Лес. Книга 1 бесплатное чтение
Предисловие
Вы жили когда-нибудь в лесу? Прежде, чем ответить на этот вопрос, оглядитесь вокруг. Что Вы видите? Многоквартирные дома или придорожные усадьбы при гонимых стихиями деревьях и неуступчивых скалах? Толпы несущихся куда-то людей или задумчивого седовласого мужчину в дорогом костюме, склонившегося над чашкой кофе за витриной ресторана? Или же Вы сейчас у экрана мобильного телефона и радуетесь бодрящей трели своего талантливого кумира, которого периодически прерывает нелепый крик одержимого вниманием или наживой обывателя? А может, Вы в аэропорту и видите людей, которые собираются мигрировать в далекие страны за местом под солнцем более ярким, чем есть у них сейчас? Как бы там ни было, все эти люди одержимы своим основным инстинктом: выживанием. Так Вы уверены, что никогда не жили в лесу?
Эта книга о людях, где нет самих людей. Как и нет всех тех железок и тряпок, за которыми человек привык скрывать свое истинное начало. Где выживет сильнейший, а не тот, кто переступает через придуманные человеческим мозгом нормы и правила современного мира, наживаясь на доверии себе подобных. Книга заставит Вас задуматься о том, какое звено Вы занимаете в пищевой цепи, формирующейся нынешним обществом. Вы окунетесь в мир хаоса и борьбы за выживание лесных обитателей, которым человек ничуть не уступает в инстинктах, а в чем-то даже и превосходит их.
В современном мире, мире людей, ведется та же борьба за выживание, в которой утоляют голод деньги, а не плоть или растения. И в нем Вы жертва своих пороков и инстинктов. Однако стоит ли усложнять понимание своей сущности этим непростым миром, который придумали для себя люди? Когда можно разобраться на примере жизней тех обитателей нашей планеты, поведению которых уподоблялся человек на протяжении всей своей эволюции. Подумать о любви, семье, изменениях климата, жажде власти, миграции, закрыв глаза на навязанные современными реалиями ценности. Оглядитесь. И попробуйте ответить на вопрос, кто Вы в этом мире, если не побоитесь себе в этом признаться. Добро пожаловать в лес.
Глава 1
– В чем дело, Лея?
– Вчера было совершено нападение на муравейник в нашем лесу.
– Опять они?
– Да.
– И?
– Ничего нового. Очередная изощренная уловка наших так называемых хозяев. Их безнравственное отношение к инстинктам борьбы за выживание этих насекомых. Ты же знаешь, как вкалывают муравьи всю свою сознательную жизнь, и не только для собственного выживания, но и на благо нашей среде обитания. Я не говорю уже об их приспособляемости и жертвенности ради общего дела внутри колонии.
– Давай не будем забывать, что у них своеобразный подход к выполнению своих обязанностей как внутри колонии, так и за ее пределами. Чего только стоит их взаимоотношение с представителями других видов муравьев и их семьями.
– Что ты имеешь в виду?
– Разве ты не помнишь, сколько этих насекомых в прошлом году кочевало по лесу в поисках приюта? В противном случае им пришлось бы работать до конца своих дней на муравьев из других, более сильных колоний, активно заселявших тогда юг леса.
– Да, но так цинично кормиться на их доверии, как это сделал в очередной раз один из рода косолапых… Это наглость, тебе не кажется?
– А что он сделал?
– Разлегся с высунутым языком возле одного из муравейников и нагло стал манить к себе этих трудяг. Они и ломанулись, облепив язык медведя со всех сторон. Дальше, думаю, ты и сама догадалась, что произошло.
– И что же в этом такого? Мне и самой доводилось видеть подобное на центральной поляне. И тогда меня удивила не столько наглость медведя, сколько безрассудное поведение муравьев, которые уж никак не ради собственного выживания или выживания своей колонии лезли к нему в пасть. Скорее, из корыстных побуждений.
– Но ведь это неправильно. Неужели им мало орехов, ягод и грибов в нашем лесу? Меня возмущает поведение медведей в последнее время, и это мнение разделяют все больше и больше лесных обитателей. А их прошлогодний скандал с пчелами? Немыслимо с позиции безразмерной силы задавать тон борьбе за выживание. А именно так поступают с нами как медведи, так и другие хищники.
– Не тебе жаловаться на кого-то из них, Лея. Вы, кукушки, и свои жизни особо-то не цените, не говоря уже о птенцах, которых отдаете на воспитание чужим родителям. Чего уж там вспоминать о нормах и правилах поведения хищников. Так что, прежде чем осуждать медведей, ты бы подумала о целесообразности нахождения собственного вида в нашем лесу, подающего дурной пример остальным его обитателям.
– Начинается, – отведя взгляд в сторону, проронила Лея. – От вас, дроздов, и самих пользы не дождешься. Только и умеете, что заводить трели на вечерней заре…
Голоса споривших птиц постепенно начали переходить в крики, привлекая к себе все больше внимания посетителей центральной поляны в весеннем лесу.
Довольно стремительно преобразилось излюбленное место темпераментных обитателей леса с тех пор, как здесь растаял последний снег. Своенравное солнце, всю зиму дразнившее блеклым дневным светом обнаженные ветви замерзших деревьев, пресекло попытки зимы удержать февральские морозы и растопило снежный покров к началу весны, напоив талой водой корни возвращавшихся к жизни деревьев и разбудив теплом лучей невыспавшихся насекомых.
Сегодня навязчивые солнечные лучи уже открыто заигрывали с пожелтевшими соцветиями раскидистого клена, к которому один за другим охотно подлетали шмели.
К началу весны это было ничем не приметное дерево с голыми ветвями, растерявшее прошлогодней осенью свои семена. И выглядел клен тогда совершенно опустошенным после зимней спячки, в то время как на другой стороне поляны у реки уже вовсю красовалась пуховыми сережками ива, готовая в любой момент преобразить их в источающие медовый аромат золотистые реснички.
Однако как ни старалась ива расцвести первой этой весной, ей так и не удалось опередить растущую на другом берегу реки ольху, свою извечную соперницу. Непримиримая ива не успокоилась. Она и дальше продолжила состязаться, на этот раз с пробуждавшимися от зимнего сна осинами, зацветая с еще большей страстью.
И вот теперь, в начале апреля, спокойно принимал медоносных гостей на своих соцветиях неприхотливый клен. В то время как у реки, устало склонив ветви к прохладной воде, отцветала одинокая ива.
Пока клен преображался на поляне в порывах весеннего вдохновения, одно из его прошлогодних семян скромно ютилось в сырой земле по ту сторону реки.
Еще недавно это семя с усохшими крылышками выглядело совсем безнадежным. Но сегодня, в тени взрослых деревьев, через завалы из опавшей прошлогодней листвы уверенно пробирался к свету маленький зеленый росток, – зародыш новой жизни на хрупком стебельке, воспрянувший после зимнего покоя.
Шелест увядшей листвы выдал приближавшегося к ростку волка. Подбежав поближе, хищник остановился и с любопытством наклонился к ростку.
Острое обоняние позволило волку почувствовать всю силу, которую природа вдохнула в свое невинное создание. В ту же минуту мысли хищника сковало противоречие из-за принятого им решения оставить стаю в надежде обрести новую для себя жизнь, размеренную в отношении своего основного инстинкта выживания в лесу – убивать. И теперь росток, казалось, напомнил волку о том, что и у него есть возможность выбора между инстинктом хладнокровного убийцы и собственным убеждением оставаться нравственным хищником по отношению к тем жертвам, для которых жизнь столь же значима и чиста.
– Я уверена, что этому решению во многом поспособствовала смерть его родителей.
– Ты защищаешь его, Селина? – возмутилась поведением дочери матерая волчица. – Я видела, как ты смотрела на Марата во время нашей последней охоты на оленя. Тебе следовало бы вести себя сдержаннее, иначе затем оправдываться будет сложнее.
– О чем ты говоришь, мама?
– Мне знаком этот взгляд. Я часто видела его в собственном отражении в реке, когда ждала твоего отца с охоты. Его запах, запах его победы в зубах были всегда волнительными для меня. Помню, как старался он сохранять в моем присутствии спокойный взгляд. Но каждый раз твоего отца выдавал хвост, его неподдельная манера выражать искренние чувства. Он дорожил временем, когда мы оставались наедине. Грубый, сильный, дерзкий – таким он был для меня, но совершенно другим со мной. И в эти мгновения я не принадлежала себе, я принадлежала только ему.
– А каким он был с тобой, мама?
– Его отсутствующий взгляд и прижатые к голове уши были неподражаемы всякий раз, когда я проходила рядом. Твой отец старался делать вид, что не замечает меня в стае, хотя я неоднократно заставала его оглядывающимся мне вслед. В конце концов из-за нелепой гордыни твоего отца мне пришлось первой заговорить с ним. Так мы и познакомились.
Однако он очень изменился, когда мы ушли из стаи, чтобы создать собственную семью. Стал более смелым и ответственным в принятии решений. Мы подались в горы в поисках подходящего места для логова. Где и появились вы на свет. Весной в горах очень холодно, поэтому я все время была с вами, согревая своим теплом. Я не знала, как долго еще нам предстояло пробыть там, прежде чем мы сможем вернуться в лес. Но в одном я была уверена: мне было на кого положиться. Твой отец приносил пищу и был обходителен со мной. Ваше рождение стало для него первым серьезным испытанием в жизни, с которым он успешно справился.
– Почему вы не выбрали место для логова в лесу?
– В те времена здесь было небезопасно. Непримиримая борьба между стаями волков за территории и раздолье для хищников из чужих земель создавали невыносимые условия для выживания. Нам пришлось туго, когда мы вернулись с подраставшими щенками в лес. Приходилось постоянно кочевать с места на место, чтобы не остаться голодными и не нарваться на других хищников. К зиме мы с твоим дядей объединились в стаю, чтобы выжить. И в этой стае твой отец занял место вожака.
– Почему папа стал вожаком, а не дядя?
– Платон превосходил твоего отца в размерах, но уступал ему в сноровке. Тогда это было куда важнее, – умение повести за собой стаю, выбрав верную тактику для охоты. Кроме того, твой отец начал борьбу за право всех волков в лесу считаться его «санитарами», а не изгоями.
– Что это значит?
– В лесу нас называют кровожадными убийцами, и зачастую так и есть, такова наша природа. Но если есть возможность питаться слабыми и больными зверями, не способными самостоятельно выжить в дикой среде, незачем лишать жизни здоровых зверей и их детей. Такой была позиция твоего отца. Однако большинство волков из его стаи предпочли не изменять своим вкусам. Твой отец был очень гордым, чтобы отступить от своих убеждений. Это его и погубило.
– О чем это вы здесь шепчетесь с поджатыми хвостами?
– А ты чего такой довольный? – поинтересовалась у подбежавшего сына Юстина, глядя на его виляющий из стороны в сторону зад.
– Дядя Платон мне пообещал, что сегодня ночью возьмет на охоту.
– Ну-ка постой! Какая охота? Ты еще мал для нее.
Но довольный Макс успел удрать прежде, чем матерая волчица отреагировала на неутешительную для нее новость.
– Мама, как думаешь, почему Марат решил уйти из стаи, отдав предпочтение одинокой бродячей жизни? – спросила у призадумавшейся волчицы Селина.
– Не знаю. Надеюсь, он не повторит ошибок твоего отца.
Вдоволь нагулявшись за целый день по безоблачному небу, устремилось к горизонту заскучавшее солнце. Тоскливо провожали его полуобнаженные светолюбивые березы, выстроившиеся на окраине леса по соседству с разодетыми елями.
Принаряжаются к весне стройные прелестницы. Несутся сейчас питательные соки по их белым стволам вверх, к молодым побегам с уже распустившимися смолистыми почками, из которых все усерднее пытаются выбраться на свет зеленые листочки.
Вот только не уследили взрослые белоствольные эгоистки за молодой березкой, ютившейся зимой под их распростертыми во все стороны голыми ветвями. Стоит она сейчас, склонившись до самой земли. И никак уж березке не выпрямиться, – не выдержал ее хрупкий ствол тяжести снежного покрова. Сочится из ее раны целительный сок, стекая вниз по непорочной белой коре, обратно к корням.
Потешается над несчастной растущая рядом самодостаточная молодая ель. Ловко управлялась она зимой со своими гибкими лапками, отряхиваясь от снега. И теперь то ли собой довольная, то ли за себя. Отныне ее корням больше влаги достанется.
Куда более скромно вела себя растущая на окраине леса старая сосна. Натерпелась она в свои годы всякого. И только одиночества страшилась как огня. Вот и приютила гостей на своих ветвях. И не нарадуется, хоть порой и объедают они ее.
В который раз за день пронеслась по сосновому стволу неутомимая Алиса. Еще на прошлой неделе белка сбросила зимнюю шубку и теперь мелькала среди густых ветвей сосны в своей рыжей обновке.
Алиса ловко спрыгнула с соснового ствола на землю и подбежала к соседней березе. Аккуратно достала из расщелины дерева сушеный боровичок, обхватила его лапками и помчалась обратно к своему замаскированному в хвое гнезду, возле которого ее поджидал званый гость.
Остановившись у входа в гайно, Алиса обернулась и украдкой взглянула на своего нового приятеля. Тот сидел на краю ветки и принимал водные процедуры.
Все никак не могла налюбоваться белка бесподобным пушистым хвостом Назара, гордо расправленным за его спиной. Была она в восторге и от того, с каким трепетом самец ухаживал за своей шелковистой шерсткой, как утонченно грыз своими крепкими зубами запасенные ею лакомства. Белку огорчало лишь одно: Назар уделял своей внешности куда больше внимания, нежели ей.
– Ты идешь? – чуть слышно спросила белка.
– Да, милая, уже бегу.
Алиса привыкла к одиночеству. Молодая и красивая, она была в состоянии прокормить себя самостоятельно. Редко позволяла себе мясную пищу и старалась обходиться растительной, чтобы сохранить свое естественное обаяние. Она была счастлива. По крайней мере, ей так казалось.
В своей жизни белка не раз испытала разочарование от знакомства с самцами. Она понимала, что и этот особо ничем не отличался от ее прежних ухажеров. Но все же надеялась, что Назар задержится в ее жизни подольше.
– Чем мы с тобой займемся завтра, дорогая?
– Я бы хотела привести в порядок свое гнездо. Как видишь, оно изрядно потрепалось за зиму.
– У меня к тебе более интересное предложение. Я слышал, на севере леса есть прекрасный район с необжитыми дуплами. Думаю, нам с тобой следовало бы рассмотреть этот вариант.
– Чем тебе не нравится мое жилье? – возмутилась белка.
– Алиса, ты меня не совсем поняла, – принялся убеждать самец. – Это прекрасное гнездышко для нас двоих. Но в нем, я думаю, будет маловато места для наших с тобой детей.
Сморщенный боровичок, с которым Алиса все это время носилась по дереву, выпал из ее задрожавших крошечных лапок и улетел вниз. Ей казалось, что она вот-вот отправится вслед за ним, поэтому предпочла опереться на освободившиеся передние лапки.
– Что ты сказал? – переведя дыхание, прохрипела белка. Пристально посмотрела на улыбавшегося ей самца и тихо добавила: – Не шути так со мной.
– Я не шучу. Я хочу стать отцом твоих детей.
Алиса бросилась в объятия Назара, едва не сбив его с ног. Самец бережно обхватил белку лапками и прижал к себе.
– Я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя, родная, – прошептал белке Назар, разглядывая за ее спиной угасающее зарево на исполосованном березовыми ветвями небосводе.
Проводив за горизонт солнце, нетерпеливая весенняя луна поспешила занять свое место на безоблачном небе и стала завлекать звезды к себе для компании. Не преминула она и полюбоваться своим отражением в реке, лениво протекавшей возле центральной поляны.
– Ты сегодня опять в ночь?
– Да. Сегодня мы приступаем к строительству плотины.
– Это такая необходимость?
– При нынешней весне, я считаю, это первое, что мы должны сделать, чтобы обезопасить лес от возможной засухи предстоящим летом.
– Они одобрили?
– Я не спрашивал. Да и незачем. Обычно они возмущаются только тогда, когда что-то пропадает, а не появляется. А до плотин и прочих сооружений на реке особо никому нет дела. До тех пор, пока не коснется кого-либо из них лично.
– Ты уверен? Плотина не такое уж и незаметное сооружение, тем более рядом с центральной поляной.
– Это наша личная инициатива. Кого волнует, что на реке появится куча веток, из-за которой она станет чуть полноводнее? Главное, чтобы течение не прерывалось.
– Тихон, у тебя ведь сегодня день рождения. Неужели ты не можешь хотя бы этот день провести дома, со своей семьей, со своим сыном?
– Если не мы, тогда кто? Кому есть дело до того, что будет завтра, когда борьба за выживание ведется здесь и сейчас? Ни одаренные птицы, ни грозные хищники не станут думать о том, какие опасности могут подстерегать наш лес. Они вольны делать что хотят и где хотят.
– Не заводись. Я лишь хотела сказать, что сегодня мог и с семьей побыть. Никуда она от тебя не денется, твоя плотина.
Тихон был одним из немногих обитавших в центральной части леса бобров, который жил здесь с самого рождения. Он имел доскональное представление о состоянии реки и ее сезонных изменениях на протяжении всего года.
В строительстве Тихону не было равных. Помимо многоходовой норы, вырытой в одном из берегов реки, на отмели он построил отличную хатку, собрав в кучу заранее подготовленные ветки деревьев и надежно скрепив их между собой илом и глиной. При этом вход в хатку Тихон сделал под водой, чтобы защитить ее от проникновения незваных гостей.
По своей уникальности и надежности хатка бобра во многом превосходила любое другое жилье, которое когда-либо создавалось в лесу. Из-за особой конструкции даже в самые лютые морозы в ней всегда поддерживалась плюсовая температура.
Кроме того, Тихон служил образцовым примером для подраставшего поколения бобров, которые часто обращались к нему за советом. Его уважали за строительный талант, упорство и смелость в отношениях с хищниками. Храбрый и решительный – таким Тихона видели обитатели реки и ее окрестностей. И лишь близкие знали, чего стоила бобру такая популярность.
Макар подошел к отцу. В своих коротких лапках он держал изогнутую кору липы, которая с обеих сторон была проткнута тонким ивовым прутом.
– С днем рождения, папа, – Макар любезно протянул Тихону изделие в форме полумесяца. – Это плотина, которую я сделал для тебя, чтобы ты мог перемещать в ней воду далеко за пределами реки.
– Спасибо, сынок. Это чудесный подарок, – Тихон с одобрительной улыбкой взглянул на сына, взяв у него из лап поделку.
– Правда, я пока не придумал, как сделать так, чтобы вода из нее не проливалась.
– Мы с тобой завтра что-нибудь придумаем по этому поводу.
Сам того не ожидая, Тихон вдруг осознал, что у него в лапах сейчас одно из самых уникальных изделий, с которыми ему когда-либо доводилось сталкиваться в жизни. Большую часть своего времени бобр проводил в воде. И никогда не задумывался над тем, зачем могла бы понадобиться вода в лесу за пределами его привычной среды обитания.
– Похоже, ты очень впечатлил отца своим подарком, – прервав молчание, сказала Кира. – Иди спать, Макар. Завтра вы с отцом вместе подумаете над доработками этой плотины.
– Сынок! – прокричал ему вдогонку Тихон после некоторых раздумий.
– Да, папа?
– Я горжусь тобой, Макар.
Через несколько дней на берегу реки рядом с центральной поляной жители леса обнаружили первую водоноску. Она представляла собой полумесяцы из липовой коры, соединенные друг с другом у основания глиной. Теперь оставалось только ждать, пока кто-нибудь из жителей леса решит первым ею воспользоваться.
Этой ночью близ центральной поляны впервые с начала весны прозвучала мелодичная трель вернувшегося с юга соловья, – неприметной талантливой птицы, привыкшей прятаться в прибрежных кустах. С ним мало кто из местных обитателей лично имел знакомство, но многие с нетерпением ждали вечерней зари, чтобы послушать голос скромного певца.
Раздавшийся возле реки хруст ветки прервал звучание пугливого соловья. В лунном свете показался силуэт бродившего у воды ночного хищника. Это был искавший ночлег волк, которому впервые в жизни предстояло провести ночь в гордом одиночестве.
Марат был молод и силен, но отсутствие рядом его стаи удручало. Ему хотелось верить, что он не один такой в лесу, осмелившийся бросить вызов собственному инстинкту. Оглядываясь назад, волк все еще надеялся увидеть соратников. Но никого не было.
Марат продолжал вселять в себя уверенность в завтрашнем новом дне, новой жизни, без жестоких убийств детей и их родителей, здоровых родителей. «Ведь мясо старых и больных зверей ничуть не хуже мяса здоровых», – оправдывал волк свое опрометчивое решение уйти из стаи.
Марат снова и снова возвращался в мыслях к растерянному взгляду олененка, с матерью которого он расправился накануне. Казалось, волк уже смирился с решением уйти из стаи и с теми последствиями, которые его ожидали. В жилах Марата по-прежнему текла кровь хищника, и желудок уже начинал напоминать ему об этом. Но сегодня он уснет голодным.
***
В преддверии скорого рассвета начинало бледнеть небо. Безмолвно рассеивался в лесу утренний туман, оставляя после себя прозрачные капельки росы.
Запах сырой земли и медовый аромат цветущих растений вновь не дали выспаться шмелю. Прилетел он на поляну еще до появления здесь первых лучей солнца.
Работая мышцами, гудел сейчас шмель над раскрытым синим цветком медуницы неясной. Неподалеку от медуницы зацветала и фиалка лесная, всем своим видом привлекая к себе внимание делового шмеля.
С нескрываемым азартом и без всякого стеснения распространяли весенние цветы свои ароматы по центральной поляне и ее окрестностям, конкурируя между собой за трудолюбивых медоносных насекомых.
Все больше зеленой травы проглядывало сквозь подстилку из сухой прошлогодней листвы. Появились молодые листья и у папоротника, на одном из которых сейчас изящно расправила темно-оранжевые крылья бабочка, – предвестница солнца, уже успевшего к тому времени пригреть вершину находившегося на поляне муравейника, пробудив в нем привычную суетливую жизнь.
Спешил поприветствовать рассвет певчий дрозд. Взобрался на самый высокий сук клена и, впечатлившись оттенками солнечного света на небосводе, взял первую ноту своей мелодичной трели.
Куда веселее обычного исполнил Савелий утреннюю песню, предвкушая сегодняшнюю встречу с возлюбленной. На той неделе Ева дала ему согласие, и теперь молодой самец интуитивно готовился к семейной жизни.
Не смогли пролететь мимо благоухающей поляны и трутни, выбравшиеся из улья на весенний облет. Уловив хрупкими усиками запах нектара гревшихся на солнце цветков фиалки, ненасытные насекомые не устояли против соблазна отведать на вкус сок искусных обольстительниц леса и направились в их сторону.
– Как же здорово наконец-таки выбраться на волю после утомительного ожидания в тесном улье! – прожужжал Стас. Расправил усики и бросился в объятия трехцветных лепестков фиалки.
– Осторожнее! – предостерег трутня Влад, неторопливо подлетая к соседнему цветку фиалки. – А то свобода сейчас же тебя и погубит.
– Ничего со мной не станется. Сегодня самое время покуражиться. Почувствовать вкус свободы от тягот повседневной пчелиной жизни.
– Труд дает пчелам вкус к жизни, а не свобода. Хотя кому я это говорю…
– Ничего ты не понимаешь, – усыпанный пыльцой Стас перебрался на край лепестка фиалки. – Прислушайся… слышишь? Это голос счастливого дрозда. Никакого опыления цветущих растений и обязательств перед роем себе подобных в жизни этой свободной талантливой птицы.
– Тогда что же ты скажешь о них? – Влад указал приятелю на муравейник.
Трутень долго всматривался в сумбурное перемещение насекомых, пытаясь соотнести его с организованным движением пчел внутри своей семьи.
– Даже не пытайся, – посоветовал ему Влад. – Это тот самый случай, который заставит тебя поверить в свободную жизнь даже внутри пчелиной семьи.
– Что там происходит?
– Они борются за выживание.
– Такое ощущение, что они носятся друг у друга по головам. Неужели им мало места в нашем лесу?
– Это далеко не единственный муравейник в нашем лесу. Хотя этот и превосходит все остальные по численности жителей, – центральная поляна все-таки.
– Как они там все уживаются? Мне и в улье было невыносимо находиться. Что уж говорить о жизни в этих условиях.
– Зря ты так думаешь. Это такой же способ выживания, основанный на разделении труда, который присущ и пчелам. Все муравьи наделены обязанностями, которые каждый из них добросовестно выполняет. Начиная от фуражиров, занимающихся ежедневным поиском добычи, и заканчивая санитарами, которые заботятся о раненых и больных муравьях. Не говоря уже о самоотверженных бойцах на страже порядка и строителях.
– Тоже мне строители. Набросали огромную кучу из веток и сосновых иголок и живут в ней. В сравнении с пчелиными шестигранными сотами, с их изяществом и надежностью, эта горстка песка и на звание гнезда не тянет.
– Ты не строишь сам соты, поэтому не тебе судить, – возмутился Влад словами приятеля. – Видишь ты сейчас лишь малую часть всего муравейника. А она, между прочим, устроена таким образом, что даже в дождливую погоду не позволяет проникнуть внутрь воде, тогда как в ясную погоду легко пропускает солнечные лучи. Основная же часть муравейника находится под землей, где муравьи чувствуют себя весьма комфортно. Так что, Стас, это не горстка песка, а сложная многоуровневая система из многочисленных ходов и убежищ, где проживают одни из самых трудолюбивых и дисциплинированных обитателей леса. По крайней мере мне хочется в это верить.
– Почему ты так говоришь?
– Помимо порядочности по отношению к собственным обязанностям, этим насекомым свойственна ожесточенная борьба друг с другом как внутри муравейника, так и за его пределами. Доходит и до того, что они вербуют представителей других семей и заставляют их работать на себя. Карьерный рост и процветание собственной семьи для них прежде всего.
– Разве это плохо?
– Просто кому-то это может показаться не вполне нравственным поведением с их стороны. Слышал о последнем скандале в нашей семье?
– Ты про изгнание матки?
– Именно. Так вот, естественный отбор присущ и муравьям. Если самка не может или не хочет приносить потомство, они от нее тут же избавятся.
– Это не поддается никакому объяснению, – возмутился Стас. – Даже хищники не позволяют себе такого. Как жаль, что я не один из них. Лучше уж быть свободным кровожадным убийцей, чем жить среди подневольных потенциальных убийц с их манерами и принципами.
– Хотел бы я посмотреть на такого хищника, – усмехнулся Влад. – Ты хоть представляешь, с чем бы тебе пришлось столкнуться?
Стас промолчал. Он боялся ответа на этот вопрос, и всякое предположение казалось ему сейчас неуместным.
– Для начала тебе пришлось бы смириться с тем, что ты совершенно одинок в этом мире, – продолжил Влад. – Если у муравьев еще и принято заботиться о заболевших или травмированных сожителях вплоть до их выздоровления, то хищники тебя скорее самого сожрут, чем возьмут на попечение.
Внезапно пение дрозда стихло. Замер и шмель, возившийся с медуницей.
Из-под ветки молодой ели, здешней любимицы весенних лучей солнца, выскочил медвежонок. Ослепленный ярким светом, он неуклюже затормозил у края поляны – и тут же схлопотал от преследовавшей его сестренки. Только за ухом успел почесать, как озорная медведица вновь набросилась на брата и свалила его с ног.
– А вот и «хозяева» леса пожаловали, – недовольно прожужжал Влад. – Только их тут не хватало.
– Это всего лишь медвежата. Они еще слишком молоды, чтобы успеть натворить глупостей.
– Не сомневаюсь, что их мамочка где-то рядом. Она так точно успела.
– Не знаю, мне они нравятся. Смотри, какие забавные.
– И наглые. Переполошили всех вокруг.
– Вот бы и мне быть таким популярным.
– У тебя хватило бы столько наглости, чтобы быть медведем? Поверь, они и тебя заметят, если будет чем поживиться. Этим без разницы чем питаться.
– Влад, а почему бы нашей семье не перебраться на эту поляну? Здесь и цветов побольше.
– Неплохая идея, между прочим. И зарекомендовать себя в улье сможем. А там, смотри, и остаться разрешат.
– И так разрешат. Куда они денутся.
– Это вряд ли. Проку в улье все равно от нас никакого. Ты еще молод, а я уже целую зиму прожил, – трутень внимательно огляделся по сторонам. – Так что давай-ка подыщем здесь какое-нибудь подходящее дупло.
Медвежата даже и не заметили, как на поляне появилась их мама. Регина оглянулась на муравейник и, раздраженно фыркнув носом, направилась к своим резвившимся детям.
Подойдя к медвежонку сзади, Регина наклонилась и украдкой лизнула его в ухо. Тот не устоял на ногах и резко присел. Раздосадованный косолапый хотел было тут же ответить маме и уже тянулся к ее носу зубами, но его вновь сбила с ног сестра.
Регина очень любила своих детей и заботилась о них, в отличие от их отца. Демид был обходителен только с медведицей и ревновал ее к медвежатам. Поэтому Регина воспитывала детей одна, стараясь держаться подальше от самца.
Вот уже и сам медвежонок повалил сестренку на землю, нагнав ее у ели. Едва успел ухватить медведицу за нос, как вдруг ему на голову прилетела хвойная веточка, которую обронила занимавшаяся постройкой гнезда Ева. Перепуганный медвежонок тут же отскочил в сторону и бросился удирать к маме, которая на другом конце поляны лакомилась свежей весенней травой.
– Куда же ты, трусишка? – прокричала вдогонку медведица убегавшему от нее брату.
Но медвежонок был решительно настроен не останавливаться до тех пор, пока не почувствует себя в безопасности рядом с мамой.
Увидев, что Ева вернулась в гнездо, дрозд поспешил к ней. К тому времени самка уже успела клювом подчистить внутри гнезда торчавшие концы прутиков, которые могли бы навредить ее будущему потомству. Оставалось только раздобыть глину для выравнивания дна у гнезда.
– Здравствуй, любимая. Кажется, эта поляна заметно посветлела с твоим появлением здесь.
– Это рассветом называется, а не моим появлением, – нервно ответила дрозду Ева. – Не слышала тебя сегодня. Ты перестал петь по утрам?
– Нет, что ты! Просто сегодня я решил закончить пораньше.
– Ты можешь поверить, что уже совсем скоро у нас появятся дети? Вот здесь, прямо на этом месте, – Ева обернулась и проникновенно взглянула на Савелия. – Представляю, как они впервые выберутся из яиц, вдохнут свежий воздух, впервые откроют глазки и попросят кушать.
– Когда ты поняла, что хотела бы стать мамой? – спросил дрозд.
– Когда впервые увидела тебя танцующим, – не задумываясь ответила Ева.
– Все настолько ужасно?
– Я так не думаю. Иначе нас с тобой бы здесь не было, – Ева пронзительно смотрела в темные глаза самца, словно приметила в них особый блеск, который ранее ей не приходилось замечать.
– Что? – забеспокоился дрозд.
– Ничего, – махнула крылом самка.
– Ты уже здесь закончила?
– Нет.
– Тогда давай я тебе помогу. А затем вместе отправимся за глиной.
Савелий запрыгнул внутрь гнезда и принялся за работу со знанием дела. Хотя Еве уже и так было понятно: петь у дрозда выходило куда лучше, чем строить.
– Влад, я за тобой не успеваю, – прокричал вдогонку трутень приятелю, продолжавшему активно носиться по поляне. – Давай помедленнее.
Окончательно потеряв его из виду, Стас подлетел к липе и уселся на одну из ее веток, чтобы перевести дыхание. Как вдруг прямо перед собой увидел расщелину, оставшуюся на месте отколовшегося от дерева сука.
Трутень настороженно огляделся по сторонам и, не застав никого рядом, начал понемногу подкрадываться к таинственной дыре. При этом чем ближе подходил он к расщелине, тем неувереннее чувствовал себя, опасаясь стать незваным гостем в чужом гнезде. И чуть ли не до смерти испугался в тот момент, когда в него неожиданно врезался сзади Влад.
– Смелее! – прокричал Влад трутню, который вмиг оказался в полом стволе липы.
Мрачная темнота и запах подгнившей древесины внутри ужаснули Стаса. Он тут же поспешил выбраться обратно на свет, откуда доносилось ехидное жужжание Влада.
– Ну и шутки у тебя! – недовольно прожужжал трутень. – Я там чуть не умер от страха.
– А чего бояться? Если бы в этой дыре и жил кто-нибудь, ты бы к ней так близко не подобрался.
– Думаешь, пчелы согласятся перебраться сюда?
– Думаю, что стоит попытаться убедить их в том, что переселение семьи с ветки в дупло положительно скажется как на сезонном взятке, так и на развитии потомства.
– Тем более и с соседями нам повезло, – Стас бегло взглянул на ель, где продолжали обустраивать свое гнездо дрозды.
– С приходом весны поляна не спит даже ночью. Здесь точно не придется нам скучать.
– А мне это даже нравится. Наблюдать за тем, как счастливые птицы делятся с нами своими искренними чувствами и переживаниями, выражаясь при помощи восхитительных мелодичных трелей.
– Этим они обязаны не только своим чувствам, но и своим талантам. Я боюсь даже представить, во что превратился бы наш лес, если бы в нем все подряд начали делиться своими чувствами подобным образом.
– Наш лес полнится разными звуками. И нам ли судить, кому какой придется по нраву.
– Судить не нам, – согласился Влад. – Нам трутнями пристало быть. И это у нас прекрасно получается.
Глава 2
К полудню солнце уже властвовало на небесных просторах, озаряя макушки высоких деревьев в весеннем лесу. Лишь немногие из них стояли приодетыми, поэтому солнечные лучи с легкостью проникали в самые глубинки уязвимой чащи.
Не всем пришлось по нраву столь радужное настроение весеннего солнца. Недовольны им были растущие на юге леса ландыши, привыкшие к скромным условиям периода своего цветения. Ютились они теперь кучно в тени хвойных деревьев, спрятав понурые бледные цветки в распростертых объятиях заботливых листьев.
Преждевременное потепление застало врасплох не только растения на юге леса. Из-за прихода ранней весны некоторые из обитавших здесь птиц находились сейчас под особым впечатлением и вели себя не совсем благоразумно.
Донесшийся из перелеска своеобразный треск предвещал скорое появление довольно известного пернатого самца, заявившего о себе в этих краях еще при талых снегах ушедшей зимы. Именно тогда Симон схлестнулся с местным глухарем за право иметь почет среди остальных самцов. Тот случай определил его поведение и в период токования.
Симон унаследовал от отца весьма необычный контраст в оперении, что позволяло ему пользоваться успехом у самок. А ухоженная темная бородка эксцентричного глухаря придавала ему еще большей изящности и зрелости.
Подбирая под ногами внушительным клювом молодую траву, Симон неторопливо вошел в лес и направился к месту ежегодного сбора глухарей, устраиваемого в брачный период. Он охотно отвечал громким токованием на отдаленные звуки соперников, хотя в обыденной жизни ему это было несвойственно. Инстинкт выживания дисциплинировал Симона в привычной для него среде обитания, но сегодня ему хотелось отдаться во власть безразмерного наслаждения доминирующим положением не только над понравившейся ему самкой, но и над остальными глухарями.
Из-за цветущей рябины показался первый из возможных соперников, однако тому не было никакого дела до Симона. Убедившись в этом, глухарь нахохлил оперение, расправил веерный хвост и уверенно двинулся в сторону дерева, привлекая громким токованием находившихся поблизости самок.
Дойдя до рябины, Симон остановился и внимательно огляделся по сторонам. Приметив за кустом пестрый окрас двух перешептывающихся между собой подруг, глухарь нахмурил алые брови, вдохнул полной грудью и направился в их сторону.
Но не успел Симон переглянуться с самками, как тут же его внимание привлекла проходившая мимо тетерка. Неприметная и, на первый взгляд, скромная, она вряд ли вызвала бы интерес у глухаря при иных обстоятельствах. Однако сейчас тетерка шла в компании приятеля, приодетого в роскошное оперение с темным мраморным отливом.
Напыщенный вид тетерева не принуждал Симона к каким-либо действиям. Но глухарь вдруг почувствовал, как спутница тетерева становится все более привлекательной для него. Тяжело взмахнув крыльями, он оторвался от земли и взлетел на ближайшее дерево.
Довольно шумным выдался кратковременный полет Симона, однако никто так и не обратил на него внимания. Разве только самки, знакомство с которыми у глухаря так и не состоялось, в недоумении переглянулись между собой.
Симон преследовал тетеревов до самой окраины леса. Едва показалась перед молодой парой согнутая березка, как вдруг самка остановилась, заподозрив неладное. Охваченная волнением, она подняла голову и настороженно посмотрела на тетерева, однако тот не подавал никаких признаков беспокойства.
Толчок в спину налетевшего сверху глухаря пробудил медлительного самца. Но к тому времени он уже оказался на земле, безнадежно распластав крылья под гнетом дерзкого налетчика. Напуганная тетерка отбежала в сторону и замерла, тревожно наблюдая за отчаянными попытками друга выбраться из-под атаковавшей его птицы.
Вскоре самоотверженному тетереву удалось освободиться. Взъерошенный и озлобленный, он поднял голову и вызывающе посмотрел на глухаря, стоявшего рядом с его самкой. Затем сделал шаг вперед и демонстративно расправил крылья, из которых тут же полетели выдранные перья.
Всем своим видом тетерев давал понять, что не потерпит такой наглости по отношению к себе. Однако же не торопился предпринимать какие-либо ответные действия.
– Чтобы я тебя с ней больше не видел, – потребовал Симон, угрожающе уставившись на соперника.
– Что ты сказал? – грубо ответил тетерев и подался вперед. Громко захлопал крыльями и чуть оторвался от земли, давая понять, что теперь настроен вполне решительно.
– Постой, – внезапно преградила ему путь самка. – Не надо этого делать.
Ее тихий голос показался подозрительным тетереву. Хотя самец и не мог не заметить, что она по-прежнему была напугана.
– Амина! – тетерев в недоумении уставился на самку. – Ты слышала, что он сказал?
– Да, слышала.
– Хочешь, чтобы я оставил этого наглеца без наказания? – теперь тетерев уже перед ней стал размахивать крыльями, демонстрируя негодование.
– Я не хочу, чтобы здесь кто-либо пострадал из-за меня.
– Она тебе хочет сказать, чтобы ты проваливал отсюда! – прокричал Симон, бережно поправляя свое оперение.
– Ты вообще заткнись! – отозвался тетерев глухарю, не желая мириться с мыслями о том, что мог ему уступить.
– Тебе лучше уйти, – тихо сказала Амина, тоскливо глядя на бирюзовый отлив возмущенной груди тетерева.
– Ты еще пожалеешь об этом, – буркнул ей в ответ тетерев. Развернулся и, нервно взмахнув крыльями, подался прочь.
Заинтригованный глухарь украдкой посмотрел на самку, провожавшую молчаливым взглядом тетерева. Прихрамывая, тот уходил обратно в лес, уходил из ее жизни.
Как только тетерев скрылся в кустах, глухарь приблизился к тетерке и продолжил с ней знакомство.
– Так, значит, ты Амина?
– Какой ты догадливый! – недовольно фыркнула в ответ самка.
– Ты злишься на меня?
– А разве не стоит?
– Зависит от того, насколько близка ты была с этим тетеревом.
– Уж точно ближе, чем с тобой.
– Но не настолько, чтобы уйти вместе с ним.
– Что тебе от меня надо?
– Ты мне нравишься.
– Я рада за тебя.
Симон не ответил. Он с нескрываемым интересом принялся рассматривать пестрое оперение тетерки. Обратил внимание глухарь и на грациозно вытянутую шею самки, указывавшую на ее расположенность к знакомству.
Тетерка неодобрительно посмотрела на настырного самца. Это был холодный взгляд, подающий надежды на скорую оттепель.
– Так и будешь молчать? – раздраженно спросила Амина.
– У меня есть на это оправдание.
– И какое же?
– Твоя надменная красота.
– Ах ты негодяй! – Симон тут же схлопотал от тетерки крылом, а затем она улыбнулась. – Откуда ты такой нахальный взялся?
– Вон с того дерева, разве ты уже не помнишь?
Амина снова улыбнулась. Глухарь игнорировал взгляд тетерки, и в то же время не сводил с нее глаз.
– Прогуляемся? – смело предложила тетерка.
– А ты не боишься, что я и на тебя наброшусь? – Симон провокационно посмотрел самке в глаза.
– А ты сам этого не боишься? – пикантно ответила тетерка, подвергнув еще большим испытаниям самообладание самца.
Как кстати для глухаря в этот момент на лугу подул свежий весенний ветер, охладив и без того пылкий нрав птицы.
От порыва ветра податливо качнулись выстроившиеся на окраине леса тощие бледные березы. Вздрогнули и растущие за ними сосны с елями. Не уступил этому порыву только одинокий многолетний дуб, раскинувший свои ветви в дали зеленеющего луга.
Еще не успел дуб как следует прикрыться листьями после зимы, а уже развесил соцветия. Одинокий и даже порой хмурый в ненастную погоду, он все же дорожил своей свободой, всю жизнь наблюдая за тем, как ведут борьбу между собой за место под солнцем лесные деревья.
Помимо местных кабанов, охочих до его осенних лакомств, не давала скучать дубу и взбалмошная река, склонная ранней весной к частым переменам настроения. И пусть в этом году дуб так и не дождался от Дайны столь привычных талых эмоций, она по-прежнему старалась активно развлекать его то журчанием, то всплесками воды у самого его подножия.
Несмотря на сложный характер, Дайна являлась важнейшим источником жизни в этих краях и охотно принимала гостей со всей округи. Наведывались к ней гости и из леса, привыкшие к луговому раздолью и местным лакомствам. Приходили сюда на водопой косули, для которых не только живительная прохладная вода, но и прибрежные кусты служили хорошим подспорьем весной. Паслись здесь и лоси, не отказывая себе в удовольствии угоститься луговой зеленью.
С появлением на лугу первой молодой травы многие из них уже успели показаться в обширных окрестностях Дайны. А теперь и сам Нагил решил посетить речную долину.
Продолжал медведь приводить себя в порядок после зимней спячки. Ясная солнечная погода на протяжении последних нескольких дней вынудила главу леса отправиться к реке, где он теперь собирался попытать счастья в своем излюбленном занятии.
Не стал медведь даром терять времени. Побродил по отмели реки, присмотрелся к ее оживленной среде, да и окунул голову в прохладную воду.
– Что это он делает?
– Крепче держись, а то сейчас как начнет барахтаться, – прокричала блоха, переползая к загривку медведя. – Рыбу ловит!
– Чем ему лесная река не угодила? Обязательно было сюда тащиться?
– В лесу лососей нет. А здесь их завались. У этой рыбы сейчас нерест. Наш, видимо, уже заранее пронюхал об этом.
– Это же морская рыба.
– Морская, а размножается в пресной воде. Ты где там? – окликнула блоха подругу. – Что-то он долго не выныривает.
– Может, захлебнулся?
– Сплюнь, дура! Этого нам только не хватало.
– А нет, зашевелился. Сейчас подхватит. Держись!
Нагил подкараулил отбившегося от косяка лосося. Аккуратно подгреб левой лапой к себе запаниковавшую рыбу и замер. И только успел занести правую для удара, как тут же пронырливый лосось нырнул медведю под брюхо и проскочил между его лап.
Расстроенный медведь вынул голову из воды и с досадой посмотрел на реку. Затем встал на задние лапы и отошел подальше от берега.
– Не та еще сноровка у нашего косолапого друга, – с сарказмом сказала блоха.
– Видимо, никак не отойдет от зимней спячки, – поддакнула ей подруга.
Оказавшись поглубже в реке, медведь принялся высматривать следующий косяк рыб. На этот раз он не спешил нырять. Наклонил голову над водой и стал терпеливо ждать.
– И долго он так будет стоять? – проворчала блоха, вглядываясь в ясное небо над речной долиной. – Меня уже эти солнечные лучи достали!
– Какая ты привередливая! – ответила ей подруга. – Он так часами может стоять и с твоим мнением уж точно не станет считаться.
– Да он ни с чьим мнением в лесу не считается. Делает что хочет и когда захочет. Ни стыда ни совести.
– Не наглей! Если бы не он, жить бы нам с тобой сейчас в какой-нибудь сырой глуши.
– Это точно. В нашем лесу для выживания надо всегда быть готовой к тому, чтобы в нужный момент суметь выше своей головы прыгнуть.
– А затем и удержаться на своем месте.
Блохи молча переглянулись между собой и, надежнее вцепившись щетинками в шерсть медведя, громко рассмеялись.
Почувствовав дискомфорт, Нагил выпрямился и инстинктивно отмахнулся от надоедливых насекомых, тем самым упустив из виду подплывавший косяк лососей.
– Я чуть было не сорвалась! – воскликнула блоха, выдохнув из себя последние порывы смеха.
– Да, пронесло нас в этот раз. Говорила же тебе, без нужных связей выжить в этом мире куда сложнее.
Придя в себя, Нагил вновь наклонился к воде и с затаенным дыханием стал наблюдать за подплывавшей к нему рыбой. Вот только та уже успела заметить в реке хищника. Подплыв к нему поближе, лососи дружно бросились врассыпную и умело рассредоточились перед возникшей опасностью. Теперь медведю оставалось лишь надеяться на появление выскочки из косяка.
Его ожидания оказались ненапрасными. Поддавшуюся панике рыбину Нагил ловко подцепил одной лапой, подхватил другой, и уже через мгновение лосось оказался у него в зубах.
Мокрый, с довольной мордой медведь направился к берегу, увлеченно терзая когтями и зубами пойманную им добычу.
– Неужели наелся?
– Не думаю. Видимо, подустал с непривычки, – ответила подруге блоха. – Сейчас разляжется в тени, как любит делать обычно. Поднаберется сил, и обратно в воду.
– Тень – это хорошо. Заодно и мы отдохнем от этих невыносимых солнечных лучей.
– А может, мы Нагила на берегу подождем, пока он не нарыбачится, как думаешь?
– Но тогда мы лишимся неприкосновенности, которую гарантирует нам его шерсть, – резонно заметила блоха. – Хотя, знаешь, давай. Этому проклятому солнцу еще ни одно облако сегодня не попадалось. Достало оно меня.
– Подождем его на берегу. Ничего с нами не случится.
***
Надежда на то, что хищник мог бы поступиться кровавой охотой на невинных птиц и зверей в борьбе за выживание, с опустевшим желудком становилась для Марата все более призрачной. «Больным и раненым зверям труднее выживать в тех условиях, с которыми они сталкиваются в лесу. И с этим, безусловно, согласились бы остальные его обитатели, опасаясь за свои жизни и жизни своего потомства», – рассуждал Марат.
Вот только у самих больных и раненых зверей, как оказалось, было иное мнение на этот счет. И неудачная охота минувшей ночью в очередной раз убедила волка в этом.
Покидая стаю, Марат знал, каким испытаниям может подвергнуть себя. Скитания по лесу в поисках падали, запах которой был невыносим для него с его гордым нравом. Охота на мелких грызунов, пренебрегая собственными убеждениями в борьбе за существование. Теперь только она оставляла Марату надежду на выживание. Встав на защиту жертв естественного отбора в лесу, молодой волк в итоге сам оказался жертвой. Жертвой собственной гордыни от природы, своего честолюбия вопреки природному инстинкту.
Но Марат все еще продолжал дышать. Как и всякий уязвленный естественным отбором обитатель леса, он боролся за свою жизнь. За призрачную возможность снова увидеть волчицу, заставившую сильнее биться его сердце. Учуять ее запах, которому обязан нынешними переживаниями. Сказать все, что не успел сказать при их последней встрече.
Обессиленного и обескровленного волка по-прежнему спасало его чутье, позволявшее оказываться в том месте, где он мог успешно воспользоваться своей сноровкой. Не подвело обоняние волка и на этот раз.
Марат настойчиво крутился возле норы, которую отыскал рядом с поваленным тополем, догнивавшим на болотистом берегу лесной реки. После очередной неудачной попытки волк резко вытащил из разрытой норы испачканную в земле морду и, поддавшись неодолимому позыву, громко чихнул. Едва очухался, как вдруг увидел перед собой лосиху.
Обращенный на хищника взгляд лосихи выражал обеспокоенность. Однако она так и осталась стоять на месте.
В тот момент Марату была чужда мысль об охоте на лосиху. Сама же лосиха действовала исходя из собственного инстинкта, который еще больше обострился с появлением из прибрежных кустов ее детеныша.
Марат взглянул на лосенка и затаил дыхание. Впервые в жизни он не знал, как ему поступить.
После некоторых раздумий волк опустил голову и хотел уже было уйти, как вдруг кто-то сильно ударил его в бок и отбросил к лежавшему на берегу тополю.
Оказавшись на земле, Марат растерялся. Он даже не сразу понял, что с ним произошло. Волк почувствовал пронзительную боль в области ребер, прохладу от колотой раны, а вода перед его носом постепенно начала приобретать багровый оттенок.
Марат с трудом поднял голову. Он все еще мог рассмотреть синеву темнеющего неба и дрожь онемелых листьев под протяжный звон в ушах. Увидел волк и подошедшего к нему лося, на рогах которого виднелась его кровь.
Пока хищник дышал, он все еще представлял опасность для лося и его семьи. Это Марат прочел в хладнокровном взгляде зверя. В нем не было агрессии, как и не было жалости.
Марат не чувствовал боли в тот момент, когда лось занес над ним ногу. Лишь ощущение сырой прохладной земли под собой вселяло в волка уверенность в том, что он все еще жив.
Закрыв глаза, Марат испытал довольно странный эффект ожидания смерти. Молодого волка вдруг одолело необъяснимое желание повернуть вспять время, неподвластное его прихотям. Он проникся сомнениями в собственных убеждениях и тотчас же от них отрекся, поступившись своей гордостью. Что-то должно было стать оправданием подобных мыслей. И это что-то, возможно, тоска по ее лаю, который Марат слышал слишком часто для того, чтобы не обращать на него внимания при жизни. Как слышал и теперь: все тот же лай, но теперь уже успокаивающий в преддверии смерти.
Однако последовавшее за лаем рычание тут же вернуло хищника в сознание. Марат открыл глаза: ни хладнокровного взгляда лося, ни его смертоносной ноги перед ним не оказалось.
Волк все еще продолжал ощущать телом прохладу сырой земли и даже учуял резкий запах гниющего дерева. Он попытался приподняться, но теперь уже и боль дала о себе знать. Все обернулось вспять, – и лишь волчий лай по-прежнему звучал в его голове.
– Ты думал, я так просто дам тебе уйти из жизни, даже не попрощавшись?
Марат навострил уши и приподнял голову. Однако так и не успел никого разглядеть. Пронзительная боль в груди вернула волка на землю.
– Тише, не шевелись. Похоже, лось вскрыл тебе брюхо рогами.
Марат уловил знакомый запах наклонившейся к нему Селины, свойственную ей манеру оставаться спокойной даже в самых сложных ситуациях. В какой-то момент она наклонилась чуть пониже и нарочито лизнула волка в ухо, увидев его растерянный взгляд после очередного выдоха с гортанной хрипотой.
– Как ты здесь оказалась? – натужно проскулил Марат, придерживая веки усилием воли, чтобы те не опустились от усталости. – И где…
Волк потерял сознание прежде, чем успел закончить вопрос. Селина тоскливо посмотрела на его истощенное голодом тело, сбитые передние лапы, выдававшие первые признаки отчаяния хищника.
– Отдыхай, – тихо промолвила волчица. – Теперь ты в безопасности.
Напуганная волчьим лаем тетерка нарочно стала отставать от глухаря, сопровождавшего ее к лесной реке. К тому времени она уже успела приноровиться к выходкам самодовольного самца: грациозной походке, которую тот не изменял с тех пор, как превзошел в темпераментной схватке тетерева, его нелепому токованию, провоцировавшему местных глухарей. При этом хорош собой и уверен в собственных силах. Глухарь продолжал восхищать тетерку вызывающим поведением, но ей все больше начинало казаться, что этим поведением он был обязан не столько характеру, сколько пробудившемуся в нем весеннему инстинкту.
– Симон, я тебя прошу, давай вернемся в лес. Мне как-то не по себе здесь.
Глухарь не счел нужным ответить самке на ее опасения. Он продолжал идти вперед, будучи уверенным в том, что тетерка послушно следует за ним.
Почувствовав бодрящий запах молодых сосновых почек, Симон ускорил шаг. Громко захлопал крыльями и с наскока взобрался на ветку подвернувшейся на пути корявой сосны.
– Ну же, Амина! – прокричал глухарь, обернувшись к поспевавшей за ним тетерке. – Почувствуй, какой здесь приятный воздух!
Растущие на окраине леса высокие деревья нещадно отбрасывали тени на заболоченные берега реки, не пропуская к ним лучи уже клонившегося к горизонту солнца. В преддверии сумерек разгулялся западный ветер, нагоняя вечернюю прохладу. Но и она не смогла остудить пыл своенравного глухаря. Уж слишком самодостаточным чувствовал себя Симон в болотной глуши в компании преданной тетерки.
– Слезай оттуда, – позвала Амина, продолжая наставлять своего неистового друга. – Иди ко мне, милый.
Симону польстило столь теплое обращение самки, наконец поддавшейся его обаянию. Глухарь приветливо взглянул на тетерку, уподобившись коварному обольстителю. Ее легкое смятение с отводом глаз в ответ не оставило самцу другого выбора, как вернуться на землю и предстать во всей красе с властным размахом крыльев и чуткостью алых бровей.
Застенчивая самка медленно попятилась от взбудораженного глухаря, нахально распустившего крылья. Симон неотступно следовал за ней, вызывающе токуя в надежде на любовное соитие. Самец был в восторге от поведения заигрывавшей с ним тетерки. Терпение той сводил на нет дерзкий взгляд глухаря, который уже был полон решимости.
Остановившись, тетерка подняла голову и провокационно взглянула на самонадеянного самца. И тут же затейливо прикрыла глаза.
Резкая боль от вонзившихся в спину когтей показалась ей даже излишне агрессивной. Амина возмущенно захлопала крыльями и открыла глаза.
Встревоженный взгляд глухаря, который тетерка увидела перед собой в этот момент, поверг ее в ужас. Понимая, что тот уже ничем не сможет ей помочь, она безвольно опустила крылья и поникла головой.
Спикировавший на тетерку беркут тут же попытался утащить ее с собой, но вовремя подоспел опомнившийся Симон. Глухарь распахнул крылья и смело бросился на орла, нанося ему удары острым клювом.
Один из ударов пришелся хищнику в голову. Однако тот не спешил выпускать из мощных когтей тетерку. Расправил крылья и бойко отмахнулся ими от настырного глухаря, ударив его по шее.
Полученная затрещина лишь раззадорила Симона. Глухарь с еще большей яростью набросился на беркута, пытаясь сбить его с раненой тетерки. После нескольких неудачных попыток он все же добился своего. Защищаясь от атак глухаря, хищник был вынужден отпустить тетерку. Та осталась неподвижно лежать на земле между двумя самцами.
Напыщенный Симон с ненавистью посмотрел на стоявшего перед ним орла и тут же замер. Невозмутимый встречный взгляд убийцы только сейчас вызвал у глухаря страх. Тот самый утраченный им страх, который способствовал его выживанию вплоть до сегодняшнего дня.
Поддавшись одному из основных инстинктов, Симон утратил контроль над другим. Глухарь был рад насладиться тем влечением, которое испытал к тетерке. Но это влечение оказалось для него роковым.
Орел достаточно быстро расправился с Симоном. Глухарь так и не почувствовал боли, – лишь горечь утраты перед последним вздохом, глядя на умиравшую тетерку, которую он не смог защитить от себя самого.
Дневная мирная жизнь речной долины к вечеру стала подавать первые признаки волнения. Потянулась к поверхности реки рыба. Одна за другой подрывались рыбины к зависавшим над водой насекомым, ловко подхватывали на лету поживу и ныряли обратно, оставляя после себя звучные всплески воды.
Напомнили о себе и местные лягушки, повылезавшие на сушу, – вдоволь надышаться да перекликнуться на закате солнца, которое вновь затягивало прощание.
Нагил не спешил вылезать из воды. Успел медведь за день приноровиться к повадкам проворного лосося. Стоял он сейчас в прохладной воде и терпеливо поджидал очередного неудачника.
– Да сколько можно уже! Какой прожорливый.
– Еще бы! Это ты не застала его сразу после спячки, – ответила негодующей подруге блоха. – Еле на ногах стоял. И в рот тянул что ни попадя.
– Как холодно здесь стало, – пробормотала блоха, содрогнувшись на листе кувшинки.
– И опасно. Здесь все как будто с ума посходили.
– Но нам не стоит переживать по этому поводу. Нашего Нагила боятся и уважают не только в лесу, но и за его пределами. Все знают, что он не позволяет себе так нагло использовать свое положение в корыстных целях, как это делают другие хищники.
– Это точно. Не припомню, чтобы от него доставалось муравьям или пчелам.
– А ты никогда не думала о том, что снисходительность нашего упрямого медведя не слишком практична как для леса в целом, так и для него самого?
– В тебе совесть заговорила? – ехидно проронила блоха, взглянув на подругу.
– Я не об этом. Мне кажется, Нагил утратил хищный инстинкт. И некоторые из жителей нашего леса не прочь были бы при случае этим воспользоваться.
– Благо для нас, таких сейчас нет в речной долине. Как бы там ни было, он все еще остается медведем. Одним из самых сильных и проворных обитателей в этих краях.
Обе блохи посмотрели на медведя. Тот стоял в воде и, разбрасываясь брызгами в разные стороны, увлеченно терзал пойманную им рыбу.
– Вот разошелся! – воскликнула блоха, обращаясь к своей собеседнице.
Однако той уже рядом не оказалось.
Самая обыкновенная юная лягушка впервые в жизни выбралась на поверхность воды. Залезла на первый попавшийся лист кувшинки, – и так повезло. Она ловко расправилась с блохой, застав ее врасплох. Не доставила трудностей лягушке и другая блоха, пребывавшая в оцепенении от страха. Однако чувство насыщения к хищнице так и не пришло. Уж совсем никчемными оказались насекомые, столь вызывающе ведущие себя на глянцевом листке кувшинки.
И вновь всплеск раздался на реке. Плюхнулся в воду передними лапами Нагил и побрел к берегу. Добравшись до суши, бодро отряхнулся от воды и вытянул вперед сытую, довольную морду.
Со странным для себя чувством облегчения медведь покидал реку в этот раз. Утолил голод, набравшись сил. Но все никак не мог понять, почему он так комфортно стал ощущать себя на лугу, обдуваемым свободным западным ветром. И что же родной лес так угнетающе возвысился пред ним?
***
Располосовали бледные облака небесное зарево перед закатом. Ветер стал показывать характер, – не оставлял в покое верхушки рослых деревьев, все ниже приклоняя их в своих причудах. Одна за другой летели с них вниз обветшалые ветки.
Тревожилась сейчас Мара. Внимательно прислушивалась орлица к хрипам сосны, на ветвях которой находилось ее гнездо.
Сама занималась его постройкой: подобрала надежный сук, натаскала прочных веток, застелила мхом и травой. Места для птенцов было вдоволь в гнезде, с прекрасным обзором, неприступное для хищников. И все равно было неспокойно ее материнское сердце в преддверии ненастной погоды. Еще и Нестр на охоте задержался.
– Ты что так долго? – бросила недовольный взгляд Мара на орла, швырнувшего в гнездо разбитую тушку глухаря.
– Давайте налетайте! Проголодались, наверное, – прокричал сыновьям беркут, игнорируя недовольство орлицы.
Оттолкнув брата, птенец стремительно бросился к тушке и попробовал самостоятельно справиться с увесистой добычей отца.
Нестр с интересом наблюдал за отчаянными попытками старшего сына урвать больший кусок мяса. Раз за разом в клюве проворного птенца оказывались выдернутые перья, однако тот не сдавался и продолжал усердствовать над тушкой.
Другой птенец был менее расторопен. Все его попытки поучаствовать в трапезе пресекались старшим братом. В конце концов, Мара не выдержала и решила вмешаться. Выдернула клювом крыло из тушки глухаря и положила его рядом с младшим сыном.
– Ты его разбалуешь, – сделал замечание самке орел. – Он должен сам уметь постоять за себя.
– Повзрослеет – и постоит, – ответила Мара, вырвала из крыла кусочек мяса и поднесла его к раскрытому клюву птенца. – Лучше подумай, где мы жить будем. Я уже устала вздрагивать здесь каждый раз, как сорвется от ветра ветка или затрещит соседнее дерево.
– Сама же хотела поселиться на окраине леса.
– Да, хотела. Но теперь у нас есть птенцы. И для их же безопасности нам лучше убраться отсюда.
– Перестань всякий раз придумывать себе лишний повод для переживаний. С птенцами все время кто-нибудь из нас находится рядом, – строго сказал Нестр и, оглядевшись по сторонам, добавил: – К тому же, здесь отличное место для охоты. А эта сосна еще и нас переживет.
Мара промолчала, посчитав беркута слишком взволнованным и неприступным для принятия каких-либо решений сейчас. Нестр привел весомые доводы в пользу их нынешнего места обитания. Но он так и не смог успокоить ее материнское сердце.
Учуяв прежний запах смердевшего дерева, Марат понял, что он все еще жив. Вернулась и боль, напомнившая хищнику о его непримиримой борьбе с инстинктами.
Марат открыл глаза. Увидев стоявших перед ним других волков, он вмиг подхватился и попытался встать, однако его тут же вернули на место.
– Вот неуемный! Только недавно при смерти был, – послышался ему голос взрослой волчицы.
– Это он, мама, тебя поприветствовать хотел. Ничего ты не понимаешь.
Еще больше занервничал Марат, продолжая слышать голоса крутившихся возле него подозрительных волков.
– Перестаньте вы! Видите, как Марат разволновался из-за вас. Дайте ему прийти в себя.
И только этот голос Марат не спутал бы ни с чьим другим. Он обернулся и посмотрел на Селину. И как-то неуверенно завилял хвостом.
– Узнал наконец-таки. А то я уже подумал, что заново придется с ним знакомиться.
– Заткнись, Макс! – раздраженно рыкнула на брата Селина и наклонилась к лежавшему перед ней раненому волку. – Как себя чувствуешь, дорогой?
– Неловко, – тихо ответил Марат и отвел взгляд от волчицы.
– Тоже хорошо. Не припомню, чтобы ты так нервничал при общении со мной. Видимо, за твою жизнь мне более не стоит тревожиться.
Марат увлекся перекличкой сопереживавших ему хищников и в какой-то момент решил поучаствовать в ней сам. Волк приподнял голову, чтобы высказаться, но его вновь вернули на землю.
– Хватит крутиться! У тебя рана только-только перестала кровоточить.
– Как вы здесь оказались? – обратился Марат к обступившим его волкам.
– Это ты ее спроси, – возмущенно ответил Макс, указав взглядом на сестру. И тотчас же получил по уху от матери.
– Не слушай его, – пролаяла Юстина. – Он все еще не может смириться со своей первой неудачной охотой.
– Неправда! Я знал, что мы не охотимся на этих лосей.
– Отчего же ты тогда погнал их до самой реки? – насмешливо произнесла Селина. – С такой-то прытью. Один лаял за целую стаю.
– Тебе-то откуда знать? Ты вообще здесь была все это время, – огрызнулся юный волк.
– Перестаньте оба! – рыкнула на своих детей Юстина. – Только вашего трепа нам не хватало.
– Зачем ты… – Марат вопросительно уставился на Селину, не решаясь закончить вопрос.
– Тебе еще многое предстоит узнать, прежде чем поймешь ее намерения, – ответила самцу матерая волчица, опередив дочь. – А пока выздоравливай.
– Дайте вы уже Марату поесть, – встрял в разговор взрослых волков Макс. – Мне на него больно смотреть.
Юстина указала сыну на их добычу. Макс подобрал возле реки кусок туши косули и подкинул его к ногам раненого волка.
Однако тот не притронулся к мясу. Лишь мордой повел в его сторону с закравшейся в голову навязчивой мыслью.
– Прости меня, – сказал Марат, виновато взглянув на Селину. – Я тебя подвел.
– Глупости не говори. Ешь давай.
– Сама знаешь, что это так. Даже сейчас, находясь здесь, со мной, вы подвергаете свои жизни опасности. Вам здорово достанется от Платона, когда вернетесь в стаю.
– А кто тебе сказал, что мы вернемся в стаю?
Марат навострил уши и застыл.
– Мы не вернемся в стаю, – продолжила волчица. — Мой дядя никогда не славился терпимостью, но теперь, получив власть, он уж совсем зазнался. Жажда наживы сделала его просто невыносимым. Он ставит свою гордыню превыше блага всей стаи. А с твоим уходом так и вовсе озверел. Я жалею, что не ушла с тобой.
– Ты осталась со своей семьей. У тебя не было другого выбора.
– Теперь они со мной. Моя мама не могла там больше оставаться. И не могла позволить Максу взрослеть под началом одержимого яростью волка. Марат, – волчица взяла паузу, прикоснувшись лапой к неподвижной лапе хищника. – Именно ты должен стать вожаком, больше некому. Ты поведешь за собой стаю, пока она окончательно не стала ущербной для леса.
Марат хладнокровно взглянул на волчицу, готовый тотчас возмутиться ее ухмылкой. Но встретил не менее хладнокровный взгляд с ее стороны.
– Вожак, который и за себя-то постоять не способен? – прорычал волк, указав мордой на след застывшей крови на своем брюхе.
– Вожак, который готов действовать наперекор собственным инстинктам ради чести всей стаи, – вмешалась Юстина, подойдя к раненому волку. – Теперь ты на собственном опыте убедился, что ни один обитатель этого леса не сочтет необходимым приносить себя в жертву другим, как бы это разумно ни выглядело. Каждая тварь, – мелкая или крупная, хищная или питающаяся растительной пищей, – будет следовать основным инстинктам, нажитым и испробованным уже многими поколениями. Меняются лишь условия, – потребности остаются те же.
– У стаи уже есть вожак. И я не вправе посягнуть на его место лишь потому, что он переусердствовал с инстинктами. На то он и вожак, – быть примером для своих волков и грозой для чужих. Судя по вашим словам, с этим он неплохо справляется.
– Платон стал вожаком лишь потому, что он был братом моего отца, – напомнила хищнику Селина. – При всем его преимуществе в силе над остальными волками он не способен принимать верные решения в, казалось бы, обыденных жизненных ситуациях для стайного хищника. И участившиеся за последнее время неудачи на охоте тому пример. Платон так и остался дикарем, не сумевшим найти общий язык с сородичами. И самая большая опасность для стаи заключается в том, что ее вожак отказывается признать очевидное: он не справляется со своими обязанностями.
Марат промолчал, предавшись воспоминаниям о проведенном им времени в стае накануне своего ухода.
– Моя мать еще тогда что-то в тебе рассмотрела. Она видела в глазах осиротевшего щенка решительный взгляд волка, способного вернуть былое величие своей стае, – Селина приветливо улыбнулась самцу. – Не знаю, стоит ли тебе доверять жизнь целой стаи. Но свою жизнь я бы тебе доверила.
Беспросветная темнота все напористей сгущалась над лесом. Не видать было ни луны, задевавшейся куда-то на полуночном небосводе, ни верных звезд, ладком сияющих при ней.
Из мрака донесся крик отчаявшейся кукушки. Мгновение спустя разгулялся непомерный ветер, навевая сырой холод. И посыпались одна за другой дождевые капли на продрогшие деревья.
Селина подошла к Марату и легла за его спиной. Свернулась поудобнее, опустила морду на загривок волка и зажмурила глаза.
– Придется тебе вынести мою компанию этой ночью, – прошептала волчица, прижимаясь телом к дрожавшему самцу. – Болеть тебе сейчас никак нельзя.
Так и остался лежать кусок мяса перед носом хищника. Чувствовал волк, как негодовал его желудок. Но остался верен своему сердцу, – не смел тревожить покой той, что согревала его всю ночь теплыми объятиями.
Глава 3
Трясущийся от озноба и невыносимой сырости вокруг Назар уныло наблюдал за каплями дождя, которые поочередно ныряли в озеро, оставляя после себя неуловимые круги на воде.
Круги заметно поредели к полудню, однако самцу от этого было не легче. Отхватил он от дождя сполна сегодня утром, когда отправился за очередной угодной шишкой для капризной белки.
Уже на днях должна была родить Алиса. Однако из-за затянувшегося ненастья белка даже не успела толком обустроить гнездо для своих будущих детей. С тех пор, как они с Назаром перебрались на север леса, небо ежедневно заволакивали дождевые тучи. А из-за постоянных дождей Алиса попросту не могла натаскать в дупло сухих листьев и травы.
Белка хотела как можно быстрее утеплить жилище перед появлением на свет бельчат, а надеяться она могла только на себя. Красивый и опрятный Назар был абсолютно непригоден для той жизни, которая теперь ждала молодую семью. Старался, и даже говорил обо всем складно, но на деле пока так и не проявил себя.
Хотя подбором дерева для гнезда Назар сам вызвался заниматься. Подобрал довольно неплохую осину, дупло в которой на озеро смотрело. Вот он и бегал теперь за прошлогодними шишками для белки на соседний берег, где росли сосны с елями.