Электрические сны (сборник) бесплатное чтение

Филип К. Дик
Электрические сны

Philip K. Dick

Electric Dreams

© Абдуллин Н., Баканов В., Жаворонков А., Лопатка В., Осипова М., Скобин А., Черезова Т., перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2018

Капюшонщик

Название рассказа: Капюшонщик (The Hood Maker)

Название эпизода сериала: Капюшонщик (The Hood Maker)

Рассказ впервые издан в журнале Imagination за июнь 1955 года

– Капюшон!

– Человек в капюшоне!

Вниз по улице устремился живой поток рабочих и продавцов, вливаясь в набирающую массу толпу. Бросил велосипед и присоединился к ней желтолицый парень. А толпа все росла, вбирая в себя бизнесменов в серых костюмах, усталых секретарей, клерков и простых трудяг.

– Взять его! – орала толпа. – Схватить старика!

Желтолицый подобрал из канавы камень и швырнул в беднягу, но промазал. Снаряд угодил в витрину лавки.

– Он в капюшоне! Видите?!

– Ну-ка, снимай!

Полетели еще камни. Старик задыхался, пытаясь увернуться от них и протиснуться мимо двух солдат. Один камень угодил ему в спину.

– Чего прячешься? – Желтолицый подскочил к старику. – Боишься тэпов?

– Значит, есть что скрывать!

Один рабочий стянул со старика шляпу. Жадные руки впились в металлический обруч на голове.

– Нечего прятаться! Никто таких прав не имеет!

Старик повалился на асфальт. Какой-то клерк ухватился за обруч и потянул; вся толпа пыталась сорвать со старика капюшон. Наконец желтолицый с победным криком, подняв над головой обруч, отскочил от толпы.

– Есть! Есть! – Он оседлал велосипед и умчался прочь, увозя погнутый защитный прибор.

К тротуару, визжа сиренами, подъехала патрульная машина. Из нее выбрались роботы-полицейские и разогнали толпу.

– Вы не ранены? – спросили они, помогая старику встать на ноги.

Оглушенный, старик покачал головой. Очки у него повисли на одной дужке; по подбородку стекала кровь вперемешку со слюной.

– Понятно. – Металлические пальцы на локтях разжались. – Вам лучше уйти с улицы. Зайдите в какое-нибудь здание. Для вашей же безопасности.

Директор департамента цензуры Росс отложил рапорт.

– Еще один. Когда наконец отменят неприкосновенность?

Питерс поднял на него взгляд.

– Еще один – кто?

– Человек попался в капюшоне, защищающем от сканера. За последние сорок восемь часов это десятый. Все больше и больше устройств рассылается по почте.

– Можно по почте, можно под дверь сунуть, в карман, оставить на столе… Как только их не распространяют!

– Вот бы нам чаще доносили…

Питерс криво усмехнулся.

– Странно, что нам вообще стучат. Капюшоны рассылаются не случайно, и адресаты выбираются не наобум.

– Каков же принцип?

– Этим людям есть что скрывать. Зачем еще капюшоны?

– А как насчет стукачей?

– Эти боятся надевать капюшоны и сдают их нам, чтобы избежать подозрений.

Росс угрюмо задумался.

– Да, пожалуй, что так.

– Невиновному скрывать нечего. Девяносто девять процентов людей рады, что их мысли сканируются. Большинство хочет доказать преданность государству. Оставшийся процент чего-то стыдится.

Росс открыл манильский конверт и, вытащив из него гнутый обруч, внимательно изучил прибор.

– Взгляни-ка: всего лишь полоска какого-то сплава, а сканеры отрубает напрочь. Тэп не может дотянуться до разума: получает ответный сигнал – и все, ему будто по мозгам врезали.

– Ты ведь отправил образцы в лабораторию?

– Ну уж нет. Еще понаделают своих капюшонов. И так забот полон рот!

– У кого изъяли образец?

Росс нажал кнопку на панели селектора.

– Выясним. Тэп сам расскажет.

Дверь растворилась в воздухе, и в кабинет вошел худощавый желтолицый юноша. Заметив в руке у Росса металлический обруч, он напряженно улыбнулся тонкими губами.

– Вызывали?

Росс внимательно оглядел юношу: блондин, голубые глаза; на вид – обычный второкурсник колледжа, однако Росс знал, что Эрнест Аббуд – мутант-телепат, тэп. Один из нескольких сотен, нанятых департаментом за верность, выявленную в результате анализов разума.

До телепатов проверка на верность проводилась случайно: клятвы, экзамены, прослушка телефонных разговоров – всего этого оказалось недостаточно. Теория о том, что каждый обязан доказать преданность, была хороша… как теория. На практике подтвердить чистоту могли немногие. Казалось, принцип «виновен, пока не доказано обратное» будет забыт и восстановится римское право.

Тупиковая проблема решилась неожиданно, после Мадагаскарского взрыва в 2004 году. Тогда несколько сотен расквартированных на острове солдат получили жестокое облучение радиацией. Только некоторые обзавелись потомством, однако многие из детей проявили способности кардинально нового типа. Впервые за несколько тысяч лет родились нейромутанты.

Тэпы появились случайно, но сумели решить проблему, с которой столкнулся Свободный союз: выявление и наказание неверных. Телепаты для правительства были бесценны и свою незаменимость сознавали.

– Ты принес? – спросил Росс, указывая на капюшон.

Аббуд кивнул:

– Да.

За словами директора юноша не следил. Он прислушивался к мыслям.

– Что это был за человек? – вспыхнул Росс. – Где детали? В отчете их нет!

– Его зовут доктор Франклин. Он директор Федеральной комиссии по мобилизации ресурсов. Возраст: шестьдесят семь лет. Приехал навестить родственницу.

– Уолтер Франклин! Я слышал о нем. – Росс посмотрел на Аббуда. – Значит, ты уже…

– Едва сняв со старика капюшон, я прочел его разум.

– Куда Франклин двинулся после нападения?

– Зашел в здание. Послушался копов.

– Копов?

– Конечно. Как только со старика сняли капюшон, все прошло как по маслу. Франклина засек не я – другой телепат, который предупредил, что Франклин идет в мою сторону. Заметив его, я сразу крикнул людям, мол, смотрите, у него капюшон. Толпа среагировала моментально, подхватив призыв. Пока другие телепаты управляли толпой, я сорвал с Франклина капюшон и… дальше вы знаете.

Росс немного помолчал, переваривая услышанное.

– Ты вызнал, откуда у него капюшон? Успел просканировать?

– Экран прислали почтой.

– Значит, Франклин…

– Понятия не имеет, кто отправитель.

Росс нахмурился.

– Тогда колоть его бесполезно. Отправителей он не выдаст.

– Их называют капюшонщиками, – ледяным тоном заметил Аббуд.

Росс быстро перевел на него взгляд:

– Как?

– Тех, кто производит телепатические экраны, зовут капюшонщиками. – Лицо Аббуда оставалось бесстрастным. – Они и создали защиту, непроницаемую для меня и моих коллег.

– Ты уверен, что…

– Франклин ничего не знает! Он прибыл в город вчера вечером, а утром почтовая машина доставила ему капюшон. Старик испугался, однако потом купил шляпу и скрыл под ней экран. Затем пешком отправился к племяннице. Стоило ему войти в поле нашего сканирования, как мы его засекли.

– Капюшонов все больше и больше.

Все больше людей уходит от сканирования, ты и сам знаешь. – Росс плотно сжал челюсти. – Надо срочно прищучить этих капюшонщиков.

– Потребуется время. Сами отправители, несомненно, носят капюшоны постоянно. – Аббуд скривился. – Издалека мы их черта с два засечем! Наше поле ограниченно, но однажды мы поймаем одного из капюшонщиков: снимем с кого-нибудь экран и вытянем координаты…

– За последний год изловили пять тысяч носителей капюшонов, – напомнил Росс. – Пять тысяч, из которых ни один не знал ничего о создателе экранов.

– Будь нас больше, эффективность поисков бы возросла, – мрачно возразил Аббуд. – Телепатов слишком мало. Но в один прекрасный момент…

– Вы просканируете Франклина? – спросил Питерс у Росса. – Впрочем, как иначе?

– Да. – Росс кивнул Аббуду. – Ты тоже не теряй времени даром. Подключи свою группу, пусть проведут обычное сканирование подсознательной составляющей мозговой активности Франклина. Вдруг там зарыто нечто полезное. О результатах доложишь по форме.

Аббуд достал из кармана пиджака катушку с магнитной пленкой и бросил ее на стол Россу.

– Вот, держите.

– Что это?

– Полный анализ Франклина, по всем уровням. Детали – в записи.

Росс уставился на юношу:

– Ты…

– Мы решили не дожидаться приказа. – Аббуд направился к двери. – Работа проделана хорошая. Каммингс постарался. Мы выявили значительное отклонение от нормы в идеологическом плане. Вы, наверное, захотите арестовать Франклина? В двадцать четыре года он заполучил старые книги и музыкальные записи, которые оказали на него сильное влияние. В финальной части отчета – подробное резюме о степени отклонения.

Дверь растворилась в воздухе, и Аббуд вышел.

Росс и Питерс некоторое время смотрели ему вслед. Затем Росс сунул катушку с записью в конверт вместе с капюшоном.

– Будь я проклят, – выругался Питерс. – Они своевольно провели анализ.

Росс задумчиво кивнул в ответ:

– М-да… не нравится мне это.

Двое мужчин посмотрели друг на друга в полной уверенности, что Эрнест Аббуд в данный момент свободно читает их мысли.

– Проклятье, – бессильно ругнулся Росс. – Проклятье!

Задыхаясь, Уолтер Франклин затравленно огляделся. Дрожащей рукой утер пот с морщинистого лица. Было слышно, как по коридору бегут агенты цензуры.

От толпы сбежать удалось, однако прошло уже четыре часа. Солнце село, и на Нью-Йорк опускался вечер. Франклин пересек полгорода, убрался почти на самую окраину, но… среди населения подняли тревогу, и теперь его, старого человека, идут арестовывать.

За что?

Ведь он честно трудился на правительство Свободного союза, не позволяя себе вольнодумия. Единственное, сегодня утром он вскрыл посылку и обнаружил в ней капюшон. Франклин вспомнил сопровождающую записку:

ПРИВЕТСТВУЕМ!

Создатель телепатического экрана любезно адресует вам данное устройство в искренней надежде, что оно пригодится.

Спасибо.

И все, больше никакой информации. Франклин надолго задумался: он не совершил ничего, опровергающего верность Союзу. Скрывать ему нечего. Однако… Мысль, что разум закроется и вновь будет принадлежать одному ему, Франклину, завораживала. Думай о чем угодно и сколько угодно, мечтай о чем хочешь, твоих тайн никто не узнает.

Наконец он решился и, надев капюшон, прикрыл его старым хомбургом. Правда, стоило выйти на улицу, как минут через десять откуда ни возьмись появилась толпа: люди злобно кричали, ругаясь. Хотели сорвать с Франклина капюшон. А теперь объявлена тревога и его ищут.

Франклин отчаянно покопался в памяти. Что такого он сделал? Его совершенно точно приведут в Департамент цензуры. Обвинений не предъявят; велят самому доказать верность Союзу. Может, все-таки Франклин совершил нечто недостойное? Запамятовал о проступке? Вдруг сам факт ношения капюшона преступен? В Конгрессе создали законопроект о запрещении телепатических экранов, но ведь он еще не прошел…

Цензурщики почти настигли его. Франклин кинулся в конец гостиничного коридора и дальше – к двери с красной табличкой «ВЫХОД». Сбежал по подвальной лестнице вниз и вышел на улицу. Снаружи небезопасно. Франклин как можно дольше старался оставаться в стенах зданий, подальше от негодующих толп, однако теперь выбора не осталось.

Что-то взвизгнуло, и в мостовую ударил луч, оплавивший камень. Стреляли из слем-пистолета. Задыхаясь, Франклин побежал дальше – за угол и под любопытными взорами людей свернул на боковую улочку.

Выбежав на людную улицу, Франклин постарался смешаться с оживленной толпой, движущейся по направлению к театру. Интересно, агенты видели его? Оглядевшись, Франклин погони не заметил.

На перекрестке он дождался зеленого света и перешел дорогу до безопасной зоны, не упуская из виду лоснящуюся машину департамента цензуры. Автомобиль двигался в его направлении. Засекли? Франклин пошел дальше, к противоположной стороне улицы. Машина вдруг прибавила ходу, и навстречу ей понеслась вторая.

Франклин перешел дорогу.

Первая машина департамента остановилась, и из нее на тротуар посыпались агенты.

Попался. Окружили. Не сбежать!

Шедшие мимо усталые продавцы и рабочие глазели на происходящее с отстраненным любопытством, а некоторые даже ухмылялись. И ни в одном лице не видел Франклин сочувствия. Озираясь вокруг, он не находил, где укрыться…

Перед ним вдруг остановилась машина. Двери отъехали в сторону.

– Садись! – позвала из салона симпатичная девушка. – Залезай, черт подери!

Франклин забрался внутрь машины. Девушка захлопнула двери, и автомобиль стартовал, однако путь ему загородила машина агентов. Вторая машина департамента перекрыла путь к отступлению.

Девушка подалась вперед и отрегулировала что-то на приборной панели. Автомобиль оторвался от дороги: быстро набирая высоту, он взлетел в воздух. Позади сверкнула фиолетовая вспышка.

– Пригнись! – велела девушка, и Франклин упал в кресло. Машина взмыла по широкой дуге и прошла над защитными столбами зданий. Цензурщики внизу сдались: они рассаживались по машинам и уезжали.

Франклин откинулся на спинку кресла, дрожащей рукой утирая пот со лба.

– Спасибо, – пробормотал он.

– Пустяки.

Девушка прибавила скорости. Автомобиль покинул деловую зону города и летел теперь над жилыми окраинами. Спасительница вела машину, молча глядя в небо перед собой.

– Кто вы? – спросил Франклин.

Девушка в ответ бросила ему некий предмет:

– Надень.

Капюшон. Ослабив крепление, Франклин неуклюже нацепил экран на голову.

– Готово.

– Без него телепаты нас засекут. Нужно быть настороже. Постоянно.

– Куда мы летим?

Девушка обернулась и, удерживая руль одной рукой, внимательно осмотрела Франклина спокойными серыми глазами.

– К капюшонщику, – ответила она. – Погоне за тобой придали самый высокий статус. Если я отпущу тебя, то ты и часа не продержишься.

– Ничего не понимаю. – Франклин в недоумении покачал головой. – Зачем я им? Чем я провинился?

– Тебя подставили. – Девушка заложила широкий вираж, и ветер пронзительно засвистел в подвесках и крыльях. – Тэпы охотятся за тобой. Действуют они очень быстро, и нам нельзя медлить.

Сняв очки и близоруко сощурившись, невысокий лысый мужчина протянул Франклину руку:

– Рад встрече, доктор. Я следил за вашей работой в департаменте. Очень, очень интересно.

– Кто вы? – спросил Франклин.

Коротышка смущенно улыбнулся.

– Джеймс Каттер. Капюшонщик, как меня прозвали тэпы. Это наша фабрика. – Он обвел помещение широким жестом. – Можете осмотреться.

Франклин огляделся: старинный деревянный склад, какие были в ходу еще в прошлом столетии – поеденные древоточцами сухие распорки, бетонный пол, старинные мигающие флуоресцентные лампы на потолке. На стенах – следы от подтеков воды и пузатые трубы.

Сопровождаемый Каттером, Франклин двинулся в глубь помещения. От скорости, с какой разворачивались события, голова пошла кругом. Сейчас он, похоже, за пределами города, на обветшалом предприятии, где кругом над штамповальными прессами склонились работники. Горячий воздух охлаждался за счет старинного вентилятора; склад дрожал и вибрировал от постоянного грохота.

– Так это… – пробормотал Франклин, – это…

– То самое место, где производят капюшоны. Впечатляет, правда? Позднее мы рассчитываем перебраться в помещение поновее. А пока идемте, покажу остальную часть фабрики.

Каттер открыл боковую дверь, за которой находилась лаборатория, беспорядочно заставленная колбами и ретортами.

– Здесь мы проводим исследования. Исключительно практического характера. Каким-то открытиям нашлось применение, прочие, надеемся, в ход не пойдут. В общем, беглецы у нас без дела не сидят.

– Беглецы?

Сдвинув в сторону какое-то оборудование, Каттер присел за лабораторный стол.

– Большая часть людей на фабрике – по той же причине, что и вы. За ними гнались тэпы, хотели обвинить в измене государственным принципам, однако мы опередили систему.

– За что…

– За что вас подставили? За то, какого положения вы добились, директор правительственного департамента. Все беглецы когда-то занимали достаточно высокое положение в обществе, и всех их подставили телепаты. – Закурив, Каттер откинулся на грязную стену. – Мы существуем благодаря открытию, сделанному в правительственной лаборатории десять лет назад. – Он указал на капюшон. – Этот сплав непроницаем для зондов тэпов. Его случайно открыл один из тех, кто сегодня трудится с нами. Он успел скрыться от тэпов, собрал еще несколько капюшонов и передал коллегам. Так зародилось наше движение.

– Сколько здесь человек?

Каттер закашлялся.

– Не могу сказать точно. Достаточно, впрочем, чтобы создавать капюшоны, рассылая их нужным людям. Политикам, ученым, чиновникам и учителям…

– Ради чего?

– Мы должны добраться до них прежде тэпов. К вам мы, правда, опоздали. Не успели отправить капюшон. С вас уже сняли полную телепатическую карту.

Тэпы захватывают ведущую позицию в правительстве. Вычисляют лучших представителей общества и чернят в глазах остальных, подстраивают аресты. Стоит телепату обвинить человека в измене государству, как еретика хватает цензура. Пришли мы вам капюшон вовремя, цензура о вас не узнала бы, но тэпы нас перехитрили. Натравили на вас толпу, сорвали капюшон и тут же сканировали разум.

– Так вот зачем они требовали его снять…

– На человека, чей разум экранирован, телепаты досье не составят. В цензуре не дураки сидят. Капюшон с жертвы надо сорвать, потому что всякий носитель экрана непроницаем для телепатических зондов и пребывает вне системы. До сих пор тэпы справлялись с задачей, создавая управляемые толпы, однако… это малоэффективно. Теперь они задумали провести законопроект об отмене неприкосновенности. Проект сенатора Уолдо. Если он пройдет, ношение экранов объявят незаконным. – Каттер иронически усмехнулся. – Зачем невиновному скрываться от зондирования? Закон обяжет всякого, кто получает по почте капюшон, сдавать прибор в Департамент цензуры. На десять тысяч человек едва ли найдется хотя бы один, кто осмелится оставить капюшон себе, если хранение и ношение экрана подразумевает арест и конфискацию имущества.

– Один раз я общался с Уолдо. Не могу поверить, что законопроект – его. Ему бы открыть глаза…

– Вы абсолютно правы! Ему бы открыть глаза… Надо предотвратить принятие закона. Если он пройдет, мы обречены. Тут замешаны телепаты, и кто-то должен отправиться к Уолдо, чтобы открыть ему правду. – Каттер возбужденно посмотрел на Франклина. – Вы знаете сенатора, а он вас не помнит.

– Вы к чему это?

– Франклин, мы засылаем вас обратно… помочь Уолдо. Вы наш единственный шанс на то, чтобы остановить принятие закона. Мы обязаны преуспеть.

Ревя соплами, машина летела над Скалистыми горами; внизу мелькали кустарник, леса…

– Где-то справа должно быть ровное пастбище, – проговорил Каттер. – Сядем там, если сумею найти его.

Он выключил двигатели, и рев прекратился. Машина плавно пошла над холмами.

– Вон там, справа, – показал Франклин.

Каттер на бреющем повел машину вниз.

– Приземлимся неподалеку от поместья Уолдо. Остаток пути проделаем пешком.

Машина содрогнулась, когда посадочные плоскости со скрежетом вошли в землю, и сразу наступила тишина.

Деревья вокруг слабо покачивались на несильном ветру. Утренний воздух был холоден и прозрачен. Каттер посадил машину в горах, на берегу реки Колорадо.

– Каков шанс добраться до Уолдо? – спросил Франклин.

– Не особенно велик.

– Почему же? – завелся Франклин. – Почему невелик?

Открыв дверь салона, Каттер спрыгнул на землю.

– Идемте. – Он помог Франклину выбраться наружу и захлопнул за ним дверцу. – Уолдо окружил себя роботами-телохранителями, потому-то мы и не пытались подобраться к нему прежде. Если бы не законопроект, мы и сейчас бы не сунулись к сенатору.

Они покинули пастбище, следуя по узкой, поросшей травой тропинке.

– Чего они добиваются? – спросил Франклин. – Тэпы. Для чего им власть?

– Такова, думаю, человеческая натура.

– Человеческая?!

– Тэпы не многим отличаются от якобитов, круглоголовых, нацистов или большевиков. Всегда найдется группа людей, жаждущих управлять массами, – себе на благо, естественно.

– Сами тэпы это сознают?

– По большей части они верят, будто рождены руководить человечеством. Обычные люди – низшая ступень, тогда как телепаты – ступень следующая. Homo superior. Поскольку тэпы ступень превосходящая, то им суждено руководить нами, думать и решать за нас.

– И вы с этим не согласны.

– Телепаты не похожи на нас, но это не значит, что они высшая раса. Телепатический дар не предусматривает превосходства. Тэпы – люди с неординарными способностями, которые вовсе не дают им права решать за нас, как нам быть. Проблема не нова.

– Кому же тогда руководить человечеством? – спросил Франклин. – Кому быть лидером?

– Никому. Человечество само должно решать за себя. – Внезапно Каттер напрягся, подавшись вперед. – Почти пришли. Поместье Уолдо совсем близко. В следующие несколько минут решится наша судьба.

– Вижу несколько роботов. – Каттер опустил бинокль. – Нас, впрочем, не они волнуют. Если рядом с Уолдо телепат, он засечет наши экраны.

– И снять их нельзя.

– Ни в коем случае. Наш план тогда моментально раскроется и полетит от тэпа к тэпу. – Каттер осторожно пошел вперед. – Роботы нас остановят и потребуют документы. Рассчитываю на ваше удостоверение директора.

Выйдя из кустов, двое мужчин направились к образующим поместье зданиям. Вышли на грунтовую дорогу и зашагали по ней, не разговаривая, глядя прямо перед собой.

– Стоять! – К ним поспешил робот-охранник. – Назовитесь!

Франклин показал удостоверение.

– Я из управляющего уровня. Мы пришли повидать сенатора, моего старого друга.

Автоматически вращая рецепторами, робот изучил удостоверение Франклина.

– Управляющий уровень?

– Все верно, – ответил Франклин, начиная беспокоиться.

– Пропусти нас, – нетерпеливо потребовал Каттер. – У нас мало времени.

Робот неуверенно отступил.

– Простите, что задержал, сэр. Сенатор в главном здании. Идите прямо.

– Отлично.

Каттер и Франклин пошли дальше. На круглом лице Каттера выступил пот.

– Пронесло, – пробормотал коротышка. – Теперь будем надеяться, что в доме нет телепатов.

Дойдя до крыльца, Франклин неуверенно поднялся по ступенькам. Каттер – за ним. У самой двери старик задержался, обернувшись к коротышке:

– Мне…

– Вперед, – напряженно поторопил его Каттер. – Войдем скорей. Внутри безопаснее.

Старик взмахнул рукой. Дверной замок щелкнул, стоило объективу над входом заснять директора и просканировать его образ. Франклин молился про себя, чтобы цензура не успела предупредить Уолдо…

Дверь растворилась.

– Входите, – быстро проговорил Каттер.

Внутри царил полумрак. Прищурившись, Франклин увидел идущую навстречу невысокую гибкую фигуру. Уолдо?

Нет. Худой юноша с улыбкой на желтоватом лице.

– Доброе утро, доктор Франклин, – сказал он и выстрелил из слем-пистолета.

Каттер и Эрнест Аббуд молча смотрели на дымящуюся массу, останки доктора Франклина. Наконец Каттер провел рукой по бледному лицу.

– Это было так необходимо?

Аббуд словно только что его заметил.

– Почему нет? – Он пожал плечами и нацелил дуло пистолета Каттеру в живот. – Старик вряд ли перенес бы арест и тяготы спецлагеря.

Каттер достал пачку сигарет и медленно закурил, не сводя глаз с желтолицего юноши. Прежде он ни разу не встречал Эрнеста Аббуда, но знал о нем. Юноша пнул останки на полу.

– Выходит, сенатор Уолдо – сам телепат.

– Да.

– Франклин ошибался? Сенатор полностью сознает суть законопроекта?

– Ну разумеется! Закон об упразднении неприкосновенности – неотъемлемая часть нашей программы. – Аббуд повел стволом пистолета. – Снимите-ка защиту. Я не слышу ваших мыслей и потому нервничаю.

Каттер не спешил избавляться от капюшона. Он задумчиво бросил окурок на пол и растоптал его.

– Что вы-то здесь делаете? Вы ведь обычно работаете в Нью-Йорке. Далеко забрались!

Аббуд улыбнулся.

– Когда доктор Франклин убегал от нас, мы успели просканировать его мысли. Девчонка слишком поздно дала ему капюшон: мы уловили ее отчетливый образ со спины, а после и в фас. Два часа назад цензурщики взяли ее и с пристрастием допросили. Состоялся первый контакт с подпольем. Агенты накрыли фабрику, арестовав почти всех работников.

– О… – только и вымолвил Каттер.

– Сейчас подпольщики в спецлагере. Капюшоны изъяты, запчасти переданы в государственную собственность, прессы разобраны. Насколько мне известно, попалась вся группа. Кроме вас.

– Тогда какой смысл снимать капюшон?

Глаза Аббуда недобро блеснули.

– А вы снимите, снимите. Хочу прощупать вас… господин капюшонщик.

Каттер фыркнул.

– О чем это вы?

– Несколько ваших людей представили отчетливые образы руководителя и деталей плана. Тогда я по телепатической эстафете предупредил сенатора Уолдо об операции подполья и приехал сюда. Захотелось лично с вами познакомиться.

– Чего ради?

– Как же! Такой случай!

– Какое у вас положение в системе? – спросил Каттер.

Желтое лицо Аббуда исказила гримаса.

– Хватит! Снимайте капюшон! Я мог бы распылить вас, но хочу сначала сканировать.

– Так и быть, сниму. Сканируйте меня и щупайте разум, сколько душе угодно, – произнес Каттер с очень серьезным лицом. Помолчав, он добавил: – В последней просьбе не откажешь.

– Вы о чем?

Сняв экран, Каттер отшвырнул его к двери.

– Ну? Что видите? Что я знаю такого, чего не знали прочие?

Секунду Аббуд молчал, а потом его перекосило. Ствол пистолета качнулся; Аббуд попятился, дрожа всем телом и беззвучно шевеля губами. Он в диком ужасе взирал на Каттера.

– Данное открытие я совершил недавно, – сказал капюшонщик. – У себя в лаборатории. Использовать не хотел, да только вы заставили снять капюшон. Секрет сплава всегда казался мне главнейшей тайной, до недавних пор. В некотором роде вот эта тайна куда важнее. Согласны?

Аббуд не отвечал. Его лицо приобрело болезненно-серый оттенок, рот немо открывался и закрывался.

– У меня появилась догадка, и я решил ею воспользоваться. Я знал, что вы, телепаты, происходите от группы жертв несчастного случая, водородного взрыва на Мадагаскаре. Это навело на мысль. Обычно мутанты представляют собой ветвь вида, достигшего стадии естественной мутации. Не в одной-единственной группе особей в конкретной точке мира, а по всей планете, везде, где мутантный вид обитает.

Причина вашего появления на свет – травма зародышевой плазмы у конкретной группы людей. Вы мутанты, но не в смысле естественного эволюционного процесса. Человечество еще не доросло до стадии мутации. Таким образом, вы и не мутанты вовсе.

Я начал исследования: и биологические, и статистические, социальные. Мы соотносили известные факты о вас, о каждом члене вашей группы, все, что сумели выявить. Возраст, род занятий, семейное положение, дети… И в какой-то момент всплыли факты, которые вы прямо сейчас видите у меня в голове.

Каттер подался вперед, пристально глядя на юношу.

– Вы не мутанты, Аббуд. Ваша группа существует благодаря случаю. Аварии, взрыву. Вы родились такими благодаря искусственно приобретенному дефекту репродуктивной функции родителей. Вам недостает одной черты, характерной для истинных мутантов. – Каттер скривил губы в легкой усмешке. – Многие из вас женаты, и никто не продолжил свой род. Ни один из вас! Не родилось ни единого ребенка-телепата! Вы стерильны, Аббуд. Неспособны размножаться. Когда последний из вас умрет, тэпов на Земле не останется. Вы не мутанты. Вы просто выродки!

Дрожа, Аббуд хрипло фыркнул.

– Открытие у вас в голове. – Телепат не без усилий собрался с духом. – Оно – тайна. Ведь о нем больше никому не известно?

– Кое-кому известно.

– Кому?

– Вам. И раз вы телепат, то и всем остальным…

Аббуд выстрелил себе в живот, и мощь слем-пистолета разорвала его в клочья. Каттер отпрянул, прикрывая лицо руками и стараясь не дышать.

Когда он открыл глаза, от Аббуда уже ничего не осталось.

– Поздно, – покачал головой Каттер. – Вы опоздали, Аббуд. Сканирование происходит мгновенно… и, кстати, Уолдо в пределах вашего поля. Дальше дело за телепатической эстафетой. Даже если тэпы не прочли ваших мыслей, остаюсь я.

Хлопнула дверь, и Каттер обернулся. В прихожую ворвались агенты цензуры, глядя кто на пол, на останки телепата и Франклина, кто на Каттера.

Директор Росс смотрел на коротышку неуверенно, смущенно и озадаченно.

– Что случилось? Где…

– Сканируйте его! – выкрикнул Питерс. – Тэпа сюда, живо! Зовите Уолдо. Выясните, что случилось.

Каттер усмехнулся.

– Конечно-конечно, – кивнул он, не сдерживая радости и позволяя себе облегченно расслабиться. – Сканируйте. Мне прятать нечего. Зовите тэпа… если найдете хоть одного.

Невозможная планета

Название рассказа: Невозможная планета (The Impossible Planet)

Название эпизода сериала: Планета, которой не было (Impossible Planet)

Рассказ впервые издан в журнале Imagination за октябрь 1953 года

– Она встала и стоит, – нервно сказал Нортон. – Капитан, вы бы с ней поговорили.

– Что ей надо?

– Билет. Глухая тетеря. Стоит, смотрит и не желает уходить. Меня жуть берет.

Капитан Эндрюс медленно поднялся на ноги.

– Ладно, я с ней поговорю. Впусти ее.

– Спасибо. – Высунувшись в коридор, Нортон объявил: – Капитан с вами поговорит. Проходите.

У двери в кабину управления что-то шевельнулось. Блеснул металл. Капитан Эндрюс отодвинул сканер и выжидающе встал.

– Сюда. – Нортон попятился в кабину. – Заходите. Вам сюда.

За Нортоном появилась сморщенная старушка. Рядом с ней двигался сверкающий робард – высоченный робот-стюард, который рукой ее поддерживал. Робард и старушка входили на мостик очень медленно.

– Вот ее документы. – Нортон выложил фолиант на навигационный пульт и потрясенно добавил: – Ей триста пятьдесят лет. Она из старейших в программе долгожителей. С Риги-Два.

Эндрюс неспешно листал фолиант. Миниатюрная женщина стояла перед пультом молча, глядя прямо перед собой. Ее выцветшие глаза были бледно-голубыми. Как древний фарфор.

– Ирма Винсент Гордон, – пробормотал Эндрюс. Он оторвался от документов. – Это так?

Старушка не ответила.

– Она полностью оглохла, сэр, – сообщил робард.

Эндрюс хмыкнул и вернулся к чтению. Ирма Гордон была одной из первопоселенок системы Рига. Происхождение неизвестно. Видимо, родилась в космосе на одном из старинных досветовых кораблей. Его охватило странное чувство. Маленькое древнее существо. Какие столетия она видела! Какие перемены!

– Она желает лететь? – спросил он у робарда.

– Да, сэр. Она приехала из дома, чтобы купить билет.

– Она сможет выдержать перелет в космосе?

– Она прилетела с Риги сюда, на Фомальгаут-Девять.

– Куда она хочет отправиться?

– На Землю, сэр, – ответил робард.

– На Землю! – У Эндрюса челюсть отвисла. Он нервно выругался. – То есть как это?

– Она желает лететь на Землю, сэр.

– Видишь? – буркнул Нортон. – Совсем не в себе.

Стиснув край пульта, Эндрюс обратился к старухе:

– Мэм, мы не можем продать вам билет на Землю.

– Она вас не слышит, сэр, – напомнил робард.

Эндрюс нашел клочок бумаги и крупными буквами написал:

«НЕ МОЖЕМ ПРОДАТЬ ВАМ БИЛЕТ НА ЗЕМЛЮ»

Он протянул ей листок. Глаза старушки пришли в движение: она внимательно прочла его слова. Ее губы задергались.

– Почему? – проговорила она наконец.

Голос у нее оказался слабым и сухим. Как шелест тростника.

Эндрюс накорябал ответ:

«ТАКОГО МЕСТА НЕТ».

Он мрачно добавил:

«МИФ – ПРЕДАНИЕ – НИКОГДА НЕ СУЩЕСТВОВАЛА».

Блеклые глаза старухи оторвались от записки. Она бесстрастно посмотрела на Эндрюса. Ему стало не по себе. Рядом нервозно потел Нортон.

– Иисусе, – промямлил Нортон. – Гоните ее отсюда. Она нас сглазит.

Эндрюс обратился к робарду:

– Ты можешь ей втолковать? Земли не существует. Это было доказано уже тысячу раз. Никакой изначальной планеты не существовало. Все ученые сходятся на том, что люди возникли одновременно по всей…

– Она желает лететь на Землю, – терпеливо объяснил робард. – Ей триста пятьдесят лет и ей прекратили проводить поддерживающую терапию. Она хочет перед смертью посетить Землю.

– Но это же миф! – взорвался Эндрюс.

Какое-то время он открывал и закрывал рот, но не мог произнести ни слова.

– Сколько? – спросила старуха. – Сколько вы хотите?

– Да не могу я! – крикнул он. – Нет такого…

– У нас тысяча позитивов, – сказал робард.

Эндрюс резко замолчал.

– Тысяча позитивов!

От изумления он побледнел. Зубы у него сжались, вся кровь отлила от лица.

– Сколько вы хотите? – повторила старуха. – Сколько?

– Этого хватит? – спросил робард.

Секунду Эндрюс только беззвучно сглатывал, но внезапно вновь обрел дар речи.

– Конечно, – сказал он. – Почему бы и нет?

– Капитан! – запротестовал Нортон. – Вы сбрендили? Вы же знаете, что никакой Земли нет! Как мы, к дьяволу…

– Конечно, мы ее отвезем. – Эндрюс медленно застегнул китель. Руки у него тряслись. – Отвезем, куда ей только заблагорассудится отправиться. Так ей и скажи. За тысячу позитивов мы с радостью доставим ее на Землю. Лады?

– Конечно, – ответил робард. – Она много десятков лет на это копила. Она отдаст вам тысячу позитивов прямо сейчас. Они при ней.

* * *

– Послушай, – сказал Нортон, – нам за такое могут дать двадцать лет. У тебя отберут лицензию и права, и…

– Заткнись. – Эндрюс крутанул ручку межпланетного видеопередатчика. Внизу взревели и запульсировали двигатели. Громоздкий транспортник вошел в глубокий космос. – Свяжите меня с главным информаторием Центавра-Два, – потребовал он в микрофон.

– Ты даже за тысячу позитивов не сможешь этого сделать. Никто не может. Землю пытались найти многие поколения. Корабли Директората обшарили все занюханные планеты во всей…

Видеопередатчик щелкнул.

– Центавр-Два.

– Главный информаторий.

Нортон схватил Эндрюса за локоть.

– Постойте, капитан! Даже за две тысячи позитивов…

– Мне нужны следующие сведения, – сказал Эндрюс в видеопередатчик. – Все факты, которые имеются относительно планеты Земля. Мифической родины человечества.

– Известных фактов нет, – пришел бесстрастный ответ библиотечного монитора. – Тема классифицируется как метаконкретная.

– Какие непроверенные, но широко распространенные сообщения сохранились?

– Большинство преданий относительно Земли были потеряны во время Центаврийско-Ригенского конфликта в 4-В33а. Сохранились только фрагменты. Землю описывают либо как большую окольцованную планету с тремя спутниками, либо как маленькую плотную планету с одним спутником, либо как первую планету в десятипланетной системе с белым карликом…

– Какое предание самое распространенное?

– Доклад Моррисона от 5-С21р анализирует весь массив этнических и подсознательных сообщений о мифической Земле. В итоговом результате отмечено, что Землю обычно считают небольшой третьей планетой девятипланетной системы с одним спутником. Помимо этого никакого сходства в преданиях не выявлено.

– Ясно. Третья планета девятипланетной системы. С одним спутником.

Эндрюс разорвал связь, и экран погас.

– И что? – спросил Нортон.

Эндрюс стремительно встал.

– Надо полагать, она знает все предания о ней. – Он ткнул пальцем вниз, в направлении пассажирского отсека. – Надо подбить все итоги.

– Зачем? Что ты хочешь сделать?

Эндрюс развернул главную звездную карту. Он провел пальцами по оглавлению и включил сканер. В следующую секунду прибор выдал карту.

Капитан схватил карту и ввел ее в робопилот.

– Система Эмфора, – пробормотал он задумчиво.

– Эмфор? Мы туда летим?

– Согласно карте, существует девяносто систем, где имеется третья планета из девяти с одним спутником. Из этих девяноста Эмфор ближе всего. Теперь мы летим туда.

– Не понимаю! – запротестовал Нортон. – Эмфор – это обычная торговая система. Эмфор-Три даже не числится в базах класса Д!

Капитан Эндрюс напряженно улыбнулся.

– У Эмфора-Три один спутник, и это третья из девяти планет. Больше нам ничего и не нужно. Кому-то про Землю известно что-то еще? – Он посмотрел вниз. – Ей известно о Земле что-то еще?

– Ясно, – медленно проговорил Нортон. – Начинаю понимать.

* * *

Под ними беззвучно вращался Эмфор-Три. Тусклый красный шар, повисший среди тошнотворных облаков, – его пропеченную и изъеденную поверхность лизали загустевшие остатки древних морей. Растрескавшиеся выветренные скалы устремлялись вверх. Плоские равнины были раскопаны и оголены. Огромные ямы испещряли поверхность бесчисленными разверстыми язвами.

Нортон скривился от отвращения.

– Ну и ну! Там хоть что-то живое есть?

Капитан Эндрюс нахмурился.

– Не ожидал, что планета настолько выпотрошена. – Он рванулся к робопилоту. – Там внизу где-то должна быть автосцепка. Постараюсь ее разыскать.

– Сцепка? То есть эта пустошь населена?

– Немногочисленными эмфоритами. Какая-то выродившаяся торговая колония. – Эндрюс сверился с картой. – Коммерческие корабли изредка сюда заходят. После Центаврийско-Ригенской войны контакты с этим регионом стали зыбкими.

В коридоре вдруг раздался громкий шум. Сверкающий робард и миссис Гордон вошли в дверь кабины. На лице старухи отражалось возбуждение.

– Капитан! Там… там внизу – Земля?

Эндрюс кивнул:

– Да.

Робард подвел миссис Гордон к большому обзорному экрану. Лицо старухи дергалось, волны эмоций расходились по увядшим чертам.

– Не верится, что это и правда Земля. Это кажется невозможным!

Нортон пристально посмотрел на капитана Эндрюса.

– Это Земля, – заявил Эндрюс, избегая взгляда Нортона. – Скоро должна выйти луна.

Старуха ничего не сказала. Она повернулась к ним спиной. Эндрюс связался с автосцепкой и подключил робопилота. Транспортник содрогнулся и начал спуск: луч с Эмфора поймал его и взял управление на себя.

– Мы приземляемся, – сообщил Эндрюс старухе, прикоснувшись к ее плечу.

– Она вас не слышит, сэр, – сказал робард.

Эндрюс хмыкнул.

– Ну, так хоть видит.

Под ними стремительно увеличивалась изрытая, разрушенная поверхность Эмфора-Три. Корабль вошел в облачный пояс и снова вынырнул, летя над безжизненной равниной, раскинувшейся во все стороны до горизонта.

– Что там, внизу, случилось? – спросил Нортон у Эндрюса. – Война?

– Война. Разработки. И планета старая. Ямы – это, наверное, воронки от бомб. А длинные канавы – возможно, следы ковшей. Похоже, планету полностью выпотрошили.

Внизу промелькнул кривой ряд обломанных горных вершин. Они приближались к остаткам океана. Темная, больная вода плескалась внизу: громадное море под коркой соли и отходов. Его края исчезали под кучами наносов.

– Почему тут так? – вдруг спросила миссис Гордон. По ее лицу скользнула тень сомнения. – Почему?

– Вы о чем? – отозвался Эндрюс.

– Не понимаю. – Она растерянно смотрела вниз. – Все должно быть не так. Земля зеленая. Зеленая и живая. Синяя вода и… – Ее голос нервно дрогнул. – Почему?

Эндрюс схватил листок бумаги и написал:

«КОММЕРЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ИСТОЩИЛА РЕСУРСЫ».

Миссис Гордон изучила его записку, кривя губы. Судорога сотрясла худое иссохшее тело.

– Истощила!.. – В смятении она перешла на визгливый крик. – Она не должна быть такой! Я не хочу, чтобы она была такая!

Робард взял ее за локоть.

– Ей следует отдохнуть. Я уведу ее в каюту. Прошу уведомить нас, когда произойдет посадка.

– Конечно.

Глядя, как робард уводит старуху от экрана, Эндрюс неловко кивнул. Та цеплялась за поручень, а ее лицо кривилось от страха и растерянности.

– Что-то не так! – стонала она. – Почему она такая? Почему…

Робард увел ее из кабины. Автоматически закрывшаяся дверь оборвала ее сетования.

Эндрюс расслабился в своем кресле.

– Господи! – Он закурил трясущимися руками. – Ну и вопли!

– Почти сели, – холодно объявил Нортон.

Они осторожно шагнули наружу – и на них налетел ледяной ветер. Воздух был противный: кислый и едкий. Как протухшие яйца. Ветер швырнул им в лица соль и песок.

Чуть дальше начиналось вязкое море. До них доносился его тихий, липкий плеск. Над головой пролетело несколько птиц, бесшумно махавших большими крыльями.

– Унылая проклятая дыра, – проворчал Эндрюс.

– Угу. Интересно, что думает старая дама.

Вниз по трапу сошел сверкающий робард, поддерживающий старушку. Она двигалась неуверенно и шатко, вцепившись в металлическую руку робота. Холодный ветер хлестнул ее немощное тело. Она покачнулась – но двинулась дальше, сойдя с трапа на неровную землю.

Нортон покачал головой.

– Плохо выглядит. Этот воздух. И ветер.

– Да уж. – Эндрюс вернулся к миссис Гордон и робарду. – Как она? – спросил он.

– Ей нехорошо, сэр, – ответил робард.

– Капитан, – прошептала старуха.

– В чем дело?

– Вы должны сказать мне правду. Это… это действительно Земля?

Она пристально смотрела на его губы.

– Даете слово? Клянетесь?

От страха ее голос стал визгливым.

– Земля это! – раздраженно рявкнул Эндрюс. – Я же уже сказал! Конечно, Земля!

– Она не похожа на Землю. – Миссис Гордон в панике ухватилась за его ответ. – Она не похожа на Землю, капитан! Это правда Земля?

– Да!

Ее взгляд скользнул к океану. Странное выражение промелькнуло на ее усталом лице, заставив глаза вспыхнуть внезапной жаждой.

– Это вода? Я хочу посмотреть!

Эндрюс повернулся к Нортону.

– Выводи катер. Доставь ее, куда она скажет.

Нортон гневно отшатнулся.

– Я?

– Это приказ.

– Ладно.

Нортон неохотно вернулся к кораблю. Эндрюс мрачно курил и ждал. Наконец катер выскользнул из корабля и подкатился по праху прямо к ним.

– Можешь показать ей все, чего она захочет, – сказал Эндрюс робарду. – Нортон вас отвезет.

– Благодарю вас, сэр, – сказал робард. – Она будет очень признательна. Она всю жизнь хотела постоять на Земле. Она помнит, как дед ей про нее рассказывал. Она считает, что он сам прилетел с Земли, очень давно. Она очень старая. Она последняя в семье.

– Но Земля же просто… – Эндрюс его подловил. – То есть…

– Да, сэр. Но она очень старая. И она ждет уже много лет.

Робард повернулся к старухе и бережно повел ее к катеру. Эндрюс мрачно смотрел им вслед, потирая щеку и хмуря брови.

– Все в норме, – объявил Нортон из катера.

Он открыл люк, а робард аккуратно завел старуху внутрь. Люк за ними закрылся.

В следующую секунду катер помчался по солончаку к уродливо плещущему океану.

* * *

Нортон с капитаном Эндрюсом нервно ходили вдоль берега. Небо темнело. По ним хлестали соляные заряды. В сгущающемся мраке илистые отмели источали зловоние. Вдалеке смутная череда холмов беззвучно тонула в испарениях.

– Ну и? – спросил Эндрюс. – Что потом?

– А все. Она вышла из катера. Они с робардом. Я остался внутри. Они стояли и смотрели на океан. А спустя какое-то время старуха отправила робарда обратно к катеру.

– Зачем?

– Не знаю. Может, захотела побыть одна. Сколько-то постояла одна. На берегу. Глядя на воду. Ветер усиливался. А потом вдруг вроде как осела. Плюхнулась неловко, прямо в соленый прах.

– И что тогда?

– Не успел я опомниться, как робард выскочил наружу и бросился к ней. Поднял ее на руки. Постоял секунду – и пошел к воде. Я закричал и выпрыгнул из катера. Он шагнул в воду и исчез. Погрузился в ил и грязь. Исчез. – Нортона передернуло. – С ее телом.

Эндрюс яростно отшвырнул сигарету. Та откатилась им за спины, продолжая тлеть.

– Что-то еще было?

– Ничего. Все произошло мгновенно. Она стояла и смотрела на воду. Потом вдруг затряслась, как сухая ветка. А потом вроде как съежилась. А робард выбежал из катера и исчез с ней в воде, так что я даже не успел понять, что происходит.

Небо стало почти черным. Громадные облака вредоносных ночных испарений и мельчайших частиц мусора плыли на фоне блеклых звезд. Стая громадных птиц тихо пересекала горизонт.

Над изломанными холмами вставала луна. Больной, безжизненный диск, чуть желтоватый. Как старинный пергамент.

– Давай возвращаться на корабль, – сказал Эндрюс. – Не нравится мне здесь.

– Не могу понять, почему так получилось. Эта старуха…

Нортон потряс головой.

– Токсичный ветер. Радиация. Я связывался с Центавром-Два. Война всю систему опустошила. Превратила планету в смертоносные руины.

– Значит, нам не…

– Да. Нам не придется за это отвечать. – Какое-то время они двигались молча. – Объясняться не придется. Все достаточно очевидно. Любой, кто сюда прилетел бы, а особенно старый человек…

– Только сюда никто не стал бы прилетать, – с горечью бросил Нортон. – Особенно старый человек.

Эндрюс ничего не ответил. Он шагал вперед, опустив голову и спрятав руки в карманы. Нортон молча шел следом. Единственный спутник над ними стал ярче, выбравшись из туманов и попав на участок ясного неба.

– Кстати, – холодно и отчужденно сказал Нортон у Эндрюса за спиной, – я в последний раз с тобой летал. Я с корабля уже отправил официальный запрос на новое назначение.

– О!

– Решил тебе сообщить. И моя доля от тысячи позитивов. Оставь себе.

Эндрюс покраснел и ускорил шаги, оставив Нортона позади. Смерть старухи выбила его из колеи. Он зажег новую сигарету и тут же ее выбросил.

Проклятье! Его вины тут нет. Она была старая. Триста пятьдесят лет. Глухая и в маразме. Сухой лист, унесенный ветром. Ядовитым ветром, резкими порывами проносящимся по изуродованному лицу планеты.

Изуродованное лицо. Соленый прах и мусор. Ломаная линия осыпающихся холмов. И тишина. Вечная тишина. Только ветер и плеск вязкой застоявшейся воды. И темные птицы над головой.

Что-то блеснуло.

Что-то у его ног, в соленом прахе. Отразило болезненно-бледную луну.

Эндрюс наклонился и пошарил в темноте. Его пальцы ухватились за что-то твердое.

Он поднял небольшой кружок и всмотрелся в него.

– Странно, – сказал он.

Только когда они уже находились в глубоком космосе, несясь обратно к Фомальгауту, он вспомнил про тот кружок. Отодвинувшись от пульта, он пошарил в карманах, ища его.

Кружок оказался стертым и тонким. И ужасно старым. Эндрюс тер его и плевал на него, пока не отчистил так, чтобы рассмотреть его. Слабый отпечаток – и все. Он перевернул его. Жетон? Фишка? Монета?

На обратной стороне оказалось несколько бессмысленных букв. Какое-то древнее, забытое письмо. Он вертел кружок под лампой, пока не разобрал буквы.

E PLURIBUS UNUM

Пожав плечами, он швырнул древний кусок металла в утилизатор рядом с креслом и сосредоточился на звездных картах – и на пути домой…

Пригород

Название рассказа: Пригород (The Commuter)

Название эпизода сериала: Проездной билет (The Commuter)

Рассказ впервые издан в журнале Amazing Stories за август-сентябрь 1953 года

Маленький человечек устал. Он с горем пополам пробрался через вокзальную толчею к кассе. Переминаясь от нетерпения, отстоял очередь. Плечи его уныло поникли, коричневый плащ повис мешком.

– Следующий! – крикнул кассир Эд Джейкобсон.

Маленький человечек бросил на прилавок пятидолларовую купюру.

– У меня проездной истек, дайте новый. – Он заметил часы на стене. – Господи, уже столько времени?

Джейкобсон взял деньги.

– Хорошо, мистер. Проездной. Докуда?

– Мейсон-Хейтс, – сказал маленький человечек.

– Мейсон-Хейтс. – Джейкобсон сверился с прейскурантом. – Мейсон-Хейтс. Нет такой станции.

На лице у маленького человечка застыла подозрительная гримаса.

– Вы надо мной шутки шутите?

– Мистер, никакого Мейсон-Хейтс нету. Если нет станции, я не могу оформить туда проездной.

– Как это нет? Я там живу!

– Ничего не знаю. Я шесть лет продаю билеты, и такой станции нет.

У маленького человечка от изумления распахнулись глаза.

– Но у меня там дом. Я приезжаю туда каждый вечер. Я…

– Держите. – Джейкобсон сунул ему прейскурант. – Найдите сами.

Маленький человечек потянул прейскурант к себе. Глаза его лихорадочно бегали по строчкам, дрожащий палец скользил по списку.

– Ну что, нашли? – осведомился Джейкобсон, уперевшись руками в прилавок. – Нету, да?

Потрясенный человечек покачал головой.

– Не понимаю. Чушь какая-то. Не может такого быть. Он точно…

И вдруг человечек исчез, будто его и не было. Прейскурант сиротливо упал на цементный пол.

– Дух святого Цезаря… – выдохнул Джейкобсон, как рыба разевая рот.

Одинокий прейскурант лежал на полу.

Маленький человечек прекратил существование.

– Что было дальше? – спросил Боб Пейн.

– Я вышел из-за прилавка и подобрал прейскурант.

– Он правда исчез?

– Правда, правда. – Джейкобсон утер лоб. – Жаль, ты сам не видел. Оп! – и пропал. Как ветром сдуло.

Пейн, откинувшись на стуле, раскурил сигарету.

– Ты его раньше видел когда-нибудь?

– Нет.

– Сколько времени было?

– Примерно как сейчас. Около пяти. – Джейсон выглянул в окошко кассы. – О, народ пошел.

– Мейсон-Хейтс. – Пейн зарылся в справочник населенных пунктов. – Что-то не видать такого названия. Если этот коротышка снова появится, отправь его ко мне. Хочу с ним пообщаться.

– Конечно. Только лучше бы он с концами пропал. Не люблю я эту мистику. – Джейкобсон повернулся к окошку. – Слушаю, леди.

– Два билета туда и обратно до Льюисбурга.

Пейн раздавил окурок и достал новую сигарету.

– Не покидает чувство, что где-то я слышал про Мейсон-Хейтс. – Он подошел к карте на стене. – А в справочнике его нет.

– Конечно, его нет в справочнике, потому что нет такого места, – сказал Джейкобсон. – Как думаешь, могу я круглыми днями продавать тут билеты и не знать хоть один самый захудалый поселок? – Он повернулся к окошку. – Да, сэр?

– Мне нужен проездной до Мейсон-Хейтс, – сказал человечек, нервно поглядывая на настенные часы. – Поторопитесь, я спешу.

Джейкобсон зажмурился и глубоко вдохнул. Выдохнул. Открыл глаза. Человечек никуда не делся. Морщинистое личико. Жиденькие волосенки. Очочки. Понуро висящий плащ.

Джейкобсон молча развернулся и подошел к Пейну.

– Он снова здесь, – выдавил кассир. На нем просто не было лица.

У Пейна загорелись глаза.

– Давай его сюда.

Кивнув, Джейкобсон потопал к окошку.

– Мистер, не могли бы вы пройти вон в ту дверь? – попросил он. – Вас хочет видеть заместитель директора.

Человечек потемнел лицом.

– В чем дело? У меня поезд отходит. – Бурча себе под нос, он толкнул дверь и шагнул в помещение кассы. – Никогда такого не было. Уже и проездной купить спокойно нельзя. Ну, если я опоздаю, я вам устрою…

– Сядьте, – попросил Пейн, указывая на стул для посетителей. – Это вы хотели купить проездной до Мейсон-Хейтс?

– И что такого? Да что с вами со всеми? Неужели нельзя просто оформить мне проездной? Всегда нормально продавали, а в этот раз устроили черт-те что!

– Всегда продавали?

Человечек с трудом держал себя в руках.

– С декабря мы с женой живем в Мейсон-Хейтс. Я езжу на вашем поезде десять раз в неделю, дважды в день, уже полгода. Раз в месяц покупаю проездной.

Пейн наклонился к нему.

– На какой конкретно поезд вы садитесь, мистер…

– Критчет. Эрнест Критчет. Поезд Б. Вы что, не знаете собственного расписания?

– Поезд Б? – Пейн сверился с маршрутом поезда Б. Мейсон-Хейтс в списке не значился. – Сколько времени вам ехать?

– Ровно сорок пять минут. – Критчет посмотрел на настенные часы. – Если только я не опоздаю из-за вас.

Пейн подсчитал в уме. Сорок пять минут. Миль тридцать от города. Он подошел к большой карте, висящей на стене.

– В чем дело? – с явным подозрением спросил Критчет.

Пейн нарисовал на карте окружность радиусом в тридцать миль. Она прошла через множество населенных пунктов, но ни один из них не назывался Мейсон-Хейтс. На ветке Б в этой точке не было вообще ничего.

– Расскажите про Мейсон-Хейтс, – попросил Пейн. – Например, сколько там живет народу?

– Не знаю. Тысяч пять. Практически все время я провожу в городе. Я бухгалтер в «Страховой компании Брэдшоу».

– Мейсон-Хейтс – новый поселок?

– В какой-то мере. Мы живем в небольшом домике, так он построен года два назад. – Критчет поерзал на стуле. – Что насчет проездного?

– Боюсь, оформить вам проездной я не смогу, – размеренно сообщил Пейн.

– А? Почему?

– У нас нет маршрута до Мейсон-Хейтс.

Критчет подпрыгнул.

– Это как это?

– Нет такого места. Сами посмотрите на карте.

У Критчета отвалилась челюсть. По лицу прошла судорога. Он сердито подскочил к карте и вонзил в нее взгляд.

– Вот как оно выходит, мистер Критчет, – пробормотал Пейн. – Такого поселка нет на карте, нет в справочнике населенных пунктов. Нет в расписании. Мы не оформляем туда билеты. Не…

Тут он потерял дар речи. Критчет пропал. Вот только что стоял, уткнувшись в карту. А в следующий миг его нет. Растаял в воздухе.

– Джейкобсон! – заорал Пейн. – Опять пассажир исчез!

У Джейкобсона распахнулись глаза. На лбу выступили капли пота.

– Эвона как… – выдавил он.

Пейн в глубокой задумчивости разглядывал то место, где совсем недавно стоял Эрнест Критчет.

– Что-то происходит, притом чертовски странное, – пробормотал он. И вдруг, подхватив пальто, шагнул к дверям.

– Не бросай меня здесь! – взмолился Джейкобсон.

– Если что, я у Лоры. Бумажка с телефоном где-то в ящике стола.

– Не время сейчас для всякого баловства.

Пейн толкнул дверь, за которой простирался вестибюль.

– Какое уж тут баловство, – мрачно сказал он.

По лестнице Пейн взлетел, перепрыгивая через ступеньки. И давил на звонок, пока Лора Николс не открыла дверь.

– Боб! – удивленно моргнула она. – Чему обязана…

Отодвинув ее с дороги, Пейн зашел в дом.

– Надеюсь, я тебе не помешал.

– Нет, но…

– Дело на миллион. Мне нужна помощь. На тебя можно рассчитывать?

– На меня? – Лора закрыла за ним дверь.

Ее уютная квартирка утопала в тенях. Около зеленого дивана горела единственная лампа. Плотные шторы были задернуты. В углу тихонько напевал граммофон.

– Подозреваю, что схожу с ума. – Диван скрипнул под весом Пейна. – Нужно выяснить наверняка.

– Чем я могу помочь? – Лора с сигаретой в зубах медленно подошла к нему, сложив руки на груди. Взмахом головы отбросила непослушную прядь. – Введи меня в курс дела.

Пейн благодарно улыбнулся девушке.

– Только не падай. Мне надо, чтобы ты завтра, с утра пораньше, отправилась в центр и…

– Завтра с утра я работаю. На этой неделе мы запускаем новую серию репортажей.

– Черт бы с ними. Отпросишься. Иди в центральную библиотеку. Если там тебе не помогут, иди в главный суд округа и перерой там налоговые записи. Ищи, пока не найдешь.

– Что не найду?

Пейн задумчиво раскурил сигарету.

– Упоминание поселка под названием Мейсон-Хейтс. Я точно о нем слышал. Когда-то давным-давно. Уловила суть? Ищи в старых атласах. В подшивках газет. В старых журналах. Отчетах. Планах застройки. Законопроектах.

Лора тихо опустилась на подлокотник дивана.

– Ты серьезно?

– Более чем.

– Как глубоко копать?

– Лет на десять назад.

– Господи боже! Я там…

– Ищи, пока не найдешь. – Пейн решительно встал. – Увидимся.

– Уходишь? А как же сводить даму в ресторан?

– Прости. Дела, сплошные дела.

– Какие такие дела?

– Поеду в Мейсон-Хейтс.

Вдоль путей расстилались бескрайние поля, лишь кое-где стояли одинокие фермы. На фоне вечернего неба уныло торчали телефонные столбы.

Пейн посмотрел на наручные часы. Осталось недолго. Поезд въехал в очередной поселок. Пара бензоколонок, придорожные ларьки, магазин телевизоров. Показалась станция. Завизжали тормоза. Льюисбург. На выход пошли несколько пассажиров, мужчины в пальто, с газетами в руках. Двери захлопнулись. Перрон поплыл назад.

Откинувшись на сиденье, Пейн с головой ушел в думы. Критчет исчез, когда разглядывал карту. В первый раз он пропал, когда Джейкобсон показал ему прейскурант… Когда он своими глазами убедился, что Мейсон-Хейтс не существует. Можно ли за это уцепиться? События никак не хотели складываться в осмысленную картину.

Пейн перевел взгляд за окно. Время. Сейчас будет видно, что здесь есть или ничего нет. По ту сторону стекла чернели в сумерках бесконечные поля. Холмы и равнины. Телефонные столбы. Далекими пятнами по шоссе пролетали машины.

Ни единого намека на Мейсон-Хейтс.

Поезд с ревом катил вдаль. Пейн посмотрел на часы. Прошла уже пятьдесят одна минута. Снаружи ничего не было. Сплошные поля.

Он прошел по вагону и подсел к кондуктору, седовласому мужчине в летах.

– Вы слышали когда-нибудь о местечке Мейсон-Хейтс?

– Нет, сэр.

Пейн показал удостоверение.

– Вы точно уверены, что поселение с таким названием вам неизвестно?

– Абсолютно, мистер Пейн.

– Как давно вы работаете на этом маршруте?

– Одиннадцать лет, мистер Пейн.

Пейн доехал до следующей остановки, до Джексонвилля. Сошел на перрон и пересел на поезд, идущий назад, в город. Солнце зашло. На небе растаяли последние закатные лучи. В темноте за окном плыла все та же картина.

Он напрягся, задержал дыхание. Осталась минута. Сорок секунд. Есть там что-нибудь? Поля. Унылые столбы. Мертвая пустота между поселками…

Между поселками? Поезд летел вперед, разгоняя тьму. Пейн вперился в пейзаж. Что это там такое? Вроде бы что-то виднеется?

Над полями на добрую милю вытянулось облако полупрозрачного тумана. Что это, дым от локомотива? Так он же дизельный. Грузовик проехал по шоссе? Траву жгут? Но на полях не было выгоревших мест.

Вдруг поезд стал тормозить. Пейн напрягся. Взвизгнули тормоза, вагон заходил ходуном. И замер.

Высокий мужчина в светлом плаще встал и надел шляпу. Пейн завороженно следил, как долговязая фигура, спрыгнув из вагона на землю, стремительно шагает по темному полю. Человек целеустремленно шел к облаку серой дымки.

Ноги его оторвались от земли на добрый фут. Шагая по воздуху, мужчина свернул направо и взлетел еще выше, уже фута на три. Перед ним выросла стена тумана. Человек нырнул в нее – и исчез.

Пейн бросился к дверям, но поезд уже тронулся. Снова за окном поплыли поля. К стене вагона привалился кондуктор, пухлощекий юнец.

– Слушай, – проскрежетал Пейн. – Это что за остановка была!

– Прошу прощения, сэр?

– Остановка! Это где вообще есть?

– Мы всегда здесь останавливаемся. – Кондуктор запустил руку в карман и неторопливо достал оттуда целую пригоршню расписаний. Покопавшись в них, выбрал одно и протянул Пейну. – Поезд Б всегда останавливается в Мейсон-Хейтс. А вы что, не знали?

– Нет!

– Там все записано. – Юнец снова уткнулся носом в желтую прессу. – Всегда здесь останавливаемся. Чего орать-то?

Пейн дрожащими руками открыл расписание. И впрямь, Мейсон-Хейтс стоял между Джексонвиллем и Льюисбургом. Ровно в тридцати милях от города.

Облако серого дыма. Быстро обретающее форму. Словно материализуется нечто новое. А ведь правда кое-что появилось.

Мейсон-Хейтс!

Следующим утром он заглянул к Лоре. Та в светло-розовом свитере и темных брюках сидела за журнальным столиком. Перед ней высилась стопка бумаг, рядом лежали карандаш и ластик, стоял стакан солодового молока.

– Ну что, как результаты? – с места в карьер начал Пейн.

– Выяснила все, что ты просил.

– Поделишься?

– Это долгая история. – Лора похлопала по записям. – Самое важное я выписала.

– Расскажи коротенько.

– Семь лет назад окружной совет поставил на голосование проект трех новых спальных пригородов. Одним из них и был Мейсон-Хейтс. Споры разгорелись не на шутку. Торговые круги выступили резко против, мол, магазины лишатся клиентуры.

– Продолжай.

– Баталии кончились не скоро. Наконец приняли положительное решение по двум поселкам из трех. Уотервилль и Сидер-Гроувз. Мейсон-Хейтс вычеркнули из списка.

– Ясно, – задумчиво пробормотал Пейн.

– Таков был компромисс: два поселка вместо трех. И Мейсон-Хейтс принесли в жертву. Те два одобренных построили мгновенно. Да ты и сам знаешь. Мы как-то были проездом в Уотервилле. Неплохое местечко.

– Но Мейсон-Хейтс вычеркнули из списка.

– Именно.

Пейн почесал подбородок.

– Вот оно как, значит.

– Собственно, конец истории. Ты понимаешь, что я убила на все про все полдня? Теперь ты обязан пригласить меня на ужин. Прямо сегодня. Может, пора найти другого мужика? Я начинаю думать, что ты – не такая уж и выгодная партия.

Пейн рассеянно кивнул.

– Семь лет назад. – Тут его осенила внезапная мысль. – Голосование! Скольких голосов не хватило Мейсон-Хейтс?

Лора сверилась с записями.

– Проект отклонили с перевесом в один голос.

– Один голос. Семь лет назад. – Пейн пошел к дверям. – Спасибо, милая. Наконец-то все обретает смысл. Да еще какой!

У подъезда он поймал такси и попросил отвезти его к вокзалу. Мимо пролетали улицы и вывески, люди и машины.

Интуиция его не подвела. Он слышал это название. Семь лет назад. Яростные споры вокруг проекта трех пригородов. Два поселка получили одобрение, третий остался только на бумаге.

Но спустя семь лет он воплотился сам по себе. И поселок, и вместе с ним – целый пласт неопределенной реальности. Почему? Изменилось прошлое? Произошел сдвиг во временном континууме?

Эта гипотеза все объясняет. Мейсон-Хейтс не хватило единственного голоса. Может, во времени есть нестабильные участки. И среди них – тот самый период, семь лет назад. Вдруг он так и не «застыл» до конца? Странная мысль: событие меняется, уже став прошлым.

Тут Пейна подбросило – взгляд зацепился за невзрачное здание на другой стороне дороги. Провожая вывеску, Пейн ел глазами каждую букву.

СТРАХОВАЯ КОМПАНИЯ БРЭДШОУ. НОТАРИУС

Именно здесь работает Критчет. Интересно, эта контора тоже исчезает? Или надежно осела в реальности? По нервам прокатилась волна беспокойства.

– Давай побыстрее, я спешу, – приказал Пейн таксисту.

Когда поезд затормозил на Мейсон-Хейтс, Пейн сразу бросился к дверям. Едва смолк скрип тормозов, как он выскочил на щебенку насыпи и оглянулся по сторонам.

Мейсон-Хейтс сиял на солнце, ровные ряды домов протянулись во все стороны. В центре торчал шатер театра.

Даже свой театр есть. Пейн перебрался через рельсы и пошел в поселок. На пути у него лежала автостоянка. Миновав асфальтовое поле и бензоколонку, он вышел на тротуар центральной улицы города. Впереди по обе стороны выстроились магазины. Скобяные товары. Две аптеки. Сто мелочей для дома. Современный универмаг.

Сунув руки в карманы, Пейн брел куда глаза глядят. А глядели они на Мейсон-Хейтс. Впереди показался высокий, необъятный жилой дом. Дворник моет крыльцо. Все такое новенькое, современное. Дома, магазины, асфальт под ногами. Парковочные счетчики. Полицейский в коричневой форме выписывает штраф. Вдоль дороги выстроились деревья. Аккуратно подстриженные.

Перед супермаркетом стоял лоток с апельсинами и виноградом. Подцепив виноградину, Пейн отправил ее в рот. По языку растеклась сочная сладость. Ягода была совершенно реальной. А ведь еще вчера здесь простиралось голое поле.

Пейн зашел в аптеку. Покрутил в руках журналы, сел к прилавку и попросил у румяной официанточки чашку кофе.

– Милый у вас поселок, – сказал он, когда та принесла заказ.

– Мне тоже нравится.

– А вы… давно работаете здесь?

– Три месяца.

– Три месяца? – Пейн окинул взглядом невысокую блондинку, так и пышущую здоровьем. – А сами живете в Мейсон-Хейтс?

– Конечно же.

– Давно?

– Ну, пару лет точно.

Официантка пошла обслуживать солдата, присевшего на другом конце прилавка. Пейн сидел, курил, глазел на прохожих сквозь витрину. Самые обычные люди. Мужчины, женщины. Женщин больше. Многие с сумками или проволочными тележками. Туда-сюда сновали машины. Сонный пригород. Современный, для населения чуть выше среднего класса. Приличное место. Никаких трущоб. Опрятные домики. Газоны, магазины с неоновыми вывесками.

В аптеку, хохоча и пихая друг друга, ввалилась орава старшеклассников. Две девочки в ярких кофточках сели рядом с Пейном и заказали лимонад. До него долетали обрывки их веселого трепа.

Пейн мрачно смотрел на школьников и думал свою думу. Да, в их реальности сомневаться не приходится. Помада, ногти крашеные. Кофточки, охапки учебников. Полная аптека молодежи.

Он устало потер лоб. Снова вернулось ощущение, что он сошел с ума. Поселок был совершенно, абсолютно настоящий, словно всегда здесь был. Не могло же все это возникнуть из ничего, из облака серого дыма. Пять тысяч человек, дома, улицы, магазины.

Магазины. Страховая компания Брэдшоу.

По спине побежали мурашки. В мозгу полыхнула догадка. Новая реальность пускает побеги за пределы Мейсон-Хейтс. Город тоже меняется. Страховая компания Брэдшоу. Там работает Критчет.

Отдельно от города Мейсон-Хейтс существовать не может. Они связаны. Пять тысяч человек переехали оттуда сюда. Они где-то работают, где-то обедают, с кем-то общаются.

Насколько глубоко перемены затронули город?

Пейн бросил на прилавок монетку и, одолев дверь, побежал на станцию. Надо срочно возвращаться. Как там Лора, цела ли? Не пропала? А сам он в безопасности?

От страха перехватило дыхание. Лора, все, нажитое нелегким трудом, его планы, надежды, мечты. Черт с ней, с загадкой Мейсон-Хейтс. Его собственная жизнь под угрозой. Необходимо убедиться, что его личный мир не смыли круги перемен, расходящиеся от Мейсон-Хейтс.

– Куда едем? – спросил таксист, когда Пейн выскочил из дверей вокзала.

Тот назвал адрес, и такси влилось в поток машин. Пейн ерзал на сиденье. Мимо пролетали офисные здания. Клерки уже потянулись с работы, они заполонили все улицы и кучковались на каждом углу.

Насколько сильны перемены? Вот этот супермаркет, он всегда здесь стоял? А рядом приютилась лавка чистильщика сапог, раньше Пейн ее не замечал.

МЕБЕЛЬ МОРРИСА

Этого магазина он точно не помнил. Но какой отсюда вывод? В голове все смешалось. Как отличить новое от старого?

Такси затормозило у подъезда. На миг Пейн замер, озираясь. На углу квартала ставил тент хозяин магазина итальянской кулинарии. Этот продуктовый был здесь раньше?

Пейн не помнил.

А куда делся мясной рынок на той стороне улицы? Теперь там выстроились в ряд аккуратные домики. Выглядят так, будто торчат здесь с незапамятных времен. Был рынок или не было? Дома стояли как влитые.

Через квартал на доме блестел полосатый столбик парикмахерской. Раньше тут была парикмахерская?

Может, да. А может, и нет. Все текло, все менялось. Что-то появлялось, что-то исчезало. Память, она же слепок прошлого. Как ей верить-то? На что опереться?

Ужас сковал его. Лора. Смысл его жизни…

Пейн забежал на крыльцо и толкнул дверь подъезда. Взлетел по лестнице на второй этаж. Квартира была не заперта. Сердце подкатило к горлу. Входя внутрь, он молча возносил молитвы.

В гостиной было тихо и темно. Яркий луч пробивался в узкую щель между шторами. Выпученными глазами Пейн обвел комнату. Голубой диван, стопка журналов на подлокотнике. Низенький столик из светлого дуба. Телевизор. И ни души.

– Лора! – выдохнул он.

Лора, тревожно озираясь, выскочила из кухни.

– Боб! Ты уже дома? Что-то случилось?

Напряжение ушло, будто из тела выдернули стержень.

– Привет, дорогая. – Он поцеловал Лору, прижал к груди. Она была теплой, материальной, самой настоящей в целом мире. – Нет, все в порядке. В полном порядке.

– Точно?

– Точно, точно.

Дрожащими руками Пейн стянул плащ и бросил на диван. Вокруг царила привычная обстановка, и каждый знакомый предмет придавал ему уверенности. Вот голубой диван с дырками от сигарет на ручке. Потертая скамеечка для ног. Стол, за которым он работает по ночам. За книжной полкой притулились удочки.

Большой телевизор, купленный совсем недавно, в прошлом месяце. И он на месте, надо же.

Его жизнь, его пожитки, все сохранилось. Ничего не пропало.

– Ужина придется подождать с полчасика, – беспокойно проворчала Лора, развязывая фартук. – Я тебя не ждала в такую рань. Сижу весь день, не знаю, чем себя занять. Почистила плиту. Заходил коммивояжер, оставил образец нового чистящего средства.

– Ну и ладно. – Пейн разглядывал любимую репродукцию Ренуара на стене. – Не суетись. Так приятно видеть, что все на месте. Я…

В спальне громко заплакал ребенок.

– Ой, мы разбудили Джимми, – дернулась Лора.

– Джимми?

– Милый, ты что, забыл, как зовут сына? – засмеялась она.

– Нет, конечно, – недовольно проворчал Пейн. Следом за Лорой он медленно зашел в спальню. – Знаешь, мелькнуло чувство, что все вокруг не такое. Странное, незнакомое. – Он нахмурился и потер лоб. – Будто все плывет перед глазами.

Стоя у колыбели, они смотрели на малыша. А глазки Джимми следили за мамой и папой.

– Может, тебе напекло голову? – предположила Лора. – Сегодня на улице жуткая жара.

– Скорее всего. Ну, сейчас я в порядке. – Пейн протянул руку и погладил ребенка. Другой рукой прижал к себе жену. – Пожалуй, что и впрямь напекло голову.

Он посмотрел в глаза любимой женщине и улыбнулся.

Экспонат с выставки

Название рассказа: Экспонат с выставки (Exhibit Piece)

Название эпизода сериала: Настоящая жизнь (Real Life)

Рассказ впервые издан в журнале If за август 1954 года

– Что это на вас за странный костюм за такой? – поинтересовался механический водитель робовтобуса.

Машина отодвинула дверь и подъехала к тротуару.

– Что за круглые штучки? Для чего они?

– Это пуговицы, – охотно объяснил Джордж Миллер. – Они могут быть декоративными, но чаще имеют практическую нагрузку. Это старинный костюм двадцатого века. Я его ношу по долгу службы.

Он заплатил роботу за проезд, прихватил «дипломат» и быстро зашагал по тротуару к Агентству по делам истории. Главное здание уже открыли для публики, одетые в комбинезоны мужчины и женщины уже бродили по выставкам. Миллер зашел в лифт для персонала, с трудом втиснулся между двумя здоровенными инспекторами из отдела Дохристианских культур, и лифт повез его наверх, на этаж Середины Двадцатого века.

– Доброго утречка, – пробормотал он, приветствуя инспектора Флеминга у выставки атомного оборудования.

– И вам того же, – резко ответил Флеминг. – Миллер, послушайте, что я вам хочу сказать. Вот сейчас скажу – и больше этот вопрос поднимать не буду, так и знайте. Вот сами подумайте: а что, если бы все одевались так же, как вы? Между прочим, наше правительство, чтоб вы знали, устанавливает четкие правила насчет одежды, в которой могут появляться граждане. Черт бы побрал эти ваши анахронизмы, вы что, не можете обойтись без дурацкого маскарада? И – боже правый! – что у вас в руках?! Иисусе, да это же точь-в-точь раздавленная ящерица из юрского периода!

– Это чемоданчик-«дипломат» из кожи аллигатора, – объяснил Миллер. – Я ношу в нем бобины с данными для исследования. Между прочим, «дипломат» являлся важным символом статуса и авторитета в менеджерском классе позднего Двадцатого века.

И он щелкнул застежками, открывая чемоданчик.

– Вот вы, Флеминг, никак понять не можете. А ведь я приучаю себя к ношению вещей из исследуемого периода не просто так! Именно таким образом, в силу привычки, интеллектуальное любопытство трансформируется в подлинную эмпатию! Вы часто замечаете, что я некоторые слова произношу странно. А я, между прочим, имитирую акцент американского бизнесмена времен президента Эйзенхауэра! Ферштейн?

– Чего? – ошарашенно пробормотал Флеминг.

– Это я сленговое словечко из двадцатого века употребил!

И Миллер принялся выкладывать катушки на стол.

– Может, вам что-нибудь подсказать? А если нет, позвольте мне, пожалуйста, приступить к работе. Я тут обнаружил доказательства тому, что американцы Двадцатого века самостоятельно укладывали плитку, но – представьте себе! – вовсе не ткали одежду! Я бы хотел изменить кое-что в экспозиции…

– Все вы фанатики, все как один, – проскрипел Флеминг. – Ис-с-сторики… копаетесь в пыльных артефактах двухсотлетней давности, а до настоящего вам и дела нет! В голове только всякие идиотские штуки, копирующие идиотские штуки из пыльного прошлого!

– А мне моя работа нравится, – примирительным тоном сказал Миллер.

– Да я ж не на твою работу жалуюсь! Просто есть же еще что-то, кроме работы! Ты же в социуме живешь и, как единица социума, имеешь политико-социальные обязанности! Так что, Миллер, считай, что я тебя предупредил.

В Совет Директоров уже поступали сигналы насчет твоих странностей. Нет, конечно, рвение на работе мы всячески приветствуем, но… – тут Флеминг красноречиво прищурился, – ты слишком далеко заходишь, Миллер.

– Да не будет у меня другого господина, кроме искусства, – торжественно произнес Миллер.

– Чего-чего?! Кроме кого-кого?

– Кроме искусства. Это слово из языка двадцатого века. – И Миллер оглядел собеседника с нескрываемым превосходством: – Вы просто крохотный винтик в огромной бюрократической машине. Функция безличного культурного сообщества. У вас нет собственных представлений о жизни. А в двадцатом веке у каждого человека были представления о прекрасном. О том, как и что можно делать своими руками. Они испытывали гордость, видя то, что мастерили. А вам эти слова ничего не говорят. У вас даже души нет – а это, кстати, другое понятие из золотого века, каким был век двадцатый, когда люди были свободны и могли говорить то, что думают.

– Миллер, не забывайся! – Флеминг даже побледнел от испуга и понизил голос. – Чертовы ученые… Живете, уткнувшись в свои катушки с лентами, жизни ни черта не видите! Смотри, доболтаешься до того, что нас всех из-за тебя по головке не погладят! Ты можешь сколько угодно носиться со своим драгоценным двадцатым веком. Но помни – прошлое, оно и есть прошлое. Оно прошло.

Все, нет его, похоронили. Времена меняются. Общество прогрессирует! – И он нетерпеливо обвел рукой экспозицию. – Это всего лишь неумелая имитация того, что там на самом деле было!

– Ты что же, подвергаешь сомнению результаты моих исследований? – взорвался Миллер. – Здесь каждый экспонат абсолютно историчен! Я регулярно обновляю экспозицию – по мере получения новых данных! А я о двадцатом веке знаю все!

Флеминг покачал головой и вздохнул:

– Бесполезно с тобой разговаривать.

И он развернулся и устало зашаркал к выходу с этажа, к эскалатору вниз.

Миллер степенно поправил воротник, подтянул узел яркого, вручную расписанного шелкового галстука. Огладил на себе синий полосатый костюм и умело разжег трубку с двухсотлетним табаком. И вернулся к своим катушкам.

Да что к нему этот Флеминг прицепился, в самом-то деле? Флеминг… Воплощение официоза, представитель строго иерархической структуры, которая опутала всю планету серой клейкой паутиной… они запустили свои лапы в каждое здание, в каждый дом! Заводы, профессиональные сообщества, даже семьи – никто от них не избавлен! Миллер остановил стример, прекратив скармливать ленту машине, и лицо его приобрело мечтательное выражение. Какое было время! Эпоха индивидуализма и мужественности! Да, тогда мужчины были настоящими мужчинами, не то что сейчас…

И вот именно в этот момент, когда он начал проникаться несказанной красотой исследуемого периода, послышались странные, необъяснимые звуки. Они доносились от центра экспозиции, прямо из середины тщательно спланированного лабиринта экспонатов.

Кто-то забрался внутрь!

Он прекрасно слышал голоса – кто-то ходил среди интерьеров. Кто-то… или что-то. Так или иначе, этот непонятно кто сумел пролезть через барьер безопасности, отделявший экспонаты от публики. Миллер выключил стример и медленно поднялся на ноги. Его трясло с ног до головы, но он осторожно продвигался к экспозиции. Миллер отключил барьер и выбрался по лесенке на бетонную дорогу. Внизу, в проходе стояли посетители. Они удивленно заморгали при виде странно одетого человека, который пробирался среди всяких штук из двадцатого века – а потом и вовсе скрылся среди них.

Тяжело дыша, Миллер крался по «тротуару», затем свернул на тщательно выметенный и ухоженный гравий подъездной дорожки. Может, это кто-то из теоретиков, выдвиженец Совета Директоров? Рыскает тут в поисках компромата… Мало ли что тут можно нарыть… Где-то допущена оплошность, что-то неаккуратно смонтировано – и пошло-поехало. На лбу выступил пот, и гнев обернулся удушающим страхом. По правую руку – клумба. Чайные розы, низенькая поросль фиалок. За клумбой – влажный зеленый газон. Вон белоснежный гараж, дверь наполовину опущена. За ней – обтекаемый силуэт «Бьюика» 1954 года. А вот и дом.

Надо быть осторожнее. Если это и впрямь кто-то из Совета Директоров, его поступок может быть истолкован как противодействие официальной иерархии. Может, это кто-то из начальства. Возможно, сам Эдвин Карнап, Президент Совета. Самый высокопоставленный чиновник нью-йоркского отделения Всемирного Директората. Миллера трясло, но он поднялся по трем цементным ступеням и взошел на крыльцо типичного дома двадцатого века, занимающего центр экспозиции.

Домик был милым и небольшим. Если б он жил в двадцатом веке, точно бы хотел поселиться в таком. Три спальни, одноэтажный, типичный калифорнийский проект. Он открыл входную дверь и вошел в гостиную. Камин у дальней стены. Темно-бордового цвета ковры. Диван, мягкое кресло. Низкий деревянный журнальный столик со стеклянной столешницей. Медные пепельницы. Зажигалка, стопка журналов. Торшеры – тоненькие, из пластика и металла. Стеллаж с книгами. Телевизор. Венецианское окно, выходящее в сад. Миллер прокрался в коридор.

Интерьер дома выглядел на удивление цельным. Из напольного обогревателя струилось приятное тепло. Он заглянул в первую спальню. Комната принадлежала женщине – настоящий будуар. Шелковое покрывало на кровати. Накрахмаленные белоснежные простыни. Тяжелые занавески на окнах. Туалетный столик. Флакончик и бутылочки. Большое круглое зеркало. В приоткрытом шкафу видна одежда. На спинке кресла висит халат. Под креслом – шлепанцы. Нейлоновые чулки аккуратно разложены в изножье кровати.

Миллер прошел дальше по коридору и заглянул в соседнюю комнату. Яркие обои с клоунами и слонами и канатоходцами. Детская. Две кровати для двух мальчиков. Модели самолетов. Комод, на комоде радио, пара расчесок, учебники, флажки спортивных команд, знак «Парковка запрещена», фотографии, засунутые в рамку зеркала. Кляссер с марками.

И здесь никого.

Миллер заглянул в современную ванну, даже в душ, выложенный желтой плиткой. Он прошел через столовую, сунул нос на ведущую в полуподвальный этаж лестницу – внизу стояли стиральная машина и сушилка. Открыл заднюю дверь и осмотрел участок за домом. Газон, мусоросжигатель. Пара низеньких деревьев, за ними трехмерная проекция других домов, уходящих к невероятно похожим на реальные голубоватым холмам. И опять – никого. На участке ни души. Он закрыл дверь и пошел обратно.

И тут с кухни донесся смех.

Женский смех. И звяканье ложек и тарелок. И запахи. Он прекрасно знал эпоху, однако ему понадобилось некоторое время, чтобы опознать их. Жареный бекон и кофе. И горячие оладушки. Кто-то завтракал. Причем завтрак был такой, как в двадцатом веке.

Он пробрался обратно в коридор, мимо спальни мужчины – на полу валялись разбросанные ботинки и одежда – к двери в кухню.

За столиком из пластика и хромированного металла сидели симпатичная женщина под сорок и два мальчика-подростка. Они уже закончили завтракать, и мальчишки нетерпеливо ерзали. В окно над мойкой просачивался солнечный свет. Электронные часы показывали полдевятого. В углу радостно чирикало радио. В середине стола стоял большой кофейник, а вокруг живописно расположились пустые тарелки, стаканы с молоком и столовые приборы.

На женщине – белая блузка и твидовая юбка в клетку. На мальчишках – выцветшие голубые джинсы, толстовки и теннисные тапочки. Они его не заметили. Миллер застыл в дверном проеме, а женщина и дети все так же смеялись и болтали.

– Вы должны спросить разрешения у отца, – говорила женщина, пытаясь быть строгой, но едва не прыская со смеху. – Давайте его дождемся.

– А он уже разрешил! – запротестовал один из мальчиков.

– Ну тогда спроси его снова.

– Да он всегда по утрам такой ворчливый…

– Но не сегодня. Он хорошо выспался. Сенная лихорадка не беспокоила – доктор прописал ему новый антиаллергический препарат.

Она посмотрела на часы:

– Дон, иди взгляни, что он там делает. Так и на работу недолго опоздать.

– Он пошел газету искать. – Один из мальчиков отодвинул стул и встал. – Ее опять кинули мимо крыльца, и она свалилась в клумбу.

Мальчик развернулся к двери, и Миллер понял, что стоит и смотрит на них. И вдруг в голове мелькнуло: а ведь у мальчика знакомое лицо! Черт, он ведь его знает… или знал? Словно смотришь на знакомца в юности… Он весь напрягся, ожидая, что мальчик врежется в него, но тот вовремя притормозил:

– Тьфу ты, – улыбнулся мальчик. – Ты меня испугал.

Женщина быстро взглянула на Миллера:

– Ты где застрял, Джордж! Иди кофе допивай!

Миллер медленно прошел в кухню. Женщина допивала кофе, оба мальчика уже вскочили и нетерпеливо обступили его.

– Ты же сказал, что на выходных я могу пойти с ребятами из школы в поход к Рашен-ривер! – заныл Дон. – Ты сказал, что я могу взять напрокат спальник в спортивном центре, потому что мой ты отдал Армии Спасения из-за аллергии на капок!

– Д-да, – неуверенно пробормотал Миллер.

Дон. Да, мальчика зовут Доном. А его брата – Тедом. Но откуда он это знает? Женщина встала из-за стола и принялась собирать грязную посуду в мойку.

– Они говорят, ты разрешил, – сказала она через плечо.

Тарелки звякали о стенки мойки, она побрызгала их жидкостью для мытья посуды.

– Но вспомни, как они сказали, что ты им разрешил прокатиться на машине, а на самом деле ничего не разрешал!

Миллер обессиленно опустился на стул. И принялся растерянно крутить в руках трубку. Потом положил ее в медную пепельницу и внимательно оглядел рукав костюма. Что происходит? Голова закружилась. Он подскочил и бросился к окну над мойкой.

Дома. Улицы между домами. Холмы вдалеке. Люди ходят, разговаривают. Какой реалистичный трехмерный задник, однако… А если это не задник?! Вдруг… И вообще, что происходит?

– Джордж, что с тобой? – спросила Марджори, повязывая красный клеенчатый фартук. В раковину полилась горячая вода. – Ты бы вывел машину из гаража. На работу пора! Сам же вчера говорил, что старик Дэвидсон орал на всех, что, мол, на работу опаздывают, а потом у кулера с водой стоят и треплются в рабочее время…

Дэвидсон. Еще одно знакомое имя отозвалось эхом в голове Миллера. Тут же перед глазами возникла четкая картинка. Высокий седой старик, худой и сердитый. Из кармана жилетки свешивается цепочка от часов. А вот и офис – «Юнайтед-Электроник». Поставки электрооборудования по всей стране. Двенадцатиэтажное здание в центре Сан-Франциско. В вестибюле киоск с газетами и сигарами. На улице сигналят машины. Парковки переполнены. В лифте толпятся секретарши – глазки горят, на девушках туго облегающие свитерки, в воздухе витает аромат духов.

Он поплелся прочь из кухни, через коридор, мимо своей спальни, мимо спальни жены – в гостиную. Входная дверь оказалась открытой, и он вышел на крыльцо.

Воздух встретил его холодом и свежестью. Ясное и погожее апрельское утро. На газоне еще не просохла роса. По Вирджиния-стрит ехали машины – к Шэттак-авеню. Ну да, движение плотное – утро, все на работу едут. На другой стороне улицы Эрл Келли приветственно помахал «Окленд-Трибьюн», направляясь к автобусной остановке.

Вдалеке Миллер прекрасно видел Бэй-Бридж, острова Йерба-Буэна и Треже. А за заливом расстилался Сан-Франциско. Через несколько минут он уже будет ехать по мосту на своем «Бьюике» на работу. Точно так же, как тысячи других бизнесменов в полосатых костюмах.

Тед протолкнулся мимо и тоже вылез на крыльцо.

– Ну так что? Можно нам в поход, а?

Миллер облизнул разом высохшие губы.

– Тед, ты… вот что. Тебе ничего странным не кажется?

– Что именно?

– Ну… не знаю. – И Миллер обеспокоенно затоптался. – Сегодня пятница, правильно?

– Ну да.

– Вот и я так думал.

Но как и откуда он знал, что сегодня пятница? Как он вообще что-то знает про эту реальность? Хотя, конечно, сегодня пятница, что же еще. И неделя выдалась тяжелой – старик Дэвидсон подгонял всех и очень сердился. Особенно в среду, когда из-за забастовки не сумели вовремя доставить заказ для «Дженерал-Электрик».

– Я вот что хочу спросить, – сказал Миллер сыну. – Этим утром… в общем, я ведь вышел из кухни за газетой?

Тед покивал:

– Ну да. А что?

– Я встал и вышел из кухни. Сколько времени я отсутствовал? Недолго ведь, правда?

Он судорожно искал нужные слова, но в голове, как в лабиринте, бродили разрозненные мысли.

– Я сидел с вами за столом и завтракал, а потом встал и пошел искать газету. Правильно? А потом пришел назад. Правильно?

Жуть какая, ничего не понятно! В отчаянии он почти прокричал:

– Сегодня утром я проснулся, побрился и оделся. Позавтракал. Оладьями и кофе. И беконом. Да или нет?!

– Все правильно, – охотно согласился Тед. – И чего?

– Все как всегда, правда?

– Ну, разве что мама оладушки печет только по пятницам.

Миллер медленно кивнул:

– Точно. Оладьи по пятницам. Потому что твой дядя Фрэнк завтракает с нами по выходным и он терпеть не может оладьи, и потому мы их не печем по субботам и воскресеньям. Фрэнк – брат Марджори. Он служил в морской пехоте в Первую мировую войну. В капральском чине.

– Ну все, пока, – сказал Тед – Дон тоже вышел на крыльцо. – До вечера, пап.

Зажав под мышкой учебники, мальчишки рванули к огромному современному зданию старшей школы в центре Беркли.

Миллер снова зашел в дом и принялся машинально рыться в шкафу – где же «дипломат»? Черт, вот так всегда, когда он нужен… там же все документы по заказу Трок-мортона. Дэвидсон голову ему оторвет, если «дипломат» где-то потерялся – как в прошлый раз, когда они отмечали в «Трю-Блю» победу «Янкиз» в серии. Да где же, черт побери, этот чертов чемодан?

И тут он вспомнил и очень медленно выпрямился. Конечно. Он оставил его у письменного стола. Он бросил его там – вынул ленты с данными исследования и оставил «дипломат» на столе. Там он и лежал, пока они разговаривали с Флемингом. В Агентстве по делам истории.

Он вышел на кухню и подошел к жене.

– Знаешь, Марджори, – хрипло выдавил он. – Я, пожалуй, сегодня с утра в офис не поеду.

Марджори резко обернулась – встревожилась:

– Джордж, что-то случилось?

– Я… что-то я совсем запутался.

– Опять сенная лихорадка?

– Нет. Дело… в памяти. Помнишь, родительский комитет порекомендовал миссис Бентли психиатра? После того, как у ее мальчика случился припадок? – И он принялся рыться в своей разворошенной памяти. – Грюнберг, вот. Принимает в здании «Медикал-Дентал».

И он пошел к двери.

– Я к нему поеду. Что-то… не так. Плохо все, одним словом. И я не знаю, что со мной.

Адам Грюнберг оказался крупным мужчиной под пятьдесят, с курчавыми темными волосами и в роговых очках. Миллер закончил рассказывать, Грюнберг прокашлялся, снял пылинку с рукава своего костюма от «Брукс-Бразерз» и задумчиво спросил:

– А вы не припомните, может, пока вы искали газету, что-то случилось? Мало ли, несчастный случай или что-то в этом роде. Давайте попробуем вспомнить все – в деталях, ничего не упуская. Вот вы встали из-за стола, вышли на крыльцо. И принялись искать газету в кустах. А потом?

Миллер растерянно потер лоб:

– Не знаю. У меня все в голове перепуталось. Я не помню, как искал газету. Я помню, как вернулся в дом. После этого все понятно и ясно. А вот до этого я помню только Агентство по делам истории и ссору с Флемингом.

– А что там за разговор у вас был по поводу «дипломата»? Попытайтесь снова припомнить.

– Флеминг сказал, что он похож на сплющенную ящерицу из юрского периода. А я сказал…

– Нет. Я имею в виду другой момент – как вы искали его в стенном шкафу и не нашли.

– Я искал его – и не нашел. Естественно. Потому что «дипломат» остался на моем столе в Агентстве по делам истории. На этаже Двадцатого века. Рядом с экспонатами.

Лицо Миллера страдальчески сморщилось.

– О боже, Грюнберг… А что, если все это – только выставка? Экспозиция, а не настоящая жизнь! И вы тоже нереальны. Вдруг мы с вами – экспонаты?!

– Ну это было бы весьма неприятной новостью, правда? – отозвался Грюнберг со слабой улыбкой.

– Во сне люди не отличают сон от яви – пока не проснутся, – отрезал Миллер.

– Значит, я вам снюсь, – успокаивающе проговорил Грюнберг. – Кстати, спасибо вам за это.

– А я здесь не потому, что вы мне нравитесь! Я здесь потому, что я терпеть не могу Флеминга и Агентство в целом!

Грюнберг не отступился:

– Хорошо, вот Флеминг. Вы не припоминаете – думали вы о нем до того, как пошли искать газету?

Миллер поднялся на ноги, принялся расхаживать по роскошному кабинету в проходе между огромным столом орехового дерева и кожаными креслами.

– Я должен сказать себе правду. Я – экспонат. Точная копия предмета из прошлого. Флеминг что-то такое говорил – мол, такое со мной когда-нибудь обязательно приключится…

– Сядьте, мистер Миллер, – сказал Грюнберг – мягко, но весьма решительно.

Миллер покорно опустился в кресло, и Грюнберг продолжил:

– Я понимаю, что вы имеете в виду. Вам кажется, что вокруг вас все не настоящее. Что-то вроде постановки в театре.

– Нет. Что-то вроде экспозиции на выставке.

– Да, экспозиция в музее.

– В Агентстве по делам истории Н’Йорка. Уровень Р, уровень Двадцатого века.

– И в дополнение к этому общему ощущению… мгм… бесплотности, вас посещают отчетливые воспоминания, принадлежащие людям не из нашего мира. Из другой реальности, внутри которой заключена наша. Точнее, реальности, внутри которой наш мир подобен… сновидению. Игре теней.

– Этот мир вовсе не похож на игру теней. – И Миллер свирепо треснул по кожаному подлокотнику. – Этот мир совершенно реален. Вот что меня беспокоит! Я прошел внутрь экспозиции, чтобы понять, кто там шумит, и теперь не могу выбраться обратно! Господи, неужели мне теперь бродить среди экспонатов до конца жизни?

– Ну вы же понимаете, что подобные ощущения так или иначе испытывают все люди. Особенно в тяжелые жизненные периоды. А где – кстати – газета? Вы ее нашли?

– А что такого? При чем тут…

– Вас злит упоминание о ней? Я смотрю, вы раздражены.

Миллер устало покачал головой:

– Нет. Оставим это.

– Ну конечно, ведь это пустяковое дело. Мальчишка-разносчик забрасывает газету в кусты, потому что каждый раз промахивается мимо крыльца. Это вас злит. И повторяется – снова и снова. И, как назло, происходит все это ранним утром, как раз когда вы собираетесь на работу. И в результате крохотная проблема вырастает в символ ежедневно испытываемой фрустрации и неудовлетворенности работой. Да и жизнью в целом.

– Вот если честно, мне плевать на газету. – Миллер посмотрел на часы. – Мне пора идти – уже почти двенадцать. Старик Дэвидсон голову мне оторвет, если я не появлюсь в офисе к… – Тут он осекся. – Вот. Опять. Опять!

– Что именно?

– Это! Все это! – Миллер отчаянно затыкал пальцем в окно. – Все это! Весь этот чертов мир! Эта… выставка!

– У меня есть для вас рекомендация, – медленно проговорил доктор Грюнберг. – И я ее выскажу вам – а вы вольны принимать ее или нет. Если не понравится – не следуйте ей.

И он поднял на Миллера хитрый взгляд настоящего профессионала:

– Вы видели, как дети играют с пластмассовыми космическими кораблями?

– О боже, – горько пробормотал Миллер. – Да я видел, как в Ла-Гуардия приземляются и взлетают торговые космические суда, перевозящие грузы с Земли на Юпитер!

Грюнберг слабо улыбнулся:

– Пожалуйста, не отвлекайтесь. Я хочу задать вам вопрос. У вас напряженная ситуация на работе?

– В смысле?

– Было бы замечательно, – мягко сказал Грюнберг, – жить в прекрасном мире будущего. В котором всю работу за нас делают роботы, а космические корабли перевозят грузы. А мы просто сидим и наслаждаемся жизнью. Ни о чем не волнуемся, ни о чем не заботимся. И никакой неудовлетворенности не испытываем.

– Моя должность в Агентстве по делам истории предполагает массу волнений. И я то и дело испытываю неудовлетворенность, чтобы вы знали. – И Миллер резко поднялся. – Послушайте, Грюнберг. Либо все это выставка на уровне Р в Агенстве, либо я бизнесмен средней руки, провалившийся в собственный фантазийный мир. И на данный момент я не понимаю, где я и кто я. То мне кажется, что все это – реальность, то…

– А мы можем легко разрешить ваши сомнения, – сказал Грюнберг.

– Как?

– Вы же искали газету. Вот вы идете по дорожке. Выходите на газон. Так где лежала газета? На дорожке? На крыльце? Попробуйте вспомнить.

– А мне не нужно ничего вспоминать. Я стоял на мостовой. На дороге. Я только что перепрыгнул через ограждение, отключив защитные экраны.

– На дороге. Вот и вернитесь в тот миг. И в то самое место.

– Зачем?

– Чтобы вы могли осознать сами: на той стороне ничего нет!

Миллер сделал глубокий медленный вдох:

– А если все-таки есть?

– Нет, там нет ничего. И быть не может. Вы же сами сказали: либо этот мир реален – либо тот. А этот мир – реален. – И Грюнберг убедительно постучал по массивной ореховой столешнице. – Эрго, на другой стороне нет ничего.

– Да, – отозвался Миллер после минутного молчания. И тут на его лице отобразилось некое странное выражение – и там осталось. – А вы, доктор, обнаружили ошибку в моих рассуждениях.

– Ошибку? – удивился Грюнберг. – Какую?

Миллер пошел к двери:

– Да, так и есть. Я задавался ложными вопросами. Пытаясь понять, какой из миров реален. – И он развернулся и грустно улыбнулся доктору Грюнбергу. – А они, естественно, оба реальны.

Он подозвал такси и поехал домой. Дома никого не было. Мальчики в школе, Марджори уехала в центр города за покупками. Он дождался, когда улица опустеет, а потом вышел из дома и пошел по дорожке к мостовой.

Миллер нашел то самое место сразу. Воздух пошел волной, заблестел – вот оно. Слабое место в ткани реальности прямо над линией парковочной разметки. Сквозь смутное пятно проступали контуры предметов.

А ведь он прав. Вот он, другой мир – вполне себе существующий. Реальный, как мостовая под ним.

Пятно перечеркивала длинная металлическая трубка. Ну да, это же ограждение, которое он перепрыгнул, чтобы пройти внутрь экспозиции. А за ней – защитный экран. Выключенный, понятное дело. А за ним – остальное пространство уровня и внешние стены здания Агентства.

Миллер осторожно вступил в едва заметное марево. И сразу погрузился в блесткую туманную непрозрачную субстанцию. Контуры предметов за маревом обозначились яснее. А вот кто-то идет – в темно-синем комбинезоне. Какие-то любопытные посетители осматривают выставку. Человек в комбинезоне прошел и скрылся из поля зрения. А вот и его стол. Стример, рядом стопка катушек. А у стола – да, у стола лежит чемоданчик. Точно, там-то он его и оставил.

А пока он стоял и думал, не сходить ли за чемоданчиком, появился Флеминг.

По какому-то наитию Миллер отступил через слабое место. Флеминг подходил все ближе, и лицо у него было крайне неприятное. Так или иначе, Миллер уже твердо стоял на бетонной мостовой. Флеминг остановился прямо перед местом перехода – красное лицо кривилось от возмущения.

– Миллер, – мрачно выдавил он. – А ну вылезай оттуда.

Миллер рассмеялся:

– Флеминг, будь другом, подкинь мне чемоданчик. Во-он ту вон странную штуку, которая на столе лежит. Я его тебе показывал – помнишь?

– А ты прекрати дурачиться и слушай! – рявкнул Флеминг. – Дело серьезное. Карнап в курсе. Мне пришлось его проинформировать.

– Ну ты же у нас молодец. Начальство любишь и уважаешь.

Миллер наклонился, чтобы раскурить трубку. Вдохнул и выпустил большое облачко табачного дыма – через слабое место, на Р-уровень. Флеминг закашлялся и попятился.

– Это что еще такое? – требовательно вопросил он.

– Табак. Здесь такого полно. Часто встречающаяся штука в двадцатом веке. Ты о таком и не слыхал небось, – ты же вторым веком до Р.Х. занимаешься, периодом эллинизма. Не знаю, понравится ли тебе там. С канализацией, знаешь ли, проблемки были. Да и продолжительность жизни тоже оставляла желать лучшего. Коротковатая была, знаешь ли.

– Ты о чем?

– А вот в эпоху, которой занимаюсь я, продолжительность жизни как раз весьма приличная. Жаль, ты не можешь увидеть мою ванную. Желтая плитка, представляешь? Душ! У нас в комнатах отдыха при Агентстве нет ничего подобного.

Флеминг скривился и кисло пробурчал:

– В общем, ты оттуда вылезать не хочешь.

– Здесь совсем не плохо, – беззаботно проговорил Миллер. – А мой уровень жизни получше, чем у многих. Вот послушай: у меня есть очень симпатичная жена. Брак не просто разрешен, он поощряется! У меня двое детей – мальчиков, и они на выходных отправляются в поход на Рашн-ривер. И они живут со мной и моей женой – их не забрали! У государства нет таких полномочий. А еще у меня новый «Бьюик»…

– Бред, – сказал, как сплюнул, Флеминг. – Галлюцинаторный бред.

– А ты уверен?

– Да ты вконец рехнулся! Я всегда знал, что ты эскапист и боишься реального мира! Посмотри на себя – ты прячешься от жизни за своими старинными штучками! Я, например, жалею, что стал теоретиком. Надо было в инженеры идти… – И Флеминг презрительно скривил губы. – Ты сошел с ума, вот что. Даже не понимаешь, что стоишь посреди искусственно возведенной экспозиции, которая находится в собственности Агентства по делам истории. Что все это – не более чем набор из пластика и металлических штыречков! Копии старинных вещей, но не они сами! А тебе, видите ли, там больше нравится, чем в реальном мире.

– Странно, – задумчиво проговорил Миллер. – Сдается мне, что я слышал подобное – причем сегодня. Вы ведь не знакомы с доктором Грюнбергом, правда? Он психиатр.

Директор Карнап вступил в зал, не соблюдая протокола и формальностей. Его сопровождала обычная свита из помощников и экспертов. Флеминг быстренько ретировался. Миллер понял, что стоит лицом к лицу с одним из самых влиятельных людей двадцать второго века. Ухмыльнулся и протянул руку для рукопожатия.

– Ты! Идиот! Придурок! – прорычал Карнап. – А ну вылезай оттуда – а то силком выволочем! Учти – не вылезешь сам, считай, конец тебе. Ты знаешь, что делают с личностями с запущенными формами психоза? Слышишь меня или нет? Тебе эвтаназия светит! Даю тебе последний шанс вылезти из этой дурацкой экспозиции…

– Прошу прощения, – сказал Миллер, – но это не экспозиция.

На грубом широком лице Карнапа проступило неподдельное удивление. Настолько сильное, что начальство на мгновение перестало выглядеть как массивный памятник самому себе.

– Ты что же, и вправду считаешь, что…

– Это портал. Для перемещений во времени, – спокойно проговорил Миллер. – Вы не можете меня отсюда вытащить, Карнап. Потому что не сможете до меня добраться. Я в прошлом – далеком прошлом, меня отделяют от вас двести лет. Я нахожусь в континууме, отстоящем от вашего по временной шкале. Я обнаружил путь перехода и перешел в другой пространственно-временной континуум. И здесь вы совершенно бессильны.

Карнап с экспертами сбились в тесную кучку для того, чтобы быстро обсудить технические детали. Миллер терпеливо ждал. Времени было полно – он ведь решил, что в офис поедет только в понедельник.

Через некоторое время Карнап снова подошел к месту перехода – от ограждения он предусмотрительно держался подальше.

– Интересная у тебя теория, Миллер. Характерная для страдающих психозом личностей, кстати: вы подводите прекрасную логическую базу под галлюцинации. Априори к твоей теории невозможно придраться. Она внутренне непротиворечива. Вот только…

– Вот только что?

– Вот только она не соответствует действительности.

К Карнапу вернулась его уверенность в себе. Похоже, он наслаждался диалогом.

– Ты думаешь, что и в самом деле оказался в прошлом. Да, экспозиция точно передает его атмосферу – причем в мельчайших деталях. Такого ни в одной другой экспозиции нет. Прекрасная работа, Миллер.

– Я старался, – польщенно пробормотал он.

– Ты носил старинные костюмы и даже в речи употреблял старинные обороты. Ты сделал все, чтобы остаться в своем ненаглядном прошлом. Полностью посвятил себя работе.

И Карнап со значительным видом постучал ногтем по ограждению.

– Жаль, Миллер. Очень жаль будет разбирать столь аккуратно собранную экспозицию.

– Я понял, что вы хотите сказать, – подумав, отозвался Миллер. – И я полностью с вами согласен. Я горжусь тем, что сделал, – и мне будет и вправду больно видеть, как уничтожат плоды моих трудов. Но это не принесет вам никакой пользы. Вы просто закроете портал перехода, вот и все.

– Ты уверен?

– Ну да. Эта экспозиция – мост, соединяющий нас с прошлым. Я прошел по этому мосту через экспозицию, но я сейчас не в ней. Я не в экспозиции, понимаете меня, нет?

И Миллер напряженно улыбнулся.

– Разбирайте ее сколько хотите – до меня вам не добраться. Но если так хочется – пожалуйста, запечатайте меня в том времени. Я обратно не рвусь, чтоб вы знали. Жаль, что вы не можете увидеть то, что я вижу, Карнап. Здесь очень хорошо. Свобода. Перспективы. Ограниченное в своих полномочиях правительство, подотчетное народу. Если не нравится работа – всегда можно ее сменить. И эвтаназии нет. Идите ко мне, Карнап. Я вас познакомлю с женой.

– Мы до тебя доберемся, – прорычал Карнап. – И тебя выволочем, и с бредовыми твоими идеями разберемся!

– Вот уж не думаю, что «бредовые идеи» испугаются ваших угроз. Грюнберг не испугался, во всяком случае. Да и Марджори…

– Мы уже начали разбирать экспозицию! – спокойно сказал Карнап. – Мы будем делать это постепенно – вещь за вещью. Не станем ломать все сразу. Будем разбирать медленно – чтобы ты оценил, насколько исследовательски скрупулезно и – артистично мы демонтируем твой воображаемый мир.

– Вы зря теряете время, – сказал Миллер.

Повернулся и пошел прочь, сошел на гравиевую подъездную дорожку и поднялся на крыльцо дома. В гостиной он плюхнулся в мягкое кресло и включил телевизор. Потом вышел на кухню и вытащил из холодильника ледяную банку пива. И радостно понес ее обратно – в безопасную и уютную гостиную.

А когда усаживался перед телевизором, вдруг увидел что-то такое свернутое на низеньком журнальном столике.

Он криво усмехнулся. Да вот же она, утренняя газета, которую он обыскался. Марджори, как всегда, прихватила ее и занесла в дом – вместе с молоком. И, конечно, забыла ему об этом сказать. Он довольно зевнул и потянулся к газете. Довольный и уверенный, он развернул ее – и прочел набранный крупными черными буквами заголовок.

Россия официально объявила о создании кобальтовой бомбы. Конец света не за горами.

Человек

Название рассказа: Человек (Human Is)

Название эпизода сериала: Человек (Human Is)

Рассказ впервые издан в зимнем выпуске журнала Startling Stories за 1955 год

В голубых глазах Джилл Херрик стояли слезы. Она уставилась на мужа и, едва живая от ужаса, простонала:

– Ты… Да ты просто чудовище!

Лестер Херрик продолжал раскладывать кипы отчетов и графиков в аккуратные стопки.

– «Чудовище» – это оценочное суждение, не содержащее фактической информации, – заявил он и загрузил пленку с отчетом по центаврианским паразитам в настольный сканер. – Всего лишь мнение, эмоциональная оценка – ничего более.

Джилл поплелась обратно на кухню. Вялым жестом включила плиту. За стеной загудели транспортеры – поволокли из подземных хранилищ продукты к ужину.

Она сделала последнюю попытку.

– А если совсем ненадолго? – взмолилась Джилл. – Хотя бы…

– Хотя бы на месяц? Нет. Приедет – скажешь ему. А не хватит смелости, я сам скажу. И так работы много – детей мне здесь еще не хватало. Отчет по Бетельгейзе-Одиннадцать сдавать через десять дней. – Лестер опустил в сканер пленку по окаменелостям Фомальгаута. – А твой брат что? Почему он не занимается собственным сыном?

Джилл вытерла покрасневшие глаза.

– Ты что, не понимаешь? Я так скучаю по Гасу! Это я упросила Фрэнка его отпустить. А ты…

– Скорее бы мальчик подрос – уж правительство о нем позаботится. – Тонкие черты Лестера исказила раздраженная гримаса. – Черт возьми, Джилл, когда будет ужин? У нас что-то с плитой?

– Почти готово. – Огонек на печи горел красным.

Робот-слуга выкатился из стены и замер в ожидании.

Джилл села и воинственно прочистила носик. Лестер невозмутимо трудился в гостиной. Работа. Исследование. День за днем. Продвигается замечательно – тут уж сомнений нет. Худощавое тело Лестера пружиной согнулось над экраном сканера, а холодные серые глаза лихорадочно впитывали информацию, анализировали ее, оценивали… Весь его когнитивный аппарат работал как хорошо смазанный механизм.

Губы Джилл задрожали от жестокой обиды. Гас… Малыш Гас. Ему-то как скажешь? Слезы снова выступили в уголках глаз. Она больше никогда не увидит его милые пухлые щечки. Гасу к ним больше нельзя – детская возня и смех мешают Лестеру. Тормозят ход исследования.

Индикатор на печи позеленел. Поднос выскользнул прямо в руки робота, и мелодичный звон возвестил, что ужин готов.

– Слышу, – буркнул Лестер. Он резко выключил сканер и поднялся. – Наверное, он явится во время еды.

– Я могу вызвать Фрэнка по видео…

– Нет уж. Сразу с этим и покончим. – Лестер нетерпеливо мотнул головой, указывая слуге: – Ставь сюда, – и раздраженно поджал губы. – Черт, да пошевеливайся же ты! Мне работать надо!

Джилл чуть не расплакалась.

Малыш Гас появился к самому концу ужина.

– Гасси! – радостно воскликнула Джилл и кинулась к нему с распростертыми объятиями. – Как здорово, что ты приехал!

– Осторожно, у меня тигр, – сообщил Гас, выпуская на ковер серого котенка, который тут же юркнул под диван. – Это он прячется.

Лестер моргнул и перевел взгляд с мальчика на торчащий из-под дивана кончик серого хвоста.

– Какой же это тигр? Просто уличный кот.

Гас был задет за живое.

– Тигр. У него полоски, – сердито ответил он.

– Тигры желтые, и они гораздо больше. Привыкай называть предметы их настоящими именами.

– Лестер, прошу тебя… – взмолилась Джилл.

– Помолчи, – сердито бросил муж. – Гас уже достаточно взрослый, чтобы отбросить детские иллюзии и трезво воспринимать реальность. Куда смотрят психотестеры? Почему не корректируют всю эту детскую чушь?

Гас схватил своего «тигра».

– Не тронь его!

Лестер разглядывал котенка, и на его губах играла странная холодная улыбка.

– Давай как-нибудь съездим в лабораторию, Гас. Там у нас много кошек – на них проводят исследования. На кошках, на морских свинках, на кроликах…

– Лестер! – ахнула Джилл. – Да как ты можешь!

Тот визгливо рассмеялся, вскочил из-за стола и вернулся к работе.

– Все, идите отсюда. Мне нужно закончить отчеты. Не забудь сказать Гасу.

Гас встрепенулся.

– Что сказать? – Щеки его раскраснелись, глаза заблестели. – Что, что сказать? Секрет?

Сердце Джилл обливалось кровью. Она решительно обняла мальчика за плечи.

– Пойдем, Гас, посидим в саду, и я все тебе расскажу. Да, и вот что… Захвати тигра.

Что-то щелкнуло. Загорелся экран срочной видеосвязи. Лестер тут же вскочил.

– Тишина! – Тяжело дыша, он бросился к передатчику. – Всем молчать!

Джилл с Гасом замерли в дверях. Секретная депеша выползала из отверстия в приемный лоток. Лестер схватил ее, вскрыл и впился глазами в сообщение.

– Что там? – спросила Джилл. – Какие-то неприятности?

– Неприятности? – Лестер так и сиял. – Вовсе нет. – Он бросил взгляд на часы. – Время, время… Так, мне понадобится…

– Что случилось?

– Я уезжаю недели на две-три. Съемка местности на Рексоре-Четыре.

– Рексор-Четыре? – Джилл восхищенно захлопала в ладоши. – Всегда мечтала попасть на какую-нибудь из старых планет, посмотреть руины древних городов! Лестер, а можно мне с тобой? Возьми меня! Мы никогда вместе не отдыхали, ты вечно обещаешь…

Лестер Херрик пораженно уставился на жену.

– Тебя? Взять тебя? – Он противно рассмеялся. – Пошевеливайся, собери мои вещи. Я так долго этого ждал. – Лестер довольно потер руки. – Мальчишка может остаться – но только до моего возвращения. Рексор-Четыре! Поверить не могу!

– Смирись с этим, – сказал Фрэнк. – Он же ученый.

– Плевать, – ответила Джилл. – Я от него ухожу. Сразу, как только вернется с Рексора-Четыре. Решено.

Они сидели на лужайке крошечного садика. Брат молчал, погрузившись в раздумье и вытянув ноги перед собой.

– Что ж, в таком случае сможешь опять выйти замуж. Ты ведь еще считаешься способной к деторождению?

Джилл кивнула:

– Еще бы. У меня-то по этой части все нормально. Может, найду кого-нибудь, кто любит детей.

– Ты много думаешь о детях, – заметил Фрэнк, – и Гасу у тебя нравится. А вот Лестера он не любит. Лес его прямо изводит.

– Знаю. Неделю он в отъезде, и это просто рай какой-то. – Джилл, очаровательно покраснев, пригладила свои мягкие светлые волосы. – Так весело. Я будто ожила.

– Когда он вернется?

– Вот-вот. В любой момент. – Джилл сжала кулачки. – Мы женаты пять лет, и с каждым годом все хуже и хуже. Он… он словно не человек. Вечно холодный, безжалостный. С утра до ночи – только работа.

– Лес честолюбив, он рвется к вершине. – Фрэнк лениво закурил. – Карьерист. И ведь прорвется… Чем он занимается?

– Токсикологией. Разрабатывает для военных новые яды. Это он придумал распылять на Каллисто раствор негашеной извести и медного купороса.

– Узкая область. Взять вот меня. – Фрэнк расслабленно прислонился к стене. – Специалистов по межпланетному праву – тысячи. Сколько ни трудись, о тебе и не вспомнят. Я просто живу, работаю – и хорошо. Мне много не надо.

– Вот бы и Лестер так же.

– Вдруг он изменится?

– Он – никогда! – зло бросила Джилл. – Теперь-то я в этом не сомневаюсь, потому и решила твердо – ухожу. Он останется таким до самой смерти.

С Рексора-четыре Лестер Херрик вернулся другим человеком. Сияя от радости, он протянул роботу свой чемодан с антигравом.

– Благодарю.

Джилл так и ахнула.

– Лес! Ты что…

Лестер с легким кивком снял шляпу.

– Привет, дорогая. Отлично выглядишь. А глаза… Они у тебя синие-синие – так и сверкают, словно заповедное озеро, куда сбегают горные ручьи. – Он принюхался. – Что за запах? Неужели меня ждет дивное угощение?

– Лестер… – Джилл недоверчиво зажмурилась. В ее груди разгорался робкий огонек надежды. – Лестер, что с тобой? Ты… ты так изменился.

– Разве? – удивился Лестер. Теперь он бродил по дому, время от времени восхищенно ахая: – До чего милый домик! Такой уютный. Ты даже не представляешь, как здесь здорово! Честное слово.

– Поверить не могу, – отозвалась Джилл.

– Во что?

– В то, что ты это серьезно. Что ты так изменился. Что раньше ты был другим.

– И каким же?

– Злым. Злым и жестоким.

– Я? – Лестер нахмурился, потирая подбородок. – Интересно… – Тут его лицо просветлело. – Ну, это все в прошлом. А что на ужин? Умираю от голода.

Отправляясь на кухню, Джилл бросила на мужа неуверенный взгляд.

– Да все что хочешь. Ты же знаешь, у нас плита с самым полным выбором блюд.

– Да-да, – тут же отозвался Лестер. – Быть может, попробуем говяжье филе средней прожарки с луковыми кольцами и грибным соусом? И горячий кофе со свежими булочками. А на десерт – мороженое и яблочный пирог.

– А ведь раньше тебе было все равно, что есть, – задумчиво произнесла Джилл.

– Правда?

– Ты говорил: скорей бы ввели всеобщее внутривенное питание. – Она внимательно смотрела на мужа. – Лестер, что произошло?

– Ничего. Честное слово. – Он небрежно схватил трубку и разжег ее – быстро, но как-то неуклюже. Табак просыпался на ковер, и Лестер стремительно нагнулся его собрать. – Пожалуйста, не обращай на меня внимания. Давай я помогу тебе готовить или… или еще что-нибудь сделаю?

– Не надо, – ответила Джилл. – Я справлюсь. Если хочешь, пока поработай.

– Поработай?

– Ну да. Над своим исследованием про токсины.

– Про токсины! – Лестер выглядел озадаченным. – Бога ради… Токсины… Да черт бы их побрал!

– Что-что, милый?

– Слушай, я что-то устал. Потом поработаю. – Лестер бесцельно бродил по комнате. – Посижу-ка я просто и порадуюсь, что вернулся домой с этого жуткого Рексора-Четыре.

– Он правда жуткий?

– Просто мрак. – Лестера передернуло от отвращения. – Сухой и мертвый. Древний. Выбеленный солнцем и ветром до самых костей. Страшное место, милая.

– Как жаль. А я так хотела слетать на Рексор-Четыре.

– Боже упаси, – с чувством воскликнул Лестер. – Нет, милая, оставайся здесь, со мной. Будем жить вдвоем. – Муж пошарил глазами по комнате. – Да, вдвоем. Терра – восхитительная планета. Влажная, так и кишит жизнью. – Он просто сиял. – То, что нужно.

– Я не понимаю, – сказала Джилл.

– Расскажи-ка все, что помнишь, – попросил Фрэнк. Его робокарандаш замер в боевой готовности. – Про все перемены, которые заметила. Очень интересно.

– Но зачем?

– Просто так. Давай. Говоришь, ты сразу что-то почувствовала? Поняла, что он изменился?

– Да, сразу заметила. Выражение лица. Не жесткое, деловое, как раньше, – а такое милое… Расслабленное. Доброе. Спокойное какое-то…

– Ясно. Дальше.

Джилл нервно заглянула в дом через открытую дверь.

– Он же нас не услышит?

– Нет, он в гостиной, играет с Гасом. Сегодня они венерианские люди-выдры. Лес устроил в лаборатории настоящую горку – чтобы, как выдры, скатываться на брюхе. Я сам видел.

– Его речь.

– Что?

– То, как он говорит. Какие слова выбирает. Раньше он ни за что бы так не сказал. Новые фразы. Метафоры. Мы пять лет живем вместе, и он никогда не употреблял метафор. Говорил, что они неточные, искажают смысл. И еще…

– Еще – что? – Карандаш деловито поскрипывал.

– Еще слова – они странные. Старые. Так сейчас не говорят.

– Архаичная фразеология? – настороженно переспросил Фрэнк.

– Да. – Джилл мерила шагами крошечную лужайку, засунув руки в карманы синтетических шорт. – И еще очень правильные. Как будто…

– Как будто из книжки?

– Точно! Ты тоже замечал?

– Да уж, замечал, – мрачно подтвердил Фрэнк. – Давай дальше.

Джилл замерла.

– Что у тебя на уме? Есть какое-то объяснение?

– Нужно больше фактов.

Она задумалась.

– Он играет с Гасом. Играет, шутит. А еще он ест.

– Раньше не ел?

– Как сейчас – нет. Теперь для него еда – в радость. Сам заходит на кухню, пробует то одно, то другое. Его не оттащить от плиты – вечно готовит всякие хитрые блюда.

– Мне показалось, он прибавил в весе.

– Набрал десять фунтов. Ест с улыбкой, смеется. Всегда вежливый… – Джилл застенчиво отвела глаза. – Не просто вежливый – романтичный. А раньше утверждал, что это иррационально. И работой своей больше не интересуется. Забросил исследование токсинов.

– Понятно. – Фрэнк закусил губу. – Еще что-нибудь?

– Одна вещь никак не дает мне покоя.

– Что за вещь?

– У него какие-то странные провалы…

Ее прервал громовой хохот. Из дома вылетел совершенно счастливый Лестер Херрик, а за ним по пятам – Гас.

– У нас важное объявление! – крикнул Лестер.

– Об-лив-ление, – вторил ему Гас.

Фрэнк сложил свои заметки и сунул в карман. Туда же прыгнул и карандаш.

– Что за объявление? – спросил он, медленно поднимаясь.

– Давай ты.

Лестер взял Гаса за руку и подвел поближе.

Пухлое краснощекое личико серьезно нахмурилось.

– Я буду жить у вас, – заявил мальчик, озабоченно следя за выражением лица Джилл. – Лестер сказал, можно. Так можно? Можно, тетя Джилл?

Сердце от радости чуть не выпрыгнуло у нее из груди. Джилл посмотрела на Гаса, потом на Лестера.

– Ты… Ты правда не против? – спросила она еле слышно.

Лестер крепко обнял ее и тихо сказал:

– Конечно.

В его глазах она видела теплоту и сочувствие.

– Милая, мы бы ни за что не стали шутить такими вещами.

– Не станем шутить такими вещами! – радостно воскликнул Гас. – Ни за что!

Они втроем стояли совсем близко, Фрэнк же, с мрачным видом, – чуть в стороне. Заметив это, Джилл тут же бросилась к нему.

– Что такое? – пролепетала она. – Что-то не…

– Когда закончите, – обратился он к Лестеру Херрику, – тебе придется проехать со мной.

Словно ледяная рука стиснула сердце Джилл.

– В чем дело? Я тоже поеду?

Фрэнк покачал головой и с угрожающим видом двинулся к Лестеру.

– Все, Херрик, хватит. Пришло нам с тобой время прокатиться.

Трое агентов замерли рядом с Херриком, напряженно сжимая виброружья.

Дуглас, директор Федерального межпланетного агентства, долго разглядывал Лестера.

– Ты уверен? – наконец спросил он.

– Абсолютно, – заявил Фрэнк.

– Когда он вернулся с Рексора-Четыре?

– Неделю назад.

– Изменения были очевидны?

– Жена заметила сразу. Все произошло на Рексоре – тут сомнений нет. – Фрэнк многозначительно помолчал. – И вы понимаете, что это значит.

– Понимаю.

Дуглас медленно обошел сидящего мужчину, рассматривая его со всех сторон.

Лестер Херрик молчал. Аккуратно сложенное пальто лежало у него на коленях. Бесстрастное лицо выражало полное безразличие, а руки расслабленно покоились на кремовом набалдашнике трости. Он был одет в серый мягкий костюм с галстуком в тон, рубашку с запонками и начищенные до блеска черные туфли. До сих пор Лестер не проронил ни слова.

– Они работают просто и надежно, – заговорил Дуглас. – Психика исходного носителя удаляется и помещается в некое хранилище, а на ее место мгновенно внедряется захватчик. Вероятно, Лестер Херрик не принял необходимых мер предосторожности и бродил по развалинам за пределами безопасной зоны без портативного щита – вот и попался.

Пленник поежился и прошептал:

– Мне очень хотелось бы связаться с Джилл. Она будет беспокоиться.

Фрэнк скривился от отвращения:

– О боже, оно все еще притворяется…

Дуглас еле сдерживался.

– Удивительное дело. Никаких физических изменений. Ни за что не догадаешься… – Лицо директора окаменело, и он подошел к сидящему вплотную. – Послушай, ты, кем бы ты себя ни называло… Ты меня понимаешь?

– Разумеется, – ответил Лестер Херрик.

– Думаешь, у тебя был хоть один шанс? Мы поймали остальных – их было десять, еще до тебя… Так далеко они не добрались. – Дуглас холодно усмехнулся. – Их прикончили из виброружей – всех до единого.

Лестер побледнел, на лбу выступил пот, который он тут же вытер, достав из нагрудного кармана шелковый платок.

– Вот как? – прошептал он.

– Нас не обманешь. На Терре каждый знает, как вы опасны. Удивительно, что тебе вообще удалось выбраться с Рексора. Надо полагать, Херрик проявил чрезмерную беспечность. Остальных схватили на борту корабля и прикончили прямо в космосе.

– У Херрика собственный корабль, – прошептал пленник, – и он не залетал на станцию контроля при входе в систему. Записи о прибытии не осталось, вот его и не проверяли.

– Прикончить тварь! – рявкнул Дуглас.

Агенты шагнули вперед и вскинули виброружья.

– Нет, – покачал головой Фрэнк. – Нельзя. Будет скандал.

– Как это? Почему нельзя? Остальных же…

– Остальных поймали в открытом космосе, а мы на Терре. Здесь действуют терранские законы, а не военные. – Фрэнк кивнул на пленника. – Оно в человеческом теле, а значит, подпадает под нормы гражданского права. Нам придется доказывать, что это не Лестер Херрик, а рексорианский лазутчик. А доказать – непросто. Впрочем, есть один способ…

– Какой же?

– Жена. Жена Херрика. Джилл Херрик предстанет перед судом и засвидетельствует различия между этим существом и Лестером Херриком. Думаю, ей поверят.

Близился вечер. Они ехали очень медленно. Ни Фрэнк, ни Джилл не проронили ни слова.

– Вот как, – наконец произнесла она. Ее лицо посерело, глаза ярко горели: ни слезинки, вообще ни следа чувств. – Я так и знала, что все слишком уж хорошо – так не бывает. – Джилл попыталась улыбнуться. – А ведь как чудесно было…

– Знаю, – отозвался Фрэнк. – Ужасно все получилось. Если бы…

– Зачем? Зачем он… Зачем оно забрало тело Лестера?

– Рексор-Четыре старая планета. Мертвая. Жизни там приходит конец.

– Да, точно. Он… Оно что-то такое говорило – про Рексор. Что ему повезло оттуда выбраться.

– Рексорианцы – жалкие обломки древней расы – давным-давно ищут способы покинуть планету. Их тела слишком слабы. Те, кто отправлялся на Венеру, гибли сразу. И вот, лет сто назад, они придумали такой способ.

– Но оно слишком много знает о нас. Говорит на нашем языке.

– Не совсем. Ты же заметила странную манеру выражаться. Понимаешь, у рексорианцев весьма смутные представления о человечестве. Этакий абстрактный идеал, который они извлекли из тех немногих терранских предметов, что как-то оказались на Рексоре. Большей частью из книг и всяких косвенных данных. Их знания основываются на старой терранской литературе, на романтических произведениях давних лет. Язык, обычаи, манеры – все из книг, отсюда и эта архаичность. Да, они изучили Терру, но недостаточно хорошо. – Фрэнк криво усмехнулся. – К счастью для нас, рексорианцы отстали лет на двести – вот мы их и ловим.

– И часто такое случается? Поверить не могу. – Джилл устало потерла лоб. – Это какой-то сон, который и осознать-то трудно. Я только-только начинаю понимать…

– Галактика полна всевозможных форм жизни. Есть паразиты, есть просто смертоносные твари. На них не распространяется терранская этика. Приходится постоянно защищаться. Лестер забыл об осторожности – и эта тварь вышвырнула его из собственного тела.

Фрэнк посмотрел на сестру. Лицо Джилл по-прежнему было бесстрастно. Угрюмое, спокойное лицо с широко посаженными глазами. Она сидела очень ровно и смотрела прямо перед собой, аккуратно сложив руки на коленях.

– Можно устроить так, что тебе даже не надо будет являться в суд, – продолжал Фрэнк. – Передашь заявление по видео, и его примут как свидетельские показания. Заявления будет вполне достаточно. Федеральный суд всецело на нашей стороне, им просто нужно хоть на что-то опереться.

Джилл молчала.

– Что скажешь? – спросил Фрэнк.

– А что будет, когда суд вынесет решение?

– Расстреляем из виброружья. Рексорианец погибнет, а патрульный корабль высадит поисковую группу, и они найдут… ну… исходного владельца тела.

Джилл ахнула и пораженно посмотрела на брата:

– То есть…

– Да-да, Лестер жив. Его разум в специальном хранилище, где-то в развалинах на Рексоре. Мы заставим выдать его – они, конечно, будут отпираться, но никуда не денутся. Такое и раньше бывало. Лестер вернется в целости и сохранности. Все будет по-прежнему, и ты быстро забудешь весь этот кошмар.

– Понятно.

– Приехали.

Машина остановилась у здания Федерального межпланетного агентства. Фрэнк выскочил и открыл сестре дверь. Джилл медленно выбралась наружу.

– Все хорошо? – спросил Фрэнк.

– Да, все хорошо.

Сотрудники агентства пропустили их через пост контроля и повели длинными коридорами. Лишь каблучки Джилл постукивали в зловещей тишине.

– То еще местечко, – заметил Фрэнк.

– Неприятное.

– Это как полицейский участок – только очень большой и важный. – Фрэнк остановился. У двери стояла охрана. – Пришли.

– Постой. – Джилл в страхе отшатнулась. – Я…

– Мы подождем, пока ты успокоишься. – Фрэнк жестом отпустил сопровождающего. – Я понимаю, как тебе тяжело.

Джилл постояла немного, опустив глаза. Наконец она глубоко вдохнула и, сжав кулачки, уверенно вздернула подбородок.

– Порядок.

– Готова?

– Да.

Фрэнк отворил дверь.

– Входи.

Директор Дуглас и трое агентов с надеждой обернулись к двери.

– Отлично, – с облегчением пробормотал Дуглас, – а то я уже начал беспокоиться.

Пленник медленно поднялся со стула, не забыв пальто. Его руки судорожно впились в набалдашник трости. Он молча смотрел на вошедшую с Фрэнком женщину.

– Это миссис Херрик, – сказал Фрэнк. – Джилл, это директор Дуглас, он возглавляет Федеральное межпланетное агентство.

– Мне о вас рассказывали, – слабым голосом проговорила Джилл.

– Тогда вы знаете, чем мы занимаемся.

– Да, я знаю, чем вы занимаетесь.

– Очень неприятный инцидент. Такое случалось и раньше. Не знаю, что вам сообщил Фрэнк…

– Он ввел меня в курс дела.

– Отлично, – облегченно сказал Дуглас. – Такое сразу ведь и не объяснишь… В общем, вы понимаете, что нам нужно. Раньше их ловили в открытом космосе, там же уничтожали, потом возвращали тела владельцам. В этот раз придется действовать легально. – Дуглас взял видеорекордер. – Миссис Херрик, нужно, чтобы вы сделали заявление. Поскольку физических изменений не зарегистрировано, у нас нет прямых доказательств. Расскажите, как резко изменился характер вашего мужа, и мы представим эти показания суду.

Джилл медленно протянула руку и взяла протянутый прибор.

– Суд, вне всякого сомнения, примет ваше заявление и вынесет необходимое нам решение. Если не случится непредвиденных обстоятельств, мы все исправим, и ваш муж станет прежним.

Джилл молча смотрела на застывшего в углу мужчину с пальто и тростью в руках.

– Станет прежним? – переспросила она. – О чем вы?

– Прежним, как будто никаких изменений не было.

Джилл обернулась к Дугласу, потом аккуратно поставила видеорекордер на стол и спросила:

– О каких таких изменениях вы говорите?

Дуглас побледнел и облизал губы. Все взгляды были устремлены на Джилл.

– Об изменениях в нем. – Дуглас указал на человека в углу.

– Джилл! – рявкнул Фрэнк. – Что с тобой? – Он стремительно шагнул к сестре. – Что ты вытворяешь? Ты же прекрасно знаешь, о каких изменениях идет речь!

– Странно, – задумчиво проговорила Джилл. – А я ничего и не заметила.

Фрэнк с Дугласом переглянулись.

– Не понимаю… – ошеломленно пробормотал Фрэнк.

– Миссис Херрик… – начал Дуглас.

Джилл подошла к мужчине, который все так же молча стоял в углу.

– Пойдем, милый? – предложила она, беря его под руку. – Ведь у моего мужа больше нет причин здесь оставаться?

Мужчина с женщиной молча шли по темной улице.

– Пойдем домой, – сказала Джилл.

– Такой чудесный вечер, – ответил он и вдохнул полной грудью. – По-моему, это аромат весны. Разве нет?

Джилл кивнула.

– Я точно не знаю. Пахнет приятно: травой, землей, жизнью…

– Да.

– Пойдем пешком? Отсюда далеко?

– Не очень.

Джилл снова кивнула.

– Спасибо тебе. Признаться, я не ожидал такой…

Джилл резко повернулась:

– Как тебя зовут? По-настоящему?

Серые глаза мужчины сверкнули, и он вежливо, но сдержанно улыбнулся.

– Ты вряд ли сможешь за мной повторить. Просто не сумеешь издать нужных звуков…

Джилл промолчала, и они пошли дальше в глубокой задумчивости. Городские огни проступали из окружающей мглы желтыми пятнами.

– О чем ты думаешь? – спросил он.

– Думаю, что стану по-прежнему звать тебя Лестером, – ответила Джилл. – Если ты не против.

– Не против. – Он обнял ее, привлек к себе и нежно посмотрел ей в глаза. Тьма сгущалась, а они шли и шли, а желтые столбики по краям дороги освещали путь. – Зови как хочешь. Лишь бы ты была счастлива.

Вроде-как-папа

Название рассказа: Вроде-как-папа (The Father Thing)

Название эпизода сериала: Отец-двойник (The Father Thing)

Рассказ впервые издан в журнале The Magazine of F & SF за декабрь 1954 года

– Ужин готов! – скомандовала миссис Уолтон. – Сходи за отцом и напомни, чтобы он вымыл руки. И к тебе это тоже относится, молодой человек. – Она водрузила исходящий паром сотейник на аккуратно накрытый стол. – Найдешь его в гараже.

Чарльз замялся. Ему было всего восемь, а беспокоивший его вопрос был бы не по зубам даже студенту университета.

– Я… – неуверенно начал он.

– Что случилось? – Джун Уолтон услышала в голосе сына беспокойство, и ее почтенная грудь колыхнулась от накатившей тревоги. – Разве Тед не в гараже? Господи, да он ведь только что точил там секатор! Он ведь не ушел к Андерсонам? Я же сказала ему, что ужин практически на столе!

– Он в гараже, – ответил Чарльз. – Но он… сам с собой разговаривает.

– Сам с собой! – Миссис Уолтон развязала яркий пластиковый фартук и повесила его на дверную ручку. – Тед? Да он же никогда сам с собой не разговаривает! Пойди и позови его сюда. – Она разлила кипящий черный кофе по белым с синим фарфоровым чашечкам и начала раскладывать кукурузу в соусе. – Да что с тобой? Иди и скажи ему!

– Я не знаю, которому из них сказать! – отчаянно выпалил Чарльз. – Они оба одинаковые!

У Джун Уолтон дрогнули пальцы на алюминиевой кастрюльке, так что кукуруза опасно плюхнула.

– Молодой человек… – гневно начала она, но в этот момент в кухню вошел Тед Уолтон, шумно принюхиваясь и потирая руки.

– О! – радостно вскричал он. – Рагу из баранины!

– Из говядины, – пробормотала Джун. – Тед, ты чем там занимался?

Тед плюхнулся на свое место и развернул салфетку.

– Наточил секатор, стал как бритва. Смазал и наточил. Не советую трогать: руку отхватит.

Тед был привлекательным мужчиной тридцати с небольшим лет: густые светлые волосы, сильные руки, ловкие пальцы, квадратное лицо, яркие карие глаза.

– Аппетитно выглядит! Устал в конторе – пятница, понимаешь ли. Дела накапливаются, а к пяти надо все итоги подбить. Ал Маккинли говорит, что отдел сможет повысить эффективность на двадцать процентов, если правильно организовать обеденный перерыв: уходить по очереди, чтобы кто-то всегда был на месте. – Он приглашающе махнул Чарльзу рукой: – Садись и начнем.

Миссис Уолтон разложила зеленый горошек.

– Тед, – проговорила она, медленно садясь за стол, – тебя что-то беспокоит?

– Беспокоит? – Он моргнул. – Нет, ничего особенного. Все как обычно. А что?

Джун Уолтон встревоженно посмотрела на сына. Чарльз сидел на своем месте неестественно выпрямившись, бледный как мел и с ничего не выражающим лицом. Он не пошевелился, не развернул салфетку, даже к молоку не притронулся. Атмосфера была напряженной: она это почувствовала. Чарльз отодвинул свой стул от отцовского и нервно съежился на нем, стараясь держаться как можно дальше от отца. Губы у него шевелились, но она не расслышала его слов.

– В чем дело? – вопросила она, наклоняясь к нему.

– Тот второй, – бормотал Чарльз себе под нос. – Вошел тот второй.

– Ты о чем, мой хороший? – громко спросила Джун Уолтон. – Какой второй?

Тед дернулся. На его лице промелькнуло странное выражение. Оно тут же исчезло, но на краткий миг лицо Теда Уолтона стало совершенно не знакомым. Нечто чужое и холодное на мгновение показало себя: дергающееся и извивающееся образование. Глаза размылись и провалились под пленкой архаичного блеска. Обычная внешность усталого немолодого мужа исчезла.

А потом все вернулось обратно… или почти вернулось. Тед ухмыльнулся и принялся сметать рагу, горошек и кукурузу. Он смеялся, размешивал кофе, подшучивал и ел. Но что-то было ужасно не так.

– Тот второй, – пробормотал бледный Чарльз. У него задрожали руки. Он вдруг вскочил и попятился от стола. – Уходи! – крикнул он. – Убирайся отсюда!

– Эй, – угрожающе пророкотал Тед, – что на тебя нашло? – Он строго указал мальчику на его стул. – Изволь садиться и ужинать, молодой человек. Не зря же твоя мать старалась!

Чарльз повернулся и убежал из кухни наверх, к себе в комнату. Джун Уолтон охнула и расстроенно всплеснула руками:

– Да что это…

Тед продолжал есть. Лицо у него было мрачное, потемневшие глаза смотрели жестко.

– Этому парню, – проскрежетал он, – нужно кое-что усвоить. Наверное, нам с ним стоит немного побеседовать наедине.

* * *

Чарльз наклонился, прислушиваясь. Вроде-как-папа поднимался по лестнице, подходил все ближе и ближе.

– Чарльз! – гневно крикнул он. – Ты там?

Он не ответил. Бесшумно скользнув обратно в комнату, он закрыл дверь. Сердце у него колотилось. Вроде-как-папа уже добрался до площадки и вот-вот должен был войти в комнату.

Чарльз бросился к окну. Он был перепуган: в темном коридоре существо уже пыталось нашарить дверную ручку. Открыв окно, выбрался на крышу и с хриплым оханьем спрыгнул на цветник, разбитый у парадной двери. Задыхаясь, он сделал пару шатких шагов, а потом резко выпрямился и отбежал от света, лившегося из окна – желтого пятна в вечерней темноте.

Он нашел гараж: строение было прямо перед ним, черный квадрат на фоне неба. Часто дыша, нашарил в кармане фонарик, а потом осторожно приподнял створку дверей и скользнул внутрь.

В гараже никого не было. Машина стояла у ворот. Слева был отцовский верстак. Молотки и пилы висели на деревянных стенах. В дальней части стояли газонокосилка, грабли, лопата и мотыга. Канистра керосина. Повсюду были приколочены номерные знаки. Пол был наполовину цементный, наполовину – земляной. Огромное масляное пятно расплылось по центру, пучки травы блестели, черно и жирно, в мерцающем свете фонарика.

Сбоку от ворот стоял большой мусорный бак. На крышке бака лежали пачки влажных газет и журналов, заплесневелых и волглых. Когда Чарльз начал их сдвигать, то почувствовал исходящую густую гнилостную вонь. Паучки спрыгнули на пол и начали разбегаться. Он затоптал их и продолжил осматриваться.

Увиденное заставило его закричать, выронить фонарик и резко отпрыгнуть назад. Гараж моментально погрузился во мрак. Чарльз заставил себя нагнуться и показавшуюся вечностью секунду нашаривал в темноте среди пауков и сальных сорняков фонарик. Наконец он сумел направить луч найденного фонаря в бак, в колодец, который создал, отодвинув кипы журналов.

Вроде-как-папа запихнул его на самое дно бака. К опавшим листьям, рваному картону, гниющим обрывкам журналов и занавесок, к мусору, который его мать стаскивала с чердака, собираясь со временем сжечь. Это все еще было достаточно похоже на его отца, чтобы он понял, что именно видит. Он нашел это – и ему стало тошно. Он вцепился в край бака и зажмурился, собираясь с силами, чтобы снова посмотреть. В баке были останки его отца – его настоящего отца. Те части, которые вроде-как-папе не понадобились. Части, которые он выбросил.

Чарльз взял грабли и сунул в бак, чтобы поворошить останки. Они оказались сухими. Они потрескивали и ломались под граблями. Они были похожи на сброшенную змеиную кожу, шелушащуюся и рассыпающуюся, шуршащую при прикосновении. Пустая шкурка. Внутренности исчезли. То, что было важным. Осталось только это – хрупкая, потрескавшаяся кожа, засунутая на дно мусорного бака мятым комком. Больше ничего вроде-как-папа не оставил: остальное он сожрал. Забрал внутренности – и занял место его отца.

Шум.

Он выронил грабли и метнулся к двери. Вроде-как-папа шел по дорожке к гаражу. Под его подошвами хрустел гравий: он двигался неуверенно.

– Чарльз! – сердито крикнул он. – Ты там? Только попадись мне, молодой человек!

Его пышнотелая нервничающая мать стояла в свете дверного проема.

– Тед, не обижай его. Он чем-то очень расстроен.

– Я не собираюсь его обижать, – прохрипел вроде-как-папа. Он остановился, чтобы зажечь спичку. – Просто немного с ним поговорю. Преподам ему урок вежливости. Выскочил из-за стола, вылез из окна, убежал в ночь…

Чарльз выскользнул из гаража. Огонек спички поймал его в движении – и вроде-как-папа взревел и рванулся к нему.

– Иди сюда!

Чарльз бросился бежать. Он знал местность лучше вроде-как-папы: тот знал много чего, много чего получил, забрав внутренности его отца, но никто не знал двор лучше Чарльза. Он добежал до забора, забрался на него, спрыгнул на участок Андерсонов, метнулся мимо бельевых веревок, обежал их дом и вырвался на Кленовую улицу.

Там он скорчился, прислушиваясь и стараясь не дышать. Вроде-как-папа за ним не погнался и вернулся в дом. Или решил пройти по тротуару.

Он сделал глубокий дрожащий вдох. На месте стоять нельзя. Рано или поздно это существо его найдет. Он посмотрел по сторонам, убеждаясь, что никто на него не смотрит – и побежал быстрой рысцой.

* * *

– Чего тебе? – враждебно вопросил Тони Перетти. Тони было четырнадцать. Он сидел за столом в обшитой дубовыми панелями столовой Перетти, в окружении книг и раскатившихся карандашей. Рядом с ним лежал недоеденный сэндвич – ветчина на арахисовом масле – и стояла бутылка колы. – Ты Уолтон ведь?

Тони после школы работал в магазине бытовой техники Джонсона, где распаковывал кухонные плиты и холодильники. Он был рослый, с грубоватым лицом. Черные волосы, смуглая кожа, белые зубы. Пару раз он колотил Чарльза, как колотил и всех соседских мальчишек.

Чарльз дернулся.

– Слушай, Перетти. Помоги, а?

– Чего тебе? – Перетти стал раздражаться. – Фингал поставить?

Повесив голову и сжав кулаки, Чарльз отрывисто и сбивчиво объяснил, что случилось.

Когда он закончил, Перетти присвистнул.

– Шутишь?

– Это правда. – Чарльз мотнул головой. – Я тебе покажу. Пойдем покажу.

Перетти медленно поднялся на ноги.

– Ага, покажи. Хочу посмотреть.

Он принес из своей комнаты пневматическое ружье, и они тихо пошли по темной улице к дому Чарльза. Они почти не разговаривали. Перетти с серьезным лицом о чем-то размышлял. Чарльз все еще находился в шоке: голова была совершенно пустая.

Свернули к дому Андерсонов, прошли по заднему двору, вскарабкались на забор и осторожно слезли на задний двор Чарльза. Никакого движения, во дворе царит тишина. Дверь в дом закрыта.

Они заглянули в окно гостиной. Жалюзи были опущены, но тонкая полоска желтого света оставалась. На диване сидела миссис Уолтон, зашивая старую футболку. На ее широком лице отражались грусть и беспокойство. Она работала вяло, без интереса. Напротив нее расположился вроде-как-папа. Развалился в отцовском кресле, разувшись, углубившись в газету. Включенный телевизор сам себя развлекал в углу. Банка пива стояла на подлокотнике кресла. Вроде-как-папа сидел точно так же, как и настоящий отец: он много чему научился.

– Выглядит прямо как твой отец, – с подозрением прошептал Перетти. – Ты мне точно не заливаешь?

Чарльз отвел его в сарай и показал мусорный бак. Перетти запустил в него длинные загорелые руки и осторожно вытащил сухие, осыпающиеся останки. Они раскрывались, разворачивались, приобретали полное очертание его отца. Перетти разложил останки на полу и приладил отвалившиеся части. Останки были бесцветными. Почти прозрачными. Янтарно-желтыми, тонкими, как бумага. Сухими и совершенно безжизненными.

– Это все, – сказал Чарльз. У него на глаза навернулись слезы. – Это все, что от него осталось. Внутренности у той штуки.

Перетти побледнел. Рваными движениями он запихнул останки обратно в мусорный бак.

– Это что-то! – пробормотал он. – Говоришь, видел их вместе?

– Разговаривали. На вид были совершенно одинаковые. Я убежал в дом. – Чарльз вытер глаза и зашмыгал носом: больше сдерживаться он не мог. – Эта штука съела его, пока я был дома. А потом пришла в дом. Притворилась им. Но это не он. Его убили и съели его внутренности.

Секунду Перетти молчал.

– Вот что я тебе скажу, – вдруг заговорил он. – Я о таком слышал. Гадкое дело. Надо шевелить мозгами и не бояться. Ты ведь не боишься, а?

– Нет, – с трудом выдавил Чарльз.

– Первым делом надо сообразить, как его убить. – Он встряхнул свой пневматик. – Не знаю, подействует ли он. Раз он смог схватить твоего отца, значит, он сильный. Твой ведь был здоровенный. – Перетти задумался. – Давай-ка пойдем отсюда. Он может вернуться. Говорят, убийцы всегда так делают.

Они ушли из гаража. Перетти пригнулся и снова заглянул в окно. Миссис Уолтон встала с места. Она что-то тревожно говорила. Звуки просачивались в окно. Вроде-как-папа отшвырнул газету. Они ссорились.

– Господи! – крикнул вроде-как-папа. – Давай без глупостей!

– Что-то случилось, – простонала миссис Уолтон. – Что-то ужасное. Просто дай мне позвонить в больницу и проверить.

– Нечего звонить. Все с ним в порядке. Наверное, играет на улице.

– Он послушный и никогда не возвращается так поздно. Ты его расстроил и испугал! И я его понимаю. – Ее голос сорвался. – Что с тобой? Ты такой странный. – Она вышла в коридор. – Пойду обзвоню соседей.

Вроде-как-папа злобно смотрел ей вслед, пока она не ушла. А потом произошло нечто жуткое. Чарльз охнул – и даже Перетти тихо хмыкнул.

– Смотри! – прошептал Чарльз. – Что?..

– Ого! – отозвался Перетти, выпучив черные глаза.

Как только миссис Уолтон вышла из комнаты, вроде-как-папа обмяк в кресле. Он обвис. Рот у него открылся, глаза расфокусировались. Голова упала на грудь, словно у брошенной тряпичной куклы.

Перетти попятился от окна.

– Вот как, – прошептал он. – Вот оно как!

– Что это было? – вопросил Чарльз. Он был поражен и растерян. – Ему как будто отключили питание.

– Вот именно. – Перетти внушительно кивнул – суровый и потрясенный. – Им управляют извне.

Чарльза накрыл страх.

– Ты имел в виду – что-то вне нашего мира?

Перетти возмущенно мотнул головой:

– Вне дома! На дворе. Искать умеешь?

– Не очень-то. – Чарльз собрался с мыслями. – Но я знаю, у кого это здорово получается. – Он заставил себя вспомнить имя. – У Бобби Даниэльса.

– У того негритенка? Он хороший искатель?

– Лучший.

– Ладно, – решил Перетти, – пошли за ним. Надо найти ту штуку, которая вне дома. Это она все сотворила, управляет всем…

* * *

– Это где-то рядом с гаражом, – сказал Перетти щуплому узколицему негритенку, прячущемуся с ними в темноте. – Его захватили в гараже. Так что ищи там.

– В гараже? – переспросил Даниэльс.

– Вокруг гаража. Уолтон уже осмотрел гараж изнутри. Ищи вокруг него. Поблизости.

Рядом с гаражом была разбита небольшая цветочная клумба, а между гаражом и задней стеной дома среди всякого мусора находились заросли бамбука. Вышла луна: холодный туманный свет заливал все вокруг.

– Если не найдем быстро, – сказал Даниэльс, – мне надо будет уйти домой. Допоздна задерживаться нельзя.

Он был не старше Чарльза. Может, лет девять.

– Ладно, – согласился Перетти. – Тогда начинай искать.

Троица рассредоточилась и начала внимательно осматривать все вокруг. Даниэльс действовал невероятно быстро: его худенькое тельце буквально размазывалось. Он ползал среди цветов, переворачивал камни, заглядывал под дом, раздвигал стебли растений, проводил чуткими руками по листьям и веткам, зарывался в компост и сорняки. Не пропускал ни дюйма.

Перетти вскоре остановился.

– Посторожу. Тут может быть опасно. Вроде-как-папа может выйти и попробовать нам помешать.

Он устроился на заднем крыльце со своим пневматическим ружьишком, а Чарльз с Бобби продолжили поиски. Чарльз действовал медленно. Он устал и замерз до онемения. Это казалось невероятным: вроде-как-папа и то, что стало с его собственным отцом, настоящим отцом. Однако его подгонял ужас: а что, если такое произойдет с его матерью или с ним самим? Или со всеми? Может, со всем миром.

– Нашел! – объявил Даниэльс тоненьким голоском. – Идите все сюда, быстро!

Перетти поднял ружье и осторожно выпрямился. Чарльз подбежал и направил мерцающий луч фонарика на то место, где стоял Даниэльс.

Негритенок поднял кусок цемента. Во влажной гнилой почве свет отразился от металлического туловища. Узкая членистая тварь с бесчисленными кривыми лапами отчаянно закапывалась. Чешуйчатая, похожая на муравья: красновато-коричневый жук, стремительно исчезающий у них на глазах. Ряды его лапок скребли и хватали. Земля быстро раздавалась под ним. Яростно размахивая опасным хвостом, тварь ввинчивалась в созданный ею туннель.

Перетти бросился в гараж и схватил грабли. Ими он придавил жуку хвост.

– Быстрее! Пристрелите его из духовушки!

Даниэльс схватил ружье и прицелился. Первым выстрелом жуку оторвало хвост. Он начал отчаянно корчиться и извиваться: хвост бессильно обвис, несколько лап отломились. Он был длиной в фут и похож на гигантскую многоножку. Он отчаянно пытался сбежать в свою нору.

– Стреляй снова! – приказал Перетти.

Даниэльс возился с винтовкой. Жук извивался и шипел. Голова у него дергалась из стороны в сторону. Извернувшись, он укусил грабли, удерживаюшие его на месте. Мерзкие пятна глаз горели ненавистью. Только что он безуспешно нападал на грабли – и вдруг, совершенно неожиданно отчаянно задергался, заставив всех троих испуганно шарахнуться.

По мозгам Чарльза прошло какое-то жужжание. Громкий гул, металлический и резкий – как от миллиарда металлических проводов, которые одновременно заплясали и завибрировали. Его с силой отбросило прочь, звонкий металлический удар оглушил и ошарашил. Он неловко вскочил и попятился. Остальные сделали то же – бледные и потрясенные.

– Если его нельзя застрелить, – прохрипел Перетти, – то можно утопить. Или сжечь. Или пробить ему мозг булавкой.

Он пытался удержать грабли, пригвоздить жука к месту.

– У меня есть банка формальдегида, – промямлил Даниэльс. Он неуверенно возился с ружьем. – Как эта штука работает? Я никак не…

Чарльз вырвал у него духовушку.

– Я его убью.

Он присел на корточки, одним глазом глядя сквозь прицел, положив палец на спуск. Жук бился и рвался. Его силовое поле ударяло по ушам, но мальчик не выпускал пневматическое ружье. Он начал напрягать палец…

– Так-так, Чарльз, – проговорил вроде-как-папа.

Сильные пальцы сомкнулись у него на запястьях, парализуя кисти. Он попытался высвободиться – и винтовка упала на землю. Вроде-как-папа оттолкнул Перетти. Паренек отскочил, а жук, освободившийся из-под граблей, победно уполз в свою нору.

– Тебя ждет трепка, Чарльз, – монотонно добавил вроде-как-папа. – Что на тебя нашло? Мать с ума сходит от беспокойства.

* * *

Он был рядом, прятался в тени. Пригнулся и наблюдал за ними из темноты. Его спокойный бесстрастный голос – жуткая пародия на отцовский – рокотал у мальчика над ухом, пока его безжалостно волокли к гаражу. Его холодное дыхание овевало ему лицо сладковато-ледяным запахом перегноя. Сила у него была чудовищная: Чарльз ничего сделать не мог.

– Не сопротивляйся, – спокойно сказал вроде-как-папа. – Пошли в гараж. Это для твоего же блага, Чарльз. Мне лучше знать.

– Ты его нашел? – тревожно окликнула его мать, открыв заднюю дверь.

– Да, нашел.

– И что сделаешь?

– Отшлепаю. – Вроде-как-папа поднял ворота гаража. – В гараже. – В полумраке на его губах появилась слабая улыбка: безрадостная, совершенно лишенная эмоций. – Иди в гостиную, Джун. Это отцовское дело. Ты же не любишь его наказывать.

Задняя дверь неохотно закрылась. Как только свет исчез, Перетти наклонился и зашарил в поисках пневматического ружья. Вроде-как-папа моментально застыл.

– Идите домой, мальчики, – проскрежетал он.

Перетти неуверенно замер на месте, сжимая духовушку.

– Уходи, – повторил вроде-как-папа. – Брось свою игрушку и убирайся отсюда. – Он медленно двинулся к Перетти, удерживая Чарльза одной рукой: второй он потянулся к Перетти. – В городе пневматические винтовки запрещены, сынок. Твой отец знает, что у тебя есть? Городское правило. Отдай-ка ее мне, пока…

Перетти выстрелил ему в глаз.

Вроде-как-папа с ворчанием схватился за выбитый глаз, а потом резко выбросил руку в сторону Перетти. Перетти отбежал к въезду, пытаясь зарядить ружье. Вроде-как-папа рванулся вперед. Его сильные пальцы выхватили у Перетти ружье, и он молча разбил его о стену дома.

Чарльз вывернулся и быстро отбежал подальше. Где можно спрятаться? Вроде-как-папа стоял между ним и домом. Он уже снова приближался к нему: черная тень, осторожно продвигающаяся вперед, вглядывающаяся в темноту, пытающаяся его высмотреть. Чарльз отступал. Если бы нашлось хоть какое-то место, где можно спрятаться…

Бамбук!

Он быстро заполз в заросли бамбука. Стволы были громадные, старые. Они сомкнулись за ним с тихим шорохом. Вроде-как-папа рылся в кармане. Он зажег спичку, а потом и целый коробок.

– Чарльз, – сказал он, – я знаю, что ты где-то здесь. Прятаться бесполезно. Делаешь себе только хуже.

С отчаянно бьющимся сердцем Чарльз скорчился в бамбуковых зарослях. Здесь гнили опавшие листья и мусор. Сорняки, отбросы, обрывки бумаги, коробки, старая одежда, доски, консервные банки, бутылки. Между ними ползали пауки и саламандры. Ночной ветер заставлял бамбук раскачиваться. Насекомые и грязь.

И кое-что еще.

Некая фигура – бесшумная неподвижная фигура, вырастающая из кучи отбросов, словно какой-то ночной гриб. Белая колонна, желеобразная масса, влажно поблескивающая в лунном свете. Паутина окутывала ее плесневым коконом. У нее были нечеткие руки и ноги. Неясная, наполовину сформировавшаяся голова. Черты лица еще не оформились. Вот только Чарльз понял, что это такое.

Вроде-как-мама. Растет здесь, в грязи и сырости, между гаражом и домом. За высокой стеной бамбука.

Она почти готова. Еще несколько дней – и она созреет. Пока это все еще была личинка, белая, мягкая, влажная. Солнце ее высушит и согреет. Позволит внешнему слою затвердеть. Сделает его темным и прочным. Она вылупится из кокона и однажды, когда его мать зайдет в гараж… Позади вроде-как-мамы была еще одна мягкая личинка, только недавно отложенная жуком. Маленькая. Только-только появившаяся. Он увидел, где именно открепился вроде-как-папа – то место, где он вырос. Он тут созрел. А в гараже с ним встретился папа Чарльза.

Чарльз начал проворно отступать от гниющих досок, отбросов и грязи, от влажных грибов и личинок. Он протянул подрагивающую руку к забору – и резко отпрянул.

Еще одна. Еще одна личинка. Поначалу он ее не заметил. Она была не белая. Она уже потемнела. Паутина, желеобразная мягкость, влажность исчезли. Она была готова. Она пошевелилась, вяло задвигала руками.

Вроде-как-Чарльз.

Стволы бамбука раздвинулись – и рука вроде-как-папы крепко схватила мальчика за запястье.

– Оставайся прямо здесь, – сказал он. – Самое подходящее место для тебя. Не шевелись. – Второй рукой он начал срывать остатки кокона, окутывавшего вроде-как-Чарльза. – Я ему помогу. Еще немного слабоват.

Последний обрывок влажной серости был сорван – и вроде-как-Чарльз заковылял прочь. Вроде-как-папа расчистил неуверенно двигающейся твари дорожку к Чарльзу.

– Сюда, – проворчал вроде-как-папа. – Я его придержу. Когда поешь, станешь сильнее.

Рот у вроде-как-Чарльза открывался и закрывался. Он жадно потянулся к Чарльзу. Мальчик отчаянно вырывался, но громадная рука вроде-как-папы удерживала его на месте.

– Прекрати, молодой человек! – приказал вроде-как-папа. – Тебе же будет легче, если…

Тут он завизжал и затрясся. Выпустив Чарльза, он шатко попятился. Его тело стало конвульсивно сотрясаться. Он налетел спиной на стену гаража, дергая руками и ногами. Какое-то время он катался и бился в мучительном танце. Он скулил, стонал, пытался уползти. Спустя какое-то время он начал затихать. Вроде-как-Чарльз беззвучно осел. Он тупо валялся среди бамбука и разлагающегося мусора: обмякшее тело, пустое бессмысленное лицо.

Наконец вроде-как-папа перестал шевелиться. Только бамбук тихо шелестел на ночном ветру.

Чарльз неловко поднялся с земли. Он вышел на зацементированную дорожку. Перетти и Даниэльс подошли ближе, испуганные и настороженные.

– Не трогай его! – резко приказал Даниэльс. – Он еще не умер. Надо немного подождать.

– Что вы сделали? – промямлил Чарльз.

Даниэльс поставил канистру с керосином и облегченно вздохнул.

– Нашлась в гараже. Мы, Даниэльсы, дома в Виргинии всегда травили комаров керосином.

– Даниэльс залил керосином нору жука, – пояснил потрясенный Перетти. – Это была его идея.

Даниэльс осторожно толкнул ногой скрюченное тело вроде-как-папы.

– Теперь он мертвый. Умер, как только умер жук.

– Наверное, остальные тоже умрут, – сказал Перетти. Он раздвинул бамбук, чтобы посмотреть на личинок, которые там и сям росли среди отходов. Когда Перетти ткнул вроде-как-Чарльза палкой в грудь, тот не пошевелился. – Этот мертв.

– Лучше подстраховаться, – мрачно заявил Даниэльс. Взявшись за тяжелую канистру, он подволок ее к началу зарослей. – Он там уронил часть спичек на дорогу. Принеси их, Перетти.

Они переглянулись.

– Точно, – тихо согласился Перетти.

– Надо бы включить шланг, – сказал Чарльз, – чтобы огонь не перекинулся.

– Давайте шевелитесь, – нетерпеливо бросил Перетти.

Он уже нырнул в темноту. Чарльз поспешно последовал за ним, и при свете луны они принялись искать спички.

Фостер, ты мертв!

Название рассказа: Фостер, ты мертв! (Foster, You’re Dead!)

Название эпизода сериала: Безопасность превыше всего! (Safe & Sound)

Рассказ впервые издан в сборнике Star Science Fiction Stories No.3 (издательство Ballantine, 1955).

Это первый рассказ Филипа К. Дика, опубликованный на русском языке в СССР (журнал «Огонек», 1958 год).

В школе всегда была отчаянная тоска; сегодня же она казалась невыносимой. Майк Фостер закончил плести водонепроницаемую корзину и выпрямился. Ребята вокруг него все еще работали. За толстыми железобетонными стенами сияло холодное осеннее солнце, в прохладном воздухе окрестные холмы переливались зеленым и бурым. В небе над городом лениво кружили несколько наблюдателей НАТС.

Рядом с партой беззвучно возникла зловещая фигура миссис Каммингс.

– Фостер, ты закончил?

– Да, мадам, – ответил он торопливо, подвигая корзину вперед. – Можно идти?

Миссис Каммингс придирчиво осмотрела его работу.

– А капкан сделал?

Майк пошарил в парте и извлек аккуратный капкан на мелкого зверя.

– Все готово, миссис Каммингс. И нож тоже.

Он продемонстрировал острое как бритва лезвие ножа, выточенное из корпуса развалившейся нефтеналивной цистерны.

Учительница взяла нож и привычно провела пальцем по лезвию.

– Плохо. Ты переточил, нож сразу же затупится. Ступай в главную оружейную лабораторию и посмотри, какие у них ножи. Потом доделай свой.

– Миссис Каммингс, – взмолился Майк Фостер, – неужели прямо сейчас? Можно я доделаю его завтра? Ну пожалуйста!

Весь класс следил за разговором с нескрываемым интересом. Майк залился краской – он терпеть не мог выделяться, но уйти надо любой ценой. Нельзя терять ни минуты!

– Завтра практика по раскопкам, – отрезала неумолимая миссис Каммингс. – У тебя не будет времени работать над ножом.

– Будет! – горячо заверил Майк. – После занятий.

– Нет, ты и так отстаешь по рытью. – Учительница критически осмотрела щуплую фигуру мальчика. – Нож заканчивай сегодня, а завтра весь день проведешь в поле.

– Какой от этого толк? – в отчаянии воскликнул Фостер.

– Копать должен уметь каждый, – терпеливо ответила миссис Каммингс. В классе захихикали, но после грозного взгляда учительницы шум утих. – Когда начнется война, поверхность земли будет покрыта развалинами и об

Philip K. Dick

Electric Dreams

© Абдуллин Н., Баканов В., Жаворонков А., Лопатка В., Осипова М., Скобин А., Черезова Т., перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2018

Капюшонщик

Название рассказа: Капюшонщик (The Hood Maker)

Название эпизода сериала: Капюшонщик (The Hood Maker)

Рассказ впервые издан в журнале Imagination за июнь 1955 года

– Капюшон!

– Человек в капюшоне!

Вниз по улице устремился живой поток рабочих и продавцов, вливаясь в набирающую массу толпу. Бросил велосипед и присоединился к ней желтолицый парень. А толпа все росла, вбирая в себя бизнесменов в серых костюмах, усталых секретарей, клерков и простых трудяг.

– Взять его! – орала толпа. – Схватить старика!

Желтолицый подобрал из канавы камень и швырнул в беднягу, но промазал. Снаряд угодил в витрину лавки.

– Он в капюшоне! Видите?!

– Ну-ка, снимай!

Полетели еще камни. Старик задыхался, пытаясь увернуться от них и протиснуться мимо двух солдат. Один камень угодил ему в спину.

– Чего прячешься? – Желтолицый подскочил к старику. – Боишься тэпов?

– Значит, есть что скрывать!

Один рабочий стянул со старика шляпу. Жадные руки впились в металлический обруч на голове.

– Нечего прятаться! Никто таких прав не имеет!

Старик повалился на асфальт. Какой-то клерк ухватился за обруч и потянул; вся толпа пыталась сорвать со старика капюшон. Наконец желтолицый с победным криком, подняв над головой обруч, отскочил от толпы.

– Есть! Есть! – Он оседлал велосипед и умчался прочь, увозя погнутый защитный прибор.

К тротуару, визжа сиренами, подъехала патрульная машина. Из нее выбрались роботы-полицейские и разогнали толпу.

– Вы не ранены? – спросили они, помогая старику встать на ноги.

Оглушенный, старик покачал головой. Очки у него повисли на одной дужке; по подбородку стекала кровь вперемешку со слюной.

– Понятно. – Металлические пальцы на локтях разжались. – Вам лучше уйти с улицы. Зайдите в какое-нибудь здание. Для вашей же безопасности.

Директор департамента цензуры Росс отложил рапорт.

– Еще один. Когда наконец отменят неприкосновенность?

Питерс поднял на него взгляд.

– Еще один – кто?

– Человек попался в капюшоне, защищающем от сканера. За последние сорок восемь часов это десятый. Все больше и больше устройств рассылается по почте.

– Можно по почте, можно под дверь сунуть, в карман, оставить на столе… Как только их не распространяют!

– Вот бы нам чаще доносили…

Питерс криво усмехнулся.

– Странно, что нам вообще стучат. Капюшоны рассылаются не случайно, и адресаты выбираются не наобум.

– Каков же принцип?

– Этим людям есть что скрывать. Зачем еще капюшоны?

– А как насчет стукачей?

– Эти боятся надевать капюшоны и сдают их нам, чтобы избежать подозрений.

Росс угрюмо задумался.

– Да, пожалуй, что так.

– Невиновному скрывать нечего. Девяносто девять процентов людей рады, что их мысли сканируются. Большинство хочет доказать преданность государству. Оставшийся процент чего-то стыдится.

Росс открыл манильский конверт и, вытащив из него гнутый обруч, внимательно изучил прибор.

– Взгляни-ка: всего лишь полоска какого-то сплава, а сканеры отрубает напрочь. Тэп не может дотянуться до разума: получает ответный сигнал – и все, ему будто по мозгам врезали.

– Ты ведь отправил образцы в лабораторию?

– Ну уж нет. Еще понаделают своих капюшонов. И так забот полон рот!

– У кого изъяли образец?

Росс нажал кнопку на панели селектора.

– Выясним. Тэп сам расскажет.

Дверь растворилась в воздухе, и в кабинет вошел худощавый желтолицый юноша. Заметив в руке у Росса металлический обруч, он напряженно улыбнулся тонкими губами.

– Вызывали?

Росс внимательно оглядел юношу: блондин, голубые глаза; на вид – обычный второкурсник колледжа, однако Росс знал, что Эрнест Аббуд – мутант-телепат, тэп. Один из нескольких сотен, нанятых департаментом за верность, выявленную в результате анализов разума.

До телепатов проверка на верность проводилась случайно: клятвы, экзамены, прослушка телефонных разговоров – всего этого оказалось недостаточно. Теория о том, что каждый обязан доказать преданность, была хороша… как теория. На практике подтвердить чистоту могли немногие. Казалось, принцип «виновен, пока не доказано обратное» будет забыт и восстановится римское право.

Тупиковая проблема решилась неожиданно, после Мадагаскарского взрыва в 2004 году. Тогда несколько сотен расквартированных на острове солдат получили жестокое облучение радиацией. Только некоторые обзавелись потомством, однако многие из детей проявили способности кардинально нового типа. Впервые за несколько тысяч лет родились нейромутанты.

Тэпы появились случайно, но сумели решить проблему, с которой столкнулся Свободный союз: выявление и наказание неверных. Телепаты для правительства были бесценны и свою незаменимость сознавали.

– Ты принес? – спросил Росс, указывая на капюшон.

Аббуд кивнул:

– Да.

За словами директора юноша не следил. Он прислушивался к мыслям.

– Что это был за человек? – вспыхнул Росс. – Где детали? В отчете их нет!

– Его зовут доктор Франклин. Он директор Федеральной комиссии по мобилизации ресурсов. Возраст: шестьдесят семь лет. Приехал навестить родственницу.

– Уолтер Франклин! Я слышал о нем. – Росс посмотрел на Аббуда. – Значит, ты уже…

– Едва сняв со старика капюшон, я прочел его разум.

– Куда Франклин двинулся после нападения?

– Зашел в здание. Послушался копов.

– Копов?

– Конечно. Как только со старика сняли капюшон, все прошло как по маслу. Франклина засек не я – другой телепат, который предупредил, что Франклин идет в мою сторону. Заметив его, я сразу крикнул людям, мол, смотрите, у него капюшон. Толпа среагировала моментально, подхватив призыв. Пока другие телепаты управляли толпой, я сорвал с Франклина капюшон и… дальше вы знаете.

Росс немного помолчал, переваривая услышанное.

– Ты вызнал, откуда у него капюшон? Успел просканировать?

– Экран прислали почтой.

– Значит, Франклин…

– Понятия не имеет, кто отправитель.

Росс нахмурился.

– Тогда колоть его бесполезно. Отправителей он не выдаст.

– Их называют капюшонщиками, – ледяным тоном заметил Аббуд.

Росс быстро перевел на него взгляд:

– Как?

– Тех, кто производит телепатические экраны, зовут капюшонщиками. – Лицо Аббуда оставалось бесстрастным. – Они и создали защиту, непроницаемую для меня и моих коллег.

– Ты уверен, что…

– Франклин ничего не знает! Он прибыл в город вчера вечером, а утром почтовая машина доставила ему капюшон. Старик испугался, однако потом купил шляпу и скрыл под ней экран. Затем пешком отправился к племяннице. Стоило ему войти в поле нашего сканирования, как мы его засекли.

– Капюшонов все больше и больше.

Все больше людей уходит от сканирования, ты и сам знаешь. – Росс плотно сжал челюсти. – Надо срочно прищучить этих капюшонщиков.

– Потребуется время. Сами отправители, несомненно, носят капюшоны постоянно. – Аббуд скривился. – Издалека мы их черта с два засечем! Наше поле ограниченно, но однажды мы поймаем одного из капюшонщиков: снимем с кого-нибудь экран и вытянем координаты…

– За последний год изловили пять тысяч носителей капюшонов, – напомнил Росс. – Пять тысяч, из которых ни один не знал ничего о создателе экранов.

– Будь нас больше, эффективность поисков бы возросла, – мрачно возразил Аббуд. – Телепатов слишком мало. Но в один прекрасный момент…

– Вы просканируете Франклина? – спросил Питерс у Росса. – Впрочем, как иначе?

– Да. – Росс кивнул Аббуду. – Ты тоже не теряй времени даром. Подключи свою группу, пусть проведут обычное сканирование подсознательной составляющей мозговой активности Франклина. Вдруг там зарыто нечто полезное. О результатах доложишь по форме.

Аббуд достал из кармана пиджака катушку с магнитной пленкой и бросил ее на стол Россу.

– Вот, держите.

– Что это?

– Полный анализ Франклина, по всем уровням. Детали – в записи.

Росс уставился на юношу:

– Ты…

– Мы решили не дожидаться приказа. – Аббуд направился к двери. – Работа проделана хорошая. Каммингс постарался. Мы выявили значительное отклонение от нормы в идеологическом плане. Вы, наверное, захотите арестовать Франклина? В двадцать четыре года он заполучил старые книги и музыкальные записи, которые оказали на него сильное влияние. В финальной части отчета – подробное резюме о степени отклонения.

Дверь растворилась в воздухе, и Аббуд вышел.

Росс и Питерс некоторое время смотрели ему вслед. Затем Росс сунул катушку с записью в конверт вместе с капюшоном.

– Будь я проклят, – выругался Питерс. – Они своевольно провели анализ.

Росс задумчиво кивнул в ответ:

– М-да… не нравится мне это.

Двое мужчин посмотрели друг на друга в полной уверенности, что Эрнест Аббуд в данный момент свободно читает их мысли.

– Проклятье, – бессильно ругнулся Росс. – Проклятье!

Задыхаясь, Уолтер Франклин затравленно огляделся. Дрожащей рукой утер пот с морщинистого лица. Было слышно, как по коридору бегут агенты цензуры.

От толпы сбежать удалось, однако прошло уже четыре часа. Солнце село, и на Нью-Йорк опускался вечер. Франклин пересек полгорода, убрался почти на самую окраину, но… среди населения подняли тревогу, и теперь его, старого человека, идут арестовывать.

За что?

Ведь он честно трудился на правительство Свободного союза, не позволяя себе вольнодумия. Единственное, сегодня утром он вскрыл посылку и обнаружил в ней капюшон. Франклин вспомнил сопровождающую записку:

ПРИВЕТСТВУЕМ!

Создатель телепатического экрана любезно адресует вам данное устройство в искренней надежде, что оно пригодится.

Спасибо.

И все, больше никакой информации. Франклин надолго задумался: он не совершил ничего, опровергающего верность Союзу. Скрывать ему нечего. Однако… Мысль, что разум закроется и вновь будет принадлежать одному ему, Франклину, завораживала. Думай о чем угодно и сколько угодно, мечтай о чем хочешь, твоих тайн никто не узнает.

Наконец он решился и, надев капюшон, прикрыл его старым хомбургом. Правда, стоило выйти на улицу, как минут через десять откуда ни возьмись появилась толпа: люди злобно кричали, ругаясь. Хотели сорвать с Франклина капюшон. А теперь объявлена тревога и его ищут.

Франклин отчаянно покопался в памяти. Что такого он сделал? Его совершенно точно приведут в Департамент цензуры. Обвинений не предъявят; велят самому доказать верность Союзу. Может, все-таки Франклин совершил нечто недостойное? Запамятовал о проступке? Вдруг сам факт ношения капюшона преступен? В Конгрессе создали законопроект о запрещении телепатических экранов, но ведь он еще не прошел…

Цензурщики почти настигли его. Франклин кинулся в конец гостиничного коридора и дальше – к двери с красной табличкой «ВЫХОД». Сбежал по подвальной лестнице вниз и вышел на улицу. Снаружи небезопасно. Франклин как можно дольше старался оставаться в стенах зданий, подальше от негодующих толп, однако теперь выбора не осталось.

Что-то взвизгнуло, и в мостовую ударил луч, оплавивший камень. Стреляли из слем-пистолета. Задыхаясь, Франклин побежал дальше – за угол и под любопытными взорами людей свернул на боковую улочку.

Выбежав на людную улицу, Франклин постарался смешаться с оживленной толпой, движущейся по направлению к театру. Интересно, агенты видели его? Оглядевшись, Франклин погони не заметил.

На перекрестке он дождался зеленого света и перешел дорогу до безопасной зоны, не упуская из виду лоснящуюся машину департамента цензуры. Автомобиль двигался в его направлении. Засекли? Франклин пошел дальше, к противоположной стороне улицы. Машина вдруг прибавила ходу, и навстречу ей понеслась вторая.

Франклин перешел дорогу.

Первая машина департамента остановилась, и из нее на тротуар посыпались агенты.

Попался. Окружили. Не сбежать!

Шедшие мимо усталые продавцы и рабочие глазели на происходящее с отстраненным любопытством, а некоторые даже ухмылялись. И ни в одном лице не видел Франклин сочувствия. Озираясь вокруг, он не находил, где укрыться…

Перед ним вдруг остановилась машина. Двери отъехали в сторону.

– Садись! – позвала из салона симпатичная девушка. – Залезай, черт подери!

Франклин забрался внутрь машины. Девушка захлопнула двери, и автомобиль стартовал, однако путь ему загородила машина агентов. Вторая машина департамента перекрыла путь к отступлению.

Девушка подалась вперед и отрегулировала что-то на приборной панели. Автомобиль оторвался от дороги: быстро набирая высоту, он взлетел в воздух. Позади сверкнула фиолетовая вспышка.

– Пригнись! – велела девушка, и Франклин упал в кресло. Машина взмыла по широкой дуге и прошла над защитными столбами зданий. Цензурщики внизу сдались: они рассаживались по машинам и уезжали.

Франклин откинулся на спинку кресла, дрожащей рукой утирая пот со лба.

– Спасибо, – пробормотал он.

– Пустяки.

Девушка прибавила скорости. Автомобиль покинул деловую зону города и летел теперь над жилыми окраинами. Спасительница вела машину, молча глядя в небо перед собой.

– Кто вы? – спросил Франклин.

Девушка в ответ бросила ему некий предмет:

– Надень.

Капюшон. Ослабив крепление, Франклин неуклюже нацепил экран на голову.

– Готово.

– Без него телепаты нас засекут. Нужно быть настороже. Постоянно.

– Куда мы летим?

Девушка обернулась и, удерживая руль одной рукой, внимательно осмотрела Франклина спокойными серыми глазами.

– К капюшонщику, – ответила она. – Погоне за тобой придали самый высокий статус. Если я отпущу тебя, то ты и часа не продержишься.

– Ничего не понимаю. – Франклин в недоумении покачал головой. – Зачем я им? Чем я провинился?

– Тебя подставили. – Девушка заложила широкий вираж, и ветер пронзительно засвистел в подвесках и крыльях. – Тэпы охотятся за тобой. Действуют они очень быстро, и нам нельзя медлить.

Сняв очки и близоруко сощурившись, невысокий лысый мужчина протянул Франклину руку:

– Рад встрече, доктор. Я следил за вашей работой в департаменте. Очень, очень интересно.

– Кто вы? – спросил Франклин.

Коротышка смущенно улыбнулся.

– Джеймс Каттер. Капюшонщик, как меня прозвали тэпы. Это наша фабрика. – Он обвел помещение широким жестом. – Можете осмотреться.

Франклин огляделся: старинный деревянный склад, какие были в ходу еще в прошлом столетии – поеденные древоточцами сухие распорки, бетонный пол, старинные мигающие флуоресцентные лампы на потолке. На стенах – следы от подтеков воды и пузатые трубы.

Сопровождаемый Каттером, Франклин двинулся в глубь помещения. От скорости, с какой разворачивались события, голова пошла кругом. Сейчас он, похоже, за пределами города, на обветшалом предприятии, где кругом над штамповальными прессами склонились работники. Горячий воздух охлаждался за счет старинного вентилятора; склад дрожал и вибрировал от постоянного грохота.

– Так это… – пробормотал Франклин, – это…

– То самое место, где производят капюшоны. Впечатляет, правда? Позднее мы рассчитываем перебраться в помещение поновее. А пока идемте, покажу остальную часть фабрики.

Каттер открыл боковую дверь, за которой находилась лаборатория, беспорядочно заставленная колбами и ретортами.

– Здесь мы проводим исследования. Исключительно практического характера. Каким-то открытиям нашлось применение, прочие, надеемся, в ход не пойдут. В общем, беглецы у нас без дела не сидят.

– Беглецы?

Сдвинув в сторону какое-то оборудование, Каттер присел за лабораторный стол.

– Большая часть людей на фабрике – по той же причине, что и вы. За ними гнались тэпы, хотели обвинить в измене государственным принципам, однако мы опередили систему.

– За что…

– За что вас подставили? За то, какого положения вы добились, директор правительственного департамента. Все беглецы когда-то занимали достаточно высокое положение в обществе, и всех их подставили телепаты. – Закурив, Каттер откинулся на грязную стену. – Мы существуем благодаря открытию, сделанному в правительственной лаборатории десять лет назад. – Он указал на капюшон. – Этот сплав непроницаем для зондов тэпов. Его случайно открыл один из тех, кто сегодня трудится с нами. Он успел скрыться от тэпов, собрал еще несколько капюшонов и передал коллегам. Так зародилось наше движение.

– Сколько здесь человек?

Каттер закашлялся.

– Не могу сказать точно. Достаточно, впрочем, чтобы создавать капюшоны, рассылая их нужным людям. Политикам, ученым, чиновникам и учителям…

– Ради чего?

– Мы должны добраться до них прежде тэпов. К вам мы, правда, опоздали. Не успели отправить капюшон. С вас уже сняли полную телепатическую карту.

Тэпы захватывают ведущую позицию в правительстве. Вычисляют лучших представителей общества и чернят в глазах остальных, подстраивают аресты. Стоит телепату обвинить человека в измене государству, как еретика хватает цензура. Пришли мы вам капюшон вовремя, цензура о вас не узнала бы, но тэпы нас перехитрили. Натравили на вас толпу, сорвали капюшон и тут же сканировали разум.

– Так вот зачем они требовали его снять…

– На человека, чей разум экранирован, телепаты досье не составят. В цензуре не дураки сидят. Капюшон с жертвы надо сорвать, потому что всякий носитель экрана непроницаем для телепатических зондов и пребывает вне системы. До сих пор тэпы справлялись с задачей, создавая управляемые толпы, однако… это малоэффективно. Теперь они задумали провести законопроект об отмене неприкосновенности. Проект сенатора Уолдо. Если он пройдет, ношение экранов объявят незаконным. – Каттер иронически усмехнулся. – Зачем невиновному скрываться от зондирования? Закон обяжет всякого, кто получает по почте капюшон, сдавать прибор в Департамент цензуры. На десять тысяч человек едва ли найдется хотя бы один, кто осмелится оставить капюшон себе, если хранение и ношение экрана подразумевает арест и конфискацию имущества.

– Один раз я общался с Уолдо. Не могу поверить, что законопроект – его. Ему бы открыть глаза…

– Вы абсолютно правы! Ему бы открыть глаза… Надо предотвратить принятие закона. Если он пройдет, мы обречены. Тут замешаны телепаты, и кто-то должен отправиться к Уолдо, чтобы открыть ему правду. – Каттер возбужденно посмотрел на Франклина. – Вы знаете сенатора, а он вас не помнит.

– Вы к чему это?

– Франклин, мы засылаем вас обратно… помочь Уолдо. Вы наш единственный шанс на то, чтобы остановить принятие закона. Мы обязаны преуспеть.

Ревя соплами, машина летела над Скалистыми горами; внизу мелькали кустарник, леса…

– Где-то справа должно быть ровное пастбище, – проговорил Каттер. – Сядем там, если сумею найти его.

Он выключил двигатели, и рев прекратился. Машина плавно пошла над холмами.

– Вон там, справа, – показал Франклин.

Каттер на бреющем повел машину вниз.

– Приземлимся неподалеку от поместья Уолдо. Остаток пути проделаем пешком.

Машина содрогнулась, когда посадочные плоскости со скрежетом вошли в землю, и сразу наступила тишина.

Деревья вокруг слабо покачивались на несильном ветру. Утренний воздух был холоден и прозрачен. Каттер посадил машину в горах, на берегу реки Колорадо.

– Каков шанс добраться до Уолдо? – спросил Франклин.

– Не особенно велик.

– Почему же? – завелся Франклин. – Почему невелик?

Открыв дверь салона, Каттер спрыгнул на землю.

– Идемте. – Он помог Франклину выбраться наружу и захлопнул за ним дверцу. – Уолдо окружил себя роботами-телохранителями, потому-то мы и не пытались подобраться к нему прежде. Если бы не законопроект, мы и сейчас бы не сунулись к сенатору.

Они покинули пастбище, следуя по узкой, поросшей травой тропинке.

– Чего они добиваются? – спросил Франклин. – Тэпы. Для чего им власть?

– Такова, думаю, человеческая натура.

– Человеческая?!

– Тэпы не многим отличаются от якобитов, круглоголовых, нацистов или большевиков. Всегда найдется группа людей, жаждущих управлять массами, – себе на благо, естественно.

– Сами тэпы это сознают?

– По большей части они верят, будто рождены руководить человечеством. Обычные люди – низшая ступень, тогда как телепаты – ступень следующая. Homo superior. Поскольку тэпы ступень превосходящая, то им суждено руководить нами, думать и решать за нас.

– И вы с этим не согласны.

– Телепаты не похожи на нас, но это не значит, что они высшая раса. Телепатический дар не предусматривает превосходства. Тэпы – люди с неординарными способностями, которые вовсе не дают им права решать за нас, как нам быть. Проблема не нова.

– Кому же тогда руководить человечеством? – спросил Франклин. – Кому быть лидером?

– Никому. Человечество само должно решать за себя. – Внезапно Каттер напрягся, подавшись вперед. – Почти пришли. Поместье Уолдо совсем близко. В следующие несколько минут решится наша судьба.

– Вижу несколько роботов. – Каттер опустил бинокль. – Нас, впрочем, не они волнуют. Если рядом с Уолдо телепат, он засечет наши экраны.

– И снять их нельзя.

– Ни в коем случае. Наш план тогда моментально раскроется и полетит от тэпа к тэпу. – Каттер осторожно пошел вперед. – Роботы нас остановят и потребуют документы. Рассчитываю на ваше удостоверение директора.

Выйдя из кустов, двое мужчин направились к образующим поместье зданиям. Вышли на грунтовую дорогу и зашагали по ней, не разговаривая, глядя прямо перед собой.

– Стоять! – К ним поспешил робот-охранник. – Назовитесь!

Франклин показал удостоверение.

– Я из управляющего уровня. Мы пришли повидать сенатора, моего старого друга.

Автоматически вращая рецепторами, робот изучил удостоверение Франклина.

– Управляющий уровень?

– Все верно, – ответил Франклин, начиная беспокоиться.

– Пропусти нас, – нетерпеливо потребовал Каттер. – У нас мало времени.

Робот неуверенно отступил.

– Простите, что задержал, сэр. Сенатор в главном здании. Идите прямо.

– Отлично.

Каттер и Франклин пошли дальше. На круглом лице Каттера выступил пот.

– Пронесло, – пробормотал коротышка. – Теперь будем надеяться, что в доме нет телепатов.

Дойдя до крыльца, Франклин неуверенно поднялся по ступенькам. Каттер – за ним. У самой двери старик задержался, обернувшись к коротышке:

– Мне…

– Вперед, – напряженно поторопил его Каттер. – Войдем скорей. Внутри безопаснее.

Старик взмахнул рукой. Дверной замок щелкнул, стоило объективу над входом заснять директора и просканировать его образ. Франклин молился про себя, чтобы цензура не успела предупредить Уолдо…

Дверь растворилась.

– Входите, – быстро проговорил Каттер.

Внутри царил полумрак. Прищурившись, Франклин увидел идущую навстречу невысокую гибкую фигуру. Уолдо?

Нет. Худой юноша с улыбкой на желтоватом лице.

– Доброе утро, доктор Франклин, – сказал он и выстрелил из слем-пистолета.

Каттер и Эрнест Аббуд молча смотрели на дымящуюся массу, останки доктора Франклина. Наконец Каттер провел рукой по бледному лицу.

– Это было так необходимо?

Аббуд словно только что его заметил.

– Почему нет? – Он пожал плечами и нацелил дуло пистолета Каттеру в живот. – Старик вряд ли перенес бы арест и тяготы спецлагеря.

Каттер достал пачку сигарет и медленно закурил, не сводя глаз с желтолицего юноши. Прежде он ни разу не встречал Эрнеста Аббуда, но знал о нем. Юноша пнул останки на полу.

– Выходит, сенатор Уолдо – сам телепат.

– Да.

– Франклин ошибался? Сенатор полностью сознает суть законопроекта?

– Ну разумеется! Закон об упразднении неприкосновенности – неотъемлемая часть нашей программы. – Аббуд повел стволом пистолета. – Снимите-ка защиту. Я не слышу ваших мыслей и потому нервничаю.

Каттер не спешил избавляться от капюшона. Он задумчиво бросил окурок на пол и растоптал его.

– Что вы-то здесь делаете? Вы ведь обычно работаете в Нью-Йорке. Далеко забрались!

Аббуд улыбнулся.

– Когда доктор Франклин убегал от нас, мы успели просканировать его мысли. Девчонка слишком поздно дала ему капюшон: мы уловили ее отчетливый образ со спины, а после и в фас. Два часа назад цензурщики взяли ее и с пристрастием допросили. Состоялся первый контакт с подпольем. Агенты накрыли фабрику, арестовав почти всех работников.

– О… – только и вымолвил Каттер.

– Сейчас подпольщики в спецлагере. Капюшоны изъяты, запчасти переданы в государственную собственность, прессы разобраны. Насколько мне известно, попалась вся группа. Кроме вас.

– Тогда какой смысл снимать капюшон?

Глаза Аббуда недобро блеснули.

– А вы снимите, снимите. Хочу прощупать вас… господин капюшонщик.

Каттер фыркнул.

– О чем это вы?

– Несколько ваших людей представили отчетливые образы руководителя и деталей плана. Тогда я по телепатической эстафете предупредил сенатора Уолдо об операции подполья и приехал сюда. Захотелось лично с вами познакомиться.

– Чего ради?

– Как же! Такой случай!

– Какое у вас положение в системе? – спросил Каттер.

Желтое лицо Аббуда исказила гримаса.

– Хватит! Снимайте капюшон! Я мог бы распылить вас, но хочу сначала сканировать.

– Так и быть, сниму. Сканируйте меня и щупайте разум, сколько душе угодно, – произнес Каттер с очень серьезным лицом. Помолчав, он добавил: – В последней просьбе не откажешь.

– Вы о чем?

Сняв экран, Каттер отшвырнул его к двери.

– Ну? Что видите? Что я знаю такого, чего не знали прочие?

Секунду Аббуд молчал, а потом его перекосило. Ствол пистолета качнулся; Аббуд попятился, дрожа всем телом и беззвучно шевеля губами. Он в диком ужасе взирал на Каттера.

– Данное открытие я совершил недавно, – сказал капюшонщик. – У себя в лаборатории. Использовать не хотел, да только вы заставили снять капюшон. Секрет сплава всегда казался мне главнейшей тайной, до недавних пор. В некотором роде вот эта тайна куда важнее. Согласны?

Аббуд не отвечал. Его лицо приобрело болезненно-серый оттенок, рот немо открывался и закрывался.

– У меня появилась догадка, и я решил ею воспользоваться. Я знал, что вы, телепаты, происходите от группы жертв несчастного случая, водородного взрыва на Мадагаскаре. Это навело на мысль. Обычно мутанты представляют собой ветвь вида, достигшего стадии естественной мутации. Не в одной-единственной группе особей в конкретной точке мира, а по всей планете, везде, где мутантный вид обитает.

Причина вашего появления на свет – травма зародышевой плазмы у конкретной группы людей. Вы мутанты, но не в смысле естественного эволюционного процесса. Человечество еще не доросло до стадии мутации. Таким образом, вы и не мутанты вовсе.

Я начал исследования: и биологические, и статистические, социальные. Мы соотносили известные факты о вас, о каждом члене вашей группы, все, что сумели выявить. Возраст, род занятий, семейное положение, дети… И в какой-то момент всплыли факты, которые вы прямо сейчас видите у меня в голове.

Каттер подался вперед, пристально глядя на юношу.

– Вы не мутанты, Аббуд. Ваша группа существует благодаря случаю. Аварии, взрыву. Вы родились такими благодаря искусственно приобретенному дефекту репродуктивной функции родителей. Вам недостает одной черты, характерной для истинных мутантов. – Каттер скривил губы в легкой усмешке. – Многие из вас женаты, и никто не продолжил свой род. Ни один из вас! Не родилось ни единого ребенка-телепата! Вы стерильны, Аббуд. Неспособны размножаться. Когда последний из вас умрет, тэпов на Земле не останется. Вы не мутанты. Вы просто выродки!

Дрожа, Аббуд хрипло фыркнул.

– Открытие у вас в голове. – Телепат не без усилий собрался с духом. – Оно – тайна. Ведь о нем больше никому не известно?

– Кое-кому известно.

– Кому?

– Вам. И раз вы телепат, то и всем остальным…

Аббуд выстрелил себе в живот, и мощь слем-пистолета разорвала его в клочья. Каттер отпрянул, прикрывая лицо руками и стараясь не дышать.

Когда он открыл глаза, от Аббуда уже ничего не осталось.

– Поздно, – покачал головой Каттер. – Вы опоздали, Аббуд. Сканирование происходит мгновенно… и, кстати, Уолдо в пределах вашего поля. Дальше дело за телепатической эстафетой. Даже если тэпы не прочли ваших мыслей, остаюсь я.

Хлопнула дверь, и Каттер обернулся. В прихожую ворвались агенты цензуры, глядя кто на пол, на останки телепата и Франклина, кто на Каттера.

Директор Росс смотрел на коротышку неуверенно, смущенно и озадаченно.

– Что случилось? Где…

– Сканируйте его! – выкрикнул Питерс. – Тэпа сюда, живо! Зовите Уолдо. Выясните, что случилось.

Каттер усмехнулся.

– Конечно-конечно, – кивнул он, не сдерживая радости и позволяя себе облегченно расслабиться. – Сканируйте. Мне прятать нечего. Зовите тэпа… если найдете хоть одного.

Невозможная планета

Название рассказа: Невозможная планета (The Impossible Planet)

Название эпизода сериала: Планета, которой не было (Impossible Planet)

Рассказ впервые издан в журнале Imagination за октябрь 1953 года

– Она встала и стоит, – нервно сказал Нортон. – Капитан, вы бы с ней поговорили.

– Что ей надо?

– Билет. Глухая тетеря. Стоит, смотрит и не желает уходить. Меня жуть берет.

Капитан Эндрюс медленно поднялся на ноги.

– Ладно, я с ней поговорю. Впусти ее.

– Спасибо. – Высунувшись в коридор, Нортон объявил: – Капитан с вами поговорит. Проходите.

У двери в кабину управления что-то шевельнулось. Блеснул металл. Капитан Эндрюс отодвинул сканер и выжидающе встал.

– Сюда. – Нортон попятился в кабину. – Заходите. Вам сюда.

За Нортоном появилась сморщенная старушка. Рядом с ней двигался сверкающий робард – высоченный робот-стюард, который рукой ее поддерживал. Робард и старушка входили на мостик очень медленно.

– Вот ее документы. – Нортон выложил фолиант на навигационный пульт и потрясенно добавил: – Ей триста пятьдесят лет. Она из старейших в программе долгожителей. С Риги-Два.

Эндрюс неспешно листал фолиант. Миниатюрная женщина стояла перед пультом молча, глядя прямо перед собой. Ее выцветшие глаза были бледно-голубыми. Как древний фарфор.

– Ирма Винсент Гордон, – пробормотал Эндрюс. Он оторвался от документов. – Это так?

Старушка не ответила.

– Она полностью оглохла, сэр, – сообщил робард.

Эндрюс хмыкнул и вернулся к чтению. Ирма Гордон была одной из первопоселенок системы Рига. Происхождение неизвестно. Видимо, родилась в космосе на одном из старинных досветовых кораблей. Его охватило странное чувство. Маленькое древнее существо. Какие столетия она видела! Какие перемены!

– Она желает лететь? – спросил он у робарда.

– Да, сэр. Она приехала из дома, чтобы купить билет.

– Она сможет выдержать перелет в космосе?

– Она прилетела с Риги сюда, на Фомальгаут-Девять.

– Куда она хочет отправиться?

– На Землю, сэр, – ответил робард.

– На Землю! – У Эндрюса челюсть отвисла. Он нервно выругался. – То есть как это?

– Она желает лететь на Землю, сэр.

– Видишь? – буркнул Нортон. – Совсем не в себе.

Стиснув край пульта, Эндрюс обратился к старухе:

– Мэм, мы не можем продать вам билет на Землю.

– Она вас не слышит, сэр, – напомнил робард.

Эндрюс нашел клочок бумаги и крупными буквами написал:

«НЕ МОЖЕМ ПРОДАТЬ ВАМ БИЛЕТ НА ЗЕМЛЮ»

Он протянул ей листок. Глаза старушки пришли в движение: она внимательно прочла его слова. Ее губы задергались.

– Почему? – проговорила она наконец.

Голос у нее оказался слабым и сухим. Как шелест тростника.

Эндрюс накорябал ответ:

«ТАКОГО МЕСТА НЕТ».

Он мрачно добавил:

«МИФ – ПРЕДАНИЕ – НИКОГДА НЕ СУЩЕСТВОВАЛА».

Блеклые глаза старухи оторвались от записки. Она бесстрастно посмотрела на Эндрюса. Ему стало не по себе. Рядом нервозно потел Нортон.

– Иисусе, – промямлил Нортон. – Гоните ее отсюда. Она нас сглазит.

Эндрюс обратился к робарду:

– Ты можешь ей втолковать? Земли не существует. Это было доказано уже тысячу раз. Никакой изначальной планеты не существовало. Все ученые сходятся на том, что люди возникли одновременно по всей…

– Она желает лететь на Землю, – терпеливо объяснил робард. – Ей триста пятьдесят лет и ей прекратили проводить поддерживающую терапию. Она хочет перед смертью посетить Землю.

– Но это же миф! – взорвался Эндрюс.

Какое-то время он открывал и закрывал рот, но не мог произнести ни слова.

– Сколько? – спросила старуха. – Сколько вы хотите?

– Да не могу я! – крикнул он. – Нет такого…

– У нас тысяча позитивов, – сказал робард.

Эндрюс резко замолчал.

– Тысяча позитивов!

От изумления он побледнел. Зубы у него сжались, вся кровь отлила от лица.

– Сколько вы хотите? – повторила старуха. – Сколько?

– Этого хватит? – спросил робард.

Секунду Эндрюс только беззвучно сглатывал, но внезапно вновь обрел дар речи.

– Конечно, – сказал он. – Почему бы и нет?

– Капитан! – запротестовал Нортон. – Вы сбрендили? Вы же знаете, что никакой Земли нет! Как мы, к дьяволу…

– Конечно, мы ее отвезем. – Эндрюс медленно застегнул китель. Руки у него тряслись. – Отвезем, куда ей только заблагорассудится отправиться. Так ей и скажи. За тысячу позитивов мы с радостью доставим ее на Землю. Лады?

– Конечно, – ответил робард. – Она много десятков лет на это копила. Она отдаст вам тысячу позитивов прямо сейчас. Они при ней.

* * *

– Послушай, – сказал Нортон, – нам за такое могут дать двадцать лет. У тебя отберут лицензию и права, и…

– Заткнись. – Эндрюс крутанул ручку межпланетного видеопередатчика. Внизу взревели и запульсировали двигатели. Громоздкий транспортник вошел в глубокий космос. – Свяжите меня с главным информаторием Центавра-Два, – потребовал он в микрофон.

– Ты даже за тысячу позитивов не сможешь этого сделать. Никто не может. Землю пытались найти многие поколения. Корабли Директората обшарили все занюханные планеты во всей…

Видеопередатчик щелкнул.

– Центавр-Два.

– Главный информаторий.

Нортон схватил Эндрюса за локоть.

– Постойте, капитан! Даже за две тысячи позитивов…

– Мне нужны следующие сведения, – сказал Эндрюс в видеопередатчик. – Все факты, которые имеются относительно планеты Земля. Мифической родины человечества.

– Известных фактов нет, – пришел бесстрастный ответ библиотечного монитора. – Тема классифицируется как метаконкретная.

– Какие непроверенные, но широко распространенные сообщения сохранились?

– Большинство преданий относительно Земли были потеряны во время Центаврийско-Ригенского конфликта в 4-В33а. Сохранились только фрагменты. Землю описывают либо как большую окольцованную планету с тремя спутниками, либо как маленькую плотную планету с одним спутником, либо как первую планету в десятипланетной системе с белым карликом…

– Какое предание самое распространенное?

– Доклад Моррисона от 5-С21р анализирует весь массив этнических и подсознательных сообщений о мифической Земле. В итоговом результате отмечено, что Землю обычно считают небольшой третьей планетой девятипланетной системы с одним спутником. Помимо этого никакого сходства в преданиях не выявлено.

– Ясно. Третья планета девятипланетной системы. С одним спутником.

Эндрюс разорвал связь, и экран погас.

– И что? – спросил Нортон.

Эндрюс стремительно встал.

– Надо полагать, она знает все предания о ней. – Он ткнул пальцем вниз, в направлении пассажирского отсека. – Надо подбить все итоги.

– Зачем? Что ты хочешь сделать?

Эндрюс развернул главную звездную карту. Он провел пальцами по оглавлению и включил сканер. В следующую секунду прибор выдал карту.

Капитан схватил карту и ввел ее в робопилот.

– Система Эмфора, – пробормотал он задумчиво.

– Эмфор? Мы туда летим?

– Согласно карте, существует девяносто систем, где имеется третья планета из девяти с одним спутником. Из этих девяноста Эмфор ближе всего. Теперь мы летим туда.

– Не понимаю! – запротестовал Нортон. – Эмфор – это обычная торговая система. Эмфор-Три даже не числится в базах класса Д!

Капитан Эндрюс напряженно улыбнулся.

– У Эмфора-Три один спутник, и это третья из девяти планет. Больше нам ничего и не нужно. Кому-то про Землю известно что-то еще? – Он посмотрел вниз. – Ей известно о Земле что-то еще?

– Ясно, – медленно проговорил Нортон. – Начинаю понимать.

* * *

Под ними беззвучно вращался Эмфор-Три. Тусклый красный шар, повисший среди тошнотворных облаков, – его пропеченную и изъеденную поверхность лизали загустевшие остатки древних морей. Растрескавшиеся выветренные скалы устремлялись вверх. Плоские равнины были раскопаны и оголены. Огромные ямы испещряли поверхность бесчисленными разверстыми язвами.

Нортон скривился от отвращения.

– Ну и ну! Там хоть что-то живое есть?

Капитан Эндрюс нахмурился.

– Не ожидал, что планета настолько выпотрошена. – Он рванулся к робопилоту. – Там внизу где-то должна быть автосцепка. Постараюсь ее разыскать.

– Сцепка? То есть эта пустошь населена?

– Немногочисленными эмфоритами. Какая-то выродившаяся торговая колония. – Эндрюс сверился с картой. – Коммерческие корабли изредка сюда заходят. После Центаврийско-Ригенской войны контакты с этим регионом стали зыбкими.

В коридоре вдруг раздался громкий шум. Сверкающий робард и миссис Гордон вошли в дверь кабины. На лице старухи отражалось возбуждение.

– Капитан! Там… там внизу – Земля?

Эндрюс кивнул:

– Да.

Робард подвел миссис Гордон к большому обзорному экрану. Лицо старухи дергалось, волны эмоций расходились по увядшим чертам.

– Не верится, что это и правда Земля. Это кажется невозможным!

Нортон пристально посмотрел на капитана Эндрюса.

– Это Земля, – заявил Эндрюс, избегая взгляда Нортона. – Скоро должна выйти луна.

Старуха ничего не сказала. Она повернулась к ним спиной. Эндрюс связался с автосцепкой и подключил робопилота. Транспортник содрогнулся и начал спуск: луч с Эмфора поймал его и взял управление на себя.

– Мы приземляемся, – сообщил Эндрюс старухе, прикоснувшись к ее плечу.

– Она вас не слышит, сэр, – сказал робард.

Эндрюс хмыкнул.

– Ну, так хоть видит.

Под ними стремительно увеличивалась изрытая, разрушенная поверхность Эмфора-Три. Корабль вошел в облачный пояс и снова вынырнул, летя над безжизненной равниной, раскинувшейся во все стороны до горизонта.

– Что там, внизу, случилось? – спросил Нортон у Эндрюса. – Война?

– Война. Разработки. И планета старая. Ямы – это, наверное, воронки от бомб. А длинные канавы – возможно, следы ковшей. Похоже, планету полностью выпотрошили.

Внизу промелькнул кривой ряд обломанных горных вершин. Они приближались к остаткам океана. Темная, больная вода плескалась внизу: громадное море под коркой соли и отходов. Его края исчезали под кучами наносов.

– Почему тут так? – вдруг спросила миссис Гордон. По ее лицу скользнула тень сомнения. – Почему?

– Вы о чем? – отозвался Эндрюс.

– Не понимаю. – Она растерянно смотрела вниз. – Все должно быть не так. Земля зеленая. Зеленая и живая. Синяя вода и… – Ее голос нервно дрогнул. – Почему?

Эндрюс схватил листок бумаги и написал:

«КОММЕРЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ИСТОЩИЛА РЕСУРСЫ».

Миссис Гордон изучила его записку, кривя губы. Судорога сотрясла худое иссохшее тело.

– Истощила!.. – В смятении она перешла на визгливый крик. – Она не должна быть такой! Я не хочу, чтобы она была такая!

Робард взял ее за локоть.

– Ей следует отдохнуть. Я уведу ее в каюту. Прошу уведомить нас, когда произойдет посадка.

– Конечно.

Глядя, как робард уводит старуху от экрана, Эндрюс неловко кивнул. Та цеплялась за поручень, а ее лицо кривилось от страха и растерянности.

– Что-то не так! – стонала она. – Почему она такая? Почему…

Робард увел ее из кабины. Автоматически закрывшаяся дверь оборвала ее сетования.

Эндрюс расслабился в своем кресле.

– Господи! – Он закурил трясущимися руками. – Ну и вопли!

– Почти сели, – холодно объявил Нортон.

Они осторожно шагнули наружу – и на них налетел ледяной ветер. Воздух был противный: кислый и едкий. Как протухшие яйца. Ветер швырнул им в лица соль и песок.

Чуть дальше начиналось вязкое море. До них доносился его тихий, липкий плеск. Над головой пролетело несколько птиц, бесшумно махавших большими крыльями.

– Унылая проклятая дыра, – проворчал Эндрюс.

– Угу. Интересно, что думает старая дама.

Вниз по трапу сошел сверкающий робард, поддерживающий старушку. Она двигалась неуверенно и шатко, вцепившись в металлическую руку робота. Холодный ветер хлестнул ее немощное тело. Она покачнулась – но двинулась дальше, сойдя с трапа на неровную землю.

Нортон покачал головой.

– Плохо выглядит. Этот воздух. И ветер.

– Да уж. – Эндрюс вернулся к миссис Гордон и робарду. – Как она? – спросил он.

– Ей нехорошо, сэр, – ответил робард.

– Капитан, – прошептала старуха.

– В чем дело?

– Вы должны сказать мне правду. Это… это действительно Земля?

Она пристально смотрела на его губы.

– Даете слово? Клянетесь?

От страха ее голос стал визгливым.

– Земля это! – раздраженно рявкнул Эндрюс. – Я же уже сказал! Конечно, Земля!

– Она не похожа на Землю. – Миссис Гордон в панике ухватилась за его ответ. – Она не похожа на Землю, капитан! Это правда Земля?

– Да!

Ее взгляд скользнул к океану. Странное выражение промелькнуло на ее усталом лице, заставив глаза вспыхнуть внезапной жаждой.

– Это вода? Я хочу посмотреть!

Эндрюс повернулся к Нортону.

– Выводи катер. Доставь ее, куда она скажет.

Нортон гневно отшатнулся.

– Я?

– Это приказ.

– Ладно.

Нортон неохотно вернулся к кораблю. Эндрюс мрачно курил и ждал. Наконец катер выскользнул из корабля и подкатился по праху прямо к ним.

– Можешь показать ей все, чего она захочет, – сказал Эндрюс робарду. – Нортон вас отвезет.

– Благодарю вас, сэр, – сказал робард. – Она будет очень признательна. Она всю жизнь хотела постоять на Земле. Она помнит, как дед ей про нее рассказывал. Она считает, что он сам прилетел с Земли, очень давно. Она очень старая. Она последняя в семье.

– Но Земля же просто… – Эндрюс его подловил. – То есть…

– Да, сэр. Но она очень старая. И она ждет уже много лет.

Робард повернулся к старухе и бережно повел ее к катеру. Эндрюс мрачно смотрел им вслед, потирая щеку и хмуря брови.

– Все в норме, – объявил Нортон из катера.

Он открыл люк, а робард аккуратно завел старуху внутрь. Люк за ними закрылся.

В следующую секунду катер помчался по солончаку к уродливо плещущему океану.

* * *

Нортон с капитаном Эндрюсом нервно ходили вдоль берега. Небо темнело. По ним хлестали соляные заряды. В сгущающемся мраке илистые отмели источали зловоние. Вдалеке смутная череда холмов беззвучно тонула в испарениях.

– Ну и? – спросил Эндрюс. – Что потом?

– А все. Она вышла из катера. Они с робардом. Я остался внутри. Они стояли и смотрели на океан. А спустя какое-то время старуха отправила робарда обратно к катеру.

– Зачем?

– Не знаю. Может, захотела побыть одна. Сколько-то постояла одна. На берегу. Глядя на воду. Ветер усиливался. А потом вдруг вроде как осела. Плюхнулась неловко, прямо в соленый прах.

– И что тогда?

– Не успел я опомниться, как робард выскочил наружу и бросился к ней. Поднял ее на руки. Постоял секунду – и пошел к воде. Я закричал и выпрыгнул из катера. Он шагнул в воду и исчез. Погрузился в ил и грязь. Исчез. – Нортона передернуло. – С ее телом.

Эндрюс яростно отшвырнул сигарету. Та откатилась им за спины, продолжая тлеть.

– Что-то еще было?

– Ничего. Все произошло мгновенно. Она стояла и смотрела на воду. Потом вдруг затряслась, как сухая ветка. А потом вроде как съежилась. А робард выбежал из катера и исчез с ней в воде, так что я даже не успел понять, что происходит.

Небо стало почти черным. Громадные облака вредоносных ночных испарений и мельчайших частиц мусора плыли на фоне блеклых звезд. Стая громадных птиц тихо пересекала горизонт.

Над изломанными холмами вставала луна. Больной, безжизненный диск, чуть желтоватый. Как старинный пергамент.

– Давай возвращаться на корабль, – сказал Эндрюс. – Не нравится мне здесь.

– Не могу понять, почему так получилось. Эта старуха…

Нортон потряс головой.

– Токсичный ветер. Радиация. Я связывался с Центавром-Два. Война всю систему опустошила. Превратила планету в смертоносные руины.

– Значит, нам не…

– Да. Нам не придется за это отвечать. – Какое-то время они двигались молча. – Объясняться не придется. Все достаточно очевидно. Любой, кто сюда прилетел бы, а особенно старый человек…

– Только сюда никто не стал бы прилетать, – с горечью бросил Нортон. – Особенно старый человек.

Эндрюс ничего не ответил. Он шагал вперед, опустив голову и спрятав руки в карманы. Нортон молча шел следом. Единственный спутник над ними стал ярче, выбравшись из туманов и попав на участок ясного неба.

– Кстати, – холодно и отчужденно сказал Нортон у Эндрюса за спиной, – я в последний раз с тобой летал. Я с корабля уже отправил официальный запрос на новое назначение.

– О!

– Решил тебе сообщить. И моя доля от тысячи позитивов. Оставь себе.

Эндрюс покраснел и ускорил шаги, оставив Нортона позади. Смерть старухи выбила его из колеи. Он зажег новую сигарету и тут же ее выбросил.

Проклятье! Его вины тут нет. Она была старая. Триста пятьдесят лет. Глухая и в маразме. Сухой лист, унесенный ветром. Ядовитым ветром, резкими порывами проносящимся по изуродованному лицу планеты.

Изуродованное лицо. Соленый прах и мусор. Ломаная линия осыпающихся холмов. И тишина. Вечная тишина. Только ветер и плеск вязкой застоявшейся воды. И темные птицы над головой.

Что-то блеснуло.

Что-то у его ног, в соленом прахе. Отразило болезненно-бледную луну.

Эндрюс наклонился и пошарил в темноте. Его пальцы ухватились за что-то твердое.

Он поднял небольшой кружок и всмотрелся в него.

– Странно, – сказал он.

Только когда они уже находились в глубоком космосе, несясь обратно к Фомальгауту, он вспомнил про тот кружок. Отодвинувшись от пульта, он пошарил в карманах, ища его.

Кружок оказался стертым и тонким. И ужасно старым. Эндрюс тер его и плевал на него, пока не отчистил так, чтобы рассмотреть его. Слабый отпечаток – и все. Он перевернул его. Жетон? Фишка? Монета?

На обратной стороне оказалось несколько бессмысленных букв. Какое-то древнее, забытое письмо. Он вертел кружок под лампой, пока не разобрал буквы.

E PLURIBUS UNUM

Пожав плечами, он швырнул древний кусок металла в утилизатор рядом с креслом и сосредоточился на звездных картах – и на пути домой…

Пригород

Название рассказа: Пригород (The Commuter)

Название эпизода сериала: Проездной билет (The Commuter)

Рассказ впервые издан в журнале Amazing Stories за август-сентябрь 1953 года

Маленький человечек устал. Он с горем пополам пробрался через вокзальную толчею к кассе. Переминаясь от нетерпения, отстоял очередь. Плечи его уныло поникли, коричневый плащ повис мешком.

– Следующий! – крикнул кассир Эд Джейкобсон.

Маленький человечек бросил на прилавок пятидолларовую купюру.

– У меня проездной истек, дайте новый. – Он заметил часы на стене. – Господи, уже столько времени?

Джейкобсон взял деньги.

– Хорошо, мистер. Проездной. Докуда?

– Мейсон-Хейтс, – сказал маленький человечек.

– Мейсон-Хейтс. – Джейкобсон сверился с прейскурантом. – Мейсон-Хейтс. Нет такой станции.

На лице у маленького человечка застыла подозрительная гримаса.

– Вы надо мной шутки шутите?

– Мистер, никакого Мейсон-Хейтс нету. Если нет станции, я не могу оформить туда проездной.

– Как это нет? Я там живу!

– Ничего не знаю. Я шесть лет продаю билеты, и такой станции нет.

У маленького человечка от изумления распахнулись глаза.

– Но у меня там дом. Я приезжаю туда каждый вечер. Я…

– Держите. – Джейкобсон сунул ему прейскурант. – Найдите сами.

Маленький человечек потянул прейскурант к себе. Глаза его лихорадочно бегали по строчкам, дрожащий палец скользил по списку.

– Ну что, нашли? – осведомился Джейкобсон, уперевшись руками в прилавок. – Нету, да?

Потрясенный человечек покачал головой.

– Не понимаю. Чушь какая-то. Не может такого быть. Он точно…

И вдруг человечек исчез, будто его и не было. Прейскурант сиротливо упал на цементный пол.

– Дух святого Цезаря… – выдохнул Джейкобсон, как рыба разевая рот.

Одинокий прейскурант лежал на полу.

Маленький человечек прекратил существование.

– Что было дальше? – спросил Боб Пейн.

– Я вышел из-за прилавка и подобрал прейскурант.

– Он правда исчез?

– Правда, правда. – Джейкобсон утер лоб. – Жаль, ты сам не видел. Оп! – и пропал. Как ветром сдуло.

Пейн, откинувшись на стуле, раскурил сигарету.

– Ты его раньше видел когда-нибудь?

– Нет.

– Сколько времени было?

– Примерно как сейчас. Около пяти. – Джейсон выглянул в окошко кассы. – О, народ пошел.

– Мейсон-Хейтс. – Пейн зарылся в справочник населенных пунктов. – Что-то не видать такого названия. Если этот коротышка снова появится, отправь его ко мне. Хочу с ним пообщаться.

– Конечно. Только лучше бы он с концами пропал. Не люблю я эту мистику. – Джейкобсон повернулся к окошку. – Слушаю, леди.

– Два билета туда и обратно до Льюисбурга.

Пейн раздавил окурок и достал новую сигарету.

– Не покидает чувство, что где-то я слышал про Мейсон-Хейтс. – Он подошел к карте на стене. – А в справочнике его нет.

– Конечно, его нет в справочнике, потому что нет такого места, – сказал Джейкобсон. – Как думаешь, могу я круглыми днями продавать тут билеты и не знать хоть один самый захудалый поселок? – Он повернулся к окошку. – Да, сэр?

– Мне нужен проездной до Мейсон-Хейтс, – сказал человечек, нервно поглядывая на настенные часы. – Поторопитесь, я спешу.

Джейкобсон зажмурился и глубоко вдохнул. Выдохнул. Открыл глаза. Человечек никуда не делся. Морщинистое личико. Жиденькие волосенки. Очочки. Понуро висящий плащ.

Джейкобсон молча развернулся и подошел к Пейну.

– Он снова здесь, – выдавил кассир. На нем просто не было лица.

У Пейна загорелись глаза.

– Давай его сюда.

Кивнув, Джейкобсон потопал к окошку.

– Мистер, не могли бы вы пройти вон в ту дверь? – попросил он. – Вас хочет видеть заместитель директора.

Человечек потемнел лицом.

– В чем дело? У меня поезд отходит. – Бурча себе под нос, он толкнул дверь и шагнул в помещение кассы. – Никогда такого не было. Уже и проездной купить спокойно нельзя. Ну, если я опоздаю, я вам устрою…

– Сядьте, – попросил Пейн, указывая на стул для посетителей. – Это вы хотели купить проездной до Мейсон-Хейтс?

– И что такого? Да что с вами со всеми? Неужели нельзя просто оформить мне проездной? Всегда нормально продавали, а в этот раз устроили черт-те что!

– Всегда продавали?

Человечек с трудом держал себя в руках.

– С декабря мы с женой живем в Мейсон-Хейтс. Я езжу на вашем поезде десять раз в неделю, дважды в день, уже полгода. Раз в месяц покупаю проездной.

Пейн наклонился к нему.

– На какой конкретно поезд вы садитесь, мистер…

– Критчет. Эрнест Критчет. Поезд Б. Вы что, не знаете собственного расписания?

– Поезд Б? – Пейн сверился с маршрутом поезда Б. Мейсон-Хейтс в списке не значился. – Сколько времени вам ехать?

– Ровно сорок пять минут. – Критчет посмотрел на настенные часы. – Если только я не опоздаю из-за вас.

Пейн подсчитал в уме. Сорок пять минут. Миль тридцать от города. Он подошел к большой карте, висящей на стене.

– В чем дело? – с явным подозрением спросил Критчет.

Пейн нарисовал на карте окружность радиусом в тридцать миль. Она прошла через множество населенных пунктов, но ни один из них не назывался Мейсон-Хейтс. На ветке Б в этой точке не было вообще ничего.

– Расскажите про Мейсон-Хейтс, – попросил Пейн. – Например, сколько там живет народу?

– Не знаю. Тысяч пять. Практически все время я провожу в городе. Я бухгалтер в «Страховой компании Брэдшоу».

– Мейсон-Хейтс – новый поселок?

– В какой-то мере. Мы живем в небольшом домике, так он построен года два назад. – Критчет поерзал на стуле. – Что насчет проездного?

– Боюсь, оформить вам проездной я не смогу, – размеренно сообщил Пейн.

– А? Почему?

– У нас нет маршрута до Мейсон-Хейтс.

Критчет подпрыгнул.

– Это как это?

– Нет такого места. Сами посмотрите на карте.

У Критчета отвалилась челюсть. По лицу прошла судорога. Он сердито подскочил к карте и вонзил в нее взгляд.

– Вот как оно выходит, мистер Критчет, – пробормотал Пейн. – Такого поселка нет на карте, нет в справочнике населенных пунктов. Нет в расписании. Мы не оформляем туда билеты. Не…

Тут он потерял дар речи. Критчет пропал. Вот только что стоял, уткнувшись в карту. А в следующий миг его нет. Растаял в воздухе.

– Джейкобсон! – заорал Пейн. – Опять пассажир исчез!

У Джейкобсона распахнулись глаза. На лбу выступили капли пота.

– Эвона как… – выдавил он.

Пейн в глубокой задумчивости разглядывал то место, где совсем недавно стоял Эрнест Критчет.

– Что-то происходит, притом чертовски странное, – пробормотал он. И вдруг, подхватив пальто, шагнул к дверям.

– Не бросай меня здесь! – взмолился Джейкобсон.

– Если что, я у Лоры. Бумажка с телефоном где-то в ящике стола.

– Не время сейчас для всякого баловства.

Пейн толкнул дверь, за которой простирался вестибюль.

– Какое уж тут баловство, – мрачно сказал он.

По лестнице Пейн взлетел, перепрыгивая через ступеньки. И давил на звонок, пока Лора Николс не открыла дверь.

– Боб! – удивленно моргнула она. – Чему обязана…

Отодвинув ее с дороги, Пейн зашел в дом.

– Надеюсь, я тебе не помешал.

– Нет, но…

– Дело на миллион. Мне нужна помощь. На тебя можно рассчитывать?

– На меня? – Лора закрыла за ним дверь.

Ее уютная квартирка утопала в тенях. Около зеленого дивана горела единственная лампа. Плотные шторы были задернуты. В углу тихонько напевал граммофон.

– Подозреваю, что схожу с ума. – Диван скрипнул под весом Пейна. – Нужно выяснить наверняка.

– Чем я могу помочь? – Лора с сигаретой в зубах медленно подошла к нему, сложив руки на груди. Взмахом головы отбросила непослушную прядь. – Введи меня в курс дела.

Пейн благодарно улыбнулся девушке.

– Только не падай. Мне надо, чтобы ты завтра, с утра пораньше, отправилась в центр и…

– Завтра с утра я работаю. На этой неделе мы запускаем новую серию репортажей.

– Черт бы с ними. Отпросишься. Иди в центральную библиотеку. Если там тебе не помогут, иди в главный суд округа и перерой там налоговые записи. Ищи, пока не найдешь.

– Что не найду?

Пейн задумчиво раскурил сигарету.

– Упоминание поселка под названием Мейсон-Хейтс. Я точно о нем слышал. Когда-то давным-давно. Уловила суть? Ищи в старых атласах. В подшивках газет. В старых журналах. Отчетах. Планах застройки. Законопроектах.

Лора тихо опустилась на подлокотник дивана.

– Ты серьезно?

– Более чем.

– Как глубоко копать?

– Лет на десять назад.

– Господи боже! Я там…

– Ищи, пока не найдешь. – Пейн решительно встал. – Увидимся.

– Уходишь? А как же сводить даму в ресторан?

– Прости. Дела, сплошные дела.

– Какие такие дела?

– Поеду в Мейсон-Хейтс.

Вдоль путей расстилались бескрайние поля, лишь кое-где стояли одинокие фермы. На фоне вечернего неба уныло торчали телефонные столбы.

Пейн посмотрел на наручные часы. Осталось недолго. Поезд въехал в очередной поселок. Пара бензоколонок, придорожные ларьки, магазин телевизоров. Показалась станция. Завизжали тормоза. Льюисбург. На выход пошли несколько пассажиров, мужчины в пальто, с газетами в руках. Двери захлопнулись. Перрон поплыл назад.

Откинувшись на сиденье, Пейн с головой ушел в думы. Критчет исчез, когда разглядывал карту. В первый раз он пропал, когда Джейкобсон показал ему прейскурант… Когда он своими глазами убедился, что Мейсон-Хейтс не существует. Можно ли за это уцепиться? События никак не хотели складываться в осмысленную картину.

Пейн перевел взгляд за окно. Время. Сейчас будет видно, что здесь есть или ничего нет. По ту сторону стекла чернели в сумерках бесконечные поля. Холмы и равнины. Телефонные столбы. Далекими пятнами по шоссе пролетали машины.

Ни единого намека на Мейсон-Хейтс.

Поезд с ревом катил вдаль. Пейн посмотрел на часы. Прошла уже пятьдесят одна минута. Снаружи ничего не было. Сплошные поля.

Он прошел по вагону и подсел к кондуктору, седовласому мужчине в летах.

– Вы слышали когда-нибудь о местечке Мейсон-Хейтс?

– Нет, сэр.

Пейн показал удостоверение.

– Вы точно уверены, что поселение с таким названием вам неизвестно?

– Абсолютно, мистер Пейн.

– Как давно вы работаете на этом маршруте?

– Одиннадцать лет, мистер Пейн.

Пейн доехал до следующей остановки, до Джексонвилля. Сошел на перрон и пересел на поезд, идущий назад, в город. Солнце зашло. На небе растаяли последние закатные лучи. В темноте за окном плыла все та же картина.

Он напрягся, задержал дыхание. Осталась минута. Сорок секунд. Есть там что-нибудь? Поля. Унылые столбы. Мертвая пустота между поселками…

Между поселками? Поезд летел вперед, разгоняя тьму. Пейн вперился в пейзаж. Что это там такое? Вроде бы что-то виднеется?

Над полями на добрую милю вытянулось облако полупрозрачного тумана. Что это, дым от локомотива? Так он же дизельный. Грузовик проехал по шоссе? Траву жгут? Но на полях не было выгоревших мест.

Вдруг поезд стал тормозить. Пейн напрягся. Взвизгнули тормоза, вагон заходил ходуном. И замер.

Высокий мужчина в светлом плаще встал и надел шляпу. Пейн завороженно следил, как долговязая фигура, спрыгнув из вагона на землю, стремительно шагает по темному полю. Человек целеустремленно шел к облаку серой дымки.

Ноги его оторвались от земли на добрый фут. Шагая по воздуху, мужчина свернул направо и взлетел еще выше, уже фута на три. Перед ним выросла стена тумана. Человек нырнул в нее – и исчез.

Пейн бросился к дверям, но поезд уже тронулся. Снова за окном поплыли поля. К стене вагона привалился кондуктор, пухлощекий юнец.

– Слушай, – проскрежетал Пейн. – Это что за остановка была!

– Прошу прощения, сэр?

– Остановка! Это где вообще есть?

– Мы всегда здесь останавливаемся. – Кондуктор запустил руку в карман и неторопливо достал оттуда целую пригоршню расписаний. Покопавшись в них, выбрал одно и протянул Пейну. – Поезд Б всегда останавливается в Мейсон-Хейтс. А вы что, не знали?

– Нет!

– Там все записано. – Юнец снова уткнулся носом в желтую прессу. – Всегда здесь останавливаемся. Чего орать-то?

Пейн дрожащими руками открыл расписание. И впрямь, Мейсон-Хейтс стоял между Джексонвиллем и Льюисбургом. Ровно в тридцати милях от города.

Облако серого дыма. Быстро обретающее форму. Словно материализуется нечто новое. А ведь правда кое-что появилось.

Мейсон-Хейтс!

Следующим утром он заглянул к Лоре. Та в светло-розовом свитере и темных брюках сидела за журнальным столиком. Перед ней высилась стопка бумаг, рядом лежали карандаш и ластик, стоял стакан солодового молока.

– Ну что, как результаты? – с места в карьер начал Пейн.

– Выяснила все, что ты просил.

– Поделишься?

– Это долгая история. – Лора похлопала по записям. – Самое важное я выписала.

– Расскажи коротенько.

– Семь лет назад окружной совет поставил на голосование проект трех новых спальных пригородов. Одним из них и был Мейсон-Хейтс. Споры разгорелись не на шутку. Торговые круги выступили резко против, мол, магазины лишатся клиентуры.

– Продолжай.

– Баталии кончились не скоро. Наконец приняли положительное решение по двум поселкам из трех. Уотервилль и Сидер-Гроувз. Мейсон-Хейтс вычеркнули из списка.

– Ясно, – задумчиво пробормотал Пейн.

– Таков был компромисс: два поселка вместо трех. И Мейсон-Хейтс принесли в жертву. Те два одобренных построили мгновенно. Да ты и сам знаешь. Мы как-то были проездом в Уотервилле. Неплохое местечко.

– Но Мейсон-Хейтс вычеркнули из списка.

– Именно.

Пейн почесал подбородок.

– Вот оно как, значит.

– Собственно, конец истории. Ты понимаешь, что я убила на все про все полдня? Теперь ты обязан пригласить меня на ужин. Прямо сегодня. Может, пора найти другого мужика? Я начинаю думать, что ты – не такая уж и выгодная партия.

Пейн рассеянно кивнул.

– Семь лет назад. – Тут его осенила внезапная мысль. – Голосование! Скольких голосов не хватило Мейсон-Хейтс?

Лора сверилась с записями.

– Проект отклонили с перевесом в один голос.

– Один голос. Семь лет назад. – Пейн пошел к дверям. – Спасибо, милая. Наконец-то все обретает смысл. Да еще какой!

У подъезда он поймал такси и попросил отвезти его к вокзалу. Мимо пролетали улицы и вывески, люди и машины.

Интуиция его не подвела. Он слышал это название. Семь лет назад. Яростные споры вокруг проекта трех пригородов. Два поселка получили одобрение, третий остался только на бумаге.

Но спустя семь лет он воплотился сам по себе. И поселок, и вместе с ним – целый пласт неопределенной реальности. Почему? Изменилось прошлое? Произошел сдвиг во временном континууме?

Эта гипотеза все объясняет. Мейсон-Хейтс не хватило единственного голоса. Может, во времени есть нестабильные участки. И среди них – тот самый период, семь лет назад. Вдруг он так и не «застыл» до конца? Странная мысль: событие меняется, уже став прошлым.

Тут Пейна подбросило – взгляд зацепился за невзрачное здание на другой стороне дороги. Провожая вывеску, Пейн ел глазами каждую букву.

СТРАХОВАЯ КОМПАНИЯ БРЭДШОУ. НОТАРИУС

Именно здесь работает Критчет. Интересно, эта контора тоже исчезает? Или надежно осела в реальности? По нервам прокатилась волна беспокойства.

– Давай побыстрее, я спешу, – приказал Пейн таксисту.

Когда поезд затормозил на Мейсон-Хейтс, Пейн сразу бросился к дверям. Едва смолк скрип тормозов, как он выскочил на щебенку насыпи и оглянулся по сторонам.

Мейсон-Хейтс сиял на солнце, ровные ряды домов протянулись во все стороны. В центре торчал шатер театра.

Даже свой театр есть. Пейн перебрался через рельсы и пошел в поселок. На пути у него лежала автостоянка. Миновав асфальтовое поле и бензоколонку, он вышел на тротуар центральной улицы города. Впереди по обе стороны выстроились магазины. Скобяные товары. Две аптеки. Сто мелочей для дома. Современный универмаг.

Сунув руки в карманы, Пейн брел куда глаза глядят. А глядели они на Мейсон-Хейтс. Впереди показался высокий, необъятный жилой дом. Дворник моет крыльцо. Все такое новенькое, современное. Дома, магазины, асфальт под ногами. Парковочные счетчики. Полицейский в коричневой форме выписывает штраф. Вдоль дороги выстроились деревья. Аккуратно подстриженные.

Перед супермаркетом стоял лоток с апельсинами и виноградом. Подцепив виноградину, Пейн отправил ее в рот. По языку растеклась сочная сладость. Ягода была совершенно реальной. А ведь еще вчера здесь простиралось голое поле.

Пейн зашел в аптеку. Покрутил в руках журналы, сел к прилавку и попросил у румяной официанточки чашку кофе.

– Милый у вас поселок, – сказал он, когда та принесла заказ.

– Мне тоже нравится.

– А вы… давно работаете здесь?

– Три месяца.

– Три месяца? – Пейн окинул взглядом невысокую блондинку, так и пышущую здоровьем. – А сами живете в Мейсон-Хейтс?

– Конечно же.

– Давно?

– Ну, пару лет точно.

Официантка пошла обслуживать солдата, присевшего на другом конце прилавка. Пейн сидел, курил, глазел на прохожих сквозь витрину. Самые обычные люди. Мужчины, женщины. Женщин больше. Многие с сумками или проволочными тележками. Туда-сюда сновали машины. Сонный пригород. Современный, для населения чуть выше среднего класса. Приличное место. Никаких трущоб. Опрятные домики. Газоны, магазины с неоновыми вывесками.

В аптеку, хохоча и пихая друг друга, ввалилась орава старшеклассников. Две девочки в ярких кофточках сели рядом с Пейном и заказали лимонад. До него долетали обрывки их веселого трепа.

Пейн мрачно смотрел на школьников и думал свою думу. Да, в их реальности сомневаться не приходится. Помада, ногти крашеные. Кофточки, охапки учебников. Полная аптека молодежи.

Он устало потер лоб. Снова вернулось ощущение, что он сошел с ума. Поселок был совершенно, абсолютно настоящий, словно всегда здесь был. Не могло же все это возникнуть из ничего, из облака серого дыма. Пять тысяч человек, дома, улицы, магазины.

Магазины. Страховая компания Брэдшоу.

По спине побежали мурашки. В мозгу полыхнула догадка. Новая реальность пускает побеги за пределы Мейсон-Хейтс. Город тоже меняется. Страховая компания Брэдшоу. Там работает Критчет.

Отдельно от города Мейсон-Хейтс существовать не может. Они связаны. Пять тысяч человек переехали оттуда сюда. Они где-то работают, где-то обедают, с кем-то общаются.

Насколько глубоко перемены затронули город?

Пейн бросил на прилавок монетку и, одолев дверь, побежал на станцию. Надо срочно возвращаться. Как там Лора, цела ли? Не пропала? А сам он в безопасности?

От страха перехватило дыхание. Лора, все, нажитое нелегким трудом, его планы, надежды, мечты. Черт с ней, с загадкой Мейсон-Хейтс. Его собственная жизнь под угрозой. Необходимо убедиться, что его личный мир не смыли круги перемен, расходящиеся от Мейсон-Хейтс.

– Куда едем? – спросил таксист, когда Пейн выскочил из дверей вокзала.

Тот назвал адрес, и такси влилось в поток машин. Пейн ерзал на сиденье. Мимо пролетали офисные здания. Клерки уже потянулись с работы, они заполонили все улицы и кучковались на каждом углу.

Насколько сильны перемены? Вот этот супермаркет, он всегда здесь стоял? А рядом приютилась лавка чистильщика сапог, раньше Пейн ее не замечал.

МЕБЕЛЬ МОРРИСА

Этого магазина он точно не помнил. Но какой отсюда вывод? В голове все смешалось. Как отличить новое от старого?

Такси затормозило у подъезда. На миг Пейн замер, озираясь. На углу квартала ставил тент хозяин магазина итальянской кулинарии. Этот продуктовый был здесь раньше?

Пейн не помнил.

А куда делся мясной рынок на той стороне улицы? Теперь там выстроились в ряд аккуратные домики. Выглядят так, будто торчат здесь с незапамятных времен. Был рынок или не было? Дома стояли как влитые.

Через квартал на доме блестел полосатый столбик парикмахерской. Раньше тут была парикмахерская?

Может, да. А может, и нет. Все текло, все менялось. Что-то появлялось, что-то исчезало. Память, она же слепок прошлого. Как ей верить-то? На что опереться?

Ужас сковал его. Лора. Смысл его жизни…

Пейн забежал на крыльцо и толкнул дверь подъезда. Взлетел по лестнице на второй этаж. Квартира была не заперта. Сердце подкатило к горлу. Входя внутрь, он молча возносил молитвы.

В гостиной было тихо и темно. Яркий луч пробивался в узкую щель между шторами. Выпученными глазами Пейн обвел комнату. Голубой диван, стопка журналов на подлокотнике. Низенький столик из светлого дуба. Телевизор. И ни души.

– Лора! – выдохнул он.

Лора, тревожно озираясь, выскочила из кухни.

– Боб! Ты уже дома? Что-то случилось?

Напряжение ушло, будто из тела выдернули стержень.

– Привет, дорогая. – Он поцеловал Лору, прижал к груди. Она была теплой, материальной, самой настоящей в целом мире. – Нет, все в порядке. В полном порядке.

– Точно?

– Точно, точно.

Дрожащими руками Пейн стянул плащ и бросил на диван. Вокруг царила привычная обстановка, и каждый знакомый предмет придавал ему уверенности. Вот голубой диван с дырками от сигарет на ручке. Потертая скамеечка для ног. Стол, за которым он работает по ночам. За книжной полкой притулились удочки.

Большой телевизор, купленный совсем недавно, в прошлом месяце. И он на месте, надо же.

Его жизнь, его пожитки, все сохранилось. Ничего не пропало.

– Ужина придется подождать с полчасика, – беспокойно проворчала Лора, развязывая фартук. – Я тебя не ждала в такую рань. Сижу весь день, не знаю, чем себя занять. Почистила плиту. Заходил коммивояжер, оставил образец нового чистящего средства.

– Ну и ладно. – Пейн разглядывал любимую репродукцию Ренуара на стене. – Не суетись. Так приятно видеть, что все на месте. Я…

В спальне громко заплакал ребенок.

– Ой, мы разбудили Джимми, – дернулась Лора.

– Джимми?

– Милый, ты что, забыл, как зовут сына? – засмеялась она.

– Нет, конечно, – недовольно проворчал Пейн. Следом за Лорой он медленно зашел в спальню. – Знаешь, мелькнуло чувство, что все вокруг не такое. Странное, незнакомое. – Он нахмурился и потер лоб. – Будто все плывет перед глазами.

Стоя у колыбели, они смотрели на малыша. А глазки Джимми следили за мамой и папой.

– Может, тебе напекло голову? – предположила Лора. – Сегодня на улице жуткая жара.

– Скорее всего. Ну, сейчас я в порядке. – Пейн протянул руку и погладил ребенка. Другой рукой прижал к себе жену. – Пожалуй, что и впрямь напекло голову.

Он посмотрел в глаза любимой женщине и улыбнулся.