Таинственная дверь бесплатное чтение
Иллюстратор Андрей Егоров
© Александр Другов, 2023
© Андрей Егоров, иллюстрации, 2023
ISBN 978-5-0060-7654-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
Собираясь в средневековье, в этот волшебный мир отважных рыцарей, прекрасных принцесс и сладкоголосых менестрелей, непременно подденьте под рубашку кольчугу, запаситесь надёжным кинжалом и бутылочкой доброго противоядия.
А потом просто плюньте на эту идиотскую затею.
Владик.
Нет, это нормально? Сестра родная не узнаёт! Владик громко зашептал:
– Вероника. Вероника. Ника!
Стоявшая в окружении нарядных дам Вероника посмотрела на него строго, даже холодно, явно не узнавая. Лиф её бархатного платья был вышит серебряной нитью, вишнёвая ткань тяжёлыми складками спускалась на каменные плиты замка. На голове была ажурная золотая корона, она переливалась крупными рубинами, изумрудами и жемчужинами.
Владик протолкался между стоявшими перед ним придворными и сначала подмигнул, а затем состроил рожу, высунув до предела язык. Обычно Вероника заливалась смехом, когда он так делал, но сейчас вместо этого медленно перевела взгляд на какого-то полноватого парня в курточке и штанах в обтяжку, который стоял в толпе в первом ряду. И парень этот тоже был странный. Таращился на неё, глаз не отводил. Может, его заколдовали? Мало ли что у них тут случается. Была ещё сказка, вот про такого же типа. Он то ли съел что-то, то ли упал и головой ушибся. И сидел после этого на северном полюсе, палочкой слова из льдинок собирал. Дурак дураком. А сестра его потом спасла.
Стоявшая рядом с пухлощёким парнем высокая женщина наклонилась и что-то негромко и строго сказала ему. Парень покраснел и исчез в толпе, чтобы тут же возникнуть рядом с Владиком. Проходя мимо, он толкнул Владика в спину и ушёл, не извинившись. Надо было бы догнать наглого оболтуса и дать ему хорошего пинка, но Владик сдержался. Ничего, судя по всему, он тут застрял надолго, время придёт, сочтёмся.
Голова шла кругом. На стенах трещали восковые свечи, в огромном зале было душно, вечерний летний воздух из стрельчатых окон замка не приносил прохлады.
Нет, но надо же было так вляпаться! И Вероника стоит, как кукла. А ведь она сама предупреждала, ведь она сама ему говорила.
Но обо всём по порядку. Вот с чего всё началось.
* * *
– Владик, даже не думай.
Владик ничего не ответил. Этот приём он называл «меня тут нет». Он с малых лет прочно усвоил – есть ситуации, когда лучше сделать вид, что ты ничего не слышишь. То есть потом взрослые всё равно примутся на тебя орать, но зато ты сможешь сказать, что ты ничего не слышал, что тебя ни о чём не предупреждали. И что ты не виноват в том, что произошло. А если у тебя энергичная натура и если ты десять раз на дню устраиваешь в доме переполох, такой приём бывает весьма и весьма полезен.
К тому же Владики правда просто не мог оторвать глаз от двери. Дверь была совсем неприметной, особенно в их огромной кухне. Маленькая такая дверка, с начищенными латунными ручкой и засовом и на латунных же петлях. Родители сегодня в первый раз привезли их с Вероникой в эту квартиру, где все они теперь будут жить. Такого он раньше не видел – на кухне была эта самая вторая дверь. Он спросил отца, куда она ведёт, что там, за ней. Отец объяснил, что дом этот очень старый, дореволюционный. За дверью чёрный ход – в давние времена, когда печки топили углём, через этот чёрный ход на кухню приносили уголь. И не только уголь, продукты тоже поднимали по этому ходу. И мусор тоже выносили по нему. Чтобы господа, которые жили в этой квартире, не наблюдали всю эту неприглядную хозяйственную изнанку жизни. Сами-то они, господа, поднимались по парадной лестнице, с ажурными коваными перилами, мраморными ступенями и разноцветными витражами в окнах на лестничных площадках.
– Владик, ты слышал? Даже не думай.
Владик недовольно ответил.
– Я и не думаю.
– Ты не думаешь, ты замышляешь.
Владик поморщился. Вероника. Ника. Его сестра, она была старше всего-то на четыре года, а вела себя так, как будто была ему бабушкой – вечно всё запрещала, контролировала, выговаривала. И смотрела, чтобы с ним ничего не случилось.
Но дверь-то, дверь! Что за ней? Там мог быть клад, который спрятали сто лет назад, или сколько там лет этому дому. Или карта, которая показывает, где спрятаны сокровища. Или…
Вероника взяла его за руку и повела с кухни.
– Мама сказала разобрать вещи.
– Да помню я!
В своей комнате Владик от расстройства плюхнулся на кровать и уставился в потолок. Надо подождать, когда все улягутся спать. И ночью пойти и открыть эту дверь. У этого плана был один минус – ночью по незнакомой тёмной квартире-то ходить – не самое приятное занятие даже для таких отважных людей, как он, а уж открывать дверь, которая ведёт невесть куда…
В это время в своей комнате Вероника задумчиво перекладывала вещи с одного места на другое. На самом деле она лучше понимала Владика, чем он мог подозревать. Ей самой ужасно, невероятно, невыразимо хотелось узнать, что это за таинственная дверь. Правильнее всего было бы дождаться, пока родители уйдут в магазин или по делам, и тогда… А Владик? Брать его с собой было непедагогично. И потом, там может быть опасно. А ещё хорошо было бы осмотреть этот самый чёрный ход одной, чтобы потом дразнить брата. Вот! Это был отличный план.
Вероника неслышно вышла из комнаты, добралась до кухни. Таинственная дверь была перед ней. Вероника прикрыла глаза, не решаясь сделать решительный шаг. Наконец она отвела задвижку и потянула латунную ручку. Дверь неслышно открылась…
В своей комнате Владик поднялся, чтобы всё-таки начать разбирать вещи, и замер. Из своей спальни родители громко звали:
– Вероника иди, забери свои платья! Мы их случайно в свою коробку положили!
Вероника не отвечала.
– Вероника, слышишь?
Владик насторожился. Почему она не отвечает? Не слышит? Не может такого быть. Где она тогда? А если…?! Точно!
Владик опрометью бросился на кухню.
Так и есть. Дверь чёрного хода была приоткрыта.
Обманула! Ему запретила, а сама открыла! И теперь всё найдёт. И клад. И карту. И ещё неизвестно что.
Владик решительно шагнул в темноту и плотно прикрыл за собой дверь. Узкая лестница вела вниз. Ступеньки были крутыми. Из маленьких окошек с мутными стёклами едва пробивался свет. Владик спускался осторожно, боясь оступиться и собирая в кулак свою волю – кто знает, что можно встретить на лестнице, на которую нога человека не ступала лет, может, сто. Хотя нет, Вероника перед ним здесь уже прошла. Но где она?
На нижней площадке он с облегчением вздохнул. Над дверью на улицу было небольшое полукруглое окно с разноцветными стёклами. Солнечный свет пробивался через него, рассыпаясь по полу жёлтыми, алыми, изумрудными пятнами.
Теперь у него было два пути. Один – выбраться на улицу, если входная дверь отперта. Но тогда придётся объяснять родителям, каким образом получилось так, что вместо своей комнаты вдруг оказался у входной двери в квартиру, причём снаружи. Другой вариант – подниматься обратно по тёмной лестнице. Настоящие исследователи не идут под одному и тому же пути дважды. И ещё на лестнице было темно и не интересно. Владик решительно взялся за ручку двери на улицу…
– Эй!
Он подпрыгнул от хриплого возгласа за своей спиной.
– Ты как сюда попал?!
Владик оглянулся и похолодел. Перед ним стоял отвратительного вида мужик. Очень старый, лет сорок, или пятьдесят или даже больше. Лохматый, с кошмарной всклокоченной бородой, одетый в какую—то непонятную свободную хламиду, как будто сделанную из мешка. В одной руке он держал кусок хлеба с колбасой, а другую угрожающе протягивал к Владику, пытаясь схватить его за плечо.
– Куда собрался?!
Владик лихорадочно решал, как поступить. Путь обратно к лестнице и дальше в квартиру, к родителям преграждало это нечёсаное чучело в непонятной одежде. А дверь на улицу… Да, это был единственный выход!
Владик крутанулся на месте, схватил тяжёлую ручку двери и толкнул её. Дверь не поддавалась. Дикий мужик опустил на его плечо тяжёлую ладонь. В качестве ответного хода Владик повернул голову и хватанул мужика зубами. Мужик взвыл:
– Э, ты чего творишь?!
Это был вопрос риторический, то есть такой, на который ответа не требуется, потому что и так всё ясно. Владик его укусил, что тут непонятного? И Владик вместо ответа изо всех сил навалился на дверь.
– Пацан, не надо! Не открывай!
Ага, ищи дурака, так я тебя и послушался. Дверь с душераздирающим скрипом распахнулась. В глаза Владику ударил солнечный свет. И он вывалился наружу.
* * *
Владик нёсся по улице, слыша за собой буханье разбитых сапог мужика и его удаляющиеся вопли:
– Стой! Пацан!
Дома, прохожие, невесть откуда взявшаяся лошадь…
Наконец хриплые вопли стихли, Владик перешёл на шаг. Переведя дыхание, он огляделся и только тут понял, что попал в весьма странное место. Улочка, сдавленная двумя рядами двухэтажных каменных домов с деревянными ставнями и крышами из бурой черепицы, мостовая, вымощенная неровными камнями, на которых то и дело подворачивались ноги, узкие канавки для стока дождевой воды. И ещё вонь. Пахло мерзко. Почему это так, стало ясно, когда на пороге одного из домов появилась вполне милая девушка, которая некоторое время глазела на него, открыв рот, а потом неожиданно выплеснула на камни содержимое ночного горшка. Что в нём было, может догадаться каждый, кто в юном возрасте сиживал на подобной посудине.
– Ты что, одурела?
Девушка не обратила внимания на негодующий вопль Владика, поправила на голове чепец и скрылась в доме. Дверь за ней захлопнулась.
Нет, определённо странной была эта улица. Конечно, они с Вероникой никогда не были с другой стороны их нового дома, просто не успели. Как можно догадаться, там должен быть двор. Почти у каждого дома есть двор. Или другая улица. Или переулок. Но не этот же кошмар с горшками!
Стоп, а если вернуться? Он отбежал от дома не так уж и далеко. Главное найти ту дверь, естественно, ни в коем случае её не открывать, а обойти дом и зайти через подъезд. Идея!
Владик отправился в обратный путь. Странное дело. Здесь он пробегал, вот тут он тоже был – запомнил, что стояла вот эта привязанная гнедая грустная лошадь. А дальше стоял как раз их дом с дверью на чёрный ход…
Только сейчас никакого дома здесь не было. А был пустырь. Куда делся целый дом? Не такой уж он был и большой, скажем, Зимний дворец или даже гимназия, где они с Вероникой учились, значительно больше. Но всё же натуральный каменный дом, не коробка спичек.
Владик поплёлся дальше. Он уже начал уставать от треволнений этого беспокойного дня. И ещё хотелось есть. Очень хотелось есть. Он попытался отвлечься от мыслей о еде, думать о чём-нибудь другом. Но получалось не очень. В памяти против его воли всплывали пельмени, сосиски, котлеты, борщ, грибной суп. И пирожки! Пирожки с мясом, капустой, грибами и даже, что просто невероятно, с картошкой! Никогда он не любил пирожки с картошкой, а тут они явились перед глазами. Жареные, румяные, а если разломить – с дымящимся картофельным пюре внутри, в котором видны золотые вкрапления жареного лука. И вот если к таким пирожкам да горячего сладкого чая…
– Ай!
Что-то свистнуло за спиной, его обожгло, боль была просто нестерпимой.
– Шапку долой, наглец!
Владик крутнулся на месте – мимо него ехала процессия. В окружении всадников в позвякивающих кольчугах и отливающих серебром шлемах и наплечниках на сером в яблоках коне ехал неприятного вида человек в серой шапочке и сером же плаще. Он оглянулся на крик Владика и кротко улыбнулся, однако его глубоко посаженные глаза смотрели неприятно, холодно и цепко. Увидев, что господину понравилось наказание для непочтительного юнца, всадник снова занёс плеть. Не дожидаясь, пока его снова хлестанут по спине, а того хуже – по голове, Владик нырнул под брюхом лошади и оказался за спиной всадника.
У каждого человека есть выбор – мстить обидчику или нет. Одни ищут причины произошедшего в себе и говорят, мол, что поделать, видно, я сделал что-то не так. Другие решают, что обидчика накажет судьба.
Владик не стал копаться в собственных ошибках, а тем более надеяться на судьбу, ибо судьба дело неясное, теряется в тумане будущего. Он просто подхватил с земли камень и запустил во всадника, который всё ещё пытался развернуть коня. Нужно отдать Владику должное, запустил весьма и весьма удачно. Камень попал точно в сверкающий шлем, вызвонил на нём переливающееся «дзынь-звяк!» и ушёл в небо. Горожане, со снятыми шапками стоявшие вдоль своих домов, на разные голоса грохнули хохотом, но тут же подавились своим смехом, умолкли и, толкая друг друга, с выпученными глазами ринулись прочь. Одни бежали вдоль улицы, оглядываясь и вжимая головы в плечи, другие ломились в двери своих и чужих домов.
Человек в сером молча кивнул охране на Владика. Всадники пришпорили коней и мягко потянули из ножен мечи. Это только в кино мечи из ножен выхватывают с лязгом и звоном. На самом деле ножны обычно сделаны из кожи или дерева. И потому меч из них выползает с неприятным, леденящим кровь шипением.
Храбрость, которая не основана на оценке всех сторон ситуации – это не храбрость, а глупость. А отступление ввиду превосходящих сил противника – не трусость, а лишь временная и благоразумная мера.
Владик изо всех сил рванул прочь.
Второй раз за этот разнесчастный день он летел, как на крыльях, слыша за спиной нехорошие звуки – лязг железных копыт по каменной мостовой, звон мечей и призывы всадников догнать и убить.
Он постепенно выбивался из сил и чувствовал, что преследователи настигают его. Ноги стали тяжёлыми, дыхание сбивалось. Вот-вот и всё…
Владик даже не сразу понял, что произошло. Чья-то могучая рука схватила его за шиворот, так что он даже закрутился в собственной куртке, встряхнула, втянула в узкий и тёмный проулок и поставила на ноги.
Владик не мог поверить своим глазам – перед ним стоял тот самый кошмарный мужик из подъезда. На этот раз он показался Владику гораздо менее противным, во всяком случае гораздо более симпатичным, чем тот тип на лошади с мечом в руке, что появился в конце переулка и галопом, высекая копытами искры, направлялся к ним. За ним скакали другие.
Мужик из подъезда схватил Владика за руку, гулко хохотнул, прохрипел «пацан, за мной и не бойся», и они понеслись по переулку прочь от преследователей. Тем не менее, грохот копыт, эхом отдававшийся в переулке, приближался, сил уже не оставалось, беглецы почти остановились, смирившись со своей судьбой, когда копыто коня первого преследователя попало на выступавший булыжник, поехало в сторону, раздался предупреждающий крик всадника, и они с лошадью тяжело грохнулись на мостовую. Подпруга седла лопнула, шлем покатился в одну сторону, меч полетел в другую, всадник попытался подняться, его снова сбил на землю пытавшийся встать на ноги конь. Сзади налетели и врезались в них ещё двое верховых – они не успели вовремя остановиться. В общем, куча мала удалась знатная.
Тяжело дыша, Владик и его спаситель продолжили свой бег, хотя уже и не так скоро. Наконец, когда крики и шум за их спинами совсем утихли, когда они сделали ещё несколько поворотов по переулкам и улочкам города и оказались на берегу какой-то мутноватой реки, мужик бессильно опустился на траву и опёрся спиной о камень. Владик сел рядом. Так они молча сидели и успокаивали дыхание. Наконец мужик, не глядя, протянул Владику руку:
– Кузьма.
– Чего?
– Зовут меня так.
Владик пожал протянутую руку.
– Владик.
– Знаю.
– Откуда?
– Оттуда. Отец твой Александр, мать – Ольга. Вероника – сестра.
Владик вздохнул.
– Вероника. Она ведь говорила мне не открывать ту дверь на кухне.
– Так и я тебе говорил не открывать.
Владик несмело огрызнулся:
– Да ладно, умные все! Родители сейчас переживают. Ай-ай.
– Не переживают. Они не заметили, что вас нет.
– Почему?
– Потому. После объясню.
– Кстати, Кузьма, где мы? Странное место. Мужик этот на лошади, и вообще…
– Сказано, потом растолкую. Пошли, подхарчиться надо. У меня от этой беготни брюхо подвело.
Они поднялись и пошли по переулку. Кузьма вдруг остановился.
– Айн момент.
Он, посапывая, снял вывешенные на окне одного из домов штаны и рубаху и сунул Владику в руки.
– Надевай. Тебе нельзя так ходить.
– Ты же их украл!
– Это не кража, это обмен. Мы же твои оставим. Надевай—надевай, я знаю хозяев.
Владик принялся стягивать джинсы, куртку и футболку.
– Быстрее, увидят!
– Ты же сказал, что знаешь хозяев.
– Я соврал.
И они быстро зашагали прочь.
Несколько раз свернув, они оказались на небольшой площади, где у одного из домов был вывешен пучок зелени на шесте.
– Мой любимый трактир.
Кузьма толкнул дверь. Их обдало облаком смешанных ароматов жареного мяса и вина, гул нетрезвых голосов.
– Ох, и люблю я этот место! Давненько тут не бывал! И люди тут, знаешь, такие…
На самом деле люди тут были самые подозрительные – шарманщик с лицом бандита, двое солдат с багровыми от вина лицами, попрошайка в лохмотьях, бродивший между столами, и множество типов такого же рода.
Кузьма по-хозяйски протолкался к столу, плюхнулся за скамью, саданул кулаком по столу и гаркнул на весь трактир:
– Хозяйка, тушёного зайца в травах и вина из твоих погребов!
Хозяйка подскочила к ним и затараторила:
– Кристофер, сколько лет тебя не было? Где ты шатался, старый пёс?
Владик бросил на Кузьму быстрый взгляд – обращение хозяйки трактира было по меньшей мере необычным. Далеко не все знакомые Владика захотели бы, чтобы их называли «старыми псами». Скорее даже никто не захотел бы. Но Кузьма только ухмыльнулся.
– Да лет пять, никак не меньше.
– Подставлял свою шкуру под стрелы и пули?
– Не родился ещё солдат или разбойник, чтобы шкуру мою продырявил! Неси вино, еду! Мы с моим товарищем быка готовы сожрать!
– Несу-несу!
Хозяйка умчалась, а Владик недоумённо поднял брови:
– Кристофер?
Кузьма махнул рукой:
– Тут меня все так зовут.
– Тут это где?
– В шестнадцатом веке.
Хозяйка трактира брякнула перед ними по тарелке с тушёным зайцем, деревянные ложки, ещё одну тарелку с ломтями хлеб, перед Кузьмой поставила ещё и объёмистую глиняную кружку с вином.
– Ешьте, дорогие.
– Мерси, ма шер!
Кузьма с размаху хлопнул хозяйку по спине, припал к кружке, влив в себя не меньше половины её содержимого, и принялся за еду, изредка почёсывая кудлатую голову.
Владик сидел неподвижно, глядя на Кузьму. Немного придя в себя, он решил уточнить:
– Прости, в каком веке?
Кузьма беззаботно макнул в подливу краюху хлеба.
– В шестнадцатом.
– Издеваешься?
– Нисколько. Ты чего не ешь? Целый же день на ногах.
– Почему ты сказал, что родители не переживают?
Кузьма со вздохом отложил в сторону ложку.
– Ох, и приставучий ты. Потому не переживают, что не заметили, что вас с сестрой твоей нету. Там время по-другому идёт. У нас тут год, а там – минута.
Владик покивал головой, и только тут до него дошло:
– Погоди, ты сказал, что родители не заметили, что нас нет дома! Кого это нас? Что, Вероника тоже здесь?!
– Ага.
Владик вскочил на ноги.
– Чего ж ты молчал?! Пошли к ней!
Кузьма почесал в ухе и кивнул Владику на тарелку:
– Сиди и ешь. Не так всё скоро, как ты думаешь. Обмозговать надо, как лучше поступить, чтобы до сестрицы твоей добраться.
Владик принялся есть. Потом задержал ложку и хмуро заметил:
– Ты можешь не чесаться?
Кузьма сварливо возразил:
– Тебе мешает?
– Нет, просто мне мама говорила, что нужно подсказывать друзьям, если они что-то не так делают. Если ты им настоящий друг.
Кузьма вздохнул:
– Ешь, настоящий друг.
И, подумав, буркнул:
– Зануда.
* * *
Малость осовевшие после сытной еды, Владик и Кузьма неторопливо шли по улице. Кузьма – он ковырял в зубах небольшой щепкой – шёл нетвёрдыми ногами ещё и из-за изрядного количества вина, выпитого за обедом. По той же причине он время от времени останавливался и отвлекался от главной темы разговора, чем вызывал у Владика сильнейшее негодование.
– Как Вероника сюда попала? Как и я?
– Как и ты. Через дверь. Только она порхнула, как бабочка, а ты топал, как дестриэ некованый.
– Как кто? Ладно, неважно, давай дальше.
Но Кузьма уже остановился и принялся за свой рассказ.
– Дестриэ – так лошадей рыцарских называют. Здоровенные такие, на рыцаре же латы тяжёлые, и конь должен быть у него – ого-го! Когда я служил в свите короля Франции Иоанна Первого, нет, Второго Доброго… Хороший был король. В битве при Пуатье я бы ни за что не позволил англичанам взять его в плен. Но один подлец мне так саданул по шлему топором. Хорошо, шлем выдержал. Миланской работы был шлем…
– Какая битва, какой Иоанн?! Сестра моя где?!
– Битва? Дай посчитать… Почти двести лет назад. Так вот, а что касаемо коня…
– Двести лет назад? Ты участвовал в битве двести лет назад? Тебе не надо было столько вина пить! И перестань в зубах ковырять! Неприлично!
Кузьма бросил на землю щепку и стал цыкать зубом.
Владик вздохнул:
– И не цыкай.
– Пацан, не нахальничай. О чём я? Ах, да! Так вот, а сестра твоя как мышка шмыгнула, я только и увидел, как дверь захлопнулась. Я сразу смекнул, что за ней и ты потянешься приключений искать на свою голову. Думал, сперва тебя домой заверну, а потом уже её выручать стану. Ан нет, ты шустрый оказался. Как рванул от меня, только тебя и видели! Орёл!
Кузьма на ходу покровительственно похлопал Владика по макушке. Владик зашёлся от злости.
– Хватит меня по голове лупить! Вероника где?!
Кузьма снова неожиданно остановился.
– Орёл-то орёл, но головой тоже думать надо. Ты зачем камнем в того всадника швырнул?
– Он меня плёткой стегнул! Мне ему что, «спасибо» было говорить?
– Ты хоть знаешь, кто это был? Не солдат, солдат – так, никто, я про человека, которого они охраняли?
– Плевать мне на него!
Владик хотел идти дальше, но Кузьма схватил его за плечо и совершенно трезвым и зловещим, свистящим шёпотом продолжал:
– Пацан, это тебе не дома у родителей. Там набедокуришь – в худшем случае по заднице надают.
– Меня дома не бьют!
– А надо бы! Дай договорить! Именно, что тут тебе – не дома. Тут плюнешь не в ту сторону – враз голову отрубят! Это если повезёт!
Подумав, Владик решил уточнить:
– А если не повезёт?
– Об этом тебе лучше не знать. Спать перестанешь. Тут казнить умеют. Так умеют, что… Особенно тот, которого они охраняли.
– Кто он?
– Тот, в сером? Дон Кон Рабиа. Регент.
– Что такое «регент»?
– Опекун. Он ведёт дела королевства до тех пор, пока принцессе, бедняжке, не исполнится шестнадцать лет.
– А кто принцесса?
Кузьма странно посмотрел на Владика:
– Твоя сестра.
Владик почувствовал, что потерял дар речи. Очнувшись, он нерешительно спросил:
– Где она?
Кузьма взял его за подбородок и задрал голову:
– Здесь.
Перед ними мрачной громадой высился серый каменный замок. Над его башней медленно развевался синий стяг с золотой лилией. У ворот, позвякивая кольчугами, стояли стражники с обнажёнными мечами.
Владик вздохнул:
– Господи, как она туда попала?
Глава 2
Каждая девушка мечтает стать принцессой.
А каждая принцесса плачет, зная, что ей никогда не будет дозволено пройти босиком по траве.
Вероника.
А попала она в замок вот как.
Как и рассказывал Кузьма, Вероника проскользнула мимо него тихонько, как мышь, так что он услышал только, как скрипнула дверь. А тогда уже было поздно её останавливать – кто-кто, а Кузьма точно знал, что, выйди он за Вероникой в тот другой, шестнадцатый век, он точно застрянет там не на один день и тогда без сомнения прозевает Владика. Впрочем, он его всё равно прозевал. Эти брат с сестрой… Кузьма давно не встречал таких энергичных детей.
Впрочем, вернёмся к Веронике. В отличие от Владика, за ней никто не гнался. Она тихонько прикрыла за собой дверь чёрного хода и неторопливо пошла по улице. У неё было время оглядеться по сторонам, и она сразу поняла – происходит что—то неладное. Она оказалась на окраине города, опоясанного высокой крепостной стеной с башней. У подножия этой громады, сложенной из отёсанных, тёмных от времени камней, она сейчас и стояла. Слышно было, как по стене прохаживаются, перекликаясь, часовые. Через ворота в город шла вереница людей, ехали телеги.
Мимо Вероники проехала тележка торговца зеленью, заваленная огромными пучками чёрной редьки, тёмно-зелёными кочанами капусты, связками алой моркови. От тележки резко и свежо пахнуло укропом, петрушкой, зелёным луком. Торговец дремал на ходу, и коренастая лошадь сама лениво тащила по знакомому маршруту тележку, стучавшую по мостовой окованными железом ободьями.
И вот даже не башня, не стражники на стене, а именно эта низкорослая лошадка с приставшими к её бокам стеблями травы и кусками засохшего навоза заставили Веронику глубоко вздохнуть, потому что голова у неё пошла кругом. Какие могут быть тележки с зеленью, какие замурзанные лошади в Петербурге двадцать первого века? На Васильевском острове? И ещё этот торговец с кнутом, спящий на ходу, в засаленном кожаном жилете и холщовых портках!
Вероника вместе с толпой крестьян вошла в ворота и машинально пошла узкими переулками, избегая людей и пытаясь собраться с мыслями. Где она? Что это за город? Как попасть домой?
– Глянь, какая девица странная!
– Да это не девица, это парень!
– Какой парень, ты глаза-то открой!
– Эй, ты! Обернись к нам!
Вероника невольно оглянулась. На неё таращились две женщины, с корзинами, из которых торчали рыбные хвосты, виднелись клубни картофеля, золотистые луковицы – они возвращались с рынка.
– Ты чего так вырядилась?
Вместо ответа Вероника повернулась и пошла прочь.
– Ты смотри, и говорить с нами не хочет! Девка, а в штанах!
– Не говори! Безобразие! Нет на неё Дона Кон Рабиа!
Вероника ускорила шаг.
Начинало темнеть, звёзды стали проступать в небе. Улицы совсем опустели. В окнах зажглись лампы. Из труб потянуло дымом, пахло печёным свежим хлебом.
Вероника оказалась у старого заброшенного дома. Пустые проёмы окон мрачно смотрели на улицу, сквозь стропила провалившейся крыши была видна холодная луна.
Вероника без сил опустилась на ступени разрушенного крыльца. Ею овладело отчаяние. Она пыталась сдержаться и смогла – слёзы покатились градом. Она всегда считала себя самостоятельным и сильным человеком. Сильным в смысле характера. Но сейчас она просто не знала, что делать. Мама с папой, Владик – где они? Когда она сможет увидеть их? И сможет ли вообще?
Громкий стук деревянных сандалий ворвался в переулок. Он сопровождался пением:
– Пусть молод мой рыцарь
И беден, как Иов.
Отважное сердце —
Богатство его.
От глаз его синих,
Кудрей золотых
Нет сердцу покоя…
Пение и треск деревянных подмёток оборвался – перед Вероникой стояла девушка примерно её же возраста с глиняным кувшином в руках, горлышко которого было аккуратно замотано чистой тряпицей. На девушке было небесно-голубое платье и вышитый фартук, деревянные туфли сабо. Некоторое время она с любопытством и без малейшей тени стеснения, можно сказать, даже нахально разглядывала Веронику, а потом дружелюбно поинтересовалась:
– Ты чего сопли распустила?
От неожиданности у Вероники моментально высохли слёзы. Она неприязненно смотрела на девушку, не зная, что ответить. Да что было отвечать? Что её занесло незнамо куда, и как выбираться отсюда – совершенно непонятно? Что…
Девушка протянула ей кувшин:
– Хочешь молока?
Вообще-то Вероника молоко в своей жизни пила нечасто, обычно его заменяли йогурты и кефир. Но сейчас она вдруг почувствовала дикий голод. Благодарно кивнув, он взяла кувшин и отпила несколько глотков.
Девушка подбодрила её:
– Пей-пей. Правда, мать велела отнести это молоко госпоже Симоне. Но госпожа Симоне постоянно всё забывает. Кроме того, она воображает себя баронессой и требует, чтобы в её честь провели рыцарский турнир. Так что мать не узнает.
– А если узнает?
– Отлупит.
Судя по безмятежному тону девушки, к таким педагогическим приёмам, как лупка, она была привычна.
Вероника сделала ещё несколько глотков и почувствовала, как возвращаются силы. Она вернула девушке кувшин.
– Спасибо. Как тебя зовут?
– Анита.
– А меня Вероника.
Анита оглядела Веронику и сообщила:
– Ты похожа на пугало.
Что могло не устраивать Аниту, Вероника не поняла. Она решила ответить уклончиво.
– Э-э-э… Понимаешь, я купалась…
– Ты с ума сошла? В нашей речке купаться нельзя! Туда помои сливают и со скотобоен такое выбрасывают! Ты откуда свалилась?
«Вот как раз этого тебе знать не надо, всё равно не поверишь», – подумала Вероника и ответила:
– Ну, не купалась, так, решила на берегу полежать. И мою одежду…
– Голая лежала?!
– Вот что ты пристала?! Говорят тебе, украли одежду, пришлось это надевать!
Анита задохнулась от негодования:
– Надеть?! Мужские портки?!
Вероника осеклась. На ней были футболка и джинсы, в которые в данный момент с негодованием тыкала пальцем Анита.
– Нет, ты точно с Луны свалилась. Ты знаешь, что за такое бывает? Да если Дон Кон Рабиа увидит или ему донесут, а ему точно донесут, потому что ему все всё доносят, он впадёт в тихое негодование!
Вероника машинально уточнила:
– Почему тихое?
– Потому что гнев – грех. А тихое негодование – не грех. Во всяком случае, он так говорит. Но дело не в этом. Женщина в мужской одежде – это такое… Если он узнает… Короче, если хочешь жить, тебе нужно срочно переодеться. Только во что?
Анита на мгновение задумалась. Потом решительно тряхнула головой:
– Пошли!
– Куда?
– Ко мне домой.
Анита решительно потянула Веронику за собой, тараторя на ходу:
– Мы недалеко тут живём. Мама держит гостиницу. Отец помогает. Ну, и я тоже. Крутимся с утра до ночи. Но зато и гостиницу нашу знают во всём городе. У нас такие гости бывают!
– Какие?
Анита машинально оглянулась и понизила голос:
– Всякие. Самые достойные люди государства. Вчера вот городской палач заходил. Напился, плакал и говорил, что его никто не любит. А те, кто попадают к нему в руки, ещё и обзываются. Папа с ним соглашался, а под конец сказал, что, действительно, такого подлеца, как палач, поискать – не найти. Так что они чуть не подрались. И мама на папу ругалась, а что ругаться? Она сама всё время ему говорит, что постояльцам надо угождать и во всём соглашаться. А вообще ты задавай поменьше вопросов. У нас за длинный язык знаешь что бывает?
– Что?
– Потом узнаешь.
– Что ты меня всё время пугаешь?
– Подожди, ты ещё увидишь, сама испугаешься.
Что именно Вероника должна будет увидеть и чего конкретно испугаться, ей на этот раз узнать не пришлось – Анита резко затормозила, так что Вероника едва не ткнулась ей носом в спину.
– Пришли.
Перед ними стояло чистенькое побелённое извёсткой двухэтажное здание под черепичной крышей, за окнами которого теплился уютный свет.
– Тут не пойдём.
И Анита потянула Веронику за собой вокруг дома, во двор, перетащила за собой через забор и провела в дом через невысокую дверь.
* * *
Вероника стояла перед Анитой в её комнате в юбке и лёгкой вязаной кофте. Анита критически оглядывала её. Вероника не выдержала:
– Что ты смотришь?
– Нет, неплохо. Хорошо, что мы с тобой одного роста. Ты только немного потолще.
Вероника задохнулась от негодования.
– Что?! Кто потолще?! Сама ты потолще!
– Не ори, родители услышат. Пошли, я вас познакомлю.
– Ты боишься, что услышат, или хочешь познакомить?
– Не будь ослицей! Надо, чтобы я вас познакомила, а не они тебя тут нашли! Ещё и в моей одежде!
Подталкивая Веронику перед собой, Анита повела её через дом.
– Осторожно, тут порог. А тут притолока низкая. Тут снова порог. Дверь. Всё-таки треснулась? Знаешь, ты неловкая, как наш пёс Арко. Но тот хоть через палочку прыгать умеет. Мам, пап, это Вероника!
Вероника, которая сосредоточилась на том, чтобы не упасть через неисчислимые пороги и не врезаться головой, не сразу поняла, что они находятся посреди просторной гостиной с большим очагом и несколькими крепко сколоченными столами. Среднего роста стройная женщина с узкими смешливыми глазами накрывала на один из столов, высокий худой мужчина подбрасывал угля в очаг. Оба они обернулись и уставились на Веронику.
Отец Аниты машинально произнёс:
– Гарри.
Мать, оглядывая Веронику, кивнула:
– Мария.
Анита тем временем безмятежно щебетала:
– Ужинать скоро будем? Мясо готово? А то я пока с этим молоком для госпожи Симоне бегала, так есть захотела!
При упоминании молока Вероника отвела глаза – госпожа Симоне никогда не увидит тот кувшин – его вместе с остававшимся в нём молоком Анита великодушно отдала какому-то бродяге с ребёнком.
Делая вид, что ничего особенного не происходит, Анита подошла к очагу, стала кочергой мешать угли и продолжала:
– Вероника будет нам помогать. Она умеет готовить, может убираться, стелить постели, стирать.
Мария удивлённо подняла брови:
– Анита, подожди, но разве мы не справляемся сами? Зачем нам ещё помощница?
Анита аккуратно поставил кочергу к стене и выпрямилась. Немного подняв подбородок, она устремила большие карие глаза на мать. Вероника ждала, что она что-нибудь скажет, но Анита молчала.
Мария вздохнула:
– Хорошо. Пошли на кухню, поможешь мне принести ужин.
«Да, – подумала Вероника, – что Анита там говорила про то, как её лупят? Точно наврала. Тут лупкой и не пахнет. Ведёт себя как принцесса».
За ужином взрослые больше молчали, лишь время от времени бросая на Веронику изучающие взгляды. Только однажды Гарри указал ложкой на кофточку Вероники и раскрыл рот, собираясь задать вопрос, но Мария, которая гораздо раньше мужа узнала купленную для дочери кофту, его опередила:
– Гарри, ещё похлёбки?
– Да, дорогая.
Но и сама Мария под конец ужина не удержалась:
– Вероника, а откуда ты приехала в наш город? Где твои родители?
Что отвечать? Она не успела придумать заранее! Но Вероника даже не успела запаниковать – Анита вскочила из-за стола:
– Нам спать пора. Завтра с утра полно работы. Вероника, давай, помоги мне с посудой.
И Вероника, собрав тарелки, заторопилась следом за Анитой, которая бросила на ходу матери:
– Она ляжет в моей комнате.
Ночью, когда они лежали в постелях и луна, теперь уже гораздо ласковее, светила в ночном окне, Анита спросила:
– Кстати, а правда, откуда ты? Я даже не успела спросить.
– Это долгая история.
– Ничего, у нас вся ночь впереди.
Вероника пыталась протестовать:
– Ты же сказала, завтра рано вставать, работы много.
– Успеешь выспаться. Ну, давай, рассказывай!
– Господи, я из другого города.
– Из какого?
– Ты не знаешь.
Анита от возмущения поднялась на локте.
– Что это я не знаю? Я всё знаю! Меня отец грамоте обучил, нас с ним на нашей улице всего двое, кто читать умеет. И географию от него знаю. Отец в монастыре вообще многому научился. Но не ужился с настоятелем. У него характер вспыльчивый. А у тебя кто родители? Слышишь?
Но Вероника закрыла глаза и сделала вид, что спит. Она не то, что не хотела отвечать на вопросы Аниты. Она просто не знала, что говорить. Вряд ли Анита поверила бы ей. И потом ей стало грустно. Очень хотелось домой. Вероника едва не заплакала, но сдержалась. Слезами делу не поможешь. Надо думать, как выбраться отсюда. С этими мыслями Вероника незаметно для себя заснула…
И, как ей показалось, сразу услышала голос Марии:
– Девочки, быстро поднимайтесь.
Ещё не открывая глаз, Вероника пыталась понять, кто её разбудил, чей это голос. Вспомнив вчерашние события, она едва не застонала от отчаяния. Господи, если бы это был сон! Но это был не сон. Тот же голос повторил:
– Я кому сказала? Дел невпроворот!
Пришлось подниматься. За окном маячило серое утро.
Кружка молока и кусок хлеба был завтраком. А потом началась работа – Вероника с Анитой чистили на кухне котёл и сковороды, носили уголь, мыли пол. К полудню Вероника уже на чуяла под собой ног. Протирая окна на первом этаже, Вероника слышала, как скрипнула дверь, мужские голоса поприветствовали Марию. Она обернулась и увидела двух мужчин – один из них прикрывал лицо полой длинного серого плаща. Гости поднялись по лестнице на второй этаж.
Едва девочки присели отдохнуть, как услышали голос Марии:
– Отнесите гостям вино! Я занята с тестом!
Анита устало глянула на Веронику:
– Отнеси ты. Вон, в буфете. У меня уже сил никаких не осталось.
Вероника молча кивнула, взяла из буфета бутылку вина и две кружки и пошла по лестнице на второй этаж. Подойдя к двери комнаты, она услышала голоса:
– Сиятельный дон, при всём моём уважении к вам, я не вижу, как мы могли бы заставить Высший совет согласиться с вами. Это стадо баранов. Трусливых и тупых, но очень и очень упрямых.
Другой голос, мягкий и вкрадчивый, возразил:
– Они вовсе не тупы. Следует быть более терпимым к этим заслуженным и мудрым людям. Не всем же быть столь решительными и прозорливыми, как вы, дорогой граф.
– Но что же вы намерены делать?
– Я могу согласиться с вами в том, что война – дело слишком серьёзное, чтобы ставить вопрос о ней на голосование. Тем более что скорее всего нас не поддержат. Именно поэтому…
Веронике надоело стоять под дверью. Она постучала и вошла, не дожидаясь ответа.
В комнате сидели двое мужчин, один высокий, мощного телосложения, в нарядном камзоле, другой весь в сером, с кротким выражением лица и острыми глазами. При появлении Вероники они тут же оборвали разговор и молча смотрели на неё.
– Хозяйка велела принести вам вино.
Вероника поставила бутылку и кружки на стол. Мужчина в сером, которого его собеседник называл доном, не спускал с неё внимательного взгляда.
– Как тебя зовут, дитя моё?
– Вероника.
– Чудесное имя. И как давно ты служишь здесь?
– Я не служу, просто помогаю хозяевам.
Мужчина мягко улыбнулся.
– Ах, прости, прости. Я неловко выразился. Откуда ты?
Веронике надоели вопросы сладкого типа в мышином одеянии.
– Приехала из другого города. Извините, у меня ещё дела.
Вероника вышла, плотно прикрыв за собой дверь.
Мужчина в сером, а это был Дон Кон Рабиа, охранники которого гнались за Владиком, улыбнулся своему собеседнику:
– Вот решение нашей проблемы.
Его собеседник изумился:
– Эта девица?
– Именно, дорогой граф.
Вероника машинально чистила картошку для обеда, как велела ей Мария, но безотчётная тревога всё больше охватывала её. Кто этот тип, что выспрашивал её о том, откуда она да что она? Что ему надо? Но какой у него противный медовый голос, и ещё эта улыбочка. Ладно, леший с ним. Хорошо, что они ушли.
В дверь с улицы постучали. После паузы стук повторился. Из глубины дома послышался голос Марии.
– Вероника, кто—то стучит. Пойди, спроси, что нужно.
– Хорошо, Мария.
Вероника вытерла руки, подошла к двери. Тревожное предчувствие снова укололо сердце. Помедлив, она распахнула дверь. И свет померк в глазах. Кто-то набросил ей на голову плащ, сильные руки подхватили её и бросили внутрь кареты. Раздался стук копыт и удаляющийся крик Аниты:
– Вероника! Вероника!
* * *
С её головы сдёрнули плащ. Как ни была она испугана, Вероника не смогла сдержать отвращения – перед ней в кресле сидел тот самый тип в сером со сладким голосом, которого она видела в гостинице. Он повёл рукой в сторону другого кресла.
– Садись, дитя моё.
Вероника села – от пережитого у неё подкашивались ноги. Она огляделась – они находились в просторном кабинете, который был убран без особой роскоши. Но в каждом предмете – в картинах на стенах, в резном письменном столе, тяжёлых портьерах – чувствовался вкус и богатство хозяина.
Дон Кон Рабиа соединил кончики пальцев и принялся разглядывать Веронику. Та пыталась сдержаться и не сдержалась.
– Зачем вы это сделали? Что вам от меня нужно?
Мужчина улыбнулся.
– Прекрасно. Просто прекрасно.
– Что прекрасного? Голову какой-то тряпкой замотали, приволокли сюда! Это называется похищение! Вы знаете, что за это бывает?
Мужчина в сером в восхищении поднял руки:
– Превосходно.
– Господи! Что именно превосходно? Что вам так понравилось?
– Вы просто созданы для этой роли.
– Для какой роли? Слушайте, может, вы сумасшедший? Точно, ненормальный.
Мужчина поднялся и стал прохаживаться возле Вероники.
– А вот с выводами не стоит торопиться. И вообще, не суди о людях опрометчиво. Внешность бывает обманчива. Да нет, что я говорю, она как раз в большинстве случаев бывает обманчива.
Вероника хотела возразить, но мужчина жестом велел ей молчать, и она отчего-то послушалась.
– Возьмём тебя. С виду ты обычная девочка, видимо, из неплохой семьи. Скорее всего, твой отец… ну, скажем, писарь в ратуше. Или помощник нотариуса.
Вероника хотела сообщить, что вообще-то её папа – топ-менеджер в крупной компании, а не писарь в ратуше. Тем более, что она понятия не имела, что такое ратуша, вероятно, что-то не слишком престижное. Но она решила и на этот раз промолчать.
– Я думаю, что ты получила хорошее воспитание и каким-то неизвестным мне образом попала в наш город. Здесь ты не пропала и даже смогла работать в гостинице. Это значит, что ты умеешь приспосабливаться к неожиданным ситуациям.
Вероника хотела поинтересоваться, что ещё нового о ней самой сообщит этот странный человек, но вновь предпочла слушать. Что—то подсказывало ей, что разгадка всей этой странной ситуации близка.
– Наконец, у тебя сильный характер. Ты совершенно не знаешь меня, но должна опасаться незнакомого и, видимо, влиятельного человека. Однако ты не только осмеливаешься возражать мне, но и, гм, довольное нелицеприятно высказываться в мой адрес. Под нелицеприятными высказываниями я имею в виду то, что ты назвала меня сумасшедшим. Поверь, многие люди и за гораздо меньшие проступки теряли головы.
– Сами виноваты.
– Да, они виноваты. Правда, не все. Некоторые мне просто не нравились.
– Да не они, вы виноваты, что я вас так назвала. Что вам от меня надо?
Мужчина назидательно поднял палец.
– Вот. Мы подходим к сути вопроса.
– Наконец-то.
– Прекрати дерзить, моё терпение может кончиться. Теперь о том, что мне нужно. Так получилось, что в нашем государстве сейчас период безвластия. Нет, конечно, у нас есть Высший совет, там заседают достойнейшие, мудрейшие господа. Цвет нашего общества. Однако трон, который до недавнего времени занимал всеми нами горячо любимый король, оказался не занят. И теперь…
– А куда он делся? Я про короля.
– Он умер.
От этого короткого ответа и острого, как бритва, взгляда, брошенного Доном на Веронику, у неё по спине побежал холод.
– Но трон не может, не должен быть пуст. Народу необходимо знать, что есть человек, который денно и нощно, то есть днём и ночью, непрестанно думает о нём. Что этот человек милостив и мудр, открыт сердцем и справедлив. Что он является защитой для людей.
– Кто бы спорил – конечно нужен. Так найдите такого человека. Мудрого, и чтобы сердце, ну, и так далее.
– Я уже нашёл.
– Поздравляю. И кто это?
– Ты.
Бац.
Приехали.
Он свихнулся.
Надо звать на помощь.
Может, он шутит?
Эти мысли не то что пролетели у Вероники в голове. Они метались, сталкивались и отскакивали друг от друга, как мячики. И никак не хотели угомониться.
Вероника вгляделась в глаза мужчины – они были пронзительны и холодны. Вероника несколько раз глубоко вдохнула, успокаивая нервы.
– Вы шутите? Какой из меня король?
Мужчина усмехнулся.
– Ты ещё и скромна. Это радует. Ты не будешь королём, ты будешь принцессой. Пока. А потом королевой.
Мужчина взял Веронику за руку. Его ладонь была сухой и холодной. Веронике очень хотелось отнять руку, но мужчина заговорил вкрадчивым голосом, не отрывая от неё взгляда, словно завораживая её.
– Все девушки мечтают стать принцессами, не правда ли? Ты будешь прекрасной принцессой. В твоём распоряжении будут дворцы, фрейлины, пажи, слуги. Ты увидишь всё – великолепные балы, фейерверки, рыцарские турниры. Какие платья у тебя будут! Бархат, шёлк, кружева! Какие украшения ты будешь носить! С алмазами, рубинами, изумрудами…
Вероника хмуро посмотрела на Кон Рабиа:
– Изумруды – это хорошо. Но королевством надо управлять. А я с братом—то не всегда справляюсь.
– Я тебе помогу. Я – Дон Кон Рабиа. Слышала обо мне?
То, что Вероника слышала про Дона Кон Рабиа, при нём вслух повторять не стоило, и она промолчала.
Дон Кон Рабиа усмехнулся.
– Вижу, ты знаешь, кто я. Так вот, об управлении государством не беспокойся, я буду твои регентом, то есть наставником, учителем. Стану помогать тебе решать самые сложные задачи. Я научу тебя многому, многое расскажу. Вдвоём мы справимся.