Тихая моя родина бесплатное чтение

Дневник епархиального миссионера

Предисловие

Какими были русские крестьяне в предреволюционной России? История донесла до нас голоса политиков, генералов, писателей, но крестьянских голосов мы совершенно не слышим, лишь отвлеченные рассуждения всех упомянутых по «крестьянскому вопросу». А кто из них хорошо знал крестьян? Кто мог судить, например, о характере их религиозности? Сельские батюшки не припомню, чтобы писали мемуары.

Вопрос о религиозности русских крестьян на закате империи оказался совершенно мифологизирован. Одни считают, что тогда все поголовно верили в Бога, и только злокозненные большевики «порушили веру», другие, напротив, утверждают, что перед революцией народ уже ни во что не верил, и только поэтому революция свершилась. Как же на самом деле?

Вопрос этот важен до чрезвычайности. От того, как мы поймем религиозность нашего крестьянства, зависит, сможем ли мы понять духовные причины крушения империи и все последующие катаклизмы русской истории ХХ века. А от этого зависит выбор пути всё ещё не определившейся России.

В нашем распоряжении оказался уникальный документ, публиковавшийся в «Вологодских епархиальных ведомостях». Епархиальный миссионер Николай Николаевич Следников в 1899-1905 годах ездил по деревням с тем, чтобы обращать раскольников-старообрядцев в православие, а потом подробно описывал свои поездки. Как видим, раскол ХVII века далеко ещё не был изжит в начале века XX-го, но, читая дневник епархиального миссионера, постепенно убеждаешься, что это не только, и даже не столько о раскольниках. Это о религиозной жизни русских крестьян со всеми её темными и светлыми сторонами.

Николай Следников – талантливый, незаурядный человек, он так ярко живописует и раскольников, и православных, что они, как живые, смотрят на нас со страниц его дневника. Человек, душа которого горела верою, он вместе с тем очень искренен и отнюдь не склонен идеализировать крестьянство. Его заметки дышат правдой, порою – очень неудобной, иногда – рождающей надежду.

Хочу предложить вашему вниманию фрагменты этого дневника. Их выбор, конечно, субъективен, но, уверяю вас, не пытался подобрать их под какую-либо заранее заданную тенденцию, просто выписывал то, что показалось наиболее ярким, характерным и позволяющим делать выводы, какими бы они не были. По ходу цитирования, конечно, не удержусь от комментариев. Всё это так перекликается с нашей реальностью рубежа XX-XXI веков… Что изменилось за сто лет? Всё. И одновременно – ничего.

Н.Н. Следников совершал свои миссионерские поездки будучи ещё мирянином, а революцию он встретил уже в сане епископа, впрочем, за пределами нашей епархии. Очень хочу, чтобы земляки услышали голос этого замечательного, но мало кому ныне известного человека.

Поездки вологодского епархиального миссионера в 1899 году.

H.C.: 9 марта… по воле его преосвященства отправился в Грязовецкий уезд… 10 числа в 6-ом часу вместе со священником Алексеем Соколовым поехали мы в деревню Зажелка… Комната была полна народа… С большим оживлением говорили на любимый всеми старообрядцами вопрос об антихристе. Василию Позднякову, наслушавшемуся ни на чем не основанных страннических толков, всё хотелось доказать, что антихрист уже пришёл, утвердить даже такую нелепость, что он был ещё во времена земной жизни Господа Иисуса Христа.

C.K.: Вот уж, воистину, сто лет пролетели, как один день. И ныне раскольники всех мастей и православные, тяготеющие в расколу, любимым своим вопросом имеют антихриста, и богословский уровень их рассуждений на эту тему не сильно отличается от уровня стародавних раскольников. Как-то современный батюшка сказал: «Если бы они думали о Христе столько же, сколько думают об антихристе, так давно бы уже стали святыми».

Н.С.: Народ здешний православный очень заинтересован вопросами веры, как потому что любит святую веру, так и потому, что живущие среди него раскольники часто говорят с ним о предметах веры, а он малосведущ и безответен против хул и обвинений Православной Церкви, какие изрыгают раскольники. Между тем, православным хочется защитить от нападок врагов благодатную Мать-Церковь. В сердца же слабые под влиянием настойчивой проповеди раскольников закрадывается сомнение, не погрешила ли, не ошиблась лив самом деле в чем-нибудь Мать, породившая их для духовной жизни?

C.K.: Hy не вчера ли сказано? Народ наш всё так же заинтересован вопросами веры и всё так же «малосведущ». И попрежнему нечего ему ответить ни очередным «борцам с ИНН», не протестантским сектантам, ни растлителям – рационалистам. Да к тому же ещё и не видно тех епархиальных миссионеров, которые готовы ездить по деревням и беседовать с православными крестьянами.

Н.С.: 11 числа вечером устроена была беседа в здании училища. Стояла страшная непогода, печально завывал ветер на снежных равнинах, замело все дороги… Старушка Татьяна опутана как слабое беззащитное насекомое сетями пауков-раскольников… По её мнению, спасение достигается исключительно слезами и молитвой. Она.... не устрашилась произнести кощунственные слова: «Для всех не хватит Тела Христова, православные причащаются вина, а не Крови Господней».

С.К.: Слышал бы эти слова протопоп Аввакум, полюбовался бы на плоды порожденного им раскола. Вот бы рыдал. Да он ведь слышит и рыдает.

Н.С.: 12 марта прибыли в Барский Иоанно-Предтеченский приход. Здешние раскольники любят привлекать в свою секту православных при их кончине, пользуясь болезненной слабостью и страхом смерти. Они хоронят свои жертвы где-нибудь в лесу или в поле под хворостом. Бедных странники не любят, зато охотно привлекают B свою секту людей богатых. Странники по словам одного крестьянина «ночью темною приходят, ночью же и уходят, не признают никаких властей, не любят трудиться, но живут на чужой счет».

C.K.: Ныне возможность завладеть наследством вовлеченных в секту людей и спекулировать на материальных проблемах с удовольствием переняли сектанты протестантского толка.

H.C.: В Воздвиженском… беседа продолжалась 4 часа и закончилась пением молитвы. «Достойно есть». Со слезами на глазах Михайло Никитин говорил об изменении патриархом Никоном текста этой молитвы. Так сильна привязанность нашего народа к букве и обряду! Понуря седую голову, печальный выходил наш собеседник из комнаты…

С.К.: A разве не тронул вашего сердца старик, со слезами говорящий о вере? Горе тем, кто его соблазнил.

Н.С.: 14 числа отправились в деревню Кобяково… Добрые люди, которые радушно принимают в своём доме миссионера, от своих односельчан, раскольников, много терпят обид и оскорблений за то, что они, по мнению старообрядцев, сами бросаются в когти антихриста, пускают к себе его посланцев и предвестников, какими именами они называют миссионеров.

C.K.: Вы только вдумайтесь: православные в православной империи среди односельчан чувствуют себя чужими и терпят оскорбления, словно они – в языческом Риме. А вы думаете, в интеллектуальной среде той поры православные чувствовали себя лучше?

H.C.: Потянулась речь о перстосложении, причем, когда приводились свидетельства не в пользу старообрядчества, одна женщина-раскольница вскричала: «И глаза не глядят на ваши книги», и скоро вышла из комнаты. В Горке и Затруднове старообрядцы поражают своею грубостью и ненавистью, какую они питают к членам Церкви. Детей своих они не хотят учить в церкви, отклоняя от этого и православных соседей. Слово миссионера падает на окаменелую почву, которая противится воспринимать в себя семя истины и добра.

С.К.: Все враги Церкви, будь то старообрядцы, протестанты, атеисты или современные раскольники всегда дышат злобой и ненавистью и недолго бывают способны скрывать её за елейными улыбочками.

H.C.: Часто во время беседы Тихон и Семен останавливали друг друга, запрещая говорить, расходились во мнениях. На вопрос, не разной ли они веры, прямой и бесхитростный Семен сказал: «Да у нас одна вера от козы, другая – от теленка». Что звучало в этих словах: шутка или искренне сознание ненормальности раскола, определить трудно, но есть основание полагать, что последнее.

С.К.: А мне кажется, что Семен сам свои убеждения всерьез не принимал, и то, о чем он спорил на самом деле не имело для него существенного значения.

Н.С.: Старообрядцы имеют очень странные взгляды на антихриста и его печать. По их мнению, антихриста нет, но печать его уже есть. Орудие действует само, без мастера, и странно, что эта печать была, по мнению Тихона Еремеева ещё при патриархе Филарете. Тихон считает, что женщины не имеют образа Божия, потому и не воскреснут, чем возбудил против себя сильное неудовольствие православных женщин.

C.K.: А слышали бы вы ещё более странные рассуждения современных любителей темы антихриста, например, их причудливую мысль о «предпечати». Ныне наши «суперправославные» вряд ли осознают, что являются прямыми наследниками убеждений старообрядцев. Если так дальше пойдет, они и «женский вопрос» разрешат в том же смысле.

Н.С.: К столу, где находились книги, вышел только Капитон Васильевич Каракулев, человек добродушный, но мало знающий, и его сестра, женщина невежественная, на все увещевания, направленные к ней, улыбающаяся и постоянно повторявшая: «Буду веровать так, как отцы благословляли». Родительское благословение – основной аргумент, приводимый большинством раскольников в своё оправдание.

С.К.: Между прочим, это обличение и нам, современным православным. Как часто мы объясняем свою принадлежность к Церкви верностью традициям предков. Неужели мы не понимаем, что Православие драгоценно вовсе не тем, что досталось нам от предков, а тем, что это вера истинная.

Н.С.: В Ельниковском Борисоглебском приходе я спросил одну женщину, может ли её соседку, Авдотью Гаврииловну, вывести из ада двуперстие, которым она креститься? Та ответила утвердительно. «А если я буду при молитве употреблять двуперстие, спасусь ли через это?» – спросил я. «Нет», – получаю ответ, – у тебя вера не правая». «Значит, – заключаю я, – дело в вере истинной, анев перстах»,

C.K.: Блестящее обличение обрядоверия.

H.C.: Когда ехали в Сопелкино, по дороге попадался народ, спешно идущий послушать и поучиться, а при въезде в деревню около одной избы заметил огромную толпу народа. Это жаждущие послушать. Все они не могли вместиться в довольно просторной комнате школы, с сожалением половина из них разошлась по домам.

С.К.: Скажите после этого, что русский народ не был тогда религиозен.

Н.С.: Со вниманием относился к беседе Александр Андреев Баркалев, который одно время, смущаемый раскольниками, долго искал правой веры, порядочно почитал книг и, твердо убежденный в истине православия, теперь беседует на свободе о разных предметах веры.

C.K.: Таковы были лучшие представители православного крестьянства.

H.C.: 26 марта беседовали в деревне Горшково. В целях отклонения православных от Матери-Церкви, раскольники измышляют и проповедуют такую небылицу, что теперь царь на Руси есть вместе и патриарх. Это мнение, кажется, широко распространено между православными, потому что на лицах присутствующих было заметно удивление, когда раскрывалась нелепость подобной мысли.

С.К.: И сразу же возникает в памяти целая вереница ещё более нелепых мнений, распространенных между современными православными.

H.C.: В Свистунове поговорила одна только старушка-раскольница Екатерина Бортникова, и сначала с большой охотою и удовольствием, например, о двуперстии, в котором она видит всю веру. Она даже говорила, что если бы в грязовецком соборе священники крестились двуперстно, TO она пошла бы туда молиться, но на предложение присоединиться к единоверческой церкви, где она увидит всё, что дорого для неё, отвечала отказом.

Православные отнеслись к беседе очень внимательно, особенно одна старушка Пелагия Юрьевна, бывшая около 15-и лет в расколе, в страннической секте. Пелагия ещё на Горке в Кустовском приходе обратила на себя внимание указанием Тихону Гремичеву неправильности его мнений. Здесь, в родной деревне, она увещевала своих товарок об оставлении ими заблуждений, за что пришлось ей получит от одной из них оплевание. Вот какие выходки допускают наши раскольники в бессильной злобе от невозможности оправдать свою веру.

После беседы Пелагия рассказала повесть о своей жизни. Она родилась от православных родителей, росла девочкой слабой и угрюмой. Пелагии было 12 лет, когда мать решила отдать её в монастырь, но туда её не взяли. Между тем, странники- раскольники предложили принять девочку к себе, и бедная мать согласилась на это. Началась печальная жизнь. Тяжело, жутко было девочке темными ночами бродить с места на место, сидеть вдали от света в сыром подполье. Привычка взяла своё. Решено было формально принять Пелагию в общество странников. Для неё настал пост и молитва, на коленях от поклонов появились кровавые жилки. Девочку окунали в проруби на реке Ухтоме на святую ночь великого четверга. С той поры Пелагия начала подвизаться в странстве, сделалась начетницей, усердно сеяла лжеучение. Но Бог возвратил её в лоно Церкви Православной. По смерти матери, в конце жизни перешедшей в странство, Пелагия видит сон. Лежит её старушка-мать мертвая на столе, вдруг отрывается от тела голова и на курьих ножках направляется к топящейся печи и там сгорает. Сон заставил Пелагию призадуматься. Да, верно говорят, что старообрядцы без головы – без епископа. Эта мысль не давала ей покоя, и вскоре она сделалась ревностной православной христианкой.

C.K.: Вы не знаете, фильм про Пелагию Юрьевну уже снимают? Или ещё и сценарий не написан? Не написан… A жаль. Старушка-то – как живая, и в её судьбе – душа русского народа. Это о том, как мрачная извращенная религиозность была побеждена Светом Православия. Есть ли сейчас тема важнее? Но вместо этого пишут книги и снимают фильмы про какую-то совершенно выдуманную Пелагию, какой на Руси ни когда быть не могло.

H.C.: Пришлось указать на нелепость очень странного мнения, что причащение необходимо только для душ, находившихся в аде до пришествия Христа, а не для людей во плоти. И наш народ простой верит, верит без всяких сомнений бредням раскольников. Когда народ расходился по домам, Любовь Сергеевна говорила мне, что не спастись ей без причащения, хорошо знает она это из книг, но перейти в Церковь пугают её порочные священники: непостящиеся, курящие табак и т.п.

С.К.: Вот вам ещё одна «старая песня о главном» и доныне весьма популярная среди людей нецерковных. Дескать, пошли бы B Церковь, да «священники порочные». Не хочется даже доказывать, что порочных священников и тогда, и сейчас – единицы. Дело даже не в том, а в странной готовности погубить собственную душу потому только, что некоторые люди в Церкви нам не нравятся.

Н.С.: To, что раз вошло в голову и вкоренилось в сознании темного и неразвитого человека, трудно рассеять и уничтожить. Того, для кого вера и персты – одно, нелегко самыми очевидными доказательствами разубедить в правильности его любимого воззрения. Провожая нас, Григорий Афиногенов, с крыльца что-то бормоча, показывал нам своё любимое двуперстие до тех пор, пока мы не скрылись от его взоров.

C.K.: Господи, как всё знакомо. Вот и нет уже почти старообрядцев, а люди-то всё тe же.

Н.С.: Левино. «Какие были путаники, тe запутались в сетях раскола, а другие не лезут в них», – сообщили мужички. Казаринские старообрядцы – простые и добрые люди. Вполне согласны, что в Церкви Христовой должно быть священство и все таинства, что мы не содержим ни одной ереси. «Так если вы, – говорит священник, – согласны с нами во взглядах, то приходите в Церковь». «Подумаем», – сказал Иван Николаев и, тепло попрощавшись, добродушные старообрядцы отправились на работу.

С.К.: Боюсь, что «добродушные старообрядцы» так легко соглашались с православными просто из равнодушия к религии, о чем красноречиво говорит следующий случай.

Н.С.: Деревня Гридино. Говорю, что раскольники – вне Церкви и их ждет страшная погибель. «Ну что же, делать нечего, если и погибнем», – равнодушно замечала несколько раз Елена.

С.К.: Классический пример безрелигиозного сознания. Тут говорить вообще бесполезно.

Н.С.: Все хорошо понимают и осознают, что старообрядческие наставники бегут бесед, боясь лишиться авторитета и значения, потерять то обаяние, которое они производят на несведущих и легковерных простецов.

C.K.: Вот подтверждение того, что одной только проповеди в СМИ недостаточно, что православный миссионер должен «идти в народ». Сколько раз доводилось узнавать о том, как лидеры современных сект просто отбрасывали газету, где что-то против них написано, со словами: «Всё это враньё». А вот встретились бы они при народе с миссионером лицом к лицу, чтобы тогда запели?

Н.С.: «Удивляемся, – говорили крестьяне, – как наша светская власть позволяет свободно действовать этим людям во вред православию». Православные, из-за корыстных видов защищающие раскол путем печати, постоянно публикуют в газетах факты освобождения от ответственности окружным судом лиц, привлекаемых за явную пропаганду раскола, окрыляют дух старообрядчества, укрепляют в них убеждение, что они могут делать всё, сеять семена своих учений, где угодно, и они сеют повсюду смелою рукою.

С.К: Нам бы, господа, ваши проблемы. Не жили вы в эпоху «многоконфессиональности».

Н.С.: «У вас в храмах стоят пьяницы, блудники, табашники, с ними молиться ни за что не буду». – говорит мнящий себя праведным Василий Федоров. У раскольников иссякла любовь – жизненное начало христианской религии, она улетучилась под гнетом исполнения мелочных правил и предписаний… Напрасно смущают старообрядцев недостойные члены Церкви Православной, и при них она остается чиста и непорочна.

С.К.: Вот тут заметна существенная разница между православными и раскольниками всех мастей. Православные хорошо знают, что гордыня – смертный грех, и даже будучи подверженными этому греху, стараются скрывать проявления своей гордыни, как нечто крайне постыдное. Раскольники, не имея духовного руководства, с такой отвагой выпячивают на публике проявления своей безудержной гордыни, что становится понятно – за грех они её не считают.

H.C.: Флоровский приход, Семенково. На беседу из раскольников явились две женщины. Мужья у них православные, они были тут же. Горькое житьё супругов. Жены раскольницы гнушаются ими, не допуская до своей чашки с пищей, они отталкивают от неё даже своих малолетних детей.

C.K.: Если мать брезгует собственным ребенком, считая, что он её осквернит, даже прикоснувшись к её чашке, то не надо и спрашивать, христианка ли она. Спрашивать приходится уже о том, осталось ли в ней хоть что-то человеческое? Что происходит с людьми, ненавидящими Церковь?

Н.С.: Лежский волок, Раменский Богоявленский приход. Место для странников здесь было удобное. За деревней росли тогда непроходимые леса. Приедут в деревню полицейские власти, странники оставят свои дома и находят приют под зеленым кровом развесистых сосен. Туда не проникнут «антихристовы слуги». Лесная глушь служила и кладбищем для странников, здесь и теперь они хоронят своих мертвецов.

С.К.: Сколько героического пафоса борьбы в жизни этих «религиозных партизан». Как соблазнителен и до ныне этот пафос для многих православных.

Н.С.: Как окаменело сердце многих раскольников, как огрубели они в своём невежестве, сделались неспособными к восприятию семян истины, как закрываются они от лучей солнца – веры Христовой, можно было видеть на беседе в Кондраше. После приведенных из книг данных о неправоте федосеевщины, Константин Зосимов в порыве ожесточения воскликнул: «Если все уйдут в Церковь, я один останусь… He пойду туда». Тяжелое, подавляющее впечатление производят подобные слова.

С.К.: А кому из современных катехизаторов не известно это «тяжелое подавляющее впечатление»?

Н.С.: Надеевских женщин много путает одна раскольница из деревни Терехова по имени Параскева, которая ходит к ним. «Где священник посидит, – делает она наставления, – то место нужно выскрести». Из раскольников деревни Андреевская только одна хорошо читает – Ольга Ивановна Путникова. Разговорчивая с простецами, к нам на беседу она, видимо, явилась с намерением молчать, вела себя скромно, смиренно, высказала только, что жить «в вере» благословили её родители. Рассуждали, не опасный ли путь указан ей родителями? На земле дороже души человеческой нет ни чего, должно оставить все привязанности, забыть все сокровища мира, лишь бы найти правую веру и жить в ней. Чтобы вызвать раскольницу на рассуждения, я сказал ей: «Докажи мне правоту своего упования, и я, заботясь о спасении своей души, перейду в вашу общину». «Переходи», – был ответ.

C.K.: Представить себе на месте этой раскольницы многих православных очень легко. И очень страшно.

H.C.: Я стал говорить притчею. Как же я пойду к тебе в келью, я заблужусь, потому что не кому мне указать дороги. Как буду жить в ней – я задохнусь без воздуха, умру с голода и жажды, ослабею от бессонницы. У вас, разъясняю я, нет священников, которые бы, получив от Христа власть, указали бы верный путь к небу, нет воздуха – Благодати Божией, нет пищи и питья- Животворящего Тела и Крови Христовой. У вас меня совесть замучает за безверие обетованиям Христовым о нерушимости Его Церкви.

C.K.: Николай Николаевич ездил по раскольникам первый год, и не отстал ещё от «метания бисера».

Н.С.: 7 октября в Исакове. Напрасны были оклики вестовщика на зов придти послушать Писания. Все раскольники и даже некоторые православные отвечали отказом. Пошли мы со священником сами в дома раскольников и выслушали от них тот же ответ, причем, пришлось нам познакомиться с той густой умственной тьмой, которая царит среди них. Приходили к филиппанке Евгении. Она держится этой веры, потому что так жили её родители. «А если бы – спрашиваю, – отец и мать у тебя были татары или евреи, осталась бы ты в их вере и пренебрегла бы истиной Христовой?» «Не знаю», – отвечала она. «А как по-твоему, татары и евреи могут получить спасение, оставаясь при своих заблуждениях?» «Я думаю, что могут». «А зачем Христос кровь Свою пролил на кресте?»

С.К.: Ещё раз скажу: семь раз подумайте, прежде чем презентовать православие в качестве веры предков.

H.C.: Николай Флавианов – человек очень смирный и немудрый, но поучать других своей вере любит. Это неотъемлемая черта каждого почти раскольника. Сам ни чего не понимает, и ни когда ни чего не докажет, но поносить «никонианство» – этот, в его устах, бездонный кладезь еретичества, у него потребность.

С.К.: А сколько таких сейчас? Только у современных раскольников вместо никонианства – сергианство.

Н.С.: Житель деревни Лесное Павел Семенов пришел к нам с видом незлобивого агнца, с намерением молчать. «Я – овца, – говорил он льстиво, – рассуждать не буду». «Я тоже овца, – отвечаю ему, – мы будем беседовать по-дружески, истина скорее откроется, если обменяемся взглядами и мыслями».

C.K.: Щас.

H.C.: Шурбовский приход – маленький, вся деревня раскинулась около самой церкви. В полуверсте от православного храма находится раскольпическая молельня. Две силы, светлая и темная, православие и раскол, находятся здесь в столкновении друг с другом. Борьба между ними идет постоянная и упорная. Твердо сопротивляется тьма перед действием света. Едва начинают проникать в неё лучи истинной веры.

C.K.: Маленькая модель вселенной.

H.C.: Будут ли они слушать и верить, если вполне убеждены, что миссионер – посланник антихриста. Они могут смотреть на него только со злобой и ожесточением. На одной беседе подняли они страшный шум. «Подавай билет, по которому ты ездишь учить нас»,– кричали они. Я просил сельского старосту остановить шумевших, но староста оказался тоже раскольником, да при том – пьяным и стал производить ещё большие безобразия. В порыве ожесточения старообрядцы не соображали, что говорили.

С.К.: Этот фрагмент обязательно надо включить в пособие для начинающего катехизатора.

Н.С.: Одна старушка по имени Екатерина сердито говорила: «Вы только смущать ездите, прежде бывало все в деревне крестились спасовым крестом, а теперь у половины увидишь щепоть, и, показав левой рукой троеперстие, кричала: вот у вас в этом (указательном) пальце сидит помощник дьявола, а здесь (в большом) сам сатана, сатана…»

В Остревцове говорил старик о плачевном нынешнем времени, когда не стало таинств священства, причащения, когда принятие Тела и Крови Христовой приходится заменять прохождением 3-х лестовок в день. Все это наделал антихрист, он теперь царствует, имя его Иисус.

С.К.: Хорошо известно то безнадежное чувство, которое возникает, когда понимаешь: молчать невозможно, а говорить бесполезно. Что же делать? Мужайтесь. Господь дарует надежду.

H.C.: Среди этих типичных раскольников в приходе, как исключение, есть несколько личностей, имеющих мягкое сердце, не отворачивающееся от света знания, читающих книги с целью найти истинную веру. 1-го декабря, когда мне уже были поданы лошади, чтобы ехать в Васиановщину, Марья Ивановна просила остаться ещё на день, побеседовать с ними. Я согласился. Собрались в комнате кроме Марьи Ивановны Василий Васильев, его брат Степан Маркелов, самый сведущий в книгах раскольник прихода, и несколько человек из православных. Кротко, мирно беседовали мы в продолжении почти 10-и часов и всё это время чувствовали себя бодрыми.

C.K.: Разве не стоило объехать пол-епархии ради одной только этой беседы?

Из отчета о состоянии раскола за 1899 год.

Н.С.: Каких ужасных хулений не наскажут эти расколоучители на Православную Церковь… Что ваша Церковь это овощное хранилище, место нечистых бесов, звон колокола – рев апокалиптического зверя, священники и миссионеры – предтечи и слуги антихристовы.

Конечно, ни усиленная деятельность начетников, ни приманка деньгами и материальной помощью не составляют истинных и коренных основ живучести раскола. Существуя уже более 230 лет, раскол успел крепко прильнуть к народному чувству. В тех местах, где «старая вера» утвердилась издавна, она является наследством, которое передается от предков к потомкам.

Во многих приходах, где есть раскольники, утвердился в народе взгляд на раскол, как на веру более строгую, чем православная, как на иноческий подвиг, нести который не всякий в силах. Доводилось слышать: «Какая я ещё староверка, молода ещё, а там поститься да молиться нужно». Смотрит православный на жизнь раскольников и видит – на всем у них лежит печать сдержанности и порядка, на каждом шагу – Иисусова молитва, поклоны, пост, нет у них табакокурения, чаепития и других соблазнительных привычек. «Какая у них строгая вера», – заключает он, и эта вера становится идеалом, к которому он рано или поздно стремится приблизиться.

C.K.: Почему некоторые неправославные конфессии дают образцы веры куда более строгой, чем православие? Это огромный вопрос. Как-то одна протестантка сказала: «Наш пастор как учит, так и живет, а ваши священники…» Почему? Православие в России – вера массовая, а среди «широких масс» всегда найдется куда больше «паршивых овец», чем среди маленьких общин, следующих строгой самоизоляции. Порою православные куда меньше ценят свою веру, которая для них – «само собой», за которую им никогда не приходилось страдать, чем сектанты, которые испытывают на себе жесткий прессинг. Они склонны более дорожить своей верой. Но это имеет и свою обратную сторону. Секта порождает у своих членов ощущение исключительности, особенности. Это стимулирует тщеславие, порождает разновидность «аскетизма», которым гордятся, как средством противопоставить себя окружающим. Так что сектантской «строгостью» не надо обольщаться, в ней порою нет ни какой духовности. Сектантский «аскетизм» хоть и может произвести впечатление, но он угрюм и мрачен, он порождает порою такую озлобленность, до которой ни когда не дойдут наши «обычные» православные.

Н.С.: Бывали случаи, когда в порыве злобы раскольник выбивал у православного зубы, когда раздраженные старообрядцы выбивали стекла в доме защитника св. Церкви… Хотя силен ещё раскол, хотя встречаются случаи уклонения B него, но они не часты, и то время, когда «Поминутно валились в кадку креститься» прошло и, Бог даст, навсегда. Епархиальный миссионер Николай Следников в продолжении 1899 года сделал 7 миссионерских поездок, которые продолжались 99 дней. Господь возвратил в лоно Церкви 33 человека.

С.К.: Чтение дневника иногда вызывает ощущение бессмысленности «всех этих разговоров», но вы посмотрите, какой результат: 33 души присоединились к Церкви! Конечно, очень трудно судить о мотивах этого присоединения, во многих случаях оно может быть формальным, и всё же… Попытайтесь вывести 33 человека из современных протестантских сект в Православную Церковь, и вы поймете, что это за цифра.

1990

В Кокшеныге (Тотемский уезд)

Н.С.: Сохранившиеся грамоты и духовные ведомости показывают, что в некоторых приходах, где теперь коренится раскол, он появился если не сразу же после антицерковного движения в Москве, вызванного книжными исправлениями при патриархе Никоне, то по крайней мере через очень короткое время после него.

Рассказывают, что в некоторых кокшенгских храмах служба не совершалась по полгода, хотя священник и жил на приходе, что к службе в храм никто не ходит.

С.К.: Это уже не о раскольниках, это о православных. Священник, который не служил полгода – немыслимо и вообще невообразимо. Православный священник не может не служить полгода! Отговорка – в храм не ходят – нелепа. Потому ведь и не ходят, что службы нет. А вот священник, который служил полгода в пустом храме для православного сознания выглядел бы естественно. Только такое вряд ли возможно, пусть несколько человек, но обязательно подтянулись бы уже через месяц. Этот факт говорит о разложении православного духовенства, и мы не можем в него не верить, потому что он стал нам известен от православного миссионера.

H.C.: Менять православие на раскол в конце жизни в некоторых приходах Кокшеньги является привычкою. «У нас мода такая», – говорят про то раскольники.

В мае месяце Пармена Кожевникова судили в Тотьме. Он у своего односельчанина – крестьянина «окрестил» больного младенца, только что получившего крещение от православного священника и похоронил его где-то без ведома полиции. Пармен был приговорен окружным судом к тюремному заключению на 1 год и 4 месяца. «И без меня не светлее будет в Верхококшеньге, не там, так в остроге всё равно буду учить», – сказал на суде Пармен.

С.К.: Думаю, что да, без Пармена там светлее не стало, и хотя за духовные преступления невозможно не наказывать, но ведь необходимость применения государственных карательных мер тем и вызвана, что священники не служили, а миссионеры тем временем просвещали алеутов.

H.C.: Многие уже не принимают раскол, а придерживающиеся его, чувствуют свою заброшенность и неправильность религиозных убеждений. «Что вы раньше не ездили? – говорит с печалью в голосе один раскольник на беседе в Петряеве, – мы, может быть и не ушли бы в веру».

Есть между расколоучителями лица с убеждением преданные своей вере, у которых покрывало лежит на сердцах их. Самомнение и самоуверенность препятствуют им понимать и видеть ясные доказательства своей неправоты в древних книгах. Очи смотрят и не видят, уши слушают и не слышат.

С.К.: Поневоле вспоминается полемика по религиозным вопросам в Интернете, особенно с современными раскольниками. Доказательств тут ни кто не воспринимает вообще, ни кто не пытается аргументировано опровергнуть позицию оппонента. Его просто называют продажным, ещё как-нибудь оскорбляют и считают это достаточным для победы в диспуте.

Н.С.: Миссионер кажется им на первый взгляд обманщиком, оттого-то осыпают они его оскорблениями, криками по его адресу: «Путаешь народ, ни чего не понимаешь, пеплом посыпаешь истину, лжешь» и т.д. На прощание я вновь повторил приглашение придти на беседу в Иудиху, но вдогонку услышал сказанные со злобой слова Ивана: «Много врешь, не пойдем».

С.К.: Вы представляете, какие крепкие нервы нужны для того, чтобы после всего этого продолжать вести «беседы в Иудихе»? Сколько тут требуется смирения и терпения, но более всего – упования на Божью помощь. Апостолам ведь было ещё труднее.

Н.С.: Религиозное развитие среди прихожан Тоцкой церкви стоит на очень низком уровне. Это дети, но дети какие-то странные, они хотят питаться не млеком учения, а самой твердой пищей. Не зная понятного и ясного учения Христова, изложенного в Его Евангелии, они интересуются книгами таинственными: Апокалипсисом Иоанна Богослова, книгами Ездры, Даниила, с усердием занимаются толкованием разных трудных для понимания мест этих книг.

С.К.: Болезненная тяга к «мистическим тайнам» ещё в большей степени характерна для всех современных раскольников.

Н.С.: Тимофей Антонов сказал: «Честно говорил я старикам: вечно причастие, вечно священство, но они голос мой зашибали. Показывал им места в книгах, подтверждающие мои слова, но они в один голос говорили: «Не мудри, только веруй». А я чту слово Божие и древние книги и совестью не кривлю!»

С.К.: На таких вот Тимофеях от века держалась Святая Русь. Грамотный крестьянин, храбро и твердо встающий на защиту Истины Православия – вы думаете это такой исключительный случай? Это не единичный случай. Таких людей не бывает слишком много, но на них-то всё и держится.

Н.С.: Спрашивает священник у раскольника, проживающего в его приходе и слывущего за грамотея: «У тебя есть Евангелие?» «Есть», – отвечает он, «Принеси». Раскольник выносит из своей конуры «Житие протопопа Аввакума». Он уверял, что двоеперстие спасительно, если человек и погибнет, если на том свете будет в огне гореть, то уж перстики будут поверх огня, хоть они да уцелеют от пламени.

С.К.: В наше время стало уже традицией лить слезу по поводу религиозной безграмотности «широких православных масс», но, как видите, такой дикости, какая была, пожалуй, что уже и нет. Как ни странно, средний уровень осведомленности в вопросах веры сейчас выше, чем был сто лет назад.

Грязовецкий уезд

Н.С.: По своей неопытности я подъехал к деревне, где есть притон странников, на паре лошадей с колокольчиками. У странников со звоном колокольчиков сейчас же соединяются представления о становом, и они при звуке его, как и теперь случилось, торопятся попрятаться в свои норы.

С.К.: Партизаны, однако.

Н.С.: Иван Николаев спрашивал меня: «Был ли до патриарха Никона истинный Христос?» Поставленный в недоумение его вопросом, я переспросил его, что он говорит и так ли говорит? Он повторил прежние слова.

С.К.: Ещё раз: не надо преувеличивать меру современного религиозного одичания.

Н.С.: Один из священников Грязовецкого собора просил меня побывать в деревне Крест, где православный старичок усомнился в правоте нашей веры и выражал желание посмотреть старые книги для своего вразумления.

C.K.: Это замечательный старичок. Он «жаждет правды». Он боится ошибиться, он просит помочь ему разобраться в мучающих его вопросах. Если бы все были такие.

Н.С.: У еретиков не всё худо, есть и хорошее. Даже и у язычников хранятся проблески истины и добра, которые были открыты первому человеку Адаму, не смотря на целые тысячи лет, прошедшие с той поры.

С.К.: Вот завещание, которое должны услышать современные миссионеры. Если мы несём слово истины, значит, не можем видеть заведомых врагов в наших оппонентах, и среди самых горькоплачевных заблуждений мы всё же можем распознать проблески истины.

В Домшине и его окрестностях

Н.С.: В Домшине и соседних с ним селах некоторое время проживал и сеял лжеучения один из первых знаменитых расколоучителей протопоп Иоанн Неронов. Здесь боле двух веков раздается протест против Православной Церкви, и существует раскол. Есть спасовцы, странники, самокрещенцы, филиппане.

В Вахрушеве есть раскольническая моленная, за деревней начинается густой лес, который служит удобным кладбищем для сектантов, хоронящих своих мертвецов под зеленым кустом или деревом. В глубине леса опытный и старательный наблюдатель найдет не мало «тайников», в которых секретно живут и ждут смерти «ушедшие от мира», то есть перекрещенные во время приступа болезни странники, отправившиеся, по словам родных, на богомолье в далекие обители.

Странников, ещё не крещенных по раскольническому обряду, так же трудно распознать, как хлыстов. Они скрывают свои убеждения, называют себя церковными. Но явись у них серьезная болезнь, и они не задумываясь переходят в странство.

C.K.: Несмотря на очевидный комизм религиозных практик «странников», от них веет какой-то запредельной жутью. Вдруг начинаешь чувствовать, что эти люди оказались в страшном, воистину трагическом положении, их леса с «тайниками» – за церковной оградой и полны такого лютого зверья, что не приведи Господи. И вот тут вдруг не просто понимаешь, а до сердечного содрогания осознаешь, как страшно оказаться вне Церкви, как беззащитен там человек. И какое же это счастье, что мы – в Церкви. А достаточно ли мы это ценим?

Н.С.: За месяц – полтора до моего приезда в Домшине был случай, о котором местные жители долго и много говорили. В одной из домшинских деревень жил богатый человек – Иван Фомич Волков, раскольник. Он горел желанием найти правую веру, средства позволяли ему купить для себя порядочное количество книг, их он читал с упоением и усердием, любил вступать в рассуждения со всеми знакомыми ему людьми по поводу прочитанного. В видах большей возможности заниматься благочестивыми подвигами, он поселился в лесу, где построил себе избушку.

Разбирая вероучение разных раскольнических сект, он не останавливал внимание на Православной Церкви, считая её еретической, потому результат его исканий был печальный: все секты – спасовцы, филипповцы, странники – неправы, а где правая вера – неизвестно. Поставленный в ужасное недоумение, Волков решил сам себя крестить. Во время болезни приказал выкопать около его избушки яму в 3 аршина глубиною, ушёл и крестился в ней. Вскоре после этого пошли слухи, что Волков умер.

С.К.: Этот пример потряс меня до глубины души. Волков – личность огромная, незаурядная, исключительная. Его безудержное стремление к истине поразительно, его искренность не вызывает сомнений. Богатый человек вдруг бросил всё ради поиска Града Божьего. Это натура чисто русскаярелигиозная до самых своих глубин. И как же страшен итог его поисков, которые привели богоискателя в полный кромешный тупик. «Сам себя крестил» – нужен гениальный художник, что бы отразить всю адову глубину этой трагедии, этого крушения личности. Воистину, личность, каких бы масштабов она не была, как бы искренне не стремилась к истине, сколько бы не проявляла готовности к отречению от всего в этом мире ради Града Божьего, всё же имеет возможность гармоничного развития только в Церкви. Вот о чем надо снимать кино. Но что такое для нашего мира Волков? «Религиозный фанатик». Да, Волков – фанатик, но не религия привела его к трагедии, а гордыня, исказившая его религиозные представления.

Н.С.: В деревне Баранцево один старик-раскольник, умирая, не только лишил свою дочь, перешедшую в Православную Церковь, следующей ей части наследства, но даже не захотел допустить её пред свои глаза в последние минуты жизни.

CK.: Ещё один «озлобленный религиозный фанатик»? Всё верно. Но если бы только известно было «миру сему», что в православии нет даже намека на фанатизм. Это прискорбное состояние души возникает только у тех, кто отрицает Церковь. Или у тех, кто фактически ушёл из Церкви, даже если продолжает думать, что не покидал церковной ограды.

В Кадниковском уезде

H.C.: В Великом Камне есть крестьянин Константин Михайлов, который, по словам священника, ни чего не слышал о Божьей матери, ему не известен святой Николай. Наши речи о Святой Троице, о Сыне Божием, воплотившемся ради нашего спасения, показались ему новыми. Константин мне говорил, что вполне уверен в необходимости креститься двухперстно, а что значат два перста, такими вопросами он не задается. В деревне Починок раскольница Александра говорила, что у нас в храме будто бы совсем не читается Евангелие.

C.K.: Откуда берется эта «полудикость и полная дикость»? А это всего лишь характерная особенность нецерковного религиозного сознания.

Н.С.: Филиппанин по имени Василий был стар и слеп, но слушать Писание – любитель. Добрый, спокойный, миролюбивый старик оставил Православную Церковь, потому что верил более людям, чем Писанию. «Доказывал ли, – спрашиваю, – тебе Силуан по книгам, когда обвинял в разных ересях Православную Церковь, к которой ты принадлежал?» «Нет, он был ученый, и я верил ему на слово». «Напрасно ты, дедушка, верил словам…»

С.К.: Как часто людей религиозных обвиняют в «слепой вере», между тем, слепота веры для православных – порок, а отнюдь не достоинство. «Слепая вера», как видим, до добра не доводит.

Н.С.: В деревне Осиновице есть крестьянин по имени Капитон, он в церковь не ходит, но не исполняет и обязанностей старообрядца. Крепки в его душе раскольнические мнения, но он в то же время интересуется такими вопросами, как движение земли вокруг солнца, заслуги Колумба и проч., от которых как от чумы, бежали его предки- раскольники.

С.К. Ох уж эти мне сельские грамотеи, B голове – полная каша, а самомнения столько, что хватило бы на десять Колумбов.

Н.С.: Деревня Половоз. Мария Грачева живет в отдельной хижине со своей матерью-раскольницей. Мария – энергичная, вспыльчивая женщина, в расколе живет уже более полудесятка лет и так окрепла в своих верованиях и привычках что с убеждением и силой в голосе заявила нам: «Не выйду из веры, в ней умру». Мария – неграмотная, но от разных старообрядцев – соседей усвоила порядочно раскольнических мнений, её знания усилились особенно с тех пор, как в Половоз переселился филиппанин Андрей Волков.

В Андрее не виделось снисхождения, кротости, хотя бы и лицемерной. Лицо его дышало самоуверенностью, глаза – дерзостью, B поступках видна была отвага. Андрей ничего не слушал. Он взял книгу «Материалы по расколу» и, не обращая ни на что внимания, стал читать то одну, то другую страницу, пока женщина, его стяпуха, не увела ссобой расходившегося старика.

С.К.: Характернейшая черта всех сектантов и раскольников, включая современных. Они готовы говорить до бесконечности, но совершенно не способны слушать. Их рация всегда включена на «передачу», где находится кнопка «прием» они вообще не в курсе.

Н.С.: Василию, старавшемуся сдерживаться, не раздражаться, стало не по себе при раскрытии мысли о необходимости причащения и его вечности. Он горячился и говорил: «Если мы не причащаемся, то неужели Бог нас не спасет, не помилует, ведь Он милостив, будем просить: Господи, Господи – спасет Он нас».

С.К.: Говорить имеет смысл только ради того, чтобы в одном случае из ста встретить такого Василия.

Н.С.: Поршинцы, да и вообще жители Зыковского прихода апатичны к вере, им всё равно, какой бы веры не держались их жены, дети. Равнодушные к вере, они ни сколько не пекутся о духовном, не стараются узнать Слово Божие, оттого они народ совсем несведующий в делах религии и легковерный. Бывали такие случаи: одна православная женщина уговорила свою сестру перед смертью оставить раскол и напутствоваться у батюшки. Это сделала она по сердечной вере в истину Православной Церкви. Но вот раскольники насказывали ей, что она погубила душу сестры, великий грех приняла на себя, и малосведущая женщина приходит к священнику со слезами на глазах, кается ему: «Что я наделала, погубила я сестру, которая была по вере, а я уговорила её оставить веру».

C.K.: Большинство людей всегда вот так же точно неустойчивы и своего мнения не имеют. Сейчас можно часто слышать: пусть люди сами выбирают. Но могут ли они, в состоянии ли они выбирать?

Н.С.: На руках Захара сидел малютка-внучек. «А что, дедушка, ведь ты не дашь своему внучку поесть из своей чашки? «Нет, нет», – решительно ответил лед.

С.К.: Хороша же та вера, которая побуждает деда брезговать собственным внуком.

Н.С.: Старики – очень добрые и мягкие люди, они были бы православными, если бы не удерживала их в расколе их дочь, Авдотья. Она, не старая женщина, расколу предана всей душой. Глаза её искрятся уверенностью и непоколебимым желанием хранить старую веру, в них заметна готовность умереть за двуперстие и прочие обряды.

C.K.: И враги человеку – домашние его.

В селе Новленском и его окрестностях

H.C.: Здесь народился раскол давно, ещё в самые первые времена его появления на Руси. Семена лжеучений, вероятно, занесены сюда протопопом Иваном Нероновым, который одним из первых восстал против исправления богослужебных книг при патриархе Никоне.

Посеянные плевелы разрастаются. В духовных ведомостях за 1808 год в приходе Михайло-Архангельской церкви в числе раскольников отмечаются более 100 человек. В настоящее время здесь насчитывается 150 с лишним раскольников и столько же, если не более, кандидатов на принятие старой веры, с трепетом сердечным ожидающих, как сами выражаются, «того вожделенного дня», когда они будут перекрещены филиппанскими наставниками Православные называют веру старообрядцев новленскою.

C.K.: Если бы только протопопы Аввакум Петров и Иван Неронов видели, во что обратятся их последователи.Попы, конечно, не могли выступать за «беспоповство» и отвержение таинств. Но это сделали они- два безумных попа.

H.C.: Сюда приезжают из Москвы благодетели – раскольники, которые раздают щедрые подачки своим собратиям. Недавно умершая раскольница – Михайло-Архангельского прихода, известная под именем мать Миропия, обладая значительными средствами, не жалела их для привлечения в стадо филиппан новых членов из православных семей.

С.К.: Вспомните угрюмого Парфена Рогожина и его старообрядческую семью из романа Достоевского, и картинка оживет.

Н.С.: Раскольники приходили, к сожаления, не с миром в сердце, а исключительно с целью во что бы то ни стало, хотя голосом, отстоять свою правоту. Отсюда их буйное поведение, пренебрежение вопросами и разъяснениями миссионера и требование читать лишь то, что им хочется, отсюда их крики и шум… Девицы-раскольницы повторяли слова своих вождей, своими голосами поддерживая и усиливая шум, ими производимый.

На всех беседах Клавдиевы мешали правильному их ходу, они спешили высказать всё, что знают в вину Церкви, не задумываясь о порядке и связи речи. Они вдруг совершенно неожиданно заговаривали то о том, то о другом предмете, любимом ими. Тяжело говорить с лицами, которые не хотят ни чего слушать и ни чему учиться, которые вследствие своей гордости считают себя непогрешимыми в понимании веры и великими знатоками Писания.

С.К.: И снова пытаюсь представить себе, как проповедовали святые апостолы, которых за миссионерские труды почти всех убили. И снова вспоминаю современных иеговистов, которым хоть кол на голове теши, они всё равно будут считать себя «непогрешимыми в понимании веры». Так было, так есть, так будет.

H.C.: Крестьянин лет 20-ти с небольшим Федор Иванов в раскол ушёл ещё 18-летним юношей. Его склонили на свою сторону филиппане обманом. Выдавая за несомненную истину, они показывали ему разные подпольные книги, направленные против Церкви, останавливали его внимание на местах, способных сильно действовать на впечатлительную душу юноши. Он сделал для себя выписки из этих книг, их у него составилась большая тетрадь. Федор внимательно слушал нас, потом ему стало не по себе от этих слов.

С.К.: И всегда среди тупой и злобной толпы найдется хотя бы один правдоискатель, которого действительно интересует истина.

Из отчета епархиального миссионера о состоянии раскола в епархии за 1900 год

Раскол распространен по всем почти уездам Вологодской епархии. Наибольшее количество приходов с раскольническим населением находится в Вологодском уезде – 34, затем в Грязовецком – 29, в Тотемском -13, в Кадниковском -12. К началу 1901 года число раскольников в епархии достигало 7597 человек.

Самая распространенная секта – филипповская. В значительном количестве встречаются даниловцы-полубрачники, аароновцы-брачники, спасовцы, федосеевцы, странники. Есть так же поморцы, нетовцы, самокрещенцы.

Ненормальность такого явления в расколе, как постоянное дробление и разрозненность между членами беспоповщических общин сознается самими раскольниками, и среди наиболее рассудительных из них нередко возникали попытки придти к объединению «древнеправославной веры», но попытки окончились неудачей.

С.К.: Это вечный закон любого раскола: отколовшаяся от Церкви часть всегда продолжает до бесконечности внутренне дробиться на бесчисленное количество самостоятельных фрагментов, которые постепенно совершенно перестают быть похожими на «первораскольников». Во что выродилось, например, героические катакобники, восставшие против «сергианства» – без слез смотреть невозможно. Они так же раздробились на бесчисленное количество сект, порою – жалких, порою – омерзительных, но в любом случае – нисколько не напоминаютщих первые катакомбные общины. А разве лютеров раскол не постигла та же судьба? Сегодня к нам приезжают представители бесчисленного количества протестантских сект, на которые раздробилось лютеранство, и от которых в ужасе отшатнулись бы первые лютеране.

Любой раскол всегда порождаем недовольством действиями церковной иерархии, а иерархия всегда дает к этому достаточно оснований. Но дело в том, что только единая церковная иерархия может гарантировать единство церковного вероучения. Оставшись без иерархии, любые раскольники вскоре начинают петь «кто в лес, кто по дрова» и разбредаются в разные стороны, как овцы, оставшиеся без пастыря. Раскол сам по себе – не ересь, но любой раскол постепенно приобретает черты ереси, потому что у раскольников «сколько голов, столько и озарений». Мы видели уже в какую чушь верили старообрядцы, сколько у них за 200 лет накопилось диких мнений. Вот что значит остаться без иерархии.

А представьте себе, что при большевиках Церковь не пошла бы за митрополитом Сергием. Оставшись без централизованного церковного управления, Русская Церковь распалась бы на множество сект, любая из которых сейчас выглядела бы столь же жалко, как и нынешние катакомбники.

Есть только одна реальная причина для того, чтобы заявить о своём неподчинении церковной иерархии: если иерархия вся совокупно впадет в явную ересь. Пока же «наверху» не исказили ни одного догмата, всё остальное надо терпеть, иначе всем конец. Увы, и ныне не всех убеждают горькие исторические примеры того, как страшен раскол.

H.C.: Минувшим летом пять семей, усомнившиеся в правоте «старой веры» из Белослудского и Нижнетоимского приходов Сольвычедского уезда во главе с крестьянином Иваном Гулиным, представителем белослудских аароновцев, задумали съездить в Москву и там на месте посмотреть и разузнать, какая вера истинная… На родину искатели истинной веры воротились ещё в большем смущении и сильнейшем подозрении относительно правоты раскола… «Видим, – говорят некоторые из них, – что мы в расколе, да исправиться тяжело. Как мужичек, когда выпьет вина, так и на другой день не может исправиться – всё голова болит. А ведь мы-то больше 30-ти годов вино-то это старое пьем. Тут не вдруг оправишься, всё болит.»

С.К.: Видите, как трудно бывает «включить обратку»? Православным стоило бы помнить хорошее правило компьютерщиков: прежде чем совершить какое-либо действие, подумай, сможешь ли вернуться в исходное положение.

Н.С.: В последнее время одним из могучих средств для усиления раскола и влияния его на православный народ, являются участившиеся случаи оправдания на судах пропагандистов, уличенных в своём преступлении. Православным частенько приходится выслушивать от раскольников такие мысли: «По закону равны, что ваша мирская Церковь, что наша – стародревняя. Миссионеров посылают только для того, чтобы все зараз не ушли из Церкви в старую веру». Миссионеру приходиться давать ответ на вопрос начетников. «Знает ли царь-то, что ты здесь ездишь?»

С.К.: Это общая черта всех времен и народов: судить о мире по узкому кругу своего общения. Если все мои знакомые смотрят телевизор, значит все люди смотрят телевизор. Если все вокруг меня – старообрядцы, так похоже, что один только миссионер и не старообрядец. И всё же нам сегодня трудно представить себе то общество, которое не было информационным, и то до какой степени отдельные группы населения были изолированы, ничего вообще об окружающем мире не зная.

Н.С.: Никита Худяков из Тотемского уезда рассказал: «Не столь давно ушла к филиппанам моя мать. Услышал я про это после её нового крещения и спросил, зачем и как она допустила совершить это над собою и принять на душу великий гpex. «Все крестились, – твердо заявила мне мать, – и Катерина, и Марья, ну и мне время пришло». «Но ведь грешно, противно закону Божию это крещение». «Не велико и дело-то сделала. Три только раза окунулась, какой тут грех?» – отвечала мне моя простая мать».

С.К.: Думаю, многим из нас известны бесчисленные примеры подобного рода религиозной безграмотности, помноженной на религиозное безразличие и стадный инстинкт. В этом смысле ни чего не изменилось.

Н.С.: В расколе есть люди очень религиозные, старающиеся жить благочестиво, быть добрыми, отдающиеся подвигам и трудам от чистого сердца, но таких мало. Большинство же раскольников озабочены лишь точным исполнением всех мелочных правил. Ревнитель исполнения обрядов, считается ревнителем веры. Пастыри почти всех приходов, зараженных расколом, особенно, где есть федосеевцы, проповедующие свободную любовь, с печалью B сердце жалуются на господствующую в расколе распущенность, разврат с его темными сторонами.

С.К.: Поразительно, не правда ли? Суровый аскетизм раскольников, на который с немым восхищением смотрит средний православный, соседствует у них с разнузданным развратом, на который средний православный смотрит уже с немым отвращением. Но ни чего удивительного тут нет. Это соседство крайностей – характерная черта всех почти расколов и сект. Так, один из «епископов» современных катакомбников , гордящихся своей строгостью, выложил в интернете воспоминания откровенно порнографического содержания. Раскольников, оставшихся без здравого духовного руководства, вечно бросает из крайности в крайность.

Н.С.: Особенно резко дурною чертою у раскольников последнее время стала замечаться их жадность к деньгам. «Что неурядиц у нас с этими деньгами, – говорят иногда про своих заправил старообрядцы, – всех деньги смутили».

C.K.: Сколько мы последнее время наслушались про жадность православного духовенства, про «попов на мерседесах». Про сектантскую жадность почему-то никто не говорит. Между тем и сейчас безудержное корыстолюбие иных протестантских пасторов способно куда больше поражать воображение.

Н.С.: Есть в епархии местности, где закоренелый раскольник не допустит православному идти по той стороне дороги, откуда дует ветер, ибо ветер, дующий через православного, может перенести с него на раскольника что-нибудь худое. B Нижнетоимском приходе есть обыкновение мыть скобу двери, когда за неё подержался православный. Там бывает у дверей даже 3 скобы, и истинные раскольники ни когда не осквернят себя прикосновением к «мирской» скобе. Среди новленских раскольников распространено такое мнение, что если священник едет или идёт, то всячески надо стараться уклопиться от встречи с ним. Если же сделать этого ни как нельзя, лучше лечь на дорогу лицом к земле, и хотя бы священник проехал по спине, нужно терпеть, не подниматься.

С.К.: Мы уже приводили примеры брезгливости раскольников, но и эти будут не лишними. Окончательный вывод можно сделать такой: раскольники, считая себя самыми лучшими христианами‚ на самом деле являются носителями антихристианского мировоззрения.

H.C.: Вологодский раскол груб и темен. Побороть его можно не сразу, а постепенными усилиями, неослабным трудом.

C.K.: Раскол в конечном счете победили большевики. Оставшиеся после советской власти весьма немногочисленные старообрядческие общины уже не несут в себе ни какой духовной угрозы. Большевики довольно быстро поняли, что раскольники для них куда опаснее православных. Православные более вменяемы и адекватны, благодаря наличию у них единой централизованной структуры, с ними легче договариваться о лояльности. Раскольники по определению – подпольщики и партизаны, сам характер их бытия уже несет в себе антигосударственное, деструктивное начало, они фанатичны, их очень трудно отследить, с ними ни о чем невозможно договориться. Как следствие – раскольников почти не стало. Не много знаю о современных старообрядческих общинах, но могу уверенно утверждать, что за последнюю четверть века на территории Вологодской епархии они не разу сколько-нибудь заметно не пытались «мутить воду».

1901

В Кокшеньге

Н.С.: Деревня Цибуниха – предмет особенной скорби пастыря. Жители деревни – православные, и их много, но с храмом они почти не знакомы, религиозная потребность у них слаба. Придёт крестьянин в чужой дом, не перекрестится перед иконами, даже шапки не снимет, но сразу же начинает говорить о мирском. Дети боятся священника, которым, вероятно, их путают матери.

Раскольники считают бороду неприкосновенной. Среди них распространенно мнение о великой важности бороды. «Если выпадет из бороды один волосок, – говорят они, – ты шилом его приколи к прежнему месту» – мнение вполне напоминающее бесчисленные мелочные правила, за которые исполнителей их, книжников и фарисеев, Господь обличал.

С.К.: Мнение, увы, присущее не только старообрядцам. Однажды мне рассказали про одного современного православного семинариста, который был твердо уверен, что если у священника нет бороды, то и таинства его недействительны. С большим трудом товарищи и преподаватели убеждали его, что безбородые священники бывают, и что совершаемые ими таинства действительны. А как-то один современный православный священник сказал: «Благодать идёт на бороду». У него была замечательная борода, и не надо сомневаться, что с её помощью он уловил не мало благодати, хотя не всем так повезло. Боюсь, тут проявляются некоторые не лучшие черты религиозности русского народа, а у раскольников они лишь более ярко выражены и доведены до крайнего абсурда.

B Грязовецком уезде

H.C.: Чем занять свой досуг религиозным и благочестивым жителям деревни и куда идти в воскресный вечер? Жажда слышать от божественного, жития святых мучеников и преподобных влечет их к грамотным старообрядцам, а те, ищущие случая показать свою набожность, с охотою берутся за книгу, приучая к чтению своих посетителей. Рассказы о жизни подвижников раздувают томящееся в душе русского человека стремление к аскетизму, к подвигу и, благодаря постоянным столкновениям со старообрядцами, это стремление ищет осуществление в расколе, как вере, по установившемуся мнению, более строгой.

С.К.: Иногда начинает казаться, что тот мир был такой же, как наш, и вдруг понимаешь, что он был гораздо религиознее нашего.

Н.С.: Диакон Нуромской церкви Владимир Попов по воскресным дням вечером посещает деревню и там читает жития святых и беседует о вере с собравшимся народом.

Одна раскольница из деревни Небоса является на беседы с заранее намеченными вопросами.

С.К.: Это ли не главная радость миссионера: встретить человека, имеющего вопросы, да ещё и готового выслушать ответы. Но это редко.

H.C.: Александр – старик, возбуждающий к себе сожаление и бедностью умственною, и тщедушностью физическою. В предметах веры он не сведущ. Настоятельствует Александр, пo его словам, благодаря просьбам своей братии. «Просили. Нужно же кому-то править духовное дело». Крестить и исповедовать он, простец, не смущается, потому что «нет теперь нигде архиереев и попов». О том, куда делись архиереи, наставник не задумывается.

С.К.: Как бы не заблуждались эти порою довольно убогие люди, но они не могли и не хотели жить без веры.

H.C.: В деревне Прокудино я заходил к другому грамотному раскольнику, Купцову, который, веря, что теперь горькоплачевное время, нет пастырей, нет Св. Тела и Крови Христовой, нет брака, живет одиноко в своей келье.

C.K.: Разве не берет за душу эта трагедия религиозного одиночества? Человек в большой духовной беде, но сам характер беды вызывает к нему уважение.

H.C.: Безграмотность и бедность религиозных знаний не позволяет большинству крестьян понять разницу между догматами веры и обрядами, побуждая отстаивать и защищать мелочи, забывая о самом важном в деле спасения. Дарья Нестерова заговорила о предметах по своей специальности – о числе поклонов, за несоблюдение которых она готова каждого причислить к еретикам.

С.К.: Обрядоверие наиболее ярко проявилась у нас в расколе, но это, увы, общая черта русской религиозности, и среди православных обрядоверия предостаточно.

На Северной Двине

H.C.: Редко в Вологодской губернии попадаются места, где бы так, как здесь, на Северной Двине, сохранно уцелели устои и формы жизни, в каких представляется нам раскол старообрядчества в первые времена его существования. Твердость, даже окаменелость в держании устоев и обычаев не поддававшаяся всепобеждающему духу времени с его новыми веяними, заставляет думать, что раскол на Двине имеет свои крепкие корни в сознании и сердце народном, что зародыши его появились здесь давно, с самого начала появления раскола на Руси

Первым насадителем раскола на Двине нужно считать протопопа Аввакума. После собора 1667 года Аввакум отправлен был в ссылку в Пустозерск, ему пришлось плыть по Северной Двине и останавливаться в раскинувшихся на её берегу поселках. В письме с Мезени игумену Феоктисту Аввакум сообщал, что он «ехал из Москвы по городам и весям и промышлял словесные рыбы». Огненное слово экзальтированного Аввакума, именующего себя страдальцем за веру, нападки на церковную власть, не могли не производить впечатление и не действовать на темную массу народа.

C.K.: Смотрите, что творит «огненное слово». Один только раз проехался по здешним местам пылающий верою протопоп – и на 300 лет последствий.

H.C.: Образа в моленных и раскольнических домах – произведения большей частью своих иконописцев. На Двине указывают несколько человек, которые занимаются разрисовыванием и писанием книг. Всех таких живописцев, всех наставников, да ещё людей слывущих за начетников, сытно кормит темный двинский раскол.

C.K.: Да, этот мир по своей угрюмой замкнутости нe уступит и Сибири. Это вам не Грязовецкий уезд. Ho дальше вы убедитесь, что раскольники здесь – такие же в точности чудаки, ни чем не отличаются.

H.C.: В Пучковском приходе раскольники – народ темный, не начитанный, не сведущий в предметах веры. Но такие-то люди с апломбом, как хорошие знатоки, превозносят перед православными свою веру, выставляя напоказ все свои сведения…

На просьбу, обращенную к Eгopy, занять место у стола с книгами напротив меня, как подобает собеседнику, Eгop не обратил внимания, но сел, обнявшись с приятелем, на скамье около двери лицом к народу. Пришлось удовольствоваться и этим, потому что он, рассказывали мне, с помощником миссионера позволял иногда себе даже беседовать лежа в знак пренебрежения к православному учителю веры.

Во время беседы вдруг сорвался с места Зиновий и, схватив со стола большой катехизис, начал читать из него статью о перстосложении. Напрасны были попытки остановить его, он читал без удержу, обратясь к народу. Напрасны были просьбы мои, направленные к слушателям, заставить замолчать читающего, чтобы был в беседе порядок.

CK.: Главная причина любого раскола не в умственных заблуждениях, не в логических ошибках и не в недостатке знаний. Главная причина в стремлении ощутить свою исключительность и, ни чему не учась, тот час начать учить других. A мы в беседах с этими людьми уповаем на факты и на логику.

Н.С.: Раскол свил на Нижней Тойме крепкое гнездо. Насаждению раскола содействовали тамошние священники, нетрезвые и невежественные. Здесь в 40-x годах были такие два пастыря, которые открыто ушли в раскол, разнося заразу по всему краю.

С.К.: Пара таких вот веселых попов, не напрягаясь, перечеркнут усилия двух десятков миссионеров. И сейчас так. И никого не волновало и не волнует, что существование плохих священников ни чего вообще не доказывает.

Н.С.: Едешь в лодке по Двине, в руле и веслах – раскольницы. Всё настраиваешь их на беседу о вере, о спасении, о Церкви- корабле земном. В ответ на советы и убеждения – одни улыбки, да слова: «Поживем, погрешим и покаемся». «Смерть, – возражаю, – приходит внезапно, что же ответим перед судом Божиим?» «Не знаем», – отвечают раскольницы, и на лице их появляется та же улыбка, поражающая в самое сердце.

C.K.: Безрелигиозное сознание выглядит для человека верующего дико и страшно. К этому невозможно привыкнуть. А они на нас смотрят, как на сумасшедших. Так и живем.

H.C.: Егор – раскольник некрещенный в Церкви, теперь ему 25 лет. Он очень любит читать книги и имеет много знаний, религиозных и исторических. Книги он берет у священника. Заметно, что теперь он на стороне православия. Ему хочется увидеть лицом к лицу древние подлинные книги. Нужно было видеть, с какой радостью и усердием Егор взвалил на свои плечи тяжелый сундук с книгами и стремительно стал подниматься по высокой горе.

С.К.: Это один из ликов Вечной Руси, которая от века держится на таких вот бесхитростных правдоискателях.

H.C.: Пелагия имеет претензии быть в расколе лицом выдающимся. Ещё молодая, она носит темного цвета одежду, много постится. Часто читая книги, она считает себя способною понимать писание глубоко и правильно и признает себя способною быть учительницей других. К сожалению, умственное развитие Пелагии так слабо, что в её голове от прочитанного случился сумбур, в котором трудно разобраться. Недавно у Пелагии умер муж, с которым она, мнящая себя подвижницей, порвала супружеские отношения.

C.K.: Неисстребимый типаж. И сейчас таких предостаточно, причем не в расколе, а в Православной Церкви, но внутренне подобные люди всегда на грани раскола.

Н.С.: Беседовали мы с Александрой Никитичной мирно и спокойно о разных предметах веры, только вдруг она спохватилась: «Ведь вас бранить надо, звать вac антихристами», – полусерьезно заговорила она.

С.К.: Видите, как всё сложно. Сколько в расколе людей, созревших для православия? A сколько в православии людей, созревших для раскола?

H.C.: Во Флоровском Павловотчинском приходе многие по нерадению и под влиянием насмешек и убеждений старообрядцев не очищают своей совести покаянием и причастием иногда по 10-20 лет.

C.K.: Так начинаешь понимать, кто после революции разрушал храмы.

HC.: В Сидорове Грязовецкого уезда некоторые крестьяне, томящиеся мучительным вопросом – где правда, попросили остаться побеседовать с ними частно в их домах. Один из таких крестьян, Матфей Никифорович, собрал свои книги, розданные по рукам соседей, чтобы в своих книгах увидеть, чем поражается старая вера.

С.К.: А эти люди не могли разрушать храмы. Не могли.

Из отчёта о состоянии раскола в Вологодской епархии за 1901 год

Н.С.: На дальней Печере такие предметы, как чай, картофель, дрожжи, спички, керосин, словом все плоды культуры, которые проникают на Печеру, сильно смущают раскольников. Всё это кажется им знамениями антихриста. Свободное пользование православными плодами культуры раскольники ставят в упрек Церкви.

C.K.: Вспомните, как некоторые православные ополчились на компьютеры, стоило им появиться, сравните со старообрядцами, и вы поймете, насколько и тe, и другие комичны.

Н.С.: В глухих местах старообрядцы не возьмут почитать книгу, если она не в кожаном переплете и не с медными застежками. На просьбы показать Евангелие приносят Соловецкую челобитную и довольствуются только Псалтирью, не читая других книг.

С.К.: Думаю, среди тех, кто ныне в точности так же приходит в ужас от штрих- кодов, тоже не лишка знатоков Евангелия.

Н.С.: Желание проповедовать и распространять свою веру у всех раскольников сильное. На праздниках, в деревне, в поле, на дороге – они всегда заводят с крестьянами речь о вере.

C.K.: Кто не видел на своём пороге проповедников – иеговистов? А православного миссионера вы когда-нибудь видели на своём пороге?

1902

В Кокшеньге

Н.С.: Весной, пользуясь пребыванием раскольнической инокини Иринархии в Вологде, я приводил её несколько раз в кафедральный собор к архиерейским богослужениям. Об этом узнали раскольники, составили собор стариков и старух для суда над ней. На соборе особенно сильно волновалась матушка Мария, которая боится выглянуть на свет Божий из скорлупы раскольнических мелочных правил. Она и другие требовали отлучения Иринархии от общения в молитве. Умная Иринархия возвысила,на собрании голос: «Святые отцы не запретили испытывать веру. Святой князь Владимир, когда надумал менять веру языческую и отверг идолов, посылал послов по всем народам узнать, где вера лучше. Боязно душу загубить. Ну как мы ошибаемся? И вам, честное собрание, советую посмотреть на ихнюю службу». Старики не послушали фанатичных старух, Иринархия нe была отлучена, хотя для формы и получила запрет ходить в православные храмы.

C.K.: И радостно и тягостно бывает находить своих скорее среди чужих.

Н.С.: To какой-нибудь Филарет перекупает почти насильно в проруби напутствованного священником своёго брата, который после холодной ванны скоро умирает, то наставник Василий Степанов с единомышленниками совсем насильно затаскивают в крестильный чан умирающего, так же исповеданного и причащенного Святых Тайн старика-солдата, не любившего раскольников. И все молчат, а священник узнаёт об этом спустя уже некоторое время и поражается подобной вестью.

С.К.: Увы, в Православном Царстве не всё было благополучно. При равнодушном отношении к вере даже со стороны священников, сектанты получали возможность действовать нагло и открыто. Но Николаю Следникову и в страшном сне не могло присниться то, что творится сейчас.

В Домшине

Н.С.: На публичных беседах Коновалов был, по свидетельству очевидцев очень «лют», «резал» священников без всякого стеснения. Слова: «Аще кто не крестится двумя перстам, и якоже и Христос, да будет проклят», произносил таким тоном, что даже православных, не слышавших этого страшного изречения, приводил в смущение, а о причащении, совершаемом в церкви, так говорил, что, по словам рассказавшего нам о беседе человека, «волосы дыбом становились».

C.K.: Вот каких проповедников хочет слушать русский народ, а не акадэмиков, у которых всё умненько и логичненько. И если какой-нибудь акадэмик обратит внимание на то, что проповедник сказал явную глупость – Христос не осенял и не мог осенять себя ни каким крестным знамением, так ведь ему могут ответить: «Ты, парень, шибко грамотный, а у человека посмотри какая вера».

В Удоре

Н.С.: Наименование «филиппане» мало знакомо населению Удоры. Их здесь называют «бозовы» по имени главного вождя и руководителя их Михаила Бозова. Это – слепой старец.богатый крестьянин из села Важгорта держащий весь филипповский раскол Удоры в своих руках и силою нравственного авторитета, и своим капиталом. Самоуверенный и независимый от филиппан, он мыслит и действует вопреки основным законам и требованиям этой секты. Был случай, когда он повенчал одного вдовца по вымышленному им обряду, и теперь Бозов открыто высказывается, что брак можно совершать и мирянину.

Он уже 40 лет, как слеп и теперь безвыходно находится в своей комнате, прикованный к постели болезнъю. Не всегда можно пробраться к нему, с ним трудно разговаривать. He редко приходилось слышать миссионеру и священнику: «Умрет Бозов, и перейду к вам в Церковь».

C.K.: Какие типажи, какие крупные люди. По силам ли было простодушным крестьянам понять, что харизма подобных религиозных вождей густо замешана на гордыне, то есть начале антихристианском.

В Грязовецком уезде

Н.С.: В деревне есть очень начитанный и понятливый крестьянский юноша Михаил, который часто рассуждает со стариками-раскольниками, но в некоторых пунктах православного учения сам не тверд.

С.К.: Поищите-ка вот таких ребят серди современной сельской молодежи.

Н.С.: В деревне Слободе, жители которой по отзыву приходских пастырей весьма равнодушны к церкви, мы были утешены умилительной картиной. Во вновь устроенном хорошем помещение земской школы вечернею порою причт Почковской церкви совершил молебное пение Божьей Матери. Дети, выстроивштись в ряды, участвовали в пении. За труппой детей стояли взрослые. Служение, к которому они мало привыкли, давалось им с трудом, но стройное пение сыновей и дочерей трогало их сердце, воодушевляя в их душах молитвенное чувство. После служения присутствовавшие разместились по ученическим скамьям и с усердием в течение трех часов слушали миссионера.

С.К.: Сейчас, когда говорят об «оскудении веры» перед революцией, не всегда понимают, что это оскудение было таковым по сравнению с очень высоким уровнем религиозности. На самом деле русский народ и тогда был и сейчас остается едва ли не самым религиозным в мире.

1903

Н.С.: В морозный день после праздничной обедни мы со священником ехали побеседовать о предметах веры в деревню Индалово, где предполагал поселиться после пребывания в столице раскольник Зайцев, уроженец этой деревни, имеющий у себя много книг. Народ знал о беседе. Об этом можно было судить по тому, что при нашем приближении к деревне на прилегающей к Индалову снежной равнине, поверхность которой серебрилась под лучами зимнего солнца, стали показываться темные фигуры людей, направляющихся к деревне, занесенной снегом. Недалеко от Индалово на дороге мы обогнали седого и довольно уже дряхлого старца в большой меховой шапке и с посохом в руке, на который он опирался, видимо, утомленный от нелегкой для его возраста ходьбы. То был церковный староста, человек религиозный, благочестивый и страдающий о заблуждениях старообрядцев, по темноте своей и упорству пренебрегающих Церковью…

Скоро в комнате появились всегда первые посетители наших бесед – малыши. Их серые, голубые, карие глаза с любопытством были устремлены на кучу полупудовых книг, которые в порядке были разложены на столе…

«Когда старообрядцы удаляются от Святых Тайн, они делаются, по словам Кирилла Александрийского, Богу врагами, а бесам друзьями». У сидевшего напротив меня пожилого толстого крестьянина по фамилии Шахов при этих словах передернуло лицо, и в глазах появился злой огонек. «Причащение совершалось до патриарха Никона, теперь его нет, поневоле будешъ жить без него, – с сердцем высказал он.– Причастия теперь нет, потому что попы худы: пьяницы, табашники…»

Поздно вечером в темноте разбрелись они по своим ломам, тихо переговариваясь по поводу того, что выслушали и поняли они во время беседы.

С.К.: Для меня в этом фрагменте, как впрочем и во всем дневнике, самое драгоценное – образ рассказчика. Каким замечательным человеком и христианином был Николай Николаевич Следников. Ревностный, пылающий верою, не боящийся правды и не отворачивающийся от язв народной души, он искренне любит крестьян и переживает за них. А сколько поэззии мы видим порою в его описаниях. Это был настоящий христианский романтик, совершенно чуждый той «казенной веры», за которую часто упрекают служителей Церкви той поры. Следникову можно верить, и тот крестьянский мир, который выходит из-под его пера – это реальный и очень привлекательный мир, не смотря на все свои пороки. Как жаль, что этот мир был разрушен.

Буйство раскольников

H.C.: Около села Новленского, среди деревень с раскольническим населением, находится Тетерниковская моленная, окруженная домиками – келейками, число которых постепенно растет, потому что более ревнующие о соблюдении обычаев старообрядцы со всем своим имуществом переселяются сюда на постоянное жительство. Здесь по временам московский купец по имени Тимофей, восседая в кресле, как бы священнодействуя, вручает из большой чашки серебряные рубли и полтинники каждому приходящему к нему и целующему руку его раскольнику…

«У вас всё извращено, – закричал на всю комнату Клавдиев, забыв об условии говорить по 10 минут, – у вас говорится «во веки веков», а это ересь. Подавай Кириллову книгу.» Шалопанов стал вырывать её из моих рук. He слушая объяснений, он стал осыпать нас потоком самых отборных ругательств. «Ты дьявол», – кричал он священнику. «В тебе – бес», – громко, почти исступленно выкрикивала его сестра -раскольница. Мы запели молитвы… Пение несколько отрезвило устроителей беспорядков. Впрочем, один из них, старик Ступнев, доселе сидевший с открытой головой, надел шапку и в ней стоял до конца пения.

С.К.: Советская атеистическая пропаганда очень любила для борьбы с любой религией использовать описание раскольнического быта. Помню не один фильм, в котором очень ярко и убедительно было показано на примерах старообрядцев, как это ужасно – верить в Бога. С точки зрения безбожной пропаганды, это был тактически очень эффективный ход. Мы видели на экране психически ущербных, угрюмых и мрачных людей, боящихся жизни, чуждых её вполне невинных радостей, склонных к подавлению чужой воли и несущих на себе печать подавленности. И ведь по отношению к старообрядцам, сектантам всё это было в основном правдой. А советские люди, развращенные атеистической пропагандой, искренне считали, что таково – лицо религиозной веры вообще. Дошло до того, что – любого церковного православного человека уже начали называть сектантом. А я вот сейчас пересмотрел бы те фильмы и, думаю, что не без пользы, но уже не как атеистическую, а как антисектансткую пропаганду.

Один из многих

H.C.: Он тяготеет к Церкви, он верит в необходимость священства, не отвергает таинств, но живет по келейному, потому что сильно смущается вопросом, почему на иконах благословляющая десница Спасителя изображается различно и т.д. Для человека, не знакомого с той ерундой в которой живет этот сомневающийся брат, кажутся странными его искренние потуги разрешить то, что так легко и просто разрешает всякий, не выросший в атмосфере обрядоверия. Как креститься- тремя или двумя перстами, как произносить имя Христа Спасителя: «Исус» или «Иисус» имеет важное значение для раскольников, полагающих в этих предметах суть религии и продолжающих отстаивать свои обряды со стойкостью, мало уступающей той, какую имели первые раскольники, готовые со спокойствием всходить на костры за букву «аз».

С.К.: Как-то один еврей, перешедший из иудаизма в православие, рассказывал о том, что и доныне душа его невольно содрогается, когда он видит целиком написанное слово «Бог», а не «Б-г», как это принято в иудаизме. Этот человек давно уже всё понял и осознал, но иудейские рефлексы коренятся в его душе настолько глубоко, что неизвестно, удастся ли их когда-нибудь изжить. Так же и обрядоверие – это не просто наивное заблуждение, вызванное религиозной безграмотностью, это глубокая духовная проблема, которую невозможно снять одними только разъяснениями. И неизвестно ещё, надо ли её снимать. Ты ему докажешь, что «вера не в перстах», а он в Бога верить перестанет.

Н.С.: Среди присоединившихся к православию есть видные лица в двинском расколе – крестьяне Иван Васильевич Гулин и Евдоким Антонович Шестаков. Первый из них, отличаясь начитанностью, светлостью ума и наблюдательностью, слыл за главного управителя двинского раскола. В постановлениях раскольнических соборов Иван Гулин именовался «великим столпом веры древния и адамантом истины». Усердное чтение древних книг и беспристрастное отношение к читаемому вразумило наставника и водителя раскольников, в каком страшном положении находятся они, и он – «наставник, незаконно вощедший в чин учительства и восхищающий недарованное». Ныне И.В. Гулин открыто встал на сторону Церкви. Одна женщина – раскольница, не стесняясь, говорила: «Лучше бы я своими руками спалила его со всем домом, чем всё это видеть».

С.К.: И ныне, беседуя с сектантами, раскольниками и прочими врагами Церкви, всегда надо держать в уме, что среди этих «Савлов» может найтись «Павел», к которому завтра ещё и за советом придем.

Н.С.: Крестьянин Крюковского прихода Василий Волков 30 лет живший вне общения с Православной Церковью и хваливший странничество, надумал окончательно сделаться его последователем. Он ушел в раскольнический скит, находящийся в 4-х верстах от села Беседного, и тут прожил 20 недель. За это время он увидел, как на самом деле мрачна жизнь странников, старающихся казаться подвижниками. Особенно его поразила нахальность «бегунов», содержавшихся за счет Волкова и требовавших от него денег для удовлетворения разных своих прихотей. Пребывание в скиту было для Волкова уроком, он искренне обратился к Церкви.

C.K.: He устану поражаться тому, сколько упорных правдоискателей обреталось среди простых крестьян. Это ведь не интеллектуалы, им трудно было разобраться в тонкостях веры, но они дышали верой, и они находили правый путь.

Н.С.: Священник Щугорской церкви рассказывал, что дети идущие в церковь, подвергаются нападениям со стороны раскольнических детей. Впрочем, многим детям раскольников нравятся порядки жизни и обучения в церковных школах, их родители нередко навещают школу во время занятий и оставляют её удовлетворенными. Другие дети, несмотря на запрещение от родителей, охотно усваивают молитвы и церковную историю, а от родителей это скрывают.

С.К.: К 1917 году эти дети станут молодыми крепкими мужиками. На чьей стороне они будут?

У воинственной раскольницы

Н.С.: Ещё с раннего утра дул сильный ветер. В полдень поднялась вьюга. Кипело, как в котле, по народному выражению. Все сидели дома, в такую метель – не до работы. Была полная надежда, что хотя бы от скуки, усиливающейся от завывания ветра, на беседу явятся даже равнодушные и ленивые, которые ранее отсутствовали на наших собраниях. Однако, надежды наши не оправдались, и мы пошли по домам…

…«Не хочу вас слушать, убирайтесь» – соскочив со скамьи, закричала раскольница, – я вас голиком выгоню», – и она бросилась на кухню, где был у неё голик. B это время дверь отворилась, и в ней показался священник с книгами. Раскольница заметалась, глаза её загорелись злобой. Она схватила табуретку и бросилась на нас, затем стремительно направилась из избы. Ожидая больших неприятностей, мы поспешили за ней. Опасения наши оправдались. Вблизи кельи была куча длинных и тонких еловых кольев. Она схватила один из них и замахнулась им на нашу сторону, крича: «Подойдете – первого хвачу – разобью». Освирепевшая раскольница вполне могла привести свою угрозу в исполнение, и мы сочли за лучшее не прямым путем добираться до школы, но задами, через глубокие сугробы снега.

«Храбы же вы, она и с топором могла броситься на вас, она терпеть не может Церкви», – услышали мы при рассказе о нашем посещении раскольницы от крестьян.

C.K.: Вы, конечно, обратили внимание на то, сколько героической романтики в настоящей миссионерской работе. Можно роман писать «Как закалялся миссионер».

Н.С.: Некоторые даже считают грехом чисто мыть свою избу, так что иногда упрекают православных за их заботу о чистоте комнаты: «У тебя теперь так чисто, а каково за это будет на том свете?» Нам приходилось видеть старух-раскольниц, которые ни когда не бывали в бане и ни когда не моют даже своего лица. Не моются раскольники главным образом ради подвига, а потом – из опасения оскверниться.

C.K.: Если бы кто-то захотел создать пародию на православный аскетизм – лучше не получилось бы. Враг рода человеческого – большой мастер пародий. А на что он ещё способен?

Н.С.: Горе православным женщинам, попавшим в раскольническую семью. Придет она из храма после венчания, ещё на крыльце перед входом в дом родственники-раскольники заставляют переменить троеперстие, которым она привыкла креститься, на двоеперстие. Придумывают разнообразные поводы, чтобы не пустить её в церковь. При стойкости в убеждениях православной женщины ярые раскольницы прибегают даже к истязаниям, чтобы достигнуть своей цели.

С.К.: Вот это и была самая настоящая гражданская война, и война эта шла за самое главное, что только есть в жизни человека.

Н.С.: Девушка-раскольница 17-и лет в деревне Петряеве ищет истинной веры. Ищет искренне, настойчиво, сознательно, с мужеством. В ней есть искра Божия. Как ни язвят её подруги и соседи, она (старается тайно) ходит к одному ревнителю православия учиться грамоте с единственной целью – приобрести навык читать книги, чтобы найти и утвердиться в неповрежденной ересью вере.

С.К.: Представьте себе какой-нибудь модный петербургский салон той поры, как водится, битком набитый разного рода «богоискателями», развивающими мудреные религиозные теории, и вы почувствуете, что они – никто и ничто перед этой незаметной крестьянской девушкой. Ведь её интересует только истина и ничего более, а они… «все непонятное говорят, образованность свою показать хочут».

H.C.: Прошлый год унес одного из деятельных и незаменимых ревнителей православия – Михаила Погожева из деревни Подкуста. На наших беседах уже не сидел этот старик-слепец около нас, ранее с глубоким вниманием слушавший, какие ответы давать ему раскольникам, когда они будут донимать его своими вопросами. Михайло жил в страшной бедности. Сколько раз раскольники, не жалея денег для завлечения его в свои сети, уговаривали старика перейти в их веру. Глух был покойный к искушениям коварных людей. Он боролся с раскольниками, раскрывал неправильность их веры и претерпел до конца. Мир праху твоему, неподкупный сын Церкви.

С.К.: Известен ли нам этот тип крестьянских «рыцарей веры»? Ведь мы же вообще ни чего о них не слышали.

Рассказ ямщика

H.C.: После оживленной беседы со странниками, меня вызвался вести до ближайшей станции молодой, серьезный, любящий Церковь крестьянин Николай. Мы проезжали с ним через лес. Спокойно стояли вечно зеленые громадные сосны и ели, обложенные комьями снега. Через раскидистые ветви деревьев радостно выглядывало весеннее солнышко, начиная пригревать землю своими лучами. Кое-где робко чирикали птички. Наша лошадка быстро неслась по проторенной дороге. Скрипел снег под полозьями санок. Мы ехали молча. Ямщик первый прервал молчание…

«Много избушек ранее находилось в этом лесу, – заговорил он. – В них жили странники. Привольная жизнь в лесу манила и старых и молодых. Они оставляли свои дома, селились в чащах и хорошо устраивались тут. Особенно хорошо было у старца Изосимы. Вблизи маленькой теплой кельи журчал ручеек. Вода в нем чистая, светлая. За избушкой – десяток ульев-колод. Любил старик ходить за пчелами. Чего-чего не было y Изосимы, братия нанашивала ему всякого добра. Думаю, что не ради спасения своей души пришёл он сюда. У него была жена, дети малые, и он их бросил, не захотел трудиться».

C.K.: Удивительное дело: B дневнике епархиального миссионера с годами всё чаще и чаще появляются пейзажные зарисовки. Может быть он, изнемогая от постоянных картин духовного мрака, старался отдохнуть душой, созерцая прекрасный Божий мир. Может быть, это такой миссионерский прием, имеющий целью облегчить чтение и сделать его интереснее. Но главное тут, наверное, в понимании того, что русская религиозность неотделима от русской природы. Раскол существует не в безвоздушном пространстве. Сам окружающий нас замечательный мир Божьего творения, зеленеющий и цветущий, поющий птичьими голосами, ежеминутно дающий нам возможность ощутить радостную полноту бытия – главный обличитель угрюмого и мрачного раскола.

Кузюки (Никольский уезд)

Н.С.: Поезд быстро мчался по гладкому, ровному, как скатерть, полотну Котласско- Пермской железной дороги, оставляя позади громадные хвойные леса, тянущиеся по той и по другой стороне пути. Раздался гудок паровоза, и эхо его звонко отозвалось в глубине девственного леса, скрывающегося за горизонтом. Поезд стал уменьшать ход. «Станция старообрядческая», – заявил кондуктор при остановке поезда.

Первые семь верст от станции по направлении к починкам – топь. Ехать по ней невозможно. Лошадь вязнет и утопает в липкой грязи, едва двигаясь вперед, мы эти версты пробирались по бревнам, раскиданным рукою крестьян, когда они прорубали дорогу к железнодорожной станции. Приходилось идти с большой осторожностью, по местам прямо балансировать, чтобы не погрузиться в жидкую грязь. Соскользнешь с бревна и опустишься в болото. По обеим сторонам дороги – лесная чаща из елей, берез и осин. Куда не кинешь взгляд – везде дикая, но очаровательная в своей простоте заросль. Глаз услаждается словно искусною рукою насажденными кустами зеленых с громадными, как у восточных пальм, листьями папоротников, у подножия которых приютились семейства голубых незабудок. Там и сям около пней виднеются бледно-розовые цветочки северной полянки. Haд лошадью тучи комаров, над нами – тоже. Отмахиваемся от них широкими листьями папоротников, но напрасно. Жарко. Пот ручьями льёт с лица. Но вот кончился лес. Мы вздохнули легче. За полем открылся хутор – несколько домов в густой зелени деревьев. Это починок Максим, своим видом производящий такое впечатление, что тут у жителей – всего полная чаша. В починке все жители – раскольники.

С.К.: Вам не кажется, что последнее слово этого фрагмента звучит резким диссонансом ко всему его строю? Кругом так хорошо, тяжеловато, конечно, но всё равно хорошо, и вдруг – раскольники. Аномалия, противоречащая естественному строю земного бытия.

1905

Н.С.: Первородный сын Церкви Государь наш издал закон о веротерпимости. Старообрядцы ныне получили право иметь свои моленные, наставников, освобождающихся от воинской повинности и податей, монастыри.

«Государь-то ныне за нас, – с жаром повествует одна старушка-старообрядка. – Недавно он был в нашей моленной в Питере. Вею службу батюшка на ногах выстоял. Говорил нашим: «Знаю, что церковная вера – неправая, да делать мне нечего». На прощание много денег дал на моленную».

«Царь на нашей стороне – с горячностью говорил соседям молодой старообрядец- спасовец, – если кто нас теперь назовет староверами – в морду залеплю. Пойдете жаловаться – ни какой суд меня не накажет за это». «Да вы молитесь ли за царя-то, за милость?» Старообрядец заградил уста. Он не молится за благочестивого Государя.

Недавно вернувшийся из Москвы Самсон-старовер говорил православным, что миссионеры теперь уже не будут ездить, а про меня разнесли молву, что я ушёл в старую веру.

C.K.: Следников ни одним словом не выразил своего отношения к изменению религиозного законодательства. Он, искренний монархист, не мог осуждать действия Государя. Мне кажется, он даже думать запрещал себе о том, что царь что-то сделал не так. И всё же, разве не почувствовали православные, боровшиеся с расколом, что их предали? Получалось, что все их труды были напрасны.

Н.С.: «Теперь много наставников, у каждого своё стадо, на всех хватает дела, а когда официальный-то наставник будет – пойдет рознь». Василий Немытышев убедительно просил нас сообщить ему, не будут ли насильно заставлять старообрядцев строить моленные и избирать официальных наставников. Этого они более всего боятся. Удивительно, ранее раскольники с негодованием высказывались по поводу преследования их предков правительством, ныне же недовольны дарованной свободой.

C.K.: Боялись они, конечно, напрасно, но логика их страха вполне понятна. Старообрядцы решили, что во всем теперь уравнены в правах с православными и жить теперь будут во всем, как православные. Раньше они могли попрекать Церковь её исключительным положением в империи, но ведь они же прекрасно видели, как Церковь корчится под государственным руководством, делая только то, что велит её власть. И вот тут они вздрогнули- а что если и с ними теперь будет так же? Им вроде бы как бы даровали свободу, но не получится ли так, что на деле у них свободу отберут? Они вдруг почувствовали, что раньше-то как раз они и были свободны. Это очень актуальная для нас проблема. Мы не всегда понимаем, что государственная Церковь есть Церковь порабощенная.

H.C.: «А я так не попал в раскол», – сказал смелый мальчик лет 12-13, когда женщины выражали свои колебания, не окреститься ли им «в веру». Он рассказал: «В прошлом году я заболел зимой. Тяжело лежал. А староверы всегда тут и есть, где появится больной. Пришли ко мне и стали уговаривать перекреститься. Отец говорил мне: «Как хочешь», а мать твердит: «Надо исправиться». Я не хотел. Поучившись перед тем полгода в школе, я узнал, что старая вера – не истинная. Мать сильно настаивала на своём, пришёл уже в избу и наставник Андрей. Стали готовить воду для крещения. Я, хоть и слаб был, выбежал на улицу. Не хочу идти в старую веру. Так и остался православным.

C.K.: Так и остался православным… Маленький исповедник в одиночку пошёл, против всего свихнувшегося взрослого мира. Такие мальчики на Страшному Суде обличат раскольников, которые будут говорить: «Мы не виноваты, все вокруг нас так верили, это родители велели нам принять старую веру».

H.C.: Недавно рассказала нам одна учительница, что она познакомившись с несколькими вдумчивыми женщинами и сблизившись с ними, стала читать им сочинения Глеба Успенского, которые, по её мнению, должны быть сродни душе крестьянина и понятны им. И что же? Послушали – послушали женщины и сказали учительнице: «А этот, что написал книгу, святой отец или нет?» «Нет», – отвечала учительница. «Ну так прости Христа ради, оставь уж это чтение, нам бы от божественного».

С.К.: Наша интеллигенция, устраивая «хождение в народ», никогда не знала, чем живет русское крестьянство, что ему дорого, в чем оно нуждается. И мы сейчас очень плохо об этом осведомлены. А вот Николай Следников знал крестьянство и знал очень хорошо.

Н.С.: Много в деревне нужды, картины народного горя терзают моё сердце. Много в деревне диких суеверий, страшных пороков, проявлений вражды, злобы, гордости. Все средства надо испробовать, всеми мерами воспользоваться, чтобы проник свет Христов в крестьянское население, окутанное тьмой, чтобы он открыл крестьянам путь к Богу, к Небу‚ чтобы при помощи Божией достигли дети духовные чистоты сердца и вечного спасения.

C.K. …И тогда не будет у нас ни каких революций.

Послесловие

Прошу простить меня за то, что своими комментариями мешал знакомиться с фрагментами дневника епархиального миссионера. Да что же делать, если даже самый незначительный фрагмент этого дневника прямо-таки взывает к комментарию. У других читателей, очевидно, были бы другие соображения по поводу прочитанного, может быть противоположные моим. Можно со мной не соглашаться, да и со Следниковым – не обязательно. Я лишь хотел показать, что самый незначительный фрагмент этого уникального документа достоин отдельной мысли, что на нем надо обязательно остановиться и задуматься.

Какие уроки преподал в конечном итоге этот дневник лично мне?

Во-первых, я узнал, что жили тогда на Руси такие замечательные люди, как Николай Следников. Мы ни чего не знаем об этом русском типаже. Откуда? А ведь для нас очень важно понять, что такие люди были. Мы ещё встретимся на страницах этой книги с Николаем Николаевичем, когда его будут звать уже по-другому.

Во-вторых, тут море уникальной информации о состоянии старообрядческого раскола на рубеже ХIХ-ХХ веков. Для историков эти сведения бесценны.

В-третьих, эти факты дают возможность сделать некоторые выводы о природе раскола как такового, то есть любого раскола. Сейчас, когда вокруг нас, пусть и не в таком количестве, начинают действовать раскольники катакомбно-зарубежного толка, нам очень важно понять, до какого состояния духовного мрака и убожества доводит любой раскол.

В-четвертых, и это, на мой взгляд, самое важное, миссионерский дневник даёт информацию к размышлению о характере религиозности русского народа накануне революции. Конечно, на основании одного только этого документа окончательные выводы сделать невозможно, но их тем более невозможно сделать, игнорируя такие документы.

Меня более всего поразило количество искренних и упорных богоискателей, которые стремятся к истине вопреки всему и несмотря ни на что, причем они встречаются как среди раскольников, так и среди православных. Такие люди всегда единичны даже среди самых религиозных народов в самые религиозные эпохи. Если среди верующих мы встречаем хотя бы одного на тысячу, способного к самостоятельному поиску истины, так это уже много, а здесь целая россыпь таких образов, и если тогда такие люди встречались буквально один за другим, так уже становится невозможно поверить в то, что накануне революции русский народ якобы был равнодушен к вере.

Конечно, развернувшиеся перед нами картины духовного мрака ужасны. Ho они дают возможность объективно посмотреть на ситуацию и не должны нас смущать. Если разобраться, то всё это было всегда, а бывало и похуже. Даже самые религиозные эпохи русской истории при ближайшем рассмотрении дали бы нам не мало картин такого рода. Люди, которые дышат искренней, глубокой и чистой религиозностью всегда в меньшинстве.

Впрочем, не стану сильно настаивать на этих выводах. Настаиваю лишь на том, чтобы мы старались честно и вдумчиво относиться к истории русского православного народа.

Прилуцкий век

1892-1992

Предисловие

Смысл человеческой истории ускользает от тех, кто склонен рассматривать и оценивать её по частям. Мы никогда не поймем, чем была для России советская власть с лютыми гонениями на Церковь, если не узнаем правды о предреволюционном периоде, о том, как жила и чем дышала Русская Церковь накануне глобального катаклизма. Мы не сможем правильно оценить особенности церковного возрождения постсоветской эпохи, если не поймем из какой реальности оно выросло. B Вечности все события существуют одновременно, и там, надо полагать, общий смысл земной истории ясен, как Божий день. Нам не дано пока смотреть из Вечности, но, может быть, есть смысл учиться этому уже сейчас, стараясь охватить взглядом одновременно несколько эпох. Постараемся, сколько сможем, преодолеть фрагментарность, дробность своего восприятия и в какой-то мере это, может быть, убережет нас от поверхностных и легковесных суждений.

Вот история одного из бесчисленных русских монастырей – не самого большого, но и не самого маленького. Спасо-Прилуцкий монастырь на окраине Вологды избежал, как громкой славы, так и полной безвестности. Он типичен. Возьмем ровно сто лет его истории – от празднования 500-летия преставления основателя монастыря прп. Дмитрия Прилуцкого до празднования 600-летия. Этот век вобрал в себя три эпохи: имперскую, советскую, демократическую. Эти три совершенно непохожих друг на друга реальности тем не менее составляют единый, органичный процесс, в рамках которого всё взаимосвязано и взаимообусловлено. Сможем ли мы почувствовать органичную взаимосвязь событий?

Конечно, нам не дано написать детальную, подробную историю прилуцкого века. Стали известны лишь отдельные разрозненные факты – порою не слишком значительные, порою выхолощенные официальной интерпретацией, порою вырванные из контекста, который невозможно восстановить. Может быть, самые важные ключевые факты так и станутся для нас навсегда неизвестными. Что же делать? Чем богаты. Постараемся же компенсировать скудность наших сведений вдумчивым отношением к каждой самой незначительной детали. Этот текст, как ни какой иной, вынуждает читателя быть соавтором.

Если для вас важна духовная правда русской истории, если вы не боитесь того, что эта правда может оказаться шокирующей, если вы готовы к тому, что под напором неудобных фактов внутри вас начнут рушиться сложившиеся представления и устоявшиеся стереотипы, настойчиво требуя новых подходов и интерпретаций, тогда лучших соавторов я и пожелать для себя не могу.

Часть первая

В поисках утраченного монастыря

I Посох преподобного Димитрия (1892-1908)

Из достопримечательностей, находящихся в Церквях и хранилищах монастыря,

надлежит отметить: фелонь преподобного Димитрия из старинной шелковой материи

с оплечьем из бархата и крашенинной подкладкой. Может быть, дар Димитрия

Донского. Деревянный черный костыль преподобного Димитрия с железным

наконечником, обшитый красным бархатом и обвитый золотым кружевом.

Г.К. Лукомский. 1914г.

11 февраля 1892 года Вологодский второклассный Спасо-Прилуцкий мужской монастырь торжественно праздновал пятисотлетие со дня преставления преподобного Димитрия Прилуцкого чудотворца, основателя монастыря, о чем подробно сообщали «Вологодские епархиальные ведомости»:

«По сему случаю проходило в названной обители нарочитое празднество в честь великого угодника Божия, одного из древнейших святых земли Вологодской, в самый день празднества в 8-ом часу утра перед началом литургии совершен был из Вологды крестный ход в Прилуцкий монастырь с чудотворными и другими иконами города. По прибытию к монастырю крестный ход встречен был в Святых воротах настоятелем и братиею, после чего внутри монастырской ограды совершено было крестное обхождение вокруг соборного храма, в котором почивают мощи преподобного Димитрия. Во время этой процессии общее внимание богомольцев обращено было на облачение настоятеля, который имел на себе древнюю фелонь преподобного Димитрия, и вместо архимандритского жезла опирался на игуменский черный костыль того же угодника».

O, этот елейно-официозный стиль церковных репортажей!.. Как мало он говорит o подлинном духовном содержании события, будучи призванным вызвать у читателя некое среднестатистическое умиление. A между тем мы сталкиваемся тут с большой духовной загадкой. Прилуцкий настоятель архимандрит Анатолий, облачившись в фелонь преподобного Димитрия посягнул на многое, даже на очень многое. Что происходило в то время в его душе, какие чувства её наполняли? Во время крестного хода отец Анатолий фактически символизировал собой фигуру преподобного Димитрия. Его ли это была мысль, а если не его, то легко ли он её принял? He страдал ли он от чувства собственного недостоинства, неся на плечах фелонь и держа в руках посох великого святого? А может быть он вообще не придавал всему этому сколько-нибудь серьезного значения, воспринимая происходящее, как некое театрализованное действо? Если бы мы могли перенестись на сто лет назад, ответы на эти вопросы мы имели бы надежду прочитать на лице архимандрита Анатолия, но мы не видели его лица, и содержание его души навсегда останется для нас загадкой.

С какими чувствами слушал отец Анатолий выступление ректора Вологодской духовной семинарии протоиерея Иоанна Лебедева? А может быть он его вообще не слушал, пропуская мимо ушей, как ни чего не значащий плавно текущий официоз, способный лишь убаюкивать? Между тем, отец Иоанн говорил:

«Господь прославил угодника Своего тою славою, какая уготована всем благим и верным рабам Его. По ходатайству преподобного неоскудно потекли помощь и заступление всем, с верою прибегающим к раке цельбоносных мощей его, или молитвенно взиравшим на священное его изображение. Много перемен совершилось за этот период времени в жизни нашего Отечества, много сменилось поколений, бывших свидетелями разнообразных превратностей судьбы, по воле Божьей пережитых нашими предками, изменилось даже само лицо земли в крае нами обитаемом. Много бед и злоключений испытала и святая сия обитель, а ни область тления, ни область забвения не коснулись останков святого основателя ея. Снова пройдут века, снова будут меняться поколения и чередоваться события в судьбе нашего Отечества, а память праведного и гроб его, твердо верим, неизменно пребудут с похвалами среди всех устремлений потока времени, до того самого дня, в который по воле Вседержителя положен будет предел бытию этого мира».

Хорошие слова. Правильные. Пожалуй, даже очень правильные. И, как всегда в таких случаях бывает, мало говорящие уму и сердцу. Ho, может быть, лицо отца Иоанна, когда он произносил эту речь, светилось настоящей духовной радостью, а голос его дрожал от волнения, проникая в сердца слушателей? Тогда всё меняется. Но ведь это неизвестно.

Тот, кто дерзнул, «писать историю», должен понимать, что поставил перед собой задачу заведомо неосуществимую, потому что подлинная история – в душах людских, а они всегда сокрыты от нас. Что мы знаем о том давнем празднике? Например следующее:

«Празднество закончилось в кельях настоятеля обеденною трапезою, в которой участвовали кроме служивших литургию преосвященного Израиля, епископа Вологодского и Тотемского, трех архимандритов, четырех протоиереев и пяти священников и некоторые из приглашенных почтенных лиц города».

He сомневаемся, что число духовных особ было подсчитано безупречно. Если это что-нибудь значит. Хотя, что-то, конечно, значит. Очень трудно судить о том, что имеет значение для истории.

Протоиерея Иоанна Лебедева через пару месяцев после праздника поразил ревматизм, но батюшка встал на ноги. Приступ повторился через год с небольшим, 2 июня, накануне летнего праздника Спасо-Прилуцкой обители. Потом ещё через год и опять в июне, в форме гораздо более тяжелой. Почему-то обострение болезни случалось у отца ректора именно накануне праздника, из-за чего он не мог сослужить архимандриту Анатолию во время праздничного богослужения. A ведь они всегда служили эту службу вместе, потом обедали в настоятельских покоях, но вот с 500-летия этот обычай прервался.

2 июня 1895 года архимандрит Анатолий служил всенощную опять без отца Иоанна, а на следующий день, в самый праздник, он узнал о том, что вчера, именно вво время всенощной, тот скончался.

Имеет ли история болезни ректора Вологодской семинарии отношение к истории Спасо-Прилуцкого монастыря? Как знать.

***

Архимандрит Анатолий (B миру – Александр Смирнов) был сыном пономаря Николаевской Пеньковской церкви – Грязовецкого уезда. Закончил Вологодскую семинарию и в 1885 году был рукоположен во священника, служил в Николаевской Толшемской церкви Тотемского уезда. Не похоже, что он когда-нибудь стремился к монашеству, но в 1868 году умерла его жена, а вдовые священники тогда, как правило, принимали постриг, то есть тут была не его воля, а скорее сила традиции, поддержанная волей начальства. Так монахами порою становились люди, совершенно не имеющие к тому ни призвания, ни желания, ни когда не бывшие ни послушниками, ни простыми монахами, а сразу становившиеся иеромонахами. Но может быть, была Божья воля на то, чтобы ему стать монахом? Может быть, уже оказавшись в монастыре, он ощутил в себе призвание к иноческому житью? Может быть.

Итак, священник Александр Смирнов уволился за штат и поступил в число братства Тотемского Спасо-Суморина монастыря. Потом был устроителем Устюженского Николо-Прилуцкого монастыря, настоятелем Сямского монастыря Вологодского уезда. Видимо, он был способным администратором, а потому по должностям продвигался не то, чтобы быстро, но неуклонно. В 1877 году он уже игумен, а в 1888 году – архимандрит, настоятель Спасо-Прилуцкого монастыря.

***

Монастырь, полученный в попечение отцом Анатолием, мало напоминал обитель былых времен. Ушли в прошлое героические схватки с иноземцами, легендою стало былое хозяйственное могущество монастыря, во много раз уменьшилось число насельников. В начале XVIII века, к примеру, монастырская братия составляла 82 человека. В юбилейном 1892 году всей братии вместе с настоятелем было 12 человек (2 архимандрита, 6 иеромонахов, 3 иеродиакона, монах) да 20 человек послушников.

Пахотной земли монастырь не имел. Было 4 лошади, 6 дойных коров, бык и 2 подтелка. Для прокормления скота был луг на правом берегу реки Вологда – 31 десятина. Сена на лугу ставилось до 400 пудов. К владениям монастыря принадлежала так же рыбная ловля на реке Вексе в 25-и верстах от монастыря, но её сдавали в аренду. Настоятель не без иронии над этим немудрящим хозяйством рапортовал: «Хозяйственное устройство монастыря ни каких особенностей не имеет. Ни целебных минеральных источников, ни торговых лавок, ни заводов, ни водопроводов, ни различных мастерств, приносящих доход, при монастыре нет».

В 1893 году архимандрит Анатолий устроил в каменном корпусе при надвратной Вознесенской церкви гостиницу для приезжих богомольцев. Она не единожды служила добрую службу и в других делах. К примеру, в 1904 году, во время русско-японской войны, отец Анатолий писал в консисторию: «Настоятель и старшая братия изъявляют согласие на принятие в монастырь раненых воинов в количестве 5 человек для бесплатного ухода за ними с помещением их в монастырском гостином доме. Для ухода за больными будут назначены двое из служителей монастыря»

С 1868 года в каменном двухэтажном здании напротив святых ворот существовала, так же странноприимница в нижнем этаже при скотном дворе. Здесь странники и богомольцы пользовались приютом и трапезою до двух дней. Таковых посетителей было, к примеру, в 1902 году 4500 человек. Самым бедным из них была оказана помощь в общей сложности на 120 рублей.

В настоятельско-братском корпусе монастыря размещалась центральная Семенковская школа. В начале ХХ века занятия в ней проводил священник Прилуцкой церкви Евгений Вахрамеев (К слову сказать, в Прилуках отец Евгений служил вплоть до расстрела в 1937 году). В монастырской библиотеке книг и журналов разных наименований числилось до шестисот.

Основной статьей дохода в 1892 году являлись крестные ходы и церковные кружечные сборы, за которые было получено 2612 рублей. Исправно шло жалование из казны – 1250 рублей. За рыбную ловлю получено было 680 рублей, за частично сдаваемые в аренду сенокосные луга – 424 р. Случайные благотворительные доходы и пожертвования составили 1381 р. За помещение школы – 60 р, за перевоз через реку Вологда – 21 p, за место для погребения – 20 р.

В свободное от богослужения время некоторые послушники занимались ремеслами: портняжным, переплетным, выпилкою из дерева, а в летнее время – садоводством и огородничеством. О том, чтобы кто-нибудь из штатной братии имел подобного рода увлечения сведений не сохранилось. Кроме того, в монастыре по вольному найму держали до 10 человек. Среди них были сторожа, столяр, скотник, повар, кучер, истопник. Чему же посвящала досуг штатная братия, ремеслами не занимаясь, повседневные труды перекладывая на вольнонаемных, а немногочисленные монастырские угодья предпочитая сдавать в аренду?

***

Вот послужной список монашествующих, составленный настоятелем монастыря в 1892 году:

«Бывший настоятель Старицкого Успенского монастыря Тверской епархии архимандрит Агафангел. Был уличен в поджоге мельницы, принадлежащей означенному монастырю. Дело прекращено по высочайшему повелению. Перемещен в Вологодский Спасо-Прилуцкий монастырь под строгий надзор настоятеля за образом его жизни и поведения.

Иеромонах Алексий. Был судим и штрафован в 1879 году запрещением священнослужения на 3 месяца за растрату церковных денег. В 1881 году за постыдный образ жизни перемещен в Лопотов монастырь с запрещением священнослужения. В 1889 году за нетрезвость отправлен в Спасо-Прилуцкий монастырь с запрещением священнослужения.

Иеромонах Антоний. Был штрафован за беспорядочное не всегда трезвое поведение.

Иеродиакон Пахомий. Судим и оштрафован в 1887 году за нетрезвость, грубость, буйство и за бесчинные поступки в храме при богослужении, за что был послан из Заоникиевской пустыни в Лопотов монастырь. Оттуда перемещен под строгий надзор настоятеля в Спасо-Преображенскую пустынь с воспрещением богослужения. В 1890 году за нетрезвую жизнь и самовольные отлучки из монастыря перемещен в Арсениево- Комельский монастырь.

Иеродиакон Поликарп. Был судим за нетрезвую жизнь, самовольные отлучки и смуты между братией.

Иеродиакон Кирилл. Поведения не всегда трезвого, характера грубого и неуступчивого».

Положительно характеризуются настоятелем лишь казначей иеромонах Нектарий, иеромонах Варнава, больной старик, иеромонах Нил, духовник, и монах Василий. Про этих "положительных" насельников обители трудно сказать что-либо определенное. Может быть, они просто пили умеренно и не устраивали бесчинств? Или это были иноки высокой духовной жизни? Но смогли бы они тогда жить в монастыре, где более половины братии составляли пьяницы и буяны? Похоже, что тогда монах хотя бы только дисциплинированный и умеющий скрывать свои порочные наклонности, уже считался хорошим монахом.

Видимо в те годы монашеское пьянство и беспутство стали явлениями обычными и заурядными, вряд ли способными удивить епархиальное начальство, но когда из 11-и человек братии лишь пятеро держали себя в рамках, это был уже перебор даже по меркам сугубой терпимости. Архимандрит Анатолий в том самом юбилейном году получил от архиерея распоряжение навести порядок в обители.

Это не представляло трудности. Достаточно вспомнить послужной список иеродиакона Пахомия, в течение непродолжительного времени сменившего 5 монастырей, чтобы понять, каким образом принято было тогда наводить порядок в обители. По 22-м монастырям епархии иноков перетасовывали, как колоду карт. Единожды попавший в эту систему, уже никогда не выпадал из неё. Даже уголовное преступление, как видим на примере архимандрита Агафангела, иногда было лишь поводом для того, чтобы лишить священноинока должности и отправить в другой монастырь, а не на каторгу.

Мы не знаем, что за человек и что за монах был архимандрит Анатолий. Может быть, и сам любил к бутылке приложиться. Просто знал меру, держал себя в руках, потому и стал настоятелем. A может быть, душа его невыносимо страдала от того, что вверенная ему обитель превратилась в притон пьяниц и от сознания полной невозможности что-либо изменить. Или он уже сжился с этой системой, притерся к ней и вполне комфортно чувствовал себя в её рамках, ни о каких переменах вообще не думая?

Похоже, что отец Анатолий был честным человеком. Вот что он писал o тех мотивах, по которым поступают в монастырь послушники: «В настоящее время весьма редкие послушники поступают в монастырь по призванию, а большая часть или до времени призыва к отбытию воинской повинности, или же для заслуги рекомендации с целью получения места, или же только временно пристроиться в обители до приискания занятий вне монастыря».

Как видим, он не боялся говорить правду. Хотя, конечно, остается вопрос о том, почему он принимал таких послушников. Только потому, что монахам тунеядцам нужна была хозобслуга? Увы, это была система, а с системой невозможно бороться в одиночку.

Какие меры тут вообще можно было предпринять? Да для начала закрыть, как минимум, половину из 22-х монастырей епархии, потому что хороших (хотя бы только дисциплинированных) монахов на такое количество монастырей у нас явно не набиралось. И, может быть, добрую половину иеромонахов (во всяком случае – половину прилуцких священноиноков) пришлось бы лишить священного сана. Да кто же решился бы на такое? Это ж вся империя бы захрустела. Империя предпочитала гнить без хруста. И уж в любом случае это был вопрос не уровня архимандрита.

Отец настоятель не мог отучить от пьянства своих подопечных‚ он мог лишь послать их в подарок другому настоятелю, постепенно сам получая взамен кадры ни чуть не лучше. К этой же испытанной тактике прибегли и на сей раз. Уже к концу 1892 года всю пьянь удалось подраспехать по окрестным монастырям. Из «поведения нетрезвого» остался лишь иеродиакон Поликарп, но и его показывают среди «поведения хорошего». (очевидно, его уговорили по пьянке хотя бы не дебоширить). Вновь приняты пока лишь белый диакон Иоанн Баклановский и монах Анастасий.

Архимандрит Анатолий писал: «Нравственное поведение братии на началах иноческих обетов послушания и нестяжательности в настоящее время в монастыре вполне удовлетворительно». Видимо, не усматривали ни чего страшного в том, что Поликарп в следующем году вновь стал «предаваться нетрезвости», что новичок Баклановский зачастил в «самоволки» и тоже запил. Эту систему не могло изменить ничто. Как страшно она калечила души настоятелей, которые постепенно начинали утрачивать не только духовные, но и элементарные нравственные ориентиры. В 1894 году отец Анатолий так охарактеризовал – иеродиакона Поликарпа: «Поведения хорошего, к отправлению церковных богослужений способен, часто предается нетрезвости». Видимо, пьянство среди монахов уже перестали считать признаком плохого поведения.

Отец настоятель из года в год выводил в официальных отчетах одни и те же строки, полностью лишенные смысла: «Отношения настоятеля, казначея, духовника к братии отеческое, простое, выражающееся в попечении об удовлетворении нужд каждого, в попечении о правильном образе жизни. Отношение братии к настоятелю, казначею, духовнику сыновнее, почтительное, выражающееся в точном и усердном исполнении возлагаемых на них послушаний. Взаимные же отношения братии вполне мирные и дружелюбные. За точным исполнением сего следят казначей и духовник монастыря под непосредственным наблюдением и руководством настоятеля».

Что чувствовал настоятель, когда писал эти ни чего не значащие слова? Или уже ничего не чувствовал?

***

Интересно, они думали о том, чем завершится процесс разложения монашества? Там ведь были неглупые люди, которые, очевидно, понимали, что ситуация не будет стоять на месте, и мерзость монастырской жизни, которой они были свидетелями, это ещё далеко не предел. Чем же это, по их мнению, должно было закончиться? Мы-то знаем, что это закончилось большевизмом, а вот как они это понимали?

Да, конечно, они осознавали необходимость перемен, но предлагали лишь полумеры, которые ничего не могли изменить, а кто-то и эти полумеры считал излишними, видимо, полагая, что и так всё хорошо. Епархиальное начальство с благословения Святейшего Синода решило перевести штатные монастыри епархии в общежительные. Что это означало, хорошо видно из докладной записки архимандрита Анатолия:

«В настоящее время штатные монастыри нашей епархии хотя и далеки от совершенства, но во всяком случае если не выше, то и не ниже монастырей общежительных. В штатных монастырях настоятель и братия вместо готового платья, обуви, белья и чая получают скромный денежный доход, которым и пользуются по своему усмотрению, А эти доходы настолько ограничены (от 100 до 120 рублей в год получают иеромонахи, послушники – от 30 до 36 рублей), что едва могут удовлетворить самым скромным нуждам, и надо удивляться тому, что несмотря на скудность оных, многие из братии оказывают помощь сиротам и бедным своим родственникам (С.К.: Скорее следовало удивляться тому, что этих денег хватало на пьянство).

Свободное распоряжение денежными доходами живущих в штатных монастырях служит поощрением каждому из них с осторожностью обращаться с денежными средствами. Настоятель, по совещанию с казначеем и духовником, всегда имеет право и возможность злоупотребляющих доходами лишить права распоряжаться оными (С.К.: Ни по чему не похоже, что настоятель активно пользовался этим правом).

В наших бедных содержанием монастырях большой недостаток в достойных монахах, а по введении общежития по скудности содержания желающих жить и трудиться станет ещё меньше.»

Уму непостижимо: монахи и даже послушники оказывается получали зарплату, а настоятель ещё и сетовал, что монашеские зарплаты – низкие. Хотя стоило бы поинтересоваться, за какие именно труды на благо Отечества следовало этим людям жалование из казны? Сам тот факт, что православное государство поддерживало монастыри – не удивителен, но чтобы платить монахам зарплату – это, кажется, уже через край, особенно если учесть, какие это были монахи. Монастыри, призванные быть светом миру, подавать мирянам пример стремления к духовному совершенству, постепенно стали полезны только для безбожной пропаганды, представители которой очень любили порассуждать о монахах-тунеядцах, всегда имея возможность привести конкретные примеры.

Когда архимандрит Анатолий облачился в фелонь преподобного Димитрия Прилуцкого и взял в руки его посох, не думал ли он о том, какую зарплату платил преподобный своим инокам и не добивался ли он повышения зарплаты, чтобы хорошие иноки не разбежались? Отцу настоятелю, видимо, уже и в голову не приходило, что монахам было бы весьма полезно в поте лица добывать себе пропитание, не смущаясь его скудностью. Когда большинство монахов было пьяницами, он всё же настаивал на том, чтобы выдавать им деньги на руки. Он переживал, что лишенный содержания от казны монастырь может закрыться. А интересно, что потеряла бы Вологда, если бы этот и подобные ему монастыри вдруг закрылись? Горстка тунеядцев лишилась бы тепленьких местечек, вот и вся беда.

В головах у этих людей всё уже окончательно сместилось. Настоятель был искренне уверен, что «достойных монахов» в монастырь будет уже не привлечь из-за «скудности содержания». Под «достойными» он, видимо, понимал непьющих, более серьезных требований не имея мысли к монахам предъявлять. A ведь в те годы уже были изданы сочинения святителя Игнатия Брянчанинова, раскрывавшие истинный духовный путь монашества, путь «умного делания». В те годы уже Оптина на всю Россию была известна своими преподобными старцами. Было с кого брать пример духовной жизни. Но наши монахи-тунеядцы вели непримиримую борьбу за то, чтобы монастырским пьяницам выдавали деньги на руки, не принуждая трудиться.

Кстати, архимандрит Анатолий переживал не только за свой монастырь, являясь так же благочинным 2-го округа монастырей Вологодской епархии. Ему были подчинены 3 монастыря Вологодского уезда: Владимирская Заоникиевская пустынь, Богородице- Рождественский Сямский монастырь и Спасо-Каменный на Кубенском озере, а так же 3 монастыря Кадниковского уезда: Григорьево-Пельшемский Лопотов, Дионисиево-Глушицкий и Успенская Семигородняя пустынь.

Епархиальное начальство ни как не хотело оставлять своей затеи перевести штатные монастыри в общежительные, год за годом пытаясь склонить к этому отцов настоятелей. Начальство вряд ли так уж сильно было обеспокоено проблемой повышения уровня нравственности среди монашества. Это был финансовый вопрос, монастыри дорого обходились казне, на них хотели сэкономить, что впрочем было вполне логично и ни сколько не противоречило духу монашества.

Всё завершилось в 1900 году съездом настоятелей монастырей Вологодской епархии, где было принято такое решение: «Все настоятели монастырей желали бы остаться при прежнем положении: общежительные при общежитии, штатные при прежних порядках. Если же епархиальным начальством найдено будет полезным во всех обителях ввести общежитие, собрание настоятелей считает необходимым просить епархиальное начальство учредить в штатных монастырях общежитие с тем, чтобы настоятели и старшая братия получали положенное ныне содержание по братской кружке доходов, половину процентов с капитала, часть с аренды угодий (С.К.: Как же крепко держались отцы настоятели за своё личное материальное благополучие). Младшую же братию содержать на полном общежитии.