Темные времена. Хозяин бесплатное чтение

Александра Лисина
Темные времена. Хозяин

Пролог

Он снова был в душном подвале. Неподвижной куклой лежал на грубо сколоченном столе и мертвым взглядом смотрел на низкий каменный потолок. Он понятия не имел, сколько времени провел в этом жутком подземелье. Не видел ничего, кроме повисшего над головой крохотного магического светильника. Не помнил, кто он и откуда, но точно знал, что все еще жив, и был уверен, что это ненадолго.

Он не был привязан, нет. На него не накинули цепи, не заковали в колодки, только набросили сверху сеть охраняющих заклятий, тем самым полностью обездвижив.

Его кожа была щедро покрыта кровавыми разводами. Дышалось с трудом, но не потому, что воздух в подвале был насквозь пропитан запахом крови, а оттого, что на грудь невыносимой тяжестью давило изящное эльфийское кольцо с крупным зеленым камнем посередине.

Если бы он мог приподнять голову, то непременно узнал бы один из родовых перстней темных эльфов: грозно оскалившийся дракон, держащий в пасти потрясающей чистоты изумруд, был действительно уникальным. Но он не мог видеть. И не мог знать. Просто чувствовал, как чуют порой дикие звери, что в этом перстне таилась огромная мощь.

А затем левую лодыжку ухватили чьи-то железные пальцы, и немилосердная боль вспыхнула с новой силой.

– Осталось совсем недолго, – довольно промурлыкал откуда-то сбоку мелодичный голос. – Видишь, как мало нужно, чтобы ты перестала кричать и не мешала мне закончить? Надеюсь, ты оценишь мою доброту, девочка: я поранился ради тебя и не спал целые сутки, лишь бы ты изменилась.

По истерзанной лодыжке скользнуло несколько горячих струек, кожу снова обожгло огнем, а затем жар расползся дальше, охватывая бедро, живот, спину… Все тело невольно содрогнулось в агонии, но палач не обратил внимания.

Казалось, запах крови пропитал душный воздух насквозь. Он сделал его густым, вязким и вгрызался в кожу почти так же остро, как делал это эльфийский клинок. Этот запах был отвратительным, но до боли настойчивым. Он медленно убивал, просачиваясь через каждую пору. Почти обжигал, как жгла сейчас старательно льющаяся сверху кровь – эльфийская кровь, которую безжалостно втирали в еще свежие раны и старательно смешивали с человеческой.

По неподвижной детской щеке медленно скатилась одинокая слеза.

– Не волнуйся, девочка, – преувеличенно ласково сказал эльф, погладив разметавшиеся по столу каштановые вихры. – Как только все закончится, я позволю тебе забыть этот день. И сестру, и того сопляка, которого найдут еще не скоро. Никто не узнает, отчего он умер. Как никто не поймет твоей новой сути. Для них ты умрешь, дитя. Исчезнешь. И я позабочусь, чтобы прошлое тебе не мешало. Ты не вспомнишь ничего, кроме того, что обязана мне жизнью. И того, что я твой новый хозяин. Ты станешь моим лучшим творением за три долгих века поисков. Единственной из всех, кому удалось выжить. И всего через десять лет сможешь стать такой… Об этом ты и мечтать не могла…

Горящие торжеством зеленые глаза на мгновение зажмурились.

– Не бойся боли, девочка: скоро она уйдет, и ты никогда не вспомнишь про ее укусы. Не бойся уз, потому что через них я передал тебе очень многое: свою память, знания, опыт и даже больше. Я отдал тебе часть себя. Свое сердце, душу… потому что хочу, чтобы моя раса продолжала жить. И именно ты дашь ей новое будущее. Ты принесешь нам надежду и поможешь избавиться от гнойной язвы под названием человечество… Я подарил тебе прекрасную защиту, закрыл от всего, даже от собственной семьи. Разумеется, отец придет в ярость, когда я назову тебя своей парой, а братец снова попытается меня убить, но у него не останется шансов, потому что ты станешь лучше его ненависти. И сильнее его воли. Я дам тебе силу покорять. Сделаю нечувствительной к любой магии… Кроме своей, разумеется. Никто не посмеет тебя коснуться, просто взглянуть и остаться прежним, потому что твое новое тело станет другим. Ты будешь покорять, сводить с ума, ты будешь заставлять убивать ради одного твоего вздоха. Ни одно существо не сумеет дать тебе отпор, потому что, дитя, я сделал тебя совершенной. Моя женщина. Моя игрушка. Мое личное оружие…

Темный эльф мечтательно улыбнулся и сжал в руках окровавленное лезвие.

– Они говорили, что я сошел с ума. Считали, что у меня не получится, и утверждали, что люди не способны подняться выше смерти… Но теперь у меня есть ты, и они больше не смогут возражать. Мой шедевр, моя надежда, мое будущее. Да, я мог бы просто нанести руны на твою кожу, дитя. Мог бы порезать тебе запястья. Мог бы не накладывать уз и не делиться с тобой воспоминаниями. Я мог бы взять любую женщину своей расы и сделать ее первой… Но мне не нужна непокорная эльфийка, которая станет бесплодной через несколько жалких десятилетий. Я не хочу искать кого-то, кто будет желать меня так же, как ты. Поэтому, девочка, я создал тебя. И готов подождать до тех пор, пока руны не изменят тебя окончательно. Поверь, очень скоро линии расправятся и оденут тебя неповторимым брачным покровом. Раны заживут, потому что я не стал бы уродовать тело, к которому намереваюсь прикасаться. Но я хочу каждый день видеть его красоту и гармонию. Каждый раз убеждаться, что другого такого нет. Всегда знать, что это – моя работа. И восхищаться ею как роскошной картиной в священных залах Иллаэра…

Зеленые глаза куда-то исчезли, но теперь он хорошо знал, что скоро вернется боль. Даже нет, не так, она усилится, а запах крови станет настолько невыносимым, что захочется умереть, лишь бы никогда его больше не чувствовать.

«Кажется, я ненавижу этот запах, – думал он. – Я никогда не смогу его забыть. Как не смогу забыть эти страшные глаза и сильные руки, что раз за разом заносят серебристый клинок и без всякой жалости вонзают его в мое тело. Я ненавижу тебя, темный. Ненавижу так, как никого и никогда раньше. Ненавижу твое лицо, в котором нет даже толики сострадания. Твои длинные пальцы, что так спокойно режут кожу. Я ненавижу твой смех. Твои косы и проклятый перстень, что не дает мне вздохнуть. Я ненавижу каждый час, что ты терзал мою сестру. Каждый миг, что ты находишься рядом. А еще я ненавижу твои воспоминания…. Твой мягкий голос, который так подробно описал мое будущее. И ненавижу даже себя – за то, что вызвал твой интерес. За то, что за эти сутки мне пришлось умереть сотни раз, но так и не дождаться забвения. Да, я ненавижу тебя, эльф! Весь твой проклятый род, твою память, твое темное сердце! Но особенно я ненавижу твои глаза… безумные, пронзительные глаза, в которых никогда не было жалости, которым чуждо понимание, которые никогда не умели сочувствовать… Мертвые глаза бессмертного, который потерял душу.

– Будь… ты… проклят… – неслышно шепнули губы. Тихо, как последний вздох. Неуловимо, на грани безумия. По ту сторону медленно уходящей жизни. – Будь проклят!

Эльф вздрогнул и неверяще обернулся, позабыв довести безупречно ровную линию до конца.

Она была последней, самой сложной и требовала от него полного сосредоточения, потому что одна-единственная ошибка могла испортить весь кропотливый многочасовой труд. Расширившимися глазами он уставился на детскую руку, что вдруг сумела оторваться от столешницы и дрожащими пальцами сняла с груди тяжелый перстень. А вместе с ним завладела и могуществом.

Во взгляде темного промелькнуло непонимание, когда окровавленные пальцы мстительно впились в источник его бессмертия. А затем до него неожиданно дошло, что обездвиживающие чары почему-то исчезли. Как и то, что искаженное мукой лицо незаметно для него уже изменилось, а в глубине неистово горящих глаз зародилось нечто, чего он совсем не ждал.

По крайней мере, не ждал так рано.

– Будь ты проклят! – четко выговорили белые от ненависти губы.

Маленькая рука со всего маха ударила перстень об острые кромки стола, и эльф снова вздрогнул, увидев, как покрывается мелкой сеточкой трещин зачарованный изумруд. Этого не могло быть… не здесь, не сейчас! Но каким-то образом человеческому детенышу удалось повредить напоенный древней магией камень! А вместе с ним заставить дрогнуть бессмертное, внезапно ставшее уязвимым сердце и воспламенить щедро разлитую в подвале их общую кровь.

Она вспыхнула везде, куда успели упасть тягучие капли. На полу, на стенах, на потолке, даже на запоздало отшатнувшемся палаче. Правда, не тем изумрудным огнем, какое бывает от проклятия умирающего мага, а ровным, необычайно насыщенным янтарным пламенем, что призвал тот, кому еще не придумали названия, – человек, в котором текла теперь кровь темного чародея.

Родовой изумруд обреченно хрустнул, теряя силу, и почти сразу погас, возвещая об окончании долгой жизни бессмертного. Одновременно с этим исчез тусклый свет под потолком, а полыхнувший огонь мгновенно перекинулся на эльфа, его руки, лицо, туловище. И палач пронзительно взвыл, заметавшись по каменному мешку, но в панике позабыв, что чары не пропускают наружу ни единого звука.

Впрочем, страх охватил его ненадолго – резко остановившись, темный эльф внезапно осознал свою единственную ошибку: не стоило ему оставлять второе сердце рядом с тем, кто собрался умереть. Не стоило давать ему повода это сделать, потому что беспомощный человеческий детеныш случайно… совершенно случайно обратился к тому единственному, что могло заставить кровь Изиара гореть истинным огнем, – к своей ненависти. К боли. И боль эта оказалась столь велика, что теперь пожирала темного эльфа заживо.

Он выкрикнул страшное ругательство, диким усилием сумев погасить боль в обожженных руках, и сжал пальцы, торопливо плетя смертоносное заклятие. Но внезапно почуял неладное, стремительно повернулся, всей кожей ощутив приближающуюся опасность. И все равно не успел отшатнуться, потому что вырванный из ножен добела раскаленный клинок по самую рукоять вошел ему прямо в сердце.

Эльф с силой отмахнулся, отшвырнув человеческую пушинку в сторону и нечаянно опрокинув ее на клетку, в которой кто-то приглушенно взревел. После чего вынужденно опустился на одно колено, схватился за рифленую рукоять и, вырвав из раны собственный меч, неверяще выдохнул:

– Не может… быть!

А потом взглянул на сверкающие письмена на теле изувеченного ребенка, на неуклюже выбирающуюся из клетки маленькую хмеру. Судорожно сглотнул, когда она жадно слизала с морды алые капли и старательно обнюхала неподвижное тельце… и только тогда наконец понял все.

Кровь… кровь струится из глубокой раны, от которой ему не будет спасения. Кровь повсюду: на полу, на стенах, на испачканном столе. Но теперь это уже другая кровь, сильная и… беспомощная одновременно, потому что даже она неспособна остановить тяжелую поступь рока. И даже она не смогла бы закрыть дыру в груди темного мага.

Сквозь ревущее пламя он увидел, как маленькая хмера торопливо облизывает тяжело заворочавшегося ребенка. Как странно вспыхивают ее глаза, как разгорается в них совершенно осмысленная ненависть. К нему ненависть, будто она поняла, кто убил ее стаю! Почти такая же ненависть, как у дрянного детеныша недавно. И еще он увидел, как бережно костяная тварь вдруг хватает тяжело дышащую девчонку зубами. Маленькую соплячку, которую она больше не собиралась убивать.

– Ненавижу… – снова шевельнулись бескровные губы, и в голубых глазах на мгновение отразился объятый пламенем враг: палач все еще был жив. И детское лицо вдруг страшновато изменилось, неожиданно оскалившись и показав маленькие острые зубки. Руки сами собой сжались в кулаки, тонкие пальчики нащупали вырванный эльфом клинок, затем еще один, но ударить второй раз не сумели – не хватило сил. Получилось только встать на четвереньки и, пошатываясь от слабости, доползти до заветной двери. Туда, где помощь, где люди… только бы добраться до них… только бы суметь…

А потом позади раздался поистине звериный рев.

Эльф был так близко и вдруг в последний миг какой-то человеческий обрубок одним словом перечеркивает всю его прежнюю жизнь! Все, чего он достиг! Все, к чему упорно стремился! То, что составляло смысл всей его жизни! А это… существо теперь безнаказанно уходит?! Забирает его родовые мечи, в беспамятстве волоча их по камням, как простые железки! Да еще и тащит за собой отчего-то присмиревшую хмеру, на которую у него тоже были большие планы?!

– Смерть вам! – мстительно шепнул бессмертный, исчезая в янтарном пламени. – Всем и каждому, кто здесь жил! Ненавижу вас, ничтожества! Проклинаю!

Таррэн вздрогнул и открыл глаза.

Глава 1

– Убью-у-у! – бешено взревел чей-то сочный бас. Дверь крохотной кузни с отчаянным скрипом отлетела в сторону и смачно ударилась о стену, едва не разлетевшись в щепу. – Где эти мерзавцы?! Как они посмели?!

Крикун яростно выдохнул, обведя налитыми кровью глазами столпившихся вокруг импровизированного полигона Стражей.

Стояло раннее утро. Вернее, не совсем утро, потому что заря еще только-только позолотила верхушки Сторожевых башен и осветила переполненный двор. Как правило, молодняк выбирался на занятия ближе к полудню, но сегодня они позабыли про вчерашние тревоги и, словно восторженная ребятня, столпились возле многочисленных тумб, сооруженных специально для тренировок. И внимательно следили за двумя шустрыми Гончими, пытавшимися уже который час загнать темного эльфа в тупик.

Никто не знал, с чего началась эта погоня. Не задумывался, каким образом на полигоне столкнулись Шранк, Адвик и этот странный эльф. Не понимали, почему ушастый не использует магию, а отражает бесконечный град сыплющихся на него ударов исключительно родовыми клинками. Но, что самое главное, никто и подумать не мог, что он устоит против Гончих.

Правда, Шранка Таррэну достать так и не удалось – тот был слишком ловок. Да и с Адвиком нужно было держать ухо востро: парнишка хоть и успел словить тяжелую оплеуху, так и не коснулся ногами земли, что, по условиям поединка, приравнивалось к поражению. Но даже сейчас, морщась при попытке опереться на правую ногу, он не выпустил меча, не потерял головы и уже в который раз приготовился провести атаку.

От бешеного рева из кузни все трое одновременно отскочили в стороны и застыли в напряженных позах: Таррэн – на одном из уступов, где было проще обороняться; Шранк с напарником – на рядом стоящих тумбах. Гончие были обнажены по пояс и босы. Темный тоже предпочел играть босиком, однако большей вольности, чем слегка расстегнутый ворот на рубахе и закатанные до колен штаны, он себе не позволил.

С появлением гнома во дворе воцарилась оглушительная тишина, в которой было слышно только ровное дыхание Гончих, гневное сопение кузнеца да возбужденный шепоток юных Стражей, с восторгом следящих за происходящим.

– Крикун, ты чего орешь? – наконец бросил Шранк, сверля глазами низко пригнувшегося эльфа.

– Ты еще спрашиваешь?! – взъерошенный гном, потрясая доспехом из чешуи черного питона, едва не задохнулся от возмущения. – Опять броню испортили, вот что! Вы что с ней сделали, ироды?! Я целый месяц над ней корпел, а вы всего за полночи…

– Брось, Крикун, – болезненно поморщился Адвик, старательно борясь с желанием заткнуть уши. – Ты ж знаешь, что на Белике все огнем горит. Ну, подумаешь, поцарапали немного… Ты бы после саламандры вовсе не встал.

– Какой еще саламандры? – подозрительно прищурился Крикун, безжалостно комкая чешуйчатую кольчужку.

– Той, которая чуть пополам его не перекусила. Хорошо еще, что челюсти не успела нормально сжать, а то плакал бы твой доспех кровавыми слезами.

Гном на какое-то время умолк, обдумывая новые сведения. Затем метнул быстрый взгляд на напряженного эльфа и даже собрался что-то сказать. Но неожиданно оценил качество его парных мечей и вдруг одобрительно крякнул.

– Слышь, Шранк, ежели вы его тут пристукнете, оставь мне ножики, а? Остроухому будет все равно, а мне пригодятся – картошку чистить.

Гончие оскалились, прекрасно зная о «теплых» отношениях двух древних рас, но Таррэн и глазом не моргнул. Только усмехнулся и крутанул родовые клинки так, что у Стражей внизу вырвался невольный вздох – это было очень быстро.

– Смотри, не обожгись, – негромко предупредил он.

– Не твоя забота, остроухий, – презрительно фыркнул гном.

– Конечно нет. Но если шарахнет молнией, не обессудь: от твоей кузницы не останется даже камня, а от некоторых вообще только мокрое место. Мелкое такое, рыжебородое и дымящееся.

Крикун нехорошо прищурился.

– Ты на что намекаешь, дылда? Тебя рост мой не устраивает? Или завидуешь бороде, безволосый сын Темного леса?

– Хм, – откровенно задумался эльф, краешком глаза подметив расплывающиеся в безудержных улыбках лица Стражей. – Рост – это мелочи, он меня никогда не смущал. А по поводу бороды… каждый носит то, что считает нужным. В конце концов, достоинство измеряется не длиной бороды.

Кто-то тихонько поперхнулся, но вовремя прикусил язык, не став уточнять, какое именно «достоинство» имел в виду дерзкий чужак. Впрочем, судя по предельно серьезному лицу эльфа… В толпе вдруг послышались сдавленные смешки, а Крикун сцедил сквозь зубы страшное проклятие.

– Думаешь, самый умный, да? – опасно спокойно спросил он, перебрасывая доспех через плечо. – А в морду не хошь, остроухий?

– Подставляй! – невольно вырвалось у Таррэна, прежде чем он сообразил, что в точности повторяет слова Белки, и прикусил язык.

Зато теперь даже Шранк не сдержался: ухмыльнулся во все зубы и ехидно покосился на гнома – того не просто перекосило, а буквально подбросило вверх, как пружиной. Маленький, пузатый, совсем коротышка, но уж если взовьется по-настоящему, то жди беды. Точно: вон как лицо побагровело. Ох, зря его темный дразнит.

Тем временем глаза у Крикуна действительно полыхнули нехорошим огнем, и без того немалая грудь широко раздулась, а пальцы сжались в громадные кулаки.

Бедняга: терпеть насмешки от людей он уже немного привык. Да и задевали его, надо сказать, нечасто – мало кому понравится получить в лоб увесистым молотом. Может, только Белик и рисковал провоцировать вспыльчивого гнома, да с него и спрос совсем другой. Но чтобы какой-то ушастый придурок…

Под ногами у Стражей вдруг шевельнулась земля.

– Опять, – вдруг притворно вздохнул сверху чей-то мягкий голос. – Вот так всегда: стоит только понадеяться на славное представление, как кто-нибудь обязательно все испортит. Крикун, ну что тебе стоило выйти на пару минут позже?

Таррэн ошеломленно обернулся и едва не вздрогнул, обнаружив точнехонько над своей головой, на одном из широких уступов, высеченных каким-то умельцем прямо в скале, довольно жмурящуюся хмеру, рядом с которой, беззаботно болтая босыми ногами, сидела до боли знакомая фигура.

На высоте в три человеческих роста! Белка сидела, опираясь спиной на тихонько урчащую сестру, и с нескрываемым разочарованием смотрела на не вовремя остановленную схватку, в которой явно готовился перелом.

Эльф знал, что вполне может не выйти из этого угла. Догадывался, что его попробуют зажать в клещи, и последние несколько минут лихорадочно искал способ выкрутиться. Однако Гончие не собирались давать ему этого шанса: хватит того, что целый час они, к собственному стыду, не могли его скинуть на землю. И вот у них почти получилось, да тут явился Крикун и…

При виде Белки у Таррэна словно камень с души свалился.

– Ты что там делаешь?! – окончательно взъярился гном. – Кого это тут саламандры покусали, а?! Тебе еще двое суток пластом лежать, а не скакать по всей заставе бешеной кошкой! Вон отсюда! Спать, я сказал! Живо!

Белка удивленно подняла брови, но вдруг улыбнулась так, что у мужчин тревожно екнуло сердце.

– Знаешь, Крикун, – мурлыкнула она голосом, от которого на миг перехватило дыхание. – Мне даже нравится, когда ты кричишь… Ты становишься таким милым… Соскучился, наверное?

Белка, позабыв про всех остальных, почему-то смотрела только на внезапно осекшегося гнома. Смотрела долго, внимательно, странным взглядом, в котором все быстрее загорались изумрудные огоньки, что у Таррэна, оказавшегося к ней слишком близко, едва не закружилась голова.

Он судорожно вздохнул.

Эти пронзительные голубые радужки, где порой вспыхивали изумрудные всполохи, с самого первого дня не давали ему покоя, завораживали и заставляли сердце испуганно колотиться, как в моменты смертельной опасности. Они вынуждали его прощать то, чего он никогда и никому бы не простил, заставляли метаться в догадках и упорно искать способ приблизиться. Да, кажется, именно они сводили его с ума, потому что, скрывая главное, все же не могли спрятать странной силы Гончей. И это необъяснимое обаяние действовало на всех. Даже на светлых, неожиданно ставших удивительно покладистыми.

Но раньше Белка всегда держалась на почтительном расстоянии и лишь изредка приближалась, если не имела возможности уклониться. Как во время нападения агинцев, например. Или недавно, на тропе, когда одним только взглядом она заставила темного замереть. А теперь вот снова показала свою силу. На долю секунды, но этого хватило, чтобы рассвирепевший гном внезапно умолк, Стражи внизу неровно задышали, Таррэн замер, пытаясь успокоить взбунтовавшееся сердце, а Гончие опасливо попятились.

– И-извини, Бел, – пробормотал Крикун, поспешно уставившись в землю. – Но с твоей стороны нечестно испытывать на мне свои способности.

Белка, так же внезапно посуровев, отвернулась.

– Кажется, вас предупредили о гостях? – холодно спросила она. – Кажется, я просила не трогать никого из новичков?

Гончие отодвинулись еще дальше, старательно отводя глаза. Адвик и вовсе спрятал руки за спину, а сам внимательно изучал грязные ноги, одновременно размазывая ими пыль по тумбе, будто нашкодивший пацан. И, как все остальные, настойчиво не смотрел наверх, будто боялся, что если взглянет хоть раз, то уже не сумеет устоять.

– Доброе утро, Бел. Мы просто разминались, – немного нервно ответил Шранк. – Остроухий неплох: я только раз сумел до него дотянуться. И то случайно.

– В самом деле? – вдруг заинтересовалась Белка, покосившись на непроницаемое лицо темного эльфа. – И долго вы его гоняли?

– Где-то час.

– И вы его даже не поцарапали?

– Почти нет.

– Гм… – Она на миг задумалась, но потом милостиво кивнула: – Тогда ладно, развлекайтесь.

Напряжение в воздухе мгновенно спало, будто грядущая буря с громами и молниями благополучно миновала. Снизу послышался шорох, потому что молодые Стражи наконец обрели подвижность и стремительно разошлись по своим делам. А Гончие с огромным облегчением выдохнули. Только гном нашел в себе силы гневно фыркнуть и демонстративно отвернуться, сложив могучие руки на груди.

Таррэн тоже перевел дух, ощутив странную свободу, вернувшуюся к нему в тот момент, как Гончая отвела взгляд. А еще – непонятное разочарование, потому что она опять надела личину Белика и, видимо, больше не собиралась ее снимать.

Таррэн осторожно покосился наверх, еще осторожнее заглянул в ее глаза, где уже утихали знакомые зеленые искры, и вдруг понял, почему никто из присутствующих не повторил подобной глупости, не рискнул смотреть.

В них не было ничего жуткого, в этих глазах. По крайней мере, ничего такого, чего он не видел раньше. Те же чистые лесные озера, слегка подернутые быстро тающей изумрудной пленкой; то же странное обаяние, которому невозможно не поддаться; неуместная ранимость, так странно сочетающаяся с несомненной внутренней силой; та же железная воля, вызывающая желание склонить голову и не сопротивляться; тот же обжигающий холод, не дающий сделать подобной глупости… Все это он уже наблюдал раньше. И уже прочувствовал на себе: огонь и лед, вода и пламень, пугающее по силе влечение и тут же – не менее сильное отторжение, заставляющее мгновенно прийти в себя и шарахнуться прочь. Необъяснимое сочетание неумолимой тяги, замешенной на обманчивой доступности, и острейшего чувства смертельной опасности, какое испытываешь, стоя перед готовой к прыжку и не на шутку разгневанной хмерой.

Сколько раз он уже видел эти странные глаза! Сколько раз с усилием заставлял себя отворачиваться! Сколько раз понимал, что это настоящее безумие, но все равно настойчиво искал способ снова их увидеть! Сколько говорил себе, что сходит с ума! Напоминал, что испытывать подобные волнения рядом с человеческим мальчишкой недостойно сына Темного леса! А вот теперь оказалось, что он не безумец. Что его упорно тянуло не к языкастому мальцу, а к красивой женщине, как и положено нормальному мужчине. Что все было как нельзя правильнее, и ответ лежал на поверхности, стоило только взглянуть повнимательнее…

Таррэн плохо помнил, что случилось потом. Просто вдруг ослабли ноги, а сердце зашлось в бешеном галопе, на висках выступил холодный пот, а руки ощутимо дрогнули. Затем – короткое мгновение беспамятства, полная неподвижность, во время которой он с трудом мог мыслить. Мгновенный зеленый вихрь перед глазами, а за ним – долгий выдох, снова осознание себя разумной личностью и наконец чувство невероятного облегчения, что он живет, дышит и пока неплохо себя чувствует. Он больше не поддался на ее страшноватое очарование. Только взмок, будто от тяжелой работы, да устал как собака – много сильнее, чем за время вынужденной разминки. После чего глаза Белки опять стали ярко-голубыми, а на лице появилась непонятная задумчивость.

– Крикун? – уже нормальным голосом позвала она. – Эй, не дуйся, старый ворчун. Просто ты меня рассердил, вот я и… погорячился немного.

– Да уж конечно, – неприязненно буркнул гном и, безжалостно скомкав драгоценный доспех, направился в кузню. – Делаешь для вас, стараешься, ночами не спишь, но ни одна собака не ценит! Один скалится, второй дерзит, отлично зная, что его прибить нельзя, а ты… Тьфу на вас! Вот уйду опять в горы, и сами тогда будете с этим хламом возиться!

– Да погоди ты! Крикун!

Гном недовольно оглянулся и с неожиданным злорадством проследил, как Белка осторожно спускается со своего насеста. Как бережно Траш поддерживает ее носом и как аккуратно помогает встать уже внизу.

– А здорово тебя потрепали, раз прыгнуть не решаешься, – мстительно заметил кузнец. – Даже железки не таскаешь, как всегда. Так тебе и надо, зараза двуличная! Может, хоть отучишься глазами сверкать где не надо!

Белка тихо вздохнула. Даже втянула голову в плечи, словно он задел больное место, и глухо уронила:

– Прости, Крикун. Я не нарочно.

– Ага. Конечно. Скажи кому другому, хмера недобитая!

– Я просто не всегда могу это контролировать. Честное слово, ты же знаешь.

– Ну разумеется. Просто я глупый карлик!

– Дурак ты бородатый! – неожиданно вспыхнула она и вдруг швырнула в гнома каким-то увесистым баулом, который, видимо, заранее оставила возле стены. – На! Держи! И только попробуй разбей!

Крикун машинально поймал сверток и с нескрываемым подозрением уставился на подозрительно булькнувшую ношу. И, похоже, едва сдерживался, чтобы не шарахнуть «подарочек» со всей силы о землю. Для невероятно вспыльчивого гнома такая реакция была бы в порядке вещей. Да, видно, здравый смысл все же возобладал.

– Это еще что? – с нескрываемым подозрением осведомился кузнец, брезгливо держа подарок.

– Ничего, – устало отозвалась Белка и, придерживаясь за костяные иглы хмеры, направилась к дому.

– Хочешь меня отравить, чтоб не портил тебе кровь?

Она промолчала.

– Эй! Чего там хоть налито?! Бел!

– Отвали! – наконец огрызнулась Гончая, после чего гном перестал докучать ей глупыми вопросами и, размотав сверток, обнаружил внушительных размеров бутыль из темного стекла.

Он осторожно развернул беленый холст, оберегавший хрупкую ношу от повреждений, отер стекло от многовековой пыли и взглянул на крохотную бирочку возле туго загнанной пробки. Даже цвет напитка не угадать, потому что стекло было непроницаемо черным. Но у гнома вдруг задрожали руки. Толстые пальцы непроизвольно сжались, вцепились, как в родное, прижали к груди, глаза слепо зашарили по мягким обводам старинного сосуда, а губы издали какой-то странный звук. Не то свист, не то стон.

– «Лунная заря»… – беззвучно выдохнул он, остановив неподвижный взор на крохотном оттиске на потемневшем от времени сургуче, где сияла трехлучевая звезда в окружении трех пиков неимоверно далеких Лунных гор. Его родных гор, где еще остались умельцы, знающие секрет самого редкого и поистине бесценного сорта вина, которое только можно себе вообразить. Легкое, немного терпкое, прозрачное, как слеза младенца, и таящее в себе столько восхитительных оттенков, что за обладание всего одной бутылкой можно было отдать целое состояние. Единственное вино, которое уважали даже привередливые и крайне взыскательные эльфы. Маленькая драгоценность, стоившая баснословных денег. Настоящее сокровище для одного старого, ворчливого, недогадливого гурмана, которое он сдуру едва не разбил.

– Б-белка…

– Скажи спасибо, что Карраш спер его из дворцовых подвалов, а наше щедрое величество не стало возражать, – проворчала она, почти исчезнув в узком проходе между дворами. – Я всю дорогу трясся, чтобы не разбить. Терпел, не трогал, берег как зеницу ока. И все ради тебя, дурень.

– Дурень, – покорно согласился гном, любовно прижимая к себе стеклянное сокровище, а затем со странным выражением посмотрел на поцарапанную кольчугу, из которой едва не рассорился с Гончими, и очень тихо сказал:

– Я тебе два таких доспеха скрою. Хоть сотню, если будет из чего… Ведь «Лунная заря», да еще такой выдержки, бесценна!

Белка неожиданно обернулась.

– Цена у нее есть: моя жизнь, если ты не понял. И она уже дважды уплачена. Так что наслаждайся букетом и не удивляйся слишком сильно, если в своей комнате вдруг найдешь еще одну бутыль. Думаю, сам поймешь за кого.

При виде непередаваемого выражения на бородатой физиономии Белка слабо улыбнулась. А Крикун еще долго стоял как громом пораженный, не в силах произнести ничего вразумительного. Только отрешенно смотрел на измятый доспех, на драгоценную бутылку. Затем глянул на восхищенно прищелкнувших языками Гончих, что еще не полностью отошли от мимолетного взгляда своего вожака. И наконец повернулся к оторопевшему эльфу.

– Цени, остроухий, – непривычно тихо сказал ворчун и горлопан, пристально глядя на Таррэна. – Цени, потому что сегодня я забуду твою насмешку. И не стану просить скального брата пришибить тебя где-нибудь в темном углу. Я позволю тебе жить на заставе спокойно, потому что не отказываю тем, кто может так просить за твою жизнь, хоть ее, на мой вкус, оценили слишком высоко.

Крикун коротко сверкнул внезапно посветлевшими радужками, в которых полыхнуло настоящее подгорное пламя, и, не добавив больше ни слова, ушел.

Таррэн ошеломленно моргнул, слишком медленно сознавая, что едва не раззадорил одного из магов маленького народа, который каким-то чудом оказался среди людей и который, что самое удивительное, не счел нужным скрывать свое истинное могущество. Гномы очень тщательно прятали свою силу. А если учесть, что характер у них не ахти какой мягкий, стоило оценить этот великодушный жест, достойный потомка королевского рода. Тем более что редкие самородки-маги во все времена и у всех родов бессмертных действительно рождались только по одной линии – у правящей династии. А скальный брат… Гм, насколько Таррэн помнил, гномы так называли свои полуразумные творения, с которыми были связаны подобием кровных уз. Здоровенные, с огромными ручищами, без труда дробящими в пыль камни, с широкой пастью, которой они могли прогрызать широкие тоннели…

И вот такой гном-маг неожиданно нашелся здесь, вдали от гор, своего рода, дома и даже гномьих застав!

– Да-а-а уж, – со странным выражением протянул Шранк, пристально разглядывая пораженного до глубины души эльфа. – Если уж Крикун тебя признал… Торк! Неужели твоя шкура стоит целой бутылки?!

– Белик явно переплатил! – недовольно фыркнул Адвик, растирая затекшее плечо.

– Не уверен, друг мой… Ладно, закончили на сегодня. Пусть молодежь разминается, а у нас еще есть дела. Надо бы на холмы наведаться: почистить, что осталось. Да саламандру до конца ободрать, пока еще не все утащили. Там же чешуи на половину заставы хватит! Слышь, темный, не хочешь поучаствовать?

Темный эльф пожал плечами:

– Почему нет?

– Прекрасно. – Шранк едва заметно кивнул. – Адвик, ты топаешь на Гору, берешь с собой Иктара, Навира и Брока. И постарайтесь до обеда управиться: там Седой хочет всех собрать, чтобы уладить кое-какие вопросы. Так что туда и обратно, понял?

– Может, Вторую лучше подорвать для верности? Вдруг там есть ходы глубже, чем учуяла Траш? Да и Лысый холм проверить не мешает.

– Иди, умник, – усмехнулся Шранк. – На Лысый парни уже ушли: там возни всегда больше. Просто Иктар с Броком поутру поцапались, как только могут ланниец с занийцем, так что я дал им время остыть, а тебе – лишний раз потренироваться. Так что топай давай, а если будут зубы скалить, то передай, что я им их выбью, если к моменту пробуждения Белика Гора будет стоять где стояла. Кстати, Крикун еще вчера расщедрился на свои «огоньки», поэтому взрывай сколько захочешь.

Адвик наконец расплылся в коварной усмешке и, закивав, испарился.

Глава 2

С высоты крепостной стены Таррэн до самого вечера следил за поднявшейся внизу суетой. За неполный день Стражи умудрились не только очистить перепаханное поле от трупов, не только сожгли все, что еще ползало и жалобно попискивало, не только добили случайно уцелевших и сумели безжалостно ободрать убитую саламандру, но даже ни разу не прервались на отдых. Лишь беспокойно посматривали на быстро темнеющие небеса и, понимая, что всего на свете не переделаешь, неслышно ругались.

Ночь в Серых пределах – это время активного бодрствования. Днем здешние хищники, как правило, отдыхали и отсыпались, зато к вечеру все громче становился рев невидимых хмер, все чаще замирал воздух от проносящихся поверху летунов и все тревожнее вскрикивали их жертвы. Кто ими станет сегодня? Неизвестно. Каждая ночь – как поле боя, который из века в век становится лишь ожесточеннее. И хоть при свете дня зверье редко забредало в окрестности заставы, все равно стоило поспешить.

Урантар в который раз окинул взором далекие деревья, оценил стремительно чернеющие небеса и, отерев повлажневший лоб, дал отмашку возвращаться. Все, больше они сегодня не успеют. Хорошо хоть огненную саламандру ободрали как липку, сняв драгоценную шкуру. Второго такого шанса уже не будет: зверье обглодает тушу так, что останутся только кости. Проклятый лес не любил оставлять следов. Но, слава богам, времени хватило, да и эльф помог, надрезав родовыми клинками твердую, как камень, шкуру. Благодаря ему бесценную чешую удалось стащить, как перчатку, целиком, вместе с кожей. Скоро у Стражей появятся не только славная броня, но и прочные щиты.

Таррэн проследил за споро возвращающимися Гончими, слегка кивнул Шранку, который до последнего следил за границей леса. Обменялся выразительным взглядом со Стрижом, ответил на приветственный кивок Мухи и второго напарника по вчерашней схватке, отрицательно качнул головой на приглашение воеводы перекусить и, дождавшись, когда тот уйдет, снова уставился на заметно оживившуюся к ночи растительность.

Впрочем, мыслями он был далеко от Проклятого леса – недавний сон совершенно выбил его из колеи. Почему так случилось, что он опять заглянул в прошлое Белки? Ведь узы были уничтожены – Таррэн, усомнившись в этом, сегодня уже проверил. Однако сон был. Причем Таррэн, если бы захотел, и сейчас мог услышать вкрадчивый голос брата. Его кожа до сих пор помнила прикосновения эльфийского клинка, а к горлу подкатывала тошнота от одного воспоминания о тяжелом, насыщенном запахе крови, от которого все не удавалось избавиться.

Утренний поединок не помог вытравить из памяти этот страшный запах. До самого вечера эльф был рассеян, задумчив и невнимателен. На вопросительные взгляды попутчиков не отвечал, осторожные намеки светлых пропустил мимо ушей, несколько колкостей от рыжего перенес со стойкостью закаленного в бою клинка, полные восхищения и любопытства взоры Стражей проигнорировал. Зато с охотой откликнулся на предложение Гончих развеяться; еще охотнее помог Седому с саламандрой, а затем с необъяснимым удовольствием прошелся по выжженной земле, едва не забредя в опасные заросли. Хорошо, Урантар вовремя окликнул, но с тех пор посматривал так внимательно, будто что-то заподозрил.

Пришлось, скрывая досаду, вернуться на заставу и забраться на самый верх одной из башен, куда редко заходили даже дотошные Сторожа. Как оказалось, правильно забрался, потому что только здесь, наверху, подставив лицо прохладному ветру и невидяще глядя на бесконечно убегающий горизонт, он смог успокоиться по-настоящему. От раскинувшегося перед глазами мрачноватого вида на Проклятый лес Таррэну, как ни странно, стало легче. Темнота приглушила воспоминания, пережитая боль постепенно отдалилась, чистый воздух, наполненный ароматами трав, понемногу вытеснил тошнотворный запах крови, и лишь тогда темный эльф смог наконец вдохнуть полной грудью.

Он еще долго стоял на пустой площадке, напряженно гадая о причинах сна. Рассеянно следил за сменой караула на стенах, привычной для Стражей суетой во дворах. Однажды вздрогнул от щекотки за левым ухом и невольно поежился, встретив насмешливый взгляд хмеры, но незаметно подкравшаяся Траш уже проворно спрыгнула со стены – охотиться. Карраш чуть задержался, чтобы проурчать в длинное ухо эльфа что-то предостерегающее, и тоже соскочил вниз, не собираясь упускать ни единой возможности подкрепиться.

Таррэн снова вздохнул и, поняв, что слишком долго отсутствовал, неохотно спустился. Седой сказал: им пара дней нужна для адаптации, так что надо поспать. Тем более скоро полночь, новых атак в ближайшее время не будет – местным обитателям нужно время, чтобы собраться с силами, подпирать собою стены тоже нет необходимости, а разгадка все равно не возникнет сама собой из воздуха. Разве что у Белки спросить?

Темный эльф поспешно задавил неуместное желание повернуть в сторону знакомого домика. Мало того что его хозяйка еще не пришла в себя, так наверняка еще и Шранк где-нибудь поблизости ошивается. А то и вся стая пасется под дверью, охраняя чуткий сон своего вожака.

Стараясь выкинуть глупые мысли из головы, он пересек задний двор, но у самого выхода все же не утерпел – оглянулся. И почему-то вопреки ожиданиям ни одной Гончей рядом не обнаружил, отчего желание заглянуть в домик стало просто непереносимым.

Хмер сейчас в крепости нет, никакой другой охраны у домика – тоже… Казалось бы, что мешает ему зайти и поговорить?

Лишь немалым усилием воли Таррэн удержался от соблазна и заставил себя уйти. А когда добрался до перехода между дворами и понял, сколько сил забрала у него эта внутренняя борьба, то в изнеможении прижался лбом к холодному камню.

Боги… что же такое творится?! Почему он не может просто уйти и забыть о том, что видел? И почему повсюду чувствует ее запах?!

– Чего замер, ушастый? Хотел о чем-то спросить? – вдруг насмешливо поинтересовался из темноты подозрительно знакомый голос, заставив Таррэна вздрогнуть. Неужели он все-таки влип?! – Можно подумать, я тебя не слышу! Выползай, раз уж пришел. Правда, тут темновато, но для тебя это не должно стать проблемой, верно?

– Верно, – мягко ответил другой голос, и до изумленно замершего Таррэна донесся шорох чужих шагов.

Элиар?! Ему-то здесь что понадобилось?!

Он осторожно выглянул за угол: да, Белка была здесь. Босая, одетая в холщовую рубаху и мешковатые штаны, она, кажется, уже давно здесь тренировалась. По крайней мере, волосы у нее были влажными, ладошки и стопы успели испачкаться в песке, да и штанины на коленках заметно запылились.

Перескочив с одной угловатой тумбы на другую, а затем и на третью, Гончая ловко вскарабкалась на верхушку одной из колонн и уже оттуда с нескрываемым интересом уставилась на подошедшего светлого.

– Что, ушастый, не спится?

– Нет, – кротко ответил Элиар, глядя на нее снизу вверх. – А я думал, ты до утра не встанешь. Да и потом будешь хромать и охать.

– Не дождешься, – дерзко хмыкнула Белка, болтая ногами в воздухе.

– Вроде Урантар про три дня говорил? В смысле, что тебе столько хватает для восстановления? – не обратил внимания на насмешку эльф. – Или он ошибся?

– Не ошибся. Только иногда все равно надо вставать, чтобы перекусить. А потом еще пару часов сидеть без сна, иначе не усвоится.

– Чего же ты тогда бегаешь здесь, а не сидишь на месте?

– Так надо.

Элиар оперся плечом о соседнюю тумбу и бросил наверх быстрый взгляд. Белка… Маленькая, ловкая, гибкая и хитрая, как сто хмер. Невероятно скрытная, но очень-очень умная Гончая, которая заметно припадает на правую ногу и бережет живот, где под свободной рубахой даже в темноте угадывается плотная повязка.

– Тебе же больно, – наконец тихо сказал он. – Никакая броня не поможет избежать переломов от таких челюстей, как у саламандры. Будь она хоть из чешуи дракона, сила удара все равно такова, что тебя должно было смять! Белка…

– Белик, – строго поправила она. – Не забывай: всегда только Белик, и никак иначе.

Светлый вздохнул.

– Конечно, я не лучший в этом мире целитель, но даже мне понятно, что ты переломала… прости, переломал половину ребер. Да и в бедре как минимум должна быть трещина. Зачем ты это делаешь? Тебе ведь больно!

– Да, – тихо призналась Гончая. – Один зуб пропорол доспех, а другие порвали ногу. Если бы не Траш, я бы сегодня вообще не встал.

– Тогда зачем?

– Просто мне нельзя без движения. Я должен постоянно двигаться, чтобы раны затянулись. Скоро снова идти в лес. А раны… Ничего, не в первый раз.

– Хочешь помогу? – неожиданно предложил Элиар.

– Ты?! – искренне изумилась она.

– Да. Думаю, я мог бы тебе помочь.

Белка покачала головой.

– Вот уж не ожидал от тебя великодушия.

– Я ж не дурак, в самом-то деле, – буркнул эльф, отводя глаза. – А от тебя слишком многое зависит.

– А разве это единственная причина?

На долгое мгновение во дворе воцарилось неловкое молчание.

– Зачем ты пришел, Элиар? – беззвучно шепнула Гончая, и светлый снова поднял голову, неосторожно встретив ее взгляд.

После чего надолго замер, внезапно ощутив, что проваливается в какую-то бездонную пропасть. Как и раньше, на тропе, когда он рискнул впервые заглянуть в эту ледяную бездну. Не отказался от ее сумасшедшей идеи, а наоборот, доверился, признал право повелевать, покорно склонил голову и… выжил?

У него стремительно расширились зрачки, гулко и тревожно стукнуло сердце, по телу прошла волна необъяснимого жара, а затем наступило странное оцепенение, в котором было хорошо и как-то очень спокойно. Правильно, что ли? Он не мог объяснить. Просто чувствовал, что так должно быть, и совершенно не хотел сопротивляться.

– Прости, Элиар, – наконец сказала Белка, отворачиваясь. – Но на меня не действует магия.

Он вздрогнул и так же неожиданно очнулся от наваждения.

– Что, совсем?

– А ты знаешь другую причину, по которой я могу спокойно касаться ваших клинков? Так что не трать понапрасну силы и не беспокойся: я выдержу. А если хочешь помочь, то… Может, составишь компанию на вечер? Только сапоги, пожалуй, сбрось, а то ноги до крови стопчешь.

Элиар изумленно крякнул.

Ничего себе предложение! Побегать вместе с ней на тумбах, соревнуясь в скорости?! Еще пару дней назад он бы скривился и ответил категорическим отказом, но сейчас почему-то заколебался. Даже по сторонам огляделся, словно опасался, что его застанут за таким неподобающим занятием. А потом подумал и… медленно стянул обувь.

Белка все это время внимательно за ним наблюдала.

– Тебя не смутит, если я сброшу рубаху? – небрежно осведомился эльф, подходя к ближайшей тумбе и бережно ощупывая ее неровную поверхность.

Гончая насмешливо хмыкнула.

– После того как на вас три недели пришлось любоваться во всех видах? Меня вообще очень сложно смутить. Можешь и штаны до колен закатать – так гораздо удобнее. Пояс тоже снимай. Меч – тем более: здесь он тебе не понадобится. Первый круг, так и быть, я дам тебе пройти одному, чтобы привык, а потом погоняемся. Прыгать можно на любую опору из любого положения, цепляться хоть ногами, хоть зубами, хоть чем угодно, если умеешь. Общее направление – слева направо, но строгих ограничений нет. Кто первым слетит на землю, тот и проиграл. Только, чур, по ребрам не бить.

Элиар, окончательно придя к выводу, что сошел с ума, а сумасшествие – не порок, проворно избавился от куртки, скинул рубаху, чтобы не испачкать. Так же быстро закатал обе штанины и, ухватившись за намеченный выступ, ласточкой взлетел наверх. Затем быстро обежал глазами импровизированную площадку, отметил разную высоту тумб, близость некоторых крыш, ширину колонн. Уверенно смерил расстояние до ближайших площадок, мысленно проложил несколько возможных маршрутов и наконец на хорошей скорости одолел первый круг. После чего убедился в правильности собственных выводов и обернулся.

Белка оценивающе прищурилась, бесстыдно изучая остроухого, но его красивая фигура действительно производила впечатление. Плечи широкие, руки жилистые. Волосы длинные, забраны в сложную прическу, чтобы не мешались. А лицо… Эх, какой только бог сотворил ушастых по своему образу и подобию? Взглянуть бы на него одним глазком!

Элиар, заметив ее интерес, улыбнулся уголками губ: женщины никогда не обделяли его вниманием.

Белка в ответ только хмыкнула и натянула перчатки.

– Начали!

Эльф сорвался с места, как выпущенная из лука стрела. В мгновение ока преодолев оставшееся до противницы расстояние, он почти схватил ее за рукав… и вдруг понял, что стоит на проклятой тумбе один-одинешенек, а Гончая улыбается на соседней площадке.

Элиар тихо ругнулся и прыгнул снова, а потом еще и еще раз. Затем перестал сдерживаться и рванул вперед со всей доступной скоростью, но все равно едва поспевал. Белка прыгала, скакала, уворачивалась, буквально перелетала с тумбы на тумбу, ловко избегала протянутых рук и не позволяла себя даже коснуться. А скоро начала и ехидно посмеиваться: мол, не так уж и быстры ушастые лорды.

Раздосадованный эльф тихо зарычал.

Спустя всего двадцать ударов сердца он понял, что она слишком быстра. Через сорок – что она очень вынослива. А еще через десять – что способна даже перворожденного заткнуть за пояс. Элиар коротко выдохнул, сетуя на собственную неловкость, а затем наткнулся на откровенно прицельный взгляд с соседней крыши и, послушавшись мудрого сердца, резво отскочил в сторону. Кажется, она больше не желает убегать?

Белка зловеще улыбнулась и, оттолкнувшись ногами, буквально прыгнула на обеспокоившегося светлого. Надо же, как быстро он понял, где подвох! И теперь улепетывает с достойной уважения скоростью! Даже повернуться и напасть не решается, потому что, похоже, понимает, что не успеет. Ловкач, ловкач…

Она высоко подпрыгнула, распластавшись в полете подобно охотящейся хмере. Одним махом перескочила сразу две подходящие для атаки площадки, надеясь, что встревоженному эльфу не придет в голову мысль остановиться или свернуть не в ту сторону. Перекувырнулась, пролетела прямо над головой судорожно выдохнувшего противника, приземлилась на его пути буквально за мгновение до того, как он шагнул на ту же самую площадку. И, резко оттолкнувшись, мощно прыгнула обратно, прямо на лету разворачиваясь и целя пятками ему в грудь.

Мгновение недолгого полета… судорожный вздох, нелепый взмах рукой, и Элиара смело с тумбы, как пушинку.

Уже лежа на спине, жадно хватая ртом прохладный ночной воздух и пытаясь сообразить, каким образом она сумела то, что сумела, эльф неожиданно понял, что проиграл. Наглая Гончая просто скинула его с опоры, крепко приложив спиной и тем, что пониже, о дьявольски твердую землю. С’сош! Хорошо еще, что тумба была низкой и он не потерял сознания. Только треснулся всем чем мог, испачкался, как свинья, да еще и встать не может!

Элиар собрался было выругаться, но с удивлением обнаружил, что не способен даже на это, потому что на его груди откуда-то взялась немалая тяжесть.

Дождавшись, когда на физиономии светлого появится осмысленное выражение, Белка улыбнулась шире и со знанием дела уперлась коленом ему в кадык.

– Ну? – промурлыкала она, наклоняясь над поверженным эльфом.

– К’с-с-саш!

– Как выразительно. Но мне всегда казалось, что ваш язык гораздо богаче. Еще круг?

Элиар мрачно покосился на нее снизу вверх, но спихнуть с себя наглую Гончую не успел: она молниеносно соскочила и без промедления вспорхнула на ближайшую колонну, где снова с удобством уселась и загадочно хмыкнула. Эльф, тоже поднявшись, хмуро покосился наверх.

– Белик, ты вообще человек?

– Гм… – откровенно задумалась Гончая. – Если к Стражам это слово применимо, то да. Мои родители – люди, и никаких полукровок среди обеих ветвей моего рода, если тебя это интересует, не было. Только смертные.

– Точно?

– Неужели сомневаешься? Во мне или в себе?

– Во всем, – все еще сердито буркнул эльф. Затем тихонько вздохнул и неуклюже забрался на ту же тумбу. Спина все еще поднывала, в голове звенела на зубах противно хрустел песок. Видя, что Белка пока не рвется продолжать свое безумное занятие, он осторожно уселся рядом и покачал головой.

Торк! Но кто ж знал, что она настолько ловка?! А если бы он свалился с тумбы повыше? Да еще на такой бешеной скорости? А если бы нога зацепилась за одну из многочисленных трещин и он бы хряпнулся лицом вниз со всего размаху? А если бы ему каким-то чудом удалось опрокинуть сейчас ее? Ударить так, чтобы и она тоже пыли наелась? Тогда бы она сбавила темп? И стала действовать хотя бы чуточку осторожнее?

Впрочем, раз уж она вчера помогать себе не позволила, то и сейчас наверняка поблажек себе не даст. Как все, будет носиться, прыгать и… рисковать остаться калекой на всю жизнь!

Неужели ей это нужно?!

– Да, – вдруг сказала Белка, словно услышала его мысли, а на искреннее изумление перворожденного очень спокойно пояснила: – А все спрашивают. Как узнают правду, так и ползут вереницей под окна: вразумлять, вопрошать, интересоваться, что я тут делаю. Да еще на пару с хмерой.

– Так уж и все? – недоверчиво приподнял брови эльф.

– Абсолютно. Слетаются быстрее, чем мухи на мед. Или на дерьмо, кому как больше нравится. А результат все равно один: возбужденно галдящая и роняющая слюни толпа у порога.

– Ты что, не любишь мужчин? – очень осторожно уточнил Элиар.

– Нет. – Белка внезапно посуровела и холодно посмотрела. – Я их убиваю.

Он чуть вздрогнул, увидев страшноватые зеленые отсветы в ее глазах, и невольно отодвинулся к краю. Бездна! Сейчас туда действительно было страшно заглядывать. И хотя прежнее очарование ничуть не ослабло, сейчас к нему примешивалось необъяснимое, но невероятно сильное ощущение угрозы. И в какой-то момент оно стало настолько острым, что по коже пробежали холодные мурашки, а сердце предательски пропустило удар. Правда, только на миг. А затем страх и безумная привлекательность Белки переплелись между собой так тесно, что Элиар совсем перестал понимать, чего именно хочет.

Всего месяц назад он сказал бы, что такого не бывает. Что его, хранителя трона, никогда не смогла бы заинтересовать эта двуличная девчонка и не привлекла бы, даже танцуя в голом виде на столе… Но вот она сидит рядом, и в крови бушует пожар. Да такой, что ему уже трудно сдерживаться, а в голове табунами гуляют нескромные мысли. Недаром он весь остаток ночи не спал и проклинал про себя ее коварный доспех, склепанный словно нарочно, чтобы соблазнять и покорять. А днем изводил себя вопросами, бесконечно сомневался, гадал, с нетерпением ожидая, когда Гончие исчезнут со двора. Караулил ее, как малолетний романтик, надеясь непонятно на что. А теперь сидит бок о бок, как дурак, боясь чего-то и едва не краснея.

Точно, дурак. Шестисотлетний ушастый дурак. Но он бы рискнул и дальше смотреть в эти необычные глаза, рискнул бы даже коснуться ее кожи, поддался бы искушению, что с каждой минутой становилось все сильнее…

Ее взгляд мгновенно похолодел и заставил замереть на месте. «Я их просто убиваю…» – так она сказала недавно. И в этом слышалась какая-то жутковатая истина.

– Ты воин, Элиар, – неестественно ровно продолжила Гончая, словно не заметив его смятения. – Хороший воин, который многое видел и многого достиг. Сражался, убивал. Твой меч выкован лучшими оружейниками Светлого леса. И, будучи хорошим воином, ты никогда не обнажаешь его просто так, для забавы или чьей-то потехи. Ты знаешь, что оружие этого не любит. Как знаешь и то, что есть клинки, которые не стоит обнажать никогда. Которым нельзя покидать ножны и которыми можно только любоваться. Издалека…

Белка наконец отвела потяжелевший взгляд и невидяще уставилась в темноту.

– Я такой клинок, Элиар. К сожалению или к счастью, но это правда. Я просто хороший клинок в богато украшенных ножнах. Такова моя жизнь и мое проклятие, потому что я, как и оружие, умею лишь одно – убивать. Правда, делаю это очень хорошо.

Элиар вздохнул, сбрасывая некстати охватившее его оцепенение, но все же рискнул подвинуться чуть ближе. Сдаваться он не собирался. Не тогда, когда она так близко. Не сейчас.

– Я умею обращаться с оружием, Белик, – старательно подбирая слова, сказал он главное.

– Поранишься, – предостерегла она.

– Я не боюсь боли.

– Ты не знаешь, о чем говоришь.

– Тогда дай мне шанс узнать.

– Элиар…

– Да, ты права: я воин, – настойчиво повторил эльф. – Но я хорошо знаю, что пылящийся в ножнах меч бесполезен. Он не принесет миру то, что в него заложено, а ваши боги порицают это. Они говорят, что каждый нужен для выполнения своей задачи: ты, я… даже Проклятый лес. Бел, каждому клинку нужна твердая рука. А еще возможность хотя бы раз спеть песнь смерти. Или жизни.

– Ты не понимаешь…

– Так объясни. Я пришел, чтобы понять.

Белка тяжело вздохнула и неловким жестом подтянула ноги к груди, словно хотела от чего-то защититься. Обняла колени руками и ненадолго замерла, прикрыв глаза. Но от этого простого, какого-то детского движения аура угрозы, так внезапно появившаяся несколько минут назад, неожиданно растаяла. А рядом с эльфом осталась лишь теплая ночь, волнующая тишина на пустом полигоне и очень красивая девушка, которую он разглядел только вчера. Но которая, он знал, больше никогда не уйдет из его мыслей.

– Белка…

Она грустно покачала головой.

– А ты настойчив, Элиар.

– Да, мне говорили, – мягко улыбнулся эльф.

– Не боишься ошибиться в выборе?

Он словно не услышал. И даже сейчас не уставал краешком глаза любоваться на ее точеный профиль. Как же он пропустил такую жемчужину? Почему не задумался раньше, когда сердце впервые дрогнуло? Почему не смог увидеть очевидного? Эти волшебные радужки, эти точеные скулы, мягкие губы, созданные для того, чтобы дарить наслаждение?

– Неужели тебе никогда не хотелось иной жизни? – хрипло спросил эльф. – Не хотелось уйти от войны? От крови? Ты рискуешь здесь каждый день, рвешься в самую гущу и совсем не дорожишь собой… Зачем, Белик? Зачем, если ты могла… мог бы быть счастлив?

– Это не тебе решать.

– Возможно. Но тридцать лет – немалый срок для человека, а ты тратишь лучшие годы в Серых пределах вместо того, чтобы наслаждаться жизнью рядом с теми, кто тебе дорог.

– Все, кто мне дорог, рядом, – тихо ответила Белка. – Они всегда со мной. И только им я верю: Траш, Каррашик…

– Я не об этом, – мягко прервал ее светлый. – Неужто за два десятилетия… ну ладно, за одно, после того как ты повзрослела… тебе не встретился человек, с которым захотелось бы иной судьбы? Другой жизни? Мира? Радости? Любви, наконец! Неужели никто не смог стать тебе ровней? Никто не был достоин? Белик?

Она медленно повернулась и словно в первый раз оглядела эльфа с ног до головы. А что? Хорош собой. Да что там – красавец! Строен. Смел. Силен. Ветер игриво развевает шелковые золотистые пряди. Зеленые глаза смотрят с неподдельным интересом и затаенной надеждой…

Белка насмешливо фыркнула.

– Ты себя, что ли, предлагаешь?

– А чем я плох? – ничуть не смутился Элиар.

Она только вздохнула. Скажи кому, что высокородный эльф предлагает себя сам… И ведь он искренен сейчас. Все они искренни. Да только зря все это. И он распинается тоже зря.

– И почему с вами так сложно? – Белка устало потерла виски. – Почему надо сперва от души врезать, чтобы вы наконец поняли, что ко мне не стоит приближаться? Почему до мужчин только через тумаки доходит, что мое присутствие рядом не означает непременного согласия?

Она тяжело вздохнула и прошептала:

– Десять лет… Десять проклятых лет вы треплете мне нервы. Целых десять лет не желаете признать, что не способны мне помочь. Неужели это так сложно – оставить меня в покое?! Я сделал все, чтобы этого не повторялось. Ношу исключительно мужскую одежду. Я ни знаком, ни жестом стараюсь не напоминать вам о правде. И столько времени валяю дурака, чтобы вы запомнили, насколько хорошо и больно я могу ударить! Я злю вас, бешу, довожу до последней грани, чтобы никто не почувствовал лишнего. Но вы как паутина: липнете и липнете, без конца и края…

Она вдруг крепко зажмурилась и окончательно растеряла всю свою уверенность, ту стальную и почти непробиваемую оболочку, за которой столько времени удачно оборонялась. Будто в кои-то веки сдалась. Сломалась. И это напугало сидящего рядом эльфа больше, чем презрение, которым его не раз окатывали с головы до ног. А второго, в изнеможении прижавшегося лбом к холодному камню, и вовсе как в ледяную воду окунули.

– Я обидел тебя? – вдруг встревожился Элиар. – Прости, не хотел, чтобы это прозвучало грубо. Просто у нас иные традиции и, если я тебя задел… Извини, ладно?

Гончая невесело покачала головой:

– Меня мало чем можно задеть: за столько лет чего только не наслушаешься. Но ты хоть сам соображаешь, что делаешь?

– Вполне.

– Ничего ты не соображаешь! Ни-че-го! – вдруг зло прошептала она. – Ты хоть раз подумал, почему тебя ко мне тянет?! Хоть одной извилиной пошевелил, прежде чем примчаться сюда, как зверь в период гона?! Нигде не шелохнулась мысль, что это неправильно?! Что тебя не должно волновать мое присутствие, потому что я всего лишь человек! Которого ты к тому же абсолютно не знаешь!

– Нет, – озадаченно сказал эльф. – По-моему, все правильно: я мужчина, ты женщина.

– Дурак… какой же дурак… еще один на мою больную голову! – Она бессильно сжала кулаки. – Битый час распинаться об одном и том же! Целый вечер угрохать, отбить весь язык, а толку… Наверное, это действительно невозможно: объяснить мужчине, что он очень хорош, но не здесь, не со мной! И не потому, что с ним что-то не в порядке. Как, ну как вам еще объяснить, что ко мне не стоит приближаться?! Как сказать, что этого просто нельзя делать, потому что мне это принесет боль, а вам…

– Хочешь, я уйду? – тихо спросил Элиар. – Я больше не побеспокою тебя. Не стану ничего говорить. Просто уйду и забуду? Я тебе противен?

Белка, помолчав секунду, снова вздохнула.

– Ты ни при чем, честное слово. И ты очень красив, Элиар. Настолько, что наши парни до сих пор завистливо вздыхают, а любая девчонка на моем месте сомлела бы от восторга. Но здесь другое. Извини, что сорвался. Не хотел тебя обидеть. К тому же с тобой, на удивление, все прошло гораздо легче. Просто я устал, давно не спал, да и бедро некстати разнылось. Наверное, не стоило так напрягаться и скидывать тебя вниз? Кстати, как спина?

– Нормально. Что ты имел в виду, когда сказал, что со мной легче?

– Хм. По крайней мере, ты не лезешь с руками и не используешь наведенную магию.

– Магию? Зачем? – искренне удивился Элиар. – Тем более если она на тебя не действует?

Она хмыкнула.

– Ну, Танарис не знал…

– Он разговаривал с тобой?! Тоже?! И попытался… – От неожиданной догадки у эльфа закаменело лицо.

– Все они были, – с тихим смешком подтвердила Белка. – Рыжий, как всегда, с сальными шуточками и плохо завуалированным предложением. Молот только покраснел и извинился, что раньше не признал. Аркан галантно расшаркивался и надоедал с комплиментами, пока я не отправил его к Торку. Ирбис и Сова столкнулись друг с другом прямо на входе, но посмотрели, как я бегаю, и решили не торопить события – обошлись, слава богам, вежливыми фразами ни о чем. Разве что Танарис оказался более напористым, но и он не преуспел… Надеюсь, на сегодня ты – последний и я могу со спокойной совестью лечь спать, не ожидая больше тихого стука в дверь и деликатного покашливания под окнами.

Элиар ошеломленно крякнул, когда понял, что за неполную ночь на полигон умудрились явиться все, кто вчера едва в обморок не упал, увидев, кем на самом деле был несносный задира Белик. Все, кроме Литура, который был в курсе, и темного, у которого, будем надеяться, все-таки хватит мозгов не раздражать ее в этот долгий вечер.

О владыка! Неужто мужчины настолько предсказуемы, что Белка пожертвовала сном и уже который час терпеливо ждет очередного поклонника, чтобы разом решить все вопросы и больше никогда к ним не возвращаться?! Ждет, откуда-то зная, что они все равно, словно мухи на мед, слетятся! Так же ровно повторяет каждому прописные истины, что за десять лет оскомину набили. А чтобы было чем заняться в перерывах, потихоньку восстанавливает форму?

– О боги… – только и смог выдохнуть он, когда заглянул в ее глаза и понял, что это – сущая правда. – И что? Всегда так?!

Она печально кивнула, а Элиар совсем растерялся.

– Я не знал. Прости.

– Ничего. Говорю же, с тобой оказалось легче всего.

– Белик… Это что, так заметно? Неужели мы настолько дурные?!

– Увы, – печально улыбнулась Белка. – Каждый раз, когда сюда приходят новички, это повторяется с точностью до последнего слова. Все последние десять лет после моего совершеннолетия. Я даже специально откладываю остальные дела, потому что больше суток не выдерживает никто – обязательно прокрадываются к дверям, царапаются, скребутся, зовут и просят пару минут для личного разговора. С цветами, подарками, стихами и даже со штанами в одной руке. Кто поумнее – быстро уходят, самым дурным я ломаю руки и проламываю головы. Тех, кто совсем идиот и пробует действовать силой, приходится вышвыривать обратно за Драконий хребет, потому что такие болваны нам не нужны. Даже мои парни не исключение: все хотя бы раз попытали счастья. Но, слава богам, они уже остыли и запомнили, чего нельзя делать ни при каких условиях. Даже Адвик уже не напрашивается: все-таки я не зря их последние пять лет гоняю. С остальными до сих пор ведется позиционная война с переменным успехом, а чаще сохраняется нейтралитет. Но, как ни странно, с тобой оказалось проще всего: мы уже разогрелись, битый час сидим в темноте, одни, а ты до сих пор не распустил руки. Так что спасибо. Поверь, такое бывает крайне редко, а я очень ценю в мужчинах сдержанность.

– Боги… – Элиар посмотрел на Гончую совсем беспомощно, а затем наткнулся на ее сочувствующий взгляд и неожиданно прозрел. – Это что, магия? Какой-то амулет?

– Ты же знаешь, я не маг. Даже более того: рядом со мной большинство заклятий теряют силу, а некоторые вообще разрушаются. Просто из-за некоторых обстоятельств я, скажем так, нравлюсь мужчинам. Очень нравлюсь, независимо от возраста, цвета глаз и длины ушей.

– Нравишься – не то слово, – пробормотал эльф, старательно загоняя вглубь неуместные эмоции.

– Как приманка на ниточке, которую уже подвесили под самым носом. Как мед для медведя или запах крови для хмеры. Вас тянет ко мне как магнитом, заставляет бросать все дела и мчаться по первому зову, а чаще всего – и без оного. Это работает всегда, везде, ровно с того момента, как мне исполнилось восемнадцать. И с этим совершенно невозможно бороться ни эльфам, ни людям, ни магам, ни… гм, даже гномы с трудом держатся. Что же касается пределов… думаешь, мне было бы легче в Интарисе? Здесь, по крайней мере, знают, что ко мне лучше не приближаться, а там… Представь, сколько народу пришлось бы покалечить, чтобы избавиться от назойливого внимания! Про ваш лес вообще молчу. Мне иногда кажется, перворожденные реагируют сильнее, хотя большого опыта в этом плане у меня нет. Сам знаешь: не люблю я ваше племя. Но пока меня считают мальчишкой, вы еще как-то сдерживаетесь, терпите, давите в себе эту тягу. Если не смотреть вам в глаза и почаще выводить вас из себя, то все терпимо. Злость уравновешивает соблазн, и почти все справляются. Но стоит вам сообразить, что вы не ненормальные и не сошли с ума, интересуясь сопливым сорванцом, а я на самом деле – совсем не то, чем кажусь… О-о-о, тогда жди гостей. Думаешь, чего Крикун вчера ржал как ненормальный? Именно потому, что догадывался, чем дело закончится. А вот мне было совсем не до смеха.

Элиар долгое мгновение таращился на огорченную девушку, уткнувшую нос в колени и терпеливо дожидающуюся его реакции на такую странную правду. Старательно переварил новую информацию, что-то припомнил, что-то додумал, об остальном просто догадался. Представил, каково ей было вчера. Вспомнил, как старательно его бесили всю дорогу до заставы и откровенно напрашивались на тумак, которого, на удивление, всякий раз удавалось избежать. Как быстро над «дерзким мальцом» взяли шефство суровые караванщики. Как старательно берегли его Стражи уже здесь. Как тщательно Белик каждый раз выбирал место и время для купания. Как пугался за него старый воевода. Как боялся просто признаться остальным, что мнимый «племянник» на самом деле – очень даже «племянница». И до последнего мига покрывал здесь, на заставе, где ее ценят как настоящее сокровище. Ровно до тех пор, пока наглый гном не подгадил всем своим дурацким доспехом…

Эльф на миг ошарашенно замер, хрюкнул, а потом самым неожиданным образом… расхохотался. Белка удивленно обернулась, но он просто откинулся навзничь и, прикрыв горящие злым восхищением глаза, от души хохотал над той ситуацией, в которой все они нечаянно оказались. По ее, разумеется, вине, но абсолютно без ее желания.

Надо же… если бы все раскрылось раньше, Белке стало бы совсем туго. А Седому пришлось бы собственноручно перебить половину караванной охраны. Более того, они с Танарисом наверняка попали бы в пятерку смертников, потому что в тот момент были слишком злы, а потому имели все шансы напороться на ее чарующий взгляд и уже тогда попасть как куры в ощип.

– Элиар, ты здоров? – осторожно спросила Белка, когда мелодичный смех огласил сонную заставу.

Эльф расхохотался громче: привлекательный и сильный мужчина, внезапно утративший все свое высокомерие. Просто потому, что попался на крючок обычной смертной девчонки. А до этого решился на откровенное безумие – связал себя узами с шестью наемниками и умудрился подцепить от них привычку язвить.

– Ох, Бел! Да если бы не ты, я бы ни за что не согласился на эти узы! – простонал он, вытирая выступившие от смеха слезы. – Точно бы не согласился, потому что это невозможно! И я никогда не полез бы на тропу! И уж точно ни за что не приперся бы сюда, на эти тумбы, как дурак!

– Я малость схитрил, чтобы все вышло как надо, – скромно потупилась Белка. – Не стоило тебе на меня смотреть. А остальные еще раньше попались, поэтому у нас и получилось.

– А я-то все голову ломал, чего они стали такими послушными… Ох! Надеюсь, твои Гончие не торчат сейчас на уступах и не готовятся набить мне морду, как только я слезу? После подобных откровений я не удивлюсь, если поблизости «случайно» окажется пара доброжелателей, готовых ласково и нежно свернуть мне шею. Просто за то, что остальных ты отпинала сразу, а меня пока еще терпишь.

Белка только усмехнулась.

– Стража мне не нужна: я не настолько слаб, чтобы не справиться с вами поодиночке. Впрочем, и со всеми вместе – тоже. Карраша мы специально выпроводили на охоту, потому что он ужасно ревнивый, Траш за ним приглядывает. А парни просто сидят в своих комнатах, по-тихому ржут и бьются об заклад, у кого из вас завтра поутру будет расцарапана физиономия. Конечно, они хотели увидеть этот спектакль своими глазами, но я не считаю, что подобные вещи нужно выставлять напоказ, поэтому и пообещал, что, если кого увижу поблизости, размажу по стенам. Они у меня послушные, так что можешь быть спокоен: вокруг нет ни одного… гм, человека. К счастью, завтра их ждет немалое разочарование, наши доблестные попутчики получили вежливый отказ и давно дрыхнут, а ты… раз уж попался, терпи. Завтра можешь позлорадствовать, но чтоб никаких намеков! Потом за стойкость медаль для тебя у короля выпрошу.

– Спасибо, – неожиданно посерьезнел эльф. – Только медаль мне не нужна: я не сорока, чтобы блестящие цацки на себя навешивать. Позлорадствовать, конечно, позлорадствую. Особенно когда рыжего увижу. По поводу намеков тоже не дурак. Но, если честно… Бел, я ни от чего не отказываюсь. За Танариса прошу у тебя прощения, потому что его поступок низок, но за себя могу сказать – я не против.

Она скептически приподняла бровь, но он не вилял, не врал и не распускал руки. Смотрел открыто и все с той же симпатией. Да, все слышал, понял, внял. Но не испугался. А сейчас просто сообщил, что будет сдерживаться и не станет докучать с неуместными чувствами. Хотя с удовольствием рискнул бы проверить их на прочность и хотел бы попробовать завязать отношения, даже несмотря на угрозу расцарапанной физиономии.

– Ох, ушастый… – сокрушенно вздохнула она. – Ну назови мне хоть одну причину, по которой не стоит сейчас послать тебя по матушке? И не дать моим парням хоть один повод славно повеселиться?

– Ну ты еще не вышвырнула меня отсюда. – Элиар широко улыбнулся и стремительно спрыгнул с тумбы, чтобы не попасть под горячую руку.

Удачно избежав тумака, отскочил подальше и мысленно поаплодировал тому, как завибрировала от удара Гончей мощная колонна. Но, прежде чем исчезнуть в темноте, галантно поклонился, одарив недовольную Гончую ослепительной улыбкой.

– Это – первая причина. А остальные я сообщу тебе позже. Если, конечно, ты не передумаешь.

Белка задумчиво подула на кулачок.

– Ладно, попробуй меня удивить.

– Обещаю. – Элиар отвесил ей изысканный поклон и со спокойной душой покинул двор. Правда, какое-то время он справедливо опасался, что в спину прилетит что-нибудь увесистое или острое. Но обошлось: только короткая усмешка, больше похожая на вызов, – и все. А на такой вызов он был готов ответить.

Таррэн устало прикрыл глаза, наконец-то понимая причины такого поведения Белки. Как и то, что, несмотря на все ее усилия, его тоже зацепило этой странной магией. Причем настолько, что было тяжело просто стоять рядом, особенно зная, что она будет его ждать… одна, в темноте… в чарующей тишине удивительно тихой ночи. Ждать лишь для того, чтобы послать по известному адресу.

Таррэн не собирался портить ей настроение и не желал становиться таким, как все. Не хотел больше видеть, как разгорается в ее глазах застарелая ненависть. Поэтому, хоронясь в глубокой тени, бесшумно отступил назад, и, проводив взглядом весело насвистывающего собрата, так же бесшумно растворился в темноте.

Глава 3

Наутро обеденный зал был переполнен. И гудел, словно растревоженный улей, полнясь несказанным нетерпением и затаенным злорадством: чужаки казались расстроенными. Рыжий вяло ковырялся в тарелке, хмуро изучая ее содержимое. Чернявый и лысый вместе с невзрачным мужичком выглядели задумчивыми. Литур – немного виноватым из-за того, что Сторожа силком усадили его за свой стол, попутно объяснив, что дальнейший путь в Проклятый лес ему заказан. Один из светлых эльфов казался раздраженным, а второй с каменным лицом уплетал немудреный завтрак, не обращая внимания ни на косые взгляды, ни на холодную кашу, ни на ворчащего собрата, ни на нытье Весельчака, который успел этим утром достать даже терпеливого Аркана.

К огромному разочарованию многих, морды у чужаков оказались целыми. Выражения лиц, правда, оставляли желать лучшего, так что то, что случилось вчера, старожилам было до сих пор непонятно. Белик, как всегда, немного запаздывал, Гончие сидели с неподвижными лицами и по обыкновению общались только глазами. Воевода еще не появился, а темного с ночи вообще никто не видел. Ах нет, вот и он, красавчик…

Таррэн сделал вид, что не заметил воткнувшихся в него взглядов, и не понял, почему они с такой жадностью зашарили по его лицу. Но при виде всеобщей досады мысленно усмехнулся: морда цела, не надейтесь.

Урантар, нагнав его на пороге, несильно хлопнул по плечу и прошел к своему месту.

– Как спалось? – ядовито поинтересовался Весельчак, едва остроухий поравнялся со столом.

– Неплохо. А вам?

– Прекрасно!

– Рад за тебя. – Темный эльф словно невзначай мазнул взглядом по Элиару, но тот был совершенно невозмутим, хотя блестящие чуть ярче, чем обычно, глаза все же выдавали его триумф.

Таррэн равнодушно отвернулся и, бросив ножны на лавку, занял свободное место. К счастью, спутники были слишком погружены в себя, чтобы обратить внимание на некоторую резкость этого жеста. Темный спокойно занялся едой, предаваясь невеселым размышлениям. Причем погрузился в них настолько глубоко, что пропустил почти весь разговор Урантара со светлыми, не заметил очередную ядовитую остроту рыжего и не ответил на какой-то вопрос Ирбиса. А вздрогнул лишь тогда, когда почувствовал знакомый холодок на макушке.

Траш широко улыбнулась ему в лицо и, взъерошив черную гриву эльфа кончиком длинного хвоста, плавно прошествовала к Гончим. Деловито оглядела небогатый стол, обнюхала всех присутствующих, ловко схватила кусок свежего мяса, оставленный кем-то на краешке лавки. Затем довольно зажмурилась и наконец улеглась рядом с пустующим местом хозяйки.

– Слышь, темный? Кажись, ты ей нравишься, – озадаченно потер затылок рыжий.

Таррэн согласно кивнул:

– Разумеется. В качестве главного блюда на столе.

Хмера приоткрыла зеленый глаз и шумно облизнулась, после чего Весельчак покосился на темного уже с сочувствием.

– Зато это настоящая любовь – большая и очень искренняя. Почти как у меня – к хорошо приготовленному обеду.

В этот момент со стороны улицы послышался шум. Какой-то немыслимый грохот, будто кто-то опрокинул стойку с оружием. Затем послышался чей-то невнятный вопль. Следом донесся неистовый рев, полный непередаваемого торжества. Прогрохотало пустое ведро. Снова кто-то завопил. Громко хлопнула дверь. Что-то рухнуло. Что-то зазвенело. До присутствующих донесся торопливый топот вперемешку со странными звуками, будто невидимый бегун мчался во весь опор, нещадно царапая камень когтями. Затем звуки погони быстро приблизились, а в темноте прохода страшновато сверкнули желтые глаза.

Урантар с пониманием покачал головой.

– Опять…

В тот же миг в переполненный зал на огромной скорости влетел взъерошенный Карраш. Лихорадочно заметался у входа, сжимая в челюстях что-то небольшое, но явно очень важное. Но затем услышал быстро приближающиеся шаги и, истошно мяукнув, вдруг бросился под ближайший стол.

Стражи с проклятиями повскакивали, когда здоровенный мимикр благополучно застрял на середине пути, потому что не только имел приличный по размеру зад, но с перепугу еще и гребень на спине поднял на всю высоту. А поскольку сразу не сообразил, в чем дело, то продолжал упорно ломиться вперед, отчаянно царапая когтями пол и невесть как попавшуюся на пути лавку (та протестующе скрипнула и распалась на две половинки). Стоящие на столе кружки, само собой, уронил, пиво расплескал, тарелки сбросил. Затем, почуяв неладное, попытался сдвинуться назад, чем вызвал целую бурю возмущения. В результате застрял окончательно и только потом, тараща огромные глаза, жалобно заскулил.

– Вот ты где, сволочь! – прошипела от дверей появившаяся Белка и зло прищурилась.

Она была страшно рассержена, с торчащими во все стороны мокрыми волосами. С липнущей к телу одеждой, потому что рванула за ушлым зверем, так и не успев нормально вытереться. С оружием, что естественно, но совершенно босая. Потому что один сапог держала в руке, едва не смяв его в лепешку. А второй…

Урантар громко крякнул, но огромным усилием воли все-таки удержался от комментариев. А вот рыжий мигом пришел в прекрасное расположение духа, так как приметил кончик каблука, торчащий из-под плотно сомкнутых губ Карраша. Похоже, вздорная скотина решила поиграть с хозяйкой и в качестве вызова сперла второй сапог, вынудив Белку не только поспешно выскочить из купальни, но и прошлепать через весь двор босиком. За ним. Чтобы в таком непотребном виде появиться перед отчаянно развеселившимися Стражами.

– Попался!

Карраш придушенно взвизгнул и рванулся со всей мочи, мгновенно перевернув тяжелый стол, чем вызвал еще большую неразбериху. После чего с достойной уважения скоростью метнулся в сторону. Но чуть опоздал: Белка была так же скора. А потому, совершив прямо с места поистине героический прыжок, с силой ударила его коленями в шею, отшвырнула и мигом опрокинула на бок. После чего взлетела сверху, рывком вздернула перепуганную морду и бешено рявкнула:

– А ну, отдай!

Карраш протестующе пискнул.

– Сейчас же!

Мимикр замер неподвижной статуей, неотрывно глядя в обожаемые глаза, где от злости снова начали разгораться изумрудные огоньки. Его любимые огоньки, которые умели завораживать почти так же, как эльфийская флейта. Красивые, манящие, зовущие… Он звучно икнул, перестав даже дышать. Испуганный, растрепанный, немного пострадавший от точного попадания в голову пустого ведра, полностью обездвиженный и с неестественно вывернутой шеей, судорожно сжимающий в зубах драгоценный сапог, но абсолютно счастливый. Они светятся!

Карраш сам не заметил, как тихонько заурчал, однако добычу не выпустил. Только преданно уставился хозяйке в глаза и с готовностью лизнул ее нос.

– Тьфу! Знаешь ведь, что я не люблю! Не отдашь?

Мимикр хитро прищурился, одновременно заглотив несчастный сапог целиком.

– Ладно, – поджала губы Белка. – Тогда я тебя пну. Нет, сама не стану, потому что у тебя задница костяная, а у меня пальцы голые. Все ноги отшибешь об такого дурака. Лучше найду кого-нибудь большого, толстого, со здоровыми сапожищами, чтобы уж пнул так пнул… и кого не жалко в придачу. Таррэн, окажи услугу?

Рыжий хихикнул громче, но тут же поспешно зажал руками рот, однако темный эльф даже бровью не повел: молча встал, подошел, коротко взглянул в глаза наглой твари, которая явно намеревалась биться за трофей до последнего вздоха, а затем требовательно протянул руку.

– Плюнь!

Карраш протестующе дернулся, собрался ядовито зашипеть, но неожиданно наткнулся на холодные зеленые глаза, в которых слишком явно полыхнуло устрашающее пламя знакомого огня. Мигом припомнил, что это существо может не только повелевать Проклятым лесом, но и рассказать Белке об одной маленькой хитрости, и… поспешно выплюнул изжеванный сапог.

– Пожалуйста, – невозмутимо кивнул Таррэн, а затем так же спокойно вернулся за стол.

Белка брезгливо подняла обслюнявленную обувь двумя пальцами. Скривилась, заслышав в зале постепенно набирающий силу смех. Покосилась на отчаянно веселые лица Стражей, отпихнула умильно пищащего мимикра, который уже нахально пытался выпросить прощение, осмотрела несчастный сапог со всех сторон и наконец тяжело вздохнула.

– Лучше бы ты его сожрал…

Рыжий все-таки не выдержал: гоготнул, и она окончательно пала духом.

– Карраш, у меня ж больше нет. Последние на саламандре сгорели, а у тебя слюни ядовитые. Он же развалится через час. И в чем я тогда буду ходить?

Карраш неожиданно присмирел, а Белка посмотрела на него совсем грустно.

– Придется тебе сбегать на заставу к эльфам и выпросить еще одну пару. Или спереть, как я недавно – бутылку из королевских подвалов для Крикуна. Ты же не оставишь меня ходить босиком по Проклятому лесу? Правда?

Вот теперь его проняло: мимикр испуганно вжался в пол, хвост подтянул под себя, втиснул куда-то под брюхо, а морду попытался запихнуть хозяйке под мышку. Но не смог: слишком велика оказалась разница в размерах. Поэтому он просто уткнулся носом ей в живот, как привык с детства, и умоляюще толкнулся, словно прося: только не к ушастым! Все, что хочешь, только не соваться в это осиное гнездо, где его однажды едва не убили!

Белка тихо охнула и, страшно побледнев, опустилась на колени.

– Малыш… только не туда…

А затем согнулась пополам.

Траш серой молнией сорвалась с места, буквально на мгновение опередив нервно дернувшихся Стражей, которые в этот момент тоже вспомнили, в каком именно месте Гончую едва не перекусили зубы саламандры. Кошка рыкнула, в один миг преодолев чуть не половину зала, требовательно отпихнула мимикра, гибкой змеей обвилась вокруг согнувшейся от боли хозяйки и, подметив приближающихся Гончих, угрожающе оскалилась. После чего, не колеблясь ни секунды, опустила морду к ее шее, коснулась передними клыками и очень осторожно сжала.

– Не надо! – простонала Белка, качаясь, словно тростник в страшную бурю, а Таррэна вдруг бросило в пот. Неужели Траш собирается начать новое единение, чтобы избавить Гончую от боли! – Траш! Нет!

Хмера вздрогнула всем телом и прикрыла нещадно вспыхнувшие глаза, в которых снова разгорелась страшноватая, ядовитая, неестественная зелень. Шумно задышала, затем хрипло застонала и наконец медленно опустилась на пол, все еще загораживая свое сокровище от чужаков. Карраш раскаянно мяукнул и прижался к подруге, а Белка без звука осела на холодный пол.

– Белик! Траш! – ахнул Урантар, бесстрашно подбегая к испуганно съежившейся хмере. – Да что же вы творите?!

– Им нельзя, – немеющими губами выдохнул Таррэн, у которого перед глазами тоже вдруг все поплыло. – Еще сутки нельзя! Иначе сорвутся!

– Нет! Не подходи! – вскрикнул воевода, стоило эльфу качнуться навстречу. – Тебе тоже нельзя!

Темный только отмахнулся. Он уже видел: Белка снова ушла в себя, как на Тропе смертников. И дышала так редко, что, не зная некоторых особенностей ее организма, можно было подумать, что умирает. Хотя на самом деле маленькая Гончая просто замедлила ритмы, чтобы не превратиться в зверя, и натянула узы как смогла, удерживая кровную сестру от непоправимого.

Таррэн до крови прикусил губу, без труда читая отчетливые и такие ясные линии, связавшие много лет назад кровных сестер. Их боль, общую тревогу, потаенный страх сорваться и уверенность, что другого выхода нет… а затем тихо вздохнул и, опустившись перед ними на колени, коснулся страшноватой морды хмеры.

– Траш? – На него в упор уставились две пары бешено горящих глаз. – Траш, отпусти ее. Так нужно, девочка. Верни ей узы.

Хмера свирепо оскалилась и едва не набросилась на эльфа.

Да что он вообще понимает?! Он, темный?!

Но тут на ее лоб легла мягкая рука, и боль почти сразу отступила.

– Давай, Траш. Отдай их, я удержу. Ну же, девочка, помоги мне, как раньше. Ты сильная. Давай… Белке не выдержать снова: она слишком ослабла. Поверь, я знаю, я вижу ваши узы. Я смогу их убрать. Позволь мне помочь. Прошу тебя, Траш…

Пространство вокруг эльфа внезапно опустело. Но не потому, что грозная хищница протестующе вскинулась и распахнула усеянную острыми зубами пасть. Не потому, что в таком состоянии она могла разорвать даже воеводу. А потому, что вокруг темного эльфа снова, как и день назад, вдруг полыхнуло алое пламя с зеленоватыми сполохами по краям.

Он сам, похоже, не заметил – был слишком погружен в чужую боль. Даже глаза прикрыл, чтобы ничего не упустить. Видел перед собой только переплетение связавших Белку и ее странную пару несокрушимых нитей, которые ему уже когда-то удалось ослабить. Главное не спешить, не торопиться, чтобы ничего не испортить и не сделать им еще больнее…

Таррэн сжал зубы и, старательно отгоняя видение смыкающихся на его горле острых клыков, медленно протянул руку. А потом облегченно вздохнул: получилось! Снова получилось, хотя шансов было ничтожно мало. Он сумел их призвать, подманить, как в прошлый раз. Только сейчас это вышло так легко, будто недавние узы все еще что-то значили. Будто последняя ниточка к этой сработавшейся за двадцать лет паре так и не оборвалась. Как если бы Белка все же немного ему доверяла и на этот раз не стала противиться.

Таррэн бесстрашно подхватил потерявшую сознание Гончую на руки и осторожно обнял, не замечая, как резко посветлело вокруг. Он не видел, что его собственная аура в этот миг стремительно расширилась. Не почувствовал, как высвободилась ненавистная сила, доставшаяся в наследство от предка. Как скрутился в свирепую воронку огненный вихрь над его головой и как пятятся, закрывая от жара лица, Стражи. Он не знал, что в его глазах снова полыхает неистовое пламя, и именно на этот огонь со странным выражением смотрит присмиревшая хмера. Смотрит и отчего-то не решается напасть.

Нет, Траш давно не принадлежала Проклятому лесу. Но сегодня, глядя в бешеный водоворот «Огня жизни», она не могла не почувствовать силы темного эльфа. Не могла не узнать хозяина. И не могла не подчиниться, если бы он вдруг решил приказать.

Однако эльф не приказывал: просто просил. Умолял, стоя перед ней на коленях. И его «Огонь» не обжигал, как должен был, не причинял боли и не требовал склонить непокорную голову. Как ни странно, он лишь мягко обнимал их обеих и вместо жара приносил удивительное успокоение. Умиротворение. Словно тихо говорил: «Я справлюсь, все будет хорошо, только доверьтесь».

Траш заколебалась, но потом услышала тихий стон Белки и наконец неохотно отпустила одну крохотную ниточку.

– Я смогу, – настойчиво шепнул Таррэн, бережно подбирая оброненную хмерой нить. – Давай еще. Я выдержу.

И тогда кошка неожиданно решилась: отдала ему ровно половину, позволив разделить эту боль на троих. Услышав скрип намертво сжатых зубов, слегка обеспокоилась, однако он не издал больше ни звука. Только принялся умело разделять их сдвоенное сознание. Работал быстро, со знанием дела, сосредоточенно и аккуратно. Ни капли боли не причинил ее малышу – все взял на себя. А с Белки только снял ненужные нити и наконец шумно выдохнул.

Кажется, все. Теперь им больше не грозит сорваться: он все подобрал, исправил. Мысленно посетовал на неумеху, что когда-то учил этих красавиц сливаться в единое целое, и клятвенно пообещал себе, что непременно набьет Велимиру морду, если выяснится, что это – его работа.

Открыв глаза, Таррэн осторожно перевел дух, заставляя свое страшноватое пламя угаснуть. Затем благодарно прижался к ошарашенно моргнувшей хмере и наконец поднялся. Его тут же шатнуло, повело. Но эльф почти сразу выпрямился и, перехватив Белку поудобнее, решительно направился к выходу.

– Карраш! Дверь! – властно бросил он, и мимикр без единого звука исчез в проходе. Там что-то звякнуло, грохнуло и противно заскрежетало, а оторопевшие Стражи внезапно осознали, что строптивый демон, от которого всегда было море проблем, неожиданно подчинился. Более того, признал за темным право отдавать приказы и теперь старательно держит лапой открытую дверь, чтобы тот как можно скорее отнес хозяйку домой.

Траш тоже поднялась, неуверенно мотнув страшноватой головой. Слегка покачнулась на широко расставленных лапах, но скоро обрела неустойчивое равновесие и под ошарашенными взорами Стражей безропотно последовала за темным, не то что не порвав его на клочки, а даже не возразив толком.

– Я тебя предупреждал, что так нельзя, – сурово покосился на нее Таррэн, и кошка виновато вздохнула. – Надо было самый краешек ухватить, чтобы сменить вектор, а ты опять весь моток дернула. Чтоб я больше такого не видел!

Хмера совсем скисла, но перечить не посмела: темный был слишком силен. И, к сожалению, прав. Поэтому она еще раз вздохнула и, благодарно мурлыкнув, потерлась оборванным ухом о бедро рассерженного эльфа. Ушастый не отказал, не побоялся рискнуть, разделив с ними эту боль и даже сейчас присматривает за ее сокровищем как за чем-то важным и очень дорогим.

Она на мгновение приотстала, со всех сторон рассматривая неожиданно пришедшую в голову мысль, и озадаченно шевельнула ушами. А затем юркнула следом за эльфом на улицу, в уютный домик хозяйки, где с немалым трудом поместилась, после чего внимательно проследила, как Белку бережно укладывают на мягкую постель. Так же придирчиво оценила, как ушастый маг слушает пульс, проверяет зрачки, накрывает Белку покрывалом и присаживается рядом…

Траш немедленно насторожилась: та-а-ак, не распускает ли руки? Не полез ли куда не надо? Не пора ли выгонять в шею, пока дерзкий самец не обнаглел от вседозволенности? А ну…

Таррэн, на мгновение забывшись, кончиками пальцев убрал непослушную прядку с усталого лица Белки и случайно коснулся щеки. Слегка вздрогнул, когда по телу прокатилась волна знакомого жара. После чего неожиданно понял, что вряд ли когда-нибудь теперь забудет это ощущение. И продаст даже душу, лишь бы однажды испытать его вновь. На какой-то миг почувствовал неодолимое желание коснуться снова… но все же справился с собой. И, припомнив слова Белки о мужчинах, усилием воли заставил себя отодвинуться.

«Нет. Не хочу быть для нее «паутиной». И жадным зверем тоже не буду. Лучше уж сгореть в Лабиринте, чем поранить ее снова».

Траш тихонько выпустила воздух из раздувшейся от возмущения груди, сердито посопела, но все-таки решила не кусаться.

Вроде ушастый действительно неплох? Да и сейчас удержался от соблазна, хотя некоторым для этого требовался увесистый пинок, а кое-кому приходилось руки обрывать, потому что теряли разум. Может, он подойдет? Сможет в кои-то веки устоять перед повисшим на хозяйке проклятием? Вдруг его принадлежность к темным имеет значение? Может, хоть он сумеет ее понять и принять такой, какая есть? Или даже войдет в стаю?

– Спасибо, не стоит, – машинально отозвался Таррэн, не сразу сообразив, что произошло. А когда все же додумался, то аж подпрыгнул на месте и дико вытаращился на растерянно отпрянувшую хмеру.

– Тра-а-аш…

Хмера так же дико посмотрела в ответ.

– О боги, – судорожно сглотнул темный эльф, шаря полубезумным взором по озадаченной, неверящей, совершенно непонимающей морде. – Такого не бывает! Траш! Ты же не…

Хмера озадаченно поскребла когтем здоровое ухо и помотала головой.

Нелюдь прав: такого не бывает. Просто не может быть, чтобы он сумел перекинуть на себя крохотный кусочек уз. Нет, нет и нет, потому что все на месте. Все как положено, как обычно. За исключением того, что ушастый исправил ошибку, заново переплел старые нити, а ненужные убрал, чтобы не мешались. Но вот незадача: чего это он вдруг побелел и таращится, будто стоит тут и нагло читает чужие мысли?

«Ау, остроухий, ты вообще живой?!»

– Живой, – обреченно отозвался эльф.

Траш совсем нахмурилась.

«Он что, специально?!»

– Нет. Сам не знаю, что случилось!

«Эй! А в морду?!»

– Давай, – измученно прикрыл глаза Таррэн. – Может, мне полегчает?

Хмера задумчиво шевельнула кончиком хвоста и внимательно уставилась на нахала, который вдруг обессилено уронил голову на руки и затих.

«Как сумел влезть-то? Как может меня слышать, если ни одной ниточки от меня к нему не тянется?! Может, от Белки осталась?»

Кошка настороженно обнюхала спящую хозяйку, но нет: ничем не пахло. Гм, тогда в чем дело? Или это кровь сказалась? Не зря от него несет почти так же, как от того, другого.

«Эй! Ушастый, ты меня слышишь? Такое бывает?»

Эльф потерянно покачал головой.

– Не знаю. Ничего уже не понимаю. Наверное, я сошел с ума?

Траш хитро прищурилась.

– Не продолжай, я понял. – Таррэн поспешно открыл глаза и с силой потер виски. – Может, ты права и дело именно в крови? Если Талларен сумел поделиться с Белкой своей, да еще руны сродства использовал… не собирался же он каждый раз слюни ронять при одном только взгляде на нее?! Жаль, не знаю, как у него это получилось. Прости, но вам, кажется, придется потерпеть меня еще пару дней.

– Я т-те дам пару дней! А ну, проваливай отсюда! – гневно прошипел кто-то от распахнутой двери.

В ту же секунду в проеме нарисовался встревоженный Карраш. Его кто-то властно отпихнул, и в тесную комнатушку ворвалась сгорбленная старушенция с всклокоченными седыми волосами и сморщенным, как печеное яблоко, лицом. Худая, как палка, вся какая-то усохшая. По меркам эльфов, и вовсе при смерти, однако все еще шустрая и рассерженная, как дикая кошка.

– Вон отсюда! – замахнулась она на эльфа. – Прочь, кому сказала! Кто ее опять до такого довел?! Ну?!

– Они с Траш перестарались с узами.

– Я тебе дам «узы»! Сейчас уши-то как оборву!

– Не кричи, мать, – поморщился Таррэн, невольно обратившись к бабке так, как было принято у смертных. – Бел выспаться надо и отдохнуть. Не дай небо, разбудишь.

– Ты, что ль, узы свел? – вдруг хищно прищурилась старуха, сверля его пристальным взглядом черных, как терновая ягода, глаз.

– Я.

– Маг? Хранитель?

Темный эльф только вздохнул.

– Можно и так сказать.

– А чего бледный такой? Идти-то сможешь?

– Смогу. – Таррэн подавил новый вздох и неохотно поднялся. Его снова шатнуло, а в груди появилось такое чувство, что буквально отрывает себя по-живому. На висках выступил холодный пот, дыхание на миг прервалось, а в глазах потемнело.

– Что, несладко? – понимающе хмыкнула бабка. – Бывает. А ты… неужели коснулся? Ого! Вижу, что сглупил! Ишь, как тебя крутит!

Она откинула покрывало, придирчиво изучила одежду Белки, которая была в абсолютном порядке. Зачем-то коснулась живота, провела морщинистой ладонью по гладкой щеке и удивленно обернулась.

– И ты сдержался? Даже под рубаху не полез?!

Таррэн устало привалился к косяку и мотнул головой: нет. Не станет он уподобляться другим… самцам. Не тронет ее, хоть это и дьявольски трудно.

– Надо же, – с нескрываемым уважением протянула старушка. – Обычно вашего брата надо волоком оттаскивать… Иди-ка ты к фонтану, остроухий, да водой холодной умойся. А за девочку не волнуйся: рану я сама перевяжу и стяну. Не надо тебе смотреть. Нельзя. Никому из вас нельзя, а то разум потеряете… Ну, чего встал?! Слаб ты нынче – со мной спорить, так что топай!

Темный эльф с трудом отошел от косяка и, вяло переставляя ноги, выбрался наружу, шатаясь как пьяный и не совсем представляя, как в таком состоянии сумеет одолеть несколько десятков шагов до фонтана. Но буквально сразу ему под руку ткнулось что-то твердое, он машинально ухватился, благодарно кивнул Траш, вовремя сообразившей подставить холку. И так, с чужой помощью, все-таки дополз. После чего опустился на мраморный бортик и буквально сунул голову под ледяную воду.

Бабка оказалась права: в самом деле полегчало. Настолько, что он смог сбросить с себя одурь и уже вполне осмысленно оглядеться по сторонам.

Странно, ему показалось, что в доме он провел немало времени, но встревоженный народ только-только начал выбегать во двор. Вон и Седой летит, и рыжик. Даже Элиар. Гончие, опять же… ага, целым выводком. Неужели темный выбежал из столовой с такой скоростью, что сам не заметил?!

Траш серьезно заглянула в прояснившиеся глаза эльфа, ободряюще лизнула руку и с уважением подумала, что он действительно силен. Настолько, что смог уйти сам. Тогда как прежде ей всегда приходилось волочь дураков на себе.

– Таррэн? – вихрем налетел на эльфа взъерошенный Урантар. – Ты живой? Траш? А с Беликом что?!

– Я-то живой, – невесело улыбнулся эльф, отирая лицо рукавом. – И с Белкой все нормально. Сейчас это просто обморок. Узы я снял, она больше не сорвется. Просто полдня проспит, пока не восстановится полностью. Там сейчас бабка хозяйствует.

Урантар с непередаваемым облегчением перевел дух.

– Ну ты даешь, остроухий! – прерывисто выдохнул Адвик. – Носишься как метеор! Даже я за тобой не успел!

За Адвиком подтянулись и остальные Гончие. Вслух, как обычно, ничего не произнесли, но выражения их лиц были странными. Шранк придирчиво оглядел мокрого, как мышь, остроухого, нещадно перепачканную рубаху, слегка ошалелые глаза и понимающе хмыкнул.

– Сильно зацепило?

Таррэн хмуро на него покосился, но смолчал. Бабка упомянула, что близость Белки сводит с ума, но это еще слабо сказано. По голове шарахнуло так, что до сих пор звенит. Уши как ватой заложены, в глазах разноцветные круги плавают, сердце колотится, будто бешеное… а ведь он только пальцем прикоснулся к коже, и то приложило – будь здоров! Пока они с Траш были едины, это еще не так действовало (кажется, хмера несколько ослабляла Белкину магию?), зато сейчас вдарило.

Суровый Страж усмехнулся шире и ободряюще хлопнул Таррэна по плечу. Мол, все мы через это прошли. Все знаем, понимаем, потом тихонько поржем, но сейчас в глаза тыкать не будем.

– Так, а ну, разошлись! – рявкнула с порога внезапно появившаяся бабка и грозно оглядела столпившихся Стражей. – Седой, разгони этот сброд, не то рассержусь!

Урантар спрятал улыбку и поднялся.

– И в самом деле. Грета присмотрит: она Белика всегда выручает, потому что с нас, мужиков, проку никакого.

– Вот и я о том же! – повысила голос бабка, уперев в бока сухие кулачки.

Мужчины повздыхали и, получив от воеводы недвусмысленный знак, с унылым видом потащились обратно. Потому что знали: если промедлить еще немного, вредная старуха оставит их не только без обеда, но и без ужина. Зато рядом с ней Белка под хорошим присмотром. Грета и перевяжет, и поддержит, и будет ухаживать сколько нужно, потому что души не чаяла в своей девочке. Растила ее, воспитывала, берегла как родную. Да и теперь кого хошь загрызет, если вдруг почует неладное. Надежная бабка. Опытная. Не зря в пределах больше полувека проторчала.

Глава 4

– Ну-ка, поди сюда! – требовательно остановила Таррэна воинственная старушка, едва площадь начала стремительно пустеть.

Темный эльф удивился, но поскольку был не в состоянии спорить, то послушно развернулся к старухе. Что не так? Что ей не нравится? Узы разорваны, Белка скоро придет в себя, рану он тоже подлечил…

Старая Грета смерила его придирчивым взглядом с ног до головы, на изумленный взгляд воеводы властно отмахнулась (мол, иди-иди, не торчи на виду!), проследила, пока Стражи не уберутся с глаз долой. Особенно зло цыкнула на замешкавшихся Гончих, а Адвику даже кулаком погрозила, чтобы не вздумал хитрить и подслушивать. Потом сама подошла к фонтану и осторожно присела на низкий бортик.

– Чего встал? Садись. В ногах правды нет.

Таррэн со вздохом опустился рядом.

– Ну? – испытующе взглянула на него старая Грета. – И как тебе удалось?

– Что именно?

– Как сдержался, спрашиваю?! – неожиданно разозлилась она. – Я за десять лет многое повидала. В том числе и то, с какими мордами вас надо выталкивать наружу, чтобы слюни не пускали! А ты сам ушел! Хоть и зеленый, как твои глаза, но ушел!

Таррэн отвел взгляд. Стыдно вспомнить, но ведь и в самом деле едва сумел отодвинуться, потому что желание коснуться было действительно невыносимым. Нет, никакой пошлости, но хотя бы погладить, ощутить нежность ее дивной кожи и вкус ее губ, вдохнуть запах волос, прижаться на миг…

Таррэн вздрогнул и очнулся от наваждения.

«Нет, я не причиню ей боли, – крутилось в голове. – И не стану заставлять вспоминать тот проклятый день, когда ее наделили этой страшной силой. Я слишком хорошо помню его глаза и его голос, расписывающий ее ближайшее будущее. И понимаю, что ей была уготована участь игрушки. Живой, послушной, красивой игрушки, способной сводить с ума одним только взглядом. Это совершенное оружие. Отточенный до бритвенной остроты клинок, который хорошо умел делать то, ради чего его создали, – убивать. Без жалости, без сомнения, по приказу хозяина и господина, чьей воле Белка не смогла бы противиться. Оружие, против которого нет спасения и которое лишь чудом сумело уничтожить своего создателя. Я видел это вчера. Знаю. И буду помнить теперь до самой смерти. Да, Белка права: ее рок – убивать мужчин. Силой своей, красотой, этой странной тягой, против которой невозможно устоять. Как сыр для глупых мышей в мышеловке, как аромат магии для тварей Проклятого леса. И она это тоже знает, иначе не сидела бы в пределах, как в тюрьме, не рвалась бы так к смерти, не рисковала бы собой и не горела бы в ее глазах эта обреченная ненависть. К себе ненависть! К своему проклятому телу, от которого столько проблем! И пускай это магия, пускай она и на меня действует, заставляя поступать так, как я не желаю, пускай это не настоящее, но… я поклялся. Жизнью своей поклялся, что не причиню ей боли».

Бабка заинтересованно наклонила голову и вдруг хмыкнула.

– Надо же… А ты знаешь, кто ее такой сделал?

– Да, – хрипло отозвался эльф, до боли сжав челюсти. – Она говорила.

– Сама сказала?! Тебе, темному? – Грета покачала головой. – Ну, мать моя! Вот уж не думала, что доживу. Хотя ты пришел сюда живой и даже не поцарапанный…

Таррэн непроизвольно дернул щекой, где совсем недавно пламенели четыре уродливые раны, а потом неожиданно сообразил, что Белка по какой-то причине решила избавить его от позора. Не дала прослыть на всю заставу похотливым самцом. Конечно: кто, как не она, мог знать, о чем подумают Стражи, разглядев следы когтей на его красивом лице? Да и Седой милосердно промолчал. Почему?

– Пожалуй, ты и правда особенный, – задумчиво произнесла бабка. – Потому что кроме меня и воеводы подробностей ее прошлого не знает никто. Ты ее видел, остроухий? Знаешь, какие руны на ней горят?

– Догадываюсь. А видел только руку, краешек. Случайно: кисть и предплечье, и это было страшно.

– Ну это-то как раз не страшно. Главное, чтобы ты на остальное не смотрел, – у старухи вдруг похолодел голос. – Ты меня понял? Никогда не смотри на нее! Не смей оборачиваться, если она попросит отвернуться, иначе потеряешь рассудок! Эти руны только для женщин безопасны, остроухий! Потому и с ранами ее вожусь всегда лишь я. Раньше мог еще Сар’ра, но последние десять лет даже он не решался войти без приглашения.

Таррэн невесело кивнул:

– Я понял.

– Нет, не понял! – снова рассердилась старуха и замахнулась на эльфа полотенцем. – Если взглянешь на нее, мигом забудешь обо всем остальном: о семье, долге, жене, детях… Будешь с ума сходить и ни о чем другом не вспомнишь! Но это еще полбеды, остроухий, потому что ты будешь жить, сохранишь рассудок и еще сможешь служить, работать, воевать… если воля сильна, конечно. И если Белка разрешит. Но коли хоть раз увидишь ее спину – умрешь. Мы лишь однажды упустили, просто не знали тогда, в чем опасность! Так несколько лет назад один дурачок решил проверить и подглядел в щелочку… а потом с крыши сбросился, чтобы не мучиться. Мальчишка… просто глупый мальчишка, который решил, что сумеет преодолеть это проклятие… всего двадцать ему тогда исполнилось. Только-только в пределы пришел. Вот с тех пор Белик так себя и ведет, чтобы никто больше… понимаешь?

Таррэн несильно вздрогнул.

«Я их убиваю…» – снова вспомнился ему ее мертвый голос. И, Бездна, как же это было верно!

– Я не пугаю, – все еще сердито покосилась на него Грета. – Даже Гончие лишь догадываются, почему с Бел так сложно. И пускай так и останется, потому что наверняка найдется немало дураков, которые решат проверить свои силы. Мол, любовь творит чудеса… А тебе я говорю открыто: не смотри! И цени мою доброту, темный: раньше, может, и не сказала бы. Да только раз ты удержался сегодня, может, сумеешь ей когда-нибудь и в другом деле помочь.

Таррэн только невесело усмехнулся: «Если бы… Но я же враг. И всегда останусь только врагом. Всегда по другую сторону, всегда напротив, но никогда – рядом».

Старая Грета неожиданно вздохнула.

– Какая ирония, да? Задела тебя наша Белка?

Таррэн отвел взгляд.

«Это просто магия, – тоскливо подумал он. – Всего лишь проклятая магия, от которой я схожу с ума. Как Элиар, как Танарис, как все мы. Всего лишь дурацкая магия… Торк! Но почему я согласен даже на это, лишь бы ей больше не было больно?!»

– Тяжко тебе, – понимающе кивнула бабка. – Но поверь, остроухий: мало кто может себя перебороть, да и желание для этого нужно. Такое, чтоб не слабее ее силы оказалось. У тебя оно есть, и значит, Белка в тебе не ошиблась. Правильно доверилась с узами. Она никогда не ошибается, темный, иначе не дошел бы ты живым до заставы. Чего дернулся? Я не первый год на свете живу, замечаю кое-что. Особенно то, как Траш на тебя смотрит, а ведь они с Бел очень близки… Да и Каррашик принял за своего, а такого еще ни разу за десять лет не было. Так что не таращи глаза и лучше подумай, что скажешь, когда она проснется. Но вздумаешь ее обидеть – помни: я за тобой слежу!

– Да, мать. Спасибо, – похолодевшими губами выдохнул Таррэн.

– Проследи, чтобы ее не побеспокоили, а я на кухню – там у меня мясо подгорает, – властно распорядилась бабка и, неожиданно грациозно поднявшись, неспешно удалилась.

Таррэн машинально кивнул и надолго выпал из реальности, погрузившись в размышления о собственном роке, сотни раз проклятом роде, не менее проклятом амулете Изиара и ближайшем будущем. Тоже – проклятом и, вероятнее всего, весьма коротком: примерно до того времени, когда придет пора войти в Лабиринт безумия. И Таррэн почти не сомневался, что живым оттуда не выйдет.

Тоска, как ни странно, сегодня не спешила возвращаться. Никакого отчаяния по поводу грядущего Таррэн тоже не испытывал, хотя времени у него осталось совсем немного, каких-то три или четыре дня… Но он умел ценить редкие дары своей странной жизни. Особенно то, что получил несколько драгоценных часов про запас и возможность снова увидеть насмешку в знакомых глазах. Да, хотя бы ее – вместо прежней ненависти и презрения.

Ради такого можно побороться, помучиться пару дней. Поэтому он просто молча сидел у фонтана, как недавно Шранк, рассеянно гладя жесткие пластинки на загривке притихшей хмеры, невидяще смотрел перед собой и терпеливо ждал, когда настанет его очередь исполнить свой долг.

– Нет, я все-таки не понимаю! – упрямился Весельчак, исподлобья глядя на Воеводу. – Почему нам нельзя идти сегодня? Или завтра?

Урантар только усмехнулся.

– Что, не терпится покончить с жизнью?

– Нет. Не терпится покончить с этим дурным походом.

– Ну, скажем так: я бы не хотел потерять вас только из-за того, что вы надышитесь здешним воздухом и испустите дух где-нибудь на середине пути.

– Ты ж сказал, что двух дней хватит для привыкания, – напомнил Сова.

– Верно. Но рисковать все равно не стоит. К тому же у нас останется еще шесть суток в запасе.

– Ты уверен? – негромко хмыкнул Танарис. – Если мне не изменяет память, до Лабиринта идти примерно три дня. Ну на самом деле поменьше, но с учетом местности будем считать, что три. Значит, и обратно идти придется столько же. Плюс Таррэну потребуется время, чтобы уладить дела внизу: день или два, точно не знаю. Но тогда получается, что сроки-то не сходятся. Ты ничего не путаешь?

– Да уж, – буркнул рыжий. – Как раз тех двух дней, что мы тут сидим дураками, и не хватает! Или расчет на то, что в одну сторону мы доберемся, а потом… Урантар, если ты не в курсе, то я бы хотел вернуться домой, а не покоиться с миром в чьем-нибудь желудке!

– Представь себе, я об этом догадываюсь, – подозрительно серьезно отозвался воевода.

– Что ж ты тогда нам голову морочишь?! – взорвался Весельчак. – Зачем нас вообще сюда отправили, если у вас есть целая застава подготовленных Стражей, которые к тому же отлично знают, как справляться со здешними зверушками? Зачем вам обычные люди, которым надо к чему-то привыкать, если вы распрекрасно справились бы сами?

Урантар удивленно обернулся и некоторое время молча рассматривал недовольного, взъерошенного парня, будто впервые увидел.

– Браво, рыжий, – наконец сказал он. – Это первые разумные вопросы, которые я от тебя слышу.

Весельчак сердито сверкнул глазами, но, против обыкновения, смолчал. Аркан кинул на приятеля внимательный взгляд, словно тоже не ожидал от него подобной вспышки, быстро переглянулся с Элиаром и Танарисом, а затем со всем вниманием повернулся к Воеводе. Тот, в свою очередь, ненадолго задумался. Затем встал со скрипучей лавки, неторопливо прошелся до двери, выглянул наружу. Убедился, что посторонних нет, и так же молча вернулся обратно.

Весельчак скептически хмыкнул.

– Ну? Только не говори, что вам не хватает мяса, чтобы отбиваться от местных хищников. Мол, своего мало и тащить в такую даль неохота, а чужаков не жалко. В чем дело, Урантар? Зачем вам понадобились люди там, где можно было управиться силами Стражей и эльфов? Я же не дурак: прекрасно понимаю разницу между вами и нами. Да, мы получили приказ дойти до Лабиринта и охранять третью часть ключа. Да, я поклялся, и никто из нас не отказывается от слова… Но я хочу знать: зачем? Ответь, будь так добр, потому что мне бы не хотелось потерять к тебе уважение.

Урантар вскинул брови еще выше. Ого! И это он слышит от вечного болтуна и дурошлепа, у которого язык обычно работает шустрее бабкиного помела?!

– Согласен с рыжим, – спокойно отозвался Ирбис. – Мы не считаем себя лучшими в мире бойцами, но мы верны королю и дали слово исполнить его волю. Нас отправили для важного дела, которое необходимо для выживания всех обитаемых земель. Да, возможно, сейчас это звучит смешно, поскольку все мы понимаем, что Стражи справятся с этим куда лучше… – Его взгляд невольно метнулся к шее Воеводы, где из-под ворота выглядывал кожаный шнурок, на котором уже много веков носили королевский артефакт. – Да, мы видели, как сказал рыжий, разницу. Видели, как вы владеете оружием, как умеете стрелять и как приспособились выживать в этом аду. Вас действительно трудно превзойти, и никто с этим не спорит. Вам по праву доверили ключ, и, чего скрывать, вы превосходно обошлись бы без нашего участия. Но зачем-то все-таки нас сюда отправили. И, как мне кажется, мы имеем право знать зачем.

– Правду, значит, хотите? – мелодично пропел Элиар, с независимым видом подпирая соседнюю стену. Танарис только улыбнулся.

– Скажи им, – неожиданно кивнул светлому эльфу Урантар. – Может, оно и к лучшему.

– Ладно, – покладисто кивнул Элиар и, оглядев настороженные лица людей, на мгновение задумался. – Попробую объяснить, но это не так просто, как кажется… Рыжий, перестань сопеть и не сбивай с мысли! Потому что начну я… с истории, пожалуй.

– О нет!

– Заткнись, морда, или я за себя не отвечаю, – неласково посмотрел на Весельчака эльф, и тот поспешил угомониться. – Как вы знаете, после смерти владыки Изиара осталось три ценных вещи: амулет, который поддерживает границу с миром демонов в активном состоянии, Лабиринт, в котором упрятали этот самый амулет, и ключ, с помощью которого туда можно войти. Ровно раз в тысячу лет Лабиринт должен быть открыт, а амулет – активирован, чтобы обновить границу и предотвратить нашествие демонов на Лиару. Вы знаете – гм, я надеюсь, что знаете – что после Битвы тысячи магов человечество получило возможность развиваться самостоятельно… в смысле, без нашего участия, как было раньше. То есть вас признали разумной расой и дали свободу воли.

– Если еще точнее, то всем нам дали строгий наказ не устраивать новых расовых войн, – добавил Танарис. – Гномам велели держаться подальше от эльфов, а всем бессмертным – от смертных. Никаких конфликтов и кровопролитий. Между собой – пожалуйста, но межрасовых войн быть не должно, иначе погибнем все. Так повелел Изиар перед тем, как переступить границу и запечатать ее своей кровью. И еще он сказал, что, если на эту землю еще когда-нибудь прольется кровь… смертных или бессмертных… от Лиары не останется даже воспоминаний. И чтобы этого не случилось, магический ключ был разделен на три части: одна осталась у гномов, вторая у темных, ну а третья – у нас…

– А людей при дележе трофеев вниманием не удостоили, – нетерпеливо вклинился Весельчак. – Обидно, конечно, что нас так мало ценят. Но, в конце концов, третью часть ключа светлый владыка отдал правителю Интариса в благодарность за спасение. Я знаю историю, ребята. Повторяться нет нужды.

Элиар лишь тонко улыбнулся.

– А знаешь ли ты, что только с помощью всех трех частей ключа можно открыть древние врата Лабиринта? Что только силой магии бессмертных можно пробудить его к жизни? И только вместе с частичкой подгорного пламени, хранящегося у владыки Подгорного трона?

– А то! Иначе вы бы сюда не приперлись! Судя по тому что гнома мы с собой не притащили, это самое пламя и их часть ключа у вас.

– Конечно. А третья, надо полагать, у Таррэна. Но этого мало: для открытия врат требуется присутствие двух магов – светлого и темного. А магией, как ты знаешь, у нас владеют только члены правящих семей. Именно поэтому в Серых пределах так мало наших магов. Точнее, их практически нет, потому что Проклятый лес хорошо их видит и очень быстро учится разрушать защиту. Маги для него – самая лакомая добыча, и если хоть один из них пробудет в пределах хотя бы месяц, то приблизиться к Лабиринту станет для него проблематичным.

– Хочешь сказать, что те, кто сидит на ваших заставах, не рискнут сунуться в лес?

– Дальше одного дневного перехода – нет, – негромко сообщил Урантар. – И обычные маги, кстати, тоже. Даже амулеты не спасают: по каким-то причинам их очень быстро находят и, если вовремя не убраться под защиту стен, весь отряд, включая мага, будет уничтожен. Так что бедняге Велимиру приходится сидеть в четырех стенах и лишний раз даже носа наружу не казать, чтобы не привлекать внимания. Помнишь, Белик сказал на тропе, что с пяти шагов почует Элиара даже со щитами? Так вот, он такой не один. Более того, каждая мало-мальски крупная тварь учует его не только быстро, но и сумеет передать информацию дальше. Так что примерно через сутки все окрестности будут знать, где можно поживиться свежим мясцом.

Элиар снова хмыкнул.

– На наших заставах магов нет именно поэтому. Ну и еще потому, что от магии в пределах проку не так уж много. Наружу не выйдешь, силы быстро не восстановишь, помочь при нападении тоже не сумеешь, потому что местные твари магии не поддаются… разве что попытаться сжечь всякую мелочь, как Велимир недавно, но на это много ума не требуется. Тем более что правящая ветвь не слишком многочисленна и хранители ценятся на вес золота.

Сова задумчиво потер подбородок.

– Согласен, вы с Танарисом – это гораздо лучше, чем какой-нибудь недоучка… но пользы от вас, как я понял, все равно не будет. Несмотря на то что вы пришлые, что вашей ауры никто не почуял и что вашей силы хватит, чтобы раскатать эту заставу по камешку. Верно? Именно в Проклятом лесу вы нам не помощники?

– Колдовать там будет самоубийством, – спокойно ответил Танарис. – Нас найдут быстрее, чем успеешь сказать «мама», так что мы с братом – неудобные спутники. Но вблизи врат наша сила возрастет, поэтому кое-какую помощь мы оказать сумеем.

– Ага, – понимающе кивнул рыжий. – Значит, вы туда идете только ради врат, а во всем остальном придется полагаться на нас – слабых смертных?

– Верно, – одновременно отозвались эльфы. – В сам Лабиринт нам путь заказан – там уже настанет черед Таррэна геройствовать. А мы останемся снаружи присматривать за входом и прикрывать вам спины.

– А что там будет делать Таррэн, если не секрет?

Элиар неприятно усмехнулся.

– У него и спроси. Лабиринт безумия так называется потому, что пропускает внутрь только темных. Да и то не каждого, а лишь того, в ком течет кровь безумного владыки Изиара. Но поскольку, как я говорил, хранители – это побочная ветвь правящего дома, то в нашем темном друге этой кровушки должно быть достаточно, чтобы сделать все, что нужно. Подробностей я не знаю, не спрашивай: темные всегда были очень скрытными. Но подозреваю, что пару капель своей крови ему придется там пролить на какой-нибудь алтарь.

– А наша задача, – добавил Урантар, – проследить, чтобы все вы туда добрались целыми и невредимыми. И светлые, и темные. Но поскольку Проклятый лес все время меняется и постоянных дорог в нем нет, то где-то с год назад наше дражайшее величество соизволило озадачить меня этой проблемой. И в своей манере повелело отыскать хотя бы примерное местоположение Лабиринта, чтобы знать, куда топать, дабы поспеть к сроку. Гончие, разумеется, излазили все окрестности вдоль и поперек. Заодно убедились, что Лабиринт действительно существует, а с месяц назад даже сумели проложить сносный маршрут и сделали пробную вылазку, чтобы выяснить: реально ли добраться до него с такой обузой, как чужаки, и сколько времени на все это понадобится.

Люди выразительно переглянулись.

– Да, вы правы, – кивнул Воевода на невысказанный вопрос. – Шансы неплохие, а сроки… Ну, скажем, с вашим темпом – от двух до двух с половиной дней. При полном отсутствии магии и охраняющих амулетов (да-да, рыжий, от своей висюльки тебе придется избавиться) и под строгим присмотром моих людей. С вами пойдут трое Волкодавов, три Гончие, я, Белик, Траш и Карраш, разумеется. Этого должно хватить. Плюс к этому Таррэн вчера здорово помог, и нападений на отряд ожидается гораздо меньше, чем в любое другое время.

– Вот и подошли к самому главному, – кашлянул Ирбис. – Если вы все такие умные и великие… если эльфов вполне сносно могут охранять Стражи, знающие эти места как свои пять пальцев… если Волкодавы так хороши, а Гончие будут пристально следить за каждым кустом… если туда идут даже хмера и ядовитый мимикр… какого рожна вам понадобились простые человеческие воины, Урантар?!

– Та-а-ак, – протянул Весельчак. – Неужели я был прав и вам просто не хватало дармового мяса?

– Элиар, поясни ты.

Светлый растянул губы в широкой улыбке и, чуть наклонив голову, со странным выражением уставился на отчего-то занервничавшего лиса.

– Дело в том, что в самый первый раз (а было это почти девять тысячелетий назад) наши расы собрали в Серых пределах весьма приличную армию. Как ни странно, именно первый поход описан в хрониках лучше всего, а об остальных семи сохранились лишь разрозненные данные, поэтому большинство сведений о Лабиринте мы получили именно оттуда. Этот поход, как вы понимаете, станет девятым. Символично, так как девятка – любимое число темных магов… Так вот, если верить хроникам, тогда, в первый раз, собирались всем миром: темные, светлые, даже гномы не поскупились на целый хирд. Говорят, набралось тысяч пять разных… э-э-э… существ. В том числе люди под предводительством короля Миррда. В те времена человеческие правители еще не гнушались подобными подвигами и считали долгом проследить за сохранностью своей части ключа. В общем, все было пышно, пафосно и… глупо. Потому что полноценного прохода в горах тогда не существовало, и армия уперлась в Тропу смертников, после которой заметно уменьшилась в размерах. Каким образом вышло, что карта тропы уже в те времена не сохранилась, я не знаю. Меня еще не было. Хроники тоже молчат. Но, как оказалось, Проклятый лес все эти годы тоже менялся. Причем, так быстро, что уже в следующую после короля Миррда эпоху составленные и сохраненные им карты оказались бесполезными. В подробностях пересказывать хроники не буду, а лишь скажу, что до заветных врат из той, первой армии добрались всего десятеро: двое светлых эльфов, один из которых погиб на обратном пути; темный; гном; трое магов вашей расы и трое самых обычных смертных. Они-то и сумели открыть врата. Среди уцелевших был, кстати, король Миррд, за что ему вечная память. Однако выжившие маги, как говорят, попытались потом забрать себе все части ключа и основали тот самый орден Отверженных, от адептов которого мы с вами так много бегали. Тогда, слава владыке, с ними справились, но они вернулись и попробовали снова, разрослись, как сорняки… сами знаете, что из этого вышло. Сразу не раздавили гадину, так она и через девять эпох сохранила ядовитые зубы. Но, что самое интересное, выжившие в тот самый первый раз наперебой твердили, что если бы не обычные воины, в Лабиринт было бы не войти. Дескать, для открытия врат требуется присутствие представителей четырех разумных рас… вернее, их кровь. Не таращи глаза, рыжий, никто не собирается приносить тебя в жертву! Просто палец уколем и отправим обратно. По крайней мере, все последующие разы так и поступали. Не знаю, насколько это оправданно, но с тех пор смертные обязательно отправляются в каждый поход. Теперь доволен?

– Очень, – буркнул Весельчак. – Короче, меня туда потащат, как козла на веревке, просто потому, что вроде как могу понадобиться, но точно этого никто не знает. На всякий случай. Чтобы испачкать ту проклятую дверь собственной кровью, будто языческий алтарь.

– Верно, – очаровательно улыбнулся Элиар. – Причем во все времена старались, чтобы смертных было именно трое и ни одним меньше. Вдруг число тоже важно? Не возвращаться же обратно из-за глупой ошибки? Может, подошли бы и Стражи, но боюсь, близость к пределам изменила их слишком сильно и считать их простыми смертными уже нельзя. А рисковать мы не вправе.

– Но нас пятеро, – неожиданно прогудел Молот, дотоле угрюмо молчавший и старательно изучавший пол под ногами. – Нас больше, чем нужно.

– А это про запас, – ядовито отозвался рыжий. – Вдруг моя задница не доберется до Лабиринта? Или твоя? Или лысого? Плевать, что нужно трое. Лучше, чтобы было побольше – на всякий случай. А если, по счастливому везению, до Лабиринта дойдут все, то самых толстых можно будет скормить голодным хмерам, дабы добро не пропадало. Верно, Элиар?

Урантар примиряюще поднял ладони:

– Не злись, рыжий. Я просил у короля троих лучших воинов в помощь, но он решил, что пятеро будет складнее, вот и прислал вас. Больше нам просто не провести. Но вы действительно лучшие из тех, кому король полностью доверяет. И тропу вы сумели преодолеть. Мы не ждали, что справимся без потерь. Твою задницу, рыжий, конечно, жалко, но сейчас она уже цела и, по-моему, чувствует себя неплохо. А если все получится как задумано, то, полагаю, вы слегка прибавите в силе и в скорости даже за те жалкие семь-восемь дней, что торчите в пределах.

Весельчак насупился еще больше, но возмущаться вслух перестал.

– Постойте, – внезапно нахмурился Ирбис. – Элиар, ты говорил про четыре расы? А как же гномы? У вас же нет никого, кроме Крикуна!

– Не волнуйся, – отозвался вместо брата Танарис. – Их часть ключа у нас вместе с кровью одного из младших наследников подгорного трона. Этого хватит.

– Ты уверен?

– Абсолютно. В позапрошлый поход единственного гнома в отряде разорвала хмера. Это достоверный факт, который описан во всех хрониках. И случилось все как раз на подходе к Лабиринту. Однако возвращаться было поздно, поэтому один из моих предков рискнул взять немного крови мертвеца и капнуть на объединенный ключ. У него получилось: врата открылись так же, как и раньше. Поэтому гномы рассудили, что раз без их присутствия вполне можно обойтись, то зачем их наследнику топтать сапоги зазря?

– Да уж, союзнички, – презрительно скривился Элиар. – Когда ты от них вернулся, я сперва ушам своим не поверил! Подумал, что брежу, раз они решились доверить нам свою часть ключа и кровь одного из младших наследников! Никогда их не понимал, а теперь не понимаю еще больше.

– Ладно, – подвел итог Сова. – Значит, мы имеем в сумме четыре или пять дней на дорогу туда и обратно, плюс один день для Таррэна и его непонятной миссии.

– Он сказал, что суток должно хватить, – кивнул Воевода. – Правда, он хотел отправиться уже сегодня, но это и по срокам для вас маловато, да и Белик… в общем, завтра с рассветом выйдем. Так что отсыпайтесь, отъедайтесь, возьмите у Крикуна нормальную броню. Элиар, раз уж Карраш испортил тебе меч, подыщи что-нибудь в оружейной – там много добра, в том числе и из Светлого леса. Остальных тоже обеспечу всем, что пожелаете. Вот, собственно, и все, о чем я хотел поговорить. С Таррэном мы тоже все обсудили, поэтому его сейчас здесь и нет.

Мужчины одновременно покосились на дверь, будто за ней уже стояла Белка, и с редким единодушием подумали, что наглому темному выпал неплохой шанс побыть с ней гораздо дольше, чем кому-либо. Впрочем, последнюю мысль они постарались затолкать поглубже, потому что злиться на него не хотелось, а единственный имеющийся в наличии хранитель никак не должен пострадать до конца похода.

Глава 5

Белка проснулась внезапно, как от толчка, и машинально цапнула лежащий под подушкой нож. Впрочем, наткнувшись на внимательный взгляд зеленых глаз, тут же опустила руку, а затем резко села.

– Ты зачем пугаешь? – с укором спросила она.

Траш широко улыбнулась. После чего стянула одеяло с сестры и настойчиво обнюхала ее живот. Кажется, темный малость перестарался. И даже на рану как-то сумел воздействовать, потому что кровью больше не пахло. А сестра сидела на постели так, будто уже не помнила про рану.

– Да, я себя хорошо чувствую, – машинально ответила Белка, поднимая рубаху и проводя ладонью по животу. Затем, поколебавшись, сняла тугую повязку, в которой чувствовалась умелая рука старой Греты. Пару секунд изумленно рассматривала причудливый узор на собственной коже, будто сроду не видела, а потом неверяще дотронулась до почти незаметной белесой полоски под ребрами. – Это что, он сделал?! Темный?

Хмера согласно наклонила голову.

– Траш, но как?

Хмера задумчиво поскребла за ухом, думая: «Ну… ему как-то удалось увидеть наши узы, хотя раньше никто этого не делал. Более того, поверх наших он наложил свои собственные. Да еще и поправить умудрился совершенно непонятным манером. С раной вроде не планировал нарочно, просто хотел помочь… Может, он прав насчет родственной с тем темным крови?»

– Не знаю, девочка. А чего наш народ шумит? – слегка нахмурилась Белка.

Траш хитро прищурилась и, ухватив сестру за рукав, потянула взглянуть на то, как Гончие развлекаются с чужаками. Сама она тоже с интересом понаблюдала за игрой, однако, едва почувствовав, что подруга проснулась, решила поприветствовать. И показать, как забавно Стражи лупят чужаков.

– Что-о-о? Опять? – Белка вихрем вылетела наружу, едва не снеся по пути входную дверь и чуть не наступив на сладко дремлющего у порога мимикра.

Карраш от такого обращения возмущенно подпрыгнул, хотя с его массивным телом ничего страшного не произошло, но хозяйка уже умчалась. Достигнув узкого прохода между дворами, она ласточкой взлетела на ближайшую крышу, бесшумной тенью скользнула вниз и… ошарашенно замерла.

– Ну что? – насмешливо поинтересовался Элиар, во второй раз скидывая Весельчака на землю. – Еще круг, рыжий? Или ты сдулся?

Ланниец упруго перекатился, без стеснения костеря наглого нелюдя на чем свет стоит, но тут же вскочил на ноги, умудрившись даже тренировочный меч не выронить. А эльф и не подумал спрыгивать с тумбы: ему вполне хватило факта касания противником земли.

Весельчак торопливо огляделся, ища подвох, но буквально в десяти шагах от него Ирбис с ворчанием опустил свои мечи, а еще чуть дальше зло сплюнул Аркан.

– Вы опять проиграли, – с удовольствием сообщил Элиар, слыша одобрительный шепоток среди окруживших полигон молодых Стражей.

Аркан вытер капли пота с распаренного лба и в который раз за вечер проклял коварного эльфа, который так ловко подловил их на слове и вынудил целых два часа скакать по этой странной площадке, уподобившись диким хорькам.

Нет, Урантар зря считал, что они даже первый круг не осилят – вон, всего третий раз эта ушастая зараза их ловит на ошибке. Однако один на один против хранителя могли устоять только Гончие, а им пришлось потеть втроем. Ох и скалился же Элиар всю игру! И до сих пор был бодр и весел, как ребенок в преддверии совершеннолетия. Если бы рыжий не ляпнул сдуру языком, не ввязался в начатую Ирбисом перепалку, не вынудил светлого влезть в нее тоже и не напомнил о своем обещании отомстить за насмешку…

– Он прав, рыжий, – притворно вздохнул Урантар, стоя в сторонке на пару с Таррэном. – Тебя сделали по всем правилам.

– Бешеные лисы не работают в открытую, а вот в лесу я бы с ним потягался, – непримиримо буркнул Весельчак, потирая ушибленное плечо.

У проклятого остроухого удар был такой мощи, что просто не верилось! А скорость движений вообще запредельная. Да и по тумбам он скакал, как заправский прыгун, причем так уверенно, словно накануне не один час тренировался!

Элиар загадочно сверкнул глазами.

– Достаточно, рыжий? – вкрадчиво спросил он, легко крутанув меч.

– Мы еще по возвращении попробуем, кто кого переиграет!

– Ну-ну. Танарис, ты размяться не хочешь?

Танарис скептически поджал губы и покачал головой. Нет, спасибо. Он еще не сошел с ума, чтобы уподобиться Гончим, которые милостиво прервали утреннюю разминку и позволили чужакам занять полигон. Странно, что брата так разобрало на эти игры, прямо на себя не похож, но Танарис до такого пока не дошел. Хватит и того, что вел себя с ними как с равными.

– Я хочу, – задорно бросила с крыши Белка.

Мужчины стремительно обернулись.

– Бел!

– Тебе еще рано! – возмутился Воевода.

– И правда, не стоит, – согласно кивнул Велимир, оправляя короткую бородку. – Рана недавно открылась, обожди немного. Не надо рисковать.

Белка грациозно прошлась по черепице, ловко спрыгнула на одну из тумб и выжидательно уставилась на обеспокоившегося эльфа. Босая, в короткой стеганой безрукавке, хотя на улице уже жарко, растрепанная, но с лучащимися от удовольствия глазами.

– Бел… – вздохнул Элиар, опуская меч. – Я не буду с тобой бегать.

– Струсил? – хитро прищурилась она. – А как же твое вчерашнее обещание? Ну, удиви меня.

– У тебя бок дырявый!

– Уже нет.

– Рана может открыться!

– Не может.

Элиар изумленно воззрился на Гончую, но она лишь улыбнулась и незаметно покосилась на молчаливого Таррэна. Тот, конечно, предполагал, что рана немного затянется, но чтобы она закрылась… Неужели обманывает?! Таррэн, в свою очередь, пристально взглянул на Белку, попытался почувствовать, где правда, а где ложь, и… закономерно уперся взглядом в два кристально чистых бриллианта, от которых все внутри переворачивалось.

Торк! Не собирался же! А она как знала – специально смотрит, да еще и подмигнула! Правда, сегодня в этой голубой бездне не видной опасной зелени, но все равно глаза у нее демонические!

– Так что ты решил? – строго спросила у светлого Белка, уперев руки в бока. – Без мечей. Без ножей. Только руки, ноги и скорость. В голову не бить, под зад не пинать, подножки не ставить. В остальном – без ограничений.

Элиар только вздохнул. Как ей откажешь? Обижать не хочется, ударить страшно, столкнуть на землю – тем более. Вдруг она опять бравирует, а у самой еле сил хватает ползать? С нее станется – уже понял, что себя жалеть не любит.

– Хорошо, – уныло согласился он. – Только один круг, не больше.

– Отлично. Траш, ты где? Ищи себе пару и поехали!

– Что?! – всполошился светлый. – Какая пара?! Белик, ты что опять задумал?!

– Хочу узнать, чего ты стоишь, Элиар, – неожиданно жестко усмехнулась Гончая. – И собираюсь это проверить. Ты станешь моей парой на этот круг, а девочка подберет себе кого-нибудь из парней. Шранк, ты так? Горазд на подвиги?

– Тебе же завтра в рейд, – недовольно напомнил Страж.

– Знаю. Тебе тоже.

– Бел…

Но Траш неожиданно сама разрешила все споры. Ввинтившись между подавшимися в стороны воинами, деловито обошла и обнюхала Гончих, которые неодобрительно косились на хозяйку. Фыркнула и раздраженно дернула хвостом. Хоть бы кто понял! Хоть бы кто сообразил, что в таких делах нет места шуткам, даже если предложение облечено в такую форму, как привыкла делать Белка! Ну не станешь же их слезно умолять?! Воевода в этом однозначно не участвует, молодежь не справится, да и боится хмеру как огня. Шранк колеблется, а тут колебания неуместны, Адвик… хмера его не любила. Крилл много ржет, Иктар и Брок вечно грызутся, Навир еще руку бережет после саламандры, а остальные зализывают раны посерьезнее. На чужаков тоже надежи никакой. Кого же выбрать?

Хмера уткнулась мокрым носом в темного эльфа, словно говоря: «Ну? И ты туда же? Тоже станешь ее жалеть? Но она сильная. И ей действительно нужна помощь. А мне нужен кто-то, кто не струсит работать в паре. Кто-то, кто знает и поймет меня так же, как сестра. Может, ты?»

Таррэн устало прикрыл глаза.

«Ей же рано. Еще мало времени прошло. Хоть бы до ночи подождала».

Траш досадливо рыкнула и отвернулась: «Так и знала! Все самцы одинаковые!»

– Подожди, – тихо окликнул ее эльф, отчего брови у воеводы поползли вверх. – С раной действительно все хорошо? Не откроется снова?

Хмера едва заметно качнула головой.

– Белка? Не возражаешь, если я попробую? – повысил он голос, вызвав нездоровое оживление среди Стражей и даже Гончих. Шранк и Адвик помрачнели, потому что остроухий откровенно нарывался. Ланниец с занийцем переглянулись почти весело. Кажется, назревает новая забава? Бедный, бедный эльф! Уши она ему отрубит сама.

Белка, мгновенно нахмурившись, обернулась:

– Белик… Не забывай, ушастый: только Белик!

– Я привык называть вещи своими именами, – спокойно ответил темный, и она нахмурилась еще сильнее. – Что скажешь? Я с Траш против вас с Элиаром. Полный круг. Согласна?

Белка нехорошо прищурилась и гибким движением спрыгнула на землю, красноречиво показав, что не только полностью восстановилась, но и способна заставить некоторых об этом пожалеть. Правда, смотреть в глаза эльфу ей пришлось снизу вверх, потому что он возвышался почти на голову, но стремительно вспыхнувшие в ее глазах изумрудные огоньки с лихвой компенсировали эту разницу.

Как он сказал? Вещи называет своими именами?! Решил поупрямиться?

Таррэн сжал зубы и заставил себя посмотреть на нее в упор, мысленно поклявшись, что больше не поддастся. Не позволит ей сломать его волю, не даст из себя веревки вить, ничего не позволит, потому что… она сама этому не рада, хотя и не признается. А значит, он не имел права уступать.

Белка остановилась от него на расстоянии вытянутой руки. Маленькая, хрупкая и обманчиво уязвимая. Только глаза сверкали, как два изумруда в родовых перстнях эльфов, да губы плотно сжались, выдавая ее недовольство.

– Не называй меня так, – отчеканила она в напряженной тишине. – Я Белик, и никак иначе.

– Нет, – ровно отозвался Таррэн, чувствуя, что идет по тонкому, опасно трещащему льду. – Ты Белка. Ты ею была и навсегда останешься. Хоть в Интарисе, хоть в пределах, хоть в Проклятом лесу. И я не стану называть тебя так, как все остальные. Их право делать то, что они считают нужным, а для меня ты останешься Белкой. Навсегда.

Ее глаза с примесью нехорошей зелени буквально воткнулись в его лицо, надавили, укололи и почти ударили, но пробить многовековую броню темного мага все же не смогли.

– Ты испытываешь мое терпение, ушастый!

– Я всего лишь говорю правду.

– Вот как?! – уже прошипела Гончая. Таррэн внутренне напрягся, помня о том бешенстве, которое ему уже довелось испытать на своей шкуре, но отступать не собирался. Потому что знал: она действительно останется для него именно такой – гордой, неприступной, сильной и… очень ранимой. Потому что нельзя коверкать свою жизнь в угоду кому-то другому. Нельзя стать тем, кем ты не можешь быть в принципе. Нельзя жить, ненавидя себя, нельзя отрицать себя самого. – И много ты знаешь такой правды?!

Темный эльф даже голос свой почти не услышал.

– Достаточно, чтобы больше не путать тебя с тем, кем ты не являешься.

Кажется, у него снова вспыхнули глаза. Кажется, снова загорелись ладони, начала тлеть рубаха на груди, и из-за этого обеспокоилась Траш, а невидимый Карраш тихонько заскулил.

«Не знаю. Не вижу. И никого больше не увижу, кроме нее, – билось в голове. – И хотя бы поэтому она Белка. Всегда только Белка. Ведь я тоже долго жил так – не принимая и люто ненавидя самого себя. С разрубленной надвое памятью, с разбитым и истерзанным сомнениями сердцем, с мертвой душой и с долгом, навязанным кем-то другим. И так было очень долго, Белка, пока я не увидел тебя».

Гончая, словно почувствовав что-то, сжала челюсти.

– Если мы выиграем, ты больше никогда не назовешь меня Белкой!

«Значит, вы проиграете, – отстраненно подумал Таррэн, отчего-то не слишком обрадовавшись этой крохотной победе. – Потому что я не стану называть тебя по-другому».

Он медленно стянул с себя куртку, чувствуя знакомое оцепенение от близости этой необычной, но до дрожи притягательной женщины. Проследил за тем, как она рывком взлетела на тумбу к Элиару и свирепо рыкнула, когда тот рискнул протянуть ладонь, чтобы помочь ей забраться.

Подавив тяжкий вздох, Таррэн так же неторопливо разулся, снял перевязь с мечами, машинально подыскивая им подходящее место. И почти не удивился, когда рядом откуда ни возьмись нарисовалась желтоглазая и на редкость довольная морда. Карраш с готовностью цапнул эльфийские клинки, ничуть не озаботившись охранными рунами и, восторженно похрюкивая, отправился к дальнему сараю, где с шумом плюхнулся, подгреб к себе вторую пару – Белкину, закинул их друг на друга, словно так и надо, а затем нагло положил сверху голову.

Урантар зябко передернул плечами, но, кажется, клинки не возражали против такого соседства. И не шарахнули молниями ни друг по другу, ни по дурному мимикру, который находил странное удовольствие в том, чтобы положить клинки именно так: ее – снизу, его – точно поверху. Крест-накрест.

– Будь осторожнее, – тихо посоветовал воевода, когда Таррэн прошел мимо.

Эльф машинально кивнул. На него смотрели как на безумца, которому вздумалось дразнить хмеру за усы. Как на идиота, потому что он рискнул нарушить непреложные правила. Плевать, как любит выражаться рыжий. На все плевать. Пусть смотрят. Лишь бы не мешали ухватить кончик странной, но мимолетной мысли, мелькнувшей у него на задворках сознания. Не напомнили Белке, что она вожак, требующий беспрекословного подчинения.

Он так и взобрался на тумбу рядом с хмерой – задумчивый и готовый ко всему. Мазнул спокойным взглядом по Элиару, молча отметил, что тот успел сбросить рубаху и красуется рядом с напарницей голым торсом. Слегка задержался на ее незаметно шевелящихся губах возле самого его уха, так же рассеянно погладил костяные пластины на затылке Траш и мысленно спросил:

«Как работать будем, подруга?»

Белка скосила на него глаза, а хмера неожиданно хмыкнула. И вдруг обрушила на не ожидавшего подобного эльфа такой набор образов и картинок, что Таррэн на секунду даже задохнулся и едва все не испортил, потому что сохранять равновесие при таком резком контакте было трудновато.

Охота… снова охота… бой с каким-то самцом в лесу… запах крови… лицо сестры: усталое… веселое… измученное… задумчивое. Потом – ровный бег по зеленым холмам… поющий ветер в вышине… многие сотни битв, сливающихся в один сплошной водоворот событий… чужие лица: мужские, женские, орочьи и даже эльфийские… вопросы… ответы… боль, кровь…

А вот и полигон… и Гончие на одной из тренировок, на которые сходятся посмотреть все свободные от дел Стражи. Белка еще никогда и никому не уступала на этих тумбах. Она умела двигаться как ветер, умела быть жесткой. И никогда никого не щадила: ни себя, ни других… Да, здесь всегда все честно, и Шранку нечего ворчать на сломанную руку – все равно зажило к вечеру, хотя «нектара» на него потребовалось много. И нечего Белке обижаться на его ответный бросок, едва не стоивший ей сломанного ребра…

Вот ее любимый удар. Вот и коронный прыжок, которым она легко сворачивает шеи недовольным. Так она любит сметать препятствия со своего пути, а вот так наказывает тех, кто рискует распускать руки, – просто ломает в трех местах или пинает по локтю…

А потом снова лица, лица, лица…

Таррэн оторопело застыл. Боже, какая каша! Кто их только учил?! И как они вообще это выдерживают?!

Он тряхнул черной гривой, которую Траш тут же растрепала, и принялся торопливо разбираться в новых сведениях.

– Начали! – резко бросила Белка, не дав ему ни одной лишней секунды на раздумье.

Траш вместо ответа оскалилась и метнулась к Элиару: светлый в их паре заведомо слабее. Не знает привычной тактики Гончих, и его несложно устранить, а там, вдвоем с ушастым, они и сестру сумеют достать. И если он не подведет, то все будет очень легко. Всего пара мгновений…

Элиар опередил ее буквально на секунду: сорвавшись с места почти одновременно с Белкой, он стремительно перелетел сразу через две тумбы, резко свернул, уворачиваясь от могучей лапы с предусмотрительно втянутыми когтями. А потом рванул в противоположную сторону, оставив раздосадованную хищницу крутиться на каменном пятачке. Войдя в раж, он еще целых два раза проворно скакнул, опасаясь подвоха, но быстро понял, что кошка отстала, огляделся и коварно улыбнулся. Промазала!

Траш недовольно фыркнула. Вот зараза ушастая! Собралась было продолжить погоню, потому что выбить наиболее слабого противника – первоочередная задача для такого рода игр, а он, хоть и шустрый, все же не настолько хорош, чтобы потягаться с ней и ее парой. Но поймала краем глаза какое-то движение и дрогнула: Белка! Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, кто слабее в их с Таррэном паре. И сейчас сестра с огромной скоростью мчалась за улепетывающим эльфом, готовясь вот-вот нанести свой любимый удар!

Хмера мигом позабыла про Элиара. Сердито рыкнула и в три громадных скачка добралась до партнера как раз в тот момент, когда Белка извернулась и прямо в прыжке ударила его в грудь. Правда, темный (ух, молодец!) каким-то чудом успел отшатнуться, одновременно присев и развернувшись всем корпусом, поэтому острые пятки ничего ему не сломали, а лишь вскользь задели по бедру. Да что там! Он даже уклониться попробовал! Однако забыл, что стоит на каменной тумбе. Его правая нога закономерно соскользнула с края, эльф нелепо взмахнул руками, в какой-то жалкий миг осознав, что все же проиграет бой за ее имя… и тихо охнул, когда могучий хвост обхватил его поперек торса, а затем мощным рывком выдернул из пустоты и буквально швырнул на соседнюю тумбу.

Таррэн мгновенно сгруппировался и приземлился уже достойно: на ноги. Поднявшись бок о бок с необычной напарницей, слегка прищурился. М-да, не ожидал, не ожидал…

– Спасибо, Траш.

Хмера только покосилась на него, но смолчала, мысленно понадеявшись, что он больше не станет делать ошибок.

– Неплохо, – скупо похвалила Белка, поняв, что атака не удалась. Потом вернулась к Элиару, озорно блеснула глазами и что-то снова зашептала ему на ухо.

Снизу раздался одобрительный гул: мало кто умудрялся удержаться после Белкиного коронного броска. Да Таррэн и сам видел – тогда, во время боя с гиенами, когда одну из тварей маленькая Гончая буквально швырнула наземь, а затем едва не задушила сильными коленями. Точно так же когда-то был остановлен Карраш. Точно так же она спасла ему жизнь при знакомстве с Траш. Точно так же едва не скинула на землю сегодня, но, спасибо напарнице, чуть-чуть промахнулась.

Таррэн внимательно оглядел шепчущихся противников: кажется, Белка, пока была возможность, торопливо указывала Элиару на слабые места в их защите. Конечно, темный понимал, что, как и Элиар, является мишенью. Траш тоже это подтвердила. Значит, ему придется быть вдвойне осторожным, чтобы не оплошать и не попасть ни под удар, ни под обидный пинок, и не стать объектом насмешек внимательно следящих за боем Стражей.

Спустя несколько минут темный эльф неожиданно понял, что ему будет трудно выполнить задуманное. Еще через круг – что славно разогрелся, потому что Белка вцепилась в него мертвой хваткой и ни на миг не позволяла не то что отдохнуть, а даже замедлиться! Одновременно с этим она зорко следила за Элиаром, потому что и хмера не оставляла попыток добраться до проворного остроухого. Правда, пока безуспешно: светлый метался по полигону, умело уворачивался, падал грудью на каменные тумбы, пропуская над собой здоровенную зверюгу. Уже раскраснелся, извозился в пыли, на его висках заблестели первые капельки пота, а хмера без устали гоняла его по полигону, приостанавливаясь только в те моменты, когда Таррэну приходилось совсем туго.

Белка же фыркала, шипела, дикой кошкой изворачивалась в воздухе, но пока ни разу не упала. Каждый раз умудрялась или вовремя замедлиться, или проворно отскочить, или сползти вниз по каменному столбу, цепляясь сильными пальцами за мельчайшие трещинки, а потом вновь взлетала наверх – на помощь Элиару, которому с каждым разом становилось все труднее избежать могучих лап хмеры.

Немного приноровившись к манере боя, Таррэн очень быстро почувствовал, что они со светлым превратились для двух «прекрасных дам» в славную добычу – точнее, в милых, ловких и шустрых «кроликов», которых было забавно погонять по кругу. Пару раз он подмечал, что Траш чуть отводит лапу в сторону, чтобы не ударить Элиара слишком сильно. А еще целомудренно сохраняет целыми его подвернутые до колен штаны. Более того, она пока не работала в полную силу, иначе от остроухого остались бы одни ошметки. Ни разу не выпустила когти, не хватанула широкой пастью. И лишь поэтому Элиар держался.

Рыжий восторженно присвистнул, потому что бой действительно был достоин восхищения. Но чудом увернувшийся от очередного удара светлый только улыбнулся и в очередной раз сиганул на крышу сарая, где можно было немного передохнуть. Туда Траш заходить не рисковала – была слишком тяжела для черепицы. А потому, недовольно посопев и помявшись, развернулась к кровной сестре. Вернее, пристально уставилась на преследующую Таррэна Белку, только сейчас осознав, что та на ближайшие несколько секунд осталась одна против них двоих.

Элиар дрогнул, подметив в зеленых глазах хмеры злорадный огонек, а потом увидел, как она припала на задние лапы, готовясь к прыжку. В то же время Таррэн подскочил к напарнице чуть ближе, размял измученное бесконечными пинками левое плечо и украдкой вытер лоб. Пора было признать, Белка – страшный противник. Однако подуставший напарничек опрометчиво оставил ее одну, а такого шанса закончить поединок упустить было нельзя.

Траш согласно оскалилась: «Умница, остроухий. Даже говорить ничего не понадобилось – сам все понял и занял то единственное место, куда я сейчас пригоню моего умненького, так не вовремя расслабившегося малыша. Два прыжка, удар плечом, затем подпихнуть хвостом в нужном направлении, и сестренка попадет точно в твои руки. Одна-одинешенька, запыхавшаяся, на полном ходу… Ты уж не упусти своего шанса!»

Хмера сорвалась с места, мгновенно подняв темп до невероятного уровня.

Элиар только ахнул, поняв, что его самым банальным образом выпихнули с поля, и теперь у противников есть все шансы добить одинокую Гончую, скинув ее наземь. Гады! И темный – тоже! Потому что вдруг расправил плечи и перестал изображать замученного грызуна, а затем коварно сузил глаза – все знал, гаденыш! Рассчитал! Может, и сам все это придумал да каким-то образом поделился мыслями с хмерой!

Белка тоже сообразила, что ее провели как последнюю дурочку, и помрачнела.

Проклятый темный! Наверняка Траш сейчас отрежет путь к отступлению и погонит прямиком на ушастого: она это умеет. Если замешкаешься, ударит всей массой, и тогда даже Гончей не удержаться на ногах. А если попытаться проскользнуть мимо эльфа… Торк! Торк! Торк! Умно придумали! Ловкие, сволочи, аж завидно. Где там Элиар?..

Светлый эльф уже несся навстречу, намереваясь отвлечь собрата от напарницы, да только поздно: Таррэн и Траш уже были на расстоянии прыжка. Вот только Белка почему-то не стала, как ожидалось, уворачиваться от летящей подруги. Не стала нападать в тщетной надежде достать Таррэна, потому что на мгновение встретилась с ним глазами и поняла, что тот не просто намерен выстоять против ее магии, если она решит сжульничать, а готов ко всему: к спору, к бою, к бегу, к травме и даже к смерти.

И в этой ситуации Белка сделала то единственное, что могла: тщательно подгадав момент, черной стрелой взмыла вверх, подбирая ноги и сжимаясь в крохотный комок.

Да, шансов почти не оставалось – Траш слишком быстра, а ее костяной гребень до сих пор воинственно поднят, но она не должна почуять подвоха. И Белка, задержавшись на мгновение в наивысшей точке, тем же упругим мячиком упала вниз. Прямо на спину сестры.

Воевода сглотнул, но обошлось: Белка не напоролась ни на один шип хмеры. Только штанину разорвала и взмахнула руками, скользнув стопами по боку озадаченно закрутившейся на месте подруги. А затем мощно оттолкнулась и снова прыгнула. На этот раз – в сторону от темного эльфа.

Таррэн обреченно вздохнул: хорошая была попытка. Вот только Белка не допрыгнет до тумбы – слишком далеко. Если бы Траш не вертелась и не подняла от возбуждения гребень, все бы получилось прекрасно. Но Белка в кои-то веки просчиталась. Промахнулась. А теперь досадливо поджимала губы, не хуже других понимая, что это конец. Чуть не ругнулась, потому что коварный темный ее все-таки обыграл, обреченно прикрыла глаза… и со всего маху врезалась во что-то живое. После чего ее тут же обхватили за талию, крепко прижали и сильно дернули, увлекая вперед и в сторону.

Снизу раздался разочарованный гул.

– К’саш! – ругнулся над ухом Элиар, перехватив ее прямо в полете, и упруго приземлился на твердое. – Ты в порядке?

Гончая изумленно распахнула глаза. Вот это да! Неужто ушастый сиганул пес знает откуда только ради того, чтобы перехватить ее прямо в полете и вынести на себе на соседнюю тумбу?!

– Ну ты даешь! – пораженно выдохнула Белка, когда ее осторожно поставили на ноги. – Элиар!

Светлый помотал головой, прогоняя противные мушки перед глазами, и очень осторожно убрал руку с ее талии.

– А?

– Ты сумасшедший!

– Да, наверное, – прерывисто выдохнул эльф, пытаясь восстановить дыхание: этот безумный прыжок отнял у него много сил. – От тебя нахватался. Или от рыжего… Торк вас разберет.

Белка внимательно оглядела его с ног до головы, словно в первый раз видела, отбросила челку со лба, помогла распрямиться и вдруг широко улыбнулась.

– Спасибо. Будем считать, что свое обещание ты выполнил.

– Какое?

– Удивил меня, ушастый. Я довольна.

Элиар вопросительно изогнул бровь. Как она сказала: «довольна»? Это что-то значит? Он не ослышался? Не бредит? Белка – это снова она, а не Белик?!

– Значит, у меня есть шанс? – вкрадчиво придвинулся эльф, краем глаза косясь на терпеливо ожидающих противников, но те пока не думали нападать. – Хочешь сказать, я могу попытаться?..

Белка оттолкнула его, но не настолько сильно, чтобы он расстроился. После чего скользнула в сторону и оценивающе оглядела вторую пару. Торк, а ведь темный уже передохнул! Спокоен, как удав, сосредоточен и вроде даже не заметил попытки Элиара ее приобнять. Только глаза за приспущенными веками чуть сверкнули да губы сжались сильнее, чем обычно.

– Еще круг?

Таррэн, поколебавшись, кивнул.

– Отлично. Траш?

Хмера наклонила голову и недобро покосилась на светлого: наглый самец. Дерзкий и бесцеремонный. Да и сестренка не железная, не сможет отстраняться вечно, особенно когда самец так хорош собой и регулярно демонстрирует силу. И это очень плохо.

«А может, наоборот? – неосторожно подумал Таррэн. – Может, у них есть шанс?»

Траш гневно вскинулась: «Никаких шансов! Может, только ты и справишься, если попадешь под прямой удар!»

Темный эльф поспешил отстраниться от ее мыслей и затолкать надежду на самое дно, где старательно задавил, затоптал, разорвал, а остатки для надежности закопал на недосягаемую глубину. Да еще и камень могильный сверху надвинул. Все, забыл и ушел.

Потому что, во-первых, он темный; во-вторых, не собирается никому составлять конкуренцию; в-третьих, прекрасно понимает, что это всего лишь магия, к которой он просто оказался чуть менее чувствителен. Поэтому нет смысла сотрясать воздух. Зато есть жизнь, долг и красивая девушка, у которой появился достойный ухажер.

Хмера раздраженно дернула хвостом: ей эти мысли совсем не понравились. Причем настолько, что, едва Белка сорвалась с места, намереваясь отыграться, метнулась вперед, ловко обогнула кровную сестру и, больше не желая видеть подле нее никаких самцов, ринулась вслед за обеспокоившимся Элиаром.

Уже обрушиваясь всем весом на запнувшегося эльфа, Траш торжествующе рыкнула: достала! Она гордо покосилась в сторону, чтобы убедиться, что напарник видел ее триумф, но вдруг дрогнула, потому что ровно в этот момент Белка тоже ударила. Да так, что темного отшвырнуло на несколько шагов и буквально смело с тумбы. Но она еще и прыгнула сверху, чтобы тот не успел ни зацепиться, ни вывернуться, ни выбросить руки в тщетной попытке отыграться.

На землю они рухнули одновременно: оба перворожденных и их прекрасные соперницы. Из Элиара дух вышибло сразу, потому что удар могучей лапы по хребту был способен разорвать пополам даже тура. Однако Траш лишь столкнула светлого на землю и спрыгнула следом, для гарантии поставив острые когти на обнаженную грудь, чтобы никто не усомнился в ее победе.

Таррэна приложило сильнее, но так как Белка была гораздо легче хмеры, то сознания он все-таки не потерял. Только отшиб все что мог, здорово треснулся затылком, на секунду потерял дар речи и какое-то время видел только разноцветные искры в глазах.

Лишь когда они немного поутихли, он приоткрыл тяжелые веки и уперся в два знакомых голубых озера: Белка нагло восседала на его груди и внимательно следила за тем, как противник приходит в себя.

– Ты проиграл, – сухо сообщила она, едва к эльфу вернулся слух.

– Еще… нет.

Гончая покосилась в сторону и с неудовольствием увидела обездвиженного напарника, которого громадная хмера придавила лапой.

– Траш! Ты испортила мне эльфа! – с укором бросила Гончая. – Посмотри: он же еле дышит! И ты на земле, между прочим! А я пока еще нет. Значит, победа за нами. Ты проиграл, ушастый! Признай!

«Признай…» – так когда-то требовал Талларен, приставляя к его горлу родовые клинки. Те самые клинки, кстати, которые Белка столько лет носит за спиной!

Таррэн осторожно скосил глаза и наконец сообразил, почему ему так трудно дышать: как оказалось, хитрая девчонка не просто восседала на нем, как на подушке, а влезла туда с ногами, действительно не коснувшись земли.

– Э-э-э, нет. Если бы Траш соблюдала правила, от Элиара осталась бы лепешка, – внезапно хохотнул Весельчак. – Сочная такая, светлая, кровавая!

– Да, – вздохнула Белка. – Неаппетитное вышло бы зрелище.

– Значит, вы еще не закончили, – авторитетно заявил рыжий. – Траш пожалела ушастого, и ей за это положены некоторые вольности. То есть она ничего не нарушила, и вы с ней по-прежнему в игре. Таррэн, правда, выбыл, но боюсь, победа ближе к нему, чем к тебе. Слышишь, Белик? У Траш есть хотя бы оправдание, почему она коснулась земли, а вот тебе, чтобы продолжить круг, придется научиться летать!

Белка прекратила разглядывать тяжело дышащего эльфа и огляделась.

Торк! А ведь прав болтун! В запале она ударила слишком сильно, отбросила упрямца чересчур далеко и теперь, чтобы добраться до колонны, ей придется или прыгать прямо с него, как с батута (ох и больно же ему тогда будет!), или действительно научиться летать. С’сош! Что ж делать-то?

Рыжий окончательно развеселился.

– Таррэн! У тебя есть неплохой шанс закончить этот бой одним махом! Стоит лишь сбросить Белика вниз…

– Только попробуй! – рыкнула Белка, мгновенно ощетинившись и отпрянув назад, но темный и не подумал дергаться. Вместо этого он осторожно приподнялся на локтях и огляделся.

Да, ситуация – лучше не придумаешь! Белка снова злится, вцепившись стопами в его лодыжки, а руками – в колени и бедра. Сжалась в комок, ждет подвоха, готова огрызнуться и даже ударить, если понадобится. Но сойти на землю не решается – гордость не позволяет; до спасительной тумбы ей тоже не добраться; поединок остался незаконченным, а его исход так и повис в воздухе. Однако и отступить она не может. Даже когда оказалась перед выбором: сползти на землю, превратившись в проигравшего, или дальше сидеть на чужих ногах, касаться ненавистного эльфа и ждать его милости.

– Дай руку, – тихо сказал Таррэн, на мгновение встретившись с ней взглядом.

Белка прищурилась, чем-то напомнив ему того озверевшего детеныша на тропе, и насторожилась еще больше. Неужели так и не доверится? После уз, ущелья, ее раны и того, что он уже открыл?

– Дай руку, а то не удержу. Ты же не хочешь свалиться?

Она на миг замерла, но потом наконец медленно протянула ладонь. Не слишком уверенно, не слишком охотно, однако все же протянула, а это уже была победа.

Чуть улыбнувшись, эльф плотно обхватил ее пальцы и рывком вздернул себя на ноги, заодно подняв и Белку. Так они и застыли: напряженные, затаившие дыхание, как кровные враги перед боем. Очень близко. Слишком близко друг к другу!

– И что теперь? – скептически хмыкнула Белка, с трудом балансируя на его стопах и вынужденно цепляясь за рубаху. – Потащишь на себе, как калеку? Или думаешь, отсюда мне будет легче прыгнуть?

Таррэн еще раз огляделся, старательно не замечая ехидных улыбочек Стражей и пытаясь пореже дышать. Но, боги, как она пахла! Кажется, ему начал нравиться запах эльфийского меда!

Эльф мысленно вздохнул, понимая, что выбор невелик, а потом неожиданно быстрым движением подхватил Гончую на руки. Просто вздернул наверх и, легко приподняв, сделал три стремительных шага до ближайшей тумбы, каждый миг ожидая острых когтей на шее.

Ну, рыкнет или просто руки оборвет? Швырнется чем тяжелым? Пяткой в нос случайно заедет, чтоб потом неповадно было? Или просто облает, как распоследнего болвана?

Стоило эльфу поднести ее к тумбе, как Белка мигом вывернулась из его рук, взлетела на самый верх и уже оттуда тихонько фыркнула:

– Долго же до тебя доходило, ушастый!

Таррэн изумленно вскинул голову.

– Дураком ты никогда не был, выдержки тебе тоже всегда хватало. А по поводу упорства… кто упрямый в одном, тот упрямец и во всем остальном. Ты ведь от своего не откажешься?

– Нет, – машинально ответил он, с трудом сознавая, что его не прибьют за наглость. Кажется, на него даже не слишком сердятся. С ума сойти!

Белка снова фыркнула.

– Так и знала: у вас в семье это, похоже, фамильная черта. Но я ведь не просто так прошу обращаться ко мне как к Белику – на это есть причины. Настолько важные, что я далеко не всем о них говорю.

«Например, Элиару ты сказала сразу, – подумал Таррэн. – Да только он не услышал».

– Дело не в тебе, – вдруг тихо сказала Белка, словно прочла его мысли. – Я просто не хочу никого искушать.

Темный эльф вздохнул.

– Это ничего не меняет.

– Думаешь, твоя настойчивость стоит их жизней? Думаешь, будет лучше, если я дам кому-то поблажку? Хочешь посмотреть, что из этого получится? – В ее глазах вдруг мелькнула боль, а голос упал до неслышного шепота: – Плохо получится, Таррэн. Так уже было, поверь. И я больше не хочу повторения. Не хочу рисковать. И убивать тоже не хочу.

– Если я не стану этого делать при посторонних, тебя устроит? – неожиданно пошел на попятный Таррэн.

«Вернее, при них я вообще не стану к тебе обращаться, – подумал он мимоходом. – Но в остальное время буду звать, как считаю нужным. Времени у нас немного, и мне бы не хотелось тратить его на то, чтобы убедить себя, будто ты ничего не значишь».

– Так что скажешь? – снова спросил эльф, так и не дождавшись ответа.

Белка на секунду заколебалась, но затем все-таки кивнула:

– Договорились.

Глава 6

С рассветом небольшой отряд, как и планировалось, покинул заставу и вошел в Проклятый лес. Первой, как всегда, бежала Белка вместе с хмерами, причем ядовито-зеленые радужки Гончей и хмеры красноречиво свидетельствовали: они снова слились. За ними неслышным шагом скользил Таррэн, чуть поодаль – Карраш, затем – светлые эльфы и люди, включая троицу незнакомых Волкодавов. А замыкали отряд легконогие Гончие: Шранк, его молодой напарник Адвик и тот сероглазый блондин с холодной улыбкой, которого звали Криллом.

Вопреки ожиданиям Проклятый лес не воспротивился появлению чужаков и выглядел непривычно тихим, если не сказать пустым. Они ждали свирепых порывов ветра, негодующего птичьего гомона, огромных туч ядовитой мошкары. Ждали свирепого р

Пролог

Он снова был в душном подвале. Неподвижной куклой лежал на грубо сколоченном столе и мертвым взглядом смотрел на низкий каменный потолок. Он понятия не имел, сколько времени провел в этом жутком подземелье. Не видел ничего, кроме повисшего над головой крохотного магического светильника. Не помнил, кто он и откуда, но точно знал, что все еще жив, и был уверен, что это ненадолго.

Он не был привязан, нет. На него не накинули цепи, не заковали в колодки, только набросили сверху сеть охраняющих заклятий, тем самым полностью обездвижив.

Его кожа была щедро покрыта кровавыми разводами. Дышалось с трудом, но не потому, что воздух в подвале был насквозь пропитан запахом крови, а оттого, что на грудь невыносимой тяжестью давило изящное эльфийское кольцо с крупным зеленым камнем посередине.

Если бы он мог приподнять голову, то непременно узнал бы один из родовых перстней темных эльфов: грозно оскалившийся дракон, держащий в пасти потрясающей чистоты изумруд, был действительно уникальным. Но он не мог видеть. И не мог знать. Просто чувствовал, как чуют порой дикие звери, что в этом перстне таилась огромная мощь.

А затем левую лодыжку ухватили чьи-то железные пальцы, и немилосердная боль вспыхнула с новой силой.

– Осталось совсем недолго, – довольно промурлыкал откуда-то сбоку мелодичный голос. – Видишь, как мало нужно, чтобы ты перестала кричать и не мешала мне закончить? Надеюсь, ты оценишь мою доброту, девочка: я поранился ради тебя и не спал целые сутки, лишь бы ты изменилась.

По истерзанной лодыжке скользнуло несколько горячих струек, кожу снова обожгло огнем, а затем жар расползся дальше, охватывая бедро, живот, спину… Все тело невольно содрогнулось в агонии, но палач не обратил внимания.

Казалось, запах крови пропитал душный воздух насквозь. Он сделал его густым, вязким и вгрызался в кожу почти так же остро, как делал это эльфийский клинок. Этот запах был отвратительным, но до боли настойчивым. Он медленно убивал, просачиваясь через каждую пору. Почти обжигал, как жгла сейчас старательно льющаяся сверху кровь – эльфийская кровь, которую безжалостно втирали в еще свежие раны и старательно смешивали с человеческой.

По неподвижной детской щеке медленно скатилась одинокая слеза.

– Не волнуйся, девочка, – преувеличенно ласково сказал эльф, погладив разметавшиеся по столу каштановые вихры. – Как только все закончится, я позволю тебе забыть этот день. И сестру, и того сопляка, которого найдут еще не скоро. Никто не узнает, отчего он умер. Как никто не поймет твоей новой сути. Для них ты умрешь, дитя. Исчезнешь. И я позабочусь, чтобы прошлое тебе не мешало. Ты не вспомнишь ничего, кроме того, что обязана мне жизнью. И того, что я твой новый хозяин. Ты станешь моим лучшим творением за три долгих века поисков. Единственной из всех, кому удалось выжить. И всего через десять лет сможешь стать такой… Об этом ты и мечтать не могла…

Горящие торжеством зеленые глаза на мгновение зажмурились.

– Не бойся боли, девочка: скоро она уйдет, и ты никогда не вспомнишь про ее укусы. Не бойся уз, потому что через них я передал тебе очень многое: свою память, знания, опыт и даже больше. Я отдал тебе часть себя. Свое сердце, душу… потому что хочу, чтобы моя раса продолжала жить. И именно ты дашь ей новое будущее. Ты принесешь нам надежду и поможешь избавиться от гнойной язвы под названием человечество… Я подарил тебе прекрасную защиту, закрыл от всего, даже от собственной семьи. Разумеется, отец придет в ярость, когда я назову тебя своей парой, а братец снова попытается меня убить, но у него не останется шансов, потому что ты станешь лучше его ненависти. И сильнее его воли. Я дам тебе силу покорять. Сделаю нечувствительной к любой магии… Кроме своей, разумеется. Никто не посмеет тебя коснуться, просто взглянуть и остаться прежним, потому что твое новое тело станет другим. Ты будешь покорять, сводить с ума, ты будешь заставлять убивать ради одного твоего вздоха. Ни одно существо не сумеет дать тебе отпор, потому что, дитя, я сделал тебя совершенной. Моя женщина. Моя игрушка. Мое личное оружие…

Темный эльф мечтательно улыбнулся и сжал в руках окровавленное лезвие.

– Они говорили, что я сошел с ума. Считали, что у меня не получится, и утверждали, что люди не способны подняться выше смерти… Но теперь у меня есть ты, и они больше не смогут возражать. Мой шедевр, моя надежда, мое будущее. Да, я мог бы просто нанести руны на твою кожу, дитя. Мог бы порезать тебе запястья. Мог бы не накладывать уз и не делиться с тобой воспоминаниями. Я мог бы взять любую женщину своей расы и сделать ее первой… Но мне не нужна непокорная эльфийка, которая станет бесплодной через несколько жалких десятилетий. Я не хочу искать кого-то, кто будет желать меня так же, как ты. Поэтому, девочка, я создал тебя. И готов подождать до тех пор, пока руны не изменят тебя окончательно. Поверь, очень скоро линии расправятся и оденут тебя неповторимым брачным покровом. Раны заживут, потому что я не стал бы уродовать тело, к которому намереваюсь прикасаться. Но я хочу каждый день видеть его красоту и гармонию. Каждый раз убеждаться, что другого такого нет. Всегда знать, что это – моя работа. И восхищаться ею как роскошной картиной в священных залах Иллаэра…

Зеленые глаза куда-то исчезли, но теперь он хорошо знал, что скоро вернется боль. Даже нет, не так, она усилится, а запах крови станет настолько невыносимым, что захочется умереть, лишь бы никогда его больше не чувствовать.

«Кажется, я ненавижу этот запах, – думал он. – Я никогда не смогу его забыть. Как не смогу забыть эти страшные глаза и сильные руки, что раз за разом заносят серебристый клинок и без всякой жалости вонзают его в мое тело. Я ненавижу тебя, темный. Ненавижу так, как никого и никогда раньше. Ненавижу твое лицо, в котором нет даже толики сострадания. Твои длинные пальцы, что так спокойно режут кожу. Я ненавижу твой смех. Твои косы и проклятый перстень, что не дает мне вздохнуть. Я ненавижу каждый час, что ты терзал мою сестру. Каждый миг, что ты находишься рядом. А еще я ненавижу твои воспоминания…. Твой мягкий голос, который так подробно описал мое будущее. И ненавижу даже себя – за то, что вызвал твой интерес. За то, что за эти сутки мне пришлось умереть сотни раз, но так и не дождаться забвения. Да, я ненавижу тебя, эльф! Весь твой проклятый род, твою память, твое темное сердце! Но особенно я ненавижу твои глаза… безумные, пронзительные глаза, в которых никогда не было жалости, которым чуждо понимание, которые никогда не умели сочувствовать… Мертвые глаза бессмертного, который потерял душу.

– Будь… ты… проклят… – неслышно шепнули губы. Тихо, как последний вздох. Неуловимо, на грани безумия. По ту сторону медленно уходящей жизни. – Будь проклят!

Эльф вздрогнул и неверяще обернулся, позабыв довести безупречно ровную линию до конца.

Она была последней, самой сложной и требовала от него полного сосредоточения, потому что одна-единственная ошибка могла испортить весь кропотливый многочасовой труд. Расширившимися глазами он уставился на детскую руку, что вдруг сумела оторваться от столешницы и дрожащими пальцами сняла с груди тяжелый перстень. А вместе с ним завладела и могуществом.

Во взгляде темного промелькнуло непонимание, когда окровавленные пальцы мстительно впились в источник его бессмертия. А затем до него неожиданно дошло, что обездвиживающие чары почему-то исчезли. Как и то, что искаженное мукой лицо незаметно для него уже изменилось, а в глубине неистово горящих глаз зародилось нечто, чего он совсем не ждал.

По крайней мере, не ждал так рано.

– Будь ты проклят! – четко выговорили белые от ненависти губы.

Маленькая рука со всего маха ударила перстень об острые кромки стола, и эльф снова вздрогнул, увидев, как покрывается мелкой сеточкой трещин зачарованный изумруд. Этого не могло быть… не здесь, не сейчас! Но каким-то образом человеческому детенышу удалось повредить напоенный древней магией камень! А вместе с ним заставить дрогнуть бессмертное, внезапно ставшее уязвимым сердце и воспламенить щедро разлитую в подвале их общую кровь.

Она вспыхнула везде, куда успели упасть тягучие капли. На полу, на стенах, на потолке, даже на запоздало отшатнувшемся палаче. Правда, не тем изумрудным огнем, какое бывает от проклятия умирающего мага, а ровным, необычайно насыщенным янтарным пламенем, что призвал тот, кому еще не придумали названия, – человек, в котором текла теперь кровь темного чародея.

Родовой изумруд обреченно хрустнул, теряя силу, и почти сразу погас, возвещая об окончании долгой жизни бессмертного. Одновременно с этим исчез тусклый свет под потолком, а полыхнувший огонь мгновенно перекинулся на эльфа, его руки, лицо, туловище. И палач пронзительно взвыл, заметавшись по каменному мешку, но в панике позабыв, что чары не пропускают наружу ни единого звука.

Впрочем, страх охватил его ненадолго – резко остановившись, темный эльф внезапно осознал свою единственную ошибку: не стоило ему оставлять второе сердце рядом с тем, кто собрался умереть. Не стоило давать ему повода это сделать, потому что беспомощный человеческий детеныш случайно… совершенно случайно обратился к тому единственному, что могло заставить кровь Изиара гореть истинным огнем, – к своей ненависти. К боли. И боль эта оказалась столь велика, что теперь пожирала темного эльфа заживо.

Он выкрикнул страшное ругательство, диким усилием сумев погасить боль в обожженных руках, и сжал пальцы, торопливо плетя смертоносное заклятие. Но внезапно почуял неладное, стремительно повернулся, всей кожей ощутив приближающуюся опасность. И все равно не успел отшатнуться, потому что вырванный из ножен добела раскаленный клинок по самую рукоять вошел ему прямо в сердце.

Эльф с силой отмахнулся, отшвырнув человеческую пушинку в сторону и нечаянно опрокинув ее на клетку, в которой кто-то приглушенно взревел. После чего вынужденно опустился на одно колено, схватился за рифленую рукоять и, вырвав из раны собственный меч, неверяще выдохнул:

– Не может… быть!

А потом взглянул на сверкающие письмена на теле изувеченного ребенка, на неуклюже выбирающуюся из клетки маленькую хмеру. Судорожно сглотнул, когда она жадно слизала с морды алые капли и старательно обнюхала неподвижное тельце… и только тогда наконец понял все.

Кровь… кровь струится из глубокой раны, от которой ему не будет спасения. Кровь повсюду: на полу, на стенах, на испачканном столе. Но теперь это уже другая кровь, сильная и… беспомощная одновременно, потому что даже она неспособна остановить тяжелую поступь рока. И даже она не смогла бы закрыть дыру в груди темного мага.

Сквозь ревущее пламя он увидел, как маленькая хмера торопливо облизывает тяжело заворочавшегося ребенка. Как странно вспыхивают ее глаза, как разгорается в них совершенно осмысленная ненависть. К нему ненависть, будто она поняла, кто убил ее стаю! Почти такая же ненависть, как у дрянного детеныша недавно. И еще он увидел, как бережно костяная тварь вдруг хватает тяжело дышащую девчонку зубами. Маленькую соплячку, которую она больше не собиралась убивать.

– Ненавижу… – снова шевельнулись бескровные губы, и в голубых глазах на мгновение отразился объятый пламенем враг: палач все еще был жив. И детское лицо вдруг страшновато изменилось, неожиданно оскалившись и показав маленькие острые зубки. Руки сами собой сжались в кулаки, тонкие пальчики нащупали вырванный эльфом клинок, затем еще один, но ударить второй раз не сумели – не хватило сил. Получилось только встать на четвереньки и, пошатываясь от слабости, доползти до заветной двери. Туда, где помощь, где люди… только бы добраться до них… только бы суметь…

А потом позади раздался поистине звериный рев.

Эльф был так близко и вдруг в последний миг какой-то человеческий обрубок одним словом перечеркивает всю его прежнюю жизнь! Все, чего он достиг! Все, к чему упорно стремился! То, что составляло смысл всей его жизни! А это… существо теперь безнаказанно уходит?! Забирает его родовые мечи, в беспамятстве волоча их по камням, как простые железки! Да еще и тащит за собой отчего-то присмиревшую хмеру, на которую у него тоже были большие планы?!

– Смерть вам! – мстительно шепнул бессмертный, исчезая в янтарном пламени. – Всем и каждому, кто здесь жил! Ненавижу вас, ничтожества! Проклинаю!

Таррэн вздрогнул и открыл глаза.

Глава 1

– Убью-у-у! – бешено взревел чей-то сочный бас. Дверь крохотной кузни с отчаянным скрипом отлетела в сторону и смачно ударилась о стену, едва не разлетевшись в щепу. – Где эти мерзавцы?! Как они посмели?!

Крикун яростно выдохнул, обведя налитыми кровью глазами столпившихся вокруг импровизированного полигона Стражей.

Стояло раннее утро. Вернее, не совсем утро, потому что заря еще только-только позолотила верхушки Сторожевых башен и осветила переполненный двор. Как правило, молодняк выбирался на занятия ближе к полудню, но сегодня они позабыли про вчерашние тревоги и, словно восторженная ребятня, столпились возле многочисленных тумб, сооруженных специально для тренировок. И внимательно следили за двумя шустрыми Гончими, пытавшимися уже который час загнать темного эльфа в тупик.

Никто не знал, с чего началась эта погоня. Не задумывался, каким образом на полигоне столкнулись Шранк, Адвик и этот странный эльф. Не понимали, почему ушастый не использует магию, а отражает бесконечный град сыплющихся на него ударов исключительно родовыми клинками. Но, что самое главное, никто и подумать не мог, что он устоит против Гончих.

Правда, Шранка Таррэну достать так и не удалось – тот был слишком ловок. Да и с Адвиком нужно было держать ухо востро: парнишка хоть и успел словить тяжелую оплеуху, так и не коснулся ногами земли, что, по условиям поединка, приравнивалось к поражению. Но даже сейчас, морщась при попытке опереться на правую ногу, он не выпустил меча, не потерял головы и уже в который раз приготовился провести атаку.

От бешеного рева из кузни все трое одновременно отскочили в стороны и застыли в напряженных позах: Таррэн – на одном из уступов, где было проще обороняться; Шранк с напарником – на рядом стоящих тумбах. Гончие были обнажены по пояс и босы. Темный тоже предпочел играть босиком, однако большей вольности, чем слегка расстегнутый ворот на рубахе и закатанные до колен штаны, он себе не позволил.

С появлением гнома во дворе воцарилась оглушительная тишина, в которой было слышно только ровное дыхание Гончих, гневное сопение кузнеца да возбужденный шепоток юных Стражей, с восторгом следящих за происходящим.

– Крикун, ты чего орешь? – наконец бросил Шранк, сверля глазами низко пригнувшегося эльфа.

– Ты еще спрашиваешь?! – взъерошенный гном, потрясая доспехом из чешуи черного питона, едва не задохнулся от возмущения. – Опять броню испортили, вот что! Вы что с ней сделали, ироды?! Я целый месяц над ней корпел, а вы всего за полночи…

– Брось, Крикун, – болезненно поморщился Адвик, старательно борясь с желанием заткнуть уши. – Ты ж знаешь, что на Белике все огнем горит. Ну, подумаешь, поцарапали немного… Ты бы после саламандры вовсе не встал.

– Какой еще саламандры? – подозрительно прищурился Крикун, безжалостно комкая чешуйчатую кольчужку.

– Той, которая чуть пополам его не перекусила. Хорошо еще, что челюсти не успела нормально сжать, а то плакал бы твой доспех кровавыми слезами.

Гном на какое-то время умолк, обдумывая новые сведения. Затем метнул быстрый взгляд на напряженного эльфа и даже собрался что-то сказать. Но неожиданно оценил качество его парных мечей и вдруг одобрительно крякнул.

– Слышь, Шранк, ежели вы его тут пристукнете, оставь мне ножики, а? Остроухому будет все равно, а мне пригодятся – картошку чистить.

Гончие оскалились, прекрасно зная о «теплых» отношениях двух древних рас, но Таррэн и глазом не моргнул. Только усмехнулся и крутанул родовые клинки так, что у Стражей внизу вырвался невольный вздох – это было очень быстро.

– Смотри, не обожгись, – негромко предупредил он.

– Не твоя забота, остроухий, – презрительно фыркнул гном.

– Конечно нет. Но если шарахнет молнией, не обессудь: от твоей кузницы не останется даже камня, а от некоторых вообще только мокрое место. Мелкое такое, рыжебородое и дымящееся.

Крикун нехорошо прищурился.

– Ты на что намекаешь, дылда? Тебя рост мой не устраивает? Или завидуешь бороде, безволосый сын Темного леса?

– Хм, – откровенно задумался эльф, краешком глаза подметив расплывающиеся в безудержных улыбках лица Стражей. – Рост – это мелочи, он меня никогда не смущал. А по поводу бороды… каждый носит то, что считает нужным. В конце концов, достоинство измеряется не длиной бороды.

Кто-то тихонько поперхнулся, но вовремя прикусил язык, не став уточнять, какое именно «достоинство» имел в виду дерзкий чужак. Впрочем, судя по предельно серьезному лицу эльфа… В толпе вдруг послышались сдавленные смешки, а Крикун сцедил сквозь зубы страшное проклятие.

– Думаешь, самый умный, да? – опасно спокойно спросил он, перебрасывая доспех через плечо. – А в морду не хошь, остроухий?

– Подставляй! – невольно вырвалось у Таррэна, прежде чем он сообразил, что в точности повторяет слова Белки, и прикусил язык.

Зато теперь даже Шранк не сдержался: ухмыльнулся во все зубы и ехидно покосился на гнома – того не просто перекосило, а буквально подбросило вверх, как пружиной. Маленький, пузатый, совсем коротышка, но уж если взовьется по-настоящему, то жди беды. Точно: вон как лицо побагровело. Ох, зря его темный дразнит.

Тем временем глаза у Крикуна действительно полыхнули нехорошим огнем, и без того немалая грудь широко раздулась, а пальцы сжались в громадные кулаки.

Бедняга: терпеть насмешки от людей он уже немного привык. Да и задевали его, надо сказать, нечасто – мало кому понравится получить в лоб увесистым молотом. Может, только Белик и рисковал провоцировать вспыльчивого гнома, да с него и спрос совсем другой. Но чтобы какой-то ушастый придурок…

Под ногами у Стражей вдруг шевельнулась земля.

– Опять, – вдруг притворно вздохнул сверху чей-то мягкий голос. – Вот так всегда: стоит только понадеяться на славное представление, как кто-нибудь обязательно все испортит. Крикун, ну что тебе стоило выйти на пару минут позже?

Таррэн ошеломленно обернулся и едва не вздрогнул, обнаружив точнехонько над своей головой, на одном из широких уступов, высеченных каким-то умельцем прямо в скале, довольно жмурящуюся хмеру, рядом с которой, беззаботно болтая босыми ногами, сидела до боли знакомая фигура.

На высоте в три человеческих роста! Белка сидела, опираясь спиной на тихонько урчащую сестру, и с нескрываемым разочарованием смотрела на не вовремя остановленную схватку, в которой явно готовился перелом.

Эльф знал, что вполне может не выйти из этого угла. Догадывался, что его попробуют зажать в клещи, и последние несколько минут лихорадочно искал способ выкрутиться. Однако Гончие не собирались давать ему этого шанса: хватит того, что целый час они, к собственному стыду, не могли его скинуть на землю. И вот у них почти получилось, да тут явился Крикун и…

При виде Белки у Таррэна словно камень с души свалился.

– Ты что там делаешь?! – окончательно взъярился гном. – Кого это тут саламандры покусали, а?! Тебе еще двое суток пластом лежать, а не скакать по всей заставе бешеной кошкой! Вон отсюда! Спать, я сказал! Живо!

Белка удивленно подняла брови, но вдруг улыбнулась так, что у мужчин тревожно екнуло сердце.

– Знаешь, Крикун, – мурлыкнула она голосом, от которого на миг перехватило дыхание. – Мне даже нравится, когда ты кричишь… Ты становишься таким милым… Соскучился, наверное?

Белка, позабыв про всех остальных, почему-то смотрела только на внезапно осекшегося гнома. Смотрела долго, внимательно, странным взглядом, в котором все быстрее загорались изумрудные огоньки, что у Таррэна, оказавшегося к ней слишком близко, едва не закружилась голова.

Он судорожно вздохнул.

Эти пронзительные голубые радужки, где порой вспыхивали изумрудные всполохи, с самого первого дня не давали ему покоя, завораживали и заставляли сердце испуганно колотиться, как в моменты смертельной опасности. Они вынуждали его прощать то, чего он никогда и никому бы не простил, заставляли метаться в догадках и упорно искать способ приблизиться. Да, кажется, именно они сводили его с ума, потому что, скрывая главное, все же не могли спрятать странной силы Гончей. И это необъяснимое обаяние действовало на всех. Даже на светлых, неожиданно ставших удивительно покладистыми.

Но раньше Белка всегда держалась на почтительном расстоянии и лишь изредка приближалась, если не имела возможности уклониться. Как во время нападения агинцев, например. Или недавно, на тропе, когда одним только взглядом она заставила темного замереть. А теперь вот снова показала свою силу. На долю секунды, но этого хватило, чтобы рассвирепевший гном внезапно умолк, Стражи внизу неровно задышали, Таррэн замер, пытаясь успокоить взбунтовавшееся сердце, а Гончие опасливо попятились.

– И-извини, Бел, – пробормотал Крикун, поспешно уставившись в землю. – Но с твоей стороны нечестно испытывать на мне свои способности.

Белка, так же внезапно посуровев, отвернулась.

– Кажется, вас предупредили о гостях? – холодно спросила она. – Кажется, я просила не трогать никого из новичков?

Гончие отодвинулись еще дальше, старательно отводя глаза. Адвик и вовсе спрятал руки за спину, а сам внимательно изучал грязные ноги, одновременно размазывая ими пыль по тумбе, будто нашкодивший пацан. И, как все остальные, настойчиво не смотрел наверх, будто боялся, что если взглянет хоть раз, то уже не сумеет устоять.

– Доброе утро, Бел. Мы просто разминались, – немного нервно ответил Шранк. – Остроухий неплох: я только раз сумел до него дотянуться. И то случайно.

– В самом деле? – вдруг заинтересовалась Белка, покосившись на непроницаемое лицо темного эльфа. – И долго вы его гоняли?

– Где-то час.

– И вы его даже не поцарапали?

– Почти нет.

– Гм… – Она на миг задумалась, но потом милостиво кивнула: – Тогда ладно, развлекайтесь.

Напряжение в воздухе мгновенно спало, будто грядущая буря с громами и молниями благополучно миновала. Снизу послышался шорох, потому что молодые Стражи наконец обрели подвижность и стремительно разошлись по своим делам. А Гончие с огромным облегчением выдохнули. Только гном нашел в себе силы гневно фыркнуть и демонстративно отвернуться, сложив могучие руки на груди.

Таррэн тоже перевел дух, ощутив странную свободу, вернувшуюся к нему в тот момент, как Гончая отвела взгляд. А еще – непонятное разочарование, потому что она опять надела личину Белика и, видимо, больше не собиралась ее снимать.

Таррэн осторожно покосился наверх, еще осторожнее заглянул в ее глаза, где уже утихали знакомые зеленые искры, и вдруг понял, почему никто из присутствующих не повторил подобной глупости, не рискнул смотреть.

В них не было ничего жуткого, в этих глазах. По крайней мере, ничего такого, чего он не видел раньше. Те же чистые лесные озера, слегка подернутые быстро тающей изумрудной пленкой; то же странное обаяние, которому невозможно не поддаться; неуместная ранимость, так странно сочетающаяся с несомненной внутренней силой; та же железная воля, вызывающая желание склонить голову и не сопротивляться; тот же обжигающий холод, не дающий сделать подобной глупости… Все это он уже наблюдал раньше. И уже прочувствовал на себе: огонь и лед, вода и пламень, пугающее по силе влечение и тут же – не менее сильное отторжение, заставляющее мгновенно прийти в себя и шарахнуться прочь. Необъяснимое сочетание неумолимой тяги, замешенной на обманчивой доступности, и острейшего чувства смертельной опасности, какое испытываешь, стоя перед готовой к прыжку и не на шутку разгневанной хмерой.

Сколько раз он уже видел эти странные глаза! Сколько раз с усилием заставлял себя отворачиваться! Сколько раз понимал, что это настоящее безумие, но все равно настойчиво искал способ снова их увидеть! Сколько говорил себе, что сходит с ума! Напоминал, что испытывать подобные волнения рядом с человеческим мальчишкой недостойно сына Темного леса! А вот теперь оказалось, что он не безумец. Что его упорно тянуло не к языкастому мальцу, а к красивой женщине, как и положено нормальному мужчине. Что все было как нельзя правильнее, и ответ лежал на поверхности, стоило только взглянуть повнимательнее…

Таррэн плохо помнил, что случилось потом. Просто вдруг ослабли ноги, а сердце зашлось в бешеном галопе, на висках выступил холодный пот, а руки ощутимо дрогнули. Затем – короткое мгновение беспамятства, полная неподвижность, во время которой он с трудом мог мыслить. Мгновенный зеленый вихрь перед глазами, а за ним – долгий выдох, снова осознание себя разумной личностью и наконец чувство невероятного облегчения, что он живет, дышит и пока неплохо себя чувствует. Он больше не поддался на ее страшноватое очарование. Только взмок, будто от тяжелой работы, да устал как собака – много сильнее, чем за время вынужденной разминки. После чего глаза Белки опять стали ярко-голубыми, а на лице появилась непонятная задумчивость.

– Крикун? – уже нормальным голосом позвала она. – Эй, не дуйся, старый ворчун. Просто ты меня рассердил, вот я и… погорячился немного.

– Да уж конечно, – неприязненно буркнул гном и, безжалостно скомкав драгоценный доспех, направился в кузню. – Делаешь для вас, стараешься, ночами не спишь, но ни одна собака не ценит! Один скалится, второй дерзит, отлично зная, что его прибить нельзя, а ты… Тьфу на вас! Вот уйду опять в горы, и сами тогда будете с этим хламом возиться!

– Да погоди ты! Крикун!

Гном недовольно оглянулся и с неожиданным злорадством проследил, как Белка осторожно спускается со своего насеста. Как бережно Траш поддерживает ее носом и как аккуратно помогает встать уже внизу.

– А здорово тебя потрепали, раз прыгнуть не решаешься, – мстительно заметил кузнец. – Даже железки не таскаешь, как всегда. Так тебе и надо, зараза двуличная! Может, хоть отучишься глазами сверкать где не надо!

Белка тихо вздохнула. Даже втянула голову в плечи, словно он задел больное место, и глухо уронила:

– Прости, Крикун. Я не нарочно.

– Ага. Конечно. Скажи кому другому, хмера недобитая!

– Я просто не всегда могу это контролировать. Честное слово, ты же знаешь.

– Ну разумеется. Просто я глупый карлик!

– Дурак ты бородатый! – неожиданно вспыхнула она и вдруг швырнула в гнома каким-то увесистым баулом, который, видимо, заранее оставила возле стены. – На! Держи! И только попробуй разбей!

Крикун машинально поймал сверток и с нескрываемым подозрением уставился на подозрительно булькнувшую ношу. И, похоже, едва сдерживался, чтобы не шарахнуть «подарочек» со всей силы о землю. Для невероятно вспыльчивого гнома такая реакция была бы в порядке вещей. Да, видно, здравый смысл все же возобладал.

– Это еще что? – с нескрываемым подозрением осведомился кузнец, брезгливо держа подарок.

– Ничего, – устало отозвалась Белка и, придерживаясь за костяные иглы хмеры, направилась к дому.

– Хочешь меня отравить, чтоб не портил тебе кровь?

Она промолчала.

– Эй! Чего там хоть налито?! Бел!

– Отвали! – наконец огрызнулась Гончая, после чего гном перестал докучать ей глупыми вопросами и, размотав сверток, обнаружил внушительных размеров бутыль из темного стекла.

Он осторожно развернул беленый холст, оберегавший хрупкую ношу от повреждений, отер стекло от многовековой пыли и взглянул на крохотную бирочку возле туго загнанной пробки. Даже цвет напитка не угадать, потому что стекло было непроницаемо черным. Но у гнома вдруг задрожали руки. Толстые пальцы непроизвольно сжались, вцепились, как в родное, прижали к груди, глаза слепо зашарили по мягким обводам старинного сосуда, а губы издали какой-то странный звук. Не то свист, не то стон.

– «Лунная заря»… – беззвучно выдохнул он, остановив неподвижный взор на крохотном оттиске на потемневшем от времени сургуче, где сияла трехлучевая звезда в окружении трех пиков неимоверно далеких Лунных гор. Его родных гор, где еще остались умельцы, знающие секрет самого редкого и поистине бесценного сорта вина, которое только можно себе вообразить. Легкое, немного терпкое, прозрачное, как слеза младенца, и таящее в себе столько восхитительных оттенков, что за обладание всего одной бутылкой можно было отдать целое состояние. Единственное вино, которое уважали даже привередливые и крайне взыскательные эльфы. Маленькая драгоценность, стоившая баснословных денег. Настоящее сокровище для одного старого, ворчливого, недогадливого гурмана, которое он сдуру едва не разбил.

– Б-белка…

– Скажи спасибо, что Карраш спер его из дворцовых подвалов, а наше щедрое величество не стало возражать, – проворчала она, почти исчезнув в узком проходе между дворами. – Я всю дорогу трясся, чтобы не разбить. Терпел, не трогал, берег как зеницу ока. И все ради тебя, дурень.

– Дурень, – покорно согласился гном, любовно прижимая к себе стеклянное сокровище, а затем со странным выражением посмотрел на поцарапанную кольчугу, из которой едва не рассорился с Гончими, и очень тихо сказал:

– Я тебе два таких доспеха скрою. Хоть сотню, если будет из чего… Ведь «Лунная заря», да еще такой выдержки, бесценна!

Белка неожиданно обернулась.

– Цена у нее есть: моя жизнь, если ты не понял. И она уже дважды уплачена. Так что наслаждайся букетом и не удивляйся слишком сильно, если в своей комнате вдруг найдешь еще одну бутыль. Думаю, сам поймешь за кого.

При виде непередаваемого выражения на бородатой физиономии Белка слабо улыбнулась. А Крикун еще долго стоял как громом пораженный, не в силах произнести ничего вразумительного. Только отрешенно смотрел на измятый доспех, на драгоценную бутылку. Затем глянул на восхищенно прищелкнувших языками Гончих, что еще не полностью отошли от мимолетного взгляда своего вожака. И наконец повернулся к оторопевшему эльфу.

– Цени, остроухий, – непривычно тихо сказал ворчун и горлопан, пристально глядя на Таррэна. – Цени, потому что сегодня я забуду твою насмешку. И не стану просить скального брата пришибить тебя где-нибудь в темном углу. Я позволю тебе жить на заставе спокойно, потому что не отказываю тем, кто может так просить за твою жизнь, хоть ее, на мой вкус, оценили слишком высоко.

Крикун коротко сверкнул внезапно посветлевшими радужками, в которых полыхнуло настоящее подгорное пламя, и, не добавив больше ни слова, ушел.

Таррэн ошеломленно моргнул, слишком медленно сознавая, что едва не раззадорил одного из магов маленького народа, который каким-то чудом оказался среди людей и который, что самое удивительное, не счел нужным скрывать свое истинное могущество. Гномы очень тщательно прятали свою силу. А если учесть, что характер у них не ахти какой мягкий, стоило оценить этот великодушный жест, достойный потомка королевского рода. Тем более что редкие самородки-маги во все времена и у всех родов бессмертных действительно рождались только по одной линии – у правящей династии. А скальный брат… Гм, насколько Таррэн помнил, гномы так называли свои полуразумные творения, с которыми были связаны подобием кровных уз. Здоровенные, с огромными ручищами, без труда дробящими в пыль камни, с широкой пастью, которой они могли прогрызать широкие тоннели…

И вот такой гном-маг неожиданно нашелся здесь, вдали от гор, своего рода, дома и даже гномьих застав!

– Да-а-а уж, – со странным выражением протянул Шранк, пристально разглядывая пораженного до глубины души эльфа. – Если уж Крикун тебя признал… Торк! Неужели твоя шкура стоит целой бутылки?!

– Белик явно переплатил! – недовольно фыркнул Адвик, растирая затекшее плечо.

– Не уверен, друг мой… Ладно, закончили на сегодня. Пусть молодежь разминается, а у нас еще есть дела. Надо бы на холмы наведаться: почистить, что осталось. Да саламандру до конца ободрать, пока еще не все утащили. Там же чешуи на половину заставы хватит! Слышь, темный, не хочешь поучаствовать?

Темный эльф пожал плечами:

– Почему нет?

– Прекрасно. – Шранк едва заметно кивнул. – Адвик, ты топаешь на Гору, берешь с собой Иктара, Навира и Брока. И постарайтесь до обеда управиться: там Седой хочет всех собрать, чтобы уладить кое-какие вопросы. Так что туда и обратно, понял?

– Может, Вторую лучше подорвать для верности? Вдруг там есть ходы глубже, чем учуяла Траш? Да и Лысый холм проверить не мешает.

– Иди, умник, – усмехнулся Шранк. – На Лысый парни уже ушли: там возни всегда больше. Просто Иктар с Броком поутру поцапались, как только могут ланниец с занийцем, так что я дал им время остыть, а тебе – лишний раз потренироваться. Так что топай давай, а если будут зубы скалить, то передай, что я им их выбью, если к моменту пробуждения Белика Гора будет стоять где стояла. Кстати, Крикун еще вчера расщедрился на свои «огоньки», поэтому взрывай сколько захочешь.

Адвик наконец расплылся в коварной усмешке и, закивав, испарился.

Глава 2

С высоты крепостной стены Таррэн до самого вечера следил за поднявшейся внизу суетой. За неполный день Стражи умудрились не только очистить перепаханное поле от трупов, не только сожгли все, что еще ползало и жалобно попискивало, не только добили случайно уцелевших и сумели безжалостно ободрать убитую саламандру, но даже ни разу не прервались на отдых. Лишь беспокойно посматривали на быстро темнеющие небеса и, понимая, что всего на свете не переделаешь, неслышно ругались.

Ночь в Серых пределах – это время активного бодрствования. Днем здешние хищники, как правило, отдыхали и отсыпались, зато к вечеру все громче становился рев невидимых хмер, все чаще замирал воздух от проносящихся поверху летунов и все тревожнее вскрикивали их жертвы. Кто ими станет сегодня? Неизвестно. Каждая ночь – как поле боя, который из века в век становится лишь ожесточеннее. И хоть при свете дня зверье редко забредало в окрестности заставы, все равно стоило поспешить.

Урантар в который раз окинул взором далекие деревья, оценил стремительно чернеющие небеса и, отерев повлажневший лоб, дал отмашку возвращаться. Все, больше они сегодня не успеют. Хорошо хоть огненную саламандру ободрали как липку, сняв драгоценную шкуру. Второго такого шанса уже не будет: зверье обглодает тушу так, что останутся только кости. Проклятый лес не любил оставлять следов. Но, слава богам, времени хватило, да и эльф помог, надрезав родовыми клинками твердую, как камень, шкуру. Благодаря ему бесценную чешую удалось стащить, как перчатку, целиком, вместе с кожей. Скоро у Стражей появятся не только славная броня, но и прочные щиты.

Таррэн проследил за споро возвращающимися Гончими, слегка кивнул Шранку, который до последнего следил за границей леса. Обменялся выразительным взглядом со Стрижом, ответил на приветственный кивок Мухи и второго напарника по вчерашней схватке, отрицательно качнул головой на приглашение воеводы перекусить и, дождавшись, когда тот уйдет, снова уставился на заметно оживившуюся к ночи растительность.

Впрочем, мыслями он был далеко от Проклятого леса – недавний сон совершенно выбил его из колеи. Почему так случилось, что он опять заглянул в прошлое Белки? Ведь узы были уничтожены – Таррэн, усомнившись в этом, сегодня уже проверил. Однако сон был. Причем Таррэн, если бы захотел, и сейчас мог услышать вкрадчивый голос брата. Его кожа до сих пор помнила прикосновения эльфийского клинка, а к горлу подкатывала тошнота от одного воспоминания о тяжелом, насыщенном запахе крови, от которого все не удавалось избавиться.

Утренний поединок не помог вытравить из памяти этот страшный запах. До самого вечера эльф был рассеян, задумчив и невнимателен. На вопросительные взгляды попутчиков не отвечал, осторожные намеки светлых пропустил мимо ушей, несколько колкостей от рыжего перенес со стойкостью закаленного в бою клинка, полные восхищения и любопытства взоры Стражей проигнорировал. Зато с охотой откликнулся на предложение Гончих развеяться; еще охотнее помог Седому с саламандрой, а затем с необъяснимым удовольствием прошелся по выжженной земле, едва не забредя в опасные заросли. Хорошо, Урантар вовремя окликнул, но с тех пор посматривал так внимательно, будто что-то заподозрил.

Пришлось, скрывая досаду, вернуться на заставу и забраться на самый верх одной из башен, куда редко заходили даже дотошные Сторожа. Как оказалось, правильно забрался, потому что только здесь, наверху, подставив лицо прохладному ветру и невидяще глядя на бесконечно убегающий горизонт, он смог успокоиться по-настоящему. От раскинувшегося перед глазами мрачноватого вида на Проклятый лес Таррэну, как ни странно, стало легче. Темнота приглушила воспоминания, пережитая боль постепенно отдалилась, чистый воздух, наполненный ароматами трав, понемногу вытеснил тошнотворный запах крови, и лишь тогда темный эльф смог наконец вдохнуть полной грудью.

Он еще долго стоял на пустой площадке, напряженно гадая о причинах сна. Рассеянно следил за сменой караула на стенах, привычной для Стражей суетой во дворах. Однажды вздрогнул от щекотки за левым ухом и невольно поежился, встретив насмешливый взгляд хмеры, но незаметно подкравшаяся Траш уже проворно спрыгнула со стены – охотиться. Карраш чуть задержался, чтобы проурчать в длинное ухо эльфа что-то предостерегающее, и тоже соскочил вниз, не собираясь упускать ни единой возможности подкрепиться.

Таррэн снова вздохнул и, поняв, что слишком долго отсутствовал, неохотно спустился. Седой сказал: им пара дней нужна для адаптации, так что надо поспать. Тем более скоро полночь, новых атак в ближайшее время не будет – местным обитателям нужно время, чтобы собраться с силами, подпирать собою стены тоже нет необходимости, а разгадка все равно не возникнет сама собой из воздуха. Разве что у Белки спросить?

Темный эльф поспешно задавил неуместное желание повернуть в сторону знакомого домика. Мало того что его хозяйка еще не пришла в себя, так наверняка еще и Шранк где-нибудь поблизости ошивается. А то и вся стая пасется под дверью, охраняя чуткий сон своего вожака.

Стараясь выкинуть глупые мысли из головы, он пересек задний двор, но у самого выхода все же не утерпел – оглянулся. И почему-то вопреки ожиданиям ни одной Гончей рядом не обнаружил, отчего желание заглянуть в домик стало просто непереносимым.

Хмер сейчас в крепости нет, никакой другой охраны у домика – тоже… Казалось бы, что мешает ему зайти и поговорить?

Лишь немалым усилием воли Таррэн удержался от соблазна и заставил себя уйти. А когда добрался до перехода между дворами и понял, сколько сил забрала у него эта внутренняя борьба, то в изнеможении прижался лбом к холодному камню.

Боги… что же такое творится?! Почему он не может просто уйти и забыть о том, что видел? И почему повсюду чувствует ее запах?!

– Чего замер, ушастый? Хотел о чем-то спросить? – вдруг насмешливо поинтересовался из темноты подозрительно знакомый голос, заставив Таррэна вздрогнуть. Неужели он все-таки влип?! – Можно подумать, я тебя не слышу! Выползай, раз уж пришел. Правда, тут темновато, но для тебя это не должно стать проблемой, верно?

– Верно, – мягко ответил другой голос, и до изумленно замершего Таррэна донесся шорох чужих шагов.

Элиар?! Ему-то здесь что понадобилось?!

Он осторожно выглянул за угол: да, Белка была здесь. Босая, одетая в холщовую рубаху и мешковатые штаны, она, кажется, уже давно здесь тренировалась. По крайней мере, волосы у нее были влажными, ладошки и стопы успели испачкаться в песке, да и штанины на коленках заметно запылились.

Перескочив с одной угловатой тумбы на другую, а затем и на третью, Гончая ловко вскарабкалась на верхушку одной из колонн и уже оттуда с нескрываемым интересом уставилась на подошедшего светлого.

– Что, ушастый, не спится?

– Нет, – кротко ответил Элиар, глядя на нее снизу вверх. – А я думал, ты до утра не встанешь. Да и потом будешь хромать и охать.

– Не дождешься, – дерзко хмыкнула Белка, болтая ногами в воздухе.

– Вроде Урантар про три дня говорил? В смысле, что тебе столько хватает для восстановления? – не обратил внимания на насмешку эльф. – Или он ошибся?

– Не ошибся. Только иногда все равно надо вставать, чтобы перекусить. А потом еще пару часов сидеть без сна, иначе не усвоится.

– Чего же ты тогда бегаешь здесь, а не сидишь на месте?

– Так надо.

Элиар оперся плечом о соседнюю тумбу и бросил наверх быстрый взгляд. Белка… Маленькая, ловкая, гибкая и хитрая, как сто хмер. Невероятно скрытная, но очень-очень умная Гончая, которая заметно припадает на правую ногу и бережет живот, где под свободной рубахой даже в темноте угадывается плотная повязка.

– Тебе же больно, – наконец тихо сказал он. – Никакая броня не поможет избежать переломов от таких челюстей, как у саламандры. Будь она хоть из чешуи дракона, сила удара все равно такова, что тебя должно было смять! Белка…

– Белик, – строго поправила она. – Не забывай: всегда только Белик, и никак иначе.

Светлый вздохнул.

– Конечно, я не лучший в этом мире целитель, но даже мне понятно, что ты переломала… прости, переломал половину ребер. Да и в бедре как минимум должна быть трещина. Зачем ты это делаешь? Тебе ведь больно!

– Да, – тихо призналась Гончая. – Один зуб пропорол доспех, а другие порвали ногу. Если бы не Траш, я бы сегодня вообще не встал.

– Тогда зачем?

– Просто мне нельзя без движения. Я должен постоянно двигаться, чтобы раны затянулись. Скоро снова идти в лес. А раны… Ничего, не в первый раз.

– Хочешь помогу? – неожиданно предложил Элиар.

– Ты?! – искренне изумилась она.

– Да. Думаю, я мог бы тебе помочь.

Белка покачала головой.

– Вот уж не ожидал от тебя великодушия.

– Я ж не дурак, в самом-то деле, – буркнул эльф, отводя глаза. – А от тебя слишком многое зависит.

– А разве это единственная причина?

На долгое мгновение во дворе воцарилось неловкое молчание.

– Зачем ты пришел, Элиар? – беззвучно шепнула Гончая, и светлый снова поднял голову, неосторожно встретив ее взгляд.

После чего надолго замер, внезапно ощутив, что проваливается в какую-то бездонную пропасть. Как и раньше, на тропе, когда он рискнул впервые заглянуть в эту ледяную бездну. Не отказался от ее сумасшедшей идеи, а наоборот, доверился, признал право повелевать, покорно склонил голову и… выжил?

У него стремительно расширились зрачки, гулко и тревожно стукнуло сердце, по телу прошла волна необъяснимого жара, а затем наступило странное оцепенение, в котором было хорошо и как-то очень спокойно. Правильно, что ли? Он не мог объяснить. Просто чувствовал, что так должно быть, и совершенно не хотел сопротивляться.

– Прости, Элиар, – наконец сказала Белка, отворачиваясь. – Но на меня не действует магия.

Он вздрогнул и так же неожиданно очнулся от наваждения.

– Что, совсем?

– А ты знаешь другую причину, по которой я могу спокойно касаться ваших клинков? Так что не трать понапрасну силы и не беспокойся: я выдержу. А если хочешь помочь, то… Может, составишь компанию на вечер? Только сапоги, пожалуй, сбрось, а то ноги до крови стопчешь.

Элиар изумленно крякнул.

Ничего себе предложение! Побегать вместе с ней на тумбах, соревнуясь в скорости?! Еще пару дней назад он бы скривился и ответил категорическим отказом, но сейчас почему-то заколебался. Даже по сторонам огляделся, словно опасался, что его застанут за таким неподобающим занятием. А потом подумал и… медленно стянул обувь.

Белка все это время внимательно за ним наблюдала.

– Тебя не смутит, если я сброшу рубаху? – небрежно осведомился эльф, подходя к ближайшей тумбе и бережно ощупывая ее неровную поверхность.

Гончая насмешливо хмыкнула.

– После того как на вас три недели пришлось любоваться во всех видах? Меня вообще очень сложно смутить. Можешь и штаны до колен закатать – так гораздо удобнее. Пояс тоже снимай. Меч – тем более: здесь он тебе не понадобится. Первый круг, так и быть, я дам тебе пройти одному, чтобы привык, а потом погоняемся. Прыгать можно на любую опору из любого положения, цепляться хоть ногами, хоть зубами, хоть чем угодно, если умеешь. Общее направление – слева направо, но строгих ограничений нет. Кто первым слетит на землю, тот и проиграл. Только, чур, по ребрам не бить.

Элиар, окончательно придя к выводу, что сошел с ума, а сумасшествие – не порок, проворно избавился от куртки, скинул рубаху, чтобы не испачкать. Так же быстро закатал обе штанины и, ухватившись за намеченный выступ, ласточкой взлетел наверх. Затем быстро обежал глазами импровизированную площадку, отметил разную высоту тумб, близость некоторых крыш, ширину колонн. Уверенно смерил расстояние до ближайших площадок, мысленно проложил несколько возможных маршрутов и наконец на хорошей скорости одолел первый круг. После чего убедился в правильности собственных выводов и обернулся.

Белка оценивающе прищурилась, бесстыдно изучая остроухого, но его красивая фигура действительно производила впечатление. Плечи широкие, руки жилистые. Волосы длинные, забраны в сложную прическу, чтобы не мешались. А лицо… Эх, какой только бог сотворил ушастых по своему образу и подобию? Взглянуть бы на него одним глазком!

Элиар, заметив ее интерес, улыбнулся уголками губ: женщины никогда не обделяли его вниманием.

Белка в ответ только хмыкнула и натянула перчатки.

– Начали!

Эльф сорвался с места, как выпущенная из лука стрела. В мгновение ока преодолев оставшееся до противницы расстояние, он почти схватил ее за рукав… и вдруг понял, что стоит на проклятой тумбе один-одинешенек, а Гончая улыбается на соседней площадке.

Элиар тихо ругнулся и прыгнул снова, а потом еще и еще раз. Затем перестал сдерживаться и рванул вперед со всей доступной скоростью, но все равно едва поспевал. Белка прыгала, скакала, уворачивалась, буквально перелетала с тумбы на тумбу, ловко избегала протянутых рук и не позволяла себя даже коснуться. А скоро начала и ехидно посмеиваться: мол, не так уж и быстры ушастые лорды.

Раздосадованный эльф тихо зарычал.

Спустя всего двадцать ударов сердца он понял, что она слишком быстра. Через сорок – что она очень вынослива. А еще через десять – что способна даже перворожденного заткнуть за пояс. Элиар коротко выдохнул, сетуя на собственную неловкость, а затем наткнулся на откровенно прицельный взгляд с соседней крыши и, послушавшись мудрого сердца, резво отскочил в сторону. Кажется, она больше не желает убегать?

Белка зловеще улыбнулась и, оттолкнувшись ногами, буквально прыгнула на обеспокоившегося светлого. Надо же, как быстро он понял, где подвох! И теперь улепетывает с достойной уважения скоростью! Даже повернуться и напасть не решается, потому что, похоже, понимает, что не успеет. Ловкач, ловкач…

Она высоко подпрыгнула, распластавшись в полете подобно охотящейся хмере. Одним махом перескочила сразу две подходящие для атаки площадки, надеясь, что встревоженному эльфу не придет в голову мысль остановиться или свернуть не в ту сторону. Перекувырнулась, пролетела прямо над головой судорожно выдохнувшего противника, приземлилась на его пути буквально за мгновение до того, как он шагнул на ту же самую площадку. И, резко оттолкнувшись, мощно прыгнула обратно, прямо на лету разворачиваясь и целя пятками ему в грудь.

Мгновение недолгого полета… судорожный вздох, нелепый взмах рукой, и Элиара смело с тумбы, как пушинку.

Уже лежа на спине, жадно хватая ртом прохладный ночной воздух и пытаясь сообразить, каким образом она сумела то, что сумела, эльф неожиданно понял, что проиграл. Наглая Гончая просто скинула его с опоры, крепко приложив спиной и тем, что пониже, о дьявольски твердую землю. С’сош! Хорошо еще, что тумба была низкой и он не потерял сознания. Только треснулся всем чем мог, испачкался, как свинья, да еще и встать не может!

Элиар собрался было выругаться, но с удивлением обнаружил, что не способен даже на это, потому что на его груди откуда-то взялась немалая тяжесть.

Дождавшись, когда на физиономии светлого появится осмысленное выражение, Белка улыбнулась шире и со знанием дела уперлась коленом ему в кадык.

– Ну? – промурлыкала она, наклоняясь над поверженным эльфом.

– К’с-с-саш!

– Как выразительно. Но мне всегда казалось, что ваш язык гораздо богаче. Еще круг?

Элиар мрачно покосился на нее снизу вверх, но спихнуть с себя наглую Гончую не успел: она молниеносно соскочила и без промедления вспорхнула на ближайшую колонну, где снова с удобством уселась и загадочно хмыкнула. Эльф, тоже поднявшись, хмуро покосился наверх.

– Белик, ты вообще человек?

– Гм… – откровенно задумалась Гончая. – Если к Стражам это слово применимо, то да. Мои родители – люди, и никаких полукровок среди обеих ветвей моего рода, если тебя это интересует, не было. Только смертные.

– Точно?

– Неужели сомневаешься? Во мне или в себе?

– Во всем, – все еще сердито буркнул эльф. Затем тихонько вздохнул и неуклюже забрался на ту же тумбу. Спина все еще поднывала, в голове звенела на зубах противно хрустел песок. Видя, что Белка пока не рвется продолжать свое безумное занятие, он осторожно уселся рядом и покачал головой.

Торк! Но кто ж знал, что она настолько ловка?! А если бы он свалился с тумбы повыше? Да еще на такой бешеной скорости? А если бы нога зацепилась за одну из многочисленных трещин и он бы хряпнулся лицом вниз со всего размаху? А если бы ему каким-то чудом удалось опрокинуть сейчас ее? Ударить так, чтобы и она тоже пыли наелась? Тогда бы она сбавила темп? И стала действовать хотя бы чуточку осторожнее?

Впрочем, раз уж она вчера помогать себе не позволила, то и сейчас наверняка поблажек себе не даст. Как все, будет носиться, прыгать и… рисковать остаться калекой на всю жизнь!

Неужели ей это нужно?!

– Да, – вдруг сказала Белка, словно услышала его мысли, а на искреннее изумление перворожденного очень спокойно пояснила: – А все спрашивают. Как узнают правду, так и ползут вереницей под окна: вразумлять, вопрошать, интересоваться, что я тут делаю. Да еще на пару с хмерой.

– Так уж и все? – недоверчиво приподнял брови эльф.

– Абсолютно. Слетаются быстрее, чем мухи на мед. Или на дерьмо, кому как больше нравится. А результат все равно один: возбужденно галдящая и роняющая слюни толпа у порога.

– Ты что, не любишь мужчин? – очень осторожно уточнил Элиар.

– Нет. – Белка внезапно посуровела и холодно посмотрела. – Я их убиваю.

Он чуть вздрогнул, увидев страшноватые зеленые отсветы в ее глазах, и невольно отодвинулся к краю. Бездна! Сейчас туда действительно было страшно заглядывать. И хотя прежнее очарование ничуть не ослабло, сейчас к нему примешивалось необъяснимое, но невероятно сильное ощущение угрозы. И в какой-то момент оно стало настолько острым, что по коже пробежали холодные мурашки, а сердце предательски пропустило удар. Правда, только на миг. А затем страх и безумная привлекательность Белки переплелись между собой так тесно, что Элиар совсем перестал понимать, чего именно хочет.

Всего месяц назад он сказал бы, что такого не бывает. Что его, хранителя трона, никогда не смогла бы заинтересовать эта двуличная девчонка и не привлекла бы, даже танцуя в голом виде на столе… Но вот она сидит рядом, и в крови бушует пожар. Да такой, что ему уже трудно сдерживаться, а в голове табунами гуляют нескромные мысли. Недаром он весь остаток ночи не спал и проклинал про себя ее коварный доспех, склепанный словно нарочно, чтобы соблазнять и покорять. А днем изводил себя вопросами, бесконечно сомневался, гадал, с нетерпением ожидая, когда Гончие исчезнут со двора. Караулил ее, как малолетний романтик, надеясь непонятно на что. А теперь сидит бок о бок, как дурак, боясь чего-то и едва не краснея.

Точно, дурак. Шестисотлетний ушастый дурак. Но он бы рискнул и дальше смотреть в эти необычные глаза, рискнул бы даже коснуться ее кожи, поддался бы искушению, что с каждой минутой становилось все сильнее…

Ее взгляд мгновенно похолодел и заставил замереть на месте. «Я их просто убиваю…» – так она сказала недавно. И в этом слышалась какая-то жутковатая истина.

– Ты воин, Элиар, – неестественно ровно продолжила Гончая, словно не заметив его смятения. – Хороший воин, который многое видел и многого достиг. Сражался, убивал. Твой меч выкован лучшими оружейниками Светлого леса. И, будучи хорошим воином, ты никогда не обнажаешь его просто так, для забавы или чьей-то потехи. Ты знаешь, что оружие этого не любит. Как знаешь и то, что есть клинки, которые не стоит обнажать никогда. Которым нельзя покидать ножны и которыми можно только любоваться. Издалека…

Белка наконец отвела потяжелевший взгляд и невидяще уставилась в темноту.

– Я такой клинок, Элиар. К сожалению или к счастью, но это правда. Я просто хороший клинок в богато украшенных ножнах. Такова моя жизнь и мое проклятие, потому что я, как и оружие, умею лишь одно – убивать. Правда, делаю это очень хорошо.

Элиар вздохнул, сбрасывая некстати охватившее его оцепенение, но все же рискнул подвинуться чуть ближе. Сдаваться он не собирался. Не тогда, когда она так близко. Не сейчас.

– Я умею обращаться с оружием, Белик, – старательно подбирая слова, сказал он главное.

– Поранишься, – предостерегла она.

– Я не боюсь боли.

– Ты не знаешь, о чем говоришь.

– Тогда дай мне шанс узнать.

– Элиар…

– Да, ты права: я воин, – настойчиво повторил эльф. – Но я хорошо знаю, что пылящийся в ножнах меч бесполезен. Он не принесет миру то, что в него заложено, а ваши боги порицают это. Они говорят, что каждый нужен для выполнения своей задачи: ты, я… даже Проклятый лес. Бел, каждому клинку нужна твердая рука. А еще возможность хотя бы раз спеть песнь смерти. Или жизни.

– Ты не понимаешь…

– Так объясни. Я пришел, чтобы понять.

Белка тяжело вздохнула и неловким жестом подтянула ноги к груди, словно хотела от чего-то защититься. Обняла колени руками и ненадолго замерла, прикрыв глаза. Но от этого простого, какого-то детского движения аура угрозы, так внезапно появившаяся несколько минут назад, неожиданно растаяла. А рядом с эльфом осталась лишь теплая ночь, волнующая тишина на пустом полигоне и очень красивая девушка, которую он разглядел только вчера. Но которая, он знал, больше никогда не уйдет из его мыслей.

– Белка…

Она грустно покачала головой.

– А ты настойчив, Элиар.

– Да, мне говорили, – мягко улыбнулся эльф.

– Не боишься ошибиться в выборе?

Он словно не услышал. И даже сейчас не уставал краешком глаза любоваться на ее точеный профиль. Как же он пропустил такую жемчужину? Почему не задумался раньше, когда сердце впервые дрогнуло? Почему не смог увидеть очевидного? Эти волшебные радужки, эти точеные скулы, мягкие губы, созданные для того, чтобы дарить наслаждение?

– Неужели тебе никогда не хотелось иной жизни? – хрипло спросил эльф. – Не хотелось уйти от войны? От крови? Ты рискуешь здесь каждый день, рвешься в самую гущу и совсем не дорожишь собой… Зачем, Белик? Зачем, если ты могла… мог бы быть счастлив?

– Это не тебе решать.

– Возможно. Но тридцать лет – немалый срок для человека, а ты тратишь лучшие годы в Серых пределах вместо того, чтобы наслаждаться жизнью рядом с теми, кто тебе дорог.

– Все, кто мне дорог, рядом, – тихо ответила Белка. – Они всегда со мной. И только им я верю: Траш, Каррашик…

– Я не об этом, – мягко прервал ее светлый. – Неужто за два десятилетия… ну ладно, за одно, после того как ты повзрослела… тебе не встретился человек, с которым захотелось бы иной судьбы? Другой жизни? Мира? Радости? Любви, наконец! Неужели никто не смог стать тебе ровней? Никто не был достоин? Белик?

Она медленно повернулась и словно в первый раз оглядела эльфа с ног до головы. А что? Хорош собой. Да что там – красавец! Строен. Смел. Силен. Ветер игриво развевает шелковые золотистые пряди. Зеленые глаза смотрят с неподдельным интересом и затаенной надеждой…

Белка насмешливо фыркнула.

– Ты себя, что ли, предлагаешь?

– А чем я плох? – ничуть не смутился Элиар.

Она только вздохнула. Скажи кому, что высокородный эльф предлагает себя сам… И ведь он искренен сейчас. Все они искренни. Да только зря все это. И он распинается тоже зря.

– И почему с вами так сложно? – Белка устало потерла виски. – Почему надо сперва от души врезать, чтобы вы наконец поняли, что ко мне не стоит приближаться? Почему до мужчин только через тумаки доходит, что мое присутствие рядом не означает непременного согласия?

Она тяжело вздохнула и прошептала:

– Десять лет… Десять проклятых лет вы треплете мне нервы. Целых десять лет не желаете признать, что не способны мне помочь. Неужели это так сложно – оставить меня в покое?! Я сделал все, чтобы этого не повторялось. Ношу исключительно мужскую одежду. Я ни знаком, ни жестом стараюсь не напоминать вам о правде. И столько времени валяю дурака, чтобы вы запомнили, насколько хорошо и больно я могу ударить! Я злю вас, бешу, довожу до последней грани, чтобы никто не почувствовал лишнего. Но вы как паутина: липнете и липнете, без конца и края…

Она вдруг крепко зажмурилась и окончательно растеряла всю свою уверенность, ту стальную и почти непробиваемую оболочку, за которой столько времени удачно оборонялась. Будто в кои-то веки сдалась. Сломалась. И это напугало сидящего рядом эльфа больше, чем презрение, которым его не раз окатывали с головы до ног. А второго, в изнеможении прижавшегося лбом к холодному камню, и вовсе как в ледяную воду окунули.

– Я обидел тебя? – вдруг встревожился Элиар. – Прости, не хотел, чтобы это прозвучало грубо. Просто у нас иные традиции и, если я тебя задел… Извини, ладно?

Гончая невесело покачала головой:

– Меня мало чем можно задеть: за столько лет чего только не наслушаешься. Но ты хоть сам соображаешь, что делаешь?

– Вполне.

– Ничего ты не соображаешь! Ни-че-го! – вдруг зло прошептала она. – Ты хоть раз подумал, почему тебя ко мне тянет?! Хоть одной извилиной пошевелил, прежде чем примчаться сюда, как зверь в период гона?! Нигде не шелохнулась мысль, что это неправильно?! Что тебя не должно волновать мое присутствие, потому что я всего лишь человек! Которого ты к тому же абсолютно не знаешь!

– Нет, – озадаченно сказал эльф. – По-моему, все правильно: я мужчина, ты женщина.

– Дурак… какой же дурак… еще один на мою больную голову! – Она бессильно сжала кулаки. – Битый час распинаться об одном и том же! Целый вечер угрохать, отбить весь язык, а толку… Наверное, это действительно невозможно: объяснить мужчине, что он очень хорош, но не здесь, не со мной! И не потому, что с ним что-то не в порядке. Как, ну как вам еще объяснить, что ко мне не стоит приближаться?! Как сказать, что этого просто нельзя делать, потому что мне это принесет боль, а вам…

– Хочешь, я уйду? – тихо спросил Элиар. – Я больше не побеспокою тебя. Не стану ничего говорить. Просто уйду и забуду? Я тебе противен?

Белка, помолчав секунду, снова вздохнула.

– Ты ни при чем, честное слово. И ты очень красив, Элиар. Настолько, что наши парни до сих пор завистливо вздыхают, а любая девчонка на моем месте сомлела бы от восторга. Но здесь другое. Извини, что сорвался. Не хотел тебя обидеть. К тому же с тобой, на удивление, все прошло гораздо легче. Просто я устал, давно не спал, да и бедро некстати разнылось. Наверное, не стоило так напрягаться и скидывать тебя вниз? Кстати, как спина?

– Нормально. Что ты имел в виду, когда сказал, что со мной легче?

– Хм. По крайней мере, ты не лезешь с руками и не используешь наведенную магию.

– Магию? Зачем? – искренне удивился Элиар. – Тем более если она на тебя не действует?

Она хмыкнула.

– Ну, Танарис не знал…

– Он разговаривал с тобой?! Тоже?! И попытался… – От неожиданной догадки у эльфа закаменело лицо.

– Все они были, – с тихим смешком подтвердила Белка. – Рыжий, как всегда, с сальными шуточками и плохо завуалированным предложением. Молот только покраснел и извинился, что раньше не признал. Аркан галантно расшаркивался и надоедал с комплиментами, пока я не отправил его к Торку. Ирбис и Сова столкнулись друг с другом прямо на входе, но посмотрели, как я бегаю, и решили не торопить события – обошлись, слава богам, вежливыми фразами ни о чем. Разве что Танарис оказался более напористым, но и он не преуспел… Надеюсь, на сегодня ты – последний и я могу со спокойной совестью лечь спать, не ожидая больше тихого стука в дверь и деликатного покашливания под окнами.

Элиар ошеломленно крякнул, когда понял, что за неполную ночь на полигон умудрились явиться все, кто вчера едва в обморок не упал, увидев, кем на самом деле был несносный задира Белик. Все, кроме Литура, который был в курсе, и темного, у которого, будем надеяться, все-таки хватит мозгов не раздражать ее в этот долгий вечер.

О владыка! Неужто мужчины настолько предсказуемы, что Белка пожертвовала сном и уже который час терпеливо ждет очередного поклонника, чтобы разом решить все вопросы и больше никогда к ним не возвращаться?! Ждет, откуда-то зная, что они все равно, словно мухи на мед, слетятся! Так же ровно повторяет каждому прописные истины, что за десять лет оскомину набили. А чтобы было чем заняться в перерывах, потихоньку восстанавливает форму?

– О боги… – только и смог выдохнуть он, когда заглянул в ее глаза и понял, что это – сущая правда. – И что? Всегда так?!

Она печально кивнула, а Элиар совсем растерялся.

– Я не знал. Прости.

– Ничего. Говорю же, с тобой оказалось легче всего.

– Белик… Это что, так заметно? Неужели мы настолько дурные?!

– Увы, – печально улыбнулась Белка. – Каждый раз, когда сюда приходят новички, это повторяется с точностью до последнего слова. Все последние десять лет после моего совершеннолетия. Я даже специально откладываю остальные дела, потому что больше суток не выдерживает никто – обязательно прокрадываются к дверям, царапаются, скребутся, зовут и просят пару минут для личного разговора. С цветами, подарками, стихами и даже со штанами в одной руке. Кто поумнее – быстро уходят, самым дурным я ломаю руки и проламываю головы. Тех, кто совсем идиот и пробует действовать силой, приходится вышвыривать обратно за Драконий хребет, потому что такие болваны нам не нужны. Даже мои парни не исключение: все хотя бы раз попытали счастья. Но, слава богам, они уже остыли и запомнили, чего нельзя делать ни при каких условиях. Даже Адвик уже не напрашивается: все-таки я не зря их последние пять лет гоняю. С остальными до сих пор ведется позиционная война с переменным успехом, а чаще сохраняется нейтралитет. Но, как ни странно, с тобой оказалось проще всего: мы уже разогрелись, битый час сидим в темноте, одни, а ты до сих пор не распустил руки. Так что спасибо. Поверь, такое бывает крайне редко, а я очень ценю в мужчинах сдержанность.

– Боги… – Элиар посмотрел на Гончую совсем беспомощно, а затем наткнулся на ее сочувствующий взгляд и неожиданно прозрел. – Это что, магия? Какой-то амулет?

– Ты же знаешь, я не маг. Даже более того: рядом со мной большинство заклятий теряют силу, а некоторые вообще разрушаются. Просто из-за некоторых обстоятельств я, скажем так, нравлюсь мужчинам. Очень нравлюсь, независимо от возраста, цвета глаз и длины ушей.

– Нравишься – не то слово, – пробормотал эльф, старательно загоняя вглубь неуместные эмоции.

– Как приманка на ниточке, которую уже подвесили под самым носом. Как мед для медведя или запах крови для хмеры. Вас тянет ко мне как магнитом, заставляет бросать все дела и мчаться по первому зову, а чаще всего – и без оного. Это работает всегда, везде, ровно с того момента, как мне исполнилось восемнадцать. И с этим совершенно невозможно бороться ни эльфам, ни людям, ни магам, ни… гм, даже гномы с трудом держатся. Что же касается пределов… думаешь, мне было бы легче в Интарисе? Здесь, по крайней мере, знают, что ко мне лучше не приближаться, а там… Представь, сколько народу пришлось бы покалечить, чтобы избавиться от назойливого внимания! Про ваш лес вообще молчу. Мне иногда кажется, перворожденные реагируют сильнее, хотя большого опыта в этом плане у меня нет. Сам знаешь: не люблю я ваше племя. Но пока меня считают мальчишкой, вы еще как-то сдерживаетесь, терпите, давите в себе эту тягу. Если не смотреть вам в глаза и почаще выводить вас из себя, то все терпимо. Злость уравновешивает соблазн, и почти все справляются. Но стоит вам сообразить, что вы не ненормальные и не сошли с ума, интересуясь сопливым сорванцом, а я на самом деле – совсем не то, чем кажусь… О-о-о, тогда жди гостей. Думаешь, чего Крикун вчера ржал как ненормальный? Именно потому, что догадывался, чем дело закончится. А вот мне было совсем не до смеха.

Элиар долгое мгновение таращился на огорченную девушку, уткнувшую нос в колени и терпеливо дожидающуюся его реакции на такую странную правду. Старательно переварил новую информацию, что-то припомнил, что-то додумал, об остальном просто догадался. Представил, каково ей было вчера. Вспомнил, как старательно его бесили всю дорогу до заставы и откровенно напрашивались на тумак, которого, на удивление, всякий раз удавалось избежать. Как быстро над «дерзким мальцом» взяли шефство суровые караванщики. Как старательно берегли его Стражи уже здесь. Как тщательно Белик каждый раз выбирал место и время для купания. Как пугался за него старый воевода. Как боялся просто признаться остальным, что мнимый «племянник» на самом деле – очень даже «племянница». И до последнего мига покрывал здесь, на заставе, где ее ценят как настоящее сокровище. Ровно до тех пор, пока наглый гном не подгадил всем своим дурацким доспехом…

Эльф на миг ошарашенно замер, хрюкнул, а потом самым неожиданным образом… расхохотался. Белка удивленно обернулась, но он просто откинулся навзничь и, прикрыв горящие злым восхищением глаза, от души хохотал над той ситуацией, в которой все они нечаянно оказались. По ее, разумеется, вине, но абсолютно без ее желания.

Надо же… если бы все раскрылось раньше, Белке стало бы совсем туго. А Седому пришлось бы собственноручно перебить половину караванной охраны. Более того, они с Танарисом наверняка попали бы в пятерку смертников, потому что в тот момент были слишком злы, а потому имели все шансы напороться на ее чарующий взгляд и уже тогда попасть как куры в ощип.

– Элиар, ты здоров? – осторожно спросила Белка, когда мелодичный смех огласил сонную заставу.

Эльф расхохотался громче: привлекательный и сильный мужчина, внезапно утративший все свое высокомерие. Просто потому, что попался на крючок обычной смертной девчонки. А до этого решился на откровенное безумие – связал себя узами с шестью наемниками и умудрился подцепить от них привычку язвить.

– Ох, Бел! Да если бы не ты, я бы ни за что не согласился на эти узы! – простонал он, вытирая выступившие от смеха слезы. – Точно бы не согласился, потому что это невозможно! И я никогда не полез бы на тропу! И уж точно ни за что не приперся бы сюда, на эти тумбы, как дурак!

– Я малость схитрил, чтобы все вышло как надо, – скромно потупилась Белка. – Не стоило тебе на меня смотреть. А остальные еще раньше попались, поэтому у нас и получилось.

– А я-то все голову ломал, чего они стали такими послушными… Ох! Надеюсь, твои Гончие не торчат сейчас на уступах и не готовятся набить мне морду, как только я слезу? После подобных откровений я не удивлюсь, если поблизости «случайно» окажется пара доброжелателей, готовых ласково и нежно свернуть мне шею. Просто за то, что остальных ты отпинала сразу, а меня пока еще терпишь.

Белка только усмехнулась.

– Стража мне не нужна: я не настолько слаб, чтобы не справиться с вами поодиночке. Впрочем, и со всеми вместе – тоже. Карраша мы специально выпроводили на охоту, потому что он ужасно ревнивый, Траш за ним приглядывает. А парни просто сидят в своих комнатах, по-тихому ржут и бьются об заклад, у кого из вас завтра поутру будет расцарапана физиономия. Конечно, они хотели увидеть этот спектакль своими глазами, но я не считаю, что подобные вещи нужно выставлять напоказ, поэтому и пообещал, что, если кого увижу поблизости, размажу по стенам. Они у меня послушные, так что можешь быть спокоен: вокруг нет ни одного… гм, человека. К счастью, завтра их ждет немалое разочарование, наши доблестные попутчики получили вежливый отказ и давно дрыхнут, а ты… раз уж попался, терпи. Завтра можешь позлорадствовать, но чтоб никаких намеков! Потом за стойкость медаль для тебя у короля выпрошу.

– Спасибо, – неожиданно посерьезнел эльф. – Только медаль мне не нужна: я не сорока, чтобы блестящие цацки на себя навешивать. Позлорадствовать, конечно, позлорадствую. Особенно когда рыжего увижу. По поводу намеков тоже не дурак. Но, если честно… Бел, я ни от чего не отказываюсь. За Танариса прошу у тебя прощения, потому что его поступок низок, но за себя могу сказать – я не против.

Она скептически приподняла бровь, но он не вилял, не врал и не распускал руки. Смотрел открыто и все с той же симпатией. Да, все слышал, понял, внял. Но не испугался. А сейчас просто сообщил, что будет сдерживаться и не станет докучать с неуместными чувствами. Хотя с удовольствием рискнул бы проверить их на прочность и хотел бы попробовать завязать отношения, даже несмотря на угрозу расцарапанной физиономии.

– Ох, ушастый… – сокрушенно вздохнула она. – Ну назови мне хоть одну причину, по которой не стоит сейчас послать тебя по матушке? И не дать моим парням хоть один повод славно повеселиться?

– Ну ты еще не вышвырнула меня отсюда. – Элиар широко улыбнулся и стремительно спрыгнул с тумбы, чтобы не попасть под горячую руку.

Удачно избежав тумака, отскочил подальше и мысленно поаплодировал тому, как завибрировала от удара Гончей мощная колонна. Но, прежде чем исчезнуть в темноте, галантно поклонился, одарив недовольную Гончую ослепительной улыбкой.

– Это – первая причина. А остальные я сообщу тебе позже. Если, конечно, ты не передумаешь.

Белка задумчиво подула на кулачок.

– Ладно, попробуй меня удивить.

– Обещаю. – Элиар отвесил ей изысканный поклон и со спокойной душой покинул двор. Правда, какое-то время он справедливо опасался, что в спину прилетит что-нибудь увесистое или острое. Но обошлось: только короткая усмешка, больше похожая на вызов, – и все. А на такой вызов он был готов ответить.

Таррэн устало прикрыл глаза, наконец-то понимая причины такого поведения Белки. Как и то, что, несмотря на все ее усилия, его тоже зацепило этой странной магией. Причем настолько, что было тяжело просто стоять рядом, особенно зная, что она будет его ждать… одна, в темноте… в чарующей тишине удивительно тихой ночи. Ждать лишь для того, чтобы послать по известному адресу.