От комплекса неполноценности к чувству уверенности. Все в твоих руках бесплатное чтение

Черты характера не наследуются, как это многим кажется, и не проявляются от рождения… Мы приобретаем их с тем, чтобы они помогали нам идти по жизни определенным путем.

Альфред Адлер

Термин «комплекс неполноценности» был введен на рубеже XIX и XX веков австрийским психологом Альфредом Адлером для обозначения таких ощущений человека, как чувство собственной ущербности и вера в превосходство окружающих над собой. Основой теории Адлера послужили его наблюдения за пациентами, собственный жизненный опыт и впечатления.

Я расскажу, что знаю об этом болезненном ощущении, также с учетом личного опыта и наблюдения за окружающими.

Комплекс неполноценности считается недугом приобретенным, а не врожденным. И если такая хворь, как гипертония и артроз суставов, появляется, как правило, в старости, то комплекс неполноценности родом из детства. Конечно, события, травмирующие психику и влияющие на характер и поведение человека, могут случиться в любом возрасте, но все же ядро из убеждений и привычек закладывается именно в нежные годы. Принято считать, что этот первый период жизни человека самый счастливый и беззаботный. Думаю, что такое убеждение в корне неверно. И я сейчас вовсе не о детях из неблагополучных семей. Не только о них. Психологическая нагрузка на тех, что рождены в благополучной ячейке общества, подчас не меньше. Проблем хватает и там, и там.

Проблема в том, что у любви бывают разные формы. Иногда она может очень сильно навредить. Мы боимся, что наши дети вырастут неприспособленными к взрослой жизни. Пытаясь сделать их лучше, сами не ведаем, какие мины закладываем в их головы.

Сериал «Триггер»

Так, в благополучных семьях порой на первый взгляд есть и любовь, и забота о детях. А на деле родители в воспитательных целях, то бишь «ради их же блага», дают детям только условную любовь. Любовь, в которой есть оговорка, условие. Например, родители доносят до ребенка идею, что будут его любить только в том случае, ЕСЛИ он будет послушным, ЕСЛИ будет учиться на пять, ЕСЛИ будет заниматься музыкой, английским, плаванием (причем одновременно), ЕСЛИ будет занимать призовые места… А ЕСЛИ он эти условия не выполнит, то любить его никто не будет. Да мало того, они еще возьмут себе вместо него другого мальчика (девочку) и его и будут любить. Из этого маленький человечек, который еще не в состоянии понять шутку взрослых, может сделать только один вывод – он, какой он есть сейчас, любви не достоин. Нет, конечно, это не значит, что он будет анализировать со всех сторон ситуацию и выдаст такой вывод. Он поймет это на уровне чувств. Да и как тут не понять…

Но ребенку так нужна родительская любовь. Я уже упоминала идеи известного американского психолога Абрахама Маслоу, который считал, что для здорового развития человеку необходимо удовлетворять не только физиологические потребности и потребность в безопасности, но и такие, как потребность в любви, привязанности, уважении. Не желание, не роскошь, а именно потребность. Пусть не такая жизненно важная потребность, как воздух и вода, но все же потребность. И разве это не похоже на правду? Ведь ребенок еще не может сам себе обеспечить те самые жизненно важные потребности. Ведь он еще настолько беспомощен и зависим от родителей, что их любовь для него означает не только удовольствие, но и гарантию выживаемости.

Так вот, многие дети решают эту задачу просто – делают то, что от них хотят. По мере сил пытаются быть удобными для родителей. И вырастают ответственными (чаще гиперответственными) людьми, с развитым перфекционизмом – стремлением все делать идеально. Казалось бы, что плохого. Но… Ни гиперответственность, ни перфекционизм не стоит относить к положительным качествам.

Гиперответственным можно назвать того, кто, не рассчитывая свои силы и возможности, не уважая свой организм, берет на себя слишком много дел и задач. Подчас и чужих. Почему он это делает? Почему не скажет, например, коллеге (или супругу), что обязанности распределены неравномерно? Да потому, что у него в крови имеется страх авторитетов. Ему легче загнать себя, чем испытать то же чувство вины. И, по обыкновению, работодатели этим бессовестно пользуются. Недаром говорят, что тревожный работник – лучший работник.

А перфекционист со своим стремлением к совершенству, с вечной неудовлетворенностью полученным результатом растрачивает себя на мелочи. Пока его собрат напишет роман, он будет оттачивать предисловие. А может, он даже и не возьмется «за перо», потому что мыслит приблизительно так: «Либо я сделаю безупречно, либо никак». И, не претендуя на безупречность, оставит затею о книге. А свои способности и уйму времени истратит для того, чтобы доводить до совершенства какие-нибудь пустяки. Я, например, знала женщину, которая простые записки коллегам или знакомым (был и такой способ общения, когда сотовых еще не было) оттачивала так, будто собиралась отдать их в печать. Запомнила такую фразу из одного ее сочинения, где она объясняла начальнику, что не смогла выполнить какую-то работу: «Ни лень, ни каприз, ни отсутствие времени тому причиной. А просто…» И далее следовало на полутора страницах тетрадного листа описание причины. И, как ты понимаешь, безупречно написанное. Рассказывали, что она же, стремясь выглядеть с иголочки, подбирала одежду и аксессуары так, чтоб те идеально сочетались между собой. А так как в условиях тотального советского дефицита достичь этого было трудно, то в результате ее костюм с подходящими туфлями годами (а может, и десятилетиями) пылился в шкафу в ожидании нужной сумочки. А когда она шила халат из ткани в горошек, то стремилась к тому, чтобы пуговицы попали ровно на место горошинки. И если мастерства для такой точности не хватало, то забрасывала шитье до лучших времен. В результате не помню ее хорошо одетой. Пока готовился совершенный гардероб, одевалась кое-как.

А американский психиатр Дэвид Бернс в книге «Хорошее самочувствие. Новая терапия настроений» описал такой случай, когда один «…студент колледжа, стремился сделать свою курсовую работу идеальной до такой степени, что даже оставил на год учебу». Ну не абсурдно ли?

Так что фразу «лучшее – враг хорошего» можно смело отнести к перфекционизму.

Одобрение и высокая оценка окружающих на всю жизнь становятся главным мерилом действий людей, которым в детстве предъявляли высокие требования и оказывали недостаточную эмоциональную поддержку. Это их способ получения любви. Подобная модель поведения, получившая в психологии название «синдром отличника», делает человека отличным исполнителем, но не дает ему творчески развиваться. И потом, даже высшая оценка деятельности отличника, даже полученные им золотые медали и красные дипломы, достигнутые успехи в какой бы то ни было области не смогут устранить его внутреннее глубинное понятие о собственной несостоятельности, о том, что его возможно полюбить.

Я сразу оговорюсь, что, конечно, не все отличники имеют «синдром отличника». И что отличить «больных» пятерочников от «здоровых» очень просто. Все дело в мотиве. Если первые стремятся именно к отличным отметкам и к одобрению учителей и родителей, то вторым важны не оценки, а сами знания, и толкает их к учебе собственный интерес. Хочешь пример?

Ну что далеко ходить-то? Ломоносов! Это, как ты понимаешь, здоровый вариант ботаника (как сейчас говорят).

А вот в качестве примера «счастливого» обладателя «синдром отличника» приведу… себя. Да, и меня этот комплекс не обошел стороной. Я тоже старалась заслужить одобрение мамы и папы. И если в школе к старшим классам пыл к отметкам несколько остыл, то в институте разгорелся еще сильнее. Тому еще поспособствовало, что сразу после школы из-за тяжелой болезни я чуть ли не год провела в больницах. А когда после годового перерыва в учебе поступила в институт, то очень боялась, что все забыла, что отстану от сокурсников. И потому о-о-очень старалась. И в результате по окончании вуза получила красный диплом, причем без единой четверки. Что мне это дало? Ни-че-го! Высоких достижений в своей дипломной профессии я не добилась. Ведь стимулом для хорошей учебы был всего-навсего страх отстать и радость от одобрения родителей.

В общем, я знакома с комплексом неполноценности не понаслышке. Помню, в первые годы замужества я неоднократно ловила себя на мысли, что как такое могло произойти, что меня вдруг полюбил такой мужчина (это я про мужа). Типа как это я удостоилась такой чести. Видимо, в моей голове сидело неосознанное убеждение о том, что я того совсем не заслуживаю. И время от времени это убеждение прорывалось наружу…

И конечно, это далеко не единственное проявление моего комплекса. По ходу действия расскажу и о других.

Нет детей неспособных, трудных, злых, – есть те, кого в раннем возрасте неправильно воспитали, не дали достаточное количество любви.

В. А. Сухомлинский

Общаясь с подругой, мы часто обсуждали нашу схожесть в проявлениях неуверенности: «нездоровой» ответственности, сомнениях, страхе перед ошибками, перфекционизме, тревоге о том, как нас и нашу работу оценивает руководство. Только у нее этот комплекс развился по несколько иным причинам. Не от родительских условий. Наоборот… После развода мама ушла с головой в работу. И не то что не требовала от нее хорошей учебы, но даже и не интересовалась этим.

Да, к неуверенности может привести и равнодушие родителей. И такое бывает. Некоторые из них настолько увлечены либо своим делом, либо отношениями с супругом, либо еще чем, что буквально не замечают своих истосковавшихся по любви деток. А те принимают все на свой счет, на уровне чувств считая, что, видимо, их и любить-то не за что. Эти дети сами ставят себе планку, надеясь за хорошее поведение и отличную учебу получить толику родительского участия.

К похожим результатам приводит властность, при которой подавляется личность ребенка. Иногда к родителям добавляются старшие братья/сестры. Тоже подавленные предками, они вдруг получают возможность проявить свою власть над младшими. И последним достается вдвойне…

Не остаются в стороне и воспитатели в детских садах, и учителя в школах. Все участники процесса воспитания, пользуясь своей властью, добиваются того, чтобы превратить ребенка в удобного для себя, не понимая и игнорируя при этом его потребности, желания, возможности.

В итоге – либо полное подчинение и безынициативность, либо протест и вызывающее поведение. Думаю, объяснять не стоит, что и то и другое не есть хорошо. Но самое страшное в ошибках родителей и воспитателей то, что срок их воздействия на детей неограничен. Приспосабливаясь к жизни, маленький человек формирует модель поведения. Каждый свою. Похоже, здесь все зависит от случая. Одного ребенка как-то за послушание по головке погладили. А другой привлек к себе внимание родителей, набедокурив. Он то и запомнил. И запросто может так случится, что вырастет наш малыш заядлым нарушителем дисциплины. «Плохишом». Тоже с синдромом, только не отличника, а хулигана. И его вызывающее поведение, нарушение установленных взрослыми норм совсем не означает духовную силу и уверенность. Скорее это маска, основанная на интуитивном понимании, что «лучшая защита – это нападение».

И носить каждый свои маски, и отличник, и хулиган, может довольно долго. Если не всю жизнь…

Малейшая критика выводит меня из себя, любой отказ ввергает в уныние. Всякая похвала приносит радость, а малейший успех возбуждает. Меня очень легко возвысить и не менее легко унизить.

Генри Нувен

Другой вариант развития комплекса неполноценности происходит, когда родители критикуют ребенка, делают упор на его промахах, слабых местах. А порой и унижают. Сказать, что родители – авторитет для ребенка, значит ничего не сказать. Родители – это сама Вселенная. И конечно, он примет все, что они скажут о нем, как бы далеко от правды это ни было.

Что ждет этого ребенка в будущем? Неуверенность в своих возможностях и способностях. А неуверенность – тот же страх. Страх сделать что-нибудь не так. И потому его преследует вечное беспокойство за возможные ошибки. Такого человека уже не нужно критиковать и наказывать. Он с легкостью делает это сам. Он стал критиком самого себя. Причем настолько суровым, что может не поверить человеку, похвалившему его. Он настолько робок, что боится сделать «неверный шаг» и получить за него порицание. Или проявить перед окружающими собственную глупость, неразвитость, некомпетентность и т. д. и т. д.

А еще неуверенный в себе человек считает, что некрасив, что ужасно выглядит, даже если в действительности это не так. Именно за счет низкой самооценки человеком своей внешности процветают компании, предлагающие липофилинг, хейлопластику, липосакцию, лифтинг и т. д. и т. д. И не понимают подсевшие на все эти пластики и подтяжки люди, что огромные деньги тратятся попусту. Ведь лучшая характеристика облика человека, когда о нем говорят, что он харизматичный.

Или ты не согласен? Чем, думаешь, человек производит впечатление на окружающих? Красотой? Надутыми, как у обиженной куклы, губками? Или безэмоциональным от ботокса, как у царевны Несмеяны, лицом? А может, самодовольным, высокомерным взглядом – «вот, мол, я какой»? Нет!!! Главное, что делает человека притягательным, – это уверенность в себе (прошу не путать с надменностью), способность собственной искрой зажечь других, доброжелательная улыбка, светящиеся любовью глаза.

Так что беспокоящимся о своей внешности людям, если им совсем некуда девать деньги, я бы посоветовала пойти к психологу и увеличить объем самооценки, а не груди…

Неуверенность у ребенка взращивается и там, где, может, напрямую не критикуют, не насмехаются, но где критика присутствует в скрытом, завуалированном виде, где нет поддержки и одобрения.

Чтобы было понятнее, приведу пример той самой поддержки, которая так же важна для гармоничного интеллектуального и нравственного становления человека, как и забота о его физическом развитии.

Анатолий Мариенгоф (русский поэт-имажинист, близкий друг Сергея Есенина) еще в период своей учебы в Пензенской гимназии так увлекся стихами, что получил три годовые двойки, не был допущен к переходным экзаменам и остался в каком-то классе на второй год. Как же поступил в этом случае отец будущего поэта (мать Анатолия к тому времени умерла)? Он в чистом виде поддержал павшего духом сына, сказав ему как-то так: «Экой вздор – ну кончишь институт на год позже. Зато ты написал две поэмы и несколько десятков стихотворений, из них, по-моему, 3—4 хороших».

Сказать, что такое поведение у родителей редкость, – ничего не сказать! Я была просто поражена, когда узнала об этом случае из документального фильма «Когда погасли маяки», снятого к 110-летию Мариенгофа.

А теперь обратный случай. Из своей жизни. Первое время об идее написания книг по самопомощи я никому из близких не рассказывала. А когда уже какой-то результат был, когда я написала 3—4 книги, то как-то вскользь оговорилась о том маме. И первое, что я услышала на то, был короткий вопрос, буду ли я печатать под своим именем или нет (если буду). И все! Это означало, что она боится того. Боится потому, что я могу опозориться, написав фигню. То есть она во мне сильно сомневалась. И конечно, мне эти сомнения передались. Не могли не передаться. Потому что (я уже говорила о том) имею личное знакомство с тем злосчастным комплексом. С одной стороны, я перечитываю то, что написала, и мне нравится. Очень нравится. Но в то же время я думаю, что не могу написать ничего путного – я же не Луиза Хей и не Лиз Бурбо. Не Элизабет Гилберт, наконец. Куда мне!!!