Спасти Одетту бесплатное чтение

Фрауке Шойнеманн
Спасти Одетту

Frauke Scheunemann

Winston – Lizenz zum Mäusejagen

© 2017 Loewe Verlag GmbH, Bindlach

© Торгашина Анна, перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Пролог, или Даже лучшие детективы порой теряют самообладание…

– А ну иди сюда, ничтожный мелкий кот! Да я таких, как ты, каждый день на завтрак ем. И даже не наедаюсь!

Святые сардины в масле! Прямо передо мной на балке перекрытия сидело чудовище с горящими глазами ядовито-желтого цвета! Оно было просто огромным – минимум вдвое крупнее моего толстого друга Спайка и к тому же вдвое шире. Я кот далеко не робкого десятка, но тут даже у меня вся шерсть встала дыбом – от ушей до самого кончика хвоста. Чудовище оскалило зубы, обнажив четыре огромных резца. Да уж, если такие пойдут в ход – никому мало не покажется. Я неуверенно отступил на шаг назад. Только бы не потерять равновесие! Ведь балка, на которой мы оба находились, была расположена в пяти метрах от пола, если не больше!

– Никак наделал в штаны от страха? – издевательски осведомилось чудовище. – И немудрено. Против меня у тебя нет ни единого шанса. Давай-ка лучше уноси отсюда лапы. Как можно быстрее и как можно дальше. Пока я не сделал из тебя фарш!

Звучит не очень. Хотя против фарша как такового я, конечно, ничего не имею! Когда наша экономка Анна подает мне к обеду изысканный тартар из говядины, приправленный щепоткой петрушки, я всеми лапами «за». Однако есть фарш – это одно, а быть им – совсем другое, и перспектива стать фрикаделькой мне отнюдь не улыбалась. Но удирать, поджав хвост?! Мне?! Уинстону Черчиллю?! Самому умному и смелому коту в мире?! Да ни за что!

– Хм, мне кажется, произошло какое-то недоразумение, уважаемый. Я вовсе не ищу ссоры – я ищу тут свою возлюбленную. Одетту. Необыкновенно красивую белую кошку. Не видели вы ее, случайно, где-нибудь?

Теперь пришла очередь чудовища отступить на шаг назад. Очевидно, ему нужно было подумать – а делать это, капая слюной мне на нос, было не так уж удобно.

– Это такая жирная, длинношерстная, да? С одышкой? На каждом шагу задыхается?

Святые сардины в масле! Как он смеет в таких выражениях говорить о моей Одетте?! Какая наглость! Да я за одно только это обязан вызвать его на дуэль. Ну ладно, допустим, она немного располнела в бедрах – так ведь на это есть причина! И эта причина – самая лучшая из всех возможных!

– Одетта не жирная. Она чудесная! – зашипел я на чудовище. – Так видел ты ее или нет? Отвечай давай, и поживее!

Но, вместо того чтобы ответить, чудовище вдруг сделало огромный прыжок вперед и с размаху заехало своей лапищей прямо по моему чувствительному носу. Боль пронзила все мое тело, я потерял равновесие и сорвался с деревянной балки. Еще падая, я заметил, как чудовище подало кому-то внизу какой-то знак. Потом в глазах у меня потемнело…

Полдюжины любви

– Вот, Кира, взгляни, тут хорошо видно, – с этими словами ветеринарный врач госпожа Вильмес повернула маленький телевизор экраном к нам с Кирой, продолжая при этом водить какой-то палочкой по брюшку Одетты.

– Раз, два, три, четыре… а вот и номер пять. В животе у Одетты барахтаются пятеро маленьких котят! – Тут она вдруг на секунду смолкла. – Ой, я вижу еще и шестого! Вот это выводок так выводок – мои поздравления!

Я недоверчиво уставился на экран телевизора, где шевелились какие-то серые пятна. Вот это вот и есть котята? Дети Одетты? Мои дети? А как они попали в телевизор? Я осторожно шагнул вперед и обнюхал экран. Доктор Вильмес рассмеялась:

– Что, Уинстон, удивлен, да? Становиться отцом – это, конечно, очень волнующе.

Отец. Как это звучит! Даже немного жутковато. Особенно учитывая, что я не имею об этом почти никакого представления.

Своего отца я никогда не встречал. Видел только фотографию – она была приколота на пробковой доске в доме у моего заводчика. Лерой оф Ривербэнкс-Малберри. Голубая кровь, чемпион породы «британская короткошерстная», серебристо-серый окрас и величественная осанка. Но был ли он хорошим отцом? Понятия не имею. В общем, мне однозначно не хватает образца для подражания.

Вернер Хагедорн, человек, с которым мы уже много лет живем вместе, тоже не отец, ведь у него нет детей. Впрочем, это не совсем верно. С нами уже довольно долго живут Кира и Анна. Кире тринадцать лет, и она моя лучшая подруга из всех людей, а ее мать Анна пришла к нам в дом в качестве экономки. Но вскоре Анна и Вернер полюбили друг друга и стали парой, а вместе с Кирой из них вышла семья. Так что, кажется, Вернер теперь стал для Киры кем-то вроде отца. Он помогает ей с домашними заданиями, подвозит ее до школы на машине в плохую погоду. Если Кира разбрасывает по дому вещи или, замешкавшись перед выходом, опаздывает к началу занятий, он ругает ее, в точности как Анна. А если ей вдруг случится не сделать уроки, он ее выгораживает и пишет учителям записки, изобретая оправдания. Например, утверждает, что нечаянно положил тетрадку с Кириным домашним заданием в свой портфель и унес ее на работу, в университет. Вернер – профессор физики. На учителей это чаще всего производит сильное впечатление, так что они уже не жалуются Анне. Очень действенный трюк!

К чему это я? Ах да – об отцовстве. Наверное, хорошие отцы именно так и поступают: ругают тебя, когда ты натворишь дел, но все же не бросают в беде и помогают расхлебывать последствия. Таким отцом я и хочу быть для наших с Одеттой котят. Хотя они и не будут учиться ни в какой школе. Кроме школы жизни, разумеется!

– Как думаете, когда родятся котята? – спросил Вернер у доктора Вильмес. Она вновь взглянула на экран и на секунду задумалась.

– Хм, обычно беременность у кошек продолжается шестьдесят три дня. Я полагаю, котятам нужна еще минимум неделя – а значит, к следующим выходным вам придется подготовить родильный ящик.

– К следующим выходным? Родильный ящик? – переспросил Вернер тоном, в котором слышалось что угодно, кроме воодушевления.

– Да, сегодня пятница, и я думаю, примерно дней через восемь ваша белая красавица произведет на свет потомство. И для будущей мамы с малышами лучше соорудить специальный родильный ящик, господин Хагедорн. Самого простого будет достаточно.

– Черт! – пробурчал себе под нос Вернер.

– Что-что? – строго переспросила доктор Вильмес. – Вы что, не рады?

– Нет-нет, рад, конечно! – поспешил заверить ее Вернер. – Но дело в том, что в следующие выходные я женюсь и в это время буду даже не в Гамбурге, а в Люнебургской пустоши^[1]. Моя невеста подыскала для свадьбы замечательную загородную усадьбу.

Доктор Вильмес нахмурилась:

– Понимаю. Разумеется, рождение котят плохо вписывается в этот план. Как бы то ни было, не советую вам оставлять кошку совсем без присмотра. Конечно, большинство кошек рожают котят совершенно самостоятельно. Но лучше бы рядом все же был кто-нибудь – на случай, если что-то вдруг пойдет не так, – чтобы заметить это и позвать меня на помощь. Не собираюсь вас пугать, но вы ведь не хотите, чтобы с Одеттой или котятами случилось что-то плохое, а бросить их одних – это риск.

МУРРР-МЯУ!!! Нет, этого мы не хотим ни в коем случае! Я, разволновавшись, спрыгнул со стола и вцепился когтями в брюки Вернера.

– Ай, Уинстон! Ты что творишь?! Больно же! Плохой кот! – стал ругаться он.

– Почему это он плохой? – вступилась за меня Кира. – Он просто переживает за свою подругу Одетту! Это же логично.

Доктор Вильмес рассмеялась:

– Да, похоже, все именно так. Предлагаю поступить следующим образом: привезите будущую маму на выходные в кошачий пансион. Или в ветеринарную клинику. Тогда вы сможете спокойно праздновать свадьбу, а к вашему возвращению котята уже, наверное, появятся на свет.

Это самая ужасная идея, какую мне только доводилось слышать – клянусь любимой когтеточкой! Я не хочу бросать Одетту одну, но и пропускать свадьбу моего самого любимого в мире хозяина тоже не хочу. Это ведь, в конце концов, семейный праздник, он просто НЕ МОЖЕТ состояться без меня! Я яростно зашипел и с удвоенной силой вцепился в штаны Вернера.

– Ай-ай-ай! – воскликнул он и попытался высвободить ногу – разумеется, безуспешно, потому что в ответ я лишь глубже впился в нее когтями. – Уинстон! – взвыл он. – Да что же это такое, отпусти немедленно!

Даже не подумаю!

– Уинстон считает идею с пансионом дурацкой, – захихикала Кира. – Еще бы. Конечно, ему хочется, чтобы Одетта была с ним на свадьбе. Это же, в конце концов, семейный праздник.

Кира просто лучше всех! Она прямо-таки читает мои мысли. Что, впрочем, и неудивительно. Ведь наша дружба началась с того, что мы случайно поменялись телами. Да, все верно! Она очутилась в моем теле и какое-то время жила кошачьей жизнью, а мне пришлось ходить в школу. Кошмарный опыт! Но зато я научился читать. Позже нам, к счастью, удалось вернуться в свои тела – но этот крайне полезный навык у меня остался.

Вернер взглянул на меня в задумчивости:

– Наверное, ты права, Кира. Доктор Вильмес, как вы думаете – можем мы взять Одетту с собой? В загородную усадьбу? Полагаю, родильный ящик, о котором вы только что говорили, там найдется.

Она кивнула:

– Конечно, почему нет? В конце концов, ведь и пансион для животных будет для Одетты незнакомым окружением. Важно лишь, чтобы у нее был уголок, где она сможет укрыться, и чтобы время от времени за ней приглядывал кто-то знакомый. Тогда все должно пройти как по маслу.

Вернер вздохнул:

– Вот только как я объясню это Анне? И бабушке? Думается мне, у них обеих очень четкие представления о том, как должна пройти свадьба, и кошачьи роды в эти представления никак не вписываются.

В этом он, пожалуй, был прав. Анна вот уже несколько недель подряд планировала главный праздник своей жизни. Повсюду в доме лежали журналы, со страниц которых счастливо улыбались парочки, покупка свадебного платья обернулась делом прямо-таки государственной важности, а прежде чем остановить свой выбор на усадьбе в Люнебургской пустоши, Вернер с Анной осмотрели, наверное, пять тысяч других ресторанов и отелей. Ну ладно, может быть, их был всего десяток – но в любом случае много. Да и помощь бабушки ситуацию, конечно, совсем не упрощала: ведь она никогда не упускала случая высказать свое мнение по любому вопросу. Думаю, у моего бедного профессора в последнее время существенно прибавилось седых волос. И хоть он пока еще не совсем сравнялся мастью с моим благородным отцом Лероем оф Ривербэнкс-Малберри, но если дело пойдет так и дальше – вот-вот сравняется!

– Да ладно, Вернер, – успокоила его Кира, – надо просто поговорить с мамой. Уверена, она поймет. Она ведь души не чает в кошках. А насчет бабушки можно не волноваться – ее я беру на себя. Если я сама с ней поговорю, она наверняка не будет ворчать. Честное слово – все пройдет хорошо. И ваша свадьба, и рождение котят! С родильным ящиком или без него.

Моя Кира! У нее все под контролем.

Добро пожаловать к Шульце-Науманнам!

– А я сррразу сказала: брррать с собой кошку – плохая идея! Лучше бы оставили ее в пансионе!

Всю поездку бабушка беспрестанно ругалась из-за того, что Одетту все-таки решено было взять с собой в Люнебургскую пустошь. Очевидно, Кирин дар убеждения не произвел на нее должного эффекта. Вернер, к счастью, не стал мастерить родильный ящик – в багажник тот, скорее всего, все равно бы не поместился. А так Одетта смогла удобно устроиться на заднем сиденье, где ее, правда, уже в самом начале поездки вырвало. Атмосферу это, конечно, не улучшило – но, позвольте, беременных ведь часто тошнит! Одетта в этом совершенно не виновата! Однако Кириной бабушке, казалось, не было до этого никакого дела. А ведь она должна бы знать, каково это – ведь у нее у самой есть дети.

Но бабушка ворчала, брюзжала и даже обращалась к Всевышнему с просьбой не дать этим неуместным кошачьим родам расстроить свадьбу ее любимой дочери. Вообще-то разговоры с небесной канцелярией больше по части Симоны. Сестра Вернера Хагедорна – пастор, она вечно консультируется с Господом по любому поводу и без. Но она, как и все остальные родственники, прибудет в Люнебургскую пустошь только после обеда – а если нам повезет, то и вечером.

Когда автомобиль Вернера наконец остановился и Кира открыла дверь, я тут же вперед всех выскочил наружу. Ни секунды больше я не мог выносить приторно-сладкого – неудивительно, что Одетту стошнило, – запаха бабушкиных духов и ее неумолчного ворчания. Снаружи я с облегчением глубоко вдохнул и… проклятая селедка, чем же это тут так воняет?!

От-вра-ти-тель-но!

А уж что за зрелище предстало нашим глазам! Справа от меня высилась куча еще теплого навоза, а прямо за ней – длинная конюшня, из которой с любопытством выглядывало множество лошадиных голов. Вдалеке я разглядел несколько обнесенных забором лужаек. И там тоже были лошади, много-много ЛОШАДЕЙ!

Бррр, да что же это такое?! Я ведь на дух не переношу лошадей. И уж тем более вонючий конский навоз. Кроме того, это место совершенно не подходит для великолепной свадьбы мечты. И уж тем более – для появления на свет шестерых породистых и наверняка ужасно симпатичных котят. Что подумают малыши, впервые оглядевшись вокруг? Что их родители не могли позволить себе жилья поприличнее? Нет уж, потомки Уинстона Черчилля, самого умного и смелого кота в мире, и очаровательнейшей и прекраснейшей Одетты достойны лучшего окружения.

Впрочем, ладно – основное здание усадьбы, вон там слева, вроде бы вполне ничего. И прилегающие к нему строения выглядят ухоженными и по-домашнему уютными, решил я. Вот только этот всепроникающий, густой, теплый, отвратительно-сладковатый запах навоза – святые сардины в масле! Это просто невыносимо!

Тем временем Кира вытащила Одетту с зад него сиденья, и они вместе принялись осматриваться во дворе. И, казалось, были весьма воодушевлены увиденным. Ну и ну, быть этого не может! Ведь Кира так далека от этого всего! Она городской ребенок. Настоящий цветок асфальта. Вонючий навоз, сено, солома, огромные лошадиные уши и выпученные глаза – это все просто не может прийтись по душе моей лучшей подруге.

И уж наверняка это все не может понравиться Одетте.

– Милая, – мяукнул я, – я и сам в ужасе от места, в котором мы очутились. Поверь мне.

Я бы очень хотел пообещать ей, что мы сию же секунду развернемся и отправимся в обратный путь. Вот только боялся, что без самоходной тележки Вернера дорога для моей возлюбленной окажется слишком дальней.

А судя по сиявшим на лицах Анны и Вернера улыбкам, им тут действительно нравилось. Да неужто они совсем ослепли?! Они что, не чуют эту вонь? О чем только эти двое думали, когда решили провести в таком месте день, который вообще-то должен стать самым прекрасным в их жизни?

– Уинстон, не переживай, пожалуйста, мне тут очень нравится. Свежий воздух, природа, простор и зелень. Лучше места для появления на свет наших детей просто не придумать.

Ну, тут все ясно: взгляд Одетты затуманили гормоны беременности. Иначе она пришла бы в такой же ужас, что и я. Но с нашими малышами в животе она словно бы смотрит на мир сквозь розовые очки. Ничем больше сияние ее глаз и мягкую улыбку в уголках рта я объяснить не мог.

А теперь она еще и спрыгнула у Киры с рук. И Кира беспрепятственно ее отпустила. Что?! Кира! Не будешь ли ты так добра поднять ее обратно? Эта грязная пыль под белоснежными лапками – просто неприемлемо!

Но Кира, похоже, витала где-то в облаках. Она все еще восхищенно оглядывалась по сторонам, совершенно выпустив Одетту из внимания. А потом вдобавок ко всему принялась щебетать тоном, которого я до сих пор еще ни разу у нее не слышал:

– Ах, как же тут хорошо, как же хорошо! И все эти пони и лошадки – я от них просто без ума!

Клянусь своей когтеточкой, это уже внушает страх! Что за дух вселился в мою Киру?!

В то время как Одетта направилась к огромному круглому тюку соломы, стоящему у края какого-то сарая, Кира продолжала радостно чирикать:

– Вернер, как ты думаешь, я ведь смогу покататься тут на лошадке?

Я просто разрывался, не в силах решить, что сделать в первую очередь. Убедить Одетту не лезть на этот пыльный и наверняка ужасно колючий соломенный шар – или отговорить Киру от идеи заняться верховой ездой?

Одетта приняла решение за меня, с удивительной при ее объеме живота легкостью и грацией запрыгнув на тюк. Вернер же пообещал, что чуть позже спросит господина Шульце-Науманна, можно ли тут покататься на лошади. Для меня это означало вот что: во-первых, Одетта вновь поступила по-своему, а во-вторых, у меня еще есть в запасе немного времени, чтобы предупредить Киру о страшных опасностях, гарантированно поджидающих всякого, кто решит взгромоздиться на спину этих лохматых тварей.

– Одетта, умоляю тебя, спускайся! Кто знает, что может скрываться там в пыльной соломе. Клещи, блохи, комары… и уж наверняка ничего хорошего для тебя и наших малышей.

Но Одетта в ответ лишь вяло отмахнулась:

– Уинстон, прекрати! Тут наверху просто замечательно. Веет легкий теплый ветерок, солома мягкая и приятная. Кроме того, поездка немного меня утомила, а здесь можно прекрасно отдохнуть. Пожалуйста, будь так добр – дай мне немного побыть в тишине и покое.

Мяв! Я был совершенно с этим не согласен. Но Одетта не только несказанно прекрасна – порой она бывает еще и несказанно упрямой. Я мог бы хоть из шкуры вон вылезти, но, раз она решила, что ей там, наверху, хорошо, ее не переубедить. Что поделать – она такая, такой я ее и люблю. Хотя порой, когда она никак не хочет признавать мою правоту, и приходится нелегко. Несмотря на это, я бесконечно счастлив, что мы наконец-то настоящая пара и вот-вот станем родителями. Ведь Одетта отдала мне свое сердце далеко не сразу. Поначалу она считала меня трусливым квартирным котом, да и попросту слабаком. К счастью, проявленное мной в роли супердетектива бесстрашие помогло убедить ее, что на самом деле я кот мирового класса! Нам с Кирой удалось упрятать за решетку по меньшей мере пятерых преступников, с блеском раскрыв дела, которые, несомненно, поставили бы в тупик полицию!

Я решил сидеть под тюком, чтобы защищать Одетту от опасностей, подстерегавших ее в диких пампасах Люнебургской пустоши. Но и это пришлось ей не по нраву:

– Иди прогуляйся, Уинстон, пожалуйста. Я не могу расслабиться, когда ты сидишь тут внизу и все время на меня пялишься, задрав голову.

Святые сардины в масле, ну почему Одетта так упорствует в своем неблагоразумии?! Впрочем, что поделаешь, не ссориться же с ней. Тем более что доктор Вильмес говорила, что кошкам на сносях вредно волноваться.

Лишь это последнее соображение заставило меня сдать позицию. Разумеется, отступил я не слишком далеко, а лишь настолько, чтобы не упускать из поля зрения тюк соломы с Одеттой наверху.

Я поплелся вдоль длинного здания конюшни, и тут меня внезапно нагнала Кира:

– Что, Уинстон, тоже решил осмотреться на местности? Я вообще-то должна сейчас помогать выгружать вещи из машины. Но Вернер с мамой и бабушкой пошли получить у администратора ключи, чтобы заселиться в номера. А я воспользовалась моментом и смылась! – Она заговорщицки ухмыльнулась. Я едва узнавал свою Киру – она была словно не в себе. На лице ее блуждала блаженная улыбка, и голос снова показался мне каким-то совсем чужим. Чересчур возбужденным. – Ох, Уинстон, – счастливо выдохнула она. – Я же всю свою жизнь мечтала оказаться на конном дворе, где держат пони! И как же здорово, что Одетта родит деток здесь, на свежем воздухе, на природе!

Я уставился на Киру. Свежий воздух? Что-что? Да здесь же адски воняет. Отвратительно. А эта самая природа таит в себе тысячу опасностей: тут тебе и мошки, и кузнечики, и черви, и пчелы, и комары – да-да, здесь же наверняка никуда не скрыться от комариной напасти.

Я мяукнул, вложив в голос как можно больше упрека, но Кира на меня уже не смотрела – мысли ее были заняты другим.

– Ой, смотри, Уинстон, какой хорошенький черный пони в паддоке^[2] прямо перед нами – никогда еще таких не видела, а ты?! – Не успел я посоветовать ей держаться от черного чудовища подальше, как она уже просунула руку за забор и потрогала мохнатое существо за белый нос: – Привет, это кто у нас тут такой? Меня зовут Кира, и я только что влюбилась без памяти.

Кира рассмеялась как-то уж слишком для нее звонко и заливисто, а мохнатый зверь, фыркнув в ответ, забрызгал все вокруг бесчисленными капельками слюны.

ФУ! ОТВРАТИТЕЛЬНО! ФУУУУ!

Кира все еще смеялась, а я впервые с момента нашего знакомства всерьез засомневался в ее трезвом рассудке.

Кира – крутая девчонка с очень острым умом. И к тому же настоящий супердетектив! Никогда бы не подумал, что она способна прийти в такой восторг при виде какого-то лохматого слюнявого чудища.

Но и это еще был не конец. Гигантская белоснежная лошадь, с головой огромной, как у слона (ну ладно-ладно, если начистоту, настоящего слона я никогда не видел – разве что по телевизору), рысью выбежала из стойла без дверей и остановилась у забора рядом с черным пони.

– О, привет, – поздоровалась Кира с белым привидением и потрепала его по огромной морде. – А ты кто такой?

– Валли! – раздался вдруг чей-то голос.

В первый момент я уж было решил, что лошадь умеет говорить. Безумная мысль, знаю. Но когда судьба забрасывает тебя из приличного гамбургского дома в вонючее захолустье, от шока в голову порой приходят странные мысли.

Но нет – голос принадлежал мальчику, который словно из ниоткуда возник рядом с Кирой и теперь приветливо улыбался. Потом он протянул ей руку и объяснил:

– Кстати, меня, зовут Лукас Шульце-Науманн. А того черненького – Булли.

Кира странно захихикала и тоже протянула руку:

– О, Булли, надо же – какое забавное имя для пони. Ах да, меня зовут Кира. Моя мама в эти выходные выходит замуж, и свадьба пройдет здесь, в усадьбе.

Лукас кивнул:

– Я так и подумал. Что ты приехала сюда на свадьбу, я имею в виду. Ты любишь лошадей? – Кира не успела еще ничего ответить, как он покачал головой и тут же продолжил: – Что за глупый вопрос. Конечно, ты любишь лошадей. Иначе вряд ли стала бы стоять возле паддока с Булли и Валли.

Кира рассмеялась – вновь очень звонко и несколько пискляво. Ох, да что же такое творится с моей Кирой?!

– Я просто без ума от лошадей, – объяснила она, и тут я всерьез забеспокоился, в добром ли она здравии. Раньше я ничего об этом не знал. Ну и дела, вот это новость. – Правда, у нас в Гамбурге пони и лошади встречаются довольно редко. По крайней мере в том районе, где я живу. Но я всегда, сколько себя помню, мечтала прокатиться верхом.

Лукас явно обрадовался признанию Киры, потому что тут же предложил:

– Если хочешь, могу чуть позже дать тебе урок верховой езды. У нас есть парочка очень послушных учебных пони и лошадок.

Глаза Киры вспыхнули словно бенгальские огни:

– Правда?! Ты это сделаешь?! Ух, это… это было бы просто превосходно!

Лукас кивнул, и Кира спросила:

– А Булли тоже учебный пони? Нельзя ли мне прокатиться на нем?

Но тут ответ был отрицательным:

– Нет, к сожалению, не выйдет. Он позволяет на себе ездить только дочке соседа – Лине. Да и учебным пони он никогда не был. Булли – настоящий чемпион. Он даже несколько раз принимал участие в чемпионате страны.

– Ох, – глаза Киры округлились от удивления. А я страшно обрадовался, что ей не разрешили кататься на этом черном как ночь пони. Он мне показался каким-то жутковатым.

Каким-то жутковатым, в придачу ко всему, показался мне и шорох, который я уловил левым ухом. Как будто что-то где-то заскреблось – или скорее зашелестело. А точнее – едва слышно затопало, перебирая множеством крошечных лапок.

Очень странно!

Шорох раздавался из большого зала, над входом в который большими черными буквами было написано «МАНЕЖ».

Кира с головой погрузилась в совершенно неинтересный разговор о лошадях с этим Лукасом, а я тем временем решил отлучиться и пойти на шорох.

Уходя, я еще услышал, как Лукас спросил:

– Кстати, а что это за кот, он твой? И он вот так ходит с тобой повсюду, как собака без поводка?

Собака без поводка?! Алло! Он вообще в своем уме?! Я породистый кот благородного происхождения, и сравнивать меня с какой-то там банальной собакой считаю недопустимым.

– И да, и нет. Это Уинстон, но он не мой кот, а Вернера Хагедорна. Вернер – будущий муж моей мамы, то есть без пяти минут мой отчим. То есть, выходит, Уинстон вскоре станет и моим котом… – Тут Кира ненадолго смолкла, а потом добавила: – Хотя вообще-то Уинстон свой собственный, и ничей больше. Он живет с нами, и он мой друг. Да, пожалуй, сказать так будет правильнее всего.

Осторожно ступая, я двинулся в сторону манежа. Слева и справа узкую песчаную дорожку окружали покрытые буйной цветочной растительностью клумбы. Дверь была приоткрыта. Я проскользнул в щель. Внутри меня сразу обдало прохладой, а в нос ударил запах кожи. И сырой земли. Все вместе, как-то вперемешку.

Я принялся было осматриваться – и тут же отскочил назад. Замешкавшись на мгновение, я неминуемо угодил бы под копыта совершенно беспардонной гнедой лошади, которая с оглушительным топотом скакала по залу диким галопом. Сидящая верхом на ней девушка не выглядела очень счастливой. Я не слишком много понимаю в лошадях, да и совершенно не желаю в них разбираться. Но в чем я спец, так это в гримасах ужаса – и на морде этой клячи, готов поклясться, читался самый настоящий испуг.

Я понял, что девушке не удержаться в седле. Гнедая лошадь не просто носилась по кругу – она при этом еще и неистово брыкалась.

Попытаться остановить лошадь, бросившись ей под копыта, и обречь себя на верную смерть было бы хоть и храбро, но глупо. Я ведь готовился стать отцом, и пропускать этот волшебный момент в мои планы совсем не входило. Кроме того, гнедая в припадке безрассудства, пожалуй, и не обратила бы на этот самоотверженный поступок ни малейшего внимания. Оставалось лишь позвать на помощь Киру и этого Лукаса. Поэтому я побежал за ними.

Кира и Лукас все еще болтали, стоя рядом с Булли и Валли. Я потерся о ноги Киры, мяукая так тревожно, как только мог, и бросился обратно в сторону зала. Кира, конечно, на лету схватила что от нее требуется и побежала за мной. Лукас тоже. Но он, думаю, просто последовал примеру Киры.

Мы ворвались в манеж в тот самый момент, когда гнедая на полном ходу затормозила – девушка вылетела из седла, как на реактивной тяге, и, просвистев над головой лошади, приземлилась на пятую точку. Гнедая остановилась рядом и притихла. Я и мухи не обижу, как бы говорила она всем своим видом.

– Катя, боже мой, ты ничего себе не сломала?! Может быть, сбегать за врачом? – взволнованно воскликнул Лукас, выбежав на дорожку для верховой езды.

Девушка покачала головой, и Лукас помог ей подняться на ноги.

– Нет-нет, все в порядке. Не знаю, что это вдруг нашло на Рико. Заметил что-то у бортика манежа и пустился в галоп, словно обезумев.

Святые сардины в масле, что-то тут нечисто – как всегда, подсказало мне кошачье чутье! Это что же получается: нечто, напугавшее – или некто, напугавший – лошадь, и есть источник того странного шороха, что я слышал?

Весьма подозрительно, весьма подозрительно.

Не совсем пустое предостережение!

Так я и знал – этим косматым чудовищам доверять нельзя. Чуть зашуршало или зашелестело в соломе – и вот уже огромное хвостатое существо вскидывается как ужаленное и несется куда глаза глядят. Хоп! – и незадачливый наездник вроде этой Кати, не успев и глазом моргнуть, вылетает из седла и приземляется на пятую точку прямо посреди дорожки, где его, того и гляди, затопчут другие копытоносцы.

Очень надеюсь, недавнее происшествие убедило Киру, что от этих непредсказуемых животных лучше держаться подальше. Я же просто лишний раз утвердился во мнении: лошади – источник повышенной опасности.

Тем не менее я не был бы Уинстоном Черчиллем, сыном достопочтенного кота Лероя оф Ривербэнкс-Малберри, если бы бросил дело на полпути. Детективное чутье подсказывало: тот шорох, что послышался мне парой минут раньше, был неспроста. К тому же, по словам Кати, она заметила какую-то странную тень за секунду до того, как пугливый Рико пустился в бешеный галоп.

Клянусь своей когтеточкой, тут дело нечисто! И свидетельство очевидца убедительно это доказывает.

Лукас и Кира покинули манеж в компании Кати, которая шла странной походкой, расставив ноги колесом, и ее дикого скакуна Рико, все еще тяжело дышавшего от волнения. Я же решил задержаться и хорошенько осмотреться на месте. Как знать, как знать, возможно, злоумышленник был неосторожен и оставил следы. Так что я стал осторожно пробираться вдоль бортика манежа, обращая внимание на многочисленные запахи. Некоторые казались мне весьма подозрительными, потому что были совершенно незнакомы. Но будучи умудренным опытом котом, я быстро сообразил, что имею дело с пахучими метками различных особей одного со мной вида – впрочем, разумеется, далеко не столь благородного происхождения.

Котов тут, очевидно, водилось в избытке – этот факт сомнению не подлежал. Но неужели злоумышленником мог оказаться один из моих сородичей? Хм… Честно говоря, я с трудом мог себе такое представить. К тому же шорох был совершенно нетипичным для кошки и, кроме того…

– Эй, ты чего это тут отираешься, а? – буркнул вдруг кто-то, резко прервав ход моих мыслей.

Я изящно обернулся и скользнул взглядом направо вверх – туда, откуда раздавалось ворчание. На бортике сидел толстый серый кот, очевидно, мало значения придававший собственной внешности. Шерсть его свалялась, кое-где образовались настоящие колтуны. Левое ухо стояло торчком, в то время как правое было как-то странно заломлено и, кажется, вообще частично отсутствовало.

– Добрый день, меня зовут Уинстон Черчилль, – представился я дружелюбно, однако тоном, ненавязчиво устанавливающим дистанцию между мной – городским жителем – и собеседником.

Серый неряха прищурился.

– Ты не ответил на мой вопрос, – прошипел он.

– Зато не нарушил правила приличия, – парировал я.

– Чего? – выдавил из себя Серый.

Боже мой, я хоть и догадывался, что от здешних кошек, обитающих среди навозных куч в сельском захолустье, не стоит ожидать слишком многого – но к такой простоте, граничащей с откровенной глупостью, все же оказался не готов.

– Как бы то ни было, – продолжил я подчеркнуто деловым тоном, – не замечал ли ты тут недавно чего-нибудь необычного? Не слыхал ли странного шороха? Не видал ли какой-нибудь необычной тени – или, чем черт не шутит, того, кто ее отбрасывал?

Серый вытаращился на меня так, словно посреди моего благородного кошачьего лба вдруг вырос рог:

– Тебя что, трактором переехало, что ли? Чего это ты так напыщенно выражаешься?

У него еще хватает наглости меня оскорблять!

Взвесив все «за» и «против», я решил холодно удалиться, не удостоив невежественного деревенского кота ответом, и вновь полностью сосредоточиться на расследовании. Что толку расспрашивать этого неотесанного типа дальше? Даже и заметь он что-то, все равно бы ведь ничего не понял. Вероятно, многолетнее воздействие вони от навозных куч нанесло непоправимый урон его обонянию и инстинктам.

– Я, кстати, все еще жду ответа на свой вопрос, приятель, – утробно прорычал он.

Стоит ли объяснить ему, что никакие мы с ним не приятели? И через тысячу лет не будем. Ай, да ну его – только время зря тратить, решил я.

– Как уже было упомянуто ранее, меня зовут Уинстон Черчилль. Я вместе с семьей приехал на выходные в усадьбу семьи Шульце-Науманн. Профессор Вернер Хагедорн собирается вступить в брак со своей очаровательной невестой Анной Коваленко, по какому случаю и устраивает здесь праздник. В общем, в этом имении я гость, и беседовать с тобой мне совершенно недосуг.

Ну вот, куда уж яснее – теперь до него наверняка дойдет, подумал я и отвернулся от Серого. Кроме того, я решил временно приостановить свои изыскания. След все равно уже остыл, да и этот серый толстяк не сводил с меня своих глуповатых глаз, так и сверлил взглядом – разве в таких условиях сосредоточишься на важном?

– Ты куда? – крикнул Серый мне вслед, когда я направился к выходу из манежа. Это его, конечно, совершенно не касалось – но я, будучи вежливым котом с превосходными манерами, все же на секунду задержался у двери.

– Тут для меня темновато. Поэтому я собираюсь пойти к семье и осмотреть номер, в котором нас разместили.

А то ведь Серый, чего доброго, еще возомнит, что я в этой вонючей деревне, подобно ему, буду ночевать в каком-нибудь пыльном стойле или на кишащем пауками чердаке сарая.

Покачав головой, Серый едко промяукал:

– Ты, конечно, тот еще хлыщ, настоящий городской недотепа и зазнайка, но у нас, деревенских кошек, принято держаться своих и помогать друг другу. Так что, хлыщ, раскрой-ка свои уши пошире и слушай, что я тебе скажу. В округе с недавних пор орудует охотник на кошек. Мы кое-кого подозреваем, но убедительных доказательств пока нет. Так что ступай-ка ты к своим людям, наверняка таким же прилизанным и надменным, как ты сам, и не высовывай носа с дивана, если не хочешь невзначай лишиться наманикюренного когтя, а то и одной из девяти твоих кошачьих жизней.

Сказав это, он словно испарился – а я на мгновение застыл в полном изумлении. Определенно не от страха и не потому, что вся эта речь с угрозами произвела на меня хоть какое-то впечатление. Нет, я на секунду остолбенел, словно пораженный молнией, от мысли, что моя любимая Одетта лежит там совсем одна на соломенном тюке, в то время как я тут взялся расследовать дело, которое меня в общем-то совершенно не касается. Какая мне разница, что там напугало этого Рико.

В ту же секунду я выбежал из манежа и молниеносно пересек двор, краем глаза успев заметить, что к Лукасу и Кире присоединилась еще одна девочка. Они втроем стояли возле паддока этого Булли и его приятеля Валли и о чем-то беседовали. Кира сияла такой счастливой улыбкой, словно находилась не в конюшне, а посреди райского сада. Видимо, тема верховой езды все еще себя не исчерпала – догадался я. Но в тот момент я никак не мог этим заняться. Да и пока она не вдела ногу в стремя, еще можно улучить момент и попытаться раз и навсегда отговорить ее от этой затеи.

Сейчас же мне первым делом нужно было добраться до Одетты и обеспечить ее безопасность. Хоть я и не принял слова серого толстяка всерьез, но рисковать все же было ни к чему!

– Одетта, привет, как ты, Одетта… и как там наши малыши? Все в порядке? – издалека принялся кричать я в сторону соломенного тюка.

Но напрасно. Тишина была мне ответом.

От тревоги у меня бешено забилось сердце и засосало под ложечкой. Только бы ничего не случилось!

Святые сардины в масле, ну зачем я оставил ее одну! Как я мог?! От досады я готов был впиться зубами в кончик своего хвоста.

Не мешкая ни секунды, я запрыгнул на тюк и – о счастье! – сразу обнаружил мою прекрасную Одетту. Она лежала там, свернувшись клубочком, и спала. Мордочка ее выражала полную безмятежность. Если глаза мне не лгали, она даже улыбалась во сне. Наверное, ей снился я или шестеро наших деток, которые вот-вот увидят свет.

Я осторожно уселся рядом с ней и решил, что с этих пор ни на секунду не выпущу ее из виду. Ведь если хорошенько подумать, тот странный звук был похож на щелчок охотничьего ружья. Как будто его перезаряжали. Клац-клац!

Ладно-ладно, положим, я не так уж часто слышал, как перезаряжают охотничье ружье. А если уж совсем начистоту, никогда не слышал. Но я ведь не лишен воображения и вполне могу представить, как это звучит.

– Уинстон? – раздался заспанный шепот рядом со мной. – Ты уже давно тут сидишь?

Одетта сладко потянулась. Она все еще была несколько вялой, но уже заметно отдохнувшей – это читалось в ее глазах.

– Не очень, любимая, не очень, – откликнулся я.

Она потянулась ко мне своей бархатной лапкой:

– Но ты не должен охранять мой сон.

Сказать ли ей, что еще как должен? Нет, я не могу и не хочу заставить ее волноваться. Пусть Одетта в полном спокойствии готовится к рождению наших малышей – и не где попало, а в надежном месте, решил я.

– Одетта, раз ты уже совсем проснулась и немного отдохнула с дороги, пойдем со мной в дом, пожалуйста. Вернер с Анной уже наверняка получили ключ от номера, и мы можем устроиться в Кириной комнате.

Я поднялся с места, предполагая, что Одетта поступит так же, но она мяукнула:

– Нет, Уинстон, правда нет. Я хочу побыть на свежем воздухе. Необязательно оставаться тут, на этом тюке соломы, но в дом я точно не хочу.

Тут меня пронзил самый настоящий ужас:

– Но… но, Одетта, ты ведь это не всерьез?

Одетта взглянула на меня и прямодушно ответила:

– Еще как всерьез, Уинстон. Мне ужасно нравится мысль, что наши малыши появятся на свет на природе, где-нибудь тут, в соломе. На воле.

Я покачал головой:

– Нет! Ты… ты просто не знаешь, что за сброд ошивается тут повсюду. Да и Кире это совершенно не понравится. И Вернеру. А уж как это не нравится мне! Нет, Одетта, пойдем все же в дом, пожалуйста.

Тут Одетта поднялась и спрыгнула вниз. Но вовсе не для того, чтобы благоразумно последовать за мной в сторону усадебного дома и граничащих с ним гостевых домиков. Она повернула направо и двинулась прямиком к ближайшему сараю, дверь в который была приоткрыта.

– Одетта! – обеспокоенно воскликнул я. – Что это ты задумала? Куда собралась?

– Я ведь только что все тебе объяснила, Уинстон, – упрямо ответила она. – Малыши вот-вот появятся на свет – уверена, чутье меня не подводит. Поэтому я пойду и подыщу себе тихое уютное местечко.

– Но…

– Никаких «но», Уинстон, – отрезала она.

В следующий момент она уже ловко взбиралась по лестнице – и это с ее-то внушительным животом!

Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.

– Ах, как же тут наверху сумасшедше красиво, правда? – мечтательно сказала она.

Я осмотрелся по сторонам. Мы стояли под крышей сарая, где хранилась солома. Помещение было довольно просторным и не слишком загроможденным – лишь в углу стояло несколько небольших соломенных тюков. Весь пол под нашими лапами тоже был устлан соломой.

Воздух тут был густой, теплый и пыльный. Я догадывался, что мне не уговорить Одетту пойти со мной в дом. Можно было не тратить слов попусту. Поэтому я решил хотя бы подыскать для нее более или менее безопасное место в качестве запасного варианта. Позже я заманю сюда Киру, и мы еще успеем вовремя переправить Одетту в жилое помещение – таков был мой новый план, наспех разработанный в чрезвычайной ситуации.

Вскоре такое укромное местечко нашлось. Небольшое возвышение между двумя тюками соломы, спрятанное от посторонних глаз, в то же время могло служить отличным наблюдательным пунктом, потому что оттуда открывался обзор на все помещение. Одетте оно тоже сразу понравилось – тут она проявила редкую в последнее время сговорчивость.

– О да, здесь просто чудесно, – согласилась Одетта, поудобнее устраиваясь в соломе.

Я улегся рядом, и она опустила голову рядом со мной.

– Скоро мы станем родителями, Уинстон… – прошептала она, и голос ее был полон любви. – Я очень надеюсь, что мы будем хорошими мамой и папой. И еще больше надеюсь, что мы сможем остаться вместе и жить одной семьей.

Я, конечно, тоже на это надеялся. И готов был приложить к этому все усилия. Но у детей, как известно, своя голова на плечах – кто знает, возможно, они не захотят навечно остаться в квартире Вернера.

– Посмотрим, Одетта, кто знает, как все сложится – но я буду стараться изо всех сил, обещаю.

– Знаю, Уинстон, конечно, знаю, – мягко улыбнулась мне Одетта. Ее взгляд вновь затуманился, и она от всей души зевнула. – Я, наверное, еще немного вздремну. От свежего деревенского воздуха меня так и клонит в сон…

С этими словами Одетта вновь унеслась в страну грез, а я тихонько спустился с крыши сарая. Нужно было улучить момент и сходить за Кирой. Пусть она мягко и бережно, но как можно скорее отнесет Одетту в арендованное Вернером на время каникул жилье, где моя самая любимая в мире кошка сможет в покое и безопасности произвести на свет наших малышей.

Но когда я спустился во двор, Киры там не было. Вместо этого на территорию усадьбы одна за другой въехали две машины. И в следующую секунду деревенской тишине пришел конец.

– Ах, ну разве тут не здорово?! Просто замечательно! Лучшего места для свадьбы и представить себе нельзя! – принялась источать восторг сестра Вернера Симона.

Однако Беата, которая высадилась из другого автомобиля, ее восторга отнюдь не разделяла.

– Что? Здорово? Замечательно? Да здесь воняет, к тому же оглянуться не успеешь, как нас с головы до ног искусают комары. Не понимаю, как Вернеру могла прийти в голову сумасбродная идея жениться в этой глуши! А влажность-то здесь какая – для моей прически это губительно! Кошмар, просто кошмар!

Проклятая скумбрия, никогда бы не подумал, что мы с ужасной Беатой можем сойтись во мнениях. Готов подписаться под каждым словом – исключая разве что пассаж про прическу! Что дальше – станем с ней лучшими друзьями?

Но тут мои размышления были прерваны: во двор, громко сигналя, въехал еще один автомобиль. Точнее – грузовичок. Довольно крупный, видавший виды и определенно откуда-то мне знакомый.

Пока я раздумывал, где же я мог сталкиваться с этим транспортным средством ранее, водитель, энергично покрутив ручку на дверце, открыл окно и радостно всех поприветствовал:

– Бон джорно, и мэи амичи! Здравствуйте, друзья мои! Что за прекрасный гостиница!

Да быть этого не может! К нам прибыл сам цирковой директор Балотелли!

Старые знакомцы и новые проблемы

Синьор Балотелли! Это и впрямь был он! Я замер, не веря своим глазам. Сперва из водительской кабины вылез сам Балотелли, затем он открыл кузов, и оттуда один за другим повыскакивали мои друзья из циркового шоу луна-парка: умная коза О’Нелли, сообразительная обезьянка Флойд, Ромео и Джульетта – говорящие попугаи, а в самом конце – собаки Пат и Паташон, которые, завидев меня, зашлись в счастливом лае. Разрази меня гром, вот это сюрприз!

– А вы тут какими судьбами?! – налетел я на О’Нелли с расспросами.

Коза внимательно уставилась на меня.

– Разве так принято приветствовать старых друзей? Наверное, следовало прежде всего сказать «добрый день»! – укоризненно проблеяла она.

Ох, как же я мог забыть! О’Нелли очень большое значение придает обходительности и манерам. Я вообще-то тоже – поэтому мы с ирландской козой довольно быстро сдружились, когда во время прошлого расследования я, отправившись с семьей на каникулы, по странному стечению обстоятельств очутился в цирке Балотелли и даже попробовал себя в амплуа артиста^[3].

Так что я отступил на шаг назад, поклонился и учтиво промяукал:

– Добрый день, достопочтеннейшая! Я очень рад видеть всех вас снова.

Снова блеяние, но на этот раз уже веселое:

– All right, хорошо, дорогой Уинстон! А уж как мы рады, ты бы только знал!

Флойд и собаки тоже прыгали от восторга. Труппа и впрямь пребывала в прекрасном расположении духа! Приглядевшись повнимательнее, я обнаружил, что в ней не хватало лишь одного артиста – а именно черного кота Бартоломео, с которым мы похожи как две капли воды – случалось даже, что меня принимали за него.

– А куда делся Бартоломео?

– Oh, good old black cat, старый добрый черный кот не в лучшей форме. В последнее время чересчур налегал на кошачий корм. Поэтому ему пришлось остаться at home, дома, на щадящей диете.

– М-да, тогда у меня остался лишь один вопрос: а почему вы сегодня здесь? Разве вам не нужно выступать в парке?

Коза склонила голову набок:

– Нет! Думаю, нет. Балотелли отменил представления в эти выходные. Из-за свадьбы. Это ведь важное семейное событие, нужно выступить на празднике в честь новобрачных!

– Вы будете выступать на свадьбе?! – изумленно переспросил я.

– Exactly! Именно! Это подарок директора Балотелли семье глубокоуважаемой бабушки!

Ага! Вот откуда ветер дует! Еще во время нашей поездки в луна-парк я заметил, что Балотелли положил глаз на Кирину бабушку. И в самом деле – в последние месяцы та подозрительно часто уезжала куда-то на выходные одна, без нас. А ведь она терпеть не может оставлять Вернера, Анну и прежде всего Киру без присмотра – переживает, что без нее они могут натворить каких-нибудь глупостей.

Беата подошла поближе. При виде цирковых зверей она просто остолбенела, даже переживания об испорченной прическе отошли на второй план.

– Так, а ну-ка послушайте! – накинулась она на Балотелли, придя в себя. – С какой стати вы приволокли сюда свое зверье?! Вы что, не видите, что здесь должно пройти закрытое мероприятие? Загружайте скотину обратно в кузов и проваливайте!

– Беата, зачем ты нападаешь на этого несчастного! – подбежав, включилась в разговор Симона, которую возмутило поведение невестки.

Синьор Балотелли, зажатый между дамами, молчал, пребывая в легком замешательстве. Беата, прищурившись, смерила Симону взглядом:

– Ну извини! Но мы ведь не допустим, чтобы всякие проходимцы устраивали тут балаган и портили свадьбу твоего брата!

– Но, может быть, этот господин тоже гость! Ты ведь этого не знаешь.

– Пф! – пренебрежительно фыркнула Беата. – Этот сброд точно никто не приглашал, – тут она на мгновение смолкла. – Хотя как знать. Вернер ведь и впрямь женится на своей русской уборщице, так что теперь уже ничему не следует удивляться. Она, наверное, и пригласила этих птиц.

МЯВ!! Какая неслыханная наглость! Да как эта бессовестная женщина смеет так говорить о моей Анне?! Я зашипел, выпустил когти и прошелся лапой по штанам Беаты.

– Ой-ой! Совсем сдурел, злобная тварь?! – Беата отдернула ногу, подняла ее и обхватила обеими руками. Кажется, я сделал ей больно. Поделом!

Синьор Балотелли встрепенулся и перехватил инициативу в разговоре:

– Синьорина, скузи, извините, но я и правда гость на этой свадьба. И я со своими животными буду устроить большое замечательное представление! Вы могли слышать про нас в радио и телевизоре: диретторе Балотелли э сэи анимали – директор Балотелли и его звери!

Беата все еще потирала поцарапанную ногу, Симона же дружелюбно улыбнулась в ответ:

– Представление! Как здорово! Я очень рада! Пойдемте со мной, я познакомлю вас с милейшими хозяевами этой усадьбы, семьей Шульце-Науманн.

Она протянула господину Балотелли руку в знак приветствия и собиралась уже проводить его к главному зданию усадьбы, как вдруг громкий и резкий звук, похожий на хлопок, словно пронзил воздух. Святые сардины в масле! Неужели это был выстрел?!

Все побежали, и я тоже – но, в отличие от остальных, не в ту сторону, откуда послышался хлопок, а в сарай, где мирно дремала Одетта с нашими пока нерожденными детками. Нужно было удостовериться, что с ней все в порядке, что она как спала, так и спит себе спокойно в соломе, вдали от всяких непонятных звуков.

Когда я, запыхавшись, подбежал к сараю, она уже выглядывала из-под крыши:

– Уинстон, ты тоже слышал хлопок?

Увидев ее целой и невредимой, я первым делом с огромным облегчением выдохнул и сумел лишь кивнуть в ответ.

– Ну и? Я имею в виду – откуда этот звук?

Я наконец немного отдышался и вновь обрел дар речи.

– Не знаю, – честно сознался я.

Одетта покачала головой:

– Тогда будь добр, постарайся выяснить. Звук показался мне каким-то опасным.

Одетта, разумеется, была права. Но прежде чем оставить свой пост и броситься догонять остальных, я должен был взять с нее одно обещание.

– Пожалуйста, Одетта, никуда не уходи отсюда, пока я не вернусь, хорошо?

Одетта тихонько застонала – впрочем, достаточно громко для того, чтобы я это услышал.

– Одетта?

– Да, я дождусь тебя здесь, обещаю! – уступила она наконец.

– Только это я и хотел услышать! – воскликнул я и побежал на разведку.

Вдали, у края большой лужайки, где, на удивление, не паслось ни одного из этих лохматых лошадиных четвероногих, набивающих желудок травой, я увидел Беату и Симону. Синьора Балотелли я поначалу не заметил. И неудивительно, понял я, добравшись до лужайки, – ведь он стоял в мягкой траве на коленях.

Перед ним сидели собаки, Пат и Паташон. Вид у этих двоих, казалось, был весьма испуганный.

– Что случилось, ребята? – спросил я у них. – Синьор Балотелли, похоже, чем-то сильно расстроен. Это из-за вас был шум?

– Не… не с… совсем, – тяжело дыша, еле выговорила Пат.

– Но… но в нас… в нас только что… только что стреляли, – выдавил Паташон.

СТРЕЛЯЛИ?! Святые сардины в масле, уму непостижимо!

Неужели этот серый толстый кот – как там его звали… Понятия не имею, впрочем, это сейчас и не важно, – неужели он был прав? Он ведь действительно плел что-то про охотника на котов.

Проклятые шпроты, нужно поскорее вернуться к Одетте!

Загородная вечеринка таит в себе массу опасностей!

В стволе одного из деревьев у края лужайки красовалась дырка.

Вернер уверенно заявил, что ее оставила охотничья дробь, и Симона тут же принялась плаксиво молиться милосердному Господу на небесах.

– Не поздновато ли? Теперь-то он уж не поможет, – едко заметила Беата со свойственным ей неподражаемым обаянием. – К тому же пуля наверняка предназначалась не тебе, а кому-то из этих вшивых тварей.

Синьор Балотелли стал возмущенно хватать ртом воздух:

– Вшивые твари… Попрошу! Это никакие не вшивые твари, а акробаты, артисты, звезды!

Беата уже открыла было рот, собираясь что-то сказать. Но Вернер ее опередил:

– Беата, пожалуйста, не затевай ссору, оставь в покое бедного синьора Балотелли. Он, разумеется, очень волнуется за своих собак, ведь в них кто-то стрелял.

Вообще-то я уже направлялся к Одетте, намереваясь убедить ее сей же час, сию же минуту пойти со мной в арендованные апартаменты. Оставаться снаружи однозначно слишком опасно, а, по моим представлениям, в сарае или на его чердаке – это все еще «снаружи».

Но тут, завидев наше сборище на лужайке, прибежал Вернер. Он сразу прислонился к дереву – видимо, почувствовал усталость, ведь один только вид Беаты обычно приводит его в полное изнеможение – и совершенно случайно наткнулся на дырку от пули.

Дырка эта вполне могла оказаться в Пат или в Паташоне, но стрелок меткостью не блистал – какое счастье!

Счастья, впрочем, в тот момент как-то не ощущалось. Из-за этого выстрела в дерево все как с ума посходили.

Беата громко и настойчиво предлагала поставить в известность полицию. Но Вернер был против – беспокоился, что с появлением множества людей в униформе от чудесной свадебной атмосферы не останется и следа.

Я был всеми лапами за то, чтобы немедленно уехать. Мне не нравилась вонь, лошади меня бесили, да и к толстому Серому я тоже не испытывал ни малейшей симпатии. А теперь ко всему этому добавилась еще и стрельба – разве здесь место Одетте и моим будущим детям. Нужно было срочно как-то объяснить Вернеру, что в Гамбурге свадьба будет не только в тысячу раз красивее, но и намного безопаснее.

Но, кажется, шансов на это оставалось все меньше. Симона наконец-то закончила молиться и с просветленным лицом посвятила нас в детали своей беседы с тем, кто наверху.

– Уповайте на меня, и ничего с вами не случится – вот что посоветовал мне Господь, – заявила она на полном серьезе.

Беата рассмеялась, а Вернер молча покачал головой.

– Полиция, нужно извещать полиция, – высказал свое мнение синьор Балотелли.

Тут примчалась и Анна. Ее лицо горело и переливалось всеми оттенками красного.

– Вернер, что случилось?! Почему вы все тут стоите?

– Кто-то хотел перестрелять псов! – снова ответила Беата, хотя вопрос был адресован не ей.

Анна широко распахнула глаза:

– ЧТО?!

– Солнышко, ты только не волнуйся. Наверняка это вышло как-то нечаянно, – попытался успокоить невесту Вернер.

Но Анна, разумеется, не успокоилась:

– Нечаянно?! Разве можно нечаянно взять ружье и пойти стрелять?!

Вернер нежно приобнял Анну за хрупкие плечи:

– Мы же в деревне, ласточка моя. Тут есть охотники, они иногда загоняют дичь. Может, это был просто какой-то случайный рикошет.

Анна покачала головой:

– Скажи, пожалуйста, ты меня дурочкой хочешь выставить?

Ее левое веко подергивалось. Плохой знак. Вернер тоже об этом знает.

– Разумеется, нет. Никогда не позволил бы себе ничего подобного. Но ты правда хочешь, чтобы я позвонил в полицию? Скоро приедут остальные гости. Представляешь, какая дикая начнется суета, если сразу на въезде их будет встречать полицейский автомобиль?

Анна тяжело вздохнула.

– Мама ужасно расстроится, если свадьба сорвется или пойдет не по плану. Боюсь, у нее даже инфаркт может случиться, – задумчиво пробормотала она.

Вернер нежно ее подтолкнул и спросил с легким упреком:

– Ты, надеюсь, тоже расстроишься, ведь правда?

Святые сардины в масле! Да они и не думают ничего сворачивать. Собираются провернуть эту операцию с деревенской свадьбой как ни в чем не бывало! Теперь мне стало это окончательно ясно. Так что нечего тут слоняться и питать пустые надежды, лучше позаботиться о том, чтобы какой-нибудь из этих рикошетчиков случайно не попал в Одетту, решил я.

Синьор Балотелли, очевидно, пришел к такому же выводу. Он забрал Пат и Паташона и зашагал с ними прочь.

– Но вы же не уезжаете, синьор Балотелли? – спросил Вернер, во взгляде которого была заметна легкая паника. – То есть я хочу сказать, ваше выступление состоится как запланировано?

Синьор Балотелли кивнул, не поворачиваясь при этом к Вернеру и остальным:

– Си, си… на Балотелли можно полагаться. Но сейчас я буду отводить собак в безопасное место и хорошенько с ними беседовать… У них травма и шок…

Я помчался обратно к сараю. Наше пребывание там утратило всякий смысл, и пора было положить ему конец. Однако взобравшись по узкой лесенке, я обнаружил пустой чердак. Меня пронзил ужас:

– Одетта! Любимая! Ты где?!

Я метался под крышей сарая, заглядывая в каждую щелку, и с каждой секундой нервничал все больше.

– Одеееттааа?!

– Ну и чего ты так размяукался? – вдруг раздался откуда-то снизу голос Одетты, в котором слышались нотки легкой досады. – Ты же мне этим шумом всех мышей распугаешь.

Мышей?! Шумом?! Одетта!

Я чуть ли не кувырком слетел вниз по лестнице. Одетта стояла на полу сарая и смотрела на меня, укоризненно качая головой.

– Ты что, пыталась тут ловить мышей?!

Я просто поверить не мог, что она в своем нынешнем состоянии и правда решила поохотиться.

– Ох, сколько упрека в твоем голосе! Я проголодалась, и да, тут полным-полно вкусных штучек на четырех лапках. То есть было полным-полно, пока ты не подал им сигнал тревоги и они не бросились врассыпную.

Мне потребовалось сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоить дыхание. Независимость Одетты, ее смелость и темперамент – о да, все это я в ней и люблю, как и редкую красоту. Но вот ее жажду приключений мне в тот момент страшно хотелось приглушить.

Пытаясь растопить ее сердце, я умоляюще взглянул на нее и промяукал:

– Одетта, любимая, в Пат с Паташоном стреляли. Правда, Вернер, полагает, что это произошло нечаянно, но у меня на этот счет другое мнение. Поэтому очень тебя прошу, давай пойдем в дом – в комнату Киры. Там ты с малышами будешь в безопасности. Пожалуйста, сделай мне одолжение, потому что иначе я сойду с ума от беспокойства, а ты ведь этого не хочешь, правда?

– Нет, Уинстон, не хочу, – мяукнула Одетта в ответ и действительно пошла со мной.

Я даже растерялся от неожиданности, потому что готовился встретить гораздо больше сопротивления. Одетта ведь превыше всего ценит свою свободу, в том числе и возможность гулять самой по себе и быть там, где ей хочется.

На беду, Кира словно сквозь землю провалилась. Наверное, ее все еще не отпустила лошадиная лихорадка. К счастью, меня отличают большая внимательность и прекрасный слух, так что я знал, в каком номере поселилась Кира – успел уловить краем уха. Достать ключ было несложно. Но когда, пробежав по длинному узкому коридору и миновав множество комнат, мы наконец добрались до нужной, выяснилось, что ключ и не нужен. Дверь в Кирину комнату была лишь слегка притворена. Как это похоже на Киру, пронеслось у меня в голове. Снова в спешке забыла закрыть дверь. Мы с Одеттой вошли внутрь и, осмотревшись, оба решили, что помещение очень уютное.

– И безопасное, – добавил я.

– Да, и безопасное, Уинстон. Хотя мне нравилось и на чердаке. Но останься мы там, ты превратился бы в комок нервов, а это могло отразиться на малышах.

Я обустроил для Одетты что-то вроде гнезда. Вышло просто превосходно, мечта любой кошки.

– Взгляни, милая, отсюда можно смотреть в окно и обзор открывается прекрасный.

Одетта довольно мяукнула и устало опустилась на ложе, утонув в мягких одеялах и подушках, которые я собрал в кучу.

– Очень уютно, Уинстон, очень…

Но тут ее прекрасную мордочку исказила гримаса боли. Я мгновенно подскочил к ней:

– Где болит?! Чем помочь?! Начинается?! Позвать Киру?! Вернера?! Анну?! Ветеринара?

Одетта рассмеялась – причем надо мной:

– Уинстон, ты так разволновался. Но не беспокойся. Все хорошо… вот только… только…

– Что «только»?!

Она подарила мне нежную кошачью улыбку:

– Думаю, ты очень вовремя подыскал для меня это местечко, любимый.

Святые сардины в масле, началось, и правда началось! Нужно сбегать за Кирой! Немедленно!

Тяжело в учении – легко в бою. Надеюсь!

Ложная тревога!

Я не знал, то ли грустить, то ли радоваться. Может быть, просто воспользоваться случаем и еще немного вздремнуть? Гнездо и правда вышло очень уютным, и от Одетты так хорошо пахло, и вообще я немного утомился от всех этих переживаний и волнений.

Кроме того, я ни в коем случае не собирался оставлять Одетту одну. Хотя она уверяла меня, что это были всего лишь легкие предварительные схватки, а до настоящих наверняка еще далеко, я все же считал, что будет безопаснее не сводить с нее глаз.

С тяжелым кошачьим вздохом я прилег рядом с любимой и тесно к ней прижался. Ах, как же хорошо! Так мягко и тепло, так расслабляюще и…

– ТАК НЕ ПОЙДЕТ! – донесся со двора чей-то сердитый возглас.

Я взглянул на Одетту. Ее глаза по-прежнему были закрыты. К счастью, скандал во дворе, видимо, прошел мимо ее сознания, не разбудив.

Проклятые сардины в масле, моей любимой нужен покой, в конце-то концов! Тут что, никто этого не понимает?! Постоянная суматоха совершенно не на пользу нашим деткам. Мне уже казалось, что из-за всего этого стресса им и не хочется появляться на свет. И я не мог их в том винить – меня и самого эти крики адски раздражали.

Осторожно, чтобы не потревожить сон Одетты, я выбрался из нашего уютного гнездышка и подобрался поближе к окну.

Во дворе Балотелли как раз репетировал со своими собаками довольно сложный прыжок через переносной бассейн с водой. Вероятно, Пат с Паташоном уже в достаточной мере отошли от столкновения с дробовиком. Ну или директор решил, что отвлечь их от пережитого ужаса будет наилучшей стратегией.

Собаки старались изо всех сил, невзирая на то, что Беата то и дело отпускала желчные комментарии по поводу происходящего. Очевидно, ее снова что-то не устраивало, у нее это было на лице написано. Впрочем, быть недовольной чем-то – скорее нормальное состояние Беаты. Директор Балотелли невозмутимо продолжал репетировать с Пат и Паташоном, не обращая ни малейшего внимания на Беатино зудение.

В следующее мгновение Пат стала готовиться к весьма рискованному прыжку. Беата возмущалась:

– Вот обязательно вам нужно было тащить сюда эту лохань?! Развели тут сырость, она только комаров привлекает, а я и так уже вся искусана. Вообще я считаю… – договорить она не успела.

Пат, видимо, отвлеклась на ее нападки и – БУЛТЫХ! – плюхнулась прямо в бассейн. Вода расплескалась, Беата истерично взвизгнула – и спустя мгновение уже выглядела как мокрый пудель. То есть в точности как Пат. В тот момент они были похожи как близнецы. Разве что Пат не дышала так судорожно и ее морда не побагровела.

– Я… я… я… – злобно пыхтела Беата, – просто в ярости! Это чудовищно! На кого я теперь похожа! Мои волосы! Мое платье! Я подам на вас в суд, Балотелли! Вы и эти ваши несносные твари! Уверена, дворняга сделала это нарочно!

Беата была совершенно вне себя. На ее крики из дома прибежала сначала Анна, а сразу за ней Вернер.

При виде промокшей до нитки Беаты Анна испуганно схватилась за голову.

– О боже, как же это могло произойти?! – воскликнула она.

Беата обвинительно взглянула на Балотелли.

– Он! Это все он! – прошипела она.

Казалось, она была готова наброситься на него и столкнуть в бассейн.

Анна, по всей видимости, разделявшая мои опасения, на всякий случай взяла ее под руку и попыталась предотвратить худшее.

– Беата, успокойся, пожалуйста. Это наверняка вышло случайно…

– Случайно?! – задохнулась от возмущения Беата. – Я так не думаю!

Она резко вырвала у Анны свою руку и шагнула в сторону Балотелли, который уже воинственно сжал кулаки.

– Вернер, ну сделай же что-нибудь! – взмолилась Анна, обращаясь к будущему мужу.

Но профессор словно впал в оцепенение. Он просто стоял и переводил взгляд с мокрой бранящейся Беаты на сопящего от ярости Балотелли, который, казалось, горел желанием засунуть ее в воду.

– Вернер! – повторила Анна, и он наконец встрепенулся.

Он схватил вымокшую Беату и, пока та не успела опомниться, отбуксировал ее к дому. Беата была настолько ошарашена, что поначалу даже не сопротивлялась. Но когда Вернер открыл дверь, она все же успела прошипеть:

– Вся эта свадьба – сплошной фарс, Вернер, когда наконец это до тебя дойдет! Вдобавок ко всему еще и этот невыносимый цирковой тип – просто ужас!

Вернер тут же попытался унять невестку, Анна, казалось, была на грани нервного срыва, а Балотелли еле сдерживался, чтобы не броситься за Беатой вдогонку. Но Вернеру все же удалось втолкнуть ее в дом и быстро захлопнуть за собой дверь. Анна, что-то сказав Балотелли, побежала вслед за Вернером и Беатой.

Святые сардины в масле, ну и представление! Это и правда невыносимо. Не люблю соглашаться с Беатой, но я бы тоже предпочел, чтобы свадьба прошла в Гамбурге.

Одетта тихонько мяукнула во сне. Я бросил на нее обеспокоенный взгляд, и в этот момент распахнулась дверь и в комнату вошла Кира. Она так и сияла улыбкой.

– Эй, Уинстон, вот ты где! – Тут она увидела спящую Одетту и поправилась: – … то есть вы…

Так-так, значит, она все-таки еще не полностью позабыла о нашем с Одеттой существовании. А я уж думал, все ее мысли теперь занимают лишь эти ужасные копытоносцы во главе с Булли.

– Ой, кто это устроил для Одетты такое уютное гнездышко? Уинстон, ты? – спросила она.

Я кивнул и бросил на нее самый укоризненный взгляд из всех, что только есть у меня в арсенале.

– Да, это место и правда идеально подходит для появления на свет котят, – мечтательно произнесла она. – Такое умиротворение и близость к природе.

Умиротворение?! Кира что, в самом деле это сказала?! Тут стреляют, ругаются и плюхаются в воду. Что в этом умиротворенного?

– Знаешь, Уинстон, я так рада, что мама с Вернером женятся именно здесь. Мы потом наверняка еще будем сюда приезжать, я смогу навещать Булли и проводить время с Линой и Лукасом. Они, кстати, очень славные. Мы договорились завтра утром покататься верхом, я ужасно волнуюсь и жду не дождусь… – Тут она внезапно споткнулась посреди фразы, а потом судорожно затараторила: – Ой, у меня же, кажется, нет с собой никакой подходящей одежды для верховой езды, что же мне завтра надеть?

В следующую секунду она уже выскочила из комнаты, и мне ничего не оставалось, кроме как покачать головой ей вслед.

У Киры лошадиная лихорадка, и, сдается мне, болезнь эта протекает в тяжелой форме.

Одетта перевернулась с правого бока на левый.

– Уинстон? – негромко мяукнула она. – Что-то случилось?

Я тихонько лег рядом и прижался к ней:

– Нет, все в порядке, я с тобой. Спи спокойно дальше…

– Ну тогда ладно… – вздохнула она и вновь задремала.

Я не сводил глаз с двери, чтобы, когда Кира вернется, первым делом втолковать ей, что ни умиротворения, ни красоты тут нет и в помине. Но уже спустя несколько минут мои веки потяжелели. Тепло Одетты, ее размеренное дыхание…

Я бегал по манежу из стороны в сторону. Сверху на бортике сидел серый толстяк. Он что-то кричал мне, но я не мог разобрать что. Он говорил словно нараспев – да, точно, он что-то напевал. Но это была не песня. Это было предостережение.

Я остановился:

– Оставь меня в покое!

Толстый серый кот презрительно рассмеялся:

– Так ты не хочешь узнать, кто похитил Одетту?

– Одетта спит в комнате Киры!

– А ты в этом уверен?

– Конечно…

Внезапно толстый кот исчез. Вместо него появился человек с ружьем – проклятая селедочная чешуя, да это же охотник!

Нужно срочно вернуться к Одетте. Почему я ее оставил?! Что я вообще тут делаю?!

Во дворе Пат с Паташоном танцевали вальс. Но танцевали они не под мелодию Балотелли, нет – они в сумасшедшем темпе кружились под ругань Беаты словно под прекрасную музыку.

Я на мгновение замер, совершенно обескураженный. Но когда Пат позвала меня присоединиться к их танцу, бросился наутек. Не сейчас… И никогда!

Кошачьим галопом я влетел обратно в комнату Киры. Дверь снова была приоткрыта. Кира, Кира, я ведь просил тебя приглядывать за Одеттой!

Ворвавшись внутрь, я сразу это увидел. Постель Одетты была пуста. Она бесследно исчезла. Я обыскал все углы, проверил даже под кроватью. Но толстый серый кот был прав, Одетта пропала… Ее похитили!

– Уинстон? Уинстон? – Я почувствовал, как меня кто-то тормошит. Открыв глаза, я увидел Одетту. Святой кошачий боже, это был всего лишь сон! Просто глупый кошмар, и только. Все в порядке…

Или все-таки нет?

Для праздника нужен план

– Лично я придерживаюсь мнения, что гостей следует рассаживать вперемежку, дорогая моя, у нас это называется «пестрый ряд».

Госпожа Хагедорн, мама Вернера, улыбаясь, показывала столько зубов, что ее улыбку можно было принять за оскал. Бабушка смотрела на нее в упор и издавала странный звук – откровенно говоря, не слишком дружелюбный и больше похожий на рычание. Боже! Куда это я угодил?!

А я ведь всего-навсего хотел немного прогуляться и подышать свежим воздухом, ведь ночь прошла ужасно – я почти не сомкнул глаз. Одетта, конечно, вырвала меня из лап самого страшного кошмара, когда я мяукал и шипел во сне, но мне и потом не удалось толком отдохнуть. И вот я оказался между двумя пожилыми дамами, которые всерьез бодались, выясняя, кто рядом с кем должен сидеть за свадебным столом. Если бы на этот счет спросили моего кошачьего мнения, я бы посоветовал просто положить еду в миски и поставить на пол, а там пусть каждый берет что ему нравится. У нас, у кошек, такой метод работает просто на ура!

– Но если дядю Колю посадить между Беатой и Симоной, он же ни слова не поймет! Это никуда не годится, – наморщила лоб бабушка Киры.

Вид у нее был страшно обеспокоенный. Госпожа Хагедорн оскалила зубы еще сильнее.

– Ну что вы! – воскликнула она и махнула рукой, словно бы отметая сомнения. – Симона и Беата прекрасно говорят по-английски. Так что они смогут объясниться.

– По-английски? – Бабушка возмущенно запыхтела. – Но дядя Коля не говорррит по-английски. Только по-рррусски!

– Святые небеса! Кто же в наше время не говорит по-английски? – Госпожа Хагедорн в недоумении покачала головой.

– В наше вррремя?! Дяде Коле уже восемьдесят лет!

Теперь бабушка, казалось, была всерьез возмущена. Я в общем-то понимал, о чем шла речь. Прежде чем я волей случая очутился в Кириной школе, мне было даже невдомек, что люди говорят на разных языках. И понять друг друга им иногда бывает непросто! Впрочем, лично я не хотел бы оказаться за столом между Беатой и Симоной, даже владей я немецким в совершенстве. Одна жутко вредная, а вторая слегка не от мира сего – нет, спасибо! Я предпочитаю проводить время в более приятном обществе. Например, в обществе недавно упомянутой миски. Разумеется, не пустой, а до краев наполненной гусиной печенкой.

– Ну хорошо – если вы настаиваете, дорогая госпожа Коваленко, пусть дядя Коля сидит между вами и моим кузеном Хансом-Юргеном, – вздохнув, раздраженно сказала госпожа Хагедорн. Она схватила бумажку с планом рассадки, лежавшую перед ней на столе, и принялась что-то там черкать, качая головой. Очевидно, дядя Коля порушил весь пестрый ряд, на котором так горячо настаивала мать Вернера. Интересно, в чем тут дело – может быть, он всегда одет в черное и поэтому не вписывается?

К нам подошла Беата, и я сразу понял, что ничего хорошего ее появление не предвещает.

– Доброе утро, дорогая свекровь, – проворковала она. Бабушку она удостоила лишь сухим кивком. Та прохладно кивнула в ответ. За столом, где и без того царила морозная атмосфера, похолодало еще на десяток градусов.

– Ага, я смотрю, вы тут заняты рассадкой гостей? – осведомилась Беата. – Дайте-ка я взгляну, я в этом прекрасно разбираюсь. – Она посмотрела на бумажку. – А кто такой дядя Коля? Ну нет, это никуда не годится!

Святые сардины в масле, неужели сейчас все пойдет по второму кругу?! Прежде чем это случилось, я сорвался с места и побежал на конюшню в надежде обнаружить там Киру. Она пропала еще до завтрака, и я опасался, что она пошла встречаться с теми другими ребятами. И с их дурацкими пони!

Я заглянул в стойло черного пони, который так понравился Кире, но моей подруги там не было, как, впрочем, и самого пони. Пришлось пустить в ход детективную сноровку: если он не здесь – значит, в манеже. Причем с моей любимой Кирой! Какая наглость! Все им выскажу!

В считаные секунды я, как настоящий спринтер, преодолел расстояние до манежа, протиснулся под бортиком и обнаружил, что моя догадка верна. Кира сидела верхом на Булли, которого вел в поводу по кругу вчерашний мальчик. МЯВ! Значит, все-таки Булли! Какое же невыносимое зрелище! Затронута моя кошачья честь! МОЯ Кира променяла меня на какого-то ржущего, разящего наво зом пони! Ну погодите, я вам покажу! Украсть сердце моей девочки – такого я никому просто так не спущу!

Я как можно тише подкрался к пони – мы, кошки, славимся этим умением. Оказавшись примерно в метре от него, я с громким шипением бросился на Булли и впился когтями ему в заднюю ногу. Он страшно перепугался, раза три или четыре дико взбрыкнул – и Кира, вылетев из седла и описав в воздухе широкую дугу, шлепнулась в песок посреди манежа. Признаюсь, в тот момент я испытал легкое угрызение совести. Но я ведь сразу заподозрил, что черный пони чрезвычайно опасен. И убедительно это доказал. Теперь-то уж никто не станет отрицать, что от этого чудовища следует держаться подальше, мяу!

– Уинстон, ты что – совсем рехнулся?! – возмущенно обратилась ко мне Кира, потирая правую руку.

Кто – я?! Рехнулся?! Это ведь злой пони ее сбросил, я был тому свидетелем! Я обиженно мяукнул в ответ. Уинстон Черчилль не позволит так с собой обращаться!

Мальчик подбежал к Кире и подал ей руку, чтобы помочь встать:

– Ух, ну и полет, аж дух захватило! Это потому, что Булли так испугался кошки, он не нарочно, правда. Тебе больно?

Кира покачала головой:

– Да нет, не очень, я уже в норме. И я понятия не имею, что это вдруг нашло на Уинстона. Он ведь прямо-таки напал на беднягу Булли!

Она отряхнула песок со штанов, потом подошла к пони, который тем временем уже пришел в себя и смирно стоял рядом, наблюдая за происходящим.

– Бедный Булли! – Кира ласково погладила его по шее. – Испугался, да? Мне очень жаль, прости, бедняжка!

МУРРР-МЯУ!!! Бедняжка?! Это она о глупом пони?! Я был не просто возмущен – я был поражен в самое сердце! Ей бы наконец осознать, что вся эта верховая езда слишком опасна и совершенно не для нее – так нет же! Она еще и винит во всем меня! Ну хорошо, допустим, небольшая доля моей вины тут есть, но все-таки лучший четвероногий друг Киры – это я! А этот Булли мог бы и не драматизировать, такому громиле мой удар лапой – как слону дробина!

Тут пони вдобавок ко всему заржал, и в этом «УИХИХИ» мне послышалась откровенная насмешка. Какая подлость! Какая наглость! Ну нет, этого я уже не потерплю! С высоко поднятой головой я потрусил из манежа. Пусть Кира дружит со своими новыми друзьями сколько влезет, посмотрим, как она потом запоет.

Только бы пережить эти ужасные выходные, а уж как вернемся домой – так все. НИКОГДА больше не буду водиться с Кирой – нет, нет и нет. Вот так-то! Пусть сколько хочет вымаливает моей дружбы – не буду обращать на нее ни малейшего внимания. В конце концов, я ей не кукла, чтобы поиграть со мной, а потом забросить! К тому же теперь у меня и времени на нее не будет. Я ведь стану гордым отцом шестерых котят. И позабочусь об их прекрасном воспитании. Привью им уважение и порядочность. Объясню, что такое дружба и как ею дорожить. И уж мои-то дети наверняка не предадут лучшего друга ради пони. Или еще какого-нибудь невесть откуда взявшегося существа. Они будут как скала средь бури. Надежны и непоколебимы. Потому что будут брать пример с отца, то есть с меня, мяу!

Не успели Кира с мальчиком и глазом моргнуть, как я стремительно выбежал из манежа. Кира еще что-то крикнула мне вслед, но я сделал вид, будто ничего не услышал. Если бы она рассыпалась в извинениях, это, возможно, могло бы как-то исправить ситуацию, но, сдается мне, она сказала нечто совсем иное. Скорее что-то вроде: «Эй, а ну-ка прекрати представление, ты ведь знаешь, что я права». Так что я и ухом не повел. Пусть теперь дружит с этими вонючками с крестьянского двора.

Очутившись снаружи, я без долгих раздумий направился прямиком к Одетте. Утром она проснулась такой вялой, что решила никуда не ходить и остаться в Кириной спальне. Я подумал о том, что хорошо бы договориться с поваром – пусть моей возлюбленной подадут поздний завтрак в постель. Точно. Хорошая идея! Нужно только быстренько выяснить у Одетты, чего бы такого ей хотелось съесть.

Я прибежал к усадебному дому, взмыл по лестнице и вскоре очутился у двери Кириной комнаты, которая вновь оказалась незапертой. Легкий толчок лапой – и вот я уже внутри.

– Одетта, милая, ты даже не представляешь, что это за ужасное место, – мяукнул я, направляясь к сооруженному мной гнездышку. – Надеюсь, мы скоро вернемся домой. Ну да ладно, главное, что мы нашли для тебя тихий уголок. Как ты себя чувствуешь? Добыть тебе чего-нибудь перекусить?

Одетта ничего не ответила. Может, не успела проголодаться? Или так крепко спит, что вообще меня не услышала? Я заглянул в наше гнездышко. Там было пусто. Одетта пропала!

Ужасное подозрение!

Одетта пропала! По крайней мере, из номера Киры. Неужели она ушла сама? Не могу поверить, что она была столь неосмотрительна! К тому же она обещала не покидать комнату – ради благополучия наших шестерых еще не рожденных котят.

Что это – повод для возмущения или для беспокойства?

Я пребывал в нерешительности. Оставалась все же некоторая вероятность, что она просто проголодалась. А раз уж я куда-то запропастился – я ведь сто лет проторчал в этом пыльном вонючем манеже, снося горькие обиды от Киры, – моя возлюбленная решила раздобыть себе завтрак самостоятельно.

Проклятый кончик мышиного хвоста! Так, значит, вот как все было – голод вынудил мою возлюбленную покинуть комнату – и кто тому виной? КИРА!

Не ошивайся она вечно рядом с этими никчемными пони – мне бы не пришлось всеми силами удерживать ее от верховой езды. И тогда я бы остался с Одеттой и принес ей завтрак. Хотя вообще-то Кира и сама могла бы уделять нам больше внимания и заботы. У нас ведь вот-вот родятся котята. Но, кажется, все тут об этом напрочь позабыли. Вернера с Анной охватила свадебная лихорадка, а Кира вне себя от счастья из-за этих своих пони!

Тьфу, кошачьи консервы!

Ну погоди, Кира, я все тебе выскажу! Готовься, буду рвать и метать – вот только сначала нужно найти Одетту, водворить ее на место, в наше уютное кошачье гнездышко, и убедиться, что она сыта и ей ничего не угрожает.

Решительно покинув сначала комнату, а затем дом, я направился в сарай. Я был почти уверен, что встречу там Одетту, которая наверняка уже нашла чем полакомиться. Она хорошая охотница. Лучшая из всех, кого я знаю, и даже сейчас, когда бока ее заметно округлились, ее ловкость и маневренность ничуть не пострадали. Не далее как вчера она снова это продемонстрировала.

Однако в сарае не обнаружилось и следа моей возлюбленной. Я звал ее, мяукал до хрипоты, но все без толку.

Я поискал и в соседнем сарае, где хранился инвентарь для сельских работ, и даже в конюшне. Ее нигде не было. Мало-помалу меня начала одолевать тревога. Ну не могла же она повести себя столь легкомысленно, чтобы отойти от Кириной комнаты дальше, чем того требовала необходимость!

Одетта на многое способна – мне ли не знать, – но отправиться куда-то в поля, чтобы наловить мышей к завтраку, – нет, такого я себе и представить не мог.

Да, Одетта смелая, и бесстрашная, и любит приключения – но легкомысленной ее не назовешь! И уж, разумеется, она ни за что не стала бы рисковать благополучием наших малышей.

Что-то тут не так! С каждым шагом я все больше в этом убеждался.

ЧТО-ТО ТУТ НЕ ТАК!

– Одетта! Одетта! Ты где?! – промяукал я на весь двор.

Я бросился в манеж. Кира все еще – или опять – сидела верхом на этом дикаре Булли.

Я запрыгнул на бортик, огляделся в поисках Одетты, душераздирающе мяукнул – и не получил совсем никакого отклика.

Ну все, теперь я всерьез обеспокоен.

– Одеттаааа! Ну где же ты!

– Уинстон, скажи на милость, что за цирк ты тут устраиваешь?! – обрушилась на меня Кира. В ее взгляде читалось явное раздражение.

– Твой кот ревнует, – рассмеялся Лукас. – Никогда еще такого не видел.

Во-первых, я не ревную, а страшно волнуюсь из-за своей возлюбленной. Во-вторых, не думаю, что кто-то из этих облезлых сельских кошек способен на такую дружбу, как та, что связывает нас с Кирой. Не говоря уж о детективной работе! Этот мальчик понятия не имеет, о чем говорит, – деревенщина!

Впрочем, в тот момент это к делу не относилось. Мои мысли были заняты лишь переживаниями об Одетте, а Кира должна была немедленно слезть с этого лохматого Булли и помочь мне в поисках.

Я мяукал и мяукал, подавая Кире однозначный сигнал следовать за мной, но она лишь угрюмо на меня смотрела:

– Уинстон, вот честно, ты перегибаешь палку!

– Может быть, он хочет что-то тебе показать? – вдруг произнес Лукас. Какой славный, умный паренек, хоть и из крестьян. Чего сейчас не скажешь о моей подруге, подумал я в следующий момент, когда та покачала головой. Должно быть, всему виной эта лошадиная лихорадка. Крайне тяжелое заболевание. Надеюсь, когда-нибудь она все же от него оправится.

– Нет, не думаю. Мне кажется, он просто не любит пони.

ПРАААВИЛЬНО! Я не люблю пони. Но и Лукас прав. Я хочу кое-что тебе показать, Кира, а именно – пустую кошачью постель в твоей комнате. Чтобы ты наконец-то тоже забеспокоилась об Одетте!

– Кира, ты должна помочь мне в поисках! – мяукнул я.

Но Кира все похлопывала этого своего Булли по шее, и прошла целая вечность, прежде чем она соизволила с него слезть.

– Могу лишь извиниться за несносное поведение моего кота, – хмуро сказала она Лукасу, – но, похоже, мне нужно пойти его успокоить. Под это мяуканье на верховой езде не сосредоточишься, да и удовольствия никакого.

Лукас кивнул:

– Да, конечно. Иди пока займись котом. Он что-то и впрямь как с цепи сорвался. Если хочешь, можем позже еще раз попробовать.

Кира сморщилась, словно от сильной зубной боли:

– Я бы с удовольствием, но только вряд ли получится. Это был, так сказать, мой последний шанс. Дальше все будет крутиться только вокруг свадьбы. Вообще-то этот день должен стать самым прекрасным в жизни мамы и Вернера. Из Гамбурга и окрестностей съехалась целая куча гостей, но компания подобралась ужасно пестрая – как бы что-нибудь не пошло наперекосяк. – Тут она сердито посмотрела на меня: – Большое спасибо тебе, Уинстон.

Кира, Кира, тебя просто не узнать, сокрушенно подумал я! Ведь обычно она с полуслова меня понимает. Но этот пони-вирус… ужасное, ужасное заболевание.

Я покинул манеж, и Кира последовала за мной – наконец-то!

Во дворе стояли Беата с Балотелли и о чем-то препирались. Зрелище уже привычное, но от этого не менее раздражающее. Бабушка и госпожа Хагедорн возились с какими-то цветочными композициями. Бабушке они нравились, а госпожа Хагедорн, КОНЕЧНО ЖЕ, придерживалась иного мнения.

– Кира, ты очень вовремя, – воскликнула госпожа Хагедорн, заметив Киру. – Будь добра, объясни своей бабушке, что ярко-розовые цветы в настольных букетах смотрятся не свежо и весело, а дешево и безвкусно!

Кира, приняв единственное разумное решение в этой ситуации, решила не вмешиваться.

– К сожалению, я очень тороплюсь, мне нужно срочно проведать Одетту. – С этими словами она, улыбнувшись бабушке, потом госпоже Хагедорн, потом снова бабушке, ускорила шаг и поспешила скрыться в доме.

– Этого еще не хватало… – пробормотала она, пока мы вместе шли по коридору в сторону ее комнаты.

В душе у меня теплилась слабая надежда, что Кира сейчас распахнет дверь, а там Одетта улыбается нам своей довольной – потому что сытой – улыбкой. Пожалуйста, помяукал внутренний голос, пусть окажется так, что Одетта уже вернулась!

– Ой, а где же Одетта? – воскликнула Кира и вопросительно взглянула на меня.

Я стал вертеться по кругу, изо всех сил стараясь донести до затуманенного лошадиной лихорадкой сознания Киры, что именно в этом и заключается причина моего беспокойства: Одетта пропала. И наконец-то, наконец-то она поняла!

– Так вот почему ты устроил такой скандал, Уинстон, ты переживаешь за Одетту!

Муррр-мяу! Вот она, моя Кира!

Кира задумчиво обвела взглядом комнату:

– Может быть, ей не понравилось это место? Наверное, она решила уединиться в каком-нибудь сарае, чтобы родить котят в полном покое…

Я мяукнул в знак протеста. Нет, такого случиться не могло. Одетта знает, что я сошел бы с ума от беспокойства. Кроме того, она клятвенно пообещала мне, что наши малыши появятся на свет в Кириной комнате. Нет, нет и еще раз нет. У меня покалывало в кончике хвоста – а это всегда безошибочно говорит об одном: что-то тут неладно. Если Одетта и покинула свое уютное гнездышко добровольно, то что-то помешало ей вернуться.

Я метался между дверью и пустым кошачьим гнездом, давая понять Кире, что нам нужно отправиться на поиски моей возлюбленной. Сию секунду, немедленно!

– Вижу, ты всерьез переживаешь об Одетте, – верно истолковала мое поведение Кира. – Нужно ее поискать.

Я кивнул. И Кира не стала мешкать ни секунды:

– Мама будет ругаться, ведь мне уже давно пора бы стоять под душем. В полдень придет парикмахер, чтобы уложить нам с мамой и бабушкой волосы к свадьбе. Но найти Одетту, конечно, важнее.

Кира вслед за мной вышла во двор и стала громко звать Одетту. Вскоре из конюшни вышел Лукас и спросил, в чем дело.

– Одетта исчезла. Мы очень волнуемся, потому что у нее вот-вот должны родиться котята.

Лукас тут же вызвался помочь. Ладно, не такой уж он и бестолковый, подумал я.

Пока Кира с Лукасом обходили лошадиные стойла и внимательно обыскивали манеж, я решил как следует осмотреть двор и прилегающую территорию. Я заглядывал в каждую щелку, непрерывно громко мяукал и звал Одетту по имени, но она словно сквозь землю провалилась.

– Ищешь кого-то? – раздался вдруг голос у меня над головой.

Я посмотрел наверх и увидел там кошку. А нет, двух. И опять ошибка – целых трех кошек.

– Ты тут новенький? – спросила меня одна из них, серая полосатая с ярко-зелеными глазами.

– Приехал на выходные, – коротко ответил я. – И да, я кое-кого ищу, а именно – мою подругу. Она такая белоснежная, очень красивая. Ждет котят. Вы ее, случайно, не видели?

Три кошки покачали головами.

– К сожалению, нет, – ответил черный как смоль кот. – Я, кстати, Петерле. Мою полосатую подругу зовут Уши, а вот эта рыжая – Бонни. А откуда ты вообще здесь взялся? То есть вы с подругой?

– Из Гамбурга. Ее зовут Одетта, а меня – Уинстон.

Я на секунду задумался, стоит ли представляться полным именем. Но вид у этих троих был грубовато-небрежный, и я решил, что мои титулы им ни к чему. Да и мне было не до светских бесед, нужно было искать дальше. И помощь этой троицы пришлась бы мне очень кстати.

– Вы трое наверняка ориентируетесь тут куда лучше, чем я. Не поможете мне с поиском?

– Как раз собирался предложить, – ответил Петерле, а остальные кивнули.

Мы продолжили поиски уже вчетвером. Но наши усилия не принесли никаких плодов – Одетта словно исчезла с лица земли.

Вернувшись во двор, мы встретили Киру.

Она покачала головой, и на лице ее читалась тревога.

– Значит, ты ее тоже не нашел? – пробормотала она.

Я удрученно мяукнул.

– Мы искали везде, где только можно. Мне помогали Лукас с Линой, они тут знают каждый уголок. Но Одетты нигде нет. Надеюсь, с ней ничего не случилось!

– Да уж, надеюсь, она не угодила в лапы того подлого охотника, который уже давненько тут ошивается и палит во все без разбора, – сказал Петерле с весьма озабоченным видом.

Охотник?! Палит без разбора?! В мою Одетту стреляли, как в Пат с Паташоном?! Святые сардины в масле! Неужели мой кошмар воплотился в реальность и этот коварный охотник и правда причастен к исчезновению Одетты?! Неужели он ее похитил?!

На друзей всегда можно положиться

– Не вешай нос, Уинстон! Мы найдем Одетту, – попыталась утешить меня Кира. – А если она и правда попала в лапы к этому охотнику, мы его выведем на чистую воду, обещаю! Все будет хорошо!

Кира нежно почесала меня за ушками и погладила брюшко, но я все равно чувствовал себя ужасно. Это как проснуться утром и обнаружить, что солнце не взошло и на улице по-прежнему царит непроглядная тьма. Ужасно, просто ужасно!

О’Нелли сочувственно заблеяла. Цирковая коза, видимо, наблюдала за моими поисками, и любопытство привело ее к нам с Кирой.

– Уинстон, Кира права. Мы обязательно найдем твою подругу, даже если ее где-то прячет тот злодей. Он не сможет скрывать ее от нас вечно!

Следом прибежали и Пат с Паташоном. Они тяжело дышали, высунув языки. Видимо, тоже спешили меня утешить. Святые сардины в масле, этого только не хватало! Уинстона Черчилля утешают цирковые псы! Какое унижение! Я еще сильнее повесил голову, хотя сильнее было уже некуда – усы и так подметали пол.

– Ай-ай-ай, на твоего кота прямо без слез не взглянешь! – заметил Лукас, который только что тоже подошел и остановился рядом с Кирой. – Кажется, он и правда сильно переживает из-за этой белой кошки.

Кира кивнула:

– Ну конечно! Это же его подруга!

Лукас усмехнулся:

– Его подруга?

– Вот именно, – подтвердила Кира, – его подруга и большая любовь.

Хорошо, что я в тот момент смотрел в землю и что моя мордочка покрыта шерстью. Ведь иначе все бы увидели, как густо я покраснел. Ужасно не люблю, когда мою личную жизнь обсуждают со всякими незнакомцами. Тем более с любителями пони!

– Ха-ха-ха! Большая любовь! – рассмеялся Лукас.

Что он себе позволяет?! Неужели он потешается над моими чувствами?!

– Что в этом смешного? – задала ему Кира тот же вопрос.

– Ну, большая любовь… речь же о кошках.

– Хочешь сказать, что любви между животными не бывает?

– Э-э-э… ну да…

Кира посмотрела на Лукаса очень-очень строго:

– Конечно, бывает! И поэтому мы очень постараемся найти Одетту как можно скорее. Итак, где живет этот охотник?

Лукас пожал плечами:

– Точно не знаю. Может быть, это вообще все слухи. Вроде бы это кто-то не из местных – так считает мой отец. Один из тех, кто по выходным приезжает сюда поохотиться. Его до сих пор никто толком не видел. Сплошные загадки.

– А это вообще разрешено? Просто так приезжать сюда и стрелять в зверей? – возмущенно спросила Кира.

– Просто так – конечно, нет. Для этого требуется лицензия на оружие, лицензия на охоту и к тому же нужно арендовать охотничье угодье. Если все это у тебя есть, то ты имеешь право стрелять дичь. Правда, если тебя поймают на каких-нибудь нарушениях, то могут отнять все эти документы, тогда и ружье придется сдать и в диких зверей уже не постреляешь. А так охота считается обычным хобби.

Пат с Паташоном тяжело задышали, О’Нелли покачала головой:

– Oh dear! О боже! Некоторые люди просто ужасны! Что это за хобби такое – стрелять в ни в чем не повинных зверей?

Когда коза права – она права!

Мне эта идея тоже показалась ужасной – несмотря на то, что я кот и по натуре хищник, то есть охотник. Или, по крайней мере, должен таковым быть.

– Но с какой стати охотнику ловить Одетту? – размышляла Кира вслух. – Кошка – это ведь не заяц.

– Закон разрешает стрелять в кошек, если те охотятся в дикой природе, – объяснил ей Лукас. У меня холодок пробежал по спине. Охота в дикой природе! Значит, приличной кошке теперь и мышей ловить нельзя? Надеюсь, речь все же о чем-то другом, иначе Одетта в большой опасности!

– Но Одетта не охотится в дикой природе! – воскликнула Кира.

– Понятное дело, нет. Но среди охотников попадаются и нечистые на руку, и эта лазейка в законе для них просто находка.

Кира почти задохнулась от негодования:

– Бедная моя Одетта!

– Ну не переживай так. Мы ведь пока даже не знаем, что произошло. Сейчас поищем ее, и с охотником я серьезно поговорю – если, конечно, мы его найдем! Это наверняка будет не так уж просто.

– Уинстон, – прошептала мне на ухо О’Нелли, – я придумала, как найти этого человека! А потом твою Одетту! Идеальный план!

Я заинтригованно уставился на нее:

– Правда?

Она кивнула:

– For sure! Конечно! Мы расставим ему ловушку. Пат и Паташон будут подсадными утками. Вернее, подсадными собаками!

О’Нелли пришла в такой восторг от собственной идеи, что даже заблеяла от удовольствия. А я, к сожалению, все еще не понимал, что она задумала. Наверное, от страха за Одетту у меня все извилины в мозгу сплелись в клубок.

– Что ты имеешь в виду? – робко уточнил я.

– Ну это же очевидно – охотник однажды уже наметил этих двоих своей мишенью. А теперь мы снова отправим их гулять в той стороне, а сами будем внимательно наблюдать за окрестностями и увидим, кто будет в них целиться. И прежде чем он успеет выстрелить, сцапаем злоумышленника и заставим его выдать нам Одетту.

– Хм, – склонил я голову набок. А ведь это может сработать. Вот только тут имелась небольшая, но существенная загвоздка. – Все бы хорошо – но что, если он правда продырявит им шкуры?

– Ме-е-е, да ну, брось! В первый-то раз у него ведь не вышло!

– Да, но вдруг на этот раз он прицелится точнее? Или ему просто больше повезет – как знать.

Не то чтобы меня так уж заботила судьба собак Балотелли, но я все-таки совсем не хотел, чтобы их перестреляли у меня на глазах.

О’Нелли, блея, глубоко вздохнула:

– Что ж, если у тебя есть идея получше…

Я покачал головой:

– Нет, к сожалению, нет. Разве что… – Я на секунду задумался. И тут меня осенило. Да! Вот как нужно поступить! – Мы пойдем группой! Собаки и я! И ты, наверное, тоже! И птицы, и обезьянка! Если мы будем постоянно оставаться в движении, то, во-первых, он нас сразу заметит, а во-вторых, не сможет толком прицелиться. Мы будем представлять собой живой катящийся шар, если можно так выразиться!

– Ме-е-е, good idea! Хорошая идея! Может, и сработает! Тогда нам понадобится кто-нибудь еще, кто будет внимательно наблюдать за окрестностями! – О’Нелли принялась оживленно скакать туда-сюда – казалось, идея устроить охоту на охотника привела ее в полный восторг.

Меня же, вынужден сознаться, перспектива бродить по округе в качестве живой мишени совсем не радовала. Но чтобы спасти Одетту, я, конечно, готов был пойти на любые жертвы и приложить любые усилия!

Итак, не хватало лишь команды наблюдения, готовой бдительно смотреть по сторонам. Я взглянул на Киру с Лукасом. Получится ли объяснить им наш план? Во всяком случае, они тоже намерены участвовать в поисках, так что попытка не пытка! Я начал было царапать ногу Киры, чтобы привлечь ее внимание, но тут к нам подошла Анна.

– Кира, где ты пропадаешь?! Перед церемонией еще столько всего нужно сделать, а ты ведешь себя так, будто вообще ни при чем и просто приехала сюда покататься на пони!

– Мам, понимаешь, Одетта пропала, и мне срочно нужно ее отыскать!

Анна строго взглянула на дочь:

– Твоя любовь к животным, разумеется, достойна всяких похвал, но свадьба однозначно важнее! Надо было оставить кошек на выходные в пансионе, тогда бы сейчас не пришлось разбираться с этими неприятностями!

Мяв! Что это с Анной? Что значит «разбираться с этими неприятностями»? А кому вообще приспичило устроить свадьбу тут, в деревне? Уж не Анне ли?! А это ее заявление о том, что свадьба, видите ли, важнее, чем жизнь моей любимой Одетты и наших котят, уж и вовсе возмутительно! Что, скажите на милость, вообще такого важного в свадьбе? Вернер и так любит Анну всем сердцем – не понимаю, к чему весь этот цирк!

Кстати, насчет цирка. О’Нелли, хлопая длинными ушами, проблеяла:

– Уинстон, old chap, старый приятель, ну так что же? Отправляемся на поиски или так и будем тут стоять? Я думала, время поджимает! И кто же поможет нам провернуть это дело?

– Ты права. Пора начинать охоту на охотника. И я придумал, кого еще позвать. За мной!

Операция «Найти Одетту!»

– Просто хочу убедиться, что правильно понял: значит, вы привлекаете внимание охотника, а мы в это время ведем наблюдение за окрестностями и пытаемся засечь этого типа прежде, чем он попытается вас перестрелять – верно?

Когда я услышал, как Петерле произносит слово «перестрелять», мой собственный план сразу же мне разонравился.

– Да, все верно. Вот только важно, чтобы вы забили тревогу до того, как этот тип нажмет на спусковой крючок.

Петерле задумчиво провел лапой по черной усатой мордочке:

– Хорошо. Но нас, кошек, всего трое. А сторон света четыре. Не хотелось бы его упустить по недосмотру. Неприятно, поди, будет получить заряд дроби в тушку, – захихикал он.

По мне, так ничего смешного тут не было, но по сути он был прав. Одной кошки в команде не хватало. Черт!

– Сэр Тоби! – вдруг громко воскликнул Петерле. – Придумал! Сэр Тоби!

Это он о чем? Я в недоумении уставился на своего нового знакомца.

– Четвертый в команде, – пояснил он. – Можно спросить сэра Тоби. Он, конечно, чудаковат, но вообще-то славный малый и всегда готов прийти на помощь. Узнаю, не захочет ли он к нам присоединиться.

– Но ты же сказал, что вас всего трое?

Петерле кивнул:

– Вообще-то так и есть. Трое – то есть Бонни, Уши и я. Сэр Тоби – одиночка, он всегда сам по себе. Но особые времена требуют особых мер. Пойдемте спросим его.

Не дожидаясь ответа, Петерле сорвался с места, я побежал следом. Где, интересно, на этом крестьянском подворье может скрываться кошка с таким благородным именем? Сэр Тоби. В этом имени слышится родословная длиной с рулон туалетной бумаги, череда побед на выставках и регулярные визиты к кошачьему парикмахеру. Неужели я настолько недооценил обитателей сельской местности?

Спустя сотню метров мы остановились. И не где-нибудь, а прямо перед манежем. Интересно, что нам тут нужно? Ведь резиденция сэра Тоби наверняка где-то в усадебном доме. У него там, должно быть, золотая когтеточка и инкрустированная бриллиантами кошачья корзинка, подумал я.

– Тоби, выходи! – крикнул Петерле.

– Что такое? – просипел голос, показавшийся мне странно знакомым.

– Объясню, когда выйдешь.

– Секунду, сейчас подойду.

Минуту спустя из манежа к нам выкатилось облако пыли. И кто же предстал перед нами, когда пыль улеглась? Серый! Все такой же замусоленный и неухоженный, как вчера, когда мы с ним познакомились. У меня просто челюсть отвисла:

– Так ты и есть сэр Тоби?

– Да. И есть, и был, – буркнул в мою сторону Серый. – А что?

– Просто… э-э… я предположил, что…

Святые сардины в масле! Как бы выкрутиться из этой неловкой ситуации, не ляпнув чего-нибудь ужасно невежливого?

– Ты предположил, что раз уж кого-то зовут сэр Тоби, так он непременно разгуливает по округе с золотой ложкой во рту? – захихикал Серый.

– Я бы не стал формулировать это в таком негативном ключе – но да, мне представлялось, что обладатель такого имени будет выглядеть посолиднее. Как-то… аристократичнее, что ли…

– Чего? – мявкнул Петерле. – Аристо… чего?

– Аристократичнее, – повторил Серый. – То есть благороднее, как подобает выходцу из знатного семейства.

– Ага, – только и нашелся ответить Петерле, а меня даже бросило в жар – настолько высокомерным и поверхностным я себе вдруг показался.

– Извините, – поспешил я загладить свою оплошность, – я совсем не хотел вас обидеть.

Серый покачал пыльной головой:

– Не заморачивайся. В конце концов, ты прав. Я и есть выходец из знатного семейства, жил в хорошем доме – и совершенно сознательно оттуда удрал. Я в каком-то смысле хиппи.

– Ты кто? – На этот раз пришлось переспросить уже мне.

– Ну, в общем, я из тех, для кого имущество, деньги и слава ничего не значат. А уж имена и титулы тем более. Это лишь пустой звук. Значение имеет только сама жизнь – здесь и сейчас…

– Да, точно, жизнь! – поспешил вклиниться я, чтобы положить конец пустой болтовне. – Кстати, об этом – у нас тут как раз вопрос жизни и смерти, и нам срочно нужна твоя помощь.

– Серьезно? – широко распахнул глаза Серый.

– Да, серьезно. Вот как обстоят дела…

Мне довольно быстро удалось объяснить сэру Тоби, что от него требуется. Голова у него была светлая, хоть и пыльная. Он сразу понял, что Одетта в смертельной опасности, вероятно, похищена охотником на кошек, а даже если нет – все равно нуждается в нашей помощи. И что нам в команду нужен четвертый номер, чтобы наблюдать за окрестностями, пока мы с О’Нелли, Пат, Паташоном и Флойдом будем разгуливать вокруг усадьбы, привлекая к себе как можно больше внимания.

– Ох, – мяукнул он, когда я закончил рассказ, – ну вы и размахнулись! Но я, разумеется, помогу. В конце концов, я хорошо ориентируюсь в этих краях, да и этот охотник на кошек мне уже давно как бельмо в глазу!

Когда мы с Петерле, Уши, Бонни и сэром Тоби подошли к цирковым зверям, О’Нелли уже просто копытом била от нетерпения.

– Ну наконец-то! – проблеяла она. – Я уж думала, ты вообще не вернешься и нам самим придется разыскивать твою Одетту! Люди тоже слиняли – им, видите ли, нужно прихорашиваться перед свадьбой. Даже Балотелли привез с собой парадный мундир и ушел переодеваться. Ну да это и к лучшему – по крайней мере, не будут путаться у нас под ногами. Так что let’s get started, начнем!

Пат с Паташоном побежали впереди – они лучше всех помнили, где именно в них стрелял охотник. Флойд скакал вокруг нашей маленькой компании, а я то запрыгивал на спину к О’Нелли, втянув когти, то заныривал к ней под брюхо. Попугаи порхали и кружили у нас над головами, иногда снижаясь – в общем, думаю, нас трудно было не заметить. Петерле и остальные, напротив, следовали за нами незаметно, держались в отдалении и то и дело прятались в зарослях травы на окраине лужайки.

Некоторое время ничего не происходило, и я уже стал задаваться вопросом, сколько еще продержусь, прыгая на спину ирландской козе. Мало-помалу я совсем выбился из сил. И неудивительно, ведь ночью я почти не сомкнул глаз. Я уже собрался было предложить друзьям сделать небольшую передышку, как вдруг Петерле закричал «Осторожно!», почти одновременно с этим раздался резкий громкий звук и что-то просвистело прямо у меня над ухом. Испугавшись, я свалился со спины О’Нелли. Святые сардины в масле! В меня стреляли!

Остальные звери бросились врассыпную, и я тоже поскорее вскочил на лапы и спрятался за деревом.

– Петерле, ты его видел? – крикнул я в ту сторону, где, по моим предположениям, скрывался мой сородич.

– Да, – мяукнул он в ответ. – Теперь я знаю, где его искать. Пойдемте же скорее!

Я метнулся к нему, О’Нелли с собаками поспешили вслед за мной. Вскоре мы догнали Петерле, и остальные кошки тоже сбежались на его зов.

– Вон туда! – показал он лапой на маленький неприметный домик, стоящий чуть поодаль на другой стороне улицы. – Тип, который стрелял, зашел вон в тот дом. Он вышел с ружьем из леска, увидел вас и сразу стал прицеливаться. Надеюсь, никого не задел?

Я покачал головой:

– Нет, к счастью, ты вовремя успел нас предупредить! Но теперь нужно пробраться в дом. Наверное, там он и прячет Одетту!

О’Нелли заблеяла в знак согласия:

– Deal! Так и сделаем! Вот увидишь, скоро твоя Одетта будет как ни в чем не бывало лежать дома в своей корзинке! А проискам этого подлеца придет конец!

– Но как мы сумеем проникнуть в дом? Охотник же нас заметит! – опасливо спросила кошка Уши. – А он терпеть не может кошек. Кто знает, что он сделает, обнаружив нас в своем логове. Раз уж он способен по нам стрелять – мало ли чего еще от него можно ожидать!

Бонни широко распахнула глаза и неуверенно мяукнула, разделяя сомнения подруги. И только сэр Тоби, решительно вздернув подбородок, шагнул в сторону дома:

– Так, а ну не дрейфить. Предлагаю следующее: коза хорошенько боднет рогами дверь и выманит этого типа наружу. Когда он выйдет, цирковая труппа устроит прямо на пороге дома настоящее представление. Он отвлечется, а мы, кошки, тем временем незаметно прошмыгнем в дом и по-быстрому обыщем его. Нас же пятеро – в два счета все и провернем.

– Суперплан! – согласился я с ним. – А когда найдем Одетту, освободим ее и тут же все вместе слиняем.

– Грандиозно! Так и сделаем! Причем незамедлительно! – воскликнула О’Нелли и помчалась через дорогу прямиком к дому. Мы с сэром Тоби побежали за ней, остальные звери на секунду замешкались, но потом все же последовали за нами.

– Так, кошки – прячьтесь справа и слева от входа! Я начинаю представление! – скомандовав так, О’Нелли наклонила голову, взяла разбег – и со всей мочи ударила рогами в дверь. Затем она проделала то же самое снова, потом еще раз, и план наконец сработал. Дверь распахнулась, и на пороге появился неопрятного вида мужчина с длинной косматой бородой, всклокоченными волосами и в шортах.

– Это что еще такое?! – заорал он. – Совсем рехнулись, зверье?!

Будто в подтверждение его слов О’Нелли встала на дыбы и начала отплясывать. Обезьянка принялась выделывать одно сальто за другим, а Пат с Паташоном зашлись в лае. Зрелище и впрямь было просто безумное!

– Быстро внутрь! – прошипел мне сэр Тоби. – Нельзя терять ни секунды.

Он был прав! Оставив циркачей продолжать шоу, мы, кошки, прокрались в дом, где разделились, чтобы одновременно осмотреть и первый и второй этажи. Я ринулся вверх по лестнице и заглянул в первую комнату, которая попалась мне на пути. Промах! Кроме кровати и тумбочки, ничего внутри не было – в том числе и Одетты. Ею там даже не пахло.

То же самое и во второй комнате. Ни намека на Одетту – лишь письменный стол и старый ковер, пахнущий затхлостью. Проклятая селедочная чешуя, но ведь где-то она должна быть! Но и в последней комнате не нашлось ни следа Одетты. Я поспешил обратно вниз.

– Ну и? – с замиранием сердца спросил я остальных.

– К сожалению, ничего, – мяукнул сэр Тоби.

– И у нас ничего, – огорченно добавила Уши, – а мы ведь даже в подвал спускались.

Бонни печально кивнула.

– Что ж, раз так, бежим отсюда, пока этот тип нас не застукал! – скомандовал сэр Тоби и исчез в двери. Мы последовали его примеру и, выбравшись наружу, тихонько проскользнули вдоль стены.

Охотник на кошек по-прежнему был зажат в кольцо цирковой труппой О’Нелли, в то время как у него из дома одна за другой выбежали целых пять кошек. Нам с лихвой хватило времени укрыться на другой стороне улицы. Как только последний член нашего кошачьего отряда в лице Уши очутился в безопасности, О’Нелли вновь встала на дыбы и громко заблеяла.

– Let’s go, народ! Сваливаем! – воскликнула она и бросилась перебегать дорогу. Пат, Паташон и Флойд устремились вслед за ней.

И лишь сбитый с толку охотник не двинулся с места. Он только бессильно потрясал сжатым кулаком и орал:

– Проклятые твари! Что это было?! Ну погодите, доберусь до вас – разговор будет короткий! А уж я до вас доберусь, можете не сомневаться!

Благополучно вернувшись обратно в усадьбу, я почувствовал мимолетное облегчение. Уф, ну и пощекотали мы себе нервы! Но облегчение быстро улетучилось. Ведь не успел я перевести дыхание, как тут же с болезненной ясностью осознал: Одетту мы так и не нашли! Моя возлюбленная и наши детки пропали без вести, а я понятия не имел, где их искать – и просто усы был готов рвать на себе от горя!

Пони – болваны. Или все-таки нет?

– Sorry, прости, старик, и план был отличный, и провернули мы все как по нотам – вот только результат, к сожалению, оставляет желать лучшего… – уставившись на меня с сочувственной миной, сказала О’Нелли.

Флойд и попугаи тоже выглядели удрученными. И даже Пат с Паташоном было не до кунштюков.

Деревенские кошки, напротив, старались сохранять спокойствие.

Сэр Тоби одобрительно кивнул мне:

– Не вешай нос, Уинстон. Найдем мы твою леди. По крайней мере, теперь мы знаем, что она не заперта в клетке в доме этого типа – а это уже неплохо.

Кошка Бонни кивнула:

– Точно. Взгляни на это с хорошей стороны, Уинстон!

К сожалению, я не мог разделить ее оптимизма. Тревога об Одетте и наших нерожденных детках не давала мне увидеть свет в конце туннеля. Там царила серость, которая все сильнее сгущалась, переходя в глубокий безнадежный мрак.

– Пойду еще раз загляну в Кирину комнату, – вяло пробормотал я. – Может быть, Одетта вернулась, пока нас не было…

Разумеется, я и сам ни секунды в это не верил. Но в тот момент я чувствовал себя таким… таким… Святые сардины в масле! Больше всего мне хотелось завыть словно глупая комнатная собачка.

Разумеется, у Киры в комнате Одетты не было и в помине. На всякий случай я все же еще раз обыскал дом, а потом вернулся на улицу, на этот раз выйдя через заднюю дверь. У главного входа все еще стояли все мои друзья и приятели, но выслушивать слова поддержки и ловить на себе сочувственные взгляды я в тот момент был не состоянии.

От тревоги мне хотелось спрятать голову в песок – раньше я о таком только слышал, а самому испытывать не доводилось. Вот так, наверное, и бывает, когда тревожишься не только о подруге жизни, но и о детях. Видимо, волнение в семикратном размере делает тебя слабым.

И уж во всяком случае – невнимательным, ведь я совершенно не отдавал себе отчета в том, в какую сторону побрел. Лишь когда рядом со мной раздалось какое-то фырканье и меня окатило фонтаном брызг, я сообразил, что приплелся к загончику этого лохмача Булли.

– Фу-у-у, – возмутился я, укоризненно на него уставившись. – Ты зачем меня оплевал?!

Пони сделал вид, что он тут ни при чем:

– Ничего я тебя не оплевывал.

Конечно, нет! Разумеется! А что я весь покрыт его слюной – так это мне, вероятно, почудилось.

Я презрительно покачал головой и хотел уже было удалиться, как Булли вдруг проржал:

– Погоди-ка, Уинстон. Тебя ведь так зовут, верно?

У меня не было ни малейшего желания беседовать с этим Булли. Виновником всех моих бед. Ведь не завладей он вниманием Киры так безраздельно, она бы не упустила из виду Одетту, а я, подкошенный тревогой, не приплелся бы нечаянно в его загон и не оказался бы оплеванным от ушей до кончика хвоста.

– Ну так, – мяукнул я холодно и пошел прочь. Впрочем, далеко уйти мне не удалось. Булли нагнал меня и встал поперек дороги. Что за слепень его укусил?!

– Я краем уха слышал, что твоя подруга пропала, – проржал вдруг он.

Ладно, тут, положим, нет ничего удивительного – наверное, во всей усадьбе не найдется ни одного зверя, будь то местный или приезжий, кто не слышал бы о случившемся.

– И, конечно, мы с Валли немного осмотрелись тут вокруг в поисках твоей подруги. Ты имей в виду – у нас, деревенских зверей, принято держаться вместе и помогать друг другу.

Рад за вас, подумал я с горечью. А мне-то что с того? Он что, взялся меня утешать? Пусть оставит свои утешения при себе – если бы не он…

– И я сделал кое-какие наблюдения. Они могут пригодиться тебе в ее поисках.

Разумеется, я не мог всерьез предполагать, что именно Булли даст мне хорошую и важную подсказку. Но к тому моменту я уже настолько отчаялся, что готов был хвататься за соломинку, поэтому с надеждой мяукнул:

– И что же ты видел?

Булли задрал свой белый нос:

– Ничего не видел.

Так и знал. Вздумал поважничать, а сам мелет чушь. Дурацкий пони! Дурацкий-предурацкий и на редкость бесящий пони!!!

– Но зато слышал, как переговаривались между собой амбарные мыши.

Амбарные мыши? Переговаривались? Я стал рассуждать логически: Одетта охотилась на одну из них, потому что была голодна. Видимо, во время охоты она случайно провалилась в какую-то незаметную яму – об этом мыши и разговаривали. Наверное, были на седьмом небе от счастья, что лучшая охотница всех времен теперь вне игры. Неужели все так и было?!

– Где, когда, о чем? – спросил я. – Она наверняка провалилась в яму! Ты знаешь, в какую именно? Говори наконец, не заставляй все из тебя тянуть клещами! – накинулся я на Булли, хотя никаких клещей у меня, конечно, с собой не было.

– И рад бы сказать, только ты мне и слова вставить не даешь. А еще ты явно не в себе – ни о какой яме речи не шло, я даже близко ничего подобного не говорил.

Ладно, может быть. Наверное, у меня слегка разыгралось воображение. Но разве можно ставить это в вину тому, кто болен от тоски и тревоги?! Нет! Нельзя!

– Так что же ты слышал? – смутившись, спросил я.

– Две толстые мыши разговаривали между собой вон там, возле плющилки для овса. Они уже целую вечность там обитают – вообще-то здесь и правда мышиная вотчина. Это такой неписаный закон в усадьбе. Даже местные кошки его соблюдают. Живи и давай жить другим. По крайней мере, на определенной территории. На то, что происходит за ее пределами, распространяется уже другой закон – закон пищевой цепи. Понимаешь?

Нет, ничегошеньки не понимаю. Все сказанное прозвучало для меня как бряцанье пустых консервных банок. Что этот черный лохмач пытается мне втемяшить? Что тут, в деревне, царят другие законы? Что кошки имеют право ловить мышей, лишь не вторгаясь на их территорию? Что за чушь?!

– В общем, как бы то ни было, одна мышь сказала второй, что им перепала грандиозная и доселе невиданная добыча. Толстая белая добыча.

ЧТО?! Этот сбрендивший лохмач Булли на полном серьезе утверждает, что мою Одетту поймали мыши – МЫШИ!!! – и хочет, чтобы я в это поверил?! Поверил, что лучшую охотницу города удерживает в плену парочка сельских мышей?! Чушь! Бред черного пони! Да как бы они сумели такое провернуть? Маленькие мышки справились с прекрасной благородной дамой из семейства кошачьих?! Быть такого не может! Ерунда на рыбьем жире! Совершенно неправдоподобно.

– Булли, не хочу тебя обидеть, но ты какого-то странного сена нанюхался, что ли? – спросил я.

Он пристально взглянул на меня большими карими глазами:

– Сено не нюхают, его едят. По крайней мере, так у нас в деревне заведено. Что там принято в больших городах, я не знаю, да и знать не хочу, откровенно говоря. Зато я точно знаю, что слух меня не подводит и мне ничего не мерещится. Я совершенно отчетливо слышал разговор двух мышей, которые взволнованно обсуждали весьма толстую белую пленницу.

– Ага! Так речь о ком-то толстом. Тогда Одетту можно исключить. У моей подруги прекрасная фигура, и она очень следит за тем, чтобы оставаться в форме.

– Чушь, Уинстон, ну, конечно, она толстая, и еще какая! Во всяком случае, сейчас. Она ведь в положении, как поговаривают.

– Но как бы мышам удалось такое провернуть? – обескураженно спросил я.

Булли шумно вздохнул:

– Ну, тут им палец в рот не клади. Но как именно они это провернули, я уже не расслышал. Где они держат пленницу и что намерены с ней сделать – к сожалению, тоже… Только я навострил уши, как прискакала заполошная обезьянка и стала выделывать дикие кувырки. Мыши сразу же прервали разговор и шмыгнули прочь.

Флойд! Черт! Вот уж у кого талант появляется не в то время и не в том месте!

Мое сердце бешено заколотилось, мозг лихорадочно заработал. Неужели Одетту правда могли захватить в плен МЫШИ? МЫШИ?!

В любое другое время я бы громко и решительно промяукал на это НЕТ! Но тут, за городом, мыши и правда могли быть значительно крупнее и сильнее. И как знать, вдруг Одетте пришлось иметь дело с целой мышиной армией? Вдруг они коварно заманили ее в ловушку? Но главный и самый насущный вопрос, волновавший меня в тот момент, звучал так: ЧТО ОНИ СОБИРАЮТСЯ С НЕЙ СДЕЛАТЬ?

– А ты не мог бы показать мне дорогу к амбару с овсом? – попросил я Булли.

Тот кивнул:

– Конечно, я тебя туда отведу.

Загон был обнесен забором и заперт. У меня уже был готов сорваться с языка вопрос, как Булли собирается это провернуть, но тут он очень ловко, привычным будничным жестом, приподнял мордой задвижку и открыл калитку, подтолкнув ее передним копытом.

– Следуй за мной! – сказал Булли и направился куда-то неспешной рысью. На секунду я оцепенел от удивления, а потом бросился вдогонку. Зерновой амбар находился чуть поодаль, на самой границе участка семьи Шульце-Науманн с соседним двором, где жила Лина. Наверное, поэтому Булли так хорошо ориентировался в этом углу усадьбы.

– Ну ладно, желаю тебе удачи, – сказал он, когда мы добрались до входа в зерновой амбар. – Если я еще что-нибудь могу для тебя сделать – обращайся. А сейчас поскачу-ка я назад. Если Лина заметит, что я разгуливаю тут один, снова начнет переживать.

Дружелюбно кивнув мне на прощание, он потрусил прочь.

Я стоял перед амбаром и ломал голову над тем, что делать дальше. Просто ворваться внутрь и поискать Одетту? Но я ведь не знаю, что за стая грызунов поджидает меня там внутри. Не хватало только угодить в ловушку, расставленную вероломными грызунами. Мышей я не боюсь. Вот еще! Но сейчас я просто не имею права действовать неосмотрительно и поспешно. Если им и правда каким-то образом удалось поймать Одетту, значит, речь идет о мышах выдающегося ума и силы. Других объяснений случившемуся просто быть не может – ну, если Булли не ослышался, конечно.

Нет, надежду терять нельзя! Еще разок потянувшись, чтобы сбросить напряжение во всем теле, я прокрался в зерновой амбар.

Внутри все шмыгало и шуршало, юркало и попискивало. Разумнее всего было бы с ходу сцапать одну из снующих вокруг мышей – ведь я сразу убедился, что они, в свою очередь, делать этого со мной не планируют. Они прятались, спасались бегством – в общем, вели себя именно так, как положено благоразумным мышам. Кот в дом – мыши прочь, таков порядок вещей!

Уинстон Черчилль, ты должен это сделать! Прямо сейчас! Ну давай же. Уинстон, будь котом, настоящим котом. Сделай это! Поймай же наконец мышь! Решайся! ДАВАЙ!!!

Я прыгнул вперед.

– Одетта! – мяукнул я во все горло. – Одетта, любимая, ты здесь?

Тишина. Теперь и шуршание прекратилось.

– Одееееттааа!!!

Тишина. Вообще ни звука.

Я с быстротой молнии обыскал амбар. Проверил каждый уголок, за каждым мешком, даже запрыгнул на плющилку и заглянул в большой контейнер, куда ссыпается расплющенный овес.

Ни следа Одетты. Скумбрией подавиться – снова ложный след!

В полном разочаровании я покинул амбар. Вотчина сельских мышей, пронеслось у меня в голове. Звучит-то как, с ума сойти. Наверное, этот Булли меня обдурил. Зло подшутил надо мной и теперь, поди, ржет до упаду у себя в стойле с этим своим приятелем, мерином Валли, над тем, как я, городской недотепа, купился.

Ох как же глупо!

Ну я им покажу, этим лохматым копытным, сейчас вот как прибегу к ним на конюшню, как вцеплюсь когтями!

Какое бесстыдство – Одетта пропала, а он еще и потешается! Впрочем, чего еще можно было ожидать от ПОНИ. Они же все как один с придурью. Я и раньше это знал, и вот еще раз убедился.

Взбешенный, я бросился обратно во двор, прямиком к стойлу Булли. И только собрался перемахнуть через забор, как услышал хриплый голос:

– Уинстон, куда это ты так разогнался? Аж запыхался весь. Напал на след?

Я затормозил и обернулся к сэру Тоби.

– Черный лохмач меня надул! Ну да я ему сейчас покажу – как лапну цапой… э-э-э… цапну лапой! – возмущенно прошипел я.

– Булли?

Я кивнул.

– С трудом верится, – на полном серьезе ответил сэр Тоби. – Булли славный малый, один из самых порядочных тут. Настоящий товарищ и друг котов. Светлая голова и свободный дух. Не дает сбить себя с толку и всегда гнет свою линию. Конечно, ему порой приходится нелегко – ведь он вынужден делить кров со старым Валли, а тот-то как раз далеко не светоч разума, если ты понимаешь, о чем я. Но сам Булли парень что надо, лапу даю на отсечение.

Я презрительно рассмеялся:

– Вот, значит, как. А что ты на это скажешь: он утверждает, что Одетту взяли в плен мыши. Каково, а? А еще – будто у вас тут есть такой неписаный закон, что зерновой амбар – это мышиная цитадель и всем остальным зверям вход туда заказан. Крайне странная история, чепуха какая-то, верно?

Я предполагал, что сэр Тоби, услышав мой рассказ, будет хохотать до слез. Причем надо мной – ведь я умудрился принять эту нелепицу за чистую монету, на секунду поверив, что Булли и впрямь удалось напасть на след. Но случилось обратное. Сэр Тоби сморщился, словно укусил кислый лимон.

– Ай-ай-ай, так, значит, это правда.

– Что?

– Что мыши перешли от слов к делу.

– К чему они перешли?

– К делу. Слыхал когда-нибудь о мести мышей? Восстании малых против больших? Ответном ударе? Битве за господство?

Я таращился на сэра Тоби и думал лишь о том, что тот, видимо, наглотался манежной пыли и до добра его это не довело. С головой у него явно проблемы.

– Мне пора вернуться к Кире. Может, ей удалось напасть на след… – сказал я и собрался уносить ноги.

Они тут все, похоже, с ума посходили. А ведь я после обыска в логове бородатого охотника уже решил было, что сэр Тоби и другие деревенские кошки – нормальные, хорошие ребята. Но разве можно принимать всерьез того, кто мелет такую ерунду?

– Для тебя все это наверняка звучит весьма странно, Уинстон Черчилль. Когда я много лет назад покинул мегаполис, здесь, в деревне, многое поначалу показалось мне странным. Но тут, как и в городе, жизнь устроена по определенным законам и правилам. Просто правила тут действуют другие. И одно из них, очевидно, было нарушено. Намеренно или нет – тут ничего сказать не могу.

Выходит, сэр Тоби – бывший городской житель? Что ж, это, конечно, объясняет его благородное имя и аристократическое происхождение.

Если бы у меня сейчас не было других забот, я непременно расспросил бы его о причинах переезда. Но заботы у меня были – причем огромные.

– Так, значит, ты веришь тому, что сказал Булли, – принялся рассуждать я. – Предположим, все так и есть – и как мне, по-твоему, следует поступить в этом случае?

Сэр Тоби какое-то время задумчиво вылизывал переднюю лапу, а потом поднял на меня глаза и потребовал невозможного:

– Уинстон, я вижу тут лишь один выход. Ты должен поймать и допросить какую-нибудь мышь!

Я?! Поймать мышь?!

Что ж, сэр Тоби просто не догадывается, что такой смелый, благородный, знающий жизнь кот, как я, может быть полным профаном в ловле мышей. Да и как тут догадаться? По мне ведь этого в жизни не скажешь – такой я весь видный и представительный. Но раньше мне это было и ни к чему – ведь Одетта первоклассная охотница.

– Ну так что, Уинстон Черчилль, когда сядешь в засаду? И помни, зерновой амбар – табу, туда соваться нельзя, а то будет шороху.

Я судорожно сглотнул. Потом еще раз. И еще. Наконец мне удалось хрипло выдавить:

– Вскоре. В самом ближайшем времени…

Вот только сначала мне надо поупражняться в ловле мышей.

– А почему вскоре, а не прямо сейчас? – не унимался сэр Тоби.

Что ж, видимо, придется раскрыть карты. Нет смысла скрывать, решил я. На кону жизнь Одетты и наших детей, и если мне придется научиться ловить мышей, значит, так тому и быть. Вот именно! Я, Уинстон Черчилль, поймаю мышь и так ее прижму, что она как на духу мне все выложит, и я узнаю, где Одетта! Так и поступлю. Обязательно. Непременно!

– Дело в том, что тут есть одна крошечная загвоздка, – промямлил я в сторону сэра Тоби. – Я… я… кхм… ну, в общем, я этого не умею.

– Чего «этого»?

– Ловить мышей.

Сэр Тоби взглянул на меня и прикрыл нос лапой:

– Шутишь!

– Вовсе нет. – Хорошо, что моя мордочка покрыта шелковистой шерсткой, думал я – иначе любой бы сразу заметил, как густо я залился краской стыда. – Может, покажешь мне, как это делается… научишь?

Лицензия на ловлю мышей

Я не могу. Вот не могу, и все. Называйте меня неудачником, слабаком или как угодно еще – но в решающий момент я просто не могу напасть и дать лапой по загривку маленькой хрупкой мышке. Да и большой толстой мыши тоже. Я вообще не могу причинить боль другому живому существу, у меня просто не выходит. Ну ладно, этому пони, Булли, я недавно врезал, но это уж точно максимум того, на что я способен… В общем, не важно. Как бы то ни было, сэр Тоби и Петерле наблюдали за мной со смешанными чувствами – зрелище их одновременно забавляло и ужасало.

– Ой-ой-ой! – мяукнул Петерле. – Ты что же это творишь?! Мы ведь все подробно объяснили, что тут такого сложного!

Тоби покачал головой:

– Мне кажется, это безнадежная затея. Он уже не научится. Мы ему только что пятерых мышей прямо к носу пригнали, уж после такого паса забить – раз плюнуть. И все впустую! Я отчаливаю, в конце концов, мне есть чем заняться и без этого репетиторства.

Он повернулся ко мне спиной и выскользнул из сарая, где мы, кажется, провели целую вечность, упражняясь в мышиной ловле. Петерле тоже двинулся в сторону манежа – я поймал на себе разочарованный взгляд, брошенный им напоследок.

– Все коту под хвост, – пробормотал он, уходя.

Все коту под хвост. Ха-ха, очень смешно!

Некоторое время я сидел, прислушиваясь к шуршанию в соломе и наблюдая за движением и игрой теней в щелях между досками пола. В точности как объясняли оба моих тренера. Интересно, можно ли поймать мышь, не превращаясь при этом в свирепого хищника? Я ведь даже не собираюсь ее есть, мне всего-то нужно узнать, где прячут Одетту! И почему мыши взяли ее в плен. Это же полный абсурд. Ведь кошки ловят мышей, а мыши кошек – нет.

Но хотя я и кот, импозантный и величественный, – а мышь поймать не в состоянии. Однако чрезвычайные обстоятельства требуют чрезвычайных мер и решительных действий. Нужно преодолеть себя и совершить невозможное. Так что сейчас я поймаю мышь, причем живехонькую, а не полумертвую, потому что она должна будет рассказать мне, где держат Одетту. Я это сделаю, и сделаю это… прямо сейчас.

Вот только как бы это провернуть?

Что ж, первым делом нужно устроить засаду. Замереть на месте, едва дыша, не делать лишних движений, почти превратиться в соляной столп.

Я стоял в самом дальнем углу сеновала и не дышал. Напряжение зашкаливало. Как только появится мышь, я молниеносно брошусь на нее и схвачу.

А вдруг я нечаянно придавлю ее до полусмерти? Ох нет, ничего у меня не выйдет. Я просто не справлюсь.

Уинстон, подумай об Одетте. Подумай о своих котятах. Неужели им и впрямь суждено появиться на свет в неволе только потому, что их отец, Уинстон Черчилль, – такой весь якобы гордый и смелый, – не решился поймать мышку?!

Нет! Ни за что!

Я… заметил мышь. Она как ни в чем не бывало семенила мимо. Совершенно беззаботно, не подозревая об опасности. В полной уверенности, что с ней ничего не случится.

И почему только сэр Тоби и Петерле не могли прийти мне на выручку! Неужели сложно было поймать мышь за меня? Впрочем, я понимал почему – они, конечно, хотели помочь, но считали, что каждый кот должен уметь сам постоять за свою подругу.

– Как иначе ты посмотришь в глаза любимой, Уинстон? – сказал мне Петерле.

Он прав. Они оба правы. Я просто должен это сделать. Пора отодвинуть переживания в сторону и…

Вжух! – Я выскочил из-за балки и бросился прямо на безобидную мышку. И выпустил когти. Это получилось как-то само собой. Но это нехорошо. Ой как нехорошо! Эй! ЭЙ!!! Срочно втянуть когти обратно, ведь иначе я наверняка сделаю бедной маленькой мышке больно.

Уинстон Черчилль, соберись! Не могут здешние мыши быть такими уж бедными и беззащитными, раз поймали и держат в плену твою возлюбленную. Против ее воли и к твоей великой печали.

ШМЯК! С таким звуком я всем туловищем приземлился на мышь. Раздался панический писк, и я почувствовал себя просто гадко. Не нравится мне это. Совершенно не нравится. Нет во мне этой грубости и неотесанности. Я тонко чувствующая натура, и держать в нежных лапках окровавленную мышь не по мне.

– Извини! – воскликнул я. – Я не собираюсь тебя есть. Не нужно меня бояться.

Я чувствовал, как бешено билось подо мной мышиное сердце. Уму непостижимо, как у такого крошечного существа может быть такое громкое сердцебиение.

– С тобой все в порядке? – спросил я. ЧТО ЗА ГЛУПЫЙ ВОПРОС! Как у мыши может быть все в порядке, если на нее сверху всей тушей навалился зверь, превосходящий ее по размеру где-то в двадцать два раза! Вот честно – вряд ли тут кто-то радостно ответит: «Ясное дело, приятель, все лучше некуда».

Слегка приподнявшись, я изогнул спину и дотянулся мордой до мыши, смотревшей на меня испуганными глазами.

Я очень осторожно ухватил ее зубами за шкирку и отнес в сторонку. Она совсем не шевелилась и не издавала ни писка.

«Ай-ай-ай, неужели я ее нечаянно уб…» – Мысль была такой ужасной, что я даже не смог додумать ее до конца. Это было просто невыносимо.

Я поспешно выскочил из сарая и бросился к дому через двор, по пути наткнулся на нескольких гостей, которые таращились на меня с отвращением (логично: кот с полумертвой мышью в зубах – зрелище не очень-то праздничное и совсем неаппетитное), и, запыхавшись, добрался до Кириной комнаты.

Там было пусто – очень кстати. Не хватало еще, чтобы Кира решила, будто я подался в мышеловы – или, хуже того, в мышееды. Нет, это выставило бы меня в плохом свете. И пусть мы с Кирой с самого приезда в усадьбу проводим вместе куда меньше времени, чем обычно, потому что она вечно торчит на конюшне, все равно она моя самая лучшая подруга из всех людей и, надеюсь, таковой и останется. А увидеть меня с полудохлой мышью в зубах наверняка стало бы для нее шоком.

Положив мышь в пустующее Одеттино гнездышко из одеял и подушек, я стал внимательно ее осматривать.

Повреждений я не заметил. По крайней мере, снаружи. Крови нет, шкурка цела, ни единой царапины. Глаза ее по-прежнему были широко открыты, а сердце бешено и громко билось. Кажется, пронесло – мышь выжила и вполне уцелела, хоть я и навалился на нее всем весом.

– Мышь? Але, мышь? С тобой все в порядке? – осторожно спросил я.

Она недоверчиво взглянула на меня:

– Ты действительно меня об этом спрашиваешь?

Я вздохнул с облегчением. Жива! И даже разговаривает. К счастью.

– Да, конечно, – ответил я.

– Ну ты и гад! – принялась ругаться мышь. – Это какая-то чудовищная низость! Конечно, я слыхал о кошках, которые играют с добычей, пока не замучают ее до смерти. И о тех, что мышей не едят, а лишь надкусывают. Отъявленные кошачьи мерзавцы и подлецы. Но кошка, которая коварно нападает на бедную невинную мышь, чтобы потом спросить, все ли у той в порядке – ну это просто неслыханно!

Мышь была просто вне себя от возмущения. Пора было внести ясность. Нечего приписывать мне лишние злодейства.

– Я вовсе не собираюсь мучить тебя до смерти или надкусывать, и даже лапой не трону. Я не любитель живого корма. Напротив, я его вообще не приемлю. Все, что мне от тебя нужно – узнать, где находится моя подруга.

– Серьезно?

– Разве я похож на кота, который настроен шутить?

Мышь покачала головой:

– Нет, абсолютно не похож.

– Вот именно, потому что мне не до шуток. Я Уинстон Черчилль, и мою подругу Одетту, прекрасную белоснежную кошку, которая в любой момент может родить наших котят, судя по всему, похитили и удерживают где-то в плену твои сородичи. Если расскажешь мне, где именно, или договоришься, чтобы ее отпустили, ни один волос с твоей мышиной шкурки не упадет.

Мышь задумалась. Это было видно по крупной морщине, которая появилась на ее лбу.

– А что, если я откажусь?

Как?! Этот мышонок со мной еще и торгуется?! В его-то положении?! С ума сойти!

– Тогда я передам тебя местным кошкам, они будут рады вкусному обеду.

Довольно жестокие слова и ужасно низкая угроза – но не мог же я позволить ему водить меня за нос.

– Ладно-ладно, – тут же пошел он на попятную. – Я понял. Мы с тобой в одной лодке. Меня, кстати, зовут Фред, и я тоже многодетный отец.

Фред. Имя вроде бы ничего. К тому же он отец семейства – это сразу установило между нами какую-то связь.

– Раз так, Фред, значит, ты наверняка понимаешь мое отчаяние. Я болен от беспокойства за мою Одетту, и я знаю, что за ее исчезновением стоят мыши. Поэтому будь добр, расскажи мне, где вы ее держите!

Фред пожал узенькими плечиками:

– Слышал эту историю, но не имею к ней никакого отношения, правда, ты должен мне поверить. Я ведь муж и отец, да и живу-то вовсе не здесь, не в усадьбе. Я – мышь-полёвка, а сюда забежал лишь затем, чтобы раздобыть немного овса для моих малышей. Сам я стараюсь по возможности избегать всяких опасностей, потому что непременно хочу увидеть, как вырастут мои дети. За этим стоят совсем другие мыши. Как бы то ни было, у них имелась причина так поступить с той белой кошкой, которая, вероятно, и есть твоя Одетта.

– А откуда же ты все это знаешь, если не имеешь к этому отношения? – допытывался я.

Я все еще не был уверен, можно ли ему доверять. Хотя он показался мне честным парнем. И действительно смахивал на полёвку. Надо признать, впрочем, что полёвок я никогда не видел. Но примерно такими их себе и представлял. Была в нем какая-то близость к природе, что ли.

– У меня все в порядке со слухом, а о том, что заварилась какая-то склока между дворовыми кошками и мышами, болтают повсюду. Вроде бы все дело в защите территории. В каком-то стародавнем соглашении между мышами и кошками, которое кошки неоднократно нарушали. И теперь мыши решили отомстить. Полагаю, взять кошку в заложники – часть их плана мести. По крайней мере, такие ходят слухи.

В заложники?! Одетта – заложник?! В споре за территорию между кошками и мышами?! Бедная моя, милая, прекрасная Одетта!

Приехать на природу в надежде, что наши детки появятся на свет в тишине и покое, вдали от суеты большого города, – и оказаться втянутыми в кошачье-мышиные распри! Уму непостижимо!

– Ты должен показать мне, где они прячут Одетту, – взмолился я. – Прошу тебя. Неужели семья для тебя пустой звук?!

Фред подернул носом, его длинные усы вздрогнули.

– Но ведь так я поставлю себя под удар. Представь, что будет, если дворовые мыши проведают, что это я отвел тебя в укрытие. По головке меня за это не погладят, сам понимаешь. И кто тогда позаботится о моем потомстве?

Я тяжело вздохнул. Признаться, мне было совсем не по душе то, что приходилось делать.

– Фред, ты мне нравишься, никогда бы не подумал, что скажу такое мыши, но ты вроде бы хороший парень. И мне будет очень больно, если придется сделать больно тебе.

– Ты меня шантажируешь, что ли? – недоверчиво пискнул Фред.

– Мне не хочется этого делать, правда не хочется, но ты просто не оставляешь мне выбора. Так что, ты отведешь меня к Одетте добровольно или мне…

– Хорошо-хорошо, ладно, – перебил меня Фред. – Но уговор такой: я только примерно покажу тебе, куда идти, и сразу же убегу. А если тебя кто-нибудь когда-нибудь спросит, знаешь ли ты меня и разговаривали ли мы о чем-нибудь, ты станешь все отрицать. Договорились?

Договорились! Что ж, это логично. Впрочем, расскажи я, что беседовал с мышью и заключил с ней уговор – разве кто-то бы мне поверил? Святые сардины в масле, вот уж не думаю!

И в горе, и в радости!

– Что это ты тут делаешь, Уинстон?

Ты что, поймал мышь? – Кира смотрела на меня широко распахнутыми от удивления глазами.

Чертов бутерброд с тунцом! Все-таки она нас обнаружила. Кажется, она не в духе, по крайней мере, вид у нее какой-то… очень уж строгий! Наверное, это потому что она одета совсем иначе, не так, как обычно. Вместо привычных джинсов и кроссовок на ней блузка и юбка, а волосы забраны наверх и уложены в прическу. Точно, все дело в этом: у нее такой строгий вид, потому что она уже переоделась к свадьбе. Чтобы показать свои добрые намерения, я, втянув когти, нежно погладил Фреда лапкой по спине – пусть Кира видит, что этому мелкому существу ничего не грозит.

– Немедленно прекрати обижать бедную мышку! Злой, злой кот!

И все-таки дело не только в шмотках – Кира и правда не в духе, понял я. Она схватила меня за шкирку и оттащила от Фреда. Ай-ай! Я же не собака! Фред запищал так, будто ему довелось пережить ужасные мучения. Ну погоди у меня! Повернув к нему голову, я зло на него зашипел:

– А ну не прикидывайся, будто я сделал тебе больно! Решил, сейчас надавишь на жалость и отвертишься от нашего уговора? Сильно ошибаешься! Я сейчас объясню Кире, как на самом деле обстоят дела!

Фред прекратил пищать и вместо этого злорадно засмеялся:

– Ага, точно! Кот объяснит девочке, что собирается куда-то пойти в компании мыши, чтобы вызволить другую кошку из лап других мышей. Ты бредишь, что ли, черный?

Мяв! Какая неслыханная наглость! А я только что переживал, как бы ненароком не поцарапать этого мелкого засранца! Вот попадется еще мне в лапы – уж я больше когти втягивать не буду, клянусь своей когтеточкой!

Я вывернулся у Киры из рук, упал ей под ноги и принялся обвинительно мяукать. При этом я все время указывал на Фреда и старался всем своим видом выразить возмущение. Мы ведь с Кирой родственные души, и я очень надеялся, она поймет, что я хочу пожаловаться.

Кира наморщила лоб:

– Что ты имеешь в виду? Что не причинил вреда мышке?

Я замяукал с еще большим надрывом. Кира усмехнулась:

– Ах вот оно что! Это мышка тебя обидела? Что ж, беру свои слова назад.

Фред широко распахнул глаза:

– Быть такого не может! Она и впрямь тебя понимает! С ума сойти!

– Я же тебе говорил. А если Уинстон Черчилль что-то говорит, значит, так оно и есть.

– Все ясно, шеф! – пробормотал Фред и снова улегся на подушку. То-то же, молодец! Сразу бы так! Кира нежно погладила меня по голове и подошла к лежавшему на месте Одетты Фреду, чтобы рассмотреть его внимательнее.

– И все-таки, Уинстон, я не совсем поняла, что ты хочешь сделать с этим мышонком.

Я задумался. Как бы так объяснить присутствие Фреда в комнате, чтобы Кира сразу же не выставила его за дверь? Если он сейчас удерет, я уже никогда не смогу его разыскать. А без Фреда не смогу разыскать и Одетту.

Я на секунду задумался. По какой причине Кира могла бы оставить Фреда в комнате? Правильно! Другие кошки!

Кира же любит животных и наверняка не захочет, чтобы другие кошки устроили охоту на беднягу Фреда. Выходит, нужно просто рассказать ей, что Фред ранен, а я всего лишь хотел спрятать его от других кошек до тех пор, пока он не поправится – и тогда она наверняка его здесь оставит. Я тоже подошел к Фреду, указал лапой на нижнюю половину его туловища и стал жалобно мяукать, даже повизгивать.

– Фред, а ну прикинься, будто у тебя так болят задние лапы, что ты едва можешь ходить, – потребовал я у своего напарника-мыши.

– Чего? Это еще зачем?

– Не задавай вопросов, просто делай как я говорю! – приказал я.

Фред подернул острым носиком, потом поднялся и, прихрамывая, заковылял по подушке – зрелище было жалкое.

– О боже! – воскликнула Кира. – Бедный кроха! Он же еле ходит!

Она протянула руку и осторожно подняла Фреда с подушки. По его широко распахнутым глазам я понял, что ему ооочень страшно было оказаться в руках человека. Неудивительно, ведь с мышами-полевками такое наверняка случается не каждый день!

– На помощь! – хватая ртом воздух, пропищал Фред. Казалось, он только и думал, как бы спрыгнуть с Кириной ладони.

– Спокойно, приятель! Кира тебе ничего не сделает. Она всего лишь хочет проверить, все ли с тобой в порядке, так что выгляди по-жалостливей!

По моей команде голова и задние лапки Фреда тут же беспомощно обвисли, а писк стал еще тоньше и несчастнее.

– Бедная маленькая мышка! Что же с тобой случилось?

Пришло время для моего сольного номера: я забегал туда-сюда возле Кириных ног, шипя и сражаясь с невидимым противником. Суть пантомимы угадывалась легко – речь шла о суровой ожесточенной борьбе.

– Ага, Уинстон. Хочешь сказать, что мышка с кем-то сражалась? С кем же?

Я зашипел еще громче, добавил к пантомиме дикие скачки, а также выпустил когти и стал тянуть лапы к Фреду.

– С другими кошками? Местные кошки охотились на мышку?

Бинго! Сто очков! Я кивнул и мяукнул.

– Ох, бедняга! И ты решил отнести его в безопасное место, правильно?

Снова кивок.

– Хорошо. Тогда оставим мышку тут, а сами спустимся вниз.

Э-э-э, секундочку! Спуститься вниз я, конечно, собирался. Только вот не с Кирой! Я хочу отправиться на поиски Одетты с Фредом. Усевшись на пятую точку, я понуро взглянул на Киру. Она сразу поняла, что я от ее плана не в восторге.

– Неужели ты не пойдешь со мной, Уинстон? Сейчас ведь начнется свадебная церемония. Разве ты не хочешь увидеть, как Вернер с мамой поженятся? – В ее голосе прозвучало огромное разочарование. Вот черт, что же делать? Это из-за Одетты? Переживаешь, что мы ее до сих пор не нашли? Мы ее найдем, Уинстон, обещаю. Но эта свадьба – совершенно особенный, важный день для мамы. А значит, и для меня. Мы ведь совсем скоро станем настоящей семьей. Уинстон, ты непременно должен при этом присутствовать!

Мяу, ну хорошо! Кира сказала такие слова, что я просто не могу промяукать «нет» ей в ответ! Я бросил взгляд на Фреда:

– Ты это слышал, приятель. Мне сейчас придется отлучиться. Но я обещаю поторопиться!

– Да?! А мне что же, придется сидеть тут и ждать тебя? Ты шутишь, что ли!

– Извини, но по-другому не выйдет.

Усы Фреда задрожали – и уж точно не от радости.

– Мне нужно домой! Не рассчитывай, вернувшись, найти меня здесь. Меня, в конце концов, тоже ждут жена и дети!

Ну уж нет, парень. Мы так не договаривались. Уговор есть уговор! Я поднял лапу и, легонько царапнув Киру по ноге, показал на Фреда.

– Думаешь, мышке опасно оставаться тут без тебя? – предположила Кира. – Хм, наверное, ты прав. Погоди-ка.

Окинув взглядом комнату, она подошла к стоявшей в изножье кровати скамейке и залезла в лежавший на ней чемодан.

– Смотри, у меня как раз осталась обувная коробка из-под туфель, которые я купила специально для свадьбы. Мышка может пожить в ней, пока мы не поднимемся обратно в комнату.

– Что?! НЕТ! Ни в коем случае! – запротестовал Фред.

Но Кира его слов, конечно, не поняла. Она осторожно посадила брыкающуюся мышь в коробку и накрыла ее крышкой:

– Ну вот, теперь ты в безопасности. Потом она поставила коробку на книжную полку и придавила крышку, положив сверху пару книг:

– Пойдем, Уинстон! А то еще что-нибудь пропустим!

– Дорогие жених и невеста, дорогая Анна, дорогой Вернер! Завершить я хочу цитатой из Библии, где говорится о том чуде, которое сегодня свело всех нас вместе, о чуде, которое свело вместе вас. Я говорю о любви. Об этом важнейшем человеческом чувстве в Библии сказано следующее:

Симона на секунду прервала проповедь и оглядела собравшихся. Бабушка, расчувствовавшись, плакала. Достав носовой платок, она осторожно промокнула им слезы на глазах, чтобы не потекла тушь на ресницах. Госпожа Хагедорн тоже казалась очень растроганной – впрочем, она вообще страшно любит слушать, как ее дочь читает проповеди, – так что и сейчас, возможно, растаяла в первую очередь от этого. Беата, напротив, сидела рядом со своим мужем и время от времени зевала. А когда Симона заговорила о любви – и вовсе закатила глаза. Видимо, она не верит в это великое чувство, и тут ей можно только посочувствовать. Я и сам бы обронил пару слезинок, умей я плакать. Ведь в придачу ко всему я ни на секунду не забывал о моей бедной Одетте, которую я тоже люблю больше всего на свете. Симона, кстати, могла бы упомянуть в своей речи о том, что любовь играет важную роль и в жизни животных. Как минимум в жизни кошек. За собак говорить не стану. Кто знает, что для них важно.

Пока я размышлял о любви у кошек, собак и прочих живых существ, Симона уже перешла к другой теме. Теперь она стояла прямо перед Вернером с Анной и с очень серьезной интонацией что-то им внушала. Вернее, о чем-то их спрашивала. Сначала она обратилась к Вернеру, который выглядел страшно взволнованным – даже с пятиметрового расстояния мне было видно, как сильно он нервничал. Цвет его лица менялся от бледного до очень бледного – впрочем, не исключено, что виной тому была надетая в честь этого важного дня и слишком туго затянутая на шее бабочка. Анна тоже была одета по-особенному: на ней было очень длинное белое платье в пол. На вид не слишком практично, но красиво.

– Вернер Александр Хагедорн, берешь ли ты Анну Коваленко в законные жены и клянешься ли любить ее, как завещал Господь, в горе и в радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?

Вернер сухо сглотнул, а потом хрипло ответил:

– Да.

Затем Симона повернулась к Анне:

– А ты, Анна Коваленко, берешь ли ты Вернера Александра Хагедорна в законные мужья и клянешься ли любить его, как завещал Господь, в горе и в радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?

Анна набрала воздуха в легкие и твердо ответила:

– Да!

Вернер, который еще секунду назад выглядел таким же испуганным, как Фред, когда я навалился на него всем весом, высоко вскинул руки и крикнул «Йес!». Гости зааплодировали, Кира крепко прижала меня к себе, бабушка разревелась, и даже Беата выдавила из себя улыбку. Видимо, это короткое интервью и было самой важной частью церемонии.

– Постойте, постойте, дорогие мои! – вмешалась тут Симона. – Мы еще не закончили. У кого кольца?

– У меня! – подал голос Роланд, брат Вернера и одновременно заслуживающий всяческого сочувствия муж Беаты. Поднявшись со своего места, он вышел вперед и передал Симоне маленькую коробочку, которую та очень осторожно открыла. Внутри действительно лежали два кольца, одно из которых восхитительно сверкало и переливалось.

– Теперь вы можете обменяться кольцами.

Точно, теперь вспомнил! Когда люди женятся, они помечают друг друга кольцами. Это очень удобно: так другие люди сразу видят, что этот мужчина или эта женщина уже кому-то принадлежит. В общем, кольцо – это что-то вроде чипа, который вставляют нам, кошкам, – по нему, если потеряешься, можно легко найти хозяина или хозяйку. Правда, чип не сверкает так красиво, как кольцо, которое Вернер только что надел Анне на палец. Когда обмен кольцами закончился, Симона одобрительно улыбнулась обоим:

– Возьмитесь, пожалуйста, за руки!

Вернер взял руку Анны, и я заметил, что он слегка дрожит. Потом Симона положила свою руку на руки жениха и невесты, оглядела собравшихся гостей и елейно сказала:

– Объявляю вас мужем и женой! – Она сделала небольшую паузу, а потом ухмыльнулась – и подтолкнула брата в бок: – Ну же, Вернер! Можешь поцеловать невесту!

Дважды просить Вернера не пришлось – под ликование гостей он тут же заключил Анну в объятия и поцеловал – и это был оооочень долгий поцелуй. Святые сардины в масле, свадьба – это так волнующе!

Достать из-под земли!

– Что-то ты не очень торопился, – пискнул Фред, едва я успел сдвинуть крышку с обувной коробки. – Еще секунда – и я бы задохнулся.

– Извини, – ответил я. Насчет задохнуться – это он, конечно, загнул. В коробку легко поместилось бы штук семнадцать таких Фредов, и кислорода там тоже было минимум на семнадцать штук. Но я решил не препираться. К тому же я и сам едва дождался момента, когда можно будет наконец продолжить поиски Одетты.

– Моя человеческая семья празднует сегодня свадьбу, только что прошла брачная церемония. Никак не получилось уйти раньше. Кира бы очень на меня обиделась. И Вернер. И уж тем более Анна…

Фред скорчил недовольную мину:

– Это что же, выходит, человеческая семья тебе важнее, чем твоя Одетта и ваши еще не рожденные котята?

Что?! Чушь! Бред копченой скумбрии!

– Я ни на секунду не переставал думать об Одетте и наших котятах, – сказал я в свою защиту. – Ни на секундочку!

Фред закатил глаза:

– Как скажешь. Меня вот, уверяю, ни белое платье, ни торт, ни уж тем более свадебный танец не удержали бы от спасения Элизы с малышами.

Тупица! Вот чего он добивается – чтобы меня заела совесть, да? Мог бы и не стараться – она меня и так давно заела.

– Думай как хочешь, – сказал я, прогнувшись в спинке и вытянув шею. – У меня были причины так поступить. Но вот я вернулся и прошу тебя показать мне место, где дворовые мыши держат Одетту.

Я решил не ввязываться в спор с Фредом, а поскорее перейти к делу.

Фред скептически склонил голову влево, но в конечном итоге все же сказал:

– Ладненько, тогда не будем терять время. За мной!

Он засеменил к выходу из дома, а я засеменил вслед за ним. Но когда мы достигли двери, мне пришло в голову, что в доме все еще празднуют свадьбу. Если Беата увидит Фреда, у нее гарантированно случится истерический припадок и они с госпожой Хагедорн дуэтом зайдутся в истошном визге. И тогда Вернер решит, что долг требует от него поймать мышь. Наверняка так и будет – он сегодня невероятно взвинчен со всей этой женитьбой. Его прямо не узнать – не человек, а комок нервов.

– СТОП! – осознав это, крикнул я Фреду. – Лучше через черный ход!

Фред остановился, повернулся ко мне и сказал:

– Ты что, стыдишься появляться со мной на публике?

Чего? Это что еще за вопрос? Сам ведь недавно заявлял, что нас ни в коем случае не должны видеть вместе! Проклятая селедочная чешуя, поди пойми их, этих мышей!

– Стыд тут абсолютно ни при чем, – все же пояснил я, хоть и счел вопрос глупым и неуместным. – Дело скорее в том, что я не хочу привлекать внимание к тебе – а тем самым и к себе. Все, чего мне сейчас хочется, – это найти и освободить мою Одетту.

А если толпа гостей на празднике заметит мышь, за которой, как на привязи, плетется кот, все сильно затянется, добавил я мысленно.

Фред задумчиво кивнул.

– Наверное, ты прав… – наконец признал он и повернул к черному ходу.

Снаружи Фред быстро-быстро засеменил вдоль дома, а я неотступно следовал за ним по пятам. Вскоре мы свернули в сторону зернового амбара.

Так-так-так, выходит, Одетту все же прячут где-то там, промелькнуло у меня в голове. А я ведь думал, что заглянул в каждый укромный уголок, в каждую щелку, когда искал ее.

– Она в амбаре?

– Нет! Но сперва мне нужно захватить паек зерна. Я уже весь дрожу от голода, – ответил Фред.

В то же мгновение он скрылся в амбаре и принялся набивать живот овсом.

За считаные секунды он проглотил какое-то невероятное количество овса – прямо как хомяк перед зимней спячкой – и увеличился в размере почти вдвое. Я лишь диву давался: да ведь он же сейчас лопнет, клянусь своей когтеточкой! Оставалось надеяться, это случится не раньше, чем он покажет мне, где прячут Одетту.

– Фред, не хотелось бы на тебя давить, но…

Мои слова прервала громкая отрыжка. Ну что за манеры! Кхм. Впрочем, мы ведь в деревне. Тут, видимо, все как-то попроще, погрубее. Госпожа Хагедорн недавно высказала такое же мнение. Вообще-то я редко соглашаюсь с мамой Вернера. Но, как говорится, исключения подтверждают правила.

Наконец Фред насытился и поковылял дальше. Я последовал за ним.

– Мне еще нужно ненадолго заскочить домой, забросить семье еду, – вдруг заявил он и резко свернул вправо. – Иначе малыши не сомкнут глаз от голода, а Элиза опять будет ругаться.

Что-что?! Теперь мы еще и семье Фреда визит нанесем? Невероятно! Не может быть, чтобы он это всерьез.

– Фред, ты что, забыл про наш уговор? – спросил я с оттенком угрозы в голосе.

– Не-а! – помотал головой Фред и, совершенно не смутившись, посеменил прямехонько к меже.

Да что происходит?! Я не знаю, где спрятана моя возлюбленная – но уж точно не здесь, средь лугов и полей.

– Фред! Сейчас же отведи меня к Одетте! – зло прошипел я.

Фред семенил дальше. Как ни в чем не бывало. Как будто я не шипел как стая разъяренных гарпий. Как будто я и вовсе не шипел.

В общем, пора было переходить к мерам посерьезнее. Я обогнал его и уже замахнулся было левой передней лапой, собираясь придать веса своим угрозам. Однако до этого дело так и не дошло.

ВЖУХ! И Фред пропал. Просто исчез. Будто сквозь землю провалился.

Проклятая заливная рыба! Этот тип меня провел, он и не думал вести меня к Одетте. Он злонамеренно завел меня в поля и юркнул в первую попавшуюся норку. А я-то, легковерный кот, развесил уши! Я глупец и слепец. К сожалению, это нужно было признать.

ГЛУПЕЦ И СЛЕПЕЦ!

– Фред, ты самая коварная мышь из всех, что встречались мне на жизненном пути! – шипел я от разочарования и досады. – Еще увидимся, так всегда говорят люди на прощание. И мы с тобой тоже еще увидимся! И уж я тебе припомню.

– Ты чего это тут расшипелся? – раздался вдруг голос откуда-то сзади. Я молниеносно обернулся: маленькие черные глазки-бусинки смотрели на меня в упор. Были ли это глаза Фреда? Чертов жареный минтай, все мыши так похожи друг на друга!

– Фред? – неуверенно спросил я. – Это ты?

– В точку. А ты что, думал, Иисус в мышином обличье тебе тут явился?

Напрочь лишившись дара речи, я лишь покачал головой.

– И с какой же это стати ты так злобно и громко ругаешься на всю округу? Хочешь, чтобы мои малыши по ночам писались от страха, что ли?

– Я… я…

– Ты… ты…

– Я думал, что ты сбежал. Провел меня.

Глаза Фреда округлились от удивления:

– Что?! Да как ты мог подумать, что я способен на такую низость?! Я честная мышь, которая всегда держит свое слово. И если уж я что-то пообещал, то так тому и быть.

Фред так рассердился, что мне даже стало немного стыдно.

– Извини. Мне не часто доводилось иметь дело с мышами… – попытался оправдаться я.

– Да ладно, проехали, – отмахнулся Фред. – Главное – моим малышам теперь есть что погрызть и жена счастлива и довольна. А теперь давай-ка устроим большой хеппи-энд в семействе Черчиллей.

Он подмигнул мне и, быстро перебирая лапками, решительно устремился в сторону зернового амбара. И хоть я решил, что отныне никогда больше не усомнюсь во Фреде, меня стало потихоньку разбирать беспокойство.

– Мы снова идем к амбару? – крикнул я ему.

– Не-а!

– А куда же?

Фред остановился:

– Туда!

– Куда?

Фред указал на сливную решетку канализации:

– Этот ход ведет в старую подземную систему каналов, где, по моей информации и согласно деревенским сплетням, дворовые мыши вроде как держат в плену твою леди.

– Там… там внизу?! – ошарашенно выдох нул я. Бедная, бедная моя Одетта!

Фред кивнул:

– Я и сам туда никогда еще не спускался, но слыхал, что где-то там, в хитросплетеньях подземных ходов, есть настоящая тюрьма. – Он еще раз показал на сливную решетку и кивнул мне. – Я, пожалуй, пойду, Уинстон. Свою часть уговора я выполнил – привел тебя к тому самому потайному месту. – И, развернувшись, он засеменил было прочь.

– Нет! Стой! Подожди! А как я туда попаду? Ты-то, наверное, пролез бы и через решетку, но у меня такой номер точно не пройдет.

Фред отбежал чуть в сторонку и указал на трубу, выглядывающую из-под кучи земли:

– Вход вот тут. Решетку я тебе показал, просто чтобы ты имел представление, как там глубоко.

Очень утешительно.

– Спасибо, – пробормотал я и тут же нырнул в трубу. Вокруг резко стало мокро и темно. Уже через несколько метров я понял, что одному мне здесь ни за что не сориентироваться. Бесчисленные ходы ответвлялись в разные стороны от основного канала. Это был настоящий подземный лабиринт. Заблудившись, я вряд ли сумею найти дорогу назад – и уж точно не смогу спасти Одетту.

Нет, так не пойдет. Мне нужен проводник. Кто-то, кто знает толк в подземных ходах и безупречно ориентируется в пространстве. Кто-то вроде Фреда!

Я немедленно бросился назад и, преодолев те же несколько метров в обратном направлении, пулей выскочил из канализации. Только бы он не успел спрятаться в своем подземном жилище! Но мне повезло. Фред по-прежнему стоял возле трубы. Он вытаращил на меня глаза и удивленно спросил:

– Ого, уже нашел? Так быстро?

Я набрал побольше воздуха в легкие и выпалил:

– Нет! И не найду, если ты мне не поможешь. Я там внизу совершенно беспомощен, мне непременно нужен проводник вроде тебя. Фред, ты должен мне помочь, правда. Спустись со мной вниз и помоги найти Одетту, – умолял я его.

– Приятель, если дворовые мыши увидят нас с тобой вдвоем – мне конец.

Я пристально взглянул на него.

– А что скажут твои дети, если узнают, что ты был слишком труслив, чтобы помочь попавшей в беду семье?

Фред часто-часто заморгал:

– Во-первых, это не так, а во-вторых, откуда им об этом узнать?

Я выдержал его взгляд.

– Я могу пустить слух между дворовыми кошками, а уж они с радостью растрезвонят по всей округе историю о трусливой мыши по имени Фред, из-за которой невинной городской кошке пришлось рожать и растить своих еще более невинных котят где-то в недрах сырой и темной канализации. Как думаешь, Фред, будут твои малыши гордиться таким папочкой?

– Коварный городской кот, вот кто ты такой! – выругался Фред и знаком велел мне следовать за ним. Мы мигом спустились в канализацию, а дальше я уже едва поспевал за Фредом, который то и дело сворачивал туда и сюда, вправо и влево. Уже с первых шагов я совершенно перестал понимать, где мы находимся. Время от времени нам приходилось прятаться от пробегающих мимо мышей. Одна толстая мышь нас едва не застукала – но в последний момент мы все же успели укрыться в какой-то ямке. Фред очень беспокоился, что нас могут увидеть вместе, а я – что наши поиски не увенчаются успехом.

В какой-то момент вся эта затея показалась мне совершенно безнадежной, я потерял счет времени и уже не мог сказать, сколько минут, часов или даже, может быть, суток мы блуждали в подземелье. И тут Фред вдруг сказал:

– Я почти уверен, что это та самая темница, где держат в плену твою Одетту.

Меня словно током ударило. Оттеснив Фреда, я бросился вперед и протиснулся сквозь узкую щель внутрь, в темноту. Скорее бы добраться до Одетты, скорее бы ее освободить! И если мне для этого понадобится переловить всех дворовых мышей до единой – я это сделаю! Я был так разъярен, что мою бедную невинную возлюбленную приволокли сюда и держат в темных и сырых застенках, что просто лопался от злости и жажды мести!

– Одетта! – воскликнул я. – Держись! Я иду!

Но – о ужас! – Одетты там уже не было. Да-да, именно так – УЖЕ не было!

Несмотря на обуревавшее меня горькое разочарование, я все же однозначно чуял ее запах – я узнал бы его из миллиона других.

– Ну что, она там? – спросил Фред.

– Нет, – разочарованно отозвался я. – Но она была здесь. Тут все пахнет моей возлюбленной, и, если я не ошибаюсь, на полу еще лежат несколько ее прекрасных белых шерстинок.

Святые сардины в масле, неужели мы и правда опоздали?! Что же эти вероломные мыши сотворили с моей дорогой Одеттой?!

Шоумен – то есть шоукот – поневоле

На обратном пути самообладание меня оставило. Больше всего мне хотелось хорошенько врезать первой попавшейся мыши. Разумеется, Фреду ничего не грозило – но всем остальным мышам в тот момент лучше было обходить меня стороной. Однако Фред, едва завидев своих сородичей, как и прежде, тащил меня прятаться за какой-нибудь выступ в стене. Я готов был лопнуть от досады!

– Уинстон, я понимаю, что ты сейчас расстроен, но если ты будешь так топать по коридору, нам не удастся выбраться отсюда незамеченными, – попытался он меня утихомирить. Но этим лишь подлил масла в огонь.

– Я не РАССТРОЕН! Я в ОТЧАЯНИИ! Разница ОГРОМНАЯ! – прошипел я так сердито, что бедняга в испуге аж отскочил на полметра в сторону.

– О�

Frauke Scheunemann

Winston – Lizenz zum Mäusejagen

© 2017 Loewe Verlag GmbH, Bindlach

© Торгашина Анна, перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Пролог, или Даже лучшие детективы порой теряют самообладание…

– А ну иди сюда, ничтожный мелкий кот! Да я таких, как ты, каждый день на завтрак ем. И даже не наедаюсь!

Святые сардины в масле! Прямо передо мной на балке перекрытия сидело чудовище с горящими глазами ядовито-желтого цвета! Оно было просто огромным – минимум вдвое крупнее моего толстого друга Спайка и к тому же вдвое шире. Я кот далеко не робкого десятка, но тут даже у меня вся шерсть встала дыбом – от ушей до самого кончика хвоста. Чудовище оскалило зубы, обнажив четыре огромных резца. Да уж, если такие пойдут в ход – никому мало не покажется. Я неуверенно отступил на шаг назад. Только бы не потерять равновесие! Ведь балка, на которой мы оба находились, была расположена в пяти метрах от пола, если не больше!

– Никак наделал в штаны от страха? – издевательски осведомилось чудовище. – И немудрено. Против меня у тебя нет ни единого шанса. Давай-ка лучше уноси отсюда лапы. Как можно быстрее и как можно дальше. Пока я не сделал из тебя фарш!

Звучит не очень. Хотя против фарша как такового я, конечно, ничего не имею! Когда наша экономка Анна подает мне к обеду изысканный тартар из говядины, приправленный щепоткой петрушки, я всеми лапами «за». Однако есть фарш – это одно, а быть им – совсем другое, и перспектива стать фрикаделькой мне отнюдь не улыбалась. Но удирать, поджав хвост?! Мне?! Уинстону Черчиллю?! Самому умному и смелому коту в мире?! Да ни за что!

– Хм, мне кажется, произошло какое-то недоразумение, уважаемый. Я вовсе не ищу ссоры – я ищу тут свою возлюбленную. Одетту. Необыкновенно красивую белую кошку. Не видели вы ее, случайно, где-нибудь?

Теперь пришла очередь чудовища отступить на шаг назад. Очевидно, ему нужно было подумать – а делать это, капая слюной мне на нос, было не так уж удобно.

– Это такая жирная, длинношерстная, да? С одышкой? На каждом шагу задыхается?

Святые сардины в масле! Как он смеет в таких выражениях говорить о моей Одетте?! Какая наглость! Да я за одно только это обязан вызвать его на дуэль. Ну ладно, допустим, она немного располнела в бедрах – так ведь на это есть причина! И эта причина – самая лучшая из всех возможных!

– Одетта не жирная. Она чудесная! – зашипел я на чудовище. – Так видел ты ее или нет? Отвечай давай, и поживее!

Но, вместо того чтобы ответить, чудовище вдруг сделало огромный прыжок вперед и с размаху заехало своей лапищей прямо по моему чувствительному носу. Боль пронзила все мое тело, я потерял равновесие и сорвался с деревянной балки. Еще падая, я заметил, как чудовище подало кому-то внизу какой-то знак. Потом в глазах у меня потемнело…

Полдюжины любви

– Вот, Кира, взгляни, тут хорошо видно, – с этими словами ветеринарный врач госпожа Вильмес повернула маленький телевизор экраном к нам с Кирой, продолжая при этом водить какой-то палочкой по брюшку Одетты.

– Раз, два, три, четыре… а вот и номер пять. В животе у Одетты барахтаются пятеро маленьких котят! – Тут она вдруг на секунду смолкла. – Ой, я вижу еще и шестого! Вот это выводок так выводок – мои поздравления!

Я недоверчиво уставился на экран телевизора, где шевелились какие-то серые пятна. Вот это вот и есть котята? Дети Одетты? Мои дети? А как они попали в телевизор? Я осторожно шагнул вперед и обнюхал экран. Доктор Вильмес рассмеялась:

– Что, Уинстон, удивлен, да? Становиться отцом – это, конечно, очень волнующе.

Отец. Как это звучит! Даже немного жутковато. Особенно учитывая, что я не имею об этом почти никакого представления.

Своего отца я никогда не встречал. Видел только фотографию – она была приколота на пробковой доске в доме у моего заводчика. Лерой оф Ривербэнкс-Малберри. Голубая кровь, чемпион породы «британская короткошерстная», серебристо-серый окрас и величественная осанка. Но был ли он хорошим отцом? Понятия не имею. В общем, мне однозначно не хватает образца для подражания.

Вернер Хагедорн, человек, с которым мы уже много лет живем вместе, тоже не отец, ведь у него нет детей. Впрочем, это не совсем верно. С нами уже довольно долго живут Кира и Анна. Кире тринадцать лет, и она моя лучшая подруга из всех людей, а ее мать Анна пришла к нам в дом в качестве экономки. Но вскоре Анна и Вернер полюбили друг друга и стали парой, а вместе с Кирой из них вышла семья. Так что, кажется, Вернер теперь стал для Киры кем-то вроде отца. Он помогает ей с домашними заданиями, подвозит ее до школы на машине в плохую погоду. Если Кира разбрасывает по дому вещи или, замешкавшись перед выходом, опаздывает к началу занятий, он ругает ее, в точности как Анна. А если ей вдруг случится не сделать уроки, он ее выгораживает и пишет учителям записки, изобретая оправдания. Например, утверждает, что нечаянно положил тетрадку с Кириным домашним заданием в свой портфель и унес ее на работу, в университет. Вернер – профессор физики. На учителей это чаще всего производит сильное впечатление, так что они уже не жалуются Анне. Очень действенный трюк!

К чему это я? Ах да – об отцовстве. Наверное, хорошие отцы именно так и поступают: ругают тебя, когда ты натворишь дел, но все же не бросают в беде и помогают расхлебывать последствия. Таким отцом я и хочу быть для наших с Одеттой котят. Хотя они и не будут учиться ни в какой школе. Кроме школы жизни, разумеется!

– Как думаете, когда родятся котята? – спросил Вернер у доктора Вильмес. Она вновь взглянула на экран и на секунду задумалась.

– Хм, обычно беременность у кошек продолжается шестьдесят три дня. Я полагаю, котятам нужна еще минимум неделя – а значит, к следующим выходным вам придется подготовить родильный ящик.

– К следующим выходным? Родильный ящик? – переспросил Вернер тоном, в котором слышалось что угодно, кроме воодушевления.

– Да, сегодня пятница, и я думаю, примерно дней через восемь ваша белая красавица произведет на свет потомство. И для будущей мамы с малышами лучше соорудить специальный родильный ящик, господин Хагедорн. Самого простого будет достаточно.

– Черт! – пробурчал себе под нос Вернер.

– Что-что? – строго переспросила доктор Вильмес. – Вы что, не рады?

– Нет-нет, рад, конечно! – поспешил заверить ее Вернер. – Но дело в том, что в следующие выходные я женюсь и в это время буду даже не в Гамбурге, а в Люнебургской пустоши[1]. Моя невеста подыскала для свадьбы замечательную загородную усадьбу.

Доктор Вильмес нахмурилась:

– Понимаю. Разумеется, рождение котят плохо вписывается в этот план. Как бы то ни было, не советую вам оставлять кошку совсем без присмотра. Конечно, большинство кошек рожают котят совершенно самостоятельно. Но лучше бы рядом все же был кто-нибудь – на случай, если что-то вдруг пойдет не так, – чтобы заметить это и позвать меня на помощь. Не собираюсь вас пугать, но вы ведь не хотите, чтобы с Одеттой или котятами случилось что-то плохое, а бросить их одних – это риск.

МУРРР-МЯУ!!! Нет, этого мы не хотим ни в коем случае! Я, разволновавшись, спрыгнул со стола и вцепился когтями в брюки Вернера.

– Ай, Уинстон! Ты что творишь?! Больно же! Плохой кот! – стал ругаться он.

– Почему это он плохой? – вступилась за меня Кира. – Он просто переживает за свою подругу Одетту! Это же логично.

Доктор Вильмес рассмеялась:

– Да, похоже, все именно так. Предлагаю поступить следующим образом: привезите будущую маму на выходные в кошачий пансион. Или в ветеринарную клинику. Тогда вы сможете спокойно праздновать свадьбу, а к вашему возвращению котята уже, наверное, появятся на свет.

Это самая ужасная идея, какую мне только доводилось слышать – клянусь любимой когтеточкой! Я не хочу бросать Одетту одну, но и пропускать свадьбу моего самого любимого в мире хозяина тоже не хочу. Это ведь, в конце концов, семейный праздник, он просто НЕ МОЖЕТ состояться без меня! Я яростно зашипел и с удвоенной силой вцепился в штаны Вернера.

– Ай-ай-ай! – воскликнул он и попытался высвободить ногу – разумеется, безуспешно, потому что в ответ я лишь глубже впился в нее когтями. – Уинстон! – взвыл он. – Да что же это такое, отпусти немедленно!

Даже не подумаю!

– Уинстон считает идею с пансионом дурацкой, – захихикала Кира. – Еще бы. Конечно, ему хочется, чтобы Одетта была с ним на свадьбе. Это же, в конце концов, семейный праздник.

Кира просто лучше всех! Она прямо-таки читает мои мысли. Что, впрочем, и неудивительно. Ведь наша дружба началась с того, что мы случайно поменялись телами. Да, все верно! Она очутилась в моем теле и какое-то время жила кошачьей жизнью, а мне пришлось ходить в школу. Кошмарный опыт! Но зато я научился читать. Позже нам, к счастью, удалось вернуться в свои тела – но этот крайне полезный навык у меня остался.

Вернер взглянул на меня в задумчивости:

– Наверное, ты права, Кира. Доктор Вильмес, как вы думаете – можем мы взять Одетту с собой? В загородную усадьбу? Полагаю, родильный ящик, о котором вы только что говорили, там найдется.

Она кивнула:

– Конечно, почему нет? В конце концов, ведь и пансион для животных будет для Одетты незнакомым окружением. Важно лишь, чтобы у нее был уголок, где она сможет укрыться, и чтобы время от времени за ней приглядывал кто-то знакомый. Тогда все должно пройти как по маслу.

Вернер вздохнул:

– Вот только как я объясню это Анне? И бабушке? Думается мне, у них обеих очень четкие представления о том, как должна пройти свадьба, и кошачьи роды в эти представления никак не вписываются.

В этом он, пожалуй, был прав. Анна вот уже несколько недель подряд планировала главный праздник своей жизни. Повсюду в доме лежали журналы, со страниц которых счастливо улыбались парочки, покупка свадебного платья обернулась делом прямо-таки государственной важности, а прежде чем остановить свой выбор на усадьбе в Люнебургской пустоши, Вернер с Анной осмотрели, наверное, пять тысяч других ресторанов и отелей. Ну ладно, может быть, их был всего десяток – но в любом случае много. Да и помощь бабушки ситуацию, конечно, совсем не упрощала: ведь она никогда не упускала случая высказать свое мнение по любому вопросу. Думаю, у моего бедного профессора в последнее время существенно прибавилось седых волос. И хоть он пока еще не совсем сравнялся мастью с моим благородным отцом Лероем оф Ривербэнкс-Малберри, но если дело пойдет так и дальше – вот-вот сравняется!

– Да ладно, Вернер, – успокоила его Кира, – надо просто поговорить с мамой. Уверена, она поймет. Она ведь души не чает в кошках. А насчет бабушки можно не волноваться – ее я беру на себя. Если я сама с ней поговорю, она наверняка не будет ворчать. Честное слово – все пройдет хорошо. И ваша свадьба, и рождение котят! С родильным ящиком или без него.

Моя Кира! У нее все под контролем.

Добро пожаловать к Шульце-Науманнам!

– А я сррразу сказала: брррать с собой кошку – плохая идея! Лучше бы оставили ее в пансионе!

Всю поездку бабушка беспрестанно ругалась из-за того, что Одетту все-таки решено было взять с собой в Люнебургскую пустошь. Очевидно, Кирин дар убеждения не произвел на нее должного эффекта. Вернер, к счастью, не стал мастерить родильный ящик – в багажник тот, скорее всего, все равно бы не поместился. А так Одетта смогла удобно устроиться на заднем сиденье, где ее, правда, уже в самом начале поездки вырвало. Атмосферу это, конечно, не улучшило – но, позвольте, беременных ведь часто тошнит! Одетта в этом совершенно не виновата! Однако Кириной бабушке, казалось, не было до этого никакого дела. А ведь она должна бы знать, каково это – ведь у нее у самой есть дети.

Но бабушка ворчала, брюзжала и даже обращалась к Всевышнему с просьбой не дать этим неуместным кошачьим родам расстроить свадьбу ее любимой дочери. Вообще-то разговоры с небесной канцелярией больше по части Симоны. Сестра Вернера Хагедорна – пастор, она вечно консультируется с Господом по любому поводу и без. Но она, как и все остальные родственники, прибудет в Люнебургскую пустошь только после обеда – а если нам повезет, то и вечером.

Когда автомобиль Вернера наконец остановился и Кира открыла дверь, я тут же вперед всех выскочил наружу. Ни секунды больше я не мог выносить приторно-сладкого – неудивительно, что Одетту стошнило, – запаха бабушкиных духов и ее неумолчного ворчания. Снаружи я с облегчением глубоко вдохнул и… проклятая селедка, чем же это тут так воняет?!

От-вра-ти-тель-но!

А уж что за зрелище предстало нашим глазам! Справа от меня высилась куча еще теплого навоза, а прямо за ней – длинная конюшня, из которой с любопытством выглядывало множество лошадиных голов. Вдалеке я разглядел несколько обнесенных забором лужаек. И там тоже были лошади, много-много ЛОШАДЕЙ!

Бррр, да что же это такое?! Я ведь на дух не переношу лошадей. И уж тем более вонючий конский навоз. Кроме того, это место совершенно не подходит для великолепной свадьбы мечты. И уж тем более – для появления на свет шестерых породистых и наверняка ужасно симпатичных котят. Что подумают малыши, впервые оглядевшись вокруг? Что их родители не могли позволить себе жилья поприличнее? Нет уж, потомки Уинстона Черчилля, самого умного и смелого кота в мире, и очаровательнейшей и прекраснейшей Одетты достойны лучшего окружения.

Впрочем, ладно – основное здание усадьбы, вон там слева, вроде бы вполне ничего. И прилегающие к нему строения выглядят ухоженными и по-домашнему уютными, решил я. Вот только этот всепроникающий, густой, теплый, отвратительно-сладковатый запах навоза – святые сардины в масле! Это просто невыносимо!

Тем временем Кира вытащила Одетту с зад него сиденья, и они вместе принялись осматриваться во дворе. И, казалось, были весьма воодушевлены увиденным. Ну и ну, быть этого не может! Ведь Кира так далека от этого всего! Она городской ребенок. Настоящий цветок асфальта. Вонючий навоз, сено, солома, огромные лошадиные уши и выпученные глаза – это все просто не может прийтись по душе моей лучшей подруге.

И уж наверняка это все не может понравиться Одетте.

– Милая, – мяукнул я, – я и сам в ужасе от места, в котором мы очутились. Поверь мне.

Я бы очень хотел пообещать ей, что мы сию же секунду развернемся и отправимся в обратный путь. Вот только боялся, что без самоходной тележки Вернера дорога для моей возлюбленной окажется слишком дальней.

А судя по сиявшим на лицах Анны и Вернера улыбкам, им тут действительно нравилось. Да неужто они совсем ослепли?! Они что, не чуют эту вонь? О чем только эти двое думали, когда решили провести в таком месте день, который вообще-то должен стать самым прекрасным в их жизни?

– Уинстон, не переживай, пожалуйста, мне тут очень нравится. Свежий воздух, природа, простор и зелень. Лучше места для появления на свет наших детей просто не придумать.

Ну, тут все ясно: взгляд Одетты затуманили гормоны беременности. Иначе она пришла бы в такой же ужас, что и я. Но с нашими малышами в животе она словно бы смотрит на мир сквозь розовые очки. Ничем больше сияние ее глаз и мягкую улыбку в уголках рта я объяснить не мог.

А теперь она еще и спрыгнула у Киры с рук. И Кира беспрепятственно ее отпустила. Что?! Кира! Не будешь ли ты так добра поднять ее обратно? Эта грязная пыль под белоснежными лапками – просто неприемлемо!

Но Кира, похоже, витала где-то в облаках. Она все еще восхищенно оглядывалась по сторонам, совершенно выпустив Одетту из внимания. А потом вдобавок ко всему принялась щебетать тоном, которого я до сих пор еще ни разу у нее не слышал:

– Ах, как же тут хорошо, как же хорошо! И все эти пони и лошадки – я от них просто без ума!

Клянусь своей когтеточкой, это уже внушает страх! Что за дух вселился в мою Киру?!

В то время как Одетта направилась к огромному круглому тюку соломы, стоящему у края какого-то сарая, Кира продолжала радостно чирикать:

– Вернер, как ты думаешь, я ведь смогу покататься тут на лошадке?

Я просто разрывался, не в силах решить, что сделать в первую очередь. Убедить Одетту не лезть на этот пыльный и наверняка ужасно колючий соломенный шар – или отговорить Киру от идеи заняться верховой ездой?

Одетта приняла решение за меня, с удивительной при ее объеме живота легкостью и грацией запрыгнув на тюк. Вернер же пообещал, что чуть позже спросит господина Шульце-Науманна, можно ли тут покататься на лошади. Для меня это означало вот что: во-первых, Одетта вновь поступила по-своему, а во-вторых, у меня еще есть в запасе немного времени, чтобы предупредить Киру о страшных опасностях, гарантированно поджидающих всякого, кто решит взгромоздиться на спину этих лохматых тварей.

– Одетта, умоляю тебя, спускайся! Кто знает, что может скрываться там в пыльной соломе. Клещи, блохи, комары… и уж наверняка ничего хорошего для тебя и наших малышей.

Но Одетта в ответ лишь вяло отмахнулась:

– Уинстон, прекрати! Тут наверху просто замечательно. Веет легкий теплый ветерок, солома мягкая и приятная. Кроме того, поездка немного меня утомила, а здесь можно прекрасно отдохнуть. Пожалуйста, будь так добр – дай мне немного побыть в тишине и покое.

Мяв! Я был совершенно с этим не согласен. Но Одетта не только несказанно прекрасна – порой она бывает еще и несказанно упрямой. Я мог бы хоть из шкуры вон вылезти, но, раз она решила, что ей там, наверху, хорошо, ее не переубедить. Что поделать – она такая, такой я ее и люблю. Хотя порой, когда она никак не хочет признавать мою правоту, и приходится нелегко. Несмотря на это, я бесконечно счастлив, что мы наконец-то настоящая пара и вот-вот станем родителями. Ведь Одетта отдала мне свое сердце далеко не сразу. Поначалу она считала меня трусливым квартирным котом, да и попросту слабаком. К счастью, проявленное мной в роли супердетектива бесстрашие помогло убедить ее, что на самом деле я кот мирового класса! Нам с Кирой удалось упрятать за решетку по меньшей мере пятерых преступников, с блеском раскрыв дела, которые, несомненно, поставили бы в тупик полицию!

Я решил сидеть под тюком, чтобы защищать Одетту от опасностей, подстерегавших ее в диких пампасах Люнебургской пустоши. Но и это пришлось ей не по нраву:

– Иди прогуляйся, Уинстон, пожалуйста. Я не могу расслабиться, когда ты сидишь тут внизу и все время на меня пялишься, задрав голову.

Святые сардины в масле, ну почему Одетта так упорствует в своем неблагоразумии?! Впрочем, что поделаешь, не ссориться же с ней. Тем более что доктор Вильмес говорила, что кошкам на сносях вредно волноваться.

Лишь это последнее соображение заставило меня сдать позицию. Разумеется, отступил я не слишком далеко, а лишь настолько, чтобы не упускать из поля зрения тюк соломы с Одеттой наверху.

Я поплелся вдоль длинного здания конюшни, и тут меня внезапно нагнала Кира:

– Что, Уинстон, тоже решил осмотреться на местности? Я вообще-то должна сейчас помогать выгружать вещи из машины. Но Вернер с мамой и бабушкой пошли получить у администратора ключи, чтобы заселиться в номера. А я воспользовалась моментом и смылась! – Она заговорщицки ухмыльнулась. Я едва узнавал свою Киру – она была словно не в себе. На лице ее блуждала блаженная улыбка, и голос снова показался мне каким-то совсем чужим. Чересчур возбужденным. – Ох, Уинстон, – счастливо выдохнула она. – Я же всю свою жизнь мечтала оказаться на конном дворе, где держат пони! И как же здорово, что Одетта родит деток здесь, на свежем воздухе, на природе!

Я уставился на Киру. Свежий воздух? Что-что? Да здесь же адски воняет. Отвратительно. А эта самая природа таит в себе тысячу опасностей: тут тебе и мошки, и кузнечики, и черви, и пчелы, и комары – да-да, здесь же наверняка никуда не скрыться от комариной напасти.

Я мяукнул, вложив в голос как можно больше упрека, но Кира на меня уже не смотрела – мысли ее были заняты другим.

– Ой, смотри, Уинстон, какой хорошенький черный пони в паддоке[2] прямо перед нами – никогда еще таких не видела, а ты?! – Не успел я посоветовать ей держаться от черного чудовища подальше, как она уже просунула руку за забор и потрогала мохнатое существо за белый нос: – Привет, это кто у нас тут такой? Меня зовут Кира, и я только что влюбилась без памяти.

Кира рассмеялась как-то уж слишком для нее звонко и заливисто, а мохнатый зверь, фыркнув в ответ, забрызгал все вокруг бесчисленными капельками слюны.

ФУ! ОТВРАТИТЕЛЬНО! ФУУУУ!

Кира все еще смеялась, а я впервые с момента нашего знакомства всерьез засомневался в ее трезвом рассудке.

Кира – крутая девчонка с очень острым умом. И к тому же настоящий супердетектив! Никогда бы не подумал, что она способна прийти в такой восторг при виде какого-то лохматого слюнявого чудища.

Но и это еще был не конец. Гигантская белоснежная лошадь, с головой огромной, как у слона (ну ладно-ладно, если начистоту, настоящего слона я никогда не видел – разве что по телевизору), рысью выбежала из стойла без дверей и остановилась у забора рядом с черным пони.

– О, привет, – поздоровалась Кира с белым привидением и потрепала его по огромной морде. – А ты кто такой?

– Валли! – раздался вдруг чей-то голос.

В первый момент я уж было решил, что лошадь умеет говорить. Безумная мысль, знаю. Но когда судьба забрасывает тебя из приличного гамбургского дома в вонючее захолустье, от шока в голову порой приходят странные мысли.

Но нет – голос принадлежал мальчику, который словно из ниоткуда возник рядом с Кирой и теперь приветливо улыбался. Потом он протянул ей руку и объяснил:

– Кстати, меня, зовут Лукас Шульце-Науманн. А того черненького – Булли.

Кира странно захихикала и тоже протянула руку:

– О, Булли, надо же – какое забавное имя для пони. Ах да, меня зовут Кира. Моя мама в эти выходные выходит замуж, и свадьба пройдет здесь, в усадьбе.

Лукас кивнул:

– Я так и подумал. Что ты приехала сюда на свадьбу, я имею в виду. Ты любишь лошадей? – Кира не успела еще ничего ответить, как он покачал головой и тут же продолжил: – Что за глупый вопрос. Конечно, ты любишь лошадей. Иначе вряд ли стала бы стоять возле паддока с Булли и Валли.

Кира рассмеялась – вновь очень звонко и несколько пискляво. Ох, да что же такое творится с моей Кирой?!

– Я просто без ума от лошадей, – объяснила она, и тут я всерьез забеспокоился, в добром ли она здравии. Раньше я ничего об этом не знал. Ну и дела, вот это новость. – Правда, у нас в Гамбурге пони и лошади встречаются довольно редко. По крайней мере в том районе, где я живу. Но я всегда, сколько себя помню, мечтала прокатиться верхом.

Лукас явно обрадовался признанию Киры, потому что тут же предложил:

– Если хочешь, могу чуть позже дать тебе урок верховой езды. У нас есть парочка очень послушных учебных пони и лошадок.

Глаза Киры вспыхнули словно бенгальские огни:

– Правда?! Ты это сделаешь?! Ух, это… это было бы просто превосходно!

Лукас кивнул, и Кира спросила:

– А Булли тоже учебный пони? Нельзя ли мне прокатиться на нем?

Но тут ответ был отрицательным:

– Нет, к сожалению, не выйдет. Он позволяет на себе ездить только дочке соседа – Лине. Да и учебным пони он никогда не был. Булли – настоящий чемпион. Он даже несколько раз принимал участие в чемпионате страны.

– Ох, – глаза Киры округлились от удивления. А я страшно обрадовался, что ей не разрешили кататься на этом черном как ночь пони. Он мне показался каким-то жутковатым.

Каким-то жутковатым, в придачу ко всему, показался мне и шорох, который я уловил левым ухом. Как будто что-то где-то заскреблось – или скорее зашелестело. А точнее – едва слышно затопало, перебирая множеством крошечных лапок.

Очень странно!

Шорох раздавался из большого зала, над входом в который большими черными буквами было написано «МАНЕЖ».

Кира с головой погрузилась в совершенно неинтересный разговор о лошадях с этим Лукасом, а я тем временем решил отлучиться и пойти на шорох.

Уходя, я еще услышал, как Лукас спросил:

– Кстати, а что это за кот, он твой? И он вот так ходит с тобой повсюду, как собака без поводка?

Собака без поводка?! Алло! Он вообще в своем уме?! Я породистый кот благородного происхождения, и сравнивать меня с какой-то там банальной собакой считаю недопустимым.

– И да, и нет. Это Уинстон, но он не мой кот, а Вернера Хагедорна. Вернер – будущий муж моей мамы, то есть без пяти минут мой отчим. То есть, выходит, Уинстон вскоре станет и моим котом… – Тут Кира ненадолго смолкла, а потом добавила: – Хотя вообще-то Уинстон свой собственный, и ничей больше. Он живет с нами, и он мой друг. Да, пожалуй, сказать так будет правильнее всего.

Осторожно ступая, я двинулся в сторону манежа. Слева и справа узкую песчаную дорожку окружали покрытые буйной цветочной растительностью клумбы. Дверь была приоткрыта. Я проскользнул в щель. Внутри меня сразу обдало прохладой, а в нос ударил запах кожи. И сырой земли. Все вместе, как-то вперемешку.

Я принялся было осматриваться – и тут же отскочил назад. Замешкавшись на мгновение, я неминуемо угодил бы под копыта совершенно беспардонной гнедой лошади, которая с оглушительным топотом скакала по залу диким галопом. Сидящая верхом на ней девушка не выглядела очень счастливой. Я не слишком много понимаю в лошадях, да и совершенно не желаю в них разбираться. Но в чем я спец, так это в гримасах ужаса – и на морде этой клячи, готов поклясться, читался самый настоящий испуг.

Я понял, что девушке не удержаться в седле. Гнедая лошадь не просто носилась по кругу – она при этом еще и неистово брыкалась.

Попытаться остановить лошадь, бросившись ей под копыта, и обречь себя на верную смерть было бы хоть и храбро, но глупо. Я ведь готовился стать отцом, и пропускать этот волшебный момент в мои планы совсем не входило. Кроме того, гнедая в припадке безрассудства, пожалуй, и не обратила бы на этот самоотверженный поступок ни малейшего внимания. Оставалось лишь позвать на помощь Киру и этого Лукаса. Поэтому я побежал за ними.

Кира и Лукас все еще болтали, стоя рядом с Булли и Валли. Я потерся о ноги Киры, мяукая так тревожно, как только мог, и бросился обратно в сторону зала. Кира, конечно, на лету схватила что от нее требуется и побежала за мной. Лукас тоже. Но он, думаю, просто последовал примеру Киры.

Мы ворвались в манеж в тот самый момент, когда гнедая на полном ходу затормозила – девушка вылетела из седла, как на реактивной тяге, и, просвистев над головой лошади, приземлилась на пятую точку. Гнедая остановилась рядом и притихла. Я и мухи не обижу, как бы говорила она всем своим видом.

– Катя, боже мой, ты ничего себе не сломала?! Может быть, сбегать за врачом? – взволнованно воскликнул Лукас, выбежав на дорожку для верховой езды.

Девушка покачала головой, и Лукас помог ей подняться на ноги.

– Нет-нет, все в порядке. Не знаю, что это вдруг нашло на Рико. Заметил что-то у бортика манежа и пустился в галоп, словно обезумев.

Святые сардины в масле, что-то тут нечисто – как всегда, подсказало мне кошачье чутье! Это что же получается: нечто, напугавшее – или некто, напугавший – лошадь, и есть источник того странного шороха, что я слышал?

Весьма подозрительно, весьма подозрительно.

Не совсем пустое предостережение!

Так я и знал – этим косматым чудовищам доверять нельзя. Чуть зашуршало или зашелестело в соломе – и вот уже огромное хвостатое существо вскидывается как ужаленное и несется куда глаза глядят. Хоп! – и незадачливый наездник вроде этой Кати, не успев и глазом моргнуть, вылетает из седла и приземляется на пятую точку прямо посреди дорожки, где его, того и гляди, затопчут другие копытоносцы.

Очень надеюсь, недавнее происшествие убедило Киру, что от этих непредсказуемых животных лучше держаться подальше. Я же просто лишний раз утвердился во мнении: лошади – источник повышенной опасности.

Тем не менее я не был бы Уинстоном Черчиллем, сыном достопочтенного кота Лероя оф Ривербэнкс-Малберри, если бы бросил дело на полпути. Детективное чутье подсказывало: тот шорох, что послышался мне парой минут раньше, был неспроста. К тому же, по словам Кати, она заметила какую-то странную тень за секунду до того, как пугливый Рико пустился в бешеный галоп.

Клянусь своей когтеточкой, тут дело нечисто! И свидетельство очевидца убедительно это доказывает.

Лукас и Кира покинули манеж в компании Кати, которая шла странной походкой, расставив ноги колесом, и ее дикого скакуна Рико, все еще тяжело дышавшего от волнения. Я же решил задержаться и хорошенько осмотреться на месте. Как знать, как знать, возможно, злоумышленник был неосторожен и оставил следы. Так что я стал осторожно пробираться вдоль бортика манежа, обращая внимание на многочисленные запахи. Некоторые казались мне весьма подозрительными, потому что были совершенно незнакомы. Но будучи умудренным опытом котом, я быстро сообразил, что имею дело с пахучими метками различных особей одного со мной вида – впрочем, разумеется, далеко не столь благородного происхождения.

Котов тут, очевидно, водилось в избытке – этот факт сомнению не подлежал. Но неужели злоумышленником мог оказаться один из моих сородичей? Хм… Честно говоря, я с трудом мог себе такое представить. К тому же шорох был совершенно нетипичным для кошки и, кроме того…

– Эй, ты чего это тут отираешься, а? – буркнул вдруг кто-то, резко прервав ход моих мыслей.

Я изящно обернулся и скользнул взглядом направо вверх – туда, откуда раздавалось ворчание. На бортике сидел толстый серый кот, очевидно, мало значения придававший собственной внешности. Шерсть его свалялась, кое-где образовались настоящие колтуны. Левое ухо стояло торчком, в то время как правое было как-то странно заломлено и, кажется, вообще частично отсутствовало.

– Добрый день, меня зовут Уинстон Черчилль, – представился я дружелюбно, однако тоном, ненавязчиво устанавливающим дистанцию между мной – городским жителем – и собеседником.

Серый неряха прищурился.

– Ты не ответил на мой вопрос, – прошипел он.

– Зато не нарушил правила приличия, – парировал я.

– Чего? – выдавил из себя Серый.

Боже мой, я хоть и догадывался, что от здешних кошек, обитающих среди навозных куч в сельском захолустье, не стоит ожидать слишком многого – но к такой простоте, граничащей с откровенной глупостью, все же оказался не готов.

– Как бы то ни было, – продолжил я подчеркнуто деловым тоном, – не замечал ли ты тут недавно чего-нибудь необычного? Не слыхал ли странного шороха? Не видал ли какой-нибудь необычной тени – или, чем черт не шутит, того, кто ее отбрасывал?

Серый вытаращился на меня так, словно посреди моего благородного кошачьего лба вдруг вырос рог:

– Тебя что, трактором переехало, что ли? Чего это ты так напыщенно выражаешься?

У него еще хватает наглости меня оскорблять!

Взвесив все «за» и «против», я решил холодно удалиться, не удостоив невежественного деревенского кота ответом, и вновь полностью сосредоточиться на расследовании. Что толку расспрашивать этого неотесанного типа дальше? Даже и заметь он что-то, все равно бы ведь ничего не понял. Вероятно, многолетнее воздействие вони от навозных куч нанесло непоправимый урон его обонянию и инстинктам.

– Я, кстати, все еще жду ответа на свой вопрос, приятель, – утробно прорычал он.

Стоит ли объяснить ему, что никакие мы с ним не приятели? И через тысячу лет не будем. Ай, да ну его – только время зря тратить, решил я.

– Как уже было упомянуто ранее, меня зовут Уинстон Черчилль. Я вместе с семьей приехал на выходные в усадьбу семьи Шульце-Науманн. Профессор Вернер Хагедорн собирается вступить в брак со своей очаровательной невестой Анной Коваленко, по какому случаю и устраивает здесь праздник. В общем, в этом имении я гость, и беседовать с тобой мне совершенно недосуг.

Ну вот, куда уж яснее – теперь до него наверняка дойдет, подумал я и отвернулся от Серого. Кроме того, я решил временно приостановить свои изыскания. След все равно уже остыл, да и этот серый толстяк не сводил с меня своих глуповатых глаз, так и сверлил взглядом – разве в таких условиях сосредоточишься на важном?

– Ты куда? – крикнул Серый мне вслед, когда я направился к выходу из манежа. Это его, конечно, совершенно не касалось – но я, будучи вежливым котом с превосходными манерами, все же на секунду задержался у двери.

– Тут для меня темновато. Поэтому я собираюсь пойти к семье и осмотреть номер, в котором нас разместили.

А то ведь Серый, чего доброго, еще возомнит, что я в этой вонючей деревне, подобно ему, буду ночевать в каком-нибудь пыльном стойле или на кишащем пауками чердаке сарая.

Покачав головой, Серый едко промяукал:

– Ты, конечно, тот еще хлыщ, настоящий городской недотепа и зазнайка, но у нас, деревенских кошек, принято держаться своих и помогать друг другу. Так что, хлыщ, раскрой-ка свои уши пошире и слушай, что я тебе скажу. В округе с недавних пор орудует охотник на кошек. Мы кое-кого подозреваем, но убедительных доказательств пока нет. Так что ступай-ка ты к своим людям, наверняка таким же прилизанным и надменным, как ты сам, и не высовывай носа с дивана, если не хочешь невзначай лишиться наманикюренного когтя, а то и одной из девяти твоих кошачьих жизней.

Сказав это, он словно испарился – а я на мгновение застыл в полном изумлении. Определенно не от страха и не потому, что вся эта речь с угрозами произвела на меня хоть какое-то впечатление. Нет, я на секунду остолбенел, словно пораженный молнией, от мысли, что моя любимая Одетта лежит там совсем одна на соломенном тюке, в то время как я тут взялся расследовать дело, которое меня в общем-то совершенно не касается. Какая мне разница, что там напугало этого Рико.

В ту же секунду я выбежал из манежа и молниеносно пересек двор, краем глаза успев заметить, что к Лукасу и Кире присоединилась еще одна девочка. Они втроем стояли возле паддока этого Булли и его приятеля Валли и о чем-то беседовали. Кира сияла такой счастливой улыбкой, словно находилась не в конюшне, а посреди райского сада. Видимо, тема верховой езды все еще себя не исчерпала – догадался я. Но в тот момент я никак не мог этим заняться. Да и пока она не вдела ногу в стремя, еще можно улучить момент и попытаться раз и навсегда отговорить ее от этой затеи.

Сейчас же мне первым делом нужно было добраться до Одетты и обеспечить ее безопасность. Хоть я и не принял слова серого толстяка всерьез, но рисковать все же было ни к чему!

– Одетта, привет, как ты, Одетта… и как там наши малыши? Все в порядке? – издалека принялся кричать я в сторону соломенного тюка.

Но напрасно. Тишина была мне ответом.

От тревоги у меня бешено забилось сердце и засосало под ложечкой. Только бы ничего не случилось!

Святые сардины в масле, ну зачем я оставил ее одну! Как я мог?! От досады я готов был впиться зубами в кончик своего хвоста.

Не мешкая ни секунды, я запрыгнул на тюк и – о счастье! – сразу обнаружил мою прекрасную Одетту. Она лежала там, свернувшись клубочком, и спала. Мордочка ее выражала полную безмятежность. Если глаза мне не лгали, она даже улыбалась во сне. Наверное, ей снился я или шестеро наших деток, которые вот-вот увидят свет.

Я осторожно уселся рядом с ней и решил, что с этих пор ни на секунду не выпущу ее из виду. Ведь если хорошенько подумать, тот странный звук был похож на щелчок охотничьего ружья. Как будто его перезаряжали. Клац-клац!

Ладно-ладно, положим, я не так уж часто слышал, как перезаряжают охотничье ружье. А если уж совсем начистоту, никогда не слышал. Но я ведь не лишен воображения и вполне могу представить, как это звучит.

– Уинстон? – раздался заспанный шепот рядом со мной. – Ты уже давно тут сидишь?

Одетта сладко потянулась. Она все еще была несколько вялой, но уже заметно отдохнувшей – это читалось в ее глазах.

– Не очень, любимая, не очень, – откликнулся я.

Она потянулась ко мне своей бархатной лапкой:

– Но ты не должен охранять мой сон.

Сказать ли ей, что еще как должен? Нет, я не могу и не хочу заставить ее волноваться. Пусть Одетта в полном спокойствии готовится к рождению наших малышей – и не где попало, а в надежном месте, решил я.

– Одетта, раз ты уже совсем проснулась и немного отдохнула с дороги, пойдем со мной в дом, пожалуйста. Вернер с Анной уже наверняка получили ключ от номера, и мы можем устроиться в Кириной комнате.

Я поднялся с места, предполагая, что Одетта поступит так же, но она мяукнула:

– Нет, Уинстон, правда нет. Я хочу побыть на свежем воздухе. Необязательно оставаться тут, на этом тюке соломы, но в дом я точно не хочу.

Тут меня пронзил самый настоящий ужас:

– Но… но, Одетта, ты ведь это не всерьез?

Одетта взглянула на меня и прямодушно ответила:

– Еще как всерьез, Уинстон. Мне ужасно нравится мысль, что наши малыши появятся на свет на природе, где-нибудь тут, в соломе. На воле.

Я покачал головой:

– Нет! Ты… ты просто не знаешь, что за сброд ошивается тут повсюду. Да и Кире это совершенно не понравится. И Вернеру. А уж как это не нравится мне! Нет, Одетта, пойдем все же в дом, пожалуйста.

Тут Одетта поднялась и спрыгнула вниз. Но вовсе не для того, чтобы благоразумно последовать за мной в сторону усадебного дома и граничащих с ним гостевых домиков. Она повернула направо и двинулась прямиком к ближайшему сараю, дверь в который была приоткрыта.

– Одетта! – обеспокоенно воскликнул я. – Что это ты задумала? Куда собралась?

– Я ведь только что все тебе объяснила, Уинстон, – упрямо ответила она. – Малыши вот-вот появятся на свет – уверена, чутье меня не подводит. Поэтому я пойду и подыщу себе тихое уютное местечко.

– Но…

– Никаких «но», Уинстон, – отрезала она.

В следующий момент она уже ловко взбиралась по лестнице – и это с ее-то внушительным животом!

Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.

– Ах, как же тут наверху сумасшедше красиво, правда? – мечтательно сказала она.

Я осмотрелся по сторонам. Мы стояли под крышей сарая, где хранилась солома. Помещение было довольно просторным и не слишком загроможденным – лишь в углу стояло несколько небольших соломенных тюков. Весь пол под нашими лапами тоже был устлан соломой.

Воздух тут был густой, теплый и пыльный. Я догадывался, что мне не уговорить Одетту пойти со мной в дом. Можно было не тратить слов попусту. Поэтому я решил хотя бы подыскать для нее более или менее безопасное место в качестве запасного варианта. Позже я заманю сюда Киру, и мы еще успеем вовремя переправить Одетту в жилое помещение – таков был мой новый план, наспех разработанный в чрезвычайной ситуации.

Вскоре такое укромное местечко нашлось. Небольшое возвышение между двумя тюками соломы, спрятанное от посторонних глаз, в то же время могло служить отличным наблюдательным пунктом, потому что оттуда открывался обзор на все помещение. Одетте оно тоже сразу понравилось – тут она проявила редкую в последнее время сговорчивость.

– О да, здесь просто чудесно, – согласилась Одетта, поудобнее устраиваясь в соломе.

Я улегся рядом, и она опустила голову рядом со мной.

– Скоро мы станем родителями, Уинстон… – прошептала она, и голос ее был полон любви. – Я очень надеюсь, что мы будем хорошими мамой и папой. И еще больше надеюсь, что мы сможем остаться вместе и жить одной семьей.

Я, конечно, тоже на это надеялся. И готов был приложить к этому все усилия. Но у детей, как известно, своя голова на плечах – кто знает, возможно, они не захотят навечно остаться в квартире Вернера.

– Посмотрим, Одетта, кто знает, как все сложится – но я буду стараться изо всех сил, обещаю.

– Знаю, Уинстон, конечно, знаю, – мягко улыбнулась мне Одетта. Ее взгляд вновь затуманился, и она от всей души зевнула. – Я, наверное, еще немного вздремну. От свежего деревенского воздуха меня так и клонит в сон…

С этими словами Одетта вновь унеслась в страну грез, а я тихонько спустился с крыши сарая. Нужно было улучить момент и сходить за Кирой. Пусть она мягко и бережно, но как можно скорее отнесет Одетту в арендованное Вернером на время каникул жилье, где моя самая любимая в мире кошка сможет в покое и безопасности произвести на свет наших малышей.

Но когда я спустился во двор, Киры там не было. Вместо этого на территорию усадьбы одна за другой въехали две машины. И в следующую секунду деревенской тишине пришел конец.

– Ах, ну разве тут не здорово?! Просто замечательно! Лучшего места для свадьбы и представить себе нельзя! – принялась источать восторг сестра Вернера Симона.

Однако Беата, которая высадилась из другого автомобиля, ее восторга отнюдь не разделяла.

– Что? Здорово? Замечательно? Да здесь воняет, к тому же оглянуться не успеешь, как нас с головы до ног искусают комары. Не понимаю, как Вернеру могла прийти в голову сумасбродная идея жениться в этой глуши! А влажность-то здесь какая – для моей прически это губительно! Кошмар, просто кошмар!

Проклятая скумбрия, никогда бы не подумал, что мы с ужасной Беатой можем сойтись во мнениях. Готов подписаться под каждым словом – исключая разве что пассаж про прическу! Что дальше – станем с ней лучшими друзьями?

Но тут мои размышления были прерваны: во двор, громко сигналя, въехал еще один автомобиль. Точнее – грузовичок. Довольно крупный, видавший виды и определенно откуда-то мне знакомый.

Пока я раздумывал, где же я мог сталкиваться с этим транспортным средством ранее, водитель, энергично покрутив ручку на дверце, открыл окно и радостно всех поприветствовал:

– Бон джорно, и мэи амичи! Здравствуйте, друзья мои! Что за прекрасный гостиница!

Да быть этого не может! К нам прибыл сам цирковой директор Балотелли!

Старые знакомцы и новые проблемы

Синьор Балотелли! Это и впрямь был он! Я замер, не веря своим глазам. Сперва из водительской кабины вылез сам Балотелли, затем он открыл кузов, и оттуда один за другим повыскакивали мои друзья из циркового шоу луна-парка: умная коза О’Нелли, сообразительная обезьянка Флойд, Ромео и Джульетта – говорящие попугаи, а в самом конце – собаки Пат и Паташон, которые, завидев меня, зашлись в счастливом лае. Разрази меня гром, вот это сюрприз!

– А вы тут какими судьбами?! – налетел я на О’Нелли с расспросами.

Коза внимательно уставилась на меня.

– Разве так принято приветствовать старых друзей? Наверное, следовало прежде всего сказать «добрый день»! – укоризненно проблеяла она.

Ох, как же я мог забыть! О’Нелли очень большое значение придает обходительности и манерам. Я вообще-то тоже – поэтому мы с ирландской козой довольно быстро сдружились, когда во время прошлого расследования я, отправившись с семьей на каникулы, по странному стечению обстоятельств очутился в цирке Балотелли и даже попробовал себя в амплуа артиста[3].

Так что я отступил на шаг назад, поклонился и учтиво промяукал:

– Добрый день, достопочтеннейшая! Я очень рад видеть всех вас снова.

Снова блеяние, но на этот раз уже веселое:

– All right, хорошо, дорогой Уинстон! А уж как мы рады, ты бы только знал!

Флойд и собаки тоже прыгали от восторга. Труппа и впрямь пребывала в прекрасном расположении духа! Приглядевшись повнимательнее, я обнаружил, что в ней не хватало лишь одного артиста – а именно черного кота Бартоломео, с которым мы похожи как две капли воды – случалось даже, что меня принимали за него.

– А куда делся Бартоломео?

– Oh, good old black cat, старый добрый черный кот не в лучшей форме. В последнее время чересчур налегал на кошачий корм. Поэтому ему пришлось остаться at home, дома, на щадящей диете.

– М-да, тогда у меня остался лишь один вопрос: а почему вы сегодня здесь? Разве вам не нужно выступать в парке?

Коза склонила голову набок:

– Нет! Думаю, нет. Балотелли отменил представления в эти выходные. Из-за свадьбы. Это ведь важное семейное событие, нужно выступить на празднике в честь новобрачных!

– Вы будете выступать на свадьбе?! – изумленно переспросил я.

– Exactly! Именно! Это подарок директора Балотелли семье глубокоуважаемой бабушки!

Ага! Вот откуда ветер дует! Еще во время нашей поездки в луна-парк я заметил, что Балотелли положил глаз на Кирину бабушку. И в самом деле – в последние месяцы та подозрительно часто уезжала куда-то на выходные одна, без нас. А ведь она терпеть не может оставлять Вернера, Анну и прежде всего Киру без присмотра – переживает, что без нее они могут натворить каких-нибудь глупостей.

Беата подошла поближе. При виде цирковых зверей она просто остолбенела, даже переживания об испорченной прическе отошли на второй план.

– Так, а ну-ка послушайте! – накинулась она на Балотелли, придя в себя. – С какой стати вы приволокли сюда свое зверье?! Вы что, не видите, что здесь должно пройти закрытое мероприятие? Загружайте скотину обратно в кузов и проваливайте!

– Беата, зачем ты нападаешь на этого несчастного! – подбежав, включилась в разговор Симона, которую возмутило поведение невестки.

Синьор Балотелли, зажатый между дамами, молчал, пребывая в легком замешательстве. Беата, прищурившись, смерила Симону взглядом:

– Ну извини! Но мы ведь не допустим, чтобы всякие проходимцы устраивали тут балаган и портили свадьбу твоего брата!

– Но, может быть, этот господин тоже гость! Ты ведь этого не знаешь.

– Пф! – пренебрежительно фыркнула Беата. – Этот сброд точно никто не приглашал, – тут она на мгновение смолкла. – Хотя как знать. Вернер ведь и впрямь женится на своей русской уборщице, так что теперь уже ничему не следует удивляться. Она, наверное, и пригласила этих птиц.

МЯВ!! Какая неслыханная наглость! Да как эта бессовестная женщина смеет так говорить о моей Анне?! Я зашипел, выпустил когти и прошелся лапой по штанам Беаты.

– Ой-ой! Совсем сдурел, злобная тварь?! – Беата отдернула ногу, подняла ее и обхватила обеими руками. Кажется, я сделал ей больно. Поделом!

Синьор Балотелли встрепенулся и перехватил инициативу в разговоре:

– Синьорина, скузи, извините, но я и правда гость на этой свадьба. И я со своими животными буду устроить большое замечательное представление! Вы могли слышать про нас в радио и телевизоре: диретторе Балотелли э сэи анимали – директор Балотелли и его звери!

Беата все еще потирала поцарапанную ногу, Симона же дружелюбно улыбнулась в ответ:

– Представление! Как здорово! Я очень рада! Пойдемте со мной, я познакомлю вас с милейшими хозяевами этой усадьбы, семьей Шульце-Науманн.

Она протянула господину Балотелли руку в знак приветствия и собиралась уже проводить его к главному зданию усадьбы, как вдруг громкий и резкий звук, похожий на хлопок, словно пронзил воздух. Святые сардины в масле! Неужели это был выстрел?!

Все побежали, и я тоже – но, в отличие от остальных, не в ту сторону, откуда послышался хлопок, а в сарай, где мирно дремала Одетта с нашими пока нерожденными детками. Нужно было удостовериться, что с ней все в порядке, что она как спала, так и спит себе спокойно в соломе, вдали от всяких непонятных звуков.

Когда я, запыхавшись, подбежал к сараю, она уже выглядывала из-под крыши:

– Уинстон, ты тоже слышал хлопок?

Увидев ее целой и невредимой, я первым делом с огромным облегчением выдохнул и сумел лишь кивнуть в ответ.

– Ну и? Я имею в виду – откуда этот звук?

Я наконец немного отдышался и вновь обрел дар речи.

– Не знаю, – честно сознался я.

Одетта покачала головой:

– Тогда будь добр, постарайся выяснить. Звук показался мне каким-то опасным.

Одетта, разумеется, была права. Но прежде чем оставить свой пост и броситься догонять остальных, я должен был взять с нее одно обещание.

– Пожалуйста, Одетта, никуда не уходи отсюда, пока я не вернусь, хорошо?

Одетта тихонько застонала – впрочем, достаточно громко для того, чтобы я это услышал.

– Одетта?

– Да, я дождусь тебя здесь, обещаю! – уступила она наконец.

– Только это я и хотел услышать! – воскликнул я и побежал на разведку.

Вдали, у края большой лужайки, где, на удивление, не паслось ни одного из этих лохматых лошадиных четвероногих, набивающих желудок травой, я увидел Беату и Симону. Синьора Балотелли я поначалу не заметил. И неудивительно, понял я, добравшись до лужайки, – ведь он стоял в мягкой траве на коленях.

Перед ним сидели собаки, Пат и Паташон. Вид у этих двоих, казалось, был весьма испуганный.

– Что случилось, ребята? – спросил я у них. – Синьор Балотелли, похоже, чем-то сильно расстроен. Это из-за вас был шум?

– Не… не с… совсем, – тяжело дыша, еле выговорила Пат.

– Но… но в нас… в нас только что… только что стреляли, – выдавил Паташон.

СТРЕЛЯЛИ?! Святые сардины в масле, уму непостижимо!

Неужели этот серый толстый кот – как там его звали… Понятия не имею, впрочем, это сейчас и не важно, – неужели он был прав? Он ведь действительно плел что-то про охотника на котов.

Проклятые шпроты, нужно поскорее вернуться к Одетте!

Загородная вечеринка таит в себе массу опасностей!

В стволе одного из деревьев у края лужайки красовалась дырка.

Вернер уверенно заявил, что ее оставила охотничья дробь, и Симона тут же принялась плаксиво молиться милосердному Господу на небесах.

– Не поздновато ли? Теперь-то он уж не поможет, – едко заметила Беата со свойственным ей неподражаемым обаянием. – К тому же пуля наверняка предназначалась не тебе, а кому-то из этих вшивых тварей.

Синьор Балотелли стал возмущенно хватать ртом воздух:

– Вшивые твари… Попрошу! Это никакие не вшивые твари, а акробаты, артисты, звезды!

Беата уже открыла было рот, собираясь что-то сказать. Но Вернер ее опередил:

– Беата, пожалуйста, не затевай ссору, оставь в покое бедного синьора Балотелли. Он, разумеется, очень волнуется за своих собак, ведь в них кто-то стрелял.

Вообще-то я уже направлялся к Одетте, намереваясь убедить ее сей же час, сию же минуту пойти со мной в арендованные апартаменты. Оставаться снаружи однозначно слишком опасно, а, по моим представлениям, в сарае или на его чердаке – это все еще «снаружи».

Но тут, завидев наше сборище на лужайке, прибежал Вернер. Он сразу прислонился к дереву – видимо, почувствовал усталость, ведь один только вид Беаты обычно приводит его в полное изнеможение – и совершенно случайно наткнулся на дырку от пули.

Дырка эта вполне могла оказаться в Пат или в Паташоне, но стрелок меткостью не блистал – какое счастье!

Счастья, впрочем, в тот момент как-то не ощущалось. Из-за этого выстрела в дерево все как с ума посходили.

Беата громко и настойчиво предлагала поставить в известность полицию. Но Вернер был против – беспокоился, что с появлением множества людей в униформе от чудесной свадебной атмосферы не останется и следа.

Я был всеми лапами за то, чтобы немедленно уехать. Мне не нравилась вонь, лошади меня бесили, да и к толстому Серому я тоже не испытывал ни малейшей симпатии. А теперь ко всему этому добавилась еще и стрельба – разве здесь место Одетте и моим будущим детям. Нужно было срочно как-то объяснить Вернеру, что в Гамбурге свадьба будет не только в тысячу раз красивее, но и намного безопаснее.

Но, кажется, шансов на это оставалось все меньше. Симона наконец-то закончила молиться и с просветленным лицом посвятила нас в детали своей беседы с тем, кто наверху.

– Уповайте на меня, и ничего с вами не случится – вот что посоветовал мне Господь, – заявила она на полном серьезе.

Беата рассмеялась, а Вернер молча покачал головой.

– Полиция, нужно извещать полиция, – высказал свое мнение синьор Балотелли.

Тут примчалась и Анна. Ее лицо горело и переливалось всеми оттенками красного.

– Вернер, что случилось?! Почему вы все тут стоите?

– Кто-то хотел перестрелять псов! – снова ответила Беата, хотя вопрос был адресован не ей.

Анна широко распахнула глаза:

– ЧТО?!

– Солнышко, ты только не волнуйся. Наверняка это вышло как-то нечаянно, – попытался успокоить невесту Вернер.

Но Анна, разумеется, не успокоилась:

– Нечаянно?! Разве можно нечаянно взять ружье и пойти стрелять?!

Вернер нежно приобнял Анну за хрупкие плечи:

– Мы же в деревне, ласточка моя. Тут есть охотники, они иногда загоняют дичь. Может, это был просто какой-то случайный рикошет.

Анна покачала головой:

– Скажи, пожалуйста, ты меня дурочкой хочешь выставить?

Ее левое веко подергивалось. Плохой знак. Вернер тоже об этом знает.

– Разумеется, нет. Никогда не позволил бы себе ничего подобного. Но ты правда хочешь, чтобы я позвонил в полицию? Скоро приедут остальные гости. Представляешь, какая дикая начнется суета, если сразу на въезде их будет встречать полицейский автомобиль?

Анна тяжело вздохнула.

– Мама ужасно расстроится, если свадьба сорвется или пойдет не по плану. Боюсь, у нее даже инфаркт может случиться, – задумчиво пробормотала она.

Вернер нежно ее подтолкнул и спросил с легким упреком:

– Ты, надеюсь, тоже расстроишься, ведь правда?

Святые сардины в масле! Да они и не думают ничего сворачивать. Собираются провернуть эту операцию с деревенской свадьбой как ни в чем не бывало! Теперь мне стало это окончательно ясно. Так что нечего тут слоняться и питать пустые надежды, лучше позаботиться о том, чтобы какой-нибудь из этих рикошетчиков случайно не попал в Одетту, решил я.

Синьор Балотелли, очевидно, пришел к такому же выводу. Он забрал Пат и Паташона и зашагал с ними прочь.

– Но вы же не уезжаете, синьор Балотелли? – спросил Вернер, во взгляде которого была заметна легкая паника. – То есть я хочу сказать, ваше выступление состоится как запланировано?

Синьор Балотелли кивнул, не поворачиваясь при этом к Вернеру и остальным:

– Си, си… на Балотелли можно полагаться. Но сейчас я буду отводить собак в безопасное место и хорошенько с ними беседовать… У них травма и шок…

Я помчался обратно к сараю. Наше пребывание там утратило всякий смысл, и пора было положить ему конец. Однако взобравшись по узкой лесенке, я обнаружил пустой чердак. Меня пронзил ужас:

– Одетта! Любимая! Ты где?!

Я метался под крышей сарая, заглядывая в каждую щелку, и с каждой секундой нервничал все больше.

– Одеееттааа?!

– Ну и чего ты так размяукался? – вдруг раздался откуда-то снизу голос Одетты, в котором слышались нотки легкой досады. – Ты же мне этим шумом всех мышей распугаешь.

Мышей?! Шумом?! Одетта!

Я чуть ли не кувырком слетел вниз по лестнице. Одетта стояла на полу сарая и смотрела на меня, укоризненно качая головой.

– Ты что, пыталась тут ловить мышей?!

Я просто поверить не мог, что она в своем нынешнем состоянии и правда решила поохотиться.

– Ох, сколько упрека в твоем голосе! Я проголодалась, и да, тут полным-полно вкусных штучек на четырех лапках. То есть было полным-полно, пока ты не подал им сигнал тревоги и они не бросились врассыпную.

Мне потребовалось сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоить дыхание. Независимость Одетты, ее смелость и темперамент – о да, все это я в ней и люблю, как и редкую красоту. Но вот ее жажду приключений мне в тот момент страшно хотелось приглушить.

Пытаясь растопить ее сердце, я умоляюще взглянул на нее и промяукал:

– Одетта, любимая, в Пат с Паташоном стреляли. Правда, Вернер, полагает, что это произошло нечаянно, но у меня на этот счет другое мнение. Поэтому очень тебя прошу, давай пойдем в дом – в комнату Киры. Там ты с малышами будешь в безопасности. Пожалуйста, сделай мне одолжение, потому что иначе я сойду с ума от беспокойства, а ты ведь этого не хочешь, правда?

– Нет, Уинстон, не хочу, – мяукнула Одетта в ответ и действительно пошла со мной.

Я даже растерялся от неожиданности, потому что готовился встретить гораздо больше сопротивления. Одетта ведь превыше всего ценит свою свободу, в том числе и возможность гулять самой по себе и быть там, где ей хочется.

На беду, Кира словно сквозь землю провалилась. Наверное, ее все еще не отпустила лошадиная лихорадка. К счастью, меня отличают большая внимательность и прекрасный слух, так что я знал, в каком номере поселилась Кира – успел уловить краем уха. Достать ключ было несложно. Но когда, пробежав по длинному узкому коридору и миновав множество комнат, мы наконец добрались до нужной, выяснилось, что ключ и не нужен. Дверь в Кирину комнату была лишь слегка притворена. Как это похоже на Киру, пронеслось у меня в голове. Снова в спешке забыла закрыть дверь. Мы с Одеттой вошли внутрь и, осмотревшись, оба решили, что помещение очень уютное.

– И безопасное, – добавил я.

– Да, и безопасное, Уинстон. Хотя мне нравилось и на чердаке. Но останься мы там, ты превратился бы в комок нервов, а это могло отразиться на малышах.

Я обустроил для Одетты что-то вроде гнезда. Вышло просто превосходно, мечта любой кошки.

– Взгляни, милая, отсюда можно смотреть в окно и обзор открывается прекрасный.

Одетта довольно мяукнула и устало опустилась на ложе, утонув в мягких одеялах и подушках, которые я собрал в кучу.

– Очень уютно, Уинстон, очень…

Но тут ее прекрасную мордочку исказила гримаса боли. Я мгновенно подскочил к ней:

– Где болит?! Чем помочь?! Начинается?! Позвать Киру?! Вернера?! Анну?! Ветеринара?

Одетта рассмеялась – причем надо мной:

– Уинстон, ты так разволновался. Но не беспокойся. Все хорошо… вот только… только…

– Что «только»?!

Она подарила мне нежную кошачью улыбку:

– Думаю, ты очень вовремя подыскал для меня это местечко, любимый.

Святые сардины в масле, началось, и правда началось! Нужно сбегать за Кирой! Немедленно!

Тяжело в учении – легко в бою. Надеюсь!