Череп Саймона бесплатное чтение

1

Маленькая, размером с крохотную форточку, дверца в стене откинулась вниз, явив своей внутренней стороной потертый готический текст.

В углублении показался он – мумифицированный, с остатками усохшей, коричневато-красноватой кожи, огромными глазницами, зияющими дырами от зубов, оголенными в зловещем оскале истории, одинокий череп на маленьком постаменте; из темной ниши улыбающийся двум собеседникам. Один из которых самодовольно изучал реакцию обескураженного соседа, одновременно всем своим видом вопрошая: «ну… что я вам говорил?!».

– Поразительно! – воскликнул Второй, максимально приблизившись к черепу. – Это невероятно! Голова Саймона Садбери…

– Голова Саймона Садбери. – ответил снисходительно Первый.

– Неужели это Он?!

– Он. – Первый был безапелляционен. Желая еще больше взбудоражить Второго, Первый добавил: – Вот посмотрите, сохранились даже куски плоти на его лице и даже хрящи. Поэтому правильнее называть именно – голова, а не череп. – Последнее прозвучало гордо.

– Но как?! – лицо Второго, непроизвольно приняло выражение ребенка в цирке.

Первый, снисходительно улыбаясь, уже мягче, будто мудрец, единственный распознавший замыслы бытия, ответил:

– Когда голову отделили от туловища (по легенде не без труда), ее сразу же поместили на пику, которую в свою очередь, водрузили на Лондонском мосту. Где голова пробыла какое-то время, радуя горожан, (ведь не каждый день казнят лорда-канцлера) а лето было жаркое в прямом и переносном смысле. И превратилась в мумию.

– Невероятно. Я не верю своим глазам. Можно мне взять голову в руки?

– Нет. Этого делать нельзя. – Первый пытался быть вежливым. – Но я могу рассказать о ней.

– Сделайте милость. – Второй теперь стал ребенком, в магазине игрушек, которому не позволили взять что-нибудь с витрины.

– Я в свое время рассмотрел голову с той, обратной стороны. Изучил, так сказать. Так вот на затылке остались зазубрины, по легенде Саймону Садбери отрубили голову лишь с седьмого раза. – Первый рассказывал об этом с такой милой улыбкой, что у Второго не оставалось повода обижаться на его отказ. – Но перед этим, восставшие крестьяне, захватив Тауэр, схватили Саймона Садбери. Он был настолько непопулярен, что стража беспрепятственно пропустила толпу. Садбери приволокли на Тауэрский холм и обезглавили, а тело сожгли в Кентерберийском соборе (где он был архиепископом). А голову водрузили на пику. Через некоторое время земляки Саймона Садбери заботливо сняли голову с пики. С тех пор она и хранится у нас уже более шести веков.

– Невероятно. – Второй был действительно поражен. Шутка ли – ценнейшая реликвия – голова бывшего лорда-канцлера и одновременно архиепископа Кентерберийского, влиятельнейшего вельможи того времени, водрузившего корону на другую юную голову – короля Ричарда II, но, к сожалению, своему и к радости восставших под предводительством невежественного простолюдина Уота Тайлера, не удержавшего на плечах свою собственную. И в данный момент, эта многовековая голова, прожившая короткую, но яркую жизнь, смотрела на две говорящие головы пустыми мудрыми глазницами из темноты прошлого.

Человек Первый – самодовольный рассказчик это – худощавый шестидесятилетний небольшого роста мужчина, викарий-помощник местного епископа и по совместительству смотритель Собора Садбери. Человек Второй – восторженный ребенок – профессор Историк из Оксфорда, задумавший снять для БиБиСи цикл исторических документальных фильмов.

– Я вам открою секрет, – Молвил Смотритель и смутился. Историк понравился ему своим неподдельным восторгом головой Саймона Садбери. Голос Смотрителя стал тише, он приблизился к Историку, огляделся по сторонам несмотря на то, что в маленькой комнате, больше походившей на келью монаха, их было всего трое (включая голову Саймона), и собор был закрыт и заговорщицки прошептал: – Я по ночам разговариваю с Саймоном…

Историк не то, чтобы не удивился, но внезапно ощутил жгучую болезненную зависть, о присутствии которой в себе он не подозревал ранее.

Ну конечно! Что еще оставалось делать по ночам этому счастливцу, оставаясь наедине с такой ценнейшей исторической головой? Только разговаривать. Вкушать, прикасаться, своими недостойными мыслями к помыслам Истории, умиляясь, не отрывая взгляда от прекрасных пустых глазниц. Ждать. Ждать. Ждать, терпеливо, смиренно, ответы на свои вопросы. Делиться переживаниями, эпохами, страстями безумного человечества. Осуждать мирскую слабость и бессмысленность людских порывов. Быть выше всего земного, осознавая предопределение и иронию истории свыше.

Он перевел взгляд с головы Саймона на голову Смотрителя. И не стал скрывать своих чувств.

– Если честно я вам завидую. – В его голосе прозвучало тихое завистливое понимание гордости Смотрителя. Он с ревностью добавил. – И, о чем же вы беседуете?

– Учитывая наши духовные саны, у нас множество общих тем. Несмотря на то, что Саймон в те времена был католическим архиепископом. – Смотритель поморщился.

– И Саймон отвечает вам? – в голосе Историка прозвучала хрупкая надежда.

– Для человека верующего нет ничего невозможного. – загадочно с улыбкой молвил Смотритель. – Тот, кто верит, всегда находит ответы на свои вопросы.

– С этим невозможно не согласиться. – Историк внезапно осознал всю свою ничтожность перед образом общения Смотрителя с головой в стене.

– Я рассказываю голове Саймона о том, что происходило с церковью и с историей, с момента его гибели до нашего времени. Тюдоры. Елизавета. Яков. Карлы. Гражданские войны и Протекторат. Образование Великобритании. Викторианская эпоха. Мировые войны. Битлз. Монти Пайтон. Бенни Хилл. Сериал Шерлок. Брекзит.

– И что на все это отвечает Саймон?

– Знаете, в его ответах не так все однозначно. – Смотритель стал вдумчив. Заметно, что ответы головы сильно смущают его и приводят даже в замешательство.

– Умоляю, господин Смотритель не томите. – Историк физически изнывал от любопытства и молитвенно сложил руки.

Смотритель, отойдя в сторону, склонился к небольшому рабочему столу, из-под которого выглядывала неумело или небрежно скрытая массивная рукоять средневекового меча, и достал небольшую тетрадь в кожаном переплете.

– Вот! – торжественно и в то же время с облегчением воскликнул он, ибо долгое время томился своей тайной. – Это, мягко говоря, не совсем обычные ответы. Я предполагал, что дело в языке, которым излагали мысли в то время. А это знаете ли – раннее средневековье. До рождения Шекспира оставалось почти двести лет. Однако уже тогда Чосер творил свои жалкие непристойности. Прошу вас, располагайтесь. – Смотритель рукой указал на стул напротив, а сам сел за столом. Предугадывая нетерпеливое желание Историка взять тетрадь в свои руки и прочитать таинственные записи, Смотритель торопливо пододвинул тетрадь ближе к себе, обхватив руками и смущаясь вкрадчиво произнес: – С вашего позволения я зачитаю на мой взгляд самое важное и неоднозначное.

2

Ответы головы Саймона Садбери Архиепископа Кентерберийского

записи сделаны викарием собора святого Григория преподобным Джоном Бишопом

Находясь в здравом уме и твердой памяти я – Джон Бишоп, делаю эти неоднозначные записи беседы своей, с головой Саймона Садбери, заботливо хранимой мной в соборе святого Григория и повествую дословно лишь о доподлинно виденном и слышанном.

«без упования проницать сокрытый смысл событий и дабы лишь сохранились записи мои, сделанные по воле Господа, для грядущих в мир поколений, которые пусть творят молитву истолкования». * Умберто Эко

1990 год

И узрел я голову, сокрытую в стене.

И мир мой перевернулся.

И стал я другим человеком, но не в намерениях веры своей (она так и осталась непоколебима и крепка. И даже стала крепче), но поскольку благодарность Господу, переполнила душу мою, словно чашу, за то, что дарована была мне такая близость к тайне неизвестной остальному суетливому миру. К тайне, которая стала разрастаться внутри меня с каждым днем, превращая в человека особенного и избранного.

Не многим когда-либо станут доступны для понимания чувства восторга и эйфории, до слез переполнивших меня, при первом благоговейном прикосновении. Я недостойный муж человеческий, обычный скромный викарий, держал в руках голову архиепископа, и в то же время шепотом возносил молитву Господу за такое счастье.

Лишь археологам, впервые проникнувшим в египетские пирамиды. Лишь геологам, нашедшим неиссякаемое драгоценное месторождение. Лишь прыщавому поллюционирующему девственнику, впервые узревшему перед собой обнаженным объект обожания (да простит Господь за греховное плотское сравнение, но невероятно похожее), будут понятны мои острейшие чувства.

Каждый вечер, после церковных служб и суетливых хлопот, коих в течение дня происходило немало, я торопился в тайную комнату, ведомый необъяснимой мощной силой, тянувшей меня к голове.

На протяжении долгих зимне-весенних вечеров я проводил время изучая досконально свою голову (а у меня были все основания считать ее своей). Благоговение, любовь, преклонение, все это перемешивалось во мне, рождая невероятно яркие реалистичные картины происходившего в те времена, когда голова составляла одно целое с туловищем.

Надеюсь, Господь когда-либо простит дикую страсть, охватившую меня. Но со временем, уже просто держать ее в своих руках мне становилось недостаточно. И каюсь, я пошел на преступление недостойное моего сана. Однажды, уходя из собора, я, не в силах больше расставаться с ней – такой родной головой Саймона, спрятал ее в сумке и на ночь унес с собой.

Однако как это часто происходит с преступниками, первое преступление повлекло за собой второе, еще более ужасное. Но в моем положении столь необходимое. Для того, чтобы не вызывать подозрение на свою голову, отсутствием основной намного более ценной головы, я подменил оригинальную голову Саймона Садбери, головой кузнеца Джека Смита.

О прошу! На коленях прошу я прощения. Умоляю! Господи! Прости меня! Но что такое обычная голова простого кузнеца, погибшего, не успев даже выйти из паба в пьяной драке от удара Сомерсета Моэма, по сравнению с головой великого Архиепископа!?

Да. Мною самым постыдным образом была разрыта могила Джека Смита. Да. Его кузнечная голова была отделена моими руками от других останков. Да. Не без ложной скромности отмечу, тонкую мою работу по доведению головы кузнеца до подобия головы архиепископа.

И для чего все это было сделано спросит недоуменный читатель? Ну конечно же ради моей больной изнуряемой тоской и разлукой страсти. Страсти по уникальной, прекрасной, хранящей множество тайн голове Саймона. Настоящего Саймона, Саймона-мученика, Саймона-святого, Саймона-мыслителя. Господом Богом дарованного мне лишь для того, чтобы показать, доказать, явить миру весь смысл неизменимого бытия человеческого. Который, мне, и только мне, предстояло разгадать…

3

Историк возмущенно вскочил и стал рассматривать череп в нише. Он обернулся к невозмутимо сидящему Смотрителю и задал естественный вопрос:

– Чей же череп сейчас перед нами?!

– Правильнее называть голова… – вкрадчиво напомнил Смотритель.

– Пусть будет так! – в сердцах воскликнул Историк. – Однако как бы мы ни назвали эту важнейшую часть тела, это нисколько не отменяет ту историческую ценность, которой для нас обладал бывший владелец данной, как вы называете, головы!

Смотритель, улыбнувшись встал из-за стола и подошел вплотную к Историку.

– Дорогой мой, – обратился он к Историку, взяв того за руку, пытаясь успокоить, – Почему же для нас, для каждого из нас, такое решающее значение всегда имеет столь непреодолимая разница между головой архиепископа и простого кузнеца? – последняя реплика прозвучала как-то грустно, риторически, словно мячик, брошенный в стену и отскочивший обратно.

– Но это же обман! Мошенничество! Ведь все дело в Истории. В легендах. В ролях, которые История каждому отводит! – Историку стало обидно до слез, и он попытался вырвать свою руку из руки Смотрителя. Но это оказалось непросто. – И конечно же ваши разговоры и ответы головы так называемого Саймона будут такой же фальшивкой!

Смотритель уже двумя руками сжимая руку Историка и заискивающе глядя тому в глаза ответил:

– Ничего подобного, дорогой мой. Вы поймете, как я неистово ждал вас, когда дослушаете рассказ до конца. Поймете это лишь позже. Дайте мне немного времени! Прошу вас! Как же я мог, ожидая вас, как никто никогда не ждал в истории, подсунуть вам поддельную голову!? Именно сейчас, именно здесь, именно в этот, для меня, не побоюсь этого слова судьбоносный момент, перед вами находится настоящая голова Саймона! Поверьте мне!

Историк заглянул в нишу и его физическое напряжение спало, он обмяк. Обернулся к Смотрителю, в его глазах были слезы.

– Теперь я понимаю вас, господин Смотритель. – сказал он, еле сдерживая себя, чтоб не расплакаться. – Возможно на вашем месте я поступил бы точно также… Продолжайте пожалуйста, простите меня.

– И вы меня. Возьмите воды… – Смотритель налил из графина.

– А где сейчас находится поддельная голова? Того… Второго… Кузнеца.

Смотритель торжествующим взглядом посмотрел на Историка. Подойдя к шкафу, он достал сумку и извлек из нее точно такой же череп.

– Теперь, раз вы уже так много узнали, думаю есть смысл показать вам насколько они похожи.

Он поставил два черепа на стол и отойдя в сторону, чтобы не загораживать и без того скудный свет витража, стал разглядывать склонившегося над черепами Историка так, как редкая домохозяйка разглядывает гостей, поглощающих самое удачное ее блюдо.

– Поразительно! Как же вам удалось их сделать настолько похожими?

Смотритель скромно потупил глаза и ответил:

– Я прочитал много литературы. Смотрел ютуб. Посещал курсы таксидермистов. И даже, – он поднял указательный палец, – многие полезные нюансы почерпнул у древних египтян.