Ген высоты 2.0. Женский взгляд. Биография первой российской альпинистки, выполнившей программу 7 Вершин бесплатное чтение
Людмила Коробешко
Ген высоты 2.0. Женский взгляд: биография первой российской альпинистки, выполнившей программу 7 Вершин
Посвящаю моей маме – Пашукевич Лидии Ивановне
© Рыбакова А. В., соавтор, 2023
© Коробешко Л.С., текст и фото, 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Вводное слово от соавтора книги Анны Рыбаковой
Мы познакомились с Людмилой Коробешко в 2003 году, когда в составе коммерческой группы совершали восхождение на легендарную гору Арарат в Турции. Мой муж, родом из Казахстана, с детства ходил в горные походы и путешествия. Он привил любовь к горам и мне. Мы вместе поднимались на вершины в разных уголках мира, однако организовывали свои поездки самостоятельно при помощи местных туристических компаний.
Однажды мы решили отправиться на Арарат, связались с местным туроператором. Арарат в то время только открывался для обычных туристов, так как находился в зоне военного значения, а потому в течение предыдущих 20 лет все восхождения на него были запрещены. Для того чтобы попасть в эту запретную зону, нужно было приобрести специальную спортивную визу, на которой значилось слово «Ağrı Dağı», то есть турецкое название Арарата. Дело это было нелегкое. Местный турецкий оператор подсказал нам связаться в Москве с «Командой приключений «Альпиндустрия». Она как раз организовывала туда собственную экспедицию в те же самые даты, что и у нас, а получить визу на большую группу было значительно проще. Мы так и поступили. Приехали в офис компании, где нас и встретила Людмила.
Мы присоединились к группе, и практически все участники удачно взошли тогда на вершину.
С тех пор наша дружба с Людой Коробешко и Сашей Абрамовым не прекращалась. Мы продолжали довольно тесно общаться на протяжении всех этих лет, хотя вместе практически никуда не ходили, – они реализовывали собственные проекты, мы – свои. Но мы всегда с удовольствием делились нашим опытом самостоятельных экспедиций и с невероятным удовольствием слушали рассказы об их собственных приключениях.
Судьба вновь свела нас с Людой на горной тропе лишь в 2021 году, когда я в составе группы клуба «7 вершин» отправилась в Колумбию. Мы взошли на не очень сложную гору Невадо-дель-Толима высотой 5276 м. И с удивлением обнаружили, что впервые за 18 лет снова стоим вместе на горной вершине. Затем мы совершили блестящее путешествие в затерянный город, который так и называется «Сьюдад Пердида»[1], некогда принадлежавший загадочному народу культуры Тайрона, и успели полюбоваться удивительно синими водами Карибского моря.
Первое, что мне бросилось в глаза, – Люда нисколько не изменилась с тех пор, как мы впервые вместе побывали на Арарате. Это была все та же прежняя, компанейская, дружелюбная и веселая девушка, с которой я познакомилась много лет назад. Несмотря на то что за это время она объехала почти весь мир, два раза побывала на всех высочайших горах всех континентов и трижды стояла на самой высокой точке планеты, она осталась такой же непосредственной и простой в общении, каковой была и раньше. С другой стороны, я украдкой наблюдала за ней и видела, что, несмотря на расслабленную атмосферу в группе, которую блестяще умеет создавать Люда, сама она находилась в постоянном движении, в непрерывном контакте с местными гидами и организаторами восхождения и всего путешествия, поминутно решала вопросы организации нашей экспедиции, но делала это так тактично и незаметно, что остальным участникам оставалось только беззаботно наслаждаться путешествием. Будучи к тому же профессиональным переводчиком, блестяще зная английский и испанский языки, Люда постоянно была на связи между членами группы и местным персоналом, помогая решать любые вопросы, начиная от чашки чая и заканчивая немедленной доставкой необходимого снаряжения, если таковое отсутствовало. Во время экспедиции в Затерянный мир она служила настоящим экскурсоводом, хотя формально это не входило в ее обязанности. Однако Люда все делала без напряжения и с явным удовольствием от работы. Благодаря той фантастической атмосфере, что создала Люда в той поездке, я могу с полной уверенностью сказать, что это был один из самых любимых и самых счастливых моментов моей жизни, за что я очень ей благодарна.
Несмотря на то что мне всегда казалось, что я знаю Люду очень хорошо, я всегда отмечала про себя, что есть в ней какая-то тайна, какая-то загадка, нечто далеко спрятанное в недрах ее души, которую она до конца никому не раскрывает. Мне кажется, к Люде очень подходит определение, к сожалению, не моего сочинения – «лед и пламень». В том смысле, что на людях она скорее не холодна, но очень спокойна, а вот в душе ее всегда горит настоящий пламень, заставляя ее саму и всех, кого она за собой ведет, двигаться вперед.
Я не уверена, что дала Люде правильную и исчерпывающую характеристику. Но это не так уж и важно. В любом случае хочется ей пожелать, чтобы она всегда оставалась сама собой. Ведь в каждой женщине, даже альпинистке, всегда должна быть какая-то загадка. Люда, не теряй ее!
Анна Рыбакова
Предисловие от Александра Абрамова
Альпинизм – это тяжелое заболевание. Психическое. Передается воздушно-капельным, психологическим и даже половым путем.
Я называю эту болезнь – «горняшка». Это постоянное желание куда-то ехать, залезать, морозиться, срываться, терпеть мучения. Зачем это надо пациенту, не могут понять ни врачи, ни психологи, ни близкие люди.
Кроме того, альпинисты стремятся заразить своей болезнью всех окружающих. И часто им это удается.
Образуя сообщества, клубы и секции, альпинисты покоряют все самые немыслимые горные уголки, вершины и перевалы. Количество их растет, и есть опасность, что этот вирус захватит все население земли. Правда, есть люди с иммунитетом. Их называют «нормальные». Поэтому я делаю вывод, что альпинисты – «ненормальные».
Люди с горящими глазами. Устремленными вверх. К вершинам. Со странной улыбкой на лице. Готовые говорить только о горах, планах и проектах. Их много. По крайней мере, меня окружают только такие. Их в меньшей степени заботит быт, семья, деньги. Конечно, все это у них есть, но при обсуждении планов они в первую очередь выберут горы. Вместо посещения театра – тренировку, вместо пляжа – снежный склон, вместо похода за грибами – скальный гребень.
Люда из этих. Ненормальных.
Мы познакомились на тренировке. Мы ночи напролет занимались… обсуждением новых восхождений. Мы построили
компанию, которой нет равных. Я до сих пор верю, что все люди – альпинисты в душе. Просто не все об этом догадываются.
Им надо показать Мир гор. Счастье достижения. Их надо заразить альпинизмом, горами, яркими эмоциями, которые возникают, только когда ты преодолел себя и достиг вершины. Аналогов той эйфории, тому счастью, которые испытываешь, стоя на вершине, в мире не найти. Я утверждаю это с полной уверенностью.
Этим мы с Людой занимаемся двадцать лет. Вместе.
Я счастливый человек: мне очень повезло, что жизнь подарила мне действительно мою – настоящую и единственную – половину.
Я очень люблю Люду. Она необычная. Она сочетает в себе ум, женственность, спокойствие, силу, умение четко выделить суть и принять правильное решение. Она абсолютно бесконфликтна. Мы ни разу не ругались. Думаю, это ее заслуга. У нее бесконечный предел терпения. Я проверял, и не раз. Люда, прости меня за это.
Это идеальная жена, прекрасный друг, сильный спортсмен, лидер женского альпинизма в России и мире.
У нее бесконечная любовь и тяга к горам, к людям, к свершениям. Она талантливый руководитель и в то же время душа нашей компании.
Люда – прекрасная мать и Человек с большой буквы. Человек стопроцентной надежности. Таких больше нигде не найти. Я постоянно восхищаюсь ей и благодарю Бога, что он подарил мне возможность идти с Людой рука об руку по жизни все эти годы. Самые счастливые годы нашей жизни.
Альпинисты стремятся заразить своей болезнью всех окружающих. И часто им это удается.
Часть 1
Детство и юность
1. Годы безусловного счастья
Я родилась в 1974 году в городе Великие Луки, о чем, впрочем, могу судить только по записи в паспорте. Моя мама, Лидия Ивановна, вместе со мной, восьмимесячной малышкой, переехала в Пятигорск, где я и провела все детство и юность. Мама повторно вышла замуж, и через три года родился мой младший брат Игорь. Однако и с новым мужем ее отношения тоже не сложились. Вскоре мы стали жить втроем, но на выходные всегда приезжали в гости к бабушке и дедушке – родителям отчима, с которыми он жил тогда в соседнем поселке. Я его даже называла папой. А вот фамилия мне досталась от моего родного отца, хоть я его никогда и не видела.
Характер, скорее всего, передался по наследству от дедушки: Мирона Андреевича Коробешко, старшины Советской армии, участника Великой Отечественной войны, Героя Советского Союза. Его батарея – основное огневое артиллерийское подразделение – попала в окружение немцев. Дедушка организовал круговую оборону. Когда погибло все подразделение, он сам встал к орудию. Дважды был ранен, но поля боя не покинул. Его батарея удержала позицию. Так и я – всегда стараюсь удержать позиции. Как бы ни было сложно, помня о дедушке, свое «поле боя» не сдам никому.
Мама работала в то время в НИИ – закрытом «почтовом ящике»[2], имея редкую для тех пор и даже немного загадочную профессию инженера-программиста. Помню, как пришла к маме на работу полюбопытствовать, чем она занимается. А там – махина высится с полкомнаты, с огромными, непонятными перфокартами, не иначе как космический корабль! Но нет, это «всего лишь» компьютер – так выглядели первые модели электронно-вычислительных машин. И только в конце маминой карьеры в НИИ стали появляться так называемые персоналки – небольшие компьютеры, отдаленно напоминавшие наших современных помощников.
Несмотря на советское происхождение, все космическо-компьютерное оборудование было на английском языке. И все команды звучали по-английски, а мама изучала немецкий. С этим было связано много забавных ситуаций, например мама читает на немецкий лад: «кал»? А специальный оператор подсказывает: это английский «call» (звонок или вызвать), или «рун» – а это всего лишь «run» (то есть запуск).
Маме, конечно, нелегко приходилось одной с двумя детьми. Как инженер она получала максимум 150 рублей – нам на всех не хватало. Около пяти лет мы прожили в малосемейном общежитии: длиннющий коридор, череда однотипных квартир одна за другой. Мама бралась за любую работу, чтобы прокормить нас с братом. И я ей помогала, причем с удовольствием. В те времена все так жили – выживали, кто как мог.
Наши соседи из общежития были примерно одного возраста, а их дети – нашими сверстниками. Отбоя в друзьях не было, мы дни напролет играли, и затащить нас домой было нелегко. Жили все как будто одной семьей. Веселое детство, беззаботное. Как потом оказалось – это был один из самых счастливых периодов моей жизни.
Рядом с нашим общежитием находилось поле, куда моя мама, человек достаточно спортивный, брала нас с братом на пробежку. Брат почему-то не пристрастился к этому делу, а я втянулась. Привычка заниматься спортом настолько во мне укоренилась, что как бы я ни пыталась от нее избавиться, до сих пор ничего не выходит – и в дождь, и в снег, в любую непогоду ноги сами несут меня на пробежку.
Мама часто рассказывала про свои воспоминания из юности. Особенно захватывали истории ее альпинистского прошлого: я с упоением слушала, как она покоряла суровые горы и преодолевала трещины. Такие альпинистские термины, как «веревка», «кошки», «карабины»[3], я впервые услышала от мамы. Мамины рассказы меня сильно завораживали, тем более что у нас из окна было видно Эльбрус и другие горы. Слушаю маму, любуюсь снежной шапкой Эльбруса и восторгаюсь маминой смелостью. И сложилось впечатление, что она занималась альпинизмом много лет.
Немного позже я узнала, что мама съездила только на одну альпинистскую смену. В то время от института можно было получить бесплатную путевку в различные альплагеря. Мама поехала в один из таких лагерей – на Кавказ, в ущелье Адыл-Су[4]. Провела там всего три недели, но впечатлений от поездки ей хватило на всю жизнь. Правда, профессиональной альпинисткой ей не суждено было стать. Эта эстафета позднее перешла ко мне.
2. Баскетболистом хочешь – становись, но шахматистом быть обязан!
Я была активным ребенком и при этом была достаточно послушна – всегда с уважением относилась к решению взрослых. Так что я любезно освободила маму от нагрузки воспитания себя. Но это совсем не значит, что я не имею своего мнения и не могу вступить в спор, даже наоборот. И, кстати, такая привычка очень помогает в горах.
Почти все мои школьные годы, то есть большая их часть, прошли в советское время – в тот период процветали бесплатные спортивные секции. И практически все дети, начиная с первого класса, обязательно их посещали. Таким образом в СССР с малых лет прививалась любовь к спорту, и иногда в добровольно-принудительном порядке.
Секций существовало бесчисленное множество, глаза разбегались, дети иногда по два или три кружка посещали или меняли одно занятие на другое. Никто особо и не возражал, так дети «искали» себя, и это было здорово. Можно было много чего перепробовать – все бесплатно и без серьезных обязательств.
Спорт мне всегда нравился, нравилось им заниматься, тем более что мои данные этому весьма способствовали. Каждый новый учебный год тренеры из разных секций совершали обход школ и из вновь прибывших новобранцев-первоклассников выбирали себе детишек, которые, как им казалось, обладали хорошими данными для того или иного вида спорта. А за мной прямо-таки бегали и зазывали к себе, как Алису из знаменитого советского фильма «Гостья из будущего»[5]. Помню, одна женщина-тренер долго уговаривала меня пойти в легкую атлетику. А я уже занималась дзюдо, и мне казалось, что легкая атлетика – это совсем скучное занятие. Я спрашиваю у тренера:
– А что там у вас такого интересного? Вот дзюдо да – это полезно, вдруг кто-нибудь нападет, я отбиться смогу.
– Да прям отобьешься, – качает головой тренер, – убежать – вот более реальный вариант спасения. Не будет тебе от дзюдо никакого толку.
Она уговорила меня, я решила, что, может, и прав тренер – взрослый же человек. Отправилась на легкую атлетику. Проходила пару-тройку занятий – оказалось очень скучно. Но и в дзюдо я уже потом не вернулась. Запомнила ее предостережение: убежать легче, чем защититься.
Но были у меня более продолжительные увлечения. Года два-три я занималась плаванием, причем с большим воодушевлением. Но потом бассейн закрыли на неопределенное время, и мое плавание на этом закончилось… А я до сих пор его люблю, всегда плаваю с удовольствием, хоть сейчас скорее любительски. Но иногда мне в голову приходит мысль «а не поучаствовать ли в триатлоне Iron Man[6]», например? Тем более это стало так популярно. Время бы только найти для этого.
Как-то раз по телевизору я посмотрела соревнования по художественной гимнастике, и очень захотелось попробовать. Стала уговаривать маму: «Ну давай сходим в эту секцию, посмотрим хотя бы». А мама отвечает: «Ну куда тебе с твоим ростом и «гибкостью» в такой вид спорта…» Но все же согласилась со мной пойти.
Приходим в секцию – там девочки в красивых, блестящих костюмах, с разноцветными мячами, лентами, обручами, чуть ли по воздуху не летают – просто как феи в сказке! Я смотрю на все это волшебство широко раскрытыми глазами: вот бы и мне такой феей стать! Но тренеры нас быстро вернули в реальность: «Куда вы девочку привели, – говорят, – высокую и неуклюжую? Вам не сюда, а в соседнюю дверь – там секция баскетбола. Это точно ваше». Нарисованная моим воображением сказка в одночасье разлетелась на мелкие осколки, словно хрустальный шарик. Заглядываем в баскетбольный зал, а там – длиннющие мальчишки-девчонки, бегают туда-сюда, резиной пахнет. И, конечно, никакой романтики. Но надо так надо.
Я начала тренироваться и со временем привыкла. Команда попалась хорошая, да и спорт оказался веселым. Тем более мои природные данные действительно очень помогали достигать успехов. Года три-четыре я прозанималась, даже ездила на соревнования. В комплекс соревновательных дисциплин входил не только баскетбол, но и какие-то элементы легкой атлетики типа прыжков в длину. Затем нужно было… станцевать танец, а под конец еще и партию в шахматы сыграть! Вот за весь этот комплекс мало совместимых между собой занятий засчитывались общие баллы по командам и выбирался победитель. Так что не все было так просто: баскетболистом хочешь – становись, но шахматистом быть обязан! А то не победишь. Сейчас такие правила могут показаться абсурдными, но в то время мы все воспринимали на ура – было весело, и казалось, что по-другому и быть не может.
С этими соревнованиями у меня связана забавная история. Мы сыграли в баскетбол, станцевали танец – наступил черед шахмат. Я думала, что неплохо играю в шахматы. Ну, по крайней мере, как фигуры ходят, четко себе представляла. Играю партию с соперницей и явно выхожу фавориткой. Еще немного, и, без всяких сомнений, – победа за мной.
И тут победу присуждают… моей оппонентке. «Как же так?» – спрашиваю у взрослых. А взрослые мне отвечают: «Так время-то твое вышло. Кто за ним следить будет?»
А я и правда забыла, что надо на кнопочку на часах нажимать. Вот и проиграла. Забыла о времени. Но возмущению моему тогда не было предела: подумаешь, время. Я же очевидно лидировала – и это главное. Но моя подруга, Алина Демушкина, которая серьезно увлекалась шахматами, объяснила: «Да, Люда, это правда: время важно в шахматах – таковы правила игры».
С тех пор я про время не забываю никогда. И не только в шахматах. Всегда стараюсь вовремя управиться со всеми делами, не опоздать, как Кролик из «Алисы в Стране чудес»[7]. А жизненные правила и в самом деле на шахматные похожи – не уложишься вовремя, вероятнее всего, проиграешь. Главное, несчастнее я себя от этого не чувствую. И то хорошо.
В средней школе мы с моей лучшей подругой, все той же Алиной, решили на время поменяться увлечениями: я с ней две недели ходила на шахматы, а она со мной на баскетбол. Наверное, благодаря этому я до сих пор еще немного помню, как в них играть.
Но, как ни странно, было еще одно занятие, которым я занималась дольше, чем всеми остальными, вместе взятыми, – бальные танцы. Во втором классе мама решила, что неплохо бы мне добавить грации и гибкости. Видимо, слова тренера по художественной гимнастике ее тоже задели. И она привела меня на танцы, где я занималась практически до конца школы. Мы ездили на выступления, но звездой мне стать было не суждено: была вечная проблема с партнерами – все мальчики ниже меня. Помню, последние два года мне в пару поставили мальчика чуть помладше, потому что он единственный подходил мне по росту. А танцы он терпеть не мог – под напором мамы занимался. Так он за эту странную прихоть своей не в меру строгой мамы решил на мне отыграться и во время занятий то ущипнет, то толкнет, то на ногу наступит. А я молча терпела, понимала, что другого партнера не поставят, а танцевать очень хотелось. Так я и дотанцевала до десятого класса, к тому же еще выдержку натренировала, почти в экстремальных танцевальных условиях.
В седьмом классе к нам пришел новый преподаватель по физкультуре – Георгий Леонидович, который организовал секцию туризма и спортивного ориентирования. Мы ходили в походы, в том числе многодневные, участвовали в соревнованиях. В один из походов, на плато Бермамыт, со мной пошли мама и младший брат. Наверное, в это время у меня и стала зарождаться любовь к горам и приключениям – все благодаря походам.
3. Институт или университет?
Наша школа была с лингвистическим уклоном, и при окончании учебы с золотой медалью можно автоматически поступить в Пятигорский лингвистический институт. Поэтому один вариант поступления у меня уже был. И можно было попробовать что-то еще. Моя подруга Алина предложила поехать вместе с ней в Москву: она собиралась поступать в Энергетический институт. Поскольку я хорошо владела математикой после моего школьного прыжка из класса в класс, я подумала, а не связать ли мне с математикой свое будущее. По крайней мере, на первые пять лет. Вторым вариантом стал экономический факультет МГУ, просто так, без всяких определенных целей и даже без особого желания. Мне скорее подругу не хотелось подводить, и я решила составить ей компанию в Москву.
Первый экзамен был по математике. Я не особо волновалась – в рамках школьной программы отлично знала предмет. Но тут даже немного удивилась от предложенных заданий – школьная программа ни в какое сравнение с ними не шла. В общем, экзамен я провалила… Выдохнула и с чувством выполненного долга спокойно отправилась домой, подругу поддержала, одну не бросила, в Москву доставила.
Так в 1991 году я стала первокурсницей Пятигорского государственного лингвистического института. В институте у меня был экспериментальный факультет под названием ФАП – факультет английского языка и психологии. Можно было сразу две профессии получить.
К тому же мне очень нравился сам процесс занятий. Плюс у нас был дополнительный клуб по психологии. По итогу у меня два диплома – по психологии и английскому языку.
Перед первым курсом нас отправили в колхоз. Но не на картошку, как это обычно было, а собирать виноград, где-то под Ставрополем. Коллектив у нас сложился надежный и трудовой, и винограда мы наелись на несколько лет вперед. А потом рухнул СССР, и студентов перестали отправлять в колхозы. Мы были последними, кто получил такой полезный и веселый опыт.
Надо отметить, что у нас в институте была секция альпинизма. Моя подруга, Светлана Василевич, предложила туда сходить. Руководителем секции был Александр Викторович Гребенюк, который, несмотря на полный развал в стране в 1992–1993 годах, продолжал вести свою секцию на голом энтузиазме.
Вспоминает Александр Гребенюк, первый тренер Людмилы[8]:
«Тема гор увлекла меня еще в далеком детстве. Я перечитал огромное количество литературы, которая в ту пору была доступна в магазинах и библиотеках, собрал свою собственную коллекцию книг, посвященных горам и восхождениям. Очень хотелось стать альпинистом.
С учителями мне очень повезло. Это были товарищ и друг Сергей Чуенко, сильнейший альпинист того времени, и наш сенсей, Дамианиди Иоанн Георгиевич, почетный мастер спорта по альпинизму. Они по-разному подходили к горам, по-разному относились к людям, которые хотели ходить в горы. И если Сергей, будучи амбициозным спортсменом, ориентировался в первую очередь на спортивные достижения, у Иоанна Георгиевича подход был иной – как привлечь, задержать, показать, приобщить к этому великому делу – горам и альпинизму – как можно большее количество людей. И вот Сергей и Иоанн Георгиевич сделали, в общем-то, то, благодаря чему потом почти 500 человек прошли через нашу секцию в клубе.
Несмотря на регулярные занятия альпинизмом, крутого спортсмена из меня не получилось. Я всегда был устойчивым «второразрядником», что позволяло мне регулярно ходить в горы, выезжать в разные места у нас на Кавказе и доставляло несказанное удовольствие. И в то же время я чувствовал, что мне нравится делиться красотой гор, водить людей туда, где мне самому уже довелось побывать, и, наверное, это сыграло решающую роль, когда я впоследствии организовал секцию, а затем и спортивно-альпинистский клуб.
В 1985 году после командировки в Германию, где я получил очень серьезную травму, я устроился работать в Пятигорский институт иностранных языков. Мне нужно было найти не очень тяжелую физическую работу. Я два года боролся со своей травмой, и горы, которых мне так не хватало все это время, снились мне чуть ли не каждый день. И потому я стал думать, как совместить работу и любимое занятие. Так зародилась секция альпинизма при Пятигорском лингвистическом институте.
К концу 1980-х – началу 1990-х годов у нас в секции сложился уже достаточно устойчивый коллектив. Кроме того, на Кавминводах подрастало новое поколение амбициозных спортсменов, было много кандидатов в мастера спорта, осваивался альпинистский Архыз. Мы также принимали участие в наших традиционных майских альпиниадах, которые мы ждали с нетерпением целый год.
В 1990-е годы в этом направлении начался спад, и нашей секции одной из немногих удалось пережить трудные времена, продолжая функционировать, как и прежде. Мы продолжали достаточно регулярно ходить в горы. Это отмечали и наши старшие товарищи, это отражалось в статистике, в некоторых научных статьях, которые были посвящены состоянию и развитию экстремальных видов спорта и туризма, в том числе на Кавказе.
В 1991 году в нашей секции появилась первокурсница Людмила Коробешко. Так началась ее история и ее жизнь, связанная с альпинизмом».
Мы начали с тренировок на местности. Наш институт находился на склонах горы Машук высотой около 1000 метров. А сам Пятигорск – на 500 метрах. Вот этот перепад высот метров 400–500 мы пробегали вверх и вниз. А в теплые дни выезжали на Спартаковские скалы и там, на небольшом скалодроме, учились элементам скалолазания.
Особенно выделялись сестры-двойняшки – Маша и Настя Бесогоновы. Они были физически сильнее многих парней, и очень часто именно они несли самые тяжелые грузы, помогали менее опытным участникам и шли первыми на технических маршрутах.
В этот непростой период для страны в целом и альпинизма в частности в клубе сложилась весьма нестандартная ситуация: девушки явно превалировали над юношами и по количеству, и по физическим характеристикам, и по серьезности отношения к самому занятию альпинизмом.
Я часто вспоминаю Машу и Настю и словно вновь вижу их на горной тропе, с тяжелейшими рюкзаками, за которыми и девушек не рассмотреть. Но если они оборачиваются, то на их лицах появляется неизменная улыбка, а глаза светятся от безусловного, абсолютного счастья… Да, забыла упомянуть, что вижу я их не только на тропе, ведь обе сестры уже давно работают в клубе «7 вершин», занимаясь разработкой маршрутов и поездок для наших участников. И мне очень приятно, что часть моих лучших лет жизни, моей молодости всегда рядом со мной. В лице моих друзей, коллег, надежных товарищей, которые никогда не подведут и не бросят. Это самая большая ценность в жизни. И в горах тоже.
Вспоминает Александр Гребенюк:
«Когда на первом курсе в секцию пришла Люда, она сразу стала выделяться на фоне своих товарищей. У нее уже был опыт горного туризма, было понимание, что такое горы. Ее мама ездила в альплагерь, имела значок альпиниста СССР, и Люда этим очень гордилась. Люда всегда вела себя очень скромно. Не то чтобы застенчиво, однако могу сказать, что скромность – одно из характерных ее качеств в хорошем смысле. Будучи одной из талантливых учениц как в спорте, так и на академическом поприще, она никогда не выпячивала свои заслуги, не старалась привлечь к ним внимание. Эта ее черта очень располагала к ней.
В ту пору студентов-первокурсников появлялось довольно много, и нужно было проводить большую работу, пока кто-то в общей массе докажет свое право быть в числе сильнейших, заявит о себе как о перспективном спортсмене. Люде это удалось сделать достаточно быстро. Еще будучи девочкой, в детстве она вместе со своей семьей совершала семейные выезды, ходила в горные походы, и школьная «Зарница» ей помогла, и базовые знания у нее тоже имелись. Но и главное – был неподдельный интерес, были горящие глаза, и физическая подготовка была у нее выше средней. Это однозначно было так. На забегах на Машук, которые мы делали регулярно на тренировках, всегда можно было заметить, что Люда неизменно находилась в пятерке самых сильных учеников».
Начало 90-х годов – время бурных перемен. Практически все бросали свою прежнюю работу, начали заниматься бизнесом. Государственное финансирование спорта полностью исчезло. Для нашего руководителя, Александра Гребенюка, секция не была источником дохода. Он так же, как и другие, зарабатывал для семьи где-то на стороне, ему было трудно, мы очень хорошо это видели. Но он знал главное – что есть на свете горы, такое чудо света, ради которого стоит многим пожертвовать, – и эту мысль он стремился донести до нас, студентов, которые у него занимались. Благодаря энтузиазму и альтруизму Александра Гребенюка секция жила и выживала в те трудные времена. Гребенюк даже свои личные деньги тратил на наши поездки или снаряжение.
Вспоминает Александр Гребенюк:
«В то время стали появляться малые коммерческие предприятия, и у нас тоже открылось предприятие под названием «Интерлингва». По направлениям деятельности немножко обучение, немножко перевод, и, в общем-то, в чем-то мы дублировали деятельность нашего лингвистического университета. Это давало возможность держаться немного на плаву и поддерживать работу секции. Причем поддерживать до такой степени, чтобы делать горные выезды, на которые необходимы были бензин, снаряжение, и даже питание для студентов иногда удавалось решить централизованно, не обременяя такими расходами детвору.
Мы начали привлекать к работе наших студентов: это была и переводческая работа, и работа экскурсоводами, в том числе с иностранными гостями. Ну и отстраивалась система такого современного горного туризма, в том числе и на склонах Эльбруса. При активном участии наших студентов и нашей промальповской команды была построена хижина, которая много лет носила название «хижина Олейникова» – на северном склоне Эльбруса, на высоте 3700 м, откуда часто начинают восхождение на Восточную вершину. С появлением хижины этот маршрут стал более доступным».
В конце учебного года у нас был первый выезд в Приэльбрусье, в ущелье Адыр-Су[9]. Набралось двадцать человек, и по плану мы хотели сходить всего-то «единичку»[10], но не дошли – выпало слишком много снега. Моя подруга, которая меня в эту секцию и привела, тогда «сдала» назад, да и я тоже не осталась. Но не потому, что ужаснулась, а потому что меня вновь переманили в легкую атлетику. Как будто звезды неуклонно требовали от меня заняться этим видом спорта – надолго и всерьез.
Секцией легкой атлетики руководил очень интересный, даже весьма специфичный человек – Юрий Иванович Ломакин. Он был силен во многих предметах помимо легкой атлетики, был по совместительству преподавателем астрологии. Коллектив получился очень хороший, к тому же мы занимались не только легкой атлетикой, но еще и умудрялись составлять астрологические карты. Вряд ли найдутся такие атлеты, которое и то и другое способны сделать. А мы могли.
Все зависит от людей, которые тебя окружают.
Вот так порой интересные люди меняют твое собственное отношение к самому занятию. В ту или другую сторону, разумеется. Случается и наоборот: вроде наконец нашел дело жизни, а коллектив «подвел». Вот и думаешь иногда – нет, не мое это. Все зависит от людей, которые тебя окружают. Если не все, то многое.
Так я забросила альпинизм и где-то года два посвятила легкой атлетике. Помню, как Александр Гребенюк, встречая меня в коридорах института, в шутку спрашивал: «Ну что, Люда, совсем нас забыла, променяла на других?» Говорил шутя, а глаза грустные, жалел все-таки, видимо.
Часть II
Дело жизни
Самое высшее наслаждение – сделать то, чего, по мнению других, вы не можете сделать.
Уолтер Баждот,британский философ XIX века
1. Первая гора
Звезды звездами, но с легкой атлетикой я распрощалась окончательно и бесповоротно. Вернулась в альпинизм. Стало больше энтузиастов, причем таких, кто серьезно увлекался этим делом. Они не просто хотели ходить в горы ради удовольствия. Появилось желание двигаться вперед в альпинизме как в спорте, получать альпинистские разряды. А советская система альпинизма была очень строгой. И даже после развала СССР получить разряд было крайне сложно. Для того чтобы закрыть очередной разряд, нужно было осваивать все более сложные маршруты. Мы стали планировать, куда нам выезжать, – так, чтобы по альпинистским ступенькам двигаться наверх. Кто-то из нас уже третий закрыл, кто-то даже ко второму подбирался. Я же в секции закрыла второй разряд с превышением[11].
Вспоминает Александр Гребенюк:
«Мне часто приходилось видеть Люду, как она со своими товарищами занимается в секции легкой атлетики, и я всегда немного ревностно смотрел на нее: вот, увели у нас перспективного спортсмена. Ну а потом, как говорится, не было бы счастья, а вот внешние обстоятельства сложились в нашу пользу. Тренер по легкой атлетике решил пожить и поработать в Индии. Он ушел из института, а члены секции остались беспризорными. Кафедра, конечно, выделила нового тренера по легкой атлетике, однако тот прямо заявил, что регулярная секция будет работать только у альпинистов. И он порекомендовал им всем пойти ко мне. И тогда к нам в секцию пришло около шести человек, и Люда в том числе.
И случился некий перелом в альпинизме, скорее – в настрое на это дело. Все стало серьезнее, стало круче, и я с радостью замечал, что когда мы выбегали на Машук на тренировки, то я уже был не в первой тройке, как обычно бывало раньше, а уже в лучшем случае в десятке. Эти сильные мальчишки и девчонки, которые пришли из секции легкой атлетики, владели прекрасной подготовкой. И они также были полны неподдельного энтузиазма. Начались тренировки на Спартаковских скалах на Машуке, начались горные выезды, в том числе и в межсезонье, в достаточно серьезных, суровых условиях.
У нас сложилась отличная, надежная команда, где Люда стала достаточно видным авторитетом. Многие из наших спортсменов довольно быстро переходили со мной на «ты», обращались ко мне «Саша» или на «вы» и «Саша», но никто не называл меня по имени-отчеству. А Люда была другой. Однажды она как-то ко мне очень официально обратилась: «Александр Викторович». На общем фоне это резануло слух, и я начал называть ее, как бы в отместку, Людмилой Сергеевной. И почему-то это обращение сразу прижилось, и все с удовольствием по умолчанию начали называть ее так же – Людмила Сергеевна – и в глаза, и за глаза – и те, кто старше ее был, и младше. Это была такая своеобразная дань ее авторитету. И даже сейчас, кто ее вспоминает, называют ее только уважительно – по имени-отчеству. И делают это со всей непосредственностью».
Меня часто спрашивают о первой вершине. Если честно, их было много, всех не упомнить. Поэтому я обычно говорю, что Эльбрус. Отчасти это правда. Я взошла на вершину Эльбруса только в 1996 году, когда уже заканчивала институт. И если сейчас его условно можно назвать «коммерческой» горой, куда водят около 40 тысяч туристов за сезон, то тогда восхождение проходило в более суровых условиях и считалось достижением в альпинистском мире. Александр Гребенюк тогда сказал, что на Эльбрус пойдут только самые серьезные и достойные ученики. Я решила во что бы то ни стало показать себя достойной и серьезной. Готовилась к нему так, как сейчас бы готовилась к восхождению на семь или восемь тысяч. Я поставила себе цель пробежать десять километров и бегала вокруг Машука в качестве тренировки. Кстати, Эльбрус очень хорошо виден с Машука. Вот я бегу и смотрю на Эльбрус, и говорю ему: «Скоро я до тебя доберусь».
Мы выбрали довольно сложный маршрут – не по «классике» с юга, а с западной стороны – стартовали от аула Хузрук – единственного поселения в Карачаевском районе Западного Приэльбрусья. Там дикие и безлюдные места, совершенно не знающие цивилизации. Была даже встреча с медведем. Прошли несколько перевалов, обогнули Эльбрус и уже с северной стороны, с высоты 3800 метров, начали восхождение на Восточную вершину. Путь до точки старта штурма занял у нас четыре или пять дней.
Из нашей студенческой секции было три участницы – этакая женская часть команды самых ярких представительниц женского пола. Руководил экспедицией Александр Гребенюк, который взял с собой сына Андрея. На тот момент ему было лет 12 или 14. В составе участников у нас был очень известный в Пятигорске альпинист, «Снежный барс»[12] Сергей Чуенко. Подъем на Восточную вершину (5621 м) занял тогда целых 14 часов. Продвигались очень долго и очень медленно, ночевали в палатках. И как только вновь выходили на маршрут, поднимался ветер, который нещадно дул в лицо и крайне затруднял движение вверх. Помню, наш руководитель смешливо утешал: «Да это всего лишь легкий утренний бриз, скоро закончится, не переживайте». Вот идем мы час, два, три – а он все не заканчивается, даже наоборот – усиливается. Так восхождение и прошло под этим неугомонным «легким утренним бризом». Мы потом долго шутили: «Да это всего лишь легкий утренний бриз». Когда мы наконец достигли Восточной вершины, радости не было предела. Для нас это была очень серьезная победа. Так, восхождением на Эльбрус я отметила окончание института.
Вспоминает Александр Гребенюк:
«Сперва мы прошли по северно-западным склонам Эльбруса, а потом вышли через «немецкий аэродром»[13] к хижине на высоте 3700 метров и уже оттуда сделали восхождение на Восточную вершину. Наш маршрут – более суровый и тяжелый во многом из-за отсутствия всякой инфраструктуры по сравнению с тем же подъемом на Эльбрус с юга – не был столь популярен в то время. В составе нашей команды тогда был Сергей Чуенко, который впоследствии прошел гору и с коммерческой группой, и с того момента подъем на Эльбрус с северной стороны стал нарабатываться все больше и больше. Николай Олейников, благодаря которому появился на северных склонах приют «хижина Олейникова», также приложил немало усилий по продвижению этого маршрута. С тех пор наши студенты стали регулярно появляться на этих склонах».
До сих пор маршрут на Эльбрус с севера, который традиционно ведет на Восточную вершину, считается более «альпинистским», нежели с юга. Он более суровый и пустынный, требующий большей нагрузки из-за долгого подхода под вершину с изнурительным подъемом на саму вершину, более спартанских условий пребывания плюс отсутствия подъемников и ратраков. Здесь всегда меньше восходителей, в то время как южная, более доступная по подъему сторона кишит восходителями, особенно в летний сезон. Однако если кто осмелится на восхождение с севера, то увидит совсем другой Эльбрус – иногда может показаться, что это две абсолютно разные горы. К тому же для сильных, хорошо подготовленных восходителей имеется возможность сделать знаменитый «крест» – после восхождения на Восточную спуститься на седло, взойти на Западную и спуститься уже с южной стороны до поляны Азау, где есть подъемники до основных южных приютов Эльбруса на высоте 3900 метров. Таким образом можно вполне составить собственное представление о колоссальной разнице севера и юга одной и той же горы.
Альпинистские разряды и классификация сложностей горных маршрутов в альпинизме.
Небольшая лекция
Думаю, что можно немного отвлечься от повествования о событиях моей жизни и пояснить, что представляют собой разряды и категории сложности тех или иных горных маршрутов. Я часто встречалась с тем, что порой непрофессионалы путают категории сложности с высотой гор. Например, если мы говорим, что альпинист сходил «пятерку», это вовсе не означает, что он поднялся на гору высотой 5000 метров. Он «просто» сходил маршрут пятой категории сложности, причем абсолютная высота вершины может быть и гораздо ниже.
Классификаций сложности тех или иных маршрутов существует множество. У разных стран имеются свои национальные шкалы, например шкала в США, Франции и так далее. В России мы пользуемся шкалой, разработанной еще в годы СССР, также в России популярна и французская система. Иногда эти категории совпадают, иногда нет. При этом нужно отметить и неизбежную субъективность оценок: в основном ту или иную «категорийную» сложность определяют первопроходцы на основании накопленного предыдущего опыта. Однако субъективность суждений имеет место быть, несмотря на то что в целом Федерации альпинизма разных стран стремятся привести их к некому общему знаменателю. А то каждый бы мог изобрести свою, сугубо индивидуальную категорию оценок. Что, конечно, никому не облегчило бы жизнь.
В скалолазании, ледолазании и горном туризме, подразумевающем не восхождения на вершину, а преодоление различных перевалов, также свои категории для оценки сложности маршрутов, и они также отличаются от чисто альпинистских.
Поскольку я много рассказываю о различных маршрутах на страницах этой книги, я бы хотела вкратце объяснить, что означают эти наши «3Б» или «4А» и так далее.
Категория сложности того или иного маршрута определяется прежде всего его рельефом, количеством сложно проходимых участков, крутизной склона и его особенностями (каменистый, снежный, снежно-ледовый), наличием или отсутствием естественных точек страховки – то есть те зацепки, уступы, трещинки и полки, которые горы любезно предоставляют восходителям, чтобы облегчить последним подъем. Однако часто случается, что альпинист оказывается перед «голой» стеной, или вертикальным ледовым склоном, или нависающими карнизами, которые не пройти без дополнительных точек страховки, называемых ИТО (искусственные точки опоры). Чем больше альпинист затрачивает сил и изобретательности своего ума (ведь на вершину ему все равно позарез попасть нужно), тем выше оказывается пройденная им категория сложности.
Безусловно, высота горы также влияет на оценку сложности. Однако может случиться, что вершина в один километр может оказаться сложнее, нежели гора в пять раз ее выше. Но может, конечно, и наоборот. Два классических маршрута на Эверест – с Тибета (севера) и Непала (юга), – например, относят практически к высшей, пятой категории («5А» с юга и «5Б» с севера) из-за огромного набора высоты, хотя по уровню сложности они сильно уступают тем же техническим маршрутам на высшую точку планеты, скажем, по северной стене «6Б» – пройден российской командой альпинистов в 2004 году под руководством Виктора Козлова или юго-западному ребру («6Б) – этот маршрут был выбран и успешно пройден Первой советской гималайской экспедицией в 1982 году под руководством Евгения Тамма. Однако подобные маршруты относятся уже к высотно-техническому альпинизму и доступны далеко не каждому. Да и вообще сложно говорить об их доступности в принципе, так как их до сих пор никто не осмелился повторить[14].
Итак, начинается все с «единички», которая раньше подразделялась на «1А» и «1Б». Сейчас в классификацию включаются только маршруты категории «1Б». Видимо, «А» признана некатегорийной в принципе из-за отсутствия очевидных сложностей. Восхождение подразумевает движение одновременно всей группы по осыпным и снежно-ледовым или скальным участкам небольшой крутизны – до 15–30° и требует элементарной альпинистcкой подготовки. Иногда на крутых участках используется веревка в качестве страховки, восходители должны уметь пользоваться ледорубом. Пример такой «единички» – восхождение на Эльбрус с юга.
Вторая категория уже подразделяется на «А» и «Б» и подразумевает попеременное прохождение альпинистами скальных или снежно-ледовых участков с использованием рук, а не только ног, организацию станций и дополнительных точек страховки.
С третьей категории начинается, собственно говоря, уже настоящий альпинизм. Движение требует специальной альпинистской подготовки, умения пользоваться перилами, веревками, жумарами, карабинами, беседками, петлями, репшнурами и прочим снаряжением, организовывать точки страховки и станции, страховать и ходить с верхней страховкой, уверенно ходить в альпинистских кошках на передних зубьях. Рельеф, разумеется, усложняется, как и увеличивается крутизна склона до 30–40°.
Четвертая категория считается выше средней сложности. Участки на подобных маршрутах представляют собой крутые – до 40–55° – скальные или снежно-ледовые участки, нависающие карнизы с ограниченным количеством естественных точек страховки. Спуски по маршрутам осуществляются практически исключительно дюльферами, то есть скольжением вниз по веревке (или перилам) по крутым склонам, так как спуск просто на ногах невозможен и опасен из-за возможности срыва. Дюльфер как способ спуска используется с начала XX века и был изобретен немецким альпинистом Гансом Дюльфером, в честь которого и получил свое название.
Собственно, пятая и шестая категории – это категория «4», умноженная на два или три. Чтобы преодолеть подобные маршруты, нужно обладать не только хорошей альпинистской подготовкой, но и богатым опытом прохождений менее сложных гор.
Для того чтобы получить тот или иной альпинистский разряд – от третьего до первого, а затем, если захочется, получить звание кандидата в мастера спорта (КМС) или мастера спорта (МС) или даже мастера спорта международного класса (МСМК), – нужно пройти определенное количество маршрутов разной категории сложности, а также участвовать в чемпионатах России по альпинизму и других соревнованиях.
2. Вперед к спортивному альпинизму
После окончания института я на несколько месяцев уехала работать переводчиком в Ростов в американскую компанию. Но позже вернулась, мне было жаль расставаться с прежней жизнью. Хотелось быть ближе к институту и секции. И я устроилась работать на кафедре практической психологии – по второй специальности.
Параллельно с преподаванием я поступила в аспирантуру и сдала кандидатский минимум. Осталось написать диссертацию. Но мне не хотелось связывать с преподаванием всю жизнь – читать лекции казалось скучным занятием. И хоть я честно пыталась как-то их разнообразить, я понимала, что надолго меня не хватит. Причем я преподавала у студентов, с которыми занималась в одной секции, – из-за этого чувствовала себя очень некомфортно. После Эльбруса мы продолжали выезжать, устраивали выезды в Архыз – красивейший район Западного Кавказа. В ущелье Адыл-Су, на Центральном Кавказе, я сходила первую в своей жизни «4А», на трехглавый пик МНР (Монгольской Народной Республики).
А на маршрутах второй категории сложности, правда относительно непростых в техническом плане, мы по мере приобретения все большего опыта стали проявлять самостоятельность: выбирали себе руководителя из собственной команды – своих коллег, уже без участия самого тренера секции Саши Гребенюка.
То есть это уже был настоящий, спортивный альпинизм. Мы лидировали на маршрутах, чувствовали себя взрослыми, мы уже что-то умели сами[15].
У нас было по две-три тренировки в неделю. Помимо этого, мы решили, что еще введем что-то вроде просветительских клубных вечеров – каждый из нас готовил какой-то рассказ про Эверест-82 или про 14 восьмитысячников, какие-то истории освоения больших гор или этапы истории советского альпинизма. В общем, занимались самообразованием и таким образом мотивировали друг друга на собственные подвиги и рост.
Когда тренер понял, что мы стали уже более опытными, стремились закрывать разряды, он стал приглашать к нам кандидатов и мастеров спорта, чтобы помогать нам двигаться вперед. И вот в то время одним из самых крутых и известных альпинистов в Пятигорске был Михаил Запорожский, получивший к тому времени звание мастера спорта. Он согласился немного поработать с нами – лучшими учениками Гребенюка. С ним мы начали ходить серьезные «тройки» и «четверки».
Вспоминает Александр Гребенюк:
«Это был замечательный период для нашей секции. Когда собралось столько единомышленников – активных, бодрых, сильных, умных детишек примерно одного возраста. Все достаточно грамотные, хорошие студенты и по успеваемости, и по знанию языка, что впоследствии было доказано тем, куда поразъехался тот состав, та команда. Много ходили на наши центральные ущелья – Адыл-Су и Адыр-Су, ходили на Эльбрус с разных сторон – с юга, запада, делали выезды в Архыз регулярно на майские праздники – так что гор было достаточно много. Среди гор, на которые мы ходили вместе с Людой, был и редко посещаемый район в верховьях реки Сакашиль, где мы осваивали довольно сложные технические маршруты «3Б». На тот момент требования нашей секции были таковы, что на группу из шести человек, которая выходит на маршрут третьей категории сложности, может приходиться только одна девушка. Но сыграла свою роль специфика нашего университета – девчонок всегда было больше, чем парней, и девчонки всегда были сильнее, амбициознее в массе – ну, так оно и было.
Поднимались мы вместе и на вершину Букабаши (что в переводе означает «Тещины слезы»), также по маршруту «3Б». И когда достигли вершины и сняли предыдущую записку[16], то прочитали, что до нас ее штурмовала довольно серьезная группа – сплошные кандидаты в мастера спорта, перворазрядники, сотрудники местного МЧС – были указаны все фамилии, имена и отчества. И тут наша команда начинает писать записочку: Людочка, Машенька, Наташенька, Настенька – по сравнению с предыдущей запиской это было несколько несерьезно, однако по уровню все были подготовлены, и впоследствии это также неоднократно доказывалось восхождениями, в том числе и в межсезонье.
Первая «четверка» у Люды, которую мы вместе ходили, – пик Монгольской Народной Республики, всем известная «конфетка», «4А» категории сложности – по южному ребру Юго-западной вершины МНР. Потом был очень серьезный проект – Ушба, который мы долго подготавливали с привлечением Миши Запорожского и долго к нему шли.
Достаточно накопив опыта, мы наконец подобрались к восхождению на Ушбу (4700 м).
Ушбу по праву можно назвать легендой мирового альпинизма, и восхождение на нее считается солидным достижением в альпинистском сообществе.
Это одна из самых технически сложных гор на Кавказе. На две ее вершины – Южную и Северную – нет практически ни одного простого маршрута. Самый легкий – это «4А», – и тот требует серьезной профессиональной альпинистской подготовки. К тому же нестабильная погода, которой славится гора, делает любое восхождение на нее еще более опасным.
Мы как раз и выбрали самый «простой» маршрут – ту самую «4А» на Северную вершину по северо-восточному гребню.
Экспедицией руководил Михаил Запорожский. Маршрут проходил через Ушбинский ледопад – место крайне неприятное и опасное. Но еще не дойдя до «ягодки», я вдруг внезапно провалилась в трещину. Видимо, какой-то участок показался довольно легким, и мы решили не связываться. Все произошло так молниеносно, что я даже не успела испугаться. А остальные участники, увидев мою голову, торчащую над поверхностью склона, впали в ступор. Только один парень не испугался – подскочил ко мне и так же быстро, как я ушла почти под снег, вытащил меня за руки наружу.
Когда подходишь под Ушбинский ледопад, вроде кажется, не все так страшно. Но это ловушка.
В течение дня его рельеф постоянно меняется, корежится, разламывается, проходимые участки в одночасье становятся местом, откуда не выйти, не спастись. Чтобы его пройти, нужно вставать засветло и просто бежать сломя голову, надеясь на удачу. Причем не просто бежать, а бежать вверх. Ширина ледопада где-то метров 200, а высота – один километр. Нам тогда удалось его пройти и выйти на Ушбинское плато, с которого начинается путь на вершину.
Ранним утром подъем – и выходим на финальный участок. Но время, которое я так ценю с момента своего поражения в шахматах, работает против нас. Нам остается пролезть вроде не так уж и много, по идее, мы успеваем достичь вершины. Но не спуститься. Про ночевку на вершине и чем она может для нас обернуться никто и не думает. Принимаем решение спускаться. На обратном пути в качестве прощания с горой спускаю лавину – слава богу, она пощадила меня – только швырнула со всей злости снегом в лицо.
Вспоминает Александр Гребенюк:
«Проект восхождения на Ушбу нам тоже удался. Мы вместе боролись со скалами Настенко, вместе делали лагерь на подушке Ушбы. В то время когда парни рыли пещеру, девчонки – Люда и Наталья – отогревали газовые баллоны под куртками: они отказывались гореть из-за некачественного газа. Потом было восхождение на Северную Ушбу. При переходе через бергшрунд на Люду наехала небольшая лавина. Со стороны это выглядело очень тревожно, хотя лавина не очень высокая, по колено. Просто сошла доска. Но Люда все грамотно сделала, вбила ледоруб впереди, чтобы рассечь этот пласт, навалилась на него, и все окончилось благополучно. Вот такой опыт боевого крещения Люда получила на Ушбе».
Через полгода, в январе 2000 года, Миша Запорожский пригласил меня на первопроход на гору Чегет-Тау-Чану (4019 м) в ущелье Адыр-Су. Вообще он должен был лезть с двумя напарниками, а меня и мою подругу Татьяну позвал в качестве группы поддержки.
План был такой: акклиматизируемся вместе, затем ребята делают первопроход, а мы дожидаемся их внизу. Первые два дня ушло на ледовые занятия вверх по ущелью на леднике. На третий день собрали все вещи и перешли под чегетские ночевки. Снег глубокий – до полутора метров, похож на зыбучий песок. На улице минус двадцать, пронизывающий ветер продувает тебя насквозь, отчего кажется, будто превращаешься в хрупкий стеклянный сосуд. Ребята начали рыть пещеру, да и мы попросились им помочь, чтобы хоть как-то согреться. Даже не согреться, а не думать о холоде, почувствовать свое тело. Через несколько часов пещера была готова, а мы спасены от обморожений[17].
Перед сном мне приспичило выбраться из нашего снежного укрытия. Снаружи вьюга – но мне нужно, и все тут. Выкарабкалась из пещеры, отползла на метр, но тут моя перчатка падает и катится вниз. Слава богу, недалеко, всего-то полметра. Думаю, сейчас достану ее без проблем. Делаю два шага вниз и почти по плечи проваливаюсь в снег.
Начинаю бешено карабкаться наверх, но ухожу все ниже и ниже. Снег засасывает, как болото. Вижу вход в пещеру – он всего лишь в двух метрах от меня, но абсолютно недосягаем.
Чувствую, что начинаю не на шутку замерзать. В голову закрадывается мысль – вот так нелепо погибнуть всего в двух метрах от пещеры. Эта мысль придает мне злости, и я всеми правдами и неправдами выкарабкиваюсь из западни и с обмерзшим лицом, вся в снегу, вваливаюсь в пещеру.
Ребята смотрят на меня обеспокоенно – так долго меня не было. Они уже собирались выходить на поиски. Выслушав мой оправдательный рассказ про «непослушную» перчатку, Миша рассердился – еще не хватало мой окоченевший труп вниз тащить! Миша как мастер спорта уже достиг прагматичного стиля мышления, где излишние эмоции только вредят. И злить его ни в коем случае нельзя, поэтому забываю про все свои оправдания и просто замолкаю.
На следующий день прорабатываем финальный участок маршрута перед окончательным штурмом. Вечером в пещере Миша заявляет, что вместо одного – более слабого – участника должна идти я. Я сильно встревожена, ведь маршрут «4Б» – я к этому не готова, по крайней мере морально. Однако полгода назад я сходила с Мишей две «четверки», потому выбор падает на меня как на более сильную и опытную.
Делать нечего. Как Миша сказал, так и должно быть. В экспедициях, чтобы избежать несчастных случаев, очень важно подчиняться руководителю группы. Поэтому моя склонность прислушиваться к людям пришлась в горах очень кстати.
Миша утверждает, что за день справимся, при этом почему-то настаивает, чтобы я с собой захватила суп и чай в пакетиках. Ночью у меня начинает сильно болеть большой палец на ноге. Почти час тру его, еще не понимая, что случилось.
Выходим втроем утром в 5:05. Миша говорит – это хороший знак, когда часы и минуты совпадают. У альпинистов вообще очень много знаков – и хороших, и плохих, к сожалению.
Миша лезет первым с двумя инструментами, я страхую. Все осколки льда летят прямо на меня по желобу. Я уже не знаю, куда от них деваться, сжимаюсь в комочек. Третий наш участник, Леня Козлов, пытается прикрыть меня, но помогает не очень. Внезапно получаю сильный удар в бок, слышу словно издалека свой громкий крик, теряю сознание, повисаю на страховке. Прихожу в себя и с ужасом понимаю, что сильно болят правая – рабочая – рука, плечо и бок, на них сверху прилетела огромная ледяная глыба. Сначала подумала: на этом все. Но потом все же пробую двигаться дальше. Миша делает перила, «жумарю»[18] правой рукой сквозь адскую боль. Добираюсь до станции, где Миша показывает мне на ледовый скол, от которого отвалилась глыба. Миша сам еле удержался и сильно потянул запястье. Это уже второй звоночек, говорит он. Может, назад? Но я понимаю, что нужно продолжать. У меня возникает уверенность, что, если с нами Миша, ничего плохого случиться не может.
Продолжаем обрабатывать маршрут, но опять же не успеваем по времени. Приходится ночевать на стене. Находим подходящую площадку, Миша роет пещеру. На троих у нас один коврик и один спальник. Еды, что я по Мишиной просьбе прихватила, с гулькин нос. Ребята отогревают мне ноги, оказывается, я отморозила палец еще накануне – он распухает и синеет.
Утром продолжаем путь, доходим до гребня. До вершины остается 50 метров по вертикали. Но погода быстро портится. Миша принимает решение срочно спускаться, тем более что маршрут фактически проложен. Спускаемся по двоечному гребню, добираемся до пещеры, где, наконец, получаем от наших товарищей пинка. Нет, горячую пищу. Леня настаивает на немедленном спуске до КСП[19], до которого мы добираемся уже затемно, в 9 часов вечера.
3. Трагедия на Ушбе
Через несколько дней после восхождения на Чегет-Тау-Чану мы все собрались в Пятигорске. Туда же прилетели наши друзья из Лондона, которые через полгода собирались пойти на Шишапангму – восьмитысячник в Китае. В качестве тренировки они решили сходить на зимнюю Ушбу – это такое восхождение в квадрате по сложности. Миша и мой друг англичанин Винс звали и меня. С Винсом я была знакома давно, но у нас никак не получалось вместе сходить в горы. Он еще за полгода написал мне, что, когда приедет, мне уже не отвертеться. А у меня, как назло, травмы – гематома на руке и плече и палец на ноге отморожен. Пришлось делать операцию, часть пальца отрезали – хорошо, что не весь. Да и компания в этот раз подобралась чисто мужская – как-то не по себе. Мы с девчонками решили подождать ребят внизу.
Миша договорился с тем же водителем, что отвозил нас в горы, однако накануне нашего отъезда он, достаточно молодой парень, сходил в баню и умер – отказало сердце. Мы никому ничего не говорим, хотя понятно, что уже один плохой знак есть. Но не отменять же всю экспедицию из-за этого случая, англичане специально прилетели на пару недель.
Миша оперативно нашел другую машину. Мы провожаем ребят с шутками, игрой в снежки и неиссякаемым оптимизмом. В обед небольшая экспедиция уезжает, а мы уже предвкушаем, как будем их встречать с зимней Ушбы.
Однако нам не суждено было больше увидеться. Через неделю пришли вести, что всех семерых участников засыпало на Ушбинском ледопаде. На том самом, который мы когда-то вместе с Мишей удачно прошли. Но в этот раз они разместились там на ночевку. Ночью на них упал серак, под которым они поставили палатку. Начались спасательные работы. Мы, конечно, до последнего надеялись, что они живы, что их спасут – ну хоть кого-то, не могли же все семеро… Наш напарник Леня, с которым мы делали первопроход на Чегет-Тау-Чану, прилетел из Москвы, полный решимости найти ребят. А вернулся уже с совсем другим настроением… Серак был таких размеров, что сразу все стало понятно. Вскоре все спасательные работы были прекращены.
Почему участники экспедиции не поднялись тогда на безопасное Ушбинское плато, а заночевали в таком опасном месте, не очень понятно. По словам очевидцев, им оставалось пролезть всего две веревки, но кому-то стало плохо, и ребята решили заночевать, а на плато выйти на следующий день. Это было роковое решение, стоившее жизни всем семерым.
Тогда я, наконец, поняла, что Миша имел в виду, когда сказал, что глыба, упавшая на меня, была вторым звоночком. Видимо, по дороге на Ушбу прозвучал где-то и третий…
То был февраль 2000 года. У каждого из участников остались семьи, дети. Один из англичан был очень счастлив в браке, и жена ни в какую не хотела пускать его в горы. Он обещал ей, что это будет в последний раз.
Весь наш клуб пребывал в глубочайшем шоке. Некоторые навсегда ушли из альпинизма после этого случая. Каждый из нас переживал эту трагедию по-своему. Возможно, это подтолкнуло нас к тому, чтобы сделать перерыв.
Вспоминает Александр Гребенюк:
«Случилась трагедия, большая беда. Вся команда Миши Запорожского осталась на Ушбе, под ледовым обвалом. Это происшествие сильно ударило по нашему клубу. Среди погибших были наши гости из Англии, которые готовились к восхождению на Шишапангму, были и наши лидеры – региональные скалолазы, с которыми мы вместе постоянно ходили и тренировались. Наш любимый доктор – Гена Ашуров…
Это несчастье повергло нас в глубокий шок. Когда понимаешь, что все – «игры» закончились. До этого случая мы получали от нашей деятельности в основном светлые и праздничные ощущения, а после все стало темно и печально.
У меня не поднималась рука продолжать активное горное движение. Случился некоторый спад в нашей деятельности. И девчонки – наши активистки – Люда, Света Сухова, Татьяна Ракитных, Наташа Вербицкая – решили поехать поработать в Москву. У меня не было сомнений, что с их прекрасным знанием языка у них не возникнут сложности с работой. Но я понимал, что им прежде всего необходимо сменить обстановку, пережить случившуюся трагедию».
4. Последнее лето в Пятигорске
Я никогда не хотела уезжать из Пятигорска. Мне нравился мой тихий, спокойный город, со всех сторон окруженный горами. Да и большие горы «не за горами». Мне казалось, что я могу счастливо прожить там всю жизнь. Да и альпинизм меня уже захватил настолько, что бросать его ради сомнительных целей не хотелось.
Последние два года перед отъездом были максимально насыщенными. И команда в секции у нас сложилась чисто женская. Ее лидером была Наталья Курбакова, очень энергичная и целеустремленная девушка, которая тянула нас за собой. Причем не только девушек, но и юношей. В нашей секции девушки какое-то время сильно превалировали. Во-первых, университет лингвистический, с гуманитарным уклоном – там больше девушек. Во-вторых, в отличие от «сильного пола» мы были как-то серьезнее настроены на рост, а потому опережали юношей не только по количеству, но и по спортивным данным.
Наташа всерьез увлеклась скалолазанием, и мы тоже. Стали больше тренироваться, участвовать в соревнованиях. Я закрыла первый разряд по скалолазанию, а Наташа получила КМС. На Эльбрус мы продолжали постоянно ездить, но почему-то у нас получались очень короткие выезды – всего на два-три дня. Для восхождения на пятитысячник этого, конечно, недостаточно – не успеваешь акклиматизироваться, хотя мы все практически и жили в горах. Всегда ездили автономно, ставили палатки и совершали восхождения.
Не всегда все проходило гладко, но были и удачные попытки. Летом 2000 года, уже после трагедии на Ушбе, мы успешно сходили большой компанией – человек двадцать. А спустя пару недель я поехала вдвоем с подругой, Светой Суховой. Она не смогла в тот раз присоединиться к большой компании, а на Эльбрус хотелось подняться.
Мы взяли рюкзаки и сели на рейсовый автобус из Пятигорска до поляны Азау. Нам было по 24 года, сейчас сложно себе представить, что вот так можно было сесть на автобус и уехать на гору – как на работу сходить. От Азау (2300 м) поднялись до приюта «Бочки» (3750 м), поставили палатки, приготовили еду. Все автономно. Ратраков тогда и в помине не было. Две ночи провели на высоте 3750 метров и решили, что акклиматизации достаточно, пора на вершину.
Вышли с «Бочек» затемно и пошли на вершину. За нами увязался какой-то индус. До сих пор помню его имя – Гаутам Патил. Он нам объяснял значение своего имени. Я в ответ ему: «А я Людмила – значит людям мила».
Идем мы втроем вместе с одиноким индусом, а он хоть и силен духом, но уж больно слаб физически. По крайней мере, мне так казалось. Я даже сердиться начала, что он нас тормозит: в горах важно держать темп, и, если кто-то отстает, приходится еще сложнее – силы уходят быстрее. Вот я начинаю на него ворчать, подгонять. На вершину мы поднялись вместе, но на спуске он мне сказал: «Ну какая же ты мила людям – ты жестокая, не может твое имя означать «милая». Мне стало не по себе.
С тех пор я стараюсь уделять больше внимания людям, следить за их темпом и где-то подстраиваться. Тем более в работе гида это просто необходимо.
Последний выезд на Эльбрус в рамках нашей секции состоялся с северной стороны. Это была большая экспедиция – набралось человек двадцать-тридцать студентов и выпускников. С нашей командой ходил очень известный альпинист, Дамианиди Иоанн Георгиевич, мастер спорта по альпинизму, второй призер чемпионатов СССР в 1960-е годы в классе траверсов. Позже он работал инструктором в альпинистском лагере Джайлык. Но в то время ему было уже около 60 лет. На вершину он с нами не пошел, остался в базовом лагере на поляне Эммануэля (2800 м), поддерживая снизу наш боевой дух. А мы всей огромной командой успешно поднялись на Восточную вершину (5621 м).
Потом мы с девчонками где-то в октябре уехали в Москву, думая, что это на несколько месяцев, максимум на полгода… Но, как оказалось, навсегда.
Часть III
Москва
1. Встреча с Великим и Ужасным, или Как я познакомилась с Александром Абрамовым
Прошло, возможно, года три с тех пор, как я окончила университет, и как бы я ни оттягивала время, оно неумолимо твердило мне, что в жизни пора определяться – искать работу, делать карьеру. В альпинизме в тот период было невозможно зарабатывать, по крайней мере, я была в этом уверена. И альпинизм как дело жизни, профессию я не представляла, воспринимала его как хобби, хоть и довольно серьезное.
И вот было нас несколько девчонок с такими же одинаковыми мыслями – с одной стороны, надо бы работать, зарабатывать, с другой – придумать, как не потерять любимое хобби. Думали-думали, как нам эти два несовместимых дела объединить. И наконец придумали. Решили на какое-то время расстаться с альпинизмом. Поехать на заработки, а там – накупить «снаряги» и вперед – навстречу снежным вершинам!
Сначала решили на год уехать в Англию. Тем более что тогда стали появляться специальные совместные программы для студентов и выпускников. У нас несколько друзей так ездили – кто в Канаду, кто в Америку, – там подзарабатывали и заодно подтягивали язык, потом возвращались обратно.
В основном были летние программы, а мы почему-то собрались с духом только ближе к осени. Но все же приехали за визами в Москву. Обратились в турагентство, те взяли с нас деньги, но ни виз, ни документов мы не получили. «Что ж, девчонки, так бывает – вы не прошли собеседование, вам отказали. Езжайте восвояси», – так нам сказали недобросовестные товарищи из туристической фирмы. Мы оказались на улице ни с чем. Однако нам совсем не хотелось возвращаться домой с поражением.
И мы решили, что останемся и будем искать что-то здесь.
Москва, конечно, не чета Пятигорску. Огромный город, гор нет, небо почти всегда серое, все куда-то спешат, никто друг на друга не обращает внимания. И мы спешим, ищем работу, ходим на собеседования. Я устроилась в журнал Moscow Out, за 100 долларов в месяц. Чтобы совсем не пасть духом, решили найти скалодром и хоть немного отвлечься от московской суеты. Кто-то из наших местных знакомых ребят, которые переехали в столицу еще раньше нас, посоветовал нам обратиться в знаменитый альпинистский клуб имени Демченко[20]. В 2000 году, уже после смерти его создателя, им руководил выпускник клуба Виктор Володин, мастер спорта по альпинизму. «Идите туда – говорят нам, – там атмосфера хорошая, берут всех, и очень серьезная подготовка. Почти «по-демченковски». Ну, думаем, это как раз для нас.
Тогда клуб находился в Сокольниках. Нам назвали день и час, когда явиться в Сокольники. Мы пришли вовремя, боялись опоздать, но дни все же перепутали. В тот день секция Демченко как раз не занималась. А был какой-то другой то ли клуб, то ли секция – сразу не понять. Некий незнакомый высокий человек в очках с воодушевлением обсуждал альпинистские проекты со своими коллегами. Ну, наверное, тоже альпинисты, подумали мы.
Спрашиваем у этих неизвестных нам людей: «А где тут клуб Демченко занимается?» Нам отвечают: «Сегодня у них нет занятий. Но вы можете позаниматься здесь, если хотите». Мы вежливо интересуемся: «А вы сами кто?» Высокий человек в очках (как оказалось потом, он был не кем иным, как Александром Абрамовым) слегка приподнял брови в недоумении, а его собеседник, впоследствии оказавшийся известным доктором-хирургом Олегом Милениным, специализировавшимся на травмах плеча и коленей (он, если что, до сих пор этим занимается), аж слегка онемел от удивления. Миленин в то время альпинизмом всерьез занимался, совершал восхождения в команде под руководством Абрамова и даже закрыл мастера спорта по альпинизму.
Вот Олег слышит наш вопрос и прямо-таки ошеломлен нашим откровенным невежеством: «Как? Вы что – разве не знаете? Да это же сам АБРАМОВ!» Наверное, он думал, что мы сейчас упадем в обморок от изумления, как только услышим это имя. А получилось так, что никто из нас ничего про него и не слышал. В обморок мы не упали и в замешательстве продолжаем на Миленина взирать, а он на нас. Потом немого обиженно он говорит: «Ну, если вы не знаете, кто такой Абрамов, то с вами и говорить-то не о чем».
Александр Абрамов был на тот момент уже достаточно известной личностью в мире альпинизма. Он работал в Федерации альпинизма Москвы, от которой получал финансирование, и вместе со своей командой организовывал экспедиции в разные уголки земли. Годом раньше нашего с ним знакомства, в 1999 году, его команда совершила сложнейшее восхождение на гору Кюкюртлю (которая находится в массиве Эльбруса) – шестой, самой высокой категории сложности. А мы как раз в то время совершали восхождение на Эльбрус с юга. Наш тренер нам тогда показывал на эту известную стену и с гордостью говорил, что одновременно с нами там работает московская команда. Про знаменитый проект Абрамова «Лэндровер» на Эльбрусе» 1997 года мы, конечно, тоже слышали, но я не знала, что им руководил сам Абрамов. Я уже потом в голове все соединила, как пазлы, в одну картинку. Получилось, мы пару раз были совсем недалеко друг от друга и едва не пересеклись, но окончательно судьба свела нас вместе намного позже.
Как? Вы что – разве не знаете? Да это же сам АБРАМОВ!
Тем не менее, несмотря на нашу вопиющую неосведомленность, нам все же любезно разрешили тогда полазить.
Скалодром был небольшой, скорее болдеринговый зал[21], и мы стали туда ходить на тренировки. Познакомились с Абрамовым поближе. Оказалось, что он не такой уж и «звездный» – весьма простой в общении, веселый, взгляд добрый – ну так мы с первого, можно сказать, взгляда понравились друг другу.
Была ли это любовь? Можно, наверное, и так назвать. Саша при первой же встрече спросил, как меня зовут. «Люда», – скромно отвечаю я. «Ой, это же мое нелюбимое имя», – поморщился он.
Саша тогда только пару месяцев как развелся со своей предыдущей женой, тоже по имени Людмила, и находился в состоянии легкой депрессии. На тот момент у него уже было двое маленьких детей, и он очень переживал, что не может их видеть каждый день. Его бывшая жена, тоже альпинистка, ходила с ним на Чо-Ойу годом ранее, а в тот год они только что вернулись с экспедиции на Эверест, когда на вершину сходил только один участник – Виктор Володин. Когда спустя время я с ней уже лично познакомилась, она почему-то сильно удивилась, что Саша ей так быстро нашел замену. Хотя в тот момент она уже повторно вышла замуж, и тоже за Сашу. Получилось сразу две пары – Саша-Люда, и нас долгое время потом путали. И чтобы путаницы было поменьше, я решила себе оставить свою фамилию.
2. И все же любовь… и первый разряд по альпинизму
Проведя в Москве несколько месяцев, перед Новым годом мы все же собрались с подругой уехать в Пятигорск. Потому что в какой-то момент мы поняли, что жить нам негде. Мы стали почти бездомными, бродили по ночам, то к одному знакомому, то к другому. Хорошо, что ребята из нашего пятигорского альпклуба и в Москве друг друга не бросали, поддерживали как могли.
Я очень благодарна Насте Бесогоновой, одной из сестер-близняшек, о которых уже рассказывала. Настя раньше нас уехала в Москву и снимала в столице квартиру. И она нас на несколько недель приютила. А после, когда нам уже совсем было некуда податься, нас спас еще один старый товарищ, тоже выпускник нашего родного альпклуба – Андрей Адамов. Он на тот момент учился в МГУ на химическом факультете. Андрей без возражений поселил нас троих в своей маленькой, метр на метр, комнатушке в общежитии МГУ на проспекте Вернадского, а сам уходил ночевать к своему другу.
Эта была эра без мобильных телефонов. И мы с Сашей как-то упустили друг друга из виду, он не знал, где я живу, да и я не могла никак сообщить. Я думала, что, наверное, мы больше не увидимся – ведь на следующий день нам уезжать.
У Андрюхи Адамова мы практически прятались, потому что в то время милиция ходила и проверяла, живет ли там действительно тот, кто имеет на это право. А у нас такого права, разумеется, не было. Потому Андрей нас предупредил, ни в коем случае дверь никому не открывать в его отсутствие.
Накануне нашего отъезда внезапно раздался громкий стук в дверь. Мы, словно маленькие козлята, забились в угол и затаились, вдруг милиция. Минут двадцать кто-то настойчиво стучал, потом тишина. Мы вздохнули с облегчением, пронесло! Выглянули осторожно в окно, а там – Абрамов собственной персоной. Оказывается, он нас искал. Как он до нас добрался, узнал, в каком номере мы проживали, – одному богу известно! Ведь «Дом студентов на Вернадского», как его студенты МГУ в то время называли, – это огромный 22-этажный муравейник с разветвляющимися в разные стороны крыльями по одним только ему известным архитектурным законам, и найти там человека – просто так, не зная адреса да и с адресом тоже, сложнее, чем обнаружить иголку в стоге сена. На меня тогда это произвело сильное впечатление – раз человек меня все же нашел, то, видимо, это чего-то да стоит.
На Новый год я все же уехала, но потом вернулась. Саша дал нам какой-то контакт и помог снять квартиру на юге Москвы: там мы втроем и жили первое время. Наступило 16 января, и я знала, что у Саши день рождения. Я сказала девчонкам, что пошла бегать, хотя так и было. Вышла из дома в спортивной форме, а потом решила поехать поздравить Сашу, сделать сюрприз – ведь он не знал, что я знаю. Нашла его квартиру, подписала открытку, розочку вставила, постучала в дверь и убежала.
Я еще не представляла, как сложатся наши отношения, да и сложатся ли вообще. У него на тот момент была девушка, да и у меня парень в Пятигорске – мы еще не до конца расстались. Саша открыл дверь и, конечно, догадался, кто это. Побежал за мной, я еще не успела далеко уйти. Он позвал меня, и я осталась с ним, к девчонкам не вернулась.
Подруги были в шоке. Они настойчиво старались образумить меня и вернуть на путь истинный. Изо всех сил отговаривали меня. Убеждали, что с этими москвичами связываться крайне опасно, товарищи они ненадежные, доверять им ни в коем случае нельзя – вдруг бросят, останешься ни с чем, одна, в чужом городе. Я сама до конца не знала, чем все кончится, но почему-то была уверена, что именно этому человеку могу доверять. И я твердо сказала девчонкам, что не вернусь.
Мы стали с Сашей жить вдвоем, нормально и весело, на съемной квартире. Бегали вместе в парке «Коломенское». Саша тоже пробежки любил, что нас еще больше сблизило (бег – вещь все же полезная, и не только для здоровья). Мы участвовали и в соревнованиях по ледолазанию, заливали сосульку на Нагорной. А я была в то время в очень хорошей скалолазной форме, а в ледолазание из скалолазания как раз обычно и приходят. Участвовали в соревнованиях в Москве, а в самом начале марта поехали в Киров на чемпионат России.
Саша помог мне с работой. Как раз в то время двое ребят-энтузиастов создали новостной сайт про горы Мountain.ru. Тогда новостных горных сайтов всего два и существовало: Risk.ru и Mountain.ru. Меня пригласили переводчиком с английского, наполнять сайт новостями. А на майские праздники мы договорились, что едем в Крым, где я ни разу до тех пор не была. В Крыму я впервые вылезла первой[22] маршрут «Ухо» четвертой категории сложности на Форосской стене. Сейчас я бы, наверное, уже не повторила его.
По возвращении в Москву я вскоре узнала, что беременна, что было для меня полной неожиданностью. Я как-то психологически не была готова к такому серьезному повороту в жизни. К тому же у меня были планы и в альпинистской карьере. Саша сказал: «Пока ты не родила, ты должна закрыть первый разряд по альпинизму». А мне не хватало двух вершин «5А» категории сложности. Надо было сходить одну крымскую, что мы и сделали. И нужна была еще одна – не крымская. Мы посоветовались с врачом, который принимал роды у бывшей жены Абрамова. Он успокоил: «Все нормально, до пяти месяцев можешь спокойно ходить в горы».
А в то время в Федерацию альпинизма обратилась необычная команда из Австралии. Тогда в Москве проводили ежегодный Международный театральный фестиваль им. А. П. Чехова. Для этого фестиваля нужно было строить специальные воздушные конструкции, причем из бамбука, который и привезли с собой эти австралийцы. Сами они скалолазы и альпинисты, поэтому за эту конструкцию сами взялись: нужно было висеть на страховках, в беседках. Такой своеобразный бамбуковый промальп. Они и нас позвали им помочь. А по окончании работ мы с ними подружились и обещали сводить их на Эльбрус (а заодно себе подходящую «5А» поискать).
На Эльбрус сводили, осталось дело за малым – все та же «5А». Саша сказал: «Надо еще кого-то позвать, чтобы мы хотя бы втроем были». Тогда согласился с нами идти Игорь Пехтерев по прозвищу Хрон, мастер спорта по альпинизму, многократный призер чемпионатов России, инструктор и спасатель. Так что чувствовали мы себя надежно.
Мы выбрали подходящий для нас маршрут. И как раз на том же маршруте молодые ребята закрывали КМС или даже мастеров спорта. Они первыми начали подъем, и в тот момент, когда мы уже собирались начать движение, они, можно сказать, на нас «упали»: свалили огромный камень и сильно поранились. Начались спасательные работы, в которых мы приняли участие вместо восхождения. Нам стало ясно, что на эту гору мы уже не пойдем. Тем более что знак нехороший в самом начале, а альпинисты, как я уже говорила, обращают на такое внимание. Мы решили перебраться из одного ущелья (Адыр-Су) в другое (Адыл-Су) – и там пошли на ледовую «5А».
Маршрут оказался адски тяжелым. Это была гора Уллукара, маршрут Симакова «5А». Весь день с него сыпались снег и лед. И тут как раз назло установилась теплая погода, сыпать стало еще больше. Ждали мы, наверное, неделю, когда подморозит, и наконец встали ранним утром и буквально побежали. Кулуар был крайне узким, и я понимала, что если сейчас что-нибудь начнет сыпать, то бежать будет некуда и мы там останемся навсегда. Но, слава богу, все прошло хорошо, мы успели. А спуск был по разрушенной «тройке» – «А» или «Б», который оказался похуже самого подъема. Из-под ног беспрестанно валились камни, замедляя наше движение, мы не успевали засветло спуститься. Я уже стерла себе ноги до крови, слезы по щекам текут от перенапряжения. Ноги болят, мозоли давят, а мы все идем, и спуск нескончаемый… И в какой-то момент мы просто упали на землю. Палатки у нас с собой не было, а был непонятный кусок полиэтилена. Мы в него завернулись, как в саван, и заснули мертвым сном, исчерпав до предела все свои силы.
Так я стала «перворазрядницей», и мне было наконец дозволено рожать. Мы отметили свадьбу – 27 октября 2001 года, я в красивейшем костюме невесты – джинсах и майке, да еще на седьмом месяце беременности. Медовый месяц провели, как это обычно принято у альпинистов, на Мальдивах… Да нет – срочно выехали в Пятигорск – ведь там проводились ежегодные юношеские соревнования по скалолазанию – такое упустить было нельзя! И вот в здании моего родного университета мы отметили второй раз нашу свадьбу. И на родных скалах я попробовала полазить на восьмом месяце беременности. К великой радости Александра Гребенюка, который с гордостью представлял меня своим новым подопечным как бывшую выпускницу.
Вспоминает Александр Гребенюк:
«В начале 2000-х судьба нас свела с Татьяной Федотенковой. На тот момент Татьяна Петровна являлась тренером высшей категории по скалолазанию, ведущим детским тренером в России. С 1970-х годов она занялась подготовкой юных скалолазов, организовала десятки юношеских соревнований, а затем стала проводить и юношеские чемпионаты мира в разных странах Европы. Это очень добрый человек, который с удовольствием готов делиться своими знаниями и своей любовью к скалам, скалолазанию с детишками – это у нее хорошо получалось. Благодаря ей у нас начался новый этап в развитии клуба: появились новые цели и задачи.
А наши предыдущие выпускницы начали устраиваться на новом месте. Некоторые возвращались ненадолго домой, но в конце концов остановились в Москве. В это время мы узнали, что у Люды складывается жизнь достаточно интересно. Что она познакомилась с уже известным и у нас Александром Абрамовым. Некоторые проекты Александра проходили и в наших краях, в частности, восхождение на Кюкюртлю в массиве Эльбруса и легендарное поднятие «Лэндровера» на Восточную вершину Эльбруса в 1997 году. Разумеется, мы все были наслышаны о его деятельности, все это происходило рядом с нами, и затем нам довелось через Люду познакомиться уже с ним лично.
Как раз в то же время благодаря Татьяне Федотенковой мы каждые детские каникулы устраивали матчевую встречу городов Москва – Пятигорск по скалолазанию. И вот на одну из встреч вместе с командой Федерации альпинизма и скалолазания Москвы приехали Саша с Людой. Люда тогда уже была на восьмом месяце беременности. На территории родного института мы устроили им шуточную свадьбу: со стороны невесты за главного был Иоанн Георгиевич Дамианиди, а со стороны жениха – Юрий Павлович Тинин, на тот момент президент Федерации альпинизма и скалолазания Москвы. Свадьба торжественно проходила в буфете нашего университета. И потом все отправились на соревнования, на наши Спартаковские скалы, которые находятся на юго-восточной стороне Машука. И Люда в том числе, с уже большим животиком начала лезть один из маршрутов, который она десятки раз до этого лазала. Это было и занятно, и тревожно, и волнительно одновременно. Ну а потом уже началась новая горная эпоха в жизни Людмилы Сергеевны».
3. Когда твоя мама – горный гид
9 января 2002 года у нас с Сашей родился сын Максим. Я чувствовала себя слишком неопытной и абсолютно не была подготовлена к новой для меня роли молодой мамы. Мне все время казалось, что я делаю что-то не так. Очень волновалась, но Саша успокоил. «Не волнуйся, – сказал он твердо, – я уже опытный папа, справимся». Его собственным детям – Лене и Денису – на тот момент было уже 6 и 3 года. Моя мама смогла приехать ко мне только на пару недель – она еще работала в Пятигорске. А Саша, можно сказать, вел тогда размеренный образ жизни. Он числился в Федерации альпинизма, но на работу ему не нужно было ходить каждый день. Параллельно с воспитанием малыша он также удачно продолжал организовывать свои альпинистские проекты: в Европе, Экваториальной Гвинее, где потом про эти экспедиции рассказывали в выпусках передач «Русский экстрим». Но и про свои «7 вершин»[23] он тоже не забывал. До его заветной цели, к которой он уже стремился несколько лет, оставались Эверест и массив Винсона в Антарктиде.
Когда Максу исполнилось пять месяцев, мы втроем поехали на Кавказ. Я оставила Макса у мамы, а мы с Сашей взяли палатку и встали в лагерь где-то под Эльбрусом. Это была практически моя первая ночь после родов, когда я могла выдохнуть и спокойно спать… А Саша продолжал генерить свои проекты, чуть ли не во сне. Он очень любил, да и до сих пор любит тему женского альпинизма. Он знал, что несколько девочек из нашей секции еще остались в Пятигорске. Так он сел и за одну ночь написал проект «Кавказские женщины в борьбе за мир на вершинах мира». Я должна была быть руководителем проекта, участниками – мои подруги-коллеги Татьяна Ракитных, Светлана Сухова, Наталья Вербицкая и Мария Бесогонова. По его идее, мы должны были с флагом мира сначала подняться на Эльбрус, потом на Казбек, потом на Арарат и далее по списку. Наверное, наше победное мирное шествие, скорее всего, заканчивалось бы Эверестом. Мы даже презентовали этот проект в местных органах управления в Пятигорске, потом в моем университете, но никто почему-то идеей горных женских восхождений во имя мира не загорелся. Расстраиваться мы не стали, а просто поехали на Эльбрус.
На Эльбрусе Саша познакомил меня с сотрудниками фирмы «Пилигрим», в которой когда-то сам работал. Эта фирма, можно сказать, пионер в российском коммерческом альпинизме, обслуживала исключительно иностранцев. В 2000-е годы 70–80 процентов тех, кто поднимался на Эльбрус, были как раз иностранцы. А вот русских было очень мало.
Иностранные туристы всегда приезжали организованными группами, работы было много, а из местных гидов мало кто знал английский. Таким образом, Саша меня пристроил гидом в «Пилигрим». Леонтьев Андрей, который тогда руководил фирмой, с удовольствием меня взял. К тому же опыт у меня был уже достойный. Я раза четыре или пять была на Эльбрусе, и первый разряд по альпинизму у меня также имелся. А гиды на Эльбрусе бывают разные – кто-то просто с опытом восхождений исключительно на Эльбрусе, кто-то приходит, имея за плечами серьезные восхождения и в других районах.
Сказать, что я была в восторге от этой идеи, не сказать ничего. До этого я ходила на Эльбрус только в качестве участника, а тут я впервые должна была вести клиентов в качестве руководителя. Свою первую группу я очень хорошо помню: это были два веселых хлопца, то есть канадца. Один из них – серьезный спортсмен, много где бывал и чуть ли не делал проект «7 вершин». А второй, хоть и спортивный товарищ, но опыта у него было немного. Возможно, и Эльбрус у него был первой вершиной. Они весельчаками были, все время меня разыгрывали, по-доброму, конечно. Но я ведь молодая девчонка, мне лет 27–28, и веду мужиков в горы: как тут не пошутить лишний раз!
В те годы гиды на Эльбрусе работали не так, как сейчас. Никаких отдельных поваров или столовых тогда не было. Поэтому в работу гида входило и приготовление пищи. А программы восхождения были в среднем по 8—10 дней. И практически все дни, проведенные на горе, гид должен готовить. Когда группа набиралась большая, это было сложновато. Правда, на горе тогда еще гиды-ассистенты работали, они помогали в течение всей горной части поездки.
Самая тяжелая часть работы – это ночь перед восхождением. На восхождение обычно выходят в час-два ночи, а тебе надо встать на два часа раньше всех и, помимо собственно сборов, еще по-быстрому приготовить завтрак. А если группа двадцать человек? Ну тогда можно и не ложиться. Но делать нечего: перед восхождением обязательно нужно поесть, даже если аппетит на нуле. Так как потом идти 12–14 часов на сухом пайке или чае. Обычно за такое восхождение люди теряют около шести тысяч калорий.
Но у меня было только двое ребят. Они спрашивают меня: «Как по-русски будет мед?» Ну я им перевожу без задней мысли. А они потом все время стали «медом» меня называть. Я сначала подумала, что они так коверкают мое имя или им так легче его произносить. А потом догадалась: это они меня «милой» называли (по-английски мед – Honey – еще и нежное обращение к девушке означает).
Когда наша небольшая экспедиция уже приближалась к финальному штурму, неожиданно появился Саша. Наверное, ему стало любопытно, почему я с какими-то непонятными парнями шляюсь по горе (вообще-то это он меня гидом направил, но, видимо, забыл об этом).
И вот неожиданно появляется Саша с роскошным букетом роз… нет, с одним цветочком. Мужики мои, конечно, давай хохотать: «Ну что, «мед», не выдержал твой муж такой нагрузки – жену одну отпускать с незнакомцами? То похлеще самого восхождения будет!» И Саша тоже с нами пошел, хотя и не должен был идти. И мы прекрасно сходили, хоть было и тяжело. Я очень старалась. И в тот сезон я еще поработала с несколькими группами.
На следующий год я тоже приехала работать гидом на Эльбрус. Помню одну сборную группу (группы бывают заказные, со своим трек-лидером и планами, и сборные – просто приезжают из разных стран и соединяются вместе). У этой группы была очень странная программа. Сначала классический Эльбрус, а потом надо было переместиться в другое ущелье и взобраться на вершину Виа-Тау высотой 3832 метра. В общем, редко кто так делает. Может, ребятам эта вершина уж больно сильно приглянулась.
Группа была человек пять-шесть, мне дали еще одного ассистента. Но, как выяснилось, ни он, ни я не были на этой горе прежде. Пришлось изучать маршрут. Мы успешно сводили ребят на Эльбрус, а вот на вторую гору уже не все осмелились: Эльбруса некоторым хватило. Но человека три или четыре все же решили идти до конца. После спуска клиенты нас спрашивают: «Вы в который раз поднялись?» Мы им честно отвечаем: первый. Наверное, они удивились нашему ответу. Может, им казалось, что гиды должны исходить все вершины вдоль и поперек. Но все уже было позади, и мы честно им признались.
Помимо прочего у меня была группа больше двадцати корейцев. Это настоящее испытание, которое никому не пожелаешь. Хотя в качестве поощрения нам дали своего повара. Правда, повар не сильно облегчил нам жизнь – корейцам русская еда не пришлась по вкусу. Они привезли свою и готовили ее. От специальных корейских специй исходил такой аромат – закачаешься. Вот нас слегка и покачивало…
Группа была очень разношерстная – одни достаточно хорошо подготовленные – представители от своей федерации, а часть – непрофессионалы-любители. С такой группой да еще в таком количестве очень сложно работать. Ведь идти-то они должны все вместе вне зависимости от подготовки или опыта. Среди участников даже имелась местная оперная певица. В акклиматизационный выход до скал Пастухова она собрала вокруг себя зрителей и начала петь арии – получилось очень красиво и необычно. Наверное, это выступление можно было занести в Книгу рекордов Гиннесса как самый высокогорный оперный концерт.
В ту пору уже стали появляться первые ратраки. На них мы поднимались или до середины скал Пастухова, или до самих скал. На такую большую группу в 25 человек мне еще полагалось семь ассистентов. Шли они долго и медленно, с разной скоростью, и расползались кто куда с завидным постоянством. Приходилось бегать туда-сюда и всех снова собирать в кучу, то есть в строй. А это не так-то просто сделать. Кто-то добросовестно ждет своих товарищей, кто-то эгоистично уходит вперед.
Мы поднялись на вершину, и я замечаю, что группа из четырех корейских товарищей, считавших себя, видимо, самыми крутыми альпинистами мира, «валит» вниз, никого не дожидаясь. Я им кричу, а они – ноль внимания. Посылаю одного из гидов-ассистентов догнать их. Тот взял рацию и побежал. Через какое-то время, когда «беженцы» скрылись из виду, гид докладывает мне по рации: «Люда, я их догнал, что мне дальше с ними делать?» – «Заруби их ледорубом!» – со всей злости кричу ему в ответ. Но корейцам тогда повезло: обошлось все же без насилия. Зато потом эта фраза у нас надолго стала любимой.
Два года я работала гидом на Эльбрусе, сводила около 10–12 групп, и в основном все восхождения получились успешными. И единственный раз нам не повезло: мы не достигли вершины по объективным причинам. Вышли на штурм, и погода уже начала портиться, а когда достигли седловины, видимость упала до минимума. Подниматься далее было объективно опасным мероприятием.
У меня тогда была группа иностранцев. И, кроме нашей группы, еще несколько групп поднимались одновременно с нами. Я стала советоваться с руководителями других групп, как быть дальше, стоит ли ждать и продолжать восхождение. В результате все пришли к выводу, что необходимо спускаться.
Мы благополучно спустились, однако участники остались крайне недовольны. Поначалу я недоумевала и совершенно не понимала их реакции: ведь причины спуска были налицо, решение было принято правильное. Оказалось, что причина их недовольства была не в том, что они не сумели дойти до вершины (хотя и были расстроены этим фактом), а в том, что при принятии решения я больше общалась с другими гидами и ассистентами и мало включала в процесс обсуждения своих участников. Посему они чувствовали себя неуютно, словно стадо барашков, которых сначала ведут вверх, а затем, ничего практически не объяснив, разворачивают и спускают вниз. Это и явилось причиной их недовольства моим руководством.
Тот урок я запомнила на всю жизнь. Вывод – надо больше говорить с участниками, вовлекать в процесс, объяснять, что происходит в тот или иной момент. Потому что профессиональным альпинистам и так все ясно, а любительские команды требуют к себе большего внимания и также хотят чувствовать себя причастными. Принимая решение, необходимо объяснять, на основании каких факторов оно было принято, чтобы впоследствии не возникли недоразумения и претензии.
С тех пор я делаю так всегда. И подобных ситуаций больше не возникает.
У меня остались только приятные воспоминания от работы в «Пилигриме». Причем основными гидами в этой фирме тогда работали три женщины: я – временно и две – постоянно. Звали их Оксана Кошка и Марина Мигурская. Очень известные персонажи в Приэльбрусье. Если вдруг услышите про них, имейте в виду: Кошка – это не животное, а человек. Да к тому же женщина[24].
В сезон 2002 года, когда я впервые стала работать гидом, Саша вел на вершину группу венесуэльцев в рамках их собственной программы «7 вершин». У этой группы на кофтах была нарисована карта мира с этими самыми семью вершинами – высочайшими точками всех континентов. У них-то мы и взяли потом эту идею, когда занялись вплотную своим проектом.
Тогда мы заработали немало: чуть ли не одну тысячу долларов на двоих! Обрадовались и купили на эти деньги подержанную «Ниву». И на этой «Ниве» с восьмимесячным Максом отправились в Москву. И как раз на въезде в столицу «Нива» приказала долго жить. Кое-как на ней доехали (или, скорее, она на нас доехала) и продали ее очень быстро и удачно.
Часть IV
Женщина-руководитель
Важный атрибут успеха – быть собой. Никогда не скрывай, что делает тебя собой.
Индра Нуйи, генеральный директор PepsiCo
1. Команда приключений «Альпиндустрия». Первые поездки за рубеж
В начале 2000-х годов Саша исчерпал все свои возможности по самостоятельным проектам со спонсорской поддержкой. Нужно было придумать что-то новое. В Приэльбрусье, когда мы оба работали гидами, Сашу встретил Сергей Зон-Зам, руководитель компании «Альпиндустрия» в Москве, который в свое время поддержал его проект «Лэндровер» на Эльбрусе». Сергей позвал его работать к себе в турфирму.
К тому времени «Альпуха» была довольно известной компанией в альпинистском мире, но я знала ее скорее как магазин, продающий альпинистское снаряжение. А вот факт наличия еще и турагентства при магазине мало кому был известен. В то время директором турагентства был Александр Ельков, который до сих пор с нами работает.
Сергей позвал Сашу, и тот согласился. Саша решил, что будет делать новый туристический бренд: «Команда приключений «Альпиндустрия». У него всегда витала в голове идея создания клуба альпинистов и любителей гор, которые могли бы на постоянной основе общаться, встречаться и вместе ездить в горные путешествия по всему миру. Причем не ограничиваясь лишь семью вершинами. То есть это должен был быть, в его представлении, некий клуб единомышленников – как в спортивном альпинизме, но уже на коммерческой основе.
Саша начал работать в «Альпиндустрии». Первыми его клиентами стали как раз бывшие профессиональные альпинисты, которые за это время смогли выбиться в бизнесмены и заработать деньги. Идея Саши пришлась им по вкусу: лишние деньги у них имелись, а организовывать что-то самостоятельно времени и сил не было. Они были готовы платить за организацию экспедиций. Я продолжала сидеть с ребенком и параллельно работала на mountain.ru – переводила с различных англоязычных сайтов новости. И пока занималась переводами, почерпнула для себя много полезных знаний о мировом альпинизме и альпинистах. И все эти знаменитые личности и спортсмены представлялись мне этакими небожителями: словенец Даво Карникар, впервые спустившийся на лыжах с Эвереста всего за 5 часов, ни разу не сняв лыжи вплоть до базового лагеря на 5340 метрах. Француз Марко Сиффреди[25], спустя полгода проделавший спуск на сноуборде с вершины до передового базового лагеря на высоте 6400 метров за 2 часа.
Впоследствии Саша стал знакомить меня со знаменитостями лично, например с Валерием Бабановым[26], Дмитрием Бычковым, бессменным президентом Федерации скалолазания России. Вместе с Дмитрием мы стали участвовать в соревнованиях по ледолазанию, к которому его пристрастила жена. А поскольку Дмитрий являлся первоклассным скалолазом, то и в ледолазании показывал прекрасные результаты.
Еще до рождения Макса мы познакомились с четой Мороз – Ольгой и Владом, – владельцами известной питерской фирмы Redfox по производству outdoor-экипировки, в том числе альпинистской одежды и снаряжения. Влад на тот момент являлся профессиональным альпинистом, самым молодым мастером спорта по альпинизму в СССР (1987 год). За свою альпинистскую карьеру Влад совершил более 150 восхождений, из них – девять – труднейшей, 6-й категории сложности, 2Б восхождений – 5-й категории сложности, шесть первопрохождений по новым маршрутам и два первопрохождения на новые вершины. Участвовал в сложных зимних восхождениях на пик Корженевской (7105 м) и пик Ленина (7134 м).
Тогда мы поехали в Питер продавать им бамбук, который после себя оставили австралийцы. Мне кажется, Морозы не слишком заинтересовались таким необычным предложением. Но зато я впервые попала к ним в гости. И мы до сих пор дружим, уже больше двадцати лет. А в 2016 году Влад в составе нашей экспедиции в возрасте 55 лет поднялся на Эверест.
По мере роста турфирмы и интереса к горным путешествиям Саша стал привлекать к работе и меня. Сначала я выезжала в офис два-три раза в неделю, ну а потом, как водится, полностью погрузилась в новую работу.
Моим первым совместным проектом с «Альпухой» было новогоднее восхождение на Эльбрус. Мы посчитали смету в 300 долларов. Саша пришел в ужас: это же бешеные деньги, никто не захочет поехать! Тем более что самостоятельно можно добраться в разы дешевле. Тем не менее собралась достаточно большая команда – около 20 человек, – в основном друзья и знакомые: Саша Яковенко, Андрюха Адамов, Василий Кузнецов, Настя Кузнецова, Сергей Ларин. Мы тогда не дошли до вершины: уж слишком не повезло с погодой, да и ратраки зимой не ходили. Зато мы здорово отметили новогоднюю ночь в приюте «Бочки» (3750 м). Причем с настоящим фейерверком и с флагами зарождающейся «Команды приключений «Альпиндустрия».
Мой следующий выезд, в феврале 2003 года, состоялся в Африку, на высочайшую точку континента Килиманджаро[27] в Танзании. Мы сделали объявление, что делаем такую экспедицию. Саша должен был поехать сам, но, поскольку он там уже был, он решил отправить меня. Я, конечно, поначалу вовсю отпиралась: на Килиманджаро не ходила, да и вообще за границей до этого ни разу не была. К тому же нашему сыну исполнился всего годик. Но у Саши была очень четкая установка: никакие семейные перипетии не должны мешать работе и карьере, даже если это карьера альпинистская. Мне тогда очень помогла его мама, Майя Васильевна, без возражений решившая взять заботу о Максе на себя, за что я ей очень благодарна. Моя мама тогда еще работала и не могла приехать. А мне уже деваться некуда было: назвался груздем – полезай в кузов. Решение менять было поздно.
Команда попалась отличная, так что немного отлегло от сердца. Наш давний друг Юрий Лукьянов с двумя дочерями 16 и 18 лет. Юра уже тогда получил заслуженное звание «Снежного барса», хотя после этого лет 10–15 не ходил в горы, а тут решил своим девчонкам показать мир. Геннадий – мужчина постарше и, может, поопытнее нас. И был с нами еще один Юра – молодой человек, который до этого ни разу не был в горах. Однажды он прочел рассказ Хемингуэя[28], и с тех пор у него появилась заветная мечта – сходить именно на Килиманджаро. Причем ни его жена, ни семья, ни его знакомые – никто его не поддерживал. Так он тайком скопил деньги и сказал всем, что уезжает на дачу! А сам отправился навстречу своей мечте.
Мы очень удачно сходили. Девочки Юры Лукьянова чуть ли не первыми добежали. Геннадию только немного не хватило сил. А Юра, молодой парень, который так мечтал оказаться на вершине, когда до нее оставалось всего каких-то метров двести, схватил «горняшку»[29] и решил спускаться без вершины. Ему стало плохо – качало и шатало в разные стороны, ведь он впервые оказался на такой высоте. Я его уговаривала как могла: «Юра! Надо! Терпи! Давай потихоньку!» В конце концов он нашел силы, переступил через себя и смог достичь цели, осуществить свою мечту. Он был безмерно счастлив, что ему это удалось! И я тоже была счастлива вместе с ним – это была и моя победа тоже. Ведь для гидов – это высшая награда, когда люди-неальпинисты исполняют свои мечты и желания и приобщаются к нашему миру. В этом и есть смысл нашей работы.
Еще один интересный участник был с нами в команде – Илья Гаврилов. Он почти что мой земляк, все свои детские летние каникулы проводил у бабушки в Пятигорске. Он тогда очень загорелся идеей выполнить программу «7 вершин». И после построил отель с одноименным названием в Приэльбрусье.
Это был мой первый опыт зарубежных поездок. Хотя в начале мне было не по себе, и я очень волновалась, что не справлюсь. Но Танзания оказалась такой необычной, такой яркой страной, что все волнение как рукой сняло.
Килиманджаро поразила меня в самое сердце – гигантский, отдельно стоящий посреди африканской саванны исполин, покрытый величественной снежной шапкой, соединяющейся где-то в далеких высях с копной облаков. Восхождение на гору начинается фактически с нулевой отметки от уровня моря и заканчивается высотой почти 6000 метров. Несмотря на относительную легкость в плане технического подъема, набор высоты почти в 6 километров многих останавливает и заставляет разворачиваться.
Это действительно настоящее испытание себя, своих сил, своего организма. Но если выдержать, не повернуть назад, тебя ждут невероятные виды Африки с самой высокой точки. А в качестве отдыха после лишений и преодоленных сложностей можно устроить себе увлекательное сафари в прекрасных национальных парках Танзании, а затем пару дней отдохнуть на океане на ближайшем острове Занзибар.
Весной 2003 года Саша вновь собрался на Эверест. Всем казалось это безумной идеей. До этого никто не делал коммерческих экспедиций на Эверест – это было из области фантастики. Я тоже не верила, я вообще не представляла, как это возможно – каждый сам за себя должен заплатить. А стоило это тогда около 10 000 долларов – сумасшедшие деньги. Но, на удивление, нашлись бывшие профессиональные спортсмены – бизнесмены, готовые на эти расходы. Саша Яковенко выступил чуть ли не инициатором, Дмитрий Москалев, Бидзина Гуджабидзе, Василий Елагин – все они согласились. И Саша стал организовывать новую коммерческую экспедицию.
На удивление, в команде оказался один совершенно не «горный» человек – Слава Пашков. Он заявился на экспедицию, хотя в горах до этого вообще не был. Саша сказал ему, что нужно пройти какой-то минимум горный. На что Слава ему возразил: нет, его интересует только Эверест. А если он начнет ходить по горам и ему вдруг не понравится, он все бросит, и его мечта так и умрет, оставшись неосуществленной. А это неправильно. Тогда Саша предложил ему компромисс: Слава берет с собой дополнительного личного гида: так к этой экспедиции присоединился и Сергей Ларин. Причем приказал немедленно на зимний Эльбрус сходить вместе. И после Слава поехал на Эверест. Хоть и не поднялся, но остался доволен. Он с нами еще в нескольких поездках участвовал, на Аконкагуа был. А потом пропал куда-то…
* * *
Я в это время уехала на месяц в Бельгию. Все те же австралийцы с бамбуковыми конструкциями пригласили несколько человек из Федерации альпинизма Москвы и меня позвали переводчиком. Я очень переживала за Сашу – несколько дней с ним не было связи, а это было как раз время штурма вершины. От волнения я ни на чем другом не могла сосредоточиться, чуть ли не до истерики. Это потом, спустя время, я уже ко всему привыкла. А тогда мне казалось, что, раз нет связи целые сутки, обязательно что-то случилось и обязательно что-то нехорошее. Помню, в команде у нас был канадец – достаточно опытный альпинист, – он меня успокаивал, чаем отпаивал, просил не переживать: на Эвересте часто нет связи. И действительно – где-то через полтора дня Саша наконец вышел на связь.
2003-й был юбилейный год первого восхождения на высшую точку планеты новозеландца Эдмунда Хиллари и непальца Тенцинга Норгея. В Катманду ожидались большие празднования этого события, и наша команда также жаждала попасть на торжество. Однако погода на Эвересте не способствовала быстрому восхождению, и ребята здорово задержались на горе. В результате все группы уже спустились в Катманду, кроме нашей. И тогда Саша принял решение: поскольку отпраздновать они все равно не успевали, а погода наконец установилась отличная, он послал на вершину Сергея Ларина, который оказался единственным человеком в мире, стоявшим на вершине Эвереста 29 мая 2003 года, в день 50-летия первого восхождения на Эверест! Это был настоящий успех нашей команды!
В сентябре того же года мы организовали первую экспедицию на Арарат (5134 м). Тогда гора находилась в стратегически важной военной зоне Турции и вообще была закрыта для восхождений. Мы были первыми, кто осмелился обойти турецкие законы и нелегально отправиться на Арарат, на самом деле, конечно, все было не так: это был первый год послаблений, когда турки стали пускать на Арарат туристов и восходителей, вот мы этим и воспользовались. И даже получили специальную спортивную визу на Арарат. Так что законы чужестранские у нас и в мыслях не было нарушать.
С нами поехали 18 человек. И как раз после Арарата у нас появилось много настоящих друзей: зарождался тот самый клуб по интересам, о котором так мечтал Саша. В поездке принимали участие уже и настоящие «коммерческие» клиенты: не альпинисты-профессионалы, а люди, которым наскучили обычные отпуска на море/пляже и которые были готовы попробовать что-то новое. Причем у многих участников уже имелись и свои идеи восхождений в разных точках Земли. Я помню, что именно в этой поездке впервые услышала про Чимборасо (6310 м) – вулкан в Эквадоре, – самую удаленную точку от центра Земли. Про вулкан Орисабу в Мексике высотой чуть выше Эльбруса (5672 м), Айленд-Пик (6165 м) в Непале. Многие наши друзья даже нас опережали, разрабатывали сами маршруты, а мы потом ездили по их следам. Это были и Эквадор, и Мексика, и Перу, и другие места. Мы потом все это освещали как поездки наших друзей. Настоящий клуб по интересам был запущен.
Вспоминает Павел Нургалиев, один из первых и старейших участников «Команды приключений «Альпиндустрия»:
«Помню, зима была лютая. Замело всю Москву. Ехал я из центра домой по Щелковскому шоссе. Затор бешеный, стараюсь объехать его кулуарами да переулками. Остановился возле какого-то здания, а дальше просто хода нет. Вышел из машины и думаю: подожду чуть-чуть, все равно ехать невозможно. И вдруг утыкаюсь глазами в вывеску: «Магазин «Альпиндустрия» – туристические товары».
На улице мороз, дороги погребены под снежными заносами. Дай, думаю, зайду, погреюсь. И прямо на пороге, словно уже давно ожидая моего появления, встречает меня роскошная барышня – высокая, красивая, фигура прямо как у модели, – я аж охнул от неожиданности. Барышня с очаровательной улыбкой на лице говорит мне: «Заходите к нам, в туристическую компанию, мы вам предложим различные путешествия и приключения». Я ей отвечаю: «Здорово! А мне как раз это и нужно».
Красивой барышней оказалась Людмила Коробешко. В то время у них в магазине небольшой кабинет был, где, собственно, и размещалась туристическая компания, которой тогда руководил Людин муж, Саша Абрамов. Они в ту пору занимались разработкой символики для своего проекта – логотипом для флага и вывесок «Команды приключений «Альпиндустрия».
Спрашиваю у них: «Ну и куда же вы ходите?» – «Вот как раз собираемся на Арарат», – выпалила Люда с ходу. И опять мой черед удивляться пришел. Видимо, не случайно набрел я на магазин «Альпиндустрии»…
Дело вот в чем заключается: где-то за пару недель до нашей встречи я случайно наткнулся на статью о том, как один из русских военных летчиков, Владимир Росковицкий, в 1916 году, в самый разгар Первой мировой войны, в ходе разведывательного полета в Армении обнаружил сверху торчащие обломки старинного корабля прямо на берегу озера на легендарной горе Арарат. Впоследствии на Арарат была организована специальная разведывательная экспедиция, которая подтвердила версию Росковицкого, однако после свержения царского режима в Российской империи и прихода к власти большевиков все отчеты об этой находке были утеряны.
Я прямо-таки загорелся этой темой. Вот бы побывать там, посмотреть, действительно ли это могли быть обломки Ноева ковчега!
И тут Людмила мне и говорит: «На Арарат». Спрашиваю: «Хотите Ноев ковчег поискать?» Люда отвечает: «Заодно почему бы и нет». Я ей тогда рассказал все, что знал на тот момент. Люда даже обрадовалась, что я так хорошо осведомлен в данной теме. И, конечно, сразу же записала меня в группу.
Вот так началось мое первое путешествие с «Командой приключений «Альпиндустрия».
Люда, конечно, сразу поняла, что не такой уж я искушенный альпинист, и заманила меня в клуб скорее темой Ноева ковчега. Но ведь не случайно я прочитал эти статьи, а потом набрел на Людмилу.
С этой судьбоносной встречи моя жизнь пошла уже совсем в другую сторону. Меня всерьез увлекла деятельность «Команды приключений», и стали мы путешествовать по миру вместе с Людой и Сашей.
Александр Абрамов на тот момент был уже известной личностью в альпинистском мире. Мастер спорта по альпинизму, он организовал и провел огромное количество экспедиций и восхождений по всему миру. И в новой компании, с высоты своих спортивных амбиций, он был нацелен громко заявить о себе. И это ему удалось.
Людмила же понимала, что коммерческий успех существования новой «Команды приключений» будет невозможным без доступных опций для альпинистов, скажем, среднего уровня. Не профессионалов своего дела, каковыми являлись основатели «Команды», а для любителей, просто одержимых жаждой приключений. Для такого сегмента нужно было придумывать более лояльные программы, и Люда этим занялась в полной мере. Она сумела разработать предложения и правильно организовать график путешествий. И народ пошел, причем не только начинающие альпинисты вроде меня, но и восходители со стажем. Всем было интересно попробовать что-то новое, раньше доступное лишь единицам.
И мне довелось на самом начальном этапе принять участие в этих программах. Я уверен, что именно благодаря этим поездкам я «вырос» как восходитель и вплотную приблизился уже к серьезным восхождениям. Все это – по причине того, что Люда сумела отойти от чисто спортивного альпинизма в концепции построения нового бизнеса.
Получается, что большую часть жизни я пропутешествовал с Людмилой Коробешко и Сашей Абрамовым – ходили мы и на Монблан во Франции, и на зимний Эльбрус в России, совершили несколько путешествий в Непале – трекинги в базовый лагерь Эвереста и вокруг Аннапурны, взобрались на Килиманджаро в Африке, и на Аконкагуа в Аргентине, и даже на Денали[30] в Северной Америке – все это мне удалось сделать при непосредственном участии и поддержке со стороны Людмилы. Решение всех организационных вопросов в ходе подготовки и непосредственно во время поездок Люда всегда брала на себя, а мне и другим участникам оставалось только радоваться путешествиям и наслаждаться ими.
Главной чертой характера Люды, которая влияет и на ее стиль руководства, – это полнейшее спокойствие. Внешне я никогда не замечал никакой суетливости с ее стороны, она всегда себя вела крайне выдержанно. Полагаю, что это именно врожденная черта характера Люды. Специально такое спокойствие выработать невозможно. Ибо любая экспедиция, да к тому же в горах, едва ли не поминутно требует решения всевозможных проблем и возникающих нестандартных ситуаций.
Я никогда не слышал, чтобы Люда разговаривала на повышенных тонах, позволяла себе срываться, выходить из себя. Даже в самые трудные моменты она сохраняла невозмутимость и холодный ум. Она могла в себе таить сомнения и проблемы, но в группе всегда чувствовала себя уверенно, всегда находила общий язык со всеми подопечными.
Что еще всегда удивляло в Люде. При всей одержимости альпинизмом, такой целеустремленности, образе жизни она умудрилась и семью настоящую создать, и ребенка родить. Как ей удалось все это сочетать, мне, честно, трудно понять. Люда всегда поддерживала Абрамова, была и есть его надежная опора, главный товарищ, друг, бизнес-партнер.
Помимо укрепления семьи и создания бизнеса, Люда смогла добиться и серьезных результатов в клубе, стать знаменитой в альпинистском мире. Она неоднократный восходитель на Эверест и другие восьмитысячники, два раза закрыла проект «7 вершин», установив мировые рекорды при этом. В общем, лицо нашего альпинизма мирового масштаба. Я очень горжусь тем, что знаю ее лично и являюсь ее другом».
В феврале 2004 года мы набрали большую группу на Аконкагуа[31]. С нами поехали 20 человек, причем как восходители на Эверест, так и новички после Эльбруса и Килиманджаро. Аконкагуа не считается технически сложной горой для восхождения, однако в силу своего расположения всего в полутора сотнях километров от Тихого океана печально известна своими жесточайшими ураганами, свободно гуляющими по ее вершине. Вот почему на ней много голых скал, а снега меньше, чем на других вершинах.
Когда на Аконкагуа дует так называемый белый ветер (Bianco Vente), видимость падает до нуля, и восхождение оказывается невозможным. Кроме того, температура на вершине может резко понизиться до –30 градусов по Цельсию.
Вот почему восхождение на Аконкагуа никак нельзя недооценивать, тем более что до 7 тысяч метров высоты ей не хватает всего 38 метров. Местные гиды приравнивают условия на Аконкагуа к гималайским восьмитысячникам. Погода на горе крайне неустойчивая, а процент восхождений составляет всего 30.
Но в тот год мы поработали на славу: у нас взошли 18 человек из 20 – это был абсолютный успех!
Вспоминает Павел Нургалиев, восходитель на Аконкагуа:
«Хоть и царил у нас тогда дух материализма, мы несколько раз говорили с Людмилой про шаманизм, про горных духов, про места силы на планете. Я знаю, что Люда тоже интересовалась этим делом и частенько меня спрашивала, что значат горные духи и надо ли им кланяться. Мы сошлись тогда во мнении, что перед тем как идти на восхождение, не мешало бы сделать поклонение и отдать дань уважения горным духам. Собственно, в Непале практически все экспедиции так и проходят. Перед восхождением обязательно совершается обряд Пуджи – чтобы умилостивить богов и попросить их пустить к себе в их жилище и, главное, отпустить целыми и невредимыми. Кто бывал в Непале, знает, насколько это серьезно, и все восходители из всех стран крайне уважительно относятся к этой традиции. То есть путешествие с риском для жизни в горах нужно готовить не только материально, но и в духовном, и в психологическом плане, чтобы оно стало успешным. Не только чисто физическими тренировками, но и духовными практиками. Правильно себя вести в тех или иных странах, почитать обычаи и нравы. И тогда успех обязательно будет».
Количество желающих отправиться с нами в поездки по миру неуклонно росло – это уже была не одна группа раз в полгода, как раньше. Нас с Сашей на всех не хватало, и мы начали привлекать на работу гидов со стороны. Сперва наших давних и надежных друзей и знакомых: Сергея Ларина – старинного и верного друга Саши Абрамова, Николая Черного, заслуженного мастера спорта СССР, участника первой советской гималайской экспедиции на Эверест 1982 года, который и вместе с Сашей участвовал не в одной экспедиции на Эверест, Наталью Башкирову – специалиста по Непалу, жену трагически погибшего легендарного советского и российского альпиниста Владимира Башкирова[32]. Работал с нами и Игорь Свергун, известный альпинист из Харькова, мастер спорта международного класса, имевший за плечами восхождения на восьмитысячники в спортивном стиле, а также первопроходы на технически сложные вершины. К сожалению, Игорь погиб в июне 2013-го, когда возглавил украинскую экспедицию на Нанга-Парбат. 22 июня на альплагерь под вершиной напали исламские террористы, которые расстреляли безоружных альпинистов прямо на месте. Всего от рук террористов погибли тогда десять альпинистов из разных стран. Это была страшная трагедия для всего альпинистского мира и не только…
2. Сон Белоснежки (Денали, 6190 м, Аляска)
В 2004 году моим самым ярким воспоминанием была экспедиция на Денали – высочайшую точку Северной Америки (6190 м).
Я руководила этой экспедицией и, конечно, по своему обычаю, очень волновалась. Абрамов там был еще в 1990-е годы и дал мне однозначную установку: делай экспедицию, я тебе все расскажу. А сам уехал в очередную экспедицию на Эверест.
Мы собрали небольшую команду: трое ребят были из Украины, а там вообще очень сильные альпинисты всегда были и есть, и трое участников из России.
Тогда Денали казался мне прыжком в неизвестность. Новая страна. Новый континент – к тому же Аляска, предполагавшая суровые климатические условия и жесткое, бескомпромиссное восхождение. При всем желании эту гору язык никак не поворачивается назвать «клиентской». На горе нет ни портеров, ни поваров, ни местных гидов, которые могли бы оказать какую-либо поддержку. К тому же все снаряжение и скарб приходится тащить не только на себе, но и на санях, вес которых достигает порой 40 кг. И вот так, с санями за спиной, ты тащишься, то есть идешь в гору, отдавая ей все свои силы, а дойдя до лагеря, еще самостоятельно ставишь себе палатку. Чтобы приготовить еду, нужно уметь пользоваться специальной горелкой на жидком топливе (white gas). Я с такими горелками нигде в мире не сталкивалась и, чтобы не попасть впросак, заранее училась с ними работать, сидя прямо на ступеньках магазина «Альпиндустрия» в Москве, на удивление случайным прохожим.
Вспоминает Павел Нургалиев, участник экспедиции на Денали 2004 года:
«2 января 2004 года поднялись мы с «Командой приключений» на зимний Эльбрус и всей нашей дружной компанией отметили наступление Нового года. На склонах зимнего Эльбруса я впервые стал учиться стоять на лыжах под руководством чемпиона мира по ски-альпинизму Сергея Романова. А почему? А потому что именно на Эльбрусе в голову засела мысль попробовать Денали… Я пытался отгонять ее от себя как мог, но вновь и вновь к ней возвращался: а почему бы и нет? Клуб-то реальный, серьезный, все кругом крутые альпинисты, толковые ребята. С ними можно было пойти в поход.
В конце концов принял для себя окончательное решение: пойду. Загранпаспорт имелся, язык английский знал, потому подходящей кандидатурой являлся. Хотя среди остальных участников я был, по сути дела, совсем никем в альпинистском плане. Опыта подобных восхождений у меня не было, но зато меня переполняло неуемное желание этого достичь».
Команда подобралась сказочная – «Белоснежка и шесть гномов». То есть шесть участников-мужчин, и я – женщина-руководитель. В те годы я была единственной женщиной в экспедиции. Да еще и руководителем. Не знаю, как мужчины на такое согласились. В России до нас никто подобных экспедиций и не организовывал, вот они и решили рискнуть – пойти с женщиной. Ведь выбора-то у них не было.
Вспоминает Павел Нургалиев:
«Когда дело дошло до организации экспедиции, эту тему клуб прорабатывал достаточно серьезно. Надо было брать совершенно другое снаряжение, да и гора крутая. Я, конечно, боялся даже думать про такое восхождение. Сначала собиралась большая команда пойти, но потом осталось шесть человек – самых смелых и отчаянных.
Я убедил присоединиться к экспедиции своего приятеля Артема Головина. Сказал ему так: «Есть шанс пойти, а другой вряд ли случится. Если сейчас откажемся, вряд ли еще раз соберемся».
Мы, конечно, сильно сомневались, сможем ли подняться, но решили так: дойдем сколько сможем, а там видно будет. Главное, что хоть в тех краях побываем. Америку посмотрим, Аляску для себя откроем. На этом порешили и подали бумаги.
Погодные условия на Денали суровые, ведь это Полярный круг. Температура опускается до –40 градусов по Цельсию, а в придачу дуют ураганные ветра. Людмила тогда лично проверяла мое снаряжение: и ботинки высотные, и лыжи, и одежду.
Собрались мы и полетели в другое полушарие, почти как на другую планету. Во время пересадки – то ли в Вашингтоне, то ли в Чикаго – у нас случился курьез. Перегружали свои баулы альпинистские, и тут собака, находящаяся на таможенной службе, что-то учуяла у нас подозрительное.
А подозрительным оказался баул одного нашего товарища с Украины, который вез сало. Высокая дородная женщина-таможенница строго приказывает нам открыть баул. Мы испугались, что сейчас все наши запасы еды заберут. К тому же через 40 минут у нас самолет в Анкоридж, можем и не успеть на него. Что тут делать?
Объясняем женщине-таможеннику, что мы серьезные альпинисты и на проверку баула не один час уйдет – сколько там вещей мы везем. Женщина возмутилась нашей наглостью, руками замахала, а в это время я незаметно подменил украинский баул с салом на другой. Собака вновь подошла, понюхала и грустно удалилась восвояси. Слава богу, нас отпустили! Мы перегрузились в другой самолет и полетели навстречу снегам и ветрам.
Добрались сначала до Анкориджа[33], затем до Талкитны[34]. 40 минут полета – и мы на леднике Кахилтна, отправной точке нашего восхождения. Красота вокруг невероятная – горы, скалы, всюду безмятежность! Как будто и вовсе не существует суетливого мира со всеми его сложностями, стрессом и бесконечными проблемами. Мы с Темой достали варганы, поиграли немного. И пошли.
И тут через полчаса нашего хода случился момент, который показался мне нехорошим знаком. Я был впереди, на лыжах, а некоторые ребята шли на снегоступах. Оказалось, что сани у Люды каким-то образом сами отцепились и укатились в трещину. Остановились на полпути, и их удалось вытащить. Обратил я внимание, что Люда в этот момент побледнела крепко. Не знаю, думала ли она о том, что это нехороший знак или нет, – не могу сказать».
Мы тогда еще не очень хорошо знали, как передвигаться по склону с санями. Четверо из нас взяли с собой лыжи, причем специальные – для скитуров, то есть для горных лыжных походов. Такие лыжи легче, но при этом шире и длиннее обычных лыж. Как я потом поняла, это было ошибкой. Остальные были на снегоступах. Санки надо было привязывать определенным способом. Видимо, где-то я недоглядела, и в один момент мои санки резко улетели – съехали чуть ли не в трещину. Ребята помогали мне их вытаскивать. Тем не менее, несмотря на все тяготы жизни, передвигались мы в достаточно быстром темпе и уже на седьмой или восьмой день были готовы штурмовать гору (обычно маршрут по «классике» занимает около двух недель).
Вспоминает Павел Нургалиев:
«После случая с санями мы продвигались без особых приключений, поставили несколько лагерей и оборудовали базовый лагерь. Стали делать заброски в штурмовой лагерь. И веревки таскать, и остальное снаряжение, и палатки ставить – все надо было самим делать – таковы правила на Аляске. У одного нашего участника с Украины сильно опухла нога, ему пришлось спускаться вниз. Остальные продолжили путь к штурмовому лагерю.
Погода стояла отличная, однако я почувствовал, что начал заболевать. На ночь выпил таблетку парацетамола. У Люды со здоровьем все было в порядке».
Наутро штурма я проснулась в лагере на 5200 метрах и осознала, что ночью меня настигла «горняшка». Причем не просто недомогание: у меня начался отек мозга, причем достаточно сильный. Тем не менее я вышла на маршрут. Спустя два часа пути мне стало очевидно, что я никуда не дойду. Сказала ребятам, что разворачиваюсь, дошла до лагеря и, как оказалось впоследствии, пролежала без сознания часов пятнадцать.
Вспоминает Павел Нургалиев:
«Вышли ранним утром на восхождение – хотя утро и ночь на Аляске – понятия крайне условные. Погода испортилась – мороз сильный, поднялся ветер, даже метель. Видимость ухудшилась. Люда довольно быстро начала отставать. Потом она присела и сказала, что пойдет вниз, так как очень плохо себя чувствует. Мы еще недалеко ушли от лагеря, палатки было видно, и мы сказали ей: «Спускайся, дни у нас еще есть, в случае чего завтра еще раз можно будет попытку совершить». Люда начала спуск довольно бодро, мы же продолжили подъем.
В какой-то момент группа разделилась: часть ушла вперед, часть отстала, и получилось, что я шел один. Когда я поднялся на вершину, никого рядом со мной не оказалось. Только два корейца встретились мне, они уже спускались быстрым темпом. Я сделал фотографии и тоже немедля начал спуск.
Около часа занял у меня спуск на плато, где я встретил ребят из своей группы – Артема и еще одного участника. Они остановились на передышку, но хотели продолжить восхождение. Я предложил им подождать их, однако они уговорили меня пойти вместе с ними. Я соблазнился этой идеей: у Артема с собой была камера, и очень хотелось снять видео на вершине. Да и чувствовал я себя неплохо.
Немного разгрузившись, мы в довольно быстром темпе уже втроем пошли на вершину. Сходили удачно, сфотографировались, сняли видео и уже окончательно стали спускаться. Вечерело, периодически налетал ураганный ветер. Я пошел вниз быстрее, чтобы заранее спуститься в лагерь и приготовить чай. Видимость была неплохая, даже огни лагеря виднелись.
Когда я спустился, украинская палатка была зачехлена. Наши украинские товарищи, оказывается, спустились раньше и из палаток не выходили, так как сильно устали на восхождении. Я спросил, видели ли они Люду: нет, не видели. Люда спала в своей палатке. Я нашел бензин, стал топить лед и заваривать чай. Через час спустились ребята. Они сразу в палатку ушли. Я спросил, а что Люда. Люда спит, ответили они.
Я обратил внимание, что Люда не сняла кошки, прямо в них и завалилась спать. Кошки торчали снаружи палатки. Меня это насторожило: обычно люди переобуваются перед тем, как залечь в палатку отдыхать. Я приготовил чай, однако никто не захотел вылезать наружу. Я уже тоже сильно замерз, хлебнул чаю и начал залезать в палатку. Люда спала. Я пошевелил ей ноги, чтобы ее разбудить, однако это не принесло эффекта. Позвал ее – никакого отклика. Предложил чай – ответа нет. Стал светить фонариком ей в лицо – а оно как будто бы инеем покрыто. Пытаюсь ее разбудить, по щекам бью – не будится. Я оттянул ей веки, и тут увидел, что зрачки у нее закатились. Голова обмякла».
Когда ребята спустились с вершины, они сначала подумали, что я сплю. Но Павел Нургалиев заподозрил, что это не просто сон, а, похоже, сон той самой Белоснежки. Изо рта у меня шла пена, а когда он попытался меня «разбудить», то увидел мои закатившиеся глаза.
Вспоминает Павел Нургалиев:
«Я жутко испугался. Люда, оказывается, все это время была без сознания. Я проверил: дыхание было, хоть и слабое. Первая мысль: необходим кислород и какое-то лекарство от отека. Я в панике побежал по лагерю. Все палатки, словно норки, зарыты в снегу. Только в одной из них заметил некоторое шевеление. Подумал: а вдруг это палатка местного рейнджера. Так и оказалось! Стал просить помощи. Долго ждал… В конце концов, вышел парень с сумкой медикаментов.
Мы отправились к нам в палатку. Включили все фонари, какие были. Рейнджер говорит: «Дело плохо, все признаки отека головного мозга». Нужен укол и немедленно вниз спускать. Через шесть часов еще укол. И чем быстрее мы ее за это время спустим, тем лучше.
Рейнджер отправился за дополнительными ампулами. Я пытался растормошить Люду. Ноги у нее совсем замерзли. Признаков жизни она не подавала. Рейнджер тем временем исчез. Я побежал опять за ним, прихватив с собой бутылку виски. Виски в тех промерзлых краях – живительная влага. Рейнджер смилостивился, обошел другие палатки, нашел ампулы и даже кислород.
Рейнджер сделал укол, оставил баллон с кислородом и приказал немедленно спускаться до базового лагеря. На базе есть медпункт, и в случае необходимости можно спасателей вызвать. А мы только с вершины спустились, сил никаких нет куда-либо идти. К тому же нужно и все вещи с собой брать – и палатки, и бензин, и все снаряжение. И даже туалет переносной. Ничего оставить нельзя.
Люда понемногу стала в себя приходить под действием кислорода. Глаз один открыла сама. Я говорю всем участникам: «Ребята, надо собираться и немедленно вниз Люду тащить». Ребята отказываются, говорят, до утра подождем, нам отдохнуть надо, сами еле ходим. Тут уж я разозлился не на шутку. Кричу: «Сейчас все бросим здесь и вниз немедленно, человек на грани жизни и смерти!» Пошел опять помощи у рейнджера просить. Тот согласился: «Хорошо, попытаемся, шансы есть еще, хотя отек уже был серьезный».
Мы стали собираться. Люду одели во всю возможную одежду, обвязали веревками, попытались на ноги поставить, так как тащить не было никакой возможности. Рейнджер говорит: «Нужно заставить ее шевелиться». А она ведь без сознания. Но поставили все же ее вертикально, втроем стали спускать. Сначала Люда ноги просто волочила, потом даже начала шевелиться, пытаться идти самостоятельно.
Прошли кулуар, вышли на гребень – самый трудный участок. Я остался с ребятами снимать лагерь. Загрузились, чуть живые, и тоже пошли вниз по следам. А рейнджер с помощниками тем временем спускали Люду. По крутому склону чуть ли не половину пути просто слетели. Как это Люда выдержала, не представляю. Но они сверху ее хорошо страховали, так что она не травмировалась нигде. Затем уже мы подоспели со всем скарбом и даже туалет переносной захватили, хоть и была у меня мысль его «забыть».
Ребята кое-как привели меня в сознание. Слава богу, на горе оказались спасатели с кислородом – обычно в этих краях им никто не пользуется. Они дали мне подышать, что, наверное, меня и спасло. Меня помогли спустить до высоты 4400 м, где уже находился лазарет с местным врачом.
Вспоминает Павел Нургалиев:
«Спустились, наконец в базовый лагерь. Я сразу побежал в медпункт. Положили Люду в более-менее теплое огороженное помещение и под кислород. Сделали второй укол. Люде явно стало лучше – ведь, помимо уколов и кислорода, мы прилично сбросили высоту, а в горах каждый метр оказывает влияние на физическое состояние. Пока она лежала под кислородом, я нашел разбитые сани, которые мне любезно разрешили взять. Постелили на них спальники, положили Люду. И еще один лагерь сняли. Заготовили паек, уже не останавливаясь, стали спускаться вниз. Надо было дойти до места, где у нас были закопаны лыжи.
Взяли немного кислорода. Люда стала меня узнавать. По пути вниз пару раз она перевернулась, и с этого момента к ней стало возвращаться сознание, она стала что-то понимать. Самостоятельно на ноги поднялась, удивилась даже. Затем Люду опять заклинило, пришлось ее снова класть на сани. Пришли к лыжам, привязались. Люда снова пришла в себя и какое-то время шла сама. Потом опять положили. В общем, такое состояние у нее было – то теряла чуть ли не полностью сознание, то приходила в себя.
Как только еще высоту сбросили, Люда уже начала смотреть по сторонам, говорить.
Прибежали уже вниз, в медпункт. Нам надо вниз немедленно добраться, а погода ухудшилась, и народу просто немерено столпилось. Все ждали самолета, а самолеты не летали. И вот каждое утро все выходили и всем лагерем топтали снег, делали площадку, чтобы самолет смог приземлиться. Я сумел пристроить Люду – там было место теплое – и кислород нашел. Люда довольно быстро стала приходить в себя, начала есть.
Прошло где-то два дня. Самолеты по-прежнему не летали. Но Люда уже ходила самостоятельно, вернулась даже к нам в палатку. Состояние у нее было не очень, мягко выражаясь, но угроза для жизни миновала.
В итоге где-то дней пять мы там еще провели, дожидаясь самолета. И вот наконец он прилетел. Мы сели в самолет, покинули ледник и прилетели вниз, в Талкитну, не веря своему счастью. И тут Люда на зеленке, уже совсем придя в себя и осознав все произошедшее, стала сильно сокрушаться: как же так случилось, что не взошла на вершину. Я ее успокаивал: «Не страшно, в другой раз сходим, главное, жива осталась».
Хорошо, что все так хорошо закончилось. Задержись мы бы там еще на сутки, все могло бы окончиться иначе…»
Тогда я не дошла до вершины.
Я много лет размышляла, почему у меня в тот раз случился такой сильный отек мозга. Впервые в жизни – на высоте, на которой я бывала уже не раз. Однако ответа так до сих пор и не нашла[35]. Но осталась у меня после этого какая-то недосказанность. Что-то не до конца сделанное. Хотя про проект «7 вершин» для себя лично я вряд ли тогда еще задумывалась.
В том же 2004 году, осенью, мы организовали экспедицию на пик Костюшко – высочайшую точку Австралийского континента высотой, правда, не исполинской – всего 2228 метров, но входящую в программу «7 вершин»[36]. А поскольку мы в такую даль забрались, то решили заодно заехать в Новую Зеландию и взобраться на гору Кука (Mount Cook Aoraki, 3724 м) – высочайшую точку в новозеландских Южных Альпах. А на обратном пути, когда летели через Японию, просто грех было не посетить священную японскую гору Фудзияма (3776 м). Там мы познакомились с Сергеем Кофановым, уже достаточно известным альпинистом из Екатеринбурга, мастером спорта по альпинизму, хотя на тот момент ему было всего 26 лет. Сергей впечатлился будоражащими воображение рассказами Паши Нургалиева про наши злоключения на Денали и сам загорелся во что бы то ни стало взобраться на такую «страшную» гору.
Вспоминает Павел Нургалиев:
«Сманили меня крутые альпинисты на Маунт Кук взобраться. Именно на этой горе снимался фильм про К2. Я подумал: а почему бы и нет? Собрался и поехал.
Сергей Кофанов, с которым мы познакомились во время этой поездки, не на шутку проникся нашими рассказами об экспедиции на Денали. И мы даже договорились с ним, что, если я на Эверест соберусь, он со мной гидом пойдет.
Люда к тому времени совсем в порядок пришла. И все организационные вопросы со своей обычной легкостью и непринужденностью решала, пока крутые альпинисты в карты играли, то есть планы совместные обсуждали. Хотя, справедливости ради надо сказать, остались у нее кое-какие остаточные явления – ведь времени-то прошло совсем не так уж и много.
Но Люда – просто сверхчеловек. Она преодолела все. На Эверест потом сходила, и неоднократно. Снова она отправилась на Денали. И опять у нее не вышло во второй раз, так она и в третий раз пошла – связалась с теми же рейнджерами, которые спасали ее тогда, подружилась с ними, познакомилась с этим парнем и все же сходила. В общем, настырность у нее сильнейшая. И если она что-то задумала, так уж точно доведет дело до конца. Суметь выбраться из отека головного мозга и продолжить туристическую и альпинистскую карьеру – это, с моей точки зрения, нечто уникальное. Я бы даже сказал, спортивный феномен и удивительное чудо одновременно. Так что вот такой есть у нас представитель российского альпинизма – дважды закрывшая программу «7 вершин», организовавшая вместе с Абрамовым сильнейшую фирму, в управлении которой огромная заслуга принадлежит именно Людмиле».
Не прошло и полгода после нашей первой экспедиции, а Сергей Кофанов в 2005 году, уже будучи гидом «Альпиндустрии», собрал часть группы на Денали. Среди участников были очень известные альпинисты из Екатеринбурга, о которых до того момента я читала только в книгах: Валерий Першин, Евгений Виноградский, Алексей Болотов. Получилась большая группа, которая разделилась на две части – одной руководил Сергей Кофанов, который вместе со своей командой передвигался по классическому маршруту по западному контрфорсу (West Batress). Вторая группа, включавшая самых сильных, технически подготовленных и опытных участников, выбрала более сложный маршрут по западному гребню (West Rib) «5Б» категории сложности. Меня тогда на гору не пустили местные рейнджеры[37], но все участники успешно выполнили план. В той экспедиции была еще одна женщина – жена одного из участников. Чтобы не скучать в ожидании ребят, мы с ней взяли машину напрокат и совершили классное автомобильное путешествие по Аляске.
В начале 2005 года мы организовали поездку в Эквадор, на знаменитые вулканы Котопакси (5896 м) и Чимборасо (6310 м), в том же году сходили в трекинг в Перу опять же в мужской компании. Почему-то ребята из той группы хотели пройти именно трекинг. Однако уже после в голову мне закралась мысль, что как бы ни был хорош и красив трекинг, это все же прогулка без цели – ведь вершины нет. И те ребята, как ни странно, мою мысль потом реализовали. Некоторые из них серьезно занялись альпинизмом: двое из них – Илья Слуцкий и Андрей Будник – сходили на Ама-Даблам в Непале, кто-то поднялся на пик Ленина на Памире. Хотя каждому свое: в конце концов, и трекинг может быть таким, что не уступит по тяжести и самому восхождению на вершину.
3. Эверест – попытка № 1
Все это время Саша звал меня на Эверест. Все эти годы я отпиралась как могла. Я никак не могла себя убедить, что морально давно готова к восьмитысячнику и мой горный опыт уже позволял мне совершать подобные восхождения. В 2006 году я не выдержала и поддалась Сашиному напору.
Весной того же года я поднялась с группой на Айленд-Пик в Непале на 6183 метра. А уже непосредственно перед экспедицией на Эверест мы всей командой встретились в Катманду. В те годы в наших экспедициях иностранцев участвовало больше, чем русских. А в экспедиции 2006 года – где-то 50 на 50. Эта экспедиция получилась серьезная – больше 20 человек, и почти 80 процентов собирались идти на вершину. Программа восхождения была через Тибет, северную сторону Эвереста. Тогда еще с севера не было никакой инфраструктуры – мы жили в достаточно спартанских условиях: убогих лоджах очень сомнительной чистоты, похожих на нары, с туалетом на улице – сейчас, конечно, это просто смешно вспоминать.
Поначалу в экспедиции все шло по плану. Все достаточно хорошо акклиматизировались, до высоты 7500 метров сходили в нормальном темпе, что крайне важно для оценки успешности самого штурма. Погода стояла отличная, и первая группа без проблем поднялась в штурмовой лагерь. Во второй группе шли я с Сашей и австралийцы. Причем одному из них было около 14 лет. В экспедиции участвовал также наш давний голландский друг Харри Кикстра, владелец сайта 7 summits.com, который вел собственного клиента.
Мы вышли на седло на 7000 метрах. Отрыв с первой группой у нас составлял где-то два дня. Утром мы проснулись и начали готовиться к переходу в лагерь на 7700 метрах. А навстречу нам должна была спускаться первая группа, которая уже поднялась на вершину. После ночевки в лагере на 7700 метрах один из участников первой группы, Игорь Плюшкин, внезапно почувствовал себя плохо – жаловался на недостаток кислорода и затрудненное дыхание. Он продолжил спуск с использованием кислородного баллона, однако это ему не помогло, так же как и уколы дексаметазона[38].
Борьба за жизнь Игоря продолжалась полтора часа, однако, к сожалению, не дала результатов. Тело Игоря было решено оставить в высотном лагере, чтобы спустить его через год.
Все остальные участники, особенно иностранцы, кто приехал издалека, решили продолжить восхождение. Саша тогда сказал мне: «Люда, если хочешь, можешь тоже идти, так как это твой шанс подняться на вершину». Однако сам Саша отказался от дальнейшего восхождения. Да и по советским традициям, из которых мы все выросли, если в группе случалось ЧП, восхождение обычно прекращали. Меня одолевали сомнения: погода стояла прекрасная, шерп оказалось больше, чем участников, кислорода много, я чувствовала себя прекрасно и отлично понимала, что другого такого шанса, шикарных условий уже может и не предоставиться.
Приняв во внимание все эти обстоятельства, я все же решила спускаться.
В конце концов, внизу могла понадобиться моя помощь. К сожалению, на этом трагедии на Эвересте в том сезоне не закончились – это было только начало… Подробно об экспедиции 2006 года Саша написал в своей книге.
Несколько месяцев после Эвереста-2006 Саша находился в очень подавленном состоянии, да и я тоже. Мне казалось, что я уже больше никогда не поеду на Эверест. Нам приходили в голову мысли окончательно забросить наше дело и перестать водить людей в горы, заняться чем-нибудь другим. Это был очень тяжелый для нас период.
Однако Саша – и я не могу не восхищаться его мужеством – после долгих раздумий и тщательного анализа ситуации решил пойти другим путем. Он учел все свои ошибки и ошибки других организаторов. Он кардинально поменял стиль экспедиций на Эверест: максимально поднял цену, но при этом постарался свести все возможные риски к минимуму. Он отказался от экономных, недостаточно обеспеченных экспедиций в пользу дорогих, но оснащенных самым качественным, новейшим снаряжением, привлекая к работе только самых опытных высотных шерп, обеспечивая высочайший уровень сервиса на горе для каждого участника. И мы продолжили работать.
4. Эверест – вершина!
В 2007 году мы снова организовали экспедицию на Эверест под руководством Александра Абрамова. Впервые мы залетали через город Лхасу (Тибет). После трагедий 2006 года это был стопроцентный успех! Все участники в полном составе – 26 человек – 14 альпинистов и 12 шерп – стояли на вершине мира! Среди них – наш друг – известный азербайджанский альпинист Исрафил Ашурлы.
После двух неудачных экспедиций подряд – 2005-го и особенно 2006 годов, когда я совершала свою первую попытку восхождения в составе нашей экспедиции, окончившейся двумя трагедиями, я находилась в состоянии тяжелой депрессии. И вот наконец в 2007 году я достигла цели, о которой раньше и не мечтала! Моему счастью и эйфории, которая меня охватила, не было предела. Да, я перетерпела, я сделала это!
На вершину я поднялась чуть ли не первой из всех участников, в компании со своим шерпой. Постояла на вершине около 15 минут, сделала фотографии. Несмотря на переполнявшую меня радость, я отдавала себе отчет, что по-настоящему смогу порадоваться, только спустившись на безопасную высоту. Ведь большинство несчастных случаев происходит именно на спуске, когда мотивация, что гнала тебя вверх, невзирая на тяжелейшие физические и психологические условия, уступает место невероятной усталости и апатии.
Таковы особенности психики: человеку кажется, что он полностью выложился, достиг невозможного, и на спуск у него может не остаться ни сил, ни желания. А ведь восхождение заканчивается не на вершине – это только половина пути. И вторая половина, если к ней не быть готовым физически и психологически, может и вовсе не состояться…
К тому же на вершине мороз около 35 градусов, сильно долго там не постоишь. И я было уже собралась спускаться, но мой шерпа меня внезапно остановил. Он достал из кармана фотографии своих близких людей, соорудил на вершине что-то вроде алтаря, расставил флажки… «Эверест, – объяснил мне шерпа, – это прямой доступ к космосу». И теперь все его родные и близкие тоже имеют возможность к нему прикоснуться…
Восхождение заканчивается не на вершине – это только половина пути. И вторая половина, если к ней не быть готовым физически и психологически, может и вовсе не состояться…
Уже на спуске я встретила Сашу, увидев меня, он сказал, что нужно обязательно сфотографироваться вместе на вершине. Я сперва отказывалась – боялась, что не хватит сил на спуск. Но он меня убедил: «Или идем вместе, или разведусь». Пришлось соглашаться. Так я в свой первый Эверест фактически дважды побывала на его вершине.
В тот год мы познакомились с легендарными казахскими альпинистами Максутом Жумаевым и Василием Пивцовым, которые делали свой собственный проект 14 восьмитысячников без кислорода. До завершения проекта Максуту оставалась К2 – вторая по высоте вершина мира после Эвереста высотой 8611 метров, на которую он хотел подняться летом того же года. А еще Максут собирался жениться. И никак не мог решить, что ему сделать в первую очередь: жениться до восхождения на К2 или сразу после? Кто-то пошутил: «Женись-ка ты лучше вместо К2».
Так оно тогда и получилось, Максуту не удалось подняться на К2, но свадьбу он все же сыграл. А потом и успешно завершил проект. С тех пор мы с ними дружим, у нас было уже несколько совместных проектов, в том числе Максут вместе с нашим клубом закрывал программу «7 вершин». Недавно я встретила его на Эльбрусе, где теперь ежегодно устраиваются военно-олимпийские игры, где Максут руководит своей командой от Казахстана. Сейчас мы обсуждаем совместную экспедицию в Антарктиду или в Непал. То есть общение, которое у нас завязалось более 15 лет назад, успешно продолжается и по сей день. Впрочем, в горах почти всегда так и выходит: если встретил в горах друга, он потом, как правило, на всю жизнь им и остается.
В 2006 году я была единственной женщиной – участницей нашей экспедиции на Эверест. В 2007 году к нам присоединилась британская альпинистка Ханна Шилдс, и нас стало двое… А потом очень многое изменилось.
Вспоминает Александр Гребенюк:
«Когда я узнал, что Люда собирается подняться на Эверест, честно говоря, я был очень напуган этим известием. Я откровенно боялся, представляя, насколько это тяжело, трудно и больно. И что через это все Люде надо будет пройти. Я старался особо не думать на эту тему, но, конечно, подсознательно только и ждал новостей. Потом, когда пришла информация, что Люда успешно поднялась на Эверест, и все благополучно спустились в базовый лагерь, и что все хорошо закончилось, я обрадовался чуть ли не до слез, что все это наконец закончилось. И все эти трудности, все эти метры и километры, головная боль, страх, палящее солнце, пронизывающий холод – все осталось позади. Было очень волнительно за нее.
Вскоре Люда вышла на совершенно другой уровень в своей альпинистской карьере. Вместе с Александром они начали раскручивать значимые международные проекты сначала в «Альпиндустрии», а затем уже в своем собственном клубе «7 вершин». Мы тоже пользовались информацией, которой делились с нами ребята, делали на ее основе свои поездки и экспедиции. Благодаря Люде и Саше наши одноклубники тоже смогли побывать и на Арарате в Турции, и на Килиманджаро в Танзании, и на Орисабе в Мексике, и на Охос-дель-Саладо в Чили. И на некоторых восхождениях нам даже, к нашей обоюдной радости, довелось пересечься, как это было на Охос-дель-Саладо в январе 2014 года.
Когда мы уже прибыли в чилийский город Копиапо и через два дня собирались стартовать в сторону Охоса, неожиданно позвонила Люда и сказала, что решила сделать сюрприз мужу – приехать на его день рождения. Группа под руководством Абрамова улетела значительно раньше и уже проходила акклиматизацию на горе. Мы очень обрадовались, что вместе проведем какое-то время в таком экзотичном месте. Люда наняла внедорожник с водителем и местным гидом, который должен был отвезти ее в базовый лагерь Охос-дель-Саладо, расположенный на высоте 5200 метров. Мы решили скорректировать свои планы и отправиться в Атакаму в те же даты. Гид, который работал с Людой, по ее просьбе помог нам выбрать подходящий внедорожник и скорректировал запасное горючее. Так что Люда в очередной раз нам добавила запас прочности, и мы ей были очень благодарны.
На развилке мы попрощались: наш путь лежал в лагерь, находившийся в долине Лагуна Верде на высоте 4300 метров. Мы рассчитывали провести там несколько дней в рамках акклиматизационного процесса. Люда же сразу отправилась в базовый лагерь Охос-дель-Саладо. И когда через пару дней мы тоже до него добрались, выяснилось, что вся команда «семивершинников» уже ушла в верхний, штурмовой лагерь. А вернее, уехала, поскольку до штурмового лагеря на 5800 метрах ведет дорога, хоть и не асфальтированная, но, можно сказать, грунтовая. Мы решили догнать их. С большим трудом мы добрались до высоты 5300 метров по острым камням и зыбучему песку (дорога хоть и есть, но совсем не простая). В комплекте машины не оказалось насоса, и было много шансов повредить колеса. Я посчитал, что остаться на такой высоте без колес будет немного грустно. В раздумьях о том, что делать дальше, мы остановились и вдруг увидели, что сверху по дороге спускается человек этакой размашистой походкой. Мы решили дождаться его и узнать подробности.
Оказалось, что это была Люда. Она отказалась от восхождения и спускалась в лагерь, чтобы решить организационные вопросы встречи группы после восхождения. А также начать готовить праздник в честь дня рождения Александра Абрамова, так как восхождение совершалось день в день. Мы обрадовались удивились: ну где бы мы еще встретились, как не на склонах высочайшего в мире вулкана в Чили? Наши ребята по этому случаю тут же сочинили экспромт: «Отдыхали от пробежки, но в пустыне Атакама повстречалась Коробешко». И это действительно было очень радостное событие.
Спустя время группа спустилась с восхождения, с вершины высотой почти 7000 метров. Погода стояла плохая, все были облеплены снегом, уставшие, подмороженные. Некоторые ребята с опытом Эвереста заявили, что Охос дался им тяжелее, чем сам Эверест. Но вся усталость и тяжести были нивелированы самым настоящим праздником – с застольем, прекрасной едой и крепкими напитками в честь дня рождения руководителя, Саши Абрамова, традиционно соединяющего свой праздник с восхождением на одну из любимых гор. Это было очень необычное мероприятие, которое запомнилось, пожалуй, на всю оставшуюся жизнь. Я бы даже сказал, был получен новый опыт. Было здорово.
Наутро группа Абрамова свернула лагерь, оставив нам излишки воды и продуктов. Мы прожили там еще несколько дней, а затем совершили, в свою очередь, восхождение – в идеальную погоду, без снега и ветра, без единого облачка на небе. Нам очень повезло – подобные климатические условия очень редки в этих краях».
5. Женщины на Эвересте и на других восьмитысячниках. Начало
За 54 года до моего восхождения на Эверест с 1953 по 2007 год на «крышу мира» поднялись более 2500 восходителей со всего мира. И из них всего 87 женщин.
Я была не первой, а третьей россиянкой, стоявшей на высшей точке планеты, и мне, естественно, было любопытно узнать о своих предшественницах.
Женское присутствие на Эвересте началось значительно раньше: 16 мая 1975 года японская альпинистка Дзюнко Табэи стала первой женщиной, поднявшейся на вершину Эвереста.
Единственной советской женщиной, покорившей самую высокую вершину мира, стала иркутянка Екатерина Иванова, совершившая восхождение 10 мая 1990 года. Задолго до этого Екатерина Иванова как одна из сильнейших альпинисток СССР была отобрана в команду советской экспедиции на пик Канченджанга – третью по высоте в мире вершину (8586 м), которая триумфально состоялась в 1989 году. Тренировки отобранных участников – звезд советского альпинизма – начались за три года до самого восхождения.
Будущие участники экспедиции имитировали восхождение на Канченджангу на Эльбрусе, пике Коммунизма, пике Победы – самых высоких вершинах СССР. Катя Иванова с честью прошла все испытания наравне с мужской частью команды. Однако за месяц до отъезда в Непал ей объявили, что женщины в экспедиции не будут принимать участия.
Екатерина была разочарована. Ведь она, казалось, упустила единственный шанс осуществить главную цель своей жизни. В те времена гималайские экспедиции из СССР были сродни полетам в космос. И если не удалось попасть в команду, второго шанса можно было и не ждать. Катя трезво оценила ситуацию. Решила завязать с горами. Вышла замуж и ро
Людмила Коробешко Ген высоты 2.0. Женский взгляд: биография первой российской альпинистки, выполнившей программу 7 Вершин Посвящаю моей маме – Пашукевич Лидии Ивановне © Рыбакова А. В., соавтор, 2023 © Коробешко Л.С., текст и фото, 2023 © Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023 Вводное слово от соавтора книги Анны Рыбаковой Мы познакомились с Людмилой Коробешко в 2003 году, когда в составе коммерческой группы совершали восхождение на легендарную гору Арарат в Турции. Мой муж, родом из Казахстана, с детства ходил в горные походы и путешествия. Он привил любовь к горам и мне. Мы вместе поднимались на вершины в разных уголках мира, однако организовывали свои поездки самостоятельно при помощи местных туристических компаний. Однажды мы решили отправиться на Арарат, связались с местным туроператором. Арарат в то время только открывался для обычных туристов, так как находился в зоне военного значения, а потому в течение предыдущих 20 лет все восхождения на него были запрещены. Для того чтобы попасть в эту запретную зону, нужно было приобрести специальную спортивную визу, на которой значилось слово «Ağrı Dağı», то есть турецкое название Арарата. Дело это было нелегкое. Местный турецкий оператор подсказал нам связаться в Москве с «Командой приключений «Альпиндустрия». Она как раз организовывала туда собственную экспедицию в те же самые даты, что и у нас, а получить визу на большую группу было значительно проще. Мы так и поступили. Приехали в офис компании, где нас и встретила Людмила. Мы присоединились к группе, и практически все участники удачно взошли тогда на вершину. С тех пор наша дружба с Людой Коробешко и Сашей Абрамовым не прекращалась. Мы продолжали довольно тесно общаться на протяжении всех этих лет, хотя вместе практически никуда не ходили, – они реализовывали собственные проекты, мы – свои. Но мы всегда с удовольствием делились нашим опытом самостоятельных экспедиций и с невероятным удовольствием слушали рассказы об их собственных приключениях. Судьба вновь свела нас с Людой на горной тропе лишь в 2021 году, когда я в составе группы клуба «7 вершин» отправилась в Колумбию. Мы взошли на не очень сложную гору Невадо-дель-Толима высотой 5276 м. И с удивлением обнаружили, что впервые за 18 лет снова стоим вместе на горной вершине. Затем мы совершили блестящее путешествие в затерянный город, который так и называется «Сьюдад Пердида»[1], некогда принадлежавший загадочному народу культуры Тайрона, и успели полюбоваться удивительно синими водами Карибского моря. Первое, что мне бросилось в глаза, – Люда нисколько не изменилась с тех пор, как мы впервые вместе побывали на Арарате. Это была все та же прежняя, компанейская, дружелюбная и веселая девушка, с которой я познакомилась много лет назад. Несмотря на то что за это время она объехала почти весь мир, два раза побывала на всех высочайших горах всех континентов и трижды стояла на самой высокой точке планеты, она осталась такой же непосредственной и простой в общении, каковой была и раньше. С другой стороны, я украдкой наблюдала за ней и видела, что, несмотря на расслабленную атмосферу в группе, которую блестяще умеет создавать Люда, сама она находилась в постоянном движении, в непрерывном контакте с местными гидами и организаторами восхождения и всего путешествия, поминутно решала вопросы организации нашей экспедиции, но делала это так тактично и незаметно, что остальным участникам оставалось только беззаботно наслаждаться путешествием. Будучи к тому же профессиональным переводчиком, блестяще зная английский и испанский языки, Люда постоянно была на связи между членами группы и местным персоналом, помогая решать любые вопросы, начиная от чашки чая и заканчивая немедленной доставкой необходимого снаряжения, если таковое отсутствовало. Во время экспедиции в Затерянный мир она служила настоящим экскурсоводом, хотя формально это не входило в ее обязанности. Однако Люда все делала без напряжения и с явным удовольствием от работы. Благодаря той фантастической атмосфере, что создала Люда в той поездке, я могу с полной уверенностью сказать, что это был один из самых любимых и самых счастливых моментов моей жизни, за что я очень ей благодарна. Несмотря на то что мне всегда казалось, что я знаю Люду очень хорошо, я всегда отмечала про себя, что есть в ней какая-то тайна, какая-то загадка, нечто далеко спрятанное в недрах ее души, которую она до конца никому не раскрывает. Мне кажется, к Люде очень подходит определение, к сожалению, не моего сочинения – «лед и пламень». В том смысле, что на людях она скорее не холодна, но очень спокойна, а вот в душе ее всегда горит настоящий пламень, заставляя ее саму и всех, кого она за собой ведет, двигаться вперед. Я не уверена, что дала Люде правильную и исчерпывающую характеристику. Но это не так уж и важно. В любом случае хочется ей пожелать, чтобы она всегда оставалась сама собой. Ведь в каждой женщине, даже альпинистке, всегда должна быть какая-то загадка. Люда, не теряй ее! Анна Рыбакова Предисловие от Александра Абрамова Альпинизм – это тяжелое заболевание. Психическое. Передается воздушно-капельным, психологическим и даже половым путем. Я называю эту болезнь – «горняшка». Это постоянное желание куда-то ехать, залезать, морозиться, срываться, терпеть мучения. Зачем это надо пациенту, не могут понять ни врачи, ни психологи, ни близкие люди. Кроме того, альпинисты стремятся заразить своей болезнью всех окружающих. И часто им это удается. Образуя сообщества, клубы и секции, альпинисты покоряют все самые немыслимые горные уголки, вершины и перевалы. Количество их растет, и есть опасность, что этот вирус захватит все население земли. Правда, есть люди с иммунитетом. Их называют «нормальные». Поэтому я делаю вывод, что альпинисты – «ненормальные». Люди с горящими глазами. Устремленными вверх. К вершинам. Со странной улыбкой на лице. Готовые говорить только о горах, планах и проектах. Их много. По крайней мере, меня окружают только такие. Их в меньшей степени заботит быт, семья, деньги. Конечно, все это у них есть, но при обсуждении планов они в первую очередь выберут горы. Вместо посещения театра – тренировку, вместо пляжа – снежный склон, вместо похода за грибами – скальный гребень. Люда из этих. Ненормальных. Мы познакомились на тренировке. Мы ночи напролет занимались… обсуждением новых восхождений. Мы построили компанию, которой нет равных. Я до сих пор верю, что все люди – альпинисты в душе. Просто не все об этом догадываются. Им надо показать Мир гор. Счастье достижения. Их надо заразить альпинизмом, горами, яркими эмоциями, которые возникают, только когда ты преодолел себя и достиг вершины. Аналогов той эйфории, тому счастью, которые испытываешь, стоя на вершине, в мире не найти. Я утверждаю это с полной уверенностью. Этим мы с Людой занимаемся двадцать лет. Вместе. Я счастливый человек: мне очень повезло, что жизнь подарила мне действительно мою – настоящую и единственную – половину. Я очень люблю Люду. Она необычная. Она сочетает в себе ум, женственность, спокойствие, силу, умение четко выделить суть и принять правильное решение. Она абсолютно бесконфликтна. Мы ни разу не ругались. Думаю, это ее заслуга. У нее бесконечный предел терпения. Я проверял, и не раз. Люда, прости меня за это. Это идеальная жена, прекрасный друг, сильный спортсмен, лидер женского альпинизма в России и мире. У нее бесконечная любовь и тяга к горам, к людям, к свершениям. Она талантливый руководитель и в то же время душа нашей компании. Люда – прекрасная мать и Человек с большой буквы. Человек стопроцентной надежности. Таких больше нигде не найти. Я постоянно восхищаюсь ей и благодарю Бога, что он подарил мне возможность идти с Людой рука об руку по жизни все эти годы. Самые счастливые годы нашей жизни. Альпинисты стремятся заразить своей болезнью всех окружающих. И часто им это удается. Часть 1 Детство и юность 1. Годы безусловного счастья Я родилась в 1974 году в городе Великие Луки, о чем, впрочем, могу судить только по записи в паспорте. Моя мама, Лидия Ивановна, вместе со мной, восьмимесячной малышкой, переехала в Пятигорск, где я и провела все детство и юность. Мама повторно вышла замуж, и через три года родился мой младший брат Игорь. Однако и с новым мужем ее отношения тоже не сложились. Вскоре мы стали жить втроем, но на выходные всегда приезжали в гости к бабушке и дедушке – родителям отчима, с которыми он жил тогда в соседнем поселке. Я его даже называла папой. А вот фамилия мне досталась от моего родного отца, хоть я его никогда и не видела. Характер, скорее всего, передался по наследству от дедушки: Мирона Андреевича Коробешко, старшины Советской армии, участника Великой Отечественной войны, Героя Советского Союза. Его батарея – основное огневое артиллерийское подразделение – попала в окружение немцев. Дедушка организовал круговую оборону. Когда погибло все подразделение, он сам встал к орудию. Дважды был ранен, но поля боя не покинул. Его батарея удержала позицию. Так и я – всегда стараюсь удержать позиции. Как бы ни было сложно, помня о дедушке, свое «поле боя» не сдам никому. Мама работала в то время в НИИ – закрытом «почтовом ящике»[2], имея редкую для тех пор и даже немного загадочную профессию инженера-программиста. Помню, как пришла к маме на работу полюбопытствовать, чем она занимается. А там – махина высится с полкомнаты, с огромными, непонятными перфокартами, не иначе как космический корабль! Но нет, это «всего лишь» компьютер – так выглядели первые модели электронно-вычислительных машин. И только в конце маминой карьеры в НИИ стали появляться так называемые персоналки – небольшие компьютеры, отдаленно напоминавшие наших современных помощников. Несмотря на советское происхождение, все космическо-компьютерное оборудование было на английском языке. И все команды звучали по-английски, а мама изучала немецкий. С этим было связано много забавных ситуаций, например мама читает на немецкий лад: «кал»? А специальный оператор подсказывает: это английский «call» (звонок или вызвать), или «рун» – а это всего лишь «run» (то есть запуск). Маме, конечно, нелегко приходилось одной с двумя детьми. Как инженер она получала максимум 150 рублей – нам на всех не хватало. Около пяти лет мы прожили в малосемейном общежитии: длиннющий коридор, череда однотипных квартир одна за другой. Мама бралась за любую работу, чтобы прокормить нас с братом. И я ей помогала, причем с удовольствием. В те времена все так жили – выживали, кто как мог. Наши соседи из общежития были примерно одного возраста, а их дети – нашими сверстниками. Отбоя в друзьях не было, мы дни напролет играли, и затащить нас домой было нелегко. Жили все как будто одной семьей. Веселое детство, беззаботное. Как потом оказалось – это был один из самых счастливых периодов моей жизни. Рядом с нашим общежитием находилось поле, куда моя мама, человек достаточно спортивный, брала нас с братом на пробежку. Брат почему-то не пристрастился к этому делу, а я втянулась. Привычка заниматься спортом настолько во мне укоренилась, что как бы я ни пыталась от нее избавиться, до сих пор ничего не выходит – и в дождь, и в снег, в любую непогоду ноги сами несут меня на пробежку. Мама часто рассказывала про свои воспоминания из юности. Особенно захватывали истории ее альпинистского прошлого: я с упоением слушала, как она покоряла суровые горы и преодолевала трещины. Такие альпинистские термины, как «веревка», «кошки», «карабины»[3], я впервые услышала от мамы. Мамины рассказы меня сильно завораживали, тем более что у нас из окна было видно Эльбрус и другие горы. Слушаю маму, любуюсь снежной шапкой Эльбруса и восторгаюсь маминой смелостью. И сложилось впечатление, что она занималась альпинизмом много лет. Немного позже я узнала, что мама съездила только на одну альпинистскую смену. В то время от института можно было получить бесплатную путевку в различные альплагеря. Мама поехала в один из таких лагерей – на Кавказ, в ущелье Адыл-Су[4]. Провела там всего три недели, но впечатлений от поездки ей хватило на всю жизнь. Правда, профессиональной альпинисткой ей не суждено было стать. Эта эстафета позднее перешла ко мне. 2. Баскетболистом хочешь – становись, но шахматистом быть обязан! Я была активным ребенком и при этом была достаточно послушна – всегда с уважением относилась к решению взрослых. Так что я любезно освободила маму от нагрузки воспитания себя. Но это совсем не значит, что я не имею своего мнения и не могу вступить в спор, даже наоборот. И, кстати, такая привычка очень помогает в горах. Почти все мои школьные годы, то есть большая их часть, прошли в советское время – в тот период процветали бесплатные спортивные секции. И практически все дети, начиная с первого класса, обязательно их посещали. Таким образом в СССР с малых лет прививалась любовь к спорту, и иногда в добровольно-принудительном порядке. Секций существовало бесчисленное множество, глаза разбегались, дети иногда по два или три кружка посещали или меняли одно занятие на другое. Никто особо и не возражал, так дети «искали» себя, и это было здорово. Можно было много чего перепробовать – все бесплатно и без серьезных обязательств. Спорт мне всегда нравился, нравилось им заниматься, тем более что мои данные этому весьма способствовали. Каждый новый учебный год тренеры из разных секций совершали обход школ и из вновь прибывших новобранцев-первоклассников выбирали себе детишек, которые, как им казалось, обладали хорошими данными для того или иного вида спорта. А за мной прямо-таки бегали и зазывали к себе, как Алису из знаменитого советского фильма «Гостья из будущего»[5]. Помню, одна женщина-тренер долго уговаривала меня пойти в легкую атлетику. А я уже занималась дзюдо, и мне казалось, что легкая атлетика – это совсем скучное занятие. Я спрашиваю у тренера: – А что там у вас такого интересного? Вот дзюдо да – это полезно, вдруг кто-нибудь нападет, я отбиться смогу. – Да прям отобьешься, – качает головой тренер, – убежать – вот более реальный вариант спасения. Не будет тебе от дзюдо никакого толку. Она уговорила меня, я решила, что, может, и прав тренер – взрослый же человек. Отправилась на легкую атлетику. Проходила пару-тройку занятий – оказалось очень скучно. Но и в дзюдо я уже потом не вернулась. Запомнила ее предостережение: убежать легче, чем защититься. Но были у меня более продолжительные увлечения. Года два-три я занималась плаванием, причем с большим воодушевлением. Но потом бассейн закрыли на неопределенное время, и мое плавание на этом закончилось… А я до сих пор его люблю, всегда плаваю с удовольствием, хоть сейчас скорее любительски. Но иногда мне в голову приходит мысль «а не поучаствовать ли в триатлоне Iron Man[6]», например? Тем более это стало так популярно. Время бы только найти для этого. Как-то раз по телевизору я посмотрела соревнования по художественной гимнастике, и очень захотелось попробовать. Стала уговаривать маму: «Ну давай сходим в эту секцию, посмотрим хотя бы». А мама отвечает: «Ну куда тебе с твоим ростом и «гибкостью» в такой вид спорта…» Но все же согласилась со мной пойти. Приходим в секцию – там девочки в красивых, блестящих костюмах, с разноцветными мячами, лентами, обручами, чуть ли по воздуху не летают – просто как феи в сказке! Я смотрю на все это волшебство широко раскрытыми глазами: вот бы и мне такой феей стать! Но тренеры нас быстро вернули в реальность: «Куда вы девочку привели, – говорят, – высокую и неуклюжую? Вам не сюда, а в соседнюю дверь – там секция баскетбола. Это точно ваше». Нарисованная моим воображением сказка в одночасье разлетелась на мелкие осколки, словно хрустальный шарик. Заглядываем в баскетбольный зал, а там – длиннющие мальчишки-девчонки, бегают туда-сюда, резиной пахнет. И, конечно, никакой романтики. Но надо так надо. Я начала тренироваться и со временем привыкла. Команда попалась хорошая, да и спорт оказался веселым. Тем более мои природные данные действительно очень помогали достигать успехов. Года три-четыре я прозанималась, даже ездила на соревнования. В комплекс соревновательных дисциплин входил не только баскетбол, но и какие-то элементы легкой атлетики типа прыжков в длину. Затем нужно было… станцевать танец, а под конец еще и партию в шахматы сыграть! Вот за весь этот комплекс мало совместимых между собой занятий засчитывались общие баллы по командам и выбирался победитель. Так что не все было так просто: баскетболистом хочешь – становись, но шахматистом быть обязан! А то не победишь. Сейчас такие правила могут показаться абсурдными, но в то время мы все воспринимали на ура – было весело, и казалось, что по-другому и быть не может. С этими соревнованиями у меня связана забавная история. Мы сыграли в баскетбол, станцевали танец – наступил черед шахмат. Я думала, что неплохо играю в шахматы. Ну, по крайней мере, как фигуры ходят, четко себе представляла. Играю партию с соперницей и явно выхожу фавориткой. Еще немного, и, без всяких сомнений, – победа за мной. И тут победу присуждают… моей оппонентке. «Как же так?» – спрашиваю у взрослых. А взрослые мне отвечают: «Так время-то твое вышло. Кто за ним следить будет?» А я и правда забыла, что надо на кнопочку на часах нажимать. Вот и проиграла. Забыла о времени. Но возмущению моему тогда не было предела: подумаешь, время. Я же очевидно лидировала – и это главное. Но моя подруга, Алина Демушкина, которая серьезно увлекалась шахматами, объяснила: «Да, Люда, это правда: время важно в шахматах – таковы правила игры». С тех пор я про время не забываю никогда. И не только в шахматах. Всегда стараюсь вовремя управиться со всеми делами, не опоздать, как Кролик из «Алисы в Стране чудес»[7]. А жизненные правила и в самом деле на шахматные похожи – не уложишься вовремя, вероятнее всего, проиграешь. Главное, несчастнее я себя от этого не чувствую. И то хорошо. В средней школе мы с моей лучшей подругой, все той же Алиной, решили на время поменяться увлечениями: я с ней две недели ходила на шахматы, а она со мной на баскетбол. Наверное, благодаря этому я до сих пор еще немного помню, как в них играть. Но, как ни странно, было еще одно занятие, которым я занималась дольше, чем всеми остальными, вместе взятыми, – бальные танцы. Во втором классе мама решила, что неплохо бы мне добавить грации и гибкости. Видимо, слова тренера по художественной гимнастике ее тоже задели. И она привела меня на танцы, где я занималась практически до конца школы. Мы ездили на выступления, но звездой мне стать было не суждено: была вечная проблема с партнерами – все мальчики ниже меня. Помню, последние два года мне в пару поставили мальчика чуть помладше, потому что он единственный подходил мне по росту. А танцы он терпеть не мог – под напором мамы занимался. Так он за эту странную прихоть своей не в меру строгой мамы решил на мне отыграться и во время занятий то ущипнет, то толкнет, то на ногу наступит. А я молча терпела, понимала, что другого партнера не поставят, а танцевать очень хотелось. Так я и дотанцевала до десятого класса, к тому же еще выдержку натренировала, почти в экстремальных танцевальных условиях. В седьмом классе к нам пришел новый преподаватель по физкультуре – Георгий Леонидович, который организовал секцию туризма и спортивного ориентирования. Мы ходили в походы, в том числе многодневные, участвовали в соревнованиях. В один из походов, на плато Бермамыт, со мной пошли мама и младший брат. Наверное, в это время у меня и стала зарождаться любовь к горам и приключениям – все благодаря походам. 3. Институт или университет? Наша школа была с лингвистическим уклоном, и при окончании учебы с золотой медалью можно автоматически поступить в Пятигорский лингвистический институт. Поэтому один вариант поступления у меня уже был. И можно было попробовать что-то еще. Моя подруга Алина предложила поехать вместе с ней в Москву: она собиралась поступать в Энергетический институт. Поскольку я хорошо владела математикой после моего школьного прыжка из класса в класс, я подумала, а не связать ли мне с математикой свое будущее. По крайней мере, на первые пять лет. Вторым вариантом стал экономический факультет МГУ, просто так, без всяких определенных целей и даже без особого желания. Мне скорее подругу не хотелось подводить, и я решила составить ей компанию в Москву. Первый экзамен был по математике. Я не особо волновалась – в рамках школьной программы отлично знала предмет. Но тут даже немного удивилась от предложенных заданий – школьная программа ни в какое сравнение с ними не шла. В общем, экзамен я провалила… Выдохнула и с чувством выполненного долга спокойно отправилась домой, подругу поддержала, одну не бросила, в Москву доставила. Так в 1991 году я стала первокурсницей Пятигорского государственного лингвистического института. В институте у меня был экспериментальный факультет под названием ФАП – факультет английского языка и психологии. Можно было сразу две профессии получить. К тому же мне очень нравился сам процесс занятий. Плюс у нас был дополнительный клуб по психологии. По итогу у меня два диплома – по психологии и английскому языку. Перед первым курсом нас отправили в колхоз. Но не на картошку, как это обычно было, а собирать виноград, где-то под Ставрополем. Коллектив у нас сложился надежный и трудовой, и винограда мы наелись на несколько лет вперед. А потом рухнул СССР, и студентов перестали отправлять в колхозы. Мы были последними, кто получил такой полезный и веселый опыт. Надо отметить, что у нас в институте была секция альпинизма. Моя подруга, Светлана Василевич, предложила туда сходить. Руководителем секции был Александр Викторович Гребенюк, который, несмотря на полный развал в стране в 1992–1993 годах, продолжал вести свою секцию на голом энтузиазме. Вспоминает Александр Гребенюк, первый тренер Людмилы[8]: «Тема гор увлекла меня еще в далеком детстве. Я перечитал огромное количество литературы, которая в ту пору была доступна в магазинах и библиотеках, собрал свою собственную коллекцию книг, посвященных горам и восхождениям. Очень хотелось стать альпинистом. С учителями мне очень повезло. Это были товарищ и друг Сергей Чуенко, сильнейший альпинист того времени, и наш сенсей, Дамианиди Иоанн Георгиевич, почетный мастер спорта по альпинизму. Они по-разному подходили к горам, по-разному относились к людям, которые хотели ходить в горы. И если Сергей, будучи амбициозным спортсменом, ориентировался в первую очередь на спортивные достижения, у Иоанна Георгиевича подход был иной – как привлечь, задержать, показать, приобщить к этому великому делу – горам и альпинизму – как можно большее количество людей. И вот Сергей и Иоанн Георгиевич сделали, в общем-то, то, благодаря чему потом почти 500 человек прошли через нашу секцию в клубе. Несмотря на регулярные занятия альпинизмом, крутого спортсмена из меня не получилось. Я всегда был устойчивым «второразрядником», что позволяло мне регулярно ходить в горы, выезжать в разные места у нас на Кавказе и доставляло несказанное удовольствие. И в то же время я чувствовал, что мне нравится делиться красотой гор, водить людей туда, где мне самому уже довелось побывать, и, наверное, это сыграло решающую роль, когда я впоследствии организовал секцию, а затем и спортивно-альпинистский клуб. В 1985 году после командировки в Германию, где я получил очень серьезную травму, я устроился работать в Пятигорский институт иностранных языков. Мне нужно было найти не очень тяжелую физическую работу. Я два года боролся со своей травмой, и горы, которых мне так не хватало все это время, снились мне чуть ли не каждый день. И потому я стал думать, как совместить работу и любимое занятие. Так зародилась секция альпинизма при Пятигорском лингвистическом институте. К концу 1980-х – началу 1990-х годов у нас в секции сложился уже достаточно устойчивый коллектив. Кроме того, на Кавминводах подрастало новое поколение амбициозных спортсменов, было много кандидатов в мастера спорта, осваивался альпинистский Архыз. Мы также принимали участие в наших традиционных майских альпиниадах, которые мы ждали с нетерпением целый год. В 1990-е годы в этом направлении начался спад, и нашей секции одной из немногих удалось пережить трудные времена, продолжая функционировать, как и прежде. Мы продолжали достаточно регулярно ходить в горы. Это отмечали и наши старшие товарищи, это отражалось в статистике, в некоторых научных статьях, которые были посвящены состоянию и развитию экстремальных видов спорта и туризма, в том числе на Кавказе. В 1991 году в нашей секции появилась первокурсница Людмила Коробешко. Так началась ее история и ее жизнь, связанная с альпинизмом». Мы начали с тренировок на местности. Наш институт находился на склонах горы Машук высотой около 1000 метров. А сам Пятигорск – на 500 метрах. Вот этот перепад высот метров 400–500 мы пробегали вверх и вниз. А в теплые дни выезжали на Спартаковские скалы и там, на небольшом скалодроме, учились элементам скалолазания. Особенно выделялись сестры-двойняшки – Маша и Настя Бесогоновы. Они были физически сильнее многих парней, и очень часто именно они несли самые тяжелые грузы, помогали менее опытным участникам и шли первыми на технических маршрутах. В этот непростой период для страны в целом и альпинизма в частности в клубе сложилась весьма нестандартная ситуация: девушки явно превалировали над юношами и по количеству, и по физическим характеристикам, и по серьезности отношения к самому занятию альпинизмом. Я часто вспоминаю Машу и Настю и словно вновь вижу их на горной тропе, с тяжелейшими рюкзаками, за которыми и девушек не рассмотреть. Но если они оборачиваются, то на их лицах появляется неизменная улыбка, а глаза светятся от безусловного, абсолютного счастья… Да, забыла упомянуть, что вижу я их не только на тропе, ведь обе сестры уже давно работают в клубе «7 вершин», занимаясь разработкой маршрутов и поездок для наших участников. И мне очень приятно, что часть моих лучших лет жизни, моей молодости всегда рядом со мной. В лице моих друзей, коллег, надежных товарищей, которые никогда не подведут и не бросят. Это самая большая ценность в жизни. И в горах тоже. Вспоминает Александр Гребенюк: «Когда на первом курсе в секцию пришла Люда, она сразу стала выделяться на фоне своих товарищей. У нее уже был опыт горного туризма, было понимание, что такое горы. Ее мама ездила в альплагерь, имела значок альпиниста СССР, и Люда этим очень гордилась. Люда всегда вела себя очень скромно. Не то чтобы застенчиво, однако могу сказать, что скромность – одно из характерных ее качеств в хорошем смысле. Будучи одной из талантливых учениц как в спорте, так и на академическом поприще, она никогда не выпячивала свои заслуги, не старалась привлечь к ним внимание. Эта ее черта очень располагала к ней. В ту пору студентов-первокурсников появлялось довольно много, и нужно было проводить большую работу, пока кто-то в общей массе докажет свое право быть в числе сильнейших, заявит о себе как о перспективном спортсмене. Люде это удалось сделать достаточно быстро. Еще будучи девочкой, в детстве она вместе со своей семьей совершала семейные выезды, ходила в горные походы, и школьная «Зарница» ей помогла, и базовые знания у нее тоже имелись. Но и главное – был неподдельный интерес, были горящие глаза, и физическая подготовка была у нее выше средней. Это однозначно было так. На забегах на Машук, которые мы делали регулярно на тренировках, всегда можно было заметить, что Люда неизменно находилась в пятерке самых сильных учеников». Начало 90-х годов – время бурных перемен. Практически все бросали свою прежнюю работу, начали заниматься бизнесом. Государственное финансирование спорта полностью исчезло. Для нашего руководителя, Александра Гребенюка, секция не была источником дохода. Он так же, как и другие, зарабатывал для семьи где-то на стороне, ему было трудно, мы очень хорошо это видели. Но он знал главное – что есть на свете горы, такое чудо света, ради которого стоит многим пожертвовать, – и эту мысль он стремился донести до нас, студентов, которые у него занимались. Благодаря энтузиазму и альтруизму Александра Гребенюка секция жила и выживала в те трудные времена. Гребенюк даже свои личные деньги тратил на наши поездки или снаряжение. Вспоминает Александр Гребенюк: «В то время стали появляться малые коммерческие предприятия, и у нас тоже открылось предприятие под названием «Интерлингва». По направлениям деятельности немножко обучение, немножко перевод, и, в общем-то, в чем-то мы дублировали деятельность нашего лингвистического университета. Это давало возможность держаться немного на плаву и поддерживать работу секции. Причем поддерживать до такой степени, чтобы делать горные выезды, на которые необходимы были бензин, снаряжение, и даже питание для студентов иногда удавалось решить централизованно, не обременяя такими расходами детвору. Мы начали привлекать к работе наших студентов: это была и переводческая работа, и работа экскурсоводами, в том числе с иностранными гостями. Ну и отстраивалась система такого современного горного туризма, в том числе и на склонах Эльбруса. При активном участии наших студентов и нашей промальповской команды была построена хижина, которая много лет носила название «хижина Олейникова» – на северном склоне Эльбруса, на высоте 3700 м, откуда часто начинают восхождение на Восточную вершину. С появлением хижины этот маршрут стал более доступным». В конце учебного года у нас был первый выезд в Приэльбрусье, в ущелье Адыр-Су[9]. Набралось двадцать человек, и по плану мы хотели сходить всего-то «единичку»[10], но не дошли – выпало слишком много снега. Моя подруга, которая меня в эту секцию и привела, тогда «сдала» назад, да и я тоже не осталась. Но не потому, что ужаснулась, а потому что меня вновь переманили в легкую атлетику. Как будто звезды неуклонно требовали от меня заняться этим видом спорта – надолго и всерьез. Секцией легкой атлетики руководил очень интересный, даже весьма специфичный человек – Юрий Иванович Ломакин. Он был силен во многих предметах помимо легкой атлетики, был по совместительству преподавателем астрологии. Коллектив получился очень хороший, к тому же мы занимались не только легкой атлетикой, но еще и умудрялись составлять астрологические карты. Вряд ли найдутся такие атлеты, которое и то и другое способны сделать. А мы могли. Все зависит от людей, которые тебя окружают. Вот так порой интересные люди меняют твое собственное отношение к самому занятию. В ту или другую сторону, разумеется. Случается и наоборот: вроде наконец нашел дело жизни, а коллектив «подвел». Вот и думаешь иногда – нет, не мое это. Все зависит от людей, которые тебя окружают. Если не все, то многое. Так я забросила альпинизм и где-то года два посвятила легкой атлетике. Помню, как Александр Гребенюк, встречая меня в коридорах института, в шутку спрашивал: «Ну что, Люда, совсем нас забыла, променяла на других?» Говорил шутя, а глаза грустные, жалел все-таки, видимо. Часть II Дело жизни Самое высшее наслаждение – сделать то, чего, по мнению других, вы не можете сделать. 1. Первая гора Звезды звездами, но с легкой атлетикой я распрощалась окончательно и бесповоротно. Вернулась в альпинизм. Стало больше энтузиастов, причем таких, кто серьезно увлекался этим делом. Они не просто хотели ходить в горы ради удовольствия. Появилось желание двигаться вперед в альпинизме как в спорте, получать альпинистские разряды. А советская система альпинизма была очень строгой. И даже после развала СССР получить разряд было крайне сложно. Для того чтобы закрыть очередной разряд, нужно было осваивать все более сложные маршруты. Мы стали планировать, куда нам выезжать, – так, чтобы по альпинистским ступенькам двигаться наверх. Кто-то из нас уже третий закрыл, кто-то даже ко второму подбирался. Я же в секции закрыла второй разряд с превышением[11]. Вспоминает Александр Гребенюк: «Мне часто приходилось видеть Люду, как она со своими товарищами занимается в секции легкой атлетики, и я всегда немного ревностно смотрел на нее: вот, увели у нас перспективного спортсмена. Ну а потом, как говорится, не было бы счастья, а вот внешние обстоятельства сложились в нашу пользу. Тренер по легкой атлетике решил пожить и поработать в Индии. Он ушел из института, а члены секции остались беспризорными. Кафедра, конечно, выделила нового тренера по легкой атлетике, однако тот прямо заявил, что регулярная секция будет работать только у альпинистов. И он порекомендовал им всем пойти ко мне. И тогда к нам в секцию пришло около шести человек, и Люда в том числе. И случился некий перелом в альпинизме, скорее – в настрое на это дело. Все стало серьезнее, стало круче, и я с радостью замечал, что когда мы выбегали на Машук на тренировки, то я уже был не в первой тройке, как обычно бывало раньше, а уже в лучшем случае в десятке. Эти сильные мальчишки и девчонки, которые пришли из секции легкой атлетики, владели прекрасной подготовкой. И они также были полны неподдельного энтузиазма. Начались тренировки на Спартаковских скалах на Машуке, начались горные выезды, в том числе и в межсезонье, в достаточно серьезных, суровых условиях. У нас сложилась отличная, надежная команда, где Люда стала достаточно видным авторитетом. Многие из наших спортсменов довольно быстро переходили со мной на «ты», обращались ко мне «Саша» или на «вы» и «Саша», но никто не называл меня по имени-отчеству. А Люда была другой. Однажды она как-то ко мне очень официально обратилась: «Александр Викторович». На общем фоне это резануло слух, и я начал называть ее, как бы в отместку, Людмилой Сергеевной. И почему-то это обращение сразу прижилось, и все с удовольствием по умолчанию начали называть ее так же – Людмила Сергеевна – и в глаза, и за глаза – и те, кто старше ее был, и младше. Это была такая своеобразная дань ее авторитету. И даже сейчас, кто ее вспоминает, называют ее только уважительно – по имени-отчеству. И делают это со всей непосредственностью». Меня часто спрашивают о первой вершине. Если честно, их было много, всех не упомнить. Поэтому я обычно говорю, что Эльбрус. Отчасти это правда. Я взошла на вершину Эльбруса только в 1996 году, когда уже заканчивала институт. И если сейчас его условно можно назвать «коммерческой» горой, куда водят около 40 тысяч туристов за сезон, то тогда восхождение проходило в более суровых условиях и считалось достижением в альпинистском мире. Александр Гребенюк тогда сказал, что на Эльбрус пойдут только самые серьезные и достойные ученики. Я решила во что бы то ни стало показать себя достойной и серьезной. Готовилась к нему так, как сейчас бы готовилась к восхождению на семь или восемь тысяч. Я поставила себе цель пробежать десять километров и бегала вокруг Машука в качестве тренировки. Кстати, Эльбрус очень хорошо виден с Машука. Вот я бегу и смотрю на Эльбрус, и говорю ему: «Скоро я до тебя доберусь». Мы выбрали довольно сложный маршрут – не по «классике» с юга, а с западной стороны – стартовали от аула Хузрук – единственного поселения в Карачаевском районе Западного Приэльбрусья. Там дикие и безлюдные места, совершенно не знающие цивилизации. Была даже встреча с медведем. Прошли несколько перевалов, обогнули Эльбрус и уже с северной стороны, с высоты 3800 метров, начали восхождение на Восточную вершину. Путь до точки старта штурма занял у нас четыре или пять дней. Из нашей студенческой секции было три участницы – этакая женская часть команды самых ярких представительниц женского пола. Руководил экспедицией Александр Гребенюк, который взял с собой сына Андрея. На тот момент ему было лет 12 или 14. В составе участников у нас был очень известный в Пятигорске альпинист, «Снежный барс»[12] Сергей Чуенко. Подъем на Восточную вершину (5621 м) занял тогда целых 14 часов. Продвигались очень долго и очень медленно, ночевали в палатках. И как только вновь выходили на маршрут, поднимался ветер, который нещадно дул в лицо и крайне затруднял движение вверх. Помню, наш руководитель смешливо утешал: «Да это всего лишь легкий утренний бриз, скоро закончится, не переживайте». Вот идем мы час, два, три – а он все не заканчивается, даже наоборот – усиливается. Так восхождение и прошло под этим неугомонным «легким утренним бризом». Мы потом долго шутили: «Да это всего лишь легкий утренний бриз». Когда мы наконец достигли Восточной вершины, радости не было предела. Для нас это была очень серьезная победа. Так, восхождением на Эльбрус я отметила окончание института. Вспоминает Александр Гребенюк: «Сперва мы прошли по северно-западным склонам Эльбруса, а потом вышли через «немецкий аэродром»[13] к хижине на высоте 3700 метров и уже оттуда сделали восхождение на Восточную вершину. Наш маршрут – более суровый и тяжелый во многом из-за отсутствия всякой инфраструктуры по сравнению с тем же подъемом на Эльбрус с юга – не был столь популярен в то время. В составе нашей команды тогда был Сергей Чуенко, который впоследствии прошел гору и с коммерческой группой, и с того момента подъем на Эльбрус с северной стороны стал нарабатываться все больше и больше. Николай Олейников, благодаря которому появился на северных склонах приют «хижина Олейникова», также приложил немало усилий по продвижению этого маршрута. С тех пор наши студенты стали регулярно появляться на этих склонах». До сих пор маршрут на Эльбрус с севера, который традиционно ведет на Восточную вершину, считается более «альпинистским», нежели с юга. Он более суровый и пустынный, требующий большей нагрузки из-за долгого подхода под вершину с изнурительным подъемом на саму вершину, более спартанских условий пребывания плюс отсутствия подъемников и ратраков. Здесь всегда меньше восходителей, в то время как южная, более доступная по подъему сторона кишит восходителями, особенно в летний сезон. Однако если кто осмелится на восхождение с севера, то увидит совсем другой Эльбрус – иногда может показаться, что это две абсолютно разные горы. К тому же для сильных, хорошо подготовленных восходителей имеется возможность сделать знаменитый «крест» – после восхождения на Восточную спуститься на седло, взойти на Западную и спуститься уже с южной стороны до поляны Азау, где есть подъемники до основных южных приютов Эльбруса на высоте 3900 метров. Таким образом можно вполне составить собственное представление о колоссальной разнице севера и юга одной и той же горы. Альпинистские разряды и классификация сложностей горных маршрутов в альпинизме. Небольшая лекция Думаю, что можно немного отвлечься от повествования о событиях моей жизни и пояснить, что представляют собой разряды и категории сложности тех или иных горных маршрутов. Я часто встречалась с тем, что порой непрофессионалы путают категории сложности с высотой гор. Например, если мы говорим, что альпинист сходил «пятерку», это вовсе не означает, что он поднялся на гору высотой 5000 метров. Он «просто» сходил маршрут пятой категории сложности, причем абсолютная высота вершины может быть и гораздо ниже. Классификаций сложности тех или иных маршрутов существует множество. У разных стран имеются свои национальные шкалы, например шкала в США, Франции и так далее. В России мы пользуемся шкалой, разработанной еще в годы СССР, также в России популярна и французская система. Иногда эти категории совпадают, иногда нет. При этом нужно отметить и неизбежную субъективность оценок: в основном ту или иную «категорийную» сложность определяют первопроходцы на основании накопленного предыдущего опыта. Однако субъективность суждений имеет место быть, несмотря на то что в целом Федерации альпинизма разных стран стремятся привести их к некому общему знаменателю. А то каждый бы мог изобрести свою, сугубо индивидуальную категорию оценок. Что, конечно, никому не облегчило бы жизнь. В скалолазании, ледолазании и горном туризме, подразумевающем не восхождения на вершину, а преодоление различных перевалов, также свои категории для оценки сложности маршрутов, и они также отличаются от чисто альпинистских. Поскольку я много рассказываю о различных маршрутах на страницах этой книги, я бы хотела вкратце объяснить, что означают эти наши «3Б» или «4А» и так далее. Категория сложности того или иного маршрута определяется прежде всего его рельефом, количеством сложно проходимых участков, крутизной склона и его особенностями (каменистый, снежный, снежно-ледовый), наличием или отсутствием естественных точек страховки – то есть те зацепки, уступы, трещинки и полки, которые горы любезно предоставляют восходителям, чтобы облегчить последним подъем. Однако часто случается, что альпинист оказывается перед «голой» стеной, или вертикальным ледовым склоном, или нависающими карнизами, которые не пройти без дополнительных точек страховки, называемых ИТО (искусственные точки опоры). Чем больше альпинист затрачивает сил и изобретательности своего ума (ведь на вершину ему все равно позарез попасть нужно), тем выше оказывается пройденная им категория сложности.