Закон «Дегтярева» бесплатное чтение

Дмитрий Олегович Силлов
Закон «дегтярева»

* * *

Автор искренне благодарит:

Марию Сергееву, заведующую редакционно-издательской группой «Жанры» издательства «ACT», и Вячеслава Бакулина, руководителя направления «Фантастика» редакционно-издательской группы «Жанры» издательства «ACT», за поддержку и продвижение проектов «ПИКНИК НА ОБОЧИНЕ», «СТАЛКЕР», «КРЕМЛЬ 2222» и «РОЗА МИРОВ»;

Олега «Фыф» Капитана, опытного сталкера-проводника по Зоне, за ценные советы в процессе работы над данным романом;

Павла Мороза, администратора сайтов www.sillov.ru; www.kreml2222.com; www. real-street-fighting.ru; Алексея Липатова, администратора тематических групп социальной сети «ВКонтакте»; Сергея «Ион» Калинцева, корреспондента литературного портала www.litstalker.ru, и Виталия Градова, администратора литературного портала www.stalker-book.com, за помощь в интернет-продвижении проектов «ПИКНИК НА ОБОЧИНЕ», «СТАЛКЕР», «КРЕМЛЬ 2222» и «РОЗА МИРОВ»,

а также Алексея Лагутенкова, сертифицированного инженера Microsoft, выпускника MBA Kingston University UK, за квалифицированные консультации по техническим вопросам.

* * *

Что означает слово «сталкер»?

Говорят, что этот термин придумали когда-то давно два великих русских писателя, и с английского данное слово можно перевести двояко: «гордо шествующий» и «крадущийся».

Думаю, все-таки те писатели имели в виду второе. Потому что если в Зоне гордо шествовать, высокомерно поплевывая в кусты с высоты своей значимости, то скорее рано, чем поздно из тех кустов прилетит пуля, метательный нож либо юркое, тощее, зубастое тельце какого-нибудь мутанта, норовящего вцепиться в высокомерно оттопыренный кадык. Или просто в аномалию вляпаешься, задрав нос выше линии горизонта.

А вот «крадущийся» – это точно про нашего брата. Без этого в любых Зонах никак не обойтись. От того, сколько метров ты прошел «гусиным шагом», скрываясь за естественными препятствиями, или прополз на брюхе, утюжа им полумертвую серую траву, зачастую зависит то, насколько долго ты проживешь.

Вот и сейчас мы с Рудиком крались вдоль развалин какого-то строения, выискивая наиболее подходящее место для наблюдения. Рудик – это мой напарник, мутант с человеческими мозгами, с виду похожий на лемура-переростка. Правда, лемура боевого, в камуфляже-песчанке, с автоматом АКСу, пистолетом «Глок» и тяжелым ножом «Катран» на поясе.

А я… Я тот самый бродяга-снайпер, путешественник между мирами, так и не нашедший ни в одном из них своего угла. Правда, недавно обретший память о своем прошлом и по этому поводу вернувшийся в Москву. Зачем? А чтобы вновь увидеть свою жену, о которой некогда запретил себе думать. Повод нашел, ага. Мол, я все вспомнил, и поэтому давай-ка, дорогая, с разбегу бросайся мне на шею. Сомнительная причина для броска, тем более что я сам ушел от своей Маши, которую так долго звал Сорок Пятой, даже не подозревая, кто она есть на самом деле…

Стоп. Сейчас не время исходить мелодраматическими переживаниями. Хотя бы потому, что там, впереди, в трехстах метрах отсюда горбатится печально знакомый мне мост через Канал, на котором я однажды чуть не окончил свой жизненный путь. «Чуть», конечно, не считается, но сейчас была явная опасность повторить старое приключение, причем уже без всяких «чуть».

Ибо на мосту теперь находился блокпост, состоящий из двух внедорожников, поставленных морда к морде и оснащенных легкими заокеанскими пулеметами «LWMMG», смонтированными на крышах автомобилей.

Рядом с пулеметами из люков торчали полуростовые живые мишени в касках, а вдоль мобильного блокпоста бесцельно бродили еще полдюжины вооруженных вояк, имеющих весьма смутное представление о патрульно-постовой службе. Впрочем, им простительно. «LWMMG» в случае надобности до Купола добьет в легкую, так что им особенно париться нечего. Пулеметчики с господствующей точки «держат» все видимое пространство, так что группе сопровождения вполне можно пинать баклуши, не особо напрягаясь по поводу службы.

И что за служба у них – понятно. Если кто найдет проход через Купол, то моста им не миновать. Тут их и встретят бравые пулеметчики. Хочешь в Москву? Плати – и проходи. Сколько платить? А сколько тем пулеметчикам захочется. Скорее всего, придется отдать все, что у тебя есть. Ну а там, за мостом, гуляет нехилая стая крысособак, ожидая тех, кто рискнет пойти в столицу без оружия. Это я хорошо помню, встречались…

– Не пройдем, – прошептал Рудик. – Обход нужно искать.

– Надо пройти, – отозвался я. – Другого хода, скорее всего, нет. Тем более что плавать ты не умеешь.

– Не умею, – вздохнул Рудик. – Ну, надо – значит, надо. Тогда я поплыл. А ты стереги мой автомат.

И не успел я рот открыть, чтобы возразить, как большеглазый мутант, аккуратно прислонив свой АКСу к обломку бетона, выскочил из-за укрытия наружу.

Надо отметить, выскочил грамотно, прижимаясь к земле, и на такой скорости, что не поймешь сразу, то ли мелькнуло чего-то, то ли показалось. Это Рудик умеет. Этим все его племя спиров славится – скоростью передвижения… а также умением дрыхнуть беспробудно, жрать за троих и обманывать Мертвые Зоны. Но, в то же время, Рудик, которого я подобрал где-то между Петербургом и Москвой, успел показать себя надежным боевым товарищем. И сейчас я искренне переживал за него, гадая, что он задумал и куда направляется.

Впрочем, куда – и так понятно.

Справа от моста виднелись два приземистых здания, обстоятельно превращенных в крепости. Судя по архитектуре – бывшие автоцентры, прекрасно сохранившиеся и достойно укрепленные. Надстроенные пулеметные бронеколпаки на крышах, колючая проволока по периметру, вышки – все как положено. Чтоб чужой не проскочил, дабы своим жилось комфортно. И сейчас там, возле вышек, подозрительно шевелилась невысокая трава – будто порывом ветра ее примяло. Эх, главное, чтобы тот хвостатый ветер не углядели наблюдатели. Иначе не помогут ему ни его «Глок», ни тем более нож, в небольших лапках смахивающий на полноценный меч.

Я отнял от глаза половинку бинокля, сморгнул, слегка помассировал веко и приник к окуляру снова. Если что, я один-то магазин из своей СВД отстрелять успею, прежде чем пулеметчики сделают из меня кровавую отбивную, густо фаршированную свинцом.

Прошла минута… Вторая… Пятая…

Тишина.

Я начал немного нервничать. Если ушастого повязали, придется идти выручать. А с учетом боевой оснащенности автоцентров это равносильно самоубийству. Но я ж все равно пойду, так как бросать товарища на войне – распоследнее дело, даже если товарищ тот ростом меньше метра, хвостатый, мохнатый и наглый как танк.

И тут ближайший ко мне автоцентр вздрогнул, словно раненый жук-медведь. Из всех его амбразур плеснуло неистовым огнем, а над мгновенно развороченной крышей взлетел стальной бронеколпак и медленно так, неторопливо начал падать вниз, лениво вращаясь в воздухе.

По вышкам хлестанули обломки бетона. Одну из них просто снесло куском стены, словно кто-то долбанул молотком по хлипкому макету, склеенному из спичек. Вторая накренилась, но устояла. А на третьей, опять же неторопливо так, не спеша, перевалился через борт и полетел вниз труп, лишенный головы, – похоже, один из многочисленных обломков здания, брызнувших во все стороны, просто снес ее напрочь. Вот и летел сейчас вниз пулеметчик, разбрызгивая кровь во все стороны из рваной раны между плечами. Сердце-то еще работает…

Но это было не главное. Постапокалипсис – это та же война, на которой смерть есть дело обычное, обыденное, каждодневное и привычное. Сейчас меня больше интересовало другое.

По дороге от автоцентра, разорвав хлипкую ограду из колючей проволоки, летел черный гражданский «Хаммер» в мегапацанском обвесе – с мощным стальным «кенгурятником» впереди и агээсом на крыше, мотающимся без присмотра туда-сюда.

По тому, как машина рыскала из стороны в сторону, словно пьяный гепард, было ясно, что шофер за рулем либо вдумчиво всю ночь расправлялся в одиночку с ящиком крепкого алкоголя, либо имеет очень приблизительный опыт вождения автомобилей.

Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, чьи лапы потрудились над взрывом автоцентра и кто сейчас управляет «Хаммером». А еще было понятно, что секунд через тридцать пройдет шок у тех кадров, что перегородили мост, и они превратят «Хаммер» в решето…

Не люблю я убивать людей, не сделавших мне ничего плохого. Но порой приходится действовать на опережение, так как в любом из миров на тот свет первыми отправляются те, кто много думает о моральных составляющих своих поступков. Их просто тупо мочат те, кто не заморачивается.

Поэтому, пока в головах пулеметчиков не созрела здравая мысль расстрелять странный автомобиль, я вскинул СВД и двумя выстрелами вышиб из этих голов зародыши продуктивных мыслей вместе с мозгами. Для приличного снайпера с расстояния в четыреста метров отработать по неподвижной мишени есть задача несложная – а я без ложной скромности считал себя неплохим снайпером.

Правда, после того, как головы пулеметчиков раскололись, словно гнилые орехи, выплеснув наружу белесо-кровавые фонтаны, остальные цели на мосту пришли в движение. А именно – попадали в положение лежа, выставив вперед свои автоматы и пытаясь сообразить, откуда стреляли.

Но лежать на голом мосту без приличного укрытия под снайперским огнем – дело неблагодарное. Это при неприцельной стрельбе прокатить может, когда обе стороны поливают друг друга очередями, создавая повышенную плотность огня. Когда же стрелки разлеглись красиво на ровном месте, как пельмени на тарелке, толку от этого немного. Во всяком случае, для них.

В общем, отстрелял я магазин, сменил на полный, но больше стрелять не стал. Те, кто представлял опасность, лежали на мосту, уткнув развороченные лица в лужи собственной крови. А оставшиеся более умные грамотно укрылись за капотами своих внедорожников.

Это в плохих боевиках герои за дверцами машин успешно прячутся, и те дверцы пули не берут. А в жизни автомобиль ценен как укрытие лишь в том случае, если ты за капотом прячешься. Движок эсвэдэшная пуля не пробьет, а все остальное от передней стойки до самого фаркопа прошьет словно картон.

Укрылись – и ладно. Значит, не опасны. Пока что не опасны. Но с минуты на минуту могут набраться смелости и начать стрелять в ответ. А пуля, как известно, дура. Может попасть в цель, даже если выпущена руками, трясущимися от избытка адреналина.

Но тут к моему укрытию с ревом подлетел «Хаммер». Вернее, влетел в него, выбив «кенгурятником» из полуразрушенной стены тучу кирпичной пыли – и заглох. Правда, из недр машины немедленно раздался истерический вопль:

– Давай быстрее!!! Я же из-за торпеды ни хрена не вижу!!!

Ну да, понятно. При росте Рудика еще удивительно, как у него ноги до педалей достают. И тем более интересно, как это он вообще умудрился целую крепость взорвать, да еще и машину из нее угнать?

Впрочем, расспросы – это потом, в спокойной обстановке. Сейчас же мутант прав. Действовать нужно быстрее, пока не очухались уцелевшие воины на мосту и из второго автоцентра не подоспела к ним подмога.

Я подхватил оружие – свое и Рудика – и бросился к машине.

Отлично. Рудик уже перелез на пассажирское сиденье и смотрел на меня глазами, напоминающими блюдца. Боялся. Он всегда такой. Сначала делает – танк взорвет, например, или кошмарному чудовищу башку прострелит – а потом боится до нервной трясучки. Это нормально. Это намного лучше подавляющего большинства тех, кто просто трусит, и потому ни черта не делает.

«Хаммер» завелся сразу. И это тоже отлично. Можно сказать, повезло, что машину не успели изрешетить пулями. Видать, не особо крутые профессионалы военного дела сидели во втором автоцентре. Расслабились от собственной крутости. А могли бы запросто достать странный автомобиль из пулеметов. Но – не достали. Подвисли в ступоре от произошедшего, дав мне толику времени для маневра.

Успею ли? А черт его знает. Но пробовать надо.

Ну, я и попробовал. Развернулся – и дал по газам, разгоняя тяжеленную машину до максимально возможной скорости. Получится ли задуманное? Ох, не знаю, не знаю… Но другого выхода все равно нет.

– Пристегнись, – бросил я Рудику.

– Чего?

Понятно. Отходняк. Ни черта не соображает после содеянного. А мне уже пристегиваться поздно…

– В торпеду упрись! – заорал я, сам отжимаясь от руля, как спортсмен от брусьев. Потому что впереди стремительно приближались сдвинутые капоты внедорожников, меж которыми я направил «Хаммер». Главное, чтобы подушки безопасности не сработали… Одна надежда, что за столько лет давление в них пропало. Хотя дьявол знает этих авторэкетиров, могли и поднакачать… И даже если все получится, хорошо же мы будем смотреться, когда нам в морды ударят те подушки…

Впрочем, через мгновение мне стало не до подушек. Так как там, впереди, происходило нехорошее. К пулемету, что торчал на крыше внедорожника, пристраивался какой-то выживший хрен в камуфляже, плотоядно щерясь щербатой пастью. Как же не вовремя!!! Впрочем, смерть – она всегда приходит не вовремя…

Я видел, как щербатый наводит ствол прямо мне в лицо, как медленно, неторопливо так нажимает на спуск. Я хорошо это видел, так как находился метрах в двадцати от стрелка, когда ствол его пулемета начал мигать короткими вспышками. В такие минуты мое личное время всегда немного притормаживает – наверно, чтобы я смог рассмотреть в деталях, как меня убивают…

В лобовое стекло ударили пули…

Но странное дело – прямое попадание пулеметной очереди никак не нем не отразилось. Разве что чуть помутнели места контакта раскаленного свинца с прозрачной поверхностью.

А потом я услышал визг рикошетов…

«Пуленепробиваемое… Машина полностью бронирована… Так вот почему она так тяжело разворачивалась…»

Потом был удар. И вопль пулеметчика, и сминающиеся капоты внедорожников, и отдача от руля в руки, причем гораздо менее фатальная, чем ожидалось… И мост, и дорога за ним, похожая на широкую серую ленту, изрядно побитую молью. Но что такое колдобины и выбоины на асфальте по сравнению с пулеметной очередью в упор? Если уж «Хаммер» ее выдержал, то, думаю, справится и с дорогой, не ремонтировавшейся лет двести…

Вслед нам не стреляли. То ли некому было (что вероятнее всего – после такого удара не до стрельбы, небось, размазало воинов по мосту их же автомобилями), то ли поняли, что бесполезно – в полностью бронированный «Хаммер» имеет смысл стрелять из РПГ или из ПТРК. Или из пушки бронебойным снарядом. Все остальное – бессмысленная трата боеприпасов.

* * *

После того, как мост остался позади, я сбросил скорость. Хоть автомобиль Рудик свистнул и тяжелый, и устойчивый на ходу, но все-таки занятие не особо приятное ловить колесами колдобины, которых по пути встречалось немало. Да и проанализировать ситуацию было невредно.

Но особо погрузиться в собственные мысли мне было не суждено.

– Иох-ууу! – неожиданно взвыл Рудик. – Мы их сделали!!!

Понятно. Спира отпустило. Теперь на полчаса, а то и поболее будет ликование до сопливых пузырей, брызги слюнями на лобовое стекло и радостные вопли, от предвкушения которых у меня заранее начала побаливать голова.

– Зажигалку отдай, – сказал я.

– Чего?!!

От удивления Рудик аж слюнями подавился и даже закашлялся, при этом не сводя с меня удивленных гляделок.

«Того, – подумал я. – Разрыв шаблона, вот чего. Иначе ты до самого Кремля вопить будешь, как потерпевший, а у меня психика не железная».

– Зажигалку гони, – повторил я. – Ту, которую я тебе дал, чтобы бутылки с бензином поджечь и в танк их закинуть^[1]. Думаю, и сейчас без нее не обошлось.

Рудик хлопнул глазами пару раз, после чего со вздохом протянул мне зажигалку – предсмертный подарок Сталка.

– Ты не думай, я ее не зажал, – виновато проговорил мутант. – Просто надпись на ней больно крутая, за душу берет.

– Да уж, прям до слез, – проворчал я, забирая подарок ворма, убитого мной на ВДНХ. – Хотя не понимаю, что там может брать за душу.

– Сильно сказано, – мечтательно проговорил спир. И процитировал, положив лапку на рукоять «Глока»: – «Если пойду я долиною смертной тени, то не убоюсь я зла. Потому что я и есть самое страшное зло в этой долине».

– Похоже, я воспитал маньяка-убийцу, – буркнул я. – Плюс пиромана в придачу. Как ты это сделал? Они что, бензин без охраны внутри здания держали?

– Почти без охраны, – скромно потупив взгляд, произнес мутант. – Бочки прям там стояли, видимо, для пущей надежности, чтоб точно никто на них глаз не положил. На вышки свои надеялись, рэкетиры проклятые, и на ограду. А под оградой-то хоммуты нехилые норы прорыли. Ну, я и пролез. Нам, спирам, главное, чтоб харя в отверстие пролезла, а остальное – детали.

Я с сомнением окинул взглядом щекастую ряшку мутанта, за несколько дней совместного путешествия заметно отожравшегося, но ничего не сказал. Дело водителя за дорогой следить, а что там пассажир метет, можно слушать вполуха. Пусть хвастается. Ему нужно восторг излить. А мне надо понять, почему мы проехали уже километров десять и никого не встретили по пути.

Москва словно вымерла. Одни руины да полуразрушенные здания, словно памятники на кладбище. Ни одного мутанта вокруг, ни одной самой паршивой крысособаки… Так не бывает. Неправильно это. А почему так – большой вопрос, на который у меня пока что ответа не было…

– Ну, пролез я под забором, значит, потом по пожарной лестнице на крышу, а дальше – в вентиляцию, – продолжал заливаться Рудик. – Оттуда по потолочным перекрытиям – и на спину охраннику, который вместо того, чтоб службу тащить, на посту винцо из фляги смаковал. Как ты учил, рукоятью ножа по темечку, потом лезвием по горлу, он даже и не хрюкнул. А дальше дело техники. Прикинь, они рядом с бочками боеприпасы хранили, типа, все ценное – в одном месте. Ну не идиоты? И машинами все помещение было забито, они в них, по ходу, жили. А «Хаммер» во дворе стоял, я его сразу приметил. Ну и вот. Я тупо одну бочку ножом проткнул, из трофейной фляги бормотуху вылил, бензином ее заправил, сверху тряпку воткнул – и обратно на перекрытия. Поджег снаряд, кинул – и в окно. Ну, дальше понятно.

– Угу, понятно, – мрачно кивнул я. – Только что мы ради того, чтоб по мосту проехать, завалили человек двадцать. Которые, между прочим, нам лично ничего плохого не сделали.

– Совесть мучает? – прищурился Рудик. – Не мучайся. У них там отдельный стеллаж у стены стоял. С отрезанными головами людей и мутантов, в стеклянных банках замаринованных. И поверху над ним надпись краской: «Музей речных маркитантов. Руками и ногами экспонаты не трогать». Типа, прикол такой. Думаю, если б мы их не перемочили, наши головы сейчас были бы свежими экспонатами в том музее.

– Может быть, может быть, – задумчиво произнес я.

В целом, спир прав. В любом из миров работает только один закон: или ты, или тебя. Просто здесь, в мире постапокалипсиса, этот закон принимает наиболее простые, буквальные формы. Но при этом я все равно стараюсь не стрелять в тех, кто не собирается стрелять в меня. Такой вот придумал я сам себе дурацкий моральный кодекс, который мне порой очень мешает жить. И с этим уже ничего не поделаешь.

Но что сделано – то сделано. Сожалеть о прошлом еще большая глупость, чем создавать себе личные моральные кодексы, живя в обществе, где сильный жрет слабого… или ставит его в кабальные условия, когда тот вынужден вкалывать на сильного за синтетическую еду и взятую в кредит крышу над головой.

Такие вот мудрые философские мысли крутились в моей голове под восторженно-заливистый трёп Рудика, пока я вел машину, объезжая выбоины в асфальте. И чем дольше мы ехали, тем тревожнее становилось у меня на душе.

Москва была пуста. Совершенно пуста, напоминая пустотою своею украинскую Припять. Казалось, даже ветер умер и сейчас разлагается где-то в развалинах, подобно трупу какого-нибудь мутанта.

Но трупов вдоль дороги я тоже не заметил. И это было плохо. Потому что одно из самых неприятных явлений на свете – это то, которое ты не можешь объяснить, сколько б ни ломал голову.

Наконец и до Рудика дошло, что что-то не так.

– Как-то не особо людно у вас в Москве, – заметил он, прекратив наконец треп о своем варварском диверсионном акте.

– Угу, – буркнул я. – Как бы и в Кремле так же пусто не было.

И заткнулся.

Кто за язык тянул? В любой из аномальных Зон сглаз как раз считается явлением вполне объяснимым. Ляпнешь что-то сдуру – считай, сам себе судьбу подкорректировал. И коррекция та происходит через раз, а то и чаще. Поэтому, если поставил себе цель, не мели языком попусту, не провоцируй личную удачу, непостоянную, словно жгучий пух Зоны, гонимый ветрами сталкерской судьбы.

– Впрочем, мы это скоро узнаем, – добавил я. Потому, что до Кремля оставалось доехать всего ничего.

От моста до Садового кольца мы добрались минут за двадцать. Признаться, наслушавшись в свое время местных легенд об этом тайном оборонительном рубеже, готовился я то ли к ментальной атаке, то ли еще к какой-то пакости со стороны членов секты Властелинов Колец. Но нет, Садовое мы пересекли нормально, благополучно миновав тяжелые коробки неплохо сохранившихся зданий, словно нависших над дорогой.

Дальше стали попадаться следы битв. Но битв давних, произошедших явно не вчера.

Вон слева валяется развороченный «Спайдер», напоминающий раздавленного восьминогого паука. Конечности и бока боевого биоробота уже успели обрасти огненным мхом – впрочем, это ни о чем не говорит. Робот мог и неделю назад подохнуть – может, помог кто, а может, остатки боекомплекта двухсотлетней давности внутри корпуса сдетонировали. А огненный мох взял, да и оперативно облепил бронированные останки. Эту хищную субстанцию привлекает все, что может заинтересовать потенциальную добычу. Свежий металл? Отлично. Глядишь, притащится в эти места неопытный сталкер, полезет внутрь поврежденного корпуса поискать чего ценного – тут его огненный мох и оплетет незаметно выброшенными ложноножками. Оплетет, обездвижит, да и высосет все соки. Вон неподалеку скелет некрупного нео валяется с остатками грубой одежды на костях. Значит, молодой обезьян потащился за хабаром, надеясь оторвать себе хороший кусок металла на новую дубину – да так и остался лежать здесь навечно. Без дубины и без плоти на костях, которую начисто сожрал безобидный, мягкий и пушистый с виду огненный мох.

– И люди такие есть, – кивнул Рудик, когда я объяснил ему, что к чему. – Глянешь – прям солнышко ясное, улыбка до ушей, доброжелательность так и прет. А на деле – хищник. Сожрет в шесть секунд, и даже не поймешь, что тебя уже схомячили и вовсю переваривают.

– В точку, – кивнул я, не переставая обозревать до боли знакомый пейзаж. Он в Москве везде одинаковый, за редким исключением. Руины. Уцелевшие дома, пронизанные крыш-травой, либо исторические строения со стенами толщиной в три кирпича, которым любой апокалипсис как слону дробина. Поцарапает, конечно, но не убьет и даже не ранит. Как стояли они, так и будут стоять, пока ветры истории не скроют руины Москвы под многометровыми слоями пыли и нанесенного мусора…

Между тем наш «Хаммер» потихоньку въехал на Манежную площадь. Колоритное место. Особенно сейчас.

По всему пространству площади были разбросаны останки сгоревших осадных машин, причем весьма громоздких. Нео такие не строят. Обезьяны что попроще мастерят, а тут, судя по черным скелетам довольно сложных конструкций, явно профи постарались. Правда, проку от их изделий никакого не случилось. Их, похоже, даже развернуть как следует не успели, как кремлевские сделали вылазку и пожгли всё, что могло гореть. Возможно, каким-нибудь секретным подземным ходом прошли и ударили с тыла. Хотя не исключено, что в лоб атаковали. И тогда наверняка жертв среди них должно было быть прилично – неведомый враг не мог оставить без охраны целый выводок осадных орудий.

И над всем этим горелым безобразием возвышался конус Арсенальной башни, похожий на наконечник копья, устремленный в небо. В пятнах копоти и заметных шрамах на кирпичных боках, которые неизбежно прибавлял любой штурм мутантов на древнюю крепость – но, тем не менее, не утративший своего многовекового величия.

– Кремль? – восхищенно выдохнул Рудик.

– Кремль, – отозвался я. – Кто-то его снова штурмовать пытался, да, видать, в очередной раз не вышло.

– Да, старики говорили, что на него кто-то постоянно лезть пытался, во все века, – кивнул Рудик, не сводя глаз с башни. – Только ни у кого не получалось Кремль под себя подмять. А я думал, это легенды.

– Не-а, – качнул я головой. – Правы ваши старики. Ни у кого не получалось – и, думаю, никогда не получится. Но, тем не менее, тишина эта мне не нравится. Так что двигай к люку и берись за гранатомет. Увидишь мутантов каких, или био, не к ночи будь помянуты, – стреляй. Роботов, конечно, осколочными гранатами не возьмешь, но отпугнуть вполне реально. Справишься?

– А то! – самодовольно фыркнул спир и, подставив под лапы найденную в салоне запасную коробку с ВОГами для АГС, полез в люк. М-да… Ладно, все равно в «Хаммере» больше нет ничего подходящего, а без постамента из Рудика гранатометчика не получится – ростом не вышел. Ну, что ж, теперь главное ехать аккуратно, без рывков, чтобы спир не грохнулся на пол салона вместе с взрывоопасным боеприпасом.

На черепашьей скорости я двинул машину вдоль кремлевской стены, по направлению к Спасской башне. Если в главные ворота танк проехал, то «Хаммер» пройдет и подавно, а насчет других ворот я не уверен – могут быть запечатаны во избежание неожиданного вторжения мутантов.

Краем глаза я видел, как Рудик нервно перебирает лапами, готовясь палить во все, что движется. Но движения по-прежнему не наблюдалось. Никакого. Вообще. Что делалось на стенах крепости, мне из автомобиля видно не было. Есть ли вообще люди в Кремле? Или, может, очередной штурм мутантов завершился успехом и теперь крепость пуста, словно череп воина, выеденный изнутри бабочками-падальщиками?

…Внезапно я прям затылком почувствовал, как занервничал Рудик, – так бывалый сержант каким-то шестым чувством ощущает мандраж новобранца, впервые сжимающего в своих руках боевую гранату.

– Без команды не стрелять! – произнес я. И, не услышав ответа, бросил через плечо: – Новый приказ ясен?

– Т-так т-точно, – простучал зубами мутант, за время совместного путешествия прошедший под моим чутким руководством курс молодого бойца. – Н-но т-там, впереди…

Я уже привык к тому, что у спира чуйка на неприятности покруче, чем у любого сталкера. Создали их такими неведомые ученые прошлого, совершенными разведчиками, больше всего на свете берегущими свою драгоценную шкурку. Разведчик и не должен быть супергероем, раскидывающим врагов направо-налево. Его задача все разузнать – и вернуться живым. Поэтому с инстинктом самосохранения у Рудика все было более чем замечательно. Боялся он качественно, за нас двоих сразу – правда, это не мешало ему быть отличным воином. Ведь хороший боец – это не тот, кто не боится, а тот, кто боится, но, тем не менее, выполняет боевую задачу.

Вот и сейчас Рудик не покинул свой пост и был вполне готов начать стрельбу… по «Spider ВЗ», тактическому роботу огневой поддержки, одному из самых опасных био, каких мне довелось повстречать на выжженной земле Москвы…

Стрелять по «Спайдеру», конечно, можно, и противопехотными гранатами в том числе. С вероятностью примерно одна сотая процента, что какой-нибудь осколок разнесет изношенное бронестекло, защищающее смотровую видеокамеру, а следующий фрагмент гранаты разобьет линзу и проникнет в мозг робота. Но объективно атаковать этого монстра ВОГами – все равно что кидаться в танк эргэдэшками. То есть толку никакого. А вот ответ, который прилетит от био, с гораздо большей долей вероятности превратит наш «Хаммер» в консервную банку, начиненную фаршем из меня и Рудика.

Поэтому, понимая, что спир вот-вот начнет палить в робота из АГС, я что есть мочи заорал:

– Не стрелять!!!

После чего круто дал по газам, надеясь проскочить мимо «Спайдера»…

И проскочил. Запросто. Лишь в боковое стекло заметил я, как робот неторопливо повернул головную башню, при этом не сдвинувшись с места. Так сказать, проводил взглядом несущийся мимо автомобиль, никак при этом на него не отреагировав. То есть стрелять не стал.

Странно… Если б Кремль захватили био, думаю, любые непонятные маневры вдоль красных стен пресекались бы ими на корню. А тут – никакой реакции. Стало быть…

Я притормозил, потом неторопливо развернул «Хаммер» – и поехал обратно к Спасской башне.

– Чо делать? Делать-то чо? – нервничал сзади Рудик. – Стрелять, не? А почему ты развернулся? А вдруг он нас сейчас по площади размажет?

– Хотел бы «вдруг» – уже б размазал, – резонно заметил я. – Значит, не хочет. И не вздумай стрелять, тогда нам точно кранты. А так возможны варианты.

«Спайдер» своей огромной тушей напрочь перегораживал Спасские ворота. Поэтому я неторопливо подъехал – и затормозил, поставив «Хаммер» прямо напротив робота, метрах в трех от него.

– Бли-ин, – продолжал сзади мандражировать спир. – У него такие клешни… Захочет – за минуту вскроет наш автомобиль. Всякое случалось, но никогда не ощущал себя «Завтраком туриста».

– Да, достойные были консервы, – кивнул я.

– Почему были? – удивился Рудик, на мгновение забыв о нависшем над нами «Спайдере». – И сейчас маркитанты находят, восстанавливают в Полях. Я даже пробовал один раз. Вку-усно…

– Ну да, – хмыкнул я, не сводя глаз с робота и на всякий случай не глуша двигатель. Если что, задом сдам резко, хоть какой-то шанс. – Я смотрю, тебе любая опасность пофигу, когда разговор о жратве заходит.

Рудик икнул от неожиданности – и замолчал. И правда, как-то не к месту беседы о консервах, когда тебя самого вот-вот могут употребить вовнутрь вместо завтрака.

Но – не употребили.

Над головной башней биоробота возвышались зубцы надвратной стрельницы – прямоугольного кирпичного сооружения, с которого в случае чего удобно обстреливать вражью силу, не подпуская ее к воротам. И вот меж теми зубцами показалась фигура воина в музейном тегиляе, похожем на длиннополый простеганный тулуп с нашитыми на него металлическими бляшками и пластинами. Годов караульному было семнадцать-восемнадцать от силы, но на прыщавом лице читался снисходительный гонор, свойственный не очень умным юношам, которым доверили что-либо значимое.

Воин задумчиво посмотрел на наш автомобиль, сдвинул красную стрелецкую шапку набок и зычно вопросил:

– Чего надо?

Колоритно, конечно, смотрелся этот средневековый воин над стальной громадой биоробота, но мне сейчас было не до эстетической оценки картины, открывшейся передо мной. Там, за красными стенами, находилась девушка, ради которой я не раз проходил границы между мирами. И вот сейчас приперся из Петербурга в Москву с единственной целью – заглянуть в глаза цвета единственного в мире артефакта и сказать три слова: «Я вспомнил всё…»

Короче, в горле у меня не вовремя перехватило, и я не нашел ничего лучшего, как высунуть голову из машины и хрипло произнести:

– Проехать надо.

– Да ну? – без энтузиазма удивился стрелец. – Я и думаю, чего это ты тут по Красной площади туда-сюда носишься на своей колымаге. А это, оказывается, тебе проехать надо. Ну, тогда поясни, мил человек, за каким лешим оно тебе надо?

– А можно я его того… из агээса? – скрипнув зубами, тихо спросил Рудик.

– Усохни, а? – негромко попросил я.

– Ну или хотя бы в морду дам, когда нас внутрь пустят, – мечтательно произнес мутант.

– Пусть сначала пустят, – отозвался я. – Хотя и тогда не рекомендуется – не видишь, человек при исполнении. Службу тащит изо всех сил, того и гляди, шапка свалится от усердия.

– Не слышу ответа, – раздалось с надвратной стрельницы. – И с кем это ты там переговариваешься? А ну-ка, выходите все из машины!

В руках у средневекового стрельца появился вполне себе современный АК-74, который он недвусмысленно направил в мою сторону. Понятно. Века прошли, а повадки нижнего звена исполнительной власти остались неизменными. Впрочем, он по-своему прав – мало ли кого нелегкая принесла под красные стены?

– Выходим, – бросил я Рудику через плечо. – Оружие в салоне оставь.

– Да как же я без автомата? – заскулил было спир.

– Я сказал оружие оставить – и на выход! – жестко скомандовал я. И, открыв дверцу «Хаммера», вышел наружу. Следом вылез хмурый Рудик – усы настороженно торчат, глаза по пятаку и блестят не по-хорошему.

Увидев эдакое хвостатое чудо в камуфляже со сверкающими гляделками, нервный стрелец вскинул автомат и заорал:

– Оба упали лицом вниз! Руки держать так, чтоб я их видел, а то стрелять буду! Мордами в мостовую, я сказал!

– А вот это, служивый, хрен тебе по всему портрету, – громко и спокойно произнес я, тем не менее держа руки на виду. – Начкара позови-ка, я с ним потолкую.

– Я те щас потолкую! – взвился стрелец. – Я прям щас же открываю огонь на поражение…

Хлоп!

Стрельца качнуло влево, красная шапка слетела с уха.

– Первое, – раздался спокойный голос за спиной юнца. – Предупредил раз – не послушались – стреляй. Второе. Перед тем, как брать кого-то на прицел, предохранитель вниз и дослать патрон в патронник. Вопросы?

– Н-никак нет, – глухо промямлил невидимый мне более юнец, наверное, ищущий потерянную шапку.

– Вот и хорошо, – проговорил смутно знакомый голос. – Так, и кто там у нас?

Меж зубцов надвратной стрельницы появилась фигура крепкого парня годов двадцати пяти – двадцати восьми от роду. Был он в кольчуге с квадратными стальными пластинами на груди. На голове – шлем с бармицей, спадающей на плечи. А между шлемом и кольчугой – лицо со знакомыми усиками, бородкой и веселыми глазами. Впрочем, сейчас те глаза были, скорее, уставшими, с едва теплившейся в них искрой былого задора.

– Снайпер?

Брови воина от удивления полезли под шлем.

– Типа того, – отозвался я. – Здорово, Ион. Круто ты приоделся с нашей последней встречи.

– Привет, дружище, – не сдержал улыбки стаббер. – Так это по штату положено. Я ж теперь десятник кремлевского стрелецкого караула. Правда, как показывает практика, десятник неважный.

И добавил уже не мне:

– Так, подобрал автомат – и в казарму. Два наряда вне очереди за первое и за второе. Таргату доложишь о нарядах. И скажешь, чтоб сменщика тебе прислал. Да, и мне замену заодно – у меня уважительная причина. Все ясно?

– Так точно! – рявкнул провинившийся юнец. Быстро оклемался после затрещины, глядишь, со временем справный боец получится, ибо умение без последствий для нервной системы сносить тяготы и лишения воинской службы есть залог успеха для защитника Отечества.

– Выполнять.

– Есть!

До меня донеслась удаляющаяся дробь каблуков.

– Ну, не такой уж ты и плохой десятник, – хмыкнул я. – Работа наставника сродни труду волшебника, создающего боевые мечи из зеленого дерьма. И процесс этот длительный. Если пытаться по-быстрому добиться успеха, будет только словесный понос, оканчивающийся бесполезной вонью.

– Ну да, помню, – хмыкнул Ион. – Ты всегда за жизнь умел забористо завернуть. А кто это с тобой?

– Спир, – отозвался я. И, увидев непонимание в глазах Иона, добавил: – Напарник.

– Ясно, – кивнул стаббер. – Что ж тут неясного.

И, спохватившись, добавил:

– Так это, чего это я вас со стрельницы-то допрашиваю? Только вот «Спайдера» уберу… блин, куда молодняк пульт задевал? Ага, вот он. Короче, заходите, я сейчас скажу, чтобы ворота открыли.

…Мало кому удавалось рассмотреть вблизи неповрежденного, функционирующего «Spider ВЗ». Эта модель био любит уничтожать свои жертвы издалека. Ну а тех, кто мешается под стальными ногами, просто разрывает клешнями и тут же отправляет себе в биореактор.

Но этот «Спайдер» был не такой, как остальные. Послушный. Прирученный. Что меня весьма удивило. Надо будет поподробнее расспросить Иона, как кремлевским удалось заставить работать на себя это стальное чудовище.

Внутри био загудели невидимые двигатели, после чего страшная боевая машина галантно, на полусогнутых шагнула влево, освобождая путь к открывшимся воротам. В которые мы и въехали на своем «Хаммере». Спир нервно ерзал на соседнем сиденье, порываясь обернуться. Понимаю. Не каждый день увидишь ручного био, уступающего тебе дорогу…

Внутри Кремля с прошлого раза почти ничего не поменялось. Разве что повреждений на зданиях стало побольше. Не иначе, пока я отсутствовал, крепость пережила еще пару-тройку штурмов, сопровождавшихся обстрелом осадными машинами. В свете чего местные подогнали прямо к воротам три танка – обшарпанный Т-90, футуристический Т-2222, и… разрази меня Зона, что я вижу? Старый знакомый, экспериментальный Т-010, на которых мне довелось кататься по аномальным территориям обоих полушарий планеты Земля.

– Мы тут кое-как Т-90 восстановили, – пояснил Ион, подойдя к остановившемуся «Хаммеру», из которого мы с Рудиком успели вылезти. – Тут на нас недавно целая армия био потащилась, и вдруг все как один самоуничтожились. Ну, наши сталкеры и разжились некоторыми необходимыми деталями. Правда, снарядов к танкам нету. Расстреляли все, что были при последнем штурме… Но раздавить гусеницами отряд нео, а на остальных страху нагнать – это мы запросто.

– Понятно, – кивнул я. – Но хватит о танках. Сам-то как?

– Нормально, – улыбнулся стаббер. – Освоился тут. А как женился, в подземном городе даже небольшую отдельную комнату выделили…

– Женился? – удивился я.

– Ну да, – кивнул Ион. – Невеста моя, Лия, пришла сюда из Зоны Трех заводов. Вместе с названым братом через всю Москву пробились и до Кремля добрались. А вчера вот поженились мы. Брат ее, Бор, вместе со мной служит в Стрелецком приказе, но собирается проситься в дружинники – у него отец был носителем D-гена^[2]…

Признаться, не особо интересно было мне слушать о совершенно незнакомых людях. Понимаю, что эгоистично это, но на языке вертелось другое.

– А наши где? – перебил я Иона. – Фыф с Настей не вернулись? Колян как там, Шерстяной… Данила… и…

Дальше я не смог говорить. Дыхание перехватило. Стою столбом, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Спазм горло перекрыл.

– С тобой все нормально? – спросил стаббер обеспокоенно.

– Выживу, – хрипло отозвался я. Спазм немного отпустил, только сердце работало часто-часто, словно у меня в груди методично стрелял маленький «Корд».

– Побледнел ты, прям лица нет… Ну да ладно. О Фыфе с Настей не слышал. Колян тут, в мастерских работает, со своей Скуби-ду не расстается. Доработал своего транспортного робота, теперь шутит, что тоже скоро женится. Шерстяной при кухне, дорос до шеф-повара в нашей столовой. Талант у него к готовке открылся, он всегда был к жратве неравнодушен. Данила же…

Ион запнулся. Чем и воспользовался Рудик.

– А мы долго еще будем около машины стоять? – поинтересовался он с легким раздражением в голосе. – Между прочим, не май месяц на дворе, холодина. Да и пообедать уже невредно бы.

– Твоя правда, – спохватился стаббер. – Кстати, мы так и не познакомились. Я – Ион.

– Рудольф, – с легким поклоном представился Рудик.

– О как, – поднял брови Ион. – Ладно, пошли, что ли. Оружие можете не сдавать, своим в Кремле это не обязательно.

– И куда это мы? – поинтересовался подозрительный спир.

– В трактир, к Барме, – отозвался стаббер. – У него сегодня пельмени с хоммятиной, борщ, турьи котлеты – закачаешься…

* * *

Меню в трактире Бармы, и правда, было царским. Я даже на некоторое время отвлекся от мрачных мыслей, которые смело можно было назвать предчувствием. Чего именно? Не знаю. Неприятностей, наверно. У меня всегда такое настроение, когда моя сталкерская чуйка подает сигналы близкого бедствия. И приглушить их на время можно только обильным и вкусным обедом – что и было предоставлено мне в полном объеме. Обещанные блюда оказались отменными, как и морс из настоящей клюквы, которым мы с Рудиком запивали сытную пищу.

– Клюква у нас тут своя, на плантациях в подземном городе растет, – с нескрываемой гордостью хвастался Ион. – Как и пшеница, кстати, из которой вот этот хлеб испекли. Хотя агрономы говорят, что уже совсем скоро можно будет и на поверхности сеять. Не везде, конечно, но тем не менее. Земля возрождается помаленьку. Да и мутанты уходят из Москвы…

«Мутанты уходят», – щелкнуло у меня в голове, словно стаббер своими явно случайно оброненными словами снял с предохранителя оружие, встроенное в мою башку.

– Куда уходят? – перебил я его.

– Да кто ж его знает куда? – пожал плечами Ион. – Не далее, как сегодня утром вся шваль, что под красными стенами постоянно ошивалась, взяла да свалила. Все как один. И нео, и био, и даже приблудившийся руконог, который сдуру из канализационного люка вылез – повернулись спинами да и потащились подальше от стен, на восток. Может, осознали наконец, что Кремль им не взять.

– Может, и осознали, – кивнул Рудик, отправляя в пасть последний пельмень из большой глиняной миски. – Только я в самосознание мутов не верю. Оно у них включается только когда жрать хотят или на пулю нарвутся. В остальных случаях оно спит беспробудно.

– Мутов, говоришь, – задумчиво протянул Ион. – А ты тогда кто? Только не обижайся. Я просто для себя хотел понять.

– Да какие обиды? – дернул плечом Рудик. – Человек я. Только с телом не повезло.

И, высунув длинный розовый язык, ловко вылизал им миску дочиста. После чего посмотрел на меня умильно, что означало – все отлично, дорогой друг, только добавки бы?

Ответить на этот крик души, застывший в круглых глазах спира, я не успел. Дверь трактира хлопнула, и в помещение ввалился Шерстяной. Следом за ним семенил Колян.

– Кого я вижу?! – взревел Шерстяной, расставив лапы и направляясь ко мне с явным намерением пообниматься. – А я сразу слухам-то и не поверил! Мол, Снар у Бармы сидит, хавает. Ага, говорю, божество вормов материализовалось в трактире, чтоб нажраться до оловянных глаз. Ан нет, иной раз слухи не врут. Дайка я тебя обниму, дружище!!!

Пахло от Шерстяного как от нормального зомби – сладковато-кислой мертвечиной и самогонным перегаром. Но, в то же время, с виду это был вполне себе старый друг-мутант с экстремально волосатой рожей и манерами портового грузчика. Однако ни то, ни другое не было поводом для того, чтобы я бросился обниматься в ответ. Для меня вообще все эти тактильные выражения симпатии распространяются только на противоположный пол. Так что я отстранился от лап Шерстяного, проворчав:

– Полегче, дружище. Я тоже рад тебя видеть, но обниматься предпочитаю с девушками.

– Ну вот. – Шерстяной хлопнул лапами вхолостую. – Никто не понимает широты моей души. Может, хоть выпьем тогда?

– Это запросто, – облегченно кивнул я.

– Хэллоу, босс! – взревел Колян, наконец пролезший между тесно стоявшими лавками. – Сколько летов, сколько зимов!

– Лет и зим, чурка нерусская, – хмыкнул Шерстяной, усаживаясь за стол. – Черт знает сколько уже с нами таскается, а все никак русский не выучит.

– А это кто есть с тобой? – насторожился Колян, наставив на Рудика свои видеокамеры, напоминающие рачьи глаза.

– Это есть спир сапиенс, – хмуро отозвался Рудик, отставляя в сторону начисто вылизанную миску. Похоже, не ожидал увидеть разом такую кучу моих друзей. – Звать Рудольфом. Можно без отчества.

– Колян, – небрежно махнул манипулятором разумный робот-серв, в которого двести лет назад по ошибке всунули слишком уж высокоразвитый человеческий мозг. – Главный механик в оружейной мастерская. А это Шерстяной, шеф-повар в стрелецкой столовая.

– А вы, я смотрю, здесь все карьеру сделали, – невольно усмехнулся я. – Что ж, поздравляю.

– Ты бы остался в Кремле, тоже сделал, – улыбнулся Ион. – Тут каждый специалист на счету, а уж такой как ты – вообще на вес золота. Кстати, расскажи, что с тобой было с тех пор, как ты ушел… ну… в иной мир?

Я вздохнул.

– Непростая просьба. На четыре полновесных романа потянет. Два в одной вселенной, два – в другой.

Друзья переглянулись.

– Ладно, как-нибудь в другой раз расскажешь, – кивнул Ион. – Или мы почитаем, если кто-то те романы напечатает и они к нам попадут.

– Уже напечатали, – сказал я.

Однажды на мой старый КПК-коммуникатор пришло сообщение от одного издательства, которое заинтересовал мой первый роман «Закон снайпера» – в свое время куда только я не рассылал ту рукопись. И с тех пор я периодически отправляю тексты на тот адрес. Коммуникаторы не раз терялись, разбивались, тонули – но я всякий раз находил новый, работающий, и снова связывался с тем издательством через знакомый адрес. Не знаю, почему некоторые из мобильных устройств до сих пор поддерживают связь, причем даже через разные миры. Но это – факт. И искать объяснение ему бессмысленно. Думаю, дело в том, что я хожу по Зонам разных миров. И этим Зонам зачем-то нужно, чтобы люди знали, что в них происходит. И потому, когда я беру в руки новый коммуникатор, найденный в развалинах либо купленный у маркитантов, я точно знаю – скорее всего, он будет работать. Потому что людям нужна Зона – так же, как Зоне нужны люди…

– Ну, тогда дадим задание маркитантам найти и доставить твои книги в Кремль, – улыбнулся Ион. – А мы тут вот… живем-выживаем. Сегодня только вздохнули немного, когда мутанты на восток ушли. Может, гон у них начался или еще что. До этого все вылазками да штурмами задалбывали, а нынче утром – раз, и все свалили как по команде. Везде чисто, и в ГУМе, и дальше. Хотя, если честно, сильно далеко разведчики пока не ходили. Провокаций опасаемся. И так уже…

И запнулся, словно оговорился случайно. Судя по тому, как зыркнули на него Шерстяной с Коляном, так и есть – оговорился о том, что открывать не собирался.

– И так уже – что? – спросил я.

Над столом повисла неловкая пауза.

Положение спасли дочки трактирщика Бармы – принесли съестное. Даже заказа не потребовалось, сами знали, что нужно завсегдатаям. Шерстяному приволокли бутыль самогону, большую кружку и чуть поджаренный огромный стейк с кровью. Коляну – то же самое, только без кружки и бутыли.

– У него свой спирт всегда с собой, – ощерился Шерстяной, доставая из-за пояса огромный мясницкий нож и принимаясь за еду. – Эх, люблю я это дело, да со свежей кровушкой.

– О, йес! – с воодушевлением воскликнул Колян, взгромождаясь на широкую лавку, заменяющую стул. – Самый лучший стейк во всей Москва – если не считать те, что делать старый френд Шерстянов.

Я понимал – все это веселье наигранно. Друзья старательно уводили разговор в сторону, прятали глаза… но все понимали, что эта мера временная. Все равно придется рассказать то, что они так хотели от меня скрыть. Просто больно уж трудно было им на это решиться.

– И так уже – что? – более жестко проговорил я.

– Ладно, хорош ходить вокруг да около. – Шерстяной бросил нож на стол, да так, что широкий клинок отколол от столешницы длинную щепу. – Все равно он все узнает.

– Что всё? – продолжал давить я.

– Лучше, конечно, тебе было не возвращаться, – нахмурился Ион, также отложив в сторону вилку. – Если сам отрубил себе кусок сердца, обратно его не пришьешь. Но коль уж пришел – изволь, вот как все было.

Мы привезли Данилу в Кремль, израненного, без сознания. Плохо все было с ним. Множественные переломы костей, разрывы мышц, внутренние кровоизлияния. Мария, жена твоя, от него не отходила. Ухаживала. Говорила, что это ее долг. Когда Марию подменяли, спала часа два-три, потом уходила в рейд за стены. Называла себя сталкером, говорила, что таскать хабар из Зоны – это ее профессия, которая позволяет ей отдохнуть от мыслей. Потом возвращалась и снова ухаживала за Данилой.

А Данила менялся. Так отец Филарет говорил. Мол, хлебнул дружинник крови получеловека-по лумутанта^[3], и та кровь вступила в реакцию с D-геном. Кости Данилы срослись, причем очень быстро, раны затянулись, но в сознание он не приходил. До сегодняшнего утра.

Ион благодарно кивнул дочери Бармы, поднесшей ему ковш квасу. Вылил в себя мало не пол-литра пенистого напитка, крякнул и продолжил:

– В общем, он глаза открыл. Повел теми глазами, чисто дикий зверь какой, никого не узнал, вскочил с лежанки – и побежал. Как был – босой, в одних штанах да в рубахе – рванул к восточной стене. Никто его и остановить не успел. Взбежал на забрало по всходам, да и сиганул вниз. Стрельцы думали, что убился, – ан нет. Кувырнулся, вскочил на ноги и побежал к развалинам. Больше его не видели.

А следом за ним Мария ушла. Собралась, еды взяла на два дня, оружие и двинула следом за Данилой. Никто ей не препятствовал. Но и с ней никто не пошел. Правда, она и не просила никого с ней идти. Вот такая история… Дарья, принеси-ка еще квасу, а то что-то в горле пересохло!

…Ион пил квас, что-то говорил еще – но это было уже словно в каком-то тумане. Я видел, что друзья, косясь на меня, тем не менее навалились на еду – но меня это уже не касалось. Почти. Нет, я тоже ел со всеми, что-то даже отвечал на вопросы – но, думаю, ответы эти были односложными и часто невпопад, потому от меня быстро отстали. И правильно. Чего с больным разговаривать? Ибо любовь – это очень часто болезнь. Такая, как у меня, – так уж точно. Твоя жена ухаживала за другим, ушла за ним, когда он превратился в нечеловека, – а я, как последний идиот, все еще болею этой проклятой любовью. Кто-то говорит, время лечит от этого недуга. Кто-то считает, что клин выбивают клином. Другие советуют сменить обстановку… Было у меня и времени навалом, и другие женщины случались, и обстановку менял так, что другим и не снилось, – в другие миры убегал от себя самого…

Но – ничего не помогло. Со временем и вправду вроде притупилось немного то чувство. Так, ныло, словно старая рана, но уже терпимо. До тех пор, пока проклятый Оператор не разрушил ментальный блок в моей голове и не пробудил воспоминания… Лучше б не разрушал. Лучше б все оставалось как было. Глядишь, не сидел бы я сейчас, тупо глядя на противоположную стену и осознавая, что хоть и глупо это, но я все равно должен еще раз взглянуть в глаза цвета единственного в мире артефакта. Возможно, в последний раз. Просто чтобы сказать: «Я ничего не забыл, как ты просила когда-то… Я все вспомнил, и теперь никогда не забуду того, что с нами было».

М-да… Со стороны мы, сталкеры, наверно кажемся другим эдакими невозмутимыми машинами для убийства, у которых просто не может быть эмоций, переживаний, которые не умеют любить как обычные люди…

Бред это. Мы такие же, как и все. Живые, чувствующие боль – и физическую, и душевную. Единственное отличие от большинства других людей – это то, что мы умеем скрывать нашу боль, не показываем ее другим, не демонстрируем напоказ. Просто не считаем нужным. Потому что наша боль – это часть нас. Наша неотъемлемая часть, до которой никому нет дела… Не лезьте в душу к сталкерам и военным, не надо. Слишком много там концентрированной боли, которую мы выплескиваем лишь в боях со всякими тварями, с криком выбрасываем из себя, как выплевывают во врагов горячий свинец наши автоматы. Не пытайтесь взломать эти души, запертые за прочными дверями нашего спокойствия с невидимыми, но красноречивыми надписями: «Не лезь. Опасно для жизни»…

И мои друзья это чувствовали. Не лезли. Пили, ели, разговаривали, вели себя так, словно меня нет рядом. Потому что они были из того же теста, что и я. Знали – рано или поздно меня отпустит. Когда военного клинит, самое лучшее, что можно сделать, – это не трогать его и просто подождать.

Наконец я стал не только слышать голоса друзей, но и осознавать то, что они говорят.

– Не, железный, ты человеком быть точно не можешь, – убеждал кого-то Рудик заплетающимся языком. – Ты просто мозг в ходячей консервной банке. Ошибка конструкторов.

– Я – банка? – возмущенно заорал Колян. – Это ты есть наглый примат, который решать, что он хомо сапиенс. Но человеков с хвостом и ушами, похожими на маленький плащ-палатка, не бывает. Ты сначала в зеркало на себя смотреть надо, потом говорить!

– Ах ты, чурка заокеанская! – взвился Рудик. – Это я-то примат? Да я…

Ага, понятно. Шерстяной подпоил спира самогоном, и тот спьяну наехал на серва – или наоборот, серв решил докопаться до Рудика. Он вредный, он может. Еще немного, и серв со спиром начнут бить друг другу морды – на Руси настоящая, крепкая дружба обычно начинается именно со взаимного мордобития.

Но мне уже было не особенно интересно, кто прав или не прав в разгоревшейся сваре. У меня снова была цель, по сравнению с которой все остальное потеряло какую-либо значимость.

– Пойду я, пожалуй, – произнес я.

И будто рубильник выключил. Народ, только что активно чавкающий и попутно выясняющий отношения, мгновенно подвис, словно у них питание отрубили. Все смотрели на меня – и понятно было, что все их разудалое застолье, громкие разговоры и шумные ссоры были наигранными, только лишь чтобы обстановку разрядить. Ослабить напряжение, источником которого был я…

Было понятно – мои друзья переживали за меня, и большое спасибо им за это. Но помочь они ничем не могли, так как в этом случае я должен был все сделать сам. Это только моя проблема, и совершенно незачем впутывать в нее моих старых товарищей. Так как сейчас между нами имелось существенное отличие. У Иона была молодая жена, у Коляна – его мастерская и преданная Скуби-ду, у Шерстяного – его кухня. Даже Рудик, похоже, нашел со всеми общий язык, и отлично ему было здесь, тепло, сытно и уютно.

Иными словами, мои друзья нашли свой дом здесь, в Кремле.

А я – нет.

И не было у меня ничего, кроме цели, совершенно очевидной и конкретной, как моя СВД, что стояла рядом, прислоненная к стене.

– Я – с-с тобой, – безапелляционно заявил Рудик. После чего икнул – и рухнул на стол, словно сраженный пулей. Понятно. Не вынес организм спира атаки русского самогона. И не таких валил он напрочь. Что ж, может, оно и к лучшему. По трезвости Рудик может за мной увязаться, что в мои планы никак не входило. Я обещанное выполнил, довел его до Кремля, а дальше – пусть сам. Ибо со мной опасно, да и ни к чему. Пусть за красными стенами обживается, глядишь, целее будет.

– Куда это ты на ночь глядя? – спросил Ион, нахмурившись. – Конечно, мутов вокруг Кремля на два полета стрелы точно нет, но что там дальше – одному Перуну известно.

– Вот и хорошо, что нет, – сказал я, поднимаясь из-за стола. – Спасибо вам, друзья, за хлеб-соль, но мне реально пора.

И, заметив, как Шерстяной со стаббером открыли рты, собираясь возразить, добавил:

– Понимаю, что вы сейчас хотите сказать, но попутчики мне не нужны. Это только мое дело и мое решение. А ваша задача – Кремль охранять. Так что спасибо еще раз за гостеприимство, может, еще свидимся.

Понимаю – я их обидел. Крепко. Прервал на полуслове, не дал ничего сказать. Но лучше пусть я уйду так, чем потом буду мучиться, что кто-то из них погиб, решая мои проблемы. Потому что уж очень не нравились мне опустевшие развалины возле Кремля. Чуйка моя аж звенела – не так что-то. Очень не так. А что именно – да кто ж его знает? Так что уж лучше я один туда пойду. Когда ты только за себя в ответе, всегда спокойнее. Такой вот у нас, сталкеров-одиночек, принцип. Или блажь – это уж пусть каждый называет, как ему нравится.

На столе я оставил пять пулеметных патронов – более чем щедрая плата за обед. Ион повел было бровью, но ничего не сказал. Обиделся. Понимаю его. Но когда так уходишь, лучше отдать все долги – даже если друзья считают, что ты ничего не должен.

Заморочки, скажете? Возможно. Все люди сталкерско-военной закалки со своими тараканами-мутантами в голове, крупными такими, закаленными в битвах с самым серьезным противником – самим собой. Потому нашего брата или принимают такими, какие мы есть, – или не принимают, считая отморозками не от мира сего. А мы и не претендуем, и свое общество никому не навязываем, идя по жизни словно в рейд – от задания к заданию, которые сами себе и ставим. Такие уж мы, и нас не переделать…

От стола я сразу направился к Барме – хозяину трактира. Во всех Зонах трактирщики помимо основного бизнеса занимались побочным – скупкой и перепродажей хабара. И, разумеется, торговлей всем, что необходимо сталкерам.

Барма не был исключением из общего правила – это я выяснил еще во время своего первого посещения Кремля, когда познакомился с этим кряжистым мужиком, чем-то неуловимо похожим на своего коллегу из Чернобыльской Зоны.

– Здорово, Барма, – приветствовал я хозяина заведения.

– Здорово, Снар, – кивнул тот из-за стойки. – Как оно?

– В процессе, – сказал я, кладя рюкзак на стул. – Мне бы консервов дня на три, да патронов.

– Каких тебе?

Я вздохнул. Вряд ли в Кремле окажется то, что мне надо. А мне надо нереальный дефицит.

– СП-5. Или СП-6.

– Красиво жить не запретишь, – усмехнулся Барма. – Платить чем собираешься?

Как ни больно было мне расставаться с любимым оружием, но я осознавал: в развалинах одному и без прикрытия с громоздкой СВД бегать затруднительно – тем более при наличии бесшумного ВАЛа, до поры разобранного и упакованного в рюкзак. Еще был у меня «Ярыгин» и два моих неизменных боевых ножа в качестве оружия последнего шанса. В целом, с учетом провианта и боезапаса, груз неслабый. Поэтому лишние пять кило, которые весит СВД с патронами к ней, мне были точно ни к чему.

Я протянул бармену чехол с винтовкой, после чего с болью в сердце наблюдал минут пять, как трактирщик осматривает-обнюхивает оружие, только что на зуб его не пробует.

Удовлетворившись осмотром, Барма выдал:

– За нее я дам тебе сотню СП-6, плюс жратвы на три дня от пуза.

Я понимал, что дефицитные патроны стоят недешево, но не настолько же. В общем, после четверти часа торга винтовка стала собственностью Бармы, а мой рюкзак потяжелел на полторы сотни СП-6. Нормально, на пару-тройку стычек хватит, если веером от пуза не сыпать смертоносный дефицит. Плюс, само собой, консервы со знакомой печатью «Восстановлено» и смазанной печатью какого-то клана маркитантов. А также, понятное дело, чистая вода, которая в условиях постапокалипсиса порой бывает дороже золота. Плюс я еще сверху две армейские аптечки выторговал, тоже восстановленных.

Упаковав купленное в рюкзак, я направился к выходу, краем глаза отметив, что мои друзья даже не глянули в мою сторону. Обиделись. Ну и хорошо. Мне же спокойнее. А Рудик так и не проснулся. Насчет поспать он большой мастер, а уж с бодуна его, небось, вообще из пушки не разбудишь. Тоже замечательно. Проснется – и пусть адаптируется к кремлевской жизни, тут хороший разведчик всегда пригодится.

Я же вышел за дверь и направился обратно к Спасским воротам. Надеюсь, вечерний стрелецкий дозор выпустит из Кремля сумасшедшего, решившего выйти за красные стены на ночь глядя…

* * *

Выпустили. Переглянулись, пожали плечами, но ворота приоткрыли. Может, Ион передал приказ, а может, просто правило тут такое – чужаков не задерживать. Хотят наружу – скатертью дорожка.

Так или иначе, но я порадовался, что все обошлось без проблем. Иначе пришлось бы искать другие пути, наверняка более шумные, конфликтные и чреватые членовредительством для тех, кто попытался бы меня задержать. Ибо настрой в этот момент я имел крайне решительный и бескомпромиссный.

«Хаммер» я оставил за воротами. Это по шоссе, пусть даже поврежденному, на нем ехать – милое дело. А вот шастать по развалинам лучше на своих двоих. Оно и тише, и надежнее, хоть и медленнее намного. Но с этим уже ничего не поделаешь.

Ион сказал, что Мария ушла на восток следом за одичавшим Данилой. И не ошибся. Следы дружинника, отягощенного грузом мышц, отлично читались на земле. Это до Последней войны Москва была сплошь запакована в асфальт, словно воин в броню. Но за две сотни лет время успело превратить асфальтовые джунгли в реальные. И если широкие, продуваемые всеми ветрами проспекты пока еще не были укрыты надежным слоем нанесенной почвы, то между разрушенными домами земли скопилось предостаточно для того, чтобы на ней буйным цветом разрослись деревья и густые кустарники. Само собой, мутировавшие – повышенный радиационный фон только-только понизился до показателей, не критичных для человеческой жизни.

Понятное дело, в гущу зачастую плотоядных деревьев я не лез. Просто, перейдя Красную площадь, направился по бывшей Ильинке, двигаясь вдоль границы леса и пока еще асфальтовой улицы, высматривая в невысокой траве две цепочки следов – Данилы и моей жены, разбиравшейся в ремесле следопыта нисколько не хуже меня. Шла рядом, не пересекая глубоких отметин от рук-ног… а может, уже и лап бывшего дружинника.

Еще в Чернобыльской Зоне слышал я, что случается со сталкерами, хлебнувшими свежей крови мутанта. Понятное дело, ничего хорошего от этого не бывает. Наилучшее, что может произойти в этом случае, это скорая смерть, пусть даже и мучительная. А вот если организм не отторгнет чужеродное, примет измененную кровь, то и сам меняться начнет, причем немедленно и неотвратимо.

Бывалые сталкеры говорили, что процесс порой занимает несколько часов. Был человек, а стало не пойми что. Урод не урод, зверь не зверь… Так, ошибка природы, причем ошибка, предпочитающая питаться свежей плотью представителей своего вида. Она у перерожденцев лучше всего усваивалась. И самое лучшее, что можно сделать для такого существа, это пристрелить его, чтобы не мучилось – а также чтобы в одну не прекрасную ночь в твое горло не впились отросшие звериные клыки твоего недавнего товарища.

Я шел, недоумевая: зачем это Марии понадобилось преследовать перерожденца? Любовь такая вот неземная, что готова рискнуть жизнью, лишь бы попытаться спасти ненаглядного? Но ведь если мои предположения верны, то всё, не спасти его. Другой он теперь, не тот, каким был ранее. Не человек. И этим все сказано. Но у влюбленных женщин логика их поступков всегда на последнем месте…

Подумал так – и усмехнулся невесело. Ага, у них с логикой непорядок. А у тебя как с ней, в порядке? Тащиться вечером по смертельно опасному мертвому городу ради того, чтобы взглянуть в глаза жене, которую сам же и бросил по причине ревности к тому, по чьим следам она идет сейчас, словно привязанная? Взглянуть, прогнать какую-то романтическую чушь – и что дальше? Ну, пошлет она тебя и по-своему права будет. Сам бросил, теперь вернулся. На фига? Непонятно. Наверно, от избытка логики…

Развлекая себя такими мазохистскими мыслями, я, тем не менее, продолжал идти по следу…

До тех пор, пока не увидел труп.

Он валялся под насквозь проржавевшим, во многих местах простреленным дорожным указателем, на котором, тем не менее, еще можно было разобрать буквы «По..итех…ческий му… ей». Стрелка под надписью показывала на руины величественного здания, рядом с которыми, неловко подогнув под себя стальную ногу, валялся «Раптор».

Мертвый био – большая редкость в Москве. Особенно – целый мертвый био. Обычно, если такое случается и боевой робот погибает по каким-то причинам, его тело мгновенно растаскивается по частям. Стараются как сталкеры – охотники за металлом, так и сервы других биороботов, постоянно охотящиеся за запчастями для своих хозяев.

Судя по тому, что «Раптор» выглядел целым и невредимым, можно было понять – он сдох недавно. Скорее всего, даже сегодня – густая черная жидкость все еще капала из полуоткрытой пасти, возле которой собралась на асфальте небольшая лужица.

Я подошел, обмакнул палец в жидкость, понюхал… Ну да, знакомый запах машинного масла, замешанный на сладковатой вони гниющей крови. Такое порой вытекает из голов биороботов после того, как их разворотит удачно выпущенным пушечным ядром или снарядом. Но у этого био видимых повреждений не было. Хм-м-м…

– Ты от инсульта сдох, что ли? – поинтересовался я вслух.

Само собой, ответа не прозвучало.

– Ладно, – озадаченно произнес я. – Разберемся. Наверно…

На самом деле я даже предположить не мог, от чего погибла совершенная машина для убийства, ухитрившаяся до этого просуществовать аж две сотни лет. Может, и вправду встроенный в био человеческий мозг поизносился и умер, несмотря на уникальную встроенную систему поддержания его работоспособности? Не исключено. Хотя очень сомнительно. Эти системы выходят из строя крайне редко, и когда такое случается, мозги био просто высыхают и чернеют, а не взрываются внутри головы. Что ж, так или иначе, идем дальше…

Я рассчитывал до наступления темноты достичь Садового кольца и там заночевать, а уже утром думать о том, как пробираться дальше. Мрачная репутация Садового и его кое-где еще работающие инфразвуковые генераторы образовывали вдоль древних укреплений своеобразную «мертвую зону», куда мутанты и грабители предпочитали не соваться без особой нужды. Там я и собирался дождаться рассвета, а дальше снова двинуть по следу.

Однако на пересечении двух широких улиц мне пришлось сбавить ход – я увидел умирающую крысособаку. Причем умирающую очень необычно. Мутант буквально корчился от боли, катаясь по асфальту и сжимая гибкими лапами собственную голову, словно пытаясь ее раздавить. Крысособака уже не выла, не рычала, лишь слабо хрипела – видимо, от невыносимой боли, раздирающей мозг изнутри.

Когда я приблизился, мутант поднял на меня глаза, пронизанные густой сетью красных лопнувших сосудов, скульнул из последних сил, будто просил о чем-то – и вдруг запрокинул голову назад, открывая горло.

Я не смог отказать мутанту. Достал «Сталкер» из ножен и сделал все быстро – вонзил широкий клинок под ухо, после чего резко рванул на себя и в сторону.

Под челюстью крысособаки раскрылся широкий разрез, из которого на асфальт хлынула кровь… и боль, стремительно оставляющая тело вместе с жизнью. Я успел заметить, как в глазах мутанта промелькнуло что-то вроде благодарности. Он даже попытался заскулить еще раз, типа, поблагодарить хотел – но перерезанное горло не позволило ему это сделать. Несчастная крысособака дернулась всем телом в последний раз, умиротворенно закрыла глаза – и умерла.

Вздохнув, я стряхнул кровь с клинка и вложил его в ножны. Что ж, очень надеюсь, что доброе дело мне зачтется и кто-то в будущем тоже одним движением облегчит мне страдания, если вдруг такое потребуется.

А еще я очень надеялся, что переживу надвигающуюся ночь. Мертвый био, умирающая крысособака, и у обоих явные признаки поражения мозга. Странно, что я ничего не чувствую, потому что уже понятно – нечто, обосновавшееся на востоке, канифолит мозги на расстоянии. Причем, видимо, всем, кто приближается к эпицентру этого нечто. А я – приближался. И не собирался отступать. Такой уж мы народ – сталкеры. Если поставили себе цель, ни за что не отступим…

Подбадривая себя эдакими высокопарными мыслями, я шел вперед, держа наизготовку «Вал» и прекрасно понимая, что вряд ли он мне поможет против неведомого зла. Судя по всему, московские мутанты либо разбежались перед этим злом, либо передохли, не выдержав промывки мозгов. Но там, впереди, была моя жена, которую я – что ж тут поделаешь – полюбил еще сильнее после того, как вспомнил всё. Почему? Да потому, что не может нормальный мужик разлюбить девушку, которая носила ему в тюрьму передачи, ту, которую он не раз вырывал из лап смерти, ту, чьи глаза снятся ему по сей день почти каждую ночь… Да, сучка, да, своенравная тварь, да, ненавижу порой – и люблю, хоть убей. Такие вот сопли творятся порой в душе суровых мужиков, и никто из них никогда не признается в этом даже себе самому…

Я шел – и чувствовал, что в моей голове рождается неприятный такой звон, будто крохотный комар запутался в переплетении нейронов мозга, и жужжит, и дергается, пытаясь вырваться наружу…

Понятно, что сейчас происходит. Я приближался. К чему? А Зона его знает к чему. Не исключено, что к закономерному финалу своих приключений, которых запросто на пятнадцать полновесных романов хватит, а то и поболее…

Впереди, в тени полуразрушенного дома, я заметил какое-то шевеление. Очередная крысособака? Или какой-то другой мутант, которого тоже придется добить, чтобы не мучился? Гляди, сталкер, как бы через пару сотен метров не пришлось себя самого добивать, ибо комарик в мозгу с каждым шагом матерел, увеличивался в размерах… И от его навязчивого звона, уже отдающего в ушах, все больше хотелось сесть на асфальт, достать нож, и выковырять его из головы отточенной сталью.

Но я еще держал себя в руках и даже был способен на сострадание. Поэтому не попер вперед по цепочке следов, вдавленных в серый мох, а свернул к зданию, рядом с которым корчилось несчастное существо, очень похожее со спины на человека.

Но это был не человек.

Когда я приблизился на расстояние ножевого удара, существо, услышав мои шаги, с усилием развернулось ко мне – и я увидел, как последние тусклые лучи заходящего солнца отразились в единственном глазе мутанта.

Шам.

Причем шам, которого я меньше всего ожидал увидеть.

– Ну, здравствуй, Фыф, – сказал я – и невольно поморщился. Комар в голове, похоже, вырвался из плена и готовился начать искать путь наружу из моего черепа.

– Здорово, Снайпер, – с натугой произнес мой старый приятель. – Я тоже безмерно рад тебя видеть, того и гляди блевану. Но ты не подумай, не от того, что твою физиономию увидел. Просто уж больно он, падла, сильный…

– Кто?

– А ты не чувствуешь? Шам. Причем не наш. Пришлый, с востока. Я ж вижу его ментально, чувствую, чем он дышит. Он пятиглазый шайн-полукровка, силы неимоверной. Наши по сравнению с ним – дети. Шайны-то всё вокруг Москвы ошивались, пару-тройку объектов захватили и на большее не рассчитывали – силенок не хватало на Кремль пойти. А этот шайн…

Фыф скривился от боли, сдавил лапами виски, но пересилил себя и продолжил:

– А этот шайн… то есть шам… В общем, он подчинил себе сначала всех соплеменников вместе с их предводителями-нойонами, а потом принялся за московских мутантов. Он их всех собрал в огромную армию, которую вот-вот двинет на Кремль. Ему Купол открыть – как тебе консерву. А тем, кто пытается сопротивляться, он просто выжигает мозги…

– Занятно, – произнес я. – Только не логичнее ли ему было с его-то способностями просто подчинить себе кремлевских?

– Все не так просто, – Фыф качнул глазными щупальцами. – Он по мутантам спец, по измененным мозгам. С людьми у него хуже получается… Особенно с русскими, у которых очень специфический менталитет. Вот шайн и решил подстраховаться. Гораздо проще бросить войска на крепость, чем напрягать мозги, пытаясь подчинить тех, кто генетически не привык подчиняться всякой сволочи…

– Ясно, – кивнул я. – Ну а ты чего тут? Почему не ушел, когда почувствовал воздействие?

– А ты почему не ушел? – горько усмехнулся шам. – Вот и я потому же. Пятиглазый забрал Настю. Мы тут неплохой заброшенный маркитантский бункер нашли неподалеку, с хорошим запасом восстановленных консервов и качественного алкоголя. Может, грохнул кто группировку торгашей, или еще что случилось. А бункер – остался. Вот мы и жили в свое удовольствие. Прям рай в шалаше, только очень уж ей не нравилось мое пьянство… Но я украдкой все равно прикладывался к бутылке. Ну, а сегодня проснулся я с бодунища – а Насти-то и нет. И вместо нее – образы в башке. Чужие. Зов неимоверной силы. Тут я все и понял. Проклял свое пьянство беспробудное, в очередной раз поклялся завязать, собрался – и пошел за ней.

Фыф снова поморщился.

– Только он меня тоже чувствует. И давит, козлина. Не дойти нам. Мозги взорвет и мне, и тебе, если приблизимся… Хотя… Не пойму. Вроде башку отпустило маленько… С чего бы это?

Кстати, мне тоже стало полегче, словно мой комар в голове хлебнул Фыфовой крови, перенасыщенной алкоголем. Лапками шевелит, но уже не так активно, и жужжится ему как-то невесело.

И тут я почувствовал, что к моей ноге будто утюг приложили. Не особо горячий, но чувствительный.

Я опустил глаза.

Ну, конечно…

«Бритва»!

Из-под гарды моего боевого ножа лился лазурный свет.

Я вытащил «Бритву» из нагревшихся ножен – и клинок засиял, словно стеклянный сосуд необычной формы, внутрь которого кто-то вложил кусочек чистого неба, пронизанного лучами восходящего солнца.

– Твой нож защищает тебя… А теперь и меня, – хрипло произнес Фыф. – Но я чувствую, что это ненадолго. Шайн сильнее самых сильных артефактов, и даже твоя «Бритва» для него лишь незначительная помеха…

– Вперед! – решительно произнес я. После чего вогнал сверкающую «Бритву» обратно в ножны, схватил шама за шиворот его куртки, рывком поставил на ноги, сунул в безвольные лапы старого друга автомат «Кедр», который Фыф выронил, когда падал, и слегка подтолкнул шама в спину для ускорения.

– Безумец, – вздохнул тот. Но спорить не стал и побежал рядом со мной, шустро перебирая нижними лапами и стараясь не отставать. Видимо, защитное поле, излучаемое моим ножом, распространялось на очень незначительное расстояние, и Фыфу ничего не оставалось более, как бежать рядом со мной.

Цепочка уже едва видимых следов повернула правее. Мы бежали по неширокой улице, мимо полуразрушенных старинных трехэтажных домов, похожих на могильные склепы, обветшавшие и местами осыпавшиеся от времени. Хотя бежали – громко сказано. Мы буквально продирались сквозь невидимый ментальный барьер, но продолжали двигаться вперед.

До тех пор, пока не увидели их…

Они стояли цепью впереди, воины в старинных черных доспехах, похожие на чугунные памятники, сошедшие с постаментов и взявшие в руки автоматы.

– Шайны называют их кешиктенами… – прохрипел Фыф. – Элитные воины… Уже здесь… Пятиглазый подчинил себе местных Властелинов Колец, и они пропустили кешиков, чтобы те остановили нас…

Он говорил что-то еще, но мое личное время уже начало замедляться, поэтому я не разобрал последних слов шама. Я просто видел, как кешиктены медленно и синхронно, словно роботы, поднимают автоматы. Им даже целиться особо не придется. Улица узкая, с одной стороны – дома, с другой– сквер с непролазной чащей плотоядных деревьев-мутантов. Так что никуда мы не денемся…

Но мы никуда и не собирались деваться.

Я помнил, что Фыф тоже умеет общаться ментально. Конечно, не на таком уровне, как этот Пятиглазый, но умеет… И сейчас, когда говорить слова было слишком долго, я просто мысленно послал Фыфу просьбу, особо ни на что не надеясь:

«Бей! Ударь их головой, как ты умеешь!!!»

Шам, лицо которого только что было искажено болью, вдруг словно дозу стимулятора получил – его тонкогубый рот расплылся в зловещей ухмылке. Он даже свой «Кедр» опустил, хотя огневая поддержка мне бы сейчас ой как пригодилась.

Но Фыф поддержал меня иначе.

Внезапно по строю кешиктенов словно хлестнули гигантской невидимой плетью. Черные воины вздрогнули, все как один. Трое или четверо – наверно, самые слабые на голову – уронили автоматы и, упав на колени, схватились за черные шлемы со стальными масками, словно через них могли сжать ладонями виски.

Остальных ментальный удар Фыфа лишь неслабо тряхнул, сбил прицел – и в результате дал мне несколько секунд. Пять, а может, семь. В замедленном времени мгновения растягиваются, как резиновые, и ты можешь стрелять, стрелять, стрелять по практически неподвижным черным фигурам, лишь мысленно ведя счет оставшимся патронам… и понимая, что мне все равно не успеть убить всех. Потому что даже растянувшиеся секунды не панацея в скоротечном бою.

Я отстреливал кешиктенов планомерно, без суеты, по старому снайперскому принципу: один выстрел – одним меньше, посылая пулю за пулей в черные головы, запакованные в толстые шлемы. Да только бронебойной пуле те шлемы – что картонные. Кешиктены падали один за другим, но их еще оставалось вполне достаточно, чтобы успеть сделать из меня решето. Вон трое крайних в этом ряду живых черных кеглей поднимают автоматы, и не успеваю я, не успеваю выбить их мозги наружу, потому что у меня на очереди еще пятеро, потому что перевести автомат правее – значит, потерять еще долю мгновения, за которую остальные очухаются и тоже начнут стрелять…

Но тут слева от меня замигали вспышки.

Конечно, пистолетные пули «Кедра» по сравнению с бронебойными СП-6 «Вала» – все равно что сушеные горошины по сравнению со свинцовой дробью. Но и горошиной можно засветить в глаз так, что зрение от боли отключится на некоторое время.

Вот и Фыф оказался молодцом. Вовремя, очень вовремя хлестнул он очередью по черным шлемам, заставив их отвлечься, двинуть стволами автоматов в свою сторону – и дать мне еще одну секунду. Одну-единственную. Достаточную для того, чтобы расправиться со всеми.

Они лежали на асфальте, так и не успевшие выстрелить ни разу. И я чувствовал, что вот-вот и сам рухну – одновременно сопротивляться ментальному давлению и растягивать время оказалось для моего организма непосильной задачей.

Для Фыфова – тоже. Маленький мутант, обняв свой «Кедр», скорчился на асфальте и дышал часто-часто, словно загнанная гончая. Правда, несмотря на это, смог выдавить из себя:

– А все-таки… мы их… сделали!

– Угу, – сказал я.

На большее сил не было.

Режим замедленного времени, помноженный на борьбу с гигантским комаром в башке, на выходе дали ватные конечности и слегка расплывчатое восприятие мира. То есть воин из меня теперь был никакущий. На ногах стоял – и то подвиг. Стоял и смотрел, как из вечернего сумрака величаво так выплывает хозяин моего комара. Тот, кто смог одним мысленным щелчком сжечь извилины био и крысособаки, которые повстречались на моем пути, а также, думаю, испепелить мозги десятков, а может, сотен тварей, которые на захотели ему подчиниться.

Он был большим, этот шам. Раза в три больше своих низкорослых собратьев, метра два ростом, и в плечах – немногим меньше. На его лысой башке горели красным огнем пять глаз – два на обычном месте, в человеческих глазницах, два над бровями, и один – во лбу. Эдакая пирамида из глаз, похожих на раскаленные угли.

«Неплохо для хомо, – прошелестело у меня в голове. – Для хомо и недоделанного уродца, который называет себя шамом. Но игры закончились».

Красные глаза синхронно моргнули – и вдруг начали стремительно увеличиваться в размерах, заполняя огненными сполохами весь мир, всего меня, сжигая изнутри, словно весь я превратился в сосуд из плоти, заполненный горящим напалмом. Мои пальцы непроизвольно разжались, автомат с лязгом упал под ноги…

«Прощайте, жалкие уродцы», – раздался смешок в моей пылающей голове…

И, как ни странно, это издевательское хихиканье придало мне сил.

Нет, бороться с этой тварью я не мог – глупо пытаться заткнуть извергающийся вулкан, тем более когда твои руки и ноги едва шевелятся. Но спастись от него – это необходимость. Хотя бы для того, чтобы однажды вернуться…

Из последних сил я рванул из ножен «Бритву» и нанес ею длинный удар, словно вспарывал сверху донизу огромную картину, растянутую от свинцовых туч до растрескавшегося асфальта под ногами.

И картина поддалась.

Послышался треск, лазурные молнии побежали по разошедшимся в стороны краям разреза. Пространство, рассеченное «Бритвой», дрожало и грозило схлопнуться обратно. Но молнии, то и дело пробегающие по краям разреза, держали его, словно электрические пальцы.

У меня не было времени смотреть, что же находится там, за краем междумирья. У меня было одно, может, два мгновения для того, чтобы уйти от ментального удара ужасающей силы, после которого мой мозг будет напоминать черную головешку. Поэтому все, что я смог сделать, это схватить Фыфа за воротник его куртки, швырнуть безвольное тело вперед и шагнуть следом, всерьез опасаясь упасть, так как я уже не видел, куда шагаю, – весь окружающий мир поглотил огонь, и не было от него спасения… кроме одного шага навстречу этому огню…

Я шагнул – и все-таки упал на колено, не удержавшись на ногах. И непременно завалился бы на бок, если б не успел чисто на автомате перевернуть «Бритву» обратным хватом и вонзить ее в землю.

В землю…

Да, под моими ногами была земля. Толстый ее слой, а не асфальт, присыпанный почвой. А в моей голове еще билось эхо разочарованного вопля пятиглазого шама: «Очень неплохо, хомо! Ну и ладно. Проваливай туда, откуда пришел».

Туда, откуда я пришел? Что он имел в виду?

Я зажмурился изо всех сил, словно хотел раздавить веками сполохи пламени, все еще мечущиеся перед глазами… Эти отпечатавшиеся на сетчатке огненные тени смерти, которой мне чудом удалось избежать.

Стало немного легче. И проклятый комар в голове исчез. Теперь оставалось проверить, целы ли глаза. И сделать это можно было только одним способом.

Хотя, признаться, делать этого мне не хотелось.

Потому что мои ноздри щекотал очень знакомый запах запустения, какой бывает на старых пустырях и заброшенных свалках. Я уже догадывался, что сейчас увижу. Догадывался – и одновременно боялся того, что догадка станет реальностью, от которой потом будет уже никуда не деться. Я тянул эти мгновения темноты, как гурман, смакующий изысканное блюдо и знающий, что ему никогда больше не придется его отведать. Я знал: одно короткое движение век – и старый мир, знакомый и ненавистный, ворвется в мою жизнь, словно сезонный ураган, вновь и вновь сметающий на своем пути все живое. Старый, не нужный мне мир, из которого я много раз уходил навсегда для того, чтобы никогда больше сюда не возвращаться…

Но прятаться от реальности никогда не было в моих правилах. Поэтому я дал себе еще несколько секунд блаженной темноты – и с усилием разодрал веки.

Свет ударил в глаза. На самом деле он был тусклым и безжизненным, этот солнечный свет, с трудом пробивающийся из-за сплошной пелены свинцовых туч. Но для чувствительных глазных нервов, все еще до конца не восстановившихся после ментального удара, этого было вполне достаточно. Сразу захотелось вновь смежить веки, но я не дал себе этого сделать. Мгновения блаженного неведения миновали. Наступило время сурового настоящего.

Я медленно поднялся с сырой земли.

Внизу, под ногами росла серая, больная трава, чудом выжившая на зараженной земле, а прямо передо мной торчал большой плакат, на котором была начертана надпись, полуразмытая кислотными дождями:

«Grift! Заборонена зона!»

И знак рядом с надписью – треугольник с трехлопастным пропеллером и подписью мелким шрифтом под ним «Радиоактивность!».

– Твою мать, только не это… – прошептал я.

– Что «только не это»? – раздался голос слева от меня. – Где мы?

– Там, куда бы я меньше всего хотел попасть, – процедил я сквозь зубы. – В Зоне. Чернобыльской Зоне.

– Это где? – хрипло поинтересовался Фыф – и закашлялся.

– В Украине.

– Где?!

– Это другой мир, дружище, – проговорил я. – Вообще другой мир. Не Москва, не Россия. Тут на каждом шагу аномалии… Мутанты, похожие на людей. И люди – хуже мутантов.

– Так у нас то же самое, – отозвался шам. – Везде то же самое. Те же яйца, только в профиль.

– Те же – да не те, – проговорил я, осматриваясь. – Ты еще не знаешь, что такое местные группировки и армейские сталкеры.

– В смысле? Маркитанты, что ли?

– Хуже, – нахмурился я. – Группировки – это базирующиеся в Зоне подразделения хорошо подготовленных сталкеров, в основном бывших военных. А армейские сталкеры – те же самые персонажи, только работающие на правительство.

– То есть воюющие с группировками? – смекнул Фыф.

– С ними, – кивнул я. – И с нами, сталкерами-одиночками. Кстати, одиночек тут все отстреливают – и группировки, и военные, и бандиты.

– Почему?

– Все просто, – пожал я плечами. – Тот, кто смог выжить в Зоне один, – самый удачливый в плане хабара, таскающий наиболее ценные артефакты из-под носа группировок, правительства и охотников за удачей.

– Понятно.

Про артефакты и хабар Фыф был в курсе, я ему как-то рассказывал про Чернобыльскую Зону, откуда пришел в его мир. И сейчас, потерев лапками виски наверняка все еще гудящей головы, выдал:

– Короче, зашибись мы попали. Другой мир, другая Зона. Офигеть. А с девчонками нашими что будет? С нашими друзьями, что в Кремле остались? С самим Кремлем?

Я вздохнул. На эти вопросы у меня ответа не было.

– Не знаю, – ответил я честно. – Выбор, сам понимаешь, у нас имелся небольшой. Или сдохнуть, или отступить. В данном случае отступить получилось сюда, так как выбора у нас не было. Мы сделали все, что могли, – и проиграли. Теперь нужно выжить. Хотя бы для того, чтобы попытаться вернуться.

– Это да, – кивнул Фыф. – Выжить – это мы завсегда. Девчонок только жалко…

– Не ной, ладно? – отрезал я. – Самому тошно. Видишь – теперь это просто железка.

Я ткнул ему под нос «Бритву» – обычный нож без признаков какого-либо сияния.

– Зарядится – попробуем обратно пробиться.

– И как она заряжается? – встрепенулся Фыф.

– Хрен ее знает, – честно ответил я. – Вроде как от убийств, типа, души забирает. А может, от других источников энергии. От Полей Смерти заряжалась… Только тут их нет. Во всяком случае, раньше не было.

– Понятно, – приуныл шам. – В общем, мочим энное количество твоих армейских сталкеров и при этом надеемся, что твоя «Бритва» зарядится и приведет нас обратно в Москву.

– Может, и так, – пожал я плечами… и тут же присел за куст, схватив шама за рукав куртки и рванув следом за собой. – Только прежде надо, чтобы нас не замочили. Тут это запросто, как два пальца оплевать.

Портал, выбросивший нас в мир Зоны, открылся в самом уныло-типичном месте. Невдалеке черная стена леса, над головами – свинцово-серое небо, под ногами – жухлая, мертвая трава. Прямо перед нами – колючая проволока, на которой болтается запрещающий плакат, а за спинами – дорога. Грунтовка с глубоко продавленной колеей от колес с протектором, не оставляющим сомнений относительно того, кто тут катается с таким завидным упорством.

Это, без сомнения, был кордон. Не самый опасный его участок, но и далеко не маршрут для вечернего моциона. Хотя бы потому, что, судя по звуку двигателя, к нам приближался БТР – сюрприз для нас с Фыфом крайне неприятный. Хотя бы потому, что и мой «Вал», и «Кедр» шама остались в Москве – не было у нас лишних секунд, чтобы подобрать оружие. Да и не о том думалось, когда мозги готовы были вот-вот расплавиться.

Так что теперь в активе имелись у нас:

– мой пистолет Ярыгина – одна единица, плюс два полных магазина к нему,

– два моих боевых ножа – «Бритва» и «Сталкер»,

– рюкзак с запасом воды и провианта на три дня (на двоих – дели на два),

– около сотни крайне дефицитных патронов СП-6,

– и один крайне прожорливый мутант-алкоголик с грустной мордой – в качестве безоружного ноющего балласта, думаю, бесполезного в данной конкретной Зоне.

Кто-то скажет, мол, неплохо для старта. На что я ответил бы: хреновее только оказаться совершенно голым в районе Саркофага. Потому что в Чернобыльской Зоне, чтобы выжить хотя бы сутки, нужно иметь как минимум пару автоматов на двоих с достаточным количеством патронов к ним. Иначе ты просто пища для мутантов либо легкая добыча для охотников на сталкеров… Которые, кстати, сейчас к нам и приближались, судя по нарастающему гудению мотора. Ибо охранники Периметра – это всегда охотники за головами. Все знают, что за каждого отстреленного сталкера им нехилые премиальные выписывают. Причем за убитых дают больше, чем за живых, – с живыми мороки больше. Корми их, пои, суди справедливым судом, содержи в тюрьмах, трать на них государственные деньги. А тут – нажал на спуск, и всё. Был сталкер – была проблема. Нет сталкера – нет проблем.

У них-то, может, проблем и не было. А вот у нас была. И неслабая.

На том месте, где уже успел схлопнуться разрез между мирами, наблюдалось большое пятно выжженной земли – так всегда бывает после перехода. Приметное такое, слегка дымящееся, мимо которого никак не пройдет любой уважающий себя следопыт. Либо охранник Периметра, охотящийся за сталкерами. Если что-то непонятное возле колючки, остановятся непременно, все обнюхают и обязательно найдут нас, прячущихся за кустами…

– Ну вот, похоже, попали мы нехило, – тихо сказал я, доставая из кобуры «ярыгина». – Живыми им сдаваться не рекомендуется. Забьют до смерти ради развлечения, а это долго и неприятно.

– Блин, у меня и оружия-то нет, – прошептал Фыф.

Вместо ответа я достал из-за голенища берца боевой нож «Сталкер» и протянул его Фыфу рукоятью вперед. Хоть и не дело это, с ножом против бронетранспортера, но совсем без оружия мужик быть не должен. Особенно – в Зоне.

Наконец, в просвет между веток я увидел, как по дороге медленно ползет БТР-80. Башня повернута в сторону Зоны, то есть пулеметы смотрят прямо на нас. Малейшее что-то покажется наводчику подозрительным, и через пару секунд ошметки наших тел, разорванных горячим свинцом, повиснут на колючей проволоке в назидание тем, кто ошивается возле запретной зоны.

На броне сидели двое бойцов, упакованных в «флору». Их автоматы лежали на коленях, но так, чтобы в любой момент можно было от бедра полоснуть очередью по любому подозрительному кусту.

– Может, пронесет? – прошептал Фыф.

– Может, и пронесет, – отозвался я. – Особенно хорошо бы, чтоб как следует пронесло вон того мордатого, что глаза в нашу сторону щурит. Глядишь, отвлечется и пятно не заметит.

Но у мордатого с пищеварением было все замечательно. Не настигла его кишечная кара, а вот пятно он заметил, после чего немедленно постучал прикладом по броне. Сволочь…

Механик-водитель немедленно тормознул, а башня принялась неторопливо рыскать пулеметными носами, словно башка фантастического стального хищника, принюхивающегося к следу добычи.

И тут меня осенило.

– Фыф, – прошептал я. – По мозгам им дать можешь? Или хотя бы туман поставить?

– Нет, – с сожалением в голосе отозвался шам. – Сил нету. Все на пятиглазого ушли.

– Твою тёщу… – ругнулся я, неторопливо пристраивая ствол «ярыгина» меж веток. – Ну, значит, готовимся помереть героями…

Между тем мордатый с напарником соскочили с брони, осторожно подошли к пятну, бегло осмотрели его, а потом мордатый шагнул в центр выжженного участка, пошарил взглядом по траве – и увидел наши следы. Это было несложно даже для начинающего охотника за головами. Уходили мы из Москвы с ее раскрошенным асфальтом, и сейчас на выцветших травинках хорошо была заметна темно-серая пыль другого мира.

Вместе со взглядом мордатого поднимался его автомат. Еще мгновение – и линия выстрела воткнется точно мне в грудь. А потом военный увидит меж ветвей мои глаза и ствол пистолета, направленный на него… Дальше ясно. Я выстрелю, он, может, и не успеет. Но следом ударят пулеметы БТР. Однако как бы там ни было, но я все равно не уйду один в Край Вечной войны и хоть одного врага заберу с собой.

Я медленно потянул за спусковой крючок, выбирая слабину. Даже точку наметил на щекастой ряхе, между лохматых бровей. Как только его взгляд перехвачу, так и поставлю эту точку. Последнюю и в его жизни, и в моей.

Но тут позади меня раздалось шипение, и я на долю секунды отвлекся. Мой палец замер на спуске… и вдруг я увидел, как глаза мордатого лопнули, будто простреленные перепелиные яйца. На круглые щеки военного плеснуло их содержимое, потекло вниз…

Мордатый выронил автомат и схватился за лицо. По волосатым пальцам потекла белесая жидкость.

– Ааааа! Аааааа!!!

Крик ослепленного был страшен. Его напарник прямо с места отпрыгнул на метр, словно испуганный кот.

– Аномалия! – заорал он. – Сука! Монстр в аномалию вляпался!

Щекастый с позывным «Монстр», держась за лицо, валялся посреди дымящегося пятна, выл и сучил ногами. Люк БТР открылся, из него показалась голова в черном шлеме.

– Трындец Монстру, – сказала голова. – Расходуй его, и погнали. Надо доложить на Ольховую, что аномалия вылезла за Периметр.

– А автомат? – поинтересовался напарник, нервно щелкнув предохранителем своего АК.

– Тебе надо – ты и доставай, – сказала голова. – Я в аномалию не полезу, тем более – в неизвестную.

И скрылась в недрах БТР.

– Ну, звиняй, Монстр, – сказал автоматчик, поднимая свое оружие. – Сам виноват. Не лез бы куда не просят, был бы с глазами. Следопыт, мля…

И дал короткую очередь.

Голова щекастого лопнула, словно перезрелый арбуз, на черное пятно полетели красно-белые ошметки. Неаппетитное зрелище. Поначалу некоторых новобранцев, увидевших такое, выворачивает как после литра рвотного, принятого вовнутрь. Потом ничего, привыкают. Человек – он как таракан. Ко всему адаптироваться может, кроме тапка и автоматной очереди.

Видимо, не особо любили Монстра в коллективе. Отстрелявшись, напарник следопыта закинул свой автомат за спину, плюнул себе под ноги и полез на броню. БТР рявкнул двигателем, развернулся и быстро покатил обратно, словно экипаж боевой машины спешил поскорее убраться подальше от неизвестной аномалии.

– Вот она, жизнь-жестянка, – задумчиво протянул я, пряча пистолет в кобуру. – От слова «жесть».

И обернулся.

Фыф сидел на земле и продолжал шипеть. От боли. Понятное дело, больно это, если вогнать себе в руку клинок боевого ножа на пару сантиметров, а потом еще и повернуть. Из раны на землю часто-часто капала темная кровь.

– И на фига? – осведомился я, при этом чисто механически, на рефлексах уже доставая аптечку и жгут из кармана разгрузки.

– Сил не было, – признался шам. – Пришлось стимульнуть нервную систему.

– Ну, куснул бы себя за палец, что ли, – пожал я плечами. – Зачем так радикально-то?

– Палец я ж на нервах и откусить могу. Жалко палец, – поморщился Фыф. – Ты нож из меня достанешь или трепаться будешь?

– А сам никак?

– Боюсь, – признался шам, опуская взгляд единственного глаза. – Больно же.

– Понятно, – кивнул я. Знакомый синдром. Скажем, в запале мочит новобранец вражью силу чем ни попади – ножом, саперной лопаткой, зубами рвет. А потом, после боя, надрывно, с душой блюет в сторонке. Это боевой запал, генетическое наследие предков наших, прошел, и накатило цивилизованное воспитание, от которого на войне ничего, кроме тошниловки, не бывает.

В общем, выдернул я «Сталкер» из лапки шама, поморщился от его шипения прямо в ухо, захлестнул жгут выше локтя, наскоро перевязал рану, открыл аптечку – и присвистнул.

Барма не поскупился. В аптечке лежал шприц-тюбик, снаряженный не промедолом, и даже не морфином, а самым натуральным буторфанолом. Короче, повезло одноглазому.

Ввел я ему анальгетик в вену, и пока шама не накрыло, отправился в «аномалию», посмотреть, что у нас там с трофеями.

Результатом тщательного осмотра мертвого врага явился:

– автомат АК74 средней степени убитости,

– поясная сумка с четырьмя магазинами, масленкой и принадлежностями к автомату,

– две гранаты, Ф-1 и РГД-5,

– три бутерброда с салом, завернутые в промасленную бумагу,

– фляжка с водой и еще одна, плоская, судя по запаху – со спиртом,

– карта местности, заюзанная изрядно, но вполне еще годная,

– и еще один отличный трофей, штатовский мультитул, изначально названный его изобретателем «карманным инструментом для выживания».

Собрав трофеи и оттащив подальше в кусты труп застреленного, чтоб с дороги его не видно было, я вернулся обратно в укрытие.

Фыфа уже накрыло. Глаз блаженно закатился, тонкогубый рот расплылся в блаженной улыбке. Тащится шам. Ну и хорошо.

Понятно, что чинить его прямо тут, в кустах, ни фига не тема. Приедут дружки покойного Монстра, начнут прочесывать округу – и накроемся мы медным котелком. Поэтому оставалось только одно – уйти туда, куда ни один вояка не сунется без острой необходимости.

В Зону.

С мультитулом это оказалось гораздо проще, чем без него. Закаленная сталь плоскогубцев перекусывала колючую проволоку, как Бобик сосиску. Через пять минут в ограждении уже была проделана дыра, вполне достаточная для проникновения на запретную территорию.

Ну, мы и проникли. Вернее, я проник, волоча за собой шама, которого с буторфанола торкнуло конкретно, после чего я получил в довесок к трофеям сонного мутанта с резиново-довольной улыбкой дебила, ни в какую не желающего передвигаться самостоятельно. Как говорится, хотел как лучше, а получилось как всегда. Ладно. Фыф нас обоих от смерти спас, взорвав глаза Монстра ментальным ударом, так что пусть тащится. Заслужил.

За время моего отсутствия Зона ничуть не изменилась. Та же серая трава. Те же деревья с листвою, рыжеватой не столько от осени, сколько от радиации. То же низкое небо, похожее на надгробие, которое вот-вот рухнет тебе на голову. И тот же сырой запах смерти и запустения, который хрен когда забудешь. Куда бы ни занесла тебя судьба, этот запах всегда с тобой, ты пропитан им насквозь, и никогда ему уже не выветриться из твоей дубленой, простреленной, покоцанной ножами шкуры…

Все эти невеселые мысли я гонял в каком-то овраге, штопая лапку Фыфа, так и продолжающего лыбиться в небо. Надо же, как наши армейские анальгетики действуют на шамов. Людей-то послабее забирает. Хотя – ладно. Рана глубокая, и при более слабой анастезии Фыф шипел бы не переставая, а шип у него, кстати, весьма омерзительный. Так что нет худа без добра.

В аптечке нашлось все необходимое, включая шелк и набор изогнутых хирургических игл. А шить раны при помощи мультитуловских плоскогубцев – милое дело. В общем, мне хватило двадцати минут, чтобы закончить обработку и ушивание раны, а также обдумать наше положение.

Военный упомянул Ольховую, село возле блокпоста «Вильча», в котором, как я помнил, базировалась одна из рот охраны западной части Периметра. Стало быть, нас выбросило неподалеку от границы Украины с Беларусью, в самой глухой части Зоны. Даже бывалые сталкеры не знали, что здесь творится. Густой лес, непроходимый кустарник, а также обилие огромных змей и злобных мутантов надежно охраняли этот участок зараженной территории от непрошеных гостей.

Тем не менее обратно нам хода не было. В мире по ту сторону колючей проволоки моя физиономия имеется в каждом компьютере любой из силовых структур в разделе «Особо опасен». А Фыфу вообще крупно повезло, что он попал сюда, а не в любую другую точку этого мира, так как единственное место на планете, где существа с его физиономией могли жить, это Зоны. На Большой земле мутанты либо оперативно захватывались и по-тихому уничтожались, либо отправлялись в лаборатории для изуверских исследований.

В общем, закончил я штопку, снова перевязал лапку мутанта, использовав второй, крайне дефицитный перевязочный пакет. После чего достал трофейную карту и принялся прикидывать, как нам лучше добраться до знакомых мест, где такие, как я и Фыф, имеют больше шансов на выживание.

Получалось, оптимально – это двигать по прямой вдоль хорошо знакомых мне старых железнодорожных путей, некогда соединявших станции Вильча, Толстый Лес и Янов, от которой до печально известной Чернобыльской АЭС рукой подать. Нет, обратно к атомной станции я не стремился, ну ее к лешему. Меня больше интересовали многочисленные сталкерские поселки в тех краях, где можно было раздобыть еду и снаряжение. Обменный фонд у нас, конечно, был невелик, но, может, удастся какую-нибудь работенку найти – местные торговцы всегда рады подкинуть опытному сталкеру какое-нибудь задание, с которым не справились новички…

Короче, послушал я тишину, убедился, что никто за нами в погоню не бросился (вояки не психи, им жизнь дороже награды за убитого сталкера), вылез из оврага и уселся на поваленном дереве с намерением отдохнуть от трудов, и заодно обдумать детали плана нашего с Фыфом выживания в Зоне.

Но отдохнуть не получилось.

Внезапно слева от меня раздался треск ветвей, и из кустов вывалился какой-то черноволосый парень в драном армейском комбинезоне, зажимая правой ладонью живот. В левой незнакомец держал большой нож, напоминающий формой мачете – видимо, при помощи него он и продрался сквозь заросли.

Увидев меня, парень остановился, глянул на мой автомат, направленный ему в грудь, и застонал сквозь зубы. Потом вызверился и рявкнул:

– Выследил меня, да? Ну, стреляй, сука, чего ждешь?!

– Ты со словами-то полегче, – сказал я. – Поскольку думаю, что ты обознался, в рыло тебе прикладом бить не буду. Хотя если продолжишь, буду вынужден. И не посмотрю на то, что у тебя дыра в брюхе.

По комбинезону от ладони парня во все стороны расплывалось бурое пятно, и не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что это значит.

– Так ты не из «боргов»? – проговорил раненый, окинув меня мутным взглядом. – Точно, не из них. Одиночка?

– Типа того.

– Автомат держишь правильно, значит, не лох-отмычка, – сделал вывод парень, медленно опускаясь на траву. Видимо, через заросли ломился на драйве, а тут понял, что я не враг, – и отпустило его. По бледному липу немедленно заструились капли пота, размывая грязь, засохшую на щеках.

– Надеюсь, что так, – сказал я, опуская оружие, но не приближаясь. – А что не из «бортов» – это точно. Даже не знаю, что это за типы.

– Странно, что не знаешь, – произнес раненый, отнимая ладонь от живота. Немедленно из-под ладони плеснуло наружу темной жидкостью, и парень рефлекторно снова зажал рану.

Я смотрел на его белое лицо, на зрачки, расширенные действием какого-то опиата, применяемого для обезболивания, на густую красно-желтую жижу, стекающую из-под слабеющей ладони. Смотрел и понимал даже без осмотра – жить ему осталось считаные минуты. Судя по цвету крови, пуля или нож пробили печень, одновременно разорвав и желчный пузырь. А лицо белее мела свидетельствовало о том, что ранение произошло достаточно давно и из парня вытекло слишком много крови для того, чтобы у него был хоть один шанс остаться в живых.

– В Зоне война, – сказал раненый, едва двигая немеющими губами. – И группировки поменяли названия, чтоб их вояки не вычислили по радиопереговорам. Красные нынче на украинский манер называют свою шоблу «Борг». Совсем офонарели, сволочи. Недавно решили, что другие сталкеры – это порождения Зоны, и теперь отстреливают их наравне с мутантами… Зеленые теперь «Воля». Продажные шкуры со Стечанки и Корогода… наймитами себя кличут… Короче, ну их всех в Саркофаг… А я вот, похоже, отбегался. У тебя выпить ничего нет… напоследок?

Человеку, стоящему на пороге смерти, нельзя отказывать. Я вытащил их кармана плоскую флягу с бесценным спиртом, отвинтил крышечку, и, присев возле раненого, приложил горлышко к растрескавшимся губам.

Он приложился, глотнул через силу и, откинувшись на ствол дерева, слабо улыбнулся.

– Ну вот, теперь и помирать можно, – выдохнул он. – Спасибо. Как сдохну, все, что мое, – твоё. Тут на поясе у меня арт редкий… из-за него меня «борги» по всему Толстому лесу гоняли… Ты его лучше продай от греха, с собой не таскай… Убьют за него… как меня…

– А что за арт? – поинтересовался я. – В чем его сила?

Но парень, похоже, меня уже не слышал. Он просто говорил, боясь, что не успеет сказать все, что было так важно для него.

– Меня Михаилом звать… Миха Титков я, позывной «Черный»… Как помру, сделай так, чтоб меня запомнили… Слышишь? Сделаешь?

– Сделаю, – кивнул я. – Тебя запомнят. А кому весточку-то передать, если что? Мать, отец, жена есть?

Парень молчал, уставившись в одну точку, словно задумался над ответом. Только не ответит он больше. Ни на чужие вопросы, ни за свои грехи. На всё и за всё ответил сегодня сталкер, упокой его Зона.

Я положил ладонь на его холодные веки и подождал, пока они нагреются и опустятся вниз – теперь уже навсегда. Надо было, наверно, сказать что-то, но слов не было. Да и зачем говорить? Кому? Все равно никто не услышит, кроме Зоны, а ей – все равно. Сколько их уже легло в нее, сталкеров, сколько еще ляжет. Плевать ей на нас…

Ладно, решил я. Хватит мысли гонять, как тараканов веником, надо бы парня похоронить. Был бы незнакомцем, так оставил. Его смерть – его дело. Но он мне все свое имущество по закону Зоны завещал, формулу произнес «все, что моё, – твоё», а это уже обязывает. Такое только закадычному другу говорят – или случайному знакомому, который не отказал в последней просьбе. Понятное дело, что в Зоне, как и на войне, с трупов и так берут все, что надо, без всяких формул. Но то, что правильно завещано, обычно удачу приносит, это все знают. Поэтому надо парня уважить. Но перед этим – разобраться с наследством, из-под земли-то завещанное не достанешь.

Рюкзака у умершего не было, только противогазная сумка на боку, в карманы же я не полез – все, что можно в них найти, у меня и так было. А вот висящий на поясе мертвеца контейнер для артефактов меня заинтересовал. По форме-то он вроде как обычный был. Стандартный, освинцованный, такие все сталкеры в Зоне таскают. Только цвет у него какой-то странный. Желтый, будто из меди или из латуни его отлили и начистили до блеска. И на фига, спрашивается, мастерить тару для артов из цветного металла? Чисто для понта, что ли? Только понт какой-то странный, необъяснимый.

Я вытащил «Сталкер» из ножен, засунутых за голенище, и, разрезав поясной ремень сталкера, снял с него странный контейнер.

И удивился вторично. Даже для освинцованного хранилища артов он был слишком тяжел. Интересно, что же у него внутри?

Отвинтив крышку, я глянул внутрь – и недоуменно хмыкнул.

Внутри контейнера лежала какая-то невзрачная чешуйка, смахивающая на ноготь большого пальца и никоим образом не похожая на артефакт, ради которого целый отряд крупной группировки будет гоняться по лесу за сталкером-одиночкой. Арты обычно загадочно-красивые или, наоборот, уродливые, но никак не похожие на предмет, который я сейчас внимательно изучал. Изучал, но пока не трогал. Хватать неизвестный и непонятный артефакт руками есть занятие крайне опасное, многократно увеличивающее шансы остаться в Зоне навсегда.

Я б, может, еще посидел так на корточках, задумчиво потрясывая контейнер, от веса которого у меня уже слегка ныли плечи. Но тут со стороны оврага раздался недовольный голос.

– Ну и какого хрена ты там присел над трупом? Другого места не нашел?

Понятно. Фыф очнулся, с отходняка злой и непочтительный. Иному хаму я б с ходу объяснил, что он неправ, но шам был раненый, хоть и заштопанный. К тому же мы с ним не один пуд соли вместе съели, а это тоже обязывает. И не только в Зоне. Поэтому я обернулся и ответил вполне мирно:

– Парень только что умер. Похоронить надо.

– А он тебе что, родной, что ли? – поморщился Фыф, вылезая из оврага. – Наследство оставил?

– Типа того, – сказал я, показывая контейнер. – Там внутри какая-то хрень лежит. Глянь, может, ты знаешь, что это?

– Хрень можно выбросить, – сказал Фыф, мгновенно став серьезным и сосредоточенным. – А за золотой контейнер весом в пару-тройку кило я его сам похороню. С царскими почестями.

– Золотой?

Признаться, в драгоценных металлах я небольшой спец – не часто держать в руках доводилось. Но и я понимал, что три килограмма золота – это очень неплохой приз, ради которого весь «Борг» легко снимется с лагеря и устроит облаву кому угодно, хоть самому господу богу, если у того на поясе болтается эдакое сокровище.

– Угу, – энергично кивнул Фыф, так, что даже глазные щупальца по щекам хлопнули. – Он самый. А что за хрень в нем?

– Непонятная, – сказал я, подходя к мутанту и протягивая ему конейнер. – Во всяком случае, для меня. Никогда подобного арта не видел. Да и артефакт ли это?

Шам аккуратно принял у меня контейнер, заглянул внутрь, смотрел секунд двадцать, потом отвернулся и зажмурил единственный глаз.

– Ух, силен арт, – сказал он. – Как я понимаю, это что-то типа мощнейшего ускорителя частиц, настроенного на превращение металлов в золото.

– Да ладно, – не поверил я. – Что-то типа философского камня?

– Ага, – просто ответил Фыф. И, состроив умную физиономию, насколько позволяла анатомия его лица, выдал: – Короче, если разогнать электроны до чудовищных энергий и начать ими бомбить свинец, тот превратится в золото. Свинец ближе всех находится к золоту по таблице Менделеева, и у него совсем небольшой избыток электронов, чтобы быть золотом. И если лишние электроны у свинца выбить с помощью бомбардировки высокоэнергичными электронами, то свинец превратится в золото.

– А с другими металлами как? – поинтересовался я.

– С другими металлами все сложнее, – кивнул Фыф. – Если бомбардировать, скажем, железо теми же самыми электронами, то железо должно, наоборот, захватывать недостающие электроны, последовательно превращаясь в кобальт, никель, медь, цинк, платиноиды и, наконец, в золото…

И, спохватившись, добавил:

– А это ничего, что мы тут сидим, треплемся неподалеку от трупа? Те, кто этого парня убили, небось, вовсю ищут вот этот арт, который мы тут увлеченно рассматриваем.

– Ищут, – кивнул я. – Но парень неслучайно вышел сюда, почти к кордону. Тут, как я понимаю, совсем рядом КПП «Вильча» с вышками, пулеметами и бронетранспортерами на случай экстренного выезда в Зону. Так что пока мы тут сидим, это для нас самое безопасное место. Военные опасаются соваться в Зону, а борги не хотят лишний раз маячить рядом с КПП. Так что мы тут с тобой в относительной безопасности. Пока кто-то из них наверняка не разузнает, в чьих руках теперь этот артефакт.

– Так, может, выбросить его нахрен? – поинтересовался Фыф. – Жизнь дороже. Или закопать, а потом вернуться и забрать?

– Что с артом, что без, мы с тобой теперь меченые, – усмехнулся я. – Местные слишком хорошие следопыты, чтобы не понять, что тут произошло. Будут искать нас по всей Зоне, дабы узнать, куда мы артефакт спрятали. Так что лучше мы с тобой попробуем его использовать в своих целях.

– Это как?

– Это просто, – сказал я, пристегивая контейнер к своему поясу. – Знаю я одного местного врача, который живет на южных болотах. Он много чего повидал и в курсе, как перейти обратно в наш… хм-м-м… в тот мир, из которого нам пришлось уйти.

– Ясно, – кивнул Фыф. – А если врач ничем не поможет?

– Тогда к Кузнецу пойдем, – вздохнул я. – Правда, я не уверен, что он жив, что знает, как заряжать «Бритву», и – главное – что не пошлет нас куда подальше. Он такой, с него станется. Поэтому на доктора у меня больше надежды.

– Ладно, – отозвался Фыф. – В этом мире ты, как я понимаю, уже бывал, так что давай похороним парня – и веди.

Хорошо было сказать «веди». Еще б узнать, куда вести. Но у меня было время подумать, пока мы ножами копали могилу. Признаться, в Зоне это занятие бесперспективное – все равно ночью мутанты тело выкопают и сожрут. Или же само тело оживет, выкопается из зараженной земли и пойдет шататься по лесу в поисках свежей крови и не особо протухших мозгов. Но раз обещано – надо делать. Это и Фыф-беспредельщик понимал, поэтому даже не особо ворчал насчет того, что некоторые дают обещания, а другим приходится отдуваться.

Земля была рыхлой, работалось легко. Поэтому через полчаса на месте нашей стоянки появился свежий холмик с кривым крестом, связанным из толстых веток, на который я одел старый противогаз мертвеца, найденный в сумке. Странно – зачем эти тертые Зоной люди почти поголовно носят с собой противогазы, которые весят немало, а понадобятся ли в рейде – большой вопрос? У меня есть такое подозрение, что затем и носят, чтоб в случае чего друзья-товарищи могли соблюсти традицию.

После чего на поперечной ветке я старательно вырезал ножом: «Сталкер Михаил Титков, позывной «Черный». Извини, парень, но я реально больше ничего не могу сделать для того, чтобы о тебе помнили другие люди.

* * *

– Ну что, пойдем, что ли, – сказал я, закончив кропотливую работу.

– Пойдем, – вздохнул Фыф. – Только плохое у меня предчувствие. С таким артефактом на поясе далеко ли мы уйдем? Да и куда ж я в Зоне и без автомата?

– Не ной, – сказал я, досылая патрон в патронник. – Для тебя АК больно здоров будет, поэтому на тебе моего «ярыгина». Машинка неплохая, на первое время сойдет.

– Ну, вот так всегда, – проворчал шам больше для вида, забирая пистолет. – Как кому по мозгам дать или глаза выдавить, так Фыф иди сюда. А как трофеи делить, так Фыф извини-подвинься.

– Ладно тебе, – хмыкнул я. – Хватит и на твою долю трофеев. Если нижней челюстью не щелкать и под пули не подставляться, то и с пистолетом можно хабар добыть.

…Найти ржавые железнодорожные пути с картой особого труда не составило – они метрах в двухстах от нас находились, заросшие кустами и высокой травой. По моим расчетам выходило, что нужно пройти вдоль них километров десять до пересечения с шоссе, и, не доходя до памятной мне Красницы, свернуть направо. А там уже проще. Места пойдут опасные, но знакомые – огромная территория заброшенного военного НИИ, потом пройти немного левее свалки военной техники, что возле Рассохи, – и вот они, болота. Если повезет, за сутки можно дойти. Хотя, конечно, в Зоне лучше не загадывать даже мысленно – тем, кто на везение сильно надеется, здесь обычно не везет.

Я у мертвого сталкера помимо контейнера только его мачете взял – кусты да ветки рубить. Можно было и «Бритвой», но хоть она и неубиваемая, я все равно предпочитаю черновую работу боевым ножом не делать. Не для того он. А то однажды можно сильно удивиться, что твое оружие последнего шанса подведет тебя в самый неподходящий момент.

Я прорубал дорогу, Фыф шел следом с пистолетом наготове. В свое время я успел убедиться в том, что мой одноглазый кореш умеет стрелять весьма неплохо, так что пусть лучше ковыляет сзади, спину прикрывает. И заодно слушает, что вокруг делается – слух у шамов как у летучих мышей, человек в этом отношении с ними рядом не стоял.

И он услышал, несмотря на треск, который я производил, прорубаясь сквозь заросли.

– Стой, Снайпер, – негромко произнес он. – Впереди засада. Человек двенадцать, а может, и больше.

Признаться, я ожидал чего-то подобного. Пройти по Зоне как по бульвару еще ни у кого не получалось. Но дюжина стрелков – это многовато. Как бы ни везло тебе, но если начнут поливать очередями, шанс поймать тушкой свинцовый гостинец весьма велик. Особенно – на открытой местности. А судя по просвету между деревьями, впереди была именно она. Поляна или прогалина, будь она неладна. Самое лучшее место для засады. Схоронился за деревьями на той стороне, и ждешь, когда появится бестолковый противник, которого расстрелять, словно в тире, – плевое дело.

– И чего делать будем? – осведомился шам.

– Для начала будем посмотреть, кто это там нас ожидает, – ответил я. – Ползать по-тихому умеешь?

– А то! – оскорбился Фыф. И тут же поинтересовался: – А по-тихому – это как?

– Понятно. Короче, делай как я. Авось прокатит, – сказал я.

Понятное дело, с кавалерийской рубкой кустарника покончено. Я сунул мачете в ножны, передвинул золотой контейнер на спину, опустился на старые шпалы и медленно пополз, раздвигая кусты перед собой. Где не получалось раздвинуть переплетения зарослей, смахивающих на клубки колючей проволоки, аккуратно резал их «Бритвой» и полз дальше. Занятие нудное, но необходимое, если хочешь незаметно подкрасться к противнику. Фыф полз следом, копируя мои движения, и, в общем, для новичка в подобных упражнениях получалось у него неплохо.

Таким макаром через двадцать минут мы были на краю поляны и сквозь заросли кустарника обозревали, что творится на той стороне прогалины.

Довольно быстро я вычислил сборный отряд фанатиков Монумента и бойцов «Борга», которые особо и не прятались. Не привыкли, видимо. Им, охотникам на сталкеров, это вроде как «впадлу». Может, потому и броню свою красили в черно-красные цвета – мол, нам маскировка по барабану, мы в Зоне хозяева.

В принципе, не поспоришь. «Борги» группировка сильная, особенно если они реально с фанатиками объединились, которые считают себя хранителями местного Зеркала Миров, называя гигантский кристалл Монументом. По ходу, красно-черных кто-то с Большой земли конкретно спонсирует. Броня и оружие у бойцов качественные, штурмовые бронежилеты шестого класса защиты, шлемы «Рысь-Т», автоматы АК сотой серии со сбалансированной автоматикой…

В общем, по сравнению с тем, что было в мои прошлые посещения Зоны, экипировались красно-черные знатно. Обычно они «четверками» по Зоне шатаются – командир группы, снайпер, пулеметчик и гранатометчик. Сейчас же на краю поляны аж три «четверки» рассредоточились, причем пулеметчики были упакованы в тяжелые, старые, но надежные экзоскелеты «WEAR 2Z», делающие их владельцев похожими на живые танки. Понятно. Эти, которые в «экзо», – точно фанатики. Я их еще по бою возле Красницы помню, это их фирменная броня.

При этом, похоже, бойцам уже порядком надоело ждать у моря погоды. Поэтому один из командиров с вышитыми звездами на погонах достал мегафон и проорал в него:

– Слышь, сталкер! Хорош по кустам шкериться! Мы тебя подстрелили – мы тебя и уделаем вглухую, если сам не сдашься и «Ноготь Мидаса» по хорошему не вернешь. Вояки на Периметре тебя не спасут, не надейся. У них приказ стрелять на поражение по любому, кто выйдет из Зоны. А за такой арт они тебя тем более тупо закопают, и все. Я же тебе жизнь гарантирую – если сдашься, конечно.

«Красиво поет, – коснулась моего мозга осторожная мысль. – Это он потому поет, что боится стрелять, артефакт повредить. Нас уже вычислили тепловизором, и пятеро в обход пошли кустами, нас в кольцо брать».

– Фыф, я, кажется, просил тебя не лазить мне в мозги, – прошептал я, поморщившись. – Не люблю.

– Так я ж для маскировки, – в ответ шепнул Фыф, похоже, немного смущенный.

– Какого хрена маскироваться, если нас уже вычислили? – поморщился я, ругая себя мысленно. Шатаясь по постапокалиптическим мирам, как-то отвык я от спецов военного дела, оснащенных современными средствами обнаружения противника. Вон он сидит, на поваленном дереве, пялится в прибор, не особо и скрываясь за высохшими ветвями. Уверен, что раненый сталкер для них не опасен. Пошарится возле Периметра да придет сдаваться. Не знают, что тот сталкер уже никогда никому не сдастся…

– Слышь, Фыф, – прошептал я. – Тот дятел нас сейчас как одно целое пятно видит, потому, что мы рядом лежим. Но если, не дай Зона, присмотрится, они прям с ходу на штурм пойдут, поймут, что мы – совсем не тот, кого они ждали. Поэтому слушай. Трава от росы влажная, земля тоже. Можешь поднять туман?

– Да как? – зашипел шам. – Я вообще пустой, как барабан. Все, что оставалось, на глаза того мордатого ушло.

– На, – сунул я ему в лапы флягу, на две трети заполненную спиртом. – Только быстро. Я помню, ты можешь.

– Блин, я Насте обещал завязать, – попытался отбрехаться Фыф.

– И сразу после этого снова нажрался. Короче, если ты туман не поднимешь, нас самих завяжут. Прямо сейчас. Мертвым узлом. Навечно.

– Твою мать, – тихонько скульнул шам, принимая флягу. – Прости, подруга.

Сбоку булькнуло. Раз, второй, третий…

– Хорошо пошла, зараза, – яростно прошептал Фыф. – Ух, хорошо!

Об рельсу негромко звякнула пустая фляга. Нехороший, конечно, фактор. Демаскирующий. Но сейчас это было уже неважно. Потому что от серой травы вверх поднималась стена тумана. Плотная, словно завеса от пары десятков дымовых гранат, сработавших одновременно.

И когда эта завеса скрыла кусты напротив, я начал стрелять. Одиночными. По памяти. Очень и очень быстро, потому что люди, заслышав выстрелы, имеют свойство прятаться. И, судя по тому, какие звуки раздавались на той стороне поляны, первые три пули точно нашли свою цель. И первой этой целью был, разумеется, корректировщик с тепловизором – я прям увидел, как пуля пробила прибор насквозь и вонзилась в глаз наблюдателя. Такое вот у меня богатое воображение, которое имеет свойство очень редко ошибаться, когда дело касается стрельбы.

Дальше я уже стрелял на крики, так как в нереально плотном тумане не видел даже мушки своего автомата. И, судя по тому, как те крики обрывались, стрелял не безрезультатно…

До тех пор, пока с той стороны мне не ответил пулемет.

Пришлось временно отставить пальбу, резко, перекатом сменить местоположение и дернуть за собой уже никакущего Фыфа.

Шам был пьяным в стельку и уставшим, как загнанная лошадь. За последний час от его ментальной силы не осталось ничего, и Фыф банально вырубился, израсходовав все ресурсы нервной системы. Поэтому мне пришлось слегка напрячься, в положении лежа перекидывая его нелегкую тушку за ствол ближайшего дерева. Семейная жизнь на шаме сказалась – потяжелел он изрядно. Это когда девчонка набирает лишний вес, люди говорят, мол, «потолстела». А когда с женатым мужиком происходит то же самое, это называется «откормила». Так вот, Фыфа Настя откормила изрядно, из чего я сделал вывод, что шаму в семейной жизни повезло больше, чем мне, – хреновых мужиков девчонки вкусняшками не балуют, даже если те девчонки – киборги. От хреновых к другим уходят. М-да…

Такие вот философские мысли одолевали меня, когда над моей головой свистели пули, срезая с окружающих деревьев ветки и жухлую осеннюю листву. Мне за шиворот сыпалась труха и всякая другая древесная дрянь, а я лежал, вжимаясь в землю, и философствовал. А хрен ли еще делать, когда противник не дает даже голову поднять? Правильно, лежать и думать о вечном.

Наконец, у пулеметчика кончилась лента, и время размышлений прошло. Настала пора действовать. На звук, так как даже вспышек от выстрелов не было видно в той мутной, сырой взвеси, которую породил повелитель туманов, валяющийся пьяным в стельку возле корней столетнего дуба. Но звук в густом тумане передавался замечательно. Особенно хорошо был слышен глухой мат из-под защитного шлема стрелка, перезаряжающего свой пулемет…

С воображением у меня все в порядке, не зря ж романы о своих приключениях пишу на досуге. Со слухом – в общем, тоже. На стыке этих двух своих несомненных достоинств я вскинул автомат и выстрелил, метя сантиметров на десять выше рта, бубнящего в кромешном тумане.

Хлопок выстрела потонул в сырой взвеси, зато я отчетливо услышал, как натужно лопнуло бронестекло шлема, не выдержавшее прямого попадания автоматной пули со стальным сердечником.

А потом меня опять прижали к земле плотным огнем. Причем с трех сторон. Это те, что в обход пошли, решили больше не скрываться. Поняли, что я залег, и принялись чесать по земле без риска попасть в своих. И это, похоже, финиш. Искусственный туман, созданный Фыфом, явление недолговечное, причем уже начавшее заметно редеть. Еще немного – и «борги» с фанатиками, увидев цель, примутся палить адресно. И вспышки их выстрелов будет последним, что увижу я…

– Ну, уж хрен вам по всему портрету, – рыкнул я, вытаскивая из подсумков трофейные гранаты с заранее разогнутыми усиками. – Ловите гостинцы!

Эргэдэшка полетела налево – оттуда пулемет не работал, только автоматная трескотня слышалась. Эфка, соответственно, отправилась вправо, откуда занудно и беспрерывно долбил то ли ПК, то ли «Печенег», снаряженный лентой на двести патронов.

Хлопнуло почти одновременно.

Признаться, не особо я надеялся на поражающий эффект от взрывов. Ходячие танки, запакованные в экзоскелеты, подбить противопехотной гранатой реально лишь при очень большом везении – если осколок пробьет шлем второго класса защиты, воткнувшись в него под прямым углом.

Сейчас я выигрывал секунды на то, чтобы подняться и ринуться туда, откуда выстрелы слышались ближе всего. То есть направо, к группе, которая подобралась ко мне ближе остальных.

Патроны в моем магазине закончились, и не было у меня лишней секунды, чтобы перезарядить оружие. А вот чтобы на бегу выдернуть из ножен «Бритву» – была, так как движение руки, совмещенное с безумным рывком, не требует отдельного времени…

Ну точно, это был «Печенег» в лапах ходячего танка, который тот перезаряжал неторопливо и обстоятельно. Рядом с пулеметчиком, упакованным в экзоскелет, маячил автоматчик – для прикрытия. Грамотно. И оно бы обязательно сработало, если б не было тумана вокруг, пусть и слегка рассеявшегося.

Я вынырнул из все еще плотной серой взвеси и с ходу метнул «Бритву» безобороткой. Признаться, не великий я мастер метания, но с трех метров своим ножом точно не промахнусь.

Тяжелый боевой нож вонзился автоматчику в левую сторону груди, отчего тот удивленно вздохнул и позабыл нажать на спуск. Это почти всегда так: первая реакция на ножевое ранение – удивление. Даже если рана смертельная. Но смерть от ножа в жизни, а не в кино бывает мгновенной только в одном случае. Во всех остальных это сначала удивление, а потом, возможно, и действия, которые могут быть фатальными для ранившего.

Поэтому я на бегу резко сместился по диагонали влево, схватился за рукоять «Бритвы», крутанул ее в ране, будто винт завинчивал, а потом рванул опять же влево, рассекая лезвием униформу, кожу и ребра.

Когда убиваешь врага хорошим ножом, треска почти не слышно. Скорее, шелест, будто ладонью по жухлой листве провел. Да, вот теперь автоматчик был точно мертв – с разорванным, а после располовиненным сердцем долго не живут. Убитый еще оседал на землю, и удивление в его глазах пока не успело остекленеть вместе со взглядом, а я уже ринулся к ходячему танку.

Медлить было нельзя. Фанатик Монумента уже успел сменить короб, открыть крышку ствольной коробки, вложить новую ленту в приемник, захлопнуть крышку и дослать патрон. Оставалось лишь одним быстрым движением совместить линию выстрела с моим телом и нажать на спуск.

Но с быстрыми движениями у бойцов в экзоскелетах всегда напряженка. Даже в среднем «Мутанте», и то ощущается некоторая скованность движений. Что уж говорить о тяжелых «WEAR 2Z»… Хотя есть у них одно неоспоримое преимущество – непробиваемость. И даже очень хорошим ножом вряд ли удастся расковырять закованного в броню воина.

Если не знать, как это сделать…

Я – знал.

Мощным пинком по стволу «Печенега» (аж голень заныла) я сбил пулеметчику прицел, а вторым движением снизу вверх всадил «Бритву» точно под забрало шлема…

Думаю, боевые ножи потому и называют боевыми, что они способны гарантированно пробивать кости черепа и доставать до мозга. Это и есть тот единственный способ мгновенно убить врага ножом, все остальное туфта и выдумки киношников. Клинок «Бритвы» легко прошел сквозь подбородочный ремень шлема, пробил подъязычную кость, нёбо и своим острием слегка, может, от силы на сантиметр вошел в мозг…

Есть много хитрых техник поражения противника ножом. Например, «восклицательный знак»: воткнул – и длинно резанул по прямой, как я только что убил автоматчика. Или «запятая»: воткнул – и повернул кисть, словно хочешь вырезать идеальный круг на теле врага…

В данном случае было достаточно «точки». Воткнул, повернул, будто рисуя уверенную точку на мозге противника, и выдернул, чтобы, падая, мертвец не утащил нож с собою вниз. Копайся потом в кровище, извлекая из черепа свое скользкое оружие последнего шанса.

Как и всегда в таких случаях, пулеметчик умер сразу. А я, поставив последнюю точку в его жизни, успел выдернуть «Бритву» до того, как враг рухнул на землю… Возможно, кто-то, читая позже мои записи, скажет: «Да ну нафиг, прям супермен!»

Да ну нафиг, скажу я в ответ. Готов поставить свою «Бритву» против перочинного ножика на то, что ни один человек в мире с пистолетом в руке ничего не сможет противопоставить хорошему ножевику в тесной комнате, если у того пистолета еще нет патрона в патроннике и он не снят с предохранителя – либо если стрелок не догадается использовать свое оружие в качестве увесистого кастета. За секунду, что необходима для того, чтоб привести в боевое положение карманную артиллерию, приличный спец по ножевому бою, бросившись вперед, легко перережет врагу сухожилия на руках, а после поставит убедительную точку в этом споре на тему «кто круче». Или «восклицательный знак» нарисует, это уж как ему заблагорассудится…

Однако насладиться быстрой победой у меня не получилось.

За то недолгое время, что я резал двоих «бортов», предательский туман перестал быть туманом. Клочья полупрозрачной серой взвеси осели вниз и стали напоминать рваные лоскуты дешевого одеяла, висящие на кустах либо просто валяющиеся на траве. А на другой стороне поляны в мою сторону целились одновременно трое – еще один живой танк с ПК и его пристяжь, вооруженная автоматами. Я же не успевал, категорически не успевал подхватить уже заряженный пулемет и дать длинную очередь на опережение. Благодаря так не вовремя сдувшемуся туману не было у меня той заветной секунды…

И мои враги это прекрасно понимали. Автоматчики неприкрыто лыбились, кривя в усмешках на редкость мерзкие хари. Думаю, и пулеметчик в экзоскелете скалился себе под шлемом. Это всегда радостно, когда после боя ты жив, а противник беспомощен, и достаточно одного движения пальца, чтобы тот противник упал, чтобы больше никогда не подняться…

Но тут случилось неожиданное.

С другой стороны поляны внезапно разорвала воздух длинная пулеметная очередь…

Одного из автоматчиков буквально отбросило назад, второй, получив пулю то ли в плечо, то ли в локоть, по инерции крутанулся на месте, выронил оружие и упал на колени.

Пулеметчик в экзоскелете тоже получил свою порцию нежданного гостинца. Я видел, как пули простучали грудные защитные пластины живого танка, но тот лишь пошатнулся и устоял на ногах благодаря натужно завывшим сервомоторам. Все-таки мощная механика у «WEAR 2Z», ничего не скажешь…

Додумывал я эту ценную мысль уже в полете, прыгнув с места к валяющемуся на земле «Печенегу». Когда понимаешь, что противник, чудом потерявший линию прицела, вот-вот ее восстановит и начнет начинять тебя свинцом, прыгучесть проявляется фантастическая – любая лягушка позавидует.

Я подхватил пулемет, вместе с ним перекатился, вышел в положение для стрельбы с колена – и нажал на спуск, особо не целясь. Главное, чтоб очередь в сторону врага ушла, огонь можно и в процессе скорректировать.

Это я правильно сделал. Поддерживающий огонь с другой стороны поляны как начался, так и прекратился, так что с пулеметчиком я теперь был один на один. И у меня было преимущество в долю мгновения, которым я не замедлил воспользоваться.

Живой танк почти уже восстановился после тяжелых ударов в грудь, когда я начал стрелять, добавив ему сложных ощущений.

Пули молотили по пулеметчику в экзоскелете, оставляя в броне заметные вмятины, но не причиняли фанатику существенного вреда. Сотрясало его от ударов, дергался он от них, словно под током, но все равно упорно пытался совместить линию прицела своего ПК с моим телом, не защищенным ничем, кроме грязного камуфляжа.

– С-сволочь, – прошипел я сквозь зубы, рывком поднимаясь на ноги и при этом не переставая стрелять короткими очередями. – Когда же ты сдохнешь, сволочь…

Непростое это дело – идти вперед и прицельно молотить из «Печенега», который неслабо дергает от отдачи. Поэтому я долбил очередями как придется, не рискуя поднять ствол выше и попробовать прострелить шлем. Головенка у моего противника, видать, была небольшая, и защитный шлем соответствующий. Промахнусь – и в следующее мгновение фанатик меня гарантированно срежет очередью. Исходя из чего я просто шел вперед и долбил горячим свинцом по габаритному корпусу, в который нереально промазать, даже стреляя из пулемета от бедра.

Тактику я выбрал верную. Мой враг так и не успел выстрелить. Под конец он просто стоял на месте, шатаясь, оглушенный таким количеством попаданий. Закончилось тем, что я подошел вплотную, воткнул раскаленный ствол «Печенега» под забрало защитного шлема и нажал на спуск.

Раздался один-единственный выстрел – и пустая лента упала на землю. Но этого было достаточно. Голова воина в помятом «WEAR 2Z» дернулась назад, на полупрозрачное забрало изнутри плеснуло алым, и живой танк грохнулся навзничь.

Я опустил бесполезный теперь пулемет – и замер.

Наверно, это был последний боец из сборной группы «Борга» и фанатиков в экзоскелетах. Похоже, командир этой шайки убийц, судя по обилию вышитых звезд на погонах. И одновременно снайпер, судя по тому оружию, что он держал в руках.

Наверно, он бы выстрелил раньше из своей СВД, если б между нами не стоял живой танк. Теперь же преграды не было, и ничего более не мешало «борговцу» нажать на спуск. Кроме, возможно, каких-то личных моментов.

– Все отделение мое положил, урод, – прошипел снайпер, нервно кривя тонкогубый рот. – Всех моих ребят. На хрена?

Я пожал плечами и бросил бесполезный пулемет на труп теперь уже мертвого танка.

– А на хрена вы пацана грохнули? Ради поганого артефакта? Стоила жизнь парня очередного куска дерьма из Зоны?

Со своим потенциальным убийцей разговаривать должно и нужно. Особенно если он не срисовал, что первая пулеметная очередь по фанатику в «WEAR 2Z» была не моей. Значит, сейчас позади меня в кустах засел кто-то, кому я своей спиной загораживаю снайпера. Кто-то, уже раз подаривший мне драгоценную секунду. Так, может, если он такой щедрый, и жизнь подарит заодно?

– Ну да, ты, сталкерская сволочь, святой, а мы все грязь под твоими ногами, – сквозь зубы процедил «борговец». – Ты такой же жадный уродец, как и тот, кто увел «Ноготь» у нас из под носа. Сдох тот придурок, которого мы подранили? Замечательно, нам меньше возни. Короче, ремень расстегни и кидай сюда. Только нежно, «Ноготь Мидаса» тряски не любит. А потом я тебе дам фору в пять секунд, после чего выстрелю. Все, действуй, пока я не передумал и колено тебе не продырявил.

Всё было ясно как день. Никакой форы он мне не даст. Просто ему нужно забрать артефакт гарантированно целым, ибо контейнер из мягкого чистого золота снайперская пуля прошьет навылет вместе со мной. А потом «борговец» нажмет на спуск, и на этом закроет тему. Я, конечно, не исключаю, что он сдержит слово и даст мне те пять секунд, за которые я, пожалуй, смог бы добежать до леса, если б был олимпийским чемпионом по спринту. Да только пошел он со своими подарками куда подальше. О чем я ему, естественно, сообщать не стал – чай, не в кино снимаюсь про благородных донов.

– Договорились, – сказал я – и рухнул вперед, лицом в траву, обильно смоченную чужой кровью. Если мое предположение верно, то сейчас позади меня раздастся пулеметная очередь, и последний «борговец» перестанет отравлять своим присутствием Толстый лес. Если нет – значит, отбегался я по лесам, так как золотой контейнер на моем поясе сдвинут назад и снайпер увидит его непременно.

Но, видимо, на сегодня лимит удачи я исчерпал. Очереди не последовало. Лишь голос над головой произнес слегка удивленно:

– Охренеть. Ну ладно, хочешь так сдохнуть – твое дело.

Я прямо кожей ощутил, как моей головы коснулась невидимая линия, соединяющая целик винтовки, мушку и мой затылок. И почувствовал, как указательный палец стрелка по привычке плавно выбирает слабину спускового крючка. Откатиться в сторону? Бесполезно, не успею. Снайпер по-любому успеет доделать начатое и с такого расстояния точно не промахнется.

А потом раздался выстрел. И я почувствовал, как мне на шею брызнуло что-то очень теплое, почти горячее. Интересное ощущение – испачкать свой загривок в собственных мозгах.

Правда, мозг, слегка шокированный ожиданием неминуемой смерти, в следующее мгновение воссоздал верную картину происходящего. Выстрел прозвучал рядом, но не над моей головой, а маленько подальше.

И этот выстрел был не винтовочным.

А потом мне в плечо ткнулся ствол винтовки, и если б я резко не откатился в сторону, прямо на меня рухнул бы труп снайпера с головой, развороченной так, будто по ней кувалдой треснули. Странно, чем это его? И кто?

Правда, в следующее мгновение все стало ясно. Из кустов, пошатываясь и постанывая, вышел Фыф, держа «ярыгина» стволом книзу. То есть убитый снайпер – его работа.

– Неплохо, – сказал я, кивнув на труп. – И главное – вовремя.

– Стараемся, – промямлил шам, бледно-серый с лица, как туман собственного производства.

– Правда, странно, – заметил я. – С пистолетной пули так башку не взрывает.

– А я их доработал, – сказал Фыф, морщась при этом – небось, страдал похмельной головной болью.

– То есть?

– Надрезал слегка.

– То есть нарушил Гаагскую конвенцию и наделал пуль «дум-дум», – кивнул я, при этом не забывая поглядывать на кусты, из-за которых вылетела очередь, подарившая мне спасительную секунду.

– Конвенция твоя распространяется только на регулярные армии, – парировал Фыф. – А я, можно сказать, частное лицо, только что спасшее твою башку от порции свинца.

– Обычно то же самое проталкивают пленные тем, кто их поймал и нашел магазин с такими пулями, – заметил я. – Перед тем, как быть расстрелянными без суда и следствия. Не любят на войне пули «дум-дум», независимо от того, кто их применяет.

– Плевать, – раздраженно тряхнул глазными щупальцами Фыф. – Сейчас меня больше интересует, кто это там в кустах нас с тобой изучает. Я б его давно завалил, но он, вроде, стрелять не собирается.

В плане похвастаться – это Фыф завсегда молодец. Одно дело ростовую мишень отработать с пяти метров, и совсем другое – с расстояния впятеро большего попасть из пистолета в человека, прячущегося в кустах.

Впрочем, попадать ни в кого не пришлось.

Кусты раздвинулись, и из-за них вышел на залитую кровью поляну крепкий мужчина в трехцветном камуфляже «Амеба», весьма распространенном среди украинских военных. Лицо этого человека можно было бы назвать ничем особо не примечательным, если б не густые брови и не характерный взгляд из-под них, запоминающийся своей свинцовой тяжестью. Нехороший такой взгляд человека, для которого убийство давно стало обыденностью. Похожий я частенько вижу в карманном зеркале, когда бреюсь…

Хотя такие глаза в Зоне – обыденность. Это в городах люди не любят, когда на них эдак смотрят, словно хотят просверлить зрачками. Тут же у каждого второго такие вот внимательно-немигающие глаза, так что суровыми взглядами местный народ не удивишь.

Удивило меня другое. А именно – оружие, которое мужчина держал в руках.

Это был знаменитый ДП, пехотный пулемет Дегтярева с запоминающимся дисковым магазином, принятый на вооружение Красной армией аж в тысяча девятьсот двадцать седьмом году. С ДП-27 советские солдаты прошли всю Великую Отечественную, кроша из них фашистов на всех фронтах. После войны эти очень неплохие для своего времени пулеметы были сняты с вооружения и либо проданы за рубеж, либо отправились на секретные склады, которых по огромной территории СССР было разбросано великое множество.

Лицо пулеметчика показалось мне знакомым. Присмотрелся – точно, он самый. Только в тот день, когда мы с ним встречались в последний раз, не было у него трехдневной щетины, а на плечах красовались не амебные пятна без признаков знаков различия, а погоны с майорскими звездами в обрамлении листьев калины.

Пулеметчик подошел, ухмыльнулся уголком рта.

– Ну, здорово, Снайпер.

– Ну, здорово, майор…

– Стоп, – прервал меня пулеметчик. – Во-первых, уже не майор. Повысили меня до полковника, но за звездочки здесь пусть другие выслуживаются. Мне, если помнишь, не звания важны, мне за державу обидно. Поэтому теперь я просто свободный сталкер. А во-вторых, коли я теперь никому ничего не должен и со старой жизнью покончено, то решил я, что фамилии у меня тоже больше нет. Только позывной. Или погоняло по-местному.

– И какой же у тебя теперь позывной-погоняло? – поинтересовался я.

– Дегтярь, – спокойно произнес бывший полковник. – Догадаешься, почему? – И он похлопал по диску пулемета Дегтярева. – Я его модернизировал парой-тройкой артефактов, так что теперь эта машинка даст сто очков вперед любому «Печенегу». Безотказная, легкая, арты пулю разгоняют в стволе до невообразимой скорости, плюс вес пулемета уменьшают вполовину. В общем, мечта. Жаль, на «черепашку» и его друзей только шесть патронов осталось, больше не было.

Я бросил взгляд на фанатика в экзоскелете. Действительно, пара отверстий в броне имеется, как раз напротив плеча и правого легкого. А рядом – вмятины от моих пуль. Так вот почему «черепашка» не смог свой пулемет оперативно поднять на уровень моей груди и одним нажатием пальца решить свою проблему… Ранен был. А я в горячке боя и не заметил двух крохотных отверстий на поцарапанном, грязном экзоскелете.

– Спасибо, сталкер, – сказал я.

– Было б за что, – пожал плечами Дегтярь. – Я Долги Жизни не собираю, просто помог старому знакомому. Зато теперь будет чем дефицит патронов восполнить.

– Это да, – сказал я, окинув взглядом поле боя. Странно, а где Фыф? Вроде только что тут был?

Вопрос решился немедленно. Из-за деревьев раздался восторженный вопль, и на поляну вылетел шам, прижимая к груди компактный автомат «Кедр».

– Кто это? – удивился Дегтярь, непроизвольно беря свой пулемет на манер дубины.

– Это мутант, – пояснил я. – Свой. Зовут Фыф.

– Ага, вижу, что мутант, – сказал Дегтярь. – Во сне увидишь, пулеметом не отмахаешься.

– Я все слышал, – хмуро сказал шам, подходя ближе. – Себя-то в зеркале видел, хомо небритое?

– Брэк, – сказал я, сымитировав руками движение судьи, разводящего боксеров на ринге. – Нам сейчас только пособачиться не хватало. Фыф, это Дегтярь, Дегтярь, это Фыф. Прошу относиться друг к другу с уважением, ибо вы оба его достойны.

– Ну да, Снайпер, ты всегда умел грамотно разрулить ситуацию, – усмехнулся Фыф, протягивая лапку Дегтярю. – Будем знакомы.

Бывший полковник мужественно пожал протянутое, после чего отвел взгляд от глазных щупалец Фыфа и сказал:

– Пожалуй, во всей Зоне нет места лучше для того, чтобы развести костер и перекусить. Толстый лес сырой по осени, а тут по краям поляны сушняка навалом. Плюс рюкзаки с консервами разбросаны везде, только ходи да собирай, словно грибы.

– Перекусить – это мы завсегда и с удовольствием, – осклабился Фыф. – Пойдем, что ли, трофеи подберем?

…Сбор трофеев дал нам менее богатый улов, чем мы ожидали. Из девяти автоматов в идеальном состоянии оказались только три, включая «Кедр» Фыфа. Остальные оказались добросовестно побиты пулями и осколками. У одного цевье размолотило, у второго – приклад, третьему ствольную коробку помяло в двух местах – ну, и так далее. Патронов к АК набралось сотни полторы, к «Кедру» нашлись три полных магазина. Пулеметных 7,62X54 мм наскребли почти две с половиной сотни, чем Дегтярь остался доволен.

– За последний бой с лесными ктулху почти весь боезапас сжег, еле ушел, – сказал он, увлеченно набивая патронами один из четырех дисков, которые полковник таскал в специальном коробе. – Теперь повоюем.

– Все-то себе не грабастай, отсыпь «семеры» для СВД, – сказал я, осматривая трофейную винтовку. Вроде подруга в порядке. Конечно, тяжеловато будет таскаться по лесу с ней и с автоматом. Но мне не привыкать, а хорошая снайперка нашему брату-стрелку на дальние дистанции все равно что бальзам на душу или талисман какой. Нет хорошей винтовки за плечами – нет нормального настроения. Есть она – значит, поживем еще.

– У вас вообще какие планы-то? – поинтересовался Дегтярь, откладывая снаряженный диск и принимаясь за костер. Это он, кстати, правильно – сначала оружие и только потом все остальное.

Я рассказал, попутно сортируя трофейные консервы на предмет какие сейчас употребить, а какие с собой взять.

– Вот оно как, – протянул Дегтярь. – Значит, ищете путь в параллельную вселенную Розы миров. Это хорошо, когда есть конкретная цель. У меня она, кстати, тоже имеется.

И замолк, увлеченно разжигая костер.

– Какая? – поинтересовался я.

– Светлая, – слегка нахмурился Дегтярь. – Хотя, конечно, оно кому как. Не помню, говорил я тебе или нет. Война идет в Зоне, серьезная война. Группировки сталкеров сцепились намертво, будто задались целью друг друга на ноль помножить. «Борги» объединились с фанатиками Монумента, «Воля» – с бандюками, местным отребьем. Наймиты воюют за тех, кто больше заплатит. А военные и представители ОСНГ за Периметром смотрят на все это и ладошки потирают. Ждут, когда сталкеры друг друга поубивают и можно будет безнаказанно Зону заграбастать вместе с ее богатствами. И с чего оно началось – непонятно. Будто кто бредогенератор включил. Ладно, я понимаю, ради мести там или за хабар. Просто одни других режут, тех, с кем вчера за одним костром сидели. Достаточно искры, слова, порой безобидного, а иной раз и вообще без причины резня начинается. Смотришь, и вот уже перестрелка, и трупы десятками валяются. Был сталкерский городок – и нету. Одни пустые дома и разрозненные скелеты возле них – мутанты за ночь любое мясо сжирают дочиста. Так вот, я до причины докопаться хочу, что это за хрень тут такая творится.

– Тебе оно не по барабану? – поинтересовался Фыф, пристраивая вскрытые консервные банки с краю костра, чтоб подогреть. – Ну режут люди друг друга, ну и что? Ничего особенного, всегда так было, есть и будет.

– Мне – не по барабану, – отрезал бывший полковник. – И давай на этом закроем тему. Потому, что я из тех, кому не все равно, что на славянской земле делается.

Фыф пожал плечами.

– Твое дело.

– Меня иное заботит, – перевел я разговор на другую тему, опасаясь, как бы сталкер с мутантом вконец не переругались. – Патронов у нас, конечно, на один хороший бой хватит. Может, даже и на второй, хреновенький, останется. А дальше что делать будем? Если в Зоне война, нам с таким боекомплектом далеко не продвинуться.

– Это да, – задумчиво протянул Дегтярь. – Не поспоришь. Ни до Кузнеца, ни уж тем более до болот дойти не получится. Тут сейчас везде, куда ни плюнь, – разборки. Не стрелять, так отстреливаться точно придется.

И замолк, будто что-то подсчитывал в уме.

Мы с Фыфом не мешали. Со времени моего последнего посещения Чернобыльской Зоны времени прошло довольно прилично, и, как известно любому сталкеру, Зоны имеют свойство меняться, причем часто и непредсказуемо. К тому же запад Зоны и Толстый лес я знал плохо, поэтому выпендриваться смысла не было – по-любому бывший полковник сейчас лучше ориентировался в обстановке, ему и сдавать карты.

– Короче, слушайте, – наконец нарушил молчание Дегтярь. – Информация секретная, но поскольку я больше на государство не работаю, то и секретов у меня от вас нету. После Второй мировой войны осталась куча оружия, как нашего, так и трофейного. Причем в большинстве своем уже устаревшего, но при этом вполне себе годного. И правительство СССР приняло единственно верное решение – что не удалось продать или еще как-то применить в послевоенные годы, законсервировать на секретных складах по всему Союзу, чтоб в случае новой войны можно было оперативно вооружить ополчение. И в Зоне такой склад тоже имеется.

– Ты про те склады, что возле Чернобыля, к северо-западу от Залесья? – уточнил я.

– Нет, – качнул головой Дегтярь. – То наземные военные склады, что на старых картах Генштаба были без грифа секретности. А я про подземный схрон, который расположен неподалеку, между Вильчей и селом Буда-Варовичи. Я на него случайно наткнулся, даже удалось вот пулемет оттуда взять. И, что самое удачное, ноги при этом оттуда унести.

– А что такое? – поднял глаз Фыф, уже вплотную занятый поглощением содержимого консервной банки. Надо же, всегда удивлялся этому мутанту. Я с бодуна, который случается крайне редко, есть не могу категорически. А Фыф трескает за обе щеки, только подавай. Бывает же у людей здоровье… Тьфу ты, у мутантов. Хотя, признаться, в глубине души я всех своих друзей давно считал людьми, включая биоробота Коляна.

– Ктулху тот склад облюбовали, – пояснил Дегтярь. – Для них он как большая нора, в которой несколько семей обосновалось.

– Несколько семей? – удивился я. – Неслабо…

«Ктулху» в Зоне прозвали жутких мутантов-кровопийц, очень похожих на высоких, мускулистых, жилистых людей с длинными, крепкими когтями на лапах и щупальцами, свисающими изо рта. Ну, чистая копия ужасного чудовища Ктулху из рассказа Лавкрафта, разве что только чешуи и крыльев не хватает. Чаще всего встречаются они на болотах, в сырых подземельях, канализациях или заброшенных лабораториях. Сырость любят, прям как их литературный прототип. Лично я подозреваю, что это не просто случайная мутация, а направленное изменение генов человека. Военная биологическая разработка, как и те, что сплошь и рядом встречаются в мире, откуда мы с Фыфом сюда вывалились. Ибо уж больно живучи эти твари, регенерируют чуть не на глазах. В общем, лучше с ними не пересекаться ни на узкой, ни на широкой дорожке. Даже один ктулху – серьезная проблема для хорошо вооруженной группы сталкеров. А уж семья – это вообще без гранатомета не подходи, а лучше и с гранатометом свали от греха подальше…

– Если семей несколько, как ты говоришь, лучше уж стороной тот склад обойти, – сказал я. – Причем по большой дуге.

– Это понятно, – кивнул Дегтярь. – Я бы и сам обошел, если б знал. Залез, не подозревая, что их там целая стая. Но, тем не менее, ушел, причем с трофеем. Думаю, если втроем влезем, сможем унести побольше. Или увезти. Видел я там пару автомобилей «ГАЗ-67Б» на консервации. Эдакие советские внедорожники с открытым кузовом и вырезом вместо дверей. Все в пластичной смазке, стекла промасленной бумагой обклеены, под мостами деревянные бруски.

– Не вариант, – покачал я головой. – Твои советские внедорожники точно не на ходу. Ты ж сам говоришь, сыро там. За столько лет все прокладки сгнили, шины в труху превратились, аккумулятор сто пудов мертвый. А автосервиса там, как я понимаю, нету.

Дегтярь странно посмотрел на меня, потом сказал:

– Ты забываешь, что такое Зона, сталкер. Мой пулемет, который я оттуда вытащил, несмотря на сырость – будто только с завода. И патроны в дисках идеальные оказались. Ни на одном следов окисления не было, порох сухой, даже на укупорках потеки отсутствовали. Сам ничего не понимаю.

– «Консерва», – сказал Фыф.

– Вижу, что консерва, – слегка недоуменно сказал Дегтярь, глядя на почти пустую банку тушенки, которую увлеченно добивал шам. – Еще подкинуть?

– Себе подкинь, – посоветовал невежливый Фыф. – Аномалия это, похоже. Редчайшая. В нашем мире тоже встречается. Там просто не портится ничего и никогда. Время в ней остановилось почему-то, а почему – никто не знает. Потому и твои ктулху там тусуются. Пока они в «консерве» сидят, не стареют, не болеют и не голодают, если нажрались до того, как в нее залезть. Разве что от скуки наружу вылезают. Или чтоб отогнать тех, кто слишком быстро подошел к их жилищу.

– Меня не отгоняли, – сказал Дегтярь. – Не было никого около схрона.

– Расслабились, сволочи, – пожал плечами Фыф. – От хорошей жизни все расслабляются. Сейчас, думаю, после того, как ты там побывал, уже напряглись. Так что Снайпер прав, соваться туда я б тоже не стал. Судя по тому, что вы о них думаете, больно уж ваши ктулху стремные.

– Опять по головам шаришься без спросу? – нахмурился я.

– А чего время терять? – хмыкнул шам, забрасывая в кусты пустую банку. – Так я за секунду увидел, что это за тварь, и теперь меня к тому схрону хрен чем заманишь.

– Ладно, – хлопнул себя по колену Дегтярь. – Расскажу, как я оттуда пулемет увел. Есть способ.

И рассказал.

Мы с Фыфом переглянулись.

– Самоубийство, – резюмировал шам. – Ты, Дегтярь, больной на всю голову.

– А здесь, в Зоне, здоровых нет, – ровно отозвался бывший полковник. – Все или чокнутые, или мертвые. За Периметр в здравом уме никто не полезет. Так что ты прав. Зона – это болезнь почище любой другой. Неизлечимая и на всю жизнь.

– Риск огромен, – сказал я. – Но шанс есть. И, поскольку выхода у нас нету…

– Вы оба больные, – перебил меня Фыф. – Но ради того, чтобы вернуться к Насте, я готов рискнуть.

– Любовь – тоже болезнь, – невесело хмыкнул Дегтярь. – Причем иногда потяжелее и пострашнее Зоны.

* * *

На западе Зоны аномалий немного. Почему? Ответ простой – лес. Густой. Очень. С толстенными стволами деревьев, за что и получил свое название – Толстый лес. Аномалия – она простор любит, чтоб охотиться сподручно и чтобы не тесно ей было. А в Толстом лесу какой простор? Правильно, никакого. Деревья, ветки, кусты, узловатые корни, что из зараженной земли повылазили наружу, словно гигантские змеи. Если тропинок не знать, можно кое-откуда и не выбраться. Залез в бурелом, а там тебя какой-нибудь хищный дендромутант и заловил. Говорят, в Толстом лесу они уже появились. Не такие активные и шустрые, как в Москве того мира, откуда мы с Фыфом пришли, но вполне себе опасные.

Дегтярь тропинки знал. Еще когда на правительство работал, изучил Зону почище любого сталкера, и Толстый лес – в том числе. Конечно, каждую поляну, каждый подлый корень запомнить нереально, но многие пути-дорожки в этой чаще были знакомы бывшему полковнику как свои пять пальцев.

Когда аномалий нет, ходить по Зоне просто. И быстро. Полтора километра по бурелому мы отмахали за полчаса, что довольно неплохо по настолько пересеченной местности. Кое-где Фыфа приходилось на руках перетаскивать через кучи деревьев, в буквальном смысле загнувшихся от радиации, но это мелочи. Тяготы и лишения шам сносил стоически, как настоящий воин, вопреки всему идущий к намеченной цели.

Наконец Дегтярь, шедший впереди, сделал отмашку ладонью, будто ее основанием выписал удар в грудь человеку-невидимке. Значит, стоп, приехали.

Я подошел ближе и встал рядом с бывшим полковником, скрывающимся за стволом гигантского дуба. Ага, значит, вот оно как выглядит, хранилище секретное.

Прям посреди леса стояла большущая бетонная коробка высотой с одноэтажный дом со следами зелено-коричневой искусственной маскировки на стенах, облезшей очень и очень давно. Взамен ее за долгие годы на бетон наросло много всякой дряни – разноцветные лишайники, которых в радиоактивном лесу море, какие-то плоские грибы мерзопакостного вида, пушистый мох, и другая разновсякая растительная пакость, слегка шевелящаяся и, похоже, чего-то жрущая.

Кстати, на ветвях деревьев, растущих подле коробки, висели целые гроздья жгучего пуха, плотные такие, сбившиеся в массу. Неприятная штука. Чиркнет пуля по такой грозди или отлетевшая щепка ее заденет – и мгновенно в воздухе повиснет плотный, жгучий туман, который если вдохнешь – то все, помрешь мучительной смертью. Даже если на кожу попадет хоть одна пушинка, мгновенно на том месте волдырь вылезет, который болеть-зудеть будет неделю, а то и более, хрен заснешь от того зуда.

Но это ладно. Со жгучим пухом мы просто будем поосторожнее. А вот с тем, что внутри коробки, осторожничай, не осторожничай, а все равно если пересечешься, то, считай, практически смерти под косу свою шею подставил. Если задумка Дегтяря не сработает, то так мы в той коробке и останемся навеки в виде мумий, из которых кошмарные твари кровь всю до капли высосали.

– Все запомнили? – шепотом спросил Дегтярь. – Заходим – и бежим не останавливаясь. Если остановились – считай, что это будет последняя остановка. Если удастся добежать до дальней стены и все сделать, у нас будет около пяти минут. Я сейчас уже представляю, что где лежит, а тогда, признаться, растерялся. Да и струхнул, чего уж тут. Хотел бы я посмотреть на того, кто б не испугался.

– Понимаю, – прошептал я. – Сталкер не тот, кто не боится, а тот, кто боится, но все равно свое дело делает.

– Это точно, – кивнул Фыф. – Тогда я, мать вашу, точно, самый что ни на есть сталкер. Особенно сейчас, когда вижу, что там внутри.

Шам мог не только поднимать туман над сырой почвой, но и видеть сквозь бетонные стены, такой уж у него дар. И, судя по тому, как нервно подрагивали кончики его глазных щупалец, сейчас он боялся очень сильно, может, так, как никогда в жизни до этого.

– Ладно, – сказал Дегтярь. – На счет три…

И тут из черного провала входа вышел ктулху. Здоровенный, под два метра. Мощные мышцы перевивали его, словно стероидного культуриста, с которого содрали кожу. Лысая башка. Вместо ушей – слуховые отверстия в черепе. Глаза, горящие зловещей краснотой. И ротовые щупальца, очень похожие на осьминожьи. И когти длиной как раз с клинок моего ножа. В общем, жуть жуткая, кошмар нереальный.

– Почуял мой ментальный скан, – с легкой дрожью в голосе прошептал Фыф. – Очень сильный. Что-то типа начальника ихней охраны…

– Плохо, – скрипнул зубами Дегтярь. – Сейчас кликнет остальных, и…

– Фыф, тормозни его, – прошептал я, вытаскивая из ножен «Бритву», а из-за голенища берца – «Сталкер». – На четыре секунды. Я успею.

– Бли-и-и-ин… – скульнул шам. – Такого монстра…

И закрыл единственный глаз. При этом его глазные щупальца вытянулись в струнку, словно две антенны, направленные в сторону ктулху.

А я рванул вперед. С максимальной скоростью, на которую был способен, так как понимал – возможности Фыфа небезграничны, хоть и покушал он плотно, и немного даже отдохнул. На все равно я ж понимал, что этого недостаточно и удержать такое чудовище одной только силой мысли – это вам не в тапки гадить.

Но шам справился.

Ктулху, уже растопыривший ротовые щупальца, чтобы ревом позвать сородичей, внезапно покачнулся и схватился лапами за голову. Да так, что даже себе по лысине когтями полоснул, – видать, круто ему Фыф дал по мозгам ментальным ударом. Правда, я на бегу успел заметить, что из глубоких царапин даже кровь не потекла. Не успела. Они прям на глазах тут же затягиваться начали. Такая вот у ктулху регенерация. Потому и убить их крайне сложно.

Если не знаешь как.

Я – знал. Приходилось уделывать подобных тварей без помощи огнестрела. И опасное это занятие, и нелегкое, но реальное. Сейчас же требовалось именно оно – сделать монстра по-тихому, чтоб сородичи на звук наших выстрелов до поры до времени не сбежались. И для этого мне требовалось четыре секунды, чтобы добежать до врага.

Ну, может, пять…

Но пятой секунды мне Фыф не дал. Сдулся. И три банки схомяченной тушенки не помогли, и почти полная фляга спирта, которую я впоил в шама ранее, тоже не выручила. Хотя как сказать. Добежал же я до твари, просто ударить не успел.

Потому что ктулху отнял лапы от башки, срисовал меня своими красными гляделками и ударил первым.

Лупят они обычно когтями внахлест, будто косой крест в воздухе рисуют. Раз-два – и у жертвы горло разворочено так, что аж позвоночник видать. И руки заодно оторваны, если та жертва решила ими защититься. Если же попытаешься отшатнуться назад, и даже если оно получится, все равно толку не будет. Настигнет одним прыжком и по-любому свой крест прицельно повторит, на этот раз с гарантированным результатом. Правда, я ни разу сам не видел человека, кто от того креста ушел, – больно уж быстро бьет ктулху. Слышал байки про суперсталкеров, сумевших уклониться от этого удара, но, думаю, что это брехня. Все равно что от пули увернуться. В кино – запросто, в жизни – хренушки.

Поэтому я и не стал уклоняться, а прыгнул вперед, прям между лап, занесенных для фирменного удара.

От такого хода ктулху слегка офигел – разрыв шаблона работает с любой живой тварью, имеющей хотя бы зачаток мозга. И, офигевший, рубанул когтями чуть с опозданием…

Что и стоило ему жизни.

Моя голова воткнулась прям в раззявленные лицевые щупальца ужасной твари… но за долю секунды до этого два клинка моих ножей вонзились в слуховые отверстия ктулху, пронзив мозг с двух сторон. Я прям кожей почувствовал, как мои ножи чуть не встретились клинками внутри лысой башки чудовища. Признаться, не хотелось бы, чтоб встретились, – моя «Бритва» клинок «Сталкера» запросто испортить может. Потому я и повернул их в башке монстра так, чтоб лезвия друг дружку не зацепили.

Чушь, конечно. Мою голову облепили смертоносные щупальца, того и гляди в спину вонзятся длиннющие когти, а я думаю о том, как бы один мой нож не повредил второй. А о чем еще думать в горячке боя? Правильно, об оружии. Или о женщинах. И то, и то отвлекает, страх прогоняет, заставляет работать на рефлексах. Потому что если начать думать о том, что вокруг тебя и с тобой происходит, можно элементарно с катушек соскочить от ужаса.

Ножи повернулись с натугой. Я чувствовал ладонями, как клинки ломают хрупкие кости и хрящи слуховых проходов, как рвут извилины, которых у ктулху почти столько же, сколько у человека, – как-никак, предки-то у нас общие. А еще я чувствовал, как стремительно обмякают стальные мышцы чудовища, которого быстро убить

* * *

Автор искренне благодарит:

* * *

Что означает слово «сталкер»?

– Не пройдем, – прошептал Рудик. – Обход нужно искать.

– Надо пройти, – отозвался я. – Другого хода, скорее всего, нет. Тем более что плавать ты не умеешь.

– Не умею, – вздохнул Рудик. – Ну, надо – значит, надо. Тогда я поплыл. А ты стереги мой автомат.

Впрочем, куда – и так понятно.

Прошла минута… Вторая… Пятая…

Тишина.

– Давай быстрее!!! Я же из-за торпеды ни хрена не вижу!!!

Я подхватил оружие – свое и Рудика – и бросился к машине.

Успею ли? А черт его знает. Но пробовать надо.

– Пристегнись, – бросил я Рудику.

– Чего?

Понятно. Отходняк. Ни черта не соображает после содеянного. А мне уже пристегиваться поздно…

В лобовое стекло ударили пули…

А потом я услышал визг рикошетов…

«Пуленепробиваемое… Машина полностью бронирована… Так вот почему она так тяжело разворачивалась…»

* * *

Но особо погрузиться в собственные мысли мне было не суждено.

– Иох-ууу! – неожиданно взвыл Рудик. – Мы их сделали!!!

– Зажигалку отдай, – сказал я.

– Чего?!!

От удивления Рудик аж слюнями подавился и даже закашлялся, при этом не сводя с меня удивленных гляделок.

– Зажигалку гони, – повторил я. – Ту, которую я тебе дал, чтобы бутылки с бензином поджечь и в танк их закинуть[1]. Думаю, и сейчас без нее не обошлось.

Рудик хлопнул глазами пару раз, после чего со вздохом протянул мне зажигалку – предсмертный подарок Сталка.

– Может быть, может быть, – задумчиво произнес я.

Наконец и до Рудика дошло, что что-то не так.

– Угу, – буркнул я. – Как бы и в Кремле так же пусто не было.

И заткнулся.

– Впрочем, мы это скоро узнаем, – добавил я. Потому, что до Кремля оставалось доехать всего ничего.

Дальше стали попадаться следы битв. Но битв давних, произошедших явно не вчера.

Между тем наш «Хаммер» потихоньку въехал на Манежную площадь. Колоритное место. Особенно сейчас.

– Кремль? – восхищенно выдохнул Рудик.

– Кремль, – отозвался я. – Кто-то его снова штурмовать пытался, да, видать, в очередной раз не вышло.

– Без команды не стрелять! – произнес я. И, не услышав ответа, бросил через плечо: – Новый приказ ясен?

Поэтому, понимая, что спир вот-вот начнет палить в робота из АГС, я что есть мочи заорал:

– Не стрелять!!!

После чего круто дал по газам, надеясь проскочить мимо «Спайдера»…

Я притормозил, потом неторопливо развернул «Хаммер» – и поехал обратно к Спасской башне.

– Да, достойные были консервы, – кивнул я.

Но – не употребили.

Воин задумчиво посмотрел на наш автомобиль, сдвинул красную стрелецкую шапку набок и зычно вопросил:

– Чего надо?

– Проехать надо.

– А можно я его того… из агээса? – скрипнув зубами, тихо спросил Рудик.

– Усохни, а? – негромко попросил я.

– Ну или хотя бы в морду дам, когда нас внутрь пустят, – мечтательно произнес мутант.

– Выходим, – бросил я Рудику через плечо. – Оружие в салоне оставь.

– Да как же я без автомата? – заскулил было спир.

– Оба упали лицом вниз! Руки держать так, чтоб я их видел, а то стрелять буду! Мордами в мостовую, я сказал!

– Я те щас потолкую! – взвился стрелец. – Я прям щас же открываю огонь на поражение…

Хлоп!

Стрельца качнуло влево, красная шапка слетела с уха.

– Н-никак нет, – глухо промямлил невидимый мне более юнец, наверное, ищущий потерянную шапку.

– Вот и хорошо, – проговорил смутно знакомый голос. – Так, и кто там у нас?

– Снайпер?

Брови воина от удивления полезли под шлем.

– Типа того, – отозвался я. – Здорово, Ион. Круто ты приоделся с нашей последней встречи.

И добавил уже не мне:

– Выполнять.

– Есть!

До меня донеслась удаляющаяся дробь каблуков.

– Ну да, помню, – хмыкнул Ион. – Ты всегда за жизнь умел забористо завернуть. А кто это с тобой?

– Спир, – отозвался я. И, увидев непонимание в глазах Иона, добавил: – Напарник.

– Ясно, – кивнул стаббер. – Что ж тут неясного.

И, спохватившись, добавил:

– Понятно, – кивнул я. – Но хватит о танках. Сам-то как?

– Женился? – удивился я.

– А наши где? – перебил я Иона. – Фыф с Настей не вернулись? Колян как там, Шерстяной… Данила… и…

Дальше я не смог говорить. Дыхание перехватило. Стою столбом, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Спазм горло перекрыл.

– С тобой все нормально? – спросил стаббер обеспокоенно.

Ион запнулся. Чем и воспользовался Рудик.

– Твоя правда, – спохватился стаббер. – Кстати, мы так и не познакомились. Я – Ион.

– Рудольф, – с легким поклоном представился Рудик.

– И куда это мы? – поинтересовался подозрительный спир.

* * *

– Куда уходят? – перебил я его.

– Да какие обиды? – дернул плечом Рудик. – Человек я. Только с телом не повезло.

– Полегче, дружище. Я тоже рад тебя видеть, но обниматься предпочитаю с девушками.

– Это запросто, – облегченно кивнул я.

– А вы, я смотрю, здесь все карьеру сделали, – невольно усмехнулся я. – Что ж, поздравляю.

Я вздохнул.

– Непростая просьба. На четыре полновесных романа потянет. Два в одной вселенной, два – в другой.

Друзья переглянулись.

– Уже напечатали, – сказал я.

– И так уже – что? – спросил я.

Над столом повисла неловкая пауза.

– И так уже – что? – более жестко проговорил я.

– Что всё? – продолжал давить я.

А Данила менялся. Так отец Филарет говорил. Мол, хлебнул дружинник крови получеловека-по лумутанта[3], и та кровь вступила в реакцию с D-геном. Кости Данилы срослись, причем очень быстро, раны затянулись, но в сознание он не приходил. До сегодняшнего утра.

Наконец я стал не только слышать голоса друзей, но и осознавать то, что они говорят.

– Ах ты, чурка заокеанская! – взвился Рудик. – Это я-то примат? Да я…

– Пойду я, пожалуй, – произнес я.

Иными словами, мои друзья нашли свой дом здесь, в Кремле.

А я – нет.

И, заметив, как Шерстяной со стаббером открыли рты, собираясь возразить, добавил:

– Здорово, Барма, – приветствовал я хозяина заведения.

– Здорово, Снар, – кивнул тот из-за стойки. – Как оно?

– В процессе, – сказал я, кладя рюкзак на стул. – Мне бы консервов дня на три, да патронов.

– Каких тебе?

Я вздохнул. Вряд ли в Кремле окажется то, что мне надо. А мне надо нереальный дефицит.

– СП-5. Или СП-6.

– Красиво жить не запретишь, – усмехнулся Барма. – Платить чем собираешься?

Удовлетворившись осмотром, Барма выдал:

– За нее я дам тебе сотню СП-6, плюс жратвы на три дня от пуза.

* * *

Развлекая себя такими мазохистскими мыслями, я, тем не менее, продолжал идти по следу…

До тех пор, пока не увидел труп.

– Ты от инсульта сдох, что ли? – поинтересовался я вслух.

Само собой, ответа не прозвучало.

– Ладно, – озадаченно произнес я. – Разберемся. Наверно…

Но это был не человек.

Шам.

Причем шам, которого я меньше всего ожидал увидеть.

– Кто?

Фыф скривился от боли, сдавил лапами виски, но пересилил себя и продолжил:

– Ясно, – кивнул я. – Ну а ты чего тут? Почему не ушел, когда почувствовал воздействие?

Фыф снова поморщился.

И тут я почувствовал, что к моей ноге будто утюг приложили. Не особо горячий, но чувствительный.

Я опустил глаза.

Ну, конечно…

«Бритва»!

Из-под гарды моего боевого ножа лился лазурный свет.

До тех пор, пока не увидели их…

Но мы никуда и не собирались деваться.

«Бей! Ударь их головой, как ты умеешь!!!»

Но Фыф поддержал меня иначе.

Но тут слева от меня замигали вспышки.

– А все-таки… мы их… сделали!

– Угу, – сказал я.

На большее сил не было.

«Прощайте, жалкие уродцы», – раздался смешок в моей пылающей голове…

И, как ни странно, это издевательское хихиканье придало мне сил.

И картина поддалась.

В землю…

Туда, откуда я пришел? Что он имел в виду?

Хотя, признаться, делать этого мне не хотелось.

Я медленно поднялся с сырой земли.

«Grift! Заборонена зона!»

– Твою мать, только не это… – прошептал я.

– Что «только не это»? – раздался голос слева от меня. – Где мы?

– Там, куда бы я меньше всего хотел попасть, – процедил я сквозь зубы. – В Зоне. Чернобыльской Зоне.

– Это где? – хрипло поинтересовался Фыф – и закашлялся.

– В Украине.

– Где?!

– Так у нас то же самое, – отозвался шам. – Везде то же самое. Те же яйца, только в профиль.

– В смысле? Маркитанты, что ли?

– То есть воюющие с группировками? – смекнул Фыф.

– Почему?

– Понятно.

Я вздохнул. На эти вопросы у меня ответа не было.

– Это да, – кивнул Фыф. – Выжить – это мы завсегда. Девчонок только жалко…

– Не ной, ладно? – отрезал я. – Самому тошно. Видишь – теперь это просто железка.

Я ткнул ему под нос «Бритву» – обычный нож без признаков какого-либо сияния.

– Зарядится – попробуем обратно пробиться.

– И как она заряжается? – встрепенулся Фыф.

Так что теперь в активе имелись у нас:

– мой пистолет Ярыгина – одна единица, плюс два полных магазина к нему,

– два моих боевых ножа – «Бритва» и «Сталкер»,

– рюкзак с запасом воды и провианта на три дня (на двоих – дели на два),

– около сотни крайне дефицитных патронов СП-6,

У них-то, может, проблем и не было. А вот у нас была. И неслабая.

– Блин, у меня и оружия-то нет, – прошептал Фыф.

– Может, пронесет? – прошептал Фыф.

И тут меня осенило.

– Фыф, – прошептал я. – По мозгам им дать можешь? Или хотя бы туман поставить?

– Нет, – с сожалением в голосе отозвался шам. – Сил нету. Все на пятиглазого ушли.

Мордатый выронил автомат и схватился за лицо. По волосатым пальцам потекла белесая жидкость.

– Ааааа! Аааааа!!!

Крик ослепленного был страшен. Его напарник прямо с места отпрыгнул на метр, словно испуганный кот.

– Аномалия! – заорал он. – Сука! Монстр в аномалию вляпался!

– А автомат? – поинтересовался напарник, нервно щелкнув предохранителем своего АК.

– Тебе надо – ты и доставай, – сказала голова. – Я в аномалию не полезу, тем более – в неизвестную.

И скрылась в недрах БТР.

И дал короткую очередь.

– Вот она, жизнь-жестянка, – задумчиво протянул я, пряча пистолет в кобуру. – От слова «жесть».

И обернулся.

– Сил не было, – признался шам. – Пришлось стимульнуть нервную систему.

– Ну, куснул бы себя за палец, что ли, – пожал я плечами. – Зачем так радикально-то?

– А сам никак?

– Боюсь, – признался шам, опуская взгляд единственного глаза. – Больно же.

Результатом тщательного осмотра мертвого врага явился:

– автомат АК74 средней степени убитости,

– поясная сумка с четырьмя магазинами, масленкой и принадлежностями к автомату,

– две гранаты, Ф-1 и РГД-5,

– три бутерброда с салом, завернутые в промасленную бумагу,

– фляжка с водой и еще одна, плоская, судя по запаху – со спиртом,

– карта местности, заюзанная изрядно, но вполне еще годная,

В Зону.

1 О приключениях Снайпера и Рудика до описываемых событий можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Шереметьево» литературного цикла «Кремль 2222».

2 О приключениях Лии и Бора можно прочитать в романе Дмитрия Силлова и Семена Степанова «Ховрино» литературного цикла «Кремль 2222».

3 События, описанные в романе Дмитрия Силлова «Сталкер» литературного цикла «Кремль 2222».

Продолжение книги

Закон «Дегтярева» бесплатное чтение

Дмитрий Олегович Силлов Закон «дегтярева»

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Дмитрий Олегович Силлов
Закон «дегтярева»