Девять жизней Кристофера Чанта бесплатное чтение

Диана Уинн Джонс
Девять жизней Кристофера Чанта

Глава 1

Прошло немало лет, прежде чем Кристофер смог рассказать о своих снах. Причина была проста: жил он большей частью в детской на последнем этаже большого лондонского дома, а его няньки менялись каждые два-три месяца.

Родителей он видел очень редко. Когда Кристофер был еще совсем маленький, он боялся, что однажды на прогулке встретит своего папу — и не узнает его. В те редкие дни, когда папа приходил с работы пораньше, Кристофер садился на корточки на лестнице и смотрел во все глаза, пытаясь запомнить папино лицо. Но в памяти оставалась только фигура в черном сюртуке, черные аккуратные усы и несколько седых прядок в темных волосах. Потом папа стремительно исчезал. Единственное, что Кристофер знал о папе точно, так это то, что ростом он выше всех слуг в доме.

Иногда на ступеньках стояла мама и тогда Кристоферу было ничего не видно из-за широких шелковых юбок с невообразимым количеством рюшек и оборок.

— Напомни своему господину, — говорила она лакею ледяным тоном, — что у нас сегодня Званый Ужин и он хотя бы раз в жизни должен на нем поприсутствовать.

Папа, скрытый мамиными юбками, мрачно отвечал:

— Передай госпоже, что у меня сегодня вечером слишком много работы дома. Предупредить нужно было заранее.

— Скажи, что, если бы я предупредила заранее, он нашел бы тысячу причин не прийти. Еще напомни, что фирма его устроена на мои деньги, и, если он не уступит мне в такой мелочи, то я эти деньги заберу.

Папа тяжело вздыхал:

— Скажи, что я иду переодеваться, но против своей воли! Попроси ее уйти с лестницы.

К огорчению Кристофера, мама никогда не уходила. Она подбирала свои юбки и шла перед папой, чтобы проверить, все ли будет, как она хочет.

У мамы были удивительные глаза и копна пышных каштановых локонов. Няньки всегда говорили, что мама — настоящая красавица. В то время Кристоферу казалось, что у всех детей такие родители. Но ему ужасно хотелось, чтобы мама хоть разочек дала как следует разглядеть папу…

Кристофер думал, что всем снятся такие же, как и ему, сны, и не придавал им значения. Каждый раз они начинались одинаково. Он выпрыгивал из кровати в детской спальне, залезал в камин и оказывался на каменистой дорожке, ведущей в зеленую долину с ручьем. В самой долине он еще ни разу не был. Вместо этого он сворачивал на тропинку, которая вела через высокие скалы в загадочное Междумирье. Здесь была абсолютная пустота — видимо, как считал Кристофер, когда Некто сотворял мир, про эту часть земли он попросту забыл.

Междумирье окружали бесформенные скалы. Некоторые из них были гладкие и островерхие, другие приземистые и шероховатые. Цвет тоже был какой-то неопределенный, серо-коричневый — как будто на палитре смешали все краски сразу. В воздухе висел густой туман, который размывал и без того неясные очертания скал. Неба не было видно и иногда Кристофер думал, что его нет вовсе: на его месте бесформенные скалы поднимались выше и выше и где-то высоко над головой срастались в огромную арку.

Во сне он знал наверняка, что, миновав Междумирье, можно оказаться “Почти Везде”. “Почти” потому, что там было одно место, которое не хотело, чтобы в него входили. До этого самого “Почти” было рукой подать, но Кристофер всегда старался обойти его стороной.

Из Междумирья он полз, карабкался по отвесной скале, поскальзывался, взбирался наверх, спрыгивал, и так до тех пор, пока не добирался до какой-нибудь другой долины с другой тропинкой. Таких долин было множество, они действительно были везде, поэтому Кристофер звал их “Безделки”.

Безделки были совсем непохожи на Лондон. В них было либо холоднее, либо жарче, росли странные деревья и стояли странные дома. Местные жители в основном напоминали жителей Лондона, но у некоторых кожа была голубоватая или красноватая и весьма необычные глаза. Каждый раз, когда он попадал в свои сны, приключения уже ждали его.

В этих приключениях ему приходилось совершать разные подвиги, убегать от преследователей, помогать укрощать диких животных, участвовать в войнах. Иногда он ел что-нибудь необычное, а люди дарили ему подарки: жители долин всегда были добры к мальчику. Но подарки он обычно терял, когда карабкался по скалам, пробираясь домой. Впрочем, однажды Кристоферу удалось сохранить блестящее перламутровое ожерелье — подарок глупых леди — Глупышек, как он называл их про себя, да и то удалось только потому, что пришлось повесить его на шею.

В Безделку к Глупышкам Кристофер попадал несколько раз. Там было синее море с белым песком — идеальное место для игр. Глупышки вылезали из воды, усаживались на камни и хихикали, глядя, как он строит песчаные замки.

— О клистофе! — ворковали они шепеляво. — Скази нам, почему ты клистофе? — И смеялись чуть ли не до слез.

Раньше Кристофер не видел женщин без одежды, У этих была зеленоватая кожа и такого же цвета волосы. Удивительно, но вместо ног у Глупышек были большие серебристые хвосты, как у рыб, и они поднимали ими целые фонтаны брызг. Кристофер никак не мог убедить их, что он не странное животное клистофе.

Всякий раз, когда Кристофер возвращался из этой Безделки, няньки сетовали на то, что у него в кровати песок. Еще громче они причитали, когда обнаруживали пижаму всю в грязи, мокрую и порванную. Тогда Кристофер начал оставлять запасную одежду на тропинке, чтобы переодеваться на обратном пути. Он брал костюмы из дома, но няньки даже не успевали заметить пропажи — так часто они менялись. Не замечали они и странных игрушек, которые он изредка приносил домой. Среди них были заводной дракон, лошадь-флейта, ожерелье Глупышек, которое, если присмотреться, состояло из крошечных жемчужных черепков.

Как-то Кристофер подумал о Глупышках, посмотрел на ноги очередной няньки и обнаружил, что ее ботинки как раз подошли бы по размеру, чтобы спрятать в них плавники. Все дело портили юбки, которые не давали ему увидеть, каким образом у мамы и нянек получалось вышагивать на гибких хвостах вместо ног.

Однажды мальчику удалось это узнать. Няня нарядила его в противный матросский костюмчик и повела вниз в гостиную, где мама беседовала с гостьями, среди которых присутствовала некая леди Ваджет, приходившаяся папе кем-то вроде кузины. Ее пригласили познакомиться с Кристофером. Мальчик поглядел на огромный нос и морщины папиной кузины и громко спросил:

— Мама, а она ведьма?

Кузина скривилась, все остальные зашикали на него, и, к великому облегчению Кристофера, интерес к нему резко пропал. Он лег на ковер и стал тихонько перекатываться от одной гостьи к другой. Но когда он забрался под диван и принялся рассматривать нижние юбки леди Баджет, его выловили и с позором выставили из гостиной.

Кристофер был разочарован: у всех дам были большие толстые ноги, только у кузины они были худые и желтые, как у цыпленка….

Некоторое время спустя мама позвала его в свою комнату.

— Кристофер, как ты мог! — сказала она. — В кои-то веки мне удалось заманить Баджет к нам в гости! Теперь она больше никогда не придет. Ты все испортил!

“Вот это да! — думал тем временем Кристофер. — Наверное, очень тяжело быть красавицей”. Мама сидела перед зеркалом в окружении всевозможных маленьких баночек и бутылочек. Позади стояла служанка и в поте лица трудилась над мамиными локонами.

Кристоферу было очень стыдно и он стал крутить в руках стеклянную баночку, чтобы скрыть смущение. Но мама строго велела ему поставить банку на место.

— Видишь ли, мой мальчик, деньги — это еще не все. Хорошее положение в обществе стоит дороже денег. Леди Баджет могла бы помочь нам получить и первое, и второе. Как ты думаешь, почему я вышла замуж за папу?

До этого Кристоферу и в голову не приходило искать причину, по которой мама и папа стали жить вместе. Он снова протянул руку к баночке, но вовремя вспомнил, что трогать ее нежелательно…. и взял вместо нее мамин шиньон. Пока мама говорила, он вертел его в руках.

— У тебя будет папино благородное происхождение и мои деньги. Я хочу, чтобы ты пообещал мне прямо сейчас, что обязательно займешь в обществе достойное место рядом с лучшими людьми. Мама мечтает, чтобы ты стал великим человеком, Кристофер... Ты меня слушаешь?

Кристофер сперва пытался понять, о чем говорит мама, а потом перестал. Он ткнул в шиньон пальцем и спросил:

— А зачем это?

— Чтобы увеличивать прическу, — сказала мама. — Пожалуйста, послушай, Кристофер. Очень важно, чтобы ты прямо сейчас начал готовиться к будущему. Да оставь ты шиньон в покое!

Кристофер положил его на место.

— Я думал, что это дохлая крыса, — проговорил он.

Мама, видимо, что-то перепутала, потому что шиньон действительно оказался дохлой крысой. И служанка, и мама завизжали, выпроводили Кристофера и послали за лакеем с лопатой.

Потом мама часто звала к себе Кристофера и разговаривала с ним. Он стоял перед ней и старался изо всех сил не забывать, что нельзя играть с баночками, рассматривал свое отражение в зеркале, удивляясь, что его кудри черные, а мамины — каштановые, и глаза у него намного темнее. Ничто больше не прикидывалось дохлой крысой, но иногда какой-нибудь паучок осмеливался спуститься по зеркалу, как только мамины слова становились слишком непонятными.

Кристофер понял, что мама заботится о его будущем, и узнал, что потом ему придется попасть в Общество с достойнейшими людьми. Единственное Общество, о котором он слышал, было Общество Просвещения Язычников, которому он каждое воскресенье давал монетку в церкви. Мальчик думал, что мама имеет в виду как раз его.

Потихоньку Кристофер навел справки у большеногой няни, которая сообщила, что язычники — это дикари, которые питаются людьми. Миссионеры были лучшими из людей, их-то и поедали язычники. Из всего этого Кристофер сделал вывод, что, когда вырастет, станет миссионером, и очень забеспокоился. Уж лучше бы мама выбрала для него другую карьеру.

Еще он спросил у няньки о девушках с рыбьими хвостами.

— А-а, ты имеешь в виду русалок, — засмеялась няня. — В настоящей жизни их не бывает.

Кристофер и сам это знал, потому что встречал их только во сне. Теперь он был убежден, что встретит там и язычников тоже, если как-нибудь случайно попадет не в ту Безделку. Он был так напутан, что некоторое время, оказываясь в новой долине, сперва ложился на тропинку и осматривался, куда его занесло, какие там люди, а только потом двигался дальше. Никто не изъявлял желания его съесть, и, в конце концов, он решил, что язычники живут в том месте, которое к себе не пускает. Ему надоело беспокоиться напрасно, и он отложил все тревоги на “потом, когда вырастет”.

Кристофер немного подрос, и люди в Безделках стали иногда давать ему деньги. Он научился отказываться, потому что, как только он дотрагивался до монет, все исчезало и он оказывался в собственной постели. Однажды такое случилось, когда одна красивая девушка, похожая на маму, смеясь, попыталась повесить ему в ухо сережку. Кристофер спросил бы об этом няню с большими ногами, да ее к тому времени уже не было. Другие же просто отмахивались:

— Отстань, я занята.

Пока Кристофер не научился читать, он думал, что все няни поступают так: приходят, живут месяц, всегда слишком заняты, чтобы поговорить, потом кривят губы и исчезают. Он поразился, когда прочитал про Старых Слуг, которые жили в семьях целую жизнь и умели рассказывать длиннющие (иногда весьма скучные) истории о жизни в стародавние времена.

В доме Кристофера ни один слуга не удерживался больше полугода. Кристофер считал,, что происходит это из-за мамы с папой, которые перестали разговаривать даже через слуг. Теперь они писали друг другу записки. И поскольку им и в голову не приходило эти послания запечатывать, время от времени кто-нибудь приносил записку на верхний этаж и читал вслух.

Так Кристофер узнал, что мама всегда лаконична. “Мистеру Чанту курить сигары только в собственной комнате”, или “Новая прачка жалуется на прожженные дыры на рубашках”, или “Мистер Чант поставил меня в неловкое положение, уйдя с середины моего Званого Обеда”.

Папа накапливал гору записок и потом отвечал на все сразу, путано и зло: “Моя дорогая Миранда, я курю там, где хочу, а прачку мы для того и нанимали, чтобы приводить одежду в порядок. И вообще — ты очень эгоистична: нанимаешь на работу каких-то грубиянов, которые нравятся тебе, а не мне. Если хочешь, чтобы я присутствовал на твоих приемах, найди повара, который отличает бекон от старых подметок, и постарайся поменьше глупо хихикать”.

Как правило, прочитав папин ответ, служанки исчезали из дома уже к вечеру.

А Кристофера веселили эти послания. По ним, по крайней мере, было ясно, что папа живой человек, хоть и любитель покритиковать. Но вскоре записки перестали читать — в доме появилась новая гувернантка.

Мама позвала Кристофера к себе. Она была вся в слезах.

— На сей раз твой папа превзошел сам себя. Следить за образованием ребенка — дело матери. Я хочу, чтобы ты пошел в хорошую школу, Кристофер, это очень важно. Но я не хочу принуждать тебя учиться. Ты сам должен решить. Ни с того ни с сего суется неумолимый папа, и, не предупредив меня, приглашает эту гувернантку. Зная твоего папу, можно предположить, что это за чудище! Ох, бедное мое дитя!

Кристофер подумал, что новая гувернантка — это первый шаг на пути к миссионерству, прочувствовал всю важность происходящего и опять забеспокоился. Но гувернантка оказалась всего лишь скучной дамой с маленькими глазками, слишком осмотрительной, чтобы разговаривать с прислугой. К маминой радости, она не прожила с ними и месяца.

— А теперь мы действительно можем начать твое обучение,— сказала мама. — Следующую гувернантку я выберу сама.

И еще года два мама частенько повторяла эту фразу, а гувернантки приходили и уходили, как до этого няньки. Все они были скучными, пугливыми дамами, такими похожими, что Кристофер даже путал их имена. Для себя он решил, что основная разница между нянькой и учительницей заключается в том, что последняя перед уходом начинала рыдать и говорила что-нибудь интересное про маму с папой.

— Извини, что я ухожу,— говорила, рыдая, третья или четвертая, — ты очень хороший мальчуган, но, хотя ты тут ни при чем, атмосфера в доме ужасная! Каждый раз, когда он ночует дома — слава богу, редко, — я должна сидеть с ними за обеденным столом в полнейшей тишине. Она передает ему через меня записку, он отвечает. Когда записки прочитаны, они бросают злобные взгляды друг на друга и на меня. Я так больше не могу!

Девятая — а может, десятая — разоткровенничалась еще больше.

— Я знаю, что они ненавидят друг друга, — всхлипнула она. — Но при чем здесь я? Она из тех, кто не потерпит рядом другую женщину. Она колдунья, я думаю, но не могу сказать наверняка, потому что видела только мелочи. А он такой же сильный, как она. Может даже, тоже волшебник. Они создали ужасную атмосферу — неудивительно, что прислуга у вас не задерживается. Кристофер, прости меня, что я говорю такое о твоих родителях.

Все гувернантки просили у него прощения и он охотно их прощал, потому что теперь это был единственный способ узнать хоть что-то о маме и папе. С другой стороны, у него появились печальные подозрения, что не у всех детей родители такие.

Похоже, надвигалась гроза. Отголоски ее проникали даже наверх, в детскую, несмотря на все усилия гувернанток.

Кристофер помнил вечер, когда все началось. В ту ночь он был в Безделке и человек с желтым зонтиком подарил ему что-то вроде подсвечника с маленькими колокольчиками. Он был очень красивый и Кристофер постарался принести его домой. Когда он карабкался по скалам в Междумирье, он держал подарок в зубах, чтобы не потерять. И, проснувшись, очень обрадовался, когда обнаружил подсвечник рядом с собой в кровати. Но в доме царили совсем другие настроения. Двенадцатая гувернантка уложила вещи и уехала прямо перед завтраком.

Глава 2

В тот вечер Кристофера позвали в мамину комнату. На единственном табурете восседала новая гувернантка, в обычной скучной одежде, а шляпа была даже кошмарнее, чем у предшественниц. Выцветшие перчатки покоились на тусклой сумочке. Всем своим видом она давала понять, что очень стесняется. У Кристофера эта дама не вызвала ни малейшего интереса, зато его внимание сразу привлек мужчина, стоявший за спиной у мамы и державший ее за плечо.

— Кристофер, это мой брат, — радостно сказала мама. — Твой дядя Ральф.

Мама произнесла это имя как “Рейф”. Только год спустя Кристофер обнаружил, что именно это имя пишется и читается “Ральф”…

В дяде Ральфе Кристоферу понравилось все. Начиная с сигары. Дядя курил и все запахи в комнате смешались с густым дымом. Мама даже почти не возражала, ну если только немножечко пофыркала. Это говорило о многом. Еще он был одет в твидовый костюм рыжего цвета, мешковатый, но так подходящий к его каштановой шевелюре и усам. Кристоферу не часто приходилось видеть мужчин в твидовых костюмах и без бакенбард. Это еще сильнее убедило его, что дядя — особенный человек. В довершение ко всему дядя улыбался, сияя, как солнце в осеннем лесу. Невозможно было устоять и не улыбнуться в ответ.

— Здорово, старина! — сказал Ральф, выпустив облако голубого дыма над блестящей маминой прической. — Может, это и не самый лучший способ представляться племяннику, но я тут утрясал семейные дела и мне пришлось сделать парочку кардинальных изменений. Например, привел тебе новую гувернантку и записал тебя в школу с осени. Гувернантка перед тобой. Мисс Белл. Надеюсь, вы друг другу понравитесь. Хотя бы настолько, чтобы простить меня.

Он так жизнерадостно улыбнулся, что Кристофер его уже почти обожал. Но на мисс Белл все равно взглянул с сомнением, Она тоже посмотрела на него и в лице ее промелькнуло что-то милое. Она заморгала и прошептала скучнейшим голосом, под стать ее одежде:

— Рада с вами познакомиться.

— Надеюсь, это твоя последняя гувернантка, — сказала мама. В памяти Кристофера та так и осталась Последней Гувернанткой. — Она подготовит тебя к школе. Я не говорю, что отсылаю тебя, но твой дядя уверен, что хорошее образование очень важно для карьеры. К тому же, скажу честно, твой папа, Кристофер, устроил ужасную путаницу с деньгами — моими деньгами — и потерял почти все. К счастью, приехал твой дядя и...

— ...когда меня просят о помощи, я не бросаю людей в беде, — сказал Ральф, стрельнув глазами в сторону Гувернантки. Может, он имел в виду, что ей лучше не слышать этого, — К счастью, денег на то, чтобы послать тебя в школу, хватает, да и мама сможет съездить за границу, ей это не повредит. Да, Миранда? А мисс Белл найдет и другое место с такими блестящими рекомендациями. У всех все будет великолепно.

Он улыбнулся тепло и доверительно каждому по очереди. Мама рассмеялась и побрызгала духами волосы. Последняя Гувернантка почти улыбнулась и снова почти похорошела. Кристофер попытался ухмыльнуться по-взрослому дяде в ответ, потому что, видимо, только так можно было выразить безмерное, практически безнадежное восхищение, переполнявшее его. Ральф хохотнул и окончательно завоевал сердце племянника, выудив из кармана новенькую блестящую монету в шесть пенсов и протянув ее мальчику.

Кристофер скорее умер бы, чем потратил эти деньги. И каждый раз, когда он переодевался, неизменно перекладывал монету в новый карман. Для него это был еще один способ выразить свое восхищение дядей. Стало ясно, что дядя появился, чтобы спасти маму от разорения, поэтому Кристофер считал его первым хорошим человеком в своей жизни. А самое главное, что именно дядя был тем единственным человеком в реальном мире (а не в Безделках), который разговаривал с мальчиком так дружелюбно и по-мужски.

Ради Ральфа Кристофер даже попытался отнестись и к Последней Гувернантке с восхищением, но это было весьма затруднительно. Она оказалась невозможно скучная, говорила нудным монотонным голосом и ни капли не изменила тона, даже когда выяснилось, что он совсем не разбирается в устном счете и левитации, про которые остальные гувернантки просто не вспоминали.

— Если полторы селедки стоят половину от трех пенсов, Кристофер, — объясняла она уныло,— значит, полтора пенни за полторы рыбины. А сколько будет стоить одна селедка?

— Не знаю, —мальчик едва сдерживался, чтобы не зевнуть.

— Хорошо, — спокойно говорила Последняя Гувернантка. — Продолжим занятие математикой завтра. А сейчас посмотрите в зеркало и попробуйте поднять его в воздух хотя бы на дюйм.

Но поднимать зеркала в воздух Кристофер умел не лучше, чем вычислять стоимость селедки. Гувернантка оставила зеркало в покое и принялась учить его французскому. Через несколько дней Кристофер решил ее позлить, надеясь, что станет интереснее, если она будет кричать. Но Гувернантка спокойно сказала:

— Кристофер, вы глупеете. Пойдите поиграйте со своими игрушками. Но помните: можете брать только одну игрушку зараз и должны положить ее на место, прежде чем взять другую. Это наше правило.

Кристоферу пришлось привыкнуть к этому скучному правилу, сводившему на нет большую часть веселья. Еще эта особа всегда сидела рядом, когда он играл. Другие радостно хватались за возможность отдохнуть, а эта — сидела как пришпиленная на деревянном табурете и неизменно латала дырки на его одежде, отчего играть становилось совсем скучно.

Тем не менее, однажды он вытащил из шкафа подсвечник с колокольчиками, подвешенными так, что мелодия зависела от того, какой колокольчик тронуть первым.

Когда он наигрался, Последняя Гувернантка оторвалась от своей штопки и сказала:

— Поставьте его на верхнюю полку. Потом возьмете дракона.

Она дождалась, пока колокольчики не прозвенели о том, что Кристофер сделал все, как было велено, и, воткнув иглу в очередной носок, спросила самым занудным тоном:

— Кто вам подарил эти колокольчики, Кристофер?

Никто прежде не интересовался тем, что Кристофер приносил из Безделок. Он даже смутился.

— Человек под желтым зонтиком, — ответил он. — Он сказал, что они принесут удачу в мой дом.

— Что за человек и где? — спросила Гувернантка, хотя голос выдавал полное равнодушие.

— Почти Везде, — проговорил Кристофер. — Там жарко, много запахов и ходят заклинатели змей. А имя свое человек не назвал.

— Это не ответ, Кристофер, — спокойно сказала Последняя Гувернантка, замолчала и больше не спрашивала ни о чем до тех пор, пока через пару дней Кристофер снова не вытащил подсвечник.

— Не забудьте поставить его на место, когда поиграете. Вы уже вспомнили, где был человек под желтым зонтиком?

— Перед раскрашенным домиком, в котором живут боги, — ответил мальчик, заставляя звенеть маленький серебряный колокольчик. — Он был очень любезен и сказал не беспокоиться о деньгах.

— Очень щедро, — заметила Гувернантка. — И где же находится этот цветной домик для богов, Кристофер?

— Я же сказал — Почти Везде.

— А я сказала, что это не ответ. — Она отложила штопку, — Я прошу вас рассказать, откуда взялись эти колокольчики.

— А зачем вам знать? — Кристоферу очень хотелось, чтобы она оставила его в покое.

— Потому что, — произнесла Последняя Гувернантка со зловещим спокойствием, — вы не такой честный и открытый, каким должен быть милый мальчик. Думаю, вы украли эти колокольчики!

От такого чудовищного обвинения Кристофер покраснел, и слезы навернулись на глазах.

— Нет! — крикнул он. — Он мне подарил их! В Безделках люди всегда делают мне подарки, только почти все я теряю. Смотрите!

Нарушая правило-одной-игрушки, он подлетел к шкафу, вытащил лошадь-флейту, ожерелье русалок, заводного дракона и свалил все это в корзину для штопки.

— Смотрите! Это все из Безделок! Последняя Гувернантка уставилась на них с ледяным равнодушием:

— Так, значит, и это все краденое? — Она поставила корзину с игрушками на пол и встала. — Пойдемте. Нужно срочно доложить вашей маме.

Она схватила Кристофера за руку и, несмотря на его протестующие крики, безжалостно потащила вниз. Кристофер извивался, упирался и цеплялся ногами за ковер. Он прекрасно понимал, что не сумеет ничего объяснить маме. Но Гувернантка была неумолимой.

— Хватит шуметь! Вы уже большой мальчик.

Это ему твердили все гувернантки. Но Кристоферу было наплевать. Слезы ручьями потекли по щекам, и он выкрикнул имя единственного человека, который мог его спасти:

— Дядя Ральф! Я объясню дяде Ральфу!

Гувернантка взглянула на него. И опять лишь на секунду промелькнула скрытая красота на ее лице. Но, к отчаянию мальчика, мисс Белл приволокла его к маминой комнате и постучала в дверь.

Мама удивленно отвернулась от зеркала и взглянула на заплаканного Кристофера. Потом перевела взгляд на Последнюю Гувернантку:

— Что происходит? Он заболел?

— Нет, мадам,— мрачнейшим тоном произнесла та. — Случилось такое, о чем, я считаю, нужно незамедлительно сообщить вашему брату.

— Ральфу? Вы хотите, чтобы я ему написала? Или это еще более срочно?

— Еще более срочно, мадам, — проговорила уныло Гувернантка. — Кристофер сказал, что сознается во всем своему дяде. Я настоятельно вам рекомендовала бы позвать его сейчас же.

Мама зевнула ( Гувернантка ужасно ее утомила).

— Я постараюсь, но не отвечаю за его настроение. У него очень много работы, как вы знаете.

Мама начала небрежно вытаскивать темные волоски из серебряной расчески, которой только что водила по голове, а потом, но намного осторожнее, волоски из хрустальной шкатулки для расчесок.

Кристофер стоял и смотрел на ее красивые жемчужные ногти, всхлипывал время от времени и вдруг увидел, что одна волосинка намного ярче остальных. Мама вытянула ее из общей кучки и скрестила с более темной. Затем взяла что-то вроде шляпной булавки с блестящей головкой, положила на эти два волоска сверху и постучала по ней острым ноготком.

— Ральф! — позвала она. — Ральф Серебринг! Ты нужен Миранде!

Одно из зеркал превратилось в окно, за которым стоял раздраженный дядя Ральф и завязывал галстук.

— Ну, что там у вас? — спросил он. — Я сегодня очень занят!

— А когда ты не занят?! — ответила вопросом мама. — Послушай, пришла эта твоя гувернантка, вечно похожая на дождливую погоду. Она привела Кристофера и говорит что-то о признаниях. Не мог бы ты подойти и все выяснить? Это выше моего понимания.

— Она здесь? — Дядя нагнулся через окно — или зеркало? — и увидел Кристофера. Подмигнул ему и расплылся в самой лучезарной улыбке:

— Мой милый мальчик! Похоже, ты чем-то опечален. Я мигом!

Кристофер увидел, как он отошел от окна и куда-то направился. Едва мама успела сказать Последней Гувернантке:

— Ну вот, это все, чем я могла помочь! — как дверь распахнулась и вошел дядя Ральф.

Кристоферу было так интересно, что он почти забыл о своих всхлипываниях. Он попытался представить, что же было по ту сторону маминой комнаты. Ему казалось, что там должна была быть лестница. Наверное, у дяди имелась тайная комната в стене шириной в пару шагов, но скорее это было волшебство. Как только мальчик об этом подумал, дядя незаметно сунул ему большой белый платок и радостно зашагал в центр комнаты, чтобы дать Кристоферу время утереть слезы.

— Ну, что все это значит?

— Понятия не имею, — ответила мама. — Она сейчас расскажет.

Дядя вопросительно изогнул рыжие брови.

— Я обнаружила, что Кристофер играет с неким изделием, — скучно объяснила Гувернантка,— я такого раньше не видела. Он сделан из неизвестного мне металла. Потом выяснилось, что у него есть еще другие изделия, все разные. Но мальчик не может сказать, откуда они у него.

Ральф взглянул на Кристофера, который спрятал платок за спину и тревожно смотрел на дядю.

— Ну и дела! — сказал Ральф. — Ты покажешь мне эти штуки и все объяснишь?

Мальчик вздохнул с облегчением. Он знал, что дядя Ральф его спасет.

— Конечно, пожалуйста!— ответил он.

И они вместе пошли наверх. Впереди шла Последняя Гувернантка, а сзади Кристофер, держа дядю за теплую руку. Когда они вошли в комнату, Гувернантка преспокойно села за штопку, давая понять, что свой долг считает выполненным. Дядя поднял колокольчики и позвенел ими.

— Ей-богу, — воскликнул он, — в целой вселенной не сыщешь подобного! — Потом поднес их к окну и принялся внимательно рассматривать каждый колокольчик. — Ты умная женщина, Белл. Они ни на что не похожи. Какой-то странный сплав, видимо для каждого колокольчика особый. На вид ручная работа. — Ральф указал на пуфик у камина и мягко сказал: — Садись сюда, старина, и расскажи-ка мне, как ты принес эту штуку сюда.

Кристофер охотно сел.

— Мне пришлось держать их зубами, когда я перебирался через Междумирье.

— Нет, нет. Это, похоже, уже конец истории. Начни с начала.

— Я спустился в долину, в город заколдованных змей... — начал Кристофер.

— Нет, еще раньше. С того, как ты вышел из этой комнаты. Когда это было, кстати, в какое время? После завтрака или перед ланчем?

— Да нет, ночью! — объяснил мальчик. — Это был один из снов!

Так, мало-помалу, Кристофер рассказал дяде о своих снах, о Междумирье, о Безделках, куда он спускался из долин. Дядя Ральф вовсе не злился, а наоборот, даже стал довольно потирать руки, поэтому Кристофер постарался припомнить все, что мог.

— Ну, что я тебе говорил! — сказал дядя, видимо, Гувернантке. — Предчувствия меня никогда не обманывают. Что-то должно было выйти путное с такой наследственностью! Клянусь, Кристофер, ты, должно быть, единственный человек в мире, которому удается приносить настоящие вещи из этих путешествий. Даже сам старый де Витт, наверное, не может!

Кристофер вспыхнул от мысли, что дядя Ральф доволен им, но не мог избавиться от чувства обиды на Гувернантку.

— Она сказала, что я их украл.

— Не обращай на нее внимания. Женщины всегда делают неверные выводы, — сказал Ральф, зажигая сигару.

А Последняя Гувернантка пожала плечами и слегка улыбнулась. Скрытая красота появилась снова, как будто Гувернантка была обыкновенным человеком и радовалась их шутке.

Ральф выпустил несколько колечек голубого дыма, сияя, словно солнце сквозь тучи.

— Теперь, старина, — сказал он, — остается проверить этот твой дар. Ты можешь управлять своими снами? Можешь отправляться в эти свои Безделки когда захочешь или нет?

Кристофер подумал и сказал:

— Я хожу в них, когда хочу.

— Тогда ты не против прогуляться туда, скажем, завтра ночью?

— Можно даже сегодня, — согласился мальчик.

— Нет, завтра. Мне нужен день, чтобы подготовить наш эксперимент. — Он наклонился и направил сигару на Кристофера, чтобы ясно показать, что он не шутит. — Как только будешь готов, выйдешь, как обычно, и постараешься сделать две вещи. Но сначала я попробую договориться, чтобы в Междумирье тебя ждал человек. Нужно выяснить, сможешь ли ты его найти. Это во-первых. Скорее всего, тебе придется покричать, чтобы встретить его, — не знаю: я сам не умею путешествовать в снах. Но в любом случае, посмотрим, сумеешь ли ты пообщаться с ним. Если сумеешь, тогда будет “во-вторых” — про следующий этап эксперимента тебе расскажет этот человек. Если все получится, я буду очень доволен. Как ты думаешь, получится? Ведь ты поможешь мне, старина?

— Да, — ответил Кристофер.

Ральф встал и похлопал его по плечу:

— Славный мальчуган! Запомни, тебе дан очень важный, уникальный дар. Настолько важный, что я советую тебе ни с кем, кроме меня и мисс Белл, о нем не говорить. Даже с мамой. Ладно?

— Хорошо,— согласился Кристофер, радуясь, что дядя Ральф считает его умение путешествовать во сне настолько важным. Он был так польщен, что даже сделал бы намного больше, чем просил дядя: никому не рассказывать — чего проще! Ведь вокруг нет никого, кому можно было бы рассказать.

— Итак, это наш секрет,— сказал Ральф, подходя к двери, — только мы трое знаем —. и еще тот человек, которого я пошлю. Не забудешь, что нужно будет его поискать, да?

— Не забуду, — охотно пообещал Кристофер.

— Славный мальчик,— сказал дядя Ральф и вышел из комнаты, оставив после себя облако дыма.

Глава 3

Время тянулось бесконечно. Кристофер подумал даже, что завтрашняя ночь не настанет никогда. Он сгорал от нетерпения показать дяде Ральфу, на что способен. Если бы не Последняя Гувернантка, он бы заболел от ожидания, но она была так скучна, что все вокруг нее тоже становилось скучным. К вечеру следующего дня Кристофер даже и не знал, есть ли вообще какой-то смысл в его сновидениях.

Но он лег, заснул и ему стал сниться его сон, потому что дядя Ральф попросил. Как обычно, он выпрыгнул из кровати и через камин попал в долину, где под камнем лежала его сменная одежда, рваная и грязная после множества путешествий и давно уже, по крайней мере на два размера, меньше, чем нужно.

Кристофер переоделся быстро, благо ему не попалось ни одной пуговицы. Туфель у него вообще не было, потому что они ему мешали перебираться через скалы. В Междумирье он бродил босиком.

Это место, как всегда, было какое-то неясное, бесформенное, повсюду нагромождения камней, даже над головой. В воздухе висел все тот же густой туман, окутывающий даже капли дождя, которые ветер носил туда -сюда.

Кристофер очень надеялся, что не придется долго торчать здесь в поисках знакомого дяди Ральфа. В плохую погоду он чувствовал себя очень маленьким, к тому же в этот раз сильно замерз и промок.

Кристофер залез на каменный оползень и закричал:

— Я тут!

В Междумирье его крик превратился в птичий писк. Казалось, туман и ветер под хватили звук голоса и похоронили в шквале дождя. Кристофер подождал ответа, но вокруг раздавалось только протяжное гудение ветра.

Он раздумывал о том, нужно ли кричать еще, как вдруг услышал тоненький звук, доносившийся от скал:

— Я ту-у-ут!

Это был его собственный крик, Кристофер не сомневался. С самого первого сна он знал, что Междумирье всегда возвращает то, что ему не принадлежит. Именно поэтому вернуться в кровать отсюда было намного легче, чем попасть в какую-нибудь новую долину. Междумирье выталкивало его.

Кристофер задумался. Пожалуй, кричать нет смысла. Если бы знакомый дяди Ральфа был где-то в тумане, он все равно не смог бы долго стоять и ждать — его бы вытолкнуло в ту долину, из которой он явился. Поэтому если он и ждал, пока Кристофер разыщет его, то, скорее всего, в долине.

Кристофер вздохнул. Таких долин были тысячи — вверху, внизу, слева, справа, из одних долин открывались дороги в другие — и это только в непосредственной близости! Если пойти в другом направлении, например к Безделке, которая не любит людей, можно найти еще больше долин.

Но дядя Ральф вряд ли стал бы слишком уж усложнять задачу. Человек должен быть где-то рядом.

Кристофер пообещал Ральфу, что сделает все, чтобы эксперимент удался, поэтому двинулся вперед, взбираясь по мокрым камням, соскальзывая и вскарабкиваясь снова.

В первой долине никого не оказалось.

— Эй! Я тут! — крикнул он.

Среди зелени стремительно неслась река. Людей не было.

Он вернулся обратно и пополз в другую сторону. Еще даже не добравшись до ровной земли следующей долины, сквозь туман он различил темную блестящую фигуру.

— Эй? — окликнул его Кристофер.

— Да! Я... Это Кристофер? — спросил человек. Сильный голос мог принадлежать юноше. — Давай выйдем на равнину, чтоб видеть друг друга.

Преодолев несколько спусков и подъемов, они соскользнули с горы и очутились в долине, где воздух был теплый и спокойный. Заходящее солнце окрасило траву в розовый цвет.

— Ну? — спросил человек дяди Ральфа,— Ты в два раза меньше, чем я думал. Рад с тобой познакомиться, Кристофер. Меня зовут Такрой,— Потом усмехнулся и посмотрел сверху вниз на Кристофера. Человек был такой же молодой и сильный, как и его голос; плотный и крепкий, с круглым загорелым лицом и веселыми карими глазами.

Кристоферу он сразу же понравился. Наверно, еще и потому, что впервые встретил взрослого с такими же вьющимися волосами, как у него. Хотя они были не совсем похожи. У Кристофера волосы вились мягко, а у Такроя завитки были крутые, будто маленькие светло-коричневые пружинки. Кристофер решил, что Такрою должно быть больно, когда гувернантка или еще кто-нибудь заставляет его причесываться. Размышляя об этом, он заметил, что волосы Такроя были сухими. И ни следа от той поблескивающей влаги, которая пропитала одежду Кристофера. На Такрое был зеленоватый шерстяной костюм, довольно потертый, но абсолютно сухой.

— Как это ты так быстро высох? — спросил Кристофер. Такрой засмеялся:

— Я здесь не совсем присутствую, как, например, ты. А ты весь до нитки промок. Как это тебе удалось?

— Дождь шел в Междумирье. Ты там тоже должен был вымокнуть.

— Да? Странно. Мне вообще сложно все это представлять, даже здесь, в долине. Хотя тебя я вижу хорошо, конечно, когда мы оба этого хотим.

Ни слова не поняв, Кристофер уставился на него и буравил его взглядом. Такрой опять рассмеялся, отчего понравился Кристоферу еще больше.

— Расскажи мне, что ты там видишь. — Такрой махнул загорелой рукой в сторону долины.

— Долина, — ответил Кристофер, гадая, что видит Такрой. — Зеленая трава. От заходящего солнца ручей стал розовым.

— Правда? Тогда ты сильно удивишься, если я скажу тебе, что вижу только легкий розоватый дымок.

— Почему?

— Потому что я здесь только мысленно, а ты — всем телом и головой. В Лондоне мое драгоценное тело лежит на диване в глубоком трансе, завернутое в одеяла. Бутылки с горячей водой согревают меня, а прекрасная молодая леди играет мне на арфе. За девушку я заплатил особо. А ты, случаем, не лежишь где-нибудь в кровати тоже?

Этот вопрос и озадачил и обеспокоил мальчика одновременно.

— Пойдем-ка, — сказал юноша. — Следующая часть эксперимента заключается в том, чтобы проверить, сможешь ли ты принести домой заготовленный пакет. Я тут сделал пометку. Ты сделай тоже и мы спустимся в этот мир.

— Пометку?

— Да. А как же иначе узнать дорогу назад? И как узнать, что это за долина?

— Дорогу найти очень легко, — возразил Кристофер. — И я всегда могу сказать, в какой Безделке я был, а в какой — нет. В этой — самый маленький ручей, я был здесь уже.

Такрой пожал плечами и поглядел вверх:

— Послушай, не изводи меня. Пожалуйста, будь так добр, нацарапай цифру девять — на этом камне или еще где-нибудь. Я не хочу тебя потерять.

Кристофер покорно подобрал острый камешек и принялся рисовать цифру прямо на тропинке. “Девятка” вышла кривая и кособокая. Потом взглянул на Такроя, который выглядел так, как будто встретил привидение.

— В чем дело? Юноша дико хохотнул.

— Да так, ничего особенного. Просто я ее вижу. Неслыханно! А ты видишь мою метку?

Кристофер огляделся вокруг, посмотрел даже на вечернее небо, но вынужден был сознаться, что не заметил ничего, напоминающего метку.

— Слава богу! — выдохнул Такрой. — Хоть это нормально. Мне безумно хочется знать, кто ты есть на самом деле, Я начинаю понимать, почему твой дядя так разволновался.

Вместе они прогулялись по долине. Такрой держал руки в карманах и выглядел непринужденно, но Кристофера не покидало чувство, что обычно его спутник попадает в Безделку совсем другим путем — быстрее и легче. Однако украдкой поглядывал на него, как будто был не уверен в том, куда идти, и ждал, чтобы Кристофер сам выбрал путь. Он заметно успокоился, когда они дошли до конца долины и оказались на дороге, изрытой колеями и ведущей в глухой лес. Солнце почти село. Перед ними стояла древняя, ветхая таверна, в окнах которой горел свет.

Это была одна из первых Безделок Кристофера. В первый раз здесь было жарче и шел дождь; деревья-великаны тогда были ярко-зелеными, с листьев падали капли. Сейчас они стояли поникшие и серые — насколько можно выглядеть серым в розовом свете. Кристофер поднялся за Такроем на деревянную веранду причудливой конструкции и увидел, что пятна разноцветного лишайника, восхитившие его в прошлый раз, высохли и побелели. Интересно, вспомнит ли его хозяин?

— Эй, есть кто-нибудь? — закричал Такрой. Ничего не изменилось. Тогда он сказал Кристоферу: — Можешь постучать по столу? Я-то не могу.

Кристофер заметил, что половицы веранды прогибалась и скрипели под его ногами, а под ногами Такроя — нет. Похоже, действительно здесь был только дух Такроя. Кристофер поднял деревянную миску и громко постучал ею по столику. Такрой опять вытаращил глаза.

В конце концов, шаркая, пришел хозяин, завернутый в три шерстяные вязаные шали. Он выглядел слишком несчастным, чтобы заметить Кристофера и вспомнить его.

— Посыльный Ральфа, — сказал Такрой. — У вас должен быть для меня пакет.

— Ах да, — замельтешил хозяин. — Не изволите ли войти в дом, сэр, а то погода нынче отвратительная? Нынче у нас самая суровая зима за много лет.

Такрой вопросительно поднял брови и взглянул на Кристофера.

— Мне тепло, — сказал тот.

— Тогда останемся здесь, — решил Такрой. — Где пакет?

— Сейчас — сейчас, сэр, — продолжал хозяин. — Но неужели вы не возьмете чего-нибудь согреться?

— Да, пожалуйста,— быстро проговорил Кристофер.

В прошлый раз ему дали что-то шоколадное, но не какао, а намного вкуснее. Хозяин кивнул головой, улыбнулся и зашаркал назад в дом.

Кристофер сел за стол. Хотя уже совсем стемнело, мальчику было тепло и уютно; одежда подсыхала. Тучи жирных мотыльков бились в яркие окошки, свет от которых падал на Такроя, парившего в воздухе и плавно опустившегося на стул по другую сторону стола,

— Тебе придется выпить вместо меня то, что там принесут, — сказал Такрой.

— Запросто, — ответил Кристофер. — А почему ты велел мне написать цифру “девять”?

— Потому что эти миры известны под названием “Девятые”, — объяснил Такрой. — Видимо, у твоего дяди тут очень много приятелей. Поэтому экспериментировать здесь легко. Если все получится, думаю, он будет постоянно посылать нас навещать эти края и гулять по Родственным Мирам. Тебе, наверное, это быстро надоело бы, да?

— Нет-нет, мне бы понравилось. И сколько еще миров после Девятого?

— Наш — Двенадцатый. Потом они возвращаются назад к Первому, но с другой стороны. И не спрашивай почему. Так уж повелось.

Кристофер нахмурился. В Междумирье было намного больше долин, точно так же разбросанных в полнейшем беспорядке: считать до двенадцати было почти бесполезно. Видимо, Такрой знал еще что-то, или, может, это дядя Ральф думал по-другому.

Торопливо прошаркал хозяин. Он нес две чашки, от которых доносился запах темного шоколада, но к этому приятному аромату примешивался куда менее приятный запах от кожаного баула на длинном ремне, который хозяин поставил на стол рядом с чашками.

— Вот и я, — проговорил он. — Это бутыль, а это вам немного согреться и подкрепиться перед дальнейшим походом, сэр. Не понимаю, как вы оба выносите нашу погоду!

— У нас тоже холодно и сыро, — ответил Такрой и добавил в спину удаляющемуся хозяину: — Спасибо. Здесь что, обычно жара? — спросил он, когда дверь за стариком захлопнулась. — Я все равно не чувствую ни холода, ни тепла. А напиток вкусный?

Кристофер довольно закивал. Он уже выпил свою порцию темного и очень вкусного шоколада. Потом взял чашку Такроя и выпил ее содержимое маленькими глотками, пытаясь растянуть удовольствие. Но пузатая кожаная бутыль источала такую вонь, что перебивала весь вкус. Кристофер снял ее со стола и поставил на пол.

— Ты можешь поднимать предметы, как я погляжу, и даже пить, — сказал Такрой, наблюдавший за действиями мальчика. — Твой дядя сказал мне обязательно это проверить, но у меня и так нет никаких сомнений. Он сказал, что ты теряешь все при переходе обратно.

— Из-за того, что через скалы тяжело проносить вещи, — стал объяснять Кристофер, — Чтобы карабкаться, нужны две руки.

Такрой задумался.

— Хм... Поэтому бутыль на ремешке. Но могут быть и другие причины. Хотелось бы выяснить. Например, ты когда-нибудь пытался пронести что-нибудь живое?

— Вроде мышки? — предположил мальчик. — Я мог бы положить ее в карман.

На лице Такроя появилось ликующее выражение. Кристоферу показалось, что он стал похож на веселого сорванца.

— Давай следующий раз попробуем. Посмотрим, сумеешь ли ты принести маленького зверька. Я уговорю твоего дядю, скажу, что нам непременно нужно это знать. Просто умираю от любопытства, так что рискнем, даже если после этого ты не сможешь больше помогать нам.

Решив это, Такрой засуетился. Он так спешил, что встал сквозь стул, словно стула вовсе не было.

— Ну, ты скоро допьешь? Пошли быстрей.

Кристофер с сожалением опрокинул крошечную чашечку, чтобы допить последние капли, потом подхватил бутыль и повесил за ремень на шею. Спрыгнув с веранды, он вышел на дорогу, представляя, как покажет Такрою город, в котором на всех крылечках лишайник растет, как кораллы. Такрою понравится!

Но юноша окликнул его:

— Эй! Ты куда направился? Кристофер остановился и рассказал.

— Нет-нет, ни за что. Какое нам дело до небесно-голубого и розового лишайника! Я не могу долго быть в трансе, но должен быть уверен, что ты вернулся тоже.

Как жаль! Кристофер подошел поближе и уставился на Такроя, а тот, казалось, начал постепенно исчезать, как будто растворялся в темноте или превращался в одного из мотыльков, бьющихся в окно таверны.

Кристофер забеспокоился и ухватился за рукав юноши, чтобы удержать его на месте. В первый миг рука была едва ощутимой, как комочки пыли под кроватью Кристофера, но почти сразу же заметно поплотнела. Силуэт Такроя отчетливо обозначился на фоне темных деревьев.

— Я на самом деле верю, — сказал он так, как будто не верил вообще, — что ты сделал что-то, чтобы удержать меня. Что это было?

— Я тебя укрепил. А иначе как бы мы пошли посмотреть городок?! Пойдем!

Но Такрой рассмеялся и настолько сильно сжал руку Кристофера, что тот даже поморщился.

— Нет, лишайник мы посмотрим в следующий раз. Теперь я знаю, что ты можешь. Все становится намного легче. Но по контракту я должен пробыть здесь всего лишь один час. Возвращаемся!

По пути в долину Такрой постоянно оглядывался.

— Если бы уже не стемнело, — проговорил он,— я уверен, что тоже увидел бы эту долину. Я слышу ручей. Восхитительно!

Было ясно, что Междумирье он не видит. Когда они добрались до перевала, Такрой продолжал идти как будто по долине. Но подул ветер — и вместе с туманом юноша исчез.

Кристофер задумался, куда ему направиться — в Девятую или другую долину, но без компании стало скучно, поэтому он позволил Междумирью отправить его домой.

Глава 4

К следующему утру Кристофер чуть с ума не сошел от запаха — точнее, вони — из кожаной бутыли. Он сначала поставил ее под кровать, но запах был настолько силен, что пришлось встать и положить на бутыль подушку, чтобы заснуть.

Когда наутро явилась Последняя Гувернантка, она тут же обнаружила трофей.

— Боже милостивый! — проговорила она, вытягивая бутыль за ремешок. — Глазам своим не верю! Неужели твой дядя попросил целую бутыль этой дряни?! Как он не подумал об опасности?

Кристофер заморгал. Он никогда не видел ее такой взвинченной. Вся скрытая красота проявилась, когда она глядела на бутыль, будто не зная, сердиться ей, ругаться или радоваться.

— И что там?

— Драконья кровь. Она даже не высушена! Пока ты одеваешься, я поскорее отнесу ее твоему дяде, а то твоя мама устроит нам скандал. — И она умчалась с ношей в вытянутой руке, прокричав на ходу: — Думаю, дядя Ральф будет весьма доволен.

Кристофер и не сомневался.

День спустя Кристоферу пришел большой сверток. Последняя Гувернантка принесла его в класс вместе с ножницами и позволила мальчику самому разрезать бечевку. Кристофер сгорал от нетерпения. Внутри лежала огромная коробка шоколадных конфет с большим красным бантом. На обертке был нарисован мальчик, который пускал мыльные пузыри. Кристоферу редко давали шоколад и он не сразу заметил, что под бантом лежит конверт. В нем был золотой соверен^[1] и записка от дяди Ральфа.

“Великолепно! Следующий эксперимент через неделю. Мисс Белл скажет тебе, когда. Поздравления от любящего дяди!”

Кристофер был очень рад и даже позволил Гувернантке первой выбрать себе шоколадку.

— Думаю, — сказала она сухо, взяв конфету с орешками, которые Кристофер терпеть не мог, — вы должны угостить маму, прежде чем коробка опустеет.

Затем она выдернула записку из пальцев мальчика и бросила ее в огонь. Намек на то, что маме нельзя говорить, за что получен шоколад.

Кристофер предусмотрительно съел верхний слой конфет, прежде чем предложить коробку маме.

— О, дорогой, шоколад очень вреден для зубов! — воскликнула мама, не в силах сразу решить, какую конфету выбрать — с клубничной начинкой или трюфель. — Кажется, ты действительно понравился дяде. И слава богу, ведь мне пришлось отдать ему все деньги. Когда-нибудь они станут твоими. — Мамины пальцы сомкнулись на сливочной помадке. — Не позволяйте моему брату слишком его баловать, — сказала она Последней Гувернантке. — И, наверное, нужно сводить его к зубному.

— Да, мадам, — ответила Гувернантка кротко и скучно.

У мамы не возникло ни малейших подозрений насчет шоколада, а Кристофер остался горд собой, что оправдал доверие дяди.

Оставшиеся конфеты не пролежали и недели, но они помогли Кристоферу спокойно дождаться очередного эксперимента. И когда в следующую пятницу, незадолго до сна, Последняя Гувернантка сказала:

— Ваш дядя хочет, чтобы вы отправились в свой сон сегодня ночью,— Кристофер ничуть не разволновался, а просто собрался с мыслями. — Вы должны попробовать добраться до Десятых Миров и встретить того же юношу, что и в прошлый раз. Как вы думаете, справитесь?

— Легко! — высокомерно произнес Кристофер. — Я мог бы сделать это, даже стоя на голове.

— Которая слегка распухла, — заметила Последняя Гувернантка. — Не забудьте причесаться и почистить зубы. И не будьте так самонадеянны; это вовсе не игра.

Кристофер честно попытался не быть самонадеянным, но ведь для него это задание действительно было легким.

Он вышел на тропинку, где менял одежду, и полез через Междумирье, выискивая Такроя. Единственным неудобством было то, что долины выстраивались не по порядку. Номер десять следовал вовсе не за номером девять.

Кристофер уж подумал, что не найдет посланца. Но, соскользнув с очередного длинного склона, он наконец увидел Такроя, неловко примостившегося на краю долины и сияющего сквозь туман. Юноша протянул Кристоферу руку, с которой падали капли:

— Я уж думал, ты никогда не придешь. Ты ведь сможешь меня укрепить? А то я снова исчезаю. Сегодняшняя музыкантша не слишком удачна..

Кристофер схватил Такроя за холодную, словно тряпичную, руку. Юноша сразу же начал проявляться и плотнеть. Вскоре он стоял рядом, такой же осязаемый, мокрый и крепкий, как и Кристофер. Оба были рады встрече.

— Твой дядя никак не мог поверить, — сказал Такрой, пока они пробирались в долину. — Но я не сомневался, что смогу видеть... о... хм... А ты что видишь, Кристофер?

— Это та Безделка, из которой я принес колокольчики, — с улыбкой глядя на зеленые склоны, произнес Кристофер.

Он помнил ее великолепно. Тогда здесь был особенный спуск к ручью, а в этот раз появилось что-то новое — странная туманность над тропинкой.

— Это что такое? — спросил он, забыв, что Такрой не видит долину.

Но Такрой явно прозрел: он печально уставился на сгусток тумана.

— Часть эксперимента твоего дяди, которая, кажется, не удалась. Предполагалось, что это будет такая повозка без лошади. Он пытался послать ее за нами. Как ты думаешь, может, тебе удастся и ее укрепить?

Кристофер подошел к облаку и попытался схватить его рукой. Но, видимо, хватать было совсем не за что. Рука просто прошла насквозь.

— Ну ладно, — сказал Такрой. — Дяде придется подумать еще. К тому же эта повозка была первой частью эксперимента из трех, назначенных на сегодняшнюю ночь.

Он заставил Кристофера нарисовать большую цифру “десять” на дорожке, потом они спустились в долину.

— Если бы с повозкой получилось, — объяснил Такрой,— мы бы попробовали кое-что посерьезнее. Но раз уж не получилось, давай попробуем с животным. Ох, мой мальчик! Я так рад, что ты пришел вовремя. Я стал уже совсем прозрачным. Это все девчонка виновата.

— Милая молодая барышня с арфой? — спросил Кристофер.

— Увы, нет, — печально ответил Такрой. — Она рассердилась в прошлый раз, когда ты меня укрепил. — Ей там, в Лондоне, показалось, будто мое тело превратилось в полоску тумана, и она решила, что я умер. Закричала и порвала струны арфы.

А как только я вернулся, убежала, сказав, что ей платили не за вызов привидений, а только за транс, и отказалась вернуться даже за двойную плату. Жаль! Я не думал, что она такая пугливая. Но она напоминала мне другую девушку с арфой, которая когда-то стала светом жизни моей. Такрой выглядел очень печальным — насколько может быть печален человек с таким веселым лицом. Потом он улыбнулся. — Но ни одну из них я не попросил разделить со мной жизнь на моей мансарде. Поэтому, наверное, все к лучшему.

— Теперь тебе придется искать новую?

— К сожалению, я не умею перемещаться в одиночку, как ты. Профессиональному спириту-путешественнику обязательно нужен еще медиум — чтобы не пропасть. Лучше всего медиум-музыкант. А в случае неприятностей кто-то должен позвать назад, не дать умереть и следить за тем, чтобы всякие почтальоны или еще кто-нибудь не отвлекал. Поэтому твой дядя и нашел эту новую девушку, но немного поспешил. Она-то, конечно, покрепче: и голос у нее как секира, и на флейте играет так, будто царапает железом по стеклу,— Такроя передернуло. — Я слышу этот звук почти все время, если прислушиваюсь.

Кристофер тоже слышал какое-то повизгивание, но думал, что это дудочки заклинателей змей, которые сидели около городской стены в этой Безделке.

Вскоре они увидели Город. Стояла ужасная жара; высоченные грязные стены и купола странной формы трепетали в этой жаре и расплывались, как предметы под водой. Ветер приносил облака песчаной пыли, которые засыпали стариков, сидевших на корточках перед корзинами и дувших в дудки.

Кристофер с опаской поглядывал на толстых змей, раскачивавшихся над своими корзинами.

Такрой рассмеялся:

— Не бойся, твоему дяде змеи нужны не больше, чем тебе.

Миновав высокие узкие ворота, они вошли в Город, К тому времени, как путешественники добрались до этих ворот, оба были покрыты толстым слоем песчаной пыли. С Кристофера к тому же струйками лил пот, а Такрою, похоже, было хоть бы хны. За воротами стало еще жарче. Это был единственный недостаток этой вполне милой Безделки.

По затененным сторонам улиц толпились люди и козы, стояли наскоро сколоченные лотки под разноцветными зонтами, поэтому Кристоферу с Такроем пришлось шагать посередине под палящими лучами солнца. Люди радостно перекрикивались и болтали. В воздухе витали странные запахи, раздавалось блеяние коз, писк цыплят и необычный музыкальный звон. Все вокруг переливалось и сверкало, но ярче всего были позолоченные игрушечные домики по углам улиц, утопающие в цветах и заставленные блюдами с едой. Кристофер думал, что в них живут очень маленькие боги.

Девушка под ярко-синим зонтом подарила Кристоферу несколько конфеток, которые она продавала. Они напоминали хрустящие птичьи гнездышки в меду.

Кристофер предложил Такрою, но тот сказал, что все равно не почувствует их вкус.

— Может, дядя Ральф хочет, чтобы я привел ему козу? — спросил мальчик, слизывая мед с пальцев.

— Мы бы попробовали, если бы повозка получилась прочной. Но на самом деле твой дядя хочет получить кота из одного храма. Мы должны найти Храм Ашет.

Кристофер зашагал к площади, где стояли большие жилища богов. Человек с желтым зонтиком был все еще там — на ступенях самого высокого храма.

— Да-да, именно он, — сказал Такрой. Но когда Кристофер собрался заговорить с человеком под желтым зонтом, Такрой прервал его: — Нет, думаю, нам лучше войти как-нибудь по-другому.

Они обошли храм по одной из узких улочек, бегущих вокруг здания, но не встретили больше ни дверей, ни окон. Стены были высокие, какие-то грязные и совершенно глухие, если не считать зловещих шипов на самом верху. Такрой радостно остановился перед кучей гнилой капусты, которую кто-то выбросил прямо на мостовую, и взглянул на шипы в стене. С другой стороны стены перекинулось какое-то ползучее растение и обвилось вокруг шипов.

— Да, похоже, нас тут не ждут,— сказал он и прислонился к стене, но улыбка исчезла. Вместо нее на лице появилось огорчение, сменившееся раздражением. — Вот так неожиданность! Ты сделал меня слишком крепким и мощным, и теперь я не смогу туда пройти. Проклятье! — Подумав, Такрой пожал плечами. — В любом случае предполагалось, что будет три эксперимента. Твой дядя решил, что раз ты смог перемещаться между мирами, то через стену пройдешь наверняка. Ну, ты готов рискнуть? Сможешь зайти и добыть кота без меня?

Такрой явно нервничал. Кристофер посмотрел на негостеприимную стену и решил, что это невозможно.

— Я постараюсь,— сказал он, скорее чтобы утешить Такроя, шагнул к горячим камням стены и попытался проникнуть сквозь них. Сначала действительно ничего не получилось. Однако вскоре он заметил, что если повернуться по-особенному, одним боком, то начинаешь погружаться в камень. Обернувшись к встревоженному Такрою, Кристофер улыбнулся и бодро сказал:

—— Вернусь через минутку.

— Я не хочу отпускать тебя одного, — проговорил Такрой; тут же что-то чавкнуло — и Кристофер очутился за стеной.

На секунду его ослепило яркое солнце, но он успел почувствовать, что все вокруг движется, и от ужаса одеревенел.

“Змеи!” — подумал он, моргнул и приоткрыл глаза.

Но это были всего лишь кошки, испугавшиеся звука, с которым Кристофер прошел через стену. Когда он пришел в себя, оказалось, что поймать их не так-то просто. Некоторые из них забрались на стену и забились в заросли вьюна, другие бросились к бесчисленным аркам. Правда, один белый кот оказался не таким прытким и как-то вразвалку побежал через двор.

“Этого можно изловить”,— подумал Кристофер и устремился вдогонку.

Но тут белый кот совсем перетрусил и припустил что было духу. Кристофер рванул за ним под арку, заросшую все тем же вьюном, под другую, через затененный двор, а потом к занавешенному дверному проему. Кристофер отдернул завесу и шагнул в темноту.

— Кто ты? — спросил голос из темноты. Звучал он удивленно и надменно. — Тебе нельзя здесь быть.

—— А ты кто? — осторожно спросил Кристофер, жалея, что ничего не видит, кроме синего и зеленого сияния.

— Конечно же, я Богиня, — ответил голос. — Живая Ашет. Ты что здесь делаешь? Я не должна никого видеть, кроме жриц, до начала Праздника.

— Я пришел только за котом. Сейчас поймаю его и сразу же уйду.

— Тебе нельзя этого делать, — сказала Богиня. — Коты — священные животные для Ашет. Кроме того, ты гнался за Бетти, она — моя, и скоро у нее будут котята.

Глаза Кристофера начали привыкать к темноте. Он старательно всматривался в угол, из которого доносился голос, и уже мог различить восседавшую на куче подушек юную особу, которая поглаживала белую кошку. Кристофер шагнул вперед, чтобы разглядеть получше.

— Стой, где стоишь, — проговорила Богиня, — Или я призову небесный огонь и спалю тебя!

Кристофер очень удивился, когда обнаружил, что не может двинуться. Попробовал шаркнуть — казалось, будто голые ноги приклеились к половицам сильным резиновым клеем.

Пытаясь отодрать ноги от пола, Кристофер не забывал поглядывать в угол.

Богиня оказалась девочкой с обычным, круглым лицом и длинными волосами мышиного цвета. На ней было каштановое платье без рукавов и много-много украшений с бирюзой — штук двадцать браслетов и маленькая диадема. Выглядела она младше Кристофера — слишком маленькой, чтобы приклеивать чьи-нибудь ноги к полу. Кристофер был поражен.

— Как это у тебя получилось? — спросил он.

Богиня пожала плечами:

— Сила Живой Ашет. Меня выбрали из всех остальных девочек, потому что я лучший сосуд для ее силы. Ашет выбрала меня, подарив мне отметину на ноге в форме кошки. Смотри. — Она слегка откинулась на своих подушках и вытянула голую ногу с браслетом. На подошве виднелось большое родимое пятно. Кристоферу не показалось, что оно напоминает кошку, даже когда он напряг глаза так, что голова закружилась.

— Ты мне не веришь, — укоризненно произнесла Богиня.

— Я не знаю. Никогда еще не встречал Богинь. А что ты делаешь?

— Я днем и ночью сижу в Храме, никого не вижу и лишь один день в году проезжаю по Городу и благословляю его. — Кристофер подумал, что не так уж это и интересно, но прежде чем успел сказать, Богиня добавила: — На самом деле не слишком весело, но так все устроено для таких почетных особ, как я. Живая Ашет всегда должна быть маленькой девочкой, понимаешь?

— Значит, когда ты подрастешь, ты уже не будешь Ашет?

Богиня нахмурилась. Явно она ничего толком об этом не знала.

— Ну, Живая Ашет никогда не взрослеет, поэтому, я полагаю... они не сказали. Наверно, меня отпустят. — Ее круглое торжественное лицо посветлело. — По крайней мере, есть на что надеяться, да, Бетти? — сказала она, поглаживая кошку.

— Если мне нельзя взять эту кошку, может, ты дашь мне какую-нибудь другую?

— Даже не знаю, — ответила Богиня. — Не уверена, что мне позволено раздавать их. А зачем тебе?

— Моему дяде нужна, — объяснил Кристофер. — Мы ставим эксперимент, чтобы знать, могу ли я пронести животное из вашей Безделки в нашу. Ваша Десятая, а наша Двенадцатая. Очень тяжело перебраться через Междумирье, поэтому если ты позволишь мне взять кота, может, дашь еще и корзину, а? Пожалуйста!

Богиня подумала.

— А сколько всего Безделок? — спросила она учительским тоном.

— Сотни. Правда, Такрой считает, что всего двенадцать,

— Жрицы говорят, что известно двенадцать Других Миров, — закивала головой Богиня. — Но матушка Праудфут уверена, что их намного больше. Да... А как ты попал в Храм?

— Через стену. Меня никто не видел.

— Значит, если ты захочешь, ты сможешь входить и выходить обратно снова и снова? — спросила девочка.

— Запросто, — ответил Кристофер.

—— Хорошо, — сказала Богиня, спихнула кошку на подушки и вскочила на ноги. При этом все ее украшения зазвенели. — Ты получишь кота. Но сначала ты должен поклясться Богине, что вернешься назад и принесешь мне то, что я попрошу взамен. Или я прикажу Руке Ашет, чтобы она убила тебя.

— Что ты хочешь взамен?

— Сначала поклянись!

— Клянусь, — сказал Кристофер.

Но этого оказалось недостаточно. Богиня встала руки в боки и посмотрела каменным взглядом. Она была чуть ниже Кристофера, но смотрела на него надменно и испытующе.

— Клянусь, что вернусь с тем, что ты хочешь в обмен на кота, — этого хватит? Чего же ты хочешь?

— Книжек. Мне очень скучно, — быстро проговорила Богиня, и Кристофер поверил ей.

—— Здесь что, нет книг?

— Сотни, — проворчала Богиня. — Но они все священные или учебники. А Живой Богине нельзя дотрагиваться ни до чего в этом мире вне Храма. Ни до чего в этом мире — понимаешь?

Кристофер кивнул. Он прекрасно понял.

— Какого кота можно взять?

— Трогмортена, — произнесла Богиня, и ноги Кристофера отклеились от пола. Он подошел к Богине, которая откинула завесу и вышла на тенистый двор. — Отдать Трогмортена я могу. От него воняет, он царапается и задирает всех остальных котов. Я его ненавижу. Но ловить его нужно очень быстро. Скоро проснутся жрицы после сиесты. Подожди -ка...

Звеня браслетами на ногах, она метнулась под арку — Кристофер даже подпрыгнул от неожиданности — и почти сразу вернулась назад. Рыжее платье, разлетающиеся в стороны пояски и вьющиеся мышиного цвета волосы — все это закружилось и перед Кристофером очутилась корзина с крышкой.

— Закрывается вот так, — показала Богиня. — На крышке прочные ремни, а сбоку застежка.

Она пробралась через заросшую арку во двор, где ослепительно палило солнце.

— Обычно он командует другими кошками где-то здесь, — сказала девочка. — Да, смотри, вот он, в углу.

Трогмортен был рыжий; в этот момент он буравил взглядом черно-белую кошечку, которая в ужасе припала к земле и пыталась тихонько отползти в сторону. Трогмортен важно направился к ней, помахивая длинным полосатым хвостом. Тут нервы у кошечки сдали и она бросилась наутек. Тогда кот повернулся узнать — чего же Кристофер и Богиня хотят?!

— Он ужасный, да? — спросила Богиня и бросила корзину мальчику. — Держи крышку, и, как только я посажу кота, сразу же захлопывай ее.

Кристоферу пришлось признать, что кот был весьма неприятный. Он уставился на ловцов желтыми глазами — взгляд был дерзкий. По ушам — одно выше другого — Кристофер понял, что кот нападет на любого, кто встанет на пути. И, как это было ни странно, Трогмортен поразительно напоминал дядю Ральфа. Возможно, рыжим окрасом.

Наконец, до Трогмортена дошло, что на него охотятся. Он недоверчиво выгнул спину, затем легко взлетел по вьюну на стену и карабкался по ней до тех пор, пока не оказался высоко над их головами.

— Быстро сюда, — велела Богиня.

И рыжий Трогмортен оттолкнулся и перелетел прямо в корзину, словно меховой бумеранг. Кристофер стоял, как громом пораженный, и даже забыл захлопнуть крышку. Трогмортен попытался выскочить из корзины, но Богиня схватила его и стала запихивать назад, несмотря на то, что несколько дергающихся рыжих лап — ( изумленный Кристофер насчитал не меньше семи! ) — царапали ее по браслетам, по платью, голым рукам и ногам.

Кристофер подождал немного, а потом примерился и в то мгновение, когда одна из голов Трогмортена — казалось, у него их по крайней мере три и несметное количество клыков — опять высунулась наружу, с грохотом хлопнул по ней крышкой корзины. Трогмортен из воинственного дьявола тут же превратился в обычного испуганного кота и Кристофер прижал крышку плотнее, через небольшую щелку между прутьями тут же высунулась рыжая лапа с длинными розовыми когтями и впилась в Кристофера, уже закрывавшего защелку.

— Спасибо, — сказал тот, облизывая царапины.

— Я рада, что отделалась от него, — ответила Богиня и разорванным платьем вытерла кровь с ноги.

Из-под арки раздался мелодичный голос:

— Богиня, дорогая, ты где?

— Мне пора, — прошептала девочка. — Не забудь про книги, как ты обещал! Иду! — закричала она и бросилась под арку: звяк – звяк — звяк!

Кристофер быстро вернулся к стене и попытался пройти сквозь нее. Но не смог. Как он ни старался повернуться особым образом, ничего не выходило. Он понял, что это из-за Трогмортена. Если у тебя в корзине рычит кот, значит, ты часть этой Безделки и должен соблюдать местные правила. Что ему было делать? Мелодичные голоса вдалеке звали Богиню, вскоре сквозь арки стало видно, как по двору ходят люди. Кристофер не собирался бросать корзину, ведь дяде Ральфу нужен был кот. Вместо этого он бросился к ближайшему проходу, в котором, казалось, пусто.

К сожалению, тряска окончательно убедила кота в том, что его похищают. И он начал возмущаться изо всех своих кошачьих сил – раньше Кристофер никогда бы не поверил, что кот может издавать такие громкие звуки! Мяуканье наполнило темные переходы между арками, понеслось дальше, пульсируя, превратилось в визг умирающего вампира, а затем понизилось до могучего контральто. Потом опять перешло в визг.

Не успел Кристофер пробежать и двадцати ярдов, как за спиной раздались крики, шлепанье сандалий и голых ног. Он мчался как угорелый, сворачивая в новые проходы, но Трогмортен вопил в корзине, будто указывая путь преследователям. И чем дальше, тем хуже. Когда Кристофер увидел дневной свет, крики и топот удвоились: сзади неслась огромная толпа.

Яркий свет лился из громадных открытых дверей в сотне ярдов от Кристофера. Он увидел возле них человека с желтым зонтом и понял, где находится. Бросился к дверям, обегая колонны и молящихся людей. Трогмортен завывал в корзине.

— Держи вора! — заорали люди, и Кристофера схватили. — Руки прочь от Ашет!

Кристофер увидел мужчину в серебряной маске — а, может, женщину, — стоящего на ступенях и старательно прицеливающегося в него копьем. Он попытался увернуться, но времени не хватило. Копье попало в цель: с глухим звуком вонзилось прямо в грудь.

Все вокруг как будто остановилось. Кристофер стоял, зажав орущую корзину, и опасливо смотрел на древко копья, торчавшее из его груди. Видно было до ужаса подробно: копье было сделано из старательно отполированного коричневого дерева, на котором были вырезаны слова и картинки. Посредине торчала блестящая серебряная рукоятка с почти стертым рисунком. Из-под рубашки на древко сбежало несколько капель крови. Видимо, наконечник засел очень глубоко. Кристофер поднял глаза и увидел, что человек в маске торжествующе приближается. Тут появился Такрой, привлеченный шумом. Увидев пронзенного копьем друга, он онемел от ужаса.

Кристофер нерешительно вытянул свободную руку, схватил копье и потянул его.

Внезапно все исчезло.

Глава 5

Было раннее утро. Кристофер сообразил, что его разбудило недовольное кошачье мяуканье, доносившееся из корзины, лежащей на боку посреди комнаты. Трогмортен жаждал получить свободу. Причем немедленно. Кристофер с ликованием сел: он доказал, что может принести живое существо из Безделки! Потом вспомнил копье, торчавшее из груди, и посмотрел вниз. Копья заметно не было, крови тоже не наблюдалось, ничего не болело. Он пощупал грудь, потом расстегнул пижаму и посмотрел: невероятно! — на гладкой бледной коже не было и следов раны.

Все было в порядке. В конце концов, Безделки были всего лишь чем-то вроде сна. Мальчик рассмеялся.

— Вонг! — сердито прорычал Трогмортен и корзина покатилась по полу.

Кристофер решил, что лучше выпустить кота. Памятуя об острых когтях, он встал на кровать, дотянулся до карниза с занавесками и снял его. Занавески мешали, но Кристофер подумал, что они хоть как-то защитят его от ярости Трогмортена. Поэтому он вытянул тяжелую палку перед собой, подсунул обитый латунью конец под защелку и открыл корзину.

Кот перестал орать. Видимо, он решил, что это ловушка. Зажав в руке карниз, Кристофер стал ждать нападения кота. Но ничего не произошло. Кристофер осторожно наклонился вперед так, чтобы видеть корзину. Рыжая шерсть медленно поднималась и опускалась: Трогмортен успокоился, свернулся калачиком и заснул.

— Ну и ладно, — сказал Кристофер. — Спи себе на здоровье!

Осторожно повесив карниз с занавесками на место, он и сам лег спать. Проснувшись, Кристофер обнаружил, что кот исследует комнату. Он стал наблюдать, как Трогмортен прыгает со шкафа на шкаф. Казалось, что кот больше не сердится. Похоже, ему было даже интересно.

“А может, — подумал Кристофер, глядя, как Трогмортен собрался и перепрыгнул со шкафа на карниз, — кошара поспорил сам с собой, что обойдет всю спальню кругом, ни, разу не коснувшись пола”. Когда кот осторожно пошел по карнизу, Кристофер окончательно в этом убедился.

В том, что случилось дальше, Трогмортен явно не был виноват. Кристофер знал, что сам неправильно повесил карниз с занавесками. Ближайший к нему конец дернулся и рухнул вниз, как гарпун; занавески шумно съехали, увлекая за собой кота.

Оказавшись напротив Кристофера, кот на мгновение испуганно уставился на него, и тотчас латунный наконечник вонзился прямо Кристоферу в грудь. Он вошел как копье, хотя не был таким уж острым и тяжелым. Трогмортен в ужасе прыгнул мальчику на живот. Кристоферу казалось, что он кричит. На шум — был ли это его крик или вопль кота — примчалась Последняя Гувернантка. Последнее, что увидел Кристофер, — это Последняя Гувернантка в белой ночной рубашке, серая от ужаса, размахивавшая руками и бормотавшая очень странные слова...

Проснулся Кристофер уже вечером от света, причинявшего головную боль. И тут же услышал голос дяди Ральфа:

— Ужасная досада, Эффи. А так все хорошо начиналось... Надеюсь, он выживет?

— Надеюсь, — ответила Последняя Гувернантка. Оба стояли около кровати Кристофера. — Я подоспела вовремя, чтобы произнести соответствующее заклинание, вроде сработало.

“Забавно, а я и не знал, что она ведьма”, — подумал Кристофер. Гувернантка тем временем продолжала:

— Я не осмелилась даже намекнуть вашей сестре.

— И не надо, — сказал Ральф. — У нее свои планы на мальчика, а если она узнает, то все мне испортит. Чертов кот! У меня кое-что устроено во всех Родственных Мирах с того первого похода, и я не хочу это потерять. Думаешь, он поправится?

— Нужно время. Бинтуя его, я использовала очень сильное заклинание.

— Тогда я отложу дела, — недовольно проговорил Ральф. — Хорошо хоть, у нас есть кот. Куда он делся?

— Под кроватью. Я пыталась его вытащить, но он меня исцарапал.

— Ах, женщины! — сказал Ральф. — Я сам его достану.

Кристофер услышал, как дядя опустился на колени, и из-под кровати донесся его голос:

— Милый котик. Иди сюда, пусик. Кот разразился истошным рявканьем. Дядя отпрянул и раздалось длинное замысловатое ругательство.

— Сущий дьявол! Он порвет меня на куски! Голос удалялся.

— Не дай ему убежать! Наложи сдерживающее заклинание на эту комнату, пока я не вернусь.

— Вы куда?

—— Куплю толстые кожаные перчатки и поищу ветеринара, — проговорил дядя от двери. — Это кот из Храма Ашет. Он почти бесценный. Колдуны заплатят пятьсот фунтов стерлингов за дюйм его кишок или за лапу. Глаза пойдут по несколько тысяч за каждый. Поэтому уж постарайся и выбери заклинание понадежнее. Вероятно, мне понадобится час или около того, чтобы найти ветеринара.

Наступила тишина. Кристофер задремал. Очнувшись, он почувствовал себя намного лучше, сел и принялся изучать рану. Гувернантка искусно наложила на нее белоснежную повязку. Кристофер с огромным интересом заглянул под бинты. Рана представляла собой круглую дыру, которая была намного меньше, чем он ожидал увидеть. Она почти не болела.

Пока Кристофер думал, как бы выяснить, насколько рана глубока, со стороны подоконника позади него раздался пронзительный вой. Кристофер оглянулся. Окно было приоткрыто — Последняя Гувернантка питала страсть к свежему воздуху— а на подоконнике сидел Трогмортен и вызывающе глядел на Кристофера. Увидев, что и Кристофер смотрит на него, он вытянул одну из лап — бритв и провел ею между окном и рамой. Пустой воздух заскрежетал.

— Вонг! — скомандовал кот.

Кристоферу было интересно, почему кот считает, что он на его стороне. Ведь Трогмортен чуть не убил его!

— Вонг? — на этот раз жалобно — попросил кот….

“С другой стороны, — подумал Кристофер,— кот не виноват”. Хоть Трогмортен и был, возможно, самым уродливым и самым злобным котом по всем Безделкам, но все же нечестно было красть его и притаскивать в чуждый мир, где его купят колдуны, да еще и по частям!

— Ладно, — сказал Кристофер и вылез из кровати.

Трогмортен стремительно вскочил, подняв свой рыжий хвост трубой.

— Да, но я не знаю, как снять заклинание, — объяснил коту Кристофер, осторожно приблизившись к Трогмортену. Кот отошел; он явно не собирался царапаться.

Кристофер протянул руку к открытому окну.

Пустота оказалась резиновой и отпихнула руку, не желая ее пропустить. Единственное, что пришло ему в голову — это открыть окно пошире. И вдруг он почувствовал, что заклинание рвется, как тугая паутина!

— Вонг! — произнес кот одобрительно и тут же исчез, легко спрыгнув на землю. Только рыжая шкурка мелькнула в кустах и потом за соседским забором. Кот всем своим видом давал понять, что ему давно пора ловить птиц и тиранить других котов.

Кристофер аккуратно вернул раму на место и забрался в кровать.

Когда он проснулся в следующий раз, за дверью стояла мама, с беспокойством в голосе спрашивая:

— Как он? Надеюсь, это не инфекция?

— Нет, мадам, — ответила Гувернантка.

Тогда мама вошла, вся комната наполнилась ее ароматом, что было весьма кстати, потому что от кота под кроватью осталась ужасная вонь. Мама посмотрела на Кристофера.

— Он такой бледный, — сказала она. — Может, нужен доктор?

— Я позаботилась об этом, — ответила мисс Белл.

— Спасибо. Позаботьтесь и о том, чтобы его обучение не прерывалось.

Когда мама ушла, Гувернантка взяла зонтик и потыкала им под кроватью и за мебелью.

— Куда это он запропастился? — спросила она, пытаясь залезть на шкаф и пошарить там зонтом.

— Не знаю, — искренне ответил Кристофер, понимая, что Трогмортен уже очень далеко. — Он был здесь, когда я засыпал.

— Он исчез! А коты не могут просто так исчезнуть!

— Но он был котом из Храма Ашет! — сказал Кристофер на всякий случай.

— Да. А они там все колдуны…. Твой дядя вряд ли обрадуется.

Кристофер почувствовал себя виноватым. И никак не мог снова уснуть. Через час он услышал быстрые тяжелые шаги, приближающиеся к двери, сел и стал думать, что же скажет дяде Ральфу.

Но вошел не дядя. К изумлению Кристофера, вошел папа! Кристофер узнал его только по черным бакенбардам. Лицо папы тоже было знакомым, потому что напоминало лицо самого Кристофера — за исключением бакенбардов и серьезного, озабоченного взгляда.

Кристофер был изумлен, потому что думал (никто точно этого не говорил), что папу с позором выгнали из дома после того, что случилось с деньгами.

— Как ты себя чувствуешь, сын? — нервно оглядываясь на двери, спросил папа поспешно и с такой тревогой, что Кристофер догадался, что он действительно ушел из дома и не хотел, чтобы его здесь застали. Было ясно, что папа специально пришел повидать Кристофера — и это было еще удивительней!

— Хорошо, спасибо, — вежливо ответил Кристофер. Он понятия не имел, как разговаривать с папой наедине. Надежнее всего была вежливость.

— Ты уверен? — спросил папа, внимательно посмотрев на него. — Линия твоей жизни прервалась... собственно, жизнь вообще исчезла, как будто... Хм..— Честно сказать, я думал, что ты мертв.

Кристофер не переставал изумляться.

— Нет-нет, сейчас мне намного лучше.

— Слава богу! Должно быть, я допустил ошибку в расчетах. Но я заново нарисовал твой гороскоп и выверял его несколько раз, В любом случае имей в виду, что следующие полтора года для тебя крайне опасны, сынок. Будь очень осторожен.

— Ладно, — ответил Кристофер. — Буду. — Еще бы не быть! Каждый раз, закрывая глаза, он видел, как карниз падает и вонзается ему в грудь. И он старался вовсе не думать о копье, торчащем из его тела.

Папа немного наклонился и украдкой глянул на дверь снова.

— Этот братец твоей мамы, Ральф Серебринг, — я слышал, он ведет мамины дела. Постарайся с ним не общаться, сынок. С ним вообще лучше не быть знакомым.

Сказав это, папа сжал плечо Кристофера и быстро ушел. Стало намного спокойнее — почему-то с папой было очень неудобно. А теперь он мучился вдвойне, не зная, что сказать дяде Ральфу.

К великому облегчению Кристофера, Последняя Гувернантка сообщила ему вскоре, что дядя не придет. Дядя слишком расстроен потерей Трогмортена, чтобы навещать в таком состоянии больного.

Кристофер облегченно вздохнул и стал жить в свое удовольствие: рисовал картинки, ел виноград, читал книжки и пытался растянуть болезнь как можно дольше, хотя это было непросто.

На следующее утро рана превратилась в небольшое пятнышко, которое чесалось, а на третий день и вовсе исчезло. На четвертый Последняя Гувернантка заставила его встать и заняться уроками, как прежде.

Еще через день она сказала:

— Ваш дядя хочет, чтобы вы завтра продолжили эксперимент. На сей раз вы должны встретить человека в Восьмых Мирах. Вам как, это будет по силам?

Кристофер чувствовал себя великолепно, и, услышав, что о Десятых Мирах речи нет, он с радостью согласился отправиться в очередной сон.

Восьмые Миры оказались мрачной каменистой Безделкой как раз над Девятыми. Пока Кристофер лазал по ней в одиночку, ему было все равно, но когда он увидел радостного Такроя, то готов был смириться и с гораздо худшим местом.

— Не представляешь, как я рад тебя видеть! — проговорил Такрой, пока Кристофер держал его за руку, чтобы укрепить его. — А то я уж решил, что виноват в твоей смерти. Я готов был убить себя за то, что убедил твоего дядю и настоял на том, чтобы ты принес животное. Все ведь знают, что с живыми существами очень много хлопот, и я ему сказал, что мы никогда больше не будем этого делать. Ты действительно поправился?

— Конечно. Когда я проснулся, здесь все уже заросло. — Кристофер ткнул пальцем в грудь.

На самом деле царапины от когтей Трогмортена заживали в два раза дольше, чем любая рана. Такрой, видимо, не поверил и продолжал чувствовать себя таким виноватым, что Кристофер смутился и решил сменить тему:

— У тебя все та же суровая юная леди?

— Суровее, чем всегда. — Такрой сразу же повеселел. — Скверная девчонка действует мне своей флейтой на нервы. Посмотри-ка вниз, в долину. Твой дядя был весьма занят с тех пор, как ты... с того случая.

Ральф усовершенствовал повозку. Она стояла на жиденькой травке около ручья, вполне настоящая, хотя и походила скорее на грубые деревянные сани. Что-то изменилось и теперь Такрой мог поднять веревку, привязанную к повозке. Когда он потянул веревку, повозка плавно поплыла за ним, не касаясь земли.

— Предполагается, что она вернется вместе со мной в Лондон, — объяснил юноша. — Знаю, что в это трудно поверить, но твой дядя клянется, что получит ее прямо в тот же миг. Весь вопрос в том, сможет ли она вернуться обратно с грузом или груз останется в этом мире. Вот что нам нужно сегодня выяснить.

Они миновали долину — и Кристофер пришел на помощь Такрою: как его ни укрепляй, все же ему недоставало сил для такой работы.

Наконец они добрались до мрачной каменистой фермы, приютившейся на склоне холма. Несколько молчаливых женщин с толстыми руками ждали во дворе около кучи свертков, аккуратно завернутых в промасленный шелк. Свертки странно пахли, но их запах заглушала чесночная вонь, исходившая от женщин. Как только повозка остановилась, чесночные волны покатились одна за одной, потому что женщины зашевелились, пытаясь переложить свертки на повозку, но пакеты падали сквозь нее на землю.

— Бесполезно, — произнес Такрой. — Я думал, вас предупредили. Пусть Кристофер нагрузит повозку.

Это была тяжелая работа. Женщины недоверчиво наблюдали, как Кристофер загружает пакеты и привязывает их веревкой. Такрой пытался помочь, но был недостаточно плотным и его руки проходили сквозь пакеты. Кристофер устал и продрог на холодном ветру. Когда одна из женщин дружески ему улыбнулась и спросила, не хочет ли он войти в дом и согреться, он с удовольствием согласился.

— Не сегодня, спасибо, — сказал Такрой. — Это эксперимент, и неизвестно, сколько еще продержится заклинание. Нам пора возвращаться.

Кристоферу стало досадно. Они спустились с холма, и Такрой сказал:

— Не обижайся. Это всего лишь деловая поездка. Твой дядя хочет, чтобы повозка прибыла к нему с грузом в таком виде, какая она сейчас. Я искренне надеюсь, что он сможет сделать ее достаточно твердой для того, чтобы те женщины могли сами загружать пакеты, и тогда мы обойдемся без тебя.

— Но мне нравится помогать,— запротестовал Кристофер. — Кроме того, как бы ты ее тянул, если бы меня не было рядом, чтобы удерживать тебя?

— Ты прав.

Такрой сам об этом думал, пока они спускались с холма и когда потащили повозку наверх, в долину.

— Я должен тебе кое-что сказать, — запыхавшись, проговорил юноша. — Ты вообще учился когда-нибудь магии?

— Вроде нет.

— А надо бы, — пропыхтел Такрой. — У тебя потрясающий дар. Попроси маму, чтобы тебе давали уроки.

— Мама хочет, чтобы я стал миссионером.

Такрой выпучил глаза:

— Ты уверен? Может, ты неправильно ее расслышал? Может, она сказала – “магом”, а не “миссионером”?

— Нет, — возразил Кристофер. — Она сказала, что я “попаду в Общество”.

— Аа, Общество, — печально выдохнул юноша. — Я и сам мечтаю об Обществе, как я буду неотразим в бархатном костюме в окружении молодых леди, играющих на арфах...

— Миссионеры что, носят бархатные костюмы?

— Не думаю, что этот разговор к чему-нибудь приведет. — Такрой взглянул на затянутое тучами серое небо. — Твой дядя сказал, что скоро ты пойдешь в школу. Если это приличная школа, то магию будут преподавать факультативом. Пообещай, что обязательно на нее запишешься и будешь ходить.

— Хорошо.

Упоминание о школе вызвало у Кристофера колики в желудке.

— А какие они, школы?

— Там много детей. Я не хочу тебе заранее рассказывать.

Они с трудом продвигались к началу долины, где кружился туман из Междумирья.

— Ну вот, начинается трудная часть пути. Твой дядя сказал, что этот груз верней доберется до места, если ты изо всех сил толкнешь повозку сразу после того, как я исчезну. И еще... В следующий раз, когда ты окажешься в каком-нибудь Языческом Храме и тебя начнут преследовать, бросай все и убегай через ближайшую стену. Понял? Думаю, мы увидимся примерно через неделю.

И как только Такрой вместе с веревкой растворился в тумане, Кристофер налег на повозку и толкнул ее. Она накренилась и двинулась вперед. В тумане она светилась и была похожа на бумажного воздушного змея…

Кристофер задумчиво карабкался по Междумирью, когда до него вдруг дошло, что в прошлый раз он был в Безделке, где живут язычники… Нельзя с ними связываться! Теперь-то уж никто не заставит его вернуться в Десятые Миры! И зачем только мама решила, что ему нужно стать миссионером!

Глава 6

С тех пор дядя Ральф устраивал новые эксперименты каждую неделю. Такрой сказал, что дядя был очень доволен, потому что повозка с пакетами беспрепятственно закатилась прямо в мансарду Такроя. Два колдуна и волшебник наложили на нее более сильное заклинание и теперь она могла стоять в любой Безделке столько, сколько нужно. Эксперименты стали намного интереснее. Такрой с Кристофером перетаскивали повозку в то место, где ждал груз, обычно аккуратно упакованный в мешки удобного размера. Кристофер перекладывал их в повозку, и они с Такроем отправлялись на часок — другой изучать окрестности.

Такрой сам предложил заняться исследованиями.

В Первых Мирах они глазели на поезда, летящие через кольца. Кольца были закреплены на столбах высоко над землей и на большом расстоянии друг от друга, а поезда пролетали сквозь них с таким свистом, что казалось, рвется небо. И даже не задевали колец.

Во Вторых Мирах они бродили по лабиринту мостов через бессчетное количество рек и глядели вниз на гигантских угрей, гревшихся на отмелях, а совсем уж диковинные твари похрюкивали и копошились в грязи под мостами.

Кристофер подозревал, что Такрою исследовать миры нравится не меньше, чем ему самому. Во время этих прогулок настроение у обоих было великолепное.

— Это куда лучше, чем сидеть в четырех стенах и плевать в потолок. Я так редко уезжаю из Лондона! — сознался Такрой, помогая Кристоферу построить замок из песка на берегу моря в Пятых Мирах. Оказалось, что именно здесь Кристофер встретил Глупышек. Мир этот сплошь состоял из островов. — Тут даже лучше, чем на побережье в Брайтоне! — сказал Такрой, глядя на искрящиеся голубые волны. — И почти так же хорошо, как вечерний крикет. Если бы я мог выбираться из дому почаще!

— Ты что, потерял все свое состояние? — с сочувствием спросил мальчик.

— У меня никогда не было состояния, чтобы его терять. Я найденыш.

Больше Кристофер не стал расспрашивать спутника, потому что в голове его витали мысли о русалках и он ждал, что они вот-вот появятся, как обычно. Но сколько он ни ждал, ни одна из них так и не приплыла.

К этому разговору он вернулся на следующей неделе в Седьмых Мирах. Когда они шли за человеком, похожим на цыгана, который вел их посмотреть на Великий Ледник, Кристофер спросил у Такроя, что же значит быть найденышем.

— Это значит, что кто-то меня нашел, — радостно объяснил Такрой. — Этот “кто-то” в моем случае был очень приятный и благочестивый Морской Капитан, который подобрал меня совсем маленького на каком-то острове. Он сказал, что Господь послал меня ему. Я не знаю, кто мои родители.

Кристофера рассказ очень впечатлил.

— Поэтому ты такой веселый? Такрой рассмеялся:

— Я почти всегда веселый. А сегодня мне особенно хорошо, потому что я наконец-то избавился от флейтистки. Твой дядя нашел для меня пожилую даму, которая играет на скрипке вполне прилично. Может, благодаря ей, а может, и тебе я чувствую себя все тверже с каждым шагом.

Кристофер обернулся и поглядел на юношу, который казался таким же плотным, как и скалы, поднимавшиеся вокруг, и таким же настоящим, как цыган, шагавший впереди.

— У тебя и самого теперь хорошо получается.

— Может быть. Думаю, ты увеличил мои возможности. Хотя, знаешь ли, юный Кристофер, до встречи с тобой я считался лучшим спиритом в стране.

Тут цыган закричал и замахал им, чтобы они полюбовались на ледник, возвышающийся над ними в ложбине между скалами в форме огромной буквы V. Без особого интереса Кристофер смотрел на гигантский грязный клок залежалого снега. Почти прозрачная бескрайняя ледяная губа свисала прямо над ними; с нее капало. Седьмые Миры были странным местом: повсюду возвышались горы и белел снег, но при этом было на удивление жарко. В том месте, где с ледника текла вода, появилась поросль зеленого папоротника и целая роща тропических деревьев. Из густого зеленого мха торчали побеги с огненно-красными чашечками цветков размером со шляпу, покрытые капельками воды. Казалось, что экватор и Северный полюс соединились, путешественники на таком фоне выглядели крошечными.

— Впечатляет, — проговорил Такрой. — Я знаю двоих, кто сродни этому зрелищу. Один из них твой дядя.

“Глупо было говорить так, — подумал Кристофер, — дядя Ральф не имеет ничего общего с Великим Ледником”. И всю следующую неделю дулся на Такроя.

Но когда Последняя Гувернантка вдруг предстала перед ним с охапкой новой одежды — прочной и удобной — мальчик оттаял.

— Наденете все это, когда отправитесь на следующее задание. Посланец вашего дяди поднял такой шум! Он сказал, что вы вечно ходите в лохмотьях, а в прошлый раз и вовсе замерзли в снегах. Мы же не хотим, чтобы вы заболели, верно?

Кристофер и не замечал, что мерзнет, но все равно был благодарен Такрою. Вся старая одежда стала ему мала.

— Послушай, Такрой, — сказал он, складывая пакеты в большой сарай в Четвертых Мирах, — можно я приду как-нибудь к тебе в гости? Мы тоже живем в Лондоне.

— Вы живете совсем в другой части города. И тебе вряд ли понравится мой район.

Кристофер возразил, что это не важно. Он хотел видеть Такроя живьем и ему ужасно любопытно было посмотреть на мансарду. Такрой все извинялся, а Кристофер продолжал напрашиваться — по крайней мере по два раза за каждую встречу — до тех пор, пока они не очутились в мрачных, каменистых Восьмых Мирах снова.

Здесь Кристофер по достоинству оценил свою теплую одежду. Стоя у очага на местной ферме и согревая пальцы о кружку крепкого солодового чая, он почувствовал новый прилив благодарности к Такрою и в который раз спросил:

— Можно я приду к тебе в гости? Ну пожаа— алуйста!

— Хватит, Кристофер, перестань, — устало проговорил Такрой. — Я бы уже давно пригласил тебя, но твой дядя поставил условие, что ты должен видеть меня только таким и только здесь, пока эксперименты не закончатся. Если я скажу тебе, где живу, я потеряю работу. Это ведь так просто.

— А если я обойду все чердаки и буду тебя звать или спрашивать людей?

— Нет, ты не будешь этого делать. Да и не выйдет ничего. Такрой — это псевдоним спирита. На самом деле меня зовут совсем по-другому.

Кристоферу пришлось оставить эту затею, хотя он так и не понял, почему ему запрещают.

Тем временем наступала пора идти в школу. Кристофер старался не думать об этом, но задача была не из легких — ведь ему приходилось тратить кучу времени на примерку новой одежды. Последняя Гувернантка пришила буквы из тесьмы — “К. Чант” — на одежду и упаковала ее в черный сияющий жестяной чемоданчик, на крышке которого тоже красовались белые буквы — “К. Чант”.

Чемоданчик унес носильщик с толстыми руками, напоминавшими Кристоферу женщин из Восьмых Миров. Тот же носильщик унес и все мамины чемоданы. Но мамин багаж направлялся в Баден-Баден, в то время как чемодан Кристофера — в Пендж-Скул, графство Сюррей.

Через день мама уехала в Баден-Баден. Она поднялась попрощаться с Кристофером и прижала к глазам синий кружевной платок, который прекрасно гармонировал с ее дорожным платьем.

— Веди себя хорошо и усердно учись, — сказала она. — И не забудь, что мама хочет гордиться тобой.

Она наклонилась к Кристоферу, поцеловала его в щеку и сказала Последней Гувернантке:

— Не забудьте сводить его к зубному.

— Не забуду, мадам, — скучнейшим голосом ответила Гувернантка. Почему-то в присутствии мамы ее скрытая красота никогда не появлялась.

Ходить к зубному Кристоферу не понравилось. Постукав и поковыряв его зубы (как будто желая выковырять их вовсе!), врач разразился длинной речью о том, какие они кривые и растут, мол, не на месте. Врач надел Кристоферу на зубы металлическую скобу и велел не снимать ее даже ночью. Он так ее возненавидел, что почти забыл свои страхи о школе.

Потом Кристофер с Последней Гувернанткой остались в доме одни и прислуга закрыла мебель чехлами. А вечером Гувернантка отвела его на станцию и посадила в поезд, чтобы ехать в школу.

Теперь-то время точно настало и Кристофер почувствовал жуткий страх. Это был первый настоящий шаг по пути к миссионерству и к растерзанию язычниками. Страх сковал все его тело, ноги подкашивались. К тому же он понятия не имел, какая она, школа, и это еще больше пугало его.

Он едва расслышал, как Последняя Гувернантка сказала:

— До свидания, Кристофер. Ваш дядя говорит, что дает вам месяц на обустройство в школе. Он надеется, что восьмого октября вы, как обычно, встретитесь с его посланцем в Шестых Мирах. Восьмого октября. Запомнили?

— Да, — ответил Кристофер рассеянно и залез в вагон, как на эшафот.

В купе сидели еще два новичка. Маленький тоненький Феннинг так нервничал, что его даже вырвало. Второй — Онейр — ничем особенным не отличался. Когда поезд подошел к школьной станции, все трое успели подружиться. Они решили, что будут называться Грозная Тройка, но на самом деле их стали звать Три Медведя.

— Кто сидел на моем стуле? — кричали дети каждый раз, когда друзья входили в класс вместе. И все из-за того, что Кристофер был очень высокий (о чем раньше и не догадывался), Феннинг маленький, а Онейр приходился ровно посередине.

Не прошло и недели в школе, а Кристофер уже не мог понять, чего же он так боялся. Конечно, у школы были свои недостатки вроде странной еды, некоторых учителей и многих старших мальчиков, но это была сущая ерунда по сравнению с огромным удовольствием, которое Кристофер получал от компании сверстников и особенно от того, что теперь у него есть два верных друга. Кристофер быстро уяснил, что иметь дело с противными учителями и с большинством старших мальчишек — то же самое, что и с гувернантками: вежливо говоришь им то, что они хотят услышать, они думают, что победили, и оставляют тебя в покое.

Уроки были легкие. Зато очень много нового Кристофер узнал от других мальчишек. Дня через три он понял, что мама вовсе не собиралась делать из него миссионера. И он тут же забыл про эти глупости, радостно окунувшись в бурную школьную жизнь.

Единственным уроком, которого Кристофер не любил, была магия. Он с удивлением обнаружил, что кто-то записал его на факультатив по магии. У него возникло смутное подозрение, что это сделал Такрой. Но особого дара, вопреки ожиданию его друга, у Кристофера не обнаружилось. Самые обычные заклинания, которые приходилось зазубривать, доводили его чуть ли не до слез.

— Пожалуйста, держи под контролем свои чувства, — говорил кисло учитель магии.

Через две недели он решил, что Кристоферу не стоит заниматься магией. Того так и подмывало согласиться, но к этому времени он обнаружил, что очень преуспел по всем другим предметам, и было обидно, что ему не дается какая-то магия. Кроме того, Богиня прилепила его ноги к полу с помощью магии и ему очень хотелось узнать, как же это делается.

— Но моя мама платит за эти уроки, сэр, — невинно сказал он. — Я буду стараться.

Кристофер решил договориться с Онейром, что будет делать за него алгебру, а Онейр будет взамен разбираться со всеми скучными заклинаниями. Потом глянул за окно, высматривая что-нибудь интересное.

— Вечно вы витаете в облаках, Чант, — упрекнул его учитель магии.

Кроме этого, единственного в неделю, занятия были Кристоферу по душе и он больше месяца даже и не вспоминал о дяде Ральфе. Позже он пожалел, что не знал тогда, как недолго он пробудет в школе, а то бы постарался провести это время еще лучше!

В начале ноября он получил письмо от дяди.

“Старина!

Что за фокусы? Я думал, мы договорились. Эксперименты из-за тебя остановились и планы многих людей рухнули. Если что-то не так и ты больше не можешь участвовать, напиши мне. Если же все в порядке, тряхни стариной, приятель, и встреть моего посланца, как обычно, в следующий четверг.

Твой любящий, но удивленный

дядя Ральф”.

На Кристофера накатила волна вины. Странно — хотя он думал о Такрое, напрасно входившем в транс на своем чердаке, вину он чувствовал главным образом по отношению к Богине. Школа научила его не бросаться клятвами и обещаниями. Он поклялся Богине принести книги в обмен на Трогмортена и не сдержал клятвы, хоть Богиня и была всего лишь девочкой. В школе это считалось намного хуже, чем не сделать то, что хочет твой дядя.

Кристофер даже решил, что потратит соверен, подаренный Ральфом, чтобы принести Богине что-нибудь не менее ценное, чем Трогмортен. Жаль, конечно, особенно теперь, когда он узнал, что золотой соверен — это немалые деньги. Но, в конце концов, у него еще оставались шесть пенсов дяди Ральфа.

Впрочем, было одно затруднение: школа к тому же научила его, что девочки — это полная загадка, они сильно отличаются от мальчиков. Он понятия не имел, какие книги могут понравиться Богине. Пришлось спросить совета у Онейра, у которого была старшая сестра.

— Всякая сентиментальная чушь, — пожал плечами Онейр. — Я даже и не помню.

— Может, тогда сходишь со мной в книжный магазин, а там что-нибудь вспомнишь?

— Согласен. А что я за это получу?

— Я сегодня сделаю за тебя не только алгебру, но и геометрию.

Таким образом, Онейр пошел с Кристофером в книжный магазин в перерыве между уроками и полдником. В магазине он сразу же выудил из кучи “Тысячу и одну ночь”.

— Эта подойдет, — сказал он и положил сверху книжку под названием “Маленькая Таня и Эльфы”. Едва взглянув на вторую книгу, Кристофер поспешно сунул ее обратно.

— Моя сестра читала ее, я знаю, — сказал Онейр обиженно. — Для кого ты выбираешь?

— Она приблизительно нашего возраста.

Онейр уставился на него, ожидая дальнейших объяснений, но Кристофер был уверен, что друг вряд ли поверит в девочку по имени Богиня, и сказал:

— У меня есть двоюродная сестра Каролина.

Это была истинная правда. Однажды мама показала ему портрет его кузины — девочки в кружевах и завитках. Онейру не обязательно было знать, что это две разные девочки.

— Подожди-ка тогда. Может, мне удастся найти настоящую чушь.

Он принялся бродить вдоль полок, а Кристофер остался с “Тысячью и одной ночью”. Книжка выглядела здорово, но, к сожалению, на картинках было изображено что-то очень похожее на ту Безделку, в которой жила Богиня. Вдруг она решит, что это учебная книжка?!

— Вот, пожалуйста! Это стопроцентная девчоночья ерунда, — позвал Онейр, тыча пальцем в целый ряд книжек. — Книги о Милли. У нас весь дом ими завален.

“„Милли идет в школу", — прочитал Кристофер. „Милли из Лоувуд-Хаус", „Милли играет в игру", „Звездный час Милли". У последней на обложке яркими красками была нарисована школьница и напечатано мелким шрифтом: “Еще одна нравоучительная и возвышенная история о вашей любимой школьнице. Вы будете плакать с Милли, радоваться с Милли и снова встретите всех своих друзей из школы Лоувуд-Хаус...”

— И что, твоей сестре это действительно нравится? — недоверчиво спросил Кристофер.

— Она жить без них не может. Перечитывает снова и снова и каждый раз рыдает.

“Странная манера получать удовольствие от чтения”, — подумал Кристофер, но решил, что Онейру виднее. Он выбрал первые пять книг и еще купил “Тысячу и одну ночь” для себя. На это ушел весь его золотой соверен.

— Не могли бы вы завернуть книги о Милли во что-нибудь водонепроницаемое? — попросил он продавца. — Они отправятся за границу.

Продавец любезно вытащил несколько листов провощенной бумаги, и, кроме того, связал книги веревкой.

Вечером Кристофер спрятал пакет под подушкой. Онейр стащил с кухни свечку и читал вслух “Тысячу и одну ночь”. Книжка оказалась весьма замечательной покупкой. В ней встречались очень интересные места, правда, явно не предназначенные для детских ушей.

Кристофер увлекся и чуть не позабыл, что еще не нашел путь, который приведет в Междумирье из спальни. Возможно, нужно было завернуть за угол. Кристофер решил, что лучший угол находится за умывальником, около кровати Феннинга. Успокоившись, он уселся и слушал Онейра до тех пор, пока свеча не догорела.

В полной темноте Кристофер направился за угол, но ничего не произошло. Он лег и раздраженно слушал храп, сопение и тяжелое дыхание других мальчиков. Так прошло несколько часов. Потом он встал и пошел на цыпочках по холодному полу к кровати Феннинга. Кристофер знал, что это не сработает, еще до того как врезался в умывальник. Тогда он вернулся в кровать, полежал еще некоторое время, но по-прежнему ничего не происходило, и он заснул.

Следующий день был четверг — предполагалось, что именно в четверг он встретиться с Такроем. Ясно было, что в эту ночь Кристофер будет слишком занят, чтобы тащить с собой книги и передавать их Богине, поэтому он оставил их в тумбочке у кровати. Чтобы заметить время, когда все уснут, сам стал читать вслух “Тысячу и одну ночь”. Постепенно комната потонула в сопении и храпе, как обычно, а Кристофер один лежал и не спал. Он не мог попасть в Междумирье, но и заснуть не мог.

После этой ночи он серьезно забеспокоился. Может, путь из детской спальни дома в Лондоне был единственной дорогой в Безделки? Или, может, он просто вырос и потерял способность? Он подумал о Такрое, лежавшем в трансе, и о Богине, дающей клятву Ашет отомстить ему. Кристофер заснул лишь под утро, когда проснулись и запели птицы.

Глава 7

На следующее утро заведующая заметила, что у Кристофера слипаются глаза и он спотыкается на каждом шагу, и накинулась на него:

— Вы что, не можете спать, да? Я всегда слежу за мальчиками, у которых скобы на зубах. Врачи даже не понимают, как это неудобно. Сегодня вечером я приду и сниму их, а утром вы зайдете и заберете. Я и Мейнрайта — старшего заставляю делать то же самое. Вот увидите — поможет!

Кристофер ничуть не верил в эту затею. Все знали, что снимать скобы было одной из причуд заведующей.

Но, как ни странно, помогло. Не успел Феннинг закончить читать “Тысячу и одну ночь”, как Кристофер, нащупав в ящике сверток с книгами, мгновенно провалился в сон. И тут случилось нечто удивительное. Он выпрыгнул из кровати, подхватил сверток и пошел через спальню. Казалось, что никто его не замечает. Он подошел к Феннингу, который как раз в это время зажег украденную свечу, пристроил ее на подушке и продолжил читать. Видимо, никто не понял, что Кристофер завернул за угол и очутился на тропинке, ведущей в долину.

Одежда лежала в обычном месте. Он переоделся и повесил сверток на ремень, чтобы обе руки были свободны для Междумирья.

С тех пор, как Кристофер был здесь в последний раз, произошло много перемен, и ему показалось, что он здесь впервые. Он попытался разглядеть скалы, но безуспешно. Все вокруг было бесформенным, зыбким и ему стало почти страшно. А ветер с изморосью и туманом вовсе пугал. Угрожающая пустота висела над головой.

Карабкаясь в Десятые Миры, потонувшие в тумане, от которого камни были мокрыми и скользкими, Кристофер думал о том, что этот край просто позабыли, когда сотворяли остальные миры. Все в Междумирье говорило об этом. Здесь даже не было никого, кто мог бы помочь ему, если бы он поскользнулся и сломал ногу. Когда же из-за свертка книг он потерял равновесие, действительно упал и пролетел футов двадцать, прежде чем сумел остановиться, сердце его ушло в пятки. Если б он не знал, что проделывал этот путь уже сотни раз, то счел бы безумием даже попытку осилить его!

После такого пути приятно было очутиться в жаркой долине и зашагать к городу с грязными стенами. Снаружи по-прежнему сидели старики — заклинатели змей. Внутри все еще витали разнообразные запахи, ходили люди под зонтиками и козы. А Кристоферу было страшно, но теперь уже от того, что кто-нибудь покажет на него и закричит: “Вот вор, который украл кота из Храма!” Он снова почувствовал, как копье входит в грудь. Но тут же разозлился сам на себя: неужели школа научила его бояться?

Дойдя до улочки позади Храма — на сей раз сюда выбросили репу — он буквально оцепенел от страха. И заставил себя подойти к стене с шипами только тогда, когда сосчитал до ста и сказал себе: должен. Пройдя почти всю стену, он снова остановился, высунул наружу голову и уставился сквозь заросли вьюна на кошек в ослепительном солнечном сиянии. Он не мог двинуться дальше. Кошки его не замечали, рядом вообще никого не было. Тогда Кристофер сказал себе, что глупо было бы просто застрять в стене. Он вырвался из зарослей и на цыпочках подошел к огромной арке. Пакет с книгами больно бил по ноге при каждом шаге.

Богиня сидела на земле посреди тенистого дворика и играла с котятами. Двое из них были ярко-рыжими и сильно напоминали Трогмортена. Увидев мальчика, Богиня вскочила, украшения зазвенели, котята разлетелись в разные стороны.

— Ты принес книги! Я и не надеялась, что ты вспомнишь!

— Я всегда выполняю обещания, — ответил Кристофер, гордо выпятив грудь.

Богиня наблюдала, будто не веря своим глазам, как он снимал с ремня сверток. Дрожащими руками она взяла провощенный пакет, встала на колени и принялась распаковывать книги. Котята хватали концы веревки и края бумаги и забавлялись с ними вовсю, а Богиня не могла оторвать взгляда от книг.

— Ох, как много подарков сразу!

— Как на Рождество, — отметил Кристофер.

— Что такое Рождество? — с отсутствующим видом спросила Богиня, поглощенная разглядыванием книг. Потом она погладила каждую обложку и стала открывать их одну за другой, бегло просматривая и тут же закрывая, как будто и такого зрелища было слишком много.

— Ах да, я помню,— сказала она. — Рождество — это языческий праздник, верно?

— Ну, как сказать, — ответил Кристофер. — Вот вы и впрямь язычники.

—— Нет. Ашет — истинная богиня, — рассеянно сказала Богиня. — Пять. Если я специально постараюсь читать медленно, должно хватить на неделю. С какой лучше начать?

— Я купил тебе первые пять. Начни с “Милли идет в школу”.

— То есть ты хочешь сказать, что есть еще?! — воскликнула Богиня. — Сколько?

— Я не считал. Наверное, еще пять.

— Пять! Слушай, может, тебе нужен еще один кот?

— Нет, — отрезал Кристофер. — Мне и Трогмортена хватило. Спасибо.

— Но мне больше нечего предложить тебе взамен. Я должна получить оставшиеся пять книг.

Она вскочила — украшения так и зазвенели — и принялась отстегивать с руки браслет в форме змеи.

— Может, матушка Праудфут не заметит, что он исчез. Здесь целый сундук браслетов.

Интересно, что, по ее мнению, Кристофер должен делать с ее браслетом? Носить, что ли? Кристофер представил свое появление в школе с браслетом на руке.

— Ты прочитай сначала эти. Может, тебе и не понравится.

. — Я знаю, что понравится, — возразила Богиня, возясь с застежкой.

— Остальные я тебе подарю, — поспешно сказал Кристофер.

— Но мне обязательно нужно тебя отблагодарить. Ашет никогда не остается в долгу, — сказала Богиня и браслет соскочил с руки, громко звякая. — Вот. Этим я заплачу тебе за книги. Возьми. — И она сунула браслет Кристоферу.

В тот момент, когда украшение коснулось его руки, он почувствовал, что куда-то проваливается. Двор, растения, котята — все превратилось в туман, а круглое лицо Богини замерло в удивлении. Кристофер падал и падал и вдруг резко приземлился в свою кровать в темной спальне. Бах!

— Это что такое было? — спросил Феннинг чуть дрожащим голосом, а Онейр ответил, явно во сне:

— Помогите! Кто-то упал с потолка!

— Позвать заведующую? — спросил чей-то голос.

— Да не дурите! Это мне приснился сон, — раздраженно сказал Кристофер, сам огорошенный не меньше других.

Еще неожиданнее оказалось то, что одет он был в пижаму, а не в одежду из долины. Когда мальчики успокоились и заснули, он обшарил всю постель в поисках связки с книгами, но не нашел ее. Браслета тоже не было. Утром Кристофер поискал еще, но тщетно. Потом он подумал, что это совсем не удивительно, учитывая слова дяди Ральфа о ценности Трогмортена. Книжки были слишком дешевыми для обмена на почти бесценного (в несколько тысяч фунтов стерлингов!) кота. Кто-то, должно быть, заметил обман.

В любом случае, ему придется постараться найти деньги на оставшиеся пять книг для Богини. С другой стороны, он так и не нашел Такроя и предполагал, что, наверное, лучше еще раз попытаться встретиться с ним в следующий четверг. Хотя нельзя сказать, что Кристоферу очень этого хотелось. Такрой, наверное, ужасно злился, что столько раз зря ждал его.

Когда наступил четверг, Кристофер чуть не забыл о Такрое вообще. Он нечаянно заснул во время одной особенно скучной истории из “Тысячи и одной ночи”, которые стали любимым чтивом всей спальни. Мальчики по очереди воровали свечи и читали вслух остальным. В тот вечер была очередь Онейра, который читал без выражения и очень монотонно, словно школьный священник — Библию, а все запутались в героях по имени Каландар. Феннинг предположил, что все они назывались так, потому что жили в стране, где зародилось летосчисление. Мальчишки запротестовали и в тот же миг Кристофер заснул. Секунду спустя он уже входил в долину.

Такрой сидел на тропинке рядом с одеждой Кристофера, которому было очень интересно, как она туда попала. Такрой сидел, обхватив колени и подперев щеку, как будто ждал давным-давно. Увидев Кристофера, он очень удивился.

— Я и не думал, что увижу тебя! — ухмыльнулся он.

Он выглядел усталым.

Кристоферу стало стыдно и неловко.

—— Ты, наверное, злишься... — начал он.

— Да брось!— сказал юноша. — Мне-то платят за то, что я вхожу в транс, а тебе — нет. Для меня это просто работа, хотя, должен признаться, без тебя я чувствую себя не вполне уверенно.

Он распрямил ноги и Кристофер увидел камешки и траву через зеленые шерстяные брюки. Затем Такрой потянулся и зевнул.

— Ты ведь не хочешь больше возиться с этими экспериментами, не правда ли? Ты занят в школе, а это намного интереснее, чем залезать в долины по ночам, да?

Такрой был настолько мил, что Кристофер почувствовал себя и вовсе неловко.

— Конечно же, я хочу продолжать,— сказал он,— Куда мы отправимся сегодня?

— Никуда. Я уже почти вышел из этого транса. Это была лишь попытка встретиться с тобой. Если ты действительно хочешь продолжить, твой дядя пошлет повозку в Шестые Миры в следующий четверг. Помнишь тот мир, который переживает ледниковый период? А ты на самом деле хочешь экспериментировать дальше? — Такрой с беспокойством взглянул на мальчика. — Ты ведь не обязан, тебя никто не заставляет ходить со мной в эти долины.

— Да, я знаю. До следующего четверга!

И он свалился обратно в кровать в тот самый миг, когда со всеми Каландарами наконец-то удалось разобраться.

Конец семестра пролетел незаметно: уроки, истории из “Тысячи и одной ночи”, путешествия по четвергам...

В первый четверг Кристоферу было довольно страшно перебираться через Междумирье, но теперь, когда он знал, что его ждет Такрой, стало намного проще. Он очень быстро привык к Междумирью снова и эксперименты шли своим чередом.

Кто-то устроил так, что на Рождество Кристофер гостил у дяди Чарльза с тетей Алисой — родителей его кузины Каролины. Они жили в большом загородном доме неподалеку, тоже в Сюррее, а сама кузина из малявки превратилась в забавную девчушку. Кристоферу нравилась привольная жизнь и он веселился от души, играя в снежки с Каролиной и конюхами или пытаясь забраться на жирного пони кузины.

Впрочем, его изумляло, что никто даже не упоминал папу. Ведь дядя Чарльз был папиным братом. Он предположил, что папа был в немилости у всей семьи. Однако тетя Алиса позаботилась, чтобы Кристофер не скучал в Рождество. Из подарков он больше всего обрадовался еще одному золотому соверену в письме от дяди Ральфа. Теперь он сможет купить книжки для Богини!

Как только возобновились занятия в школе, он сходил в книжную лавку и купил оставшиеся пять книг про Милли. И снова попросил завернуть их в провощенную бумагу. Прикинув стоимость книг и стоимость Трогмортена, Кристофер понял, что ему придется носить свертки с книгами через Междумирье до конца жизни.

Богиня сидела в полутьме, склонившись над “Звездным часом Милли”. Когда Кристофер вошел, она вскочила и смущенно сунула книгу под подушки.

— Ах, это ты! Никогда больше не входи так тихо, а то я умру от страха. Что случилось в прошлый раз? Ты превратился в привидение и улетучился через пол!

— Понятия не имею. Я грохнулся на свою кровать. Вот, принес тебе остальные пять книг.

— Потрясаю... — начала восторженно Богиня, потом осеклась и продолжила спокойно:— Очень мило с твоей стороны, но, кажется, Ашет не хочет, чтобы они у меня были. Она ведь даже не позволила мне подарить тебе браслет.

— Нет, я думаю, Ашет должна знать цену Трогмортена. Я мог бы перетаскать тебе всю школьную библиотеку — и даже ее было бы мало.

— О-о-о! — сказала Богиня. — В таком случае... как там кот, кстати?

Кристофер понятия не имел и постарался ответить как можно беззаботней:

— Да бродит повсюду, дерется с другими котами и царапает людей, — и переменил тему раньше, чем Богиня поняла, что он только догадывается, а наверняка не знает: — И как первые пять книг?

Богиня расплылась в улыбке и взмахнула руками:

— Это самые потрясающие книги на свете! Как будто я действительно попала в Лоувуд-Хаус-Скул. Я плачу каждый раз, когда читаю.

“Онейр был прав”, — подумал Кристофер, глядя, как Богиня распаковывает новую связку книг, дрожа от нетерпения и позвякивая украшениями.

— О, Милли выбрали старостой! — воскликнула она, вытаскивая из стопки книжку “Староста Милли”. — Мне так хотелось знать, будет она старостой или нет!

Богиня нежно погладила книжки, а затем огорошила Кристофера вопросом:

— А что произошло, когда ты взял Трогмортена? Матушка Праудфут сказала, что Рука Ашет убила вора.

— Они пытались. — Кристофер пытался говорить, как ни в чем не бывало.

— В таком случае ты вел себя очень смело и заслуживаешь награды. Я хочу тебя наградить — не заплатить за книжку, а в самом деле наградить.

— Право, даже не знаю... — осторожно начал Кристофер.

— Следуй за мной, — сказала Богиня и живо поднялась, бренча украшениями.

Собрала новые книги, вытащила из-под подушки старую и подняла бумагу с веревками. Потом бросила всю кучу в стену. Все шесть книг и упаковка перевернулись и исчезли, как будто провалились в невидимую Дыру!

Кристофер снова поразился.

— Теперь матушка Праудфут и не узнает, — объяснила Богиня, уходя в затененный двор. — Я очень ее люблю, но она такая строгая и постоянно следит за мной.

— А как ты достаешь оттуда книги?

— Я киваю той, которая мне нужна, — сказала Богиня и заторопила Кристофера.

Они шли среди кошачьего племени через солнечный двор к арке, вспоминать о которой ему было неприятно: именно в нее он влетел с орущим в корзине Трогмортеном. Кристофер забеспокоился и мрачно подумал о том, что награда Богини вряд ли окажется в его вкусе.

— Там будет много людей? — спросил он, стараясь держаться позади.

— Никого не будет. Все в такую жару дрыхнут, — уверенно сказала девочка.

Кристофер неохотно следовал за ней по темным галереям, но не совсем по тому пути, по которому он бежал в прошлый раз. Хотя наверняка сказать было сложно. Наконец они вышли к широкому сводчатому проходу, закрытому полупрозрачным желтым занавесом. Сквозь него струился яркий солнечный свет. Богиня, позвякивая, раздвинула занавес и поманила Кристофера: звяк-звяк. Перед ними показалось старое мрачное дерево, все источенное червями и почти без веток. Откуда-то доносился удушливый запах, похожий на церковный ладан, но намного приторнее и сильнее. Богиня обошла дерево и спустилась по ступенькам. Они очутились в залитой светом комнате с золотыми занавесами по сторонам. Здесь Богиня повернулась к дереву:

— Это святая Ашет. Только посвященные могут находиться здесь. Это твоя награда. Смотри, вот я.

Кристофер повернулся и определенно почувствовал, что его обманули. С этой стороны дерево оказалось огромной статуей женщины с четырьмя руками. Спереди она была из чистого золота. О позолоте сзади храм явно не позаботился. Каждый дюйм позолоты сиял маслянистым светом, да еще на статую было навешано множество золотых цепей, браслетов и колец. Юбка была из золота, а в каждую из четырех золотых ладоней был вставлен большой рубин. На короне тоже сверкали драгоценные камни. Святилище было устроено так, что дневной свет проникал сквозь крышу и падал на каждый драгоценный камень, заставляя его сиять, а от огромных ног поднимался густой дым, обволакивающий статую. Эффект создавался необычный — было в нем и впрямь что-то языческое.

Кристофер в недоумении молчал и Богиня сказала:

— Это Ашет. Она — это я, а я — это она. Это моя божественная сущность. Я подумала, что тебе захочется увидеть меня настоящую.

Кристофер повернулся к Богине, собираясь сказать: нет, это не ты, у тебя не четыре руки. Но девочка стояла в желтом мареве с вытянутыми руками, в той же позе, что и статуя, и казалось, будто у нее тоже четыре руки. Тогда Кристофер посмотрел на золотое лицо статуи и решил, что оно слишком жесткое и немного злое в своем золотом сиянии.

— Она не такая умная, как ты, — сказал он единственное, что пришло ему в голову.

— У нее “Очень Глупое” выражение лица. Но ты не должен заблуждаться. Она не хочет, чтобы люди знали, насколько она умна.

Это очень полезное выражение. Я часто его использую на уроках, когда скучно.

“Это действительно полезное выражение, — подумал Кристофер, — оно намного лучше, чем мой туманный взгляд на уроках магии”.

— И как ты его делаешь? — с интересом спросил он.

Прежде чем Богиня успела ответить, за статуей послышались шаги. Раздался сильный голос, мелодичный, но резкий:

— Богиня? Что ты делаешь у святой в такое время?

Кристофер и девочка перепугались. Кристофер рванул к ближайшему желтому занавесу, но, услышав шум шагов и оттуда, в отчаянии ринулся назад.

Богиня прошептала:

— Ох, это матушка Праудфут! Она нутром чувствует, где я! — и попыталась снять с руки браслет.

Вокруг статуи за занавесами собралось множество голых ног и платьев цвета ржавчины. Кристофер решил, что его песенка спета, а Богиня, понимая, что ей не содрать браслет, схватила его за руку и прижала ее к своим многочисленным звенящим украшениям.

Как и в прошлый раз, все кануло в туман, Кристофер начал падать сквозь него и приземлился в своей кровати в спальне. Бах!

— Не нравятся мне эти твои штучки, — сказал Феннинг, проснувшись. — Ты что, не умеешь управлять своими снами?

— Умею, — сказал Кристофер, покрывшись испариной после своего внезапного бегства. — Мне такое никогда больше не приснится.

Глупость все это: живая девочка притворяется Богиней, которая всего-навсего изъеденная жуками деревянная статуя! Против самой Богини он ничего не имел — ему нравилось, что она быстро соображает, ему хотелось бы научиться изображать “Очень Глупое” выражение и так здорово прятать книги. Но рисковать ради этого не стоило.

Глава 8

До конца весеннего семестра Кристофер ходил по Безделкам вместе с Такроем и ни разу не был там один. Казалось, что запас экспериментов дяди Ральфа неисчерпаем. Кристофер с Такроем направлялись в Первые Миры, Третие, Пятые, Седьмые и Девятые. Потом в Восьмые, Шестые, Четвертые и Вторые. Всегда в таком порядке, каждый раз в разные части этих Безделок.

Всегда их ждали люди с горами пакетов, в которых, судя по весу, лежали очень разные предметы. В Первых Мирах их ожидали громоздкие и тяжелые пакеты, а в Четвертых — гладкие коробочки. Во Вторых и Пятых от пакетов пахло рыбой и они были влажные, что и понятно, ведь в обоих Безделках было много воды. В Восьмых Мирах от женщин всегда пахло чесноком и этот же запах источали свертки.

Кристофер познакомился с людьми, которые готовили пакеты, и каждый раз, загружая повозку, болтал и смеялся с ними.

Со временем колдуны дяди Ральфа усовершенствовали повозку. К концу семестра она двигалась самостоятельно и Такрою с Кристофером больше не нужно было перетаскивать ее через долины в Междумирье.

По правде говоря, эксперименты стали таким обычным делом, что не сильно отличались от школьных занятий. Кристофер думал о своем, пока работал — именно так он поступал и на уроках магии, английского — и в школьной церкви.

— Почему бы нам не заглянуть как-нибудь в Одиннадцатые Миры? — спросил он как-то, шагая по долине в Первых Мирах. Сзади плыла повозка с тяжелым грузом.

. — Никто не ходит в Одиннадцатые, — кратко ответил Такрой, явно желая сменить тему. Но Кристофер не унимался и Такрою пришлось пояснить: — Потому что там живут странные, недружелюбные люди, если их вообще можно назвать людьми. Никто о них ничего точно не знает. Это все, что мне известно. Ну, кроме того, что это не миры, а один мир.

Дальше Такрой говорить отказался, что встревожило Кристофера, уверенного, что приятель знает больше. Всю неделю у Такроя было плохое настроение. Его престарелая леди слегла с простудой — и пришлось снова позвать строгую девушку с флейтой….

— Где-то в нашем мире, — вздохнул он, — бродит девушка, которая играет на арфе. Она не сердится, когда я становлюсь прозрачным, но между нами так много препятствий!

Такрой повторял это постоянно и у Кристофера в голове сложилась романтическая картинка: страждущий влюбленный Такрой мечется по своей мансарде.

— Почему дядя Ральф не хочет, чтобы я пришел к тебе в Лондоне?

— Я же тебя просил, Кристофер, не надо об этом, — сказал Такрой и замолчал, погрузившись в туман Междумирья. Повозка плыла за путешественниками.

Романтическая сторона жизни Такроя не давала Кристоферу покоя весь семестр, особенно после того, как выяснилось, что никто из мальчиков не встречал в жизни найденышей.

— Вот бы мне быть найденышем, — сказал Онейр. — Тогда бы не пришлось продолжать дело отца!

Тем временем в школе началась суматоха перед пасхальными каникулами. Мама написала, что он должен приехать к ней в Геную, но в последнюю минуту передумала и решила ехать в Веймар, где для Кристофера не было комнаты. Ему пришлось провести одному в школе почти целую неделю каникул, пока заведующая не написала дяде Чарльзу, а тот не согласовал с другим братом папы, дядей Конрадом, что мальчик приедет через четыре дня. Между тем, школа закрывалась — и Кристофера отправили пока к дяде Ральфу в Лондон.

Но, к разочарованию Кристофера, дядя был в отъезде. Большая часть дома была заперта, на дверях висели замки, а единственной живой душой в доме был домовладелец. И несколько дней Кристофер одиноко бродил по Лондону.

Прогулки оказались не менее интересными, чем исследования Безделок. Повсюду были парки, памятники, уличные музыканты, на узких улицах было не протолкнуться от телег с большими колесами и экипажей. На второй день Кристофер забрел на рынок Ковент-Гарден, где прилавки ломились от фруктов и овощей. Он провел там целый день, восхищенно наблюдая за носильщиками, которые с легкостью таскали по шесть груженых корзин, составленных пирамидой на голове и даже ни разу не упавших!

Когда, наконец, он собрался уходить, то увидел неподалеку на улице знакомую крепкую фигуру в зеленом шерстяном костюме.

— Такрой! — завопил мальчик и бросился догонять.

Казалось, Такрой не слышит. Он шел, печально покачивая вихрастой головой, и свернул в узкий переулок прежде, чем Кристофер успел догнать его. Когда Кристофер влетел в тот же переулок, его приятеля и след простыл. Но это был точно Такрой, Кристофер не сомневался в этом! Значит, где-то поблизости находилась и мансарда.

Все оставшиеся дни Кристофер провел около Ковент-Гардена в надежде встретить своего друга, но Такрой больше не появлялся.

Потом Кристофер переехал к дяде Конраду в Вилтшир, где единственной неприятностью оказался Франсис, двоюродный брат. Он был ровесником Кристофера и одним из таких, кого Феннинг называл воображалами. Кристофер сразу его невзлюбил, а Франсис презирал кузена за то, что тот вырос в городе и никогда не охотился с гончими. Впрочем, презирал он Кристофера не только из-за охоты. Выяснилось это, когда Кристофер в седьмой раз грохнулся с самого мирного и тихого пони на конюшне.

— Ты что, не умеешь применять магию? — спросил Франсис, самодовольно глядя вниз на Кристофера с высоты своего гнедого красавца. — Ну что же, неудивительно. Твой отец виноват. Незачем ему было жениться на этой ужасной особе из семьи Серебрингов. Никто из моих родственников теперь не хочет иметь с ним дела.

Когда Кристофер узнал, что Франсис с помощью магии сваливал его с пони, ему осталось только стиснуть зубы и почувствовать, насколько далек папа от этой ветви семьи Чантов.

Кристофер был рад началу школьных занятий. Но этого сказать мало — начался крикетный сезон! Кристофер увлекся крикетом очень быстро. То же произошло с Онейром.

— Это самая великая игра, — искренне сказал Онейр, пошел и скупил все книги и учебники по крикету, какие только смог достать. Они с Кристофером решили, что станут профессиональными игроками в крикет, когда вырастут.

— А отцовское дело пусть катится к черту! — воскликнул Онейр.

Кристофер согласился, только в его случае это были мамины планы насчет Общества.

“Я сам все решу для себя”, — подумал он, и ему показалось, будто он освободился от обета. К собственному удивлению, Кристофер обнаружил, что он очень решителен и тщеславен. Они с Онейром тренировались целыми днями, а Феннинга, который совсем не умел играть, уговорили бегать за мячами. Днем они только и делали, что говорили об игре, а по ночам Кристоферу снились обычные сны — все о крикете.

Но в первый же четверг ему пришлось отказаться от сна про крикет, чему Кристофер был не слишком рад, и пойти с Такроем в Пятые Миры.

— Я видел тебя в Лондоне, — сказал он. — Твоя мансарда где-то недалеко от Ковент-Гардена?

— Ковент-Гарден? — переспросил безучастно Такрой. — Ничего подобного. Должно быть, ты видел кого-то другого. — И настаивал на своем, даже когда Кристофер в мельчайших деталях описал улицу и как выглядел Такрой. — Нет, видимо, ты побежал за совсем другим человеком.

Но Кристофер-то знал, что это был Такрой.

Странно, конечно, но спорить было бесполезно. Кристофер начал загружать повозку воняющими рыбой пакетами и вновь подумал о крикете. Мысли эти настолько его увлекли, что он положил один пакет мимо. Пакет упал на землю, отчего рыбная вонь усилилась.

— Фу-у-у! — сказал Кристофер. — Что это за гадость?

— Понятия не имею. Я лишь мальчик на посылках у твоего дяди. А в чем дело? Ты, кажется, сегодня не в духе?

—— Извини, — сказал Кристофер, поднимая связку, — Я думал о крикете. Лицо Такроя просияло.

— Ты боулер или отбивающий?

— Отбивающий. Хочу стать профессионалом.

— А я боулер. Мне кажется, что даже не такой уж плохой. Я много играю, и, хотя у нас деревенская команда, но мы обычно выигрываем. Я обычно заканчиваю на седьмых воротцах.

И все время, пока Кристофер загружал повозку, они говорили о крикете. Потом вышли на пляж; голубые волны набегали на песок, а они продолжали обсуждать игру Такрой даже попытался продемонстрировать свое умение и поднимал камешки, но не был достаточно плотен, чтобы удержать их. Поэтому Кристофер нашел дубинку вместо биты, а Такрой учил его правильно бить.

В какие бы Безделки их ни заносило, они все время обсуждали крикет и Такрой давал Кристоферу уроки. Он был хорошим тренером и узнать от него можно было намного больше, чем от школьного учителя. Желание Кристофера стать профессионалом разгоралось все сильнее. Начать он решил со вступления в школьную команду.

Теперь в спальне они читали вслух книги Онейра по крикету. Заведующая обнаружила “Тысячу и одну ночь” и забрала книжку, но никто не возражал. Все мальчики, включая Феннинга, заболели крикетом. Самая тяжелая форма наблюдалась у Кристофера. Но потом пошли неприятности. Началось все с того, что Такрой сказал:

— Кстати, планы изменились. Можешь встретить меня в Десятых Мирах в следующий четверг? Похоже, кто-то пытается испортить твоему дяде все дело, поэтому нам нужно изменить наш обычный маршрут.

А Кристофер, поглощенный крикетом, почувствовал легкие угрызения совести. Он знал, что должен расплачиваться за Трогмортена, и боялся, что Богиня узнает каким-нибудь сверхъестественным способом, что он был в ее Безделке, а обещанные книги ей не принес. Поэтому в долину он спускался с превеликой осторожностью.

Такроя там не было. У Кристофера ушел целый час на поиски: Такрой сидел у входа в другую долину. К тому времени юноша стал совсем прозрачным.

— Эй! — сказал Такрой, пока Кристофер держал его за руку, чтобы сделать плотным. — Еще несколько секунд — и я вышел бы из этого транса. Ты же знаешь, что в каждом мире много долин! О чем ты думаешь?

— О крикете.

Эта долина была совсем не похожа на ту, языческую, в которой жила Богиня. Громадный порт с гигантскими подъемными кранами раскинулся перед ними. Таких портов Кристофер не видел никогда в жизни. Невиданных размеров торговые суда очень странной формы были пришвартованы такими толстыми канатами, что Кристоферу приходилось перелезать через них, словно через бревна. Человек, ожидающий их около железной тачки с маленькими бочонками, воскликнул;

— Хвала Ашет! Я уж думал, вы никогда не придете!

— Да-да, мы опоздали. Кристофер, поторопись-ка! Это место, конечно, безопаснее языческого Города, но все равно вокруг могут быть враги. Кроме того, чем скорее ты закончишь, тем скорее мы начнем отрабатывать твою защиту.

Кристофер быстро перекатил бочонки в повозку, потом затянул ремни, удерживающие груз. Но он так спешил, что один из ремней вырвался у него из рук. Чтобы достать его, Кристоферу пришлось перегнуться через повозку с грузом, тут он услышал вдалеке позвякивания и крики, но не придал этому значения. Зато Такрой подскочил к нему и заорал, безуспешно пытаясь стянуть мальчика с повозки призрачными руками:

— Слезай! Слезай!

Все еще лежа на бочонках, Кристофер взглянул вверх и увидел гигантский крюк на цепи, стремительно летящий к нему.

Что было дальше, Кристофер не знал. Потом ему привиделось, будто он лежит около своей пижамы на тропинке в долине. Наверное, железный крюк сильно ушиб его, и хорошо хоть, что он лежал на повозке, а то Такрой никогда бы не смог отправить его домой. Дрожа, Кристофер натянул пижаму. Голова болела, поэтому он сразу вернулся в кровать.

Утром от головной боли не осталось и следа. Кристофер забыл обо всем и отправился играть в крикет с Онейром и шестью одноклассниками.

— Я бью первый! — прокричал он. Все мальчики выкрикнули эту фразу одновременно. Бита была у Онейра, который не собирался ее отпускать. Но мальчишки окружили его и началась легкая потасовка, а потом Онейр, окруженный мальчишками, стал размахивать битой во все стороны.

Бита встретилась с головой Кристофера и раздался глухой звук. Кристофер вспомнил звук удара крюком, от которого кости черепа хрустнули, словно лед на луже. Потом, как и ночью, он потерял сознание.

Очнулся он намного позже, уже к вечеру. На лице у него почему-то лежала простыня, но он видел в окно, как зажигаются вечерние огни. Ему было очень холодно, особенно ногам. Кто-то заботливо снял с него ботинки и носки, прежде чем положить в кровать. Где, интересно, его положили? В спальне окно было с другой стороны! Кристофер сорвал с лица простыню и сел.

Оказалось, что он лежал на мраморной плите в холодной огромной комнате. Неудивительно, что он замерз. На нем было только нижнее белье. Вокруг стояли другие мраморные плиты, большей частью пустые. Но на нескольких лежали люди — все неподвижные и покрытые белыми простынями.

У Кристофера мелькнуло подозрение….

Он завернулся в простыню, чтобы хоть немного согреться, соскользнул со “своей” плиты и подошел к ближайшей занятой.

Осторожно стянул простыню: это был старый бродяга, мертвый. Кристофер даже потыкал его пальцем, чтобы убедиться. Затем велел себе успокоиться, но ничего не вышло. Никогда в жизни ему не было так жутко!

В другом конце комнаты блестела большая металлическая дверь, Кристофер схватился за ручку и потянул, но было заперто.

Мальчик заколотил двумя руками, покрутил ручку; его трясло, ужас переполнил сознание.

Через минуту дверь открыл толстяк в белом халате и раздраженно уставился перед собой. Сначала он не заметил Кристофера, потому что смотрел поверх его головы, ожидая увидеть кого-нибудь повыше.

— И зачем вы запираете эту дверь? — обвиняющим тоном произнес Кристофер. — Здесь все мертвые. Они никуда не убегут!

Человек опустил взгляд на Кристофера и тихонько застонал. Потом поднял глаза к потолку, его толстое тело обмякло, скользнуло по двери и мешком упало к ногам Кристофера…..

Кристофер подумал, что мужчина тоже умер. Это была последняя капля! Он перепрыгнул через тело, ринулся бежать по коридору и понял, что находится в больнице. Какая-то медсестра пыталась остановить его, но Кристофер лишь крикнул ей, плохо соображая:

— Где школа? Я опаздываю на крикет! Через полчаса больница гудела, как растревоженный улей; все пытались поймать труп, ростом приблизительно в пять футов, одетый в развевающиеся простыни и бегающий по коридорам с криком: “Я опаздываю на крикет!”.

Изловили его в конце концов около родильной палаты. Доктор осторожно дал ему что-то усыпляющее со словами:

— Успокойся, сынок! Знаешь, для нас это тоже шок. Когда я видел тебя последний раз, твоя голова была похожа на раздавленную тыкву.

— Я вам говорю, что опаздываю на урок крикета! — твердил Кристофер.

На следующее утро он проснулся на больничной койке. По обеим сторонам кровати, глядя друг на друга, стояли мама и папа. Темный костюм и усы с одной стороны, запахи и яркие цвета с другой. Как будто специально для того, чтобы показать, что кризис миновал, они говорили друг с другом.

— Чепуха, Козимо, — говорила мама. — Доктора просто ошиблись. Это было сильное сотрясение, все наши страхи – пустые глупости.

— Но в школе заведующая тоже сказала, что он был мертв, — мрачно настаивал папа.

— Да она вообще какая-то помешанная! Я не верю ни единому ее слову.

— А я верю. У него была не одна жизнь, Миранда. Это объясняет все загадки в гороскопе...

— Вздор один эти твои дурацкие гороскопы! — закричала мама. — Успокойся!

— Как я могу успокоиться, если я знаю правду! — повысил голос папа. — Я сделал то, что было нужно, и послал телеграмму де Витту.

Это явно напугало маму.

— Как тебе только не стыдно! — разбушевалась мама. — И даже со мной не посоветовался! Говорю тебе, Козимо, я не собираюсь терять Кристофера из-за твоих темных делишек с этими людьми.

Мама с папой так разошлись, что Кристофер закрыл глаза. Лекарство, данное доктором, все еще действовало, поэтому он сразу же провалился в сон, но даже сквозь сон все еще слышал ссору. Потом он вылез из постели, проскользнул незаметно мимо родителей и отправился в Междумирье. Там он обнаружил новую долину, ведущую в некое подобие круга. Никто в этом месте не говорил по-английски, но Кристофер справился весьма успешно, как справлялся и раньше, прикинувшись глухим и немым.

Когда он вернулся в палату, там было полно строго одетых людей, которые явно собирались уходить. Кристофер проскользнул мимо плотного молодого человека, затянутого в узкий воротничок, и женщины в сером платье, с черным кожаным ящичком для инструментов. Никто из них не знал, что он вернулся. Судя по всему, какая-то часть его тела оставалась лежать в кровати. И эту часть только что исследовали!

Когда Кристофер обогнул маму и нырнул в кровать, он понял, что врач уже вышел, а вслед за ним — папа и какой-то бородатый старик.

— Не спорю, в сложившихся обстоятельствах вы поступили правильно, вызвав меня, — услышал Кристофер старческий надтреснутый голос. — Но я увидел у него только одну жизнь, мистер Чант. Я допускаю, что могу и ошибиться, но не забывайте, что отчет школьного учителя магии подтверждает мое мнение. Боюсь, что в данном случае ничем не могу быть вам полезен...

Голос удалялся по коридору, слышался шум шагов, но мама все еще стояла рядом:

— Боже мой! Кристофер, ты очнулся? Я боялась, что этот ужасный старик заберет тебя! Я никогда не простила бы папу! Никогда! Я не хочу, чтобы ты вырос скучным законопослушным занудой вроде полицейского, Кристофер. Мама хочет гордиться тобой!

Глава 9

На следующий день Кристофер вернулся в школу. Он немного опасался, что мама разочаруется, когда он станет профессиональным игроком в крикет, но это ни капельки не поколебало его решимости,

В школе все держались с ним так, как будто он выходец с того света. Онейр извинялся со слезами на глазах — и Кристофера это смущало. А в остальном он наслаждался всеобщим вниманием. Он настоял на том, чтобы ему позволили играть в крикет, и с нетерпением дожидался четверга, чтобы рассказать Такрою про свои приключения, но в среду утром Кристофера позвали в кабинет директора. Мальчик увидел там папу, который стоял вместе с директором около стола красного дерева.

— Ну, Чант,— сказал директор,— очень жаль, что герой дня так скоро нас покидает. Отец приехал за вами. Похоже, вам придется отправиться теперь к частным репетиторам.

— Что? Я должен уехать? Но сегодня вечером практика по крикету, сэр!

— Я предложил вашему отцу оставить вас хотя бы до конца семестра, но великий доктор Посан вряд ли на это согласится.

Папа прокашлялся.

— Ох уж эти кембриджские профессора! Мы-то уж с вами знаем, с ними не поспоришь, господин директор.

Они фальшиво улыбнулись друг другу.

— Заведующая пакует ваш чемодан, Кристофер, — сказал директор. — Как положено, багаж и документы будут высланы вслед. А теперь пора прощаться: поезд отправляется через полчаса.

Он пожал Кристоферу руку — крепко, по — директорски, и экипаж унес обоих Чантов. Кристофер не успел даже попрощаться с Онейром и Феннингом!

Потом он сидел в вагоне, вздыхал и обиженно глядел на папины усы.

— Я надеялся, что попаду в школьную крикетную команду, — проговорил он многозначительно, поняв, что папа не собирается ему ничего объяснять.

— Жаль, конечно, но не сомневаюсь, что будут и другие команды у тебя в жизни. Твое будущее важнее крикета, сынок,

— Мое будущее — это крикет, — дерзко ответил Кристофер.

Впервые в жизни он нагрубил взрослому! Тотчас же его бросило в жар, но такой ответ был важным шагом к будущей карьере.

Папа мечтательно улыбнулся:

— В свое время я хотел стать машинистом. Детские капризы проходят. Очень важно показать тебя доктору Посану до конца семестра. Ведь мама собирается увезти тебя за границу.

Кристофер от злости так крепко стиснул зубы, что прорезал скобой губу. Крикет — это “каприз”!

— Почему же это так важно?

—— Доктор Посан — самый выдающийся прорицатель в стране. Мне пришлось использовать все свои влиятельные знакомства, чтобы уломать его взглянуть на тебя. Правда, когда я изложил ему факты, он и сам сказал, что крайне важно не позволить де Витту позабыть о тебе. Де Витт изменит мнение, когда увидит, что у тебя дар к магии.

— Но у меня нет никакого дара! — выкрикнул Кристофер.

— На это должна быть какая-то причина. Дар твой, несомненно, огромен, ведь у тебя прекрасная наследственность: я волшебник, как и два моих брата, твоя мама очень одаренная колдунья. А ее брат — этот чертов Серебринг — тоже маг.

Кристофер заметил, как за окном замелькали дома: поезд ехал по пригородам Лондона. Никто еще не рассказывал ему о его наследственности. Хотя ведь даже в самых талантливых семьях могут рождаться неудачные дети. Видимо, он и был одним из таких неудачных детей!

А папа, значит, на самом деле был волшебником! Кристофер начал искать какие-нибудь признаки могущества и богатства папы, какие должны быть у любого волшебника, но так ничего и не обнаружил. Папа был мрачным человеком в потертом костюме. Манжеты сюртука совсем вытерлись, а шляпа выглядела как-то блекло. Даже от черных бакенбард, ныне поседевших, почти ничего не осталось.

Как бы там ни было, волшебник папа или нет, он увез Кристофера из школы в разгар крикетного сезона, и, судя по словам директора, на возвращение в школу надежды нет.

Но почему? Зачем папе это понадобилось?

Кристофер размышлял об этом всю дорогу до конечной станции Грейт -Саузерн и даже пока папа тащил его сквозь толпу к кэбу. По дороге к другой конечной станции под названием Сент –Панкрас -Кросс он понял, что теперь даже непонятно, как он будет видеться с Такроем. И, похоже, все его крикетные тренировки теперь пойдут прахом!

Папа запретил ему связываться с дядей Ральфом. А папа был волшебником.

В маленьком грязном вагоне поезда на Кембридж Кристофер обиженно спросил:

— Папа, а почему ты решил отвезти меня к доктору Посану?

— А разве я тебе не объяснил?! — удивился папа и замолчал. Через некоторое время он повернулся к Кристоферу, вздохнул и начал серьезный разговор: — В прошлую пятницу ты абсолютно точно был мертв, сынок. Двое докторов и еще несколько человек подтвердили это! Когда же я приехал в субботу опознать твое тело, ты был жив, здоров и без малейших повреждений! Это уверило меня в том, что у тебя больше, чем одна жизнь. К тому же, это, видимо, был не первый случай…. Скажи мне, в прошлом году, когда мне сообщили, что на тебя свалилась штора — ты ведь был смертельно ранен, это так? Можешь мне сознаться. Я не буду сердиться.

— Да,— неохотно ответил Кристофер. — Похоже.

— Я так и думал! — воскликнул папа с мрачным удовлетворением. — Так вот, сынок, те люди, которым посчастливилось иметь несколько жизней, всегда — неизбежно — высокоодаренные волшебники. В прошлую субботу мне стало ясно, что ты и есть волшебник. Поэтому я послал телеграмму Габриэлю де Витту. Сейчас монсеньор де Витт, — здесь папа перешел на шепот и нервно оглядел грязный вагон, как будто де Витт мог услышать, — самый сильный волшебник в мире. У него девять жизней. Девять, Кристофер! Это позволяет ему контролировать магию по всему нашему миру и еще нескольким другим. Правительство попросило его об этом. Именно поэтому некоторые люди зовут его “Крестоманси” — это название “Очень Почетной Должности”!

— Но что из того? И при чем тут “крест той манси”! Почему я не могу продолжать учиться в школе?

— Потому что я надеюсь, что де Витт заинтересуется тобой. Сейчас я беден. Я не могу ничего для тебя сделать. Мне пришлось пожертвовать многим, чтобы оплатить услуги доктора Посана, потому что де Витт, видимо, ошибся, когда сказал, что ты обычный мальчик с одной жизнью. Я очень надеюсь на доктора Посана, он наверняка сможет доказать, что это ошибочное заключение, и убедить де Витта взять тебя к себе. Тогда твое будущее обеспечено!

“Взять меня к себе, — подумал Кристофер. — Как Онейра в отцовское дело взяли — мальчиком на посылках?”

— Не думаю, — сказал он, — что хочу такое будущее.

Отец огорченно посмотрел на него:

— Это мама говорит в тебе. Подобающее обучение искоренит твою ветреность!

Этот разговор нисколько не примирил Кристофера с папиными планами.

“Ничего не мама! — подумал он со злостью. — Мама здесь совсем ни при чем!” С такими мыслями он въехал в Кембридж; прошел с папой по улицам, заполненным молодыми людьми в мантиях, подобных тем, какие носили в Седьмых Мирах; мимо высоких домов с башенками, напоминающими Храм Ашет, но с той разницей, что в домах Кембриджа было намного больше окон.

Папа снял комнаты в большом темном Доме, где пахло затхлой едой. — Мы поживем здесь вместе, пока доктор Посан разбирается с тобой, — объяснил папа. — Мои гороскопы я прихватил с собой — и смогу лично следить за твоим благополучием!

Кристофер чувствовал себя, как в ловушке. Интересно, сможет ли он отправиться в Междумирье в четверг под столь пристальным наблюдением взрослого волшебника?

В довершение ко всему, кровать в его комнате была еще хуже, чем в школе — истошно скрипела, стоило лишь пошевелиться!

Заснул Кристофер с мыслью о том, что он самый несчастный человек на свете…..

Когда же он увидел доктора Посана, то понял — это были только цветочки!

На следующее утро в десять папа привез его в дом доктора на Трумпингтон -Роуд.

— Доктор ведет себя иногда несколько эксцентрично, но я знаю, что могу положиться на своего сына, который всегда ведет себя с должной вежливостью, — сказал папа.

Звучало зловеще. У Кристофера затряслись поджилки, когда горничная вводила его в комнату доктора. Это было яркое, светлое помещение, в котором царил страшный хаос. Вдруг раздался резкий окрик: — Стой! — (Кристофер смущенно остановился.) — Ни шагу дальше! Прекрати дергаться, мальчишка! Господи, какая нынче нервная молодежь! — проревел тот же голос. — Мне даже не разглядеть тебя, если ты не можешь постоять спокойно. Ну, что скажешь?

Самым заметным предметом в этом хаосе было солидное кресло. И в нем восседал доктор Посан — абсолютно неподвижно, только огромная багровая челюсть подрагивала… (Возможно, он слишком ожирел, чтобы двигаться?) Толщина его была непомерная, болезненная — брюхо напоминало небольшой холм, обтянутый жилетом, а пальцы — багровые бананы, как в Пятых Мирах. Лицо, тоже багровое, лоснилось жиром; злобные водянистые глазки буравили Кристофера.

— Здравствуйте, сэр, — сказал Кристофер (ведь папа надеялся, что он будет вежливым!).

— Нет, нет! — заорал доктор. — Это экзамен, а не светская вечеринка. Что у тебя, Чант, — так ведь тебя зовут? Излагай свое “Дело”, Чант!

— Я не умею колдовать,— сказал Кристофер.

— Многие люди не умеют! Не все рождаются волшебниками! — выкрикнул доктор. — Покажи-ка мне, как ты не умеешь колдовать, а я погляжу.

Кристофер колебался, больше из смущения.

— Ну, давай, мальчик! — взвыл доктор.

— Я не могу делать то, что не могу, — обеспокоенно отвечал Кристофер.

— Все ты можешь! — завизжал Посан. — Это суть магии. Вон на столе зеркало. Быстро подними его!

Если доктор рассчитывал напугать Кристофера и таким образом заставить его действовать, то затея явно провалилась… Кристофер подошел к столу, взглянул на элегантное зеркало в серебряной раме и произнес выученные в школе слова. Ничего не произошло.

— Хм,— сказал Посан. — Ну-ка, подними его еще раз.

Кристофер решил, что его просят попытаться снова. И он попытался: руки и голос дрожали, внутри поднималась горячая волна. Безнадежное дело! Он ненавидел папу за то, что тот приволок его сюда на растерзание этому ужасному толстяку. Ему хотелось плакать, но приходилось твердить себе, что он уже не маленький. А зеркало лежало себе на столе.

— Да... Повернись, Чант. Нет, направо! Медленно, чтоб я мог тебя всего рассмотреть. Стой!

Кристофер остановился и ждал. Доктор закрыл водянистые глаза и опустил багровые подбородки. Мальчику показалось, что он заснул. В комнате стояла тишина, раздавалось только тиканье многих часов. Двое из них показывали не только время, но и собственное устройство; первые были большими напольными часами, вторые — могучим механизмом, вмонтированным в мраморную глыбу, похожую на надгробие. Кристофер подпрыгнул от неожиданности, когда доктор Посан рявкнул на него:

— ВЫВЕРНИ КАРМАНЫ, ЧАНТ!

“Зачем это?” — подумал Кристофер. Но не осмелился ослушаться и принялся судорожно выгребать все из карманов: шесть пенсов дяди Ральфа, которые всегда были с ним, его собственный шиллинг, серый платок, шпаргалка по алгебре для Онейра, веревочка и сливочные тянучки с обсыпкой. Вопросительно посмотрел на Посана….

— Все вытаскивай! — заорал доктор. — Изо всех карманов! Складывай на стол!

Кристофер продолжил: изжеванный кусочек смолы, огрызок карандаша, горох для самопала Феннинга, серебряный трехпенсовик, о котором он и не знал, леденцы от кашля, еще веревочка, стеклянный шарик, карандашный грифель, резинка и еще веревочка. Вот и все.

Глаза Посана сверкали.

— Нет! Это не все! Что еще у тебя есть? Булавка для галстука. Сними ее тоже.

Кристофер неохотно отцепил великолепную серебряную булавку, которую ему подарила тетя Алиса на Рождество. А глаза Посана все сверкали.

— А-а, еще эта глупая штуковина на зубах. Снимай. Положи ее на стол. На кой дьявол она тебе?!

— Чтобы зубы росли прямо, — раздраженно ответил Кристофер. Конечно, он ненавидел скобу — но еще больше он ненавидел, когда его про нее спрашивали!

— Что плохого в кривых зубах? — Доктор обнажил свои собственные зубы, отчего Кристофер чуть не упал. Почерневшие зубы доктора торчали кто куда и напоминали разломанный коровами забор. Пока Кристофер разглядывал такое диво, доктор продолжил: — Теперь попробуй поднять зеркало снова!

Кристофер, сжав зубы, которые показались ему достаточно ровными и очень гладкими без скобы, опять повернулся к зеркалу. Еще раз посмотрел на него, произнес слова и взмахнул руками. Как только руки оказались в воздухе, что-то произошло.

Все в комнате полетело вверх — кроме Кристофера, зеркала, булавки, скобы и денег. Стол взмыл вверх, вещи с него соскользнули на пол, но упали на ковер, который тоже плавно поднялся в воздух. Кристофер стоял и наблюдал, как все парит вокруг него: часы, несколько столов, стулья, картины, тряпки, вазы…… и сам доктор Посан! Он вместе со своим креслом величественно висел под потолком, как воздушный шарик….. Потолок выгнулся, люстра раскачивалась в разные стороны, сверху доносился треск, крики и громкий скрежет. Кристофер почувствовал, как с дома слетела крыша и устремилась в небо, словно пробка от шампанского! Это было упоительно!

— Хватит! Перестань! — зарычал Посан.

Кристофер виновато опустил руки. В тот же миг вещи градом посыпались вниз. Кресло доктора рухнуло в центр хаоса и на него посыпались осколки люстры; сам же доктор плавно спустился вниз, явно заколдовав свое падение.

С грохотом вернулась на место крыша. Кристофер слышал, как сыпалась черепица и трещали трубы. Нижние этажи решили, судя по всему, вообще провалиться сквозь землю. Стены комнаты выгнулись, с них хлопьями летела штукатурка; окна поразбивались.

Минут через пять грохот прекратился, только пыль медленно кружилась над обломками. Доктор Посан сидел посреди погрома и смотрел на Кристофера, который едва сдерживал смех.

Вдруг рядом с доктором появилась маленькая седая старушка, одетая в белую ночную рубашку и кружевной чепец. Она выдавила ледяную улыбку и сказала:

— Так это вы, дитя! Мэри-Элен в истерике. Никогда больше так не делайте, или мне придется вас наказать, а я умею наказывать, уж поверьте.

— Моя матушка, — произнес Посан. — Вообще-то, она прикована болезнью к постели, но, как видишь, очень хорошо передвигается.

И снова уставился на Кристофера, который так и давился смехом.

— Серебро, — сказал, наконец, доктор.

— Серебро? — переспросил Кристофер.

— Да, серебро. Это то, что тебе мешало, Чант. И не спрашивай, почему. По крайней мере, сейчас. Может, мы вообще никогда этого не узнаем. Если ты хочешь заниматься магией, тебе придется никогда не пользоваться никакими деньгами, кроме соверенов и медяшек, выбросить эту булавку и дурацкие скобы.

Кристофер подумал о папе, о школе, о крикете, его захлестнули гнев, отчаяние и он выпалил:

— Не думаю, что хочу заниматься магией, сэр.

— Захочешь, Чант, — ответил доктор. — Не позднее, чем через месяц.

Пока Кристофер размышлял, как бы возразить, но не очень грубо, доктор протяжно взвыл:

— ВЕРНИ ВСЕ НАЗАД, ЧАНТ!

Ах, только и всего! Целое утро Кристофер ходил по всему дому, по этажам и по саду, а доктор Посан катился рядом на своем кресле и объяснял, какие в каком случае следует наложить заклинания. Было похоже, что доктор никогда не покидал своего кресла. По крайней мере, за все то время, что они провели вместе, Кристофер ни разу не увидел, как Посан ходит. Ближе к полудню Посан покатил на кухню, где сидела кухарка, печально оглядывала гору осколков и черепков, разлитое молоко, помятые кастрюли и терла глаза передником.

— Ты тут не пострадала? — прогавкал Посан. — Еще раньше я заколдовал кухню от пожара. Это не помогло?

— Помогло, конечно, сэр, — глотая слезы, произнесла кухарка. — Но ланч это не спасло!

— Придется разок пообедать бутербродами.

Доктор повернулся к Кристоферу:

— К вечеру кухня должна быть в порядке! Все должно быть как новенькое. Я тебя научу. Кухня — это самое важное место в доме, она должна функционировать постоянно.

— Не сомневаюсь, сэр, — сказал Кристофер, глядя на гору — живот доктора. Тот посмотрел на Кристофера в упор:

— Я — то могу пообедать в колледже, а вот моей матушке нужно особое питание!

До позднего вечера Кристофер приводил кухню в порядок, соединял черепки в кувшины и миски, собирал пролитое молоко и столовый херес, выравнивал покореженные сковороды и кастрюли, заделывал опасные дыры в стенах плиты…. Все это время доктор Посан сидел в кресле около плиты, грел руки у огня и командовал:

— Теперь собери яйца, Чант. Сперва тебе потребуется заклинание, чтобы поднять их, потом очищающее заклинание. И только после этого будешь собирать воедино!

Пока Кристофер возился, кухарка, напуганная еще сильнее Кристофера, кружила по кухне, пытаясь испечь пирог и пожарить мясо на ужин.

Как бы там ни было, за один этот день Кристофер натренировался в колдовстве больше, чем за два с половиной семестра в школе. К вечеру он устал до изнеможения. Посан пролаял ему:

— Теперь можешь вернуться к отцу. Завтра жду тебя в девять. Нужно прибрать в остальных комнатах.

— Вы это серьезно? — простонал Кристофер, слишком уставший, чтобы думать о вежливости. — Может, мне кто-нибудь поможет? Я уже усвоил урок.

— С чего ты решил, что будет только один урок?

Кристофер приковылял домой со скобой, деньгами и булавкой, завернутыми в носовой платок. Папа оторвал взгляд от стола, заваленного гороскопами.

— Ну? — мрачно спросил он. Кристофер повалился в неудобное кресло.

— Серебро,— ответил он. — Серебро мешало мне колдовать. Надеюсь, у меня действительно больше, чем одна жизнь, потому что доктор явно намерен меня убить!

— Серебро? Ах, вот оно что!

Папа очень опечалился и молчал весь ужин, состоявший из капустного супа и сосисок. После ужина он сказал:

— Сын мой, я должен тебе кое в чем сознаться. Это я виноват, что серебро мешает тебе. Я не только составил гороскоп, когда ты родился, но и использовал заклинания, какие знал, чтобы разгадать твое будущее. Можешь представить мой ужас, когда каждое предсказание твердило о том, что серебро значит для тебя опасность или смерть. А ведь твоя родня по материнской линии — Серебринги. — Папа замолчал, постучал пальцами по вороху гороскопов и с отсутствующим видом уставился в стену. Потом печально откинулся на спину стула. — Ну что же, уже слишком поздно что-либо изменить. Я могу только предостеречь тебя еще раз, чтобы ты не связывался со своим дядей Ральфом.

— А почему это твоя вина? — спросил Кристофер. Ему стало не по себе от папиного хода мыслей.

— Нельзя обойти Судьбу. И я должен был это знать. Я наложил самые сильные чары и применил всю свою силу, чтобы нейтрализовать серебро для тебя. Любое соприкосновение с серебром мгновенно превращает тебя в обыкновенного человека без всякого магического дара. Теперь я понимаю, что это может быть очень опасно. Полагаю, когда ты не дотрагиваешься до серебра, у тебя получается колдовать? Кристофер хихикнул:

— Да уж!

Услышав ответ, папа немного повеселел.

— Ну, хорошо! Тогда мои жертвы не напрасны. Как ты, может быть, знаешь, Кристофер, я по-глупому потерял все мамины деньги и свои тоже, вложив их согласно предсказаниям гороскопов. — Он печально покачал головой. — Гороскопы врут, особенно в отношении денег. Я конченый человек, неудачник. Все, что у меня в жизни осталось — это ты, сынок. Любой твой успех — это и мой успех тоже!

Если бы Кристофер не был так вымотан, его наверняка возмутили бы папины слова. Но даже теперь он был не согласен с тем, что должен жить за папу, а не сам за себя. Интересно, будет ли это честно, если он использует магию, чтобы сделаться знаменитым игроком в крикет? Тогда можно было бы посылать мяч, куда душе угодно... Будет ли папа считать это успехом? Кристофер великолепно знал, что не будет.

Размышляя, он не заметил, как заснул. Папа растолкал его и отправил в кровать, Кристофер честно собирался в Междумирье, чтобы рассказать Такрою обо всем, что случилось, но то ли слишком устал, то ли испугался, что папа догадается. Как бы там ни было, сны в ту ночь ему не снились вообще.

Глава 10

Следующие три недели доктор Посан наседал на Кристофера с починкой дома, поэтому от усталости мальчику не приснился ни один сон. Каждое утро доктор ждал Кристофера в холле, сидя в своем кресле.

— За работу, Чант! — гавкал он. Кристофер неизменно отвечал:

— Шутите, сэр? Я думал, что мы снова будем валять дурака и ничего не делать, как вчера.

Очень странно, но доктора не возмущала дерзость Кристофера. Привыкнув к Посану, Кристофер обнаружил, что тому нравится, когда люди сопротивляются; после такого открытия ненависть к доктору куда-то исчезла. Кристофер относился к нему, как ко внезапно нагрянувшей буре или урагану. Со временем ему даже понравилось чинить дом, хотя на самом деле ему нравилось, что он может заниматься магией.

Каждое заклинание, которое он произносил, приносило заметную пользу. Это было куда интереснее, чем глупости на школьных уроках магии. А трудная работа казалась легче от того, что он мог наговорить доктору таких дерзостей, за которые в школе ему всыпали бы хороших розог.

— Чант! — громыхал Посан со своего кресла, стоявшего посреди лужайки. — Чант, трубы справа опять накренились.

И Кристофер лез по черепице, дрожа от холода. В тот день шел дождь, поэтому ему приходилось поддерживать над крышей и лужайкой укрывающее заклинание. Эти трубы он исправлял уже четыре раза.

Да, сэр, конечно! — кричал он в ответ. — Может, вы хотите, чтобы я превратил их в золотые?

— Чушь! Смотри у меня, а то действительно заставлю! — орал доктор.

Взявшись за спальню матушки доктора, Кристофер совершил ошибку, обратившись к миссис Посан в том же духе. Она уютно сидела в кровати, засыпанная штукатуркой, и вязала что-то длинное и полосатое.

— Я спасла очки, дитя, — сообщила она с приятной улыбкой, — но это все, на что хватило моих сил. Будьте добры, почините-ка сначала ночной горшок. Вам, кстати, крупно повезло, что он оказался пустым. О�

Глава первая

Прошло немало лет, прежде чем Кристофер смог рассказать о своих снах. Причина была проста: жил он по большей части в детской на последнем этаже большого лондонского дома, а его няньки менялись каждые два-три месяца.

Родителей он видел очень редко. Когда Кристофер был еще совсем маленьким, он боялся, что однажды на прогулке встретит своего папу – и не узнает его. В те редкие дни, когда папа приходил с работы пораньше, Кристофер садился на корточки на лестнице и смотрел во все глаза, пытаясь запомнить папино лицо. Но в памяти оставались только фигура в черном сюртуке, черные аккуратные усы и несколько седых прядок в темных волосах. Потом папа стремительно исчезал. Единственное, что Кристофер знал о папе точно, так это то, что ростом он выше всех слуг в доме.

Иногда на ступеньках стояла мама, и тогда Кристоферу ничего не было видно из-за широких шелковых юбок с невообразимым количеством рюшек и оборок.

– Напомни своему господину, – говорила она лакею ледяным тоном, – что у нас сегодня званый ужин и он хотя бы раз в жизни должен на нем поприсутствовать.

Папа, скрытый мамиными юбками, мрачно отвечал:

– Передай госпоже, что у меня сегодня вечером слишком много работы дома. Предупреждать нужно было заранее.

– Скажи, что, если бы я предупредила заранее, он нашел бы тысячу причин не прийти. Еще напомни, что фирма его устроена на мои деньги и если он не уступит мне в такой мелочи, то я эти деньги заберу.

Папа тяжело вздыхал:

– Скажи, что я иду переодеваться, но против своей воли! Попроси ее уйти с лестницы.

К огорчению Кристофера, мама никогда не уходила. Она подбирала свои юбки и шла перед папой, чтобы проверить, все ли будет, как она хочет.

У мамы были удивительные глаза и копна пышных каштановых локонов. Няньки всегда говорили, что мама – настоящая красавица. В то время Кристоферу казалось, что у всех детей такие родители. Но ему ужасно хотелось, чтобы мама хоть разочек позволила как следует разглядеть папу…

Кристофер думал, что всем снятся такие же сны, как и ему, и не придавал им значения. Каждый раз сон начинался одинаково. Кристофер выпрыгивал из кровати в детской спальне, залезал в камин и оказывался на каменистой дорожке, ведущей в зеленую долину с ручьем. В саму долину ему спускаться не хотелось. Вместо этого он поднимался выше, огибал большой утес и оказывался в месте, которое про себя звал Междумирьем. Здесь все казалось недоделанным, словно осталось с тех времен, когда создатель еще не взялся толком за обустройство мира.

Междумирье окружали бесформенные скалы. Некоторые из них были гладкие и островерхие, другие приземистые и шероховатые. Цвет тоже был какой-то неопределенный, серо-коричневый, словно на палитре смешали все краски сразу. В воздухе висел густой туман, размывая и без того неясные очертания скал. Неба не было видно, и иногда Кристофер думал, что его нет вовсе: бесформенные скалы поднимались все выше и выше и где-то высоко над головой срастались в огромную арку.

Во сне он знал наверняка, что, миновав Междумирье, можно оказаться Почти Везде. Почти – потому что там было одно место, которое не хотело, чтобы в него входили. До этого самого Почти было рукой подать, но Кристофер всегда старался обойти его стороной.

Из Междумирья он полз, карабкался по отвесной скале, поскальзывался, взбирался наверх, спрыгивал, и так до тех пор, пока не добирался до какой-нибудь другой долины с другой тропинкой. Подобных долин было множество, они действительно были везде, поэтому Кристофер звал их Везделками.

Везделки были совсем непохожи на Лондон. В них было либо холоднее, либо жарче, росли странные деревья и стояли странные дома. Местные жители в основном напоминали жителей Лондона, но у некоторых были весьма необычные глаза и голубоватая или красноватая кожа. Каждый раз, когда он попадал в свои сны, приключения уже ждали его. В этих приключениях ему приходилось совершать разные подвиги, убегать от преследователей, помогать укрощать диких животных, участвовать в войнах. Иногда он ел непривычную пищу, а люди дарили ему подарки: жители долин всегда были добры к мальчику. Но подарки он обычно терял, когда карабкался по скалам, пробираясь домой. Впрочем, однажды Кристоферу удалось сохранить блестящее перламутровое ожерелье – подарок глупых леди, Глупышек, как он называл их про себя, да и то удалось лишь потому, что пришлось повесить его на шею.

В Везделку к Глупышкам Кристофер попадал несколько раз. Там было синее море с белым песком – идеальное место для игр. Глупышки вылезали из воды, усаживались на камни и хихикали, глядя, как он строит песчаные замки.

– О клистофе! – ворковали они шепеляво. – Скази нам, почему ты клистофе? – И смеялись чуть ли не до слез.

Раньше Кристофер не видел женщин без одежды. У этих была зеленоватая кожа и такого же цвета волосы. Удивительно, но вместо ног у Глупышек были большие серебристые хвосты, как у рыб, и они поднимали ими целые фонтаны брызг. Кристофер никак не мог убедить их, что он не странное животное клистофе.

Всякий раз, когда Кристофер возвращался из этой Везделки, няньки сетовали на то, что у него в кровати песок. Еще громче они причитали, когда обнаруживали пижаму всю в грязи, мокрую и порванную. Тогда Кристофер начал оставлять запасную одежду на тропинке, чтобы переодеваться на обратном пути. Он брал костюмы из дома, но няньки даже не успевали заметить пропажу – так часто они менялись. Не замечали они и странных игрушек, которые он изредка приносил домой. Среди них были заводной дракон, лошадь-флейта, ожерелье Глупышек, которое, если присмотреться, состояло из крошечных жемчужных черепов.

Как-то Кристофер подумал о Глупышках, посмотрел на ноги очередной няньки и обнаружил, что ее ботинки точь-в-точь подошли бы по размеру, чтобы спрятать в них плавники. Все дело портили юбки – они не давали ему увидеть, каким образом у мамы и нянек получалось вышагивать на гибких хвостах вместо ног.

Однажды мальчику удалось это узнать. Няня нарядила его в противный матросский костюмчик и повела вниз в гостиную, где мама беседовала с гостьями, среди которых присутствовала некая леди Ваджет, приходившаяся папе кем-то вроде кузины. Ее пригласили познакомиться с Кристофером. Мальчик поглядел на огромный нос и морщины папиной кузины и громко спросил:

– Мама, а она ведьма?

Кузина скривилась, все остальные зашикали на него, и, к великому облегчению Кристофера, интерес к нему резко пропал. Он лег на ковер и стал тихонько перекатываться от одной гостьи к другой. Но когда он забрался под диван и принялся рассматривать нижние юбки леди Баджет, его выловили и с позором выставили из гостиной.

Кристофер был разочарован: у всех дам были большие толстые ноги, только у кузины они были худые и желтые, как у цыпленка…

Некоторое время спустя мама позвала его в свою комнату.

– Кристофер, как ты мог! – сказала она. – В кои-то веки мне удалось заманить Баджет к нам в гости! Теперь она больше никогда не придет. Ты все испортил!

«Вот это да! – думал тем временем Кристофер. – Наверное, очень тяжело быть красавицей». Мама сидела перед зеркалом в окружении всевозможных маленьких баночек и бутылочек. Позади нее стояла служанка и в поте лица трудилась над мамиными локонами.

Кристоферу было очень стыдно, и он стал крутить в руках стеклянную баночку, чтобы скрыть смущение. Но мама строго велела ему поставить банку на место.

– Видишь ли, мой мальчик, деньги – это еще не все. Хорошее положение в обществе стоит дороже денег. Леди Баджет могла бы помочь нам получить и первое, и второе. Как ты думаешь, почему я вышла замуж за папу?

До этого Кристоферу и в голову не приходило искать причину, по которой мама и папа стали жить вместе. Он снова протянул руку к баночке, но вовремя вспомнил, что трогать ее нежелательно… и взял вместо этого мамин шиньон. Пока мама говорила, он вертел его в руках.

– У тебя будет папино благородное происхождение и мои деньги. Я хочу, чтобы ты пообещал мне прямо сейчас, что обязательно займешь в обществе достойное место рядом с лучшими людьми. Мама мечтает, чтобы ты стал великим человеком, Кристофер… Ты меня слушаешь?

Кристофер сначала пытался понять, о чем говорит мама, а потом перестал. Он ткнул в шиньон пальцем и спросил:

– А зачем это?

– Чтобы увеличивать прическу, – сказала мама. – Пожалуйста, послушай, Кристофер. Очень важно, чтобы ты прямо сейчас начал готовиться к будущему. Да оставь ты шиньон в покое!

Кристофер положил его на место.

– Я думал, это дохлая крыса, – проговорил он.

Мама, видимо, что-то перепутала, потому что шиньон действительно оказался дохлой крысой. Служанка и мама завизжали, выпроводили Кристофера и послали за лакеем с лопатой.

Потом мама часто звала к себе Кристофера и разговаривала с ним. Он стоял перед ней, стараясь не забывать, что нельзя играть с баночками, рассматривал свое отражение в зеркале и удивлялся, почему у него кудри черные, а у мамы – каштановые, да и глаза у него намного темнее. Ничто больше не прикидывалось дохлой крысой, но иногда какой-нибудь паучок осмеливался спуститься по зеркалу, как только мамины слова становились слишком непонятными.

Кристофер понял, что мама заботится о его будущем, и узнал, что потом ему придется попасть в общество с достойнейшими людьми. Единственное известное ему общество было Обществом просвещения язычников, которому он каждое воскресенье жертвовал монетку в церкви. Мальчик думал, что мама имеет в виду как раз его.

Потихоньку Кристофер навел справки у большеногой няни, и та сообщила, что язычники – это дикари, которые питаются людьми. Миссионеры были лучшими из людей, их-то и поедали язычники. Из всего этого Кристофер сделал вывод, что, когда вырастет, станет миссионером, и очень забеспокоился. Уж лучше бы мама выбрала для него другую карьеру.

Еще он спросил у няньки о девушках с рыбьими хвостами.

– А-а, ты имеешь в виду русалок, – засмеялась няня. – В настоящей жизни их не бывает.

Кристофер и сам это знал, потому что встречал их только во сне. Теперь он был убежден, что встретит там и язычников, если как-нибудь случайно попадет не в ту Везделку. Он был так напуган, что какое-то время, оказываясь в новой долине, сначала ложился на тропинку и осматривался, куда его занесло и какие там люди, и лишь потом двигался дальше. Никто не изъявлял желания его съесть, и в конце концов он решил, что язычники живут в том месте, которое к себе не пускает. Ему надоело беспокоиться напрасно, и он отложил все тревоги на «потом, когда вырастет».

Кристофер немного подрос, и люди в Везделках стали иногда давать ему деньги. Он научился отказываться, потому что, как только он дотрагивался до монет, все исчезало и он оказывался в собственной постели. Однажды такое случилось, когда красивая девушка, похожая на маму, смеясь, попыталась повесить ему в ухо сережку. Кристофер спросил бы об этом няню с большими ногами, да ее к тому времени уже не было. Другие же просто отмахивались:

– Отстань, я занята.

Пока Кристофер не научился читать, он думал, что все няни поступают так: приходят, живут месяц, всегда слишком заняты, чтобы поговорить, потом кривят губы и исчезают. Он поразился, когда прочитал про старых слуг, которые жили в семьях целую жизнь и умели рассказывать длиннющие (иногда весьма скучные) истории о жизни в стародавние времена.

В доме Кристофера ни один слуга не удерживался больше полугода. Кристофер считал, что происходит это из-за мамы с папой, которые перестали разговаривать даже через слуг. Теперь они писали друг другу записки. И поскольку им и в голову не приходило эти послания запечатывать, время от времени кто-нибудь приносил записку на верхний этаж и читал вслух.

Так Кристофер узнал, что мама всегда лаконична. «Мистеру Чанту курить сигары только в собственной комнате», или: «Новая прачка жалуется на прожженные дыры на рубашках», или: «Мистер Чант поставил меня в неловкое положение, уйдя с середины моего званого обеда».

Папа накапливал гору записок и потом отвечал на все сразу, путано и зло: «Моя дорогая Миранда, я курю там, где хочу, а прачку мы для того и нанимали, чтобы приводить одежду в порядок. И вообще, ты очень эгоистична: нанимаешь на работу каких-то грубиянов, которые нравятся тебе, а не мне. Если хочешь, чтобы я присутствовал на твоих приемах, найди повара, который бы отличал бекон от старых подметок, и постарайся поменьше глупо хихикать».

Как правило, прочитав папин ответ, служанки исчезали из дома уже к вечеру.

А Кристофера веселили эти послания. Благодаря им, по крайней мере, было ясно, что папа живой человек, хоть и любитель покритиковать. Но вскоре записки перестали читать – в доме появилась новая гувернантка.

Мама позвала Кристофера к себе. Она была вся в слезах.

– На сей раз твой папа превзошел сам себя. Следить за образованием ребенка – дело матери. Я желаю, чтобы ты пошел в хорошую школу, Кристофер, это очень важно. Но я не хочу принуждать тебя учиться. Ты сам должен решить. Ни с того ни с сего суется неумолимый папа и, не предупредив меня, приглашает эту гувернантку. Зная твоего папу, можно предположить, что это за чудище! Ох, бедное мое дитя!

Кристофер подумал, что новая гувернантка – это первый шаг на пути к миссионерству, прочувствовал всю важность происходящего и опять забеспокоился. Но гувернантка оказалась всего лишь скучной дамой с маленькими глазками, слишком осмотрительной, чтобы разговаривать с прислугой. К маминой радости, она не прожила с ними и месяца.

– А теперь мы действительно можем начать твое обучение, – сказала мама. – Следующую гувернантку я выберу сама.

И еще года два мама частенько повторяла эту фразу, а гувернантки приходили и уходили, как до этого няньки. Все они были скучными, пугливыми дамами, такими похожими, что Кристофер даже путал их имена. Для себя он решил, что основная разница между нянькой и учительницей заключается в том, что последняя перед уходом начинает рыдать и изрекает что-нибудь интересное про маму с папой.

– Извини, что я ухожу, – говорила, рыдая, третья или четвертая, – ты очень хороший мальчуган, но, хотя ты тут ни при чем, атмосфера в доме ужасная! Каждый раз, когда он ночует дома – слава богу, редко, – я должна сидеть с ними за обеденным столом в полнейшей тишине. Она передает ему через меня записку, он отвечает. Когда записки прочитаны, они бросают злобные взгляды друг на друга и на меня. Я так больше не могу!

Девятая, а может, десятая разоткровенничалась еще больше.

– Я знаю, что они ненавидят друг друга, – всхлипнула она. – Но при чем здесь я? Она из тех, кто не потерпит рядом другую женщину. Я думаю, она колдунья, но не могу сказать наверняка, потому что видела только мелочи. А он такой же сильный, как она. Может даже, тоже волшебник. Они создали ужасную, гнетущую атмосферу – неудивительно, что прислуга у вас не задерживается. Кристофер, прости меня, что я говорю такое о твоих родителях.

Все гувернантки просили у него прощения, и он охотно их прощал, потому что теперь это был единственный способ узнать хоть что-то о маме и папе. В то же время у него появились печальные подозрения, что не у всех детей родители такие.

Похоже, надвигалась гроза. Отголоски ее проникали и наверх, в детскую, несмотря на все усилия гувернанток.

Кристофер помнил вечер, когда все началось. В ту ночь он был в Везделке, и человек с желтым зонтиком подарил ему что-то вроде подсвечника с маленькими колокольчиками. Он был очень красивый, и Кристофер постарался принести его домой. Карабкаясь по скалам в Междумирье, он держал подарок в зубах, чтобы не потерять. И, проснувшись, очень обрадовался, когда обнаружил подсвечник рядом с собой в кровати. Но в доме царили совсем другие настроения. Двенадцатая гувернантка уложила вещи и уехала прямо перед завтраком.

Глава вторая

В тот вечер Кристофера позвали в мамину комнату. На единственном табурете восседала новая гувернантка в обычной скучной одежде и более кошмарной, чем обычно, шляпке. Выцветшие перчатки покоились на тусклой сумочке. Всем своим видом она давала понять, что очень стесняется. У Кристофера эта дама не вызвала ни малейшего интереса, зато его внимание сразу привлек мужчина, стоявший за спиной у мамы и державший ее за плечо.

– Кристофер, это мой брат, – радостно сказала мама. – Твой дядя Ральф.

Мама произнесла это имя как «Рейф». Лишь год спустя Кристофер обнаружил, что это имя пишется и читается как «Ральф»…

В дяде Ральфе Кристоферу понравилось все, начиная с сигары. Дядя курил, и все запахи в комнате смешались с густым дымом. Мама даже почти не возражала, ну если только немножечко пофыркала. Это говорило о многом. Дядя был одет в твидовый костюм рыжего цвета, мешковатый, но очень подходящий к его каштановой шевелюре и усам. Кристоферу не часто приходилось видеть мужчин в твидовых костюмах и без бакенбард. Это еще сильнее убедило его, что дядя – особенный человек. В довершение ко всему дядя улыбался, сияя, как солнце в осеннем лесу. Невозможно было не улыбнуться в ответ.

– Здорово, старина! – сказал Ральф, выпустив облако голубого дыма над блестящей маминой прической. – Может, это и не самый лучший способ представляться племяннику, но я тут утрясал семейные дела, и мне пришлось сделать парочку кардинальных изменений. Например, я привел тебе новую гувернантку и записал тебя в школу с осени. Гувернантка перед тобой. Мисс Белл. Надеюсь, вы друг другу понравитесь. Хотя бы настолько, чтобы простить меня.

Он жизнерадостно улыбнулся, и Кристофер почувствовал, что уже почти обожает его. Но на мисс Белл все равно взглянул с сомнением. Она тоже посмотрела на него, и в лице ее промелькнуло что-то милое. Она заморгала и прошептала скучнейшим голосом, под стать ее одежде:

– Рада с вами познакомиться.

– Надеюсь, это твоя последняя гувернантка, – сказала мама, и в памяти Кристофера эта женщина так и осталась Последней Гувернанткой. – Она подготовит тебя к школе. Я не говорю, что отсылаю тебя, но твой дядя уверен, что хорошее образование очень важно для карьеры. К тому же скажу честно, Кристофер, твой папа устроил ужасную путаницу с деньгами – моими деньгами – и потерял почти все. Слава богу, приехал твой дядя и…

– Когда меня просят о помощи, я не бросаю людей в беде, – сказал Ральф, стрельнув глазами в сторону гувернантки. Может, он имел в виду, что ей лучше не слышать этого. – К счастью, денег на то, чтобы послать тебя в школу, хватает, да и мама сможет съездить за границу, ей это не повредит. Да, Миранда? А мисс Белл найдет и другое место с такими блестящими рекомендациями. У всех все будет великолепно.

Он тепло и доверительно улыбнулся каждому по очереди. Мама рассмеялась и побрызгала духами на волосы. Последняя Гувернантка почти улыбнулась и снова почти похорошела. Кристофер попытался по-взрослому ухмыльнуться дяде в ответ – видимо, только так можно было выразить безмерное, практически безнадежное восхищение, переполнявшее его. Ральф хохотнул и окончательно завоевал сердце племянника, выудив из кармана новенькую блестящую монету в шесть пенсов и протянув ее мальчику.

Кристофер скорее умер бы, чем потратил эти деньги. И каждый раз, переодеваясь, он неизменно перекладывал монету в новый карман. Для него это был еще один способ выразить свое восхищение дядей. Стало ясно, что дядя появился, чтобы спасти маму от разорения, поэтому Кристофер считал его первым хорошим человеком в своей жизни. А самое главное, дядя был тем единственным человеком в реальном мире (а не в Везделках), который разговаривал с мальчиком дружелюбно и по-мужски.

Ради Ральфа Кристофер попытался отнестись с восхищением и к Последней Гувернантке, но это было весьма затруднительно. Она оказалась невозможно скучной, говорила нудным монотонным голосом и ни капли не изменила тона, даже когда выяснилось, что он совсем не разбирается в устном счете и левитации, о которых остальные гувернантки просто не вспоминали.

– Если полторы селедки стоят половину от трех пенсов, Кристофер, – объясняла она уныло, – значит, полтора пенни за полторы рыбины. А сколько будет стоить одна селедка?

– Не знаю. – Мальчик едва сдерживался, чтобы не зевнуть.

– Хорошо, – спокойно говорила Последняя Гувернантка. – Продолжим занятие математикой завтра. А сейчас посмотрите в зеркало и попробуйте поднять его в воздух хотя бы на дюйм.

Но поднимать зеркала в воздух Кристофер умел не лучше, чем вычислять стоимость селедки. Гувернантка оставила зеркало в покое и принялась учить его французскому. Через несколько дней Кристофер решил ее позлить, надеясь, что станет интереснее, если она будет кричать. Но Гувернантка спокойно сказала:

– Кристофер, вы глупеете. Пойдите поиграйте со своими игрушками. Но помните: вы можете брать только одну игрушку зараз и должны положить ее на место, прежде чем взять другую. Это наше правило.

Кристоферу пришлось привыкнуть к этому скучному правилу, сводившему на нет большую часть веселья. Еще эта особа всегда сидела рядом, когда он играл. Другие радостно хватались за возможность отдохнуть, а эта сидела как пришпиленная на деревянном табурете и неизменно латала дырки на одежде Кристофера, отчего играть становилось совсем скучно.

Тем не менее однажды он вытащил из шкафа подсвечник с колокольчиками, подвешенными так, что мелодия зависела от того, какой колокольчик тронуть первым.

Когда он наигрался, Последняя Гувернантка оторвалась от своей штопки и сказала:

– Поставьте его на верхнюю полку. Потом возьмете дракона.

Она дождалась, пока колокольчики не прозвенели о том, что Кристофер сделал все как велено, и, воткнув иглу в очередной носок, спросила самым занудным тоном:

– Кто вам подарил эти колокольчики, Кристофер?

Никто прежде не интересовался тем, что Кристофер притаскивал из Везделок. Он даже смутился.

– Человек под желтым зонтиком, – ответил он. – Он сказал, что они принесут удачу в мой дом.

– Что за человек и где? – поинтересовалась Гувернантка, хотя голос ее выдавал полное равнодушие.

– Почти Везде, – проговорил Кристофер. – Там жарко, много запахов и ходят заклинатели змей. А имя свое человек не назвал.

– Это не ответ, Кристофер, – спокойно сказала Последняя Гувернантка.

Она больше не спрашивала ни о чем до тех пор, пока через пару дней Кристофер снова не вытащил подсвечник.

– Не забудьте поставить его на место, когда поиграете. Вы уже вспомнили, где был человек под желтым зонтиком?

– Перед раскрашенным домиком, в котором живут боги, – ответил мальчик, заставляя звенеть маленький серебряный колокольчик. – Он был очень любезен и просил не беспокоиться о деньгах.

– Очень щедро, – заметила Гувернантка. – И где находится этот цветной домик для богов, Кристофер?

– Я же сказал – Почти Везде.

– А я сказала, что это не ответ. – Она отложила штопку. – Я прошу вас рассказать, откуда взялись эти колокольчики.

– Зачем вам знать? – Кристоферу очень хотелось, чтобы она оставила его в покое.

– Затем, – произнесла Последняя Гувернантка со зловещим спокойствием, – что вы не такой честный и открытый, каким должен быть милый мальчик. Думаю, вы украли эти колокольчики!

От столь чудовищного обвинения Кристофер покраснел и слезы навернулись на глаза.

– Нет! – крикнул он. – Тот человек подарил их мне! В Везделках люди всегда делают мне подарки, только почти все я теряю. Смотрите!

Нарушая «правило одной игрушки», он подлетел к шкафу, вытащил лошадь-флейту, ожерелье русалок, заводного дракона и свалил все это в корзину для штопки.

– Смотрите! Это все из Везделок! Последняя Гувернантка уставилась на них с ледяным равнодушием.

– Значит, и это все краденое? – Она поставила корзину с игрушками на пол и встала. – Пойдемте. Нужно срочно доложить вашей маме.

Она схватила Кристофера за руку и, несмотря на его протестующие крики, безжалостно потащила вниз. Кристофер извивался, упирался и цеплялся ногами за ковер. Он прекрасно понимал, что не сумеет ничего объяснить маме. Но Гувернантка была неумолимой.

– Хватит безобразничать! Вы уже большой мальчик.

Это ему твердили все гувернантки. Но Кристоферу было наплевать. Слезы ручьями потекли по щекам, и он выкрикнул имя единственного человека, который мог его спасти:

– Дядя Ральф! Я объясню дяде Ральфу! Гувернантка взглянула на него. И опять лишь на секунду промелькнула скрытая красота на ее лице. Но, к отчаянию мальчика, мисс Белл приволокла его к маминой комнате и постучала в дверь.

Мама в удивлении отвернулась от зеркала и взглянула на заплаканного Кристофера. Потом перевела взгляд на Последнюю Гувернантку:

– Что происходит? Он заболел?

– Нет, мадам, – мрачнейшим тоном произнесла та. – Случилось такое, о чем, я считаю, нужно незамедлительно сообщить вашему брату.

– Ральфу? Вы хотите, чтобы я ему написала? Или это еще более срочно?

– Еще более срочно, мадам, – уныло проговорила Гувернантка. – Кристофер сказал, что сознается во всем своему дяде. Я настоятельно рекомендовала бы вам позвать его сейчас же.

Мама зевнула (Гувернантка ужасно ее утомила).

– Я постараюсь, но не отвечаю за его настроение. У него очень много работы, как вы знаете.

Мама начала небрежно вытаскивать темные волоски из серебряной расчески, которой только что водила по голове, а потом, но намного осторожнее, волоски из хрустальной шкатулки для расчесок.

Кристофер стоял и смотрел на ее красивые жемчужные ногти, всхлипывал время от времени и вдруг увидел, что одна волосинка намного ярче остальных. Мама вытянула ее из общей кучки и скрестила с более темной. Затем взяла что-то вроде шляпной булавки с блестящей головкой, положила на эти два волоска сверху и постучала по ней острым ноготком.

– Ральф! – позвала она. – Ральф Серебринг! Ты нужен Миранде!

Одно из зеркал превратилось в окно, за которым стоял раздраженный дядя Ральф и завязывал галстук.

– Ну что там у вас? – спросил он. – Я сегодня очень занят!

– А когда ты не занят?! – ответила вопросом мама. – Послушай, пришла эта твоя гувернантка, вечно похожая на дождливую погоду. Она привела Кристофера и говорит что-то о признаниях. Не мог бы ты подойти и все выяснить? Это выше моего понимания.

– Она здесь? – Дядя нагнулся через окно – или зеркало? – и увидел Кристофера. Подмигнул ему и расплылся в самой лучезарной улыбке: – Мой милый мальчик! Похоже, ты чем-то опечален. Я мигом!

Кристофер увидел, как он отошел от окна и куда-то направился. Едва мама успела сказать Последней Гувернантке:

– Ну вот, это все, чем я могла помочь! – как дверь распахнулась и вошел дядя Ральф.

Кристоферу было так интересно, что он почти забыл о своих всхлипываниях. Он попытался представить, что же было по ту сторону маминой комнаты. Ему казалось, что там должна быть лестница. Наверное, у дяди имелась тайная комната в стене шириной в пару шагов, но скорее это было волшебство. Как только мальчик об этом подумал, дядя незаметно сунул ему большой белый платок и радостно зашагал в центр комнаты, чтобы дать Кристоферу время утереть слезы.

– И что все это значит?

– Понятия не имею, – ответила мама. – Она сейчас расскажет.

Дядя вопросительно изогнул рыжие брови. – Я обнаружила, что Кристофер играет с неким изделием, – скучно объяснила Гувернантка. – Раньше я такого не видела. Он сделан из неизвестного мне металла. Потом выяснилось, что у него есть еще другие изделия, все разные. Но мальчик не может сказать, откуда они у него.

Ральф взглянул на Кристофера, который спрятал платок за спину и тревожно смотрел на дядю.

– Ну и дела! – сказал Ральф. – Ты покажешь мне эти штуки и все объяснишь?

Мальчик вздохнул с облегчением. Он знал, что дядя Ральф его спасет.

– Конечно, пожалуйста! – ответил он.

И они вместе пошли наверх. Впереди шла Последняя Гувернантка, а сзади – Кристофер, держа дядю за теплую руку. Когда они вошли в комнату, Гувернантка преспокойно села за штопку, давая понять, что считает свой долг выполненным. Дядя поднял колокольчики и позвенел ими.

– Ей-богу, – воскликнул он, – в целой вселенной не сыщешь подобного!

Он поднес их к окну и принялся внимательно рассматривать каждый колокольчик.

– Ты умная женщина, Белл. Они ни на что не похожи. Какой-то странный сплав, видимо для каждого колокольчика особый. На вид ручная работа. – Ральф указал на пуфик у камина и мягко сказал: – Садись сюда, старина, и расскажи-ка мне, как ты принес эту штуку сюда.

Кристофер охотно сел.

– Мне пришлось держать их зубами, когда я перебирался через Междумирье.

– Нет-нет. Это, похоже, конец истории. Начни сначала.

– Я спустился в долину, в город заколдованных змей… – начал Кристофер.

– Нет, еще раньше. С того, как ты вышел из этой комнаты. Кстати, когда это было, в какое время? После завтрака или перед ланчем?

– Да нет, ночью! – объяснил мальчик. – Это был один из снов!

Так, мало-помалу, Кристофер рассказал дяде о своих снах, о Междумирье, о Везделках, куда он спускался из долин. Дядя Ральф вовсе не разозлился, а, наоборот, стал довольно потирать руки, поэтому Кристофер постарался припомнить все, что мог.

– Ну, что я тебе говорил! – сказал дядя, видимо Гувернантке. – Предчувствия меня никогда не обманывают. Что-то должно было выйти путное с такой наследственностью! Клянусь, Кристофер, ты, должно быть, единственный человек в мире, кому удается приносить настоящие вещи из этих путешествий. Даже сам старый де Витт, наверное, не может!

Кристофер вспыхнул от мысли, что дядя Ральф доволен им, но не мог избавиться от чувства обиды на Гувернантку.

– Она сказала, что я их украл.

– Не обращай на нее внимания. Женщины всегда делают неверные выводы, – сказал Ральф, зажигая сигару.

А Последняя Гувернантка пожала плечами и слегка улыбнулась. Скрытая красота появилась снова, как будто Гувернантка была обыкновенным человеком и радовалась их шутке.

Ральф выпустил несколько колечек голубого дыма, сияя, словно солнце сквозь тучи.

– Теперь, старина, – сказал он, – остается проверить этот твой дар. Ты можешь управлять своими снами? Можешь отправляться в эти свои Везделки, когда захочешь, или нет?

Кристофер подумал и сказал:

– Я хожу в них, когда хочу.

– Тогда ты не против прогуляться туда, скажем, завтра ночью?

– Можно даже сегодня, – с готовностью предложил мальчик.

– Нет, завтра. Мне нужен день, чтобы подготовить наш эксперимент. – Он наклонился и направил сигару на Кристофера, чтобы ясно показать, что он не шутит. – Как только будешь готов, выйдешь, как обычно, и постараешься сделать две вещи. Но сначала я попробую договориться, чтобы в Междумирье тебя ждал человек. Нужно выяснить, сможешь ли ты его найти. Это во-первых. Скорее всего, тебе придется покричать, чтобы встретить его, – не знаю: я сам не умею путешествовать в снах. Но в любом случае, посмотрим, сумеешь ли ты пообщаться с ним. Если сумеешь, тогда будет «во-вторых» – про следующий этап эксперимента тебе расскажет этот человек. Если все получится, я буду очень доволен. Как ты думаешь, получится? Ведь ты поможешь мне, старина?

– Да, – ответил Кристофер.

Ральф встал и похлопал его по плечу:

– Славный мальчуган! Запомни: тебе дан очень важный, уникальный дар. Настолько важный, что я советую тебе ни с кем, кроме меня и мисс Белл, о нем не говорить. Даже с мамой. Ладно?

– Ладно, – согласился Кристофер, радуясь, что дядя Ральф считает его умение путешествовать во сне таким важным.

Он был так польщен, что сделал бы намного больше, чем просил дядя. Никому не рассказывать – чего проще! Ведь вокруг нет никого, кому можно было бы рассказать.

– Итак, это наш секрет, – сказал Ральф, подходя к двери. – Только мы трое знаем, и еще тот человек, которого я пошлю. Не забудешь, что нужно будет его поискать?

– Не забуду, – охотно пообещал Кристофер. – Славный мальчик, – сказал дядя Ральф и вышел из комнаты, оставив после себя облако дыма.

Глава третья

Время тянулось бесконечно. Кристоферу казалось, что завтрашняя ночь не настанет никогда. Он сгорал от нетерпения показать дяде Ральфу, на что способен. Если бы не Последняя Гувернантка, он бы заболел от ожидания, но она была так скучна, что все вокруг нее тоже становилось скучным. К вечеру следующего дня Кристофер даже и не знал, есть ли вообще какой-то смысл в его сновидениях.

Но он лег, заснул, и ему стал сниться его сон, потому что дядя Ральф попросил. Как обычно, он выпрыгнул из кровати и через камин попал в долину, где под камнем лежала его сменная одежда, рваная и грязная после множества путешествий и давно уже размера на два меньше, чем нужно.

Кристофер переоделся быстро, благо ему не попалось ни одной пуговицы. Туфель у него вообще не было, потому что они ему мешали перебираться через скалы. В Междумирье он бродил босиком.

Это место, как всегда, было какое-то неясное, бесформенное, повсюду нагромождения камней, даже над головой. В воздухе висел все тот же густой туман, окутывающий даже капли дождя, которые ветер носил туда-сюда.

Кристофер очень надеялся, что не придется долго торчать здесь в поисках знакомого дяди Ральфа. В плохую погоду он чувствовал себя очень маленьким, к тому же в этот раз сильно замерз и промок.

Кристофер залез на каменный оползень и закричал:

– Я тут!

В Междумирье его крик превратился в птичий писк. Туман и ветер подхватили звук голоса и похоронили в шквале дождя. Кристофер подождал ответа, но вокруг раздавалось только протяжное гудение ветра.

Он раздумывал о том, нужно ли кричать еще, как вдруг услышал тоненький звук, доносящийся от скал:

– Я ту-у-ут!

Это был его собственный крик, Кристофер не сомневался. С самого первого сна он знал, что Междумирье всегда возвращает то, что ему не принадлежит. Именно поэтому вернуться в кровать отсюда было намного легче, чем попасть в какую-нибудь новую долину. Междумирье выталкивало его.

Кристофер задумался. Пожалуй, кричать нет смысла. Если бы знакомый дяди Ральфа был где-то в тумане, он все равно не смог бы долго стоять и ждать – его бы вытолкнуло в ту долину, из которой он явился. Поэтому если он и ждал, пока Кристофер разыщет его, то, скорее всего, в долине.

Кристофер вздохнул. Таких долин были тысячи – вверху, внизу, слева, справа; из одних долин открывались дороги в другие, и это только в непосредственной близости! Если пойти в другом направлении, например к Везделке, которая не любит людей, можно найти еще больше долин.

Но дядя Ральф вряд ли стал бы слишком уж усложнять задачу. Человек должен быть где-то рядом.

Кристофер пообещал Ральфу, что сделает все, чтобы эксперимент удался, поэтому двинулся вперед, взбираясь по мокрым камням, соскальзывая и вскарабкиваясь снова.

В первой долине никого не оказалось.

– Эй! Я тут! – крикнул он.

Среди зелени стремительно неслась река. Людей не было.

Он вернулся обратно и пополз в другую сторону. Еще не добравшись до ровной земли следующей долины, сквозь туман он различил темную блестящую фигуру.

– Эй? – окликнул его Кристофер.

– Да! Я… Это Кристофер? – спросил человек. Сильный голос мог принадлежать юноше. – Пойдем-ка отсюда куда-нибудь, где мы сможем видеть друг друга.

Преодолев несколько спусков и подъемов, они соскользнули с горы и очутились в долине, где воздух был теплый и спокойный. Заходящее солнце окрасило траву в розовый цвет.

– Ну? – спросил человек дяди Ральфа, – Ты в два раза меньше, чем я думал. Рад с тобой познакомиться, Кристофер. Меня зовут Такрой.

Он усмехнулся и посмотрел сверху вниз на Кристофера. Человек был такой же молодой и сильный, как и его голос; плотный и крепкий, с круглым загорелым лицом и веселыми карими глазами.

Кристоферу он сразу понравился. Наверное, еще и потому, что впервые он встретил взрослого с такими же вьющимися волосами, как у него. Хотя они были не совсем похожи. У Кристофера волосы вились мягко, а у Такроя завитки были крутые, будто маленькие светло-коричневые пружинки. Кристофер решил, что Такрою должно быть больно, когда гувернантка или еще кто-нибудь заставляет его причесываться. Размышляя об этом, он заметил, что волосы Такроя сухие. И ни следа от той поблескивающей влаги, которая пропитала одежду Кристофера. На Такрое был зеленоватый шерстяной костюм, довольно потертый, но абсолютно сухой.

– Почему ты так быстро высох? – спросил Кристофер.

Такрой засмеялся:

– Я здесь не совсем присутствую, как, например, ты. А ты весь до нитки промок. Как это тебя угораздило?

– Дождь шел в Междумирье. Ты там тоже должен был вымокнуть.

– Да? Странно. Мне вообще сложно все это представлять, даже здесь, в долине. Хотя тебя я вижу хорошо – конечно, когда мы оба этого хотим.

Ни слова не поняв, Кристофер стал буравить его взглядом. Такрой опять рассмеялся, отчего понравился Кристоферу еще больше.

– Расскажи мне, что ты там видишь. – Он махнул загорелой рукой в сторону долины.

– Там долина, – ответил Кристофер, гадая, что видит Такрой. – Зеленая трава. От заходящего солнца ручей стал розовым.

– Правда? Тогда ты сильно удивишься, если я скажу тебе, что вижу только легкий розоватый дымок.

– Почему?

– Потому что я здесь лишь мысленно, а ты – всем телом и головой. В Лондоне мое драгоценное тело лежит на диване в глубоком трансе, завернутое в одеяла. Меня согревают бутылки с горячей водой, прекрасная молодая леди играет мне на арфе. За девушку я заплатил особо. А ты, случаем, не лежишь тоже где-нибудь в кровати?

Этот вопрос одновременно и озадачил, и обеспокоил мальчика.

– Пойдем-ка, – сказал юноша. – Следующая часть эксперимента заключается в том, чтобы проверить, сможешь ли ты принести домой заготовленный пакет. Я тут сделал пометку. Ты сделай тоже, и мы спустимся в этот мир.

– Пометку?

– Да. А как же иначе узнать дорогу назад?

И как узнать, что это за долина?

– Дорогу найти очень легко, – возразил Кристофер. – И я всегда могу сказать, в какой Везделке я был, а в какой – нет. В этой – самый маленький ручей, я здесь уже был.

Такрой пожал плечами и поглядел вверх:

– Послушай, не спорь со мной. Пожалуй с та, нацарапай цифру девять – на этом камне или еще где-нибудь. Я не хочу тебя потерять.

Кристофер покорно подобрал острый камешек и принялся рисовать цифру прямо на тропинке. «Девятка» вышла кривая и кособокая. Он взглянул на Такроя, который выглядел так, будто встретил привидение.

– В чем дело?

Юноша дико хохотнул.

– Да так, ничего особенного. Просто я ее вижу. Неслыханно! А ты видишь мою метку?

Кристофер огляделся вокруг, посмотрел даже на вечернее небо, но вынужден был сознаться, что не заметил ничего, напоминающего метку.

– Слава богу! – выдохнул Такрой. – Хоть это нормально. Мне безумно хочется знать, кто ты есть на самом деле. Я начинаю понимать, почему твой дядя так разволновался.

Вместе они прогулялись по долине. Такрой держал руки в карманах и выглядел непринужденно, но Кристофера не покидало чувство, что обычно его спутник попадает в Везделку совсем другим путем – быстрее и легче. Однако он украдкой поглядывал на Кристофера, словно был не уверен в том, куда идти, и ждал, чтобы Кристофер сам выбрал путь. Он заметно успокоился, когда они дошли до конца долины и оказались на дороге, изрытой колеями и ведущей в глухой лес. Солнце почти село. Перед ними стояла древняя, ветхая таверна, в окнах которой горел свет.

Это была одна из первых Везделок Кристофера. В первый раз здесь было жарче и шел дождь; деревья-великаны тогда были ярко-зелеными, с листьев падали капли. Сейчас они стояли поникшие и серые – насколько можно выглядеть серым в розовом свете. Кристофер поднялся за Такроем на деревянную веранду причудливой конструкции и увидел, что пятна разноцветного лишайника, восхитившие его в прошлый раз, высохли и побелели. Интересно, вспомнит ли его хозяин?

– Эй, есть кто-нибудь? – закричал Такрой. Ничего не изменилось. Тогда он сказал Кристоферу:

– Можешь постучать по столу? Я-то не могу. Кристофер заметил, что половицы веранды прогибаются и скрипят под его ногами, а под ногами Такроя – нет. Похоже, здесь действительно был только дух Такроя. Кристофер поднял деревянную миску и громко постучал ею по столику. Такрой опять вытаращил глаза.

В конце концов, шаркая, пришел хозяин, завернутый в три шерстяные вязаные шали. Он выглядел слишком несчастным, чтобы заметить Кристофера и вспомнить его.

– Я от Ральфа, – сказал Такрой. – У вас должна быть для меня посылка.

– Ах да, – засуетился хозяин. – Не изволите ли войти в дом, сэр, а то погода отвратительная. Нынче у нас самая суровая зима за много лет.

Такрой вопросительно поднял брови и взглянул на Кристофера.

– Мне тепло, – сказал тот.

– Тогда останемся здесь, – решил Такрой. – Где посылка?

– Сейчас-сейчас, сэр, – кивнул хозяин. – Но неужели вы не возьмете чего-нибудь согреться?

– Да, пожалуйста, – быстро проговорил Кристофер.

В прошлый раз ему дали что-то шоколадное, но не какао, а намного вкуснее. Хозяин кивнул, улыбнулся и зашаркал назад в дом.

Кристофер сел за стол. Хотя уже совсем стемнело, мальчику было тепло и уютно; одежда подсыхала. Тучи жирных мотыльков бились в яркие окошки, свет из которых падал на Такроя, плавно опустившегося на стул по другую сторону стола.

– Тебе придется выпить вместо меня то, что принесут, – сказал Такрой.

– Запросто, – ответил Кристофер. – А почему ты велел мне написать цифру «девять»?

– Потому что эта группа миров известна как Девятые Миры, – объяснил Такрой. – Видимо, у твоего дяди тут очень много приятелей. Поэтому экспериментировать здесь легко. Если все получится, думаю, он будет постоянно посылать нас навещать эти края и гулять по Родственным Мирам. Тебе, наверное, это быстро надоело бы, да?

– Нет-нет, мне бы понравилось. И сколько еще миров после Девятых?

– Наши – Двенадцатые. А от них отсчет идет в обратную сторону, к первым. И не спрашивай почему. Так уж повелось.

Кристофер озадаченно нахмурился. В Междумирье он видел бессчетное множество долин, да и расположены они были в полнейшем беспорядке, а вовсе не аккуратными группками по двенадцать. Но он решил, что Такрою – или, если уж на то пошло, дяде Ральфу – виднее.

Торопливо прошаркал хозяин. Он нес две чашки, источающие аромат темного шоколада, но к этому приятному запаху примешивался куда менее приятный от кожаного сосуда на длинном ремне, который хозяин поставил на стол рядом с чашками.

– Вот и я, – проговорил он. – Это посылка, а это вам немного согреться и подкрепиться перед дальнейшим походом, сэр. Не понимаю, как вы оба выносите нашу погоду!

– У нас тоже холодно и сыро, – ответил Такрой и крикнул в спину удаляющемуся хозяину: – Спасибо. Здесь что, обычно жара? – спросил он, когда дверь за стариком захлопнулась. – Я все равно не чувствую ни холода, ни тепла. А напиток вкусный?

Кристофер довольно закивал. Он уже выпил свою порцию темного и очень вкусного шоколада. Потом взял чашку Такроя и выпил ее содержимое маленькими глотками, стараясь растянуть удовольствие. Но пузатая кожаная бутыль источала такую вонь, что перебивала весь вкус. Кристофер снял ее со стола и поставил на пол.

– Как я погляжу, ты можешь поднимать предметы и даже пить, – сказал Такрой, наблюдавший за действиями мальчика. – Твой дядя велел мне обязательно это проверить, но у меня и так нет никаких сомнений. Он сказал, что ты часто теряешь вещи при переходе обратно.

– Из-за того, что через скалы тяжело проносить вещи, – стал объяснять Кристофер. – Чтобы карабкаться, нужны две руки.

Такрой задумался.

– Хм… Поэтому бутыль на ремешке. Но могут быть и другие причины. Хотелось бы выяснить. Например, ты когда-нибудь пытался пронести что-нибудь живое?

– Вроде мышки? – предположил мальчик. – Я мог бы положить ее в карман.

На лице Такроя появилось ликующее выражение. Кристоферу показалось, что он стал похож на веселого сорванца.

– Давай в следующий раз попробуем. Посмотрим, сумеешь ли ты принести маленького зверька. Я уговорю твоего дядю, скажу, что нам непременно нужно это знать. Просто умираю от любопытства, так что рискнем, даже если после этого ты не сможешь больше помогать нам.

Решив это, Такрой засуетился. Он так спешил, что встал сквозь стул, словно стула вовсе не было.

– Ну, ты скоро допьешь? Пошли быстрей. Кристофер с сожалением допил последние капли из крошечной чашечки, потом подхватил бутыль и повесил за ремень через плечо. Спрыгнув с веранды, он вышел на дорогу, представляя, как покажет Такрою город, в котором на всех крылечках растет лишайник, как кораллы. Такрою понравится!

Но юноша окликнул его:

– Эй! Ты куда направился?

Кристофер остановился и рассказал.

– Нет-нет, ни за что. Нам сейчас не до небесно-голубого и розового лишайника! Я не могу долго быть в трансе, а мне ведь еще надо убедиться, что ты тоже вернулся.

Как жаль! Кристофер подошел поближе и уставился на Такроя – тот начал постепенно исчезать, как будто растворялся в темноте или превращался в одного из мотыльков, бьющихся в окно таверны.

Кристофер забеспокоился и ухватил юношу за рукав, чтобы удержать его на месте. В первый миг рука была едва ощутимой, как комочки пыли под кроватью Кристофера, но почти сразу же заметно поплотнела. Силуэт Такроя отчетливо обозначился на фоне темных деревьев.

– Если я не сошел с ума, – сказал он так, будто не был в этом уверен, – ты сделал что-то, чтобы удержать меня. Что это было?

– Я тебя укрепил. А иначе как бы мы пошли посмотреть городок?! Пойдем!

Но Такрой рассмеялся и сильно сжал руку Кристофера – тот даже поморщился.

– Нет, лишайник мы посмотрим в следующий раз. Теперь я знаю, на что ты способен. Все становится намного легче. Но по контракту я должен пробыть здесь всего лишь один час. Возвращаемся!

По пути в долину Такрой постоянно оглядывался.

– Если бы уже не стемнело, – проговорил он, – я наверняка тоже увидел бы эту долину. Я слышу ручей. Восхитительно!

Было ясно, что Междумирья он не видит. Когда они добрались до перевала, Такрой продолжал идти словно по долине. Но подул ветер – и вместе с туманом юноша исчез.

Кристофер задумался, куда бы пойти – в Девятую или какую-нибудь другую долину, но без спутника ему стало скучно, поэтому он позволил Междумирью отправить его домой.

Глава четвертая

К следующему утру Кристофер чуть с ума не сошел от запаха, точнее, вони из кожаной бутыли. Сначала он поставил ее под кровать, но запах был так силен, что пришлось встать и положить на бутыль подушку, чтобы заснуть.

Когда наутро явилась Последняя Гувернантка, она тут же обнаружила трофей.

– Боже милостивый! – проговорила она, вытягивая бутыль за ремешок. – Глазам своим не верю! Неужели твой дядя попросил целую бутыль этой дряни? Как он не подумал об опасности!

Кристофер заморгал. Он никогда не видел ее такой взвинченной. Вся скрытая красота проявилась, когда она глядела на бутыль, будто не зная, сердиться ей, ругаться или радоваться.

– А что там?

– Драконья кровь. Она даже не высушена!

Пока вы одеваетесь, я поскорее отнесу ее вашему дяде, а то мама устроит нам скандал. – И она умчалась с ношей в вытянутой руке, прокричав на ходу: – Думаю, дядя Ральф будет весьма доволен.

Кристофер и не сомневался.

День спустя Кристоферу пришел большой сверток. Последняя Гувернантка принесла его в класс вместе с ножницами и позволила мальчику самому разрезать бечевку. Кристофер сгорал от нетерпения. Внутри лежала огромная коробка шоколадных конфет с большим красным бантом. На обертке был нарисован мальчик, пускающий мыльные пузыри. Кристоферу редко давали шоколад, и он не сразу заметил, что под бантом лежит конверт. В нем был золотой соверен[1] и записка от дяди Ральфа.

Великолепно! Следующий эксперимент через неделю. Мисс Белл скажет тебе когда. Поздравления от любящего дяди!

Кристофер был очень рад и даже позволил Гувернантке первой выбрать себе шоколадку.

– Думаю, – сказала она сухо, взяв конфету с орешками, которые Кристофер терпеть не мог, – вы должны угостить маму, прежде чем коробка опустеет.

Затем она выдернула записку из пальцев мальчика и бросила ее в огонь. Намек на то, что маме нельзя говорить, за что именно получен шоколад.

Кристофер предусмотрительно съел верхний слой конфет, а потом уже предложил коробку маме.

– О, дорогой, шоколад очень вреден для зубов! – воскликнула мама, не в силах сразу решить, какую конфету выбрать – с клубничной начинкой или трюфель. – Кажется, ты действительно понравился дяде. И слава богу, ведь мне пришлось отдать ему все деньги. Когда-нибудь они станут твоими. – Мамины пальцы сомкнулись на сливочной помадке. – Не позволяйте моему брату слишком его баловать, – сказала она Последней Гувернантке. – И наверное, нужно сводить его к зубному.

– Да, мадам, – ответила Гувернантка кротко и скучно.

У мамы не возникло ни малейших подозрений насчет шоколада, а Кристофер испытал гордость за то, что оправдал доверие дяди.

Оставшиеся конфеты не пролежали и недели, но они помогли Кристоферу спокойно дождаться очередного эксперимента. И когда в следующую пятницу, незадолго до сна, Последняя Гувернантка сказала:

– Ваш дядя хочет, чтобы вы отправились в свой сон сегодня ночью, – Кристофер ничуть не разволновался, а просто собрался с мыслями. – Вы должны попробовать добраться до Десятых Миров и встретить того же юношу, что и в прошлый раз. Как вы думаете, справитесь?

– Легко! – высокомерно произнес Кристофер. – Я мог бы сделать это, даже стоя на голове.

– Вы и так частенько на ней стоите, – заметила Последняя Гувернантка. – Не забудьте причесаться и почистить зубы. И не будьте столь самонадеянны; это вовсе не игра.

Кристофер честно попытался не быть самонадеянным, но ведь для него это задание действительно было легким.

Он вышел на тропинку, где менял одежду, и полез через Междумирье, выискивая Такроя. Единственным неудобством было то, что долины располагались не по порядку. Номер десять следовал вовсе не за номером девять.

Кристофер уже подумал, что не найдет посланца. Но, соскользнув с очередного длинного склона, он наконец увидел Такроя, неловко примостившегося на краю долины и сияющего сквозь туман. Юноша протянул Кристоферу руку, с которой падали капли:

– Я уж решил, ты никогда не придешь. Ты ведь сможешь меня укрепить? А то я снова исчезаю. Сегодняшняя музыкантша не слишком удачна.

Кристофер схватил Такроя за холодную, словно тряпичную, руку. Юноша сразу начал проявляться и плотнеть. Вскоре он стал таким же осязаемым, мокрым и крепким, как и Кристофер. Оба были рады встрече.

– Твой дядя никак не мог поверить, – сказал Такрой, пока они пробирались в долину. – Но я не сомневался, что смогу видеть… о… хм… А ты что видишь, Кристофер?

– Это та Везделка, из которой я принес колокольчики, – с улыбкой глядя на зеленые склоны, произнес Кристофер.

Он помнил ее великолепно. Тогда здесь был особенный спуск к ручью, а в этот раз появилось что-то новое – странная туманность над тропинкой.

– Это еще что? – спросил он, забыв, что Такрой не видит долину.

Но Такрой явно прозрел: он печально уставился на сгусток тумана.

– Часть эксперимента твоего дяди, которая, кажется, не удалась. Предполагалось, что это будет повозка без лошади. Он пытался послать ее за нами. Как ты думаешь, может, тебе удастся и ее укрепить?

Кристофер подошел к облаку и попробовал схватить его рукой. Но видимо, хватать было совсем не за что. Рука просто прошла насквозь.

– Ну ладно, – сказал Такрой. – Дяде придется подумать еще. К тому же эта повозка была первой частью эксперимента из трех, назначенных на сегодняшнюю ночь.

Он заставил Кристофера нарисовать на дорожке большую цифру «десять», и потом они спустились в долину.

– Если бы с повозкой получилось, – объяснил Такрой, – мы бы попробовали кое-что посерьезнее. Но раз уж не получилось, давай попробуем с животным. Ох, мой мальчик! Я так рад, что ты пришел вовремя. Я стал уже совсем прозрачным. Это все девчонка виновата.

– Милая молодая барышня с арфой? – спросил Кристофер.

– Увы, нет, – печально ответил Такрой. – Она рассердилась в прошлый раз, когда ты меня укрепил. Ей там, в Лондоне, показалось, будто мое тело превратилось в полоску тумана, и она решила, что я умер. Закричала и порвала струны арфы. А когда я вернулся, убежала, сказав, что ей платили не за вызов привидений, а только за транс, и отказалась вернуться даже за двойную плату. Жаль! Я не думал, что она такая пугливая. Но она напоминала мне другую девушку с арфой, которая когда-то стала светом моей жизни.

Такрой выглядел очень печальным – насколько может быть печален человек с таким веселым лицом. Потом он улыбнулся.

– Но ни одну из них я не попросил разделить со мной жизнь в моей мансарде. Поэтому, наверное, все к лучшему.

– Теперь тебе придется искать новую?

– К сожалению, я не умею перемещаться в одиночку, как ты. Профессиональному спириту-путешественнику обязательно нужен медиум – чтобы не пропасть. Лучше всего медиум-музыкант. А в случае неприятностей кто-то должен позвать назад, не дать умереть и следить за тем, чтобы всякие почтальоны или еще кто-нибудь не отвлекал. Поэтому твой дядя и нашел эту новую девушку, но немного поспешил. Она-то, конечно, покрепче: и голос у нее как секира, и на флейте играет так, будто царапает железом по стеклу… – Такроя передернуло. – Я слышу этот звук почти все время, если прислушиваюсь.

Кристофер тоже слышал какое-то повизгивание, но думал, что это дудочки заклинателей змей, что сидели около городской стены в этой Везделке.

Вскоре они увидели город. Стояла ужасная жара; высоченные грязные стены и купола странной формы трепетали в этой жаре и расплывались, как предметы под водой. Ветер приносил облака песчаной пыли, которые засыпали стариков, сидящих на корточках перед корзинами и дующих в дудки.

Кристофер с опаской поглядывал на толстых змей, раскачивавшихся над своими корзинами. Такрой рассмеялся:

– Не бойся, твоему дяде змеи нужны не больше, чем тебе.

Миновав высокие узкие ворота, они вошли в город. К тому времени, как путешественники добрались до этих ворот, оба покрылись толстым слоем песчаной пыли. С Кристофера к тому же струйками стекал пот, а Такрою, похоже, было хоть бы хны. За воротами стало еще жарче. Это был единственный недостаток этой вполне милой Везделки.

По затененным сторонам улиц толпились люди и козы, стояли наскоро сколоченные лотки под разноцветными зонтами, поэтому Кристоферу и Такрою пришлось шагать посередине под палящими лучами солнца. Люди радостно перекрикивались и болтали. В воздухе витали странные запахи, раздавалось блеяние коз, писк цыплят и необычный музыкальный звон. Все вокруг переливалось и сверкало, но ярче всего были позолоченные игрушечные домики по углам улиц, утопающие в цветах и заставленные блюдами с едой. Кристофер думал, что в них живут очень маленькие боги.

Девушка под ярко-синим зонтом подарила Кристоферу несколько конфеток, которыми она торговала. Они напоминали хрустящие птичьи гнездышки в меду.

Кристофер предложил конфету Такрою, но тот сказал, что все равно не почувствует ее вкуса.

– Может, дядя Ральф хочет, чтобы я привел ему козу? – спросил мальчик, слизывая мед с пальцев.

– Мы бы попробовали, если бы повозка получилась прочной. Но на самом деле твой дядя хочет получить кота из одного храма. Мы должны найти храм Ашет.

Кристофер зашагал к площади, где стояли большие жилища богов. Человек с желтым зонтиком был все еще там – на ступенях самого высокого храма.

– Да-да, это тот самый храм, – сказал Такрой. Но когда Кристофер хотел заговорить с человеком под желтым зонтом, Такрой прервал его: – Нет, думаю, нам лучше войти как-нибудь по-другому.

Они обошли храм по одной из узких улочек, бегущих вокруг здания, но не встретили больше ни дверей, ни окон. Стены были высокие, какие-то грязные и совершенно глухие, если не считать зловещих шипов на самом верху. Такрой с радостным видом остановился перед кучей гнилой капусты, которую кто-то выбросил прямо на мостовую, и взглянул на шипы в стене. С другой стороны стены перекинулось какое-то ползучее растение и обвилось вокруг шипов.

– Пожалуй, это подходящее место, – сказал Такрой и приник к стене.

Улыбка исчезла с его лица, сменившись огорчением и даже раздражением.

– Вот так неожиданность! Ты сделал меня слишком крепким и мощным, и теперь я не смогу туда пройти. Проклятье! – Подумав, Такрой пожал плечами. – В любом случае предполагалось, что будет три эксперимента. Твой дядя решил, что раз ты смог перемещаться между мирами, то через стену пройдешь наверняка. Ну, ты готов рискнуть? Сможешь зайти и добыть кота без меня?

Такрой явно нервничал. Кристофер посмотрел на негостеприимную стену и решил, что это невозможно.

– Я постараюсь, – сказал он, скорее чтобы утешить Такроя.

Он шагнул к горячим камням стены и попытался проникнуть сквозь них. Сначала действительно ничего не получилось. Однако вскоре он заметил, что если повернуться по-особенному, одним боком, то начинаешь погружаться в камень. Обернувшись к встревоженному Такрою, Кристофер улыбнулся и бодро сказал:

– Вернусь через минутку.

– Я не хочу отпускать тебя одного, – проговорил Такрой.

Тут что-то чавкнуло – и Кристофер очутился за стеной.

На секунду его ослепило яркое солнце, но он успел почувствовать, что все вокруг движется, и от ужаса одеревенел.

«Змеи!» – подумал он, моргнул и приоткрыл глаза.

Но это были всего лишь кошки, испугавшиеся звука, с каким Кристофер прошел через стену. Когда он очухался, то понял, что поймать их не слишком-то просто. Некоторые из них забрались на стену и забились в заросли вьюна, другие бросились к бесчисленным аркам. Правда, один белый кот оказался не таким прытким и вразвалку побежал через двор.

«Этого можно изловить», – подумал Кристофер и устремился вдогонку.

Но тут белый кот совсем перетрусил и припустил что было духу. Кристофер рванул за ним под арку, заросшую все тем же вьюном, под другую, через затененный двор, а потом к занавешенному дверному проему. Он отдернул завесу и шагнул в темноту.

– Кто ты? – спросил голос из темноты, звучащий удивленно и надменно. – Тебе нельзя здесь быть.

– А ты кто? – осторожно спросил Кристофер, жалея, что ничего не видит, кроме синего и зеленого сияния.

– Богиня, разумеется, – ответил голос. – Живая Ашет. Ты что здесь делаешь? Я не должна никого видеть, кроме жриц, до начала Праздника.

– Я пришел только за котом. Сейчас поймаю его и сразу же уйду.

– Тебе нельзя этого делать, – сказала Богиня. – Коты – священные животные Ашет. Кроме того, ты гнался за Бетти, она – моя, и скоро у нее будут котята.

Глаза Кристофера начали привыкать к темноте. Он старательно всмотрелся в угол, откуда доносился голос, и вскоре различил восседающую на куче подушек юную особу, которая поглаживала белую кошку. Кристофер шагнул вперед, чтобы разглядеть получше.

– Стой, где стоишь, – велела Богиня, – или я призову небесный огонь и спалю тебя!

Кристофер очень удивился, когда обнаружил, что не может двинуться. Попробовал шаркнуть, и ему показалось, будто голые ноги приклеились к половицам сильным резиновым клеем.

Пытаясь отодрать ноги от пола, Кристофер не забывал поглядывать в угол.

Богиня оказалась совершенно обыкновенной на вид круглолицей девочкой с длинными волосами мышиного цвета. На ней было коричневое платье без рукавов и много-много украшений с бирюзой – штук двадцать браслетов и маленькая диадема. Выглядела она младше Кристофера – слишком маленькой, чтобы приклеивать чьи-нибудь ноги к полу. Кристофер был поражен.

– Как это у тебя получилось? – спросил он. Богиня пожала плечами:

– Сила Живой Ашет. Меня выбрали из всех остальных девочек, потому что я лучший сосуд для ее силы. Ашет выбрала меня, подарив мне отметину на ноге в форме кошки. Смотри.

Она слегка откинулась на подушках и вытянула голую ногу с браслетом. На подошве виднелось большое родимое пятно. Кристоферу не показалось, что оно напоминает кошку, даже когда он напряг глаза так, что голова закружилась.

– Ты мне не веришь, – укоризненно произнесла Богиня.

– Я не знаю. Никогда еще не встречал Богинь. А что ты делаешь?

– Я днем и ночью сижу в храме, никого не вижу и лишь один день в году проезжаю по городу и благословляю его.

Кристофер подумал, что не так уж это и интересно, но прежде, чем он успел это сказать, Богиня добавила:

– На самом деле не слишком весело, но так все устроено для таких важных особ, как я. Живая Ашет всегда должна быть маленькой девочкой, понимаешь?

– Значит, когда ты подрастешь, ты уже не будешь Ашет?

Богиня нахмурилась. Она явно ничего толком об этом не знала.

– Ну, Живая Ашет никогда не взрослеет, поэтому, я полагаю… они не сказали. Наверное, меня отпустят. – Ее круглое торжественное лицо посветлело. – По крайней мере, есть на что надеяться, да, Бетти? – сказала она, поглаживая кошку.

– Если мне нельзя взять эту кошку, может, ты дашь мне какую-нибудь другую?

– Даже не знаю, – ответила Богиня. – Не уверена, что мне позволено раздавать их. А зачем тебе?

– Моему дяде нужна, – объяснил Кристофер. – Мы ставим эксперимент, чтобы знать, могу ли я пронести животное из вашей Везделки в нашу. Ваша Десятая, а наша Двенадцатая. Очень тяжело перебираться через Междумирье, поэтому, если ты позволишь мне взять кота, может, дашь еще и корзину, а? Пожалуйста!

Богиня подумала.

– А сколько всего Везделок? – спросила она учительским тоном.

– Сотни. Правда, Такрой считает, что всего двенадцать.

– Жрицы говорят, что известно двенадцать других миров, – закивала Богиня. – Но матушка Праудфут уверена, что их намного больше. Да… А как ты попал в храм?

– Сквозь стену. Меня никто не видел.

– Значит, если ты захочешь, ты сможешь входить и выходить обратно снова и снова? – спросила девочка.

– Запросто, – ответил Кристофер.

– Хорошо, – сказала Богиня, спихнула кошку на подушки и вскочила на ноги. При этом все ее украшения зазвенели. – Ты получишь кота. Но сначала ты должен поклясться Богине, что вернешься назад и принесешь мне то, что я попрошу взамен. Или я прикажу Руке Ашет, чтобы она убила тебя.

– Что ты хочешь взамен?

– Сначала поклянись!

– Клянусь, – сказал Кристофер.

Но этого оказалось недостаточно. Богиня встала руки в боки и посмотрела каменным взглядом. Она была чуть ниже Кристофера, но смотрела на него надменно и испытующе.

– Клянусь, что вернусь с тем, что ты хочешь в обмен на кота, – этого хватит? Чего же ты хочешь?

– Книжек. Мне очень скучно, – быстро проговорила Богиня, и Кристофер поверил ей.

– Здесь что, нет книг?

– Сотни, – проворчала Богиня. – Но они все священные или учебники. А Живой Богине нельзя дотрагиваться ни до чего в этом мире вне храма. Ни до чего в этом мире – понимаешь?

Кристофер кивнул. Он прекрасно понял.

– Какого кота можно взять?

– Трогмортена, – произнесла Богиня, и ноги Кристофера отклеились от пола. Он подошел к Богине, которая откинула завесу и вышла на тенистый двор. – Отдать Трогмортена я могу.

От него воняет, он царапается и задирает всех остальных котов. Я его ненавижу. Но ловить его нужно очень быстро. Скоро проснутся жрицы после сиесты. Подожди-ка…

Звеня браслетами на ногах, она метнулась под арку – Кристофер даже подпрыгнул от неожиданности – и почти сразу вернулась назад. Коричневое платье, разлетающиеся в стороны пояски и вьющиеся волосы мышиного цвета – все это за кружилось, и перед Кристофером очутилась корзина с крышкой.

– Закрывается вот так, – показала Богиня. – На крышке прочные ремни, а сбоку застежка.

Она пробралась через заросшую арку во двор, где ослепительно палило солнце.

– Обычно он командует другими кошками где-то здесь, – сказала девочка. – Да, смотри, вот он, в углу.

Трогмортен был рыжий; в этот момент он буравил взглядом черно-белую кошечку, которая в ужасе припала к земле и пыталась тихонько отползти в сторону. Трогмортен важно направился к ней, помахивая длинным полосатым хвостом. Тут нервы у кошечки сдали, и она бросилась наутек. Тогда кот повернулся узнать, чего хотят Кристофер и Богиня.

– Он ужасный, да? – спросила Богиня и бросила корзину мальчику. – Держи крышку и, как только я посажу кота, сразу же захлопывай ее.

Кристоферу пришлось признать, что кот был весьма неприятный. Он уставился на ловцов желтыми глазами, взгляд был дерзкий. По ушам – одно поднялось выше другого – Кристофер понял, что кот нападет на любого, кто встанет на пути. И, как это было ни странно, Трогмортен поразительно напоминал дядю Ральфа. Возможно, рыжиной.

Наконец до Трогмортена дошло, что на него охотятся. Он недоверчиво выгнул спину, затем легко взлетел по вьюну на стену и карабкался по ней до тех пор, пока не оказался высоко над их головами.

– Быстро сюда, – велела Богиня.

И рыжий Трогмортен оттолкнулся и перелетел прямо в корзину, словно меховой бумеранг. Кристофер застыл как громом пораженный и даже забыл захлопнуть крышку. Трогмортен попытался выскочить из корзины, но Богиня схватила его и стала запихивать назад, несмотря на то что несколько дергающихся рыжих лап (изумленный Кристофер насчитал не меньше семи!) царапали ее по браслетам, по платью, голым рукам и ногам.

Кристофер подождал немного, а потом примерился и в то мгновение, когда одна из голов Трогмортена – казалось, у него их по меньшей мере три и несметное количество клыков – опять высунулась наружу, с грохотом хлопнул по ней крышкой корзины. Трогмортен из воинственного дьявола тут же превратился в обычного испуганного кота, и Кристофер прижал крышку плотнее. Через небольшую щелку между прутьями высунулась рыжая лапа с длинными розовыми когтями и впилась в Кристофера, уже закрывавшего защелку.

– Спасибо, – сказал тот, облизывая царапины.

– Я рада, что отделалась от него, – ответила Богиня и разорванным платьем вытерла кровь с ноги.

Из-под арки раздался мелодичный голос:

– Богиня, дорогая, ты где?

– Мне пора, – прошептала девочка. – Не забудь про книги, ты обещал! Иду! – закричала она и бросилась под арку: звяк-звяк-звяк!

Кристофер быстро вернулся к стене и попытался пройти сквозь нее. Но не смог. Как он ни старался повернуться особым образом, ничего не выходило. Он понял, что это из-за Трогмортена. Если у тебя в корзине рычит кот, значит ты часть этой Везделки и должен соблюдать местные правила. Что ему было делать? Мелодичные голоса вдалеке звали Богиню, вскоре сквозь арки стало видно, как по двору ходят люди. Кристофер не собирался бросать корзину, ведь дяде Ральфу нужен был кот. Вместо этого он кинулся к ближайшему проходу, в котором было пусто.

К сожалению, тряска окончательно убедила кота в том, что его похищают. И он начал возмущаться изо всех своих кошачьих сил – раньше Кристофер никогда бы не поверил, что кот может издавать такие громкие звуки! Мяуканье наполнило темные переходы между арками, понеслось дальше, пульсируя, превратилось в визг умирающего вампира, а затем понизилось до могучего контральто. Потом опять перешло в визг.

Не успел Кристофер пробежать и двадцати ярдов, как за спиной раздались крики, шлепанье сандалий и голых ног. Он мчался как угорелый, сворачивая в новые проходы, но Трогмортен вопил в корзине, будто указывая путь преследователям. И чем дальше, тем хуже. Когда Кристофер увидел дневной свет, крики и топот удвоились: сзади неслась огромная толпа.

Яркий свет лился из громадных открытых дверей в сотне ярдов от Кристофера. Он увидел возле них человека с желтым зонтом и понял, где находится. Бросился к дверям, обегая колонны и молящихся людей. Трогмортен завывал в корзине.

– Держи вора! – заорали люди, и Кристофера схватили. – Руки прочь от Ашет!

Кристофер увидел мужчину в серебряной маске, а может, женщину, – в общем, кого-то в серебряной маске, кто стоял на ступенях и старательно прицеливался в него копьем. Он попытался увернуться, но времени не хватило. Копье попало в цель – с глухим звуком вонзилось прямо в грудь.

Все вокруг как будто остановилось. Кристофер стоял, зажав орущую корзину, и опасливо смотрел на древко копья, торчащее из его груди. Видно было до ужаса подробно: копье было сделано из старательно отполированного коричневого дерева, на котором были вырезаны слова и картинки. Посредине торчала блестящая серебряная рукоятка с почти стертым рисунком. Из-под рубашки на древко сбежало несколько капель крови. Видимо, наконечник засел очень глубоко. Кристофер поднял глаза и увидел, что человек в маске торжествующе приближается. Тут появился Такрой, привлеченный шумом. Увидев пронзенного копьем друга, он онемел от ужаса.

Кристофер нерешительно схватил копье свободной рукой и потянул его.

Внезапно все исчезло.

Глава пятая

Было раннее утро. Кристофер сообразил, что его разбудило недовольное кошачье мяуканье, доносившееся из корзины, лежащей на боку посреди комнаты. Трогмортен жаждал получить свободу. Причем немедленно. Кристофер с ликованием сел: он доказал, что может принести живое существо из Везделки! Потом вспомнил про копье, торчавшее из груди, и посмотрел вниз. Копья заметно не было, крови тоже не наблюдалось, ничего не болело. Он пощупал грудь, потом расстегнул пижаму и посмотрел. Невероятно! На гладкой бледной коже не осталось и следов раны.

Все было в порядке. В конце концов, Везделки были всего лишь чем-то вроде сна. Мальчик рассмеялся.

– Уау! – сердито взвыл Трогмортен, и корзина покатилась по полу.

Кристофер решил, что лучше выпустить кота. Памятуя об острых когтях, он встал на кровать, дотянулся до карниза с занавесками и снял его. Занавески мешали, но Кристофер подумал, что они хоть как-то защитят его от ярости Трогмортена. Поэтому он вытянул тяжелую палку перед собой, подсунул обитый латунью конец под защелку и открыл корзину.

Кот перестал орать. Видимо, он решил, что это ловушка. Зажав в руке карниз, Кристофер стал ждать нападения кота. Но ничего не произошло. Кристофер осторожно наклонился вперед, чтобы видеть корзину. Рыжая шерсть медленно поднималась и опускалась: Трогмортен успокоился, свернулся калачиком и заснул.

– Ну и ладно, – сказал Кристофер. – Спи себе на здоровье!

Осторожно повесив карниз с занавесками на место, он и сам лег спать. Проснувшись, Кристофер обнаружил, что кот исследует комнату. Он стал наблюдать, как Трогмортен прыгает со шкафа на шкаф. Казалось, что кот больше не сердится. Похоже, ему было даже интересно.

«А может, – подумал Кристофер, глядя, как Трогмортен собрался и перепрыгнул со шкафа на карниз, – кошара поспорил сам с собой, что обойдет всю спальню кругом, ни разу не коснувшись пола». Когда кот осторожно пошел по карнизу, Кристофер окончательно в этом убедился.

В том, что случилось дальше, Трогмортен явно не был виноват. Кристофер знал, что сам неправильно повесил карниз с занавесками. Ближайший к нему конец дернулся и рухнул вниз, как гарпун; занавески шумно съехали, увлекая за собой кота.

Оказавшись напротив Кристофера, кот на мгновение испуганно уставился на него, и тотчас латунный наконечник вонзился Кристоферу в грудь. Он вошел как копье, хотя не был таким уж острым и тяжелым. Трогмортен в ужасе прыгнул мальчику на живот. Кристоферу казалось, что он кричит. На шум – был ли это его крик или вопль кота – примчалась гувернантка. Последнее, что увидел Кристофер, – это его гувернантка в белой ночной рубашке, серая от ужаса, размахивающая руками и бормочущая очень странные слова…

Проснулся Кристофер уже вечером от света, из-за которого у него разболелась голова. Он тут же услышал голос дяди Ральфа:

– Ужасная досада, Эффи. А так все хорошо начиналось… Надеюсь, он выживет?

– Надеюсь, – ответила Последняя Гувернантка. Оба стояли около кровати Кристофера. – Я подоспела вовремя, чтобы произнести соответствующее заклинание, – вроде сработало.

«Забавно, а я и не знал, что она ведьма», – подумал Кристофер. Гувернантка тем временем продолжала:

– Я не осмелилась даже намекнуть вашей сестре.

– И не надо, – сказал Ральф. – У нее свои планы на мальчика, а если она узнает, то все мне испортит. Чертов кот! У меня кое-что устроено во всех Родственных Мирах с того первого похода, и я не хочу это потерять. Думаешь, он поправится?

– Нужно время. Бинтуя его, я использовала очень сильное заклинание.

– Тогда я отложу дела, – недовольно проговорил Ральф. – Хорошо хоть у нас есть кот. Куда он делся?

– Сидит под кроватью. Я пыталась его вытащить, но он меня исцарапал.

– Ах, женщины! – сказал Ральф. – Я сам его достану.

Дядя опустился на колени, и из-под кровати донесся его голос:

– Милый котик. Иди сюда, пусик.

Кот разразился истошным рявканьем. Дядя отпрянул и произнес длинное замысловатое ругательство.

– Сущий дьявол! Он порвет меня на куски! – Голос стал удаляться. – Не дай ему убежать! Наложи сдерживающее заклинание на эту комнату, пока я не вернусь.

– Вы куда?

– Куплю толстые кожаные перчатки и поищу ветеринара, – проговорил дядя от двери. – Это кот из храма Ашет. Он почти бесценный. Колдуны заплатят пятьсот фунтов стерлингов за дюйм его кишок или за лапу. Глаза пойдут по несколько тысяч за каждый. Поэтому уж постарайся и выбери заклинание понадежнее. Вероятно, мне понадобится около часа, чтобы найти ветеринара.

Наступила тишина. Кристофер задремал. Очнувшись, он почувствовал себя намного лучше, сел и принялся изучать рану. Гувернантка искусно наложила на нее белоснежную повязку. Кристофер с огромным интересом заглянул под бинты. Рана представляла собой круглую дыру, намного меньше, чем он ожидал увидеть. Она почти не болела.

Пока Кристофер думал, как бы выяснить, насколько глубока рана, со стороны подоконника позади него раздался пронзительный вой. Кристофер оглянулся. Окно было приоткрыто – Последняя Гувернантка питала страсть к свежему воздуху, – а на подоконнике сидел Трогмортен и вызывающе глядел на Кристофера. Увидев, что и Кристофер смотрит на него, он вытянул одну из лап-бритв и провел ею между окном и рамой. Пустой воздух заскрежетал.

– Уау! – скомандовал кот.

Кристоферу было интересно, почему кот считает, что он на его стороне. Ведь Трогмортен чуть не убил его!

– Уау? – на этот раз жалобно попросил кот. «С другой стороны, – подумал Кристофер, – кот не виноват». Хоть Трогмортен и был, возможно, самым уродливым и самым злобным котом во всех Везделках, но все же нечестно было красть его и притаскивать в чуждый мир, где его купят колдуны, да еще и по частям!

– Ладно, – сказал Кристофер и вылез из кровати.

Трогмортен стремительно вскочил, подняв рыжий хвост трубой.

– Да, но я не знаю, как снять заклинание, – объяснил Кристофер, осторожно приблизившись к Трогмортену.

Кот отошел; он явно не собирался царапаться. Кристофер протянул руку к открытому окну.

Пустота оказалась резиновой и отпихнула руку, не желая ее пропустить. Единственное, что пришло ему в голову, – это открыть окно пошире. И вдруг он почувствовал, что заклинание рвется, как тугая паутина!

– Уау! – одобрительно произнес кот и тут же исчез, легко спрыгнув на землю.

Только рыжая шкурка мелькнула в кустах и потом за соседским забором. Кот всем своим видом давал понять, что ему давно пора ловить птиц и тиранить других котов.

Кристофер аккуратно вернул раму на место и забрался в кровать.

Когда он проснулся в следующий раз, за дверью стояла мама и с беспокойством в голосе спрашивала:

– Как он? Надеюсь, это не инфекция?

– Нет, мадам, – ответила Гувернантка. Тогда мама вошла, и вся комната наполнилась ее ароматом, что было весьма кстати, потому что от кота под кроватью осталась ужасная вонь. Мама посмотрела на Кристофера.

– Он такой бледный, – сказала она. – Может, нужен доктор?

– Я позаботилась об этом, – ответила мисс Белл.

– Спасибо. Позаботьтесь и о том, чтобы его обучение не прерывалось.

Когда мама ушла, Гувернантка взяла зонтик и потыкала им под кроватью и за мебелью.

– Куда это он запропастился? – спросила она, пытаясь залезть на шкаф и пошарить там зонтом.

– Не знаю, – искренне ответил Кристофер, понимая, что Трогмортен уже очень далеко. – Он был здесь, когда я засыпал.

– Он исчез! А коты не могут просто так исчезнуть!

– Но он был котом из храма Ашет! – сказал Кристофер на всякий случай.

– Да. А они там все колдуны… Твой дядя вряд ли обрадуется.

Кристофер почувствовал себя виноватым. Ему никак не удавалось снова уснуть. Через час он услышал быстрые тяжелые шаги, приближающиеся к двери, сел и стал думать, что сказать дяде Ральфу.

Но вошел не дядя. К изумлению Кристофера, вошел папа! Кристофер узнал его только по черным бакенбардам. Лицо папы тоже было знакомым, потому что напоминало лицо самого Кристофера – за исключением бакенбардов и серьезного, озабоченного взгляда.

Кристофер был изумлен: он думал (никто точно этого не говорил), что папу с позором выгнали из дома после того, что случилось с деньгами.

– Как ты себя чувствуешь, сын? – нервно оглядываясь на двери, спросил папа поспешно и с такой тревогой, что Кристофер догадался: он действительно ушел из дома и не хочет, чтобы его здесь застали.

Было ясно, что папа специально пришел повидать Кристофера – и это было еще удивительней!

– Хорошо, спасибо, – вежливо ответил Кристофер.

Он понятия не имел, как разговаривать с папой наедине. Надежнее всего была вежливость.

– Ты уверен? – спросил папа, внимательно посмотрев на него. – Линия твоей жизни прервалась… собственно, жизнь вообще исчезла, как будто… Хм… Честно сказать, я думал, что ты мертв.

Кристофер не переставал изумляться.

– Нет-нет, сейчас мне намного лучше.

– Слава богу! Должно быть, я допустил ошибку в расчетах. Но я заново нарисовал твой гороскоп и выверил его несколько раз. В любом случае имей в виду, что следующие полтора года для тебя крайне опасны, сынок. Будь очень осторожен.

– Ладно, – ответил Кристофер. – Буду. Еще бы не быть! Каждый раз, закрывая глаза, он видел, как карниз падает и вонзается ему в грудь. И он старался вовсе не думать о копье, торчащем из его тела.

Папа немного наклонился и снова украдкой глянул на дверь.

– Этот братец твоей мамы, Ральф Серебринг, – я слышал, он ведет мамины дела. Постарайся с ним не общаться, сынок. С ним вообще лучше не быть знакомым.

После этих слов папа сжал плечо Кристофера и быстро ушел. Стало намного спокойнее – почему-то с папой было очень неудобно. А теперь Кристофер мучился вдвойне, не зная, что сказать дяде Ральфу.

К великому облегчению мальчика, Последняя Гувернантка сообщила ему вскоре, что дядя не придет. Дядя слишком расстроен потерей Трогмортена, чтобы навещать в таком состоянии больного.

Кристофер облегченно вздохнул и стал жить в свое удовольствие: рисовал картинки, ел виноград, читал книжки и пытался растянуть болезнь как можно дольше, хотя это было непросто.

На следующее утро рана превратилась в небольшое пятнышко, которое чесалось, а на третий день и вовсе исчезло. На четвертый Последняя Гувернантка заставила Кристофера встать и заняться уроками, как прежде.

Еще через день она сказала:

– Ваш дядя хочет, чтобы завтра вы продолжили эксперимент. На сей раз вы должны встретить человека в Восьмых Мирах. Вам это будет по силам?

Кристофер чувствовал себя отлично. Услышав, что о Десятых Мирах речи нет, он с радостью согласился отправиться в очередной сон.

Восьмые Миры оказались мрачной каменистой Везделкой как раз над Девятыми. Пока Кристофер лазал по ней в одиночку, ему было все равно, но когда он увидел радостного Такроя, то готов был смириться и с гораздо худшим местом.

– Не представляешь, как я рад тебя видеть! – проговорил Такрой, пока Кристофер держал его за руку, чтобы укрепить его. – А то я уж решил, что виноват в твоей смерти. Я готов был убить себя за то, что убедил твоего дядю и настоял на том, чтобы ты принес животное. Ведь всем известно, что с живыми существами очень много хлопот, и я ему сказал, что мы никогда больше не будем это делать. Ты действительно поправился?

– Конечно. Когда я проснулся, здесь все уже заросло. – Кристофер ткнул пальцем в грудь.

На самом деле царапины от когтей Трогмортена заживали в два раза дольше, чем любая рана. Такрой, видимо, не поверил и продолжал чувствовать себя виноватым. Кристофера это смущало, и он решил сменить тему:

– У тебя все та же суровая юная леди?

– Суровее, чем всегда. – Такрой сразу же повеселел. – Скверная девчонка действует мне на нервы своей флейтой. Посмотри-ка вниз, в долину. Твой дядя был весьма занят с тех пор, как ты… с того случая.

Ральф усовершенствовал повозку. Она стояла на жиденькой травке около ручья, вполне настоящая, хотя и походила скорее на грубые деревянные сани. Что-то изменилось, и теперь Такрой мог поднять веревку, привязанную к повозке. Когда он потянул веревку, повозка плавно поплыла за ним, не касаясь земли.

– Предполагается, что она вернется вместе со мной в Лондон, – объяснил юноша. – Знаю, в это трудно поверить, но твой дядя клянется, что получит ее прямо в тот же миг. Весь вопрос в том, сможет ли она вернуться обратно с грузом или груз останется в этом мире. Вот что нам нужно сегодня выяснить.

Они миновали долину, и Кристофер пришел на помощь Такрою: как его ни укрепляй, все же ему недоставало сил для такой работы.

Наконец они добрались до мрачной каменистой фермы, приютившейся на склоне холма. Несколько молчаливых женщин с толстыми руками ждали во дворе около кучи свертков, аккуратно завернутых в промасленный шелк. Свертки странно пахли, но их запах заглушала чесночная вонь, исходившая от женщин. Как толь ко повозка остановилась, чесночные волны покатились одна за другой, потому что женщины зашевелились, пытаясь переложить свертки на повозку, но пакеты падали сквозь нее на землю.

– Бесполезно, – произнес Такрой. – Я думал, вас предупредили. Пусть Кристофер сам нагрузит повозку.

Это была тяжелая работа. Женщины недоверчиво наблюдали, как Кристофер загружает пакеты и привязывает их веревкой. Такрой пытался помочь, но был недостаточно плотным, и его руки проходили сквозь пакеты. Кристофер устал и продрог на холодном ветру. Когда одна из женщин дружески ему улыбнулась и спросила, не хочет ли он войти в дом и согреться, он с удовольствием согласился.

– Не сегодня, спасибо, – сказал Такрой. – Это эксперимент, и неизвестно, сколько еще продержится заклинание. Нам пора возвращаться.

Кристоферу стало досадно. Они спустились с холма, и Такрой сказал:

– Не обижайся. Это всего лишь деловая поездка. Твой дядя хочет, чтобы повозка прибыла к нему с грузом в таком виде, какая она сейчас.

Я искренне надеюсь, что он сможет сделать ее достаточно твердой для того, чтобы те женщины могли сами загружать пакеты, и тогда мы обойдемся без тебя.

– Но мне нравится помогать, – запротестовал Кристофер. – Кроме того, как бы ты ее тянул, если бы меня не было рядом, чтобы удерживать тебя?

– Ты прав.

Такрой сам об этом думал, пока они спускались с холма и тащили повозку наверх, в долину.

– Я должен тебе кое-что сказать, – запыхавшись, проговорил юноша. – Ты вообще учился когда-нибудь магии?

– Вроде нет.

– А надо бы, – пропыхтел Такрой. – У тебя потрясающий дар. Попроси маму, чтобы тебе давали уроки.

– Мама хочет, чтобы я стал миссионером. Такрой выпучил глаза:

– Ты уверен? Может, ты неправильно ее расслышал? Может, она сказала – «магом», а не «миссионером»?

– Нет, – возразил Кристофер. – Она сказала, что я «попаду в общество».

– А-а, общество, – печально выдохнул юноша. – Я и сам мечтаю об обществе, о том, как я буду неотразим в бархатном костюме в окружении молодых леди, играющих на арфах…

– Миссионеры что, носят бархатные костюмы?

– Не думаю, что этот разговор к чему-нибудь приведет. – Такрой взглянул на затянутое тучами серое небо. – Твой дядя сказал, что скоро ты пойдешь в школу. Если это приличная школа, то магию будут преподавать факультативом. Пообещай, что обязательно на нее запишешься и будешь ходить.

– Хорошо.

Упоминание о школе вызвало у Кристофера колики в желудке.

– А какие они, школы?

– Там много детей. А в остальном… В общем, скоро сам все узнаешь.

Они с трудом продвигались к началу долины, где кружился туман из Междумирья.

– Ну вот, начинается трудная часть пути. Твой дядя сказал, что этот груз верней доберется до места, если ты изо всех сил толкнешь повозку сразу после того, как я исчезну. И еще… В следующий раз, когда ты окажешься в каком-нибудь языческом храме и тебя начнут преследовать, бросай все и убегай сквозь ближайшую стену. Понял? Думаю, мы увидимся примерно через неделю.

Как только Такрой вместе с веревкой растворился в тумане, Кристофер налег на повозку и толкнул ее. Она накренилась и двинулась вперед. В тумане она светилась и была похожа на бумажного воздушного змея…

Кристофер задумчиво карабкался по Междумирью, когда до него вдруг дошло, что в прошлый раз он был в Везделке, где живут язычники… Нельзя с ними связываться! Теперь-то уж никто не заставит его вернуться в Десятые Миры! И почему только мама решила, что ему нужно стать миссионером!

Глава шестая

С тех пор дядя Ральф устраивал новые эксперименты каждую неделю. Такрой сказал, что дядя был очень доволен, потому что повозка с пакетами беспрепятственно закатилась прямо в мансарду Такроя. Два колдуна и волшебник наложили на нее более сильное заклинание, и теперь она могла стоять в любой Везделке столько, сколько нужно. Эксперименты стали намного интереснее. Такрой и Кристофер перетаскивали повозку в то место, где ждал груз, обычно аккуратно упакованный в мешки удобного размера. Кристофер перекладывал их в повозку, и они с Такроем отправлялись на часок-другой изучать окрестности.

Такрой сам предложил заняться исследованиями.

В Первых Мирах они глазели на поезда, летящие через кольца. Кольца были закреплены на столбах высоко над землей и на большом расстоянии друг от друга, а поезда пролетали сквозь них с таким свистом, что казалось, рвется небо, и даже не задевали колец.

Во Вторых Мирах они бродили по лабиринту мостов через бессчетное количество рек, где на отмелях грелись гигантские угри, а в грязи под мостами похрюкивали и копошились совсем уж диковинные твари.

Кристофер подозревал, что Такрою исследовать миры нравится не меньше, чем ему самому. Во время этих прогулок настроение у обоих было великолепное.

– Это куда лучше, чем сидеть в четырех стенах и плевать в потолок. Я так редко уезжаю из Лондона! – сознался Такрой, помогая Кристоферу построить замок из песка на берегу моря в Пятых Мирах.

Оказалось, что именно здесь Кристофер встретил Глупышек. Мир этот сплошь состоял из островов.

– Тут даже лучше, чем на побережье в Брайтоне! – сказал Такрой, глядя на искрящиеся голубые волны. – И почти так же хорошо, как вечерний крикет. Если бы я мог выбираться из дому почаще!

– Ты что, потерял все свое состояние? – с сочувствием спросил мальчик.

– У меня никогда не было состояния, чтобы его терять. Я найденыш.

Больше Кристофер не стал расспрашивать спутника, потому что в голове его витали мысли о русалках и он ждал, что они вот-вот появятся, как обычно. Но сколько он ни ждал, ни одна из них так и не приплыла.

К этому разговору он вернулся на следующей неделе в Седьмых Мирах. Когда они шли за похожим на цыгана человеком, который вел их посмотреть на Великий ледник, Кристофер спросил у Такроя, что значит быть найденышем.

– Это значит, что кто-то меня нашел, – радостно объяснил Такрой. – Этот «кто-то» в моем случае был очень приятный и благочестивый морской капитан, который подобрал меня, совсем маленького, на каком-то острове. Он сказал, что Господь послал меня ему. Я не знаю, кто мои родители.

Кристофера рассказ очень впечатлил. – Поэтому ты такой веселый?

Такрой рассмеялся:

– Я почти всегда веселый. А сегодня мне особенно хорошо, потому что я наконец-то избавился от флейтистки. Твой дядя нашел для меня пожилую даму, которая играет на скрипке вполне прилично. Может, благодаря ей, а может, и тебе я чувствую себя все тверже с каждым шагом.

Кристофер обернулся и поглядел на юношу, который казался таким же плотным, как и скалы, поднимавшиеся вокруг, и таким же настоящим, как цыган, шагавший впереди.

– У тебя и самого теперь хорошо получается. – Может быть. Думаю, ты увеличил мои возможности. Хотя знаешь ли, юный Кристофер, до встречи с тобой я считался лучшим спиритом в стране.

Тут цыган закричал и замахал им, чтобы они полюбовались на ледник, возвышающийся над ними в ложбине между скалами в форме огромной буквы V. Без особого интереса Кристофер смотрел на гигантский грязный клок залежалого снега. Почти прозрачная бескрайняя ледяная губа свисала прямо над ними; с нее капало. Седьмые Миры были странным местом: повсюду возвышались горы и белел снег, но при этом было на удивление жарко. В том месте, где с ледника текла вода, появилась поросль зеленого папоротника и целая роща тропических деревьев. Из густого зеленого мха торчали побеги с огненно-красными чашечками цветков размером со шляпу, покрытые капельками воды. Казалось, что экватор и Северный полюс соединились. Путешественники на таком фоне выглядели крошечными.

– Впечатляет, – проговорил Такрой. – Я знаю двоих, кто сродни этому зрелищу. Один из них – твой дядя.

«Глупо было говорить так, – подумал Кристофер. – Дядя Ральф не имеет ничего общего с Великим ледником». И всю следующую неделю он дулся на Такроя.

Но когда Последняя Гувернантка вдруг предстала перед ним с охапкой новой одежды, прочной и удобной, мальчик оттаял.

– Наденете все это, когда отправитесь на следующее задание. Посланец вашего дяди поднял такой шум! Он сказал, что вы вечно ходите в лохмотьях, а в прошлый раз и вовсе замерзли в снегах. Мы же не хотим, чтобы вы заболели, верно?

Кристофер и не замечал, что мерзнет, но все равно был благодарен Такрою. Вся старая одежда стала ему мала.

– Послушай, Такрой, – сказал он, складывая пакеты в большой сарай в Четвертых Мирах, – можно, я приду как-нибудь к тебе в гости? Мы тоже живем в Лондоне.

– Вы живете совсем в другой части города. И тебе вряд ли понравится мой район.

Кристофер возразил, что это не важно. Он хотел видеть Такроя живьем, и ему ужасно любопытно было посмотреть на мансарду. Такрой все извинялся, а Кристофер продолжал напрашиваться – как минимум по два раза за каждую встречу, – до тех пор пока они снова не очутились в мрачных, каменистых Восьмых Мирах.

Здесь Кристофер по достоинству оценил свою теплую одежду. Стоя у очага на местной ферме и согревая пальцы о кружку крепкого солодового чая, он почувствовал новый прилив благодарности к Такрою и в который раз спросил:

– Можно, я приду к тебе в гости? Ну пожа-а-алуйста!

– Хватит, Кристофер, перестань, – устало проговорил Такрой. – Я бы уже давно пригласил тебя, но твой дядя поставил условие, что ты должен видеть меня только таким и только здесь, пока эксперименты не закончатся. Если я скажу тебе, где живу, я потеряю работу. Это ведь так просто.

– А если я обойду все чердаки и буду тебя звать или спрашивать людей?

– Нет, ты не будешь этого делать. Да и не выйдет ничего. Такрой – это псевдоним спирита. На самом деле меня зовут совсем по-другому.

Кристоферу пришлось оставить эту затею, хотя он так и не понял, почему ему запрещают.

Тем временем приближалась пора идти в школу. Кристофер старался не думать об этом, но задача была не из легких – ведь ему приходилось тратить кучу времени на примерку новой одежды. Последняя Гувернантка пришила буквы из тесьмы «К. Чант» на одежду и упаковала ее в черный сияющий жестяной чемоданчик, на крышке которого тоже красовались белые буквы «К. Чант».

Чемоданчик унес носильщик с толстыми руками, напомнившими Кристоферу женщин из Восьмых Миров. Тот же носильщик унес и все мамины чемоданы. Но мамин багаж направлялся в Баден-Баден, в то время как чемодан Кристофера – в Пендж-Скул, графство Сюррей.

Через день мама уехала в Баден-Баден. Она поднялась попрощаться с Кристофером и прижала к глазам синий кружевной платок, который прекрасно гармонировал с ее дорожным платьем.

– Веди себя хорошо и усердно учись, – сказала она. – И не забудь, что мама хочет гордиться тобой.

Она наклонилась к Кристоферу, поцеловала его в щеку и сказала Последней Гувернантке:

– Не забудьте сводить его к зубному.

– Не забуду, мадам, – скучнейшим голосом ответила Гувернантка.

Почему-то в присутствии мамы ее скрытая красота никогда не появлялась.

Ходить к зубному Кристоферу не понравилось. Постукав и поковыряв его зубы (как будто желая выковырять их вовсе!), врач разразился длинной речью о том, какие они кривые и растут, мол, не на месте. Врач надел Кристоферу на зубы металлическую скобу и велел не снимать ее даже ночью. Мальчик так ее возненавидел, что почти забыл свои страхи о школе.

Потом Кристофер с Последней Гувернанткой остались в доме одни, и прислуга закрыла мебель чехлами. А вечером Гувернантка отвела его на станцию и посадила в поезд, чтобы ехать в школу.

Теперь-то время точно настало, и Кристофер почувствовал жуткий страх. Это был первый настоящий шаг по пути к миссионерству и к растерзанию язычниками. Страх сковал все его тело, ноги подкашивались. К тому же он понятия не имел, какая она, школа, и это еще больше пугало его.

Он едва расслышал, как Последняя Гувернантка сказала:

– До свидания, Кристофер. Ваш дядя говорит, что дает вам месяц на обустройство в школе. Он надеется, что восьмого октября вы, как обычно, встретитесь с его посланцем в Шестых Мирах. Восьмого октября. Запомнили?

– Да, – рассеянно ответил Кристофер и залез в вагон, как на эшафот.

В купе сидели еще два новичка. Маленький тоненький Феннинг так нервничал, что его даже вырвало. Второй – Онейр – ничем особенным не отличался. Когда поезд подошел к школьной станции, все трое успели подружиться. Они решили, что будут называться Грозная Тройка, но на самом деле их стали звать Тремя Медведями. «Кто сидел на моем стуле?» – кричали дети каждый раз, когда друзья входили в класс вместе. И все из-за того, что Кристофер был очень высокий (о чем раньше и не догадывался), Феннинг маленький, а Онейр приходился ровно посередине.

Не прошло и недели в школе, а Кристофер уже не мог и вспомнить, чего он так боялся. Конечно, у школы были свои недостатки вроде странной еды, некоторых учителей и многих старших мальчиков, но это была сущая ерунда по сравнению с огромным удовольствием, какое Кристофер получал от компании сверстников и особенно от того, что теперь у него есть два верных друга. Кристофер быстро уяснил, что иметь дело с противными учителями и с большинством старших мальчишек – то же самое, что и с гувернантками: вежливо говоришь им то, что они хотят услышать, они думают, что победили, и оставляют тебя в покое.

Уроки были легкие. Зато очень много нового Кристофер узнал от других мальчишек. Дня через три он понял, что мама вовсе не собиралась делать из него миссионера. И он тут же забыл про эти глупости, радостно окунувшись в бурную школьную жизнь.

Единственным нелюбимым уроком была магия. Кристофер с удивлением обнаружил, что кто-то записал его на факультатив по магии. У него возникло смутное подозрение, что это сделал Такрой. Но особого дара, вопреки ожиданию его друга, у Кристофера не обнаружилось. Самые обычные заклинания, которые приходилось зазубривать, доводили его чуть ли не до слез.