Сумерки империи. Российское государство и право на рубеже веков бесплатное чтение
© Текст. Крашенинников П.В., 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Пролог
Во второй половине XVIII века, во времена правления Екатерины Великой, дворяне получили вольность и были освобождены от обязанности служить. Крепостное право, напротив, достигло в это время невиданных масштабов как по количеству народонаселения, так и по объему порабощения. Крепостные были абсолютно бесправными людьми, которыми можно было торговать и оптом, и в розницу, с землей и без нее, помещики могли их сами наказать, в том числе сослать в Сибирь.
Павел I первым попытался ограничить могущество правящего сословия – дворянства, задумав стать императором всех подданных, включая мещан и крестьян, за что и поплатился не только царской короной, но и своей жизнью.
Его сын Александр I был воспитан на республиканских идеалах и мечтал о реформах системы управления, которые позволили бы избавить самодержавие от присущей ему неэффективности. В начале его царствования были широко распространены идеи введения конституционной монархии, так или иначе ограничивающей деспотическую власть самодержца. Однако дальше лучезарных идей дело не пошло.
Тем не менее в процессе разработки различных проектов для реализации этих идей появились идеологи ответственной бюрократии, стремившейся получить некоторую законодательно обеспеченную самостоятельность в рамках административных полномочий. Многочисленные иностранные военные походы привели к появлению довольно широкого слоя ответственной бюрократии, в основном военной, сильно разочарованной тем, что обещанные реформы так и не состоялись. Между тем они желали служить Отечеству, а не только монарху. Часть таких лиц объединилась в тайные общества, ставившие своей задачей свержение самодержавия и даже разработавшие проекты соответствующих конституций.
Император Николай I, травмированный восстанием декабристов (1825), напуганный польским восстанием (1830) и буржуазными революциями в Европе, решил отказаться от реформ, за исключением законодательной: был подготовлен и в 1833 году принят Свод законов Российской империи. Под руководством М. М. Сперанского было систематизировано все законодательство империи. Другие сферы жизни были доверены плавному течению истории под неусыпным контролем патримониальной бюрократии, и особенно ее репрессивных органов, пресекавших распространение революционной крамолы.
Как это бывает при всяком застое, развитие общественных процессов происходило латентным образом. Застойное засилье дворянского застолья, так выразительно описанное Н. В. Гоголем в «Мертвых душах», происходило на фоне второго технологического перехода, способствовавшего росту городского населения и значительному увеличению числа образованных людей. В этой части общества развернулась дискуссия о стратегии дальнейшего развития России, породившая две непримиримые группировки: либералов (европейцев) и славянофилов (почвенников, патриотов). Эти веяния не обошли стороной и бюрократию, которая в конце правления Николая I отчетливо разделилась на либеральную (прогрессистскую), консервативную и ретроградную части. Единственное, в чем они сходились, и их даже поддерживал сам император, так это в том, что крепостное право есть страшное зло и его надо отменить. Зато в вопросах тактики осуществления этого благородного дела имелись непреодолимые противоречия.
Крымская катастрофа и внезапная смерть императора накалили общественную обстановку до предела, и отмена крепостного права стала неизбежной. У нового императора Александра II не было другого выхода.
В силу покровительства со стороны влиятельнейших членов императорской фамилии карт-бланш на осуществление крестьянской реформы получила либеральная часть ответственной бюрократии.
Реформа не могла свестись лишь к законодательному наделению крестьян правами свободных людей. Остро стоял вопрос о механизме их освобождения. Неизбежным следствием стала реформа системы управления, поскольку дворяне лишались присущих им ранее управленческих функций (судебных, полицейских, фискальных и т. д.) в рамках их имений. Необходимо было создать органы, которым можно передать эти функции. Резкое увеличение правомочных субъектов и жуткое состояние судебной системы диктовали необходимость судебной реформы. Финансовая реформа стала следствием изменения механизма наполнения государственного бюджета, военная – исчезновения института рекрутов и т. п. Весь этот комплекс преобразований получил название Великих реформ.
Проектирование и запуск реформ осуществлялись при жестком сопротивлении крепостников, не желавших отмены крепостного права, и консервативной группировки бюрократии, считавшей предложенные проекты чересчур радикальными, а темпы их проведения слишком быстрыми. В итоге результаты реформ сильно разочаровали либерально настроенную общественность, поначалу встретившую реформы с восторгом.
Разочарованы были и крестьяне, для которых столь милые либералам понятия, как свобода и гражданские права, были пустым звуком. Их интересовала земля – единственный источник их существования. Принятая система выкупа земли в рассрочку оказалась неподъемной для многих хозяйств. Крестьянские волнения вспыхивали все чаще.
Разочарование все больше овладевало значительной частью общества, а социальная система Российской империи все дальше выходила из состояния равновесия, формируя тем самым объективные предпосылки для антисамодержавной революции.
Естественно, появились революционные организации, в том числе и террористического толка. Причем их ряды пополнялись не только романтически настроенной молодежью, но и выходцами из элиты[1]. Начались регулярные покушения на высших сановников и на самого императора.
Правительство Александра II, состоявшее в то время в основном из представителей консервативной группировки бюрократов с редкими включениями либералов, встало перед стандартным в условиях назревающей революции выбором: прибегнуть к силовому подавлению революционных настроений или приступить к реформе системы управления с целью приведения ее в соответствие новым социальным реалиям.
Сначала попытались пойти по первому варианту, но революционная ситуация только усугублялась. Тогда Верховная распорядительная комиссия во главе с министром внутренних дел графом М. Т. Лорис-Меликовым пришла к выводу, что причина террора и недовольства населения заключается не в желании избавиться от монархии, а в том, что реформы начала правления Александра II либо забуксовали, либо были полностью свернуты.
Было предложено продолжить начатые реформы, и прежде всего преобразование системы государственного управления. Конечно, ни о каком законодательном (конституционном) ограничении всеобъемлющей власти самодержца речи не шло. Подавляющее большинство членов правительства, включая самого Лорис-Меликова, были ярыми монархистами. Говорилось лишь о включении механизма обратной связи власти с обществом на основе привлечения представителей общественности и экспертного сообщества к работе государственных органов с правом совещательного голоса. Уже немолодой император колебался, опасаясь, что, как и предыдущие реформы, новые либеральные послабления могут привести к еще большему разгулу революционной крамолы, но все-таки согласовал соответствующий доклад министра внутренних дел и назначил на 4 марта 1881 года совещание по утверждению правительственной информации для печати о начале нового этапа реформ.
8 марта 1881 года
Александр II погиб от рук террористов 1 марта 1881 года[2].
Но намеченное царем-освободителем совещание все-таки состоялось 8 марта 1881 года.
Благодаря «Дневнику» Е. А. Перетца, служившего тогда Государственным секретарем, мы имеем возможность узнать, как рассматривался вопрос о дальнейшем проведении реформ на заседании Совета министров 8 марта под председательством только что взошедшего на престол императора Александра III.
После прочтения по просьбе императора министром внутренних дел Михаилом Тариэловичем Лорис-Меликовым доклада, уже одобренного Особым совещанием 28 января 1881 года, первым выступил сенатор-старожил, воспитатель цесаревичей Николая и Александра С. Г. Строганов, обвинивший составителей доклада в намерении легализовать идею замены самодержавия на конституционную монархию, что, по его мнению, приведет к гибели России. Выступившие председатель Комитета министров П. А. Валуев, военный министр Д. А. Милютин и ряд других участников совещания опровергли такое заявление и поддержали Лорис-Меликова. Затем выступил К. П. Победоносцев; его слова и реплики Александра III, зафиксированные в упомянутом нами «Дневнике Перетца»[3], стоит привести более подробно, поскольку они решительным образом отразились на судьбе Российской империи:
«Обер-прокурор Св. синода К. П. Победоносцев (бледный, как полотно, и, очевидно, взволнованный): „Ваше Величество, по долгу присяги и совести я обязан высказать Вам все, что у меня на душе. Я нахожусь не только в смущении, но и в отчаянии. Как в прежние времена перед гибелью Польши говорили: „Finis Poloniae“, так теперь едва ли не приходится сказать и нам: „Finis Russiae“. При соображении проекта, предлагаемого на утверждение Ваше, сжимается сердце. В этом проекте слышится фальшь, скажу более: он дышит фальшью…
Нам говорят, что для лучшей разработки законодательных проектов нужно приглашать людей, знающих народную жизнь, нужно выслушивать экспертов. Против этого я ничего не сказал бы, если б хотели сделать только это. Эксперты вызывались и в прежние времена, но не так, как предлагается теперь. Нет, в России хотят ввести конституцию, и если не сразу, то по крайней мере сделать к ней первый шаг…
А что такое конституция? Ответ на этот вопрос дает нам Западная Европа. Конституции, там существующие, суть орудие всякой неправды, орудие всяких интриг. Примеров этому множество, и даже в настоящее время мы видим во Франции охватившую все государство борьбу, имеющую целью не действительное благо народа или усовершенствование законов, а изменение порядка выборов для доставления торжества честолюбцу Гамбетте, помышляющему сделаться диктатором государства. Вот к чему может вести конституция.
Нам говорят, что нужно справляться с мнением страны через посредство ее представителей. Но разве те люди, которые явятся сюда для соображения законодательных проектов, будут действительными выразителями мнения народного? Я уверяю, что нет. Они будут выражать только личное свое мнение и взгляды…“
Государь: „Я думаю то же. В Дании мне не раз говорили министры, что депутаты, заседающие в палате, не могут считаться выразителями действительных народных потребностей“.
Победоносцев: „…И эту фальшь по иноземному образцу, для нас непригодную, хотят, к нашему несчастью, к нашей погибели, ввести и у нас. Россия была сильна благодаря самодержавию, благодаря неограниченному взаимному доверию и тесной связи между народом и его царем. Такая связь русского царя с народом есть неоцененное благо. Народ наш есть хранитель всех наших доблестей и добрых наших качеств; многому у него можно научиться. Так называемые представители земства только разобщают царя с народом. Между тем правительство должно радеть о народе, оно должно познать действительные его нужды, должно помогать ему справляться с безысходною часто нуждою. Вот удел, к достижению которого нужно стремиться, вот истинная задача нового царствования.
А вместо того предлагают устроить нам говорильню вроде французских états généraux. Мы и без того страдаем от говорилен, которые под влиянием негодных, ничего не стоящих журналов разжигают только народные страсти. Благодаря пустым болтунам что сделалось с высокими предначертаниями покойного незабвенного государя, принявшего под конец своего царствования мученический венец? К чему привела великая святая мысль освобождения крестьян?.. К тому, что дана им свобода, но не устроено над ними надлежащей власти, без которой не может обойтись масса темных людей. Мало того, открыты повсюду кабаки; бедный народ, предоставленный самому себе и оставшийся без всякого о нем попечения, стал пить и лениться к работе, а потому стал несчастною жертвою целовальников, кулаков, жидов и всяких ростовщиков.
Затем открыты были земские и городские общественные учреждения – говорильни, в которых не занимаются действительным делом, а разглагольствуют вкривь и вкось о самых важных государственных вопросах, вовсе не подлежащих ведению говорящих. И кто же разглагольствует, кто орудует в этих говорильнях? Люди негодные, безнравственные, между которыми видное положение занимают лица, не живущие со своим семейством, предающиеся разврату, помышляющие лишь о личной выгоде, ищущие популярности и вносящие во все всякую смуту.
Потом открылись новые судебные учреждения – новые говорильни, говорильни адвокатов, благодаря которым самые ужасные преступления – несомненные убийства и другие тяжкие злодейства – останутся безнаказанными.
Дали, наконец, свободу печати, этой самой ужасной говорильни, которая во все концы необъятной русской земли, на тысячи и десятки тысяч верст разносит хулу и порицание на власть, посевает между людьми мирными, честными семена раздора и неудовольствия, разжигает страсти, побуждает народ к самым вопиющим беззакониям.
И когда, государь, предлагают Вам учредить, по иноземному образцу, новую верховную говорильню?.. Теперь, когда прошло лишь несколько дней после совершения самого ужасающего злодеяния, никогда не бывавшего на Руси, когда по ту сторону Невы, рукой подать отсюда, лежит в Петропавловском соборе непогребенный еще прах благодушного русского царя, который среди белого дня растерзан русскими же людьми. Я не буду говорить о вине злодеев, совершивших это ужасающее, беспримерное в истории преступление. Но и все мы, от первого до последнего, должны каяться в том, что так легко смотрели на совершавшееся вокруг нас; все мы виновны в том, что, несмотря на постоянно повторявшиеся покушения на жизнь общего нашего благодетеля, мы, в бездеятельности и апатии нашей, не сумели охранить праведника. На нас всех лежит клеймо несмываемого позора, павшего на русскую землю. Все мы должны каяться!..“
Государь: „Сущая правда, все мы виновны. Я первый обвиняю себя“.
Победоносцев: „В такое ужасное время, государь, надобно думать не об учреждении новой говорильни, в которой произносились бы новые растлевающие речи, а о деле. Нужно действовать!“»
Нам остается только гадать об истинных мотивах выступления Константина Петровича на столь презираемой им говорильне, коей, несомненно, является любое совещание. То ли это было стремление прожженного царедворца повысить свою репутацию в глазах царя, сказав за него то, что ему самому неудобно было сказать, то ли это и вправду был крик души. Как бы то ни было, устами Победоносцева прошлое объявило войну будущему. Программа партии ретроградов была оглашена на высочайшем уровне.
Речь эта произвела на многих, в особенности на государя, весьма сильное впечатление. Сознавая это, министр финансов Российской империи А. А. Абаза произнес взволнованным голосом, но при этом весьма решительно: «Ваше Величество, речь обер-прокурора Св. синода есть, в сущности, обвинительный акт против царствования того самого государя, которого безвременную кончину мы все оплакиваем. Если Константин Петрович прав, если взгляды его правильны, то Вы должны, государь, уволить от министерских должностей всех нас…»[4]
Увольнение, конечно же, произошло, но не сразу, а чуть позже. В конце апреля был подписан и Манифест о незыблемости самодержавия, подготовленный Победоносцевым. Была ли в марте 1881 года очередная развилка в истории России? Какие последствия имели принятые 8 марта решения для эпох Александра III и Николая II? Попробуем разобраться.
Часть I. Эпоха Александра III (1881–1894). Ренессанс самодержавия
Империя – принцип. Она неделима.
Фёдор Тютчев
Глава 1. Великий князь, цесаревич Александр Александрович Романов
Александр Александрович Романов родился в 1845 году. Отец Александр Николаевич Романов, мать Мария Александровна Романова, в девичестве принцесса Максимилиана Вильгельмина Августа София Мария Гессенская и Прирейнская. Александр был третьим ребенком в семье, вторым сыном. Во время рождения Александра императором Российской империи был Николай I.
Родители предназначили Александру военную стезю. Первый офицерский чин он получил на день рождения, когда ему исполнилось семь лет, а в 17-летнем возрасте был зачислен в царскую свиту со званием флигель-адъютанта. Он вовсе не был прилежным учеником, но это мало кого волновало: для будущего вояки это нормально. Его считали не очень сообразительным, тугодумом, но зато Александр с ранних лет отличался здравым умом и рассудительностью. Он ничего не мог схватить на лету, с ходу, но, поразмыслив и решив что-то, уже не отступал до конца. Главным воспитателем Александра был граф Борис Алексеевич Перовский, образованием заведовал профессор Московского университета экономист Александр Чивилёв.
Природа одарила Александра богатырской статью. Расти он прекратил на отметке 193 см при весе около 120 кг. Своих размеров он немного стеснялся, особенно в дамском обществе. По-видимому, не знал поговорки, что хорошего человека должно быть много. А человеком он был действительно хорошим, добрым, мягким сердцем и необыкновенно деликатным. Его воспитатели отнюдь не стремились продвинуть его человеческие качества. Они боялись их испортить.
Александр не был чужд изящных искусств, увлекался музыкой и изобразительным искусством. Именно при его царствовании русский балет оказался «впереди планеты всей».
Особенно нежную привязанность Александр испытывал к своему старшему брату цесаревичу Николаю Александровичу (1843–1865), которого готовили к роли российского самодержца и потому обращали пристальное внимание на его образование. В частности, право Николаю преподавали И. Е. Андреевский, Б. Н. Чичерин и с 1861 года – К. П. Победоносцев, теорию финансов и политической экономики – Н. Х. Бунге, историю – С. М. Соловьёв, главным воспитателем был граф С. Г. Строганов.
В 1864 году Николай был помолвлен с датской принцессой Дагмар. В этом же году во время путешествия по Италии и Франции он заболел. Диагноз был фактически приговором – туберкулезный менингит. 12 апреля 1865 года Николай в присутствии отца Александра II и брата, великого князя Александра Александровича, скончался в Ницце.
Для императорской семьи это была неожиданная и непоправимая трагедия, особенно тяжело потерю переносила мать Мария Александровна. Это была смерть второго ребенка: ранее умерла дочь, теперь – сын, наследник престола. Считается, что с этого момента здоровье Марии Александровны стало резко ухудшаться.
Для Александра смерть обожаемого брата стала двойным потрясением. В дополнение к невыносимому горю на него обрушилась участь наследника российского престола, к которой он совершенно не был готов.
Со смертью Николая Александр становится цесаревичем – официальным наследником престола. Ему было уже 20 лет, и многое в образовании будущего императора было упущено, требовалось срочно исправлять положение. Молодой человек прослушал целый курс специальных лекций, которые подготовил для него наставник Константин Петрович Победоносцев. В 1865 и 1866 годах ему был прочитан курс русской истории Сергеем Михайловичем Соловьёвым. Одновременно с обучением император ввел его в курс государственных дел. Александр Александрович объехал ряд губерний, стал членом Госсовета, присутствовал на заседаниях правительства, участвовал в принятии решений императором. Его первая официальная должность – почетный председатель Особого комитета по сбору и распределению пособий голодающим – была связана с голодом, наступившим в 1868 году в ряде губерний вследствие неурожая.
Цесаревичу в наследство от Николая достались не только титул, но и невеста. Такова уж царская доля – любить кого положено. Да и кто сказал, что брак обязательно должен стать следствием любви, а не наоборот? Как утверждают очевидцы, Александр не переносил никакой фальши и при малейших ее признаках замыкался в себе. Так что трудно предположить, что он прожил всю жизнь с нелюбимой женой под маской лицемерия. Александр был прекрасным семьянином, любящим мужем и глубоко верующим человеком[5]. Отсюда его болезненное неприятие похождений его отца и особенно романа с княгиней Е. М. Долгоруковой.
Учитывая прежние договоренности Александра II с датским королем Христианом IX и сложившиеся личные отношения цесаревича и принцессы, 13 октября 1866 года Александр и Дагмар сочетались браком. Мария Софья Фредерика Дагмар после принятия православия становится Марией Фёдоровной[6].
6 мая 1868 года у Александра Александровича и Марии Фёдоровны родился сын Николай Александрович Романов; всего у четы было шесть детей.
В осуществлении Великих реформ Александр Александрович по малолетству участия не принимал, но об их последствиях был хорошо наслышан, особенно от своего близкого друга князя В. П. Мещерского, внука Карамзина, чиновника особых поручений при министре внутренних дел Валуеве, ну и от своего наставника К. П. Победоносцева, конечно. Во время голода 1868 года, особенно поразившего северные губернии, они убеждали цесаревича, что голод – следствие того, что крестьяне неспособны отвечать сами за себя, получив свободу, стали лениться и пьянствовать. Отсюда и голод. Так что освободили их слишком рано. Не то чтобы ближайшее окружение Александра критиковало Великие реформы, такого поношения своего отца цесаревич не допустил бы, но всячески указывали на отдельные недостатки преобразований.
Цесаревич был хорошо осведомлен о коррупции среди членов императорской семьи и высших сановников, особенно в процессе строительства железных дорог[7]. Соперничество между либеральной и консервативной группировками в правительстве происходило не только исходя из идейных соображений, но и в плане борьбы за особо крупные заказы для аффилированных с ними компаний.
Не прошли мимо сознания цесаревича и многочисленные аресты и процессы над революционерами, переполненные злодеями Петропавловская крепость и губернские тюрьмы. После выстрела Каракозова в царя и превращения бывшего камер-пажа Кропоткина в государственного преступника властям предержащим в каждом виделись революционеры. Размах революционного движения и жесткие репрессии, развязанные царским правительством в ответ, внушали тревогу и мрачные мысли, а это совсем не соответствовало характеру Александра.
Подозрения вызывали даже офицеры, которые начиная с 1875 года без царского разрешения уезжали в Белград, чтобы поддержать борьбу сербов и черногорцев с турками. Ведь они едут воевать за свободу, пусть и братьев-славян. Явные революционеры.
Однако общественное мнение было на стороне восточноевропейских христиан, угнетаемых Османской империей, подавившей восстания в Болгарии и Боснии-Герцеговине. В 1876 году шестикратно превосходящие силы турок поставили сербов и русских добровольцев на грань поражения. Российский император был вынужден объявить ультиматум Турции, угрожая войной. Турки согласились на перемирие, но в апреле 1877 года император Александр II все-таки объявил Турции войну.
Цесаревич Александр в звании генерала от инфантерии и генерала от кавалерии принял в этой войне непосредственное участие и весьма достойно командовал Восточным (Рущукским) отрядом Дунайской армии. В его состав входили 12-й и 13-й корпуса[8]. Впрочем, это мероприятие ему сильно не понравилось: «Я рад, что был на войне и видел сам все ужасы, неизбежно связанные с войной, и после этого я думаю, что всякий человек с сердцем не может желать войны, а всякий правитель, которому Богом вверен народ, должен принимать все меры, для того чтобы избегать ужасов войны…»[9] – решил он. И действительно, в период его царствования Российская империя не приняла участия ни в одной войне.
Тяжесть шапки Мономаха обрушилась на голову Александра Александровича совершенно неожиданно и самым трагическим образом. Как писал в начале ХХ века историк В. В. Назаревский, «…Александр III принял в свои руки Русскую Землю, обрызганную царской кровью, в великой смуте»[10].
Глава 2. Восшествие на престол Александра III
2 марта 1881 года Александр III взошел на престол. Коронация прошла в Москве 15 мая 1883 года. После смерти Александра II осталось много нерешенных вопросов, в том числе и самый главный из них: каким образом вернуть социальную систему империи в равновесное состояние – за счет реформы системы управления, сделав ее более адекватной потребностям общества, или путем блокирования набиравших силу революционных процессов? А конкретно: продолжать ли задуманный Александром II второй этап реформ или свернуть их?
Ответ был дан, можно сказать, незамедлительно. В апреле 1881 года был высочайше утвержден «Манифест о незыблемости самодержавия», основной пафос которого можно кратко сформулировать так: «Не будет вам никакого реформирования власти, любите ее такой, какая она есть, и покоряйтесь ей».
Предлагаем полный текст Манифеста.
«О призыве всех верных подданных к служению верою и правдою Его Императорскому Величеству и Государству, к искоренению гнусной крамолы, к утверждению веры и нравственности, доброму воспитанию детей, к истреблению неправды и хищения, к водворению порядка и правды в действии учреждений России.
Объявляем всем верным Нашим подданным:
Богу, в неисповедимых судьбах Его, благоугодно было завершить славное Царствование Возлюбленного Родителя Нашего мученическою кончиной, а на Нас возложить Священный долг Самодержавного Правления.
Повинуясь воле Провидения и Закону наследия Государственного, Мы приняли бремя сие в страшный час всенародной скорби и ужаса, пред Лицем Всевышнего Бога, веруя, что, предопределив Нам дело Власти в столь тяжкое и многотрудное время, Он не оставит нас Своею Всесильною помощью. Веруем также, что горячие молитвы благочестивого народа, во всем свете известного любовию и преданностью своим государям, привлекут благословение Божие на Нас и на предлежащий Нам труд Правления.
В Бозе почивший Родитель Наш, приняв от Бога Самодержавную власть на благо вверенного Ему народа, пребыл верен до смерти принятому Им обету и кровию запечатлел великое Свое служение. Не столько строгими велениями власти, сколько благостью ее и кротостью совершил Он величайшее дело Своего Царствования – освобождение крепостных крестьян, успев привлечь к содействию в том и дворян-владельцев, всегда послушных гласу добра и чести; утвердил в Царстве Суд, и подданных Своих, коих всех без различия соделал Он навсегда свободными, призвал к распоряжению делами местного управления и общественного хозяйства. Да будет память Его благословенна вовеки!
Низкое и злодейское убийство Русского Государя посреди верного народа, готового положить за Него жизнь свою, недостойными извергами из народа есть дело страшное, позорное, неслыханное в России, и омрачило всю землю Нашу скорбию и ужасом.
Но посреди великой Нашей скорби Глас Божий повелевает Нам стать бодро на дело Правления в уповании на Божественный Промысл, с верою в силу и истину Самодержавной Власти, которую Мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких на нее поползновений.
Да ободрятся же пораженные смущением и ужасом сердца верных Наших подданных, всех любящих Отечество и преданных из рода в род Наследственной Царской Власти. Под сению Ее и в неразрывном с Нею союзе земля наша переживала не раз великие смуты и приходила в силу и в славу посреди тяжких испытаний и бедствий, с верою в Бога, устрояющего судьбы ее.
Посвящая Себя великому Нашему служению, Мы призываем всех верных подданных Наших служить Нам и Государству верой и правдой, к искоренению гнусной крамолы, позорящей землю Русскую, к утверждению веры и нравственности, к доброму воспитанию детей, к истреблению неправды и хищения, к водворению порядка и правды в действии учреждений, дарованных России Благодетелем ее, Возлюбленным Нашим Родителем.
Дан в С.-Петербурге, в 29-й день Апреля, в лето от Рождества Христова тысяча восемьсот восемьдесят первое, Царствования же Нашего в первое»[11].
История Российской империи в XIX веке выписала очередной зигзаг: от реформатора Александра I, пусть больше идейного, чем реального, к консерватору Николаю I, затем – к реальному реформатору Александру II, а теперь – опять к консерватору Александру III.
Конечно, Александр Александрович вовсе не собирался повернуть историю вспять и отменить Великие реформы. Он не мог не понимать, что такой шаг может и вовсе обрушить самодержавие.
Он рассчитывал повернуть реформы в нужное для России русло, убирая чуждые, по его мнению, для нее элементы. Собственно, в Манифесте освобождение крестьян трактуется как великое благо и достижение предшественника. Александр III хотел лишь сохранить status quo и обуздать смуту – одним словом, сберечь Россию такой, как он ее понимал.
Однако однажды запущенные социальные процессы в дальнейшем могут развиваться в соответствии со своей внутренней логикой и приводить к результатам, отличным от изначально задуманных, тем более когда оперативное управление в силу исторической необходимости находится в руках ответственной бюрократии.
В правительстве Александра II доминировали консерваторы, да и те в большинстве своем склонялись к необходимости налаживания диалога с обществом. Различие между либералами и консерваторами становилось все более условным. Казалось бы, абсолютно беспочвенное обвинение в адрес министра внутренних дел Лорис-Меликова и его коллег, бывших убежденными сторонниками самодержавия, что они пытаются тихой сапой протащить конституцию, ограничив власть царя, на самом деле имело второе дно.
Идейные лидеры партии ретроградов К. П. Победоносцев, редактор газеты «Московские ведомости» М. Н. Катков[12] и князь В. П. Мещерский[13] отдавали себе отчет, что, начиная с деятелей Негласного комитета Александра I, происходит эволюционное изменение системы управления, в которой все большую роль играет ответственная бюрократия. По своей природе она стремится перетянуть на себя все больше полномочий и тем самым волей-неволей подрывает основы самодержавия. В 1860-е годы Катков и Победоносцев участвовали в подготовке Великих реформ, но к 1880-м годам они стали их яростными врагами. Катков предлагал полностью искоренить принципы, внесенные реформами в русскую жизнь, призывал к административно-политическим переустройствам. Победоносцев больше надежд возлагал на изменения в умах и душах людей, на усиление влияния церкви.
Так что обвинение правительства Александра II в протаскивании конституции было доносом на ответственную бюрократию как таковую, а не на отдельных ее представителей. Хотели ли ретрограды остановить эволюцию системы управления и возродить патримониальную бюрократию или намекали, что надо заменить либералов и консерваторов в правительстве на их (ретроградов) представителей, которые будут «правильно» использовать полномочия ответственной бюрократии, однозначно ответить сложно, хотя более вероятным кажется второй вариант.
Новый император понял намек правильно. Подписав Манифест о незыблемости самодержавия не только без согласования, но и без обсуждения с правительством, он дал четко понять, кто в доме хозяин.
Новое правительство Александра III преимущественно состояло из деятелей, считавших проведенные реформы ошибкой. Так, новоназначенный министр внутренних дел славянофил Н. Игнатьев в своем циркуляре начальникам губерний писал: «Великие и широко задуманные преобразования минувшего царствования не принесли всей той пользы, которую царь-освободитель имел право ожидать от них. Манифест 29 апреля указывает нам, что верховная власть измерила громадность зла, от которого страдает наше Отечество, и решила приступить к искоренению его»[14]. Правда, пробыл он министром недолго, поскольку имел глупость предложить императору созвать Земский собор одновременно с коронацией, дабы укрепить основы самодержавия. Но как может истинный ретроград призывать собрать очередную говорильню?
Сменивший его на этом посту бывший константиновец Д. А. Толстой писал царю: «Убежден, что реформы прошлого царствования были ошибкой, что у нас было население спокойное, зажиточное… а теперь явилось разоренное, нищенское, пьяное, недовольное население крестьян, разоренное, недовольное дворянство, суды, которые постоянно вредят полиции, 600 говорилен земских, оппозиционных правительству»[15].
Назойливая ненависть ретроградов к говорильням как механизму демократического взаимодействия общества и власти указывала на их стремление выступать по отношению к больному обществу в качестве ветеринаров, а не врачей[16], понимая верноподданное население как бессловесную тварь.
Про конкуренцию в экономике, особенно в ее крупных отраслях, обсуждения были прекращены. Даже трое великих министров финансов, последовательно сменивших друг друга – Н. Х. Бунге, И. А. Вышнеградский, С. Ю. Витте, – были ярыми противниками рыночной экономики, только начавшей пробивать себе дорогу при Александре II. С. Ю. Витте назвал сумасбродством попытку перекроить экономическую жизнь России в соответствии с либеральными принципами[17].
Одним из немногих либерал-консерваторов был, и то недолго, министр юстиции, верный константиновец Дмитрий Набоков.
Вот так, «с верою в силу и истину Самодержавной Власти», империя стала разворачиваться от реформ к охранению порядков, испокон веков укоренившихся в империи, и в ряде случаев отходить от уже установленных принципов и правил. В советское время этот период назвали контрреформами. По существу, начало этого периода следует отсчитывать не от прихода Александра III, а несколько раньше – от торможения реформ, во многом породившего начало и активизацию революционной деятельности в империи и попытки подавить их силой. Власть фактически ввела в империи чрезвычайное положение со всеми вытекающими последствиями: остановкой реформ, а порой и отменой их достижений. Именно такая политика привела к нарастанию революционных настроений в стране и гибели императора Александра II.
Отказ Александра III от любого диалога с обществом мог только усугубить ситуацию и загнать империю в историческую колею, ведущую к революции. Как писал исполнительный комитет «Народной воли» Александру III 10 марта 1881 года в письме-ультиматуме, «общее количество недовольных в стране между тем увеличивается; доверие к правительству в народе должно все более падать, мысль о революции, о ее возможности и неизбежности все прочнее будет развиваться в России. Страшный взрыв, кровавая перетасовка, судорожное революционное потрясение всей России завершит этот процесс разрушения старого порядка»[18].
Впрочем, самодержавие и не могло поступить по-другому. Иначе это было бы не самодержавие. Со времен Ивана Грозного цари были уверены, что могут управлять подданными без их согласия, не интересуясь их мнением. А если что, могут сделать с ними что угодно, и ничего им за это не будет.
Глава 3. Подавление крамолы
1. Разгром «Народной воли»
Александр, получив письмо-ультиматум от террористов-революционеров, целый месяц вместе с семьей прятался в Гатчине. Придя в себя, начал действовать. У императора появилась профессиональная охрана. Судебное разбирательство, получившее название «О злодеянии 1 марта 1881 года, жертвой коего стал в Бозе почивший император Александр II Николаевич», прошло быстро. Обвинителем был Н. В. Муравьёв, бывший приятель Перовской и будущий министр юстиции империи. Уже 3 апреля 1881 года причастные к покушению на покойного императора С. Л. Перовская, А. И. Желябов, Н. И. Кибальчич, Н. И. Рысаков и Т. М. Михайлов были повешены, а Г. М. Гельфман вскоре умерла в тюрьме. «Народная воля» была фактически обезглавлена. Из 28 членов исполнительного комитета «Народной воли» на свободе остались всего восемь человек.
Тем не менее организация пыталась и после этого продолжать свою деятельность. Правоохранители с использованием провокаторов продолжали громить «Народную волю». К началу 1883 года старый исполнительный комитет был целиком уничтожен.
Официально «Народная воля» перестала существовать в 1887 году после несостоявшегося покушения на Александра III. Среди активных его участников, как известно, был и старший брат В. И. (Ульянова) Ленина Александр Ильич Ульянов.
После раскрытия заговора репрессии были направлены против студенчества и университетов, которые Александр III называл не иначе как революционными гнездами и рассадниками революции. Террор в стране потихоньку сошел на нет под бдительным оком министра внутренних дел, шефа жандармов графа Д. А. Толстого и его преемника И. Н. Дурново. Заговорщики всех уровней и мастей были казнены, частично пребывали на каторге или в ссылке. За шесть с половиной лет наиболее активного уничтожения «революционной заразы» (с 1881 по 1888 год) полиция достигла таких результатов: рассмотрено дел – 1500; всего подверглось наказанию 3046 человек, из них приговорено к смертной казни – 20, на каторжные работы – 128, к ссылке в Сибирь – 681, к ссылке под надзор полиции в Европейскую часть России – 1500, к другим, более мягким наказаниям – 717 человек[19].
2. Усиление репрессий
14 августа 1881 года вышло «Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия»[20]. В соответствии с ним министр внутренних дел и губернские власти получили право ареста на три месяца, наложения штрафа от 500 до 3000 руб. или высылки любого жителя этой местности, а также закрытия учебных заведений и предприятий, запрета выпуска газет и т. д. Положение давало возможность вводить чрезвычайное положение практически в любой местности министром внутренних дел или генерал-губернатором по согласованию с Комитетом министров. Введенное на три года, «Положение» не раз продлевалось и действовало до 1917 года. Злые языки называли его Конституцией Российской империи.
На щит вновь был поднят лозунг графа Уварова, правда в несколько измененном виде: «Православие, Самодержавие, Дух смирения». Понятие «народ» казалось слишком либеральным. Не народ, а подданные.
Влияние православной церкви значительно возросло. Была объявлена борьба с сектантами и старообрядцами. Начальное образование было передано в руки священников, а в гимназиях увеличилось количество часов на изучение религиозных текстов. В стране возросло число церковных периодических изданий, повысились тиражи духовной литературы. Шло интенсивное строительство новых храмов и создание новых епархий.
На национальных окраинах было неспокойно. В сфере национальной политики Александр III продолжил курс своего отца, основанный на русификации инородцев, но куда более решительным образом. В Средней Азии, Поволжье, Сибири насильственно насаждалось православие. Гонения на язычество вылились, в частности, в нашумевшее Мултанское дело – провокационное обвинение удмуртов в человеческих жертвоприношениях, которое вызвало протест передовых русских людей. Буддистам – бурятам и калмыкам – запрещалось строить храмы.
Летом 1881 года по югу страны прокатилась волна еврейских погромов, организованных явно не без участия провластных организаций[21]. Как бы с целью защиты еврейского населения в 1882 году Комитет министров ввел «Временные правила», касавшиеся прав еврейского населения России. Положения были обязательны для 15 губерний черты оседлости[22], исключая Царство Польское. Евреям запрещалось: вновь селиться в сельской местности, приобретать недвижимое имущество вне местечек и городов в черте оседлости, арендовать земельные угодья, торговать в воскресенье и христианские праздники. Тогда же военный министр распорядился, чтобы в русской армии было не более 5 % евреев-врачей и фельдшеров от общего медицинского персонала. В 1886 году была введена процентная норма для приема евреев в высшие учебные заведения.
В 1889 году министр юстиции Н. Манасеин провел в качестве временной меры постановление, приостанавливающее принятие в число присяжных поверенных лиц нехристианских вероисповеданий, в секретной части которого указывалось, что министерство юстиции не будет выдавать разрешение на зачисление в присяжные поверенные ни одному еврею, пока не будет установлена соответствующая процентная норма по всей стране. На мусульман эта мера не распространялась. В 1890 году была проведена новая ограниченная земская реформа, которая лишила евреев права участвовать в местных органах управления. Новое Городское уложение 1892 года совершенно устранило евреев от участия в выборах в органы городского управления как в черте оседлости, так и за ее пределами.
В конце 1880-х – начале 1890-х годов власти начали проводить чистку внутренних губерний от евреев. Полиция активно проводила облавы в Петербурге, Москве и других городах, запрещенных для проживания евреев.
В Польше, Финляндии, Прибалтике, на Украине русский язык был введен в учреждениях, на железных дорогах, на афишах и т. д. В Польше главная ставка делалась на русификацию края полицейскими методами. Полякам-католикам был закрыт доступ к управленческим должностям в Царстве Польском и Западном Крае. С середины 1880-х годов стали урезаться автономные права Финляндии[23]. С тех пор Польша и Финляндия стали заповедниками для революционеров.
3. Усиление цензуры
27 августа 1882 года по инициативе П. А. Валуева, К. П. Победоносцева и С. Г. Строганова было принято положение «О временных мерах относительно периодической печати»[24]. Документом было установлено, что решение о прекращении или приостановке выхода «без определения срока» периодических изданий должно приниматься Верховной комиссией по печати в составе министров внутренних дел, народного просвещения и юстиции, а также обер-прокурора Синода.
Комиссия могла запретить редакторам и издателям заниматься их профессиональной деятельностью. Редакторов изданий, выходивших без предварительной цензуры, обязали сообщать по требованию министерства внутренних дел фамилии авторов вышедших публикаций. Для органов печати, издание которых временно приостанавливали три раза, устанавливали предварительную цензуру, причем цензор мог самостоятельно без всякого судебного рассмотрения вновь приостановить такое издание.
В период между 1883 и 1885 годами было закрыто девять изданий, среди которых очень популярные «Отечественные записки» М. Е. Салтыкова-Щедрина. В 1884 году была проведена еще и зачистка библиотек. Всего в 1881–1894 годы было запрещено 72 книги – от вольнодумца Л. Н. Толстого до вполне консервативного Н. С. Лескова. Из библиотек изымалась «крамольная» литература: сочинения Л. Н. Толстого, Н. А. Добролюбова, В. Г. Короленко, номера журналов «Современник» за 1856–1866 годы, «Отечественные записки» за 1867–1884 годы. К постановке было запрещено более 1300 пьес.
Глава 4. Корректировка реформ
1. Университетская реформа
Поскольку революционеры в значительной степени рекрутировались из студенческой среды, университеты не могли остаться без пристального внимания ретроградов. 23 августа 1884 года был издан «Общий устав императорских российских университетов»[25], разработанный Д. А. Толстым еще в бытность его министром народного просвещения при активном участии М. Н. Каткова и профессора Н. А. Любимова.
Университетская реформа 1884 года, по сути, пересматривала устав 1863 года. Осуществлял эту реформу министр народного просвещения И. Д. Делянов, который был славен тем, что на вопрос о причинах увольнения одного из профессоров ответил, что «у него в голове одни мысли»[26].
Проект документа был отвергнут большинством членов Госсовета[27], но тем не менее вступил в силу. «При новом устройстве все поводы к агитации и интриги в профессорских коллегиях прекратятся, в стенах университета водворятся спокойствие и дух, освобожденный от посторонней и притом дурной примеси. Надзор за студентами и их ограждение от вредных влияний может стать правдой только при новом уставе»[28], – утверждал М. Н. Катков. Профессор Л. И. Петражицкий говорил об обратном: «Устав этот стал нарушаться тотчас после появления и разлагаться с ускоряющеюся быстротою. Теперь уже нет у нас в университетах никакого твердого законного порядка, никаких твердых правил, принципов и системы, а господствуют беспорядок, беспринципность и бессистемность. При этом ненормальная комбинация обломков Устава с различными отступлениями от него создала в некоторых направлениях явления, которые не только в храме науки, но и ни в каком благоустроенном учреждении никогда не должны были бы быть терпимы»[29].
Значительно расширилась власть попечителей округов в отношении университетов. Ректор не избирался советом, а назначался министром народного просвещения и отныне мог не считаться с мнением профессуры при назначении преподавателей и давать профессорам указания, делать напоминания и замечания. Жертвами нового устава, изгнанными из университетов за нелояльность, стали такие ученые, как М. М. Ковалевский, С. А. Муромцев, В. С. Соловьёв и др. Ученых с мировым именем, таких как Д. И. Менделеев, И. И. Мечников, А. С. Песков, выживали всеми правдами и неправдами.
Компетенция университетского совета и факультетских собраний была в значительной степени ограниченна. Деканы назначались попечителем, должность проректора упразднялась, уничтожался университетский суд.
Экзамен окончившим курс студентам производился в особых государственных комиссиях. Как острили злые языки, храмы науки превратились в высшие полицейско-учебные заведения.
Однако этим дело не ограничилось. В 1882 году после ухода военного министра Д. А. Милютина были закрыты женские врачебные курсы при Николаевском военном госпитале в Санкт-Петербурге, что означало уничтожение женского медицинского образования. В 1886 году были закрыты все женские курсы, кроме Бестужевских (высшие женские курсы в Санкт-Петербурге, одно из первых женских высших учебных заведений в России), причиной чему стало активное участие курсисток в революционном движении. С 1887 года для поступления в вуз надо было предъявить справку из полиции о благонадежности.
В 1886 году было введено ограничение на прием евреев в высшие учебные заведения: в пределах черты оседлости процентная норма составляла для мужских гимназий и университетов 10 % от всех учеников, в остальной части России – 5 %, в столицах – 3 %[30].
В июле 1887 года был издан циркуляр министра просвещения И. Д. Делянова, призванный «урегулировать» социальный состав учащихся. Прозванный «циркуляром о кухаркиных детях», он предписывал не принимать в гимназию детей из «недостаточных классов населения» «за исключением разве одаренных необыкновенными способностями». Таким образом, путь в университет кухаркиным детям практически был закрыт. Это объяснялось отсутствием должного надзора за ними со стороны родителей и, соответственно, низким уровнем нравственности и культуры детей из таких семей, а также отсутствием у них необходимых условий для учебы.
Как раз под действие этого закона попал будущий писатель Корней Чуковский, который в автобиографической повести «Гимназия. Воспоминания детства»[31] красочно описал, как кухаркиных детей выгоняли из учебных заведений.
Начальные школы передавались напрямую в ведение Святейшего синода (церковно-приходские школы). Для того чтобы крестьянский ребенок мог продолжить учится в гимназии, за него должен был ручаться кто-то из знатного сословия.
2. Подчинение земств дворянству
В мае 1883 года Александр III выступил с речью перед представителями крестьянского самоуправления, волостными старшинами, в которой призвал их следовать «совету и руководству своих предводителей дворянства» и не надеяться на «даровые прирезки» к наделам крестьян. Понятно, что отмена крепостного права нанесла сокрушительный удар по могуществу дворянского сословия, лишившегося вотчинной власти, а вместе с ней и исторической перспективы. Александр III решил вернуть дворянам как основной опоре самодержавия часть утраченных позиций.
Император представлял себе земства чем-то вроде совета местных помещиков, которые, по-барски любя, опекают все остальные сословия и распоряжаются их жизнью. Объяснялось все желанием оградить крестьян от несвойственных им и потому утомительных обязанностей, связанных с самоуправлением. Якобы крестьяне по природе и образу жизни к таким обязанностям не приспособлены. Другое дело – образованные и высокоморальные дворяне.
Свои идеи император воплотил в следующих документах:
– Положение о земских участковых начальниках[32] 1889 года.
– Положение о губернских и уездных земских учреждениях[33] 1890 года.
– Городовое положение[34] 1892 года.
Земские участковые начальники теперь назначались только из дворян[35] и наделялись широкими полномочиями по надзору за самоуправлением крестьян и в судебной сфере. Они могли отменять постановления сельских и волостных сходов, подвергать крестьян телесным наказаниям и штрафам. Таким образом, практически возвращалась сословность и упразднялись сельские мировые суды (подробнее см. ниже).
Предметы административного ведения земских участковых начальников были изложены в пп. 23–31 Положения 1889 года. В частности, начальники обеспечивали надзор за всеми установлениями крестьянского общественного управления, а также осуществляли ревизии порядка управления сами или по поручению губернатора или его представителей.
Вместе с уездными исправниками и становыми приставами начальники контролировали деятельность волостных старшин и сельских старост, в том числе по охранению благочиния, безопасности и общественного порядка, равно как по предупреждению и пресечению преступлений и проступков.
Жалобы на должностных лиц волостного и сельского управления разрешались земскими начальниками собственной властью. Они имели право удалять от должности неблагонадежных волостных и сельских писарей. Законом от 8 июня 1893 года на их усмотрение был передан вопрос о целесообразности крестьянских переделов.
Подготовка контрреформы земства началась еще в 1881 году. Было предложено несколько проектов, которые были отвергнуты Александром III и Д. А. Толстым как слишком либеральные. Предлагались и проекты, сводившие полномочия земств почти на нет. Их забраковало либерально-консервативное большинство Государственного совета. Окончательный вариант Положения о губернских и уездных земских учреждениях был подготовлен под руководством министра внутренних дел И. Н. Дурново и утвержден императором 12 июня 1890 года, несмотря на возражения многих влиятельных членов Госсовета.