Цветы зла бесплатное чтение
Цветы зла
НЕПОГРЕШИМОМУ ПОЭТУ
всесильному чародею
французской литературы
моему дорогому и уважаемому
УЧИТЕЛЮ И ДРУГУ
ТЕОФИЛЮ ГОТЬЕ
как выражение полного преклонения
посвящаю
ЭТИ БОЛЕЗНЕННЫЕ ЦВЕТЫ
Ш. Б.
Вступление
- Безумье, скаредность, и алчность, и разврат
- И душу нам гнетут, и тело разъедают;
- Нас угрызения, как пытка, услаждают,
- Как насекомые, и жалят и язвят.
- Упорен в нас порок, раскаянье – притворно;
- За все сторицею себе воздать спеша,
- Опять путем греха, смеясь, скользит душа,
- Слезами трусости омыв свой путь позорный.
- И Демон Трисмегист, баюкая мечту,
- На мягком ложе зла наш разум усыпляет;
- Он волю, золото души, испепеляет,
- И, как столбы паров, бросает в пустоту;
- Сам Дьявол нас влечет сетями преступленья
- И, смело шествуя среди зловонной тьмы,
- Мы к Аду близимся, но даже в бездне мы
- Без дрожи ужаса хватаем наслажденья;
- Как грудь, поблекшую от грязных ласк, грызет
- В вертепе нищенском иной гуляка праздный,
- Мы новых сладостей и новой тайны грязной
- Ища, сжимаем плоть, как перезрелый плод;
- У нас в мозгу кишит рой демонов безумный,
- Как бесконечный клуб змеящихся червей;
- Вдохнет ли воздух грудь – уж Смерть клокочет в ней
- Вливаясь в легкие струей незримо-шумной.
- До сей поры кинжал, огонь и горький яд
- Еще не вывели багрового узора;
- Как по канве, по дням бессилья и позора,
- Наш дух растлением до сей поры объят!
- Средь чудищ лающих, рыкающих, свистящих,
- Средь обезьян, пантер, голодных псов и змей,
- Средь хищных коршунов, в зверинце всех страстей,
- Одно ужасней всех: в нем жестов нет грозящих,
- Нет криков яростных, но странно слиты в нем
- Все исступления, безумства, искушенья;
- Оно весь мир отдаст, смеясь, на разрушенье.
- Оно поглотит мир одним своим зевком!
- То – Скука! – Облаком своей houka[1] одета,
- Она, тоскуя, ждет, чтоб эшафот возник.
- Скажи, читатель-лжец, мой брат и мой двойник,
- Ты знал чудовище утонченное это?!
Сплин и идеал
I
Благословение
- Лишь в мир тоскующий верховных сил веленьем
- Явился вдруг поэт – не в силах слез унять,
- С безумным ужасом, с мольбой, с богохуленьем
- Простерла длани ввысь его родная мать!
- «Родила б лучше я гнездо эхидн презренных,
- Чем это чудище смешное… С этих пор
- Я проклинаю ночь, в огне страстей мгновенных
- Во мне зачавшую возмездье за позор!
- Лишь мне меж женами печаль и отвращенье
- В того, кого люблю, дано судьбой вдохнуть;
- О, почему в огонь не смею я швырнуть,
- Как страстное письмо, свое же порожденье!
- Но я отмщу за все: проклятия небес
- Я обращу на их орудие слепое;
- Я искалечу ствол, чтобы на нем исчез
- Бесследно мерзкий плод, источенный чумою!»
- И не поняв того, что Высший Рок судил,
- И пену ярости глотая в исступленье,
- Мать обрекла себя на вечное сожженье —
- Ей материнский грех костер соорудил!
- А между тем дитя, резвяся, расцветает;
- То – Ангел осенил дитя своим крылом.
- Малютка нектар пьет, амброзию вкушает
- И дышит солнечным живительным лучом;
- Играет с ветерком, и с тучкой речь заводит,
- И с песней по пути погибели идет,
- И Ангел крестный путь за ним вослед проходит,
- И, щебетание услыша, слезы льет.
- Дитя! Повсюду ждет тебя одно страданье;
- Все изменяет вкруг, все гибнет без следа,
- И каждый, злобствуя на кроткое созданье,
- Пытает детский ум и сердце без стыда!
- В твое вино и хлеб они золу мешают
- И бешеной слюной твои уста язвят;
- Они всего тебя с насмешкою лишают,
- И даже самый след обходят и клеймят!
- Смотри, и даже та, кого ты звал своею,
- Средь уличной толпы кричит, над всем глумясь:
- «Он пал передо мной, восторгом пламенея;
- Над ним, как древний бог, я гордо вознеслась!
- Окутана волной божественных курений,
- Я вознеслась над ним, в мольбе склоненным ниц;
- Я жажду от него коленопреклонений
- И требую, смеясь, я жертвенных кошниц.
- Когда ж прискучат мне безбожные забавы,
- Я возложу, смеясь, к нему, на эту грудь
- Длань страшной гарпии: когтистый и кровавый
- До сердца самого она проточит путь.
- И сердце, полное последних трепетаний,
- Как из гнезда – птенца, из груди вырву я,
- И брошу прочь, смеясь, чтоб после истязаний
- С ним поиграть могла и кошечка моя!» —
- Тогда в простор небес он длани простирает
- Туда, где Вечный Трон торжественно горит;
- Он полчища врагов безумных презирает,
- Лучами чистыми и яркими залит:
- – «Благословен Господь, даруя нам страданья,
- Что грешный дух влекут божественной стезей;
- Восторг вкушаю я из чаши испытанья,
- Как чистый ток вина для тех, кто тверд душой!
- Я ведаю, в стране священных легионов,
- В селеньях праведных, где воздыханий нет,
- На вечном празднике Небесных Сил и Тронов,
- Среди ликующих воссядет и Поэт!
- Страданье – путь один в обитель славы вечной,
- Туда, где адских ков, земных скорбей конец;
- Из всех веков и царств Вселенной бесконечной
- Я для себя сплету мистический венец!
- Пред тем венцом – ничто и блеск камней
- Пальмиры,
- И блеск еще никем невиданных камней,
- Пред тем венцом – ничто и перлы, и сапфиры,
- Творец, твоей рукой встревоженных морей.
- И будет он сплетен из чистого сиянья
- Святого очага, горящего в веках,
- И смертных всех очей неверное мерцанье
- Померкнет перед ним, как отблеск в Зеркалах!»
II
Альбатрос
- Во время плаванья, когда толпе матросов
- Случается поймать над бездною морей
- Огромных, белых птиц, могучих альбатросов,
- Беспечных спутников отважных кораблей, —
- На доски их кладут: и вот, изнемогая,
- Труслив и неуклюж, как два больших весла,
- Влачит недавний царь заоблачного края
- По грязной палубе два трепетных крыла.
- Лазури гордый сын, что бури обгоняет,
- Он стал уродливым, и жалким, и смешным,
- Зажженной трубкою матрос его пугает
- И дразнит с хохотом, прикинувшись хромым.
- Поэт, как альбатрос, отважно, без усилья
- Пока он – в небесах, витает в бурной мгле,
- Но исполинские, невидимые крылья
- В толпе ему ходить мешают по земле.
III
Полет
- Высоко над водой, высоко над лугами,
- Горами, тучами и волнами морей,
- Над горней сферой звезд и солнечных лучей
- Мой дух, эфирных волн не скован берегами, —
- Как обмирающий на гребнях волн пловец,
- Мой дух возносится к мирам необозримым;
- Восторгом схваченный ничем не выразимым,
- Безбрежность бороздит он из конца в конец!
- Покинь земной туман нечистый, ядовитый;
- Эфиром горних стран очищен и согрет,
- Как нектар огненный, впивай небесный свет,
- В пространствах без конца таинственно разлитый.
- Отягощенную туманом бытия,
- Страну уныния и скорби необъятной
- Покинь, чтоб взмахом крыл умчаться безвозвратно
- В поля блаженные, в небесные края!..
- Блажен лишь тот, чья мысль, окрылена зарею,
- Свободной птицею стремится в небеса, —
- Кто внял цветов и трав немые голоса,
- Чей дух возносится высоко над землею!
IV
Соответствия
- Природа – строгий храм, где строй живых колонн
- Порой чуть внятный звук украдкою уронит;
- Лесами символов бредет, в их чащах тонет
- Смущенный человек, их взглядом умилен.
- Как эхо отзвуков в один аккорд неясный,
- Где все едино, свет и ночи темнота,
- Благоухания, и звуки, и цвета
- В ней сочетаются в гармонии согласной.
- Есть запах девственный; как луг, он чист и свят,
- Как тело детское, высокий звук гобоя;
- И есть торжественный, развратный аромат —
- Слиянье ладана и амбры и бензоя:
- В нем бесконечное доступно вдруг для нас,
- В нем высших дум восторг и лучших чувств экстаз!
V
«Я полюбил нагих веков воспоминанья…»
- Я полюбил нагих веков воспоминанья:
- Феб золотил тогда улыбкой изваянья;
- Тогда любовники, и дерзки и легки,
- Вкушали радости без лжи и без тоски;
- Влюбленные лучи им согревали спины,
- Вдохнув здоровый дух в искусные машины,
- И плодоносная Кибела без числа
- Своим возлюбленным сынам дары несла;
- Волчица с нежностью заботливо-покорной
- Пьянила целый мир своею грудью черной;
- Прекрасный, дерзостный и мощный человек
- Был признанным царем всего, что создал век, —
- Царем невинных дев, рожденных для лобзанья,
- Плодов нетронутых, не знавших увяданья!..
- Поэт! Когда твой взор захочет встретить вновь
- Любовь нагой четы, свободную любовь
- Первоначальных дней, перед смятенным взором,
- Холодным ужасом, чудовищным позором
- Пронизывая грудь, возникнет пред тобой
- Уродство жалкое, омытое слезой…
- О дряблость тощих тел без формы, жизни, красок!
- О торсы жалкие, достойные лишь масок!..
- Вас с детства Пользы бог, как в латы, заковал
- В пеленки медные, – согнул и изломал;
- Смотрите: ваших жен, как воск, бледны ланиты;
- Все ваши девушки пороками повиты:
- Болезни и разврат отцов и матерей
- У колыбели ждут невинных дочерей!
- Мы, извращенные, мы, поздние народы,
- Ждем красоты иной, чем в девственные годы:
- Пленяют нас тоской изрытые черты,
- Печаль красивая и яд больной мечты.
- Но музы поздние народов одряхлелых
- Шлют резвой юности привет в напевах смелых:
- – О Юность чистая, святая навсегда!
- Твой взор прозрачнее, чем светлая вода;
- Ты оживляешь все в тревоге беззаботной;
- Ты – синий небосвод, хор птичек перелетный;
- Ты сочетаешь звук веселых голосов,
- И ласки жаркие, и аромат цветов!
VI
Маяки
- О Рубенс, лени сад, покой реки забвенья!
- Ты – изголовие у ложа без страстей,
- Но где немолчно жизнь кипит, где все – движенье,
- Как в небе ветерок, как море меж морей!
- О Винчи, зеркало с неясной глубиною,
- Где сонмы ангелов с улыбкой на устах
- И тайной на челе витают, где стеною
- Воздвиглись горы льдов с лесами на хребтах;
- О Рембрандт, грустная, угрюмая больница
- С Распятьем посреди, где внятен вздох больных,
- Где брезжит зимняя, неверная денница,
- Где гимн молитвенный среди проклятий стих!
- Анджело, странный мир: Христы и Геркулесы
- Здесь перемешаны; здесь привидений круг,
- Лишь мир окутают вечерней тьмы завесы,
- Срывая саваны, к нам тянет кисти рук.
- Пюже, печальный царь навеки осужденных,
- Одевший красотой уродство и позор,
- Надменный дух, ланит поблеклость изможденных,
- То сладострастный фавн, то яростный боксер;
- Ватто! О карнавал, где много знаменитых
- Сердец, как бабочки, порхают и горят,
- Где блещет шумный вихрь безумий, с люстр излитых,
- И где орнаментов расцвел нарядный ряд!
- О Гойя, злой кошмар, весь полный тайн бездонных,
- Проклятых шабашей, зародышей в котлах,
- Старух пред зеркалом, малюток обнаженных,
- Где даже демонов волнует страсть и страх;
- Делакруа, затон кровавый, где витает
- Рой падших Ангелов; чтоб вечно зеленеть,
- Там лес тенистых пихт чудесно вырастает;
- Там, как у Вебера, звучит глухая медь;
- Все эти жалобы, экстазы, взрывы смеха,
- Богохуления, Te Deum, реки слез,
- То – лабиринтами умноженное эхо,
- Блаженный опиум, восторг небесных грез!
- То – часового крик, отвсюду повторенный,
- Команда рупоров, ответный дружный рев,
- Маяк, на тысячах высот воспламененный,
- Призыв охотника из глубины лесов!
- Творец! вот лучшее от века указанье,
- Что в нас святой огонь не может не гореть,
- Что наше горькое, безумное рыданье
- У брега вечности лишь может замереть!
VII
Больная муза
- О, Муза, что с тобой? С утра запали очи,
- В виденьях сумрачных остановился взгляд,
- В лице, как в зеркале, все отраженья ночи,
- Молчанья, ужаса, безумья черный яд.
- Лютен ли розовый, зеленый ли суккуб,
- Излив в тебя любовь и страх из темной урны,
- Где дразнится кошмар, мучителей и груб,
- Тебя купали на болотах, близ Минтурны?
- Здоровьем я тебя хотел бы наградить,
- Из лона твоего мысль крепкую родить,
- В кровь христианскую влить крови ток античной,
- Где царствуют вдвоем, даруя слог ритмичный,
- И Феб, отец стихов и песен вдохновитель,
- И сам великий Пан, жнецов и жатв властитель!
VIII
Продажная муза
- О муза нищая, влюбленная в чертоги!
- Когда Январь опять освободит Борей,
- В те черные часы безрадостных ночей
- Чем посиневшие свои согреешь ноги?
- Ведь мрамор плеч твоих опять не оживет
- От света позднего, что бросит ставень тесный;
- В твой кошелек пустой и в твой чертог чудесный
- Не бросит золота лазурный небосвод!
- За хлеб насущный свой ты петь должна – и пой
- Te Deum; так дитя, не веря в гимн святой,
- Поет, на блеск святых кадильниц улыбаясь.
- Нет… лучше, как паяц, себя толпе отдай
- И смейся, тайными слезами обливаясь,
- И печень жирную у черни услаждай.
IX
Плохой монах
- На каменных стенах святых монастырей
- В картинах Истину монахи раскрывали;
- Святые символы любовью согревали
- Сердца, остывшие у строгих алтарей.
- В наш век забытые, великие аскеты
- В века, цветущие посевами Христа,
- Сокрыли в склепный мрак священные обеты
- И прославляли Смерть их строгие уста!
- – Монах отверженный, в своей душе, как в склепе,
- От века я один скитаньям обречен,
- Встречая пустоту и мрак со всех сторон;
- О нерадивый дух! – воспрянь, расторгни цепи,
- Презри бессилие, унынье и позор;
- Трудись без устали, зажги любовью взор.
X
Враг
- Моя весна была зловещим ураганом,
- Пронзенным кое-где сверкающим лучом;
- В саду разрушенном не быть плодам румяным —
- В нем льет осенний дождь и не смолкает гром.
- Душа исполнена осенних созерцаний;
- Лопатой, граблями я, не жалея сил,
- Спешу собрать земли размоченные ткани,
- Где воды жадные изрыли ряд могил.
- О новые цветы, невиданные грезы,
- В земле размоченной и рыхлой, как песок,
- Вам не дано впитать животворящий сок!
- Все внятней Времени смертельные угрозы:
- О горе! впившись в грудь, вливая в сердце мрак,
- Высасывая кровь, растет и крепнет Враг.
XI
Неудача
- О если б в грудь мою проник,
- Сизиф, твой дух в работе смелый,
- Я б труд свершил рукой умелой!
- Искусство – вечность, Время – миг.
- К гробам покинутым, печальным,
- Гробниц великих бросив стан,
- Мой дух, гремя как барабан,
- Несется с маршем погребальным.
- Вдали от лота и лопат,
- В холодном сумраке забвенья
- Сокровищ чудных груды спят;
- В глухом безлюдье льют растенья
- Томительный, как сожаленья,
- Как тайна, сладкий аромат.
XII
Прежняя жизнь
- Я прожил много лет средь портиков широких,
- Что в бликах солнечных торжественно горят;
- Как в сумраке пещер базальтовых, глубоких,
- Я полюбил бродить под сенью колоннад.
- Волной колышима, лазурь небес далеких
- И догорающий в моих зрачках закат,
- И полнозвучный рев и звон валов высоких
- Одной гармонией ласкали слух и взгляд.
- Я прожил много лет, покоем восхищенный,
- Среди лазури волн и пышной красоты,
- С толпой моих рабов, нагой и умащенной;
- Зной охлаждающих широких пальм листы
- Заботливо рабы над головой качали,
- Но тайных ран души, увы, не облегчали.
XIII
Цыгане в пути
- Пророческий народ с блестящими зрачками
- В путь дальний тронулся, влача своих детей
- На спинах, у сосцов отвиснувших грудей,
- Питая алчность губ роскошными дарами;
- Вслед за кибитками, тяжелыми возами,
- Блестя оружием, бредет толпа мужей,
- Грустя о призраках первоначальных дней,
- Блуждая в небесах усталыми глазами.
- Навстречу им сверчок, заслышав шум шагов,
- Заводит песнь свою из чащи запыленной;
- Кибела стелет им живой ковер цветов,
- Струит из скал ручей в пустыне раскаленной,
- И тем, чей взор проник во мглу грядущих дней,
- Готовит пышный кров средь пыли и камней.
XIV
Человек и Море
- Свободный человек, от века полюбил
- Ты океан – двойник твоей души мятежной;
- В разбеге вечном волн он, как и ты, безбрежный,
- Всю бездну горьких дум чудесно отразил.
- Ты рвешься ринуться туда; отваги полн,
- Чтоб заключить простор холодных вод в объятья,
- Развеять скорбь души под гордый ропот волн,
- Сливая с ревом вод безумные проклятья.
- Вы оба сумрачны, зловеще-молчаливы.
- Кто, человек, твои изведал глубины?
- Кто скажет, океан, куда погребены
- Твои несметные богатства, страж ревнивый?
- И, бездны долгих лет сражаясь без конца,
- Не зная жалости, пощады, угрызений,
- Вы смерти жаждете, вы жаждете сражений,
- Два брата страшные, два вечные борца!
XV
Дон Жуан в аду
- Вот к подземной волне он, смеясь, подступает.
- Вот бесстрашно обол свой Харону швырнул;
- Страшный нищий в лицо ему дерзко взглянул
- И весло за веслом у него вырывает.
- И, отвислые груди свои обнажив,
- Словно стадо загубленных жертв, за кормою
- Сонмы женщин мятутся, весь берег покрыв;
- Вторят черные своды протяжному вою.
- Сганарелло твердит об уплате долгов,
- Дон Луис указует рукой ослабелой
- Смельчака, осквернившего лоб его белый,
- Мертвецам, что блуждают у тех берегов.
- Снова тень непорочной Эльвиры склонилась
- Пред изменником, полная тихой мольбой,
- Чтобы вновь сладость первых речей засветилась,
- Чтоб ее подарил он улыбкой одной.
- У руля, весь окован железной бронею,
- Исполин возвышается черной горой,
- Но, на шпагу свою опершися рукою,
- За волною следит равнодушно герой.
XVI
Наказание гордости
- В век Теологии, когда она взросла,
- Как сеть цветущая, и землю оплела
- (Гласит предание), жил доктор знаменитый.
- Он свет угаснувший, в бездонной тьме сокрытый,
- На дне погибших душ чудесно вновь зажег,
- И горний путь пред ним таинственно пролег,
- Путь райских радостей и почестей небесных
- В обитель чистых душ и духов бестелесных.
- Но высота небес для гордых душ страшна,
- И в душу гордую вселился Сатана:
- «Иисус, – вскричал мудрец, – ты мною возвеличен,
- И мною ж будешь ты низвергнут, обезличен:
- С твоею славою ты свой сравняешь стыд, —
- Как вид зародыша, смешон твой станет вид!»
- Вскричал – и в тот же миг сломился дух упорный,
- И солнца светлый лик вдруг креп задернул черный,
- И вдруг в его мозгу хаос заклокотал;
- Затих померкший храм, где некогда блистал
- Торжественный обряд святых великолепий;
- Теперь все тихо в нем, навек замкнутом склепе.
- И он с тех пор везде блуждает, словно пес;
- Не видя ничего вокруг, слепой от слез,
- Блуждая по лугам, навек лишенный света,
- Не отличает он в бреду зимы от лета,
- Ненужный никому и мерзостный для всех,
- У злых детей одних будя веселый смех.
XVII
Красота
- О смертный! как мечта из камня, я прекрасна!
- И грудь моя, что всех погубит чередой,
- Сердца художников томит любовью властно,
- Подобной веществу, предвечной и немой.
- В лазури царствую я сфинксом непостижным;
- Как лебедь, я бела, и холодна, как снег;
- Презрев движение, любуюсь неподвижным;
- Вовек я не смеюсь, не плачу я вовек.
- Я – строгий образец для гордых изваяний,
- И, с тщетной жаждою насытить глад мечтаний,
- Поэты предо мной склоняются во прах.
- Но их ко мне влечет, покорных и влюбленных,
- Сиянье вечности в моих глазах бессонных,
- Где все прекраснее, как в чистых зеркалах.
XVIII
Идеал
- Нет, ни красотками с зализанных картинок —
- Столетья прошлого разлитый всюду яд! —
- Ни ножкой, втиснутой в шнурованный ботинок,
- Ни ручкой с веером меня не соблазнят.
- Пускай восторженно поет свои хлорозы,
- Больничной красотой прельщаясь, Гаварни —
- Противны мне его чахоточные розы;
- Мой красный идеал никак им не сродни!
- Нет, сердцу моему, повисшему над бездной,
- Лишь, леди Макбет, вы близки душой железной,
- Вы, воплощенная Эсхилова мечта,
- Да ты, о Ночь, пленить еще способна взор мой,
- Дочь Микеланджело, обязанная формой
- Титанам, лишь тобой насытившим уста!
XIX
Гигантша
- В оны дни, как Природа, в капризности дум,
- вдохновенно
- Каждый день зачинала чудовищность мощных пород,
- Полюбил бы я жить возле юной гигантши бессменно,
- Как у ног королевы ласкательно-вкрадчивый кот.
- Я любил бы глядеть, как с душой ее плоть расцветает,
- И свободно растет в ужасающих играх ее;
- Заглянув, угадать, что за мрачное пламя блистает
- В этих влажных глазах, где, как дымка, встает забытье.
- Пробегать на досуге всю пышность ее очертаний,
- Проползать по уклону ее исполинских колен,
- А порой в летний зной, в час, как солнце дурманом
- дыханий,
- На равнину повергнет ее, точно взятую в плен,
- Я в тени ее пышных грудей задремал бы, мечтая,
- Как у склона горы деревушка ютится глухая.
XX
Маска
Аллегорическая статуя во вкусе Ренессанса Эрнесту Кристофу, ваятелю
- Вот чудо грации, Флоренции созданье;
- В него восторженно вперяй покорный взор;
- В изгибах мускулов и в складок очертанье —
- Избыток Прелести и Мощи, двух сестер;
- Обожествленная резцом волшебным глыба
- Предстала Женщиной, могуча и нежна,
- Для ложа пышного царицей создана;
- Ее лобзания пленить равно могли бы
- И принца и жреца на ложе нег и сна.
- С усмешкой тонкою, с улыбкой вожделенной,
- Где бродит гордости сверкающий экстаз,
- Победоносная, она глядит на нас —
- И бледный лик ее, презреньем вдохновленный,
- Со всех сторон живит и обрамляет газ.
- «Страсть призвала меня, меня Любовь венчает!»
- В ней все – величие, и все прекрасно в ней;
- Пред чарами ее, волнуясь, цепеней!
- Но чудо страшное нежданно взор встречает:
- Вдруг тело женщины, где чары божества,
- Где обещает все восторг и изумленье —
- О чудо мерзкое, позор богохуленья! —
- Венчает страшная, двойная голова!
- Ее прекрасный лик с гримасою красивой —
- Лишь маска внешняя, обманчивый наряд,
- И настоящий лик сквозь этот облик лживый
- Бросает яростно неотразимый взгляд.
- О Красота! клянусь, – река твоих рыданий,
- Бурля, вливается в больную грудь мою;
- Меня пьянит поток обманов и страданий,
- Я из твоих очей струи забвенья пью!
- – О чем ее печаль? Пред ней все страны света
- Повержены во прах; увы, какое зло
- Ее, великую, насквозь пронзить могло —
- Ее, чья грудь крепка, сильна, как грудь атлета?
- – Ее печаль о том, что многие года
- Ей было жить дано, что жить ей должно ныне,
- Но, что всего страшней, во мгле ее уныний,
- Как нам, ей суждено жить завтра, жить всегда!
XXI
Гимн красоте
- Скажи, откуда ты приходишь, Красота?
- Твой взор – лазурь небес иль порожденье ада?
- Ты, как вино, пьянишь прильнувшие уста,
- Равно ты радости и козни сеять рада.
- Заря и гаснущий закат в твоих глазах,
- Ты аромат струишь, как будто вечер бурный;
- Героем отрок стал, великий пал во прах,
- Упившись губ твоих чарующею урной.
- Прислал ли ад тебя иль звездные края?
- Твой Демон, словно пес, с тобою неотступно;
- Всегда таинственна, безмолвна власть твоя,
- И все в тебе – восторг, и все в тебе преступно!
- С усмешкой гордою идешь по трупам ты,
- Алмазы ужаса струят свой блеск жестокий,
- Ты носишь с гордостью преступные мечты
- На животе своем, как звонкие брелоки.
- Вот мотылек, тобой мгновенно ослеплен,
- Летит к тебе – горит, тебя благословляя;
- Любовник трепетный, с возлюбленной сплетен,
- Как с гробом бледный труп сливается, сгнивая.
- Будь ты дитя небес иль порожденье ада,
- Будь ты чудовище иль чистая мечта,
- В тебе безвестная, ужасная отрада!
- Ты отверзаешь нам к безбрежности врата.
- Ты Бог иль Сатана? Ты Ангел иль Сирена?
- Не все ль равно: лишь ты, царица Красота,
- Освобождаешь мир от тягостного плена,
- Шлешь благовония и звуки и цвета!
XXII
Экзотический аромат
- Когда, закрыв глаза, я, в душный вечер лета,
- Вдыхаю аромат твоих нагих грудей,
- Я вижу пред собой прибрежия морей,
- Залитых яркостью однообразной света;
- Ленивый остров, где природой всем даны
- Деревья странные с мясистыми плодами;
- Мужчин, с могучими и стройными телами,
- И женщин, чьи глаза беспечностью полны.
- За острым запахом скользя к счастливым странам,
- Я вижу порт, что полн и мачт, и парусов,
- Еще измученных борьбою с океаном,
- И тамариндовых дыхание лесов,
- Что входит в грудь мою, плывя к воде с откосов,
- Мешается в душе с напевами матросов.
XXIII
Волосы
- О, завитое в пышные букли руно!
- Аромат, отягченный волною истомы,
- Напояет альков, где тепло и темно;
- Я мечты пробуждаю от сладостной дремы,
- Как платок надушенный взбивая руно!..
- Нега Азии томной и Африки зной,
- Мир далекий, отшедший, о лес благовонный,
- Возникает над черной твоей глубиной!
- Я парю ароматом твоим опьяненный,
- Как другие сердца музыкальной волной!
- Я лечу в те края, где от зноя безмолвны
- Люди, полные соков, где жгут небеса;
- Пусть меня унесут эти косы, как волны!
- Я в тебе, море черное, грезами полный,
- Вижу длинные мачты, огни, паруса;
- Там свой дух напою я прохладной волною
- Ароматов, напевов и ярких цветов;
- Там скользят корабли золотою стезею,
- Раскрывая объятья для радостных снов,
- Отдаваясь небесному, вечному зною.
- Я склонюсь опьяненной, влюбленной главой
- К волнам черного моря, где скрыто другое,
- Убаюканный качкою береговой;
- В лень обильную сердце вернется больное,
- В колыхание нег, в благовонный покой!
- Вы лазурны, как свод высоко-округленный,
- Вы – шатер далеко протянувшейся мглы;
- На пушистых концах пряди с прядью сплетенной
- Жадно пьет, словно влагу, мой дух опьяненный
- Запах муска, кокоса и жаркой смолы.
- В эти косы тяжелые буду я вечно
- Рассыпать бриллиантов сверкающий свет,
- Чтоб, ответив на каждый порыв быстротечный,
- Ты была как оазис в степи бесконечной,
- Чтобы волны былого поили мой бред.
XXIV
«Тебя, как свод ночной, безумно я люблю…»
- Тебя, как свод ночной, безумно я люблю,
- Тебя, великую молчальницу мою!
- Ты – урна горести; ты сердце услаждаешь,
- Когда насмешливо меня вдруг покидаешь,
- И недоступнее мне кажется в тот миг
- Бездонная лазурь, краса ночей моих!
- Я как на приступ рвусь тогда к тебе, бессильный,
- Ползу, как клуб червей, почуя труп могильный.
- Как ты, холодная, желанна мне! Поверь, —
- Неумолимая, как беспощадный зверь!
XXV
«Ожесточенная от скуки злых оков…»
- Ожесточенная от скуки злых оков,
- Ты всю вселенную вместила б в свой альков;
- Отточенных зубов влекома хищной жаждой,
- Ты жертву новую на день готовишь каждый.
- Твои глаза блестят, как в праздничные дни
- На окнах лавочек зажженные огни;
- Их блеск – заемный блеск, их власть всегда случайна,
- Их красота – тебе неведомая тайна!
- Машина мертвая, ты жажду утолишь
- Лишь кровью мировой, но мир лишь ты целишь;
- Скажи, ужель тебе неведом стыд, ужели
- Красоты в зеркалах твои не побледнели?
- Иль зла бездонности не видит мудрый взгляд,
- И, ужаснувшись, ты не пятишься назад?
- Или таинственным намереньем Природы
- Твои, о женщина, благословятся роды,
- И от тебя в наш мир, прославив грешный род —
- Кощунство высшее! – сам гений снизойдет!
XXVI
Sed non satiata[2]
- О странный идол мой, чьи кудри – сумрак ночи;
- Сливая дым сигар и муска аромат,
- Бедром эбеновым ты мой чаруешь взгляд,
- Саванны Фауст ты, дочь черной полуночи!
- Душе желаннее, чем опиум, мрак ночи,
- Губ милых эликсир, любви смертельный яд;
- Пусть караваны грез сзовет твой властный взгляд,
- Пусть напоят тоску твои цистерны-очи.
- О демон яростный! Зрачками черных глаз
- Не изливай мне в грудь своих огней без меры!
- Мне не дано обнять, как Стиксу, девять раз
- Тебя, развратница, смирить твой пыл Мегеры,
- Безумье дерзкое бесстрашно обретать
- И Прозерпиною на ложе адском стать!
XXVII
«Когда она идет, роняя блеск огней…»
- Когда она идет, роняя блеск огней
- Одеждой радужной, сбегающей волнами,
- Вдруг вспоминается мне пляска длинных змей
- На остриях жезлов, протянутых волхвами.
- Как горькие пески, как небеса степей,
- Всегда бесчувственны к страданьям и прекрасны,
- Как сочетанья волн в безбрежности морей,
- Ее движения всегда равно бесстрастны!
- В ней всюду тайный смысл, и все так странно в ней;
- Ее граненых глаз роскошны минералы,
- Где с взором ангельским слит сфинксов взор усталый,
- С сияньем золота – игра немых камней;
- Как блеск ненужных звезд, роскошен блеск холодный
- Величья женщины прекрасной и бесплодной.
XXVIII
Танцующая змея
- Твой вид беспечный и ленивый
- Я созерцать люблю, когда
- Твоих мерцаний переливы
- Дрожат, как дальняя звезда.
- Люблю кочующие волны
- Благоухающих кудрей,
- Что благовоний едких полны
- И черной синевы морей.
- Как челн, зарею окрыленный,
- Вдруг распускает паруса,
- Мой дух, мечтою умиленный,
- Вдруг улетает в небеса.
- И два бесчувственные глаза
- Презрели радость и печаль,
- Как два холодные алмаза,
- Где слиты золото и сталь.
- Свершая танец свой красивый,
- Ты приняла, переняла
- Змеи танцующей извивы
- На тонком острие жезла.
- Истомы ношею тяжелой
- Твоя головка склонена —
- То вдруг игривостью веселой
- Напомнит мне игру слона.
- Твой торс склоненный, удлиненный
- Дрожит, как чуткая ладья,
- Когда вдруг реи наклоненной
- Коснется влажная струя.
- И, как порой волна, вскипая,
- Растет от таянья снегов,
- Струится влага, проникая
- Сквозь тесный ряд твоих зубов.
- Мне снится: жадными губами
- Вино богемское я пью,
- Как небо, чистыми звездами
- Осыпавшее грудь мою!
XXIX
Падаль
- Скажи, ты помнишь ли ту вещь, что приковала
- Наш взор, обласканный сияньем летних дней,
- Ту падаль, что вокруг зловонье изливала,
- Труп, опрокинутый на ложе из камней.
- Он, ноги тощие к лазури простирая,
- Дыша отравою, весь в гное и в поту
- Валялся там и гнил, все недра разверзая
- С распутством женщины, что кажет наготу.
- И солнце жадное над падалью сверкало,
- Стремясь скорее все до капли разложить,
- Вернуть Природе все, что власть ее соткала,
- Все то, что некогда горело жаждой жить!
- Под взорами небес, зловонье изливая,
- Она раскинулась чудовищным цветком,
- И задыхалась ты – и, словно неживая,
- Готовилась упасть на свежий луг ничком.
- Неслось жужжанье мух из живота гнилого,
- Личинок жадные и черные полки
- Струились, как смола, из остова живого,
- И, шевелясь, ползли истлевшие куски.
- Волной кипящею пред нами труп вздымался;
- Он низвергался вниз, чтоб снова вырастать,
- И как-то странно жил и странно колыхался,
- И раздувался весь, чтоб больше, больше стать!
- И странной музыкой все вкруг него дышало,
- Как будто ветра вздох был слит с журчаньем вод,
- Как будто в веялке, кружась, зерно шуршало
- И свой ритмический свершало оборот.
- Вдруг нам почудилось, что пеленою черной
- Распавшись, труп исчез, как побледневший сон.
- Как контур выцветший, что, взору непокорный,
- Воспоминанием бывает довершен.
- И пес встревоженный, сердитый и голодный,
- Укрывшись за скалой, с ворчаньем мига ждал,
- Чтоб снова броситься на смрадный труп свободно
- И вновь глодать скелет, который он глодал.
1 Houka – восточная трубка для курения опиума, наподобие кальяна, в которой наркотический дым пропускался сквозь воду.
2 Но не насытившаяся (лат.).
Продолжение книги