Ромашка. Часть 3. Партизанская бесплатное чтение
Глава 1
Ольга инстинктивно втянула голову в плечи. Снег провалился за шиворот и потёк отвратительной холодной струйкой по спине. Ноги в туфлях утопали в сугробе.
Ольга ещё раз огляделась по сторонам и увидела едва заметную тропинку, заметённую снегом. Холод уже проник под лёгкий весенний плащ, джинсы тоже не спасали. Увязая в снегу, Ольга заковыляла по тропинке, чувствуя, как стужа своими ледяными руками обнимает её всё крепче и крепче.
– По-мо-ги-те!! – что есть силы заорала Ольга. Но в лесу по-прежнему было тихо. Лишь изредка поскрипывали деревья.
Крик немного взбодрил её, но ненадолго, идти становилось всё труднее. Ольга споткнулась и упала. С огромным трудом она заставила себя подняться и поплелась дальше. Слёзы застилали ей глаза, делая всё вокруг расплывчатым и ненастоящим. Держись, Сосна, держись, дорогуша. Помнишь «Любовь к жизни» Джека Лондона?
Она ещё раз споткнулась и упала прямо лицом с искрящийся снег. Вставать не хотелось. Как хорошо и уже почти не холодно. Вот значит, как это происходит. А Вадим Троя хороший, надёжный, любит тебя, но ты, Сосна, втрескалась в Одинцова как глупая девочка… Может, потому ты и здесь… а как там Коля Щеглов… уже в Молотове или так и спит на диванчике с рыжим котярой Жоржем на груди? А у Саши маечка красивая… Спать хочется…Как жарко… Пётр Петрович… сало… ромашка…
Всё…
***
…Ольга очнулась. Ужасно болели, видимо, отмороженные ноги, голова разламывалась, вместо лёгких она ощущала два больших острых камня. Как же плохо…
– Ммм, – простонала Ольга. Она с трудом разлепила глаза и огляделась. Лежала она в какой-то избушке, на топчане, укрытая лоскутным одеялом. В углу комнаты стояла печь, в которой уютно потрескивали горящие дрова. Рядом с печью стоял грубо сколоченный стол и два стула. В комнате никого не было.
Чувствуя, что сейчас она развалится на куски, Ольга кое-как села на кровати, отыскивая глазами, где тут вода. Внезапно Ольга ощутила, что её одежды на ней нет. И не только одежды. Нижнее бельё с неё тоже кто-то снял, а одета она была в какое-то рубище до щиколоток. Кое-как Ольга доползла до ведра с водой, зачерпнула кружкой тёплой воды, и, напившись, снова завалилась на своё ложе, провалившись в тяжелое забытье.
Когда она вновь пришла в себя, то увидела, как у её изголовья сидит женщина лет сорока пяти, в шапке-ушанке и ласково смотрит на неё
– Ну, проснулась, кастаточка? – тихо спросила она. – А я уж думала, не выживешь.
Женщина была ещё не стара и сохранила на лице остатки былой красоты. Серые, спокойные глаза, и мягкая полуулыбка делали её похожей на какую-то добрую лесную волшебницу.
– Где я? – с трудом просипела Ольга.
Она чувствовала себя лучше. Уже не те так раскалывалась голова, меньше ныли ноги и тело. Правда вот голоса почти не было, из носа текло, как из незакрытого крана, а грудь рвал тяжелый кашель.
– Вестимо, в охотничьей избушке, – отозвалась женщина. – Пять дён провалялась в небытие. Я уж думала, богу душу отдашь, ан нет, крепка ты, девка.
– Как я тут оказалась? – прошептала Ольга.
– Та погоди ты спрашивать, – сказала хозяйка, – вот навару попей немного, – она протянула Ольге миску с каким-то бульоном. Ольга только сейчас поняла, как она голодна. Она медленно выпила всё до донышка и снова откинулась на подушке.
– Я на зайца и белку пошла, глядь – кто-то снежком припорошенный лежит. Думала, медведь, а это ты, – женщина тихо рассмеялась. – Ну я тебя волоком и дотащила до избушки, вещи твои заледеневшие стащила да вот, положила тут. Как ты только тут в такой одёжке оказалась.
Ольга помолчала, вспоминая произошедшие с ней события и соображая, что бы ответить.
– Я не помню.
Женщина не настаивала.
– Ну лежи поправляйся, а я силки проверять пошла. К вечеру буду.
С этими словами она надела полушубок, огромные валенки и вышла из избушки.
Ольга слезла с топчана и, заглянув в маленькое, подслеповатое окошко, увидела, как женщина надела лыжи и уверенно заскользила в сторону леса.
Ольгу снова скрутило в приступе мучительного кашля. Отдышавшись, она снова внимательно осмотрела всё помещение. Где же она очутилась? Почему не у «ромашки»? Нет, где – это понятно. Лесная охотничья изба. Но какой год и место? Урал? Сибирь? Дальний Восток? Хорошо, хоть, что в России. Хотя не факт… Ольга потрогала рукой шрам. Его не было. Так, всё ясно.
На столе стояла алюминиевая кружка, тарелка, да железный чайник с вмятиной. Такие могли быть и в двадцать первом веке, и в двадцатом, и девятнадцатом.
Стоп! У печки между поленьями Ольга увидела несколько скомканных обрывков газет. Это уже что-то. Она медленно опустилась на колени перед дровами и взяла эти несвежие, испачканные смолой листки. Так… У Ольги вновь всё поплыло перед глазами.
Город Брянск. Газета Новый Восход. Выходит по четвергам и воскресеньям. 8 января 1942 год. Мамочка! Ольга разобрала названия статей «1942 год принесёт окончательную победу. Новогоднее обращение фюрера», «Мощный фронт национальных государств против мирового еврейско-капиталистического-большевистского заговора».
Однако… Ну Сосна, тебя занесло… Из безопасного, весеннего и такого родного Среднекамска в какие-то дремучие зимние ебеня. Да ещё и в войну. Где Саша?! Ольга шмыгнула носом, понимая, что Саша далеко по расстоянию и ещё дальше по времени. Ольга доковыляла до топчана и без сил рухнула на постель.
Так, Ольга Сосновская. Что мы имеем? По какой-то причине ты оказалась в 1942-году, где-то под Брянском. Что было в войну под Брянском? Известно что, вернее кто – партизаны. Но раз были партизаны, значит и были те, против кого они воевали. Логично? Логично. Немцы. Вот и газета их. А когда немцев выбьют из-под Брянска? Вопрос, конечно интересный. Надо было в школе не в морской бой на уроке истории играть с Васькой Черкасовым, а слушать… Эх, ворона ты, ворона. А вдруг эта тётка предатель и выдаст её немцам? А зачем? Смысл? Ты дура, Сосна, или прикидываешься? Тебя никто не насиловал ещё? Не бил, не издевался? Это тебе не алкаш Петрович, тут твои приёмчики не помогут.
Ольге стало страшно. Она вспомнила жуткую кинохронику сгоревших деревень, замученных пытками людей, бульдозеры, сгребавшие в концлагерях груды трупов. Бляяя… Что же делать? Может, того… поленом эту тётку огреть? Так сил нет не то, чтоб треснуть, а даже ходить, как следует. Но даже если так, что она будет делать дальше? Уйдёт в закат? И что потом? Попадёт к немцам – что угодно могут сделать, попадёт к своим, а вдруг за шпиона примут? Нет, не годится. В общем, так Сосна. План такой – так же лежишь и включаешь дурака, будто ничего не помнишь, а сама тихонько узнаёшь от женщины обстановку. А там уже видно будет. На этой мысли Ольга, наконец, успокоилась, и ей стало даже уютно лежать в полумраке и наблюдать за причудливыми тенями, которые отбрасывала горящая печка.
За окном уже стало смеркаться. Ольга подкинула в печку несколько берёзовых чурбаков и лежала, вспоминая события, предшествующие попаданию сюда. Хорошо они умыли Аматова с его ведьмами! Интересно, почему его самого нельзя уничтожить? Или можно? А как там её мужчины поживают, и куда их занесло – Пётра Петровича, Колю Щеглова. Костю Одинцова… А вдруг ты попала сюда потому, что влюбилась в Избранного? Хм… Хотя Саша сама говорила, что не до конца знает этот механизм.
Её размышления прервал звук за окном. Кто-то подошел к домику, и топал, отряхивая обувь от снега. Ольге опять стало страшно. А вдруг это немцы? Захотелось спрятаться под одеялом с головой и верить, что зашедшие люди тебя не найдут.
Но двери отворились, и в избушку зашла румяная Ольгина спасительница. Она бросила под скамейку несколько окоченевших тушек то ли зайцев, то ли белок и с улыбкой посмотрела на Ольгу.
– Ну как ты, гостьюшка, пришла в себя?
– Да не совсем, – Ольга, даже не притворяясь, опять зашлась в сухом, раздирающем горло кашле.
– И всё ещё не помнишь, кто ты и откуда?
– Извините, нет, – просипела Ольга, опуская глаза.
– Жаль, – протянула женщина, – а то я хотела тебе привет от Саши Ярославцевой передать.
Глава 2
Ольга вскочила с кровати и снова поперхнувшись, зашлась в кашле так, что выступили слёзы.
– Как?! Вы знаете Сашу?!
Женщина улыбнулась и сняла себя шапку. На плечи ей упала копна серых волос. На правой щеке у неё Ольга явственно увидела красный шрам.
– Так вы наша! – прохрипела Ольга. – Избранная!
– Вот и вспомнила, – ласково засмеялась женщина. – А я уж испугалась, что у тебя на самом деле память отшибло.
Ольге вдруг стало так хорошо и спокойно, что она, уткнувшись в подол, севшей к ней на топчан женщины, расплакалась. А та, ласково поглаживая её по голове свей мягкой ладонью, утешала:
– Ну будет тебе, будет.
Ольга вдруг вспомнила свою маму и заревела ещё громче. Так они просидели, пока совсем не стемнело.
– Ну, будем вечерять, а то слезами сыт не будешь, – спокойно сказала хозяйка. – Давай знакомиться. Василиса Ивановна Уварова. Можно просто Василиса. Избранная. 1942 год. Координатор.
– О… Оля Сосновская, – проблеяла Ольга, всё ещё глотая слёзы. – 2002 год. Диапазон – деньги.
– Ну вот и познакомились, – ласково сказала Василиса.
Своей статью, неторопливой, полной достоинства, манерой говорить она напоминала Ольге актрису Мордюкову. Она подобрала из-под лавки обмякшую тушку зайца, бросила её в железный таз, достала нож, тускло блестевший в отблесках печи и принялась ловко потрошить добычу. Ольга молча наблюдала, как управляется с ножом хозяйка дома, и подумала, что вздумай она на самом деле треснуть поленом Василису, то её, Ольгу, наверно бы ждала участь этого несчастного зайчишки.
Василиса тем временем ободрала зайца, рассекла его на части, бросила в невесть откуда взявшуюся кастрюлю и поставила на печь. Ольга снова села на кровати, рассматривая своё рубище.
– Василиса Ивановна, а как вы узнали, что я к вам попала? – прошептала Ольга.
– Так у нас, у координаторов своя связь, – ответила хозяйка охотничьего домика. – Я в деревне живу. Сюда на охоту хожу, да силки проверяю – считай, вся деревня баб, мужики-то на войне. А жить надо.
– И у вас на войне? – спросила Ольга.
– Конечно! Нешто я особенная? И муж, и сын воюют.
– А немцы далеко? – со страхом спросила Ольга.
– Да бывают, заезжают, дьяволы – за едой, да за самогоном, да своих местных холуёв проверить.
В избушке вкусно запахло мясом. Василиса помешала варево и сказала:
– Вот тебя к нам, Оленька, и забросили, чтоб ты нам подсобила. Но об этом давай после посудачим. Тебе поправляться надо и лечиться.
Похлёбка из зайца была уже готова, и хозяйка дома стала заваривать в чайнике какую-то траву, очевидно от Ольгиной хвори. Ольга вылезла из-под одеяла и села к столу, а Василиса достала из мешка хлеб и несколько кусков сахара.
– Ну, отведаем, что бог послал.
Насытившись и напившись чаю вприкуску с каменным куском сахара, Ольга почувствовала себя лучше.
– Вот твоя одёжка, – сказала Василиса, – вся как есть, сухая. ЧуднО вы там у себя одеваетесь, ну то не наша печаль.
Ольга натянула привычные джинсы и футболку и снова села за стол. Василиса отложила ложку и сказала.
– В подчинении немца пять десятков полицаев, шестеро из которых – чёрные Избранные. Их координатор – наш односельчанин Мартин Нойман.
– Немец что ли? – поинтересовалась Ольга.
– Из поволжских, – отозвалась Василиса. – Давно у нас живёт. Вот дождался, гад, своих. То отдельная история, как-нибудь потом расскажу.
Она подкинула печку ещё дров и продолжила.
– Чёрные Избранные и полицаи контролируют всех жителей деревни. Но всех, да не всех. В окрестностях Громово – наша деревня так называется – действует партизанский отряд имени товарища Калинина. Я являюсь его связной. В отряде есть один наш – Яков Огнецвет. Одному ему не справиться, сама знаешь. Вот тебя к нам и забросили.
Ольга задумчиво слушала спокойный рассказ Василисы и думала. Вот ты теперь кто будешь, Оля. Партизанка. С позывным Сосна. Конечно, хотелось бы куда-то, где поспокойней и потеплее, но… Избранные не выбирают, где оказаться. В конце концов тётка Василиса – женщина надёжная и деловитая. Конечно, Оля Сосновская – это не Люба Шевцова, но в паре с неведомым Огнецветом она сделает то, что уже дважды делала в ХХI веке.
Уварова продолжала:
– По нашим сведениям, через десяток дней с Громово из нашего элеватора будут вывозить зерно в Германию. Командование отряда приняло решение сжечь элеватор. Наша с тобой задача – нейтрализовать чёрных Избранных, дабы ослабить их влияние на полицаев и жителей деревни. А там уже наши бойцы довершат начатое. Но, ты, Оленька, ещё очень слаба. До деревни без лыж не добраться. Денёк поживи тут, пока я не вернусь с ещё одной парой лыж, да одёжку тебе по сезону. В Громово скажем, что ты моя племянница из Брянска. Добро?
– Добро, – согласилась Ольга, вздохнув, ибо перспектива жить одной в избушке, затерянной в глухом снежном лесу, её немного пугала.
– Да ты не робей, милая, – будто прочитав её мысли, сказала Василиса. – Еды я тебе оставлю, дверь запри и всё ладом будет. А ежели что, вон топор.
То, что она сможет воспользоваться топором «ежели что», Ольга конечно, сомневалась, но с ним как-то спокойнее.
Василиса погасила лампу, и они вдвоём легли на топчане, укрывшись одеялами.
– А деревня большая у вас? – спросила Ольга.
– Большая, – отозвалась Василиса. – Почитай, две сотни дворов, школа, клуб, колхоз. Комендатура теперь в здании бывшего сельсовета, – Василиса вздохнула.
– И что же, всё это пять десятков полицаев контролируют?
– Вместе с чёрными Избранными. Ну и немцы под боком. Ох и полютовали они, когда вошли, сволочи. Председателя нашего Никиту Петровича повесили с женой на воротах, а дом сожгли. А всё Нойман, гад навёл, – Василиса всхлипнула.
Ольге снова стало страшно. Она поёжилась. Но Уварова, будто снова прочитав её мысли, спокойно сказала.
– Ну ничего. Каждый ответит. Каждого найдём и накажем. И немцев, и их холопов – каждого.
В её голосе не было угрозы ни отчаяния. Была какая-то неотвратимость. Ольга вспомнила «Белый клык», как бульдог Чероки медленно и не торопясь, весь в крови, но всё же добрался до горла главного героя и сомкнул на нём свои челюсти.
Василиса зевнула.
– Давай спать, Олюшка. Завтра рано уйду, затемно, силки ставить. А ты за хозяйку тут.
Не прошло и пяти минут, как она спала, тихонько посапывая. Но Ольге не засыпалось. Она всматривалась в правильные черты лица Василисы.
Вот женщины раньше были! Не то, что мы. Такая и зайца выпотрошит, и врага на вилы подымет, и мужа с сыном будет любить крепко и беззаветно. И проводив на войну, будет не заламывать руки, а жить, трудиться, и вести свою войну.
Ольга заснула, доверчиво, прижавшись к Василисе, как маленькая дочь к маме.
Утром, когда Ольга проснулась, в избушке уже никого не было. Ольга встала, потянулась и с удовольствием отметила, что практически выздоровела. Она завернулась в одеяло и вышла на улицу. Зимнее лесное утро было великолепно и сказочно. Огромные ели, на лапах которых блестели сугробы, окружали опушку. Кое-где на снегу можно было увидеть гроздья рябины. расклёванной птицами. Кругом царили покой и умиротворение. Ольга даже обернулась посмотреть, не выросли ли у избушки курьи ножки.
– Ну что, партизанка Сосна, – весело сказала Ольга сама себе, – ты за хозяйку сегодня.
Глава 3
Ольга принялась за уборку избушки. Она тщательно оттёрла стол, подмела сор у печки, протёрла пол. Нашла в сенях большой, то ли армяк, то ли зипун – она не очень разбиралась в этих тонкостях, облачилась в него и, взяла у дверей деревянную лопату, стала чисть снег около избушки.
Полюбовавшись через час своей работой, Ольга осталась довольна. К дровянику теперь вела аккуратная тропинка, и сам дворик около избушки был освобождён от сугробов. Ольга зашла в дом, затопила погасшую печь и принялась, как Василиса, только неумело, обдирать зайца, которого добрая хозяйка оставила ей, помимо хлеба, соли, сахара и чайной заварки.
Пообедав, Ольга развалилась на топчане и от нечего делать, стала листать ещё несколько газет Новый Восход. Внимание её привлекла статья «Свершилось! Пришли немцы!» за авторством некоего Смолянинова: «Буквально в первые же часы изгнания большевиков с брянщины, многие честные русские люди явились в военную комендатуру с предложением своей помощи в созидательной работе».
Ольга вдруг разозлилась. Тема Великой Отечественной Войны всегда была как-то в стороне от неё. Она никогда ей особо не интересовалась. Просто знала, что, знал каждый советский школьник, не более. Плакала, когда смотрела «А зори здесь тихие», в детстве весело махала шариками на параде 9 мая.
«Суки, – думала Ольга, закипая, – прибежали крысы шестерить на хозяина! Ну мы вам, гниды, покажем «наконец-то пришли немцы»! «Честные русские люди», вашу мать!»
Ольга неожиданно ощутила, что рубец на скуле снова на месте, а значит задание вступило в силу.
Стемнело, она зажгла фонарь и подбросила дров печку. Вновь весело затрещал огонь. Ольга забралась под одеяло и молча смотрела на пляшущие на потолке языки пламени.
«А вдруг я не вернусь, – подумала она, – Саша же рассказывала, что Избранные тоже гибнут… Вдруг мы проиграем?» Она вспомнила, как её выворачивало во время первой схватки с Аматовым.
Аматов… У них, получается, тоже в каждом времени свой координатор. Там Аматов, тут Нойман…
Эх… сейчас бы на просторную Сашину кухню, есть торт и хохотать над её историями… Эх Сашечка, увидимся ли…
Ольга сама не заметила, как уснула.
Проснулась она от стука в окошко и глухого голоса Василисы:
– Хозяюшка! Открывай, родимая! Свои!
Ольга быстро выпрыгнула из-под одеяла и ёжась от холода, так как печь за ночь остыла, отперла дверь и пустила Василису Ивановну. На улице уже светало.
– Ну как ты, Олюшка, легче тебе? – спросила Василиса, растапливая печь.
– Всё хорошо! – отрапортовала Ольга. – Выздоровела, могу хоть сейчас выполнять задания правительства, партии и товарища Сталина!
Василиса рассмеялась
– Ну прямо Чапаев! Вот, одевайся, солдат, – и она бросила Ольге ворох одежды.
Ольга неуклюже принялась напяливать на себя ватные штаны и свитер, который висел на ней как на вешалке. Василиса снова рассмеялась:
– Ну и видок у тебя, красавица! Ты на лыжах-то хаживала?
– Ннууу, – протянула Ольга – была физкультура в школе.
– Ладно, тут недалеко. Собирайся. И помни – ты моя племянница из Брянска.
– Может, лучше из Минска? – предложила Ольга. – И подальше, и врать не надо. Я там на самом деле в детстве жила у дядьки.
– Добро, – согласилась Василиса и стала надевать свою ушанку.
Ольга тоже натянула принесённые для неё телогрейку, валенки и повязала тёплый платок на голову.
«Эх, видел бы меня сейчас Одинцов, – подумала Ольга, – ни дать, ни взять, колхозница. Зато тепло».
Они вышли на улицу, надели лыжи и медленно пошли по уже проторенной Уваровой лыжне. Василиса впереди, Ольга сзади. Причём, Василиса поминутно оглядывалась и с жалостью качала головой. На лыжах Ольга шла примерно так же, как пастор Шлагг в «Семнадцать мгновений весны».
Вот вдалеке за деревьями заблестел купол церквушки, показались избы, послышался брех собак. К морозному воздуху добавился запах дыма.
– Вот моя деревня, вот мой дом родной, – продекламировала Василиса с улыбкой.
– Вот качусь я в санках по горе крутой, – подхватила Ольга и они довольные, что отлично поняли друг друга, засмеялись.
Дом Василисы Ивановны находился на самой окраине Громово – на небольшом возвышении, с которого хорошо было видать и деревню, и поселковую дорогу, уходившую в сторону Брянска.
Василиса толкнула калитку, и к ним с радостным лаем кинулся огромный лохматый пёс. Ольга в страхе спряталась за Василису, а она потрепала его по лохматой башке и весело сказала:
– Тише, Трезор, свои, свои. Оля, знакомься. Это – Трезор, Трезор, это Оля. Погладь его!
Ольга несмело дотронулась до лохматой холки и пёс, немного поворчав для приличия, принял гостью за свою.
Ольга обмела снег с валенок, и они зашли в просторную избу Василисы. Небольшая комната, в ней стол, комод, покрытый вышитыми полотенцами, большая русская печка, дальше спаленка, цветные половички, тарелка радио, иконы в «красном углу». Обычная крестьянская изба, и убранство, не менявшееся столетиями. «В нашем времени бы добавился ещё телевизор с видаком, – подумала Ольга, – а так всё то же самое».
– Ну проходи, племянница, располагайся, – говорила Василиса, – спать вот тут будешь, – она показала на маленькую комнатушку с кроватью. – А вообще, не робей и не бойся. Всё будет хорошо.
Василиса скинула одежду и, сев за стол, стала копаться в вещевом мешке.
– Вот тебе документы. Наши умельцы сработали в отряде.
Ольга с любопытством заглянула в свой новый «аусвайс» из которого значилось, что она, Ольга Сосновская, двадцати пяти лет, уроженка города Минска, беспартийная, образование семь классов.
– В принципе, кроме образования, всё верно, – улыбнулась Ольга, – а за то, что мне три года скинули, отдельное спасибо.