

Как и все мы, Говард Хьюз не был полностью безумцем или абсолютно психически здоровым. Его эго, подпитываемое и усугубленное физическими травмами (большей частью полученными в авиационных и автомобильных катастрофах, в которых он же и был виноват), завело его в темноту, которую мы едва ли можем осознать. Случались короткие моменты просветления, когда острый ум Хьюза прорывался наружу, и тогда он совершал свои лучшие шаги, однако со временем просветы возникали все реже. Эго убило Говарда Хьюза в той же степени, в какой в этом повинны мании и травмы, — если они вообще когда-либо разделялись.

Вы можете увидеть это только в том случае, если пожелаете увидеть. Гораздо приятнее и интереснее представлять бунтаря-миллиардера, эксцентричного человека, снискавшего всемирную известность и славу, и думать: «О, я этого хочу». Нет. Говард Хьюз, как и многие богатые люди, умер в дурдоме, созданном им самим. У него было мало радостей. Почти все, что он имел, не приносило ему удовольствия. Но гораздо важнее, что он растратился впустую. Он растранжирил массу таланта, храбрости и энергии.

Древнегреческий философ Аристотель заметил, что без добродетели и обучения тяжело правильно принимать подарки судьбы. Мы можем извлечь урок из жизни Хьюза, потому что он слишком явно оказался неспособен распорядиться доставшимся ему по праву рождения. Его бесконечное стремление к свету прожекторов, какими бы они ни были, дает нам возможность взглянуть на наши наклонности, на нашу борьбу с успехом и удачей через отражение в его бурной жизни.

Его колоссальное эго и разрушительный путь — через Голливуд, военную промышленность, Уолл-стрит, авиастроение — позволяют нам заглянуть внутрь человека, которого раз за разом опрокидывали душевные порывы, живущие и в каждом из нас.

Конечно, он далеко не единственный в истории, кто двигался по столь извилистой кривой. Последуете ли вы по такой же траектории?

Иногда при восхождении эго подавляется. Порой какая-то­ идея слишком сильна, или наступает идеальное для нее время, или человек рождается в богатстве и власти — все названное может временно поддержать или даже скомпенсировать огромное эго. Когда приходит успех — как это случается с командой, которая только что стала чемпионом, — эго начинает играть с нашим разумом и ослаблять­ волю, которая в первую очередь и принесла нам победу. Мы знаем, что империи всегда рушатся, так что необходимо подумать о причинах этого и о том, почему эти причины крушения всегда (или почти всегда) оказываются внутренними.

Гарольд Дженин, многолетний президент корпорации ITT, был тем самым руководителем, который фактически изобрел идею современного международного конгломерата. С помощью серии приобретений, слияний и поглощений (общим числом более трехсот пятидесяти) он преобразил небольшую компанию ITT: ее доходы в 1959 году составляли один миллион долларов, а к 1977 году, в котором Гарольд ушел в отставку, взлетели почти до 17 миллиардов. Некоторые утверждали, что сам Дженин был эгоистом; в любом случае он открыто говорил об эффектах эго в своей сфере и предостерегал руководителей от него.

Известны его слова: «Худшая болезнь, которая может повлиять на предпринимателя в его работе, — это вовсе не алкоголизм, как обычно считают. Это эгоизм». В эпоху безумцев в корпоративной Америке проблема алкоголизма действительно было крайне острой, однако у эго те же

Не верьте, будто тот, кто стремится утешить вас, безмятежно существует среди простых и тихих слов, которые иногда несут вам благо. У него тоже много трудностей и печали, и его жизнь сильно отстает от вашей. Будь иначе, он никогда бы не сумел подобрать эти важные для вас слова.

Райнер Рильке, поэт-модернист XX века

Райан Холидей – один из самых тонких мыслителей своего поколения, а эта книга – лучшее его произведение.

Стивен Прессфилд, автор бестселлера «Война за креатив»[1]

Комик Билл Хикс сказал, что мир заражен воспаленными эго. В книге «Эго – это враг» Райан Холидей выписывает нам рецепт: смирение. Книга набита историями и цитатами, которые помогут вам перестать создавать себе проблемы. Начинаете ли вы впервые или, наоборот, решаете начать все заново – вам есть что почерпнуть из этой книги.

Остин Клеон, автор книги «Кради как художник»[2]

Я хотел бы, чтобы эту книгу прочитал каждый спортсмен, честолюбивый лидер, предприниматель, мыслитель и деятель. Райан Холидей – один из самых перспективных молодых писателей своего поколения.

Джордж Равелинг, баскетболист, тренер, член Зала славы баскетбола, экс-директор корпорации Nike по маркетингу

Каждый день я вижу токсичное тщеславие эго, и меня не перестает удивлять, насколько часто оно уничтожает многообещающие творческие устремления. Прочитайте эту книгу, прежде чем оно уничтожит вас, проекты и людей, которых вы любите. Это так же необходимо, как соблюдать режим или правильно питаться. Идеи Райана бесценны.

Марк Эко, дизайнер одежды (бренд Ecko), основатель молодежного социального медиа Complex

У меня не так много правил в жизни, но одно я никогда не нарушаю: если Райан Холидей пишет новую книгу, я читаю ее, как только удается ее достать.

Брайан Коппельман, сценарист, кинорежиссер, продюсер (фильмы «Тринадцать друзей Оушена», «Миллиарды» и др.)

Нам часто говорят, что для достижения успеха необходима уверенность в себе. Райан Холидей оспаривает такое предположение с бодрящей прямотой. Он подчеркивает, что мы можем сформировать в себе уверенность, стремясь достигнуть большего, нежели собственный успех.

Адам Грант, автор бестселлеров «Оригиналы» и «Брать или отдавать?»[3]

У философии дурная репутация, но Райан Холидей возвращает ее на надлежащее место в нашей жизни. Эта книга, наполненная незабываемыми историями, стратегиями и уроками, идеально подходит всем, кто пытается что-то делать и чего-то добиться. Не будет преувеличением утверждение, что после ее прочтения вы уже никогда не сядете за работу так, как делали это раньше.

Джимми Сони, автор книги Rome’s Last Citizen («Последний гражданин Рима»)

Я бы хотела вырвать все страницы и наклеить вместо обоев, чтобы постоянно иметь перед глазами напоминание о смирении и работе, необходимой для истинного успеха. На полях своего экземпляра я раз за разом делала одну и ту же пометку: «Блеск!..ение этой книги вернуло меня к смирению и упорному труду, необходимым для победы.

Чандра Крофорд, олимпийская чемпионка 2006 года в лыжном спринте

Сегодня, когда все гоняются за мгновенным вознаграждением, искажена сама идея успеха: многие считают, что путь к их целям линеен. Как бывшая профессиональная спортсменка я скажу вам: этот путь совсем не прямой. Он состоит из поворотов, изгибов, взлетов и падений, он требует, чтобы вы погрузились в работу целиком. Своей книгой Райан Холидей попадает в самую точку, напоминая, что подлинный успех заключается в путешествии и процессе обучения. Жаль, что такого сокровища не было у меня, пока я играла.

Лори «Молния» Линдси, полузащитник в женской сборной США по футболу

Мучительный пролог

Эта книга об эго, но не лично обо мне. Я собираюсь ответить на вопрос, о котором вынужден думать, чтобы не быть лицемером: кто, черт возьми, я такой, чтобы писать об этом?!

Моя история не особо важна для уроков, которые будут описаны дальше, но я хочу кратко коснуться ее, чтобы задать определенный контекст. Я сталкивался с эго на всех стадиях своей короткой жизни. Устремление. Успех. Неудача. И снова, и снова, и снова.

Когда мне исполнилось девятнадцать, я почувствовал поразительные возможности, способные изменить жизнь, и бросил колледж. Наставники бились за мое внимание, поскольку видели во мне перспективного протеже. Успех пришел ко мне быстро, когда я был еще ребенком.

Я стал самым молодым руководителем в агентстве по работе с талантами в Беверли-Хиллз. На мне были контракты и контакты со множеством рок-групп. Я консультировал по книгам, которые продавались миллионами и авторы которых создавали собственные литературные жанры. В двадцать один я стал специалистом по стратегии для American Apparel, одного из самых популярных брендов в мире моды. Вскоре я занял в этой компании пост директора по маркетингу.

К двадцати пяти я выпустил первую книгу со своим лицом на обложке; издание немедленно стало дискуссионным бестселлером. На телевидении захотели сделать шоу о моей жизни. Следующие несколько лет принесли мне целую коллекцию атрибутов успеха: влияние, стабильную и престижную работу, авторитет, возможности, деньги и даже некоторую скандальную известность. На основе этих активов я позднее создал небольшую компанию, стал работать с хорошо известными платежеспособными клиентами и выполнять заказы, которые позволяли мне выступать на конференциях и модных мероприятиях.

Успех вызывает искушение приврать, сгладить углы, преуменьшить значение элементов везения и приправить все это какой-то мифологией. Вы знакомы с подобными искрящими повествованиями о геркулесовой борьбе за величие наперекор всему. В них непременно будут и сон на полу, и разрыв с родителями, и страдания из-за амбиций. В рассказах такого рода талант замещает вашу личность, а достижения предстают вашей главной ценностью. Однако подобные истории никогда не бывают честными или полезными.

В перечисленных мной успехах многое весьма удобно пропущено. Вы не прочли о стрессах и искушениях; катастрофичные падения и тошнотворные ошибки – все ошибки!..стались на полу монтажной комнаты, так как не вошли в итоговый вариант ролика. И у меня были времена, которые сейчас я предпочел бы не вспоминать и не обсуждать: уважаемый мной человек устроил мне публичное освежевание. Я оказался настолько раздавлен, что даже попал на скорой в больницу. Я потерял самообладание и объявил начальнику, что с меня хватит и я возвращаюсь учиться. Бестселлер оказался однодневкой: в лидерах продаж книга продержалась всего неделю. На автограф-сессию явился один человек. Компания, которую я построил, разлетелась на куски, и ее пришлось воссоздавать. Причем дважды. И это только некоторые из моментов, которые я опять изящно отредактировал.

Я только что нарисовал более полную картину – и это по-прежнему всего лишь часть жизни. Хотя теперь задан более правильный тон – как минимум более правильный для этой книги: амбиции и достижения соседствуют с невзгодами.

Я не из тех, кто верит в чудеса и озарения. Один момент не способен в корне изменить человека. Таких поворотных, значимых моментов обязательно бывает много. В течение примерно шести месяцев 2014 года в моей жизни все эти события происходили подряд.

American Apparel, компания, в которую я вложил столько усилий, оказалась на грани банкротства: миллионные долги превратили ее из уважаемого бренда в собственную тень. Основателя American Apparel, которым я восхищался с юности, совет директоров бесцеремонно выставил за дверь. Этих людей он сам когда-то взял на работу, а после бесславной отставки был вынужден ночевать у старого друга на диванчике.

Я имел неплохой доход в агентстве по работе с талантами, но история повторилась: клиенты настойчиво требовали денег. Так исчерпались мои взаимоотношения еще с одним патроном.

Я опирался на этих людей, строил вокруг них жизнь. Я смотрел на них снизу вверх и учился у них. Их стабильность – финансовая, эмоциональная, психологическая – была для меня не просто чем-то само собой разумеющимся. Она составляла основу моего существования и самооценки. Однако все казавшееся незыблемым и неистребимым одно за другим взрывалось прямо на глазах.

Колеса отрывались от земли – во всяком случае, именно такими были ощущения. Желая всем существом быть похожим на кого-то, невозможно в один миг осознать, что на самом деле быть таким не надо. Подобная мысль бьет под дых, вызывает шок, и к этому нельзя быть готовым.

Подобное разрушение не обошло и меня. Проблемы, которыми я пренебрегал всю жизнь, начали возникать или активироваться именно в момент, когда я меньше всего мог себе это позволить.

Несмотря на достигнутые успехи, я снова оказался в городе, где когда-то начинал. Я был переутомлен и перегружен, большую часть с трудом заработанной свободы приходилось обменивать на деньги и острые ощущения: сказать им нет казалось невозможным. Нервы были настолько истрепаны, что приступы безудержной ярости начинались от малейшего напряжения. Работа, которая всегда давалась легко, превратилась в мучение. Рухнула вера и в себя, и в других людей. Обвалилось качество жизни.

Однажды я вернулся домой из долгой поездки и обнаружил, что нет связи с интернетом.

Паника тут же обрушилась лавиной: «Если я не отправлю эти электронные письма… Если я не отправлю эти электронные письма… Если я не отправлю эти электронные письма… Если я не отправлю эти электронные письма…»

Вы считаете, что заняты тем, чем положено. Общество вознаграждает вас за это. Но вдруг девушка, которую вы уже видели своей женой, бросает вас, потому что вы не тот человек, кого она полюбила, – вы не тот, каким были раньше. Как такое возможно? Способны ли вы избавиться от ощущения, что еще вчера стояли на плечах гигантов, а сегодня вам надо выбраться из-под руин и начать собирать целое из груды обломков?

В том факте, что я трудоголик, был единственный плюс. Он и заставил меня смириться с собственным трудоголизмом. Я осознал: мои увлечения и качества, которые рано привели к успеху, имеют свою цену. Подобное происходит и с другими людьми. Дело не столько в объеме работы, которую было необходимо проделать для достижения высоты, – дело в непомерной роли, которую она играла в ощущении моего «я». Я оказался в ловушке собственных мыслей. Оказалось, я бесконечно кручу колесо боли и разочарования, и хорошо бы теперь выяснить, почему я это делаю, – разумеется, если я не хочу сломаться.

Как исследователь и писатель я много лет изучал историю и бизнес. И, как обычно бывает при длительных наблюдениях, у меня начали возникать универсальные вопросы. Главным увлекавшим меня предметом оказалась тема эго.

Нельзя сказать, что я не был знаком с эго и его влиянием. Перед событиями, о которых я только что рассказал, я изучал вопрос почти год. Однако полученный болезненный опыт сместил предмет моего интереса в центр внимания; раньше я не мог представить ничего подобного.

Передо мной предстали негативные последствия эго, причем не только лично во мне или на страницах истории, но и у друзей, клиентов и коллег (а некоторые из них занимали очень высокое положение в своих сферах). Людям, которыми я восхищаюсь, их эго стоило сотни миллионов долларов. Как мифологический Сизиф, из-за своего эго они никак не могли приблизиться к вожделенным целям. И вот я сам заглянул в эту пропасть.

Через несколько месяцев я набил на правом предплечье: «Ego is the enemy» – «Эго – это враг». Не знаю, откуда взялись эти слова; возможно, давным-давно я их где-то прочитал. Но они сразу же стали источником и утешения, и руководства. Татуировка на левой руке (почерпнутая из столь же неясного источника) гласит: «The obstacle is the way» – «Препятствие как путь»[4].

Эти две фразы я перечитываю по многу раз каждый день; я делаю это, принимая решения. Я не могу не видеть их, когда плаваю, медитирую, пишу, выбираюсь из душа утром. Они обе увещевают – заклинают!..еня выбрать верный курс фактически в любой ситуации.

Я написал эту книгу не потому, что достиг какой-то мудрости, и не потому, что считаю себя достойным проповедовать. Просто мне не хватает подобной книги в поворотные моменты собственной жизни. Передо мной, как и перед каждым, периодически встают самые важные вопросы: кем быть, каким путем пойти? («Quod vitae sectabor iter»[5].) Я счел эти вопросы вечными и универсальными, поэтому попытался опираться в этой книге на философию и примеры из истории, а не на личный опыт.

Историческая литература полна рассказов об одержимых гениальных фантазерах, которые с почти иррациональной силой переделывают мир. Однако я заметил, что реальную историю творят люди, на каждом шагу побеждающие свое эго: они отказываются от света прожекторов, ставят достижение цели выше стремления к признанию. Моим методом изучения и усвоения историй стал их пересказ.

На эту работу, как и на другие мои книги, сильно повлияли философия стоиков и фактически все великие классические мыслители.

Я много заимствую у них, когда пишу, но также опираюсь на них в собственной жизни. И если что-нибудь в этой книге окажется вам полезным, то причиной буду не я, а они.

Оратор Демосфен говорил: понимание – начало доблести, мужество – ее исполнение. Прежде всего мы должны по-новому посмотреть на себя и на мир. Затем надо бороться за то, чтобы стать и оставаться другими, – это самая трудная часть. Я не настаиваю на подавлении и сокрушении каждой крупинки эго в своей жизни. Я даже не утверждаю, что это вообще можно сделать. Это всего лишь напоминания, моральные истории для поощрения наших лучших устремлений.

В «Этике» Аристотель сравнивает человека с кривым деревом: опытный садовник медленно прилагает к деформированному участку давление в противоположном направлении, по сути, выгибая его до прямоты[6]. Разумеется, спустя пару тысячелетий Кант фыркнул: «Из столь кривого дерева, из какого сделан человек, нельзя сделать ничего совершенно прямого»[7]. То есть, возможно, мы никогда не сможем стать идеально прямыми, но мы можем стремиться стать прямее.

Всегда приятно ощущать себя особенным, наделенным редкими способностями или вдохновением. Но цель этой книги в другом. Я попытался организовать ее таким образом, чтобы вы оказались там же, где и я по завершении работы. То есть чтобы вы стали меньше думать о себе. Я надеюсь, вы меньше станете вкладываться в истории о собственной уникальности и в результате освободитесь для решения тех задач, которые вы ставите перед собой.

Введение

Главный принцип: ты не должен дурачить самого себя.

А себя одурачить как раз проще всего.

Ричард Фейнман, нобелевский лауреат по физике

Возможно, вы юны и амбициозны, молоды и переживаете сложные времена. Не исключено, что вы заработали миллион или даже два, заключили первую сделку, вас выбрали в какую-то элитную группу или вы просто уже настолько успешны, что вам хватит полученного на оставшуюся жизнь. Возможно, вы были ошеломлены, узнав, насколько пусто наверху и что вам вменяется вести других через кризис. Допустим, вас только что уволили и вы только что достигли дна.

Кем бы вы ни были и что бы вы ни делали, ваш злейший враг уже живет внутри вас. Это ваше эго.

«Да это не про меня, – думаете вы. – Никто никогда не называл меня эгоцентристом». Может быть, вы считаете себя вполне уравновешенным человеком. Но для людей с амбициями, талантами, импульсами и потенциалом неотъемлемая часть жизни – эго. То же самое, что превращает нас во многообещающих мыслителей, творцов, предпринимателей, делает нас уязвимыми перед этой стороной психики.

Это не книга об эго, как его понимал доктор Фрейд. Великий психоаналитик любил такую аналогию: наше эго – это всадник на лошади. Бессознательные влечения – это оседланное парнокопытное, а эго пытается им управлять. Современные психологи называют эгоистом (эгоманьяком) человека, опасно сфокусированного на себе и пренебрежительного относящегося к другим. Приведенные определения вполне верны, однако за пределами медицины не особо ценны.

То, о чем мы говорим, обычно определяют менее официально: эго – это нездоровая вера в собственную важность. Высокомерие. Зацикленные на себе амбиции. Именно таким смыслом слова «эго» мы и будем оперировать в этой книге. Эго – это вздорный капризный ребенок внутри каждого из нас. Он предпочитает добиваться желаемого, пробиваясь через что угодно или наступая на тех, кто мешается на пути. Жажда быть лучше, чем диктует разумная потребность, жажда признания за ее рамками – это эго. Это ощущение превосходства и самоуверенность, выходящие за границы уверенности в себе и таланта.

Эго – это настолько раздутое представление о себе и мире, что окружающая реальность начинает искажаться. Когда, как объяснял американский футболист и тренер Билл Уолш, «упорство становится упрямством, а уверенность в себе – высокомерием и безрассудством». Это и есть то эго, которое, по словам английского прозаика Сирила Коннолли, «засасывает нас, как закон гравитации».

Такое эго становится врагом того, чего вы желаете, и того, что у вас есть. Овладения каким-нибудь мастерством. Настоящего творческого озарения. Хорошей работы с другими людьми. Создания лояльности и поддержки. Долголетия. Повторения и поддержания успеха. Оно отвергает выгоды и возможности. Оно магнит для врагов и ошибок. Сцилла и Харибда.

Большинство из нас не являются патологическими эгоистами, но эго лежит в основе почти всех мыслимых проблем и помех – от «почему мы не можем выиграть» до «почему нам нужно выигрывать все время и за счет других». От «почему у нас нет того, что нам хочется» до «почему, получив то, чего нам хочется, мы не чувствуем себя лучше».

Мы обычно не рассматриваем ситуацию с такой точки зрения. Мы считаем, что в наших проблемах виновато что-то или кто-то (чаще всего другие люди). Мы – тот самый больной, что не ведает причины болезни, как выразился тысячи лет назад поэт Лукреций. Особенно эго вредит успешным людям: они не могут увидеть, как эго мешает им, поскольку замечают только уже сделанное. Эго подрывает, а то и сводит на нет усилия, направленные на достижение любой цели – большой и маленькой.

Миллиардер и многолетний руководитель корпорации ITT Гарольд Дженин сравнивал эгоизм с алкоголизмом: «Эгоист не спотыкается, сбивая вещи со стола. Он не бормочет и не пускает слюни. Но он становится все более и более высокомерным, а некоторые люди, не зная, что под этим скрывается, принимают такое высокомерие за чувство силы и уверенности в себе». Вы могли бы сказать, что они начинают ошибаться и в отношении себя, не осознавая, что заболели или что тем самым они убивают себя.

Если эго – это голос, который вещает, что мы лучше, чем есть на самом деле, то можно утверждать: эго препятствует истинному успеху, мешает прямой честной связи с окружающим миром. Один из первых участников содружества «Анонимные алкоголики» определил эго как «сознательное отделение». От чего? Да от всего.

Это отделение проявляется огромным количеством способов. Мы не можем общаться с другими людьми, если возводим вокруг себя стены. Мы не можем улучшить мир, если не понимаем его или себя. Нельзя получить обратную связь, если мы неспособны прислушаться к внешним источникам или не заинтересованы в этом. Нельзя распознать или создать возможности, если не присмотреться к тому, что перед нами, – мы будем продолжать существовать в собственных внутренних фантазиях.

Если не оценить свои способности и верно не соотнести их с чужими, то у нас возникнет не уверенность в себе, а заблуждение. Как нам достучаться до других людей, мотивировать или возглавлять их, если у нас отсутствует связь с их потребностями, поскольку мы утратили связь даже с необходимым нам самим?

Мастер перформанса Марина Абрамович[8] формулирует это прямо: «Если вы начинаете верить в свое величие – это смерть вашего творчества».

Только одно удерживает эго: комфорт. Погоня за чем-то большим в спорте, искусстве или бизнесе часто ужасает – эго смягчает страх. Оно – бальзам для незащищенности. Заменяя рациональную сознательную часть нашей души самовосхвалением и самолюбованием, эго нашептывает нам то, что мы хотели бы слышать, причем делает это в подходящее время.

Однако все это временные меры с протяженными последствиями.

ЭГО БЫЛО ВСЕГДА. СЕЙЧАС ОНО ПООЩРЯЕТСЯ

Сегодня наша культура раздувает пламя эго сильнее, чем когда бы то ни было. Никогда еще не было проще выступать и наслаждаться ощущением своей значимости. Мы можем хвастаться своими целями перед миллионами поклонников – раньше это делали только рок-звезды и лидеры культов. Мы можем следить за своими кумирами в Twitter, общаться там с ними, читать книги и публикации на сайтах, смотреть выступления на конференциях TED[9] – и перегружаться информацией, как никогда ранее (для всего этого существуют специальные мобильные приложения). Мы можем именовать себя генеральным директором собственной – существующей только на бумаге – компании. Можем публиковать любые новости в социальных сетях и принимать поздравления. Можем размещать статьи о себе в изданиях, которые раньше были объективной прессой. Некоторые из нас делают это чаще и в больших объемах, чем другие. Но это только вопрос степени.

Дело не только в изменившихся технологиях. Нас убеждают: прежде всего, надо верить в собственную уникальность. Нам предлагают масштабно мыслить и масштабно жить, запоминаться и отваживаться. Мы думаем, что для успеха необходимо какое-то смелое видение или какой-то всеобщий план: именно это, по идее, было у создателей вон той компании или чемпионской команды. (Было? Точно?) Мы видим в интернете и средствах массовой информации рисковых и успешных людей и вслед за ними устремляемся к собственным успехам, пытаясь сформировать у себя правильное отношение, занять правильную позицию.

Мы интуитивно устанавливаем причинно-следственные связи, которых на самом деле нет. Мы предполагаем, что признаки успеха – то же самое, что сам успех, и в этой наивности путаем побочный продукт с причиной.

Конечно, для некоторых людей эго срабатывало: многие вошедшие в историю мужчины и женщины были откровенно эгоистичны. Но у них случалось и множество неудач. И на деле гораздо больше, чем нам известно. Но наша культура поощряет бросать кости – играть в азартные игры, игнорируя ставки.

ЭГО С ВАМИ ВСЕГДА

В любой момент времени человек находится на одной из трех стадий. Мы стремимся к чему-нибудь, пытаясь оставить след во Вселенной. Либо мы достигли успеха – возможно, маленького, возможно, побольше. Или мы недавно потерпели неудачу (или терпим их постоянно). Большинство находится на этих стадиях динамично: стремится вперед, пока не преуспеет, преуспевает, пока не провалится или пока не устремится к большему, а после неудачи может вновь начать стремиться куда-то или преуспевать.

Эго – враг на каждом этапе этого пути. В определенной степени эго – враг создания, поддержания и восстановления. Когда все идет легко и быстро, это, может быть, и хорошо. Но во времена перемен и трудностей…

Именно поэтому в этой книге три части: «Стремление», «Успех», «Неудача».

Цель такой структуры проста: помочь подавить эго задолго до укоренения вредных привычек; заместить искушение смирением и дисциплиной (на подходе к успеху); воспитать силу и стойкость (чтобы не дать неудаче погубить вас, когда весь мир против). Структура этой книги поможет вам быть:

• скромными в устремлениях,

• добрыми при успехах,

• стойкими в неудачах.

Я не говорю, что вы не уникальны, что у вас нет ничего интересного, чтобы оставить след в истории. Я не намекаю даже, что нельзя раздвигать творческие границы, изобретать, чувствовать вдохновение или устремляться к действительно амбициозным переменам и новациям, – для этого в мире достаточно места. Но чтобы правильно это делать и принимать возникающие риски, нужен баланс. Как заметил один из отцов-основателей США, квакер-пацифист Уильям Пенн, если вокруг постоянно дуют сильные ветра, зданию нужен хороший фундамент.

И ЧТО ТЕПЕРЬ?

Книга, которую вы держите в руках, основана на одном оптимистичном предположении: ваше эго не та сила, которую вы вынуждены подпитывать на каждом шагу. Эго можно управлять. Его можно направлять.

В этой книге мы взглянем на таких людей, как Уильям Шерман, Кэтрин Грэм, Джеки Робинсон, Элеонора Рузвельт, Билл Уолш, Бенджамин Франклин, Велизарий, Ангела Меркель и Джордж Маршалл. Могли бы они добиться того, чего добились: спасти ненадежные компании, развить военное искусство, внести вклад в бейсбол, революционизировать атаку в американском футболе, противостоять тирании, храбро переносить несчастья, – если бы эго оставило их неподготовленными и поглощенными собой?

По словам писателя и специалиста по стратегическому мышлению Роберта Грина, именно их чувство реальности и осознания мы должны принять, поскольку именно они стали основателями великого искусства, великой литературы, великого дизайна, великого бизнеса, великого маркетинга и великого лидерства.

Когда мы знакомимся с этими людьми, мы обнаруживаем, что они были осмотрительны и непоколебимо реалистичны. Не то чтобы кто-нибудь из них вообще был лишен эго. Но они знали, как его подавить, укротить и направить. Они великие, но скромные.

Погодите, но вот такой-то и такой-то отличались непомерным эго и были успешными. Что насчет Стива Джобса? Или Канье Уэста?

К таким примерам худшего поведения мы можем отнестись рационально. Однако никто не является действительно успешным по той причине, что блуждает в иллюзиях, оторван от реальности или зациклен на себе. Даже если эти черты присущи каким-то популярным личностям, у них есть и другие качества: зависимость, плохое обращение (с собой и с другими), депрессия, одержимость. Когда мы изучим этих людей, то увидим: лучшее, что они делали, происходило в моменты, когда они обуздывали свои импульсы, расстройства и пороки. Человек может достичь предела возможностей, только освободившись от эго.

Именно поэтому мы познакомимся с такими личностями, как Говард Хьюз – младший, персидский царь Ксеркс, Джон Делореан, Александр Македонский, а также рассмотрим множество предостерегающих историй других людей, потерявших контроль над реальностью. На их примере будет понятно, каким рискованным может оказаться эго. За полученные дорогостоящие уроки они заплатили невзгодами и саморазрушением. Мы увидим, как часто даже самые успешные люди колеблются между смирением и эго и какие проблемы это вызывает.

Устранив эго, мы остаемся один на один с реальностью. Эго сменяется смирением, но это твердое смирение и уверенность в себе. Эго искусственно – уверенность в себе выдерживает нагрузки. Эго украдено – уверенность в себе заслужена. Эго самопровозглашено, его самодовольство – уловка. Уверенность готовится к трудностям – эго манипулирует. Это как разница между сильнодействующими и ядовитыми веществами.

Как вы увидите на следующих страницах, именно уверенность в себе превратила во время Гражданской войны ничем не примечательного и недооцененного генерала в главного воина и стратега Америки. Эго подхватило другого генерала на высотах власти и влияния после той же войны и довело его до нищеты и бесславия.

Тихий, спокойный немецкий ученый превратился не просто в лидера нового типа, а в силу мира. Два других инженерных ума XX века, разные, но одинаково блестящие и смелые, закружились в шумихе и славе. Но потом их надежды разбило о скалы неудач, банкротства, скандала и безумия.

Один привел одну из худших команд в истории НФЛ к трем победам в Супербоулах, а потом сделал ее одной из доминирующих династий в игре. А бесчисленное множество других тренеров, политиков, предпринимателей и писателей преодолевали аналогичные препятствия лишь для того, чтобы неизбежно уступить первое место кому-то другому.

Некоторые учатся смирению. Другие выбирают эго. Кто-то готов к переменам в судьбе – положительным и отрицательным. Иные – нет. Что выберете вы? Кем станете?

Вы взяли эту книгу, потому что чувствуете (осознавая это или нет), что вам нужно найти ответ на вопрос.

Что ж, мы здесь; приступим.

Часть I. Стремление

* * *

Итак, у нас есть цель, вызов, новое начинание. Так начинается каждое путешествие, но слишком многие в итоге не достигают своей цели. Виновником чаще всего бывает эго. Мы вооружаемся фантастическими историями, считаем, что всё знаем, позволяем своей звезде гореть ярко и горячо – но лишь для того, чтобы выяснить, что все окончилось пшиком. И мы понятия не имеем почему. Это признаки эго, лекарством от которого являются смирение и чувство реальности.

Для всего, к чему вы стремитесь, эго – это враг

Говорят, что он смелый хирург, рука которого не дрожит, когда он проводит операцию самому себе; и он часто столь же смел, как и тот, кто не боится стянуть таинственную вуаль самообмана, которая скрывает уродства его собственного поведения.

Адам Смит, английский экономист и мыслитель

Примерно в 374 году до н. э. Исократ, один из самых известных учителей и риторов Афин, написал письмо молодому человеку по имени Демоник. Исократ был другом его недавно умершего отца и хотел дать осиротевшему юноше несколько советов. Они варьировались от практических до моральных и выражались в «благородных изречениях», как назвал их автор. По словам Исократа, они являлись «наставлениями на грядущие годы».

Демоник, как и многие из нас, был честолюбив, и Исократ писал, что путь амбиций может быть опасен. Ритор начал с сообщения, что более всего юноше к лицу «стыдливость, справедливость и скромность, ибо считается, что все это украшает нравственный облик молодого человека»[10].

«Вырабатывай твердость характера», – наставлял Исократ и предостерегал Демоника от попадания в зависимость от «гнева, наслаждения и боли». И «к льстецам относись с такой же ненавистью, как к обманщикам: и те и другие, когда им верят, причиняют поверившим зло».

Автор учил адресата: «С теми, кто общается с тобой, будь обходительным, а не надменным. Ведь спесивость тех, кто преисполнен презрения, с трудом смогут выносить даже рабы»; «Обдумывай решения медленно, приводи их в исполнение быстро»; «Знай, что самое лучшее… обладать рассудительностью». Исократ призывал юношу не забывать о разуме: «Заботься обо всем необходимом в жизни, но более всего развивай свой разум. Великое в малом – вот что такое хороший ум в теле человека».

Некоторые из этих советов могут показаться знакомыми. Действительно, через две тысячи лет о бешенстве эго стал часто предупреждать Уильям Шекспир. В «Гамлете» он, фактически используя это письмо в качестве образца, вложил слова Исократа в уста Полония, обратившегося к своему сыну Лаэрту. Речь эта, если вам доводилось ее слышать, заканчивается такими строками:

• Но главное: будь верен сам себе;
• Тогда, как вслед за днем бывает ночь,
• Ты не изменишь и другим. Прощай;
• Благословеньем это все скрепится[11].

Слова Шекспира легли на сердце Уильяму Шерману, молодому офицеру в Соединенных Штатах, – впоследствии он станет, возможно, величайшим генералом и стратегом в истории страны. Не исключено, что он никогда не слышал об Исократе, но зато любил «Гамлета» и часто цитировал речь Полония.

Отец Шермана (как и отец Демоника) умер, когда тот был очень молод. И, как и Демоника, юношу взял под крыло мудрый старший товарищ – Томас Юинг, друг отца и будущий сенатор Соединенных Штатов. Юинг усыновил мальчика.

Несмотря на высокое положение приемного отца, практически никто не мог бы предсказать серьезных достижений Шермана. И уж тем более никто не предвидел беспрецедентного шага – отказа от поста президента страны. Восхождение Шермана на политический олимп было медленным и постепенным – в отличие от, например, Наполеона, который стремительно ворвался в историю и так же быстро сошел со сцены[12].

Молодые годы Уильям Шерман провел в Вест-Пойнте, федеральной военной академии, и в армии. В первые годы службы он верхом изъездил почти всю страну; каждая поездка приносила офицеру новые знания и умения. Когда разразилась Гражданская война, Шерман отправился на восток и получил звание полковника Добровольческой армии (северян). В первом сражении при реке Булл-Ран северяне потерпели катастрофическое поражение, однако Шерман, успешно командовавший полком, отличился в бою.

После сражения Шермана повысили до бригадного генерала и вызвали для встречи с президентом Линкольном и его военным советником[13]. В таком составе военачальники обсуждали стратегические планы несколько раз, как вдруг Шерман обратился к Линкольну со странной просьбой: не возлагать на него верховное командование. При этом Шерман соглашался на любое другое назначение. Президент с радостью пообещал удовлетворить просьбу; все остальные генералы хотели как раз обратного: как можно больше чинов и полномочий.

В тот период Шерману было комфортно в роли второго номера. Он был уверен, что здраво оценивает свои способности и что выбранная им роль подходит ему лучше всего. Только представьте: честолюбивый человек отказывается от шанса взять на себя ответственность, потому что хочет быть готовым к ней!..безумие ли это?!

Но Шерман вовсе не был образцом сдержанности и порядка. В начале войны, когда ему пришлось защищать Кентукки с недостаточным количеством войск, его одержимость и склонность к сомнению в себе странным образом встретились. Он бесился из-за нехватки ресурсов и с паранойей относился к маневрам противника. В результате он сорвался и поговорил с несколькими газетными репортерами в недопустимом тоне. Последовал конфликт, Шермана временно отстранили от командования. Чтобы привести нервы в порядок, офицеру потребовалось несколько недель отдыха. Это был один из немногих почти катастрофических моментов – в остальное время его карьера развивалась достаточно успешно.