Роковой май бесплатное чтение

Пролог.

В прошлое закройте двери,

Там всё равно не будет тех,

Кого любил, кому ты верил.

Изъеден молью старый мех,

Из моды вышел твой наряд,

До дыр изношены ботинки,

И свечи больше не горят,

И не танцуют в них пылинки.

Там пусто, тихо и темно.

Там нет войны, и нет там мира.

Там всё давно завершено.

Там твоего нет пассажира.

Оставь, как старое тряпьё,

Свои печали и тревоги.

Теперь всё это не твоё.

Ты больше прошлое не трогай.

Вот уже двадцать с лишним лет я пытаюсь погасить огонь ненависти, но боль тлеет и не хочет уходить. Время не лечит. Оно отодвигает боль, накладывая временные повязки, пропитанные текущими событиями, как лекарством. Неосторожное слово, воспоминание, звук срывают эти повязки, а под ними всё та же кровоточащая рана. Время растягивается в пространстве и застывает. Двадцать три года на моём календаре май, на моих часах полдень.

В марте раздался телефонный звонок, неожиданно разорвав тишину, прокатился эхом по квартире, оттолкнулся от стен и вернулся к аппарату. Сердце отчего-то ёкнуло и неровно забилось.

– Добрый вечер, – в трубке прозвучал знакомый голос.

– Добрый, если он будет таким после твоего звонка.

– Как дела? – начал издалека голос.

– Ты звонишь поинтересоваться моим здоровьем? С чего такая забота?

– Ты, как всегда, не в духе. Тут такое дело…

– Не томи.

– К Ольге вернулась память, – в трубке помолчали.

– О чём она вспомнила?

В трубке продолжали молчать, слышалось только дыхание собеседника, указывая, что связь не оборвалась. Из телефона выплёскивалось очень красноречивое молчание. Мне показалось – из динамика веет холодом, и аппарат сейчас покроется инеем. Это было гнетущее, зловещее молчание. Захотелось прервать связь и больше никогда не отвечать этому абоненту. Словно почуяв, трубка ожила:

– Мне не доложили, – в трубке хихикнули, – но Ольга рвётся в Петербург.

– Что ты хочешь от меня? Мне начинать бояться?

– Первоначальная версия – она хочет найти своих дочерей.

– Причём здесь я?

Голос опять замолчал, молчал долго. Мне тоже не хотелось говорить.

– Ольга не рассказала о перестрелке своему мужу. Опасаюсь, что она может отомстить.

– Я давно ничего не боюсь. Что ты с этого имеешь? И зачем мне эта информация? – в моем голосе усталость.

– Время лечит?

Я смеюсь:

– Только никто не выжил. Оно убивает.

– Ольга хочет продать акции клиники мужа. Он пока об этом не знает. Думаю, она останется в Петербурге. Может быть, это шанс залечить рану и заработать? Ты же помнишь, тебе не удалось сделать задуманное? Помоги мне. Я помогу тебе. Долги надо отдавать.

– Причём здесь ты?

– Каждому своё, – хохотнул голос.

Я помню всё. Наверное, хорошо было Ольге без груза памяти о прошлом. А моё прошлое всегда со мной. Счастья в нём мало, только боль и ненависть. А могло бы быть иначе, если бы не Ольга. Она далеко, но то, что она жива и до сих пор не помнила ничего, меня преследовало, жгло. Меня мучила жажда мести.

– Долги надо отдавать. Я это знаю, у меня нет выбора.

– Выбор есть, свободы выбора нет, – ответили в трубке.

– Да она мне и не нужна. Выбор давно сделан. Просто пришло время. Скинь информацию, я подумаю, – произношу устало.

– Внимательно ознакомься, поправки принимаются. Детально всё обсудим при личной встрече.

Разговор закончился. Сигаретный дым тонкой витой струйкой поднимался к потолку.

«Месть – это блюдо, которое лучше всего подавать холодным… Я так долго с этим живу… Моё блюдо покрылось льдом… Неужели настал час возмездия?»

Мне не верится, но я очень хочу в это верить. Я уже не понимаю, что принесёт облегчение за прошедшую жизнь, в которой ничего нет. Я так долго живу с этим костром злости и ненависти внутри, и уже не знаю, как это – не чувствовать боли, радоваться дню. Каждый прошедший день приближает меня к прыжку в бездну. Я терпеливо жду, когда к Ольге вернётся память, чтобы она смогла прочувствовать и понять мою боль, чтобы её накрыло волной отчаяния.

От мыслей отвлёк звук пришедшего сообщения. Я открываю его, вижу фотографии, эмоции захлёстывает, перехватывает дыхание, глаза пересыхают. Мои слёзы закончились давно. Мне нечем плакать.

«Надо подумать. C'est la vie – Такова жизнь. Not an experience I care to repeat, but c'est la vie – Жаль, что никто не возвращается, но такова жизнь».

Я наливаю себе большую порцию коньяка. Пора в этой истории ставить окончательную жирную точку. Время пришло. Моё ожидание было не напрасным.

«Всегда найдётся человек, который поступит с тобой так же, как ты когда-то поступила со мной. Помни об этом, – думаю я об Ольге. – Наступает момент, когда месть самый надёжный вид правосудия. Особенно в том случае, если наказания не было».

Мысли о мести, не давали зарасти моим ранам, они резали меня, словно осколки стекла. А разве хорошая месть не лучшее лекарство для ран? Можно забыть слова, можно забыть поступки, можно забыть лица, но пережитые эмоции: боль, злость, страдания не забываются. Душевные раны кровоточат и навсегда остаются с вами. Для них нет лекарства. Для них нет срока давности. Душевные раны лечатся кровью врага.

Я в который раз проживаю всё сначала. Я опять в том мае двадцать три года назад. И снова за окном был май. Горячий, пьянящий, проснувшийся после долгой спячки. Май радовал погодой, и никто не знал, что его ждёт завтра.

Глава 1. Однажды двадцать три года назад.

И снова за окном был май. Горячий, пьянящий, проснувшийся после долгой спячки. Май радовал погодой, и никто не знал, что его ждёт завтра. Солнце ярко светило в высоком прозрачно-голубом небе. Проснувшиеся деревья, одетые в нежно-зелёную листву, бросали ажурную тень на землю. Пьяняще благоухала вдоль забора дачи сирень, скрывая за собой территорию и дом. В воздухе витал нежный аромат цветущего сада. Весело щебетали птицы, радуясь теплу, солнцу, густой листве.

Вокруг дома рос сад, похожий на пенное кружево или облака, спустившиеся отдохнуть на деревьях. От забора до веранды зеленела лужайка, поросшая нежной травой. Дорожка из гальки шла от калитки до самого крыльца. Слева под навесом стоянка, где красовались два мотоцикла «Honda CBR900 R» – чёрный и красный. Справа деревянный настил с навесом, мангал, длинный стол и скамейки по бокам.

На веранде сидела Ольга, возле её ног играла черноволосая девочка, лет двух, складывая друг на друга кубики. Её отец, Черномор, сидел на полу веранды, подавая ребёнку игрушки. Молодая пара, переехала жить на дачу, как только потеплело. Весна в этом году началась рано. Впереди было лето, они обсуждали предстоящий байк-фест в Крыму. В такие тихие, умиротворённо-ленивые дни кажется, что во всём мире счастье и любовь.

За забором послышался шум подъезжающего мотоцикла. Хозяева дружно подняли голову и посмотрели в сторону ворот. Ребёнок продолжал складывать кубики. Калитка отворилась, во двор зашла Наталья, вслед за ней Юра – муж Ольги. Ольга ухмыльнулась, глядя на вошедшую пару.

– Привет, – сказал Юрий. – Вот где ты скрываешься.

– Она не скрывается. Мы здесь живём, – низким голосом ответил за Ольгу Черномор. – Зачем ты его привезла, Ведьма?

Приехавшая черноволосая девушка ухмыльнулась:

– Не пора ли нам разобраться в наших отношениях?

– А что в них не так? – хохотнула Ольга.

– В них ты не так, Валькирия! Ты лишняя тут! – зло произнесла Наташка-Ведьма.

– А, может быть, это ты лишняя? – поинтересовался Черномор. – Я никого не звал. Не прошеные гости хуже татарина, – он уже смеялся в лицо девушке.

Наташка полыхала глазами. Юрий стоял молча, глядя на Ольгу. Он не хотел ехать. Ситуация складывалась дурацкая. Зачем он согласился? Каким словами он может вернуть жену? Он уже пытался и не один раз. Ничего не вышло. И сегодня не получится. В конце концов, каждый имеет право на счастье. Если её счастье этот огромный черноволосый парень, значит так надо. А он? Ну, видимо Ольга не для него. Он учёный червь, а она – ветер. С самого начала Ольга была не его. Совсем девчонка, не устояла под напором своего отца. Вот и получилось то, что получилось.

Утром отец позвал его:

– Юрий, нам надо серьёзно по-мужски поговорить.

Юра зашёл в кабинет, присел в кресло, приготовился слушать.

– Что ты намерен делать дальше? – спросил профессор математики Антон Тимофеевич.

– Защитить кандидатскую.

Профессор снял очки и начал их протирать. Юрий понимал, отец спрашивает не об этом, но у него не было никакого решения по поводу их с Ольгой отношений. Он гнал все мысли о жене. За дверью кабинета зашуршало, и она слегка приоткрылась. Отец не заметил приоткрывшейся двери.

«Мама. Подслушивает, хочет быть в курсе всех дел и, сразу броситься на помощь» – невесело ухмыльнулся он.

– Я спрашиваю тебя про ваши с Ольгой отношения. Ты так и будешь молча глотать её измену? Либо разводись, либо верни жену в семью. Будь мужчиной!

– Как, папа? Это ты хотел, чтобы я на ней женился! Разве не так?

– Я не вёл тебя насильно в ЗАГС.

– Папа, мне нужно время.

– Сколько времени тебе ещё нужно? Для чего? Вырастить ветвистые рога? Ольга два года живёт с этим… с другим.

– Антон! – в кабинет зашла мама. – Оставь мальчика в покое. Ему и так несладко!

– Конечно! Все в этом доме правы, кроме меня! – вскипел отец.

– Спокойно. Пока я рядом, что может случиться? – спросила Ляля.

– Максимум, нервный срыв! Я удаляюсь, у меня сработал инстинкт самосохранения, – произнёс профессор и махнул рукой.

– Антон! Мы не договорили. Не устраняйся. Ты сам начал этот разговор.

«Сам начал, сам закончу», – пробубнил под нос профессор.

– Родители! Что вы от меня хотите? Это моя жизнь! Можно я сам как-нибудь разберусь?

– Вот именно: «как-нибудь»! – вставил отец.

– Хватит орать, – крикнула мать. – Арину разбудите. – Два мужика в доме и оба математики! Лучше всех знаете, как всё делать… Правда, ничего у вас не получается.

Отец и сын удивлённо уставились на неё.

– А ты, Ляля, знаешь, как надо?

– Знаю! Тебе, Антон, уйти в свою математику и оставить сына в покое. А тебе, Юра, открыто объясниться с Ольгой. Нечего делать вид, будто ничего не происходит, и она просто где-то отсутствует. Глупо, смешно, трусливо. Нужна тебе – добивайся. Не можешь – отпусти. Надоело! Немедленно свяжись с ней и объяснитесь! Вы интеллигентные образованные люди, а ведёте себя как дикари!

К кому относилась последняя фраза матери ни сын, ни отец не поняли. Ляля выплыла из кабинета, высоко держа голову. Она всегда уходила, не дав им последнего слова. У Юрия зазвонил телефон, номер был незнаком, но он ответил.

– Да? Кто это? Ведьма? Какая ведьма?

Мать притормозила, услышав разговор, повернулась к сыну лицом.

– Прекратите баловаться! Я не понимаю, о чём вы говорите, – раздражённо бросил Юрий в телефон и хотел отключиться.

Мать выхватила аппарат и проворковала:

– Наташенька?

Юра удивлённо смотрел на мать.

– Конечно, конечно. Я тоже так думаю. Приезжай. Адрес… – Ляля назвала их адрес.

Сын смотрел на мать:

– Что это сейчас было?

– Лучший способ погубить человека –предоставить ему самому выбрать судьбу. Сейчас приедет Наташа. Ведьма. Она подруга Ольги и отвезёт тебя к ней. Там вы и поговорите, и поставите все точки над «i».

Юрий скрипнул зубами. Хорошо, он поедет, чтобы все оставили его в покое, но видит Бог, как ему не хочется выяснять отношения. Ему физически, до ломоты в теле не хотелось ехать. Он болел Ольгой, а она нет. Юре нужно время, он ещё не мог вырвать, забыть её. Да, два года тянется эта пытка, отец прав, но Юрий как стоял на развилке, так до сих пор там и стоит. Ну, нет у него решения! Нет.

– Мама, мне тридцать лет!

– Не напоминай мне о возрасте!

– Мама! Я не поеду. Я не хочу. Мне это претит. Я сам решу, когда мне поговорить с Ольгой.

– Я не понимаю людей, которые не любят признавать своих ошибок. Вот я бы легко признавался в своих ошибках, если бы их когда-нибудь делал, – выкрикнул из кабинета отец, подслушивающий их разговор.

– Это невыносимо! Живя в вашем доме, я до старости буду мальчиком, которого учат жизни! Вы до сих пор выбираете для меня книги, образ жизни и мысли, – взревел Юрий. – Я съеду от вас!

– Пожалуйста, – сказала Ляля. – А как ты будешь управляться с Ариной?

– Я об этом подумаю… потом.

– Вот потом и переедешь, – вставил отец, – когда определишься, есть у тебя жена или нет.

В дверь позвонили, Ляля пошла открывать, на пороге стояла Наташа, подруга Ольги.

– Отвези его к ней и проследи, они должны поговорить и выяснить, наконец, либо они вместе, либо развод. Это безумие надо прекращать, – наставляла Ляля Наталью.

Наталья сосредоточенно кивала. После их ухода, Ляля позвонила Вадиму.

– Твои на даче?

– Да.

– Я отправила туда сына с Ведьмой, пусть разберутся уже окончательно между собой.

– Чья была инициатива?

– Натальи.

– Ах, ты, чёрт! – выругался мужчина.

– Что не так?

– У меня там… Надо было сначала мне сказать, а потом уже… – волновался Вадим, держа одной рукой телефон и быстро одеваясь.

– Одевайся, через пять минут буду!

– Зачем одеваться? Куда «буду»? В чём дело? Что произошло?

– Потом! Время дорого. Еду.

Вадим отключился, Ляля удивлённо смотрела на высунувшегося из кабинета профессора?

– Вадим сказал, чтобы я быстро оделась, и мы куда-то поедем, – растерянно произнесла женщина.

– У вас роман? – печально спросил Антон Тимофеевич.

– О чём ты говоришь!

– Всё может быть, – пожал плечами профессор. – Я не удивлюсь. Ты последнее время зачастила ездить к нему.

– Антон! Я езжу к внучке!

– Она не твоя внучка!

– Ребёнок ни в чём не виноват!

– Это чужой ребёнок!

– Антон, это сестра Арины!

– Не теряй время, тебя ждёт твой… тебя ждут. Я останусь с Ариной.

– Сумасшедший дом, – пробормотала Ляля.

– Какова хозяйка, таков и дом, – парировал профессор.

Под окнами просигналил автомобиль, Ляле некогда было ругаться, она выскочила из квартиры.

– Ты можешь объяснить мне хоть что-нибудь? Антон приревновал меня к тебе. Что вообще происходит?

– Надеюсь, ничего.

Вадим гнал свою «Ладу» и молчал. Ляля отвернулась, курила и стряхивала пепел в окно.

***

Юрий переступает с ноги на ногу и слушает, как Ольга издевается над ним. Он понимает, его жена не вернётся, говорить ему нечего. В очередной сто тысячный раз просить её начать сначала – глупо. Он смешон и жалок. Ему хотелось развернуться и уйти, но Наташа потянула его за руку и подтолкнула ближе к жене. Ольга встала и отошла к Черномору, он приобнял её за плечи.

– Зачем приехали? – спросил Черномор.

– Я люблю тебя! – крикнула Ведьма. – Олька только поиграет тобой и бросит! Ты ей не нужен! А Юра любит её. Ей с ним будет лучше…

– Ведьма, я давно сказал тебе: ты мне не нужна.

– Ты всё равно будешь моим!

Черномор расхохотался, его смех спугнул птиц с яблони. Они шумной стайкой кружились над садом.

От крика Натальи и смеха Черномора девочка заплакала, Ольга увела её в дом. Черномор ухмылялся.

– Ты в прошлом. Шли бы вы домой.

– Что мне сделать, чтобы было, как раньше? – Наталья смахнула слезу со щеки.

– Ничего.

– Ну почему?

– А не было ничего. А того, чего нет, нельзя повторить. Мне безразличны твои рыдания! Если хочешь, умри!

– Вспомни, нам же было хорошо, пока она не вернулась. У неё семья, профессора, актрисы. Это другой мир, Игорь! Ты кто? Никто. А там…

– А ты как раз подходишь мне по сословным признакам?

– Да! Я привезла её мужа, пусть он забирает её! Начнём сначала.

– Простите, – произнёс Юрий, – а меня кто-нибудь спросит, зачем я приехал?

Черномор и Ведьма повернулись к Юре и удивлённо посмотрели на него.

– Зачем? – спросил Черномор.

Юра задумался, он не мог и себе сказать, зачем. Вся эта сцена его коробила, не нравилась ему. Он, как Наталья, пришёл просить о любви. А о ней не просят. Это так унизительно. Парню было здесь неуютно, словно он подсматривает в замочную скважину за соседями.

– Я хотел поговорить с Ольгой наедине.

– Олька! – закричал Черномор – Выходи! К тебе муж пришёл.

Он засмеялся, Юрий сжал кулаки, он отчаянно хотел оказаться у себя в комнате и никого не видеть. Ольга вышла из дома.

– Говори.

– Мы можем поговорить наедине, не при этом балагане?

– Говори.

– Давай разведёмся, – неожиданно для самого себя произнёс Юрий.

Он вдруг отчётливо понял, Ольга не вернётся, просить о любви смешно и глупо. Он сможет это пережить. Позже. Надо время. Но Арину Юра решил оставить у себя. Это его ребёнок и он её вырастит.

– Руслана дочь Черномора? Я правильно понял?

– Да.

– Я оставлю себе Арину. Вы можете с ней встречаться. Давай сделаем всё цивилизованно.

– Давай, – согласилась Ольга. – Я никогда к тебе не вернусь. Прости.

– Всё? – спросил Черномор. – Я давно говорил тебе и ещё раз повторю: это моя женщина.

Юрий кивнул и оглянулся в поисках Натальи. Её нигде не было.

– Ведьма! Ты где? Увози своего товарища по несчастью, – крикнул Черномор.

Девушка вышла из дома, спустилась с веранды на лужайку, где стоял Черномор, Валькирия и чуть поодаль Юра. Лицо у девушки было застывшим, как маска, руки она держала в карманах косухи.

– Разобрались? Ты жену забираешь? – спросила у Юры.

– Нет. Мы разводимся. Поехали. Не надо было приезжать.

Ведьма прищурилась, скривила губы:

– Слизняк!

Юрий поморщился. Наталья вытащила руку из кармана. В руке был пистолет. Черномор узнал его, это был боевой пистолет отца, оставшийся со времён его службы в армии.

– Ведьма, не дури, – тихо сказал парень и шагнул в сторону Наташки.

– Стоять! – истерично крикнула девушка.

Она направила дуло пистолета на Черномора, потом на Ольгу. Черномор остановился и глухо произнёс:

– Не дури. Отдай пистолет.

Ольга расхохоталась в лицо подруги:

– Смотри не промахнись!

Наталья подняла пистолет и выстрелила, Юра бросился на Ольгу, надеясь то ли закрыть собой, то ли уронить на землю. Они вместе повалились на зелёную молодую траву.

Черномор выбил ногой пистолет из руки Ведьмы. Он блеснул на солнце, отлетел в сторону Ольги и упал возле её руки. Девушка лежала под телом мужа. Он был тяжёлым и не шевелился. Черномор пощупал ему пульс и вытащил из-под него Ольгу. Поднимаясь, девушка подобрала пистолет.

– Что? Что с ним? – пролепетала она.

Черномор молчал. Пульса у Юрия не было. Послышался шум подъезжающей машины, калитка на участок резко распахнулась. Наталья и Черномор повернулись на звук открывающейся калитки. И никто не заметил, как Ольга подняла оружие. Ольга подняла руку и прицелилась в Наталью.

– Ольга! – крикнул Вадим, который входил в калитку.

Черномор обернулся на Ольгу. Она нажала на курок. Парень метнулся к Наташке. Они оба упали на землю. Испуганные выстрелом, птицы кружились над домом, судорожно крича.

Вадим бежал к ним, следом за ним мчалась Ляля. Оценив ситуацию, мужчина бросился к Ольге, которая держала в руках его пистолет. Он протянул руку:

– Отдай. Всё закончилось. Сейчас сядем. Выпьем. Поговорим, – он говорил тихо, мягко, медленно приближаясь к Ольге.

Девушка покорно вложила в его руку оружие. Она стояла, широко открыв глаза, но ничего вокруг не видела и не слышала.

– Вот и хорошо, – сказал Вадим, положив пистолет в задний карман джинсов.

Мужчина наклонился к сыну и помрачнел, затем подошёл к Юрию. Вадим изменился в лице, глаза потухли, щёки ввалились. Ляля всё поняла. Она остановилась, ей не хватало воздуха, он тягучей вязкой массой не хотел проникать в лёгкие, уши заложило, женщина не слышала ни одного звука. Она пустым взглядом обвела всех. Вадим шевелил губами, Ольга стояла с открытым ртом, Ведьма беззвучно выбиралась из-под Черномора. Неожиданно тишину разорвал, взорвал, свалил с ног ультразвук Наташкиного крика:

– Я убью тебя! Не прощуууууууууууу!

Ляля вздрогнула и очнулась. Ольга рванулась к своей Хонде.

– Твою мать! Бабьё! – глухо выругался Вадим.

– Беги, девочка! Беги! – прошипела Ляля.

Она вытащила у Вадима пистолет и бросилась за Ольгой.

– Ляля! – заорал он.

Женщина выскочила за калитку, расставила ноги, взяла пистолет двумя руками, прицелилась и нажала курок. Отдача дёрнула её руки, она продолжала стоять, держа в вытянутых руках пистолет.

Ведьма выбежала из калитки, выхватила из рук Ляли оружие, вскочила на байк, и понеслась за Ольгой. Ляля медленно опустилась на траву. Подбежал Вадим и сел рядом, обняв её за плечи. Ляля видела, как Ольга дёрнулась после выстрела, байк заюлил, девушка не смогла выровнять мотоцикл, и на скорости вылетела на встречку. Раздался визг тормозов, глухой звук от удара. Ольга врезалась в кузов фуры и подлетела в воздух, как тряпичная кукла. Мимо пролетела Ведьма, убрала вытянутую с пистолетом руку на руль, свернула на грунтовую дорогу и исчезла среди деревьев, прихватив с собой пистолет Вадима.

Ляля очнулась на диване в комнате с холодным полотенцем на лбу. Вадим сидел у дивана на стуле, держал в руках стакан с коньяком.

– Выпей! – приказал он.

Вадим смотрел на неё, протягивая стакан. Ляля послушно выпила, руки Вадима сжаты в кулаки до побелевших костяшек. В ногах у Ляли сидела Руслана и сосредоточенно собирала пирамидку.

– Ляля, соберись и запомни – ты не стреляла. Ты просто выбежала вслед за Ольгой.

– Я убила её?

– Ляля! Коня на скаку остановишь завтра, сегодня сама остановись, – повысил голос Вадим, – Ты выбежала вслед за Ольгой. Повтори!

– Я выбежала вслед за Ольгой, – послушно повторила женщина.

– Умница. Всё остальное можешь описывать так, как помнишь. Ты не держала в руках пистолет. Ты не стреляла. Поняла?

Ляля кивнула. У неё была такая слабость, ей даже сидеть было трудно.

– Вадим… мальчики…они где?

Вадим молчал.

– Вадим! Это не правда! Скажи, что это неправда!

Мужчина сжимал кулаки, на скулах ходили желваки, и лицо покрылось пятнами. Ляля трясла его руки и повторяла:

– Это неправда… это неправда… это неправда.

– Ляля, поднимись в комнату и займись Ланой.

В таком состоянии их застала опергруппа, приехавшая по вызову Вадима. День был долгим, тяжёлым. Ляля возилась с внучкой Вадима – Русланой. Мужчина отвечал на вопросы. Когда были проведены все процедуры, увезены тела сыновей, Ольгу отправили в больницу, Вадим накормил Лану и Лялю, посадил в машину и повёз к себе.

– Сегодня останешься у меня. Завтра решим, что делать.

Ляля безропотно согласилась. Лана отвлекала её от воспоминаний сегодняшнего дня. Вечером, уложив Лану спать, Ляля сидела на кухне с Вадимом, обсуждая судьбу девочки.

– Я заберу её. Где один, там и два ребёнка. Ты мужчина, тебе будет сложно с ней. А у нас есть Ниночка.

– Я не согласен. Но на первое время пусть будет так, – сказал Вадим. – Я собрал на даче её вещи. Завтра отвезу вас.

Когда на следующее утро они подъехали к Лялиному дому, женщина откинулась на спинку сиденья и застонала.

– Что? Плохо?

– Нет, веселюсь, – съязвила Ляля. – Как я скажу Антону?

– Я скажу, – выдохнул Вадим.

Они поднялись в квартиру. Антон встретил их с саркастической улыбкой:

– Пришёл просить руки моей жены? Как прошла ночь?

– Антон! Это пошло! – воскликнула Ляля, – Помолчи.

– Ты в открытую изменяешь мне и я должен молчать? А это плод вашей любви? Вопреки законам природы, быстро всё у вас происходит.

Женщина молча проплыла мимо Антона, уводя девочку в детскую. Ляля позвонила Ниночке и попросила приехать. Вадим тихо сидел на кухне, не вступая в разговоры с Антоном, который бегал из детской в кухню и высказывал предположения о счастливой семейной жизни его жены и Вадима. Приехала Ниночка. Дети играли в комнате. Все остальные собрались на кухне. Вадим попросил налить коньяка. Ляля принесла бутылку, Ниночка быстро соорудила закуску. Антон протирал очки. Ляля была бледна, глаза ввалились, губы сжаты в тонкую ниточку. За всё время Ляля не произнесла ни слова, это пугало и злило Антона. Он не помнил, чтобы его жена так долго молчала. Вадим протёр лицо ладонью и глухим низким голосом произнёс:

– У нас с Лялей неприятные новости.

Антон хотел что-то вставить, но Вадим поднял руку:

– Я договорю. Ваш сын Юра и Игорь, мой сын, убиты.

Ниночка закрыла рот рукой, из широко открытых глаз полились слёзы. Антон закашлялся и, протирая очки, произнёс:

– Неудачная шутка.

– Это не шутка. Вчера на моей даче произошла трагедия. Ольга в больнице. Состояние тяжёлое. Осталась Руслана. Я пока не могу оставить девочку себе.

Вадим коротко пересказал события вчерашнего дня.

– Надо решить, о чём говорить. Ляля, соберись. Я сделаю всё, что возможно. Нельзя допустить, чтобы тебя посадили. Ты поняла меня? Ты запомнила, о чём я говорил?

Ляля молча кивнула. На её лице застыла маска. Сил на эмоции у Ляли не было. Ниночка закрыла рот руками. Антон кривил губы то ли в усмешке, то ли в гримасе. Наступила пауза Привычная, стабильная жизнь сломалась, развалилась на «до» и «после». Люди сидели в кухне на обломках вчерашнего счастья и не знали, что им делать, как жить дальше. В дальней комнате играли две маленькие девочки, Арина и Лана, которые только вошли в эту жизнь и не понимали, какие перемены их ждут.

Как витиевато переплетается жизнь, складывает узоры из отношений, чувств, эмоций в разноцветный ковёр жизни. Часть этого узора плетём мы, но к нашим узорам добавляются узоры судьбы, непредвиденных обстоятельств, нити окружающих нас людей. Всё это соединяется, сцепляется, перепутывается, и никогда не знаешь, что же получится в итоге. Какой сюрприз приготовит для нас судьба.

Глава 2. Наши дни. Вечерние новости.

Никогда не знаешь, что же получится в итоге. Какой сюрприз приготовит для нас судьба. Сегодня спектакля у Ляли не было. В воскресенье состоялась премьера, закрывающая сезон, которую снимало телевидение, затем брали интервью у режиссёра и у неё, Ляли. Сегодня у бабушки было время напечь пирожков, приготовить праздничный ужин и насладиться всем этим в присутствии Русланы и Вадима Васильевича. Премьеру труппа театра отметила после спектакля в воскресенье в ресторане, поэтому гостей не предполагалось.

– В новостях должны показать нашу премьеру и интервью со мной, – пояснила Ляля, сервируя стол.

Вечерние новости они смотрели, уютно устроившись в креслах, перед журнальным столом, накрытым белоснежной скатертью. Ляля сделала своё фирменное заливное, пару салатов и пирожки. Среди блюд красовалась запотевшая бутылка шампанского. Лана сидела поодаль на диване. Показали фрагменты спектакля, затем крупным планом красивую Лялю в гриме и костюме. Елена Николаевна была великолепна. Она стояла рядом с режиссёром, который говорил о постановке:

– Премьеры мая – это мостик в новый сезон. Они намекают о том, что ждать зрителю в следующем театральном году. Наш спектакль – интерпретация, новое видение, которое переносит героев классики из девятнадцатого века в наш.

Ляля улыбалась и говорила на камеру хорошо поставленным голосом:

– Театр помогает осознать себя и окружающих, понять жизнь, прочувствовать её глубже, насыщенней. Роли позволяют проживать множество жизненных путей, чувств, эмоций. Актёры – это люди, которым неподвластно время, возраст. Мы взрослые дети. Мы можем воплотить свои амбиции, мечты, проживать разные жизни. Театр –не просто сценическое воплощение, это взаимодействие с коллегами, зрителями, с миром, это пропаганда и критика. Мы пробуждаем чувства, мы лечим, мы заставляем смеяться и плакать, мы учим думать. Театр – это жизнь.

– Ляля! Ты затмила режиссёра! Он сказал всего пару слов, а ты толкнула целую речь! Звезда! – восхищался Вадим Васильевич.

Лана пила шампанское и улыбалась. Бабуля у неё действительно звезда. В свои годы она выглядит как девочка. Стройная, красивая, ни одной морщинки. Правда здесь заслуга косметологов, но кто об этом знает. А как она играет! Ведь веришь каждому слову, движению, взгляду.

***

Вечерние новости Антон Тимофеевич, Ниночка и Арина смотрели в столовой за ужином.

– Дед, куда мы поедем отдыхать этим летом, – спросила Арина.

Антон Тимофеевич, не отрывая глаз, смотрел на экран, где давала интервью прима театра. Ниночка сложила руки под подбородком и тоже смотрела на экран. Арине никто не отвечал.

– Деед! Ау! Ты меня слышишь? Что вы уставились на эту старую грымзу? Я считаю, сниматься в кино и играть на сцене должны только молодые актрисы.

Дед оторвался от телевизора, Ниночка молча переводила взгляд с него на Арину.

– Антоша, она не изменилась. Хороша. Ты бы…

Антон Тимофеевич откашлялся и внезапно зло сказал:

– И жить должны только молодые? А куда стариков? На Фудзияму? На что ты будешь жить без нас?

– Ты почему взъелся-то на меня? – удивилась Арина.

Профессор бросил вилку, встал из-за стола и вышел из столовой. Арина вопросительно посмотрела на Ниночку, та молчала, опустив глаза в тарелку.

– Нина! Что это с дедом? – требовательно спросила Арина.

Ниночка подняла на неё глаза от тарелки.

– Молчала бы! Ты бываешь бестактна и глупа!

– Что я сказала-то? Ему про отпуск не понравилось? – удивилась Арина.

– Замолчи.

Арина пожала плечами. Могу и помолчать.

***

Вечерние новости Эрик не смотрел, телевизор был включён для фона. Он сидел на диване с неизменным стаканом виски.

Неожиданно во весь экран показали фотографию Ольги.

Эрик прибавил звук.

– На улице … возле театра … вечером в автомобиле «Ауди», государственный номер…скончалась женщина. Предположительная причина смерти – сердечная недостаточность. Кто знает потерпевшую, просьба позвонить.

На экране появились номера телефонов. Эрик лихорадочно искал свой мобильный. Ольга не вернулась домой. Отец беспокоился, но Эрику было всё равно, мало ли где она могла задержаться. Куда она ушла, Эрик не спросил, а Ольга не озвучила своих планов. Её знакомых в городе он не знал. Ольга об этом Эрику никогда не говорила. Да он даже не вспоминал о ней. Думать, он конечно думал, и ждал, как будут развиваться события. Но не так же быстро!

Он выругался, налил в стакан больше половины, выпил и продолжил поиски телефона.

***

Когда на экране возникла фотография женщины, Ляля побледнела и поставила фужер с шампанским мимо стола, бокал со звоном упал на пол и рассыпался на мелкие осколки.

– Вадим, это же … Она вчера была … Это ты? – прошептала Ляля.

– Была, – охрипшим голосом ответил сосед.

Вадим Васильевич наклонился, начал собирать осколки с пола и порезался.

– Чёрт! – в сердцах громко ругнулся он и отправился в кухню.

– Вадим, – прошептала бабушка – принеси валидол.

– Я принесу, – сорвалась с места Лана.

На кухне Вадим Васильевич стоял возле окна и курил Лялину сигарету.

– Вы же не курите, – удивлённо протянула девушка.

Вадим Васильевич молчал. Она посмотрела ему в спину, вытряхнула на ладошку таблетку из блистера и пошла к Ляле.

– Что Вадим делает? – спросила бабушка.

– Курит.

Ляля недоумённо уставилась на внучку. Из прихожей послышался звук открываемого замка, потом захлопнулась дверь.

– Даже не попрощался. Что это с ним? А ты почему так разволновалась? Знакомая твоя что ли? – спросила Лана.

– Оставь меня! – в сердцах сказала бабушка. – Мне требуется покой!

– Если я буду нужна для того чтобы тебя побеспокоить – позови, – обиделась девушка и ушла к себе в комнату.

***

Антон Тимофеевич вернулся за стол, молча доедал ужин, Нина стряхивала невидимые крошки, Арина вопросительно смотрела на них. По телевизору прозвучала информация об умершей женщине и во весь экран показали её фотографию.

– Б…дь! Что ж все яйца в одну корзину!

Арина вздрогнула от восклицания деда.

– Ты помнишь, я была против, – еле слышно произнесла Ниночка.

Её дед умеет матюгаться? Арина ничего не понимала, она переводила взгляд с деда на его сестру и боялась проронить слово, тем самым вызвать их гнев на себя.

«Что за день такой? Что происходит?» – Арина смотрела то на деда, то на Ниночку. Они оба были не в себе.

– Я помню! – рявкнул дед. – Я ещё не выжил из ума! Меня рано на Фудзияму! Она была здесь! Это ты?!

– Бог с тобой, Антоша! О чём ты говоришь! – взвизгнула Нина Тимофеевна.

Арина сжалась от страха, такими своего деда и Ниночку она не видела никогда. Щёки его покраснели, глаза слезились и сверкали недобрым светом, очки запотели. Ниночка сидела, сжавшись в комок, горестно подперев руками голову, слёзы медленно текли по щекам.

– Нина, – тихо позвала девушка.

Нина Тимофеевна всхлипнула, вытирая салфеткой лицо, Антон Тимофеевич убежал в кабинет и метался там из угла в угол. Было слышно, как он меряет кабинет шагами. Арина постаралась незаметно выйти из-за стола и прошмыгнула к себе.

«Господи, что произошло-то? Что я такого сказала?» – думала девушка.

***

Эрик метался по квартире в поисках телефона. Он лежал на диване, рядом со стаканом виски. Парень схватил трубку и набрал номер. На том конце долго не отвечали, наконец, он услышал:

– Хэлло.

– Уве! Уве! Она умерла! По новостям показали! Она сегодня умерла, она не вернулась, но я не знал… я не думал… а сегодня… Что мне делать?

– Налить, выпить и успокоиться, – спокойно отозвался юрист семьи Штейн. – Делай, что говорю, я подожду.

Эрик включил громкую связь, чтобы ничего не пропустить, трясущими руками налил виски и залпом выпил. Поморщился, выдохнул.

– Выпил? – донеслось из телефона.

– Да.

– А теперь по порядку: кто, когда.

– Ольга! Она взяла у меня машину и поехала по своим делам. Мне она ничего не говорила, а я не спрашивал. Да и зачем мне это? Сейчас по вечерним новостям показали её фото и попросили позвонить тех, кто её знает. А отец не мог ей дозвониться. У неё телефон отключён.

«Мальчишка! Паникёр!» – подумал в сердцах Уве.

– От чего она умерла?

– Сердечный приступ.

«Ага», – подумал Уве Краус.

– Ты мог не видеть этих новостей. Где Рональд?

– У себя. Наверное. Я боюсь к нему идти, вдруг он ещё не знает! Как я ему скажу?

– Дождись, когда полиция выйдет на вас сама. Ты иностранный подданный, ты можешь попросить посла присутствовать на допросах, вызвать адвоката. Меня. С кем Ольга встречалась, ты знаешь?

– Допросах? – с ужасом перебил Эрик. – Я не знаю с кем она встречалась!

– Успокойся! Соглашайся на первую встречу. Потом позвони мне. Они всё равно будут делать запрос в Мюнхен. На это уйдёт время, а оно нам на руку.

– Зачем?

– Это уже моё дело. Скажи, а где те капсулы?

– Ка-ка-какие? Откуда ты…

– Именно те, что ты брал?

– Я не понимаю, о чём ты говоришь, – соврал Эрик.

– Вот об этом и не вспоминай. Сейчас успокойся, выпей и ложись спать. Завтра они на тебя выйдут.

– Акции… Она продала акции? – запаниковал Эрик.

Трубка помолчала. Эрик смотрел на экран телефона.

– Откуда информация? Ольга сказала?

– Нет. Я случайно услышал ваш с Мартином разговор. Папа знает об этом?

– Рональд не знает. И ты не знаешь, – твёрдо произнёс собеседник. – Ты меня понял?

Эрик паниковал. Да, он хотел смерти Ольги. Он считал себя обиженным, когда отец передал ей свой пакет акций клиники. Но они же договаривались, то есть решили, чёрт, предполагали, что надо сначала найти дочерей и выяснить – почему никто из них не искал Ольгу, а потом… Мысли в голове Эрика путались всё больше после каждого стакана виски.

«Почему она умерла? Капсулы!! Неужели? Откуда Уве знает об этом? Мартин? Лучше бы я их выбросил!» – мысли в голове Эрика молниеносно мелькали и перепрыгивали с одного на другое.

Он незаметно для себя напился и заснул на диване со стаканом в руках.

***

Ляля не могла заснуть. Она не знала, что ей делать. Всё было так давно, и казалось уже неправдой. Телефон Вадима не отвечал. Ляля колотила ему в дверь, но его квартира отзывалась тишиной, ни единого звука не доносилось из-за закрытых дверей. Ляля пила коньяк, курила, стряхивая пепел мимо пепельницы, ходила по квартире и громко декламировала одно и то же стихотворение, повторяя и повторяя его:

Уста пусты от долгих трат…

Дороги топтаны толпою.

Не обнимает брата брат –

Как будто созданы для боя.

И, вроде, зависть правит бал

В израненных обманом душах.

Ну вот… ещё один упал –

Из тех, кто никому не нужен.

Остатки памяти горчат,

Осадком пав на дно обиды.

А боль потери горяча…

И даже волей не прикрыта.

Зачем держать под сердцем яд

Для тех, которым вы не рады?

Зло возвращается назад,

Не забывая про оплаты.

Лана испуганно слушала бабушкину истерику, прислонившись ухом к двери в своей комнате.

«Апокалипсис какой-то. Где она этот дурацкий стих выкопала?» – думала девушка.

Всё происходящее не поддавалось объяснению, логике. Рождало испуг. Лана не знала страха, а тут что-то холодное и шершавое неприятно шевелилось внутри. И было непонятно – от чего?

***

Антон Тимофеевич сидел в кабинете и пил коньяк, глядя на фотографию какой-то женщины. На фото внизу была написана рукой деда формула: L = K (V + P).

«Господи, – думала Арина. – Что это? Кто это? Он сошёл с ума? Колдует? Бред какой-то. Он же учёный!»

Она заглядывала в приоткрытую дверь в кабинет деда. Девушка подпрыгнула, застигнутая на месте Ниночкой, которая положила ей руку на плечо. Ниночка приложила палец к губам.

– Это его любовь, – прошептала Нина, когда они пришли в кухню.

– Кто? Какая любовь? Это та, в новостях? – засыпала Арина Ниночку вопросами. – А что за формула на фото?

– Формула любви, – вздохнула Ниночка. – Лучше иди к себе.

– Ниночка, я ничего не понимаю. Что произошло? Ты плачешь, дед психует.

– Это хорошо, что ты не понимаешь. Иди, – непонятно ответила Ниночка и прогнала Арину в её комнату.

«Коллективное помешательство. Из-за кого такая буря? Из-за меня? Из-за актрисы или той, которая умерла в машине?» – пыталась разгадать загадку Арина. Но это было ей не по силам. Она набрала номер Эрика, телефон долго играл мелодию. Парень не отвечал. Арина раз пять набирала номер, наконец, пьяный голос Эрика прохрипел:

– Хллоо.

– Эрик, ты там пьян, что ли?

– Я стёкл как трезвышко, даже заплетык не языкается! Ппрзжай.

– Понятно. Завтра приеду. Опохмелять, – отозвалась Арина.

***

Май в этом году выдался жарким. Лето вступило в сговор с весной, и природа вопреки своему графику радовала теплом. Одновременно цвели черёмуха и сирень, не соблюдая положенной очерёдности, только что вылупившиеся из почек нежно-зелёные листья радостно шелестели на ветру, подставляясь под горячие лучи солнца. Питерцы, имевшие три с половиной солнечных дня в году, недоуменно снимали плащи, оставляли зонты дома и с удовольствием купались в лучах заблудившегося в их небе солнца.

За окном орут птицы, солнце проникает в самые удалённые уголки, весь мир садится в электрички и едет на дачи, и пусть где-то извергаются гигантские вулканы, обрушиваются торнадо, а израильские коммандос ровняют с землёй очередную палестинскую деревню, мы продолжаем жить. Жизнь – это очередь за смертью, но некоторые личности лезут без очереди. Люди, умеющие убивать, делятся на две категории. Первая те, кого этому учили. Вторая самоучки. Парадокс заключается в том, что вторые делают это чаще. Сезон нарушения заповеди «Не убий!» был открыт.

Глава 3. Следователь.

Сезон нарушения заповеди «Не убий!» был открыт. Вечером в половине восьмого полковнику Лаврухину позвонил дежурный:

– У нас труп, – доложил он.

– До завтра не подождёт? Или сбежит? – пошутил Лаврухин.

– Сбежит, – мрачно ответил дежурный, – Иностранка.

Полковник выругался и поехал в управление. Александр Анатольевич Лаврухин, полковник полиции, работал в следственном управлении начальником отдела по особо важным делам очень давно. Высокий, слегка сутулый мужчина, спортивная фигура заплыла жирком, но при его росте это не бросалось в глаза. В когда-то иссиня-чёрных волосах проседь. Про такой цвет говорят – соль с перцем, усы тоже поседели. Александр Анатольевич уже не представлял себя без усов – обязательного атрибута милиционера в его молодые годы. Посмотрев на черты лица полковника, сразу становилось ясно, что татаро-монгольское иго щедро поделилось своим семенем в его роду. Лаврухин обладал цепкой, крепкой памятью, ни одна деталь не ускользала от него. Сыщицкое чутьё, приобретённое за годы работы, тоже помогало в деле. Бывало так: всё складывалось одно к одному, ни единого сомнения в виновности, а внутри что-то царапало тоненьким коготком, выискивая шероховатости и нестыковки. Александр Анатольевич мучился, не спал ночами, перебирая улики, факты, а потом приходило озарение – так вот же, всё очень просто. Он проверял свои догадки, дело разваливалось и обрастало новыми фактами, но сыщик уже семимильными шагами шёл к цели.

Полковник сидел в кабинете, потирая лицо ладонью, ждал результатов вскрытия женщины, которая умерла в машине. Её документы и сумочка лежали у него перед глазами на столе.

Гражданка Германии Ольга Штейн, жена Рональда Штейна. В Питер приехала вчера с мужем по его рабочей визе, как сопровождающая.

«Черт возьми! Вот подфартило-то! Труп иностранки! Где муж? Почему не ищет свою жену?»

Информации ещё не было. В сумочке Ольги находился кошелёк с кредиткой Deutsche Bank и картой сбербанка, марки, рубли; салфетка с двумя питерскими адресами, разрядившийся мобильный телефон, флакон с таблетками, которые отданы на экспертизу, бумажные носовые платки, подставка под бокал из клуба «Легион» с питерским адресом на обороте, пудреница и помада, паспорт, права.

«Господи, если ты существуешь, сделай так, чтобы эта немка умерла сама по себе, без криминала», – молился полковник полиции, старший следователь по особо важным делам.

Он не был верующим, но ему очень не нравилась эта смерть немки. В его голове пронеслась мысль:

«Не умирают у нас иностранцы просто так».

Александр Анатольевич начинал свою деятельность в далёком прошлом веке инспектором дорожно-патрульной службы. Уже тридцать пять лет он работает сначала в милиции, теперь в полиции. Когда-то он был высоким, черноволосым весёлым парнем, сейчас немного обрюзг, поседел и веселья поубавилось. Работа накладывает отпечаток, не больно-то повеселишься над трупами, да ещё иностранными. Он вздохнул и отправился к судмедэксперту. Сверху потребуют закрыть дело чуть ли не сразу. Всем хочется побыстрее избавиться от иностранных покойников.

– Ну что ты мне скажешь, Анна Семёновна? Чем порадуешь? – спросил он, присаживаясь возле стола, где сидела патологоанатом.

– Ничем не порадую, Сашенька. Криминал.

Лаврухин матюгнулся.

– Душа моя, ты не могла ошибиться? – проникновенно спросил полковник.

– Я уж тридцать лет, как не ошибаюсь. Так что дерзай, Александр Анатольевич, – она протянула ему бумаги. – Смерть наступила в период от девятнадцати до двадцати часов. Учитывая то, что яд был в капсуле, добавим двадцать-тридцать минут. Получается, яд она приняла где-то от восемнадцати тридцати до девятнадцати часов.

Лаврухин взял документ, поднялся и, ссутулившись, вышел. Он вернулся в кабинет, пробежал глазами отчёт судмедэксперта. Всё совпадало с протоколом с места преступления. Женщина была найдена прохожими, которые вызвали скорую помощь, медики позвонили полицию. Женщина лежала головой на асфальте, ноги потерпевшей находились в машине. Видимо в момент приступа женщина хотела выйти, но не успела. Кожные покровы светло-розового цвета, глаза открыты, зрачки расширены. Возле головы трупа рвотные массы. Смерть наступила мгновенно от нехватки кислорода. Более глубокая экспертиза и анализы подтвердили слова медиков. Отравление цианидом. В единственной капсуле, оставшейся во флаконе, тоже содержится цианид. Судя по этикетке на бутылочке, там был комбинированный препарат для улучшения мозгового кровотока. Экспертиза показала, в капсулах было лекарство, которое заменили на цианид калия. Сделать это мог любой человек. Снятые отпечатки пальцев ничего не дали. На сумочке отпечатки Ольги и ещё двух женщин. Кто? На флаконе несколько разных смазанных, поверх которых отпечатки пальцев Ольги. Такое впечатление, будто флакон побывал во многих руках. Но это тоже ни о чём не говорит.

«Сколько капсул было в баночке? Может быть, самоубийство? – пытался избежать криминальной смерти полковник. – Не складывается. Одну капсулу проглотила, а вторая на случай, если первая не сработает? Или капсулы с ядом были среди обычного лекарства? Это прям русская рулетка – положить яд во флакончик среди обычных капсул и ждать, когда попадётся яд? Нет. Всё же кто-то ей подложил. Кому ж она так насолила? В чём? С виду приличная фрау. Подождём, что коллеги из Мюнхена пришлют на неё».

Лаврухин вызвал оперативников, которые собрались в кабинете шефа через час.

– У нас криминальный труп гражданки Германии. Сроки минимальные. Работаем двадцать четыре часа. Не хватало нам международного конфликта. Головы полетят у всех. Это первое. Второе – с мужем, Рональдом Штейном, я поеду и поговорю сам. Выясню, где он находился вчера весь день и особенно с восемнадцати часов. Почему не беспокоился о том, что жена не вернулась домой. Запрос в Мюнхен я оправил. Ждём результат.

Третье, отработать маршрут Ольги в понедельник со времени прилёта до момента смерти. Где была, с кем встречалась.

– Как?

– Вот по этим адресам, – полковник протянул фото салфетки. – Отработать каждый адрес. Кто такие. Как связаны с покойной. Где находились в интересующее нас время. Кто был на выезде? Проверить досмотр места преступления, автомобиль. Посмотрите ещё раз. На этом пока всё. Выполнять. Завтра к обеду у меня должны быть результаты и желательно претендент в убийцы.

Следователи недовольно бубня вышли из кабинета. Александр Анатольевич понимал, задача трудная. Кто мог заменить лекарство ядом? Где подложили яд? Если она приехала с этой отравой. Значит всё можно спихнуть на полицию Мюнхена. И мы тут совершенно не при чём. Оперативно нашли, подобрали труп, доставили домой. Остальное ваше. Хорошо бы, только вот милицейский бог очень плохо шутит. Сердце старого сыщика ныло, это только начало? Что за мысли лезут в голову! Гнать, гнать, чтобы беды не накликать.

«Вот нутром чувствую, что-то не то. Что?» – тосковал следователь по особо важным делам.

Александр Анатольевич смотрел на экран: «Рональд Штейн, владелец клиники-партнёра в Мюнхене, проживает по адресу… В Петербурге по служебной визе».

Полковник взглянул на часы, десять вечера, поздновато для визита. Он позвонил в клинику, после долгих переговоров ему дали телефон Рональда. Лаврухин набрал номер, на звонок ответили сразу же, словно ждали.

– Рональд Штейн? – спросил Александр Анатольевич.

– Да.

– Полковник Лаврухин, следственное управление, мне необходимо с вами встретиться.

На другом конце замолчали, потом задыхающимся голосом Рональд произнёс:

– Что-то произошло?

– Боюсь, что, да.

– Куда мне приехать?

– Я сам к вам приеду, скажите куда.

Рональд продиктовал адрес и отключился. Лаврухин сел в машину.

Выйдя из лифта на восьмом этаже, полковник увидел в дверях бледного мужчину. Они прошли в квартиру, пахло лекарством. Лаврухин вздохнул, он не любил такие моменты, когда надо говорить о смерти.

– Сегодня вечером возле театра найдена женщина, при ней документы вашей жены, Ольги Штейн, – Александр Анатольевич показал копию фотографии с паспорта. – Она умерла примерно с девятнадцати до двадцати часов. Примите мои соболезнования. Вы можете сказать, как вы провели весь сегодняшний день, где была Ольга, куда она ездила, с кем встречалась?

– Я могу её увидеть?

– Да. Завтра. Надо будет провести опознание. Морг уже закрыт.

– Отчего … умерла… Ольга?

– Её отравили.

– Отравили?! Кто?

– Мы тоже хотели бы это знать.

– Я весь день находился в клинике. Ольга на телефон не отвечала, он у неё был отключён. Где она была, я не знаю. Она в аэропорту вспомнила какие-то адреса и записала их на салфетке. Может быть, она поехала по этим адресам?

– Кто там проживает?

– Она сказала, – вспоминал Рональд, – это родители мужа.

– Сразу по двум адресам?

– Я не знаю. Я не стал расспрашивать. А вечером зашёл Эрик.

– Это кто?

– Мой сын. Он приехал работать в клинику в начале весны. Мы поговорили, и он ушёл.

– Почему вы не позвонили в полицию?

– Зачем? – искренне удивился Рональд.

– Где живёт Эрик?

– Тут, в соседней квартире, – он назвал номер. – В этом доме клиника выкупила два этажа для своих сотрудников.

– Я буду вынужден пригласить вас завтра на опознание. К Эрику я зайду после, сейчас уже поздно.

Рональд встал и покачнулся, потом кивнул полковнику.

– Вы хорошо себя чувствуете? – спросил Лаврухин.

– Не беспокойтесь, я врач.

Александр Анатольевич попрощался и вышел из квартиры. Огляделся. В доме было два крыла, по четыре квартиры в каждом. Эрик жил в другом крыле.

«Домой. Никуда Эрик не денется, – подумал Александр Анатольевич. – Любопытно, что он из себя представляет?»

Глава 4. Эрик.

Любопытно, что Эрик из себя представляет? Мальчик, рано потерявший мать, рос трудным ребёнком, капризным и непослушным. Ему казалось, что окружающие должны осуществлять его желания, это, в общем-то, и происходило. Капризы выполняли, деньги давали.

Рональд Штейн – отец Эрика, женился второй раз, когда сыну исполнилось одиннадцать лет. Про мать отец никогда не рассказывал. На настойчивые расспросы мальчик не получал ответов ни от отца, ни от Анны – няни мальчика. Анна появилась в доме, когда родился Эрик.

Парень ни к кому не испытывал тёплых чувств. С детства у него была обида на отца за то, что тот пропадал на работе и сына только отчитывал. Играла, гуляла, занималась с ним, отвозила в школу и забирала Анна. Потом в его сердце поселилась обида на Ольгу, когда отец на ней женился. Мачеху он так и не принял, и она не проявляла к нему никаких эмоций, словно мальчика не существовало. Они проживали вместе, ужинали за одним столом и на этом их общение заканчивалось.

Тёплые чувства Эрик испытывал исключительно к Анне, и не забывал радовать её небольшими подарками. Он любил с ней пить чай с джемом в кухне, болтая обо всём на свете, он узнавал от неё домашние новости. Анна всегда в курсе всех дел. Своей семьи у неё нет, Анна так долго жила в доме Штейнов, и её уже считали родственницей.

Эрик вырос, учился он по настоянию отца в медицинском университете, но без энтузиазма. Ему больше нравилось заниматься музыкой, ходить на тусовки, иногда баловаться наркотиками, гонять на «Harley-Davidson». С белым ёжиком коротко стриженых волос, голубоглазый, стройный, подтянутый шикарно смотрелся в высоких ботинках и кожаной куртке на своём «Харлее». Истинный ариец, разбивающий сердца молоденьких девушек. Эрик умел обворожить и добиться своего, но душа его оставалась холодной и расчётливой. У него было всего два желания: деньги и свобода.

Когда Эрик с грехом пополам и папиным вмешательством получил через шесть лет диплом, он бросил его на стол со словами:

– Вот моё образование. Надеюсь, тебе от меня больше ничего не надо?

– Мне, – усмехнулся отец, – нет. А на что ты будешь жить? Я не собираюсь тебя содержать.

Эрик переехал тогда в городскую квартиру и зажил самостоятельной жизнью, подрабатывая в художественной галерее, помогая своей мачехе. Пасынку она платила исправно, но жизнью его по-прежнему не интересовалась.

Вскоре разгульное времяпровождение парню наскучило, тихое течение немецкого города подчинялось своим традициям и правилам. Ему стало тесно и душно в этом размеренном и тихом пригороде, где все друг друга знают. Эрику надо больше – клиника отца. Единственным развлечением были выездные выставки художественной галереи Марты, где работает его мачеха.

После фотовыставки в Берлине к Ольге вернулась память. Эрик пришёл к отцу просить денег на поездку в Петербург и застал его, хлопочущего возле Ольги.

У мачехи нестерпимо заболела голова, она схватилась за виски. Рональд бросился за таблетками.

– Что? Ты узнала? Вспомнила?

Ольга прикрыла глаза, в комнату зашёл Эрик.

«Опять приступ, таблетки глотает, а папахен ухаживает, волнуется. За меня бы так переживал», – ревниво подумал он.

– Отец, мне нужны деньги.

Рональд поднял на него взгляд, в котором плескался страх за Ольгу и холодное презрение к сыну.

– У тебя есть ежемесячные поступления. Нужны деньги – иди работать.

Сын презрительно скривился:

– Вкалывать двадцать четыре часа в клинике как ты мне неинтересно.

– А что интересно? Хочется сразу руководить?

– А почему бы и нет? У фрау Ольги и то интереснее, но этого мало. Я хочу уехать.

– Куда?

– Мир повидать, себя найти. В Петербург, в клинику, с которой ты сотрудничаешь.

– Поезжай.

– Деньги нужны. И рекомендации на медицинского представителя. Порекомендуй меня заведующему клиникой.

– Рональд, – слабым голосом произнесла Ольга, – помоги мальчику. Отправь его в Петербург.

Отец и сын с удивлением посмотрели на женщину. Она не интересовалась сыном Рональда и никогда за него не просила. Это был единственный раз, когда она вступилась за пасынка.

– Иди, Эрик. Мне надо поговорить с твоим отцом, – произнесла Ольга.

– Я подумаю. Не до тебя сейчас, – сказал отец.

Он вышел и комнаты, отцу всегда не до него. Он направился к лестнице, чтобы подняться к себе, но тут услышал:

– Это отец моего мужа. Сядь. Я всё вспомнила.

Эрику была известна история появления мачехи. Она поступила в клинику Рональда из России после аварии, вся переломанная и с амнезией. Отец влюбился в пациентку и женился на ней. Память к Ольге так и не вернулась. Эрику захотелось услышать то, чего никто не знал. Он затаился возле неплотно закрытой двери, прислушиваясь к слабому голосу мачехи:

– Я была замужем. Мужа звали Юра. У нас две девочки – Арина и Руслана. Когда… когда я попала в аварию, им тогда было четыре и два года. Сейчас они такие же, как Эрик, взрослые. Эта девушка-фотограф Арина Малиновская, которую я встретила на выставке, может быть моей дочерью. Это моя дочь! Я же была Малиновская! Пусть Эрик поработает в Петербурге и разыщет моих детей. И родственников. Должен быть отец и мать мужа и.... ну, это не важно. Если живы, у них, наверное, мои девочки. Где мои родители, я не знаю. Я хотела бы их найти.

Потом она попросила, чтобы Рональд отозвал своё решение ввести её в состав директоров и отдал акции клиники сыну. Но Рональд отказал ей:

– Будет так, как я решил, а этот балбес пусть сам на себя зарабатывает.

Эрик притаился возле дверей и слушал, затаив дыхание. Как много интересного он случайно узнал.

«Значит, мне ничего, всё мачехе. Вот чёрт! А ещё и её дети. Значит, ему ничего не светит. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Папахен решил его наказать? Или заставить работать? А с чего это отец решил передать акции Ольге?»

Для начала Эрик решил пойти к другу отца, Мартину. Обратиться к Уве, который вёл все юридические вопросы семьи, знал всю подноготную их жизни, парень не рискнул. Поверенный в делах, конечно же, ему ничего не скажет, да ещё и отцу доложит, что сын интересовался.

Судьба к Эрику была благосклонна, вечером он встретил в баре друга отца, Мартина – совладельца клиники, и за кружкой пива они болтали о планах Эрика.

– Хочу поехать медицинским представителем в Россию, в Петербург. Там же есть наша клиника-партнёр. Попробую продвигать медицинские услуги и продукты, может быть, заключу договоры, постараюсь внедрить папины разработки. Только вот нужны рекомендации.

– А практика тебя не интересует? – спросил Мартин.

– Я был слишком ленивым студентом.

– Ну что ж, похвально. Я поговорю с Рональдом. Тебе надо его беречь.

– А что такое? Я вроде бы не напрягаю, – насторожился Эрик.

– Это ты-то не напрягаешь? – громко захохотал папин друг. – Сердце у него слабое. Ещё один инфаркт он не перенесёт, – печально добавил он.

«Сердце… Инфаркт… Не перенесёт… Вот почему он передал акции мачехе. Если что-то случится, как поведёт себя Ольга, неизвестно. Чёрт! Что же делать? – Эрик лихорадочно думал, попивая пиво. – А если их не станет обоих? Чёрт! Опять я в пролёте, всё перейдёт дочерям Ольги. Я в любом раскладе самый последний в очереди. А если дочерей не найдут, или они внезапно исчезнут, то всё останется мне?»

– Что мне делать? – спросил Эрик.

– Не нервировать отца. Я поговорю с ним. Может быть, твой отъезд – это лучшее решение.

Они обсудили предстоящую работу Эрика. Мартин выпил немного лишнего и язык у него развязался.

– Ты знаешь, что твой отец передал акции Ольге и ввёл её в правление клиники?

– Нет, – соврал Эрик.

– Так вот, нам с тобой надо держаться вместе. Рональд передал свои акции клиники Ольге, а тебе ничего, – допил пиво, попросил повторить и добавил: – Я столько вложил в клинику, а если твоего отца не станет, всё перейдёт к Ольге. Или её мифическим дочерям. Всё летит к чёрту!

Эрик насторожился.

– Только в случае твоей смерти клиника будет в полном моём распоряжении.

– Вроде бы никто не собирается умирать, – хохотнул парень.

– Как знать, как знать… Каждому своё.

Мартин допил пиво, хлопнул Эрика по плечу.

– Разберёмся! Не бери в голову. Нам надо держаться вместе. Я выпил лишнее. Решение Рональда расстроило меня, он сам сказал мне об этом. Может, передумает? С нами Бог.

Разговор оставил неприятный осадок у Эрика. После бара он заглянул на кухню.

– Анна, есть ли у тебя вишнёвый джем?

Женщина обрадовалась, засуетилась, поставила чайник, накрыла на стол.

– Конечно есть, Эрик.

– Как поживаете, Анна? Какие новости в доме?

– Фрау Ольга вспомнила своё прошлое! – радостно делилась событиями женщина. – Только вот не знаю. Радоваться или печалиться.

– А что такое?

– Говорили, что у неё никого нет. А оказывается, был и муж, и дети. И ещё родители, но она про них не говорила.

Эрик сделал удивлённое лицо, пил чай, черпая из фарфоровой креманки вишнёвый джем.

– Да не известно живы или нет. Господин Рональд готов вас отправить к другу своему в Петербург. Я слышала, как он разговаривал с ним о вас.

Парень обрадовался:

«Значит, отец даст денег, я попробую найти дочерей Ольги. Посмотрим, что это за штучки. А папа болен…»

Эрик делил клинику отца и мачехи при их жизни. Ему необходимо знать, какие шансы есть у него и что надо делать, чтобы их увеличить. Он знал одно – мачеха и её дочери в этом раскладе лишние.

Рональд вызвал к себе в кабинет сына. Он дал ему рекомендации.

– Поедешь через два дня. Я заказал билеты. Квартира от клиники, оплачивается ею, на жизнь хватит зарплаты. Посмотрим, на что ты способен. Если у тебя получится, я… – он хотел сказать «перепишу акции», но вместо этого произнёс: – Я возьму тебя в свою клинику.

Эрик слушал молча. Зашла Ольга.

– Не помешаю?

– Мы закончили. Заходи.

– Эрик, найди моих дочерей и держи меня в курсе, – попросила Ольга.

– Как я буду их искать?

– Арина Малиновская, художница. Она моя дочь. А где Арина, там и Руслана. Наверное.

– Мы вместе полетим в Петербург. Я не могу отпустить тебя одну. Закончу дела и полетим.

Ольга растерялась. Она не хотела, чтобы Рональд ехал вместе с ней.

– Рональд, я хочу одна побродить по Питеру, встретиться с … Кого найду, с тем и встретиться. Без тебя.

– Я просто буду рядом. У меня в Петербурге свои дела.

Ольга согласилась. Эрик вышел и кабинета Рональда, поднялся к себе, проходя мимо спальни отца и Ольги, он приоткрыл дверь. В комнате витал слабый запах туалетной воды отца. Он глубоко вдохнул. Ему не хватало внимания отца. На туалетном столике стоял пузырёк с Ольгиными таблетками. Эрик оглянулся, прислушался, тенью проник за дверь и вытряхнул две капсулы себе на ладонь. Крепко зажал их в кулаке, поставил пузырёк на место и развернулся, чтобы выйти из спальни. На пороге стоял Мартин, и удивлённо смотрел на него. Парень стремительно вышел из комнаты, крепко зажав капсулы в руке. Мартин молча посторонился, пропуская Эрика. Молодой человек проскользнул мимо него и закрылся в своей спальне, рассматривая капсулы в кулаке. Мартин смотрел ему в спину.

«Прекрасно», – подумал он.

«Зачем я это сделал?» – удивился Эрик, бросив капсулы в ящик стола.

Ему пришла в голову идея, от которой он задохнулся. Подумал, и тут же налил себе большую порцию виски, выпил, разогнав все мысли.

«Потом. Всё потом. С кем посоветоваться? С Уве? С Мартином? Чем меньше людей знает, тем крепче тайна…»

Однако тайна перестаёт быть тайной, если о ней знает два человека. Мысль об убийстве овладевает обычными хорошими людьми случайно. Они попадают в переплёт или желают вдруг, хоть умри, заполучить что-то и ради этого идут на убийство. У них отказывает тормоз, который имеется у каждого из нас. Убийство – это «плохо», но не для них. Для них оно является необходимостью, жертва сама «напрашивалась на это», и убийство – «единственный выход».

Через два дня самолёт доставил Эрика в Петербург. Рональд с Ольгой смогли улететь только в конце мая, проверка в клинике требовала присутствия Рональда. Ольгу одну он не отпустил.

Глава 5. Ольга.

Проверка в клинике требовала присутствия Рональда. Ольгу одну он не отпустил. Ольга, когда Рональд вводил её в дела клиники, вспомнила, что окончила финансово-экономическую академию. Некоторые документы привлекли её внимание. Она поискала по интернету курс по экономики, после него попросила назначить проверку.

Память к Ольге вернулась. Было ощущение, словно ей показывают фильм про неё. Разрозненные картинки, фразы складывались в историю её жизни до аварии. Ольга сначала растерялась и разнервничалась, настолько другой была её жизнь в Питере. Память вернулась не постепенно, она обрушилась на неё водопадом. Словно таймлапс – множество картинок в ускоренном просмотре – мелькали события, люди, эмоции прошлого. Ольга захлёбывалась от воспоминаний, от ощущений, от узнавания себя. Женщина не успевала осмыслить льющийся на неё поток.

Было две Ольги «до» и «после». Женщина вспомнила, как училась стантрайдингу, свою Хонду, купленную для неё родителями. Сердце опять сжалось от этих воспоминаний. Она вспомнила родителей, и сердце её сжалось – где они? Что с ними? Почему их нет рядом?

Ольга любила высокие скорости, влекущее желание оставить всех далеко позади, закладывая крутой вираж. Как постепенно, жажда быть быстрее, выше и круче лишила её страха. Ольгу интересовали только мотоциклы и мотоспорт. Родители считали, мотоспорт не может быть целью в жизни. Это хобби, причём опасное увлечение, а профессию надо иметь ту, что приносит доход. Они настояли, чтобы Ольга поступила в экономическую академию. Она ходила на занятия, но все вечера проводила с байкерами. Училась Ольга на тройки, ей было скучно. Жизнь начиналась там, где ветер в лицо, адреналин, страх и восторг одновременно. Это всё Ольга получала на курсах стантрайдинга. Она ходила туда каждый день и совершенствовала своё мастерство. Ей интереснее было обсуждать новинки мотоциклов, девушка могла отремонтировать байк, её привлекали трюки и мотожизнь города. Ей неважно было куда ехать, её привлекала сама дорога, ложащаяся под колёса и ветер.

Ольга вспомнила, как в клубе из «хэнгэраунда» – новичка, её перевели в «мемберы», действующего члена клуба. Она вспомнила свою подругу Наташку-Ведьму, прозванную так за длинные чёрные волосы, всегда распущенные по плечам непослушной копной, за бесстрашность перед взятием препятствий, за громкий смех. Ольга познакомилась с ней в клубе «Легиона». Ведьма тогда уже была «мембером» и Ольга ей подчинялась. Ольга выделывала такие трюки на своей Хонде, какие даны не всем. Она обошла Ведьму, которая считалась одной из лучших женщин-байкеров в клубе. Ольге дали кличку Валькирия после очередного фестиваля, на котором она, подражая своему кумиру Ивелу Книвелу, перепрыгнувшему на «Harley-Davidson» девятнадцать автомобилей, перепрыгнула через мишину прессы. Её прыжок получился красивым, зрелищным! Ольга на своей красной «Хонде» в чёрных кожаных штанах и красной косухе молнией пролетела над автомобилем, словно дева-воительница на своём крылатом коне. Скандал, конечно, был крупный, она же не заявила прыжок в программу. А не сказала Ольга о нём, потому что его не пропустили бы. В первую очередь не разрешил бы сам президент. Девушке хотелось покрасоваться и доказать, чего она стоит. Президент затащил Ольгу в свой кабинет, толкнул на диван и крыл её такими словами, которые девушка не слышала никогда. Она сидела, сжавшись в комочек и лепетала:

– Ну, это же было круто. Меня бы не допустили…

Президент продолжал материться, но с чувством восторга в голосе, пока в кабинет не заглянул кто-то из байкеров и попросил не убивать девчонку. Попало ей по первое число, потом простили и оставили в членах клуба. Вот тогда и появился Черномор, слёзы опять навернулись на её глаза. Он был единственный, кого Ольга любила больше своей «Хонды».

У Валькирии с Черномором был красивый роман. Такой страсти, любви, нежности, окружающие их люди не видели. Две яркие бесстрашные личности, черноволосый, смуглый Черномор и хрупкая, белокурая Валькирия. Он на своём чёрном байке, она на красной «Хонде», летели рядом, как две стрелы, как две птицы. Их любовь не вызывала желания шутить и подкалывать, как принято у байкеров. Они лучились любовью, они сеяли её вокруг себя, они были сама любовь. Их даже поженили и сыграли свадьбу в клубе. Сначала они мчались ревущей колонной по трассе, а со шлема Ольги развивалась фата, а потом была пирушка.

Девушка не знала тогда, что Черномор жил с Ведьмой. Наташка ей ничего не сказала, и в клубе молчали. Ольга не заметила как Ведьма от неё отдалилась, девушка была поглощена Черномором. На пирушке Ведьма напилась и произнесла тост:

– Отдаю тебя, любимый в новые руки! Жизнь опасна сама по себе, рано или поздно умирают все!

Её увели, но ничто не могло тогда омрачить настроение ни Черномору, ни Валькирии.

Но судьбе было угодно закончить этот роман. Родители Ольги изъяли байк, посадили её под тотальный контроль, чтобы она окончила институт, и нашли ей мужа.

– Мальчик из приличной, интеллигентной семьи. Детство закончилось! – категорично сказал отец. – Я нашёл тебе место экономиста в фирме моего друга. Работать надо, а не на мотоцикле гонять! Завтра к нам придут гости, будешь знакомиться с женихом. Мы с его отцом вместе работаем в университете. Мы с ним обо всём договорились.

– Средневековье! Он сам себе девушку найти не может? Убогий что ли? Я взрослая! – кричала Ольга. – Я имею право сама выбирать что мне делать.

– Я твой отец и решать буду я, пока ты не угробилась на своём байке. Я содержу тебя, ты принадлежишь мне! Я купил байк, я его и конфискую! Мала ещё своё мнение иметь!

Отец вёл с Ольгой долгие беседы, убеждая одуматься, расписывая «правильную жизнь». Девушка морщилась, молчала и придумывала план побега с Черномором. Однажды, сбежав от ежечасной опеки, Ольга пришла в клуб. Черномор был там, девушка рассказала ему о планах родителей. Парень был пьян и зол на неё. Ольга пропала и не выходила на связь, а тут явилась! Пожалейте меня.

– Мне не нужна папенькина дочка! Валькирия умерла! Да здравствует Ведьма! – он пьяно захохотал и впился губами в Наташкины губы.

Ведьма победоносно сверкала глазами, обвив руками шею Черномора. Ольга развернулась и ушла. Она всю ночь гоняла на байке по дорогам и полям, ей не хотелось жить. В девятнадцать лет ей казалось – жизнь закончена, у неё ничего нет впереди, а главное нет Черномора. Ольга так же решительно, как осваивала сложнейшие трюки, сделала выбор: получить диплом, выйти замуж и жить серой жизнью своих родителей. Кто понимает родителей и их благие намерения? Никто. Ольга думала, что смысл жизни открывает она, а отец с матерью не могут понять её, Ольгу. Девушка решила доказать и себе и родителям, она сможет прожить и без Черномора, и без байка. Она знала, что Черномор живёт с Наташкой, они гоняют на байках, участвуют в фестивалях. Ольгу жгла тоска по нему, по байку, по стремительности, по тем ощущениям, которые можно получить только на скорости, летя навстречу ветру.

Жених Ольги – Юрий, был красив, со спортивной фигурой, он учился в аспирантуре в университете, где работал его отец. Парень пытался отговорить родителя от этого сватовства. И согласился сходить на смотрины исключительно из уважения к нему. Юрий сказал:

– Раз встреча назначена, я пойду. Но жениться я не буду. Ты меня знаешь. Не надо решать за меня.

Отец не согласился с доводами сына.

– Ты совершаешь ошибку – непреднамеренное отклонение от правильных действий. Думаю, ты её исправишь самостоятельно. Лишь бы при борьбе с этой ошибкой ты не заработал ещё десять дополнительных.

Юрий влюбился в Ольгу сразу же, как только увидел. Миниатюрная, с прозрачно-серыми глазами, с белыми прямыми волосами, лежащими на плечах, порывистая, подвижная, словно берёзка на ветру. Юрий красиво ухаживал, дарил цветы, водил в кино и кафе, рассказывал, как прекрасна математика и совсем не разбирался в автомобилях и мотоциклах. Байкеров он считал людьми, которые впустую тратят время. О том, что Ольга состоит в клубе байкеров, ему не рассказали. Разговор о байкерах зашёл один раз, когда Ольга позвала его на открытие сезона. Она надеялась ещё хоть одним глазком взглянуть на знакомых, а главное на Черномора. Девушка увидела его, рядом с ним была Ведьма. Они ехали бок о бок. Масла в пожар её души подлил Юра, сказав свою точку зрения о байкерах:

– Тупые вечно пьяные мужланы.

Ольга назло себе, Черномору и радость окружающим вышла замуж, родила дочку и вела жизнь примерной жены интеллигентного мужа в профессорской семье. Иногда ей хотелось выть. Она ненавидела эту жизнь, но смелости разорвать этот круг и уйти, не было. Куда? Родители не примут назад, а больше идти некуда. Черномор с Ведьмой. От этого у неё разрывалось сердце. Но гордость не давала ей сделать первый шаг. В такие дни, когда не было сил видеть семейную идиллию, Ольга тайком ехала на дачу, брала свою Хонду и гоняла по сельским дорогам. Она давно сделала дубликаты ключей от дачи и гаража, где отец прятал байк.

Ольга ловила ветер, осушающий её слёзы, уносящий её крик по полям в небеса. Девушка гоняла до полной усталости, до изнеможения, когда тряслись руки и ноги от напряжения, когда прерывалось дыхание. Она ложилась на траву и смотрела в небо, бесконечно уходящее вдаль, а потом возвращалась в свою клетку. Ольга не любила мужа, не любила дочь, не любила его родителей, ненавидела своих отца и мать. Ей было душно в этом доме, ей было душно в их мире. Ольга была обижена на родителей, которые устроили ей эту сладкую правильную жизнь. Подруг у неё не было. Наташка с Черномором. Ольга чувствовала себя одинокой и никому не нужной. Девушка хотела вырваться из этого круга, но не могла найти выход. Она не могла найти аргументов для мужа, для родителей, чтобы объявить о разводе. А они делали вид, будто не замечают, как Ольга сохнет, молчит, живёт, словно во сне. Всех устраивала лицемерная игра в счастье.

На одной из таких одиноких поездок она столкнулась на дороге со своими легионерами. Черномор был там же. Байкеры окружили Ольгу, забросали вопросами, шутили, громко смеялись. Ольга словно проснулась, она увидела Черномора. Больше Ольга никого не видела. Они смотрели друг на друга, не отрывая взгляд, и кажется, что даже не дыша. У них не было ни времени, ни желания выяснять отношения, разбираться кто прав, кто виноват, их огромной силой бросило друг к другу. Ольга не видела ненавидящий взгляд Ведьмы, боль в её глазах, не видела поджатых губ. Черномор не слышал Наташкиного окрика. Они провели три дня на даче родителей, не отвечали на телефоны, для них мир сомкнулся в стенах дачного дома, а окружающее их не касалось.

Начался очередной этап их отношений. Ольга снова участвовала в байк-фестах, тренировалась. Интеллигентная семья мужа интеллигентно принимала с поджатыми губами её выходки. Отец тоже молчал. Ольга расцвела, повеселела. С Черномором Ольга встречалась каждый день. И опять все вокруг делали вид, словно ничего не замечают. Родители Ольги собирались покинуть страну и жизнью дочери не интересовались. Только муж Ольги, Юра, мрачнел и пытался удержать её своим навязчивым вниманием, присутствием на тренировках. Он пытался поговорить с Черномором, с Ольгой, разговора не получилось. Черномор отрезал:

– Это моя женщина.

А Ольга уже была беременна и просила мужа подождать до родов.

– Я приму решение, потом, когда рожу.

Юра просил её не разрывать отношений, он убеждал Ольгу, что его любви хватит на двоих. Ольга молчала. Наталья-Ведьма пропала. Но Ольге ни до кого не было дела. Рядом был Черномор. И это всё, что ей было нужно. Остальное её не касалось. Мир для неё сомкнулся на одном человеке.

Когда родилась вторая девочка, Ольга, увидев ребёнка в роддоме, забрала младшую дочь и ушла к Черномору, оставив мужа, интеллигентную семью и старшую дочь. Вторая дочка была копией Черномора. Они назвали её Руслана. Отец Черномора не принял её, но сын твёрдо сказал, что это его женщина и она будет здесь жить. Отцу пришлось согласиться.

Ольга вспомнила их последнюю встречу. Ведьму с пистолетом в руках. Выстрел, как Юра закрыл её собой. Как она подобрала пистолет, выбитый Черномором из руки Наташки. И задохнулась. Она стреляла в Ведьму, а попала в Черномора. Как вбежал Вадим Васильевич и Ляля, как она нажала на курок, как упал на траву Черномор, как она сбежала не в силах осознать произошедшее. Она вспомнила, как летела, не видя дороги, как что-то ужалило её в плечо и она не справилась с управлением. А потом чёрная беззвучная чернота. Провал. На двадцать три года. Неясные, тревожные сны, от которых Ольга резко просыпалась с криком и в поту, но ничего не помнила.

Любовь не знает границ. Как бы вас не разводила жизнь в разные стороны, вы всё равно встретитесь. Но это при одном условии: если вы живы. Жизнь похожа на поезд с многочисленными остановками, изменениями в маршруте, авариями, со сменой пассажиров. Тот, прежний, поезд Ольги мчался с бешеной скоростью, пока не унёс с собой Черномора, выбросив её на обочину и дав ей забвение.

Глава 6.

Ольга в Питере.

Тот, прежний, поезд Ольги мчался с бешеной скоростью, пока не унёс с собой Черномора, выбросив её на обочину и дав ей забвение. Если бы у Ольги не было амнезии, она тогда не выжила бы от полученных травм и потерь. В тот день, когда погиб Черномор, а она попала в аварию и осталась в живых, наступила тишина и темнота. Очнулась Ольга уже в Мюнхене. И всего того, что произошло, не помнила совсем. Она словно родилась в тот день, когда открыла глаза. Где она? Кто она? Что произошло? Медсёстры смотрели на неё с улыбкой. Ольга не понимала что они говорят. Постепенно она начала разбирать их речь, но непроизвольно у неё выскакивали русские слова. Она говорила на смешанном русско-немецком языке, что веселило персонал и доктора, который её лечил.

К ней приходил следователь, рассказал, про перестрелку, в которой погиб её муж и любовник. Она не помнила погибших людей, не помнила аварии, никого не узнавала на фотографии. На не смотрели чужие люди, никаких ассоциаций не возникало. Кто она и как её зовут, кто пострадал. Она не помнила ничего.

Судьба сжалилась над ней и дала забвение. Мозг не хотел помнить прошлое, а сердце помнило. Ольга стала другой. Она словно жила внутри себя и слушала шёпот сердца, только не понимала, отчего оно грустит. Как она хотела вернуть память! Как она хочет сейчас чтобы этого не случилось! Как теперь жить с этими воспоминаниями? Вместе с ними вернулась и любовь к Черномору. Если человек умер, его нельзя перестать любить, черт возьми. Байкеры не умирают, они превращаются в ветер. Этот ветер звал её, манил, мучил. Она жалела мужа, но ничего не испытывала к нему, кроме благодарности. Она вспомнила свои чувства к Черномору, его руки, поцелуи. Она помнила последний его взгляд. Почему она не умерла в тот же день? Зачем она выжила?

У неё никого нет, кто бы знал её прошлую. Где её родители? Захотят ли родители мужа видеть её. Где дети? Она же не развелась и обе дочери юридически считаются детьми Юры. Как она будет смотреть в глаза отцу Черномора? А Наташка? Что с ней? Нужны ли эти встречи? Ольга сомневалась, но хотела увидеть своих взрослых дочерей. Особенно дочь Черномора. Как преступника тянет на место преступления, так Ольгу звал Питер. Женщина цеплялась за любую возможность, встретиться с детьми, с людьми из прошлой жизни. Ну не может же быть так, чтобы её вычеркнули из жизни, выбросили, как использованную салфетку. Так не бывает.

«Бывает, – твердил внутренний голос. – Тебя не бросили бы в больнице. А в Мюнхене ты оказалась, как никому не нужное тело. И если бы у тебя не было шансов, если бы твой Рональд не пытался внедрить свои разработки, которые успешно прошли, ты бы умерла в больнице Питере. О тебе никто не вспомнил бы и не похоронил. Ты убила Черномора. И неважно, кто начал. Ты нажала на курок», – Ольга гнала эти мысли.

После аварии она попала в клинику в Мюнхене. Доктор Рональд не отходил от неё, учил её жить снова, сидеть, ходить, есть, пить, говорить, он всем сердцем участвовал в её выздоровлении. женщина не помнила своей прежней жизни, доктор ей нравился, он сказал, что в России её никто не ждёт. Женщина осталась в Германии и вышла за доктора замуж.

Жили они тихо и счастливо. Когда к Ольге вернулась память, в первую очередь она вспомнила о дочерях. Она попросила Эрика найти её детей. Вернувшаяся память требовала визуального подкрепления. Муж поехал вместе с ней в Питер.

Рональд сказал об отъезде Мартину, тот отговаривал их от поездки. Уве, юрист, который вёл дела семьи, беспомощно разводил руками:

– Что вы скажете своим дочерям? Может быть, оставить всё, как есть? Зачем Эрику искать тех, кому вы не нужны?

Затем он обращался к Рональду:

– Рональд, передайте пакет акций Эрику. Он этого достоин. Эта клиника ваше детище. Зачем дочерям Ольги, которым она была не нужны все эти годы, наша клиника? Вы и Мартин столько в неё вложили. Ольга может оставить акции Эрику, когда он будет готов принять руководство. Рональд, может быть вы передумаете?

Мартин злился, Ольга молча слушала. Рональд представил свою жену в клинике как партнёра, как будущего руководителя. Она прошлась по больнице уже не как пациент. Рональд показал ей отчёты. Муж Ольги был исключительно практикующим врачом, вся финансовая деятельность была под руководством Мартина. Рональд только подписывал документы, которые приносил его партнёр. Женщина вспомнила, что окончила финансовую академию. В бумагах пришлось разбираться долго, но Ольга нашла какие-то нестыковки, переводы денег на другие счета, никак не относящиеся к клинике. Она сказала мужу, он запросил финансово-хозяйственную проверку. Мартин отговаривал, показывая отчёты с недавней проверки. Но Ольга настояла на своём. Рональд назначил ещё одну проверку.

Она не знала, зачем едет в Петербург. Ей так было надо. Наверное, даже не столько увидеть дочерей и найти родителей, сколько вдохнуть питерский воздух, увидеть знакомые лица, улицы. Что будет потом, Ольга не думала. Её тянуло в родной город. Туда её звала память. А она всегда делала так, как ей надо. Только это было в прошлой жизни. Это другая Ольга умела настаивать и добиваться. Прежняя решительность просыпалась, и женщина решила:

– Мы едем в Петербург, – твёрдо сказала она. – Уве, закажите нам билет на ближайший рейс.

Ольга встала и вышла из комнаты. Уве смотрел на Рональда. Тот развёл руками, потом перевёл взгляд на Мартина, который мерил комнату большими шагами, мечась по ней, как тигр в клетке.

– Что скажете? – спросил он.

– Закажи билеты, – произнёс Рональд.

Уве с Мартином покинули кабинет.

– Зачем ты на неё наезжаешь? – обратился Уве к Мартину. – С ней надо мягче и деликатнее. Ты же доктор! Попробуй её убедить.

– Убедить! – перебил Мартин. – Она вбила себе в голову разыскать дочерей и облагодетельствовать их! А я и Эрик, в том числе, остаёмся с носом! А ещё эта проверка! Это конец! Выхода нет!

– Мартин, успокойся. Выход есть всегда. Надо только его увидеть.

– Я не вижу!

– Я вижу, – тихо обронил Уве. – Ольга попросила подготовить пакет документов для продажи акций.

Мартин успокоился, и заинтересованно посмотрел на Уве.

– Не думаешь же ты, что я буду говорить в этом доме? Пусть Ольга едет в Петербург. У меня есть кое-какие мысли.

Эрику всегда везло быть в нужное время в нужном месте. Он услышал обрывок разговора о продаже акций. Парень решил, он подумает об этом позже. Его интересовал только один вопрос: кому Ольга хочет продать акции.

«Найду дочерей. Или хотя бы одну. А там услуга за услугу. Я ей дочь, она мне акции».

Эрик улетел в Петербург один, проверка в клинике задержала Рональда и Ольгу до конца мая.

В аэропорту Мюнхена женщина чётко вспомнила адрес Малиновских и отца Черномора. Они выплыли в памяти, словно в воздухе сама судьба написала эти адреса, чтобы не забыть, она торопливо записала их на салфетку, сидя в кафе в ожидании посадки. Рональд покосился на жену, но ничего не спросил.

Ольга, выйдя из здания аэропорта, задохнулась. Конец мая был на удивление жарким. Из-за низких облаков то и дело выглядывало солнце. Эрик встречал Ольгу и Рональда. Выглядела мачеха прекрасно, элегантный бордовый брючный костюм, короткая стрижка, светло-серые глаза за стильной роговой оправой очков блестели, минимум косметики. Они обнялись и сели в арендованную Эриком машину.

Пасынок припарковался во дворе дома, где клиника предоставляла своим служащим квартиры. Ольга вышла из машины. Запах пыли, прибитой недавним дождём, и подсыхающей на солнце, шум большого города, серые, массивные дома, влажный воздух, пронизанный запахами юности и дождя, окунули её в прошлое. Питерская весна с серым низким небом, наполнила лёгкие печальной горечью воспоминаний. У Ольги сдавило горло, она поднесла к нему руку, словно старалась протолкнуть питерский воздух внутрь. Или не дать ему овладеть ею? Она судорожно вздохнула. Ей показалось, что не было этих двадцати лет, жизни в Мюнхене. Сейчас она сядет на байк и понесётся… Куда? И где та красная «Хонда»? Где дача и ключи от неё. Где квартира родителей? Ничего нет. Никого нет.

Квартира, которую выделила клиника, Ольге понравилась. В многоэтажном доме было два этажа – седьмой и восьмой, принадлежащих медучреждению, здесь проживают врачи клиники.

– Ты занимайся своими делами, обо мне не беспокойся, я найду, чем себя занять, – предупредила Ольга мужа, а потом обратилась к Эрику: – Ты с Ариной встречаешься? Она приходит в твой дом?

– Да. Вы на сколько дней приехали?

– Пока не знаю. Как только навещу всех, кого хотела, а отец завершит свои дела, мы уедем. Потом буду разбираться с клиникой.

– А зачем с ней разбираться? – настороженно спросил Эрик.

– Что-то там со счетами не то.

– А ты в этом разбираешься?

– Да. Я экономист. И вспомнила, что это значит, – грустно улыбнулась Ольга. – А ты позови Арину к себе. Хочу с ней познакомиться.

Эрик кивнул поморщившись. С Ариной было легко и весело, как, впрочем, с любой другой. Идея жениться, и всю оставшуюся жизнь провести с куклой его не привлекала. Вчера он был в гостях у Арины и сделал предложение. Зря он надумал жениться. Это не тот вариант.

«Всё можно решить намного проще. Как сказал Уве, без таких жертв. Пожалуй, он прав. Нет таких проблем, которые не решались бы. Умеющий ждать, получает то, что хочет», – думал Эрик.

Рональд уехал в клинику, оставив Эрика с Ольгой. Мачеха, немного отдохнув с дороги, отправилась в душ.

– Эрик, ты можешь оставить мне машину?

– Могу.

– Я была бы тебе благодарна. Ты можешь идти, я приму душ и поеду.

– Куда?

– Если б я знала…

Ольга ушла в душ, оставив на столе флакон с таблетками. Эрик открутил крышку, высыпал на ладонь – пять капсул… Он решительно закрыл флакон и вызвал такси, чтобы поехать в клинику. Придя на работу, Эрик позвонил Мартину и сообщил о приезде Ольги и Рональда.

– Как Ольга чувствует себя?

– Я не спросил. С виду здорова. Поехала по своим делам.

– На чём поехала? Куда?

– На машине. Куда – не сказала. Какая мне разница, куда она поехала! Сейчас отыщет кучу родственников и плакала наша клиника горькими слезами. По крайней мере, для меня, – огрызнулся Эрик.

– Ничего. Мы ещё посмотрим, чья будет клиника. Сколько у Ольги осталось таблеток?

– Я что за ней слежу? – взвился Эрик. – Пять.

– До встречи, – попрощался Мартин.

Ольга переоделась в джинсы, белую рубашку и отправилась в клуб «Чёрного Легиона» на машине Эрика.

Женщина припарковалась на проспекте, сидя в машине, смотрела на двери клуба и вывеску.

«Всё, как прежде. Двери поменяли, а вывеска та же».

Она немного разволновалась. На минуту ей показалось, вот сейчас она зайдёт в клуб, а там знакомые бородатые лица, Наташка и тот же неизменный бармен и Черномор у бара. Он всегда садился за стойку.

Обстановка клуба почти не изменилась. Лица байкеров были незнакомы. За стойкой стоял другой бармен, ни Наташки, ни Черномора. Нельзя шагнуть через знакомую дверь в прошлое. Посетители клуба с интересом смотрели на неё. Ольга медленно прошла по залу к стойке бара, вглядываясь в лица. Она не знала, что ей делать, кого искать. У неё совсем не было плана, чем заняться в Питере. Спонтанные мысли рождали неожиданные действия.

«Всё случайно. Даже мы случайны на этой планете», – подумала женщина.

– Дамочка, вы кого-то ищите? – поинтересовался молодой бородатый байкер с весёлым взглядом.

– Да. Ищу. Прошлое.

– А вы точно здесь его потеряли?

– Здесь.

В бар зашёл седой мужчина, посетители оживились, громко здоровались с ним. Ольга, сидевшая у барной стойки, обернулась. Сердце её подпрыгнуло и медленно вернулось на место. Парень, который разговаривал с Ольгой, показывал на неё мужчине. Тот подошёл к барной стойке.

– Пива! – бросил бармену не глядя на него.

Он пристально рассматривал женщину, она молчала и смотрела прямо ему в глаза.

– Привет, Валькирия. Рад, что ты жива, – произнёс Бухгалтер.

– Привет. А я вот не уверена, что рада этому, – тихо отозвалась Ольга.

В зале затихли, ловя разговор президента с Ольгой. Про любовь Черномора и Валькирии в клубе до сих пор ходили легенды.

– Пива в кабинет, – сказал он бармену. – Пошли ко мне, – президент встал и кивнул Ольге, она направилась вслед за ним. Пара прошла в незаметную дверь за портьерой, оказалась в маленьком коридоре. Президент толкнул дверь и пропустил Ольгу внутрь. Он усадил её на диван, сам сел на стол. Оба молчали, разглядывая друг друга. Через пару минут в дверь постучали, зашёл бармен с пивом и закуской.

– Рассказывай, – коротко бросил Бухгалтер, закуривая.

Ольга попросила у него сигарету. Затянулась, в голове затуманилось, дым обжог горло, она закашлялась. Ольга не курила после аварии. Оба молчали. Жадно выкурив сигарету до фильтра, она закурила вторую и начала говорить.

Глава 7. История Ольги.

Ольга закурила вторую и начала говорить:

– Мой муж, Рональд Штейн – отец Эрика, работает в многопрофильном медицинском центре в Мюнхене, специализируется на лечении и реабилитации после сложных переломов. Рональд тогда был разведён, воспитывал маленького сына. Как-то ему позвонил его друг-коллега из Питера, попросил взять пациентку к себе и опробовать свои наработки. Это была я. Друг сказал Рональду:

– Ты разработал комплекс лечения и реабилитации для пациентов, после тяжелейших переломов. Возьми к себе женщину. Шансов у неё почти нет. Ты ничего не теряешь, у тебя будет хороший шанс подтвердить свои теории на практике. У неё компрессионный перелом позвоночника, многочисленные сложные травмы рук и ног, амнезия, внутренние разрывы.

– А родственники? – поинтересовался Рональд. – Кто платить будет?

– Родители оставили деньги и попросили меня переговорить с тобой. Вернее, с твоей клиникой. Денег немного. Но ты можешь экспериментировать. Родственники отказались от неё, они сказали: им всё равно что с ней будет. А сами они уезжают из Питера насовсем. Там какая-то жуткая драма с перестрелкой, аварией. Кстати пулю из неё мы извлекли, а дальше только ты можешь совершить чудо. У неё есть шанс выкарабкаться, но это можешь сделать только ты. Таких методик у нас пока нет.

Рональд согласился, в клинику Мюнхена привезли из России меня. Доктор Рональд два года выхаживал меня и влюбился. Я выполняла все его предписания, послушная как ребёнок, потерянная в этом мире, я растопила сердце доктора, который давно на женщин не смотрел. Его жена разбила ему сердце и у Рональда Штейна осталась только работа и маленький сын, которого надо было вырастить, выучить и передать ему клинику.

Рональд наводил обо мне справки, но о прошлом он так ничего и не узнал, кроме того, что в меня стреляли, а потом произошла страшная автомобильная авария. Рональд лечил меня по своим разработкам. Шансов на выздоровление было очень мало. Доктор Рональд не отходил от меня, учил жить снова, сидеть, ходить, есть, пить, говорить, он всем сердцем участвовал в моём выздоровлении. Я не помнила своей прежней жизни, внимание доктора мне льстило, я осталась в Германии и вышла за него замуж. За год лечения я заговорила на немецком лучше, чем на русском.

Я совсем не помнила своего прошлого, оно было белым пятном. Я пыталась найти себе занятие, но работать в клинике с мужем не могла, у меня не было образования. Вернее, я не помнила, какое у меня было образование, и чем мне заняться я не знала. Я занималась домом, садом, бродила по улицам и паркам и фотографировала живописные уголки, пейзажи, людей, птиц – всё что попадётся в объектив. Обрабатывала фотографии на компьютере в стиле картин. Коллекцию моих работ оценивал только муж, да гости, приходившие в дом друзья Рональда. Я так и не подружилась ни с кем. Сдержанные немцы неохотно идут на сближение. Муж пропадал в клинике, с Эриком я не знала как обращаться. Он отговаривался и явно был недоволен моим присутствием в доме.

На одной из вечеринок ко мне подошла Марта, жена Мартина. Это приятель и партнёр Рональда по бизнесу:

– Рональд сказал ты увлекаешься фотографией. Можешь мне показать?

Я показала своё увлечение, Марта долго рассматривала фотографии на компьютере, и предложила сделать выставку моих работ:

– У меня художественная галерея. Мы отберём их по тематике, увеличим и посмотрим, какой востребованностью они будут пользоваться.

Я согласилась. Первая выставка прошла успешно, постепенно я втянулась и стала работать в галерее Марты, помогая устраивать всевозможные выставки, и сама в них участвовала. Эрик, мой пасынок, подрабатывал в галерее грузчиком, развешивал картины, делал рекламу, договаривался о презентациях.

В один из весенних дней Марта уговорила меня принять участие в выставке молодых русских фотографов в Музее фотографии в Берлине.

Марта отобрала самые лучшие мои работы, и мы отправились в Берлин. Эрик вызвался помогать, и Марта взяла его с собой. В трёхэтажном музейном комплексе были представлены работы от самых известных фотографов до молодых начинающих. Черно-белые и цветные цифровые фотографии, фотографии, напечатанные вручную, именитые имена и никому не известные, спокойная атмосфера, приглушённый, направленный на работы свет, фуршет, общение с авторами. Мне было интересно. Марта повела меня в зал, где были представлены работы начинающих фотографов. Нас привлекли фотографии, отражающие сиюминутные моменты, даже не действия, а ощущения, пик, эмоции, полёт. Это были не мёртвые кадры, а движение, которое становилось реальнее самой реальности, игра света и тени, течение застывшего времени. Мы подошли к девушке, автору этих фотографий. Она давала интервью.

– И последний вопрос, – говорила корреспондент. – Какое оборудование вы используете?

– Глаза, – улыбнулась девушка.

Марта прочитала имя: Арина Малиновская.

– Ваши фотографии – это застывшая музыка, – произнесла она, обращаясь к Арине.

Девушка повернулась к нам, высокая, стройная, голубоглазая, необыкновенно красивая блондинка. Она холодно посмотрела на Марту, перевела взгляд на меня. Она мне кого-то напоминала, но я не могла вспомнить.

– Вы кто? – высокомерно спросила девушка.

Мы растерялись. Её имя никому ещё не известно, а ведёт себя, как королева, с презрением к плебеям. К нам подошёл директор Музея и мы разговорились. Когда юная художница-фотограф сообразила, что мы не простые посетители, было поздно. Марта игнорировала её. А мне стало жалко девушку, она кого-то смутно напоминала, в груди поселилась какая-то тревога и ощущение – надо что-то делать, но вот что?

Сейчас я понимаю, мы упустили момент, который ушёл навсегда. Это была первая встреча с дочерью. Но ни я, ни она об этом не знали.

Встреча с фотографом из России взволновала меня, в памяти всплывали разрозненные, смутные воспоминания, которые не задерживались и рассыпались как сновидения. Мне казалось, я должна вспомнить, сложить кусочки воспоминаний, что это очень важно. Я говорила мужу:

– Мне надо вспомнить кто я, где мои родные, друзья, знакомые. Ведь не бывает так, что я выпала из жизни и у меня нет прошлого. Я же где-то жила, училась. А у меня нет воспоминаний. Я словно родилась в тот день, когда очнулась на больничной кровати в твоей клинике.

– Это так и есть, – отвечал мне Рональд. – Я собрал тебя по кусочкам. Амнезия – малоизученное заболевание. Твой мозг вычеркнул события, которые могут тебе повредить. Это защитная реакция твоего организма. Кроме тебя самой тебе никто не может помочь.

– Как? Как я могу себе помочь. Я ничего не помню. Мне надо в Петербург.

– Ольга, город большой, как ты собираешься восстанавливать память? Бродить по улицам? Я наводил справки и уже говорил тебе, твои родители оставили деньги и уехали. У кого ты будешь искать своё прошлое? Память может восстановиться, а может и нет. Тебе надо принять то, что у тебя есть настоящее и будущее. Прошло двадцать три года! Пора уже примириться с этим.

Но у меня возникали какие-то неясные образы, ощущения. Эта девочка-фотограф почему-то волновала меня. Я не могла забыть её.

– Давай поищем её в соцсетях. Может быть это тебе поможет, – предложил Рональд.

Поиск в интернете облегчения не принёс. Я долго вглядывалась в девушку на фото, её подруг, друзей, пока Рональд не сказал, что на некоторых фото Арина похожа на меня, словно это мои фотографии в молодости. Белокурая, тот же разрез глаз, пухлая нижняя губа, вздёрнутый носик и даже родинка на виске, совершенно круглая. Семейных фотографий не было, но на редких фото мелькал высокий худощавый мужчина в очках, с седыми волосами и всегда с серьёзным лицом. Мужчина показался мне знакомым, словно мы когда-то были в одном месте не просто соседями или прохожими, словно что-то нас связывало. Мы стали искать мужчину по фотографии и нашли. Он оказался преподавателем университета. Профессор математики Малиновский Антон Тимофеевич.

У меня заболела голова, словно в ней произошёл взрыв. Было ощущение, будто я что-то знаю, но не могу сказать. Это как когда пытаешься думать на другом языке. Голова болела. Она теперь всегда болит, только таблетки снимают спазмы. В комнату зашёл Эрик и стал просить у отца денег, для поездки в Питер, в клинику, сотрудничающую с клиникой Рональда. Муж не хотел помогать сыну. У них были странные, холодные отношения. Да и я Эрика так и не приняла. Им занималась Анна. Мы жили под одной крышей, но его делами я не интересовалась. Я тогда попросила Рональда помочь мальчику. Они оба удивились, муж дал ему рекомендации и деньги.

Я вспомнила этого профессора. Это был мой свёкор, отец мужа. Я вспомнила мужа, Черномора… Я вспомнила всё. Меня словно разорвало, а потом собрали по кусочкам, и каждый стык болел и кровоточил. Эта девушка-фотограф Арина Малиновская, моя дочь. Я попросила Рональда:

– Пусть мальчик поработает в Петербурге и разыщет моих детей. И родственников. Отца и мать мужа. Если живы. Где мои родители я не знаю. Я наводила справки, они уехали из страны.

Рассказывать о том, что я гоняла на байке, участвовала в мотокроссах, фестивалях я не стала. Не рассказала и о том, что после рождения младшей дочери я ушла от мужа с младшей дочерью к Черномору и снова села на байк. Не стала говорить и о Черноморе. Я не могла с мужем говорить о нём. Не рассказала о перестрелке. Я вспомнила всё. Прошлые эмоции захлестнули.

Муж сказал, что если бы я была нужна, меня искали бы, они знали, где искать. И это правда. В клинике была информация, о моей транспортировке в Германию.

– Зачем тебе это? Тебя вычеркнули из жизни. Когда тебя привезли в мой центр, мне сказали, что у тебя никого не осталось. За тобой некому ухаживать. Там, в России тебя бы перевели в городскую больницу, и никто не занимался бы тобой. Ты бы осталась инвалидом. Если бы выжила. Я выходил тебя.

– Ты хотел опробовать свои разработки. Я была подопытным кроликом. Поэтому ты взял меня с минимальной оплатой. Если бы ничего не получилось, ты списал бы это на недостаточно разработанные методы, на закончившиеся деньги и точно так же вернул меня в Россию.

Рональд покраснел. Я попала в точку. Именно так и было бы, если бы он не влюбился, и если бы я была безнадёжной.

– Я хочу их найти. Понять, почему от меня отказались. Почему мои дети не знают обо мне. В чем я виновата?

– Ольга, ты серьёзно задаёшь этот вопрос?

Я удивлённо посмотрела на мужа.

– Ты причина их неприятностей. Сын умер. Дети остались без родителей. Ты безнадёжно переломана и требуешь ухода. А как за тобой ухаживать, если из-за тебя погиб их сын. Остались маленькие дети, требующие внимания и ухода. Ты причина несчастья. Тебя выкинули, забыли. Ты для них умерла тоже.

С этой точки я не рассматривала свою ситуацию. Я считала себя жертвой.

Рональда передал мне акции клиники и представил персоналу как директора. У мужа было слабое сердце. А это неправильно. Эрик его сын. А если со мной что случится, всё достанется моим родственникам. Достойны ли они этого? Я просила мужа переписать акции на Эрика.

– Нет, – твёрдо сказал Рональд. – Я так решил. У тебя никого нет.

Мне тогда было неприятно и обидно за Эрика и Мартина. Рональд не дал мне выбора. Если я откажусь, всё остаётся Эрику. Я остаюсь без денег. Галерея приносит маленький доход, мне просто было бы не на что жить.

Мартин был разочарован, Эрик ожидал что-то в таком роде и язвительно бросил:

– Тебе, Ольга, придётся учиться руководить.

Это подтолкнуло мою память, и я вспомнила, как училась на экономиста. Я попросила мужа показать мне финансовые документы клиники, и мне не понравилось кое-что. Я попросила назначить финансово-хозяйственную проверку. Мартин был взбешён, но согласился. Я собиралась отказаться от акций, но мне хотелось быть уверенной, что клиника в полном порядке. А потом я решила продать акции и уйти от Рональда.

На следующее утро Эрик отправился в Петербург. Я попросила найти его моих дочерей и держать меня в курсе. Арину было найти проще, и он решил начать с неё. Мы с мужем из-за проверки в клинике смогли приехать только сейчас.

Глава 8. Ольга у Натальи.

– Мы с мужем из-за проверки в клинике смогли приехать только сейчас. Я много думала, а потом я решила, что мне и самой не помешают деньги. Я делала запрос о родителях, мне пришёл ответ: они выехали из Питера в другую страну. Куда? Они бросили меня. Отказались. Ничего не оставили. Почему? Где наша дача с моей «Хондой», где квартира? Почему не оставили никаких следов? Я решила найти детей, понять, нужна ли им. Я хочу остаться в Питере. Продать часть акций, купить квартиру и жить на проценты. Я не могу остаться с мужем. Я уже переговорила с нашим юристом и попросила подготовить документы на продажу акций. Как только закончится проверка, я продам их и в Мюнхен не вернусь.

– Муж знает об этом?

– Нет, – покачала головой Ольга.

Она сидела на диване в маленьком кабинете Бухгалтера, который примостился на столе. Ольге вспомнилось, как он отчитывал её за тот прыжок через автомобиль. Она тогда так же сидела на диване, сжавшись в комок, и боялась только одного, что её вышвырнут из клуба. Бухгалтер не выбирал слов, он материл её, угрожая всеми карами, какие мог придумать в тот момент. В кабинет заглянул кто-то из молодых байкеров:

– Президент, не убивай девку, попросил он.

Бухгалтер расхохотался и Ольгу оставили в клубе.

Женщина закончила рассказ о своей жизни. Бухгалтер улыбнулся и спросил:

– А помнишь, как я материл тебя после твоего фокуса? Мне тогда за этот твой прыжок сильно досталось. Нас вообще хотели снять с фестиваля.

– Помню. Я только что вспомнила об этом.

– Да… Было время…

Они долго молча курили.

– Старая любовь не ржавеет, – уронил президент. – Вернуться в Питер? Зачем тебе всё это? Прошлого не вернуть. Черномора нет. Дети выросли без тебя. А о муже ты подумала? В чём он виноват? Что ж у тебя за судьба-то такая? Ты приносишь несчастья…

Ольга молчала. Она не знала, что ответить. У неё не было ответа на этот вопрос. Женщина хотела хоть чем-то компенсировать своё отсутствие в жизни дочерей. Она хотела счастья, но Черномор умер. Муж, который любил её, погиб. Теперь Рональд. Вместе с памятью к Ольге вернулась любовь к Черномору.

– Не выламывай двери, за которыми тебя не ждут. В некоторых случаях, дверь в прошлое надо не закрывать, а брать кирпичи, раствор, мастерок и замуровывать нах… – сказал Бухгалтер.

– Ведь лучше поздно, чем никогда?

– В жизни бывает так, что уже не надо. Думаю, это твой вариант, – он надолго замолчал, о чём-то думая.

– Дочь Черномора знает Лис, – наконец произнёс президент. – Он привёл её в клуб, поручился. Она похожа на тебя, когда летит на байке, только темноволосая и глаза Черномора, чёрные как уголь. Ты безбашенно бросалась овладеть всеми трюками, а Лисёнок сначала всё просчитает, как калькулятор, и выполняет только то, что у неё получается на сто процентов. Руслана до одурения тренируется, оттачивая мастерство.

Они опять замолчали, каждый думал о своём. Ольга пыталась представить дочь, а Бухгалтер вспоминал молодую Ольгу и Черномора.

– Что думаешь делать?

– Пойду к Лису.

Бухгалтер покачал головой:

– Уезжала бы ты. Только раны разбередишь. И свои и чужие. Оно тебе надо? Лис не простил тебе Черномора. Да никто тебе не простил смерть парней. Ты зло, которое …

– Я стреляла в Ведьму! Надо хотя бы попросить прощения, – перебила Ольга.

Президент усмехнулся:

– А попала в Черномора. Это слова. Они не нужны Лису. Как знаешь, удачи.

– Скажи, а Наташка-Ведьма где?

– Так она с тобой в Германию поехала. Когда родители мужа твоего отказались от тебя, Ведьма пожалела. Она ж в больнице работала. Хотя, я грешным делом, думал, что она там убьёт тебя.

– Не знала. Я не видела её там, – растерянно произнесла Ольга.

– Не видела или не помнила? После того как ты разбилась, я не видел её. Ох, как она тебя ненавидела! Не стоит тебе с ней встречаться. Ты всю её жизнь загубила. Ты и к ней хочешь зайти? Ты рехнулась? Ведьма хотела тебя убить. Она стреляла тебе в спину! Из-за неё ты попала под фуру. Не стоит тебе с ней встречаться. Ты всю её жизнь загубила. Можно нанести человеку такую глубокую рану, после которой уже ничего не вернёшь, не поправишь. Иногда для этого достаточно одного твоего существования.

– Почему? – удивилась Ольга.

– А ты не знаешь? Ты же Черномора отбила! У них любовь была, пока ты автомобиль с прессой не перепрыгнула.

– Отбила… – растерялась Ольга.

– Конечно! Ох, как Ведьма психовала! Я тут её успокаивал, отпаивал. Она тебя не простила. Когда ты пропала, Черномор к Ведьме вернулся. Вернее, она его подобрала, обогрела. А потом у вас снова всё закрутилось. Ведьма ещё немного с нами потусовалась, а потом исчезла.

– Я даже не знала об этом.

– И про суд не знала?

– Какой суд?

– А ты думаешь, ваша бойня осталась незамеченной? Весь город гудел, как мои легионеры перестреляли друг друга. Досталось и нам. Ведьму не посадили. Тут уж я и Лис постарались. Подсуетились. Подвели всё под убийство на почве ревности. Парни перестреляли друг друга и тебя задело. Ты – месиво из костей и мяса, без памяти. С тебя и взятки гладки. Прошла по делу стороной. Типа Юра твой в Черномора стрелял, а тот в него. Но пистолетик так и не нашли. Парни мертвы, замяли всё как-то. Но история получилась громкая. Проверками замучили всех байкеров. Особенно нас.

Ольга сидела ошарашенная. Конечно, такое происшествие нельзя было скрыть.

– Ты осуждаешь меня? – тихо спросила Ольга.

– Я не судья! – зло бросил Бухгалтер. – Мне жаль тебя. Убийство, вредит убийце, не убитому. Всё, что мы пытаемся стереть из памяти, остаётся на нашей совести. Я видел, как вы любили друг друга. Я видел, как любила и страдала Ведьма. Мне некого судить. Мне жаль, что так получилось. Постой-ка.

Бухгалтер соскочил со стола, выдвинул ящик, достал старую потрёпанную амбарную книгу, полистал, что-то написал на обратной стороне картонной подставки.

– Вот, держи.

Он протянул ей картонную подставку под кружку.

– Что это?

– Переверни, – усмехнулся он.

Ольга перевернула подставку, на обратной стороне был написан адрес.

– Это адрес Ведьмы. В то время она там жила. Сейчас где – никто не знает. Ничего про неё не слышал. Сюда Наталья не заходила после суда. Может, повезёт. Встретишь, привет передай, пусть заглядывает. А байк? Садилась?

Валькирия грустно покачала головой.

– После того, как восстановилась память, я не могу сесть на байк. У пасынка «Харлей». У меня даже мысли не возникло сесть на него. Боюсь.

– Да, – протянул Бухгалтер. – Валькирии больше нет. Зато Лисёнок заменила тебя. Ещё и покруче, чем ты. Извини.

– Да что уж.

– Валькирия, ты … это…к Ведьме не ходи. Ненавидит она тебя. За Черномора. Убьёт она тебя. Ей терять нечего. Не ходила бы ты никуда. Не вороши прошлое. Уезжай. Никто не может вернуться в прошлое и изменить свой старт. Но каждый может стартовать сейчас и изменить свой финиш. У тебя же всё о`кей. Не дури. Черномора не вернуть Дочки взрослые. Уезжай. Не хорошее у меня предчувствие.

– Пойду.

– Как знаешь. Я предупредил.

Ольга вышла из клуба, села в машину.

«К Наташке, – решила она. – Надо разрешить наш спор. Тем более что делить нам теперь нечего… Некого».

Женщина приехала по адресу, написанному на картонной подставке. Ольга хорошо ориентировалась в Питере. Память восстановилась и вытаскивала из закоулков адреса, улицы, проезды. Словно Ольга и не отсутствовала столько лет. В старом Питере, где они все жили, Ольга быстро нашла дорогу до Наташкиного дома. Она помнила этот старый проходной двор. Если проехать прямо, можно выехать на проспект. Ольга вспомнила, как они с Наташкой гоняли здесь на байках, а интеллигентные питерские старушки ругались им вслед из окон. Ольга улыбнулась. Она вышла из машины и подошла к парадному, набрала номер квартиры.

«Теперь везде домофоны. Раньше любой мог зайти в парадную. И дворы все перегородили заборами. Наверное, уже не проедешь насквозь».

Домофон зашуршал и хрипло спросил непонятно кому принадлежащим голосом:

– Кто?

– Скажите, пожалуйста, Наташа Цветкова тут проживает?

В домофоне помолчали, чем-то поскрипели, прошуршали и спросили:

– Кто спрашивает?

– Мы дружили раньше. Я Ольга. Малиновская. Меня долго не было в Питере…

Она не успела договорить, дверь запищала, давая возможность пройти. Ольга зашла в парадную, поднялась по широкой лестнице. В открытых дверях квартиры стояла женщина.

– Наташка? Ведьма? – неуверенно спросила Ольга.

Женщина отдалённо походила на Наташку. В когда-то чёрных длинных волосах седина, короткое каре, фигура расплылась, погрузнела, только глаза сверкали прежним чёрным блеском.

– Валькирия?

Ольга неуверенно бросилась к женщине на шею. Та вяло её обняла.

– Вернулась всё-таки память, – то ли спросила, то ли констатировала Ведьма. – Проходи.

Она смерила Ольгу завистливым взглядом. По сравнению с Натальей, Ольга выглядела прекрасно. Фигура такая же стройная, может на пару размеров больше, но сорок второй и сорок шестой – не так уж и криминально. Ухоженное лицо, стильная короткая стрижка, одета просто, но дорого. Наталья всегда могла отличить фирменную одежду от китайского ширпотреба.

– Наташка, давай поговорим. Столько времени прошло.

Ведьма не знала, как ей реагировать. Наталье хотелось спалить Ольгу взглядом, но она старалась держать лицо. Они прошли в комнату. Наташка предложила выпить, Ольга отказалась. Они разглядывали друг друга молча.

– А ты не изменилась совсем. Повезло тебе. И смерти избежала и мужа богатенького нашла в Мюнхене. Но раз ты все-таки пришла сюда – значит, тебе пора было прийти.

– Наташка, ты как?

– Жалею, что не добила. Вижу, живёшь прекрасно. За детьми приехала или мстить? Не поздновато ли? – хихикнула она. – А я вот так. Всё по-прежнему. Ремонт, мебель обновила, когда матери не стало. Замуж так и не вышла. В тюрьму не посадили и то хорошо. Спасибо, помогли, научили что сказать. Я ведь так никого и не смогла полюбить после Черномора.

– Наташа…

– Что «Наташа». Если б ты не сбежала от мужа своего профессорского, Черномор был бы со мной. Может быть и жив был бы. А так… вся жизнь наперекосяк, – Ведьма смахнула слезу. – Знаешь, что хуже всего на свете? Любить того, кто никогда тебя не любил, и кого больше нет.

Наташка усмехнулась, тряхнула волосами, этот жест напомнил Ольге её прежнюю подругу.

– Ведьма, но ведь это же ты стрелять начала. Зачем?

– Ненавидела я тебя, Олька. И за любовь, и за смерть Черномора ненавижу. А тебе и там подфартило.

– Ты и теперь меня ненавидишь?

Ведьма махнула рукой. Она опять улыбалась и стала похожа на прежнюю Наташку. Но душевного разговора уже не получалось, Черномор продолжал стоять между ними. Ольга чувствовала, что Наташа не простила ей ничего.

– Непринятая любовь становится болью, а боль – это месть. Когда приехала?