Закон якудзы бесплатное чтение

Дмитрий Олегович Силлов
Закон якудзы

* * *

Автор искренне благодарит

Марию Сергееву, заведующую редакционно-издательской группой «Жанровая литература» издательства АСТ,

Алексея Ионова, ведущего бренд-менеджера издательства АСТ за поддержку и продвижение проектов «СТАЛКЕР», «ГАДЖЕТ» и «КРЕМЛЬ 2222»;

Олега «Фыф» Капитана, опытного сталкера-проводника по чернобыльской Зоне отчуждения за ценные советы;

Павла Мороза, администратора сайтов www.sillov.ru и www.real-street-fighting.ru;

Алексея «Мастера» Липатова, администратора тематических групп социальной сети «ВКонтакте»;

Елену Диденко, Татьяну Федорищеву, Нику Мельн, Виталия «Дальнобойщика» Павловского, Семена «Мрачного» Степанова, Сергея «Ион» Калинцева, Виталия «Винт» Лепестова, Андрея Гучкова, Владимира Николаева, Вадима Панкова, Сергея Настобурко, Ростислава Кукина, Алексея Егорова, Глеба Хапусова и Алексея Загребельного за помощь в развитии проектов «СТАЛКЕР», «ГАДЖЕТ» и «КРЕМЛЬ 2222»;

а также всех друзей социальной сети «ВКонтакте», участвовавших в опросах по поводу романа «Закон якудзы».

* * *

Он бежал. Так, как никогда не бегал до этого. Его сердце готово было выскочить из груди, и не от мышечного напряжения – он был слишком хорошо тренирован для этого. Это сдавали нервы. Обычный стресс, который свойственен человеку, даже если он ученик якудзы. Профессиональный убийца, воспитанный в секретной японской школе клана Сумиёси-кай.

Он видел, как к его дому неторопливо подъезжает крытый почтовый автомобиль, один из тех, что развозят заказные письма и посылки жителям частных домов. Удобный сервис, хоть и не дешевый. Хотя что хорошее в этом мире обходится дешево?

Так почему же сердце бегущего готово было выскочить из груди при виде этой безобидной машины?

Просто кто в ней находится.

Наемники профессора Кречетова, которых тот нанял для того, чтобы убить его, Виктора Савельева, которому в чернобыльской Зоне за столь необычное прошлое дали прозвище Японец. А еще в этой машине где-нибудь на заднем сиденье лежала бомба, замаскированная под посылку, которую те наемники должны были передать в руки Японца.

Однако смертоносную коробку по ошибке приняла жена Виктора. И через несколько секунд раздался взрыв. Так Савельев за одно мгновение потерял свою Мяуку, маленького сына и смысл жизни…

И сейчас у Японца была возможность исправить свое прошлое.

Вторая возможность…

Однажды ему уже удалось вернуться в этот день. Но тогда он просто не успел добежать до почтового автомобиля. Виктор видел, как машина отъезжает от ворот его дома, как закрывается почтовое окошко в воротах. Он даже успел заметить мелькнувшую в нем руку жены, которая приняла посылку…

А потом раздался взрыв… Взрыв, который он уже видел однажды изнутри, выбежав из своего коттеджа, чтобы прикрыть своим телом родных ему людей…

Он не успел тогда.

Он не успел и потом, вернувшись в прошлое.

Но сейчас он точно успевал!

Машина только подъезжала к воротам его дома, гася скорость. И тем, кто находился внутри нее, еще нужно было выйти, дойти до ворот, позвонить. Минуты две на всё про всё. Вполне достаточное время для ученика якудзы, чтобы добежать до цели и голыми руками разорвать на части посланников смерти.

Он точно успевал!..

Но внезапно чья-то темная человеческая фигура заступила ему путь, появившись словно ниоткуда.

Конечно, она сделала это зря.

Виктор никогда не убивал просто так. Но сейчас у него просто не было выбора.

Пальцы правой руки сами сложились в подобие наконечника копья – и он ударил. В точку суйгэцу, расположенную в районе солнечного сплетения и относящуюся к сокуси – областям человеческого тела, умелый удар в которые приводит к мгновенной смерти.

Вряд ли кто-то в этой части света мог парировать удар, нанесенный Мастером стихии Воды. Виктор знал это совершенно точно. Ведь бил он не рукой, а твердым намерением лишить жизни человека, вставшего у него на пути. Это совершенно разные вещи. Примерно как увернуться от пули, выпущенной на расстоянии протянутой руки.

Но фигура увернулась!

Виктору показалось, что она исчезла на мгновение – настолько стремительным было ее движение – и появилась вновь, сместившись едва ли на дециметр относительно своего прежнего положения.

А рука Виктора провалилась в пустоту. Вместе с ужасающей энергией намерения, подпитанного всесокрушающей яростью. И при этом он почувствовал легкое прикосновение к точке, расположенной под левым ухом.

Мастера дим мак, тайного искусства замедленной смерти, называют эту точку «защита от ветра». Им, мастерам, виднее, почему они так назвали одну из самых уязвимых областей человеческого организма. Может, потому, что один лишь ветер не может причинить ей вреда. А вот хорошему бойцу достаточно несильного удара в эту точку, чтобы повергнуть противника наземь. Тому же, кто способен парировать удар намерением, для того же вполне хватит и одного касания.

Виктор почувствовал, как всё его тело вдруг просто отказалось ему служить. Ноги по инерции, на рефлексах сделали еще шаг, другой – и подкосились, став словно ватными.

Савельев упал на колени и стал медленно заваливаться набок. Однако гаснущее сознание всё еще фиксировало то, что происходило впереди, возле ворот.

Как из фургона выходит тип в кожаной куртке с коробкой в руке…

Как протягивает руку к звонку…

Как открывается окошко в воротах…

Как посылка исчезает в нем…

Как сломя голову мчится к своей машине тип в кожанке, и как та машина, визжа покрышками об асфальт, срывается с места…

Савельев лежал на боку, понимая, что проваливается в пустоту. И даже яркая вспышка взрыва, резанувшая по глазам, не смогла вырвать меркнущее сознание Виктора из ледяных объятий той пустоты…

* * *

Полковник стоял у окна, нервно покусывая спичку, уже изрядно разлохмаченную зубами. Бросить курить получилось уже больше года назад. А отбить привычку грызть сигаретный фильтр – не вышло. Поэтому теперь вместо терпкого привкуса любимой «Герцеговины флор» во рту поселилась мерзкая горечь жеваного дерева.

Впрочем, думать она не мешала. А подумать было о чем.

– Так что с ним делать, товарищ полковник?

Голос говорившего был грубым, командирским, жесткости которому добавляла привязанность к кондовому советскому «Беломору». С появлением подчиненного кабинет заполнил знакомый запах недавнего перекура, который начинаешь очень хорошо чувствовать от других, когда сам завязал с дурной привычкой. Хоть и произошло это довольно давно, а все равно ноздри реагируют, как у голодной гончей, почуявшей свежий след.

– Повторите еще раз ваш доклад, майор, – не оборачиваясь бросил полковник через плечо.

Сзади послышался старательно подавленный негромкий страдальческий вздох, после которого «беломорный» голос начал скучно говорить:

– Сегодня при патрулировании объекта сержантом Соколовым и рядовыми Дьяконовым, Борисенко и Фокиным задержан гражданин подозрительного вида. Одет в комбинезон камуфляжной раскраски, известный как «камуфляж КГБ», и ботинки явно зарубежного производства. Особые приметы. На кистях рук имеются глубоко въевшиеся следы пороховой гари, на указательном пальце присутствуют характерные изменения кожи, вероятно от спускового крючка. Предплечье левой руки опоясывает странная, немного выпуклая татуировка в форме змеи. При задержанном найдены следующие предметы. Стреляные гильзы в карманах от огнестрельного оружия различных систем, в том числе импортного производства – как известных калибров, так и не встречавшихся мною ранее. На шее задержанного при обыске был найден камень, слабо светящийся красноватым светом. Также у него были конфискованы часы, явно произведенные не в Советском Союзе.

– Ну, и что ты предлагаешь? – поинтересовался полковник. И добавил: – Неофициально, разумеется.

– По моему глубокому убеждению, следует доложить сами знаете куда. И ежу понятно, что это иностранный шпион, заброшенный на Украину западными спецслужбами. Не исключаю, что он имеет прямое отношение к взрыву на Чернобыльской АЭС, последствия которого мы сейчас разгребаем.

– Ага, ты прям самолично обломки ТВЭЛов с двуокисью урана разгребаешь с кровли третьего энергоблока и в разрушенный четвертый скидываешь, – поморщившись, произнес полковник. – А потом как перчатки снимаешь собственную кожу с рук, хватанув тысячу рентген в час.

– Поясните, пожалуйста, что вы имеете в виду, товарищ полковник, – процедил сквозь сжатые зубы майор. – Я полностью отдаю свой долг Родине, обеспечивая круглосуточную охрану объекта. И я считаю…

– Ты считаешь?

Полковник круто развернулся, выплюнув спичку. Которая, кувыркнувшись в воздухе, отскочила от начищенного до блеска сапога майора.

– Ты считаешь, что нужно докладывать в Комитет госбезопасности о каждом придурке, прочитавшем фантастический роман и посмотревшем снятый по нему популярный фильм про сталкеров? Так ведь он себя назвал, верно? Сталкером? А потом приедет проверка из КГБ, после чего в лучшем случае мы вылетим из армии по служебному несоответствию. И комитетчики будут правы. Потому что нечего хренью страдать и отнимать время у серьезных людей.

Майор смотрел в пол, так что за насупленными бровями глаз почти не видно. Зато хорошо заметно было, как перекатываются желваки на его лице.

– И что прикажете делать с задержанным? – глухо проговорил он.

Полковник скрипнул зубами вхолостую, забыв, что между ними уже нет прослойки в виде жеваной спички. Впрочем, может, оно было и к лучшему. Пока смотрел в окно, плюща передними резцами тонкую деревяшку, ничего путного в голову не приходило. А тут словно озарило.

– А что вы делали во Вьетнаме с нежелательными пленными, когда служили там Родине в должности военного консультанта? – хмыкнув, поинтересовался он.

Майор замер на мгновение, осознавая услышанное, потом поднял голову. К своему удивлению, полковник увидел в заблестевших глазах подчиненного что-то похожее на радость.

– Разрешите выполнять?

– Разрешаю идти, – осторожно сказал полковник. Ведь всем известно, что заданный вопрос, оставшийся без ответа, приказом не является. А в случае чего он и знать не знает, что там нафантазировал себе майор внутренних войск, ранее поучаствовавший во многих внешних конфликтах.

* * *

Что бы там ни говорили восточные мудрецы, пустота редко бывает действительно пустой. И даже если таковое случается, рано или поздно она все равно начинает чем-то заполняться. Например, как сейчас, – тусклым светом, навязчиво пробивающимся сквозь закрытые веки.

Свет был странным. Тусклым. Безжизненным. Свет не бывает таким. И чтобы разобраться в природе столь удивительного явления, стоило открыть глаза.

Что Виктор и сделал.

И удивился еще больше.

Это действительно была пустота, заполняющая всё вокруг, светящаяся сама по себе.

Мертвая…

Виктор сразу вспомнил, где он видел подобный свет.

Это было давно, словно в иной жизни. Испытание Воды. Поверхность озера, гладкая, как зеркало, глядя на которую так легко погрузиться в состояние мицу-но кокоро, что в переводе с японского и означает «разум как поверхность озера». Состояние, когда нет ни мыслей, ни ощущений, как нет ни малейшей ряби на глади воды в безветренное весеннее утро. Лишь в этом состоянии можно увидеть истинный мир таким, какой он есть на самом деле. Такое ви́дение мира по-японски называется «нёдзё».

Тогда Савельев впервые увидел камни, живущие жизнью неживого. Бесформенные глыбы, светящиеся слабым белым светом.

Таким же, что заполнял сейчас собой пустоту вокруг Виктора.

Мертвым светом неживого – и одновременно живым.

Понять это невозможно непосвященному, для которого «нёдзё» – всего лишь слово. Звук, рождающийся – и тут же умирающий, за которым нет ничего, кроме колебания воздуха. Но тем, кто испытал это состояние, не нужны звуки. Они и без них прекрасно понимают друг друга. И легко узнают себе подобных среди толпы…

Так же, как сейчас Виктор узнал того, что возник из пустоты и сел напротив него, положив рядом свой посох.

На этот раз Виктор не удивился. Он уже достаточно пришел в себя, чтобы поддаваться обычным человеческим эмоциям. Поэтому Савельев также приподнялся и сел, скрестив ноги в позе лотоса. Лучшее положение для пребывания в пустоте, когда не совсем понятно, сидишь ты или же висишь в воздухе.

Они синхронно поклонились друг другу, причем поклон Виктора был на три сун^[1] ниже – так всегда ученик клана Сумиёси-кай приветствует учителя, который первым нарушил слегка затянувшееся молчание.

– Я рад, что ты не забыл, как это делается, Оми-но ками. И удивлен тому, насколько ты успел покрыть своё ками^[2] грязью, которую порождает ярость и ненависть.

– Я тоже рад видеть вас, сихан^[3], – произнес Виктор. – Давненько я не слышал имени, которое вы мне дали. Я был уверен, что вы погибли в том бою с тэпподама^[4]. И, в свою очередь, удивлен, что больше не слышал о вас ничего. А насчет ненависти – не вы ли учили меня ненавидеть, когда предлагали убить неживого^[5]?

Сихан опустил седую голову.

– Знаю, я плохой учитель, – произнес он с горечью. – Моей школы больше нет. Почти все мои ученики погибли, а лучший из них, оставшийся в живых, ради мести пробивает границы миров…

«Ради мести…»

Как же он мог забыть?

– Сихан! – вскричал Виктор. – Зачем? Зачем вы остановили меня?! Ведь я же мог спасти свою семью!!!

– Мог, – негромко проговорил сихан. – И тем самым разорвал бы нежную ткань Времени. После того, как погибли твоя жена и сын, ты ради мести ушел в зараженные земли искать человека, который послал убийц в твой дом. Ты убил многих, но не это главное. В мире есть множество людей, смерть которых никак не повлияет на Время – есть такой человек, нет ли его, для Мироздания разницы никакой. Но там, в зараженных землях, ты спас от смерти сталкера, жизнь которого много значит для этой вселенной. Он из тех редких людей, что имеют свое Предназначение. Тем не менее он должен был погибнуть там, на болотах чернобыльской Зоны, исполнив предначертанное. Но ты не дал этому свершиться^[6], тем самым запустив новую цепочку событий, которые значительно изменили Время. Если б ты сейчас спас свою семью, то продолжил бы жить с ней долго и счастливо. А человек по имени Снайпер погиб бы в Зоне, и Время во многих вселенных Розы Миров потекло совсем по-другому.

Виктор закрыл лицо руками.

– Плевать мне на Время и на другие вселенные, – глухо проговорил он. – Скажи, сихан, зачем мне теперь жить на этом свете, когда ты отобрал у меня последнюю надежду вернуть свою семью?

– Они также моя семья, если ты забыл, – печально произнес старик. – В тот день ты потерял жену и сына, а я – единственную внучку и правнука.

– Тогда разреши мне хотя бы убить того, кто принес в мой дом бомбу!

Взгляд сихана стал еще печальнее.

– Похоже, тебе всё равно, кого убивать, – с грустью произнес он. – Убить подосланного убийцу всё равно, что уничтожить пистолет вместо того, чтобы отомстить тому, кто нажал на спусковой крючок. А того, кто нажал, ты, кстати, пощадил.

Виктор скрипнул зубами – и не нашелся что ответить.

Он и правда не раз мог убить Кречетова, но так и не сделал этого. Сихан прав как всегда. И что остается теперь? Вскрыть себе живот по примеру древних самураев, как он хотел сделать сразу после того, как погибла его семья? Когда незачем жить – зачем жить?

– Тебе еще рано умирать, ученик якудзы, – услышал он спокойный голос сихана, похожий на тихое журчание воды в горном ручье. – Предназначение есть не только у Снайпера. Ты тоже отмечен Мирозданием, что случается с людьми не так уж часто.

– И в чем же мое предназначение? – горько усмехнулся Виктор.

– Веками члены высших посвящений клана Сумиёси-кай хранили самое драгоценное, что есть у живущих на земле. Время. Ведь если кто-то, наделенный силой и намерением, попытается его изменить, наша вселенная может просто погибнуть. Цепочка событий, следующая за этим изменением, легко может привести к катастрофе.

– Эффект бабочки?

– Твои соплеменники называют это явление так, – кивнул сихан.

– И при чем тут я? – недоуменно спросил Виктор.

– Я расскажу тебе, при чем здесь ты, – отозвался сихан.

* * *

Меня допрашивали не профессионалы. Это было понятно с самого начала. Профи перво-наперво пройдутся напильником по зубам, иглы под ногти загонят, присоединят к ним провода, тряханут несколько раз током и лишь потом зададут первый вопрос. Ну, это, конечно, если нет под рукой амитала или пентотала натрия. С «сывороткой правды» допросы выглядят намного эстетичнее. Хотя если бы я рассказал допрашивающим правду, то всё равно вряд ли б они мне поверили.

Поэтому я молчал.

В кабинете их было двое. Сержант-автоматчик, стоявший у двери и державший свой АК на уровне живота так, чтобы ствол смотрел мне в лоб. И сидевший за столом лейтенант с очень ответственным лицом человека, привыкшего неукоснительно выполнять чужие приказы.

Я сразу понял, что сидевший напротив меня «летёха» пересмотрел фильмов про шпионов. Направив мне в лицо древнюю настольную лампу с плафоном в форме каски, он занялся дознанием. Сначала довольно занудно задавал вопросы, на которые не получал ответов. Мое молчание довольно быстро его завело, и он принялся орать, брызжа слюнями:

– Имя?! Фамилия?! С какой целью прибыл на секретный объект?! Где твои сообщники?!

Странный человек. Как будто, если он будет вопить как наскипидаренный павиан, я с большей вероятностью выдам требуемую инфу. Даже интересно, что будет дальше. Судя по красным погонам внутренних войск, этих горе-дознавателей натаскивали исключительно на охранные функции. А вот если в данном кабинете объявятся настоящие профи с синими погонами КГБ, то ситуация действительно осложнится. Потому, что «синие» допрашивать умеют.

Я уже понял, что проклятый Монумент выполнил желание Хроноса. Правда, при этом не его, а меня выбросив в тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год, примерно через месяц после того, как на четвертом энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции произошла печально знаменитая авария.

Тут уже полным ходом шли работы по возведению объекта «Укрытие», который позже назовут Саркофагом. Здесь меня и прихватили «вэвэшники», когда я вылез из разрушенного энергоблока^[7]. Под прицелом нескольких автоматов мне ничего не оставалось делать, как позволить надеть на себя наручники. Что ожидаемо окончилось лампой в морду и попыткой получить из меня инфу посредством надавливания на психику.

Военных можно было понять. Из недр разрушенного здания, где дозиметры зашкаливают, а люди падают без сознания, получив критические дозы облучения, запросто так вылезает незнакомый тип, мол, так оно и надо. Готов поспорить, что сейчас начальство этого зеленого «летёхи» остервенело чешет репы на тему, что же ему со мной делать. Небось, уже в Москву доложили, и сейчас сюда летит куча кэгэбэшников, врачей и ученых, чтобы детально изучить странное двуногое явление, выползшее из радиоактивных развалин.

Между тем лейтенант охрип с непривычки. Сейчас он отдувался на своем стуле и пил воду прямо из графина большими глотками. Я же смотрел на его кадык, передвигающийся по шее сверху-вниз и обратно, и прикидывал, что если сейчас долбануть ногой по этому кадыку, то по идее всё может получиться просто. Сержант-срочник наверняка никогда не стрелял в живых людей, а это по первому разу не такое уж простое дело. Поэтому прежде, чем стучать по горлу лейтенанта, надо будет отвести в сторону ствол АК и долбануть сержанта берцем в промежность. А потом уже да, зарядить в кадык неудавшегося дознавателя. Руки мне сковали перед собой, так что я мог бы запросто выудить ключи из кармана «летёхи», разомкнуть наручники, и поминай как меня звали.

Правда, было одно но.

Выйти отсюда вряд ли получится. Переодеться в униформу лейтенанта не выйдет – он был высоким и при этом довольно упитанным, на мне его шмот будет смотреться как на пугале. А сержант ниже меня на голову и значительно шире в плечах. В общем, тоже не вариант. Поэтому всё, что мне оставалось, так это сидеть, щурясь от света лампы, любоваться на гуляющий кадык и признаваться самому себе, что более-менее приемлемого плана спасения у меня просто нет.

Внезапно входная дверь распахнулась. Лейтенант поперхнулся водой, вскочил, суетливо поставил графин на край стола, но не рассчитал – стеклянная посудина грохнулась на пол и разбилась. «Летёха» же, кашляя и брызгая слезами из вмиг покрасневших глаз, вытянулся, подобрав брюхо, и приложил напряженную ладонь к фуражке. Автоматчик, забросив оружие за спину, сделал то же самое. Дебил, однозначно. Сказали охранять – охраняй, мало ли что у меня на уме.

– Вольно, – брезгливо поморщившись, произнес майор, входя в кабинет. – И пошли вон нах. Оба.

Лейтенант, зажав рот ладонью и сотрясаясь в кашле, пулей выскочил из помещения. Автоматчик второй пулей вымелся вслед за ним, только их и видели.

Ага. Судя по тому, как старательно тянул лейтенант напряженную ладошку к головному убору, майор пользуется уважением у коллег. И не только за то, что – видно по фигуре – активно занимается спортом. Судя по повадкам, майор был то ли замполитом, то ли доверенным лицом вышестоящего начальства. То ли и тем и другим одновременно, что в войсках приравнивалось к статусу местного бога, наделенного властью карать и миловать.

– Теперь поговорим, – сказал майор, проигнорировав пустой стул и присаживаясь на край стола. – Ну что, расскажешь всё сам? Или придется принимать крайние меры?

Глаза майора слегка смахивали на селедочные – такие же ничего не выражающие, немигающие. Это не зеленый лейтенант, подавившийся водой. Это тертый калач, которому приходилось убивать голыми руками – я таких за версту чую. Но и он не поверит тому, что я мог бы рассказать. А выдумывать правдоподобную историю было тупо лень.

– Ладно, – сказал майор.

Его рука нырнула за пазуху и извлекла из скрытой подмышечной кобуры компактный ПСС. Пистолет самозарядный специальный, бесшумная и компактная новинка восьмидесятых, разработанная для спецподразделений Советского Союза. Интересно, откуда у «вэвэшного» майора эдакая игрушка? Впрочем, судя по тому, что он достал именно ее, игнорируя табельный ПМ, висящий на поясе в уставной кобуре, допрос и правда перешел в стадию применения крайних мер.

– У меня есть полномочия зачистить тебя вглухую, – сообщил майор, слегка прищурив свои рыбьи глаза. – Так, будто тебя и не было. Но мне всё-таки интересно, кто ты такой и откуда у тебя «кагэбэшный» камуфляж. Поэтому для начала я прострелю тебе колено. Потом второе. Потом локтевые суставы. Потом плечевые. Потом тазобедренные…

– А жаба не задушит?

– Что? – с ноткой легкого удивления переспросил майор.

– Патроны СП-4 для ПСС штука дефицитная. И дорогая. Ты ж, небось, их не в оружейке своей части получаешь, а берешь у куратора. Который за каждый из них с тебя семь шкур спустит. Вот я и интересуюсь – не жалко такой дефицит тратить не пойми на кого?

– О как! – поднял брови майор. – Я так и понял, что птица ты не простая. И про СП-4 в курсе, и про секретный ПСС, и про куратора. Однако думаю, что в данном случае он сочтет оправданным использование дефицитных боеприпасов.

И поднял пистолет. Но прежде, чем он выстрелил, я успел сказать:

– А ты не подумал, что куратор у нас может быть один и тот же?

Палец, выжавший половину слабины спуска, остановился на полпути.

– Подразделение? Позывной куратора?

– Комитет по предотвращению критических ситуаций. Позывной – Мутант.

Конечно, я блефовал. Однажды меня пытались завербовать в суперсекретную группу «К», и я обещал подумать. А «Мутант» было первое, что пришло в голову. Тем не менее на майора это подействовало.

– Комитет, говоришь… – протянул он, немного опуская пистолет. В селедочных глазах проскользнуло нечто, похожее на сомнение. – Значит, и они тут шарятся, вынюхивают. Занятно.

«Они» значило, что майор не имеет отношения к Комитету. И на секретного агента КГБ он тоже не похож – тем в СССР маскироваться под «вэвэшника» не было совершенно никакого смысла. Значит…

– Твои забугорные хозяева бросили тебя, майор, – криво усмехнулся я. – ЧАЭС с твоей помощью уничтожена, задание выполнено. Больше ты им не нужен. Ты давно под колпаком, за каждым твоим шагом следят наши сотрудники. Хочешь усугубить вину – стреляй. Но помни. Покалечив сотрудника группы «К», ты подпишешь себе смертный приговор. А так, глядишь, обменяют тебя на какого-нибудь нашего резидента внешней разведки, попавшего в плен за границей.

Майор закусил губу, опустил пистолет. Похоже, я попал в точку. В покер, что ли, поиграть как-нибудь, глядишь, стану миллионером. Вдруг блефовать внаглую – это мой скрытый талант, о существовании которого я и не подозревал?

Ан нет, кажись, рано я начал праздновать победу.

Майор поднялся на ноги, быстро подошел ко мне – и мощно ударил меня в челюсть кулаком. Левый хук у него был поставлен замечательно. Если б я не расслабил шею и немного не довернул голову, «сопровождая» удар, быть бы мне как минимум в нокдауне. Впрочем, силы удара хватило на то, чтобы сбросить меня со стула.

– Сотрудник группы «К», говоришь? – прошипел майор, нависая надо мной. – Брешешь, сука! Говори, кто ты такой! Убью, паскуда!

Удар начищенным сапогом летел мне прямо в лицо.

И это было ошибкой.

Привык майор, что после его хука жертва валяется на полу в прострации, принимая тушкой дополнительные трендюли и не рыпаясь особо.

Но это точно не мой случай.

Летящий в лицо сапог я заблокировал скованными руками, одновременно поймав ногу в ловушку из своих предплечий, словно в капкан. Зажал – и резко крутанулся корпусом, совершая перекат по полу и ощущая, как хрустнул при этом голеностоп майора. Вывих? Или перелом? Неважно. И то, и то очень больно, особенно если после этого ты жестко падаешь на бетонный пол.

Впрочем, падать майор был научен. Упал как кошка, мягко спружинив руками. При этом пистолет он уронил, и тот, вращаясь, улетел под стол.

Но на этом мои преимущества закончились.

Свободной ногой майор душевно так саданул меня в плечо, вырвав вторую из захвата. И вторым ударом попытался отоварить меня в лицо.

Однако я успел крутануться и уклониться от подбитой мелкими гвоздиками подошвы, летящей мне в физиономию. И даже при этом смог подняться на ноги, используя энергию мощного проворота «юлой».

Но и майор был не лыком шит. Вскочил на ноги с не меньшим проворством, и, приволакивая травмированную правую, метнулся в угол, одновременно хорошо отработанным рывком выдергивая из кобуры табельный пистолет Макарова.

У него были все преимущества. Не успевал я достать его кулаками, никак не успевал. Да и неэффективно это, когда руки скованы стальными браслетами. Потому ничего ужасного майор от меня не ожидал, уверенно поднимая ПМ и совмещая линию выстрела с моей грудью.

Да и не мог ожидать.

В период с 1981 по 1989 год в СССР действовала 219-я статья Уголовного кодекса, запрещающая преподавание карате под угрозой двухлетнего тюремного срока либо штрафа до громадной по тем временам суммы в пятьсот рублей. Тогда правоохранители особо не разбирались, карате ты преподаешь или, скажем, тхеквондо – дерешься ногами, значит, лови по полной. Даже известного актера, сыгравшего в тогдашнем советском блокбастере, не пощадили, посадив на год с лишним. А до бума видеофильмов с Брюсом Ли было еще несколько лет…

В общем, когда я в прыжке ударил ногой по руке с пистолетом, в стеклянных глазах майора проскользнуло неподдельное удивление. Которое помешало ему среагировать на второй удар подкованным носком берца в пах. Ну, а после того, как майора согнуло, я с удовольствием нанес экзотический, но вполне рабочий удар выпрямленной ногой сверху вниз, словно ножом гильотины по затылку саданул.

Всё.

Майор ткнулся лицом в пол и больше не шевелился. Надеюсь, это глубокий нокаут. Хотя если всё хуже и противник умер в результате перелома шейных позвонков, я не буду особо страдать – к предателям Родины у меня с детства глубокое отвращение. Как и к шпионам вероятного противника. Кем из них был майор, я так и не понял, но мне было как-то плевать на это. Что дерьмо, что навоз – один хрен отходы жизнедеятельности, не вызывающие желания знакомиться с ними поближе.

Так, одно дело сделано, работаем дальше. Думаю, скоро сюда заглянет кто-нибудь – или давешний лейтенант, или его верный автоматчик. Поэтому я первым делом метнулся к двери и задвинул щеколду. Теперь нужно было срочно решать следующую проблему. Ключей от наручников у майора точно не было – их уволок с собой кашляющий лейтенант. Но это проблема решаемая.

Дело в том, что, когда я меняю одежду, то стараюсь снабдить ее максимальным количеством тонких металлических предметов, которыми в случае сильной надобности можно замок открыть либо вогнать их в глаз нехорошему человеку. Если же максимальным не получается, то хоть по минимуму отовариться в этом направлении.

Исходя из чего, когда я менял берцы на складе Захарова, то в голенище одного из них вставил разогнутую канцелярскую скрепку. Которую сейчас, закусив губу, осторожно извлек, зацепив отросшими, грязными ногтями.

Открывать наручники скрепкой далеко не такое простое занятие, как показывают в кино, ибо проклятый кусочек металла то и дело норовит выскользнуть из пальцев, а также ткнуться не туда, куда нужно. Прям как живой, паскуда! Но после нескольких минут сосредоточенной возни я всё-таки справился.

Красные отметины на запястьях, натертые сталью, сразу жутко зачесались. Пофиг на них, не до этого. Главное, что еще несколько минут у меня точно есть: «летёха» напуган изрядно и не рискнет сюда ворваться, даже если услышал какой-то шум. Может, это бравый майор волтузит несговорчивого «языка». Вот и ладушки, вот и хорошо, пусть так и думает.

Я перевернул майора. Хммм, перестарался я немного.

Он не дышал. И лицо уже слегка начало приобретать синюшный оттенок. Что ж, бывает. Но в одном он при жизни был прав. В моем приметном камуфляже мне далеко не уйти. Плюс драный он изрядно и грязный – практически тряпка. А на майоре была отутюженная советская униформа, причем ростом и плечами покойник был практически моей копией.

В общем, вопрос я решил быстро, тем более что трупам одежда ни к чему. Через пять минут майор лежал на полу, накрытый с головой моим видавшим виды комбезом, а я застегивал на поясе офицерский ремень с латунной двухшпеньковой пряжкой и фигурной прострочкой по всей длине. Качественная пряжка, кстати, не штамповка. Значит, и кожа надежная, которая хорошо, не провисая держит кобуру с трофейным пистолетом. Люблю я советскую продукцию, из того времени, когда всё делали надежно, на века. По крайней мере, для армии. Само собой, бесшумный ПСС я тоже подобрал и положил в специальную потайную кобуру, вшитую для маскировки во внутренний карман – таким оружием не разбрасываются. Жаль только, что запасных патронов к нему при майоре не оказалось – видать, куратор жадный попался, выдал только один магазин на самый крайний случай.

В общем, можно считать, что на первое время у меня с оружием всё в порядке. А вот с сапогами случилась беда. Они оказались на два размера больше. Плохо. Пришлось позаимствовать у моего старого камуфляжа рукава и разодрать их на портянки, поверх которых я намотал те, что были на майоре. В таких сапогах особо не побегаешь. Не сразу, конечно, но ноги в кровь разотрешь. Поэтому будем думать, как выкручиваться из этого неуютного обувного дискомфорта. А заодно соображать, что делать дальше, находясь в хорошо охраняемой зоне техногенной катастрофы.

* * *

Я понимал, что не получится долго шастать по охраняемой территории в трофейной униформе. Ключа от двери кабинета у меня не было, и, хотя я ее плотно прикрыл, труп все равно рано или поздно найдут. Скорее рано – не думаю, что лейтенант с автоматчиком далеко ушли в том направлении, куда их послал майор. Стало быть, скоро вся Зона отчуждения встанет на уши, разыскивая страшного убийцу, умеющего мочить людей голыми руками. И обутыми ногами. Которые, к слову, чувствовали себя дискомфортно. Я уже успел пожалеть, что оставил свои берцы в кабинете, натянув на ноги щеголеватые хромовые майорские сапоги. Всё равно ж вычислят, так хоть убегать было бы сподручнее.

Кстати, насчет убегать.

Я шел по коридору, как я понимаю, штаба охраны периметра, и не имел ни малейшего представления о том, куда мне, собственно, сваливать и что делать. Попробовать украсть машину и рвануть в Киев? А кто мне там, собственно, рад? К тому же, учитывая уровень подготовки советских сотрудников КГБ – а искать гипотетического иностранного шпиона, скорее всего, будет именно это ведомство, – погуляю я по украинской столице недолго. Скрываться от всесоюзного розыска, в который меня непременно объявят, это надо особые навыки иметь. И поскольку я не вор-рецидивист, шансов остаться на свободе у меня немного.

Значит, надо пробиваться обратно к Монументу и попытаться вернуться в свое время. Больше ничего не остается. Единственное – от четвертого энергоблока до штаба меня везли в крытом грузовике под прицелом автоматчиков минут пятнадцать. Ехали неторопливо, объезжая, как я понимаю, строительную технику, забившую неширокое шоссе. Стало быть, я примерно в десяти километрах от своей цели. Теперь хорошо бы понять, где находится этот штаб и в каком направлении двигаться.

Похоже, это строение не всегда было штабом. Скорее всего, его заняли «вэвэшники» после эвакуации населения из тридцатикилометровой Зоны. Здание типовое, с ходу и не поймешь, что это было до аварии – то ли административный корпус, то ли учебный, то ли вообще общага какая-нибудь. Впрочем, без разницы.

Я шел по коридору, по обеим сторонам которого тянулись обитые дерматином двери. Плотненько так обитые, словно в психушке, чтоб звуки воплей из кабинетов не доносились. Но это всё так, мои фантазии. Хрен его знает, зачем оно понадобилось бывшему директору этой конторы. Может, он тепло любил и повелел наворотить такое, чтоб из кабинетов сотрудников не дуло, когда начальство по коридору прогуливается.

Это нормально. Когда я слегка на взводе, мне обычно в голову всякая ересь лезет. А уж когда приходится по-серьезному воевать, то вообще труба – в башке такая чушь, что даже неудобно ее в новый роман вставлять. Но для достоверности приходится, а то читатель не поверит, что я – это я, м-да…

В общем, кабинет, в котором меня допрашивали, находился на втором этаже. Я неторопливо прогулялся по коридору, спустился по лестнице на первый и направился к выходу. Ну да, насчет бывшего административного здания я оказался прав. На крашеных в зеленое стенах первого этажа кое-где белели пятна – оттуда сняли старые плакаты, вместо которых наспех повесили новые – немного наивные памятники той недалекой эпохи.

Например, сейчас на меня со стены, приоткрыв губастый рот, насупив брови и неестественно повернув голову назад чуть не на девяносто градусов, смотрел юный «вэвэшник», над характерной парадной фуражкой которого красовалась надпись: «Будь бдительным в увольнении!» Забавная рекомендация. Если военнослужащий будет следовать ей буквально, так, как показано на плакате, то рано или поздно свернет себе шею, ибо природой не предусмотрено, чтобы человек заглядывал себе за спину таким макаром. Или следующий, знаменитый «Не болтай!», с серьезной дамой, прижимающей палец к губам.

Интересно, конечно, как женская болтовня может влиять на безопасность, но в целом надо отдать должное агитационной машине Советского Союза – работала она безотказно и грамотно, воспитывая у граждан врожденное чувство истинного патриотизма, которое помогло в том числе и в ликвидации последствий чернобыльской аварии. Люди не задумываясь выполняли свой долг, спасая мир от радиационной заразы, жертвуя при этом своим здоровьем и жизнями. И, думаю, в этом есть немалая толика постоянной наглядной агитации, как вон та, например, во всю стену, с гербом СССР и надписью «Моя Родина – Советский Союз!». Гордость за свою страну ниоткуда не возьмется, ее надо воспитывать с детства.

Под плакатом стояло знамя полка и бюст Ленина, рядом с которыми замер часовой с автоматом. А прямо напротив часового находился выход из здания. По идее, если тревогу не поднимут еще минут десять, вполне получится покинуть штаб, найти подходящий легковой автомобиль, завести с ключом, который непременно добуду – а если не получится, то и без ключа, я и так, и так умею, после чего…

– Внимание! – взревел динамик оповещения, висящий как раз над головой бюста, с эпохальным прищуром смотрящего в светлое будущее. – В зону аварии проник опасный преступник, являющийся агентом иностранной разведки! Просьба принять все меры для нейтрализации врага, который может быть вооружен! В случае невозможности задержания преступника живым разрешается открыть огонь на поражение. Особые приметы: враг одет в военную форму Советского Союза с погонами майора внутренних войск. Повторяю…

Динамик орал так, что слегка оглушенный часовой аж присел немного. Надеюсь, что смысл услышанного дойдет до него нескоро.

Но я ошибся.

Охранять знамя полка поставили толкового парня. Скользнув взглядом по моим погонам, он резко повернул автомат в мою сторону, одновременно щелкнув при этом переводчиком огня. И не исключаю, что у него получилось бы срезать очередью незнакомого, небритого и потому крайне подозрительного майора, если бы не одно но.

Это в нашей, привычной Зоне, с мутантами, ловцами удачи и прочей нечистью у каждого патрон в патроннике находится, и порой даже предохранитель заржавел в боевом положении. А тут – мирное время, плюс устав караульной службы, согласно которому все патроны должны находиться в магазине.

Что паренька и подвело.

Пока он хватался за рукоятку перезаряжания и дергал ее на себя, я успел прыгнуть вперед, отбить ладонью ствол автомата, направленный мне в живот, и другой рукой наотмашь хлестануть по шее караульного.

В большинстве спортивных единоборств такой удар запрещен – и обоснованно. Ибо в этом случае локтевая кость, словно меч, рубит по сонной артерии, и вдобавок сжатый кулак на манер кистеня бьет в мою любимую точку под ухом. Если сильно садануть, можно сломать сосцевидный отросток височной кости, что вкупе с травмой сонной артерии запросто может отправить человека к праотцам.

Но я ж не зверь какой, чтобы убивать советского военного, выполняющего свой долг. Щелкнул дозированно, отчего парень моментально сомлел. Ноги подкосились, и мне пришлось придержать падающее тело, чтоб оно не ткнулось макушкой в бюст вождя.

По идее, после такого происшествия стоило бежать со всех ног, но тут мой взгляд упал на сапоги караульного. Поскольку военной обуви я перетаскал на себе немало, то с первого взгляда понял – моё! После чего не стал церемониться. В два рывка сорвал с безвольных ног обувку… и тут понял, что бежать через выход уже не получится – со стороны улицы слышался топот многих ног и отрывистые крики командиров.

И куда теперь?

Взгляд, метнувшийся по стенам в поисках выхода, наткнулся на набитую через трафарет красную стрелку, над которой имелась надпись «В бомбоубежище».

Я с сомнением скользнул взглядом по автомату караульного, но тут же отказался от мысли забрать ценный трофей. Если за потерю сапог парень получит три наряда вне очереди, после чего ему на складе выдадут новые, то утрата автомата равна трибуналу и реальному тюремному сроку в дисциплинарном батальоне. А наряды в данном случае служивому на пользу пойдут. Глядишь, в следующий раз шустрее будет приводить оружие в боевое положение при виде врага.

Всё это я додумывал на бегу, прыгая по ведущим вниз ступеням с сапогами под мышкой. Главное, чтобы дверь в бомбоубежище была не заперта. А еще желательно, чтоб в нем был пожарный выход. Иначе получится, что я сам себя загнал в ловушку…

Как говорится, мечтать не вредно. На массивной двери в бомбоубежище висел устрашающих размеров амбарный замок, над которым был прилеплен небольшой плакатик с надписью: «Бомбоубежище должно содержаться в чистоте и порядке».

Блин, кто бы сомневался. Я не про плакатик, а про замок на двери. Это если дело касается не меня, а кого-то другого, о ком в фантастических романах пишут, что у них удача прет прям как осётр на нерест. И стрелять в героя бесполезно – пули только огорченно свистят вокруг него, не способные причинить ему вред. И ножи он кидает пачками на двадцать метров, причем всегда в цель. И двери противник всегда забывает закрыть, чтоб герою было удобнее смываться…

Всё это, увы, не мой случай.

И попадали в меня не раз, и с метанием ножей у меня так себе, а уж про экстренные пути отхода и говорить нечего… Хотя, когда у тебя за пазухой имеется компактный и бесшумный ПСС, то, в общем, ныть и жаловаться на судьбу тоже как-то некорректно.

Возиться с разогнутой скрепкой, которую я, разумеется прихватил с собой, времени не было. Но и шуметь до поры до времени не хотелось – грохот от выстрела из «макарова» гарантированно выдаст мое местоположение, а стукнутый мною караульный вряд ли еще пришел в себя, чтобы рассказать о том, куда скрылся преступник, который его вырубил. Поэтому я выхватил бесшумный ПСС из потайной кобуры и выстрелил в замок, очень надеясь, что меня не прибьет рикошетом или оторванной замочной дужкой.

Не прибило, за что судьбе большое спасибо. Лишь пуля, срикошетив от стали, по сапогу чиркнула, вспоров начищенное голенище. Хммм, вот и сетуй после этого на судьбу. Не было б у меня на ноге намотано втрое больше положенного уставом, точно бы пропороло до кости. А так норм, только кусок рваной тряпки из дыры торчит.

Пришлось прижаться спиной к стене и выстрелить еще несколько раз. Лишь с четвертого выстрела разбитый пулями замок, жалобно звякнув, отлетел в сторону.

Дверь оказалась тяжелой, с виду и не скажешь. А с другой стороны у нее оказался нехилый такой засов – две толстые петли, меж которыми я задвинул стальную пластину с приваренной к ней рукояткой…

Всё. Можно выдохнуть. Такую дверку теперь свернуть можно разве что направленным взрывом.

Еще только вбежав в помещение, я приметил возле дверного косяка выключатель. Который, соответственно, и включил.

Бомбоубежище залил тусклый свет одинокого потолочного плафона, изрядно засиженного мухами…

Ну, собственно, и вот. Приехали. Попал я, по ходу. И варианта теперь два. Либо помереть тут с голодухи, либо отодвинуть засов и сдаться военным. Потому что в обширном помещении не было ни хрена, кроме толстых бетонных колонн, поддерживающих потолок, и силового шкафа возле противоположной стены. Получается, я сам себя запер в ловушке, из которой нет выхода.

– Ладно, хоть переобуюсь напоследок, – проворчал я себе под нос, стаскивая с ноги дырявый сапог, а за ним и второй. Размотал портянки – как трофейные, так и самодельные. Ну ладно, ноги не растер, и на том спасибо.

Вторично я порадовался, когда кирзачи караульного сели на ногу, будто пошитые на заказ. Жизнь в Зоне вообще приучает радоваться даже приятным мелочам, а уж обувка по размеру для нашего брата – это далеко не мелочь, а один из наиважнейших элементов выживания.

Кстати, о выживании.

Пока я переобувался, мозг гонял мысли. В данном случае преимущественно дельные. Например – за каким бесом в пустом бомбоубежище нужен силовой шкаф? Ради единственной лампочки под потолком не жирно ли будет? Или это просто присущая данному времени советская избыточность, когда всё делали с запасом на случай «мало ли, вдруг понадобится»?

Закончив со сменой обуви, я, дабы развеять свои сомнения, пересек зал и подошел к шкафу, с дверки которого злобно скалился на меня трафаретный череп с костями и подписью под ним: «Не подходи! Убьет!»

Я задумчиво почесал макушку и пришел к выводу, что вряд ли мне стоит опасаться черепа, грубо набитого красной краской. Шкаф был заперт, но эту проблему я решил уже привычным способом, правда, использовал для этого не ПСС с дефицитными патронами, а табельный «макаров» – теперь, если даже за дверью услышат выстрел, мне это уже никак не повредит.

Дверца, сваренная из тонкой стали, оказалась хлипкой – отлетела в сторону после первого же выстрела. После чего стало понятно, что выполняла она исключительно отпугивательно-маскировочную функцию. Ибо за ней оказалась вторая дверь. Массивная, проклепанная по краям, глубоко сидящая в бетонной стене. А на опять же бетонном косяке той стены имелся габаритный пульт с десятью кнопками. Ясно-понятно. Знаешь код – милости просим. Не знаешь – извини, но тебе здесь не рады.

Такого рода электронных ключей я повидал немало. И ясно было, что этот хоть и солиден в виду, но для сталкера из двадцать первого века не должен стать серьезной проблемой.

Конечно, можно было попробовать сорвать замок пулей, но я опасался повредить проводку. Это тебе не запор на автоклаве, который снес нафиг – и решил проблему. Тут если нужный провод оторвешь, дверь тупо не откроется. Поэтому пришлось начать возню.

К кобуре «макарова» прилагался шомпол-протирка, стальной заостренный штырь с кольцом на противоположном конце, в основании которого имелась примитивная отвертка, предназначенная для полной разборки рукоятки пистолета. Ей я и принялся откручивать винты, которыми крепился замок.

Занятие оказалось непростым. Видать, монтажники очень старались прикрутить замок понадежнее, отчего прорези винтов были частично сорваны. Но не настолько, чтоб не зацепить их отверткой.

Я даже с двумя винтами справился, когда сзади раздались первые удары. Стало быть, разутый мною часовой уже очнулся и рассказал о том, куда побежал новый владелец его сапог, после чего за мной отрядили погоню. Ну, стучать они могут долго, засов-то на дверке солидный, и не такое выдержит.

Однако мой саркастический настрой слегка поутих, когда позади меня раздался мерзкий визг «болгарки». Вот это хуже. Через дверь принялись резать засов. Значит, времени у меня остались считаные минуты.

Третий винт поддаваться решительно не хотел. Особенно после того как я, слегка не рассчитав, крутанул его сильнее чем надо и сковырнул уже без того травмированную прорезь. А у четвертого она была вообще свернута напрочь, не зацепить. Так, и что дальше? Сдаваться? Стрелять по замку? Стоп, а если так?

Панель замка после выворачивания половины удерживающих ее винтов слегка отошла от стены. Чем я и воспользовался, всунув шомпол в щель на половину его длины. Теперь дело за рычагом.

Увы, на полу ничего подходящего не валялось. Ну да, помню, «бомбоубежище должно содержаться в чистоте и порядке». А что, если так?

Я выдернул из кобуры «макаров», привычным движением снял с него затворную раму, подцепил ее краем кольцо шомпола и надавил что есть силы.

Панель немного поддалась. Но лишь немного. А там, сзади, визг «болгарки» стал еще более мерзким. То есть, «прошли» дверь и уже вовсю пилят засов…

А я тем временем враскачку расшатывал панель, стремясь сорвать проклятые винты. И с пятнадцатой, а может, двадцатой качки мне это удалось.

Недовольно заскрипев сорванной резьбой, винты вылезли наружу, и панель повисла на проводах. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять – всё просто. Не изобрели еще в девяностые мегасложные замки для дверей бомбоубежищ. Пусть даже скрытых и бронированных.

Я оторвал провода, припаянные к клеммам панели, и соединил так, как мне показалось верным – желтый с желтым, синий с синим, красный с красным. Меж ними проскочила искра… и ничего не вышло. Твою ж душу!

А сзади, дважды звякнув по бетонному полу, упал распиленный засов.

Не люблю, когда мне палят в спину. Буду ли я отвечать на пальбу преследователей? Блин, не знаю. Это всё равно как на войне в своих стрелять, когда они стреляют в тебя. Но, как бы там ни было, лучше уж принять своё лицом к лицу.

Я отпустил провода, одновременно разворачиваясь в сторону открывающейся двери в подвал – и невольно зашипел. Провиснув, два провода дотронулись до моей руки, долбанув током, а еще два коснулись друг друга.

И тут я услышал скрип. Это отъезжала в сторону бронированная дверь.

Я дядя взрослый и в чудеса не верю. Зато верю в собственное невезение, благодаря которому меня то бьет током, то забрасывает в очень паскудные миры. А еще я верю в совпадения, когда то невезение оборачивается большой удачей.

Увидев такое, я ринулся к медленно расширяющейся спасительной щели между дверью и косяком и стал протискиваться в нее, рискуя в конце такого эксперимента стать плоским как камбала, при этом услышав, как кто-то зычным командирским голосом заорал на весь подвал:

– Огонь по шпиону!

Но «шпион» уже протиснулся в щель и даже рванул рубильник, торчащий из стены с другой ее стороны.

Пули бестолково замолотили по броне, и сквозь грохот выстрелов, усиленный подвальным эхом, я расслышал вопль:

– Отставить, мля!!! Рикошетами вас же посечет нах!!!

Это верное замечание. Стрельба в замкнутом помещении в этом плане дело опасное. А сейчас так вообще бесполезное, так как движение двери изменило ход на противоположное, и в сужающуюся щель меж нею и косяком сейчас вряд ли протиснулась бы даже вышеупомянутая камбала.

Я подождал, пока дверь закроется, после чего прижался к ней и выстрелил в рубильник, сорвав его пулей со стены. Теперь пусть военные думают, как открыть намертво заклинившую дверь. Донельзя довольный таким раскладом, я развернулся было – и уткнулся носом в карту-схему, висящую на стене.

Поверху карты шла надпись:

«Эвакуационная схема подземных научно-исследовательских лабораторий и производственных комплексов Чернобыльской атомной электростанции».

И под надписью, собственно, подробный чертеж, напоминающий план муравейника в разрезе…

Матерь Зона моя! Я и подумать не мог, что под ЧАЭС и прилегающей к ней территорией расположен целый город с кучей секретных объектов, непосредственно от этой самой электростанции получающий необходимую энергию. Нет, разумеется, про подземные научные лаборатории я знал, но за всё время моих шатаний по Зоне полной карты подземных коммуникаций мне не попадалось. Надо же, оказывается, они проложены не только под всей Зоной отчуждения, но и тянутся дальше, за пределы карты, в сторону крупных населенных пунктов. На карте были указаны лишь направления: «на Киев», «на Чернигов», «на Коростень», «на Мозырь»…

Ума не приложу, зачем нужно было проделывать такой объем работы, строя настолько обширную, разветвленную сеть, но это, как говорится, советским руководителям виднее. Мне же нужно было по возможности кратчайшим путем добраться до Монумента, чтоб решить мою проблему. Когда тебе не рады, лучше не искушать судьбу и вернуться туда, где если и не встретят с распростертыми объятьями, то хоть стрелять в тебя будут не все, а хотя бы через одного.

Схему я от стены аккуратно оторвал и засунул за пазуху – пригодится. Фотографическая память у меня хорошая, но карта пусть лучше будет со мной. Хотя бы в качестве сувенира.

Позади меня вновь раздался приглушенный, но, тем не менее, всё равно омерзительный визг «болгарки» – это преследователи решили пробиться через бронированную преграду. Ну-ну, удачи. Это вам не дверь в подвал, сваренная из стального двухмиллиметрового листа, тут придется изрядно повозиться.

Разумеется, дожидаться результатов той возни я не стал и быстрым шагом направился по коридору, ведущему, судя по карте, к ближайшей лаборатории.

* * *

Сихан рассказал много чего. Он говорил, Виктор слушал. Что ему еще оставалось делать? Только слушать. И стараться не думать о том, что уже в третий раз произошло у него на глазах.

Учитель говорил, что Воины Ночи с древних времен хранили не только секрет бессмертия, но и само Время. Которое не раз пытались изменить те, кто приходил из будущего. Они были уверены, что смогут поменять ход истории – кому подобное не вскружит голову? Ученые будущего научились пробивать порталы в прошлое, но так и не смогли решить проблему отдельно взятых личностей, страдающих зашкаливающим самомнением и манией величия.

Вывалится такой герой из какого-нибудь двадцать четвертого века в абсолютно пуленепробиваемой броне и направится уверенной походкой во дворец императора или в резиденцию сёгуна, доставая на ходу из кобуры какой-нибудь хитрый генератор смертоносных лучей. Мол, грохну правителя-паразита, и ух как круто заживем мы в своем будущем, отретушированном и изрядно измененном столь благородным поступком.

Однако Воины Ночи еще в Средние века понимали, что ничего хорошего из этого не выйдет. Поэтому один за другим исчезали герои из прошлого, не достигнув заветной цели, – например, вместе со своей суперброней в яму провалится, где немедленно будет засыпан землей, утрамбован и накрыт пластами срезанной травы, чтоб следов не найти. Или встретит на своем пути прекрасную деву, попавшую в беду. Ринется на помощь, спасет, откинет забрало своего неуязвимого шлема для благодарного поцелуя – а вытянувшая пухлые губки красавица возьмет да и плюнет в глаз спасителя отравленной иглой.

В общем, были методы. Пока герои из будущего не сообразили, что их настоящее почему-то не меняется, а засланные в прошлое диверсанты не возвращаются. А может, подсказал кто. Например, ренегаты. Те, кто раньше боролся за светлое настоящее, живя в своем Средневековье без горячего душа, цветного телевидения и комфортных автомобилей – и вдруг узнали, что всё это есть, и доступно. Стоит лишь немного помочь героическим потомкам, дабы после удачно проведенной акции они забрали помощника в свой рай со всеми удобствами.

– С давних времен клан Сумиёси-кай хранил Время, – вздохнул сихан. – Мы понимали – малейшее его изменение способно нарушить Равновесие, которое приведет к ужасающим последствиям. А вот в Ямагути-гуми считали по-другому. Мол, всё, что идет на благо клана, священно. И наплевать, как и за счет чего это благо было достигнуто.

– Закон якудзы, – невесело усмехнулся Виктор.

– Каждый клан якудза понимает этот закон по-своему, – покачал головой сихан. – Члены Сумиёси-кай осознают, что они прежде всего люди. Часть человечества. И когда человечеству угрожает опасность, они стараются ее устранить. И нарушение Равновесия есть одна из таких опасностей.

– Теперь понятно, почему мы воюем с Ямагути-гуми, – сказал Савельев. – Они хотят менять прошлое так, как им выгодно, а мы, стало быть, храним Время.

– Верно, – кивнул сихан. – У Ямагути-гуми был воин, умеющий ходить сквозь пространство и время. Он прошел испытание стихией Воды и убил неживого, что с древних времен считается испытанием, достойным Мастера стихии Пустоты. Но случилось так, что однажды его послали убить слишком уж способного ученика клана Сумиёси-кай, который вплотную приблизился к уровню Воды, но еще не достиг его. Он был очень силен, тот воин враждебного нам клана. Но наш способный ученик убил его в честном поединке, причем убил, не имея при себе боевого оружия. А после позволил побежденному врагу умереть достойно…

Виктор прикрыл глаза. Память услужливо преподнесла ему незабываемое воспоминание из прошлого.

Пагода Испытания стихией Воздуха…

Самый верхний этаж той пагоды, которого он достиг, пройдя не только ее опасными коридорами, но и проникнув через врата страны мертвых…

И человек, зарубивший Инструктора школы, пришедший сюда, чтобы убить его, Виктора…

Хотя нет, уже не Виктора Савельева, простого паренька из далекой России. Тот Виктор, что однажды перелез через забор школы клана Сумиёси-кай, умер бы через мгновение после того, как увидел синоби такого высокого уровня, решившего уничтожить его. Но в тот день воина враждебного клана встретил Оми-но ками, «дух провинции Оми». Это легендарное имя даст Виктору сихан после того, как узнает о том, кого убил его безоружный ученик^[8].

– Перед смертью ты разрешил ему срезать своё лицо, но мы всё равно узнали, кто он и откуда пришел, – сказал сихан. – А потом ты прошел испытание стихией Воды и пощадил неживого, став тем, кем должен был стать. Мастером стихии Пустоты.

Виктор покачал головой.

– Ты ошибаешься, Учитель, – сказал он. – Ты сам сказал, что, не убив неживого, невозможно стать Мастером стихии Пустоты. К тому же такой Мастер может находиться в Пустоте и проходить сквозь время. Я же не умею ни того, ни другого.

– Ты уверен? – приподнял седые брови сихан. – Тогда взгляни вокруг и скажи, где мы сейчас с тобой находимся.

Виктор послушно оторвал взгляд от лица учителя, которое он видел совершенно четко – в отличие от окружающего пространства. Коттеджный поселок, посреди которого они по идее должны были находиться, исчез. Более того, пропало всё, за что мог бы зацепиться взгляд. Виктор и сихан, тело которого, в отличие от лица, казалось несколько расплывчатым, словно висели, скрестив ноги, в серой, унылой, однотонной пустоте. Да и говорили ли они? Только сейчас Савельев осознал, что воздух не может колебаться там, где нет воздуха. И тем более невозможно услышать слов от того, кто сидит напротив тебя не открывая рта.

– Ты сейчас там, где могут находиться лишь ками, бестелесные духи, – проговорил сихан. – И тебе не нужны сложные машины для того, чтобы проходить сквозь время и границы миров.

– И… как мне это сделать? – спросил Виктор, пораженный тем, что ему открылось только что.

– Вспомни, как ты проходил через ворота страны Токоё, – пожал плечами сихан. – Пристанище мертвых и истинная Пустота не слишком отличаются друг от друга. Некоторые мастера даже полагают, что это одно и то же.

– А… вы, сихан? – проговорил Виктор, осененный догадкой. – Вы-то живы? Я помню, как вы бились с тэпподама клана Ямагути-гуми, которые, как я понимаю, ворвались на территорию нашей школы, чтобы убить меня…

– Ты все верно понимаешь, – усмехнулся сихан. – И при этом удивляешь меня. Неужели ты думал, что обычные убийцы-смертники могли причинить мне вред?

– Вы говорите и про телесную оболочку тоже или имеете в виду только своё ками? – заподозрив неладное, спросил Виктор.

– Ты задаешь слишком много ненужных вопросов, ученик, – нахмурил седые брови учитель. – А нужного так и не задал. Пора бы тебе уже поинтересоваться, чего ради я трачу столько своего времени, растолковывая то, до чего ты был должен давно додуматься сам.

– И зачем я здесь, учитель? – послушно поинтересовался Виктор, помня из прошлого опыта, что спор с сиханом никогда не заканчивался ничем хорошим.

– Ты подписал Клятву синоби, – с торжественными нотками в голосе произнес старик. – И сегодня ты обязан выполнить свой долг перед кланом, воспитавшим тебя. Один белый гайдзин случайно попал в прошлое своего мира и сейчас вполне способен его очень серьезно изменить. Твоя задача предотвратить это.

– Как? Убить его?

– Не имеет значения, – отозвался сихан. – Хотя, возможно, убить его было бы наилучшим выходом.

– И кто он? – спросил Савельев.

– Ты знаешь его, – сказал сихан. – Ты очень хорошо его знаешь.

* * *

Я шел по коридору неторопливым шагом человека, идущего по делу, но в то же время знающего себе цену. Погоны обязывали. Изредка мне навстречу попадались люди. Преимущественно военные, которые брали под козырек, получая в ответ аналогичное приветствие от меня. Но попадались и гражданские. Одни в белых халатах, другие – видимо, обслуживающий персонал – в удобных черных комбинезонах. На груди тех, что были в халатах, зачастую болтались фильтрующие полумаски. Не матерчатые, как у тех, кто работал снаружи, а вполне себе серьезные армейские респираторы, крашенные в защитный зеленый цвет. Хммм, интересно что же в этих лабораториях может быть более опасного, чем радиоактивная пыль наверху?

Однако удовлетворить мое любопытство было непросто. Стальные бронированные двери по обеим сторонам коридора были плотно закрыты, и ломиться в них без повода у меня причины не было. К тому же моя задача заключается не в том, чтоб поглазеть, чем тут ученые люди занимаются, а побыстрее добраться до четвертого энергоблока, пока меня не вычислили местные ловцы шпионов.

Но тут одна из бронированных дверей открылась с лязгом, сопровождаемым недовольным голосом изнутри, видимо, ответившим на вопрос, которого я не услышал:

– Да какая гистология, и так всё ясно. На кремацию везите.

Я отступил на шаг в сторону, чтоб меня не зашибло отворяющейся бронеплитой. Из-за нее показалась каталка, которую толкал габаритный мужик с отсутствующим взглядом, одетый в белый халат, слегка заляпанный снизу гнойно-зеленой слизью. На каталке лежало чье-то тщедушное тело, накрытое простыней, сквозь которую проступали два больших пятна такого же гнойного цвета.

Мужик уже почти вытолкал каталку в коридор, как позади него раздался окрик:

– Скворцов, стой! Сопроводиловку забыл!

Плечистый Скворцов команду выполнил исправно: едва взяв разгон, резко остановился, отчего легкое тело поехало по каталке вместе с простыней. Из-под нее вывалилась худая и гибкая верхняя конечность неестественного серо-болотного цвета, покрытая бляшками, смахивающими на присоски. Понятно. Какой-то мутант, возможно, отловленный в одной из вселенных Розы Миров. Не удивлюсь, если в восемьдесят шестом году наши ученые уже пробивали проходы в другие миры, таская оттуда местных жителей для исследований.

В коридор выскочил невысокий человечек в очках с седеющей бородкой и швырнул на каталку небольшую папку. Я как стоял – так и замер на месте. Я слишком хорошо знал этого человека для того, чтобы ошибиться, несмотря даже на то, что выглядел он значительно моложе. Это был профессор Захаров собственной персоной, который, скользнув по мне взглядом, разумеется, меня не узнал, ибо встретимся мы с ним только в следующем веке.

– Можно ехать? – поинтересовался исполнительный санитар, который, словно простой, но надежный механизм, без отдельной команды работал плохо.

– Да-да, Скворцов, езжай, – буркнул Захаров. – Дожили, в лаборатории я сам должен за всем следить, иначе будет полный и абсолютный бардак.

Дверь закрылась, каталка уехала вдаль по коридору, а я всё стоял, осмысливая произошедшее. И даже не встреча с профессором, уже погибшим в моем времени, настолько поразила меня. Просто я успел прочитать, что было написано на самом верху папки крупными красными буквами.

«Особо секретно! Оборонные специализированные мутации».

Получается, на каталке лежал осм, один из мутантов мира Кремля, прозвище которых и есть аббревиатура от этих самых «оборонных специализированных мутаций»! А специализированно мутировали его здесь, в лабораториях ЧАЭС! Что ж, всё сходится. Именно в этих подземельях Советский Союз начал ковать свое секретное оружие, которое потом было использовано в Последней Войне. И у истоков этой ковки стоял академик Захаров.

Впрочем, данная информация ничего мне особо не дала. Я и так знал, для чего использовались подземные лаборатории, запитанные энергией от Чернобыльской АЭС. Единственное – был не в курсе, что именно в них создали осмов. Кстати, вполне может быть, что где-то за этими бронированными дверями в автоклаве под воздействием искусственно вживленного D-гена растет и наливается силой первый дружинник, потомки которого будут ценой своей жизни защищать Кремль от нашествия биороботов, нео, дампов и прочей нечисти.

Размышления обо всем об этом не мешали мне мысленно держать перед глазами карту и продолжать идти по коридору, периодически сворачивая в его ответвления. Я не боялся ошибиться – такие же схемы, висящие на крашеных в зеленое стенах, попались мне на глаза еще дважды, что лишний раз помогло мне удостовериться в правильности выбранного маршрута. Доставать трофейную карту из-за пазухи не хотелось, чтоб лишний раз не приковывать к себе подозрительных взглядов, так что схемы на стенах пришлись весьма кстати.

Стальные двери по обеим сторонам коридора сменились крепкими деревянными с номерными табличками на них. Похоже, из лабораторного блока я попал в административный. Ладно. По моим прикидкам я прошел уже без малого половину пути, как вдруг случилось неожиданное.

Из-за очередного поворота коридора навстречу мне вышли три человека в форме того же песчаного цвета, что и у меня. Только их погоны были синими, с желтыми буквами – «ГБ». Вот оно. Приехали. Однако быстро работает Комитет государственной безопасности.

Все трое были коренастыми, как на подбор. Единственное, что меня смутило: самый старший по званию был сержантом, двое остальных – ефрейтор и рядовой. Как-то не верится, что брать матерого шпиона послали обычных солдат, пусть даже специально тренированных.

– Ваши документы, – потребовал сержант, преградив мне путь. Его лицо было бесстрастным, каким и положено быть лицу человека с чистыми руками, горячим сердцем и холодной головой, искренне верящего в свое правое дело и несомненное светлое будущее.

– Сначала ваши, товарищ солдат, – прищурился я. – Вместе с предписанием вышестоящего начальства, дающим вам право останавливать офицера Советской армии без веских на то оснований.

Похоже, сержант такого не ожидал – не иначе, понадеялся на шокирующее впечатление, производимое синими погонами. Но виду не подал. Я лишь успел заметить легкий ступор в его глазах после моих слов, словно заданная программа не подошла и сейчас компьютер в голове сержанта подбирал другую.

И подобрал.

– Вы арестованы, – надавив голосом, сообщил он. – Пройдемте, и без глупостей. Со всеми необходимыми документами вы сможете ознакомиться…

Но я уже его не слушал.

Эти парни с неподвижными лицами были такими же «кагэбэшниками», как и я – майором внутренних войск. И дело даже не в том, что их звания не соответствовали важности задания. Просто никакой командир в своем уме не пошлет на такой арест троих безоружных бойцов – по-хорошему, этого сержанта сзади должен был прикрывать взвод автоматчиков, а не пара сослуживцев.

Но и это еще не все.

Внутренним чутьем я осознавал, что сержант просто проговаривает текст, который ему надиктовали другие. Не он тут главный, харизма не та, хотя парень крепкий и наверняка волевой.

Главным в этой тройке явно был стоящий позади сержанта рядовой с монголоидной внешностью. Может, казах, может, якут – СССР страна многонациональная. Но силой от него пёрло нереальной, это я сразу, что называется, спинным мозгом почувствовал.

Ситуация была нестандартной, поэтому, как всегда в подобных случаях, я начал работать на опережение, одновременно вызывая в воображении образ мантикоры – стандартный мой ритуал для выпадения в состояние ускорения своего личного времени. И, как следствие, замедления движений моих противников.

Прямо с места я ткнул сержанту в горло чуть ниже кадыка – костяшками пальцев, сжатых в половину кулака. Хотел бы убить, ударил в адамово яблоко, разбив щитовидный хрящ, обломки которого вскрыли бы трахею. А так лишь дыхалку смял, словно в шланг пылесоса долбанул, на короткое время перекрыв доступ кислорода к легким.

Сержант подавился окончанием предложения, схватился за горло и резко согнулся в поясе. Ожидаемо. Я сделал полшага вправо, пропуская мимо летящую мне в грудь голову ударенного и одновременно слегка приседая с ударом предплечьем по основанию черепа. Не зря такой подарок противнику называется «гильотина» и запрещен во многих видах единоборств. Голову, конечно, он не отрубит, но шейные позвонки сместить может конкретно, навсегда парализовав всё, что расположено ниже зоны страшной травмы.

Однако я и тут рубанул в полсилы, рукой, расслабленной в локте. Поэтому удар получился не жестко-травмирующим, а хлестким, следствием которого скорее будет легкое сотрясение мозга, которое молодой и здоровый парень запросто переживет, полежав недельку на больничной койке.

Надо отдать должное, ефрейтор среагировал сразу. И ударил меня ногой в пах. Хорошо так ударил, как учили, «на вынос», словно хотел своим сапогом разрубить меня от причинного места до горла.

Попади он куда метил, мне б точно не поздоровилось. После такого удара в лучшем случае пришлось бы как минимум недели две в больнице отлеживаться, нянча свои причиндалы, распухшие до размеров спелых помидоров. А в худшем такой удар разбивает в тряпки тестикулы, навсегда кастрируя мужика. Ну, а если уж совсем не повезет, то и мочевой пузырь тоже.

Это он, конечно, зря. Когда меня так бьют, я с себя все моральные ограничения снимаю. Время уже начало слегка замедляться, поэтому я довольно легко пропустил летящую снизу ногу мимо себя, перехватил ее примерно на уровне груди и, схватившись за стопу, резко повернул с доворотом корпуса, будто большую гайку с резьбы сворачивал.

Послышался хруст, за которым немедленно последовал длинный и протяжный крик – таким я его услышал в своем замедленном времени. Неудивительно. Заорешь, когда тебе голеностопный сустав вывихнули жестоко и бесцеремонно, порвав при этом несколько связок. Зато впредь будет думать, кому можно бить фатально травмирующие удары, а кому лучше не надо. Например, я так бью, когда меня убивать собираются или серьезно покалечить. Допускаю, конечно, что ефрейтор, увидев, что я сделал с сержантом, не разобрался в моих добрых намерениях, перепугался за свою жизнь и долбанул соответственно. Но тут уж извините, в такой серьезной драке мне как-то плевать на то, что движет субъектами, собирающимися сделать из меня инвалида.

И тогда я делаю в ответ то же самое.

Ефрейтор рухнул на пол, воя от боли и пытаясь дотянуться до неестественно вывернутой стопы. А я приготовился ловить атаку азиата и реагировать на нее соответственно.

Но тот остался на месте. И я с удивлением заметил, как уголок его рта дрогнул в некоем подобии улыбки.

А потом я услышал слова, которые произнес азиат… не открывая рта:

– Ватаси-но нингё – ва ёй нингё…

Мое время было ускорено, соответственно, и слова, произнесенные моим противником, я должен был бы слышать словно в замедленной записи.

Но я слышал их так же, как и обычно!

И объяснение этому могло быть только одно. Азиат ускорил свое личное время так же, как сделал это я. И сейчас мое преимущество понемногу превращалось в уязвимость – данный боевой режим жрет личную силу, словно голодная барракуда. Это значит, что с каждой секундой я становился слабее…

Поэтому я не стал медлить и ринулся на азиата, намереваясь срубить его быстро и эффективно. Как получится. Пальцем в глаз слегка ткнуть, по горлу отработать опять же, или под ухо несильно ударить – ровно настолько, чтоб освободить проход по коридору и двинуться дальше к своей цели.

Ринуться-то я ринулся, но внезапно в самом начале движения вдруг почувствовал, что руки и ноги у меня стали ватными, а горло словно схватили невидимые клещи. А я в выдох всю силу вложил, чтоб рывок получился максимально эффективным… Выдохнуть-то выдохнул, а вдохнуть не получилось – и я кулем рухнул на пол, дергаясь словно рыба, выброшенная на берег.

Последнее, что я запомнил перед тем, как провалиться в беспамятство, было лицо азиата, склонившееся надо мной. И внезапно пришедшее понимание, что говорил он вовсе не на языке народов Средней Азии или нашего Дальнего Востока, а совершенно на ином наречии…

* * *

Виктор задумчиво покачал головой.

– Этот человек может изменить мир, находясь в прошлом, – повторил он слова сихана. – Но почему мне кажется, учитель, что вы что-то недоговариваете. Единственная ли это причина, почему я должен убить его?

Старик внимательно посмотрел на своего ученика.

– Я все больше и больше убеждаюсь, что ты и правда вплотную приблизился к Пустоте, – проговорил он. – Не только физически, но и духовно. Настолько ясно видеть суть вещей может лишь синоби высшего порядка. Но у тебя есть один недостаток. Ты считаешь этого гайдзина своим другом. И это очень плохо. Истинный воин свободен от любых обязательств, кроме верности своему клану.

– И вновь вы не до конца искренни, учитель, – произнес Савельев. – Как может мне или клану повредить наша дружба?

– Хорошо, будь по-твоему, – кивнул сихан, скрестив большой и указательный пальцы на обеих руках, что означало высшую степень раздражения. – Ямагути-гуми охотятся за тобой, чтобы заполучить секрет бессмертия, ибо они уверены, что ты его знаешь. Члены этого клана не остановятся ни перед чем, чтобы заполучить желаемое. И бить они будут в твои слабые места.

– Я понял, – кивнул Виктор. – Они будут стараться заполучить Снайпера, чтобы я сам пришел к ним, верно? Крупную рыбу ловят на мелкую наживку.

Сихан вновь кивнул, на этот раз удовлетворенно.

– Я рад, что ты понял, – проговорил он.

– Понять-то я понял, – хмыкнул Савельев. – Только, боюсь, Ямагути-гуми могут сильно пожалеть, если попытаются использовать Снайпера в качестве наживки. Он не из тех, кто позволит насадить себя на крючок.

По лицу сихана пробежала тень.

– Мне тяжело говорить это, – произнес он. – Честь нашего клана запятнана. Ты помнишь Масурао, который был моим лучшим учеником до того, как появился ты?

– Да, – отозвался Виктор.

Еще бы не помнить действительно талантливого бойца, всем сердцем возненавидевшего «белую куклу», которая однажды неуклюже перелезла через забор школы синоби – и через непродолжительное время превзошла его во всем.

– Масурао… предал нас, – тихо произнес сихан. Видно было, что эти слова даются ему непросто. – Он переметнулся к Ямагути-гуми, где, по слухам, каким-то образом прошел испытание Воды и убил неживого. Теперь он умеет всё, что умеешь ты, и, может, даже лучше – ведь ты оставил в живых своего неживого, так и не завершив ритуал.

Виктор опустил голову.

– Возможно, в свое время я неправильно понял принцип саккацу, – еле слышно произнес он.

– Свобода убивать и свобода даровать жизнь и в том, и в другом случае остается всего лишь свободой выбора, – покачал головой сихан. – Ты пощадил Масурао, но он не пощадит ни тебя, ни твоего друга. Как бы ни был хорош тот белый гайдзин, ему не справиться с синоби стихии Пустоты.

Пальцы Виктора еле слышно хрустнули, сжимаясь в кулаки.

– Учитель, вы сказали, что я умею проходить сквозь время и пространство между мирами. Но я понятия не имею, как это делается!

Сихан улыбнулся в седые усы.

– И это говорит тот, кто однажды уже раздвинул сёдзи^[9] страны Токоё^[10] и прошел через нее? Поверь, пересечь границы времени и других вселенных немногим сложнее. Кстати, я уговорил двух твоих друзей вернуться к тебе. Признаться, это было непросто, но они всё-таки согласились. Думаю, с ними тебе будет проще идти по Пути Воина…

– Но как я найду своего друга? В какой из вселенных мне его искать?

– Не сопротивляясь предначертанному, иди своим Путем Воина – и он сам выведет тебя к твоей цели…

Голос учителя отдалялся, его образ постепенно становился размытым, нечетким, словно Пустота растворяла его в себе – или же он сознательно решил стать частью ее.

– Сихан! – воскликнул Виктор, рванувшись вперед… И вдруг осознал, что лежит на траве, а в его сведенных судорогой пальцах зажата холодная земля, которую он, похоже, скреб пальцами, находясь в беспамятстве.

Невдалеке кто-то надрывно кричал. Савельев приподнялся с земли. Понятно…

Забор его коттеджа был изуродован. Сквозь огромную дыру в ограждении был виден дом, в котором вылетели все стекла и просела одна стена. Отсюда было не видно дымящейся ямы, которая образовалась после взрыва. Но Виктор успел заметить, как хлопнула входная дверь коттеджа. Это вошел в дом человек, только что потерявший жену и сына.

И звали этого человека Виктор Савельев…

Виктор застонал. Тяжело терять семью. Вдвойне тяжело опоздать спасти самых дорогих на свете людей, точно зная, что их ждет. Но когда ты знаешь точно, что теперь уже никогда не получится вернуть прошлое и предотвратить тот взрыв, зачем жить дальше?

Но тут сквозь горе, затопившее разум, словно лучи солнца через густой туман стали пробиваться мысли.

Сихан? Он только что видел его так, словно учитель был жив. Да только жив ли он на самом деле? Возможно, синоби его уровня вполне мог посетить своего ученика, покинув на время страну Токоё… Но тогда получается, что и он, Виктор, только что был там… И кто тогда остановил его, если учитель мертв?

Савельев тряхнул головой. Есть вещи, о которых лучше не думать, иначе можно просто сойти с ума. Особенно когда эти вещи касаются Пустоты и страны мертвых. А также людей, способных посещать их, словно переходя из одного дома в другой.

Оторвать взгляд от полуразрушенного забора было трудно, но Виктор усилием воли сделал это. Он уже не раз оплакал жену и сына, и делать это вновь было выше его сил…

И тут взгляд Виктора упал на траву рядом с ним, на которой лежали два меча. Один подлиннее, другой покороче. Первый – классическая японская катана. Второй… Второй больше походил на ниндзя-то, прямой меч синоби, само существование которых многие историки ставят под сомнение.

«Кстати, я уговорил двух твоих друзей вернуться к тебе. Признаться, это было непросто, но они всё-таки согласились. Думаю, с ними тебе будет проще идти по Пути Воина…»

Слова сихана словно вновь прозвучали в голове Виктора. «Уговорил двух друзей…» Японские кузнецы с древних времен были уверены, что после завершения работы их мечи обретают свое ками – душу, обладающую собственным разумом. Ведь по представлениям японцев не тело имеет душу, а душа управляет приданным ей телом. И это очень неплохой выбор для ками воина, если оно найдет себе тело в виде хорошего меча.

Виктор хорошо помнил встречу на дне озера Испытания с несколькими мечами, принявшими образ людей. Тогда он сам находился в состоянии мицу-но кокоро, что переводится как «разум, подобный поверхности озера», когда человек видит мир таким, какой он есть на самом деле. Иными словами, ками Савельева тогда встретилось с ками мечей, в то время как его тело, лишенное души, сидело на берегу. Человеку непосвященному всё это может показаться бредом горячечного больного. Но тот, кто прикоснулся к тайнам секретного учения миккё^[11], подобное воспринимает естественно, как нечто само собой разумеющееся.

С черным вакидзаси тогда удалось договориться о сотрудничестве. Второй меч, оказавшийся более надменным, чем его брат, отказался пойти с белым гайдзином. Впрочем, впоследствии он всё же присоединился к брату, с которым его связывала и история создания одним и тем же мастером, великим Сигэтаки из Эдо, и металл, не принадлежащий этому миру, частицы которого они оба хранили в своих клинках.

– Спасибо, сихан, – прошептал Виктор, понимая, что увиденное не было наваждением и что его учитель действительно сумел разыскать и перенести его утраченные мечи через пространство и время. Деяние, о котором в древности мудрецы непременно упомянули бы в своих трактатах. Сейчас же подобное современные люди сочтут сказкой. И это нормально. Люди двадцать первого столетия смотрят только глазами, забыв о том, что их душа способна видеть и ощущать гораздо большее…

А слова сихана продолжали звучать в голове Виктора, словно эхо бурных волн, бьющееся о скалы.

«Ямагути-гуми охотятся за тобой, чтобы заполучить секрет бессмертия… Сегодня ты обязан выполнить свой долг перед кланом, воспитавшим тебя… Один белый гайдзин случайно попал в прошлое своего мира и сейчас вполне способен его очень серьезно изменить. Твоя задача предотвратить это… Масурао предал нас… Ты пощадил Масурао, но он не пощадит ни тебя, ни твоего друга».

– Ну, это мы еще посмотрим, – сквозь зубы процедил Виктор. А руки между тем делали привычную работу: размотать длинные шелковые шнуры-сагэо и с помощью их определить оба меча себе за спину заняло не более одной минуты.

Сделав это, Савельев встал на колени и сел на пятки, не обращая внимания на крики людей возле его дома и вой пожарных сирен. Всё это уже не принадлежало его миру, было чуждым и ненастоящим. Словно сами собой в голове возникли слова из прошлого:

«Сознание круглой луны. Лишь в этом состоянии можно увидеть мир таким, каков он есть на самом деле, не искаженным собственными мыслями и ощущениями…»

Хотя нет. Не слова. Образы. Слов и мыслей больше не было. Было лишь ощущение, что картина привычного мира сползает, словно старые обои со стены, обнажая серую, невзрачную поверхность истинной реальности, словно мечущимися светляками усыпанную слабо светящимися коконами – так в Пустоте видны посвященным обычные люди.

Если бы Виктор умел испытывать страх, он бы, наверно, испугался того, что собирается сделать. Но бояться его отучили давно, как и испытывать неуверенность в себе, которая, как известно, самый худший враг человека в любом деле. Сихан сказал, что Путь Воина выведет Виктора туда, куда надо, – нужно лишь довериться своей интуиции, тренированному предчувствию. И тогда оно само найдет в мириадах светящихся коконов, открывшихся перед Савельевым, белого гайдзина, которому сейчас нужна помощь. Иначе и быть не может.

Пальцы легко сплелись в фигуру, которую сихан называл «печатью хэй». Слова молитвы-заклинания древнего божества сами полились с языка, словно только и ждали того момента, когда Виктор… нет, не Виктор. Когда Оми-но ками решится снова произнести их…

Туман возник почти сразу, будто ждал призыва. Он колыхался перед Виктором, словно живой, и смутные овалы, похожие на человеческие лица, проплывали в его глубине, будто пытаясь получше рассмотреть сверкающий кокон, осмелившийся открыть проход между миром живых и страной мёртвых.

«Легко войти в страну Токоё. Гораздо труднее найти выход оттуда… Сейчас ты мог перейти границу между живым и мертвым, но тогда твоё сознание без остатка поглотила бы Пустота, как это случается с обычными людьми… Лишь безупречный Воин способен следовать путями синоби без вреда для себя…»

Слова сихана, сказанные много лет назад, звучали где-то в уголке сознания – но сейчас они только мешали. К чему слушать чужие слова, когда нужно действовать?

Виктор поднялся с коленей – и сделал шаг…

* * *

Это не было похоже на обычное беспамятство. Из меня словно вытянули все силы, и сейчас я валялся в полузабытье где-то… Где-то на холодном полу. И если валяться так же, как сейчас, таким макаром можно запросто застудить почки.

Я попытался перевалиться на бок. И мне это удалось. Так. Что с обстановкой? Первое ощущение – руки связаны. Спереди. Уже хорошо, это лучше, чем сзади. Теперь зрение.

Я моргнул с усилием раз, другой. Вязкая хмарь, болтающаяся перед глазами, – верный признак сотрясения мозга – начала понемногу отступать. Но тошноты не было, значит, всё-таки не сотряс. И это замечательно. Прям не день, а сплошное везение.

Правда, в картину офигенной удачи не вписывались три персонажа. Двое стояли возле закрытой двери с автоматами, направленными в мою сторону. А третий сидел на полу, скрестив ноги, и неторопливо перебирал буддийские четки с мохнатым хвостиком на конце. А из-за плеч у него торчали рукояти двух японских мечей. Похоже, друг Савельева по ниндзячьему искусству в Зону пожаловал. Или недруг – как вариант.

С некоторым усилием сфокусировав зрение, я разобрал детали. Тип на полу был тем самым японцем, что каким-то немыслимым способом вырубил меня на расстоянии. То, что он именно японец, я догнал не сразу. Но несколько слов, произнесенные им, всколыхнули в памяти песенку на иностранном языке, которую как-то мурлыкал себе под нос Виктор Савельев. Когда я спросил, что это, он отмахнулся – мол, детская японская песенка про куклу. Ну ладно, каждый напевает то, что ему нравится. Хотя странно, что эдакая машина для убийства, как Савельев, зачем-то запомнил такое.

Сейчас на японце, владеющем какой-то бесконтактной боевой хренью, уже не было униформы рядового КГБ. Вместо нее он напялил на себя мешковатый черный костюм, выглядящий весьма убого, но, наверно, очень удобный в носке. Я сам люблю, когда одежда свободная, но в то же время не настолько, чтобы цепляться рукавами и штанинами за посторонние предметы. Костюм японца был именно таким.

Двое других, находящихся в комнате, были одеты в черную униформу местной обслуги и держали в руках компактные немецкие автоматы MP5 – немыслимая экзотика в Советском Союзе.

Впрочем, обведя взглядом помещение, я не особо удивился столь нехарактерному оружию.

На стенах комнаты висели плакаты, несколько отличающиеся от тех, что я видел в подземных коридорах. Один рекомендовал строго хранить государственную и военную тайну. Второй рваными строками Маяковского призывал юношей делать жизнь с товарища Дзержинского. А на третьем сам Железный Феликс собственной цитатой категорически призывал быть зоркими и бдительными. Ну и два титанических сейфовых шкафа по углам комнаты, плюс стол со стоящим на нем графином с водой и стул, привинченный к полу, дополняли общую картину.

Судя по внешним признакам, это сто процентов был кабинет офицера КГБ. С высокой вероятностью того, что лежит вон там, у стены, по которой к его уху тянется бурая полоса крови, уже успевшей свернуться. Кто-то отработал не заморачиваясь: подошел да и отвесил кагэбэшнику увесистую оплеуху, сориентировав офицера головой в бетонную стену, по которой тот и стёк на пол безвольной тяжелой каплей. Эффективно, не поспоришь. Чем отбивать свои руки об чужие черепа, лучше долбануть противника башкой об бетонную стену, которая всяко тверже любого кулака. Небось вон тот японец и вырубил безопасника, на которого решил не тратить свои суперспособности. Расчетливый, сволочь. Понимает, кого можно конечностями бить, а к кому лучше не приближаться на расстояние удара.

Это я, конечно, сейчас сам себе льстил. Глядя на бесстрастное лицо японца, я уже понимал – в случае чего он меня и конечностями уделает запросто. Такое понимание приходит не сразу, а только с многолетним боевым опытом, который у меня имелся в избытке.

Между тем японцу, похоже, надоело перебирать четки. Он лишь качнул головой, и этого оказалось достаточно. Один из автоматчиков с поклоном приблизился к хозяину, взял у него какой-то пакетик, после чего метнулся к шкафчику на стене, нашел там заварочный чайник, вылил в него воду из графина, засыпал содержимое пакетика и поставил чайник на электроплитку.

Ага, японец решил чайком побаловаться, даже ради этого дела отложил четки и небольшую индивидуальную чашечку достал из-за пазухи.

Я вяло наблюдал, как суетится вокруг него автоматчик, организуя шефу чаепитие в полевых условиях. И гадал, что это за парни такие. Униформа вроде такая же, как у местных рабочих, и сами автоматчики на них похожи – обычные славянские лица, ни капли монголоидного в них не наблюдается. Так какой им интерес прислуживать иностранцу, неизвестно какого лешего забывшего в подземных лабораториях Чернобыльской АЭС?

Впрочем, через некоторое время я заметил в движениях автоматчиков нечто неестественное. Двигались они как-то рвано, механически, что ли. Будто во сне, хотя довольно шустро для лунатиков. А еще я заметил, что, когда один двигается, второй слегка «подвисает». Глаза у него стекленеют, хотя автомат держит исправно, направленным в мою сторону. И когда я попытался поменять положение, он повел стволом так, чтобы по-прежнему держать на прицеле мое колено. Намек ясен, передвижение на своих двоих не рекомендуется. Интересно, зачем я им нужен?

Я задал этот вопрос вслух, но никто и не почесался. Японец продолжал прихлебывать чаек, глядя сквозь меня, словно я состоял из воздуха. Автоматчики тоже не отреагировали. Один тупо смотрел на меня, держа на прицеле своего автомата, второй возился с чайником, периодически доливая в него воду для кипячения. Впрочем, ответа я и не ждал. Просто проверил, не настроены ли мои новые знакомые на диалог. Не настроены. Ждут чего-то. Может, машину, чтоб перевезти меня куда-нибудь, а может, просто ожидают, когда японец неторопливо напьется чаю, после чего нашинкует пленника в бастурму мечами, висящими за его спиной.

Так прошло минут двадцать.

Японец поставил на пол пустую чашку, качнул головой еще раз, мол, надо бы повторить, и быстрым, но плавным движением поднялся на ноги. Лихо. У меня так, скорее всего, не получится, чтоб из позы лотоса без помощи рук встать на ноги. Хотя как-нибудь надо попробовать.

Ага. Будь ты хоть суперменом, но если много пьешь, то вода по-любому попросится наружу. Вторая дверь в стене вела в туалет, о чем свидетельствовала надпись, набитая краской через трафарет. Туда японец и нырнул, после чего примерно через минуту послышалось журчание. Ну да, пока под этим черным балахоном своё хозяйство найдешь, времени немало пройти может. Это ниндзя еще оперативно уложился, с непривычки небось в складках такой одежды по первости отыщешь всё что угодно, кроме того, что нужно.

А между тем движения заготовщика чая стали немного медленнее. И у второго бойца глаза превратились в неподвижные шарики…

Моя догадка подтвердилась. Японец ментально управлял этими людьми, полностью подчинив себе их волю. Причем даже сейчас, сливая в унитаз отработанный чай, он прекрасно видел меня глазами своих послушных кукол. Значит, все эти качания головой были не для них. Для меня. Чтоб я подумал, будто они такая вот слаженная команда, где подчиненные понимают малейший жест командира. Ага, так я и поверил, что наши русские парни будут заучивать что значит то или иное покачивание тыквы своего босса. Может, у них в Японии это в порядке вещей, но у нас такое точно не прокатит.

Я понял – второго шанса не будет! Не знаю, чего ждет писающий ниндзя, но ясно, что для меня это не сулит ничего хорошего. Поэтому я начал действовать.

На что я надеялся? Да как обычно, просто начал двигаться без надежд на оптимистический исход и даже без особого плана. Главное ведь в жизни что? Правильно, не сидеть на пятой точке, а действовать. Тогда хоть какой-то результат будет. А если не отрывать свой зад от плоскости, ожидая, когда на тебя счастье свалится, то ничего кроме геморроя не дождешься.

В общем, привстал я и, протянув связанные руки к заварщику чая, сказал вполне дружелюбным тоном:

– Дружище, а мне можно хотя бы водички? Пить очень хочется.

Движение абсолютно безобидное, не предусматривающее стрельбы по коленям. Но тот, у двери, заметно напрягся, положив палец на спусковой крючок автомата. А ответственный за чаепитие босса принялся разворачиваться в мою сторону вместе с чайником, который держал в руке. По дну которого я и долбанул ногой, резко оттолкнувшись от стены всем телом.

Кипяток в лицо штука неприятная. А плеснуло знатно, на шею и на подбородок. Понимаю, парень не виноват, что его мозги взял в плен коварный иностранец. Но я был уверен процентов на девяносто девять – как только японец получит желаемое, он избавится от своих кукол так же, как избавился вон от того кагэбэшника, что сейчас лежит мертвый у стены. Так хоть надежда есть, что парень в живых останется – лучше уж помучиться некоторое время с обваренным подбородком, чем оказаться на том свете.

Тот, у двери, слегка тормознул – пули выбили фонтанчики бетона в том месте, где мгновение назад была моя нога. На это я и рассчитывал, бросаясь вперед, к заготовщику чая, который, бросив чайник, попытался схватиться за обваренное лицо. Что странно – он не кричал. От такой боли любой завопит как резаный. Но, видимо, японец конкретно контролировал его мозг, и парень лишь рефлекторно поднял руки – но дотронуться до подбородка не успел, так как я, вскочив на ноги, крутанулся всем телом, мощно ударив обваренного локтем по затылку.

Парень хрипло выдохнул, когда его бросило прямо на автоматчика – наверно, заорать хотел, но не вышло. Однако стрелок и сам увидел, что происходит. Видать, всё-таки что-то от себя прежнего в нем осталось, потому что он усилием воли рванул ствол автомата вниз, дабы не задеть очередью товарища.

Результат получился такой, какой хотелось: ударенный сбил с ног автоматчика, и оба они рухнули на пол. При этом незадачливый стрелок стукнулся головой о бетон и, похоже, отрубился, так как оружие выпало из его рук. Его товарищ тоже не шевелился, видать, конкретно я его приложил. Отлично, оба потенциальных противника в отключке.

Я бросился к автомату, схватил его – благо компактный пистолет-пулемет вполне можно удерживать со связанными запястьями – и направил ствол на дверь туалета.

Но выстрелить, увы, не успел.

Знакомая боль скрутила внутренности, и оружие вывалилось из вмиг ослабевших пальцев. Меня согнуло, но усилием воли я удержался на ногах. Хрен тебе, паскуда, лучше я стоя сдохну от разрыва кишок, чем снова буду кататься по полу. В первый раз это было неожиданно. Сейчас же я примерно представлял, чем всё закончится, но покорно ждать, словно баран, когда тебя зарежут, это точно не моё.

– Неплохо, белая кукла, – на чистейшем русском проговорил японец, выходя из туалета и завязывая черным шнуром то, с чем наши люди гораздо быстрее справляются с помощью молнии. – Я ждал чего-то подобного, и ты оправдал мои ожидания.

Я молчал. В таких случаях говорить не нужно. Победитель сам всё скажет без твоего участия. Это его триумф, ему и речь толкать. А от тебя требуется лишь одно – держать рот на замке и слушать, изредка вставляя тематические реплики.

– Кстати, ты неплохо говоришь по-нашему, – отметил я.

– Выучил, – хмыкнул японец. – После того, как твой соотечественник победил меня. Тогда я поклялся найти его и отомстить. А сильного врага нужно знать досконально.

– Подозреваю, что это Виктор Савельев надавал тебе по щам, – предположил я. – Он такой, с него станется.

По бесстрастному лицу японца проскользнуло некое подобие ухмылки.

– Ты моя наживка, белая кукла. Думаю, сегодня твой Виктор Савельев придет освобождать тебя. И получит от меня то, что заслужил. А потом я убью тебя. Выкину из жизни, как охотник выбрасывает использованную наживку…

Он говорил что-то еще, явно получая удовольствие от сознания своего превосходства над побежденным. Я же тем временем принюхивался, ибо почувствовал сладковатый персиковый запах, идущий из-под двери. Одновременно мне стало трудно дышать, а стены кабинета как бы поплыли перед глазами.

И значить это могло только одно.

До принятия конвенции о запрещении химического оружия оставалось еще семь лет, поэтому никто не упрекнул бы госбезопасников в том, что они решили уничтожить опасных преступников боевым отравляющим веществом, не подвергая более опасности своих сотрудников.

– Циклозарин, – прохрипел я.

Японец оказался парнем сообразительным и отреагировал моментально.

Сразу потеряв интерес к беседе, он начал с нереальной скоростью наносить удары руками по воздуху. Казалось, что японец рассекает его, словно некую прозрачную, но вполне осязаемую субстанцию – и эти рассечения, будто полупрозрачные раны, некоторое время висят над полом, складываясь в какие-то непонятные знаки, напоминающие иероглифы.

Всё происходило очень быстро, но я успел насчитать то ли семь, то ли восемь этих постепенно исчезающих знаков, прежде чем японец рубанул рукой по воздуху, словно мечом, сверху вниз.

И в спертом воздухе кабинета я ясно увидел разрез – примерно такой, какой оставляла «Бритва», рассекая пространство между мирами. Только молний не было видно по краям этого разреза – лишь слабое, зловещее свечение, похожее на мерцание болотных гнилушек.

В этот разрез японец и нырнул, словно в приоткрытую дверь, которая тут же за ним и закрылась с едва слышным шелестом. Миг – и нет в кабинете ни загадочного иностранца, ни портала, который он открыл собственными руками. Лишь слабый запах болотной гнили примешался к персиковому аромату, который продолжал усиливаться.

Я понимал – смерть неизбежна. Скорая и мучительная. Но я был бы не я, если б не продолжал бороться до конца.

Любой человек, работавший на секретном объекте, опасном для здоровья, во времена СССР обязан был иметь с собой аптечку. А уж сотрудник КГБ – тем более. Поэтому, как только японец исчез в своем портале, я ринулся к трупу, перевернул его и рванул клапан оттопыренного нагрудного кармана, оторвав пуговицу.

Я не ошибся в своих предположениях. В кармане лежала АИ-4, ярко-оранжевая индивидуальная аптечка, самый простейший набор первой помощи в чернобыльской Зоне отчуждения.

Но выбирать не приходилось.

Трудно со связанными руками оказывать себе первую помощь, но мне не привыкать. Открыв аптечку, я вылущил пальцами из гнезда шприц-тюбик с красным колпачком, который сорвал зубами, после чего вогнал иглу в бедро прямо через штанину. Если я правильно помнил состав этой аптечки, в шприце должно было содержаться средство, применяемое при отравлении фосфорорганическими соединениями, к числу которых относится циклозарин. Выдавив тюбик, я выдернул иглу из ноги, после чего принялся выковыривать из аптечки красно-белую капсулу с резервным антидотом, так же применяемым при отравлении фосфорорганическими веществами.

Выковырять я ее выковырял и даже открыл, но удержать не смог. Несмотря на введенное содержимое шприц-тюбика, мир уже плыл перед глазами, и руки тряслись изрядно. Но я не стал пытаться подобрать связанными руками крошечный контейнер, а ринулся к лежавшему на полу автоматчику, у которого на поясе висел нож в черных ножнах. Выдернуть его из которых заняло одну секунду: массивная рукоять – это не маленькая пластиковая фиговинка, тут и со связанными руками справиться можно. Главное, чтоб лезвие тупым не оказалось от постоянного вскрывания им консервных банок.

Не оказалось. Отрубившийся хозяин ножа был молодцом, лезвие оказалось острым как бритва. Поэтому еще через десять секунд мои запястья были свободны, благо навык разрезания ножом связанных рук я периодически тренировал, что сейчас и пригодилось.

Подобрав оброненный контейнер, я вытащил из него ватку-пыж и вытряхнул в рот две таблетки. Всё. Теперь следовало бы понять, зачем я это сделал: от той дозы отравляющего газа, что сочился из-под двери, антидоты не спасут. Думаю, минут пять мне осталось. Может, семь, не больше. И что? Подыхать в этом кабинете как крыса, которую травят ядом? Ну уж нет. Пока я жив и ноги меня еще держат, буду бороться. До конца.

Сдернув с пояса раненого быстросъемные ножны, я всунул в них трофейный нож, который пристегнул к поясу. Ну не могу я без ножа, хоть убейте меня на месте. Когда нет его под рукой, я словно без штанов на званом обеде. И после того, как сломалась моя «Бритва», на душе у меня кошки скребли, словно с любимой девушкой расстался. Так что пусть этот острый и на первый взгляд годный нож у меня побудет. «Бритву» он мне, конечно, не заменит, но если у мужика есть хоть какой-то нож, это всяко лучше, когда он вообще без ножа.

Я подобрал автомат, проверил магазин. Понятное дело, что там, за дверью, перегородив коридор, с двух сторон стоят штурмовики, облаченные в общевойсковые защитные комплекты, с противогазами на лицах и автоматическим оружием в руках. Может, даже ради такого дела и пару пулеметов поставили так, чтоб и друг друга рикошетами не посечь, и цель отработать на сто процентов. Ну, что ж. Я, конечно, всё понимаю. Но если они начнут стрелять в меня, я буду стрелять в ответ. По ногам. Для того, чтобы прорваться сквозь строй бойцов, не обязательно их убивать. Достаточно серьезно ранить.

Про себя я усмехнулся своим мыслям. Как только я выбью дверь и выскочу в коридор, то немедленно попаду под перекрестный огонь с двух сторон и вряд ли успею выстрелить. Тем не менее такая смерть гораздо вкуснее вот этой, с привкусом гнилого персика.

Ну, поехали!

И я ринулся к двери…

* * *

В тумане колыхались огоньки, похожие на ленивых светляков. Их было много. Тысячи. Десятки тысяч. Тех, кто, отгорев своё, обязательно потухнут и станут законной добычей страны Токоё, которая умеет ждать. Человеческая жизнь коротка, а у мира мертвых много времени. Целая вечность.

Блеск далеких коконов казался миражом, плавающим где-то за туманом. Гораздо явственнее были те коконы, что плавали в самом тумане. Серые. Мрачные.

Мертвые…

И в то же время – живые. Со временем они станут менее подвижными, потом остановятся совсем, зависнув на месте серым, расплывшимся столбом серой взвеси, которая постепенно превратится в этот самый туман, расстилающийся далеко, насколько хватал взгляд.

Раньше Виктору не доводилось столь далеко заходить в страну Токоё. Для перехода на несколько десятков метров в Башне Испытания хватило лишь входа – и почти мгновенного выхода. Сейчас же он понимал: ему нужно пробиться сразу сквозь две составляющие: пространство и время, причем выйти именно к той точке, которую он наметил.

Неимоверную сложность задачи он осознал не сразу. Но постепенно до Виктора дошло, на что он решился. Потому, что серые коконы сразу же потянулись к нему. Мертвым нужна энергия. Особенно тем, кто умер недавно и еще не до конца осознал, куда он попал.

Савельев даже растерялся поначалу, увидев, как мертвые ками потянули из него золотые нити, каждый в свою сторону. В этом мире он тоже был коконом, только светящимся как те, за туманом. И что делать, когда серые тени, словно вампиры из старой легенды, начинают высасывать из тебя жизнь?

Но тут Виктор понял: он пришел сюда не один.

Откуда-то сзади вышли они.

Двое.

Похожие не на коконы, а на резко очерченные линии – одна светящаяся ярким черным светом, вторая – черно-красным. Савельев и не знал, что такое возможно, черное не умеет светиться. В его мире. Мире живых. Здесь же – умеет. И не только светиться.

Линии обогнули Виктора с двух сторон, и серые тени отпрянули в стороны, обрывая золотые нити. Эти двое принадлежали миру страны Токоё больше, чем мертвые ками. И силы у них было неизмеримо больше. Они сами состояли из множества душ, которые отняли у живых и забрали себе, не пустив их в этот серый мир, поглотив, сделав частью себя – и тем умножив свою без того немалую мощь. Даже Виктор почувствовал страх мертвых ками: даже неживое хочет жить, как бы странно это ни звучало.

Больше никто не тянул из него жизненную энергию. И тогда он, сосредоточившись, вырастил из себя намерение.

Сначала оно было тонкое, словно одна из нитей, оборванных его мечами, но быстро обрело объем и яркость. Словно золотой луч вырос из сверкающего жизнью кокона, пронзив серый туман далеко, до самой его границы, за которой роились плохо видимые отсюда светляки.

Виктор двинулся вперед, ведомый своим намерением. Быстрее, еще быстрее! У страны Токоё много способов сделать живого неживым. И если не удался первый, она быстро применит остальные.

Савельев чувствовал, как туман становится плотнее. Еще немного, и он превратится в сплошную стену, которую не смогут прорубить даже его спутники – всё-же не так уж много душ забрали они за три с половиной столетия по сравнению с тем, сколько живых существ умерло за все те сотни тысячелетий, что существует планета Земля…

Виктор чувствовал, что не успевает достигнуть границы страны Токоё, что еще немного, и он завязнет в этом сером болоте, словно в быстро твердеющем цементе…

И тогда он, собрав все свои силы, исторг из себя то, что там, в мире живых, называют совершенным ки-ай. Обычные люди слышат его как крик, а посвященные видят волну энергии, способную не только разрушать доски и камни, но и выбить ками из живого тела, превратив его в быстро остывающий труп.

Туман вздрогнул. И расступился в стороны, образовав широкий коридор, освещенный намерением Савельева.

Больше медлить было нельзя.

И Виктор бросился вперед…

* * *

До двери оставалось не больше трех шагов, когда я с размаху врезался в нечто, возникшее прямо передо мной из неизвестно откуда взявшегося серого тумана.

– Ти! – выдохнуло нечто, почти успевшее отбить в сторону мой локоть, который я рефлекторно выставил вперед, увидев препятствие. И я больше по этому знакомому «ти!» понял, кто передо мной, так как перед глазами плавали оранжевые круги, а то, что было за ними, казалось изрядно расплывчатым.

Значит, передо мной был Виктор Савельев, который когда нервничает, начинает ругаться по-японски. Откуда и зачем он тут? Кречетов же вроде обещал отправить его в прошлое, чтоб Савельев мог спасти свою жену и сына. Я же точно не похож ни на кого из них, так какого ктулху он тут делает?

Вопросы метались в моей голове, словно бешеные мухи, и вполне возможно, что я начал бы их задавать – а чего еще делать перед смертью, когда запал прошел и вряд ли уже найдутся силы выбить довольно крепкую с виду деревянную дверь.

Но Виктор меня опередил.

Мигом оценив обстановку, он схватил меня за рукав и потащил в туман.

– Быстрее!

Но я уперся.

– Погоди…

– Бака^[12]! Ты же сейчас сдохнешь!

– Пацаны…

– Какие пацаны?

– Эти.

Я ткнул пальцем в сторону парней в черном, лежащих на полу.

– Они тут умрут.

– Тебе не пофиг?

– Они ни при чем.

– Симатта^[13]!

Если Савельев по прозвищу Японец начал ругаться длинно, то это значит, он не просто нервничает, но еще и порядком взбешен. Впрочем, это не помешало ему принять быстрое и кардинальное решение.

– Хватай одного, я второго. И бегом, а то сёдзи сейчас закроются.

– Что за сёдзи?

– Двери страны Токоё.

Ясно, блин. Чего ж тут неясного. Доступно объяснил, только я ни хрена не понял. Кроме того, что страна с явно импортным названием – это, скорее всего, вон тот туман, что колышется на фоне двери… и при этом заметно бледнеет, становясь прозрачнее.

Не знаю, на что похожи эти двери-сёдзи, но с порталами я был знаком не понаслышке. И когда они собираются исчезать, то ведут себя похоже.

Савельев же, недолго думая, схватил ближайшего бойца и ринулся в туман. Я закинул трофейный автомат за спину, пошатнулся при этом, взмахнув руками, сохранил равновесие и, схватив второго бойца за шкирку, бросился следом Виктором.

* * *

…Обернулся я почти сразу, но кабинета сзади меня больше не было. Вместо него за моей спиной сомкнулся серый туман, выглядящий довольно неприветливо. От него исходили волны опасности, причем настолько сильные, что я схватился было свободной рукой за автомат…

Однако автомата больше не было.

Как и руки.

Я был похож на слабо светящийся мяч для регби, поставленный на острый конец. От моего округлого бока отделялась толстая нить, соединяющая меня с другим таким же по форме мячом, лежащим у моих ног.

Таким же серым, как окружающий нас туман.

Всё это было настолько странно и неправдоподобно, что я конкретно завис, словно старый компьютер, совершенно не представляя, что мне делать дальше. Кем я только не был, но вот мерцающим коконом раньше как-то побывать не доводилось. Не было у меня больше рук, ног, глаз, рта… Да и не нужно это всё мне было. Оказывается, серый туман можно видеть и без глаз, а запах силы, холода и смерти, идущий от него, ощущать без органов обоняния…

Я б, может, и дальше висел, офигевая от происходящего, как вдруг ни с того ни с сего в меня врезался другой такой же кокон, может, только светящийся несколько ярче, чем я. От этого удара, за которым последовала черная вспышка (как такое вообще возможно?), на мгновение я вообще перестал соображать, где я, кто я и что вообще происходит. А когда это мгновение прошло, я ощутил, что моя ладонь касается чего-то холодного и твердого.

Следующее ощущение – я лежу на твердом. После чего стало потихоньку возвращаться зрение, временно вырубленное вспышкой странного черного света.

Я лежал на растрескавшемся, выщербленном полу. В сантиметре от моего носа валялся автомат, ремень которого тянулся вверх, мне за плечо. А чуть подальше, шагах в трех от меня, прямо из стены торчал узловатый корень дерева, проломивший ее и уже успевший дорасти до пола. Корень был облеплен какими-то слабо фосфоресцирующими наростами-паразитами, впрочем, дававшими достаточно света, чтобы рассмотреть место, куда я попал.

Но мне было не до рассматриваний. Я шевельнулся – и чуть не заорал от страшной боли, пронзившей всё тело. Судя по ощущениям, у меня все кости сломаны. И если это так, то нужно собраться с силами, подтянуть к себе компактный автомат и пристрелить себя нахрен, чтоб не мучиться.

– Лежи смирно, – раздался у меня над головой знакомый голос. – Сейчас чинить тебя буду.

Следом в мою шею чуть ниже затылка словно два гвоздя вонзились. Я непроизвольно застонал, ибо эта боль оказалась сильнее той, от которой ныло и стонало мое тело.

– Терпи, – сказал голос. – Сейчас будет легче.

И точно.

Прошло буквально несколько секунд, и по моему телу от этих гвоздей, воткнутых под затылком, разлилось приятное тепло, растворяющее боль… Я почувствовал, что отъезжаю, словно от стакана водки, выпитой на голодной желудок.

– Не спать! А то захлебнешься.

Я хотел было спросить, чем это я должен захлебнуться, как вдруг неудержимый позыв рвоты словно подбросил мое тело, расслабленно развалившееся на полу.

Гвозди исчезли, а потом я увидел две ноги, отпрыгнувшие от меня с удивительным проворством.

И началось.

Меня крючило, возило по полу, плющило, выворачивало наизнанку. А в голове билась дурацкая мысль: «Не заблевать автомат! Не забле… твою ж душу!»

Рвало́ меня долго. Но MP5 я уберег, прижав к себе как родного. Блевотня проходит, а стрелять из вонючего оружия приятного мало. Желудочный сок такая пакость, что его с ходу не ототрешь. И как потом ни чисти автомат, вонизм всё равно будет присутствовать, пока его запах пороховой гари не перебьет. Я такое уже проходил, знаю не понаслышке.

Наконец я опустел. Такое впечатление было, что и дерьмо моё из кишок через рот вылилось, так мерзко воняло вокруг. Я даже нашел в себе силы собраться в кучу и отползти от зловонной лужи неслабых размеров, а то ж с таких миазмов немудрено снова начать блевать, причем своими внутренностями, так как больше нечем. Вон желудок до сих пор в спазмах заходится.

– Что… ты со мной сделал?.. – прохрипел я.

Обладатель знакомого голоса присел передо мной на корточки.

– Всего-навсего от смерти спас, – проговорил Виктор Савельев по прозвищу Японец. – Если хочешь конкретики, через точки фу-ти поделился с тобой своей жизненной энергией, которой у самого почти не осталось после двойного посещения страны Токоё.

– Страны… какой?

– Мира мертвых, – равнодушно произнес Виктор. – Того, куда отправляются ками после смерти. Души живых, если по-нашему.

Только сейчас я разглядел, насколько Японец бледен. Если б не говорил и не двигался, с виду точно покойник. Видимо, посещение этой самой страны Токоё ни фига не полезно для здоровья.

– Короче, для того, чтоб нам обоим не сдохнуть, мне пришлось войти в мир мертвых и через него перебросить нас во времени. Но не в пространстве.

– И… в какой, так сказать, эпохе мы сейчас? – поинтересовался я.

– Понятия не имею, – пожал плечами Савельев, при этом его голос прозвучал несколько смущенно. – Я еще не особо разобрался с этими перебросами во времени. Многое делаю интуитивно. Спасаться было надо, вот я и свалил куда глаза глядят. Короче, получилось то, что получилось.

Я попытался подняться.

С третьего раза получилось, ибо шатало меня не по-детски. Еще бы, травануться одним из самых токсичных боевых отравляющих веществ и остаться в живых – это должно очень сильно повезти. И Виктору спасибо, что вовремя выдернул меня из зараженной зоны, и аптечке с антидотами, которую таскал с собой тот кагэбэшник, упокой его Зона, – многие в мирное время не носят их с собой, мол, угловатые, неудобные, в кармане мешаются…

Мы с Виктором находились в том же самом кабинете, что и до этого, правда, сильно изменившемся. По стенам ползли трещины, из которых торчали узловатые корни. Пол местами вообще рассыпался в бетонную пыль, за годы превратившуюся в слежавшуюся грязь. Стола и стула не было, сейфов и шкафчика тоже, что неудивительно. Думаю, Савельев перебросил нас в будущее Зоны, причем лет на двести, не меньше. На зараженных землях всё растет гораздо быстрее, чем на Большой земле, – и раковые опухоли, и самомнение, и деревья. Но даже с учетом этого фактора дереву-мутанту все равно нужно много времени, чтобы расковырять бетон своими корнями.

Кстати, входная дверь в кабинет теперь была стальная. Местами изрядно ржавая, но пока еще выполняющая свою функцию. Видать, заменили деревянную на более надёжную после того, как иностранный шпион – то есть я – исчез из закрытого помещения незнамо куда.

А вот тем двоим парням, которых я искренне пытался спасти, повезло меньше. Не надо было быть доктором, чтобы с первого взгляда понять: возле двери лежат два трупа. Лица распухшие, синюшные, остекленевшие глаза вылезли из орбит. Ну простите, парни, я сделал все что мог.

– Воняешь ты знатно, – сообщил Виктор.

Я перестал таращиться на трупы и взглянул на трофейную форму майора КГБ.

Выглядела она и правда не очень. Как я ни берегся, но всё же один рукав заблевал порядком. Неприятно, ибо в Зоне стиральных машин нету – а уж в этой, где деревья сквозь стены подземелий прорастают, тем более.

Да и не совсем по размеру был мне майорский прикид. А вот то, что было надето на погибших парнях, вполне могло подойти. Робы новые, сразу видно. Судя по крою и обилию карманов, сшиты по армейским лекалам. Ну а моральные моменты в таких случаях меня никогда не беспокоили. О чем я Виктору и сообщил, когда он попытался кинуть в мою сторону язвительное замечание насчет моего мародерства и его офигевания по поводу отсутствия у меня брезгливости.

– Объяснить разницу между мародерством и боевым трофеем? – поинтересовался я.

– Не надо, – поморщился Виктор. – Читал как-то один из твоих псевдофилософских боевиков, помню.

– Вот и ладушки, вот и хорошо, – кивнул я, продолжая снимать одежду с покойника. На мой взгляд, мертвым вообще ничего не надо. Все посмертные ритуалы придумали живые. И то, я думаю, лишь для того, чтобы трупы, ожив, не таскались по земле, а тихонько бились себе в гробах, пока не истлеют. Феномен зомби давно известен на Большой земле, просто в Зоне он случается намного чаще. Возможно, потому, что с гробами здесь напряженка.

Покойник при жизни был парнем крепким, с одеждой на размер больше моего. Но это и в плюс – нигде не жмет, не трёт и не стесняет движений. А вот берцы у него оказались аж на два размера больше. Я призадумался. Заправить широкие штаны в сапоги? Голенища жать будут. Пустить штанины поверху? Чёт вообще ерунда какая-то, жесткие голенища мигом голые икры натрут. Оставить старые штаны вообще не идея – когда меня на полу крючило, коленом я в свою блевоту значительно так макнулся.

Слегка озадаченный на тему что делать, я было решил присмотреться к берцам второго трупа, и был немало удивлен – Японец сноровисто раздевал мертвеца с явным намерением облачиться в его шмот. В целом логично: на Викторе было надето что-то очень условное, напоминающее робу лаборанта и для походов по Зоне явно не предназначенное.

– И как там оно насчет мародерства? – ехидно поинтересовался я. – Совесть и мораль нигде не жмут?

– Нисколько, – невозмутимо ответил Японец. – Просто я вспомнил, что однажды кровью подписал клятву, в которой было написано: «У меня нет закона. Самосохранение станет моим законом». Исходя из чего сменить вот эти тряпки на нормальную одежду и есть элемент самосохранения.

– Зашибись, – кивнул я. – Значит, у тебя это самосохранение, а в моем случае – мародерство?

– Совершенно верно, – отозвался Японец, стаскивая с мертвеца штаны. – Никто ж не заставлял тебя макаться в собственную блевотину и портить вполне себе приличную форму. Да в принципе мог бы и в ней походить, пока не нашел ручей и не отстирал свои выделения. Совершенно ни к чему грабить мертвеца, когда в этом нет острой необходимости.

– Надеюсь, ты сейчас прикалываешься, – проворчал я. – Напридумывают себе всяких законов якудзы, а потом прикрывают ими собственные двойные стандарты.

Признаться, Японец со своей парадоксальной логикой меня слегка взбесил, что, кстати, пошло на пользу. Дурнота отступила, перестав вить канаты из моих кишок, и даже появилось нечто, отдаленно смахивающее на прилив бодрости. Ярость вообще хорошее средство от любых болезней, о которых тут же забываешь, когда тебя начинает слегка колбасить от желания заехать кулаком в невозмутимое дружеское рыло. Хотя в случае с Японцем это чревато, еще большой вопрос, чье рыло при таком раскладе больше пострадает, его или моё.

В общем, я додумался до того, чтоб оставить на ногах портянки, которые, перемотав немного по-другому, всунул в берцы, плотно их после этого зашнуровав. Ничего так получилось, годно. Так называемый финско-немецкий вариант носки ботинок при отсутствии носков, кардинально решающий проблему обуви, не подходящей по размеру.

Еще в кармане «своего» автоматчика я нашел кожаный ремень, из которого быстро смастерил набедренный подвес под кобуру для трофейного пистолета Макарова. Почему не на поясе? Потому, что там уже висели трофейный нож и подсумок с двумя запасными магазинами.

А вот ПСС я решил с собой не брать. В нем после стрельбы по замку только два патрона осталось, и из-за них таскать с собой за пазухой лишний килограмм я счел неразумным. Поэтому бесшумный пистолет так и остался во внутренней кобуре майорской формы, которой я накрыл лицо «своего» мертвеца.

Кстати, пока я орудовал ножом, рассмотрел его повнимательнее. И оказалось, что мой трофей на самом деле дорогого стоит. Замысловатое клеймо на клинке, напоминающее руны, навеяло воспоминания. Похоже, у меня в руках оказалось кастомное творение замечательного конструктора ножей Андрея Мака. Помнится, однажды держал в руках его «Легион» – до сих пор под впечатлением. Но если тем ножом удобно врагам головы сносить, словно топором, то этим по-тихому снять часового самое милое дело. Не совсем понимаю, как этот нож из двадцать первого столетия переместился в восемьдесят шестой год, хотя догадываюсь. Ходят среди сталкеров слухи, что знаменитый коллекционер Мак на самом деле перехожий и в своих поисках уникальных ножей умеет перемещаться не только по всему миру, но и через временные порталы, которые прорезает ножами, созданными своими руками. Интересно будет попробовать, может, этот мой трофейный нож тоже такое умеет?

– А не расскажешь, как ты меня нашел? – поинтересовался я, осмотрев свой новый прикид и оставшись более-менее довольным увиденным.

– Как – ты уже видел, – равнодушно бросил Виктор, зашнуровывая берц – ему-то ничего изобретать не пришлось, всё подошло, будто на него сшито. Или это очередная магия ниндзя, на которого Савельев учился где-то в японском захолустье?

– Ясно. Прошел через туман, как в одной хорошей песне поется, – кивнул я. – А на кой ляд я тебе сдался?

– Да просто ликвидировать тебя хотят, – сказал Японец, закончив со шнуровкой и плавно перетекая из положения сидя в стоячее. Блин, нормальные люди так не умеют. Может, мне тоже в Японию съездить, авось чему интересному научусь?

– Это многие хотят, – кивнул я. – Ничего нового. И чем я провинился на этот раз?

– Да вот кое-кто считает, что ты можешь кардинально изменить будущее, наворотив дел в прошлом. Если уже не изменил.

Я почесал переносицу.

Ну да, вполне может быть, что у будущего возникли проблемы после того, как я ликвидировал в прошлом одного ученого урода. И думаю, что прошлое, что будущее без него как-нибудь обойдется. Да, я знаю об эффекте раздавленной бабочки, описанном классиком. Но почему-то мне кажется, что не всё так однозначно. Хронос и сам был горазд чудить что в будущем, что в прошлом. И не факт, что я так уж серьезно накосячил перед Мирозданием, пристрелив эту сумасшедшую бабочку с манией величия.

– И я бы не стал недооценивать этих ликвидаторов, – добавил Виктор, привязывая за спину свои мечи. – Их подготовка намного превышает твою.

– Подготовка – может быть, – кивнул я. – Остается проверить, как у них обстоят дела с личной удачей. Кстати, двести лет назад меня взял в плен очень экзотическим способом и держал в плену в этом кабинете такой же, как ты, тягуче-плавный азиат с плохими манерами и мечами, похожими на твои.

Я кивнул на рукояти, торчащие из-за плеч Виктора.

– Говорил, что я – это наживка, на которую он решил поймать тебя. Но как только учуял газ, так сразу довольно шустро свалил, так что с ловлей на живца у него не задалось.

– Масурао, – помрачнел Японец. – Так зовут этого ублюдка. Жалею сейчас, что пощадил его однажды.

И, поймав мой вопросительный взгляд, пояснил:

– Мы вместе учились в школе синоби. И он до сих пор не может простить мне того, что я оказался лучшим учеником, чем он.

– Ну, и если ты лучше, то в чем проблема? – удивился я.

– Боюсь, что сейчас он превзошел меня, – помрачнел Виктор. – Ладно, давай, что ли, глянем, куда нас занесло.

– А это точно надо? – покосился я на стальную дверь, надежно защищающую нас от внешнего мира. – Может, через твою страну Токоё двинем обратно, но не в восемьдесят шестой год, а попозже? Там, конечно, тоже не фонтан, но хоть места знакомые.

– Не получится, – покачал головой Савельев. – Не осталось у меня сил на третий вход в страну мертвых. Боюсь, если попытаюсь, то там мы оба и останемся.

– Понятно, – кивнул я. – А если так попробовать?

И, выдернув новый нож из ножен, душевно так махнул им сверху вниз.

Получилось ничего. Нож с легким шелестом распорол воздух, и на этом все закончилось. Значит, ошибся я. Мой трофей, к сожалению, не был аналогом «Бритвы» и рассекать пространство между мирами не умел. Просто хороший нож. Не более.

Ясно-понятно. Что ж, ничего больше не оставалось делать, как вскрывать ржавую дверь и выходить в подземный коридор… если, конечно, он есть за этой дверью. Очень хотелось надеяться, что там не завал из рухнувшего потолка и обвалившихся стен, замуровавших нас навечно в этом кабинете.

Мы подошли к двери. Я взялся за ручку, потянул на себя… Эксперимент удался неважно. Проржавевшая насквозь загогулина отвалилась и рассыпалась в красную пыль прямо у меня в руке. Ну, зашибись. И чего теперь делать?

Пока я прикидывал что к чему, Японец решил вопрос кардинально. Взял – да и долбанул ногой прямо в середину двери.

Хорошо, что я успел отскочить в сторону. От удара ржавая дверь треснула посредине, развалилась пополам – и из коридора на то место, где я только что стоял, рухнул кусок бетона высотой метра в полтора, из которого во все стороны торчали куски красной от коррозии арматуры. Ага, теперь понятно, почему кабинет так хорошо сохранился: бетонная глыба, скорее всего, отвалившаяся от потолка, придавила дверь снаружи и намертво запечатала выход. Удар Савельева разрушил это шаткое равновесие – и вот результат.

– Ты там живой? – поинтересовался я, морщась от бетонной пыли.

– То же самое хотел спросить у тебя, – раздался голос Виктора с той стороны серого облака.

– В следующий раз лучше потолкай преграду сначала, ладно? – попросил я. – Легонько. А то с твоими методами решения проблем я реально перееду в страну Токоё раньше положенного.

– Кто бы говорил, – буркнул Японец, выныривая из бетонного тумана. – Ну что, прогуляемся?

– Давай попробуем, – сказал я. – Только погоди, вдруг там темнота стопроцентная.

Достав нож, я подошел к светящемуся наросту, распластавшемуся на древесном корне. Крупный такой паразит, размером с два моих берца. И светит как двадцативаттная лампочка.

Клинком ножа я подцепил нарост, на что он дернулся как живой – и из него вывалился шарик, светящийся мертвенно-бледным светом. А сам древесный паразит после этого погас и сдулся, прилепившись к корню так, что и не заметишь, есть он там или нет его. Понятно. Природный механизм. Так-то нарост светом приманивает добычу, но при малейшей опасности тут же сбрасывает «фонарик» и прикидывается дохлятиной.

Я подобрал шарик, который на ощупь оказался холодным, словно ледышка. Но темноту вокруг себя он рассеивал исправно, на три шага вперед вполне прилично было видно. Нормальная добыча. Остается надеяться, что он не особо радиоактивный.

Сунув трофей за пазуху, я аккуратно высунул голову в образовавшуюся половину дверного проема, заваленного снизу расколовшимися при падении кусками бетона.

Честно говоря, что-то подобное я и рассчитывал увидеть.

Подземный коридор сохранился процентов на пятьдесят. Во многих местах потолок проломили корни деревьев, обрушив вниз бетонные плиты перекрытий. Кое-где то же самое произошло и со стенами. Но в целом подземный тоннель оставался более-менее проходимым, что не могло не радовать.

Но что самое интересное: на фрагментах потолка, сохранившихся в первозданном виде, тускло, но уверенно горели плафоны, защищенные ржавыми стальными решетками. Вечные лампочки Зоны. Пожалуй, единственные безопасные аномалии, порой приносящие реальную пользу. Как сейчас, например, позволяя более-менее рассмотреть то, что осталось от подземной лаборатории. В этом им также помогали те самые светящиеся наросты-паразиты, которые присутствовали и в кабинете. Мощные корни деревьев, за прошедшие десятилетия сумевшие проломить бетон, были густо усеяны ими. Красивое зрелище. И одновременно жуткое, навевающее мысли о том, что всё не вечно… А также насчет того, что ждет нас наверху – если, конечно, мы сумеем отсюда выбраться.

Мы перелезли через завал и пошли налево. Почему налево? Да просто какая разница, куда идти, если не имеешь ни малейшего представления, где может быть выход. В таких случаях логично передвигаться как в компьютерной игре, держась строго левой или исключительно правой стороны, чтоб не плутать до бесконечности по подземному лабиринту.

Я предпочитаю стену держать слева, так больше возможный угол поворота ствола автомата, который я выставил перед собой, готовый немедленно стрелять в случае чего. Кстати, Савельев сделал то же самое, идя на полшага за мной и «держа» половину коридора справа от меня. Похвально, что хоть иногда он надеется не на свои мечи, метательные звездочки и всякие там духовые трубки, а использует смертоносные достижения цивилизации.

Под ногами хлюпала вода. Понятное дело, дожди в Зоне не редкость, а коридор давно потерял герметичность. Благо хоть воды тут было не критично, ниже щиколотки. Хорошо, что река Припять пока не коснулась одним из своих притоков системы подземных лабораторий, иначе сейчас здесь бы всё было затоплено по самый потолок. Даже при самом гнилом раскладе можно, поразмыслив, найти свои плюсы.

– Движение, – негромко произнес Виктор.

Зрение у него в полутьме коридора явно работало лучше моего, как-никак, профессиональный воин ночи, ему это по штату положено. Впрочем, я и сам разглядел, что между свисающими книзу с потолка толстенными корнями что-то движется. Причем довольно быстро. Нечто, словно само слепленное из длинных, тонких и гибких корней, позволяющих странному существу сноровисто двигаться… по потолку.

Первой мыслью, мелькнувшей в голове, было – потолочник! Страшное порождение генной инженерии, создавшей для нужд армии человекоподобное существо с мощными передними лапами и страшными костяными пилами вместо ног.

Но потолочники, которых мне не посчастливилось встречать, были мощнее. А эта тварь больше напоминала четырехлапого паука, стремительно приближающегося к нам с явным желание познакомиться поближе.

Больше ждать не имело смысла: знакомства со странными существами в любом из миров никогда хорошо не заканчивались. Поэтому, когда расстояние между мной и ним сократилось примерно до пятидесяти метров, я начал стрелять.

Правда, проку от моей стрельбы оказалось немного.

Тварь, словно почувствовав, куда я целюсь, резко сместилась в сторону – и побежала по стене, стремительно набирая скорость. Теперь в свете фосфоресцирующих наростов я ясно видел, как она с невообразимой скоростью перебирает длинными лапами, напоминающими паучьи. А еще я разглядел ее глаза. Белые, навыкате, без зрачков. Такие и положено иметь существу, родившемуся и выросшему без света, во тьме подземелья.

Но коридор был слишком узок, чтобы вторая очередь, пущенная веером, тоже пропала впустую. Да и Виктор подключился к процессу.

В два автомата мы сбили мутанта на пол, но он всё равно продолжал ползти в нашу сторону, перебирая лапами, две из которых были уже перебиты пулями. Но и оставшихся двух было вполне достаточно, чтобы тварь довольно шустро ползла по полу, волоча за собой искалеченные конечности.

Понятное дело, не доползла. Пули остановили ее метрах в трех от нас.

– Поразительная живучесть, – покачал головой Виктор, опуская автомат.

– Не то слово, – согласился я. – Пойдем глянем, что это за чудо такое. Никогда ничего подобного не видел.

Подошли. На всякий случай держа мертвое тело на прицеле, я мощным пинком перевернул его.

Мутант был мертв.

Единственный уцелевший глаз тупо смотрел в потолок. Второй был выбит, и из раны медленно сочилась густая белесая кровь. Вместо носа два дыхательных отверстия, под которыми черной дырой зияла огромная пасть, полная острых зубов, немного загнутых вовнутрь. Из пасти свесился книзу мясистый раздвоенный язык, с которого на пол медленно, тягуче стекала слюна – похоже, тварь заранее предвкушала сытный обед, да вот не срослось как-то у нее сегодня с вкусной и здоровой пищей.

А ниже…

– С ума сойти, – пробормотал Виктор.

Это была женщина. С прекрасной, точеной фигурой. Длинная шея, красивая грудь, пробитая пулями в нескольких местах. Узкая талия, бедра, которым позавидовала бы любая фотомодель… Вот только из этого прекрасного тела росли жилистые руки и ноги, по длине раза в три длиннее человеческих, которые оканчивались когтистыми лапами с мощными, развитыми присосками на ладонях и стопах. А еще у твари были прекрасные, густые черные волосы, в которые она, наверно, могла завернуться холодными ночами. И даже не особо грязные – похоже, эта жуткая дева за ними ухаживала, вылизывая языком, словно умывающаяся кошка.

Налицо была мутация. Судя по заброшенности комплекса лабораторий, вряд ли управляемая. Но, так или иначе, предки этого чудовища были людьми. Исходя из чего напрашивался вопрос: а что в этом времени стало с человечеством? Так же, как в мире Кремля, выживает по крепостям и секретным бункерам? Или мир Кремля – это не отдельная соседняя вселенная, а будущее нашей планеты через двести лет, в которое мы, по словам Савельева, сейчас и попали?

Вопросов оказалось больше, чем ответов. И размышлять над ними времени не было, так как мы с Виктором одновременно услышали тихое чавканье многих присосок, отлепляющихся от стен и потолка…

И увидели то, что я очень надеялся не увидеть.

Меж корнями деревьев, похожих на кривые колонны, подпирающие потолок, пробиралось множество тварей, таких же, как та, что мы убили две минуты назад. Их было навскидку не меньше трех десятков, а может, и больше. Звуки выстрелов разнеслись далеко по многочисленным подземным коридорам, и множество чудовищ, живущих в них, ринулись на звук. Обычно мутанты, живущие под землей, видят неважно, зато со слухом у них точно нет проблем.

Отступать было некуда. Да, позади нас был коридор, возможно, и не особо заваленный обломками бетона. Но я видел, с какой скоростью двигалась тварь, которую мы только что убили, поэтому бежать смысла не было никакого – умрешь испуганным и подуставшим.

В моем трофейном подсумке находился сдвоенный магазин – удобно, несколько секунд на перезарядку экономится. Я сменил свой почти опустевший на «двойку», краем глаза отметив, что Виктор сделал то же самое. Верная тема. Сейчас твари пробегут еще метров пятьдесят, и мы их встретим из двух стволов. И даже, возможно успеем сменить магазины, прежде чем нас разорвут на части.

– Отойди, – неожиданно сказал Виктор. – На пару шагов мне за спину.

– Не понял, – нахмурился я.

– Так надо.

В преддверии боя спорить с товарищем, которому доверяешь, занятие совершенно глупое. Особенно когда счет идет на секунды. Поэтому я сделал как он сказал.

И вовремя!

Воздух в коридоре внезапно начал звенеть, давить на барабанные перепонки все сильнее и сильнее. Знакомый звук. Слышал я такое однажды, потом кровь из ушей пошла. Савельев, блин, мог бы предупредить…

Я отпустил автомат болтаться на ремне и сдавил ладонями уши. Звук, словно высверливающий мозг через уши, всё нарастал. И я знал, что сейчас лицо Виктора выглядит смазанным светлым пятном с черным овалом на том месте, где положено быть человеческому рту. И этот овал стремительно расширяется, поглощая смазанные контуры человеческой головы.

Коридор дрожал, будто превратившись в вибрирующий мираж. Корни деревьев, стены, потолок – всё выглядело смазанным, неестественным, ненастоящим. И все, что мне оставалось, это открыть рот и орать, как при артобстреле, – чисто чтоб не оглохнуть, несмотря на зажатые руками уши.

Наконец звон достиг самой высокой, нестерпимой ноты – и тут что-то лопнуло. То ли в воздухе, то ли в коридоре, то ли в моей голове. И то, что я не оглох, я понял сразу по грохоту обломков бетонных плит, падающих со всех сторон метрах в двадцати впереди нас.

– Бежим! – заорал я – и не услышал своего голоса за многоголосым, страшным воем, который раздался там, впереди, где разваливались на части стены и потолок, хороня под собой стаю мутантов.

Но Виктор не пошевелился.

Он стоял на коленях, и я видел его спину и плечи, которые мелко тряслись.

Понятно. Перенапряжение. Он два раза сходил в страну мертвых, а потом долбанул по тварям как он умеет и как делал уже однажды в моем присутствии – совершенным ки-ай, то бишь чистой силой, внутренней энергией, выраженной в крике. И теперь у него этой самой внутренней силы осталось кот наплакал. Главное, чтоб не помер, этого я себе точно никогда не прощу.

Из-под завала, напрягаясь, лезла мегаживучая белоглазая тварь, задняя половина тела которой была похоронена под бетонной плитой. Причем та плита ощутимо шаталась. Еще немного, и мутант, обладающий нереальной сухожильной силой, вырвется из-под тяжеленного пресса…

Не вырвался.

Я выстрелил дважды, и белесые глаза мутанта лопнули, а на бетон позади него обильно плеснул густой кисель из осколков затылочной кости вперемешку с желто-гнойными мозгами, перемолотыми пулями.

Но Виктор на выстрелы, прозвучавшие чуть ли не возле его уха, не отреагировал никак. Его трясло, а сам он смотрел в одну точку.

Шок.

Очень глубокий.

Из которого надо выводить любой ценой, а то возможны очень нехорошие последствия.

Я положил обе ладони ему на затылок, при этом мои средние пальцы попали в выемки под скуловыми костями – места, где одна из основных ветвей тройничного нерва залегает наиболее близко к поверхности кожи. Ну, я и нажал пальцами синхронно, стараясь давить через щеку не на зубы, которые от такой терапии запросто могут вывалиться, а на основание дёсен.

Нажал хорошо, душевно. Виктора аж тряхануло, будто я его током долбанул. Неудивительно. Хороший разведчик при экспресс-допросе никогда человека сильно не мучает. Надрежет щеку в этом месте, возьмется за нерв, потянет немного – пленник тут же всё и расскажет, как на духу. Если, конечно, тот разведчик опытный. У неопытного информатор от такой нереальной боли и отрубиться может, а то и фатальный разрыв сердца получить, м-да…

– Твою мать… – прохрипел Савельев, рывком всего тела выворачиваясь из моих заботливых ладоней.

– Надо же, ты, оказывается, по-русски ругаться умеешь, – удивился я, уворачиваясь от рефлекторного удара в лицо. Японец ко мне хорошо относился и бить бы точно не стал. Но реакция на боль у нас с ним похожая, поэтому я был готов к чему-то подобному. И даже почти ушел от тычка в горло, который лишь скользнул по шее, едва не выдрав из нее сонную артерию. Вот ведь натренировали его злые японские мафиози! Если он так лупит в обессиленном состоянии, то когда он в нормальном, лучше, конечно, его не злить.

Вывернуться-то он вывернулся, но тут же его сильно качнуло, и он приземлился на одно колено. Бледный как смерть, это даже в полумраке было видно. Впрочем, полумрак-то посветлее стал. С чего бы это?

Ну да, когда потолок обваливается, обычно на этом месте дырка образуется. Сквозь которую теперь лился тусклый свет обычного дня Зоны. Моей Зоны, к которой я привык и которую успел исходить вдоль и поперек. Теперь я знаю, что в восемьдесят шестом у нее было нормальное небо Большой земли, с обыкновенным солнцем, луной и звездами, которые видят все жители земли…

За небольшим исключением.

В чернобыльской Зоне отчуждения моего времени всё по-другому. Днем обычно ее окутывает полумрак, так как небо практически всегда затянуто густыми тучами, плотными, как толстое, слежавшееся от времени ватное одеяло. Сквозь такую завесу солнечные лучи пробиваются с большим трудом.

Зато ночью сквозь эти тучи, плотно обложившие небеса, прекрасно видны звезды. Причем видны так, будто у планеты Земля совершенно нет атмосферы. Космический такой вариант обзора, когда над головой у тебя просто мириады звезд. Впрочем, ничего удивительного. И сама Зона аномальная, и небо над ней такое же. Поэтому дневное естественное освещение от ночного на зараженных землях не сильно отличается.

И сейчас этот тусклый свет лился через пролом в потолке, к которому пирамидой тянулась гора бетонных осколков. От пролома до вершины пирамиды было метра два. Вполне можно достать до края, если подпрыгнуть.

– Слышь, Японец, валить надо отсюда, – сказал я. – Чует мое сердце, сейчас выжившие мутанты придут в себя от твоего вопля и сто пудов позаботятся о том, чтоб ты больше не орал.

– Я понял, – кивнул Виктор. – Я смогу.

И действительно смог. Волевой он парень. Судя по мертвячьему цвету лица, другой на его месте давно бы отдыхал, лежа в отключке. А этот нет. Поднялся на ноги, посмотрел на гору обломков и первый двинулся к ней. Да уж, хороша из нас получается команда покорителей Зоны. У меня до сих пор после отравления кишки друг друга на три буквы посылают, вот и Виктор ко мне присоединился. Ладно, поборемся, не впервой.

До вершины бетонной горы мы добрались быстро и даже умудрились не ободраться об торчащие во все стороны обрывки арматуры…

А вот сверху нам открылось довольно-таки неприятное зрелище.

С другой стороны завала к нам медленно подбирались мутанты. Те самые, похожие на опаучившихся людей. Штук тридцать, не меньше. Конечности свои они переставляли неуверенно – похоже, побаивались повторного крика Савельева. Да и свет, льющийся сверху, их явно раздражал. Но голод не тетка, поэтому муты продолжали приближаться. Вон первый, самый здоровый, с мощным горбом на спине, уже к бетонной куче подобрался, даже лапу на самый нижний обломок поставил, словно размышляя, идти дальше или не идти.

Я не был уверен, что Виктор в таком плачевном состоянии сможет залезть наверх без посторонней помощи.

– Так, давай, – сказал я, сцепляя пальцы в «стремя». – Я тебя подсаживаю, потом ты мне сверху руку подашь.

На что Савельев криво усмехнулся, присел и, мощно оттолкнувшись обеими ногами, взмыл вверх… Зацепился пальцами за край провала – и, не удержавшись, рухнул вниз. Хорошо я его поддержать успел, иначе б он точно грохнулся с вершины.

– Хорош выеживаться, ниндзя хренов! – прошипел я. – Ногу в «стремя» и бегом наверх!

На этот раз Японец выпендриваться не стал. Поставил берц куда сказано, оттолкнулся, хорошо так, надежно зацепился пальцами за край. После чего я, слегка присев, подкинул его ногу вверх.

Получилось.

Виктору удалось закинуть ногу на край провала и забраться наверх. Ну и отлично! А у меня в это время проблемка образовалась.

Самый смелый мут, увидев, что добычи стало вдвое меньше, чем хотелось, решился на атаку – и бросился штурмовать препятствие.

Бегают они быстро. Чуть за ногу не цапнул, паскуда сутулая. Но я ему охотничий пыл сбил автоматной очередью прямо в морду, разворотив муту башку, которая раскололась, словно гнилой орех, выплеснув наружу свое омерзительное желто-гнойное содержимое. Я уж почти праздновал победу, как вдруг горб твари треснул пополам и оттуда показалась большая зубастая пасть на длинной, гибкой шее. Над пастью горели бесцветной яростью два круглых глаза, похожих на светодиодные лампочки, ввернутые в недоразвитый череп.

Признаться, не ожидал я такого поворота и скорее от неожиданности хлестанул очередью наотмашь, словно хлыстом рубанул.

Правильно говорят некоторые. При полном трендеце в общем и целом, в частности личная удача у меня всё-таки присутствует. Видимо, нужен я зачем-то Мирозданию, которое в критические моменты подкидывает мне некоторое количество фарта. Как сейчас, например, когда две пули разлохматили шею мерзкого отростка, голова которого от собственного рывка оторвалась и улетела куда-то, напоследок вхолостую клацнув чемоданными челюстями.

Что, впрочем, не остановило других мутантов, которых смерть вожака не испугала, а, похоже, лишь раззадорила. Типа, если шустрого и опасного хомо не завалим, так хоть разожравшегося предводителя сожрем, ему теперь его откормленные телеса всё равно без надобности.

– Руку! – раздалось у меня над головой. – Руку, мать твою!

Я глянул вверх. Ну, понятно.

Савельев лежал на краю провала и протягивал мне свою верхнюю конечность. Зашибись, конечно. Если я сейчас подпрыгну и за нее ухвачусь, то гарантированно сдерну его вниз. Это только в кино такой трюк прокатывает. В жизни оно как раз получается всё в точности до наоборот.

Но пара секунд у меня всё-таки была. Ринулись муты хоть и задорно, но ближе к середине завала слегка притормозили. Свет бил им в глаза, привычные к полумраку, и хоть тусклым он был, как в старом туалете от сорокаваттной лампочки, но их чувствительным гляделкам этого хватило, чтоб снизить темп восхождения. Это вожака, небось, подстегивало желание любой ценой поддержать авторитет, который у электората отсутствовал.

Что, собственно, и дало мне шанс.

Нагнувшись, я рывком затащил труп вожака на вершину бетонной пирамиды и, встав на него, прыгнул.

Немного, конечно, высоты прибавил мне дохлый мут, но сантиметров тридцать точно подарил. Которых мне хватило, чтобы повторить трюк Виктора – схватиться за край провала, подтянуться и по инерции закинуть одну ногу вверх.

А потом мне Савельев помог, ухватившись за капюшон моего комбинезона и рванув его так, что аж ткань затрещала.

Вовремя!

Я только и успел вторую ногу наверх затащить, почувствовав при этом, как по подошве берца мощно деранули когти. И почти сразу снизу донесся разочарованный вой.

– Промахнулся, Акела хренов, – злорадно пробормотал я, вставая на ноги и беря в руки автомат, болтавшийся на ремне – на случай, если муты решат повторить наш с Японцем подвиг.

Но нет. Твари только выли хором внизу, но пытаться вылезти наружу не стали. Видимо, слишком светло было здесь для них. Да и вообще это была уже чужая охотничья территория, куда никакой представитель животного мира не сунется без крайней необходимости.

А мы с Виктором стояли и смотрели на мир, в который мы попали.

Мир будущего Зоны.

Которого у нее просто не было…

Кругом расстилалась выжженная пустыня. Черная, спекшаяся земля под ногами напоминала засохшую кровяную корку на громадной ране. Деревьев не было, даже мутировавших. Сгорели дотла. Зато вместо них то тут, то там оживляли мертвый пейзаж танки. Сгоревшие. Черные. Оплавленные. Местами ржавые, но еще не успевшие окончательно сгнить под кислотными дождями.

А над этим унылым пейзажем по-прежнему вздымалась кверху знаменитая вентиляционная труба третьего и четвертого энергоблоков Чернобыльской АЭС. Вечная, как сама Зона, которую ничто не способно убить. Даже атомный взрыв, который, судя по последствиям, грохнул где-то неподалеку несколько лет назад.

– Влипли, – сказал Виктор, усаживаясь на землю и скрещивая ноги. – По ходу, в будущем человечеству не избежать ядерной войны. И это печально. Потому, что в постап-мире, где всё сгорело нафиг, нам будет тупо нечего жрать.

– Ну, может, на то ты и полиция времени, чтоб предотвратить всё это? – неуверенно поинтересовался я, одновременно прикидывая наши шансы раздобыть еду и воду. Получалось, невелики они. Река Припять наверняка выкипела от взрыва, а пища… Неужто придется спускаться вниз и охотиться на белоглазых подземных тварей? Во-первых, вопрос, кто в этом случае на кого охотиться будет, и, во-вторых, сможем ли мы с Виктором питаться столь отвратной добычей.

– Неважная из меня сейчас полиция, – невесело усмехнулся Японец. – После всего мне б желательно сутки-другие в себя прийти, отдохнуть, чтоб мы с тобой не застряли навечно в стране Токоё.

Я призадумался.

– А знаешь, тот Масурао, что на тебя охотился, обошелся без всяких Токоё. Он свалил не в туман этой твоей страны мертвых, а в портал, разрубив пространство голыми руками.

– И при этом в воздухе были видны полупрозрачные следы от его ладоней, похожие на какие-то знаки? – быстро спросил Савельев.

– Так точно, – кивнул я. – Штук семь-восемь знаков точно было.

– Девять, – нахмурился Виктор. – Это кудзи-кири, искусство «вспарывания девятью знаками». Владеющий им может убивать людей на расстоянии одним движением руки, а также свободно проходить через пространство и время.

– А ты так можешь? – поинтересовался я.

Виктор покачал головой.

– Я вплотную подошел к границе, отделяющей обычного синоби от воина стихии Пустоты. Но я не стал убивать неживого, и поэтому кудзи-кири и некоторые другие сверхспособности остались для меня недоступными.

– И почему не стал? – удивился я. – Неживому-то не по барабану ли, убьют его или нет.

– Всё не так просто, – вздохнул Виктор. – Даже те предметы, которые мы считаем неживыми, имеют свое ками. Душу, проще говоря. Не такую, как у нас, но она у них есть. И когда я увидел это своими глазами, то просто не смог убить беззащитное существо, которое, оказывается, тоже хочет жить.

Я кивнул.

– Сложно всё это понять, но беззащитного я бы тоже не убил. Рука б не поднялась. Даже ради способности ходить из вселенной во вселенную как к себе домой.

– Как видишь, для Масурао это не явилось препятствием, – хмыкнул Савельев. – Ладно, давай глянем, чем мы с тобой богаты в плане еды и боеприпасов.

Подсчет наших запасов оказался неутешительным. В карманах своего комбеза я нашел пару галет, завернутых в фольгу, а Виктор – шоколадку с культовой щекастой девочкой на обертке.

– Негусто у нас с жратвенькой, – покачал я головой. – Если ничего приличного в этом плане не найдем, труба дело.

Экономить тут было нечего, поэтому скудные запасы разделили поровну и съели. После чего пить захотелось зверски. Но, к сожалению, флягами черные костюмы не комплектовались, исходя из чего перспектива сдохнуть в этой ядерной пустыне от голода и жажды вырисовывалась всё четче и четче. С голодухи и обезвоживания Виктор вряд ли осилит переход через страну мертвых, да и я уже от усталости еле на ногах держусь… Так что самое время задуматься о ночлеге, тем более что дело шло к вечеру и тёмно-серые, мрачные сумерки уже начали потихоньку окутывать Зону.

Но шоколад свое дело сделал. Мозг, который, как известно, питается глюкозой и кислородом, схомячил свою дозу сахара – и выдал идею.

Из внутреннего кармана комбеза я вытащил сложенную в несколько раз карту подземелий Зоны, которую переложил туда, когда переодевался. Память человеческая та еще обманщица. Обещает, мол, всё запомню, не парься, братан. Но проходит время, и нужная инфа напрочь стирается из извилин. Поэтому памяти своей я доверял ограниченно, и если есть возможность ее освежить, то лучше это сделать.

Карту я разложил прямо на земле, твердой, словно панцирь черепахи. Виктор тоже склонился над чертежом, даже не спросив, откуда он у меня. Любопытство никогда не было его сильной стороной, видать, в школе ниндзя отбили привычку задавать лишние вопросы.

– Так, мы здесь, – сказал я, ткнув в точку на карте. – Не думаю, что все подземные лаборатории разрушились при ядерном ударе – в СССР строили на совесть. Если б ты своим воплем коридор не сломал, думаю, он бы еще лет сто простоял как миленький.

Виктор повернул голову, послушал грустные подвывания мутантов из-под земли и кивнул:

– Ну да. Если б не сломал, и зверюшкам бы сейчас было веселее. Покушали б – и в люлю. А так тоскуют, бедные, на голодный желудок. Но это всё так, лирика. Поясни-ка мне, а зачем нам лаборатории? Сюда сунуться не логичнее будет?

Он ткнул пальцем в прямоугольник на карте, над которым была надпись: «Складские помещения».

– Я не утверждаю, что там осталось что-то интересное для нас, но это всяко лучше, чем ломиться в храм науки, где кроме колб и автоклавов нет ничего сто́ящего.

С Японцем трудно было не согласиться. Я-то по сталкерской привычке всё знакомые объекты для сбора хабара выискивал, Савельев же сразу ухватил суть.

– Вот что значит свежий взгляд японского разведчика, – сказал я. – Не поспоришь. Давай попробуем, вдруг нам и правда повезет.

* * *

Судя по карте, подземные склады были расположены в полукилометре от того места, где мы находились. Всего-то дел было дойти до того места и проникнуть под землю, спекшуюся в твердую корку. Не знаю, чем это так шибанули – ядерной боеголовкой или еще чем, но подобного эффекта я никогда не видел. Мы шли будто по растрескавшемуся местами панцирю мертвого чудовища. Интересно, далеко простирается эта расплавившаяся и потом застывшая пустыня?

Ответ на данный вопрос пришел сам собой. Чем больше мы удалялись от пролома, из которого выбрались, тем чаще под ногами попадались трещины. Причем из одной, что была пошире других, пробился блёклый, хилый цветок. Практически бесцветный, с нездоровой прозеленью на стебле и четырех сморщенных листьях…

Но – живой.

Я присел на корточки и осторожно погладил его. Будто дикого зверька, доверчиво подошедшего за подачкой.

– Интересно, он один выжил здесь? – поинтересовался Виктор.

– Боюсь, мы скоро это узнаем, – отозвался я, поднимаясь на ноги.

Возле земли лучше слышен шум. И мне показалось, что откуда-то снизу доносится тихое, монотонное гудение. То ли мутанты решили хором спеть скорбную песню по поводу неудачной охоты, то ли под землей мощный генератор работает.

Неподалеку от нас возвышалась эпическая фигура из металла: два столкнувшихся танка. Похоже, один, расстреляв все снаряды, пошел на таран, а второй в это время выстрелил в упор. В результате получилась каша из металла, которую потом еще и оплавил ядерный взрыв. А может они просто ехали рядом, в момент взрыва от неожиданности водители тупанули, машины столкнулись – ну и вот. Человеческое воображение часто рисует героические картины там, где подвигом и не пахло. Кстати, под танковым колесом я заметил, будто что-то блеснуло. Подошел, наклонился, поднял.

Это была «батарейка». Дешевый артефакт, часто встречающийся в Зоне. В той, которая осталась в прошлом.

Ага, понятно. Если здесь есть артефакты, значит, «мусорщики» по-прежнему используют Зону как свалку для отходов своего мира. А если здесь есть арты и где-то остались живые люди, то тут поблизости наверняка должны быть сталкеры. Если есть хабар, значит, должны быть и те, кто в нем заинтересован.

Кстати, гул уже явственно слышался за стальной танковой инсталляцией. Мы с Виктором обогнули ее – и увидели странное.

Это была нора. Прямоугольная дыра в спекшейся земле с двумя мощными стальными створками по бокам. Видимо, в момент опасности эти створки закрывались, наглухо запечатывая нору.

Сейчас эти створки были распахнуты. Подойдя поближе, мы увидели, что от края норы вниз ведут ступени, изрядно протертые посредине ногами многочисленных посетителей.

– Судя по твоей карте, это и есть вход в подземные склады, – сказал Виктор.

– Безмерно рад данному факту, – задумчиво произнес я, осматривая створки, снабженные мощными приводами. Не исключаю, что, как только мы начнем спускаться, они захлопнутся, словно лепестки хищной дионеи. И что будет дальше, одной Зоне ведомо.

– Выбора-то все равно нет, – словно прочитав мои мысли, сказал Японец. – Что тут, на поверхности сдохнем, что там, под землей. Невелика разница.

– Логично, – согласился я.

Ну, мы и пошли.

Десяток ступенек вниз закончились поворотом налево, за которым обнаружились еще десять ступенек. За ступеньками находилась площадка два метра на два, на которой стоял стандартный, «зоновский», знакомый до боли экзоскелет, на которые я насмотрелся по самые «не хочу». Изрядно побитый, поцарапанный, со следами сварки и стальными заплатками на груди и животе. Но – наш. Оттуда. Из моей Зоны, оставшейся в прошлом. Только вот интересно, есть в нем кто-то или он тут ради сомнительной красоты поставлен, как пустые рыцарские доспехи в музее.

За спиной экзоскелета находилась тяжелая с виду стальная дверь, над которой имелась надпись, выполненная без изысков, черной краской из баллончика:

Бар «Смертельная доза»

И криво нарисованная под нею пивная кружка, в край которой на манер коктейльного лимона был воткнут знак радиационной опасности. Похоже, художник имел очень слабое представление о том, как подавалось пиво в мире, существовавшем до апокалипсиса.

В стальных лапах экзоскелета покоился автомат Калашникова самой первой серии, которую еще неверно называют АК-47. Харизматичное оружие с деревянным прикладом и цевьем благородно-красноватого цвета. В данном случае тоже изрядно побитое и поцарапанное, что, впрочем, на боевые качества «калаша» никогда не влияло.

Увидев нас, экзоскелет немедленно направил автомат в нашу сторону и глухо прогудел через мембрану шлема:

– Чё надо?

Был бы я сентиментальным, от такого обращения прям всплакнул бы. Судя по пейзажу наверху, тут ничего не должно было остаться, кроме подземных мутантов, адаптировавшихся к постапокалипсису. А вот поди ж ты. Бар, экзоскелет, «калаш» и неприветливое «чё надо?», произнесенное по-русски, без акцента. Если еще матом пошлет, реально впору разрыдаться от умиления. После чего, конечно, прикончить хама. Чисто чтоб больше не хамил.

– Мы в бар, – сказал я, чтобы что-то сказать, при этом спускаясь еще на одну ступеньку и прикидывая, как я сейчас, значит, поднырнув под линию выстрела, скачусь вниз, долбану снизу ногой по автомату, после чего резко встану на ноги, суну ствол MP5 под шлем неприветливого охранника, и…

– Чё сразу не сказали? – прогудел экзоскелет. – Проходите, не задерживайтесь.

И, опустив автомат, потянул за ручку стальной двери, которая со скрипом отворилась.

О как!

– Интересно, а куда мы здесь еще могли идти? – негромко поинтересовался Виктор, направляясь следом за мной в облако едкого сигаретного дыма и изрядно усилившегося гула – того самого, что я слышал на поверхности.

– Хороший вопрос для размышления на досуге, – отозвался я, перешагивая порог бара и пытаясь разглядеть, что он собой представляет.

Глаза быстро адаптировались к практически полной темноте, рассеиваемой тусклым светом двух лампочек под потолком.

И я разглядел.

Блин. Лучше было бы вообще не видеть такое…

В баре находилось человек двадцать. Хотя «человек» – это я по привычке сказал. Бар же, в нем людям по идее положено оттягиваться.

По идее…

Но в баре отдыхали не люди, а похожие на них антропоморфные мутанты, одетые при этом в нормальные, человеческие шмотки. Правда, некоторым, видимо, людская одежда не совсем пришлась впору, и они прорезали в ней дырки для дополнительных отростков. Которые и высовывались из нее – у кого на спине, у кого из живота, в общем, у всех по-разному.

Рожи у присутствующих были соответствующие. У одного левая сторона хари вообще на плечо съехала, и лежала там, словно кусок холодца, из которого торчал внимательный глаз. У второго губастый рот растянулся от уха до уха, и он в него запихивал лапшу из тарелки, сноровисто работая всеми тремя руками – двумя нормальными и третьей, поменьше, растущей из основания шеи. Короче, всякие тут красавцы были, включая вполне себе цивилизованного ктулху нормального человеческого роста, одетого в камуфляж и вооруженного автоматом, болтающимся за спиной.

Естественно, когда мы с Виктором перешагнули порог, все взгляды собравшихся скрестились на нас, включая пронизывающий бармена, протиравшего стаканы за стойкой. Глаз у бармена был один, посреди лба. А вместо носа и рта росло костяное образование, напоминавшее мощный птичий клюв. В остальном это был мощный, грузный мужик с крупными когтистыми трехпалыми лапами, которыми он работал на удивление ловко.

Когда попадаешь в подобную компанию, основное – это делать вид, что всё так и должно быть. Поэтому мы с Виктором подошли к барной стойке и уселись на свободные, явно самодельные, но, тем не менее, крутящиеся табуреты.

Бармен хлопнул пару раз вертикальными кожистыми веками, покосился на мечи Виктора, на наши автоматы – и тоже счел за лучшее изобразить, что мы такие же вполне себе нормальные уроды, как и остальные окружающие. Сместившись в нашу сторону, он разинул клюв и вполне нормальным, вежливо-услужливым человеческим голосом поинтересовался:

– А можно поинтересоваться, хомо, какого хрена вы тут забыли?

Говорил он, характерно прищелкивая клювом, я аж засмотрелся на этот необычный процесс. Поэтому Виктор среагировал быстрее.

– Нам бы воды, – сказал он.

– Вода в этих местах удовольствие недешевое, – прошелестел ктулху, задумчиво двигая ротовыми щупальцами, из-за которых он слегка шепелявил. Он сидел рядом с Виктором и потягивал из высокого бокала через трубочку густой напиток подозрительно вишневого цвета. Психоделическая картина. Сталкер-ктулху, культурно заправляющийся кровью в баре, больше похожем на паноптикум.

– Хащщ верно сказал, – кивнул бармен. – Чем платить собираетесь, уважаемые?

В принципе, вопрос был по делу. Завсегдатаям такие вопросы задавать не принято. Когда же в заведение впервые приперся не пойми кто, вполне логично поинтересоваться, не собирается ли он подзаправиться на халяву.

Я вытащил из кармана найденную возле танка «батарейку» и положил на барную стойку.

Несколько секунд бармен смотрел на нее, после чего раскрыл клюв и разразился каким-то куриным, квохчущим хохотом. Мне сразу почему-то пришла в голову мысль, что вот так, обхватив трехпалыми лапами брюхо, мог бы смеяться беременный попугай.

Следом за барменом принялись хохотать все присутствующие – каждый на свой лад. Я тоже ухмыльнулся, глядя на то, как смеется ктулху, по-лошадиному фыркая ротовыми щупальцами. Забавное зрелище, никогда ничего подобного не видел.

Отсмеявшись, бармен вытер с клюва скатившуюся на него слезу и сказал:

– Знатный хабар, хомо. Пустые консервные банки

* * *

Автор искренне благодарит

Марию Сергееву, заведующую редакционно-издательской группой «Жанровая литература» издательства АСТ,

Олега «Фыф» Капитана, опытного сталкера-проводника по чернобыльской Зоне отчуждения за ценные советы;

Павла Мороза, администратора сайтов www.sillov.ru и www.real-street-fighting.ru;

Алексея «Мастера» Липатова, администратора тематических групп социальной сети «ВКонтакте»;

а также всех друзей социальной сети «ВКонтакте», участвовавших в опросах по поводу романа «Закон якудзы».

* * *

Так почему же сердце бегущего готово было выскочить из груди при виде этой безобидной машины?

Просто кто в ней находится.

И сейчас у Японца была возможность исправить свое прошлое.

Вторая возможность…

Он не успел тогда.

Он не успел и потом, вернувшись в прошлое.

Но сейчас он точно успевал!

Он точно успевал!..

Но внезапно чья-то темная человеческая фигура заступила ему путь, появившись словно ниоткуда.

Конечно, она сделала это зря.

Виктор никогда не убивал просто так. Но сейчас у него просто не было выбора.

Но фигура увернулась!

Как из фургона выходит тип в кожаной куртке с коробкой в руке…

Как протягивает руку к звонку…

Как открывается окошко в воротах…

Как посылка исчезает в нем…

* * *

Впрочем, думать она не мешала. А подумать было о чем.

– Так что с ним делать, товарищ полковник?

– Повторите еще раз ваш доклад, майор, – не оборачиваясь бросил полковник через плечо.

– Ну, и что ты предлагаешь? – поинтересовался полковник. И добавил: – Неофициально, разумеется.

– Ты считаешь?

– И что прикажете делать с задержанным? – глухо проговорил он.

– Разрешите выполнять?

* * *

Что Виктор и сделал.

И удивился еще больше.

Это действительно была пустота, заполняющая всё вокруг, светящаяся сама по себе.

Мертвая…

Виктор сразу вспомнил, где он видел подобный свет.

Таким же, что заполнял сейчас собой пустоту вокруг Виктора.

Мертвым светом неживого – и одновременно живым.

Так же, как сейчас Виктор узнал того, что возник из пустоты и сел напротив него, положив рядом свой посох.

Они синхронно поклонились друг другу, причем поклон Виктора был на три сун[1] ниже – так всегда ученик клана Сумиёси-кай приветствует учителя, который первым нарушил слегка затянувшееся молчание.

– Я рад, что ты не забыл, как это делается, Оми-но ками. И удивлен тому, насколько ты успел покрыть своё ками[2] грязью, которую порождает ярость и ненависть.

– Я тоже рад видеть вас, сихан[3], – произнес Виктор. – Давненько я не слышал имени, которое вы мне дали. Я был уверен, что вы погибли в том бою с тэпподама[4]. И, в свою очередь, удивлен, что больше не слышал о вас ничего. А насчет ненависти – не вы ли учили меня ненавидеть, когда предлагали убить неживого[5]?

Сихан опустил седую голову.

«Ради мести…»

Как же он мог забыть?

– Сихан! – вскричал Виктор. – Зачем? Зачем вы остановили меня?! Ведь я же мог спасти свою семью!!!

– Мог, – негромко проговорил сихан. – И тем самым разорвал бы нежную ткань Времени. После того, как погибли твоя жена и сын, ты ради мести ушел в зараженные земли искать человека, который послал убийц в твой дом. Ты убил многих, но не это главное. В мире есть множество людей, смерть которых никак не повлияет на Время – есть такой человек, нет ли его, для Мироздания разницы никакой. Но там, в зараженных землях, ты спас от смерти сталкера, жизнь которого много значит для этой вселенной. Он из тех редких людей, что имеют свое Предназначение. Тем не менее он должен был погибнуть там, на болотах чернобыльской Зоны, исполнив предначертанное. Но ты не дал этому свершиться[6], тем самым запустив новую цепочку событий, которые значительно изменили Время. Если б ты сейчас спас свою семью, то продолжил бы жить с ней долго и счастливо. А человек по имени Снайпер погиб бы в Зоне, и Время во многих вселенных Розы Миров потекло совсем по-другому.

Виктор закрыл лицо руками.

– Тогда разреши мне хотя бы убить того, кто принес в мой дом бомбу!

Взгляд сихана стал еще печальнее.

Виктор скрипнул зубами – и не нашелся что ответить.

– И в чем же мое предназначение? – горько усмехнулся Виктор.

– Эффект бабочки?

– Твои соплеменники называют это явление так, – кивнул сихан.

– И при чем тут я? – недоуменно спросил Виктор.

– Я расскажу тебе, при чем здесь ты, – отозвался сихан.

* * *

Поэтому я молчал.

– Имя?! Фамилия?! С какой целью прибыл на секретный объект?! Где твои сообщники?!

Тут уже полным ходом шли работы по возведению объекта «Укрытие», который позже назовут Саркофагом. Здесь меня и прихватили «вэвэшники», когда я вылез из разрушенного энергоблока[7]. Под прицелом нескольких автоматов мне ничего не оставалось делать, как позволить надеть на себя наручники. Что ожидаемо окончилось лампой в морду и попыткой получить из меня инфу посредством надавливания на психику.

Правда, было одно но.

– Вольно, – брезгливо поморщившись, произнес майор, входя в кабинет. – И пошли вон нах. Оба.

– Ладно, – сказал майор.

– А жаба не задушит?

– Что? – с ноткой легкого удивления переспросил майор.

И поднял пистолет. Но прежде, чем он выстрелил, я успел сказать:

– А ты не подумал, что куратор у нас может быть один и тот же?

Палец, выжавший половину слабины спуска, остановился на полпути.

– Подразделение? Позывной куратора?

– Комитет по предотвращению критических ситуаций. Позывной – Мутант.

Ан нет, кажись, рано я начал праздновать победу.

Удар начищенным сапогом летел мне прямо в лицо.

И это было ошибкой.

Но это точно не мой случай.

Но на этом мои преимущества закончились.

Да и не мог ожидать.

Всё.

Я перевернул майора. Хммм, перестарался я немного.

* * *

Кстати, насчет убегать.

Но я ошибся.

Что паренька и подвело.

И куда теперь?

Всё это, увы, не мой случай.

Всё. Можно выдохнуть. Такую дверку теперь свернуть можно разве что направленным взрывом.

Бомбоубежище залил тусклый свет одинокого потолочного плафона, изрядно засиженного мухами…

Кстати, о выживании.

А сзади, дважды звякнув по бетонному полу, упал распиленный засов.

И тут я услышал скрип. Это отъезжала в сторону бронированная дверь.

– Огонь по шпиону!

Но «шпион» уже протиснулся в щель и даже рванул рубильник, торчащий из стены с другой ее стороны.

– Отставить, мля!!! Рикошетами вас же посечет нах!!!

Поверху карты шла надпись:

И под надписью, собственно, подробный чертеж, напоминающий план муравейника в разрезе…

* * *

– Закон якудзы, – невесело усмехнулся Виктор.

Виктор прикрыл глаза. Память услужливо преподнесла ему незабываемое воспоминание из прошлого.

Пагода Испытания стихией Воздуха…

И человек, зарубивший Инструктора школы, пришедший сюда, чтобы убить его, Виктора…

Виктор покачал головой.

– Ты уверен? – приподнял седые брови сихан. – Тогда взгляни вокруг и скажи, где мы сейчас с тобой находимся.

– И… как мне это сделать? – спросил Виктор, пораженный тем, что ему открылось только что.

– Как? Убить его?

– Не имеет значения, – отозвался сихан. – Хотя, возможно, убить его было бы наилучшим выходом.

– И кто он? – спросил Савельев.

– Ты знаешь его, – сказал сихан. – Ты очень хорошо его знаешь.

* * *

– Да какая гистология, и так всё ясно. На кремацию везите.

Мужик уже почти вытолкал каталку в коридор, как позади него раздался окрик:

– Скворцов, стой! Сопроводиловку забыл!

«Особо секретно! Оборонные специализированные мутации».

И подобрал.

Но я уже его не слушал.

Но и это еще не все.

И тогда я делаю в ответ то же самое.

Но тот остался на месте. И я с удивлением заметил, как уголок его рта дрогнул в некоем подобии улыбки.

А потом я услышал слова, которые произнес азиат… не открывая рта:

– Ватаси-но нингё – ва ёй нингё…

Но я слышал их так же, как и обычно!

* * *

Виктор задумчиво покачал головой.

Старик внимательно посмотрел на своего ученика.

Сихан вновь кивнул, на этот раз удовлетворенно.

– Я рад, что ты понял, – проговорил он.

По лицу сихана пробежала тень.

– Да, – отозвался Виктор.

Виктор опустил голову.

– Возможно, в свое время я неправильно понял принцип саккацу, – еле слышно произнес он.

Пальцы Виктора еле слышно хрустнули, сжимаясь в кулаки.

Сихан улыбнулся в седые усы.

– И это говорит тот, кто однажды уже раздвинул сёдзи[9] страны Токоё[10] и прошел через нее? Поверь, пересечь границы времени и других вселенных немногим сложнее. Кстати, я уговорил двух твоих друзей вернуться к тебе. Признаться, это было непросто, но они всё-таки согласились. Думаю, с ними тебе будет проще идти по Пути Воина…

– Но как я найду своего друга? В какой из вселенных мне его искать?

– Не сопротивляясь предначертанному, иди своим Путем Воина – и он сам выведет тебя к твоей цели…

Невдалеке кто-то надрывно кричал. Савельев приподнялся с земли. Понятно…

И звали этого человека Виктор Савельев…

Но тут сквозь горе, затопившее разум, словно лучи солнца через густой туман стали пробиваться мысли.

Виктор хорошо помнил встречу на дне озера Испытания с несколькими мечами, принявшими образ людей. Тогда он сам находился в состоянии мицу-но кокоро, что переводится как «разум, подобный поверхности озера», когда человек видит мир таким, какой он есть на самом деле. Иными словами, ками Савельева тогда встретилось с ками мечей, в то время как его тело, лишенное души, сидело на берегу. Человеку непосвященному всё это может показаться бредом горячечного больного. Но тот, кто прикоснулся к тайнам секретного учения миккё[11], подобное воспринимает естественно, как нечто само собой разумеющееся.

А слова сихана продолжали звучать в голове Виктора, словно эхо бурных волн, бьющееся о скалы.

Виктор поднялся с коленей – и сделал шаг…

* * *

Впрочем, обведя взглядом помещение, я не особо удивился столь нехарактерному оружию.

Так прошло минут двадцать.

В общем, привстал я и, протянув связанные руки к заварщику чая, сказал вполне дружелюбным тоном:

– Дружище, а мне можно хотя бы водички? Пить очень хочется.

Но выстрелить, увы, не успел.

– Кстати, ты неплохо говоришь по-нашему, – отметил я.

– Подозреваю, что это Виктор Савельев надавал тебе по щам, – предположил я. – Он такой, с него станется.

По бесстрастному лицу японца проскользнуло некое подобие ухмылки.

И значить это могло только одно.

– Циклозарин, – прохрипел я.

Японец оказался парнем сообразительным и отреагировал моментально.

Я понимал – смерть неизбежна. Скорая и мучительная. Но я был бы не я, если б не продолжал бороться до конца.

Но выбирать не приходилось.

1 Сун (яп.) – японская мера длины, равная 3,03 см

2 Ками (яп.) – души людей и предметов, способные к автономному существованию вне тела и обладающие собственным разумом. По представлениям японцев не тело имеет душу, а душа управляет приданным ей телом.

3 Сихан (яп.) – учитель в японских боевых искусствах, по степени мастерства стоящий выше, чем сэнсэй.

4 Тэпподама (жарг. якудзы) – убийцы-смертники.

5 Подробно об этих событиях можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Ученик якудзы».

6 Подробно об этих событиях можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Закон шрама» литературной серии «СТАЛКЕР».

7 Подробно об этих событиях можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Закон Припяти» литературной серии «СТАЛКЕР».

8 Подробно об этих событиях можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Ученик якудзы». Данный роман является вторым в трилогии «Якудза», выпущенной отдельной книгой в 2018 году.

9 Сёдзи (яп.) – раздвижные полупрозрачные перегородки из плотной вощёной бумаги, заменяющие двери и окна в традиционном японском доме.

10 Страна Токоё (яп.) – «страна вечного мира». Мир смерти, и в то же время – мир бессмертия, в представлениях древних японцев находящаяся далеко за морем.

11 Миккё (яп.) – «тайное учение», эзотерический буддизм, при изучении которого осваивались секретные техники – гипноз, телепатия, достижение особых состояний психики, в т. ч. боевого и мистического транса.

Продолжение книги

Закон якудзы бесплатное чтение

Дмитрий Олегович Силлов Закон якудзы

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Дмитрий Олегович Силлов
Закон якудзы