Свой путь направь к звезде. Душевное равновесие в трудное время бесплатное чтение

Элизабет Лукас
Свой путь направь к звезде. Душевное равновесие в трудное время

Перевод с немецкого Марины Виноградовой

Издание основано на трех книгах Элизабет Лукас (Elisabeth Lukas):

«Binde deinen Karren an einen Stern»

«Dein Leben ist deine Chance»

«Der Freude auf der Spur»

Настоящая редакция создана автором специально для русскоязычного издания.

© ООО ТД «Никея», 2021

© Verlag Neue Stadt GmbH, München, 2019

© Виноградова М. И., перевод, 2020

Пролог

У Леонардо да Винчи есть интересная фраза: «Свою повозку привяжи к звезде!» Символический смысл этих слов как нельзя лучше отвечает сути психотерапевтического метода Виктора Эмиля Франкла – психолога, психиатра, философа, бывшего узника нацистских концлагерей. Этот ориентированный на смысл метод получил широкую известность под названием «логотерапия».

Задача логотерапии не в том, чтобы вместе с человеком пытаться вытащить его «телегу жизни» из трясины душевных неурядиц. Логотерапия не копается в обломках прошлого, среди которых, возможно, и застряли колеса. Ее цель – указать «повозке» дорогу, уходящую к необъятному горизонту смыслов и ценностей. Этот путь дает шанс преодолеть завалы и топи прошлого и сохранить душевное здоровье.

Однако без привязки к источникам, наделяющим жизнь смыслом и энергией, и к действующим в мире глубочайшим закономерностям даже заново отремонтированная повозка легко может опять увязнуть в первом же попавшемся болоте. Хорошая смазка колес еще не гарантирует, что они покатятся в нужном направлении.

Психотерапия, для которой человеческое достоинство не пустой звук, должна со всей серьезностью относиться к исканиям и стремлениям человека, желающего знать, куда и зачем движется его «повозка», чего ему ждать и на что надеяться.

Правда, психотерапия не дает точных ориентиров и не занимается производством звезд. Зато она дает человеку возможность привязать «повозку» к тем вечным звездам, которые способны осветить его путь…

Высказывание да Винчи послужило отправной точкой при работе над этой книгой. Здесь содержатся наблюдения, выводы и открытия, сделанные за несколько десятилетий психотерапевтической практики. Надеюсь, они помогут читателям и читательницам мудро управлять своими «повозками» и убедят их в том, что даже в самую черную и непроглядную ночь им всегда будет светить предназначенная именно для их «повозки» звезда. От начала пути – и до бесконечности.

Часть I
В непростых обстоятельствах

Оптимальная позиция при поворотах судьбы

Обстоятельства, с которыми мы сталкиваемся в жизни, могут быть и мучительными, и радостными. Но они всегда «материал», который нуждается в «оформлении». В каждой ситуации мы можем сыграть ту или иную роль. С одной стороны, это утешает, но с другой – накладывает на нас некоторую моральную ответственность.

Давайте сначала остановимся на радостных ситуациях и рассмотрим потенциальные возможности их «оформления». Чем здесь стоит руководствоваться? Какова оптимальная позиция по отношению к счастью и успеху?

Вряд ли человек ставит перед собой такие вопросы в реальной жизни, но если его все-таки спросить, он, скорее всего, будет говорить о наслаждении, радости и благодарности. И будет прав. Однако этическая составляющая удачно складывающихся обстоятельств этим не исчерпывается. Приведу гипотетический пример.

По шоссе едут две машины, одна за другой. Оба водителя находятся примерно в одинаковых условиях. Внезапно первая машина резко уходит в сторону и соскальзывает по откосу в кювет. Водитель цел и невредим, но его автомобиль сильно пострадал. Моментально эти два человека на дороге оказываются в совершенно разных ситуациях. Первый лишился своей машины, а второй может беспрепятственно ехать дальше. Первый пребывает в отчаянном положении, а второй прекрасно себя чувствует в своем исправном автомобиле и может быть доволен поездкой. Однако не все так просто. Ведь второй водитель – свидетель злополучного происшествия, и если он способен сейчас спокойно проехать мимо, значит, он в совершенстве овладел искусством закрывать глаза на происходящее вокруг.

Из таких контрастов обычно и состоит наша жизнь. Либо у нас самих все плохо, и тогда собственные невеселые заботы заполняют все наши чувства и мысли. Либо у нас все хорошо, но печали и заботы других людей, о которых мы знаем или догадываемся, все равно маячат на заднем плане наших чувств и мыслей. А если чужие горести отбрасывают даже едва заметную тень, она обязательно упадет на нашу радость. Разве что…

Но вернемся к водителю номер два. Он может как ни в чем не бывало давить на газ. Что ему мешает? Но он также может воспользоваться своим отлично функционирующим автомобилем для того, чтобы подбросить потерпевшего аварию до ближайшего полицейского участка или, для перестраховки, до ближайшей больницы. Он может воспользоваться собственным хорошим самочувствием и ясным сознанием для того, чтобы поддержать пребывающего в шоке человека и сказать ему несколько ободряющих слов.

Такая альтернатива вызывает у нас симпатию. Почему? Потому что счастье, здоровье, образование, успех, богатство и тому подобное утрачивают полноту смысла, если они просто с удовольствием (а иногда и без!) потребляются, если не реализуется заложенное в них этическое требование – поделиться с другими.

* * *

Если бы первый водитель из нашего примера пришел в отчаяние (вплоть до мыслей о самоубийстве) из-за того, что его машина безвозвратно погибла и он не в состоянии возместить финансовые потери, это говорило бы об отсутствии у него мужества и хладнокровия. Если бы второй водитель не обратил внимания на произошедшую аварию и равнодушно проехал мимо бедолаги, это говорило бы об отсутствии у него элементарной человечности и ответственности.

Оптимальная позиция по отношению к горю – это мужественное терпение, род героизма. Оптимальная позиция по отношению к счастью – сплавить свою радость воедино с гуманностью – в такую сверхпрочную броню, которая сможет послужить защитой и другому человеку.

Что помогает нам занять оптимальную позицию по отношению к малоприятным поворотам судьбы? Иногда мысль, что все могло бы кончиться гораздо хуже. Для первого водителя: «Я мог бы лишиться не только машины, но и жизни!», для второго: «На его месте мог бы оказаться я!» Иногда – проекция в будущее. Водитель № 1: «Впредь я буду гораздо более внимательным на поворотах!», водитель № 2: «Если когда-нибудь я попаду в аварию, мне тоже обязательно помогут!» Иногда – обращение к Небесам. Первый водитель: «Слава Богу, что в машине не было детей!», второй водитель: «Господи, если Тебе угодно, я стану Твоим орудием!»

Удачно складывающиеся обстоятельства всегда приносят радость, и они не так уж редки, как принято думать. Обычный день, когда нам легко шагается по дорогам судьбы, когда не происходит никаких катастроф, когда наш организм в порядке, когда нас не мучает физическая или душевная боль, не тормозит отсутствие денег, – это уже счастье. Надо уметь ценить его и делиться им. Так уж устроен мир, что человек, который не нуждается в помощи сам, призван оказывать ее другим. Образованный может поделиться знаниями с необразованным. Здоровый может ухаживать за больным. Сильный может частично облегчить ношу слабого. Опытный и умелый может поддержать недостаточно квалифицированного.

Сознание осмысленной жизни не дается тому, кто не хочет делиться с миром своим счастьем и своими преимуществами.

А в смысловом вакууме гаснет радость.

Когда не хватает цели

Часто на психотерапевтическую консультацию приходят люди, которые не могут самостоятельно справиться со своим горем. Но нам, психотерапевтам, хорошо знакома и другая причина обращения – неумение справиться со своим счастьем.

Расскажу вам о таком случае. 30-летняя женщина прошла основательное медицинское обследование. Когда врач подвел итоги и объявил, что она абсолютно здорова, женщина расплакалась – в таком случае ей уже никто не поможет, потому что, несмотря на здоровье, она чувствует себя глубоко несчастной. Врач испугался и посоветовал ей как можно скорее проконсультироваться у психотерапевта.

К моменту нашего первого разговора женщина окончательно утвердилась в своем негативном восприятии мира, но назвать какие-либо вразумительные причины своей меланхолии не могла. «У меня все хорошо, – говорила она мне с отсутствующим видом, – но жизнь меня не радует». «У вас всегда все было хорошо?» – спросила я. Она задумалась и наконец рассказала, что в школьные годы, потрясенная разводом родителей, бросила гимназию и перешла в коммерческое училище. Однако позже, когда она уже работала в министерстве, честолюбие заставило ее наверстать упущенное, она окончила вечерние курсы и получила-таки аттестат о среднем образовании. Для нее это был очень напряженный период. Потом она решила сделать служебную карьеру и, чтобы добиться этой цели, стала интенсивно учиться и вкладывать в работу все свои силы. И вот полгода назад ее, как молодую и перспективную сотрудницу, назначили на должность – то есть в профессии она добралась до самой высокой ступени, которая была для нее возможна.

«Не с этого ли времени вы потеряли вкус к жизни?» – спросила я, и она, подумав, согласилась: «Вероятно, да». После этого я отважилась высказать свои предположения: «Мне кажется, я знаю, чего вам не хватает. Цели. Вы честолюбивы, любознательны и всегда стремились чего-то достичь. А сейчас вы просто стоите у очередной финишной отметки. Для того чтобы „просто стоять“, у вас слишком много энергии, которая требует себе применения. Когда у человека „все хорошо“, это еще не значит, что он счастлив, а топтание на месте вообще противоречит человеческой природе».

Пока я говорила, в выражении лица женщины что-то изменилось. Теперь она выглядела более оживленной и заинтересованной, чем в начале нашей беседы. «Мне не хватает цели… – повторила она следом за мной. – Сейчас, после ваших слов, я это тоже понимаю! А я-то думала, вы начнете анализировать мое детство и искать корень зла в разводе моих родителей…» Мы дружно рассмеялись.

Итак, нужно было найти новую привлекательную цель. Однако тот факт, что она как госслужащая не подлежала увольнению – независимо от качества работы, – расхолаживал ее и лишал мотивации. Чтобы вернуть себе активную жизненную позицию, она должна была «услышать зов смысла» и сделать какой-нибудь решительный и этически оправданный шаг.

Я постаралась донести до нее эту мысль, прибегнув к сравнению: «Вы стоите на вершине горы и смотрите в долину, – начала я. – Необходимость смотреть вниз удручает вас, так как вы привыкли всегда смотреть только вверх. Но есть и другие люди, которые, в отличие от вас, блуждают у подножия горы и не могут найти тропинку, чтобы приступить к подъему. Готовы ли вы спуститься с вершины и указать им путь? Сознание, что ваша помощь важна для людей, нужна им, наполнит вас радостью, и ваш взгляд при этом опять будет устремлен наверх».

Женщина сразу поняла меня: «Вы намекаете, что я всегда заботилась только о собственной карьере. Это правда, и теперь я торчу на вершине, измотанная и выгоревшая, и внутри у меня пустота. А что вы имеете в виду? Что значит „указать путь другим“? Звучит заманчиво».

Она встала. «Я еще приду, – пообещала она, – и вы будете довольны мной».

Она пришла еще раз, посвежевшая и полная планов. В своем министерстве она открыла бесплатные курсы для начинающих сотрудников, где знакомила их со всеми тонкостями работы и готовила к государственным экзаменам. Это вызвало такой сильный отклик среди молодежи, что она была теперь постоянно востребована и боялась только чего-то не успеть. «Счастье, что я на государственной службе, – говорила она, посмеиваясь, – иначе меня бы уволили за то, что уделяю так много внимания побочным занятиям и пренебрегаю основной работой».

«Ну нет, – запротестовала я, – пренебрегать служебными обязанностями я вам вовсе не советовала». Но она просто шутила.

Прощаясь, она вновь стала серьезной: «Я поняла одно: если хочешь чувствовать радость от того, что ты делаешь, нужно ставить перед собой цели, которые полезны не только тебе, но и другим. И за это я вам благодарна».

Я могла быть спокойна за нее, никакое «стояние на вершине» уже никогда не нарушит ее внутреннего баланса.

Успех ради себя – еще не успех, и счастье ради себя – еще не счастье. По-настоящему важно разделить их с другими людьми. Один из крупнейших психиатров и психологов XX века Виктор Франкл называл чувство, которое нередко сопутствует благосостоянию и приводит к разного рода эксцессам – опасное чувство пресыщения и бессмысленности жизни, – «экзистенциальным вакуумом». Есть только один способ спастись от этого вакуума и вернуться к радости жизни. Это любовь к ближнему.

«Ради» – сильный стимул

Перейдем теперь к ситуациям малоприятным и даже мучительным. Здесь я хочу рассказать одну историю болезни – пример того, как любовь к ближнему, брошенная на чашу весов в решающий момент, может перевесить кажущуюся бессмысленность собственного существования.

Речь пойдет о женщине среднего возраста, за плечами у которой было уже несколько серьезных попыток самоубийства, связанных с циклическим характером ее заболевания. Время от времени она переживала эндогенно обусловленные депрессивные фазы, когда, несмотря на правильное медикаментозное лечение, она не видела для себя иного выхода, как только заснуть навечно с помощью сверхдозы снотворного.

Муж пребывал в постоянной тревоге за нее, не спускал с нее глаз, поэтому каждый раз женщину удавалось своевременно доставить в клинику и спасти. Как только депрессивная фаза заканчивалась, она приободрялась и с увлечением занималась своими повседневными делами. Однако в душе оставался горький осадок, который постепенно разрастался и превращался в убеждение, что жить дальше не имеет смысла – ведь остановить развитие болезни не было никакой возможности.

Ко мне она попала окольными путями во время своей «здоровой» фазы. К сожалению, мы не могли рассчитывать на существенные перемены в ее судьбе, приходилось опасаться, что черная туча депрессии и впредь будет периодически накрывать ее. Но одну цель я себе все-таки поставила – я решила бороться за снижение опасности суицида. Ниже привожу отрывок из нашего разговора.

Фрау Х.: Почему мне не дают умереть? Разве это жизнь, когда снова и снова проваливаешься в бездонную пропасть жуткой тоски и не видишь выхода…

Я: Фрау Х., предположим, вам в голову вдруг приходит мысль, что хорошо было бы переехать из Мюнхена в Гамбург. Вам нравится пестрая, оживленная обстановка портового города. Что же, вы сразу начнете паковать чемоданы и отправитесь в Гамбург на жительство?

Фрау Х. (удивленно): Нет, конечно. Мой сын ходит здесь в школу, мой муж работает здесь – я же не одна на свете!

Я: Совершенно верно, фрау Х. Вы произнесли прекрасную ключевую фразу. Никогда не забывайте ее, что бы ни случилось. Вы не одна на свете, ваше существование тесно переплетено с существованием других людей. Поэтому вы не можете просто взять и уехать в Гамбург, и поэтому вы не можете так легко покончить с собой, даже если ваша жизнь в какую-то минуту покажется вам бессмысленной. Ваши близкие, по крайней мере, видят в ней большой смысл. Вы не одна на свете – твердо это помните.

Фрау Х.: Честно говоря, я совсем не думаю о своей семье, когда у меня депрессия…

Я: Я знаю. В депрессии все ваши мысли и чувства сосредоточены на ваших собственных страданиях. Вам хочется избавиться от них, и вы забываете, что такое «избавление» создаст ужасные проблемы для других, в первую очередь для ваших близких. Это нормально. И все-таки не могли бы вы начиная с этого момента постараться пересилить себя и дать своим мыслям противоположное направление? Я хочу сказать: не могли бы вы добровольно взять на себя страдание и боль, чтобы пощадить других людей и уберечь их от проблем?

Фрау Х.: Я должна добровольно?..

Я: Фрау Х., болезнь ослепляет вас, заставляет считать жизнь невыносимой. Но если вы, несмотря ни на что, решите терпеливо выносить ее такой, какая она есть, – из любви к вашему сыну, которому нужна мать, и из любви к вашему мужу, которому будет невероятно трудно смириться с потерей жены, – то ваша жизнь тут же перестанет быть бессмысленной, потому что вы будете точно знать, ради чего и для кого вы живете. Понимаете меня?

Фрау Х. (задумчиво): Думаю, да. Вы говорите о моей ответственности перед семьей.

Я: Ваша семья тоже мучается, мучается вместе с вами. Муж и сын не могут облегчить вашу болезнь, но вы могли бы уменьшить их страдания!

Фрау Х.: Это правда! В клинике я часто думала, почему никто не испытывает ко мне сочувствия, почему мне не дают умереть, но теперь я начинаю понимать, что другие, ни в чем не повинные люди страдали из-за меня. Мой муж был в страшном отчаянии… я не должна больше так поступать… да, я хочу попытаться сделать в своей жизни хотя бы это – уберечь свою семью от страданий.

Не каждое психическое расстройство и не каждую трагедию можно скорректировать, иногда человек должен просто терпеть, и чем лучше он знает, зачем и почему он это должен, тем больше у него выдержки и самообладания. Нужно, чтобы в его жизни были любимые люди или обязательства, которые никто, кроме него, не выполнит, – нечто такое, ради чего он мог бы мужественно переносить свое страдание.

Здесь психотерапия обращается к древнейшему этическому принципу – ведь, как справедливо заметила моя пациентка, человек не один на свете, и для него недопустимо делать собственное благополучие единственной целью своей жизни. Более того: благополучие как таковое, вырванное из контекста наших отношений с другими, обращается в ничто.

Духовный рост в старости

В отличие от хронических недугов старение организма – не болезнь, а естественный процесс. К сожалению, в нашем обществе старость воспринимается как явление само по себе малоинтересное. Когда в каком-нибудь фильме нам показывают женщину старше 65 лет, скучающую и неудовлетворенную из-за того, что ее любовная жизнь осталась в прошлом, это выглядит сомнительным упрощением. И комичную фигуру ворчливого дедушки, который повсюду сует свой нос и качает головой, наблюдая за раскованным поведением внуков, тоже не назовешь слишком привлекательной.

А между тем у пожилых людей остается немало возможностей для дальнейшего духовного роста! В 90-е годы Казимир Попельски, профессор Люблинского университета (Польша), провел исследования и создал наглядную схему, которая показала, что в старости как раз очень высока способность к духовному развитию. Причем слово «духовное» он позаимствовал у Франкла, который употреблял его в значении «специфически человеческое» и отнюдь не связывал с «интеллектом» или «разумом» – понятиями, относящимися скорее к психике.

На схеме профессора можно увидеть следующее. Физический уровень развития новорожденного ребенка уже довольно высок, на психическом уровне он способен к многочисленным простым реакциям, но его духовный уровень еще спит. Младенца можно было бы сравнить с детенышем животного, если бы не искра специфически человеческого, которая уже теплится в нем.

В течение первых тридцати лет жизни все три измерения интенсивно развиваются: совершенствуется организм, на основе воспитания и опыта формируются психические особенности, и происходит духовное созревание. Человек прощается с детством, в нем просыпается уникальная, неповторимая личность, которая начинает на свой особый лад и под свою ответственность изменять окружающий мир.

Последующие тридцать лет, как правило, характеризуются высокой энергетической стабильностью на всех трех уровнях, хотя физическое старение уже потихоньку дает о себе знать. За ослаблением физических возможностей следует постепенная деградация психики. Но духовные силы продолжают разворачиваться (если они не скованы преднамеренно или под воздействием болезни), люди сохраняют способность к активному восприятию действительности, к дальнейшему росту и после шестидесяти. По мере нарастания ограничений на физическом и психическом уровнях духовная жизнь приобретает все большее значение, на нее смещается акцент.

* * *

У старости есть свои прекрасные стороны. Цели, за которые в молодые годы велась напряженная борьба, откорректированы, уточнены и переработаны в солидный фундамент для сознательной ориентации на смысл. Самостоятельно выстроенная и не раз испытанная система ценностей дает чувство защищенности и спокойной уверенности в себе. Просторные житницы заполнены плодами, которые в трудах собирались на протяжении всей жизни, богатой и взлетами, и падениями, и эти труды уже не кажутся напрасными.

Когда на прием к психотерапевту приходит пожилой человек, наилучшая стратегия состоит в том, чтобы отвлечь его внимание от физического разрушения и ослабления психических функций (таких как память, сообразительность, способность концентрироваться) и перенаправить его на уровень духовной самореализации, где всегда найдется местечко для очередного маленького шага. Всегда можно стать еще более понимающим, умиротворенным, добрым, снисходительным, можно учиться любить, не ожидая взаимности, можно достичь большой духовной глубины и завоевать у последующих поколений авторитет выдающегося наставника. Это, к слову, с лихвой компенсирует время и силы, потраченные молодыми на уход за стариками.

Старость предоставляет человеку пространство для раскрытия таких качеств, которые не могут не вызывать уважения. Счастлив тот, кто осознает и реализует свой последний шанс. Это истинный мудрец. Словно артист на сцене, он склоняется в поклоне перед рукоплещущим залом, прежде чем упадет занавес.

Смена цели – смена смысла

Благодаря многочисленным психологическим исследованиям мы знаем, как важно для человека, причем в любом возрасте, иметь перед глазами адекватную цель и прилагать усилия для ее достижения. Однако может так случиться, что и цель, и готовность к интенсивной работе у нас есть, но внешние обстоятельства срывают все наши планы, путь, который мы выбрали, внезапно упирается в непробиваемую стену.

Такая ситуация не имеет ничего общего со смысловым вакуумом, поскольку здесь человек точно знает, что для него разумно, приемлемо, правильно и наиболее оптимально, знает, чего он хочет и что соответствует его индивидуальным представлениям об осмысленной жизни, но руки его связаны, и он вынужден беспомощно смотреть, как замыслы разбиваются вдребезги.

Чем больше значения придается определенному намерению, тем глубже разочарование при невозможности его осуществить. По иронии судьбы самые горькие неудачи приходятся как раз на долю тех людей, которые имеют ясные представления о целях и достаточно сильно мотивированы, чтобы воплотить задуманное на деле. Эта горечь еще невыносимее, чем пресный вкус пустой и бессмысленной жизни – да, такая жизнь не дает удовлетворения, но ее бессодержательность хотя бы предохраняет от жестоких разочарований.

Что можно посоветовать людям, пережившим крах своих надежд? Если коротко: заново собраться с силами и именно это – пережить крах надежд! – сделать своей важнейшей краткосрочной целью, поставить ее впереди всего остального. Теперь вместо упорства и терпения при реализации намеченного им потребуется гибкость и готовность приспособиться к ситуации — качества, помогающие проложить новый курс.

Необходимость покинуть выбранный путь, оказавшийся тупиковым, обычно вызывает у людей душевную боль, но есть и такие, кто не сожалеет о преодоленном «впустую» отрезке. Неужели это возможно? Да, если, вместо того чтобы раскаиваться в своем выборе, посмотреть на пройденную дистанцию как на полезный опыт. Ведь есть замечательные слова, которые способны поддержать наше душевное равновесие: «От нас – намерение, результат – от Бога».

* * *

Новые цели могут быть близки прежним, но они не должны быть заменой «на худой конец». Если человек мечтал о том, что у него будет большая семья, а Бог не дал ему детей, он может получить профессию воспитателя – но не для того, чтобы перехитрить судьбу и «обзавестись детьми» несмотря ни на что. Для реализации новой цели требуется своя честная мотивация, исходящая из самого дела и из той пользы, которую оно может принести людям. Стремление к собственному удовлетворению или к компенсации за прошлое разочарование – плохая мотивация.

Кроме того, недопустимо, когда новый ориентир, аналогичный прежнему, получает статус второстепенного по принципу: раз первый сорт не по карману, придется довольствоваться вторым. Для второго сорта человек не будет так стараться, его двигатель будет работать вполсилы.

Поэтому после пережитого провала иногда проще выбрать цель, совсем не похожую на первоначальную, чтобы идти к ней с любопытством, в предвкушении радостных открытий.

Еще одно соображение: смена цели нередко сопровождается сдвигами на шкале индивидуальных ценностей. Бывает, например, что очень активные и творческие люди, привыкшие решать одновременно несколько задач, в результате несчастного случая вынуждены вести относительно пассивную жизнь. Чем роптать на судьбу, не лучше ли в такой ситуации открыть для себя притягательность сосредоточенного самоуглубления, очарование созерцательности и попытаться сделать свою внутреннюю жизнь такой же интересной и разнообразной, какой была прежде жизнь внешняя? Это прекрасная и достойная цель.

Есть немало примеров, когда люди заменяли ценности, связанные с деятельностью и предприимчивостью, ценностями глубоких человеческих переживаний и… попадали в чудесную страну, о которой раньше не могли и мечтать. Смещение акцентов на шкале ценностей по-новому освещает жизнь, погруженную в сумрак неудач и разочарований.

* * *

Смысл отдельно взятой жизни, что бы мы под этим ни подразумевали, – понятие такое же хрупкое и недолговечное, как и само наше существование. С годами этот смысл изменяется, порой вырисовывается совершенно отчетливо, а порой прячется в непроглядном мраке, иной раз даже может показаться, что он водит нас за нос. Счастлив человек, который не теряет его из виду в течение длительного времени.

Но, возможно, не менее счастлив и тот, кто чувствует ограниченность смысла своей жизни и тоскует по истинному смыслу. В отличие от индивидуального, универсальный смысл жизни есть всегда – и всегда недостижим. Звучит противоречиво, но такова простая философская логика. Человеческая жизнь может иметь лишь один безусловный смысл – или не иметь никакого. Любой условный смысл (быть красивым, богатым, успешным…) абсурден, его несостоятельность обнаруживается очень скоро. А осуществленный смысл лишил бы смысла всю последующую жизнь.

Поэтому пусть нас утешит сознание, что наша жизнь от первого до последнего вздоха овеяна смыслом, даже несмотря на то, что нам приходится радикально менять свои цели, когда налетевшая буря внезапно уносит все, что казалось нам важным и значительным. Дыхание иррационального, непознаваемого постоянно ощущается в мире. Но объяснению не поддается.

Когда мы виновны

Утверждение Шиллера «Вина – страшнейшее из бедствий» оспаривается современными гуманитарными науками. Если в психологии преступления отдельных людей часто списывают на счет социального окружения (семьи, общества), то в медицине их теперь принято объяснять ошибочными «программами мозга». Чем меньше свободы воли признается за человеком, тем легче его оправдать.

Но не страдает ли при этом человеческое достоинство? Ведь только невменяемый автомат с заданными реакциями может быть полностью освобожден от ответственности.

Именно уважение к достоинству человека заставляет нас видеть в нем существо, принципиально способное к принятию решений, а значит, способное и на ошибку.

Итак, если слова Шиллера и сегодня кажутся нам справедливыми, встает вопрос, что нам делать, когда мы сами переживаем это бедствие? Что нам делать с нашими проступками?

Мне рассказывали о случае с мальчиком, над которым постоянно смеялись в школе из-за его оттопыренных ушей и мешковатости. Однажды он запачкался малярной краской, и во время перемены на школьном дворе один из одноклассников стал дразнить его. Тогда мальчик поднял с земли камень и бросил его вслед однокласснику, но по трагической случайности попал в глаз пробегавшей мимо девочки. Глаз спасти не удалось. И что теперь?

Жизнь этих троих детей продолжается, и желательно, чтобы у каждого она сложилась как можно лучше. Поскольку тема нашего разговора – «вина», о судьбе девочки, ставшей жертвой ужасной случайности, мы здесь говорить не будем. Оставим девочку вне поля нашего зрения в надежде, что она справится со своей жизнью, несмотря на непоправимое увечье. Мальчик и его одноклассник в известном смысле тоже жертвы, но прежде всего они виновники происшедшего и должны отвечать за свои действия. Осудить неуклюжего недотепу, не сумевшего подавить свой гневный импульс, было бы очень легко. Его гнев, вызванный издевательствами и зубоскальством, нам понятен, но ведь это не значит, что можно швыряться камнями. Оба парнишки вполне могли (и должны были) лучше контролировать себя. А теперь уже ничего не поправишь. Так ли это?

Каждый момент нашей сознательной жизни выдвигает свое моральное требование, которое связано с универсальным смыслом жизни, присутствующим всегда и во всем. Этот призыв исходит не от авторитетных личностей вроде учителей или родителей, а от высшей инстанции – и его нужно услышать и принять.

К чему же призывает обоих мальчиков описанная ситуация? Конечно, к внутренней перемене.

Если они останутся прежними, случившееся несчастье не принесет ничего, кроме страдания, причем со временем страдание будет лишь усиливаться. Если же они примут всю историю близко к сердцу, если они, имея такой трагический опыт, обретут зрелость, достоинство, терпение, то это злополучное происшествие станет исходным пунктом для их маленького внутреннего продвижения и, возможно, когда-нибудь послужит предотвращению другого несчастья. Тогда и горе девочки окажется «не напрасным»…

Презирать себя – очень легко, только пользы от этого никакой. Польза будет, если человек перерастет свою вину, если она послужит его настоящему изменению.

Вспоминаю случай с молодой женщиной, которая в припадке ярости набросилась на своего трехлетнего сына с горячим утюгом. Она пришла ко мне, выполняя постановление судебных органов, и моя работа с ней продолжалась три года – три года тяжелейшего, что называется, адского труда. В результате она поставила себе целью ради своего сына Алекса стать «хорошей матерью», хотя мальчика давно уже отняли у нее по решению суда. Теперь, если в приливе злобы на соседку у нее возникало желание швырнуть в стенку вазой (как уже бывало раньше), она обуздывала себя – ради Алекса. Теперь, если на работе ей казалось, что шеф больше ценит ее коллегу, она воздерживалась от низкой клеветы (прежде это был ее обычный прием) – ради Алекса. Теперь, если ей хотелось (как раньше) из-за легкой простуды получить больничный лист на шесть дней, она преодолевала недомогание и прилежно выполняла всю работу – ради Алекса.

Несколько лет спустя она родила второго ребенка и на деле показала себя хорошей матерью – фактически она стала ею гораздо раньше, – органы по защите прав несовершеннолетних не могли предъявить ей ни малейшей претензии. Через некоторое время после нашей последней встречи она прислала мне открытку: «Сознание вины очистило меня. Я не могу исправить зло, причиненное Алексу, но сейчас все хорошее, что я делаю, вытекает из стремления загладить свою вину, и это удается мне все лучше. Когда Алекс вырастет, я поговорю с ним обо всем и попрошу у него прощения.»

Да, «ради» – поистине волшебное слово! Обычно психологи относятся к нему с недоверием, но я по своему опыту знаю, какой невероятной силой оно обладает, если намерения человека искренни и идут от сердца. Оно помогает нам, слабым людям, обуздывать агрессивные импульсы, справляться с ненавистью и извращенными желаниями, а в худшем случае – даже спасать свои преступные души.

Пережитое насилие и освобождение

«Я попрошу у Алекса прощения» – так написала героиня рассказанной выше истории. Но можно ли вообще простить, когда с тобой поступили бесчеловечно?

Я сама никогда не была жертвой жестокого обращения и чувствую себя не вправе отвечать на этот вопрос. Скажу только, что не все жертвы дают отрицательный ответ, есть и такие, которые отвечают утвердительно, мне встречались и те, и другие. Решения всегда принимает сам человек, судьба за него ничего не решает.

Но мне жаль людей, отвечающих «нет», жаль их вдвойне. В дорожном мешке, который они постоянно таскают с собой, лежат не только горестные воспоминания.

Он забит гневом и ненавистью. Тяжелая ноша отнимает свободное дыхание и омрачает жизнь – их собственную жизнь, как это ни прискорбно. Ах, если бы они могли сбросить это с себя…

* * *

Одной из моих пациенток это удалось. через 40 лет! Когда она была восьмилетней девочкой, ее изнасиловали. Она никому об этом не рассказывала, ни тогда, ни потом, даже матери ничего не сказала, потому что стыдилась своего окровавленного белья и думала, что ее будут ругать. Со временем она превратилась в элегантную и образованную женщину, но так и не смогла забыть о пережитом насилии. Первым человеком, которому она доверилась, была я. Ее долго сдерживаемый гнев, омерзение, страдание, в том числе оттого, что она не смогла защитить себя и что надругавшийся над ней человек остался ненаказанным, вырвались наружу.

Мне хотелось помочь ей раз и навсегда избавиться от этого мучающего мутного следа, и я предложила пациентке объясниться со своим обидчиком начистоту, высказать ему все, что у нее накипело. Она подумала, что ослышалась: во-первых, этот человек остался для нее незнакомцем, во-вторых, его, возможно, уже нет в живых. Тем не менее я настаивала: она может встретиться и поговорить с ним в своем воображении, «для вечности» это будет то же самое, как если бы она увиделась с ним на самом деле. Чтобы устроить такое свидание, ей нужно найти тихое, безлюдное место и спокойно ждать появления мужчины, как ждут живого, реального человека. Под конец я снабдила ее несколькими конкретными указаниями.

Спустя несколько недель моя пациентка появилась снова – веселая и освобожденная. Она рассказала, что одним пасмурным днем на берегу реки, когда вокруг не было ни души, она решила последовать моему совету и, призвав на помощь фантазию, встретиться лицом к лицу с ненавистным типом. Дальнейшее было сном наяву^[1].

К ней подошел человек – черноволосый, как это и отложилось у нее в памяти. Некоторое время он стоял перед ней, не произнося ни слова, а потом они вместе двинулись вдоль берега. Она начала говорить о боли и страдании, страхе и стыде, которые пережила ребенком из-за него, пережила в себе, ни с кем не делясь, потому что не могла толком понять происшедшего. Он слушал и ничего не отвечал.

Понемногу она успокоилась и даже начала с любопытством посматривать на своего спутника. «Теперь скажи мне, кто ты, – потребовала она. – Где ты рос, как стал тем, кем стал?» Тихим голосом он ответил, что воспитывался в детском доме, что позже робел перед женщинами, не осмеливался приблизиться к ним и поэтому стал подкарауливать маленьких девочек. Она была не единственной… Со временем он преодолел эту ужасную фазу и женился, с тех пор никаких извращенных желаний у него не возникало. Он очень хорошо понимает, что значит молча носить в себе пережитое, потому что и сам всю жизнь молчал, хранил свою мрачную тайну на дне души.

И друзья, и жена с презрением отвернулись бы от него, если бы он сознался в своих преступлениях. Женщина внимательно слушала – и ее негативные эмоции постепенно улетучивались. Когда она бросила взгляд на речку, ей показалось, что течение уносит весь накопившийся в ней гнев. Внезапно ее спутник остановился и опустился на колени. Она наклонилась к нему и сказала первое, что пришло ей в голову: «Несчастный ты парень!» – после чего пошла не оглядываясь своей дорогой. Оставшаяся позади коленопреклоненная фигура становилась все меньше и меньше и вскоре исчезла.

А моя пациентка почувствовала себя свободной.

* * *

А что делать людям, которые не в состоянии исполнить этот виртуозный трюк? И у них есть шанс! Проблема в том, что они несут по жизни не только тяжкий груз ненависти к своим обидчикам, но и собственные провинности и проступки, потому что, не умея прощать сами, не могут рассчитывать и на прощение со стороны других. Но возможно, суть небесной благодати как раз и заключается в том, что люди, надеющиеся, вопреки всякой логике, быть помилованными за свою вину, в конце концов и сами обретают способность прощать вину чужую?

Движение сопротивления

Однажды меня спросили, часто ли бывает, что пациенты сопротивляются методам, применяемым психотерапевтом. Я тогда ответила, что сопротивление, в принципе, представляет собой позитивную силу. Хорошо, если люди способны оказывать судьбе (или своим собственным ошибкам) стойкое противодействие и добиваться успехов.

Виктор Франкл в своих диалогах с пациентами всегда рассчитывал на их способность к сопротивлению, которую он называл «упрямством духа», и старался пробудить и активизировать ее в ситуациях, когда ими завладевали опасные привычки или когда роковые обстоятельства отнимали у них жизненную перспективу.

Созданную Франклом логотерапию в целом можно охарактеризовать как «движение сопротивления», и сам Франкл не раз говорил, что «отправной точкой для лого-терапии была моя оппозиция – оппозиция господствующему в психотерапии психологизму». Под психологизмом он подразумевал метод, согласно которому почти все человеческие проявления, независимо от степени их искренности, объясняются бессознательными, преимущественно патологическими, мотивами.

Франкл рассказывал случай из своей практики: американский дипломат, в течение пяти лет лечившийся у психоаналитика без каких-либо признаков улучшения, избавился от своих мучительных сомнений в результате одной-единственной логотерапевтической беседы. Дело было в том, что пациент хотел завершить свою дипломатическую карьеру, а психоаналитик упорно интерпретировал это как его «непримиримую борьбу против образа отца» (по Фрейду). Пять лет продолжалось противостояние дипломата теоретическим рассуждениям терапевта, пока ему не стало совсем плохо и он не обратился к Франклу. Тот сразу распознал искренность желания пациента сменить поле деятельности и посоветовал ему срочно последовать внутреннему призыву. Франкл вселил в него уверенность, поддержал его в намерении сжечь за собой мосты, которые и так давно уже не дотягивались до берегов будущего, и переключиться на ту область, где он мог бы чувствовать себя самим собой. Пациент вышел из состояния апатии, поменял профессию и, несмотря на уменьшившиеся доходы, с радостью принялся за решение новых задач, обретя наконец внутреннюю стабильность. Его хорошие отношения с отцом от этого нисколько не пострадали. Правда, отец испугался, когда дипломатическая карьера сына так неожиданно и резко оборвалась, но, увидев его снова в добром здравии и отличном настроении, отбросил все свои сомнения.

В описанном случае пациент оказывал психоаналитику слишком слабое сопротивление. Ему давно бы следовало прервать бесполезное (и наверняка не дешевое) лечение и поискать более конструктивной помощи. Но еще хуже то, что он не сумел вовремя мобилизовать свои силы для противодействия собственной инерции. Он замечал, чувствовал, знал, что очутился не на своем месте. Он страдал – и все-таки продолжал начатую карьеру, ничего не меняя. Почему? К сожалению, Франкл об этом ничего не пишет. Возможно, дипломату было стыдно признаться родителям и знакомым, что он ошибся с выбором профессии. Возможно, он боялся, что его сочтут ни на что не годным. Или опасался, что не найдет разумной альтернативы и утратит свой социальный и материальный статус. Возможно, его пугали огромные усилия, которые придется затратить на основательную перестройку жизни. Возможно, ему жаль было расставаться с особыми бытовыми удобствами. Или жаль терять уважение и авторитет, всегда сопутствующие положению дипломата. Что бы это ни было – стыд, страх, привычка к комфорту, – было необходимо их преодолеть.

Личность в человеке – и только она – способна духовно дистанцироваться от физического и психического самочувствия. В этом заключается подлинная «революция в эволюции»! Личность может игнорировать боль, смеяться над своими страхами, противостоять жажде власти.

Очень важно, чтобы человек мог идти по жизни, ориентируясь «на свет внутреннего маяка» – на свою совесть, которая каждый раз подскажет, что достойно одобрения, а чему необходимо сопротивляться.

Юмор против иррациональной вины

Со времен Фрейда молодая наука психотерапия значительно продвинулась вперед. Специалисты стали проявлять больше осторожности при интерпретации слов пациентов, в ловушку психологизма попадаются лишь те, кто безнадежно «отстал от жизни». Однако иногда пациенты и сами неправильно интерпретируют себя. Среди них встречаются люди, которые любое неприятное происшествие в ближайшем окружении приписывают своим личным ошибкам и совершенно беспричинно начинают мучиться сознанием собственной вины. Психотерапевты называют это явление «иррациональным чувством вины», оно не имеет под собой никакого реального основания и возникает исключительно вследствие прогрессирующей неуверенности в себе и заниженной самооценки. Разумеется, подобным чувствам тоже нужно оказывать сопротивление, и лучше всего это удается с помощью юмора. Юмор – идеальное средство, способное моментально вскрыть смешную суть надуманной проблемы. Пусть фрагмент беседы из моей психотерапевтической практики послужит в качестве примера такого «разоблачения».

Фрау Х.: Боюсь, я сильно провинилась перед дочерью.

Я: Не могли бы вы объяснить поподробнее?

Фрау Х.: Конечно. Например, она часто болеет бронхитом, потому что в детстве я ее всегда слишком тепло одевала. Ее организм совсем не закалялся, отсюда ее постоянные простуды. Я все делала неправильно…

Я: Вы всегда заботливо одевали дочку и следили, чтобы зимой ей было тепло?

Фрау Х.: Да, так и есть.

Я: Фрау Х., давайте представим себе другой вариант. Предположим, что вы беспечно относились к тому, как одета ваша дочь. Зимой вы отпускали ее на улицу без шарфа и шапки и уже в феврале разрешали ей бегать по двору в гольфах. И вот она заболела бронхитом. В этом случае вы бы чувствовали себя спокойно и были уверены, что вы здесь ни при чем?

Фрау Х. (задумчиво): Вряд ли. Нет, вероятнее всего, я и тогда считала бы себя виноватой в ее болезни – ведь я одевала ее недостаточно тепло. Без шарфа и шапки – ах, естественно, я бы корила себя!

Я: Я правильно поняла, что вы в любом случае были бы виноваты в бронхите вашей дочери, независимо от того, как вы ее одевали?

Фрау Х. (усмехаясь): Вообще-то это ужасно глупо. Ведь никогда нельзя точно сказать, отчего заболел человек.

Я: Вот именно. Дети, которые воспитываются в оптимальных условиях, тоже не застрахованы от болезней. Значит, мы приходим к выводу, что бронхит вашей дочери не следует ставить вам в вину?

Фрау Х. (неуверенно): Да.

Я: Да или нет?

Фрау Х.: Вроде бы все верно, но у меня такое чувство…

Я: Фрау Х., я знаю трюк, который поможет вам перехитрить это чувство. Попробуйте еще больше преувеличить свою вину, но только в противоположном направлении. Скажите сами себе: «Боже, какая же я плохая мать! Правда, я старалась в холодную погоду укутывать свою малышку потеплее, чтобы, став взрослой, она разболелась основательно, как следует, но, увы, у меня ничего не вышло – она болеет только время от времени. И все-таки я поделюсь своим рецептом с другими матерями, мы все обязаны заботиться о том, чтобы врачи не оставались без работы.»

Фрау Х. (сквозь смех): Какой вздор!

Я: Что говорит ваше чувство?

Фрау Х.: Оно смеется вместе со мной. Мне действительно стало легче.

Я: Теперь вы должны решить, хотите вы в дальнейшем оставить себе такую «излишнюю роскошь», как это нелепое чувство вины, или хотите раз и навсегда избавиться от него?

Фрау Х.: Пожалуй, вы правы, это и впрямь «излишняя роскошь». Спасибо! Я хочу распрощаться с ним навсегда.

Я: Прекрасно. У меня под столом достаточно места. Предлагаю вам бросить его туда, а я потом позабочусь о его утилизации. Но на будущее советую вам быть экономнее с самообвинениями! Вы можете раскаиваться только в том, что сделали по злому умыслу, а за все прочее несут ответственность другие люди, или это дело случая – не ваше.

Патологические страхи и доверие авансом

Любая «домашняя аптечка на случай душевных недомоганий» будет неполной без одного важнейшего лекарства – доверия авансом. Именно оно освобождает от вредоносных страхов и дает радость жизни.

Если человеку не угрожает реальная опасность, которой действительно стоило бы избежать, все его страхи бесполезны, излишни и годны лишь на то, чтобы довести его до болезни. Эти страхи не имеют ничего общего со страхом перед безрассудно смелой акцией или рискованной сделкой, это всего лишь боязнь неожиданных неприятностей, которые могут произойти с каждым и в любых обстоятельствах – таких, например, как внезапное головокружение, нежелательная встреча, досадная поломка или собственная оплошность. В воображении чрезмерно боязливого человека подобные происшествия раздуваются до размеров гигантской катастрофы, и он не представляет себе, как сможет это вынести. Ему рисуются картины краха и уничтожения, напоминающие панику ребенка, с тем отличием, что для ребенка отсутствие отклика на его крики о помощи нередко означает реальную перспективу гибели.

Патологические страхи никак не связаны с подлинными угрозами. Казалось бы, рано или поздно человек должен увидеть всю безобидность воображаемой ситуации и избавиться от своих опасений. Но этого не происходит, со временем его панические реакции не ослабевают, и его дальнейшее существование разворачивается по достаточно хорошо известному в психологии «дьявольскому» сценарию: иррациональный страх приводит к болезни. Он отнимает у человека силы, истощает его жизненные ресурсы и лишает его самостоятельности. То, чего он боится, приобретает в его представлении все более осязаемые и грозные очертания. Человека все чаще настигают приступы физической слабости, все чаще обнаруживается его несостоятельность в делах, и все реже он воспринимается как полноценная личность.

Порождение дурного воображения нередко превращается в настоящее бедствие. Если сидящий за рулем человек постоянно с содроганием думает о возможности ДТП, он становится причиной автокатастрофы. Если, входя в закрытое помещение, человек начинает думать об удушье и сердечных перебоях, он предуготовляет себе и то, и другое. Если в присутствии авторитетного начальства человек только и думает, как бы не допустить какой-нибудь промах, он его обязательно допустит… Страх не любит медлить, он, как магнит, притягивает все, чего человек с дрожью и трепетом ожидает.

* * *

И, как мы уже говорили, от иррационального страха есть лишь одно спасение – доверие авансом. Причем слово «аванс» употреблено здесь в буквальном смысле и означает «перевес», «опережение»^[2], то есть в момент тягчайшего кризиса, в момент утраты последней надежды доверие должно одержать верх в схватке с недоверием.

Не противоречит ли одно другому? Конечно, противоречит, да еще как! Человек словно «заклинает себя от иррационального страха», его здоровое упрямство сопротивляется полной сумятице чувств. В этом и противоречие, и противостояние, способное взломать тюрьму душевного мрака и открыть пути для возвращения к нормальной жизни. Как это выглядит на практике?

В психотерапии существует так называемый метод парадоксальной интенции, который давно доказал свою эффективность. При иррациональных страхах он способен творить чудеса. Суть его заключается в том, что человек должен очень сильно захотеть именно того, чего он больше всего боится. Дорожно-транспортное происшествие? Да пожалуйста! И лучше, чтобы сразу несколько, целой серией! Это внесет хоть какое-то разнообразие в скучное дорожное движение. Перебои сердечных ритмов и приступы удушья? Что ж, очень кстати! Так хочется полежать в больнице, отдохнуть от работы! Ляп в разговоре с шефом? Но это же потрясающее событие для сослуживцев! Не каждый может добиться такого эффекта, когда у всех разом волосы на голове дыбом встают от ужаса!

Парадоксальное возражение может звучать сколь угодно глупо, главное – приправить его максимально возможной долей юмора, чтобы смех заглушил страх. Зато последствия это будет иметь далеко не шуточные: доверие перевесит и опередит недоверие. Человеку, решившемуся обречь себя на то, что, как он думает, грозит ему уничтожением, открываются глубочайшие «основы бытия». Не об этом ли парадоксе говорят известные слова: «Кто хочет жизнь свою сберечь, тот потеряет ее, а кто готов потерять свою жизнь (ради достойной цели), тот сбережет ее»^[3].

* * *

Так и только так можно вернуть себе первичное доверие к миру – и именно оно отменяет действие «дьявольского» принципа. Если человек заявляет о своем согласии пройти через все ужасы, которые рисовало его воображение, и даже с нетерпением призывает их, выставляя ситуацию в смешном свете, то ему больше нечего бояться. Иррациональные страхи потеряют свою власть над ним.

Но у первичного доверия есть в запасе еще один щедрый дар: возрастающая уверенность в себе способствует успехам в делах и в значительной степени исключает вероятность неудач. А если человек все-таки попадет в дорожную аварию, если у него все-таки произойдет срыв в работе, если он все-таки заболеет, первичное доверие вселит в него надежду и убережет от катастрофы. Человек, доверяющий миру, чувствует себя защищенным всегда – что бы с ним ни случилось.

Воспоминание о начале начал

Вернуть можно только то, что было потеряно, а все потерянное обязательно когда-то существовало. Это в целом соответствует общепринятому мнению, что первичное доверие к миру закладывается еще в младенческом возрасте, что оно возникает у ребенка, когда он чувствует материнское тепло и заботу семьи. При таком понимании центр тяжести переносится на фактор среды. Следовательно, боязливым и недоверчивым к миру становится тот, кто еще в детстве испытал страх одиночества и имел причины сомневаться в любви близких людей.

Заняв такую позицию, мы неизбежно придем к выводу, что доверие человека к миру порождается его окружением – или, в отдельных печальных случаях, не порождается. Таким образом, именно близкие малышу люди являются «продуцентами» его первичного доверия. Если с самого начала ребенок для них помеха и они дают ему это почувствовать, то, в соответствии с логикой наших рассуждений, доверие к миру у маленького человека не появится, и он потом всю жизнь будет мучиться страхами, тревогами и сомнениями в себе.

Но здесь встает несколько вопросов. Действительно ли первичное доверие ограничивается доверием к людям. – то есть таким доверием, которое не только легко обмануть, но подчас невозможно и взрастить в себе? Мыслимо ли первичное доверие в таких узких рамках? Не следует ли его понимать гораздо глубже и шире – как доверие к жизни вообще, независимо от живущих рядом с нами? Неужели это всего лишь отражение нашего положительного или отрицательного опыта общения? А может быть, в нем отражается нечто большее, некий праопыт, не связанный с человеческими взаимоотношениями, подспудное знание о своей причастности к чуду, о своей призванности стать человеком и, значит, в метафизическом смысле быть истинно и безусловно любимым?

* * *

В знаменитых «Десяти тезисах о личности» Франкл сформулировал свою позицию. Его десятый тезис гласит: «Личность постигает саму себя не иначе как через трансцендентное». По Франклу, первичное доверие – прямое указание на сознательную или бессознательную связь личности со своим Создателем. И прежде всего, на связь и отношение со стороны личности. То есть первичное доверие первозданно, изначально заложено в бытие личности, присуще человеческому духу, неотъемлемо от него. Это «воспоминание» духа о своем происхождении и о своей родине, о начале всех начал. Первичное доверие основано на интуитивном предзнании о том, что не поддается рациональному постижению, и поэтому его нельзя передавать из поколения в поколение. Это идущее из глубины души и исполненное ожидания предощущение, которое невозможно описать словами, так как оно больше любви, тепла и доброты, доступных и известных человеку. Духовная связь преодолевает границы нашего рационального и эмоционального опыта, и рассуждать о ней мы можем лишь опосредованно, опираясь на свои рационально и эмоционально неполноценные понятия.

Из всего этого вытекает, что первичное доверие не сводится к доверию, которое вызывают или не вызывают у человека другие люди. Наличие и степень первичного доверия не зависят от того, насколько достойно и надежно проявили себя те, кто окружал человека с самого начала. Оно никак не связано и с интернализацией доверия, которое сам человек вызывал у других людей. Первичное доверие направлено за пределы мира (и межчеловеческих отношений), к «сверхмиру», где личность чувствует себя признанной, – и совсем не важно, есть ли хотя бы один человек, которому она доверяет или который доверяет ей!

Если смотреть с такой точки зрения, то роль среды в ослаблении первозданных связей выглядит довольно скромно, зато сильно возрастает значение самих первозданных связей. Знание о них, хоть и в скрытой форме, сохраняется у человека в течение всей жизни и может активизироваться в результате духовной работы. Человек способен вернуть себе первичное доверие, так как оно не могло не существовать изначально, но могло быть утрачено.

При таком взгляде на вещи получается, что стрессогенные факторы уходят на задний план, и тогда главной задачей психотерапевта становится решить, какие средства помогут пациенту вернуть первичные ценности на место вторичных наслоений.

Противоядие для страхов

Чтобы показать, как на практике преодолевается кризис доверия по методу Франкла, помещу здесь отрывок из записок одной пациентки.

«Каждый раз, когда может что-то случиться, меня охватывает страх за свою жизнь. Мой девиз: „Не лезь туда, где опасно, иначе погибнешь“. Так всегда говорила моя бабушка. Возможно, причина в том, что моя мать от стыда и страха за будущее пыталась сделать аборт, когда была беременна мной. Она обращалась к нескольким врачам, но никто не смог ей помочь. Насколько я слышала, эмбрион способен защищаться и производить какие-то оборонительные движения, но первичный страх остается потом на всю жизнь. Моя мать была учительницей и, в соответствии с целибатом для учителей^[4] (30-е годы!), могла выйти замуж только за учителя. А мой отец был безработным музыкантом. Внебрачного ребенка учительнице никогда бы не простили, и, так и не сумев избавиться от меня, она вышла замуж за моего отца – но для этого ей пришлось бросить работу в школе.

После моего рождения мама меня очень полюбила и любила всю свою оставшуюся недолгую жизнь – от горя и лишений она заболела туберкулезом и умерла в 35 лет».

А теперь давайте проанализируем этот текст с профессиональной точки зрения. Пациентка пишет, что страдает от страха за свою жизнь. По-видимому, она знает о своей душевной лабильности. Ее записки – это обычная реакция человека, попавшего в бедственное положение: она пытается найти причины своей проблемы. Чтобы объяснить свою повышенную тревожность и сверхчувствительность, пациентка разрабатывает целую концепцию. На языке специалистов подобные интерпретации называются дилетантской этиологией.

Особое внимание следует обратить на те элементы, которым она придает наибольшее значение и на которые она опирается при обосновании своей теории. Из текста понятно, что эти элементы связаны у нее преимущественно с фактором среды, то есть с неправильным поведением близких людей:

1. В детстве бабушка постоянно внушала ей ложный жизненный принцип.

2. Во время беременности мать в порыве отчаяния несколько раз пыталась сделать аборт.

Очевидно, пациентка считает свою концепцию универсальной, так как привлекает ее для истолкования как собственных, так и чужих проблем, в частности проблем своей матери. В соответствии с этой схемой ее мать тоже пострадала, и тоже от фактора среды – от неблагоприятно сложившихся обстоятельств:

1. Закон для учителей сыграл в ее жизни злополучную роль.

2. Врачи не смогли помочь ей избавиться от беременности.

3. Вступление в брак привело ее к болезни и ранней смерти.

И в том, и в другом случае у интерпретаций моей пациентки единый общий знаменатель: человеку живется хорошо настолько, насколько это допускает среда (окружение). Или, если употребить форму от первого лица: «Мое счастье и благополучие находятся в руках других людей, определяются другими».

Но такой подход к жизни уже сам по себе должен держать человека в постоянном страхе! Если чувствуешь себя беспомощной жертвой окружающих людей, зависящей от их благорасположения, полагающейся на их «милость», вынужденной выполнять все их условия, то, естественно, всегда будешь опасаться за свою жизнь. Эти опасения приобретают еще более драматичный оттенок, когда им сопутствует ложное ощущение собственного бессилия, сознание невозможности защититься или что-то изменить в своей жизни.

С точки зрения профессиональной этиологии главную причину первичного страха пациентки следует искать в ее детерминистской самооценке и в преувеличенном значении, которое она придает внешним стрессогенным факторам, а отнюдь не в печальных обстоятельствах ее эмбриональной фазы.

* * *

Еще древнегреческие философы, например Эпиктет^[5], знали, что для человека важны не столько фактические обстоятельства его реальной жизни, сколько позиция, которую он занимает по отношению к ним. Если бы наша пациентка выработала более адекватный взгляд на себя и свою жизнь, это привело бы ее к совершенно иному объяснению причин своего болезненного состояния.

Но нужно учесть один существенный момент: весьма вероятно, что в таком случае болезненные симптомы у нее вообще не появились бы. И тогда она положительно оценивала бы процесс своего личностного становления и чувствовала бы себя метафизически защищенной. В чем состояла бы адекватная оценка всех описанных обстоятельств?

1. Никакие медицинские манипуляции с ее матерью не перекрыли ей путь к здоровому существованию.

2. Невзирая на все тяжелые жизненные обстоятельства, мать любила родившегося ребенка.

3. Отец тоже был привязан к семье и признавал ребенка своей дочерью.

4. Она имела возможность перенять много хорошего от своих родителей, обладавших педагогическими и музыкальными способностями.

5. Предостережение, которое любила повторять бабушка, уберегло ее от легкомыслия.

6. Болезнь и ранняя смерть матери способствовали духовному созреванию дочери.

Такая концепция привела бы нашу героиню к простому выводу: жизнь, несмотря на трудности, невероятно прекрасна! Или, если употребить форму от первого лица: «Обо мне и моей жизни постоянно заботятся, препятствия на моем пути преодолимы».

Вряд ли нужно доказывать, что такой подход является настоящим противоядием для зарождающихся страхов. Если человек почувствует заботу, поддержку и защиту со стороны некой силы, ведущей его по жизни вопреки всем неблагоприятным обстоятельствам, он без труда распрощается с желанием интерпретировать эти обстоятельства в мрачном свете и примется энергично строить свое будущее. Он перестанет считать себя беспомощной жертвой, зависящей от благорасположения других людей, а будет опираться на такое благорасположение, которого у него никто не отнимет и которое сделает его настолько свободным, что он сможет сам нести ответственность за свою жизнь.

Если бы пациентка изменила свою самооценку, а вслед за ней и трактовку своего появления на свет и своего существования в мире, она вынырнула бы из духоты первичного страха и попала бы в атмосферу первичного доверия.

Франклу принадлежат слова: «Вытесненная вера легко перерождается в суеверие». Так вот, развернув это высказывание на 180 градусов, можно сказать, что «суеверие» пациентки относительно власти, которую имеют над человеком внешние обстоятельства и деструктивное поведение окружающих, переродилось бы в веру – она поверила бы в собственные силы и в возможность беспрепятственного, ничем не ограниченного саморазвития.

Травма – насколько это серьезно?

Всегда нужно помнить: нет худа без добра. Из критических ситуаций человек выносит не только отрицательный, но и положительный опыт. Когда он выходит живым из тяжких испытаний, он может обрести неосознаваемое прежде предзнание о некой силе, которая держала его все время, пока ему приходилось туго, сохранила его невредимым среди разрушительного шторма, дала опору его существованию. Значит, жизнь еще не отказалась от него, нуждается в нем, по-прежнему рассчитывает на него. И тогда жизнь может открыться человеку как неисчерпаемое изобилие вариантов, ждущих осуществления. Тогда, возможно, он неожиданно для себя начнет понимать: его пребывание в мире желательно и даже необходимо. Что значит оставшееся в прошлом тяжелое переживание по сравнению с этим прозрением?

Чтобы придать своим словам наглядность, остановлюсь на следующем конкретном примере. Предположим, родители пообещали подростку забрать его из интерната домой, но не сдержали слова, и мальчику пришлось жить в интернате до самого окончания школы. Несомненно, это стало для него большим разочарованием, отрицательные переживания, вызванные необходимостью жить в нелюбимом интернате, сделали его недоверчивым по отношению ко всем человеческим обещаниям. Однако болезненный опыт мог бы принести ему и кое-какие полезные знания: от пребывания в интернате не умирают, разбитую надежду можно пережить.

Жизнь удивительно разнообразна и изобретательна, она предлагает человеку все новые и новые шансы. Так и у интерната наверняка были свои хорошие стороны – он дал подростку возможность почувствовать себя частью сообщества, встретить друзей, любимых учителей и сохранить контакты с ними на долгие годы. Негативный опыт, связанный с нарушенным обещанием, в конце концов переработался бы в опыт позитивный: жизнь продолжается и за стенами родительского дома, справиться с ней можно и самостоятельно.

Если горечь от не выполненного родителями обещания и в зрелом возрасте возобладает у этого человека над всем остальным, это будет свидетельствовать о частичной утрате его первичного доверия к миру. Если же на основе приобретенного опыта возобладает позитивное отношение к жизни, это будет свидетельствовать об укреплении его первичного доверия. Либо он намертво вцепится в свое мучительное разочарование и будет лелеять его в душе до конца своих дней, что приведет к фатальному обострению его мнительности, либо он до конца своих дней будет ориентироваться на опыт, говорящий, что и брошенный родителями на произвол судьбы, он не погиб, поскольку жизнь была сохранена ему по каким-то глубинным основаниям (можно сказать, по решению «высшей инстанции»), – и тогда доверие к миру придаст ему сил.

* * *

С точки зрения психологии подсознания и в случае с нашей сверхбоязливой пациенткой, и в случае с человеком, который подростком вынужден был жить в интернате, налицо серьезная психотравма. С чисто теоретической точки зрения последствия, которые мы наблюдаем в обоих случаях, обусловлены полученной травмой. И одна, и другой были нежелательными детьми, и сознание своей ненужности родителям, словно ножом, пронзило их души и оставило глубокие, трудно залечиваемые раны.

Однако наряду с этим в их жизнях существовали и доказательства любви, причем не менее выраженные. Родители пациентки приняли своего ребенка и вырастили его. По времени этот период длился гораздо дольше, чем их сопротивление появлению девочки на свет! Воспитатели интерната заботились о подростке, и тоже в течение продолжительного времени, а его родители регулярно вносили плату за его содержание. Конечно, ни там, ни тут нельзя говорить об идеальных условиях, но притязания на идеальные условия вообще редко себя оправдывают.

Если при общей оценке этих случаев мы не будем фиксировать внимание на бытовой обстановке, а посмотрим на вещи шире, то мы увидим, что одно обещание, одно положительное решение всегда выполнялось последовательно и твердо. Я говорю о безусловной ценности личности и о безусловном смысле ее существования. Никакое покушение на человеческую жизнь, удавшееся или неудавшееся, не способно нанести достоинству личности хоть какой-то ущерб. Жизнь в интернате имеет ничуть не меньше смысла, чем жизнь вне интерната. Ценность личности и осмысленность ее существования – не материальные блага, которым можно позавидовать и которые можно отнять у другого.

Знание об этом и есть первичное доверие.

* * *

Здесь могли бы последовать возражения и вопросы со стороны теоретиков и специалистов в области психологии подсознания. Разве мать, рассказывающая дочери о своих упорных попытках избавиться от нее во время беременности, не признается тем самым, что считает ее чем-то малоценным и негодным, чему не должно быть места в мире? Разве родители, оставляющие сына в интернате вопреки его просьбам и собственному обещанию, не сигнализируют тем самым, что видят в его пребывании на земле и в его присутствии в своей жизни мало смысла? Что же может в дальнейшем заставить этих детей поверить в свое право на существование?

Логотерапия отвечает так: разве мы, люди, лишь эхо, которое повторяет сигналы, посылаемые родителями? Нет. Мы, люди, улавливаем сигналы, исходящие из нашей собственной, сознаваемой или несознаваемой, духовности. И поскольку эти сигналы отражают не какие-то внешние факторы, а особенности нашей духовной организации, мы можем говорить о своей независимости и необусловленности. Именно это позволяет пациентам вспомнить о безусловной ценности собственной личности и о безусловном смысле собственного существования.

Сила первичная и сила собственная

На практике процесс такого «вспоминания» обычно проходит через несколько этапов. Возможно, некоторым читателям захочется испробовать это на себе, поэтому я вкратце охарактеризую основные из них.

ЭТАП 1. Поначалу пациент дает негативную оценку лишь отдельным моментам своей жизни, но со временем негативная оценка принимает всеобщий характер. В двух приведенных выше примерах это уже произошло. Благодаря своему окружению оба эти человека приобрели и кое-какой положительный опыт, который, однако, был недостаточно учтен в выработанных ими концепциях. После полученной травмы никто из них не погиб – уже немало! Жизнь всегда открывает перед человеком возможности стать тем, кем он хочет, может и должен стать. Жизнь вообще представляет собой непрерывную цепь возможностей, позволяющих человеку реализовать весь заложенный в нем потенциал в соответствии с накопленными знаниями и своей совестью. Такие возможности сохраняются и у тех людей, которые приходят к психотерапевту за советом, каким бы негативным ни был их жизненный опыт! Врач должен убедить их в этом.

Хорошо зарекомендовал себя метод, когда психотерапевт просит пациента найти в своем прошлом нечто такое, что было бы само собой разумеющимся и должно было случиться обязательно и непременно. Пациент ничего не найдет, потому что такого в его жизни не было. Ни его появление на свет, ни его пребывание на свете вплоть до настоящего момента нельзя рассматривать как нечто само собой разумеющееся. Нужно развеять его иллюзии: требовать чего-либо от жизни – пустое дело. Но в то же время он должен понять: факт его рождения говорит о том, что он сам был «затребован», что его «призвали» и что «призванным» он остается до сих пор. Такие мысли приведут его к пониманию собственной безусловной ценности гораздо быстрее, чем обсуждение окружавших его в прошлом и окружающих сейчас людей.

* * *

ЭТАП 2. Но раз он призван, он должен действовать, раз его мобилизовали, значит, его и снабдили всем необходимым для того, чтобы он мог показать результат. По ходу беседы нужно стараться расшатать и скорректировать низкую оценку, которую пациент дает собственной эффективности. Прекрасный пример из своей жизни приводил Райнхард Тауш^[6]: «Я был плохим учеником, много конфликтовал с учителями. Но несмотря на то, что я весьма небрежно делал домашние уроки, а некоторые предметы и вовсе не любил, мне всегда как-то удавалось сводить концы с концами. Часто, отправляясь утром в школу, я чувствовал себя неспокойно и думал, удастся ли мне на перемене незаметно для учителей написать домашнюю работу. Однако в целом у меня было ощущение, что каким-то непостижимым образом я все-таки справляюсь со школьной учебой, хотя и небезупречно».

Суть описания, данного Таушем, имеет много общего с переходом к следующему этапу возвращения первичного доверия. Речь идет о внутренней уверенности, что все наши ошибки и недостатки не могут помешать нам в самом главном. В том, чего от нас «ждут». У нас достаточно сил, чтобы справиться, хотя порой и небезупречно. Каждый человек не раз испытал это на себе, а если кто-то забыл, пусть постарается воскресить это в своей памяти.

Итак, на первых двух этапах у человека должно выработаться представление о существовании первичной силы, которая несет его по жизни, и собственной силы, которой в принципе снабжен каждый. Убеждение в наличии первичной силы, несомненно, укрепит первичное доверие к миру. Убеждение в наличии собственных сил, несомненно, приведет к повышению уверенности в себе.

На следующих двух этапах психотерапевт постепенно отходит в тень, его роль ограничивается лишь осторожными короткими замечаниями, дающими мысли пациента нужное направление. Читатель, который хочет поэкспериментировать на себе, должен обдумать эти замечания в тихой и спокойной обстановке.

* * *

ЭТАП 3. Как «метафизически призванный», пациент должен напрямую выяснить отношения с «призвавшим» его. Высказывания Виктора Франкла могут помочь здесь правильно сориентироваться:

«В сущности, мы не можем говорить о Боге, мы можем лишь обращаться к Богу».

«Все ценности мира сходятся в единой точке, в наивысшей ценностной Личности».

«Бог – наш собеседник в самые сокровенные минуты, когда мы остаемся наедине с собой».

«Подлинная религиозность основана не на бессознательном влечении, а на осознанном выборе человека».

Бог – величина необъятная, а наши понятия мизерны, поэтому, беседуя с пациентом, психотерапевт должен во всем, что касается Бога, проявлять максимальную сдержанность. Но если все ценности сводятся к одной наивысшей ценности или к одной наивысшей ценностной Личности, то каждая встреча пациента с ценностями будет встречей с Ним. Терапевту остается лишь подтолкнуть пациента к таким встречам.

Здесь следует отметить, что людям, чье первичное доверие было с годами утрачено или вытеснено боязливым и пессимистичным недоверием к миру, весьма полезно расширить горизонт своих ценностей. Иногда эффективнее любой консультации психотерапевта оказывается приобщение к культурным ценностям. Когда человек рисует, сочиняет стихи, поет, танцует, читает, когда он (реально или в своем воображении) поднимается в горы, осматривает архитектурные памятники или выходит под парусом в открытое море, он вновь начинает чувствовать «пульс мироздания», начинает сознавать свою включенность в него. И если человеку посчастливится пережить один из таких драгоценных моментов в полном одиночестве, если его внимание не будет отвлекаться на разные мелочи, банальные разговоры, телефонные звонки и тому подобное, то, возможно, он придет к той сокровенной беседе с самим собой, которая есть не что иное, как молитва.

* * *

ЭТАП 4. Логотерапия, опирающаяся на гуманистическую психологию, может все это инициировать, может запустить соответствующие процессы. Единственное, чего она не может, – это принять решение за пациента. Потому что в сознательной жизни возвращение первичного доверия происходит лишь на основе принципиального выбора.

Первичное доверие пронизывало наши сны еще в колыбели, на заре нашего существования, и оно красной нитью тянется через всю нашу жизнь, от одной бесконечности до другой. Но если нить порвалась, то, чтобы связать ее, требуется волевое решение. Принудить человека к вере нельзя, и уж конечно, психотерапевт не ставит перед собой такую задачу.

Его последняя услуга пациенту будет состоять в том, чтобы рассказать ему о существовании четвертой ступени, на которую он сможет подняться, если захочет. Если, переборов внутреннее сопротивление, раз и навсегда стряхнет с себя все плохое, что сделали ему люди и что подорвало его доверие к миру. Если найдет в себе силы авансом оказать доверие тому, что заслуживает абсолютного доверия.

На переход к четвертому этапу пациент должен решиться по собственной воле. Но там, на верхней ступени, его ждет обретение утраченного.

Ноопсихический антагонизм

Долгое время любые сближения психотерапии с церковным душепопечительством считались плохим тоном. С тех пор как Зигмунд Фрейд охарактеризовал религию как «навязчивый невроз человечества», между обеими дисциплинами неукоснительно соблюдалась определенная дистанция. Психотерапевты заботились о психике человека, духовные пастыри – о его душе, и хотя слово «психика» является лишь переводом слова «душа», и те, и другие элегантно обходили этот щекотливый факт. Сферы компетенции были разграничены, и стороны старались не становиться друг у друга поперек дороги.

Однако со временем выяснилось, что единую суть предмета не так-то легко «расщепить». Душепопечение, которое игнорирует биопсихические основы человеческой природы, обречено на неудачу. Психотерапия, исключающая из поля зрения духовность человека, терпит не меньший крах. В истории было достаточно примеров и того, и другого.

В нынешний век всеобщей интеграции (культур, народов и так далее), когда сотрудничество и взаимодействие стало одним из основных приоритетов во всех областях, искусственная пропасть между психотерапией и религией сократилась. Но что может их соединить? Один из таких прочных мостов – логотерапия. Что она может сделать?

Давайте рассмотрим понятие души. В течение многих столетий люди называли душой то, что Господь «вдохнул» в человека (и только в человека), – дуновение Божие. С молниеносным взлетом современной психологии значение понятия радикально изменилось. Душа сузилась до простого вместилища психических функций (инстинктов, влечений, эмоций, страхов, комплексов, самооценки) и когнитивных процессов (внимания, памяти, восприятия). Дуновение Бога было низведено до уровня барометра настроений и индикатора мыслительной активности высокоразвитого животного. Все «специфически человеческое» молодая наука просто бросила под стол.

К счастью, благодаря Франклу в человеке заново было открыто свойство, позволяющее признать его особую сущность и отвести ему место между небесным и животным мирами. Речь идет о духовном («поэтическом») измерении человека, в котором берут начало его свобода и ответственность, поиски смысла и любовь и в котором тлеет Божья искра сотворчества. Понятие ноус (дух), как его трактует логотерапия, гораздо больше соответствует традиционному пониманию души, чем психика в трактовке психологии.

Здесь есть один интересный аспект. Психика и ноус далеко не всегда действуют заодно. Врожденные или приобретенные реакции психики имеют инстинктивный, автоматический, обусловленный характер. Решения, принимаемые ноусом, напротив, свободны. Этим и объясняется специфический феномен, наблюдаемый только и исключительно у человека, – когда психика тянет в одну сторону, а ноус сознательно и намеренно выбирает противоположное направление. Франкл назвал это «ноопсихическим антагонизмом».

* * *

Мы уже знакомы с этим феноменом по выражению «упрямство духа» и знаем, какой огромной силой может обладать этот дух. Психика наркозависимого жаждет наркотика, а ноус говорит «нет». Психика человека, страдающего тревожным расстройством, стремится избежать опасной, как ему кажется, ситуации, а ноус принимает решение мужественно выдержать ее. Психика разгневанной матери подстрекает ее ударить ребенка, но в последний момент ноус удерживает ее руку. Психика сексуально возбужденного мужчины требует, чтобы он набросился в темноте на проходящую мимо девушку, а ноус запрещает ему это. В мире животных такие примеры неизвестны.

Но не будем предаваться иллюзиям. Слишком редко в нас побеждает ноус, слишком редко одерживают верх совесть, смысл, ответственность и бескорыстная любовь. Однако сама возможность феномена ноопсихического антагонизма выделяет нас, людей, среди всех остальных живых существ. Это удостоверение, свидетельствующее о нашей принадлежности к человеческому роду. Ecce homo! Се человек!

Почему же тогда ноус так слаб? Но слаб ли он на самом деле? Франкл однажды сравнил духовное измерение человека с дряхлым судьей, который должен вынести приговор обвиняемому – мускулистому здоровяку (психическому измерению человека, основанному на сильных инстинктах). Судья уступил бы силачу в единоборстве, но разве из-за этого он не сможет выполнить свою судейскую функцию? Мы же знаем, что сможет! Ведь дело не в его дряблых мускулах, а в том положении, которое он занимает в иерархии власти.

По мнению Франкла, именно так нам и следует представлять себе иерархические отношения между ноусом и психикой. Психика могуча, в ней присутствует огромная доля бессознательного, закрепившихся в течение тысячелетий поведенческих стереотипов. А ноус – всего лишь дуновение, правда, Божественное.

Мой опыт говорит, что люди, знающие о ноопсихическом антагонизме, живут разумнее и лучше. У них достойное представление о самих себе. Их действия менее машинальны и более аутентичны. Они свободнее в своем выборе и чаще принимают правильные решения. Они не очень склонны искать оправдание собственным промахам, и это хорошо. Потому что признание своих ошибок и заблуждений всегда связано с надеждой избавиться от них.

Психотерапия и духовная жизнь: история двух соседок

Цель душепопечительства – привести к богоугодной жизни. Цель психотерапии – привести к жизни разумной. Думаю, можно смело утверждать, что разумная жизнь – это и есть богоугодная жизнь и наоборот.

Одно время среди моих соседей были две одинокие женщины в возрасте около семидесяти. Обе овдовели, у обеих были взрослые дети, давно живущие отдельно, по горло занятые работой и поэтому редко их навещавшие. И та, и другая получали скромную пенсию, страдали обычными возрастными недугами и чувствовали себя не у дел. К современности с ее лихорадочными темпами и электронными достижениями они относились настороженно.

Таким образом, обстоятельства, «уготованные им судьбой», были вполне сопоставимы. Однако эти женщины относились к ним по-разному. Одна полностью смирилась со всеми ограничениями, можно даже сказать, сплела себе из них непроницаемый кокон. Одиночество ожесточило ее, со временем она все больше замыкалась в своих четырех стенах. Последние человеческие контакты, которые у нее еще оставались, окончательно заглохли. Чувство отчужденности привело ее к убеждению: «Раз я никому не нужна, то и сама никому ничего не должна». От нее невозможно было дождаться ни приветливого слова, ни улыбки, ни малейшего проявления дружелюбия. Люди считали ее странной старухой, пожимали плечами и избегали общения с ней. Судьба отняла у нее все – так это выглядело со стороны. Изредка встречая ее в холле первого этажа, я пыталась разрушить ее обособленность – напрасно.

Второй женщине сослужил хорошую службу ноопсихический антагонизм. Чувство одиночества? Ожесточение? Отстраненность от жизни? Ее духовная позиция была выше всего этого, свою задачу она видела в том, чтобы с пользой употребить освободившееся время и силы. Поскольку дети больше не нуждались в ней, она занялась социальной работой и стала внештатным сотрудником местного пансионата для слабовидящих. Скоро уже многие люди радовались ее приходу. Постепенно она расширила сферу деятельности, охотно выполняла поручения, покупала галантерейные мелочи, делала прически, ремонтировала одежду. У нее завязались стабильные дружеские отношения, в том числе и с обслуживающим персоналом. Некоторые обитатели пансионата очень любили животных, поэтому она специально завела собаку, выдрессировала ее и брала с собой на работу. Благодаря собаке она теперь много гуляла, и ее здоровье от этого только укрепилось. Встретившийся ей на одной из таких прогулок пожилой господин стал ее постоянным спутником. Он был большим любителем фольклорной музыки и часто приглашал ее на концерты. При ее посредничестве он время от времени выступал перед обитателями пансионата, исполняя на аккордеоне разные песни, и ему всегда оказывали восторженный прием. Жизнь этой женщины была наполнена до краев, и всякий раз, когда мы встречались в холле, я искренне радовалась за нее.

•••

Можно предположить, что и жизнь первой женщины могла бы быть намного счастливее. Я хотела ей помочь. Если бы она приняла мое приглашение на врачебную консультацию, то я сразу заговорила бы о свободных ресурсах, которые оставались в ее распоряжении, несмотря на все внешние обстоятельства. Я упомянула бы и о ее ответственности за использование этих ресурсов. Убедившись, что она меня поняла, я предложила бы вместе определить открывающиеся перед ней возможности: все разумное и глупое, социально полезное и асоциальное, укрепляющее здоровье и разрушающее его, гениальное и банальное. Существует бесконечное количество вариантов, которые она могла бы воплотить в жизнь или отбросить в сторону как неприемлемые и из которых она могла бы сознательно выбирать, день за днем. Затем мы перешли бы к процессу отбора. Женщине предстояло бы найти ответы на трудные вопросы: «Какие из возможных для меня вариантов я должна осуществить, потому что они имеют ценность? И какие из возможных для меня вариантов я должна сбросить со счетов, потому что они мне не нравятся?» Моя роль при этом сводилась бы к осторожной поддержке.

Зафиксировав, наконец, четкие ответы, я постаралась бы мотивировать ее на реализацию принятых решений и всячески помогала бы ей в каждом конкретном случае.

А теперь подумаем, как стал бы действовать хороший духовник, если бы женщина обратилась к нему. Будучи лишь дилетантом в этой области, я все-таки предполагаю, что исходной точкой для него послужила бы озлобленность женщины на весь мир. К чему эти обиды и эта ожесточенность? Она не одинока, не покинута, Господь всегда с нею. Никто не отстранял ее от жизни, она нужна Богу. И даже если ни один человек о ней знать не хочет, Господь любит ее. Что ей еще нужно? Разве Он не подарил ей долгую жизнь, хороших, разумных детей и много чего еще? Разве Он не оберегал ее в тяжелые минуты? Разве Он не обеспечил ей спокойное и уютное жилье на старости лет? Как же ей отблагодарить Его? Неужели она откажется исполнить то, что Он пока еще надеется получить от нее? Не откажется? Ну, тогда вперед, на поиски! Что она может сделать для Него? К чему Он призывает, чего ждет от нее?

Из этого видно, насколько идеально сочетаются психотерапия и душепопечительство. Их тесно связывает ориентация на ценности. В какой бы беде ни оказался человек, пока он свободно принимает решения, ориентированные на ценности, его душевному здоровью ничто не угрожает.

По ту сторону здоровья и болезни

Физическое и психическое в человеке подвержены различным недугам – это всем известно. Состояние каждого из нас постоянно находится между телесным здоровьем и болезнью, между психической нормой и нервным срывом.

А как обстоит дело с духовным измерением? Интересный вопрос. В соответствии с традиционным пониманием души Франкл определял ноус как нечто находящееся «по ту сторону здоровья и болезни». Духовное не может заболеть, оно не рождается и не умирает. «Духовное не пребывает нигде в пространстве, в том числе и в могиле», – писал Франкл. Он сравнивал человеческий дух с музыкой, которую нельзя обнаружить внутри скрипки и которая не умрет, если эту скрипку разбить. Тело и психика в их тесной психосоматической и соматопсихической сплетенности подобны скрипке. Это инструмент человеческого духа, он может получить повреждения, а может сломаться и совсем выйти из строя. Но это не значит, что духовная личность, которой служили тело и психика, исчезнет вместе с ними.

Если посмотреть на духовное с такой точки зрения, станет понятно, что для его оценки подходят скорее количественные характеристики: большее или меньшее наличие ноуса в распоряжении человека. Духовное измерение может сокращаться вследствие мозговых травм, психозов, возрастной деменции и тому подобного – вплоть до полной блокировки. Но вернемся к нашему сравнению. Пока скрипка исправна (= пока человеческий организм здоров), музыка отчетливо слышна. Когда скрипка повреждена (= организм болен), музыка становится приглушеннее или вообще затихает. Но сама музыка при этом не исчезает!

Приведу еще один яркий символический образ. Виртуозный скрипач способен извлечь прекрасные звуки даже из плохой скрипки, и наоборот: неумелый скрипач не сыграет ничего заслуживающего внимания и на скрипке Страдивари. Отсюда видно, что красота музыки далеко не всегда коррелирует с качеством инструмента!

* * *

Убедительное свидетельство оставил нам Вольфганг фон Гете. Поэт, перенесший несколько серьезных заболеваний, никогда не позволял своему физическому состоянию вмешиваться в творческий процесс. Будучи уже 80-летним старцем, он утверждал: «Трудно даже вообразить, какую поддержку дух может оказать телу. Я часто страдаю болями в нижней части живота, однако воля и сила разума не позволяют мне слечь. Лишь бы дух не подчинился телу!» Удивительно, что он понимал «дух» почти в логотерапевтическом смысле – параллель с ноопсихическим антагонизмом Франкла напрашивается сама собой.

Сходным образом, видимо, можно объяснить и тот факт, что Христиан Моргенштерн^[7], заболевший туберкулезом еще в детстве, вопреки всем врачебным прогнозам дожил до 43 лет. Сам он предполагал, что именно та сила, которая, по его словам, покинула его физический организм, вселилась в его дух и сопровождала его в течение всей жизни. То, чего было лишено его тело, возместилось ему в открывшихся духовных мирах. Его стихи свидетельствуют о мужестве, неиссякаемом юморе и потрясающем душевном равновесии. Поистине, великие виртуозы могут добиться красивейшего звучания и от испорченного инструмента.

Духовное, не подверженное болезням начало в человеке способно подняться над слишком уязвимым составным элементом нашего бытия, способно восторжествовать над болью и физической слабостью. Ему не страшна даже смерть – ведь лишь бренная материя подвластна ей. Поврежденные инструменты разных эпох довольно часто встречаются в исторических музеях. Поврежденные мелодии – никогда…

Я говорила о Гете и Моргенштерне. Но и в нас, «маленьких людях», скрыты такие запасы сил, о которых мы обычно не подозреваем. Они внезапно прорываются в ответ на зов смысла, в ситуации, когда требуется срочная мобилизация всех наших ресурсов.

В декабре 1994 года в Англии произошел удивительный случай. Припаркованный у садовой ограды автомобиль неожиданно сдвинулся с места (владелец забыл поставить его на ручной тормоз) и покатился прямо на игравшую неподалеку девочку – дочку владельца машины. Увидев, что происходит, отец бросился к машине и в момент, когда заднее колесо уже наезжало на ребенка, приподнял заднюю часть автомобиля. Девочка была спасена.

Об этом происшествии писали тогда все газеты, всеобщее внимание привлек тот факт, что – как выяснилось позднее – в обычных обстоятельствах отец ребенка был не в состоянии приподнять тяжелый автомобиль, это под силу только четверым мужчинам вместе. Но есть простое объяснение случившемуся: зов смысла ударил по духовной струне человека – струне отцовской любви, и это породило невероятный прилив физических сил, которыми в нормальных условиях он не обладал. В один миг открылись все шлюзы «запасников».

В уже упоминавшихся «Десяти тезисах о личности» Франкл писал, что человек «слышит зов трансцендентного в своей совести». Даже не слишком громкий. Если любовь в сердце человека достаточно сильна, то она способна мобилизовать свой телесно-психический инструмент и добиться от него результата на пределе человеческих возможностей.

Бог и страдание

Духовные струны, натянутые в человеке, струны, которые могут зазвучать в полную силу, – это его отношение к ценностям. Разные люди придают значение разным ценностям (что иной раз чревато конфликтами, например, семейными), причем обычно в жизни человека одновременно существует сразу несколько ценностей. Одной-единственной явно мало, стоит ей померкнуть, и человек неизбежно впадет в глубокое отчаяние. А полное отсутствие ценностей – это почти смертельный случай. Ведь ценностный вакуум притягивает практически любую душевную болезнь и обостряет любое физическое страдание.

В 1994 году молодой ученый Эльмар Хартшток защитил диссертацию, где сравнивал психологические свойства личности алкоголиков, воздерживающихся от спиртного уже в течение многих лет, с личностными свойствами людей, проходящих первую фазу лечения от алкоголизма.

Сравнение проводилось по многим параметрам, но только один из них выявил выраженное существенное различие. Эльмар Хартшток так написал об этом в своем резюме: «Результаты подтверждают предположение, что алкоголики, которые много лет ведут трезвый образ жизни, отличаются по своей личностной системе ценностей от алкоголиков, продолжающих пить или только недавно бросивших. В частности, идеалы и принципы для первых несомненно важнее, чем одобрение окружающих, размер заработка и собственность… Это наводит на мысль, что алкоголиков, успешно преодолевающих свою зависимость, характеризует, прежде всего, жизненная ориентация на определенные идеалы».

* * *

Эти результаты действительно наводят на мысли. Тот, кто выстраивает свою систему ценностей и свою жизнь в соответствии с этическими принципами и идеалами, переносит центр тяжести в духовное измерение. Это дает ему силы освободиться от рабства унаследованных или приобретенных пороков и вырваться даже из таких крепких сетей, как зависимость. И тогда струны человеческого бытия вновь натягиваются и начинают колебаться в ритме воспринимаемого призыва смысла – и рождается оригинальная мелодия, созданная своеобразной и неповторимой личностью.

Зависимость от спиртного – это масса мучительных проблем и для алкоголиков, и для их близких, и для общества и государства. Но здесь виной всему сам человек, и всех этих страданий, в принципе, могло бы не быть, чего не скажешь о многих других несчастьях.

Ежедневно мы слышим в новостях не только о проявлениях человеческой жестокости и преступлениях в состоянии невменяемости, но и о суровых поворотах судьбы, об эпидемиях, природных катаклизмах и других подобных бедствиях, которые обрушиваются на ни в чем не повинных людей. Где же тут высший смысл? На языке теологии этот вопрос звучит так: «Почему Бог допускает страдания?»

Во время пребывания в концлагере Франкл часто слышал этот вопрос – или, лучше сказать, этот вопль. Вот его точка зрения: «Возможно, при обосновании разницы между человеком и животным факт наличия у животного инстинктов, а у человека интеллекта играет в конечном счете не такую уж большую роль. Главную особенность, отличающую человека от животного, следовало бы скорее видеть в способности человеческого интеллекта подниматься на такую высоту, где к нему приходит понимание, что должна существовать мудрость – неизмеримо превосходящая его собственную – сверхчеловеческая мудрость, вложившая в него разум, а в животных инстинкты… Если мы хотим определить, с одной стороны, отношение мира животных к миру человека, а с другой – отношение человеческого мира к божественному, то напрашивается сравнение с золотым сечением. Как известно, в нем меньшая часть относится к большей так же, как большая часть относится к целому. Возьмем для примера заболевшую обезьяну, которой делается болезненный укол необходимого лекарства. Может ли обезьяна понять, почему ей приходится страдать? Ей недоступен мир человека, мир смысла, он непостижим для нее, она не может выйти в это измерение. Не следует ли нам предположить, что в еще более высоком измерении есть еще один непостижимый для человека мир, в котором его страдания только и приобретают сверхсмысл?»

Из этого следует вывод: надо быть скромнее, не задавать вопросов и не пытаться интерпретировать вышний мир, который закрыт для нас и ответ из которого до нас не дойдет, – не потому что ответа нет, а потому что мы не понимаем его, как обезьяна не понимает человеческих аргументов.

Надо быть скромнее, в том числе и нам, психотерапевтам и врачевателям душевных ран. Хотя мы и научились устранять некоторые расстройства и лечить отдельные психические заболевания, но дать счастье мы не можем. Если и есть что-нибудь на свете, способное полностью исцелить душу, то это вера, убеждение, что наш мир не одинок, что он уложен в необъятный мир сверхсмысла, где находятся ответы на все наши неразрешимые вопросы.

Человек и страдание

В 1982 году вышла замечательная книга Синтии Гордон, профессора Университета Ла-Верна в Калифорнии, на тему «Обесценивание страдания в современной психотерапии». Ее умозаключения и сейчас, почти 40 лет спустя, полностью согласуются с тенденциями западной культуры. Синтия Гордон убедительно показала: философское понимание страдания как неотъемлемой части человеческой жизни постепенно уходит в прошлое. А рассуждения о том, что в страдании есть и позитивный момент, что страдание может встряхнуть человека и привести его к осознанию истин, которые иначе остались бы скрытыми от него, – просто высмеиваются. Теперь на любую неприятность принято смотреть как на нечаянное упущение, которого вполне можно было избежать. Душевно-нравственный дискомфорт объявляется следствием неправильной поведенческой стратегии, расшатанных нервов и личных недостатков человека, несмотря на то что болезненные переживания подчас имеют все признаки психической дисфункции, требующей терапевтического вмешательства.

Если современный человек хочет, чтобы его считали психически нормальным, он должен выглядеть энергичным и деловитым. Тот, кто поглощен своими горестями, заботами и недомоганиями, – невротик, иначе он не стал бы уделять всему этому так много внимания. В нашем прогрессивном индустриальном обществе страдание низведено до уровня досадной производственной травмы или случайного приступа слабости, пишет Гордон.

* * *

Такому пониманию страдания соответствуют и методы, применяемые теперь для оказания психотерапевтической помощи страдающему человеку. Теперь беседы с пациентом ведутся не о том, как выстоять под жестокими ударами судьбы, а главным образом о том, как устранить сопутствующее тяжелое ощущение подавленности, которым охвачен человек и которое мешает ему чувствовать себя счастливым. Цель психотерапевта – искусственно успокоить человека, пребывающего в стрессе.

Показательны в этом отношении и хиты продаж – японские товары для «выпускания пара». Например, на лицо 45-сантиметровой куклы наклеивается фотография мужа (или жены), и если родственник тебя сильно разозлил, ты можешь ударить куклу по лицу кулаком. Кукла отвечает на это плачущим (мужским или женским) голосом: «Ты абсолютно прав, пожалуйста, прости меня!» Эта антистрессовая игрушка якобы чудесным образом помогает взбешенному человеку снять напряжение. Другой вариант – так называемый «мститель». Это устройство, закрепляемое на приборной панели автомобиля. Если водитель выходит из себя, когда его «подрезают», он нажимает на клавишу, и раздается оглушительная автоматная очередь. Это устройство предназначено в первую очередь для профессиональных водителей и рекламируется как необходимейшая вещь в условиях хаотичного уличного движения большого города.

Логотерапия не приемлет подобные вспомогательные средства, как не приемлет и лежащий в их основе подход к проблеме. Человеческое бытие пронизано трагизмом, превосходящим те страдания, которые свойственны всем живым существам вообще и нередки в мире животных. На человеческом уровне подлинное страдание всегда связано с утратой ценности. Если кто-то глубочайше страдает, он страдает из-за чего-то и ради чего-то! Скорбящий об ушедшем любимом человеке скорбит не только потому, что без него чувствует себя покинутым, но и потому, что позитивный потенциал ушедшего теперь останется нереализованным. Из жизни исчезло нечто прекрасное, доброе, ценное, и его дальнейшее развитие стало невозможным – именно в этом состоит главная причина скорби.

Или возьмем в качестве примера семейный скандал. На гармоничные супружеские отношения легла мрачная тень, которая заставляет страдать обоих. Если, чтобы выпустить пар, супруги (партнеры) примутся колотить кукол, а те в ответ будут просить прощения жалостливыми голосами, то в действительности от этого ничего не изменится. Тень, упавшая на их совместную жизнь, не рассеется. Напротив. Ведь куклы не просто игрушки, они замещают конкретных людей, и каждый удар по лицу куклы символически наносится мужу или жене, что скорее разрушает брак, чем укрепляет его. То же самое можно сказать и о хаотичном уличном движении. Его участники страдают из-за того, что не реализуется ценность взаимного уважения и товарищества. Однако своими псевдоатаками на вымышленных «врагов» они отнюдь не восстанавливают эту ценность, а только еще больше расшатывают ее. Уничтожение страдания таким примитивным путем всегда сопровождается уничтожением какой-то частички человечности.

* * *

Встает вопрос: есть ли достойный человека способ преодолеть трагизм нашего существования? Франкл гениально ответил на него. Поскольку неотъемлемое от человеческого бытия страдание всегда связано с утратой ценностей, страдающая личность сможет примириться со своей судьбой и принять ее только в том случае, если сама для себя и своими силами будет создавать и воплощать в жизнь новые ценности. Например, сосредоточится на какой-либо деятельности. Или решится героически перенести неизбежное и непоправимое. Тогда со временем тяжелое ощущение утраты ценности уравновесится в душе и в окружающей действительности появлением и утверждением других ценностей.

Неприязнь окружающих и мирное сопротивление

Как это конкретно выглядит на практике, я покажу на нескольких примерах.

Одна из очень болезненных проблем, доставляющих нам немало горьких переживаний, – неприятие нашей личности окружающими. Враждебность, обиды и унижения от других людей переносятся страшно тяжело.

В психологии преобладает мнение, что сама жертва слишком легко допускает подобное обращение. Если бы человек как следует защищался, все было бы в порядке. С известными оговорками такую точку зрения можно принять. В некоторых ситуациях оскорбительное поведение действует лишь на определенных людей. Например, когда истерик угрожает покончить жизнь самоубийством, это производит впечатление только на тех, для кого он действительно что-то значит. Или на тех, кому он в общем-то безразличен, но кто ужасно боится оказаться совиновником предполагаемого суицида – в собственных глазах или в глазах общественности.

Обычно же издевательствам и насмешкам подвергаются люди, имеющие низкую самооценку и поэтому легкоранимые. Их уязвимость нередко провоцирует окружающих на злые выходки. Как мы хорошо помним по школе, объектом вдохновенных подколов и зубоскальства одноклассников становятся в первую очередь чувствительные и ранимые дети, плачущие по каждому поводу. Аналогичным образом и физическая сила в большинстве случаев применяется к тому, кто слаб или считает себя слабым и беспомощным.

Легкость, с которой человек может обидеть человека, конечно, ни в коей мере не оправдывает обидчика и ничего не объясняет. В аргументах типа «Жертва сама позволяет так обращаться с собой» мало смысла. Может или не может человек совершить какой-то поступок – это одно, а ценность поступка – это другое. И если решение предпринять атаку на ближнего встречает сопротивление и поэтому не осуществляется, оно не перестает быть агрессивным решением. Захлебнувшаяся атака не означает, что человек добровольно – во имя этоса и логоса – отказался от своих злых намерений.

Это очень ясно выразила однажды пришедшая ко мне на прием женщина – мать 17-летнего сына, который в пылу спора плюнул ей в лицо. Она сказала: «Муж упрекает меня, говорит, что я должна была тут же указать мальчишке на дверь. Тогда, мол, он сразу бы отучился так нагло вести себя. Но если мой сын не будет в меня плевать только из опасения, что его выгонят из дома, то пусть уж лучше плюет – мне тогда все равно. Я думаю не о том, как уберечь себя от плевков, а о том, как повлиять на его характер».

В словах матери был свой резон. Одна лишь тактика самозащиты не помогла бы ей освободиться от страданий.

* * *

Однако, хотя сопротивление враждебным выпадам и не уничтожает агрессивность как таковую, все же есть разумный аргумент, говорящий в пользу самозащиты. Смысл самозащиты – не в восстановлении своего подпорченного имиджа и не в ответных оскорблениях. В истории человечества, запятнанной бесчисленными войнами и противоборствами, принцип «око за око и зуб за зуб» себя не оправдал. Защитить себя (если не брать случаи необходимой самообороны) можно и в мирной форме, которая полностью нейтрализует нанесенное оскорбление и обезоруживает агрессию. Так мать, о которой я рассказала выше, могла бы в ходе инцидента молча развернуться и уйти, но позже, прежде чем возобновить нормальные отношения с сыном, потребовать от него объяснений случившегося.

В чем преимущество мирного сопротивления? Оно дает шанс достигнуть большего, чем простое удовлетворение собственного уязвленного самолюбия, – шанс произвести переворот в образе мыслей и настроениях противника! Понимание, что агрессия не приводит к цели, безусловно, облегчает агрессору отказ от дальнейших оскорбительных действий. Но к этому добавляется еще один момент, и гораздо более убедительный, – агрессор видит перед собой человека, у которого выработался иммунитет против обид, человека, в сердце которого нет места враждебным чувствам. Если вы будете хранить в памяти каждую обиду или опускаться до уровня своего обидчика, вы никогда не избавитесь от страданий. Жизнь таких людей, как Махатма Ганди или Мартин Лютер Кинг, служит ярким и убедительным доказательством всего сказанного.

Ничто не способно устыдить и вразумить обидчика сильнее, чем любовь, восторжествовавшая над ненавистью.

Да, мы имеем полное право защищаться. Но подрыв ценности, связанный с неприятием нашей личности другим человеком, не идет ни в какое сравнение с теми новыми ценностями, которые мы создаем, превозмогая собственное самолюбие и защищая принцип братских отношений между людьми. Самозащита не только ради себя, но и ради того, кто на нас нападает, – это и есть наилучший способ избавления от страданий.

* * *

Недавно один пациент спросил меня: а как же быть, если обидчик исчез из моей жизни и самозащита бесполезна? Для ответа на этот вопрос приведу короткий диалог из своей врачебной практики.

Семидесятилетний пациент: Когда я был ребенком, отец сурово обходился со мной, иногда даже бил. И как же я его боялся!

Я: Вы простили отца?

Пациент: Не знаю. Наверное, он не мог поступать иначе. Мой отец был вспыльчивым человеком, быстро выходил из терпения, а я в детстве не отличался ловкостью и сообразительностью. Это его раздражало.

Я: Ну, не так-то все просто. Пусть ваш отец был вспыльчив, но выместить свой гнев на маленьком сыне или воздержаться – это как-никак зависело от его решения. Наверняка он мог бы лучше держать себя в руках, просто его решения были неправильными. И вот эти неправильные решения вам и нужно простить – и таким образом примириться со своим детством.

Пациент: Вы так считаете? Но как я могу это сделать?

Я: Когда в следующий раз придете на могилу отца, поговорите с ним. Скажите ему примерно так: дорогой отец, благодарю за то, что ты дал мне жизнь, и за все твои заботы обо мне. К сожалению, иногда ты бывал со мной слишком строг. Твой гнев и твое рукоприкладство были несправедливы. Я долго страдал от этого. Но ты должен знать, что все мои обиды остались позади, я справился со своей жизнью и не держу на тебя зла. По мне, все нормально, я тебя простил.

Пациент последовал моему совету и испытал большое облегчение. Во время своего следующего визита ко мне он рассказал, что долго плакал на могиле, но теперь отец мирно покоится «в земле», а «на земле» расцветают цветы и царит умиротворение. Теперь ему уже не придется повсюду таскать за собой свои детские страдания…

Как жить, если есть смерть?

Самую большую враждебность и неприязнь к человеку проявляет смерть. Бренность существования – это очень болезненная проблема, о которой мы обычно стараемся не думать, вытесняя ее в подсознание. Сначала нас, не спрашивая нашего согласия, вселяют в жизнь, а потом, когда мы более или менее с этой жизнью освоились, выпроваживают из нее – иногда деликатно, а иногда и весьма бесцеремонно.

Есть ли в этом смысл? Все выглядит так, будто человека вынуждают войти в некую комнату, но не успеет он оглядеться, как уже должен уйти. Довольно удручающая картина.

Но что, если ему приказали войти в эту комнату не просто так? Что, если там его ждет какое-то важное дело, уладить которое своим особым и неповторимым способом может только он, и никто другой? Что, если его уход связан с выполнением персональной задачи, с зачтенным вкладом в историю сотворения мира? Тогда его недолгое пребывание в данном пространстве имело бы больше смысла. Тогда его вызов из небытия воспринимался бы как акт доверия к его возможностям и был бы не менее значителен, чем его отправка обратно в небытие, подразумевающая благодарность за все его свершения. Не правда ли – интересная точка зрения?

Чем-то она напоминает позицию депутата из старого анекдота. XIX век, где-то на Среднем Западе Америки заседает парламент. Внезапно происходит солнечное затмение. Испуг собравшихся грозит перерасти в панику, все боятся, что вот-вот наступит конец света. И тут один депутат говорит: «Друзья, есть только две возможности. Либо нас ожидает Второе Пришествие Господа – и тогда лучше бы Он застал нас за работой. Либо Он не придет – и тогда нет никаких причин прерывать наше заседание».

Я вспомнила этот анекдот, когда отвечала на письмо молодой девушки по имени Лора. Это был крик души: лучшая подруга ее предала, отец мало интересовался ее делами, мать вообще жила где-то в другом месте, и в довершение всего любимая учительница тоже отдалилась от нее. Суть письма сводилась к следующему: «Никого не было рядом, когда мне понадобилась помощь. Поэтому я хочу покончить с собой».

В ответ я написала: «Дорогая фройляйн, если вы это сделаете, ваша фраза „Никого не было рядом, когда мне понадобилась помощь“ перестроится и однажды зазвучит так: „Фройляйн Лоры не было рядом, когда миру понадобилась ее помощь“.» К счастью, после этого аргумента девушка от мысли о самоубийстве отказалась.

* * *

И страху смерти, и желанию смерти мы должны противопоставить свою готовность выполнить задачи, поставленные перед нами жизнью, сделать комнату, в которой мы очутились, чуть-чуть светлее и красивее. Определять и направлять нашу жизнь должно не то, что мы получаем, а то, что мы сами отдаем. Тогда с окончанием наших дней все наши свершения перейдут в вечность, где уже никакие силы не смогут их разрушить.

Как-то раз на кладбище мне попалась на глаза одна старая эпитафия, и я поразилась ее мудрому смыслу:

«Здесь» человека, конечно, нет, у него теперь другое местопребывание – комната в вечности, возможно, та самая комната, которую он всю жизнь наполнял и украшал своими делами.

Только у человека, который не замечает «целеполагающего характера жизни», как говорил Франкл, могут быть причины бояться смерти или, наоборот, желать ее из страха перед жизнью. Тому, кто живет впустую, уготована пустота, тот, кто ни за что не отвечает, не получит ответа.

Но если человек воспринимает жизнь как шанс внести свой персональный вклад, а смерть – как торжественный момент передачи-приемки этого вклада, то страдание, связанное с неизбежностью смерти, трансформируется у него в радость от сознания неразрушимости осуществленного смысла. Потерю ценности жизни ему с лихвой компенсируют те новые ценности, которые появились в мире благодаря его усилиям при решении жизненных задач. Красноречиво и глубокомысленно сформулировал эту мысль патер Берчи из Цюриха. Его размышления о смерти начинаются такими словами: «Внутри скрипки было написано:

Возможно, и с нами, людьми, происходит нечто похожее.

Девочка и цветы

Однажды ко мне на консультацию привели ребенка, девочку. Недавно ей исполнилось шесть лет, впереди было начало школьной жизни. Дальние родственники, временно приютившие девочку, искали для нее подходящих приемных родителей. Дело в том, что эта малышка была единственной оставшейся в живых после ужасной автомобильной катастрофы, в которой погибли ее родители и два брата. Девочка была напугана и подавлена, и ее привезли ко мне в надежде, что я найду нужные слова утешения.

Ах, разве существуют слова, способные утешить в таком горе? В самом толстом словаре немецкого языка среди 800 000 слов не нашлось бы ни одного. Нам остается только Слово, которое «было в начале», – Логос, смысл. Нам не дано понять смысл произошедшей автокатастрофы. Нам с нашими человечески несовершенными представлениями вообще не дано постичь Божественный Промысл. Мы можем только верить, что за порогом нашего понимания существует высший смысл, пронизывающий все существующее. Смысл, в котором и девочке, и ее родителям, и ее братьям отведено свое место и вышвырнуть из которого их не сможет никакая катастрофа, никакая механическая центробежная сила. Но как объяснить все это шестилетнему ребенку?

Я посадила девочку к себе на колени и попросила: «Расскажи, что вы делали по воскресеньям, когда была хорошая погода». «Гуляли, – ответила она тоненьким голоском, – мы ходили на озеро, в открытый бассейн, и брали с собой надувные игрушки: моего большого лебедя – на нем можно плавать верхом, и краба, с которым мой младший брат играет в песке. В этом крабе две дырки, потому что братик таскал его по камням, но папа их заклеил, и теперь краб не сдувается».

Чем дольше она говорила, тем тяжелее становилось у меня на сердце.

Я слегка покачала девочку и прижала ее головку к своей груди. «Закрой глазки, моя маленькая, – начала я. – Сейчас мы с тобой улетим в волшебную страну. Я хочу там кое-что тебе показать».

Малышка послушно прильнула ко мне. «Вы все вместе. Твои родители, твои братья и ты. У вас замечательное настроение, потому что вы собираетесь отправиться в открытый бассейн. В окно вашего дома заглядывает веселое солнце, оно не любит домоседов и поторапливает вас: „Что же вы копаетесь, выходите поскорее! Я отлично прогрело озеро у берега, чтобы ваши водоплавающие игрушки не озябли“. Твоя мама укладывает в сумку ваши купальные вещи, а вы, дети, тем временем надеваете сандалии. Ты ведь уже умеешь самостоятельно надевать обувь?»

Не открывая глаз, девочка кивнула. «Ну и хорошо, – продолжала я. – Теперь вы выходите из дома, и твой папа закрывает дверь. Вы идете по улице. И вдруг, о ужас, родители вспоминают, что забыли полить цветы, которые стоят у вас на подоконниках. А солнце сегодня, как назло, такое жаркое! До вечера цветы могут завянуть. Что же теперь – всей семьей возвращаться домой, чтобы полить цветы? И тут, дорогая, тебе в голову приходит прекрасная идея. Ты говоришь: „Я побегу обратно. Я уже большая, я знаю, где стоит лейка и сколько воды нужно влить в каждый цветочный горшок. А вы идите дальше, я потом вас догоню“. Ты можешь себе представить, что говоришь эти слова?»

Девочка у меня на коленях снова молча кивнула. «Ну вот, поэтому ты возвращаешься домой. Потому что у тебя там важное дело. Потому что ты хочешь доставить радость маме и папе. Они вместе с твоими братьями ушли вперед, к теплому озеру, где все так чудесно и красиво. Скоро ты опять увидишься с ними. И когда ты их догонишь, они горячо и радостно обнимут тебя».

Я помолчала, девочка тоже не говорила ни слова. У меня мелькнуло подозрение, уж не заснула ли она, но уверенность, что она меня все-таки как-нибудь поймет, была сильнее, и я продолжала: «В тот ужасный день, когда вы попали в аварию, все было в точности так же. Твои родители и братья ушли вперед, то место, куда они ушли, невероятно прекрасно, намного красивее, чем ваше озеро. Солнце там светит всегда, даже зимой, когда мы тут мерзнем. Ты еще раз вернулась на нашу землю, где иногда бывает холодно и мрачно. Ты вернулась, потому что здесь тебя ждет важное дело. Где-то в укромном уголке цветут цветы, которым нужна твоя помощь. Они завянут, если ты не придешь полить их».

Я осторожно погладила девочку. Она открыла глаза и выпрямилась. «Но там, где я сейчас живу, на подоконниках нет цветов», – ее возражение прозвучало как робкий вопрос. Я улыбнулась: «Ты это верно заметила. Это особенные цветы, они пока прячутся. Потому что тебе сначала нужно вырасти, и многому научиться, и стать молодой красивой дамой, чтобы мама, папа и братья радовались, глядя на тебя издалека. Но можешь быть уверена: когда-нибудь ты увидишь цветы, из-за которых тебе пришлось остаться здесь и пережить тяжелую разлуку с семьей. Ты их сразу узнаешь по несравненному благоуханию. Этот дивный запах будет похож на призыв: „Пожалуйста, помоги нам, дай нам поскорее глоток воды. Мы отблагодарим тебя своим ароматом!“ Услышав его, ты сразу поймешь, почему ты должна провести здесь еще какое-то время, прежде чем догонять маму, папу и братьев».

Под конец я еще немного поиграла с девочкой и только потом передала ее приехавшей с ней родственнице. Прощаясь со мной, малышка встала на цыпочки и прошептала мне на ухо: «А я правда найду эти цветы?» «Конечно, – ответила я, – ты их обязательно найдешь. Ведь они цветут только для тебя…» Редко когда я бывала настолько уверена в своем «прогнозе», как в этом случае.

Я далека от мысли, что мое кризисное вмешательство утешило девочку. Скорее это были профилактические меры против развития у нее тяги к смерти, и, надеюсь, они достигли цели. У детей, переживающих такие внезапные и невосполнимые утраты, часто появляется внутренняя потребность «последовать за родителями». Это не значит, что ребенок, которому едва исполнилось шесть лет, способен совершить самоубийство, но это значит, что его воля к жизни ослаблена и он становится легкой добычей всевозможных заболеваний.

Надежду на успех дает мне наш прощальный диалог – ведь напоследок девочка думала о цветах, а не об озере. Цветы – символ осмысленных задач, которые это дитя человеческое должно выполнить в будущем, а озеро – символ прекрасных воспоминаний о прошлом. Пусть эти воспоминания останутся с ней навсегда, но пусть они не оказывают давления на ее «здесь и сейчас».

Просительные и благодарственные молитвы

Поговорка «Беда любого научит молиться» звучит немного цинично.

Франклу циничный подход был чужд. Он писал: «Впрочем, не следует пренебрежительно отзываться о тех, кто начинает молиться лишь в несчастье. Непонятно, почему молитва в беде должна быть менее истинной, менее непосредственной и менее первозданной. Вера, к которой приходит человек, когда ему плохо, нередко ее называют „окопной верой“, мне дороже, чем вера, которую человек исповедует, пока у него все в порядке, – я бы назвал ее „верой деловых людей“. Как часто вид неба открывается нам лишь поверх руин!»

Как трогательно звучит у Франкла это последнее предложение! Я часто цитировала его в беседах с людьми, чьи жизненные планы были перечеркнуты жестокой судьбой, и почти всегда одна только эта фраза помогала им, согнутым, хоть чуть-чуть выпрямиться.

За долгие годы практической работы у меня накопился большой опыт в вопросах, связанных с молитвой. Возьмем всего лишь один аспект, психологический. Во-первых, я убедилась в том, что благодарственные молитвы несравненно полезнее молитв просительных. Благодарственная молитва успокаивает душу и является, помимо прочего, наилучшим из всех известных мне умиротворяющих средств. Человек, который по вечерам, ложась в постель, вспоминает все хорошее, что ему довелось пережить в течение прошедшего дня, и все, что может послужить поводом для благодарности, погружается в глубокий, восстанавливающий силы сон. Благодарность снимает напряжение, улетучиваются как по волшебству все неприятные мысли, не дающие уснуть, все жгучие заботы, готовые тяжелым грузом лечь на сердце.

Просительные молитвы не обладают такими свойствами. В них выражается доверие к Богу, но в них присутствует и страх. Неуверенность в том, что его просьба будет услышана, занозой вонзается в сердце молящегося. «Господи, верни моему ребенку здоровье!» «А если нет?» – шепчет страх. Достоверность пережитой удачи придает благодарственным молитвам независимый характер. И напротив, сомнительность будущей удачи превращает просительные молитвы в игру с непредсказуемыми последствиями. Бог не принимает «заказов» и «исков», никакие торги с Ним невозможны, мы даже не знаем, насколько, с точки зрения «высшей инстанции», ценно то, что кажется нам таким желанным. В просительной молитве вскрывается вся жалкая ограниченность и уязвимость нашей человеческой позиции, и избавиться от этого ощущения очень трудно. После всего, что мне приходилось слышать в многочисленных беседах с пациентами, я склонна рекомендовать сосредоточенность на благодарности Богу.

Во-вторых, мой опыт подсказывает, что из молитв стоит исключить вопрос «почему?», поскольку обычно он свидетельствует о бесплодной распре с Богом. Этот вопрос типичен для тех, кто хочет только получать, и получать все больше, он заставляет нас страдать и погружаться в недовольство, жалость к себе и отчаяние. Почему с нами случилось то или это – скорее всего, эту загадку мы не разгадаем, провидение хранит молчание, поэтому давайте лучше, по слову Франкла, склонимся перед тайной. Мы – не вопрошающие, мы – ответствующие. Это мы должны отвечать на вопросы, которые ставит перед нами судьба, и даже на самые затруднительные и тяжелые вопросы у нас могут найтись превосходные ответы. Или, как поется в одной песне:

Книги и мечты

Я плохо помню свое раннее детство, и это, наверное, к лучшему, потому что я родилась в 1942 году, в разгар войны. Одно из самых первых моих воспоминаний связано с книгой. Я как теперь вижу перед собой маму, сидящую за столом в комнате венской родительской квартиры. Огарок свечи дает слабый свет, мама погружена в чтение. Видимо, мне стало скучно, и я расплакалась. Тогда мама взяла меня на колени, вложила книгу в мои ручонки и разрешила переворачивать дочитанные до конца страницы. Это было интересно, и я притихла на коленях у матери, чувствуя себя защищенной, согретой ее близостью, вовлеченной в захватывающий процесс чтения и исполненной внутреннего умиротворения. За окном мир сходил с ума, но в нашей комнате мир был в полном порядке. Возможно, из этого детского впечатления и выросла моя убежденность, что хорошая книга значит в жизни очень много.

Сегодня, чтобы противостоять разрушительным тенденциям на нашей планете, требуется объединенная помощь, сотрудничество и добрая воля специалистов во всех областях. Мы живем в век, когда эскалация конфликтов и борьба за превосходство достигли высшей точки, дальше так продолжаться не может. У человечества остается только один путь – путь к согласию, даже сильные мира сего мало-помалу начинают открыто говорить об этом. Но общие усилия необходимы также и для того, чтобы сдерживать духовную деградацию и инфляцию культурных ценностей, которые, подобно нефтяному пятну на поверхности моря, стремительно распространяются в нашем обществе. Эти усилия необходимы, чтобы приостановить «загрязнение» человеческой цивилизации. И в этом деле книга может принести огромную пользу.

* * *

Конечно, книга давно уже не так популярна, как кино, однако у нее есть известные преимущества, и для психотерапии они особенно значимы.

Кинофильм предполагает определенный ритм восприятия, не допускающий остановок. Но ведь именно паузы являются необходимым условием для серьезных размышлений и постепенного пересмотра своих убеждений. Книга дает возможность делать такие паузы. Кино доминирует благодаря двойному воздействию на органы чувств – через изображение и через звук, фантазия при этом работает «на медленном огне», вполсилы. Книга ограничивается одним-единственным сенсорным каналом – визуальным. Отсутствие звука способствует установлению тишины, а в тишине достаточно даже небольшого импульса, чтобы фантазия заиграла всеми красками. Кино любят за то, что оно позволяет рассеяться, отвлечься от повседневных забот и стрессов. Книга тоже может послужить этой цели, но она может дать нам и внутреннюю собранность, необходимую для решения повседневных проблем и выхода из стресса. Кино удовлетворяет любопытство за один присест, чем кончится повествование, выясняется очень быстро. Это по душе поколению, которому ожидание дается с большим трудом и которое постоянно живет в ускоренном темпе. Книга, напротив, замедляет ход жизни, она требует определенного напряжения от того, кто желает прочесть ее от корки до корки, и она вознаграждает того, кто время от времени останавливается, делает перерывы, дает отстояться впечатлениям, успокаивается и вновь с интересом принимается за чтение. Не пренебрегайте целительной силой хорошей книги!

* * *

Я сказала: хорошей книги. Какую книгу можно считать хорошей? Общепринятых критериев не существует. Даже эксперты часто расходятся во мнениях о художественных достоинствах того или иного произведения. Я могу лишь в общих чертах обозначить, какая литература с точки зрения психотерапии полезна и какая скорее бесполезна.

Детерминистский подход к образу литературного героя по принципу: во всех его грехах виноваты общество, государство, родители, церковь и так далее – оказывает на читателей отрицательное воздействие. Деструктивны и те книги, которые описывают мир в безутешных тонах, говорят лишь о пороках и несправедливости, не содержат ни одной идеи о возможных путях изменения и не оставляют ни малейшей надежды. Я совсем не собираюсь возводить на пьедестал назидательную литературу с обязательным счастливым концом, но для нормальной, здоровой жизни характерно напряжение между реальным и должным, между тем, что есть, и тем, что в результате осмысления должно получиться (Франкл называл это «ноодинамическим напряжением»). Без понимания должного любое бытие топчется на месте.

Отказываться от мечты о пусть не здоровом, но, по крайней мере, способном к выздоровлению мире нельзя, нельзя ни в коем случае, потому что именно мечта ограждает от равнодушия и недовольства и вдохновляет людей на грандиозные свершения, благородные поступки и самопожертвование. Именно мечта спасает всех нас от полного одичания. Поэтому Герман Гессе, тонко понимавший жизнь, написал такие впечатляющие слова: «У нас нет недостатка в авторах, испытывающих неподдельное разочарование в эпохе и неподдельный страх перед хаосом. Но у нас мало таких, у кого хватает веры и любви, чтобы держаться над хаосом».

Одним словом, с психотерапевтической точки зрения книга полезна, если ее автор верит, что есть способы, позволяющие «держаться над хаосом», и если он достаточно любит своих читателей, чтобы ради них отыскивать эти способы. Книга хороша, если она может стать нам задушевным другом – искренним, дающим радость, развлекающим, утешающим, вдохновляющим… Как все настоящие друзья.

Стать другом

Наилучшие задушевные друзья, конечно, не бумажные, они из плоти и крови. Но в нашем «дивном новом мире» (Хаксли) людям становится все труднее подружиться. Чем больше они общаются по электронным волнам, тем неопытнее и беспомощнее ведут себя при непосредственных контактах. При этом многие сожалеют о несложившейся или расстроившейся дружбе. Приведу пару советов для тех, кто хочет научиться дружить.

Друзья делают друг другу добро. Что доброго и хорошего можно сделать для другого человека? Как психолог я бы ответила: активно слушать. Это самый большой подарок, дороже золота и драгоценностей. «Активно» значит не просто терпеливо присутствовать при излияниях другого, выжидая момент, когда можно будет самому вставить словечко. Это духовное пребывание с другим, не пространственная, но онтологическая близость с ним, которая дает возможность вместе думать и чувствовать и сосредоточиваться на предметах, находящихся в данный момент в центре его внимания.

* * *

Современный человек испытывает огромную потребность говорить о себе, изливать душу, но слушателей находит редко. Если настоящий друг приносит ему такое облегчение, он чувствует себя счастливым. Правда, бывает, что он злоупотребляет драгоценным вниманием друга и при каждой возможности нагружает его несметным количеством жалоб, причитаний, самовосхвалений, нелепостей, повторов и разных пустяков. Вынести все это нелегко. К тому же у друга не всегда есть время, чтобы дослушать собеседника до конца, и порой он просто не знает, как уклониться от неиссякаемого словесного потока.

На случай возникновения такой дилеммы существует хорошее правило: сознательно дарите человеку все свое внимание, но ограничивайте время общения, исходя из ваших возможностей.

Приведу пример с родственными связями. Пожилая дама, живущая в пансионате для престарелых, каждый раз, когда ее навещает племянник, начинает подробно и пространно вспоминать о событиях своей юности. В данной ситуации племяннику следует завести твердый порядок и проводить с тетушкой не более 20 минут, однако все это время он должен активно слушать ее, несмотря на то что давно знает ее рассказы наизусть и они наводят на него скуку. Это и будет его щедрым подарком. В течение 20 минут он будет всецело в ее распоряжении. Так он проявит должное уважение и доставит ей радость. А потом он может вежливо, но решительно попрощаться и вернуться домой с чистой совестью. То, что его встреча с тетушкой продолжалась всего 20 минут, второстепенно, главное, что он посвятил ей это время искренне и с полной самоотдачей. В жизни важна не продолжительность события, а его содержание.

* * *

Суть моего второго совета сводится к селективному одобрению. Слушать и никак не реагировать на то, что вам говорят, невозможно, вы невольно настраиваетесь на волну собеседника. Время от времени вставляете сочувственное слово или небольшую фразу типа «Я это знаю по себе» или «Тут, к сожалению, ничего уже не изменишь» и тому подобное. Но реакция бывает и невербальной. Ваша поза в тот или иной момент беседы выражает солидарность или удивление, ваша мимика говорит на своем собственном языке.

Насколько сильно обратное воздействие невербальных знаков на говорящего, видно из проводившихся в Венском университете экспериментов, которые представляли собой ряд заснятых на пленку бесед между врачом и пациентом. Врачей попросили с одними и теми же пациентами держать себя по-разному: во время первого приема весь их вид должен был говорить об удрученном и подавленном состоянии, а при повторном приеме они своей прямой осанкой, высоко поднятой головой и мягкими жестами должны были излучать уверенность в себе и оптимизм. Относительно жалоб пациентов врачи и в том, и в другом случае никаких комментариев не давали. Но разница была поразительная. В беседах с врачами, которые выглядели уныло, пациенты описывали свое состояние в гораздо более отчаянных выражениях, чем в беседах с врачами, имевшими бодрый вид, и оценивали свои шансы на выздоровление гораздо более пессимистично. Если учесть, что врачи практически не высказывались по существу жалоб, результаты эксперимента можно считать весьма убедительными, они с чрезвычайной ясностью показали, какую огромную роль играют в общении между людьми беззвучные, позитивные или негативные сигналы, которые мы посылаем друг другу.

Поэтому селективно, выборочно одобряя собеседника по ходу его рассказа, мы делаем ему добро. Свое согласие лучше всего демонстрировать в тех местах, где говорящий вплетает в свою речь умную мысль, дает благожелательную оценку, предлагает перспективное решение, и при этом подчеркивать его радостным взглядом, сияющей улыбкой, пожатием руки или парой признательных слов. Резкое возражение или острая критика никогда не достигнут такого положительного эффекта, как этот элегантный метод.

Вернемся к тетушке из дома престарелых. Если, например, она говорит: «У нынешней молодежи ни стыда ни совести, они понятия не имеют о приличиях, не то что мы в свое время, хотя, конечно, и мы не были ангелами и тоже иной раз вели себя не лучшим образом.» – племяннику лучше всего пропустить первый пассаж ее высказывания (оценку современной молодежи) мимо ушей, но добродушно посмеяться признанию тетушки, что и она не была ангелом. Этим он мягко выразит свое согласие с ее словами о не всегда адекватной активности молодых.

Искусством селективного одобрения – искусством согласия с мудрыми жизненными принципами, терпеливым мировоззрением, здоровой самоиронией – владеют не многие. Но это по-настоящему дружеская услуга. Ведь важно выделять в человеке лучшее, а не унижать его поучениями.

С открытыми объятиями

Позвольте еще один важный совет: постарайтесь быть веселым. Большинство людей чаще жалуются на неприятности, чем с благодарностью говорят о хорошем. Раздраженный и разочарованный вид нынче даже в моде, к внутренней уравновешенности никто особо не стремится. Поэтому когда кто-то вносит в серые будни оптимистический настрой и немножко юмора, это действует на душу освежающе.

Вызвать у человека улыбку, вернуть ему способность смеяться не так уж трудно. Вспоминаю женщину в инвалидном кресле, к которой я однажды приехала для выездной консультации. Я застала ее рассматривающей красочный альбом, посвященный грандиозным храмам Индии. Поскольку вид у нее был заплаканный, я сразу взяла инициативу в свои руки: «О, как весело и приятно путешествовать таким образом! Никаких дорожных мытарств, ни пыли, ни суеты, ни жары, ни страха забыть паспорта, потерять чемоданы или отравиться зараженной водой – и при этом все неповторимые красоты у тебя перед глазами. Вы сделали правильный выбор!» И женщина рассмеялась, хотя у нее на щеках все еще блестели слезинки. «Вы совершенно правы! – ответила она. – Здесь у меня все удобства и необходимая помощь».

Однако сразу хочу здесь добавить: нельзя оставлять без внимания ни одного подлинно трагического обстоятельства, упомянутого в разговоре, тем более потешаться над ним. Быть другом – значит, среди прочего, подставлять под крест другого и свои собственные плечи. Лучше всего это делать без громких слов. Став свидетелем бурного проявления страдания, следует воздержаться от первых попавшихся банальных слов утешения. Сказать мужчине, которого обманула и бросила жена: «Хорошеньких женщин на свете много» – так же бессмысленно и пошло, как повторять смертельно больному избитую фразу, что все, мол, еще как-нибудь образуется. От попыток преуменьшить и сгладить экзистенциально острые переживания больше вреда, чем пользы. В этом контексте уместно будет привести предостерегающие слова Виктора Франкла: «Там, где не хватило бы всех слов, любое слово излишне». Нужно просто оставаться со своим страдающим близким до конца и по возможности улаживать конкретные вопросы. Друг рядом – это уже большое благо для человека.

И еще один, последний, совет: очень важно уважать и принимать своеобразие друг друга. Все мы имеем свои особенности. Кажется просто невероятным, что каждый из миллиардов людей имеет свой собственный генетический код и свои отпечатки пальцев. Но отличия существуют не только на физическом уровне. Потребности, способности, мнения и взгляды отдельных людей тоже бесконечно разнообразны. И это прекрасно! Даже страшно представить себе, как уныло выглядел бы наш мир, если бы все были одинаковыми!

Все люди, безусловно, равноценны, однако равенство в смысле одинаковости природой не предусмотрено, и у этого великолепного разнообразия есть оборотная сторона. Ведь именно в несходстве индивидуумов, рас, народов, наций кроется тот конфликтный потенциал, который на протяжении тысячелетий провоцировал развязывание больших и малых войн. Стоит людям собраться вместе, как тут же возникают трения. Мнения расходятся, страсти накаляются, темпераменты дают себе волю – не успеешь оглянуться, а беда уже случилась. Конфликты разгораются быстро, а для примирения требуется длительное время.

Снизить этот жуткий конфликтный потенциал может только одно – замена существующих взглядов на противоположные. Замена ожиданий, что другой будет отвечать моим представлениям и вести себя в соответствии с моими желаниями, на собственную готовность принять в человеке чуждое мне и отличное от моего со всей терпимостью и всем уважением, на которые я только способен и которые возможны в данных обстоятельствах. Позволять другому иметь свое мнение и даже допускать, что это мнение справедливо, а я могу заблуждаться. При этом помнить, что друг никогда не напомнит другу о его прошлых ошибках.

У Антуана де Сент-Экзюпери есть глубокие мысли на этот счет: «Движение наше к совершенству еще не закончено, завтрашняя истина питается вчерашними ошибками, и преодоление противоречий – единственно плодородная почва, на которой возможен наш рост. Мы признаем своими и тех, кто с нами не схож. Но какое это своеобразное родство! Его основа – не прошлое, но будущее. Не происхождение, но цель. Друг для друга мы – паломники, и долгими разными и трудными путями стремимся к месту встречи»^[8].

Будем идти по жизни, как это подобает паломникам: с минимумом багажа и с объятиями, открытыми навстречу друг другу.

И тогда мы благополучно прибудем к месту назначения.

Часть II
Жизненные стимулы и поиски смысла

Ориентир – смысл

В 30-х годах прошлого века, когда Виктор Франкл начинал развивать собственное направление в психотерапии, в обществе царили настроения, похожие на те, что царят сегодня. Тогда люди не знали, чего им ждать в ближайшем будущем, у них были мрачные предчувствия, они ощущали себя во власти мощных политических и экономических сил. Бурное развитие науки и техники (уже велась разработка атомной бомбы) внушало им страх. Среди так называемых обычных граждан быстро распространялся антисемитизм, безжалостное и жестокое отношение к евреям. Похоже, сегодня ощущение зависимости и страха у людей ничуть не слабее, чем 90 лет назад, как и опасение грозных событий, связанных либо с международной политикой, либо с природными катаклизмами. Жестокости среди «обычных граждан» тоже сегодня хватает, хоть и проявляется она по-другому – например, в интернете.

В прошлом веке идеи Франкла оказали сильное философско-психологическое противодействие «патологическому духу времени». И оказывают до сих пор. Вот некоторые базовые аспекты этих идей:

1. ГЛУБОКОЕ УВАЖЕНИЕ К ДОСТОИНСТВУ ЧЕЛОВЕКА. В те годы, как и в наше время, человеческая жизнь не считалась большой ценностью. Причем некоторые жизни оценивались ниже всех прочих.

Среди бесчисленных особенностей, отличающих людей друг от друга, Франкл выделил общий для всех, специфически человеческий знаменатель, объединяющий всех нас независимо от расовой, религиозной и партийной принадлежности. Выдвинув концепцию духовного измерения, которым наделены человеческие существа, Франкл показал, что для всех нас важна некая первичная мотивация – воля к смыслу, что эта воля в принципе свободна и что счастье, самоопределение и душевный мир возможны лишь в том случае, когда человек следует этой воле.

2. ПРИЗНАНИЕ ЗНАЧИМОСТИ КАЖДОЙ ЛИЧНОСТИ. В повседневном пространстве отдельного человека, где он обычно передвигается и действует по заведенному порядку, всегда остается минимальный свободный промежуток, который может быть использован позитивным или негативным образом. Нам нужно перестать думать о тех силах, во власти которых мы якобы находимся, и поступать осмысленно везде, где только возможно. И полагаться при этом на внутренний голос совести, всегда указывающий приемлемые пути и препятствующий злу. Ориентация на смысл всегда подразумевает гуманное отношение к ближнему и благо для окружающего мира.

3. ВАЖНЫ НЕ ТОЛЬКО ДЕЛА, НО И ДУШЕВНОЕ СОСТОЯНИЕ. Какую позицию занять по отношению к тому или иному явлению или человеку, каждый выбирает сам. От этой индивидуальной позиции зависят не только решения, но и душевное состояние человека, и характер его воздействия на окружающих. Особенно остро встает эта проблема, если человека постигает непоправимое несчастье – ведь то, как он перенесет случившееся, определит всю последующую цепную реакцию. Мужественное примирение с непоправимым – это акт наивысшего осуществления смысла.

4. РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ВОПРОСАМИ О СМЫСЛЕ РОЖДАЮТ ОСОЗНАННОСТЬ. Без сомнения, эта мысль Франкла чрезвычайно важна для нашего времени. Чтобы это обосновать, необходимо сначала выяснить, что следует понимать под осознанностью. Она не имеет ничего общего с постепенным или внезапным открытием спрятанного в подсознании. Такими озарениями интенсивно занимались предшественники Франкла, прежде всего Фрейд и Адлер. Феномен осознанности, напротив, связан с постижением ценностей, еще не укоренившихся или недостаточно укоренившихся в человеке, – речь идет об идеях, которые должны проникнуть в его сознание. Осознанность устанавливает новые связи с существующими ценностями, делает человека более внимательным к миру, рождает благодарность.

Каждый день мы задаем себе вопросы и должны находить на них ответы. О чем бы мы ни спрашивали, начиная с банального: «Что бы мне надеть в такую погоду?», «Не сделать ли мне еще один круг на велосипеде?» и кончая серьезным: «Может быть, мне нужно прямо сказать матери, что она действует мне на нервы?», «А что, если я возьму кредит и куплю машину?», – мы надеемся найти правильные ответы. Однако ответы будут по-настоящему качественными лишь в том случае, если в них будет учтен вопрос о смысле. А вопрос о смысле напрямую связан с осознанием наших ценностей.

* * *

Вопросы, которые поднимает Франкл, выходят далеко за пределы психотерапии и медицины. Поэтому неудивительно, что в XXI веке число его приверженцев продолжает расти. Религиозные постулаты сегодня многим кажутся наивными и неправдоподобными, вековые традиции отмирают, многие страны переживают переломный этап своего развития, культурные обычаи и моральные принципы утрачивают свою незыблемость – но над обломками и пеплом этих развалин ярко сияет смысл, словно вечный волшебный кристалл. До тех пор пока люди ищут и находят его (а они не могут не делать этого в силу своей духовности), у человечества есть шансы.

Смысл в повседневной жизни

Полные глубоких мыслей книги Франкла читаются не так легко, как хотелось бы неспециалистам. Даже вполне сведущие в подобной тематике люди (успевшие, однако, в век СМС привыкнуть к компактно оформленной информации) то и дело спотыкаются о длинные интеллектуально-акробатические пассажи в его рассуждениях. Поэтому я решила «перевести» важнейшие тезисы Франкла на общепонятный язык. Последующие главы этой части как раз и представляют собой такой «перевод», предназначенный в помощь всем желающим познакомиться с его наследием.

Итак, что значит ставить перед собой вопрос о смысле в конкретной повседневности, в тех или иных заданных обстоятельствах? Для примера я приведу случай удачного логотерапевтического вмешательства из врачебного опыта одной моей младшей коллеги.

Речь пойдет о 62-летней овдовевшей знакомой моей ученицы. Эта женщина жаловалась на усталость, отсутствие желаний, уныние, слабость, раздражительность. Она недавно вернулась с летней дачи в городскую квартиру, где в холодное время года было тепло и уютно. Но тепло и уют не радовали ее, и она, устав от своего вечно плохого настроения, уже подумывала, не обратиться ли ей к врачу, хотя на лекарственные назначения у нее большой надежды не было.

Первым делом моя ученица предложила ей поговорить по душам. Она спросила даму, переживала ли та подобные состояния, пока жила на даче. «Никогда, – уверенно ответила дама, – там я всегда чувствую себя хорошо!» Тогда моя ученица попыталась выяснить, в чем состоит разница между тем и другим жилищем.

Дама не могла с ходу дать четкий ответ, но вопрос психотерапевта помог задуматься. Конечно же, различие существует! Летний домик стоит посреди сада, ухаживать за которым доставляет ей большое удовольствие. Она засаживает клумбы цветами в специально подобранных сочетаниях и учитывает время цветения каждого растения – так, чтобы одновременно расцветало два-три сорта похожих оттенков.

Наблюдая за сияющим лицом женщины, моя ученица с облегчением констатировала, что болезненной депрессией ее пациентка не страдает. Депрессивные больные не способны воспринимать в положительном ключе что бы то ни было, в том числе и события прошлого.

«Есть ли еще какие-нибудь различия между дачей и квартирой?» – продолжила беседу моя ученица. Да, конечно! Женщине пришли на ум и другие подробности. Летом она обычно проводила послеобеденные часы с маленькой дочкой своей соседки. Соседка всегда была по горло занята и не могла уделять достаточно внимания своему позднему ребенку. А у девочки летом свободного времени было хоть отбавляй, и она скучала. Поэтому женщина надолго забирала ребенка к себе. Вместе они готовили салаты, добавляя в них свежую зелень из сада. Они обирали с кустов малину и ежевику и варили из ягод сладкий джем. Иногда девочка сопровождала женщину в лес, оттуда они приносили ветки и шишки. Вечерами это лесное топливо весело потрескивало в огне, на котором прожаривались нанизанные на шампуры вкусные кусочки. К ужину приглашалась и мама девочки. Моя ученица подвела итог. На даче у ее знакомой были осмысленные занятия, там она заботилась о растениях и о ребенке. В зимние месяцы все это отпало, и в жизни женщины наступил кризис смысла. Органические причины для депрессии отсутствовали, листопад и осенние туманы, вызывающие у некоторых людей меланхолию, тоже были ни при чем. Дурное самочувствие пациентки объяснялось духовным вакуумом, который требовал заполнения. Поэтому теперь важно было понять, какими возможностями располагает женщина для осмысленного заполнения образовавшейся пустоты. «Из ваших слов следует, что вы отлично разбираетесь в цветоводстве, прекрасно готовите и знаете, как обращаться с детьми. Расскажите мне, что еще вы умеете делать хорошо, – попросила моя ученица. – В чем ваши сильные стороны? Какими знаниями и умениями вы могли бы гордиться?»

И снова цель вопроса состояла в том, чтобы дать толчок процессу осознания. Дама медлила. «Я ничему специально не училась», – попыталась она уклониться от ответа. На это моя ученица возразила, что за 62 года у человека, как правило, накапливается разнообразный опыт и формируются всевозможные навыки, а в отдельных вопросах он становится по-настоящему компетентным. И тут дама вспомнила о рукоделии. «Особенно хорошо мне удается вязание, – сказала она. – Вязать я научилась еще в юности. Но сейчас просто нет смысла начинать новую вещь, вязаных джемперов, жакетов и носков у меня и так более чем достаточно. У моих знакомых тоже есть все необходимое». Моя ученица засмеялась: «Вы очень хорошо знаете, что не имеет смысла. Теперь нам осталось понять, что имеет смысл, не так ли?» Женщина кивнула. После этого обе принялись усиленно размышлять и набрасывать планы на ближайшее будущее.

Чтобы расставить в этой истории все точки над «i», расскажу, чем кончилось дело. Недалеко от дома, где жила эта женщина, находилась травматологическая больница. Дама не раз наблюдала, как из дверей выходят люди с гипсовыми повязками – прооперированные или получившие иную медицинскую помощь пациенты. У одного, например, была толсто забинтована кисть, у другого рука покоилась в фиксирующей повязке, у третьего из специальной сандалии, надетой на загипсованную ногу, выглядывали голые пальцы. Женщина от души сочувствовала этим людям, потому что с такими объемными и бесформенными повязками тепло одеться в холодную погоду было невероятно трудно. Для них не подошли бы ни одна перчатка, ни один ботинок, ни одно пальто с обычными рукавами.

Вырисовывалась следующая картина: с одной стороны – сочувствие женщины к пациентам, с другой – ее вязальное искусство, а между ними повис, что-то неясно нашептывая, смысл… И вдруг, прямо в разгар беседы, женщина услышала его! «А ведь и правда! – воскликнула она. – Я могла бы изготавливать для этих людей специальные вещи, вязать им перчатки, носки, рукава и наплечники, для меня это не проблема. Нужно только снять точную мерку и отметить места для застежек-липучек, чтобы вещи хорошо держались и чтобы их легко было надевать и снимать».

Ее глаза сияли огнем воодушевления. «Я знакома со старшей медсестрой этой больницы, завтра же договорюсь с ней о встрече и изложу свою идею. Я предложу свои услуги на добровольных началах и попрошу лишь возмещать расходы на шерсть. Дома у меня тоже много шерсти в остатках. В каждом случае нужно будет подбирать цвет так, чтобы он гармонировал с курткой, пальто или брюками загипсованного человека – в точности, как я это делаю с цветами на своих клумбах.»

Одной-единственной логотерапевтической беседы хватило, чтобы вывести женщину из состояния уныния и хандры! В течение всей зимы у нее не наблюдалось никаких признаков слабости или усталости – напротив, она развернула весьма активную деятельность. Настолько активную, что подразделение больницы, возглавляемое старшей медсестрой, в Рождественский сочельник прислало ей на дом корзинку с изысканными деликатесами от имени многочисленных благодарных пациентов.

Этот пример наглядно иллюстрирует идею, что человек желает делать то, что, во-первых, соответствует его способностям и, во-вторых, приносит реальную пользу. Лишить человека такой работы или возложить на него непосильную задачу – значит гарантированно запрограммировать у него кризисные настроения.

Впрочем, человек и сам может недооценивать или переоценивать себя и вследствие этого браться не за свое дело. Отсутствие фактора полезности также приводит к кризисам. Героиня нашего рассказа прекрасно это понимала, поэтому и отказалась вязать лишние вещи для своих знакомых. Умение у нее было, но не было уверенности в реальной необходимости подобной работы. Полезная – а значит, имеющая смысл – деятельность изменяет к лучшему какую-то маленькую частичку нашего мира. Только когда у женщины появилась уверенность, что ее труд будет нужен пострадавшим людям, нуждающимся в нестандартных теплых вещах, возникло идеальное сочетание ее рукодельных возможностей с постановкой задачи, и кризис прошел.

* * *

В разные периоды жизни, в неожиданных поворотах судьбы, в игре случая проблема смысла проявляется по-разному. Современная молодежь с энтузиазмом бросается в плавание по вздыбленным, скрывающим немало ловушек волнам нашей эпохи. Люди среднего возраста, страдающие от эмоционального выгорания, продолжают тянуть свою лямку, и часто сами не знают, ради чего. Сегодняшние старики ориентируются в жизни с большим трудом – и вследствие бурных перемен, и по причине постепенного отмирания клеток мозга. В мире повсеместно разгораются опасные конфликты. Еще никогда не была так велика потребность в этических и философских принципах, которые могли бы послужить человеку твердой опорой.

И как же важно человеку не забыть во всем этом, что жизнь – это неслыханный шанс поучаствовать в «сотворении мира», внести свой творческий вклад, используя свои личные таланты и способности. Причем именно в его, человека, конкретной ситуации. В его время. Несмотря на все его горести. И при любом стечении обстоятельств.

Но это еще не все. Такая позиция создает условия для постоянного присутствия радости в нашей обычной, повседневной жизни, а чувствовать радость – уже само по себе благо, хотя радость – это гораздо больше, чем просто чувство. Радость – это счастливая убежденность в целесообразности своего существования, в том, что, не будь тебя, мир остался бы «недоукомплектованным». Все заботы и тяготы, которые мы несем, вознаграждаются, если на каком-то жизненном этапе в нас расцветает эта убежденность.

Радость – самая верная спутница смысла.

Смыслы и цели жизни

В юности человек строит планы на жизнь и прикидывает маршруты предстоящего пути. Эти планы подпитываются идеалами, по ходу жизни меняются, приводятся в соответствие с обстоятельствами, набирают высоту, окрыленные надеждой, и созидаются заново на осколках разбитой мечты. Однако несмотря на все серьезные колебания, в этих планах тончайшей линией проступает некое постоянное направление, которому подчинено все остальное.

В индивидуальной психологии Альфреда Адлера принято говорить об обусловленности человеческих устремлений единой целью, в трансакционном анализе Эрика Берна – о личностном «конспекте жизни».

По планам человека на будущее можно многое узнать о его личности, точно так же, как и по его прошлому.

Нередко между намерениями и их фактическим осуществлением возникает резкое расхождение, но и в этом расхождении проявляются особенности личности. Одни люди непрерывно строят воздушные замки, быстро рассыпающиеся на ветру. Другие бредут по своему жизненному ландшафту опустив голову и, чуждые всяких амбиций, довольствуются лишь булыжниками, о которые время от времени им случается споткнуться.

Чтобы понять, что представляет из себя тот или иной человек, мы, психологи, делаем выводы не только на основании уже пройденных и прожитых им этапов, но и на основании его более или менее определенных планов на будущее. Конечно, у прошлого и будущего – точнее, у состоявшегося прошлого и прогнозируемого будущего – разная степень достоверности. Прошедшее достоверно, оно полностью определилось. В нем ничего нельзя поправить или заменить. Все было так, как было, знаем мы об этом или не знаем, и останется таким навеки.

Будущее, напротив, еще неизвестно. Здесь возможны исправления, возможна замена отдельных элементов, и не обязательно все пойдет так, как мы думаем. Если для прошлого подходит сравнение с исписанным дневником, в котором запрещено что-либо стирать или зачеркивать, то будущее подобно наброску сочинения, для которого предусмотрено неизвестное количество чистых белых страниц и при этом поставлено условие, что написано оно будет не только нашей собственной рукой. В любой момент может вмешаться «судьба».

* * *

Один из главных смыслов – смысл жизни. «Жизнь каждого человека имеет свою уникальную цель, к которой ведет уникальный путь, – писал Франкл. – На этом пути человек подобен пилоту, который ночью, в тумане, собирается совершить посадку на аэродроме по навигатору. Только предписанный навигатором путь приведет пилота к цели. Точно так же и любому человеку в любой жизненной ситуации предписан уникальный путь, на котором он может реализовать свои, только ему присущие, возможности».

Франкл говорит вовсе не о фатальной предопределенности, ведь и пилот не всегда беспрекословно следует траектории, которую указывает ему навигатор. Он может лететь куда захочет. Он волен даже отключить двигатели и рухнуть на землю вместе с самолетом, как делают это самоубийцы. Но если пилот хочет добраться туда, куда он должен добраться, туда, куда его направляют совесть и ответственность, туда, где ему и его пассажирам будет лучше всего, он без всякого принуждения примет решение выполнять указания навигатора, потому что это самый разумный вариант.

Так и любой человек может выбрать разумный и осмысленный путь, следуя «дорожным указателям» – то есть тем уникальным задачам, выполнить которые способен только он один. Каждому человеку уготовано нечто определенное, и он может принять это как свое. Каждый имеет свое предназначение в этом мире и не появился бы в нем, если бы его не ждали и не рассчитывали на него. Как самолет, где бы он ни взлетел, ждет надежная земля, а пассажира – близкий человек или важное дело в пункте назначения, так и каждого земного жителя ожидает кто-то или что-то – возможно, любовь или работа, – что сделает его существование счастливым, если он сможет всей душой принять это и добровольно выбрать правильный маршрут.

* * *

Как мы видим, жизненные цели человек ставит себе сам, какие это цели – зависит от его душевных склонностей и от его характера. Но смысл входит в его жизнь извне – это нечто заданное, предопределенное, назначенное, это «путеводный луч» трансцендентного, ведущий к наивысшему воплощению уникального и неотменяемого личностного бытия.

Если мы примем такое понимание смысла жизни, то нам вскоре откроется и вытекающее из него на редкость утешительное следствие. Давайте подумаем: можно ли представить себе авиационный навигатор, направляющий большой реактивный самолет на мини-аэродром с короткими взлетно-посадочными полосами? Нелогично, неразумно! В том, чтобы привести самолет на неподходящий аэродром, нет никакого смысла. Подобным же образом нам не может быть предназначено ничего такого, для чего у нас не нашлось бы необходимого времени и сил, а также соответствующих талантов.

Если нам действительно предписан некий смысл, то все, что требуется для его осуществления, было приготовлено и положено в нашу колыбель еще «на старте». И если каждому задается свой особый, по индивидуальной мерке скроенный смысл, то и содержимое колыбелей не одинаково, в них лежат разные способности и возможности и различный запас жизненных сил. Самолет, который должен совершить посадку высоко в горах, должен иметь определенную конструкцию, – и никто еще на старте не допустит до полета в горную местность самолет, не предназначенный для этого. Так и нас на нашем жизненном старте не выпустят без «приспособлений», с которыми мы сможем пройти предначертанный нам путь. В противном случае пришлось бы представить себе циничносадистского бога, но я исхожу совсем из другого образа.

Жизненные планы и их осуществление

Психотерапевт может добиться того, что пациент, принявший эту точку зрения, будет совершенно спокойно относиться к предстоящим в его жизни событиям.

Одна учительница, которую я некоторое время консультировала, однажды, отправляясь на важную конференцию школьных преподавателей, сказала примерно так: «Если действительно именно я должна представлять интересы нашей школы, то – при соответствующей подготовке – мне будет дана необходимая энергия и умение, и я смогу эти интересы отстоять. А если ни энергии, ни умения у меня не появится – значит, это не моя задача и выполнить ее предназначено кому-то другому. Тогда я охотно отойду в сторону. В конце концов, другим людям тоже хочется проявить себя».

А ведь еще полгода назад эта учительница страшно боялась участвовать в конференциях и особенно боялась допустить какой-нибудь ляпсус.

Или вот история другой моей пациентки, страдавшей хроническим заболеванием. Она долго не решалась приступить к учебе, чтобы получить профессию социального педагога, все ее мысли на этот счет перечеркивались вопросом: «Разве мне это может пригодиться?»

Однако после наших бесед женщина немедленно начала учиться и уже не думала о том, сколько времени еще проживет и успеет ли поработать по специальности. Она просто поняла: если таким образом реализуется уготованный ей смысл жизни, то наверняка будет отпущено и время, чтобы применить его на практике, – иначе и быть не может. А если, закончив учиться, она обнаружит, что времени на применение знаний не оказалось, – значит, эта сфера деятельности не рассчитывает на ее участие, и смысл предназначенного ей пути – в интересной учебе и радости познания.

Но чтобы подняться до такого душевного равновесия и внутреннего спокойствия, необходимо усвоить две важнейшие позиции.

1. Даже когда мы уверены, что наши силы и способности позволяют нам пойти по предустановленному пути, было бы заблуждением думать, будто все получится само собой и от нас не потребуется никаких особых усилий и собственного активного содействия. Смысл жизни никогда не лежит на поверхности, может долго оставаться скрытым и незаметным для ищущего и никому не дается легко. Его нужно не просто искать – его нужно завоевывать. Предназначенное человеку может осуществиться лишь после того, как он внесет свой полноценный вклад, затратит силы, приобретет навыки, проявит инициативу и научится терпению. Без содействия человека все это так и останется возможностью – нереализованной возможностью пройти счастливый жизненный путь.

2. Если в вашей жизни отсутствует некая потенциальная возможность, то и присвоить ее себе вы не можете – эту горькую истину необходимо принять. Насколько горькой она покажется человеку, зависит от его жизненных установок. У некоторых людей перекрытые пути вызывают протест, однако кто знает, какими тяжелыми и крутыми они оказались бы для них? Автомобилисты тоже бывают сильно раздосадованы, когда сталкиваются зимой с заблокированными горными дорогами и вынуждены поворачивать обратно, – а ведь это делается исключительно для их безопасности! Поэтому нам следовало бы с облегчением сознавать ограниченность своих сил и отпущенного нам времени, иначе в мире нашлось бы слишком много такого, о чем мы стали бы заботиться и тревожиться.

* * *

Но вернемся к вопросу о подходящих жизненных целях. Как рассматривает его психология? Мы говорили, что цели человек выбирает и ставит себе сам, они несут на себе печать его индивидуальности и, несмотря на некоторую расплывчатость и периодическую корректировку, отличаются относительно высоким постоянством. Образец, по которому человек строит свои планы, гораздо более устойчив, чем сами эти планы. Мы также у�

Перевод с немецкого Марины Виноградовой

Издание основано на трех книгах Элизабет Лукас (Elisabeth Lukas):

«Binde deinen Karren an einen Stern»

«Dein Leben ist deine Chance»

«Der Freude auf der Spur»

Настоящая редакция создана автором специально для русскоязычного издания.

© ООО ТД «Никея», 2021

© Verlag Neue Stadt GmbH, München, 2019

© Виноградова М. И., перевод, 2020

Пролог

У Леонардо да Винчи есть интересная фраза: «Свою повозку привяжи к звезде!» Символический смысл этих слов как нельзя лучше отвечает сути психотерапевтического метода Виктора Эмиля Франкла – психолога, психиатра, философа, бывшего узника нацистских концлагерей. Этот ориентированный на смысл метод получил широкую известность под названием «логотерапия».

Задача логотерапии не в том, чтобы вместе с человеком пытаться вытащить его «телегу жизни» из трясины душевных неурядиц. Логотерапия не копается в обломках прошлого, среди которых, возможно, и застряли колеса. Ее цель – указать «повозке» дорогу, уходящую к необъятному горизонту смыслов и ценностей. Этот путь дает шанс преодолеть завалы и топи прошлого и сохранить душевное здоровье.

Однако без привязки к источникам, наделяющим жизнь смыслом и энергией, и к действующим в мире глубочайшим закономерностям даже заново отремонтированная повозка легко может опять увязнуть в первом же попавшемся болоте. Хорошая смазка колес еще не гарантирует, что они покатятся в нужном направлении.

Психотерапия, для которой человеческое достоинство не пустой звук, должна со всей серьезностью относиться к исканиям и стремлениям человека, желающего знать, куда и зачем движется его «повозка», чего ему ждать и на что надеяться.

Правда, психотерапия не дает точных ориентиров и не занимается производством звезд. Зато она дает человеку возможность привязать «повозку» к тем вечным звездам, которые способны осветить его путь…

Высказывание да Винчи послужило отправной точкой при работе над этой книгой. Здесь содержатся наблюдения, выводы и открытия, сделанные за несколько десятилетий психотерапевтической практики. Надеюсь, они помогут читателям и читательницам мудро управлять своими «повозками» и убедят их в том, что даже в самую черную и непроглядную ночь им всегда будет светить предназначенная именно для их «повозки» звезда. От начала пути – и до бесконечности.

Часть I

В непростых обстоятельствах

Оптимальная позиция при поворотах судьбы

Обстоятельства, с которыми мы сталкиваемся в жизни, могут быть и мучительными, и радостными. Но они всегда «материал», который нуждается в «оформлении». В каждой ситуации мы можем сыграть ту или иную роль. С одной стороны, это утешает, но с другой – накладывает на нас некоторую моральную ответственность.

Давайте сначала остановимся на радостных ситуациях и рассмотрим потенциальные возможности их «оформления». Чем здесь стоит руководствоваться? Какова оптимальная позиция по отношению к счастью и успеху?

Вряд ли человек ставит перед собой такие вопросы в реальной жизни, но если его все-таки спросить, он, скорее всего, будет говорить о наслаждении, радости и благодарности. И будет прав. Однако этическая составляющая удачно складывающихся обстоятельств этим не исчерпывается. Приведу гипотетический пример.

По шоссе едут две машины, одна за другой. Оба водителя находятся примерно в одинаковых условиях. Внезапно первая машина резко уходит в сторону и соскальзывает по откосу в кювет. Водитель цел и невредим, но его автомобиль сильно пострадал. Моментально эти два человека на дороге оказываются в совершенно разных ситуациях. Первый лишился своей машины, а второй может беспрепятственно ехать дальше. Первый пребывает в отчаянном положении, а второй прекрасно себя чувствует в своем исправном автомобиле и может быть доволен поездкой. Однако не все так просто. Ведь второй водитель – свидетель злополучного происшествия, и если он способен сейчас спокойно проехать мимо, значит, он в совершенстве овладел искусством закрывать глаза на происходящее вокруг.

Из таких контрастов обычно и состоит наша жизнь. Либо у нас самих все плохо, и тогда собственные невеселые заботы заполняют все наши чувства и мысли. Либо у нас все хорошо, но печали и заботы других людей, о которых мы знаем или догадываемся, все равно маячат на заднем плане наших чувств и мыслей. А если чужие горести отбрасывают даже едва заметную тень, она обязательно упадет на нашу радость. Разве что…

Но вернемся к водителю номер два. Он может как ни в чем не бывало давить на газ. Что ему мешает? Но он также может воспользоваться своим отлично функционирующим автомобилем для того, чтобы подбросить потерпевшего аварию до ближайшего полицейского участка или, для перестраховки, до ближайшей больницы. Он может воспользоваться собственным хорошим самочувствием и ясным сознанием для того, чтобы поддержать пребывающего в шоке человека и сказать ему несколько ободряющих слов.

Такая альтернатива вызывает у нас симпатию. Почему? Потому что счастье, здоровье, образование, успех, богатство и тому подобное утрачивают полноту смысла, если они просто с удовольствием (а иногда и без!) потребляются, если не реализуется заложенное в них этическое требование – поделиться с другими.

* * *

Если бы первый водитель из нашего примера пришел в отчаяние (вплоть до мыслей о самоубийстве) из-за того, что его машина безвозвратно погибла и он не в состоянии возместить финансовые потери, это говорило бы об отсутствии у него мужества и хладнокровия. Если бы второй водитель не обратил внимания на произошедшую аварию и равнодушно проехал мимо бедолаги, это говорило бы об отсутствии у него элементарной человечности и ответственности.

Оптимальная позиция по отношению к горю – это мужественное терпение, род героизма. Оптимальная позиция по отношению к счастью – сплавить свою радость воедино с гуманностью – в такую сверхпрочную броню, которая сможет послужить защитой и другому человеку.

Что помогает нам занять оптимальную позицию по отношению к малоприятным поворотам судьбы? Иногда мысль, что все могло бы кончиться гораздо хуже. Для первого водителя: «Я мог бы лишиться не только машины, но и жизни!», для второго: «На его месте мог бы оказаться я!» Иногда – проекция в будущее. Водитель № 1: «Впредь я буду гораздо более внимательным на поворотах!», водитель № 2: «Если когда-нибудь я попаду в аварию, мне тоже обязательно помогут!» Иногда – обращение к Небесам. Первый водитель: «Слава Богу, что в машине не было детей!», второй водитель: «Господи, если Тебе угодно, я стану Твоим орудием!»

Удачно складывающиеся обстоятельства всегда приносят радость, и они не так уж редки, как принято думать. Обычный день, когда нам легко шагается по дорогам судьбы, когда не происходит никаких катастроф, когда наш организм в порядке, когда нас не мучает физическая или душевная боль, не тормозит отсутствие денег, – это уже счастье. Надо уметь ценить его и делиться им. Так уж устроен мир, что человек, который не нуждается в помощи сам, призван оказывать ее другим. Образованный может поделиться знаниями с необразованным. Здоровый может ухаживать за больным. Сильный может частично облегчить ношу слабого. Опытный и умелый может поддержать недостаточно квалифицированного.

Сознание осмысленной жизни не дается тому, кто не хочет делиться с миром своим счастьем и своими преимуществами.

А в смысловом вакууме гаснет радость.

Когда не хватает цели

Часто на психотерапевтическую консультацию приходят люди, которые не могут самостоятельно справиться со своим горем. Но нам, психотерапевтам, хорошо знакома и другая причина обращения – неумение справиться со своим счастьем.

Расскажу вам о таком случае. 30-летняя женщина прошла основательное медицинское обследование. Когда врач подвел итоги и объявил, что она абсолютно здорова, женщина расплакалась – в таком случае ей уже никто не поможет, потому что, несмотря на здоровье, она чувствует себя глубоко несчастной. Врач испугался и посоветовал ей как можно скорее проконсультироваться у психотерапевта.

К моменту нашего первого разговора женщина окончательно утвердилась в своем негативном восприятии мира, но назвать какие-либо вразумительные причины своей меланхолии не могла. «У меня все хорошо, – говорила она мне с отсутствующим видом, – но жизнь меня не радует». «У вас всегда все было хорошо?» – спросила я. Она задумалась и наконец рассказала, что в школьные годы, потрясенная разводом родителей, бросила гимназию и перешла в коммерческое училище. Однако позже, когда она уже работала в министерстве, честолюбие заставило ее наверстать упущенное, она окончила вечерние курсы и получила-таки аттестат о среднем образовании. Для нее это был очень напряженный период. Потом она решила сделать служебную карьеру и, чтобы добиться этой цели, стала интенсивно учиться и вкладывать в работу все свои силы. И вот полгода назад ее, как молодую и перспективную сотрудницу, назначили на должность – то есть в профессии она добралась до самой высокой ступени, которая была для нее возможна.

«Не с этого ли времени вы потеряли вкус к жизни?» – спросила я, и она, подумав, согласилась: «Вероятно, да». После этого я отважилась высказать свои предположения: «Мне кажется, я знаю, чего вам не хватает. Цели. Вы честолюбивы, любознательны и всегда стремились чего-то достичь. А сейчас вы просто стоите у очередной финишной отметки. Для того чтобы „просто стоять“, у вас слишком много энергии, которая требует себе применения. Когда у человека „все хорошо“, это еще не значит, что он счастлив, а топтание на месте вообще противоречит человеческой природе».

Пока я говорила, в выражении лица женщины что-то изменилось. Теперь она выглядела более оживленной и заинтересованной, чем в начале нашей беседы. «Мне не хватает цели… – повторила она следом за мной. – Сейчас, после ваших слов, я это тоже понимаю! А я-то думала, вы начнете анализировать мое детство и искать корень зла в разводе моих родителей…» Мы дружно рассмеялись.

Итак, нужно было найти новую привлекательную цель. Однако тот факт, что она как госслужащая не подлежала увольнению – независимо от качества работы, – расхолаживал ее и лишал мотивации. Чтобы вернуть себе активную жизненную позицию, она должна была «услышать зов смысла» и сделать какой-нибудь решительный и этически оправданный шаг.

Я постаралась донести до нее эту мысль, прибегнув к сравнению: «Вы стоите на вершине горы и смотрите в долину, – начала я. – Необходимость смотреть вниз удручает вас, так как вы привыкли всегда смотреть только вверх. Но есть и другие люди, которые, в отличие от вас, блуждают у подножия горы и не могут найти тропинку, чтобы приступить к подъему. Готовы ли вы спуститься с вершины и указать им путь? Сознание, что ваша помощь важна для людей, нужна им, наполнит вас радостью, и ваш взгляд при этом опять будет устремлен наверх».

Женщина сразу поняла меня: «Вы намекаете, что я всегда заботилась только о собственной карьере. Это правда, и теперь я торчу на вершине, измотанная и выгоревшая, и внутри у меня пустота. А что вы имеете в виду? Что значит „указать путь другим“? Звучит заманчиво».

Она встала. «Я еще приду, – пообещала она, – и вы будете довольны мной».

Она пришла еще раз, посвежевшая и полная планов. В своем министерстве она открыла бесплатные курсы для начинающих сотрудников, где знакомила их со всеми тонкостями работы и готовила к государственным экзаменам. Это вызвало такой сильный отклик среди молодежи, что она была теперь постоянно востребована и боялась только чего-то не успеть. «Счастье, что я на государственной службе, – говорила она, посмеиваясь, – иначе меня бы уволили за то, что уделяю так много внимания побочным занятиям и пренебрегаю основной работой».

«Ну нет, – запротестовала я, – пренебрегать служебными обязанностями я вам вовсе не советовала». Но она просто шутила.

Прощаясь, она вновь стала серьезной: «Я поняла одно: если хочешь чувствовать радость от того, что ты делаешь, нужно ставить перед собой цели, которые полезны не только тебе, но и другим. И за это я вам благодарна».

Я могла быть спокойна за нее, никакое «стояние на вершине» уже никогда не нарушит ее внутреннего баланса.

Успех ради себя – еще не успех, и счастье ради себя – еще не счастье. По-настоящему важно разделить их с другими людьми. Один из крупнейших психиатров и психологов XX века Виктор Франкл называл чувство, которое нередко сопутствует благосостоянию и приводит к разного рода эксцессам – опасное чувство пресыщения и бессмысленности жизни, – «экзистенциальным вакуумом». Есть только один способ спастись от этого вакуума и вернуться к радости жизни. Это любовь к ближнему.

«Ради» – сильный стимул

Перейдем теперь к ситуациям малоприятным и даже мучительным. Здесь я хочу рассказать одну историю болезни – пример того, как любовь к ближнему, брошенная на чашу весов в решающий момент, может перевесить кажущуюся бессмысленность собственного существования.

Речь пойдет о женщине среднего возраста, за плечами у которой было уже несколько серьезных попыток самоубийства, связанных с циклическим характером ее заболевания. Время от времени она переживала эндогенно обусловленные депрессивные фазы, когда, несмотря на правильное медикаментозное лечение, она не видела для себя иного выхода, как только заснуть навечно с помощью сверхдозы снотворного.

Муж пребывал в постоянной тревоге за нее, не спускал с нее глаз, поэтому каждый раз женщину удавалось своевременно доставить в клинику и спасти. Как только депрессивная фаза заканчивалась, она приободрялась и с увлечением занималась своими повседневными делами. Однако в душе оставался горький осадок, который постепенно разрастался и превращался в убеждение, что жить дальше не имеет смысла – ведь остановить развитие болезни не было никакой возможности.

Ко мне она попала окольными путями во время своей «здоровой» фазы. К сожалению, мы не могли рассчитывать на существенные перемены в ее судьбе, приходилось опасаться, что черная туча депрессии и впредь будет периодически накрывать ее. Но одну цель я себе все-таки поставила – я решила бороться за снижение опасности суицида. Ниже привожу отрывок из нашего разговора.

Фрау Х.: Почему мне не дают умереть? Разве это жизнь, когда снова и снова проваливаешься в бездонную пропасть жуткой тоски и не видишь выхода…

Я: Фрау Х., предположим, вам в голову вдруг приходит мысль, что хорошо было бы переехать из Мюнхена в Гамбург. Вам нравится пестрая, оживленная обстановка портового города. Что же, вы сразу начнете паковать чемоданы и отправитесь в Гамбург на жительство?

Фрау Х. (удивленно): Нет, конечно. Мой сын ходит здесь в школу, мой муж работает здесь – я же не одна на свете!

Я: Совершенно верно, фрау Х. Вы произнесли прекрасную ключевую фразу. Никогда не забывайте ее, что бы ни случилось. Вы не одна на свете, ваше существование тесно переплетено с существованием других людей. Поэтому вы не можете просто взять и уехать в Гамбург, и поэтому вы не можете так легко покончить с собой, даже если ваша жизнь в какую-то минуту покажется вам бессмысленной. Ваши близкие, по крайней мере, видят в ней большой смысл. Вы не одна на свете – твердо это помните.

Фрау Х.: Честно говоря, я совсем не думаю о своей семье, когда у меня депрессия…

Я: Я знаю. В депрессии все ваши мысли и чувства сосредоточены на ваших собственных страданиях. Вам хочется избавиться от них, и вы забываете, что такое «избавление» создаст ужасные проблемы для других, в первую очередь для ваших близких. Это нормально. И все-таки не могли бы вы начиная с этого момента постараться пересилить себя и дать своим мыслям противоположное направление? Я хочу сказать: не могли бы вы добровольно взять на себя страдание и боль, чтобы пощадить других людей и уберечь их от проблем?

Фрау Х.: Я должна добровольно?..

Я: Фрау Х., болезнь ослепляет вас, заставляет считать жизнь невыносимой. Но если вы, несмотря ни на что, решите терпеливо выносить ее такой, какая она есть, – из любви к вашему сыну, которому нужна мать, и из любви к вашему мужу, которому будет невероятно трудно смириться с потерей жены, – то ваша жизнь тут же перестанет быть бессмысленной, потому что вы будете точно знать, ради чего и для кого вы живете. Понимаете меня?

Фрау Х. (задумчиво): Думаю, да. Вы говорите о моей ответственности перед семьей.

Я: Ваша семья тоже мучается, мучается вместе с вами. Муж и сын не могут облегчить вашу болезнь, но вы могли бы уменьшить их страдания!

Фрау Х.: Это правда! В клинике я часто думала, почему никто не испытывает ко мне сочувствия, почему мне не дают умереть, но теперь я начинаю понимать, что другие, ни в чем не повинные люди страдали из-за меня. Мой муж был в страшном отчаянии… я не должна больше так поступать… да, я хочу попытаться сделать в своей жизни хотя бы это – уберечь свою семью от страданий.

Не каждое психическое расстройство и не каждую трагедию можно скорректировать, иногда человек должен просто терпеть, и чем лучше он знает, зачем и почему он это должен, тем больше у него выдержки и самообладания. Нужно, чтобы в его жизни были любимые люди или обязательства, которые никто, кроме него, не выполнит, – нечто такое, ради чего он мог бы мужественно переносить свое страдание.

Здесь психотерапия обращается к древнейшему этическому принципу – ведь, как справедливо заметила моя пациентка, человек не один на свете, и для него недопустимо делать собственное благополучие единственной целью своей жизни. Более того: благополучие как таковое, вырванное из контекста наших отношений с другими, обращается в ничто.

Духовный рост в старости

В отличие от хронических недугов старение организма – не болезнь, а естественный процесс. К сожалению, в нашем обществе старость воспринимается как явление само по себе малоинтересное. Когда в каком-нибудь фильме нам показывают женщину старше 65 лет, скучающую и неудовлетворенную из-за того, что ее любовная жизнь осталась в прошлом, это выглядит сомнительным упрощением. И комичную фигуру ворчливого дедушки, который повсюду сует свой нос и качает головой, наблюдая за раскованным поведением внуков, тоже не назовешь слишком привлекательной.

А между тем у пожилых людей остается немало возможностей для дальнейшего духовного роста! В 90-е годы Казимир Попельски, профессор Люблинского университета (Польша), провел исследования и создал наглядную схему, которая показала, что в старости как раз очень высока способность к духовному развитию. Причем слово «духовное» он позаимствовал у Франкла, который употреблял его в значении «специфически человеческое» и отнюдь не связывал с «интеллектом» или «разумом» – понятиями, относящимися скорее к психике.

На схеме профессора можно увидеть следующее. Физический уровень развития новорожденного ребенка уже довольно высок, на психическом уровне он способен к многочисленным простым реакциям, но его духовный уровень еще спит. Младенца можно было бы сравнить с детенышем животного, если бы не искра специфически человеческого, которая уже теплится в нем.

В течение первых тридцати лет жизни все три измерения интенсивно развиваются: совершенствуется организм, на основе воспитания и опыта формируются психические особенности, и происходит духовное созревание. Человек прощается с детством, в нем просыпается уникальная, неповторимая личность, которая начинает на свой особый лад и под свою ответственность изменять окружающий мир.

Последующие тридцать лет, как правило, характеризуются высокой энергетической стабильностью на всех трех уровнях, хотя физическое старение уже потихоньку дает о себе знать. За ослаблением физических возможностей следует постепенная деградация психики. Но духовные силы продолжают разворачиваться (если они не скованы преднамеренно или под воздействием болезни), люди сохраняют способность к активному восприятию действительности, к дальнейшему росту и после шестидесяти. По мере нарастания ограничений на физическом и психическом уровнях духовная жизнь приобретает все большее значение, на нее смещается акцент.

* * *

У старости есть свои прекрасные стороны. Цели, за которые в молодые годы велась напряженная борьба, откорректированы, уточнены и переработаны в солидный фундамент для сознательной ориентации на смысл. Самостоятельно выстроенная и не раз испытанная система ценностей дает чувство защищенности и спокойной уверенности в себе. Просторные житницы заполнены плодами, которые в трудах собирались на протяжении всей жизни, богатой и взлетами, и падениями, и эти труды уже не кажутся напрасными.

Когда на прием к психотерапевту приходит пожилой человек, наилучшая стратегия состоит в том, чтобы отвлечь его внимание от физического разрушения и ослабления психических функций (таких как память, сообразительность, способность концентрироваться) и перенаправить его на уровень духовной самореализации, где всегда найдется местечко для очередного маленького шага. Всегда можно стать еще более понимающим, умиротворенным, добрым, снисходительным, можно учиться любить, не ожидая взаимности, можно достичь большой духовной глубины и завоевать у последующих поколений авторитет выдающегося наставника. Это, к слову, с лихвой компенсирует время и силы, потраченные молодыми на уход за стариками.

Старость предоставляет человеку пространство для раскрытия таких качеств, которые не могут не вызывать уважения. Счастлив тот, кто осознает и реализует свой последний шанс. Это истинный мудрец. Словно артист на сцене, он склоняется в поклоне перед рукоплещущим залом, прежде чем упадет занавес.

Смена цели – смена смысла

Благодаря многочисленным психологическим исследованиям мы знаем, как важно для человека, причем в любом возрасте, иметь перед глазами адекватную цель и прилагать усилия для ее достижения. Однако может так случиться, что и цель, и готовность к интенсивной работе у нас есть, но внешние обстоятельства срывают все наши планы, путь, который мы выбрали, внезапно упирается в непробиваемую стену.

Такая ситуация не имеет ничего общего со смысловым вакуумом, поскольку здесь человек точно знает, что для него разумно, приемлемо, правильно и наиболее оптимально, знает, чего он хочет и что соответствует его индивидуальным представлениям об осмысленной жизни, но руки его связаны, и он вынужден беспомощно смотреть, как замыслы разбиваются вдребезги.

Чем больше значения придается определенному намерению, тем глубже разочарование при невозможности его осуществить. По иронии судьбы самые горькие неудачи приходятся как раз на долю тех людей, которые имеют ясные представления о целях и достаточно сильно мотивированы, чтобы воплотить задуманное на деле. Эта горечь еще невыносимее, чем пресный вкус пустой и бессмысленной жизни – да, такая жизнь не дает удовлетворения, но ее бессодержательность хотя бы предохраняет от жестоких разочарований.

Что можно посоветовать людям, пережившим крах своих надежд? Если коротко: заново собраться с силами и именно это – пережить крах надежд! – сделать своей важнейшей краткосрочной целью, поставить ее впереди всего остального. Теперь вместо упорства и терпения при реализации намеченного им потребуется гибкость и готовность приспособиться к ситуации — качества, помогающие проложить новый курс.

Необходимость покинуть выбранный путь, оказавшийся тупиковым, обычно вызывает у людей душевную боль, но есть и такие, кто не сожалеет о преодоленном «впустую» отрезке. Неужели это возможно? Да, если, вместо того чтобы раскаиваться в своем выборе, посмотреть на пройденную дистанцию как на полезный опыт. Ведь есть замечательные слова, которые способны поддержать наше душевное равновесие: «От нас – намерение, результат – от Бога».

* * *

Новые цели могут быть близки прежним, но они не должны быть заменой «на худой конец». Если человек мечтал о том, что у него будет большая семья, а Бог не дал ему детей, он может получить профессию воспитателя – но не для того, чтобы перехитрить судьбу и «обзавестись детьми» несмотря ни на что. Для реализации новой цели требуется своя честная мотивация, исходящая из самого дела и из той пользы, которую оно может принести людям. Стремление к собственному удовлетворению или к компенсации за прошлое разочарование – плохая мотивация.

Кроме того, недопустимо, когда новый ориентир, аналогичный прежнему, получает статус второстепенного по принципу: раз первый сорт не по карману, придется довольствоваться вторым. Для второго сорта человек не будет так стараться, его двигатель будет работать вполсилы.

Поэтому после пережитого провала иногда проще выбрать цель, совсем не похожую на первоначальную, чтобы идти к ней с любопытством, в предвкушении радостных открытий.

Еще одно соображение: смена цели нередко сопровождается сдвигами на шкале индивидуальных ценностей. Бывает, например, что очень активные и творческие люди, привыкшие решать одновременно несколько задач, в результате несчастного случая вынуждены вести относительно пассивную жизнь. Чем роптать на судьбу, не лучше ли в такой ситуации открыть для себя притягательность сосредоточенного самоуглубления, очарование созерцательности и попытаться сделать свою внутреннюю жизнь такой же интересной и разнообразной, какой была прежде жизнь внешняя? Это прекрасная и достойная цель.

Есть немало примеров, когда люди заменяли ценности, связанные с деятельностью и предприимчивостью, ценностями глубоких человеческих переживаний и… попадали в чудесную страну, о которой раньше не могли и мечтать. Смещение акцентов на шкале ценностей по-новому освещает жизнь, погруженную в сумрак неудач и разочарований.

* * *

Смысл отдельно взятой жизни, что бы мы под этим ни подразумевали, – понятие такое же хрупкое и недолговечное, как и само наше существование. С годами этот смысл изменяется, порой вырисовывается совершенно отчетливо, а порой прячется в непроглядном мраке, иной раз даже может показаться, что он водит нас за нос. Счастлив человек, который не теряет его из виду в течение длительного времени.

Но, возможно, не менее счастлив и тот, кто чувствует ограниченность смысла своей жизни и тоскует по истинному смыслу. В отличие от индивидуального, универсальный смысл жизни есть всегда – и всегда недостижим. Звучит противоречиво, но такова простая философская логика. Человеческая жизнь может иметь лишь один безусловный смысл – или не иметь никакого. Любой условный смысл (быть красивым, богатым, успешным…) абсурден, его несостоятельность обнаруживается очень скоро. А осуществленный смысл лишил бы смысла всю последующую жизнь.

Поэтому пусть нас утешит сознание, что наша жизнь от первого до последнего вздоха овеяна смыслом, даже несмотря на то, что нам приходится радикально менять свои цели, когда налетевшая буря внезапно уносит все, что казалось нам важным и значительным. Дыхание иррационального, непознаваемого постоянно ощущается в мире. Но объяснению не поддается.

Когда мы виновны

Утверждение Шиллера «Вина – страшнейшее из бедствий» оспаривается современными гуманитарными науками. Если в психологии преступления отдельных людей часто списывают на счет социального окружения (семьи, общества), то в медицине их теперь принято объяснять ошибочными «программами мозга». Чем меньше свободы воли признается за человеком, тем легче его оправдать.

Но не страдает ли при этом человеческое достоинство? Ведь только невменяемый автомат с заданными реакциями может быть полностью освобожден от ответственности.

Именно уважение к достоинству человека заставляет нас видеть в нем существо, принципиально способное к принятию решений, а значит, способное и на ошибку.

Итак, если слова Шиллера и сегодня кажутся нам справедливыми, встает вопрос, что нам делать, когда мы сами переживаем это бедствие? Что нам делать с нашими проступками?

Мне рассказывали о случае с мальчиком, над которым постоянно смеялись в школе из-за его оттопыренных ушей и мешковатости. Однажды он запачкался малярной краской, и во время перемены на школьном дворе один из одноклассников стал дразнить его. Тогда мальчик поднял с земли камень и бросил его вслед однокласснику, но по трагической случайности попал в глаз пробегавшей мимо девочки. Глаз спасти не удалось. И что теперь?

Жизнь этих троих детей продолжается, и желательно, чтобы у каждого она сложилась как можно лучше. Поскольку тема нашего разговора – «вина», о судьбе девочки, ставшей жертвой ужасной случайности, мы здесь говорить не будем. Оставим девочку вне поля нашего зрения в надежде, что она справится со своей жизнью, несмотря на непоправимое увечье. Мальчик и его одноклассник в известном смысле тоже жертвы, но прежде всего они виновники происшедшего и должны отвечать за свои действия. Осудить неуклюжего недотепу, не сумевшего подавить свой гневный импульс, было бы очень легко. Его гнев, вызванный издевательствами и зубоскальством, нам понятен, но ведь это не значит, что можно швыряться камнями. Оба парнишки вполне могли (и должны были) лучше контролировать себя. А теперь уже ничего не поправишь. Так ли это?

Каждый момент нашей сознательной жизни выдвигает свое моральное требование, которое связано с универсальным смыслом жизни, присутствующим всегда и во всем. Этот призыв исходит не от авторитетных личностей вроде учителей или родителей, а от высшей инстанции – и его нужно услышать и принять.

К чему же призывает обоих мальчиков описанная ситуация? Конечно, к внутренней перемене.

Если они останутся прежними, случившееся несчастье не принесет ничего, кроме страдания, причем со временем страдание будет лишь усиливаться. Если же они примут всю историю близко к сердцу, если они, имея такой трагический опыт, обретут зрелость, достоинство, терпение, то это злополучное происшествие станет исходным пунктом для их маленького внутреннего продвижения и, возможно, когда-нибудь послужит предотвращению другого несчастья. Тогда и горе девочки окажется «не напрасным»…

Презирать себя – очень легко, только пользы от этого никакой. Польза будет, если человек перерастет свою вину, если она послужит его настоящему изменению.

Вспоминаю случай с молодой женщиной, которая в припадке ярости набросилась на своего трехлетнего сына с горячим утюгом. Она пришла ко мне, выполняя постановление судебных органов, и моя работа с ней продолжалась три года – три года тяжелейшего, что называется, адского труда. В результате она поставила себе целью ради своего сына Алекса стать «хорошей матерью», хотя мальчика давно уже отняли у нее по решению суда. Теперь, если в приливе злобы на соседку у нее возникало желание швырнуть в стенку вазой (как уже бывало раньше), она обуздывала себя – ради Алекса. Теперь, если на работе ей казалось, что шеф больше ценит ее коллегу, она воздерживалась от низкой клеветы (прежде это был ее обычный прием) – ради Алекса. Теперь, если ей хотелось (как раньше) из-за легкой простуды получить больничный лист на шесть дней, она преодолевала недомогание и прилежно выполняла всю работу – ради Алекса.

Несколько лет спустя она родила второго ребенка и на деле показала себя хорошей матерью – фактически она стала ею гораздо раньше, – органы по защите прав несовершеннолетних не могли предъявить ей ни малейшей претензии. Через некоторое время после нашей последней встречи она прислала мне открытку: «Сознание вины очистило меня. Я не могу исправить зло, причиненное Алексу, но сейчас все хорошее, что я делаю, вытекает из стремления загладить свою вину, и это удается мне все лучше. Когда Алекс вырастет, я поговорю с ним обо всем и попрошу у него прощения.»

Да, «ради» – поистине волшебное слово! Обычно психологи относятся к нему с недоверием, но я по своему опыту знаю, какой невероятной силой оно обладает, если намерения человека искренни и идут от сердца. Оно помогает нам, слабым людям, обуздывать агрессивные импульсы, справляться с ненавистью и извращенными желаниями, а в худшем случае – даже спасать свои преступные души.

Пережитое насилие и освобождение

«Я попрошу у Алекса прощения» – так написала героиня рассказанной выше истории. Но можно ли вообще простить, когда с тобой поступили бесчеловечно?

Я сама никогда не была жертвой жестокого обращения и чувствую себя не вправе отвечать на этот вопрос. Скажу только, что не все жертвы дают отрицательный ответ, есть и такие, которые отвечают утвердительно, мне встречались и те, и другие. Решения всегда принимает сам человек, судьба за него ничего не решает.

Но мне жаль людей, отвечающих «нет», жаль их вдвойне. В дорожном мешке, который они постоянно таскают с собой, лежат не только горестные воспоминания.

Он забит гневом и ненавистью. Тяжелая ноша отнимает свободное дыхание и омрачает жизнь – их собственную жизнь, как это ни прискорбно. Ах, если бы они могли сбросить это с себя…

* * *

Одной из моих пациенток это удалось. через 40 лет! Когда она была восьмилетней девочкой, ее изнасиловали. Она никому об этом не рассказывала, ни тогда, ни потом, даже матери ничего не сказала, потому что стыдилась своего окровавленного белья и думала, что ее будут ругать. Со временем она превратилась в элегантную и образованную женщину, но так и не смогла забыть о пережитом насилии. Первым человеком, которому она доверилась, была я. Ее долго сдерживаемый гнев, омерзение, страдание, в том числе оттого, что она не смогла защитить себя и что надругавшийся над ней человек остался ненаказанным, вырвались наружу.