Ритуал для посвященных бесплатное чтение

Геннадий Геннадьевич Сорокин
Ритуал для посвященных

1

— О несовершенстве законодательства я могу рассказать на примере Мещерякова. Этот случай связан с наркотиками только косвенно, можно сказать, вообще не связан.

Владимир Демидов^[1] поправил очки в тонкой оправе, откинулся на спинку стула.

— Ты о Мещерякове слышал?

— Мама дорогая! — воскликнул Воронов. — Я как приехал в Хабаровск, только о нем и слышу. Мещеряков! Мещеряков! Кос! Цигельников! Банда! Аль Капоне им в подметки не годится. Мещеряков и Кос стали какими-то мифическими героями. Я столько о них слышал, что уже не пойму, где правда, а где вымысел.

— Правда в том, что я сейчас сижу за столом Мещерякова. Последний день на свободе он провел в этом кабинете.

— Вова, я за твоим столом несколько раз сидел. Это что же получается — я прикоснулся к вечности? Обалдеть! Об их банде действительно телепередача была?

— Крайком партии принял решение проинформировать общественность о вынесенном приговоре. С краткой информацией выступил начальник краевого УВД. В крайкоме были уверены, что после выступления слухи о банде прекратятся. Но куда там! Еще больше стало. Мещерякову и Косу стали приписывать преступления, которые они не совершали.

— Я наслышан о Мещерякове, а про Коса практически ничего не знаю. Его за что посадили, если он никого не убил и не ограбил?

— Без Коса не было бы банды Мещерякова…

Воронов в предчувствии интересного рассказа прикрыл окно, чтобы уличный шум не мешал Демидову.

— Эта история началась четыре года назад, летом 1983-го… Нет-нет, все не так. В 1983 году произошел эпизод, о котором я хочу рассказать. Полковник милиции Кос в то время был начальником Управления уголовного розыска УВД Хабаровского крайисполкома. Мещеряков занимал должность старшего инспектора уголовного розыска краевого УВД по линии борьбы с наркоманией. Цигельников работал в отделе по раскрытию убийств. Или я путаю и его в то время уже отстранили от оперативной работы и перевели оперативным дежурным в Индустриальный РОВД? Не важно.

Центральной фигурой в этой истории был Мещеряков, тридцатидвухлетний капитан милиции, лучший оперативник края, любимчик Коса. Без покровительства Коса он бы так не поднялся. Мещеряков был редкостной сволочью. Ему нравилось унижать беззащитных или тех, кто не мог ему противостоять. К подчиненным и коллегам он относился с презрением. Еще бы! Кос на каждом совещании ставил его в пример. Любые его оплошности покрывал, и, как оказалось, не бескорыстно! Сейчас объясню, как Мещеряков работал и почему ему удавалось за короткую командировку раскрыть столько опасных преступлений, сколько местные опера не могли осилить за неделю и даже за месяц. К примеру, едет он в командировку в город Комсомольск-на-Амуре. Я в то время работал в Комсомольске инспектором уголовного розыска в Центральном РОВД и не понаслышке знаю, как проходили проверки. Итак, примерно за три дня до приезда Мещерякова в Комсомольск из Хабаровска приезжают его отборные агенты. У каждого с собой кропаль^[2] размером с мячик для пинг-понга. Агенты расползаются по притонам и блатхатам, угощают марихуаной всех желающих и выведывают у них свежие новости и тайны преступного мира. Мой агент с восторгом рассказывал, как приехали хабаровские фраера и угощали его отборной коноплей. Просто так угощали, даром! У нас марихуану можно было только с риском для свободы раздобыть, а тут приехал добренький дядя и дал раскумариться^[3].

Короче, к приезду Мещерякова его агенты уже знали о многих нераскрытых преступлениях и лицах, их совершивших. Без дармовой конопли этот номер бы у него не прошел. А так… Что говорить, он за наркотики получал нужные сведения.

Теперь о том, как проходила проверка. Мещеряков проверял оперативные дела, находил в них недостатки и вызывал к себе провинившегося инспектора. После разбора выявленных недостатков он любил поиздеваться над коллегой из провинции. Спрашивает: «Вы изучили новый приказ об оперативной работе? Рассказывайте». Инспектор начинает в общих чертах пересказывать приказ или инструкцию, Мещеряков слушает-слушает, потом презрительно кривит губы и гнусавит: «Не-е-т, так не пойдет! Это не знание нормативного документа, а бред сивой кобылы. Берите в руки приказ, открывайте абзац номер три. Слушайте!» И… тра-та-та! Тра-та-та! Приказ слово в слово повторяет, абзац за абзацем. «Вот так, — говорит, — надо знать приказы! А вы — бе, ме, двух слов связать не можете». Память у Мещерякова была феноменальная. Это, наверное, после разоблачения спасло его от расстрела.

По результатам проверки проходит итоговое совещание. Мещеряков выходит на трибуну и говорит: «Вы работаете отвратительно! Дальше своего носа не видите». И тра-та-та, тра-та-та: одно преступление за другим выкладывает. Кто, где, когда грабеж совершил, где новые притоны для употребления наркотиков, где краденое скупают. У инспекторов в зале глаза по пять копеек. Никто ничего не поймет: приехал проверяющий, целыми днями в кабинете сидел и вдруг всю оперативную обстановку лучше местных сыщиков знает.

Возвращается Мещеряков в Хабаровск после проверки, Кос его всему Управлению уголовного розыска в пример ставит, а нам, на периферию, приказы о наказании шлет.

— Чую, потрепал он тебе нервы в Комсомольске!

— В 1982 году на совещании по результатам проверки он назвал меня «самым бездарным оперативным работником края». Еще бы! Я-то честно работал, а он через наркотики сведения получал. Но я немного отвлекся, хотя тут без отступления не получится. Кроме мужчин, на Мещерякова работало несколько девушек-наркоманок. Вербовал он их так. За тем столом, где ты сейчас сидишь, работал молодой сыщик по фамилии Стеценко. Мещеряков был его наставником. Стеценко просто боготворил Мещерякова, каждое его слово на лету ловил. Итак, вызывает Мещеряков наркоманку на профилактическую беседу. С женщинами за тридцать или хроническими наркоманками он не работал, выбирал для беседы только молоденьких и хорошеньких. В кабинет входит наркоманка. Ее ставят вот сюда, с торца стола. На столешницу Мещеряков кладет небольшой кусочек прессованной марихуаны и говорит: «Если меня с первого раза не поймешь, то эту коноплю я у тебя сейчас из кармана изыму, а тебя саму в ИВС отправлю. Завтра следователь тебя допросит, предъявит обвинение, и ты поедешь на два месяца в следственный изолятор, а после суда — в зону годика на три. Все поняла? Снимай юбку и ложись грудью на стол».

Если девушка начинала упрямиться, Мещеряков доставал резиновую палку и говорил: «После того как я у тебя в присутствии понятых наркотики изыму, я тебе этой палкой все почки отобью так, что месяц кровью мочиться будешь. В тюрьме тебя лечить будет некому. Сдохнешь, как собака».

Наркоманки уступали, и он насиловал их прямо на глазах Стеценко.

О, еще момент! Когда он совершал половой акт, Стеценко делал вид, что фотографирует их.

Закончив дело, Мещеряков говорил девушке: «Будешь себя неправильно вести, мы распечатаем фотографии и раздадим твоим дружкам. Знаешь, что они за сотрудничество с милицией с тобой сделают?»

Через неделю наркоманка приносила ему первые сведения, получала в награду наркотики и втягивалась в агентурную работу. Самые доверенные наркоманки продавали наркотики, которые поставлял им Мещеряков, а он эти наркотики по их агентурным сообщениям в притонах и у наркосбытчиков изымал. Такой вот круговорот вещей в природе.

Среди его девушек-агентов была одна энтузиастка своего дела — Елена Потоцкая. Ей нравилось входить к преступникам в доверие. Она переспала со всеми авторитетами хабаровского преступного мира, и многих по ее наводке посадили. Потоцкая была симпатичная, способная, активная девушка, но — наркоманка. Она плотно сидела на игле. Дня без дозы прожить не могла.

Летом 1983 года в мозгах у Потоцкой перемкнуло от опиума, и она вполне серьезно потребовала, чтобы Мещеряков, ее давний любовник, развелся с законной супругой и женился на ней. Чтобы он долго не раздумывал, Потоцкая не нашла ничего лучше, как припугнуть его разоблачением. Мещеряков посмеялся в ответ и сказал, что у Потоцкой нет доказательств его преступной деятельности, а вот у него для Елены кое-что найдется. Например, доза опиума в кармане. Года на два хватит. Но Потоцкая и не думала сдаваться — выложила последний козырь, заявила, что ждет ребенка от Мещерякова. Такой поворот дела несколько смутил Мещерякова, и он попросил сутки на обдумывание. Потоцкая согласилась. Через день он назначил ей встречу около входа в горсад. Потоцкая пришла. Подъехали «Жигули» Мещерякова, но за рулем был Цигельников. На заднем сиденье — Стеценко. Потоцкая отказалась садиться в автомобиль. Цигельников и Стеценко силой усадили ее и увезли в неизвестном направлении. Больше Потоцкую живой никто не видел. Скорее всего, ее вывезли за город, изнасиловали и зверски убили. Не знаю, как Стеценко, но Цигельников наверняка изнасиловал ее перед смертью.

Я встречался с Цигельниковым по работе раз или два и ничего подозрительного не заметил. Мужик как мужик, двенадцать лет в милиции отработал. Выпить любил, жене изменял, но это, сам понимаешь, не смертный грех. До поры до времени никто не хотел верить, что Цигельников — безжалостный убийца, психопат, ни во что не ставящий человеческую жизнь. Как-то на допросе он забил до смерти подозреваемого, который не хотел признаваться в совершении серии грабежей. Ночью отвез труп на свалку. На другой день занялся розыском убийцы и нашел его! Один уголовник взял убийство на себя. Почувствовал, что его забьют до смерти, и признался в том, чего не совершал. Так что Потоцкая наверняка помучилась перед смертью, прошла через все круги ада.

Теперь суть! Один случай на тысячу: когда ее заталкивали в машину, рядом с горсадом прогуливалась знакомая Потоцкой по фамилии Федичкина. Она все видела и хорошо запомнила Цигельникова. Номер автомобиля и внешность Стеценко не запомнила, а Цигельникова натурально сфотографировала — такая отменная память оказалась у девушки. Федичкиной показалось подозрительным, что незнакомые мужчины увезли ее подругу. Она пошла к родителям Потоцкой, все им рассказала. Проходит неделя, Потоцкой нет. Родители идут в прокуратуру, пишут заявление об исчезновении дочери и ее вероятном похищении.

Дальше — несовершенство законодательства, о котором я хотел рассказать. Уголовной статьи за похищение человека в нашем Уголовном кодексе нет. Когда его принимали, никому и в голову не могло прийти, что один советский человек может похитить другого. В прокуратуре в возбуждении уголовного дела отказали, посоветовали обратиться в милицию. В милиции заявление не приняли, сказали, что Потоцкая сама села в автомобиль и уехала со своими знакомыми употреблять наркотики или спиртное.

— А как же убийство? — не понял Воронов.

— Какое убийство? — вопросом на вопрос ответил Демидов. — Ее труп до сих пор не нашли. Ни Мещерякову, ни Цигельникову убийство Потоцкой не вменили. Официально она до сих пор находится в розыске как без вести пропавшая.

— Подожди, что же получается? В связи с пробелом в законодательстве можно схватить посреди улицы любого человека и увезти его куда-нибудь в лес?

— Именно так. Уголовной статьи за похищение человека нет.

— Почему им не вменили хулиганство? Это же «резиновая» статья, под все случаи подходит.

— Заявителя не было. Федичкина не в счет. Она одна не может выражать интересы общества. Тем более что в отношении ее насилия не было.

— Дела… — протянул Воронов.

— Если бы по заявлению родителей Потоцкой возбудили уголовное дело, банда Мещерякова была бы разоблачена на полтора года раньше. После ареста всех ее участников эксперт-криминалист со слов Федичкиной составил фоторобот одного из похитителей Потоцкой. Я видел этот фоторобот. Он мало чем отличается от фотографии Цигельникова. Представь, что было бы, если бы этот фоторобот разместили на входе во все отделения милиции? «Вы ищете опасного преступника? Так он у вас в дежурной части за пультом сидит, на звонки граждан отвечает».

— Мещеряков и Цигельников признались во всех преступлениях, кроме убийства Потоцкой. Почему они молчали, в чем логика? Какая разница — одним убийством больше, одним меньше?

— Не скажи! Убийство заведомо беременной женщины — это гарантированный «вышак», без вариантов. На следствии получилась следующая ситуация: трупа нет, свидетелей убийства нет. Доказывать преступление было нечем. Эпизод с похищением Потоцкой выделили в отдельное производство и прекратили за отсутствием события преступления.

— Стеценко не был матерым преступником. Почему его не покололи?

— В декабре 1984 года он отдыхал в ведомственном санатории в Сочи. Позвонил в Хабаровск, узнал об аресте Мещерякова, выпил бутылку коньяка и повесился у себя в номере.

— Почему он в бега не подался?

— Куда бежать? Он же не преступный авторитет, а милиционер. Рано или поздно его бы задержали и отправили бы под конвоем в Хабаровск. Стеценко решил не мучиться в ожидании ареста и покончил со всем разом.

— Цигельникова расстреляли, а Мещерякова нет. Почему? Он такой же убийца, как и остальные члены банды. За какие заслуги его помиловали?

— Я думаю, что основной замах был на Коса и некоторых сотрудников краевого КГБ, тесно сотрудничавших с Мещеряковым. Через Коса московские следователи думали выйти на бандеровское подполье. Кос ведь родом с Западной Украины, у него там вся родня живет. Когда он был в отпуске в родных краях, на него выходили бандеровцы, просили оружие достать, но Кос отказался.

— Разве бандеровцев в 1950-х годах не всех перебили?

— Остались! Только сейчас они не по лесам прячутся, а ведут жизнь добропорядочных граждан. Выжидают момент советской власти в спину ударить. Кос решил с политикой не связываться и о бандеровцах не сказал ни слова.

На столе у Демидова зазвонил телефон. Он выслушал собеседника, положил трубку.

— Начальство вызывает! Думаю, ненадолго. Пока хожу, изучи раритет.

Он достал из выдвижного ящика стола общую тетрадь в клеенчатом переплете, бросил через стол Воронову. Виктор раскрыл тетрадь и оценил юмор Демидова. На первой странице тетради аккуратным мужским почерком было написано: «УУР УВД Хабаровского крайисполкома. Дневник наставничества за 1984 год. Наставник: капитан милиции Мещеряков В. И. Молодой специалист: Стеценко С. В.» Далее, почти до конца тетради, были записаны воспитательные мероприятия, которые в течение года проводил Мещеряков. На последней странице почерком Демидова была сделана пометка: «Мещеряков, Цигельников, Савраев — высшая мера наказания. Костин, Новиченко, Помогаев — 10 лет лишения свободы. Кос — 8 лет. Примечание: Мещерякову высшая мера наказания заменена на 20 лет лишения свободы».

Воронов перелистнул тетрадь, вернулся к записям Мещерякова. Воспоминания о поверженном враге всегда ласкают душу! На память о разоблаченном Мещерякове Демидов оставил его тетрадь. Подумать только, записи в ней собственноручно оставил самый известный преступник Хабаровского края. Будет что парням рассказать! И о пробеле в законодательстве надо не забыть. Если бы наш Уголовный кодекс предусматривал наказание за похищение человека, то в 1984 году Мещеряков бы уже сидел, а не выдумывал воспитательные мероприятия.

2

Начальник Дальневосточной высшей школы МВД СССР полковник милиции Толмачев по административно-хозяйственной линии подчинялся Главному управлению кадров и учебных заведений МВД СССР. По партийной линии он имел двойное подчинение — МВД СССР и партийному руководству Хабаровского края.

В конце августа 1987 года полковник Толмачев в качестве руководителя высшего учебного заведения прибыл на совещание в крайком партии. Председательствовал первый секретарь крайкома Алексей Клементьевич Черный.

— С первого сентября мы направляем студентов учебных заведений края на помощь сельскохозяйственным предприятиям, колхозам и совхозам. Напоминаю, что уборка урожая — дело государственной важности! Наш долг перед партией и советским народом — ударными темпами до наступления непогоды собрать урожай и направить его на хранение. Если кто-то из руководителей учебных заведений отнесется к поставленным задачам без должной ответственности, проигнорирует политическую составляющую уборочной кампании, реакция крайкома будет мгновенной и жесткой. Я не собираюсь за ваших студентов перед ЦК партии краснеть. За срыв поставленных сроков уборки урожая партбилетами ответите! Церемониться ни с кем не буду.

Следуя партийному этикету, Толмачев молча выслушал указания первого секретаря и убыл в расположение школы. В актовом зале его уже дожидались начальники курсов, политработники и офицеры хозяйственного отдела.

— Первого сентября начинаем подготовку к выезду на сельскохозяйственные работы, — объявил Толмачев. — Начальник первого «А» курса подполковник Алешин! — Подполковник встал, одернул китель. — Завтра же направьте один взвод на армейские склады для получения спального имущества. Второй взвод — в совхоз «Полетное» для проверки и приведения в порядок жилых помещений. Согласно плану учебной работы на 1987–1988 годы, для участия в сельскохозяйственных работах мы задействуем слушателей первого и второго курсов в полном составе. В расположении школы могут остаться только больные и слушатели, задействованные для круглосуточного дежурства в общежитиях. Больные должны предоставить справку от начальника медицинской службы школы, никакие другие медицинские документы рассматриваться не будут. По семейным обстоятельствам освобождение от сельхозработ не давать! Напоминаю начальникам курсов о личной ответственности за выполнение поставленных задач. Командиром отряда назначаю моего помощника по строевой части полковника Трубачева.

На другой день начальник второго «Б» курса Трушин построил личный состав перед общежитием.

— В совхоз выезжаем завтра. Советую всем в оставшееся время хорошенько подготовиться к отъезду, а не рыскать по городу в поисках… сами знаете чего. Напоминаю о железной дисциплине во время проживания в совхозе «Полетное». Малейший запах перегара будет означать немедленное увольнение из органов внутренних дел.

Из ста сорока слушателей Трушин оставил в расположении курса восемь человек. Один из них выклянчил у начмеда школы справку о пустяковом заболевании, трое слушателей были женатыми мужчинами, ждали в сентябре пополнение семейства, еще четверо попали в список счастливчиков неизвестно за какие заслуги.

Утром второго сентября колонна автобусов двинулась из расположения школы на юг Хабаровского края. Ехать было относительно недалеко, всего 110 километров, но движение в колонне не позволяло водителям развить скорость, и поездка затянулась до обеда.

Виктор Воронов в салоне автобуса сидел мрачный и задумчивый. Совсем недавно, всего несколько дней назад, он был весел, полон энергии, тайно встречался со студенткой института культуры и был счастлив. Наступил сентябрь. Лист календаря перевернулся, и все радости жизни канули в Лету. Впереди был месяц утомительного однообразного труда.

— Ворон, — толкнул его в бок Сватков, — ты чего такой задумчивый? Мы еще не приехали, а ты уже в осадок выпал. Не грусти! Может быть, в этом году веселее будет.

— Угу, — недовольно пробурчал Виктор. — Передовиков начнут стопкой водки поощрять. Построят курс перед кинотеатром, Трушин будет из бутылки наливать, а замполит соленым огурчиком угощать. Ничего хорошего в «Полетном» не будет! Все повторится с точностью до мелочей.

Автобус резко затормозил. Воронов прервался на минуту и продолжил:

— Я еще в прошлом году подумал: почему человек не может впадать в активный анабиоз? Представь, приехал ты в село и отключил мозги на время. Тело твое движется, ест, пьет, собирает картошку с утра до вечера, а ты — в анабиозе. Закончился сбор урожая, Трушин скомандовал: «Очнись», — и ты снова стал человеком, а не биороботом. Я как вспомню это «Полетное», так вздрогну. Целый месяц коту под хвост. После дембеля я был убежден, что больше ни одного дня не проживу зря. Оказывается, ошибался.

— Да-а, — протянул приятель. — В армии хоть какие-то развлечения были, а в совхозе — никаких. Одна радость, что не два года по полям ползать, а всего месяц.

В совхозе курс Трушина определили на прежнее место жительства — в кинозал поселкового Дома культуры. На двухъярусных кроватях уже были постелены скомкавшиеся ватные матрацы, посеревшие от частых стирок простыни и солдатские одеяла. Воронов занял прошлогоднее место — в углу, на втором ярусе, под портретом киноактрисы Натальи Аринбасаровой.

— Привет, Натаха! — Виктор щелкнул пальцем по изображению актрисы. — Извини — за прошедший год я так и не узнал, кто ты такая и в каком фильме снималась. Ты, как я вижу, нисколько не изменилась? Потерпишь мое присутствие до конца сентября? Обещаю в этом году не храпеть по ночам.

— Ворон! — окликнул его Рогов. — Ты с портретом разговариваешь? Брось это дело, а то в психушку увезут.

— Ничего подобного! Пока картошку не уберем, никого не тронут. В совхозном поле каждый человек на счету, а дурак он или умный — дело пятое.

Перед ужином слушатели пошли прогуляться по поселку, прикупить что-нибудь по мелочи в сельмаге. В связи с началом уборочной страды в магазине с полок исчезло спиртное, даже тройного одеколона в продаже не было. Воронов купил несколько пачек «Астры» и тонкую книжечку по психологии и здоровому образу жизни. Пройдясь из конца в конец «Полетного», парни вернулись в Дом культуры, сходили на ужин и завалились спать.

Третьего сентября началась уборочная эпопея.

3

В шесть утра дневальный по курсу скомандовал «Подъем!» Слушатели неохотно поднялись и побрели на улицу, к умывальникам. Погода стояла холодная. Парни, вышедшие на утренние гигиенические процедуры с голым торсом, дружно двинулись обратно — одеваться. В половине седьмого Трушин повел курс на завтрак в столовую. Еду слушателям готовили откомандированные из школы гражданские повара. Продукты, за исключением сезонных овощей, были привезены из Хабаровска.

«Нас примерно 560 человек, — размышлял за завтраком Воронов. — Продукты — свои, кровати и постельное белье — с армейских складов. Затраты на наше содержание для совхоза — минимальные. Много ли электричества мы нажжем в кинозале за вечер? Копейки. За эти гроши совхоз получает полтысячи работников, которым платить не надо. Такая организация труда повторяется из года в год. Спрашивается, что бы они без нас делали? Оставили бы весь урожай в земле?»

С первыми лучами солнца слушателей рассадили по автобусам и вывезли на поля. Технология уборки картофеля не менялась много лет. Вначале по полю шел трактор с картофелекопалкой. За ним выстраивались цепью работники. На одного человека приходилось одно ведро и один ряд картошки, которую надо было собрать с земли, руками проверить, не осталось ли что в гнезде, и двигаться дальше, к следующей лунке. Наполненное ведро относили к «мешочнику» — человеку, раскрывавшему мешок перед сборщиком. Место мешочника, как и в прошлом году, занял Ашот Надарян. Наполненные мешки он связывал у горловины и оставлял на поле. По окончании работ, вечером, зачастую при свете фар, мешки грузили в прицепы тракторов и отвозили на склад для сортировки.

Поля в совхозе «Полетное» были разной длины. Некоторые удавалось пройти из конца в конец до обеда, на некоторые уходил весь день — человек вставал на борозду и с восхода до заката солнца двигался в одном направлении.

Первое поле, на котором предстояло работать группе Воронова, было гигантским — оно уходило за горизонт и терялось где-то на краю земли, в скрытом туманом лесочке.

— Час работаем, пять минут перекур! — напомнил Трушин и ушел к следующей группе.

Слушатели, как по команде, опустились на землю и начали собирать клубни.

Рогов копошился рядом с Виктором.

— Рассказывай, что у тебя стряслось? — вполголоса сказал Воронов. — Я же вижу, что ты приехал сам не свой. Влетел, поди, и ждешь, дойдут новости до школы или нет?

— Ворон, ты прав! Я, кажется, влип, — тихо ответил приятель. — Приехал на каникулы, живу, никого не трогаю. Выпиваю, встречаюсь с оставшимися друзьями, на дачу с родственниками езжу, шашлыки жарю. В конце августа — звонок в дверь. На пороге стоят незнакомая тетка и ее дочь. Вошли, сели в гостиной на диван. Я и отец остались стоять напротив них, мать заняла кресло.

Тетка говорит: «Ну, что делать будем?» Я в ответ спрашиваю: «Вы, собственно говоря, кто такие и что от нас хотите?» Она с нескрываемым сарказмом ухмыльнулась, велела дочке встать. Я как глянул на нее, так и обомлел, в душе шевельнулось нехорошее предчувствие. Девчонка эта была беременной, хотя, когда она входила, я под платьем живота не заметил. Отец с матерью посмотрели на меня, а я не знаю, что сказать, — я эту чувиху не помню. Этим летом с ней точно не встречался.

Мамаша беременной говорит: «Ваш сын совратил мою девочку. Результат сами видите». Я немного пришел в себя и спросил у ее дочки: «Ты меня ни с кем не путаешь? Я тебя в первый раз вижу!» Мамаша достает из сумочки фотографию: «Что на это скажешь?» На фотке я и еще две девушки. Квартира незнакомая, но это не важно. Главное — я сижу и обнимаю эту беременную дочку. Вернее, еще не беременную, без живота.

Я ее спрашиваю: «Тебя как зовут?» Она — в слезы: «Ты меня уже знать не хочешь, а тогда, в феврале, самой красивой девушкой на свете называл! Обещал любить до конца жизни». Я хотел сказать: «Ты на себя в зеркало посмотри! Я столько водки не выпью, чтобы тебя красавицей называть».

Только я открыл рот, как моя мамочка ахнула и за сердце схватилась. Отец бросился на кухню, вернулся со стаканом воды, накапал в него корвалол, дал матери выпить и говорит: «Давайте спокойно во всем разберемся и тогда решим, нет ли тут ошибки». Беременная вытерла слезы, разом успокоилась и рассказала такую историю.

Ее зовут Снежана. Ее восемнадцать лет, в этом году закончила ПТУ — швеей в ателье работать будет. В феврале она была на каникулах, гуляла по городу с подругой. У этой подруги есть парень — Сергей. От нечего делать они пошли к нему в гости, там познакомились со мной. Я и Сергей распивали водку, больше в квартире никого не было. Девчонки выпили по рюмке, сфотографировались со мной, то-се и остались на ночь. Серега с подругой в одной комнате, я со Снежаной — в другой. Под утро я ее уломал, и она уступила. В первый раз в жизни в интимные отношения вступила. До этого голого мужика только на картинке видела. Врет, конечно, но сейчас уже поздно крыльями махать! Живот у нее реально торчит — шесть месяцев беременности.

— Дальше! — потребовал Воронов. — Каяться в церкви будешь.

— Про февраль — все, больше в этом месяце событий не было. Беременная говорит, что на другой день я уехал в Хабаровск, обещал писать, а сам — ни гу-гу, исчез с горизонта. Она же обо мне все это время помнила, узнала адрес, где живу, и когда живот выпер, то во всем призналась матери, и они пошли ко мне, разборки устраивать. Отец спрашивает: «Так было?» Я отвечаю: «Не помню я этой крали! Не спал я с ней!» Девчонка — снова в слезы, ее мамаша как зарычит: «Тебе этот номер не пройдет! Ты дел наделал, а теперь в кусты? Она твоего ребенка вынашивает, и фотография — тому подтверждение. Если не женишься на ней, то я в суд подам, чтобы тебе алименты присудили, и в школу твою в Хабаровск напишу, чтобы тебя, бесчестного подлеца, покрывать не смели».

Тут мы начали препираться, и я с мамашей беременной разругался. Она визжит: «Не смей больше мою дочь кралей называть — у нее имя есть!» Я отвечаю, что мне по фигу, как ее зовут, и пусть она валит к тому, кто ей ребеночка заделал.

Отец стал всех успокаивать, мать опять за сердце схватилась. Мамаша беременной успокоилась и ушла, но пообещала в воскресенье прийти и продолжить разговор уже «по-другому». После их ухода мать ушла в спальню плакать, а я с отцом закрылся на кухне. Он достал припрятанную от матери бутылку водки, выпили, сняли стресс. Спрашивает: «Что делать будем? Вдруг этот ребенок твой?» Я говорю: «Она еще не родила, а я еще следствие не провел, не выяснил, откуда она взялась, такая невинная». Я собрался и пошел к Сергею — узнать, что той ночью было. Короче, встретился я с ним только через два дня, он в отъезде был. Сергей рассказал, что я оставался у него на ночь и спал со Снежаной, а он — со своей подругой. Утром Снежана ушла не попрощавшись. Следом за ней — я. Тут я заметил, что у приятеля глаза бегают. Я схватил его за грудки и говорю: «Или ты расскажешь, как все было, или я из тебя, сволочь, всю душу вытрясу!» Он признался, что не помнит, как мы спать легли и когда девчонки ушли. Он вообще про этот день забыл и вспомнил только в конце весны, когда к нему мамаша Снежаны с разборками пришла.

— Так, может, это твой приятель — отец ребенка?

— Снежана утверждает, что я.

— Подруга Сергея что говорит?

— Он с ней разругался вдребезги, и она теперь что угодно подтвердит.

Командир группы объявил перекур. Парни сели посреди поля на перевернутые ведра, выкурили по сигарете и разбрелись по местам. Рогов сходил к фляге с водой, выпил две кружки подряд, вернулся к Воронову и продолжил:

— В субботу я объяснил родителям, что узнал. Я говорю: «Спору нет, я с этой чувихой был в одной квартире, но я с ней не спал. У нее ребенок — не мой!» Про себя думаю: я все февральские каникулы к друзьям-приятелям в гости ходил, со всеми то водку, то бражку пил. К концу каникул в голове все так перемешалось, что я и про Сергея, и про Снежану забыл. Если бы не фотка, я бы вообще тот день не вспомнил. Столько событий за десять дней пролетело — больше, чем в школе за полгода. Мать меня выслушала — и в слезы: «Вдруг это твой ребеночек? Как он без отца расти будет? Ты, если набедокурил, то признайся — мы им поможем, вместе дите воспитывать будем». Отец встал на мою сторону: «Почему ты сыну не веришь? Какой бы он пьяный ни был, утреннее расставание он должен помнить! Если Снежана такая честная девушка, то почему она после первой же ночи тайком сбежала? Нагуляла, поди, ребеночка, маме стыдно признаться, вот и выдумала историю про соблазнение».

В воскресенье пришли Снежана с мамой. Ее мать спрашивает: «Все обсудили? Ваш сын готов жениться?» Мой отец отвечает: «Дождемся родов. Если ребенок будет похож на сына, то он женится. Если — нет, то сделаем экспертизу и посмотрим, что она покажет». Мамаша беременной давай стращать, что опозорит нас на весь город, что мне карьеру в милиции сломает, еще что-то приплела, но ничего не добилась. Отец говорит: «Хоть в суд подавай, хоть в партком! Пока мы ребенка не увидим, нам разговаривать не о чем!» На том и расстались.

Наступило время обеда. Еду привезли прямо в поле. Работники помыли руки из фляги, поели, сидя на ведрах, и завалились спать: кто — на картофельную ботву, кто — на пустые мешки, кто — на покрытую травой проплешину между рядками. Не успели они сомкнуть глаза, как обеденный перерыв закончился.

Вторая половина дня тянулась удивительно долго. Трушин объявил об окончании работ только после семи часов вечера. В сумерках слушатели погрузили мешки в «Беларусь» с прицепом и поехали в поселок.

По дороге Рогов спросил у Виктора:

— Что ты думаешь об этой истории?

— Твой отец — умный мужик. Родится ребенок — там видно будет.

— На моем месте ты бы что делал?

— Женился бы на ней! Швея — хорошая профессия. В рваных штанах ходить не будешь.

— Ты дебил? — психанул приятель. — Я же серьезно спрашиваю.

— Стой до конца: «Я — не я, и лошадь не моя». Похоже, что Снежана с мамой хотят тебя одурачить, развести на ровном месте. Если бы это был твой ребенок, они бы в первые месяцы беременности к твоим родителям нагрянули, а не ждали черт знает чего. Приедем в школу, посоветуемся с кем-нибудь из преподавателей. Например, с Сопуновым. Он подскажет, как быть. Фотка у тебя есть?

— В общаге в чемодане лежит.

Ужинали при искусственном освещении. В кинозал вернулись в темноте. Час перед сном поболтали о всякой ерунде и завалились спать. Воронов хотел перед сном почитать книжечку про здоровье, но после целого дня в борозде буквы в брошюрке сливались, строки наползали одна на другую. Засунув книжку под матрац, он накрылся одеялом и мгновенно уснул.

4

На первом курсе, вернувшись из «Полетного», Воронов проанализировал свою жизнь в совхозе и разделил ее на три этапа: «Заезд» (воспоминания), «Апатия» (отупение) и «Натянутая струна». Каждый этап занимал примерно по десять дней. Привычное разделение месяца на недели в совхозе не действовало, потому что выходных дней не было. Первый этап — «заезд» — переносился относительно легко. В поле делились воспоминаниями, силы ползать целый день по полю с картошкой еще были. На втором этапе появлялось безразличие ко всему происходящему. Силы постепенно иссякали, разговоры становились все короче, так как все темы за предыдущие дни были исчерпаны. На третьем этапе появлялась нервозность. Ссоры из-за мелочей становились обычным делом. В поле слушатели в основном молчали, погруженные каждый в свои мысли.

На третьем этапе Трушин, чтобы разрядить обстановку, обмолвился, что в соседний совхоз приезжают на уборку урожая студентки мединститута. Несколько дней парни с надеждой вглядывались в поля: не мелькнет ли где девичий силуэт? Но чуда не случилось, и слушатели вновь помрачнели.

В этом году первый этап пролетел быстрее, так как большинство тем обсудили еще на первом курсе, а повторяться никому не хотелось. Разговоры в поле Воронов условно разделил на четыре категории:

1. Воспоминания о проведенном отпуске: что делал, с кем и что выпивал, с какими женщинами флиртовал, удалось ли кого соблазнить. В воспоминаниях об отпуске женщины занимали львиную долю. Каждый уважающий себя рассказчик старался приврать: приукрасить красоту оставшейся в родном краю подружки, наделить ее пылкой страстью и любовным умением. С количеством соблазненных женщин слушатели старались не перегнуть палку. Если кто-то начинал сочинять, что менял любовниц как перчатки, то в эти сказочки одногруппники не верили: у каждого за плечами был собственный опыт проведенного отпуска.

2. Воспоминания об отпуске были тесно связаны с женской темой, самой излюбленной и обширной. Она включала в себя все аспекты взаимоотношений мужчины и женщины: любовь, разводы, измены, случайные половые связи и их последствия. Рассказчику необязательно было говорить о себе. Он мог сослаться на знакомого или даже когда-то прочитанный роман. Главное — рассказ о женщинах должен был быть интересным и правдоподобным.

3. Служба в армии. Рассказчики об армии делились на три группы. Первые, не стесняясь, заливали байки всем желающим о совершенных ими героических поступках и былинных подвигах. События у этих рассказчиков были всегда привязаны к месту службы: Афганистан, граница с Афганистаном или Китаем, далекие гарнизоны в таежной глуши. В противоположность им были бывшие солдаты, которые при упоминании об армии плевались и проклинали каждый проведенный на службе день. Третьи занимали нейтральную позицию, отмалчивались и на расспросы отвечали: «Ничего интересного не было». Все три группы бывших военнослужащих сходились в одном: кто не служил в армии — тот не мужчина.

В учебной группе Воронова был двадцативосьмилетний парень по кличке Сэмэн. Он был единственным на курсе, кто не служил. Как службу в армии ему засчитали очное обучение в речном училище. Сэмэн был физически крепким, умным мужчиной, пользующимся уважением среди одногруппников. Но стоило разговору зайти об армии, как Сэмэна автоматически лишали права голоса. «Сэмэн, помолчи! — воскликнул как-то Дамбаев Даба. — Ты в армии не служил, значит, жизни не видел!» Дамбаев не скрывал, что в армии с первых дней попал под покровительство замполита и до самой демобилизации рисовал плакаты и портреты офицеров. В марш-бросках не участвовал, в караул не ходил. Вся его служба прошла в художественной мастерской, но! — погоны с буквами «СА» он носил, значит, имел право покрикивать на маменькиных сыночков, увильнувших от запаха вонючих портянок в казарме.

4. Разное. В эту категорию входили все забавные случаи и любые мало-мальски интересные события, произошедшие от сотворения мира и до вчерашнего дня.

Как и предвидел Воронов, разговоры об отпуске быстро стихли. Развитие получила женская тема. Рогов, который в начале уборочной кампании поделился отпускными приключениями только с Вороновым, проболтался о беременной самозванке ближайшим друзьям. На другой день вся группа приняла участие в обсуждении навязываемой женитьбы.

— Ты не спеши изложить все события в одном предложении! — посоветовал Рогову многоопытный Вождь — двадцатидевятилетний любимец женщин, высокий стройный парень. — Рассказывай по порядку: что вы пили с приятелем, как девки появились, не было ли у тебя ощущения, что все это подстроено?

— Рог, он дело говорит! — поддержали Вождя одногруппники. — Откуда бы на гулянке фотоаппарат взялся? Ты что, на каждой вечеринке фотки делаешь?

Рогов вновь в подробностях вспомнил роковой вечер.

— Все понятно! — после недолгого размышления изрек Вождь. — Вначале вы пили водку, потом брагу. Самое опасное сочетание. С бражки после водки память только так отшибает. По себе знаю.

— Зачем же вы на брагу перешли? — спросил кто-то.

— Все было точно рассчитано, — стал оправдываться Рогов. — Мы бы до бражки не дошли, но тут появились девчонки и выпили нашу долю. Мы с приятелем прикинули: надо бы догнаться. Вина или водки в доме больше нет, в магазине не купишь, к таксистам бежать — денег нет. У его родителей стояла брага. Мы подчерпнули по ковшичку, потом еще и еще. Вместо бражки долили воды, чтобы объем во фляге не изменился, а потом… Потом я ничего не помню.

— Брага на чем была настояна?

— Понятия не имею. Не я же ее ставил.

— Тут такое дело, — пояснил непьющим одногруппникам Вождь, — каждая бражка имеет свои свойства. Если она настояна на томатной пасте, то один ковшик примерно соответствует стакану сухого вина. Тот же ковшик браги, настоянной на горохе, может вызвать приступ агрессии или плаксивость. Как-то я видел, как два друга подрались после бражки на горохе, а жена одного из них весь вечер проплакала, проклиная несчастную судьбу. Наутро всем так стыдно было, что в глаза друг другу старались не смотреть. Еще один момент. Если брага не дозрела, то от нее долго не опьянеешь, зато потом как даст — с ног свалит.

Введенный в стране в 1985 году «сухой» закон сыграл с его авторами злую шутку. Мужики не стали меньше пить — кто хотел, тот напивался, а вот ассортимент и качество спиртного не выдерживали никакой критики. Граждане, не готовые к многочасовому стоянию в очередях в винно-водочных магазинах, шли по проверенному пути — стали гнать самогон. Исходным сырьем для всех видов самогона является брага, которую при вызревании можно использовать как слабоалкогольный напиток. По наблюдениям врачей-наркологов, большинство потребителей суррогатов употребляли брагу, как только она переставала бродить. До стадии самогоноварения доходило не более трети от первоначально заготовленного объема бражки.

— Скорее всего, дело было так, — подвел итог злоключениям Рогова Сватков. — Вы сидели, выпивали, пришли девчонки. Они с вами пропустили по рюмочке, сфотографировались. Если твой приятель увлекается фотографией, то ничего удивительного, что он сделал пару снимков на память. Потом вы с приятелем добавили бражки, опьянели, девкам стало с вами неинтересно, и они ушли. В марте Снежана почувствовала, что беременна. Так или иначе, об этом происшествии узнала ее мать и потребовала признаться, кто отец ребенка. Им мог быть кто угодно: похотливый сосед-алкаш, дальний родственник, случайный знакомый. Снежана решила не рисковать и перевела стрелки на тебя. Она посовещалась с подругой и составила нехитрый план, в котором одно слабое звено: момент расставания вы описываете по-разному. Ты его не помнишь, а она утверждает, что вы трогательно простились утром. Тут вы каждый будете стоять на своем, но перевес на стороне девушки — она, как ни крути, беременна. Обговорив детали, девчонки пришли к твоему приятелю и попросили фотки: «Зря, что ли, позировали весь вечер?» Он изготовил фотографии, из которых они отобрали одну нужную. Дальше — дело техники, вернее, пробивной мамаши. Если она сломит тебя или твоих родителей, то тебе придется жениться на Снежане и воспитывать чужого ребенка.

— Ничего подобного! — вмешался в разговор Воронов. — Как они его заставят в ЗАГС пойти?

— Так и заставят! — поддержал Сваткова Вождь. — Обложат со всех сторон, в политотдел школы напишут, на родителей давить будут, и Рог сломается, скажет: «Черт с ним, женюсь! Развестись-то потом никто не запрещает».

Начался ожесточенный диспут. Часть группы считала, что жениться придется, другая часть уверяла, что Рогов выкрутится, обманщица будет посрамлена.

В разгар спора подал голос Биче-Оол:

— Рог, ты у нее живот не проверил? Может, она подушку под платьем привязала, а ты не заметил. Я так проверил…

Если бы парни обратили внимание на короткое и многозначное слово «так», если бы они поняли, о чем Биче-Оол говорит и какие это может повлечь последствия, то они бы тут же позабыли и о Рогове, и о его беременной знакомой. Но реплика Биче-Оола осталась без должного внимания. На нее отреагировал один только Рогов:

— Бич, ты дурак или прикидываешься? Когда бы я ее ощупывал? При родителях, что ли?

Начальник курса Трушин заметил, что после окончания обеда у него целая группа бездельничает. Вместо сбора урожая работнички расселись на пустых ведрах и о чем-то ожесточенно спорят. Трушин посмотрел на часы, хмыкнул и пошел поперек борозд наводить порядок. Пока он неспешно шел к спорщикам, между ним и парнями проехал трактор «Беларусь», управляемый одногруппником Воронова Петрухой. Петруха посигналил. Вождь обернулся, увидел начальника курса и первым схватил ведро:

— Пора работать!

Парни помахали трактористу, поблагодарили за предупреждение. Трушин, увидев, что спорщики взялись за дело, передумал идти на другой конец поля и остался у временного бивуака с водой.

Роясь в земле, Воронов размышлял, но не о проблемах Рогова, а об организации уборки урожая в совхозе «Полетное».

«Мы для совхозного руководства являемся сельскохозяйственными рабочими самой низкой квалификации. Предположим, что нам платить вообще не надо. Едет трактор по полю, сам картошку выкапывает, сам ее собирает, засыпает в мешки и грузит в прицеп. Допустим, механизация дошла до такого уровня, что участие поденщиков не требуется. Но — трактора! Практически на всех тракторах в поле работают наши ребята. Петруха еще в прошлом году в борозде ни дня не был. Как только бригадир полеводов узнал, что у него есть удостоверение механизатора, тут же посадил его на «Беларусь». Спрашивается, а где же совхозные трактористы? Если бы они массово ушли в запой, я бы понял, но в «Полетном» спиртного днем с огнем не сыщешь».

Появление Петрухи на тракторе дало новую тему для разговора.

— Почему я не родился в деревне! — воскликнул Вождь. — Сейчас бы крутил баранку и радовался жизни.

— При чем здесь деревня? — не понял кто-то.

— Мы, городские, в десятом классе в учебно-производственном комбинате дурью маялись, изображали, что осваиваем никому не нужные профессии, а деревенские проходили курсы механизаторов. Что в итоге? Петруха — на тракторе, мы — в борозде, целый день по полю ползаем.

— Ты не прав! — не согласился Рогов. — У Петрухи жизнь не сахар. Он раньше нас встает и позже приходит. Когда на прошлой неделе трактор сломался, Петруха с совхозными мужиками до утра его чинил, всю ночь не спал.

— Интересно, — вполголоса сказал Воронов, — куда его зарплата уходит? Каждому трактористу положено платить…

— Заткнись, мать твою! — прошипел Рогов. — Тебе что, прошлогодних разборок мало?

В прошлом году на перекуре Воронов рассказал одногруппникам о жизни рабов в Древнем Риме.

— Если Рафаэлло Джованьоли не врет, то рабы в Риме жили лучше нас. У них были выходные дни. По праздникам хозяин давал им мелочь на посещение кабаков и развлечения с девицами. Раб мог обзавестись семьей или привести в свое убогое жилище проститутку. Мы же в этом забытом богом совхозе никаких прав не имеем. Пашем и пашем с утра до вечера, как проклятые.

Кто-то из одногруппников стуканул руководству, что слушатель Воронов ведет политически вредные разговоры. Наставить Воронова на путь истинный взялся замполит. После ужина он отозвал Виктора в сторонку и сказал:

— Ты эти бредни про рабов забудь! Мы сюда не обсуждать внутреннее устройство Древнего мира приехали, а работать. Мой тебе совет: почаще молчи, побольше слушай.

Воронов был поражен, что кто-то из одногруппников, кто ел с ним за одним столом и спал на соседней кровати, оказался доносчиком. Но сдаваться Виктор не собирался.

— Виктор Валентинович, — сказал он, — про рабов я в книге «Спартак» прочитал. Могу я ее содержание друзьям пересказать?

— Про то, как Спартак мечом размахивал, рассказывай, а про рабов в кабаках — забудь! Ты же умный мужик, Витя! Перестройка перестройкой, но некоторых тем касаться не стоит.

Воронов попытался вычислить, кто на него настучал, но — тщетно! Доносчик остался неразоблаченным. Вняв предупреждению замполита, Воронов стал осторожнее и неожиданно для себя понял скрытый смысл детской песенки из фильма «Буратино». В одной из сцен по городу едет Карабас-Барабас в повозке, рядом с ним — куклы-марионетки. Куклы поют:

— Да здравствует наш Карабас удалой!

Уютно нам жить под его бородой.

«Карабас — это государство, — догадался Воронов. — Его борода — это сборник правил поведения в обществе. Пока ты находишься под бородой и тебя никто не видит, можешь творить что хочешь: рассказывать антисоветские анекдоты, пьянствовать, блудить с чужими женами. Как только ты вылез из-под бороды на свет, так обязан быть образцовым гражданином и патриотом. По щелчку кнута Карабаса ты должен запеть песенку о его добродетелях, иначе этот кнут пройдется по твоей спине».

Начало перестройки Воронов воспринял как появление ножниц, которые если не отрежут Карабасу бороду, так хотя бы укоротят ее, сделают сборник правил не таким всеобъемлющим, регламентирующим каждый шаг и каждый вздох.

Вечером Воронов спросил у Петра:

— Расскажи мне, как бывший сельский житель, в чей карман идет твоя зарплата тракториста?

— Может, она никуда не идет, — немного подумав, ответил Петр. — С чего ты решил, что ее вообще начисляют?

— Трактор расходует солярку, ее надо списывать. Если трактор не работает, то солярку списать нельзя, а если работает, то трактористу должны начислять зарплату.

Петр покурил, подумал, вспомнил работу в родном совхозе и сказал:

— Скорее всего, наши трактора числятся в ремонте, а солярку списывают на ту технику, которой управляют совхозные трактористы. По бумагам они будут ежедневно перевыполнять план, выйдут в передовики производства, по окончании уборочной кампании получат хорошую премию, грамоты, путевки в санаторий. Я бы на месте директора совхоза так поступил.

На другой день из Хабаровска привезли почту. Воронов получил письмо от матери и извещение на получение посылки. Посылку Виктор отправил сам себе в последний день отпуска. По опыту первой поездки в «Полетное» он знал, что в город можно вырваться только для получения посылки или денежного перевода.

Трушин, глянув на извещение, выезд в Хабаровск разрешил.

— До обеда отработаешь, в четыре часа вечера со школьным автобусом уедешь. Завтра утром получишь посылку, и с тем же автобусом назад. Никакие задержки за уважительную причину приниматься не будут.

В ожидании отъезда Виктор прикидывал, как можно с толком и пользой провести время в Хабаровске.

«Посылку получу рано утром. До автобуса в совхоз у меня будет часов шесть свободного времени. Рвану в общежитие института культуры, а там… Жалко, Рог не объяснил, будет он теперь поддерживать отношения с Алиной или женитьба все перечеркнула? У меня бы на его месте не было никакого желания с девушкой встречаться. Какая любовь, когда каждую минуту о беременной самозванке думаешь?»

В четверг, после обеда, Виктор привел себя в порядок и первым сел в полупустой автобус. Вольнонаемный водитель посчитал пассажиров, сверился с маршрутным листом и весело сказал:

— Пока едем, можете вздремнуть! По пути ничего интересного не будет — лес да поля.

— До закрытия успеем? — поддержал шутливый тон однокурсник Воронова.

— За молочком от бешеной коровки? Не-е, сегодня постный день. Не успеем.

5

На входе в общежитие Воронова поджидал Николай Наумкин, крупный, солидный тридцатилетний мужчина с едва наметившимся брюшком. Как ни странно, Наумкин был однокурсником Воронова, а не его преподавателем или наставником. При отъезде в совхоз Трушин оставил Наумкина дежурным по общежитию. Ни для кого не было секретом, что Наумкин закончил первый курс с грехом пополам, некоторые экзамены пересдавал по два раза. Учеба не давалась ему: сказывался возраст и отсутствие желания познать юриспруденцию. Но человек он был надежный, и при нем Трушин мог не беспокоиться о порядке в общаге.

— Привет! — «обрадовался» появлению Воронова Николай. — Как дела в «Полетном»?

— Съезди — узнаешь! — огрызнулся Виктор.

У Воронова не было никакого настроя рассказывать бездельнику о монотонной, нудной работе в поле, об отсутствии развлечений и условий для нормального отдыха.

— Понял: не важно, — оценил ответ Наумкин.

Воронов поднялся к себе на этаж, открыл комнату и с удовольствием завалился на кровать. Спешить ему было некуда: ужин уже прошел, в городе его никто не ждал. Этим вечером он был предоставлен сам себе.

«Предположим, просто предположим, — размышлял он, — что утром я получил посылку и встретился с Алиной или Золушкой. Встреча может затянуться до позднего вечера или даже до ночи. Как поступить: рискнуть остаться или вернуться в совхоз со школьным автобусом? Опоздание Трушин не простит. Из школы за такое нарушение распорядка не выгонят, но скандал могут устроить знатный. Лишат всю группу выездов за посылками на неделю… Получилось бы так: я пришел к ним в общежитие, а в комнате только одна из девушек. Золушку бы я сразу в кровать уложил, с Алиной дальше поцелуев вряд ли бы продвинулся. Но и то было бы дело! До самого конца совхозной эпопеи бы вспоминал. Перед приятелем было бы неудобно, но, с другой стороны, Алина не жена Рогову, верность блюсти не обязана».

Виктор встал, нашел в шкафу чистое белье, пошел в душ. В «Полетном» помыться с головы до ног удалось всего раз, а желания плескаться в холодной воде по утрам с каждым днем становилось все меньше и меньше. Вступившая в свои права стадия «безразличия» сказывалась на всех областях жизни слушателей, в том числе на гигиене и внешнем виде. Парни, уставшие за день в поле, вечерние гигиенические процедуры ограничивали мытьем лица и рук. На пыль и грязь, постепенно проникающие под одежду, внимания не обращали. «Какой смысл тащиться в умывальник и протирать тело мокрой тряпкой, если завтра опять в борозде целый день копаться? — задавали себе вопрос слушатели и сами же на него отвечали: — Никакого! Дома отмоемся».

С бритьем было то же самое: пока Трушин или замполит не делали замечание, никто не брился. Со стороны слушатели в поле выглядели как бродяги, отловленные по всему краю для принудительного труда: мрачные небритые лица, сальные волосы. Одеты кто во что горазд: в выцветшие куртки-штормовки, в старые свитера, спортивные трико, в телогрейки на размер больше. На ногах почти у всех — кирзовые сапоги. Они больше бы следили за своим внешним видом, если бы рядом работали девушки или женщины. Само их присутствие заставляло бы бриться и чистить одежду каждый день. Отсутствие женского пола усиливало безразличие, но оно действовало только в совхозе. В городе же никому бы на ум не пришло выйти на улицу с немытой головой или грязной шеей.

Отмывшись в душе и постирав вещи, Воронов вернулся в комнату, повесил белье сушиться и решил пройтись по общаге, посмотреть, кто есть живой. На его счастье, в этот день заступил дежурить знакомый парень из параллельной группы. Он угостил Виктора чаем и скормил ему приготовленные женой бутерброды. Выслушав школьные новости, Виктор ушел спать. Вечер, как он и ожидал, ничего интересного не принес.

Утром Воронов получил посылку, забросил ее в общежитие и поехал в институт культуры. В расписании занятий группа, в которой учились Алина и Золушка, отсутствовала. Вернее, колонка с наименованием группы была на месте, но вместо уроков значилось «с/х». Сельхозработы. Они могли быть разными: с выездом в колхоз или без выезда, на плодоовощной базе. Проверить, уехали девушки или нет, можно было только одним способом — посетить общежитие. Вход в него охраняла бдительная вахтерша. Мимо нее можно было незаметно проскочить, воспользовавшись возвращением студенток с занятий, но сегодня этот способ отпадал — все студентки еще сидели в аудиториях, грызли гранит науки.

Шагнув в фойе общежития, Воронов приготовился к различному развитию событий. Например, к такому:

— Вы к кому, молодой человек?

— Я — из милиции, вот служебное удостоверение. Одна ваша студентка стала свидетелем дорожно-транспортного происшествия. Мне надо получить от нее объяснение.

— Как фамилия студентки?

— Прошу прощения, вы кто: вахтер или начальник студенческого отдела кадров? С каких это пор сотрудник милиции обязан отчитываться за свои действия?

Как весомый аргумент, в удостоверении Воронова лежал вкладыш о том, что он является стажером УУР краевого УВД. Управление уголовного розыска — организация серьезная, ни одна вахтерша с ней связываться не будет.

К удивлению Виктора, старушка на вахте проявила к нему полнейшее безразличие, сделала вид, что не заметила, как мимо нее уверенно прошел незнакомый молодой мужчина. За вахтой начиналась территория свободы. Что там происходит, вахтершу не интересовало. Мужчина, миновавший пост на первом этаже, мог пребывать в общежитии сколько угодно. Если, конечно, было у кого остановиться.

На третьем этаже Виктор свернул к комнате Алины, сделал пару шагов и остановился, привлеченный интересной надписью. «СПИД — не спит!» вывел неизвестный автор толстым красным фломастером на двери в третью от входа комнату.

«СПИД — это новое венерическое заболевание, — припомнил Воронов. — Говорят, что если заболеешь, то уже не вылечишься».

Не успел Виктор вспомнить, что он еще знал о СПИДе, как дверь в комнату распахнулась, и на пороге появилась невысокого роста девушка в поношенном домашнем халате. Лицо незнакомки было серым, помятым, словно она пьянствовала всю неделю и только сейчас отошла от алкогольного дурмана. Верхняя пуговица на халате отсутствовала, делая вырез глубоким до неприличия.

— Че уставился? — спросила незнакомка хриплым прокуренным голосом.

— Надпись интересную заметил.

— Чего?

Девушка обернулась, увидела оскверненную дверь и разразилась такими матами, что ей бы позавидовали грузчики амурского речного порта.

— Неплохо для института культуры, — похвалил Воронов. — Ты, я вижу, из Сибири?

Незнакомка плюнула на палец, попыталась оттереть надпись, но тщетно! Краска фломастера впиталась в дверь и без применения моющих средств исчезать не собиралась.

— Трудись! — весело сказал Виктор и пошел дальше по коридору.

Дверь в комнату Алины была закрыта.

— Они все в совхоз уехали, — объяснила девушка с оторванной пуговицей. — До октября не вернутся.

Виктор пожал плечами и пошел на выход. Продолжать знакомство с неряшливой соседкой Алины он не хотел. Но у девушки были другие планы.

— Подожди, — остановила она. — Ты как догадался, что я из Сибири?

— Слово «че» только у нас говорят.

— Ты откуда?

— Из Новосибирска, — соврал Виктор. Он никогда не говорил первым встречным правдивых сведений о себе.

— Я из Томска. Не знаешь, чем эту пакость можно стереть?

— Попробуй мылом, должно помочь.

— Ты к кому из них приходил?

— Письмо просили занести, — уклончиво ответил Воронов. — Так говоришь, их до конца месяца не будет? Понятно. Хозяин письма в октябре сам занесет.

С лестничной клетки на этаж поднялась беременная девушка, по виду якутка или монголка. У нее был узкий разрез глаз, широкое лицо, бледная кожа. Ни слова не говоря, девушка прошла мимо и скрылась в дальней комнате.

«Беременная Снежана — это, конечно, проблема, тут Рогову не позавидуешь, но как бы все поменялось, если бы к его родителям пришла не она, а якутка. Предъявила бы фотографию, то-се. Вот бы он попрыгал! Тут бы и Снежана нормальной невестой показалась. Интересно, когда эта девушка родит, ее в общежитии оставят или на улицу выставят? Скорее всего, домой отправят, в академический отпуск».

Девушка из Томска заметила, как Воронов рассматривает беременную.

— Говорят, какой-то тувинец из школы милиции ее обрюхатил, — сказала она. — К ним в комнату много парней приходило, все нерусские, все на одно лицо…

Воронов не стал дослушивать разговорившуюся землячку и покинул общежитие. На повороте на остановку он оглянулся, посмотрел на окно Алины.

— Не судьба! — вслух сказал он и поехал в город — погулять по улицам, посмотреть на прохожих, вспомнить, что, кроме бескрайних картофельных полей, есть еще и другая жизнь, полная приятных мелочей и развлечений.

В четыре часа дня Воронов, чистый, сытый и, в общем-то, довольный жизнью, сел в школьный автобус и уехал в «Полетное». Во время прогулки по Хабаровску он вдоволь насмотрелся на хорошеньких девушек, съел мороженое, прикупил сигарет с фильтром. Словом, с толком провел время.

В совхозе вновь потянулись безрадостные дни в борозде. Апатия все больше овладевала слушателями. Иногда им целыми днями было не о чем поговорить. Наступала стадия раздражения, когда на любой вопрос можно было услышать ответ в духе незнакомки из комнаты с исписанной дверью.

Совхозное руководство, чтобы поддержать моральный дух работников, заказало в райцентре кино. Фильм прокрутили в кинозале. Однокурсники Воронова смотрели его, лежа на верхнем ярусе кроватей, остальные расселись, кто где мог. Реакция на фильм была совсем не такой, на какую рассчитывал директор совхоза. Как только на экране появились первые кадры и до зрителей дошло, что будет фильм про деревню, так они тут же взвыли: «Вы что, издеваетесь, что ли? Не могли детектив заказать?»

— Спокойно! — властно прервал начинающийся бардак Трушин. — Кто-то стонал, что женщин третью неделю не видит? Сейчас они появятся…

Вместо красавиц-селянок весь фильм мудрый отец учил сыновей пахать землю. Сыновья его были настолько тупыми, что никак не могли понять, с какой стороны подходить к сохе. В конце фильма отец с сыновьями дружно запели:

— Прадед мой был природный пахарь,

И я работал вместе с ним!

В песне было восемь куплетов. Как только она закончилась, Воронов решил похвалиться своей отменной памятью и пропел все куплеты, ни разу не сбившись. Его способности ни удивления, ни похвалы не вызвали. Апатия среди одногруппников уже достигла такого уровня, что им было безразлично, кто что поет.

В прошлом году Воронов привез с собой самоучитель по английскому языку, думал позаниматься на досуге. Затея оказалась невыполнимой — вначале не хватало сил и времени раскрыть книгу, потом стало лень вникать. В этом году он не стал мудрить с учебником и правильно сделал: на второй стадии пребывания в «Полетном» апатия достигла такого уровня, что он не смог прочитать даже тонкую книжку о здоровом образе жизни.

Как-то в поле Воронов поймал себя на мысли, что почти месяц не смотрел новости по телевизору и не читал газет.

— Рог, — позвал он приятеля, — ты знаешь, что в стране делается? Может, перестройка закончилась? Мы тут в каком-то информационном вакууме пребываем: ни газет, ни радио.

— Господи, мне бы твои заботы! — раздраженно ответил Рогов. — Я целыми днями про Снежану думаю, про ребенка, а ты — о перестройке!

В последнюю субботу сентября с самого утра лил дождь. Неожиданно для слушателей в «Полетное» приехал начальник школы. Для его выступления перед личным составом в кинозал из поселкового совета принесли трибуну с гербом СССР.

Полковник Толмачев был опытным руководителем. Он знал, как встряхнуть личный состав и заставить работать из последних сил до самого окончания уборки урожая.

— Я знаю, какие разговоры идут между вами, — начал Толмачев. — «Мы пашем с утра до ночи, а деньги за наш труд неизвестно кто получает». Так ведь? Есть такие разговоры? Теперь ответьте: в честь чего вам должны две зарплаты платить? Вы все — кадровые сотрудники милиции и получаете зарплату или стипендию согласно штатному расписанию. Считайте свое пребывание в совхозе временной сменой деятельности. В Хабаровске вы учитесь или преподаете, а здесь, в «Полетном», помогаете подшефному совхозу.

После краткого выступления начальник школы собрал офицеров на совещание, а слушателей, чтобы зря не сидели в Доме культуры, отправил на склад — перебирать картошку. Смена деятельности разрядила обстановку, но ненадолго. К вечеру все опять были злыми и неразговорчивыми.

В воскресенье из Хабаровска приехал школьный ансамбль во главе с заведующим клубом. На площади перед Домом культуры на грузовике с открытыми бортами установили аппаратуру, настроили гитары. После ужина начался концерт, на который пришли местные жители. Первая же песня вызвала у местных восторг, а у слушателей — очередной приступ раздражения.

— Ах, Поле-Поле-Полетное, бывшая окраина,

Белочка на елочке семечки грызет.

— Мать его! — выругался Вождь. — Бывшая окраина! А сейчас что, центр мироздания?

— Это переделанная песня, — подсказал кто-то. — В оригинале «Веселые ребята» про окраину Москвы поют.

Послушать заезжих музыкантов пришли несколько местных девушек. Они постояли на краю площади и тихо разошлись по домам. В танцах приняли участие только повеселевшие от музыки и тайно выпитого самогона трактористы да работницы склада. Слушателей пляски не заинтересовали.

— Вас бы, бездельников, в борозду! — зло сказал Сватков. — Посмотрели бы, про какие семечки вы потом бы пели.

В предпоследний день пребывания слушателей в совхозе с проверкой внезапно нагрянуло партийное начальство. Секретарь райкома партии, объезжая поля на служебной «Волге», велел остановиться у севших на перекур парней из группы Воронова. Виктор первым сообразил, как надо действовать.

— Леня, иди, докладывай партийному боссу! — велел он.

Парторгу группы Леониду Зайцеву был тридцать один год. Он был невысокого роста и практически лысый, за что получил кличку Генсек.

— Я не пойду, — испугался Зайцев. — Я не имею права ему докладывать.

— Иди, сволочь! — зашипели на него одногруппники. — Строевым шагом иди! Ты — парторг, тебе и докладывать.

Зайцев тоскливо посмотрел на дальнее поле, где были Трушин и замполит, вздохнул и пошел навстречу судьбе. Секретарь райкома оторопел, увидев, как к нему, перешагивая через борозды, строевым шагом направляется лысый мужик в телогрейке.

— Кто это? — в изумлении спросил партийный руководитель.

Референт секретаря глянул в список, нашел фамилию ответственного за уборку на данном участке и уверенно доложил:

— Подполковник Трушин, начальник курса.

Весь недолгий путь до «Волги» Леня прикидывал, как ему начать доклад. Если бы он знал, что приехал первый секретарь райкома, то отрапортовал бы так: «Товарищ первый секретарь Лазовского райкома партии…» Но если приехал не секретарь райкома, а председатель райисполкома, то ему как докладывать? На выручку Зайцеву пришел сам высокий гость.

— Здравствуйте, товарищ Трушин! — сказал он и протянул руку для приветствия.

Леня не смог возразить. У него в голове от волнения отключилась функция управления речью. Он молча пожал руку партийному боссу и уставился под ноги, не зная, что дальше делать.

— Крепитесь, товарищ Трушин! — сказал секретарь райкома. — Немного осталось. Завтра уберете турнепс и можете выдвигаться домой.

— Задание партии выполним! — справившись с волнением, выкрикнул Зайцев.

— Молодец! — похвалил странного «подполковника» партийный руководитель и уехал проверять другие участки.

Замполит, узнав об этом происшествии, смеялся до слез.

— Так ты решил начальника курса подсидеть? — спросил он. — Не рановато ли?

— Это Воронов во всем виноват, — насупился Зайцев. — Я не хотел идти, он заставил.

Вечером второго октября слушатели вернулись в школу. Общее настроение высказал Сэмэн.

— Дом, милый дом! — воскликнул он, входя в общежитие. — Кто бы знал, как я скучал по тебе!

6

Как только представилась возможность, Рогов показал Воронову предъявленную матерью Снежаны фотографию. Виктор внимательно изучил снимок. Проверил, нет ли пояснительной надписи на обороте.

— Ну что же, — сказал он, — проведем следственно-криминалистическое изучение представленного снимка. Фотография любительская среднего качества. На ней запечатлен нетрезвый молодой мужчина в обществе двух девушек, примерно 18–20 лет. Мужчина сидит на диване, во взгляде его улавливается некая бессмысленность, то есть он понимает, где находится, но относится с безразличием к происходящим событиям. Мужчина обнимает за плечи девушек. Они улыбаются. Теперь вопрос: с которой из них ты впоследствии переспал?

— Я ни с кем не спал, — начал было Рогов, но Виктор перебил его:

— Отвечай на вопрос: с кем ты из них был близок этой ночью?

— Вот с этой, — Рогов ткнул пальцем в девушку слева.

— Ха, забавно! — воскликнул довольный Воронов. — Почему же с этой, а не с другой? Или на фотографии запечатлен тот момент, когда ты еще не определился с выбором? Как я помню, одна из них — подруга хозяина квартиры, то есть на нее ты глаз положить не мог. В чем разница между положением девушек на фотографии? Никакой.

— Погоди-ка… — пробормотал Рогов.

— Если бы вы встречались пара на пару, — продолжил развивать мысль Воронов, — ты бы обнимал только Снежану, или она бы сидела ближе к тебе или вовсе у тебя на коленях. На этом снимке ты сидишь с девушками, которые тебе одинаково безразличны. Судя по твоим пустым глазам, тебе было по фигу, кого обнимать. Если бы на место одной из девчонок запрыгнула большая собака, ты бы и ее обнял.

Рогов схватился за голову:

— Ничего не понимаю! Почему, когда я увидел эту фотку в первый раз, она показалась мне веским доказательством?

— Мамаша Снежаны сбила тебя с толку своим натиском, вот ты и принял пустышку за улику.

Обрадованный приятель тут же написал письмо отцу. Получилось сумбурно, с многочисленными отступлениями, но в целом смысл рассуждений Воронова ему удалось передать довольно точно.

С октября потянулись учебные будни: семинары, лекции, наряды по кухне, караул, несение патрульно-постовой службы в городе. От апатии и совхозного отупения не осталось и следа. Через пару дней после возвращения никто уже не нервничал по каждому поводу, не морщился, рассматривая забившуюся под ногти грязь. Слушатели стали чистенькими, пригожими и веселыми. По вечерам появилось свободное время. Рогов вновь стал встречаться с Алиной и не удержался, рассказал ей о беременной самозванке. Реакция девушки удивила его.

— Прикинь, Ворон, она реально охладела ко мне, как только узнала о Снежане.

— Немудрено, — хмыкнул Воронов.

— Что «немудрено»? — обозлился Рогов. — Я со Снежаной познакомился в феврале, а Алину в первый раз увидел только в марте. Если она меня приревновала, то это же глупо!

— Перекинь мостик с февраля в конец лета. Если ты блудил все зимние каникулы, то наверняка в августе вел себя точно так же. Зачем приличной девушке выстраивать серьезные отношения с парнем, который волочится за каждой юбкой, а потом с удивлением узнает о беременности случайной знакомой?

— О каких серьезных отношениях ты говоришь! Серьезные отношения — это любовь, а для любви нужно место, где встречаться. Любви без уединения не бывает!

— Тут ты прав, — согласился Воронов. — Прогулки по городу и поцелуи у крылечка — это тупиковый путь. Кстати, я сделал интересное наблюдение. Девчонки соглашаются пойти в нашу общагу только в первые дни знакомства. Раз или два уговорить зайти можно, а потом — на буксире не затащишь.

В субботу Рогов предложил сходить с девушками в кино. Компанию Алине должна была составить ее соседка по комнате Таня, которую парни окрестили Золушкой. Воронов не афишировал свои отношения с Таней и после бурных августовских встреч не видел ее. Поход в кино отношения Рогова и Алины не улучшил. Чувствовалось, что девушке стало неинтересно с Роговым и она решила вывести его в резерв — не разрывать отношения до конца, но количество встреч свести к минимуму. В кинозале совершенно случайно они расселись так, что Воронов оказался между девушек. После киножурнала в зрительном зале на мгновение наступила темнота. Воронов решил воспользоваться моментом и одновременно положил руки на колени Алине и Золушке. Алина аккуратно сняла его руку и вернула на место, а Таня ласково накрыла его ладонь своей.

«Выбор сделан! — решил Воронов. — Золушка так Золушка! Она хоть невзрачненькая, зато без претензий».

После киносеанса пары разошлись. Рогов пошел провожать Алину до общежития института культуры, а Воронов повел Таню в кооперативное кафе — угостить горячим шоколадом.

— Теперь мы сможем спокойно встречаться, — по пути сказал он. — На все вопросы у тебя будет хорошая отговорка: «Нас Алина познакомила». Какие у тебя планы на следующую субботу?

— Никаких, — обреченно вздохнула Золушка. Она уже поняла, что следующая встреча будет в общежитии школы милиции.

Вечером Рогов объявил, что расстается с Алиной.

— Если она такая дура и не может понять, что на моем месте мог бы оказаться любой мужчина, то зачем мне такая девушка нужна?

— Отсюда мораль: никогда не рассказывай женщине о своих похождениях — не поймет.

Рогов внимательно посмотрел на приятеля, припомнил лето и изрек:

— Мне кажется, у нас отношения дали трещину после того, как ты с ней в реке целовался.

— Но-но, полегче, дядя! — жестко оборвал его Виктор. — Мы целовались для дела, с твоего разрешения и под твоим руководством.

— Чего-чего? — не понял Рогов.

— Ты был на берегу, все видел — значит, руководил процессом.

— Ладно, черт с ней, с Алиной, — не стал спорить Рогов. — Ты-то как, нашел общий язык с Золушкой?

— Знакомство состоялось. Пили горячий шоколад по цене один рубль крохотная чашечка, болтали о всякой всячине, на прощание трогательно поцеловались у общежития. Кстати, я пригласил Золушку в гости, она не отказалась.

— Быстро ты ее окрутил! — удивился Рогов. — В следующую субботу Сват в город сваливает. Могу на его кровати переночевать.

7

В учебе и дежурствах пролетел октябрь. В первых числах ноября на курсе произошло ЧП. Николай Наумкин и его земляк с факультета оперативно-разыскной деятельности подрались в ресторане с гражданскими парнями. Случай был заурядный: две мужские компании не поделили девушек, вышли на улицу выяснить отношения. В разгар драки к ресторану примчались сразу несколько экипажей ППС. Дебоширов повязали и доставили в ближайшее отделение милиции. При разборе происшествия стороны взаимно отказались от претензий, и дело бы закончилось миром, но между милиционерами патрульно-постовой службы и слушателями высшей школы МВД была взаимная неприязнь, тянувшаяся уже не первый год. Милиционеры настояли на официальном ходе дела, и их рапорты о нарушении слушателями общественного порядка попали к начальнику школы.

Полковник Толмачев запросил личные дела Наумкина и его приятеля, самих виновных для дачи объяснений не вызывал. После изучения личностей нарушителей дисциплины Толмачев принял решение: Наумкина из органов МВД уволить. Свое решение полковник объяснил так: «Наумкину тридцать лет. Учится из рук вон плохо, отстает по всем предметам, будущей профессией овладевать не стремится. Мне такие слушатели, поступившие в школу неизвестно для чего, не нужны». Второй участник конфликта отделался строгим выговором.

Седьмого ноября, поздно вечером, милиционеры ППС доставили в школу пьяного Биче-Оола. Он, как и Наумкин, подрался у ресторана и был задержан на месте происшествия. Это был уже третий случай, когда его задерживали в городе в нетрезвом состоянии.

Биче-Оолу Андрею Майодыру-Ооловичу было двадцать четыре года, по званию — младший сержант милиции, уроженец города Кызыл Тувинской АССР. Среди абитуриентов, поступивших в школу в 1986 году, он был единственным тувинцем. Однокурсники звали его Бич. Не Андреем же называть, когда Андреев на курсе пруд пруди.

Биче-Оол на кличку не обижался, он вообще был парнем спокойным и даже флегматичным. С учебой у него было нисколько не лучше, чем у Наумкина, но его ни разу не отправляли на пересдачу экзаменов — сказывался национальный фактор. В первый раз Бича доставили пьяным через три месяца после зачисления. К удивлению одногруппников, за совершение столь серьезного дисциплинарного проступка Биче-Оола практически не наказали, ограничились выговором. Второй раз Бич не просто попался пьяным, а был доставлен в невменяемом состоянии в медицинский вытрезвитель. Руководству школы стоило определенных усилий уговорить начальника городского УВД замять этот позорный случай.

Дисциплинарный проступок Биче-Оола рассматривался судом чести, в котором участвовала только учебная группа, а не весь курс. Председательствовал на суде замполит. Он зачитал рапорты сотрудников милиции, выслушал объяснения Бича и его заверения, что больше такое не повторится. От себя замполит сказал:

— Ни для кого не секрет, что до знакомства с русскими первопроходцами коренные народы Севера не знали, что такое алкоголь и какие последствия наступают после его употребления. У якутов, тувинцев, бурят и других народов Севера организм не приспособлен к эффективному расщеплению метаболита этанола. У них просто отсутствует ген, ответственный за ферментацию этилового спирта и безболезненное удаление продуктов его распада. Даже при малом количестве употребленного спиртного представители коренных народов Севера сильно пьянеют. Это, конечно, нисколько не умаляет вины Биче-Оола: не можешь пить — не бери в руки спиртного, но все же…

— Что для русского похмелье — для тувинца смерть! — подал голос Вождь.

— Примерно так, — согласился замполит. — Какие будут предложения о наказании Биче-Оола?

— Выпороть! — предложил Рогов.

— Я серьезно спрашиваю, — посуровел замполит.

Суд чести был формальностью, данью сложившимся в офицерской среде традициям. Решение о наказании Биче-Оола уже было принято руководством курса и одобрено начальником школы.

— Виктор Валентинович! — обратился к замполиту Мотков, командир учебной группы. — Как старший товарищ, подскажите, какое решение нам принять?

— Я думаю, резолютивную часть протокола суда чести надо изложить в следующей редакции: «Суд чести ходатайствует перед руководством Дальневосточной высшей школы МВД СССР об объявлении Биче-Оолу Андрею Майодыр-Ооловичу строгого выговора». Кто за, прошу голосовать. Принято единогласно. Биче-Оол! Еще один залет, и мы попрощаемся с тобой. Второй суд чести устраивать никто не будет.

В тот же день замполит объявил о проведении в группе Воронова закрытого комсомольского собрания. Слушатели удивились необычной форме проведения собрания, но уточнять детали не стали. Если есть закрытые партийные собрания, то почему бы не быть закрытому комсомольскому собранию? Во времена перестройки всякое возможно.

В группе Воронова было 29 человек. Из них четверо — буряты, один узбек, один азербайджанец, один армянин, один тувинец и один татарин. Бурят по национальности Никита Никульшеев поступил в школу из Якутии, и его все считали якутом. Никита свою причастность к якутской нации с гневом отрицал: «Я что, на якута похож, что ли?» Русские одногруппники соглашались: «Не похож!» — и продолжали считать его якутом.

Татарин Мустафин был мускулистым голубоглазым мужчиной. Родным языком он не владел, даже стакан воды попросить бы не смог. На момент проведения закрытого комсомольского собрания в группе было два коммуниста, двадцать три комсомольца и четыре человека, покинувших ВЛКСМ по причине достижения предельного возраста членства в этой организации. Среди оказавшихся беспартийными были узбек, азербайджанец, армянин и один русский. Все буряты, тувинец и татарин были комсомольцами.

Перед собранием замполит разъяснил комсоргу группы, кто в нем должен участвовать. Комсорг не стал задавать лишних вопросов, позвал бурят и тувинца к себе в комнату и сказал: «Вы остаетесь в общежитии». Никита стал было возмущаться, но комсорг разъяснил ему, что в закрытом комсомольском собрании принимают участие не все комсомольцы, а только те, кого выберет партийное руководство курса.

— Не переживай, — сказали Никите земляки. — Вернутся парни с собрания, узнаем, о чем там толковали.

Закрытые партийные собрания, как и закрытые письма ЦК КПСС рядовым членам партии, были не более чем профанацией, пародией на внутрипартийную дисциплину. Содержание любого «закрытого» письма тут же становилось известным комсомольцам и беспартийным.

Комсомольское собрание началось после ужина. В учебном классе за парты расселись комсомольцы, слушатели-коммунисты и беспартийный русский. Председательствовал замполит. Свою речь он начал без вступления:

— Вы вправе спросить, почему за тяжкий дисциплинарный проступок последовало такое снисходительное наказание, словно Биче-Оол не в медвытрезвителе побывал, а не вовремя на построение вышел? Я отвечу вопросом на вопрос: в Туву вместо Биче-Оола вы работать поедете? Кто из вас пожелает продолжить службу в Якутии или отдаленных поселках Бурятии? Никто. А они вернутся. Русских специалистов много, национальных кадров — мало. Если вы думаете, что мне доставляет большую радость с пьяницами возиться, то вы ошибаетесь. У меня на этот счет свое мнение, но оно никого не интересует. В национальном вопросе есть только одно мнение — это мнение партии!

Пока замполит говорил, его голос все больше твердел и наконец достиг жесткости молибденовой стали:

— Школа — это кузница кадров МВД. Национальным кадрам мы даем не только образование, но и правильное мировоззрение, которое они понесут в массы в национальных республиках. Вам это будет не под силу. Вы не знаете менталитета народов Севера, вы всегда будете для них чужими, а они — старшими братьями, к мнению которых прислушиваются. Не важно, кто из них будет работать следователем, а кто уйдет в другие службы. Главное — они составят костяк национальных милиций, будут кадровыми офицерами, на которых мы всегда сможем положиться. Вопросы есть?

Вопросов, разумеется, не было.

Получив последнее предупреждение, Бич долго крепился, но не утерпел и вновь попался на пьянке. Участь его была решена. Как бы ни нуждалась Тувинская республика в офицерах милиции с высшим юридическим образованием, оставлять Биче-Оола в школе никто не собирался.

Вечером Бич пришел в комнату к Воронову. Следом зашли Сватков и Вождь.

— Говори! — велел Рогов.

— Мужики, выручите! — взмолился Бич. — Я попал в ужасную историю и не знаю, как из нее выпутаться. Я не боюсь отчисления, но мне сейчас никак нельзя уезжать из Хабаровска. У меня женщина должна скоро родить.

При этих словах Рогов напрягся, остальные неподдельно заинтересовались тайной жизнью одногруппника.

— Рассказывай по порядку, — предложил Сват.

— Про что рассказывать? Про драку? — не понял Бич. — Я встретился с земляком, чтобы узнать последние новости из Тувы. Выпили совсем немного. Я, почти трезвый, поехал в школу, тут-то они меня и подкараулили у ресторана «Амур». «Пошли, — говорят, — обсудим твое поведение». Мы зашли за ресторан. Самый крепкий из якутов тут же дал мне по ребрам. Я ответил. Завязалась потасовка: их — трое, я — один. Они бы меня до смерти забили, но увидели экипаж милиции и убежали. Я остался лежать на снегу. Милиционеры помогли мне подняться на ноги, принюхались и говорят: «Пьяный! У нас как раз для плана одного человека не хватает». Для выяснения личности меня привезли в райотдел, оттуда — в школу. Если бы не драка, я бы сам спокойно доехал. Выпили-то мы совсем чуть-чуть!

Бич был коренастым крепким парнем. На занятиях рукопашным боем мастерством не блистал, но постоять за себя мог.

— Ты про беременную рассказывай! — потребовал Рогов.

Для него эта тема оставалась животрепещущей, самой насущной.

— Познакомился я с одной якуткой, учится на третьем курсе института культуры, зовут Надя Алексеева. У меня есть фотка, потом покажу. Стали встречаться, она забеременела. Я не думал, что это может случиться так скоро. Мы раза два всего оставались вдвоем, и вот она заявляет: «У нас будет ребенок!» Я не поверил, подумал, что она от другого забеременела, поговорил с ее соседками по комнате, они в один голос утверждают, что, кроме меня, Надя ни с кем не встречалась. Я, кстати, был у нее первым мужчиной, вот и влип. Говорят же, что девственницы сразу беременеют, но я-то об этом не знал! Два раза у нас всего было, два! Или три. Один раз я пьяный был и не знаю, чем дело кончилось, но проснулся я у них в комнате в одной кровати с Надей.

Биче-Оол замолчал, явно вспоминая, было у него с Алексеевой в тот день что-то или нет. Из раздумья его вывел Рогов:

— Она забеременела. Что дальше?

— Я стал от нее скрываться. Говорю: «Скоро сессия, ни одного свободного вечера нет. Сама понимаешь, я нерусский, мне на учебу времени в три раза больше надо». Она согласилась. Я не видел ее почти месяц, соскучился и пришел в общежитие. Там меня вызвали на разговор два якута. Один из них — тоже Алексеев, какой-то ее дальний родственник. Якуты говорят: «Ребенок твой! Ты нашу девушку совратил и теперь обязан жениться на ней».

Парни дружно засмеялись:

— Какая знакомая история! Вы с Рогом договорились, что ли?

Рогов участия в общем веселье не принял. Он с сочувствием смотрел на Бича, прикидывая, как можно помочь товарищу.

— Я ответил якутам, что вначале хочу посмотреть на ребенка, убедиться, что он — тувинец.

Парни в недоумении переглянулись.

— Как ты это увидишь? — серьезно спросил Сватков.

— Блин! — в отчаянии взвыл тувинец. — Это вы, русские, все на одно лицо. Как вы друг друга различаете, я до сих пор не пойму, а мы — разные. Вы думаете, что Никита — якут, а он на якута совсем не похож. Он — бурят. Мы, тувинцы, с якутами не имеем ничего общего. Мы настолько же разные народы, как вы, русские, с китайцами. Если у якутки родится ребенок и в нем будет хоть капля тувинской крови, я сразу же это увижу.

— Если все так запутано, то зачем ты с якуткой связался? — спросил Воронов.

— Красивая женщина, добрая, ласковая. И потом, где я в Хабаровске тувинку найду? Бурятки или якутки тут на каждом углу, а тувинок практически нет. Они все или в Новосибирске учатся, или в Красноярске.

— Ворон, ты странный парень! — заступился за Биче-Оола Вождь. — Если бы тебе хорошенькая якутка попалась, ты бы что, рожу от нее воротил?

— Оставь Ворона в покое! — перебил заступника Рогов. — Понятное дело, с хорошенькой якуткой никто бы не отказался время провести.

— Стоп! — потребовал Воронов. — С якутками разобрались. Бич, продолжай!

— Перед отпуском мы встретились. Я потрогал живот — все без обмана, беременная. Она говорит: «Что делать будем?» Я отвечаю: «Съезжу домой, переговорю с родителями, и решим, как дальше быть». В отпуске я, отец и его братья поехали на охоту в горы. Вечером сели, выпили, и я как бы шуткой говорю, что привезу из Хабаровска жену-якутку. Все смеялись, словно я пообещал на медведице жениться. Тут-то я и убедился, что мне домой ни якутку, ни ребенка не привезти. Нас в Кызыле не примут.

— А у нее, в Якутии?

— Там я буду чужак, враг всем якутам.

— Круто замешано! — удивился Рогов.

— Я решил больше не встречаться с ней, — продолжил Бич, — забыть, но ее земляки выследили меня. Дальше вы все знаете.

— Тебя отчислят, — уверенно заявил Вождь.

— Не могу я из Хабаровска уехать! — всхлипнул Бич. — Хочу на ребенка посмотреть. Вы представляете, что значит стать отцом, взять на руки свою кровиночку? Если ребенок мой…

Биче-Оол замолчал. По его широкому смуглому лицу потекли слезы. Парни смутились. Наступило неловкое молчание.

— Ты с Кужугетом не хочешь поговорить? — спросил Рогов. — Может, он что подскажет?

— Он не будет со мной разговаривать, — прошептал Бич.

Сорокапятилетний майор милиции Иван Андреевич Кужугет был преподавателем кафедры административного права. Интеллигентнейший человек, аккуратист, прирожденный педагог. На семинарских занятиях он ни разу не повысил голос, не сделал необоснованного замечания. Как-то Воронов первый в группе догадался о принципиальной разнице между словами «и»/«или» в диспозиции одной из статей Кодекса об административных правонарушениях. Кужугет похвалил его, и Воронов весь день ходил довольный, словно преподаватель вручил ему почетную грамоту от министра внутренних дел. На семинарских занятиях Кужугет демонстративно не замечал Биче-Оола. Тот, в свою очередь, при Кужугете превращался в статую Будды — замирал за партой и не шевелился до конца урока. Даже на перемену не выходил.

— Гусь свинье не товарищ! — оценил отношения преподаватели и слушателя Сват.

Бич не стал возражать. Он был на все согласен, на любые оскорбления и унижения, лишь бы остаться в школе.

— Что наши якуты говорят? — спросил Воронов.

— В совхозе, на поле, меня отозвал Иван Никифоров и говорит: «Мы в это дело ввязываться не станем. Если при нас на тебя нападут — заступимся, но ты не рассчитывай, что мы из-за тебя со всей диаспорой на ножи встанем».

Никифоров был однокурсником Воронова. Отец его был русским, мать — якуткой. От русского отца сыну передался высокий рост, крепкое телосложение и отменное чувство юмора. Среди якутов Иван пользовался непререкаемым авторитетом, так как был наполовину русским, умным, начитанным и, что немаловажно, происходил из влиятельного рода. Русские уважали Никифорова, так как он был свойский парень, по воспитанию и менталитету не отличающийся от любого сибиряка или хабаровчанина.

— Вы мне поможете? — с надеждой спросил Бич.

— Подумаем, — за всех ответил Рогов.

Парни разошлись, в комнате остались только Воронов и Рогов.

— Что-то он темнит! — задумчиво сказал Воронов. — То он убегает от якутки, то ребеночка на руках подержать хочет.

— Завтра я предложу Трушину взять Бича на поруки, — принял решение Рогов.

— Если они уже приняли решение о его отчислении, то никакие просьбы не подействуют.

— Попытка — не пытка.

— Предположим, что Трушин согласится. В декабре якутка родит, Бич на радостях напьется, а напьется он — сто процентов, что ты тогда делать будешь? Лбом о стену биться, каяться, что зря впрягся за этого алкаша?

В комнату без стука вошел Биче-Оол, протянул фотографию симпатичной девушки с узким разрезом глаз. Воронов с первого взгляда узнал ее — именно эту девушку он видел в общежитии института культуры.

— Вот она — якутка. Красивая, правда? Видели бы вы ее фигуру! Бедра широкие, грудь как бампер торчит. Была бы она тувинка, я бы женился на ней, не задумываясь, но она…

Воронов вспомнил, какое грустное лицо было у девушки в общежитии, и помрачнел.

«Бич, без сомнения, свинья и скотина, — подумал Виктор. — Я никаким боком не причастен к этой истории, а чувствую себя виноватым. Девчонка доверилась ему, не подумала о последствиях и осталась одна. Ее даже дома никто не ждет, иначе она бы уже давно уехала рожать в Якутию».

— Завтра я поговорю с Трушиным, — неожиданно для себя сказал Воронов. — Ничего обещать не могу, но поговорить — поговорю.

8

За десять минут до утреннего построения Воронов вошел в канцелярию. Начальник курса Трушин сидел за столом, неспешно докуривал очередную сигарету. Замполит стоял у окна, рассматривая начинающие гнуться под снегом деревья.

— Геннадий Федорович, я хочу поговорить о Биче-Ооле, — сказал Воронов.

У Трушина мгновенно опустились матовые «шторы» на глаза, взгляд его стал пустым, ничего не выражающим. Умение в нужный момент уходить в себя Трушин выработал во время работы в женской колонии. К нему, заместителю начальника колонии по воспитательной работе, чуть ли не каждый день приходили на личный прием молодые хорошенькие зэчки. Девушки откровенно старались соблазнить Трушина, через интим добиться послабления режима, но как бы они ни демонстрировали ровненькие ножки и туго обтянутые ягодицы, ничего не получалось. Ни одной из просительниц не удалось рассмотреть, что скрывается за фильтром безразличия, что на самом деле думает о ней немногословный капитан внутренней службы.

Разговаривать с Трушиным, когда он опускал фильтр на глаза, было так же неприятно и бессмысленно, как объяснять геометрию кукле со стеклянными глазками. Один только раз у Трушина дрогнуло сердце — просительница до боли напомнила ему первую любовь, студентку мединститута по имени Нина. Трушин мог бы пойти ей навстречу и перевести девушку с производства на кухню, но не стал этого делать. Он с первых дней в колонии усвоил простой закон: уступишь одной зэчке — остальные тут же навалятся на тебя, как мартышки на медведя Балу, и не слезут, пока не добьются своего.

Одарив Воронова ничего не значащим взглядом, Трушин раскрыл ежедневник, сделал вид, что ищет в нем какие-то записи. Воронов продолжил:

— Мы хотим взять Биче-Оола на поруки.

— Кто это «мы»? — не поворачиваясь, спросил замполит. — Кто подпишется под поручительством? Кто возьмет на себя ответственность за человека, который в любой момент может сорваться и напиться как свинья?

— Я подпишусь.

— Ха! — усмехнулся замполит.

Он по достоинству оценил красоту замысла. Ни для кого не было секретом, что за Вороновым стоит его покровитель — начальник кафедры марксистско-ленинской философии Архирейский, по негласной иерархии третий человек в школе. Архирейский ни за что бы не позволил наказать любимого ученика и соавтора. Воронов безбоязненно мог поручиться за любого пьяницу и разгильдяя. Случись серьезное разбирательство, Толмачев с подачи Архирейского вычеркнул бы Воронова из приказа о наказании и вписал бы на его место руководство курса.

Трушин не стал дослушивать Виктора.

— Иди на построение, — велел он.

После ухода слушателя замполит занял место за приставным столом. Трушин закурил новую сигарету.

— Если бы у нас на курсе было два тувинца, я бы вышиб Биче-Оола к чертовой матери и никогда бы об этом не пожалел, но, к моему величайшему сожалению, он — один!

— Номер с личным поручительством не пройдет?

— Нет, конечно! Какое к черту личное поручительство! У нас не производство, а учебное заведение. У нас нет трудового коллектива, который может взять нерадивого работника на поруки.

Трушин посмотрел на часы.

— Пора! Курс уже должен построиться.

— Что с Биче-Оолом?

— Толмачев вызвал меня на одиннадцать часов. К обеду скажу его решение.

Полковник Толмачев был реформатором, сторонником нестандартных решений и смелых экспериментов. Его предшественник Текутьев, напротив, был традиционалистом, тяготеющим к парадно-показной стороне дела. Полковнику Текутьеву, неплохому строевику, нравилось самому возглавлять роту офицеров на общешкольном разводе. Чеканя шаг под бой большого барабана, он чувствовал себя в своей стихии, гораздо увереннее, чем на скучных научных конференциях.

Толмачева показная сторона дела не интересовала, он отдал ее на откуп политотделу и своему заместителю по строю. Толмачев вообще старался избегать формализма и плановых показателей, в какой бы форме их ни навязывали. Но был один вопрос, в котором он был вынужден ориентироваться на Москву, — это была подготовка национальных кадров.

В назначенное время Трушин вошел в просторный кабинет начальника школы. Толмачев относился к Трушину с прохладцей. Ему не раз «сигнализировали», что Трушин выпивает на рабочем месте, общественно-политической работой не занимается, всю хозяйственную деятельность переложил на старшину курса и его помощников. Но Трушин пользовался авторитетом у слушателей и был способен мобилизовать их на выполнение поставленных задач. Менять его на нового начальника курса было пока преждевременно.

— Я вызвал вас по поводу слушателя Биче-Оола, — начал разговор Толмачев. — Вы, как я понимаю, не в состоянии его контролировать?

— Виноват! — коротко и емко ответил Трушин.

— Это не оправдание! Легче всего на свете сказать «Виноват!» и уйти от принятия решения. Мы с вами в одной лодке и должны действовать единой командой, а не перекладывать ответственность за нерадивого слушателя друг на друга. Буду с вами откровенен: если бы не разнарядка Главного управления кадров и учебных заведений, я бы вычистил школу сверху донизу, избавился бы от всех сомнительных личностей. Проблемы с национальными кадрами не только у вас на курсе. Семенов, практически выпускник, четверокурсник, на прошлой неделе выпил рюмку водки, раздобыл где-то жезл регулировщика и вышел на проспект Карла Маркса регулировать уличное движение. Два часа он стоял на главном перекрестке города, и никому на ум не пришло, что он — самозванец, а не сотрудник ГАИ. Семенов должен был поехать по распределению в Якутск. Теперь никуда не поедет. С Семеновым у меня был резерв национальных кадров. С Биче-Оолом такого резерва нет. Какие у вас будут предложения о его наказании?

— В дисциплинарном порядке нам осталось только объявить ему о неполном служебном соответствии, хотя я не представляю, как такое наказание будет вынесено применительно к слушателю. Как сотрудника милиции мы можем предупредить его о неполном служебном соответствии, а как ученика…

— Не пойдет! Слушатель — это прежде всего успеваемость и только потом служебная дисциплина. Эти понятия взаимосвязаны, но у нас нет должности слушателя. Они — это переменный состав, а не штатные единицы. Давайте ограничимся строгим выговором. Кадровики подсказали, что мы можем объявить еще один выговор без снятия предыдущего. Как вы думаете, это подействует на него?

— Лично поговорю и разъясню, что больше поблажек не будет.

— Теперь еще немаловажный момент: как отнесется к этому наказанию его учебная группа? Если учебный коллектив выскажется против, то я, пожалуй, пойду на конфликт с Москвой и отчислю Биче-Оола. Мы не можем разделить слушателей на хороших и плохих, на тех, кому все дозволено, и тех, кто должен неукоснительно соблюдать правила внутреннего распорядка.

— Представители учебного коллектива готовы взять Биче-Оола на поруки. Я понимаю, что учебная группа — это не трудовой коллектив, но к мнению учащихся стоит прислушаться.

— Я рад, что вы держите руку на пульсе. Оформите решение коллектива учащихся на комсомольском собрании, выберите ему наставника из числа слушателей, заслуживающих доверия. У вас есть такой слушатель на примете?

— Виктор Воронов, отличник…

— Не пойдет! — отрезал Толмачев. — Воронов перегружен научной работой. Его исследования по социологии наркомании Дальневосточного региона имеют прикладное значение не только для Дальнего Востока, но и для всей социологической науки в целом. Выберите другого кандидата в наставники. Комсомольское собрание проведите сегодня же. Как только я получу протокол собрания, тут же подпишу приказ о наказании Биче-Оола.

В наставники Биче-Оолу выбрали Рогова, собрата по несчастью.

На другой день Рогов и Воронов пригласили на разговор Никифорова.

— Объясни, что за трудности с ребенком, — попросил Воронов.

— Я не буду в это дело вмешиваться! — сразу же запротестовал Иван. — Он натворил дел, пусть сам и отвечает.

— Погоди! — остановил его Рогов. — Ничего делать не надо. Ты просто растолкуй нам, разъясни на пальцах: почему Бич не сможет поехать в Якутию, а она — в Туву?

— Кровь, все дело в крови! Якуты не примут ребенка с тувинской кровью.

Рогов и Воронов переглянулись. Вместо слова «мы» Никифоров сказал «якуты», то есть противопоставил себя соплеменникам.

— Что вы глаза таращите, якуты — это якуты, а я — это я, — разъяснил Никифоров.

— Прости господи, а ты-то кто, русский, что ли? — удивился Рогов.

— Нос плюский, глаз узкий, значит, — русский, — засмеялся Никифоров. — Вы, мужики, как будто вчера родились. Угадайте, как называется бог еды и плодородия у народов Севера? Не знаете? Вертолет! В любом якутском или чукотском роду иметь русскую кровь считается почетным. Русская кровь здоровая, она как лекарство от вырождения. Я себя считаю русским, но, когда надо, я — якут. У меня в паспорте написано «якут», я свободно говорю на якутском языке, но среди русских я ни разу не чувствовал дискомфорт. Я такой же, как вы. Я могу залпом выпить стакан водки и не уйти в аут, а ни один якут не сможет.

— Кто твой отец? — спросил Воронов.

— Студент какой-то. С матерью на одном курсе в институте учился. Она показывала его фотку, но я не уверен, что это мой папа. Маманя могла подсунуть родственникам фотографию любого симпатичного парня и заявить, что забеременела от него. Проверить-то никто не сможет.

— Женитьба, алименты?

— Родители моего папы не захотели иметь узкоглазого внука, да и сам он, судя по всему, с якуткой жить не планировал. Мать не настаивала. Бросила учебу и уехала домой. Родня приняла ее с восторгом. Еще бы! У нас с прошлого века русской крови в роду не было, самая пора освежиться. Родился я, все рады и довольны, никакие алименты не нужны. У меня дядя в оленеводческом совхозе работает. Если надо, он без вопросов деньжат подкинет, хоть на джинсы, хоть на японский магнитофон.

— Если бы твоя мама приехала беременной от тувинца, что бы тогда было?

— Ее бы назад отправили. Сказали бы: с кем нагуляла, тот пускай и воспитывает. Вы, мужики, не пытайтесь понять менталитет и обычаи народов Севера. У вас, русских, никогда не было проблем с вырождаемостью, а на Севере они есть. Никто из вас свою жену гостю не предложит, а у нас, в отдаленных поселках, это обычное дело. С соседом женой не поделятся, а вот с заезжим геологом — запросто. Бичу передайте, что якуты с ним разговор не закончили. Пускай в городе осторожнее будет. Я бы ему посоветовал одному за ворота не выходить.

— Если он женится на якутке, вопрос будет снят?

— Вряд ли. Там не в женитьбе дело, а в том, где им дальше жить. Женитьба — это бзик ее двоюродного брата, его идея фикс. Зачем она нужна, я не знаю. На этом — все! Мы обещали сохранять нейтралитет — мы его придерживаемся. А Бич как хочет, так пусть и выкручивается.

Воронов попробовал через Сопунова выйти на Кужугета, но получил отказ.

— Я с ним о национальном вопросе и крови говорить не буду и тебе не советую. Есть люди, для которых национальный вопрос — это болезненная тема. Я ни разу не слышал, чтобы Кужугет обсуждал обычаи и нравы тувинцев. Себя он ведет как русский, зачем я ему о далекой родине напоминать буду? Может, он решил с Тувой отношения разорвать и больше никогда не вспоминать о соплеменниках? Жена у него, кстати, русская, дети на тувинцев совсем не похожи.

Выйдя от Сопунова, Воронов подумал:

«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! На словах у нас братство народов СССР, интернационализм, перешедший в новую историческую общность — советский народ. А на деле как копнешь, так черт ногу сломит! Но в вопросе с Бичом надо все выяснить до конца. Одногруппник все-таки!»

9

В пятницу Кужугет остановил Воронова в коридоре учебного корпуса:

— Виктор, вы не могли бы с Роговым помочь мне передвинуть мебель в квартире? Жена затеяла перестановку, я один не справлюсь.

— Конечно, поможем! — охотно согласился Воронов.

Рогов, узнав о приглашении, посмеялся:

— Вот будет потеха, если он действительно перестановку затеял!

— Кужугет — нормальный мужик. Попросит — переквалифицируемся в грузчиков.

В субботу после занятий приятели были у Кужугета. Жена Ивана Андреевича, полненькая русоволосая женщина лет сорока, накрыла стол на кухне и ушла с детьми в гостиную. Угощение у Кужугета было скромным: бутерброды с вареной колбасой, филе горбуши в масляной заливке, хлеб, масло, красная икра — обычный набор для перекуса на Дальнем Востоке.

— Я знаю ситуацию, в которой оказался Биче-Оол, — разливая чай, сказал преподаватель. — Чтобы в ней разобраться, надо вспомнить историю развития и падения цивилизаций. Некогда могущественный Египет, самое большое государство Древнего мира, был вначале эллинизирован наследниками Александра Македонского, в 30 году до нашей эры вошел в состав Римской империи, а после ее падения был поглощен арабами. Египтяне, те, что строили пирамиды и поклонялись богу Гору, исчезли как нация. Следом за ними исчезли римляне. Они превратились в итальянцев, говорящих на итальянском языке, а не на латыни. Еще раньше исчезла некогда могущественнейшая Ассирия. Гунны, покорители Европы, растворились среди других кочевых народов. Рассыпалась на мелкие государства империя Чингисхана. Монголы из завоевателей мира вновь превратились в отсталых кочевников.

Тувинцы после распада монгольского государства откочевали из Монголии на запад, в верховья Енисея, создали свое государственное образование, которое не играло заметной роли в Центральной Азии. В 1911 году Тува добровольно вошла в состав Российской империи. В 1921 году в Кызыл вошли войска Красной армии. Местные революционеры воспользовались их поддержкой и провозгласили создание Тувинской народной республики. По факту Тува — третье социалистическое государство в мире. В 1944 году Тува была присоединена к СССР и стала называться Тувинской областью. Это был интереснейший момент в истории Советского Союза. Представьте, было самостоятельное, независимое государство, которое вдруг исчезло с политической карты мира и стало всего лишь одной из областей РСФСР. Почему Сталин решил ликвидировать независимость Тувы, осталось загадкой, но само присоединение произошло бескровно. Из Москвы в Кызыл приехал Микоян и объявил, что Тува присоединяется к СССР на правах области в составе РСФСР. Это решение тут же было оформлено местным парламентом, и тувинцы стали одним из многочисленных народов СССР. Теперь перейдем ближе к теме. Воронов, вы, кажется, родом из крупного областного центра? Сколько жителей в вашем городе?

— 500 тысяч.

— Полмиллиона! Много это или мало? Все познается в сравнении. У Воронова в родном городе проживает 500 тысяч человек, а тувинцев всего 200 тысяч.

— Так мало? — поразился Виктор.

— 200 тысяч — в СССР, еще несколько тысяч — в Монголии и Северо-Западном Китае. Если собрать всех тувинцев вместе, то их будет не более 230–240 тысяч. Идем дальше. Якутов примерно 450 тысяч, бурят — столько же.

— Я думал, что якутов примерно миллион, а бурят — миллиона три, не меньше.

— У вас в группе обучается четыре бурята, вот вам и кажется, что их много. На самом деле якуты, тувинцы, чукчи, буряты — это очень небольшие нации, которые постепенно растворяются в соседних народах. У коренных жителей Сибири и Дальнего Востока генетически слабая кровь, не способная противостоять натиску цивилизации. Если бы народы Сибири жили в замкнутом пространстве и не контактировали с соседями, то они бы еще долго сохраняли свою идентичность и генетическую независимость. Но в наш бурный век это невозможно. Нации, в силу развития цивилизации, стали перемещаться из национальных республик по всей Сибири, образовалась прослойка лиц со смешанной кровью.

Об этой прослойке я бы и хотел поговорить с вами. Я имею четверть русской крови, но по национальности считаюсь тувинцем. Я вырос в тувинской семье. Мой родной язык — тувинский. Среди тувинцев я считаюсь своим, а мои дети — уже нет. Они — русские. Они родились в Хабаровске и воспитаны как русские. Если бы они родились в Кызыле, то могли бы быть тувинцами, а могли бы быть русскими, в зависимости от пожелания родителей. На первый взгляд может показаться странным, что национальность человека зависит от воспитания и места рождения, но если присмотреться, то ничего странного в этом нет. Тувинцы считают русскую кровь промежуточной, предназначенной для временного оздоровления нации.

Коренные народы Сибири не смогут существовать как отдельные этносы, если их не укрепить здоровой европейской кровью. За Уралом единственные европейцы — это русские. Второй могущественной нацией со здоровой кровью являются китайцы, но они, слава богу, живут в другом государстве, иначе давно бы поглотили мелкие народы и растворили их в своей массе. Русские, в отличие от китайцев, не ассимилируют народы, с которыми живут бок о бок. Русские только впрыскивают в соседей заряд здоровой крови, не вмешиваясь в национальные обычаи и верования.

По отношению друг к другу коренные народы Сибири ведут себя настороженно. Тувинцы считают якутскую или бурятскую кровь слабой, не способной укрепить генофонд нации. Это недоверие происходит на бытовом уровне. Оно не подкреплено никакими научными исследованиями, но оно так сильно, что побороть его в настоящее время невозможно. Пастухи в горных районах Тувы не знают слова «генетика», но они твердо убеждены, что для тувинца русская кровь — это хорошо, монгольская — хуже, но терпимо, а кровь остальных народов Сибири вредна для воспроизводства. Хотя слова такого — «воспроизводство» — пастухи тоже не знают. Теперь вам понятно, в какую ситуацию попал Биче-Оол? В Туве его ребенка не признают за тувинца, будут считать чужаком — якутом или вообще не понять кем. В Якутии произойдет то же самое. Если Биче-Оол женится на якутке и признает ребенка своим, то у него один выход — жить среди русских, где никто не обратит внимания на национальность нового гражданина Советского Союза.

— Его никто не оставит в Хабаровске, — задумчиво сказал Воронов. — Биче-Оол…

Виктор сбился, не зная, как продолжить мысль. Кужугет пришел ему на помощь:

— Биче-Оола не возьмет ни один райотдел, — сказал он. — Судя по его успеваемости и отношению к учебе, специалист из него получится слабенький.

— Ничего из него не получится, — более жестко заметил Рогов. — У нас в группе есть несколько человек, которые не понимают сущности права. Они считают, что право — это книжка с перечнем законов, а не общественные правоотношения. Любой начальник милиции в Хабаровске, прежде чем принять на работу незнакомого человека, проведет собеседование. Задаст пару-тройку вопросов и покажет на выход. Скажет: «Я лучше русского балбеса на службу приму, чем необразованного тувинца. Русского можно держать в узде, а тувинец как напьется, так в какую-нибудь историю влипнет». Слухи ведь быстро распространяются. Один звонок в школу, и для Биче-Оола все двери в Хабаровске будут закрыты.

— Они смогут жить в Бурятии или на Чукотке? — спросил Воронов.

— Смогут, если работу найдут. Для бурят они все втроем будут представителями другой нации.

— Куда ни кинь, всюду клин! — воскликнул Рогов. — Для Биче-Оола единственный выход — уволиться из милиции и пойти работать грузчиком в речной порт.

— Ради якутки он милицию не бросит, — сказал Воронов. — Он еще не определился, признавать ребенка своим или нет.

— Не признает, — высказал свое мнение преподаватель. — В Кызыле Биче-Оол будет уважаемым человеком, начальником, а тут он — никто, без перспектив занять достойное положение в обществе. Я присматривался к Биче-Оолу и пришел к выводу, что он — амбициозный человек, способный перешагнуть через внебрачного ребенка и его доверчивую маму.

— Иван Андреевич, чем больше я вникаю в эту историю, тем больше начинаю сомневаться в существовании интернационализма как такового, — сказал Воронов. — Он вообще существует или это пропагандистский штамп наподобие «всевозрастающего удовлетворения потребностей трудящихся»?

— Лет пять назад такой вопрос был бы провокационным, но сейчас, во времена перестройки… Выскажу свое мнение. У меня жена — русская, дети — полукровки. Я общаюсь с русской родней жены, она — с моими тувинскими родственниками. Это — интернационализм. За пределами нашего семейно-родственного круга я — тувинец, она — русская. Для вас я — преподаватель, не имеющий национальности, а для продавщицы в гастрономе — нерусский мужик. Интернационализм может существовать только в сообществах, объединенных по родственно-семейному, профессиональному или религиозному признаку. Большие нации меньше заботятся о «чистоте» крови, чем малочисленные народы. Чем меньше численность этноса, тем с большим упорством он будет цепляться за свою национальную идентичность. Возьмем, к примеру, кавказские народы. Хотя… Я не специалист по Северному Кавказу и не буду высказывать свое суждение по этому поводу.

Они еще немного посидели за столом, поговорили на отвлеченные темы. Кужугет, чтобы отвлечь парней от невеселых мыслей, рассказал, как происходила перепись населения в Туве.

— У тувинцев не было фамилий, только имена по названию рода. Представьте, сидит царский чиновник, ведет перепись, выдает документы. «Тебя как зовут? Кужугет? Фамилия? Нет фамилии? Будешь Петров. У меня в школе был друг по фамилии Петров… Ты кто? Кужугет? Будешь Иванов, как наш начальник департамента. Следующий! Ты что, тоже Кужугет?! Все, хватит! Теперь Кужугет будет фамилией, а имена себе любые выбирайте по святцам». Теперь вам понятно, почему у тувинцев распространены русские имена?

Простившись с преподавателем, ребята решили пойти в столовую. Ужин в школе они пропустили, а одними бутербродами сыт не будешь. Ближайшая столовая располагалась недалеко от института культуры. Столовая была двухэтажная, обеденный зал располагался на втором этаже. Иногда в ней подавали вкуснейшие хинкали, иногда — только рыбу или курицу. В эту субботу повара налепили хинкали, но к приходу приятелей они уже закончились.

Воронов и Рогов заказали по порции жареного минтая с картофельным пюре, сели за свободный столик в углу.

Алину и Золушку первым заметил Рогов. Девушки ужинали в компании двух хорошо одетых парней, лет примерно двадцати пяти. Судя по доносившемуся смеху, парни уже давно нашли общий язык со студентками. Воронов не сразу узнал Таню-Золушку. С момента последней встречи она изменилась: перекрасилась в брюнетку, подстриглась, стала выглядеть старше. В разгар веселья Золушка посмотрела в глубь зала, встретилась взглядом с Вороновым, смутилась и потеряла к еде всякий интерес.

Воронов с усмешкой подумал:

«Забавно было бы сейчас подойти к их столику и сказать: «Танюха, давай тарелками поменяемся, а то я голодный как собака».

— Ворон, ведь это свинство — разгуливать с какими-то уродами, не попрощавшись со мной, — вполголоса сказал Рогов. — Я вроде бы до сих пор числюсь ее парнем.

— Считай, что она избавила тебя от ненужных объяснений. Теперь ты свободный мужчина, можешь флиртовать налево и направо.

Виктор, не таясь, стал рассматривать девушек. На Золушке был неказистый свитер с высокой горловиной, суконная юбка, на ногах — скромные войлочные бурки. На Алине был модный турецкий свитер с зеленым узором на груди, джинсовая юбка, югославские сапоги, которые на базаре стоили 240 рублей.

«Алина специально взяла с собой Золушку, чтобы максимально выигрышно смотреться на ее фоне, — подумал Воронов. — К тому же с новой прической Таня выглядит года на три старше подруги».

Закончив с ужином, девушки поднялись и пошли к выходу. Парни галантно отнесли использованную посуду к окошечку мойки. Воронов и Рогов без аппетита доели рыбу, оделись, спустились вниз. На первом этаже их поджидала запыхавшаяся Золушка.

— Сказала, что рукавичку забыла, — объяснила она свое возвращение.

Рогов сунул сигарету в зубы, ни слова не говоря, вышел на улицу. Воронов и Золушка остались в фойе.

— Я не хотела идти! — стала оправдываться Таня. — Алина меня уговорила, сказала: только на один вечер. Ты ничего не подумай…

— Ко мне поедем? — напрямую спросил Воронов.

— Ты что, она обидится, — испугалась Таня. — Давай в другой раз?

Виктор пожал плечами: «Не хочешь, как хочешь!» — и направился к выходу. Золушка тяжело вздохнула, пошла следом. На крыльце она не стала задерживаться, побежала догонять свою компанию.

— Кажется, я тоже свободен от обязательств, — сказал Воронов.

Рогов щелчком отправил окурок в сугроб, сплюнул с досады.

— Ворон, давай купим бутылку у таксистов и забудем об этих бабах. Хабаровск — город большой, завтра же себе новых найдем.

Бутылка «Столичной» обошлась им в двадцать рублей, ровно в два раза дороже госцены. Спиртное временно улучшило настроение Рогова, но в воскресенье он вновь помрачнел. Воронов же отнесся к потере подруги с философским спокойствием.

В понедельник Рогов получил телеграмму, после которой забыл и об Алине, и о неприятной встрече в столовой.

«Снежана родила мальчика 16 ноября. Папа».

Рогов бегал с телеграммой по общежитию, как черт с письмом, и всех спрашивал:

— Женщина может родить восьмимесячного ребенка?

— Вроде бы нет, — подумав, ответил многоопытный Вождь. — Бабы рожают или семимесячных, недоношенных, или девятимесячных, нормальных. Про восьмимесячных я никогда не слышал.

— Рог, — попробовал остановить бессмысленную беготню Воронов, — какая тебе разница, на каком месяце она родила?

— Если она родила доношенного ребенка, то она забеременела в январе, когда я был в Хабаровске, если семимесячного — то меня там и близко не было. Восьмимесячные, как говорят, не рождаются. У кого бы узнать, может женщина родить восьмимесячного или нет?

— Сходи на кафедру судебной медицины, поинтересуйся у преподавателей, они должны знать.

На кафедре никого не было. Рогов вернулся до предела возбужденным, раз за разом рисовал временную линию, высчитывал дни и месяцы предполагаемой беременности.

— Не получается! — наконец воскликнул он. — Это не мой ребенок.

Внезапно его осенила идея:

— Ворон, попроси у Демидова, пусть он даст отдельное поручение в мой город. Местные опера изымут в женской консультации медицинскую карточку Снежаны и увидят, что там написано. Врачи же должны точный срок беременности установить.

— Кто тебе не давал эту карточку изъять, когда ты в отпуске был?

— Черт! — взвыл Рогов. — Ты, как всегда, прав! Почему я раньше не додумался?

К ним в комнату заглянул озадаченный дневальный по курсу:

— Ворон, тебе на КПП письмо принесли.

Заинтригованный Виктор надел шапку и выбежал на улицу. Дежурный по КПП объяснил, что письмо принесла девушка в пальто с воротником из искусственного меха. Ответа дожидаться не стала, тут же ушла.

Воронов нетерпеливо вскрыл конверт.

«Витя! Не вини меня ни в чем. Я из-за Алины в эту ситуацию попала. Давай встретимся, и я все объясню. Буду ждать тебя в восемь вечера в фойе кинотеатра «Октябрь». Билеты я уже купила. Таня».

Воронов спрятал письмо в карман и пошел одеваться. До встречи оставалось совсем немного.

10

В середине декабря Рогов получил письмо из дома. Несколько раз перечитал его и спросил Воронова:

— Ты знаешь, кто такой Мендель?

— Композитор?

— Нет, ученый.

— Физик? Я в физике не силен.

— Какой ты отсталый человек, Ворон! — весело воскликнул приятель. — Мендель — это самый известный ученый на свете, генетик, умница, красавчик! Он вывел самый важный для человечества закон, который назвали его именем. Менделю надо поставить памятник из чистого золота. Если бы на памятник сбрасывались, я бы последний рубль отдал.

Рогов развернул письмо и зачитал послание отца:

«Сразу после рождения ребенка мать Снежаны пришла к нам и заявила, что как только дочку выпишут из роддома, они придут к нам и покажут младенца. Если он будет похож на тебя, то ты будешь обязан жениться на Снежане. Я намекнул матери роженицы, что ее дочь родила не в срок, восьмимесячного. Она устроила истерику, тряслась, как припадочная, и визжала: «Если ребенок может родиться семимесячным, то почему он не может появиться на свет через месяц?» Предоставить выписку из медицинской карточки дочери она категорически отказалась, заявила, что при необходимости предоставит выписку в судебное заседание о назначении алиментов. Шестого декабря, в воскресенье, она пришла с дочкой и младенцем. Я посмотрел на ребенка и сказал, что, согласно закону Менделя, у кареглазых родителей не могут родиться голубоглазые дети. Ты и Снежана — кареглазые, а ребенок — голубоглазый. Видел бы ты ее мать! Она на глазах сдулась и даже ростом меньше стала. Закон Менделя — непреодолимая сила! Против него не попрешь. У белых родителей не может родиться чернокожий ребенок, это противоречит здравому смыслу. С глазами — то же самое. Мать Снежаны стала мямлить, что все дети рождаются голубоглазыми, а потом глаза у них темнеют. Я взял авторучку, намазал пастой младенцу пальчик, поставил оттиск пальца на листе бумаги и сказал: «Даю срок — неделя! Если у ребенка глаза не станут карими, то даже не вздумайте приближаться к моему дому! Вызову милицию и скажу, что две мошенницы вымогают у меня деньги на содержание какого-то ребенка. Отпечаток пальца я взял для того, чтобы вы не подменили младенца, а то притащите черт знает кого». Мамаша оскалилась, обозвала меня козлом и ушла, пообещав встретиться в суде. На этом, я думаю, история с твоим «отцовством» закончена. Закон Менделя сокрушил их планы и расставил все по своим местам».

— Круто! — восхитился Воронов. — Никогда не слышал о таком законе. Так-с, у меня отец — кареглазый, мать — зеленоглазая. Сестра — сероглазая, я — голубоглазый. Тут закон Менделя не применишь. А у тебя в семье как?

— Все кареглазые.

Воронов заинтересовался законом Менделя, нашел в библиотеке соответствующую литературу и выяснил, что отец Рогова был не прав. Цвет глаз ребенка зависит от распределения меланина, или коричневого пигмента, в радужной оболочке. Чем больше количество меланина, тем более коричневым будет цвет глаз. Чем меньше меланина, тем светлее будет их цвет. То есть у голубоглазых родителей ребенок не может родиться кареглазым, с повышенным содержанием меланина, коричневому пигменту будет просто неоткуда взяться. У кареглазых же родителей цвет глаз ребенка может быть любым, если у одного из родителей содержание меланина в организме окажется пониженным.

«Какой классный закон! — подумал Виктор. — Какое широкое поле для его применения! Так, прикинем: у Золушки глаза серые. Если я буду неосторожен и у нас родится ребенок, то он будет голубоглазым. У Алины глаза темные, значит, наш ребенок может родиться с любым цветом глаз. Тут все понятно. А как закон Менделя действует у наших северных братьев? Теоретически в бурятской или тувинской семье может родиться голубоглазый ребенок».

Не откладывая дело в долгий ящик, Воронов опросил однокурсников-северян о цвете глаз. Буряты, тувинец и якуты удивились глупому вопросу и разъяснили, что у коренных народов Севера голубоглазых детей не бывает, если, конечно, на горизонте не появлялся голубоглазый геолог. Никифоров был единственным, кто сказал, что все это чушь.

— У моего дяди в одном из отдаленных оленеводческих совхозов в обычной якутской семье родилась голубоглазая девочка. С русскими мать девочки не встречалась, бабушка — тоже. Родители голубоглазой девочки съездили к шаману, и он сказал, что необычный цвет глаз ребенка — это воля духов. Отец и мать девочки были счастливы. Не в каждой семье встретишь человека, которого духи предков выделили из остальных.

— У вас до сих пор верят в существование духов предков? — удивился Воронов.

— Ворон, ты посмотри, как буряты или якуты водку пьют. Все они комсомольцы, все атеисты, но как только берут стопку в руки, так тут же окунают кончик пальца в спиртное и сбрызгивают капельку водки на пол. Это называется «принести жертву духам». Первая капля — им.

— Ты тоже так делаешь?

— Конечно! Я же не хочу с духами предков поссориться. Атеизм атеизмом, но как только дело касается религии, тут лучше не рисковать.

— Я фигею, замполит! — воскликнул Воронов. — Мы живем в перевернутом мире. На словах все интернационалисты, а на практике тувинец не может жениться на якутке. На первом курсе все сдали зачет по научному атеизму, а по вечерам духам предков жертву приносят. Мимикрия! Борода Карабаса-Барабаса.

— Какая борода? — не понял Никифоров.

— Это я так, к слову, — увильнул от ответа Воронов.

Про себя подумал:

«Если бы я не учился в многонациональной школе, то вряд ли бы познал жизнь во всем ее разнообразии. Наша школа — это не просто образовательное учреждение, это школа жизни, реализма и скрытой от посторонних глаз правды».

Через два дня в комнату к Воронову заскочил ликующий Биче-Оол.

— У меня сын родился! — выкрикнул он и побежал в соседнюю комнату — сообщить радостную весть остальным одногруппникам.

Рогов выскочил следом и затащил Бича назад.

— Ты не представляешь, какое это счастье! — захлебываясь от восторга, воскликнул новоявленный отец.

— Бич, слушай меня внимательно, — жестко и безапелляционно сказал Рогов. — Если ты надумаешь обмывать младенца, я тебя первый застучу. Пока я поручитель, не вздумай к спиртному прикасаться.

Биче-Оол заверил, что рождение сына отметит очень крепким чаем, таким, каким у него на родине пастухи взбадриваются перед многодневным переходом по горам.

Рогов отпустил счастливого отца, и тот побежал по общежитию, каждому встречному сообщая, что у него родился сын — наследник, красавец, богатырь.

Воронов, прислушавшись к радостным воплям в коридоре, сказал:

— Чую, сейчас начнется! Бич побегает, попрыгает и призадумается, что дальше делать. Женитьба на якутке ему ничего не даст. Остаться здесь, в Хабаровске, он не сможет. Скорее всего, Бич посмотрит на ребенка и скажет, что в нем нет ни капли тувинской крови.

— Зря ты так! — возразил Рогов. — Не сможет он от родного сына отказаться.

— Он не сможет — жизнь заставит. Помяни мое слово, Бич подумает-подумает и откажется от ребенка. Якуты в ответ встанут на дыбы и начнут за ним охоту. Так или иначе, они вовлекут нас в свои разборки. Не кончится это дело миром! Подкараулят они его и ребра переломают.

В субботу рано утром, еще до развода, в комнату к Воронову заглянул Биче-Оол и заявил, что хочет сходить в роддом посмотреть на сына.

— Ты какую-то ерунду придумал! — воспротивился Рогов. — Где она лежит? В третьем роддоме? Я был там, когда у земляка жена рожала. В этом роддоме роженицы лежат на втором и третьем этажах. Как ты ребенка увидишь? В палату к ней зайдешь, как Штирлиц к радистке Кэт? Здесь не Берлин 1945-го года, и ты не штандартенфюрер СС, тебя с порога вахтерши на три буквы пошлют.

— Она мне ребенка в окно покажет. Я знаю, в какой она палате лежит. Покричу снизу, она ребенка возьмет на руки и покажет.

— Что ты там рассмотришь на втором этаже? Младенцы все одинаковые: личико маленькое, красное, глаза зажмурены, волос нет. Сходи в магазин «Детский мир», посмотри на кукол и успокойся.

— Нет, я пойду, — твердо заявил Биче-Оол. — Отцовский долг зовет меня проведать сына.

Рогов психанул, обозвал молодого отца упертым ослом и ушел на построение.

— Бич, Рог за тебя отвечает, — напомнил Воронов. — Если что-то случится, начальник школы его не пощадит.

— Да не собираюсь я пить! — разозлился тувинец. — Схожу, посмотрю на сына и тут же вернусь.

Воронов немного подумал и сказал:

— Один не ходи. Попроси кого-нибудь составить тебе компанию. Сам понимаешь, мало ли что…

— Пошли со мной, — предложил Биче-Оол.

— Не могу. У меня сегодня свидание с девушкой.

Биче-Оол и Воронов за секунду до выхода Трушина успели встать в строй и пошли на завтрак. В столовой слушатели сидели по четыре человека за столом. Соседом Биче-Оола был Юрий Величко, парень недалекого ума, но физически крепкий. Биче-Оол уговорил его составить ему компанию вечером прогуляться до роддома.

После занятий Рогов помрачнел, даже отказался переброситься в карты с соседями. Воронов не приставал с расспросами. Приятель сам объяснил перемену настроения.

— Если я пойду в город, то ни о ком, кроме Бича, думать не смогу. Пока он не вернется трезвый, я места себе не найду. Придется пожертвовать субботним вечером и провести его в общаге.

Воронов за Биче-Оола не отвечал и свободным вечером жертвовать не собирался. В половине восьмого на проспекте Карла Маркса он встретился с Золушкой.

— Куда пойдем? — спросила девушка.

— В одно классное место, — напустил тумана Виктор. — Здесь недалеко, буквально пару шагов.

Воронов привел подругу в здание, где располагалось Управление уголовного розыска УВД Хабаровского края. Милиционеру на вахте Виктор объяснил:

— Свидетельница! Допросить надо.

Милиционер в лицо знал Виктора, много раз видел его с оперативниками отдела по борьбе с наркоманией.

— Проходи! — махнул он рукой и раскрыл книгу на закладке.

Заинтригованная девушка покорно поднялась на второй этаж в кабинет Демидова. Воронов открыл его своим ключом, пропустил гостью вперед. Свет в кабинете включать не стал.

— Ну, вот мы и одни! — понизив голос до интимного шепота, сказал Воронов.

Девушка ничего не поняла. Виктор, чтобы настроить Золушку на нужный лад, стал целовать ее, расстегнул пуговки на пальто.

— Зачем ты меня сюда привел? — тихо спросила Золушка.

— Не прикидывайся маленькой девочкой! — между поцелуями прошептал Воронов. — Сегодня суббота, в этом здании не осталось никого, кроме дежурного наряда, но они сидят на другом этаже. Мы вдвоем, Таня, вдвоем!

— Ты на что намекаешь?

Девушка отстранила Виктора, чтобы рассмотреть выражение его лица в полутьме.

— Я не намекаю, а прямым текстом говорю: я соскучился по тебе. Здесь мы — вдвоем. Нам никто не помешает. Давай не будем зря терять время.

— Я здесь не буду! — нормальным голосом сказала Татьяна.

— А где ты будешь? — перешел на обычный тон Воронов. — У тебя есть другое место? Скажи — где, и мы поедем туда.

— У меня другого места нет, но здесь я не буду! — твердо заявила Золушка.

Воронов попробовал ее уговорить, но быстро понял, что ничего не получится.

«Ну и дура! — решил он. — Были у меня сомнения — поддерживать отношения или нет, но сейчас она сама все решила. Мне такая привередливая подруга не нужна. Если бы она меня любила, то ни минуты бы не раздумывала».

— Хорошо! Я все понял, пошли.

— Витя, я здесь не могу, — стала оправдываться Золушка. — Давай в другой раз у тебя встретимся.

— Объясни, что здесь-то тебя не устраивает? Кровати нет? Какой кошмар! Нет кровати — нет любви. Я-то думал…

Воронов открыл дверь, давая понять, что разговор закончен. Настроение у него стало — хуже некуда. Чтобы не чувствовать себя неудачником, оконфузившимся там, где не думал получить отказ, он стал расспрашивать Золушку о беременной якутке.

— Как-то в сентябре я пошел тебя проведать, — выйдя на улицу, сказал Воронов, — но ты была в колхозе, и мы не увиделись. У тебя на этаже я встретил беременную якутку. Мой одногруппник утверждает, что отец будущего ребенка — он. Где сейчас эта якутка? Она вроде бы родила?

Золушка обрадовалась, что Воронов не сердится на нее.

— Ты про Алексееву Надю спрашиваешь? Ей перед тем, как лечь в роддом, родственники квартиру в городе сняли.

— У нее такая богатая родня? Однокомнатная квартира в панельном доме обойдется рублей в сорок в месяц. Без штанов остаться можно.

— В Якутии же не такие заработки, как здесь. У нас одной русской девочке из Якутска родители каждый месяц по двести рублей высылают на расходы. Алексеевой, конечно, меньше высылали, но не сравнить, как мне или Алине. И потом, она же не одна в городе будет жить. К ней соседка по комнате переехала. Тоже якутка.

Они подошли к остановке общественного транспорта. Золушка не стала спрашивать, куда они дальше поедут, чувствовала себя виноватой. Виктор заметил приближающийся трамвай.

— Таня, твой номер подошел! Пока! У меня дела. На той неделе встретимся.

Обиженная девушка поджала губы и поехала в общежитие. Воронов сделал вид, что пошел вдоль проспекта, дождался, когда трамвай отъедет, и вернулся на остановку. Через полчаса он был в школе, где узнал сногсшибательные новости.

— Наши у роддома с якутами схлестнулись, — ввел его в курс дела Рогов. — Бич говорит, что когда они подошли к окнам, там уже стояли якуты. Родственник его чувихи сразу спросил: «Ты на ней жениться будешь?» Бич отвечает: «Вначале на ребенка посмотрю, потом скажу». Родственник якутки, Алексеев, крикнул: «Смотри!» и врезал Бичу по глазу. Юра заступился, началась драка. Выбежали сотрудники роддома, якуты убежали. Потери противника неизвестны. У Бича фингал на пол-лица, а Юре губу так расквасили, что пришлось в травмпункте зашивать.

— Сколько их было?

— Кого? Якутов? Трое. Наши бы отбились, но те внезапно напали. Ворон, я велел Бичу пойти к дежурному по школе, доложить, что он нечаянно глаз травмировал, когда форточку в комнате открывал. Дежурный посмеялся, сказал, чтобы в следующий раз он был осторожнее. Если будут разборки, то дежурный подтвердит, что Бич был трезвым. Как ты думаешь, я правильно поступил?

— Правильно, — упавшим голосом ответил Виктор.

— Это еще не все, — продолжил Рогов. — Полюбуйся, что час назад на КПП принесли.

Он протянул Виктору распечатанный конверт. Послание было коротким:

«В новый год — с чистой совестью! 30 декабря ждем вас в 20.00 на пустыре у Гортопа со стороны ул. Калараша. Если среди вас есть мужики — приходите!»

— Я как чуял, что они нас на разборки вызовут! — сказал Воронов. — Придется идти. Честь школы дороже. Бича с собой брать не будем.

11

В понедельник, до развода, начальник курса вызвал Биче-Оола. Тщательно подбирая слова, Трушин сказал:

— Я ознакомился с рапортом дежурного по школе о происшествиях за выходные. Ты, Биче-Оол, в другой раз осторожнее с форточкой будь. Она, форточка, знаешь, какая коварная бывает? Врежет так, что в больницу попадешь. Дай-ка глянуть на тебя. Форточку, наверное, крепко заело, если с одного удара у тебя фингал на пол-лица нарисовался.

— Да я… — начал было Биче-Оол.

Но Трушин не стал слушать его оправдания.

— Иди на развод, — приказал он.

После второй пары к Воронову в курилке на четвертом этаже подошел Никифоров.

— После занятий никуда не линяй, разговор есть, — вполголоса сказал он.

Часа в четыре вечера в комнате общежития встретились Воронов, Рогов и Никифоров.

— Вам якуты стрелку забили? — задал риторический вопрос Никифоров. — Не вздумайте ходить.

— Как? — поразились Воронов и Рогов. — Ты что, хочешь, чтобы мы на весь город опозорились?

— Начнем с простого, — не обращая внимания на возмущение собеседников, продолжил Никифоров. — Сколько вас человек пойдет?

— Ха, а действительно, сколько? — спросил сам у себя Рогов. — Человек шесть, наверное. Пойдем я, Ворон, Сват, Вождь, Сэмэн и Клык. Бича ни в коем случае с собой брать не будем.

— Сколько якутов будет? Десять? Сто? Откуда вы знаете, какую толпу они соберут? Вы выйдете на пустырь, там будет стоять человек семь-восемь. Начнется драка, и из-за угла Гортопа выскочит еще человек десять бойцов. Что вы тогда делать будете? В бегство обратитесь или геройской смертью ляжете за одногруппника-тувинца? Не занимайтесь ерундой. Наплюйте на вызов и живите дальше как ни в чем не бывало.

— Ты не прав! — заартачился Рогов. — Если мы увильнем от разборок…

— Помолчи! — выкрикнул Никифоров. — Вы с кем собрались драться? С якутами. Не с бурятами и не с тувинцами, а именно с якутами. Если вы оба ни черта не смыслите в национальном вопросе, то не суйтесь туда, куда вас не просят.

— Велика ли разница, с кем отношения выяснять, с якутами или с бурятами? — спросил Воронов.

— Принципиальная, — начал горячиться Никифоров. — Если бы вы подрались с русскими, то на это никто бы не обратил внимания. Сошлись две толпы, помахали кулаками и разошлись. Если бы вы дрались с бурятами, было бы сложнее. А с якутами — совсем никуда не годится. Давайте прикинем последствия вашей драки. Если победите вы, русские, то якуты захотят взять реванш, показать, что они, якуты, тоже кое на что способны. Вам новую стрелку забивать не будут, а начнут лупить русских студентов из института культуры или еще откуда-нибудь. Если якуты накостыляют вам, то тут школа встанет на дыбы, и начнут всех узкоглазых в Хабаровске отлавливать и кулаками уму-разуму учить. В любом случае информация о межнациональных стычках дойдет до КГБ, и тут нам всем хана наступит. Вам — за разжигание межнациональной розни, мне — за пособничество. Вам нужны эти проблемы? Из-за того, что какой-то тувинец не хочет жениться на якутке, которую он соблазнил, мы все под раздачу попадем. В лучшем случае из школы выгонят, в худшем — в тюрьму сядем.

— Погоди, по-моему, ты из мухи раздуваешь слона, — попытался возразить Рогов.

— Ты про якутские события 1986 года знаешь?

— Никита что-то рассказывал в совхозе, — припомнил Воронов. — В апреле прошлого года студенты в Якутске восстали против советской власти?

— Против русских хулиганов они восстали, а не против власти. Вы в Якутске были? Нет? Тогда не буду вдаваться в географические подробности и расскажу так, как было. В Якутске есть речное училище, там обучаются только русские. Недалеко, на Заложном озере, есть каток, самый популярный в городе. В марте прошлого года речники стали задирать всех подряд, но доставалось в основном якутам. Речники придут толпой на каток, построятся цепью, наберут скорость и начинают сносить всех подряд, кто по пути попадется. Один парень из Якутского университета получил сотрясение мозга. За него решили вступиться однокурсники. Первая массовая драка на катке произошла числа 28 марта. Потом пошло-поехало! К речникам присоединилась русская молодежь, в основном подростки. Со стороны якутов выступили вначале только студенты университета, а через пару дней в драках стали участвовать все якуты, которые жили поблизости. Каждый вечер у катка вспыхивали драки. Дрались также около училища, во дворе университета. С первого апреля стычки пошли по всему городу. Особых успехов ни одна из сторон не достигла, силы были примерно равные. В начале апреля в университете появился провокатор. Кто он такой, до сих пор не выяснили. Провокатор говорит: «Мы, якуты, на своей земле живем, а русские нам на шею сели и прохода не дают». Все! Мгновенно бытовой, хулиганский конфликт перерос в межнациональный, подкрепленный националистическими лозунгами. В Якутске начались массовые беспорядки, на подавление которых бросили милицию со всей Якутии. Вы у Никиты спросите, что там было. Он в то время в ППС работал, в оцеплении на площади Ленина стоял.

— Никита против своих пошел? — с сомнением спросил Рогов и тут же спохватился: — Черт, все забываю, что он бурят, а не якут. Что дальше было?

— Дело дошло до ЦК КПСС и даже до самого Горбачева. Беспорядки подавили, милицейское начальство с постов поснимали. Несколько студентов из университета выгнали, кого-то посадили. У меня приятель, якут, в стороне от толпы стоял, смотрел, чем дело кончится. Когда милиция пошла на прорыв, его поймали и дали пятнадцать суток как участнику беспорядков. Теперь понятно, чем драка у Гортопа может закончиться? Ее мгновенно увяжут с прошлогодними якутскими беспорядками, и тогда нам всем не поздоровится.

— Странно, что об этих событиях нигде не писали, — удивился Рогов. — Про алма-атинские события в декабре прошлого года даже по телевидению репортаж был, а о Якутске — ни слова.

— Перестройка и гласность еще не набрали силу, вот по привычке и не стали сор из избы выносить.

— Иван, подскажи, что же делать? — спросил Воронов. — Я согласен, за политику с нас без разговоров голову снимут, но с Бичом-то как поступить? Он не может в город выйти. Его уже два раза под раздачу пускали.

— Пусть в форме ходит. В милицейской форме его никто не тронет.

Рогов не был агрессивным молодым человеком, но тут взбунтовался:

— Якуты придут к Гортопу, увидят, что нас нет, и по всему городу растрезвонят, что мы, слушатели, отказались по-мужски выяснить отношения. Вы что, хотите школу на посмешище выставить?

— Рвани рубаху на груди, покажи, что ты за честь школы готов в тюрьму сесть, — предложил Воронов. — Иван прав: головой о стену биться не надо, не тот случай.

— Если кулаками правды не добиться, то надо искать другой выход, — не унимался Рогов.

— О какой правде ты говоришь? — разозлился Никифоров. — Правда в том, что он не хочет жениться на якутке? А вы-то здесь при чем? Какого черта вы бытовуху превращаете в межнациональный конфликт?

— Стоп, Ваня! — пресек назревающий спор Воронов. — Не мы инициаторы. Давайте не будем горячиться и выясним позиции сторон. Ты можешь узнать, что якуты хотят, кроме силового выяснения отношений? Если у них есть требования к Бичу, то я предлагаю их мирно обсудить и прийти к решению, которое всех устроит. Как я понимаю, в этой истории воду мутит родственник якутки по фамилии Алексеев? Что он за человек и почему так активно вмешивается в ее жизнь? Может, это его ребенок и он свои проделки хочет спихнуть на Бича?

— Инициатор разборок с Бичом — Алексеев, а что насчет его отцовства, так тут все просто: выйдет якутка из роддома, и по младенцу станет понятно, есть в нем тувинская кровь или нет.

— О господи! Вот ведь Средневековье! — простонал Рогов.

— Да погоди ты! — раздраженно перебил его Воронов. — Иван, ты можешь с Алексеевым поговорить и объяснить, что женитьба ничего не решит?

— Напрямую я с ним говорить не буду, но у меня есть земляк, который в хороших отношениях и с Алексеевым, и с его приятелями. Давайте не будем пороть горячку. Время еще есть. К Новому году видно будет.

После ухода Никифорова Воронов сказал:

— У меня огромное желание плюнуть на всю эту историю и предоставить Бичу самому решать свои проблемы.

— Нельзя товарища в беде бросать! Русский он или тувинец — разницы нет. В одной общаге живем, один хлеб в столовой едим. Он — мент, и мы — менты. Мы все повязаны ментовским братством, и нарушать его законы — это самое последнее дело.

— Не в братстве дело! Никифоров прав. Какого черта бытовой конфликт выводить на межнациональный уровень?

— Ворон, а что, если мы сформируем межнациональную команду?

— Вряд ли наши буряты захотят в это дело вмешиваться, для них Бич не авторитет. Касим, Юсиф и Ашот отпадают. Они скажут: «Мы уже старые, чтобы кулаками на пустыре махать». Кто остается? Татарин Мустафин. Он пойдет, только ему с физиономией «не повезло» — его от русского не отличить. Рог, этот конфликт надо миром улаживать.

По вечерам Биче-Оол, чувствующий себя виноватым перед Роговым, стал засиживаться у него в комнате. Попивая крепко заваренный чай, он рассказывал о Туве.

— Вы знаете, что главным полководцем Чингисхана был тувинец Субэдэй? Он для Чингисхана и его сына Угэдэя завоевал полмира и ни одной битвы не проиграл. Субэдэй — величайший полководец в истории. Александр Македонский по сравнению с ним — мелкий шалопай, прославившийся тем, что ограбил соседний курятник.

— Мели, Емеля, твоя неделя! — разрешил Рогов.

— Не верите? — обиделся Биче-Оол. — Сходите в библиотеку и сами убедитесь, что более талантливого стратега в истории не было.

Как-то Рогов спросил:

— Бич, почему тебя зовут Андрей, а твоего отца — Майодыр-Оол?

— Потому что он — дикарь, а я — цивилизованный человек.

— Чего?! — вытаращили глаза русские одногруппники.

— Отец родился в тайге, в горной местности, в школу не ходил, читать и писать научился уже в зрелом возрасте. Я родился в Кызыле. Отец, чтобы показать, что его сын далеко пойдет, дал мне русское имя. Сам-то он — охотник, мастер соболей добывать. Может отличную шапку сшить, валенки свалять, знает переходы через границу, но в городе не прижился и вскоре после моего рождения уехал назад. С матерью моей они не в разводе, просто живут на два дома. Мать — с бабушкой, а отец — со всей остальной родней, в горах. Отец, когда приезжает в Кызыл, всегда подарки привозит: шкурки соболей, вяленое мясо, кедровые орехи, мед. Деньжат иногда подкидывает. Этим летом он выпил и говорит родственникам: «Поверьте на слово, Андрей станет министром внутренних дел Тувы!» Родственникам наплевать, кем я буду. Они в горах живут по своим законам, как во времена Чингисхана и Субэдэя. Для них что министр внутренних дел, что председатель колхоза — все едино. Начальник, большой человек, грамотный, но не авторитет, с ламой не сравнить. Тувинцы вообще народ пассивный, мало чем интересующийся. Живут сами по себе, чтут законы и обычаи предков, с сильными соседями в спор не вступают. Мне рассказывали: когда из Москвы приехал Микоян и сказал, что Тува больше не будет самостоятельным государством, то все плечами пожали: «Как скажешь!» — и продолжили своими делами заниматься. Для нас-то ничего не изменилось, мы как жили по-своему, так и продолжили жить. Потом, или еще раньше, до присоединения, приехало начальство из Москвы и распорядилось закрыть все буддистские храмы. Храмы закрыли, но народ как верил ламе, так и продолжал верить. Лама у нас — самый главный человек. В горах министр внутренних дел по сравнению с местным ламой — никто, далекий начальник, который ничего не решает.

— Тувинцы кто по вероисповеданию? Буддисты? — спросил Воронов.

— У нас лама главный.

— То есть вы ламаисты?

— Сам ты ламаист! — обиделся на незнакомое слово Биче-Оол. — Лама — это лама, святой человек. К нему все идут за советом или лечиться. Когда лама проходит мимо, надо голову склонить и на него не смотреть, а то удачи не будет.

— Час от часу не легче! — воскликнул Рогов. — У ламы нимба над головой нет?

— Зря ты так! — с сожалением сказал Биче-Оол. — В 1940-е годы по указанию Москвы у нас стали лам арестовывать и в лагеря отправлять. Тут же по всей республике начался падеж скота. Стали искать виновных, вызвали специалистов со всей страны, но так ничего и не нашли. Выпустили несколько лам из заключения, и падеж прекратился. Разве это не говорит о святости лам? Ты знаешь, через что надо пройти, чтобы стать ламой? В ламы готовятся с семи лет, а деньги на обучение собирают с самого рождения.

— За учебу платить надо? — удивился Воронов. — Где на ламу учат?

— В Тибете.

— В Китае? — еще больше удивился Виктор. — Как же ученики туда попадают? По межгосударственному обмену?

Биче-Оол тяжело вздохнул, поражаясь дремучему невежеству русских одногруппников, и объяснил, кто такой лама и как он проходит обучение.

— Как только мальчику исполнится год, его приносят к ламе. Лама читает молитвы и говорит, годится ребенок для дальнейшего обучения или нет. Второй раз мальчика показывают ламе в семь лет. Если он подходит, то лама оставляет его при себе до пятнадцатилетия.

— Подожди, как это — «при себе»? — заинтересовался Рогов. — А родители?

— У будущего ламы нет родителей, есть только бог и учитель. Родители ежегодно платят ламе за то, что ребенок живет в его доме, помогает по хозяйству, выполняет мелкие поручения. В школу мальчик не ходит, так как будущему ламе светское образование не нужно. Наставник сам научит юношу всему, что нужно: тибетскому языку, письму, счету, выучит с ним молитвы и заклинания. В пятнадцать лет, если первый этап обучения пройден успешно, ученика посылают в Тибет, в один из буддистских монастырей, где посвящают в ламы. Обычно путь до Тибета длится полгода, иногда больше. При поступлении в монастырь будущий лама проходит испытания и проверку знаний. Если настоятеля монастыря все устраивает, то юношу берут в послушники. Обучение длится десять лет. Потом лама возвращается, набирает помощников, учеников, и начинается настоящая жизнь!

Биче-Оол мечтательно закатил глаза, словно представляя, как он стал ламой, самым почитаемым в округе человеком, которому в глаза не смеют смотреть ни секретарь райкома, ни начальник милиции.

— За обучение в монастыре платят? — спросил Воронов.

— За все платят, — очнулся от сладких грез тувинец. — Я же вам говорю, что на учебу деньги начинают собирать с самого рождения будущего ламы. В Туве за проживание у ламы платят рублями, поставляют ко двору продукты, одежду, шкурки. Когда ученик собирается в путь в Тибет, ему дают пояс с золотом. В дороге и в монастыре ученик и его сопровождающие расплачиваются только золотом, бумажные деньги никто не берет. Пока ученик живет в монастыре, его родственники с каждой оказией посылают в Тибет золото, соболиные шкурки, мумие. Иногда родственники будущего ламы все имущество распродают, ходят в обносках, едят, что придется, но нужную сумму всегда в срок отправляют. Потом, когда лама вернется, он за год-два все долги раздаст и дальше…

— Чем он занимается?

— Всем. Если на тебя напала лихорадка или руки-ноги стали отсыхать, ты же не пойдешь в больницу, там тебе все равно не помогут. Ты пойдешь к ламе, он проведет обряд, и ты выздоровеешь.

Воронов и Рогов даже спрашивать не стали, верит ли Биче-Оол в безграничное могущество ламы. По тувинцу было понятно, что он нисколько не сомневается, что лама может излечить от всех болезней и дать нужный совет в любой ситуации.

— Как ламе платят? — заинтересовался Воронов.

— Сам лама деньги или золото в руки никогда не берет, для этого у него есть помощники. Они ведут его бухгалтерию, закупают продукты, готовят учеников в дорогу.

— Бич, как ваши ученики через границу переходят? Пограничники на них глаза закрывают?

— Между Тувой и Монголией границы нет. Как ты ее проведешь в горах, в тайге? Пограничные столбики поставишь и скажешь: «Здесь ходить нельзя — граница»? У нас при любой власти пастухи в Монголию стада гоняли. Из Монголии путь ведет в Китай, там тоже границы нет. Пустыни, горы, соленые озера. В этих краях, до самого Тибета, живут мусульмане-уйгуры, не признающие власти пекинского правительства. В Тибете — своя власть, там даже китайских райкомов партии нет.

— Бич, почему тебя в ламы не отдали? — с поддевкой спросил Рогов. — Ты бы сейчас как раз обучение закончил и в Туву вернулся.

— У моих родственников денег столько нет. Я же вам говорил, что мой отец — охотник. Был бы он из состоятельного рода, может, и отдал бы меня в обучение…

После ухода тувинца Воронов и Рогов обменялись мнением о его рассказе.

— Если половина из того, что он нам нагородил, — правда, то в Туве царит самое настоящее Средневековье, — сказал Рогов. — Представь: ламы, Тибет, заклинания.

— Правда это или нет, но Бич свято верит в каждое сказанное слово.

Рогов неожиданно засмеялся.

— Ты чего? — не понял Воронов.

— Представь: рядом с Тувой космодром Байконур. Ракета на старте стоит, космонавты в скафандрах с главным конструктором полет на Луну обсуждают. А рядом, совсем рядом, ни ракета, ни Луна на фиг никому не нужны. Там царит Средневековье: шаманы, заклинания, ламы, Тибет. Абсурд какой-то. Куда советская власть смотрит?

— Широка страна моя родная, за всеми не уследишь, — ответил Воронов, повернулся на жестких досках на бок и вскоре уснул.

12

Во вторник, за день до встречи у Гортопа, Биче-Оол показал фотографию младенца.

— Сын! — с гордостью заявил он.

Новорожденный на фото был похож на завернутого в пеленки Йоду^[4] с закрытыми глазами. Морщинистый, некрасивый. Восхищение младенец мог вызвать только у своего отца.

— Как ты достал эту фотку? — спросил Воронов.

— Есть одна девушка, тувинка, она раньше училась с якуткой в одной группе. Я попросил, она сходила.

Воронов, уже в который раз, обратил внимание, что Биче-Оол называет мать своего сына не по имени и не по фамилии, а по национальности.

— Теперь конфликт будет улажен? — спросил Виктор.

— Какой конфликт? — притворно удивился Биче-Оол. — Ты это о чем?

— Бич, не прикидывайся дурачком, — начал заводиться Рогов. — Ты женишься на якутке или нет? Ты будешь отцовство признавать?

— Странные ты вещи говоришь! — нахмурился Биче-Оол. — В этом ребенке есть тувинская кровь, но я что, единственный тувинец в Хабаровске? Откуда я знаю, кто его настоящий отец?

— Ах так, — разочарованно протянул Воронов. — Рог, пошли, у нас много дел!

Отойдя в конец коридора общежития, Рогов дал волю чувствам.

— Я ничего не понимаю! — раздраженно сказал он. — То он умоляет нас помочь ему остаться в школе, чтобы увидеть ребенка, то нагло заявляет, что ребенок не его.

— Успокойся! — вполголоса попросил Виктор. — Вспомни, что Бич сказал в самом начале, на другой день после того, как его привезли пьяным. Он сказал: «Помогите в школе остаться!» На этом — все! Ребенок в его просьбе — это только эмоциональный фон, чтобы разжалобить нас. Бич — амбициозный парень. Если ему не удалось стать ламой или родиться в семье партийного чиновника, то у него одна дорога пробиться наверх — сделать карьеру в МВД. Хорошим подспорьем в карьере будет удачная женитьба. Якутка в число завидных невест не входит.

— Он просто так откажется от сына? — не поверил неожиданному повороту событий Рогов.

— Он уже от него отказался, и ты сам это прекрасно слышал. На этом, я думаю, все! Ни на какие разборки нам идти не стоит. В связке «причина-следствие» выпало первое звено. Дальше Бич пускай сам свою кашу расхлебывает.

Заметив шепчущихся приятелей, к ним подошел Никифоров.

— Я все узнал, — объявил он. — Пошли, обсудим.

Воронов хотел объяснить Никифорову, что тема отпала и ни на какие разборки они не пойдут, но Рогов пошел за Никифоровым, и Виктору волей-неволей пришлось пойти следом.

— Якуты придут на пустырь вшестером, — начал рассказывать полученные через посредника новости Никифоров. — Вам предлагают прийти вчетвером. Объяснение такое: вы второй год изучаете боевое самбо, а они, почти все, обычные парни, так что силы в случае драки будут примерно равны. Из якутов боевыми единоборствами занимается только один человек — Салех. Его кумир — каратист по имени Салех из фильма «Пираты ХХ века». Он во всем подражает киногерою, даже прическу носит такую же, с зачесанными назад волосами. Карате занимается несколько лет, имеет какой-то дан. Еще один крепкий противник — это сам Алексеев. Ростом он пониже меня, но крепкий, плечистый, когда-то боксом занимался. Что еще сказать? Якуты передумали драться и хотят миром решить, как быть дальше.

— Мы не… — начал было Воронов, но Рогов не дал ему продолжить.

— Что про Алексеева? Какого черта он так активно участвует в этом деле?

— Алексеев — троюродный брат Нади или типа того. Короче, он ее родня, так что жениться на ней не сможет. Кровь! Его никто из родственников не поймет. Но душе не прикажешь! Он, как я понимаю, влюбился в родственницу, но до поры до времени своих чувств не показывал. Он и сейчас держится с ней как старший брат, а не как влюбленный. Я о его чувствах догадался по косвенным признакам. Вам, русским, их не понять, так что объяснять не буду. Короче, Алексеев решил дождаться, когда его сестра познает прелесть плотской любви, и сделать ее своей любовницей. Ему еще год учиться, так что план у него был по-житейски понятный. Но тут подсуетился ваш Бич, и все пошло наперекосяк. Надя забеременела. Какая из нее сейчас любовница? Она даже домой вернуться не может. Ее родственники с ребенком не примут, назад отправят.

— Иван, подскажи, чего они от нас хотят? Вернее, не от нас, а от Бича?

Никифоров пожал плечами:

— Съездите — узнаете. Меня Алексеев в свои планы не посвящал. Я с ним практически не знаком, пару раз сталкивались у общих знакомых: «Привет — привет», и на этом все. Но есть у меня одна мысль. Бич его в дураках оставил: и как родственника Нади опозорил, и хорошенькой девушки лишил. Теперь Алексееву надо отыграться. Или заставить Бича жениться на ней, или кулаками проучить его так, чтобы больше на якуток не засматривался.

В день встречи у Гортопа Воронов попросил у Надаряна зимнюю куртку с капюшоном. Куртка была не новая, но очень приличного качества. Виктор попросил ее из практических соображений — если начнется драка, то в куртке удобнее кулаками махать, чем в его мешковатой шубе из искусственного меха. Куртку на замке «молния» можно было легко сбросить, меховой капюшон позволял ходить в мороз в спортивной шапочке вместо меховой ушанки. Надарян, уверенный, что Воронов собирается на свидание, без лишних слов достал из встроенного шкафа куртку.

— Держи! Если меня вечером не будет, завтра отдашь.

Перед тем как отправиться к Гортопу, Воронов достал из-под деревянного щита на кровати пистолет-зажигалку, подаренную начальником оперчасти в уссурийской колонии. Пистолет был так искусно сделан, что отличить его от боевого оружия было практически невозможно. Кобуры у Воронова не было, так что пистолет пришлось сунуть за пояс брюк. Драться с посторонним предметом за поясом было неудобно, зато в случае необходимости пистолет можно было легко достать.

Около восьми часов Воронов, Рогов, Сватков и Вождь вышли из трамвая на остановке «Гортоп» и пошли по тропинке вдоль бетонного забора на пустырь. Шли молча, думая каждый о своем. Пустырь располагался между тыльным забором Гортопа и железнодорожной веткой, за которой высились сугробы в рост человека. Место встречи освещал одинокий фонарь, развернутый ветром в противоположную от складов сторону.

«Кто-то выбрал хорошее место, — подумал Воронов. — Площадка утоптанная, даже освещение есть».

Шестеро якутов появились с другой стороны пустыря. Они явно наблюдали за трамвайной остановкой, увидели слушателей и пошли на пустырь своим путем. Противоборствующие стороны встали цепью друг напротив друга, на расстоянии примерно метр-полтора. У слушателей крайним справа встал Вождь, рядом с ним — Сватков. В центре — Рогов, как основной переговорщик, за ним — Воронов. Воронов по приметам, сообщенным Никифоровым, опознал среди якутов Алексеева в центре, рядом с ним — Салеха. Поклонник заморского пирата подготовился к драке: на нем были спортивная шапочка, телогрейка, просторные, не сковывающие движений штаны, на ногах — зимние ботинки на шнурках.

— Привет! — не двигаясь с места, сказал Рогов. — У вас к нам разговор был?

— Я не пойму: зачем вы, русские, в это дело вмешиваетесь? — вопросом на вопрос ответил Алексеев. — Мы сами разберемся.

— Вы уже разобрались так, что одному нашему пришлось губу в травмпункте зашивать.

В этот момент практически одновременно произошло два действия. Салех резко развернулся к Рогову и подался вперед. Сватков сыграл на опережение — молодецким хуком справа сбил якута-каратиста с ног. Как по команде, обе цепи сделали шаг назад, освобождая пространство для схватки. Еще не решаясь вступить в рукопашную, все разом загалдели, словно старались отборной матерной бранью подбодрить себя.

В этой адской мешанине выкриков и проклятий Воронов уловил характерный сухой щелчок металлической пружины справа от себя. Виктору был знаком этот звук. Он уже слышал его, когда в кабинете Демидова баловался ножом с выкидным лезвием. Действуя автоматически, не задумываясь о последствиях и даже о том, что может произойти в следующую секунду, Воронов одним движением расстегнул молнию на куртке, выхватил пистолет, взвел затвор. Лязг оружия и вид пистолета так поразили якутов, что они замерли на месте. Воронов вскинул руку, направил оружие в грудь человека, щелкнувшего ножом.

— Считаю до трех! — в наступившей тишине громко и отчетливо сказал Виктор. — На счет «раз» ты бросишь нож перед собой и сделаешь шаг назад. Если ножа на снегу не будет, на счет «три» я превращу тебя в решето, всю обойму выпущу.

Якут, к которому обратился Воронов, бросил нож Виктору под ноги.

— Беспредел какой-то, — подал голос Салех.

Он поднялся с земли, сел, поджав под себя ноги, тряхнул головой.

— Тебя посадят за убийство, — сказал каратист.

— Вас — шестеро, нас — четверо, — жестко разъяснил Воронов. — У вас один человек вооружен ножом. Классическая соразмерность средств нападения и обороны. Я даже не буду выдумывать, что доставал служебное удостоверение и представлялся бандиту с ножом сотрудником милиции.

— Я не бандит! — возмутился якут. — Я просто попугать хотел.

— Считай, что попугал, — подал голос пришедший в себя Рогов.

— Погодите, какая самооборона! — Салех поднялся на ноги, набрал снега в руку, сжал его в комок. — Мне ни с того ни с сего в челюсть въехали, и это называется самооборона? У меня теперь щека опухнет так, что в институте появиться не смогу. Новый год на носу, а у меня рожа шире плеч стала.

Салех приложил комок снега к лицу.

— Вот врет! — вступил в разговор Сватков. — Ты же первый на нас дернулся. Я ответил.

Воронов спрятал пистолет, поднял с земли нож, нашел пружину, вернул лезвие в рукоятку.

— Теперь, может, поговорим? — спросил он у Алексеева.

— Поехали в одно место, — предложил Алексеев. — Чего здесь на морозе стоять?

— Всей толпой поедем? — уточнил Виктор.

— Не-е. Двое от вас, двое от нас.

— Годится!

Первыми с пустыря ушли Воронов, Рогов, Алексеев и травмированный Салех. Остальные постояли у забора, обменялись мнениями, кто виноват в потасовке, и дружным коллективом пошли на остановку. По дороге Сватков угостил одного из якутов сигаретой. Завязался ни к чему не обязывающий разговор. На этом острая фаза конфликта из-за непорядочного тувинца и наивной якутки была закончена.

Алексеев жил не в студенческом общежитии, а снимал комнату гостиничного типа в панельной девятиэтажке. Комната была в запущенном состоянии, чувствовалось, что хозяину некогда наводить порядок, а хозяйки у него нет. С порога Воронову бросились в глаза пустые бутылки под столом у окна и полная окурков пепельница. В жилище приятеля Салех, не спрашивая разрешения, залез в холодильник, достал кусок замороженного мяса, приложил к щеке.

— Поговорим, — предложил Алексеев, указывая гостям на место за столом.

— Объясни, что вы хотите от Бича? — спросил Рогов.

— Он должен жениться на Наде, — безапелляционным тоном заявил Алексеев. — Он ее совратил, заделал ребеночка и теперь, как честный мужик, должен жениться на ней.

— Что дальше? — вступил в разговор Воронов. — В Якутию они поехать не смогут, в Туву — тоже. Толку-то от их женитьбы?

— Не скажи! — возразил якут. — Любому ребенку нужен отец, но если Бич не хочет жить с матерью своего сына, то пусть платит алименты �

1

– О несовершенстве законодательства я могу рассказать на примере Мещерякова. Этот случай связан с наркотиками только косвенно, можно сказать, вообще не связан.

Владимир Демидов[1] поправил очки в тонкой оправе, откинулся на спинку стула.

– Ты о Мещерякове слышал?

– Мама дорогая! – воскликнул Воронов. – Я как приехал в Хабаровск, только о нем и слышу. Мещеряков! Мещеряков! Кос! Цигельников! Банда! Аль Капоне им в подметки не годится. Мещеряков и Кос стали какими-то мифическими героями. Я столько о них слышал, что уже не пойму, где правда, а где вымысел.

– Правда в том, что я сейчас сижу за столом Мещерякова. Последний день на свободе он провел в этом кабинете.

– Вова, я за твоим столом несколько раз сидел. Это что же получается – я прикоснулся к вечности? Обалдеть! Об их банде действительно телепередача была?

– Крайком партии принял решение проинформировать общественность о вынесенном приговоре. С краткой информацией выступил начальник краевого УВД. В крайкоме были уверены, что после выступления слухи о банде прекратятся. Но куда там! Еще больше стало. Мещерякову и Косу стали приписывать преступления, которые они не совершали.

– Я наслышан о Мещерякове, а про Коса практически ничего не знаю. Его за что посадили, если он никого не убил и не ограбил?

– Без Коса не было бы банды Мещерякова…

Воронов в предчувствии интересного рассказа прикрыл окно, чтобы уличный шум не мешал Демидову.

– Эта история началась четыре года назад, летом 1983-го… Нет-нет, все не так. В 1983 году произошел эпизод, о котором я хочу рассказать. Полковник милиции Кос в то время был начальником Управления уголовного розыска УВД Хабаровского крайисполкома. Мещеряков занимал должность старшего инспектора уголовного розыска краевого УВД по линии борьбы с наркоманией. Цигельников работал в отделе по раскрытию убийств. Или я путаю и его в то время уже отстранили от оперативной работы и перевели оперативным дежурным в Индустриальный РОВД? Не важно.

Центральной фигурой в этой истории был Мещеряков, тридцатидвухлетний капитан милиции, лучший оперативник края, любимчик Коса. Без покровительства Коса он бы так не поднялся. Мещеряков был редкостной сволочью. Ему нравилось унижать беззащитных или тех, кто не мог ему противостоять. К подчиненным и коллегам он относился с презрением. Еще бы! Кос на каждом совещании ставил его в пример. Любые его оплошности покрывал, и, как оказалось, не бескорыстно! Сейчас объясню, как Мещеряков работал и почему ему удавалось за короткую командировку раскрыть столько опасных преступлений, сколько местные опера не могли осилить за неделю и даже за месяц. К примеру, едет он в командировку в город Комсомольск-на-Амуре. Я в то время работал в Комсомольске инспектором уголовного розыска в Центральном РОВД и не понаслышке знаю, как проходили проверки. Итак, примерно за три дня до приезда Мещерякова в Комсомольск из Хабаровска приезжают его отборные агенты. У каждого с собой кропаль[2] размером с мячик для пинг-понга. Агенты расползаются по притонам и блатхатам, угощают марихуаной всех желающих и выведывают у них свежие новости и тайны преступного мира. Мой агент с восторгом рассказывал, как приехали хабаровские фраера и угощали его отборной коноплей. Просто так угощали, даром! У нас марихуану можно было только с риском для свободы раздобыть, а тут приехал добренький дядя и дал раскумариться[3].

Теперь о том, как проходила проверка. Мещеряков проверял оперативные дела, находил в них недостатки и вызывал к себе провинившегося инспектора. После разбора выявленных недостатков он любил поиздеваться над коллегой из провинции. Спрашивает: «Вы изучили новый приказ об оперативной работе? Рассказывайте». Инспектор начинает в общих чертах пересказывать приказ или инструкцию, Мещеряков слушает-слушает, потом презрительно кривит губы и гнусавит: «Не-е-т, так не пойдет! Это не знание нормативного документа, а бред сивой кобылы. Берите в руки приказ, открывайте абзац номер три. Слушайте!» И… тра-та-та! Тра-та-та! Приказ слово в слово повторяет, абзац за абзацем. «Вот так, – говорит, – надо знать приказы! А вы – бе, ме, двух слов связать не можете». Память у Мещерякова была феноменальная. Это, наверное, после разоблачения спасло его от расстрела.

– Чую, потрепал он тебе нервы в Комсомольске!

– В 1982 году на совещании по результатам проверки он назвал меня «самым бездарным оперативным работником края». Еще бы! Я-то честно работал, а он через наркотики сведения получал. Но я немного отвлекся, хотя тут без отступления не получится. Кроме мужчин, на Мещерякова работало несколько девушек-наркоманок. Вербовал он их так. За тем столом, где ты сейчас сидишь, работал молодой сыщик по фамилии Стеценко. Мещеряков был его наставником. Стеценко просто боготворил Мещерякова, каждое его слово на лету ловил. Итак, вызывает Мещеряков наркоманку на профилактическую беседу. С женщинами за тридцать или хроническими наркоманками он не работал, выбирал для беседы только молоденьких и хорошеньких. В кабинет входит наркоманка. Ее ставят вот сюда, с торца стола. На столешницу Мещеряков кладет небольшой кусочек прессованной марихуаны и говорит: «Если меня с первого раза не поймешь, то эту коноплю я у тебя сейчас из кармана изыму, а тебя саму в ИВС отправлю. Завтра следователь тебя допросит, предъявит обвинение, и ты поедешь на два месяца в следственный изолятор, а после суда – в зону годика на три. Все поняла? Снимай юбку и ложись грудью на стол».

Наркоманки уступали, и он насиловал их прямо на глазах Стеценко.

О, еще момент! Когда он совершал половой акт, Стеценко делал вид, что фотографирует их.

Среди его девушек-агентов была одна энтузиастка своего дела – Елена Потоцкая. Ей нравилось входить к преступникам в доверие. Она переспала со всеми авторитетами хабаровского преступного мира, и многих по ее наводке посадили. Потоцкая была симпатичная, способная, активная девушка, но – наркоманка. Она плотно сидела на игле. Дня без дозы прожить не могла.

Летом 1983 года в мозгах у Потоцкой перемкнуло от опиума, и она вполне серьезно потребовала, чтобы Мещеряков, ее давний любовник, развелся с законной супругой и женился на ней. Чтобы он долго не раздумывал, Потоцкая не нашла ничего лучше, как припугнуть его разоблачением. Мещеряков посмеялся в ответ и сказал, что у Потоцкой нет доказательств его преступной деятельности, а вот у него для Елены кое-что найдется. Например, доза опиума в кармане. Года на два хватит. Но Потоцкая и не думала сдаваться – выложила последний козырь, заявила, что ждет ребенка от Мещерякова. Такой поворот дела несколько смутил Мещерякова, и он попросил сутки на обдумывание. Потоцкая согласилась. Через день он назначил ей встречу около входа в горсад. Потоцкая пришла. Подъехали «Жигули» Мещерякова, но за рулем был Цигельников. На заднем сиденье – Стеценко. Потоцкая отказалась садиться в автомобиль. Цигельников и Стеценко силой усадили ее и увезли в неизвестном направлении. Больше Потоцкую живой никто не видел. Скорее всего, ее вывезли за город, изнасиловали и зверски убили. Не знаю, как Стеценко, но Цигельников наверняка изнасиловал ее перед смертью.

Я встречался с Цигельниковым по работе раз или два и ничего подозрительного не заметил. Мужик как мужик, двенадцать лет в милиции отработал. Выпить любил, жене изменял, но это, сам понимаешь, не смертный грех. До поры до времени никто не хотел верить, что Цигельников – безжалостный убийца, психопат, ни во что не ставящий человеческую жизнь. Как-то на допросе он забил до смерти подозреваемого, который не хотел признаваться в совершении серии грабежей. Ночью отвез труп на свалку. На другой день занялся розыском убийцы и нашел его! Один уголовник взял убийство на себя. Почувствовал, что его забьют до смерти, и признался в том, чего не совершал. Так что Потоцкая наверняка помучилась перед смертью, прошла через все круги ада.

Теперь суть! Один случай на тысячу: когда ее заталкивали в машину, рядом с горсадом прогуливалась знакомая Потоцкой по фамилии Федичкина. Она все видела и хорошо запомнила Цигельникова. Номер автомобиля и внешность Стеценко не запомнила, а Цигельникова натурально сфотографировала – такая отменная память оказалась у девушки. Федичкиной показалось подозрительным, что незнакомые мужчины увезли ее подругу. Она пошла к родителям Потоцкой, все им рассказала. Проходит неделя, Потоцкой нет. Родители идут в прокуратуру, пишут заявление об исчезновении дочери и ее вероятном похищении.

Дальше – несовершенство законодательства, о котором я хотел рассказать. Уголовной статьи за похищение человека в нашем Уголовном кодексе нет. Когда его принимали, никому и в голову не могло прийти, что один советский человек может похитить другого. В прокуратуре в возбуждении уголовного дела отказали, посоветовали обратиться в милицию. В милиции заявление не приняли, сказали, что Потоцкая сама села в автомобиль и уехала со своими знакомыми употреблять наркотики или спиртное.

– А как же убийство? – не понял Воронов.

– Какое убийство? – вопросом на вопрос ответил Демидов. – Ее труп до сих пор не нашли. Ни Мещерякову, ни Цигельникову убийство Потоцкой не вменили. Официально она до сих пор находится в розыске как без вести пропавшая.

– Подожди, что же получается? В связи с пробелом в законодательстве можно схватить посреди улицы любого человека и увезти его куда-нибудь в лес?

– Именно так. Уголовной статьи за похищение человека нет.

– Почему им не вменили хулиганство? Это же «резиновая» статья, под все случаи подходит.

– Заявителя не было. Федичкина не в счет. Она одна не может выражать интересы общества. Тем более что в отношении ее насилия не было.

– Дела… – протянул Воронов.

– Если бы по заявлению родителей Потоцкой возбудили уголовное дело, банда Мещерякова была бы разоблачена на полтора года раньше. После ареста всех ее участников эксперт-криминалист со слов Федичкиной составил фоторобот одного из похитителей Потоцкой. Я видел этот фоторобот. Он мало чем отличается от фотографии Цигельникова. Представь, что было бы, если бы этот фоторобот разместили на входе во все отделения милиции? «Вы ищете опасного преступника? Так он у вас в дежурной части за пультом сидит, на звонки граждан отвечает».

– Мещеряков и Цигельников признались во всех преступлениях, кроме убийства Потоцкой. Почему они молчали, в чем логика? Какая разница – одним убийством больше, одним меньше?

– Не скажи! Убийство заведомо беременной женщины – это гарантированный «вышак», без вариантов. На следствии получилась следующая ситуация: трупа нет, свидетелей убийства нет. Доказывать преступление было нечем. Эпизод с похищением Потоцкой выделили в отдельное производство и прекратили за отсутствием события преступления.

– Стеценко не был матерым преступником. Почему его не покололи?

– В декабре 1984 года он отдыхал в ведомственном санатории в Сочи. Позвонил в Хабаровск, узнал об аресте Мещерякова, выпил бутылку коньяка и повесился у себя в номере.

– Почему он в бега не подался?

– Куда бежать? Он же не преступный авторитет, а милиционер. Рано или поздно его бы задержали и отправили бы под конвоем в Хабаровск. Стеценко решил не мучиться в ожидании ареста и покончил со всем разом.

– Цигельникова расстреляли, а Мещерякова нет. Почему? Он такой же убийца, как и остальные члены банды. За какие заслуги его помиловали?

– Я думаю, что основной замах был на Коса и некоторых сотрудников краевого КГБ, тесно сотрудничавших с Мещеряковым. Через Коса московские следователи думали выйти на бандеровское подполье. Кос ведь родом с Западной Украины, у него там вся родня живет. Когда он был в отпуске в родных краях, на него выходили бандеровцы, просили оружие достать, но Кос отказался.

– Разве бандеровцев в 1950-х годах не всех перебили?

– Остались! Только сейчас они не по лесам прячутся, а ведут жизнь добропорядочных граждан. Выжидают момент советской власти в спину ударить. Кос решил с политикой не связываться и о бандеровцах не сказал ни слова.

На столе у Демидова зазвонил телефон. Он выслушал собеседника, положил трубку.

– Начальство вызывает! Думаю, ненадолго. Пока хожу, изучи раритет.

Он достал из выдвижного ящика стола общую тетрадь в клеенчатом переплете, бросил через стол Воронову. Виктор раскрыл тетрадь и оценил юмор Демидова. На первой странице тетради аккуратным мужским почерком было написано: «УУР УВД Хабаровского крайисполкома. Дневник наставничества за 1984 год. Наставник: капитан милиции Мещеряков В. И. Молодой специалист: Стеценко С. В.» Далее, почти до конца тетради, были записаны воспитательные мероприятия, которые в течение года проводил Мещеряков. На последней странице почерком Демидова была сделана пометка: «Мещеряков, Цигельников, Савраев – высшая мера наказания. Костин, Новиченко, Помогаев – 10 лет лишения свободы. Кос – 8 лет. Примечание: Мещерякову высшая мера наказания заменена на 20 лет лишения свободы».

2

Начальник Дальневосточной высшей школы МВД СССР полковник милиции Толмачев по административно-хозяйственной линии подчинялся Главному управлению кадров и учебных заведений МВД СССР. По партийной линии он имел двойное подчинение – МВД СССР и партийному руководству Хабаровского края.

– С первого сентября мы направляем студентов учебных заведений края на помощь сельскохозяйственным предприятиям, колхозам и совхозам. Напоминаю, что уборка урожая – дело государственной важности! Наш долг перед партией и советским народом – ударными темпами до наступления непогоды собрать урожай и направить его на хранение. Если кто-то из руководителей учебных заведений отнесется к поставленным задачам без должной ответственности, проигнорирует политическую составляющую уборочной кампании, реакция крайкома будет мгновенной и жесткой. Я не собираюсь за ваших студентов перед ЦК партии краснеть. За срыв поставленных сроков уборки урожая партбилетами ответите! Церемониться ни с кем не буду.

– Первого сентября начинаем подготовку к выезду на сельскохозяйственные работы, – объявил Толмачев. – Начальник первого «А» курса подполковник Алешин! – Подполковник встал, одернул китель. – Завтра же направьте один взвод на армейские склады для получения спального имущества. Второй взвод – в совхоз «Полетное» для проверки и приведения в порядок жилых помещений. Согласно плану учебной работы на 1987–1988 годы, для участия в сельскохозяйственных работах мы задействуем слушателей первого и второго курсов в полном составе. В расположении школы могут остаться только больные и слушатели, задействованные для круглосуточного дежурства в общежитиях. Больные должны предоставить справку от начальника медицинской службы школы, никакие другие медицинские документы рассматриваться не будут. По семейным обстоятельствам освобождение от сельхозработ не давать! Напоминаю начальникам курсов о личной ответственности за выполнение поставленных задач. Командиром отряда назначаю моего помощника по строевой части полковника Трубачева.

На другой день начальник второго «Б» курса Трушин построил личный состав перед общежитием.

– В совхоз выезжаем завтра. Советую всем в оставшееся время хорошенько подготовиться к отъезду, а не рыскать по городу в поисках… сами знаете чего. Напоминаю о железной дисциплине во время проживания в совхозе «Полетное». Малейший запах перегара будет означать немедленное увольнение из органов внутренних дел.

– Ворон, – толкнул его в бок Сватков, – ты чего такой задумчивый? Мы еще не приехали, а ты уже в осадок выпал. Не грусти! Может быть, в этом году веселее будет.

– Угу, – недовольно пробурчал Виктор. – Передовиков начнут стопкой водки поощрять. Построят курс перед кинотеатром, Трушин будет из бутылки наливать, а замполит соленым огурчиком угощать. Ничего хорошего в «Полетном» не будет! Все повторится с точностью до мелочей.

Автобус резко затормозил. Воронов прервался на минуту и продолжил:

– Я еще в прошлом году подумал: почему человек не может впадать в активный анабиоз? Представь, приехал ты в село и отключил мозги на время. Тело твое движется, ест, пьет, собирает картошку с утра до вечера, а ты – в анабиозе. Закончился сбор урожая, Трушин скомандовал: «Очнись», – и ты снова стал человеком, а не биороботом. Я как вспомню это «Полетное», так вздрогну. Целый месяц коту под хвост. После дембеля я был убежден, что больше ни одного дня не проживу зря. Оказывается, ошибался.

– Да-а, – протянул приятель. – В армии хоть какие-то развлечения были, а в совхозе – никаких. Одна радость, что не два года по полям ползать, а всего месяц.

В совхозе курс Трушина определили на прежнее место жительства – в кинозал поселкового Дома культуры. На двухъярусных кроватях уже были постелены скомкавшиеся ватные матрацы, посеревшие от частых стирок простыни и солдатские одеяла. Воронов занял прошлогоднее место – в углу, на втором ярусе, под портретом киноактрисы Натальи Аринбасаровой.

– Привет, Натаха! – Виктор щелкнул пальцем по изображению актрисы. – Извини – за прошедший год я так и не узнал, кто ты такая и в каком фильме снималась. Ты, как я вижу, нисколько не изменилась? Потерпишь мое присутствие до конца сентября? Обещаю в этом году не храпеть по ночам.

– Ворон! – окликнул его Рогов. – Ты с портретом разговариваешь? Брось это дело, а то в психушку увезут.

– Ничего подобного! Пока картошку не уберем, никого не тронут. В совхозном поле каждый человек на счету, а дурак он или умный – дело пятое.

Третьего сентября началась уборочная эпопея.

3

В шесть утра дневальный по курсу скомандовал «Подъем!» Слушатели неохотно поднялись и побрели на улицу, к умывальникам. Погода стояла холодная. Парни, вышедшие на утренние гигиенические процедуры с голым торсом, дружно двинулись обратно – одеваться. В половине седьмого Трушин повел курс на завтрак в столовую. Еду слушателям готовили откомандированные из школы гражданские повара. Продукты, за исключением сезонных овощей, были привезены из Хабаровска.

«Нас примерно 560 человек, – размышлял за завтраком Воронов. – Продукты – свои, кровати и постельное белье – с армейских складов. Затраты на наше содержание для совхоза – минимальные. Много ли электричества мы нажжем в кинозале за вечер? Копейки. За эти гроши совхоз получает полтысячи работников, которым платить не надо. Такая организация труда повторяется из года в год. Спрашивается, что бы они без нас делали? Оставили бы весь урожай в земле?»

С первыми лучами солнца слушателей рассадили по автобусам и вывезли на поля. Технология уборки картофеля не менялась много лет. Вначале по полю шел трактор с картофелекопалкой. За ним выстраивались цепью работники. На одного человека приходилось одно ведро и один ряд картошки, которую надо было собрать с земли, руками проверить, не осталось ли что в гнезде, и двигаться дальше, к следующей лунке. Наполненное ведро относили к «мешочнику» – человеку, раскрывавшему мешок перед сборщиком. Место мешочника, как и в прошлом году, занял Ашот Надарян. Наполненные мешки он связывал у горловины и оставлял на поле. По окончании работ, вечером, зачастую при свете фар, мешки грузили в прицепы тракторов и отвозили на склад для сортировки.

Поля в совхозе «Полетное» были разной длины. Некоторые удавалось пройти из конца в конец до обеда, на некоторые уходил весь день – человек вставал на борозду и с восхода до заката солнца двигался в одном направлении.

Первое поле, на котором предстояло работать группе Воронова, было гигантским – оно уходило за горизонт и терялось где-то на краю земли, в скрытом туманом лесочке.

– Час работаем, пять минут перекур! – напомнил Трушин и ушел к следующей группе.

Слушатели, как по команде, опустились на землю и начали собирать клубни.

Рогов копошился рядом с Виктором.

– Рассказывай, что у тебя стряслось? – вполголоса сказал Воронов. – Я же вижу, что ты приехал сам не свой. Влетел, поди, и ждешь, дойдут новости до школы или нет?

– Ворон, ты прав! Я, кажется, влип, – тихо ответил приятель. – Приехал на каникулы, живу, никого не трогаю. Выпиваю, встречаюсь с оставшимися друзьями, на дачу с родственниками езжу, шашлыки жарю. В конце августа – звонок в дверь. На пороге стоят незнакомая тетка и ее дочь. Вошли, сели в гостиной на диван. Я и отец остались стоять напротив них, мать заняла кресло.

Тетка говорит: «Ну, что делать будем?» Я в ответ спрашиваю: «Вы, собственно говоря, кто такие и что от нас хотите?» Она с нескрываемым сарказмом ухмыльнулась, велела дочке встать. Я как глянул на нее, так и обомлел, в душе шевельнулось нехорошее предчувствие. Девчонка эта была беременной, хотя, когда она входила, я под платьем живота не заметил. Отец с матерью посмотрели на меня, а я не знаю, что сказать, – я эту чувиху не помню. Этим летом с ней точно не встречался.

Мамаша беременной говорит: «Ваш сын совратил мою девочку. Результат сами видите». Я немного пришел в себя и спросил у ее дочки: «Ты меня ни с кем не путаешь? Я тебя в первый раз вижу!» Мамаша достает из сумочки фотографию: «Что на это скажешь?» На фотке я и еще две девушки. Квартира незнакомая, но это не важно. Главное – я сижу и обнимаю эту беременную дочку. Вернее, еще не беременную, без живота.

Я ее спрашиваю: «Тебя как зовут?» Она – в слезы: «Ты меня уже знать не хочешь, а тогда, в феврале, самой красивой девушкой на свете называл! Обещал любить до конца жизни». Я хотел сказать: «Ты на себя в зеркало посмотри! Я столько водки не выпью, чтобы тебя красавицей называть».

Ее зовут Снежана. Ее восемнадцать лет, в этом году закончила ПТУ – швеей в ателье работать будет. В феврале она была на каникулах, гуляла по городу с подругой. У этой подруги есть парень – Сергей. От нечего делать они пошли к нему в гости, там познакомились со мной. Я и Сергей распивали водку, больше в квартире никого не было. Девчонки выпили по рюмке, сфотографировались со мной, то-се и остались на ночь. Серега с подругой в одной комнате, я со Снежаной – в другой. Под утро я ее уломал, и она уступила. В первый раз в жизни в интимные отношения вступила. До этого голого мужика только на картинке видела. Врет, конечно, но сейчас уже поздно крыльями махать! Живот у нее реально торчит – шесть месяцев беременности.

– Дальше! – потребовал Воронов. – Каяться в церкви будешь.

– Про февраль – все, больше в этом месяце событий не было. Беременная говорит, что на другой день я уехал в Хабаровск, обещал писать, а сам – ни гу-гу, исчез с горизонта. Она же обо мне все это время помнила, узнала адрес, где живу, и когда живот выпер, то во всем призналась матери, и они пошли ко мне, разборки устраивать. Отец спрашивает: «Так было?» Я отвечаю: «Не помню я этой крали! Не спал я с ней!» Девчонка – снова в слезы, ее мамаша как зарычит: «Тебе этот номер не пройдет! Ты дел наделал, а теперь в кусты? Она твоего ребенка вынашивает, и фотография – тому подтверждение. Если не женишься на ней, то я в суд подам, чтобы тебе алименты присудили, и в школу твою в Хабаровск напишу, чтобы тебя, бесчестного подлеца, покрывать не смели».

Тут мы начали препираться, и я с мамашей беременной разругался. Она визжит: «Не смей больше мою дочь кралей называть – у нее имя есть!» Я отвечаю, что мне по фигу, как ее зовут, и пусть она валит к тому, кто ей ребеночка заделал.

Отец стал всех успокаивать, мать опять за сердце схватилась. Мамаша беременной успокоилась и ушла, но пообещала в воскресенье прийти и продолжить разговор уже «по-другому». После их ухода мать ушла в спальню плакать, а я с отцом закрылся на кухне. Он достал припрятанную от матери бутылку водки, выпили, сняли стресс. Спрашивает: «Что делать будем? Вдруг этот ребенок твой?» Я говорю: «Она еще не родила, а я еще следствие не провел, не выяснил, откуда она взялась, такая невинная». Я собрался и пошел к Сергею – узнать, что той ночью было. Короче, встретился я с ним только через два дня, он в отъезде был. Сергей рассказал, что я оставался у него на ночь и спал со Снежаной, а он – со своей подругой. Утром Снежана ушла не попрощавшись. Следом за ней – я. Тут я заметил, что у приятеля глаза бегают. Я схватил его за грудки и говорю: «Или ты расскажешь, как все было, или я из тебя, сволочь, всю душу вытрясу!» Он признался, что не помнит, как мы спать легли и когда девчонки ушли. Он вообще про этот день забыл и вспомнил только в конце весны, когда к нему мамаша Снежаны с разборками пришла.

– Так, может, это твой приятель – отец ребенка?

– Снежана утверждает, что я.

– Подруга Сергея что говорит?

– Он с ней разругался вдребезги, и она теперь что угодно подтвердит.

– В субботу я объяснил родителям, что узнал. Я говорю: «Спору нет, я с этой чувихой был в одной квартире, но я с ней не спал. У нее ребенок – не мой!» Про себя думаю: я все февральские каникулы к друзьям-приятелям в гости ходил, со всеми то водку, то бражку пил. К концу каникул в голове все так перемешалось, что я и про Сергея, и про Снежану забыл. Если бы не фотка, я бы вообще тот день не вспомнил. Столько событий за десять дней пролетело – больше, чем в школе за полгода. Мать меня выслушала – и в слезы: «Вдруг это твой ребеночек? Как он без отца расти будет? Ты, если набедокурил, то признайся – мы им поможем, вместе дите воспитывать будем». Отец встал на мою сторону: «Почему ты сыну не веришь? Какой бы он пьяный ни был, утреннее расставание он должен помнить! Если Снежана такая честная девушка, то почему она после первой же ночи тайком сбежала? Нагуляла, поди, ребеночка, маме стыдно признаться, вот и выдумала историю про соблазнение».

В воскресенье пришли Снежана с мамой. Ее мать спрашивает: «Все обсудили? Ваш сын готов жениться?» Мой отец отвечает: «Дождемся родов. Если ребенок будет похож на сына, то он женится. Если – нет, то сделаем экспертизу и посмотрим, что она покажет». Мамаша беременной давай стращать, что опозорит нас на весь город, что мне карьеру в милиции сломает, еще что-то приплела, но ничего не добилась. Отец говорит: «Хоть в суд подавай, хоть в партком! Пока мы ребенка не увидим, нам разговаривать не о чем!» На том и расстались.

Наступило время обеда. Еду привезли прямо в поле. Работники помыли руки из фляги, поели, сидя на ведрах, и завалились спать: кто – на картофельную ботву, кто – на пустые мешки, кто – на покрытую травой проплешину между рядками. Не успели они сомкнуть глаза, как обеденный перерыв закончился.

По дороге Рогов спросил у Виктора:

– Что ты думаешь об этой истории?

– Твой отец – умный мужик. Родится ребенок – там видно будет.

– На моем месте ты бы что делал?

– Женился бы на ней! Швея – хорошая профессия. В рваных штанах ходить не будешь.

– Ты дебил? – психанул приятель. – Я же серьезно спрашиваю.

– Стой до конца: «Я – не я, и лошадь не моя». Похоже, что Снежана с мамой хотят тебя одурачить, развести на ровном месте. Если бы это был твой ребенок, они бы в первые месяцы беременности к твоим родителям нагрянули, а не ждали черт знает чего. Приедем в школу, посоветуемся с кем-нибудь из преподавателей. Например, с Сопуновым. Он подскажет, как быть. Фотка у тебя есть?

– В общаге в чемодане лежит.

4

На первом курсе, вернувшись из «Полетного», Воронов проанализировал свою жизнь в совхозе и разделил ее на три этапа: «Заезд» (воспоминания), «Апатия» (отупение) и «Натянутая струна». Каждый этап занимал примерно по десять дней. Привычное разделение месяца на недели в совхозе не действовало, потому что выходных дней не было. Первый этап – «заезд» – переносился относительно легко. В поле делились воспоминаниями, силы ползать целый день по полю с картошкой еще были. На втором этапе появлялось безразличие ко всему происходящему. Силы постепенно иссякали, разговоры становились все короче, так как все темы за предыдущие дни были исчерпаны. На третьем этапе появлялась нервозность. Ссоры из-за мелочей становились обычным делом. В поле слушатели в основном молчали, погруженные каждый в свои мысли.

2. Воспоминания об отпуске были тесно связаны с женской темой, самой излюбленной и обширной. Она включала в себя все аспекты взаимоотношений мужчины и женщины: любовь, разводы, измены, случайные половые связи и их последствия. Рассказчику необязательно было говорить о себе. Он мог сослаться на знакомого или даже когда-то прочитанный роман. Главное – рассказ о женщинах должен был быть интересным и правдоподобным.

В учебной группе Воронова был двадцативосьмилетний парень по кличке Сэмэн. Он был единственным на курсе, кто не служил. Как службу в армии ему засчитали очное обучение в речном училище. Сэмэн был физически крепким, умным мужчиной, пользующимся уважением среди одногруппников. Но стоило разговору зайти об армии, как Сэмэна автоматически лишали права голоса. «Сэмэн, помолчи! – воскликнул как-то Дамбаев Даба. – Ты в армии не служил, значит, жизни не видел!» Дамбаев не скрывал, что в армии с первых дней попал под покровительство замполита и до самой демобилизации рисовал плакаты и портреты офицеров. В марш-бросках не участвовал, в караул не ходил. Вся его служба прошла в художественной мастерской, но! – погоны с буквами «СА» он носил, значит, имел право покрикивать на маменькиных сыночков, увильнувших от запаха вонючих портянок в казарме.

– Ты не спеши изложить все события в одном предложении! – посоветовал Рогову многоопытный Вождь – двадцатидевятилетний любимец женщин, высокий стройный парень. – Рассказывай по порядку: что вы пили с приятелем, как девки появились, не было ли у тебя ощущения, что все это подстроено?

– Рог, он дело говорит! – поддержали Вождя одногруппники. – Откуда бы на гулянке фотоаппарат взялся? Ты что, на каждой вечеринке фотки делаешь?

Рогов вновь в подробностях вспомнил роковой вечер.

– Все понятно! – после недолгого размышления изрек Вождь. – Вначале вы пили водку, потом брагу. Самое опасное сочетание. С бражки после водки память только так отшибает. По себе знаю.

– Зачем же вы на брагу перешли? – спросил кто-то.

– Все было точно рассчитано, – стал оправдываться Рогов. – Мы бы до бражки не дошли, но тут появились девчонки и выпили нашу долю. Мы с приятелем прикинули: надо бы догнаться. Вина или водки в доме больше нет, в магазине не купишь, к таксистам бежать – денег нет. У его родителей стояла брага. Мы подчерпнули по ковшичку, потом еще и еще. Вместо бражки долили воды, чтобы объем во фляге не изменился, а потом… Потом я ничего не помню.

– Брага на чем была настояна?

– Понятия не имею. Не я же ее ставил.

– Тут такое дело, – пояснил непьющим одногруппникам Вождь, – каждая бражка имеет свои свойства. Если она настояна на томатной пасте, то один ковшик примерно соответствует стакану сухого вина. Тот же ковшик браги, настоянной на горохе, может вызвать приступ агрессии или плаксивость. Как-то я видел, как два друга подрались после бражки на горохе, а жена одного из них весь вечер проплакала, проклиная несчастную судьбу. Наутро всем так стыдно было, что в глаза друг другу старались не смотреть. Еще один момент. Если брага не дозрела, то от нее долго не опьянеешь, зато потом как даст – с ног свалит.

Введенный в стране в 1985 году «сухой» закон сыграл с его авторами злую шутку. Мужики не стали меньше пить – кто хотел, тот напивался, а вот ассортимент и качество спиртного не выдерживали никакой критики. Граждане, не готовые к многочасовому стоянию в очередях в винно-водочных магазинах, шли по проверенному пути – стали гнать самогон. Исходным сырьем для всех видов самогона является брага, которую при вызревании можно использовать как слабоалкогольный напиток. По наблюдениям врачей-наркологов, большинство потребителей суррогатов употребляли брагу, как только она переставала бродить. До стадии самогоноварения доходило не более трети от первоначально заготовленного объема бражки.

– Скорее всего, дело было так, – подвел итог злоключениям Рогова Сватков. – Вы сидели, выпивали, пришли девчонки. Они с вами пропустили по рюмочке, сфотографировались. Если твой приятель увлекается фотографией, то ничего удивительного, что он сделал пару снимков на память. Потом вы с приятелем добавили бражки, опьянели, девкам стало с вами неинтересно, и они ушли. В марте Снежана почувствовала, что беременна. Так или иначе, об этом происшествии узнала ее мать и потребовала признаться, кто отец ребенка. Им мог быть кто угодно: похотливый сосед-алкаш, дальний родственник, случайный знакомый. Снежана решила не рисковать и перевела стрелки на тебя. Она посовещалась с подругой и составила нехитрый план, в котором одно слабое звено: момент расставания вы описываете по-разному. Ты его не помнишь, а она утверждает, что вы трогательно простились утром. Тут вы каждый будете стоять на своем, но перевес на стороне девушки – она, как ни крути, беременна. Обговорив детали, девчонки пришли к твоему приятелю и попросили фотки: «Зря, что ли, позировали весь вечер?» Он изготовил фотографии, из которых они отобрали одну нужную. Дальше – дело техники, вернее, пробивной мамаши. Если она сломит тебя или твоих родителей, то тебе придется жениться на Снежане и воспитывать чужого ребенка.

– Ничего подобного! – вмешался в разговор Воронов. – Как они его заставят в ЗАГС пойти?

– Так и заставят! – поддержал Сваткова Вождь. – Обложат со всех сторон, в политотдел школы напишут, на родителей давить будут, и Рог сломается, скажет: «Черт с ним, женюсь! Развестись-то потом никто не запрещает».

В разгар спора подал голос Биче-Оол:

– Рог, ты у нее живот не проверил? Может, она подушку под платьем привязала, а ты не заметил. Я так проверил…

– Бич, ты дурак или прикидываешься? Когда бы я ее ощупывал? При родителях, что ли?

– Пора работать!

«Мы для совхозного руководства являемся сельскохозяйственными рабочими самой низкой квалификации. Предположим, что нам платить вообще не надо. Едет трактор по полю, сам картошку выкапывает, сам ее собирает, засыпает в мешки и грузит в прицеп. Допустим, механизация дошла до такого уровня, что участие поденщиков не требуется. Но – трактора! Практически на всех тракторах в поле работают наши ребята. Петруха еще в прошлом году в борозде ни дня не был. Как только бригадир полеводов узнал, что у него есть удостоверение механизатора, тут же посадил его на «Беларусь». Спрашивается, а где же совхозные трактористы? Если бы они массово ушли в запой, я бы понял, но в «Полетном» спиртного днем с огнем не сыщешь».

Появление Петрухи на тракторе дало новую тему для разговора.

– Почему я не родился в деревне! – воскликнул Вождь. – Сейчас бы крутил баранку и радовался жизни.

– При чем здесь деревня? – не понял кто-то.

– Мы, городские, в десятом классе в учебно-производственном комбинате дурью маялись, изображали, что осваиваем никому не нужные профессии, а деревенские проходили курсы механизаторов. Что в итоге? Петруха – на тракторе, мы – в борозде, целый день по полю ползаем.

– Ты не прав! – не согласился Рогов. – У Петрухи жизнь не сахар. Он раньше нас встает и позже приходит. Когда на прошлой неделе трактор сломался, Петруха с совхозными мужиками до утра его чинил, всю ночь не спал.

– Интересно, – вполголоса сказал Воронов, – куда его зарплата уходит? Каждому трактористу положено платить…

– Заткнись, мать твою! – прошипел Рогов. – Тебе что, прошлогодних разборок мало?

В прошлом году на перекуре Воронов рассказал одногруппникам о жизни рабов в Древнем Риме.

– Если Рафаэлло Джованьоли не врет, то рабы в Риме жили лучше нас. У них были выходные дни. По праздникам хозяин давал им мелочь на посещение кабаков и развлечения с девицами. Раб мог обзавестись семьей или привести в свое убогое жилище проститутку. Мы же в этом забытом богом совхозе никаких прав не имеем. Пашем и пашем с утра до вечера, как проклятые.

– Ты эти бредни про рабов забудь! Мы сюда не обсуждать внутреннее устройство Древнего мира приехали, а работать. Мой тебе совет: почаще молчи, побольше слушай.

– Виктор Валентинович, – сказал он, – про рабов я в книге «Спартак» прочитал. Могу я ее содержание друзьям пересказать?

– Про то, как Спартак мечом размахивал, рассказывай, а про рабов в кабаках – забудь! Ты же умный мужик, Витя! Перестройка перестройкой, но некоторых тем касаться не стоит.

Воронов попытался вычислить, кто на него настучал, но – тщетно! Доносчик остался неразоблаченным. Вняв предупреждению замполита, Воронов стал осторожнее и неожиданно для себя понял скрытый смысл детской песенки из фильма «Буратино». В одной из сцен по городу едет Карабас-Барабас в повозке, рядом с ним – куклы-марионетки. Куклы поют:

– Да здравствует наш Карабас удалой!

Уютно нам жить под его бородой.

«Карабас – это государство, – догадался Воронов. – Его борода – это сборник правил поведения в обществе. Пока ты находишься под бородой и тебя никто не видит, можешь творить что хочешь: рассказывать антисоветские анекдоты, пьянствовать, блудить с чужими женами. Как только ты вылез из-под бороды на свет, так обязан быть образцовым гражданином и патриотом. По щелчку кнута Карабаса ты должен запеть песенку о его добродетелях, иначе этот кнут пройдется по твоей спине».

Вечером Воронов спросил у Петра:

– Расскажи мне, как бывший сельский житель, в чей карман идет твоя зарплата тракториста?

– Может, она никуда не идет, – немного подумав, ответил Петр. – С чего ты решил, что ее вообще начисляют?

– Трактор расходует солярку, ее надо списывать. Если трактор не работает, то солярку списать нельзя, а если работает, то трактористу должны начислять зарплату.

Петр покурил, подумал, вспомнил работу в родном совхозе и сказал:

– Скорее всего, наши трактора числятся в ремонте, а солярку списывают на ту технику, которой управляют совхозные трактористы. По бумагам они будут ежедневно перевыполнять план, выйдут в передовики производства, по окончании уборочной кампании получат хорошую премию, грамоты, путевки в санаторий. Я бы на месте директора совхоза так поступил.

Трушин, глянув на извещение, выезд в Хабаровск разрешил.

– До обеда отработаешь, в четыре часа вечера со школьным автобусом уедешь. Завтра утром получишь посылку, и с тем же автобусом назад. Никакие задержки за уважительную причину приниматься не будут.

В ожидании отъезда Виктор прикидывал, как можно с толком и пользой провести время в Хабаровске.

– Пока едем, можете вздремнуть! По пути ничего интересного не будет – лес да поля.

– До закрытия успеем? – поддержал шутливый тон однокурсник Воронова.

– За молочком от бешеной коровки? Не-е, сегодня постный день. Не успеем.

5

– Привет! – «обрадовался» появлению Воронова Николай. – Как дела в «Полетном»?

– Съезди – узнаешь! – огрызнулся Виктор.

– Понял: не важно, – оценил ответ Наумкин.

«Предположим, просто предположим, – размышлял он, – что утром я получил посылку и встретился с Алиной или Золушкой. Встреча может затянуться до позднего вечера или даже до ночи. Как поступить: рискнуть остаться или вернуться в совхоз со школьным автобусом? Опоздание Трушин не простит. Из школы за такое нарушение распорядка не выгонят, но скандал могут устроить знатный. Лишат всю группу выездов за посылками на неделю… Получилось бы так: я пришел к ним в общежитие, а в комнате только одна из девушек. Золушку бы я сразу в кровать уложил, с Алиной дальше поцелуев вряд ли бы продвинулся. Но и то было бы дело! До самого конца совхозной эпопеи бы вспоминал. Перед приятелем было бы неудобно, но, с другой стороны, Алина не жена Рогову, верность блюсти не обязана».

Виктор встал, нашел в шкафу чистое белье, пошел в душ. В «Полетном» помыться с головы до ног удалось всего раз, а желания плескаться в холодной воде по утрам с каждым днем становилось все меньше и меньше. Вступившая в свои права стадия «безразличия» сказывалась на всех областях жизни слушателей, в том числе на гигиене и внешнем виде. Парни, уставшие за день в поле, вечерние гигиенические процедуры ограничивали мытьем лица и рук. На пыль и грязь, постепенно проникающие под одежду, внимания не обращали. «Какой смысл тащиться в умывальник и протирать тело мокрой тряпкой, если завтра опять в борозде целый день копаться? – задавали себе вопрос слушатели и сами же на него отвечали: – Никакого! Дома отмоемся».

С бритьем было то же самое: пока Трушин или замполит не делали замечание, никто не брился. Со стороны слушатели в поле выглядели как бродяги, отловленные по всему краю для принудительного труда: мрачные небритые лица, сальные волосы. Одеты кто во что горазд: в выцветшие куртки-штормовки, в старые свитера, спортивные трико, в телогрейки на размер больше. На ногах почти у всех – кирзовые сапоги. Они больше бы следили за своим внешним видом, если бы рядом работали девушки или женщины. Само их присутствие заставляло бы бриться и чистить одежду каждый день. Отсутствие женского пола усиливало безразличие, но оно действовало только в совхозе. В городе же никому бы на ум не пришло выйти на улицу с немытой головой или грязной шеей.

Утром Воронов получил посылку, забросил ее в общежитие и поехал в институт культуры. В расписании занятий группа, в которой учились Алина и Золушка, отсутствовала. Вернее, колонка с наименованием группы была на месте, но вместо уроков значилось «с/х». Сельхозработы. Они могли быть разными: с выездом в колхоз или без выезда, на плодоовощной базе. Проверить, уехали девушки или нет, можно было только одним способом – посетить общежитие. Вход в него охраняла бдительная вахтерша. Мимо нее можно было незаметно проскочить, воспользовавшись возвращением студенток с занятий, но сегодня этот способ отпадал – все студентки еще сидели в аудиториях, грызли гранит науки.

Шагнув в фойе общежития, Воронов приготовился к различному развитию событий. Например, к такому:

– Вы к кому, молодой человек?

– Я – из милиции, вот служебное удостоверение. Одна ваша студентка стала свидетелем дорожно-транспортного происшествия. Мне надо получить от нее объяснение.

– Как фамилия студентки?

– Прошу прощения, вы кто: вахтер или начальник студенческого отдела кадров? С каких это пор сотрудник милиции обязан отчитываться за свои действия?

Как весомый аргумент, в удостоверении Воронова лежал вкладыш о том, что он является стажером УУР краевого УВД. Управление уголовного розыска – организация серьезная, ни одна вахтерша с ней связываться не будет.

На третьем этаже Виктор свернул к комнате Алины, сделал пару шагов и остановился, привлеченный интересной надписью. «СПИД – не спит!» вывел неизвестный автор толстым красным фломастером на двери в третью от входа комнату.

«СПИД – это новое венерическое заболевание, – припомнил Воронов. – Говорят, что если заболеешь, то уже не вылечишься».

– Че уставился? – спросила незнакомка хриплым прокуренным голосом.

– Надпись интересную заметил.

– Чего?

– Неплохо для института культуры, – похвалил Воронов. – Ты, я вижу, из Сибири?

– Трудись! – весело сказал Виктор и пошел дальше по коридору.

Дверь в комнату Алины была закрыта.

– Они все в совхоз уехали, – объяснила девушка с оторванной пуговицей. – До октября не вернутся.

– Подожди, – остановила она. – Ты как догадался, что я из Сибири?

– Слово «че» только у нас говорят.

– Ты откуда?

– Из Новосибирска, – соврал Виктор. Он никогда не говорил первым встречным правдивых сведений о себе.

– Я из Томска. Не знаешь, чем эту пакость можно стереть?

– Попробуй мылом, должно помочь.

– Ты к кому из них приходил?

– Письмо просили занести, – уклончиво ответил Воронов. – Так говоришь, их до конца месяца не будет? Понятно. Хозяин письма в октябре сам занесет.

«Беременная Снежана – это, конечно, проблема, тут Рогову не позавидуешь, но как бы все поменялось, если бы к его родителям пришла не она, а якутка. Предъявила бы фотографию, то-се. Вот бы он попрыгал! Тут бы и Снежана нормальной невестой показалась. Интересно, когда эта девушка родит, ее в общежитии оставят или на улицу выставят? Скорее всего, домой отправят, в академический отпуск».

Девушка из Томска заметила, как Воронов рассматривает беременную.

– Говорят, какой-то тувинец из школы милиции ее обрюхатил, – сказала она. – К ним в комнату много парней приходило, все нерусские, все на одно лицо…

– Не судьба! – вслух сказал он и поехал в город – погулять по улицам, посмотреть на прохожих, вспомнить, что, кроме бескрайних картофельных полей, есть еще и другая жизнь, полная приятных мелочей и развлечений.

– Спокойно! – властно прервал начинающийся бардак Трушин. – Кто-то стонал, что женщин третью неделю не видит? Сейчас они появятся…

– Прадед мой был природный пахарь,
И я работал вместе с ним!

В прошлом году Воронов привез с собой самоучитель по английскому языку, думал позаниматься на досуге. Затея оказалась невыполнимой – вначале не хватало сил и времени раскрыть книгу, потом стало лень вникать. В этом году он не стал мудрить с учебником и правильно сделал: на второй стадии пребывания в «Полетном» апатия достигла такого уровня, что он не смог прочитать даже тонкую книжку о здоровом образе жизни.

Как-то в поле Воронов поймал себя на мысли, что почти месяц не смотрел новости по телевизору и не читал газет.

– Рог, – позвал он приятеля, – ты знаешь, что в стране делается? Может, перестройка закончилась? Мы тут в каком-то информационном вакууме пребываем: ни газет, ни радио.

– Господи, мне бы твои заботы! – раздраженно ответил Рогов. – Я целыми днями про Снежану думаю, про ребенка, а ты – о перестройке!

– Я знаю, какие разговоры идут между вами, – начал Толмачев. – «Мы пашем с утра до ночи, а деньги за наш труд неизвестно кто получает». Так ведь? Есть такие разговоры? Теперь ответьте: в честь чего вам должны две зарплаты платить? Вы все – кадровые сотрудники милиции и получаете зарплату или стипендию согласно штатному расписанию. Считайте свое пребывание в совхозе временной сменой деятельности. В Хабаровске вы учитесь или преподаете, а здесь, в «Полетном», помогаете подшефному совхозу.

После краткого выступления начальник школы собрал офицеров на совещание, а слушателей, чтобы зря не сидели в Доме культуры, отправил на склад – перебирать картошку. Смена деятельности разрядила обстановку, но ненадолго. К вечеру все опять были злыми и неразговорчивыми.

В воскресенье из Хабаровска приехал школьный ансамбль во главе с заведующим клубом. На площади перед Домом культуры на грузовике с открытыми бортами установили аппаратуру, настроили гитары. После ужина начался концерт, на который пришли местные жители. Первая же песня вызвала у местных восторг, а у слушателей – очередной приступ раздражения.

– Ах, Поле-Поле-Полетное, бывшая окраина,
Белочка на елочке семечки грызет.

– Мать его! – выругался Вождь. – Бывшая окраина! А сейчас что, центр мироздания?

– Это переделанная песня, – подсказал кто-то. – В оригинале «Веселые ребята» про окраину Москвы поют.

– Вас бы, бездельников, в борозду! – зло сказал Сватков. – Посмотрели бы, про какие семечки вы потом бы пели.

– Леня, иди, докладывай партийному боссу! – велел он.

– Я не пойду, – испугался Зайцев. – Я не имею права ему докладывать.

– Иди, сволочь! – зашипели на него одногруппники. – Строевым шагом иди! Ты – парторг, тебе и докладывать.

– Кто это? – в изумлении спросил партийный руководитель.

– Подполковник Трушин, начальник курса.

– Здравствуйте, товарищ Трушин! – сказал он и протянул руку для приветствия.

– Крепитесь, товарищ Трушин! – сказал секретарь райкома. – Немного осталось. Завтра уберете турнепс и можете выдвигаться домой.

– Задание партии выполним! – справившись с волнением, выкрикнул Зайцев.

– Молодец! – похвалил странного «подполковника» партийный руководитель и уехал проверять другие участки.

Замполит, узнав об этом происшествии, смеялся до слез.

– Так ты решил начальника курса подсидеть? – спросил он. – Не рановато ли?

– Это Воронов во всем виноват, – насупился Зайцев. – Я не хотел идти, он заставил.

Вечером второго октября слушатели вернулись в школу. Общее настроение высказал Сэмэн.

– Дом, милый дом! – воскликнул он, входя в общежитие. – Кто бы знал, как я скучал по тебе!

6

– Ну что же, – сказал он, – проведем следственно-криминалистическое изучение представленного снимка. Фотография любительская среднего качества. На ней запечатлен нетрезвый молодой мужчина в обществе двух девушек, примерно 18–20 лет. Мужчина сидит на диване, во взгляде его улавливается некая бессмысленность, то есть он понимает, где находится, но относится с безразличием к происходящим событиям. Мужчина обнимает за плечи девушек. Они улыбаются. Теперь вопрос: с которой из них ты впоследствии переспал?

– Я ни с кем не спал, – начал было Рогов, но Виктор перебил его:

– Отвечай на вопрос: с кем ты из них был близок этой ночью?

– Вот с этой, – Рогов ткнул пальцем в девушку слева.

– Ха, забавно! – воскликнул довольный Воронов. – Почему же с этой, а не с другой? Или на фотографии запечатлен тот момент, когда ты еще не определился с выбором? Как я помню, одна из них – подруга хозяина квартиры, то есть на нее ты глаз положить не мог. В чем разница между положением девушек на фотографии? Никакой.

– Погоди-ка… – пробормотал Рогов.

– Если бы вы встречались пара на пару, – продолжил развивать мысль Воронов, – ты бы обнимал только Снежану, или она бы сидела ближе к тебе или вовсе у тебя на коленях. На этом снимке ты сидишь с девушками, которые тебе одинаково безразличны. Судя по твоим пустым глазам, тебе было по фигу, кого обнимать. Если бы на место одной из девчонок запрыгнула большая собака, ты бы и ее обнял.

Рогов схватился за голову:

– Ничего не понимаю! Почему, когда я увидел эту фотку в первый раз, она показалась мне веским доказательством?

– Мамаша Снежаны сбила тебя с толку своим натиском, вот ты и принял пустышку за улику.

– Прикинь, Ворон, она реально охладела ко мне, как только узнала о Снежане.

– Немудрено, – хмыкнул Воронов.

– Что «немудрено»? – обозлился Рогов. – Я со Снежаной познакомился в феврале, а Алину в первый раз увидел только в марте. Если она меня приревновала, то это же глупо!

– Перекинь мостик с февраля в конец лета. Если ты блудил все зимние каникулы, то наверняка в августе вел себя точно так же. Зачем приличной девушке выстраивать серьезные отношения с парнем, который волочится за каждой юбкой, а потом с удивлением узнает о беременности случайной знакомой?

– О каких серьезных отношениях ты говоришь! Серьезные отношения – это любовь, а для любви нужно место, где встречаться. Любви без уединения не бывает!

– Тут ты прав, – согласился Воронов. – Прогулки по городу и поцелуи у крылечка – это тупиковый путь. Кстати, я сделал интересное наблюдение. Девчонки соглашаются пойти в нашу общагу только в первые дни знакомства. Раз или два уговорить зайти можно, а потом – на буксире не затащишь.

В субботу Рогов предложил сходить с девушками в кино. Компанию Алине должна была составить ее соседка по комнате Таня, которую парни окрестили Золушкой. Воронов не афишировал свои отношения с Таней и после бурных августовских встреч не видел ее. Поход в кино отношения Рогова и Алины не улучшил. Чувствовалось, что девушке стало неинтересно с Роговым и она решила вывести его в резерв – не разрывать отношения до конца, но количество встреч свести к минимуму. В кинозале совершенно случайно они расселись так, что Воронов оказался между девушек. После киножурнала в зрительном зале на мгновение наступила темнота. Воронов решил воспользоваться моментом и одновременно положил руки на колени Алине и Золушке. Алина аккуратно сняла его руку и вернула на место, а Таня ласково накрыла его ладонь своей.

«Выбор сделан! – решил Воронов. – Золушка так Золушка! Она хоть невзрачненькая, зато без претензий».

После киносеанса пары разошлись. Рогов пошел провожать Алину до общежития института культуры, а Воронов повел Таню в кооперативное кафе – угостить горячим шоколадом.

– Теперь мы сможем спокойно встречаться, – по пути сказал он. – На все вопросы у тебя будет хорошая отговорка: «Нас Алина познакомила». Какие у тебя планы на следующую субботу?

– Никаких, – обреченно вздохнула Золушка. Она уже поняла, что следующая встреча будет в общежитии школы милиции.

Вечером Рогов объявил, что расстается с Алиной.

– Если она такая дура и не может понять, что на моем месте мог бы оказаться любой мужчина, то зачем мне такая девушка нужна?

– Отсюда мораль: никогда не рассказывай женщине о своих похождениях – не поймет.

Рогов внимательно посмотрел на приятеля, припомнил лето и изрек:

– Мне кажется, у нас отношения дали трещину после того, как ты с ней в реке целовался.

– Но-но, полегче, дядя! – жестко оборвал его Виктор. – Мы целовались для дела, с твоего разрешения и под твоим руководством.

– Чего-чего? – не понял Рогов.

– Ты был на берегу, все видел – значит, руководил процессом.

– Ладно, черт с ней, с Алиной, – не стал спорить Рогов. – Ты-то как, нашел общий язык с Золушкой?

– Знакомство состоялось. Пили горячий шоколад по цене один рубль крохотная чашечка, болтали о всякой всячине, на прощание трогательно поцеловались у общежития. Кстати, я пригласил Золушку в гости, она не отказалась.

– Быстро ты ее окрутил! – удивился Рогов. – В следующую субботу Сват в город сваливает. Могу на его кровати переночевать.

7

Биче-Оолу Андрею Майодыру-Ооловичу было двадцать четыре года, по званию – младший сержант милиции, уроженец города Кызыл Тувинской АССР. Среди абитуриентов, поступивших в школу в 1986 году, он был единственным тувинцем. Однокурсники звали его Бич. Не Андреем же называть, когда Андреев на курсе пруд пруди.

Биче-Оол на кличку не обижался, он вообще был парнем спокойным и даже флегматичным. С учебой у него было нисколько не лучше, чем у Наумкина, но его ни разу не отправляли на пересдачу экзаменов – сказывался национальный фактор. В первый раз Бича доставили пьяным через три месяца после зачисления. К удивлению одногруппников, за совершение столь серьезного дисциплинарного проступка Биче-Оола практически не наказали, ограничились выговором. Второй раз Бич не просто попался пьяным, а был доставлен в невменяемом состоянии в медицинский вытрезвитель. Руководству школы стоило определенных усилий уговорить начальника городского УВД замять этот позорный случай.

– Ни для кого не секрет, что до знакомства с русскими первопроходцами коренные народы Севера не знали, что такое алкоголь и какие последствия наступают после его употребления. У якутов, тувинцев, бурят и других народов Севера организм не приспособлен к эффективному расщеплению метаболита этанола. У них просто отсутствует ген, ответственный за ферментацию этилового спирта и безболезненное удаление продуктов его распада. Даже при малом количестве употребленного спиртного представители коренных народов Севера сильно пьянеют. Это, конечно, нисколько не умаляет вины Биче-Оола: не можешь пить – не бери в руки спиртного, но все же…

– Что для русского похмелье – для тувинца смерть! – подал голос Вождь.

– Примерно так, – согласился замполит. – Какие будут предложения о наказании Биче-Оола?

– Выпороть! – предложил Рогов.

– Я серьезно спрашиваю, – посуровел замполит.

– Виктор Валентинович! – обратился к замполиту Мотков, командир учебной группы. – Как старший товарищ, подскажите, какое решение нам принять?

– Я думаю, резолютивную часть протокола суда чести надо изложить в следующей редакции: «Суд чести ходатайствует перед руководством Дальневосточной высшей школы МВД СССР об объявлении Биче-Оолу Андрею Майодыр-Ооловичу строгого выговора». Кто за, прошу голосовать. Принято единогласно. Биче-Оол! Еще один залет, и мы попрощаемся с тобой. Второй суд чести устраивать никто не будет.

В группе Воронова было 29 человек. Из них четверо – буряты, один узбек, один азербайджанец, один армянин, один тувинец и один татарин. Бурят по национальности Никита Никульшеев поступил в школу из Якутии, и его все считали якутом. Никита свою причастность к якутской нации с гневом отрицал: «Я что, на якута похож, что ли?» Русские одногруппники соглашались: «Не похож!» – и продолжали считать его якутом.

– Не переживай, – сказали Никите земляки. – Вернутся парни с собрания, узнаем, о чем там толковали.

– Вы вправе спросить, почему за тяжкий дисциплинарный проступок последовало такое снисходительное наказание, словно Биче-Оол не в медвытрезвителе побывал, а не вовремя на построение вышел? Я отвечу вопросом на вопрос: в Туву вместо Биче-Оола вы работать поедете? Кто из вас пожелает продолжить службу в Якутии или отдаленных поселках Бурятии? Никто. А они вернутся. Русских специалистов много, национальных кадров – мало. Если вы думаете, что мне доставляет большую радость с пьяницами возиться, то вы ошибаетесь. У меня на этот счет свое мнение, но оно никого не интересует. В национальном вопросе есть только одно мнение – это мнение партии!

Пока замполит говорил, его голос все больше твердел и наконец достиг жесткости молибденовой стали:

– Школа – это кузница кадров МВД. Национальным кадрам мы даем не только образование, но и правильное мировоззрение, которое они понесут в массы в национальных республиках. Вам это будет не под силу. Вы не знаете менталитета народов Севера, вы всегда будете для них чужими, а они – старшими братьями, к мнению которых прислушиваются. Не важно, кто из них будет работать следователем, а кто уйдет в другие службы. Главное – они составят костяк национальных милиций, будут кадровыми офицерами, на которых мы всегда сможем положиться. Вопросы есть?

Вопросов, разумеется, не было.

Вечером Бич пришел в комнату к Воронову. Следом зашли Сватков и Вождь.

– Говори! – велел Рогов.

– Мужики, выручите! – взмолился Бич. – Я попал в ужасную историю и не знаю, как из нее выпутаться. Я не боюсь отчисления, но мне сейчас никак нельзя уезжать из Хабаровска. У меня женщина должна скоро родить.

При этих словах Рогов напрягся, остальные неподдельно заинтересовались тайной жизнью одногруппника.

– Рассказывай по порядку, – предложил Сват.

– Про что рассказывать? Про драку? – не понял Бич. – Я встретился с земляком, чтобы узнать последние новости из Тувы. Выпили совсем немного. Я, почти трезвый, поехал в школу, тут-то они меня и подкараулили у ресторана «Амур». «Пошли, – говорят, – обсудим твое поведение». Мы зашли за ресторан. Самый крепкий из якутов тут же дал мне по ребрам. Я ответил. Завязалась потасовка: их – трое, я – один. Они бы меня до смерти забили, но увидели экипаж милиции и убежали. Я остался лежать на снегу. Милиционеры помогли мне подняться на ноги, принюхались и говорят: «Пьяный! У нас как раз для плана одного человека не хватает». Для выяснения личности меня привезли в райотдел, оттуда – в школу. Если бы не драка, я бы сам спокойно доехал. Выпили-то мы совсем чуть-чуть!

– Ты про беременную рассказывай! – потребовал Рогов.

Для него эта тема оставалась животрепещущей, самой насущной.

– Познакомился я с одной якуткой, учится на третьем курсе института культуры, зовут Надя Алексеева. У меня есть фотка, потом покажу. Стали встречаться, она забеременела. Я не думал, что это может случиться так скоро. Мы раза два всего оставались вдвоем, и вот она заявляет: «У нас будет ребенок!» Я не поверил, подумал, что она от другого забеременела, поговорил с ее соседками по комнате, они в один голос утверждают, что, кроме меня, Надя ни с кем не встречалась. Я, кстати, был у нее первым мужчиной, вот и влип. Говорят же, что девственницы сразу беременеют, но я-то об этом не знал! Два раза у нас всего было, два! Или три. Один раз я пьяный был и не знаю, чем дело кончилось, но проснулся я у них в комнате в одной кровати с Надей.

– Она забеременела. Что дальше?

– Я стал от нее скрываться. Говорю: «Скоро сессия, ни одного свободного вечера нет. Сама понимаешь, я нерусский, мне на учебу времени в три раза больше надо». Она согласилась. Я не видел ее почти месяц, соскучился и пришел в общежитие. Там меня вызвали на разговор два якута. Один из них – тоже Алексеев, какой-то ее дальний родственник. Якуты говорят: «Ребенок твой! Ты нашу девушку совратил и теперь обязан жениться на ней».

Парни дружно засмеялись:

– Какая знакомая история! Вы с Рогом договорились, что ли?

– Я ответил якутам, что вначале хочу посмотреть на ребенка, убедиться, что он – тувинец.

Парни в недоумении переглянулись.

– Как ты это увидишь? – серьезно спросил Сватков.

– Блин! – в отчаянии взвыл тувинец. – Это вы, русские, все на одно лицо. Как вы друг друга различаете, я до сих пор не пойму, а мы – разные. Вы думаете, что Никита – якут, а он на якута совсем не похож. Он – бурят. Мы, тувинцы, с якутами не имеем ничего общего. Мы настолько же разные народы, как вы, русские, с китайцами. Если у якутки родится ребенок и в нем будет хоть капля тувинской крови, я сразу же это увижу.

– Если все так запутано, то зачем ты с якуткой связался? – спросил Воронов.

– Красивая женщина, добрая, ласковая. И потом, где я в Хабаровске тувинку найду? Бурятки или якутки тут на каждом углу, а тувинок практически нет. Они все или в Новосибирске учатся, или в Красноярске.

– Ворон, ты странный парень! – заступился за Биче-Оола Вождь. – Если бы тебе хорошенькая якутка попалась, ты бы что, рожу от нее воротил?

– Оставь Ворона в покое! – перебил заступника Рогов. – Понятное дело, с хорошенькой якуткой никто бы не отказался время провести.

– Стоп! – потребовал Воронов. – С якутками разобрались. Бич, продолжай!

– Перед отпуском мы встретились. Я потрогал живот – все без обмана, беременная. Она говорит: «Что делать будем?» Я отвечаю: «Съезжу домой, переговорю с родителями, и решим, как дальше быть». В отпуске я, отец и его братья поехали на охоту в горы. Вечером сели, выпили, и я как бы шуткой говорю, что привезу из Хабаровска жену-якутку. Все смеялись, словно я пообещал на медведице жениться. Тут-то я и убедился, что мне домой ни якутку, ни ребенка не привезти. Нас в Кызыле не примут.

– А у нее, в Якутии?

– Там я буду чужак, враг всем якутам.

– Круто замешано! – удивился Рогов.

– Я решил больше не встречаться с ней, – продолжил Бич, – забыть, но ее земляки выследили меня. Дальше вы все знаете.

– Тебя отчислят, – уверенно заявил Вождь.

– Не могу я из Хабаровска уехать! – всхлипнул Бич. – Хочу на ребенка посмотреть. Вы представляете, что значит стать отцом, взять на руки свою кровиночку? Если ребенок мой…

Биче-Оол замолчал. По его широкому смуглому лицу потекли слезы. Парни смутились. Наступило неловкое молчание.

– Ты с Кужугетом не хочешь поговорить? – спросил Рогов. – Может, он что подскажет?

– Он не будет со мной разговаривать, – прошептал Бич.

Сорокапятилетний майор милиции Иван Андреевич Кужугет был преподавателем кафедры административного права. Интеллигентнейший человек, аккуратист, прирожденный педагог. На семинарских занятиях он ни разу не повысил голос, не сделал необоснованного замечания. Как-то Воронов первый в группе догадался о принципиальной разнице между словами «и»/«или» в диспозиции одной из статей Кодекса об административных правонарушениях. Кужугет похвалил его, и Воронов весь день ходил довольный, словно преподаватель вручил ему почетную грамоту от министра внутренних дел. На семинарских занятиях Кужугет демонстративно не замечал Биче-Оола. Тот, в свою очередь, при Кужугете превращался в статую Будды – замирал за партой и не шевелился до конца урока. Даже на перемену не выходил.

– Гусь свинье не товарищ! – оценил отношения преподаватели и слушателя Сват.

Бич не стал возражать. Он был на все согласен, на любые оскорбления и унижения, лишь бы остаться в школе.

– Что наши якуты говорят? – спросил Воронов.

– В совхозе, на поле, меня отозвал Иван Никифоров и говорит: «Мы в это дело ввязываться не станем. Если при нас на тебя нападут – заступимся, но ты не рассчитывай, что мы из-за тебя со всей диаспорой на ножи встанем».

Никифоров был однокурсником Воронова. Отец его был русским, мать – якуткой. От русского отца сыну передался высокий рост, крепкое телосложение и отменное чувство юмора. Среди якутов Иван пользовался непререкаемым авторитетом, так как был наполовину русским, умным, начитанным и, что немаловажно, происходил из влиятельного рода. Русские уважали Никифорова, так как он был свойский парень, по воспитанию и менталитету не отличающийся от любого сибиряка или хабаровчанина.

– Вы мне поможете? – с надеждой спросил Бич.

– Подумаем, – за всех ответил Рогов.

Парни разошлись, в комнате остались только Воронов и Рогов.

– Что-то он темнит! – задумчиво сказал Воронов. – То он убегает от якутки, то ребеночка на руках подержать хочет.

– Завтра я предложу Трушину взять Бича на поруки, – принял решение Рогов.

– Если они уже приняли решение о его отчислении, то никакие просьбы не подействуют.

– Попытка – не пытка.

– Предположим, что Трушин согласится. В декабре якутка родит, Бич на радостях напьется, а напьется он – сто процентов, что ты тогда делать будешь? Лбом о стену биться, каяться, что зря впрягся за этого алкаша?

В комнату без стука вошел Биче-Оол, протянул фотографию симпатичной девушки с узким разрезом глаз. Воронов с первого взгляда узнал ее – именно эту девушку он видел в общежитии института культуры.

– Вот она – якутка. Красивая, правда? Видели бы вы ее фигуру! Бедра широкие, грудь как бампер торчит. Была бы она тувинка, я бы женился на ней, не задумываясь, но она…

Воронов вспомнил, какое грустное лицо было у девушки в общежитии, и помрачнел.

«Бич, без сомнения, свинья и скотина, – подумал Виктор. – Я никаким боком не причастен к этой истории, а чувствую себя виноватым. Девчонка доверилась ему, не подумала о последствиях и осталась одна. Ее даже дома никто не ждет, иначе она бы уже давно уехала рожать в Якутию».

– Завтра я поговорю с Трушиным, – неожиданно для себя сказал Воронов. – Ничего обещать не могу, но поговорить – поговорю.

8

– Геннадий Федорович, я хочу поговорить о Биче-Ооле, – сказал Воронов.

Разговаривать с Трушиным, когда он опускал фильтр на глаза, было так же неприятно и бессмысленно, как объяснять геометрию кукле со стеклянными глазками. Один только раз у Трушина дрогнуло сердце – просительница до боли напомнила ему первую любовь, студентку мединститута по имени Нина. Трушин мог бы пойти ей навстречу и перевести девушку с производства на кухню, но не стал этого делать. Он с первых дней в колонии усвоил простой закон: уступишь одной зэчке – остальные тут же навалятся на тебя, как мартышки на медведя Балу, и не слезут, пока не добьются своего.

– Мы хотим взять Биче-Оола на поруки.

– Кто это «мы»? – не поворачиваясь, спросил замполит. – Кто подпишется под поручительством? Кто возьмет на себя ответственность за человека, который в любой момент может сорваться и напиться как свинья?

– Я подпишусь.

– Ха! – усмехнулся замполит.

Он по достоинству оценил красоту замысла. Ни для кого не было секретом, что за Вороновым стоит его покровитель – начальник кафедры марксистско-ленинской философии Архирейский, по негласной иерархии третий человек в школе. Архирейский ни за что бы не позволил наказать любимого ученика и соавтора. Воронов безбоязненно мог поручиться за любого пьяницу и разгильдяя. Случись серьезное разбирательство, Толмачев с подачи Архирейского вычеркнул бы Воронова из приказа о наказании и вписал бы на его место руководство курса.

Трушин не стал дослушивать Виктора.

– Иди на построение, – велел он.

После ухода слушателя замполит занял место за приставным столом. Трушин закурил новую сигарету.

– Если бы у нас на курсе было два тувинца, я бы вышиб Биче-Оола к чертовой матери и никогда бы об этом не пожалел, но, к моему величайшему сожалению, он – один!

– Номер с личным поручительством не пройдет?

– Нет, конечно! Какое к черту личное поручительство! У нас не производство, а учебное заведение. У нас нет трудового коллектива, который может взять нерадивого работника на поруки.

Трушин посмотрел на часы.

– Пора! Курс уже должен построиться.

– Что с Биче-Оолом?

– Толмачев вызвал меня на одиннадцать часов. К обеду скажу его решение.

Толмачева показная сторона дела не интересовала, он отдал ее на откуп политотделу и своему заместителю по строю. Толмачев вообще старался избегать формализма и плановых показателей, в какой бы форме их ни навязывали. Но был один вопрос, в котором он был вынужден ориентироваться на Москву, – это была подготовка национальных кадров.

– Я вызвал вас по поводу слушателя Биче-Оола, – начал разговор Толмачев. – Вы, как я понимаю, не в состоянии его контролировать?

– Виноват! – коротко и емко ответил Трушин.

– Это не оправдание! Легче всего на свете сказать «Виноват!» и уйти от принятия решения. Мы с вами в одной лодке и должны действовать единой командой, а не перекладывать ответственность за нерадивого слушателя друг на друга. Буду с вами откровенен: если бы не разнарядка Главного управления кадров и учебных заведений, я бы вычистил школу сверху донизу, избавился бы от всех сомнительных личностей. Проблемы с национальными кадрами не только у вас на курсе. Семенов, практически выпускник, четверокурсник, на прошлой неделе выпил рюмку водки, раздобыл где-то жезл регулировщика и вышел на проспект Карла Маркса регулировать уличное движение. Два часа он стоял на главном перекрестке города, и никому на ум не пришло, что он – самозванец, а не сотрудник ГАИ. Семенов должен был поехать по распределению в Якутск. Теперь никуда не поедет. С Семеновым у меня был резерв национальных кадров. С Биче-Оолом такого резерва нет. Какие у вас будут предложения о его наказании?

– В дисциплинарном порядке нам осталось только объявить ему о неполном служебном соответствии, хотя я не представляю, как такое наказание будет вынесено применительно к слушателю. Как сотрудника милиции мы можем предупредить его о неполном служебном соответствии, а как ученика…

– Не пойдет! Слушатель – это прежде всего успеваемость и только потом служебная дисциплина. Эти понятия взаимосвязаны, но у нас нет должности слушателя. Они – это переменный состав, а не штатные единицы. Давайте ограничимся строгим выговором. Кадровики подсказали, что мы можем объявить еще один выговор без снятия предыдущего. Как вы думаете, это подействует на него?

– Лично поговорю и разъясню, что больше поблажек не будет.

– Теперь еще немаловажный момент: как отнесется к этому наказанию его учебная группа? Если учебный коллектив выскажется против, то я, пожалуй, пойду на конфликт с Москвой и отчислю Биче-Оола. Мы не можем разделить слушателей на хороших и плохих, на тех, кому все дозволено, и тех, кто должен неукоснительно соблюдать правила внутреннего распорядка.

– Представители учебного коллектива готовы взять Биче-Оола на поруки. Я понимаю, что учебная группа – это не трудовой коллектив, но к мнению учащихся стоит прислушаться.

– Я рад, что вы держите руку на пульсе. Оформите решение коллектива учащихся на комсомольском собрании, выберите ему наставника из числа слушателей, заслуживающих доверия. У вас есть такой слушатель на примете?

– Виктор Воронов, отличник…

– Не пойдет! – отрезал Толмачев. – Воронов перегружен научной работой. Его исследования по социологии наркомании Дальневосточного региона имеют прикладное значение не только для Дальнего Востока, но и для всей социологической науки в целом. Выберите другого кандидата в наставники. Комсомольское собрание проведите сегодня же. Как только я получу протокол собрания, тут же подпишу приказ о наказании Биче-Оола.

В наставники Биче-Оолу выбрали Рогова, собрата по несчастью.

На другой день Рогов и Воронов пригласили на разговор Никифорова.

– Объясни, что за трудности с ребенком, – попросил Воронов.

– Я не буду в это дело вмешиваться! – сразу же запротестовал Иван. – Он натворил дел, пусть сам и отвечает.

– Погоди! – остановил его Рогов. – Ничего делать не надо. Ты просто растолкуй нам, разъясни на пальцах: почему Бич не сможет поехать в Якутию, а она – в Туву?

– Кровь, все дело в крови! Якуты не примут ребенка с тувинской кровью.

– Что вы глаза таращите, якуты – это якуты, а я – это я, – разъяснил Никифоров.

– Прости господи, а ты-то кто, русский, что ли? – удивился Рогов.

– Нос плюский, глаз узкий, значит, – русский, – засмеялся Никифоров. – Вы, мужики, как будто вчера родились. Угадайте, как называется бог еды и плодородия у народов Севера? Не знаете? Вертолет! В любом якутском или чукотском роду иметь русскую кровь считается почетным. Русская кровь здоровая, она как лекарство от вырождения. Я себя считаю русским, но, когда надо, я – якут. У меня в паспорте написано «якут», я свободно говорю на якутском языке, но среди русских я ни разу не чувствовал дискомфорт. Я такой же, как вы. Я могу залпом выпить стакан водки и не уйти в аут, а ни один якут не сможет.

– Кто твой отец? – спросил Воронов.

– Студент какой-то. С матерью на одном курсе в институте учился. Она показывала его фотку, но я не уверен, что это мой папа. Маманя могла подсунуть родственникам фотографию любого симпатичного парня и заявить, что забеременела от него. Проверить-то никто не сможет.

– Женитьба, алименты?

– Родители моего папы не захотели иметь узкоглазого внука, да и сам он, судя по всему, с якуткой жить не планировал. Мать не настаивала. Бросила учебу и уехала домой. Родня приняла ее с восторгом. Еще бы! У нас с прошлого века русской крови в роду не было, самая пора освежиться. Родился я, все рады и довольны, никакие алименты не нужны. У меня дядя в оленеводческом совхозе работает. Если надо, он без вопросов деньжат подкинет, хоть на джинсы, хоть на японский магнитофон.

– Если бы твоя мама приехала беременной от тувинца, что бы тогда было?

– Ее бы назад отправили. Сказали бы: с кем нагуляла, тот пускай и воспитывает. Вы, мужики, не пытайтесь понять менталитет и обычаи народов Севера. У вас, русских, никогда не было проблем с вырождаемостью, а на Севере они есть. Никто из вас свою жену гостю не предложит, а у нас, в отдаленных поселках, это обычное дело. С соседом женой не поделятся, а вот с заезжим геологом – запросто. Бичу передайте, что якуты с ним разговор не закончили. Пускай в городе осторожнее будет. Я бы ему посоветовал одному за ворота не выходить.

– Если он женится на якутке, вопрос будет снят?

– Вряд ли. Там не в женитьбе дело, а в том, где им дальше жить. Женитьба – это бзик ее двоюродного брата, его идея фикс. Зачем она нужна, я не знаю. На этом – все! Мы обещали сохранять нейтралитет – мы его придерживаемся. А Бич как хочет, так пусть и выкручивается.

Воронов попробовал через Сопунова выйти на Кужугета, но получил отказ.

– Я с ним о национальном вопросе и крови говорить не буду и тебе не советую. Есть люди, для которых национальный вопрос – это болезненная тема. Я ни разу не слышал, чтобы Кужугет обсуждал обычаи и нравы тувинцев. Себя он ведет как русский, зачем я ему о далекой родине напоминать буду? Может, он решил с Тувой отношения разорвать и больше никогда не вспоминать о соплеменниках? Жена у него, кстати, русская, дети на тувинцев совсем не похожи.

Выйдя от Сопунова, Воронов подумал:

«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! На словах у нас братство народов СССР, интернационализм, перешедший в новую историческую общность – советский народ. А на деле как копнешь, так черт ногу сломит! Но в вопросе с Бичом надо все выяснить до конца. Одногруппник все-таки!»

1 Подробнее о Демидове в книге Сорокина Г. Г. «Приговор на брудершафт».

2 В данном случае небольшой кусок прессованной марихуаны.

3 Снять наркотическую ломку (жарг.)

Продолжение книги

Ритуал для посвященных бесплатное чтение

Геннадий Геннадьевич Сорокин Ритуал для посвященных

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

1

2

3

4

5

6

7

8

Геннадий Геннадьевич Сорокин
Ритуал для посвященных