Король и Шут. Бесконечная история бесплатное чтение

Александр Балунов
Король и Шут. Бесконечная история

Все права защищены.

Ни одна часть данного издания не может быть воспроизведена или использована в какой-либо форме, включая электронную, фотокопирование, магнитную запись или какие-либо иные способы хранения и воспроизведения информации, без предварительного письменного разрешения правообладателя.

© Балунов А., 2017

© ООО «Издательство АСТ», 2017

* * *

Предисловие

Книга посвящается Ирише, которая по-прежнему верит в чудеса, а главное, знает, как их делать.

Эта вторая книга, написанная друзьями и для друзей доброй сказки под названием «Король и Шут», и это важно. Важно потому, что и написана она как разговор старых друзей. А кое-где автор даже позволяет читателю поучаствовать в развитии сюжета. Также надо помнить, что это вторая книга, её хоть и можно читать как самостоятельное произведение, но всё-таки лучше сначала прочесть первую часть. Например, эта книга начинается прямо с моей встречи с Машей Нефедовой, и я подразумеваю, что читатель уже знает, кто это. Далее в этой книге множество по-настоящему захватывающих историй, и, увы, в некоторых из них персонажи ругаются. Так было, и из песни слова не выкинешь. Вот и мы ничего выкидывать не будем, а будем из этих историй, как из кирпичиков, выкладывать нашу книгу. А поскольку читатели, как и публика, у нас разноплановые, то пусть родители, читающие эту книгу своим детям на ночь (что, без сомнения, будет поучительно и полезно), некоторые главы откладывают для прочитывания на потом, когда дети повзрослеют. А главное, при чтении этой книги нужно помнить, что где-то есть тысячи таких же, как ты, дорогой читатель, которые также читают эту книгу. Так же чувствуют и так же любят музыку. И это здорово, что мы вместе!

Особое спасибо Андрею Князеву – за мощь таланта и верность идеалам юности, нашим идеалам; Татьяне Ивановне Горшеневой – за мудрость и, конечно, за сына; Ольге Горшеневой – за понимание, красоту и, несомненно, дочку; Ирише Косиновской – за открытое сердце и понимание сути вещей; Татьяне Валентиновне Балуновой – за волшебное сердце, любовь и вечное сияние доброты и понимания; Вахтангу Махарадзе – за четкую память, прекрасные рассказы и дрова; Кате Марсовой – за то, что, даже отсутствуя, она присутствует; Наташеньке Чумаковой – за волшебные, временами стихийные свойства характера; Любе Семеновой и Михаилу Лапису – за потрясающие, а главное, своевременные фотографии; Екатерине Евсюковой – за твердость характера и стремление к новому, удачи тебе! Огромная благодарность всем людям и существам, причастным к созданию этой книги; Борису Фомичеву – за советы и всяческую дружескую поддержку, без которой никак; Диане Арбениной – за умные советы, глупые чувства и вечное стремление к неназываемому; Асе Гайрабековой – за дружбу и любовь; Ире, Игорю, Кате и Саше Меньшуткиным – за то, что я вспоминал о них и улыбался, а также за май, когда я написал много хорошего; еще раз спасибо моей маме, потому что, если бы она меня не воспитывала, я был бы совсем другим, а это грустно; еще раз Ирише Косиновской – за титаническую помощь в работе над книгой, без неё я бы и не взялся за эту книгу; Чаче, Илье, Сиду и Князю – за помощь в создании саундтрека к этой книге; Игорю Юзову – за бесконечную юность в голове, в которую я уже почти поверил, и искрометный талант, граничащий с фееричным талантом; Наталье Рощиной – за помощь с фотками и смекалистость; всем операторам – за съемку и терпение, за терпение и съемку; Кате Огурцовой – за организационную помощь, доброту и улыбку; Ирине Андронати – за стихи, видеосъемку, сон перед камином, а главное, за то, что она не скинула меня с Падающей Башни, что на Васильевском, хотя и могла; Андрею Лазарчуку – за потрясающую книгу «Посмотри в глаза чудовищ», которая лежит теперь у меня на столе; Нелли Раткевич – за то, что, когда некоторые «были, есть, будут», она всегда есть, и, конечно, за любовь к прекрасному; Ярославу Гашеку – за жизнеутверждаемость без повода и за то, что он не дружил с Ф. Кафкой и Стефаном Цвейгом; Артему Сочейкину – за коллажи на обложках, обработку фоток, юмор и затейливость, умную ясность и свет в начале туннеля, а также за то, что не побоялся хоть одним глазком, да и заглянуть в глаза моему дракону; Диме Быстрицкому – за несгибаемость характера, свободу от стереотипов и за то, что катал нас по Москве; Инне Демидовой и Насте Рогожниковой – за сыновей; Кириллу и Василию Балуновым – за то, что своим существованием наполняют мою жизнь смыслом; Мише Успенскому – за его любовь к жизни, несмотря на фантастическое образование, и за то, что он есть, несмотря ни на что; а главное, спасибо вам всем, дорогие читатели, ибо, как сказал Горшок, «без вас мы никто».

Спасибо тому, кто держит в руках эту книгу, за то, что ты такой, как есть, и пытаешься стать лучше.

P.S. Новости и добавочная информация в real time о книге будет здесь:

http://balu.kroogi.com/other

Книга посвящается Ирише, которая по-прежнему верит в чудеса, а главное, знает, как их делать.

1. Вступление

Перво-наперво давай выясним, кто же такой Горшок. Горшок – это теперь уже полумифический персонаж, и именно для того, чтобы разрушить эту псевдомифичность, мы с тобой тут и разговариваем, и слушаем истории. Правда, чем больше историй я рассказываю, тем более мифическим он становится…

Отрывок одного из интервью Балу

Расскажу я тебе, читатель, о кино и книгах.

Давным-давно, в каком-то восемьдесят лохматом году, пошли мы с Горшком после школы в видеосалон. Видеосалон – это такая хрень, когда в каком-либо помещении устанавливаются телевизор, видеомагнитофон и крутятся разные интересные фильмы. Ибо в «прекрасном» СССР по телевизору такого не показывали, а дома ни у кого видеомагнитофонов не было, дефицит. Интернета, кстати, тоже не было. Не буду рассказывать, какие именно фильмы мы смотрели и любили, но одним из ключевых, который мы полюбили и сразу же признали «классическим», был «Бесконечная история».

Если ты его не видел – срочно беги смотреть, а пока ты бежишь, в двух словах расскажу, в чем там дело. Если совсем уж в двух, то в этом фильме мальчик спасал страну Фантазию. Ее уничтожало страшное Ничто. И хотя страна эта была самая настоящая, но так уж получилось, что спасти ее мог лишь этот самый мальчик, дав имя Императрице. Не буду рассказывать весь фильм, но там в конце, когда совсем уже вилы подступили, когда жуткое Ничто уже почти поглотило прекрасную страну Фантазию, Императрица говорит (кстати, фильм, вдруг вспомнилось, был на немецком языке,): «Ну, че ты, чувак? Не видишь, что ли, – совсем край пришел?! Последний ломтик Фантазии остался, а ты тормозишь?! Блин горелый!» (Нет, ну последние слова она не сказала, но явно подумала.):))

И тут мальчик понял, что на самом деле все это живет и происходит в его фантазии. И пока эта прекрасная страна там живет – все хорошо. Пока он верит и думает об этой прекрасной стране, никакое Ничто не может не то что уничтожить, а даже прикоснуться к Фантазии.

Уф! Именно об этом я хотел написать свою первую книгу, именно об этом. О дружбе, о наших делах, о прекрасных мирах, созданных и до сих пор живущих в наших головах и сердцах. Обо всем прекрасном. (Кто следил за историей возникновения моей книги, знает, что «Бесконечная история» было ее первым названием.)

Но обстоятельства сложились так, что пришлось в книгу вставить и грустные главы. Просто для того, чтобы рассказать всю правду. Рассказать, чтобы не было больше ненужных и глупых вопросов, и закончить уже наконец все дрязги и склоки.

Сейчас ты держишь в руках мою вторую книгу. В ней мы с тобой погрузимся в мир волшебства и приключений. А главное, я надеюсь, ты понимаешь, что наша сказка под названием «Король и Шут» жива, только пока ты в нее веришь. Пока твоя фантазия участвует в процессе нашего творчества. Именно так, как в фильме, о котором я рассказал выше. Только волшебство и созидание!

Балу «Песня о любви и дружбе»

https://balu.kroogi.com/ru/content/3283855-Pesnya-o-lyubvi-i-druzhbe.html

Сказка «Король и Шут» живет внутри меня, и я попытался как мог показать ее тебе, читатель, на страницах этой книги. А в качестве музыкального сопровождения я покажу тебе по QR-кодам свои песни, которые сопровождали меня во время написания книги и во многом вдохновляли. В большинстве из них я просто веду беседу с Горшком. Беседу довольно личную, но я надеюсь, ты разберешься. Песни о том же, о чем и книга, мой новый альбом так и называется «Песни о любви и дружбе». Ведь если задуматься, то все песни мира – это песни о любви и дружбе. По крайней мере, так это было у нас, в группе «Король и Шут».

Итак, вперед, навстречу новым приключениям!

2. Свет наш, Маша

Прекрасно море в бурной мгле

И небо в блесках без лазури;

Но верь мне: дева на скале

Прекрасней волн, небес и бури.

Александр Сергеевич Пушкин

А не начать ли нам с тобой, друг мой читатель, книгу с чего-то просто красивого? Думаю, что да. Так что давай вспомним о нашей Машеньке. Некоторые ее могут знать как Машу Нефедову, скрипачку из группы «Король и Шут». В прошлой нашей книге она тоже участвовала, но поскольку мы с ней обсуждали в основном песни, то участие ее было немногословным, хотя и искрометным! Кстати, хорошее слово – «искрометный», очень подходит нашей Маше.

Так вот, были в истории группы различные персонажи. Был человек по имени Соплик, это, скорее, больше князевский друг, а точнее, проект. Он сначала пытался играть на гитаре, а потом стал нашим охранником. Соплик отличался там, что был совершеннейшим амбалом с бицепсом, как моя нога, но с очень маленькой головой. И поэтому он очень боялся, что кто-то может раздавить его, как клопа. Но не будем о нем в этой книге. Если тебе интересно, то спроси о нем у Князя сам. Был еще персонаж по имени Ахлебух. Хотя знаешь что? О нем мы тоже сейчас не будем. Ведь мы говорим о красоте! Именно привлечение красивой девушки к сотрудничеству я до сих пор считаю одной из наших блестящих идей. Настолько блестящей, что потом все, кому не лень, начали приглашать в группу скрипачей:) Ну, ладно, хватит барражировать вокруг этой темы, полетели со мной вместе в Сан-Франциско.

Маша, виды с Twin Peaks

https://balu.kroogi.com/ru/content/3291034-QR-code-2.html

Встретились мы с ней в одном из самых странных, но безумно красивых мест Сан-Франциско – на Твин Пикс. Погода стояла шикарная и, кстати, не совсем характерная для этих мест, видимо, природа благоволила нашей встрече. Поскольку я приехал чуть раньше, то погулял вокруг, и мне в голову пришла забавная мысль.

Когда я написал уже половину этой книги, я вдруг понял, что просто веселых историй будет недостаточно, и решил сгонять в Питер к друзьям. Просто поболтать. А заодно и поснимать видео для QR-кодов, которые ты видишь в книге. В основном я предавался воспоминаниям (на камеру) с Князем, но заехал и к Татьяне Ивановне, маме Мишки, и с Вахтангом поговорил (с человеком, который хорошо Мишку знал и организовал всю печальную процедуру после трагических событий, а это немаловажно). Я также проехался и неплохо поснимал всякие исторические для группы места.

Балу гуляет по Падающей башне

https://balu.kroogi.com/ru/content/3291036-QR-code-3.html

Даже взял небольшое интервью у Каспера, которое, впрочем, в эту книгу не сумел вставить. Короче, заморочился. Но суть этого и следующего абзаца в другом.

Случилось мне заехать и на питерское ТВ. Попросили дать им интервью. И вот там очень красивая девушка спросила меня: «А как Вам живется там, после того как Вы уехали?» И это было очень смешно. Поскольку буквально вчера я доснимал свой клип на нашу самую первую песню и волею судеб свалился в океан и даже утопил телефон.

Клип «Я иду к тебе домой»

https://balu.kroogi.com/ru/content/3291038-QR-code-4.html

Клип «Как я утопил телефон»

https://balu.kroogi.com/ru/content/3291039-QR-code-5.html

Промок, простыл, потом плюнул на все и полетел в Питер.

То есть до того момента, как я сидел в студии на питерском ТВ, прошло меньше суток. И той красивой девушке я что-то подобное и сказал. Мол, как можно куда-то «уехать», ведь как только ты захотел, то «раз» – и переместился из Калифорнии в Питер. Причем в той самой пропитанной океанской солью куртке, в которой свалился в океан. И наоборот, так получается, что с людьми, которые живут рядом и с которыми ты можешь встретиться всегда, ты видишься реже.

Так и у нас с Машей. Когда она уже жила в Калифорнии, а я еще играл в группе, то в каждый мой приезд мы старались видеться. А когда мы начали жить в полутора часах друг от друга, тут стали возникать различные срочные дела и так далее.

Но вернемся на нашу гору. Если ты не смотришь сейчас видео, то расскажу тебе. Мы довольно высоко над городом. Справа – даунтаун Сан-Франциско с его небоскребами, слева – океан, прямо перед нами – мост Голден Гейт, а внизу лежит двухэтажная Америка. Красиво, одним словом. Да еще потрясающе высокое небо, такое, знаешь, освежающе голубое.

Маша на фестивале «Окна Открой!». Стадион им. Кирова, 23 июня 2002 года. Фото А. Федечко

Пришла Маша, и после объятий и поцелуев мы приступили к беседе. Присоединяйся к ней и ты, поскольку часть вопросов я задаю от твоего имени. Ведь я-то знаю на них ответы, а вот ты – нет, но явно хочешь узнать. Короче, поехали!

Маша. Второй рассказ

https://balu.kroogi.com/ru/content/3291040-QR-code-6.html

Балу: Привет, Маша!

Читатель: Привет!

Маша: Привет, меня зовут Маша, а это – Сан-Франциско!

(Это Маша с тобой, читатель, здоровается. Тут поясняю, дальше догадывайся сам.)

Читатель: Маша, а занимаешься ли ты сейчас музыкой?

Маша: Да, я занимаюсь музыкой сейчас. На самом деле я очень долго не играла на скрипке, после того как ушла из группы.

Балу: Сколько?

Маша (задумалась): Лет девять, может быть даже, или восемь. А потом заскучала. И сначала я пошла играть кубинскую музыку в оркестре. А после этого волею судьбы я познакомилась с девушками, которые очень хотели играть танго, и они искали скрипачку, чтобы можно было бы создать маленький ансамбль. Теперь мы играем танго, и нам уже осенью исполнится три года, по-моему. И мы регулярно выступаем. Вчера вот выступали. (Встреча наша – 11 марта 2017 года.) Играем в основном для танцоров на милонгах. Это такие… мероприятия.

Балу: На танцах то есть играешь?

Маша: Ну, типа на танцах. (Смеется, дошло, видимо.) «На танцах то есть играешь!» На танго-танцах.

Балу: А кто танцует?

Маша: Танцует кто угодно. На самом деле в Сан-Франциско очень большое танго-комьюнити, поэтому людей много самых разных совершенно.

Балу: И как? Тебя штырит?

Маша: Штырит? Да, это приятно. То есть это иначе, чем играть рок-музыку, но это тоже очень благодарное занятие, потому что люди приходят, слушают, и для них это важно. И это приятно.

Читатель: А где лучше заниматься музыкой – по эту сторону океана или по ту?

Маша: Смотря какой. Например, если человек хочет заниматься классической музыкой, или он хочет, чтобы дети ей занимались, то тут все очень сложно. Здесь нет такого понятия, как музыкальная школа, например, куда ребенок может пойти и за доступные деньги получить музыкальное образование. Здесь этого нет, здесь можно брать частные уроки. В этом смысле в России, конечно, лучше.

А если взять рок-музыку, то я думаю, что, конечно, здесь проще. Потому что, даже если взять финансовые, жилищные условия…, все инструменты, оборудование музыкальное, тут оно людям более доступно. У меня, например, ребенок, ему девять лет. У него есть электрогитара, комбик маленький, и он в школе берет гитарные классы. То есть его в школе учат играть рок-н-ролльные песни. И это в школе такая программа. Она дополнительная, конечно, но все равно, все для этого специально приспособлено. И плюс у людей еще есть площадь. То есть у них есть гаражи, где они могут поставить барабаны, поставить инструменты и спокойненько для своего удовольствия играть. В России в этом смысле все, конечно, намного сложнее.

Читатель: А что у тебя ребенок играет?

Маша: Он три песни выучил. Одну – Knockin’ on heaven’s door, в смысле аккорды играет. Это Guns N’ Roses.

Балу: Smells like teen spirit «Нирваны» играет?

Маша: Нет. Он играет The White Stripes, вот эту «джин, джин-джин-джин, джин-джииииин, джин».

Балу: Seven Nation Army.

Маша: Да. И что-то он играет еще, я не помню. Но он начал только недавно, поэтому, я так понимаю, они им много вариантов не дают. Но он уже знает целую кучу аккордов. Даже больше, чем я знаю на гитаре, так что я очень горда.

Читатель: А где вообще жить лучше?

Маша: Жить, дорогой читатель, лучше везде. Лучше всего жить и иметь возможность пожить в разных местах. Если бы я в Америку не переехала, то не узнала бы целую кучу вещей, которую теперь знаю. Я обратила внимание, что сейчас есть тенденция, у молодежи особенно, поехать куда-то в Индию пожить, в Таиланд, в Европу. То есть люди путешествуют по миру не просто на две недели, а приезжают надолго, именно пожить. И мне кажется, что это очень обогащает человека, потому что раскрывает немножко мозги и голову (Маша демонстрирует, как именно раскрывает.) и показывает, как бывает по-разному. И это нас делает людьми более восприимчивыми ко всему. К разнообразию людей, мнений и вообще реальности, насколько у всех она разная. Поэтому я благодарна, что так вот получилось.

Балу: Но тебя изменила Америка?

Маша: Меня Америка очень сильно изменила. И конечно, меня изменил Сан-Франциско. Потому что Сан-Франциско – это не Америка. И вот жизнь в Сан-Франциско меня изменила очень.

Балу: В лучшую сторону или в худшую?

Маша: Мне кажется, в лучшую. Потому что в конечном итоге это все упирается в способность человеческую принимать большое количество всяких разных вещей. Способов жизни, разных культур, верований и так далее. И Сан-Франциско в этом смысле очень разнообразный город. Здесь есть люди совершенно любых цветов, совершенно любых рас, совершенно любых вероисповеданий. Абсолютно всякие разные. И из-за этого, поскольку ты с людьми разными сталкиваешься и отношения строишь, ты очень сильно меняешься. По крайней мере, меня это сильно изменило. И мне кажется, что это хорошо.

Балу: То есть ты довольна.

Маша: Да, и я очень благодарна. И вот дети мои, ну я же смотрю на них, они ходят в школу, где в классе целая куча разных детей. У которых разные родители, из разных даже социальных классов, да какие угодно. И мои дети, как мне кажется, от этого намного более…

Балу: А где лучше детей растить? В коллективе, где разные люди или где все одинаковые, но свои?

Маша: Мне кажется, что, где все свои, может быть, проще в каком-то смысле, но лучше, когда у человека с маленького возраста есть возможность испытывать и видеть разное. И дружить, например, с разными, разными людьми. Мне кажется, это здорово.

Маленькое отступление

А вспомни, дорогой читатель, особенно если тебе уже есть что вспоминать, ведь и тебе из школьных времен запомнились и добавили красок только РАЗНЫЕ люди. Не хорошие или плохие, а разные. А всех остальных не так чтобы не было, но не принесли они в жизни твоей детской ничего. Ничего. Такой вот прикол.

Маленькое отступление закончилось.

Маша (продолжает): А в каких-то других вещах тут легче. Да во многих вещах тут легче. У меня, например… Вот у меня же большая трагедия с ребенком случилась, с младшим сыном моим, и я не знаю, что произошло бы, если это случилось бы там (в России). Знаю, что он… инвалидом его не назвать, но, грубо говоря, он как инвалид. И я знаю, что в его случае в России жизнь его была бы очень тяжелой. Потому что в России никто не учит вот этому… принятию. Здесь, в Америке, по крайней мере в Сан-Франциско, все настроено по типу «мы будем вас принимать такими, какие вы есть». И школы, и организации разные, и вообще люди с гораздо большим пониманием относятся к таким вещам. Если, например, человек выглядит странно. Потому что у моего сына, например, глаза не открываются полностью, и он выглядит странно. И в России его совершенно заклевали бы и задолбали бы бестактными вопросами. А здесь люди тактичные и мягкие, никто не лезет к тебе, наоборот, поддерживают. Поэтому в этом плане я себе не представляю, я даже в Россию везти его сейчас не хочу, потому что я выйду с ним на улицу, а там все эти «доброжелательные» тетки и бабки, которые «а что же у вас с мальчиком такое случилось…». И если у него сейчас комплексов нет, то из России он через пять минут с комплексами уедет. Поэтому я себе не представляю, как жить в моей ситуации в России, если честно. Поэтому в этом плане лучше, наверное, здесь.

(Поскольку Маша не посчитала нужным более подробно коснуться этой темы, то и мы лезть в нее не будем, для «особо интересующихся» есть Интернет.)

Балу: Скучаешь ли ты по славе?

Маша: Слава – это весело? (делает глаза)

Маша. Глаза

https://balu.kroogi.com/ru/content/3291043-QR-code-7.html

Маша: По славе я не скучаю. И никогда эту «славу» к себе не относила. То есть я не принимала ее так, как будто она имеет какое-то отношение лично ко мне. Это был какой-то собирательный образ для поклонников, и при этом я даже не знаю, что он собой представлял, если честно. Но то, что он не имел и не имеет какого-либо отношения к реальности, – это факт. К тому же я не считаю, что там (в группе) я что-то сделала особенное для того, чтобы эту славу получить. И не могу сказать, что я ее испытывала на себе. Не то чтобы меня узнавали на улице и не давали проходу. Мне кажется, что любой человек, любая девочка со скрипкой, вставшая с Горшком на сцену, получила бы такую же «славу», как у меня. То есть дело не во мне, а просто в том факте, что я туда попала. (Задумалась.)

Балу (с иронией и как бы утешая): Не расстраивайся, любой гитарист, если бы стоял там, тоже стал бы «знаменитым», ха-ха-ха.

Горшок, Князь и Маша в Зеленом театре, 13 июня 2003 года. Фото Е. Евсюковой

Маша: Ну, в принципе, кто угодно если бы оказался там, то «прославился» бы. Поэтому я и говорю, что скучать особо не по чему. Не то чтобы я что-то заслужила…

Балу: Ну, ты не просто так стояла. Ты как красивая девочка стояла на сцене, а это ценно.

Маша: Да. Это так. Но по славе я не скучаю.

Читатель: Как повлияло на твою жизнь общение с Горшком? Изменило, может быть, как-нибудь твои взгляды на жизнь или как еще?

Маша: Ой, ей, ей… (вздыхает). Наличие Горшка на планете на мою жизнь повлияло очень сильно, потому что без него не было бы группы «Король и Шут». Без группы «Король и Шут» я бы не попала в группу «Король и Шут». И я не оказалась бы там и не испытала бы всех этих наших путешествий и приключений. И даже то, что я стояла на сцене перед большим количеством людей… Все-таки не каждому встречному доводится испытать такую вещь. Поэтому все это, конечно, является для меня особенным, и в первую очередь – благодаря Горшку и тому, что он существовал. Но повлиял ли он лично на меня…

Балу: Да, он же не только, как ты говоришь, «на планете», он рядом с тобой существовал долгое время.

Маша: Он рядом со мной существовал, но мы… У нас, по большому счету, не было особых каких-то личных и близких таких пересечений. Потому что я для него, мне кажется, всегда была такая неведомая зверюшка, которая «о, откуда она здесь есть? Она здесь есть». То есть на самом деле мы были с ним в более-менее параллельных реальностях. Но я абсолютно точно всегда отдавала себе отчет и восхищалась, и продолжаю, и никогда это не пройдет, его музыкальностью, невероятной совершенно. Его мелодичностью от природы, какой-то естественной, которая у него всегда была. И тому, что за всем этим эпатажным своим каким-то поведением, он был очень, очень, очень добрым человеком. И безобидным тоже. Это мое, по крайней мере, восприятие. Ну и, безусловно, он – гениальный и талантливый человек. И с таким человеком, когда отдаешь себе отчет в этом, рядом находиться всегда особенно. Но с точки зрения «научилась ли я у него чему-то в плане моих жизненных мировоззрений», то скажу «нет». Мы слишком разные.

Балу: То есть ты не сделала себе татуировку с флагом конфедерации на попе?

Маша (смеясь): Нет, я не сделала себе такую наколку. Ха-ха-ха. Мишкины идеи для меня были довольно далеко, если честно. Его музыкальность, его талант, его актерство – нет, а вот все, что социально-политическо-идейно… (машет вокруг головы руками) это… мне сложно было с этим.

Балу: А не жалеешь, что ушла из группы?

Маша: Нет, не жалею. Понимаешь, я не представляла себе такой жизни рок-н-ролльной всю свою жизнь. Это что-то, что было послано мне как подарок судьбы такой. Это не то, что я хотела бы всегда. Стоять там, на сцене, со скрипкой. Оно получилось само по себе. То есть раньше (до «Короля и Шута») я играла, конечно, рок-музыку, выступала с различными группами. Если бы я не играла, то не попала бы в группу «Король и Шут». Но играть на профессиональном уровне, как получилось, с полным погружением, я никогда не мечтала. Мне это подарили, и это было прекрасно. Но поскольку это не было тем, к чему я стремилась, то и отказаться от этого было легко.

Балу: То есть не жалеешь об этом.

Маша: Нет. Вот сейчас я ездила, играла концерты (после ухода Горшка, с бывшими музыкантами группы. – Прим. ред.) спустя тринадцать лет. И это было удивительно и очень приятно – выйти на сцену и сыграть все эти песни. Но вместе с тем я понимала, что ребята живут такой же точно жизнью, как мы жили тогда, тринадцать лет назад. Может быть, сейчас у них несколько другие гостиницы, несколько другие условия, но в общем и целом это все то же самое. А я за это время успела… очень много чего.

Балу: Вырасти?

Маша: И вырасти. И много всего испытать совершенно другого. Абсолютно другого. Даже выучить новый язык и начать думать на нем, да очень много всего! И я не буду говорить слово «вырасти», потому что за эти годы каждый человек вырос по-разному, но это совершенно другая реальность. То есть у меня была возможность увидеть и пережить на своей собственной шкуре совершенно другую реальность, отдельную от того, что мы делали в течение шести лет тринадцать лет назад во время наших гастролей. Поэтому я не жалею и не представляю себе, как это могло быть иначе.

Читатель: Маша, а пробовала ли ты субстанции?

Маша: Тяжелые не пробовала. Страшные всякие, от которых людям плохо.

Читатель: А какие пробовала?

Маша: А надо перечислять их?

Балу: Можно вообще на этот вопрос не отвечать, если не хочешь, все наши истории не про это.

Маша: Перебирать не буду, конечно, это глупо, но и прикидываться невинной я не хочу, потому что пробовала. Но героин и спид всякий я не пробовала, потому что это неинтересно и страшно. А всякие легкие штуки психоделические пробовала. Но это было очень давно.

Балу (с серьезным видом): Это было, когда ты еще в группе играла.

Маша (удивленно и даже чуть возмущенно): Когда я в группе играла – на самом деле нет! Когда в группе играла, я помню, накурилась один раз в Таллинне, и все. Когда я играла в группе, то никаких таких штук у меня не было. Они пришли уже, когда я сюда (в Сан-Франциско) приехала, я их уже тут попробовала, в Америке.

Читатель: Тогда позволено ли мне будет спросить, пила ли ты на гастролях?

Маша: Не-а.

Читатель: Совсем?

Маша: Нет, не совсем, конечно. (Задумалась, пытаясь что-нибудь припомнить.) Могла, бывало… Под конец особенно, я помню, что могла иногда выпить. О! Текилу пила! Помню, когда мы были где-то в Крыму…

Балу: В Ялте, в Ялте…

Маша: Да, в Ялте. И там был классный-классный бар.

Балу: «Апельсин» назывался.

Маша: И бартендеры делали какие-то напитки, которые горели. И мы очень весело бухали, я помню.

Балу: Это где ты по барной стойке ползала и пила прямо с нее какие-то специально разлитые штуки.

Маша: Наверное. Ха-ха-ха. Вот тогда я там веселилась, но это скорее исключение из правил. Ты вот помнишь, что я пила? Ни фига ведь не пила.

Балу: Нет, не пила. Так это и не я спросил, а народ. И народу же отвечу еще раз, что нет. И это был один случай из двух за шесть лет. Да и то мы его еле вспомнили.

Маша: Да.

Балу: Кстати, у меня вся книжка такая получается. Дописал до середины, думал, какие у меня веселые истории получаются, а потом перечитал, а они через одну – про пьянки, прикинь, несправедливость! Мы ведь не только этим занимались!

Маша: Вот у меня таких историй нет, поэтому и никаких историй нет, ха-ха-ха.

Балу: А уставала вообще на гастролях?

Маша: Вот не помню я, чтобы особо. Мы как бы молодые были, и я молодая была. И это была жизнь, все воспринималось как что-то естественное. То есть это моя жизнь, она такая. Из автобуса в гостиницу, потом на площадку, потом в поезд и так далее. У меня были какие-то маленькие нужды, мне вот нужно было мыться, например. И я никогда не забуду, как мы ездили в поезде долго по жаре, и я отрезала пластиковую бутылку, делала из нее такую вот баночку и мылась в вагонном туалете. Потому что для меня это было важно. Но не помню, чтобы я по этому поводу мучилась, страдала и что мне из-за этого было неудобно. Мне нужно было помыться, и я находила, как это сделать. Ну и все в таком духе. Не помню никакой усталости или измотанности, и все воспоминания у меня очень легкие и веселые.

Балу: Кстати, та же фигня…

Маша: Несмотря на то что, когда я сейчас вспоминаю, как эта жизнь на самом деле протекала, то со стороны она может выглядеть довольно утомительной. Но когда я находилась внутри всего этого, не помню, что это было утомительно. И опять же молодое тело. Если бы я сейчас так ездила и спала скрюченная в этом автобусе ночь за ночью, то, наверное, воспоминания были бы другими.

Балу: А какой у тебя ряд был в автобусе?

Маша: В автобусе? Не помню. (Задумалась.) Точно, у нас же был у каждого свой ряд.

Балу: А кто перед тобой был?

Маша: Не помню.

Балу: А за тобой?

Маша: Не помню. Помню, что где-то ближе ко второй двери, то есть в первой части автобуса, но не в самом начале. Очень хорошо я помню наше распределение в поезде, а вот в автобусе уже нечетко…

Балу: Ты с Горшочком ездила?

Маша: В поезде, да. У нас было одно купе с Горшком и Князем.

Читатель: И как оно, ездить в одном купе со звездами?

Маша (задумалась, а потом рассмеялась): У них ужасно воняли ботинки, это был полный ад и кошмар. Но они это знали, поэтому свои ботинки первым делом прятали под князевскую нижнюю полку, чтобы купе не превратилось в газовую камеру. В этом смысле было не… любопытно.

Балу: Но ведь они там вещи не разбрасывали, не хулиганили, не пьянствовали… особо.

Маша: Они не пьянствовали у меня в купе. Они пьянствовали у тебя в купе. В моем купе был порядок. Первым делом, заходя в купе, я стелила всем постельки.

Балу: Купе.

Маша: Всем четверым. Потому что я понимала, что если этого не сделаю я, то этого никто не сделает. Горшок мог совершенно спокойно лечь на этот скрученный матрас и так и спать на нем. Его мало беспокоили такие вещи. Поэтому я стелила всем постельки, они клали свои вещи, и пока им не нужно было приходить спать отрубаться, так их особо в купе и не видно было.

Балу: А валенки помнишь наши?

Маша: Валенки… подожди, что-то помню.

Балу: Нам Наташа Балунова сшила из американского флокса дорожные валенки, а тебе даже вышила имя на них.

Маша: Точно, это было в самом начале. Wow, Шурик, какие ты вещи помнишь! И какая у меня память поганая!

Читатель: Ну, так столько лет прошло, уж не двадцать ли?

Маша: Да нет! Память поганая, я вот с кем ни разговариваю, у всех столько воспоминаний, а я ничего не помню. Причем это у самого трезвого человека! Надо было бухать! Ха-ха-ха! (Смеется.)

Балу (в шутку): Было бы что вспомнить.

Маша: Да, было бы. Ха-ха-ха. Но мне было весело смотреть на всех остальных, которые веселились. Ну, в гостиницах это было от меня скрыто, но в автобусе и поезде я все это видела и удивлялась. Но вот помнить…

Читатель (меняя тему): А почему ты решила уехать из России?

Маша: Мне очень понравился Сан-Франциско, когда мы сюда на гастроли приезжали. Причем настолько, что я сразу же почувствовала себя здесь как дома. Мы же ездили и путешествовали по разным городам (в Америке) и на обоих побережьях были. И я помню, как сейчас, как мы въехали в Сан-Франциско из Лас-Вегаса. Мы ехали, ехали и въехали в туман. И я ощутила себя здесь как дома, на самом деле. Очень комфортно и уютно.

Частично из-за этого, а частично… Ну а что мне еще было делать? Почему нет? Из группы я ушла. Полная свобода.

Балу: То есть город тебя приманил и завлек?

Маша: Да, город и интерес. Опять же, меня дома, в Питере, ничего сильно не держало. Да и очень мне нравится Сан-Франциско. (Задумалась.) Скажем так, мне нравится Сан-Франциско и Bay area. То есть I’m not married to San Francisco. То есть у меня нет такого «я всегда хочу жить только в Сан-Франциско», но вот район залива и вот эта окрестность (показывает рукой) Bay area мне очень нравится. Тут очень красиво и хорошая погода! Единственное, что здесь купаться нельзя.

Читатель: И последний вопрос, если можно. Каким тебе запомнился каждый из музыкантов группы «Король и Шут»?

Горшок и Маша в ДК им. Кирова. Санкт-Петербург, 1998 год. Фото М. Лаписа

Балу: Горшок, например.

Маша (задумалась и романтически смотрит на океан): Горшок мне запомнился очень… упрямым. Нет, неправильно. Первое, конечно, это то, что я говорила выше про его талант и артистичность. Это первое, что я должна сказать. А так… его интенсивность. Какая-то общечеловеческая интенсивность. Например, он очень любил крайне настойчиво доносить до всех какие-то свои идеи. Как мы все тогда шутили: «Горшок на ухо подсел». То есть он любил «сесть на ухо» и втирать, втирать, втирать какие-то свои штуки.

Балу: Андрюша как запомнился?

Маша: Называла я его «Пушистик», но я не знаю, захочет ли он, чтобы кто-то об этом знал.

Балу: Мы у него спросим.

Маша: А коротко я его называла Пуш, но это, наверное, нельзя выносить в массы…

Балу (беру трубку, звоню): Уже спросил. Можно все. А почему ты его так называла?

Маша: Пушистиком я его называла потому, что у него был пух!

Балу: Да ладно! Где?

Маша: На голове. Он ставил себе прическу иголками, но на самом деле волосы у него очень-очень мягкие. Поэтому я его так и называла.

Балу: О как!

Маша: А вообще князевские моменты были совершенно прекрасными и шедевральными, когда он «включал дурку» и начинал дурачиться. Это было очень весело. Что еще мне запомнилось в начале? У нас не было никаких электронных приборов, смартфонов всяких, компьютеров и прочего, поэтому мы много общались, читали книжки.

Балу: Маша, Интернета не было!

Маша: Да! И люди рисовали. Князь рисовал в своих тетрадках, которые у него всегда были. И там – совершенно безумные и смешные вещи. Как сейчас помню, у него был рисунок, где нарисована группа существ по степени трансформации соответственно: человек, людоед, попугаевьед, попугаевьедовьед и попугай. До сих пор помню! И вот для меня Князь был человеком, который придумал совершенно такие безбашенные и смешные вещи. (Размахивает руками, показывая, какие именно смешные вещи придумывал Князь.)

Балу: Кстати, о смартфонах и Интернете. Вот буквально на днях до меня доперла одна пусть и простая, но удивившая меня мысль. Вот смотри, моему старшему сыну сейчас 21 год. Так вот, он никогда не пользовался в быту пленочными технологиями.

Маша: Совсем?

Балу: Нет, ну, наверное, видел где-то, но уже как музейный экспонат. Когда он подрос, то уже цифра рулила вовсю, причем давно. То есть, когда ты говоришь слова «пленка» или «перемотай песню вперед» по привычке, то не всем ясно, что именно ты там мотаешь. Ладно, не будем отвлекаться Каким ты помнишь меня?

Маша: Ты был шутник, Шурик. Шутни-и-и-ик. И ты всегда вносил какие-то темы. То есть, вот если Шурик решил, что он сейчас всех нас подсадит на группу, бл*дь, «Внезапный Сыч» – и все! Если Шурик так решил, то все ее будут слушать в автобусе, пока, с*ка, не понравится! До этого это был «Rammstein», по-моему. Ты даже магнитофон специально купил для гастролей, чтобы всем музыку слушать, а не поодиночке в плеерах.

Балу: Точно, я уж и забыл! Песню «Жаль, нет ружья!» я так же внедрил. Ее же сначала забраковали и даже разбирать не хотели! Но 40 или 50 прослушиваний – и все, так назвали альбом!

Маша: Точно! И вот я помню, ты все время придумывал какие-то фишки и внедрял их, и это было круто.

Балу: А помнишь, я придумал по именам-отчествам всех называть?

Маша: Точно, было такое дело. Короче, ты был таким придумщиком, который придумывал всякие фишки, а потом старательно их внедрял.

3. История шута
(короткий и внезапный рассказ о нашем первом выступлении и истории появления символа «Шут с руками»)

История – это то, что происходит с вами, здесь и сейчас.

Хроники Анкервилля

Вот и я вам расскажу несколько историй.

Анкервиль-старший

Балу: Расскажи, откуда и как появился рисунок «Шут с руками», ставший практически нашим символом.

Князь: Раз уж мы заговорили о нашем первом выступлении…

Балу: А мы заговорили?

Князь: Уже да!

Балу: Тогда расскажи, что ты помнишь о нашем самом первом выступлении.

Князь: Ну, мне кажется, тогда целесообразно вспомнить самое начало. В Школе ритма Игоря Голубева было первое выступление.

Балу: Не совсем так.

Князь (вспоминает): Мне вспомнилось еще одно мероприятие, которое, по всей видимости, было раньше. Выступление в клубе «Петроградец», на Петроградке, куда группа (я даже не помню, может, это даже и не «Король Шутов», а «Контора» была) пришла выступать в первый раз.

Балу: На сцене был ты, Горшок, я и Вася…

Князь: Это еще «Контора» была, и мы выступали с совершенно идиотской песней.

Балу: Спокойней, почему идиотской? Хорошая песня про Покойника…

Князь: «Покойник»?

Балу (напеваю):

Князь. История Шута

https://balu.kroogi.com/ru/content/3291045-QR-code-8.html

Князь: Точно, была такая песня.

Балу: Там еще третий куплет был, финал. Заканчивалось все тем, что покойнику все это надоело и «подхватил весь этот вой и унес его с собой». И все это в Am, F, E, Am и проигрыш F, G, Am или что-то типа того.

Князь: Точно помню другую песню. Если мы пели две, то, может быть, тогда и эта была.

Балу: Мы чуть ли не три играли или четыре.

Князь: А там была очень, ну скажем так, достаточно дурацкая песня, которая в конечном итоге не только не попала ни в один альбом «Короля и Шута», но ее даже нет в архивах.

Балу: Которая «та-та-та-та-тан-тан-тан»?

Князь: Да.

Это ведь твоя песня была?

Балу: Ты знаешь, не совсем моя, половину стиха Горшок придумал. Тогда он еще не был Горшком, тогда нам было по 14 лет.

Князь: А стиль Горшка, он выделялся всегда.

Балу: Да, это он, ха-ха. А дальше ты придумал чуть-чуть.

Князь: Да, я тоже внес свои пять копеек в эту тему.

Балу: Нет, было так: «дьявол, сытый суетой»…

Князь: Это в первой версии. Была вторая версия, что хотели сделать. Мы на тот период вообще еще ничего не умели делать и вообще даже не понимали, что мы хотим.

Балу: У нас была одна идея на всех.

Князь: Да.

Балу: Этого было достаточно.

Князь: В этой песне хотелось показать, что мы панки. А как написать панковский текст, никто не знал.

Балу: Мы не были панками. Мы были просто крутанами.

Князь: Нет, уже тогда тяга появилась к панк-року…

Балу: Все равно в «Петроградце» – только технически первое выступление, фактически первый раз мы выступили в красном уголке Ленинградского рок-клуба, как раз на экзамене Школы ритма Игоря Голубева, о которой ты начал говорить.

Князь: Просто надо было вспомнить про «Петроградец» для более точного повествования. Но тот первый концерт, конечно, в расчет брать не стоит. Потому что это мы учились в Школе ритма Игоря Голубева и непосредственно там сыграли первый концерт, то есть просто у нас была возможность выйти на сцену и сыграть на людях.

Балу: Да еще в таком месте. Тем более что, смешно вспомнить, рок-клуб еще функционировал.

Князь: Кстати, помнишь? Было очень смешно, у Горшка вот этот микрофон поехал вниз. А Горшок, как истинный начинающий профессионал, не прервался, а потянулся за микрофоном вниз, поскольку руки у него были заняты гитарой. И это очень смешно смотрелось. По крайней мере, бывшая там публика не слишком любила стиль, к которому мы хотели себя относить. На тот момент у нас и стиля-то никакого не было, но тем не менее этим он развеселил толпу, и она сразу стала к нам расположена. И нам всем полегче стало. У меня перестала трястись нога.

Балу: Да ты что!

Князь: Я нервничал, у меня тряслась нога. Я очень боялся, что это увидят в зале. Поэтому я постоянно с ноги на ногу переступал.

Балу: Прикольно.

Князь: Ну, я еще не так хорошо играл на гитаре, соответственно у меня еще была скованность в руках. Но ладно, это не суть. Это по тем подростковым внутренним ощущениям. Это же такой стресс, запоминаются такие ситуации.

Балу: А как появился рисунок «Шут с руками», ставший впоследствии… Тебе не запомнилось, случайно?

Князь в клубе «Не Бей Копытом». Москва, 1998 год. Фото Е. Евсюковой

Князь: Сейчас вспомню и расскажу. Мы, значит, играли концерты в TaMtAm-е, играли… Народу на нас приходило все больше и больше, и тут ты придумал самим делать афиши на наши концерты. Уж и не знаю, где ты их делал.

Балу: Да, была такая инновация. Сидел тогда я дома и думал: «Ну как же так, я же знаю, что все группы – это группы, но у нас-то реально крутая банда! Может, мы играть тогда еще не умели, и песни не так хорошо аранжированы. Но в глубине-то души мы крутые. И крутая музыка. Надо это донести людям, чтобы и они тоже это поняли». И я придумал: «А давайте печатать афиши!» Тогда не было такой возможности – взять и напечатать. И я из кусочков что-то набирал, где шрифт, где фотку.

Афиша «Король и Шут» в клубе TaMtAm, 1993 год

А ксерокса на каждом углу не было, и нужно было искать через друзей, у кого из родителей он есть на работе. Потом, через год, Поручик вернулся из очередной «бизнес-идеи», и они с Ухопланом (это еще один наш одноклассник) тоже немножко помогли. Потом мы сами ходили их клеить по улицам… Ну, тут уже все участники группы участвовали – и Рябчик, и Петя Васильев, да и ты с Горшком. Чего-то я развоспоминался, ха-ха-ха.

Князь: Прекрасно помню тот случай, когда мы поперлись с Горшком в Купчино в подземный переход клеить афиши, и нас там менты забрали. Мол, нечего тут всякую фигню расклеивать.

Балу: А, помню! Это уже была большая афиша, чуть ли не на «Юбилейный».

Князь: Да нет, мы тогда маленькие афишки клеили.

Балу: Или на «Ватрушку», что ли… Не суть, так и рисунок этот появился…

Князь: Помню, что я сам начал эти афиши разрабатывать, ну то есть оформление афиш. Причем они опубликованы. Их можно найти. Первая афиша, там написано.

Балу: Точно, ты прав. Сначала афиши были просто с названием, потом я вставил фотку, а потом появились разные рисунки. Так ты для афиш нашего «Шута…» нарисовал?

Князь: Не совсем. С Шутом была история довольно специфическая. Я вообще не помню, с какой целью его нарисовал. Совершенно точно, что я не рисовал никакого логотипа группы. Я просто взял и нарисовал этого Шута абсолютно стихийным образом. С руками. За всю историю нашего существования этих шутов было три. Один был молодой, смешной. Потом я решил его сделать круче и нарисовал его с подковкой, с усиками. И этот Шут стал более популярным. Если сейчас вы где-либо увидите афиши «Короля и Шута», на них вы найдете именно этого Шута. Но первый был на протяжении долгих лет, пока я его не перерисовал. Новый тоже сильно закрепился и стал культовым, даже переплюнул предыдущего.

Балу: Вспомнил. У меня была целая куча твоих рисунков, и я старался сделать всегда разные афиши, уж и не помню почему. Там были дед с палкой и прочее всякое… Заяц какой-то еще был… И Шут тоже был. Постепенно он как бы сам по себе прижился. А потом ни у кого и вопросов не возникло, когда мы делали первую «официальную» афишу, то есть в типографии.

Рисунок М. Горшенева

4. Больница, молодость, любовь

Как со звездами легко и просто, как с людьми тяжело…

Строчка из еще не написанной песни

Балу «Подожди»

https://balu.kroogi.com/ru/content/3283848-Podozhdi.html

Лежал я как-то в больнице, не так давно дело было, хотя и не недавно. И пришлось мне объяснять друзьям и близким, что в больницу надо носить не цветы, а домашнюю еду. И вдруг вспомнилось…

Дело было давно, совсем давно. Загремел как-то Горшок в больницу. Что-то в животе у него не заработало как надо. И вот он там лежит, а мне звонит его жена Анфиса: «Шурочка, там Миша лежит, все хорошо, операция прошла успешно, но он отказывается есть. Уже два дня ничего не ел почти, а я ничего не могу поделать».

Ну, что делать. Поехал к нему. А надо вам сказать, что на улице стояла зима, и причем довольно холодная. Дело даже не в этом, а в том, что у меня не было зимней обуви. Точнее, были старые разбитые высокие шнурованные военные ботинки, но их мне отдал как раз Горшок. А отдал он их мне, поскольку подошва у них треснула. У обоих. «На, говорит, Шура, может, починишь, и будет у тебя обувь на зиму, а то ты ходишь, как…» Но в мастерской надо мной просто посмеялись, и делать было нечего. Впрочем, в них можно было спокойно и с относительным комфортом дойти до метро, пока снег не набивался в трещину и не начинал таять. Не суть, одним словом, взял я ноги в руки и поехал к Горшку в больницу.

Приехал. Пропустили к нему. Причем врач на меня посмотрел, как на какого-то бомжа-оборванца, а не на стильно прикинутого панка. Впрочем, в этом сезоне и у тех, и у других линии модной одежды были очень похожи. Так что простим ему его необразованность и невзыскательность в вопросах моды. Захожу к Горшку. А он сидит такой весь бледный, в каких-то дурацких трениках и еще более дурацкой, явно солдатской, майке.

Горшок на фестивале «Нашествие», 2001 год. Фото Е. Евсюковой

– Шура, а ты пожрать ничего не принес?

А надо вам сказать, что времена у нас были голодные, и возможности достать нормальную еду у меня не было. Денег тоже не было, и все, что я мог ему принести, – это дружеское участие.

– Да нет, не принес. А что, тебя тут не кормят, что ли? – делаю я удивленное лицо.

– Да тут таким г*вном кормят! – пожаловался он на судьбу.

– Правда?

– Даже если захочешь есть – не сможешь. – добавил он с грустью.

– Ну, давай попросим и посмотрим. Может, и не такое уж г*вно?

Я сам был не то чтобы сытый и думал, что нет такого больничного г*вна, которое нельзя съесть.

– Да что просить-то, вон тарелка на тумбочке.

На тумбочке, накрытой серым полотенцем, действительно стояла тарелка с чем-то неаппетитным. Не, «неаппетитным» – фигня, с чем-то откровенно (даже издалека видно) несъедобным. Какая-то не то каша, не то переваренные макароны, не поймешь. Найдя ложку, я не без труда отделил кусочек этой массы, понюхал с наслаждением и сказал:

– Да нет. Не куропатка с ананасом, конечно, но вполне съедобно!

Причем сказал это так честно, что Горшок даже заинтересовался, не подменил ли я тарелку. Он-то уже это блюдо видел. Посмотрел и сказал с обидой:

– Да ты что?! Не буду я есть это г*вно, оно же не просто гэ, а несъедобное гэ. Ты шутишь, что ли?!

А я не шутил.

– Вот, смотри, – говорю спокойно, как будто ребенку что-то объясняя, – ты должен его есть, потому что не зря же я к тебе сюда ехал в 40-градусный мороз в разваливающихся гадах!

И протянул ему ложку. Он взял ее недоверчиво, оглядел:

– Да это же не каша, а резина! – И смотрит на меня так жалостливо.

– Вот, – говорю, – хорошо! Вот и ешь ее, как резину, а не кашу! Представь, что это жевачка. Не новая. Ешь давай, а то сдохнешь у меня тут, и все. Что я делать буду?! Ешь давай, достал уже!

И он ел. С совершенно несчастной мордочкой, но ел. Так и повелось. «Жру, – говорит, – эту гадость и представляю, что это не еда, а гадость, так значительно легче».

А потом он вышел из больницы. А потом мы сделали еще пару песен. А потом я устроился в ларек торговать фруктами, натырил там винограда, принес целый большой полиэтиленовый мешок Горшку с Анфисой, мы обожрались его, и у нас было расстройство желудка. Было очень смешно…

И я рад, что записал эту историю. Хотя это было и непросто – снова пережить ее, но теперь я могу ее спокойно отпустить и забыть.

5. Игра «Хармс»

Барнаульский гуру Б: «Любые оскорбления не должны идти от сердца, иначе они запачкают тебя. И прежде чем сказать их, примерь сначала эти слова на себя и пойми, что ты ничем не лучше. И потом с чистым сердцем и открытой душой оскорбляй, кого хочешь. А люди действительно низкие и мерзкие недостойны оскорбления. Понял?» – «Ага», – сказал Горшок. И добавил, кивнув с улыбкой: «Пошел ты на хер».

Все мы любим игры. Но не все умеем их придумывать. Мы с Горшком умели и всегда с удовольствием это делали, а когда к нашей компании присоединился Князь, то стало вообще незабываемо. Ту игру, о которой я собираюсь тебе рассказать, придумал Горшок, я лишь только немного ее развил и четко обрисовал правила, чтобы не забыть.

Балу рассказывает об игре «Хармс»

https://balu.kroogi.com/ru/content/3291046-QR-code-10.html

Придумана она была на станции метро «Маяковская». Мы стояли с Горшком, ждали кого-то и читали книжку Хармса (у меня как раз было карманное издание). Одну на двоих. Иногда указывая пальцами на особенно понравившиеся места, а иногда вырывая ее друг у друга и зачитывая особо выдающиеся сценки в лицах.

Итак, диспозиция. Играть в эту игру нужно в дружеской компании, вроде нашей. Требуется два-три или больше парней со своими девушками. Это принципиально важно. Нужны именно пары, поскольку игра направлена на то, чтобы парни перестали изображать то, чем они не являются, а девчонки перестали ждать этого от своих парней. Поэтому, хотя непосредственно в игре принимают участие только парни, наличие девчонок необходимо. Да, забыл добавить, играть нужно в людном общественном месте. Например, на эскалаторе в метро.

Начинается игра внезапно. Кто-то один (парень) наклоняется к уху другого и говорит что-то смешное, не очень приличное по отношению к себе (это принципиально!) и в стиле Хармса. Ну, например, «Я – влагалище!» Уже смешно, не правда ли?

Следующий должен сказать то же самое, но уже чуть громче. Дальше рассказывать, или сам догадаешься? Ты прав, дружище! Третий должен сказать еще громче, и так по кругу, пока очередь снова не дойдет до первого. И он должен будет сказать это уже довольно громко. И ты думаешь, это конец? Да?! Конь на! Все только начинается. Просто громкость продолжает увеличиваться. Если честно, то у нас ни разу не было ничьих или еще каких-либо неправильных результатов. Всегда кто-то проигрывал и проставлялся (это правило такое), но ни разу ни я, ни Горшок. Потому что компанию для этой игры нужно выбирать с умом.

Замечу тебе еще напоследок, что если я говорю тебе: «нужно играть», это не значит, что в такие игры тебе именно НУЖНО играть. Это значит, что мы в них играли. А что делать тебе, зависит от твоего воспитания и внутренней свободы.

6. Зимняя феерия
(Притяжение прекрасного с последующим его разоблачением, или Невиданная феерия на Ржевке)

И время остановилось…

Из книги «Дневник наблюдений за осенью

Внимание! Все жизненные ситуации, описанные в этой главе, выполнены профессионалами, и не пытайтесь их повторить.

Дело было зимой. Не то чтобы зимой-зимой, с сугробами и вьюгой, а такой зимой, с солнцем и снегирями. То есть снег, конечно же, был, но как-то незаметно. Или, может, мы на него не обращали внимания в силу незамутненности сознания.

Сидели мы как-то с Горшком у меня дома и пили кислый чай. Делали мы это с утра, пока рабочий день в разгаре, и никто не может помешать двум эстетам насладиться вкусом вселенной. А насладились мы хорошо, до полной ясности. Ну, то есть достигли такого состояния, когда вопросов больше не оставалось. А нам они и не нужны были в тот момент. Поэтому мы решили подняться у меня в парадной на последний, девятый этаж и выйти на крышу. Да, летом, имея навык и кое-какое устройство, можно было выйти на крышу практически любого дома в нашем микрорайоне, и мы даже ходили туда загорать. Но в тот момент была зима. Поэтому дверь на крышу была не то замурована, не то чем-то завалена, не то мы сами не поняли, что не сезон. Одним словом, не пошли загорать.

Но это действие навело нас на мысль, что если мы переберемся в точно такое же место на девятом этаже, но в соседней парадной, то сможем навестить нашего друга Шурика Васильева. Который, напомню тебе, играл когда-то у нас в группе «Король и Шут».

Переместились. Зашли. Шурик попенял нам на наш стеклянный до прозрачности вид и предложил покурить, дабы хотя бы немного приблизиться к его реальности. Мы и покурили. Хорошо так покурили. И, естественно, разговор зашел об искусстве. Или об астралах, точно не помню, но, судя по дальнейшим событиям, все же об искусстве. Точно я сказать не могу, поскольку поглядел в окно и немного отвлекся. На улице было совершенно белое изображение. Белый снег лежал на черно-серых домах, на серо-черной земле. Черно-серые люди шли по своим серо-черным тропинкам. И ни одного цветного пятна. Хотя, повторюсь, возможно, все дело было в восприятии. Но солнце! Какое же было солнце. Нет, день не был ярким и солнечным, скорее он был облачным. Но солнце было. Где-то там, за облаками, пусть его и не было видно, но само его наличие, пусть даже это был просто небольшой намек, но где-то там, за облаками, солнце было. И это дарило надежду. Надежду, что когда-нибудь мы, то есть все люди, сможем еще раз увидеть отблеск того волшебного и прекрасного, что уже видели когда-то, хоть и не помним когда.

И вот, решив поделиться этим наблюдением с друзьями, я повернулся к ним, чтобы ненавязчиво и незаметно влиться в дискуссию.

– Куда ушли те времена, брат? – сказал Вася (а именно так мы называли Шурика Васильева в компании), видимо, в продолжение какой-то своей мысли.

– Чтобы что-то началось, сначала должно что-то закончиться, – ответил Горшок.

«Надо быть более социальным, не отделяться от коллектива и участвовать в общественной жизни», – подумал я. И чтобы не переспрашивать, о чем речь, и даже как-то повысить планку дискуссии, сказал:

– Вот мы сидим тут, обсуждаем всякое. Культура, музыка, ее влияние. А между тем живем мы в одном из самых прекрасных городов. Тут куда ни плюнь – музей, куда ни глянь – Малый зал консерватории им. Глинки (я как раз там был недавно). А мы? Мы сидим в этих новостройках и ничего не видим! Вот родился бы ты, Вася, не в Питере, а в Саранске, небось не вылезал бы из музеев.

– Мы в Эрмитаже жили почти два года, – как бы даже в оправдание своего существования сказал Горшок. (Об этом ты можешь прочитать в моей первой книжке, так что не буду повторяться.)

– Да. И что? Мы ходили на выставки и вернисажи?

– Кстати, иногда, – вспомнил Горшок.

– Мало! – на этом моя отсутствующая мысль закончилась.

– А давайте не будем откладывать на потом и прямо сейчас поедем в Эрмитаж. У нас утро, рабочий день, так что народу будет немного, – сказал Шурик Васильев как самый деятельный среди нас.

– Ну, так это заморочка, – чуть ли не хором сказали мы с Горшком, поскольку были реалистами.

– Если мы не пойдем сейчас, то не пойдем никогда и так и будем всю жизнь «собираться»! – отрезал Вася, поскольку на тот момент являлся большим реалистом, чем мы с Горшком вместе взятые.

Короче, после коротких и недолгих споров мы решили покурить как следует и ехать.

(Помнишь анекдот советских времен? Стоят два еврея, разговаривают. Подходит третий и говорит: «Не знаю, о чем вы говорите, но ехать надо!»)

Так и мы. Решили ехать в Эрмитаж. Благо, как я писал тебе уже в предыдущей книге, прямо от нашего дома ходил троллейбус номер 22 до Дворцовой, где он (Эрмитаж, не троллейбус) и находился.

Не без приключений мы оделись и вышли на улицу. И даже погрузились, пропустив два или три, в троллейбус. Скажу тебе прямо, очень нелегко ходить, когда голова твоя чиста, пуста и мыслей нет. А, например, ногами ты управлять не можешь. То есть можешь, но надо отдать приказ в голове, он должен дойти по спине до ног, и уже где-то там, внизу, в ногах что-то происходит. Причем ты можешь наблюдать и сам процесс рождения этого сигнала, и его путешествие по столбу спинного мозга. И все это происходит так неспешно и забавно, что в голове у тебя успевают пробежать тысячи мыслей, и ты успеваешь и с друзьями перекинуться парой слов, и чуть ли не заскучать. И когда потом, спустя какое-то время, до ног доходит приказ идти или совершить поворот, то ты начинаешь искренне восхищаться своим организмом! Ты уже забыл о том, какой приказ мозг отдал ногам, а он еще помнит. Это удивительно. Но не будем углубляться в это, а то мало ли что.

Горшок на стадионе «Петровский», рок-фестиваль «Наполним небо добротой». Санкт-Петербург, 23 июня 1996 года. Фото Е. Ковалевой

Погрузив наши тела в салон троллейбуса, мы долго (все эти «долго» довольно условны, поскольку именно на этом троллейбусе мы проехали хоть и длинную, но одну остановку) стояли, но потом решили присесть. Присели, расслабились и только тут обратили внимание, что все это время с нами разговаривает какой-то мужик. Точнее, с кем-то из нас. Еще помню, холодно так было, а я уже присел так удобно, и вообще не до этого. Тут за окно не успеваешь смотреть, столько интересного, а они с кем-то еще беседуют. Вот странные люди!

Но тут Горшок перестал меня трясти (видимо, до этого тряс) и довольно чувствительно толкнул, привлекая мое внимание. Подняв голову, я понял. Никто ни с кем не беседовал. Мужик был контролером и чего-то хотел, а Вася и Горшок, может, и хотели что-то сказать, но не могли, поэтому и старались привлечь мое внимание, чтобы я решил ситуацию и удалил этот раздражитель. Подняв на мужика глаза, я не стал слушать его смешные слова про билеты и прочую несусветную чушь. Я решил решить ситуацию проще и посмотрел на него расфокусированным взглядом, остановив внутренний диалог.

Чтобы тебя не запутать, поясню. Расфокусированный взгляд – это когда его ни на чем не фокусируешь. Ну, вот ты, когда глаза открываешь, то всегда смотришь на что-то конкретное и определенное. Ближе, дальше, но какая-то цель у твоего взгляда есть. А если ты попробуешь этого не делать, то увидишь совсем другие вещи. Кстати, таким взглядом нужно рассматривать 3D-картинки, знаешь, такие, где какая-то хрень нарисована, а если присмотреться специальным образом, расфокусировав зрение, то – бац! – и видишь объемное изображение. И если научишься смотреть на картинки, то попробуй делать так в жизни. Приколешься. У нас, России, такие картинки, правда, появились значительно позже, так что приходилось учиться сразу вживую.

А внутренний диалог – это то, о чем ты бухтишь сам с собой у себя в голове, когда молчишь. Попробуй не говорить сам с собой (тем более что и говорить там некому и не с кем) и поймешь, о чем я говорю. На этом теорию мы с тобой на время закончим. И так уже много рассказал. Постараюсь поподробнее рассказать об этом в какой-нибудь следующей главе, например, про концерты, ведь это и концертный прием тоже.

Так вот, посмотрел я на контролера особым способом. Ничего интересного не увидел. Понял, что сказать ничего не смогу. Да и в карман за мелочью залезть – задача не из легких, это ж надо сначала подумать эту мысль, а потом пока она еще дойдет до рук. Да еще надо встать, чтобы залезть в карман брюк. Да в это время что-нибудь случится и отвлечет меня. Да и в кармане может попасться что-то интересное. Кстати, у меня там есть хороший табак, кроме всего прочего, и трубка (в то время я курил трубку). Кстати, хорошо бы закурить! А, черт, в троллейбусе не курят. И не потому, что нельзя, а потому, что культурная столица и это неприлично. О чем это я? А, контролер.

Короче, он стал мне неинтересен, и я молча отвернулся к окну. И не было в моем взгляде и жесте ни капли превосходства или презрения. Только сочувствие к его судьбе, судьбе контролера и понимание его жизненной трагедии, каждый день происходящей с ним, стоит ему только открыть глаза.

Короче, сказал нам что-то контролер или промолчал, так мне и неизвестно. Занят я был уже другими вещами. Но ушел он и оставил нас в покое. Обиделся, наверное. А зря! По совести, так ему повезло, что мы ему ничего не сказали о нем и его судьбе. Да и вообще, что после него осталось в жизни, кроме этих нескольких строк в моей книге… Но не будем отвлекаться.

Расселись мы в конце троллейбуса и уже собрались было доехать в недвижной неге и бодрящем холодке до Эрмитажа, как вселенная преподнесла нам очередной подарок. К слову, пользуясь случаем, хочу сказать тебе спасибо, вселенная, за все подарки, что ты мне преподносила, и заранее за те, что, я надеюсь, еще будут. В этот раз это был, скорее, даже не подарок, а даже сюрприз. Наш троллейбус проехал всего одну остановку. И вместо того, чтобы следовать дальше по прямой, по Заневскому, в который превращается Косыгина, он завернул к метро «Ладожская» и остановился.

Нас это, впрочем, не смутило, и мы продолжили свою молчаливую беседу с вечностью. Причем в тот момент это была уже даже не беседа, а скорее спор. По крайней мере, у некоторых из нас. Но троллейбус не просто остановился, а открыл все свои двери, выпустив немногочисленных пассажиров, и продолжал стоять. А в двух квадратах его дверей были сугробы, сугробы и сугробы. Мы посидели еще немножко, и Шурик Васильев, как самый сметливый среди нас, сказал: «Кольцо!»

Нет, кино про Хоббита и компанию выйдет значительно позже, и мы его, естественно, не видели. Хотя наша компания по цели и духу своего путешествия была очень похожа на книжных (ну, книжку-то мы читали!) персонажей. Дело было в другом. Вместо 22-го троллейбуса мы сели в первый, а он делает кольцо на Ладожской.

Для того чтобы снова сесть на 22-й, надо было пересечь Заневский, а это, скажу тебе, могло вылиться в еще одно приключение. А у нас была цель. И мы во что бы то ни стало были намерены ее достичь. Поэтому после пары попыток перейти через улицу приняли решение дальше следовать на метро. Благо там было тепло, оно было рядом, да и люди там не смотрят друг на друга, не то что в троллейбусе, где все пялились на нас, как на Дэвида Боуи во время его путешествия по СССР.

Итак, метро! Место, где люди меняются. Если, например, ты нажрешься грибов на Просвете, то словишь приход глубоко под землей, на Александра Невского, на переходе поменяешь свое мировоззрение, на правобережной (ныне оранжевой) ветке очистишься, потом переродишься и выйдешь на Ладожской совсем другим человеком. Совсем другим. Только сейчас мы ехали в другую сторону. Да и зима все-таки.

Как самый опытный сталкер и толтек в нашей компании, я заранее, то есть снаружи, разработал схему захода в метро. Основная трудность была в том, чтобы попасть монеткой в щелочку, чтобы пройти через турникет. Напомню, там, на входе, стоят тетушки, которые очень недобро относятся к людям с красивой походкой, а у них в помощниках еще и милиционеры. Они, правда, не совсем менты, но все же. Кстати, уже много позже мне один кореш подарил использованную карточку, типа для проезда в метро работников метрополитена, с понтом, как будто я в метро работаю. Так эта карточка меня не раз выручала. Как только наружные менты видели, что я «крот», как они выражались, и работаю в метро под землей, то сразу отпускали. Вот так у нас в городе уважают метрожителей. Хотя что касается наружных ментов, то мне показалось, что просто боятся. Но не будем отвлекаться, дружище.

Итак, задача была проста. Каждый зажал монетку в руке. Мы договорились не шататься, а просто сделать тридцать шагов, бросить монету – и все! Дальше – эскалатор, где можно расслабиться и подготовиться к посадке в поезд. Но что-то пошло не так.

Шурик Васильев, получив монету, дошел до входа в метро и сел в сугроб. Одну руку с той самой монеткой, как мы и договаривались заранее, он держал перед собой, а второй попытался обхватить свою голову. Видимо, задумался о чем-то. «Давайте, – говорит, – покурим, а то я так не могу». Ок. Было решено скурить остатки прямо у входа. И если на такую наглость нам менты ничего не скажут, то можно смело идти, а скажут – так и не поедем, не судьба, значит. Покурили.

И тут я понял, что мы просто обязаны добраться до Эрмитажа. Что это мое намерение, извини за такие слова. То есть это что-то такое, что сделать нужно. Это я про намерение. То есть не просто сделаем, а там – как масть ляжет, а наоборот. Сделаем – и все. Иначе жизнь остановится. Вселенная разрушится, и снегири замерзнут. А им и так обоим холодно, что вселенной, что снегирям. Да что там, намерение – это когда никакого «если» просто нет. И никакого «когда» тоже нет. И кони. Короче, пошли мы внутрь.

И только мы зашли в холл, только нас обдало теплым дыханием метро, только мы сделали насколько шагов, как нас тормозит мент.

– А… – сказал я.

– Сразу на х*й, – сказал мент.

– А… – собравшись с силами, я вспомнил о своем намерении и вступил в дискуссию.

– Идите, отсюда, алкоголики! Под поезд еще попадете, а нам отвечай.

(Да, забыл добавить, мы предусмотрительно купили бутылку пива и побрызгали себе на куртки, чтобы пахло.)

Тут я понял, что не смогу ничего поделать, но и намерения никто не отменял, и поэтому дал команду мозгу на разговор. Что я нес, мне неизвестно, видимо, что-то интересное, поскольку мент проникся и даже поверил. Типа нам и не надо в метро, а надо вот этому (Васе), а мы просто его доставляем, как более трезвые. А Васе очень надо, у него свадьба, отходит пароход, он моряк и вообще край… Давай, мол, мы незаметненько просочимся.

– Не, – говорит мент. – Не могу вас пропустить. Тетка, что карточки проверяет, уже видела, что я вас остановил.

– Тут надо помнить об арбузах правосудия! – сказал Горшок, который до этого стоял молча и глядел на свою монетку.

Горшок на берегу Финского залива. Санкт-Петербург, 1998 год. Фото М. Лаписа

Потом он вздохнул, присел на попу возле турникета и принялся пытаться, впрочем, безуспешно, засунуть эту свою монетку в щелку. Надо было что-то делать. Как только я это понял, мне все стало ясно, не просто ясно, а легко и свободно ясно. Не знаю, как назвать это чувство, но в будущем оно мне не раз помогало и на сцене, и в музыкальной жизни. Улыбнувшись менту, я сказал:

– Давай так. Мы выходим на улицу. И заходим второй раз, через какое-то время. Этого (Васю) мы берем под руки и ведем. Ехать нам по прямой ветке (не знаю почему, но слова про ветку его успокоили). И вот если у нас и во второй раз не получится зайти внутрь просто, легко и свободно, без нареканий, тогда да, мы выйдем и уйдем навсегда. Ну а если пройдем, то уж пройдем.

И мент согласился.

И мы собрались с силами и прошли.

Горшок в R-Club. Москва, 1998 год. Фото Е. Евсюковой

Уф! Это был не легкий бой, а тяжелая битва. Но мы преодолели и этот рубеж, отделяющий нас от прекрасного. Не буду тебя утомлять рассказом о том, каких усилий нам стоил переход на другую ветку метро на Александра Невского. Не буду утомлять тебя историей о том, какой ужас мы испытали, когда, проведя чудовищное время в вагоне метро, мы услышали: «Станция метро “Маяковская”». То есть мы проехали всего одну остановку! Нет, не буду.

И вот конец. Мы вышли из метро и направились в сторону Дворцовой. Места знакомые и родные, и я думаю, они хранили нас от ненужных и неинтересных встреч. Правда, по дороге мы отдали дань традициям и еще покурили. Ты спросишь меня, откуда же мы взяли? Расскажу, чего уж там.

Бывало у меня такое, что вот идешь по Невскому, куришь папироску и вдруг понимаешь, что целая – это слишком много. Но и выбрасывать жалко. Но и ходить с таким палевом сильнопахнущим – тоже не комильфо. Тогда ты берешь, засовываешь эту пятку в целлофанку от сигарет, запаиваешь и прячешь за водосточной трубой. Там, в местах крепления, есть замечательные и удобные нычки. Или еще куда. Благо в Питере таких мест много. Это чем-то напоминает то, как белка прячет свои орешки, особенно тем, что ты запросто забываешь, что и куда спрятал. Но в этом-то и есть прелесть, всегда можно что-то найти прямо на улице. Как и в этот раз.

И вот, сделав последний рывок, мы пересекли площадь, игриво обогнули Александрийский столп и пошли в Эрмитаж. Естественно, мы пошли к главному входу в музей, поскольку после того, как мы там жили и ходили в Эрмитаж в служебную столовую, через служебный вход нас бы точно не пустили.

А на главном входе была очередь. То есть не просто очередь, а ОЧЕРЕДЬ. Большая и непоколебимая в своей неспешности. Мы с друзьями переглянулись. Внутренний Горшок уронил голову на руки и громко разрыдался: «А ведь мы были почти у цели!» Внутренний Вася включил умняка: «Может, это и была наша цель?» Внешний Горшок промолвил еле слышно, а может, и громко, просто слова, пока летели до меня по морозу, скукожились и затихли:

– Чтобы что-то началось, нужно, чтобы что-то закончилось. – И поглядел на Васю, как будто продолжая только начатый разговор.

Но я ни секунды не переживал по данному поводу. Ведь у нас была общая цель. Да и разве очередь – это помеха для друзей, которые ищут красоту?! Нет, не помеха, ты и сам это прекрасно должен понимать.

Итак, там, конечно, была очередь, но любой петербуржец знает, как в случае крайней (!) надобности ее можно обойти. Подчеркну тебе еще раз, что в остальных (не экстренных) случаях петербуржцы без очереди не лезут. Мы предпочитаем стоять в очереди в музей и осознавать свою важность. Это такой ритуал, и я не могу тебе сказать с уверенностью, ходили бы питерцы в музеи, если бы там не было очередей перед входом.

Как ты понимаешь, этот раз был экстренным. И мы ну никак не могли стоять в очереди. И это не потому, что мы не могли стоять (а мы не могли), а потому, что в очереди было много гостей столицы. И они просто по внешнему виду, не разобравшись в нашем внутреннем мире, могли составить себе неправильное представление о жителях культурной столицы России. А все петербуржцы очень заботятся и беспокоятся о том, чтобы у наших гостей сохранились только хорошие представления о нашем прекрасном, пусть и холодном зимой, как в данном случае, городе. Так вот, о способе пройти без очереди.

В кассу мы не пошли, мы пошли сразу к бабушке, которая отрывает корешки от билетов. Запоминай текст, дружище:

– Здравствуйте, какой хороший день сегодня. А вы не могли бы позвать Валентину Александровну из четвертого отряда? Скажите, что тут ее внук и принес ей то, что она просила.

Все! Имя-отчество, как и номер отряда, я придумал на ходу, да это и не важно. Вряд ли все бабушки в Эрмитаже знают друг друга по имени-отчеству. Но! Что мы имеем. К кому-то из них, бабушек, охраняющих шедевры за нищенскую зарплату, пришел внучек. И что-то принес. По ее просьбе. Врубаешься? Напомню тебе еще раз, что это метод – только (!) для крайних (!) случаев. И, естественно, никто не пойдет тебе никого звать, но и не пустить тебя будет неправильно. И что? А вот:

– Да ты иди сам, внучок, да сам ей и передай. Четвертый отряд сейчас в левом крыле, где Пикассо, найдешь? Да и посмотри вокруг по дороге, приобщись к искусству.

Итак, мы пришли и зашли. И самый первый экспонат нас накрыл прямо у начала главной лестницы. Не успели мы и шагу ступить вверх, на второй этаж, как увидели Это.

И Оно было прекрасно. На него как раз падал солнечный свет, и тысячи лучей, переламываясь в цветной наборной мозаике, давали изумительный узор. Это была как бы вещь в себе. Самодостаточная и обладающая собственным смыслом, независимо от того, наблюдает ее кто-нибудь или нет.

«Искусство в чистом виде», – сказал Вася, и все с ним согласились. Но этого было мало… Солнце, зимнее скупое солнце, освещавшее это произведение, как будто заставляло его не только сиять изнутри, но и освещать своими бликами и переливами света себя же. И это было восхитительно. Предмет как бы вступал в дискуссию с окружающим миром, а потом незаметно, как бы исподволь, и с наблюдателем. И это переполняло душу радостью и вызывало восторг. Все-таки мы не зря добрались сюда! Мы достигли! Мы увидели! Вот оно! Нет слов, чтобы описать это чувство эйфории от встречи с прекрасным. Долго мы так стояли, очень долго. Посмотрев на лица друзей, я полюбил их еще больше, потому что они чувствуют то же, что и я, так же, как и я, и ощущают, как это прекрасно, в то же самое мгновение, что и я.

Глядя на них, я увидел цветные отблески от Экспоната на их лицах. А потом, приглядевшись, я понял, что он, как волшебный фонарь, освещает все вокруг своими цветными зайчиками. И весь мир теперь сияет для меня по-другому. И для всех, кто видел и просто прошел мимо этого «волшебного фонаря». И я понял, мир никогда не станет прежним. Ни для меня, ни для кого.

Ведь этот предмет как бы одним своим существованием говорил, что нет никаких причин для грусти или страдания. Что все это в лучшем случае – чужие проекции, а в худшем – твои собственные. И они тебе совершенно не нужны. И бросить их легко. Надо только перестать проецировать что-то на себя и себя на что-то. И тогда ощущение «естьности» придет само! И ты сможешь просто быть. Просто быть – и все. И, если захочешь, быть здесь и сейчас.

Знаешь, бывают вот такие моменты в жизни. Они находятся как бы вне времени, между прошлым и будущим. Некоторые называют их настоящим. И длятся они порой мгновение, а порой часами. Зависит от обстоятельств. Так и у нас с Горшком и Васей произошел общий вруб.

Мы стояли и смотрели на этот Экспонат. И смотреть на него – все равно что смотреть в зеркало. Ты видел себя. И от себя было невозможно скрыться. Впрочем, скрываться было незачем, да и, главное, некому. И не то что все становилось «ясно», все уже было здесь и сейчас. И не было ни одной причины что-то выяснять.

Но через какое-то время эйфория схлынула, и я решил обойти этот предмет и посмотреть, как будут меняться струи света, исходящие от него, если я поменяю точку зрения. Медленно я пошел вокруг в надежде увидеть и исследовать доселе невиданное, оставив двух своих друзей стоять с открытыми ртами на месте. И это было прекрасно! Каждый новый шаг давал мне новый ракурс, и я снова и снова переживал этот прекрасный миг приобщения к Настоящему. И каждый раз был как новое откровение.

В результате я сделал полукруг и зашел с задней стороны Произведения. На нем стали проявляться какие-то слова. Внутри меня душили слезы от невысказанности и эфемерности этого прекрасного момента, но снаружи слез не было, поэтому я прочитал:

«ВЫСТАВКА КАЛМЫКСКОГО ИСКУССТВА. РАБОТАЕТ С 9.00 до 17.00»

За точность надписи не ручаюсь, но смысл был такой. То есть это было простое объявление о какой-то выставке, набранное, впрочем, цветными кусками полупрозрачной пластмассы. Просто мы подошли к нему с задней стороны, поэтому буквы разобрать не смогли.

Да и солнце уж больно удачно бросило свои лучи!

Долго еще мои друзья стояли, разинув рты, я им не смел мешать и не отвлекал, но потом и они подошли ко мне. Посмотрели.

– Пойдем домой, – сказал Горшок.

– Пойдем, – согласились мы. И так уже нормально погуляли. Такая вот феерия.

7. Панковский обед

И подняли они его, и унесли, а потом вкусили тела его, панк-рока.

Из трактата «Сознание – это смерть свободы

А не поговорить ли нам с тобой, друг, об анархии? В этом вопросе я могу считать себя большим специалистом. Во всем современном нам с тобой музыкальном российском мире вряд ли найдется человек, которому больше, чем мне, Горшок рассказывал об этом вопросе. А поскольку он был человек не столько изучающий окружающую Вселенную, сколько создающий ее по своему образу и подобию или, скорее, по своей прихоти, то и научить он мог гораздо больше, чем… Чем кто? Да конь в пальто, не важно. Справедливости ради (хотя нет, перенесу это предложение в следующий абзац).

Справедливости ради замечу, что был еще один «внутренний анархист и вершитель судеб», по меткому замечанию Горшка, проживший яркую и поучительную жизнь. И сделавший, не побоюсь этого слова, блестящую карьеру настоящего петербургского панка. Хотя бы потому, что, кроме небольшого круга посвященных и близких друзей, о ней никто не узнал. Ни о жизни, ни о карьере. Звали его Рикошет.

Однажды мне попалась на глаза интересная газета. Рикошет в ней цитировал Бердяева, мол, «свобода бывает только внутренней, а в жизни человек или раб, или хозяин». И дело было не в условной абсолютности этого высказывания, а в том, что в тех нескольких книгах Бердяева, поклонником творчества которого я являлся, мной не было обнаружено таких слов. Хотя скорее всего, что у меня просто были не все книги данного философа. Да что там говорить, у меня и было их всего три штуки. Причем первая из них – «Истоки и смысл русского коммунизма» – крутая вещь, кстати, несмотря на название. Прикинь, купил я эту книгу на Невском, в метро «Гостиный двор», а точнее, в том выходе из метро, который называется «Невский проспект», в 1989 году. Так вот, мне пришлось отстоять минут 40 в очереди, такое было время. Но не будем отвлекаться от основной темы.

Горшок и Князь на концерте в ДК им. Ленсовета. Санкт-Петербург, 1998 год. Фото М. Лаписа

А тема была в том, что при встрече с Рикошетом я, естественно, поинтересовался, из какого именно произведения он взял такую красивую цитату. И он открыл мне еще одну интересную вещь. Дело было так. Сначала мне предложили выпить. А вот где же это было? Точно не помню, то ли на «Кинопробах» в буфете, где Рикошет сидел с Марьяной Цой и потреблял коньяк, то ли это было красное вино на студии «Добролет», где работала потрясающе красивая, теплая, а главное, по-женски мудрая девушка Юля по прозвищу Доброюля. История об этом умалчивает. Но мне предложили, и я не счел возможным отказаться. И вот в процессе распития я и спросил про эту цитату Бердяева. На что Рикошет мне сказал что-то типа, а не офигел ли я спрашивать про такие вещи в таком месте и в такое время. Из чего я сделал вывод, что, видимо, он имеет в виду то, что я должен сам как свободная личность развиваться. Если надо, то прочитать все произведения Бердяева, а если надо, то дойти до всего самому. Но это только мой путь, моя жизнь, и даже просто спрашивая совета, ты рискуешь стать похожим на другого человека. Пусть и очень хорошего, но не тебя. А может, он и хорош только тем, что он – это не ты? Высокой духовной энергии был человек Рикошет, однако.

Но вернемся к Горшку. Точнее, к тому времени, когда мы наиболее сильно, скажем так, панковали и предавались анархии. Правда, тогда мы об этом не знали, это было наше естественное… даже не поведение, а просто мы так жили. И все.

Хотя и жить нам бывало негде, а бывало, что и есть тоже. Но у нас ведь с тобой веселая книга? Вот и давай вспоминать только светлые моменты. Одним из светлых моментов в тот период было коллективное изготовление и поедание блюда под названием «панковский обед». Изначально оно сводилось к тому, что варилось в одной кастрюле все имеющееся в холодильнике. Но поскольку «все» в нашем случае – это «почти ничего», как часто бывает в России, то довольно быстро выкристаллизовался следующий рецепт. Сразу оговорюсь, что он был очень популярен среди панковской элиты времен расцвета TaMtAm-a, да и только.

«Панковский обед» – это не просто идеология, а скорее, пюре. Понимаешь? И уж если ты спросил про пюре. Не спросил? Ну, подумал. Не подумал? Ну, мог подумать. Не мог? Ладно, раз уж мы об этом заговорили, то слушай. Варишь картоху подольше, чтобы разварилась, добавляешь туда сливочного масла, это важно. Потом сметаны или майонеза, кому как нравится. Перемешиваешь. Потом мелко режешь репчатый лук и насыпаешь в пюре. Потом мелко режешь хорошую вареную колбасу – и туда же. Перемешал. И вот тебе готовое блюдо под названием «панковский обед». Откуда это повелось – отдельная и длинная история, но так питаются по праздникам элитные панки Санкт-Петербурга, как я тебе и говорил. Вот такие пироги. Соль и перец добавляешь по вкусу, но по эзотерическим причинам в рецепте указывать этого нельзя, иначе он будет недействительным.

Конечно, сейчас, если по бедности нет хорошей вареной колбасы, то можно вместо нее добавить какую-нибудь мясную нарезку. Но это уже не совсем то. Хотя некоторым и нравится. Также допускается мелко нарезать мясо, пожарить и положить его в пюре. Но опять-таки это не классика. И вообще, если будешь что жарить, то знай: ни под каким видом нельзя добавлять в пюре жареный фарш. Возможно, это и вкусно, но это уже не «панковский обед». Панки фарш используют только для котлет! Ну, или в макароны по-флотски, но мы ведь сейчас с тобой о пюре? Никакого фарша! Допускается в пюре размолоть вилкой котлету, так Горшок любил делать, но! Но это будет «пюре по-горшковски», и в него не надо добавлять лук.

Короче, запомни: «панковский обед» – это картоха в виде пюре и мелко нарезанная колбаса и лук. Ну и сливочное масло, это важно. Ну и сметана, конечно. Хотя некоторые, повторюсь, кладут вместо сметаны майонез, и я согласен, что так получается вкуснее. Но классический рецепт ты понял. Так что удачи!

Да, конечно, если дома нет ничего, кроме картошки, лука и вареной курицы, то можно порезать и ее вместо колбасы. Но это уже будет «постпанковский обед», а это для нас, панков, как-то даже странно принимать в пищу. Все равно, что на приличной панковской тусовке The Cure поставить, не позор, конечно, тем более, что все панки тайно любят The Cure, но… могут не понять.

Про рыбу ничего тебе говорить не стану, но если ты разбираешься в музыке и у тебя есть вкус, то ты сам все понимаешь. Хотя это и не должно ограничивать тебя в твоих экспериментах. Так что удачи тебе, и помни о сливочном масле, это важно.

И раз уж мы заговорили об анархии, то в следующей книге я расскажу тебе вторую составляющую «анархической трапезы». Первая, как ты понял, «панковский обед», а вторая – это «Королевское дело». А сейчас мне лень.

8. Северное сияние
(Глава об одном из самых удивительных событий петербургского лета)

Чудо стало воспоминанием, а потом фантазией, а потом и его не станет…

Дело было в прошлом веке. Мы, группа «Король и Шут», уже существовали, но еще не записали ни одного «настоящего» электрического альбома, хотя песни и сказки писать уже давно начали и кое-что дома на гитарах уже записывали. Например, альбом «Ересь».

Альбом «Ересь»

https://balu.kroogi.com/ru/download/3132035-Kontora-Eres.html

Но дело не в этом. Занимались мы в то время с Горшком в Школе ритма Игоря Голубева, которая базировалась на тот момент на Рубинштейна, 13, то есть в красном уголке Ленинградского рок-клуба. И вот сижу я как-то там внутри, точнее стою, занятия там стоя проходили, а Горшок на улицу, во дворик вышел покурить или еще зачем, не знаю. Минуты через три и я тоже вышел. Смотрю, а там Горшок стоит с совершенно офигевшим взглядом, да и люди вокруг тоже не совсем вменяемые.

– Что случилось? – говорю. – Какая движуха?

– Да понимаешь, Шура, тут такое сейчас было, такое, – и в небо тычет, – полная ИЛЛЮСТРАЦИЯ К ЛЕТУ.

И так, и этак я у него, да и у всех спрашивал, но ничего не добился. Какая-то, говорят фигня на небе, а понятно никто ничего объяснить не может. Ну и ладно, думаю, что же тут поделать. Бывает всякое. Вот у нас на Сортировке пару лет назад пацаны вагон с мазутом подожгли, тоже было некисло, я думал, война атомная началась. Правда, недолго. Короче, ничего я не выяснил, позанимались мы еще, да и поехали домой. Хотя удивительное лицо Горшка, увидевшего «полную иллюстрацию к лету», я помню до сих пор.

Горшок на фестивале «Нашествие», 2001 год. Фото Е. Евсюковой

Дома же выяснилось следующее. И довольно обидное, кстати. По ящику сказали, что сегодня жители Ленинграда имели счастье наблюдать редкое для наших широт явление – Северное сияние. Причем среди бела дня.

На следующий день я взял Горшка за шиворот и давай трясти.

– Что же ты, – говорю, – баран, меня-то не позвал?! А? Мне же тоже интересно на Северное сияние поглядеть! Когда его еще покажут?!

А он мне в ответ извиняющимся таким тоном:

– Да я подумал, что это у вас тут всегда так показывают летом, или это у одного меня в голове такое. Ты уж извини…

Такая вот история.

Балу «Северная музыка»

https://balu.kroogi.com/ru/content/3283854-Severnaya-muzyka.html

9. Татьяна Ивановна Горшенева

Что может быть роднее мамы? Ничего.

Татьяна Ивановна. Первый рассказ

https://balu.kroogi.com/ru/content/3291047-QR-code-13.html

Балу: Татьяна Ивановна, все знают, что группа наша, «Король и Шут», питерская. Но давайте слегка коснемся времени, предшествующего ее появлению. Расскажите нам, откуда вообще появился Мишка в городе?

Горшок. Фото на паспорт

Т.И.: Ну то, что родился он в Бокситогорске, об этом все знают. А жили мы на Дальнем Востоке. Служили, точнее. Последним нашим пристанищем оказался как раз Питер.

Балу: А где на Дальнем Востоке?

Т.И.: Да много где, но последним городом перед переездом в Питер был Хабаровск. Точнее, военная часть за городом. И поэтому про Хабаровск Миша всегда говорил: «Это моя вторая родина». Он его очень любил. У нас была своя машина, и мы ездили вокруг, например, во Владивосток. И там он, конечно, умудрялся тоже… То есть проделки были в духе Миши.

Балу: А что же он там делал?

Т.И.: Ну, допустим, поехали мы ловить рыбу. И он взял аппарат, которым разводят костер. Как он называется?

Балу: М-м… Паяльная лампа?!

Т.И.: Точно. Он взял ее, приготовил все для костра под машиной и хотел его зажечь. Вовремя остановили. Если он куда-нибудь нырял, то понятно, что он выныривал в крови. Понимаешь, какой-то такой шлейф за ним шел всегда, всю жизнь, все детство. И детство его не покидало никогда. И вот когда мы приехали сюда, в Питер, то собрались в школу. Вашей школы еще не было, поэтому я пошла устраивать детей в школу, которая была.

Маленькая справка.

Как я писал в предыдущей книге, район у нас был новый, и к моменту, когда в новую квартиру въехала семья Горшеневых, не были построены ни мой дом напротив, ни наша школа, где мы познакомились. Все это будет построено примерно через полгода. Далее Татьяна Ивановна предположительно говорит о школе № 182.

Т.И.: И я пошла устраивать детей туда. Лешу по аттестату сразу взяли, а вот Машин аттестат посмотрели и сразу сказали: «Нет, нам не надо таких детей». Но в итоге все утряслось. И ходили в ту школу они уже самостоятельно. А потом, когда вашу школу открыли, перевела их туда. И тоже, как иду с собрания от Миши, с вашего родительского собрания, так… Слава богу, что у вас была такая классная, Светлана…

Горшок в клубе «Космонавт», 1997 год. Фото А. Федечко

Балу: (Светлана Викторовна, наша классная руководительница в шестом классе.)

Т.И.: Она была так настроена к Мише «лояльно», и когда говорила о нем, то я думала: «Слава богу, что никто этого не слышит, только я». И я шла домой и плакала. А дома уже разбирались. Учителя говорили, что Миша всегда что-то не так делал.

Балу (возмущенно): Да что такого мы делали-то, в шестом-то классе!?! Подумаешь!

Т.И.: На уроках отвлекались.

Балу (смущенно): Да…

Т.И.: Баловались…

Балу: Чуть-чуть…

Т.И.: Вот я проработала всю жизнь с детьми. И для меня это как-то… Ну, баловались и баловались, главное то, что учитель должен заинтересовать детей.

Балу: Ну, сорок человек в классе, вообще-то… и она – не зверь какой, просто…

Т.И.: Просто заинтересовать надо было детей. Просто если нет таланта учителя, то ничего и не поделаешь. Так что с Мишей всегда было весело, а уж когда перебрались в эту квартиру, то началось и поехало. Папа наш редко дома бывал, поэтому вы умудрялись тут сообразить такое! А я не могла отказать вам. (Говорит голосом молодого Мишки):

«А вот, мама, нужно нам барабаны купить, нужно сброситься». Ну, давайте. И вы там, кто заработал, кто где… что-то ведь делали и зарабатывали, не просто с нас тянули.

Балу: Да, конечно. Как же иначе.

Т.И.: Но мне было интересно с вами. И вот сейчас я думаю, что и слава богу, что так все было. Потому что вот сейчас родители, может, и не знают, чем их дети занимаются. А я всегда говорила: «Лучше здесь, чем в каком-то подвале».

Балу: А восемь классов ведь Мишка окончил без двоек, верно?

Т.И.: Нет, двоек не было. Но «любовь учителей» была «безмерная».

Балу: Чего скрывать, это у нас было с ними взаимно.

Т.И.: Но Миша не держал зла ни на кого. Он, наверное, и не зацикливался никогда на этом. Он жил, как жил. И только одного боялся, что вот сейчас мама будет ругать.

Балу: Так он любил Вас и всегда боялся расстроить.

Т.И.: Учитель труда оставил неизгладимый след и просто перевернул мои отношения с Мишей.

Балу: Олег Евгеньевич.

Т.И.: Он сказал: «Татьяна Ивановна, вы неправильно относитесь к своему сыну. Вы только его ругаете, как мне кажется». А я так удивилась: «Так что же, я должна его хвалить?» – «Да, – говорит, – надо чтобы дома была мирная обстановка». То есть я ему, трудовику вашему, до сих пор благодарна.

Балу: Вообще, хороший он мужик был.

Т.И.: Главное, что он меня развернул. И, возможно, поэтому у меня с Мишей такие отношения близкие были на всю жизнь. Потому, что я ему говорила: «Если я тебя тресну, так ты знай, что я тебя люблю».

Балу: После восьмого Мишка пошел в путягу, то есть в колледж.

Т.И.: Да, представляешь, ездил в «Автово», это на метро, там на трамвае еще… Но я туда тоже ездила.

Балу: Зачем?

Т.И.: Да на собрание. И там классная была такая хорошая. И видно было, что она его любила, но вот…. (разводит руками)

Балу: (Имеется в виду, что похвалить за достижения в учебе или внеклассной деятельности его было сложно.) Вот я только что эти времена вспоминал с Андрюхой, и он говорит, что им там было довольно комфортно.

Горшок на стадионе «Петровский», рок-фестиваль «Наполним небо добротой». Санкт-Петербург, 23 июня 1996 года. Фото Е. Ковалевой

Т.И.: Да! Четыре года проездил в такую даль, значит, комфортно. Кстати, четверки у него были. Помнишь, я тебе рассказывала, по «Истории», по «Этике и психологии семейной жизни», то есть если ему было интересно, то он учился.

Балу: Кстати, а сколько он занимался боксом? А то мы с Князем сегодня разошлись в воспоминаниях. А я, если честно, одни разговоры об этом от него помню.

Т.И.: К сожалению, очень недолго, около месяца.

Балу: Это уже когда сюда, на Ржевку, вы переехали? А почему так недолго?

Т.И.: Так сломал руку. А потом чем только не занимался. Только рука зажила, и куда, как ты думаешь, он пошел? На греблю на каноэ. Переворачивался там и мокрый ехал домой. Говорю ему: «Миша, а для чего я тебе смену кладу?» Да еще со своими легкими! Он же и в санаторий ездил их лечить. Даже уговаривала его на байдарку пересесть, она не переворачивается. Но нет, ему все экстрим нужен был.

Балу: И он послушался? Он вообще послушный был?

Т.И.: Конечно. Со мной он никогда не ругался и не конфликтовал. Потому что я ему разрешала все. Пусть дети делают сами свои ошибки, а потом приходят куда? К маме. И вот тогда их можно учить. Один раз я его только отругала за рваные джинсы, да так, что домой не пустила, он под дверью стоял, пока соседка не позвонила и не попросила его впустить. То есть я правда разрешала все, но вот штаны один раз как-то не прошли.

Татьяна Ивановна. Второй рассказ

https://balu.kroogi.com/ru/content/3291048-QR-code-14.html

Про фанатов

Балу: Поклонники Мишины Вас не беспокоят, не приходят по этому адресу?

Т.И.: Приходят. Вот в субботу были фанаты, сегодня были. И я им говорю: «Вам просто повезло, что я открыла. Потому что я жду Сашу Балунова, думала, это он звонит в дверь». А так я посторонним не открываю.

Балу: Так часто ходят?

Т.И.: Да. Но в основном, конечно, летом. Приезжают ко мне на дачу. А там надо работать. Но они все соглашаются, помогают мне по хозяйству.

Балу: А кто приходит обычно?

Т.И.: Молодые люди в основном. Вот вчера две девушки по 18 лет приходили, из Минска приехали. С кем-то я, конечно, общаюсь, но не то чтобы избирательно… Но не до фанатизма. Вот Миша, это да, последнюю рубаху снимет для гостей.

Балу: А при нем часто приходили?

Т.И.: Когда он тут жил, последнее время не приходили.

Балу: Ну и слава богу.

Т.И.: Нет, все было тихо. Вот тут напротив тебя кресло стояло, он в нем сидел, и мы с ним в течение часов двух-трех каждый день учили «Гамлета» по ролям. Он за Гамлета все говорил, а я за всех остальных.

Балу: Два-три часа в день, так это уже серьезное отношение, не просто прикол.

Т.И.: Да. Он очень серьезно к этому относился. Говорил, это я в театре каком-то буду договариваться и играть.

Балу: А в детстве Мишка тянулся к этому? Какая вообще у Вас обстановка была, когда он рос?

Т.И.: В детстве у нас всегда музыка играла, Рахманинов, Чайковский. Когда я писала сценарии к праздникам, то полностью в это погружалась, и меня сложно было отвлечь. И вот в этом Миша на 100 % мой сын, в этом он точно такой же. Дети так и росли: папа на работе, а мама вся в музыке, причем в классической. А дети пошли в рок. И сказки у нас в доме читались народные, фольклорные, то есть никаких хэппи-эндов. Потому что дети должны с детства привыкать к проблемам, которые возникают в жизни, и искать способы их решения. Есть же 33 правила написания сказки.

Балу: А что за 33 правила?

Т.И.: Так сразу и не скажу, но там герой идет, гибнет, возрождается и тому подобное. Это я в молодости училась два года на курсах по фольклору, и там нас учили. Где-то у меня даже тетрадка со всем этим лежит.

Балу: То есть это не просто были страшные сказки, а сказки со смыслом?

Т.И.: Да, я же тебе и говорю, сказки должны учить детей, готовить к дальнейшей жизни. Вот Миша сколько раз падал. И каждый раз, как Феникс, возрождался. Как я ему говорила: «Миша, для чего тебе дно? Чтобы оттолкнуться».

Страница из тетради Горшка

Тут мы с Татьяной Ивановной, чтобы не переходить на грустные книги, пошли осматривать Мишкину комнату, превращенную с музей.

Посмотреть ее можно здесь:

Татьяна Ивановна. Комната

https://balu.kroogi.com/ru/content/3291049-QR-code-15.html

(Татьяна Ивановна показывает комнату и альбомы.)

Т.И.: А вот тут у меня рассказ Миши, который он еще в школе написал в 1988 году. Вот он:

Пусть школа будет океаном. Ученики – рыбешки, но помельче. Учителя – рыбешки покрупнее. Мои мысли невелики и вашим, может, не близки, но как смогу, так расскажу. Был океан пока спокоен, но это лишь пока. Как вскоре со дна его, из-под песка, полезла вдруг морская свора. Начнем с того, что всякие моллюски, жемчужницы, медузы, а также звездочки морские и ракушки забыли все азы. Затем народ чуть покрупнее, к примеру, окунь молодой. А дальше, тут уж и акула, что зуб имела не тупой. Дельфины, то подростки молодые, те на поверхности резвились. Да видно, так развеселились, что о дежурстве и забыли. Да мало им того. Две лодки утопили, рыбака. И маленьких два парусных красивых корабля. А дяде кашалоту, чтоб обойти дежурный взвод, пришлось идти в обход. Но что творилось там, внизу, то лучше я об этом промолчу. Хотя, постойте, расскажу. Кальмары, это скоростные твари, теперь везде ты их достанешь. А два каких-то великана, да прямо в центре океана, устроили жестокий бой. Причина драки такова: один гигант лишился плавника, и чтобы отомстить обидчику, устроил поединок он. Заранее с родными попрощавшись. Гиганты так разбушевались, что подняли песок со дна. Рыбешки мелкие, как наступает перемена, несутся быстро все в одно и то же место. Случилась тут у всех нужда одновременно. И все, кто находился под скалой, страдали те трясучкою морской. Болезнь та страшная была для тех, кто денег при себе имел немного. Последствия болезни таковы: у всех играющих трясутся плавники. А звон неясный раздавался, пока рыбешка камбала туда не заплывала. Тогда и звон морской трясучки умолкает. А все, кто принимал в ней участие, оттуда уплывают.

Миша Горшенев, 1988 год

Татьяна Ивановна. Школьный рассказ Миши

https://balu.kroogi.com/ru/content/3291053-QR-code-16.html

Т.И.: Это про вас, вы в школе играли на деньги?

Балу: Э-э, да, в трясучку. Было дело. Хотя это было и недолгим увлечением. Но все было именно так. Очень точно описаны все наши одноклассники, учителя, да и вообще общий дух, царящий в школе.

10. Панк-рок как образ жизни и наоборот

Если панк рок – это свобода, то сознание – это смерть свободы. И некоторым туда лучше на возвращаться.

Из милицейского протокола задержания

Вот ты говоришь, правила. Нет? Не говоришь? Ну, пофиг. Думаешь. Вот ты думаешь, правила. Конечно, они есть, и большинство из них надо соблюдать. Глупо, например, пытаться выделиться из толпы мирового сообщества бас-гитаристов, играя на расстроенном инструменте. Просто потому, что «так никто не делает». Во-первых, делают, а во-вторых… ну, ты понял. Всякому правилу свой фрукт.

Рисунок М. Горшенева

Тем более что у нас в стране все-таки, скорее, не правила, а традиции. И хоть пишет классик, что традиции – это единственное, что отличает нас от животных, но если традиции эти хреновые, то совсем уж скучно жить. Это я все к чему? К тому, что тем веселее и необычнее, когда кто-то, несмотря ни на что, пусть даже не нарочно, делает что-то, выходящее за рамки обыденности, и это ему сходит с рук. И поскольку для меня все, что я пишу, – не какие-то веселые истории, а просто жизнь, то вспоминать я буду все подряд, а ты сам смотри, что тут смешное, а что серьезное.

Дело было в TaMtAm-e. Как уже, наверно, всем известно, в этот по-настоящему свободный клуб ходили и панки, и растаманы, и алисоманы, и прочие аудиоманы, да и просто люди, любящие современную культуру. Повадились туда ходить и менты. Бывало, они приходили просто побегать. Придут, побегают такие – в масках, с автоматами и бронекасках, – да и домой пойдут. Надо помнить, что клуб находился на острове, и поэтому все, кто не успевал на метро или до развода мостов, ночевал на этом острове. А ведь ментам еще сдать оружие надо, помочь друг другу снять свои бронелифчики с запасными обоймами и так далее. Не знаю, зачем они на себя все это надевали, когда к нам приходили, но тем не менее.

Иногда они прибегали и загружали посетителей в воронки (сколько влезет) и увозили к себе в ментовку. А иногда и просто прибегали, пи*дили всех подряд прикладами и убегали. Убогие развлечения, одним словом. Особую скуку их поведение наводило тем, что в последний год существования клуба они прибегали каждую неделю. То есть к ним начали относиться уже, как к мебели: на улице дождь, в зале накурено, пробежали менты…

После того как мне пару раз сунули под нос АКМ с подствольным гранатометом (с уже вставленной гранатой!), я понял, что мы с ментами не так уж и отличаемся. Они пьяные, я накуренный, и все мы рано или поздно смертны. Поэтому я решил никогда от них не прятаться по углам, тем более что с собой я никогда не ношу. Так что, как только начиналась облава, я брал пиво и садился на самое видное место, удобный такой подоконник прямо напротив входа. Менты забегают строем, первым делом видят этот подоконник и всех, кто на нем сидит, и бегут дальше, по темным углам. А всех, кто сидит на этом подоконнике, не трогают, потому что хватать первого встречного считалось неспортивным. А ты сидишь, такой, наблюдаешь…

Балу гуляет у TaMtAm-a

https://balu.kroogi.com/ru/content/3291054-QR-code-17.html

Так вот, однажды – шум, гам, крики, менты. Взяв пиво, я иду на свое любимое место, и что я вижу? Оно занято! Там сидят совершенно кислые Петя из группы «Внезапный Птиц» со своим другом Выдающимся Композитором. А над ними, как коршуны, склонились ОМОНовцы и пытаются о чем-то поговорить. Совершенно безрезультатно. Поскольку повернуться спиной и уйти, означает присоединиться к тем, кто убегает от ментов, стою рядом. Типа в очереди, жду, когда Петя с другом и менты освободят мой подоконник. А ОМОНовцы и так, и этак – ну никак не получается завязать сколь-нибудь внятный разговор с ребятами. Ну, нет в данный момент их в этой вселенной, позвоните позже… Что же делать?

И вот вдруг открывает Петя глаза (условно) и говорит, тщательно копируя манеру Сида Баррета (то есть тихо, медленно и с большими паузами), показывая рукой на свой накладной карман на груди:

– В этом кармане 25 доз кислоты. И если ты его тронешь, то получишь по башне.

Такие вот герои рок-н-ролла, а ты говоришь!

Кстати, еще историю вспомнил. О том, как Горшка не взяли в ментовку, и мы его долго потом этим стебали. Было это в другой уже день, хотя кто его знает.

Решили мы как-то с Горшком проехаться до отдела милиции на воронке. Ну и ментов с собой взяли, а что им пешком идти, что ли? Но не получилось. Рассказываю.

Очередная облава в TaMtAm-e. Вывели менты на улицу народ из особо буйных, расставили у стенки и давай наручники надевать. А это довольно болезненная процедура. То есть тебе надели, и это довольно больно, и ты начинаешь орать. А мент так «щелк», и еще на одну рисовку затянул. Это еще больнее, ты начинаешь еще громче орать, ибо это бессмысленная жестокость. А он «щелк». И еще. Короче, по ощущениям напоминает, как будто он ручку громкости поворачивает, пока ты сам не поймешь, что орать бессмысленно и можно только молча терпеть.

Ладно, надели всем наручники. Давай теперь людей в машины грузить. Людей-то, поди, много, а машин-то, поди, мало, во как! Набили воронки под завязку, и даже в два слоя, а на Горшке воронки уже кончились. Остался только «Жигуль», но там на заднем сиденье уже пятеро или шестеро в наручниках, и Горшок туда явно не влезал. Тогда мент с переднего сиденья говорит: «Садись ко мне на колени. Тут недалеко ехать (что правда)».

Горшок аж подпрыгнул от возмущения! Мол, «к тебе на колени, да ты че, пидор, что ли? Да ни за что!» И сразу всем видно, что не поедет он на коленях у мента. Очень он это выразительно сказал.

Тогда другой мент говорит: «Ну, раз так, то отдавай наручники!» И снимает с Горшка наручники, садится за руль, и мы все уезжаем. А Горшок в одиночестве остается.

Как мы потом его стебали по-дружески! Было очень смешно. Сначала я вывел тему, что Горшок настолько плохой панк, что его даже из ментовки выгнали, точнее, даже не взяли. А где-то через пару недель встречаю его у «Василеостровской» и говорю:

– Что ты за человек-то такой?

– А что такое? – отвечает он, не понимая, о чем речь.

– Довел человека до слез и «а что такое?».

– Кого? – пытается вспомнить Горшок.

– Как кого? – говорю. – Да парня того! Мы его потом утешали всей тусовкой!

– Да какого еще парня? Объясни, в чем дело! – Горшок видит, что я говорю серьезно, и начинает нервничать.

– Да что тут объяснять-то?! Думаешь, он после этого будет с тобой общаться? Нет, не будет! Так и просил передать: «В следующий раз даже не подойду к нему, пусть и не просится с нами».

– Да о чем вообще речь? – Горшок замечает смешинку в моих глазах, и я сдаюсь.

– Пацана, помнишь, обидел? «Не сяду к вам на колени, и все» – кричал. Думаешь, почему он уехал? Обиделся! И больше, сказал, тебя забирать не будет, даже и не просись!

Князь на стадионе «Петровский», рок-фестиваль «Наполним небо добротой». Санкт-Петербург, 23 июня 1996 года. Фото Е. Ковалевой

11. Немного солнца в холодной воде

Неважно, от чего бас-гитарист умер, гораздо важнее, для чего он жил.

(с) Кто-то неведомый, но мудрый

Некоторые наши истории, может, и не стоят того, чтобы о них вспоминать, о некоторых, может, лучше и просто забыть. Но мне лично, чтобы что-то забыть, надо сначала это вспомнить во всех подробностях. А там уж и забывать не жалко.

Так что давай с тобой оставим ненадолго истории зимние да холодные. Давай лучше я тебе расскажу летнюю и теплую историю!

Дело было, как ты догадываешься, летом.

Сидел я как-то дома и никого не трогал. Ну, то есть совершенно. Исключение составлял мой друг Шурик Васильев. Его я трогал, точнее, пытался выпроводить из своей квартиры. Он пришел ко мне чуть не в семь часов утра и предложил приобрести «ключи от рая». В ответ на мой недоуменный взгляд он потупился и достал из кармана огромный кусок «пластилина», сантиметров пять в диаметре. Денег у меня не было, да и покупать я ничего не собирался. Но после непродолжительных переговоров было решено провести тестинг. Что мы и сделали от души.

В процессе выяснилось, что «пластилин» этот прислал Васе какой-то родственник из Джанкоя. И Вася уже устал его курить и просто носится по городу с изменой, что вот сейчас его кто-то наконец поймает. И поэтому теперь он ищет, кому бы этот огромный кусок сплавить. После продолжительной, но короткой дискуссии было решено предоставить Васе свободу, а мне преподнести в подарок причину его беспокойства. Если честно, видя состояние Васи, я не очень хотел получать на руки причину его волнений, но он подкупил меня тем, что рассказал, как ему срочно и непременно сегодня надо попасть на Петроградку к любимой девушке, которую он не видел уже почти полгода. Поэтому, угостив Васю теперь уже моим «пластилином», я помогал ему собраться и отправиться по своим делам. Ведь теперь он мог путешествовать без опасений, поскольку был чист. Ну, относительно, конечно.

И вот только я его сплавил, как заходят ко мне Горшок со своей будущей женой Анфисой. Просто в гости. Точнее будет сказать, что он зашел просто с подружкой, поскольку будущей женой, а тем более женой она стала значительно позже, ну да в нашей истории это не так уж и важно. Просто уточняю, чтобы тебе было более понятно. А чтобы не приходить с пустыми руками, Горшок мне принес четыре банки кислого чая, уж и не знаю, как к нему попавших.

Денек выдался солнечный и по-настоящему летний. Но наша юность и неопытность в жизненных вопросах не позволяла нам просто наслаждаться жизнью. Поэтому мы дунули. Не, в натуре, ну а что нам еще было делать?

Разомлев, подобрев и мгновенно обленившись, мы взяли у меня специальные покрывала и полезли ко мне же на крышу загорать, благо место было проверенное и насиженное. Напомню тебе, что утро еще только разгоралось.

И вот тут Анфиса предложила: «А давайте поедем за город на нудистский пляж в Сестрорецк!» Идея была интересная, но почему-то совершенно меня не вдохновила. Где Ржевка и где Сестрорецк? И я предложил продолжить загорать на крыше, поскольку тут и так уже хорошо, и ходить далеко не надо, ибо мы уже здесь. Горшок меня в этом сначала поддержал, а потом стал уговаривать Анфису пригласить кого-то из своих подружек для меня. Или «девушку для Шуры», как он выразился. Мне такое движение мысли еще больше не понравилось, поскольку, как я уже говорил, и так хорошо сидели, да и девушек себе я привык подбирать сам. И уж точно не хотел, чтобы мне их искала девушка моего друга! А может, просто стеснительный я был всегда или, что еще проще, накурился уже неплохо.

Но для чего на свете друзья? Друзья на свете для того, чтобы быть рядом и принимать тебя таким, какой ты есть, со всеми твоими заморочками и, наоборот, положительными сторонами. И ни в коем случае друг не будет пытаться тебя изменить по своему лекалу.

Но у нас в музыке все наоборот. Мы должны все время менять что-то друг в друге, поскольку делаем общее дело. И вот, поскольку я был против идеи куда-то ехать, а тем более сейчас, причем категорически, Горшок этой идеей загорелся. Он был уверен, что я просто стесняюсь, и он делает доброе дело. А Горшок, делающий доброе дело, скажу я тебе, это всегда было что-то!

И вот, короче, как я ни отбивался, мол, не могу я так, должны же быть сначала какие-то чувства и все такое, ничего мне не помогло. И уже через 40 минут у нас на пороге стояла Анфисина подружка. Точнее даже, коллега. А по профессии Анфиса была танцовщицей и работала исполнительницей экзотических танцев. Ну и подружки у нее на работе были соответствующие. Эта же была… я нарочно не пишу ее настоящее имя, поскольку теперь она замужем и занимает какой-то важный пост. Поэтому назову ее просто Аня. Скажу лишь только, что формами она была приятна не только для взгляда, волосы имела черные и родом была из-под Полтавы. «Ох уж эти черноволосые девочки с Полтавских хуторов», – как говорили классики.

Горшок и Балу в студии 36 канала. Санкт-Петербург, 1998 год. Фото М. Лаписа

Меня же в ней поразила смесь какой-то просто чудовищно неземной простоты с простецким же и ненавязчивым женским коварством. А особенно въелись в мозг ее духи! До сих пор помню. О, как она пахла! Впрочем, все это суета, и поскольку она персонаж в нашей книге случайный, то и не будем о ней больше. Короче, быстренько познакомились, взяли палатку, «чтобы было, где переодеться и кремом намазаться», и поехали на нудистский пляж.

Сразу в дверях возникла проблема, как упаковать «пластилин» с собой. Категорически не хотелось палиться. Да и вообще носить с собой – плохая примета. А поскольку компания у нас была шумная и издалека заметная, то палиться не хотелось вдвойне. Идею того, что кое-что будут нести наши девушки, мы отмели сразу, как не соответствующую нашим рыцарским идеалам, и придумали следующее. Решили выпить по кислому чаю, благо его четыре – и нас четверо (какое совпадение!), и, взяв с собой кропалик в носок, чтобы догнаться по дороге, поехать уже на этот пляж, ибо сколько-можно-уже-собираться.

Так и сделали, только не совсем. Догнаться по дороге нам не понадобилось. Дело в том, что наши девушки заявили, что они с утра кислый чай не пьют. И чтобы не оставлять грязную посуду, мы с Горшком выпили по две дозы. Решили теперь уже реально быстро ехать, пока не началось. А оно началось.

И началось как-то неожиданно быстро. И ходить, и говорить вдруг стало невозможно. В нашем понимании этого слова. Все-таки не зря индусы говорят, что есть очень тонкая грань между одной и тремя дозами чая. Горшок посмотрел на меня, я посмотрел на него, мы все поняли. И, по-моему, он захотел что-то мне сказать или даже сразу, без заморочек, изменить мир. Но я ему не дал. Потому что мы были не то в трамвае, не то в электричке, а тамошние гуру этого не любят. Но делать что-то определенно было надо! Тогда меня осенила гениальная идея. Точнее, это впоследствии она стала гениальной и неоднократно использовалась мной и моими друзьями-толтеками, а на тот момент это была просто мысль. Придя к выводу, что все наши проблемы с перемещением и коммуникацией с окружающей средой: а) происходят только у нас с Горшком в голове, и б) происходят именно из-за наличия коммуникации, я предложил Горшку закрыть глаза и в таком виде следовать на пляж. А девчонки будут нас вести под руки. И это получилось! Оказалось, что если не смотреть, куда идешь, то двигаться можно значительно быстрее и увереннее. Да и мыслями своими отвлекать окружающих не будешь. Все мысли оставались в тебе, и не знаю как, но мы доехали до пляжа.

Следующее, что я помню, это то, как я лежу на песке совершенно голый, а напротив меня совершенно голый же Горшок. Одной щекой я чувствовал, как неподвижно вишу в пространстве, а подо мной океаны и моря, а чуть ближе ко мне облака, немного закрывающие землю. А другой щекой я ясно ощущал, как лечу. Лечу с дикой скоростью над океаном, иногда заныривая вглубь. И в моменты заныривания уже не воздух, а вода обжигает мне щеку, а мелкие рыбешки оставляют небольшие царапины. В голове же не было ничего, ни притяжения Луны или Земли, ни покоя, или тревог, ни тепла, ни холода. Вся информация приходила через глаза, но это не было светом или тенью, это было вообще. Впрочем, когда я закрыл глаза, ничего не изменилось, стало только лучше видно. Или, может, это я их так открыл? А открывал ли я вообще глаза в этой жизни – вот так, чтобы видеть все.

Тут краем закрытого (или открытого, теперь уже не поймешь) глаза я улавливаю какое-то неправильное движение, сопровождающееся мычанием. Смотрю, а это мой друг Горшок, видимо, решил освежиться, и ползет к морю, к воде, к истокам, так сказать. Но делает он это затейливо, без помощи рук и коленок. То есть толкает свое тело ступнями и бороздит своей головой прибрежный песок. Этакий морской конек, выброшенный на землю. А мычание – это не то песня, не то он таким способом пытается поделиться открывшейся ему вдруг мудростью с окружающим миром. Поняв, что в итоге он даже таким образом доползет до воды, а там – не то что на песке, там грести надо, я решил его остановить. И ринулся за ним. Точнее, попытался. Как оказалось, кроме намерения, мне ничего не помогает. То есть ни руки, ни ноги. Но так как намерение мое было, по-видимому, безупречным, то я все же начал перемещаться по песку. Как Горшок. Толкаясь ступнями и уткнувшись головой в песок. И, по-моему, даже начал его догонять.

Но через какое-то время мне это надоело, я сел и посмотрел вокруг. Первое, что я увидел, была обнаженная Аня, которая с интересом и явно давно наблюдала за нашими гонками.

– Вы, панки со Ржевки, какие-то странные, необычные и довольно неприглядные, особенно если смотреть издалека. А вблизи так и очень даже, – сказала она и так, чуть ли не смущенно, потупилась.

– Скажу тебе больше, и вблизи мы не все пушистые. И это говорю тебе я, а ведь я – один из нас, – сказал я в ответ. Хотя, вполне возможно, просто подумал.

Балу на концерте в ДК им. Ленсовета. Санкт-Петербург, 1998 год. Фото М. Лаписа

Потом еще раз внимательно оглядел Аню и подумал (надеюсь, что не вслух): «Все-таки две склянки с кислым чаем были лишними. А теперь что уж делать».

Тут из воды вылезла Анфиса, и Горшок ненадолго очнулся и теперь уже нормально, на четвереньках, подполз к нам.

И я перевернулся на живот. А потом на спину. А потом снова поглядел на прекрасных в своей наготе Аню и Анфису в волнах прибоя, до которого мы с Горшком все-таки добрались, и понял, что время остановилось.

Все время принадлежало нам. Остановилось солнце в своем беге по небу и застыло где-то над головой. Невидимые пока звезды тоже замерли. Птица с полуоткрытым клювом нелепо застыла на одной ноге. И даже капли воды, падающие с тел наших девушек, зависли в воздухе, как кусочки хрусталя.

Жизнь стала, нет, была… Мы увидели ее такой, какая она есть. И этот песок, и эти деревья. А главное, мы увидели, что она больше никакой иной быть не может. Не может. И все остальное, что нам казалось в этой жизни и что мы принимали за жизнь, это наши придумки. И то, и другое – это прекрасно, но вот то, что сейчас, – оно настоящее.

Тут наше единение и общее понимание мира с Горшком моргнуло, и мы разделились.

И вдруг внезапно солнце, море, этот пляж, прекрасные девушки, кислый чай и «пластилин» ТАК нахлынули. Вдруг ТАК принакрыли, что удерживать окружающий мир не стало никакой возможности. И я отпустил его.

И наступила темнота. Не обволакивала, не постепенно пришла, а именно наступила. Она хоть и душила понемногу, но как бы давала надежду на избавление после долгой болезни. Горшок напротив меня закричал, но по каким-то признакам я понял, что он просто открыл рот и не может издать ни звука. Впрочем, я и сам сидел (или лежал, в темноте не было пространства, нет, скорее сидел) с открытым ртом, думая, что кричу.

Тогда я решил лечь. И пришло ясное понимание, что пути назад больше нет. Да если бы он и был, то жизнь… моя милая, пусть и неспокойная жизнь ржевского мыслителя никогда не будет прежней. Никогда. И меня потянуло куда-то в темноту, в море, к девушкам, и я понял, что это смерть. Пусть небольшая, но настоящая.

И только смутные ощущения в голове мешали погрузиться в это безмолвие. Точнее, даже не в голове, а как бы на поверхности мозга, в подкорке. Как будто бы я ощущал их прямо по всей поверхности мозга, чуть поглубже корней волос. Как будто там что-то было написано. И даже не написано, а просто плавают какие-то неведомые мне знаки, отражающие всю мою жизнь. Весь мой жизненный опыт, если хочешь. Прикинь?!

Судьба хитра, но есть законы жанра, – подумал я. Этот девиз я сам для себя придумал еще лет в 15, а может, чуть позже или раньше. И он мне немало помогал в жизни. И причем с каждым годом я его понимаю все глубже и глубже. Как бы плохо ни было, какую бы подлянку ни кидала жизнь, по законам жанра в самом конце главный герой всегда должен выйти победителем. Несмотря ни на что. А кто у меня и у тебя в жизни главный герой? Ты и я, только ты и я.

И тут у меня включилась вредность. «Вредность», если понимать ее в моем понимании и использовать в моем использовании, – великая вещь! И выручала меня не раз, как я тебе только что сказал. Да что говорить, одно то, что я жив до сих пор, – прямое доказательство ее полезности. А раз так, то я объясню тебе, что это такое.

Бывали случаи, когда все, звездец, и просвета нет, и дышать нечем, и жить, соответственно, незачем. Бывали, что уж тут говорить. И тогда я вздыхал свободно, отпускал все проблемы и малодушно решал, что больше мне тут делать нечего. Оставалась только проблема, как наиболее безболезненно уйти. Слишком много я видел неудачных попыток, и все они были крайне неприятными, а «удачная», кстати, еще более отвратительной. И вот тут включалась моя вредность.

«Да, – говорил я себе, – мне пора, и больше нечего тут делать, но…» «Давай, – говорил я себе, – сделаем это все не сегодня, а завтра! Тогда ты сможешь быть точно уверен, что все это – не результат какого-то психического срыва или неправильной концентрации субстанций в крови. И уже со свежей головой спокойно сделаешь все, что решил. Тем более посмотри на этих гадов, они только этого и ждут. Вот они-то ничего не чувствуют, но останутся после тебя». И вот таким макаром я оставался жив.

Выручило меня это и на этот раз. Как ни рвало и ни метало меня что-то неведомое и темное, а я из вредности держался за эти непонятные мне на тот момент знаки, которые кто-то нарисовал мне прямо на поверхности мозга. Ну, не совсем прямо, если честно, а так, чуть поглубже, но не слишком глубоко. Чуть менее, чем средне, если тебе интересно.

– Хули ты разлегся, у нас все шмотки сп*здили!

Это был Горшок. Здравствуй, прекрасный мир! Здравствуй, море! Здравствуй, Горшок, – и я открыл глаза.

Ситуация была некритическая, хотя и комедийная. Шмотки у нас, естественно, никто не воровал, просто часть из них уплыла. Видимо, был прилив или еще какой муссон, теперь уже неважно. У нас – это тоже громко сказано, только у нас с Горшком. Да и то не все. Обнаружена была часть обуви, носки и какая-то одна и явно чужая майка, причем девчачья. Остальную одежду надо было искать. Палатка тоже куда-то делась.

Ситуация осложнилась тем, что у Горшка в ботинке был обнаружен кусок того самого «пластилина». И, к всеобщей радости, мы его покурили. Потом мы с Горшком долго ждали и смотрели, как наши девушки одеваются. И это было красиво. Потом выяснилось, что Аня потеряла в песке ключи от машины. И мы долго их искали. Потом я предложил пойти к машине и разбить стекло, поскольку все равно ключей мы уже не нашли, а добряк Горшок пообещал скрутить проволочки, как в кино, и завести ее. Потом мы долго шли куда-то вверх. И обнаружили, что там стоит, по крайней мере, 20 машин, точно таких же, как у Ани.

И вот ходим мы все такие красивые, а мы с Горшком еще и с голыми попами, и заглядываем в окна всех похожих на Анину машин (восьмерок, по-моему, точно не помню) с целью разбить окно и уехать домой. И тут какое-то неясное воспоминание у меня в голове всплывает, и я говорю:

– Слушай, Аня, а у тебя вообще машина есть?

Она посмотрела на меня, как на дебила.

– Типа я не уверен, но, по-моему, мы сюда не на машине ехали, – уточняю я.

– Идиот! – почему-то взвилась она. – Конечно у меня есть машина! Я на нее полгода в Италии зарабатывала!

Короче, после недолгой дискуссии, в ходе которой я почерпнул массу ненужной мне информации, все сошлись во мнении, что да, мы ехали сюда не на машине. Короче, там еще много всего долгого было, но в итоге все кончилось хорошо. И даже домой мы попали с комфортом, хотя и без одежды. А ты говоришь, ключи.

Конечно, истории мне вспомнились, может, и не самые поучительные, но куда деваться, если так оно все и было? А?!

Балу «Сокол 2»

https://balu.kroogi.com/ru/content/3283851-Sokol-2.html

12. Таинственная зарисовка

Мир гибнет каждый день, и в этом нет трагедии.

Балу

Следующая глава – даже и не глава вовсе. Просто в старых своих гастрольных тетрадках обнаружил такую вот зарисовочку. Помню, что сначала я собирал всякие смешные истории про музыкантов. Большинство из них были настолько анекдотические, что, как я однажды заметил Горшку, нарочно не придумаешь. Он, естественно, взвился: «Как это не придумаешь?!» И мы стали придумывать анекдоты про музыкантов. Кто из нас автор именно этого, я с уверенностью сказать теперь уже и не могу. Итак, исторический панковский анекдот. Все имена условные, и ты всегда их можешь поменять на любые другие. Кстати, расскажу-ка я эту историю на китайский манер.:)

Балу «Страх и ненависть»

https://balu.kroogi.com/ru/content/3283850-Strah-i-nenavist.html

Дело было давно и неправда. Пришел как-то старый Лунь к себе на точку репетировать. Расстелил циновку и сидит, ждет. А собственно, чего ждет?! И зачем? Ведь его давно выгнали из группы за преданность рисовому вину и стихам про косяк диких гусей, который летит в небе, пока автор ожидает друга в зарослях молодой конопли. Гитару, впрочем, ему оставили, как оставили и все 28 платиновых альбомов на стене. А сами ушли в Поп.

А надо вам сказать, что старый Лунь был хоть и старый, но заслуженный. И мало кто в Поднебесной не знал его имя. Что говорить? Все знали. Вот в кого ни плюнь, кого ни пни и спроси: «Лунь?», – тебе непременно ответят: «Лунь!» А если и не ответят, так убегут в темноту быстро. За этим в те времена строго следили.

Но хоть и знали его все, но не любили сильно. Потому как Лунь. Если ты понимаешь, о чем я говорю. И группа его была мегапопулярна, и сам он был вторым человеком после вокалиста, а вот гляди ж ты, выгнали. Ну, впрочем, ты помнишь, ведь выгнали в свое время Стива Джобса из «Apple»? Ну, вот и тут такая история. Только наоборот: как только Лунь стал записывать сольный альбом, то тут все и началось. А точнее, закончилось. Поскольку писал он его уже почти десять лет, а написал пока немного. Точнее, вообще ни фига. Зато много придумал. Точнее, много думал. Ну, оттопыривался на точке, короче. И пока он выбирал звук для своей гитары, всем стало глубоко пофиг, что он там хотел сказать или сыграть.

И вот пришел наш Лунь на точку. Покурил. Поднялся. Потом подснялся. Потом переподснялся. Рисового взял, вроде и попустило. Покурил еще, да и решил гитару включить.

Достал инструмент, нашел где-то провод и давай втыкать его в комбик. А комбик был старый, дряхлый и незаземленный. Ох, не зря все это барахло бывшие друзья по группе оставили Луню, ох, не зря. Не нужно такое «Г» никому было, наверное. И вот сунул Лунь джек (это конец провода так называется) в комбик, и вдруг «херак!». Его сильно фигачит током. Очень сильно. И даже не столько сильно, сколько обидно. Тем более что от силы удара он даже на пол упал.

Ну упал, и что? «Много раз за свою карьеру людям приходится падать и взлетать», – подумал он. Потом встал. Потряс головой. И снова сует этот джек в комбик.

И снова «херась!», снова он на полу, снова трясет головой. «Ох уж эти взлеты и падения…» – снова подумал он. И снова сует свой уже теперь явно неисправный провод в незаземленный комбик. И так еще три раза.

И вдруг поднимает глаза, а к нему в гости, оказывается, зашли его старые друзья – СиВи по прозвищу Сид Вишес и ДиХе по кличке Джимми Хендрикс. И говорят ему что-то и руками какие-то знаки показывают. И говорит им старый Лунь:

– Прикинь, я самый везучий чел в мире, три раза сунул в неисправный усилитель джек, и мне ни фига не было. Только током ударило.

Потом вдруг он смотрит внимательно на одного из друзей и говорит: «Э, погоди, а говорили вроде, что ты помер. Врали, значит».

А тот ему в ответ: «Да нет, не врали. Ты долго еще будешь током себя бить? Все уже».

Такая вот история…

13. Похищение, погоня и позор

Всякое бывает…

Бернард Лин

Для чего нам время? Для того чтобы видеть, как все прекрасно, и понимать, каким ты был дураком. Каждый миг.

Алекс Б.

Или вот еще история. Самое смешное, что впервые я ее записал по просьбе одного из посетителей нашей группы архивов, и она была для меня просто какой-то бытовой историей. Рядовой и обыденной, можно сказать. И вот, перечитав ее сейчас, подумал, что вообще-то она смахивает на этакий тарантиновский боевичок. По крайней мере, имеет все его признаки. Наркотики, продажные менты, бандиты, погони и так далее. Впрочем, расскажу тебе все по порядку.

Мишка сидел дома и вышел встретить кого-то. Не за наркотиками. Это точно. Хотя бы по той простой причине, что никто не встречается с дилером у подъезда своего дома. Просто кто-то попросил его выйти и встретиться с ним. Тут подлетает машина, выпрыгивают менты, заталкивают Горшка внутрь и уезжают. Машина, подчеркну, частная.

«Давай, говорят, денег! Мы знаем, что ты наркоман (в газете прочитали, наверное), и у тебя есть деньги! Если не дашь, то закроем тебя нафиг». Короче, очень непозитивные и жадные менты. Да к тому же еще и, похоже, нечистые на руку. Поскольку начали требовать, не помню точно, не то 1500 $, не то 2500 $. Иначе, (повторюсь) говорят, закроем, то бишь, арестуем. А дело, я тебе скажу, было перед туром, и денег у Горшка не было. Тогда они потребовали, чтобы он звонил друзьям.

Он и позвонил. Но фишка в том, что и у друзей было состояние «перед туром», то есть денег ни у кого не было. Мы посовещались и решили, что в принципе можно (и нужно, конечно) пособирать, позанимать и выкупить Горшка. Где взять денег, я лично не знал, но начал названивать друзьям и знакомым. И тут как раз, бац! Мне звонит наш с Горшком одноклассник Юрка Кулаков и сам просит денег взаймы. Юрка был человек серьезный и положительный. Поэтому всегда брал у меня в долг. И хотя отдавал крайне редко, все равно мы дружили.

После того как я отказал Юрке, он пожелал узнать причину, а узнав ее, предложил помощь. Он сказал, что у него есть завязки с ментами которые круче. Типа отдел по борьбе с неправильными ментами, или что-то такое, не помню точно. Заметь, что при кажущемся одинаковом написании слова «менты» в данном случае оно приобретает положительную окраску. Помню, Юрка мне сказал купить водки и блок сигарет, и мы поехали к его ментам. До вечера мы там чушковались, в каком-то отделе, терли, перетирали и вообще всячески готовились. «Мы» в данном случае – это я с Юркой.

Ребята поначалу восприняли мою идею не выкупать Горшка, а отбивать, настороженно. Мол, стремно, да и дело непривычное. Но поскольку никто ничего другого не делал, то и инициативу перехватывать было не у кого, так что я решил сделать все по-своему. То бишь по-Юркиному. Удача любит смелых.

Ближе к вечеру те менты, что похитили Горшка, вышли на связь, и мы забили стрелку. То есть, переводя с бандитского на русский, договорились с ними о месте и времени, когда мы обменяем Мишку на деньги. Все это время менты, которые вымогатели, возили Горшка по городу в машине («бомбе», вроде) и е*ли ему мозг, то бишь запугивали. Причем довольно профессионально, чему-то все-таки их там, в ментовке, учат.

Горшок на концерте в ДК им. Ленсовета. Санкт-Петербург, 1998 год. Фото М. Лаписа

Ну да ладно, сейчас не об этом. К моменту стрелки, которую я назначил у ФинБана (Финляндский вокзал), кстати, мною было скурено уже где-то две пачки сигарет. Практически я уже прикуривал одну от другой. И вообще был трезв, сосредоточен и настроен вырвать друга из бандитских лап вымогателей любым способом. Менты ментами, но за все время ожидания я выработал еще несколько вариантов. Забегая вперед, скажу, что мы их не использовали, и, наверное, это к лучшему.

На стрелку пошли я и наш гитарист, который, узнав, что к делу подключились менты, тоже подтянулся ближе к вечеру. Взял я его из-за большого роста, очков, да и вообще нужна же мне была хотя бы моральная поддержка! «Наши» менты дали нам четкие инструкции.

Мы договорились, что беседу буду вести я, и мы покажем деньги похитителям, но отдавать ни в коем случае не будем. Смысл был в том, чтобы сначала вынудить этих уродов отпустить Горшка. Ну а если пойдет никак, то подадим условный знак – наш гитарист поправит очки. И обязательно еще нужно заставить вымогателя, который придет, позвонить сообщникам. Ну, и всякое там.

Короче, пошли.

К нам подваливает какой-то тощий дрищ, весь такой «ля-ля, три рубля, давайте бабки». А я ему: «Вот привезете Горшка, и отдам». А он: «Да ни х*я». А я: «Да х*й знает». А он: «Да бабки вперед». А я: «Да х*й тебе, а не бабки, может, Горшок уже канаве лежит, а ты тут клянчишь у меня». Ну и так далее, он клянчит, а я дурака включаю и стою на своем. Тут он сдался, достает телефон, звонит.

– На, – говорит, – послушай. Поговори со своим другом.

Ок! На том конце провода действительно был Горшок. И все шло по плану.

– Вот, а теперь давай деньги! – он аж руку протянул, так денег хотел.

– Молодец, – говорю, – все правильно делаешь, а теперь вези его сюда. И получишь свои деньги.

– Да ты же с ним только что говорил! – даже обиделся он.

– Вот и отлично! А теперь я хочу его увидеть. Можете не отпускать его. Просто пусть машина подъедет, и я увижу, что с ним все в порядке.

Мы немного поспорили еще. Как только я заговорил с этим уродом, сразу стало ясно, что за эти пять (примерно) часов, что они носятся по городу с Горшком, они и сами забодались, и хотят уже закончить это дело. Поэтому готовы на все, просто держат марку. Но в итоге на другую сторону дороги подъехала «бомба», остановилась метрах в семидесяти, и оттуда выглянул замученный Горшок.

Наш же гитарист, до этого стоявший молча, разволновался и, забывшись, поправил очки. Напомню, что это был условный знак. Переговорщика похитителей мгновенно повязали «наши» менты, а «БМВ» с Горшком умчалась в сторону Невы. Напомню тебе, мы где-то у ФинБана встречались. Юрка погнался за ними, но не догнал. Кстати, гонялся он на тачке, которую мы спецом для этого на вечер взяли у Лысого (нашего первого директора Димки Васильева). Хотя нет, это была машина Валерки Каленова? Короче, не важно, кого-то из одноклассников. За что спасибо им обоим!

Но продолжим, тебе все еще интересно? Дальше уже будет скучно, да и я буду совершать не самые благовидные поступки, поэтому расскажу коротко. Так что вперед!

Вымогателя, что пришел трясти деньги, очень профессионально взяли под белы руки. Показали корочки. «Давай, – говорят, – позвоним твоим друзьям по последнему набранному, и они вернут человека, а потом поговорим». Тот: «Да я ничего не знаю!» И рыпнулся. То есть задергался в руках профи. Ну, ему руки-то и заломали. Тут я сорвался, видимо, сказалось напряжение этого дня. Схватив его за уши, я притянул его морду к своей (точнее, нагнулся, ведь он стоял буквой «Г» с заломанными руками) и заорал: «Сука, я тебе сейчас глаза выгрызу!» Напомню, что мы стояли прямо почти перед входом на вокзал и вокруг приезжали и уезжали куда-то люди.

Если честно, то я хотел ему дать по морде, причем ногой. Но мне не дали, оттащили и попросили успокоиться. Да, я знаю, что некрасиво и очень некрасиво бить людей, у которых связаны руки, и они не могут дать сдачи, и так делают только подонки. Но что было, то было. Да и не ищу я оправдания. Просто в дальнейшем я старался больше таких неблаговидных поступков не совершать.

А тогда все кончилось хорошо. Ну, типа хорошо. «Наши» менты позвонили похитителям по телефону, изъятому у их переговорщика, и провели беседу, результатом которой было «джентльменское» соглашение. Они (похитители) больше не будут трясти Горшка и вообще оставляют его в покое. А мы за это… Что мы? Мы получаем Горшка.

«Наши» менты, кстати, с нас денег не взяли. Это говорит о том, что в нашем городе среди ментов есть и приличные люди. По крайней мере, я сам их видел пятнадцать лет назад, а это не может не вселять надежду!

За что я им и проставился потом, ближе к ночи (довольно скромно), да и было за что. Ребята и правда молодцы. Вся операция заняла где-то 12 часов и обошлась мне в 250 $. (50 $ я потратил на проставон, сигареты и прочее, а 200 $ у меня занял-таки Юрка.) Где-то примерно в 2 часа дня мне позвонили и сообщили о проблеме, а в 2 ночи я вернулся домой. Хотя, может, это было и 4, не суть важно.

Собственно, еще раз повторюсь, довольно заурядная история. Никогда не относился к ней, как к рассказу типа «кто-то кого-то “вытащил”». На следующий день мы отсыпались, а через день уже снова репетировали! И это было главное.

14. То ли честь, то ли непруха, то ли яркая звезда
(я не знаю, да и, верно, не узнаю никогда)

Вот история для меня лично стыдная, поскольку мы не довели ее до логического конца, но, тем не менее, довольно энергичная и характерная для нашего ансамбля. Тем более что при желании ты можешь найти ее видеоизображение (хорошо словечко, а?!) в Интернете. Дело было на фестивале «Окна открой». Если ты не в курсе, то это такой openair, то бишь фестиваль на открытом воздухе, и там играет до фига групп. Типа «Нашествие», только в Питере и попроще немножко. Ну, а в целом очень премиленький, хотя и не богатый фест, да и атмосфера на нем довольно прикольная.

Драка на «Окна Открой»

https://balu.kroogi.com/ru/content/3291055-QR-code-20.html

Князь и Горшок на фестивале «Окна Открой!». Стадион им. Кирова, 23 июня 2002 года. Фото А. Федечко

Атмосфера атмосферой, да денег, как я тебе уже намекал в предыдущем абзаце, у организаторов было совсем мало. Ну, или много, но артистам они хотели заплатить мало, не в этом дело. Делали фест наши старые друзья из «Театра ДДТ» (естественно, теперь они назывались по-другому), знакомые тебе еще по первой моей книжке, а нам – по сотрудничеству при появлении второго альбома «Король и Шут». И вот эти друзья предложили нам сыграть концерт за немного денег и вишенку. Вишенкой было то, что фест будут показывать по телевизору в прямом эфире полчаса, типа прямое включение, и вот это время отдадут нам. Типа реклама, телевидение, съемка, еще какие-то медиабонусы и всякое такое прочее. Ну, а мы что? Мы и согласились.

Там много еще всякого было, но наша история о другом. Так что не будем отвлекаться. Играем мы, значит, играем, и вдруг какой-то придурок (нет, не придурок, а мерзавец, будем называть вещи своими именами) в форме берет и бьет дубиной по голове девушку, стоящую перед сценой. Причем она никуда не лезла, ничего не нарушала, просто стояла перед сценой в толпе и махала руками. Как и все, радуясь выступлению и погожему весеннему дню. И это я не сгущаю краски, а описываю тебе свои ощущения, как я их помню. И вот он не просто бьет, а довольно сильно, потому что все ее лицо сразу же стало в крови. А как выяснилось позже, это была черепно-мозговая травма, то есть череп пробили ребенку! Суки!

Кстати, теперь уже не скажу, к какому именно виду охраны принадлежал этот мерзавец, поскольку перед сценой их толпилось несколько видов. Мне казалось, что это солдат-срочник, там их много было. И я не знаю, почему срочники занимаются охраной порядка на концерте. Горшок потом утверждал, что это ОМОНовцы, а может, он имел в виду просто ментов? Не суть важно. Важно, что все остальные «охранители порядка» смотрели на это как ни в чем не бывало.

Видя такое дело, наш директор бежит туда. Ну сам подумай, толпа есть толпа, и затоптать человека без сознания ей нефиг делать. Не по злобе, а в силу своей массы и неуправляемости. Менты воспринимают это как вмешательство в их работу, да и мысли свои наш директор выражал весьма эмоционально (а кто бы был спокоен в такой ситуации?), и начинают его арестовывать. При этом на девочку по-прежнему никто не обращает внимания.

Увидев такой пи*дец, Горшок с Князем останавливают концерт и спешат исправить ситуацию. То бишь прыгают со сцены вниз, на землю, и пытаются, во-первых, прекратить беспредел, а во-вторых, напомню, там все еще девочка в крови. Менты, конечно, немного смутились, но по привычке, видимо, и им начинают заламывать руки и пытаются оттащить, что было довольно непросто, поскольку охраны перед сценой было реально много. Излишне много. Там были и менты, и ОМОН, и солдаты-срочники, и еще кто-то в погонах и черной форме, хрен разберешь. То есть они там все стояли просто так, к охране чего-либо это все отношения не имело, они только мешали друг другу. Но продолжим.

В продолжающийся пи***ц (не могу выбрать другого слова) не могли не вмешаться остальные члены группы. Увидев, как один мент крутит руки Горшку, а другой со спины бьет его по почкам, я поставил гитару и тоже прыгнул вниз. Видя, что конструктивной беседы уже не получится, я подскочил к менту, который бил Горшка, и со всей дури дал ему в ухо. Это был хороший и красивый удар, но, к сожалению, последний. В смысле последний с моей стороны. Каким-то образом я тоже, как и Горшок, был очень быстро сложен буквой «Г», и меня тоже начали бить по спине. А какой-то гнойный чмошник просунул сзади свою руку, засунул палец в рот и начал рвать губы. Порвал, кстати. Молодец, хорошо старался.

Все это заняло не очень большой промежуток времени. Значительно меньше, чем я об этом пишу. И дело не в том, что я в середине повествования разволновался, прервался и решил сгонять в лабаз. Просто поверь мне, что все было очень быстро и, напомню тебе, в прямом эфире.

Тут все-таки появился кто-то умный и дал команду «отставить». Менты остановились, чуть ли не отряхивать стали Горшка, типа «ну, что же ты падаешь». Этот умный нам предложил подняться на сцену и продолжить концерт. Потому что пока только первые ряды видят, что менты пи*дят Горшка, Князя, да и всю группу «Король и Шут», да еще и во время концерта, а когда это дойдет до всех остальных, то ничем хорошим не кончится. Нет, я тебе серьезно говорю, это очень круто, что все произошло быстро, и никто из зрителей не допер, что происходит.

Лично я уже был достаточно на взводе, поэтому довольно в грубой манере довольно громко донес этому умному, что у него тут ребенок лежит в крови, и нужен доктор. Иначе он сам может идти концерт играть. Мгновенно прискакал (а может, и был давно наготове, а я не видел) доктор, девочку унесли, а мы как «победители» неизвестно чего пошли за кулисы. И, немного посовещавшись, даже не посовещавшись, а так, чуть более чем переглянувшись, мы решили продолжить концерт. И мы его продолжили и доиграли. Ведь ты знаешь, что «Show must go on». Ну, или что-то около того. За что после нам долго жали руки, ноги и хвосты организаторы. Мы же в свою очередь потребовали от них отслеживания судьбы ребенка и, естественно, материальной помощи. Больница, все дела – это все не так уж дешево.

Ну и, естественно, наказания главного подонка. Вот тут-то и прискакали менты, и говорят, это вообще не мы, это срочники, а им собственно ничего не сделаешь. А мы вас бить начали, так это не со зла, а так, не разобрались просто, типа по привычке. Извиняйте. Ну да и хрен с ними. И конь.

А вот за что мне действительно до сих пор стыдно, так это за то, что лично я так и не проследил судьбу этой девушки, поскольку наступил сезон, и мы укатили на гастроли. Звонил несколько раз директору организации, которая делала этот фестиваль, благо, как я тебе говорил, мы были знакомы. Мне сначала сказали, что девочке лучше, а потом все нормально, без последствий. А вот начал писать эту главу и задумался. А правда ли это? Может, мне просто врали, чтоб отвязаться? А я лично не проверил. Хотя все-таки надеюсь, что все было правдой и закончилось относительно хорошо. Все-таки не упыри фест делали, а нормальные люди.

Впрочем, нет худа без добра. С этих пор мы стали более требовательны в плане охраны на концертах. И даже ввели у себя группы быстрого реагирования. Это когда кто-то не просто пляшет, а нарочно обижает слабых, то специальная команда пресекает это. Причем, насколько я видел, достаточно профессионально. А видно мне со сцены достаточно хорошо. Кстати, это было очень мило и трогательно наблюдать, как Горшок обучает ментов, чем отличается нормальный веселый танец «пого» от банальной драки.

Потом, правда, мы перестали за этим так уж тщательно следить. Но ведь мы еще и музыкой занимались все-таки! Но если тебе кто-то скажет, что в Питере нельзя провести нормальный концерт любого уровня, не верь. Все можно, просто нужно захотеть и не экономить на охране. Тем более что, видишь, некоторых из ментов сам Горшок обучал, как надо работать.

15. К чему приводят мечты

То, во что мы верим, становится нашим миром.

Скажу тебе честно, мой добрый читатель, мечты чаще всего приводят к тому, что и остаются мечтами. И чем мечты подробней, тем больше гарантия, что ничего из них не воплотится в жизнь. Ведь если ты всю свою мечту, ну то есть всю мысль, то, о чем мечтаешь, до конца и с подробностями продумал, то к чему Вселенной стараться ее воплощать? Всю работу уже проделала твоя душа. Скажу тебе больше, вот, казалось бы, можно сказать, что все, чего я хотел в жизни, я добился. Все цели, что ставил перед собой, достиг. Все дела и проекты, в которых я участвовал, были успешными. Но. Никогда я ни об одном из своих дел не мечтал. Причем понял я это только сейчас, когда рассказываю тебе, то есть пишу эти строки. Нет, серьезно, ну с какого перепугу мне мечтать о собственной жизни, если можно ее просто жить. Даже нет, не так, когда живешь, так и не остается места для мечтаний. Мечты есть холостой ход души. Так бы я мог сказать, если был бы склонен к цветастым фразам.

Но между тем и без мечты жизнь сера и обыденна. И нет тут никакого противоречия, поверь мне. Да ты и сам во всем разберешься, если немного подумаешь. А главное, обратишь свое внимание на то, о чем думаешь. Ну, и не забудешь об этом, конечно, под ворохом ежедневной суеты.

К чему я тебе это все рассказываю? К тому, что, разбирая свои дорожные гастрольные записки, я нашел довольно много сценариев для клипов. И каждый из них чем-то интересен. Ну, это не совсем сценарии, конечно.

Обычно дело было так. Родится у Горшка какая-нибудь интересная мысль, и он заходит ко мне обсудить, а точнее, говорит: «Запиши, Шура, а то я потом забуду». А мне и несложно, хотя большинство идей были не совсем клиповыми. Хотя нет, еще чаще было так: сидим мы у меня в номере (а сидели мы обычно у меня, поскольку ходить далеко я не любил, а у себя мог устанавливать свои правила, например, не курить), отдыхаем культурно после концерта, и кто-то, например, Горшок, говорит:

– А хорошо было бы снять клип! Вот на эту песню, и чтобы там было так-то и так-то, и такой-то сюжет.

А кто-то другой, например, я, отвечает ему:

– А хорошо бы. Только лучше, чтобы было вот так-то, а сюжет уже вот туда.

А он… ну, и так далее, ты понял, надеюсь? Мне оставалось только все это записывать. А когда все записано, вроде и работа вся сделана, вроде все, можно двигаться навстречу новым подвигам. Ведь в голове у нас уже все случилось.

Ты спросишь меня, почему же мы не использовали все это позже? Давай посмотрим. Естественно, мы будем говорить, как ты понимаешь, только об «игровых» клипах, а не о концертных нарезках.

«Ели мясо мужики», режиссер Борис Деденев. Тут все просто, мы дали ценные указания в двух словах, и более режиссер нас не подпускал ни к чему. Даже на второй день съемок нас не пустил. «Сам, – говорит, – все сделаю, а вы гуляйте».

Да и правильно сделал. Посмотрите, какой зашибатый клип! Рука мастера.

«Проклятый Старый Дом», режиссер Валера Хатин. На встречу с Валерой перед съемками Горшок поехал один, точнее, может быть, и с Князем, не помню точно, но без меня. Мы с ним забились встретиться где-то у метро и то ли не поняли друг друга, у какой станции, то ли опоздал кто-то из нас, может быть, и я, но простоял я с кучей своих и Горшка тетрадок у метро зря, и мы с ним так и не пересеклись. И Горшок поехал один. Или с Князем, говорю же тебе, не помню. Да это и не важно, важно, что я расстроился, поскольку меня расстраивал любой про*б в делах группы, пусть даже самый маленький, и вечером Горшок приехал ко мне домой как бы утешать.

Князь и Горшок на съёмках клипа «Месть Гарри». 12 мая 2004 года. Фото А. Федечко

– Да не волнуйся, Шура! Я ему все нормально рассказал!

– Да? – говорю. – Правда? А он понял? А то я знаю, как ты объясняешь.

– Да нет, все отлично, он все понял!

– И что он сказал?

– Он сказал: «Не волнуйтесь, ребята, сделаю все, как вы сказали».

Ну и зашибись. Правда, потом я все-таки стал выпытывать у Горшка, что же он именно рассказал. И он рассказал мне. Подробно.

– Так ты же просто рассказал ему текст песни! – удивился я.

– Ну да, так мы же этого и хотим!

Короче, такой вот клип. Хороший, кстати. Особенно мне понравилось выпрыгивать из окна головой вперед через заколоченные окна.

А, нет, еще угарный момент был. Андрей наш Князев, по прозвищу Князь Гарри, в конце должен был сыграть довольно большой кусок. Вот в том месте, в самом конце, где он из дома выбегает. Ему поставили задачу: выбегаешь, делаешь максимум два (!) шага и стоишь вот в этом треугольнике освещенном, играешь там (типа, как актер, была там прикольная задумка у Князя) и потом уходишь в ночь. Дело уже глубокой ночью было.

Дубль первый: Князь со всей дури бьет по двери, она слетает с петель, и все круто. Но! Поскольку он бьет дверь в нижнюю часть, то, согласно законам физики – а дверь уже давно слетела с петель и была просто прислонена, – верхняя часть падает на Князя и бьет его по голове. Он понимает свою ошибку, совершенно не унывает. Мы прикладываем дверь снова, а я даже для пущей убедительности засовываю в щели между ней и косяком кучу мха. Типа Князь выбьет дверь, и мох во все стороны полетит. Будет круто. Итак:

Дубль два: Князь бьет в дверь, как надо, она вылетает, причем ломаясь в полете на две части. Князь делает три шага вместо двух и начинает играть. Поскольку я стоял рядом, то видел, что он действительно круто все сделал. Выложился по полной. Нет, правда, отлично изобразил все, что хотел, даже более того. Но, повторюсь, сделал он три шага, то есть ушел со света и сделал все это в стороне от камеры. Кричу ему: «Андрюха, тебя не снимают, ты далеко от камеры убежал». А он ни фига. Доиграл свою длинную сцену и потом говорит мне:

– Шура, ну что ты мешаешь во время съемки? Ты что, не видишь? Я же играю! Это съемки, как ты не можешь понять!

– Нет, Андрюха, сыграл ты отлично, но и камера, и свет стоят в другом месте!

А он посмотрел на меня так с обидой:

– Ну что же, вы не могли все это перенести? Я же так старался!

Короче, расстроился немного, но мы его успокоили. И вот:

Третий дубль. Князь, видимо, понимает, что мир не дозрел еще до его потрясающей игры (а сыграл он и правда круто, я тебе без сарказма говорю; когда он в ударе, он может быть убедителен), и решает импровизировать. Выбивает красиво дверь и бежит красиво по траве по лунной дорожке. По которой мы в конце клипа все убегаем.

Но бежит он недолго. Снимали мы все это на какой-то заброшенной даче, и трава там высокая была не просто так, а потому, что там никто не ходил. В ней-то Андрей Князев и обнаружил остатки старого ржавого велосипеда. К нашему большому сожалению, нашел он их на бегу ногами и ночью в темноте. Чудом ноги себе не переломал. Небезопасные у нас были съемки, что и говорить.

Ну, а следующий его дубль ты можешь видеть в клипе. Кстати, о безопасности, вот еще прикол.

По сценарию я выбиваю головой забитое окно и рыбкой вылетаю наружу. Сделали дубль, сняли. Давай еще? Давай. Заколотили окно. Повторяем. И так раз семь или более, не суть важно. И вот, отпрыгав, я, такой весь довольный, сижу отдыхаю. Подходит ко мне девушка-помощник и с восторгом говорит:

– О, как круто! Как в кино просто! И как ты не испугался только!

– Да ладно! Чего там бояться? Раз – и готово! – говорю я, довольный собой.

– Как чего?! Окно же каждый раз забивали по новой! Ты же вылетаешь, доски наружу, и ты спиной на них падаешь! А в каждой доске по два гвоздя острых по пять сантиметров торчат. Я вот смотрела и думала: «Вот если ему в спину гвоздь воткнется, тут ведь даже „Скорой“ поблизости нет…»

– О! – подумал я.

Такое вот кино.

Клип «Проклятый старый дом»

https://balu.kroogi.com/ru/content/3291056-QR-code-21.html

Кстати, с Хатиным мы еще до этого другой клип снимали, «Охотник» назывался. Когда мы решили выпустить концертный альбом, то договорились с выпускающей фирмой, что часть денег, а именно 1000 $, они нам не платят. А тратят эти деньги на клип, который, по совести, им нужен был не меньше, чем нам. И вот посмотрел я клип. А что клип? Хороший. Только это концертная нарезка и три секунды графики. Пишу Хатину, мол, все хорошо, но только за штуку баксов мог бы и постараться. А он мне: «Да за какую штуку! За штуку бы я вам такое снял!» Короче, не все деньги до него дошли. И тут нас обокрали. Такая вот специфика.

Балу на съемках клипа «Месть Гарри». 12 мая 2004 года. Фото А. Федечко

Клип «Охотник»

https://balu.kroogi.com/ru/content/3291057-QR-code-22.html

Но что-то я отвлекся. Давай вернемся к мечтам. Ведь мечты – это одна из тех вещей, что отличает нас от животных. Они заставляют нас парить, стремиться к прекрасному, и вообще без них вряд ли мог осуществляться сам прогресс. А может, и нет.

Но расскажу я тебе одну нашу с Горшком идею для клипа. На какую песню – не скажу, интересно будет посмотреть, догадаешься сам или нет. Итак:

Идея для клипа

Театр. Детский театр. Не совсем современный, но и не древний, как в «Приключениях Буратино», хотя и похож чем-то. Этакий театр в небольшом городишке, где все друг друга знают. Родители привели детей на праздник. Детский праздник с театральным выступлением. Взрослые сидят в зале, а дети в костюмах играют на сцене.

Актеры (дети) показывают различные сцены из жизни, и постепенно становится понятно, что они изображают родителей, причем в таких сценах, где они (родители) выглядят не очень круто. То есть находятся в ситуациях, где повели себя не то чтобы плохо, но могли бы и лучше. Если б знали, что на них смотрят дети. (На партсобрании промолчали, не помогли старушке перейти дорогу, не остановили хулигана и т. д. То есть ничего такого особо криминального, но взрослым зрителям в зале становится как-то неуютно.)

И вдруг один из родителей, извинившись, уходит из зала. Пригнувшись этак, ну как обычно интеллигентные люди выходят из зала в середине выступления. И вот мы видим, что в очередной сценке он заменяет своего сына и действует не по сценарию, а исправляет ситуацию и все делает хорошо. А сын его приходит в зал и садится на место отца.

Постепенно все родители незаметно уходят из зала и занимают места своих детей на сцене. А дети переходят в зал и смотрят на «игру» родителей. Хотя становится уже понятно, что это не игра. Поскольку добрый волшебник, который вначале был в обычном костюме и принимал у родителей детей, чтобы отвести их в гримерку, теперь преобразился и сидит на месте суфлера, которое тоже заметно выросло, и руководит спектаклем. «Режиссер», который вначале сидел с важным видом, увидев, что все пошло не так, как он хотел, не по-плохому, ломает свою дирижерскую палочку (или стек?) и в злобе уходит.

Happy end. Родители, доиграв, кланяются, а дети им хлопают. Все довольные и счастливые идут по домам. Но мы видим, что взрослые по дороге начинают совершать все те же мелкие «плохие» дела (бросать бумажки мимо урны, не уступать место женщинам и т. д.). А дети, глядя на это, заливисто смеются. Ведь представление кончилось…

Не Happy end. Родители, доиграв, кланяются, но вдруг видят, что зал совершенно пустой. А дети давно уже играют на улице в свои детские «взрослые» игры. И один только волшебник сидит в зале, но он спит. И видит сны.

Да, забыл добавить, что сначала на улице шел дождь. А теперь, когда все собрались выходить из театра, то видят струи воды, льющиеся с неба. Но кто-то из родителей посмелей (или ребенок?) раздвигает плечом водяную пыль, и становится видно, что линии дождя были просто нарисованы, а на улице прекрасный солнечный день.

Такой вот сценарий к клипу.

P.S. Вот мне сейчас 44, и скажу тебе, друг, что стареет человек, как только начинает мечтать о чем-нибудь меньшем, чем счастье для всех.

16. Москва и люди, люди и Москва

Оставляй людям их заблуждения, как себе свои.

Ладно, думаю, пришла пора нам развеяться от умных мыслей, ибо все они есть мрачные мысли, и давайте поговорим о чем-нибудь легком и веселом.

Гостиницы – вот загадочные места с непонятными людьми, работающими внутри. Точнее, есть в России гостиницы, которые действительно, как и во всем мире, построены и существуют для постояльцев. Но скучно, скучно, друзья, в них! Хотя и комфортно. Но раз уж мы решили вспоминать и о всяких мелочах тоже, то стоит вспомнить и о них. И, конечно же, только правду. (Для самых въедливых читателей напоминаю, что все сведения – минимум двенадцатилетней давности.)

Уно. Гостиница «Ленинградская», что в Москве. При всем своем внешнем величии и пафосе (все-таки сталинская высотка с богатым интерьером и помпезностью в холле) «Ленинградка» является жутким клоповником. И даже не потому, что здание откровенно старое, и в самых крутых номерах после любой уборки всегда влажно, пыльно и душно, нет, не поэтому. А потому, что там работают Цари! И это очень забавно. Нет, серьезно, охранники там охраняют гостиницу от тебя, горничная на этаже тебя реально терпит, да что там, я однажды был свидетелем, как уборщица 10 минут держала переполненный скоростной лифт на этаже, потому что никак не могла залезть в него со своим пылесосом. И при этом дико ругалась на постояльцев! Серьезно, мы с друзьями чуть не лопнули от смеха. А Горшок даже приволок себе кресло, уселся и стал подбадривать тетку. Мол, «совсем офигели, понаехали тут, а пылесос не влезает! Это же гостиница вам, а не то, что вы себе думаете!».

Балу на рок-фестивале «Крылья». 23 июля 2005 года. Фото Л. Семеновой

Это так, преамбула. А наша история произошла ближе к ночи. Дело было вечером, делать было нечего. Не без приключений, но мы заселились и сидели по номерам, занятые каждые своим делом. Точнее, каждые два человека занимались своими делами, поскольку номера у нас были двухместные. Хотя и двухкомнатные. Решив поесть куру-гриль, я отправился в соседний номер.

Тут надо сделать небольшое отступление. Есть такое старинное морское правило, которое я переделал в гастрольное, оно звучит так: «Если хочешь жить в уюте – пить садись в чужой каюте!» И поэтому, если ты собрался съесть на гастролях курицу-гриль, то лучше всего пойти к кому-нибудь в гости и угостить товарища. Ты получаешь чистый (свой) номер, а он – халявное угощение, за которым не надо ходить, плюс кости, замусоренный стол, грязные полотенца и кучу бутылок. А если повезет, то и джекпот (о котором позже).

Таким образом, я отправился в гости к другу, оставив другого друга скучать в одиночестве у меня в номере. Поскольку в истории будут замешаны дамы, то не будем называть имена моих друзей. Для простоты обозначим их А. и Б. Итак, оставив скучать (ненадолго) у себя в номере А., я с курицей пошел к Б. Только я расселся и только Б. сгонял за бухлом, звонит Z. Z. была девушкой приятной как на взгляд, так и на ощупь, и более всего в жизни любила две вещи: секс и приключения. А еще она обалденно делала массаж. Ну, и вообще. И, естественно, она напросилась к нам в гости. Причем не одна, потому как Б. очень громко орал в трубку: «А подружка у нее есть? А подружка у нее есть?» Пришла с подружкой. Пришла, но не прошла. Звонок снизу, с ресепшена, на стационарный телефон:

– Але, к вам тут гости пришли.

– Да, я в курсе, пропустите.

– Нет, мы не можем. Мы пускаем внутрь только по документам.

– А у них они есть?

– Не знаю. Это не моя работа узнавать.

Звоню прелестным девушкам на трубу, так, мол, и так. Оказалось, у обеих есть паспорта. «Ок, – говорю, – проходите». Снова звонок с ресепшена:

– Але, к вам тут гости.

– Да, я в курсе, пропустите.

– Нет, мы не можем.

– ?

– Вы должны спуститься.

– Блин, я на 24-м (типа) этаже. Зачем?!

– Спускайтесь, разберемся. И захватите «Карточку постояльца»!

Ок. Спускаюсь.

На ресепшене сидят, нет, не сидят, а стоят и прямо нависают над моими хрупкими и нежными гостьями три (!) тетки и чуть ли не на просвет проверяют их паспорта. И два охранника. На всякий случай. Подхожу.

– К вам тут гости.

– Да, я в курсе, пропустите.

– Нет, мы не можем.

– ?

– Мы пускаем только по документам и только до 23.00. А сейчас уже 22.30. Кто это и зачем они хотят пройти в нашу гостиницу?

Мысленно я уже почти начал принимать массаж у себя в номере, поэтому, сохраняя совершеннейшее спокойствие, говорю. Нет, не так. Сделал драматическую паузу, облокотился на стойку и доверительным голосом сообщаю женщине на ресепшене. Немного даже как бы по секрету (слегка копируя Бенисио Дель Торо в «Страхе и Ненависти в Лас-Вегасе»):

– Это друзья. Все нормально. Мы, видите ли, музыканты. А они, если вы понимаете, что это, – журналисты. И мы уезжаем в 6 утра

Предисловие

Книга посвящается Ирише, которая по-прежнему верит в чудеса, а главное, знает, как их делать.

Эта вторая книга, написанная друзьями и для друзей доброй сказки под названием «Король и Шут», и это важно. Важно потому, что и написана она как разговор старых друзей. А кое-где автор даже позволяет читателю поучаствовать в развитии сюжета. Также надо помнить, что это вторая книга, её хоть и можно читать как самостоятельное произведение, но всё-таки лучше сначала прочесть первую часть. Например, эта книга начинается прямо с моей встречи с Машей Нефедовой, и я подразумеваю, что читатель уже знает, кто это. Далее в этой книге множество по-настоящему захватывающих историй, и, увы, в некоторых из них персонажи ругаются. Так было, и из песни слова не выкинешь. Вот и мы ничего выкидывать не будем, а будем из этих историй, как из кирпичиков, выкладывать нашу книгу. А поскольку читатели, как и публика, у нас разноплановые, то пусть родители, читающие эту книгу своим детям на ночь (что, без сомнения, будет поучительно и полезно), некоторые главы откладывают для прочитывания на потом, когда дети повзрослеют. А главное, при чтении этой книги нужно помнить, что где-то есть тысячи таких же, как ты, дорогой читатель, которые также читают эту книгу. Так же чувствуют и так же любят музыку. И это здорово, что мы вместе!

Особое спасибо Андрею Князеву – за мощь таланта и верность идеалам юности, нашим идеалам; Татьяне Ивановне Горшеневой – за мудрость и, конечно, за сына; Ольге Горшеневой – за понимание, красоту и, несомненно, дочку; Ирише Косиновской – за открытое сердце и понимание сути вещей; Татьяне Валентиновне Балуновой – за волшебное сердце, любовь и вечное сияние доброты и понимания; Вахтангу Махарадзе – за четкую память, прекрасные рассказы и дрова; Кате Марсовой – за то, что, даже отсутствуя, она присутствует; Наташеньке Чумаковой – за волшебные, временами стихийные свойства характера; Любе Семеновой и Михаилу Лапису – за потрясающие, а главное, своевременные фотографии; Екатерине Евсюковой – за твердость характера и стремление к новому, удачи тебе! Огромная благодарность всем людям и существам, причастным к созданию этой книги; Борису Фомичеву – за советы и всяческую дружескую поддержку, без которой никак; Диане Арбениной – за умные советы, глупые чувства и вечное стремление к неназываемому; Асе Гайрабековой – за дружбу и любовь; Ире, Игорю, Кате и Саше Меньшуткиным – за то, что я вспоминал о них и улыбался, а также за май, когда я написал много хорошего; еще раз спасибо моей маме, потому что, если бы она меня не воспитывала, я был бы совсем другим, а это грустно; еще раз Ирише Косиновской – за титаническую помощь в работе над книгой, без неё я бы и не взялся за эту книгу; Чаче, Илье, Сиду и Князю – за помощь в создании саундтрека к этой книге; Игорю Юзову – за бесконечную юность в голове, в которую я уже почти поверил, и искрометный талант, граничащий с фееричным талантом; Наталье Рощиной – за помощь с фотками и смекалистость; всем операторам – за съемку и терпение, за терпение и съемку; Кате Огурцовой – за организационную помощь, доброту и улыбку; Ирине Андронати – за стихи, видеосъемку, сон перед камином, а главное, за то, что она не скинула меня с Падающей Башни, что на Васильевском, хотя и могла; Андрею Лазарчуку – за потрясающую книгу «Посмотри в глаза чудовищ», которая лежит теперь у меня на столе; Нелли Раткевич – за то, что, когда некоторые «были, есть, будут», она всегда есть, и, конечно, за любовь к прекрасному; Ярославу Гашеку – за жизнеутверждаемость без повода и за то, что он не дружил с Ф. Кафкой и Стефаном Цвейгом; Артему Сочейкину – за коллажи на обложках, обработку фоток, юмор и затейливость, умную ясность и свет в начале туннеля, а также за то, что не побоялся хоть одним глазком, да и заглянуть в глаза моему дракону; Диме Быстрицкому – за несгибаемость характера, свободу от стереотипов и за то, что катал нас по Москве; Инне Демидовой и Насте Рогожниковой – за сыновей; Кириллу и Василию Балуновым – за то, что своим существованием наполняют мою жизнь смыслом; Мише Успенскому – за его любовь к жизни, несмотря на фантастическое образование, и за то, что он есть, несмотря ни на что; а главное, спасибо вам всем, дорогие читатели, ибо, как сказал Горшок, «без вас мы никто».

Спасибо тому, кто держит в руках эту книгу, за то, что ты такой, как есть, и пытаешься стать лучше.

P.S. Новости и добавочная информация в real time о книге будет здесь:

http://balu.kroogi.com/other

Книга посвящается Ирише, которая по-прежнему верит в чудеса, а главное, знает, как их делать.

1. Вступление

Перво-наперво давай выясним, кто же такой Горшок. Горшок – это теперь уже полумифический персонаж, и именно для того, чтобы разрушить эту псевдомифичность, мы с тобой тут и разговариваем, и слушаем истории. Правда, чем больше историй я рассказываю, тем более мифическим он становится…

Отрывок одного из интервью Балу

Расскажу я тебе, читатель, о кино и книгах.

Давным-давно, в каком-то восемьдесят лохматом году, пошли мы с Горшком после школы в видеосалон. Видеосалон – это такая хрень, когда в каком-либо помещении устанавливаются телевизор, видеомагнитофон и крутятся разные интересные фильмы. Ибо в «прекрасном» СССР по телевизору такого не показывали, а дома ни у кого видеомагнитофонов не было, дефицит. Интернета, кстати, тоже не было. Не буду рассказывать, какие именно фильмы мы смотрели и любили, но одним из ключевых, который мы полюбили и сразу же признали «классическим», был «Бесконечная история».

Если ты его не видел – срочно беги смотреть, а пока ты бежишь, в двух словах расскажу, в чем там дело. Если совсем уж в двух, то в этом фильме мальчик спасал страну Фантазию. Ее уничтожало страшное Ничто. И хотя страна эта была самая настоящая, но так уж получилось, что спасти ее мог лишь этот самый мальчик, дав имя Императрице. Не буду рассказывать весь фильм, но там в конце, когда совсем уже вилы подступили, когда жуткое Ничто уже почти поглотило прекрасную страну Фантазию, Императрица говорит (кстати, фильм, вдруг вспомнилось, был на немецком языке,): «Ну, че ты, чувак? Не видишь, что ли, – совсем край пришел?! Последний ломтик Фантазии остался, а ты тормозишь?! Блин горелый!» (Нет, ну последние слова она не сказала, но явно подумала.):))

И тут мальчик понял, что на самом деле все это живет и происходит в его фантазии. И пока эта прекрасная страна там живет – все хорошо. Пока он верит и думает об этой прекрасной стране, никакое Ничто не может не то что уничтожить, а даже прикоснуться к Фантазии.

Уф! Именно об этом я хотел написать свою первую книгу, именно об этом. О дружбе, о наших делах, о прекрасных мирах, созданных и до сих пор живущих в наших головах и сердцах. Обо всем прекрасном. (Кто следил за историей возникновения моей книги, знает, что «Бесконечная история» было ее первым названием.)

Но обстоятельства сложились так, что пришлось в книгу вставить и грустные главы. Просто для того, чтобы рассказать всю правду. Рассказать, чтобы не было больше ненужных и глупых вопросов, и закончить уже наконец все дрязги и склоки.

Сейчас ты держишь в руках мою вторую книгу. В ней мы с тобой погрузимся в мир волшебства и приключений. А главное, я надеюсь, ты понимаешь, что наша сказка под названием «Король и Шут» жива, только пока ты в нее веришь. Пока твоя фантазия участвует в процессе нашего творчества. Именно так, как в фильме, о котором я рассказал выше. Только волшебство и созидание!

Балу «Песня о любви и дружбе»

https://balu.kroogi.com/ru/content/3283855-Pesnya-o-lyubvi-i-druzhbe.html

Сказка «Король и Шут» живет внутри меня, и я попытался как мог показать ее тебе, читатель, на страницах этой книги. А в качестве музыкального сопровождения я покажу тебе по QR-кодам свои песни, которые сопровождали меня во время написания книги и во многом вдохновляли. В большинстве из них я просто веду беседу с Горшком. Беседу довольно личную, но я надеюсь, ты разберешься. Песни о том же, о чем и книга, мой новый альбом так и называется «Песни о любви и дружбе». Ведь если задуматься, то все песни мира – это песни о любви и дружбе. По крайней мере, так это было у нас, в группе «Король и Шут».

Итак, вперед, навстречу новым приключениям!

2. Свет наш, Маша

• Прекрасно море в бурной мгле
• И небо в блесках без лазури;
• Но верь мне: дева на скале
• Прекрасней волн, небес и бури.

Александр Сергеевич Пушкин

А не начать ли нам с тобой, друг мой читатель, книгу с чего-то просто красивого? Думаю, что да. Так что давай вспомним о нашей Машеньке. Некоторые ее могут знать как Машу Нефедову, скрипачку из группы «Король и Шут». В прошлой нашей книге она тоже участвовала, но поскольку мы с ней обсуждали в основном песни, то участие ее было немногословным, хотя и искрометным! Кстати, хорошее слово – «искрометный», очень подходит нашей Маше.

Так вот, были в истории группы различные персонажи. Был человек по имени Соплик, это, скорее, больше князевский друг, а точнее, проект. Он сначала пытался играть на гитаре, а потом стал нашим охранником. Соплик отличался там, что был совершеннейшим амбалом с бицепсом, как моя нога, но с очень маленькой головой. И поэтому он очень боялся, что кто-то может раздавить его, как клопа. Но не будем о нем в этой книге. Если тебе интересно, то спроси о нем у Князя сам. Был еще персонаж по имени Ахлебух. Хотя знаешь что? О нем мы тоже сейчас не будем. Ведь мы говорим о красоте! Именно привлечение красивой девушки к сотрудничеству я до сих пор считаю одной из наших блестящих идей. Настолько блестящей, что потом все, кому не лень, начали приглашать в группу скрипачей:) Ну, ладно, хватит барражировать вокруг этой темы, полетели со мной вместе в Сан-Франциско.

Маша, виды с Twin Peaks

https://balu.kroogi.com/ru/content/3291034-QR-code-2.html

Встретились мы с ней в одном из самых странных, но безумно красивых мест Сан-Франциско – на Твин Пикс. Погода стояла шикарная и, кстати, не совсем характерная для этих мест, видимо, природа благоволила нашей встрече. Поскольку я приехал чуть раньше, то погулял вокруг, и мне в голову пришла забавная мысль.

Когда я написал уже половину этой книги, я вдруг понял, что просто веселых историй будет недостаточно, и решил сгонять в Питер к друзьям. Просто поболтать. А заодно и поснимать видео для QR-кодов, которые ты видишь в книге. В основном я предавался воспоминаниям (на камеру) с Князем, но заехал и к Татьяне Ивановне, маме Мишки, и с Вахтангом поговорил (с человеком, который хорошо Мишку знал и организовал всю печальную процедуру после трагических событий, а это немаловажно). Я также проехался и неплохо поснимал всякие исторические для группы места.

Балу гуляет по Падающей башне

https://balu.kroogi.com/ru/content/3291036-QR-code-3.html

Даже взял небольшое интервью у Каспера, которое, впрочем, в эту книгу не сумел вставить. Короче, заморочился. Но суть этого и следующего абзаца в другом.

Случилось мне заехать и на питерское ТВ. Попросили дать им интервью. И вот там очень красивая девушка спросила меня: «А как Вам живется там, после того как Вы уехали?» И это было очень смешно. Поскольку буквально вчера я доснимал свой клип на нашу самую первую песню и волею судеб свалился в океан и даже утопил телефон.

Клип «Я иду к тебе домой»

https://balu.kroogi.com/ru/content/3291038-QR-code-4.html

Клип «Как я утопил телефон»

https://balu.kroogi.com/ru/content/3291039-QR-code-5.html

Промок, простыл, потом плюнул на все и полетел в Питер.

То есть до того момента, как я сидел в студии на питерском ТВ, прошло меньше суток. И той красивой девушке я что-то подобное и сказал. Мол, как можно куда-то «уехать», ведь как только ты захотел, то «раз» – и переместился из Калифорнии в Питер. Причем в той самой пропитанной океанской солью куртке, в которой свалился в океан. И наоборот, так получается, что с людьми, которые живут рядом и с которыми ты можешь встретиться всегда, ты видишься реже.

Так и у нас с Машей. Когда она уже жила в Калифорнии, а я еще играл в группе, то в каждый мой приезд мы старались видеться. А когда мы начали жить в полутора часах друг от друга, тут стали возникать различные срочные дела и так далее.

Но вернемся на нашу гору. Если ты не смотришь сейчас видео, то расскажу тебе. Мы довольно высоко над городом. Справа – даунтаун Сан-Франциско с его небоскребами, слева – океан, прямо перед нами – мост Голден Гейт, а внизу лежит двухэтажная Америка. Красиво, одним словом. Да еще потрясающе высокое небо, такое, знаешь, освежающе голубое.

Маша на фестивале «Окна Открой!». Стадион им. Кирова, 23 июня 2002 года. Фото А. Федечко

Пришла Маша, и после объятий и поцелуев мы приступили к беседе. Присоединяйся к ней и ты, поскольку часть вопросов я задаю от твоего имени. Ведь я-то знаю на них ответы, а вот ты – нет, но явно хочешь узнать. Короче, поехали!

Маша. Второй рассказ

https://balu.kroogi.com/ru/content/3291040-QR-code-6.html

Балу: Привет, Маша!

Читатель: Привет!

Маша: Привет, меня зовут Маша, а это – Сан-Франциско!

(Это Маша с тобой, читатель, здоровается. Тут поясняю, дальше догадывайся сам.)

Читатель: Маша, а занимаешься ли ты сейчас музыкой?

Маша: Да, я занимаюсь музыкой сейчас. На самом деле я очень долго не играла на скрипке, после того как ушла из группы.

Балу: Сколько?

Маша (задумалась): Лет девять, может быть даже, или восемь. А потом заскучала. И сначала я пошла играть кубинскую музыку в оркестре. А после этого волею судьбы я познакомилась с девушками, которые очень хотели играть танго, и они искали скрипачку, чтобы можно было бы создать маленький ансамбль. Теперь мы играем танго, и нам уже осенью исполнится три года, по-моему. И мы регулярно выступаем. Вчера вот выступали. (Встреча наша – 11 марта 2017 года.) Играем в основном для танцоров на милонгах. Это такие… мероприятия.

Балу: На танцах то есть играешь?

Маша: Ну, типа на танцах. (Смеется, дошло, видимо.) «На танцах то есть играешь!» На танго-танцах.

Балу: А кто танцует?

Маша: Танцует кто угодно. На самом деле в Сан-Франциско очень большое танго-комьюнити, поэтому людей много самых разных совершенно.

Балу: И как? Тебя штырит?

Маша: Штырит? Да, это приятно. То есть это иначе, чем играть рок-музыку, но это тоже очень благодарное занятие, потому что люди приходят, слушают, и для них это важно. И это приятно.

Читатель: А где лучше заниматься музыкой – по эту сторону океана или по ту?

Маша: Смотря какой. Например, если человек хочет заниматься классической музыкой, или он хочет, чтобы дети ей занимались, то тут все очень сложно. Здесь нет такого понятия, как музыкальная школа, например, куда ребенок может пойти и за доступные деньги получить музыкальное образование. Здесь этого нет, здесь можно брать частные уроки. В этом смысле в России, конечно, лучше.

А если взять рок-музыку, то я думаю, что, конечно, здесь проще. Потому что, даже если взять финансовые, жилищные условия…, все инструменты, оборудование музыкальное, тут оно людям более доступно. У меня, например, ребенок, ему девять лет. У него есть электрогитара, комбик маленький, и он в школе берет гитарные классы. То есть его в школе учат играть рок-н-ролльные песни. И это в школе такая программа. Она дополнительная, конечно, но все равно, все для этого специально приспособлено. И плюс у людей еще есть площадь. То есть у них есть гаражи, где они могут поставить барабаны, поставить инструменты и спокойненько для своего удовольствия играть. В России в этом смысле все, конечно, намного сложнее.

Читатель: А что у тебя ребенок играет?

Маша: Он три песни выучил. Одну – Knockin’ on heaven’s door, в смысле аккорды играет. Это Guns N’ Roses.

Балу: Smells like teen spirit «Нирваны» играет?

Маша: Нет. Он играет The White Stripes, вот эту «джин, джин-джин-джин, джин-джииииин, джин».

Балу: Seven Nation Army.

Маша: Да. И что-то он играет еще, я не помню. Но он начал только недавно, поэтому, я так понимаю, они им много вариантов не дают. Но он уже знает целую кучу аккордов. Даже больше, чем я знаю на гитаре, так что я очень горда.

Читатель: А где вообще жить лучше?

Маша: Жить, дорогой читатель, лучше везде. Лучше всего жить и иметь возможность пожить в разных местах. Если бы я в Америку не переехала, то не узнала бы целую кучу вещей, которую теперь знаю. Я обратила внимание, что сейчас есть тенденция, у молодежи особенно, поехать куда-то в Индию пожить, в Таиланд, в Европу. То есть люди путешествуют по миру не просто на две недели, а приезжают надолго, именно пожить. И мне кажется, что это очень обогащает человека, потому что раскрывает немножко мозги и голову (Маша демонстрирует, как именно раскрывает.) и показывает, как бывает по-разному. И это нас делает людьми более восприимчивыми ко всему. К разнообразию людей, мнений и вообще реальности, насколько у всех она разная. Поэтому я благодарна, что так вот получилось.

Балу: Но тебя изменила Америка?

Маша: Меня Америка очень сильно изменила. И конечно, меня изменил Сан-Франциско. Потому что Сан-Франциско – это не Америка. И вот жизнь в Сан-Франциско меня изменила очень.

Балу: В лучшую сторону или в худшую?

Маша: Мне кажется, в лучшую. Потому что в конечном итоге это все упирается в способность человеческую принимать большое количество всяких разных вещей. Способов жизни, разных культур, верований и так далее. И Сан-Франциско в этом смысле очень разнообразный город. Здесь есть люди совершенно любых цветов, совершенно любых рас, совершенно любых вероисповеданий. Абсолютно всякие разные. И из-за этого, поскольку ты с людьми разными сталкиваешься и отношения строишь, ты очень сильно меняешься. По крайней мере, меня это сильно изменило. И мне кажется, что это хорошо.

Балу: То есть ты довольна.

Маша: Да, и я очень благодарна. И вот дети мои, ну я же смотрю на них, они ходят в школу, где в классе целая куча разных детей. У которых разные родители, из разных даже социальных классов, да какие угодно. И мои дети, как мне кажется, от этого намного более…

Балу: А где лучше детей растить? В коллективе, где разные люди или где все одинаковые, но свои?

Маша: Мне кажется, что, где все свои, может быть, проще в каком-то смысле, но лучше, когда у человека с маленького возраста есть возможность испытывать и видеть разное. И дружить, например, с разными, разными людьми. Мне кажется, это здорово.

Маленькое отступление

А вспомни, дорогой читатель, особенно если тебе уже есть что вспоминать, ведь и тебе из школьных времен запомнились и добавили красок только РАЗНЫЕ люди. Не хорошие или плохие, а разные. А всех остальных не так чтобы не было, но не принесли они в жизни твоей детской ничего. Ничего. Такой вот прикол.

Маленькое отступление закончилось.

Маша (продолжает): А в каких-то других вещах тут легче. Да во многих вещах тут легче. У меня, например… Вот у меня же большая трагедия с ребенком случилась, с младшим сыном моим, и я не знаю, что произошло бы, если это случилось бы там (в России). Знаю, что он… инвалидом его не назвать, но, грубо говоря, он как инвалид. И я знаю, что в его случае в России жизнь его была бы очень тяжелой. Потому что в России никто не учит вот этому… принятию. Здесь, в Америке, по крайней мере в Сан-Франциско, все настроено по типу «мы будем вас принимать такими, какие вы есть». И школы, и организации разные, и вообще люди с гораздо большим пониманием относятся к таким вещам. Если, например, человек выглядит странно. Потому что у моего сына, например, глаза не открываются полностью, и он выглядит странно. И в России его совершенно заклевали бы и задолбали бы бестактными вопросами. А здесь люди тактичные и мягкие, никто не лезет к тебе, наоборот, поддерживают. Поэтому в этом плане я себе не представляю, я даже в Россию везти его сейчас не хочу, потому что я выйду с ним на улицу, а там все эти «доброжелательные» тетки и бабки, которые «а что же у вас с мальчиком такое случилось…». И если у него сейчас комплексов нет, то из России он через пять минут с комплексами уедет. Поэтому я себе не представляю, как жить в моей ситуации в России, если честно. Поэтому в этом плане лучше, наверное, здесь.

(Поскольку Маша не посчитала нужным более подробно коснуться этой темы, то и мы лезть в нее не будем, для «особо интересующихся» есть Интернет.)

Балу: Скучаешь ли ты по славе?

Маша: Слава – это весело? (делает глаза)

Маша. Глаза

https://balu.kroogi.com/ru/content/3291043-QR-code-7.html

Маша: По славе я не скучаю. И никогда эту «славу» к себе не относила. То есть я не принимала ее так, как будто она имеет какое-то отношение лично ко мне. Это был какой-то собирательный образ для поклонников, и при этом я даже не знаю, что он собой представлял, если честно. Но то, что он не имел и не имеет какого-либо отношения к реальности, – это факт. К тому же я не считаю, что там (в группе) я что-то сделала особенное для того, чтобы эту славу получить. И не могу сказать, что я ее испытывала на себе. Не то чтобы меня узнавали на улице и не давали проходу. Мне кажется, что любой человек, любая девочка со скрипкой, вставшая с Горшком на сцену, получила бы такую же «славу», как у меня. То есть дело не во мне, а просто в том факте, что я туда попала. (Задумалась.)

Балу (с иронией и как бы утешая): Не расстраивайся, любой гитарист, если бы стоял там, тоже стал бы «знаменитым», ха-ха-ха.

Горшок, Князь и Маша в Зеленом театре, 13 июня 2003 года. Фото Е. Евсюковой

Маша: Ну, в принципе, кто угодно если бы оказался там, то «прославился» бы. Поэтому я и говорю, что скучать особо не по чему. Не то чтобы я что-то заслужила…

Балу: Ну, ты не просто так стояла. Ты как красивая девочка стояла на сцене, а это ценно.

Маша: Да. Это так. Но по славе я не скучаю.

Читатель: Как повлияло на твою жизнь общение с Горшком? Изменило, может быть, как-нибудь твои взгляды на жизнь или как еще?

Маша: Ой, ей, ей… (вздыхает). Наличие Горшка на планете на мою жизнь повлияло очень сильно, потому что без него не было бы группы «Король и Шут». Без группы «Король и Шут» я бы не попала в группу «Король и Шут». И я не оказалась бы там и не испытала бы всех этих наших путешествий и приключений. И даже то, что я стояла на сцене перед большим количеством людей… Все-таки не каждому встречному доводится испытать такую вещь. Поэтому все это, конечно, является для меня особенным, и в первую очередь – благодаря Горшку и тому, что он существовал. Но повлиял ли он лично на меня…

Балу: Да, он же не только, как ты говоришь, «на планете», он рядом с тобой существовал долгое время.

Маша: Он рядом со мной существовал, но мы… У нас, по большому счету, не было особых каких-то личных и близких таких пересечений. Потому что я для него, мне кажется, всегда была такая неведомая зверюшка, которая «о, откуда она здесь есть? Она здесь есть». То есть на самом деле мы были с ним в более-менее параллельных реальностях. Но я абсолютно точно всегда отдавала себе отчет и восхищалась, и продолжаю, и никогда это не пройдет, его музыкальностью, невероятной совершенно. Его мелодичностью от природы, какой-то естественной, которая у него всегда была. И тому, что за всем этим эпатажным своим каким-то поведением, он был очень, очень, очень добрым человеком. И безобидным тоже. Это мое, по крайней мере, восприятие. Ну и, безусловно, он – гениальный и талантливый человек. И с таким человеком, когда отдаешь себе отчет в этом, рядом находиться всегда особенно. Но с точки зрения «научилась ли я у него чему-то в плане моих жизненных мировоззрений», то скажу «нет». Мы слишком разные.

Балу: То есть ты не сделала себе татуировку с флагом конфедерации на попе?

Маша (смеясь): Нет, я не сделала себе такую наколку. Ха-ха-ха. Мишкины идеи для меня были довольно далеко, если честно. Его музыкальность, его талант, его актерство – нет, а вот все, что социально-политическо-идейно… (машет вокруг головы руками) это… мне сложно было с этим.

Балу: А не жалеешь, что ушла из группы?

Маша: Нет, не жалею. Понимаешь, я не представляла себе такой жизни рок-н-ролльной всю свою жизнь. Это что-то, что было послано мне как подарок судьбы такой. Это не то, что я хотела бы всегда. Стоять там, на сцене, со скрипкой. Оно получилось само по себе. То есть раньше (до «Короля и Шута») я играла, конечно, рок-музыку, выступала с различными группами. Если бы я не играла, то не попала бы в группу «Король и Шут». Но играть на профессиональном уровне, как получилось, с полным погружением, я никогда не мечтала. Мне это подарили, и это было прекрасно. Но поскольку это не было тем, к чему я стремилась, то и отказаться от этого было легко.

Балу: То есть не жалеешь об этом.

Маша: Нет. Вот сейчас я ездила, играла концерты (после ухода Горшка, с бывшими музыкантами группы. – Прим. ред.) спустя тринадцать лет. И это было удивительно и очень приятно – выйти на сцену и сыграть все эти песни. Но вместе с тем я понимала, что ребята живут такой же точно жизнью, как мы жили тогда, тринадцать лет назад. Может быть, сейчас у них несколько другие гостиницы, несколько другие условия, но в общем и целом это все то же самое. А я за это время успела… очень много чего.

Балу: Вырасти?

Маша: И вырасти. И много всего испытать совершенно другого. Абсолютно другого. Даже выучить новый язык и начать думать на нем, да очень много всего! И я не буду говорить слово «вырасти», потому что за эти годы каждый человек вырос по-разному, но это совершенно другая реальность. То есть у меня была возможность увидеть и пережить на своей собственной шкуре совершенно другую реальность, отдельную от того, что мы делали в течение шести лет тринадцать лет назад во время наших гастролей. Поэтому я не жалею и не представляю себе, как это могло быть иначе.

Читатель: Маша, а пробовала ли ты субстанции?

Маша: Тяжелые не пробовала. Страшные всякие, от которых людям плохо.

Читатель: А какие пробовала?

Маша: А надо перечислять их?

Балу: Можно вообще на этот вопрос не отвечать, если не хочешь, все наши истории не про это.

Маша: Перебирать не буду, конечно, это глупо, но и прикидываться невинной я не хочу, потому что пробовала. Но героин и спид всякий я не пробовала, потому что это неинтересно и страшно. А всякие легкие штуки психоделические пробовала. Но это было очень давно.

Балу (с серьезным видом): Это было, когда ты еще в группе играла.

Маша (удивленно и даже чуть возмущенно): Когда я в группе играла – на самом деле нет! Когда в группе играла, я помню, накурилась один раз в Таллинне, и все. Когда я играла в группе, то никаких таких штук у меня не было. Они пришли уже, когда я сюда (в Сан-Франциско) приехала, я их уже тут попробовала, в Америке.

Читатель: Тогда позволено ли мне будет спросить, пила ли ты на гастролях?

Маша: Не-а.

Читатель: Совсем?

Маша: Нет, не совсем, конечно. (Задумалась, пытаясь что-нибудь припомнить.) Могла, бывало… Под конец особенно, я помню, что могла иногда выпить. О! Текилу пила! Помню, когда мы были где-то в Крыму…

Балу: В Ялте, в Ялте…

Маша: Да, в Ялте. И там был классный-классный бар.

Балу: «Апельсин» назывался.

Маша: И бартендеры делали какие-то напитки, которые горели. И мы очень весело бухали, я помню.

Балу: Это где ты по барной стойке ползала и пила прямо с нее какие-то специально разлитые штуки.

Маша: Наверное. Ха-ха-ха. Вот тогда я там веселилась, но это скорее исключение из правил. Ты вот помнишь, что я пила? Ни фига ведь не пила.

Балу: Нет, не пила. Так это и не я спросил, а народ. И народу же отвечу еще раз, что нет. И это был один случай из двух за шесть лет. Да и то мы его еле вспомнили.

Маша: Да.

Балу: Кстати, у меня вся книжка такая получается. Дописал до середины, думал, какие у меня веселые истории получаются, а потом перечитал, а они через одну – про пьянки, прикинь, несправедливость! Мы ведь не только этим занимались!

Маша: Вот у меня таких историй нет, поэтому и никаких историй нет, ха-ха-ха.

Балу: А уставала вообще на гастролях?

Маша: Вот не помню я, чтобы особо. Мы как бы молодые были, и я молодая была. И это была жизнь, все воспринималось как что-то естественное. То есть это моя жизнь, она такая. Из автобуса в гостиницу, потом на площадку, потом в поезд и так далее. У меня были какие-то маленькие нужды, мне вот нужно было мыться, например. И я никогда не забуду, как мы ездили в поезде долго по жаре, и я отрезала пластиковую бутылку, делала из нее такую вот баночку и мылась в вагонном туалете. Потому что для меня это было важно. Но не помню, чтобы я по этому поводу мучилась, страдала и что мне из-за этого было неудобно. Мне нужно было помыться, и я находила, как это сделать. Ну и все в таком духе. Не помню никакой усталости или измотанности, и все воспоминания у меня очень легкие и веселые.

Балу: Кстати, та же фигня…

Маша: Несмотря на то что, когда я сейчас вспоминаю, как эта жизнь на самом деле протекала, то со стороны она может выглядеть довольно утомительной. Но когда я находилась внутри всего этого, не помню, что это было утомительно. И опять же молодое тело. Если бы я сейчас так ездила и спала скрюченная в этом автобусе ночь за ночью, то, наверное, воспоминания были бы другими.

Балу: А какой у тебя ряд был в автобусе?

Маша: В автобусе? Не помню. (Задумалась.) Точно, у нас же был у каждого свой ряд.

Балу: А кто перед тобой был?

Маша: Не помню.

Балу: А за тобой?

Маша: Не помню. Помню, что где-то ближе ко второй двери, то есть в первой части автобуса, но не в самом начале. Очень хорошо я помню наше распределение в поезде, а вот в автобусе уже нечетко…

Балу: Ты с Горшочком ездила?

Маша: В поезде, да. У нас было одно купе с Горшком и Князем.

Читатель: И как оно, ездить в одном купе со звездами?

Маша (задумалась, а потом рассмеялась): У них ужасно воняли ботинки, это был полный ад и кошмар. Но они это знали, поэтому свои ботинки первым делом прятали под князевскую нижнюю полку, чтобы купе не превратилось в газовую камеру. В этом смысле было не… любопытно.

Балу: Но ведь они там вещи не разбрасывали, не хулиганили, не пьянствовали… особо.

Маша: Они не пьянствовали у меня в купе. Они пьянствовали у тебя в купе. В моем купе был порядок. Первым делом, заходя в купе, я стелила всем постельки.

Балу: Купе.

Маша: Всем четверым. Потому что я понимала, что если этого не сделаю я, то этого никто не сделает. Горшок мог совершенно спокойно лечь на этот скрученный матрас и так и спать на нем. Его мало беспокоили такие вещи. Поэтому я стелила всем постельки, они клали свои вещи, и пока им не нужно было приходить спать отрубаться, так их особо в купе и не видно было.

Балу: А валенки помнишь наши?

Маша: Валенки… подожди, что-то помню.

Балу: Нам Наташа Балунова сшила из американского флокса дорожные валенки, а тебе даже вышила имя на них.

Маша: Точно, это было в самом начале. Wow, Шурик, какие ты вещи помнишь! И какая у меня память поганая!

Читатель: Ну, так столько лет прошло, уж не двадцать ли?

Маша: Да нет! Память поганая, я вот с кем ни разговариваю, у всех столько воспоминаний, а я ничего не помню. Причем это у самого трезвого человека! Надо было бухать! Ха-ха-ха! (Смеется.)

Балу (в шутку): Было бы что вспомнить.

Маша: Да, было бы. Ха-ха-ха. Но мне было весело смотреть на всех остальных, которые веселились. Ну, в гостиницах это было от меня скрыто, но в автобусе и поезде я все это видела и удивлялась. Но вот помнить…

Читатель (меняя тему): А почему ты решила уехать из России?

Маша: Мне очень понравился Сан-Франциско, когда мы сюда на гастроли приезжали. Причем настолько, что я сразу же почувствовала себя здесь как дома. Мы же ездили и путешествовали по разным городам (в Америке) и на обоих побережьях были. И я помню, как сейчас, как мы въехали в Сан-Франциско из Лас-Вегаса. Мы ехали, ехали и въехали в туман. И я ощутила себя здесь как дома, на самом деле. Очень комфортно и уютно.

Частично из-за этого, а частично… Ну а что мне еще было делать? Почему нет? Из группы я ушла. Полная свобода.

Балу: То есть город тебя приманил и завлек?

Маша: Да, город и интерес. Опять же, меня дома, в Питере, ничего сильно не держало. Да и очень мне нравится Сан-Франциско. (Задумалась.) Скажем так, мне нравится Сан-Франциско и Bay area. То есть I’m not married to San Francisco. То есть у меня нет такого «я всегда хочу жить только в Сан-Франциско», но вот район залива и вот эта окрестность (показывает рукой) Bay area мне очень нравится. Тут очень красиво и хорошая погода! Единственное, что здесь купаться нельзя.

Читатель: И последний вопрос, если можно. Каким тебе запомнился каждый из музыкантов группы «Король и Шут»?

Горшок и Маша в ДК им. Кирова. Санкт-Петербург, 1998 год. Фото М. Лаписа

Балу: Горшок, например.

Маша (задумалась и романтически смотрит на океан): Горшок мне запомнился очень… упрямым. Нет, неправильно. Первое, конечно, это то, что я говорила выше про его талант и артистичность. Это первое, что я должна сказать. А так… его интенсивность. Какая-то общечеловеческая интенсивность. Например, он очень любил крайне настойчиво доносить до всех какие-то свои идеи. Как мы все тогда шутили: «Горшок на ухо подсел». То есть он любил «сесть на ухо» и втирать, втирать, втирать какие-то свои штуки.

Балу: Андрюша как запомнился?

Маша: Называла я его «Пушистик», но я не знаю, захочет ли он, чтобы кто-то об этом знал.

Балу: Мы у него спросим.

Маша: А коротко я его называла Пуш, но это, наверное, нельзя выносить в массы…

Балу (беру трубку, звоню): Уже спросил. Можно все. А почему ты его так называла?

Маша: Пушистиком я его называла потому, что у него был пух!

Балу: Да ладно! Где?

Маша: На голове. Он ставил себе прическу иголками, но на самом деле волосы у него очень-очень мягкие. Поэтому я его так и называла.

Балу: О как!

Маша: А вообще князевские моменты были совершенно прекрасными и шедевральными, когда он «включал дурку» и начинал дурачиться. Это было очень весело. Что еще мне запомнилось в начале? У нас не было никаких электронных приборов, смартфонов всяких, компьютеров и прочего, поэтому мы много общались, читали книжки.

Балу: Маша, Интернета не было!

Маша: Да! И люди рисовали. Князь рисовал в своих тетрадках, которые у него всегда были. И там – совершенно безумные и смешные вещи. Как сейчас помню, у него был рисунок, где нарисована группа существ по степени трансформации соответственно: человек, людоед, попугаевьед, попугаевьедовьед и попугай. До сих пор помню! И вот для меня Князь был человеком, который придумал совершенно такие безбашенные и смешные вещи. (Размахивает руками, показывая, какие именно смешные вещи придумывал Князь.)

Балу: Кстати, о смартфонах и Интернете. Вот буквально на днях до меня доперла одна пусть и простая, но удивившая меня мысль. Вот смотри, моему старшему сыну сейчас 21 год. Так вот, он никогда не пользовался в быту пленочными технологиями.

Маша: Совсем?

Балу: Нет, ну, наверное, видел где-то, но уже как музейный экспонат. Когда он подрос, то уже цифра рулила вовсю, причем давно. То есть, когда ты говоришь слова «пленка» или «перемотай песню вперед» по привычке, то не всем ясно, что именно ты там мотаешь. Ладно, не будем отвлекаться Каким ты помнишь меня?

Маша: Ты был шутник, Шурик. Шутни-и-и-ик. И ты всегда вносил какие-то темы. То есть, вот если Шурик решил, что он сейчас всех нас подсадит на группу, бл*дь, «Внезапный Сыч» – и все! Если Шурик так решил, то все ее будут слушать в автобусе, пока, с*ка, не понравится! До этого это был «Rammstein», по-моему. Ты даже магнитофон специально купил для гастролей, чтобы всем музыку слушать, а не поодиночке в плеерах.

Балу: Точно, я уж и забыл! Песню «Жаль, нет ружья!» я так же внедрил. Ее же сначала забраковали и даже разбирать не хотели! Но 40 или 50 прослушиваний – и все, так назвали альбом!

Маша: Точно! И вот я помню, ты все время придумывал какие-то фишки и внедрял их, и это было круто.

Балу: А помнишь, я придумал по именам-отчествам всех называть?

Маша: Точно, было такое дело. Короче, ты был таким придумщиком, который придумывал всякие фишки, а потом старательно их внедрял.

3. История шута

(короткий и внезапный рассказ о нашем первом выступлении и истории появления символа «Шут с руками»)

История – это то, что происходит с вами, здесь и сейчас.

Хроники Анкервилля

Вот и я вам расскажу несколько историй.

Анкервиль-старший

Балу: Расскажи, откуда и как появился рисунок «Шут с руками», ставший практически нашим символом.

Князь: Раз уж мы заговорили о нашем первом выступлении…

Балу: А мы заговорили?

Князь: Уже да!

Балу: Тогда расскажи, что ты помнишь о нашем самом первом выступлении.

Князь: Ну, мне кажется, тогда целесообразно вспомнить самое начало. В Школе ритма Игоря Голубева было первое выступление.

Балу: Не совсем так.

Князь (вспоминает): Мне вспомнилось еще одно мероприятие, которое, по всей видимости, было раньше. Выступление в клубе «Петроградец», на Петроградке, куда группа (я даже не помню, может, это даже и не «Король Шутов», а «Контора» была) пришла выступать в первый раз.

Балу: На сцене был ты, Горшок, я и Вася…

Князь: Это еще «Контора» была, и мы выступали с совершенно идиотской песней.

Балу: Спокойней, почему идиотской? Хорошая песня про Покойника…

Князь: «Покойник»?

Балу (напеваю):

• Моросит осенний дождь,
• Отвратительная сырость…
• Ох ты, бешеная туча,
• Убирайся, сделай милость.

• Как ты всем осточертела,
• Аж душа ползет из тела,
• И приходится опять
• Нам на бога уповать.

• Где-то музыка играет,
• Как мелодия печальна.
• Уж не марш ли похоронный
• Мне послышался случайно?

• К сожаленью, не ошибся,
• Там покойника несут,
• И старуха утирает
• С щек ползущую слезу…

Князь. История Шута

https://balu.kroogi.com/ru/content/3291045-QR-code-8.html

Князь: Точно, была такая песня.

Балу: Там еще третий куплет был, финал. Заканчивалось все тем, что покойнику все это надоело и «подхватил весь этот вой и унес его с собой». И все это в Am, F, E, Am и проигрыш F, G, Am или что-то типа того.

Князь: Точно помню другую песню. Если мы пели две, то, может быть, тогда и эта была.

Балу: Мы чуть ли не три играли или четыре.

Князь: А там была очень, ну скажем так, достаточно дурацкая песня, которая в конечном итоге не только не попала ни в один альбом «Короля и Шута», но ее даже нет в архивах.

Балу: Которая «та-та-та-та-тан-тан-тан»?

Князь: Да.

• Я иду по улице, как всегда.
• Стены зданий и машины. Красота.
• Приятно, превосходно выглядят прохожие.
• Их сегодня очень много, они имеют общее лицо народа.

Это ведь твоя песня была?

Балу: Ты знаешь, не совсем моя, половину стиха Горшок придумал. Тогда он еще не был Горшком, тогда нам было по 14 лет.

Князь: А стиль Горшка, он выделялся всегда.

• Кооперативы там и тут
• Что-то покупают, что-то продают.
• Рожи ненавистные с гниющими мозгами
• Шныряют там и тут. Друг друга загрызают.

Балу: Да, это он, ха-ха. А дальше ты придумал чуть-чуть.

• В этой жуткой суете…

Князь: Да, я тоже внес свои пять копеек в эту тему.

• В этой жуткой суете я не слышу голос свой…
• Там да там, там Я обосран сатаной.

Балу: Нет, было так: «дьявол, сытый суетой»…

Князь: Это в первой версии. Была вторая версия, что хотели сделать. Мы на тот период вообще еще ничего не умели делать и вообще даже не понимали, что мы хотим.

Балу: У нас была одна идея на всех.

Князь: Да.

Балу: Этого было достаточно.

Князь: В этой песне хотелось показать, что мы панки. А как написать панковский текст, никто не знал.

Балу: Мы не были панками. Мы были просто крутанами.

Князь: Нет, уже тогда тяга появилась к панк-року…

Балу: Все равно в «Петроградце» – только технически первое выступление, фактически первый раз мы выступили в красном уголке Ленинградского рок-клуба, как раз на экзамене Школы ритма Игоря Голубева, о которой ты начал говорить.

Князь: Просто надо было вспомнить про «Петроградец» для более точного повествования. Но тот первый концерт, конечно, в расчет брать не стоит. Потому что это мы учились в Школе ритма Игоря Голубева и непосредственно там сыграли первый концерт, то есть просто у нас была возможность выйти на сцену и сыграть на людях.

Балу: Да еще в таком месте. Тем более что, смешно вспомнить, рок-клуб еще функционировал.

Князь: Кстати, помнишь? Было очень смешно, у Горшка вот этот микрофон поехал вниз. А Горшок, как истинный начинающий профессионал, не прервался, а потянулся за микрофоном вниз, поскольку руки у него были заняты гитарой. И это очень смешно смотрелось. По крайней мере, бывшая там публика не слишком любила стиль, к которому мы хотели себя относить. На тот момент у нас и стиля-то никакого не было, но тем не менее этим он развеселил толпу, и она сразу стала к нам расположена. И нам всем полегче стало. У меня перестала трястись нога.

Балу: Да ты что!

Князь: Я нервничал, у меня тряслась нога. Я очень боялся, что это увидят в зале. Поэтому я постоянно с ноги на ногу переступал.

Балу: Прикольно.

Князь: Ну, я еще не так хорошо играл на гитаре, соответственно у меня еще была скованность в руках. Но ладно, это не суть. Это по тем подростковым внутренним ощущениям. Это же такой стресс, запоминаются такие ситуации.

Балу: А как появился рисунок «Шут с руками», ставший впоследствии… Тебе не запомнилось, случайно?

Князь в клубе «Не Бей Копытом». Москва, 1998 год. Фото Е. Евсюковой

Князь: Сейчас вспомню и расскажу. Мы, значит, играли концерты в TaMtAm-е, играли… Народу на нас приходило все больше и больше, и тут ты придумал самим делать афиши на наши концерты. Уж и не знаю, где ты их делал.

Балу: Да, была такая инновация. Сидел тогда я дома и думал: «Ну как же так, я же знаю, что все группы – это группы, но у нас-то реально крутая банда! Может, мы играть тогда еще не умели, и песни не так хорошо аранжированы. Но в глубине-то души мы крутые. И крутая музыка. Надо это донести людям, чтобы и они тоже это поняли». И я придумал: «А давайте печатать афиши!» Тогда не было такой возможности – взять и напечатать. И я из кусочков что-то набирал, где шрифт, где фотку.

Афиша «Король и Шут» в клубе TaMtAm, 1993 год

А ксерокса на каждом углу не было, и нужно было искать через друзей, у кого из родителей он есть на работе. Потом, через год, Поручик вернулся из очередной «бизнес-идеи», и они с Ухопланом (это еще один наш одноклассник) тоже немножко помогли. Потом мы сами ходили их клеить по улицам… Ну, тут уже все участники группы участвовали – и Рябчик, и Петя Васильев, да и ты с Горшком. Чего-то я развоспоминался, ха-ха-ха.

Князь: Прекрасно помню тот случай, когда мы поперлись с Горшком в Купчино в подземный переход клеить афиши, и нас там менты забрали. Мол, нечего тут всякую фигню расклеивать.

Балу: А, помню! Это уже была большая афиша, чуть ли не на «Юбилейный».

Князь: Да нет, мы тогда маленькие афишки клеили.

Балу: Или на «Ватрушку», что ли… Не суть, так и рисунок этот появился…

Князь: Помню, что я сам начал эти афиши разрабатывать, ну то есть оформление афиш. Причем они опубликованы. Их можно найти. Первая афиша, там написано.

Балу: Точно, ты прав. Сначала афиши были просто с названием, потом я вставил фотку, а потом появились разные рисунки. Так ты для афиш нашего «Шута…» нарисовал?

Князь: Не совсем. С Шутом была история довольно специфическая. Я вообще не помню, с какой целью его нарисовал. Совершенно точно, что я не рисовал никакого логотипа группы. Я просто взял и нарисовал этого Шута абсолютно стихийным образом. С руками. За всю историю нашего существования этих шутов было три. Один был молодой, смешной. Потом я решил его сделать круче и нарисовал его с подковкой, с усиками. И этот Шут стал более популярным. Если сейчас вы где-либо увидите афиши «Короля и Шута», на них вы найдете именно этого Шута. Но первый был на протяжении долгих лет, пока я его не перерисовал. Новый тоже сильно закрепился и стал культовым, даже переплюнул предыдущего.

Балу: Вспомнил. У меня была целая куча твоих рисунков, и я старался сделать всегда разные афиши, уж и не помню почему. Там были дед с палкой и прочее всякое… Заяц какой-то еще был… И Шут тоже был. Постепенно он как бы сам по себе прижился. А потом ни у кого и вопросов не возникло, когда мы делали первую «официальную» афишу, то есть в типографии.

Рисунок М. Горшенева

4. Больница, молодость, любовь

Как со звездами легко и просто, как с людьми тяжело…

Строчка из еще не написанной песни

Балу «Подожди»

https://balu.kroogi.com/ru/content/3283848-Podozhdi.html

Лежал я как-то в больнице, не так давно дело было, хотя и не недавно. И пришлось мне объяснять друзьям и близким, что в больницу надо носить не цветы, а домашнюю еду. И вдруг вспомнилось…

Дело было давно, совсем давно. Загремел как-то Горшок в больницу. Что-то в животе у него не заработало как надо. И вот он там лежит, а мне звонит его жена Анфиса: «Шурочка, там Миша лежит, все хорошо, операция прошла успешно, но он отказывается есть. Уже два дня ничего не ел почти, а я ничего не могу поделать».

Ну, что делать. Поехал к нему. А надо вам сказать, что на улице стояла зима, и причем довольно холодная. Дело даже не в этом, а в том, что у меня не было зимней обуви. Точнее, были старые разбитые высокие шнурованные военные ботинки, но их мне отдал как раз Горшок. А отдал он их мне, поскольку подошва у них треснула. У обоих. «На, говорит, Шура, может, починишь, и будет у тебя обувь на зиму, а то ты ходишь, как…» Но в мастерской надо мной просто посмеялись, и делать было нечего. Впрочем, в них можно было спокойно и с относительным комфортом дойти до метро, пока снег не набивался в трещину и не начинал таять. Не суть, одним словом, взял я ноги в руки и поехал к Горшку в больницу.

Приехал. Пропустили к нему. Причем врач на меня посмотрел, как на какого-то бомжа-оборванца, а не на стильно прикинутого панка. Впрочем, в этом сезоне и у тех, и у других линии модной одежды были очень похожи. Так что простим ему его необразованность и невзыскательность в вопросах моды. Захожу к Горшку. А он сидит такой весь бледный, в каких-то дурацких трениках и еще более дурацкой, явно солдатской, майке.

Горшок на фестивале «Нашествие», 2001 год. Фото Е. Евсюковой

– Шура, а ты пожрать ничего не принес?

А надо вам сказать, что времена у нас были голодные, и возможности достать нормальную еду у меня не было. Денег тоже не было, и все, что я мог ему принести, – это дружеское участие.

– Да нет, не принес. А что, тебя тут не кормят, что ли? – делаю я удивленное лицо.

– Да тут таким г*вном кормят! – пожаловался он на судьбу.

– Правда?

– Даже если захочешь есть – не сможешь. – добавил он с грустью.

– Ну, давай попросим и посмотрим. Может, и не такое уж г*вно?

Я сам был не то чтобы сытый и думал, что нет такого больничного г*вна, которое нельзя съесть.

– Да что просить-то, вон тарелка на тумбочке.

На тумбочке, накрытой серым полотенцем, действительно стояла тарелка с чем-то неаппетитным. Не, «неаппетитным» – фигня, с чем-то откровенно (даже издалека видно) несъедобным. Какая-то не то каша, не то переваренные макароны, не поймешь. Найдя ложку, я не без труда отделил кусочек этой массы, понюхал с наслаждением и сказал:

– Да нет. Не куропатка с ананасом, конечно, но вполне съедобно!

Причем сказал это так честно, что Горшок даже заинтересовался, не подменил ли я тарелку. Он-то уже это блюдо видел. Посмотрел и сказал с обидой:

– Да ты что?! Не буду я есть это г*вно, оно же не просто гэ, а несъедобное гэ. Ты шутишь, что ли?!

А я не шутил.

– Вот, смотри, – говорю спокойно, как будто ребенку что-то объясняя, – ты должен его есть, потому что не зря же я к тебе сюда ехал в 40-градусный мороз в разваливающихся гадах!

И протянул ему ложку. Он взял ее недоверчиво, оглядел:

– Да это же не каша, а резина! – И смотрит на меня так жалостливо.

– Вот, – говорю, – хорошо! Вот и ешь ее, как резину, а не кашу! Представь, что это жевачка. Не новая. Ешь давай, а то сдохнешь у меня тут, и все. Что я делать буду?! Ешь давай, достал уже!

И он ел. С совершенно несчастной мордочкой, но ел. Так и повелось. «Жру, – говорит, – эту гадость и представляю, что это не еда, а гадость, так значительно легче».

А потом он вышел из больницы. А потом мы сделали еще пару песен. А потом я устроился в ларек торговать фруктами, натырил там винограда, принес целый большой полиэтиленовый мешок Горшку с Анфисой, мы обожрались его, и у нас было расстройство желудка. Было очень смешно…

И я рад, что записал эту историю. Хотя это было и непросто – снова пережить ее, но теперь я могу ее спокойно отпустить и забыть.

5. Игра «Хармс»

Барнаульский гуру Б: «Любые оскорбления не должны идти от сердца, иначе они запачкают тебя. И прежде чем сказать их, примерь сначала эти слова на себя и пойми, что ты ничем не лучше. И потом с чистым сердцем и открытой душой оскорбляй, кого хочешь. А люди действительно низкие и мерзкие недостойны оскорбления. Понял?» – «Ага», – сказал Горшок. И добавил, кивнув с улыбкой: «Пошел ты на хер».

Все мы любим игры. Но не все умеем их придумывать. Мы с Горшком умели и всегда с удовольствием это делали, а когда к нашей компании присоединился Князь, то стало вообще незабываемо. Ту игру, о которой я собираюсь тебе рассказать, придумал Горшок, я лишь только немного ее развил и четко обрисовал правила, чтобы не забыть.

Балу рассказывает об игре «Хармс»

https://balu.kroogi.com/ru/content/3291046-QR-code-10.html

Придумана она была на станции метро «Маяковская». Мы стояли с Горшком, ждали кого-то и читали книжку Хармса (у меня как раз было карманное издание). Одну на двоих. Иногда указывая пальцами на особенно понравившиеся места, а иногда вырывая ее друг у друга и зачитывая особо выдающиеся сценки в лицах.

Итак, диспозиция. Играть в эту игру нужно в дружеской компании, вроде нашей. Требуется два-три или больше парней со своими девушками. Это принципиально важно. Нужны именно пары, поскольку игра направлена на то, чтобы парни перестали изображать то, чем они не являются, а девчонки перестали ждать этого от своих парней. Поэтому, хотя непосредственно в игре принимают участие только парни, наличие девчонок необходимо. Да, забыл добавить, играть нужно в людном общественном месте. Например, на эскалаторе в метро.

Начинается игра внезапно. Кто-то один (парень) наклоняется к уху другого и говорит что-то смешное, не очень приличное по отношению к себе (это принципиально!) и в стиле Хармса. Ну, например, «Я – влагалище!» Уже смешно, не правда ли?

Следующий должен сказать то же самое, но уже чуть громче. Дальше рассказывать, или сам догадаешься? Ты прав, дружище! Третий должен сказать еще громче, и так по кругу, пока очередь снова не дойдет до первого. И он должен будет сказать это уже довольно громко. И ты думаешь, это конец? Да?! Конь на! Все только начинается. Просто громкость продолжает увеличиваться. Если честно, то у нас ни разу не было ничьих или еще каких-либо неправильных результатов. Всегда кто-то проигрывал и проставлялся (это правило такое), но ни разу ни я, ни Горшок. Потому что компанию для этой игры нужно выбирать с умом.

Замечу тебе еще напоследок, что если я говорю тебе: «нужно играть», это не значит, что в такие игры тебе именно НУЖНО играть. Это значит, что мы в них играли. А что делать тебе, зависит от твоего воспитания и внутренней свободы.

6. Зимняя феерия

(Притяжение прекрасного с последующим его разоблачением, или Невиданная феерия на Ржевке)

И время остановилось…

Из книги «Дневник наблюдений за осенью

Внимание! Все жизненные ситуации, описанные в этой главе, выполнены профессионалами, и не пытайтесь их повторить.

Дело было зимой. Не то чтобы зимой-зимой, с сугробами и вьюгой, а такой зимой, с солнцем и снегирями. То есть снег, конечно же, был, но как-то незаметно. Или, может, мы на него не обращали внимания в силу незамутненности сознания.

Сидели мы как-то с Горшком у меня дома и пили кислый чай. Делали мы это с утра, пока рабочий день в разгаре, и никто не может помешать двум эстетам насладиться вкусом вселенной. А насладились мы хорошо, до полной ясности. Ну, то есть достигли такого состояния, когда вопросов больше не оставалось. А нам они и не нужны были в тот момент. Поэтому мы решили подняться у меня в парадной на последний, девятый этаж и выйти на крышу. Да, летом, имея навык и кое-какое устройство, можно было выйти на крышу практически любого дома в нашем микрорайоне, и мы даже ходили туда загорать. Но в тот момент была зима. Поэтому дверь на крышу была не то замурована, не то чем-то завалена, не то мы сами не поняли, что не сезон. Одним словом, не пошли загорать.