2024-03-14 15:44:00
Tin-tinka
Странное ощущение оставила у меня данная книга и прежде всего смущает, что автор, заранее озвучив свою позицию, тщательно выстаивает доказательную базу, словно подбирая лишь подходящие ему примеры, и не касается ничего, что не вписывалось бы в его трактовку. Ангажированность писателя не оставляет простора для размышления, особенно это мешает, если читатель мало знаком с описываемыми моментами истории и собственного мнения о происходящих событиях не имеет, поэтому-то его, как послушного бычка, ведут в заданном направлении. А направление это весьма безрадостно, ведь, по мнению С.М. Сергеева, практически вся история русского народа - это летопись бесправия на фоне привилегий европейских народов и даже тех национальных меньшинств, которые входили в состав Российского государства. Ведь Российская империя была «колонией наоборот», когда окраины жили лучше центра, когда на русскую нацию ложились все тяжести войн, налогов, крепостного права, а присоединенным территориям часто оставляли множество свобод и прав, «задабривая» новых подданных. С установлением советской власти ситуация стала еще хуже, ведь применялась «положительная дискриминация», коренизация народов и взращивание национализма, так что, на взгляд автора, распад СССР - это не неудача советской власти, а как раз тот закономерный итог, именно к подобному результату и должна была привести национальная политика партии.цитатыПричина этого настоящего нациестроительного «бума» состояла в том, что большевики, с одной стороны, старались во что бы то ни стало удержать в качестве плацдарма мировой революции как можно большую территорию, а с другой – сделать управляемую ими страну объектом притяжения для потенциально к ней могущих присоединиться других народов. Для этого они не просто шли на максимальные уступки национальным движениям, а шли на опережение последних, стремясь их возглавить и тем самым взять под контроль.Советский Союз, таким образом, стал удивительной «фабрикой по производству наций», и в этом смысле его распад был «абсолютно закономерным явлением… процесс создания нации неизбежно приводит к постановке вопроса о ее суверенитете и независимости. Только добившись их, нация реализует себя, оформляется как полноценный nation-state. Распад СССР не был приостановкой, и тем более завершением действия „советской“ фабрики наций, а наоборот – ее победой, ее утверждением: с конвейера сошла основная партия новоиспеченных национальных государств… Можно даже сказать, что декабрь 1991 г. – не поражение Советского Союза, а его победа, победа заложенных в нем принципов, всего его механизма. СССР распался не из-за того, что был неэффективен (как это нередко пытаются представить). Наоборот, он распался именно из-за своей эффективности как мультинационалистического образования» (О. Б. Неменский).Мечта любого националиста – создание национальной элиты (бюрократической и культурной) – сбылась за весьма короткий срок для множества народов СССР, благодаря усилиям правивших в Кремле интернационалистов.Для судьбы русского национального проекта, в то время забитого и, по сути, поставленного вне закона, принципиально важна массированная украинизация Украины, окончательно откалывавшая от «большой русской нации» ее вторую по значению часть. В 1926 г. пленум ЦК Компартии Украины объявил украинизацию «одним из способов построения социализма». Уже к этому году делопроизводство в УССР было украинизировано на 65 %. В 1930 г. на украинском языке издавалось 84,7 % журналов и 80 % книг. К 1933 г. 89 % учащихся начальных школ учились на украинском языке. В 1924 г. в Киев из эмиграции было дозволено вернуться одному из столпов украинского национализма М. С. Грушевскому.Кадры культработников формировались в значительной степени из рядов националистически настроенной украинской интеллигенции, благодаря чему был создан настоящий культ Шевченко. Украинизации подверглись и некоторые русские регионы – например, Кубань и Курская область. После 1933 г. «тотальная украинизация была отменена, но и русификация Украины не началась» (Т. Мартин). В 1946 г. 70 % секретарей горкомов и райкомов КП(б)У были украинцами. Приблизительно ту же цифру видим и в 1964 г. Самостоятельность украинской национальной культуры никогда не ставилась под сомнение.21 августа 1923 г. был создан Союзно-республиканский дотационный фонд СССР, средства из которого предназначались для экономического и социального развития кавказских, среднеазиатских и других союзных республик, включая Украину.Фонд формировался за счет РСФСР, но последняя из него ничего не получала. При этом, в отличие от РСФСР, в бюджеты союзных республик полностью зачислялись сборы налога с оборота (один из основных источников бюджетных поступлений) и подоходный налог. Уже в 1924–1925 гг. доля средств центра, скажем, в бюджете Туркмении составляла 90 %, а Украины – более 60 %. Опубликованные отчеты Минфина СССР за 1929, 1932, 1934 и 1935 гг. показывают, что в указанные годы Туркменистану в качестве дотаций было выделено 159,8 млн руб., Таджикистану – 250,7, Узбекистану – 86,3, ЗСФСР (в ее состав до 1936 г. входили Грузия, Армения и Азербайджан) – 129,1.В 1975 г. РСФСР могла оставить себе 42,3 % налога с оборота, в то время как Азербайджан – 69,1, Грузия – 88,5, Армения – 89,9, Таджикистан – 99,1, Киргизия – 99,2, Казахстан и Туркмения – 100.По данным председателя Совета министров РСФСР в 1990–1991 гг. И. С. Силаева, в течение всех лет советской власти Россия ежегодно выплачивала союзным республикам, включая и Прибалтийские, около 30 % своего годового бюджета – 46 млрд руб. в год.Производство на душу населения в РСФСР было в 1,5 раза выше, чем в других республиках, а потребление в 3–4 раза ниже, чем в Грузии, Армении, Эстонии. Даже на закате советской эпохи, занимая первое место по промышленному производству, РСФСР по душевому доходу стояла только на 10-м месте среди 15 «братских республик».РСФСР отдавала «младшим братьям» «свой самый драгоценный капитал – высококвалифицированных специалистов. В 1959 г. за пределами России находилось 16,2 млн русских, в 1988 г. – 25,3 млн. За 30 лет их численность увеличилась на 55,5 %… Представители российской диаспоры (в национальных республиках) создавали значительную часть их национального дохода. Например, до 1992 г. 10 % русского населения Таджикистана производили до 50 % внутреннего национального продукта» (В. Г. Чеботарева).По данным Г. И. Литвиновой, в 1951 г. смоленский колхозник за один трудодень мог получить 890 г зерна и 17 коп., эстонский – 1 кг 830 г зерна и 1 руб. 50 коп., а таджикский – 2 кг 40 г зерна и 10 руб. 05 коп. Стоимость валового сбора продуктов растениеводства за один трудодень по закупочным ценам в Центральной России в 1950-х гг. была в 10 раз ниже, чем в Узбекистане, и в 15 раз ниже, чем в Грузии.свернутьПри этом книга легко написана, тут приводится множество интересной информации. Подробнее всего автор сосредотачивается на XIX веке, рассказывает о ярких политических деятелях, приводит подробные цитаты из их сочинений. Но начинается повествование с заселения Восточно-европейской равнины в VI-VIII вв, рассказывается о правящей элите государства и о ее этнической принадлежности, о религиозном, экономическом и правовом единстве Киевской Руси, о сельском и городском населении, о том, какой была власть в те времена. Сергеев приводит данные, что отмечалась тройственность верховной власти, сочетающая монархическую, аристократическую и демократическую, т.е. князь, боярская дума и вече. Но все меняется после монгольского нашествия, следствием которого было разительное изменение отношений властей и подданных, вместо европейской национальной демократии, «духа свободы» возобладал азиатский принцип полного подчинения индивида государству. Тут автор вступает в спор с «евразийцами», называя евразийскую концепцию русской истории умственным вывертом и набором вздорных лозунгов, а идею «о великом благе, которое принесли русским монголы» - вымороченной.цитатыНо причины радоваться тому, что в пору, пока западные христиане копили богатства, строили соборы и множили университеты, наши предки напрягали все силы для того, чтобы сначала сносить, а потом сбрасывать монгольское ярмо, – здравому рассудку решительно неясны. Само по себе воспевание какого бы то ни было чужеземного господства, то есть потери национальной свободы, есть психологическое (и логическое) извращение.Но дифирамбы в честь господства иноплеменников, находящихся на более низкой ступени развития и, следовательно, по определению, не способных взамен утраты независимости подарить порабощенным более высокий уровень цивилизации, иначе как мазохистским сладострастием не назовешь. Никакой европейский народ не пережил ничего сравнимого с монгольским игом – торжеством кочевников над земледельцами. Даже турецкое владычество в Греции и юго-славянских странах в этом смысле смотрится предпочтительнее. Не говоря уже про «арабизацию» Испании, о чем афористически точно написал Пушкин: «Татаре не походили на мавров. Они, завоевав Россию, не подарили ей ни алгебры, ни Аристотеля».Но опять-таки здесь не прямое влияние – Орду Москва не копировала, – а косвенное. Будучи ханскими ставленниками, московские князья могли не искать для себя опоры в русском обществе, полномочия же, даваемые им ханами, были огромными. Сам же характер ханско-княжеских отношений скорее напоминал подданство, чем вассалитет: ярлык на великое княжение у его обладателя могли отнять и передать конкуренту; князей нередко убивали в Орде без всякого суда; формы почтения по отношению к монгольским владыкам были крайне унизительны, с точки зрения европейско-христианского мира, к которому, как мы помним, Русь еще недавно принадлежала. Как писал еще Н. М. Карамзин: «Внутренний государственный порядок изменился: все, что имело вид свободы и древних гражданских прав, стеснилось, исчезло. Князья, смиренно пресмыкаясь в Орде, возвращались оттуда грозными властелинами, ибо повелевали именем царя верховного».
свернутьТакже монгольское иго разорвало связи между Восточной и Западной Русью, западные земли были завоёваны Литовским государством, начался социокультурный раскол между прежними частями «Русской федерации». Демократические традиции Киевской Руси сохранились и развивались в северных республиках – Новгороде, Пскове и Вятке, но силу набирало Московское Княжество, утвердившее ничем не ограниченную власть правителя как новый принцип русского бытия, который продолжается до сих пор, сколько бы от него не открещивались «ни Петербург, ни Советы». Он не просто верховный правитель, он, как типичный восточный деспот – верховный собственник. Он ощущает себя не просто главным, а единственным политическим субъектом на Руси.Данная власть, неограниченная никакими нормами, по мнению автора, не имела аналогов среди европейской монархии XV-XVI вв.цитатыИтак, главное новшество, внесенное Москвой в русскую историю, – «не ограниченная никакими нормами» власть великого князя/царя. Именно отсюда берет истоки феномен «русской власти» – «автосубъектной и надзаконной», не имеющей «аналогов ни на Западе, ни на Востоке», ибо «на Востоке, будь то Япония, Китай или Индия, власть тэнно/ сегуна, хуанди или султана была ограничена – традицией, ритуалом, обычаями, наконец, законом», а на Западе даже «власть абсолютных монархов ограничивалась правом, на котором строился весь… порядок: король, даже если речь идет о Франции XVII–XVIII вв., считающейся модельной абсолютной монархией, мог менять законы (хотя и это было вовсе не так просто), но он должен был им подчиняться» (А. И. Фурсов).Тем более ничего близкого мы не видим среди европейских монархий XV–XVI вв. В Англии действует Великая хартия вольностей (1215), по которой король не имел права устанавливать налоги и повинности без согласия представителей сословий, с конца XIII в. регулярно собирается двухпалатный парламент. В Священной Римской империи – Золотая булла (1356), признававшая суверенитет курфюрстов – вассалов императора в их владениях. В большинстве германских княжеств объявление войны и заключение союзов их правителями делалось только с санкции сословий – духовенства, дворянства и бюргеров. В Швеции Вольная грамота (1319) закрепила взаимные обязательства короля и знати, там действовал сейм с очень широкими полномочиями: «Ни одна война не может быть объявлена и ни один мир не может быть заключен иначе, как с согласия сейма – стереотипные фразы, встречающиеся на каждом шагу в шведских законах и сеймовых постановлениях» (В. Н. Латкин). Польша (а затем и Речь Посполитая) и Венгрия (до вхождения в империю австрийских Габсбургов в 1687 г.) были избирательными монархиями, где законодательная власть находилась в руках сейма...Во Франции, где королевская власть была очень сильна, на заседании Генеральных штатов в 1484 г. один из депутатов произнес такую речь: «…короли изначально избирались суверенным народом… Каждый народ избирал короля для своей пользы, и короли, таким образом, существуют не для того, чтобы извлекать доходы из народа и обогащаться за его счет, а для того, чтобы, забыв о собственных интересах, обогащать народ и вести его от хорошего к лучшему. Если же они поступают иначе, то, значит, они тираны и дурные пастыри… Как могут льстецы относить суверенитет государю, если государь существует лишь благодаря народу?» Речь эта, по свидетельству современника, «была выслушана всем собранием очень благосклонно и с большим вниманием». И хотя как раз с конца XV в. значение ГШ резко падает (но тем не менее они продолжают спорадически собираться до начала XVII в.), в ряде областей не прекращали успешно действовать местные штаты, а провинциальные верховные суды – парламенты имели право приостанавливающего вето на королевские указы. «Франция – это наследственная монархия, умеряемая законами», – писал в XVI в. один из видных французских юристов. Феодальная вольница отошла в прошлое, но некоторые аристократы вплоть до эпохи Людовика XIV легко становились в смутные времена вполне самостоятельными политическими субъектами со своими армиями.
свернутьПисатель определяет московское самодержавие как произвол, когда подданные становятся рабами, а государь беспрепятственно распоряжается жизнью и имуществом любого из них. Сергей Михайлович не только расскажет об опричнине, но и о многотысячных переселениях подданных с места на место при Иване III, Василии III, царе Фёдоре Иоановиче и других правителях. Будет тут повествование и о Смуте, когда ослабла самодержавная власть и русское общество смогло объединиться для успешного ополчения, когда появились Советы делегатов, образовалась успешная система административных учреждений – все это является примером способности русской нации к самоуправлению без необходимости в самодержавии. Можно долго рассказывать об этой части книге, так как не менее интересно писатель повествует о «костоломной» политике Петра I и о засилии иностранцев в правительстве, ведь традиционно монархия предпочитала опираться на верную лично ей «этнически разношёрстую элиту», особенно немцев и поляков.Самое удачное время для русской нации, по мнению историка, это начало ХХ века, когда активно начали структурироваться оппозиционные монархии элементы, появилось множество партий, народных объединений, боровшихся за свои права, когда городское население показало большие способности к самоорганизации. Появившиеся после революции 1905 года манифесты Николая II о Государственной Думе, о гражданских свободах и неприкосновенности личности были шагом к тому, чтобы народ действительно участвовал в политических процессах, чтобы появился контроль общества над самодержавием, хотя «судьба новорожденной нации висела на волоске». «Хозяин земли русской» вовсе не собирался менять стиль управления государством, поддерживаемый многочисленной бюрократией и правыми политическими организациями, при этом в стране зашкаливал революционный террор, продолжались стачки и крестьянские восстания, жестоко подавляемые с помощью армии, а либералы, вместо того, чтобы стать политическим центром, сместились «влево».Причиной столь сильной нестабильности государства автор называет отсутствие среднего класса, эту проблему и пытался решить своими реформами П.А. Столыпин, но у страны не было «20 лет покоя», необходимых для успеха его начинаний. Первая мировая война, хотя и способствовала значительному национальному подъёму и единению нации, привела к массовым антинемецким настроениям, борьбе против немецкого засилья не только в армии, но и среди правительства, а результатом стало свержение самодержавия.Часть книги, посвященная СССР, самая короткая, автор галопом пробегается по некоторым социальным моментам жизни русского населения. Основные вопросы - это то, что власть не была народной, что коммунистическая партия противостояла русскому большинству, а изначально вообще вели себя как оккупанты и, конечно, не обошлось и без темы засилья евреев среди управленческой верхушки. Писатель опровергает идею о том, что пороки советского периода можно оправдать индустриализацией, не только потому, что промышленные революции в Германии и в Японии удалось провести без тысяч расстрелянных и миллионах заключённых, но и потому, что достижения связаны почти исключительно с военно-промышленным комплексом, а в гуманитарных науках и социальном секторе был «страшный провал». Сергеев описывает, что частная собственность и политическая демократия отсутствовали, советское общество было ярко выраженным сословным, при этом социальная мобильность хотя и выросла, но не отрицала саму сословную суть, а доходы и привилегии разных слоев общества были весьма контрастны.Возможно, из-за сжатого объёма этой главы или же из-за личных причин автор тут весьма пристрастен (похожее ощущение было ещё от главы, посвящённой Ивану Грозному). Историк даже вводит тут личную оценку Сталина, высказанную дедом Сергея МихайловичаХорошо помню, как мой родной дед по материнской линии Никита Пафнутьевич Сердцев (1912–1992), московский слесарь, перебравшийся в столицу из калужской деревни аккурат во время коллективизации, неполиткорректно величал «отца народов» «Еськой чернож.пым».
так что не удивительно, что в подобном ключе подается важная часть нашей истории (еще не могу не упомянуть другое яркое высказывание писателяПри этом надо учесть, что большинство из деятелей – не евреев входили в состав руководства своих Союзных республик, тогда как у евреев на территории СССР никогда не было своего национального образования (не считать же таковым убл.дочную Еврейскую автономную область) (действительно, евреи в ней насчитывали не более 0,6 % жителей. – С. С.)».
)Так что, подводя итог, книга интересна для изучения, но во время чтения меня не покидало ощущение, что автор показывает поднимаемый вопрос лишь с одной точки зрения, уж слишком ровно выстаивается его концепция о вечно-бесправном русском народе.