Государственно-правовые взгляды С. Н. Булгакова бесплатное чтение

Биобиблиографический обзор

Творческое наследие выдающего русского ученого С. Н. Булгакова при изучении требует хронологического подхода, поскольку его мировоззренческая позиция в течение всей его жизни находились в поиске путей развития российской государственности. Весьма справедливо отметил Н. В. Сомин, «творчество выдающегося русского религиозного философа Сергея Николаевича Булгакова непросто для понимания. Это был мыслитель, который, прежде всего, руководствовался религиозной интуицией, зачастую не доводя своих идей до полной ясности»[2].

Ученые-булгаковеды, выделяют различные периодизации относительно этапов жизненного и творческого пути С. Н. Булгакова. К примеру, современник С. Н. Булгакова, А. К. Закржевский (1886–1916) выделял три периода в творчестве мыслителя: марксистский, идеалистический и христианский[3]. По мнению В. В. Сапова, в творчестве Булгакова отчетливо просматриваются два периода: период философский и период теологический[4]. И. Б. Роднянская творчество С. Н. Булгакова рассматривает через призму «романа» Булгакова с марксизмом, выделяя три периода. Первый этап, по ее мнению, начинается с 1896 г. и продолжается до первой русской революции. Второй – с 1906 по 1912 г. – период «полемики с марксизмом». Докторская диссертация «Философия хозяйства» (1912), – как полагает И. Б. Роднянская, – замыкает этап максимально напряженного противостояния Марксу и выводит русского мыслителя к последнему, неявному этапу, «бессознательного примирения и „вторичной“ ассимиляции марксизма под теологической оболочкой»[5].

На наш взгляд, на основе анализа жизненного и творческого пути С. Н. Булгакова можно выделить три основных этапа в развитии его государственно-правовых взглядов[6].

Первый этап определяется хронологическими рамками 1896–1901 гг., мы нарекли его «марксистским», так как этот период творчества ученого связан с увлечения марксистскими идеями и появлением ряда работ, базировавшихся на марксисткой концепции государства и права.

Период творческих изысканий с 1901–1918 гг., по нашему мнению, составляет второй этап, который исходя их идей, получил наименование периода «социальной политики», так как связан с созданием концепции «христианского социализма», временем участия С. Н. Булгакова в политической жизни страны с целью практической реализации идей «христианского социализма».

Заключительным или религиозно-философским стал третий период, а именно годы творчества мыслителя с 1919–1944 гг. Это время эмиграции ученого, поиска «нового дома», появления работ по теологическим проблемам.

По нашему мнению, обращение С. Н. Булгакова к государственно-правовой проблематике относится в основном к первым двум периодам. Далее в тексте автором будет предложена периодизация взглядов философа на государство и право, а также на проблему государственно-церковных отношений.

Первый период (1896–1901) связан с увлечением молодого С. Н. Булгакова марксистскими идеями. На наш взгляд, знакомство мыслителя с марксистскими идеями произошло в период обучения в Елецкой мужской гимназии.

Сергей Николаевич Булгаков родился 16 (26) июля 1871 г. в городе Ливны Орловской губернии и был выходцем из православной семьи. «Я родился в семье священника, – писал впоследствии он, – во мне течет левитская кровь шести поколений»[7]. Отцом ученого был протоиерей Николай Васильевич Булгаков, работавший кладбищенским священником в Ливнах, мать ученого, Александра Косминична Азбукина, смысл жизни видела в семье и детях. Дед мыслителя, Косма Сергеевич Азбукин, принадлежат к числу интеллигенции, учительствовал, был удостоен Распоряжением Министерства Народного Просвещения от 10 ноября 1879 г. за № 1226 выдачи свидетельства на звание учителя[8], что в то время было весьма достойным званием.

В силу православных традиций семьи Булгаковых, юного Сергия отдали на обучение в Ливенское четырехклассное духовное училище, а в 1884 г. – в Орловскую духовную семинарию. «Примерно до 12–13 лет, я был верным сыном Церкви по рождению и воспитанию», – как вспоминал впоследствии сам ученый[9].

Именно в этот период происходили мировоззренческие изыскания будущего мыслителя. «Уже ‹…› в первом-втором классе семинарии наступил религиозный кризис, который, – правда, хотя и с болью, но без трагедии – закончился утратой религиозной веры на долгие, долгие годы, и с 14 лет, примерно до 30, блудный сын удалился в страну далеку», – писал в автобиографических заметках С. Н. Булгаков[10]. Удержать религиозное миропонимание молодого Булгакова не смогли ни родители, ни руководство семинарии. Им было принято решение «бежать из семинарии, не откладывая и без оглядки»[11]. И следующим периодом в жизни будущего правоведа и общественного деятеля стало обучение в Елецкой гимназии, в которую он поступил в 1888 г. мировоззренческий кризис Булгакова получил дальнейшее развитие. В то время, в Ельце, преподавал известный русский религиозный философ, литературный критик Василий Васильевич Розанов (1856–1919). Увлечение марксизмом в то время было вполне обычным явлением, не обошедшим стороной и провинциальный городок Елец, в котором, как и по всей России, создавались различного рода кружки. Косвенным подтверждением этого факта являются воспоминания государственного и общественного деятеля России Н. А. Семашко (1874–1949), который обучался в Елецкой мужской гимназии в тоже время, что и С. Н. Булгаков. Как следует из его воспоминаний, в Ельце «чувствовалось отдаленное дыхание революции»[12]. Н. А. Семашко писал: «Мы, гимназисты последнего курса, образовали нелегальный кружок для совместного чтения запрещенной литературы („Что делать?“ Чернышевского, „Что такое прогресс?“ Михайловского и др.). Все члены кружка были раскрыты, почти все были исключены из гимназии с волчьими билетами, а меня, одного из первых учеников, лишили на выпускном экзамене „отличия“»[13].

По собственному признанию С. Н. Булгакова, именно тогда, во время обучения, он «сдал позиции веры, не защищая». У него в душе произошел переход «не от веры к неверию, но от одной своей веры к другой, чужой и пустой, но все-таки, имеющей для себя свои собственные святыни»[14]. Этой «чужой и пустой» верой стал для него «научный социализм».

Ученые МГУ В.П. Пушков, Л.В. Пушков, С.М. Завьялов уровень образования в Ельце назвали «Елецким интеллектуальным феноменом». По проведенным подсчетам студентов, обучавшихся в Московском университете в период с 1876 по 1916 гг. и получивших среднее образование в малых городах России, ими было установлено, что Елец занимает ведущее место среди всех провинциальных городов. При этом пределы Елецкого землячества в Московском университете превышали большинство российских губерний, в частности, из Ельца обучалось 337 студентов, а из Пензенской губернии – 323, из Курска – 278[15]. Интересен и тот факт, что представителей Елецкой земли интересовали два направления: медицина (138 чел. или 41 %) и юриспруденция (111 чел. или 33 %)[16].

Образование, полученное в Ельце, дало возможность С. Н. Булгакову в 1890 г. поступить на юридический факультет Московского университета. Отдавая «дань моде» Булгаков не предполагал, что его дальнейшая жизнь будет связана, в том числе и с полученным образованием.

Со времени обучения в Елецкой мужской гимназии С. Н. Булгаков как бы ни хотел, но не мог вернуться в православную церковь, его внутренняя идеология не позволяла ему сделать шаг в прошлое. Одним из непреодолимых соблазнов для него была «связь православия с самодержавием», так как он не мог, да и не хотел, мириться с порабощением русской церковной жизни. Эту проблему он считал «своей правдой», которую, как он полагал, должен отстаивать и защищать, и которой он оправдывал свое неверие[17].

Второй период творческий исканий философа условно ограничивается временными рамками с 1888 по 1901 гг. Это время марксистского мировоззрения ученого. «После томительного удушья 80-х годов, – полагал С. Н. Булгаков, – марксизм явился источником бодрости и деятельного оптимизма, боевым кличем молодой России, как бы общественным бродилом»[18]. По его мнению, марксизм должен был оживить в тогдашнем обществе веру в национальное возрождение России, определить общественное настроение населения. Именно марксизм, – утверждал он, – «нанес смертельный удар экономическому славянофильству русского народничества»[19].

В рассматриваемый период жизненный путь С. Н. Булгаков связан с окончанием Московского университета в 1894 г. по рекомендации профессора кафедры политической экономии и статистики А.И. Чупрова[20] и профессора финансового права И. И. Янжула[21] С. Н. Булгаков остался при кафедре для написания диссертации. Для учителей мыслителя, как отмечает Гришина З.В., не была характерна позиция решительного неприятия российских реалий. Они стремились не упускать малейших возможностей непосредственного содействия экономическому прогрессу страны, сотрудничая со всеми правительственными, муниципальными и общественными структурами, в которых виделась хоть какая-то польза[22].

Педагогическая деятельность С. Н. Булгакова датирована 1895 г. и связана с разработкой и преподаванием учебного курса по «Политическая экономия». В это же время появляются первые научные труды молодого Булгакову, к числу которых следует отнести следующие научные статьи: «О закономерности социальных явлений» (1896)[23], «О рынках при капиталистическом производстве»(1897), «Закон причинности и свобода человеческих действий» (1897), «Классическая школа и историко-этическое направление в политической экономии» (1897)[24].

В. И. Ленин в одном из своих писем, делая отзыв на книгу мыслителя «О рынках при капиталистическом производстве», писал: «Книжечка Булгакова ‹…› недурна, но глава ее об обороте мне не понравилась, а формулировка вопроса о внешнем рынке у него не совсем точна. Конечно, я очень рад был присылке ее»[25].

В 1898 г. философ совершил научную университетскую командировку сначала в Германию – в страну марксизма, а затем в Париж и Лондон, где навсегда поменялись его взгляды относительно марксистских идей построения общества.

В Германии философ проживал до 1900 г., познакомился с Карлом Каутским (1854–1938) и Августом Бебелем (1840–1913) – видными социал-демократами той эпохи, писал свою диссертацию «Капитализм и земледелие». К. Каутский считался теоретиком классического марксизма, редактором четвёртого тома «Капитала» К. Маркса, а А. Бебель являлся одним из основателей социал-демократической партии Германии. Знакомство с Западной Европой, в частности с Францией и Англией, разочаровывают мыслителя. Пребывание в Германии, увлечение немецкой философией Иммануила Канта (1724–1804) и Фридриха Вильгельма Шеллинга (1775–1854) наложило существенный отпечаток на мировоззрение С. Н. Булгакова.

«Весь комплекс многоцветной и многообразной европейской культуры слишком часто воспринимался русской интеллигенцией в его немецком преломлении, – писал Л. А. Зандер, – и отсюда та гегемония германского духа, которая неизменно давала себя чувствовать в творчестве русских мыслителей и тогда, когда они ей подчинялись, и тогда, когда они с нею боролись. Поддался этому одностороннему влиянию и Сергей Николаевич Булгаков»[26].

Проживая в Германии, С. Н. Булгаков совершил ряд туристических поездок по стране. В частности, приехав в Дрезден, он посетил Цвингер с его художественной галереей. «И вдруг неожиданная чудесная встреча, – вспоминал впоследствии он, – Сикстинская Богоматерь в Дрездене, Сама Ты коснулась моего сердца, и затрепетало оно от Твоего зова… Мне глянули в душу очи Царицы Небесной, грядущей на облаках с Предвечным Младенцем. В них была безмерная сила чистоты и прозорливой жертвенности, знание страдания и готовность на вольное страдание, и та же вещая жертвенность виделась в недетски мудрых очах Младенца»[27]. Эта встреча заставила мыслителя вспомнить прошлое, задуматься о будущем. Серьезное изучение экономических наук и глубокие размышления над сущностью марксизма привели к тому, что из-за границы мыслитель вернулся с уже надломленной верой во всемогущество теории научного социализма.

В 1900 г. С. Н. Булгаков возвратился на родину, защитил диссертацию по теме: «Капитализм и земледелие», в которой сделал вывод о том, что законы развития промышленного капиталистического производства, обнаруженные К. Марксом, не распространяются на сельское хозяйство. Мыслитель пытался доказать, что английские условия сельскохозяйственного производства (рассматриваемые Марксом в качестве классических), почти не встречаются в других странах, а тем более в России. Издав свою работу в двух томах, С. Н. Булгаков рассчитывал, согласно академической традиции, на присвоение степени доктора, минуя степень магистра. К сожалению, диссертация не получила высшей оценки у членов Ученого совета, веровавших в непогрешимость К. Маркса и мыслителю была присвоена степень магистра.

Получив степень «магистра», он в 1901 г. переехал из Москвы в Киев, где начал работать профессором политической экономии Киевского политехнического института и приват-доцентом Киевского университета. «Булгаков имел всероссийскую славу, – вспоминал киевский студент той эпохи В. В. Зеньковский, – на его лекции стекалась молодежь со всего Киева, приходило до 100 и больше человек»[28].

В период увлечения идеями марксизма мыслитель написал ряд статей, к их числу можно отнести: «Третий том капитала К. Маркса», «Что такое трудовая ценность», «Манифест „народной партии“», «О некоторых основных понятиях политической экономии», «Основные проблемы теории прогресса», «Что дает современному сознанию философия Владимира Соловьева», «Об экономическом идеале», «О социальном идеале», «Задачи политической экономии»[29].

В работах марксистского периода С. Н. Булгаков определял государство как организацию классового господства. «Государство, писал он, может быть подходящим инструментом для охранения интересов различных классов, и наоборот, известная политическая организация, выгодная для данного класса в одну эпоху, становится тесна для него позднее»[30].

Право воспринималось С. Н. Булгаковым в марксистский период как внешняя оболочка социального способа производства.

Философ развивал марксистскую интерпретацию права, базирующуюся на следующих постулатах: право, подобно государству, выступает надстроечным элементом экономического базиса; стратификация общества на классы вытекает из института частной собственности, обусловливающего средоточие в руках отдельных людей материальных ценностей; право является инструментом классового насилия и средством эксплуатации.

Взгляды ученого на государственно-церковные отношения заключались в том, что он смотрел на церковь исключительно как на социальный институт, оказавшийся в зависимости, требующий освобождения и активного участия в преобразованиях.

При всем этом он не мыслил себя без духовного начала. Возврат к вере был для него сложен и практически невозможен. Обращение к ней требовало не только переоценки всех ценностей, но и пересмотра всех идеалов, философских и социальных позиций. «С известного момента, – писал впоследствии ученый в автобиографии, – я быстро, резко, решительно пошел прямо на родину духовную из страны далекой: вернувшись к вере в „личного“ Бога вместо безличного идола прогресса»[31]. В это время наметился поворот во взглядах С. Н. Булгакова к идеализму.

Второй период (1901−1918) связан с созданием С. Н. Булгаковым концепции «христианского социализма», временем участия в политической жизни страны с целью реализации идей «христианского социализма».

Начало ХХ века связано с переходом мыслителя от марксистских взглядов к идее «христианского социализма»[32]. Данный этап можно охарактеризовать как изменение мировоззрения мыслителя, связанное с разработкой оригинальной концепции идеального социального устройства российского государства.

В этот период философ проявил себя как представитель Союза Освобождения[33]. Основная программа, с которой выступил Союз, включала в себя требования конституции при сохранении монархии, избирательного права на принципах всеобщего, равного, прямого и тайного голосования, права народа на самоопределение, принудительное отчуждение части помещичьей земли и наделении ею малоземельных крестьян, 8-часового рабочего дня.

Важнейшие идеи «христианского социализма» получили выражение в статье С. Н. Булгакова «Неотложная задача»[34]. В это время С. Н. Булгаков опубликовал ряд статей[35].

С 1903 по 1905 г. ученый проявил себя как активный деятель либеральной и социалистической оппозиции, как лидер инициированного сборника «Проблемы идеализма». Он познакомился с русским философом Владимиром Францевичем Эрном (1882–1917) и протоиереем, богословом, публицистом Валентином Павловичем Свенцицким (1881–1931) – основателями «Христианского Братства Борьбы» и Религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева в Москве. Главной целью такого взаимодействия был соловьевский проект «христианской политики», а формой ее осуществления – булгаковская идея «Союза христианской политики».

По мнению С. Н. Булгакова, «государство и общество таким железным кольцом охватило всю нашу жизнь, что вполне освободиться от него нет никакой физической возможности, Толстовское „неделание“ и монашеское отречение от мира на самом деле нисколько не освобождают от этого кольца, ибо пассивное отношение поддерживает и укрепляет существующий строй в такой же мере, как революционный образ действий его расшатывает ‹…› Общественный и политический индифферентизм, возведенный в принцип, есть столь же безнравственное, сколь и утопическое мировоззрение»[36].

Главная цель христианской политики – проведение церковной реформы, суть которой состоит в отделении церкви от государства, «в разрыве союза между православием и самодержавием, возрождении церковно-общинной жизни». Таким образом, основной целью деятельности Союза христианской политики, по мнению С. Н. Булгакова, являлось соблюдение заповедей Божьих, соединение всех граждан независимо от их вероисповедания и другие. «Религиозная общественность есть проблема, – писал мыслитель, – через два года исповедания этой идеи и неудачных попыток основать коллективную политическую форму ее реализации (партию, союз, „Братство“), – и то „Царствие Божие“, которое ни здесь, ни там, но внутри вас, и как его найти – в „уединении“ ли или на людях – сказать трудно. А религиозное участие в общественности – долг перед жизнью»[37].

В вопросах познания природы права С. Н. Булгаков был сторонником философии В. С. Соловьева, разделявшего идеи естественно-правовой теории. С. Н. Булгаков писал: «Высшей нормой личной морали является заповедь любви к ближнему»[38]. Эта норма выступает в качестве одного из признаков социальной политики, а, следовательно, означает требование справедливости, «признания за каждым его права». Любовь к ближнему нужно понимать как равное отношение граждан друг к другу, справедливость как само собою разумеющееся. Естественное право как идеальная и абсолютная норма оценки положительного права сводится, по С. Н. Булгакову, к нескольким морально-правовым аксиомам – идеям «свободы, равенства и справедливости».

1904–1905 гг. связаны с деятельностью С. Н. Булгакова как одного из редакторов политико-философского журнала «Вопросы Жизни».

На начальном этапе создания журнала сразу возникли проблемы. Главное управление по делам печати Министерства внутренних дел обратилось в Департамент полиции с запросом о наличии «неблагоприятных сведений» о редакторе, ходатайствовавшем о разрешении «издать в Санкт-Петербурге без предварительной цензуры ежемесячный журнал под названием „Вопросы Жизни“». Через два дня ответ был получен, 25 октября 1903 г. об отсутствии предосудительных сведений в Главное управление Санкт-Петербурга сообщил градоначальник – и препятствий со стороны власти к изданию журнала более не было[39]. Дальнейшее развитие журнала зависело от поиска денежных средств. Ими обладал известный в оппозиционных кругах жертвователь на дело антиправительственной пропаганды, переводчик и будущий издатель философской литературы Дмитрий Евгеньевич Жуковский (1866–1943). Негласный надзор полиции за ним прекратился в феврале 1902 г., что позволило ему стать официальным издателем журнала. Формы привлечения к проектируемому журналу Булгакова, состоявшегося не позже весны 1904 г., неизвестны, но очевидно, что создатели журнала отвели ему одну из ведущих ролей, наделявшую его правом приглашения сотрудников[40]. Реализовать задуманные идеи планировалось в середине 1904 г. Однако Д.Е. Жуковский 28 апреля 1904 г. был арестован на границе с контрабандой подрывной литературы («Освобождение» и др.). Затянувшееся дознание, повлекшее материальные расходы, заставило отложить дебют журнала «Вопросы Жизни» до осени 1904 г.[41]. Летом возникла идея соединения литературных сил неосуществленного журнала с действующей редакцией журнала «Новый Путь» во главе с русским поэтом, религиозным и общественным деятелем Дмитрием Сергеевичем Мережковским (1865–1941) и русским публицистом, религиозно-общественным и политическим деятелем Дмитрием Владимировичем Философовым (1872–1940). В новом союзе интересы «идеалистов» представляли С. Н. Булгаков и русский философ, публицист Николай Александрович Бердяев (1874–1948).

В августе 1904 г. С. Н. Булгаков писал о «Вопросах Жизни»: «Они остаются все на той же мели, на которую попали весной, и новых данных не прибавилось. Однако надежда еще не потеряна. Все это выяснится осенью. Есть еще и другая литературная комбинация, возможность или невозможность которой выяснится также только осенью»[42]. Переговоры велись С. Н. Булгаковым в Кореизе близ Ялты.

Руководители и авторы журнала «Вопросы Жизни» С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, В. В. Водовозов, Е.Н. Трубецкой в подпольной, политической части своей жизни 1904–1905 гг. были деятельными участниками киевской группы либерально-демократического «Союза Освобождения» и потому вполне логично использовали страницы журнала для пропаганды своих политических пристрастий. В текстах соредакторов отчетливо выступало их недавнее прошлое: Булгаков заявил о своей «полной солидарности с русским марксизмом, поднявшим знамя экономического прогресса»[43], Бердяев признавался, что «практическое движение, связанное с марксизмом, имеет огромные задачи, оно очень жизненно, и значение его я оцениваю очень высоко»[44]. Отличие социал-демократии они видели в утверждении ее проекта на «абсолютных принципах», либо прямом соединении ее политической и экономической программы с «мистицизмом» (по мнению Н. А. Бердяева), либо религией, все более осознаваемой как конкретное христианство (по мнению С. Н. Булгакова). В связи с этим, общелиберальные «естественные права человека» дополнялись требованием свободы совести. Это требование, «в устах позитивиста имеющее чисто отрицательное значение», со страниц «Вопросов Жизни» приобретало над политический смысл «свободного торжества религиозной истины»[45].

Если Н. А. Бердяев за год существования журнала «Вопросы Жизни» заметно отходил от социальных формулировок, то С. Н. Булгаков, укрепившись в реформационных настроениях, не отступал от своей социально-политической программы. Единственное, что придавало динамику этой части его взглядов, так это «демократический либерализм». С. Н. Булгаков встал перед необходимостью вновь сформулировать свое политическое мировоззрение в программной работе об основах «христианской политики», тогда обнаружилось, что школа либерализма почти не отразилась на степени реализма его представлений. «Стремления к уничтожению коренной неправды капиталистического строя, которые, в общем и целом объемлются понятием социализма или коллективизма, – писал он, – должны быть без колебаний включены в требования христианской политики»[46]. Он ссылался и на шестой параграф Эрфуртской программы, признающей религию частным делом социал-демократа, и на слова В.Ф. Эрна о том, что «коммунизм должен быть признан нормой имущественных отношений», но осторожно объявлял «противохристианским» лишь политический индифферентизм вообще и в этой осторожности, наверное, состоял главный итог его эволюции в 1905 г.[47] Это явилось итогом противоречий между С. Н. Булгаковым и Н. А. Бердяевым. По причине ряда проблем журнал просуществовал недолго, всего лишь в течение года.

1905-й был особенным годом в жизни и творчестве С. Н. Булгакова. Он дважды участвовал в октябрьской демонстрации текущего года. «Лишь с началом революции, – писал он, – а вместе с нею всей русской катастрофы, с 1905 года, я стал, – вспоминал мыслитель, – преодолевать революционные искушения ‹…› Вспоминаю следующий символический жест: 18 октября 1905 года в Киеве я вышел из политехникума с толпой студентов праздновать торжество свободы, имея в петлице красную тряпицу, как и многие, но, увидав и почувствовав происходящее, я бросил ее в отхожее место. И мне открылось Евангелие со следующим текстом в ответ на мое немое вопрошание: „сей род изгоняется молитвой и постом“… В подготовке к революции, – утверждал С. Н. Булгаков, – участвовал и я, как деятель Союза Освобождения, и я хотел так, как хотел и хочет вся интеллигенция, с которой я чувствовал себя в разрыве в вопросах веры, но не политики… И так шло до 17 октября 1905 г. В этот день, – вспоминал впоследствии мыслитель, – с энтузиазмом почти обморочным, я сказал студентам совершенно безумную по экзальтации речь (из которой помню только первые слова: „века сходятся с веками“), и из аудитории Киевского политехникума мы отправились на площадь. Все украсились красными лоскутками в петлицах, и я тогда надел на себя красную розетку, причем, делая это, я чувствовал, что совершаю какой-то мистический акт, принимаю род посвящения. На площади я чувствовал совершенно явственно веяние антихристова духа: речи ораторов, революционная наглость, которая бросилась, прежде всего, срывать гербы и флаги, – словом, что-то чужое, холодное и смертоносное так оледенило мне сердце, что, придя, домой, я бросил свою красную розетку в ватер-клозет»[48]. К сожалению, на тот момент мыслитель не смог понять, что это означает.

В 1906 г. мыслитель переехал из Киева в Москву, где продолжил педагогическую деятельность в должности приват-доцента Московского университета. Его уход из Киевского политехникума был отнюдь не ясным. В письме к О.М. Гершензону от 8 июня 1904 г., он писал: «По требованию министерства внутренних дел мне было предложено уйти в отставку, но затем министерство финансов, которое не хотело скандала, сделало диверсию, и пока я остаюсь. Отставка предложена за общее направление и по совокупности, но последнею каплей была моя статья „С новым годом“ в 1-м номере „Юго-Западной Недели“, за которую последняя и была запрещена»[49].

В 1907 г. С. Н. Булгаков стал профессором политической экономии Московского коммерческого института, директором которого был выдающийся юрист того времени Павел Иванович Новгородцев (1866–1924).

Последние годы участия мыслителя в общественной жизни России были связаны с деятельностью его в качестве депутата Государственной Думы.

«Промелькнула Первая Государственная Дума: она блеснула своими талантами, но обнаружила полное отсутствие государственного разума, и особенно воли и достоинства перед революцией», – писал в последствии он[50]. Попасть в Государственную Думу С. Н. Булгаков смог в качестве беспартийного «христианского социалиста» от Орловской губернии. «Я получил, наконец, депутатское крещение, – писал мыслитель, – и четырехмесячное сидение в „революционной“ Государственной Думе»[51]. Деятельность мыслителя в Думе навсегда отстранила его от революции. «Из Государственной Думы я вышел таким черным, – вспоминал он, – как никогда не бывал. И это было понятно. Нужно было пережить всю безнадежность, нелепость, невежественность, никчемность этого собрания, – продолжал мыслитель, – в своем убожестве даже не замечавшего этой своей абсолютной непригодности ни для дела, утопавшего в бесконечной болтовне ‹…› Я не знал в мире места с более нездоровой атмосферой, нежели общий зал и кулуары Государственной Думы, где потом достойно воцарилась бесовская игрища советских депутатов. Разумеется, сам я не годен в депутаты»[52].

Вторая Государственная Дума явилась для С. Н. Булгакова «обличением лжи революции», разрушила окончательно его былой интерес к политической и общественной деятельности. Однако отношение к форме государственного устройства России и к царю оставалось прежним. «Я еще не стал монархистом», – утверждал он[53]. Рассуждая в это время о государстве, он писал: «Вопрос о монархии есть, в существе дела, вопрос любви или нелюбви (есть любовь в политике), я не любил царя. Мне был гнусен, разумеется, – продолжал мыслитель, – рев и рычание революционной Думы, но я ощущал как лакейство, когда некоторые члены Государственной Думы удостоились царского приема, где-то с заднего крыла»[54]. За время работы в Думе ученый симпатизировал взглядам русского политика, министра внутренних дел Петра Аркадьевича Столыпина (1862–1911).

«Я сохранил веру, что он (Столыпин) любит Россию, и, в конце концов, не солжет», – утверждал мыслитель[55]. Пришла очередь Третьей Государственной Думы, С. Н. Булгаков, участвовал в выборах, однако, в Думу не пошел. «За время Третьей Государственной Думы революция стихла, – писал в последствии он, – но зато подняла голову все решительнее и решительнее контрреволюция. Начались ликвидационные процессы ‹…› Россия экономически росла стихийно и стремительно, духовно разлагаясь»[56]. В это время С. Н. Булгаков оказался за бортом политики, но пока еще не приходит к Церкви, он оказывается между двух миров, «чужой среди своих, свой среди чужих, а, в сущности, нигде не свой».

«Я стал, – писал мыслитель, – по подлому выражению улицы, царист. Я постиг, что царская власть в зерне своем есть высшая сила природы власти, не во имя свое, но во имя Божие. Не хочу здесь богословствовать о царской власти, скажу только, что это чувство, эта любовь родилась в душе моей внезапно, молниеносно, при встрече Государя в Ялте, кажется в 1909 году, когда я его увидел (единственный раз в жизни) на набережной»[57]. У мыслителя возникает некое «мистическое чувство» любви к царю. Как вспоминала впоследствии Е.К. Герцык: «Проводя лето обычно в Крыму, под Ялтой (имение родителей жены), он не раз сталкивался с автомобилем царя, внезапно налетающим из-за поворота, и вид этого уже обреченного человека – злой судьбы России – пробудил в нем безмерную жалость – влюбленность. Всеми навыками радикальной политической мысли он знал неизбежность революции и гибели царизма, но сильнее этого изнутри жгло его чувство к несчастному помазаннику. При разговорах о царе – а возникали они тогда непрестанно – он болезненно морщился ‹…› В его думах о России, ее судьбе, судьбе царя был безумящий его ‹…› Быть может, и влечение к священству возникло в нем, прежде всего, как желание привести в гармонию свою слишком мятежную хаотичность»[58].

1907 г. стал знаковым для семьи Булгаковых тем, что по указу его императорского величества Николая II, в соответствии с которым «протоиерей Николай Васильевич Булгаков, состоял на службе, 6 мая 1897 г. всемилостивейше сопричислен к ордену св. Владимира 3-й степени, чрез что и приобрел потомственное дворянство»[59], прот. Н. В. Булгаков и его сыновья Сергей и Алексей Николаевичи Булгаковы, с их семьями, признаны потомственными дворянами с выдачей им и их детям свидетельств на данное достоинство.

В 1909 г. С. Н. Булгаков совместно с Николаем Александровичем Бердяевым (1874–1948), Петром Бернгардовичем Струве (1870–1944), Александром Соломоновичем Изгоевым (1872–1935), Семеном Людвиговичем Франком (1877–1950), Богданом Александровичем Кистяковским (1868–1920) и Михаилом Осиповичем Гершензоном (1869–1925) стал одним из авторов сборника статей о русской революции и интеллигенции − «Вехи», просуществовавшего один год. Идея создания сборника принадлежала выдающемуся историку, литературоведу и философу Михаилу Осиповичу Гершензону. Интересен тот факт, что одним из условий образования «Вех» было требование М. О. Гершензона не читать статей друг друга, соответственно не обсуждать их.

Сборник «Вехи» выходил в сложное и переломное для страны время, когда менялись не только государственный механизм, но и объединяющая национальная идея. Самым обсуждаемым стал вопрос о путях развития России: эволюционном и революционном. В «Вехах» активно обсуждались революционные события 1905–1907 гг.; давалась оценка их итогов; велся поиск виновников негативного характера развития революции; высказывались идеи будущего развития России.

Появление «Вех» вызвало в обществе широкий резонанс. К примеру, В. И. Ленин негативно оценивал их деятельность, заявляя: «Вехи – сплошной поток реакционных помоев, вылитых на демократию»[60]. Его сторонником можно назвать и П.Н. Милюкова, который в статье «Интеллигенция и историческая традиция» так оценил сущность сборника: «Я думаю, – писал он, – что семена, которые бросают авторы „Вех“ на чересчур, к несчастью, восприимчивую почву, суть ядовитые семена, и дело, которое они делают, независимо, конечно, от собственных их намерений, есть опасное и вредное дело»[61].

С 1909 г. начинают происходить перемены в мировоззрении ученого. С этого времени мыслитель находится под влиянием идей «христианской теократии»[62].

В 1906–1911 гг. наряду с политической деятельностью С. Н. Булгаков занимался и религиозно-философским творчеством. Проблемы, затронутые мыслителем в то время, свидетельствуют о необыкновенной широте и глубине его интересов. Пытаясь построить свои взгляды, мыслитель обращался к историческому опыту и достижениям Церкви. «Его обращенность к первохристианской Церкви, – по мнению монахини Елены, – не ставит своей целью непосредственно восстановить историческое пошлое, а стремится найти в нем вечные основания для обновленного мировоззрения, согласно с вечно живой традицией Церкви, для подвижнического служения в современном реальном мире и для подлинно христианского преображения жизни»[63].

С 1909 г. творческая деятельность мыслителя направлена на идеи построения «христианской теократии». Значительное место в научных исследованиях философа занимали проблемы, касающиеся вопросов взаимоотношения церкви и государства, церковных вопросов, но были также и статьи, посвященные анализу философских воззрений русских и иностранных мыслителей. К их числу можно отнести известную книгу по истории экономических и социальных учений, первый том которой «Очерки по истории экономических учений» был издан в 1913 г., а второй том – «История экономических учений» – в 1919 г.; «Свет Невечерний» – 1917 г.; «Православие. Очерки учения Православной церкви» – 1925 г. и другие.

В 1910 г. мыслитель познакомился с известным русским религиозным философом, священником, ученым, математиком, физиком, последователем В. В. Соловьева Павлом Александровичем Флоренским (1882–1937).

«В его научном облике, – впоследствии вспоминал С. Н. Булгаков, – всегда поражало полное овладение предметом, чуждое всякого дилетантизма, а по широте своих научных интересов он является редким и исключительным полигистром, всю меру которого даже невозможно определить ‹…› Я знал в нем математика и физика, богослова и филолога, философа, историка религий, поэта, знатока и ценителя искусства и глубокого мистика ‹…› Однако все, что может быть сказано по исключительной одаренности отца Павла (после его рукоположения в 1911 году), как и об его самобытности, и силу которой он всегда имел свое слово, как некое откровение обо всем, является все-таки второстепенным и несуществующим, если не знать в нем самого главного. Духовным же центром его личности, тем солнцем, которым освещались все его дары, было его священство»[64].

В этот период жизни мыслитель увлеченно изучал софиологическую концепцию о. Павла Флоренского, основу которой составляют два источника – христианский платонизм и православная традиция культа Святой Софии Премудрости Божией.

В. В. Зеньковский в своей книге по истории русской философии, характеризуя С. Н. Булгакова и его увлечение идеей Флоренского, писал: «По типу своей мысли, по внутренней логике своего творчества Булгаков принадлежит к числу „одиночек“ – он собственно не интересовался мнением других людей, всегда прокладывая себе дорогу сам, и только Соловьев и Флоренский вошли в его внутренний мир властно и настойчиво в мужественном и даже боевом складе ума у Булгакова – как ни странно – жила всегда женственная потребность „быть в плену“ у кого-либо; потому-то живая, многосторонняя личность Флоренского, от которого часто исходили излучения подлинной гениальности, имела столь глубокое влияние на Булгакова, что софиологическая концепция, развитая Флоренским, пленила впервые ум Сергея Николаевича именно в редакции Флоренского»[65].

В 1911 г. вышла в свет книга С. Н. Булгакова «Два Града», состоящая из двух томов, посвященная исследованию общественных идеалов, религии, культуре, содержащая в себе интересные и актуальные для нашего времени проблемы.

В то время мыслителем были написаны следующие работы[66]: «Карл Маркс как религиозный тип», «Народное хозяйство и религиозная личность», «Христианство и социальный вопрос», «О первохристианстве», «Первохристианство и новейший социализм», «Апокалиптика и социализм», «Религия человекобожия у русской интеллигенции» и др.

В отношении понятия государства С. Н. Булгаков оставался сторонником «христианской теократии», рассуждая про идеи построения земного рая. «Человечество, организованное в государство, есть земной бог ‹…› Государственность народобожия рано или поздно должна получить такого личного главу, который всем существом своим вместит притязания царства от мира сего»[67], – утверждал он. Идеальное государство, по его мнению, – это «мечта о Граде Божием, о грядущем царстве правды (под разными социалистическими псевдонимами) и затем стремление к спасению человечества»[68].

С. Н. Булгаков изучал идеи Вл. Соловьева о «всеединстве», а также его незаконченное учение о Софии, которые впоследствии стали основанием для написания им книги «Философия хозяйства», опубликованной в 1912 г., глава из которой «Мир как хозяйство» была представлена ученым в качестве докторской диссертации по политической экономии и защищена в Московском университете в том же году. Данная работа носит двойственный характер, с одной стороны – религиозный, с другой – это последняя работа мыслителя по экономике. В названной работе ученый проявил себя как «богослов в экономике и экономист в богословии». С этого момента наиболее важными вопросами для ученого становятся проблемы человечества, связанные с хозяйством, в частности, «смысл хозяйства», «Бог и хозяйство», «субъект хозяйства», «как возможен труд», «мир как хозяйство», «свобода и хозяйство». Как справедливо заметил один из современных ученых, исследователь творчества С. Н. Булгакова, Н. В. Сомин: «Он был и ученый-экономист, и богослов, парадокс „Философии хозяйства“ на лицо – там этика хозяйства не рассматривается. Что же касается науки, то позитивно-научный взгляд Булгаков заменяет метафизикой, но тоже этически нейтральной»[69]. В качестве субъектов хозяйства ученый ставил не человека, а человечество. «Хозяйство есть творческая деятельность человека над природой, – писал С. Н. Булгаков, – обладая силами природы, он творит из них, что хочет. Он создает как бы свой новый мир, новые блага, новые знания, новые чувства, новую красоту, – он творит культуру. ‹…› Рядом с миром „естественным“ созидается мир искусственный, творение человека, и этот мир новых сил и новых ценностей увеличивается от поколения к поколению…»[70]. Особое внимание мыслитель уделял не только человеку как субъекту Божественной воли, «человек есть творение в том смысле, что он осуществляет в себе мысль Божию о нем»[71], но и самому хозяйству, рассматривая его как «явление духовной жизни»[72].

Л. А. Зандер, отзываясь на указанное выше произведение философа, точно отмечал: «При чтении всех этих статей поражает та глубокая честность, с которой Сергей Николаевич относится к изучаемым и критикуемым доктринам и мыслителям; она выражается, во-первых, в беспристрастном научном подходе, во-вторых, в желании понять противника in bonam partem, в-третьих, в неизменном выделении всего того, что имеет вечное значение»[73].

С 1911 по 1917 г. С. Н. Булгаков занимался исключительно творчеством, написанием статей. Одним из знаковых произведений того периода считается «Свет Невечерний» (1917), где ученый рассуждал о проблемах природы религиозного сознания, определял «Божественное Ничто», «тварность мира и софийность твари», устанавливал природу власти и сущность теократии.

Особую роль в жизни и творчестве мыслителя сыграл 1917-й. Этот год в России был наполнен рядом событий: во-первых, падение царской власти; во-вторых, осуществление пролетарской революции и возникновение Советской России; в-третьих, созыв Всероссийского Поместного Собора, на котором восстановилось Патриаршество, и Патриархом Московским и всея Руси был избран митрополит Московский Тихон (1865–1925). Роль этого человека достаточно велика для нашего государства, так как ему пришлось руководить церковной сферой в непростое время – революция, гражданская война, разруха не только в обществе, но и в умах людей, время гонения государственной властью, как самой Церкви, так и православных. «Российская Православная Церковь ‹…› должна быть и будет Единой Соборной Апостольской Церковью, и всякие попытки, с чьей бы стороны они ни исходили, ввергнуть Церковь в политическую борьбу должны быть отвергнуты и осуждены», – полагал митрополит Московский Тихон[74].

С. Н. Булгаков участвовал в деятельности Собора, избирался его членом как представитель духовных учебных заведений Москвы. По поручению Патриарха Тихона Булгаков выступил с речью на первом Всероссийском съезде духовенства и мирян, подготовил доклад о правовом положении Церкви в государстве, об отношении Церкви к государству.

В 1917 г. мыслитель был избран ординарным профессором политической экономии Московского университета. Перед ним открылись интересная научная карьера и широкие возможности общественно-политической деятельности. При всем этом мысли С. Н. Булгакова были направлены на иное, все сильнее давали о себе знать «тоска по Церкви», желание вернуться в Отчий дом, вплоть до принятия священства, желание активно участвовать в богослужении и жизни Церкви. «Мне становилось недостаточно смены „мировоззрения“, – вспоминал мыслитель, – „левитская“ моя кровь говорила все властнее, и душа жаждала священства, рвалась к алтарю»[75]. Принятие священства профессором Московского Университета, доктором политической экономии являлось в то время не просто скандалом, а безумием. С. Н. Булгаков все же нашел в себе смелость.

В январе 1918 г. в Москве мыслитель получил страшное известие, связанное с обстрелом Ялты большевиками, где находилась его семья. «Я оставался один перед лицом Божиим, – вспоминал впоследствии он, – и тогда я почувствовал, что меня уже ничего не удерживает и нет оснований откладывать то, что я вынашивал в душе, по крайней мере десятилетие»[76].

Именно в этот период С. Н. Булгаков решил осуществить свою мечту и обратился к одному из московских викариев к Преосвященному Феодору, епископу Волоколамскому, ректору Московской Духовной академии, который несколько лет тому назад рукополагал отца Павла Флоренского. «Вы в сюртуке нам нужнее, чем в рясе», – заявил Патриарх Тихон на просьбу мыслителя[77].

10 июня епископ Волоколамский Феодор в Даниловском монастыре в Москве совершил рукоположение С. Н. Булгакова в диаконы, а 11 июня в присутствии священника Павла Александровича Флоренского (1882–1937) и общественных деятелей Вячеслава Ивановича Иванова (1866–1949), Михаила Осиповича Гершензона (1869–1925), Николая Александровича Бердяева (1874–1848), Евгения Николаевича Трубецкого (1863–1920), Льва Исааковича Шестова (1866–1938) и других – в иереи.

«Страстная седмица перед рукоположением состояла для меня в умирании для этой жизни, которое началось для меня с принятием моего решения, – писал впоследствии отец Сергий, – это умирание есть вольное, но и неизбежное ‹…› Это была как бы длительная агония, каждый день приносил новые переживания, и то были муки, которых невозможно описать. Но не было ни одного мгновения, когда мелькнула бы мысль об отступлении ‹…› Оно для меня неожиданно и непроизвольно возникло и как-то тлело и, тлея, жгло меня. Эта мука духовного рождения была великая милость Божия»[78].

Принятие церковного сана было тяжелым этапом в жизни мыслителя, в одном из писем к своему другу П.А. Флоренскому, С. Н. Булгаков писал: «Я священник теперь и только священник: все остальное во мне затихло и замерло, если, впрочем, и было чему замирать. Ведь теперь-то я хорошо знаю, что все профессорство мое и научность было лишь одним недоразумением в смысле отсутствия этой стихии»[79].

Как сказал впоследствии Г. В. Плеханов: «И вот г. С. Булгаков возвратился сознательно к вере детских дней, вере в распятого бога и его евангелие, как к полной, высочайшей и глубочайшей истине о человеке и его жизни»[80].

Третий период (1919–1944) в жизни и творчестве С. Н. Булгакова связан со временем эмиграции, написанием религиозно-философских произведений.

Через две недели после рукоположения в сан священнослужителя С. Н. Булгаков покинул Москву навсегда. Правительство того времени обвинило отца Сергия в политической неблагонадежности и на основании действующего в то время уголовного законодательства, С. Н. Булгаков подлежал бессрочной высылке с территории России без права возвращения. Сам мыслитель оценивал эту ситуацию так: «Эпопея моей высылки началась еще 7 сентября все пережитое за эти три месяца было и настолько кошмарно по своей жестокой бес смыслите, и вместе так грандиозно, что я сейчас еще не могу еще ни описать, ни даже до конца осознать. Но это дало последний чекан свершившемуся в душе и облегчило до последней возможности неизбежную и – верю – спасительную экспатриацию. Страшно написать это слово, мне, для которого еще два года назад, во время всеобщего бегства, экспатриация была равна смерти. Но эти годы не прошли бесследно я страдал и жил, а вместе и прозрел, и еду на Запад не как в страну „буржуазной культуры“ или бывшую страну „святых чудес“, теперь „гниющую“, но как в страну еще сохраняющейся христианской культуры „Россия“, гниющая в гробу, извергла меня за ненадобностью, после того, как выжгла на мне клеймо раба»[81].

Началась эмиграция. Первым пунктом, где обосновался С. Н. Булгаков, был Симферополь. О педагогической деятельности С. Н. Булгакова в Симферополе мало что известно. Сам он сообщил лишь о том, что его исключили из числа профессоров Симферопольского университета «по занятии его большевиками»[82]. Помимо этого он активно занимался и научной деятельностью, размышлял над судьбами исторической христианской Церкви с ее вероисповедными различиями. Он пришел к выводу, что не настало еще время для справедливых взаимных отношений между восточным и западным христианством, однако, полагал, что живая церковность должна ставить своей задачей церковную любовь во взаимном общении во имя грядущего воссоединения христианских Церквей. Этот период творчества мыслителя можно назвать экуменистическим. В это время С. Н. Булгаков выступил с докладом на тему: «Основания экуменизма», который впоследствии был опубликован в журнале «Русский Путь» (1938–1939, № 58, с. 3–15). Смысл идей мыслителя заключался в том, что существует Единая Святая Церковь, как некая действительность, как «Una Sancta», которая едина, неразделенная на части. «Так именно изображается Церковь в посланиях апостольских: как единое Тело Христово и в то же время неопределенная множественность церковных общин, или „церквей“», – полагал мыслитель[83].

В 1922 г. чешское правительство разрешило въезд в Чехословакию русским ученым, обеспечило их скромное существование в Праге. Благодаря активной деятельности П.И. Новгородцева, знаменитого юриста того времени, 18 мая 1922 г. при Пражском государственном университете был организован Русский научный институт. С. Н. Булгаков, проживавший в то время в Константинополе, в мае 1923 г. переезжает в Чехословакию, где в период с весны 1923 г. до лета 1925 г. становится профессором церковного права и богословия на юридическом факультете Русского научного института в Праге. 30 мая 1923 г. мыслитель выступил с лекцией на тему: «Церковное право и кризис правосознания»[84]. В то же время он объединял вокруг себя молодежь и стал организатором Братства святой Софии в Чехословакии, одновременно с этим опубликовал ряд научных статей.

28 апреля 1924 г. произошла встреча мыслителя с профессором В. В. Зеньковским (1881–1962) и доктором Джоном Мотом (1955–1965), в ходе которой обсуждался проект создания Православной Духовной академии в Париже.

В декабре 1924 г. С. Н. Булгаков участвовал в Лондонской конференции, целью которой стал сбор денежных средств на создание Духовной академии. Во время поездки в Лондон мыслитель успел побывать в Германии и увидеть Дрезденскую галерею, встретиться с «Сикстинской мадонной».

В 1925 г. Митрополит Евлогий (Георгиевский Василий Семенович 1868–1946), назначенный Патриархом Тихоном для возглавления Русской Православной Церкви в Западной Европе, решил создать в Париже (кроме существовавшего Александро-Невского приходского храма) новый приход и осуществить реорганизацию Духовной академии, намеченную им еще в 1924 г. в Праге совместно с В. В. Зеньковским, С. Н. Булгаковым и Дж. Моттом. Так был создан Свято-Сергиевский православный богословский институт в Париже. В этот период времени мыслитель занимался изучением софиологии («учение о Софии – Премудрости Божией»).

В период с 1925 по 1944 г. С. Н. Булгаков работал в богословском институте в качестве профессора догматики, Ветхого Завета и христианской социологии. Затем с 1931 года он стал инспектором института, а с 1940 по 1944 г. – деканом.

Творчество мыслителя того времени носило исключительно религиозный характер. К числу наиболее значимых произведений можно отнести: «История экономических учений» (1919), «Православие. Очерки учения православной церкви» (1925), Дневник духовный (1925), «Свв. Петр и Иоанн. Два первоапостола» (1926), «Основания экуменизма» (1938) и другие.

1927–1936 гг. являются тяжелым испытанием в жизни мыслителя. Дело в том, что его обвиняют в ереси, якобы «учение Булгакова о Софии – Премудрости Божией – нецерковно и противоречит церковному учению». Подозрение в ереси со стороны церковных представителей в отношении мыслителя не снято по сей день. Однако при всем этом отец Сергей продолжал служить церкви до конца своей жизни. В годы Второй мировой войны, живя в Париже, С. Н. Булгаков, всегда преданный России, с глубокими патриотическими чувствами наблюдал за течением военных событий, радовался каждой победе. Мыслитель не дожил до дня Победы. Он скончался в ночь с 5 на 6 июня 1944 г. Похоронен на русском православном кладбище Сент-Женевьев-де-Буа недалеко от Парижа.

Таким образом, на основе анализа жизни и творчества С. Н. Булгакова можно выделить три основных этапа в развитии государственно-правовых взглядов ученого: первый – марксистский (1896–1901) – период увлечения марксистскими идеями и появления ряда работ, основанных на марксисткой концепции государства и права; второй – социальной политики (1901–1918) – период создания концепции «христианского социализма», время участия в политической жизни страны с целью практической реализации идей «христианского социализма»; третий – религиозно-философский (1919–1944) – время эмиграции, появление работ по теологическим проблемам.

Обращение С. Н. Булгакова к государственно-правовой проблематике относится в основном к первым двум периодам. Первый период (1896–1901) связан с увлечением С. Н. Булгакова марксистскими идеями. На наш взгляд, знакомство мыслителя с марксистскими идеями произошло в период обучения в Елецкой мужской гимназии. В период с 1888 по 1901 г. ученый находился под влиянием идей марксизма, который заменил ему религиозное мировосприятие, в котором он был воспитан, и которое не удовлетворяло его запросы, его жажду мирской справедливости. В работах марксистского периода С. Н. Булгаков определял государство как организацию классового господства. Государство, по его мнению, с одной стороны, может быть подходящим инструментом для соблюдения прав различных классов, и с другой, это политическая организация, выгодная для определенного класса в одну эпоху, становящаяся тесной для него позднее. Право воспринималось С. Н. Булгаковым в марксистский период как внешняя оболочка социального способа производства.

Начало ХХ века связано с переходом мыслителя от марксистских взглядов к идее «христианского социализма». Поэтому второй период (1901–1918) связан с созданием С. Н. Булгаковым концепции «христианского социализма», временем участия в политической жизни страны с целью реализации идей «христианского социализма». Главная цель христианской политики – проведение церковной реформы, суть которой состоит в отделении церкви от государства, «в разрыве союза между православием и самодержавием, возрождении церковно-общинной жизни». В вопросах познания природы права С. Н. Булгаков был сторонником философии В. С. Соловьева, разделявшего идеи естественно-правовой теории. С. Н. Булгаков полагал, что высшей нормой личной морали является «заповедь любви к ближнему». Эта норма выступает в качестве одного из признаков социальной политики, а, следовательно, означает требование справедливости, «признания за каждым его права». Любовь к ближнему нужно понимать как равное отношение граждан друг к другу, справедливость как само собою разумеющееся. Естественное право как идеальная и абсолютная норма оценки положительного права сводится, по С. Н. Булгакову, к нескольким морально-правовым аксиомам – идеям «свободы, равенства и справедливости».

2.1. С. Н. Булгаков о феномене государства

Как известно, государство – сложное и многомерное общественное явление. Среди ученых, занимающихся исследованием этого феномена, никогда не было не только единства, но даже общности взглядов в отношении его понятия. За время существования юридической, философской и политической наук были созданы десятки различных теорий. Вместе с тем споры о природе государства, причинах, истоках и условиях его возникновения продолжаются и по сей день. Как верно заметил Л. Гумплович «…сколько существовало государствоведов и философов, столько существовало и определений государства»[85].

В рамках данной главы мы попытаемся реконструировать взгляды С. Н. Булгакова на феномен «государство», учитывая тот факт, что представления мыслителя об указанном явлении были весьма динамичны и зависели от эволюции его мировоззрения. Становление С. Н. Булгакова как ученого-правоведа пришлось на период доминирования в общественном сознании идей марксизма, не обошедших его стороной.

В первых работах[86] С. Н. Булгакова наблюдается влияние идей марксизма. М.Р. Элоян, занимающаяся исследованием творчества философа, отмечает, что притязания этого учения на то, что оно открыло закономерности развития общества, точно знает те закономерности, которые ведут общество к прогрессу и процветанию[87]. В «„Капитале“, – писал С. Н. Булгаков, – эти законы как раз найдены»[88]. Нельзя не согласиться с Е. Я. Засядь-Волк, что «принимая и экономические, и философские концепции К. Маркса, как нечто абсолютное, С. Н. Булгаков старался быть максимально последовательным, доводить любые марксистские идеи до их логического завершения»[89]. На наш взгляд, увлечение С. Н. Булгакова марксизмом было связано не только с его экономической составляющей, но и поиском путей государственно-правового развития.

Суть марксистского подхода в понятии государства и права состояла в понимании их в качестве надстроечных элементов к экономической структуре общества, опирающихся на «реальный базис» (экономику) и полностью зависящих от неё. Марксизмом утверждалось, что «настоящий базис» (экономика) всегда остается первичным и определяющим моментом для политической и юридической надстройки. Это – общий закон. Конкретные его воплощения от эпохи к эпохе меняются. Социальные, политические, духовные процессы в обществе согласно теории марксизма обусловлены способом производства. Конечные причины всех общественных изменений и политических переворотов, отмечал Ф. Энгельс, «надо искать ‹…› в изменениях способа производства и обмена»[90].

В марксизме движущей силой истории, одной из закономерностей существования общества выступает классовая борьба, сущность жизни общества не может быть объяснено и понято вне контекста классовой борьбы. По мнению Л. С. Мамута, «в значительной мере из-за нее аппарат государства оказывается учреждением, легитимно осуществляющим целенаправленное насилие в обществе»[91]. Представление государства в качестве органа «институционализированного насилия „подсказывается“ Марксу и Энгельсу их представлением об истории цивилизованного общества как процессе, в основном „сотканном“ из антагонизмов, стимулируемом борьбой противоположностей, наполненном стихией всяческих битв (внешних и внутренних)»[92].

В «Манифесте Коммунистической партии» указано, что достигший своего политического господства пролетариат реализует тираническое вмешательство не только в право собственности, но и в буржуазные производственные отношения, концентрирует все орудия производства в руках государства. Пролетариат «в качестве господствующего класса силой упраздняет старые производственные отношения»[93]. Пока все производство не сконцентрируется в руках «ассоциации индивидов», публичная власть сохраняет свой политический характер. «Политическая власть в собственном смысле слова – это организованное насилие одного класса для подавления другого»[94]. Государство, согласно марксистским представлениям – это аппарат насилия, где право и государство едины, роль каждого из них можно распознать только через их взаимообусловленность. По мнению К. Маркса, насилие является «повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым. Само насилие есть экономическая потенция»[95]. По мнению В. И. Ленина, государство – это «особая организация силы», «организация насилия для подавления какого-либо класса»[96]. Государство, по его мнению, это машина «для поддержания господства одного класса над другим»[97].

В работах марксистского периода С. Н. Булгаков определял государство как организацию классового господства. Государство, писал он, может быть «подходящим инструментом для охранения интересов различных классов, и наоборот, известная политическая организация, выгодная для данного класса в одну эпоху, становится тесна для него позднее»[98].

Оно «есть известная организация общества, оно есть нечто, стоящее над обществом»[99]. Если общество состоит из классов, а отношение классов – это борьба, то государство, – считал он, – «это организация борьбы классов, при чем, коль скоро в этой борьбе очевидна победа и господство принадлежат какому-нибудь классу, то, естественно, в руках этого класса государство превращается в орудие классового господства»[100]. Форма государства, считал С. Н. Булгаков, является вопросом второстепенной важности и «лишь практической целесообразности форма господства: господствует ли данный класс непосредственно через своих представителей в парламенте, или же он не принимает никакого непосредственного участия в правлении, – образ правления может быть совершенно неограниченным, и, тем не менее, характер политики будет интересами господствующих в обществе классов, от которых фактически всякое правительство зависит»[101].

Основная прогностическая идея К. Маркса относительно государства заключалась в том, что с полной победой рабочего класса, то есть устранением частнособственнических отношений, классовое господство пролетариата закончится. «Государство, – отмечал К. Маркс, – появляется только на определенной ступени развития общества, оно опять исчезнет, как только общество достигнет до сих пор еще не достигнутой ступени»[102]. Такой позиции придерживался и Ф. Энгельс, по мнению которого, «государство есть лишь преходящее учреждение, которым приходится пользоваться в борьбе, в революции, чтобы насильственно подавить своих противников ‹…› пока пролетариат еще нуждается в государстве, он нуждается в нем не в интересах свободы, а в интересах подавления своих противников, а когда становится возможным говорить о свободе, тогда государство как таковое перестает существовать»[103].

С. Н. Булгаков в отличие от марксистов выступал не с идеей уничтожения государства, а преобразования его в соответствии с определенными требованиями, главными из которых выступают экономические, то есть организация производства, экономический строй.

При этом он полагал, что государство может воздействовать на экономику, предлагая концепцию государственного управления хозяйством. Государственное воздействие на экономику, по его мнению, должно способствовать её развитию, уменьшению зависимости людей от классов собственников, устранению экономического гнета. Индивидуальные формы организации хозяйства должны сохраняться и сочетаться с государственными.

Суждения мыслителя вызвали критику в кругах русских марксистов. Вольное, «интеллигентское» толкование марксизма С. Н. Булгаковым вызвало бурное негодование у В. И. Ленина, писавшего про него: «Такой вздор, сплошной вздор и такая бесконечная профессорская претенциозность, что это черт знает что такое ‹…› Посмотрим как он кончит»[104]. Кроме того, в одном из своих писем В. И. Ленин отмечал, что «собственных воззрений Булгакова, как сколько-нибудь связной системы, совершенно не видно. Будь у человека сколько-нибудь чувство партийности, сознание ответственности перед всеми Genossen (товарищами) и перед всей их программой и практической деятельностью, он бы не решился так „наскакивать“, ничего сам не давая, а лишь обещая ‹…› Он чувствует себя, очевидно, свободным от всяких товарищеских обязанностей и ответственности, „свободным“ и индивидуальным представителем профессорской науки»[105].

Г. В. Плеханов назвал мыслителя «временным марксистом», отмечая: «Булгаков, враждебный к рабочему движению и социализму, требует от них доказательств того, что не может быть доказано»[106].

С. Н. Булгаков, как и другие сторонники марксистской идеологии, выступал за революционный путь преобразования государства. Революция воспринималась им как акт освобождения русского народа, спасения русского государства от разложения. Мыслитель приветствовал революцию, усматривая в ней благо для России, которое содержало в себе предпосылки для обновления русского общества.

В отношении формы государства марксисты выступали за республику в форме диктатуры пролетариата. С. Н. Булгаков также был сторонником республиканской формы правления. «Русская революция, – считал он, – наглядно показала, что монархических чувств в русском народе уже нет. Монархия может явиться только плодом иноземного вмешательства и сразу же утратит свой народный характер, – писал мыслитель, – а отсюда следует, что надо искать здоровых форм народоправства, в виде республиканского парламентаризма, который освободит нас от тисков социальной тирании и олигархической диктатуры»[107].

По мере развития революции радикализм С. Н. Булгакова стал гаснуть. В 1903 г. он стал членом Союза Освобождения – политической партии, программными целями которой выступили:

1. формирование конституционной монархии в России;

2. всеобщее избирательное право;

3. право народностей на самоопределение;

4. принудительное отчуждение частновладельческих земель[108].

Однако в отличие от программных целей Союза Освобождения, С. Н. Булгаков и в этот период оставался сторонником республиканской формы правления.

Фактические события 1905–1907 гг., показавшие сущность первой русской революции, потрясли С. Н. Булгакова и вызвали душевный перелом и переоценку многих идей. «Я постиг мертвящую сущность революции, – заявлял он, – по крайней мере, русской, как воинствующего безбожия и нигилизма ‹…› с революцией было нам не по пути, – продолжал мыслитель, – пока Россией правила черная сотня, казалось оправданным бытие красной сотни. Постепенно, по мере того, как выявилась духовная сущность русской революции в истории 1905–1907 годов, для меня, – резюмировал С. Н. Булгаков, – становилась, невозможна всякая связь с ней»[109].

В то время вышел сборник статей ученого «От марксизма к идеализму», который, по мнению Т. С. Юдиной, можно охарактеризовать как попытку «синтеза критического переосмысленного учения К. Маркса и идеалистической философии с целью формирования целостного мировоззрения с помощью сочетания веры, разума и опыта для осуществления „христианской политики“»[110].

Сам С. Н. Булгаков оценивал сложившуюся ситуацию следующим образом: «Почва постепенно уходила у меня из-под ног, – писал он, – от здания, которое еще недавно казалось столь стройным и цельным, остались одни стены конечно, известные социально-политические требования, которые выставляются жизнью, сохраняют свое значение и вне всякой теории и, в этом смысле, стоят выше теоретических контроверз. Но, тем не менее, мыслящий человек естественно стремится осмыслить эти разрозненные требования – одухотворить их единством мировоззрения и идеала. И это-то единство, которое прежде давалось марксизмом, теперь было утрачено ‹…› Теперь спрашивается, чем же заменить прежнее мировоззрение и заполнить образовавшуюся пустоту? Можно ли найти выход из „кризиса марксизма“? Во всяком случае, очевидно, что необходимы новые усилия идейного творчества, новые искания ‹…› Все имеет такой вид, как будто ничего не изменилось, и „кризис в марксизме“ из острого становится хроническим»[111].

К завершению 1905 г. С. Н. Булгаков стал искать «внереволюционный» путь развития государства, «свободный, – по его мнению, – от красной и черной сотни культурный центр, опираясь на который можно было бы освободить царя от революции»[112].

В этот период С. Н. Булгаков, приемлил только эволюционный способ развития государства, в основе которого заложены легальные формы и методы преобразования. На первое место в его трудах выходила проблема политики, взаимоотношения церкви и государства. «Революцию я пережил трагически, – вспоминал ученый, – как гибель того, что было для меня самым дорогим, сладким, радостным в русской жизни, как гибель любви»[113].

Идея «христианского социализма» возникла в конце 1905–1906 гг. Это время можно охарактеризовать как период активной творческой деятельности мыслителя, результатом которого стал проект «Союза христианской политики», основные идеи которого получили выражение в статье С. Н. Булгакова «Неотложная задача»[114]. Согласно положениям деятельности данной организации, философ считал необходимым: во-первых, воспитание христианской общественности. Необходимо, писал он, – «понять политическую деятельность как религиозное делание, исполнение заповеди Божией»[115]. Во-вторых, объединение в Союзе «всех, разделяющих и сходно понимающих основные задачи христианской политики, без различия конфессиональных убеждений и отношения к той или иной церковной организации»[116]. В-третьих, «политическое и экономическое, освобождение личности»[117]. В-четвертых, борьба с «философско-религиозными атеистическими идеями»[118]. В-пятых, «создание литературы и газетной прессы, распространяющих идеи христианской общественности»[119].

По мнению Е. М. Селезневой, для создания христианской партии «С. Н. Булгаков называет в качестве главной причины, делающей создание такой партии настоятельно необходимым, культурный раскол в русском обществе, который нужно преодолеть»[120]. Задачами христианской партии должны были стать формирование нового религиозного сознания, признающего преобразующую роль религии. В этот период С. Н. Булгакова начинают волновать проблемы сущности государства, его цели и задачи. Идеалом для него становится государство «христианского социализма».

Рассуждая о государстве, ученый отмечал, что «естественный идеал христианства есть свободный союз людей, объединенных любовью в церкви, т. е. идеал безвластия (но в, то, же время и теократический: свободная теократия). Идеал церкви, основанной исключительно на нравственных и религиозных отношениях, чуждых всякого принуждения, есть идеал, вне всякого мнения, существенно анархический. Но этот идеал, сохраняя значение абсолютной нормы, не мог быть осуществлен в жизни благодаря коренной порче человеческой природы, о которой учит нас христианство и которая является неоспоримой и опытной истиной. Притом, пока человечество состоит не из одних только христиан (и притом не по имени только, но и по существу), до тех пор государство сохраняет свои права на существование, – продолжал мыслитель, – если же невозможно индифферентное отношение к вопросам государственности и неосуществимо фактическое ее отрицание, – рассуждал С. Н. Булгаков, – то, очевидно, для христианина остается только один исход: в меру сил и исторических возможностей содействовать тому, чтобы подчинять государственного Левиафана христианским задачам, стремиться к его внутреннему просветлению, заставляя его служить христианским идеалам в приближении к абсолютному идеалу свободы личности, общечеловеческой любви»[121].

Христианской формой правления в этот период С. Н. Булгаков считал республику. «Если мерить их по степени приближенности к идеалу, то христианской формой правления, – полагал он, – по преимуществу является никоим образом не деспотический автократизм татаро-турецкого типа, возведенный в ранг Византией и раболепствующей официальной церковью, но федеративная демократическая республика, как это хорошо понимали в свое время английские диссиденты, эмигрировавшие в Америку»[122].

Для реализации своих теоретических идей С. Н. Булгаков баллотировался в Государственную Думу, и стал ее депутатом второго созыва (с 20 февраля по 2 июня 1907 г.). Работа во Второй Государственной Думе дала ему политический опыт, который стал переломным моментом, окончательно разрушившим его утвердившиеся государственные взгляды и иллюзии.

На заседаниях С. Н. Булгаков выступал с критикой государственной власти в России. «Депутат Булгаков, – отмечал В. И. Герье, – усматривал ужас положения именно в том, что власть вызывает не только недоверие, но прямо чувство ненависти, – а это ненормально в здоровом государстве власть должна поднять свой престиж, и в России должна создаться власть – носительница права, которая обладала бы моральным авторитетом»[123].

Однако С. Н. Булгаков выступал за сохранение авторитета государственной власти, как явления необходимого. Философ отмечал: «Вопрос борьбы с правительством, то при этом смешивали следующее: борьба с правительством в смысле борьбы с существующими представителями власти – одно, а борьба с авторитетом правительства в стране – совершенно другое. Мы можем быть недовольны тем или другим правительством; но правительство, обладающее моральным авторитетом, нам нужно, и создать такое правительство есть наша задача»[124].

После революционных событий, активной политической деятельности, участия в работе Государственной Думы, в жизни С. Н. Булгакова наступает период осмысления произошедших в России перемен.

В 1909 г. мыслитель стал одним из редакторов сборника «Вехи», в котором принимали участие выдающиеся русские философы, экономисты, публицисты: Н. А. Бердяев, П. Б. Струве, А.С. Изгоев, С. Л. Франк, Б. А. Кистяковский и М. О. Гершензон. На страницах журнала активно обсуждались революционные события 1905–1907 гг.; давалась оценка их итогов; велся поиск виновников негативного характера развития революции; высказывались идеи будущего развития России.

Именно со страниц этого журнала стало видно, что часть российской интеллигенции возвращалась к Богу, увидев главную причину революционных потрясений в атеистическом нигилизме российской интеллектуальной элиты. «Россия пережила революцию, – писал С. Н. Булгаков, – эта революция не дала того, чего от нее ожидали ‹…› Русское общество, истощенное предыдущим напряжением и неудачами, находится в каком-то оцепенении, апатии, духовном разброде, унынии ‹…› Революция поставила под вопрос самую жизнеспособность русской гражданственности и государственности; не посчитавшись с этим историческим опытом, с историческими уроками революции, нельзя делать никакого утверждения о России»[125]